Читать онлайн Без права на развод

Без права на развод

Наталья Шагаева

ПРОЛОГ

Выхожу на улицу, включаю уличный светильник и улыбаюсь, глядя, как красиво ночью в витрине смотрится композиция из полевых цветов. Это единственная вещь за последнюю неделю, которая меня радует и немного отвлекает от всего, что творится в моей жизни. Я искреннее верю, что у меня все получится. Мои тоска и депрессия никому не нужны. С рождением дочери я перестала принадлежать себе. Теперь я обязана жить ради моей крошки. Если бы не она, я бы, наверное, давно сломалась. Каждый новый день, когда мне не хочется просыпаться и окунаться в реальность, я целую и обнимаю свою малышку, которая заставляет меня жить.

Запираю салон, ставлю на сигнализацию и медленно иду домой по центральной улице. До дома недалеко, улица, несмотря на вечер, людная и хорошо освещенная, поэтому я гуляю, рассматривая витрины магазинов, вывески ресторанов и кафе. Покупаю в кафетерии большой стаканчик любимого латте с миндальным топпингом, грею руки и медленно бреду вперед. Это своего рода терапия — я дышу прохладным осенним воздухом и рассматриваю людей, пытаясь угадать, кем они являются, тем самым напоминая себе, что жизнь продолжается, а не вертится вокруг мужа.

— Лерка! Лера! — оглядываюсь, ищу глазами голос, который меня зовет, и вижу, как ко мне спешит Сергей. Мы учились в одной школе, жили в одном дворе и дружили по-детски. Он провожал меня после уроков домой, держал за руку и даже целовал на выпускном, признаваясь в любви. Но потом родители отправили его учиться в Европу, и наши детские отношения закончились. Я не узнала бы его, если бы ни родинка на щеке.

— Сережа?! — удивлённо спрашиваю я, не веря своим глазам. Он возмужал, бороду отрастил, как сейчас модно. — Тебя не узнать, такой высокий, стильный, — осматриваю его тёмно-серое пальто с высоким воротником и темно-сиреневую рубашку под ним.

— А ты, как всегда, красотка, — усмехается Сергей.

— Льстишь, конечно, но приятно, — я знаю, что похудела, и круги под глазами от бессонных ночей. Я совершенно не накрашена, и непослушные волосы выбиваются из небрежного пучка. На мне черные брюки, белая водолазка и простая куртка. Всю свою брендовую одежду я оставила в прошлой жизни.

— Не льщу, ты прекрасна, — улыбка у Сережки искренняя, мальчишеская, не то что у Артура — всегда надменная и двусмысленная.

— Спасибо, — улыбаюсь, потому что рада его видеть. Он — как что-то родное из прошлого, когда я была беззаботна и верила в людей.

— Спешишь? — спрашивает Сережа и подставляет мне предплечье. Медлю, а потом обхватываю его, и мы идем вместе. Я не видела его несколько лет, но мне так легко и спокойно с ним. — Может, поужинаем вместе? Так хочется с тобой пообщаться, узнать, как ты тут жила без меня.

— Не сегодня, мне домой нужно, меня дочка ждет.

— Оу, и муж имеется? — он пытается улыбаться, но выходит натянуто. Не ожидал Сережка. Я сама не ожидала, все так стремительно…

— С мужем все сложно… — автоматически сжимаю предплечье Сергея, вспоминая Артура. Хотя кому лгу? Я никогда его не забывала, ни на секунду. Его имя выжжено на сердце, это клеймо, которое постоянно кровоточит. — Не хочу сейчас об этом говорить.

— Прости. Хотел бы посмотреть на твою дочку. Сколько ей?

— Полтора года. Даной зовут.

— Красивое имя, — мы заходим в наш двор, и Сергей тянет меня к качелям, на которых мы когда-то проводили очень много времени. И я поддаюсь, потому что меня затягивает ностальгией и детскими воспоминаниями. Мы садимся на качели и начинаем раскачиваться. Во дворе темно, но площадка освещается фонарём. Я хохочу как дура, мне так не хватало последнее время этой легкости. Я рада встретить Сережу и на время выдохнуть. Сергей рассказывает о Барселоне, какие-то забавные случаи, и я постоянно смеюсь, не прекращая раскачиваться.

Где-то позади в темноте громко хлопает дверь машины, и я напрягаюсь, прекращая смеяться. Ничего еще не вижу, но уже по шагам знаю, что это ОН. Я чувствую этого мужчину на расстоянии, всегда чувствовала, по биению сердца, по мурашкам на коже и по внезапному волнению, а теперь и по приступу страха, сдавливающего грудную клетку.

— Сереж, уходи… — голос пропадает, оглядываюсь и вижу силуэт Артура, приближающегося к нам. Четко виден красный всполох сигареты, когда он затягивается. А говорил, что бросил…

— Что?

— Я прошу тебя, просто уходи! — уже громче говорю я, потому что понимаю: мой муж способен на все, а Сережка здесь ни при чем. Мне страшно за него.

— Да что происходит? Кого ты боишься?! — Сергей следит за моим взглядом и останавливается на Артуре, который уже проходит на площадку.

— Это мой муж. Пожалуйста, уходи! — умоляю его я почти плача, но, видимо, уже поздно.

— Ты его боишься? — Сергей берет меня за руки, и это его фатальная ошибка. Качаю головой и закрываю глаза в ожидании взрыва.

— Руки от нее убрал! — вздрагиваю, слыша яростный голос, и сама вырываю ладони, отступая от Сергея.

— Я не знаю, что тут у вас происходит… — Сергей наступает на Артура, пытаясь отгородить меня. — Лера тебя боится, и я не позволю… — Сергей не успевает договорить, потому что получает прямой в челюсть, и Сергей падает от неожиданности. А я зажимаю рот рукой, впадая в ступор.

— Не тебе, сука, решать, что мне позволять с моей женой, а что нет! — Артур не дает ему встать, налетает сверху, начиная добивать. Сильно, жестоко, разбивая лицо в кровь.

— Артур! Прекрати! Это просто мой школьный друг! — кричу я, приходя в себя. Но муж не реагирует, словно меня нет.

— Еще раз увижу тебя рядом с Валерией — сделаю инвалидом! — Артур рычит, словно зверь, и наносит еще один удар, ломая Сергею нос. А он ничего не может ответить, кажется, он дезориентирован с первого удара. И во всем виновата я! Не нужно было с ним разговаривать и качаться на этих чертовых качелях.

Хватаю Артура за плечи, пытаясь остановить, но он дергается, отталкивая меня с такой силой, что я лечу назад, падая на железную горку. Вскрикиваю, ударяясь затылком. Больно до потемнения в глазах, и я оседаю, хватаюсь за поручни.

На некоторое время выпадаю из реальности, пытаясь справиться с головокружением. Но моментально прихожу в себя, когда Артур хватает меня за руку и тащит к своему внедорожнику. Не могу сопротивляться, бегу за ним, оглядываясь назад, на Сергея, который еле встает, сплёвывает кровь и садится на лавочку.

— Отпусти меня! — хриплю, пытаясь вырваться. Сергею нужна помощь, я не могу его вот так оставить.

— Лучше заткнись, Лера! Не зли меня, иначе пожалеешь! — сквозь зубы проговаривает он. Открывает дверь своей машины и вталкивает меня на переднее сидение. А я задыхаюсь от страха, злости, обиды, горечи и ненавижу Артура. За то, что душит меня, не оставляя в покое, за то, что мучает и издевается. От меня и так уже ничего не осталось — он вытянул из меня всю душу и растоптал. Но ему мало, он хочет добить.

Артур садится за руль, блокирует двери и тут же срывается с места, выезжая со двора, резкими толчками, задевая чью-то машину, которая взвывает сигнализацией.

— Боже, какое ты чудовище! Как я могла не разглядеть в тебе зверя! — кричу я, впадая в истерику, чувствуя, как нарастает головная боль.

— И ты нашла себе ангела. Быстро же ты! — рычит он и прибавляет скорость, выезжая на трассу. — Но я смотрю, мы стоим друг друга. Не прошло и месяца, а ты уже готова лечь под другого! Или он уже тебя трахает?! — Артур сам себя накручивает, и я не выдерживаю, совершая самую большую глупость.

— А что, если да?! — дерзко заявляю я. — Тебе же можно марать наш брак шлюхами?! — на этот момент мне наивно кажется, что он возненавидит меня так же, как и я его, а потом оставит в покое. Но я ошибаюсь, тем самым превращая свою жизнь в ад. Артур молча поворачивается ко мне и просто уничтожает взглядом. Когда-то я очень любила его глаза, а сейчас они меня убивают. Артур сворачивает в темный проулок и останавливается возле безлюдного гаражного комплекса.

— Вышла из машины! — приказывает он. И я выхожу, глупо полагая, что он меня отпускает. Но он выходит вместе со мной, обходит машину, ловит меня как щенка за шкирку, открывает заднюю дверь внедорожника и швыряет на сиденье.

— Что ты делаешь? — всхлипываю, пытаясь выйти из машины, но Артур наваливается на меня, хватает за волосы и вжимает лицом в кожаные сиденья. — Я делаю то, чего ты достойна! Пока я месяц, бл*ть… Месяц! Не знаю, как к тебе подойти, ты, бл*дь, превратилась в шалаву. Вот я и воспользуюсь тобой как шалавой, — он хватает меня за куртку и буквально срывает ее с меня, выворачивая руки. Знаю, если повинуюсь, все пройдет не так болезненно, но во мне поднимается сумасшедшая волна протеста. Хуже всего, когда насилует тот, кто любил и ласкал. Это ещё больнее, чем просто незнакомый человек.

ГЛАВА 1

Артур

Просыпаюсь от громкого звонка телефона. Какого хрена я не отключил звук? Голова раскалывается, в висках пульсирует, и глаза режет от яркого солнечного света, врывающегося в мое окно. Нащупываю на тумбе телефон, и, не глядя на дисплей, сбрасываю звонок. Отворачиваюсь от окна и натыкаюсь на женское тело в моей кровати. Фокусирую взгляд, рассматривая спящую голую девушку. Тело как тело, классическая гламурная инста-дива, сиськи силиконовые, с большими темными сосками, которые всегда вызывали у меня отвращение, но, похоже, вчера мне было наплевать. Бл*дь! Совершенно не помню, как ее зацепил и как трахал. Но судя по синякам на ее бедрах и шее, я отрывался от души.

Черт! Со стоном переворачиваюсь на спину и тру виски. Какого хрена мы вчера так надрались?! Первая сделка — это хорошо, но никогда не думал, что буду рад до беспамятства. На самом деле это все не мое, но я, сука, иду на поводу у отца, который втягивает меня в семейное дело, почти шантажируя своей болезнью. А мне насрать на это дело, у меня своя дорога и свой сценарий. Не хочу всю жизнь провести в костюме, идеально отглаженной рубашке и в кресле акционера корпорации. Нет, эта жизнь не для меня… Отец только считает себя свободным, на самом деле он прикован к миру денег и власти, он раб своего бизнеса. А я хочу быть свободен от всего этого. Но сейчас я вынужден играть роль приемника. Мне это осточертело, но и плюнуть на все и послать отца как раньше я не могу. Не сейчас…

Сажусь на кровати и вижу на полу в пепельнице три использованных презерватива. Оглядываюсь на голую девку, которая пускает слюни на мою подушку, и морщусь от отвращения к себе. Похоже, я драл ее всю ночь и, судя по пустой бутылке, бухал в процессе. Голова взрывается пульсирующей болью, когда опять звонит мой телефон. Беру трубку и вижу по надписи на дисплее, что это Диана. Встаю с кровати и выхожу в гостиную, прикрывая за собой дверь.

— Да, — голос хриплый, невыносимо хочется пить, и я иду на кухню, отталкивая ногой туфли девки.

— Почему ты не отвечаешь на мои звонки?! — вопит Диана, усиливая мою головную боль.

— Не ори! — зажимаю телефон плечом и достаю из холодильника минералку.

— Я в больнице! Забери меня отсюда в нормальную клинику!

— Что с тобой? — спрашиваю я и направляюсь в ванную.

— Приступ был, скорая заподозрила аппендицит, привезли в хирургию. Но все прошло, сейчас жду результатов анализов. Меня запихнули в общую палату! Здесь воняет! — истерит Диана.

— Позвони родителям, — предлагаю я.

— Они улетели утром в Прагу, я тебе вчера говорила, но ты же меня не слушаешь!

Она права, я редко слушаю ее треп. Ее рот меня интересует, только когда она искусно отсасывает. В этом деле Диане нет равных. Никогда не держу возле себя умных баб, мне неинтересно вести с ними задушевные беседы. Нужно только рабочее тело и сопровождение. Ну, и Ди статусная телка с папой главным прокурором.

— Тогда позвони подругам, — настраиваю прохладную воду в душе и сажусь на бортик ванной, в ожидании, когда Ди закончит разговор.

— Почему я должна просить о помощи подруг, когда у меня есть мужчина! — возмущенно пищит она. Черт, закатываю глаза и глубоко вдыхаю. Это закон подлости! Именно когда мне хреново с похмелья, обязательно появляются задачи, которые требуют моего присутствия.

— В какой ты больнице?

— В сороковой, в хирургии.

— Хорошо, скоро приеду, — скидываю звонок, кидая телефон на раковину.

Быстро принимаю душ и выпиваю таблетку от похмелья. Накидываю полотенце, включаю кофе машину и иду в спальню. Бужу девку, шлепая ее по голой заднице. Она хнычет, пытаясь накрыться простыней, за что получает еще один шлепок.

— Просыпаемся, одеваемся и покидаем помещение!

Девушка садится на кровати, прищуривает глаза и сонно осматривает меня, морщась от яркого света.

— Я хочу кофе, — хнычет она, а я усмехаюсь и беру бумажник. Достаю несколько крупных купюр и кидаю на кровать.

— Вот тебе на кофе, на такси и новые трусы, — говорю я, указывая глазами на порванное белье на полу.

— Я не шлюха! — возмущённо выдаёт она и соскакивает с кровати. Девка взмахивает простыней, и деньги разлетаются по комнате.

— Все вы так говорите, вопрос в цене, — отвечаю я и иду в гардеробную.

— Мудак! — кричит мне вслед девка.

— Согласен! Дверь за собой захлопни! — кричу ей в ответ и скидываю полотенце.

Быстро надеваю джинсы, белую футболку и тонкую кожаную куртку. Часы на запястье, кожаный браслет, немного парфюма, и я готов. Выхожу из гардеробной и смеюсь в голос, когда мои стены содрогаются от хлопка двери. Беру бумажник, ключи от машины и сжимаю челюсть, когда вижу на зеркале в прихожей написанный красной помадой номер телефона. Надо заказать клининг. Выхожу из дома, обещая себе больше не напиваться до потери памяти.

Прохожу в больницу, нахожу хирургию и спокойно захожу в отделение. Меня поражает наша бесплатная медицина. Я спокойно иду туда, где лежат больные люди, мимо проходят медсестры, совершенно не обращая на меня внимание. Подхожу к стойке и узнаю, где лежит Диана.

Вхожу в женскую палату на четверых и вижу Ди на крайней кровати. Она сидит, поджав ноги, морщит нос и что-то быстро пишет в своем телефоне. Диана эффектная блондинка. Всегда ухоженная и при полном параде. А сейчас предо мной немного растрепанная девушка в помятом спортивном костюме и с опухшими глазами. Мне становится жаль ее, как человека. В палате действительно воняет мочой вперемешку с хлором — отвратительный запах. И вроде чисто, но обстановка удручает. Стены выкрашены в голубой цвет, тумбочки и кровати пошарпанные, выцветший линолеум на полу, а на кроватях старое, застиранное постельное белье. Я думал, в наше время уже нет таких больниц.

— Собирайся, поехали! — привлекаю внимание Дианы, останавливаясь в дверях и не желая проходить дальше. Возле окна спит бабуля, у стенки полная женщина стонет под капельницами, а кровать напротив Даны пуста. Усмехаюсь, когда замечаю там небольшую плюшевую игрушку в виде какого-то пушистого зверька.

— Почему так долго? — шипит Диана, нервируя меня.

— Поехали, я отвезу тебя в нормальную клинику! — настойчиво повторяю я, потому что не собираюсь вести здесь с ней беседы. Диана надувает губы и встает с кровати.

— Мне нужно дождаться результатов анализов.

— Какие на хрен анализы?! Сейчас ты нормально себя чувствуешь?

Она кивает, надувая губы.

— Поехали, положим тебя на обследование в нормальную клинику! Или тебе здесь нравится?!

— Молодой человек, можно потише? — возмущается женщина. И я хватаю Диану за предплечье и вытаскиваю из палаты в коридор.

— Подожди здесь, я в туалет схожу и паспорт заберу, — недовольно сообщает Ди и уходит. Выдыхаю, осматривая коридор. Я здесь недолго, но кажется, уже провонял этими местом. Несмотря на то, что в больнице должно быть стерильно, хочется вымыться.

Из кабинета неподалеку выходит совсем молодая девушка, и я зависаю. Меня привлекают огненно-рыжие волосы. Они по-простому заколоты кверху, небрежные пряди падают ей на лицо, и она пытается их сдуть. На девушке забавная пижама со звёздами и розовые пушистые тапочки. Она похожа на маленького рыжего котенка, которого хочется потискать. Но котенок очень болен. Девушка бледная, идёт медленно, держась за бок.

Видно, что каждый шаг даётся ей с трудом, но всем плевать.

Неосознанно, ведомый порывом, подхожу к ней и аккуратно подхватываю за талию. Девушка останавливается, поднимает на меня огромные зелёные глаза, и я забываю об этом ужасном месте. Никогда не видел таких красивых глаз. Нереально насыщенный изумрудный цвет. Колдовские глаза, глубокие, невозможно оторваться, и я выпадаю из реальности. Девочка маленькая, хрупкая, нежная, и я немного ослабляю хватку, боясь причинить ей боль. Глубоко вдыхаю и морщусь, потому что от девушки пахнет лекарствами и антисептиками. А должно пахнуть спелой малиной или ванилью, чем-то вкусным и очень нежным. Не должна она здесь находиться!

Она дергается, пытаясь вырваться, и тут же стонет, оседая в моих руках.

— Ну, твою же мать! — вырывается у меня.

— Больно, — сдавленно произносит она, хватаясь за бок. — Швы… — дышит глубоко, и меня кидает в холодный пот.

— Прости, котенок. Я просто помогу тебе, — аккуратно подхватываю ее на руки, а она лёгкая как пушинка. — Держись. — И ее теплые ладони ложатся мне на шею. — Где тут у вас доктор?

— Нет, все хорошо. Мне просто нельзя делать резких движений. Нужно лечь, — задыхаясь, произносит она.

— Где твоя палата?

— Шестая, — указывает на дверь, откуда я только что вышел.

Заношу девушку в палату, а она указывает на кровать, где лежит мягкая игрушка, и я не хочу ее отпускать. Зачем?! Хочется украсть ее отсюда и увезти в нормальную больницу. Никогда не был сердобольным меценатом и сейчас им не стал. Дело именно в этой девушке. Ну не место ей здесь!

— Отпустите меня, — просит она, и я с сожалением опускаю ее на кровать.

— Спасибо, — шепчет девушка и прикрывает глаза, пытаясь восстановить дыхание. Чувствую себя гребаным извращенцем, осматривая ее тело. Ее грудь вздымается под тонкой пижамой, просвечивают бусинки сосков, и меня опаляет жаром. Сглатываю, глядя, как она облизывает немного пухлые розовые губы, и ясно представляю, как жадно их всасываю.

Это наваждение какое-то или, скорей, сумасшествие. Потому что так не бывает! За все свои двадцать восемь лет не чувствовал ничего подобного. Я видел и имел тысячи женщин. Красивых, породистых, похотливых и скромниц, малышек и женщин старше меня, но не тонул вот так в глазах, чтобы в один миг и с первого взгляда, посреди обшарпанной больницы. И ведь на ней детская пижама, ни грамма косметики и больной вид. А мне по хрену — я не видел никого красивее.

Выйти бы, найти Диану и свалить отсюда, но я стою и жадно осматриваю девушку, которой вообще не до меня. Она такая чистая, невинная, хрупкая и уязвимая, что кажется ненастоящей.

— Как тебя зовут? — спрашиваю, прочищая горло. Мне жизненно необходимо знать ее имя.

— Что? — девушка открывает глаза и смотрит на меня удивлённо, словно не ожидала, что я до сих пор здесь. Я сам не ожидал.

— Имя? — ухмыляюсь, глядя, как она натягивает одеяло. Да, котенок, я тебя уже сожрал взглядом.

— Лера, — отвечает она и сама осматривает меня.

— Арт? — в палату входит Диана. — Я готова, поехали!

И я злюсь на нее за то, что мне приходится уйти. Но беру себя в руки, трясу головой, пытаясь согнать наваждение, и выхожу из палаты.

ГЛАВА 2

Валерия

Я совершенно не помнила, как оказалась в больнице. Из воспоминаний только невыносимая боль в боку и потемнения в глазах. Все как в тумане… Мне больно, а я дома одна. Не могу дозвониться до сестры. Последнее, что помню, как сама вызвала скорую и открыла дверь квартиры. Потом все вспышками: люди в медицинской форме, яркий свет в глазах, укол в руку… боль притупляется, становится хорошо, и я уплываю куда-то далеко, где этой боли нет.

Приходила в себя тяжело. Меня как будто включили. Живот горел, больно дышать и невозможно пошевелиться. Слышались голоса вокруг, и я постепенно начинала осознавать, что нахожусь в больнице после операции.

Мне больно, а я даже не могу пошевелить губами. Все, на что я способна — это плакать и чувствовать, как горячие слезы скатываются по щекам, но никому нет до этого дела…

Как выяснилось потом, мне удалили аппендицит. Врачи уверяли, что операция прошла хорошо.

«Ничего страшного, — говорил мой хирург, — через три дня отпустим вас домой. Это самая легкая операция». А я не понимала, почему мне так плохо. Постоянно кружилась голова, в глазах темнело, все время тошнило, а в руках и ногах чувствовалась такая слабость, что, казалось, меня ветром сдует.

— Такая молодая, и слабая. Где вы росли? В тепличных условиях? Гемоглобин низкий, — и еще кучу медицинских терминов о моем слабом иммунитете. — Придется вам у нас задержаться.

А потом одна медсестра, которая переводила меня в общую палату, шепнула, как бы между делом, что, если договориться с завхирургией, то могут поставить на ноги за несколько дней. И обезболивающие посильнее, и витамины, и питание лучше, и условия. Только не было у меня денег на эти «договоры». Решила, что справлюсь сама.

Сестра прибежала утром, плакала, прощение просила, только я не понимала за что. Родителей у нас нет уже года три как… Мы из тех, кого называют «неблагополучная семья». Нет, детство у нас было самое обыкновенное. Мама — диспетчер на автобазе, папа — моторист на этой же базе. Двухкомнатная квартира в обычном спальном районе, школа за домом, кружок по танцам. Не нищие и не богатые — обыкновенная семья. А потом, маму сократили, точнее, попросили уволиться «по собственному желанию». Она засела дома, занялась дачей и завела новых подруг, с которыми иногда расслаблялась, отмечая праздники.

Потом «праздников» стало больше… Папу тоже уволили, и он присоединился к маме. Новую работу так и не нашел. Кому нужен пьющий сотрудник? Перебивался подработками, но много денег уходило на выпивку. Нас с Дашкой забрала бабушка, и родители окончательно «расслабились». Праздники превратились в затяжные запои, а сами родители — в незнакомых деградирующих людей. Были моменты, когда мать «завязывала» и каялась, что больше никогда не выпьет. Мы с Дашкой возвращались домой, но очередная встреча со старыми друзьями или «внезапно» наступивший праздник обесценивали ее обещания.

Страшно стыдиться родителей и проходить мимо пьяного отца, делая вид, что мы не знакомы. Но еще страшнее, когда мама, в пьяном угаре покупая в магазине паленое пойло, тебя не узнает. Но мы все равно любили родителей. Приходили домой, убирались, стирали, приводя родную квартиру в порядок. Больно было смотреть, как это место превращается в притон для алкашей, как стены пропитываются табаком и угаром, как ломается мебель, и бьется любимая посуда, а от родного места не остается ничего.

Потом бабушка умерла. Тогда я впервые узнала, что такое смерть. Для меня стало шоком, когда родной и самый близкий человек, который только недавно ходил, готовил нам обед, что-то рассказывал, просто упал в коридоре и умер…

Она хрипела на полу, закатывая глаза, а я кричала в трубку, вызывая скорую, которая ехала невыносимо долго. Или мне так казалось, пока я изо всех сил пыталась спасти бабушку, делая искусственное дыхание. Тогда я ещё не понимала, что все бесполезно…

Скорая зафиксировала смерть. А я спряталась в шкафу и просидела там до вечера, не желая возвращаться в мир, где бабушки больше не будет. Вытащила меня оттуда сестра. Точнее она просто залезла в шкаф, и мы долго разговаривали. С того момента я поняла, что в моей жизни остался только один близкий и родной человек.

После похорон нам пришлось вернуться к родителям. Они продали бабушкину квартиру и некоторое время сорили деньгами. В какой-то момент Дашке удалось стащить у них часть суммы. Она украла, но признаваться родителям никак не хотела, сваливая все на собутыльников. Какое-то время мы с сестрой на эти деньги жили. А потом умерла мама…

Ее сердце не выдержало очередного запоя. Так, наверное, плохо говорить, но мне было ее не жаль, я даже не плакала на похоронах. Просто никаких чувств не осталось. Алкоголь давно убил мою мамочку. А то, что осталось, напоминало некую отвратную и всегда дурно пахнущую оболочку.

Дашка билась в истерике, умоляя отца больше не пить. Но он нашел очередной повод заливать горе и через пару лет тоже умер, от рака печени. Слава богу, Дашка была уже совершеннолетняя и смогла отвоевать меня у органов опеки. Конечно, ей помог ее парень и связи его отца, но я была сестре очень благодарна за то, что мы все же остались вместе.

Денег на учебу у нас не было, да и времени тоже. Чтобы выжить, после окончания школы требовалось научиться чему-то еще, а потом уже зарабатывать на жизнь. Дашка закончила швейное училище, следом — курсы маникюра. Принимала клиенток дома, либо выезжала к ним. А я выбрала кулинарный техникум и стала кондитером. Всегда мечтала иметь свою пекарню или уютное кафе с выпечкой и сладостями.

Но это только мечты… Мечтами заработать сложно. А потому мы так и жили в обшарпанной родительской квартире. С горем пополам сделали там косметический ремонт и, как могли, зарабатывали на простую жизнь. Дашка — маникюром, а я — продавцом в кондитерской.

Я люблю свою работу. Когда вокруг пахнет ванилью, корицей, сливками и ягодами, кажется, что жизнь и в самом деле сладкая, и все вскоре будет хорошо…

Сестра принесла мне в больницу все необходимое, долго выспрашивая, что ещё нужно. Я отмахнулась от нее, солгав, что все хорошо, и процитировала слова доктора о том, что мне сделали простейшую операцию. Никуда не денусь, восстановлюсь. Попросила у нее купить мне витаминов и фруктов, а потом отправила домой. Нечего со мной сидеть и жалеть меня, словно я умираю. Нужно становиться сильнее, закалять и тело, и характер, иначе выжить в этом мире будет непросто. Доктор прав: я как комнатный тепличный цветок. А такие, как я, сейчас не выживают…

Вот уже четвертый день я находилась в больнице. Швы заживали, но ходить ещё было больно, да и голова постоянно кружилась, несмотря на то что я насильно пихала в себя отвратительную больничную еду. Постоянно хотелось плакать от своей никчёмности и беспомощности. Но по-настоящему я разрыдалась, когда одна из медсестер принесла мне из дома пирог, будто подкармливая. Хотелось спросить: что, настолько жалко выгляжу?! Она постоянно поговаривала, какая я милая девочка, и гладила меня по волосам, словно бродячего котенка. А мне было стыдно за то, что я такая. Конечно, мне девятнадцать лет, а я хожу в пижаме со звёздами, а сплю с мягкой игрушкой. Как только вернусь домой, выкину все это! Надо прощаться с детством и с наивными мечтами, что в один прекрасный день все изменится. Каждый в этом мире сам за себя.

— Самойлова, берите свои вещи и пошлите со мной. Вас переводят в другую палату! — кричит мне медсестра, приоткрыв дверь.

— Как в другую? Зачем? — ничего не понимаю, пытаясь подняться с кровати. И это сложно сделать быстро — каждое движение отдает болью.

— Распоряжение заведующего! — отвечает шустрая женщина. — Ой, горе ты мое, — качает она головой, подходя ко мне, помогает встать, а затем сама собирает мою сумку, складывая в нее сменную одежду, сок, чашку и средства гигиены.

— Бери своего зайца и пошли.

— Это не заяц, — отвечаю я, подхватываю игрушку и бреду за медсестрой. Мы идём в конец коридора и входим в одноместную палату. Я даже не подозревала, что в этой больнице есть такие помещения. Небольшая палата, но обстановка здесь, как в дорогой гостинице. О больнице напоминает только стойка для капельниц. В остальном… Сторона солнечная. Здесь новая кровать, новое белье, пушистый плед, тумба из темного дерева, телевизор, холодильник, микроволновка. И отдельные душевая и туалет. Ремонт явно свежий, стены приятного мятного цвета, пахнет полевыми цветами, которые, кстати, стоят на тумбе в высокой вазе.

Ничего не понимаю, растерянно оглядываюсь по сторонам и переминаюсь с ноги на ногу. Я вроде экскурсию не заказывала.

— Ну, что встала, проходи, ложись, вещи я сама сложу, — командует женщина и начинает раскладывать мои вещи по полкам в тумбе.

— Это платная палата, — не спрашиваю, больше утверждаю, потому что отчаянно не понимаю, что происходит.

— Да, платная, — кивает медсестра.

— У меня нет на нее денег, я не просила…

— Слушай, если тебя сюда перевели, значит, все уже оплатили. И вести тебя будет не доктор, а сам заведующий.

— Кто оплатил? — не понимаю я.

— Ну откуда я знаю кто! — недовольно фыркает женщина. — Родственники, наверное. — Не могу стоять, присаживаясь на край кровати, сжимая мягкую игрушку. Дашка не могла оплатить такую сумму за услуги заведующего. У нее просто нет на это денег!

ГЛАВА 3

Валерия

Сижу в отдельной палате и не знаю, что думать. Я уже позвонила сестре, и она подтвердила, что ничего не оплачивала. Кто же это? Медсестры информацией не владеют, заведующего нет на месте. И я не знаю, что делать, ведь это все не может быть бесплатно!

На стене телевизор, пульт на тумбе. Но мне страшно его включать. Я вообще боюсь что-то здесь трогать. Там, за белой дверью, душевая кабина, и медсестра сказала, что я могу помыть голову, если постараюсь не намочить швы. Соблазн очень велик, но я не осмеливаюсь. Мне нужно знать, что происходит!

— Самойлова, ложимся, я тебе «вкусняшек» принесла, — в палату заходит медсестра с системами. «Вкусняшками» она называет капельницы, которые устанавливает на штатив.

— Мне не назначали никаких капельниц.

— Сегодня назначили. Ложись давай. Прокапаем тебя, сил наберешься, быстро восстановишься! — командным тоном говорит медсестра, и я медленно опускаюсь на кровать, принимая удобную позу. Женщина ставит мне капельницу, а затем переводит спинку кровати в полусидячее положение. Включает телевизор на стене и кладет возле меня пульт.

— Вот так будет веселее. А здесь кнопка, — указывает на стену. — Нажмешь, когда лекарство закончится, я приду и поставлю другую. Киваю, а сама думаю, как же кардинально поменялось ее поведение. Там, в общей палате, ей не было до нас дела, а здесь — столько заботы.

Беру пульт и листаю каналы на телевизоре, а сама ничего не вижу, думая только о том, каким чудом я здесь оказалась. В палату кто-то тихо стучит. Не успеваю ответить, как дверь открывается, и ко мне входит мужчина. Тот самый, который утром помог мне в коридоре.

— Добрый вечер, котенок, — кивает он, закрывая за собой дверь. На время теряю дар речи, хлопая ресницами. Он высокий, широкоплечий, статный, немного смуглый, с темными волосами, по-мужски очень привлекательный, из тех, кто знает о своей неотразимости. И глаза у него такого насыщенного кофейного цвета, красивые, глубокие, пронзительные, с блеском. На мужчине черные джинсы, темно-синяя стильная рубашка навыпуск с небрежно расстегнутым воротником. Мужчина из другого мира. Я таких никогда не видела вживую, только по телевизору или в кино. Я не разбираюсь в одежде, но тут сразу видно, что одна его рубашка стоит гораздо больше, чем весь мой гардероб.

— Здравствуйте, — отвечаю я, глядя, как он подходит ближе и ставит на тумбу бумажный пакет. По палате разносится запах его туалетной воды, и я невольно глубоко вдыхаю. Так тонко и одновременно насыщенно могут пахнуть только дорогие духи. До меня доносится аромат мускатного ореха, восточных специй и едва уловимый оттенок груши. Запах настолько дурманящий, что его хочется вдыхать вновь и вновь. Мужчина берет стул, двигает к кровати и садится рядом со мной.

— Ну как ты, красивая? — и голос такой тональный, вибрирующий, с лёгкой хрипотцой. Он общается со мной, словно мы давно знакомы.

— Нормально, — в растерянности отвечаю я и выключаю телевизор.

— Заведующий заходил к тебе?

— Нет, — смотрю на него с подозрением.

— Вот… — он закусывает губу и усмехается, видимо, глотая плохие слова в адрес заведующего. — Ну ничего, завтра зайдет, — уверено говорит он. — Тебе нравится в этой палате? Как уход? — и тут до меня, дуры, доходит, кто мой меценат.

— Это все ваших рук дело? — спрашиваю я, глядя в «кофейные» глаза. А он кивает, хитро щурясь, словно играет со мной. — Зачем?! У меня нет денег. Я никогда не рассчитаюсь за это! — бью ладонью по кровати и закрываю глаза.

— Ну что ты, котёнок, — его голос становится теплее. Вздрагиваю, когда мужчина берет мою руку, разворачивает ладонь и нежно водит большим пальцем по моему запястью. У него такие теплые пальцы. Несмотря на то, что я совершенно не знаю этого мужчину, мне очень приятны его прикосновения.

— Я за все заплатил. Ты никому ничего не должна. Просто будь здорова, — понижая голос, говорит он, продолжая меня гладить.

— Зачем вам это нужно?

Умом понимаю, что нужно отнять руку, не позволять незнакомому мужчине меня трогать, но тело не слушается, и это не слабость. А нечто другое, что-то очень приятное, от чего разбегаются мурашки по телу, и сердце стучит как ненормальное. Ни один парень не вызывал во мне такую реакцию. И мне становится страшно. Потому что это ненормально — испытывать столько эмоций, совершенно не зная человека.

— Хочу скрасить твою болезнь.

— Вы всегда ходите по больницам и скрашиваете болезни людей? — во мне откуда-то берется язвительность.

— Нет! — немного резко отвечает он.

- Я делаю это только для тебя, Лера, — мое имя, которое никогда мне не нравилось, из его уст звучит красиво. Он произносит его не так как все.

— Зачем? — отчаянно не понимаю я. — Думаю, такой мужчина как вы ничего не делает просто так. Что вам от меня нужно?

— Ты, — спокойно отвечает он и сжимает мое запястье. Дергаю рукой, высвобождаясь. Я в растерянности от его прямоты. Может, я и девственница, но не дура. В своей жизни часто слышала пошлые намеки от клиентов в кондитерской или от соседа по лестничной площадке. Но даже они заходили издалека.

— Прежде чем помогать, нужно было выяснить, хочу ли я так рассчитываться, — голос пропадает, становится обидно оттого, что все настолько банально просто, пошло и грязно.

— Как «так»? — вновь усмехается он, будто я сказала глупость.

— Так, — только и могу ответить, закрывая глаза.

— А давай поговорим как взрослые люди, — вполне серьезно произносит он. — Да, я помогаю не просто так. Увидел тебя сегодня утром и понял, что тебе здесь не место. Такая девушка как ты достойна лучшего. Я просто хотел порадовать тебя и улучшить условия пребывания в больнице. И рассчитываться со мной «так» не нужно. Я не покупаю женщин, они сами дают все, что мне надо, — самоуверенно, но вполне серьезно заявляет он. — Но я хочу твоего внимания и общения, котенок. Будь хорошей девочкой, подари мне свою улыбку, — после этих слов я стараюсь сдержаться, но не улыбнуться невозможно.

— Вот умница. Кстати, меня зовут Артур.

— Очень приятно.

— Очень надеюсь, что тебе приятно, — усмехается он и продолжает гладить мою ладонь.

— Ну, как дела? — в палату неожиданно заглядывает медсестра, и я хочу вырвать руку, но Артур не отпускает. Женщина подходит ко мне и начинает менять капельницу. Я опускаю глаза на наши руки и рассматриваю его большую ладонь, запястье с кожаным браслетом, выделяющиеся вены и понимаю, что ещё ни один парень не делал для меня ничего подобного. Да и не было у меня особо парней, а мужчин — тем более. Медсестра молча уходит, и воцаряется тишина. Я не знаю, о чем говорить с незнакомым человеком. А ещё в присутствии этого мужчины от нахлынувшего смущения у меня предательски горят щеки, и сердце не прекращает колотиться.

— Откуда ты такая взялась? — выдыхает Артур. — Такая красивая, — его голос становится тише, а мне бесконечно приятно уже оттого, что этот мужчина, несмотря на мой ужасный вид, считает меня красивой. — Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— Ну слава богу, совершеннолетняя, — усмехается он.

— Спасибо вам, — невпопад выдаю я. — Но не нужно, мне и в общей палате было хорошо. Пусть меня переведут назад, — не привыкла я, чтобы на меня так тратились.

— Послушай, Лерочка, для меня это ничего не стоит. Я уже все оплатил, и назад мне денег никто не вернет, поэтому, будь добра, не выкидывай мои деньги на ветер, а принимай, — немного резко говорит он, словно ему уже порядком надоела эта тема. — Все, чего я хочу от тебя взамен в данный момент — это твое хорошее настроение.

Он отпускает мою руку, берет пакет и вынимает оттуда бутылку с соком, фрукты и баночки творога с разными наполнителями.

— Я совершенно не знал, что ты любишь, поэтому если тебе чего-то хочется — скажи.

— Спасибо, вы и так достаточно сделали.

— И да, котенок, переходи на «ты». Прекрати благодарить. Мне пора. Кушай фрукты, пей сок, набирайся сил. И подари мне ещё одну улыбку. — Я улыбаюсь, глядя, как он встаёт и ухмыляется в ответ. Несмотря на то, что Артур кажется простым, в этом мужчине чувствуется превосходство. Не думаю, что он такой добрый со всеми. — Я приду завтра. Чего тебе хочется?

— Ничего, спасибо.

— Лера, ещё раз скажешь спасибо — отшлепаю по попе! — шутит он. А я опять заливаюсь краской. Замираю, когда мужчина нависает надо мной. Он молча смотрит мне в глаза, а я, распознав в его «кофейном» взгляде огонь, не могу оторваться. Потом он наклоняется ниже… Я задерживаю дыхание и неосознанно закрываю глаза. Чувствую, как он глубоко вдыхает, проводит носом по моей щеке, и его теплые губы целуют мои виски, щеки, и краешки губ. По телу несётся жар, и сердце уже готово выскочить из груди. — Ты необыкновенная, — от его шепота разбегаются по телу мурашки. — До завтра, — он отступает и уходит. А я боюсь открыть глаза и проснуться в общей палате. Потому что так не бывает. Никто ничего не делает просто так или потому что я необыкновенная.

Так и лежу, глубоко вдыхая его аромат, который ещё витает в палате. Кажется, что я все еще продолжаю ощущать на себе легкие прикосновения этого мужчины, словно он оставил на мне некие фантомные следы.

ГЛАВА 4

Артур

Глядя на мишень, задерживаю дыхание, стреляю и попадаю точно в цель. Еще прицел, но поднимается ветер. Делаю поправки на него и сшибаю вторую бутылку, затем еще и еще, уже очередью, и ни одного промаха. А вот Тимур лажает на последнем выстреле, и это значит, что я выиграл. Но дело не в деньгах и споре, кто из нас круче в стрельбе. Я так расслабляюсь. Кто-то слушает музыку, кто-то бухает, кто-то трахается, а я с детства стреляю. Люблю оружие и много знаю о нем. Спасибо отцу и его коллекции винтовок. Такое вот немного ненормальное увлечение, которое всегда пугало мою мать.

— Ну да, с кем я тягаюсь, ты же помешан на оружии, — усмехается Тимур и опускает винтовку. Мы недалеко от города, возле речки, пробуем новые американские «ACR», которые пришли мне вчера. — Ничего так «игрушка», — говорит он, рассматривая винтовку.

— Наша «ORSIS» лучше, — отвечаю я и забираю у него оружие, складывая в багажник, накрываю брезентом.

— Согласен, — достаю из портативного холодильника пару бутылочек бельгийского пива, открываю и протягиваю одну из них Тимуру. Мы дружим с университета, он единственный человек, которого я могу назвать другом. Даже отцу так не доверяю как Тимуру. Потому что отец меня предавал, а Тимур — нет. Облокачиваюсь на внедорожник и смотрю на тихую воду в речке.

— Как отец? — спрашивает друг.

— Старается держаться и не показывать боль, но у него это хреново получается, а мы с матерью играем дешевый спектакль, делая вид, что все хорошо, — горько усмехаюсь и отпиваю холодного пива. — А самое смешное то, что он не верит в нашу игру, но, чтобы не расстраивать мать, тоже делает вид, что так и должно быть. Вот такой порочный круг.

— Знаешь, медицина не стоит на месте, и известно много случаев, когда человеку удавалось, если не победить рак, то с помощью правильного лечения значительно продлить жизнь…

— Не нужно этих речей, они, знаешь ли, ни хрена не воодушевляют. Мы и так сделали все, что могли, пытаясь продлить жизнь отца. Дальше остается надеяться только на… — замолкаю, потому что не знаю, что сказать. На бога? Это сказка для тех, кто в него верит. — Знаешь, раньше я думал, что деньги решают все. Абсолютно все. А вот они, деньги, у нашей семьи их достаточно. Да, эти бумажки продлевают жизнь, но до конца откупиться от смерти нельзя. Вот такая вот гребаная карма, — допиваю пиво и иду за очередной одной бутылкой.

— Согласен, судьба еще та тварь. Иногда такие сюрпризы выкидывает, — хмыкает Тимур и достает сигареты. Беру у него одну, прикуриваю, глубоко затягиваюсь, впуская в лёгкие горький дым. Тим знает, что говорит, его сука-судьба не пожалела. Или сука-любовь перевернула всю его жизнь. — Может, нажремся? У меня повод есть — год как холостой.

— Нет, у меня сегодня свидание.

— Так бери свое «свидание» и приезжайте ко мне в загородный дом. Мясо на углях пожарим. Сауна, бассейн, свежий воздух.

— Я бы с удовольствием посетил с той девочкой и сауну, и бассейн, но, к сожалению, пока это невозможно.

— Так это не Диана? — Тимур выгибает брови.

— Не-е-ет, Диана там и рядом не стояла, — ухмыляюсь я, вспоминая рыжеволосую малышку. Эта девочка вот уже сутки не дает покоя. Занимает собою все мое жизненное пространство. Будоражит и возбуждает любая мысль о ней. Даже чертовы звезды на ее пижаме кажутся сексуальными. Они мне снились сегодня ночью, а точнее то, как я срываю с девочки чертову пижаму, зарываюсь в волосы и рывком притягиваю к себе. А потом… от таких фантазий вдруг все тело приятно сводит. Со мной такое впервые. Чтобы маленькая девочка ворвалась в голову и перевернула там все.

— Ого, и кто тебя в очередной раз так зацепил? — ржет Тим.

— Не поверишь. Девушка девятнадцати лет с пушистым зайцем и в пижаме со звездами. Маленькая рыжая девочка. Чистая, наивная, никем не тронутая, неискушенная. И у меня на это стоит, аж яйца сводит.

— Вот таких-то «девочек» и надо бояться, Арт, — уже вполне серьезно говорит Тимур. — Простым девкам что нужно? Тряпки, айфон, украшения, и прочее. А таким «девочкам» этого мало. Они сначала в голову врываются, затем в сердце, а потом уже всю душу выворачивают наизнанку, опустошая ее.

— Не нужно всех мерить своим опытом. Нет, я с тобой согласен: если впустить бабу в душу, то она, конечно, там все разворошит. А я просто ее хочу. Примитивно и похотливо развратить маленькую девочку. В этом есть свои прелесть и азарт, — говорю и загораюсь.

— Ну, попробуй, — хитро прищуривается Тимур, словно знает больше меня. — Я уже хочу видеть эту фею, которая тебя приручит.

— Ошибаешься, я никогда не ставлю в приоритет женщин и не пускаю дальше, чем им положено.

Тимур продолжает ухмыляться, хочет что-то сказать, но нас отвлекает звонок моего телефона.

— Да, мам, — отвечаю, но мне совершенно не нравится, как она всхлипывает.

— Артур, отцу прямо на совещании стало очень плохо, его увезли в клинику! — рыдает в трубку мать. Подсознательно я давно готов к смерти отца, потому что это неизбежно, вопрос времени. Но по моему телу все равно проносится волна жара, от которой сразу же бросает в холодный пот. — Артур… он… он… доктор сказал… — ее речь становится бессвязной.

— Я сейчас приеду, — отвечаю, слыша, как она плачет. — Успокойся, все будет хорошо. Ты слышишь, его вновь поставят на ноги, — говорю, хотя сам в это не верю. Она сбрасывает звонок, а я мчусь в клинику.

Все хуже, чем я думал. Отец в реанимации, без сознания. Доктор не оставляет нам никаких шансов. Кроме гребаного чуда, в которое я уже готов поверить. Единственное, что обещают врачи — это долгая кома. Отец может несколько месяцев оставаться жив, но только как овощ. Мать еще не знает этого, она надеется на гребаное чудо, а я не хочу ее лишать этой надежды, иначе она ляжет рядом с отцом. За время его болезни, ее здоровье тоже подорвалось: гипертония, проблемы с сердцем и сосудами. Все поддается лечению, но ей нельзя нервничать, поэтому я молчу, скрипя зубами.

— Нужно ехать и в Израиль, — говорит мать, когда мы возвращаемся из клиники домой.

— Его нельзя транспортировать, — стараюсь отвечать спокойно, хотя хочется выкрикнуть ей правду о том, что это все…

— Не сейчас, а когда Роберту станет лучше. Я пока договорюсь.

— Хорошо, — киваю и нервно сигналю, чтобы нам открыли. Ворота разъезжаются, и мы въезжаем во двор родительского дома. Я редко здесь бываю, в основном живу в пентхаусе. Дом огромный, родители любят роскошь и пространство.

Помогаю матери выйти из машины и провожаю ее до двери.

— Не уходи, побудь со мной. Мне страшно и холодно одной в этом огромном доме. — Киваю, соглашаясь.

Долго выслушываю бред про лечение в Израиле, клинику, условия и про погоду, которая тоже вылечит отца. Речь матери вонзает в мое сердце все больше ржавых иголок. Очень тяжело видеть, как человек цепляется за воздух. За надежду, которой нет. Чувствую себя отвратительно оттого, что скрываю от матери правду. Но и сказать, что надежды больше нет, тоже не могу! Отпаиваю мать успокоительным, а в себя заливаю виски, чтобы заглушить боль и орущую совесть.

К вечеру мать засыпает. Ее буквально вырубает большая доза успокоительного, меня же алкоголь не берет. Хлещу виски как воду, сидя в кабинете отца и рассматривая его вещи на столе. Подставки из черного камня, статуэтку из слоновой кости, зажигалку из белого золота, раритетные часы, которые он купил на аукционе в Швейцарии, какие-то документы, которые он, видимо, изучал накануне. Здесь никогда никто ничего не трогал и не переставлял — отец не любит, чтобы кто-то вторгался в его пространство. Когда я был ребенком, он не впускал меня сюда, даже мама здесь бывала редко. А прислугу увольняли безоговорочно, если та смела хотя бы раз переставить вещи в его кабинете. Для отца это был храм. А сейчас я занимался вандализмом, вторгаясь сюда.

Сижу в кресле отца, читаю бумаги, разбрасывая их. Сделка с «Гидромедь» летит на пол, договор о поставках сырья — тоже. Ни одна удачная сделка не спасет вам жизнь… Беру статуэтку и запускаю ее в громко тикающие часы. Разбивая их к чертовой матери. Время останавливается, и наступает мертвая тишина, которая режет мне уши. Допиваю виски и сжимаю голову, пытаясь остановить пульсацию в висках. Хозяин кабинета никогда не был идеальным отцом, между нами много недопонимания. Мне по-прежнему не хочется становиться его приемником, но все равно невыносимо больно осознавать, что отец никогда сюда не вернется.

Встаю с места, отшвыривая осколки стекла от часов, выхожу из кабинета. Почти выбегаю на улицу и глубоко дышу прохладным майским воздухом. Опьянение все же есть: тело ватное, губы немеют, а мозг абсолютно трезвый. Вынимаю из кармана телефон и набирают номер Леры. Сам от себя не ожидал, но она единственная, кого я сейчас хочу слышать и видеть. Вероятно, мне просто нужно разгрузить мозг, иначе сорвусь.

— Алло, — робко отвечает девочка, и я пьяно улыбаюсь в трубку. Не будь она больна, прямо сегодня сожрал бы ее всю, полностью.

— Какие цветы ты любишь?

— Что? — тихо спрашивает она.

— Какие цветы ты любишь?! — настойчиво повторяю вопрос и иду к машине.

— Ромашки, — настороженно отвечает она, а я усмехаюсь. Ромашки, бл*ть! Валерия настолько самобытна и уникальна. Пижама со звездами, розовые тапочки и ромашки — все в ее духе.

ГЛАВА 5

Валерия

«Посещения больных разрешены до восьми вечера» — так написано на двери отделения, но, видимо, на Артура это правило не распространяется. Он приходит в десять вечера с букетом цветов. Никогда не видела таких огромных ромашек. Они такие пушистые, благоухающие и перевязанные атласной лентой — необыкновенные. Он опускает их на мои колени и садится рядом.

