Читать онлайн Обещание Габриеля

Sylvain Reynard

GABRIEL’S PROMISE

Copyright © 2020. GABRIEL’S PROMISE by Sylvain Reynard

В оформлении обложки и суперобложки использована фотография:

© Mikhail_Kayl / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Левин М., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

I

ИНФЕРНО ГАБРИЕЛЯ

II

ВОЗНЕСЕНИЕ ГАБРИЕЛЯ

III

ИСКУПЛЕНИЕ ГАБРИЕЛЯ

IV

ОБЕЩАНИЕ ГАБРИЕЛЯ

Пролог

Поэт остановился. Перо нависло над пергаментом озабоченной птицей.

Слова, которые вложил он в уста своей возлюбленной, осуждали его. Сами чернила его обвиняли.

Работа над «Чистилищем» заставила его по-новому взглянуть на жизнь, изменившуюся, когда не стало ее. Он принес в дань Беатриче свое поклонение, свое раскаяние. Но и не только.

Потому что смерть Беатриче не означала конец их любви. Он продолжал ее любить, и эта любовь преображала его.

Птица-перо опустилась на пергамент, давая голос горю поэта. В этой жизни он не был достоин своей возлюбленной. Но, быть может, в следующей…

В этих строках теперь была его возлюбленная, прекрасная и блистающая. Их любовь осталась жить, но преобразилась и стала глубже. Теперь она принадлежала вечности.

Поэт глядел на город своего изгнания и горевал по далекой родине. Горевал по Беатриче и по тому, чему не суждено было быть.

И надеялся на то, чему быть еще суждено. Возлюбленная открыла ему взор на нечто более далекое, чем она сама, нечто большее, чем земная любовь, нечто внемирное, совершенное, вечное. И он поклялся, очищая собственную душу, что слова, им записанные, будут пророческими, и обещания, данные ей, будут выполнены.

Глава 1

Профессор Габриель О. Эмерсон прижимал к груди новорожденную дочь. Он сидел, откинувшись на спинку стула, рядом с больничной койкой, на которой спала его жена. Вопреки настояниям сестер он отказался положить младенца в стоящую рядом кроватку. Ей безопаснее было в его руках, рядом с его сердцем.

Клэр Грейс Хоуп Эмерсон была чудом. О ней Габриель молил Бога в крипте св. Франциска в Ассизи после свадьбы со своей возлюбленной Джулианной. В то время он не способен был зачать ребенка – результат его собственного отвращения к себе. Но рядом с ним была Джулианна, его Беатриче и его жена, и он молился. И Бог ответил на его молитву.

Девочка шевельнулась, заворочала головой.

Габриель держал ее надежно. Спинка девочки лежала на его большой ладони, ощущавшей ритм младенческого дыхания.

– Мы тебя полюбили раньше, чем ты родилась, – прошептал он. – И с таким волнением ждали, когда ты появишься.

В эту минуту, минуту тихую и нежную, у Габриеля было все, чего он только желал в этой жизни. И если раньше он и был Данте, сейчас он уже им не был: Данте не знал радости женитьбы на Беатриче, не знал восторга рождения плода их любви.

Поэт в Габриеле припомнил странный ход событий, поднявший его из глубин отчаяния на вершины блаженства.

– «Apparuit iam beatitudo vestra[2]», – процитировал он от души, благодаря Бога, что не лишился жены и дочери, несмотря на осложнения во время родов.

Призрак отца вторгся в это счастье, подсказав вырвавшееся обещание:

– Никогда вас не оставлю. Всегда буду с вами обеими, милые мои девочки, пока я жив.

В полумраке больничной палаты Габриель дал себе обещание защищать, любить и беречь жену и дочь. Чего бы это ни стоило.

Глава 2

Это началось с электронного письма. Мелочь – проверка почты. Одно из самых мельчайших и несущественных действий. Коснулся телефонного экрана – и появились сообщения.

Один мудрый канадец написал однажды: «Носитель и есть сообщение». И в этом случае и письмо, и его содержимое были важны невероятно.

Потому что по углам уже шептались.

Сообщество специалистов по Данте не особенно велико, и профессора Габриеля О. Эмерсона в нем отлично знали. Он был первым в своем выпуске в Гарварде и очень скоро после этого сделал себе имя в Университете Торонто.

Потом он оказался в центре скандала – и второй участницей была его возлюбленная Джулианна, бывшая его аспиранткой. Было разбирательство. Трибунал. Решение. Отставка.

Университет не стал поднимать шума. Джулианна получила диплом и поступила в аспирантуру Гарварда. Габриель согласился занять должность профессора в Университете Бостона. Они поженились 21 января 2011 года.

А шепоток все-таки шел. Исходил он от бывшей аспирантки по имени Христа Петерсон, которая утверждала, что Эмерсон – хищник, а Джулианна – шлюха.

Габриель постарался заткнуть рот Христе и опровергнуть слухи, но все равно за его спиной шептались. Сейчас, через несколько месяцев после второй годовщины, Габриель держал совет сам с собой, не желая выражать свое беспокойство в словесной форме. Честно говоря, он боялся, что испортил Джулианне карьеру. В то время академическое сообщество куда более снисходительно относилось к пожилым профессорам, нежели к молодым аспиранткам.

Габриель это знал. И именно поэтому какое-то время тупо смотрел на полученное сообщение.

Оно было от группы, о которой Габриель слышал, но ни с кем из ее участников не был знаком. Прочел письмо еще раз – удостовериться, что не ошибся.

Странное ощущение овладело им. По коже побежали мурашки, вот-вот должно было случиться что-то судьбоносное…

– Габриель? – перебил его мысли голос Джулианны. – У нас все есть? Рейчел повезла домой цветы и шарики.

Габриель хотел рассказать жене о полученном письме, но его прервало внезапное появление доктора Рубио, акушерки. У нее была привычка возникать внезапно, подобно сероглазой Афине в «Одиссее» Гомера. Доктор Рубио появлялась, что-нибудь произносила – и исчезала, зачастую оставляя за собой бурный кильватерный след.

– Доброе утро! – Она улыбнулась Эмерсону. – Нужно кое-что проговорить до выписки Джулии и Клэр.

Габриель убрал телефон в карман пиджака. Самый большой страх своей жизни он пережил недавно, когда по ошибке решил, что Джулианна не пережила родов. И тревога до сих пор его мучила – как похмелье, от которого не избавиться.

Вот почему он, слушая длинный список инструкций и предостережений от доктора Рубио, быстро забыл об этом очень важном письме и об абсолютной необходимости сообщить жене его содержание.

Глава 3

– Что она там делает?

Профессор в зеркало заднего вида внимательно посмотрел на жену, сидевшую сзади рядом с Клэр. Выражение красивого лица было совершенно мальчишеское, в синих глазах танцевали чертики. Он вез семью домой из больницы, и трудно было сдержать радость.

– Все еще спит.

Джулия склонилась над переноской и осторожно погладила младенца по щечке.

Девочкин рот выпятился во сне розовым бутоном. Прядка темных волос выбилась из-под лилового вязаного чепца – подарок от больницы. Красивая была девочка – носик кнопкой, пухлые щечки. Глаза большие, а когда она благоволила их открыть – индигово-синие.

Сердце Джулии переполнялось радостью. Ребенок здоров, а муж еще более надежен, чем она себе представляла. Как-то даже слишком много счастья для одной женщины.

– Если она сделает что-нибудь симпатичное, скажи мне, – с надеждой попросил Габриель.

– Обязательно, профессор! – засмеялась Джулия.

– Мне нравится смотреть, как она спит, – сказал Габриель задумчиво. Он с черепашьей скоростью вел кроссовер «Вольво» по улицам Кембриджа. – Она восхитительна.

– Папочка, на дорогу надо смотреть.

Габриель бросил на нее взгляд искоса.

– С каких это пор ты так медленно ездишь? – поддразнила его Джулия.

– С тех самых, как все, что мне дорого, оказалось в этой машине.

Лицо Габриеля смягчилось, он переглянулся с Джулией в зеркале. У нее замерло сердце.

Габриель оказался таким увлеченным отцом, что это превзошло все ее ожидания. Джулия вспомнила первую ночь в больнице после рождения Клэр. Габриель всю ночь держал девочку на руках и не хотел с ней расставаться.

Когда-то он сказал, что навсегда запомнит Джулианну в ту ночь, когда они любили друг друга впервые. А она до конца жизни будет помнить, как ее муж прижимал к груди их ребенка.

Глаза наполнились вот-вот готовыми пролиться слезами. Чтобы скрыть их, Джулия наклонилась над переноской.

Габриель повернул машину на свою улицу – медленно-медленно.

– Что за чертовщина?

Приподнятое настроение исчезло немедленно – будто корабль наскочил на айсберг.

– Не выражайся, – тихо одернула его Джулия. – Давай не будем учить ребенка плохим словам.

– Если бы она не спала, ей бы тоже захотелось узнать, что это за чертовщина. Посмотри на наш газон.

Габриель направил машину к подъездной дорожке, не сводя глаз с переднего двора участка. Джулия посмотрела туда же.

На лужайке у дома собралось целое скопище розовых пластиковых фламинго. Ужасных розовых пластиковых фламинго. Гигантский деревянный фламинго стоял у входной двери, сжимая в клюве табличку, гласившую:

Поздравляем Габриэля и Джулию! У них девочка!

Маленьких фламинго было столько, что между ними едва можно было разглядеть травинки.

Это было нашествие. Нашествие ярких, кричащих садовых скульптур, выбранных каким-то психом с полным отсутствием хорошего вкуса.

– Твою мать! – воскликнула Джулия.

– Не выражайся, – осклабился Габриель. – Я так понимаю, ты этого не ожидала?

– Нет, конечно. Я даже почту на этой неделе почти не смотрела. Твоя работа?

– Ты думаешь, я мог такое сделать?

Профессор был возмущен. Уж как-нибудь Джулианна должна знать, что его вкус не допустил бы такой пластиковой мерзости.

Но ее замечание ему напомнило про сообщение, полученное еще в больнице. Его содержание было срочным, и надо о нем поговорить с Джулией. Она его отвлекла, рассмеявшись:

– Может быть, они от Лесли, нашей соседки? Или от твоих коллег по университету?

– Сомневаюсь. У них наверняка хватило бы здравого смысла прислать шампанское. Или виски.

И опять он собрался рассказать Джулии о письме. Но когда он заезжал на дорожку, распахнулась боковая дверь и выбежала Рейчел, его сестра.

Она улыбалась во весь рот и была одета в домашнюю футболку и джинсы, на ногах босоножки. Длинные прямые светлые волосы рассыпались по плечам, серые глаза светились.

– Кажется, мы нашли источник этого китча.

Габриель покачал головой.

Джулия тронула его за плечо:

– С ее стороны это очень мило. Она же столько моталась между домом и больницей, так помогла.

– Я знаю, – нахмурился Габриель.

– Пусть ты считаешь, что эти фламинго аляповаты, но попробуй посмотреть шире.

Габриель вздернул подбородок:

– Ладно, постараюсь смотреть шире.

– Я имею в виду: «Постарайся так, чтобы можно было поверить», – пояснила Джулия.

Габриель нахмурился сильнее, и Джулия, отстегнув ремень, подалась вперед, прижалась губами к его щеке.

– Люблю тебя. Ты чудесный муж и невероятный отец.

Габриель опустил глаза, побарабанил пальцами по рулю. Джулия взъерошила его темные волосы:

– Может, несколько этих фламинго мы себе оставим? Для сада?

Габриель посмотрел на нее бешеным взглядом.

– Я шучу. – Она подняла руки, сдаваясь. – Ну сделай чуть более довольный вид, ладно?

– Ладно.

Габриель шумно выдохнул, выключил двигатель и вылез из машины.

– Что вы так долго? – Рейчел наспех обняла брата и открыла заднюю дверь. – Мы все утро ждем.

Габриель наклонился над открытой дверью, глядя, как Рейчел влезает на заднее сиденье.

– Им надо было осмотреть Джулианну и Клэр перед выпиской. И перед нашим отъездом проверить автомобиль и автомобильную переноску.

– Это понятно, – ответила Рейчел. – Но ведь не три же часа это должно было занять? Вы что, ползли как улитки?

Габриель смахнул с куртки воображаемую соринку. Потом присмотрелся к заднему сиденью.

– Рейчел, минутку, – предупредил он. – Я должен отстегнуть переноску от базы.

– Давай быстрее. Только зайди со стороны Джулии, потому что я с места не сдвинусь. – Рейчел наклонилась над спящей племянницей и улыбнулась до ушей. – Клэр, привет!

Джулия наклонилась над ребенком – тронуть подругу за руку.

– Фламинго чудесные.

– Я знала, что ты оценишь, – просияла Рейчел. – Папа сомневался, а по-моему, они великолепны. И даже Скотт вложился.

– Надо будет снять Габриеля среди фламинго и послать Скотту.

Рейчел засмеялась:

– Непременно. Он увеличит до постера и повесит у себя на стене.

Джулия сняла с ребенка чепчик, открыв шапочку темных волос. Показала на розовую заколку, которую тщательно пристегнула.

– Клэр надела тот подарок, что ты вчера нам привезла.

– Подходит к розовой пижамке.

Рейчел осторожно тронула головку ребенка, выражение ее лица на миг изменилось. Джулия посмотрела на подругу. В глазах у Рейчел мелькнула печаль, но тут же пропала, и Рейчел улыбнулась спящей племяннице.

– Я тут пару штучек для волос купила вчера вечером. Раз у нее столько волос, их надо будет укладывать.

Джулия кивнула.

– Нести ее придется Габриелю. Мне пока не положено поднимать ничего тяжелее девяти фунтов – из-за швов.

Рейчел глянула на живот подруги:

– Да, это неприятно.

– Никаких неприятностей! – Габриель подмигнул сестре, помогая Джулии вылезти. – Я рад, что ты приехала.

– Я сама рада.

Рейчел смотрела, как он аккуратно вытащил переноску и направился к дому.

– Не спеши так! – Она его догнала. – Я хочу ее понести.

Со смешинкой в глазах Габриель отдал переноску, но сперва сказал, чтобы была осторожнее. Поздоровался с Ричардом – их с Рейчел отцом, – и двое мужчин встали у двери, держа ее открытой.

Джулия вслед за Рейчел пошла в дом.

– Спасибо, что посторожила дом. Понимаю, вышло чуть дольше, чем рассчитывали.

Рейчел, держа переноску двумя руками, ответила:

– Я не собиралась уезжать до вашего возвращения. Аарону работать надо, иначе бы он тоже тут был.

– Все равно большое тебе спасибо. Я знаю, что ты тут на звонки отвечала, принимала курьеров и все такое.

Рейчел пожала плечами:

– Для того и нужны родственницы, Джули. Чтобы друг другу помогать. Мне просто повезло, что немножко дней отпуска осталось. Ребекка тут нас избаловала своей кухней. Вот увидишь, что она на ланч приготовила.

– Отлично, а то я с голоду помираю.

У Джулии уже в животе бурчало. Она вошла в кухню.

На кухонном столе стоял лучший фарфор Эмерсонов, их лучшее серебро и хрусталь. К стулу Джулии привязали розовые гелиевые шары, а центр стола занимал большой букет красных и белых роз. Почти весь кухонный стол был заставлен едой, цветами или подарками в яркой обертке.

– Сюрприз! – сказала, выходя вперед, пожилая женщина с короткими седыми волосами и серовато-синими глазами.

– Кэтрин? – Джулия замахала рукой, не веря.

– Я думал, ты в Оксфорде.

Габриель опомнился от удивления и приветствовал бывшую коллегу поцелуем в щеку.

– Была там. Приехала в Кембридж знакомиться с крестницей. – Профессор Пиктон обняла Джулию и шагнула назад. Глаза ее блестели. – Можно мне ее подержать?

– Конечно.

Габриель вынул ребенка из колыбели и успел поцеловать перед тем, как передать Кэтрин.

Клэр открыла большие синие глаза. Кэтрин улыбнулась:

– Здравствуй, Клэр! Я твоя тетя Кэтрин.

Младенец открыл крохотный ротик и зевнул.

– Красивое имя – Клэр, – продолжала Кэтрин, не смущаясь девочкиной сонливостью. – Я думала, что твои родители назовут тебя Беатрис. Но теперь вижу, что ты больше похожа на Клэр.

– Как нам будет интересно! – прошептала Кэтрин ребенку. – Я тебя научу итальянскому и расскажу про Данте и Беатриче. А когда ты подрастешь, повезу тебя во Флоренцию и покажу тебе, где жил Данте.

Девочка будто смотрела на тетю осмысленно. Кэтрин наклонилась к ней ближе и прочла вслух:

Габриель узнал строки из «Новой жизни» Данте – Кэтрин цитировала его хвалу прекрасной Беатриче.

Джулия замерла.

И вдруг, неожиданно, как разражается гроза над пикником, разрыдалась.

Глава 4

Все затихли, все взгляды обратились к Джулии. Она, закрыв рот ладонью, пыталась подавить всхлипы.

Ричард, Кэтрин, Ребекка и Рейчел стояли потрясенные, не зная, что делать.

– Дайте нам минуту, – тихо сказал Габриель, все так же обнимая Джулию за плечи, вывел ее в гостиную, в тихий уголок у окна.

– Милая, что случилось? У тебя что-то болит?

Он нагнулся озабоченно, вглядываясь в ее лицо.

Джулия закрыла глаза, но слезы все текли. Она покачала головой. Габриель привлек ее к себе:

– Не понимаю. Ты хочешь, чтобы все ушли?

Она снова покачала головой. Габриель прильнул щекой к ее волосам:

– Я не знал, что они все это задумали.

– Шаров тут вдвое больше, – сказала она неразборчиво.

– А гелий опасен для младенцев?

– Нет. Да. Не знаю. – Она схватила его за рубашку. – Не в этом дело. Тут вдвое больше подарков и цветов, чем было в больнице. И еще фламинго на нашем газоне!

– Милая, фламинго я могу убрать. – Габриель поцеловал ее волосы. – Прямо сейчас займусь.

– Не в них дело! – Джулия запустила руку в карман Габриеля, вытащила носовой платок. Помахала у него перед лицом. – Как хорошо, что я это тебе купила.

Она высморкалась.

– Джентльмен всегда имеет при себе платок – как раз на такой случай. – Габриель погладил ее по спине, еще заботливей, чем прежде. – Тебя расстроили фламинго, но ты не хочешь, чтобы я их убирал?

– Кухня набита подарками. Кэтрин приехала из самой Англии и Данте цитирует!

Джулия снова разразилась слезами.

Габриель нахмурился – видеть слезы жены ему было больно.

– Ну конечно, подарки. Новорожденным их всегда дарят. Традиция такая.

– Сколько в кухне моих родственников?

Джулия промокнула нос. У Габриеля сжалось сердце.

– Твой отец и Диана хотели тут быть, но Томми заболел. Ты скоро их увидишь. – Он пальцами стер слезы Джулии. – А в кухне родные, наши родные. Те, кто любит тебя и Клэр.

Она сглотнула слюну.

– Я скучаю по твоей маме. Скучаю…

Габриель вздрогнул, как от боли. В незаконченной фразе Джулии было море страдания. У нее было несчастливое детство с матерью – наполовину жестокой, наполовину равнодушной.

– Мне тоже не хватает Грейс, – признался он. – Я думаю, нам всегда будет ее не хватать.

– Я мать всего пару дней, но люблю Клэр так сильно, что все для нее готова сделать. Почему же с Шерон так вышло?

Габриель посмотрел на жену:

– Не знаю.

Это была правда. Как, чем можно объяснить безразличие и жестокость? От своего биологического отца он получал и то и другое. И понял наконец, что любая попытка объяснить подобное поведение бесполезна, потому что объяснение чаще всего маскирует оправдание. А оправданий он слышать не желал.

Габриель положил ей руки на плечи, слегка их стиснул.

– Джулия, я люблю тебя. Мы любим друг друга, и мы любим Клэр. Начали мы свою жизнь не с лучшими ролевыми моделями, но подумай, что у нас есть сейчас: все, кто у нас на кухне, потом еще Том и Диана, и Скотт с Тэмми, и все, кого мы любим. Наша задача – создать собственную семью. Для Клэр.

– Она не будет знать, каково это – когда мать тебя не любит, – сказала Джулия, и ее голос прозвучал яростно.

– Не будет. – Габриель обнял ее крепче. – И еще у нее есть отец, который очень любит ее и ее маму.

Джулия вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Прости, что все испортила.

– Ничего ты не испортила. Сегодня твой день. Имеешь право плакать, если хочешь.

Джулия рассмеялась – как солнце выглянуло после дождя. Потом, ни с того ни с сего, привстала на цыпочки – глянуть через плечо Габриеля в окно.

– У нас весь газон уставлен этими фламинго.

У Габриеля дернулись губы:

– Уставлен.

– Мне они даже нравятся.

– Мне кажется, ты сильно недоспала. – Он поцеловал ее в лоб.

– Не знаю, что со мной такое. Мне хочется смеяться из-за этих дурацких фламинго, хочется плакать, потому что у нас такая классная родня. И есть хочется.

– Доктор Рубио предупреждала, что выздоравливать ты будешь дольше обычного – из-за осложнений. И ты каждые два-три часа кормила девочку. Естественно, что ты проголодалась.

– И одного фламинго я хочу в детскую.

Габриель вскинул голову.

Такой фламинго начисто загубит всю эстетику, что мы так тщательно создавали, подумал он. Это будет преступлением против дизайнерского искусства.

И сменил тему:

– Может, тебе поспать, а я всех разгоню по домам?

– Трудно будет. Кроме Кэтрин, все они сейчас живут у нас.

– Тоже верно.

– Так у кого же из нас недосып, профессор?

Джулия улыбнулась и взяла его за руку.

Габриель другой рукой потер лоб.

– Закажу им номера в «Леноксе». Хороший отель.

Джулия с озабоченным видом посмотрела в его честные синие глаза.

– Не прогоняй их. Со мной все хорошо. Нет, правда.

Габриель посмотрел на нее скептически. Она прильнула к нему, и вдруг на него нахлынуло воспоминание: Джулия в родильном зале. Она лежала на каталке, бледная, тихая-тихая. Докторша орала на сестер, чтобы вывели его из помещения.

Он подумал, что она умерла.

Сердце засбоило, Габриель приложил руку к груди. Джулия взглянула на него пристально:

– Что с тобой?

Он моргнул:

– Полный порядок. – Он скрыл волнение, крепко ее поцеловав. – О тебе волнуюсь.

Джулия собралась ответить, но тут послышалось покашливание.

Они оба обернулись: в дверях стояла Ребекка, домоправительница и друг семьи – высокая, на голове пучок темных с проседью волос, соль-с-перцем, большие темные глаза.

Ребекка подошла к ним и обеспокоенно посмотрела на Джулию:

– Ты как?

– Нормально. – Джулия развела руки в стороны. – Просто глаза на мокром месте.

– Это гормоны. – Ребекка потрепала ее по плечу. – Организм не сразу вернется к норме. Еще много раз настроение будет мотаться вверх-вниз.

– А!

Лицо Джулии успокоилось, будто слова Ребекки стали откровением.

– Со мной то же самое было, когда у меня сын родился. Я то смеялась, то плакала. Но постепенно все улеглось, не переживай. Хочешь лечь? Ланч можно отложить.

Джулия посмотрела на Габриеля – он поднял брови.

– Нет, я хочу всех видеть, – сказала она. – И есть хочу.

Джулия голодными глазами посмотрела в сторону кухни.

– Ланч почти готов. Не торопись.

Ребекка обняла Джулию и скрылась в гостиной.

– Забыла я про эти гормональные флуктуации. – Джулия взглянула на Габриеля. – У меня такое чувство, будто я потерялась.

– Ничего подобного, – твердо возразил он. Взял Джулию за подбородок, нежно поднял к себе ее лицо и поцеловал медленно и сладко. – Мы не можем потеряться, пока мы друг у друга есть.

Джулия ответила на поцелуй.

– Я так рада, что ты здесь. Понятия не имею, как бы со всем этим одна справлялась.

Габриель сжал губы. Он опять вспомнил то важное письмо, но решил, что сейчас неподходящий момент о нем говорить. И показал рукой на окно:

– У нас там на газоне – тысяча и один фламинго. Нельзя сказать, что ты одинока.

Джулия глянула в очень-очень серьезное и слегка раздраженное лицо Габриеля. И разразилась взрывом смеха.

Глава 5

Габриель смотрел волком на миллион металлических наконечников, винтов и пластиковых деталек, с военной точностью выложенных вдоль ковра детской. (Следует отметить, что никаких фламинго здесь видно не было.) Потом испепеляющим взором взглянул на коробку, где была лихо изображена подвесная колыбель, и снова мрачно уставился на разложенные детали.

– Твою ж…

За спиной кашлянули.

Габриель обернулся – в дверях стоял Ричард, держа на руках Клэр. Ребенок был беспокоен, и Ричард изо всех сил старался ее угомонить, прижимая к себе и укачивая.

– Где Джулия?

Габриель подошел к дверям и осторожно тронул детскую головку.

– Наслаждается более чем заслуженным сном. Клэр полагалось бы тоже спать, но она не хочет. Я сказал, что похожу с ней и попробую ее укачать.

Ричард говорил тихо, успокаивающим тоном, круговыми движениями поглаживая спинку ребенку.

– Давай я ее возьму.

Габриель протянул руки.

– Нет-нет. Я со своей новой внучкой готов проводить столько времени, сколько будет возможно. Но мы тебя возьмем в компанию. – Ричард аккуратно обошел все металлические детали и встал у окна. – Как, получается?

Габриель неопределенным жестом показал на засыпанный ковер.

– Воюю с колыбелью.

Ричард засмеялся:

– И мне приходилось. И велосипеды собирать, и совершенно невозможные игрушки на Рождество. Мой совет: заткни пасть инстинкту, подсказывающему разобраться самому, и делай по инструкции.

– У меня диплом Гарварда! Уж как-нибудь разберусь, как собрать детскую колыбель.

– У меня диплом Йеля. – В серых глазах Ричарда мелькнули искорки. – Но опыт подсказывает, что надо читать инструкции.

Габриель сухо улыбнулся:

– Не могу допустить, чтобы выпускник Йеля меня переплюнул. – Он сунулся в большой ящик и достал брошюру с инструкциями. Поправил очки. – Тут на китайском, испанском, итальянском и немецком.

– Я такую собирал, когда мы с Грейс привезли домой Скотта. Всю ночь с ней возился и приделал ножки задом наперед. Так и не сообразил, почему нет равновесия, пока Грейс не исправила.

Габриель хмыкнул и всмотрелся в тексты в брошюре:

– По-итальянски ерунда выходит. Наверняка наняли переводчиком первокурсника. Надо будет написать компании рекламацию.

Ричард посмотрел на сына с едва скрываемой усмешкой:

– Сначала, наверное, надо собрать. – Он кашлянул. – Скотт родился с куда меньшими трудностями, чем Клэр. Несколько минут назад видел Джулию, она выглядела бледной.

Габриель положил инструкцию:

– Пойду ее проведаю.

– Рейчел там была, поправляла подушки и задергивала шторы. Но тебе, наверное, стоит пойти ее навестить.

Габриель протер глаза за очками:

– Роды пошли не так, как ожидалось.

Ричард наклонил голову – посмотреть на Клэр. Ее глаза были закрыты. Он стал качать ее медленнее, но не перестал.

– Джулии нужны будут забота и сильная поддержка. Ты в отпуске или…

– А, вот по-английски.

Габриель опустил голову, чтобы скрыть лицо, и стал читать инструкцию.

– Да, в отпуске по рождению ребенка.

Ричард поднял голову:

– Джулия собирается возобновить учебу в сентябре, да? А ты будешь преподавать?

Габриель ощетинился:

– Это моя профессия.

Учитывая полученное утром сообщение, он вряд ли будет преподавать в следующем году в Бостонском университете. Почти наверняка не будет. Но об этом факте он не мог сообщить никому, включая Джулию.

Он присел и начал собирать детали согласно напечатанной инструкции.

– Мы рады, что вы с Рейчел смогли приехать к нам пожить. На этой неделе мы собираемся окрестить Клэр, а Рейчел хотели попросить в крестные.

– Не сомневаюсь, она будет в восторге. А я рад, что мы сможем присутствовать на крещении. – Ричард, видимо, обеспокоился, заметив, что сын явно пытается сменить тему. – Как ты вообще справляешься?

– Нормально, – нетерпеливо ответил Габриель. – С чего бы вдруг нет?

– Отцовство – большая ответственность, – мягко заметил Ричард.

Габриель сидел на корточках, глядя в ковер.

– Да. – Он выдохнул. – А как ты понял, каково быть отцом?

– Не сразу. Делал ошибки. Но Грейс – невероятная мать. У нее природный инстинкт родительства. И мне повезло самому иметь превосходных родителей. Они умерли до твоего рождения, но создали дом, где царили любовь и забота. Я пытался создать такой же вам, детям.

– У тебя получилось.

Габриель взял с пола металлическую ногу и стал вертеть ее в руках. Ричард продолжал:

– Быть родителем – обязательство. Ты обязуешься любить своих детей, что бы ни случилось. Ты обязуешься защищать их от опасностей. Ты обязуешься их обеспечивать, их учить, их наставлять. И с Божьей помощью, с массой терпения и тяжелой работы ты эти свои обещания выполнишь.

Габриель что-то промычал и положил металлическую ногу на ковер. Потянулся за мотором колыбели.

Ричард устроил Клэр так, чтобы она лежала у него на руках спиной.

– Ты тревожишься, каким ты будешь отцом?

Габриель пожал плечами.

– Ты выбрал в жены Джулию. Она чудесная женщина и идеальный для тебя партнер. Вы с ней наладите жизнь, а я всегда буду готов вам помочь. Я каждый день благодарю Бога, что у меня есть вы, дети, а еще сын Тэмми и Скотта, а теперь еще и Клэр. Как же мне повезло – быть таким молодым дедом и радоваться внукам.

Габриель отложил мотор и начал соединять две большие металлические детали. Ричард устроился в большом кожаном кресле в углу, держа на руках спящую Клэр.

Габриель взглянул на свою дочь, на надежно держащие ее руки отца.

У Ричарда на пальце все еще было обручальное кольцо. Габриелю хотелось, так хотелось сказать Ричарду, что в больнице ему снилась Грейс. Но даже через три года после смерти жены Ричард все еще носил печать горя – сеть глубоких морщин на лице и седину в волосах. Так что о явлении ему Грейс Габриель решил промолчать.

Он соединил подставки с вертикальными стойками опоры.

– Во время родов начались осложнения. Меня выставили из зала. Потом дали мне Клэр, но Джулию не показали. Я думал, что она умерла.

– Сын… – Голос Ричарда сорвался.

Габриель сунул руку в ящик с инструментами, взял отвертку, начал затягивать болты.

– Как ты справляешься? – спросил он.

Ричард нежно, чтобы не разбудить, тронул головку Клэр.

– Если коротко – справляюсь. Но прежней жизнь уже не будет. Принятие освобождает, – продолжал он. – Я понимаю, что изменилось все, и стараюсь свои взгляды изменить соответственно. Но все равно я по ней горюю. Горюю по ней, по несбывшемуся. Время идет, горе слабеет, но не исчезает никогда, а я научился с ним не бороться. Я утратил любовь всей своей жизни, и эту потерю буду ощущать всегда.

– Она иногда является ко мне во сне. Но только в нашем доме. И меня это утешает.

– Мне жаль, что я не был тогда с тобой.

Ричард посмотрел недоуменно:

– Но ты же был?

– Не совсем. – Габриель погрузился в сборку колыбели, навинчивая на ножки распорки, чтобы конструкция не шаталась. – Я тогда погряз в собственном эгоизме.

– Когда умерла Грейс, ты пришел и сел со мной на землю.

Габриель поднял брови.

– Из Библии, книга Иова, – пояснил Ричард. – Друзья Иова услышали о его страданиях и пришли навестить его.

– Друзья Иова не такие уж герои, – возразил Габриель.

Он присоединил мотор к опорам и убедился, что конструкция не опрокинется.

– Тоже верно. Но когда они увидели Иова, сидящего на земле, то пришли и сели с ним. И не говорили ни слова семь дней, потому что видели, сколь велика его скорбь. – Ричард подождал, пока Габриель посмотрит ему в глаза. – Когда умерла Грейс, ты пришел и сидел на земле со мной.

Габриель промолчал. Чувства кипели в его груди. Взяв гаечный ключ, он затянул болты, крепящие мотор к опорам.

– Я часами размышлял о своей утрате. Но часами же и вспоминал счастливые времена. И заключение, к которому я пришел, таково: лучшее, что мы можем друг для друга сделать, – это быть рядом и любить. – Ричард замолчал, наклонился и поцеловал Клэр в макушку. – Когда моя внучка капризничает, я могу ее обнять. Когда Рейчел горюет, могу ее утешить. Когда моему сыну и его жене нужна лишняя пара рук или выражение поддержки, я буду с ними. Время, любовь, поддержка – вот это самая суть того, что значит быть родителем.

Ричард улыбнулся:

– Ты входишь в новую фазу семейной жизни. Да, будут трудности. Но ими ты займешься, когда они появятся. Думай о настоящем, и пусть тревоги о будущем не портят тебе радость.

Габриель был занят перемещением конструкции с ковра на шкаф. Сел оценить свою работу.

– Отличная работа, Гарвард!

– И правда отличная. – Серые глаза Ричарда смеялись. – Ты собрал все, только колыбель не прикрепил.

Габриель в отчаянии посмотрел на собранный аппарат. Обернулся – притаившаяся колыбель лежала у него за спиной. Обеими руками он схватился за волосы:

– Бллл… лин!

– Такова отцовская доля, – усмехнулся Ричард.

Глава 6

Перед самой полночью Габриель почти бесшумными шагами обошел темный дом. Он всегда так делал перед сном.

Проверил, что все двери заперты, пошел проверять окна.

Выглянув в окно, выходящее на Фостер-плейс, он заметил медленно едущую машину. Черная, ничем не примечательная. Но на Фостер-плейс машины бывают редко, потому что здесь тупик. А имеющиеся два парковочных места доступны только для жителей.

Машина замедлила ход, проехав мимо Габриеля, доехала до тупика и еще раз проехала мимо на черепашьей скорости. Передний номер был заляпан грязью, стекла тонированы.

Габриель посмотрел вслед машине, которая свернула на соседнюю улицу, потом задернул оконную штору. И пошел проверять первый этаж.

Месяца за три до того Джулия решила украсить дом фонарями, в каждом из которых имелась свеча без пламени. Эти фонари давали теплые волны мягкого света. Расположила она их стратегически – по одному в каждой комнате, один у основания лестницы, один наверху, один рядом с детской на втором этаже и еще один – снаружи гостевой ванной. Фонари были запрограммированы включаться в сумерках и светить до утра.

Габриель минуту полюбовался приятным переливом фонарей, восхищаясь, как они сдерживают тьму. Он про себя похвалил Джулию за предусмотрительность: никто теперь не споткнется на лестнице или по дороге в детскую. Мелочь, быть может, зажечь фонарь. Но Габриелю это действие казалось все более и более значительным, когда он прикидывал, каков был бы этот вечер, если бы Джулианна не выжила в родах.

Молитва Габриеля была спонтанной, как переполнявшая его благодарность за свою семью. Как любовь Джулианны к нему.

Убедившись, что дом надежно закрыт, он поднялся по лестнице. Остановился возле детской и включил свет. Новая колыбель гордо стояла посреди комнаты, набитой подарками и детскими вещами. А над шкафом Ричард большими белыми буквами написал имя Клэр.

Габриель улыбнулся и выключил свет.

В главной спальне причудливый свет ночника рисовал розовые звезды над той половиной кровати, где спала Джулианна. Сама Джулия свернулась под одеялом калачиком. Детский манеж стоял чуть поодаль. Клэр лежала завернутая в мягкую материю в колыбели, надежно закрепленной на приподнятом полу манежа.

Габриель слегка тронул ее лоб, тихо, чтобы не разбудить.

– Папа тебя любит.

Он повернулся к спящей жене и поцеловал ее волосы. Быстро оглядел обстановку, остановив взгляд на большой репродукции картины Генри Холидея, изображавшей Данте и Беатриче, на стене напротив кровати. Снова всмотрелся в лицо Беатриче, отметив поразительное сходство своего кареглазого ангела с возлюбленной поэта.

Он перевел взгляд на большие черно-белые фотографии его самого и Джулии: их он делал с самого начала, как только они стали жить вместе. Были, конечно, и другие. У него в кабинете висели целые серии снимков, где было видно, как красиво менялось тело Джулианны на всех этапах беременности. И сотня цифровых фотографий Клэр, снятых в больнице и сохраненных на компьютере.

Но сейчас он с нежностью глядел на старую фотографию, где Джулианна грациозно изогнула шею, а его руки гладят ее длинные каштановые волосы. И на фотографию Джулии на краю ванны: изящная спина и чуть видна сбоку одна грудь.

В нем возникло желание. Желание соединения тел – то, что было невозможно в последние недели. Любовь научила его терпению, и он не будет таким эгоистом, чтобы сейчас давить на нее своими потребностями. Но профессор Эмерсон не был терпеливым человеком. И естественной склонности к целибату в его характере тоже не имелось. Чем больше думал он о жене, чем больше смотрел на ее роскошное и красивое тело, тем сильнее росло желание.

Габриель потер глаза.

Еще пара дней. До Джулии у меня бывали месяцы целомудрия, и я был женат. Еще пару дней как-нибудь переживу.

Застонав, он прошел к своей стороне кровати возле окна. Он привык спать голым, но это теперь стало недопустимым. Нахмурившись, как угнетенный, он стащил с себя футболку и отбросил ее, оставшись в одних пижамных штанах. И натянул одеяло снова.

Тут же подпрыгнул, чертыхнувшись.

Прямо у него на подушке лежал здоровенный пластиковый фламинго. Птица на него смотрела в упор с безумной ухмылкой.

Габриель выругался.

На другой стороне кровати захихикали.

Включив лампу, Габриель хмуро уставился на жену:

– Et tu, Brute?[4]

– А что такое?

Джулия перевернулась к нему лицом, изображая, будто только что проснулась. Но серьезного лица не удержала.

Габриель скривился, взял газонную игрушку двумя пальцами и стал с отвращением рассматривать.

– Да ладно, брось! – рассмеялась Джулия. – Это же весело.

Он наморщил нос, поставил фламинго на пол. И отпихнул в сторону ногой.

– Надеюсь, ты его хоть обтерла, когда из земли вытащила.

– Уж и не помню. – Она подмигнула.

Он ощупал наволочку сверху вниз.

– Надо постельное белье сменить.

Она вновь улеглась.

– Поздно. Клянусь, я его вымыла перед тем, как положить тебе на подушку.

Габриель посмотрел на нее с сомнением. Она похлопала ладонью по простыне с его стороны.

– Смотри, все чисто и хорошо. Ложись спать, день был трудным.

Он посмотрел в ее усталое, но ожидающее лицо и поднял глаза к небу. Покачал головой.

– Ладно. Но утром я постель сменю. И все продезинфицирую.

Габриель что-то вынул из ящика ночного столика и спрятал в ладони. Не выключая свет, залез под одеяло.

– Наверняка это Рейчел тебя подговорила.

– Нет, – зевнула Джулия, – сама додумалась.

Он привлек ее к себе и поцеловал в висок.

– Люблю слышать твой смех, – сознался он. – И видеть улыбку.

Джулия прижалась к нему.

– Прости, что я плакала. Просто усталая была и потерянная.

– Я за тебя беспокоился.

– Все у меня нормально.

– У тебя нет причин быть усталой и потерянной. Потому что у тебя есть я.

Она положила голову на его обнаженное плечо.

– Это хорошо, потому что ты мне нужен. И Клэр ты тоже нужен.

Габриель зарылся лицом в ее волосы.

– Каждый день – это дар. И я клянусь, что его не растрачу.

– И я клянусь.

Он взял ее за левую руку.

– Хотел тебе кое-что дать в больнице, но там мы совсем не были наедине. Потом хотел отдать тебе дома, но как-то момент был неподходящий.

Джулия подняла голову:

– И что это?

Он положил ей в руку коробочку, синюю, как яйцо малиновки.

Джулия тут же села, развязала белую ленточку и открыла крышку. В ней лежала бархатная коробочка поменьше. Габриель взял ее и открыл, протягивая Джулии.

Внутри находилось кольцо с большим овальным рубином, окруженным двумя круглыми бриллиантами. Само кольцо было платиновое и напоминало обручальное кольцо Джулианны. Габриель надел это кольцо жене на безымянный палец.

– Это подарок в память того огромного дара, что ты преподнесла мне. Рубин – это ты, сердце нашей семьи, а бриллианты – мы с Клэр. Вместе мы семья.

Он наклонился, приложился губами к основанию пальца.

– Красивое! – прошептала Джулианна и в восхищении посмотрела на мужа. – Даже не знаю, что сказать.

Габриель сдвинул брови:

– Но тебе нравится?

– Невероятно. Оно восхитительно. Но самое важное – я люблю то, что оно символизирует. – Джулия смотрела на кольцо. – И оно как раз по размеру.

– Мне пришлось оценивать размер по другим твоим кольцам. Но всегда можно подогнать.

Он коснулся кольца большим пальцем, проверяя, как оно сидит.

– Не могу поверить. Огромное тебе спасибо!

Она поцеловала Габриеля еще раз.

Габриель взял коробочки и ленты и положил на ночной столик. Выключил свет.

– Когда теперь кормить девочку?

– Скоро уже. Я будильник на телефоне поставила.

Габриель устроился под одеялом и привлек к себе Джулию.

– Потом разбуди меня, я сменю пеленки. И ты сможешь быстрее лечь обратно.

Джулия согласно промурлыкала и подняла руку, рассматривая кольцо в полутьме.

– Ага, а то я совсем без сил.

– Так спи тогда, – усмехнулся Габриель.

– А я теперь не хочу. Это все из-за фламинго.

Габриель засмеялся, жена тоже усмехнулась. Но смех стих, и Габриель смотрел в большие выразительные глаза Джулии. Что-то прошло между ними.

Он импульсивно перевернул Джулию на спину. Провел по бровям кончиками пальцев.

– Беатриче…

Когда их губы встретились, она вздохнула.

Электричество, возникшее между ними, не уходило. Габриель не торопился. Губы его отдавали дань поклонения ее губам.

Поцелуй становился все горячее, рука Габриеля гладила бедро Джулии через ночную рубашку. Он нежно дразнил ее языком, и Джулия застонала. Поощренный этим, Габриель продолжал этот танец, и губы его были тверды, настойчивы.

Его рука сдвинулась вверх, застыла над ее грудью. В глазах его был вопрос.

– Твой дар следует отпраздновать, – шепнула она. – Я по тебе скучала.

Габриель широко улыбнулся, его рука птицей порхала на ее груди.

Лицо Джулии слегка изменилось.

– Но еще рано. У меня грудь болит и там, вокруг разреза, и ниже – тоже.

Резко остановившись, Габриель опустил руку на матрас возле бедра жены.

– Прости.

Рука Джулии сместилась к его бедру и стала скользить вверх.

– Я могу тебе помочь.

Он перехватил ее запястье:

– В другой раз.

Поднеся к губам ее руку, он поцеловал бледную кожу, натянутую над синими жилками вен.

Джулия вздохнула с усталостью и досадой. Головой приникла к плечу Габриеля.

– Ты уверен?

– Уверен. Что я для тебя могу сделать?

– Ничего. – Она заставила себя улыбнуться. – Шесть недель – и я буду в порядке.

Шесть недель? Это что ж за адские мучения?

Габриель медленно моргнул. Где-то в глубинах памяти с повелительной интонацией Афины всплыли слова доктора Рубио, что с сексом необходимо повременить. Но тогда он еще не осознал, насколько это будет долго.

– Я бы обязательно, если бы могла, – извиняющимся тоном сказала Джулия. – Прости меня.

Этот серьезный тон отвлек его от воспоминания.

– Не за что тебя прощать. – Он нежно поцеловал ее в нос. – Ну-ка…

Габриель подсунул под нее руки и осторожно помог перевернуться на бок, спиной к себе. Сам прильнул к ней, запустив пальцы в ее волосы. Почувствовал, как от его прикосновений ее отпускает напряжение.

– Я тебе спинку почешу. – Его руки нежно скользнули по ее плечам, по спине. Кожа к коже, он ласкал ее. Встретив напряженную мышцу, разминал. – Как тебе?

– Потрясающе.

Она расслабленно лежала на матрасе.

– А так?

Он сосредоточился на ее правом плече.

– Ощущение приятное.

– Ну вот и ощущай, любимая. Я буду здесь. С тобой. – Он нежно, медленно, целомудренно поцеловал ее между лопатками, почувствовал, как дрогнуло ее тело под губами. – Я буду хорошим, обещаю.

Он знал ее тело. Знал, как сделать так, чтобы удовольствие охватило ее до самых кончиков пальцев. Но сейчас он хотел лишь одного – окружить ее заботой и чтобы она заснула.

Она тихо простонала, не открывая глаз.

Руки Габриеля спустились к пояснице. Он внимательно разминал ее мышцы, пальцы будто что-то шептали ее коже.

Дыхание Джулии выровнялось, и вскоре стало понятно, что она уснула.

Габриель продолжал ее ласкать, но уже легче.

– Твоя любовь лучше вина, – произнес он в темноте. – Никогда не перестану я желать тебя.

Последней лаской он поцеловал ее в плечо и осторожно положил руку на изгиб ее бедра. Вздохнул и поднял к небу печальные глаза.

– Даруй мне чистоту помыслов, Господи! Хотя бы на ближайшие шесть недель.

Глава 7

Тишину разорвал детский плач.

Габриель не сразу стряхнул сонную одурь – так пловец вырывается из-под воды на поверхность. Лежащая рядом Джулия перевернулась, слышно было, как она нашаривает телефон.

Она застонала.

– Уже пора? – спросил он хриплым, заспанным голосом.

– Еще час остался.

Джулия рухнула на подушку и прикрыла глаза руками.

– Я пойду.

Габриель откинул одеяло.

– Да нет, я справлюсь.

– Отдыхай пока, я посмотрю, что с ней.

Джулия медленно натянула одеяло на голову.

Габриель подошел к манежу, взял плачущую Клэр на руки. Когда он прижал девочку к голой груди, та затихла, но тут же начала снова.

Он быстро вышел в детскую, приговаривая и покачивая ребенка, но девочка продолжала плакать даже при включенном свете. Габриель не различал виды плача – пока что. Для него любой плач звучал одинаково, и он не мог понять, что хочет ребенок.

Он положил ее на пеленальный столик и распеленал, осторожно снял распашонку. Плач стал громче.

Шепотом успокаивая Клэр, Габриель убрал мокрый подгузник. Но даже когда он заменил его сухим и чистым, плач не прекратился.

Озадаченный Габриель одел ее и запеленал, взял на руки, приблизив к голой груди, и снова ребенок на миг затих, коснувшись его кожи. Девочка плакала, и Габриель, откашлявшись, попробовал запеть.

Плач не прекращался.

– Не так уж плохо я пою, – возмутился Габриель. – Мотива придерживаюсь.

Он запел громче, покачиваясь туда-сюда, как танцор. Когда кончились слова песни «Ты мое солнышко», он стал придумывать новые.

Он был уже готов отдать ребенка Джулии, чтобы покормила, когда случайно погладил волосы Клэр. Она перестала плакать.

Не желая искушать судьбу, Габриель оставил руку там, где она была, и стал петь дальше. Когда попытался убрать руку, ребенок заплакал снова.

Положил руку на место – младенец затих.

В сонной одури мозг Габриеля работал медленно, но наконец до него дошло, что ребенку холодно. Он достал лиловую вязаную шапочку, которую Клэр выдали в больнице, и надел ее на крошечную головку.

Девочка пошевелилась, закрыла глаза, щека – напротив сердца Габриеля.

Он перестал петь, но продолжал покачиваться.

Он боялся, что если вернуть Клэр в манеж, она опять заплачет. Да все равно Джулии скоро ее кормить. Пусть отдохнет еще несколько минут.

Притушив свет в детской, он сел в большое кресло в углу, поставив ноги на оттоманку. Клэр он держал возле груди, как в первую ночь в больнице.

– Понятия не имею, что я делаю, – прошептал он спящему младенцу. – Но обещаю выучить больше песен.

Глава 8

Габриель брился в главной ванной. Темные волосы были мокрыми, глаза за очками покраснели. Одет он был лишь в белое полотенце, обмотанное вокруг бедер. Габриель прервал свое занятие, когда в ванную вошла Джулианна и закрыла за собой дверь.

– Где ребенок? – спросил он.

– Рейчел сейчас ее переодевает и потом отнесет вниз.

Джулия зевнула.

Было раннее утро, но дом уже проснулся. Ребекка начала готовить завтрак, и с лестницы доносился запах кофе и бекона.

– Ты ночью спала?

Джулия слегка покраснела:

– Да, а ты?

– Кое-как. – Он взял ее за руку, притянул в свои объятия. – Срок и правда шесть недель?

– Боюсь, что да. Но это касается того, что может вытерпеть мое тело, а не твое. – Джулия крепко его поцеловала. – Я хорошо о тебе позабочусь.

Габриель хотел было возразить – и резко передумал. Расплылся в волчьей улыбке.

Джулия подняла руку и поиграла пальцами:

– А за это тебе спасибо. При дневном свете оно еще великолепнее.

– Всегда пожалуйста.

Он ее поцеловал, прижавшись губами к губам.

– Мне нужно в душ, – отстранилась она.

Он поцеловал ее в лоб:

– Лови момент.

Она обняла его за пояс, потом шагнула к бельевому шкафу.

Габриель, делая вид, что продолжает бритье, наблюдал за ней в зеркале.

Она взяла пару толстых белых полотенец, повесила на крюк возле душевой кабины. Открыла дверь в душ. Габриель в предвкушении обернулся.

Джулия взвизгнула и подалась назад, наткнулась спиной на мужа. Он поймал ее за плечи, не давая упасть.

– Et tu, Brute?

Она глянула на него обвиняющим взором.

– Да брось! – Он стиснул ее плечи. – Это же весело.

Джулия покачала головой и пошла к душевой кабине. Внутри стоял пластиковый фламинго в душевой шапочке и ухмылялся ей.

– Надеюсь, ты его вымыл, когда вытащил из земли.

– Не было необходимости, – осклабился Габриель и вернулся к бритью. – Взял того, которого вымыла ты.

– Шапочка для душа – симпатичный штрих.

Джулия пустила воду и осторожно сняла ночную рубашку.

– Тоже так подумал. – Габриель обернулся, посмотрел на Джулию поверх очков. – Будешь мыться вместе с ним?

– Мне там без него одиноко.

И посмотрела на Габриеля пылающим взглядом.

Габриель смотрел, как она снимает бандаж и белье, и не мог отвести глаз от швов. Всего за несколько дней живот Джулии резко опал; теперь на нем улыбкой застыл рубец.

Джулия вошла в душ и закрыла дверь.

Габриель снял очки и прислонился к туалетному столику, пока Джулия стояла под струями воды. Она смахнула воду с ресниц и протянула руку за флаконом геля. И тут остановилась. Посмотрела вниз – кажется, рассматривая швы.

– Что-то не так? – спросил Габриель погромче, перекрывая шум воды.

Она все так же молча смотрела вниз.

Он проследил за ее взглядом и увидел красный водоворот возле ног жены.

– Джулианна? – повторил настойчивее Габриель в приступе тревоги.

Она подняла взгляд, посмотрела на мужа, но словно сквозь него. А потом ее глаза закатились.

Габриель все в том же полотенце прыгнул под душ и подхватил ее, когда у нее подкосились ноги.

– Джулианна!

Он схватил ее в охапку, чувствуя, как обмякло ее тело у него в руках.

Не зная, что делать, он побежал в спальню, положил жену на кровать, накрыл простыней.

– Джулианна? Джулианна!

Она не ответила, он обогнул кровать и бросился к своему столику. Успел разблокировать телефон и тут услышал, что она что-то бормочет.

– Габриель?

Она прищурилась, разглядывая его с недоуменным лицом.

Он сел рядом.

– Как ты себя чувствуешь?

Тронул ее лоб, нет ли жара – но кожа была прохладной.

– Сама не понимаю. – Она опустила глаза вниз: – Отчего у меня волосы мокрые?

Лицо Габриеля стало тверже:

– Ты потеряла сознание в душе.

– Правда? – Она приложила руку ко лбу. – Ощущение – будто только проснулась.

– Я позвоню в больницу.

– Нет, в больницу не надо. – Она подняла простыню дрожащей рукой. – Я кровать намочила.

– И хрен с ней. – Голубые глаза Габриеля вспыхнули.

Она посмотрела на него. Сонная одурь рассеивалась.

– У меня был приступ головокружения в душе несколько дней назад.

– Отчего ты мне не сказала? – резко спросил Габриель.

– Я сказала сестре. Все дело в швах. Надо бы их осмотреть, только у меня от одного взгляда на них голова кружится.

Он наклонился над ней:

– Почему ты ничего не сказала?

– Как-то в голову не пришло. Все со мной в порядке.

Габриель возмущенно фыркнул:

– Совсем не все. Что надо на швах проверить?

Она скривилась:

– Нет ли инфекции, не разошлись ли они. Вокруг швов все онемело, забавное ощущение.

– Надо бы заняться этим онемением. – Он крепче сжал ее руку. – Я видел в воде кровь перед тем, как ты стала падать.

– Кровь?

Глаза Джулии широко раскрылись, ее затрясло. Габриель обнял ее:

– Останься со мной.

Через секунду она стала часто моргать.

– Ощущение, будто сахар крови упал. Может, поэтому я потеряла сознание.

Все еще обнимая жену, Габриель выдвинул ящик ее ночного столика. Пошарил там и достал плитку шоколада.

– Откуда ты знаешь про мою секретную шоколадку? – подозрительно глянула на него Джулия.

– Я внимательный.

Он развернул шоколадку, отломил кусок и протянул жене. Когда сладость расплылась на языке, Джулия замурлыкала от удовольствия.

– Кровит еще с операции. Доктор сказал, что это нормально.

– Повторяю вопрос, Джулианна: отчего ты мне не сказала?

– Я сказала. Помнишь, сегодня ночью? Я тебе сказала, что у меня…

Она сконфуженно замолчала.

– Надо звонить в больницу.

Джулия крепко зажмурилась.

– Ладно, звони. Но я не хочу обратно.

Пока она ела шоколадку, Габриель позвонил в больницу «Маунт-Оберн» и был сразу же переключен на родильное отделение. От Джулии он не отошел, но говорил тихо и спокойно, чтобы ее не напугать. По его виду стало ясно, что услышанное ему не понравилось.

Закончив разговор, он отбросил телефон в сторону.

– Кажется, нам нужно ехать в отделение скорой помощи.

– Это они сказали?

– Нет. – Он скривился. – Они мне сказали, что кровь – это нормально, но надо следить, сколько ее уходит. И проверять, нет ли у тебя жара – что я и сделал. Сказали, что онемение вокруг шва – вещь нормальная и со временем пройдет. Видимо, сами не знают, о чем говорят.

– Окей, но мне кажется, что вряд ли двое новичков-родителей знают больше, чем специализированное отделение. – Она подняла руку, Габриель снова ее взял. – Я помню, что была в душе, и помню, что увидела кровь. И от этого потеряла сознание.

Габриель поскреб недобритый подбородок.

– А когда ты последний раз теряла сознание? Я помню, тебя повело в моем кабинете в Торонто. А крови никакой не было.

– Ты меня напугал. И там было жарко.

– Что да, то да. – Габриель нагнулся поцеловать ее в лоб. – Ты лишилась чувств в моих объятиях, и это было невероятно приятно.

– Бесстыжий профессор.

– Совершенно верно. Я абсолютно бесстыжий. Но не когда ты больна. – Он убрал волосы с ее лица. – Ну так как, едем сейчас в неотложку?

– Мне сперва домыться надо. – Она в отчаянии уставилась на постель. – И простыни надо постирать.

– Я за этим прослежу. – Он встал, помолчал, не отпуская ее руки. – И помогу тебе душ принять.

Она посмотрела на него с таким облегчением, что у Габриеля чуть сердце не разорвалось.

Джулия подвинулась к краю кровати. Габриель помог ей встать и сопроводил обратно в ванную.

Из душа все так же лилась вода, стеклянные дверцы запотели. Габриель быстро убрал розового фламинго (тот уже достаточно отмылся) и поставил рядом с ванной. Потом избавился от мокрого полотенца и помог Джулии залезть в кабину. Вошел следом и закрыл дверцы.

Она посмотрела на него задумчиво:

– Давненько мы вместе душ не принимали.

– Это надо исправить. И мне нужно купить еще шоколадной краски для тела.

Габриель рискнул улыбнуться, но до глаз улыбка не дошла. Он смотрел на Джулию внимательно, как наседка на цыпленка.

Взяв руку Джулии, он положил ее себе на бедро.

– Это чтобы ты не упала, – пояснил он.

Джулия потерла его влажную кожу.

Он поставил жену под струи душа, снова смочил ее волосы. Осторожно погладил ей лоб большим пальцем, легко, будто благословляя, потом стал пальцами прочесывать каштановые пряди. Выдавил себе на руку шампунь и начал наносить его ей на волосы.

– Розы, – выдохнул Габриель.

– Новый, – ответила Джулия, прислонившись к нему и закрыв глаза.

– Мне не хватает ванили.

– Ваниль в геле для душа.

– Превосходно.

Габриель покосился на пол – нет ли там крови. К счастью, не было.

Двигался он медленно, массировал ей голову, любовно втирал шампунь в корни волос.

Джулия подняла вторую руку и положила ему на бедро, крепко держась за него, чтобы не упасть. Ее нос уперся в его грудные мышцы и покрывающие их тонкие завитки волос. Она прильнула к нему лицом.

Промыв ей волосы от шампуня, он нежно покрыл ванильным гелем ее плечи, лебединую шею и набухшие груди. Она открыла глаза.

– Еще болят?

Пальцы Габриеля держались на почтительном расстоянии от сосков.

– Чуть-чуть.

Габриель опустил руки ей на талию, чтобы вода лилась на нее спереди, смывая гель с груди. Наклонившись вперед, он поцеловал ее в ключицы, затем чуть ниже, тщательно избегая касаться сосков.

Плеснул себе в руки еще геля и вспенил его, потом вымыл ей живот, осмотрел швы.

– Держатся. Проблем не вижу.

Его рука спустилась к завиткам ее волос, но не двигалась.

– А тут?

– Только очень осторожно.

Он бережно вымыл ей между ног, внимательно глядя в глаза.

– Как в Умбрии, – прошептала она. – Наша первая поездка в Италию, и ты меня мыл в душе.

У Габриеля загорелись глаза.

– Помню.

– Я была очень неуклюжей.

Нахмурившись, Габриель отнял руку.

– Никогда не считал тебя неуклюжей. Ты пострадала, Джулианна. Нужно было время, чтобы ты ко мне привыкла.

– Не понимаю, как ты меня терпел.

На лице Габриеля отразилось страдание. Он быстро сполоснул руки и взял за руки Джулию.

– Это ты меня терпела, Беатриче. Никогда об этом не забывай. – Он крепко поцеловал ее в середину ладони. – Это я тебя бросил одну в саду. Это я забыл тебя и обращался с тобой омерзительно, пока не вспомнил. А ты все равно думаешь… – Он покачал головой. – В той нашей первой поездке меня мучили старые призраки. И потом, когда мы вернулись в Селинсгроув.

Джулия вздрогнула, вспомнив тот особенно болезненный разговор в лесу за домом Ричарда.

– Но ты еще здесь. – Габриель посмотрел ей в глаза. – И я тоже, и вот почему тебе придется согласиться, чтобы я отвез тебя в больницу. Вчера ты разрыдалась, сегодня потеряла сознание. Может быть, послеродовая игра гормонов, а может быть, и что-то большее.

– Просто я вернулась домой. – Она прижалась щекой к его груди. – Не заставляй меня снова уезжать.

Он положил руку на ее поясницу.

– Но можешь ты по крайней мере поговорить с Ребеккой? Она тоже мать. Я хочу услышать, что думает она.

– Ладно.

– И я хочу, чтобы ты взяла в Гарварде послеродовой отпуск прямо сейчас.

Джулия отодвинулась.

– Нет. Я свой отпуск беру в январе.

Габриель, стиснув зубы, внимательно смотрел на нее. Она убрала руки с его бедер.

– Я и так пропустила неделю занятий. И обещала Грегу Мэтьюзу вернуться как только смогу.

– Джулианна! – пробормотал он. Он старался, изо всех сил старался не говорить ей, что она должна делать. Ясно было, что отпуск она должна брать немедленно. В таком состоянии она не сможет посещать занятия.

Но он уговаривал ее поехать в больницу, а это сейчас было важнее, чем выбор времени для отпуска.

Джулия посмотрела в его несколько угрюмое лицо. Она знала, что он прикусил язык.

– Если ты меня повезешь в больницу, кто приглядит за Клэр?

– Попрошу Рейчел, чтобы она ею занималась, пока мы уедем.

– Я не сцедила молоко.

– Ты ее можешь снова покормить до отъезда, а если мы не вернемся вовремя, то есть Рейчел и Ричард, которые привезут Клэр в больницу.

Джулия сжала его руку:

– Я без нее не поеду.

Габриель поднял брови. Начал было формулировать цепочку аргументов, долженствующих убедить жену в неразумности ее поведения, – и резко прервался.

– Хорошо, возьмем ее с собой.

– Ладно.

– Ладно, – повторил Габриель с несколько деревянной интонацией.

Потянулся за гелем и осторожно повернул Джулию спиной к себе. И стал дальше ей помогать, изо всех сил стараясь скрыть тревогу.

Глава 9

– Тебе надо показаться врачу.

Лицо Ребекки избороздили морщины озабоченности. Они с Джулией говорили на кухне наедине.

– Габриель слишком уж обо мне печется, – пожаловалась Джулия, глядя в дальний угол, где сидел ее муж с Клэр на руках.

– В данном случае – по веской причине. – Ребекка положила две рукавицы-прихватки на кухонный стол рядом с плитой. Ее бостонский акцент усилился, морщины на озабоченном лице стали резче. – Терять сознание – не норма для послеродового периода. Ты же не хотела бы лишиться чувств, когда держишь на руках ребенка?

Джулия оцепенела. Эта мысль не приходила ей в голову.

– Быстренько съездить в больницу, – продолжала Ребекка, – и все успокоятся. В том числе и ты.

Джулия задумчиво прикусила губу, глядя на мужа с ребенком на руках.

– Но первым делом тебе нужно поесть, – продолжала Ребекка, показывая на кухонный стол. – Позавтракай как следует и с собой прихвати перекусить. Но в приемное отделение съездить надо.

– Согласна.

С другой стороны комнаты к ним подошла Рейчел.

– Окей, – согласилась Джулия, протирая глаза. Вдруг навалилась усталость.

Ребекка потрепала ее по руке и вернулась к плите, где разогревала на завтрак запеканку.

– Ух ты! Это что такое?

Рейчел схватила Джулию за руку.

– Габриель подарил.

– Ты посмотри, какой размер! – Рейчел выругалась от наплыва чувств. – Красиво-то как, вау!

Джулия улыбнулась ей, и они вдвоем подошли к столу.

– Итак? – спросил Габриель, пристально глядя на садящуюся рядом жену. – Каков вердикт насчет больницы?

– Поедем после завтрака.

Джулия протянула руки за Клэр.

– Ты ешь, я ее подержу. – Габриель переложил ребенка с руки на руку, и девочка открыла синие глаза.

– А, привет! – улыбнулся Габриель, склоняясь к ней поближе. – Доброе утро, принцесса!

Инфанта закрыла глаза и зевнула. Потом посмотрела на отца.

Джулия, глядя на мужа, почувствовала внутри что-то теплое и надежное. На лице склонившегося Габриеля, глядящего на свою крошечную дочь, читалась полная поглощенность. Она уже могла им вертеть как хочет.

Рейчел кашлянула:

– Очень красивое кольцо на руке у Джули.

Габриель просиял от гордости, когда жена подняла руку – показать кольцо Ричарду.

– А кроме поездки в больницу, – спросила Рейчел, – что у нас еще на повестке дня?

Габриель сказал, не отводя глаз от Клэр:

– Я надеюсь, кто-нибудь займется нашествием фламинго на газоне перед домом. Оно уже известило соседей о рождении Клэр. Я уверен, что русские уже тоже видели это скопище из космоса.

Джулия фыркнула в стакан сока.

– Мы заплатили за неделю, и нашествие здесь останется. – Рукой со стаканом сока Рейчел показала, что решение окончательное. – Следующий вопрос?

Габриель что-то буркнул себе под нос, но углы губ у него приподнялись.

– Кэтрин должна явиться к обеду, но мы будем в больнице. – Джулия взяла из держателя пачку салфеток и пустила ее по кругу. – Мне позвонить и отменить?

– Нет, – ответила Рейчел. – Может пообедать с нами. Она восхитительна.

– Замечательная женщина, – согласился Ричард, расправляя салфетку.

– Завтрак подан!

Ребекка подошла к столу, неся прихватками большое блюдо с чем-то горячим.

Ричард внезапно отодвинул стул и встал.

– Тяжелое. Дай помогу.

Для Ребекки это было неожиданностью. Она слегка покраснела, когда он взял у нее прихватки и блюдо и поставил на жаропрочную подставку на столе.

Рейчел медленно моргнула серыми глазами. И уставилась на них. Воздух вокруг нее будто стал водой, глуша звуки и замедляя все движения.

Ричард вернулся на место, Ребекка стала раздавать завтрак.

Когда она накладывала еду Ричарду, тот нагнулся к ней и что-то сказал. Она засмеялась.

Рейчел снова моргнула и повернула голову посмотреть на Габриеля и Джулию. Они ничего не заметили.

Прищурившись, Рейчел посмотрела на отца.

Через минуту все сидящие за столом обернулись к ней.

– Что такое? – ощетинилась она.

Габриель кашлянул:

– Я как раз говорил, что мы собираемся окрестить Клэр на этой неделе, пока ты не уехала домой, а Кэтрин – в Оксфорд.

– Отлично.

Рейчел расправила плечи.

– Надеюсь, Аарон приедет. – Джулия подвинулась к Рейчел ближе, широко улыбаясь. – Мы хотим, чтобы ты была крестной матерью.

Рейчел кивнула, но лицо ее затуманилось.

– Ешьте, прошу, пока горячее, – напомнила Ребекка с улыбкой. И повернулась к Ричарду. – Я для тебя свежий кофе сварила.

Взяв его кружку, она вернулась в кухню.

– Спасибо, Ребекка!

Джулия положила в рот кусок запеканки и стала есть.

– Рейчел? – прервал ее мысли Ричард.

– Вы же будете крестить Клэр по-католически, а я протестантка.

– Ну и что? – Джулия взглянула на Габриеля: в ответ тот пожал плечами.

– Договоримся со священником, – жизнерадостно ответил Ричард и отпил кофе из чашки. – Скажем ему, чтобы Тридентский собор[5] не упоминал.

– Что бы это ни значило.

Рейчел перекладывала еду на тарелке, но не взяла в рот ни кусочка.

– Мой ассистент прислал мне копию вашей истории, и мы взяли срочный анализ крови, так что все результаты у меня.

Доктор Рубио, принимавшая роды Джулии, быстрым шагом вошла в смотровую.

– Я очень обрадовалась, что вы сегодня дежурите.

Обеспокоенная Джулия сидела на смотровом столе, одетая в больничный халат, а Габриель держал на руках безмятежную Клэр.

Доктор Рубио, хотя была авторитетнейшим акушером-гинекологом, имела на удивление малый рост. У нее были темные с проседью волосы и темные живые глаза. Родом она была из Пуэрто-Рико и была куда сильнее, чем можно было подумать по ее маленькой фигурке. Она часто схлестывалась с профессором Эмерсоном во время беременности Джулии – в частности, насчет рекомендации воздерживаться от орального секса с женой. (Он даже обвинил доктора в принадлежности к секте противников оральных ласк. В ответ она обругала его по-испански.)

– Так что происходит? – спросил Габриель угрюмо.

Доктор Рубио села на свободный стул лицом к Джулии, держа в руках ее историю.

– Швы у вас заживают отлично и отхождение лохий идет нормально. Я знаю, что у вас есть склонность падать в обморок при виде крови. Может быть, это сыграло свою роль сегодня утром.

– У вас, как вы знаете, есть миомы. Одну из них удалили при кесаревом. Так как вам переливали кровь, я сейчас срочно взяла кровь на анализ – посмотреть, нет ли реакции. Но все в порядке.

Джулия сделала глубокий вдох:

– А что там с миомами?

– Будем наблюдать. Но я вам уже говорила: мы не склонны их удалять, если они не становятся поводом для беспокойства. Однако меня беспокоит ваш вес.

Джулия коснулась своего чуть округлившегося живота:

– Мой вес?

Доктор Рубио перелистала историю:

– Я посмотрела, как вы набирали вес во время беременности. После родов вы потеряли куда больше нормы. На грудное вскармливание уходит масса калорий. Вы хорошо питаетесь?

– Она все время голодна, – вмешался Габриель. – И сегодня утром после обморока была даже голоднее обычного.

Доктор оставила его слова без внимания, обращаясь только к Джулии:

– Вы пытаетесь сбросить вес?

Джулия покачала головой:

– В больнице я ела то, что мне давали. И дома я тоже ем. Попыталась вчера примерить джинсы, они подошли, так что я вернулась к своим обычным размерам.

– Бывают такие женщины, хотя и редко. – Доктор Рубио вынула ручку и стала писать на рецептурном бланке. – Я вас направлю к больничному диетологу. Я думаю, что вы едите недостаточно или не то, что надо, и кормление грудью негативно сказывается на уровне глюкозы в крови.

Она размашисто подписала направление и отдала его Джулии.

– Если диетолог вас сегодня принять не сможет, то назначит время. А вы тем временем следите, чтобы питание у вас было здоровым и сбалансированным. Питайтесь регулярно, не пропускайте приемов пищи. Не урезайте белки или углеводы, но много сладкого тоже не ешьте. Старайтесь регулярно перекусывать, чтобы сахар крови резко не падал. Если снова будет обморок, немедленно в приемное отделение.

– Окей.

Джулия с облегчением вздохнула. Доктор Рубио вгляделась в свою пациентку:

– А как вы себя чувствуете эмоционально?

Джулия пощипывала пеленку на смотровом столе.

– Как-то ошарашенно.

Доктор кивнула:

– Это бывает. Но не забывайте за собой следить, и если пару дней подряд вам будет грустно или тревожно – возвращайтесь. Если будут мысли, которые вас напугают, возвращайтесь немедленно.

И доктор Рубио многозначительно посмотрела на Габриеля.

Стиснув зубы, Габриель смотрел на жену взглядом защитника.

– Рада была снова повидаться. – Доктор Рубио улыбнулась и закрыла историю. – Скажу секретарше, чтобы запланировала для вас контрольный прием недельки через две. Я очень, очень рада, что ребенок чувствует себя хорошо. У вас назначен визит к педиатру?

– Да, – ответила Джулия. – В возрасте месяца.

– Превосходно. Значит, через пару недель мы все равно увидимся, но если вам покажется, будто что-то не так, – обращайтесь сразу и без сомнения. А пока что – берегите себя.

И доктор Рубио вышла из смотровой.

– Не любит она меня, – мрачно проворчал Габриель.

– Как это так? Неужели кто-то может не любить красивого и знаменитого профессора Эмерсона? – поддразнила Джулия, улыбаясь.

– Ты не поверишь, – буркнул он. Переложил Клэр в переноску, осторожно поправил на девочке чепчик. – А я не знал про прием у педиатра.

– У меня в телефоне на календаре.

Джулия стала одеваться.

Габриель протянул руку, коснувшись ее щеки. Джулия подняла голову.

– Сообщай мне обо всех таких записях. И на тебя, и на ребенка.

Синие глаза смотрели очень пристально.

– Само собой. – Она чуть коснулась губами ребра его ладони. – Просто еще руки не дошли. Даже почту не смотрела на этой неделе.

Габриель вздрогнул: эта реплика ему кое о чем напомнила. О том, что было в письме. Кашлянув, он сказал:

– Джулия, я тебе должен сказать…

Его перебил громкий плач.

Джулия склонилась над ребенком, положила руку на край переноски и стала ее раскачивать. Клэр открыла глаза.

– Давай я.

Габриель стал качать переноску, пока Джулия одевалась.

Джулия посмотрела на телефон:

– Опять пора ее кормить. Может, найдем где-нибудь тихий угол?

– Конечно.

Габриель поднял переноску и сопроводил жену в холл.

На этот раз он не забыл про важную вещь, которую надо ей сказать. Просто решил сделать это позже.

Глава 10

– Хочешь, принесу кресло-качалку? – спросила Рейчел. – Или ты приляжешь?

– Принеси. Как-то все не было возможности с тобой пообщаться – мы почти весь день пробыли в больнице, – ответила Джулия.

Она держала на руках Клэр. Рейчел только что перепеленала ребенка, надев на нее чистую распашонку, и отдала матери.

Рейчел села в качалку возле кровати, взяла племянницу на руки и стала медленно укачивать. Кресло покачивалось, ребенок смотрел на нее в безмолвном восхищении.

Рейчел улыбнулась, погладила девочку по щеке.

Джулия остановилась возле туалетного столика, любуясь на большой свадебный портрет – они с Габриелем в Ассизи. Портрет стоял рядом с фотографией постарше, где они танцевали в «Лобби» – клубе в Торонто. На ней Джулия касалась лица Габриеля, его внимательного лица. Никогда ни один мужчина на нее так не смотрел. Внимание Габриеля было неотрывным и острым как бритва. И это было всего лишь начало…

Тая улыбку, она открыла свою ювелирную шкатулку и достала венчальное и обручальное кольца. Сравнила эту пару с тем кольцом, что Габриель ей подарил накануне ночью. Казалось невероятным, как все три сочетались друг с другом.

– Остальные кольца ты сняла?

Голос Рейчел прозвучал недоверчиво.

Джулия опустила кольца на левую ладонь.

– Пальцы распухли. Я боялась, как бы они не застряли.

– С беременными случаются странные вещи.

– Ты мне будешь рассказывать. – Джулия взялась за подол синего платья. – Платья и легинсы так удобны, что я, может быть, вообще больше не надену джинсы.

– Думаю, у Габриеля нашлось бы что сказать на этот счет.

Джулия перебросила волосы через плечо:

– Я делаю то, что хочу я.

– Без сомнения, – поддразнила ее Рейчел. Посмотрела на нее, стоящую возле кровати. – Повернись боком.

– Зачем? – Джулия повернулась, оглядела свое платье. – Что-то не так?

– Брюхо убралось.

Джулия натянула ткань на животе. Он все еще был округлым – совсем чуть-чуть.

– На мне бандаж. Он закрывает разрез и держит шов.

– В общем, ты прежнего размера.

Джулия нахмурилась:

– Вот почему мой врач и послала меня к диетологу. Видимо, кормление забирает кучу калорий.

– И дает такой зрелищный вырез!

Джулия засмеялась и пошла в гардеробную.

– Это не навсегда. Но пока могу, буду этому радоваться.

Она переоделась в шелковую пижаму и халат и вернулась в спальню. Взбила подушки на кровати, приподняла изголовье, чтобы лежать лицом к дочери и к подруге.

– Как у тебя день прошел?

Рейчел погладила ребенка по головке.

– Отлично. Составила для тебя каталог всех подарков и букетов.

– Спасибо. Габриель заказал извещения о рождении с фотографией, где мы втроем. Я их буду рассылать вместе с благодарностями.

– Могу помочь. Сестра Габриеля Келли послала серебряную рамку и свинью-копилку от «Тиффани». Никогда раньше таких не видела.

– Она очень щедра, – задумчиво сказала Джулия. – Помогала Габриелю связаться с прочими членами его семьи. Их дед был известным профессором в Колумбийском университете. Каждую осень там читается особая лекция в его память. Мы ее пропустили из-за рождения Клэр. Но я думаю, что Келли с мужем приедут на крещение.

Улыбка Рейчел погасла. И эта реакция не прошла незамеченной.

– Мы хотели тебя попросить быть крестной матерью наедине. Я не собиралась захватывать тебя врасплох за завтраком.

Рейчел опустила голову, длинные светлые волосы частично скрыли ее лицо.

– Тебе не показалось, что папа в последнее время ведет себя странно?

– Нет. Ты о чем?

– Он практически опрокинул стул сегодня, помогая Ребекке поставить запеканку, – возмущенно сказала Рейчел.

– Ричард галантен, ты это знаешь.

Рейчел отбросила волосы назад, открывая лицо.

– Мне не нравится, как она на него смотрела.

– Я ничего неподобающего не заметила, – медленно сказала Джулия. – Ричарду, видимо, приятно иметь собеседника своего возраста. Но он все еще горюет по твоей матери.

– Я думала, Ребекка живет в Норвуде.

– Жила. Она сдала свой дом, чтобы переехать к нам. Но это временно.

Рейчел презрительно фыркнула, но промолчала. Продолжала покачиваться, глядя на спящую племянницу.

Джулия стала тщательно выбирать слова, боясь, что забредает туда, куда ангелы отказываются ступить[6]:

– Если бы я увидела что-то романтическое в том, как Ричард смотрит на Ребекку, я бы тебе сказала. Но я не видела. Они как-то странно себя вели, пока мы были в больнице?

– Нет. – Рейчел продолжала качаться, плечи ее расслабились. – Наверное, мне мерещится.

– Ричард много времени проводит наедине с собой. Я знаю, что мой отец и Диана с ним общаются, но у них все время отнимает Томми.

– Отец переехал в Филадельфию, чтобы быть ближе к нам с Аароном, но мы его не слишком часто видели. Так что он бросил работу в Темпле и вернулся в Селинсгроув. Он иногда читает курс там и сям в Саскуэханне, но кроме этого… – Голос Рейчел замер. – Ты права. Наверное, ему просто надо больше выходить в свет. Я поговорю с Аароном, чтобы он чаще приезжал домой.

Рейчел опустила глаза на ребенка и осторожно поцеловала девочку в макушку.

– Я тебя люблю, маленькая Клэр. Но не думаю, что смогу быть тебе крестной матерью.

Джулия подняла брови:

– Постой, это почему?

Глава 11

– Если что-то случится с тобой или Габриелем, я воспитаю Клэр как родную дочь. Надеюсь, ты назначишь опекунами меня и Аарона.

Рейчел говорила твердо и определенно.

– Конечно. Мы об этом уже говорили.

У Джулии голова пошла кругом.

– Но я кое-что в Сети почитала. На католическом крещении один из восприемников должен быть католиком. Я могу быть свидетелем, как член епископальной церкви, но восприемником должен быть католик. Поскольку я женщина, церковь потребует, чтобы восприемником был мужчина католического вероисповедания.

– Я этого не знала. – Голос Джулии прозвучал тихо и виновато. – Я думала, все, что им нужно, – это чтобы ты согласилась растить Клэр в лоне Церкви.

– Я бы согласилась, но официально крестной матерью я быть не могу. Только свидетелем, если вы найдете крестного отца – католика.

Джулия застонала:

– Нет же никого. Только мой папа, но…

– Поняла, – перебила ее Рейчел. – Я рада, что вы с твоим папой лучше ладите, но понимаю, почему он не лучший выбор. А мой отец – прихожанин епископальной церкви и Аарон и Скотт – тоже.

Джулия закрыла лицо руками.

– Я идиотка. Я ничего этого не знала; думала, можем выбрать кого хотим.

– Дело вот какое: ты оказала мне большую честь, пригласив меня. Я могу стать неофициальной крестной матерью для Клэр, ее чумовой теткой Рейчел. Но для церемонии вам придется найти католика.

Джулия опустила руки.

– У нас отличный священник. Я могу его попросить сделать исключение.

Рейчел стала раскачиваться энергичнее.

– Нет. Если честно, Джули, я несколько сейчас не в ладах с Богом. И потому мне неловко было бы брать на себя ответственность за духовное руководство Клэр, сама понимаешь.

Джулия смотрела на невестку.

– Ты хочешь это обсудить?

– Я продолжаю верить, но у меня чувство, что со мной поступают несправедливо. Мать скончалась неожиданно. Я хочу ребенка, но не могу иметь детей. – Она подавила тяжелый вздох. – Лицемерием было бы с моей стороны становиться крестной матерью, когда у меня столько сомнений.

– Я думаю, что Бог хочет от нас честности. Даже в сомнениях.

– Да, но я не только сомневаюсь, я ропщу, а это грех. Почему ты не попросишь Кэтрин быть официальной крестной? Она сказала, что она католичка.

– Она закидывала удочки с тех пор, как мы объявили о беременности, – ответила Джулия с жалобной улыбкой.

– Видишь? Она этого хочет. И будет идеальной крестной матерью.

– А как же ты?

Джулия подошла к подруге.

– А мне придется быть тетей Рейчел.

Она наклонилась и поцеловала ребенка в лоб. Девочка нахмурилась, но глаз не открыла.

– Поговорю с Габриелем. – Джулия замолчала. – А как твои дела? На самом деле?

– Бросила прием препаратов для фертильности, но это ты и так знаешь.

– И как самочувствие?

– Физически? Отлично. Но я горюю, Джули. Я действительно хотела ребенка, а этого не будет.

– Я тебе очень сочувствую.

Джулия тронула подругу за плечо. Рейчел погладила волосики на головке Клэр.

– Аарон мне сказал, что ему все равно, будет у нас ребенок или нет. Его больше забочу я.

– Он тебя любит до безумия.

Рейчел не сводила глаз с племянницы.

– Моя жизнь пошла не так, как я ожидала. Я думала, что мама будет всегда. Я думала, что она будет со мной, когда я буду выходить замуж и когда буду рожать детей.

Джулия издала какой-то звук и обняла подругу.

– Но я продолжаю жить, понимаешь? Всегда должен быть путь вперед. Мы с Аароном говорили о приемном ребенке. Может быть, надо навести справки.

– Конечно. А мы с Габриелем будем помогать, если сможем.

Джулия обнимала подругу, и по лицу ее текли слезы.

Рейчел держалась храбро, но никакими словами ее рану было не залечить. Никакое волшебство не изменит всех обстоятельств.

– Я прошу разрешения избаловать этого ребенка. – Рейчел приподняла младенца и прислонила к своему плечу. – Хочу начать с покупки большой и дорогой игрушки или штуковины, которую Габриель будет собирать много дней, если не недель. И чтобы ты засняла весь процесс.

Джулия засмеялась:

– Разрешаю.

Глава 12

Перед самой полуночью Джулия сидела в детской и кормила Клэр. Габриель расположился в кресле-качалке и наблюдал за своей семьей. Он трогал венчальное кольцо, вертел его на пальце. Хотя сосредоточился он прежде всего на текущем разговоре, в глубине сознания скреблись важные новости, которыми еще предстояло поделиться с женой.

Джулия хотела отложить создание семьи, однако получилось иначе. И теперь известие Габриеля должно было все переменить.

Он встряхнулся, выходя из задумчивости.

– Я сегодня говорил с отцом Фортином. Рейчел права – официальные восприемники должны быть католиками. Можем окрестить Клэр в епископальной церкви.

– Рейчел говорит, что если бы стала официальной крестной, то чувствовала бы себя лицемеркой.

– Я могу с ней поговорить.

Будто реагируя на слова отца, Клэр закончила есть. И уставилась на мать.

– Дай я.

Габриель встал, подошел к Джулии, взял у нее ребенка. Взяв лежащий рядом кусок чистой фланели, он накинул его себе на голое плечо и прислонил к нему ребенка.

Девочка стала извиваться в его руках, шумно возражая, пока рука отца не легла ей на спину. Габриель начал ее поглаживать.

Джулия застегнула верх шелковой пижамы.

– Я думаю, надо оставить Рейчел в покое. Ей много с чем приходится справляться, и я не хочу давить на нее, если ей неловко.

– Но ее сомнения – вещь серьезная, – заметил Габриель, покачиваясь с носка на пятку. – Кто-то должен с ней побеседовать.

Взгляд Джулии упал на его татуировку, заметную на левой грудной мышце.

– Сомнения Рейчел вызваны страданием. Ей не хватает Грейс, она горюет, что не может иметь детей, а сейчас еще боится потерять Ричарда. Кажется, она думает, что Ребекка на него глаз положила.

– Чушь.

Он проследил за взглядом Джулии. От него татуировка будто загорелась на коже. Невольно Габриель ушел в воспоминание – насыщенный наркотиками и алкоголем туман потери, который породил татуировку. Сопровождавшая воспоминание боль оказалась тупой, а не острой. И все же боль есть боль.

Габриель поцеловал девочку в голову и обернулся к ее матери:

– Кареглазый ангел говорил со мной в горе моем. Она мне помогла.

– Она тебе помогла тем, что любила тебя и слушала твои речи. Вот это и нужно твоей сестре. Чтобы ты ее любил и слушал, что она говорит. А словами ее скорбь не исцелить.

Габриель поджал губы. Он имел склонность спорить с человеком до тех пор, пока они не придут к конкретным заключениям. Джулия в своей харизме была куда более францисканкой.

– Ладно, – согласился он, поглаживая спинку Клэр. – Но отца Рейчел не потеряет. Ей мерещатся призраки.

– Не согласна. – Лицо Джулии стало серьезным. – Проблема Рейчел в том, что призраки ей не мерещатся.

Габриель сдвинул темные брови. Бывали в его жизни случаи, когда в нее вторгалось сверхъестественное. Когда он увидел Грейс и Майю в том доме в Селинсгроуве – это был как раз такой случай. Но он никогда не говорил об этом Рейчел.

Ричард сознался, что видит Грейс во сне. Но Габриель был совершенно уверен, что Ричард тоже не говорил об этих снах Рейчел.

Габриель сменил тему:

– Я, как ты знаешь, очень хорошо отношусь к Кэтрин. Попросим ее?

– Думаю, это будет хороший выбор.

Джулия пристально смотрела на мужа. Темные волосы его спутались, грудь была голая, и одет он был в тартановые пижамные штаны.

Он переместил Клэр так, чтобы держать ее перед собой. Джулия подняла телефон и стала щелкать камерой.

Габриель усмехнулся и переложил Клэр обратно на правое плечо. Будто поняв намек, Клэр срыгнула, начисто промахнувшись по фланели, и подвергла крещению плечо и шею отца.

Джулия продолжала щелкать телефоном.

– Мы же не документалку снимаем, – буркнул Габриель. – Обязательно надо увековечить каждый миг?

– Мне – обязательно.

Она со смехом передразнила его недовольство и отодвинулась.

Габриель взял новый кусок фланели и стал одной рукой вытираться, другой держа ребенка.

– Вот ты никогда не стала бы над папочкой смеяться, да, принцесса?

Клэр посмотрела ему в глаза, и будто понимание прошло между ними.

– Уж конечно нет. – Габриель потерся носом о носик девочки. – Мы с тобой друг друга понимаем, да?

Джулия поймала этот момент. Профессор Эмерсон в костюме и галстуке был несомненно привлекателен. Но голый до пояса Габриель, воркующий над их общим ребенком, – сама красота.

– Надо Клэр положить в кроватку. – Джулия подошла к Габриелю и крепко его поцеловала, приблизив губы к самому уху. – Чтобы мы тоже легли.

Габриель приподнял брови.

– Ты…

Его глаза спустились ниже по ее телу.

– Я все в том же виде. – Она положила руку ему на затылок. – Но я хочу что-нибудь сделать для тебя. Что-нибудь… креативное.

– Хорошо, миссис Эмерсон. Меня всегда поражала ваша… гм… креативность. – Он посмотрел на нее жадным взглядом. – Но сегодня утром у тебя был обморок.

– Это правда. – Она поцеловала его снова. – Но я горю желанием что-нибудь сделать для моего прекрасного и сексуального мужа.

Джулия подмигнула и вышла из детской.

Габриель выдал небольшую джигу с ребенком на руках.

– Твоя мама очень красивая, принцесса. А сегодня папочке повезло. Давай тебя вымоем и уложим спать.

Он положил младенца на пеленальный столик, из стоящей рядом коробки взял хирургические перчатки. Рейчел за это над ним издевалась нещадно, но он был неколебим.

Расстегнул нижние застежки пеленки и освободил ножки девочки. Потом начал разворачивать подгузник.

– Stercus[7]! – воскликнул он.

Цвет этого stercus был не тот, что был знаком профессору. Он бросал вызов описанию, определению и законам природы. Профессор даже выстроил гипотезу, что это извержение есть продукт подменыша, поскольку ничего столь мерзкое не могло быть произведено столь милым и ангельским созданием.

Он с надеждой посмотрел на дверь, будто ожидая, что сейчас ему на выручку явится какая-нибудь кареглазая ангелица.

Но она не появилась. И возможно, она сейчас уже предавалась неким чувственным занятиям. Сама по себе.

Были времена, когда он, профессор Габриель О. Эмерсон, просто завернул бы ребенка как есть и вернул матери. На краткий миг профессор подумал сделать именно это.

Но Клэр – его дочь. Она – плод союза с возлюбленной Беатриче, а кроме того – чудо. Не подобало бы ожидать, чтобы Джулия делала вообще все, в том числе избавлялась от таких термоядерных отходов.

Нет. Профессор теперь отвечал за эту маленькую жизнь, глядевшую на него невинными глазами, даже не подозревавшую о зловонном выбросе, с которым теперь придется иметь дело нянчившему ее отцу. И он не обманет этого доверия.

Задержав дыхание, Габриель выполнил все необходимые этапы удаления этого токсичного вещества, тщательно обмыл ребенка, смазал какой-то мазью и снабдил чистым подгузником.

В течение всей процедуры девочка видела его лицо. Он улыбался, напевал что-то, гадая, понравится ли принцессе его новый мотив Нэт Кинг Коула. Он тихо пел слова своей «L-O-V-E», извинившись сперва за свое латинское ругательство.

Габриель сбросил отходы в ведро для подгузников, решив удалить его из детской и из своего дома как можно скорее.

Отходам не место в ведре. Отходам не место на его территории и вообще нигде вблизи цивилизации. Думать иначе было бы просто варварством, по его мнению. Но он осознавал, слишком четко осознавал, что некое прекрасное создание ждет его в постели в соседней комнате.

Он поспешно содрал с себя перчатки и тоже бросил их в ведро. Потом, просто из осторожности, обтер чистые руки антибактериальными салфетками, и не раз, а два.

С видом святого, который только что закончил тяжелую работу по самоумерщвлению, Габриель перепеленал ребенка и умело завернул девочку в большой кусок фланели. Потом прижал к груди.

Он спел первый куплет Blackbird из Битлз, кругами потирая девочке спину.

– Вот так куда лучше. – Габриель поцеловал головку девочки. – Что ты думаешь про папину новую музыку? Лучше ведь, правда?

Девочка безразлично зевнула. Он поцеловал ее и отнес в главную спальню.

Глава 13

– О боже мой!

Габриель насторожил уши.

– Фантастика!

Габриель перестал чистить зубы, желая как можно лучше расслышать звуки из спальни.

– Боже ж ты мой!

– Да, да, да!

Крики Джулианны говорили об удовольствии. Но Габриеля они озадачили, поскольку источником удовольствия был не он.

Он подался вперед, заглянул в дверь спальни в жажде рассмотреть, что же там происходит.

Жена стояла возле кровати, листая сотовый телефон.

Габриель нахмурился, раздумывая, кто же это вызвал такую реакцию у его жены. Сплюнул пасту, промыл щетку и незаметно подошел к Джулии.

Джулия столкнулась с ним в дверях, в темных глазах плясала радость.

– Ни за что не угадаешь, кто мне написал.

Ангелотрахарь, кто же еще, – подумал Габриель, но не сказал. Он наклеил на физиономию натянутую улыбку:

– Кто?

– Профессор Вудхауз.

– Дон Вудхауз? Из колледжа Магдалины?

– Да!

Джулия взмахнула телефоном и затанцевала по кругу.

Слава богу, не Ангелотрахарь.

Габриель взял ее за руку:

– И о чем он тебе написал?

– Он устраивает симпозиум по Гвидо да Монтефельтро и Улиссу. Только по приглашениям, и меня он приглашает.

– Потрясающе. И когда это будет?

– В начале апреля, между вторым и третьим семестром. Проводит он его в колледже Магдалины на выигранный грант.

Габриель прижал ее к себе.

– А кто еще приглашен?

– Сесилия Маринелли и Кэтрин. Но похоже, что выбирает профессор Вудхауз. Джулия пробежала список. – Профессора Паччиани нет. И Кристы Петерсон тоже.

– Спасибо небесам за малые благодеяния.

– Приглашен Пол и еще куча народу, которого я не знаю.

Ангелотрахарь наносит ответный удар.

– Норрис приглашен. – Габриель шмыгнул носом, имитируя обиду. – А профессора Эмерсона не позвали.

Джулия закусила губу, подняла на него глаза.

– Не надо. – Габриель провел пальцем по ее губе, освобождая. – Я тобой восхищаюсь. Твоя статья, поданная в Оксфорд, произвела на Вудхауза впечатление. Приглашение ты заслужила.

– Мне очень жаль, что тебя не пригласили.

Вид у Джулии был несчастным.

– Не переживай. Весть отличная. На Вудхауза впечатление произвести нелегко.

Она всмотрелась в лицо мужа.

– А Пол?

– Пол делает отличные работы. – У Габриеля был страдающий вид, будто он старался найти в ситуации положительные стороны. – Его, наверное, пригласила Кэтрин. Хотя я не совсем понимаю, почему, поскольку он на самом деле не занимается ни Гвидо, ни Улиссом.

– Я хочу поехать.

– Естественно. Напиши Вудхаузу.

– А Клэр?

– Мы поедем в Оксфорд с тобой. – Габриель улыбнулся. – Мы с Ребеккой будем заниматься ребенком.

– Спасибо! – Джулия коснулась губами его губ. – К апрелю Клэр будет спать всю ночь. Я надеюсь.

– Сесилия увидит тебя в списке, но тебе следует ей написать. И еще послать письмо декану твоего факультета.

– А мой отпуск по родам? Я связалась вчера с Грегом Мэтьюзом и Сесилией, сказала им, что в этом году не вернусь. Они не разозлятся, что я пропускаю занятия в следующем семестре, а на симпозиум еду?

Габриель фыркнул.

– Уверен, что Сесилия твое приглашение поддержит. Грег Мэтьюз пошлет извещение твоему факультету и станет тебя восхвалять.

– Надеюсь.

Джулия убрала за уши волосы, падающие на плечи.

Габриель взял ее за руку. При своих шести футах двух дюймах он был куда выше жены. Его большая рука стала играть венчальными кольцами.

– Меня беспокоили последствия случившегося в Торонто – как они скажутся на нашей академической карьере.

– Милый мой! – шепнула Джулия. – Не знала, что ты до сих пор волнуешься.

– Тебе и без того было о чем думать. Но приглашение Вудхауза показывает, что ты уже начала создавать себе имя еще в аспирантуре. – Синие глаза Габриеля блеснули. – Ты моя умница.

– Спасибо! – просияла Джулия.

Габриель закружил ее и поставил обратно под ее звонкий смех.

– И еще мне на этой неделе пришло интересное письмо.

– Какое?

Габриель взял свой телефон с ночного столика.

– Может, тебе лучше сесть?

– А что такое? – Голос Джулии прозвучал встревоженно. – Что случилось?

Габриель молча прокрутил на экране почту и подал телефон Джулии.

Она стала читать.

Потом поднесла телефон ближе к глазам и еще раз перечитала. И третий раз.

– Черт побери. – Она подняла голову, в изумлении открыв рот. – Это… это то, что я думаю?

Глава 14

Габриель взял у нее телефон, быстро надел очки и прочел вслух:

УЧЕНЫЙ СОВЕТ ЭДИНБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ИМЕЕТ ЧЕСТЬ ПРИГЛАСИТЬ ВАС ПРОЧЕСТЬ ЕЖЕГОДНЫЙ КУРС ЛЕКЦИЙ СЕЙДЖА 2013 ГОДА ПО ЛИТЕРАТУРЕ. КУРС ЛЕКЦИЙ СЕЙДЖА БЫЛ ОСНОВАН В 1836 ГОДУ ПО ПРЕДЛОЖЕНИЮ ЛОРДА АЛЬФРЕДА СЕЙДЖА. ОНИ ЧИТАЮТСЯ ЕЖЕГОДНО, ОБЫЧНО ВО ВТОРОМ СЕМЕСТРЕ.

ПО СЛОЖИВШЕЙСЯ ТРАДИЦИИ СЕЙДЖЕВСКИЙ ЛЕКТОР ДОЛЖЕН ПРИБЫТЬ В КАМПУС В ПЕРВОМ СЕМЕСТРЕ АКАДЕМИЧЕСКОГО ГОДА И ЖИТЬ ТАМ ВО ВТОРОМ СЕМЕСТРЕ, ПОКА БУДЕТ ЧИТАТЬ ЛЕКЦИИ. МЫ ПРИГЛАШАЕМ ВАС В КАЧЕСТВЕ СЕЙДЖЕВСКОГО ЛЕКТОРА-РЕЗИДЕНТА НА 2013/14 УЧЕБНЫЙ ГОД.

Он прокрутил сообщение:

– Оплата, проживание, перелет, публикации, СМИ и так далее.

Джулия, оглушенная, села на край кровати. Габриель уставился на нее поверх очков:

– Что такое, милая?

– Сейджевские лекции, – прошептала она. – Поверить не могу.

– Я сам с трудом верю. Видимо, я один из самых молодых лекторов, которых туда приглашали.

– Когда они тебе написали?

– В день выписки из больницы.

– Отчего ты мне не сказал?

Габриель нахмурился:

– Ты была очень взволнована в тот день. Я хотел тебе рассказать наутро, но мы опять оказались в больнице.

– Мог рассказать вчера вечером.

В ее тоне слышалась укоризна.

– Ждал нужного момента. Я им еще не ответил. Не говорил со своим деканом и вообще ни с кем из Бостонского университета. Хотел сперва обсудить с тобой.

Джулия закрыла глаза, потерла лоб рукой.

– Не вижу, как это получится.

Габриель замер:

– А почему нет?

– Потому что у меня в следующем году обязательные курсы. Мы с Клэр будем здесь, в Кембридже, а ты – в Эдинбурге.

– Ты можешь взять академический и поехать со мной.

Глаза Джулии распахнулись, посмотрели на Габриеля ошеломленно.

Он поскреб подбородок. Джулия встала.

– Я вообще не хотела брать отпуск по родам. И не могу взять академический, особенно если поеду в апреле на симпозиум в Оксфорде. Тогда я вообще не смогу завершить обучение.

– Отпуск по родам предложила взять твоя руководительница.

– Вряд ли она предвидела, что это займет почти два года.

Габриель посмотрел на жену внимательно:

– Такая возможность бывает раз в жизни. Я не могу просто сказать «нет». Это было бы как отказ от Нобелевки.

– Значение сейджевских лекций мне известно. – Голос Джулии стал стальным. – Это невероятная честь. Но я не могу снова сказать «нет» Гарварду после всей той работы, что я проделала.

Он поднял руки:

– Я без тебя и без Клэр не поеду.

– То есть ты отклоняешь приглашение?

– Нет, конечно! – ответил он нетерпеливо.

– А что же ты будешь делать?

Джулия подбоченилась.

– Должен быть способ для меня принять приглашение так, чтобы ты со мной поехала. – Он провел рукой по рту. – Я думал, ты за меня порадуешься.

– Так и есть. – Она издала тяжелый вздох и сняла руки с бедер. – Но я не хочу становиться матерью-одиночкой на целый год, Габриель. Я одна не справлюсь.

Габриель снял очки, и вид у него был очень, очень решительный.

Но вместо того чтобы с ней спорить, он сделал вещь совершенно неожиданную:

– В полученном письме сказано, что я должен соблюдать конфиденциальность. А я этого делать не буду.

– Почему?

– Потому что нам нужен совет. Кэтрин была сейджевским лектором двадцать лет назад. Я ей позвоню. – Габриель привлек жену к себе и обнял. – Найдем способ.

Джулия ответила на объятие мужа. Ей хотелось бы разделить его оптимизм.

Но не получалось.

Глава 15

Доцент Пол В. Норрис сидел у себя в кабинете в колледже Святого Михаила в Вермонте, уставившись на экран компьютера.

Он уже несколько недель работал на своей первой академической должности. И работал усердно: готовился к занятиям, посещал установочные собрания профессорско-преподавательского состава, пытался понять, какие скрытые мины заложены на факультете английского языка и как их избежать. Но после полученного письма все это стало несущественным.

– «Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен», – процитировал он про себя.

Здесь, во входящих сообщениях на адрес колледжа Святого Михаила, лежало письмо от профессора Вудхауза из колледжа Магдалины. В кратком списке адресатов письма он заметил некую Джулию Эмерсон. А Габриеля Эмерсона, слава богу, не было.

Этого аспиранткотрахаря.

Пол дернулся. Он не любил думать о паре «Эмерсон – красавица бывшая мисс Митчелл» ни в каком контексте. И уж точно в подобном.

Он знал, что они поженились. Знал, что у них только что родилась дочь. Вчера вечером Джулия массово разослала извещения о рождении Клэр и приложила фотографию.

На фотографии была только Клэр. И даже в глазах Пола девочка была красивой. Из-под ее лилового вязаного чепчика выглядывали завитки темных волос. Но лучше бы Джулия прислала свою фотографию.

Он подумал, приедет ли она на симпозиум по Данте в апреле? Подумал, надо ли ей написать и это выяснить, чтобы самому решить вопрос о своем участии?

– Пол, привет!

Из-за спины прозвучал женский голос. Пол обернулся в кресле и на пороге увидел Элизабет – новую преподавательницу с факультета религиоведения. Элизабет была великолепна. У нее были темные глаза, безупречная кофейного цвета кожа и кудрявые темные волосы. Американка кубинского происхождения, приехала из Бруклина.

Пол уже знал, что Элизабет любит включать у себя в кабинете кубинскую музыку. Громко.

Она широко улыбнулась ему и поправила прямоугольные очки.

– Я иду кофе пить. Хочешь со мной?

– Э-гм…

Пол поскреб подбородок. Раздираемый противоречиями, глянул на экран компьютера.

– Что с тобой? – Элизабет так и стояла в дверях. – Ты будто привидение увидел.

– Типа того.

Он вздохнул и уставился на потолок. Конечно, он хочет увидеть Джулию. В этом-то и проблема. Он как-то сумел перестать о ней думать и снова стал встречаться с Эллисон, своей бывшей. А тут вот теперь…

– Давай я тебе кофе принесу, – прервала его раздумья Элизабет. – Тебе какой?

– Мне черный – как смерть.

Он встал во весь рост, все свои шесть футов три дюйма, возвышаясь над худощавой – пять футов три дюйма – Элизабет.

Она стояла в дверях, наблюдая за ним.

Он закрыл ноутбук, взял ключи.

– Я угощаю. Меня только что пригласили на симпозиум в Оксфорд.

– Так это ж здорово!

Элизабет захлопала в ладоши от радости.

Полу давно уже никто не аплодировал. И он не мог этого не отметить.

Он застенчиво одернул рубашку.

– Симпозиум в апреле, посреди нашего семестра. Сильные мира сего меня не отпустят.

Элизабет посмотрела на него недоуменно.

– Отпустят, конечно же. Это же Оксфорд. Хорошая пресса для нашего колледжа. – Она махнула в сторону холла. – Пока ты будешь угощать меня кофе, можем разработать план кампании. У меня есть идеи.

Пол, увидев такой порыв, неожиданно улыбнулся ей в ответ. И вышел в холл вслед за ней.

Глава 16

– Отказаться от сейджевских лекций Габриель не может.

Профессор Кэтрин Пиктон, в настоящий момент работающая в колледже Всех Святых, взяла с серебряного подноса изящный фарфоровый чайник. Налила Джулии, Габриелю и затем себе.

Все трое сидели перед ревущим огнем в вестибюле отеля «Ленокс». Это была одна из любимых гостиниц Габриеля в этих местах, и Кэтрин его оценку разделяла.

Добавив себе в дарджилинг ломтик лимона, она отпила из чашки. Чай – оплот Британской империи, что подчинила Англии весь мир, в том числе и Бэк-Бэй[8]. И еще, подумала она, это напиток не только цивилизованный, но и укрепляющий.

Она показала на уставленный тарелочками журнальный столик:

– Вот сконы, угощайтесь. Они великолепны.

Джулия и Габриель переглянулись и сделали как было сказано.

Клэр мирно спала в автомобильной корзинке на диване рядом с Кэтрин – та настояла, чтобы девочку поставили рядом с ней.

– Сейджевские лекции – это знак особой чести, Габриель. Они откроют тебе невероятные возможности. Неужто ты собираешься всю жизнь торчать в Бостонском университете? Представить себе не могу.

Джулия разинула рот.

Габриель опустил глаза к чашке:

– Совместительство между романской филологией и религиоведением – не идеальная должность.

– Уж конечно. – Кэтрин отставила чай и намазала скон маслом, потом положила на него клубничный джем. – С другой стороны, Джулия, диссертацию вечно откладывать нельзя. Тебе придется над ней работать.

Джулия закрыла рот.

– Я так понимаю, что вы пришли за советом? – уточнила Кэтрин. – Предполагать мне не хотелось бы.

– Мы будем благодарны за любое твое предложение. Конечно, нам надо будет его потом обсудить.

Габриель ободряюще улыбнулся Джулии и повернулся к Кэтрин.

Искать совета у профессора Пиктон было непросто. (Примерно как просить совета у королевы Англии. Если человек не следовал предложенному совету, у Кэтрин это положительных эмоций не вызывало.)

– Ты мог бы просить Эдинбургский университет отложить твое назначение, чтобы Джулия могла закончить курсовую и сдать экзамены. И тогда вы бы поехали вместе.

Одной рукой Кэтрин уравновесила тарелку, а другой поправила одеяло на спящей девочке. И удовлетворенно кивнула ей.

– Идея хорошая, – с облегчением сказала Джулия.

– Но я бы не советовала так поступать.

Кэтрин снова откусила булочку.

– Но почему? – спросила Джулия.

– Теснота академического мира вошла в поговорку. А также его мелочность. – Кэтрин проницательно посмотрела на Габриеля. – Если Эдинбургский университет обидится, то вообще отзовет свое приглашение. И разойдется мнение, что с вами трудно иметь дело. Простите, что упоминаю, но обстоятельства, сопровождавшие ваш уход из Университета Торонто…

– Никого не касаются! – оборвал Габриель. – К тому же мы сейчас женаты.

– Я не защищаю тех старых сплетников, Габриель, а просто описываю положение дел. Ты – белый мужчина, а это значит, что патриархальность академии играет в твою пользу. Но в силу той же патриархальности Эдинбургский университет вряд ли благосклонно воспримет твое желание пожертвовать их драгоценным приглашением ради жизни дома в Америке, с женой и ребенком.

Габриель сделал глоток из чашки. Чай попал не в то горло, и Габриель закашлялся.

– Будь здоров, – сказала Кэтрин. – Прошло?

Габриель кивнул, поднял с колен полотняную салфетку и промокнул лицо. Окончательно придя в себя, он сказал:

– Это возмутительно. Для меня приоритет – быть с Джулией и Клэр. Они что, думают, что я готов просто взять и наплевать на такую возможность?

– Именно это они услышат. Они решат, что ты не всерьез, или спишут тебя в миллениалы, или еще что-нибудь.

Габриель чуть язык не проглотил.

– Я не миллениал! Слишком я стар для этого.

Джулия посмотрела на него недобрым взглядом с таким чувством, будто попала под микроскоп.

– Зрительное впечатление играет существенную роль, и глупо было бы это отрицать, – неумолимо возразила Кэтрин. Она кивнула в сторону Джулии. – Нет ничего плохого в том, чтобы быть миллениалом, если у человека есть внутренняя сила и трудолюбие, как у тебя.

Джулия не смягчилась.

Габриель оставил чашку.

– И что ты предлагаешь?

– Путь наименьшего сопротивления – Гарвард. Джулию поддерживает Сесилия, а я гарантирую, что ее поддержит и декан, Грег Мэтьюз. – Глаза Кэтрин чуть улыбнулись. – Моя поддержка у тебя тоже будет, Джулия, поскольку я в следующем году перехожу на ваш факультет…

– Не понимаю.

Джулия старалась принять какой угодно вид, лишь бы не испуганный.

– Тебе нужно прослушать курсы в осенний семестр и зимой сдать экзамены. Моя рекомендация такова: мы организуем для тебя слушание курсов в Эдинбурге осенью, а экзамены ты будешь сдавать после сейджевских лекций, зимой.

Эмерсоны переглянулись:

– А получится? – спросила Джулия с сомнением.

– Попробовать стоит. – Кэтрин отпила чаю. – Я знаю в Эдинбурге специалиста по Данте. Он учился у Дона Вудхауза. Кстати, он будет участвовать в симпозиуме, который Дон устраивает в колледже Магдалины в апреле.

– А как же Гарвард? – вмешался Габриель. – Нет гарантий, что в Эдинбурге есть курсы, необходимые Джулии в осеннем семестре.

– Надо будет узнать. И надо будет представить дело Сесилии и Грегу так, чтобы эта возможность выглядела солидно. Но есть одна вещь, которую вы должны помнить.

С этими словами Кэтрин подалась вперед и понизила голос:

– Тщеславие и самолюбие определенных институций невозможно переоценить. Гарвард, несомненно, высоко оценит твое назначение сейджевским лектором, Габриель. Ты у них будешь самым выдающимся выпускником среди гуманитариев за последние двадцать лет. Поддержать тебя и Джулию – в их интересах.

– А твое, Джулия, участие в симпозиуме Дона Вудхауза и возможность учиться за границей, в Эдинбурге, определенно ставит тебя в особое положение среди всех аспирантов. Гарварду желательно, чтобы его студенты завоевывали международную репутацию. – Глаза Кэтрин блеснули. – Меня подмывает войти в кабинет Грега Мэтьюза и потребовать признания за эту идею, но я не стану. Ты должна сперва поговорить с Сесилией.

– Эдинбург велел мне держать приглашение в тайне, – пояснил Габриель.

Кэтрин задумчиво припала к чашке.

– Смысл мне понятен. Мой совет: принять приглашение Эдинбурга. Как только объявят, что ты – сейджевский лектор, Гарвард тут же возьмет под козырек. – Она повела морщинистой рукой. – Можете мне поверить.

– Но мы к тебе пришли еще с одной просьбой.

Джулия подтолкнула Габриеля локтем. Он подался вперед:

– Кэтрин, мы с Джулией хотели бы просить тебя быть крестной матерью у Клэр.

– Согласна, – ответила профессор Пиктон настолько быстро, что Джулия едва успела перевести взгляд с Габриеля на нее.

– Тебе даже обдумывать не надо? – спросил Габриель с радостным удивлением.

– Не надо. Буду очень рада, раз мы никому при этом не наступаем на мозоли.

Кэтрин посмотрела на младенца и снова поправила одеяльце.

– Тогда договорились. Спасибо, Кэтрин!

Габриель стиснул плечи Джулии.

– Это я должна благодарить – быть крестной у ребенка, рожденного у таких выдающихся людей. Я от тебя жду великих дел, Габриель. И от тебя, Джулия. В двадцать шесть лет уже сделала себе имя. Дон Вудхауз твою статью назвал мотивом для своих симпозиумов по Улиссу и Гвидо. Ты критиковала его чтения по эпизоду с Гвидо, и он никак об этом забыть не может. – Она улыбнулась. – Очень мало кто бросал ему вызов успешно. Его неуступчивость – притча во языцех.

Джулия порозовела:

– Спасибо.

– Время открыть подарок. Давай, а то мы тут сидим, а я старею.

Кэтрин кивнула Джулии.

Джулия осторожно развязала пакет, отстегнула ленту и просунула палец под заклеенный край крышки. Под ней была резная деревянная шкатулка. Ее Джулия поставила на журнальный столик, подняла крышку – и ахнула.

Габриель недоверчиво посмотрел на Кэтрин.

– Возьми и посмотри, – весело засмеялась Джулия.

Габриель медленно приподнял кожаную обложку этого предмета. Прочитав титульный лист и последующий инципит, он сел неподвижно, пораженный.

– Как видите, это манускрипт La vita nuova пятнадцатого века, – объявила Кэтрин. Он также включает некоторые мелкие поэтические произведения. Копия одного из манускриптов Симоне Сердини.

Габриель в ошеломлении перелистал манускрипт.

– Как эта штука вообще к тебе попала?

Кэтрин перестала улыбаться:

– От старика Хата.

На глазах у Джулии радость на лице Кэтрин сменилась сожалением. Она любила профессора Хаттона, своего руководителя в Оксфорде, а он был женат. Как однажды призналась Кэтрин Джулии, он был любовью всей ее жизни.

Но потом ее лицо прояснилось.

– Много лет назад старик Хат нашел эту рукопись в одной оксфордской книжной лавке.

– Правда? – приподнял брови Габриель.

– Замечательная была находка. Подлинность подтвердил частный музей в Швейцарии, где есть другие подобные рукописи.

Габриель кашлянул:

– Название музея помнишь?

– Музей фонда Кассирера. Возле Женевы.

Габриель и Джулия переглянулись.

– Манускрипт принадлежал Галеаццо Малатеста, – продолжала Кэтрин. – Галеаццо был женат на Баттисте де Монтефельтро. Ее прапрадед, Федерико Первый, наследовал Урбино после смерти Гвидо.

Джулия потянулась к манускрипту, но не дотронулась.

– Не могу поверить, – сказала она.

– Баттиста после смерти мужа стала монахиней-францисканкой. Она была замечательным ученым – на свой лад, – и бабкой Констанцы Варано, одной из самых почитаемых женщин середины пятнадцатого века. – Кэтрин кивнула Джулии. – Твой интерес к Гвидо и францисканцам меня убедил, что этот манускрипт должен быть в твоем доме. Дарю эту книгу моей крестнице, но не возражаю против того, чтобы ее читали и родители.

Рассмеявшись своей шутке, Кэтрин откинулась на спинку кресла, с колоссальным удовольствием глядя, как Джулия с Габриелем благоговейно склонились над подарком.

– Здесь интересные маргиналии и несколько цветных рисунков. Тебе, Джулия, это может помочь в работе.

– Спасибо!

Джулия встала и обняла Кэтрин. Габриель последовал ее примеру.

– Повезло старой деве, – сказала Кэтрин предательски хриплым голосом.

Пытаясь скрыть растроганность, она оттолкнула Эмерсонов и показала на какие-то еще интересные особенности рукописи. Джулия и Габриель сделали вид, что не заметили ее мокрых щек.

Глава 17

Ночь прорезал крик младенца.

Джулия застонала, потянулась за телефоном. Удивительно, как Клэр приспособилась к графику кормления. Она реагировала точно вовремя, и ее голодный плач опережал будильник Джулии лишь на пару минут.

Джулия отключила будильник и закрыла глаза – на секунду.

Габриель спал рядом, зарывшись лицом в подушку, бросив руку поперек живота Джулии. Собственно, он храпел – этот неприятный звук наполовину глушила подушка.

У него был трудный день. Ответил Эдинбургскому университету, приняв предложение стать сейджевским лектором. Его предупредили, что сообщать о своем назначении нельзя никому, кроме его начальства, до тех пор пока не будет сделано формальное и торжественное объявление, которое должно было воспоследовать в ближайшем будущем.

Они с Джулией устроили праздничный обед с участием Ричарда, Рейчел и Кэтрин. Открывая шампанское и газировку, Габриель объявил о приглашении Джулии на оксфордский симпозиум, объяснив родственникам, какая это колоссальная честь.

Большую часть дня Габриель провел в домашнем кабинете, отбиваясь от телефонных звонков и просматривая собственные материалы. На торжественном оглашении он хотя бы в самых общих чертах должен был заявить тему своих лекций. А профессор никогда не относился к людям, оставляющим работу на последний момент.

В кровать он свалился сразу после ночного кормления. И сейчас храпел. Оказалось, что профессору отлично спится под плач Клэр.

А Джулии не спалось. Она спустила ноги с кровати – и вздрогнула.

Правая нога будто заснула. Джулия ее согнула, собравшись вытерпеть знакомую колющую боль иголок и булавок, втыкающихся в ногу – восстановление кровообращения. Но боли не было.

Джулия наклонилась вперед, потыкала ногу большим пальцем от колена до лодыжки. Нажатия ощущались, но очень тупо. А в нижней части голени онемение держалось.

Джулия пошевелила ногой. Проделала полный объем движений – голень, лодыжка, ступня. Пошевелила пальцами ноги. Но тупое онемение не проходило.

Плач Клэр стих, но все равно надо было ее кормить. Джулия встала, опираясь в основном на левую ногу. Хромая, подошла к ребенку. Взяла Клэр на руки, поцеловала ее, неуверенным шагом вышла в детскую, стараясь держаться поближе к стене – на случай, если будет падать.