Сегодня в нем что-то поменялось. Нет, он такой же привлекательный, с дерзкой ухмылкой на губах. На Артуре белый тонкий джемпер, который контрастирует с его смуглой кожей, рукава закатаны, на запястьях неизменные кожаные браслеты, на левой руке часы. Смотрит на меня, словно трогает взглядом, заставляя мое сердце биться в тысячу раз быстрее.

— Ну как ты, котенок? — спрашивает он, и я понимаю, что изменилось. «Кофейные» глаза уже не хищные, а теплые, с поволокой. И голос мягкий, хриплый и ленивый.

— Спасибо, все хорошо, мне уже лучше, — отвечаю, забирая букет в руки, зарываюсь носом в нежные лепестки ромашек. Обычно букеты из салонов не пахнут, а этот такой свежий, будто цветы только что сорвали с поля.

— Тебе больше не больно? — спрашивает он и накрывает мое колено большой ладонью.

— Нет, — напрягаюсь, потому что от его пальцев через ткань пижамы по моим ногам разбегаются тысячи мелких электрических зарядов.

— Не бойся, котенок, — лениво смеется он. — Просто невозможно не касаться тебя. — Его рука то настойчиво сжимает, то нежно поглаживает. А мне страшно, и одновременно кожа горит в месте его прикосновения, и бабочки в животе порхают, бьются крыльями, словно хотят вырваться. — Ты такая хрупкая, нежная, — Артур переходит на хриплый шепот. — Расскажи мне что-нибудь, хочу тебя послушать, — он ловит мой взгляд, и я начинаю тонуть в его теплых глазах.

— Что рассказать?

— Все что хочешь. О чем мечтаешь, чем увлекаешься. Как поживает твой парень? — хитро прищуривая глаза, спрашивает Артур.

— У меня нет парня.

— А куда он делся? Расстались? Ты его бросила? — он ведет бровями, и я улыбаюсь. Артур не прекращает прикасаться к моим коленям, но теперь больше приятно, чем страшно.

— Нет, у меня его не было.

— Что, вообще никогда? — с подозрением спрашивает Артур, словно не доверяет мне.

— Ну почему никогда, был, в училище, но… — не хочу рассказывать, что меня бросили, потому что я была не готова к сексу. Тогда было как-то по-детски страшно. Антон так напирал и в наглую лез мне под юбку, что я сбежала с его квартиры, а на следующий день, мне рассказали, что он переспал с моей однокурсницей. — В общем, не сложилось…

— Ммм, как интересно. Насколько серьезные у вас были отношения? — внимательно, без улыбки спрашивает он.

— Эм, что в вашем понимании «серьезно»?

— По-взрослому, Лерочка, — он привстает, забирает у меня цветы, нависает надо мной, тянет руку, убирает волосы с моего лица и задерживается, накручивая прядь волос на пальцы. — Отвечай, — понижая тон, спрашивает он. А я уже не помню, о чем мы говорили. — Так насколько далеко ты зашла со своим парнем? — напоминает он мне. А я куда-то плыву, словно попадаю под гипноз.

— Никуда мы не зашли. Точнее, он хотел, но мне было страшно, — зачем-то говорю всю правду, чувствуя, как он начинает поглаживать кончиками пальцев мое лицо.

— А со мной? — еще тише спрашивает он, опаляя щеки горячим дыханием.

— Что с вами? — чувствую себя дурой, постоянно переспрашивая. Когда он так близко, я теряю рассудок.

— Тебе со мной страшно? — он замирает в сантиметре возле моих губ, и я прекращаю дышать.

— Да, — честно отвечаю я.

— Почему?

— Потому что я вас совсем не знаю.

— Только поэтому? — усмехается он и втягивает воздух, а я чувствую запах алкоголя. Ничего не могу с собой поделать. После смерти родителей я испытываю неприязнь к этому запаху.

— Вы пьяны? — все очарование проходит, теперь мне действительно страшно, и я сжимаюсь, пытаясь отодвинуться.

— Не «вы», а «ты». И да, я пьян, но уже, скорее, тобой. Если бы ты только знала, что делаешь со мной, Валерия, — он проводит носом по моей щеке, а я чувствую, как сковывает тело, и глаза щиплет от подступающих слез. Чувствую себя в ловушке, словно меня загнали в угол. Зажмуриваюсь, пытаясь дышать глубже, и дело даже не в Артуре. Еще минуту назад я с ума сходила от его прикосновений, а сейчас меня сковывает страхом, и я немею. Когда мне было тринадцать лет, один из собутыльников отца в пьяном угаре зажал меня в темной комнате, от него отвратительно воняло. Ничего не случилось, в комнату вовремя зашёл отец, и его друг сделал вид, что ничего не произошло, но страх перед пьяными мужчинами сидит во мне до сих пор. Не выдерживаю, всхлипываю, когда из глаз скатываются слезы.

— Малышка, ты чего? — с недоумением спрашивает Артур и немного отстраняется. Я глубоко вдыхаю, пытаясь подавить страх.

— Ты пьян… — все, что могу сказать. Я закрываю лицо руками, чтобы отгородиться от близости этого мужчины.

— Я не сделаю тебе ничего плохого. Да, я пьян, но контролирую себя. Ты просто безумно мне нравишься, мне хочется постоянно тебя касаться. Но я не собирался причинять тебе вред. — А я ничего не могу ответить, чувствуя себя сумасшедшей, не могу объяснить причины своих слез. Просто дышу, дышу, дышу, боясь открыть лицо. Слышу, как Артур глубоко вдыхает и отходит от меня. Я слышу, как звенят стаканы, когда он наливает воду.

— Возьми, — открываю лицо, принимаю бокал и послушно пью. А он садится рядом и уже не касается меня.

— Тебя кто-то обидел, будучи пьяным? — его голос становится холодным и сдержанным, а я киваю, утирая слезы.

— Кто?! — с нотками ярости спрашивает он.

— Это было давно, и я сейчас не хочу об этом говорить, — сдавлено отвечаю я. — Прости, это сильнее меня… — допиваю воду, глотая слова.

— Не буду сейчас на тебя давить, но потом ты обязательно все расскажешь, — уверенно заявляет он, намекая на нашу следующую встречу. Артур настолько серьезен и собран, что мне становится стыдно от своего неадекватного поведения. — Сегодня мой отец после затяжной болезни впал в кому. Наверное, это не выход — глушить эмоции с помощью алкоголя, — вдруг откровенно говорит он, глядя куда-то сквозь меня. — Но алкоголь меня не взял, и я захотел увидеть тебя. Если хочешь, я уйду.

— Прости, я не знала. Не уходи, — вырывается у меня. Внутри что-то переворачивается, словно чертовы бабочки, которые несколько минут назад испуганно притаились, вдруг вырвались наружу. Я нашла в этом мужчине что-то схожее с собой. Ему не с кем разделить свою боль, и он пришел ко мне, к девушке, которую знает всего пару дней. — Обними меня, — сама тянусь к нему, когда он улыбается уголками губ. Артур садится рядом на кровать, облокачивается на подушки и раскрывает руки.

— Иди сама ко мне, — предлагает он, словно кидая вызов, но на самом деле это тест на доверие. Медлю, а потом пододвигаюсь ближе и аккуратно ложусь ему на грудь, переборов свой страх. Он обнимает меня и слегка поглаживает спину, иногда играя с волосами. Мы лежим в абсолютной тишине. Постепенно расслабляюсь, слушая размеренный стук его сердца, глубоко вдыхаю запах дорогого и дурманящего мужского парфюма. Становится хорошо и одновременно волнительно. Приятное волнение разливается негой по всему телу. Никогда не испытывала такого тепла и нежности от близости с человеком.

ГЛАВА 6

Валерия

Время летит на полной скорости, и все плохое, в конце концов, проходит, оставаясь в истории. Мне сняли швы и выписали домой. Да, резкие движения пока противопоказаны, переутомляться и заниматься спортом нельзя, но я уже не ощущаю себя беспомощным растением. Чувствую прилив сил, и все благодаря Артуру и чуду, которое он мне подарил. Я не дура и прекрасно понимаю, что этот мужчина не добрый меценат и делает это все, потому что я ему нравлюсь. Но почему бы и нет?! Он не мальчишка из соседнего подъезда, не мой бывший парень Антон, гопник из училища. Он взрослый мужчина, который старше меня на девять лет. Мужчина, состоявшийся в жизни, знающий себе цену, имеющий определенный статус и невероятный магнетизм. Главное, мои бабочки рядом с ним сходят с ума. Он тот, о ком я мечтала. Мужчина, сошедший со страниц любимого романа, умеющий ухаживать и очаровывать. Артур принадлежит к категории тех, кто не только говорит, но и делает, совершая поступки, к которым невозможно оставаться равнодушной.

— Дашка, зачем ты опять купила эти сосиски? — спрашиваю, разбирая пакет с продуктами, который принесла сестра.

— А что с ними не так? Там акция была, я взяла две упаковки.

— Еще и две, — цокаю я. — Они же совершенно невкусные. Мы покупали их месяц назад и скормили потом уличным котам, которые, кстати, тоже ели их с неохотой.

— Блин, я забыла… — сестра делает виноватые глаза.

— Ну не бывает вкусных сосисок за такую цену, — укладываю продукты в холодильник, беру себе питьевой йогурт и сажусь на кухонный диванчик, глядя, как Даша прикуривает тонкую ментоловую сигарету и выдыхает дым в открытое окно. Отмахиваюсь от дыма, морщась, но сегодня не читаю сестре лекций о вреде курения. Она устала, у нее последнее время завал заказов, и Дашка вынуждена работать без выходных, поскольку я на больничном.

— Мне уже намного лучше, в понедельник выйду на работу.

— Ой, сиди, героиня нашлась, — отмахивается Дашка.

— Нет, я, правда, хорошо себя чувствую, просто не буду поднимать тяжёлое. У тебя новые часы? — указываю на запястье сестры, рассматривая аксессуар.

— Да, это Сашка подарил, — не очень довольно сообщает Даша. — Откупается.

— Вы опять поругались?

Сестра старше на пять лет, и я всегда хотела быть на нее похожей. Волосы у нее не рыжие, а медовые. Она немного выше меня, и фигура лучше. У меня маленькая грудь, а Дашка пошла в бабушку и гордо носит «троечку». Она сексуальная, а я больше милая. Даша огонь, в ее глазах страсть и загадка. А я воздух, спокойствие и открытая книга. Мы чем-то похожи внешне, но характеры у нас противоположные. Если бы не ее настойчивость и внутренняя сила, неизвестно, как бы сложилась наша жизнь.

— Да не бери в голову, все как всегда, — настроение сестры ухудшается. — Ему показалось, будто кто-то косо на меня посмотрел, и апогей всего — я улыбнулась таксисту. В итоге скандал и вынос мозга. Не знаю, почему мы вообще до сих пор вместе. Он больной на всю голову.

— Ты его еще любишь?

— Уже не знаю, Лерка. — А раньше Даша уверенно отвечала, что любит, теперь же их отношения все больше и больше удручали ее. — Это больше похоже на привязанность, нет никакого развития. Да я уже и не хочу за него замуж. Не знаю… — обречённо вздыхает Даша и тушит в пепельнице окурок, продолжая смотреть в окно. — Иногда мне кажется, что лучше его нет никого, а иногда — что нужно разорвать эти отношения, пока не поздно… В общем… — сестра замолкает и, не находя слов, обнимает себя руками так, как будто в комнате становится холодно. А я встаю и обнимаю ее сзади, тоже всматриваясь в ясное небо.

— Но ты же знаешь, что все будет хорошо? — пытаюсь поднять ей настроение.

— Когда-нибудь будет… — невесело отвечает Даша.

— А меня сегодня пригласили на свидание, — тихо сообщаю ей я.

— Твой принц из больницы?

— Я уже говорила, его зовут Артур. И на принца он не похож, скорее, на демона-искусителя.

— В том то и дело, Лера. Не нравится он мне. Сейчас дает, а потом заставит заплатить за каждую потраченную копейку. Он не «парень с нашего двора», а взрослый и состоятельный мужик, которого не устроит просто дарить тебе ромашки и целовать ручку.

— Думаешь, я этого не понимаю? Понимаю. Я ему нравлюсь, и он мне — тоже. Зачем нужен «парень с нашего двора»? Серьёзный мужчина привлекает больше. Он вообще первый, к кому меня настолько влечет.

— Еще бы он не привлекал! На машине стоимостью как три наши квартиры, — хмыкает Дашка.

— Думаешь, мне деньги нужны? — отрываюсь от сестры.

— Ничего я не думаю. Но лучше мужик, который может обеспечить семью и дать женщине все, в чем она нуждается, чем просто хороший парень.

— Ох, Дашка, не веришь ты в искрение чувства. И это плохо. Жизнь она, конечно, жестокая, но без веры в искренность нельзя, — говорю я. Отрываюсь от сестры и иду в комнату, открываю шкаф, выбирая, что надеть. Выбор невелик: джинсовое платье на пуговицах спереди, либо персиковый сарафан-крестьянка с широкой юбкой и открытыми плечами.

— Персиковое надевай, — советует сестра. — И волосы распусти. Только когда твой принц приедет, сначала я с ним поговорю.

— Зачем?

— Затем! Сестрёнка у меня одна, и я не хочу, чтобы тебе кто-то разбил сердце. Все, собирайся.

Артур пунктуален. Ровно в шесть вечера его машина паркуется напротив нашего подъезда, и я кидаюсь к двери. Но сестра меня останавливает. Надевает тапочки, берет свои сигареты и сама спускается вниз, заставляя меня ждать. Сердце колотится как сумасшедшее. Я еще никогда так не волновалась. Подхожу к зеркалу, поправляю платье, перекидываю волосы на одно плечо, подкрашиваю губы бледно-розовой помадой и иду к окну. Подглядываю через шторы за Артуром, который выходит из машины, облокачивается на белый внедорожник и играет ключами, посматривая на наши окна.

Дашка выходит из подъезда, прикуривает сигарету и приближается к Артуру. Они здороваются, кивая друг другу, и Дашка что-то долго говорит, а Артур то ухмыляется, то прячет улыбку, становясь серьезным, то задает вопросы. И я хочу знать, о чем они говорят. А потому решительно надеваю бежевые балетки, глубоко вдыхаю и покидаю квартиру.

Выхожу из подъезда, чувствуя, как волнение зашкаливает, и ладошки потеют. Артур что-то тихо говорит сестре, но, завидев меня, замолкает и улыбается, сдержанно, лишь уголками губ, а глаза горят. От этого блеска подкашиваются ноги, и внутри все переворачивается. Дашка оглядывается и скептически поджимает губы, а мне уже все равно, что она думает, я под гипнозом «кофейных» глаз.

— Не переживайте, Дарья, я не сделаю Лере ничего такого, что ей не понравится, — голос у него сегодня опять с хрипотцой, низкий, вибрирующий.

Сестра наклоняется ко мне, поправляет волосы и шепчет:

— Я понимаю, что это невозможно, но держи себя в руках, не теряй голову. И если ты не ответишь хоть на одно мое сообщение, я заявлю в полицию, — усмехается она и, шлепая меня по попе, уходит. А я замираю, потому что Артур трогает меня взглядом. Никогда не думала, что такое возможно, но мое тело мгновенно отзывается. Артур усмехается, прикусывает губу, отталкивается от машины, подходит ко мне и берет за руку.

— Ты прекрасна, — крутит меня, рассматривая, а потом резко дёргает на себя, прижимая к сильному телу. — Я тебя съем, Лера, — шепчет куда-то мне в волосы и глубоко вдыхает. — Ты знаешь, что от тебя пахнет медом? Невозможно устоять, — его голос пьянит, его близость лишает разума, а запах дурманит. Свидание ещё не началось, а я уже в эйфории. Мне немного страшно от того, что все так быстро и стремительно, но разве это плохо? Мы же не дети.

— От тебя пахнет грушей и мускатным орехом — такой тонкий запах, — отвечаю я, и Артур смеётся мне в волосы.

— Лер, — хрипло зовёт меня, сжимая талию. — Я безумно хочу тебя поцеловать, хочу попробовать тебя на вкус, иначе меня разорвет, малышка.

— Так поцелуй, — шепчу ему в ответ, а у самой сердце замирает. Он хватает меня за подбородок, поднимает голову, заставляя смотреть ему в лицо. — Только в машине, а не посреди двора. — Артур закрывает глаза, вдыхает, а потом отпускает меня и открывает переднюю пассажирскую дверь.

— Быстро в машину, котенок! — командует он, помогает мне сесть, закрывает дверь и обходит машину. Пока он садится за руль, я осматриваю салон. Никогда не была внутри таких шикарных машин. Салон из белой кожи, а приборная панель обшита черной, на ней размещен сенсорный экран, с помощью которого можно управлять машиной. Я такие только в рекламах видела. А главное, здесь стоит насыщенный запах хозяина машины.

— Иди ко мне, солнце, — он вновь нетерпеливо дёргает меня на себя, грубо зарывается в волосы и притягивает к своим губам. Сначала замирает, заставляя сердце биться быстрее. А потом целует, всасывая мои губы, и я пытаюсь ответить, но он не позволяет, забирая инициативу.

Я полагала, что в моей жизни были поцелуи, я полагала, что умею целоваться, но с Артуром моя уверенность рухнула. Его поцелуй не сравнится с тем слюнявым чмоканьем Антона. Артур то нежно обводит языком мои губы, то жадно их всасывает. По телу бегут волны мурашек, голова кружится, и совершенно не хочется отрываться. А когда он слегка кусает меня за нижнюю губу, я невольно издаю стон удовольствия. Он перехватывает губами стон, поглощая его, отрывается от меня и тяжело дышит, обжигая.

— Ты очень вкусная и чувствительная девочка, — словно задыхаясь, говорит он. — Поехали, иначе… — глотает слова, качая головой. — Лучше тебе не знать, что сейчас в моих мыслях, — усмехается и отпускает меня, садясь ровно за руль. А я сама не могу отдышаться и справиться с головокружением. Мне кажется, что если он захочет, я отдам этому мужчине все.

— Куда мы?

— У нас обширная программа, тебе понравится, котенок.

ГЛАВА 7

Валерия

Когда выезжаем за пределы города, мое волнение зашкаливает. Рядом с этим мужчиной кажется, что сердце сразу охватывает аритмия. Ритм то замирает, то ускоряется. Стараюсь не пялиться на Артура так откровенно, но ничего не выходит. Он уверено и расслаблено ведет машину, берет сигареты, прикуривает и выдыхает дым в окно. Всегда не переносила запах табачного дыма, но его сигареты пахнут иначе. Запах парфюма, кожи салона и табака смешиваются и создают особую атмосферу. Смотрю на пальцы, сжимающие руль, и вспоминаю, как хорошо было, когда он прикасался ими ко мне. Артур говорил, что ему постоянно хочется меня касаться, теперь я его понимаю — мне тоже хочется чувствовать этого мужчину. Хочется взять его за руку, прижаться к сильному телу, почувствовать его дыхание и еще один горячий поцелуй, от которого потом будут долго гореть губы. И это не просто желание — это влечение, тяга, которую сложно преодолеть.

На Артуре сегодня темно-синие потертые джинсы и черная спортивная рубашка на металлических пуговицах, из-под расстегнутого воротника виднеется цепь из белого золота, а на ней какой-то кулон. И мне хочется его рассмотреть, но кажется, что я никогда не смогу решиться и залезть ему под рубашку. В какой-то момент он поворачивается ко мне, подмигивает, усмехаясь и, словно читая мысли, берет мою руку, опуская ее себе на колено, сплетает наши пальцы, немного сжимает, а я смотрю, как красиво контрастирует наша кожа. Его смуглая и моя белая.

— Куда мы едем? — осматриваю загородную трассу и лес вокруг. Погода сегодня сказочная, теплая, солнце ласковое, и вокруг все цветет и пахнет. Идеальный день для свидания.

— Тут недалеко есть загородная усадьба, — отвечает Артур.

— А что мы будем там делать?

— Как что? — он опять поворачивается ко мне и хищно улыбается. — Я тебя похищаю, — произносит вкрадчиво и сильнее сжимает мою ладонь. — Запру там, приставлю охрану и буду делать с тобой все, что захочу, — понижая голос, говорит он. А мне не страшно, я довольно улыбаюсь, кусая губы. — Что, совсем не страшно, котенок?

— Нет, мне кажется, что с тобой ничего страшно, — его взгляд теплеет, и он усмехается, довольный моим ответом. Артур поднимает наши руки и подносит к своему лицу. Не целует, просто водит губами и отпускает. А я вспыхиваю, когда внутри все переворачивается, сводит от трепета и еще чего-то незнакомого, жгучего, но очень приятного.

— Мы уже почти приехали. Тебе понравится.

Артур сворачивает с дороги, и через десять минут мы действительно въезжаем на территорию усадьбы. Это что-то невероятное! Необъятная территория, сад, фонтан, мозаичные дорожки с витиеватыми узорами. Просторная беседка с балдахином и воздушными шторами и огромный дом с белыми колоннами и террасой.

У меня открывается рот, когда Артур паркуется под специальным навесом для машин и помогает мне выйти.

— Вот здесь я тебя и запру, — усмехается он.

— Здесь… — не могу подобрать слов. — Прекрасно.

— То есть тебе нравится, и ты не против?

— Артур, я серьезно, чей это дом?

— Нашей семьи. Он новый. Отец хотел отойти от дел и переехать сюда. Но не судьба… Пока тут живет только обслуга, собаки и лошади.

— Здесь есть конюшня? — восхищенно спрашиваю я.

— Да, за домом, возле озера, — спокойно отвечает Артур и ведет меня по дорожке к беседке. Пока я рассматриваю сад, красивые цветы, деревья, причудливые кусты, у Артура звонит телефон. Он вынимает его из кармана, смотрит на дисплей, и я вижу высвечивающееся имя «Диана».

— Да, — спокойно отвечает он, и я слышу голос девушки, но не могу разобрать слов. — Потому что я занят! — Напрягаюсь, когда его голос кардинально меняется, становясь холодным и раздраженным. — Получается, так! — Не знаю, кто такая Диана, но я уж точно не хотела бы оказаться на ее месте. — Все! Не звони мне! — Он сбрасывает звонок и отключает звук на телефоне. Хочется спросить, все ли в порядке, но я не решаюсь.

Артур заводит меня в беседку, где расположены мягкие диваны вокруг стеклянного стола на массивной деревянной ножке.

— Располагайся, отдохни, выпей, — он указывает на стол, где стоит кувшин с напитком, в котором лед, мята, дольки апельсинов и клубники. На тарелке маленькие корзиночки из теста, в которых свежие ягоды и сливки. Красиво уложены салфетки. Бокалы из тонкого стекла. Прозрачные шторы, колыхающиеся от ветра… А рядом со мной невероятный мужчина. Боже, скажите мне, что это не сон! — Я скоро вернусь, только распоряжусь насчет прогулки и ужина.

Артур уходит, а я наливаю себе освежающий напиток и, наслаждаясь вкусом, всматриваюсь вдаль: в сад, цветущие деревья. Думаю о том, что вот так выглядит мечта. Тишина, спокойствие и умиротворение. Но мне сложно представить, сколько стоит эта усадьба. Кажется, я попала в другую реальность — в мир больших денег и роскоши. И от этого почему-то становится немного страшно.

Вскрикиваю, почти роняя бокал, когда к моей ноге прикасается что-то теплое, и выдыхаю, понимая, что это собака. Большой белый лабрадор. Он лижет мне руку, садится рядом и смотрит в глаза. Такой добрый, милый, и очень ухоженный пёс.

— Привет, — осторожно тянусь к нему, чешу за ухом, глядя, как пёс прикрывает глаза от удовольствия и сам ластится к моей руке. — Какой ты милый, — усмехаюсь, глажу пса, и он начинает прыгать вокруг меня. — И как тебя зовут, подлиза?

— Его зовут Арчи, — отвечает Артур, проходя в беседку. — Сидеть! — четко командует он, и пёс послушно садится, замирая. Артур тоже гладит собаку, но тот сидит спокойно, посматривая на меня.

— Он такой хороший, послушный, отпусти его играть. Видно же, что он хочет.

— Гулять, Арчи! — командует Артур, и пёс срывается места, начиная носиться по двору. — Пошли, — он протягивает мне руку и помогает подняться. Иду за ним, не зная направления. Да и какая разница? Кажется, я готова пойти с этим мужчиной куда угодно.

Мы медленно обходим дом, а Арчи счастливо бежит рядом с нами. Там, и правда, озеро. Небольшое, но очень красивое. Оглядываюсь на дом и представляю, какой прекрасный вид из окна. А потом мне становится очень жаль, что в этом доме никто не живёт. Он огромен, но строился с любовью и планами на будущее.

— Как твой отец? — тихо спрашиваю я.

— Так же. То есть никак… — недовольно отвечает Артур, словно не хочет разговаривать на эту тему, и я закусываю губы.

— Все будет хорошо, — тихо произношу я, но Артур не реагирует. Из конюшни выводят двух лошадей: белую и черную — и я теряю нить беседы. Они такие высокие, статные, красивые — дух захватывает от их величия. Мы подходим, и мне становится страшно, потому что раньше я никогда не видела лошадей так близко. Они очень послушные. Мужчина, выводящий их из загона, протягивает мне корзинку, в которой лежат морковь и яблоки.

— Возьми морковку, прокорми Снежинку, — Артур указывает на белую лошадь. — Она ее любит. — Беру морковь, но мне страшно. — Положи ее на ладонь и протяни. Делаю так, как он говорит, но боюсь. Артур качает головой, берет меня за запястья и подносит мою руку к морде лошади. Это невероятно, но она аккуратно берет морковь и съедает. Я счастливо улыбаюсь, уже смелее кормя животное.

— То есть спрашивать, умеешь ли ты ездить, бесполезно?

— Ты что?! Я вообще впервые так близко к лошадям. Но очень хотела бы научиться ездить верхом, — признаюсь я.

— Научим. Тогда давай просто погуляем с ними, — предлагает Артур, и я счастливо киваю. День ещё не закончен, но он уже самый лучший в моей жизни.

Дальше мы гуляем вдоль озера, кормим лошадей, общаясь с ними. Я смелею, гладя Снежинку и обнимая ее за морду, а она смешно фыркает. В основном мы разговариваем о лошадях и их повадках. Артур много об этом знает и смотрит на них с гордостью. Визжу как ребенок, когда он в шутку пытается затащить меня на лошадь. Потом сам ловко запрыгивает и скачет вокруг озера.

После, намного позже, мне будет казаться, что именно в этот день и в этот момент я влюбилась в Артура. Отчаянно, глубоко и навсегда пропала. Невозможно было остаться равнодушной к этому, как мне тогда казалось, идеальному мужчине…

Когда мы вернулись с прогулки, Артур показывал мне дом. Такой огромный, но уютный. Несколько спален на втором этаже. Мансарда с игровой комнатой. Крытый бассейн на цокольном этаже. И камин в огромной гостиной. Никогда не думала, что когда-либо окажусь в таком доме. Здесь было страшно прикасаться к вещам, потому что они казались неприлично дорогими.

С наступлением темноты нам накрыли стол на террасе. Рыба на гриле, салат из морепродуктов, запечённые овощи, вино и сервировка — как в элитном ресторане. Никогда не ела такой вкусной еды. А в какой-то момент мне становится стыдно за то, что я уплетаю еду, словно дикая, но Артур говорит, что ему нравится смотреть, как я ем. Сам он съедает только рыбу, немного овощей и пьет вино.

— Выпей немного, расслабься. Думаю, тебе понравится фруктовое послевкусие вина, — Артур пересаживается ко мне на диван и протягивает бокал.

— Я вообще никогда не пью, — принимаю бокал и просто кручу его в руках.

— А я не предлагаю тебе пить, я предлагаю попробовать напиток. Это не алкоголь Валерия, это купаж разных сортов винограда, которые при сочетании оставляют необычное послевкусие. Ты должна попробовать, — понижая голос, говорит он, ловит мой взгляд, забирает бокал и сам подносит его к моим губам. — Открой ротик, Лера, — вкрадчиво просит он, и я повинуюсь.

Он наклоняет бокал, и я пью из его рук вино. Глоток, ещё один, вкус, и правда, прекрасный, сладкий и терпкий. Артур наклоняет бокал сильнее, и струйка вина скатывается, пачкая платье. Он отнимает бокал, берет меня за подбородок, притягивает к себе и целует. Наш поцелуй имеет вкус вина, и моментально пьянит. Голова кружится, и я даже не пытаюсь сопротивляться, а плыву по течению в эйфории. Из нежного и аккуратного его поцелуй превращается в жадный и немного грубый, лишающий дыхания. Вскидываю руки, хватаюсь за сильные плечи, сжимаю, чувствуя, как он напряжён. Артур исследует мой рот, ласкает губы, сильно всасывает, кусает, а потом отрывается, позволяя, наконец, вдохнуть. Он зарывается в волосы, сжимая их, тянет назад, управляя мной и вынуждая откинуть голову.

— Ты сводишь меня с ума, малышка, — голос хриплый, напряжённый, почти рычащий. — Твой запах, — его горячие губы прикасаются к моему подбородку, ведут по скулам, ниже к шее, целуют, всасывая кожу. — Твои глаза, губы, волосы, тело, — шепчет мне в шею, одновременно целуя. — Я хочу, чтобы это было моим…

Нечего не соображаю, только чувствую, как горит тело и по нему бегут волны мурашек. Бабочки внутри взбунтовались и порхают как сумасшедшие, управляемые его ласками. Немного пугаюсь, когда сильная рука накрывает мою талию, ведёт выше, гладит, пока горячие губы целуют плечи. А потом его ладонь накрывает мою грудь. Замираю, закусывая губу.

— Расслабься, — шепчет Артур, опять целует мое плечо и поднимается выше, глядя в глаза. Гладит грудь через тонкую ткань платья и перебирает на затылке волосы. Его дыхание сбивчивое, словно Артур задыхается, а со мной происходит что-то новое — низ живота ноет, но очень приятно. Тело горит, дыхание учащается, и хочется прогнуться, поддаваясь его ласкам. — Не бойся, доверься. Покажи мне себя, — Артур дёргает за резинку сарафана на моих плечах и спускает его вниз, оголяя грудь. Всхлипываю, задерживая дыхание, пытаясь прикрыться рукой.

— Не смей! — откидывает мою руку и смотрит на грудь. Соски мгновенно твердеют от прохладного воздуха и ноют от непонятного ощущения, зарождающегося внутри.

— Будешь моей, Лера, — говорит он, протягивая руку и обхватывая грудь.

— Я… Ммм, — кусаю губы, когда он обводит соски.

— Это не вопрос, котенок, — снисходительно усмехается Артур и слегка сжимает сосок, а я не выдерживаю и начинаю бесстыдно стонать, потому что испытываю ошеломляющие ощущения. Становится горячо и хочется, чтобы он не прекращал, а касался меня бесконечно. — Ты уже моя девочка, — наклоняется к уху, не переставая играть с сосками, то лаская, то сжимая. — Скажи мне «да», Лера, — шепчет на ухо.



— Да-а-а, — тяну я, все-таки выгибаясь навстречу его умелым рукам. И он хрипло стонет мне в ухо. — Дай Бог мне сдержаться и не разорвать тебя, малышка, — рычит, но мне не страшно, этот голос возбуждает.

В его кармане настойчиво вибрирует телефон, Артур какое-то время не реагирует, и мне все равно. Потом все же нервно вынимает его, хочет отключить, но отвечает на звонок.

— Да! — смотрит горящими дьявольскими глазами, обещая мучительную пытку. — Что?! — кричит и отпускает меня. — Что ты сказала, повтори… — у него пропадает голос, становясь «мертвым». Артур долго слушает и постепенно меняется в лице, бледнея. Он встаёт с места и отворачивается от меня, облокачиваясь на перила. — Когда это случилось? — спрашивает и прикуривает сигарету. А я прихожу в себя, быстро натягиваю сарафан и обнимаю руками плечи. — Да, я понял, — Артур заканчивает разговор, но продолжает курить, глядя куда-то во двор усадьбы.

— Что-то случилось? — спрашиваю я, но он молчит. — Артур? — встаю с места, подхожу к нему, поднимаю руку, чтобы погладить широкую спину, но не решаюсь. Так и застываю.

— Отец умер, десять минут назад, — сообщает он тем же «мертвым» голосом, и у меня внутри все холодеет. Всё-таки дотрагиваюсь до его спины и аккуратно глажу. Я совсем не знала его отца, но чувствую боль Артура и, хочется плакать.

— Я… мне…

— Не нужно, котенок. Я давно знал, что это произойдет, и мне казалось, что был готов… Но, оказывается, к такому нельзя подготовиться…

— Чем я могу тебе помочь? — прижимаюсь щекой к его спине, чувствуя, насколько он скован — мышцы каменные.

— Мне нужно ехать, мать в истерике, — он разворачивается ко мне, и я вижу в красивых глазах только боль, которую он держит в себе.

— Да, конечно, подвезешь меня до города, а дальше я сама, — отрываюсь от Артура, собираясь взять свою сумку. Но он хватает меня за руки и дёргает на себя.

— Нет, я не хочу, чтобы ты уезжала. Останься здесь, дождись меня. Никого не хочу больше видеть.

ГЛАВА 8

Валерия

Конечно, я осталась. Я вообще не могла отказать этому мужчине ни в чем, а в такой момент — тем более. Он уехал, оставив меня в огромном доме. Почти сразу в гостиную вышла немолодая полноватая женщина, представилась Светланой Михайловной, поинтересовалась, понравился ли мне ужин, и проводила наверх.

— Артур Робертович просил расположить вас в этой комнате. Свежее белье я постелила, полотенца, тапочки и халат — в ванной. Если что-то будет нужно — обращайтесь, — доброжелательно говорит женщина и покидает комнату.

А я все равно стою на месте, рассматривая спальню. Высокий потолок со стилизованными балками из темного дерева, большая двуспальная кровать с мягкой спинкой — здесь преобладают черный и теплый коричневый цвета. Тумбы с обеих сторон кровати, напольные светильники, пушистый ковер под ногами, плазма на стене напротив кровати — минимум мебели и техники, много пространства. Возле большого окна стоит причудливое кожаное кресло с высокой спинкой. Но самое интересное: вместо перегородки в ванную — огромное матовое стекло. Деталей, конечно, не различить, но прекрасно видны очертания. Подхожу к стеклу и трогаю его рукой. То есть с кровати будет прекрасно видно, как моется человек?

В окно вижу то самое озеро, но в свете луны оно кажется мрачным. Набираю номер сестры и сообщаю, что останусь здесь на ночь.

— Лерка, ты с ума сошла?! Быстро домой! Нельзя же отдаваться мужику так сразу!

— Ты не понимаешь. Его нет, я одна в большом доме. У него умер папа, и Артур попросил меня остаться. Я не смогла отказать…

Сестра долго молчит, соображая, а потом вздыхает:

— Когда ты вернешься?

— Не знаю, завтра…

— Хорошо, утром обязательно мне позвони.

Желаю Дашке спокойной ночи и скидываю звонок. Обнимаю себя руками, продолжая смотреть в окно на темное озеро. Вспоминаю боль в глазах Артура, его «мертвый» голос, и хочется прямо сейчас бежать к нему, чтобы обнять и отдать свое тепло. Когда хоронили моего отца, я не плакала, было просто страшно, слезы и осознание произошедшего пришли гораздо позже. Только ночью я поняла, что теперь сирота. Да, у меня не самые лучшие родители, но терять близких людей всегда больно, какие бы они ни были.

С Артуром этот дом казался сказочным, а без него стало холодно и пусто…

Ванная комната отделана темным камнем, в цвет всей сантехники. Душевая кабина тоже с прозрачным стеклом. Большая каплеобразная ванна блестит глянцем. Шикарно, но неуютно — холодный стиль, или, может, я не привыкла к хорошей жизни, и наша тесная ванная казалась мне уютнее. Снимаю сарафан, трусики, настраиваю воду в душевой кабине и с удовольствием встаю под тепловые струи.

Странно, что в нежилом доме, в ванной, есть мужские и женские шампунь и гель для душа, а на полочке над раковиной — увлажняющий крем. Надеваю теплый пушистый халат, подсушиваю волосы феном, висящим на стене, и с удовольствием пользуюсь кремом, который приятно пахнет ванилью.

Застирываю свой сарафан, пытаясь избавиться от пятна вина, вешаю сарафан на полотенчике и выхожу в спальню. Выключаю верхний свет, оставляя только один тусклый светильник. Убираю с кровати покрывало и падаю на нее, разводя руки в стороны. Закрываю глаза, пытаясь отвлечься от нехороших мыслей. Трогаю губы, вспоминая поцелуи Артура, веду руками по шее, ниже к груди и улыбаюсь. Наша близость была прекрасной. Артур одновременно нежный и порывистый, даже его грубость воспринимается по-другому. Не могу описать свои ощущения словами. Нет таких слов, есть только чувства и тысячи острых эмоций.

Сама не замечаю, как засыпаю, медленно погружаясь в сон. Мне снятся лошади возле озера и Арчи, играющий с мячом. Мне снятся лето и пикник на берегу. Артур и маленькая девочка с карими глазами, совсем крошка. Я вижу себя со стороны, наблюдая за этой девочкой, как за посторонним человеком. Вроде я и не я… На поляне чувствую себя счастливой, постоянно смеюсь, играя с девочкой. А другая я, как наблюдатель, грустная, мне тревожно и страшно. Странный сон…

А еще, кажется, что на меня кто-то смотрит со стороны. Я не вижу кто, но ощущаю на себе тяжёлый, пристальный взгляд.

Открываю глаза, щурюсь от света лампы, и она тут же выключается. За окном светает, в комнате полумрак, а в кожаном кресле рядом со мной сидит Артур. Он смотрит на меня, не отрываясь, исподлобья. Взгляд серьезный, напряженный, но очень уставший.

Артур

Не хочу думать о смерти. Не хочу думать о том, что послезавтра моего отца похоронят. Не хочу думать, что матери плохо, и сейчас она тоже в клинике с высоким давлением. Не хочу ни о чем думать, хотя бы несколько часов! Я готов только смотреть на то, как в моей постели спит нежная, невинная и безумно красивая девушка.

Смотрю на ее огненные волосы, разметавшиеся по подушке, на подрагивающие ресницы, на приоткрытые губы, которые мне хочется жадно терзать. У нее тонкие запястья и нежные пальчики. Валерия хрупкая, уязвимая, чистая и очень открытая. Она как глоток воздуха среди смрада, и я хочу ей дышать. Нет, я хочу выпить эту девочку до дна, взять все, что у нее есть, и присвоить себе!

Ужасно хочется выпить. Нажраться до потери пульса и забыть собственное имя. Но Лера боится, когда от мужчины пахнет спиртным. Забыться бы, раствориться в этой чистой девочке, получая свою дозу обезболивающих, иначе загнусь от ноющей боли или слечу с катушек. А мне нельзя, я теперь единственный мужчина в семье, который должен все решить. И сейчас мне нужно набраться сил.

Лера просыпается, открывает глаза и щурится от яркого света. Выключаю светильник, продолжая осматривать ее тело. Халат немного задрался — я вижу упругую попку, и внутренности скручивает от желания. Мне хотелось взять ее по-другому. Красиво. Как положено девочке в первый раз. Я тот ещё мудак и могу испортить жизнь кому угодно. Но первый сексуальный опыт должен вызывать у женщины трепет. А сука-судьба все перевернула.

— Привет, как там…

— Тихо, молчи, не хочу разговоров, — останавливаю ее. Мне не нужны беседы, утешения и жалость. Лера кусает губы, садится на кровати, одёргивая халат. Съезжаю в кресле, склоняю голову, заглядывая в бездонные изумрудные глаза.

— Иди сюда, — зову ее, хлопая по коленям. В глазах Леры растерянность. Да, котенок, ты сама мне себя отдашь. — Иди, малышка, не хочу разговаривать, хочу чувствовать тебя. — Девочка медлит и смотрит на меня умоляющим взглядом. Ну нет, котёнок, я не оставлю тебе шансов — сегодня ты моя. — Быстрее, — маню ее пальцем. Девочка встаёт с кровати, зачем-то плотно затягивает халат и идёт ко мне. Ох, Валерия, не поможет тебе этот халат. Она встаёт рядом, не решаясь сесть на колени. А меня подбрасывает от возбуждения. Она настолько чиста, что не может просто сесть на меня. Приходится руководить, и это заводит в тысячу раз больше, чем секс с опытной девушкой.

— Перекинь ногу и оседлай меня лицом к лицу, — откидываю голову, осматривая Леру. Такая мягкая, теплая, нежная, пахнущая ванилью. А мне как варвару хочется растерзать эту девочку. Не будь она девственницей, я не церемонился бы, поставил бы раком, намотал волосы на кулак и драл бы всю ночь, чтобы скулила. Можно было не трогать эту невинность, поехать к Диане, а там так и сделать. Но в данный момент Лера единственный человек, которого я хочу видеть.

Беру ее за руку и тяну на себя, помогая быстрее оказаться на мне. Ее дыхание становится глубже, а медовый запах усиливается. Обхватываю ее колени и тяну ближе к себе, сажая промежностью на пах, чтобы почувствовала, как я ее хочу. Валерия замирает, не дышит, вызывая мою усмешку.

— Да, малышка, это все ты виновата, — обхватываю ее затылок и целую. Недолго, только для того, чтобы напомнить себе, насколько она вкусная, и отстраняюсь. Дышу через нос, сглатывая, когда она немного ёрзает. Член становится твёрже.

— Расстегни мне рубашку, — голос хрипнет. Запускаю руки под халат, накрываю ее бедра и нежно поглаживаю, наслаждаясь ощущениями бархатной кожи. — Видишь, я занят.

Девочка нервно усмехается и расстегивает пуговицу на моей рубашке. Тело Леры покрывается мурашками от моих ласк, и она уже не может справиться со второй пуговицей.

— Можно оторвать их к чертовой матери, — шепчу я, наклоняюсь и втягиваю запах в ложбинке ее груди. Но девочка все же справляется с пуговицами, распахивая полы. Отрываюсь от нее, снимаю рубашку, отшвыривая на пол. Беру руки Леры, опускаю на свою грудь, и меня начинает немного потряхивать от остроты чувств. Не было у меня ещё такой чистой и неопытной девочки, я боюсь ее спугнуть.

— Ты понимаешь, что я сейчас лишу тебя девственности? — меня кидает в жар от собственных слов. — Заберу у тебя все и присвою себе, — голос сипнет, словно простыл, дыхание сбивается. Хватаю пояс ее халата, дергаю, распахивая. Не позволяю девочке опомниться, быстро снимаю с нее халат, оставляя обнаженной. Такая белая нежная кожа, на которой я сегодня оставлю свои следы.

ГЛАВА 9

Артур

Ее обнаженное тело сводит с ума. Белая кожа такая нежная и бархатная, а плечи, ключицы, небольшая, но упругая грудь, розовые бусинки сосков, так и манят их попробовать. Плоский животик, стройные ножки, упругие бедра и даже небольшие красные шрамы после операции возбуждают меня. Девочка пытается прикрыться, но я не позволяю. Ловлю ее руки и завожу за спину так, чтобы она прогнулась и выставила грудь.

— Вот так и держи руки! — в приказном тоне прошу я, и моя податливая девочка слушается, хотя видно, что смущается. — Ты прекрасна, — произношу, чтобы придать ей уверенности. Сглатываю от тысячи фантазий, проносящихся в моей голове. Но еще больше заводит то, что она пока даже не представляет, насколько сексуальна. Мои демоны требуют развратить девочку по полной программе, и я еле удерживаю их на цепи.

— Лера-а-а, — шепотом тяну ее красивое имя и веду кончиками пальцев по плечам, ключицам вниз. — Моя красивая девочка, такая нежная, — обвожу грудь, наслаждаясь ее реакцией. — Такая чистая, — слегка сжимаю сосок и усмехаюсь, когда Лера содрогается. — Хочу тебя касаться и оставлять свои следы… — Она прикрывает глаза и откидывает голову, отдаваясь моим ласкам. Приподнимаю груди, свожу их вместе, слегка сжимая. — Хочу изучить каждую родинку на твоём теле, хочу быть в тебе, чувствуя твой оргазм.

Девочка всхлипывает, зажмуривая глаза, и краснеет. Черт! Очень тяжело держать себя в руках и быть аккуратным, когда так много хочется. Член становится каменным, упираясь ей в промежность через одежду. Это болезненное, но охренное чувство предвкушения пронизывает все тело.

Оставляю грудь, веду пальцами ниже по животу, к лобку, другой рукой раздвигаю ее ножки шире и накрываю нежные лепестки половых губ. Валерия открывает глаза, закусывает губы и хватается за мою кисть, пытаясь ее убрать и одновременно сжимая ноги.

— Убери руку! — несдержанно рычу я. — Ты сегодня не принадлежишь себе! — понижаю тон, пытаясь не напугать. — Это все мое! — наклоняюсь к ее уху, зарываюсь в волосы на затылке и сжимаю их. — Руку, Лера, — шепчу, кусая мочку, и девочка послушно отпускает. — Теперь раздвинь ножки, — хрипло говорю, глубоко вдыхая ее медовый запах. — Не бойся, я просто поласкаю, больно пока не будет.

Лера медлит, но все же разводит ноги, открывая мне себя, а я хочу видеть ее всю. Девочка вскрикивает, когда я неожиданно подхватываю ее под попку и опрокидываю на кровать. Встаю рядом и смотрю, как от тяжёлого дыхания колышется ее грудь. Валерия не знает, даже не представляет, что именно она сейчас главная, именно она лишает меня дыхания и вынуждает наступать на горло свои демонам.

— Закрой глаза. — Ее веки послушно захлопываются, но ресницы подрагивают. — Согни ножки в коленях и разведи в стороны. Покажи мне себя.

— Артур…

— Лера! — И девочка послушно разводит ноги, показывая себя. Я почти кончаю от того, как блестят ее складочки. Снимаю джинсы, потому что от возбуждения они мне уже малы, откидываю их в кресло и сажусь между ее ножек. Лера вздрагивает, когда я опять накрываю складки и осторожно их раздвигаю. Прикасаюсь к клитору, слегка обвожу, и девочка тут же сдавлено стонет, кусая губы.

— Не сдерживайся, я хочу слышать, как тебе хорошо, — обвожу пульсирующую вершинку, слегка сжимаю и массирую немного сбоку, у самой чувствительной точки, глядя, как начинают трястись ножки моей девочки. Она так сладко и красиво стонет, что мне кажется, я кончу только от ее реакции. Лера вдруг выгибается и резко сводит ноги, от остроты ощущений сжимая мою руку.

— Тихо, тихо, моя сладкая, — нависаю над ней, провожу языком по губам, не позволяя опомниться. Сам раздвигаю ноги, продолжая медленно ласкать клитор, скользить пальцами по лону. Подбираюсь к узенькому входу, обвожу его и совсем чуть-чуть проникаю внутрь. Девочка напрягается, задерживая дыхания. А мне кажется, я медленно лечу в пропасть, растворяясь в Валерии. Это не просто секс — это что-то иное, то, от чего можно сойти с ума. Непередаваемые ощущения близости с девочкой! Подкупает ее безоговорочное доверие и открытость передо мной. Ей страшно, но она позволяет мне проникнуть в нее пальцем. И я рычу ей в губы оттого, какая она горячая и тугая. Совсем никем не тронутая. Только моя.

Прижимаюсь поцелуем к шее, ощущая, как трепещет ее пульс и сбивается дыхание. Продолжаю ласкать пульсирующую вершинку, удерживая девочку за талию. А она бьется в моих руках, выгибаясь навстречу, теряя стыд, шире раздвигая ноги. Девочка на грани, в том состоянии, когда удовольствие перекрывает стыд. Мечется, стонет, глотая воздух, цепляется за мои плечи, слегка царапая их. А мне кажется, я сам задыхаюсь от насыщенного запаха ее кожи. Спина покрывается потом от перевозбуждения, я уже не помню, когда был настолько нежен с женщиной. Играю с ее плотью: то скольжу к входу, обводя его, собирая влагу, то массирую клитор, нажимая на него. И мою девочку накрывает. Она выгибается, замирает, а потом содрогается с протяжным стоном, а я жадно кусаю ее губы, собирая вскрики наслаждения, продолжая мучить ее оргазмом.

Не позволяю ей опомниться, целую жадно, чтобы не пришла в себя. А сам стягиваю боксеры, поднимаю ее попку выше, упираюсь пульсирующим членом в мокрые складочки и одним мощным рывком вхожу в тугое лоно…

Девочка вскрикивает и прикусывает мне губу. Замираю внутри нее, и в моих глазах темнеет от того, насколько она тугая и горячая. Соленый привкус крови на наших губах, никакой боли. Чувствую только Валерию и то, как туго она меня сжимает. Мать вашу! Как же теперь двигаться, чтобы не разорвать ее?! Хотя я уже в предоргазменной эйфории.

Лера всхлипывает, приводя меня в себя. Отрываюсь от ее губ, заглядываю в полные слез глаза, и все внутри меня переворачивается.

— Прости, маленькая, — шепчу ей. — Все, так больно уже не будет. Это цена принадлежности мне. Чувствуешь, что теперь ты полностью моя? — Кивает и всхлипывает. Целую ее щеки, скулы, ласкаю языком шею, пытаясь успокоить девочку, хотя меня самого трясет и разрывает от желания начать двигаться в ней.

Немного приподнимаюсь и начинаю медленно входить, проникая все глубже — иначе сдохну от перевозбуждения. Девочка отзывается всхлипом на каждый мой толчок, но постепенно расслабляется, впуская меня до упора. И все, я окончательно теряю голову. Приподнимаю ее бедра выше, стискиваю их и двигаюсь быстрее. Толчок, еще один, опускаю взгляд вниз, глядя, как член в кровоподтеках входит в узкое лоно, и дурею. Несколько минут балансирую на грани оргазма, пытаясь его отсрочить, но это невозможно. Мышцы ее лона до боли стискивают мой член, и я кончаю с хриплым стоном, запрокидывая голову. В этот момент мне кажется, что Валерия моя погибель. Вот эта нежная девочка с изумрудными глазами и запахом меда убьет меня к чертовой матери! А я буду рад умереть, захлебываясь в ее невинных глазах.