Габриеля она будить не стала.

В этих ранних утренних кормлениях Джулии нравилось одно: тишина в доме. Чудесно было держать на руках ребенка и ощущать свою с ним связь. Но трудно было не заснуть.

Рейчел ей купила большую подушку в форме полумесяца, и не без причины. Как-то еще в больнице Джулия чуть не уронила девочку, засыпая за кормлением, – Рейчел успела как раз вовремя. С тех пор, когда Джулия чувствовала себя особенно усталой, она надевала эту подушку вокруг пояса и ребенка клала сверху на подушку, которая его держала.

Клэр удобно расположилась возле матери и ела, а Джулия тупо таращилась на приложение по грудному вскармливанию, которое Габриель установил на ее телефон. Оно показывало расписание кормлений, помогало вспомнить, с какой груди начать, и прочее в этом роде.

Джулия подумала, каким будет их следующий год в Шотландии. Клэр уже будет отлучена от груди, а Джулия будет ходить на занятия.

Очевидно, что Габриель, сейджевский лектор, будет завален приглашениями и деловыми встречами. Студенты и аспиранты будут драться за его внимание.

Он привлекательный мужчина с живым и острым умом. Многие женщины находят его соблазнительным. И все Полины, все профессора Пейн и Кристы Петерсон этого мира либо его соблазняли, либо пытались соблазнить.

Не то чтобы Джулия не доверяла мужу – доверяла. Он был ей верен с самого начала их отношений в Торонто. Но Джулия не доверяла женщинам, которые его окружают. Не доверяла жизни врозь – этому постепенному, ползучему отдалению друг от друга, и потому не хотела оставаться в Бостоне, если он будет в Шотландии. Но больше всего на нее давила мысль, что он будет жить в разлуке с Клэр и в таком ее раннем возрасте.

В академическом мире встречаются пары, ездящие друг к другу в гости – в Университете Торонто таких было несколько. На факультете у Джулии в Гарварде был профессор, у которого жена преподавала в университете Барселоны и там и жила с детьми. Но такой гостевой брак был не тем, чего хотелось бы Джулии, и не тем, чего она хотела бы для Клэр.

Ей была знакома боль разлуки с Габриелем. Когда Университет Торонто применил к нему дисциплинарные меры за нарушение правила, запрещающего сближение со студентами или аспирантами, он с ней порвал. И она долго горевала из-за его отсутствия и спрашивала себя, увидит ли его еще. Даже сейчас были в ней живы следы той разлуки. И она не хотела, чтобы нечто подобное повторилось.

Джулия неожиданно для себя произнесла благодарственную молитву мудрости и поддержке Кэтрин Пиктон. Эта женщина стала крестной матерью всей ее семьи.

– Вот, возьми.

Перед ней стоял Габриель со стаканом ледяной воды.

Джулия встрепенулась:

– И давно ты тут стоишь?

– Не очень. – Он вложил стакан ей в руку и рухнул в кресло-качалку. – Тебе полагается пить большой стакан воды каждый раз, как ты ее кормишь.

– Я знаю.

Джулия благодарно припала к стакану.

Габриель зевнул, протер глаза:

– Отчего ты меня не разбудила?

– Ты устал.

– Так ведь и ты, дорогая. – Габриель поднял детскую деревянную табуретку и поставил перед Джулией. Осторожно сел на нее – колени неуклюже торчали на уровне груди. – Я только что еще одно письмо получил из Эдинбурга.

– Они там рано встают.

– Это да. Они хотят запланировать объявление и торжество как можно скорее.

– Ты поедешь один?

Габриель глубоко вздохнул, тронул Джулию за левую икру.

– Нет. Я хочу, чтобы со мной поехали ты и Клэр.

Он скользнул ладонью к ее ступне, поднял ее двумя руками и стал разминать подошву.

– Мне не полагается летать, пока не пройдут шесть недель после кесарева. И я не думаю, что Клэр следует тащить в полный микробов самолет до всех прививок.

– Но ты же поехала бы со мной, если бы мы подождали до двадцать первого октября? – тихо и осторожно спросил Габриель.

Джулия на миг задумалась.

– Да. Я вряд ли смогу присутствовать на торжестве или любых мероприятиях, если только Ребекка с нами не поедет. Но мы можем попытаться. Ты думаешь, в Эдинбурге не будут возражать, чтобы я приехала с тобой?

– Пусть лучше не пробуют.

Выражение лица Габриеля не обещало ничего хорошего.

Это был Профессор в своем естественном состоянии, свирепый, заботливый, гордый, целеустремленный – как защищающий свое золото дракон.

Джулия решила разрядить обстановку:

– Не сомневаюсь, что женское население Эдинбурга будет в восторге при виде профессора Эмерсона, идущего по улицам города с коляской. И в килте.

Габриель нахмурился:

– Чушь. Никто не хочет меня видеть в килте.

Джулия подавила улыбку:

– Тебя ждет сюрприз.

Он посмотрел ей в глаза. Голубые радужки пронизывали ее насквозь.

– Это тебя и беспокоит? Женское население?

Джулия хотела соврать. Отчаянно, безумно хотела соврать.

– Чуть-чуть.

– Я с тобой. В Кембридже, в Эдинбурге – где угодно.

Палец Габриеля массировал ей середину подошвы. Глаза смотрели ей в глаза.

– Не хочу гостевого брака, – сказала Джулия слабым голосом, и в глазах у нее стояли слезы.

– С языка сняла. – Габриель встретил ее взгляд, быстро заморгал. Он попытался переключиться на ее правую ногу, но Джулия махнула рукой – не надо.

– Клэр как раз заканчивает.

Джулия выключила приложение грудного вскармливания.

Габриель встал, поднял ребенка на руки, поцеловал в щечку. С пеленального столика взял пеленку и положил себе на плечо. Погладил девочку по спинке и покачался на босых ногах, ожидая, пока она отрыгнет.

У Джулии замерло сердце.

– Я так тобой горжусь, – прошептала она.

Габриель посмотрел на нее вопросительно.

– Что ты выбран сейджевским лектором, – объяснила она. – И что ты такой хороший отец и хороший муж.

– Не такой уж я хороший, – тихо сказал Габриель и отвел глаза, будто похвала его смутила. – В основном из чистого эгоизма. И с тобой, и с Клэр – все это ради себя самого.

– Интересно, что подумает университет Эдинбурга насчет того, что у них в резидентах будет отец грудного ребенка?

– Если кто что скажет, я на этот университет в суд подам. За дискриминацию.

По лицу Габриеля было видно, что он не шутит.

Джулия поправила ночнушку и встала на левую ногу, изо всех сил стараясь скрыть от мужа свое недомогание. Правая все еще не отошла.

Габриель нагнулся и поцеловал жену.

– Отчего бы тебе спать не пойти? Я девочку убаюкаю. Она любит слушать, как я пою.

– Кто ж не любит? – рассмеялась Джулия.

Она наклонилась к нему, прижалась лбом ко лбу, потом направилась в спальню, захромав сразу же, как скрылась из виду Габриеля.

Глава 18

В день крещения Рейчел и Аарон стояли рядом на подъездной дорожке со своей машиной и разговаривали с Габриелем.

– Давайте за нами в парковочный гараж, и оттуда пойдем в церковь вместе.

– Мы подойдем. – Рейчел глянула на газон: – Кажется, владельцы фламинго приехали их забирать. Всех, кроме одного.

– То есть как?

Габриель подвинулся так, чтобы видеть клумбы перед домом. Рядом с большим пожарным гидрантом стоял розовый пластиковый фламинго в черных солнечных очках. Габриель повернулся к сестре:

– Твоя работа?

– Все отрицаю.

Рейчел отодвинула Аарона с дороги и открыла дверцу машины.

– Он еще тут будет, когда мы вернемся? – возвысил голос Габриель.

– Естественно. И если, пока нас не будет, он найдет себе подружку, у тебя по всей лужайке могут оказаться малыши. Снова!

Рейчел громко засмеялась и села в машину.

Габриель выругался себе под нос, глядя на свой красивый газон перед домом. Потом хотел было вернуться к своей машине, но глянул в сторону, на улицу, перпендикулярную Фостер-плейс. За перекрестком медленно полз черный «Ниссан» с тонированными стеклами.

Габриель подошел к тротуару и направился к этой машине.

Водитель дал задний ход как раз при приближении Габриеля. Тот перешел на рысцу и дошел до перекрестка как раз в тот момент, когда «Ниссан» набирал скорость.

Номер машины Габриель разглядеть не смог.

– Какое имя даете вы этому дитяте? – спросил отец Фортин у Габриеля и Джулии.

Вместе с Кэтрин Пиктон они стояли перед церковью Св. Франциска. Габриель держал на руках Клэр.

Это был приход Эмерсонов. Они могли бы посещать церковь поближе к своему дому в Кембридже, но что-то было в этой капелле и в служивших здесь Облатах Девы Марии, отчего Габриелю и Джулии здесь было уютнее.

Они ответили священнику хором:

– Клэр Грейс Хоуп Рейчел.

Говор послышался на скамьях – среагировали все родственники Габриеля и Джулии. Ричард, сидевший поблизости в первом ряду, едва смог сдержать эмоции, а торжественное выражение лица Рейчел расплылось в ухмылку.

Джулия одела ребенка в крестильную сорочку Рейчел – длинную, белую, шелково-атласную, расшитую цветами, с коротким рукавом. На голове у девочки был отороченный кружевами чепец, завязанный длинной розовой лентой.

Клэр выглядела как принцесса. Габриель сделал сотни ее снимков дома, до выхода, и одной, и с родными.

Девочка начала кривиться, и Джулианна приготовила соску.

– Чего просите вы от церкви Божией для Клэр Грейс Хоуп Рейчел? – спросил отец Фортин.

– Крещения, – снова хором ответили Габриель и Джулианна.

Священник спросил, понимают ли они свой родительский долг, и они подтвердили, что да. Тогда он обратился к Кэтрин, которая попросила назначить ее крестной матерью.

Габриель к своей роли отца отнесся очень серьезно. Даже сейчас, стоя перед паствой и перед Богом, прося для своего ребенка крещения, он размышлял о мириадах обещаний, которые будет обязан дать и сдержать, чтобы оправдать звание отца этой маленькой жизни.

Сказав еще несколько слов, отец Фортин перекрестил ребенку лобик, пригласив троих взрослых сделать то же самое. Родственники выстроились короткой процессией к возвышению, где было прочтено Писание и произнесено пастырское наставление. Габриель чувствовал, что мысли у него разбредаются, хотя взгляд был зафиксирован на Клэр.

Он думал о собственных духовных испытаниях. Думал о борьбе с зависимостью и о потере своего первого ребенка. Рука чесалась, стремясь коснуться имени, наколотого на теле.

Он думал о Ричарде, о его брате и сестре. О Рейчел и о ее недавних переживаниях. О том, что он сейчас в кругу своей семьи – Скотт, Тэмми и Квинн сидят на скамьях вместе с Ричардом, Рейчел и Аароном, с Томом и Дианой Митчел и их сыном Томми.

Биологическая сестра Габриеля Келли сидела с мужем на скамье напротив Скотта, и с ними сидела Ребекка. На задних скамьях расположились избранные друзья и прихожане церкви.

Для человека, в основном проведшего свое детство в одиночестве, семья у Габриеля была довольно большая. И Кэтрин, один из крупнейших специалистов своего времени по Данте, в каком-то смысле усыновившая Габриеля с женой, согласилась передать свою любовь и поддержку Клэр.

Девочка завозилась у отца на руках, и Джулия дала ей соску. Клэр посмотрела на мать и успокоилась, открытые небесно-голубые глаза глядели с любопытством.

Габриель вообще не думал, что у него когда-нибудь еще будет ребенок. На самом деле он даже прошел медицинскую процедуру, гарантирующую, что этого не произойдет. Но затем все изменилось. Переменилось, когда кареглазый ангел в кроссовках и джинсах вышел и сел рядом с ним на заднем крыльце.

Габриель вспоминал время, проведенное в Ассизи в разлуке с Джулианной, и как он встретил благодать и прощение в крипте Святого Франциска. Вспомнил, как искренне молился, чтобы Джулианна его простила и вышла за него. Чтобы Бог даровал им ребенка.

В руках он держал чудо – обилие благодати, излитой на человека, обуреваемого гордыней и иногда гневом, несдержанного и увлекающегося, похотливого и распутного.

Прощение – не для безгрешных или совершенных. Милосердие – не для праведных. Надо было научиться называть и признавать собственные пороки, чтобы исцелиться. И само это исцеление требовало от него относиться к другим страдающим душам с милосердием и состраданием. Блестящий пример этого давала Джулианна.

Когда священник начал читать наставление, Габриель посмотрел на реликвии справа от алтаря. Одна из них принадлежала св. Максимилиану Кольбе – монаху-францисканцу, казненному в Освенциме. Он добровольно вызвался на смерть вместо другого человека, у которого была семья.

Перед лицом такого мужества, такой жертвенной любви Габриель почувствовал себя ничтожным. Он-то не святой, и никогда святым не будет. Но будет любить дочь и жену так, как ему дано, и стараться стать человеком, на которого дочь будет смотреть с восхищением.

Клэр подремывала у него на руках, до сих пор с удовольствием сося соску. Священник закончил наставление и стал произносить молитвы, которые паства за ним повторяла.

Джулия просунула руку под локоть Габриеля, прислонилась к мужу. Он инстинктивно коснулся губами ее виска.

Она хранила секрет. Хотя и оправдывала свое молчание надеждой, что онемение правой ноги временное, совесть ее бунтовала.

Сердце ее переполнилось. И, как обычно в такие моменты, она застыла неподвижно, раздумывая над тем, что происходит.

Она – жена, а теперь еще и мать. Она – аспирантка, в будущем преподаватель. Она дочь и сестра. И она, как Габриель, долго была жертвой одиночества и отчуждения в юные годы, но сейчас ее окружает большая любящая семья.

И она остро ощущала свою ответственность за эти блага. Она решила любить и защищать свое дитя изо всех своих сил. Джулия сжала бицепс Габриеля – то был жест нежности – и улыбнулась мужу.

Габриель улыбнулся в ответ, благодарный, что у него есть спутница жизни, жена, с которой он вместе ступает на трудный путь родительства. И спутница идеальная.

Джулианна всегда была привлекательной, но сейчас стала еще красивее. На щеках играл легкий румянец, каштановые волосы мягкой волной ниспадали на плечи.

Округлости отчетливо выделялись на ее изящной фигуре. Индиговое платье подчеркивало ложбину груди. Габриель пытался отвести глаза – не получилось. Она действительно была великолепна.

Габриель подумал о своем голоде; он изголодался не по ее телу, но по ней самой. Когда появилось искушение стыдиться того, как он ее желает, он возразил себе, что это Бог сделал ее красивой. Бог их соединил. И в Священном Писании целая книга посвящена приятности физической любви.

«Ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна». И никогда по эту сторону Небес не встречу я никого тебя красивее.

Джулианна явно устала. Он видел, что она щадит правую ногу. Но не успел он об этом подумать, как отвлекся на ее простые, без каблуков, туфли. У нее целый шкаф дорогих туфель на высоких каблуках, произведений искусства. Но их она не надела. Габриель покачал головой при мысли о том, что к подиатру они так и не сходили. Наверное, у нее до сих пор отекают ноги.

Крещение шло своим чередом, ребенок хмурился и поднимал кулачки, но пока не плакал. Вскоре священник помазал ее голову и начался последний этап обряда.

Много есть таинств в жизни и в вере. Брак и семья всегда были для Габриеля загадкой. Да, такие связи между людьми существуют, и они, вероятно, самые сильные в видимой вселенной. Но как они возникают и держатся – он точно сказать не мог. Он не мог описать свою любовь к Джулианне, хотя и пытался. Не мог описать радость и восторг, которые вызывает у него Клэр, хотя наверняка попробует это сделать. На ум приходили метафоры вроде света, богатства, смеха.

Рука Джулии нашла руку Габриеля и сжала ее. Они оба присоединились к пастве, читающей «Отче наш», добавив к молитве свою благодарность за семью, за Кэтрин, но более всего – за Клэр.

У Габриеля в голове неслись каскады мыслей и эмоций, и все это на фоне абсолютной решимости не разлучаться со своей женой и ребенком.

Глава 19

В тот же день Габриель позвонил Джеку – дяде Джулии.

Джек Митчелл был частным сыщиком, который не раз помогал Габриелю – в частности, когда бывшая соседка Джулианны по комнате угрожала разместить в интернете видеокомпромат на нее.

Габриель описал черную машину, которую видел в своем районе, и попросил Джека о ней разузнать. Джек хмыкнул, но согласился, жалуясь, что описание Габриеля мало что дает для поисков.

Сейчас Габриель подходил к порогу своей спальни, держа в руках пару бокалов для шампанского. У двери он услышал, что Джулия тихо что-то поет.

Заглянув в комнату, он увидел, что Джулия держит Клэр на руках, прислонив к плечу, и танцует.

Джулия напевала Клэр какие-то детские песенки, а девочка дремала. Она была без чепчика, с мокрыми после ванны волосами. Габриель поразился, какие они кудрявые.

Движения Джулии стали медленнее – песня подошла к концу. Поцеловав девочку в щеку, Джулия положила ее в колыбель.

Габриель смотрел, как жена взяла со стула игрушечного барашка и нажала у него кнопку на спине. Игрушка стала издавать приглушенный звук бьющегося сердца.

Вытянув шею, Габриель смотрел, как Джулия положила барашка в угол колыбели.

Тогда он вошел в комнату, поставил бокалы на столик и закрыл за собой дверь. Джулия подняла голову и улыбнулась:

– Привет!

– Как искупались?

Габриель протянул ей бокал с имбирным пивом. Джулия с радостью взяла его.

– Отлично. Поразительно, как у нее волосы вьются, когда мокрые. Ни у тебя, ни у меня волосы не кудрявятся.

Габриель засмеялся и чокнулся с бокалом Джулии:

– За Клэр Грейс Хоуп Рейчел Эмерсон!

– За Клэр Грейс Хоуп Рейчел Эмерсон.

Джулия сделала глоток и счастливо вздохнула.

Габриель взял ее за руку и подвел к большому кожаному креслу у окна. Она поставила оба бокала на приставной столик и села к мужу на колени.

– Трудный был день.

Он повернул Джулианну так, чтобы она боком опиралась ему на плечо. Джулия вздрогнула от боли в правой ноге.

– Что с тобой? – спросил Габриель, внимательно глядя голубыми глазами.

– Просто затекла, – соврала Джулия и взяла бокалы.

Он обнял ее за талию:

– Как ноги?

Джулия повертела левой ногой.

– Отлично. Я знала, что придется много стоять сегодня, так что не стала надевать каблуки.

– Ага.

Габриель успел скрыть разочарование. Он открыл было рот, чтобы предложить выступить на каблуках лично перед ним, но Джулия его опередила:

– Рейчел очень довольна, что мы дали Клэр ее имя.

– Да. – Габриель нахмурился, подумав о сестре и ее горестях. – Я пытался сегодня с ней поговорить, но она отмалчивалась.

– Вероятно, не хотела портить вечер.

– Хм… – сказал Габриель с сомнением.

– У всех вокруг есть дети, в то время как она больше всех хочет быть матерью. Ей нужно время погоревать.

– Гм, – повторил Габриель и глотнул из бокала.

Джулия щелкнула его по ямочке на подбородке:

– Ты на меня не хмыкай, профессор! Горевать – это процесс.

– Я ж не говорю, что ты не права. – Габриель поцеловал ее в нос. – Но я пытался ей помочь сегодня, разговорить ее, и она от меня отгородилась.

– Ей нужно время – переварить то, что случилось.

– Наверное. – Габриель сменил тему: – Поговорим о той мерзости, что сейчас стоит у нас на газоне.

– В упор не понимаю, о чем ты.

Джулия спрятала лицо за фужером.

– Все вы понимаете, миссис Эмерсон. Нельзя, чтобы такой китч торчал у нас перед домом.

– А по-моему, забавно.

Габриель покачал головой.

– Должен признать, что солнечные очки – отличный штрих.

– Спасибо. – Джулия слегка поклонилась. – Подарок, который Кэтрин сделала Клэр, – невероятная вещь. Интересно, что она поехала в музей Кассирера, чтобы найти рукопись.

– Да. Я не говорил с Николасом с тех пор, как сказал ему, что мы собираемся одолжить для Уффици иллюстрации Боттичелли. Он пошутил насчет семейного предания – типа, что иллюстрации должны храниться в тайне. – Габриель сделал еще глоток. – Кстати, это мне напомнило: позавчера звонил доттор Витали. Хотел знать, не думаем ли мы продлить выставку.

– И что ты ответил?

Джулия допила свой имбирный эль.

– Сказал, что поговорю с тобой. Я склонен отказать.

– Милый. – Она отставила бокал. – Что такое еще несколько месяцев?

– Эти экспонаты у них достаточно давно. А мне они очень дороги, моя прелесссть.

– Понимаю, Голлум. – Джулия поцелуем смягчила критичность ответа.

Габриель полыхнул острым взглядом синих глаз:

– А если они их испортят? Или потеряют?

– Это Уффици-то? – Джулия засмеялась. – Они их день и ночь стерегут. Там им куда безопаснее, чем у тебя в кабинете.

Габриель потер подбородок.

– Витали говорил, что выставка им принесла приличный доход. Помогает галерее восстановить «Примаверу».

– Видишь? Вот какая польза. Ты же знаешь, как я отношусь к этой картине. Может, мы еще увидим процесс реставрации.

– Витали тебе не откажет, – вздохнул Габриель. – Ладно. Скажу им, что продлеваем до лета.

– До конца лета, – поправила Джулия. – Ты же знаешь, что лето – самое горячее время.

– Ладно, – буркнул он. И добавил: – Хм!

Джулия засмеялась и поцеловала его нахмуренное лицо.

– Спасибо!

– Мне написал президент Бостонского университета, поздравляет с сейджевскими лекциями. Запланировал прием после торжества в Эдинбурге.

– Это великолепно, милый!

– Эдинбург пишет, что я должен буду сказать несколько слов после оглашения в октябре. – Габриель посмотрел ей в глаза. – Придешь на мое выступление?

– Конечно. Если Ребекка согласится присмотреть за Клэр.

Габриель расслабил плечи.

– Отлично. Улетаем в Эдинбург на третьей неделе октября, но ненадолго.

– На Хеллоуин мы должны быть дома.

Габриель не понял:

– Почему именно на Хеллоуин?

– Чтобы пойти с Клэр говорить «трик-о-трит».

У Габриеля дернулось веко:

– Можно ли? С грудным ребенком?

– Конечно. А что такого?

Габриель медленно кивнул, будто у него в мозгу вращались шестеренки.

– Надо будет выбрать маскарадный костюм.

– Для нее или для тебя?

– Очень смешно. Хотя мне куда приятнее было бы видеть в маскарадном костюме тебя.

Он облизал губы. Джулия усмехнулась:

– Ладно, профессор. Посмотрю, что у меня получится.

– Отлично. – Он кашлянул. – Эдинбург платит большие деньги сейджевскому лектору. Мой завкафедрой вместе с деканом обещали мне творческий отпуск на следующий год, чтобы я мог переехать в Шотландию. Но зарплата за мной сохраняется. Но две зарплаты мне не нужны. Мы вполне прилично живем, так что я думал…

Он замолчал, глядя в глаза Джулии.

– Дом сирот во Флоренции! – Ее карие глаза осветились. – Они так много делают на такие малые средства. Представь себе, что они смогут, если у них будут твои деньги за год.

– Должен признаться, я подумал то же самое. Могу жить на зарплату Бостонского университета, а сейджевские деньги отдать им. Они смогут принять намного больше сирот.

– Итальянское правительство не даст нам усыновить ребенка, пока у нас не будет три года супружеского стажа. Я помню, мы говорили об удочерении Марии.

Джулия опечалилась.

– Ради ее блага надеюсь, что до того для нее найдется семья. – Габриель крепче обнял Джулию за талию. – Но мы согласились, что я отдаю деньги сиротскому приюту?

– Только тихо. – Джулия положила голову ему на плечо. – Чтобы никто не знал, кроме нас и приюта.

– Само собой. Елена со своей командой делает колоссальную работу. Я рад, что мы можем ее поддержать.

Джулия зевнула.

– Я должен буду объявить тему сейджевских лекций на торжестве в Эдинбурге, – продолжал Габриель. – Моя книга о семи смертных грехах почти закончена. Но для лекций я решил написать нечто другое. Думаю о сравнительном анализе отношений Абеляра и Элоизы с одной стороны, и Данте с Беатриче – с другой, в объеме книги. Но опять же, это я хочу поберечь про себя. А для лекций сосредоточусь на «Божественной комедии», привлекая извлечения из «Новой жизни». Как ты думаешь?

Он внимательней посмотрел на жену.

Джулия издала звук, который можно было назвать лишь храпом.

– Милая?

Габриель тронул ее за лицо, но она крепко спала.

Габриель улыбнулся, переводя глаза с одной женщины, спящей у него на коленях, на другую, спящую в манеже. В этом доме он был окружен женщинами. И никогда в жизни не был счастливее.

– Ладно, маленькая мамочка. Пора спать.

Он поднял жену на руки и осторожно отнес к постели. Накрыл одеялом, аккуратно его подоткнул.

Убрал волосы у нее со лба и погладил по щеке – осторожно, пальцем.

– Как я рад, что ты едешь со мной в Шотландию.

Он нежно поцеловал жену и потушил свет.

Глава 20

Ричард вошел в кухню, как раз когда Ребекка кончила прибирать после ужина.

– Не желаете ли прогуляться со мной?

Если Ребекка удивилась этому приглашению, то отлично сумела это скрыть.

– С удовольствием, – ответила она весело, сняла передник и повесила его на крючок в кладовой.

Ричард поклонился, пропуская ее в холл, и она вышла первой, поправив седеющие волосы и одернув платье.

Ричард открыл перед ней входную дверь, и они вышли на свежий воздух конца сентября.

Ребекка была высокой – пять футов одиннадцать дюймов, только чуть пониже Ричарда. Лицо у нее было простовато, но его оживляли красивые глаза и приятная улыбка. Ричард ее догнал и пошел справа, рядом с обочиной дороги.

Осень себя еще не проявляла – пока что. Вечера были еще теплые, и хотя тупик Фостер-плейс был плотно застроен старыми домами, здесь было тихо.

– Вы всегда жили в Новой Англии? – начал разговор Ричард. Они вышли из тупика и свернули направо, на Фостер-стрит.

– Всегда. Мои родные из Джамейка-Плейн, но мы с мужем после свадьбы переехали в Норвуд. Мой муж умер двадцать лет назад.

– Мои соболезнования, – сказал Ричард искренним голосом.

– Он был хорошим человеком. А когда он умер, моя мать переехала к нам с сыном. Я за ней ухаживала до самой ее смерти. После этого через пару месяцев меня нанял Габриель.

– Сочувствую вашей утрате. И очень вам благодарен за то, как вы заботились о моем сыне и дочери, а теперь еще и о внучке.

Ребекка улыбнулась:

– Я из тех, кому необходимо о ком-нибудь заботиться. Мой сын получил работу в Колорадо и уехал. Дочь живет в Сакраменто. Мне был прямой смысл сдать дом в аренду и переехать к Габриелю и Джулии. Но он присматривает мне квартиру в Кембридже. В конце концов им надо будет жить своим домом.

Ричард задумчиво кивнул. Она повернулась к нему:

– А вы преподаете?

– Да, я преподавал биологию в Университете Саскуэханны, но ушел на пенсию, когда умерла моя жена.

– Мои соболезнования.

Ребекка посмотрела ему в глаза.

– Спасибо. – Он вздохнул. – Боюсь, что я тогда наделал много опрометчивых поступков. Из Саскэхуанны я уволился и занялся научно-исследовательской деятельностью в Филадельфии, чтобы быть поближе к дочери и сыну – Скотту. Но я так их и не увидел: сразу выяснилось, что скучаю по дому, где жили мы с женой, так что я оставил ту должность и вернулся обратно. Теперь только читаю семестровый курс в Саскэхуанне как почетный профессор.

– Понимаю ваше желание остаться в этом доме, – заключила Ребекка. – Я тоже не могу себя заставить продать наш норвудский дом, хотя знаю, что в конце концов придется.

На красивом лице Ричарда читалась усталость.

– Вы не будете против, если я задам вам один вопрос?

– Ради бога.

– Это проходит? – спросил Ричард, серьезно глядя серыми глазами.

Ребекка подняла взгляд к кроне ближайшего дерева – одного из растущих длинным рядом вдоль Фостер-стрит.

– Я знаю, что вам хочется услышать. Мне тоже хотелось, когда я потеряла мужа. Вы хотите услышать, что время лечит, а горе проходит. Буду с вами честна: горе не проходит. Вам всегда будет не хватать ее, потому что вы ее любили и вы скучаете по ее обществу. Моего мужа нет уже двадцать лет, и каждый день мне его недостает. И каждую ночь. – Она горько улыбнулась. – Но боль со временем слабеет. Сейчас я могу говорить о нем, смотреть на фотографии и помнить счастливые времена. Но так стало далеко не сразу.

Ричард от неожиданности остановилсяя.

– Я надеялся услышать от вас, что должно стать легче.

Она сочувственно коснулась его руки.

– Со временем что-то меняется в лучшую сторону. Но мое горе всегда со мной. С вашими детьми я обрела вторую семью. Я стала брать книги из библиотеки Габриеля и готовить для него и Джулии блюда по моим лучшим фамильным рецептам. Приятное чувство – быть кому-то нужной. У меня есть роль, у меня есть цель.

Ричард сунул руки в карманы.

– Да, быть нужным – это хорошо.

– Вы нужны вашим детям. Им нужно, чтобы вы в каком-то смысле были для них и отцом, и матерью, а это трудно.

– Да.

Казалось, Ричард обдумывает это суждение.

– Жизнь не станет прежней, но все равно может быть хорошей. Очень важно проводить время с родными и друзьями.

– Согласен.

Они пошли дальше в молчании. И после долгой паузы Ричард сказал:

– Спасибо вам, Ребекка.

– Совершенно не за что. Буду рада поговорить с вами в любое время. Вам достаточно только позвонить.

– Это приятно слышать. Начинаю понимать, что слишком много времени провожу в одиночестве.

– После смерти мужа были дни и недели, когда я не выходила из дому. Просто никуда не хотелось.

Ричард кивнул. Ребекка замолчала, посмотрела ему в глаза:

– Можно вам дать непрошеный совет, как вдова – вдовцу?

– Давайте, – усмехнулся Ричард.

– Если решите снова жениться или не жениться – не торопитесь с решением. Сперва подружитесь с этой женщиной. Я видела слишком много тех, что бросаются в новые отношения на полном ходу, и дело кончается катастрофой, когда выясняется, что они друг другу не подходят.

– Хороший совет. Один мой старый друг в Селинсгроуве пытался убедить меня зарегистрироваться на сайте знакомств. Сказал, так молодые люди поступают.

– Молодые, – фыркнула Ребекка. – У них вся жизнь проходит в онлайне. С гаджетами не расстаются. И они нам будут советовать, как знакомиться? Тьфу!

– Верно подмечено, – усмехнулся Ричард.

– Но и к старым временам, когда там через свах или кого это делалось, тоже возвращаться не хочу. Как-нибудь сама себе могу мужа найти, черт побери!

Ричард уже открыто смеялся:

– Хотел бы я посмотреть на того, кто скажет, что это не так!

– Вот именно.

Ребекка рассмеялась вместе с ним.

– Но дружба, как вы точно заметили, дело очень важное. Человек, с которым можно разговаривать, кого можно позвать на ужин. Очень важно. – Он повернулся к ней: – Ребекка, позволите мне пригласить вас на ужин?

Она помедлила буквально секунду.

– Да. Только надо договориться с вашими детьми.

– Я думаю, они как-нибудь смогут один вечер продержаться без вас.

– Ох, не уверена! – усмехнулась она.

Они улыбнулись друг другу и пошли гулять дальше.

Глава 21

Профессор Эмерсон терпеть не мог небрежности.

Джулия это отлично знала. Но ей забавно было наблюдать, каким испытаниям подвергается его приверженность к перфекционизму во всем при поездке в Европу с полуторамесячным ребенком.

Университет Эдинбурга, придерживаясь своей политики деловых поездок, зарезервировал для профессора Эмерсона место в туристском классе. Профессор нетерпеливо его заменил на место в первом классе и заказал соседнее для Джулии, а место напротив – для Ребекки.

Университет для перевозки профессора с семьей в отель заказал такси. Профессор таксиста отпустил (почти гневно) и нанял частного водителя на «Рейндж Ровере», чтобы тот всегда был под рукой на все время пребывания профессора.

Университет организовал для Эмерсонов королевский номер в «Уолдорф-Астория-Каледониан». Профессор поселил в нем Ребекку, а для себя и своей семьи снял номер Александра Грэхема Белла, откуда открывался вид на Эдинбургский замок.

– Они решат, что ты оперная дива, – шепнула Джулия, когда рассыльные доставили в номер багаж, коляску и детское имущество.

– Чушь, – сурово ответил Габриель. – Дополнительные расходы оплачиваю я, так что какое им дело?

Джулия прикусила губу, думая, как бы ему объяснить. Но когда увидела замок из огромного окна, решила не настаивать. Эдинбург красив, номер красив, а она очень, очень устала.

Габриель благосклонно посмотрел на работу рассыльных и выдал им щедрые чаевые. Потом подошел к Джулии, стоящей возле окна.

– Иди ложись.

И нежно погладил ее по щеке.

– Я думала, нам бы лучше бодрствовать, для адаптации к смене часовых поясов… – И тут Джулия неожиданно для себя от души зевнула. – И время Клэр кормить.

– Покорми ее и ложись. А я положу ее в коляску и погуляю.

– Правда? Мне кажется, ты в самолете совсем не спал.

– Прогуляться мне будет полезно, хотя днем, быть может, подремлю. Нас пригласили сегодня на ужин с советом университета. Торжественная часть и прием завтра.

– Окей. – Джулия снова зевнула, взяла Клэр из переноски, поцеловала и устроилась в кресле рядом с камином. Коридорные разожгли в нем огонь, и теперь он весело пылал. – А что Ребекка?

– Она решила осмотреть город. – В глазах Габриеля мелькнула искорка. – Я думаю, она отправилась на поиски Горца.

– С богом, Ребекка! – Джулия скрестила пальцы на счастье.

Глава 22

В тот же вечер Джулия вошла в роскошный Якобитский зал Эдинбургского замка. В окнах дальней стены виднелись сверкающие огни неповторимого города, чуть размытые дождевыми каплями на стекле.

Сводчатый потолок зала был облицован деревом. Всю конструкцию поддерживали деревянные балки, и Джулии это напомнило корпус корабля.

Ужин с руководством университета проходил в зале королевы Анны и состоял из множества перемен изысканных блюд. После его окончания все перешли в этот более уютный зал, где подали напитки.

При входе в замок Эмерсонов приветствовал волынщик под горящими факелами. Принимающая сторона была невероятно гостеприимной и перед ужином даже организовала для Джулии и Габриеля осмотр драгоценностей шотландской короны и Скунского камня.

После ужина Джулия, извинившись, ушла в дамскую комнату позвонить Ребекке и спросить, как там Клэр. Успокоенная ответом, что все в порядке, она вернулась туда, где был прием, и увидела, что ее мужа окружили руководители университета и официальные лица города.

Встретив голубыми глазами ее взгляд, он улыбнулся, и она будто увидела солнечный луч. Оправила юбку черного бархатного платья. Они оделись в тон друг другу: профессор – в черный, сшитый на заказ костюм с галстуком, тщательно причесан, на ногах черные лаковые туфли. Золотые карманные часы с цепочкой в жилетном кармане под пиджаком. И любимый скотч он променял на кофе – соблюдая свое обязательство трезвости.

Габриель поманил Джулию взглядом, не желая перебивать элегантного джентльмена, который о чем-то ему говорил, почти не переводя дыхания. Но Джулии было неловко прерывать их разговор. Она кивком головы показала на бар, направилась прямо туда и заказала себе чашку чая.

Габриель тоскующими глазами провожал стаканчики односолодовой амброзии, которую пили остальные гости. И ждал перерыва в разговоре, чтобы подойти к сидящей у стойки жене. Уж там-то он найдет что-нибудь получше кофе.

– Миссис Эмерсон, я – Грэхем Тодд.

К Джулии сбоку подошел мужчина средних лет, одетый так же хорошо, только костюм у него был темно-синий. Он протянул руку, и Джулия ее пожала:

– Очень приятно. Называйте меня Джулией.

Грэхем добродушно улыбнулся в седеющую бороду. У него были рыжеватые волосы, чуть тронутые сединой, и густые брови. Глаза голубые и довольно живые. При взгляде на него казалось, что мало что ускользает от этого человека.

– Я так понимаю, что вы тоже изучаете Данте.

Грэхем потягивал виски из хрустального бокала. Произношение у него было скорее английское, чем шотландское, по крайней мере так показалось Джулии.

– Да, я учусь у Сесилии Маринелли в Гарварде.

– Я узнал ваше имя из списка приглашенных, составленного Доном Вудхаузом. Вы будете участвовать в апрельском симпозиуме?

– Буду.

Джулия замолчала, не зная, не будет ли слишком бесцеремонным задать Грэхему тот же вопрос.

– Дон был моим научным руководителем в Оксфорде. Здесь, в Эдинбурге, я главный специалист по Данте.

– Очень рада познакомиться. Эдинбург – невероятный город, и Габриелю просто не терпится стать здесь членом университетского сообщества.

– Вы будете с ним?

Джулия заколебалась:

– Я бы рада. Но мне нужно кое-что сделать в Гарварде, потому что мне там следующей осенью курсы слушать. Конечно, я ничего не могу сказать об этом до послезавтра, когда объявят сейджевского лектора.

Грэхем кивнул.

– Разумеется. Мы были бы рады видеть вас у нас на факультете. Пока мы еще не с курсами на следующий год, но я смогу выслать вам расписание, как только оно будет утверждено окончательно. О чем вы будете писать диссертацию?

– Спасибо. Я все еще составляю проект для Сесилии, но у меня были мысли об исследовании сцены смерти Гвидо да Монтефельтро в «Аде» – противопоставить ее сцене с его сыном Бонконте в «Чистилище».

– А что вас интересует в Гвидо?

– Вообще-то меня захватывает его описание собственной смерти и как он заявлял, что святой Франциск Ассизский придет за ним, когда он умрет, но был побежден демоном.

– Ага, – сказал Грэхем. – Довольно-таки прямолинейно, вам не кажется?

– Данте встречает Гвидо в круге обманщиков. Не уверена, что его свидетельство мы можем считать достоверным.

Грэхем задумчиво собрал бороду в горсть.

– Хорошее замечание. Но в чем обман?

Джулия увлеченно подалась вперед:

– Данте нам говорит, что структура Ада определяется справедливостью. Таким образом, что бы Гвидо ни говорил, но справедливость его помещает в Ад. Но если он там по справедливости, зачем появляется Франциск?

Грэм приподнял плечо:

– Насколько я помню, Франциску не удается спасти Гвидо.

– Если Франциск – святой, он бы согласился с Данте, что Ад строится на справедливости. А тогда он не стал бы сомневаться в решении Бога. Так что либо Франциск вообще не появлялся, либо появлялся ради иной цели. В любом случае Гвидо лжет.

Профессор Тодд усмехнулся:

– Видимо, вы и есть та юная леди, что подтолкнула Дона внимательней посмотреть на Гвидо. Он стал им просто одержим.

Джулия покраснела.

– Нет-нет, я его не подталкивала. Но он приходил послушать мой доклад о Гвидо на конференции и немного со мной поспорил.

В глазах Грэхема появилось понимание.

– В последний раз, когда я был свидетелем спора Вудхауза с аспирантом, бросил учебу и ушел в пастухи.

– Боже мой! – ужаснулась Джулия.

– Но ведь вам же не грозит опасность бросить Гарвард и уйти в пастухи? – мягко пошутил профессор Тодд.

– В общем, нет. – Джулия пригубила чашку. – Я как раз хочу дослушать все нужные курсы, чтобы сдать экзамены по специальности.

Грэхем посмотрел на нее задумчиво:

– Я бы хотел представить вас другим нашим сотрудникам, занимающимся итальянской литературой. В особенности – нашему декану. У нас есть несколько курсов, которые вам бы подошли.

Он протянул руку, показывая, что пропускает Джулию вперед. Она с благодарной улыбкой приняла приглашение, поймав на ходу взгляд Габриеля.

Когда он увидел, как ее приветствуют коллеги, то засиял от гордости.

Глава 23

Шел дождь.

Профессор Эмерсон пришел к выводу, что жителям Эдинбурга совершенно необходим ковчег. С того часа, как они с Джулией прибыли в замок на ужин, ливень не прекращался.

Габриель поднял воротник дождевика от «Берберри» и поправил твидовую шляпу, переложив зонтик в левую руку. Когда они с Джулией вернулись к себе в отель, Джулия вдруг сообразила, что у них кончился детский крем. А таковой, как она не замедлила мужу напомнить, весьма важен для здоровья ребенка.

Габриель спустился в вестибюль в поисках консьержки, но, увы, она отсутствовала.

– В «Плазе» бы такого никогда не было, – буркнул он про себя, разыскивая гостиничный персонал.

Действительно, в отеле «Плаза» в Нью-Йорке любые нужды его или Джулии удовлетворялись немедленно независимо от времени суток.

Далее профессор без всякого удовольствия выяснил, что вблизи отеля совсем нет круглосуточных аптек или магазинов. Даже «Маркс и Спенсер» на станции Уэйверли уже закрылся. И вот таким образом Габриель оказался на заднем сиденье нанятого автомобиля, и водитель вез его сквозь дождь в большой круглосуточный супермаркет в Лейте – минут двадцать езды.

Но доехать до супермаркета – это одно дело, а найти в нем детский крем – совсем другое. Тем более что в этом магазине, судя по всему, не было ни одного бренда, к которым они привыкли в Америке. Габриель три раза звонил Джулианне, проходя по пролетам и тщетно пытаясь найти нужный предмет. Когда же она недвусмысленно ему сказала, что сейчас ложится спать и говорить с ним будет, лишь когда проснется к очередному кормлению Клэр, он купил четыре разные марки в надежде, что хоть одна из них подойдет.

В отель «Каледониан» он вернулся в очень плохом настроении. Выходя из машины, скривился при виде ярко освещенного замка.

Швейцар встретил его у машины с раскрытым зонтиком и сопроводил в отель.

Сообщение от Джека Митчелла пришло именно в этот момент.

Габриель стряхнул капли с дождевика и шляпы, пошел прямо в бар Кэйли, чтобы прочитать сообщение в одиночестве. Заказал у бармена двойной эспрессо, про себя ворча о невозможности заказать скотч.

Преступление против гостеприимства, – подумал он. – Этот прекрасный скотч, только и ждущий понимающего человека, чтобы оценил вкус. Я в такой дождь наверняка подхвачу пневмонию и умру. Всем сейджевским лекторам должны по прибытии назначать антибиотик. Включать в приветственную корзину с фруктами.

Пока бармен готовил кофе, профессор извлек из кармана сотовый и прочел сообщение.

ПО «НИССАНУ» НИЧЕГО.

ЕСЛИ УВИДИШЬ ЕГО ЕЩЕ РАЗ, СФОТОГРАФИРУЙ.

ПРОВЕРЮ СОСЕДКУ ДЖ. ПО КОМНАТЕ И СЫНА СЕНАТОРА.

Сообщение было достаточно ясным. Искать в Бостоне и окрестностях черный «Ниссан» без номеров практически бессмысленно, но у Джека тщательность на первом месте. Хочет проверить Натали Ланди, с которой Джулия когда-то снимала квартиру, и Саймона Толбота, ее бывшего бойфренда.

У Габриеля скривилась губа. Попался бы ему снова этот сукин сын…

Закрыв сообщение, он положил телефон на стойку. С экрана на него смотрела Клэр.

Дождь прекратился, тучи разошлись, и профессор Габриель Эмерсон улыбнулся.

Он снял дождевик и шляпу, быстро их отложил в сторону вместе с зонтиком и пакетом из магазина. Пригладил непослушные волосы и сел, пролистывая фотографии Клэр и Джулии.

Проехаться в магазин за полночь – не так уж плохо. Особенно когда такие ангелы ждут меня наверху.

Бармен подал кофе вместе с тарелочкой печенья и стаканом воды. Габриель отпил кофе и тут же зашелся в кашле.

Началось. Уже подхватил пневмонию.

– Мне не того, что ему, – прозвучал справа от Габриеля женский голос. – Мне, пожалуйста, мартини с оливкой.

Через два места от Габриеля стояла брюнетка. У нее было гладкое, певучее произношение англичанки. Свой кожаный дипломат она поставила на пол рядом со стулом и села, поблагодарив бармена, когда он ей налил. Бармен поставил перед женщиной тарелочку с орешками, и она тут же их попробовала.

Габриель снова отпил кофе, надеясь, что он снимет приступ кашля. И был почти удовлетворен результатом.

– Холодновато на улице, правда? – заговорщически улыбнулась женщина.

– Да просто леденит. Здесь всегда так?

Брюнетка пожала плечами:

– Я живу в Лондоне. Но летом тут очень хорошо. Солнце вечером не заходит аж до десяти.

– Гм, – ответил Габриель.

– Американец? – спросила женщина, пробуя свой мартини.

– Да.

– Что же привело вас в дождливый Эдинбург?

– Я гость университета.

– Я тоже. – Женщина оглянулась через плечо. – Здесь должна была встретиться со своей командой, но они, кажется, без меня уехали. Фигня какая-то.

Габриель допил кофе и заказал еще чашку.

– А что за команда?

– Телевидение. – Женщина подняла очки на лоб, читая меню бара. – Из самого Лондона приехали – освещать какое-то событие в университете. Поверить не могу, что они меня бросили. – Она оглядела бар – почти пустой. – Вот сволочи!

– Вы телеведущая? – вежливо спросил Габриель.

– Да нет, конечно. Я продюсер. – Она подняла бокал в его сторону. – Будем здоровы!

– Будем.

Он приподнял свою чашку.

– Ладно, а что вы делаете в этом университете?

Габриель подождал, пока бармен подаст ему второй эспрессо и тарелку с печеньем.

– Серия деловых встреч, передача знаний – такого рода вещи.

У женщины дернулись губы:

– А знания кто передает? Вы или вам?

– В основном я.

– А о чем знания? Гравитационные волны? Теология? Цены на сыр и международная торговля?

– Данте Алигьери.

Габриель сделал глоток кофе. Женщина поставила стакан на стол.

– Правда?

Габриель сумел задавить улыбку в зародыше.

– Да, правда.

– Данте – это интересно. Но он уйму времени затратил на разговоры про Ад.

– И на его прохождение.

Женщина рассмеялась.

– Ну да, но сейчас больше никто в ад не верит. Наверное, трудно вызвать интерес к Данте? Сделать его… релевантным?

Габриель повернулся на стуле:

– Данте говорит о любви и сексе, об искуплении и утрате. Эти темы – главные для любого человека. Отбрасывая «Ад», вы отбрасываете лучшее.

– Но там же все о грехе, не так ли? О наказании, о мучениях. Об очень плохо одетых людях.

– Думайте об этом как об исследовании поведения человека с целью искупления. Каждый смертный грех – это отдельная одержимость, и Данте нам показывает ее последствия. Это в первую очередь – рассказ-предупреждение. Называя свою работу комедией, он дает нам знать: эти истории, истории о человечестве, имеют счастливый конец.

– Не думаю, что души в аду счастливы, но ваш тезис понимаю. – Женщина достала из коктейля оливку и съела. – А напомните мне смертные грехи?

– Гордыня, зависть, гнев, леность, жадность, чревоугодие и похоть.

– Ага. – Женщина поежилась. – Сразу напомнило о себе мое католическое воспитание. Хотя можно бы сказать, что мы, служба новостей, знакомы с грехом во всех его разнообразных формах. Значит, это вы завтра выступаете с лекцией?

Габриель замер. Его статус сейджевского лектора не должен быть никому известен до завтрашнего объявления.

– Я такого не говорил.

– Но вы – профессор литературоведения?

Женщина повернула голову и смотрела на Габриеля, ожидая его ответа.

– Обыкновенный энтузиаст дантеведения из Америки, который будет рад повидаться с некоторыми своими эдинбургскими коллегами.

В этот момент в бар вошла довольно шумная группа и сразу направилась к собеседнице Габриеля. Она их стала ругать, но улыбалась при этом во весь рот.

Габриель не допил вторую чашку кофе и быстро направил счет к себе в номер. А телевизионщики стали заказывать выпивку, шумно между собой общаясь.

Габриель взял дождевик, шляпу и зонтик, а когда повернулся уходить, эта женщина подошла к нему.

Она протягивала визитку.

– Элеанор Майклз, служба новостей Би-би-си. Завтра мы будем вести репортаж с церемонии объявления сейджевских лекций.

Габриель со стоическим видом принял карточку. Отказаться было бы и грубо, и подозрительно.

– Рад познакомиться, мисс Майклз. – Он взял карточку, пожал женщине руку. – А что такое сейджевские лекции?

– Вот вы мне это и расскажете. И называйте меня просто Элеанор. – Она подалась вперед: – Я знаю, что все это окутано тайной и никто ничего не должен знать до объявления, но я надеюсь получить от вас завтра интервью.

Он терпеливо наклонил голову.

– Приятного вам вечера.

– До завтра. Надеюсь, дождь перестанет.

Женщина улыбнулась и направилась к своим коллегам.

Габриель сунул карточку в карман и ушел к себе в номер.

Stercus, – подумал он.

Глава 24

Грандиозно, подумала Джулия, входя в четырехугольный двор старого колледжа. Сам колледж имел вид очень величественный и построен был из камня. Он вздымался перед Джулией арочными окнами и стройными колоннами.

Поскольку Габриелю надо было приехать рано, Грэхем договорился встретиться с Джулией в этом дворе. Он с дружелюбной улыбкой поздоровался и повел Джулию ко входу, тщательно избегая наступать на безупречно подстриженную траву.

Джулия была благодарна этому сопровождению, так как найти центральную библиотеку университета было непросто. Зал ее был ярко освещен и имел большой арочный потолок. По краям поднимались белые колонны и в ряд стояли мраморные бюсты.

Джулия с завистью смотрела на полки и их содержимое, жалея, что нет времени изучить это собрание.

Почти все двести пятьдесят мест в зале были заняты. И в глубине зала был приличный сектор для СМИ, за последним рядом кресел. Джулия заметила, что присутствуют Би-би-си-ньюз и другие агентства.

Грэхем провел Джулию на первый ряд. Она сосредоточенно двигалась на высоких каблуках, твердо решив, что при таком скоплении публики оступиться нельзя.

Габриеля нигде не было видно.

– Я потом тебя найду, – пообещал он, целуя ее в номере час назад, и, понизив голос до шепота, сказал:

– У меня в кабинете после занятий.

Джулия затрепетала от этих слов: они ей живо напомнили его приказ после самого первого занятия у него, на котором она присутствовала.

Да пошутил он, – думала она, шагая к первому ряду. – Нет у него тут кабинета. По крайней мере, сейчас нет.

Но на тему секса Габриель не шутил никогда. К искусству любви он относился очень серьезно.

А это значит, что мы…

Джулия не додумала до конца. В первом ряду сидели два человека, которых она узнала, и остановилась, смутившись.

– Вот она!

Кэтрин Пиктон встала и подошла к Джулии. Они обнялись.

– Я не знала, что вы приедете, – пролепетала Джулия.

– До меня дошли слухи, что в этом году стоит приехать на объявление сейджевского лектора. – Глаза Кэтрин лукаво блеснули. – И приехала не одна. Как я понимаю, вы знакомы?

Кэтрин сделала шаг назад и показала руками на Джулию и на человека средних лет в твидовом пиджаке и вельветовых брюках.

– Дон Вудхауз.

Он снял очки и протянул Джулии руку.

– Профессор Вудхауз, я очень рада видеть вас снова.

Голос Джулии подрагивал, потому что она была потрясена. Но сумела улыбнуться.

– Здравствуйте, Грэхем.

Профессор Вудхауз пожал руку своему бывшему студенту, хотя его приветствие прозвучало заметно холодно. Но Грэхем не смутился и сказал с улыбкой:

– Джулия мне как раз рассказывала о своей статье про Гвидо да Монтефельтро.

Джулия напряглась.

– Да, я знаю эту статью. – Профессор Вудхауз снова надел очки. – Мне интересно, что может сказать миссис Эмерсон о трактовке Улисса у Данте.

У Джулии чуть голова не закружилась.

– Я не фокусировалась на этом тексте, но буду очень рада обсудить его с каждым участником того симпозиума, что вы организуете в апреле.

Стоящий рядом Грэхем тихо засмеялся.

– Ну, времени для обсуждения Улисса у нас хватит с запасом. – Кэтрин чуть подтолкнула профессора Вудхауза: – Надо садиться. Я вижу, прибыл почетный гость.

В этот момент в зал вошел Габриель в сопровождении руководителей университета при всех их регалиях. Джулию усадили между Грэхемом и Кэтрин, а профессор Вудхауз сел от Кэтрин по другую сторону.

Габриель и руководители университета взошли на помост. Джулия узнала многих официальных лиц со вчерашнего приема.

Пережив только что краткое испытание со стороны Вудхауза, который, как ни посмотри, а подавлял собеседника, Джулия чувствовала, как учащенно бьется сердце. Ей это напомнило, как она более трех лет назад сидела на семинаре у Габриеля в Торонтском университете – молодая, только что получившая диплом аспирантка, таящая в сердце влюбленность в своего профессора. Какой же путь прошли они с тех пор!

Она пережила Торонто, пережила разлуку. Пережила Кристу Петерсон и Полину Грушеву. Вопреки присущей ей застенчивости выиграла место в Гарварде. Все, что ей оставалось, – это завершить программу, и тогда она, как Габриель, будет иметь академическую свободу изучать все, что захочет, и писать об этом.

Профессор Эмерсон, одетый в алые цвета Гарварда поверх серого костюма, смотрелся мужественным красавцем. Светло-синяя рубашка и темно-синий галстук придавали синевы его сапфировым глазам.

Она хотела одеться под стать его серому костюму, но в последний момент уступила его просьбе надеть что-нибудь поярче.

– Мне надо, чтобы я в любой момент мог тебя высмотреть, – попросил Габриель за завтраком, и голос его прозвучал как-то беззащитно.

Джулия не могла отказать. Беззащитность – ее он терпеть не мог больше, чем посредственность. Но с ней наедине он мог себе позволить быть беззащитным. И она такие моменты ценила и оберегала.

Так что она отказалась от серого платья, которое наметила, и заменила его на ярко-зеленое без рукавов. Оно было скромное, до колен, но цвет бросался в глаза, а широкая горловина обнажала ключицы.

Габриель предсказал, что публика будет в основном в темном, и был прав. В море черного, темно-синего и темно-серого твида платье было очень заметно – чего как раз он и хотел.

Еще Джулия надела туфли на шпильках с красными подошвами. Правой ноге в это утро было легче, и Джулия решила рискнуть, надеясь, что Габриель этот выбор оценит.

Когда он наконец нашел ее глазами, то застыл на месте. Глава университета что-то говорил ему на ухо, но все внимание Габриеля было направлено на жену. Он скривил губы в полуулыбке и посмотрел на Джулию пристальным жгучим взглядом, потом снова повернулся к ректору.

Теперь Джулия могла перевести дыхание. Габриель приехал, и он ее нашел. Никогда еще ей так не хотелось, чтобы ее нашли.

Она стала думать, как Клэр отнесется к целому дню в отеле с Ребеккой. Два последних дня – это был первый выход Эмерсонов без ребенка, и Джулия, как ни странно, почему-то чувствовала себя обобранной. Чтобы подавить желание написать Ребекке, она стала думать о собственном платье, слегка поблескивающем при свете люстр. Поправила волосы. Их она заплела во французский пучок, заколов на затылке.

– Когда Габриель будет читать сейджевские лекции, это будет в Макьюэн-холле, который куда просторнее, – сказал Грэхем, наклонившись к ней.

Она оглядела зал:

– Насколько просторнее?

– Здесь двести пятьдесят мест. В Макьюэне – тысяча.

Джулия изумилась. Она толком не представляла себе помпезность, навороченную вокруг сейджевских лекций, хотя на нее произвело впечатление теплое и щедрое гостеприимство университета. Грэхем был весьма любезен, как и все его коллеги. Казалось, это чудесный коллектив.

Глава факультета литератур, языков и культур сделал несколько вступительных замечаний и представил директора исследовательского департамента, который много времени потратил на описание выдающихся достижений университета в научной работе, после чего перешел к описанию важной роли сейджевских лекций в области гуманитарных наук.

Джулия заметила, что ни мимика, ни жесты Габриеля не изменились, даже когда ректор его представлял и зачитывал длинный список его достижений. Взгляд острых синих глаз переходил не спеша от ректора к Кэтрин Пиктон, они с Габриелем улыбались друг другу, и снова взгляд возвращался к ректору.

Однажды он перехватил взгляд Джулии и подмигнул. Она подмигнула в ответ, чувствуя, как ее заполняет тепло.

Джулия оглядывала публику, отмечая присутствие студентов и аспирантов, преподавателей, других сотрудников. И тут ей пришла в голову мысль.

У Габриеля студентов нет. Да, Бостонский университет надеялся было, что он их к себе привлечет, но так как на отделении итальянистики студенческих программ не было, то студенты, интересующиеся изучением Данте на уровне магистерской или докторской диссертации, должны были записываться на факультет религиоведения, к которому Габриель был прикомандирован. Но докторанты по религиоведению – это не то, что нужно настоящему специалисту по Данте, особенно если такой хочет преподавать на отделении итальянистики или романистики.

В Эдинбургском университете есть программа аспирантуры по итальянистике.

И действительно, она сама сидела перед несколькими преподавателями – участниками этой программы, а рядом с ней – профессор Тодд.

Сердце Джулии замерло. Габриель принял должность в Бостонском университете, чтобы быть ближе к ней, пока она учится в Гарварде. Но с точки зрения профессии эта должность не была для него оптимальной. И именно это сказала Кэтрин Пиктон в разговоре, в котором предложила Джулии провести семестр в Шотландии.

Эдинбургский университет признал достижения Габриеля. Сейджевские лекторы привлекают к себе огромное внимание, в том числе и внимание СМИ. Заметят другие университеты и научно-исследовательские институты. Может быть, Эдинбург пригласит его остаться…

Ректор закончил представление, и Габриель подошел к кафедре. Они обменялись рукопожатием.

Поправив микрофон под свой шестифутовый с лишним рост, Габриель вытащил из внутреннего кармана черные роговые очки. Положил свои записки на кафедру, и аудитория затихла.

– Господин ректор! Господа члены университетского совета, коллеги! Леди и джентльмены! Вы оказываете мне честь своим вниманием, и я хотел бы поблагодарить Эдинбургский университет за это великодушное приглашение, которое я с радостью принимаю.

Эта благодарность также относится к институту, где я работаю – Бостонскому университету, – за его поддержку моих исследований. Отдельное спасибо моей чудесной жене Джулии. – Габриель указал рукой в ее сторону. – Благодаря ее поддержке и поддержке Бостонского университета у меня будет возможность переехать в Эдинбург на 2013/14 учебный год и прочитать курс сейджевских лекций.

Уважаемый ректор попросил меня сказать несколько слов об этой серии лекций, которые я намереваюсь в следующем году прочесть здесь, в несравненном университете Эдинбурга. Позвольте мне начать.

Он прокашлялся:

– «Voi non dovreste mai, se non per morte, la vostra donna, ch’è morta, obliare» – так говорит Данте в «La Vita Nuova», то есть: «Глаза мои до смерти не должны забыть о вашей даме, что почила».

Эти стихи Данте, описывающие его непреходящую преданность Беатриче, идут от самого сердца.

Габриель нашел взглядом Джулию, посмотрел на нее поверх очков.

– Данте Алигьери родился во Флоренции, в Италии, в тысяча двести шестьдесят пятом году. Он известен своими стихами и политическими трудами, а также своим участием во флорентийской политике. Но еще он известен своей страстной и неутоленной любовью к Беатриче.

С Беатриче Портинари он познакомился в детстве, когда им обоим было по девять лет. «Apparuit iam beatitudo vestra», – писал он. – «Является благословенность твоя».

Их судьбы снова сошлись в тысяча двести восемьдесят третьем, и приветствие Беатриче было настолько трогательным, пишет Данте, что он испытал высшее блаженство. Момент увековечен на полотне Генри Холидея «Данте и Беатриче».

Габриель кивнул оператору, и на экране за его спиной появилась проекция картины.

Джулия затаила дыхание. Для них с Габриелем эта картина была очень дорога, и не по одной причине. Он приобрел эту копию несколько лет назад и с тех пор с ней не расставался. И даже сейчас она висела на стене их спальни в Кембридже.

– Данте был так потрясен этой встречей с прекрасной добродетельной Беатриче, что жизнь его с этой минуты изменилась. Он ее полюбил, он ей поклонялся. Он много времени и сил посвящает прославлению ее в мыслях и в стихах, но Беатриче в тысяча двести восемьдесят седьмом году выходит замуж за Симоне деи Барди. – Габриель замолчал, глядя в публику. – Данте тоже женится. Но стихов, прославляющих свою жену, он не пишет. И действительно, «Новая жизнь» показывает нам человека, пораженного любовью, человека одной мысли, издалека обожающего чужую жену.

Это любовь? Это вожделение? – Габриель помолчал. – Каково бы ни было это чувство, в нем есть страсть. Хотя Данте и Беатриче стали воплощением куртуазной любви, мы не знаем, что могло бы случиться, если бы она не умерла внезапно в двадцать четыре года.

В пятой песни «Ада» Данте описывает свой разговор с Франческой да Римини, любившей запретной любовью. Не намек ли это на то, что могло бы быть, не умри Беатриче? Или же в разговоре Данте с Франческой подтекст иной? В своих лекциях я буду исследовать возможные ответы на эти вопросы.

Габриель перелистал свои записки.

– «Новая жизнь» Данте – это описание от первого лица его встреч с Беатриче и его любви к ней. Стихотворение оканчивается торжественной клятвой учиться и проявить себя достойным, чтобы смочь написать что-то в дань ей. Он надеется, что его душа будет с ее душой в раю, когда он умрет.

Габриель еще раз кивнул, и на экране нарисовалась другая картина.

– Вот одна из иллюстраций Сандро Боттичелли к «Божественной комедии». Здесь мы видим, что Данте исповедуется Беатриче, а она открывает лицо. Разговор приводится в «Чистилище», песнь тридцать первая.

Габриель заглянул в свои записки, поправил очки.

– В «Новой жизни» Данте предлагает нам описание одержимой преданности человека его добродетельной музе. Многие из вас знают, что было дальше – как Данте оплакивал Беатриче до конца жизни и как он написал «Божественную комедию» как минимум отчасти ради нее. «Ад» начинается с признания Данте, что в середине жизни он потерял правильный путь и заблудился в темноте.

Ему на помощь приходит поэт Вергилий и сообщает, что явился по просьбе Беатриче. В разговоре с Вергилием Беатриче называет Данте своим другом и беспокоится, что он уже вне возможности спасения. По ее словам, страх сбил Данте с пути.

Но первой беду Данте замечает Дева Мария. Она говорит об этом святой Лючии, и святая Лючия находит Беатриче и спрашивает, почему она не помогла человеку, который так ее любил, что удалился от обыденной толпы. Услышав это, Беатриче, подвигнутая своей всколыхнувшейся любовью к нему, спешит искать Вергилия.

Перескакивая вперед к «Чистилищу», песнь тридцать первая, мы получаем совершенно иное описание Данте и его бедствий. Беатриче обвиняет Данте в том, что он забыл свою преданность ей и дался в обман юным женщинам, которых она называет сиренами.

По аудитории прошел говор. Рядом с Джулией переглянулись Кэтрин и профессор Вудхауз.

Реакция Данте на эти обвинения – стыд. – Габриель откашлялся. – Но несколькими строками ниже три теологические добродетели молят Беатриче обратить взгляд святых очей на «верного ей» – на Данте.

Габриель встретился взглядом с Джулией и задержал взгляд.

– Что мы можем сказать по поводу этого изменения в «Чистилище»? Беатриче укоряет Данте за отсутствие верности, и его реакция – стыд. Потом теологические добродетели – вера, надежда и милосердие – заявляют нам, что на самом деле Данте был верен ей, Беатриче.

Сдержал ли Данте обещание, которое дал Беатриче? Или же нарушил его? С одной стороны, у нас есть письменное свидетельство преданности Данте Беатриче, и это свидетельство называется «Божественная комедия». С другой стороны, есть суровые слова Беатриче – слова, написанные самим Данте, – и последующее очищение Данте в Чистилище.

В своих сейджевских лекциях я сопоставлю разговор Данте и Франчески с разговором Данте и Беатриче. Я пролью свет на литературную загадку осуждения Беатриче и обета Данте путем анализа «Чистилища» в свете как «Новой жизни», так и «Божественной комедии» как целого.

Данте – автор этих книг, но также их персонаж. Я предложу чтение этих текстов на метауровне, где Данте-автор будет противопоставлен Данте-персонажу. – Габриель лукаво усмехнулся, в синих глазах за очками мелькнули веселые искорки. – Может быть, истинное очищение Данте и состояло в написании самого «Чистилища».

Среди публики послышался смех.

– Итак, я приглашаю вас, коллеги и друзья, присоединиться ко мне на этой дороге искупления. Наш путь пройдет через Ад и Чистилище и в конце концов приведет в Рай. На этом пути мы встретим как негодяев и трусов, так и известных великих людей.

Мы исследуем, чему может научить нас Данте касательно природы человека и человечества в лучших и в худших их проявлениях. И мы узнаем многое о необычайной любви Данте и Беатриче.

Спасибо за внимание.

Зал взорвался аплодисментами.

Габриель наклоном головы поблагодарил слушателей, нашел глазами Джулию. Она улыбнулась, не переставая аплодировать, и напряжение отпустило плечи Габриеля.

Она и представить не могла, как нелегко ему пришлось, так он умело скрыл это.

Когда Габриель возвращался на место, его остановил директор исследовательского департамента и пожал ему руку. Потом сделал несколько заключительных замечаний и пригласил всех на прием в соседний зал.

Габриель двинулся было к Джулии, но его перехватил ректор, хлопнув по плечу.

Публика стала выходить, а ректор все еще разговаривал с Габриелем, и Джулия вместе с Кэтрин, Грэхемом и профессором Вудхаузом направились в соседний зал.

– На каком этапе вашей аспирантской программы вы сейчас находитесь? – спросил Вудхауз у Джулии, когда они уже стояли с бокалами.

Джулия поспешно попробовала вино, потом ответила:

– Я отучилась уже два года. В осеннем семестре прослушаю финальные курсы и зимой буду сдавать экзамены.

Профессор Вудхауз нахмурился, и это было довольно пугающим зрелищем.

– Осенью, вы сказали? А что вы сейчас делаете?

– В отпуске по родам, – покраснела Джулия.

Вудхауз нахмурился еще сильнее.

– О господи. – Он оглядел зал. – А где ребенок?

– С ним сейчас сидит моя подруга.

– И сколько вашему ребенку?

– Всего полтора месяца.

– О господи! – воскликнул он, и брови его поднялись к волосам. Он окинул Джулию быстрым взглядом. – Моя жена через шесть недель после родов в Лондон бы не поехала, не говоря уже о перелете через Атлантику. Теперь я понимаю, что имела в виду Кэтрин.

Он глотнул вина.

Джулия глянула на Кэтрин, которая тут же рядом вела разговор с Грэхемом. Было искушение спросить, что именно и какими словами говорила Кэтрин. И противостоять этому искушению было невозможно.

– Кэтрин?

– Кэтрин сказала, что вы еще более крепкий орешек, чем ваш муж. Вы его, очевидно, знаете, поэтому можете себе представить, как я на это заявление отреагировал. – Профессор Вудхауз посмотрел на Джулию одобрительным взглядом. – Начинаю думать, что она права.

– Спасибо, – ответила Джулия несколько ослабевшим голосом, отчасти потому, что пыталась понять: было ли это комплиментом от профессора или осуждением.

– Значит, в этом году вы в отпуске, а следующий год ваш муж проведет в Эдинбурге. Я так понимаю, что вы будете жить и там, и там?

– Не знаю. – Джулия тщательно избегала обязывающих высказываний. У нее был план прослушать курсы в Эдинбурге и после этого в Гарварде сдавать экзамены, но она помнила, что не говорила об этом с Сесилией. А Сесилия дружна с Вудхаузом, и, значит, об этом плане упоминать нельзя. Сейчас, по крайней мере.

– Я уверен, что у вас хватит стойкости, чтобы все это сделать. – На лице профессора Вудхауза появилось нечто, могущее сойти за улыбку. Но определенно сказать было трудно.

– Стойкости для чего? – вмешался резкий голос Кэтрин. Они с Грэхемом придвинулись ближе к Джулии, чтобы вступить в разговор.

– Мотаться через этот пруд. В следующем году миссис Эмерсон будет в Гарварде, а ее муж – в Эдинбурге, – пояснил Вудхауз.

Грэхем и Кэтрин поглядели на Джулию.

Но прежде чем она успела ответить, появился Габриель, уже избавившийся от алого облачения Гарварда.

– Всем добрый день! Спасибо, что пришли.

Он поцеловал Кэтрин в щеку, поздоровался за руку с мужчинами.

– Джулианна, – воркующим голосом сказал он. Синие глаза светились теплом и заботой, облегчением и желанием.

Джулии хотелось его обнять, крепко прижаться, ощутить надежное кольцо его рук. Но слишком много было вокруг внимательных глаз.

Он поднял ее руку к губам, крепко поцеловал, не сводя с нее глаз.

– Скоро, – шепнул он.

Джулия почувствовала, как ее обдало жаром.

Он отпустил ее руку, обнял одной рукой за талию и обернулся к профессору Вудхаузу. Они обменялись несколькими репликами, потом Вудхауз и Грэхем ушли, сославшись на дела.

Джулия взяла Габриеля за локоть, желая рассказать ему о только что состоявшемся разговоре, но их прервала группа подошедших сотрудников университета. Габриель представил Джулию и Кэтрин, все обменялись вежливыми фразами. Прием шел своим порядком, Кэтрин разговорилась с каким-то старым знакомым, а Габриель знакомил Джулию со все новыми и новыми людьми – им не было конца.

Наконец они остались вдвоем в углу.

Габриель наклонился, сказал ей прямо на ухо:

– Мисс Митчелл?

– Да?

Его дыхание коснулось ее шеи:

– Время для нашей деловой встречи.

Глава 25

Габриель открыл дверь в небольшой кабинет, расположенный в пустом коридоре на первом этаже колледжа. Отступил в сторону, пропуская Джулию, потом закрыл и запер за ней дверь.

– Мне дали ключ от этой комнаты, чтобы я в ней мог хранить свою церемониальную одежду.

В кабинете имелись книжные полки от пола до потолка вдоль двух стен и большое окно, выходящее в прямоугольный двор. Габриель подошел к окну и закрыл его шторой от прохожих.

Его одежда была упакована в соответствующий мешок, аккуратно повешенный за дверью. Позабытый кейс стоял на кожаном стуле рядом с торшером. Сквозь прямые шторы пробивался свет, и лампу Габриель не стал включать. Он шагнул к Джулии, заключил ее в объятия.

– У нас мало времени. – Он говорил шепотом, будто стены могли подслушать. – Мне надо будет вернуться и давать интервью. Прости.

– Ты отлично выступил. Публика хорошо реагировала на твою речь, и Кэтрин была очень довольна.

Джулия еще не успокоилась после разговора с профессором Вудхаузом. Она слегка тревожилась, что ее планы станут известны ее руководителю до того, как она сможет сама их ей изложить.

Габриель обнял ее крепче, зарывшись лицом в голую шею.

– Я видел, как ты отбивалась от Дона Вудхауза, – сказал он прямо ей в кожу. – Кажется, ты приобрела фаната.

– Я его побаиваюсь.

Джулия вдохнула аромат Габриеля – «Арамис» и перечная мята.

– Его все побаиваются. – Габриель поцеловал ее в шею. – Но он же мужик. Отчего бы ему не поболтать с самой красивой девушкой на приеме? – Руки Габриеля нашли ее лицо, подняли его навстречу его внимательным глазам. – Какая же ты красивая!

Она улыбнулась застенчиво:

– Спасибо. Я надеялась, что платье тебе понравится. Взяла его с собой, думая надеть на какую-нибудь вечеринку.

Он чуть отодвинулся, оценивающе ее осмотрел.

– Богиня в зеленом.

И раньше, чем она смогла ответить, его губы нашли ее рот и поцеловали твердо, но почтительно. И на целое мгновение он застыл. Просто прижимался к ней губами.

Джулия подняла руки и обвила его шею.

Губы Габриеля что-то шептали прямо ей в губы, чуть касаясь уголков рта. Он целовал ее и отступал, целовал и отступал, почти как пробуют тонкое вино, смакуя его, вникая во вкус. Их тела прижались друг к другу.

– Как я рад, что ты здесь.

– И я рада.

Джулия подавила искушение поднять тему насчет следующего года. У нее не было шанса описать свой разговор с профессором Вудхаузом.

– Вы, я полагаю, интересуетесь, почему я вас пригласил к себе в кабинет.

Габриель осторожно провел пальцем по ее шее.

Она повернула голову, поцеловала его в ребро ладони.

– Распусти волосы, – шепнул он.

Джулия повиновалась, разрушая прическу, вытащила заколки по одной, кладя их к нему на стол.

У Габриеля кончилось терпение.

– Дай я, – хрипло буркнул он, отвел ее руки в сторону и запустил длинные, ищущие пальцы в волны ее каштановых волос.

Джулия закрыла глаза.

«Как это интимно, – подумала она, – когда Габриель трогает ее волосы». Она удовлетворенно вздохнула.

– И все эти предметы действительно были нужны? – буркнул Габриель, показывая последнюю, по его мнению, заколку.

– Да. – Джулия огладила волосы и нашла несколько пропущенных им заколок. – Были.

– Эффект был ошеломляющий. – Он пальцами расчесал ей волосы, и они рассыпались, обрамляя ее лицо. Габриель снова коснулся ее шеи. – Дверь заперта.

Они встретились глазами, рука Габриеля опустилась на молнию ее платья. Он медленно сдвинул бегунок вниз, не отрывая взгляда от глаз Джулии.

Зеленая материя собралась на бедрах, Джулия наклонилась, полностью продемонстрировав грудь, и стала стягивать с себя платье.

– Дай я, – сказал Габриель, опустился на колени, для равновесия положив руку Джулии себе на плечо.

Он помог ей сделать шаг из платья и аккуратно положил его на край большого, массивного стола.

– Костюм испачкаешь, – тихо сказала Джулия, держась за его плечо.

– И черт с ним.

Габриель, сидя на корточках, уставился на жену. Джулия была одета в элегантную атласную баску с кружевами в комбинации с прозрачными трусиками. Бедра охватывали черные шелковые чулки на подвязках. А на ногах были лубутены, на которые Габриель чуть ли не молился. Он восхищенно выругался и сказал:

– Такого я не ожидал.

– Сюрприз.

Джулия знала, что выглядит привлекательно, хотя реакция Габриеля превзошла ее надежды. Она убрала руку, положила себе на бедро.

– Я думала, что праздновать мы будем в отеле.

– Не хочу ждать, черт с ними, с интервью.

Габриель отвел взгляд от глаз Джулии, стал разглядывать ее тело. Налитые груди чуть ли не вываливались из баски, но нижнее белье подчеркивало плоскость живота и акцентировало узкую талию. На высоких каблуках ноги становились длиннее, а сама Джулия казалась намного выше.

Голодный блуждающий взгляд Габриеля наполнял ее ощущением собственной мощи. Она кокетливо поправила волосы, отведя их с лица.

– Я онемел. – Он коснулся закругления ее бедра, погладил кожу над краем чулка. – Ты сирена. Можешь мне попозировать? Я тебя сфотографирую.

– Не сейчас. – Она нагнулась вперед, схватила Габриеля за галстук и притянула к себе. Ее губы оказались над его губами. – Если помнишь, прошло шесть недель после рождения Клэр, и до отъезда доктор Рубио мне разрешила. Так что…

Она выгнула брови.

Габриель тут же оказался на ногах, сорвал с себя пиджак и галстук, отбросил их в сторону. Прижал Джулию к груди, приплавился ртом к ее рту, ладони легли на ее едва прикрытые ягодицы.

Он подался к ней бедрами, и она застонала от ощущения этой растущей твердости у него под штанами.

– Нас услышат.

Она провела языком по его нижней губе и скользнула внутрь.

– Придется тебе быть потише.

Впившись в нее поцелуем, Габриель поднял ее и посадил на стол.

– Не могу я тихо, когда ты меня вот так трогаешь.

Самодовольно улыбаясь, Габриель развел ей ноги, шагнул внутрь и прижался к ней.

Джулия охватила ногами его бедра, каблуки впились ему в ляжки сзади.

– Проткну ведь. Давай я лучше их сниму.

– Черта с два, – хрипло сказал Габриель, ладонями накрывая ее груди. Он касался их, гладил, дразнил большими пальцами соски, пока они не напряглись. Отодвинув баску, обнажив левую грудь, он склонился к ней, целуя, пробуя ее на вкус.

Джулия терлась об него, каблуки пришпоривали его брюки. Она прикусила губу, чтобы не закричать.

Рот Габриеля сомкнулся над ее соском, нежно, без оттяжки.

Джулия вытащила его рубашку из брюк, стала ее расстегивать. Нетерпеливый Габриель стянул ее с себя через голову, швырнув на стул. Затем отдал дань второй груди, принявшись ласкать второй сосок. Пальцы Джулии пробежали по его спине, призывая поспешить.

Неожиданно его рука исчезла за спиной Джулии, а затем появилась, сжимая канцелярский нож.

– Новые тебе куплю, – хрипло сказал он, просовывая лезвие ножа между ее бедром и краем трусиков. Шелк легко поддался. Габриель повторил это движение с другой стороны, взял нож в зубы и вытащил шелк между ног Джулии.

Их взгляды встретились; она сидела на краю стола с полностью обнаженной грудью, обвивая ногами бедра Габриеля.

Он замер, все еще сжимая нож зубами. Вынув его изо рта, положил на стол.

– Я тебя не поцарапал?

Она покачала головой.

Освободившись, он раздвинул ее ноги, потом опустился на колени, поддерживая ее сзади. И притянул ее ближе к себе.

Джулия откинулась назад, а Габриель легко, неторопливо покрывал поцелуями внутреннюю поверхность ее бедер.

Слегка втянул губами кожу на ее бедре.

Джулия вздрогнула всем телом.

Он плечами развел ей ноги чуть шире, зарылся носом меж ее бедер. Губы его стали двигаться по ней вверх и вниз, вперед и назад, и лишь потом Габриель пустил в ход язык.

Джулия крепко зажмурилась, пока он пировал. А он держал свой неспешный темп, гладил ее и пощипывал. И наконец задвигал языком быстро, ритмично, пока она не стиснула его голову бедрами, содрогаясь.

Он продолжал пробовать ее на вкус, пока в ее теле стихала дрожь, затем с довольным видом отстранился. Она облокотилась на стол и широко улыбалась.

Габриель вытер лицо салфеткой и стал расстегивать ремень. Снял брюки и черные боксеры, потом снова встал между ног Джулии.

– У меня нет презерватива.

Его руки лежали на ее коленях.

– Я пришла подготовленной. – Джулия потянулась за сумочкой и вытащила оттуда нужное. – Но я уже пару недель как принимаю таблетки.

Габриель взял у нее презерватив и разорвал зубами упаковку.

– На всякий случай, вдруг они еще не начали действовать.

Он быстро и умело надел презерватив.

Она раздвинула ноги шире, приглашая его войти.

Габриель придвинулся к ней всем телом, обвив ее сильными руками. Нашел губами ее губы.

И, глубоко ее целуя, медленно скользнул внутрь.

Это была та восхитительная наполненность, которой ей не хватало.

Габриель, войдя до конца, выругался.

– Боюсь, что долго не продержусь, – сказал он таким голосом, будто ему больно.

Она сжала его бедрами:

– Я готова.

Второй раз повторять не требовалось. Не переставая целовать ее, он задвигал бедрами, входя в нее все сильнее и сильнее.

– Как… ты?.. – сумел выдохнуть он, припадая губами к ее ключице.

– Поскорее!

Она потянула его за волосы.

Габриель задвигался быстрее, поднял голову, прильнул губами к ее губам. Она раскрылась перед ним, его язык вошел ей в рот.

Еще несколько ударов – и она ощутила, что почти достигла вершины наслаждения. Кончая, она глубоко впилась пальцами в его плечи.

Габриель двигался в ней, прижав ее к себе руками изо всех сил, и вдруг выкрикнул какое-то неприличное слово. И затих.

Она крепко держала его, пока он изливался.

Голова Габриеля опустилась ей на плечо, и он мощно выдохнул. Она поцеловала его волосы.

Они замерли, пока стихало биение их сердец и восстанавливалось дыхание. Джулия ткнулась носом ему в ухо.

– Простудишься, – прошептал Габриель.

– Не простужусь, пока ты меня обнимаешь.

Он тихо засмеялся и поцеловал ее в плечо.

– Прости за белье.

– Вот на что мне в высшей степени наплевать.

– Ты моя девочка. – Габриель чуть отстранился, нежно ее поцеловал. – Моя красивая, умная девочка.

Он отодвинулся от нее и быстро снял презерватив. Потом достал салфетки, сперва занялся Джулией, потом уже собой. Нашел свой пиджак и накинул его на плечи Джулии, пока сам одевался.

Поднимая с пола рубашку, повернулся к Джулии голой спиной.

– Габриель!

Джулия в ужасе зажала рот руками. Он вытянул шею, оглянулся через плечо:

– Что такое?

Джулия показала на ссадины и царапины у него на спине и лопатках. Она поморщилась и сказала:

– Мне стыдно.

– А мне нет. – Он улыбнулся так, что мог бы затмить солнце. – Шрамы любви я ношу с гордостью.

Она смутилась – ей было жаль, что она его исцарапала. Он приподнял ее подбородок пальцем:

– Мы раним друг друга, но мы же в силах исцелить нанесенную рану. – Он опустил глаза. – Исцеление, полученное от тебя, – наверное, для меня самое важное в жизни.

– Габриель! – прошептала она, схватив его за руку.

Он ее поцеловал.

– Прости, но мне пора. Меня там искать будут.

– А мне нужно в отель, кормить Клэр. Я Ребекке только две бутылочки оставила.

Джулия спрыгнула со стола, но чуть не упала, приземлившись на правый каблук.

– Спокойней! – Габриель обнял ее рукой за талию, не дал упасть. – Все в порядке?

– Вполне.

Джулия заправила волосы за уши, опустила глаза, натягивая баску на грудь. Онемение в правой ноге вернулось, и потому она чуть не подвернула лодыжку, стараясь устоять. Но Габриелю она этого рассказывать не собиралась – незачем его так волновать, особенно в такой критический момент его жизни.

– Уверена?

Он наклонил голову, глядя ей в глаза.

Джулия мимолетно улыбнулась:

– Конечно.

Она подняла платье, и Габриель помог ей в него влезть. Потом застегнул ей молнию.

– Наши хозяева сегодня вечером планируют еще один ужин. Я тебе сообщу, когда буду знать детали.

– Не уверена, что смогу. Мне после того, что сейчас было, надо немного вздремнуть.

Габриель улыбнулся по-волчьи:

– Все равно я тебе позвоню. И если захочешь остаться дома, то ради бога. Я постараюсь освободиться, как только смогу.

Он стал прибирать на столе, поместив канцелярский нож в самый центр, как сувенир. Набросил на шею галстук, но затягивать его поленился.

– Может, мы с тобой могли бы сегодня сходить в бассейн. Или в спа.

– Это было бы чудесно.

Тут в дверь постучали:

– Профессор Эмерсон?

Габриель замер:

– Да?

– Вас ждут наверху, сэр, – объявил мужской голос. – Вас ищет Элеанор Майклз из Би-би-си.

– Иду прямо сейчас.

Габриель глянул на Джулию предупреждающим взглядом, она зажала рот рукой, давя смех.

– Иди, – прошептала она. – Я подожду, пока горизонт расчистится, а потом запру за собой дверь.

– Ладно.

Он возвел глаза к небу и качнул головой.

Джулия быстренько привела в порядок его костюм и прическу – поправила галстук, одернула пиджак и пригладила волосы. Взяла салфетку и стерла с его лица следы помады. Он повернулся кругом, широко разведя руки:

– Ну как? Презентабельно?

– Сногсшибательно. – Джулия тяжело вздохнула. – Эта бибисистка в тебя влюбится.

– Я люблю только тебя.

Габриель крепко ее поцеловал, взял свой кейс и мешок для одежды, потом выскользнул в коридор, тщательно следя, чтобы не открыть дверь слишком широко.

Джулия подождала, пока затихнут шаги. А потом рухнула в кресло, обмахиваясь руками.

Глава 26

– Войдите! – прозвучал с легким акцентом голос Сесилии Маринелли в ответ на стук Джулии.

Джулия открыла дверь и заглянула внутрь:

– Сесилия, привет. Минутка у тебя найдется?

При виде Джулии лицо Сесилии изменилось. Она сдержанно кивнула и жестом пригласила Джулию войти.

Эта реакция Джулию озадачила. Она осталась неловко стоять, пока Сесилия наконец не предложила ей сесть.

У миниатюрной, с ярко-синими глазами Сесилии волосы были темные и коротко стриженные. Уроженка Италии, она приехала в Гарвард в тот же год, что и Джулия.

– Я думала, ты в отпуске по родам.

Сесилия сняла очки, положила их на стол. И не улыбалась.

– Так и есть. Я хотела минутку с тобой поговорить.

Джулия сцепила руки на коленях, ощущая нервозность.

– Я, конечно, слышала новости. Администрация, естественно, всюду трубит о своем выдающемся выпускнике. Поздравляю с сейджевскими лекциями.

– Спасибо. Он очень оживился по этому поводу.

– Я видела тему его лекций. – Углы губ Сесилии слегка опустились. – Интересно, но слишком романтично. Да и вообще чтение Данте на метауровне – это уже общее место. Я ждала куда большего.

Джулия онемела. Сесилия и Габриель всегда были друг к другу дружелюбны, и эта критика ранила.

Не замечая реакции своей ученицы, Сесилия сказала:

– Значит, вы с Габриелем будете следующий год ездить друг к другу, пока он в Эдинбурге?

– Нет. – Джулия чувствовала, что близка к заиканию. – Собственно, об этом я и хотела попросить. Я…

– Второго академотпуска тебе получить нельзя, – перебила Сесилия, переходя на итальянский. – Сразу после отпуска по родам. Осенью тебе надо будет слушать курсы и составить проект своей диссертации.

Джулия опустила глаза к ботинкам, гадая, чем же она так оскорбила Сесилию. Они очень тепло говорили по телефону, когда Джулия объяснила, что уходит в отпуск по родам. И вполне любезными письмами они обменивались по поводу симпозиума Вудхауза.

Сердце Джулии забилось быстрее – она стала думать, как сгладить шероховатости между собой и руководительницей.

– Я уже начала прорабатывать список, что ты мне дала для создания проекта диссертации, – начала она.

– И еще тебе надо проработать список для чтения для симпозиума Дона Вудхауза. Я тебе его пришлю.

– Спасибо! – просияла Джулия. – Я видела профессора Вудхауза в Эдинбурге. Там преподает его студент, Грэхем Тодд.

– Грэхема я знаю. И хорошо, что ты познакомилась с Доном. Очень важно всем показать, что ты серьезно относишься к своей работе, а не просто пережевываешь идеи Кэтрин Пиктон. Или своего мужа.

Джулия чуть не поперхнулась.

– Сесилия, я что-то сделала неправильно?

– Вообще-то кое-что ты сделала правильно. Ты в прошлом году на оксфордской конференции предложила новую точку зрения на случай с Гвидо да Монтефельтро, а не стала опираться на работы Кэтрин или Габриеля. Вот почему Вудхауз тебя приметил. Но иногда бывает мало сделать отличную работу.

В голосе Сесилии прозвучала горечь.

– Надо еще и не разбрасываться. Быть дисциплинированной. Ты на этом факультете на стипендии, и пока ты в отпуске, ее предложили другому студенту. А теперь ты хочешь еще один отпуск, чтобы поехать в Эдинбург? Прости, этого я поддержать не могу.

Джулия заломила руки:

– А что, если я не буду брать отпуск, а просто запишусь в Эдинбург на осенний семестр? Грэхем Тодд меня представил нескольким работникам своего факультета. Я могу узнать, что они преподают, и представить тебе описание курсов, чтобы ты сказала, можно ли их зачесть.

Сесилия ответила резко:

– Эдинбург – не то же, что Гарвард. – Она показала в сторону кабинета Грега Мэтьюза, декана факультета. – Вряд ли Грег согласится, чтобы окончательные курсы ты слушала в Эдинбурге.

Джулия подалась вперед:

– Сесилия, прошу тебя. Можно я просто выясню, какие там курсы, и покажу их тебе?

Сесилия смерила ее взглядом.

– Ничего не обещаю. Ты знаешь, что декан позвонил Грегу домой в день объявления сейджевских лекций и поинтересовался, почему за последние пятнадцать лет сейджевским лектором не был никто с нашего факультета?

Джулия смутилась.

– Нет, я этого не знала. Мне очень жаль.

– Мне тоже. – Губы Сесилии презрительно скривились. – Габриель – выпускник этого факультета, и декан и глава кафедры могут его назвать своим. Грег мне говорил, что Габриель подавал на место заведующего кафедрой, которое Гарвард отдал мне. Сейчас декан думает, что Гарвард сделал ошибку. А я эту должность заслужила! – Голос Сесилии стал резким. – Я дальше Габриеля продвинулась в своей деятельности, и публикаций у меня больше. А теперь Грег взял на факультет Кэтрин. Почему?

Джулия глубоко вздохнула:

– Не знаю.

– Я свою именную кафедру заслужила. Я Оксфорд бросила, чтобы приехать сюда. Но декану это неинтересно. Он настаивает, что его сотрудники должны выигрывать все премии. И что Бостонский университет его ставит в затруднительное положение.

Джулия покосилась на приоткрытую дверь кабинета. Разговор пошел не так, как она планировала. Совсем не так.

Сесилия понизила голос:

– Ты в отпуске по родам и осенью должна вернуться. Как, по-твоему, будет выглядеть, если лучшая студентка, моя студентка, смоется в Эдинбург? В то самое время, когда я опять пролетела мимо сейджевских лекций, а Кэтрин приглашена на мой факультет? Нет, ты свои курсы должна слушать здесь.

Джулия ощутила под ложечкой что-то вроде отчаяния. Она кивнула, боясь, что если откроет рот, то разразится слезами.

Сесилия снова надела очки.

– Кэтрин уже за семьдесят. Она в любой момент может уйти на пенсию. А твоя жизнь в достаточной степени переплетена с ее жизнью, потому что она крестная твоего ребенка. Если я откажусь от руководства тобой…

Казалось, время замедлилось. Джулия почувствовала, как стиснута грудная клетка, как трудно вздохнуть. Она сидела неподвижно, думая, услышала ли она то, что ей кажется.

В нескольких фразах Сесилия сбросила академический эквивалент водородной бомбы. Хотя она не утверждала наверняка, что бросит Джулию, она угрожала этим. Потерять научного руководителя в середине программы – катастрофа для любого аспиранта, особенно если нет гарантии, что найдется другой руководитель.

Сесилия встала.

– Так что тебе следует продолжать чтение для подготовки диссертации. А список чтения для симпозиума Дона Вудхауза я тебе пришлю.

Джулия кивнула, растерянно поблагодарила руководительницу и вышла в коридор.

Она быстро направилась к ближайшей дамской комнате и успела забежать туда, пока никто не видел ее слез.

Глава 27

Габриель, идущий по кампусу Гарварда, заметил Джулию издалека.

Привезя Джулию, он оставил машину на стоянке, а Клэр положил в детскую переноску с наплечным ремнем, имевшую странное шведское название.

Габриелю казалось, что с этой сумкой он похож на кенгуру (может быть, поэтому столько внимания обращали на него прохожие женщины. Многие останавливались поздороваться с девочкой и посмотреть мечтательным взглядом на ее внимательного отца).

Джулия, завидев его, прибавила шагу.

– Пойдем!

Она ухватила его за руку, поздоровалась с Клэр и потащила Габриеля за собой. Габриель уперся:

– В чем дело?

– В машине поговорим.

Она тщетно пыталась сдвинуть его с места.

– Машина там. – Он ткнул пальцем через плечо в другую сторону. – Что случилось?

– Пожалуйста!

В глазах Джулии стояли слезы. Габриель не мог отказаться. Он обнял ее за плечи и направил к машине.

– Расскажи, что случилось.

Джулия нервно огляделась.

– Сесилия говорит «нет».

Голова Габриеля обернулась к Джулии как на шарнире:

– Что?

– Сесилия сказала, что, если я хочу с ней работать, должна осенью быть здесь.

И снова Габриель остановился:

– Она тебе угрожала?

– Не так подробно. Сказала, что прочтет эдинбургскую программу курсов, но что она некрасиво будет выглядеть, отослав своего лучшего аспиранта в Эдинбург. Тем более когда на факультете будет работать Кэтрин.

Габриель взглядом убийцы посмотрел на здание, где был кабинет Сесилии. И двинулся туда.

– Я с ней поговорю.

– Нет! – Джулия потянула его за руку. – Я не хочу устраивать сцен. Давай поговорим в машине.

– Я позвоню Грегу Мэтьюзу. Чтобы положить этому конец.

Габриель поднял голову, глаза его мерцали.

– Если ты это сделаешь, она от меня откажется.

Голос Джулии был немногим громче шепота.

Габриель посмотрел на нее. Потом на здание. И выругался.

– Этого не может быть. На этом факультете аспиранты все время учатся за границей.

– Да, но в Италии. А не в Шотландии.

Джулия потянула его за руку, они пошли дальше.

– Тут все дело в курсах. Если ты сможешь нужные курсы прослушать в Эдинбурге, то должна быть возможность тебя перевести. Ты же будешь в пределах максимума перезачетов? Всего три курса прослушать и сдать.

– Да, но даже Грэхем Тодд не знает, какие курсы будут читаться в следующем году. Они еще не составили расписание.

– Чушь собачья. Если чего-то будет не хватать, Грэхем или кто-то из его коллег может тебе предложить индивидуальную программу исследований.

– Я об этом не подумала.

Джулия с трудом успевала за широкими шагами Габриеля, даже когда не обращала внимания на онемевшую ногу. Он, видимо, заметил, что ей трудно, и замедлил шаг.

– Прости. Не хотел тебя загонять.

– Все нормально, – соврала Джулия.

– Не понимаю, почему Сесилия на нас окрысилась. Я думал, мы с ней друзья.

Габриель пробурчал несколько точно подобранных крепких слов.

– Она говорила, будто декан недоволен Грегом Мэтьюзом, так как уже очень давно никто не приглашал никого с его кафедры читать сейджевские лекции.

– Это правда, но сами эти лекции – дело международное и охватывают всю область гуманитарных наук, не только литературоведение.

– Грег сказал Сесилии, что тебя рассматривали как кандидата на именную кафедру, которую дали ей. Декан поднял этот вопрос.

Джулия и Габриель переглянулись.

– Рассматривали и отвергли, – буркнул Габриель с горечью. – Грег мне нравится, но получить сейджевские лекции после того, как его факультет меня послал, – это было как с удовольствием послать их всех в ответ.

– А теперь Сесилия послала меня.

Габриель остановился. Отпустил Джулию и положил руки ей на плечи.

– На самом деле меня. А ты просто удобное средство.

Джулия не ответила на это замечание, а опустила глаза, посмотрела на дочь и взяла ее за крохотную ручку.

– Клэр, привет!

Девочка загукала, улыбнулась, заколотила ножками по борту переноски.

Джулия улыбнулась в ответ.

– Давай не будем при ней об этом разговаривать. А то негативные вибрации уловит.

– Хорошо, – согласился Габриель через силу. Они зашагали дальше к машине. – Но разговор не окончен.

Он посмотрел на Джулию с суровой многозначительностью.

Глава 28

– Что ты собираешься делать?

Разговор шел в спальне. Габриель сидел лицом к Джулианне. Ребекка купала девочку и укладывала ее спать.

Джулия смущенно перебирала пальцами ткань джинсов.

– Сесилия сказала, что посмотрит на эдинбургские курсы. Как только я получу расписание, я их ей покажу.

Габриель откинулся в кресле и скрестил руки на груди:

– А еще она тебе сказала, что не утвердит тебе учебный семестр за границей.

– Я должна попробовать, – тихо ответила Джулия.

– Нам надо поговорить с Кэтрин.

– Нет.

– Почему? – Габриель встал, начал ходить по комнате. – Она может что-нибудь посоветовать.

– Кэтрин начнет выговаривать Сесилии, и Сесилия от меня откажется.

– Я начинаю думать, что это было бы неплохо, – буркнул Габриель.

– Не было бы. Если Сесилия от меня откажется, это станет известно. И повредит моей репутации. И у меня не будет руководителя диссертации.

Габриель остановился:

– Работай с Кэтрин.

– Я с ней уже работала. Она, если помнишь, руководила моей магистерской диссертацией в Торонто. Как, по-твоему, будет выглядеть, если я у нее и магистерскую буду защищать, и докторскую?

– Фантастически будет выглядеть. Она лучший специалист по Данте в мире.

– Сесилия сказала, что я и без того слишком близка к Кэтрин.

– Чушь! – Габриель снова стал расхаживать по комнате, как лев по клетке. – Сесилия необъективна, ей зависть мешает судить.

– Кэтрин не может быть моим руководителем, пока не начнет работу в Гарварде – в следующем году. И даже тогда – она лишь на правах гостя.

– Она будет здесь, чтобы руководить аспирантами. Таков был уговор.

– Как это будет выглядеть, если Сесилия, глава именной кафедры исследований по Данте, откажется со мной работать?

– Выглядеть? Она будет выглядеть как ревнивая стерва, только и всего.

– А что будет, если с Кэтрин что-нибудь случится? Ей за семьдесят. Если она решит уйти на покой. Или…

Джулия закрыла лицо руками.

– Кэтрин нас всех здоровее.

Габриель встал перед Джулией, присел, положив руки ей на колени.

– У некоторых аспирантов на написание диссертации уходит от четырех до пяти лет, – сказала Джулия, не отнимая рук от лица. – Кэтрин будет тогда за восемьдесят.

– Тебе так много времени не понадобится. Кэтрин понимает, насколько ты предана делу.

– Дело не только в диссертации. Кэтрин для нас как член семьи.

Габриель поджал губы.

– А семья – на первом месте. Вот почему я в Шотландию без тебя не поеду.

Джулия опустила руки, встретилась взглядом с Габриелем.

– Я не хочу, чтобы ты отказывался от сейджевских лекций. Ты должен ехать.

Габриель потрепал ее по колену:

– Тогда позволь мне вмешаться.

– От этого только хуже будет. Сесилия разозлилась, надо подождать, чтобы она успокоилась.

– Я ждать не хочу.

– Я тоже, Габриель. Но ты вспомни: мне в апреле ехать на симпозиум профессора Вудхауза с Сесилией. Если я сейчас с ней порву, мое приглашение будет под угрозой.

– Там Вудхауз командует, а не она.

– Габриель, я тебя прошу всего лишь немного подождать.

Он нахмурился, встал.

– Ты слишком легко сдаешься. И позволяешь себя отодвинуть.

Она встала с ним лицом к лицу вплотную, губы у нее задрожали от гнева:

– Я не сдаюсь! Я просто не прибегаю к силе прямо сейчас. Пытаюсь быть разумной.

– Разумно было бы бороться.

– Разумно выжить, чтобы потом продолжать борьбу – когда сможешь перегруппироваться и дать противнику бой, имея разумный план и серьезную поддержку. А тогда, быть может, это уже и не понадобится.

Габриель уставился на нее:

– «Искусства войны» начиталась?

– Нет, изучала феминистскую литературу.

Углы рта у Габриеля дернулись, и гнев его растаял.

– Против этой армии у меня хватает ума не воевать. Сдаюсь тебе и твоим сестрам.

Он притянул ее к себе, она обняла его в ответ.

– Но только временно, – шепнул он.

Глава 29

Габриель был в досаде. От Джека Митчелла пришла новая эсэмэска:

ПРОВЕРИЛ СОСЕДКУ ПО КОМНАТЕ И СЫНА СЕНАТОРА. ПУСТО.

Джек был, как всегда, адептом краткости. Придется ему звонить и уточнять, что же он имел в виду.

С этой мыслью Габриель сделал выпад, разогреваясь перед встречей с противником.

Он не говорил Джулианне ни про черный «Ниссан», ни про поручение, данное ее дяде Джеку. Так как сообщать было нечего, по крайней мере на данный момент, это решение оправдалось. Но Габриеля беспокоили другие, более серьезные заботы.

Джулианна была неколебима: он не должен вмешиваться в ее дела с Сесилией. Хотя он мог бы пренебречь желаниями Джулианны, он так делать не станет. А это значит, что он не просто зол, а зол бессильной злостью. Бессилие – не то состояние, к которому он привык, и вот почему он сейчас пришел в фехтовальный клуб: сорвать досаду, вызванную всеми этими причинами.

Его тренером и партнером по фехтованию был Мишель – тихий пожилой джентльмен из Монреаля, участник каких-то давних Олимпийских игр. Для Габриеля он был идеальным партнером, и Габриель им восхищался.

Габриель предпочитал саблю рапире или шпаге: из всех трех видов оружия она требовала наибольшей быстроты. Она вознаграждала агрессию, давая ей право приоритета, и фехтовать этим оружием было тяжелее. Его режущая способность доставляла неимоверное удовлетворение.

Габриель хотел бы вызвать врагов Джулии на дуэль, одного за другим. Но придется удовлетвориться фехтованием с тренером. Они надели шлемы и отсалютовали друг другу.

Один из членов клуба, взявший на себя обязанности рефери, скомандовал:

– En garde! Prêts? Allez![9]

И поединок начался.

Мишель тут же атаковал, Габриель парировал, переходя в репост. Мишель быстро отпарировал и нанес укол в правое плечо Габриеля, заработав очко.

Фехтовальщики отошли на исходные позиции, Габриель поправил шлем.

Рефери выкрикнул команду, и поединок возобновился.

Габриель и Мишель были одеты в проводящие костюмы, длинными кабелями подключенные к электронному устройству. Кабели были втяжные, чтобы не мешать движениям. Когда укол попадал в зачетную зону тела, устройство его засчитывало. Но приоритет определял рефери, а укол засчитывался лишь фехтовальщику, имеющему приоритет.

Габриель знал, что можно было бы сбросить агрессию, колотя по тяжелой груше в тренировочном зале. Но фехтование не только давало выход гневу, но и заставляло подчинить его себе. Чтобы фехтовать, нужно было заставить себя оставаться спокойным и сосредоточенным.

Мишель умел использовать все и каждую из слабостей противника и был особо эффективен в круговой защите и репостах. Габриель же был моложе и быстрее. Он отбил нападение и провел контратаку, попав в шлем Мишеля, который был зачетной зоной.

Фехтовальщики сражались, перемещаясь по дорожке туда и обратно, короткими осторожными атаками. Мишель набирал очки, Габриель изо всех сил старался за ним угнаться.

Под костюмом он вспотел. Между уколами оба фехтовальщика снимали шлемы – вытереть пот с лица.

Наконец Мишель набрал пятнадцать очков, и поединок закончился. Габриель снял шлем, пожал руку тренеру, потом – исполняющему обязанности рефери.

– Твои мысли где-то далеко, – заметил Мишель Габриелю по-французски.

Габриель поджал губы. Не было смысла это отрицать.

– Короткий перерыв – и повторим.

Мишель показал на ближайший ряд стульев и пошел разговаривать с другим фехтовальщиком.

Габриель послушно сел и приложился к бутылке с водой.

Джулия была для него солнцем и луной. И кто-то с ней обошелся несправедливо, доведя до слез.

Габриель вытер лицо полотенцем и положил руки на колени. Он не хотел ехать в Эдинбург один.

Заставить Сесилию передумать будет трудно, если вообще возможно, тем более что она, кажется, восприняла его, Габриеля, успех как приговор своей карьере. Габриель хотел бы, чтобы Джулия приняла ее вызов, вскрыла ее блеф. А Джулия хотела выждать и перегруппироваться.

Габриель был не из тех, кто склонен ждать. И никогда таким не был, даже после пережитого в крипте Св. Франциска. Нет, он был бойцом. И не хотел, черт побери, провести даже неделю вдали от жены и ребенка, не то что целый год. И уж точно не ради уязвленной гордости какой-то профессорши. Перед ним возник Мишель, слегка постучал ногой по его ноге:

– Пошли. И на этот раз сосредоточься – сегодня тебя победила бы моя бабушка. Она, кстати, умерла тридцать лет назад.

Габриель поднял голову и посмотрел на тренера таким взглядом, от которого вода могла бы замерзнуть. Мишелю это понравилось:

– Здравствуй, Габриель! Я все ждал, когда ты появишься.

Засмеявшись, Мишель подозвал рефери.

Габриель пошел к дорожке, пылая гневом.

Глава 30

Телефон Джулии завибрировал текстовым сообщением.

Они с Габриелем ходили по соседям вместе с Клэр, играя в «Сласти или страсти», а Ребекка осталась дома – раздавать конфеты. Клэр, которой еще не было и двух месяцев, была одета тыквой. На нее надели комбинезон-пижаму под оранжевый жилет, на пижаме нарисовали глаза, нос и рот разрезной тыквы с фонарем. На голове у Клэр была оранжевая шапочка с пришитым стеблем.

Габриель нащелкал без счета фотографий упомянутой тыквы еще даже до выхода из дома.

Сперва он противился предложению взять с собой Клэр, чтобы выпрашивать сладости, мотивируя это ее нежным возрастом, но, когда Джулия одела девочку в костюм, переменил мнение. Счастливый отец гордо нес девочку на руках, представляя ее соседям, из коих некоторые отметили изобилие фламинго, появившихся в сентябре на газоне Эмерсонов. И последнего фламинго в темных очках, все еще стоящего на газоне перед домом, к смущению Габриеля и веселью Джулии.

Сообщение пришло такое:

ДЖУЛИ, КУДА ТЫ, К ЧЕРТЯМ, ДЕВАЛАСЬ?

Я ЗВОНИЛА ПО ГОРОДСКОМУ И НАРВАЛАСЬ НА АВТООТВЕТЧИК.

ТЫ НАРЯДИЛА КЛЭР НА ХЕЛЛОУИН? ХОЧУ ЭТО ВИДЕТЬ!

ЦЕЛУЮ, Р.

– Кто это? – с любопытством спросил Габриель, заглядывая на экран.

– Твоя сестра.

Джулия написала ответ по пути к очередному дому:

РЕЙЧ, ПРИВЕТ!

ПРОСТИ, ЧТО ТАК ВЫШЛО.

ИГРАЕМ В «СЛАСТИ ИЛИ СТРАСТИ».

ПОЗВОНИ МНЕ.

ЦЕЛУЮ, ДЖ.

– Последний раз я с ней общался как раз перед нашей поездкой в Шотландию.

Габриель поправил шапочку на Клэр, потому что стебель сбился на сторону. Девочка поглядела через его плечо, ища мать.

– Я ей написала, как вышло с Сесилией. Мы с ней никак друг другу дозвониться не можем.

Тут же у Джулии зазвонил телефон. Она чуть поотстала, пока Габриель понес Клэр к двери их соседки Лесли.

– Джули! Во что Клэр одета?

Голос прозвучал заинтересованно, жизнерадостно, и Джулия несколько успокоилась. В прошлый раз, когда они виделись, Рейчел была очень несчастлива.

– Одета тыквой. Мы много фотографий наснимали, я тебе их на почту скину.

Джулия увидела, как Лесли открывает дверь, приходит в восторг от вида Габриеля с младенцем, и перевела Рейчел на громкую связь, чтобы одновременно поснимать свое семейство.

– Отлично, – сказала Рейчел. – Послушай, ты меня прости, что не позвонила тебе, когда ты мне написала про историю с твоей руководительницей. Как ты сейчас?

Джулия тщательно обдумала свой ответ. Рассказала, что Габриеля выбрали сейджевским лектором, написала, что они разошлись во мнении по поводу того, как быть с Сесилией.

Рейчел пришла в ужас:

– Ты прости, но я бы не позволила этой женщине определять мое будущее. Аспиранты то и дело учатся за границей.

– К сожалению, если ты аспирант, ты на патронаже у своего руководителя. Если она от меня откажется, – а она может это сделать, не давая никому никаких объяснений, – то я влипла. У меня не будет руководителя, и это меня отбросит назад на месяцы, если не на целый год.

Рейчел выругалась вслух.

– А что говорит Кэтрин?

– Я ей не рассказывала.

– Не рассказывала? – практически выкрикнула Рейчел. – Ты спятила? Кэтрин – она же Чудо-Женщина в соответствующем возрасту костюме. Она все может исправить.

Джулия подавила желание засмеяться.

– Она в этом году в Оксфорде. И сделать ничего не может.

– Она вроде бы переходила в Гарвард?

– Только в следующем году.

– Тогда работай с ней, а не с Сесилией.

– Это не так просто. Пока она не переехала, я с ней работать не могу. И будет очень некрасиво выглядеть, если Сесилия откажется войти в диссертационную комиссию. Пойдут слухи.

– Но Кэтрин же – Чудо-Женщина. Зачем тебе работать с Черной Вдовой, если можно с Чудо-Женщиной?

– Я думала, черная вдова – это паук такой.

– Отстаешь от жизни, Джули. Черная Вдова – это супергерой из «Мстителей». Хочешь, я с ней поговорю?

Джулия издала странный булькающий звук.

– С Сесилией?

– Ага.

– Нет. Спасибо, но не надо тебе говорить с Сесилией. – Джулия смотрела на Габриеля, идущего к ней с Клэр на руках и с мешочком конфет. – Я надеюсь, что до следующего лета, когда мне надо будет утрясать дела с Эдинбургом, Сесилия еще передумает.

– Академическая эта среда – жуткая гребанина. Я было думала, что городская политика Филадельфии – пример дисфункциональности, но академия – просто что-то с чем-то.

– Ты не так уж не права.

– Кстати, о черных вдовах. Что там происходит у Ребекки с моим папочкой? – сменила тему Рейчел.

Джулия переглянулась с мужем, услышавшим последний вопрос Рейчел. Он посмотрел на нее испытующе:

– А почему она спрашивает?

– Ничего не происходит, – ответила Джулия. – Ребекка здесь, с нами. Ричард в Селинсгроуве. По почте от него тоже ничего.

– Наверняка сексуются в Сети.

– Рейчел! – воскликнул Габриель, слегка позеленев.

– Скажи моему братцу, что я шучу. Папочка даже эсэмэсок писать не умеет, – насмешливо сказала Рейчел. – Постой, сообразила! Отчего бы нам папочку не свести с Кэтрин?

Джулия без слов уставилась на телефон.

– Ты знаешь, сколько лет Кэтрин?

– Нет.

– Ну так она намного старше Ричарда.

– Ну и ладно. Чудо-Женщина намного старше Стива Тревора. И у них все отлично.

– Дай я с ней поговорю.

Габриель взял у Джулии телефон и отдал ей Клэр.

– Это я, – сообщил он. – Отчего ты спросила про Ребекку и Ричарда?

– Без всякой задней мысли. – Рейчел тут же с невинным видом сдала назад. – Я просто поинтересовалась, ну… есть ли какой-то прогресс.

– Они ходили ужинать.

– То есть после моего с Аароном отъезда у них было свидание?

Габриель поднял голову к небу, будто взыскивая божественного вмешательства.

– Хотя ни один из них не сообщил мне точного эпитета, характеризующего этот ужин, могу тебе сообщить, что свиданием он не был.

– Откуда нам знать?

– Потому что я знаю Ричарда. – Голос Габриеля зазвучал нетерпеливо. – Что не может не вызвать вопроса: почему ты спрашиваешь меня, а не своего отца?

Рейчел на секунду замолчала.

– Он и твой отец тоже.

– Повторяю вопрос.

Джулия постучала по его руке и сердито посмотрела на него. Габриель пожал плечами, и Джулия прожгла его взглядом. Габриель поджал губы:

– Я не хотел показаться черствым.

Джулия сделала большие глаза.

– Как ты себя чувствуешь, Рейчел?

Он посмотрел на Джулию, будто говоря: «Видишь? Я отлично умею быть тактичным».

– Нормально. Просто не хочу ходить как слепая, понимаешь? На случай, если папа решит ее пригласить домой на День благодарения.

– Этого не будет, – твердо сказал Габриель. – Ребекка уже взяла билет в Колорадо, сына повидать. День благодарения и Рождество она проводит с детьми и даже не говорила о возможности приехать в Селинсгроув.

– Окей.

В голосе Рейчел слышалось облегчение.

– Тебе надо бы поговорить с Ричардом, – понизил голос Габриель.

– Хорошо. Сейчас пришел Аарон, мне пора идти. Джули и Клэр скажи, что я их люблю. А мне отправь снимки, где она в наряде тыквы.

– Пришлю, – невольно улыбнулся Габриель. – Она там классно получилась.

– Пока, Габриель, – сказала Рейчел и повесила трубку.

Джулия переглянулась с Габриелем.

– Это что сейчас было?

– Она берет выводы с потолка, потому как слишком упряма и не станет говорить с Ричардом напрямую. – Габриель передал Джулии пакет с конфетами и взял на руки Клэр.

– Пошли, тыква. Надо дальше с соседями знакомиться.

– Если мы и дальше пойдем пешком, мне нужен шоколадный батончик. – Джулия покопалась в пакете, развернула какую-то шоколадку и откусила большой кусок, потом дала откусить Габриелю. – Понятия не имею, что нам со всем этим барахлом делать. Сам понимаешь, младенцы не едят конфет.

– Да-да, я в курсе.

Габриель наклонился за новым куском. Джулия снова протянула ему плитку, и Габриель слизнул тающий шоколад с ее пальцев.

Джулия перевела взгляд со своих пальцев на его губы.

Он чувственно провел языком по нижней губе.

– Не сомневаюсь, что мы найдем, как это использовать, миссис Эмерсон. Еще два дома – и начнем исследовать эротические применения шоколада в домашних условиях. Пошли.

Он зашагал к следующему дому.

Джулия уставилась на собственные пальцы, потом поспешила за ним.

Глава 31

– Индейка выглядит великолепно.

Скотт Кларк, брат Габриеля и Рейчел, восхищенно глядел в другой конец гостиной. Роста в Скотте было шесть футов три дюйма, сам он был широкоплечий, белокурый и сероглазый. Они с Тэмми были женаты, и Квинна, сына Тэмми от первого брака, Скотт усыновил.

Индейкой же была Клэр, одетая в костюм работы своей тети Рейчел. Она лежала на одеяле, а трехлетний Квинн сидел с ней рядом и пытался давать ей игрушки, которые встречались писком и смехом. Время от времени он ее гладил по голове.

– Молодец, что костюм заметил.

Рейчел плюхнулась на пол – поиграть с детьми. Ей приятно было быть дома, хотя и слегка ностальгично. Еще, хотя она об этом не говорила, Рейчел испытывала облегчение, что Ребекка на праздник уехала в Колорадо.

С отцом они не виделись после его визита в сентябре – по крайней мере, так говорила Джулия. Рейчел чувствовала некий укол вины за свою ревность по поводу дружбы отца с женщиной его возраста. Похоже, ее горе уходило глубже, чем она сама осознавала.

Она повернулась посмотреть на окна фасада. Джулия в каждом поставила свечу на батарейках – по массачусетсткому обычаю. Рейчел не могла не вспомнить, что мать делала то же самое, но только с одной свечкой, в надежде на возвращение Габриеля.

Габриель вошел, неся на блюде огромную индейку, и поставил ее посередине стола.

– Кушать подано!

Родственники стали рассаживаться по местам. Скотт посадил Квинна на высокий стульчик между собой и Тэмми. Рейчел настояла, что она подержит Клэр, пока Джулия будет есть, а сама поест позже. Ричард, как всегда, сел во главе стола, гордо улыбаясь при взгляде на своих детей и их супругов.

– Помолимся, – объявил он, и все сложили руки в молитве.

– Отче наш, благодарим Тебя за этот день и за многие блага, что Ты дал нам. Благодарим Тебя за Благодать и за детей наших. Благодарим тебя за их жен и мужа и за их детей. Благодарим Тебя за маленькую Клэр, такую большую нашу радость. Да сохранишь Ты нас в мире. Да явишь нам свет Твой. Благослови эту трапезу и руки, что приготовили ее. Аминь.