Падаю на девочку, теряя силы. Пытаюсь отдышаться и прийти в себя, чувствуя, как Лера утыкается мне шею, ласкает теплым дыханием и гладит нежными пальчиками мою мокрую спину. Она мое лекарство, моя анестезия и успокоительное. Ценой своей невинности девочка помогла мне пережить этот день.

Поднимаюсь и упираюсь руками в подушку возле ее головы.

— Привет. Как ты, котенок?

— Хорошо, — улыбается. Усталая, но глазки блестят.

— Обманщица. Не хорошо тебе было. Но обещаю в следующий раз забрать тебя с собой и показать, что такое рай, — поднимаюсь и медленно выхожу из нее, падая на спину.

— Мне в душ надо, — тихо произносит она, пытаясь натянуть одеяло. Несмотря на то, что я сейчас лишил ее девственности, девочка остается невинной. Выдергиваю одеяло из ее рук и отшвыриваю его в сторону.

— Иди сюда, полежи немного на мне, а потом вместе сходим в душ.

Валерия

Мы уснули уже утром и по ощущениям проспали недолго. Я проснулась от его дыхания, щекочущего мне шею. После душа Артур так и не позволил мне одеться. Он спит, прижимая меня к себе. Я чувствую попой его член и краснею от этого ощущения. Боже! Если меня спросят, какой был мой «первый раз», я не смогу описать это словами. Артур как ветер — сначала нежный, ласковый, но со временем обретает силу, превращаясь в ураган.

Я слышала, что это больно, неприятно и не приносит наслаждения. Я слышала, что первый секс доставляет удовольствие только мужчине, а девушка должна перетерпеть. Но это не так.

Вначале его умелые пальцы, руки, губы, дыхание и запах вознесли меня в небеса. Потом вспышка боли… жжение… Я не хочу плакать, но слезы сами по себе скатываются из глаз. Боль быстро уходит на второй план, уступая место удовлетворению от того, что Артуру хорошо со мной. И мне тоже хорошо от факта близости, от ощущения, что теперь я принадлежу этому мужчине и не жалею об этом.

Аккуратно высвобождаюсь из объятий Артура и почти не дыша, поднимаюсь с кровати. Не хочу его будить, ему нужно отдохнуть. Артуру нужны силы. Осматриваю обнаженного мужчину: его рельефное тело, мышцы, выступающие вены на сильных руках. Он переворачивается на живот, и я на цыпочках сбегаю в ванну.

Очень плохо, что у Артура горе, а я чувствую себя такой счастливой, как никогда в жизни. Меня никто и никогда так не любил и никто столько не делал для меня. И я парю, ведомая порханием бабочек в животе. Даже легкая, саднящая боль между ног не выводит меня из эйфории.

Быстро умываюсь, надеваю трусики и сарафан. Расчесываю волосы и замечаю засосы на шее и плечах. Улыбаюсь как сумасшедшая. Дашка всегда недовольна, когда ее парень оставляет засосы. А мне нравятся следы, оставленные Артуром на моей коже, они напоминают о самой чудесной ночи.

Выхожу из ванной и слышу, что в комнату кто-то тихо стучит. Быстро подбегаю к двери, открываю и вижу Светлану Михайловну. Рядом с ней столик на колесиках, похожий на тележку, которую прикатывают в номер гостиницы. На подносе две чашки ароматного кофе, какая-то выпечка, масло, варенье, тосты и сыр.

— Артур Робертович просил разбудить вас в полдень, — сообщает женщина и улыбается, рассматривая меня, задерживая взгляд на шее. Краснею, чувствуя, как горят щеки. Я так стонала, теряя с Артуром голову, что, наверное, меня слышал весь дом. И мне так стыдно, что хочется провалиться сквозь землю. Женщина пытается закатить столик с завтраком в спальню, но я преграждаю ей дорогу — Артур там обнаженный.

— Можно, я сама, — спрашиваю, забирая у женщины тележку.

— Да, конечно, приятного аппетита, — натянуто улыбается женщина и уходит. Закатываю столик в спальню и стараюсь не шуметь, но, когда оборачиваюсь, то вижу Артура, стоящего ко мне спиной, смотрящего в окно и разговаривающего по телефону. Он так и не оделся, даже не прикрылся простыней. К этому нужно привыкнуть и прекратить краснеть как школьница.

Артур кого-то долго слушает, и я вижу, как с каждой секундой напрягается его спина. Оставляю столик возле кровати, сажусь рядом, беру чашку кофе и немного отпиваю.

— Да, я понял! — вздрагиваю от его холодного голоса. Никак не могу привыкнуть к этому контрасту. Со мной он мягкий, а с другими строгий и жесткий. Но мужчина, наверное, и должен быть таким.

— Тимур, только давай без этого, и так на душе… Веришь? Нет? Мне плевать сейчас на нее! Все, за помощь спасибо, скоро буду. — Он откидывает телефон в кресло, но не оборачивается, так и стоит застывший у окна. Трет виски, потом сжимает и разжимает кулаки. Нужно подойти к Артуру, обнять, поддержать, но я не могу сдвинуться с места. После нашей ночи я впадаю в ступор и не знаю, как себя вести. Пью кофе, а вкуса не чувствую и ругаю себя за эту робость.

Артур поворачивается ко мне, долго осматривается, а потом грустно улыбается, и я наконец выхожу из ступора.

— Доброе утро, завтрак принесли, — выдаю я. Прекрасно, Лера! Ничего лучше не придумала, кроме очевидного?!

— Как ты? — спрашивает он, берет кофе и идет в сторону ванной.

— Хорошо, — только и успеваю сказать, как Артур скрывается за дверью. Вздыхаю, осматриваю красиво уложенную на тарелке еду, но есть не хочется. Хочется треснуть себя по голове! Нормальная девушка поддержала бы своего парня в трудную минуту, а не мямлила.



Артур довольно быстро возвращается из ванной, быстро одевается и опять кому-то звонит, допивая кофе, а я так и продолжаю сидеть на кровати с чашкой в руках.

— Поехали, я отвезу тебя домой, — холодно сообщает он мне между разговорами по телефону. Но я не обижаюсь, поскольку понимаю, что Артуру вообще сейчас не до меня.

Бегу за ним по лестнице вниз и нелепо спотыкаюсь, подворачивая ногу. Больно, но я стараюсь не хромать.

Артур открывает мне дверь машины, помогает сесть и выезжает со двора, тут же прикуривая сигарету. А я кусаю губы и отворачиваюсь к окну, чтобы не показать, как ноет нога. Потому что моя неуклюжесть сейчас не к месту. Артур ничего не замечает, курит одну за другой и постоянно разговаривает по телефону. Сначала общается по громкой связи с организатором похорон, потом — с неким Тимуром, а когда на дисплее высвечивается имя «Диана», тихо матерится, оглядывается на меня и подносит телефон к уху. Не знаю, кто такая Диана, и, наверное, не решусь спросить. Но мне становится не по себе, и я чувствую себя лишней. Несмотря на нашу близость ночью, мы продолжаем оставаться чужими людьми. Хочется плакать от понимания этого или от того, что ноет подвернутая нога. А может, от того, что я дура…

— Я за рулем! — рычит он в трубку. — У меня много дел! Будь добра, не звони мне и не отвлекай… Что?! Какого черта ты там делаешь?! Я просил тебя об этом?! — на весь салон в ярости кричит он и сбрасывает звонок. — Сука! — сквозь зубы цедит Артур и вновь закуривает. Я хочу спросить, что случилось, но голос пропадает.

ГЛАВА 10

Валерия

Прошла почти неделя с тех пор, как я видела Артура. Он наотрез отказался от моей помощи. Да и какая из меня помощница? С моим слабым здоровьем только мешалась бы под ногами. Я понимала, что ему не до меня, у человека горе, и все же безумно хотела его поддержать. День за днем, час за часом, минуту за минутой я думала только о нем. Хотелось увидеться с Артуром, почувствовать и вдохнуть его запах. Невероятная тяга, необъяснимая, когда внутри все ноет и не хватает воздуха без человека. Когда нет настроения, и ничего не радует, когда хочется бежать к мужчине под любым предлогом. Когда по ночам, стоит только закрыть глаза, сразу возникает его образ: губы, руки, голос, ласки — и внутри все сжимается. Когда обнимаешь подушку и представляешь, что он рядом, лишь бы заснуть…

Чтобы не сойти с ума, я вышла на работу раньше положенного. Смена обстановки, любимый запах кофе и выпечки, работа и общение с клиентами ненадолго отвлекали. Кафе находится около парка, но сегодня здесь тишина. На улице непогода, целый день льют проливные дожди с ветром и грозами, не располагая к прогулкам и походам в общественные заведения. Можно закрыть кафе и пойти домой раньше, но мне совершенно не хочется. Делаю себе любимый латте с миндальным сиропом и сажусь на высокий стул к стойке, пью кофе, слушаю тихую музыку, льющуюся фоном из колонок, и смотрю в окно. Перевожу взгляд на телефон, вожу по нему пальцем, пытаясь преодолеть желание позвонить Артуру. Не хочу навязываться, особенно после того, как он отверг мои попытки поддержки. Умом понимаю, что не должна звонить, но сердце колотится как сумасшедшее, не находя покоя.

— Привет, Лиса, — в кафе входит Ванька, парень, работающий в тире парка. Он часто пьет у нас кофе по утрам и покупает выпечку.

— Добрый вечер, — улыбаюсь ему в ответ, радуясь постоянному клиенту. Ванька веселый парень, улыбчивый и постоянно шутит.

— Да, погодка сегодня… — говорит он, проводя по короткому ежику на голове и стряхивая капли дождя. — У вас тоже тишина? — Киваю ему, вздыхая. — Сделаешь кофе? — подмигивает он, садясь рядом, вынимает из кармана брелок в виде пушистой шиншиллы и протягивает мне. — Меняю пушистика на пончики со сливками.

— Нет, он, конечно, милый, — усмехаюсь я, проводя пальцем по мягкой шерстке, — но я тебе не верю.

Ванька всегда так говорит, а потом платит за выпечку и кофе, оставляя мне игрушку. Обхожу стойку, беру большую чашку и подставляю ее под кофемашину, делая ему капучино.

— Ну вот, Лиса мне не доверяет, — усмехается парень и сажает игрушку на стойку возле кассы. Подхожу к витрине с пончиками, перекладываю на тарелку пару штук и обильно посыпаю их сахарной пудрой.

Звенит колокольчик на входной двери, оповещая о приходе клиентов.

— Лиса не может принимать от тебя подарков просто так, — усмехаюсь я.

— А это не просто так, а за красивые глаза.

Невольно улыбаюсь, ставлю перед Иваном тарелку с пончиками и обращаю внимание на входную дверь.

Замираю, потому что вижу, как в наш маленький зал медленно проходит Артур, закрывая огромный черный зонт. Он садится за один из столиков, складывает руки в замок и смотрит на меня. Сначала улыбаюсь, потому что внутри все переворачивается от счастья. Вот он! Здесь, пришёл ко мне!

Ванька что-то говорит, рассказывая какую-то историю, а я его не слышу, рассматриваю Артура. Как всегда красивый, мужественный, стильный, в белой футболке, обтягивающей его торс, и черном клубном пиджаке с небрежно закатанными рукавами, на руке неизменные часы. Я так скучала, что хочется броситься к нему, льнуть как кошка и дышать его неповторимым запахом.

Но улыбка сползает с лица — меня останавливают его сжатые скулы и холодное выражение лица. Сглатываю, по коже расползаются неприятные мурашки.

— Эй, Лиса, ты чего застыла? — Ванька, приподнимается и дотрагивается до моего носа. А я кусаю губы, поскольку Артур усмехается, а мне холодно от его язвительной усмешки.

— Все нормально, пей свой кофе, — серьезно отвечаю я, одергивая свою руку от парня. — Ко мне пришли, — поправляю фартук и выхожу из-за стойки. Иван растерянно оборачивается и осматривает Артура. Иду к тому, о ком думала каждую минуту и мечтала увидеть, а у самой ноги подкашиваются. Ванька не вовремя зашел, мы с ним хихикали, а Артур все видел… С этим парнем у меня ничего нет, но под холодным взглядом Артура кажется, что я только что совершила преступление.

— Привет, — тихо здороваюсь я, подходя к Артуру, и от волнения начинаю комкать фартук. Он никогда на меня так не смотрел, я даже не подозревала, что он умеет так смотреть, словно окатывает ледяной водой.

— Добрый вечер, — отвечает так, что мне хочется плакать. Не так я представляла себе нашу встречу. И снова робею, впадая в ступор, не зная, что говорить и как себя вести. — Когда заканчивается твой рабочий день?

— Эм, могу уйти, как только клиент допьет кофе, — оборачиваюсь на Ваньку, который ест пончики и посматривает на нас с подозрением.

— Кто он? — пренебрежительно спрашивает Артур.

— Постоянный клиент, работает тут, в парке, — оправдываюсь я, чувствуя, как пересыхает в горле. Сама не понимаю, чего боюсь и почему чувствую себя виноватой.

— Ты со всеми клиентами флиртуешь? — не спрашивает, предъявляет, выгибая брови, а потом опять кидает уничтожающий взгляд на Ивана.

— Я не флиртовала. Мы просто разговаривали, — отвечаю я, а он цокает в ответ, окидывая взглядом кафе.

— Лиса, у тебя все в порядке? — совершенно некстати спрашивает Ванька, и я закрываю глаза. Зачем он меня так называл?!

— Как ты ее назвал? — грубо спрашивает Артур.

— А в чем проблема? — с ухмылкой отвечает Ванька.

— Проблемы начнутся у тебя, если ты сейчас не съеб*шся отсюда!

— А ты кто такой, чтобы решать, где мне быть? Лера, ты его боишься?

— Нет, это мой парень! — выходя из ступора, говорю я. А сама не верю в происходящее.

— Собирайся, твой друг уже допил кофе, — кидает мне Артур и встает с места, надвигаясь на Ваньку.

— Слушай меня внимательно, Лисенок, — почти выплевывая слова, произносит Артур и хватает Ваньку за грудки. «Кофейные» глаза наполнены ненавистью. Меня пугает его всплеск агрессии из-за ничего. Он сам себе что-то придумал, сделал выводы и сейчас запугивает Ваньку. — Ещё раз увижу тебя рядом с Валерией, переломаю все кости, — надменно и яростно угрожает Артур, а Ванька переводит взгляд на меня, словно спрашивает, как поступить, и я взглядом молю его уйти и не спорить. Мне страшно, начинает трясти, а по позвоночнику бежит холодок.

— Отпусти его, пожалуйста! — всхлипываю я, боясь за парня. Но Артур не реагирует, словно меня нет.

— Понял?!

— Я тебя услышал! — рычит Ванька, но не сопротивляется и в драку не вступает.

Воздух накаляется, Артур долго смотрит Ваньке в глаза, а потом резко отпускает, отталкивая от себя. Сглатываю, выдыхаю, пытаюсь сглотнуть ком в горле. Ванька вынимает из кармана деньги, кидает их на стойку и быстро покидает кафе. А я беру его недопитую чашку кофе, тарелку и зачем-то кидаюсь мыть посуду. Не могу смотреть в глаза Артуру, и тем более разговаривать. Мне обидно и страшно. Я в полной растерянности, словно это все происходит не со мной.

Чашка выскальзывает из рук и разбивается в раковине, разлетаясь на осколки, а я стою и смотрю на них, боясь повернуться.

— Все, оставь это, поехали! — Артур хватает меня за плечи и выключает воду. — Закрывай кафе, — уже тише и мягче произносит он. И я начинаю суетиться, выключая оборудование и музыку. Хватаю джинсовую куртку, сумочку и ключи. Сама не понимаю, что делаю, просто слушаюсь мужчину, ведомая непонятным страхом.

Мы выходим на улицу, Артур открывает мне дверцу машины и помогает сесть. Обходит машину, садится за руль и с визгом срывается с места.

— Зачем ты вышла на работу? — вдруг спрашивает он таким тоном, словно я совершила что-то запретное.

— Чтобы работать, — голоса совсем нет. — Дашке тяжело одной все тянуть.

— Ясно! — недовольно кидает он и нервно ругается на водителя подрезающей нас машины.

— Увольняйся завтра, я дам тебе все, в чем ты нуждаешься.

— А… Эм… — не знаю, что сказать. Просто теряю дар речи, анализируя его слова. — Я не хочу увольняться, мне нравится это место.

— Нравится работать в дешёвой, обшарпанной забегаловке и флиртовать с уеб*ами?! — в его голосе столько гнева, что я снова покрываюсь мурашками. Молчу, от обиды кусая губы. Кажется, меня только что унизили.

— Я хочу домой, — всхлипываю, пытаясь сдержать слезы. Артур не реагирует, прикуривает сигарету, открывает окно, продолжая везти меня в неизвестном направлении. Не знаю, как вести себя в такой ситуации. Понимаю, что он ревнует, но разве я давала повод. Меня пугает его агрессия, и обижают намеки на никчемность. Обнимаю себя руками, отворачиваюсь к окну и тихо плачу, утирая слезы. Его запах окутывает, и слезы льются еще сильнее. Я так скучала, так хотела увидеть этого мужчину, так хотела, чтобы он опять утопил меня в своих объятьях, а вышло… Не понимаю, в чем я виновата.

Артур заезжает в жилой комплекс с охраной и многоэтажными новостройками. Паркуется на стоянке, берет с заднего сидения пакет и выходит из машины. Открывает для меня дверь, хмурится, замечая слезы, и подает руку. А я не хочу идти с ним. Хочу, чтобы он стал прежним!

— Лера! — настаивает он, а я мотаю головой и утираю слезы. — Успокойся, — уже мягче говорит он, а мне ещё больше хочется рыдать, и я закрываю лицо руками.

— Ну все, хватит. Иди ко мне, — он берет меня за руку и насильно тянет к себе.

— Отпусти! — сопротивляюсь, мотая головой. — Не трогай! — меня накрывает истерикой, и я начинаю колотить его в грудь. — Я не хочу никуда идти! — Артур на мгновение меня отпускает, а потом обхватывает мое лицо, насильно притягивает к себе и целует. Не отвечаю, но он настолько жадно терзает губы, что я всхлипываю и хватаюсь за его плечи. Артур пользуется моментом, врывается в мой рот языком, лишает дыхания и способности соображать. В какой-то миг нашего дикого и отчаянного поцелуя, ловлю себя на мысли, что уже сама отвечаю Артуру. А он зарывается мне в волосы и сжимает их на затылке, не позволяя отстраниться. Слышу, как возле нас паркуется машина, выходят люди, что-то говорят, но нам все равно. Это горький поцелуй, и я отвечаю на него, не прекращая всхлипывать.

— Прости, котенок, — шепчет он в губы, прислоняясь лбом к моему лбу. — Увидел тебя с этим уродом и сошел с ума. Ты улыбалась ему так искренне, а он пялился на тебя. А эта его «Лиса», вообще сорвала крышу! — Становится жарко от его грубых ласк и горячих губ. — Только мне ты можешь так улыбаться, — рычит, кусая губы. — Ясно?! — не ждёт ответа, опять целует, лишая дыхания, а потом подхватывает на руки, захлопывает ногой дверь и несёт в подъезд. И я забываю не только про наш конфликт, а даже и о том, как меня зовут.

ГЛАВА 11

Валерия

Артур заносит меня в квартиру на девятом этаже. Ставит в прихожей, заглядывает в глаза и убирает непослушные волосы с моего лица. Не могу на него обижаться, понимаю, что нельзя просто так спускать такое поведение, нужно поговорить или не разговаривать вовсе, но я не могу сдержать улыбку, когда его ласковые пальцы гладят мое лицо.

— Ты красивая, даже когда плачешь, — усмехается гад. — Все? Я прощен? — хитро прищуривает глаза и помогает мне снять джинсовую куртку.

— Нет, — отворачиваюсь к зеркалу, поправляя волосы. Артур кривовато улыбается, снимает пиджак, вешает его вместе с моей курткой в шкаф, подходит ко мне и обнимает сзади, обвивая талию руками. Он наклоняется и глубоко вдыхает запах моих волос.

— Я безумно скучал по твоему запаху и по твоему телу, — шепчет мне куда-то в волосы, а я таю в его объятьях. Потому что тоже скучала по его близости и сама как сумасшедшая вдыхаю его неповторимый запах. В этот момент из моей головы вылетают все обиды и недопонимания. Я будто растворяюсь в руках Артура, откидываю голову на его плечо, прикрываю глаза и плыву на волнах его ласк. — Хочу… — Артур сглатывает, его руки наглеют, блуждая по моему телу. — Хочу раздеть тебя полностью, — хрипло шепчет мне, понижая тон, а я опять чувствую, как бабочки в животе начинают трепетать, просясь наружу, а по телу идет волна мурашек. Да, я безумно скучала по этому ощущению. — Хочу твои сладкие губки, изучать твое тело и чувствительность… — Становится жарко, и приятно кружится голова. — Хочу твою грудь, маленькие розовые сосочки, — он ласкает мою грудь через платье. — Скользить по ним языком, а потом больно прикусить, сильно всосать, чтобы набухли и покраснели… — Низ живота сводит от его слов, дыхание учащается, а щеки горят от стыда. — А потом попробовать на вкус твою «киску», ощутить, как пульсирует клитор под моим языком… — С моих губ непроизвольно срывается стон, и щеки начинают гореть. Через тонкую ткань платья он поглаживает мой живот, очерчивая резинку трусиков. — А потом, когда подаришь мне свой вкусный оргазм, перевернуть на живот, поставить на колени и взять сзади, грубо трахая, — Артур сам теряет голос и задыхается. А мне кажется: внутри меня что-то разрывается. Его последние слова звучат грубо, грязно и пошло, мне стыдно, но по телу проносится жгучее возбуждение, от которого подкашиваются ноги.

— Вижу, что я прощен? — Артур усмехается мне в ухо и отпускает. — Пошли, покажу тебе квартиру, потом закажем ужин, ну а после сделаю то, от чего ты только что потекла.

Хочется сказать, что я не потекла, потому что это звучит грязно, я не привыкла говорить о таких вещах. Но мои трусики, и правда, немного мокрые, да и дар речи от стыда я тоже потеряла. Закрываю лицо руками, усмехаюсь и иду за Артуром.

Это все что угодно, но только не квартира! Никогда в таких не была. Она двухэтажная, в стиле лофт. Натуральное дерево и коричнево-бежевые тона создают уют. Огромные панорамные окна, к которым хочется прилипнуть и рассматривать вечерний город с высоты птичьего полета. Пушистый белый ковер в гостиной, в котором приятно утопают ступни. И пол, напоминающий шахматную доску. Бежевые диваны со множеством подушек. На стене, облицованной камнем, огромная плазма. Кухня не похожа на кухню, а напоминает маленькое кафе: стойка с высокими стульями, шкафы и техника в водном стиле.

— А что на втором этаже? — спрашиваю я, указывая на лестницу с подсветкой.

— А там спальня, ванная и гардероб. Я покажу тебе после ужина, — подмигивает Артур. Он игриво толкает меня на диван и дает какой-то журнал. — Выбери нам, что хочешь. Ресторан здесь недалеко, доставка быстрая.

Оказывается, это не журнал, а целое домашнее меню с фотографиями и описаниями блюд. Все выглядит очень аппетитно, но цены космические.

— Может, я приготовлю что-нибудь сама?

— Приготовишь, котенок, когда в моем холодильнике появятся продукты. Можно завтра, — смеется Артур. — Выбирай побольше — я голоден, — говорит он и уходит наверх.

Кое-как справляюсь с совестью и возмущением, выбираю стейки, запеченные овощи и фруктовый десерт с мороженым.

Артур быстро возвращается. Он переоделся, точнее, снял с себя все и надел светло-серые спортивные штаны с надписями по бокам, а белая футболка просто висит на плече. Неприлично так откровенно пялиться на его тело, хотя очень хочется рассмотреть, а лучше дотронуться. Опускаю глаза вниз, рассматривая ковер, а Артур садится рядом и молча начинает расстегивать пуговички на моем платье.

— Что ты делаешь?

— Снимаю платье.

— Ты сказал: мы поужинаем, а потом… — кусаю губы, потому что мне немного страшно.

— Какая плохая девочка. О чем ты подумала? — заканчивает расстегивать мое платье, распахивает его и любуется. Стягивает его с моих плеч, вынуждая меня привстать, и отшвыривает платье на другой диван. На мне простое белье, причем бюстгальтер в горошек, а трусики вообще другого цвета — становится неловко, и кожа покрывается мурашками.

— Ммм, розовые трусики, — Артур заводит руку за мою спину и ловко расстегивает бюстгальтер, снимает его и отшвыривает к платью. — Я просто хочу, чтобы ты надела футболку и чувствовала себя свободно, как дома, — поясняет он, не отрывая глаз от моей груди, а мне кажется, он ее уже трогает, ласкает взглядом. — Давай сама, маленькая, иначе мы не поужинаем сегодня и до спальни тоже не дойдем, — почти рычит Артур, опускает мне на колени футболку и вынимает из кармана телефон. Затем берет меню и рассматривает его, а я быстро одеваюсь. — Что ты выбрала?

Пока мы ждем еду, аккуратно выспрашиваю Артура, как дела. Он рассказывает обо всем: о компаниях, которые теперь полностью свалились на него, и о том, что он не горит желанием продолжать семейный бизнес. Мать физически чувствует себя нормально, но находится в депрессии и настаивает, чтобы Артур возглавил компанию, апеллируя последней волей отца.

Рассказывая про свои семейные проблемы, Артур меняется в лице, становясь уставшим и удрученным. Я его понимаю, но и его маму — тоже. Она хочет, чтобы дело ее мужа процветало. Я бы очень хотела познакомиться с этой женщиной и поддержать ее. Наверное, тяжело терять человека, которого любила, мужа, отца. Я совсем мало знаю Артура, но стоит только представить, что его не будет — испытываю ужас.

Потом нам доставляют ужин, я раскладываю еду в красивые тарелки, сервирую стол в гостиной, а Артур наливает нам пару бокалов вина. Моя фантазия разыгрывается не на шутку, и я уже вижу, что это наша квартира, она нравится мне больше, чем огромный особняк. Представляю, что мы здесь живем, и каждый день я готовлю своему мужчине ужин. Так приятно об этом думать, и так тепло становится на душе, что я постоянно улыбаюсь, пока мы едим вкусную еду.

— Итак, расскажи мне, пожалуйста, чем тебе дорога эта работа? — очень серьезно спрашивает Артур, покручивая бокал вина. Его перепады настроения диссонируют внутри меня. Он настолько разный, что я теряюсь. Еще минуту назад улыбался мне, а сейчас стал серьёзным и даже официальным, словно нас отбросило друг от друга на приличное расстояние.

— Эм, — пытаюсь найти слова, пряча смятение за глотком вина, и давлюсь им, когда вижу, как в гостиную входит высокая красивая блондинка. Она выгибает идеальные брови, осматривает меня с ног до головы и презрительно усмехается. Совершенно не понимаю, откуда она взялась — мы запирали дверь.

— А я-то, дура, думаю, что Арт страдает, тяжело перенося смерть отца, а он в своем репертуаре — трахает шлюх в любой ситуации, — выдает она и по-хозяйски проходит вглубь гостиной.

— Ключи… — холодно усмехается Артур, даже не оборачиваясь. — Я забыл забрать у тебя ключи. Отдай мне их и убирайся, — так же холодно сообщает он и медленно оборачивается. А я вжимаюсь в стул, ничего не понимаю, рассматривая девушку. Она похожа на модель с обложки глянцевого журнала. Такая красивая, яркая — ни одного изъяна. На ней кожаные обтягивающие брюки, кружевная блузка с высоким воротником и туфли на нереально высокой шпильке. Я на таких все ноги переломала бы, а она гордо несет себя. Останавливается возле стола, берет бокал Артура и отпивает глоток.

— А вы кто? — спрашиваю я, ведь мне совершенно не нравится, что девушка смотрит на меня как на мусор под ногами.

— Я Диана, девушка Артура. А ты кто? — указывает на меня бокалом, а я перевожу взгляд на Артура, ища опровержения в его глазах. Хотя мне и так все ясно. Она звонила ему постоянно, я видела ее имя у него в телефоне. — Можешь не отвечать, я знаю, кто ты — очередная его игрушка. Что, милый, на дешевых мышек потянуло? — девушка залпом допивает вино, а мне становится нечем дышать, словно из груди выбили все дыхание — не могу вдохнуть. Вздрагиваю, когда Артур резко поднимается, и позади него падает стул.



ГЛАВА 12

Артур

Наверное, мы встретились неслучайно. Валерия мое лекарство. Смотрю на нее теплую, домашнюю, с раскрасневшимися щеками, и все неприятности и проблемы отступают. Она ничего не делает намеренно: просто улыбается, просто ест, просто краснеет, когда я нашёптываю ей горячие фантазии, а меня начинает трясти от возбуждения. Даже дешевые трусики розового цвета вызывают дикий голод. Она достойна дорогой, качественной одежды и самого сексуального шелкового кружевного белья. И не заслуживает работать в забегаловках, где какой-то недоносок, пуская слюни, норовит облапать ее грязными руками.

Я знаю про нее все, всю подноготную, вплоть до мелочей. Раньше меня мало интересовали жизни девушек, а жизнь Леры интересна. Девочке пришлось несладко: родители алкаши и жизнь в нищете. Живет с сестрой в старой хрущевке, одевается в тряпье с рынка. Еду, часто с истекшим сроком годности, покупает в дешевом супермаркете. Не осуждаю, каждый выживает, как умеет, и девочки крутятся. Но как такой нежный, хрупкий цветок может цвести на помойке? Я его сорвал и теперь хочу, чтобы она цвела для меня и на моих условиях.

Вдруг стало абсолютно плевать на Диану, которая давно мне осточертела. Привлекал только качественный секс, где она была готова на любой эксперимент, и ее папочка-прокурор, который ни в чем и никогда не отказывал дочери. Но после того, как я попробовал Леру, распробовал ее невинность, нежность и чистоту, Диана стала мне совсем неинтересна. Она часто названивала и навязывалась в поиске встреч, лезла со своим сочувствием и помощью, чем раздражала еще больше. Никогда не умел расставаться с девушками. Точнее, ставил точку и сразу отрезал, было плевать, что чувствовала в тот момент девушка. Я никогда и никому ничего не обещал, а если некая особа уже нарисовала в своей голове наше совместное розовое будущее, то это ее проблемы, которые Диана должна пережить сама. Но она не хрена не понимала.

Моя ошибка в том, что я забыл сменить замки. И по закону подлости Диана явилась в самый неподходящий момент. Я бы вышвырнул ее без физического воздействия и не так агрессивно, если бы она ни начала оскорблять Леру. Когда слово «шлюха» сорвалось с грязных губ Дианы, меня взорвало.

Лера сжимается, смотрит на меня огромными глазами, словно я чудовище, и мне хочется придушить за это Диану. Девушки замирают, когда я резко поднимаюсь с места.

— Пошла вон! — проговариваю сквозь зубы, наступая на Диану.

— Ты осознаешь, что сейчас меняешь меня, — она указывает на себя пальцем, а потом тычет в Леру, — Вот на это?!

— Да, я прекрасно осознаю. Последний раз прошу: уйди сама, красиво, как ты любишь, иначе вышвырну тебя отсюда, — стараюсь дышать глубже и подхожу вплотную к Диане. Слышу позади шорох, оборачиваюсь и вижу, как Лера собирает вещи. Наивная, думает, я ее отпущу. — Я давал тебе выбор, — произношу, видя, что Диана не двигается с места, смотрит на меня с ненавистью, сверля взглядом. Хватаю ее за предплечья, грубо дергаю и тащу к выходу, и мне абсолютно плевать, что она спотыкается на каблуках.

— Ты еще пожалеешь! Слышишь?! — угрожает Диана. — Мой отец… — выплёвывает она, вызывая у меня усмешку. Хватаю ее за шею и впечатываю в стену.

— Я слишком много знаю о твоем папочке, — вкрадчиво сообщаю, глядя в ее испуганные глаза. — И не только знаю, а располагаю обширными доказательствами. Я теперь не просто Арт. Все, что принадлежало отцу, переходит ко мне, в том числе власть, возможности и информация. Поэтому, если не хочешь носить отцу на зону передачи, забудь о моем существовании. Ясно? — встряхиваю онемевшую девушку.

— Ясно, — тихо, но со злостью произносит она. Отпускаю Диану, открываю дверь и жду, когда она выйдет. Но она медлит, действуя мне на нервы.

— Я люблю тебя, — вдруг выдает она и цепляется за мое плечо. — Не гони, я прощу тебе всех девок, стану такой, как ты хочешь, — впервые вижу слезы в глазах Дианы, не фальшивые, а самые настоящие. В какой-то момент даже становится жалко ее, но… я не сентиментален.

— Не унижайся, — отрываю ее от себя. — Я никогда ничего, кроме похоти, к тебе не испытывал. Ты не про любовь, Диана. Уж прости, можешь меня ненавидеть.

Выталкиваю ее за порог и захлопываю дверь. Закрываюсь и выдыхаю, тру лицо руками, и кажется, что наконец-то избавился от ненужного хлама. Оборачиваюсь и вижу Леру в дверях прихожей. Присаживаюсь на тумбу, наблюдаю, как девушка обувается, глядя куда угодно, но только не на меня.

— И куда ты собралась? — интересуюсь, скрещивая руки на груди. Молчит, оглядывается, подхватывает сумку и достает из шкафа куртку.

— Лера? — привлекаю к себе ее внимание, начиная злиться. — Прекрати меня игнорировать!

— Я ухожу. Не хочу быть твоей шлюхой! — выдает Валерия, повышая на меня голос.

— А я хочу, — ухмыляюсь, ловя ее шокированный взгляд. Встаю с тумбы и иду на Леру. Она кидается к выходу, начиная дергать ручку, но дверь заперта. Всем телом вжимаю ее в эту дверь, отбираю сумку, отшвыривая ее на пол. — Хочу, чтобы ты была моей шлюхой, — шепчу ей на ухо и, сжимая талию, не позволяю вырваться. — Моим удовольствием, моим экстазом и моей маленькой девочкой. Хочу, чтобы ты была для меня всем… — Наматываю волосы на кулак и тяну, вынуждая Леру запрокинуть голову. Она замирает, кусая губы, начинает тяжело дышать.

— Отпусти меня, я не хочу… — всхлипывает, а я завожусь от ее покорности. Она просит отпустить, но не сопротивляется. — Не хочу так…

— Как так, котенок? — Веду носом по ее волосам и стягиваю с девочки куртку.

— Хочу быть единственной, а не «запасной»! — уже почти плача, выкрикивает девочка, а я дурею от ее эмоций. От застывших слез и уязвимости, чистоты и наивности. Резко разворачивая Леру к себе, хватаю за платье и под ее испуганный вскрик, отрываю к чертовой матери все пуговицы на платье. А на ней все то же дешевое синтетическое белье, которое мне хочется разорвать и сжечь.

— Какая на хрен «запасная»?! — рычу ей в лицо, стягивая с плеч лямки бюстгальтера, оголяя быстро вздымающуюся грудь. — Ты уникальная, неповторимая, — уже шепчу в губы, а она не отвечает, испуганно вжимаясь в стену. — Мне на хрен не сдалась эта шмара! Забудь о ней, — хватаюсь за резинку ее трусиков и резко дёргаю, разрывая их, оставляя болтаться обрывки на ногах.

— Что ты делаешь? Я не хочу! — Девочка пытается прикрыться, но меня уже не остановить.

— Захочешь! — подхватываю за талию и сажаю на комод, грубо раздвигая ноги, ловко помещаясь между ними. Впиваюсь в сладкие губы, терзая их, кусая и всасывая, вынуждая открыть рот и впустить мой язык. Одновременно накрываю грудь, сжимаю, потираю сосочки, которые отзываются, твердея. Лера всхлипывает и выгибается, кода сжимаю бусинки сосков, хватается за мои плечи и неосознанно их царапает. Нежнее ласкаю языком губы, собирая ее всхлипы.

— Вот уже двадцать четыре часа я думаю только о тебе, — шепчу ей, вновь наматывая ее волосы на кулак, вынуждая откинуть голову. — И хочу только тебя!

Всасываю нежную кожу шеи, царапая ее зубами, сильнее дергаю волосы, вынуждая Леру прогнуться больше и подставить мне грудь. Черт, никогда не думал, что так может вести от девочки! Понимаю, что нужно быть мягче, нежнее, но возбуждение зашкаливает, и я просто не способен тормознуть.

Всасываю сосок, прикусываю и одновременно скольжу пальцами по ее складочкам, нажимаю на клитор и проскальзываю в горячее лоно. Лера пытается сжать дрожащие ножки, но я не позволяю. У меня сводит пах от того, насколько она мокрая и тесная.

— А говорила, что не хочешь… — Ввожу в нее еще один палец, поглаживая стенки влагалища. И, мать вашу, два пальца — это ее предел! Словно заново, лишаю ее девственности! Вынимаю мокрые пальцы и подношу к ее губам. — Открой ротик… — голос сипнет от возбуждения. — Открой! — приказываю, размазываю влагу по ее губам, и проталкиваю пальцы. — Оближи! Попробуй себя на вкус, — Лера краснеет, но втягивает мои пальцы, пройдясь по ним язычком. А я смотрю в ее затуманенные, пьяные глаза и представляю совсем другую развратную картинку с ее сладким ротиком.

Вынимаю пальцы и снова набрасываюсь на ее губы. Одновременно стягиваю штаны вместе с боксерами, ставлю одну ее ножку на тумбу, упираюсь в мокрые складочки и вожу по ним головкой члена.

— Смотри! — Отрываюсь от ее губ, вынуждая смотреть вниз. Девочка закрывает глаза и отрицательно качает головой. — Смотри! — приказываю с рычанием, раскрывая пульсирующей головкой нижние губки. И Лера смотрит, начиная дышать чаще и глубже. Скольжу членом по клитору, чувствуя, как Лера содрогается от каждого моего движения. — Моя нежная девочка, — шепчу я и погружаюсь в нее головкой. Тело сводит от возбуждения и от пьяного взгляда Леры, следящего за тем, как я вхожу в ее лоно. Мне кажется, я кончу прямо сейчас от того, какая она горячая, ведомая возбуждением. Забывая стыд, она рассматривает мой член и то, как я медленно двигаюсь в ней.

Когда я не выдерживаю и вхожу до конца, ее ресницы опускаются, а с губ слетает стон. Останавливаюсь, зажмуриваясь, даю привыкнуть ей, да и себе тоже, желая отсрочить оргазм. Прислоняюсь лбом к ее лбу и рвано дышу в ее губы.

— Ты невыносимо сладкая. Скажи, что принадлежишь мне… — Я знаю, что она только моя, но хочу это слышать. — Скажи… — Ласкаю ее тело, играю с сосками, покручивая, потирая. — Скажи: «Я принадлежу тебе, Артур!» — заставляю ее, делая первый плавный толчок. Злюсь, когда она кусает губы, подавляя стон, дрожит, задыхается, но молчит. Полностью выхожу и вбиваюсь в нее снова, уже резкими толчками. Перехватываю волосы, сжимая их на затылке, вынуждая смотреть мне в глаза.

— Я принадлежу, — глотает воздух, всхлипывает, — тебе, Арту-у-ур! — выкрикивает, и я ускоряю темп.

— Да! — сам задыхаюсь.

Она настолько моя, что мне, сука, страшно от этой моментально возникшей зависимости. С первого взгляда, прикосновения, первого вдоха там, в обшарпанной больнице, я уже подсознательно понимал, что эта девочка МОЯ и для меня. Торможу себя и желание двигаться в ней еще быстрее и жестче. Лера извивается, выгибается, подставляя моим губам розовые набухшие соски, которые я жадно кусаю и тут же зализываю укусы.

Мы растворяемся в этой бешеной дикой страсти, наполняя друг друга эмоциями и похотью в погоне за экстазом и нашим личным раем! Меня ведет от того, как Лера раскрывается, раскрепощается, плавясь в моих руках, отдается мне полностью, превращаясь из котенка в дикую кошку, которая расцарапывает мне плечи и уже сама поддается, вынуждая входить в нее глубже.

— Моя плохая девочка, — усмехаюсь, когда она кусает мои губы.

Все, не могу больше терпеть, с ней нет никакой выдержки. Несколько движений, и ее тугое лоно до боли сжимает член, а мне кажется, что я прямо сейчас начну биться в судорогах экстаза. Запускаю между нами руку, сжимаю пальцами воспалённый клитор, растираю его, вынуждая мою девочку громко стонать и биться в моих руках. Лера кончает, оседая в моих руках унося меня за собой. Выхожу из нее, двигаю рукой по члену и кончаю на ее живот. Мне кажется, я лечу в пропасть, понимаю, что разобьюсь к чертовой матери, но мне плевать — я так хочу.

Проходит пара минут. Мы мокрые и пьяные еще задыхаемся друг от друга, пытаясь прийти в себя. Осматриваю Леру и понимаю, что я животное. Разорвал ее платье и белье, оставив на ее теле багровые засосы, а она устало и смущенно улыбается. Только что стонала и царапалась, отдаваясь мне полностью, а теперь пытается стыдливо прикрыться, и это подкупает. В момент близости со мной она раскрепощается, а после становится той же девочкой, какой была раньше.

— И как я теперь пойду домой? — растерянно спрашивает Лера, глядя на порванное белье и болтающиеся на одной нитке пуговицы. — Это было мое любимое платье, — говорит с сожалением.

Нашла о чем сожалеть! О дешёвой тряпке с рынка, — думаю я, цокая, но вслух не произношу.



— Завтра поедем в магазин и купим тебе много платьев, белья и всего остального.

Срываю с нее обрывки одежды, отбрасывая на пол.

— Не могу. Завтра я целый день работаю.

— Не работаешь, я тебя увольняю с этого места.

Она пытается возразить, но я снимаю ее с тумбы и веду в ванную. Девочка просто еще не знает, что спорить со мной бесполезно, и все будет так, как хочу я.

ГЛАВА 13

Валерия

Он скупил весь магазин. Точнее, сначала предложил мне самой выбрать одежду. Неудобно было что-то просить, а когда я увидела ценники, так и вовсе потеряла дар речи. Тогда Артур пообещал скупить все вещи, имеющиеся в магазине, и плевать, подойдёт это мне или нет. Предприимчивые продавщицы тут же смекнули, что можно неплохо заработать, и взяли меня в оборот. Приносили кучу платьев, блузок, юбок, брюк и костюмов, вертели как куклу, заставляя примерять одежду.

На самом деле я была в восторге от происходящего. Какая девушка не мечтает попасть в магазин брендовой одежды и скупить все, не глядя на цены? Вот и я, забыв про совесть, растворилась в шикарных платьях, кофточках, юбочках, туфельках и чувствовала себя счастливой героиней голливудского фильма. Кокетливо крутилась перед Артуром в обновках и закусывала щеки, чтобы не улыбаться как дура.

Когда я думала, что все закончилось, в примерочную принесли комплекты разнообразного белья, как повседневного, так и кружевного, до неприличия прозрачного.

— Нет, спасибо, белье я брать не буду, — сообщаю девушке-консультанту.

— Будет! — уверенно произносит Артур, бесцеремонно проходя в примерочную. — Запакуйте нам все, прибавьте сюда еще пару кружевных боди белого и черного цвета и чулки, — со знанием дела говорит Артур, а я краснею, кусая губы.

Дальше он уговорил меня уволиться с работы. Сначала мы долго спорили в машине: он злился — я боролась с подступающими слезами, он жалел меня как ребенка и смеялся над моими доводами, а после долгих поцелуев я сдалась. С этим мужчиной невозможно спорить. Да и если честно признаться, я растаяла уже после довода: «Моя девушка не должна работать, это оскорбляет меня как мужчину. Моя женщина должна развиваться и учиться». А я очень хотела пойти учиться на флориста — моя маленькая, но заветная мечта.

Артур дал мне карту на осуществление этой самой мечты и подарил сертификат на посещение салона красоты. Годовой сертификат на все услуги! Когда я, счастливая, со всем этим явилась домой, предварительно зайдя в магазин и накупив много вкусностей, которые мы с сестрой до сих пор не могли себе позволить, Дашка не обрадовалась. Она долго скептически рассматривала мои вещи, особенно белье, читала услуги по сертификату и курила. А когда я сказала, что уволилась с работы и пойду учиться, вообще иронично рассмеялась. Было обидно, но я молчала, позволив ей переварить информацию.

— Если ты думаешь, что теперь все свалится на тебя, то — нет! — говорю и ставлю чайник, потому что купила любимое Дашкино тирамису. — Он дал мне карту на обучение и расходы. Я заплачу за квартиру и буду покупать продукты. Да и вещей мне много. Выбери, что тебе нравится. А свои деньги можешь откладывать на отдых. Помнишь, ты хотела на море? — тараторю я, потому что хочу порадовать Дашку. У меня никого кроме нее нет, она для меня вся семья, но последнее время у сестры все не ладится: ни на работе, ни в личной жизни.

— Ты понимаешь, что такие мужики просто так ничего не делают, и придется заплатить за каждую потраченную копейку?

— Чем платить?

— Натурой, Лерка! — нервно выдаёт Даша.

— Так мы вроде уже… ну ты меня понимаешь, — я не привыкла разговаривать о сексе даже с сестрой.

— Я понимаю, только таким мужикам этого мало. Сейчас он для тебя принц — ты видишь сказку, но никто не знает, что кроется за этой сказкой, — выдыхает сестра.

— Ну почему ты все сразу видишь в плохом свете? Разве плохо, когда мужчина помогает и хочет дать девушке все лучшее?

— Хорошо, но когда мужчина и женщина одного уровня, а у вас они разные, Лера. Не нравится мне это все…

— Ты же была не против, когда я ходила с ним на свидания?

Так плохо думать, но мне кажется, что Дашка завидует, иначе никак не объяснить ее поведение.

— А я тогда еще не знала, кто такой твой Артур. А теперь знаю… и… — Дашка недоговаривает. — Прошу тебя, присмотрись к нему и не открывай всю душу сразу.

Прошел почти месяц. Я поступила на курсы флористов и записалась на всевозможные мастер-классы, чтобы взять от учебы по максимуму. А вот с Артуром мы виделись редко. На него свалилась компания отца, и он должен был ее возглавить, занять свое место и стать достойным приемником. Для этого он очень много работал. Мы часто созванивались, но в основном он заставлял меня рассказывать о своих впечатлениях или наговаривал кучу пошлостей, от которых я краснела. Я безумно скучала, но прекрасно понимала, что для него важнее всего его дело и статус, иначе он как мужчина не состоится.

Сегодня Артур позвонил и сообщил, что мы едем за город на день рождения его друга. Это волнительно, когда парень хочет познакомить тебя с близкими людьми. Мне страшно, что я могу кому-то не понравиться или сказать глупость, и одновременно радостно, что я не просто развлечение, а девушка, которую он хочет видеть с собой на мероприятиях.

Я лечу домой, чтобы успеть собраться, поскольку за мной приедут уже через час. Артур сказал не заморачиваться с одеждой — будут шашлыки, сауна, бассейн и свежий воздух, но я мысленно перебираю все свои вещи, которые могу надеть и взять с собой.

Захожу домой, ничего не замечая, и сразу убегаю в душ. Быстро моюсь, сушу волосы феном, подкрашиваю ресницы, губы и убегаю в комнату. Спотыкаюсь в зале об сумку сестры и только тогда замечаю на диване Дашу, уткнувшуюся лицом в подушку.

— Даш? — Подхожу к ней и сажусь рядом, прикасаясь к ее плечу, чувствую, как она трясется и плачет. — Даша, что случилось?! — Сердце сжимается, потому что Дашка никогда не плакала, даже в детстве. Сестра не реагирует, всхлипывает, продолжая рыдать.

— Даша… — тяну сестру к себе, а у самой жжет глаза от подступающих слез. — Ты меня пугаешь! — дергаю ее на себя. Даша оборачивается, я вижу ссадину на ее щеке и заплаканные опухшие глаза. — Что с тобой случилось?!

— Я рассталась с Сашей, — она шмыгает носом, утирая слезы.

— Почему?

— Поэтому, — Дашка указывает на ссадину, а потом на красные следы на шее.

— Что он с тобой сделал?! И за что?! — в моей голове не укладывается, что с виду тихий Саша мог это сделать.

— Я не хочу сейчас заново все вспоминать! Потом расскажу… — Даша садится, утирает слезы и морщится, когда задевает ссадину, медленно поднимается и идёт на кухню. Бегу вслед за сестрой, плотнее завязывая полотенце на груди.

— Он тебя ударил?!

— Да, — спокойно отвечает Даша и ставит на плиту турку с водой, добавляя туда несколько ложек кофе.

— Как он мог?! — возмущаюсь я.

— Мог… Все, помолчи! Хочу тишины! — холодно говорит Даша, но я не обижаюсь. Сестра так остро переживает все неприятности — ей нужна тишина, кофе и сигареты. — Ты куда-то собираешься?

— Да, Артур приглашает за город на день рождения друга. Но я никуда не поеду, останусь с тобой, — не могу развлекаться, когда сестре плохо.

— Не говори ерунды, иди, собирайся, — отмахивается от меня Дашка. И я иду в комнату только для того, чтобы позвонить Артуру и сообщить, что я никуда не еду.

— Как это ты не можешь?! — с недовольством спрашивает Артур. — Я уже еду за тобой.

— Я понимаю, но Дашке очень плохо. Я не могу оставить ее одну. Прости… — пытаюсь оправдаться. Хотя мне очень хочется его увидеть.

— Так бери сестру с собой, ей будет полезно развеяться.

— Она не согласится…

— Сейчас приеду, и все решим. Я дико скучал и не собираюсь проводить эту ночь без тебя, — заявляет он и бросает трубку.

Удивительно, но Артур уговорил Дашу. Как оказалось, его друг никогда не праздновал дни рождения. Поэтому в его загородном доме из приглашенных только он и мы с Артуром, а теперь еще Даша. У Артура дар убеждения.

— Лучший способ забыть неприятности — уйти от них полностью, сменив обстановку, — сказал Артур. Потом он отправил меня одеваться, оставаясь курить с Дашей, и через какое-то время сестра присоединилась ко мне, начиная краситься, замаскировывая ссадину.

Пока сестра собиралась, я побежала к Артуру благодарить за помощь и за то, что ему не все равно.

— Отблагодаришь ночью, — усмехается он, шлепая меня по попе. — Я сегодня выпью, котенок, хочется расслабиться.

— Но ты же не напьёшься? — ничего не могу с собой поделать. Меня пугают пьяные мужчины, даже Артур. Кажется, чем пьянее человек, тем агрессивнее.

— Возможно, немного напьюсь, но тебе не стоит бояться — я не причиню тебе вреда. Я всегда себя контролирую. Хотя… — Артур хитро прищуривает глаза. — Можно и тебя напоить шампанским и раскрепостить… Ммм, что я с тобой сделаю… — смеётся, дёргая меня на себя и глубоко вдыхая мой запах.

Дом друга гораздо меньше усадьбы Артура, но все равно впечатляет. Высокий забор, за которым большой двор. Окна с панорамным остеклением. Бассейн, больше похожий на огромное джакузи. Беседка с грилем и удобными диванами. Вся территория покрыта пушистым газоном, а по обеим сторонам мощеных дорожек аккуратно подстриженные кусты.

— Ого! — усмехается Дашка. — Впечатляет.

Как только мы вышли из квартиры, ее словно подменили. Она надела рваные джинсы, черную прозрачную блузку и туфли на шпильке, спрятала ссадины за слоем макияжа и стала похожа на хищницу. Моя сестра сильнее меня, но вульгарной точно никогда не была. Сейчас ей надо такой казаться, чтобы пережить расставание с мужчиной.

— Приятно, что мой дом кого-то впечатляет, — к нам выходит хозяин дома. Не знаю, сколько ему лет, но выглядит он немного старше Артура. Я не могу охарактеризовать его внешность как отталкивающую, но и красивым его точно не назовешь. Холодное лицо, острые скулы, трехдневная щетина и пронзительный взгляд.

— Добрый вечер, — здоровается он.

— Не так официально, — усмехается Артур, отпускает меня и обнимает друга, хлопая его по плечу. — Подарок я уже подарил, так что тебе придется терпеть нас до завтра.

— Как-нибудь переживу ваше вторжение, — усмехается Тимур, но улыбка у него холодная, словно он не живой. — Ну, знакомь меня с украшением нашего вечера.

— Это Валерия и она только моя, — представляет меня Артур и притягивает к себе, обнимая за талию.

— Тебе всегда достается самое лучшее, — он скользит по мне заинтересованным взглядом. — Тимур, — представляется мужчина, протягивая мне руку, пожимает ее и несколько секунд не отпускает, но при этом смотрит в глаза Артуру, словно разговаривая с ним взглядом.

— А это Дарья, сестра Валерии, — Тимур протягивает и ей руку, также представляясь.

— Это самый лучший день рождения — столько красоты. Проходите.

Самое странное, что Тимур так и не выпускает Дашину руку, а перекладывает ее себе на предплечье и ведёт нас к беседке, где уже накрыт стол, и вкусно пахнет мясом, которое жарится на гриле вместе с овощами.

— Давайте сразу перейдем на «ты», Дашенька, — предлагает он. И как ни странно, сестра кивает. Обычно она не подпускает к себе незнакомых мужчин, а здесь Дашу словно подменили. Ее голос сменился, сделался тягучим, сладким. Осанка стала идеальной, а движения — плавными.

ГЛАВА 14

Валерия

Все вроде просто: вечер, небольшая компания, музыка, стол, закуски, вкусный гриль, напитки и свежий воздух. Но одновременно шикарно. Еда невероятно вкусная, шампанское с тонким фруктовым послевкусием — никогда такое не пила. Посуда и мебель высокого уровня. Рядом мужчина, от которого кружится голова. В какой-то момент происходящее кажется нереальным, словно я смотрю кино про сладкую жизнь.

Все так легко и непринужденно. Артур много шутит, а его друг поддерживает. Мужчины пьют коньяк, а мы с Дашей — шампанское, пузырьки которого приятно щекочут. Артур постоянно касается меня. Простые жесты: поправляет волосы, играет с моей рукой, перекладывая ее себе на колено, поглаживает пальцы, иногда наклоняется и шепчет, какая я красивая. Он постоянно подливает мне шампанское и даже не скрывает, что специально меня спаивает.

— Я воспользуюсь твоим опьянением, котенок, — голосом искусителя шепчет на ухо, — и грязно трахну.

Я краснею от таких слов, хочу возмутиться, но мне закрывают рот поцелуем. От него пахнет коньяком, но мне уже не страшно, может, потому что я тоже пьяна или уже настолько доверяю Артуру.

Дашка спокойно вливается в компанию, улыбается, общаясь с мужчинами на отстраненные темы, и постоянно посматривает на нас Артуром, щурит глаза, усмехается, когда я смущаюсь. Но ее взгляд не осуждает. Когда мы с Артуром зависаем, уходя в свою реальность, она спокойно общается с Тимуром, который тоже постоянно подливает Даше шампанское и что-то увлеченно рассказывает. А мне не нравится, как он смотрит на сестру. У Тимура очень тяжелый черный взгляд, словно не человеческий, не живой, взгляд, от которого расползаются по коже мурашки. А ещё мне не нравится, как он постоянно опускает свой взгляд на ее грудь — а там есть на что посмотреть! — и на губы, когда она их облизывает от соуса.

Он похож на голодного зверя, который сожрёт Дашку и даже не подавится.

Мужчины уходят в сауну, а мы с сестрой остаёмся за столом. Я не переношу жару, а Даша не взяла купальник.

— Это шампанское такое вкусное! — восторгаюсь я, отпивая напиток.

— Ещё бы, это же «Луи Родерер Брют Премьер», — усмехается Дашка. — И лучше тебе не знать, сколько стоит одна бутылка этого удовольствия. Ты не сильно налегала бы на него — завтра будет плохо, — предупреждает сестра. Я отставляю бокал, но голова уже идёт кругом.

— Правда, Артур хороший? — спрашиваю у сестры, на что та скептически цокает.

— Все они хорошие, пока не покажут истинное лицо.

— Не все такие, как твой Сашка! — выпаливаю и прикусываю губы. Сестра меняется в лице, вынимает из сумки сигареты и закуривает, глядя на чистую, почти голубую воду в бассейне.

— Ты права, не все такие, как он… Есть, наверное, и хуже. Вот так вроде любишь человека, привязываешься к нему, душу отдаёшь, а ему и не нужна душа. Мужчины примитивны до смешного. Им не нужна душа и твое мнение, им нужно только тело. Просто есть те, кто платит за пользование шикарной жизнью, а есть те, кто играют в любовь, кормя тебя фальшивой лаской и обещаниями. Мы ведёмся и на тех, и на этих, а в итоге… Так что все правильно, Лерка, возьми со своего Артура побольше, чтобы в конце не остаться опустошенной… — Дашка глубоко затягивается и допивает шампанское. В ее глазах блестят слезы, которые она умело сдерживает.

— Да ничего мне от него не нужно! Я хочу просто любить и быть любимой. Вот увидишь, все у нас будет хорошо! — подбадриваю Дашу.

— Обязательно будет, — грустно усмехается она. А потом загадочно ведёт бровями и уже хищно усмехается, переводя взгляд в сторону. Оборачиваюсь и вижу, как из сауны выходят Артур и Тимур в одних шортах и с капельками влаги на коже.

— Вот это тела. Охренеть! — шепчет мне сестра и закусывает губы. Я киваю, а у самой низ живота приятно сводит. Артур действительно красив и подтянут. Я пьяна, и в голову лезут вещи, о которых стыдно подумать. Хочется самой подойти к Артуру и потрогать его тело, ласкать, целовать и… Закрываю глаза, потому что чувствую острое возбуждение. Зачем я выпила столько шампанского?!

Артур прыгает в воду с головой, теряется в толще и выплывает с другой стороны бассейна. А я не могу насмотреться на него. Так приятно осознавать, что это мой мужчина, а я принадлежу ему.

— Лера, подай мне полотенце, пожалуйста, — просит Артур, указывая глазами на стопку полотенец. Встаю, беру полотенце и жду, когда он выйдет, но Артур тянет руку, прося подать в бассейн. И я, наивная, протягиваю.

Визжу от неожиданности, когда Артур хватает меня за руку, резко тянет к себе, и я падаю в бассейн, уходя под воду. Не успеваю испугаться, как меня подхватывают за талию.

— Ты! Ты! — кричу и колочу Артура в грудь, вызывая всплески. Я в одежде, с мокрых волос стекает вода, холодно, а Артур смеется и закидывает мои ноги себе на торс, заставляя держаться на нем. — Зачем ты это сделал?! Я теперь похожа на облезлую кошку.

— Ты похожа на мою кошечку, — усмехается гад, убирает мокрые волосы с моего лица и впивается в губы, заставляя замолчать. Сначала сопротивляюсь, колочу его руками, а потом сдаюсь настойчивым умелым губам. Уже все равно, что на нас смотрят, а я вся мокрая. Дрожу не от холода, а от близости, настойчивости и жадности моего мужчины.

Артур выносит меня из бассейна, ставит, укутывает в полотенце и снова берет на руки, направляясь в сторону дома.

— Мы не вернёмся! — кричит он другу и Дашке, целует, покусывая, мои губы …

Этой ночью все было по-другому. Не так как раньше. Может, всему виной алкоголь или то, что мы стали намного ближе. Но я совершенно ничего не стеснялась. Мне хотелось отдать всю себя, сделать все, что он хочет, и подарить взамен гораздо больше.

Он сорвал с меня мокрую одежду, сел в кресло и посадил меня сверху, заставляя снова и снова преодолевать природную скованность и неловкость. Он неустанно шептал пошлости, описывая наши возможные действия и все, что хочет со мной сделать, ломал меня, вынуждая его целовать и ласкать себя на его глазах. А потом самой насаживаться на член и двигаться, двигаться, не останавливаясь, царапая сильные плечи и задыхаясь от грубых мужских ласк. И кричать, когда Артур, стискивая мои бедра, уже сам управляя, проникал глубже и быстрее. Я стонала от наслаждения. Задыхаясь, говорила все, что он хотел услышать, снова и снова повторяя, что принадлежу только ему. Было больно, но сладко, было жёстко, но хотелось ещё и ещё. Кажется, я умирала от экстаза в его руках и, словно в бреду, признавалась в любви этому мужчине. Никогда не думала, что секс может быть настолько ярким, острым и ослепительным. До изнеможения и потери сознания…

Просыпаюсь от шума где-то внизу. Резко поворачиваюсь к спящему рядом Артуру и тут же жалею. Голову простреливает болью, очень хочется пить и в туалет. Медленно поднимаюсь с постели, оборачиваю голое тело в простыню и иду, стараясь не разбудить Артура. Как только захожу в ванную, мне резко становится плохо. Невыносимая тошнота подкатывает к горлу, я быстро закрываюсь, склоняясь над унитазом. Ругаю себя и проклятое шампанское, борясь с тошнотой.

Становится немного легче, и я принимаю душ, чищу зубы, приводя себя в порядок. На цыпочках прохожу в спальню, надеваю джинсы и футболку, которые брала с собой. Собираю волосы в хвост и тихо выхожу из спальни, стараясь не разбудить Артура. Ещё рано, мне нужно немного подышать свежим утренним воздухом, чтобы прийти в себя.

В доме стоит абсолютная тишина, и, кажется, что все спят. Но когда я выхожу во двор, вижу сидящих в креслах беседки Дашу и Тимура. Они пьют кофе, курят и тихо о чем-то говорят. Длинные волосы Даши влажные, словно после душа, и зачесаны назад. На ее плечах накинута мужская кофта, в которую она кутается, ежась от утренней прохлады. Тимур, оказывается, радушный хозяин, и мне даже немного стыдно от того, что мы бросили Дашу здесь.

Иду к ним, чувствуя, как меня вновь начинает тошнить, дышу глубоко, пытаясь справиться с этим отвратительным состоянием.

Как только я прохожу в беседку, они замолкают. Дашка без косметики, и на ее лице заметна ссадина, но она ее уже не скрывает. Тимур расслаблен в кресле, но его глаза все равно пугающе цепкие, словно у волка. На мужчине белый спортивный костюм с капюшоном и идеально белые кроссовки без единого пятнышка, нога по-мужски закинута на ногу — эдакая поза хозяина жизни. Артур тоже властен и где-то пугающе высокомерен. Но от Тимура прямо мурашки разбегаются по коже.

— Присаживайся, Лерочка, — говорит он. — Кофе?

— Нет, спасибо, не хочется. Можно воды? — указываю на бутылку минералки.

— Да, конечно, девушке моего друга можно все, — усмехается он и наливает мне минералки. Перевожу взгляд на Дашу и замечаю, что она смотрит на воду в бассейне и задумчиво крутит чашку в руках. Отпиваю воды, и мне становится немного легче.

— А скажи-ка, Лера, ты случайно не знаешь, где так сильно упала твоя сестра? — неожиданно спрашивает Тимур, указывая глазами на ссадину. Дашка морщится, но молчит.

— Нет, — я не знаю, что здесь происходит, но, если Дашка сказала, что упала, значит, так надо.

— Очень жаль, Лера. И синяки на шее у Дарьи тоже от падения?

— Зачем тебе эта информация?! — вдруг дерзко спрашивает Дашка, словно они давно знакомы.

— Хочу переломать кому-то руки. А ты не говоришь, кому. Но я же выясню, — усмехается он. А мне так и хочется рассказать Тимуру правду, потому что Сашка заслужил, чтобы ему сломали руки, а Даша достойна защиты.

— Может, я не хочу говорить, потому что это не твое дело?! — недовольно бросает Даша, и я вздрагиваю, когда Тимур резко поддается в сторону сестры и хватает ее за подбородок, как будто имеет на это право.

— Не нужно со мной так разговаривать и решать за меня, на что я имею право, а на что — нет! — и голос у него тоже пугающий, я не стала бы с таким спорить, а вот Дашке, кажется, все равно. Она хочет что-то ответить, но мне опять становится плохо, и я соскакиваю с места, зажимаю рот рукой и бегу в сторону дома.

Забегаю в туалет на первом этаже и снова склоняюсь над унитазом. Следом вбегает сестра и садится рядом со мной.

— Лерочка, что случилось? — она гладит меня по спине и убирает с моего лица волосы, а я уже плачу от своего состояния.

— Это все шампанское, — глотая воздух, сообщаю я, поднимаюсь с колен и подхожу к раковине, чтобы вновь умыться.

— Какое шампанское? Ты вся бледная и не так много вчера выпила!

— Не знаю тогда, мне уже лучше.

— Что происходит? В ванную входит сонный Артур и, почти отталкивая Дашу, подходит ко мне. — Котенок, что с тобой? Маленькая моя, — он трогает мои щеки и смотрит, взволнованно сводя брови.

— Мне уже лучше, и я хочу домой.

— Точно лучше?!

— Да. Поехали домой? — прошу я. Мне неуютно находиться в чужом доме.

— Хорошо, малышка, дай мне пять минут, — Артур на минуту прижимает меня к себе, а затем отпускает, выходя из ванной. А я пытаюсь привести себя в порядок, снова чищу зубы.

— А до этого дня тебя тошнило по утрам?

— Да, были какие-то неприятные ощущения позавчера утром, но все быстро прошло. Думаешь что-то с желудком? — спрашиваю я, вновь расчесывая волосы.

— Думаю… — цокает Даша, глядя на меня с подозрением. — А когда у тебя последний раз была менструация?

— Десятого должна пойти, — уверенно отвечаю я.

— А ничего, что уже семнадцатое?! — Дашка повышает голос, а я теряюсь, начиная считать дни. Понимаю, к чему она клонит, и тело сковывает страхом. — Так, домой едем через аптеку! Попросишь Артура остановиться, а я выйду и сама куплю тесты.

ГЛАВА 15

Артур

— Мне кажется, я умираю здесь, — произносит мать, садясь на кровати. Помогаю ей подняться, поправляя подушки. — Роберт сегодня снился, звал меня, и я пошла, — тихо сообщает она, отворачиваясь к окну.

— Мама, прекрати! — не выдерживаю, повышая голос. — Доктор сказал, что с тобой все в порядке, нужно просто взять себя в руки. Твои болезни, слабость и плохое самочувствие только в твоей голове! Отвлекись, заведи кошку, слетай в Израиль, как хотела, или займись благотворительностью, в конце концов! — Я все понимаю, она любила отца, и утрата ее подкосила, но этим она только себя и меня психологически добивает.

— Не кричи на меня! Я одна в этом огромном доме, где каждая вещь напоминает об отце! Тебя нет рядом — только прислуга, которая осточертела уже! Давление постоянно скачет, а доктору все равно. Он все время твердит, что я здорова. Как я могу быть здоровой, если у меня нет сил подняться с кровати?! Вокруг одни дилетанты! — нервно выдает мама, и я сжимаю переносицу, пытаясь держать себя в руках.

— Я не могу постоянно сидеть у твоей кровати, на меня свалилась компания! И не ты ли недавно причитала, что если я ее не возглавлю, мы пойдём по миру? И не ты ли просила меня исполнить последнюю волю отца и стать достойным приемником?! — У меня начинает болеть голова от ее истерик. Я люблю мать и понимаю ее, но она явно пытается мной манипулировать, забывая, что я давно не ребенок и не буду сидеть возле ее юбки. — И я пытаюсь соответствовать отцу, разобраться в делах, а это отнимает все мое время. А еще у меня есть личная жизнь!

В спальню заходит девочка из прислуги и подает матери чай с травами. Отворачиваюсь к окну, тру виски, пытаясь справиться с давящей болью. Слышу звон посуды, вскрик матери, оборачиваюсь и вижу залитую чаем постель и девушку, собирающую осколки чашки.

— Она меня обварила! — кричит мать. — Руки кривые!

— Это вы дернули меня за руку, — всхлипывает девушка.

— Нет, ты посмотри на нее! Она пытается меня обвинить! — И тут моя «больная» мать соскакивает с кровати и возмущенно размахивает руками.

— Но я не виновата! Вы … — почти плача восклицает девушка.

— Ты еще смеешь на меня кричать?! Замени постель и принеси мне аптечку!

Девушка кидает на маму обиженный взгляд и выбегает из комнаты.

— Ну и что это сейчас было? — спрашиваю я, глядя, как мать надевает халат и садится в кресло.

— Я что, должна молчать, если у нее кривые руки?

— Ладно, сама разберешься со своей прислугой, — отмахиваюсь и посматриваю на часы. — Мне пора, у меня деловой ужин, — лгу я. На самом деле я отменил ужин, мне позвонила Лера и очень поддавленным голосом попросила срочно встретиться.

— Мы даже не поговорили нормально, — мать хватается за голову.

— Завтра я приглашаю тебя на ужин, и мы поговорим, — целую маму в щеку и покидаю родительский дом, стены которого действительно давят. Мать не разрешает прислуге открывать шторы, и в комнатах темно как в склепе. В самом деле, можно сойти с ума.

Забираю Леру, предлагаю поужинать в ресторане, но она отказывается, прося поехать ко мне и заказать ужин. Соглашаюсь, сворачивая в сторону дома. Валерия молчит всю дорогу, кусая губы и комкая подол бирюзового сарафана. Она подавлена, нервничает и старается не смотреть на меня. А я просто наблюдаю за ней. Понимаю: что-то случилось, раз моя всегда улыбчивая и стеснительная девочка не находит себе места, но даю ей возможность собраться и самой мне все рассказать.

Как только мы проходим в квартиру, я иду принимать душ, чтобы хоть немного расслабиться и избавиться от напряжения. Хочется смыть с себя этот день, поужинать с Лерой и трахнуть ее на этом же столе. А потом пусть как всегда болтает без умолку, рассказывая мне всякую ерунду. Мне не особо интересно, но я слушаю. Нравится ее звонкий голос, эмоции и то, что она ничего от меня не скрывает.

Выхожу из душа, надеваю простые спортивные штаны, подсушиваю волосы полотенцем и спускаюсь в гостиную.

— Ты заказала ужин? — спрашиваю и сажусь рядом с Лерой. Хочется ее потискать, пока доставят еду, подышать ее медовым ароматом, а еще уговорить на минет. Хочу ее сладкий ротик. Как представлю мою девочку на коленях, тело сводит.

— Нет, мне нужно кое-что тебе сказать, — тихо, как мышка, отвечает она, поджимает под себя ножки, вцепившись в спинку дивана и глядя в окно.

— Что случилось, котенок?

Девочка продолжает молчать, кусая губы. И мне уже интересно, что же такого она не решается мне сказать. — Валерия, говори, — усмехаюсь я, беру ее за подбородок, поворачиваю к себе и, глядя в испуганные глазки, замечаю красивую припухлость. Девочка плакала. — Кто тебя обидел?

— Я… — она набирает воздуха. — Я узнала еще неделю назад, но хотела убедиться…

— Лера, не тяни! — повышаю тон, потому что мне ни хрена это не нравится.

— Я беременная! — выпаливает она и смотрит на меня глазами полными слез, еще чуть-чуть — слезы и впрямь хлынут.

— Повтори? — нет, я слышу, что она говорит, но смысл до меня не доходит.

— Я… все тесты положительные, я была у врача, и все подтвердилось, примерный срок четыре недели. Я…

Отпускаю ее подбородок, закрываю глаза, пытаясь переварить информацию. Беременна. Когда это произошло?

— Черт! — встаю с дивана и иду к бару. Четыре недели назад! В первый раз мы не предохранялись. Я настолько забылся, а девочка была такая сладкая, что мне снесло крышу. Наливаю себе виски, добавляю льда и делаю несколько жадных глотков. Ребенок! Не то чтобы я никогда не хотел детей… Просто об этом не задумывался. Не сейчас… Семья, дети — это что-то далекое и эфемерное… Допиваю виски, и внутри накатывает злость, но больше на себя, за то, что как мальчишка не подумал о последствиях! Не нужен мне ребенок, да и Валерии — тоже. Ей всего девятнадцать!

— Прости, — всхлипывает Лера. — Я не хотела, — уже ревет, шмыгая носом. Понятно, что вся ответственность на мне, и нужно принимать какие-то решения. Сажусь назад к Лере, а она закрывает лицо руками, пытаясь остановить поток слез.

— Ты хочешь ребенка? Уверен, что тебе сейчас это не нужно? В твои девятнадцать…

Лера уже не просто плачет, а трясется, воет в ладошки и мотает головой.

— Я не… — заикается, глотает слезы, а я сжимаю челюсть. — Не буду… делать, аборт! — выкрикивает в истерике. А я чувствую себя мудаком. Подрываюсь с места, наливаю себе еще чистого виски и выхожу на лоджию. Открываю все окна и дышу прохладным вечерним воздухом. Ребенок — я стану отцом. Лера родит мне сына. Примеряю на себя эти роли и ничего не чувствую, кроме отрицания. Не так я представлял наше с ней будущее. Она должна была стать моим расслаблением, лекарством и отвлечением от суеты и проблем. Хотел брать ее с собой в рабочие поездки, показать мир, а взамен иметь ее тело, раз за разом развращая мою скромницу. А дальше… так далеко я не задумывался…

Цежу виски, пытаясь принять решение. Прикуриваю сигарету и делаю настолько глубокую затяжку, что начинают гореть легкие. Внутри все переворачивается и скручивает. Валерия уже не просто плачет, она задыхается в истерике. Твою мать! Она же девочка еще, а я взрослый мужик, который должен взять эту ответственность. Допиваю виски, еще раз глубоко затягиваюсь и вышвыриваю окурок в окно.

Наливаю стакан чистой холодной воды, подхожу к Лере и сажусь рядом.

— Все, успокойся и выпей воды.

Она берет стакан, но ее трясет так, что вода выплескивается.

— Я не специально… Не знаю, как так вышло… — глотая воздух, оправдывается она. За то я знаю! И девочка не виновата.

— Пей, — сам подношу стакан к ее губам. — Давай, маленькими глотками, — наклоняю стакан, спаивая Лере воду.

— Артур, я…

— Тихо, иди сюда, — тяну девочку к себе, укладываю на грудь и глажу по волосам, слушая, как она всхлипывает, пытаясь успокоиться.

— Мне так страшно, — признается Лера, а у меня у самого сердце колотится как ненормальное.

— Чего ты боишься? — спрашиваю я, очерчивая ее позвоночник, глубоко вдыхая медовый запах. — Все будет хорошо. Завтра поедем на ужин к моей матери. Поженимся… Грандиозной свадьбы не обещаю — у нас в семье траур. Ну и зачем нам шумиха? Тихо распишемся и уедем куда-нибудь в медовый месяц. Куда ты хочешь? — Девочка молчит, уже не плачет, но еще дрожит и так нежно водит пальчиками по моей груди. — Помнится, ты рассказывала, что мечтала побывать в Греции? — Кивает, глубоко вдыхая. — Так вот, полетим в Грецию, сейчас как раз сезон. Переедем в усадьбу, где был зачат наш ребёнок, и все будет хорошо. Будешь мне верной женой? — рисую планы на будущее и думаю: а почему бы нет? Из Валерии получится хорошая жена и мать, да и для моей репутации это хорошо. Буду примерным семьянином, что приветствуется в большом бизнесе. Даже помогает. — Иди умойся, приведи себя в порядок и поехали.

— Куда? — Валерия поднимает голову и смотрит на меня заплаканными глазками. Ресницы у нее длинные, пушистые, а на них слезинки застыли как росинки. Красивая моя девочка. — За кольцом, Лера. Выберешь сама, — улыбается сквозь слезы и прижимается ко мне, пряча лицо на моей шее. Вдыхает глубоко, ведёт мокрым носом, щекоча кожу. Да, семья, жена, ребенок — не так плохо, как показалось сначала. Это не лишит меня свободы, и придаст статус.

ГЛАВА 16

Валерия

Кольцо, которое выбрала я, Артур не купил. Он выбрал гораздо больше, красивее и намного дороже. И дело даже не в цене, мне нравилось скромное колечко в виде лилии, с маленьким камешком. Но Артур сказал, что обручальное кольцо должно быть дорогим, чтобы никто не подумал, будто он жалеет денег на невесту. Кольцо, купленное им, конечно, красивое, но носить его страшно, того и гляди оторвут с пальцем, да и неудобное оно в повседневной жизни. А мне хотелось носить помолвочное кольцо постоянно, не снимая.

Когда подтвердилась беременность, я испугалась, до дрожи, до холодного пота по всему телу. Поэтому, наверное, и не осуждаю Артура за такую реакцию. И как сказала Дашка: мужчинам вообще тяжело принимать отцовство. Я сама не верила, что внутри меня наш малыш, не осознавала, находясь в растерянности. Боже, как я волновалась и переживала… было больно, когда Артур намекал на аборт, горько и страшно, что он не примет ребенка. Но он успокоился, осознал и все решил правильно.

И вот мы едем на ужин в дом матери Артура, на моей руке кольцо, и скоро свадьба. Это означает что он мой навсегда, я — его, и у нас будет малыш. По-прежнему страшно от быстроты происходящего, но внутри меня переполняет счастье, и я верю, что все будет хорошо. Люблю Артура до дрожи, до мурашек по коже от одного его взгляда. С ним ничего не страшно. Он спрашивал, буду ли ему верной женой? Я готова быть для него всем. Я его и только для него! Другие мужчины вдруг стали для меня бесполыми и безликими. Есть только Артур и он самый лучший.

— Волнуешься? — спрашивает он, щурясь, и уверено сворачивает в жилой коттеджный комплекс.

— Немного, — пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто.

— Ты уже измяла весь подол платья, — усмехается Артур. — Не бойся, моя мама не кусается, — разглаживаю юбку платья, чувствуя, как потеют ладони, и колотится сердце. Мне хочется понравиться его маме, мне хочется с ней подружиться, поэтому я ужасно волнуюсь.

Мы въезжаем в большой двор, паркуемся под специальным навесом и выходим из машины. Пока идем к дому, я сама не замечаю, как сильно сжимаю руку Артура.

— Лера, прекрати! — смеется надо мной он, поправляя ворот голубой рубашки. — Это всего лишь моя мама.

Киваю ему в ответ, а сама задерживаю дыхание, когда мы входим в дом. Обстановка, впечатляет и одновременно давит. Мебель из натурального дерева, высокие потолки, тяжёлые шторы, картины на стенах, камин, вазы со свежими цветами — чересчур вычурно и дорого.

— Добрый вечер, — к нам выходит женщина лет пятидесяти пяти. Высокая, статная, с короткой и стильной стрижкой, на вид немного уставшая, но все равно красивая. На ней черное платье в пол, длинная жемчужная нить на шее, а на пальцах множество колец.

— Как ты? Вижу тебе сегодня лучше? — спрашивает Артур и целует мать в щеку.

— Да, немного лучше, но все равно кружится голова, — удрученно отвечает женщина и переводит на меня изучающий взгляд.

— Знакомься, мама, это моя девушка, Валерия… — Артур замолкает, усмехается сам себе и добавляет: — Уже невеста. — Брови женщины ползут вверх, а взгляд темнеет. — А этот моя мама, Регина Альбертовна.

— Очень приятно с вами познакомиться, — говорю, нервно улыбаясь.

— Невеста?! — с возмущением произносит женщина, глядя на Артура, и я сжимаюсь, кусая губы. — Ты только недавно встречался с Дианочкой… и уже невеста? — Артур берет мою руку и успокаивающе поглаживает пальцы.

— Да, невеста, мы очень скоро поженимся, а Дианочку, — язвительно повторяет имя своей бывшей, — можешь забыть! — довольно резко сообщает матери, и она сразу меняется в лице, натянуто мне улыбаясь. Настроение падает, мне становится неуютно настолько, что хочется бежать от взгляда этой женщины — я ей не нравлюсь.

— Ну что ты, я просто спросила. Все так быстро. Мне тоже очень приятно, Валерия, — женщина тянет мне руку. Пожимаю ее холодную ладонь и вновь хватаюсь за Артура. — Зачем так скоро жениться? Ну, встречайтесь на здоровье, наслаждайтесь друг другом, вы же еще молоды. Не спешите связывать себя узами брака, — рассуждает его мать, продолжая рассматривать меня с ног до головы. — И потом вы не можете пожениться так скоро — у нас траур!

— А мы не будем закатывать грандиозное торжество, — твердо произносит Артур. Женщина хочет что-то ответить, но в комнату входит молодая девушка в униформе и сообщает нам, что стол накрыт.

Мы проходим в столовую и садимся к сервированному столу. Мне страшно к чему-то прикоснуться и сделать что-то не так. Мать Артура не сводит с меня глаз. Нам подают салат — что-то похожее на «Цезарь с морепродуктами», а меня как назло начинает подташнивать, никак не могу расслабиться. Артур наливает себе и матери белого вина, а мне холодного сока.

Дальше Регина Альбертовна расспрашивает о делах компании, каких-то сделках, о судебных разбирательствах. Артур уверенно отвечает, ест салат и пьет вино, а я ковыряю вилкой, рассматривая содержимое тарелки, и молюсь о том, чтобы меня не стошнило.

«Ну что ты хотела, Лера? — говорю себе. — Женщина тебя впервые видит и не обязана принимать с распростёртыми объятиями».

— Валерия?! — меня окрикивают, и я понимаю, что пропустила вопрос.

— Что? — растерянно спрашиваю и чувствую, как Артур ладонью накрывает и поглаживает под столом мое колено. Это должно успокаивать, но я нервничаю еще больше.

— Я спрашиваю: чем вы занимаетесь? — с улыбкой повторяет женщина, а я почему-то думаю, насколько у нее неестественно белые зубы с каким-то жемчужным блеском.

— Я прохожу курсы флориста.

— Курсы — это хорошо, а образование?

— Я училась на повара-кондитера.

— На повара, значит… — женщина скептически поджимает губы. — А что же ваши родители не настаивают на высшем образовании?

— У меня их нет, — отвечаю я и отпиваю сок, отводя глаза.

— Ой, простите, я не знала. Вы сирота? Что случилось с вашими родителями?

Собираюсь с мыслями, не зная, что ответить. Мне так хочется сбежать.

— Я… — пытаюсь что-то выдавить из себя, но Артур сжимает мое колено.

— Мама, прекрати допрашивать Валерию! — четко отрезает он, и женщина поджимает губы. — У нас для тебя приятная новость. Лерочка ждет ребенка, у тебя будет внук.

Наступает тишина. Кажется, женщина даже не дышит, так и застыла с бокалом возле губ.

— Ах, вот к чему такая скорая свадьба, — женщина допивает вино и тянет к Артуру бокал.

— У тебя же давление? — усмехается он, но все же наливает ей еще немного вина. В столовой опять воцаряется тишина, поскольку входит девушка и подает нам красную рыбу с овощами. — Да, мы уже подали заявление, распишемся в ближайший месяц, скромно отметим в нашей усадьбе, в узком кругу и улетим в свадебное путешествие.

— В путешествие?! — уже не скрывая своего недовольства, переспрашивает женщина.

— Да, Лера хочет в Грецию, — совершенно спокойно отвечает Артур, а я не знаю, куда себя деть.

— А ничего, что у нас траур?! Я болею! А у тебя много дел в компании! Лера этого не понимает?!

Вздрагиваю, когда женщина с грохотом ставит бокал на стол.

— Я все понимаю и никуда не хочу. Конечно, мы никуда не полетим! — пытаюсь оправдаться, чувствуя себя виноватой. Регина Альбертовна смиряет меня недовольным взглядом.

— Нет, мы полетим. Сразу же после свадьбы, — Артур нервно бросает льняную салфетку на стол. — Позже Лера уже не сможет из-за беременности, а потом — ребенок маленький… Я так решил! — отрезает он. — И да, когда мы вернемся, то поселимся в усадьбе. Она не должна пустовать.

— То есть ты оставишь меня совсем одну?! — ее голос становится все злее и злее.

— Не выдумывай! — отмахивается Артур. — Будешь помогать Лере вести дом, а потом нянчить внука.

Наверное, так и должно быть. Мама должна помогать и учить, но меня почему-то эта перспектива совсем не радует. Я ей не нравлюсь, она не в восторге от нашего брака и совсем не обрадовалась внуку.

— Прости, — поражает ее перемена настроения. Женщина меняется в лице, смягчаясь. — И ты прости меня, Лера. Все никак не могу пережить утрату, — ее голос становится удрученным.

— Я все понимаю, — отвечаю, немного расслабляясь. — Представляю, как вам тяжело. — У Артура звонит телефон, он выходит из-за стола и идет разговаривать в гостиную, оставляя нас Региной Альбертовной наедине. Вдыхаю, отпивая сок. — Я совершенно ничего не знаю о беременности и хотела бы, чтобы вы мне помогли, — пытаюсь наладить общение, но женщина как-то зло усмехается.

— Ну хватит устраивать этот спектакль! — кидает мне она. — Передо мной не нужно строить из себя невинную овечку! — Я хочу ответить этой женщине, которая сейчас смотрит на меня как на грязь, открываю рот и тут же его закрываю. — Это ты можешь Артура впечатлять своими невинными глазками, мужики всегда ведутся на таких мышек. Сколько тебе нужно денег, чтобы ты потерялась и оставила моего сына в покое?

— Мне не нужны деньги! — глаза начинает щипать от подступающих слез, но я не хочу плакать перед этой женщиной.

— Да ладно, захомутала моего сына, быстро забеременела. Захотела красивой жизни? Так я не дам тебе жизни. Лучше сейчас возьми деньги, избавься от ребенка и скройся!

— Что вы такое говорите?! — не выдерживаю, соскакивая с места и борясь со слезами. — Я люблю вашего сына. И… — не могу больше говорить.

— А сейчас ты побежишь жаловаться, настраивая Артура против меня.

— Не побегу! — кидаю ей и выбегаю из столовой, сталкиваясь с Артуром, который ловит меня за талию.

— Что с тобой? Ты куда? — спрашивает он, заглядывая мне в глаза.

— Мне что-то нехорошо, отвези меня домой, — прижимаюсь к нему и глубоко дышу, не понимая, в чем я виновата, и почему его мать решила, что я корыстная.

ГЛАВА 17

Валерия

Мы поженились через три недели. Скромно, быстро и без пафоса. На мне было белое платье в греческом стиле, скромные макияж и прическа, но чувствовала я себя королевой. Стилист, который меня преображал, просто волшебник. Сама себя не узнавала в зеркале. Артур неустанно шептал мне, насколько я красива, что он завидует сам себе и безумно ревнует к тем, кто на меня смотрит, потому что я принадлежу только ему. А я таяла от его ревности, от любви к моему мужчине, от нежности и нашей близости. Голова кружилась от счастья. И даже косые взгляды и поджатые губы Регины Альбертовны не омрачали этот день. В конце концов, я выходила замуж не за нее, а за Артура.

Позже, когда в усадьбе мы праздновали этот день в узком кругу, мама Артура растрогалась и уже смотрела на меня мягче, а потом и вовсе попросила прощение, оправдываясь тем, что сын у нее один, и она желает ему счастья. Я не держала зла, отпустила все обиды и просто наслаждалась жизнью, чувствами и любовью.

На следующий день после свадьбы, мы улетели в Грецию. Столько эмоций и впечатлений не получала за всю свою жизнь. Казалось, я попала в рай на земле. Мы заселились даже не в отель, а в огромную виллу на берегу моря. Если вы никогда не видели моря, скажу сразу: оно не такое, как вы его представляете. Оно гораздо лучше! Море необъятное, неповторимое и завораживает своей мощью. По ночам оно мерцает в лунном свете, а днем ласковое и теплое.

Это был настоящий медовый месяц, слаще не бывает. Пусть Артур ни разу не сказал напрямую, что любит меня, но мне это и не нужно. Он любил меня без слов. Иногда нежно и мучительно долго лаская мое тело, нашёптывая столько сладких слов, от которых постоянно кружилась голова. А иногда дико, страстно, больно, но так хорошо, до полной потери самой себя. Он словно жадно пил меня, а я отдавала себя без остатка.

Мой сумасшедший муж мог неожиданно прижать меня к стене и целовать, кусая губы, одновременно лихорадочно стягивать трусики и резко входить в меня сначала пальцами, заставляя извиваться, выкрикивая его имя, а потом членом, настолько пронзительно, что сам хрипло стонал и содрогался.

Он брал меня в таких местах, что даже стыдно вспомнить. В бассейне, на кухонной тумбе, на полу, с утра на обеденном столе, предварительно сметая с него посуду, в ванной, в душе, терзая мое тело, словно дикий, голодный зверь.

— Я так тебя люблю, что даже страшно, — шептала ему я, уткнувшись в шею после очередного дикого секса. А он ничего не отвечал, гладил меня по волосам, пытаясь восстановить дыхание. — Страшно, что я проснусь, и это все окажется сном, — смеюсь, зажмуривая глаза, трусь носом об его шею, вдыхая запах нашего секса. — И тебя нет, и нашего ребенка, и этого счастья нет — все приснилось…

— Эй, котенок! — усмехается Артур. — Мы есть, — обхватывает мою грудь и больно сжимает сосок, настолько, что я вскрикиваю. — И очень даже реальные. Чувствуешь? — смеется он и тут же ловит сосок губами, лаская его языком…

Прошло полгода, и сон не закончился.

Мы и правда реальные, об этом каждый день мне напоминала наша растущая внутри меня дочка. Артур уже дал ей имя. Как только нам сообщили на УЗИ, что у нас будет дочь, Артур стал называть ее Данной. А я была не против и сразу приняла это имя.

Мы жили в усадьбе, в доме, который я полюбила всей душой и считала своим. «Это твой дом, Лера, ты в нем хозяйка, твори, что хочешь, котенок», — так постоянно говорил Артур. Вокруг природа, Арчи и мои любимые лошади в конюшне — это самое лучшее место для дома и нашей семьи.

Артур много работал, иногда он оставался ночевать в городе, потому что физически не успевал приехать домой, но я не обижалась, прекрасно понимала: для того, чтобы все это иметь и жить в роскоши, нужно много работать. И самая сложная работа у главы компании.

Ко мне часто приезжала сестра, оставалась на выходные, но в основном я проводила время со Светланой Михайловной, нашей домработницей. Я считала ее членом семьи и называла тетей Светой. Она такая добрая, теплая, понимающая — как мама. Нет, не как моя мать, а как настоящая мама… Она давала мне много советов и многому научила. У женщины двое детей, внук, и я ей доверяла во всем. Мы вместе готовили ужин, пекли вкусные булочки, рулеты и еще много вкусностей. Она даже ругала меня за то, что стараюсь все делать сама. А я смеялась, когда она кричала: «Лерка, хватит трясти животом, успокойся! Артур Робертович оторвет мне за тебя голову!» И все было хорошо, по крайней мере, мне так казалось.

С Региной Альбертовной почти не виделись. Как только мы вернулись из свадебного путешествия, она уехала в Израиль. В какое-то место, похожее на наш санаторий, я не вдавалась в подробности, потому что общались мы натянуто. Свекровь приезжала к нам на несколько дней, но больше занималась своими делами. Мы мило друг другу улыбались, общаясь на отстраненные темы. Но я боялась оставаться с ней наедине, ее улыбки и умиление моей беременностью казались неискренними, а в ее темных глазах мелькали брезгливость ко мне и ревность к сыну. Потом свекровь уехала назад в Израиль, и я выдохнула.

Ноябрь выдался теплым, по всем приметам уже должен был лежать снег, но на улице шли холодные дожди, и ветер гонял жухлую листву. На улице стемнело. Тетя Света взяла выходной и уехала проведать внука, а я осталась в доме совершенно одна. Я люблю этот дом, несмотря на размеры, но мне неуютно оставаться в нем одной, иногда даже страшно, как маленькой девочке. Всегда кажется, что кто-то выскачет из темного угла.

Сегодня пятница, скоро должен приехать Артур, и впереди пара выходных вдвоем. Последнее время во мне играют гормоны, и я безумно скучаю по мужу, а иногда даже устраиваю ему истерики со слезами и претензиями. Мне эгоистично хочется его больше: завтракать, обедать, ужинать вместе, смотреть фильмы по вечерам или просто гулять с собакой, ездить в клинику на прием к врачу, ходить по магазинам, выбирая нашей дочери одежду. Понимаю, что это все «женские» дела, а глава компании не может бросить все и ходить со мной по магазинам. Но все равно обижаюсь, когда Артур откупается безлемитной картой и простит заняться «женскими» делами с сестрой. Понимая, что мои истерики смешны, я извиняюсь, но мне все равно не хватает Артура.

Делаю себе чай с апельсином. Кто-то пьет чай с травами, с лимоном, лаймом, а я с долькой апельсина и ложечкой меда — это очень вкусно. Укутываюсь в плед, сажусь в кресло возле окна и читаю книгу — пособие по уходу за ребенком. Поглаживаю Арчи и делюсь с ним печеньем, которое он выпрашивает, облизывая мои руки. Рядом на столике лежит телефон, в который я постоянно заглядываю, считая минуты.

Уже поздно, а Артура все нет. Набираю его номер и тут же скидываю — не хочу быть надоедливой. Если он сказал, что приедет, значит так и будет. Но время идёт, дождь за окном усиливается, ветер завывает, и мне становится не по себе, а Артура все нет. Конечно, я не совсем одна. Где-то там, на въезде, в маленьком домике, есть охрана, но они чужие люди.

Иду на кухню, наливаю себе ещё чаю, беру печенье и слышу звонок телефона. Тороплюсь, расплескивая горячий чай себе на руку, и роняю чашку, обливая ещё и ноги. Больно жжет, но я все равно бегу в гостиную за телефоном. Звонок обрывается, и я перезваниваю мужу.

— Алло, ты уже рядом? — трясу рукой, пытаясь облегчить боль.

— Нет, Лера, я сегодня не приеду, — холодно сообщает он. — Ложись спать, не жди меня, — глаза начинают слезиться от жжения и обиды на Артура.

— Мне страшно одной. Я без тебя не могу спать, — всхлипываю я и иду на кухню. Арчи бежит за мной и все время пытается облизнуть обожженную руку.

— Лера! Мама прилетела, ей стала плохо в самолёте, и ее сразу увезли в клинику.

— Да? А что случилось? — застываю возле раковины, забывая про боль.

— Высокое давление. Утром я поговорю с доктором и приеду, — слышу в телефоне вой сирены и понимаю, что Артур действительно в клинике.

— Может, я приеду? — наверное, это плохо, но больше я хочу быть рядом с мужем, чем переживаю за свекровь.

— Не выдумывай! Куда ты, на ночь глядя?! — резко отвечает Артур. — Все, котёнок, ложись спать.

— Подожди, я руку обожгла! — не знаю, зачем это говорю, просто хочу пожаловаться, но Артур меня уже не слышит, скидывая звонок. Кусаю губы, чтобы не расплакаться, открываю холодную воду, подставляю руку, облегчая жжение. Стою возле раковины и плачу. Ненавижу себя за то, что похожа на обиженного ребенка. Матери Артура плохо, а я не могу взять себя в руки.

Спала плохо, долго не могла уснуть, листая каналы телевизора, а потом и вовсе его выключила. Через какое-то время стало настолько тихо, что я начала пугаться шума ветра и стука дождя. Хватаю пульт, включаю телевизор, пытаясь уснуть под какой-то фильм. Не могу спать без Артура, не могу найти себе места на огромной кровати, мне не хватает его рук, тела и горячего дыхания. Поглаживаю большой живот, прислушиваясь к нашей дочери, убеждая себя, что я не одна…

Утром просыпаюсь от лая Арчи за окном. Соскакиваю с кровати, выглядываю в окно и вижу, как к дому идёт Артур с Региной Альбертовной, а за ними водитель с двумя огромными чемоданами. Арчи лает и скалится на свекровь, на что та брезгливо машет руками. Артур ругается на пса, отгоняя его от матери, но собака впервые его не слушает, кидаясь на свекровь. И Артуру приходится ударить пса. Арчи скулит, поджимая уши, а я надеваю халат и быстро бегу вниз.

Выбегаю на террасу как раз тогда, когда Артур с матерью поднимаются по лестнице. Пёс кидается ко мне, и я глажу его, жалея.

— Зачем держать в доме бешеную псину?! — возмущается свекровь. — Это небезопасно, отдайте ее собачникам.

— Арчи хороший, я не знаю, что на него нашло! — на эмоциях выкрикиваю я.

— Лера! Быстро зайди, ты раздетая! — возмущается Артур и хватает меня за плечи, уводя в дом. Да я и сама не заметила, как выскочила на открытую террасу босая и в тонком халате. Мы заходим, а Арчи остаётся на улице.

— Пусти его, там холодно!

— А ты говорил: Лера будет рада! — возмущённо произносит свекровь. — А она даже не поздоровалась, переживает за псину, которая чуть меня не покусала! — недовольно кидает она.

— Здравствуйте! — дергаю плечами, вырываясь из захвата Артура. — Арчи, правда, хороший, наверное, он испугался или ему нужно к вам привыкнуть.

— Не нужен он мне здесь, посадите его на цепь! — фыркает женщина. — И покажите мою комнату, мне нужно прилечь.

— Лерочка, покажи маме гостевую, она поживет у нас.

ГЛАВА 18

Артур

Время летит. Нет, оно просто несётся на полной скорости, не сбавляя обороты. Ещё недавно я был абсолютно свободен и принадлежал сам себе, а сегодня являюсь главой крупной компании, мужем и будущим отцом. Все как положено в обществе: красавица жена и лапочка дочка. К мысли об отцовстве привык и осознал всю серьезность. Я полюбил маленькое чудо под сердцем моей жены и дал ей имя.

В компании все хорошо, не считая двух судебных процессов, которые уже выжали из меня все соки, портя нервы. Но, как ни крути, в большом бизнесе это обыденность.

Суды, адвокаты, сделки, встречи, поездки, совещания выматывали. И на этом фоне вечная хандра матери, которой после смерти отца не хватает внимания, и она пытается манипулировать своей болезнью. Да и не болеет она. Давление и повышенный сахар — это уже возрастные изменяя.

Кажется, что все женщины в моем доме взбунтовались, и каждая пытается перетянуть меня на свою сторону. Лера с гормональными изменениями часто истерит, требуя внимания. Как сказал Тимур: «Сочувствую, но так выглядит семейная жизнь».

Слушанье сегодня затянулось, и я выхожу из суда с ноющей головной болью. Мои адвокаты что-то тараторят, а я уже устал слушать весь этот бред. Культурно посылаю их на хрен: льстиво хвалю за работу, говорю, что тороплюсь, и уезжаю в клуб, где меня давно ждёт Тимур. Хочется расслабиться и хотя бы на пару часов отключиться от хаоса вокруг. Голова совсем не работает, все осточертело, но бросить начатое уже невозможно. Вот я и стал рабом этой жизни, статуса и положения. Деньги с неба не сыплются, нельзя ударить лицом в грязь и похерить семейное дело. Бизнес перешел ко мне, и я должен не просто удержать его на уровне, но и приумножить, а за это приходится расплачиваться временем и нервами. Человек — такая тварь, которая ко всему привыкает, вот и я постепенно вживаюсь в роль раба денег, власти и статуса.

Скидываю в машине пиджак, срываю с себя галстук, расстегиваю пару верхних пуговиц рубашки, беру телефон, бумажник и выхожу из машины. Кидаю парковщику ключи и захожу в клуб, сразу поднимаясь в ВИП-зону к Тимуру.

— Тимур Эдуардович как всегда гуляет с размахом, — присвистываю я, осматривая зал. Приглушённый неоновый свет, музыка, на подиуме танцуют две полуобнаженные девки, на столе: коньяк закуски, фрукты, кальян. И во главе этого праздника Тимур, как всегда на пафосе и расслабоне. После развода он кардинально изменился и, кажется, живёт на полную катушку, спеша взять от жизни все, что может. Хотя эта гонка больше похожа на некий способ бегства от боли.