Рейчел сказала «Аминь», хотя глаза не закрыла. Но посреди молитвы она ощутила чье-то утешительное присутствие. Ей бы хотелось, чтобы это была тень ее матери.

Разрезая индейку, Ричард обратился к Джулии, сидевшей справа от него.

– Когда приезжают Том с семьей?

– Должны были завтра, но у Томми сегодня утром была температура, и они сейчас в детской больнице Филадельфии. Диана говорит, что Томми поправится, но его положили понаблюдать.

Джулия помогла Ричарду разложить индейку и стала передавать блюда с овощами.

– Обидно получилось, Джули, – тихо сказал Скотт и посмотрел на нее сочувственным взглядом.

– У Томми уже было две большие операции на сердце, и вскоре нужна будет еще одна. Мой отец и Диана всем передавали наилучшие пожелания.

Джулия натянуто улыбнулась Скотту.

– А что такое с твоим братом? – спросила тихо Тэмми.

– Он родился с синдромом гипоплазии левых отделов сердца – в смысле, эта половина у него была неразвита, – пояснила Джулия. – Но детская больница вылечила не одного ребенка с этой болезнью, так что он в хороших руках.

– А где Ребекка? Габриель говорил, что это она испекла все пироги и рулеты.

Скотт стал заталкивать один из упомянутых рулетов себе в рот, совершенно не замечая убийственного взгляда, кинутого на него сестрой.

– У нее сын живет в Колорадо, и она уехала к нему на праздники. – Джулия посмотрела уголком глаза на Рейчел и занялась ее пустой тарелкой.

– А как тебе Ребекка, пап? – не замолкал Скотт. – Очень приятная женщина. И готовит обалденно.

Ричард замер, вилка и нож остановились в воздухе.

– Ну, Скотт, ты можешь хоть на одну мину не наступить? – осадила брата Рейчел. – Так, постой, есть одна такая. Все тут пережили посещение мамы – кроме меня.

– О чем это ты? – спросил Скотт. – Какое такое посещение?

Джулия на миг остановила взгляд на брате:

– Ну, кажется, я хотя бы не одна такая.

– Не одна – какая? – поднял брови Скотт.

– Рейчел… – Ричард обернул к дочери страдальческий взгляд.

Она отвернулась.

Неловкое молчание заполнило комнату.

– У нас есть новость, – сменил тему Аарон, обняв жену за плечи. – Мне предложили работу в «Майкрософт» в Новой Англии. И я согласился.

– Как? Мои поздравления! – Скотт перегнулся через стол и пожал руку Аарону. – Я думал, ты и без того в «Майкрософте» работаешь.

– Тут работа будет более ориентирована на перспективу. Работать буду с группой программистов в самом Кембридже. – Аарон чуть теснее обнял плечи Рейчел. – Начинаю в январе.

– Будете рядом с Габриелем и Джулией. – Ричард улыбнулся и стал дальше резать индейку под хор поздравлений. Джулия бросила на Рейчел осторожный взгляд.

– А ты, Рейч? – спросил Скотт. – У тебя же работа в мэрии Филадельфии?

Все обернулись на Рейчел с интересом. Она покачивала Клэр на коленях:

– Известила их о своем уходе, потому что нашла другую работу. Меня наняли супервайзером по пиару в «Данкин Донатс» в Кантоне, совсем рядом с Бостоном. Это та же компания, что и «Баскин-Роббинс», а значит, мне будут полагаться безлимитный кофе, пончики и мороженое.

Рейчел прижалась губами к шее Клэр и шумно подула. Девочка пискнула.

– Работа мечты, – заметила Тэмми. – Люблю их пончики.

– Именно. – Рейчел села прямее. – У них невероятная узнаваемость бренда, и все их любят. Дресс-кода в главной конторе у них нет, можно будет ходить на работу в джинсах. И еще куча ништяков.

Она переглянулась с Аароном, он усмехнулся.

– Я так за тебя рада! – Джулия обняла золовку. – Ты будешь с нами рядом и чаще сможешь видеть Клэр.

– Мы выставили наш кондоминиум на продажу. Надеемся закончить с этим до переезда. А сейчас ищем, где жить. – Рейчел посмотрела на брата, хлопая ресницами.

Габриель переглянулся с женой.

– А где вы хотите жить? В Кантоне? В Бэк-Бэе?

– Не знаем еще, – вмешался Аарон. – Нам сперва нужно наше жилье продать и прикинуть, сколько времени нужно будет Рейчел, чтобы до работы доехать.

– На машине добираться до Кантона каждый день утомительно, – объявил Габриель. – Может, вам стоит поселиться на южном берегу, и пусть Аарон ездит в Кембридж?

– Да кому хочется жить на южном берегу? Мы хотим быть там, где движуха. И где малышка. – Рейчел покачала Клэр на колене.

Джулианна открыла было рот, но не успела пригласить Рейчел и Аарона пожить в Кембридже, как Габриель взял ее под столом за руку. И стиснул.

– Обсудим потом, – шепнул он ей на ухо.

– Но в любом случае, – продолжала Рейчел, – мы будем рядом, пока ты будешь в Эдинбурге, Габриель. И если что, сможем Джулии помочь, пока тебя не будет.

Габриель подобрался. Хотя смотрел он прямо на Рейчел, слова были адресованы жене:

– Я без них не поеду.

Рейчел выразила недоумение:

– Мне казалось, Джули говорила, будто ее руководительница требует ее присутствия в Гарварде?

– Так сказала руководительница. – Габриель глотнул воды. – Но я не считаю «нет» за ответ.

Джулия и Габриель обменялись долгим взглядом. Джулия коротко глянула на Рейчел и отвела глаза. Посмотрела на мужа и приподняла брови.

Он отодвинул стул.

– Выпьем за Аарона и Рейчел! Поздравляем вас с успехами. И удачи вам в новой главе жизни.

Все подняли бокалы.

Ричард закончил разделывать индейку и наконец сел.

Джулия успела проглотить три-четыре куска, как Клэр заплакала.

– Я с ней похожу.

Рейчел пристроила ребенка на плечо и встала.

Но прошло несколько минут, Клэр не успокаивалась, и Джулия вмешалась:

– Наверное, она голодна. Я с ней поднимусь наверх, покормлю и вернусь. У всех прошу прощения.

Она поцеловала Клэр в щечку и пошла по лестнице на второй этаж.

– Ужин окончен? – спросила Джулия у Габриеля, когда он вошел в спальню.

Он покачал головой:

– Мы подождем с десертом, пока ты не поужинаешь. Она поела?

– Только что.

Джулия передала ему Клэр, и Габриель пристроил ее на плечо.

Когда она срыгнула и Габриель ее переодел, он взял игрушечного кролика, поднес ей к носу и отодвинул. Клэр заулыбалась, принялась болтать ручками и ножками. Габриель повторил движение.

– Хороший зайчик, Клэр? Хороший зайчик? – Он помахал игрушкой в сторону Джулии. – Это Рейчел купила?

– Нет, Пол прислал.

Габриель бросил кролика на пеленальный стол.

– Ангелотрахарь!

– Выбирай выражения, – упрекнула его Джулия, стараясь сохранить спокойное лицо.

– Его надо выбросить. Явно заражен.

Габриель смотрел на игрушку с отвращением.

– Не будь смешным. Примерно неделю назад Пол прислал симпатичную открытку вот с этим зайчиком и книжкой «Плюшевый кролик». Мне показалось, что это очень мило.

Габриель фыркнул:

– Он всегда был помешан на кроликах. Он и тебя Крольчихой называл.

– Было такое. – Джулия могла лишь посмеяться над возмущением Габриеля, действительно забавным. – Больше он так не делает. Так что, когда мы его увидим на симпозиуме профессора Вудхауза в апреле, тебе волноваться не надо.

– А он туда едет? – зарычал Габриель.

– В открытке он так написал.

– А открытка адресована тебе, я полагаю. – Габриель взял кролика двумя пальцами и стал его рассматривать так, будто в нем тайны вселенной.

Клэр проследила за его движением и с энтузиазмом замахала ручками.

– Посылка была адресована Клэр. Но в открытке поздравление нам обеим. – Джулия подошла к Габриелю и обхватила его руками. – Пора бы тебе уже отпустить прошлое. Хватит его мусолить.

– Я был вполне любезен с Полом, когда мы последний раз виделись. Мы даже руки друг другу пожали.

Габриель положил кролика на грудь Клэр и стал смотреть, что она будет делать. Игрушка соскользнула, и девочка что-то пискнула.

– Ты все еще заставляешь его называть тебя «профессор Эмерсон».

Габриель выпрямился во весь рост.

– Потому что я и есть профессор Эмерсон. – Он посмотрел на девочку, лицо его смягчилось. – Поскольку Клэр привязалась к этой игрушке, я полагаю, она может ее себе оставить.

Джулия снова его обняла:

– Видишь? Это совсем не больно.

Она поцеловала его в щеку и вышла из спальни, поспешила вниз – доесть наконец праздничный ужин.

Габриель поднял дочь и посмотрел в ее большие синие глаза:

– Папочка тебе купит зайчика получше.

Клэр засмеялась в ответ.

Глава 32

– Пойдем пройдемся, – шепнул Габриель.

Джулия стояла в кухне с Клэр на руках, только что кончив убирать со стола. Она обратила внимание, что у Габриеля в руках знакомое одеяло.

Джулия посмотрела в кухонные окна над задней верандой, на старый сад за домом – одно из самых любимых мест Габриеля на земле. Посреди сада была поляна, которую Габриель почитал как собор.

Там, в этом саду, они провели свою первую ночь – целомудренно. Много лет назад, когда Джулия была еще подростком. В этом священном месте Габриель сделал ей предложение. И там они занимались любовью – раз или два. Или больше – Джулия сбилась со счета.

Взгляд Габриеля был серьезен; что-то таилось в сапфировой глубине его глаз.

– Я должна помочь все это убрать.

Джулия показала на кастрюли, сковородки и тарелки, полностью загромоздившие столы.

– Мы справимся. – Рейчел махнула посудным полотенцем, выгоняя их из кухни. – Брысь отсюда.

– Давайте, давайте, – поддержал ее Ричард. – Тарелки почти все пойдут в посудомойку.

Джулия переложила Клэр с руки на руку, посмотрела на Габриеля.

– Мы поможем, когда вернемся, – пообещал он.

– А я могу ребенка подержать.

Тэмми протянула руки, и Джулия переложила на них Клэр. Тэмми прижала девочку к себе.

– Так не хватает маленького. Жду не дождусь, когда у меня еще один будет.

– Что? – спросил Скотт у нее из-за спины, трогая головку Клэр.

– Мне не хватает маленького.

На лице Тэмми засияла надежда.

– Ты же ничего мне не говорила, – прошептал Скотт и коснулся ее лица. Наклонился и что-то сказал ей на ухо.

– Так что да, идите погуляйте, – возвысила голос Рейчел, отвлекая внимание от личного разговора Скотта и Тэмми.

– Ты уверена? – спросила Джулия.

– Да идите уже!

И снова Рейчел махнула полотенцем, как флагом.

– Я пальто оставила в машине, – сказала Джулия Габриелю.

– Минутку.

Он поцеловал ее в щеку и скрылся за входной дверью.

Шагая к припаркованному внедорожнику, Габриель почувствовал за спиной что-то странное. Медленно обернулся и увидел ползущий по другой стороне улицы за три дома от себя черный «Ниссан».

Краем глаза рассмотрел машину. Убедившись, что это тот самый автомобиль, который он видел в Кембридже, Габриель спокойно прошел всю дорожку к старому гаражу и открыл дверь.

Не прошло и тридцати секунд, как он вышел оттуда с алюминиевой бейсбольной битой в руках.

Оказавшись на тротуаре, Габриель со всех ног припустил к черному «Ниссану».

Водитель врубил полный газ и рванул прочь, оставляя на асфальте следы шин.

Габриель перебросил биту в другую руку, подобрал здоровенный камень и запустил его изо всех сил в заднее стекло. Оно треснуло и разлетелось. Осколки рассыпались по багажнику, слетели на дорогу. Машина вильнула.

Водитель свернул в ближайший переулок, наддал и скрылся из виду.

Выждав минуту, чтобы успокоиться, Габриель беззаботной походкой направился к дому, совершенно не интересуясь, видел ли эту сцену кто-нибудь из соседей Ричарда. Взяв из машины пальто Джулии, он оставил биту за задним сиденьем – на всякий случай.

Глава 33

– Сейчас теплее, чем я думала, – сказала Джулия, идя рядом с Габриелем через двор.

Она расстегнула пальто. Над ними простиралось чернильное небо, светили звезды и луна. Но температура была не по сезону высокой, особенно если учесть целеустремленный быстрый шаг Габриеля.

Он светил на дорогу фонариком, крепко держа Джулию за руку. Она не отставала от него, несмотря на неприятные ощущения в ноге. Онемение не проходило, хотя иногда ослабевало. Но Джулия по-прежнему его скрывала от Габриеля, от доктора Рубио, от всех вообще. Надеялась, что как-нибудь само пройдет.

Они вошли в рощу, переступая через упавшие сучья и ветки, чтобы выйти на проторенную тропу.

Джулия вспомнила о своих недавних проблемах с памятью. Она все еще сильно недосыпала, хотя ночное кормление Клэр уже отменила. Увеличение времени сна несколько улучшило память, но усваивать новую информацию было все так же трудно. После возвращения из больницы она обнаружила, что учебники и статьи ей нужно читать и перечитывать, чего раньше никогда не было. Романы – другое дело. Поздно ночью и рано утром Джулия читала электронные книги в телефоне.

– Осторожно.

Габриель посветил фонариком на большой упавший сук. Остановился, обнял Джулию за талию и перенес через препятствие.

Она рассмеялась от неожиданности, хотя ей приятна была его галантность.

В этой роще она бывала уже сто раз, чаще всего с Габриелем, и вполне могла бы найти дорогу домой даже в темноте. Хотя помнила свой ужас, когда заблудилась…

Ей подумалось, что человеческая память подобна морю. Движения ее регулярны, она несет в течении всякие мелочи. Но когда приходит буря, она вымывает на поверхность давно и глубоко забытое. Джулия никогда не вспоминала, как заблудилась в лесу – если могла удержаться от воспоминаний. Но это воспоминание порой вырывалось незваным или преследовало ее во сне. Она крепче сжала руку Габриеля, придвинулась к нему ближе, когда сад поглотил их.

– Уже недалеко.

Тон Габриеля был успокаивающим.

Еще несколько шагов – и они вышли на поляну.

– Рай! – выдохнул Габриель.

Он провел Джулию к середине поляны и расстелил одеяло. Потом усадил на него Джулию, выключил фонарь. Держась за руки, они стали смотреть на звезды, в черное небо.

– Пришло письмо от Кэтрин.

– И что она пишет?

– Спрашивает, может ли она провести Рождество с нами и с Клэр. Я не ответил – хотел сперва спросить у тебя.

– Я не против, если Ричард не возражает.

– Я его спрошу. – Габриель сделал паузу. – Ты же понимаешь, что Кэтрин узнает про Сесилию?

– Не от нас.

Она почувствовала, как напрягся Габриель:

– Это не может оставаться тайной.

– И все равно решение за мной. – Джулия обернулась, разглядывая еле видный в темноте резкий профиль Габриеля. И решила сменить тему. – Что тебе так нравится в этом саду?

Он ответил не сразу:

– Его безмятежность. Деревья такие густые даже осенью, что ощущение – будто ты в своем собственном мире. Здесь я могу думать.

Джулия поднесла его руку ко рту и поцеловала.

– Я думаю о твоих лекциях.

Он повернул голову:

– И что же ты думаешь?

– Все было так шикарно. Тот ужин, что нам подали в замке. Доклад, прием, интерес прессы. – Она посмотрела на мужа с восхищением. – Ты мог бы говорить о чем угодно, и тебя бы слушали.

– От меня ждут слов о Данте.

– Да, потому что это твоя специальность. Но ты мог выбрать любую тему. Все что угодно.

Габриель снова перевел взгляд на звезды.

– Мне нравится изучать Данте. Это дает мне возможность кое в чем разобраться.

– В чем именно?

– В истории Данте и Беатриче. У меня такое чувство, что в «Божественной комедии» Данте что-то скрывает. Рассказывает не все.

– Не все рассказывает – о чем?

– Она вышла за другого, он женился на другой. Когда умирает Беатриче, он потрясен и опустошен и решает стать лучше. Он пишет стихи в память о ней. Но потом признает, что в середине жизни сбился с прямого пути, и Беатриче говорит Вергилию, что Данте это сделал из страха.

– Пока все так.

– И правда все так. Но в «Чистилище» есть момент, когда Беатриче укоряет его по поводу других женщин. Он признает вину, купается в реке забвения, а потом теологические добродетели объявляют его верным Беатриче.

Габриель повернулся на бок, посмотрел на Джулию.

– Неверный и верный одновременно. Не может такого быть.

– Не может. Это и имеет в виду демон, когда описывает грех Гвидо да Монтефельтро.

– Так как же было, Беатриче? – прошептал Габриель. – Неверный или верный?

– У Данте всегда множество смыслов. Я не думаю, что Беатриче говорит лишь о преданности Данте ей. Она говорит о Боге.

– Это верно.

– Данте признает вину – и в начале «Ада», и когда ему становится стыдно перед Беатриче.

– Да.

– Я не понимаю, как Беатриче может быть столь снисходительна в начале «Ада», когда говорит, что Данте в плену у страха и просит Вергилия ему помочь, и так строга в «Чистилище».

– Я тоже не понимаю. Но надеюсь это прояснить.

– Тебе придется превратиться в детектива, но это звучит заманчиво. У тебя год на подготовку лекций.

– Да. – Габриель свободной рукой коснулся лица Джулии. – Ты для меня – определение любви. И я верю, что Беатриче была определением любви для Данте, и вот почему мне кажется, что у нас не хватает какой-то части этой истории.

– Горе омрачает разум, – мягко заметила Джулия. – Посмотри на моего отца. Вряд ли он бы связался с кем-нибудь вроде Деб Ланди, не будь он так сокрушен после смерти мамы.

– Да, правда.

– У твоей сестры сейчас трудный период. Как бы ни восхищало меня ее сравнение Кэтрин с Чудо-Женщиной, попытки свести Кэтрин с Ричардом смехотворны.

– Смехотворны – не сильно ли сказано? – очень серьезно спросил Габриель. – Чудо-Женщина может выбирать из партнеров любого возраста.

Джулия шутливо стукнула Габриеля по груди:

– Все дело в костюме. Он сильно действует на людей.

– Это да. – Габриель поймал ее за руку, голос его стал хрипловат. – Отсюда возникает вопрос: почему ты не оделась для меня на Хеллоуин?

– Купи мне костюм и дай как следует выспаться ночью, и я для тебя переоденусь в любой момент.

Габриель придвинулся ближе к Джулии, обнял ее за талию:

– Я это запомню.

– Да, будь добр.

Габриель засмеялся, улыбнулся шире.

– До чего же мне повезло: жениться на моей Беатриче и лежать с ней рядом.

Он почтительно ее поцеловал, прижимаясь губами к губам. Потом, подняв голову, заглянул ей в глаза.

– Нельзя меня упрекать за желание сделать все, что в моих силах, для твоей защиты. И взять с собой в Шотландию тебя и Клэр.

– Конечно, я тебя не упрекаю. – Джулия протянула руку, запустила пальцы ему в волосы. – Мы хотим одного и того же. Но мое положение в Гарварде внушает опасения.

В глазах Габриеля отразилось понимание.

– Мне трудно стоять в стороне и ничего не делать.

– Нельзя сказать, что ты ничего не делаешь. Ты меня поддерживаешь.

– Я просто отчаянно люблю тебя. – Габриель опустил голову, тронул губами ее нижнюю губу, прижался ртом к губам твердо и целеустремленно.

Его руки развели полы ее пальто, подняли на ней свитер, стали гладить талию большими пальцами.

Джулия ойкнула, они разомкнули объятия.

– Здесь? Сейчас?

– Я тебя хочу. – Глаза Габриеля горели желанием. – Прямо здесь и прямо сейчас.

Ее руки поднялись к его плечу, она гладила его шею, и губы их снова соединились. Они сплелись ногами.

Луна в небе скрылась за облаком, темнота придала им смелости. Габриель воспользовался этим и расстегнул пуговицы на джинсах Джулии, положил руку ей на живот, не касаясь шрама.

Она затрепетала от его прикосновений.

Его губы нашли ее шею в темноте, стали покрывать ее поцелуями, скользя вверх и вниз. Он спустился к впадине у основания шеи, затем поднялся выше, целуя кожу за ее ухом.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты меня трогал.

Она накрыла его пальцы своими и направила ниже, отпустив, когда он проник под белье.

Его пальцы ласкали ее, потом продвинулись глубже.

Он поцеловал кожу над ее грудью, свободной рукой расстегнул на ней блузку. Касания его губ были легкими, но опытными, длинные пальцы преследовали свою добычу.

Он стянул лифчик с ее груди, подставив ее ночному воздуху. Губы сомкнулись вокруг соска, пока пальцы ласкали ее внизу.

– Все нормально, – поощрила она его, чуть нажав на затылок. – Сегодня я не настолько чувствительна.

Он засмеялся: ему был приятен такой пыл. Коснулся языком ее соска, и тот сморщился на холодном ноябрьском воздухе. Согрел его губами, лаская и осторожно дразня.

Джулия выгнулась, из груди вырвался сдавленный стон. Она попыталась его сдержать.

– Можешь не сдерживаться, – сказал он ей, снова охватив губами ее сосок. – Здесь мы в полном уединении, не то что в доме.

Она дала волю своим мольбам, призывая его поиграть с другой грудью, подаваясь навстречу его руке.

– Хочешь кончить? – спросил он хрипло, переключившись на второй сосок.

– Я хочу, чтобы ты кончил вместе со мной.

Не успела эта просьба сорваться с ее губ, как он принялся стягивать с нее джинсы и снимать свои.

Бесстыдная луна явилась из-за облаков, следя за Габриелем. Он подложил руку Джулии ей под голову. Потом взялся за бедро Джулии и чуть шире раздвинул ей ноги. И сам оказался между ними.

Глаза Габриеля смотрели в ее глаза, когда он подался вперед. И с легкостью опытного любовника, сливавшегося с ней воедино бессчетное число раз, скользнул внутрь.

Джулия застонала.

– Я хочу, чтобы ты сделала все сама.

Голос Габриеля звучал резко, отрывисто. Он будто был не в силах справиться с бурей чувств, застыв над ней.

Джулия послушно подняла бедра навстречу ему, крепко держась за его ягодицы и притягивая к себе.

Габриель наблюдал за ней. Затем слился с ней в глубоком поцелуе.

– Ты так меня заводишь.

– Отлично, – сумела выговорить она, еще раз подняв бедра ему навстречу.

Габриель задвигался сам, сперва медленно, следя за реакцией Джулии. Потом стал ускоряться, входить глубже.

Руки Джулии скользнули ему на плечи, она крепко прижалась к нему, пока он двигался в ней.

Она хотела ему сказать, что еще чуть-чуть, что она уже на грани. Но не успела ничего шепнуть и рухнула в пропасть, вцепившись в плечи Габриеля, содрогаясь всем телом, широко распахнув глаза.

Габриель смотрел на нее восхищенно, все ускоряясь, чтобы сравняться с ней. Она уже обмякла в его руках и почти рискнула улыбнуться, когда удовлетворение настигло и его.

Челюсть у него отвисла, бедра дернулись. Еще несколько толчков – и он тоже затих.

– Милая? – спросил он, выдохнув ей в губы.

– Хорошо.

Джулия прижалась к любимому под одеялом, а звезды подмигивали им с небесного балдахина.

Глава 34

Тэмми и Скотт унесли Клэр в гостиную, пока Ричард и Рейчел воевали с посудой.

Ричард взял хрустальный бокал и стал его вытирать.

– Помню, как мы это с твоей мамой делали. Она говорила, что хрусталь нельзя класть в посудомойку, и мы его мыли вручную.

– Она была права.

Рейчел продолжала мыть и полоскать хрусталь, аккуратно ставя его на сушилку.

– Я тобой горжусь, – сказал Ричард тихо.

– Чем именно?

– Тем, что у тебя хватило смелости выбрать новую дорогу. Я знаю, что тебе нравилась работа в мэрии, но всегда представлял себе, что ты занимаешься чем-то более творческим. Твоя новая должность звучит многообещающе.

– Да, я ее жду с нетерпением.

Рейчел закончила мыть бокалы и спустила воду из раковины. Потом наполнила ее свежей мыльной водой и стала ставить туда стопки кастрюль и сковородок.

– Мама бы тобой гордилась.

Рейчел тщательно отскребала кастрюлю изнутри.

– Поговори со мной, милая.

Ричард прислонился к кухонному столу, внимательно глядя на дочь.

Рейчел помолчала:

– Мама приходит к тебе и Габриелю, а ко мне нет.

Ричард поднял седые брови:

– В смысле?

– Ты видишь маму во сне. Габриель мне говорил, что к нему она являлась и с ним говорила. А ко мне она не являлась.

Ричард задумчиво сложил полотенце.

– Верно, мне твоя мать снится. Не каждую ночь, но часто. Эти сны меня утешают. Но, быть может, она не является мне в действительности. Может быть, мое подсознание принимает желаемое за действительное.

Рейчел подняла голову:

– Ты сам в это не веришь.

Ричард помедлил:

– Да, не верю. Наверное, так бывает, но пару раз у меня с ней были такие разговоры, в подлинность которых я верю. За Габриеля говорить не могу. Может быть, у мамы с ним были какие-то незаконченные дела.

– А со мной? – Рейчел уронила кастрюлю в воду, забрызгав одежду мыльной водой. – Я ее дочь, мы были очень близки. Почему у нее со мной нет незаконченных дел?

Ричард отложил полотенце.

– На этот вопрос я не знаю ответа. А что бы ты хотела ей сказать, если бы сейчас она была на моем месте?

Рейчел устремила взгляд вдаль, в сторону окна, на террасу за домом.

– Сказала бы, что я ее люблю. И жалею, что у нас не было больше времени.

– И я хотел бы того же. Никогда не думал, что потеряю вашу мать так рано. Я думал, мы будем вместе стариться. Путешествовать по миру. Докучать собственным детям.

Он нежно тронул волосы Рейчел.

Рейчел осмотрела кастрюлю и прополоскала ее. Потом поставила на сушилку. Ричард взял ее, чтобы вытереть.

– Наверное, я знал вашу маму лучше, чем кто бы то ни было. Она вас любила безудержно. Я знаю, что она гордилась вами, и знаю, что до сих пор вас любит. И присутствует она здесь в доме или нет, но я ощущаю ее любовь и ее заботу. И убежден, что она с нами всегда.

Рейчел поставила сковородку в раковину и стала ее отскребать.

– Это потому, что ты веришь в Бога и в жизнь после смерти.

Ричард вздрогнул:

– А ты нет?

– Иногда верю. А иногда сомневаюсь.

– Я тоже борюсь с сомнениями, они у меня бывают. Особенно ночью. Но я чувствую присутствие вашей матери. И вот тут у меня никаких, совсем никаких сомнений в том, что я чувствую. Это ощущение никак не связано с теми верованиями, о которых ты сейчас говорила.

Рейчел посмотрела на отца. Он глядел на нее заботливо, серьезно – и честно. И она достаточно хорошо его знала, чтобы понимать: он не лжет.

Ричард поставил кастрюлю в шкаф и оперся на стол.

– Я знаю, что я – не мама. Я знаю, что я всего лишь – всего лишь – твой папа. Но я есть. Я здесь, я слушаю.

– Папа… – Рейчел стряхнула с рук мыльную пену и вытерла их передником. Потом обняла отца. – Я рада, что ты есть. Ты не думай, что ты для меня значишь меньше. Просто мне мамы не хватает.

– Мне тоже. – Ричард обнял ее в ответ. – Я знаю, что ты тревожишься насчет Ребекки. Мы с ней друзья, и я надеюсь, что эта дружба не кончится. Но я не собираюсь искать новых отношений или жениться снова. Мое сердце принадлежит твоей матери. И я очень постараюсь жить так, чтобы не посрамить ее памяти. И останусь предан тебе, твоим братьям и вашим семьям.

Рейчел шмыгнула носом, уткнувшись отцу в плечо.

– Жизнь иногда меняется мгновенно. – Голос Ричарда дрогнул. – Но мы обязаны надеяться и смотреть в будущее. А не тратить время на конфликты с теми, кого любим. Так что не сердись на мать, что тебе не является. И не ссорься со Скоттом.

– А мне нравится с ним ссориться.

Голос Рейчел прозвучал приглушенно.

– Ну можешь хотя бы попробовать делать это чуть реже?

– Это я могу. И я тебя люблю.

– Я тебя тоже.

Отец с дочерью обнялись в кухне, а рядом в окне затрепетал огонек свечи.

Глава 35

Хрусть!

Габриель резко сел, повернулся в сторону звука.

– Что это? – спросила Джулия, прижав одеяло к голой груди.

Габриель сделал ей знак «тише!», напрягая слух и нашаривая свою одежду.

Щелк!

Сломалась еще одна ветка, на этот раз ближе.

Габриель встал, быстро натянул одежду. Джулия последовала его примеру, хотя голова еще у нее слегка кружилась.

Вглядываясь в опушку леса, Габриель заметил что-то, что счел лучом фонарика. Луч был виден только секунду и тут же исчез.

– Там кто-то есть, – шепнул Габриель, натягивая пальто. – Беги домой как можно быстрее.

Он пошарил рукой в поисках фонаря и начал сворачивать одеяла.

– Мы должны держаться вместе, – шепотом возразила Джулия, просовывая руку в рукав пальто.

Габриель помог ей встать и дал в руки фонарь.

– Нет. Может быть, это какой-нибудь мальчишка подглядывал, а может быть, что-то иное. Я хочу, чтобы ты вернулась в дом. Найдешь дорогу?

– А что еще там может быть? Олень?

– Нет времени! – прошипел Габриель.

Джулия услышала его встревоженный тон и решила не настаивать. Она взяла одеяла под мышку.

– Полицию вызывать?

– Пока не надо. – Габриель поцеловал ее в лоб и показал в сторону дома. – Беги.

Джулия включила фонарик и скрылась в лесу.

Глава 36

Габриель устремился к опушке. Свет луны над деревьями, рассеивавшийся на земле, был ему на руку.

Он хорошо знал этот лес, и его длинные ноги пожирали расстояние, неся его все ближе и ближе к источнику звуков.

И тут шумы прекратились.

Габриель замедлил шаг, стал осматриваться в поисках какой-нибудь зацепки. В этот момент луна решила спрятаться, и в лесу стало темно. Ничего нельзя было рассмотреть дальше двух-трех шагов.

Габриель встал возле дерева и стал ждать, прислушиваясь к любому движению. Легкий ветерок шелестел в деревьях. Колотилось в груди сердце.

Там, в лесу, кто-то был. Кто-то нашел его и Джулианну на поляне. Кто-то, кто ездит на черном «Ниссане» и его выслеживает.

И теперь Габриель стоял в лесу, играя с неизвестным противником в игру «кто первый сдрейфит».

Он подался вперед, шагая осторожно, чтобы не наступить на ветку. Рассчитывая на преимущество внезапности, он обошел сзади предполагаемое местоположение постороннего.

Но когда направился туда, там никого не было. Если противник не дематериализовался, то Габриель его упустил. Поискав его еще минут тридцать, он оставил эту затею.

Резко повернув обратно, Габриэль быстро и тихо зашагал к поляне, прошел ее краем, направляясь к дому.

И уже у самого края газона заднего двора наткнулся на нечто, чего не ожидал: фонарь Джулианны, все еще включенный, валялся на земле.

Габриель в панике стал метаться, пока не нашел ее – она лежала в нескольких футах от фонарика.

Глава 37

– Боже мой!

Рейчел бросилась от раковины к задней двери, капая мыльной водой и пеной.

Выбежала на заднюю веранду, как раз когда Габриель шел по газону, неся на руках Джулию.

– Что случилось?

Рейчел подбежала к брату, увидела, что Джулия в сознании, но бледное лицо искажено болью.

– Кажется, она ногу сломала, – ответил Габриель отрывисто, будто тоже страдал от боли.

Волосы у него были растрепаны, на пальто потеки грязи, на джинсах пятна.

– А с тобой что? Ты упал?

Не ответив на вопрос Рейчел, Габриель прошел мимо нее и Ричарда, внося Джулию в дом.

В кухне уже собрались Скотт, Тэмми и Аарон.

– Я об ветку споткнулась. – Джулия сконфуженно посмотрела на собравшихся. – А потом не могла встать. Позвала бы на помощь, но телефон оставила наверху.

– Наступить на ногу можешь? – спросил Аарон, с озабоченным лицом выйдя вперед.

Джулия покачала головой.

– Я ее отвезу в больницу, – объявил Габриель. – Но до этого хочу всем сказать: мне кажется, кто-то еще там был. Я гнался за ним, но не смог найти.

– Мы со Скоттом можем пойти осмотреться, – предложил Аарон.

– Еще поищите черный «Ниссан» с тонированными стеклами. Я видел эту машину возле нашего дома в Кембридже и здесь на улице перед тем, как мы вышли прогуляться.

– И мне не сказал? – прошептала Джулия. Она посмотрела Габриелю в глаза, и он отвел взгляд.

– Дайте я лед возьму.

Ричард открыл морозильник и вытащил лоток с кубиками льда. Их он положил в пакет для заморозки, закрыл его и обернул полотенцем.

Джулия с благодарностью приняла пакет.

– Ты номер запомнил? – спросил Скотт.

– Номера не было видно.

– Полицию звать надо? – вмешалась Рейчел.

– У нас теперь копы на каждый День благодарения будут? – спросил Скотт и скрестил руки на груди.

Габриель встал перед ним:

– Три года назад бывший бойфренд Джулианны напал на нее в ее собственном доме. Два раза незнакомый автомобиль был виден возле нашего дома в Кембридже и чудесным образом оказывается здесь на День благодарения. Что ты хочешь мне сказать, Скотт?

Скотт опустил руки.

– Это был Саймон?

– Не знаю.

Габриель стиснул зубы. Братья обменялись долгим взглядом. Скотт показал на дверь:

– Мы с Аароном пойдем посмотрим. Если что-нибудь увидим, тебе позвоним.

– А ребенок? – сумела сказать Джулия, кривясь от боли.

Габриель на миг остановился.

– Рейчел?

Рейчел вышла вперед, отодвинув Скотта.

– Я возьму пакет с подгузниками. Тэмми, можешь положить Клэр в переноску? Мы не знаем, сколько Джулия пробудет в больнице, а девочку надо кормить.

– Спасибо.

Габриель повернулся и понес Джулианну к машине. Через несколько минут Ричард с Клэр на руках вышел за ним.

Глава 38

Габриель подошел к Ричарду. Тот качал Клэр на детском сиденье в зале ожидания больницы.

Ричард встал, посмотрел на сына:

– Что сказала врач?

– Она считает, что у Джулианны сломана лодыжка. Ее повезли на рентген, мне не разрешили идти с ней, – сказал Габриель с досадой.

Ричард продолжал качать девочку, которая, услышав голос отца, повернулась на него посмотреть.

– В случае подозрительных травм врачи отделения скорой помощи обязаны учесть все варианты.

– Подозрительных? – Темные брови Габриеля сдвинулись на переносице. – Ты это о чем?

– Молодая мать приходит в отделение и говорит, что она упала. Ее сопровождает взволнованный муж, который не хочет, чтобы его жена оставалась наедине с врачом.

– Это абсурд! – Габриель выругался. – Я просто хотел помочь. У Джулии в этой больнице есть история болезни, потому что мы тут были раньше. Да все мы тут были. Грейс здесь волонтерила.

– Я знаю, – тихо сказал Ричард, и на лице его появилось рассеянное выражение. – Это здесь она тебя нашла.

Габриель скрыл свою реакцию, вынув Клэр из переноски и прислонив к своему плечу.

– Мы как-то раз были здесь с тобой и Джулией. Вспомни обстоятельства, сопутствующие тому визиту.

Ричард многозначительно посмотрел на Габриеля. Казалось, Габриель что-то вспоминал. А Ричард продолжал говорить:

– Хороший врач посмотрел бы историю и увидел, что в прошлый раз она обращалась с травмами, вызванными физическим нападением. Сейчас она приезжает с грудным ребенком, получив травму во время прогулки в лесу. Ночью. С мужем, который явно возбужден. Ты бы не был подозрительным?

Габриель кивнул.

– Пусть доктора делают свою работу. – Ричард поскреб подбородок. – Ты с полицией говорил?

– Нет, им звонил Скотт. Они с Аароном прочесали лес с фонариком и ничего не увидели. Но я думаю, днем надо будет глянуть еще раз. – Габриель поцеловал Клэр в висок. – Я позвонил Джеку Митчеллу.

– И?

– Дал ему описание автомобиля и попросил его найти. Похоже, сегодня события стали развиваться…

Габриель покачал головой.

– Скажи, что ты об этом думаешь, – попросил Ричард.

– Не может быть совпадением, чтобы тот самый автомобиль, что ездил мимо нашего дома в Кембридже, показался теперь в Селинсгроуве. Случайный знакомый или студент не знал бы о твоем доме. У нас разные фамилии. И только человек, связанный со мной, с Джулианной или с обоими, знал бы, что мы здесь. Единственный человек, который хотел бы причинить нам зло, это Саймон Толбот, бывший бойфренд Джулии.

– Он ей как-то о себе напоминает?

– Нет. Я никого не просил за этим следить, потому что думал, мы от него избавились. Джек сказал, что проверит.

– Но ты ей не сказал про подозрительный автомобиль, когда вы были в Кембридже.

Габриель напрягся:

– Нет.

Ричард тронул сына за плечо.

– Я знаю, что тебе надо переехать в Эдинбург в связи с лекциями и что Джулии, может быть, придется остаться в Гарварде. Я перееду в Кембридж, чтобы пожить с твоей семьей, пока тебя не будет, если мое присутствие может помочь.

Габриель перевел взгляд на приемного отца:

– Ты бросишь преподавание в Саскуэханне? Оставишь дом?

– Я почетный профессор, могу взять год отпуска и вернуться на следующий год. Могу попытаться получить гостевую должность исследователя в Бостоне или Кембридже. И я скажу Грейс, куда еду, так что она сможет меня найти у тебя в комнате для гостей.

Тон у Ричарда был такой, будто все это просто.

– Спасибо тебе.

Ричард достал из переноски игрушечного кролика. Клэр загукала и потянулась за ним.

– Конечно, похоже, что твоя сестра и Аарон хотели бы пожить у вас. По крайней мере, пока не найдут себе дом.

– У меня не было возможности это обсудить с Джулией. Но я не собираюсь оставлять здесь семью, когда поеду в Шотландию.

Тон у Габриеля был твердым.

Ричард кивнул, решив не допытываться сейчас у сына, как конкретно он собирается осуществить это намерение.

Глава 39

– С чем они так долго возятся? – Габриель покачивал плачущую Клэр, но девочка не успокаивалась. – Уже который час тут сидим.

Ричард встал:

– Могу спросить у регистраторши.

– Нет, я сам.

Габриель подошел к столу регистраторши с Клэр на руках и объяснил, что ему нужно как можно скорее найти Джулианну. Через несколько минут из холла вышла сестра и повела Габриеля и Клэр в какую-то из смотровых.

– Невролог сейчас закончит.

Сестра постучала в дверь.

Габриель не успел спросить, зачем понадобился невролог, как дверь распахнулась внутрь. Джулия сидела в кресле, левая лодыжка была в ортезе. Рядом стояли костыли. А в дверях стоял низкорослый доктор, темноволосый и с темными глазами.

– Войдите, – пригласил он.

– Как ты? – озабоченно спросил Габриель у Джулии.

Она показала на Клэр, и Габриель положил девочку ей на руки. Пакет с подгузниками поставил возле ее ног.

– Я нормально, – отрезала она продолжение разговора, сунула руку в пакет и достала тонкое одеяльце. Положила его себе на плечо, ради приличия засунула Клэр под него и начала кормить.

– Я доктор Хаури, – представился врач, пожимая руку Габриелю и показывая ему на стул. – Дежурный невролог.

– Габриель Эмерсон. У нее сломана лодыжка?

Габриель не в силах был оторвать глаз от жены.

Доктор Хаури вежливо отвернулся от кормящей Джулии, но обратился к ней:

– Вы не возражаете, если я сообщу диагноз вашему мужу?

– Не возражаю, – быстро ответила она.

– У вашей жены растяжение лодыжки и несколько порванных связок, однако, судя по снимкам, перелома нет. Но меня вызвали на консультацию в связи с жалобами на онемение в другой ноге. Я провел соответствующие исследования и считаю, что у нее поврежден нерв, возможно в результате эпидуральной анестезии, проведенной в сентябре.

Габриель резко обернулся к неврологу:

– Поврежден нерв?

– Чувствительность в левой ноге у нее не нарушена, отчего она и испытывает боль. А в правой ноге чувствительность снижена. Она говорит, что онемение началось примерно тогда, когда она вернулась домой после родов.

Габриель уставился на Джулию. Удивление на его лице быстро сменилось выражением страдания, а потом лицо стало непроницаемым.

Доктор Хаури поднял руки, успокаивая его:

– Онемение – обычный побочный эффект эпидуральной анестезии, и иногда у пациента оно ощущается только в одной конечности. Иногда нужно несколько недель, чтобы это ощущение прошло. Бывает, что повреждение становится постоянным. Я рекомендую наблюдение невролога в Бостоне после окончания праздников.

Габриель переварил слова невролога и провел рукой по лицу.

– Спасибо.

– Не за что. – Невролог так и стоял спиной к Джулии, чтобы не мешать ей кормить ребенка. – Миссис Эмерсон, ногу держите приподнятой, чтобы не допускать отека, и прикладывайте как можно больше льда. Принимайте любые обезболивающие из безрецептурных. А когда вернетесь в Бостон, обратитесь к неврологу.

– Спасибо, – ответила Джулия вполголоса.

– Не за что.

Доктор Хаури пожал руку Габриелю и вышел из комнаты.

Габриель был неподвижен. Джулия едва слышала его дыхание. Она несмело его окликнула:

– Милый?

– Ты вообще собиралась мне сказать?

Тон его был на грани резкости.

– Я думала, онемение пройдет.

Габриель обернулся:

– Думала или надеялась?

Джулия прикусила язык. Габриель понизил голос:

– Значит, ты мне собиралась сказать, как только бы оно прошло?

Она кивнула. Габриель снова замолчал.

Клэр закончила с одной стороной, Джулия дала ей отрыгнуть и приложила к другой груди. Габриель все еще молчал.

Когда Джулия закончила кормить ее и снова дала девочке отрыгнуть, Габриель взял ребенка и умело перепеленал. Потом подал Джулии костыли.

– Спасибо, – сказала она робко, ожидая, чтобы он что-нибудь ответил.

Габриель промолчал.

Он вынес ребенка и пакет с подгузниками, не сводя глаз с Джулии, хромающей на костылях из смотровой в приемную.

И всю дорогу до дома не произнес ни слова.

Глава 40

Джулия проснулась. Лодыжка ныла, и ныло сердце.

Посещение больницы стало для нее откровением. Лодыжка не сломана, но есть побочный эффект эпидуралки, который может остаться навсегда. А Габриель на нее рассердился. Так рассердился, что даже выговаривать не стал. Отвез ее домой, помог выйти, внес ребенка в дверь, а потом сел в машину и стал звонить по телефону.

Вернувшись в дом, он долго принимал душ, а потом скрылся у себя в кабинете. Сейчас вот пришел к ней.

Габриель положил очки и телефон на ночной столик, как привык, откинул одеяло. Увидев, что Джулия не спит, остановился.

Потом, через несколько секунд, влез под одеяло и перевернулся на спину, закрыв глаза. Расстояние между ним и Джулией казалось ей непреодолимым.

Она поудобнее пристроила травмированную ногу на подложенную подушку и закрыла глаза. Это ей напомнило ту давнюю-давнюю ночь, когда она пробралась в комнату Габриеля после нападения. Когда на нее напал он. Тогда Габриель обошелся с ней очень по-доброму. Тогда он все понимал.

К ней протянулась сильная рука и привлекла ее к теплой голой груди.

– Прости, что я тебе не сказала, – прошептала она.

– Мы квиты, Джулия. Я тебе тоже не сказал про незнакомую машину, которая наблюдает за нашим домом.

– Я не думаю, что это Саймон. Он не станет терять время, болтаясь по Селинсгроуву на День благодарения. И он очень придирчиво выбирает машины. Ни за что на свете не стал бы ездить на «Ниссане».

– Твой дядя Джек ищет эту машину. Я в нее швырнул камень и разбил заднее стекло, это должно облегчить поиски.

Джулия подняла голову с подушки:

– Разбил стекло?

– Да. – В голосе Габриеля звучала некоторая гордость собой. – Я в школе в бейсбол играл. Ты не знала?

– Нет.

– Джулианна, проблемы со здоровьем от меня скрывать нельзя, особенно сейчас. Надо же думать о Клэр.

Голос Габриеля был тих и зловеще спокоен.

– Я надеялась, что это само пройдет.

– И почти три месяца никому не говорила, – укорил он ее. – Больше никогда так не делай.

– Не буду.

Габриель погладил ее по волосам.

– Ты нам нужна. Мне нужна.

У нее выступила слеза, скатилась на щеку.

– И ты мне нужен. Больше не бегай по лесу один.

– Это я учту. Но я хочу, чтобы ты мне рассказала подробно обо всех проблемах со здоровьем, что у тебя есть сейчас или были недавно.

Джулия улыбнулась его профессиональной интонации.

– Хорошо, доктор Эмерсон.

Он зарычал.

– То есть профессор Эмерсон.

– Продолжайте.

– Я вполне здорова, за исключением онемения в ноге и сейчас – растяжения на другой ноге. Которая болит как черт знает что.

– Я тебе что-нибудь сейчас дам от боли.

Он откинул одеяло.

– Вон лежит, – показала она на ночной столик.

Габриель обошел кровать и взял пару таблеток из флакончика, протянул их Джулии. Потом поднес ей стакан воды. Она приняла таблетки, запила водой.

– Что-нибудь еще, связанное со здоровьем? – спросил он, забираясь обратно в кровать.

Притянул к себе Джулию, стараясь не потревожить больную ногу, и помог ей устроить голову у себя на груди.

– Есть миомы, но доктор Рубио говорила, что они за время беременности уменьшились. Я принимала препараты железа, но думаю, что больше они не нужны. В сентябре следующего года мне нужно будет пройти осмотр. Вероятно, доктор Рубио будет делать УЗИ.

– Что еще?

– Больше ничего. А у тебя?

– Я лечусь от химической зависимости. У меня бывают приступы гнева, которые мне трудно контролировать, тревожность по поводу безопасности моей семьи, и есть одна заведующая именной кафедрой в Гарварде, с которой мне хочется поругаться. И еще есть водитель черного «Ниссана», которому я хотел бы набить морду.

Джулия вздрогнула:

– Еще что?

– Я буду спать лучше, когда буду знать, кто за нами следил.

Джулия уткнулась лицом ему в плечо.

– Отчасти мне и знать не хочется ни о чем подобном. Но надо, чтобы ты делился со мной этой информацией – чтобы я не сделала такого, что подвергло бы нас опасности. Несколько раз я без тебя вывозила Клэр погулять в коляске. Что, если этот автомобиль следовал за нами?

– Ты права. Несправедливо с моей стороны на тебя сердиться за то, что ты что-то скрывала от меня, когда я сам поступал точно так же.

Он поцеловал ее волосы.

– А сейчас ты на меня не сердишься?

– Я в ярости. Меня чертовски напугало, когда мне сестра сказала, что ты на осмотре у невролога. У меня все сценарии пронеслись в голове: рак, инсульт, рассеянный склероз. – Габриель выругался. – Мы с тобой – семья. А семья – это все.

– Окей, – сказала Джулия, но интонация не подразумевала согласия. – Я хочу сказать одну вещь. Знаю, что ты не хочешь этого слышать, но я надеюсь, что когда Сесилия переступит через свою зависть, она мне подпишет осенний семестр в Эдинбурге.

– Рискованная тактика. Лучше разобраться с ней прямо сейчас.

– Может быть, оказавшись на симпозиуме рядом с Грэхемом Тоддом, она передумает.

– Это через несколько месяцев! – Габриель начал горячиться. – Если она тогда не смягчится, будет уже поздно.

– Я хочу попробовать. Я хочу, чтобы ты мне позволил попробовать.

– Ладно, – сдался Габриель. – Если Сесилия откажется, в дело вступлю я.

– Габриель, ты знаешь…

– Я даю твоему методу шанс, но хочу иметь возможность применить свой метод.

– А твой метод – ее запугать.

– Чушь!

– Ручаешься?

– На сто процентов.

– Хорошо.

Джулия крепко его поцеловала и устроилась у него на груди. Вскоре она заснула.

А Габриель несколько часов лежал без сна, обдумывая сценарии с цивилизованными обсуждениями и убеждениями. Но когда его мысли обращались к водителю черного «Ниссана», он рассматривал альтернативы радикально иной природы.

Глава 41

– Ничего не налазит, – сказал Габриель в телефон.

Он находился в детской с Клэр, только что ее перепеленал и пытался одеть в дневную одежду. На пеленальном столе валялась куча разбросанных и отвергнутых вещей. Звонил он Джулии на сотовый, потому что сейчас она, давая покой ноге, наслаждалась завтраком в кровати.

– Кто говорит? – спросила Джулия, сдерживая смех.

– Я все пробовал: комбинезоны, платьица – все. Все слишком мало.

– В верхнем ящике комода должна быть одежда на возраст от трех до шести месяцев.

Габриель открыл ящик, поворошил содержимое.

– Это все совершенно не подходит. Летняя одежда, девочка пневмонию подхватит. – Он вытащил розовое платье с вышивкой и пару чего-то белого, похожего на штаны, но с носками на концах штанин. – Я нашел кое-что, что может временно пригодиться. Но нужен будет какой-нибудь свитер.

Он перевел Джулию на громкую связь и положил телефон рядом.

– У нас тонны этих свитеров и худи висят в ее шкафу. Покажи ее мне, когда закончишь.

– Только на минуту. – Габриель сделал глубокий вдох, одной рукой зафиксировал ребенка, другой потянулся к шкафу. Взял оттуда розовый худи. – Поеду с ней за покупками.

– Ты хочешь Клэр повезти по магазинам?

– У нее явно случился ростовой скачок. Я тебе точно говорю, осталось только несколько вещей, которые на нее налезают, и по большей части недостаточно теплые.

Он тщательно натянул на нее белые ползунки и застегнул платье сзади.

– Ты Ричарда возьмешь с собой?

– Нет. Ребекка просила выходной. Они с Ричардом идут сегодня на прогулку на Бикон-Хилл, а потом в кино.

– Гм, – сказала Джулия.

Габриель выпрямился, все еще продолжая разговор.

– Может быть, мне не стоит оставлять тебя одну.

– Все нормально. С ортезом вполне могу ковылять. Но я, наверное, весь день буду читать. Список статей и книг, что дала мне Сесилия, очень длинный.

– Окей. – Габриель взял мягкого пластикового жирафа, которого Клэр недавно начала жевать, и поднял девочку на плечо. – Пойдем, принцесса. Покажемся маме, а потом поедем обновлять твой гардероб.

Взяв телефон, он вышел из детской.

Габриель всегда с удовольствием делал покупки в «Копли-Плейс». Хотя толпы ему удовольствия не доставляли, а ходить за покупками с ребенком в коляске – не самое простое занятие, ему нравилось, что в одном месте можно найти столько магазинов и услуг.

Он направился в «Барниз» и быстро вышел к детской секции, где им завладели сразу три продавщицы, решительно настроенные экипировать Клэр всем, что ей нужно.

Габриель с удобством устроился на диване, довольная Клэр у него на руках гладила своего жирафа, а сам он попивал эспрессо. С его согласия эти продавщицы помогали ему экипировать Клэр на ближайшие полгода. И снабдили его зайчиком намного лучше, нежели тот, что лежал сейчас рядом с переноской.

Шопинг – это просто, – подумал он, когда кто-то из продавщиц надевал Клэр на ноги мягкие розовые балетки.

– Будет дома в них ходить, – указал Габриель, благосклонно улыбнувшись.

(Следует заметить, что он не поддался искушению выбросить зайчика, которого подарил Пол Норрис. Всего лишь потому, что девочка эту игрушку предпочла дорогой из «Барниз». Поняв это, Габриель мученически вздохнул.)

Он уже вернулся к машине и пристегивал Клэр к детскому креслу, когда у него зазвонил телефон. Это был Джек Митчелл.

Габриель сел за руль и запер двери.

– Привет, Джек.

– Нашел я твой черный «Ниссан». Зарегистрирован на Пэм Лэндри в Филадельфии.

Габриель покопался в памяти:

– Никого не знаю с такой фамилией.

– Естественно, не знаешь. Но ее сын Алекс возил машину к своему приятелю – заднее стекло вставить.

– Интересно.

Габриель в зеркало глянул на Клэр. Она ухватила подаренного Полом зайчика и засовывала его ухо себе в рот. Габриеля передернуло от этого зрелища.

– Никакой связи между Алексом Лэндри и моей племянницей мы не нашли, – сообщил Джек. – Но в университете Пенсильвании он был в том же братстве, что и Саймон Толбот.

Габриель выругался.

– Этот Алекс – человек-катастрофа, – продолжал Джек. – Много баловался с наркотой, вылетел из школы. Перебивался случайными заработками. Недавно где-то обзавелся деньгами. Швырялся наличными.

– Ты его можешь связать с тем засранцем?

– Работаю над этим. Не знаю, как они держат связь или как передаются наличные. Думаю, ты спугнул его, разбив стекло. Своему приятелю-механику он сказал, что была у него халтурка за городом, но кончилась. Машину отдал матери, а ездит теперь на своей.

– И на чем же?

– Красный «Додж Чарджер» с черными гоночными полосами и пенсильванскими номерами. Трудно не заметить.

– Буду смотреть в оба.

– Вряд ли этот парень будет тебе докучать. Скорее всего, ему поручили наблюдение: смотри, но не трогай. Парнишка облажался, ты его поймал и окно ему разбил. А свой «Чарджер» он бережет. Не захочет он, чтобы ты царапал ему раскраску, сделанную на заказ.

– Понятно.

Габриель потер пальцами переносицу.

– Мне пойти с ним на контакт?

– Только если он дернется в мою сторону. А что было в лесу? Это был он?

– Не могу сказать. Но парень вроде не из тех, кто наслаждается природой.

Габриель задумчиво хмыкнул. Возможно, что он слышал в лесу какое-то животное, но луч фонаря, который он вроде как видел, это не объясняло. А если этим чужаком был не Лэндри…

– Я одного приятеля попросил присмотреть за твоим домом. Он ездит на синей «Тойоте» с массачусетскими номерами. Не выбивай ему окна.

– Запомню. – Габриель снова глянул на Клэр. – Сколько с меня?

– Он мне делает одолжение. Но у меня для тебя есть и хорошая новость.

– Слушаю.

– Саймон Толбот сейчас летит в Цюрих. Дошел слух, что он помирился с отцом, но сенатор пожелал, чтобы сынок из Соединенных Штатов скрылся. Нашел ему работу где-то в сфере финансов. Если мальчик не справится, сенатор отречется от него уже навсегда. Так что этот возле твоего дома в ближайшее время ездить не будет.

– Отлично!

Габриель ссутулил плечи.

– Может, стоило бы присмотреть за ним в Европе. Мне послать кого-нибудь из моих ребят?

– Нет, но я беспокоюсь, как бы он кого-нибудь не нанял нам пакостить. Если ты сможешь копать дальше, я буду благодарен. Сколько я тебе должен?

– Родственникам скидка. Племянницу мою поцелуй и внучатую племянницу тоже.

Джек отключился.

Габриель положил телефон на центральную консоль и аккуратно выехал с парковки задним ходом. По дороге домой он обдумывал сказанное Джеком.

Хотя, по всей видимости, Саймон сейчас угрозы не представлял, но Габриель был все еще осторожен. Ему нужно было больше информации о деятельности этого типа в Швейцарии, и он знал, кому звонить, чтобы это выяснить.

Глава 42

– Снег.

Джулия показала на пушистые хлопья, перышками плывущие за окнами гостиной.

Клэр протянула ручку к окну, потом ухватила Джулию за прядь волос и потянула.

– Понятно, снег нас не интересует, – засмеялась Джулия, пытаясь освободить волосы.

Она накануне отказалась от костылей и пыталась сегодня нормально наступать на поврежденную ногу. Для этого она крепко перевязала лодыжку и надела эластичную повязку, дающую дополнительную поддержку. Но все равно двигалась медленно и ради осторожности – быть может, избыточной, – не носила Клэр по лестнице. Ей не хотелось падать.

– Там снег идет?

Габриель щелкнул выключателем, и газовый камин ожил, засветился уютным светом.

– Так, отдельные снежинки. – Джулия снова привлекла внимание Клэр к окну. – Смотри, Клэр, снег.

Клэр повернулась к отцу и стала гулить.

– Молодец, девочка. – Габриель тронул ее за щечку. – Снег – это гадость, и я одобряю твое равнодушие.

Джулия покачала головой:

– Ты только подумай: Ричард с Ребеккой в такую погоду идут на Бикон-Хилл.

Габриель глянул на часы:

– Они сейчас должны быть уже в кино. Рейчел знает, что Ричард приехал на уик-энд?

– Да. Я с ней говорила сегодня утром, и она сказала, что Ричард ей на той неделе говорил.

Взгляд синих глаз Габриеля стал пронзительным:

– И Рейчел отнеслась к этому нормально?

– Она сказала, что они с Ричардом этот вопрос проработали и она не будет иметь на него зуб за то, с кем он дружит. – Джулия широко улыбнулась: – Но она действительно рада, что Чудо-Женщина приезжает в Селинсгроув на Рождество.

– Угу, – ответил Габриель. – Кэтрин бы в ужас пришла, если бы знала, что Рейчел ее сравнивает с персонажем комикса.

– Я думаю, Кэтрин была бы польщена. У нее отличное чувство юмора.

– Гм.

Габриель выглянул в окно через плечо Джулии и тут же отвлекся. Со скоростью улитки мимо дома ехала синяя «Тойота». Доехав до конца тупика, машина развернулась и снова проехала мимо дома.

Габриель заключил, что за рулем – человек Джека Митчелла, и смотрел, как машина сворачивает за угол. Ему было приятно знать, что кто-то еще присматривает за домом.