— Не нужно завидовать, Артур Робертович, — ухмыляется гад. Друг встает, пожимает мне руку и хлопает по плечу. Сажусь на кожаный диван, кидая взгляд на плавно двигающихся девушек. Телки как телки, хоть и элитные, под коньяк пойдет. Тимур разливает алкоголь и протягивает мне бокал, а я откидываюсь на спинку и, наконец, немного расслабляюсь. Вынимаю из кармана телефон, пишу Лере сообщение, чтобы не ждала меня и ложилась спать. Лгу что у меня дела — жене не нужно знать, как я расслабляюсь, это для ее же блага. Кидаю телефон на стол, залпом выпиваю порцию коньяка и затягиваюсь кальяном, впуская в себя фруктовый дым. Напряжение немного отступает, вместе с головной болью.

— Что там с судебным процессом?

— Заеб*ли, — отмахиваюсь я. — Не хочу об этом говорить. А вот за Тимина спасибо.

— Я тебе говорил, что он Бог юриспруденции. Если выиграет дело, будешь должен, — щурится Тимур.

— Пожизненно буду обязан, если твой Бог докажет нашу правоту и вернет мне завод.

Тимур опять наливает нам коньяка, мы чокаемся, но я уже пью расслабленно, мелкими глотками.

— Ну, как там в семейной жизни? — ухмыляется Тимур и подзывает пальцем одну из девок.

— Все прекрасно, не завидуй. Жена — умница, ведёт дом, даже сама готовит, дочь тоже развивается. Весной дерево посажу — и план выполнен.

Тимур ржет и, шлёпнув девку по заднице, дёргает ее за руку, сажая рядом с собой.

— Да, Валерия у тебя идеальная жена, такая не предаст. Она прелесть, в отличие от ее сучки-сестры, — ухмыляется он.

— Какие эмоции, Тимур Эдуардович. А подробнее можно? — глубоко затягиваюсь кальяном, глядя, как Тимур тискает шлюшку и кормит ее как собачку виноградом. Вторая девка продолжает крутить задницей, выписывая восьмёрки, надеясь, что я ее приглашу. Это уже будет не просто танец, а приват, и значит, ей заплатят больше. Но я не спешу, да и не собираюсь я прикасаться к ее грязному телу, когда меня дома ждёт чистая жена.

— Динамит она меня жёстко. Играет.

— Да ладно?! Браво, Дарья, надо пожать ей руку. Не думал, что тебя может кто-то отшить. А ты, стало быть, бегаешь за ней?

— Я не за кем не бегаю! — немного агрессивно выдает Тимур и отвешивает шлюшке игривую пощечину за то, что та укусила его за палец. — Эта сучка мне должна!

— Ммм, как интересно. Когда ты успел ее трахнуть?

— В том-то и дело, что не успел. Соскочила. Я ее на вашей свадьбе зажал в гараже, усадил на капот машины, потискал немного, пока она ни кончила. Потом она меня наеб*ла и сбежала. А сейчас строит из себя недотрогу, мать ее!

— Тимур Эдуардович, вы меня поражаете, — уже смеюсь. — Укради ее, запри в своем доме и оттрахай хорошенько, чтобы забыла, как зовут.

— Доведет меня, так и сделаю.

Домой я возвращаюсь далеко за полночь. Хочется принять душ, обнять жену, вдохнуть ее запах и уснуть. Хотелось бы, конечно, заняться с ней сексом, но я пьян и помню, что она этого не любит, поэтому перетерплю до утра.

Иду на кухню, чтобы выпить минеральной воды, и нахожу там мать, пьющую чай и читающую книгу.

— Почему не спишь? — спрашиваю я, открывая холодильник.

— Бессонница мучает. Переживала за суд.

— Мам, ни к чему — это уже моя головная боль. Иди отдыхать, — стараюсь говорить как можно мягче, не показывая раздражения. — Как Лера? — перевожу тему.

— Что с ней будет? Целый день сидит в своей комнате и шушукается с домработницей, — недовольно выдает мать.

— А что ей делать? Она на восьмом месяце, мам, ей нужно отдыхать и хорошо питаться.

— Я понимаю, но можно потратить это время на саморазвитие и обучение, выучила бы английский или правила этикета. Нечего наедать бока и флиртовать с водителем, — недовольно говорит мать.

— В смысле «флиртовать»? — напрягаюсь, потому что не раз замечал, что Лера с водителем чересчур любезна, и он постоянно лыбится ей.

— Чаем его сегодня поила, делами интересовалась и смеялась над его тупыми шутками. Я считаю, что замужняя женщина не должна себя так вести!

Я тоже так считаю. Внутри все горит от ревности, которая начинает душить. Нет, я не думаю, что моя беременная жена мне изменяет, но выводит из себя тот факт, что она позволяет себе флирт с водителем, а тот ей отвечает взаимностью, и это уже замечают окружающие. Никто не смеет заигрывать с моей женой, так же как и она не смеет общаться с мужиками в такой форме.

— Спокойной ночи, мама, — сдержанно произношу я и иду наверх. Прохожу в спальню и нахожу Леру спящую, как всегда со светом. Она словно ребенок боится темноты, и, когда меня нет, всегда горит светильник. Следуя первому порыву, хочется ее разбудить и потребовать ответов, какого хрена она флиртует с водителей! Но Лера так сладко спит, обнимая мою подушку, что я тихо ухожу в душ.

Быстро моюсь и возвращаюсь в спальню, выключаю свет и ложусь рядом с Лерой, обнимая ее со спины и поглаживая большой животик. Улыбаюсь, когда она, не просыпаясь, двигается ближе, упираясь попкой в мой пах. Черт, член каменеет! Лера стала чувствительная, бедра раздались, грудь налилась. И если бы не восьмой месяц беременности, я бы сейчас же ее разбудил и… Вашу мать! Хоть беги в туалет и помогай себе сам. Глубоко вдыхаю, целую волосы Леры и пытаюсь заснуть.

Утром просыпаюсь от резкого звука и морщусь от яркого солнечного света.

— Ой, прости, я не хотела тебя будить, — шепчет Лера, поднимая расчёску. Приподнимаюсь и вижу, что она полностью одетая, с макияжем, делает себе прическу.

— И куда это ты собралась? — утренний стояк даёт о себе знать. Мы давно не трахались — я боюсь ее трогать на таком сроке, и от этого сводит яйца, хоть к шлюхам беги. Смотрю на жену через зеркало, понимаю, что хочу ее вкусный ротик и уже представляю розовые губы на члене…

— В клинику — мне срочно нужно сдать кровь. Я недолго, — сообщает Лера.

— Подожди, я тебя отвезу, — сажусь на кровати и тру лицо руками.

— Леша отвезёт, — отмахивается Лера. — Ты выспись.

Леша, мать их!

— Не отвезёт! Я его увольняю! — встаю с кровати и иду в ванную умываться, а Лера бежит за мной, глядя на меня в недоумении.

— Как увольняешь?! За что?! — с волнением спрашивает она, чем раздражает меня.

— А что такое, Лерочка? Боишься за Лёшу?! Некому теперь будет улыбаться и чаем поить?! — повышаю голос, выходя из себя. Ей, бл*ть, не все равно! Она реально меняется в лице. И я умываюсь холодной водой, чтобы не взорваться.

— Причем здесь это?! — хлопая глазками, спрашивает Лера. — Холодно было, я напоила его чаем. Лёшу нельзя увольнять!

— Это почему же?! — нервно кидая полотенце, спрашиваю я. Сука, мне не хочется верить, но моя жена почти плачет, не желая отпускать водителя. И внутри разливается что-то чёрное, разъедая душу.

— Потому что у него больная мать, и он зарабатывает ей на лечение. Если ты его уволишь…

— Я смотрю, ты очень хорошо его знаешь?! Переживаешь?! Прониклась!? — взрывает от едкой ревности. — Мне все равно! Твой Леша уволен! — рычу, задыхаясь от злости. Лера открывает рот, чтобы возразить, но я ее прерываю: — Лучше молчи сейчас!

Из ее глаз скатываются слезы, и это приводит меня в ярость. Она плачет по водителю! Вчера я не хотел верить матери, в выдуманные ею флирт и симпатию, а сегодня я все это вижу собственными глазами.

ГЛАВА 19

Валерия

Регина Альбертовна невзлюбила меня с первого взгляда — я это вскоре начала понимать. Поначалу искала причину, пыталась ей понравиться, найти общий язык. Но с каждым днем мне все казалось бесполезным. Веской причины не было. Я просто была неугодна этой женщине. Не со мной она видела своего сына. Но не трудно догадаться, о какой снохе мечтала свекровь, неустанно расхваливая мне идеальную Диану…

Раньше я полагала, что меня не касается прошлая жизнь Артура, теперь же понимала, что с каждым днем моя ненависть к бывшей пассии только крепнет.

С приездом Регины Альбертовны наша жизнь изменилась. Артур стал нервным и до абсурда ревнивым. Он взрывался в приступах агрессии, а я отчаянно не понимала, что делаю не так. Ему не нравился мой водитель, которого он уволил, ему не нравилось, как я с улыбкой поблагодарила охранника за то, что тот открыл мне дверь, или посмеялась над шуткой продавца в магазине. Поведение мужа выглядело абсурдно, особенно если учесть, насколько безумно я любила мужа и в тот момент носила под сердцем нашего ребенка. Я обижалась, нервничала и плакала, потом мы разговаривали, Артур извинялся, успокаивая меня.

Последний месяц беременности я провела словно на качелях, и раскачивала их моя свекровь. Мы вели холодную войну. Она не вступала со мной в открытые споры, а лицемерила и делала все исподтишка. Если Артур хвалил мою еду, то ей она, естественно, не нравилась, да и готовила я, по ее мнению, отвратительно. Со слов Регины Альбертовны, питалась я неправильно и, поедая такую еду, намеренно вредила ребенку. Я все делала не так! Не так ходила, не так сидела, не так разговаривала, не так одевалась и пользовалась не той косметикой.

За последние пару месяцев мне удалось много о себе узнать. Например, то, что я безграмотная, глупая и ленивая. А моя сестра — хамка и хабалка только потому, что отвечала свекрови тем же, язвила и не позволяла себя унижать. Моя любимая собака теперь не могла заходить домой, а Светлану Михайловну свекровь несколько раз пыталась уволить.

Выставляя меня истеричкой и обманщицей, свекровь все делала грамотно, так, чтобы Артур ничего не заподозрил. Иной раз я чувствовала себя сумасшедшей и в слезах просила Артура переехать в городскую квартиру, да куда угодно, лишь бы подальше от этой женщины! Но Артур не понимал, в чем дело, он верил мне и ходил разговаривать с матерью, а она переворачивала случившееся так, что в итоге все списывалось на мою беременность и гормоны. Складывалось впечатление, что Регина Альбертовна хотела избавиться от меня и отчаянно боролась за внимание Артура, манипулируя несуществующей болезнью. Она изображала больную и немощную, хотя Светлана Михайловна говорила, что не раз ловила ее за распитием вина или ликера. И каждый день свекровь пыталась доказать, что знает своего сына лучше меня, словно между нами проходило некое соревнование.

— Артур пьет кофе без сахара! — утверждала она, когда я готовила завтрак, чтобы поесть с мужем в комнате, без присутствия «мамы».

— Сколько я его знаю, он все время кладет кусочек сахара, — пытаюсь быть сдержанной и так же фальшиво улыбаться, чтобы меня вновь не сочли истеричкой.

— Когда это его вкусы успели поменяться? — вопрошает свекровь, скептически поджимая губы и продолжая варить себе овсянку. — Лучше бы приучила его к здоровому питанию, чем к сахару, — говорит она, пренебрежительно глядя на мои сырники. — Они же сгорели!

Не спорю, молчу, стараясь держаться. Быстро ставлю кофе, чай, сырники и сметану на специальный столик-поднос и ухожу наверх.

Конечно, я потом жаловалась Артуру, передавая каждый наш разговор, но он только смеялся и советовал не обращать на мать внимания.

— Родится Дана, и мама отдаст всю свою энергию внучке. Пойми, она осталась совсем одна, — говорил он, с удовольствием поедая мои «сгоревшие» сырники и запивая их сладким кофе.

Я понимала, но мне совершенно не хотелось, чтобы Регина Альбертовна нянчилась с моей дочерью. Для Артура это все казалось несерьезным и смешным. А для меня мой дом превратился в тюрьму.

Сразу после Нового Года Артур уехал в рабочую поездку на несколько дней, и я пригласила в гости Дашку. Девятый месяц самый тяжелый: живот у меня стал огромным, спина болела, ноги постоянно ныли, мучила бессонница, и все больше становился страх перед приближающимися родами. Мне совершенно не хотелось оставаться наедине со свекровью, а с Дашкой, казалось, спокойнее.

— А когда вернется Артур? — спрашивала сестра, подавая мне молочный коктейль, а себе — капучино. Мы вместе валяемся на кровати и смотрим сериал, поедая сладости.

— Обещал послезавтра. И уже до родов никуда не уедет. Я так боюсь рожать без него.

— Ну ты даешь! — усмехается Дашка. — Чем он тебе поможет? В такой ситуации рядом должен быть хороший акушер, а не муж. Да и зрелище там не для мужчин.

— Нет, я боюсь без него. А если что-то пойдет не так?

Приближалась дата родов, и страхов во мне становилось больше.

— Все будет хорошо, не нагнетай, — отмахивается Дашка, закидывая в рот конфету с фундуком. Киваю ей, отпивая коктейль.

— А что у тебя с другом Артура? — спрашиваю, понимая, что сестра уже не отвертится — сейчас ей некуда сбежать.

— Ничего у меня с ним нет, — Дашка меняется в лице и делает вид, что очень заинтересована сериалом.

— Артур сказал, что есть, — пристаю к ней.

— Лерка, отстань! Ничего особенного: он хочет меня, а я убегаю.

— Ммм, а поподробнее?

— А подробнее: он зажравшийся хам, который считает, что ему все можно! Привык брать либо деньгами, либо силой. Трахает все, что движется, а тут я попалась на его пути, — с каждым словом ее речь становится эмоциональнее. — Я вообще его боюсь, он страшный человек.

— Попрошу Артура поговорить с Тимуром, чтобы он отстал от тебя.

— Поговори, конечно, будем надеяться, что это поможет, — вдыхает Дашка и съедает еще одну конфету.

— Убавь звук! — прошу сестру, когда слышу шум внизу. Прислушиваюсь и понимаю, что ругаются наша домработница и Регина Альбертовна. Кажется, Светлана Михайловна плачет. Впихиваю Дашке свой стакан, поднимаюсь с кровати, спешно выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.

— Еще раз повторяю: я ничего не брала! Да, трогала эту шкатулку, когда вытирала пыль, но я даже не заглядывала внутрь, — почти плачет домработница. Свекровь стоит рядом с ней и машет какой-то маленькой резной шкатулкой, а в дверях гостиной маячит один из охранников.

— Что здесь происходит?! — спрашиваю, глядя, как Светлана Михайловна утирает слезы.

— Она украла у меня очень дорогое фамильное кольцо! — со злостью заявляет свекровь. — А теперь не хочет возвращать.

— Я ничего не брала! — отрицает Светлана Михайловна. И я ей верю с первого слова, безоговорочно. У нас в комнате на раковине лежат мои кольца и цепочки, а на комоде — шкатулка с подарками Артура. Наличка, которую оставляет мне муж, всегда находится на столе, и никогда и копейки не пропало. Я хорошо знаю эту честную и порядочную женщину.

— Она не могла взять кольцо, может, вы положили его в другое место?!

— Нет, она ее ещё и покрывает, обвиняя меня! — недовольно кидает мне свекровь.

Рядом со мной появляется Дашка.

— Она не обвиняет, а предполагает! — вмешивается сестра.

— А ты вообще молчи! — злится женщина. — В общем, если ты сейчас же не вернёшь мне кольцо, я вызову полицию, и пусть они разбираются!

— У вас нет доказательств, — вмешиваюсь я, глядя в испуганные глаза Светланы Михайловны.

— Валера, вызывай полицию! — кричит охраннику свекровь.

— Нет! Не смейте! — кричу я. Меня накрывает такой злостью, что начинает трясти. Регина Альбертовна давно хотела уволить домработницу, она даже этого не скрывала и много раз жаловалась на нее Артуру. И все потому, что мы с ней общаемся, и эта женщина мне как родная. Муж встал на мою сторону, и за это теперь нам мстят. — Ищите свое кольцо!

— Вызывай полицию! — нервно кричит свекровь. — У меня есть запись с камер!

Охранник вынимает телефон и вопросительно смотрит на меня, бедный парень не знает, кого слушать.

— Я здесь хозяйка! — не выдерживаю. — Ищите свое кольцо в другом месте! — Чувствую, как начинает болезненно тянуть живот, но стараюсь не обращать на это внимания. Дашка берет меня за плечи и начинает поглаживать. — Хотите, я верну вам за него деньги? Только прекратите этот спектакль!

Живот тянет сильнее, и очень хочется в туалет.

— А у тебя что, есть такие деньги?! — с ехидством спрашивает женщина. — Все, что у тебя есть, принадлежит моему сыну.

Меня пошатывает, и я хватаюсь за Дашку.

— Замолчите! — кричит сестра. — Что вы устроили?! Лерочка, тебе плохо?

— Да, что-то живот болит и сильно тянет вниз, — не успеваю договорить, как боль усиливается, и я сажусь на кресло.

— Сейчас, Лерочка, сейчас моя хорошая, — успокаивает сестра. — Ну что вы стоите, вызывайте скорую! — кричит она. Все начинают суетиться, а меня немного отпускает.

— Не нужно скорую — это бесполезно, она сюда очень долго будет ехать. Нужно звонить моему доктору и ехать в клинику, — сообщаю я и вручаю свой телефон сестре, поскольку опять начинает болеть живот.

— Ну что стоишь, готовь машину! — кричит свекровь, а мне так страшно.

— Даша, мне рано рожать — до срока ещё десять дней, и Артура нет, — всхлипываю, обхватывая живот. Меня с головой накрывает паника, и я начинаю плакать.

— Лерочка, послушай меня. Сроки ставят примерные, дети не рождаются по расписанию. А Артуру мы сейчас позвоним. Посиди здесь пять минут, я возьму твои вещи, и мы поедем в клинику.

Киваю сестре и пытаюсь глубоко дышать, чтобы облегчить боль.

Схватки длились всю ночь, и за это время сестра ни разу меня не покинула. А я рыдала и хотела одного — услышать голос Артура. Особенно когда от боли покрывалась испариной и не могла ни сидеть, ни лежать, ни стоять. Металась по палате и рвала на себе волосы, неустанно набирая номер мужа, но он был постоянно вне зоны. Я возненавидела фразу «абонент отключен или временно недоступен» и противный голос, который мне это сообщал. А потом я кричала от адской боли и ненавидела уже Артура, потому что виновником моей боли являлся именно он!

Несколько часов Дашка мужественно терпела, даже тогда, когда при очередной схватке я сжимала ей руку до хруста костей. И если в тот момент мне казалось, что боль похожа на адскую, то я ошиблась.

Роды длились недолго, но я успела запомнить каждую секунду. Когда сил уже не было, и в глазах темнело от боли, меня били по лицу и сильно давили на живот, заставляя рожать…

Все закончилось, как только я услышала плач моей доченьки, и самая адская ночь превратилась в самое счастливое утро в моей жизни. Стало так хорошо и легко, что хотелось неустанно благодарить доктора и медсестер, которые были рядом и помогли родить мое маленькое чудо. Дочь положили мне на грудь, укрыли сверху, и я принялась осторожно поглаживать ее маленькую головку. От счастья по щекам катились слезы.

Я стала мамой, с первых моментов безумно полюбив своего ребенка. Я стала мамой… А Артура все не было, его телефон по-прежнему оставался отключен…

И только Дашка находилась рядом и плакала от счастья вместе со мной.

ГЛАВА 20

Артур

Просыпаюсь от жажды и головной боли. Коньяк после виски вчера точно был лишним. Переворачиваюсь на живот, чтобы дневной свет не резал глаза, и натыкаюсь рукой на что-то теплое и мягкое. Открываю глаза и вижу спящих девушек. Твою мать, я все-таки затащил сразу двух! Закрываю на мгновение глаза и четко вспоминаю, как я их трахал полночи. Две блондинки почти идентичные. Развратные бисексуалки — это мне вчера и снесло крышу.

Сука, я все-таки сорвался! Полтора месяца без полноценного секса дали о себе знать. Похоть и алкоголь взяли свое. Не то чтобы Лера меня не подпускала к себе, просто я боялся ее трогать. Боялся сорваться и навредить. Сама мысль о том, что внутри нее моя дочь, вызывала отторжение. Сейчас жена ассоциировалась с чем-то очень нежным и хрустальным, что нельзя трогать. Только аккуратно смахивать пылинки. А физиологию никуда не денешь.

Поднимаюсь с кровати, потирая виски и осматривая тела девушек. Дикий голод я утолил, тогда какого хрена не вышвырнул их вчера? В пепельнице пара использованных презервативов, на столе шампанское, коньяк и женское белье на полу — все как в лучшие холостые времена.

Беру телефон, чтобы посмотреть время, и понимаю, что он разряжен. Черт! Выхожу из спальни, ставлю телефон на зарядку и иду в душ.

Быстро смываю с себя следы прошедшей ночи, оборачиваюсь полотенцем, выхожу в гостиную и заказываю в номер кофе. Возвращаюсь в спальню и бужу шлюшек.

— Доброе утро, тигр, — одна из девушек пытается сесть и морщится, сжимая ноги. — Кто-то был вчера очень плохим, — смеётся она. Я, и правда, вчера зверствовал, судя по красным следам у нее на шее и синякам на бедрах ее подруги. — А завтрак будет? Мы такие голодные, — спрашивает девка и целует подругу.

— Будет, у каждого свой, — кидаю я. Беру бумажник, вынимаю несколько крупных купюр и кидаю их на кровать. — Здесь и на завтрак, и на обед, и на ужин.

Глаза гламурной шлюшки загораются. У нее силиконовая грудь третьего размера, задница — как орех, накаченные губы и неестественные длинные ресницы. Она себя сделала, вложила крупную сумму, теперь ей нужно подороже это продать. Но я не ее клиент, и даже забавно смотреть на огонь в ее глазах, когда девушке кажется, что я ее счастливый билет, и на то, как этот огонь гаснет.

— А может… — игриво шепчет блондинка, откидывая деньги, встаёт на четвереньки и ползет ко мне. — Мы позавтракаем друг с другом?

Ухмыляюсь и откидываю ее руки, когда она тянется к полотенцу.

— Бери свою подружку и сваливай, пока я не вышвырнул вас. Использованные презервативы второй раз не надевают, — кидаю я.

— Мудак! — злобно и оскорблено выкрикивает мне девка.

— Пока я очень даже мил, и если не хочешь узнать, какой я мудак на самом деле, исчезните!

Выхожу из спальни, забираю свой кофе и с удовольствием делаю глоток, пытаясь взбодриться. Сегодня мы подписываем контракт, а после я могу лететь домой. Это последняя запланированная поездка. Дальше все отменил. Лерка вот-вот родит, и я должен быть с ней. Я обещал.

Включаю телефон, и на него сразу же обрушиваются десятки оповещений. Бросаются в глаза пятьдесят четыре пропущенных от Валерии. Пятьдесят четыре! И последний — в пять утра! Внутри все скручивает тугим узлом, и накрывает паникой. Набираю номер жены, чувствуя, как пересыхает в горле и начинает пульсировать в висках. «Абонент отключен или недоступен, попробуйте позвонить позднее». А я как сумасшедший набираю номер ещё раз, не веря в услышанное.

— Ну давай, котенок, возьми трубку! — говорю в телефон. Слышу позади смех девок и резко оборачиваюсь.

— Тигр, может, вечером… — не унимается шлюшка.

— Я сказал: съеб*сь отсюда! — хватаю одну из них за волосы и выставляю за дверь, вторая быстро соображает и выбегает сама. Захлопываю дверь, глубоко выдыхаю и проверяю остальные оповещения. Семь пропущенных от сестры Леры. Набираю номер Даши и молю Бога, в которого не верю, чтобы мне ответили.

— Алло, — сонно отвечает девушка.

— Даша, это Артур. Что у вас случилось?! Почему Лера недоступна?!

— Может, потому что она вчера родила тебе дочь, — девушка намеренно делает паузу, позволяя мне переварить информацию. Закрываю глаза, стискивая телефон.

— Ей ещё рано, срок только через десять дней…

— Срок, срок, — повторяет за мной Даша. — А родила она ночью! Мамаше своей спасибо скажи, устроила там спектакль. Лера разнервничалась — и вот итог…

— Как она? Как ребенок?! — оглядываюсь по сторонам в поисках сигарет.

— Все хорошо. Схватки длились всю ночь. Она так хотела тебя услышать… — Нахожу сигареты, вынимаю одну и прикуриваю дрожащими руками. Бл*дь! Почему все так?! Что устроила мать?! В голове куча вопросов и море эмоций. — Родила Лера в шесть пятнадцать, девочка здорова, три килограмма сто граммов, пятьдесят два сантиметра. На тебя, гада, похожа, — усмехается Дашка, а я задыхаюсь от эмоций. У меня дочь!

— Почему у Леры отключен телефон?!

— Спит она, устала очень. Лера так боялась рожать без тебя… — Дашка режет меня наживую, без анестезии, но я терплю, глотая упрёки, потому что заслужил.

— С ней точно все хорошо?!

— Да, точно.

— Спасибо, Даша, я вылетаю, — сбрасываю звонок и сильно затягиваюсь сигаретой. Я стал отцом, моя девочка родила мне дочь. Захлебываюсь в эмоциях, начиная задыхаться. Я должен был быть рядом… Тушу окурок в пепельнице и зажмуриваю глаза, чувствуя, как колотится сердце.

Вновь беру телефон и набираю номер.

— Билет мне домой, срочно! На самый ближайший рейс, похрен какой, хоть частный самолёт! Плевал я на договор! У меня жена родила! — скидываю звонок и иду в комнату одеваться, на ходу набирая номер помощника.

— Я хочу, чтобы моей жене в клинику доставили ромашки. Самые свежие и самые большие! Пусть заставят ими всю палату в течение получаса!

Через четыре часа самолёт приземлился дома. Меня встречал водитель — сам сесть за руль я не мог. Бил мандраж и трясло как сумасшедшего.

Пока ехал в клинику, позвонил матери.

— Что ты вчера выкинула?! — кричу на нее, потому что в голове засели слова Даши о том, что Лера разнервничалась из-за мамы.

— И тебе здравствуй, — недовольно отвечает мать.

— Что вчера произошло?! — сквозь зубы спрашиваю я.

— Да ничего не произошло! — кричит она мне в ответ. — Ваша домработница украла у меня кольцо, и я просто требовала его вернуть. Лера сама вмешалась и начала ее защищать. Ещё и эта хабалка — ее сестра…

— Мама! — впервые кричу на мать. — Я просил не трогать Светлану Михайловну! Я просил тебя не нервировать Леру?! Ты должна была ее оберегать, потому что она мне дорога!

— Я не трогала твою жену! Она сама! У меня воруют, а я должна терпеть?! Ты в своем уме?! Все нормально с Лерой. Роды прошли хорошо, я разговаривала утром с врачом…

— Ладно, потом разберемся! — сбрасываю звонок, потому что мы въезжаем на стоянку.

Вбегаю в клинику, узнаю, в какой палате жена, надеваю чёртовы бахилы, специальный халат и обрабатываю руки. Останавливаюсь возле палаты и сжимаю ручку двери. Глубокий вдох — и прохожу внутрь.

Помощник не подвёл — вокруг много свежих букетов ромашек. Лера сидит на кровати и держит нашу доченьку, укутанную в беленькое одеяльце. Замираю, сглатывая, все слова теряются, и мир уходит из-под ног. Лера поднимает глаза, кусает губы, начиная плакать и всхлипывать, быстро моргая.

Подхожу к ней, сажусь рядом, задерживая дыхание и прислоняясь лбом к ее лбу, опускаю глаза на нашу дочь. У меня самая красивая девочка. Даша ошиблась. У моей дочери черты Валерии. Она такая маленькая, что мне страшно на нее дышать. Лера опять всхлипывает, и у меня начинает жечь глаза от подступающих слез.

— Прости меня, котенок, я не должен был уезжать, — шепчу я и целую ее глаза, собирая слезы, а у самого горло дерет, и хрипнет голос. Наша малышка тоже всхлипывает и забавно сводит брови. Ей ещё нет и суток, а мне уже хочется перевернуть этот мир ради дочери. От Даны так вкусно пахнет счастьем и жизнью. — Спасибо, — шепчу Лере, продолжая зацеловывать ее лицо. Обхватываю руки жены, держащие Дану. — Спасибо тебе за дочь.

— Было так больно… — шепчет моя девочка. Я так хотела услышать твой голос…

— Прости, маленькая, — повторяю я вновь и рассматриваю дочку.

— Обними меня, — просит Лера. Отстраняясь, протягиваю руки, и Лера аккуратно передает мне Дану. Напрягаюсь, держа ребенка, потому что боюсь, что руки дрогнут. Наклоняюсь, глубоко вдыхаю запах моей дочери и целую девочку в крошечный носик. Перекладываю дочь в люльку, опять сажусь к Валерии и притягиваю ее к себе. Она утыкается мне в шею и глубоко дышит, сжимая руками мою рубашку. А я прижимаю жену к себе и раскачиваю.

Несмотря ни на что, этот день я запомню навсегда как самый эмоциональный в моей жизни, и этот день всегда будет стоять на первом месте.

ГЛАВА 21

Валерия

Наверное, для каждой матери ее ребенок самый красивый и самый умный. Я не могу надышаться своей малышкой. Она такая крошка, всего полтора месяца, и мне кажется, что Дана вся моя жизнь. Она мое безграничное счастье, моя нежность, мое тепло. И весь мир крутится только вокруг маленького чуда. Дети — самое ценное и лучшее, что может случиться в нашей жизни, и каждый день я благодарю Бога за то, что он дал мне мою дочь.

У нашей дочери есть своя комната, которую я так трепетно оформляла, подбирая каждую деталь. Кроватка, пеленальный столик, кресло для кормления, игрушки и занавески с бабочками. Но в первые месяцы жизни ребенка все это оказалось бесполезным. Дочь спит в люльке в нашей спальне, там же я ее кормлю и переодеваю. Очень неудобно по ночам просыпаться каждые два часа и бегать в другую комнату. Это выматывает. Детская пустует, а наша спальня завалена памперсами, кремами, присыпками и вещами Даны.

Устаю и не высыпаюсь — моя дочка требует много внимания, но я все равно счастлива. И даже вечно бубнящая свекровь не испортит мне настроение. Артур не воспринимает наши с ней ссоры всерьез и обещает, что мама скоро съедет. Но свекровь никуда не торопится.

Он поговорил с ней, и после моих родов Светлану Михайловну оставили в покое, но женщина все равно уволилась, не выдержав давление Регины Альбертовны. И я ее понимаю, психологически очень сложно работать там, где тебя ненавидят. А жить еще сложнее.

Регина Альбертовна очень странно относится к внучке. Она не та бабушка, с которой можно оставить ребенка и уйти по делам. Я вообще боюсь доверять ей ребенка, тем более, когда Дана сама не хочет с ней сидеть. Свекровь улыбается Дане, сюсюкает, восхищается ею, рассказывая, как малышка похожа на Артура в детстве, но все это больше показное, я чувствую, что она равнодушна к ребенку.

Сегодня мы с Зайчонком полночи гуляли. Дана плохо спала, зато теперь спит полдня, и я вместе с ней. Сил на себя уже нет, да и некогда. Артур предлагает нанять няню, но я не могу доверить мою крошку чужой женщине.

Просыпаюсь, радуясь, что Дана еще сладко сопит на кровати рядом со мной, поправляю ее одеяльце с медвежатами, встаю с кровати, одергиваю домашнее платье, собираю волосы в хвост, кидаю радионяню в карман и иду в ванную умываться, чтобы немного согнать сон.

Ужасно хочется есть, и я спускаюсь вниз. Слышу в гостиной звонкий смех свекрови и голос незнакомой женщины. Я не желаю общаться со свекровью и тем более с ее гостями, но, чтобы пройти на кухню, нужно пройти через гостиную. Свекровь болтает и пьет кофе с блондинкой, сидящей ко мне спиной. По комнате разносится приторный запах духов, который застревает в горле. Хочется прокашляться, но я задерживаю дыхание и направляюсь на кухню.

— Добрый день, — здороваюсь для приличия, надеясь быстро пробежать, но останавливаюсь и резко оборачиваюсь, поскольку узнаю девушку.

В моем доме, на моем диване, который я выбирала сама, сидит Диана, бывшая девушка Артура! Я видела ее всего один раз, но хорошо запомнила. Она такая статная, с идеальной осанкой, идеальными чертами лица и кожей без изъяна. Такая стройная, с ногами от ушей, в коротком белом платье, которое обтягивает ее словно вторая кожа. Мне бы идти по своим делам и не давать реакцию, которую, по всей видимости, от меня только и ждут. Но я рассматриваю идеальную ухоженную девушку и почему-то думаю о том, что у меня ещё висит живот после родов, слишком тяжёлая, налитая молоком грудь и раздавшиеся бедра.

— Здравствуй, Валерия, рада тебя видеть, — фальшиво улыбаясь, здоровается Диана и осматривает меня, ухмыляясь. А у меня мятое платье и сонное лицо.

— Что вы здесь делаете? — хочется выставить ее.

— Диана мой гость, мы давно дружим, — сообщает мне свекровь.

— Это правда, Валерия. Присядь с нами, выпей чаю, — словно подруга предлагает мне Диана. А мне почему-то хочется заплакать, и начинает трясти от злости. Ведь Регина Альбертовна специально это сделала! Я вижу по ее довольному лицу.

— Нет, мне некогда сидеть! — резко заявляю я и сбегаю на кухню под хохот Дианы. Становится горько от того, что я не чувствую себя комфортно в доме, где живу. Зачем… зачем свекровь это все делает?! Зачем продолжает портить мне жизнь?!

Целый день у меня не выходит из головы образ Дианы. Ее красота и идеальность. Рассматриваю себя в зеркало и понимаю, что выгляжу измученной, уставшей и толстой. Я не Диана, у меня ребенок, и мое тело ещё не пришло в форму. Я не поведусь на провокации! Повторяю себе как мантру, но от плохого настроения это не спасает.

Артур снова не приехал на ужин, и я кушаю в своей комнате, не желая сталкиваться со свекровью. Но женщине неймется, и она приходит ко мне.

— Разве можно есть в спальне?! — возмущается она и заглядывает в люльку к Дане. Я не отвечаю, а она не ждёт ответа, начиная разговаривать с ребенком.

— Мать у тебя ничего не понимает. Да, моя девочка? Да, моя копия Артура? Вся в папу, гены потому что сильные. — Закатываю глаза, пока свекровь не видит, и допиваю чай со сливками. — И долго ты собираешься держать ребенка в вашей спальне?

— В смысле?

— У ребенка есть своя комната, и девочка должна к ней привыкнуть.

— Мне так неудобно.

— А ты всегда думаешь только о себе? Артур работает целый день и ночами ему нужно нормально спать, а с ребенком это невозможно! — предъявляет она.

— Это и его дочь тоже. А ночью он мне помогает.

— Ты-то днём выспишься, а Артур — нет!

Вздыхаю, стараясь не выходить из себя. Собираю посуду и оглядываюсь на дочь. Мне нужно унести поднос и взять на кухне бутылочку с водой для Даны, но я не хочу оставлять ребенка с этой женщиной. Беру с собой радионяню и быстро спускаюсь вниз. Уже на кухне слышу, что Дана плачет, хватаю бутылочку и бегу назад. Дочь плачет громче, заливаясь, а свекровь молчит. Влетаю в комнату и вижу, что Дана ревет, а Регина Альбертовна просто смотрит на нее и ничего не делает.

— Вам трудно покачать ее?! — кидаю я, срываясь.

— Детей нельзя брать на руки по первому требованию. Приучила к рукам, теперь расплачивайся! Воспитывать нужно начинать с рождения!

— Какое воспитание? О чем вы говорите?! Ей всего полтора месяца! — беру мою Зайку на руки, начиная качать, не обращая внимания на бурчание женщины. Дана немного успокаивается, когда я даю ей водички. Свекровь направляется к выходу, но я ее останавливаю.

— Вы не могли бы больше не приглашать в мой дом Диану? — сдержанно прошу я.

— Он не твой! Его строил мой муж! И я буду приглашать сюда, кого мне вздумается, — со злостью проговаривает женщина. Я замолкаю, отворачиваясь к окну. Мне нечего ей ответить, она права. У меня ничего нет. Ей удалось указать мне место.

Дочь засыпает у меня на руках, я целую ее маленький носик, перекладываю в люльку и ухожу в душ. Внутри все кипит. Мне обидно до слез, и одновременно злостью накрывает. Я люблю Артура и готова терпеть его мать, я даже пыталась ее понять, но это бесполезно. Она просто ненавидит меня и все, что связано со мной.

Смываю шампунь с головы, закрываю глаза и просто стою под струями теплой воды, пытаясь расслабиться и выкинуть этот день из головы. Вздрагиваю, когда створки душевой кабины резко открываются, оборачиваюсь и вижу, как ко мне входит обнаженный Артур. Он прижимается к моей спине и скользит руками по мыльному телу.

— Привет, котенок, — хитро шепчет он и ласкает под грудью, приподнимая ее.

— Ты опять поздно! — предъявляю я. Не так нужно встречать мужа, тем более, если он тебя ласкает, но я взвинчена и зла.

— Так вышло, у меня, знаешь ли, ненормированный график, — недовольно отвечает Артур, но продолжает меня ласкать. Тянет за волосы, целуя шею, и жадно, несдержанно прикусывает кожу. А я не могу расслабиться, мне дискомфортно. Вспоминаю идеальную Диану, смотрю на свое тело после родов, и становится стыдно. А ещё у нас давно не было секса, до родов и после… И мне уже, наверное, можно, но страшно — боюсь, что будет больно. Злость, обида, стыд и страх все наслаивается друг на друга, вызывая во мне протест. А Артур очень голодный, он кусает меня, тут же зализывая укусы, сжимает грудь и играет с сосками. Его дыхание становится тяжёлым, а член упирается мне в бедра.

— Хочу тебя, маленькая, — хрипло шепчет он, ведёт рукой вниз, проходя по обвисшему животу, и я не выдерживаю. Разворачиваюсь и отталкиваю его от себя.

— Что такое? Тебе ещё нельзя? — спрашивает он.

— Можно, просто…

— Что, бл*ть, просто? — злится он и прижимает меня к мокрой кафельной стене, ставя руки по обе стороны от моей головы. Злой, напряжённый, дышит глубоко, но пытается меня поцеловать. — Лера, я настолько голодный, что готов тебя изнасиловать, — рычит мне в губы. А я опять его отталкиваю.

— Твоя мама сегодня пригласила в наш дом Диану! — заявляю я, пытаясь прикрыть руками живот с растяжками.

— Кого?! — рычит он.

— Да, ты не ослышался, твою бывшую! Они мило беседовали в гостиной! — Артур смотрит на меня, сводя брови и сжимая челюсть. А меня уже несёт, внутри накипело настолько, что хочется рыдать. — А когда я попросила больше не приглашать в наш дом твоих бывших, она указала мне место. И знаешь, она права! Я чувствую себя никем в вашей жизни! — кидаю, ощущая, как слезятся глаза. И вновь со всей силы толкаю Артура, вылетая из душа.

— Сука! — слышу ругань мужа и глухой удар в стену.

Зря я это все. Не нужно было истерить, а рассказать все спокойно. Нельзя так. Дура! Вытираюсь, сушу волосы и уже чувствую себя виновной.

Артур домывается, выходит из душа, не обращая на меня внимания. Нервно вытирается, надевает спортивные брюки, футболку, взъерошивает волосы и выходит из комнаты. Теперь он пошел ругаться с матерью. И это тоже нехорошо. Завтра свекровь будет смотреть на меня как на врага и ненавидеть ещё больше.

Кутаюсь в халат и сажусь за туалетный столик, наношу крем на лицо и мысленно себя ругаю. Ну почему я не сдержалась?! Нужно было расслабиться в душе, не стесняясь своего тела. А потом уже спокойно все рассказать Артуру. А теперь злые будут все. И виновата я.

Поправляю дочери одеяло и какое-то время рассматриваю мою спящую крошку, которая забавно сложила губки бантиком. Снимаю халат, надеваю комбинацию на бретелях и ложусь в кровать.

Через какое-то время Артур молча проходит в комнату, трет лицо руками и останавливается возле люльки Даны. Смотрит на нее долго, а потом, улыбаясь, аккуратно гладит пальцами ее ручки и щёчки. Смотрю на него, и внутри все сжимается. Я так отчаянно его люблю, что хочется кричать. Он мой, и плевала я на Диану и провокации Регины Альбертовны. Никто не сможет отнять у меня мужа!

— Не буди ее, — шепчу я. — Выключи светильник и иди ко мне, — откидываю одеяло, кусая губы. Артур ухмыляется, рассматривая меня. Снимает футболку, брюки, отшвыривая вещи, и нависает надо мной, глядя горящими глазами.

— Светильник выключи, — вновь прошу я.

— Нет, — рычит, стягивая зубами бретельку комбинации. — Я хочу тебя видеть. Хочу видеть, как буду тебя трахать! Я несколько месяцев к тебе не прикасался! — агрессивно заявляет он и сдергивает комбинацию вниз, оголяя грудь, тянет за подол и окончательно срывает с меня сорочку, отшвыривая в сторону. А я неосознанно сжимаюсь, прикрывая живот и грудь.

— Да что, бл*ть, происходит?! — злится он. — Почему ты закрываешься от меня?

— Я… — глотаю воздух и отвожу глаза, не выдерживая его тяжелого взгляда. — Я ещё не пришла в форму после родов, — наконец выдаю.

— Твою мать! Лера! — смеётся он, утыкаясь мне в шею. Хватает мои руки и заводит их за голову, вынуждая открыться. — Это все естественно! И я люблю твое тело, — переходит на хриплый шепот. — У тебя прекрасная налитая грудь, — он ловит губами мой сосок и всасывает, пробуя молоко, и я загораюсь, чувствуя возбуждение и привычный жар по телу от его ласк. — И у тебя самый прекрасный живот, — Артур спускается поцелуями ниже и целует меня прямо в растяжки. — Потому что там была моя дочь.



Я окончательно расслабляюсь, плыву, уже сама развожу ноги и обвиваю ими его торс. Как оказалось, я хочу его не меньше, живот сводит от прилива возбуждения. Артур впивается в мои губы, потираясь твердым членом между моих ног. А потом мы замираем, потому что Дана начинает хныкать. Артур закусывает мою губу и напрягается. Есть ещё надежда, что она уснет… Но нет, дочь начинает плакать все сильнее и сильнее.

— Вашу мать! — выдыхает Артур и скатывается с меня, падая на постель. Соскакиваю с кровати, натягиваю комбинацию и беру дочь. Нужно поменять подгузник и накормить ее. Меня саму трясет от возбуждения, с которым я пытаюсь справиться. Артур горько усмехается, встаёт с кровати, надевает брюки, футболку, берет зажигалку и выходит из комнаты.

ГЛАВА 22

Валерия

Жизнь не стоит на месте, время летит, унося за собой как все хорошее, так и плохое. Кажется, совсем недавно я встретила Артура в больнице, и вот мы уже женаты и празднуем день рождения нашей дочери. Дане сегодня годик. Если меня спросят, как мы жили все этот год, я скажу: неспокойно, временами невыносимо и трудно, но мы справились.

Когда Дане исполнилось полгода, я окончательно поняла, что нормально общаться и уж тем более подружиться с Региной Альбертовной невозможно. Поэтому я научилась противостоять свекрови и отвоевала свое место в доме. Не без помощи сестры, конечно… Однажды Дашка застала меня ревущей в ванной от очередного упрека свекрови и отругала.

— Если Артур не может ее поставить на место, это должна сделать ты! — говорила мне сестра и металась от злости по комнате. — Отвечай этой карге тем же! Ты уже не девочка! Ты женщина, мать, жена! Да, в жизни не все радужно и романтично. Каждый сам за себя! Покажи свое «я»! Иначе ничем хорошим это не закончится! — вбивала в меня сестра. И я прислушалась, потому что Даша права.

Следовало ожидать, что Регине Альбертовне не понравились изменения, и она стала ненавидеть меня еще больше, называя, как и Дашку, такой же хабалкой и хамкой. Зато я стала чувствовать себя увереннее. Она называла меня плохой матерью, учила воспитывать дочь, а я отвечала тем же, указывая на ее недостатки. Свекровь морщилась от моей стряпни, а я рассказывала ей, как Артур с удовольствием поедает мои блинчики или стейки. Она намекала на то, что я нищебродка, и мне ничего не принадлежит, а я тыкала ее в закон о том, что я, как супруга, имею право на половину их состояния, чем вызывала у свекрови приступы гнева и поток возмущений.

Было забавно наблюдать, как она краснела и бледнела от злости, один раз даже замахнулась на меня от гнева. А потом вечерами шепотом жаловалась Артуру. Мой муж подходил ко мне, спокойно выслушивал мою версию и просто кивал, соглашаясь. Иногда даже называл меня умницей и целовал.

И если со свекровью я научилась справляться, то с Артуром все перешло на новый уровень. Нет, любовь никуда не делась. Я дико его любила, иногда по ночам, лежа на его груди и слушая размеренный стук сердца, просила Бога хранить мужа, иначе я умру без него. Я скучала по мужу, мне катастрофически его не хватало, несмотря на то, что жили мы вместе. Меня убивала его работа и постоянные поездки. Он уходил рано, приходил поздно, а в редкие выходные — уделял внимание дочери.

Артур прекрасный отец, на любой чих нашей малышки он вызывал в дом врачей. А когда у Даны резались зубки, он позволял мне спать, а сам бродил с ней по дому, рассказывая обо всем на свете. Дана, засранка, спала у него на плече, а как только оказывалась в кроватке, закатывала истерики. Мне кажется, что именно с этого момента Артур стал не просто любить дочь, а боготворить и потакать любому ее капризу. Если женщина привязывается к ребенку и начинает его любить еще в утробе, то мужчине нужно на это время.

Выходных у Артура было мало, поэтому он не отрывался от Даны. Эти двое так похожи и не только внешне, даже жестами и манерами. Иногда я смотрела на них, и слезы наворачивались от переполняющих чувств. Они самое дорогое, что у меня есть, они моя жизнь, моя семья и моя безграничная любовь.

Нет, мы не жили душа в душу. Как и любые супруги ругались. У Артура взрывной характер. Он ревнивый до абсурда. А я требовала от него внимания и немного больше времени для нас. Так и жили: он злился, а я лила слезы. Но больше всего мне нравилось мириться. Нет ничего слаще секса после ссоры или секса, которым мужчина просит прощения. Но если резюмировать, то все же, я по-своему была счастлива…

У Даны первый настоящий праздник, поэтому мы пригласили в наш дом самых близких и друзей. Я заказала для нас с дочерью одинаковые лиловые платья и повязки на волосы того же цвета. К нам приехал фотограф и устроил семейную фотосессию. Такой редкий момент, когда все дома. В гостиной накрыт стол, все украшено шариками, лентами и цветами, а наш сумасшедший папа заказал огромный торт, который по размеру оказался больше нашей дочери. Этот день омрачало только бурчание свекрови, она как всегда была чем-то недовольна и искала во мне недостатки, впрочем, это ее постоянное состояние, на которое я уже не обращала внимания.

В ожидании гостей поправляю скатерть на столе, и спрашиваю домработницу: все ли готово. Двигаю стульчик Даны, ставя его рядом с нашими местами, и улыбаюсь, рассматривая гостиную. Дочь залезла на руки к Артуру и, похоже, не собирается оттуда слазить. Он показывает на шарики, играя с ней, а свекровь сидит на диване, со скучающим видом листает журнал и уже попивает вино. Для больной женщины она очень много пьет. Подхожу к Артуру, поправляю платье дочери, расправляя пышную юбочку, целую мужа в щеку. Дана толкает меня, ревнуя, и обнимает папу за шею. Вот так всегда: я вожусь с ней целыми днями, а любим мы папу.

— Это мой папа! — шучу я и еще раз целую Артура в щеку.

— Ди! — вновь отталкивает меня дочь и сама целует Артура, прикасаясь губками к его щеке. Муж усмехается и чмокает девочку в носик, а потом тянется ко мне и целует, немного всасывая мои губы и слегка прикусывая. Уголки губ дочери ползут вниз, подбородок трясётся, и вот-вот хлынут слезы.

— Все, все, все, — Артур гладит Дану по волосам. — Ты моя принцесса, — и тоже целует ее в губки. — Мама, приходи ночью за вниманием, — подмигивает он мне, порочно ухмыляясь. Сколько бы мы ни были вместе, его пронзительный темный взгляд, запах и ухмылка сводят меня с ума, заставляя бабочек порхать и трепать в животе. — И для тебя есть подарок. Меня не было рядом в момент рождения дочери… Отдыхай сегодня и наслаждайся праздником, потому что это твой день. Спасибо за принцессу, — тепло говорит он, тянется вновь меня поцеловать, но потом смотрит на дочь и просто чмокает губами.

— А где моя буся? — в комнату входит моя сестра и с улыбкой идет поздравлять племянницу.

— Явилась, хабалка! — цокает свекровь, пренебрежительно осматривая Дашку.

— И вам здравствуйте, Регина Альбертовна, — усмехается сестра. Вынимает из пакета мягкую игрушку и протягивает Дане. — Иди ко мне, моя бусечка, — она тянет руки к Дане, но та не хочет, ложась щекой на плечо отца.

— Не пойдет, — усмехаюсь я. — Это папина доча.

Артур триумфально ведет бровью, гордясь этим фактом.

— Кто еще будет? — спрашивает меня Дашка, воруя со стола тарталетку с икрой.

— Да никого: мы все и Тимур должен подъехать, — беззаботно отвечаю я, а Дашка меняется в лице.

— Тимур? Он же в Канаде! — сглатывает она.

— Вернулся недавно.

— Надолго? — Дашка опускает глаза, начиная нервничать. Да, Тимура не было года полтора, у него бизнес заграницей, но раньше Дашу это как-то не волновало.

— Не знаю. А что такое? — не понимаю я.

— Ты извини, я, наверное, пойду, — шепчет Даша, оглядываясь в поисках своей сумки.

— Ты чего, Даш? Ты же одна с моей стороны.

— Я просто… — впервые вижу Дашу такой растерянной. Она не успевает договорить, как в гостиную входит Тимур. Он, конечно, высокий, широкоплечий, и взгляд у него волчий, устрашающий, даже когда улыбается, мурашки идут, но совсем непонятно, почему его так боится Даша.

— Добрый день, — здоровается Тимур и идет к нам. Он не один, с ним рядом девушка, в руках которой очень красивый букет белых лилий. Девушка необычная, метиска. Брюнетка с голубыми глазами. Красивая, я бы сказала, завораживающая, с очень холодными, цепкими глазами, под стать Тимуру. Дашка рядом со мной глубоко вдыхает, а потом расправляет плечи и демонстративно осматривает девушку снизу-вверх.

— Я считаю, что день рождения ребенка — это в первую очередь праздник матери, — произносит он, забирает у девушки цветы и вручает их мне.

— Спасибо, — принимаю цветы и понимаю, что у этого мужчины даже запах холодный.

— Дарья, — кивает он сестре, на что та тоже кивает. На секунду их взгляды встречаются и застывают. Тимур первый разрывает контакт и отходит от нас.

— А вот подарок имениннице, — он протягивает Артуру бумажный пакет с бабочками, а потом пожимает моему мужу руку.

— Знакомьтесь, это Амелия, моя супруга! — представляет он всем девушку. Дашка рядом со мной давится соком, закашливаясь.

— Тимур, ты женился? — с удивлением спрашивает свекровь. А Артур никак не реагирует — похоже, он знал.

— Да, мы расписались в Канаде полгода назад. Праздновать будем здесь, всех приглашаю, — девушка что-то спрашивает у Тимура на английском, и тот что-то тихо отвечает. — Она совсем не понимает по-русски, так что можете ее обсудить, — шутит он. Свекровь оборачивается к Амелии и что-то доброжелательно говорит на английском, хлопает по дивану, приглашая ее сесть с собой. Тимур оставляет своею жену Регине Альбертовне, а сам идет к Артуру, заигрывает с Даной, щекоча ее и обсуждая с моим мужем дела.

— Даш? Все хорошо? Почему ты так на него реагируешь? — спрашиваю сестру.

— Нормально я реагирую, — ее растерянность перерастает в агрессию. Она кидает взгляд на Амелию и цокает. — Можно мне вина? — кивает она на бутылку красного.

— Конечно, можно. Нашей крестной можно все, — усмехаюсь, пытаясь поднять сестре настроение. Я потом обязательно с ней поговорю и выясню, что происходит.

— Прошу всех за стол! — приглашаю я.

ГЛАВА 23

Валерия

Праздник проходит весело. Даже Регина Альбертовна надела маску душевности, и мило со всеми общается, в основном, конечно, с Тимуром и его супругой, но все же. Мы общаемся, шутим и фантазируем на тему: кем станет именинница в будущем. Все желают Дане и нашей семье только хорошего. Потом приезжают аниматоры в костюмах феи и гномиков и развлекают нашу малышку. Она ничего не понимает, но внимательно следит и заливисто смеётся.

Я даже плакала, когда меня растрогал тост Тимура о том, что дети — это наша душа, и мы даже не понимаем, насколько ценный подарок подарил нам Бог. Не знаю, насколько он был откровенен, но Тимур признался, что мечтает о ребенке и по-доброму нам завидует. Может, он и мастер красивых слов, но в тот момент я посмотрела на этого немного пугающего мужчину по-другому. Мне показалось, что за его темным надменным взглядом, за его ледяным холодом и высокомерностью стоит большая боль. Мне показалось, что он носит маску, а там, внутри, он другой. Это проскальзывало, когда он общался с Даной. Дети обнажают наши чувства и срывают маски.

А ещё я наблюдала за Дашкой. Она надела маску безразличия, смеялась, участвовала в беседах, но фальшивила, потому что все время не сводила глаз с Тимура и его жены. Особенно когда он уделял ей внимание, что-то шептал и целовал. И это было очень занимательно. Казалось, моя сестра и друг Артура играют в какую-то игру. Он специально провоцировал Дашку на эмоции. Что-то шептал жене, а сам смотрел в глаза Даше, а та пыталась сделать вид, что ей всё равно, впиваясь ногтями в ладони и причиняя себе боль. А когда сестра отворачивалась и отвлекалась, Тимур пожирал ее взглядом, словно хотел съесть. Мне было жутко интересно, что все же происходит между этими двумя, и после праздника я собиралась пытать Дашку до тех пор, пока она не расскажет правду.

Начинается суматоха, аниматоры играют с Даной, вовлекая в действия Артура, а я бегу в туалет. Задумываюсь, резко открываю дверь и застываю от неожиданности. Дашка сидит на раковине, ее платье задралось, обнажая бедра, а между ее ног стоит Тимур. Я застаю как раз тот момент, когда сестра даёт Тимуру звонкую пощечину, оставляя на его лице красный след, а он ловит ее руку, сжимая запястья. Они резко оборачиваюсь ко мне, и я стою на месте и не могу пошевелиться.

— Что здесь происходит? — в растерянности спрашиваю я. Дашка отталкивает Тимура, он отшатывается, а сестра спрыгивает с тумбы, одергивает платье и выбегает из туалета. Мне бы побежать за ней, но я хочу услышать объяснения Тимура.

— Прости, Валерия, — спокойно говорит он, заглядывая в зеркало и трогая красный след от Дашкиных пальцев. — Не хотел, чтобы ты становилась свидетельницей нашего разговора.

— А что вообще между вами происходит?! Что вы от нее хотите?! Вы женатый человек! — возмущаюсь я, подхожу к раковине и мою руки, запачканные в торте.

— Иногда брак — всего лишь инструмент для достижения целей, — усмехается Тимур, поправляет пиджак и хочет обойти меня, чтобы выйти. Я не знаю, откуда во мне берется смелость, но я преграждаю мужчине дорогу.

— Я не знаю, что для вас брак, — заявляю. — Но прошу оставить Дашу в покое! Не играйте с ней. Она вас боится! — требую я. Похоже, шампанское делает меня смелой.

— Позволь мне самому решать, — снисходительно усмехается Тимур, словно я сказала глупость. А глаза у него, и правда, волчьи и страшные. Такому вообще сложно противостоять, он может уничтожить только взглядом. Тимур хватает меня за плечи, отодвигает с дороги и выходит из туалета. Выдыхаю и выхожу сама на поиски Даши.

Нахожу сестру торопливо собирающуюся в прихожей.

— Даша, ты куда? Останься, нам нужно поговорить, — прошу ее я.

— Лер, давай не сейчас, — почти плачет она. — Пожалуйста! Потом. Я не в состоянии сейчас что-то объяснять.

— Дашенька, останься у нас, я не могу отпустить тебя в таком состоянии.

— Нет, Лер. Все будет хорошо. Я хочу уехать. Завтра созвонимся!

Дашка чмокает меня в щеку и выбегает из дома.

Праздник закончился, все разошлись, дом убран. Регина Альбертовна ушла к себе в комнату, сетуя на давление. Я укладываю дочу спать: собираю ее игрушки, настраиваю радионяню и выхожу из детской. Артур в кабинете, и я под действием шампанского решаюсь на маленькую шалость. Быстро принимаю душ, надеваю новое белье, которое состоит сплошь из ниточек и кружева. Красиво, но развратно. Накидываю сверху коротенький шёлковый халат и спускаюсь к нему кабинет. Открываю дверь, вхожу, кусая губы, уже мысленно представляя, как он возьмёт меня на своем столе. Прохожу внутрь и хмурюсь, видя, что он продолжает пить.

Артур сидит в кресле за рабочим столом, а рядом с ним бутылка коньяка и наполненный бокал. Он с обнаженным торсом, а его рубашка валяется на полу.

— Дверь закрой на замок, раз сама пришла! — недовольно кидает он мне, залпом допивая содержимое бокала.

— Что-то случилось? — осторожно спрашиваю я, понимая, что он пьян.

— Случилось, — язвительно усмехается он и наливает ещё коньяка.

Ничего не понимаю. Все прошло хорошо, праздник удался. Потуже затягиваю пояс халата, подхожу к столу и отодвигаю бутылку.

— Скажи мне, милая, — слово «милая» он произносит пренебрежительно, — Какого хрена сегодня происходило?! — зло спрашивает он, и я понимаю, что Артур очень пьян. Он пил днём и сейчас выпил уже больше половины бутылки. Становится страшно, как раньше. Он зол, смотрит яростным стеклянным взглядом, и меня сковывает.

— Я не понимаю… Что происходит?

— Не строй из себя невинную мышку! — кричит он, с грохотом ставя стакан на стол. А я сглатываю и смотрю на него, распахивая глаза, пытаясь понять, что сделала не так. Страшно оттого, что он никогда так со мной не разговаривал и не смотрел с такой ненавистью.

— Артур… — вдыхаю, пытаясь успокоиться. — Я, правда, не понимаю, объясни, — прошу его, чувствуя, как сердце рвется из груди.

— Бл*дь! — взрывается он. Встаёт с кресла и идёт на меня. Отступаю, натыкаюсь на кресло, почти падая назад, но он ловит меня за талию и резко прижимает к шкафу со стеклянными дверцами. Тяжело дышит в лицо, обдавая запахом спиртного, пробуждая во мне страхи прошлого.

— Весь вечер, ты не сводила глаз с Тимура! — рычит в лицо. — Следила за каждым его гребаным жестом, в рот, сука, заглядывала! — бьёт ладонью в стекло возле моей головы. А я не могу оправдаться. Я в ступоре, меня сковывает страхом. Ночь, меня прижимает к стене пьяный мужчина, что-то требуя, и все начинает плыть. — Я ещё думал, что у меня паранойя, — продолжает Артур. — Моя жена, которая признается мне в любви каждый день, просто не может смотреть на других. А потом они, бл*дь, оба пропали и вышли вместе из одного туалета! Как ты это объяснишь?! Как, мать вашу, вы оказались в одном туалете?! — кричит, оглушая меня. Стискивая до боли талию, впиваясь пальцами. Открываю рот, чтобы хоть что-то сказать, но не могу — голоса нет. Из глаз текут слезы, живот сводит от страха и обиды. — Что, мало внимания тебе, да?! Думаешь, он тебе больше даст! Не молчи, Лера! — встряхивает меня, ударяя затылком об стекло! — Оправдывайся хоть как-нибудь! Иначе пизд*ц вам обоим! — А у меня из глаз брызжут слезы, и душит истерика. — Лера! — хватает меня за скулы, сжимает, вынуждая смотреть на него. А я ничего не вижу из-за пелены слез. — Говори! — оглушительно кричит мне в лицо, больно сдавливая скулы.

Я, правда, пытаюсь что-то сказать, но выходит только всхлипывать. Зажмуриваюсь и сжимаюсь, когда он замахивается и бьёт в дверцу. Стекло разбивается, осколки летят мне на голову. И меня прорывает: я рыдаю в голос, чувствуя, как все тело бьёт крупной дрожью, и немеют губы.

— Сука! — кричит он и оттаскивает от разбитой дверцы. Отпускает, идёт к столу, берет бутылку и пьет с горла. А мне кажется, земля уходит из-под ног. — Иди, успокойся! И ложись спать! Завтра разберемся! — рычит он, и я нахожу в себе силы выбежать из кабинета. Бегу наверх и ничего не вижу.

— Что происходит? — сталкиваюсь на лестнице со свекровью и отталкиваю ее, находясь на грани.

— Сумасшедшая! — кидает она мне вслед. Забегаю в ванную, закрываюсь, облокачиваюсь на кафельную стену и сползаю вниз. Закрываю лицо руками и вою. Пытаюсь успокоиться, но ничего не выходит, каждая мысль в голове вызывает очередной поток слез. За что он так со мной?! Как вообще Артур может думать, что я смотрю на других мужчин?! Мне страшно, потому что он никогда так со мной не говорил и не обращался. Внутри все сжимается и трясется, рыдаю, пока не начинаю задыхаться. Мне становится физически плохо, тело сковывает, и я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Соскакиваю с пола, открываю холодную воду, начиная умываться, пока меня не отпускает.

Спала я в комнате дочери. Было страшно возвращаться в нашу спальню. Артур пьян и неадекватен. Раньше он тоже пил и даже напивался, но всегда держал себя в руках, а вчера его словно подменили. Нет, он всегда был патологически ревнив, но вчера это вышло за рамки моего понимания.

Проснулась я разбитой. Мышцы ломили, голова болела, и накрывало слабостью, словно я больная. Но это от стресса и недосыпа. Хотелось упасть в кровать, укутаться в плед и вновь уснуть, а потом проснуться и понять, что все было лишь сном, а я нахожусь в своей кровати и нежусь в объятьях мужа. Но, к сожалению, реальность врывается в мою голову с плачем дочери. Она выспалась и требует свой завтрак. Беру ее на руки и иду в ванную умываться и переодеваться.

Полдня я просидела с Даной в комнате, мы играли, рисовали, смотрели мультики и читали книжку. Дочь уснула в обед, а я спустилась вниз, чтобы выпить чаю. С Артуром не виделись — он рано уехал на работу. Каждая мысль о нем пульсировала у меня в голове и диссонировала от страха и неприятия его поведения. Я понимаю, что мои взгляды и общение в туалете могли показаться двусмысленными, но можно же было выслушать меня и понять, что его ревность беспочвенна.

В доме тишина, даже свекрови нет. Так непривычно тихо, но мне становится спокойнее. Делаю себе чай с травами, добавляю мед, беру чашку и сажусь на диван в гостиной. Есть совсем не хочется, ничего не хочется — полная апатия. Кручу в руках телефон, пишу сестре сообщение, прося к нам приехать — мне срочно нужно с кем-то поговорить. Пока жду ответа от Даши, на телефон приходит сообщение от некой Дианы. Всматриваюсь и понимаю, что это бывшая Артура. Сначала хочу сразу же удалить сообщение и добавить эту девушку в черный список, но любопытство берет верх, и я открываю его. Приложено видео, а потом идёт текст. Поскольку ролик долго грузится, сначала я читаю текст.

«И поверь, это не первый раз. Он систематически тебе изменяет. Знаешь, я его не виню. Ему нужен огонь в отношениях, а не мышь в постели. Не расстраивайся, так всегда происходит, когда насильно женишь на себе мужика, привязывая ребенком…»

Я ни о чем не думаю, мыслей нет, в голове сплошной белый шум. Как под гипнозом, в полной прострации воспроизвожу видео…

ГЛАВА 24

Артур

Я не знаю, что со мной происходит. Трудности наслаивается друг на друга. И в голове, как и в жизни, полный хаос. В бизнесе не все гладко — один суд я проиграл. Прикормленного еще отцом судью убрали, прикопав в лесу, на место него поставили другого, более сговорчивого, но не в мою пользу. Отжали завод, началась пока что холодная война, но в любой момент терпение с обеих сторон может лопнуть, и тогда вполне возможны боевые действия. Я не собираюсь просто так отдавать свое, а аппетиты по ту сторону баррикад растут. Мозг взрывается к чертовой матери. Но если я все же встал у руля, то не позволю делать из себя лоха и опускать на дно.

С другой стороны — мать. Боже, нельзя так говорить, но она достала меня! Иной раз мне кажется, что у нее прогрессирует маразм. Медленно, но верно она выедает мне мозг чайной ложкой: моя жена делает все не так, я выбрал не ту женщину, она ничего не умеет, безграмотна, а главное — не уважает ни ее, ни меня.

Я пытался с ней говорить, я пытался объяснить ей обратное, я пытался ее не слушать. И был очень рад, когда моя умница-жена научилась игнорировать свекровь. Несмотря ни на что, мать я люблю, поэтому и не могу выставить ее из дома. В конце концов, она осталась одна после смерти отца. Когда мама поняла, что бесполезно мне указывать на недостатки Леры, а все ее недостатки кажутся мне достоинствами, то сменила тактику. Теперь она указывала мне на ее неверность. Грамотно так, ненавязчиво подливала масло в огонь. Я старался не вестись. В конце концов, моя Лера просто не могла так поступить. Моя жена каждый день говорит мне о любви и просит беречь себя ради нее и дочери. Поэтому я иной раз жестко ставил мать на место, советуя перенаправить свою энергию в другое русло.

Но, как говорится, если тебе каждый день говорить, что ты свинья, волей-неволей захрюкаешь. Где-то внутри засела мысль, что дыма без огня не бывает. Я душил в себе эту гадкую мысль, но она, сука, не умирала. Присматривался, замечал невинный флирт моей жены с мужиками, приходил в ярость и хотел придушить, а потом заглядывал ей в глаза, и отпускало. Думал: ну не может Лера, мой котенок, делать это осознано. Она просто милая, нежная, открытая, искренняя и сама не замечает, как на нее смотрят мужики, пуская слюни. Ревность — это подсознательный страх потерять, говорил я себе. И не боялся, потому что Лера моя и всегда будет моей.

Вчера на дне рождения дочери я взорвался. Все, что подсознательно грызло изнутри, вылезло наружу. Казалось, у меня паранойя, или я нахожусь в другой, параллельной реальности. Ну не могла моя жена запасть на моего друга. Однако все говорило об обратном.

Как только Тимур вошел в гостиную, Лерино внимание стало принадлежать ему. Она, сука, в рот ему заглядывала! А я наблюдал и не верил своим глазам, убеждая себя, что это все простое, непосредственное любопытство. Хотелось уже тогда вытащить ее из-за стола и спросить, что происходит! Но на моих руках была дочь, да и не хотелось портить праздник своей паранойей. Я продолжал наблюдать.

В какой-то момент в суматохе заметил отсутствие Тимура и Валерии. И где-то внутри сука-ревность начала грызть, разъедая внутренности. Но я продолжал верить, что все это — мой бред. Последней каплей стало то, что они практически одновременно вышли из коридора, ведущего в туалет. Сначала Тимур, который тут же торопливо покинул мой дом, а следом и Лера, с бегающими взволнованными глазами. В тот момент мне хотелось разнести весь дом к чёртовой матери. Заглядывал в глаза жены — сама невинность, счастливая, взволнованная, и сжимал челюсть, тормозя себя.

Закрылся тогда в кабинете, пытаясь переварить. Глотал виски и с каждым глотком нагнетал на себя больше и больше. В комнату к Лере идти боялся, чтобы ненароком не придушить. Хотелось нажраться и отключиться. Тимуру звонил, но он был вне зоны, что приводило в ярость еще больше. Алкоголь только распалял агрессию и жажду убивать…

Она сама ко мне пришла. Такая красивая, в коротеньком халатике и с немного влажными волосами. Улыбается, хитрая как лисичка, щеки горят, и пахнет кокосовым шампунем. И мне сорвало крышу. Хотелось убедиться, что она МОЯ. Требую от нее ответов, а она словно язык проглотила, мотает головой, плачет, но молчит. А мне хочется вытрясти из нее правду. Но ни слова в оправдание я не услышал! Ни одного гребаного слова!

Только огромные глаза, полные слез. Разбиваю стекло над ее головой и самому страшно. Страшно оттого, что могу сделать то, о чем буду жалеть. Отпускаю Леру от греха подальше. Она убегает, а я херачу в этот гребаный шкаф, добивая до конца, вонзая в ладони осколки, чтобы прийти в себя. В кабинет вбегает мать, спрашивая, что происходит. И я срываюсь на нее,

прогоняя.

После обеда приглашаю Тимура на стрельбище, чтобы расслабиться и пострелять по мишеням. Там его и пристрелю! Я немного остыл и уже способен анализировать. Хотелось разъяснений. Но желание убивать не пропало. Где-то внутри грызет и ноет.

Друг, если я ещё могу его так называть, ведёт себя раскованно и уверен в себе. Целится в мишень, стреляет очередями, попадая точно в цель. А вот я лажаю, потому что ни хрена не вижу. Я изучаю друга, пытаясь понять, не мучает ли его совесть.

— Как семейная жизнь? Как молодая жена? — спрашиваю я, когда мы заходим в местный бар. Не могу убрать из голоса язвительные нотки.

— Прекрасно, не жалуюсь, все по плану, — ухмыляется Тимур, отпивая кофе.

— А какого тогда хрена тебе нужно от моей жены?! — срываюсь я. Тимур переводит на меня удивлённый взгляд и всматривается в глаза.

— Не хило тебе крышу сорвало, — усмехается он. И я, мать их, не выдерживаю, хватаю его за грудки и притягиваю к себе.

— Мне, бл*дь, не до смеха! — сквозь зубы проговариваю я. — Какого хрена ты вчера делал с моей женой в туалете?!

— Твоя Лера очень милая и красивая девочка, — спокойно начинает он, глядя мне глаза. А меня передёргивает. — Уверен, что она идеальная жена и мать. И тебе, дураку, с ней повезло. В туалете я зажимал ее сестру и кое-что выяснял. А Лера случайно нас застала и потребовала от меня отставить Дашу в покое. Это все! А если ты сейчас ты не уберёшь руки, я сломаю тебе, ревнивому идиоту, челюсть, — он хватает меня за запястья и отрывает от себя.

— Свою челюсть побереги! — оскаливаюсь, но понимаю, что Тимур не врет. — А что я, мать вашу, должен был подумать, когда она с тебя глаз не сводила?!

— Бл*дь, Арт, не гони! Ты реально думаешь, что твоя жена на это способна? Я плохо ее знаю и то не верю. Она за сестру переживает.

И меня отпускает. Я, и правда, идиот. Кретин, который обидел жену. Она так испугалась вчера. Чувствую себя мудаком.

— Не знаю, мне сорвало крышу. Прости, — тру лицо руками. — А что у тебя с Дашей? — спрашиваю, а сам с телефона захожу на сайт, где заказываю букет гербер. Огромные коралловые цветы чем-то похожи на ромашки. Но этого мало, поэтому я открываю сайт ювелирного.

— Пока ничего такого, что меня бы устроило. Хочу ее в любовницы, — ухмыляется он. — Цепляет она меня. Такая дерзкая, острая на язык, так и хочется наказать, — смеётся он. А мне уже по хрену, что он там несёт, я выбираю жене серьги с изумрудами под цвет ее глаз.

Домой приезжаю рано. Прохожу в дом с букетом гербер и застаю в гостиной мать, пьющую вино.

— Ты бы завязывала пить, — кидаю я, кивая на бокал.

— Бокал вина в день полезен для сосудов.

— Ну, один бокал, может, и полезен, а вот бутылка — это уже алкоголизм.

— Не преувеличивай, — отмахивается она, осматривая букет. — Нет Леры дома.

— Где она? — спрашиваю, посматривая на часы. Обычно в город по делам она уезжает в первой половине дня.

— Я же откуда знаю, она меня не оповестила. Собрала Дану и буквально вылетела из дома.

Оставляю цветы на столе, присаживаясь на подлокотник дивана, и набираю номер жены. Гудок, ещё и ещё — она не отвечает, а потом и вовсе сбрасывает звонок. Ни хрена не понимаю и набираю ее номер повторно снова и снова, но телефон уже отключен. Черт! Да, я вчера вел себя неадекватно, но ответить-то можно. Она, в конце концов, с ребенком!

Внутри зарождается тревога. Такое гадкое предчувствие чего-то нехорошего. Словно тьма сгущается и давит на грудь.

Набираю номер водителя-охранника, который возит Леру.

— Где вы?! — спрашиваю, поднимаясь наверх.

— Я дома, — спокойно заявляет он.

— Какого хрена ты дома?! — агрессивно рычу в трубку.

— Валерия отпустила, сказала, что сегодня я больше не понадоблюсь.

Валерия, бл*дь! Все у нее так! Со всеми фамильярно, как и они с ней.

— Валерия Александровна! — поправляю его, потому что меня, сука, достали эти их улыбочки и дружеское общение. — Где она сейчас?

— Валерия Александровна сказала, что останется у сестры. Я отвез ее туда.

Сбрасываю звонок, отшвыривая телефон. Срываю с себя пиджак, галстук, который душит, и почти отрываю пуговицы рубашки. Обиделась моя девочка. Выдыхаю. Ну я же ещё та сволочь и верну ее домой. Выдыхаю, немного успокаиваюсь и переодеваюсь в удобный бежевый джемпер, спускаюсь вниз, беру цветы и еду за женой…

ГЛАВА 25

Артур

Заходя в обшарпанный подъезд с чёртовым «веником» в руках, я ещё не думал, какой апокалипсис меня там ждёт. Думал, скажу: «Прости, сорвало, дураку, крышу от ревности…» Подарю цветы, серьги, прижму к стене, заласкаю и заберу своих девочек домой.

Звоню в дверь, мне открывает Даша. Осматривает меня хмурым взглядом и резко закрывает дверь перед моим носом. Они там охренели! Настойчиво звоню в дверь ещё раз, но никто реагирует.

— Ели вы мне не откройте, я выбью эту чёртову дверь! — прихожу в ярость, дергая ручку. Несколько секунд тишины, шаги, щелчок замка, и дверь открывается. Даша отступает, пропуская меня.

— Ты пугаешь ребенка! — предъявляет она мне.

— Мой ребенок должен быть дома! — сквозь зубы проговариваю я, оставляю цветы на тумбе и, не дожидаясь приглашения, иду в комнату. Лера кормит Дану фруктовым пюре из баночки, игнорируя меня. Выдыхаю, пытаясь успокоиться. Дочь видит меня и улыбается.

— Где моя принцесса? — подхожу к Дане и стираю пальцем каплю пюре с ее щёчки. — И тебе привет, котенок, — тянусь к Валерии, чтобы поцеловать, но она резко отшатывается, продолжая кормить дочь. Сажусь с ними рядом и подмигиваю дочери. — Какая у нас злая мама, — говорю с Даной, но на самом деле все направлено на Леру, чтобы вывести ее на разговор. Моя жена не умеет долго обижаться. — Давай поцелуем маму, чтобы она улыбнулась, — тянусь к Лере ещё раз, но она опять отворачивается и сглатывает. Заглядываю ей в лицо и понимаю, что она вся опухшая, словно плакала целый день. Я идиот, и в самом деле ее вчера перепугал. — Котёнок, — притягиваю ее к себе за талию и утыкаюсь лицом в волосы, вдыхая мой самый любимый запах. Она напрягается, пытается вырваться, но я сильнее стискиваю ее талию, не отпуская. — Прости, котенок, я такой идиот, — шепчу ей на ухо. — Я знаю, что напугал тебя, малышка. Поехали домой, там поговорим, — целую ее за ушком. А она не реагирует, сидит, словно неживая, и ждёт, когда я отпущу. — Ну, можешь дать мне по морде, я заслужил, — усмехаюсь я.

Лера размахивается, и правда, со всей силы залепляет мне пощечину. Дана вздрагивает, наступает абсолютная тишина, а потом дочь начинает плакать.

— Ты что исполняешь?! — стараюсь говорить тише, чтобы ещё больше не испугать Дану. Это было действительно неожиданно от Леры. Из глаз моей жены брызжут слезы, она резко отскакивает от меня как от прокаженного, берет дочь, начиная ее успокаивать, и сама ревёт. Делаю шаг к ней, но она отступает.

— Не трогай меня! — наконец выдает Лера, с ненавистью в голосе.

— Лера, ты реально перегибаешь! — сам повышаю голос, но осекаюсь, глядя на Дану, которая тоже всхлипывает вместе с Лерой. — Поехали, дома поговорим!

— Никуда я не поеду!

— Все! — в комнату влетает Даша, забирает у Леры Дану. — Идите разговаривать на кухню! Не пугайте ребенка!

Лера отрицательно мотает головой, но я хватаю ее за предплечье и тащу за собой в кухню. Прикрываю двери, поворачиваюсь, а моя жена опять отворачивается от меня к окну.

— Уходи и больше никогда не приходи, — уже спокойно, но отрешённо говорит она, продолжая всхлипывать. — Я больше не хочу тебя видеть.

Сжимаю переносицу, пытаясь не сорваться. Лера никогда не была истеричкой, даже в беременность. Я всегда умел ее успокоить, а сейчас ее словно подменили. Подхожу к ней сзади, уже нежно прохожусь руками по дрожащему телу и прижимаю спиной к себе.

— Ну прости меня, котенок, я вчера был не прав, — достаю из кармана коробочку с серёжками. Открываю перед ее лицом и опускаю на поддонник. — Поехали домой, я попрошу прощения в душе, а потом на нашем комоде, а потом в кровати… — усмехаюсь.

— А что твоя секретарша тебе сегодня не дала? Или мало?! — спрашивает она, опять повышая тон. Дергается, пытаясь вырваться, но я вжимаю ее в подоконник, чтобы не смела так делать.

— Какая секретарша, что ты несёшь?! — уже рычу, потому что мне надоел этот спектакль. Валерия опять вырывается, но в этот раз для того, чтобы достать из кармана телефон. Она что-то листает, находит какие-то видео и кладет телефон на подоконник. Отпускаю ее, беру телефон, а Лера пользуется моментом, ускользая от меня, но не уходит, а наливает себе воды.

Запускаю видео и хмурюсь, видя на нем свой кабинет и Марину, бывшую секретаршу. Да, я трахал ее несколько раз в моменты, когда Лере было нельзя, и когда наваливалась куча проблем. Мне нужно было выпустить пар и перенаправить негативную энергию. Недавно я ее уволил к чертовой матери. Она стала слишком навязчива. Возомнила, что у нас может быть что-то большее. Захотела сменить статус подстилки на статус любовницы. Вот я ее и выкинул. А она, видимо, решила отомстить. Запускаю видео, а у самого пальцы дрожат, потому что знаю, что там может быть. Я же не просто ее трахал… Я делал с ней то, что никогда не сделал бы с Лерой. И да, на ролике Марина отсасывает у меня, так смачно причмокивая, а я жёстко фиксирую ее за волосы и лишаю дыхания, толкаясь в глотку. Девушка давится, но продолжает сосать.

Отключаю видео, потому что помню, чем все закончилось. Это грязно для жены. Хочу отложить телефон, а потом случайно замечаю, что сообщение прислала Диана. Всматриваюсь, читая текст, и не верю своим глазам. В голове полная каша, потому что это уже не похоже на месть обиженной секретарши. Да и не знала Марина, что я ее вышвырну, не могла заранее снять ролик. Напоминает хорошо продуманный план. И мне хочется прямо сейчас убить этих тварей, которые посмели сунуться в мою семью. Прихожу в бешенство, но отодвигаю телефон, потому что сейчас мне важна Лера. Она сидит на кухонном диванчике и смотрит куда-то в стену, уже не плачет, а просто всхлипывает как ребенок и шмыгает носом. Такая маленькая, хрупкая и разбитая мной.

Открываю окно, присаживаясь на подоконник, и прикуриваю сигарету. Глубоко затягиваюсь, потому что слов оправдания нет. Я мудак. Но Лера мне дорога. Она просто не должна была этого знать, но какая-то тварь, видимо, решила, что бессмертна. И я сверну Диане шею.

— Сколько? — вдруг спрашивает Лера.

— Что «сколько»? — глубоко затягиваюсь до жжения в лёгких.

— Сколько раз ты мне изменил? И в какой момент ты начал это делать?

— Какая разница?! — злюсь, но на себя и на тех, кто решил открыть глаза моей жене.

— Значит, не один, — мертвым голосом говорит она. — Я хочу развестись. Можете не переживать, на ваше имущество претендовать не буду, мне ничего не нужно.

Она встает с места и хочет покинуть кухню. Вышвыриваю сигарету, ловлю Леру за руку и затягиваю назад, захлопывая дверь. Прижимаю ее к этой двери, потому что она вновь пытается вырваться и колотит меня в грудь.

— Какой на хрен развод?! — рычу ей в лицо, за что отхватываю звонкую пощечину. Она размахивается ещё раз, но я перехватываю ее за запястья и сжимаю.

— Отпусти меня! Не трогай! — в истерике кричит Лера. — Ненавижу тебя! Не трогай меня, мне противны твои касания! Отпусти!

— Тихо! — тоже кричу, встряхиваю ее, чтобы успокоить, и она застывает, безвольно опуская руки. — Лерочка, девочка моя, это все грязь. Я не оправдываю себя, мне в тот момент было так необходимо, — истерично усмехаюсь, потому что сам не понимаю, что несу. Наклоняюсь, сцеловываю с ее глаз и щек вновь беззвучно текущие слезы. — Просто поехали домой, уложим дочь спать и поговорим.

Я не знаю, что буду ей говорить, но отпускать уж точно не собираюсь. Она моя и останется моей навсегда.

— Нет, — сипло отвечает она и мотает головой. — Я останусь здесь, здесь мой дом. Я не могу на тебя смотреть, не могу вдыхать твой запах! — опять истерит, начиная рыдать. — Закрываю глаза, вижу, как эта шлюха сосет у тебя, и меня выворачивает от тошноты. Меня тошнит от тебя, не прикасайся ко мне больше! — опять размахивается и хлещет меня по лицу, со всей силы. А я готов вытерпеть тысячи такие ударов и выплесков ненависти ко мне, но отпустить не готов.

— Я сказал: ты сейчас соберёшься и поедешь со мной домой по-хорошему. Или я все равно заберу тебя по-плохому, — взрываюсь. Угрожаю, но только потому, что не хочу ее терять. Отпускаю Леру, отодвигаю от двери, выхожу из кухни и иду в комнату за дочерью. Дашка показывает Дане мультик на телефоне с громким звуком, видимо, пытаясь отвлечь от наших криков. Тяну к дочке руки, и она идёт ко мне.

— Где ее одежда? — спрашиваю у Даши, но она молчит. — Где. Ее. Одежда?! — нервно повторяю, выделяя каждое слово, а потом замечаю кофточку, комбинезон и шапочку Даны на комоде вместе с детской сумкой. Дашка убегает к Лере на кухню, а я одеваю дочь, снимаю с руки часы, отвлекая ее, и спокойно собираю детские вещи в сумку. Беру дочь и иду на выход.

— Отдай мне ее! — в прихожую выбегает Лера.

— Не кричи. Собирайся, мы ждём тебя в машине, — говорю я и выхожу из дома.

Я знаю, что моя жена никогда не оставит ребенка и пойдет за мной. Да, это подло, но другого выхода у меня пока нет. Я не намерен терять семью.

ГЛАВА 26

Валерия

Мне пришлось вернуться. Но я пошла не за мужем, а за дочерью. В тот день мы с ним больше не разговаривали, я зашла в комнату дочери, а потом так и не выходила оттуда. Не могла его больше видеть, не могла дышать его запахом, и даже мысль о муже вызывала приступ скручивающей боли, словно из меня вытягивали душу. Но больно и страшно было от того, что я все равно его безумно любила. Он грязно имеет шлюх, а я жалко люблю. Мне неприятно смотреть ему в лицо, потому что боюсь не устоять и все-таки окунуться в эту грязь. Закрываю глаза и представляю, как он прикасается к другим женщинам. И я даже не знаю, сколько их было. А главное — зачем? И почему? За что? Хочу хотя бы на минуту выкинуть эти навязчивые картинки из головы, но не могу, они мучают меня, выедая все самое светлое изнутри, наполняя душу чем-то грязным.

На следующий день он опять пытался со мной поговорить, но я не слушала его, просто переодевала дочь, делая вид, что Артура нет. Он манипулирует дочерью, и я тоже.

Не отхожу от Даны.

Чтобы простить, мне хотелось услышать от него другие слова: раскаяния и признания в чем-то светлом. Я, наверное, только теперь осознала, что Артур ни разу за всю нашу совместную жизнь не сказал, что любит меня. Ни разу! Было много слов нежности, комплиментов и каких-то общих фраз, благодарностей за дочь… Но он ни разу не сказал три простых слова: я тебя люблю. Это только я, как заведенная, повторяла ему эти чёртовы слова. Все просто — он и не любил меня вовсе. Любимым не изменяют. Правильно говорит его мать: на мне женились по банальному залету. Потому что я серая мышка, которая сидит дома, воспитывает ребенка и создает ширму счастливой семьи.

Я же в рот ему заглядывала, верила каждому слову. Он был для меня Богом. А я не значила для него ничего. Говорят, если любишь, можно простить все. А как все забыть? Не хочу зарекаться, но пока не могу даже нормально дышать рядом с Артуром.

Я наивно полагала, что смогу уйти. Вновь собрала дочь, взяла небольшую сумку только с самым необходимым для Даны и решительно вышла из дома. Со двора меня не выпустила охрана. Я солгала, что иду с дочерью в поликлинику, но молодой парень на выходе, который всегда был приветлив, теперь холодно сообщил, что мои выезды контролирует сам Артур. Мне хотелось позвонить мужу и закричать в трубку, что он трус, который боится моего побега. Ведь я все равно уйду, не сегодня так завтра. Он сам отпустит, когда ему надоест жить с бездушной куклой. А я стала именно такой. Кажется, будто у меня вырвали и растоптали душу.

Сплю в комнате дочери — мне очень тяжело заходить в нашу общую спальню. Там все пропитано Артуром, там кровать, на которой мы сотни раз занимались сексом, а потом он уходил на работу и… и возвращался ко мне, ложась в эту чёртову постель, которую мне теперь отчаянно хочется сжечь. Иногда, когда дочь засыпает, и я остаюсь наедине со своими мыслями, грудь переполняет что-то очень болезненное, от чего хочется кричать, загибаясь, а потом бежать к Артуру и колотить его, требуя ответов. Зачем он так с нами?!

Дочь засыпает, и я быстро бегу вниз выпить чаю и что-нибудь съесть, чтобы не кружилась голова. Еда потеряла для меня вкус, как и сама жизнь. Артура ещё нет дома, и очень надеюсь с ним не столкнуться. В кухне хозяйничает свекровь, что-то готовя, но я не обращаю на нее внимания. Ставлю чайник, вынимаю из холодильника мед и апельсин. Делаю себе большую чашку чая с ложкой меда и дольками апельсина. Я так люблю — привычка с беременности.

— Быстро же тебе надоело мужу готовить, — недовольно кидает мне свекровь.

— Отстаньте от меня, не хочу с вами разговаривать! — отвечаю я. Мне надоело сдерживаться и глотать ее вечные упрёки.

— Смотри-ка, вот и открылось твое истинное лицо. А то все притворялась невинной овечкой, — не унимается свекровь.

— Думайте, как хотите, мне все равно, — открываю шкаф и ищу любимое миндальное печенье.

— Тебе, я смотрю, последнее время и на мужа все равно? А печенье свое можешь не искать — я его выкинула, от него много крошек, — заявляет Регина Альбертовна. Мое печенье вообще не крошится, не сомневаюсь, что она выкинула его просто потому, что его люблю я.

— Да, мне все равно на вашего сына! — со злостью кидаю ей. Беру чай и направляюсь к выходу.

— Так уходила бы! — кидает мне вслед свекровь. Даже не удивлена, она давно этого добивается. Я, конечно, не снимаю всей вины с мужа, но не удивлюсь, если выяснится, что это она вместе с Дианой решила открыть мне глаза. Так и хочется язвительно ее отблагодарить.

— Я бы с удовольствием, так ваш сын не отпускает, повлияйте на него. Это же в ваших интересах! — на повышенном тоне кидаю ей. Она ещё что-то кричит, но я уже ее не слушаю. Вроде высказалась, а на душе все равно гадко. Отпиваю по дороге чай, чтобы заглушить горечь. У входа в гостиную встречаюсь с Артуром. Я не видела его, мы сталкиваемся, и весь чай выплескивается мне на живот.

— Ай! — вскрикиваю, роняя чашку. На мне тонкое платье, оно прилипает к животу, и кожу жжет.

— Лера! — кричит Артур, хватает меня за руку и вытягивает на свет. — Снимай немедленно! — командует он, сам хватает полы платья и тянет их наверх. Легче не становится, кожа на животе продолжает гореть. Артур осматривает красное пятно и быстро тащит меня в ванную на первом этаже, а я уже плачу от жжения.

— Что ты делаешь?! — кричу я, когда он затягивает меня в душ.

— Нужна холодная вода, — поясняет он.

Включает воду, забыв переключить ее на насадку, и нас окатывает холодными струйками сверху. Отскакиваю, и весь поток достается Артуру. Он быстро реагирует, переключает душ и, настраивая слабый напор, поливает на мой живот. От холодной воды разбегаются мурашки, но жжение проходит, и становится легко. Закрываю глаза от облегчения и только тогда осознаю, что мы вдвоем в душевой кабине. Я в одном белье, а он полностью одет — в рубашку и брюки. Весь мокрый с ног до головы старательно поливает мой живот.

— Прости, котенок, я тебя не заметил, — оправдывается он. — Болит? — так взволновано спрашивает Артур. Шок от ожога проходит, становится холодно и неловко.

— Нет, все уже хорошо, — выключаю воду и выхожу из душа. Заглядываю в зеркало и понимаю, что белье все просвечивает. Срываю с вешалки полотенце, закутываюсь в него, и кожа на животе вновь начинает гореть. Терплю, стиснув зубы, и выбегаю из ванной. Приходится идти в нашу спальню, поскольку там, в аптечке, есть спрей от ожогов.

Не успеваю я открыть аптечку, как в комнату входит Артур. Пугает то, что он запирает дверь. Делаю вид, что его не существует, перебираю лекарства в поисках спрея, но краем глаза замечаю, как он снимает с себя рубашку, брюки и идет в ванную, но быстро возвращается, вытираясь полотенцем.

— Дай мне, — забирает у меня спрей и срывает с меня полотенце. Застываю, сглатывая, когда вижу, как загораются его глаза, когда он кидает взгляд на мою грудь. Он аккуратно брызгает лекарство на ожог, и становится легче.

— Спасибо, уже все хорошо, — вырываю у него из рук спрей и направляюсь в ванную, чтобы надеть халат, а Артур идёт за мной.

— Лера, давай поговорим, — преграждает мне дорогу, не позволяя выйти.

— Давай. Отпусти меня домой!

— Ты дома! — он всегда злится, когда я говорю не то, что он хочет услышать.

— Нет, никогда не чувствовала здесь комфорта, — пытаюсь держать себя в руках и не разрыдаться, но это чертовски сложно, когда внутри борются чувства отвращения, жгучей ревности ко всем его женщинам, ненависть и проклятая любовь. Меня душат эти чувства.

— Лерочка, девочка моя, я виноват. Оправдываться не буду, потому что у меня нет оправданий, которые тебя устроят. Проси все что хочешь, только не игнорируй меня, — в его голосе боль и усталость, и я верю ему, но легче от этого не становится.

— Я хочу уйти, меня душит твое присутствие, — уже не кричу и ничего не требую, злость прошла, остались только обида, боль и разочарование.

— Хочешь, отдохни от меня. Куплю тебе с дочерью путевку куда угодно.

— Выпиши мне развод! — требую я, пытаясь обойти, но он хватает меня за талию. А у меня тело сковывает от его прикосновений.

— Никакого развода не будет! — злится он. — Ты моя жена, ей и останешься! — тянет меня к себе, впивается в губы, жадно их всасывает, а у меня перед глазами его измены. Всех тех женщин он так же целовал?! Кусаю его, прокусывая губу в кровь, и одновременно отталкиваю со всей силы.

— Не прикасайся ко мне больше! — кричу, утирая губы. — Мне противно! Сколько у тебя было женщин? Сколько раз ты мне изменил?! — тело вновь начинает трясти и накрывать истерикой. Вырываюсь, бегу к двери, но Артур меня догоняет, хватая за руку. Беру с комода вазочку и замахиваюсь. — Отпусти меня! — вкладываю в голос всю свою боль и ненависть. Артур с минуту смотрит мне в глаза, словно не узнает, а потом отпускает. Открываю двери и убегаю в комнату дочери. Закрываюсь, облокачиваюсь на дверь и сползаю по ней на пол. Больно уже не от измен, а от того, что меня никогда не любили. И даже сейчас он пытается откупиться деньгами.

ГЛАВА 27

Артур

Закат сегодня необыкновенный — красный, я бы даже сказал, бордовый. Красиво и одновременно угнетает. Шестерка моих партнеров распинается, показывая презентацию, я делаю вид, что слушаю, а сам смотрю на закат. Мне совершенно не интересна их концепция и предложения, я не собираюсь с ними сотрудничать. Тяну время и делаю вид, что думаю. Хотя в основном все решения принимаются моментально. Не верьте тем, кто говорит вам, что подумает, в голове этого человека уже сформирован точный ответ.

— Я смотрю, вас не особо интересует наше предложение? — спрашивает у меня Семенов, жирный боров с сальными глазами. Он даже не скрывает раздражения и ненависти ко мне, но у него нет другого выхода, как ходить ко мне на поклоны.

«Да, боров. Жизнь, сука, несправедливая», — думаю я, усмехаясь в лицо Семенова. Он всю жизнь пахал, чтобы чего-то добиться, а мне упало наследство, и теперь я решаю судьбу его бизнеса. Боров натянуто улыбается мне в ответ, а в глазах написано, что он сейчас представляет, как сворачивает мне шею.

— Почему же не интересует, я обдумываю, — отвечаю. Теперь я понимаю отца, который безвылазно работал. Стоит дать слабину — и тебе это не простят, скинут в пропасть и загребут все себе.

— Ну ты обдумывай, но не тяни. Лучшего предложения не будет, — самоуверенно заявляет Семенов и протирает свою потную шею платком, командует своим шестеркам сворачиваться и поднимается с места.

— «Вы», — поправляю его я.

— Что?

— Не нужно мне «тыкать»!

Мужик сжимает челюсть, а потом зло ухмыляется.

— Конечно, Артур Робертович, — сквозь зубы проговаривает он и выходит из кабинета. А я откидываюсь на спинку кресла, продолжая смотреть на закат. С бизнесом разберусь, тут всегда надо быть начеку, а вот с семейной жизнью — все по-другому. Лера! Да, я мудак, она не должна была узнать другую сторону моей натуры. Это два разных мира! Но нашлись твари, которым надоело спокойное существование.

Прикуриваю сигарету, затягиваюсь и посматриваю на часы в ожидании звонка от начальника безопасности. Тушу недокуренную сигарету в пепельнице, встаю с места, снимаю пиджак, вешаю его на стул и закатываю рукава рубашки. Никто никого под меня не подкладывал, я сам творец своей жизни. Но никому и не позволено лезть в мою жизнь со своим дерьмовым сценарием.

Телефон, наконец, вибрирует, и я усмехаюсь, видя номер Мирона.

— Да, — отвечаю, вновь садясь в кресло.

— Привез барышень, — сообщает он.

— Веди ко мне в кабинет.

Через пять минут двое парней из охраны втаскивают ко мне в кабинет Диану и Марину. Обе испуганные. Но если Марина ревет, размазывая слюни, то Диана гордо дергает плечами и смотрит мне в глаза. Самоуверенная сука! Марину явно вытащили из дома в пижаме и тапочках. Ну, а мою бывшую выловили где-то на гламурной тусовке. Она как всегда в стиле: на шпильках, в вызывающем платье и в полной «боевой» раскраске.

— Артур, что происходит?! — возмущается она, когда ее толкают поближе ко мне. — Что ты себе позволяешь! Если захотел меня видеть, мог бы позвонить!

Морщусь от ее визга и прикуриваю еще одну сигарету.

— Рот закрой!

— Да что происходит?! — строит из себя невинную овцу.

— Если ты сейчас не прекратишь верещать, рот тебе закроют насильно! — указываю взглядом на парней. Она замолкает, поправляет платье и идет к дивану. — Я разрешал тебе садиться?! Встала рядом со своей подружкой! — рычу этой суке, которая слишком уверена в себе. Один из охранников хватает Диану за предплечье и оттягивает назад. Наступает тишина, слышны только всхлипы Марины. Эта шлюшка чувствует свою вину, страшно ей. А вот Диана уверена, что ей все сойдет с рук. — Итак, наверное, уже догадались, зачем вы здесь собрались. Я очень надеюсь, что вы мне сейчас дружно расскажите, как так получилось, что ты, — указываю сигаретой на Диану, — отправила видео моей жене, где я трахаю в рот вот эту, — указываю на Марину.

— Не понимаю, о чем ты говоришь! — фыркает Диана, пренебрежительно окидывая взглядом Марину. И что-то мне подсказывает, что главная тварь здесь именно Диана. Сжимаю переносицу, пытаясь переварить всю эту хрень. Насколько надо быть тупой, чтобы организовать подобное. Если я в свое время не рассматривал Диану, как что-то серьезное, то и сейчас этого тоже не случится, и дело даже не в Лере. Дело в том, что такие шмары никогда не станут хорошими женами и матерями. — У меня вообще взломали аккаунт! — выдает она, сдавая себя по полной программе. Я ведь не говорил, откуда видео.

— Послушай меня, Ди, — усмехаюсь я. — Помнишь, ты поведала мне о своих грязных фантазиях? — она округляет глаза и закусывает губы. — Ты мечтала, чтобы тебя трахнули два мужика. Могу организовать прямо сейчас с тремя. Пустят вас мужики по кругу, — указываю глазами на охрану. — Устроить вам жёсткую оргию? — Марина настолько пугается, что прекращает плакать и бледнеет, а Диана до сих пор думает, что я блефую. — Серый, полный карт-бланш, — щелкаю пальцами и откидываюсь на спинку кресла. Голова с утра раскалывается, а таблетки помогают всего на пару часов.

Парни хватают их, начиная раздевать, Диана визжит и посылает всех матом, угрожая папочкой, но ее быстро затыкают пощечиной и ставят на колени. Когда дело доходит до Марины, она сжимается и начинает истерично вопить:

— Пожалуйста, не трогайте меня! Я все расскажу, все!

Ну, хоть одна с мозгами.

— Парни, притормозите, — останавливаю их, и Диану швыряют в кресло. — Говори!

— Это все она! Точнее, она узнала, что мы спим… Не знаю, откуда, — Марина кидает взгляд на Диану, которая прикрывает грудь разорванным лифом платья и смотрит на меня с ненавистью. — Пришла ко мне с предложением. Мне, правда, нужны были деньги, очень… На…

— Это неинтересно, — перебиваю ее я. — К сути!

— В общем, она попросила снять видео, как мы… — дрожащим голосом объясняет девушка.

— Не было такого! Это все подстроили! — втупую отрицает Диана.

— Серый, закрой ей рот!

Парень идёт на Диану, и та замолкает.

— Дальше!