– Габриель, алло! – Джулия щелкнула пальцами, привлекая его внимание.

Он заставил себя улыбнуться.

– Прости, дорогая. На снег засмотрелся. Как тебе новый гардероб Клэр?

Габриель простер руки, показывая на предметы одежды, аккуратно разложенные по всей стоящей в комнате мебели.

– Все это очень мило. Но несколько дороговато, ты не находишь?

Габриель оскорбился.

– Она моя дочь, и я хочу, чтобы у нее было все лучшее.

– Самое лучшее – не всегда самое дорогое. В «Таргете» отличные детские вещи.

Габриель брезгливо наморщил нос. Джулия не уступала:

– Мне нравятся красивые вещи. Ты мне покупал красивые платья, а туфель больше, чем я могу носить.

– Туфли – предмет искусства, – перебил ее Габриель. – Считай, что это твоя художественная коллекция.

– Не спорю, профессор. Но подумай о привилегиях, которые есть у Клэр. Подумай, где мы живем, подумай обо всех привилегиях, которые нас окружают. Я хочу ее научить, что главное – это характер. Что красив тот, кто добр и щедр.

– Ей всего три месяца.

– Именно. И она уже получает подарки от «Тиффани», ценный манускрипт эпохи Возрождения от крестной и дизайнерский гардероб от «Барниз».

– Я не могу отказаться от подарков Келли или Кэтрин.

– Не можешь, – признала Джулия, поправляя прядь волос за ухом. – Я признаю эту прерогативу тетушек, крестных и бабушек – баловать детей. Но мы этого делать не обязаны.

– Естественно, я буду ее учить, что такое истинная красота. И говорю это я, глядя на такую красивую женщину, каких я в жизни не видел. И внешней красотой, и внутренней.

Джулия зарделась.

Габриель шагнул к ней, погладил ее пальцем по щеке.

– Ну почему я не могу купить моей принцессе симпатичных вещей? Она ведь так быстро вырастет. Оглянуться не успеем, как она будет хлопать дверьми, слушать омерзительную музыку и дырки в джинсах вырезать.

– Надеюсь, что нет. – Джулия прильнула к его руке, поцеловала ее. – «Барниз» для детей слишком дорог, и я не хочу, чтобы она росла как некоторые из тех, с кем мне приходится общаться в Гарварде.

Габриель подумал о Сесилии. Потом о снобах – отпрысках богатых семейств, которых встречал в студенческие годы в Принстоне, потом в Оксфорде и в Гарварде.

Он положил руку на голову Клэр, и девочка протянула к нему ручки. Он взял ее на руки, и она тут же положила голову ему на плечо.

– Мне бы тоже этого не хотелось. И это я говорю, зная, что у меня у самого есть привязанность к роскоши.

– Привязанность? – поддразнила его Джулия.

– Ты самый добрый человек из всех, кого я знаю. – Глаза Габриеля были серьезны. – Ты воплощение любви и мягкости. Имея перед глазами твой пример, она не вырастет недоброй, каковы бы ни были недостатки ее отца.

– Твои недостатки сильно преувеличены. От тебя она научится храбрости, силе и упорному труду. А моя доброта выросла из жестокости. Я видела, как вела себя моя мать, и твердо решила жить иначе.

– Так потому-то мне и хочется тебя баловать. Хотел сегодня принести тебе новую пару туфель, но подумал, что это будет бестактно, учитывая твое растяжение. – Габриель показал на коробку. – Поэтому купил тебе тапочки. Очень теплые и очень мягкие. И поверх ортеза можно надевать.

– Ты мне купил подарок?

– Да, и выбрал его сам. Без чьей бы то ни было помощи.

Габриель гордо расправил плечи.

Джулия подошла к коробке и достала из нее пару клюквенного цвета тапочек на стриженом меху, с кожаной нескользящей подошвой. Джулия села и примерила их.

– Сидят отлично. Спасибо. – Она подняла на мужа сияющие радостью глаза. – Но я говорила серьезно: нельзя слишком баловать Клэр. Я не хочу, чтобы она думала, будто нужно определенным образом выглядеть или одеваться, чтобы тебя ценили.

Габриель в смятении обвел взглядом все купленные детские вещи.

– Мне их отвезти обратно?

– Не надо. – Джулия встала в новых тапочках, подошла к Габриелю, положила руку ему на затылок и нагнула к себе, чтобы поцеловать. – Я про твой следующий поход.

– Я сидел на диване, а мне все приносили, – сознался он, покачивая Клэр на плече. – В «Таргете» тоже так делают?

– Нет. – Джулия подняла растянутую лодыжку: – Как только это пройдет, я тебе покажу все волшебство «Таргета». Берем большую красную тележку, идем по проходу, попивая кофе из «Старбакса», и все делаем сами.

– У нас с тобой разное понимание термина «волшебство», – сказал Габриель тоном властителя. Затем с озабоченным видом спросил: – А как другая нога?

Джулия отвела глаза.

– Сегодня онемение чуть сильнее. Но это мне никак не мешает.

– Можем обратиться к другому неврологу.

Джулия села в кресло рядом с камином.

– Я уже к двум обращалась. Оба сказали, что для лечения нужно только ждать.

По выражению лица Габриеля было ясно, что Джулия его не убедила. Но он решил сменить тему и приподнял ножку Клэр:

– Но против ее обуви ты вряд ли сможешь возразить. Балетки – это необходимо.

Джулия секунду любовалась Габриелем, лучащимся гордостью за свою принцессу, и самой девочкой, уютно устроившейся у него на плече и посасывающей кулачок.

– Да, согласна. Балетки – вещь необходимая.

– Кстати, продюсерша из Би-би-си, с которой мы познакомились в Эдинбурге, со мной связалась.

– И что сказала?

– Просила меня приехать в Лондон на интервью для документального фильма об эпохе Возрождения.

– Поздравляю. И когда ты поедешь?

– Мы поедем, – поправил ее Габриель. – Они организуют его в марте или в апреле. Можем запланировать интервью на время твоего оксфордского симпозиума и взять с собой Ребекку или поедем без нее – пусть отдохнет.

– Будет здорово.

– Можем зайти в Британский музей и полазить по его темным углам, – предложил Габриель, вызывающе подняв брови.

– И попасть в полицию, – засмеялась Джулия. – Это будет весной, значит, можем взять коляску для Клэр и погулять по Лондону.

– Отлично. Я напишу Элеанор и договорюсь о датах. Ладно, что наша мамочка хочет на ужин?

– Спринг-роллы?

– Нет, готовое не заказываем. Мы с принцессой будем готовить и слушать оперу.

Габриель закружился в танце с дочерью.

– Паста? – предложила Джулия, вставая.

– Чудесный выбор. Ты будешь отдыхать у огня, а мы с Клэр все приготовим.

– Ну нет! – улыбнулась Джулия. – Это я хочу видеть.

Она вышла за Габриелем и Клэр на кухню, сопровождаемая несущимися из стереосистемы руладами Паваротти, исполнявшего «Nessun dorma» Пуччини.

Наутро, вернувшись с семьей после мессы, Габриель уединился у себя в кабинете, чтобы позвонить по телефону.

– Кассирер, – ответил голос с легким акцентом.

– Николас, это Габриель Эмерсон, я звоню из Америки. Как жизнь?

– Габриель, рад вас слышать. Спасибо, все хорошо.

– А родители как?

Николас ответил после небольшой паузы:

– Справляются. В основном они живут за границей.

– Очень сочувствую, – сказал Габриель совершенно искренне.

– А как ваша семья?

– У Джулианны все нормально, у нас дочь родилась в сентябре. Назвали Клэр.

– Поздравляю, отличные новости. Передам родителям.

– Да, сделайте одолжение. – Габриель откашлялся. – Боюсь, что как раз из-за семьи я вам и звоню. – Он кратко объяснил историю своих взаимоотношений с Саймоном Толботом и сообщил о переезде Толбота в Цюрих. – Мне нужны координаты какого-нибудь надежного человека, чтобы я его мог нанять для наблюдения.

– Для наблюдения? – небрежно переспросил Николас. Как-то слишком небрежно.

– Просто чтобы быть в курсе. Я надеюсь, он после этого переезда утратит к нам интерес. Но хочу в этом убедиться.

– Я сейчас позвоню некоторым людям.

– Спасибо. Деньги – не вопрос, и я буду рад вас отблагодарить за рекомендацию.

– В этом нет необходимости. В Америке вам кто-нибудь нужен?

– Здесь все есть, но все равно спасибо. Если я что-нибудь смогу для вас сделать в благодарность, только дайте мне знать.

– Не стоит благодарности. Помочь вашей семье для меня удовольствие. Я буду на связи.

– Спасибо.

Габриель закончил разговор и положил телефон на стол.

По документам Николас Кассирер был богатым швейцарским бизнесменом, видным коллекционером живописи и щедрым благотворителем. У Габриеля не было никаких оснований подозревать его в связях с преступным миром – если не считать его неизменные черные костюмы.

Но Габриель не был наивен. Кассирер был ограблен несколько лет назад, и похищенные предметы так и не нашли. Николас это ограбление принял очень, очень близко к сердцу, и его семья наняла профессиональную охрану, которая могла бы составить конкуренцию охране глав большинства государств.

Габриель потер шею. Был шанс, что он сейчас примет на себя долг, за который впоследствии ему придется заплатить, но ради безопасности своей семьи он готов был заплатить любую цену, какой бы высокой она ни была.

Глава 43

Джулия не спала. Несколько минут назад она повернулась лицом к Габриелю, он протянул руку и положил на ее талию. Судя по звуку его дыхания, он крепко спал. Забавно, как он инстинктивно потянулся к ней, будто их души были настроены в унисон и он чувствовал ее присутствие даже во сне.

Она дотронулась до его лица – лица своего любимого мужчины. Провела пальцами по аристократическим скулам, маленькой ямочке на подбородке. Пальцы ощутили щетину.

Она поцеловала его в щеку и провела губами по губам. Он что-то пробормотал в ответ, но не шевельнулся.

Джулию захлестнула волна любви и желания, такая, что захотелось в ней утонуть.

Она погладила его по груди, провела рукой над его изначальной татуировкой и над новым рисунком, который все еще заживал. Это был образ с одной из иллюстраций Боттичелли к «Раю»: Данте склоняется у основания лестницы Иакова, и Беатриче обнимает его.

Тату-мастер, который набивал это изображение Габриелю на правую грудь, был тот же, который рисовал на нем дракона и сердце. В картину Боттичелли были вплетены два имени: «Джулианна» и «Клэр» – изящным миниатюрным шрифтом.

Рука Джулии зависла над этим изображением. Оно оказалось для нее сюрпризом. Габриель нанес его себе через два дня после того, как ездил с Клэр за покупками.

Мне нужно обессмертить тебя у себя на коже. И под кожей. И над сердцем, – прошептал он, когда обнажил перед ней это изображение.

Она наклонилась и поцеловала его в грудь, прямо над сердцем.

Габриель зашевелился, но не проснулся.

Его тело было пиром для ее чувств. И она изучала его, пальцы танцевали на его мощной груди, плечах, мускулистых руках.

Палец Джулии прошелся по его ребрам, скользнул в пупок. Очертил контуры мышц живота. Коснулся резинки его трусов – и тут Джулия остановилась, услышав резкий вдох.

Глаза Габриеля были открыты, их невероятная синева выделялась на фоне разметавшихся по лбу темных волос.

– Прости, я не хотела тебя разбудить.

– Не надо извиняться, когда ты меня трогаешь, – сказал он хрипло. – Уж если моя душа принадлежит тебе, то тело тем более.

Он поправил подушку, чтобы лучше видеть Джулию.

Она села, осторожно переместила больную ногу.

– Я тебя хочу.

– Тогда возьми то, что хочешь.

Пылкий, пытливый взгляд Габриеля ее ободрял.

Джулия вернула руку к его телу, гладя его и трогая, потом взяла его в ладонь поверх белья. Габриель издал сдавленный звук.

Она сняла с него трусы, целеустремленно стянула с ног и бросила на пол. Потом встала рядом на колени и положила его руку на подол своей ночной рубашки. Он поспешно сорвал с нее рубашку и трусы.

Она без слов оседлала его, найдя такое положение, чтобы не нагружать лодыжку. Большие руки Габриеля поднесла к своим грудям и подалась вперед к его прикосновению, погружая их в его ладони.

Габриель провел большими пальцами по ее соскам.

Она выгнула спину, прижимаясь к нему.

Чуть подразнив их кончиками пальцев, он захватил губами эти розовые бутоны. Принялся водить по ним языком.

Джулия купалась в его ласках, пока наконец желание не стало нестерпимым. Она сдвинулась назад и охватила его ладонью.

Габриель судорожно вздохнул, не вынимая изо рта ее груди, а она водила рукой вверх-вниз медленно, но уверенно.

Он уже был готов войти в нее, но она не отпускала его, стремясь доставить ему удовольствие, и он припал губами к другой груди.

Тогда она направила его и осторожно, дюйм за дюймом, опустилась ниже. Ощутив, как она его охватывает, Габриель стиснул зубы и выругался.

Джулия принялась раскачивать бедрами, а пальцы Габриеля снова нашли ее соски. Затем она приподнялась и опустилась вниз, подбирая ритм и глубину проникновения.

Его руки она поставила себе на бедра, сначала одну, потом другую, намекая, чтобы он помог ей определить ритм движений. Но Габриель хотел, чтобы она сама вела его, желая наблюдать за ней, полузакрыв глаза от наслаждения.

Ее ладонь уперлась ему в грудь – осторожно, чтобы не задеть заживающую татуировку. На нее смотрело лицо Данте, прильнувшее к Беатриче, смотрело так, будто она – обещание, готовое исполниться.

Джулия закрыла глаза. Ее переполняли чувства. Еще одно движение – и она стала падать, падать, Габриель выгнулся ей навстречу, ускоряя темп, догоняя ее.

Он тянул ее вниз, толкая вверх, и она ощутила внутри резкие, судорожные толчки. Джулия открыла глаза и встретилась взглядом с Габриелем. Грудь его напряглась под ее ладонью.

Она обмякла, сидя на нем, и постепенно его тело обмякло тоже, ленивая улыбка играла на его губах.

– Я бы хотел, чтобы меня каждое утро так будили. Посмотри на себя – красивая и яростная богиня любви, берущая только для того, чтобы отдать десятикратно. Да буду я слугой твоим в любви и желании.

– Габриель…

Она коснулась его лица.

– И все это ты проделала с больной ногой.

Он порочно усмехнулся. Она не успела ответить, как оказалась под ним, и он был у нее между бедер. Он поднял ее руки к изголовью постели.

– Сейчас мой черед, богиня. Посмотрим, как ты справишься со мной без рук.

Она засмеялась, но он закрыл ей рот поцелуем.

– Моя Беатриче! – прошептал он.

Глава 44

Джулия видела сон.

Само по себе это не было необычно. В период беременности она постоянно видела яркие сны, но после выхода из больницы вместе с Клэр она спала глубоко и без сновидений.

В предрассветный час этого утра, пока Клэр сладко спала в детской, Джулии приснилось, что она снова в университете Сент-Джозефа, идет по коридору к комнате, которую делила с Натали – такой же студенткой.

Это был день рождения Джулии. Она собиралась его праздновать с бойфрендом, но забыла фотоаппарат. И сейчас шла по коридору, счастливая и взволнованная.

Во сне Джулия знала, что сейчас произойдет. Она знала, что лежит за закрытой дверью ее комнаты. И все равно достала ключи и открыла дверь.

Бум!

Стук двери об стену оказался необычно громким. Джулия смотрела на дверь, гадая, почему она издала такой странный звук.

Хрусть!

Джулия открыла глаза.

Она уже была не в Филадельфии, а у себя в спальне в Кембридже. Вмонтированный в стену ночник освещал комнату мягким светом.

Но что-то было не так.

Джулия подняла голову и в нескольких футах от себя увидела человека в перчатках, державшего репродукцию Генри Холидея.

Он смотрел прямо на Джулию.

Человек этот был настоящим гигантом – выше шести футов шести дюймов и сложен как футбольный лайнбекер[10]. Темные глаза были пусты и непроницаемы.

Он сделал шаг к Джулии.

Она закричала.

Глава 45

Габриель проснулся сразу, но не сразу сориентировался. Он, оказывается, заснул у себя за столом в кабинете.

Вскочил на ноги, не задумываясь, почему он не в постели с женой. Рванув дверь, увидел большой темный силуэт, движущийся по коридору. И встал между ним и детской, где в колыбели спала Клэр.

Человек не колебался. Он бросился на Габриеля, прямой удар был направлен в челюсть.

Габриель уклонился и нанес удар в корпус.

Чужака это не остановило. Он схватил Габриеля за рубашку и швырнул, впечатав в стену. Потом двинулся к лестнице, но Габриель вцепился ему в лодыжку и вывернул ее, заставив упасть на колени.

Человек выругался по-итальянски и лягнул Габриеля прямо в грудину.

Сердце Габриеля застыло. Вздрогнуло, помедлило, потом снова забилось, но неровно. Габриель опрокинулся на спину, хватаясь за грудь.

Человек встал и пошел, переваливаясь как медведь, вдоль коридора к лестнице.

Габриель понял, что не может двинуться. Он лежал на спине, замерев, уставившись в потолок, и пытался вдохнуть.

– Габриель? – метнулась к нему из спальни Джулия как раз в тот момент, когда пришелец скрылся внизу.

– Клэр, – сумел просипеть Габриель.

– Где она? Он ее забрал?

Габриель не успел ответить, как Джулия устремилась в детскую, рванула на себя дверь.

И сразу увидела, что Клэр лежит в колыбели. Джулия бросилась к ней, тронула за щечку. Клэр зашевелилась, но не проснулась.

– Слава богу! – выдохнула Джулия.

Побежав обратно в спальню, она схватила телефон и набрала 911.

Глава 46

Джулия была рада, что Ребекки не было дома – она могла бы нарваться на громилу. Спала она чутко и иногда просыпалась очень рано. К счастью, накануне она уехала в Колорадо – провести рождественские каникулы у детей.

Джулия сидела на диване в гостиной, держа на руках спящего ребенка. Она решительно отказывалась даже на миг упустить Клэр из виду.

Кембриджская полиция прочесывала дом и двор. Габриель метался рядом, уже осмотренный и отпущенный парамедиками. Весь предыдущий час он провел на телефоне.

Джулия зарылась лицом в волосы Клэр. Она думала, что у Габриеля сердечный приступ: когда она его нашла в коридоре, он был бледен и с трудом дышал. Сейчас краска на его лицо вернулась, и он метался вокруг, как лев по клетке, в гневе и досаде. Будто в любой момент готов был зарычать.

Джулия шептала благодарственные молитвы за то, что у нее все еще есть семья, и крепко прижимала к себе Клэр. Она не знала, сколько уже времени тут сидела, когда перед нею остановилась пара босых ног. (В скобках следует заметить, что даже ноги у Габриеля были привлекательны.)

Он не дал себе труда обуться, и на нем была все та же клетчатая фланелевая пижама. Присев около Джулии, он нежно коснулся ее шеи:

– Милая? – Он отвел ее волосы с лица. – Компания, устанавливавшая систему безопасности, сейчас немедленно кого-нибудь пришлет. Как они говорят, система все еще включена. Значит, нарушитель обошел ее.

– Как это может быть?

Лицо Габриеля стало суровым.

– Не знаю.

Джулия укачивала ребенка – вперед-назад, вперед-назад.

– Он никаких драгоценностей не взял. Даже не открыл шкатулку. Деньги, паспорта, электроника, картины – все на месте. Полиция снимает отпечатки пальцев.

– Он был в перчатках.

Габриель застыл:

– Он тебя трогал?

– Нет, – прошептала Джулия. – Когда я проснулась, то увидела, что он держит картину Холидея. И увидела перчатки.

– Когда я поднялся наверх, картина лежала на полу. И стекло было разбито.

– Он ее уронил, когда я закричала.

– Но ты невредима? – хрипло спросил Габриель. Он протянул руку, погладил Клэр по головке. – С Клэр ничего не случилось?

– Я не думаю, что он входил в детскую. Дверь была закрыта, и я ничего не слышала от беби-монитора.

Габриель вытер рот рукой. Все могло кончиться совсем, совсем иначе.

– Мне жаль картину.

Габриель стиснул ей колено:

– Пусть лучше картина, чем ты!

Джулия взяла его за руку и усадила рядом. Вся дрожа, уткнулась ему в плечо. Он обеими руками обнял ее за плечи:

– Все с тобой будет хорошо. И с Клэр тоже.

– Я думала, он ее забрал. – По лицу Джулии стекла слеза. – Я думала, у тебя инфаркт.

– У меня просто отшибло дыхание. Но я думаю, мне бы сейчас стопка «Лафройга» помогла бы[11].

– Мне тоже.

– Я принесу, – сказал он, целуя ее в шею.

– Вряд ли кормящим матерям полагается пить «Лафройг». Но если бы я не кормила, черт побери, я бы твоего огненного скотча хлопнула.

Смеяться было неуместно, и Габриель это понимал. Он обнял Джулию и подавил смех.

– Нет у меня «Лафройга». Но если ты хочешь выпить, я тебе достану.

– Может быть, потом.

Девочка завозилась у Джулии на руках.

– Хочешь, я ее возьму? Она наверняка потяжелела за последнее время.

Джулия покачала головой:

– Мне нужно ее держать самой.

– Мистер Эмерсон? – подошел детектив в штатском. – Вы можете мне уделить минуту?

– Конечно.

Габриель поцеловал жену и ушел с детективом на кухню.

Джулия продолжала качать ребенка, мечтая, чтобы все это скорее кончилось. Было три часа ночи, и она хотела снова пойти спать. Но не здесь, не в доме с отказавшей системой охраны и разбитым портретом Данте и Беатриче наверху.

Через несколько минут Габриель вернулся.

– Похоже, что нарушитель проник через сад. Перескочил через изгородь и по двору дошел до задней двери, оставив следы на снегу.

Габриель заметил покачивания Джулии.

– Почему бы тебе не лечь? Я возьму Клэр.

– Я ни минуты не хочу здесь оставаться.

Она встала пошатываясь.

– Окей. – Габриель поскреб щетину на лице. – Поедем в отель. Хочешь собрать сумку?

– Я не хочу подниматься одна. – Голос Джулии прозвучал так жалобно, что сердце у Габриеля чуть не разорвалось.

– Я с тобой поднимусь. Давай только скажу детективу.

Габриель вернулся на секунду в кухню, вышел оттуда, взял на руки Клэр.

– Я ее понесу наверх. Ты прости, что я за столом уснул. Мне нужно было пойти лечь.

– Все нормально. – Голос Джулии стал стальным. – Но я должна отсюда убраться.

– Я позвоню в «Ленокс», как только мы поднимемся наверх. Упакуй все, что тебе будет нужно на пару дней. Я позвоню в компанию охранных систем и скажу, что мы уезжаем.

Джулия кивнула. В этот момент ей было нужно только одно: убраться с ребенком из этого дома. Компания эта делала слишком мало и слишком поздно.

Габриель поднялся наверх, Джулия за ним по пятам.

Пока Джулианна в гардеробной собирала вещи для себя и для Клэр, Габриель положил девочку в манеж. Она все еще спала.

Габриель перекрестился и произнес благодарственную молитву.

Подошел к ночному столику и хотел уже взять зарядку для телефона, как на что-то наступил.

– Ах ты ж твою…

Габриель поднял ногу – посмотреть, что там такое.

– Что там с тобой? – высунулась Джулия из гардеробной.

– Все нормально, ничего не случилось.

Джулия вернулась к сборам.

Габриель нагнулся и увидел, что наступил на что-то вроде статуэтки. Взяв с ночного столика салфетку, он поднял этот предмет.

Это был гротеск – небольшой двухголовый бюст: с одной стороны – череп, с другой – лицо. Габриель повертел его в руках, следя за тем, чтобы не трогать голыми руками. Снизу была выгравирована надпись: «O Mors quam amara est memoria tua».

У Габриеля не было сомнений, что предмет этот ему не принадлежит. И Джулианне тоже. Такие штуки были распространены в Средние века и в эпоху Возрождения – напоминание о том, что ты смертен. «О смерть, как горька твоя память. Помни, что ты должен умереть».

Скульптурка, на которую Габриель наступил, была старинной и вырезана искусно. По крайней мере, на его нетренированный взгляд, качество было музейное. Поскольку кембриджские полицейские вряд ли носят в карманах такие вещи, обронить ее мог только один человек.

– Я почти готова! – крикнула Джулия, зашла в ванную и закрыла дверь.

Габриель завернул статуэтку в еще одну салфетку и положил ее в кейс вместе с ноутбуком. Хотя, быть может, взломщик обронил этот предмет случайно, возможно было и то, что статуэтку он оставил на столике Габриеля как предупреждение.

На этот случай, а также учитывая способ доставки сообщения, Габриель решил поделиться своей находкой не с утонченными знатоками Кембриджа, а с совсем иным человеком.

Глава 47

– А ваши родные не пострадали? – с ужасом и тревогой спросил Николас Кассирер.

– Джулианна пережила потрясение, но в остальном все в порядке.

Габриель осторожно закрыл дверь в ванную номера в отеле, чтобы не тревожить Джулию и Клэр.

Клэр спала в манеже, а Джулианна свалилась на двуспальную кровать и заснула. В Бостоне было начало шестого утра, а в Цюрихе у Николаса – двенадцатый час дня.

– Я уже говорил с человеком, которого вы рекомендовали как наблюдателя, – продолжал Габриель. – Он сейчас в Альпах, следит за семейством Толботов, которые поехали кататься на лыжах. Никаких тайных встреч или подозрительного поведения не отмечено.

– Каково мнение Курта?

– Он считает, что вторжение в дом никак не связано с Саймоном Толботом. Но предложил выйти с ним на связь.

– Я бы доверился его инстинктам. Это может оказаться очень хорошей идеей. Курт умеет быть весьма убедительным.

– Я с ним свяжусь сегодня.

– Ваше описание соответствует работе профессионального вора картин.

– Да, но какой профессионал полезет в дом, где есть люди? – сказал Габриель прежде, чем успел подумать. Он закрыл глаза. – Простите, друг мой. Я не подумал.

Николас сменил тему:

– Взломщик держал в руках все предметы искусства в вашем доме, но пренебрег и драгоценностями, и деньгами. Значит, он не искал легкой наживы. И меня озадачивает, что он ничего не взял. Может быть, он планирует вернуться.

– Вот этого я и боюсь.

– Или он не нашел того, что искал?

Тут Габриель ответил после паузы:

– Самое ценное, чем я обладаю, в данный момент хранится в галерее Уффици.

– Да, я знаю, – сказал Николас. – Выставка с вашим именем привлекла международное внимание. Может быть, она кого-то навела на мысль навестить ваш дом и проверить вашу личную коллекцию? Профессионалы по краже предметов искусства обычно имеют целью конкретную работу для конкретного покупателя. Вор знает, что у вас есть иллюстрации Боттичелли, и предполагает, что есть и иные ценные вещи. Проводит инвентаризацию, чтобы выйти на какого-нибудь коллекционера.

– Вы думаете, он вернется?

– Если нашел что-то, что сможет продать. Может быть, он итальянец, а может быть, что фраза по-итальянски – тщательно рассчитанный ход, чтобы заставить вас думать в эту сторону. Хотя это не важно. Там, где дело касается искусства, черный рынок интернационален.

Габриель потер лоб:

– Каковы ваши рекомендации?

– Вы согласитесь поделиться перечнем ценностей? Может быть, я смогу выделить то, что интересует этого вора.

– Конечно.

– Я думаю, что вы и Джулианна должны найти художника и составить портрет по описанию. Я свяжусь с Интерполом. Быть может, там его узнают.

– Мы этим займемся. – Габриель открыл чехол ноутбука и достал бумажный шарик. – Тут еще одна вещь. Я думаю, вор оставил визитную карточку.

– Какого рода?

– Похоже на «мементо мори» эпохи Возрождения. Небольшая резная статуэтка: с одной стороны череп, с другой лицо. Может быть подлинной, не знаю.

– Можете прислать фотографию?

– Конечно. – Габриель быстро щелкнул телефоном и переслал фотографию Николасу. – Я ее нашел у себя в спальне уже потом.

Николас, мыча себе под нос, рассматривал фотографию.

– Почему вы не отдали ее в полицию?

– Не хотел, чтобы к ней приделали бирку, сунули в чехол и оставили в камере вещественных доказательств. От нее будет больше пользы, если ее идентифицировать и отследить.

– Могу порекомендовать человека из нашего семейного музея в Колоньи. Но лучше бы вам обратиться к доттору Витали из Уффици. Возможно, он сможет вам сообщить историю происхождения этой вещи.

– Опять Италия, – пробормотал вполголоса Габриель.

– Должен сказать, что эта визитная карточка переменила мою оценку случившегося.

– В каком смысле?

– Это придает всему событию личный оттенок. Если «мементо мори» оставили намеренно, это может быть предупреждение, может быть угроза смерти. Есть ли кто-нибудь, помимо этого бывшего бойфренда, кто желал бы вам вреда?

– Нет, – ответил Габриель, не задумываясь. – Нет никого.

– Вы не обидели кого-нибудь, имеющего высокие связи? Кого-нибудь из мира искусства?

– Нет. Я университетский профессор, живу в этом особом мире. Единственные люди, которых я оскорбляю, это невежды, не знающие Данте.

– А ваши враги – это наверняка малочисленная группа, и, как вы знаете, представители академического мира редко нанимают профессионалов для проникновения в чужой дом и осмотра произведений искусства. Мой совет – улучшить охранную систему. Я позвоню людям, которые ставили систему в доме моих родителей, и попрошу их в виде личного одолжения навестить вас в Америке.

Каковы бы ни были подозрения относительно связей Николаса Кассирера, Габриель не собирался отвергать такое щедрое предложение.

– Спасибо, – быстро согласился он. – Сейчас почти Рождество; когда, как вы думаете, к ним можно будет обратиться?

– Я их сегодня посажу на самолет.

– Я буду очень благодарен. – Габриель почувствовал, что голос его стал необычно отрывист. – Если есть что-то, что я могу сделать, вам достаточно просто попросить.

– Мне жаль, что так вышло. Сейчас я позвоню своему контакту в компании охранных систем. Он будет на связи.

– Спасибо.

– И знаете что, Габриель? Я бы советовал вам это «мементо мори» послать в Уффици как можно скорее. Может быть, это ключ, который вы ищете.

– Так и сделаю, спасибо.

Габриель повесил трубку и вышел из ванной.

Сев в кресло, он задумался, похлопывая себя телефоном по подбородку. Николас дал ему над чем подумать – в частности, над возможностью, что есть связь между этим взломом и выставкой в Уффици.

И опять-таки Габриель был озадачен тем, что взломщик ничего не взял. Почти все предметы искусства хранились на первом этаже, то есть взломщик мог проникнуть в дом, взять несколько предметов и уйти, никак не выдав своего присутствия.

Видимо, вор искал что-то конкретное. Либо конкретный предмет, либо составлял список того, что есть в доме. Если что-то конкретное, то он, вероятно, это не нашел, иначе бы взял. Если же составлял список, то намеревался вернуться.

Но если чужак проник в дом просто чтобы терроризировать его обитателей, то своей цели он достиг. Он очень ограниченно применил насилие, не воспользовался никаким оружием, кроме кулаков, и не тронул ни Джулию, ни Клэр. Однако «мементо мори» можно интерпретировать как угрозу. И угроза эта направлена на Габриеля, так как статуэтка найдена с его стороны кровати.

Габриель подумал: сам ли взломщик определил для себя этот образ действий или же такие указания дал ему наниматель?

Ответов на эти вопросы у профессора не было, но его даровитый интеллект продолжал обдумывать все снова и снова, пока наконец Габриель на рассвете не рухнул в постель, окончательно вымотавшись.

Глава 48

Саймон Толбот вышел из своего шале на горном курорте «СЕРВО», натягивая на ходу перчатки. Его ждала встреча с друзьями и родными с выпивкой в лаунже «после лыж».

Но сделал только два шага от двери, как его что-то крепко стукнуло, да так, что он опрокинулся в снег, оторвавшись от земли.

– Боже мой! – крикнул кто-то по-немецки. – Простите, ради бога! Сейчас я вам помогу.

Крупный мужчина в лыжном костюме протянул руку, поставил оглушенного Саймона на ноги, продолжая непрерывно извиняться.

– Все в порядке, – сказал Саймон по-английски, пытаясь высвободить руку из железных пальцев незнакомца.

Но тот его не выпустил, а подтянул ближе.

– Забудь имя Джулианны Эмерсон! Иначе в следующий раз ты уже встать не сможешь.

Саймон онемел с разинутым ртом. Он еще не оклемался после столкновения и падения, а тут еще этот человек перешел на английский и упомянул ее имя…

После нескольких секунд оглушенного молчания лицо у Саймона закаменело.

– Скажи этому кретину, ее мужу, что я ничего не делал. Она для меня ноль.

Незнакомец подтянул Саймона ближе, почти нос к носу.

– Я не на него работаю. И мой работодатель неудач не признает. Тебя предупредили.

Плавным движением незнакомец вдвинул кулак Саймону в живот, и Саймон согнулся пополам. Незнакомец двинулся дальше, ни разу не оглянувшись, мимо шале и скрылся за углом.

Глава 49

– Компания охранных систем? – подсказала Джулия, сидя возле камина в номере отеля. У нее была привычка сворачиваться в клубок в просторных креслах, как кошка. Но сейчас в подобной позе ее беспокоила правая нога, и Джулия устроила ее на оттоманке.

Лодыжка все еще иногда побаливала, и Джулия носила на ней ортез при ходьбе. От ужаса и тревоги после визита ночного гостя она почти забыла про боль в ноге и перемежающееся онемение в другой. Она все еще не оправилась от потрясения, как сама понимала, и отказывалась покидать отель. Габриель договорился с художником, работающим в местной полиции, о встрече в номере для написания портрета взломщика, и Габриель этот портрет послал Николасу и в Интерпол.

Габриелю едва удалось уговорить Джулию сходить в ресторан отеля поужинать.

После ужина персонал отеля разжег им в камине ревущий огонь. Запах и тепло камина навевали уют. Она даже попросила консьержа послать за крекерами, маршмеллоу и шоколадными батончиками и сделала сморы[12], чем очень порадовала Габриеля.

Но он и без того потакал всем и каждому ее капризу с самого их переезда из дома. Он понятия не имел, как она отреагирует на то, что он ей вскоре собирался рассказать, и потому подождал, пока Джулия сделает и съест куда больше сморов, чем это было бы полезно для здоровья. Несколько штук она все же скормила Габриелю. Он хотел максимально разрядить обстановку.

У него была наготове бутылочка скотча из мини-бара.

Сейчас он растянулся на полу рядом с Клэр, отставленной подальше от огня, чтобы не дотянулась. Она лежала на спине на специальном детском матрасике, на котором был изображен вид джунглей. Над ней выгибалась матерчатая арка, с которой свисали фонарики, зеркало и разные игрушки.

Но глядела Клэр только на отца, и лицо ее было обращено к нему.

– Ну, привет, Клэр, – сказал Габриель на своем эквиваленте детского сюсюканья (то есть абсолютно нормально).

Клэр задвигала ручками и ножками, заулыбалась.

– Ты моя девочка!

Габриель улыбнулся еще шире, Клэр замахала пухлыми кулачками и загукала.

Джулия очень обрадовалась оживлению Габриеля.

– Она очень разборчива, кому улыбаться, а кому нет.

– Еще бы. Она улыбки для папочки бережет. – Габриель взял Клэр за руку, и она ухватила его за палец, крепко. – Рейчел сегодня звонила. Жаловалась, что ты трубку не берешь.

Джулия одернула халат.

– Я отключила телефон. Не хотелось ни с кем разговаривать.

– Я ей объяснил, что случилось, и позвонил Ричарду, который, понятным образом, был озабочен. Рейчел звонила нам сказать, что они нашли квартиру в Чарльстоне.

– В Чарльстоне? – удивилась Джулия.

– У них абсолютно новый многоквартирный дом на перспективной улице. Это временно, пока будут искать себе кондоминиум.

– Я завтра Рейчел позвоню. Ты хотел мне сказать про свой разговор с компанией охранных систем.

– Николас Кассирер организовал выход на человека, который проектировал систему безопасности для его семьи в Швейцарии, – чтобы он посмотрел на наш дом. Я сегодня виделся с ним и с его помощником.

– И? – спросила Джулия. Габриель повторял то, что она уже знала, а это значило, что он в затруднении.

– Я глубоко сожалею о том, что случилось прошлой ночью, – заметил он печально. – Я уже отдал картину Холидея в багетную мастерскую, чтобы новую раму сделали. Меня тревожит, что выставка наших иллюстраций в Уффици привлекла к нам куда больше внимания, чем я думал.

Джулия изменила позу. Это была ее идея – поделиться иллюстрациями с миром. Но она не ожидала, что из-за этого кто-нибудь вломится к ним в дом.

– Несколько лет назад ограбили семью Николаса. Взломщики взяли несколько бесценных вещей, в том числе одного Ренуара.

Джулия нахмурилась:

– Об этом говорили в новостях. Кого-то там убили.

– Да. – Габриель на секунду прикрыл глаза рукой. – Консультант по охране был очень тщателен. Он оглядел нашу существующую систему, прошелся по всей территории, проверил периметр. В общем, обошел весь дом.

– И что сказал?

– Он задумался, почему взломщик ничего не взял, поскольку все ценные работы – на первом этаже.

– Может быть, собирался взять, но хотел сперва проверить, что наверху.

Джулия вздрогнула, взгляд ее перешел на Клэр.

– Возможно. Что бы ты взяла на его месте?

– Не знаю. – Джулия помолчала, мысленно обходя дом. – Статуя Венеры. Ценная, но маленькая. Греческая и римская керамика. Я бы, наверное, взяла эскиз Тома Томсона к «Сосне». Законченная картина хранится в Национальной галерее Канады, но в наш дом забраться легче.

– Взломщик переместил «Лодку Данте» Сезанна. Я ее нашел прислоненной к стене. Видимо, он ее снял, чтобы осмотреть тыльную сторону и раму.

– Это, пожалуй, наиболее ценный предмет. Почему он ее не украл?

– Не знаю.

– Оригинал работы Делакруа в восемь раз больше и хранится в Лувре. Опять-таки в наш дом пробраться легче.

– А вариант Сезанна легче спрятать под полой.

– Может быть, он ее прислонил к стене и хотел за ней вернуться, а мы его спугнули.

– Может быть, – ответил Габриель, еще не убежденный. – Я пошлю список Николасу. Он мне не перезванивал, но я думаю, именно эту работу он пометит как наиболее ценную.

– Хорошо. Так что сказал специалист по охранным системам?

Джулия обхватила себя руками за талию, собралась, чтобы выслушать ответ.

– Он был очень тщателен, – медленно сказал Габриель. – Но он сказал, что мы открыты со стороны Фостер-Плейс. У нас есть изгородь сзади, но нет спереди. Боковая дверь в нескольких шагах от улицы, подойти может любой. Нашу охранную систему он может улучшить до современного уровня, но на этом месте мы все равно уязвимы.

Лицо Джулии стало на пару оттенков бледнее.

– И что он предлагает?

– Он предлагает, чтобы мы переехали.

До Джулии дошло не сразу.

– Переехали? Продали дом и переехали? Ты шутишь?

– Нет. Он предложил, чтобы мы переехали в дом с хорошей стеной в охраняемом поселке.

– Куда именно?

– Ньютон, Честнат-Хилл.

Габриель посмотрел на лицо Джулии.

– Там же дома стоят миллионы долларов, – прошептала она.

Габриель пожал плечами – очень габриелевским жестом.

– Жить в охраняемом поселке – это как в клетке. Я хочу жить в нормальном районе, где мы знаем своих соседей, где я могу вывезти Клэр погулять по улице.

Габриель подвинулся так, чтобы повернуться на бок и все равно видеть Клэр.

– Какое-то время ты гулять не будешь. Это опасно.

– Если предположить, что кто-то пытается причинить вред мне или Клэр. А грабитель интересовался только предметами искусства.

Габриель сжал губы.

Джулия всмотрелась в его глаза:

– Дядя Джек сказал, что Саймон живет теперь далеко в Швейцарии, а его приятель по братству перестал за нами следить. Чего ты мне не рассказал?

– Есть одна вещь, – сказал Габриель неуверенно. Он взял с журнального столика свой телефон и прокрутил фотографии до последней. – Вот.

Джулия взяла телефон, всмотрелась в экран.

– На что это я смотрю?

– Я думаю, это какое-то «мементо мори». По моей просьбе консьерж отправил его вчера доттору Витали из Уффици.

Джулия присмотрелась внимательнее.

– Зачем?

– Я его нашел в доме, на полу в нашей комнате.

Джулия отдала телефон Габриелю:

– Видимо, грабитель его уронил. Может быть, украл где-то в другом месте.

– Может быть. Когда Витали ответит, я попрошу Николаса связать меня с его контактом в Интерполе. Я им послал еще и портрет, написанный со слов.

– Ты утаил улику.

Габриель насупился:

– Я ничего не утаил. Я просто хотел узнать, можем ли мы проследить этот предмет до какого-то владельца.

– Или до какой-то кражи.

Габриель положил телефон на журнальный столик.

– Вот почему я хочу знать больше об этом предмете и о его истории. Саймон все еще в Швейцарии, за ним наблюдают. Приятель Джека здесь присматривает за нами, но он не наблюдает за домом круглые сутки. Тем не менее Джек мне сказал, что этот человек к ситуации отнесся очень лично и сейчас ведет собственное расследование. Я склонен согласиться с Николасом, что вор – профессионал и, может быть, приехал из Европы. Он меня обругал по-итальянски.

– Вся северная окраина Бостона может тебя обругать по-итальянски.

Габриель приподнял брови.

– Ладно, не вся, – уступила она. – Но очень многие из ее обитателей.

Габриель снова сел возле Клэр и взял игрушечного зайца, купленного в «Барниз». Клэр заулыбалась и замахала руками и ногами.

– А что случилось с зайчиком Пола? – спросила Джулия.

Габриель поморщился:

– Где-то валяется.

– Ты же его не выбросил?

– Нет. – Габриель вздохнул. – Девочке он нравится.

– Ты хочешь переезжать?

Габриель обернулся к Джулии.

– Нет. Мне этот дом понравился, когда мы его купили, и сейчас я к нему привязался, когда мы его обновили и обжили. Но главное для меня – чтобы ты и Клэр были вне опасности. Если есть шанс, что взлом повторится, я предпочел бы, чтобы вы с Клэр были где-нибудь в другом месте. Это значит, что мы должны переехать – по крайней мере, ненадолго.

Джулия отвела глаза.

Последние замечания Габриеля задели ее за живое. Джулия боялась возвращаться в дом, хотя не хотела этого говорить вслух. Она не знала, сможет ли снова заснуть в своей собственной комнате. И уж точно никак не могла себе представить, как оставляет Клэр в детской. Клэр теперь будет спать с ними, у них в комнате.

– Решать надо сегодня? – спросила Джулия, глядя в пламя.

– Нет, – ответил Габриель и дал зайца Клэр. – Сегодня ничего решать не надо.

– А что с этим специалистом по охране?

– Он к нашим услугам. Я думаю, разумно будет поручить ему усовершенствовать систему, будем мы дом продавать или нет.

Джулия посмотрела Габриелю в глаза:

– Мы завтра должны были ехать в Селинсгроув. И забрать Кэтрин в аэропорту.

– Ее заберут Рейчел и Аарон. Я обещал, что мы будем в Селинсгроуве в канун Рождества.

– У Клэр это будет первое Рождество.

– И хорошее, это я обещаю.

Джулия снова отвернулась к огню.

– Если дом пару недель простоит пустой, вероятно, взломщик повторит попытку, – указал Габриель.

– С новой системой охраны? Если он профессионал, то заметит усовершенствования.

– Будем надеяться, что это его отпугнет. – Тон Габриеля стал резким. – А если нет, то его поймают. Будь я один, я бы сам постарался его поймать. Но я тебя сейчас не оставлю, а подвергать опасности тебя или ребенка – и речи быть не может.

– Ты бы стал его ловить?

– Да.

Джулия стала массировать виски пальцами.

– Все, сейчас мне в этом не разобраться.

Габриель встал, сел в кресло и очень аккуратно переложил Джулию так, что она устроилась у него на коленях.

Джулия зарылась лицом ему в шею.

– Не знаю, смогу ли сегодня заснуть.

Габриель крепко ее обнял.

– Прости, что я тебя подвел.

– Ты меня не подводил. Ты сделал все, что мог, и отбился от взломщика. И в одной пижаме, без ничего.

Лицо Габриеля осталось мрачным.

– Я скажу специалисту по охране, чтобы начинал завтра же. А мы тогда будем думать о Рождестве. Я еще с покупками не закончил.

– Я думала, ты пару недель назад все купил.

– Может быть. – Он погладил изгиб ее бровей, нежно тронул за щеки.

Клэр заплакала, Джулия быстро взяла ее на руки.

– Тише-тише-тише, – зашептала она. – Все хорошо, все будет хорошо.

Габриель смотрел на жену и ребенка и очень хотел, чтобы она оказалась права.

Глава 50

Габриель сидел в кресле в главной спальне, держа на коленях ноутбук. Экран светился голубым в темной комнате, в другом углу ночник рисовал на потолке над манежем Клэр розовые звезды.

Те два человека, которых Габриель любил более всего, крепко спали. Усталость Джулии взяла свое, и она тоже заснула. Только Габриелю не спалось.

Курт, человек Николаса, предупредил Саймона. Как было сообщено, предупреждение оказалось ясным, кратким и убедительным. Курт не думал, что Саймон может побеспокоить Эмерсонов прямо или косвенно, но наблюдение продолжал – на всякий случай.

Николас ознакомился со списком, присланным Габриелем, и согласился, что наиболее вероятными предметами, привлекшими интерес грабителя, были Сезанн и Томсон. Николас, кажется, думал, что кражи предметов искусства даже из частных домов случаются куда чаще, чем это принято считать.

Он обсудил «мементо мори» со своим контактом в Интерполе и послал ему фотографию предмета и портрет взломщика, написанный художником со слов Габриеля. К несчастью, этого предмета в интерполовской базе украденных предметов искусства не было.

С помощью программ распознавания лиц эскиз портрета сравнили с портретами из криминальной базы Интерпола. Соответствия не нашли.

Таким образом, Габриель имел дело с профессиональным вором картин, еще не привлекшим к себе внимания Интерпола и оставившим на месте преступления скульптурный объект музейного качества, ни разу не бывший предметом кражи. Все это было очень непонятно, даже для профессора Эмерсона. И чем больше ломал он себе голову над вторжением в свой дом, тем больше отвлекался от работы.

Он не собирался на рождественские каникулы работать над своими сейджевскими лекциями, но Данте и его комментаторов он читал ежедневно. А после взлома Габриелю стало трудно на этом сосредоточиться.

Слова на компьютерном экране его дразнили:

• NEL CIEL CHE PIÙ DE LA SUA LUCE PRENDE
• FU’ IO, E VIDI COSE CHE RIDIRE
• É SA NÉ PUÒ CHI DI LÀ SÙ DISCENDE;
• PERCHÉ APPRESSANDO SÉ AL SUO DISIRE,
• NOSTRO INTELLETTO SI PROFONDA TANTO,
• CHE DIETRO LA MEMORIA NON PUÒ IRE.

• Я В ТВЕРДИ БЫЛ, ГДЕ СВЕТ ИХ ВОСПРИЯТ
• ВСЕГО ПОЛНЕЙ; НО ВЕЛ БЫ РЕЧЬ НАПРАСНО
• О ВИДЕННОМ ВЕРНУВШИЙСЯ НАЗАД;
• ЗАТЕМ ЧТО, БЛИЗЯСЬ К ЧАЕМОМУ СТРАСТНО,
• НАШ УМ К ТАКОЙ НИСХОДИТ ГЛУБИНЕ,
• ЧТО ПАМЯТЬ ВСЛЕД ЗА НИМ ИДТИ НЕ ВЛАСТНА[13].

Так писал Данте в первой песни «Рая», представляя, что Беатриче рядом с ним. Так мучился Габриель в попытке написать лекцию, годящуюся для всемирной аудитории.

Когда в конце «Чистилища» Данте получает выговор от Беатриче, тон повествования меняется. Вся структура «Божественной комедии» определяется теологией, но теперь эта теология становится, пожалуй, куда более дерзновенной, представляя читателю предназначение человечества, суть Бога и природу Его правления.

В «Чистилище» Беатриче говорит Данте, что желание, влекущее его к ней, должно направить его к высшему благу, которое есть Бог. Так то, что было в какой-то момент рассказом о романтической, куртуазной любви, становится рассказом о любви, которую должен человек питать к Богу. И как преображаются отношения между Данте и Богом, так преображаются отношения между Данте и Беатриче.

По крайней мере, так думал Габриель.

Габриель знал, что его интерпретация может быть подтверждена текстуально и исторически, но его интересовало, как среагирует аудитория в Шотландии. Несмотря на свое назначение на факультет религиоведения в Бостонском университете, Габриель теологом не был. И он, в отличие от Данте, остерегался вдаваться в подобные вопросы.

Но вот сейчас, в канун Рождества, он не спит, раздумывая о капризах любви, преданности и спасения, и все это, пока те, кого он любит больше всего на свете, крепко спят.

Какие бы обещания ни давал Данте Беатриче, он оказался не в силах их выполнить после ее смерти. Габриель тоже давал обещания: первое – жене, второе – ребенку.

Как сможет он оставить их в Массачусетсе, когда уедет в Шотландию? Кто-то вторгся в их дом, трогал их вещи, возможно – оставил угрожающее сообщение. Оставить жену и ребенка беззащитными для него было все равно что вырвать свое собственное сердце.

Одним движением пальцы взлетели к клавиатуре:

УВАЖАЕМЫЕ ЧЛЕНЫ СОВЕТА ЭДИНБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА!

ХОТЯ Я БЛАГОДАРЕН ЗА ВАШЕ ВЕЛИКОДУШНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЧИТАТЬ СЕЙДЖЕВСКИЕ ЛЕКЦИИ 2014 ГОДА, Я ВЫНУЖДЕН ЕГО С ГЛУБОКИМ СОЖАЛЕНИЕМ ОТКЛОНИТЬ. ЕСЛИ БЫ СУЩЕСТВОВАЛА ВОЗМОЖНОСТЬ ПЕРЕНЕСТИ ИХ НА БОЛЕЕ ПОЗДНЮЮ ДАТУ, МОЯ БЛАГОДАРНОСТЬ НЕ ЗНАЛА БЫ ГРАНИЦ.

ПРИНОШУ СВОИ ИЗВИНЕНИЯ ЗА ТО, ЧТО ОТКАЗЫВАЮСЬ В ТАКОЙ МОМЕНТ И В ТАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. НО ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО МОЙ ДОМ И МОЯ СЕМЬЯ НАХОДЯТСЯ В ОПАСНОСТИ, И ПОЭТОМУ Я ЛИШЕН ВОЗМОЖНОСТИ ПЕРЕЕХАТЬ В ШОТЛАНДИЮ НА 2013/14 УЧЕБНЫЙ ГОД.

С ГЛУБОКИМ СОЖАЛЕНИЕМ, ПРОФЕССОР ГАБРИЕЛЬ О. ЭМЕРСОН, Д.Ф. ОТДЕЛЕНИЕ РОМАНИСТИКИ ОТДЕЛЕНИЕ РЕЛИГИОВЕДЕНИЯ БОСТОНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Габриель откинулся в кресле, перечитал письмо. Потом закрыл ноутбук.

Глава 51

Габриель был занят делом.

Прямо как Санта-Клаус, он набивал чулки, тщательно развешанные на каминной полке, и раскладывал под рождественской елкой аккуратно завернутые подарки.

(Нет, заворачивал он их не сам. Как всякому уважающему себя мужу, ему рождественские подарки заворачивали продавцы в разных магазинах.)

Сейчас он разжигал огонь в камине.

– А я думала, Папаша Рождество в красном ходит.

Габриель выругался, схватившись рукой за сердце.

Из кресла у окна раздался добродушный смех. Поднялась морщинистая рука и зажгла ближайшую лампу.

– Счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества, Кэтрин.

Габриель сделал глубокий вдох. Сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму. Он таки здорово перепугался, а после проникновения в дом сам заметил, что стал более нервным, чем был.

Он посмотрел на пижаму, которую Джулия подарила ему накануне, – зеленая фланель в крупную клетку с изображениями канадского лося.

– Папаша Рождество в этом году стал защитником окружающей среды и воздает должное популяции лосей.

– Не хотела тебя пугать. Просто живу еще по времени Оксфорда и проснулась давным-давно. Взяла на себя смелость приготовить всем английский печеный омлет. Надеюсь, ты не против.

– Ни капельки.

– Томаты класть не стала, потому что некоторые их не любят. – Она налила себе чаю в чашку из стоящего рядом чайника. – Я вам благодарна, что позволили мне пригласить себя на Рождество. Меня начала утомлять моя куча родственников и их проделки. Ты знаешь, что мой двоюродный брат мне звонил в ноябре сказать, что у них будет веганский рождественский ужин? Я склонна к вегетарианству, но даже для меня это уже чересчур. А у вас, я знала, хватит здравого смысла подать что-нибудь другое, а не соевую индейку.

– Это да. Джулия и Рейчел сейчас готовят настоящую.

– Превосходно. – Кэтрин поджала губы. – У меня по дороге из аэропорта был интересный разговор с твоей сестрой.

– Вот как?

Габриель сел у огня и наклонился вперед, опершись локтями о колени.

– Вот именно так. Что там за история с ограблением твоего дома?

Синие глаза Кэтрин пронзали Габриеля насквозь.

– Взломщик отключил сигнализацию и проник в дом. Ничего не взял, но мы его спугнули, и он сбежал.

– Чудо, что вы не пострадали! Слава небесам. А как Джулия и Клэр?

– Нормально. Сейчас там совершенствуют систему охраны, и мы решили какое-то время в дом не возвращаться: вдруг этот грабитель придет еще раз?

Кэтрин поцокала языком.

– Это ужасно.

– Да. – Габриель почесал шею.

– Твоя сестра мне также рассказала, что Джулия с тобой в Шотландию не едет.

Габриель отвел глаза от проницательного взгляда Кэтрин.

– После нашего возвращения из Эдинбурга Джулия виделась с Сесилией и спросила, утвердят ли ей семестр за границей. Сесилия отказала.

Кэтрин нахмурилась:

– По какой причине?

– Она сказала, что Гарвард лучше Эдинбурга. Сказала, что ее сочтут слабой, если она отошлет Джулианну за границу, и что администрация и без того имеет к ней вопросы – в частности, почему не ее попросили читать сейджевские лекции.

– Ага. – Кэтрин поставила чашку с блюдцем себе на колени. – Не сомневаюсь, что мой переход в Гарвард тоже ранит ее самолюбие. Но Сесилия не знает, что Грег Мэтьюз уже много лет меня зазывал. Для него было неожиданным, когда я согласилась. Ты с Сесилией говорил?

– Нет. Джулианна не хотела, чтобы я вмешивался. – Габриель в досаде дернул прядь собственных волос. – Она надеется, что Сесилия передумает. Хочет вернуться к этой теме во время апрельского симпозиума.

– Грэхем Тодд – ученый мировой величины, и в университетской среде Сесилия ему не указ. Хотя она может заявить, что эдинбургские курсы не подходят к программе Джулии.

– Сейчас она этот аргумент привести не может, поскольку расписания осеннего семестра в Эдинбурге пока нет. Грэхем его вышлет Джулианне.

– И правда.

Кэтрин допила чай, уставилась в пространство.

– Что бы ты посоветовала?

Кэтрин подавила улыбку.

– Твоя сестра, кажется, считает меня Чудо-Женщиной. Меня это сравнение очень веселит. Но как бы меня ни тянуло вмешаться, это было бы неблагоразумно. Мне кажется, Сесилия сейчас считает тебя, меня и Джулию чем-то вроде группы заговорщиков. И если я суну свой нос, она к этому вряд ли отнесется благосклонно.

– Верно. – Габриель несколько скис. – Я то же самое думал.

– Грег ясно дал понять, что меня берут для руководства аспирантами – то есть если Сесилия откажется от Джулии, я ее с радостью возьму. Но я не могу этого сделать до официального начала моей работы.

– Спасибо. – Габриель рассеянно запустил пальцы в волосы. – Я знаю, что Джулия будет тебе благодарна.

– Это должно быть ее решение. Она должна решить, кто у нее научный руководитель, и она должна решить, берет ли она семестр за границей. Сесилия не должна ее форсировать.

Кэтрин помолчала, подавшись в кресле вперед.

– Дон Вудхауз впечатлен умом Джулии. Если она захочет перейти в Оксфорд, он ее возьмет.

– Вот как?

Габриель задумчиво потянул себя за волосы. Переход в Оксфорд был бы на пользу Джулианне, но не ее браку с Габриелем. Мотаться через океан ему не хотелось. И жить отдельно от Клэр тоже.

– Но у Джулии нет причин покидать Гарвард – пока я еще жива и функционирую.

Это было почти незаметно, но Габриель вздрогнул.

Кэтрин махнула рукой в его сторону:

– Давай выкладывай.

– Конечно, Джулия была бы рада с тобой работать. Но ее волнует, как это будет выглядеть, если Сесилия от нее откажется, и…

Габриель не договорил, и вид у него был очень неловкий.

– И она жутко боится, как бы я не померла где-то посередине, не доведя ее до защиты.

– Кэтрин, потерять тебя – это было бы огромной и личной потерей. – Габриель скрипнул зубами. – И черт с ней, с защитой.

– Я не собираюсь умирать.

– Это хорошо, потому что я тебе это запрещаю.

Кэтрин сделала большие глаза:

– Было бы это так просто – Габриель Эмерсон запрещает человеку умереть, и человек становится бессмертным. Я не думаю, что вселенная так устроена, хотя жест оценила. У меня был рак щитовидной железы. Его нашли и лечили еще в Торонто, и я никому не говорила, кроме Джереми Мартина. Считала, что это только мое дело. – Кэтрин говорила совершенно будничным тоном. – Это было несколько лет назад, здоровье у меня сейчас отменное, и я с радостью жду перехода в Гарвард. Вечно жить я не буду, но достаточно долго проживу, чтобы руководить диссертацией Джулии.

– Не знал, что у тебя был рак, Кэтрин. Сочувствую.

– Сейчас все в порядке. Просто я круглее, чем была раньше. Но, видимо, вес – не препятствие быть Чудо-Женщиной, и мне на него абсолютно наплевать.

Габриель прыснул, опустив голову.

– Да, возможно, что Сесилия поднимет шум насчет Джулии и ее способностей, и странно будет выглядеть, если она откажется войти в комиссию. Но Джулия уже своей усердной работой успела создать себе имя. Так что семестр за границей – это для нее отличная возможность, даже если Сесилия решит обидеться. Я сделаю все, чтобы нейтрализовать сплетни, и если Джулия по-прежнему будет производить впечатление на Дона Вудхауза, он сделает то же самое. – Кэтрин выпрямилась. – А с нами нельзя не считаться. А теперь, когда мы поговорили об академических делах, раке и смерти, я хочу воспользоваться привилегией старухи и сказать тебе прямо. – Кэтрин отставила чашку, и лицо ее сделалось серьезным. – Габриель, ты должен быть осторожным, чтобы не загубить свою карьеру.

Он начал что-то возражать, но Кэтрин подняла палец:

– Взгляни на свою жизнь объективно, и ты увидишь, что я права. Ты создал себе трудности в Торонто – все кончилось хорошо, но твоя карьера могла пойти под откос. Сейчас ты в потенциальном конфликте с Сесилией, и я знаю, что ты обдумываешь способ уклониться от сейджевских лекций, чтобы не разлучаться с семьей.

Габриель стиснул зубы. Кэтрин погрозила ему пальцем:

– Я так и знала. Сесилия угрожает Джулии. В твой дом кто-то вломился, и ты тревожишься, что это случится снова. Сейчас ты сожалеешь, что согласился читать сейджевские лекции, и думаешь, что ты бросишься на собственный меч и всех защитишь. Нет. Ты дал обещание, и ты обязан его сдержать, что бы ни случилось с Джулией и с Гарвардом. Отказаться от сейджевских лекций – по любой причине, кроме собственной смерти, – значит загубить свою карьеру. Пусть вы с Джулией оба ученые и оба одинаково важны, но суть дела в том, что она аспирантка. Она может найти нового руководителя, может перейти на другую аспирантскую программу, но ты, если оскорбишь Эдинбургский университет, уважение профессионального сообщества не вернешь. Так что перед тем, как сделать то, что нельзя будет исправить, сперва послушай, что я говорю.

У Джулии есть свобода выбора, и она сама должна принять решение, кто будет ее руководителем. Я не могу рассуждать об охранной системе твоего дома, но, зная тебя, понимаю: ты поставил такую, что может соперничать с охраной Букингемского дворца, и больше никто не рискнет тебя тревожить. Но ты едешь в следующем году в Шотландию, и в этом все дело.

Кэтрин отряхнула руки, будто от пыли. Габриель молчал.

– Слишком рано впадать в такой глубокий траур. – Кэтрин встала и подошла к нему. – Понимаю, я лезу не в свое дело. Но ты мне дорог. Во многих смыслах вы с Джулией – мои дети. В научном смысле. И все мое наследство, научное или финансовое, перейдет к вам – и к моей крестнице.

Габриель проглотил застрявший в горле ком.

– Не знаю, что сказать.

– А ничего говорить не надо. Ты мне запретил умирать, а я тебе запрещаю отказываться от сейджевских лекций. Пусть каждый из нас выполнит свои обязательства в этом соглашении, и все будет хорошо.

Она потрепала его по плечу:

– Сесилия, вероятно, свой приступ вредности к апрелю преодолеет. А если нет, Джулия может учиться у меня, а я ее с радостью отправлю в Шотландию. Когда представится возможность поговорить с ней наедине, я ей скажу. А сама буду поддерживать себя в добром здравии.

– Спасибо, – сказал Габриель осторожно и вежливо.

Кэтрин сжала его плечо.

– А теперь Чудо-Женщина пойдет готовить завтрак, одетая, как говорит твоя сестра, в «подходящий по возрасту брючный костюм».

Она тихо засмеялась про себя и двинулась на кухню, оставив Габриеля обдумывать сказанное.

Глава 52

– Хо-хо-хо! Веселого Рождества!

В гостиную вошел сам старый св. Николай (ранее известный как Ричард).

На нем была большая белая борода и белый парик под красной шапкой. Костюм Санта-Клауса был из красного бархата с белой оторочкой. В руке Санта нес набор колокольчиков от саней и энергично в них звонил.

Он приветствовал Аарона и Рейчел, снимавшую его на телефон, потом Кэтрин и Габриеля. Скотт и Тэмми проводили Рождество у родителей Тэмми в Филадельфии и должны были приехать в Селинсгроув через несколько дней.

Когда Папаша Рождество подошел к Джулии и Клэр, девочка разразилась плачем. Ричард, опешив, остановился.

– Боже мой! – сказала Джулия, обнимая плачущую дочь. – Я этого не ожидала.

– А я ожидала, – возразила Рейчел. – Клэр же не знает, кто он. Может быть, маньяк-убийца с топором.

– Правда? – Габриель посмотрел на сестру испытующим взглядом. – Убийца с топором?

Ричард уже без энтузиазма позвонил в колокольчики.

– Веселого Рождества!

Клэр продолжала заходиться плачем, уткнулась лицом в грудь матери.

Ричард опустил руки:

– Простите.

– Не за что. – Кэтрин вышла вперед. – Ты отличный Папаша Рождество. Костюм аутентичный, смех сердечный. Отличная работа!

– Спасибо.

Но Ричард не был убежден.

– Рейчел, включи музыку, – скомандовала Кэтрин. – Что-нибудь повеселей.

– Гм…

Рейчел вытащила телефон, прокрутила список песен, смахнула экран поперек – и зазвучала песня «Rock Around The Christmas Tree» в исполнении Бренды Ли.

Музыка отвлекла девочку, которая сделала паузу в плаче и успела увидеть, как Кэтрин положила руку на плечо Санта-Клаусу и увлекла его в танце.

Ричард, отойдя от потрясения, бросил свои колокольчики, взял Кэтрин за талию, и двое старших начали танцевать свинг.

Габриель стоял у камина, уставясь на это зрелище.

Рейчел прибавила громкости и усмехнулась Джулии, пальцами показав W – «Wonder Woman, Чудо-Женщина». И те же слова показала одними губами, потом стала подсвистывать танцующим.

Клэр забыла про слезы и смотрела, как Санта-Клаус и выдающийся специалист по Данте из Оксфорда пляшут вокруг рождественской елки.

Потом Джулия сказала Габриелю, что это был лучший из всех рождественских подарков.

– Вот ты где, – сказала Кэтрин, явившись в кухню чуть позже днем, когда Габриель уложил Клэр поспать.

Рейчел и Аарон уехали к родителям Аарона – обедать и открывать подарки. Джулия занялась индейкой.

– Чем помочь? – спросила Кэтрин, оглядевшись вокруг.

– Я как раз собиралась чистить картошку. – Джулия показала на большую миску в раковине. – Она уже мытая. Сделаю пюре.

Кэтрин подтащила табуретку к кухонному островку в середине комнаты и протянула руку:

– Дай мне картофелечистку.

Джулия повиновалась, и женщины стали вдвоем чистить картошку, перекладывая ее из одной нержавеющей миски в другую.

Кэтрин подняла свою картофелечистку:

– Ричард очень приятен. Он красив, он настоящий джентльмен и уж точно умеет танцевать. Но, как я ни ценю мужчин моложе меня, с ним я не заведу романа.

Джулия разинула рот.

– Так что скажи это Рейчел, будь добра. – Кэтрин поводила картофелечисткой. – Она девочка хорошая, но на удивление настойчивая.

Джулия чуть не поперхнулась.

– Ну… да, я ей скажу.

– А теперь я хочу поговорить с тобой о Сесилии Маринелли.

Scheisse[14], – подумала Джулия, но вслух не сказала.

Кэтрин, продолжая чистить картошку, понизила голос:

– Расскажи, что случилось.

Джулия уставилась в миску с картошкой, собираясь с мыслями. Найдя слова, она пересказала разговор в кабинете Сесилии.

– Бред собачий, – сказала Кэтрин. – И на чем порешили?

– Я не хотела с ней спорить. Сказала Габриелю, что хотела бы снова с ней поговорить, когда у меня будет список курсов из Эдинбурга. Может быть, тогда Сесилия лучше отнесется к моему предложению.

Кэтрин умело дочистила картофелину и взяла следующую.

– Как ты поступишь – решать, конечно, тебе. Я возьму тебя в аспиранты, если захочешь.

– Спасибо, – тотчас ответила Джулия. – Я надеялась, что в моей диссертационной комиссии будете ты и Сесилия.

– Это может оказаться невозможным, если Сесилия заупрямится. Но, Джулия, Габриелю нельзя отказываться от сейджевских лекций.

Кэтрин не отводила от Джулии глаз.

– Конечно, нельзя! – с ужасом ответила Джулия. – Но он ведь даже и не думает!

Кэтрин опустила картофелину:

– Ты уверена?

– Он ничего такого не говорил.

– Я так и подумала. Не мне заниматься его психоанализом – он взрослый человек и мой друг. Но есть в нем нечто такое… саморазрушительное. И я боюсь даже сейчас, что он подумывает выбросить приглашение из Эдинбурга, лишь бы остаться здесь с тобой в Бостоне.

Джулия была потрясена:

– Этого не может быть. Будет скандал, и он это знает.

– У него уже был скандал в Торонто, и хотя я вас обоих простила, что держали меня в неведении, все-таки еще не успокоилась.

На лице Кэтрин читалось раздражение.

– Кэтрин, я прошу прощения, мы никогда не думали…

Профессор Пиктон ее перебила:

– Тебе необходимо будет проработать эту ситуацию с Сесилией и все решить. Иначе твой муж окажется один в сумрачном лесу, утратив правый путь.

Ссылка на Данте от внимания Джулии не ускользнула. Джулия быстро кивнула.

Кэтрин подняла картофелечистку как скипетр:

– Сесилия – наш друг, но это не делает ее непогрешимой. Она наказывает тебя и Габриеля, потому что ею движет зависть, а такое положение никого не красит. Тебе нужно овладеть ситуацией и не давать манипулировать собой как марионеткой.

– Так и сделаю.

Тон у Джулии был решительный.

– Отлично. И для протокола: я в добром здравии и заканчивать жизнь никак не планирую.

И Кэтрин с новой силой взялась за чистку картошки, далеко опередив Джулию в этом занятии.

– Пойдем наверх, – шепнул Габриель Джулии после ужина. Синие глаза сверкали обещанием.

– А наши родственники? – шепнула она в ответ.

– Все с ними нормально.

Габриель показал на гостиную.

Диана, мачеха Джулии, болтала с Рейчел, которая играла с Томми.

Том, отец Джулии, с безумным обожанием смотрел на Клэр, сидя на полу рядом с ней.

Кэтрин, Аарон и Ричард потягивали шерри, который Кэтрин привезла из Европы.

– Ладно, но только очень быстро, – уступила Джулия. – А то они заметят.

Габриель взял ее за руку и повел наверх. Заведя Джулию в главную спальню, он закрыл за ними дверь.

Джулия стояла, ожидая, что он ее сейчас поцелует.

Он не стал.

Вместо этого он вошел в шкаф-гардеробную, включил свет и почти сразу вышел, держа аляповатого пластикового фламинго, на удивление знакомого вида.

Джулия засмеялась:

– Ты съездил к дому и выкопал его из-под снега?

– Я его убрал в тот день, когда встречался с представителем охранной фирмы. И да, я его вымыл.

Он протянул птицу Джулии, губы его дергались.

– И что мне с ним делать?

Она с опаской взяла фламинго в руки.

– Открой.

Габриель показал на конверт, искусно привязанный к шее фламинго.

Джулия поставила садовую скульптуру на пол и отвязала конверт.

– Что там?

– Твой рождественский подарок.

– Ты же мне уже сделал подарок. – Джулия показала на коробки и обертки, разбросанные по кровати. Габриель настоял, чтобы она открывала подарки одна, и Джулия была рада этому. Он ей накупил всякого нижнего белья – от элегантного до эротического.

Она в ответ одарила его новым набором авторучек «Монблан». А еще распечатала и обрамила огромную черно-белую фотографию Габриеля с новорожденной Клэр. Снимок получился такой красивый, что у Джулии даже сердце ныло.

– Открой, – повторил Габриель.

Джулия поддела пальцем язычок конверта, сунула туда руку и вытащила вырезанную из бумаги пальму.

– Бумажные куклы? – спросила она.

– Нет, – засмеялся Габриель и повернул пальму другой стороной, показывая, что там написано.

Майами.

– Мы с тобой и с Клэр едем на каникулы. В Сауз-Бич, с видом на океан. Веселого Рождества!

Габриель был очень собой доволен.

Джулия посмотрела на пальму:

– Никогда не была в Майами.

– Там тепло, там совсем нет снега, а еда исключительная. Мы будем гулять с Клэр под солнышком и босыми ногами ковырять песок. Настоящие каникулы.

Джулия обняла его за талию.

– Потрясающе. Я понятия не имела, что ты планируешь поездку.

– Сперва я подумал о Гавайях, но решил, что для Клэр это слишком долгий полет. Мне надоела зима, Джулия. Если в ближайшее время не увижу солнца, всех поубиваю.

Джулия удержалась от смеха.

– У нас снег всего-то меньше месяца лежит.

– Я хочу улететь из Кембриджа куда-нибудь подальше. Билеты я заказал на второе января из Филадельфии. Уедем на две недели.

– А Ребекка? А дом?

– Ребекку я пригласил с нами, но она решила остаться подольше у детей. Встретит нас по возвращении в Массачусетс.

– А дом?

– Будем ждать, сделает ли взломщик очередной ход. Охранная компания сейчас мониторит все: они там установили камеры, детекторы движения, дублирование сигнализации, чтобы сигнал тревоги нельзя было обойти снаружи. Еще я поговорил с Лесли – она сейчас присматривает за домом и будет и дальше это делать.

Джулия посмотрела Габриелю в глаза:

– А когда мы прилетим обратно, мы в дом вернемся?

Выражение лица Габриеля изменилось.

– Давай об этом поговорим в Майами. Друг Джека землю роет в поисках вора. А Лесли очень внимательна. Она, быть может, лучше любой охранной системы.

– У меня с собой летних вещей нет. И для Клэр нет летней одежды.

– Бикини и шорты купишь в Майами.

– Бикини? Габриель, я же только что родила. И мне делали кесарево.

– Четыре месяца прошло. – Его взгляд переместился ей на грудь, потом ниже. – Выглядишь потрясающе.

– Что ты за человек!

Она покачала головой.

– Все я делаю правильно. Меня только злит, что в доме полно народу, а стены звукопроницаемые.

– Гардеробная наверняка нет. – Джулия оглянулась через плечо.

Габриель развернул фламинго так, чтобы он смотрел в сторону от гардеробной. Потом взял Джулию на руки и скрылся в гардеробной, закрыв за собой дверь.

– Сейчас мы это выясним.

Он склонился к ее губам.

Глава 53

Когда Эмерсоны собрались выходить из номера отеля к бассейну, у Габриеля зазвонил телефон. Габриель глянул на экран:

– Это Витали звонит по FaceTime. Мне стоит ответить.

– Мы будем у центрального бассейна.

Джулия поцеловала мужа и покатила коляску к двери.

– А почему не наш личный бассейн на балконе?

– Потому что там будут другие мамы с детьми. Может быть, Клэр с кем-нибудь подружится.

– Верно. Я скоро вас найду.

Габриель подошел к письменному столу и принял вызов:

– Массимо, привет!

– Добрый день, – ответил по-итальянски доттор Витали. Он показал на сидящую рядом с ним темноволосую женщину, одетую в очень стильный красный костюм. – Профессор Габриель Эмерсон, позвольте вас представить дотторессе Джудит Альпенбург. Она недавно переехала к нам из Стокгольма, эксперт по предметам религиозного культа в палаццо Питти.

– Очень приятно познакомиться, дотторесса.

Габриель наклонил голову и потянулся за очками.

– Взаимно. Пожалуйста, называйте меня Джудит. – Она говорила по-итальянски с легким шведским акцентом. – Я исследовала присланное вами «мементо мори». Поразительная находка.

– Спасибо, Джудит. – Габриель надел очки и быстро взял блокнот и авторучку. – Вы можете о нем рассказать подробнее?

– Конечно. – Она надела белые перчатки и выставила статуэтку на фоне черного бархата. – Очень интересный предмет. Мы исследовали материал, внимательно следя, чтобы не испортить предмет, и оказалось, что статуэтка вырезана из слоновой кости. Я бы датировала предмет примерно тысяча пятьсот тридцатым годом. Через минуту я вернусь к вопросу о дате.

Джудит перевернула предмет.

– Как видите, вдоль ключицы у головы идет латинская надпись: «O Mors quam amara est memoria tua», что я перевела бы: «О смерть! как горько воспоминание о тебе». Вы узнаете цитату?

– Нет.

– Выдержка из Писания. Первый стих сорок первой главы «Премудростей», которая в Вульгате начинается словами: «O Mors quam amara est memoria tua».

– Интересно. – Габриель решил взглянуть на этот пассаж позже.

– Аналогичные предметы выставлены в разных музеях, в том числе в Музее изящных искусств в Бостоне. И в Музее Виктории и Альберта в Лондоне есть несколько превосходных экземпляров.

– Я считаю, что ваша статуэтка высокого качества. Как видите, очень много подробностей. Над головой вырезаны черви и жабы. Рот раскрыт, виднеются зубы, на голове складки ткани. В нижней части объекта выгравированы листья, и сам он находится на маленьком круглом пьедестале. Предмет поврежден – в голове трещина. Но тем не менее объект ценный и редкий. Такой, который можно выставить с гордостью.

– Вы можете мне рассказать о его провенансе?

Джудит улыбнулась с энтузиазмом:

– Да, это очень волнующая история. Объект, который, я думаю, является бусиной, был просверлен вертикально, чтобы его можно было повесить на четки – у нас их чаще называют розарием. На нижней стороне бусины клеймо мастера, вот его видно. – Она приподняла фигурку, показала ее с нижней стороны. – Увидев это клеймо, я сообразила, что где-то его уже видела. Так что я стала смотреть экспонаты, которые есть у нас в палаццо Питти, но такого клейма не нашла. Тогда я пошла в палаццо Медичи Риккарди, и там меня ждала интересная находка.

Джудит положила рядом с бусиной большую фотографию.

– В музее палаццо Риккарди есть вот такие четки, которые принадлежали Алессандро де Медичи – он был герцогом Флорентийским с 1532 по 1537 год. Есть мнение, что Алессандро был по происхождению африканец – тогда он самый первый африканский глава государства на современном Западе. Четки принадлежали ему и после его смерти в конце концов попали в коллекцию музея.

– Но! – Синие глаза Джудит светились от возбуждения. – Как видно на этой фотографии, у этих четок не хватает бусины. Точнее, самой большой бусины у конца. Я говорила с архивистом музея, и он не смог найти запись о пропавшей бусине. Так что четки попали в музей без нее.

Зато архивист показал мне письмо, написанное дамой по имени Таддеа Маласпина, любовницей Алессандро, и она пишет, что бусина исчезла. Ее не могли найти, пока вы нам ее не прислали.

Джудит и Массимо радостно улыбались с экрана.

– Почему вы решили, что присланная мною бусина и есть пропавшая?

Габриель наклонился к телефону, пытаясь получше разглядеть фотографию четок.

– Клеймо мастера совпадает с клеймом на противоположном конце четок. Резьба и узоры на четках – те же, что на вашей бусине. Есть повторяющийся узор.

Джудит поводила рукой между бусиной и фотографией, указывая на одинаковые места. Габриель нахмурился:

– Кажется, Алессандро был убит?

– Да, – вмешался доттор Витали. – Убит своим кузеном Лоренцино. Конечно, сейчас, когда мы знаем, что ваша бусина подходит к четкам из палаццо Риккарди, я уверен, что директор с вами свяжется.

И доттор Витали обнадеживающе улыбнулся.

– Да-да. – Габриель не очень внимательно слушал, все еще пытаясь продумать, что только что узнал. – Массимо, а почему убили Алессандро?

– Есть несколько теорий. Я считаю, что Лоренцино убил двоюродного брата из мести.

– Из мести? – вскинул брови Габриель.

– Лоренцино был другом Филиппо Строцци. Алессандро пытался убить Строцци, но неудачно. Строцци убедил Лоренцино убить Алессандро из мести. Но это мое мнение, есть и другие теории.

– Вы нашли что-нибудь более свежее относительно провенанса этого предмета?

– Нет. – Джудит посмотрела на Массимо. – Мы надеялись, что вы нам сможете в этом помочь.

– Боюсь, что не смогу. Бусина была найдена в моем доме в Кембридже. Я через одного друга связался с Интерполом, но в их базе похищенных предметов искусства ее нет.

Доттор Витали побарабанил пальцами по столу.

– Мы можем негласно навести справки.

– Я был бы очень благодарен вам, друг мой. Поскольку я не знаю, кто является законным владельцем, то был бы благодарен за любую помощь в его поисках.

Джудит, кажется, была разочарована, но комментировать не стала.

– Конечно, мы можем помочь, – сказал Массимо тоном, внушающим уверенность.

– Спасибо. Джудит, было очень приятно с вами познакомиться. Спасибо за проделанную работу. Я вам очень благодарен.

Джулия почтительно склонила голову.

– Вам спасибо, профессор Эмерсон. Это чудесное произведение искусства, и я надеюсь, с вашего позволения, что когда-нибудь оно воссоединится с теми четками.

– Мои лучшие пожелания Джулианне, – искусно сменил тему Массимо.

– Обязательно передам. До скорой связи, всего наилучшего.

И Габриель быстро вышел из FaceTime.

Он достал ноутбук, ввел пароль и быстро нашел сетевое издание латинской Вульгаты. Прокрутил книгу премудростей Иисуса, сына Сирахова, и нашел стих, из которого была взята надпись на «мементо мори»:

«О СМЕРТЬ! КАК ГОРЬКО ВОСПОМИНАНИЕ О ТЕБЕ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ СПОКОЙНО ЖИВЕТ В СВОИХ ВЛАДЕНИЯХ, ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ НИЧЕМ НЕ ОЗАБОЧЕН И ВО ВСЕМ СЧАСТЛИВ И ЕЩЕ В СИЛАХ ПРИНИМАТЬ ПИЩУ».

Габриель поскреб щеку. Назначение «мементо мори» – напомнить человеку, что он смертен. Но в Писании противопоставлялась горечь осознания смертности и мирная жизнь процветающего человека.

Что-то в этом напомнило ему ссылку на Данте. Несколько минут поисков потребовалось Габриелю, но в первой песни «Ада» он прочел:

TANT’ È AMARA CHE POCO È PIÙ MORTE;

MA PER TRATTAR DEL BEN CH’I’ VI TROVAI,

DIRÒ DE L’ALTRE COSE CH’I’ V’HO SCORTE.

ТАК ГОРЕК ОН, ЧТО СМЕРТЬ ЕДВА ЛЬ НЕ СЛАЩЕ.

НО, БЛАГО В НЕМ ОБРЕТШИ НАВСЕГДА,

СКАЖУ ПРО ВСЕ, ЧТО ВИДЕЛ В ЭТОЙ ЧАЩЕ[15].

Габриель откинулся на спинку кресла, снял очки и закрыл глаза.

Данте говорил о сумрачном лесе, в который вошел на середине жизни. Память об этом лесе была сама горечь – в точности подобная горечи воспоминания о смерти. Но в Писании было предостережение тем, кто живет в процветании. А Габриель знал, что он в это число входит.

В сочетании с образностью Писания был и провенанс самого предмета: он принадлежал человеку, убитому из мести.

Предмет является посланием? – подумал Габриель. – И меня предупреждают о мести или делают ее объектом – почему?

Глава 54

Джулия влюбилась в Майами.

В отеле «Эстрейя» в Сауз-Бич было несколько бассейнов. Семейные постояльцы предпочитали центральный бассейн, где был вид на океан, кушетки и кабинки.

Джулия устроилась на двойном шезлонге под зонтиком и отнесла Клэр на край бассейна. Обе они были в шляпах от солнца и в темных очках. Джулия сунула Клэр в воду ножками, и та стала ими радостно болтать.

Джулия только успела заказать у предупредительного официанта безалкогольную «Маргариту», как к ней подошел Габриель.

Он был в темных очках, в черной адидасовской рубашке и черных плавках. Джулия заметила, что вслед ему обернулось несколько голов.

– Привет! – Он опустился на парапет рядом с ними и осторожно поправил на Клэр шапочку от солнца. – Как тебе вода?

Клэр потянулась к нему, и он притворился, будто откусывает ей пальчики, рыча. Клэр завизжала, смеясь, убирая руку и снова ее протягивая.

– Ты не против, если я быстренько пробегусь по пляжу? – спросил Габриель у Джулии. – Надо, чтобы в голове прояснилось.

– У тебя все в порядке? – спросила Джулия, опуская темные очки с глаз. Габриель остался в очках.

– Да. Массимо кое-что узнал о скульптуре, которую мы нашли в доме. Ничего срочного. Все тебе расскажу, когда вернусь.

– Я себе заказала безалкогольную «Маргариту». Отменить заказ?

У Габриеля приподнялись уголки губ:

– Не надо, я скоро вернусь.

Он оставил рубашку и сандалии рядом с Джулией, снова поправил шапочку Клэр.

Помахал рукой и спустился по лестнице, ведущей на пляж, оставив Джулию гадать, что его так обеспокоило.

Габриель бежал.

Он держался возле уреза воды, наслаждаясь ритмом и звуком прибоя, но мысли его были за тысячи миль отсюда – во Флоренции.

Происхождение «мементо мори» выяснилось – от семейства Медичи. Это само по себе было чудесной находкой. Но как этот предмет оказался в распоряжении вора? И зачем он был оставлен в доме Габриеля?

Профессиональные похитители предметов искусства продают свою добычу коллекционерам и редко оставляют себе. Очень странно было бы обнаружить в кармане у вора бусину из четок – разве что он ее положил туда нарочно.

Месть.

Мысль, что он избран как объект мести, Габриель отверг почти сразу. Да, ему случалось обижать людей, в том числе отчисленных студентов и завистливых коллег. И наверняка его лицо служит многим женщинам мишенью для игры в дартс, хотя он всегда был осторожен в связях и старался ограничить их женщинами, понимающими временный характер этих отношений.

Вот, скажем, профессор Сингер. Но она живет в Торонто и вряд ли стала бы нанимать профессионального вора из Италии и поручать ему оставить в доме у Габриеля смертельное предупреждение. Не в ее стиле. Профессор Сингер все свои угрозы сообщала и осуществляла лично.

Или Полина. Но она счастливо вышла замуж и живет в Миннесоте. Они с ней давно помирились, и Габриель считал, что она ему желает добра. Опять же нет повода для мести – во всяком случае, сейчас.

Что до возможных связей вора с Италией и, вероятно, с Флоренцией, Габриель не мог себе представить, что он такого сделал, чтобы навлечь на себя гнев флорентийца. Он уже много лет влюблен в итальянскую историю, литературу и культуру, а музеи Флоренции поддерживал щедрыми пожертвованиями.

Родители Николаса Кассирера продали ему иллюстрации Боттичелли. Но это репродукции с оригиналов Боттичелли, сделанные, вероятно, кем-то из его учеников. Может быть, были иные заинтересованные стороны, знающие теперь, что удачливым покупателем стал Габриель. Но чтобы они стали мстить сейчас, после стольких лет, это было немыслимо.

Какого-то камешка не хватало в этой мозаике, и без него не удавалось увидеть всей картины. Без него мотивы любых действий вора оставались загадочными. У Габриеля были только теории и гипотезы, какие-то из них могли подойти.

Он повернул обратно и побежал к отелю.

Наилучшим возможным исходом было бы, если бы этот вор составлял опись коллекции Габриеля, а скульптуру обронил случайно. Если бы мотивом была месть и Габриель действительно был бы ее объектом, вор его мог убить прямо в доме, и Джулия ему помешать не смогла бы. В реальности же вор применил силу лишь в объеме, необходимом для бегства. Похоже, его совершенно не интересовали ни Джулия, ни Клэр, за что Габриель будет всю жизнь благодарить Бога.

Что, если он вернется?

Вот этот вопрос не давал Габриелю покоя – особенно если вор вернется, когда в доме будут Клэр и Джулия, а Габриель будет в Шотландии. Подобный вариант событий был его ночным кошмаром.

У заклятого врага Джулианны было имя и лицо. Благодаря Николасу Кассиреру у Габриеля сейчас был человек, следящий за Саймоном Толботом и докладывающий о каждом его шаге.

А новый враг Габриеля был безымянным, неопределимым и аморфным. Его мотивы были загадочными, действия непонятными, а потому куда более угрожающими.

И наличие этого врага создавало еще одну причину, по которой Джулианна должна требовать поездки в Шотландию осенью. У Габриеля все еще хранился черновик письма в Эдинбургский университет. Он в любую секунду мог бы отклонить приглашение и быть уверенным, что с семьей не расстанется и она будет вне опасности.

Спускаясь по лестнице к бассейну, Габриель вспомнил предупреждение Кэтрин.

Как бы ни была ему дорога его карьера, как бы ни горько было выбросить ее на помойку, лучше рискнуть карьерой, чем безопасностью жены и ребенка. Когда-то, давным-давно, он потерял дочь. И не собирался терять другую.

Глава 55

– Ты читал «Остров сокровищ»?

Джулия сидела на краю бассейна, опустив ноги в воду.

– Давно. А что?

Габриель стоял в мелком конце бассейна, мотая Клэр вокруг себя кругами, погружая ее в воду и вынимая. Девочке это явно нравилось.

– Билли Бонсу вручают черную метку. Это у пиратов предупреждение о смерти.

Габриель наморщил нос:

– Да, помню.

– Ты думаешь, это «мементо мори» – черная метка?

Габриель оглянулся через плечо, будто опасался, что его подслушивают. Подошел к Джулии.

– Нет. Если бы вор был намерен меня убить, он мог это сделать. Я склонен думать, что он скульптуру обронил случайно.

– Случайно? – Джулия подняла брови за темными очками. – Зачем бы он таскал в кармане музейный экспонат?

Габриель быстро покрутил Клэр вокруг себя, и она засмеялась.

– Может быть, осталась у него от прошлых ограблений, и он ее считает амулетом на счастье, вроде заячьей лапки.

– Может быть, он фанат «Grateful Dead»? Ага, обыкновенный Дэдхед[16]!

Джулия попыталась сохранить серьезное лицо, но не смогла. Габриель бросил на нее испепеляющий взгляд:

– Очень смешно. Зачем ему оставлять смертельную угрозу и исчезать, когда он мог просто сделать работу?

Джулия поежилась, сделала большой глоток своего коктейля.

– Не знаю.

– Если бы это было заказное убийство, он бы убил и ушел. Смысла оставлять угрозы нет. Я думаю, Николас прав: вор хотел знать, что есть у нас в доме, чтобы сообщить потенциальным покупателям.

– Верно. – Джулия поправила шляпу с широкими полями. – Мне намазать Клэр кремом от солнца?

– Одну минуту. – Габриель продолжал окунать Клэр в воду по плечи. Она колотила кулачками по его груди, будто требуя, чтобы он двигался быстрее.

– А тебя, профессор?

Джулия залюбовалась его спортивным торсом и сухими мускулистыми руками. И татуировками на груди. Данте и Беатриче были набиты на его груди напоказ всему миру, как и дракон и имя Майя.

– Я заранее намазался. Но после Клэр, наверное, ты мне могла бы помочь спину намазать. – Габриель посмотрел на двигающиеся под водой ноги Джулии. – Как твоя нога?

– Отлично. Но я ее берегу, чтобы опять не повредить.

– А другая? – понизил голос Габриель.

Джулия подняла над водой правую ногу.

– В самолете она меня беспокоила. Но здесь ведет себя лучше. Я даже не замечала ничего, пока ты не напомнил.

– Хм… Значит, становится лучше?

– Сейчас лучше, чем было на День благодарения. – Джулия опустила ногу в воду. – А что там с картинкой, которую ты посылал Витали? Надо отдать скульптуру кембриджской полиции?

– Нет. Пока ее нет в интерполовском списке пропавших предметов искусства, но это не значит, что она не украдена. Я попросил Витали посмотреть, не сможет ли он определить владельца.

– Кто бы ни был владельцем, он захочет ее получить обратно.

– Тогда пусть придет и возьмет, – ответил Габриель вызывающе.

Джулия подняла руки, все еще держа «Маргариту».

– У нас не будет неприятностей с полицией из-за того, что мы не сообщили им о фигурке?

– Если вор – ее настоящий владелец, он себя изобличит, заявив, что она украдена. Если истинный владелец был ограблен, то, можно надеяться, доттор Витали его найдет.

– Ты зациклился на этом воре.

– Есть такое, – сознался Габриель. Он перестал вертеть Клэр. – Ты думаешь, я должен сдать скульптуру в полицию?

– Я думаю, что для человечества в целом лучше было бы поместить ее в музей. Ей место на тех самых четках, но ее там могут не принять, учитывая, как она к нам попала.

Габриель передал Клэр матери.

– У них нет ничего о прежних владельцах. Вещь исчезла после убийства Алессандро и могла после этого сменить десятки рук.

Джулия попробовала соль на краю бокала.

– Может быть, мы не о том думаем.

– То есть?

– Вор может не знать, что она у нас. Если она была обронена случайно, он может не знать, где именно. Это могло быть во дворе, на улице. Он мог потерять ее в собственной машине. Может вернуться, чтобы ее найти, или может счесть это слишком рискованным.

Габриель сел рядом с Джулией, положил Клэр себе на колени.

– Мы с тобой оба очевидцы. У нас есть эскиз его портрета. Уже одно это может заставить его задуматься.

– Верно. – Джулия допила коктейль. – Если мы сохраним находку скульптуры в тайне, он не сможет быть уверен, что она у нас. Так как мы сменили охранную систему и оба его видели, он может наметить себе кого-нибудь другого. Я думаю, ты должен попросить, чтобы скульптуру вернули, а доттора Витали обязать хранить тайну – по крайней мере, временно. Пусть вор ищет этот предмет в других местах.

– Хорошая мысль. – Габриель наклонился поцеловать ее в губы. Взгляд его упал на индиговый купальник. – Кстати, ты прекрасно выглядишь.

Джулия застенчиво похлопала себя по животу:

– Тебе не кажется, что бикини – это слишком?

– Я его сам выбирал. Мне нравится.

По лицу Джулии разлилось теплое сияние – ей приятно было восхищение Габриеля.

– Хватит о неприятном, – шепнул он. – Мы в красивом городе, радуемся красивой погоде. И у меня на тебя сегодня планы.

Джулия склонилась головой к нему на плечо:

– Какого рода планы?

– Вполне взрослого.

Он снова склонился к ее губам, и все мысли о черных метках и «мементо мори» вылетели у нее из головы.

– Это прекрасно.

Джулия в изумлении смотрела на элегантный обеденный зал отеля «СЛС».

Габриель привел ее в новый ресторан Хосе Андреса, «Базар», расположенный внутри отеля. Здесь было просторно и свежо, персонал многочисленный, а латиноамериканская музыка – вдохновляющая и чувственная.

Переноска с Клэр стояла рядом с Джулией, и девочка дремала после дня на свежем воздухе. Габриель сидел напротив этой пары, не сводя глаз с жены.

– Мне в Майами действительно нравится, – говорила Джулия. – Настроение поменялось полностью.

Джулия любовалась золотистым оттенком собственной кожи, приобретенным за утренние часы у бассейна.

Солнце целовало ее волосы, подсвечивая пряди всеми оттенками от каштанового до золотого и медового. Джулия отрастила волосы, и сейчас они соблазнительными волнами спадали ей на плечи. В этот вечер она надела мандариновое летнее платье, спадавшее к коленям, и бронзового цвета сандалии на ремешках.

Габриель заказал ей бокал шампанского, и Джулия его медленно отпивала, смакуя мелкие пузырьки. И сколько бы ни было в ее жизни тяжелого и зловещего, сейчас у нее на душе было легко.

И с Габриелем Майами тоже гармонировал. Загорелая кожа контрастировала с белой рубашкой, расстегнутой у горла. От флоридской жары волосы у него стали волнистыми, а улыбка – беспечной.

Джулия просто сияла, пока пила шампанское и оживленно беседовала с официантом, который ей рассказывал историю о шефе и его страсти к еде.

– Нужно чаще здесь бывать, – сказала Джулия, глядя на расставленные на столе ряды испанских и кубинских закусок.

– Это можно. Нам никуда не нужно до апреля.

Габриель положил Джулии на тарелку осьминога, приготовленного на гриле.

– Ты шутишь.

Он положил осьминога себе и стал задумчиво жевать.

– Почему нет? Надо будет только, чтобы мне прислали кое-какие мои книги и материалы, чтобы я мог здесь готовить лекции. Рейчел возражать не будет.

– Звучит заманчиво. – Джулия попробовала осьминога и закатила глаза к небу. Приготовлен и приправлен он был идеально. – Дорого будет столько времени жить в отеле.

Габриель пожал плечами:

– Нам здесь уютно. Я думаю, если мы останемся тут на февраль, надо будет снять домик.

– Значит, ты все еще работаешь над лекциями? – спросила Джулия как бы между прочим.

– Да. – Габриель приподнял брови. – А ты думала, что нет?

– Нет, не в этом дело. Кэтрин боялась, что ты откажешься.

Габриель поправил на коленях салфетку.

– Да, она нечто в этом роде упоминала. А ты? Тебе же тоже книги будут нужны.

– Я должна буду прорабатывать вудхаузовский список для чтения. Это дело небыстрое.

– Носи книжки к бассейну. Или вытаскивай статьи на айпэд.

Габриель взял шефский вариант кубинского сэндвича и откусил кусок. Замолчал, глянул на Джулию. Молча подвинул к ней тарелку и жестом предложил попробовать.

– Это невероятно.

Джулия попробовала и тут же согласилась.

– Это мне напомнило: я хочу, чтобы ты меня сводил в «Маленькую Гавану». Хочу поесть в версальском ресторане.

– Договорились. Завтра пойдем.

– Когда мы вернемся в Массачусетс?

Габриель вытер губы салфеткой. Глотнул газированной воды и положил себе цикорного салата.

– Милый? – напомнила Джулия.

– Скажем, где-то через месяц. Мне кажется, что к этому времени возможность возвращения вора будет менее вероятна. Если он сейчас наблюдает за домом, то видит, что дом пуст. – Габриель потянулся через стол, взял Джулию за руку. – А у нас двадцать первого января годовщина. Отчего бы нам ее тут не отметить?

– Когда вернемся обратно, то опять в наш дом?

– Если в нем будет безопасно.

– Мне не хватает нашего дома, – неожиданно даже для себя сказала Джулия. – Я скучаю по своей кровати. По детской и всем вещам Клэр.

Габриель погладил ее по руке:

– Я тоже скучаю по нашему дому.

– Но насчет возвращения – я нервничаю.

Габриель слегка кивнул. Джулия знала, что больше ничем он свою озабоченность не проявит.

– Даже если мы выждем месяц, нет гарантии, что после этого вор не появится. – Джулия показала на свой бокал. – Если он действительно ворует картины и решил, что ему нужен наш Томсон или наш Сезанн, он в конце концов вернется.

Лицо Габриеля стало грозовым:

– Вот почему я и не хочу, чтобы вы с Клэр и Ребеккой были дома одни.

Джулия поставила бокал, обратив на Габриеля все свое внимание.

– Что ты хочешь этим сказать?

Сапфировые глаза Габриеля блеснули:

– Ты знаешь, что я хочу сказать.

Она наклонилась через стол:

– Ты не слушал, что говорила Кэтрин? Обещание, данное Эдинбургскому университету, нарушать нельзя.

– А обещание тебе? И Клэр?

Джулия откинулась на спинку кресла, качая головой.

– У тебя есть другие варианты.

– Да. Чтобы ты и Клэр поехали со мной в Эдинбург.

– Я пытаюсь, – прошептала Джулия сквозь стиснутые зубы. – Наверное, мне не стоило обращаться к Сесилии сразу, как объявили твои лекции. Неудачно выбрала время.

Габриель развел руками:

– Прошли месяцы, а она решения не изменила.

– Давай подождем до апреля. Позволь мне ее спросить, когда мы будем в Оксфорде. Там будет Грэхем Тодд, может быть, он тоже с ней поговорит.

Габриель положил руки на скатерть ладонями вниз:

– Я могу дать тебе время до апреля, но только потому, что лекции намечены на зимний семестр четырнадцатого года. Но если Сесилия откажет, а ты по-прежнему захочешь с ней работать, тогда я эту проблему решу сам. Я не оставлю тебя на другой стороне океана без защиты, пока буду торчать в Шотландии. Я все сказал.

Лицо Джулии потухло. Она взяла вилку, стала ковырять еду у себя в тарелке. Потом положила вилку обратно.

Габриель встал, положил салфетку на стол. Обошел стол и сел рядом с Джулией на кресле для двоих, чуть ее подвинув.

Джулия оказалась между спящим ребенком и решительно настроенным Габриелем, и деваться ей было некуда.

– Что ты делаешь?

– Трогаю тебя.

Он протянул руку вдоль спинки кресла и привлек Джулию к себе. Она задрожала.

Губы Габриеля задевали ее ушную раковину:

– Я приглушил твой свет, и в комнате стало темно.

Она не ответила, и он отвел ей волосы за плечи, провел пальцами по шее.

– Что мне сделать, чтобы существовавшая минуту назад веселая и счастливая Джулия вернулась обратно?

Она обернулась к нему.

– Обещай мне, что ты не откажешься от сейджевских лекций.

Настала очередь Габриеля замолчать.

Джулия приблизила губы к его уху.

– Я не позволю тебе жертвовать собой ради меня. Больше никогда.

Габриель стиснул зубы:

– Мы приносим жертвы друг другу. В этом и смысл.

– Эта жертва слишком велика. И в ней нет необходимости, потому что есть иные способы.

– Я ничего не стану делать, не поговорив сперва с тобой, – уступил он.

Джулия положила ему руку на колено.

– Я буду так же бороться, защищая тебя, как борешься ты, защищая меня и Клэр.

Лицо Габриеля смягчилось, и голос тоже:

– Самый опасный зверь – это мать с детенышем.

– Именно. Не становись между медведицей и ее медвежонком. Так, а теперь ты вернешься на свое место или так и будешь тут сидеть?

– Там очень одиноко. – Габриель блеснул дерзкой улыбкой. – А ты великолепна.

– Твое обаяние может довести до бешенства.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь. – Он чуть сдвинул бретельку ее платья и легонько поцеловал плечо. – Но я на все готов, чтобы ты снова была радостной. Прости, я стараюсь изо всех сил.

Джулия выдала ему полуулыбку.

– Хочу еще бокал шампанского. Но знаю, что мне не положено пить, пока я кормлю. И когда мы вернемся в отель, я потребую сатисфакции.

Она посмотрела на него понимающим взглядом. Габриель тут же подозвал официанта.

Глава 56

Вернувшись в отель, Джулия покормила и перепеленала Клэр, и уложила ее спать.

Габриель стоял в гостиной возле открытой двери балкона и глядел на океан. Шторы шевелились на легком теплом ветерке.

– Уснула? – спросил он с надеждой.

– Да.

Он протянул руку, и Джулия подошла к нему.

Габриель выключил весь свет, кроме лампочек, горевших синим внутри бассейна при номере. Солнце ушло за горизонт, и над головой плыли звезды.

Габриель вывел Джулию на балкон, где заранее укрыл кушетку подушками и мягкими одеялами. Еще он, по своему обычаю, зажег свечи, искусно расставив их вокруг кровати, и еще несколько – вокруг бассейна. Тихая гитарная музыка звучала из стереосистемы в гостиной.

Подняв руку Джулии, Габриель закружил жену на месте, взметнулась юбка оранжевого платья. Потом прижал Джулию к себе.

– Давно мы не танцевали.

– Знаю. – Она издала довольный звук и прижалась щекой к груди Габриеля над татуировкой.

Габриель неспешно, лениво двигался взад-вперед, пристроив подбородок на макушку Джулии.

– Прости, что я испортил ужин.

Джулия крепче обняла его за талию.

– Ты его не испортил. У нас и правда есть о чем волноваться.

– Я бы хотел, чтобы ты позволила мне волноваться за тебя.

Она подняла голову:

– В браке так не получается.

Габриель вздохнул, соглашаясь, и крепче прижал ее к груди. Руки его, лежавшие у нее на талии, сдвинулись ниже, он крепко сжал ее ягодицы.

– Невероятно.

Она потянулась вверх, притянула его к себе – губы к губам.

Еле ощутимое прикосновение, намек на него. Джулия и Габриель уже давно были любовниками, и все же даже после краткой разлуки они знакомились заново, медленно и неспешно.

Габриель расцеловал уголки ее рта. Прикоснулся к середине. Всосал в рот ее нижнюю губу и застонал.

Джулия обвила руками его шею, прижалась к нему грудью.

Едва ощутимо провел языком по соприкосновению ее губ, и она их раскрыла. Приняла его охотно и радостно, переплетая свой язык с его языком.

– Я никогда не перестану тебя хотеть, – прошептала она, снова глубоко его целуя.

– Да благословит тебя Бог за это, – сказал он, не отрываясь от ее губ, и стал их ласкать языком изнутри.

Спустя несколько минут Джулия отодвинулась.

– Нас кто-нибудь видит?

– Нет. Над нами никого нет, и вряд кто-то может видеть нас поверх стекла балкона. – Он раскрыл губы. – Это пока мы лежим.

Легкий ветерок шелестел над ними, и Джулия покрылась гусиной кожей.

– У тебя что-то другое было на уме?

– Не сегодня. Сегодня мне вспомнилось, как я любил тебя во Флоренции на балконе, когда все только начиналось. Я хочу снова пережить этот вечер.

Он поднял ее руку, поцеловал, синие глаза встретились с ней взглядом. Он поднес руку Джулии к груди и прижал к сердцу.

– Смотри, как быстро оно бьется, когда знает, что ты рядом.

Она отвела соединенные руки к себе и тоже прижала к сердцу.

– И мое тоже.

Она выпустила его руку, но Габриель не убрал руки, а стал гладить пальцами верх ее грудей.

– У тебя глаза светятся, – заметил он. – Блестят, как темные озера.

– Я знаю, что меня ждет.

– Тогда иди сюда.

Он опять ее поцеловал, пальцами прочесывая волны ее волос. Потом опустил руки ниже и крепко взял ее за талию.

Осторожно опустил Джулию на кушетку и вытянулся рядом с ней, поцелуи его перешли в нежное прижатие, губы к губам.

– Чего ты хочешь? – спросил он еле слышно, спуская бретельки ее платья вниз по плечам.

– Хочу тебя видеть.

Глаза Габриеля заискрились:

– Раздень меня.

Расстегнув на нем рубашку, Джулия быстро спустила ее с плеч. Руки Габриеля спустились ниже, одна из них расстегнула лифчик. Теперь оба были обнажены до пояса.

Джулия почувствовала теплоту его кожи, когда он прижался к ней и ее соски прошлись по волосам на его груди.

Габриель поцеловал изгиб ее шеи, спустился в ложбину между грудями, сдвинувшись, чтобы накрыть одну из них ладонью. Вторую он исследовал губами и только самую чуточку кончиками зубов. Приник языком к ее соску.

Он осторожно целовал и лизал его, но не втягивал. И все же она настойчиво прижала к себе его голову, ближе к груди.

Когда ее хватка ослабла, Габриель нежно переключился на другую грудь. Рука его опустилась к подолу ее платья и скользнула под него, поднимаясь по ноге. Габриель поднял голову:

– Ты без белья?

Джулия кивнула, чуть-чуть приподняв углы губ.

– Но ведь ты сейчас не экономишь на белье, после того как я тебе его подарил столько, что на много дней хватит?

Его длинные пальцы скользили ниже подвздошной кости, по ложбине тазобедренного сустава.

– Я так чувствую себя сексуальнее. Когда в ресторане ты сказал, что будешь меня трогать, я подумала, не откроешь ли ты мой секрет прямо там.

Габриель выругался:

– Если бы я знал, то наверняка.

– Нас бы арестовали.

– Это вряд ли. – Габриель улыбнулся прямо ей в губы. – Просто попросили бы уйти.

Он мягко раздвинул ей ноги прямо под платьем.

Ее рука перешла к ремню и расстегнула его. Джулия коснулась его поверх брюк, перед тем как опустить молнию. Пальцы нашли резинку трусов и скользнули внутрь. Оказалось, что он уже окреп и рвется в дело.

– Не так быстро, – предупредила она.

Джулия умело его гладила, пока Габриель не потерял терпение и не посадил ее.

– Снимай, – скомандовал он, дергая ее за платье.

Она подняла руки, Габриель стащил ткань у нее через голову и бросил на пол. Но Джулианна не хотела оставаться голой одна. Она потянула его за брюки и трусы, и Габриель приподнялся и сбросил их.

Стало темнее. Синее свечение все еще исходило от бассейна, но сверху сияли только бледные звезды.

Тени от свеч затанцевали на обнаженных телах, когда Габриель накрыл Джулию своим телом.

Он легкими прикосновениями руки хотел раздвинуть ее, но Джулия отодвинула его руку и потянула его на себя, схватив за ягодицы, раздвинула ноги, и он упал на нее сверху.

– Ты торопишься? – спросил он, улыбаясь ей.

– Клэр может проснуться.

Руки Джулии погладили его сзади и ухватили покрепче.

– Она не посмеет.

Габриель поцеловал Джулию в нос.

– Так уже бывало.

Джулия посмотрела мужу в глаза.

– Намек понял.

Габриель накрыл ее рот губами, и одновременно нижние части их тел заскользили друг по другу.

Джулия застонала, касания ее рук призывали его спешить.

Он ответил, подавшись вперед и войдя в нее одним плавным движением. Джулия запрокинула голову, подставив губы.

Ее груди поднимались прямо под его лицом, дразня своей близостью, и он покрыл их поцелуями, кончиками зубов пробуя округлую налившуюся плоть.

Джулия подтолкнула его вперед, он задвигался, и когда нашел нужный медленный ритм, ее руки отпустили его.

– Смотри на меня, – прошептал он.

Она заглянула ему в глаза. Там было обладание, и защита, и желание. Может быть, тревога, но еще – надежда и любовь.

Он смотрел на нее, считывая ее реакции, желая видеть, отчего она закидывает голову, отчего сжимаются ее пальцы. Прочесть желание в движениях опускающейся и поднимающейся груди. Увидеть стремление, когда она почувствует себя на грани.

Самообладание не принадлежало к числу достоинств Габриеля, но желание быть хорошим любовником способствовало его развитию. В случае с Джулией любовное соединение с ней вдохновляло его на сдержанность.

Он хотел, чтобы их соединение длилось как можно дольше, поднимало ее на вершины наслаждения и держало там, пока ее тело не взбунтуется и она не кончит. И только тогда он сам мог устремиться к финалу.

– Уже вот-вот, – выдохнула она.

Он стала наращивать темп, помогая ей.

Руки Джулии стиснули его ягодицы, она тянула, тянула, вдвигая его в себя все глубже.

Задержала дыхание, все ее тело напряглось. Он почувствовал, как она теряет над собой контроль, задвигался еще быстрее, опустив голову, чтобы поцеловать ей грудь.

Она прижала его к своей груди, закинув голову назад. И он и почувствовал, и услышал, как наслаждение затопило ее.

Теперь можно было догонять.

Он ускорил темп, быстрее, быстрее, схватил ее за бедро. Вспышка нервных импульсов, восхитительный спазм – и он уже извергался в ней, содрогаясь всем телом.

Когда он открыл глаза, она уже целовала его. Лоб, подбородок, рот.

– Как это было прекрасно, – сказала она с ноткой удивления в голосе. – С тобой всегда прекрасно.

– Ты прекрасна, и ты заслуживаешь всего самого лучшего. – Он ткнулся ей в шею, потом посмотрел ей в глаза. – Всегда.

Он нежно поцеловал ее и лег рядом с ней, разъединив их тела. Они лежали, переплетя руки и ноги, пока ночной бриз не заставил их вернуться в комнату.

Глава 57

– Это интересно.

Джулия протянула Габриелю свой телефон.

Они сидели бок о бок, укрывшись от солнца под тентом совсем рядом с океаном. Клэр положили под детский тент, поставленный на полотенце и окруженный игрушками. Хотя положили ее на спину, она перевернулась на живот. Когда ей это не понравилось и она стала жаловаться, Джулия опять перевернула ее на спину. И этот процесс время от времени повторялся.

– От кого это?

Габриель снял солнечные очки, надел очки для чтения и прищурился, глядя на экран.

– От профессора Вудхауза.

– Он тебе предлагает выступить с докладом?

– Да, по моей статье о Гвидо да Монтефельтро. Хочет, чтобы я ее доложила в первый день симпозиума.

Габриель пробежал письмо и вернул телефон.

– Немалая честь.

– Ты думаешь, мне надо соглашаться? Я очень быстро привлеку к себе внимание.

Габриель отложил очки для чтения.

– Конечно, надо. Вудхауз уже слышал твою статью, и она опубликована. Вероятно, хочет, чтобы ты спровоцировала участников на дискуссию.

– Он будет выступать с докладом об Улиссе. – Она прокрутила письмо на экране. – Не знаю. Докладываться первой, перед Вудхаузом? Жалко же я буду выглядеть.

– Чушь.

Габриель перекинул ногу через свой край шезлонга и наклонился взять Клэр.

– Там будет Сесилия.

– Она первой читала эту статью. И одобрила ее.

– Могла с тех пор переменить мнение.

– Тогда Вудхауз ее просто сожрет. Это он тебя пригласил, это его симпозиум, и репутация на кону тоже его.

Габриель сунул руки под детский тент и взял оттуда Клэр – вместе с книжкой «Сбежавший зайчик».

Клэр радостно потянулась к книге и стала лепетать.

– Еще у меня письмо от Грэхема Тодда, – сообщила Джулия.

Габриель посадил Клэр на колено и открыл книгу на первой странице.

– И что он пишет?

– У него пока еще нет расписания на осень, но он читает для аспирантов курс про ангелов и демонов в «Божественной комедии».

Габриель посмотрел с интересом:

– Звучит забавно.

– Да. – Еще он читает курс для студентов по поэзии Ренессанса и спрашивает, не хочу ли я вести занятия как его ассистент. Говорит, что нагрузка не будет изнуряющей. Оклада он обещать не может, хотя думает, что гонорар сможет мне предложить. Но, говорит он, эту работу он мне предлагает для приобретения опыта. – Джулия отложила телефон. – Эдинбург перед каждым из нас красную дорожку расстилает.

– Думаю, кто-то там провел работу, – мрачно сказал Габриель.

– Кто?

– Некий английский ученый с инициалами К. П.

– Ты про Чудо-Женщину?

Габриель покачал головой:

– Рейчел спятила. Ты знаешь, что она купила для Кэтрин футболку с Чудо-Женщиной?

– Кэтрин никогда такое не наденет.

– Нет. Но я готов поспорить, что она отдаст ее обрамить и повесит где-нибудь на стене.

– Во Флоренции дети тебя считали Суперменом.

– Было такое. – Габриель широко улыбнулся. – А ты была моей Лоис Лейн.

– Хотела бы я этим летом поехать во Флоренцию. Пообщаться с Марией.

Габриель повернул голову – Джулия смотрела на него с надеждой.

– Конечно. Ты знаешь, ее в любой момент могут удочерить.

– Я знаю.

Он наклонился и взял Джулию за руку.

– Но мы должны какое-то время провести во Флоренции и познакомить Клэр с городом и нашими друзьями. И Умбрию могли бы заодно навестить.

– Хотелось бы.

– Мы согласились сдать наш дом в Умбрии Рейчел и Аарону на вторую половину апреля. А после этого можем поехать.

– Хорошо.

– Я все еще жду, когда продюсерша Би-би-си определит даты моей поездки в Лондон. Это может быть, пока ты будешь в Оксфорде.

– Пока Ребекка со мной, меня это устраивает. Профессор Вудхауз был очень гостеприимен, но сомневаюсь, что он разрешит Клэр зарегистрироваться участницей симпозиума.

Габриель и Джулия переглянулись, он сжал ей руку и отпустил.

Потом взял детскую книжку и начал читать Клэр вслух. Читал он медленно, держа перед ней картинки и на них показывая. Задавал Клэр вопросы и ждал, будто она могла ответить.

Клэр прильнула к его груди и смотрела как завороженная на страницы книги. Когда книга закончилась, Габриель стал читать другую.

Все это Джулия снимала на телефон.

На следующее утро Джулианна по настоянию Габриеля нежилась в спа отеля, а он сидел с Клэр на полу, играя с ней в кубики. В этот самый момент его сотовый решил зазвонить.

Клэр выразила недовольство этим шумом.

Габриель надежно закрепил ее на высоком стульчике, положил перед ней несколько игрушек и тогда уже ответил на вызов FaceTime.

– Доброе утро, Габриель, – сказал с экрана доттор Витали.

– Привет, Массимо. Как жизнь?

– Спасибо, хорошо. – Витали переложил на столе какие-то бумаги. – Я по поводу вашего «мементо мори» кое-кому звонил, не упоминая, разумеется, вашего имени. Но с сожалением должен сказать, что ничего не нашел. Директора музеев мира время от времени выходят друг с другом на связь, когда появляются те или иные предметы искусства. Ко мне много раз обращались люди, пытающиеся продать ценные предметы. Иногда ими владеют законно, иногда нет. Я связывался кое с кем из них и спрашивал, видели ли они вашу статуэтку. Они не видели.

– Понимаю, – медленно произнес Габриель. – Спасибо вам за ваше усердие.

– Да-да, конечно. Возможно, что предмет был в частной коллекции и со временем перешел в другие руки. Иногда целые семьи не знают, что у них есть в наследстве. Могут считать предмет подделкой или новоделом – что-нибудь такое. Но уверенно могу сказать: этот предмет никто не разыскивает – по крайней мере, в настоящий момент. Он отсутствует в списках краденых предметов искусства, и никто в моих кругах ни от кого не получал предложений его купить.

– Понятно. В свете всего этого, Массимо, я думаю, мне придется попросить вас его вернуть. Мне как-то неловко его одалживать, пока я не узнаю подробнее, как это он оказался на моей территории.

На лице доттора Витали выразилось разочарование.

– Понимаю. Нам нужна ясность по провенансу любого предмета, который мы могли бы принять. В данном же случае провенанс – загадка.

– Загадок в моей жизни сейчас легион. – Габриель нахмурился. – Но я благодарен вам за помощь и точно так же благодарен Джудит.