— Я тогда уже поняла, что вы меня используете, и решила по-женски отомстить. Сняла видео и передала Диане, а она мне — деньги. Все, я больше с ней не встречалась. У меня есть доказательство, я записала один из наших телефонных разговоров, потому что понимала, для чего ей такой компромат. Я хотела обезопасить себя, — довольно здраво говорит Марина. — Не трогайте меня, пожалуйста… — Марина опять начинает рыдать, и я понимаю, что она достаточно напугана.

— Собирай вещи и скройся в своем поселке, откуда приехала. Попадешься мне на глаза — придушу! — Киваю одному из охранников, и он выставляет ее за дверь. — Все вышли! — командую я. Парни покидают кабинет, а я встаю и иду к Диане. Наклоняюсь и хватаю ее за шею.

— И что тебе, тварь, спокойно не жилось? Ммм? — спрашиваю я, глядя ей в глаза, стараюсь себя контролировать и ненароком не убить.

— Ну не нужна тебе такая жена. Признай уже! — смело кидает мне она. — Поиграл в благородство и хватит. Мы просто решили тебе помочь избавиться от нее.

— Ммм, значит, все из лучших побуждений, — усмехаюсь я. — Значит, из лучших побуждений моя жена сейчас страдает! — кричу ей в лицо и все-таки сжимаю тонкую шею. — Запомни, сука, раз и навсегда. Я никогда, ни при каких обстоятельствах не разведусь с Лерой! И уж тем более не буду с тобой! Ещё раз ты хотя бы подумаешь о моей жене, я тебя уничтожу. Я похерю всю твою карьеру и репутацию. Я устрою тебе такую жизнь, что будешь бояться собственного отражения в зеркале. Только попробуй ещё раз сунуться в мою жизнь! — сам не замечаю, как ещё сильнее сжимаю шею, и Диана краснеет, цепляясь за мою руку, пытаясь ее оторвать. Отпускаю ее, отталкивая от себя. Диана глотает воздух, ощупывая шею, а я иду к бару и наливаю себе холодной воды.

Не снимаю с себя ответственности, никто не заставлял меня пихать член в шлюх, но и ей никто не разрешал лезть в мою жизнь.

— Мать свою тоже придушишь?! — кидает мне Диана.

— Причем здесь моя мать?! — спрашиваю я, резко оборачиваясь.

— Это был ее план. Это она посчитала, что вам надо помочь развестись, и она обещала, что потом ты женишься на мне.

У меня начинается истерический смех. Ладно, Диана тупая овца, но ее ещё можно понять. Но мать! Моя родная мать! Да, я замечал, что она не в восторге от Леры, но чтобы до такой степени. Я думал, главная тварь в этой дешовой пьесе Диана, а оказалось, что моя мать.

ГЛАВА 28

Валерия

Я не знаю, что произошло. Впервые за время нашего с Артуром знакомства он поругался с матерью. Регина Альбертовна не подарок, но муж всегда ее уважал и старался сглаживать конфликты. А сегодня вечером он словно взорвался. В кабинете Артур кричал на мать, и мне даже показалось, будто он что-то разбил. Нет, я не злорадствовала, просто стало страшно, что их конфликт может отразиться на мне.

Когда все стихло, я услышала его шаги и быстро легла на диванчик, делая вид, что сплю. Не хочется с ним разговаривать, особенно когда Артур на взводе. Мне тяжело находиться рядом с ним, тяжело дышать его запахом, что-то внутри разрывается раз за разом. И это что-то очень болезненное. Не могу рядом с ним, но кажется, что и без него умру.

Артур тихо входит в комнату, и я стараюсь дышать ровно, чтобы не выдать себя. Почему я не заперла дверь? Его шаги становятся тише, будто он замирает, а по комнате разносится когда-то самый любимый запах, который сводит меня с ума. Он долго не двигается, слышно только его тяжелое дыхание, а я, кажется, уже и вовсе не дышу. Потом снова тихо передвигается, замирает, и я решаюсь открыть глаза. Артур смотрит на спящую дочь. Он стоит у кроватки, облокачиваясь на нее руками, и рассматривает Дану, а потом наклоняется и невесомо целует дочь, стараясь не разбудить. Я глубоко вздыхаю, глотая воздух, потому что мне хочется закричать. Ну что ты натворил?! Зачем все разрушил!

Артур оборачивается ко мне, и я закрываю глаза. Не хочу никаких разговоров — они выматывают меня. Чувствую, как он опускается, его дыхание на уровне моего лица, и опять тишина. В горле застревает ком, дышать трудно, но я продолжаю делать вид, что сплю.

— Котенок мой, — шепчет он, а мне кажется, что сердце замирает. — Маленькая моя, — чувствую, как убирает волосы с моего лица, так аккуратно, невесомо. Глаза начинает нестерпимо жечь от подступающих слез. — Лерочка, — тянет мое имя и тяжело выдыхает. Потом замирает, несколько минут тишины, он поднимается и выходит из комнаты, а я закусываю край одеяла, чтобы не было слышно мой вой. Не хочу плакать, но сердце разрывается на части, и слезы льются сами собой. Хочется соскочить и бежать за ним. К черту все! Но внутри живёт раздирающая боль, которая не отпускает, а наоборот нарастает с каждым днём. Одно дело — знать, что тебе изменили, это будут просто слова, а другое дело — видеть любимого мужчину с другой женщиной. Он твой, родной — сморишь и не веришь глазам. Не понимаешь, как он может так поступать. Гадко предавать…

Дышу глубоко, пытаясь успокоиться, но ничего не выходит, хочется рыдать в голос, но рядом дочь, и я не могу себе этого позволить. Приходится глотать слезы и кусать подушку.

Не помню, как уснула. Проснулась снова разбитая и уставшая, как во все последние дни. День сурка. Открываю глаза, окунаюсь в реальность и понимаю, что хочу вновь в сон. Там мне не больно, нет измен и предательства. Там я безумно люблю, и меня в ответ любят, а не пользуются.

Пока дочь не проснулась, иду в душ, запираюсь, быстро моюсь и спешу назад. Открываю дверь и сталкиваюсь с сонным Артуром. Он стоит в дверях в одних боксерах. Пытаюсь его обойти, но муж хватает меня за талию, вталкивает в ванную и закрывает дверь.

— Артур, это не смешно!

— Так я не смеюсь, — как ни в чем не бывало, говорит он и прижимает меня к раковине. — Я соскучился очень. Можно я просто тобой подышу? — сонно шепчет он, наклоняется и глубоко вдыхает. Как он умеет красиво говорить. Только все ложь! И от этого противно. Покорно стою, не реагируя на Артура и сжимая край раковины.

— Скажи мне, зачем ты это делал? Тебе не хватало меня? Я настолько плоха в постели? — спрашиваю я, закрывая глаза, когда он начинает водить носом по моей шее.

— Лера-а-а, — выдыхает мне в кожу. — Ты замечательная. Просто были такие моменты… — замолкает, целует шею, а у меня, дуры, ноги подкашиваются.

— Какие моменты?! — опять эмоционирую, потому что это невыносимо.

— Лера, давай забудем их как страшный сон. Ты очень мне нужна, — сжимает мою талию, пытаясь усадить на раковину. Дергаюсь, сопротивляясь, и он со стоном отступает. Артур тяжело дышит и сжимает челюсть. Меня спасает дочь. В радионяне слышно, как Дана хнычет, и я сбегаю.

Самое странное произошло ближе к обеду. Артур так и не уехал на работу, а Регина Альбертовна покинула наш дом с чемоданами. Мой муж сам лично загрузил ей их в машину. Было жутко интересно, что же между ними произошло, но спрашивать я не собиралась. И вроде свекровь уехала, я должна вздохнуть с облегчением, но мне не дышится.

Сегодня Артур пошел в наступление. Он пришел в комнату дочери и начал с ней играть. Дана, засранка, сразу перешла на сторону отца и уже не обращала на меня внимания. Как ни в чем не бывало развалившись на ковре в детской, он полностью занял внимание дочери игрой в кубики. Артур знает, на что давить, но я не собиралась сдаваться.

Я оставила их наедине, спустилась вниз и первым делом проверила комнату свекрови. Потому что мне не верилось, что она окончательно съехала. Но, как ни странно, ее вещей не оказалось.

Пока Артур играет с Даной, иду на кухню, отпускаю домработницу и начинаю готовить сама. Мне нужно отвлечься от навязчивых мыслей, иначе я сойду с ума. Включаю музыку на телефоне, надеваю наушники и открываю холодильник, вынимая продукты.

Увлекаюсь готовкой и забываюсь, на время кажется, что всё у нас хорошо, а измены мне просто приснились. Ставлю в духовку мясо с картошкой. Музыка в наушниках прерывается, и я вынимаю из кармана телефон, чтобы включить другой плей-лист. Замечаю пропущенное сообщение от Даши, которая интересуется, как у нас дела. А пока ей отвечаю, мне приходит ещё одно сообщение, на этот раз от неизвестной «Конфетки». Беззаботно открываю его, полагая, что это очередное предложение работы в интернете или реклама. Но там фотографии. Просто фото, без какого-либо текста. Фотографии с датой, это было два дня назад. В ресторан входит Артур вместе с женщиной. Такой красивой, ухоженной, статной, на ней длинная шуба и кожаные перчатки. Некая дама из высшего общества. Очень качественные снимки. Мой муж открывает для женщины дверь и улыбается. А потом снимки в самом ресторане. Качество уже хуже, но видно, как он целует ее руку. И ещё один снимок, как Артур помогает ей сесть в машину, придерживая за талию. Нетрудно догадаться, куда они поехали. На снимках выставлено время, и это был вечер… В тот день Артур приехал очень поздно…

Вырываю из телефона наушники, откидываю их на столешницу вместе с телефоном и закрываю лицо руками. Я даже не хочу знать, кто и зачем это присылает. Главное, что мой муж делает всё по доброй воле и с удовольствием. Никто не заставляет его иметь женщин, никто не вынуждает его бесконечно изменять! Он просто плюет мне в душу и продолжает гулять. Так зачем же ему нужна я?! Для вида и статуса?! А он спросил меня, хочу ли я быть аксессуаром в его жизни?!

В груди разливается боль, она засасывает меня, лишая кислорода. Все правильно: он не просил прощения, не раскаялся и не обещал, что такого не повторится. Он живёт своей жизнью, а меня держит в качестве комнатной зверюшки. Вот тебе, Лера, сережки с изумрудами и путевки куда хочешь. Закрой свой рот и веди себя примерно. А сам продолжает трахать шлюх, дорогих и породистых. Мне до них далеко. Я так и не вернулась в прежний вес, да и грудь после кормления обвисла. Не эстетично, видимо, не по вкусу моему мужу. Что я до сих пор делаю рядом с этим чудовищем?!

— Дана уснула, — сообщает Артур, входя в кухню, а я быстро отворачиваюсь к окну, сжимаю столешницу и кусаю губы, чтобы не закричать. Он подходит ко мне сзади и обнимает за талию. — Вкусно пахнет, что готовишь?

Какой же он лицемерный и лживый. И как у него получается вот так просто играть любящего мужа и одновременно иметь женщин на стороне?!

— Ненавижу! — вслух вырывается у меня. — Ненавижу! Я так тебя любила, отдавая всю себя, а ты вот так просто меня предаешь! — нервно выкрикиваю, дергаюсь и отталкиваю Артура. Оборачиваюсь и вижу, как он хмурится. Не нравится ему слушать правду. А мне хочется отхлестать его по щекам, пройтись по этому красивому и эгоистичному лицу. Чтобы он почувствовал хоть капельку той боли, которую испытываю я. Теперь мне не просто больно, мне кажется, что внутри образовываются рваные раны, которые кровоточат. — Конечно, тебя не волнуют мои чувства! Подумаешь, жена узнала — не велика потеря. Дура Лера все переживет. И пока я вою ночами в подушку от дикой агонии, ты продолжаешь развлекаться!

— Что ты несёшь! — взрывается он и уже кричит на меня. — Я ни с кем больше не трахался! Не нужно выдумывать того, чего нет!

Беру телефон и впихиваю в его руки. Артур глубоко вздыхает, трет переносицу, а потом все же заглядывает в фотографии. Он рассматривает их, сжимая челюсть, а потом усмехается, словно это шутка.

— Это не то, что ты подумала. Это Ярослава Владимирова, ей сорок пять лет, и она вдова Владимирова, владельца крупного перерабатывающего предприятия. Сейчас в бизнесе тяжелые времена, со всех сторон окружают шакалы в ожидании моей осечки. Мне нужна компания Владимирова, поэтому я пытаюсь договориться с его вдовой. Вот и все! Но я найду и убью того, кто продолжает слать тебе это дерьмо!

Вздрагиваю и всхлипываю, когда он со всей силы швыряет мой телефон в стену. Он идёт на меня, а я от него, пока не упираюсь в стол.

— Не подходи и не смей больше трогать меня руками, которыми трогаешь других женщин, — сквозь слезы говорю ему я. — Не верю больше ни единому твоему слову. Ты так искусно играешь роль моего мужа, но я совершенно тебя не знаю!

Он все равно подходит очень близко и прикасается к моему лицу, стирая пальцами слезинки.

— Лера, — тихо произносит он. — Я признаю, у меня были женщины, и я тебе изменял, но чисто механически, грязный животный секс для снятия стресса и напряжения — не более. Все это было, — он сам не замечает, как вонзает мне в кожу иголки, заставляя мучиться. — Никаких чувств у меня не было к этим женщинам. Я понимаю, что тебе сейчас больно это слышать, но я говорю правду, какая она есть. И я клянусь тебе, у меня ничего нет и не было с Владимировной. Это банальная уловка, галантность для ее благосклонности. Просто бизнес, — четко проговаривает он. А мне уже нет разницы — одной женщиной больше, одной меньше.

— Отпусти меня домой! Иначе я сорвусь и что-нибудь с собой сделаю, — шепчу ему я, чувствуя, как опять разрастается истерика. — Не могу больше рядом с тобой, — голос становится сиплым, и силы заканчиваются. — Пожалуйста, отпусти меня. Пожалуйста… — уже хрипло шепчу ему, глотая недостающий воздух.

— Если отпущу, тебе станет легче? — так же шепотом спрашивает он, прислоняясь лбом к моему лбу, обдавая своим горячим дыханием.

— Да, — сдавленно отвечаю, чувствуя, как меня начинает трясти от его близости.

— И не будет больше так больно?

Я чувствую, как он напрягается, словно пытается держать себя в руках.

— Да, рядом с тобой мне пока невыносимо, ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Нужно время. Отпусти. Если ты не хочешь причинять мне большей боли, если хотя бы немного уважаешь, отпусти…

ГЛАВА 29

Артур

Она забрала дочь и уехала к сестре в старенькую квартиру. Нет, я не отпустил ее. Лишь подарил иллюзию свободы на определенное время. Дал возможность переосмыслить все вдали от меня. Ей так нужно. Сам не думал, что вообще смогу их отпустить от себя, но она так отчаянно просила, с острой, почти невыносимой болью в глазах, что я не смог отказать. Она права: нам нужно время, чтобы все начать сначала. Лера моя и навсегда ей останется. Одна мысль о том, что я ее потеряю, вызывает отторжение. Она плачет, а меня скручивает изнутри, тяжело выносить ее слезы. Я мог бы заставить ее быть рядом, эгоистично держать рядом с собой, но мне хочется вернуть тот влюблённый блеск в ее изумрудных глазах, которые меня когда-то покорили.

Дом опустел, в первые два дня я по инерции приезжал туда по вечерам и как идиот бродил по комнатам в полной тишине. Мои девочки уехали, и все опустело, включая мою душу. Я, наверное, только сейчас осознал, насколько привязался к Валерии. Нет, моя девочка, много времени я тебе не дам. Неделя, и снова пойду в наступление.

На пятый день я нажрался до чертиков и разгромил нашу комнату, потому что каждая деталь в ней принадлежит Лере. А потом и вовсе съехал в городскую квартиру. Я вернусь в этот дом только вместе с женой и дочерью.

Нет, я не оставил их без присмотра, за Лерой круглосуточно следили. Времена сейчас неспокойные, да и я эгоистично хотел знать о каждом ее шаге. На моем компьютере сотни снимков: Лера с Даной гуляют во дворе, идут в супермаркет, покупают молоко, печенье, детское питание. Я заставил ее взять безлимитную карту, а она ни копейки с нее не потратила! Гордая, мать вашу! Поэтому раз в несколько дней я сам еду в магазин, закупаюсь и почти насильно заставляю ее принять от меня все. По-хорошему Лера, естественно, не берет покупки, поэтому приходится включать мудака и вручать ей их шантажом. Ну прости, милая, я позволил тебе только сменить локацию, моя дочь должна иметь все необходимое и самое лучшее.

Сегодня взял с собой в магазин Дашку, мне удалось наладить с ней контакт. Она хоть и злится на меня, но помощь принимает. Мне нравится ее позиция о том, что отец должен обеспечивать ребенка. Я не знаю, что именно нужно моим дочери и жене — до этого покупками занимались Лера и прислуга.

Даша ходит по гипермаркету с гордо поднятой головой, указывая мне, что покупать. Сестры похожи, и сзади Даша напоминает мою Леру. Засматриваюсь ей вслед, и тело сводит от желания увидеть жену. Вот так прижать к стене, зарыться в огненные волосы и дышать моей девочкой. Черт, я только сейчас начал понимать, что никогда так ни по кому не скучал. К хорошему быстро привыкаешь. Она всегда была рядом, и я принимал это как должное. А сейчас…

— Подгузников много не нужно, — говорит Даша. — Лера приучает ее к горшку. — Киваю и беру одну пачку трусиков. — А вот соков возьми больше. Данка дует их целыми днями.

— Я знаю, — усмехаюсь, — она любит морковный.

— Как дети его пьют, не понимаю, — фыркает Дашка. Она набирает еще каши, пюре, печенья, молочные продукты, а я добавляю от себя парочку мягких игрушек. Зайца и непонятного синего забавного зверька. Моя дочь обожает мягкие игрушки, она воспринимает их как живых. Это у нее от мамы — она тоже любит мягкие игрушки. — Ну, все, — разводит руками Даша.

— Нет, теперь пошли для вас корзину соберем.

— Слушай, Лерка будет психовать.

— Даша, ты умная и рассудительная девушка. Вложи, пожалуйста, в ее голову, что принимать от мужа помощь — это в порядке вещей.

— Я стараюсь, но ты, кобель, подорвал все доверие. И если Лерка к тебе не вернется, так тебе и надо, — злорадно усмехается Даша и закидывает в корзину кофе и чай.

— Как она? — уже серьезно спрашиваю я.

— Убила бы тебя, гада! Зачем ты так с ней? Она же любит тебя как дура, ты для нее и бог, и дьявол. Я не знаю, что теперь нужно сделать, чтобы она тебя простила… Днем Лера строит из себя сильную женщину, а по ночам воет в подушку.

— Я верну ее. Лере просто нужно время, чтобы остыть, а потом мы поговорим.

— Посмотрим. Она хоть и слабая, но упертая. Печенье миндальное возьми — она его любит.

Пока мы набираем тележку, мне звонит Тимур. А когда узнает, что я с Дашей в магазине, сначала долго ржет надо мной, а потом просит потянуть время и дождаться его.

— А ты крепкий орешек, — усмехаюсь я, глядя, как Даша выбирает сливки, высматривая сроки годности.

— Что? — переводит на меня удивлённый взгляд.

— Ничего, — усмехаюсь, а сам думаю о друге. Еще ни за одной женщиной он так долго не бегал. Он вообще ни за кем не бегал. Зацепила его Дашка сильно. Или, скорее, у него играет эго оттого, что она его динамит. Как только он ее трахнет — забудет.

Мне не приходится долго морочить Даше голову, Тимур буквально прилетает к нам. Идет навстречу и мастерски изображает удивление.

— Добрый вечер! — здоровается со мной за руку и кивает Дашке, съедая ее взглядом.

— А ты сразу двух сестер зацепил или поделишься одной? — усмехается он и подмигивает Дашке.

— Ну, не знаю, меня все устраивает. Сестры разные, дополняют друг друга, — усмехаюсь я и хватаю Дашку за талию, дергая на себя. Смеюсь, когда она отталкивает меня с возмущённым видом.

— Это ты ему сообщил, что мы здесь?! — злится, а сама глаз не сводит с Тимура. В их взглядах столько страсти. Тут все взаимно. Но Тимур личность сложная, вдобавок женился на канадке, дочери партнера.

— Ну что ты, Лиса, я забежал… — Тимур оглядывается на стеллажи позади и хватает первую попавшуюся коробку, — вот за этим.

— Фитнес-хлопья? — ухмыляется Даша.

— Да, очень их люблю, особенно… — вчитывается в упаковку, — с черносливом.

— Замечательно! Дальше, думаю, без меня справитесь, — обращается ко мне Даша. — Я поехала. Жене привет! — кидает уже Тимуру и быстро убегает, не оглядываясь, звонко стуча каблуками.

— Сучка! — с недовольством рычит друг, вручает мне хлопья и идет за ней. А я охреневаю — впервые вижу, как мой друг в прямом смысле бежит за женщиной.

Не знаю, куда делась эта парочка, да и мне все равно. Ничего плохого он Даше не сделает. Выхожу из машины, достаю из багажника два больших пакета, открываю дверь в дом и поднимаюсь наверх. Звоню в квартиру, и Лера быстро открывает, даже не узнав, кто это. Вот поэтому мою наивную жену и охраняют круглосуточно. Хотя не только поэтому…

— Нельзя вот так сразу распахивать дверь, тем более вечером! — иду на нее, вынуждая меня впустить.

— Я думала, это Даша, — недовольно выдает она, а сама бегает глазами, стараясь не смотреть на меня, и мнет подол домашнего платья. Такая теплая, мягкая, с влажными волосами и раскрасневшимися щеками. И у меня встает. Как у пацана. Хочу жену. Не снимая этого полосатого платья, купленного на рынке, только задрать его повыше и нагнуть ее прямо в коридоре, жестко трахая.

Лера сейчас напоминает мне ее пару лет назад, когда мы только встретились: такая маленькая, хрупкая, невинная девочка. Совсем не изменилась, грудь, правда, налилась, и бедра немного округлились, но это добавляет ей еще больше женственности и сексуальности. Моя маленькая женщина.

— Я тут питание Дане принес и вам кое-что.

— Не нужно было, — глядя куда-то в пол, говорит она. — Долго это будет продолжаться?

— Слушай, Лера, мы с тобой это уже обсуждали. Моя дочь должна получать все самое лучшее, и ты — тоже. Это не обсуждается!

Выводят из себя ее попытки оборвать со мной все связи. Не получится, родная!

— Обсуждали?! «Если не будешь принимать помощь от меня, я заберу дочь» — это, по-твоему, обсуждение?!

— Ну, а как по-другому, Лер?

— Ладно, давай пакеты и уходи, — вздыхает она, по-прежнему прячет от меня свои красивые глаза.

— Они тяжёлые, я сам. И еще дочь хочу увидеть! — обхожу Валерию и иду на кухню. Оставляю пакеты на диванчике, мою руки, вытираю их полотенцем и вынимаю из пакета игрушки.

— Она спит, — сообщает Лера, останавливаясь в дверях.

— Так рано?

— Днем капризничала, не спала, — поясняет она.

— С ней все хорошо, не болеет?

— Нет, все хорошо.

— Все равно пойду на нее посмотрю, соскучился, — хочется добавить «и по тебе тоже дико скучаю», но сдерживаюсь, сжимая челюсть.

Прохожу в комнату и нахожу дочь спящей на диване и обложенной подушками. Аккуратно сажусь рядом с ней, наклоняюсь и глубоко вдыхаю самый любимый детский запах. Самый сладкий запах в нашей жизни — это запах наших детей. Ставлю игрушки на спинку дивана, чтобы с пробуждением дочь сразу их нашла. Несколько минут просто смотрю на Дану, замечая, что она точно так же, как Лера во сне, приоткрывает губки. Не удерживаюсь, наклоняюсь и целую в ручку. Дана шевелится, отворачиваясь от меня, но не просыпается.

Выхожу на кухню, останавливаюсь в дверях, наблюдая, как жена разбирает пакет, составляя продукты в холодильник и шкафы. На меня вдруг резко накатывает усталость, гребаное горькое сожаление о том, что сам как последний мудак подорвал доверие и искренние чувства жены. И чем дольше я на нее смотрю, тем больше горечи во рту с привкусом битого стекла. Хочется собрать жену с дочерью и увезти домой, потому что только там их место.

— Я хочу выйти на работу, — сообщает мне Лера. — Надеюсь, ты не будешь препятствовать. Ты и так следишь за каждым моим шагом, — недовольно сообщает она.

— Какая на хрен работа?! Куда ты собралась? И с кем будет в это время наша дочь? — новость приводит меня в ярость. Не потому, что я против самореализации жены, а потому что тем самым она хочет перестать зависеть от меня и отдалиться еще дальше.

— В цветочный салон флористом. С дочерью будет сидеть соседка, я уже договорилась. Дана пошла с ней на контакт, а Мария Сергеевна души в ней не чает.

— Нет! Никакой работы! Я не доверю свою дочь пожилой женщине без опыта и образования! — категорично отрезаю.

— Ты не имеешь права мне что-то запрещать! И я подаю на развод! — смело, даже дерзко заявляет она и громко хлопает дверцей холодильника.

И все… Слово «развод» срывает мне крышу. Взрывает изнутри. Резко иду на Леру, пока она ни натыкается на тумбу. Кухня маленькая, и ускользнуть ей не удается. Хватаю жену за талию и резко сажаю на тумбу. Дочь спит, и Лера не может кричать, поэтому она начинает шипеть как кошка, изворачиваться и колотить меня руками. А меня это заводит еще больше, я уже готов ее изнасиловать, только бы заполучить желанное тело и надышаться ее сладким запахом.

ГЛАВА 30

Валерия

Он прижимает к себе, и меня, дуру, ведёт. Шиплю, требую отпустить, сопротивляюсь, что-то кричу о разводе, но это все защитная реакция от самой себя. Он так близко, чувствую его запах, горячее дыхание, сильные руки, и тело как всегда безоговорочно сдается. Оно дико скучает и тянется к единственному мужчине, который к нему прикасался. Тело отзывается даже на грубые прикосновения, а разум вопит, требуя прогнать Артура и никогда больше к себе не подпускать. Если мужчина позволяет себе изменять женщине в браке, значит, он будет делать так и дальше. Это не любовь. А я отчаянно хочу, чтобы меня любили, также сильно и эгоистично, как это делаю я. Чтобы дышал мной и даже не представлял на моем месте других женщин.

— Отпусти меня! — толкаю его в грудь, но силы не равны. Артура невозможно отодвинуть, если он этого не захочет.

— Лерочка, девочка моя, — шепчет мне словно в бреду и лихорадочно сжимает мое тело, сминая платье. — Я дико соскучился, — голос хриплый и вибрирующий.

А мне рыдать хочется, кричать на него и колотить кулаками в грудь. Потому что это очень больно — любить и отталкивать. Меня покидают силы, и я опускаю руки, запрокидываю голову, закрываю глаза и замираю. Сначала он принимает ситуацию за призыв к действию и задирает платье, стискивая бедра, жадно целуя шею. У него уходит где-то пять минут, чтобы понять, что я не отвечаю. Тело по-прежнему отзывается россыпью мурашек, возбуждением с волнами жара, его прикосновения оставляют ожоги. А разум вопит, что сдаваться нельзя! Иначе все повторится, и я увязну в этой боли. Поэтому и держусь, стараясь не реагировать на его жадные ласки.

Артур, и правда, скучал, это чувствуется по его порывистым движениям, по голодным поцелуям и тяжёлому дыханию. Только легче мне от этого не становится. Он не раскаивается и не сможет мне гарантировать, что измен больше не будет. Я воюю с собой и своим телом, и это настолько невыносимо, что из глаз сами собой брызжут слезы. Всхлипываю, не в силах сдержаться, и Артур замирает, утыкаясь мне в шею. Дышит глубоко, опаляя своим дыханием. Так мы и стоим несколько минут. Настолько близко друг к другу и одновременно очень далеко.

— Не плачь, пожалуйста, не рви мне душу! — удивительно, что этот мужчина воспринимает мою боль как раздражитель. Он злится. Только за что? — Ну что мне сделать?! — отрывается от меня, заглядывает в лицо, а я отворачиваюсь — не могу смотреть в эти лживые, но такие любимые глаза. Оказывается, любовь может быть очень болезненной и мучительной. — Не молчи! — приходит ярость от того, что я не отвечаю. А я не знаю, что ему сделать… — Чего ты хочешь от меня?! — встряхивает как куклу. Он всегда такой импульсивный, и раньше мне это даже нравилось. Он был моим хищником, которого я приручила. Но так только казалось.

— Оставь меня в покое! Дай мне спокойно дышать, — отвечаю и зажмуриваю глаза. — Не могу я, понимаешь, все забыть. Не могу! Ты прикасался к ним, целовал, обнимал, спал, а потом ложился в постель ко мне и делал то же самое со мной. Мне гадко от этого понимания. Но это не главное. Главное, что ты не любил, а я как дура строила в своей голове замки из песка. А теперь эти замки смыло волной твоего предательства. Просто уходи, не могу рядом с тобой… — отталкиваю Артура со всей силы, и он поддается. Злой, дышит порывисто, челюсть сжимает, смотрит на меня горящими темными глазами, а потом разворачивается и молча уходит.

Через минуту хлопает дверь, и я сползаю с тумбы. Утираю слезы, шмыгаю носом, беру стакан, наливаю себе воды и глотаю ее, пытаясь подавить ком в горле. Прогнала его, а сама кидаюсь к окну, отодвигаю штору и смотрю, как он нервно курит возле машины.

— Уезжай, — шепчу я, и глаз с него не свожу. Артур, сильно затягивается и сжимает кулаки, а потом поднимает голову и смотрит точно на меня. Быстро задергиваю шторы и иду к дочери. Ложусь на край дивана рядом со своей малышкой, и становится немного легче. Я не одна. С Даной я сильнее и все выдержу…

Он не оставлял меня в покое, несколько раз в неделю приезжал с продуктами и подарками. Играл с дочерью, забирал ее гулять. Встречал нас на улице и не давал проходу. Когда я уходила из дома, то в глубине души надеялась, что разлука и время мне помогут. Но разлуки не случилось, Артур продолжает душить своим напором. Каждую неделю мне присылают огромные букеты ромашек и мои любимые сладости. Выкидываю все это в помойку и иду выть в подушку.

Он даже позволил мне работать, но, естественно, с условием. Артур сам нанял няню и оплачивает ее. Отказаться было невозможно, иначе следовали угрозы. Дело даже не в том, что я гордая, нет, я совершенно не такая. Дело в том, что все это нас связывало стальными канатами. В какой-то момент захотелось, чтобы мне отшибло память, все стёрлось, и я по-прежнему безоговорочно продолжала любить мужа. Я скучала по своему маленькому счастью. Мне очень хотелось сдаться и все простить. Но я не могла простить ему нелюбовь.

Он делал все, чтобы нас вернуть, но его действия основывались на деньгах и манипуляции дочерью, ни слова о чувствах ко мне, о боли и о раскаянье… Это меня останавливало и вгоняло в депрессию. Если поначалу я была в отчаянии и постоянно билась в истерике, то сейчас, мне казалось, что я тихо и очень медленно умираю…

Выхожу на улицу, включаю уличный светильник и улыбаюсь, глядя, как красиво ночью в витрине смотрится композиция из полевых цветов. Это единственная вещь за последнюю неделю, которая меня радует и немного отвлекает от всего, что творится в моей жизни. Я искреннее верю, что у меня все получится. Тоска и депрессия никому не нужны. С рождением дочери я перестала принадлежать себе. Теперь я обязана жить ради моей крошки. Если бы не она, я, наверное, давно сломалась бы. Каждый новый день, когда мне не хочется просыпаться и окунаться в реальность, я целую и обнимаю свою малышку, которая заставляет меня жить.

Запираю салон, ставлю на сигнализацию и медленно иду домой по центральной улице. До дома недалеко, улица, несмотря на вечер, людная и хорошо освещенная, поэтому я гуляю, рассматривая витрины магазинов, вывески ресторанов и кафе. Покупаю в кафетерии большой стаканчик любимого латте с миндальным топпингом, грею руки и медленно бреду вперед. Это своего рода терапия — я дышу прохладным воздухом и рассматриваю людей, пытаясь угадать, кем они являются, тем самым напоминая себе, что жизнь продолжается, а не вертится вокруг мужа.

— Лерка! Лера!

Оглядываюсь, ищу глазами голос, который меня зовет, и вижу, как ко мне спешит Сергей. Мы учились в одной школе, жили в одном дворе и дружили по-детски. Он провожал меня после уроков домой, держал за руку и даже целовал на выпускном, признаваясь в любви. Но потом родители отправили его учиться в Европу, и наши детские отношения закончились. Я не узнала бы его, если бы ни родинка на щеке.

— Сережа?! — удивлённо спрашиваю я, не веря своим глазам. Он возмужал, бороду отрастил, как сейчас модно. — Тебя не узнать — такой высокий, стильный, — осматриваю его тёмно-серое пальто с высоким воротником и темно-сиреневую рубашку под ним.

— А ты, как всегда, красотка, — усмехается Сергей.

— Льстишь, конечно, но приятно, — я знаю, что похудела, и круги под глазами от бессонных ночей. Я совершенно не накрашена, и непослушные волосы выбиваются из небрежного пучка. На мне черные брюки, белая водолазка и простая куртка. Всю свою брендовую одежду я оставила в прошлой жизни.

— Не льщу, ты прекрасна, — улыбка у Сережки искренняя, мальчишеская, не то что у Артура — всегда надменная и двусмысленная.

— Спасибо, — улыбаюсь, потому что рада его видеть. Он — как что-то родное из прошлого, когда я была беззаботна и верила в людей.

— Спешишь? — спрашивает Сережа и подставляет мне предплечье. Медлю, а потом обхватываю его, и мы идем вместе. Я не видела его несколько лет, но мне так легко и спокойно с ним. — Может, поужинаем вместе? Так хочется с тобой пообщаться, узнать, как ты тут жила без меня.

— Не сегодня, мне домой нужно, меня дочка ждет.

— Оу, и муж имеется? — он пытается улыбаться, но выходит натянуто. Не ожидал Сережка. Я сама не ожидала, все так стремительно…

— С мужем все сложно… — автоматически сжимаю предплечье Сергея, вспоминая Артура. Хотя кому лгу? Я никогда его не забывала, ни на секунду. Его имя выжжено на сердце, это клеймо, которое постоянно кровоточит. — Не хочу сейчас об этом говорить.

— Прости. Хотел бы посмотреть на твою дочку. Сколько ей?

— Год и два месяца. Даной зовут.

— Красивое имя, — мы заходим в наш двор, и Сергей тянет меня к качелям, на которых мы когда-то проводили очень много времени. И я поддаюсь, потому что меня затягивает ностальгией и детскими воспоминаниями. Мы садимся на качели и начинаем раскачиваться. Во дворе темно, но площадка освещается фонарём. Я хохочу как дура, мне так не хватало последнее время этой легкости. Я рада встретить Сережу и на время выдохнуть. Сергей рассказывает о Барселоне, какие-то забавные случаи, и я постоянно смеюсь, не прекращая раскачиваться.

Где-то позади в темноте громко хлопает дверь машины, и я напрягаюсь, прекращая смеяться. Ничего еще не вижу, но уже по шагам знаю, что это ОН. Я чувствую этого мужчину на расстоянии, всегда чувствовала, по биению сердца, по мурашкам на коже и по внезапному волнению, а теперь и по приступу страха, сдавливающего грудную клетку.

— Сереж, уходи… — голос пропадает, оглядываюсь и вижу силуэт Артура, приближающегося к нам. Четко виден красный всполох сигареты, когда он затягивается.

— Что?

— Я прошу тебя, просто уходи! — уже громче говорю я, потому что понимаю: мой муж способен на все, а Сережка здесь ни при чем. Мне страшно за него.

— Да что происходит? Кого ты боишься?! — Сергей следит за моим взглядом и останавливается на Артуре, который уже проходит на площадку.

— Это мой муж. Пожалуйста, уходи! — умоляю его я почти плача, но, видимо, уже поздно.

— Ты его боишься? — Сергей берет меня за руки, и это его фатальная ошибка. Качаю головой и закрываю глаза в ожидании взрыва.

— Руки от нее убрал! — вздрагиваю, слыша яростный голос, и сама вырываю ладони, отступая от Сергея.

— Я не знаю, что тут у вас происходит… — Сергей наступает на Артура, пытаясь отгородить меня. — Лера тебя боится, и я не позволю… — Сергей не успевает договорить, потому что получает прямой в челюсть, и Сергей падает от неожиданности. А я зажимаю рот рукой, впадая в ступор.

— Не тебе, сука, решать, что мне позволять с моей женой, а что нет! — Артур не дает ему встать, налетает сверху, начиная добивать. Сильно, жестоко, разбивая лицо в кровь.

— Артур! Прекрати! Это просто мой школьный друг! — кричу я, приходя в себя. Но муж не реагирует, словно меня нет.

— Еще раз увижу тебя рядом с Валерией — сделаю инвалидом! — Артур рычит, словно зверь, и наносит еще один удар, ломая Сергею нос. А он ничего не может ответить, кажется, он дезориентирован с первого удара. И во всем виновата я! Не нужно было с ним разговаривать и качаться на этих чертовых качелях.

Хватаю Артура за плечи, пытаясь остановить, но он дергается, отталкивая меня с такой силой, что я лечу назад, падая на железную горку. Вскрикиваю, ударяясь затылком. Больно до потемнения в глазах, и я оседаю, хватаюсь за поручни.

На некоторое время выпадаю из реальности, пытаясь справиться с головокружением. Но моментально прихожу в себя, когда Артур хватает меня за руку и тащит к своему внедорожнику. Не могу сопротивляться, бегу за ним, оглядываясь назад, на Сергея, который еле встает, сплёвывает кровь и садится на лавочку.

— Отпусти меня! — хриплю, пытаясь вырваться. Сергею нужна помощь, я не могу его вот так оставить.

— Лучше заткнись, Лера! Не зли меня, иначе пожалеешь! — сквозь зубы проговаривает он. Открывает дверь своей машины и вталкивает меня на переднее сидение. А я задыхаюсь от страха, злости, обиды, горечи и ненавижу Артура. За то, что душит меня, не оставляя в покое, за то, что мучает и издевается. От меня и так уже ничего не осталось — он вытянул из меня всю душу и растоптал. Но ему мало, он хочет добить.



Артур садится за руль, блокирует двери и тут же срывается с места, выезжая со двора, резкими толчками, задевая чью-то машину, которая взвывает сигнализацией.

— Боже, какое ты чудовище! Как я могла не разглядеть в тебе зверя! — кричу я, впадая в истерику, чувствуя, как нарастает головная боль.

— И ты нашла себе ангела. Быстро же ты! — рычит он и прибавляет скорость, выезжая на трассу. — Но я смотрю, мы стоим друг друга. Не прошло и месяца, а ты уже готова лечь под другого! Или он уже тебя трахает?! — Артур сам себя накручивает, и я не выдерживаю, совершая самую большую глупость.

— А что, если да?! — дерзко заявляю я. — Тебе же можно марать наш брак шлюхами?! — на этот момент мне наивно кажется, что он возненавидит меня так же, как и я его, а потом оставит в покое. Но я ошибаюсь, тем самым превращая свою жизнь в ад. Артур молча поворачивается ко мне и просто уничтожает взглядом. Когда-то я очень любила его глаза, а сейчас они меня убивают. Артур сворачивает в темный проулок и останавливается возле безлюдного гаражного комплекса.

— Вышла из машины! — приказывает он. И я выхожу, глупо полагая, что он меня отпускает. Но он выходит вместе со мной, обходит машину, ловит меня как щенка за шкирку, открывает заднюю дверь внедорожника и швыряет на сиденье.

— Что ты делаешь? — всхлипываю, пытаясь выйти из машины, но Артур наваливается на меня, хватает за волосы и вжимает лицом в кожаные сиденья. — Я делаю то, чего ты достойна! Пока я месяц, бл*ть… Месяц! Не знаю, как к тебе подойти, ты, бл*дь, превратилась в шалаву. Вот я и воспользуюсь тобой как шалавой, — он хватает меня за куртку и буквально срывает ее с меня, выворачивая руки. Знаю, если повинуюсь, все пройдет не так болезненно, но во мне поднимается сумасшедшая волна протеста. Хуже всего, когда насилует тот, кто любил и ласкал. Это ещё больнее, чем просто незнакомый человек.

ГЛАВА 31

Валерия

Он дёргает мои брюки настолько сильно, что ткань больно впивается в кожу, и отлетает пуговица.

— Остановись, не надо, я не хочу так! — кричу, задыхаясь, пытаясь достучаться до Артура, которого я любила, а не до зверя, в которого он сейчас превратился.

— А как ты хочешь?! — рычит мне в ответ и срывает с моих бедер брюки вместе трусиками, спуская их на коленки. Дергаюсь еще раз, пытаясь вырваться, но все бесполезно. Он хватает меня за волосы и вдавливает в кожаное сидение. Это мой муж… Артур. Мужчина, которого я знаю, и, чтобы ни случилось, как бы ни было больно, я его люблю. И не укладывается в голове, что он может причинить мне боль. Но, видимо, я совсем плохо его знала или не знала вовсе. Он только что избил ни в чем не повинного человека, а сейчас пытается меня изнасиловать. И мне становится страшно настолько, что тело сковывает. Страшно не от физической боли, а оттого, что если он сейчас так поступит, то морального меня убьет и окончательно нас уничтожит. А я так не хочу, чтобы он это делал, я хочу наивно лелеять надежду, что однажды боль пройдет, все изменится, и у нас еще будет совместно будущее.

— Артур, не надо. Отпусти! — всхлипываю и кусаю губы, но понимаю, что он не в себе и уже не слышит меня.

— Как он тебя трахал? Не так жестко?! — сам себя накручивает, а я молчу и прокусываю губы, когда он задирает мою водолазку, грубо отодвигает бюстгальтер и больно сжимает грудь.

Я не плачу, слез почему-то нет и страха тоже нет. Меня разрывает от душевной боли. Я зажмуриваю глаза, закусываю руку и молюсь про себя, чтобы что-то его остановило. Иначе мой мир окончательно рухнет.

— Как, где и сколько раз эта мразь к тебе прикасался?! — кричит, задыхаясь. И я на секунду испытываю удовлетворение оттого, что он сейчас испытывает ту же боль, что и я все это время. Ему больно от понимания, что ко мне кто-то прикасался. Только я внутренне горела в агонии, а Артур вымещает свою боль на мне. Пытаясь сейчас насилием присвоить меня заново. Но он не понимает, что секунду за секундой медленно вонзает в меня нож и прокручивает его, вынуждая внутренне кровоточить.

Он хватает меня за бедра и грубо раздвигает коленом ноги. Слышу звук расстегивающейся ширинки и сильнее зажмуриваю глаза. Артур проводит пальцами по моим нижним губам и матерится сквозь зубы.

— С ним, небось, текла?! Такая счастливая, улыбалась ему!

Боже, мне на мгновение даже становится его жалко. Не умеет он по-другому выплескивать боль. Артур смачивает слюной пальцы и увлажняет меня. А я вздрагиваю, всхлипываю и сильно напрягаюсь в ожидании вторжения.

Приходит секунда, две, три, пять, десять, но ничего не происходит. Артур сильнее стискивает мои бедра, тяжело и хрипло дышит, будто задыхается. А потом неожиданно отпускает… Шуршание одежды, звук застегивающейся ширинки, его глубокий вдох, и он буквально вылетает из машины, со всей силы захлопывая дверь. А я продолжаю в оцепенении лежать полуголая в позе, в которую он меня поставил.

Вздрагиваю и прихожу в себя, когда машина содрогается вместе с глухим звуком. Это повторяется еще и еще, и я быстро поднимаюсь, выглядывая в окно. Артур со всей дури бьет кулаком в капот, разбивая костяшки в кровь, оставляя вмятины в металле. Потом останавливается и, несмотря на холод, дергает ворот рубашки, отрывая верхние пуговицы, вынимает из кармана сигареты и закуривает.

Быстро натягиваю трусики со штанами, поправляю бюстгальтер и водолазку, нахожу свою куртку и кутаюсь в нее, потому что резко становится холодно. Ни о чем не думаю, мыслей нет никаких, словно я опустела. Накатывает невероятная усталость, сил нет даже на анализ ситуации. Ничего не хочется: ни бежать домой, ни ругаться с Артуром, ни даже просто двигаться. И я откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза.

Не знаю, сколько времени проходит, да это и не имеет никакого значения. Я словно в каком-то коматозе: все слышу, понимаю, но ничего не чувствую. Ни боли, ни горечи, ни обиды. Артур садится рядом со мной, потом привстает и включает обогрев машины на полную, потому что меня трясет.

— У меня ничего не было с Сергеем. Последний раз я его видела еще в юности. И сегодня случайно встретила, — зачем-то говорю я, потому что не могу его мучить, пусть выдохнет. — Он просто проводил меня домой. По-дружески… Я сразу сказала, что замужем. Вот и все, — открываю глаза, но смотрю в потолок машины.

— Лера-а-а-а, — на выдохе тянет он с той же усталостью. А потом вдруг спускается вниз, обнимает мои колени и утыкается в них лицом. Дышит мне в колени, и чувства возвращаются. Снова захлестывает волна эмоций. От ненависти до дикой любви. Запускаю руки в его волосы и вожу пальцами. — Вернись. Мне реально сносит крышу без тебя.

— Ты меня любишь?

— Люблю, — выдыхает мне в колени.

— Почему ты об этом мне никогда не говорил?

— Разве я не говорил? — заглядывает мне в глаза, а я отрицательно качаю головой. — Не могу без вас… Я понимаю, что мудак, но уже ничего не исправить. Я всегда тебя любил, наверное, с первого взгляда. Но раньше не так, как сейчас… Я не осознавал это. Мне кажется, я тебя теряю с каждой секундой… И пытаюсь с этим бороться, как умею. Ты имеешь право меня наказывать за предательство, я уже сам себе ненавистен. Но ты и Дана — это все, что у меня есть в этой гребаной жизни! — он берет мои ладони и сжимает. Опускаю глаза и понимаю, что он разбил все костяшки, и на моих руках его кровь.

— Разве можно любить не в полную силу? — спрашиваю я и уже не прячу от него взгляд. Сколько бы я ни сопротивлялась, все равно тону в этих темных глазах.

— Можно не осознавать, насколько сильно любишь, когда все досталось легко, — он сильно сжимает мои руки, причиняя боль, тут же разжимает и поглаживает пальцы.

— Легко?

— Да, ты почти сразу мне отдалась, и все понеслось: свадьба, ребенок, семейная жизнь… А когда ты ушла, все опустело. И я еще думал, что это блажь, ты остынешь, и я тебя верну. Но все оказалось не так просто… Лера, ты можешь наказывать меня сколько угодно, только вернись домой.

— И все продолжится?

— Что «все»?

— Измены… — голос сипнет.

— Нет, не будет никаких измен. Приоритеты поменялись…

— Я не верю, — сама со всей силы сжимаю его пальцы и отворачиваюсь.

— Я понимаю… Дай шанс… Иначе… Иначе я натворю что-то непоправимое в попытке вас вернуть. Я реально схожу с ума, — просит он, сглатывая, и я ему верю, но легче почему-то не становится. Мне по-прежнему больно, и невыносимо ноет в груди.

— У тебя есть в машине аптечка?

— Зачем?

Поднимаю раненые руки. Не могу выносить его боли. Артур встает, тянется к бардачку и достает аптечку, ставя коробочку мне на колени, и опускается на сидение рядом. Скидываю куртку, открываю аптечку, смачиваю вату в перекиси и тяну его руку к себе. Я стираю всю кровь со сбитых костяшек, а Артур внимательно за мной наблюдает. Поливаю перекисью его раны, а он вдруг перехватывает мои руки, целует их, а потом и вовсе дергает меня на себя, роняя аптечку, и целует, жадно всасывая губы. Замираю в оцепенении, а потом сама срываюсь, отбрасываю бутылек, вату, обхватываю его шею, царапая кожу ногтями, и стону в любимые губы. Мне уже плевать на все — я тоже дико скучала. И мне кажется, что умру, если не надышусь им.

— Прости меня, малышка, — шепчет мне в губы между поцелуями. Хватает за волосы, оттягивает их и проходится дорожкой поцелуев по шее, всасывая кожу. Он словно пьет меня большими, жадными глотками. — Я… — задыхается вместе со мной. — Я сдохну без вас, — опять возвращается к моим губам, и я, как всегда, пьянею от его натиска, запаха, близости. — Не отбирай себя у меня. Я же не отдам, не отпущу, — шепчет мне, уже кусая губы и тут же зализывая укусы. Цепляюсь за его волосы, сжимаю их и отвечаю с такой же дикостью. А потом набираюсь сил и отталкиваю, пытаясь отдышаться. Он снова дергает меня на себя, больно сжимая талию, а потом замирает, приходит в себя и отпускает, медленно разжимая пальцы.

— Мне нужно время, чтобы побыть наедине с собой. Ты можешь мне его дать и не душить своим присутствием? — спрашиваю, а сама дрожу от его близости. Маленькая влюбленная Лера внутри меня вопит и требует отпустить все, забыть как страшный сон и отдаться мужу. Поверить и выстроить еще один замок из песка. Но боль внутри меня никуда не делась, и чертовы картинки с его изменами еще не стерлись из памяти, если стереть их вообще возможно.

Артур отодвигается от меня, приоткрывает окно, впуская холодный воздух.

— Сколько времени? — отрешенно спрашивает он, словно тоже мертв. Вынимает сигареты, всполох огня зажигалки освещает его усталое лицо, и по салону тянется тонкая струйка дыма.

— Не знаю, но не приезжай какое-то время. Хочешь видеть Дану — договаривайся с Дашей.

— Хорошо, — тихо отвечает он и опять сильно затягивается. — Я дам тебе все, что ты хочешь, — он вышвыривает окурок в окно и выходит из машины, садится за руль и везет меня домой.