– Разумеется. Надеюсь, вы с семьей приедете во Флоренцию в ближайшее время?

– Да, мы с Джулией это обсуждали только что. Вероятно, в мае.

Доттор Витали потер руки:

– Превосходно. Тогда и увидимся. Я организую возвращение этой статуэтки.

– Спасибо, друг мой.

– До свидания.

Массимо прервал связь.

Опять тупик, – подумал Габриель.

Стряхнув с себя разочарование, он взял Клэр со стульчика.

– Пойдем погуляем, пока мамы нет.

Клэр в ответ ухватила его за подбородок.

Глава 58

В день второй годовщины своей свадьбы Джулия проснулась от боли. Схватилась за низ живота, ожидая, что ей полегчает, но боль не утихла.

Джулия тихонько прошла мимо колыбели спящей Клэр в ванную, закрыла за собой дверь и только тогда включила свет.

Не будучи врачом, Джулия все же достаточно знала свое тело, чтобы понимать: это не несварение и не расстройство желудка. В ванной она увидела, что инстинкты ее не обманули: это начались месячные.

Менструальный цикл после родов не сразу установился с должной регулярностью, даже после того, как Джулия возобновила прием оральных контрацептивов. Она еще не до конца проснулась и не слишком хорошо соображала, потому что долго не спала с вечера, наслаждаясь знаками внимания своего преданного и влюбленного мужа. Но, подсчитав по пальцам, поняла, что организм сработал точно по времени.

Однако ее беспокоила неожиданная сила этой боли – прежде контрацептивы ее ослабляли. Равным образом беспокоила интенсивность кровотечения, куда более сильного, чем обычно.

Джулия поняла, что надо будет по возвращении в Кембридж связаться с доктором Рубио, поскольку и дискомфорт, и кровотечение были побочными эффектами миом. Хотя эти миомы уменьшились во время беременности, Джулия знала, что они, вполне возможно, растут прямо сейчас.

Она закрыла глаза. У нее и в лучшие времена этот период проходил болезненно, а сейчас они были не лучшие.

Джулия включила душ и подобрала температуру. Встав под душ, она направила горячие струи на поясницу, надеясь, что от этого станет легче. Нехорошо было бы ей потерять от боли сознание, пока Габриель крепко спит.

Потом, отправив все надобности и завернувшись в мягкий пушистый халат, предоставленный отелем, она позвонила портье и попросила грелку. Хотя у них таковой не числилось, ее быстро нашли и доставили.

Джулия вылезла посмотреть на восход с балкона, завернувшись в одеяло и с грелкой на животе.

Поверить не могу, что так получилось на годовщину, – подумала она.

Все планы на особое белье, которое она рассчитывала надеть, пошли прахом.

Иногда быть женщиной очень противно.

– Не так я планировала нашу годовщину, – посетовала Джулия, шагая рядом с Габриелем и коляской по променаду Линкольн-роуд.

Был приятный солнечный день в Майами. Джулия была одета в яркую просторную блузку и черные шорты и щеголяла любимыми босоножками.

Габриель тоже был одет в шорты, глаза закрыты темными очками. А Клэр, одетая в пляжное платье, была еще и в шляпе для защиты лица и глаз. Она была заворожена огромным количеством проходящих мимо людей, а особенно – собаками на поводке.

– Я сказал портье, что мы останемся еще на неделю. – Габриель глянул на нее краем глаза. – С годовщиной.

Она прижалась к нему:

– Правда?

– У меня планы на тебя и на наш частный бассейн. – Габриель говорил совершенно будничным тоном. – Когда тебе станет лучше.

Джулия эту мысль нашла мучительно-манящей.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Габриель, понизив голос.

Он был с ней нежен, это правда. Но забота, с которой он относился к самым обычным ее женским переживаниям, была воистину трогательной.

– Лучше. Я приняла что-то от боли, и еще помогает то, что сейчас тепло.

Габриель посмотрел на нее сочувственно.

Клэр случайно выронила любимого зайчика (не того, который папа подарил) через борт коляски, а потом потянулась на него посмотреть.

Ее папа обучался быстро. После того как накануне этот зайчик чуть не потерялся на прогулке, Габриель приделал к нему что-то вроде короткого поводка и застегнул на липучку вокруг середины игрушки. То есть теперь, если зайчик падал, Габриель мог его поднять, просто потянув за привязь. Это действительно было изобретательно (хотя Габриель неоднократно рассматривал возможность где-нибудь оставить зайчика – учитывая, откуда он взялся).

– Мне пришло еще одно письмо от Грэхема. – Джулия сделала глоток кофе со льдом. – Я ему говорила, что не могу обещать приехать в Эдинбург, пока моя руководительница не одобрит мне курсы. Он предложил поговорить с Сесилией напрямую.

– Позволь ему. Может, он ей вправит мозги.

– Я не думаю, что это удачная мысль. Сегодня утром я ему сказала, что буду с ней говорить, когда она увидит список курсов. Но еще я сказала, что меня интересует должность ассистента-преподавателя.

– Это хорошо. Будет отличнейший опыт. Интересно, можем ли мы устроить тебе преподавание у студентов Бостонского университета?

У Габриеля в голове уже закрутились шестеренки.

Джулия остановилась:

– Ты бы это сделал? Ты бы предложил такое своему заведующему кафедрой?

– Почему бы и нет? Нанимают же адъюнктов. Не могу гарантировать, что завкафедрой выберет именно тебя, но спросить надо.

– Мне это нравится.

Джулия двинулась дальше.

– Надо будет вернуться к этому осенью после возвращения из Шотландии.

Джулия кивнула.

– Джулианна! – Габриель понизил голос. – Я тут в последние дни говорил с Николасом Кассирером и с твоим дядей. Никто из них не смог ничего разузнать о взломщике.

– И что это значит?

– Что этот человек – призрак. Джек искал по эту сторону Атлантики, а Николас опрашивал свои контакты в Европе. Ничего не всплыло.

Джулия глотнула кофе:

– Я думаю, что если этот человек профессионал, то он старается не светиться. Если он свое дело знает, то не попадается, а это значит, что досье на него нет.

– Вот точно так же думает Николас.

– Габриель, я надеюсь, это не значит, что ты собираешься держать нас в Майами бесконечно?

– Не значит. – Габриель остановил коляску и обошел ее сбоку. Поймал игрушечного зайчика, болтающегося на привязи, и положил на поднос перед Клэр. Она схватила зайчика и обняла.

– Ребекка говорит, что хочет вернуться в дом, но я ее просил подождать нас.

– И что она ответила?

Джулия приноровилась к шагу Габриеля, двинувшегося дальше с коляской.

– Уступила. Я думаю, она по нам скучает, но, так как нас сейчас нет, она будет довольна, что может дольше пробыть у сына. Хотя, похоже, он нечасто дома бывает, потому что работает.

– Она, наверное, избалует его своей кухней.

– Обязательно. – Габриель взял свой (горячий) кофе, стоявший в держателе чашек (вычурном) на коляске.

– Как у тебя дело со списком чтения для Вудхауза теперь, когда Рейчел переслала тебе твои книги?

– Движется. Я думаю, что если буду работать над ним каждый день, то прогресс будет. Проблемы возникают, когда я пропускаю день, потому что я забываю, на чем остановилась, и должна перечитывать тексты. А у тебя как?

– Тоже движется. – Лицо у Габриеля просветлело, как бывало при любой возможности поговорить о Данте. – Что ты думаешь о реке Лете?

– Даже не знаю. Вроде бы это река забвения в Чистилище?

– Верно. В литературе спорят, насколько это забвение благословенно для человека. Некоторые комментаторы подчеркивают, что это река не забывания, а именно забвения.

– Не уверена, что они правы. Души в Раю обладают памятью. Так что, какова бы ни была роль этой реки, но полной утраты памяти она не дает.

– Именно так! – с энтузиазмом согласился Габриель. – Это как раз одна из тех вещей, с которыми борется Рейчел. Она придерживается точки зрения, что те, кто благословен на Небесах, полностью отделены от тех из нас, кто все еще на земле, – как если бы они о нас забыли или стали к нам безразличны.

– Устройство Рая должно быть лучше этого. Но в «Божественной комедии» есть странный пассаж, когда Данте не может вспомнить, о чем говорит Беатриче. А она отвечает, что это потому, что он пьет воду Леты.

– В этом и загадка. Вот часть того, что я пытаюсь в моих лекциях проработать. Беатриче говорит, что эти воды все еще действуют на его грустные воспоминания.

– А три добродетели говорят, что он верен ей после того, как пил воду этой реки. Мне это кажется странным: он должен пить воды забвения, чтобы быть верным.

Габриель вытер рот тыльной стороной ладони.

– Я не уверен, что происходит именно это. Но в любом случае он утратил не все воспоминания. В следующей песни он взывает к Беатриче. А еще в следующей она призывает его отбросить страх и стыд.

– Страх и стыд… – Джулия застыла. – Можем на минутку присесть?

– Тебе нехорошо?

Габриель придвинулся ближе, положил ей руку на поясницу.

– Нет, все в порядке, но мне показалось, что ты сказал важную вещь. Тут есть где присесть?

Габриель огляделся:

– Вот нам за церковью, где деревья, низкая стенка. Можем там посидеть.

Он взял Джулию за руку и повел вперед.

Возле стены он поставил коляску Клэр в тень дерева лицом к себе и сел вместе с Джулией. Положил руку ей на колено.

– Так в чем дело?

– Я подумала о том, что ты сказал насчет страха и стыда. Оглядываясь на свою жизнь, я вижу многое, за что мне стыдно. И есть вещи, которых я до сих пор боюсь.

– Джулия, тебе не нужно бояться. Больше не нужно.

Джулия переплела с ним пальцы.

– Когда исцеляешься от раны, нужно двигаться дальше. Нужно помнить полученный урок, но не сосредотачиваться на перенесенном страдании. Я думаю, именно в этом смысл высказывания Данте о Лете. Следует забыть боль, оставить страх, стыд и вину, но помнить урок.

– Мне кажется, это согласуется с тем, что он хочет сказать. Но его озадачивает разговор с Беатриче. После того как он пьет воду Леты, он говорит, что не может вспомнить, как был для нее чужим. Но из предыдущего пассажа мы знаем, что он реагировал на ее укоры стыдом.

– Лета снимает этот стыд.

– Но память о непостоянстве тоже уходит, кажется. Вот над этой проблемой я и бьюсь. Мне кажется, твое толкование более здраво, но в песни тридцать третьей он говорит, что не помнит своего отчуждения, и совесть его тоже не тревожит.

– Да, – согласилась Джулия. – Это проблема.

– Раз мы заговорили на эту тему… – Габриель стал играть с рубиновым и бриллиантовым кольцом с тремя камнями, которое подарил жене после рождения Клэр. – Беатриче пользуется аллюзией «если дым есть доказательство огня» – для утверждения, что забывчивость Данте есть доказательство слабости его воли.

– Дым не есть доказательство огня.

– Умница. Именно так. – Габриель снова коснулся кольца. – Здесь загадка – причем внутри другой загадки. При быстром чтении замечания Беатриче можно просмотреть, ничего в них не заметив. Но если остановиться и подумать, то дым не есть доказательство огня. Может быть, свидетельство огня, но не доказательство. Дым может быть вызван иными причинами.

– Редко, но может быть.

– Я думаю, Данте хочет, чтобы мы здесь копали глубже и выкопали аллюзию на забвение и Лету. И вот что я хочу включить в лекции.

– Надеюсь, что ты докопаешься, – улыбнулась Джулия. – Я понятия не имею, как это сделать.

– Имеешь наверняка. – Он полюбовался маникюром на ее пальцах – свидетельством посещения спа в отеле. – Ты моя муза. Ты мне помогаешь увидеть то, чего не вижу я. И ты меня подвигаешь стать лучше – лучше как человек и как ученый.

– Странно слышать такое, когда все еще учишься.

– Умные люди всегда учатся. Вот когда ты начинаешь думать, что перерос учебу, тут и начинается беда.

Он наклонился к ней и коснулся губами ее губ.

– С годовщиной, милая.

– И тебя с годовщиной.

Клэр выбросила зайчика за борт коляски и уставилась на него в отчаянии – он болтался так, что не достать. Что можно потянуть за веревочку, она еще не догадалась. Показав на зайчика, Клэр издала возмущенный звук.

– Приказ принцессы Клэр, – притворно вздохнул Габриель.

Он достал зайчика и сделал вид, что зайчик целует Клэр в щеку.

– Пообедаем? – спросил он. – Я думаю, нужен итальянский обед, учитывая тему разговора.

– Я думала про суши, раз доктор Рубио так долго мне их запрещала.

– Надо будет пройтись по списку ее запретов и снять их все. Есть один, который мне в особенности хотелось бы нарушить. – Он замолчал, а потом поспешил объяснить: – Конечно, на следующей неделе.

– Да, пожалуйста.

У Джулии засосало под ложечкой от предвкушения.

Глава 59

– Вот наш шанс!

После заката Габриель взял Джулию за руку и откровенно потянул через гостиную наружу, на балкон.

На этот случай он отключил свет в бассейне и на балконе тоже. Вокруг бассейна и джакузи горели свечи, давая тихий и теплый свет.

Он снова выбрал латиноамериканскую гитарную музыку, но сделал потише, чтобы не разбудить ребенка.

– Шанс на что?

Джулия заметила, что кушетка не убрана. Вместо этого Габриель положил на нее свой и Джулии купальные халаты и стопку полотенец. В темном углу балкона гудело и булькало джакузи.

– На ночной заплыв перед полночью.

Он потянул Джулию к краю бассейна.

– Мне надо переодеться.

Она попыталась освободиться, но он держал ее крепко.

– Не надо тебе переодеваться.

Без слов он сбросил с себя рубашку и штаны, остался стоять босиком в трусах. И стал ждать.

Джулия осмотрелась – просто убедиться, что никто их не видит. Она встала возле Габриеля, будто за щитом, и сняла с себя юбку и блузку.

– Можно?

Он взял ее за талию и притянул ближе. Она кивнула.

Он расстегнул на ней лифчик и бросил его на пол. Из галантности он сперва снял с себя трусы и лишь потом стянул с нее трусики по скульптурной формы ногам.

Взяв Джулию за руку, он подвел ее к краю бассейна и по ступеням свел в воду.

Сам он ушел под воду с головой, а когда вынырнул, вытер лицо рукой и убрал с него волосы. Капли воды драгоценными камнями сверкали на его татуировках.

Джулия решила последовать его примеру и тоже скрылась под водой. Когда она вынырнула, Габриель стоял перед ней.

Он коснулся ее лица, а что было написано у него на лице, прочитать было трудно. Габриель потянул ее к себе, и они столкнулись, вода побежала по верху ее грудей.

Габриель поцеловал жену.

Прошла неделя с тех пор, как они любили друг друга, и потому его объятие было требовательным, а темп быстрым.

Джулия закинула руки ему на шею, прижалась к нему под водой. И ответила на поцелуй.

Руки Габриеля скользнули по ее рукам к плечам, ладони гладили ей кожу. Он опустил руку в воду, ладонью накрыл ее грудь. Пальцы нащупали сосок.

Она резко вдохнула сквозь зубы, толкнула грудь ему в руку.

Прильнула к нему, и он принял на себя ее вес.

Когда он прервал поцелуй, то снова взял ее за руку, повел обратно к лестнице.

– В джакузи будет теплее, – ослепительно улыбнулся он.

Габриель помог Джулии подняться и спуститься в бурлящую, покрытую пеной воду.

Сперва вода обожгла, но, когда Джулия погрузилась по шею, ей понравилось это тепло.

Она посмотрела на Габриеля с ожиданием во взгляде.

Он поднял руки – это было приглашением.

Она подошла к нему и села ему на колени, болтая ногами в воде по обе стороны от него.

Руки огладили изгибы ее талии, там, где она расширялась к бедрам. Он сжал ее, постанывая от желания, и придвинул Джулию ближе.

Ее груди прижались к нему, и Джулия ощутила между ногами его подъем.

Его рука прошла у нее над пупком и направилась ниже, ниже. Габриель поднял голову, чтобы смотреть ей в глаза, и в этот момент коснулся ее пальцем.

Джулия ахнула, взяла его руками за шею, наклонилась вперед.

Он продолжал ее касаться, рука двигалась в вихрях горячей, бурлящей воды. Потом он вдвинул один палец.

Джулия приподнялась, пропуская его глубже.

Он двигался внутрь и обратно, осторожно ее стимулируя, большой палец прижался снаружи.

Когда Джулия почувствовала, что вот-вот кончит, она вытолкнула его руку и крепко за него схватилась. Приподнялась и, направляемая его руками, лежащими у нее на бедрах, медленно опустилась вниз, ему на руки.

Габриель застонал.

Она ухватилась за его плечи и приподнялась, потом медленно, медленно опустилась вниз.

Пальцы Габриеля вдавились ей в бедра, а она подалась вперед по его ногам. А потом она стала подниматься и опускаться, вверх и вниз, и взгляд ее падал то и дело на изображение лестницы Иакова у него на груди.

Габриель снял руку с ее бедра и поднял голову Джулии за подбородок. Впился в нее пылающим взглядом синих глаз.

Вверх и вниз.

Взгляд Джулии упал на его рот. Он прикусил нижнюю губу, когда она снова подалась вперед.

Подъем и спуск. Руки Габриеля стали поднимать ее и опускать, снова и снова. Она терлась об него всем телом.

Он наклонился и поцеловал ее в шею, чуть прихватив зубами кожу.

Джулия подалась вперед, как раз когда он двинул бедрами вверх, руки его были как тиски, не дающие им расцепиться.

Она отодвигалась назад и двигалась вперед. Он дергался и притягивал ее к себе, продолжая движение.

Джулия почувствовала, что он теряет над собой контроль, и простонала, сигнализируя, что она его уже потеряла. Но тут его бедра сместились, и она это почувствовала, великолепное крещендо, и каждый нерв ожил в ее теле. Наслаждение пронеслось по нервам, и Джулия утратила способность шевелиться.

Но шевелился Габриель, подаваясь бедрами вперед.

Голова Джулии упала к нему на грудь, и Габриель замер. Она ощущала его в себе.

Его тело напряглось – и обмякло.

Потом его губы снова оказались у ее шеи, шепчущие поцелуи покрыли мокрую кожу.

– Это стоило того, чтобы ждать.

– Да. – Она обняла его, опустила подбородок ему на плечо. Целую минуту не могла перевести дыхания. – Давай останемся здесь.

Он поцеловал ее в нос.

– Ладно. Но в конце концов мы тут начнем вариться.

– Ладно, вылезем раньше, чем это случится.

Она играла с его волосами, наматывая пряди на пальцы.

Его руки медленно гладили ее по спине, вверх и вниз, массируя.

– Я еще с тобой не закончил.

– Правда?

Она отклонилась, глядя ему в глаза.

– Правда. Тебя ожидают иные наслаждения, если ты вылезешь из джакузи.

– Например, какие?

– Например, одно из тех, которые доктор Рубио явно и узколобо запретила. – Габриель потерся о Джулию носом. – Так что вытираемся и перебираемся на кушетку.

– Я… я не знаю, есть ли во мне силы на еще один невероятный оргазм.

Глаза Габриеля сузились – так всматривается умирающий.

– Я сочту это за вызов.

Он вынул ее из воды и понес по ступеням на балкон. Там он опустил ее на кушетку, завернул в сухое полотенце и вызов принял.

Множество раз.

Глава 60

Джулианна не оставила свет включенным.

Само по себе это решение было практически несущественным. На стене неподалеку горел ночник. Фонари в холле светили свечами без пламени, освещая путь в детскую, где спокойно спала в колыбели Клэр. Но Джулия выключила лампу на ночном столике, когда ложилась спать. Когда Габриель присоединился к ней после долгого вечера в рабочем кабинете, где он переводил Данте с итальянского на английский, в спальне было темно.

Габриель застыл у двери, удивленный этим зрелищем.

Ребекка уснула в холле. После возвращения из аэропорта она работала неустанно, готовя дом к возвращению хозяев. А на ужин приготовила лазанью – одно из любимых блюд Джулианны.

Приехали Аарон и Рейчел, увлеченно рассказывали о своей новой работе. Рейчел привезла стопку подарочных карт «Данкин Донатс», которые Джулия с благодарностью приняла.

Лесли, соседка с орлиным зрением, встретила их домашним яблочным пирогом и рассказами об очень тихой, но весьма бдительной округе Фостер-плейс. Кажется, улучшенная система охраны владения Эмерсонов свои задачи выполняла.

Тем не менее Габриель был удивлен, что в эту первую ночь дома после той истории Джулианна так спокойно спит в темноте.

Он подошел к ее стороне кровати, но при этом чуть не грохнулся, споткнувшись об этого проклятого розового фламинго. Джулианна, одетая в футболку с надписью «Я люблю Майами», поставила его возле себя как сторожевую собаку.

Профессор обогнул садовую скульптуру с отвращением, но позволил себе подавленный смешок. Если Джулианна способна шутить, значит, она не объята страхом. От этой мысли ему здорово полегчало.

Он поцеловал ее в макушку и погладил по волосам. Потом подошел к своей стороне кровати, полюбовался починенной картиной Генри Холидея, гордо висевшей на противоположной стене.

Очки и телефон он положил на ночной столик. Выдвинул ящик, проверяя, что «мементо мори» лежит там же, где он оставил его сегодня. Закрыл ящик, лег рядом с женой и провалился в сон.

Глава 61

Зимние дни февраля и марта в конце концов сменились весной.

Грэхем Тодд прислал по имейлу полное расписание аспирантских курсов, предлагаемых в Эдинбурге, и еще раз вызвался поговорить с Сесилией и с деканом Гарварда. Джулия заверила его, что ситуация у нее под контролем.

Шестого апреля Эмерсоны и Ребекка прилетели в Лондон и поехали в Оксфорд, чтобы Джулия приняла участие в симпозиуме Вудхауза по Данте.

Габриель должен был вернуться в Лондон в день доклада Джулии – в первый день симпозиума. Он должен был записать серию интервью и комментариев по Данте для Би-би-си. Продюсер сказала, что в Лондоне ему надо быть только три дня, то есть он вернется еще до окончания симпозиума.

Но все равно Джулии не хватало его и той поддержки, которую давало ей его физическое присутствие.

Войдя в конференц-зал колледжа Магдалины, она увидела, что там пусто, если не считать лишь одного человека. Указанный человек был ростом шесть футов три дюйма, имел темные волосы и темные глаза. Он был одет неформально – в ковбойку и джинсы, в руке у него была куртка с надписью «Колледж Сент-Майкл».

– Привет, Пол, – неловко поздоровалась с ним Джулия.

Хотя он прислал поздравительную открытку к рождению Клэр, это была первая их встреча после той, когда они оба были в Оксфорде.

– Джули! – Пол побежал к ней и поднял ее в медвежьем объятии. – Как ты? До чего ж я рад тебя видеть.

– Я тоже рада.

Она засмеялась и попросила поставить ее на пол.

– Ой-ой! А профессор здесь?

Он заглянул через ее плечо.

– Нет, он до четверга в Лондоне.

– Слава богу, не даст мне в морду за то, что я тебя обнял. – Пол еще раз ее обнял и отступил. – Как долетела?

– Отлично. Клэр почти всю дорогу не спала, но мы ее развлекали. А у меня все еще джетлаг. – Джулия заправила волосы за уши. – А ты как?

– Нормально. Вчера приехал. Профессор Пиктон встречала меня на вокзале, а вечером мы с ней ужинали.

– Отлично. А твои родители как?

Пол сунул руки в карманы джинсов.

– Все в порядке. Отец все меньше и меньше работает на ферме – из-за сердца. Я ему помогаю, когда могу. А ты отлично выглядишь. Как девочка?

Джулия достала из сумки телефон:

– Помучить тебя фотографиями?

– Это не мучение, я буду рад ее видеть. – Пол всмотрелся в экран. – Как же быстро она растет. И посмотри на эти пышные волосы.

– Она с волосами родилась. Я их ей причесываю.

Джулия показала ему еще несколько фотографий, в том числе ту, где улыбающийся Габриель держит Клэр на руках.

– Никогда не видел профессора таким счастливым, – восхитился Пол. – У Клэр отцовские глаза.

– Ага. Я думала, они изменят цвет и станут как у меня, но они синие, как у него.

Джулия рассеянно коснулась экрана и убрала телефон.

– Послушай, пока никого больше нет, хочу сказать: прости за то письмо, что я тебе послал. Кретин я был.

Джулия подняла голову:

– Ты прости, что так странно все получилось.

Пол неловко развел руками.

– В общем, я те слова беру назад, окей? Хочу, чтобы мы были друзьями, если можно.

– Можно, конечно. – Джулия ощутила во всем теле легкость. – Я по тебе скучала, Пол. У меня не так уж много друзей.

– Ну, это точно неправда. – Пол сменил тему: – Габриель наверняка сильно волнуется за эти сейджевские лекции, да? Ты с ним поедешь?

На этот раз через плечо оглянулась Джулия:

– Я хочу, но профессор Маринелли не подписывает мне отпуск. Я собираюсь еще раз ее попросить на этой неделе.

– А чем мотивирует?

Джулия скинула сумку на пол.

– Я все еще пишу курсовую в Гарварде, и она не хочет перезачитывать курсы из Эдинбурга.

– Это глупо.

– И не говори!

– Ну почему аспиранты всегда брошены на милость своих руководителей?

– Потому что мы любим страдать.

И Джулия вздохнула вздохом побежденного.

– Ты ее помнишь? Профессора Пейн?

– Ага. Хотела бы я ее забыть. – Джулия огляделась. – Можешь себе представить, что почти четыре года назад мы были на семинаре у Габриеля в Торонто?

– Нет, не могу. – Кажется, Пол хотел еще что-то сказать, но кивнул в сторону входа. – А вот и народ подтягивается. У тебя на ланч планы есть?

– Нет.

– Хорошо. Можем вместе поесть в столовой, – предложил Пол, широко улыбаясь.

Джулия кивнула и повернулась навстречу профессору Вудхаузу и остальным участникам симпозиума.

Улыбнулась Сесилии, но не спешила к ней подойти. Джулия осталась с Полом, найдя место рядом с ним, а профессор Вудхауз пошел к кафедре открывать симпозиум.

Пол втихую сунул ей записку. Джулия ее развернула на коленях, чтобы никто не видел, и прочла:

Профессор М. – дура.

Джулии пришлось прикрыть рот рукой, чтобы заглушить смех.

Но она тщательно разорвала записку – а то вдруг попадет не в те руки.

Через сорок пять минут Джулия закончила свой доклад и предложила задавать вопросы.

– Почему мы должны считать, будто св. Франциск Ассизский вообще побывал в круге обманщиков? – спросил у Джулии профессор из Рима. – Гвидо был лжецом и всю историю сам придумал, это совершенно ясно.

– Что он обманщик, ясно, но из исторических источников мы знаем, что некоторые из его утверждений верны. У него был договор с папой. Он стал францисканцем. Проблема в том, что Гвидо вину за судьбу своей души возлагает на других и мешает ложь с правдой. Отделить одно от другого и есть наша задача. Так что хотя возможно, что св. Франциск ему никогда не являлся и все целиком выдумано, но с учетом других фрагментов рассказа Гвидо более вероятно, что история со св. Франциском частью правда, а частью ложь.

Профессор кивнул, и Джулия перешла к другому вопросу – от молодого профессора из Франкфурта.

– Мне очень понравилась ваша статья. Но что вы скажете о пассаже в начале «Ада», где Беатриче просит Вергилия быть у Данте проводником? Просит потому, что сама не может. Вот мне кажется, что та сила, которая мешает Беатриче странствовать по Аду, помешала бы и Франциску появиться в круге обманщиков. Иными словами, Гвидо лжет, что святой являлся к нему после смерти.

– Возможно, что Гвидо лжет, да, – ответила Джулия. – Но опять-таки вся остальная его речь – смешение лжи с правдой. Вопрос о Беатриче и Вергилии – хороший вопрос. Она просит Вергилия помочь, но еще она говорит, что не страшится огней Ада и что жаждет вернуться в Рай. Так что, может быть, дело в том, что Ад она посетить может, но лишь ненадолго, и поэтому не может сама быть проводником у Данте. Если св. Франциск находится в той же ситуации, то он не может пребывать в Аду, но посетить его на краткое время – вполне.

– В вашем ответе слишком много «может быть», – пошутил профессор из Лидса, но очень добродушно. – Я понимаю, почему профессор Вудхауз так хотел устроить симпозиум, где эти «может быть» можно будет разобрать. Спасибо.

Джулия слегка покраснела. И вздохнула с облегчением, когда вопросов больше не последовало и все захлопали.

Она села рядом с Полом, а на кафедру взошел сам Вудхауз со своим докладом.

– Отличная работа, – шепнул Пол, исподтишка показав большой палец.

– Спасибо. Мне жаль, что тебе пришлось слушать ее еще раз, – прошептала она в ответ.

– На второй раз она слушается даже лучше.

Пол подмигнул ей и стал слушать доклад Вудхауза.

Глава 62

Габриель стоял в номере «Горинг-отеля» в Лондоне и смотрел на улицу.

Было уже за полночь. Он пропустил звонок от Джулианны и Клэр по FaceTime – уходил на ужин с Элеанор – продюсером Би-би-би, Мэйтом Торресом – телеведущим и деятелями университета, которых собрала Элеанор для своего документального фильма.

Как гибрид «Выжившего» и «Телешоу антиквариата», – подумал он, – только антиквариат – это ученые. Ну, конечно, кроме него.

Он из чувства долга попробовал чай, жалея, что это не скотч. И жалел, что сейчас находится в роскоши тщательно убранного просторного номера «Горинга», а не в тесных комнатушках в колледже Магдалины вместе с Джулией и Клэр.

Роскошь он, конечно, любил, но без любимых она была пустой. Не валяются на полу игрушки, споткнувшись о которые ночью, можно от души выругаться. Салфеток нет – вытирать детскую отрыжку.

Он принюхался. И подгузников тоже нет.

Всю эту роскошную обстановку, все эти изысканные ужины в Лондоне и (надо признать) интересные беседы со всемирно известными специалистами по Ренессансу Габриель с радостью променял бы на возможность уложить Клэр спать и почитать ей на ночь не слишком глубокомысленное «Баю-баюшки, луна».

Это преображающая благодать семьи. Это его наследие и его будущее. Ничто не давало ему такого удовольствия, какое он испытывал в присутствии жены и ребенка. Хотя он знал, что будут в его жизни времена, когда им придется расставаться, он был твердо намерен сократить эти периоды, насколько возможно. Потому без них его шикарная, вычурная, научная жизнь становилась пустой и жалкой.

Может быть, именно такое осознание заставило Данте написать «Божественную комедию». Без такой огромной любви жизнь его стала ничтожной. И он должен был написать что-то великое, чтобы описать свои переживания адекватно.

Габриель отставил чай и подошел к письменному столу у стены напротив. Взял телефон и сделал то, что когда-то поклялся себе не делать: снял свой автопортрет. И на нем ласково улыбался.

Надев очки, он несколькими движениями пальцев прикрепил фотографию к письму, направленному Джулии. Он рассказывал о том, как провел день и вечер, и написал очень конкретный привет дочери:

ПАПА ТЕБЯ ЛЮБИТ, КЛЭР.

ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО И СЛУШАЙСЯ МАМУ.

СКОРО УВИДИМСЯ.

XO

Нажал «отправить».

Ложась спать, подумал, как через несколько часов Джулия откроет письмо, как покажет фотографию Клэр, и Клэр будет пальчиком на него показывать.

Он был отцом Клэр, и из всех титулов профессора Эмерсона этот, наверное, был теперь самым важным.

Глава 63

Следующая пара дней была самой длинной в жизни Джулии – или казалась таковой.

Ей нравилось на симпозиуме, и она набрала кучу идей для своей диссертации, но Сесилия держалась по-прежнему холодно и отдаленно, особенно в присутствии Кэтрин Пиктон.

Джулия почти все дневное время проводила с Полом и Грэхемом – когда не бежала к себе домой кормить Клэр. Она была благодарна Ребекке, которая водила Клэр гулять и навещать крестную Кэтрин (профессор Пиктон даже пропустила пару заседаний, чтобы сопровождать малютку в прогулках по Оксфорду).

Сегодня Габриель должен был вернуться из Лондона дневным поездом. Они все время общались по электронной почте и по FaceTime, но днем и по вечерам он был занят.

Габриель описывал коллег как экспонаты Британского музея. И с самым серьезным видом предлагал гипотезу, будто некий профессор из университетского колледжа Лондона старше Розеттского камня.

А Сесилия во время утреннего перерыва на кофе вдруг заявила, что завтра летит в Америку – значит, больше Джулии ждать было нельзя. Она должна была снова попросить Сесилию утвердить ей заграничный семестр в Эдинбурге. И поэтому Джулия в четверг после обеда стояла перед дверью временного кабинета Сесилии в новом здании колледжа Магдалины, борясь со страхом и сомнениями.

Сделав глубокий вдох, Джулия постучала.

– Войдите! – отозвалась Сесилия.

Джулия приоткрыла дверь:

– У вас найдется минута?

– Разумеется.

Сесилия показала на стул, и Джулия села. Кабинет был маленький, но уютный, с окном, выходящим на Гроув. Неподалеку стадо оленей щипало траву. Среди них был заметен горделивый белый олень – эмблема колледжа.

Стол Сесилии был усыпан статьями и книгами, ноутбук открыт. Видимо, ее застали в процессе письма.

Она вежливо ждала, пока Джулия заговорит.

Джулия порылась в сумке, которую ей подарили Рейчел и Габриель несколько лет назад. Вынула лист бумаги и протянула его Сесилии.

Сесилия посмотрела вопросительно:

– Это что?

– Это список аспирантских курсов по итальянистике, которые начинают читаться в Эдинбурге.

Взгляд Сесилии стал ледяным. Она пробежала список и вернула его Джулии.

– Курс Грэхема Тодда по Данте хорош. Но я не вижу, чем курс по современному итальянскому кинематографу будет полезен твоей диссертации.

– Здесь есть курс по влиянию Библии на литературу Ренессанса, – тихо возразила Джулия. – Есть курс по средневековой поэзии.

– Курсы, предлагаемые в Гарварде, интенсивнее и более подходят к предмету твоих исследований. Я буду читать сравнительный курс по Вергилию и Данте, который тебе необходимо прослушать.

Сесилия говорила совершенно непреклонно.

Джулия посмотрела на список курсов, медленно провела пальцем по одному из заглавий.

– Вы не утвердите мне семестр за границей?

– Нет.

Джулия всмотрелась в лицо Сесилии, ища малейших признаков сомнения. Их не было. Она покорно вложила список обратно в сумку, закрыла ее.

– Спасибо вам за потраченное время. – Джулия встала и пошла к двери. – Мне было очень приятно с вами работать.

– Все будет хорошо. – Сесилия позволила себе слегка улыбнуться. – Многие академические пары живут в гостевом браке. Вы с Габриелем отлично поездите друг к другу с годик.

Джулия посмотрела на ручку двери – рукой достать. Обернулась лицом к руководительнице.

– Я не буду жить со своим мужем в гостевом браке. У профессора Тодда интересные темы, и он меня пригласил быть ассистентом на его курсах для студентов.

Сесилия сняла очки, и вид у нее был сердитый.

– Я только что тебе сказала, что не утвержу перезачет этих курсов. Они не подходят под твою программу, а это значит, что ты не сможешь зимой сдавать экзамены.

– Я поняла. Я собираюсь обратиться к профессору Мэтьюзу и подать заявление о смене руководителя.

Сесилия заморгала, будто не ожидала такого ответа.

– С кем ты будешь работать?

– С профессором Пиктон. Она посмотрела на курсы Эдинбурга и согласилась быть моим руководителем. Ее работа в Гарварде начинается в августе.

– Ты все это обделала у меня за спиной.

Тон у Сесилии был обвиняющий.

– Лишь как последнее средство.

– Я не буду участвовать в комиссии по твоей защите. – Сесилия перешла на итальянский. – Ты рубишь сук, на котором сидишь, отказываясь от наших осенних курсов ради соблазнительных обещаний в Эдинбурге. Я не стану читать твою диссертацию и не дам тебе рекомендательного письма, когда ты будешь искать работу.

Джулия отпрянула. В воздухе слова Сесилии были всего лишь звуками, сцепленными друг с другом, но в мире Джулии это были стрелы, главная цель которых – угроза, а потом поражение. Возможные работодатели отметят отсутствие Сесилии в диссертационном комитете Джулии. Они заметят отсутствие рекомендательного письма в деле Джулии. И не только работодатели – все комиссии по стипендиям и распределяющие гранты ведомства тоже отметят отсутствие подтверждения от профессора Маринелли.

Насколько понимала своего профессора Джулия, Сесилия не блефовала. Ее стрелы найдут свою цель, и эта цель – репутация Джулии.

Она чувствовала нападение и чувствовала, что ранена. Раньше у них с Сесилией были теплые отношения двух коллег, двух профессионалов. Сесилия поощряла ее взять отпуск по родам. Сейчас все это разлетелось вдребезги.

Когда-то один профессор уже избрал ее мишенью для своего порицания. Когда Габриель еще не знал, кто она такая, он встретил ее в своем кабинете в Торонто и сообщил, что отношения профессор—студентка у них не сложились. Она ушла из кабинета, ощущая унижение. (И оставила ему под столом ненамеренный сюрприз.)

Но Джулианна уже не была той застенчивой неловкой девушкой. И она не даст использовать себя как пешку в чужой игре академических самолюбий.

Они с Габриелем пережили месяцы разлуки до того, как поженились. И сколько бы им еще ни прожить, Джулия все сделает, что в ее силах, чтобы никогда больше с ним не разлучаться.

Она все сделает, чтобы защитить Габриеля от него самого, чтобы он не чувствовал необходимости отказываться от лекций, только чтобы остаться с ней в Массачусетсе. Она не уступит профессору Маринелли, пусть это и означает навлечь на себя ее несправедливое гонение.

– Мне очень жаль, что ты так это воспринимаешь, Сесилия. Всего тебе наилучшего.

Джулия вышла, высоко держа голову. Профессор Маринелли не увидит ее отчаяния.

Глава 64

Клуатры колледжа Магдалины были невероятно живописны. Джулия прислонилась к опоре открытой арки, разглядывая мелкую резьбу, идущую вдоль стен. К. С. Льюиса, профессора и писателя, эта надпись вдохновила включить ее в книгу «Лев, колдунья и платяной шкаф» – одну из любимых книг Джулии.

При первом посещении Оксфорда они с Габриелем жили в этом колледже. И она ночью тайком вставала посмотреть на эту надпись. Но не осмеливалась выйти на тщательно ухоженный газон днем из страха быть выселенной.

В голове она снова и снова прокручивала разговор с Сесилией, соображая, можно ли было провести его иначе. Думала, что, быть может, если бы она раньше не поднимала эту тему, Сесилия была бы более сговорчивой.

Конечно, работать с профессором Пиктон – честь, но Джулии нравилось работать с Сесилией. Она считала свою руководительницу другом. Такое горькое расставание не сможет не отравить весь остальной период ее аспирантуры и всю ее последующую карьеру. Вся мощь волшебства Кэтрин не помешает Сесилии давать уничтожающие характеристики Джулии и ее работе – если она решит так поступить.

Структура академической среды очень похожа на феодальную.

– Аслана ищешь? – спросил жизнерадостный голос.

Сбоку к ней подошел высокий и широкоплечий мужчина. Джулия подняла глаза, увидела лицо Пола Норриса и от души обрадовалась.

– Если бы.

Жизнерадостная манера Пола испарилась сразу же, как он увидел ее заплаканные глаза.

– Что случилось?

– Сесилия не утвердит мне семестр за границей в Эдинбурге. Когда я ей сказала, что в таком случае сменю руководителя, она ответила, что не войдет в мою диссертационную комиссию и не даст мне рекомендательного письма, когда я буду искать работу.

– Черт. Сочувствую. – Пол подвинулся, встал в ту же арку, что и Джулия. Сунул руку в карман и достал бумажный платок. – На, возьми.

– Спасибо.

Джулия благодарно взяла платок и вытерла нос.

– Я так понимаю, что Сесилия не передумает?

– Она тверда как алмаз.

Пол выругался.

– Возмутительно. У тебя последний семестр курсов. В Эдинбурге есть программа по итальянистике, и там есть Грэхем. Какая муха ее укусила?

– Долгая история, но в основном, я думаю, она злится, что не ей дали сейджевские лекции. Наш декан ее немножко припек, и вот она отыгрывается на мне.

– Ну это же фигня какая-то!

– Аспиранты – пешки. Или кролики.

Пол посмотрел непонимающим взглядом.

– Ты притчу о крольчихе и пишмашинке знаешь? – спросила Джулия.

Пол покачал головой.

– Сидит крольчиха у себя в норе и бешено колотит по клавишам машинки. Стучит дни и ночи и, наконец закончив, вылезает со своим проектом. А возле норы сидит лев, который все это время всех отпугивал.

– И лев крольчиху съедает, – предположил Пол.

– Нет, лев крольчиху защищает, чтобы успела проект закончить.

– Джули, не понял. Наверное, стоит тебе сесть и выпить чего-нибудь холодного.

– Крольчиха – это аспирант, а лев – хороший руководитель диссертации.

Пол минуту смотрел в глаза Джулии.

– Тут опять какая-то фигня. Кто захочет работать со львом?

– Смысл в том, что нужен такой руководитель, которому хватит силы и влияния защитить тебя от всех прочих зверей, готовых напасть.

Пол потер лоб:

– Как я рад, что уже не студент и не аспирант. Я думал, что с Габриелем работать плохо. И с каким же львом ты будешь теперь работать?

– Кэтрин Пиктон.

Пол осклабился:

– Да, это всем львам лев. История, как она позвонила Кристе Петерсон и сообщила, что та не приглашена на оксфордскую конференцию, стала легендой. Мемом стала запись, где Кэтрин орет: «Бред сивой кобылы!»

– Хотела бы я это видеть.

– Я тебе перешлю. Я знаю, что Сесилия делает отличные работы, но профессор Пиктон получше будет. Я бы не задумываясь предпочел Кэтрин Сесилии.

– Я люблю Кэтрин, это ты знаешь. Но не люблю я бросать дело.

Пол дружески толкнул ее в плечо:

– Ты не бросаешь. Ты берешься за дело побольше и получше. Есть разница.

Джулия слабо улыбнулась:

– Спасибо.

– А о чем ты будешь писать диссертацию?

– Я еще только составляю предложение, но хотелось бы написать о Гвидо да Монтефельтро, св. Франциске и смерти сына Гвидо. Я бы хотела провести сравнение двух версий смерти.

– Мне нравится твое прочтение причин явления Франциска. Можешь добавить что-нибудь из его агиографии.

Джулия улыбнулась шире.

– Вот я об этом и думаю. Могу поговорить о контрасте францисканской духовности и политических махинаций Гвидо.

– Тогда этот симпозиум для тебя идеален.

– Здесь просто здорово. Все так добры ко мне. Мне предложили множество книг и статей для исследований. Я чувствую, что продвигаюсь в своих поисках.

– Это хорошо. – Пол повернулся вполоборота, чтобы лучше видеть Джулию. – А профессор Пиктон согласилась быть у тебя руководителем?

– Да. Мне еще нужно получить утверждение от декана, а Кэтрин – заполнить форму. Но она не может этого сделать, пока не начнет работу в Гарварде, а это будет в августе. Так что я на какое-то время безнадзорная.

Тут у Пола зазвонил телефон. Рингтоном была «Гуантанамера».

Джулия посмотрела на него с любопытством:

– Кубинская музыка?

Пол покраснел:

– Одна моя подруга выбрала для себя этот рингтон.

– Хм.

Джулии хотелось спросить, кто эта подруга, но она подумала, что вопрос может быть слишком деликатным. Пол будто прочел ее мысли.

– Ее зовут Элизабет. Мы вместе работаем… – Он резко замолчал и сбросил вызов. – Ну, там все сложно.

– Иногда «все сложно» превращается в «классно».

И Джулия ободряюще улыбнулась.

– Иногда. – Пол убрал телефон в карман. – Слушай, а ты счастлива? Я имею в виду, твоя жизнь тебя устраивает?

– Ты меня встретил в неудачный момент, но если в целом, то да. Я пришла к заключению, что влюбиться легко, это жить сложно. Но я не променяла бы свою жизнь ни на чью другую, пусть она и не всегда идет так, как я надеюсь.

– Я рад, что ты счастлива. – Пол опустил глаза к ботинкам. – Ты заслуживаешь счастья, Крольчиха.

– Спасибо. Ты всегда был отличным другом.

В порыве нежности Джулия прижалась к его плечу.

В ответ он крепко сжал ее руку.

Несомненно, то был интимный обмен жестами, но рожденный истинной привязанностью и дружбой. Пол в тот момент знал, что Джулия его любит. И пусть эта любовь не романтическая, но она верная и глубокая. И он надеялся, что именно такая любовь будет сопровождать их всю жизнь, пусть у него есть любовь иного рода с другой женщиной.

Они отодвинулись друг от друга одновременно, застенчиво улыбаясь и опустив глаза.

Рядом зазвучали шаги, и Джулия увидела, как к ним приближается Габриель, везя коляску с Клэр. Девочка была босиком и радостно болтала ножками в воздухе, прижимая к груди игрушечного зайчика.

Пол наклонился к Джулии и заговорщически прошептал:

– Я вижу, мой кролик имел успех.

– Не говори этого при Габриеле, но это ее любимая игрушка, – прошептала в ответ Джулия. – Она без него никуда.

– У девочки великолепный вкус.

Габриель, подойдя, приветствовал Джулию поцелуем, а потом протянул руку своему бывшему студенту:

– Привет, Пол!

– Здравствуйте, профессор Эмерсон.

Они пожали друг другу руки. Профессор заколебался, оценивая собеседника взглядом синих глаз. Удовлетворенный увиденным, он сказал:

– Пожалуй, лучше будет, если вы станете называть меня Габриелем.

От удивления Джулия разинула рот.

Пол явно не ожидал такого предложения, но быстро пришел в себя.

– Привет, Габриель, – повторил он послушно.

– Когда ты вернулся? – спросила Джулия, крепче обычного обняв мужа.

– Совсем недавно. Заехал прямо в номер оставить вещи, взял Клэр и пошел тебя искать. Дон Вудхауз сказал, что видел тебя где-то тут.

– Пол, это Клэр.

Джулия наклонилась и поцеловала ребенка в макушку.

– Здравствуй, Клэр!

Пол потянулся за зайчиком, которого она держала в руках.

Клэр потянула зайчика на себя.

– Ба-ба-ба! – сказала она, будто выговаривая ему.

– Я не заберу твоего Бабаба. Обещаю. – Пол выпрямился. – Сколько ей?

– Недавно исполнилось семь месяцев, – ответила Джулия. И спросила у девочки, как прошло утро. Та в ответ что-то залепетала.

– Кэтрин нас пригласила на ужин в колледж Всех Святых, – объявил Габриель. – Нас ожидают в шесть тридцать. Требуется соответствующая одежда.

Профессор подавил желание оглядеть небрежную одежду Пола – джинсы да ковбойка. Все же он поправил воротник безупречной крахмальной рубашки – возможно, бессознательно.

– Это великолепно, спасибо. – Пол показал в сторону библиотеки. – Мне надо кое-что посмотреть к завтрашнему заседанию. А потом, наверное, я переоденусь и встречусь с вами у Всех Святых вечером.

Габриель церемонно кивнул.

– Спасибо, Пол!

Джулия благодарно улыбнулась ему, и он направился в библиотеку колледжа Магдалины.

– И тебе спасибо. – Она еще раз обняла мужа. – Спасибо, что вел себя с ним приветливо. Он всю эту неделю меня морально поддерживал. Я так радовалась, что он тут оказался – особенно когда Сесилия меня окатила ледяной водой.

– Что-то в нем переменилось. – Габриель глядел куда-то вдаль. – Он иначе стал к тебе относиться.

Джулия закрыла глаза и открыла их снова.

– Не постигаю, как ты мог это понять за те несколько секунд, что вы виделись.

– Назовем это инстинктом мужа. – Габриель внимательно посмотрел на жену. – Что там с Сесилией?

Джулия почесала затылок.

– Я недавно ходила к ней. И встретила Пола, когда вышла из ее кабинета.

Габриель отвел руку Джулии от затылка и задержал в своей руке:

– И что она сказала?

– Ты будешь мной гордиться. Я ей сказала, что меняю руководителя.

– Я всегда тобой горжусь. – Габриель посмотрел ей в глаза. – Но ты уверена, что хочешь так поступить?

– Абсолютно. – Джулия подалась к нему. – Она злобная. Злобная и мстительная. Я даже не собиралась ей говорить, с кем буду работать. Просто сказала ей спасибо и попыталась уйти, но она потребовала подробностей. А когда я ей сказала, что буду работать с Кэтрин, она сказала, что не будет участвовать в моей диссертационной комиссии. И что рекомендательного письма на работу тоже не даст.

– Но это абсурд! – взорвался Габриель. – Ты с ней работала больше двух лет. Хотя бы на этом основании она тебе должна дать рекомендацию.

– Она не даст. – Джулия выпрямилась, глаза ее сверкнули. – И вот тут я поняла, что делаю правильный выбор – не только в смысле нас с тобой, но и в смысле своей карьеры. С человеком, у которого такие мотивы, я работать не хочу. Не хочу, чтобы надо было ходить на цыпочках из страха, что она в любой момент от меня откажется. Кэтрин никогда бы так не поступила.

Габриель привлек к себе Джулию, ткнувшись лицом ей в шею.

– Значит, ты едешь со мной в Эдинбург?

– Да. Надо позвонить Грегу Мэтьюзу и объяснить ему ситуацию. А Кэтрин я проинформирую за ужином.

Габриель крепче прижал к себе Джулию.

– Я на Сесилию зол как черт. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я поговорил с ней?

– Не надо, я сама справилась. Даже если бы Сесилия не была такой злобной, я не дала бы ей нас разлучить. Я просто хотела дать ей возможность поступить правильно.

– Терпение – один из величайших твоих пороков.

– Я думала, терпение – добродетель.

Он отодвинулся, чтобы посмотреть ей в глаза:

– В моем случае – несомненно так. В твоем – и близко нет.

Джулия рассмеялась.

– Университет Эдинбурга предлагает нам таунхаус на Драммонд-стрит, недалеко от Старого колледжа, – радостно объявил Габриель. – Там на углу потрясающая кофейня и тротуары широкие – для коляски.

– Дом придется оборудовать средствами безопасности для ребенка. Клэр к тому времени уже начнет ходить.

– Правда? – Габриель запустил пальцы в волосы. – Так скоро? Это чудесно. Будем с ней вместе исследовать город и всю прочую Шотландию.

– Я думаю, ты будешь сильно занят своей лекторской деятельностью. А я буду слушать курсы и вести занятия по курсу Грэхема Тодда, если он все еще будет согласен меня взять.

– Это будет для него подарком. А путешествовать мы будем по уик-эндам. И по праздникам.

Он схватил Джулию на руки, взметнул к потолку и закружил.

– Поставь меня! – заверещала она, цепляясь за его плечи. – Сейчас профессор Вудхауз нас увидит и отсюда вышвырнет.

– Сомневаюсь. Думаю, Дону тоже случалось когда-то кружить в клуатрах симпатичных девиц.

Габриель смеялся с ней в унисон. Клэр в коляске стала издавать звуки, требуя внимания.

– Клэр, привет! – Джулия помахала ей рукой. – Потерпи, мама и папа разговаривают.

– А как же наш дом в Кембридже? – спросила Джулия, оказавшись наконец на полу. – Как же Ребекка?

– Надеюсь, что Ребекка поедет с нами, потому что нам нужна ее помощь, – твердо сказал Габриель. – А что ты думаешь, если пустить посторожить дом Рейчел с Аароном, пока нас не будет? Они присмотрят за домом и сэкономят деньги на съеме жилья.

– Я думаю, что это отличная мысль. – Джулия закрыла глаза, отвлекшись на мысль о том, сколько всего придется сделать для подготовки переезда в Шотландию.

Габриель снова поймал ее за руку, потрогал венчальное кольцо.

– Я так рад, что мы поедем в это путешествие вместе. Знаю, что мы будем очень заняты, и знаю, что придется приспосабливаться. Но жизнь в Эдинбурге – это будет приключение.

Синие глаза сверкнули.

– А я уж думала, что ты хоббит, предпочитающий сидеть в теплой и надежной хоббичьей норе в Кембридже и презирающий всякие авантюры.

Габриель возмущенно фыркнул:

– Я больше похож на Арагорна, чем на хоббита.

– Да, пожалуй.

Она поцеловала его, и хмурость его исчезла.

– Но нельзя терять ни минуты. Ты должна немедленно позвонить Грегу Мэтьюзу. – Габриель взял коляску и рукой показал Клэр направление, куда они сейчас пойдут. – А я позвоню кому-нибудь из тех, кто шьет килты в Эдинбурге, чтобы сделали килт для Клэр.

– Я не знала, что у Эмерсонов был свой тартан.

– Не было, но есть тартан Кларков. Она будет носить шотландку в честь Ричарда и Грейс. И кажется, есть тартан Митчеллов. Надо будет сделать килт в честь твоего отца.

– Я была бы рада. – Джулия взяла Габриеля под руку. – Но раз мы строим планы на Шотландию, надо учесть еще один момент.

– Все что угодно.

Джулия грустно улыбнулась:

– То «мементо мори». Прежде чем мы пригласим Рейчел и Аарона стеречь дом, не должны ли мы убедиться, что вор не явится снова?

Габриель посмотрел на Клэр, она на него в ответ. И улыбнулась, показав десны.

Габриель расплылся в улыбке. Но когда он повернулся к Джулии, лицо его стало серьезным.

– Этот предмет по-прежнему у нас. Еще у нас есть набросок портрета вора. В кембриджской полиции дело не закрыто. Я постоянно навожу справки, но пока что ничего не нашел. Мне кажется, что вор сейчас уже повторил бы попытку, если бы хотел и мог. Либо он не нашел коллекционера для сбыта наших картин, либо ему помешала система охраны.

– Так что Рейчел и Аарону ничто не грозит?

– Когда они приедут, будет уже сентябрь. Взлом был в декабре. И шансы, что вор повторит попытку, на самом деле будут очень малы.

– Хорошо. – Джулия опять взяла его под руку. – Наверное, фигурку какое-то время надо будет подержать у себя. А потом анонимно подарить палаццо Риккарди. Наверняка там обрадуются.

– И еще как. – Габриель повел коляску дальше, Джулия шла рядом.

Клэр обернулась на сиденье и показала пухлым пальчиком на Габриеля:

– Папапапапа!

Габриель чуть не полетел носом вперед – так резко он остановился. Обойдя коляску, он присел перед Клэр.

– Папа! – Он показал на себя. – Папа.

– Папа, – повторила Клэр. И закивала головой: – Папапапа!

– Именно так, принцесса! – Он еще раз показал на себя: – Папа.

– Папапапа, – повторила Клэр, хлопнув в ладоши, схватила своего зайчика и стала его жевать.

– Папа, – шепнул Габриель. Как будто не себя назвал, а читал молитву.

– Я пыталась сперва научить ее говорить «мама». – Джулия тронула Габриеля за плечо. – Но у Клэр, как у ее отца, всегда свое мнение.

– Мне нравится, что у Клэр, как у ее матери, всегда свое мнение.

Он взъерошил Клэр волосы и встал.

– Так трогательно. – Он на секунду сжал губы (и если бы вы ему сказали, что у него слезы на глазах, он бы вам ответил, что это аллергия). – Куда мы идем? Я как-то забыл, что мы сейчас делаем.

Джулия взялась за коляску.

– Мы идем домой, и я буду звонить Грегу Мэтьюзу. А потом я буду снимать на видео, как Клэр тебя называет «папа». Сохраним на будущее, и я разошлю это всем родственникам.

– Идеально.

Габриель зашагал с Джулией в ногу, внимательно поглядывая на Клэр.

Этот момент – с семьей, с именем, которым только что наградила его любимая дочь, с перспективой нового совместного приключения в Шотландии, – был самым счастливым, самым исполненным надежд в его жизни. Какие бы трудности и опасности ни ждали их с Джулианной, встретят они их как единая семья.

Таково было обещание Габриеля.

Благодарности

Я в долгу у Кембриджа, Бостона, Селинсгроува, Эдинбурга, Лондона, Колоньи, Церматта, Майами, Флоренции и Оксфорда. Спасибо за гостеприимство и за вдохновение. Все цитаты из «Божественной комедии» Данте взяты из перевода Генри Уордсворта Лонгфелло. Все цитаты из «Новой жизни» взяты из перевода Данте Габриеля Россетти.

Я благодарю Криса, который прочел все черновики и дал им ценную конструктивную критическую оценку. Я благодарен Дженнифер и Нине за их обширные комментарии и поправки.

Мне было очень приятно работать с Синди Хван, моим редактором, и Кэсси Ханьян, моим агентом. Я благодарен Ким Шефлер за указания и советы.

Мой издатель Нина Боччи безустанно трудится над продвижением моих работ и помогает мне ориентироваться в социальных сетях, что дает возможность держать связь с читателями. Я горд тем, что вхожу в ее команду. Она сама – настоящий писатель, и я искренне рекомендую ее романы.

Я благодарен Эрике за дружбу и поддержку. Еще я хочу сказать спасибо многим книжным блогерам, потратившим время на чтение и обзор моей работы.

Особенно я хочу поблагодарить вас, мои читатели, за ваш огромный энтузиазм. Эта книга написана мною для вас с благодарностью. Редактируя этот роман, я узнал, что Тори, издавна читавшей меня и поддерживавшей, больше нет с нами. Тори была моей первой читательницей, и это она заразила своей любовью к Профессору и его семье своих родных и друзей. Ее доброго сердца и поощрительного слова всегда будет очень недоставать.

Хочу поблагодарить Muses, Argyle Empire, FS Meurinne, Fox Den, читателей со всех концов света, ведущих аккаунты в соцсетях SRFans и TMITBS, читателей, записывавших подкасты о моих романах на английском, испанском и португальском языках. Спасибо вам за вашу постоянную поддержку.

Еще я благодарен Тоске Маск и ее команде на Passionflix, которые сделали фильм по книгам о Габриеле.

И, наконец, я хотел бы поблагодарить читателей за то, что продолжают со мной этот путь. Мы с вами – всемирное и разнообразное сообщество, поддерживающее всех, кто в него входит. И я с благодарностью ощущаю себя его частицей.

С.Р.