ГЛАВА 32

Артур

Я опять дома. Несмотря на то, что он пуст, я все равно считаю это место своим домом. Здесь я впервые сделал Леру своей женщиной, здесь зачата и родилась моя дочь, и здесь все пропитано счастьем. Странно, но раньше я этого не замечал. Семья, жена, ребенок — все воспринималось как должное. Был определенный жизненный план, и он успешно выполнялся.

Лера все-таки права: я же никогда не говорил ей, что люблю. Роюсь в памяти и не могу вспомнить ни одного признания. Яркими вспышками проносятся только ее слова: «…я так тебя люблю, что даже страшно…», «…мама любит папу, а Дана любит папу? Скажи: люблю…» И еще тысячи таких признаний, а я все принимал как должное. И ведь понимаю, что люблю Леру безумно. Никого и никогда так не любил. Но идиот осознал это только сейчас.

Срываю с себя галстук, расстегиваю рубашку и иду к бару. Наливаю бокал коньяка и сажусь на диван с сиреневыми подушками. Лерка выбирала и диван, и эти безвкусные подушки, от которых я морщился. И вот эту вазу с какими-то замысловатыми ветками, стоящую на столике. Эти вещи кажутся сейчас самыми дорогими в пустом и холодном доме.

Моя жена жестокая женщина, она могла попросить все что угодно, я бы все сделал ради ее прощения, но она выбрала самое сложное для меня. Время. Сколько ей нужно времени без меня?! Неделя, две, три, месяц? Сколько мне жить без нее?! И страшно оттого, что это чертово время оттолкнет ее от меня. Она переживёт, переболеет, смирится, и все рухнет. А я не благородный принц, я эгоистичная сволочь. Ни за что не отпущу ее, и тогда начнется наш совместный ад.

Допиваю залпом коньяк и всматриваюсь в панорамное окно. Вижу, как к дому подъезжает машина, и внутри все сжимается. Без моего разрешения охрана может впустить только Леру. Тру лицо руками и соскакиваю с места. В голове прокручивается куча слов, оправданий, обещаний. Выхожу на крыльцо, и меня накрывает едким разочарованием. Это не Лера. Из машины выходит моя мать.

— Я забыла кое-что, — говорит она, рассматривая меня.

Не здороваясь, разворачиваюсь, захожу в дом, делая вид, что никого нет, иначе наговорю матери того, о чем буду жалеть. Беру в баре бутылку коньяка и поднимаюсь наверх, в нашу с Лерой спальню. Глотаю коньяк, расхаживая по комнате, останавливаюсь возле туалетного столика, включаю подсветку зеркала, освещая темную комнату. Отпиваю еще коньяка, обжигая глотку, и ставлю бутылку на столик. Беру забытые Лерой духи, открываю флакон и глубоко вдыхаю. Закрываю глаза и пытаюсь поймать иллюзию того, что жена рядом, где-то здесь, в нашей спальне, что-то тараторит как всегда о какой-то ерунде, которая меня не интересует. А ведь раньше я и не слушал ее вовсе, просто кивал, поддакивал, но на самом деле пропускал все мимо ушей.

Отставляю ее духи, вновь глотаю коньяк и открываю шкатулку с драгоценностями. Ничего не взяла, все здесь. Все мои подарки, которыми я пытался очистить собственную совесть. Переворачиваю шкатулку в поисках обручального кольца — заметил, что она его сняла. Руки ее в машине сжимал и гладил большим пальцем след от кольца. Хотелось заставить ее надеть его насильно, но я сдержался…

Зато нахожу свое кольцо. Я его вообще последние полгода не носил. Снял однажды в ванной, потом забыл надеть, потом придумал, что оно пережимает мне палец, и забыл. Не придавал обручальному кольцу большого значения, казалось, это просто металл, и он ничего не значит. А сейчас беру его и надеваю. Глотаю еще коньяка, чувствуя, как алкоголь обжигает горло, но ни хрена не пьянею. А хочется нажраться до бессознательного состояния, чтобы это гребаное время прошло быстрее.

Падаю на кровать лицом в подушки, глубоко вдыхаю, но совершенно не чувствую запаха жены. И мне хочется придушить домработниц за то, что сменили белье! Нет, родная, прости, я настолько эгоистичен, что не отпущу тебя! Не будет больше никаких шлюх. Ни одна из них, даже самая профессиональная и элитная, не стоит потери семьи! За время разлуки с Лерой у меня выработалось стойкое отвращение к другим женщинам. Привязала к себе моя маленькая. Она даже не подозревает, насколько сильно ударила меня в ответ своей болью и слезами, безразличием и желанием разорвать наш брак. Я загибаюсь от ее решения отдалиться.

— Можно? — в комнату входит мать. А я сжимаю покрывало, пытаясь подавить желание вышвырнуть ее из комнаты. Она никогда даже не пыталась сблизиться с женщиной, которую я люблю. Смотрела на нее то брезгливо, то надменно, то снисходительно, а я, идиот, не воспринимал это всерьез. Думал, женщины сами разберутся. А она за моей спиной строила козни, мечтая выжить мою жену. — Артур, нельзя же так убиваться из-за той, которая не дорожит тобой, — говорит мать, садясь рядом со мной на кровать. — Отпусти ее, дай развод. Не стоит тебя эта девка. И не любила она тебя никогда. Если бы любила, не ушла бы. Я сразу поняла, что она тебе не подходит. Не наш уровень. Отпусти ее с богом. Выплачивай алименты на ребенка…

И все… Меня взрывает от упоминания о моей дочери, ее родной и единственной внучке, как о чем-то обременительном.

— Что? Добилась своего?! — соскакиваю с кровати, хватаю бутылку коньяка. — Легче тебе стало оттого, что я потерял семью?! Думаешь, я не знаю, что во второй раз ты уже сама отправляла Лере фото, где я с Владимировой? — глотаю алкоголь. С грохотом, почти разбивая, ставлю бутылку на столик.

— Да, это я! Хотела, чтобы она уже оставила тебя! Не нужна тебя эта девка! Строила из себя мышку, но я-то видела, кто она на самом деле! Ты еще спасибо мне скажешь! — возмущается мать, повышая на меня голос.

— Спасибо, сука! — кричу до хрипотцы. — Спасибо, что воткнула мне нож в спину. Не ожидал от собственной матери! Тебе могла не нравиться Лера, ты могла не принимать внучку, но не имела права рушить мою жизнь! Я пожалел тебя, впустил в свой дом, в свою семью, чтобы тебе не было одиноко. Думал, будешь рада общению с Лерой, чему-то научишь её как мать, поможешь с ребенком и найдёшь в этом смысл жизни. Но ты только травила ее. Дана, моя дочь, наша кровь, тебя тоже не интересовала! — уже рычу на мать как зверь.

— Я твоя семья! — тоже кричит, глотая воздух, и прижимает руку к груди.

— Нет, ты женщина, которую я не знаю! Совершенно. Ты должна была видеть, насколько мне дорога Лера, — не могу стоять на месте, мне хочется все крушить, и поэтому я хожу по комнате, постоянно глотая коньяк, пытаясь запить желчь, которая сочится из матери. — Но предпочла в угоду своим амбициям и эгоизму лишить меня семьи. Да, я сам виноват, но ты… — тру лицо руками. — Валерия и Дана, единственные родные мне люди, они не предавали меня. А ты, видимо, переносила на Леру свои обиды и затаившуюся злобу на бабку. Я помню, как она тебя ненавидела. Но знаешь, даже она была лучше тебя. Она любила меня и не пыталась развести вас с отцом! Не хочу тебя видеть! — выплёвываю на эмоциях, даже не глядя в сторону матери. — Поезжай домой, оставь меня, — уже спокойно говорю я, пытаясь отдышаться. Слышу, как мать всхлипывает и плачет, но у меня настолько наболело внутри, что я потерял чувствительность к ее слезам. Не верю ей больше. Сжимаю переносицу, пытаясь успокоиться. Вроде высказался, но легче не стало.

— Артур, мне плохо, — сдавленно произносит мать. А я горько усмехаюсь. Она опять мной манипулирует. Только я уже не поведусь.

— Хватит! — оборачиваюсь и вижу, как она держится за грудь и глотает воздух. — Выпей успокоительное, надоели твои спектакли! — кидаю ей, собираясь покинуть комнату. Сколько раз она проделывала этот трюк, играя на моих чувствах, добиваясь всего, чего хотела.

— Артур, — уже тихо, глотая воздух, зовет меня. Оборачиваюсь и застываю. Она на самом деле вся бледная, а губы трясутся и синеют на глазах.

— Бл*ть! — подлетаю к ней, видя, как ее ведет, и она потихоньку ложится. Не играет, ей реально плохо. — Где твои таблетки?! — кричу я. Она пытается что-то ответить, но губы дрожат, а речь становится несвязной. Оставляю ее и вылетаю из комнаты, сбегая по лестнице вниз. Вынимаю телефон, набирая скорую, а сам глазами ищу ее сумку. У меня у самого внутри все немеет, и руки отнимаются.

— Девушка, скорую, немедленно! — кричу в трубку. Нахожу сумку и вытряхиваю содержимое на диван.

— Не кричите, успокойтесь, объясните, что случилось, — лениво выдают на том конце.

— Моей матери плохо, мне немедленно нужна скорая! И если из-за вашего промедления с мамой что-то случится, я тебя закопаю! — рычу в трубку.

— Все звонки записываются, не угрожайте мне! — фыркает девушка, приводя меня в ярость. Нахожу пузырек с таблетками и несусь назад наверх.

— Слушай меня, тупая овца! Пока ты тут фыркаешь, моя мать умирает!

— Назовите адрес, — недовольно отвечает она. И я диктую ей чертов адрес, а в ответ слышу, что мы слишком далеко, и скорая не сможет приехать быстро. Вбегаю в спальню, так и не сбросив звонок. Подхожу к матери, беру ее за руку, пытаюсь приподнять, но она не реагирует.

— Мама! Мам! — кричу, слегка ударяю по щекам, но мать не приходит в себя.

— Мужчина, успокойтесь! Вы меня слышите?! — кричит мне в трубку оператор. — Скорая выехала. Поставьте телефон на громкую связь, я буду говорить, что делать, как оказать первую помощь.

И потом она много чего говорила, подсказывала, вплоть до искусственного дыхания и массажа сердца. Но все было бесполезно… Как оказалось, мать умерла еще до того, как я вбежал в комнату с лекарством. Мне просто отчаянно не хотелось в это верить. Мне казалось, что я чувствую ее пульс и дыхание…

Я убил мать.

ГЛАВА 33

Артур

Похороны завтра. Не трудно все организовать, когда у тебя достаточно денег и власти. Пара звонков, и все пройдет на высшем уровне, как и заслуживает моя мать. Я на работе, в своем кабинете. Нет, я не работаю, мне просто некуда идти, да и незачем. Мой дом теперь не просто пуст, он стал свидетелем моего убийства. Моя мать умерла на нашей с Лерой кровати. Умерла, не выдержав моей злобы, которую я на нее выплеснул.

Сжимаю голову руками и глотаю уже чистую ледяную текилу, прямо из бутылки. Мне плевать, как выгляжу и в каком состоянии буду завтра. По-моему я даже не переодевался и ничего не ел сегодня. Алкоголь мне заменяет все. Он обжигает глотку, внутренности и дает иллюзию полета. Он помогает мне окончательно не свихнуться и не пустить себе пулю в лоб. Делаю еще один глоток текилы и оскаливаюсь, чувствуя, как немеют губы. А хочется расщепиться на атомы, разлететься на все четыре стороны и больше не чувствовать этой скручивающей боли и чувства вины.

Встаю с места, подхожу к сейфу, открываю его, достаю револьвер, заряжаю одной пулей, прокручиваю барабан и сажусь на место. Откидываюсь на кресле, запрокидываю голову и смотрю в потолок, в одну точку, играя с барабаном револьвера, постоянно прокручивая его. Говорят, смерть матери была очень быстрой, почти мгновенной, и никто не виноват, так бывает — сердце не выдержало. Но я-то знаю, что к смерти привел ее я. И груз дикой вины давит на меня, сжимая грудную клетку. Кажется, еще немного, и мне раздробит кости. Закрываю глаза и тону в черной бездне. Она поглощает меня все глубже и глубже, засасывая. Еще немного, и захлебнусь. Стоит открыть глаза, и я вынырну в реальность, возвращаться не хочется. Где-то там, на дне этой бездны, я слышу противный раздражающий смех суки-судьбы. Она смеётся над тем, как я похерил всю свою жизнь. Сам лишил себя семьи, счастья, опоры, любви, веры, нежности и обожания жены. А потом несколькими ядовитыми словами убил собственную мать. Что за тварь-то я такая, которая безжалостно уничтожает все на своем пути?!

И вот когда я уже почти захлебываюсь в этой бездне, двери моего кабинета резко распахиваются.

— Пошли вон! — рычу, так и не отрыв глаза. Но кто-то очень бесстрашный захлопывает дверь и проходит внутрь, вынуждая меня окончательно вынырнуть из бездны. Открываю глаза, поднимаю голову и вижу Тимура. Он снимает пальто, швыряет его в кресло, берет стул и садится на него верхом, опираясь на спинку руками. Кидаю револьвер на стол, беру бутылку, отпиваю текилы, с грохотом ставлю и толкаю ее в сторону Тимура. Он спокойно подхватывает бутылку и делает пару глотков, даже не морщась.

— Извини, только узнал. Соболезную. Чем я могу тебе помочь? — серьезно спрашивает он, берет из моей пачки сигарету, прикуривает, слегка запрокидывает голову, выпуская дым в потолок.

— В жалости не нуждаюсь, помощь не нужна и собутыльник — тоже, — отвечаю без злобы. Просто никого не хочу видеть. — Похороны завтра в полдень.

— Я обязательно буду, — кивает он, берет бутылку, глотает текилы и затягивается сигаретой.

— Хорошо, а сейчас вали к молодой иностранной жене, трахни ее пару раз в угоду своим амбициям, — сам не понимаю, зачем это несу, из меня льется желчь.

— Давно ли ты престал трахать все, что движется, в угоду своим алчным и грязным потребностям? — также жалит меня в ответ Тимур, оскаливаясь в мою сторону. Хитрый волчара, палец ему в рот не клади — откусит по локоть. Этим он мне и нравится, и поэтому мы до сих пор дружим, а не перегрызли друг другу глотки из-за больших денег.

— Один-один, — отвечаю я. Беру бутылку, отпиваю еще алкоголя и откидываюсь в кресле, закрывая глаза. Задушевные разговоры мне не нужны. Хочет смотреть на мое падение — пусть смотрит.

— Ты бы лучше к жене и дочери поехал, провел это время с ними. Любовь женщины и теплота ребенка лучше всяких лекарств.

— Я бы поехал, но… — не договариваю, потому что и сказать-то нечего. Не хочу приползать к Лере побитой собакой и скулить у нее в ногах. Я обещал дать ей время.

— Знаешь… — Тимур делает паузу на несколько глотков алкоголя. — Когда я был женат на той твари… — После развода друг никогда не называл имя жены, теперь в его подсознании ее зовут «тварь». Раньше я не понимал, почему он настолько жесток с ней, почему его кидает из лютой ярости в дикое отчаяние и обратно. Выкинул из жизни тварь, отряхнулся и пошел дальше. А теперь, бл*дь, когда полюбил, очень хорошо понимаю его состояние. Самую сильную боль причиняют только самые близкие и любимые люди. — Я всегда бежал к ней за подпиткой энергии. Хреново идут дела — беру жену и уезжаю за город, окунаюсь в нашу близость. Хреновое настроение — бросаю все и веду ее по магазинам, глядя, как она радостно смеется, хватаясь за обновки. На душе неспокойно — звоню только ей и разговариваю, неважно о чем, главное — слышать ее голос и понимать, что все вокруг не имеет значения, главное — в моей жизни есть женщина, которая дает мне жизненные силы, — его голос немного срывается, там появляется горечь. Я знаю всю его историю, и нет, не жалею, я рад что он смог взять себя в руки, переболеть этой тварью, которая раньше звалась его женой. — И когда я потерял эту возможность, когда хреново и больно сделала мне именно та, в которой я нуждался и искал утешение, то понял, что никогда уже не стану прежним. Все бабы — ползучие твари, скрывающиеся за красивыми обертками. Их можно только драть, по-животному удовлетворяя свои потребности, а не искать в них смысл жизни, — со злобой сквозь зубы цедит он.

— Лера не такая! — рычу ему в ответ, не понимая, к чему он ведет. — Тварь здесь я! — Допиваю бутылку текилы и иду в бар за новой.

— А когда увидел Валерию, понял: чудеса бывают, существуют еще такие бескорыстные девочки. Она смотрела на тебя как на Бога, восхищенными глазами. И такая женщина, каких одна на миллионы, досталась тебе. Тебе, сукиному сыну! — он встает со стула и идет ко мне. — И так легко тебе все в жизни давалось: смазливая внешность, деньги, статус, власть, компания, жена, ребенок, — он неожиданно резко хватает меня за грудки и встряхивает, на секунды выхватывая из алкогольного марева. — Но ты настолько слеп и эгоистичен, что умудрился все потерять. А теперь сидишь здесь, жалеешь себя и заливаешься пойлом. Поверь, алкоголь не решит проблем, а только усугубит! Я знаю — сам уходил в жесткие запои, — агрессивно рычит он мне, еще раз встряхивая. Хватаю револьвер и приставляю дуло к его виску.

— Руки от меня убери! — спокойно, но холодно прошу его я. А он скалится как волк и ухмыляется.

— Думаешь, я боюсь пули в лоб? Нет! Нажимай на курок, мне похрен. Уйду из жизни молодым, на пике и красиво, от пули друга. И еще после смерти буду какое-то время сенсацией.

— Да какой ты бесстрашный. Учишь меня, как жить, а сам жизнь ни во что не ставишь! — ухмыляюсь, отталкиваюсь ногой от стола и резко отъезжаю в кресле назад, вырываясь из его захвата. — Сыграем? — прищуриваю глаза, прокручивая барабан револьвера. Да, я провоцирую и беру его на «слабо». Я неадекватен и даже не скрываю этого.

— Я играю с судьбой в затяжную шахматную партию, и пока у нас ничья, — он вырывает у меня револьвер, открывает барабан, убеждается, что там одна пуля, и сам прокручивает его. Тимур хватает текилу, отпивает жадными глотками, стирает капли алкоголя с губ тыльной стороной ладони, приставляет ствол к своему виску и улыбается. И ведь выстрелит же, сукин сын. Не хватало еще одной смерти на мою поганую душу.

— Все, хватит, я верю, что ты способен снести себе башку, — говорю я, но он даже не думает убирать ствол. Встаю с места, подхожу к другу вплотную, выхватываю бутылку и тоже глотаю текилу, глядя Тимуру в глаза. А там ни грамма фальши или сомнения. — Отдай револьвер.

— А что такое, зассал? — усмехается Тимур. Не отвечаю, вскидываю руку, чтобы выхватить у него револьвер, но он резко нажимает на курок. Раздается характерный щелчок, и меня словно простреливает в позвоночнике, задевая самый главный нерв и кидая в холодный пот. Выстрела не следует, осечка, но я все равно выхватываю револьвер у Тимура и вручаю ему бутылки текилы.

— Сукин сын! — рычу ему в лицо и в состоянии аффекта приставляю дуло к своему виску. Тимур перестает смеяться и сжимает челюсть. Он тоже знает, что я выстрелю.

— А вот тебе этого делать не нужно, — спокойно говорит он, вынимает из кармана пачку, достает одну сигарету, кидает пачку на стол, прикуривает и выдыхает дым мне в лицо.

— А это мне решать, — ухмыляюсь я.

— Арт, не дури, поиграли и хватит! — уже зло рычит друг. А мне насрать, я вдруг четко понимаю, что хочу эту пулю в лоб. Он дергается, пытаясь забрать у меня револьвер, но я резко отшатываюсь. Я немного пьянея друга, и реакция у него лучше… Все происходит мгновенно, Тимур все-таки выбивает из моих рук ствол, и я по инерции нажимаю на курок…

Раздается выстрел. Пуля, предназначенная мне, впивается в стену. Если друг играет с судьбой, имеет ее, держа на коротком поводке, то меня она не любит и посылает мне пулю с первого раза.

— Ох*еть! — произносит Тимур, глубоко затягивается и отдает сигарету. А я сползаю на пол, сажусь, облокачиваясь на стену, и пытаюсь отдышаться. Какие-то доли секунды — и я был бы уже мертв. — Идиот, — выплевывает Тимур и садится рядом со мной.

— Иногда кажется, что легче сдохнуть. Не мне легче… Всем вокруг станет легче оттого, что такая тварь как я перестанет существовать, — выдыхаю, сильно затягиваясь едким дымом сигареты. Запрокидываю голову, ударяясь затылком об стену.

— Я играю с судьбой, потому что мне нечего терять. За мной никто не стоит. Моя смерть никому не причинит боль. Я предоставлен сам себе и поэтому сам распоряжаюсь своей жизнью. А ты оставишь после себя вдову и дочь без отца. Им будет больно, очень больно. Так что выключай эгоиста и рви этот мир ради них.

ГЛАВА 34

Валерия

— Очень соболезную и скорблю вместе с вами, — произносит няня, забирая Дану.

— Не понимаю, о чем вы? — спрашиваю я, торопливо проверяя сумку на наличие денег и телефона.

— Как не понимаете? Умерла ваша свекровь, — с уверенностью сообщает она.

— Регина Альбертовна?! Как это случилось?

Я не любила эту женщину, но и смерти ей никогда не желала. По телу проносится неприятный холодок, и спирает дыхание. Свекровь всегда была бодра, и мне казалось, что женщина придумывает болезни.

— Говорят, она сильно поругалась с сыном, и ее сердце не выдержало, — шепчет она мне так, будто нас могут подслушать.

— А вы откуда знаете?! — возмущенно произношу я, потому что об этом знает няня, а я — нет.

Почему Артур мне не сообщил? «Потому что я ему запретила разговаривать со мной», — шепчет мне гадкий внутренний голос.

— Так ваша домработница — моя двоюродная сестра. Извините, я думала, вы в курсе, — мнется женщина и быстро сбегает в комнату под предлогом покормить Дану. Выхожу на улицу, вдыхаю холодный воздух, да так и остаюсь стоять на крыльце. Я опаздываю на работу, нужно торопиться, но внутри все сжимается от оглушительной новости. Вынимаю телефон, набираю номер мужа, но абонент недоступен. Сердце пропускает удары, и грудь неприятно сдавливает. Артур любил свою мать, и, какая бы она ни была, мне безумно жалко эту женщину. Набираю номер мужа еще раз, но он по-прежнему отключен. Глаза щиплет от подступающих слез, мне так важно поговорить с ним, услышать голос, подержать. Все обиды и горечь вдруг кажутся такими незначительными, по сравнению с непреодолимым желанием увидеть мужа.

Сажусь на лавочку возле подъезда и звоню на работу, сообщая, что не выйду. В отчаянии листаю контакты в телефоне в поисках хоть кого-то, кто может подсказать, где сейчас мой муж. Нахожу номер нашей домработницы, и, слава богу, мне отвечают. Женщина говорит, что похороны в полдень, а Артур должен быть в доме Регины Альбертовны. Беру такси и мчусь туда. На часах всего девять, и я должна успеть.

Выхожу из машины и останавливаюсь около огромных ворот. Я была здесь только один раз, когда знакомилась со свекровью. Собираюсь постучать, но мне открывает один из охранников.

— Артур здесь?

Парень молча кивает и взмахом руки приглашает войти. Сначала медлю на тропинке, ведущей к дому, оглядываюсь по сторонам, а потом ускоряю шаг и бегу. Вхожу в дом, торопливо снимаю куртку, шапку, иду в гостиную и обнимаю себя руками. Здесь очень холодно, шторы задёрнуты, мебель накрыта, с полов убраны ковры, и пахнет стерильностью. Оглядываюсь по сторонам и вижу на комоде часы Артура, беру их, кручу в руках и понимаю, что они не идут. Остановлены без двадцати девять.

— В это время умерла мама, — слышу его голос и оборачиваюсь. — Я остановил часы, которые были на моей руке в момент ее смерти, — он стоит, упираясь руками в спинку дивана, и осматривает меня с ног до головы. Артур осунулся, небритый, под усталыми и потухшими глазами круги.

— Как это произошло? — голос пропадает, но я стараюсь держаться.

— Я убил ее, — чересчур спокойно отвечает он.

— Что ты такое говоришь? — сжимаю часы, не веря в услышанное.

— Мы поругались, точнее я высказал все, что думаю, обвинив ее во всех своих грехах. Может быть, она и была виновата, но почву создал я. Я, понимаешь! И нашел крайнего в лице матери. Какая бы она ни была… я должен был… — он не договаривает, глотает воздух, словно задыхается, а потом закрывает глаза, берет себя в руки и смотрит уже куда-то сквозь меня.

Я не верю ему, от отчаянья он необъективен и берет вину на себя. Выхожу из ступора, подхожу к нему, беру за руки, отрывая их от дивана, и обнимаю. Льну к мужу, утыкаясь носом в его шею, и глубоко вдыхаю любимый запах. Сначала он застывает, словно не верит, а потом зарывается в мои волосы, прижимает к себе и немного расслабляется.

— Ты не виноват, — говорю ему в шею, а сама жмусь ещё сильнее, понимая, как скучала. Пусть покажусь жалкой дурой, но я больше не могу без Артура. Жизнь не имеет смысла без моего мужчины.

— Виноват. Я полностью разрушил свою жизнь своими же руками, — говорит он, а сам перебирает мои волосы и вдыхает их запах.

— Ты просто сказал ей все, что чувствуешь, она должна была тебя понять как сына, это просто совпадение, — пытаюсь доказать ему обратное, но Артур мотает головой, не принимая моих слов.

— У нас же есть ещё время до похорон?

— Есть, — беру его за руки и тяну на один из диванов. Заставляю сесть и сама забираюсь к нему на колени, седлая, сажусь лицом к лицу. Обхватываю его лицо, вынуждая смотреть мне в глаза.

— Ты был хорошим сыном. Не смей себя винить! Слышишь! — А он смотрит мне в глаза и сжимает мое тело. Опускаю голову на его плечо, закрываю глаза и поглаживаю его плечи.

Мы просидели около часа, может, больше. Он прижимал меня к себе, перебирая волосы, а я дышала ему в шею, целовала ее, пытаясь согреть мужа, отдавая все свое тепло.

Он прогонял меня домой, ведь однажды я сказала, что жутко боюсь кладбищ. Но я должна была находиться рядом с мужем и наотрез отказалась его покидать. Чтобы ни случилось, он мой родной, и у него теперь нет никого, ближе меня и дочери. Мой мужчина надломленный, наказан судьбой, и я уже не имею права его добивать.

На мое удивление народу было не так много. Несколько друзей семьи, немного дальних родственников и друг Артура, Тимур. Не знаю, почему его боится Дашка, он показался мне хорошим человеком, поддерживал нас, сам руководил людьми, которые организовывали поминки, и сказал очень много правильных слов о том, что жизнь у нас одна, и она продолжается, а те, кто нас покинул, останутся с нами навечно, подобно добрым воспоминаниям. Да, Тимур похож на матерого волка, особенно взгляд, от которого идут мурашки. Некое амплуа бандита, или даже мафиози с цепким, пронзительным взглядом. Но мне показалось, что на этого человека можно положиться, он не так страшен, как кажется.

Артур держался хорошо, принимал соболезнования, беседовал с родственниками, благодарил всех за поддержку, только глаза у него оставались пустыми, безжизненными, словно он смертельно устал, и на него давит груз. Мне не была близка свекровь, но я постоянно сдерживала слезы. Сама обстановка, осознание того, что жизнь скоротечна, и обреченность в глазах Артура угнетали.

К вечеру все разошлись, и в доме Регины Альбертовны уже командовала я. Указывала прислуге, что делать, помогала убрать стол и отпускала всех домой, рассчитываясь. Артур сказал, что собирался продать этот огромный мрачный дом.

В гостиной над камином повесили болшой портрет свекрови, под которым поставили свечу и цветы. Она все же была красивой, статной женщиной с аристократической внешностью.

Пока Артур курит на крыльце, беседуя с Тимуром, я сажусь в кресло, кутаюсь в кофту и рассматриваю женщину на портрете.

— Уж простите меня, знаю, вам, наверное, дико не нравится, что я здесь распоряжаюсь, — тихо обращаюсь к ней. — Обещаю больше ничего не трогать. И так же обещаю заботиться о вашем сыне и любить его.

Отворачиваюсь к окну, звоню няне, говорю, что скоро приеду за дочерью. Откидываю голову на спинку и прикрываю глаза. Ноги гудят, в висках пульсирует, и хочется спать. Сама не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь оттого, что меня поднимают на руки. Я как ребенок, укутанный в большой пушистый плед, мне так хорошо и не хочется открывать глаза, утыкаюсь в шею мужа и глубоко вдыхаю. От него пахнет табаком, но я с удовольствием дышу этим запахом.

— Нужно Дану забрать, — сонно шепчу в его шею, касаясь холодной кожи губами.

— Что мы сейчас и сделаем, — отвечает Артур и выносит меня на улицу, открывает машину и сажает на переднее сидение. Нет никаких водителей, он сам садится за руль и заводит двигатель. — Поспи пока, котёнок, — немного сипло произносит он, а у меня мурашки бегут по телу от его голоса, и чёртовы бабочки опять порхают.

С ним так хорошо, спокойно и уже почти не больно. Отболело. Не могу больше его мучить, да и себя тоже. Как бы я ни зарекалась, не смогу без него жить. Киваю ему, а сама кутаюсь в плед и поворачиваюсь сторону Артура. Он уверенно ведет машину, а я рассматриваю мужа. Такой усталый, кажется, даже похудел, скулы заострились. Несмотря на боль, хочется заласкать его, зацеловать… И одновременно колотить в грудь и кричать, какая он сволочь, что я убью его, если хоть раз еще предаст меня и изменит! Конечно, в душе тысяча сомнений, но во мне живет дикая, безумная любовь к этому мужчине, и становится почти все равно на то, что было раньше, хочется верить Артуру и дать второй шанс.

— Наш дом я тоже продам, — сообщает Артур, когда приезжаем к дому няни.

— Почему?

- Потому что он теперь несет неприятные воспоминания: боль и смерть. Мать умерла в нашей спальне, не хочу туда возвращаться.

— Хорошо, — киваю, соглашаясь. А он замолкает, видно, что хочет мне что-то сказать, но нервничает. Сжимает руль, берет сигарету, зажимает ее губами, но не прикуривает.

— Иди, сам забери дочь, поскольку ты не взял мою куртку, а я не хочу идти в пледе, — усмехаюсь я. — Потом заедем к Дашке, я возьму вещи Даны, и поедем к тебе в квартиру.

Артур кидает сигарету на приборную панель, резко ко мне оборачивается и заглядывает в глаза, будто не верит в сказанное.

— Лерочка, я обещаю…

Мотаю головой, не желая его слушать, на сегодняшний день достаточно эмоциональных всплесков.

— Мы еще поговорим, но позже, иди и забери нашу дочь.

ГЛАВА 35

Артур

Укладываю дочь спать и не могу ей надышаться. От моей маленькой принцессы пахнет жаждой жизни и счастьем. Всем, чего мне не хватало. Лера рядом, дочь сладко спит на нашей кровати, раскинув руки звездочкой — теперь все на своих местах. Я, наверное, только недавно осознал, что настоящее богатство — это ни деньги, ни активы и даже ни власть, а крепкая и любящая семья. И ведь я, идиот, мог ее потерять. Хочется разбежаться и размозжить себе голову об стену, чтобы никогда больше и мысли не возникло, будто данное мне счастье никуда не денется. Мои девочки — это все, что у меня осталось, и я готов отдать остальное, лишь бы они всегда были рядом. Мучительно больно осознавать, что они где-то есть, радуются жизни, но без тебя. И невыносимо понимать, что ты сам их оттолкнул.

В квартире сладко пахнет ребёнком и терпко моей женщиной, я пьян и одурманен этими ароматами. Поправляю волосы дочери, которые падают ей на лицо, наклоняюсь, еще раз глубоко вдыхая и впитывая запах моего ребенка. Тимур прав: я готов порвать всех ради моих девочек. Не важно, чего я добился в жизни, и каких высот достиг, если рядом нет тех, с кем это можно было бы разделить.

Лера сделала первый шаг, молчаливо дала мне шанс, теперь все шаги за мной. Несмотря на горе, я до одури счастлив, что меня, мудака, все еще любят, иначе я бы утонул и захлебнулся в черной бездне.

Накрываю мою девочку одеялом, обкладываю ее подушками, чтобы она не упала, поднимаюсь с кровати и спускаюсь вниз. Я устал больше морально, чем физически, на виски давит тупая боль. Все, чего я теперь хочу — это окунуться в сладкий медовый запах своей жены и уснуть.

Слышу звон посуды на кухне и вижу, как Лера в одной из моих футболок, надетой на голое тело, вынимает тарелки из шкафов. Сажусь за стойку, складываю руки в замок и просто наблюдаю за ней. Как долго я не видел ее такой домашней и спокойной. Лера ставит две тарелки, бокалы, приборы и делает вид, что не замечает меня, хотя постоянно кусает розовые губки и прячет взгляд.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, а сам сглатываю, когда Лера тянется к верхней полке, и ее футболка задирается, оголяя кусочек упругой попки.

— Хочу тебя накормить. Твой холодильник как всегда пуст, и я заказала еду. Ты не ел ничего сегодня, и что-то мне подсказывает, что и вчера, и позавчера — тоже, — грустно выдыхает она.

— Не хочу есть, пошли спать.

— Я не спрашивала, чего ты хочешь, — строго говорит она. — Я буду тебя кормить.

— Из твоих рук я готов принять даже яд, — отвечаю, беру сигареты и ухожу на лоджию.

Тяжело находиться с ней рядом и понимать, что Лера еще опасается меня. Заботится, но в глаза старается не смотреть. Она сделала несколько шагов, но между нами еще стена. Невыносимо смотреть на жену, когда она рядом, понимать, что нужно быть осторожным, а хочется сломать стену, присвоить эту женщину себе и доказать, что она моя.

Приоткрываю окно, вдыхаю холодный воздух, тру лицо руками и вынимаю сигарету, прикуриваю ее, впуская в легкие горький дым, выдыхаю его струйку через нос и тут же затягиваюсь еще. Сука, как же сложно-то, оказывается, любить! Когда внутри распирает от чувств, когда хочется выплеснуть их, но нужно действовать осторожно, чтобы не испугать Леру. А самое главное я хочу того, что раньше она мне и так отдавала безоговорочно, а теперь прячет. Хочу ее искреннюю, чистую любовь и полное доверие. Я сам это уничтожил, и теперь нужно начинать все сначала.

Слышу, как доставляют еду, и снова звон посуды. Кормить, значит, она меня будет. Да, я дико голодный! Мне хочется сожрать не только еду и, несмотря на усталость, утолять голод всю ночь. Хочу раствориться в жене и забыться хотя бы на несколько часов.

— Ужин доставили. Там все, что ты любишь, пошли, — тихо зовет Лера, заглядывая на лоджию.

— Ты иди, я сейчас, — затягиваюсь еще раз, потому что мне нужно собраться и поговорить с ней, попытаться найти слова, которые вернут мне хоть капельку доверия.

— Нет! Так не пойдет. Ты сегодня очень много выкурил. Так нельзя, — вновь строго заявляет она, вырывает сигарету, выкидывает ее в окно и закрывает его. Берет меня за руку и тянет за собой. — Пошли.

Невольно опускаю глаза на грудь Леры и замечаю, как из-за холода напряглись ее маленькие розовые соски, как просвечивают через тонкую ткань футболки. Перехватываю ее руку, дергаю на себя и впиваюсь в сладкие губы. Лера застывает, не отвечает мне, но и не отталкивает. А мне и этого достаточно, я хочу жадно ее любить, только бы не отталкивала. Я так истосковался по ее телу, что меня начинает трясти, как голодного дикого зверя. Она и сама не подозревает, что творит со мной невероятные вещи, внутри все скручивает тугим узлом болезненного желания.

— Ты мне сейчас очень необходима, — хрипло шепчу ей между поцелуями и стискиваю талию. Пытаюсь притормозить и быть нежнее, но в паху простреливает так, что хочется выть. — Лера-а-а-а, — тяну ее имя и все-таки притормаживаю, потому что она не отвечает.

А потом происходит то, чего я уже и не жду. Она обвивает мою шею, царапая ноготками, и тянет к себе сама, целуя, покусывая и всасывая мои губы. И все! Внутри что-то взрывается яркой вспышкой. Зарываюсь в мягкие, еще немного влажные волосы, сжимаю и на секунду отстраняю ее от себя только для того, чтобы заглянуть в опьяненные глаза и понять, что она совсем не против, она по-прежнему всецело принадлежит мне.

Удерживаю мою девочку и дарю ей немного нежности, водя пальцами по чувственным губам, скулам, подбородку, шее, нащупывая трепещущий пульс. Совсем немного ласки, потому что на большее сейчас я не способен. И опять набрасываюсь на ее сладкие губы, но уже получаю отдачу, сплетая наши языки.

Сжимаю грудь, потираю острые соски через футболку, и меня бросает в пот, член болезненно дёргается, кажется, я готов кончить только от ее стона мне губы.

— Моя сладкая, вкусная девочка, — лихорадочно шепчу, задирая футболку, чувствуя, как она пытается расстегнуть пуговицы на моей рубашке. Ее пальчики дрожат, и моя маленькая женщина не выдерживает, дергает, отрывая пуговицы, распахивает рубашку и проводит ногтями по моей груди, заставляя меня хрипло выдохнуть ей в рот. Подхватываю ее под бедра, сажаю на подоконник, прислоняя спиной к холодному стеклу. Раздвигаю ножки, устраиваюсь между них и спускаюсь поцелуями по шее, всасывая нежную кожу, оставляя засосы. Срываю с нее футболку, отшвыривая в сторону, и покрываю голодными поцелуями желанное тело. Сжимаю груди, свожу их вместе, чтобы всосать нежные розовые соски, твердые как бусинки.

Она выгибается в моих руках, стонет и царапает мне плечи, а я зверею от ее реакции, оттого что отдаётся мне, оттого что по-прежнему моя.

— Как же я скучал, котёнок, — шепчу в ее кожу и, прокладывая дорожку из поцелуев все ниже, опускаюсь на колени и закидываю стройные ножки себе на плечи. Целую гладкий лобок, веду языком ниже, раскрываю складочки и всасываю клитор, одновременно толкаясь сразу двумя пальцами внутрь тесного и мокрого лона. Меня разрывает от перевозбуждения, но я хочу выпить ее наслаждение. Играю языком с пульсирующим клитором, толкаясь пальцами глубже, и хрипло стону оттого, как она сжимает мои пальцы, награждая спазмами наслаждения. Безжалостно дразню ее клитор языком, одновременно трахая пальцами узкое лоно. Ее стоны, всхлипы и маленькие пальчики, которые скручивают мои волосы, сводят с ума. Мне кажется, что я вообще беру ее впервые. Все настолько остро, что меня трясет, пот по спине катится, и кажется, что я сейчас кончу в штаны только от очередных ее стонов и спазмов.

Она так сильно извивается, что я стискиваю ее бедра, пытаясь удержать на месте. Мне так нравится мучить мою девочку, то нежно лаская кончиком языка клитор, то сильно его всасывая и одновременно поглаживая пальцами стенки лона. Ее стоны становятся громкими и рваными, словно Лера задыхается, ее ножки дрожат, а тело выгибается.

— Пожалуйста, пожалуйста-а-а-а, — выстанывает она.

— Блядь! — не выдерживаю я. Отрываюсь от ее лона и быстро поднимаюсь на ноги. Усмехаюсь, когда вижу, что Лера почти плачет. — Что «пожалуйста»? — спрашиваю я, а сам быстро расстегиваю ремень, ширинку и спускаю штаны вместе с боксерами. — Что «пожалуйста», Лера?! — упираясь в мокрые складочки, потираюсь об них налитым членом.

— Артур, пожалуйста, — повторяет она, запрокидывая голову, ударяясь о запотевшее стекло.

— Чего ты хочешь? — вкрадчиво спрашиваю я, а у самого в глазах темнеет от нашего безумия. Провожу мокрыми от влаги пальцами по ее губам и проталкиваю их в ротик. Толкаюсь во влагалище пульсирующей головкой, глядя, как она всасывает мои пальцы. — Отвечай! — рычу как зверь, потому что это невыносимо.

— Я хочу… — задыхается, — Хочу…

— Чего ты хочешь? — проталкиваюсь в нее еще немного и замираю.

— Я хочу кончить! — уже со злостью выкрикивает Лера и расцарапывает мне плечи.

— Какая горячая девочка, — усмехаюсь я. Хватаю ее за шею, притягиваю к себе и впиваюсь в губы, одновременно резко входя в нее до самого упора. Кусаю ее губы, поглощая стон, поскольку в этот момент моя девочка кончает, туго сжимая меня изнутри. На мгновение зажмуриваю глаза и замираю, удерживая Леру на месте, а потом сам срываюсь, обхватываю женские бедра, притягиваю к себе и начинаю двигаться, набирая бешеный темп, преодолевая сопротивление ее сокращающихся мышц от еще не отпустившего оргазма. Хочу еще один оргазм Леры, хочу видеть, как ей хорошо со мной, и насколько она моя. Но я уже перешагнул точку невозврата и от дикого голода по моей жене кончаю глубоко внутри с хриплым стоном. В глазах темно, голова кружится, тело содрогается, а мне мало ее. Я хочу еще!

Утыкаюсь в шею Леры и дышу моим личным наркотиком — медовым запахом. Кажется, я отключаюсь, ощущая только, как она гладит меня по спине. И так хорошо и спокойно становится, как никогда раньше.

— Скажи, что ты меня еще любишь? — прошу я. Так и не выходя из моей девочки, заглядываю в ее изумрудные глаза, подернутые дымкой наслаждения. Она молчит, но глаз не отводит. Убираю влажные волосы, прилипшие к ее щекам, целую припухшие губы, но уже нежно, лениво.

— А ты? — тихо спрашивает она.

— А я тону в тебе, котенок. Я просто не знал, что такое любить по-настоящему, вот и наделал ошибок, — прислоняюсь лбом к ее лбу и закрываю глаза.

— Я люблю тебя, Артур, иначе меня бы здесь не было. Но мне мало моей любви, я хочу ответной, настоящей, где меня не предают.

— Лера, я понимаю, что слова ничего не значат, дай мне время, чтобы… — она не дает мне договорить, прикладывая пальчик к моим губам.

— Тихо, я все вижу по твоим глазам. — Перехватываю ее руку, и прикладываю ладонь к своей щеке. Мне не хватало ее тепла. — Просто больше не предавай, иначе во мне все умрет, следующего раза я не выдержу.

— Я буду хранить тебя, моя маленькая женщина, моя жена, моя любовница и мои сердце и душа!

Она кивает и тепло улыбается, верит мне. И я счастлив как идиот.

— Я прощаю тебя, но, к сожалению, никогда не забуду о случившемся, поэтому готовься — в дурном настроении тебе припомнится все, — смеётся Лера, игриво отталкивает меня, спрыгивает с подоконника и абсолютно голая заходит в комнату. Оборачивается и манит пальчиком. — Пойдем, я буду тебя кормить.

— Ну пошли, — смеюсь я. Покорми мою похоть, маленькая развратница

ЭПИЛОГ

Пока Артур играет с Даной, запираюсь в ванной и дрожащими руками распаковываю сразу три разных теста на беременность. Мне страшно до дрожи. Не знаю, почему так страшно. Я не девочка, у меня уже есть ребенок и любимый муж, который, наверное, будет рад. Но одно дело — запланированная беременность, а другое — вот так неожиданно, по глупости. Боже, что я за дура-то такая?! Как девочка опять забеременела, потому что забыла принять таблетки! Складываю тесты на раковину, сажусь на край ванны и жду, кусая губы. На самом деле тесты не нужны. Я чувствую, что беременна. Тошнота и слабость по утрам, перепады настроения и задержка менструации — верный признак, но все-таки нужно убедиться.

Мы купили новый дом, поближе к городу, не такой огромный как усадьба, но тёплый и уютный. Артур опять доверил мне дизайн. И я опять все оформила чисто по-женски, кроме кабинета Артура и комнаты для отдыха с бильярдом и баром — это муж мне не доверил. Мы ездили отдыхать в Европу с нашей доченькой, и это стало самым ярким событием за последний год.

Мой сумасшедший муж купил целую оранжерею для моего маленького бизнеса. Все хорошо, Артур действительно изменился по отношению ко мне. Он стал более внимательным и заботливым, а главное — более страстным и темпераментным. Я называю его маньяком, когда он открывает для меня что-то новое в сексе, пошлое и развратное. И сама вместе с ним превратилась в развратную самку. Он заставляет меня кричать, выгибаться под ним и бесконечно сладко умирать от оргазмов. Раньше я даже и не подозревала, что секс может быть таким многогранным, таким фееричным и острым, на грани, но таким сладким.

Люди не меняются, и Артур не кардинально изменился. Он все такой же импульсивный и ревнивый. Как и любая пара, мы скандалим и спорим, иногда я с ним не разговариваю, но он быстро ломает любое мое сопротивление. Ломает любовью и лаской, и я не могу устоять перед своим мужем. Я бессильна перед его любовью. Он и дочь — моя жизнь. И это страшно — так любить. Когда не можешь дышать без мужчины, когда смотришь на мужа и думаешь: если с ним что-то случится, то и меня не станет.

Я простила Артура. Простила, потому что невозможно жить с этим грузом и копить в себе боль, злобу и обиду — это все разрушает. Но, естественно, я ничего не забыла и никогда не забуду, где-то глубоко внутри скрывается боль. Людям свойственно ошибаться, люди учатся на ошибках. И, наверное, если бы Артур не совершил эту ошибку, он не осознал бы своих чувств и ценности семьи. Теперь я тоже дико его ревную, к каждому женскому взгляду и к каждой его ответной улыбке на них, но я переживаю это все внутри, поскольку мой муж не дает повода. Он не смотрит на противоположный пол как на женщин, его глаза горят только рядом со мной. И я хочу отчаянно верить, что так будет всегда.

Закрываю глаза и считаю про себя, прекращая гипнотизировать тесты. Мы не планировали еще одного ребёнка, даже не разговаривали на эту тему. Да и Дане пока только два года. Глубоко вдыхаю как перед прыжком, открываю глаза и решительно беру тесты. На простой «палочке» — две яркие полоски, на пластиковой — плюсик, а на самом дорогом написано: «Беременность более трех недель». Меня переполняют эмоции, а из глаз брызжут слезы. Беременна… Беременна… Я рада, но боюсь реакции Артура. В прошлый раз ему понадобилось время, чтобы осознать, что он станет отцом.

— Лера, у тебя все в порядке?! — спрашивает Артур по ту сторону двери.

— Да, все хорошо, я сейчас! — кричу ему в ответ. Быстро умываюсь холодной водой, вытираюсь, прячу тесты в кармане и выхожу из ванной.

— Ну, и что вам приготовить на ужин? — стараюсь выглядеть как можно беззаботнее. Артур, всматривается мне в лицо, и я выдаю себя тем, что прячу взгляд. Муж отдает дочери планшет с какой-то развивающей песенкой-игрой, а сам идет на меня. Подхватывает за талию, берет за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.

— Что случилось? — серьезно спрашивает он.

— Все хорошо, — сама не понимаю, зачем лгу. Наверное, мне самой сложно свыкнуться с мыслью о ребенке. — Тебе очень идет эта новая рубашка.

— Лерочка, не пытайся менять тему. Я же вижу, что вот уже неделю ты сама не своя: то задумчивая, то рассеянная, то плачешь, то смеёшься невпопад. А сейчас ты плакала в ванной и пытаешься это скрыть.

— Я не плакала. Тушь просто в глаз попала, и я умылась.

— Валерия! — О Боже, если он называет меня полным именем, значит, злится. — Я достаточно хорошо тебя знаю и понимаю, что ты сейчас лжешь!

— Я беременна! — выпаливаю и закрываю глаза. Из-под прикрытых век вновь текут слезы.

— Что? — уже мягко спрашивает он, опуская мой подбородок.

— Вот, — вынимаю из кармана тесты и протягиваю Артуру. Он берет «палочки», рассматривает их, а потом хватает меня за руку и тянет на диван.

— Что-то не так с беременностью? — серьезно спрашивает он.

— Нет, не знаю еще, я не была у врача…

— Почему тогда ты плакала и пыталась это скрыть от меня? — взволновано спрашивает он, берет мои руки и сжимает ладони, начиная нервничать.

— Я боялась твоей реакции… Мы не планировали… Вдруг ты не хочешь еще детей. Так вышло, что я забыла принять таблетки, — торопливо тараторю.

— Лера! Твою мать! Испугала! Дурочка! — усмехается он и тянет меня на себя, прижимая. А я всхлипываю, утыкаясь ему в грудь. — Ты родишь мне сына, — довольно произносит он. — Я, конечно, в шоке, это неожиданно, но я рад. Как ты могла подумать, что не захочу этого ребёнка? — Ничего не отвечаю, жмусь к мужу, продолжая всхлипывать. — Ты родишь мне еще ребенка и подаришь еще один смысл жизни. Наша семья станет больше. Это повод для радости, а не для слез, — тихо говорит он и гладит меня по волосам. Киваю ему, поднимаю голову, обхватываю лицо мужа и хаотично целую любимые скулы, щеки, губы. И опять плачу.

— Лерочка, прекрати мне рвать душу, не реви. Я, правда, рад ребенку. Котёнок, ну ты что? — он губами собирает слезы с моих глаз и нежно гладит меня по спине.

— Я так тебя люблю, — улыбаюсь сквозь слезы и вновь ищу его губы.

Жизнь очень сложная, она не такая светлая, как нам кажется. В ней много лжи, предательства и боли. Но если постоянно держать обиды в себе, лелеять свою боль и не отпускать негатив, все так и будет сидеть в вас и сжирать изнутри, порождая злобу. Вы никогда не станете счастливыми, если не отпустите свою боль и не простите тех, кто вам ее принес.

Конец