Читать онлайн 1881

I. Кто-то в черном

Александринский театр в Санкт-Петербурге. В зал вереницей, мерно стуча сапогами, входят жандармы, встают в проходах на равных интервалах друг от друга. Каждый зорко наблюдает за публикой.

Из-за закрытого занавеса доносится звук голосов. Сначала они неразборчивы, но постепенно становятся громче.

ПЕРВЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС

…Только рыскаете по городу да смущаете всех, трещотки проклятые! Сплетни сеете, сороки короткохвостые!

ВТОРОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС

Пачкуны проклятые!

ТРЕТИЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС

Сморчки короткобрюхие!

Это реплики из последнего явления «Ревизора». Артикуляция старомодная, голоса несколько неестественные – так играли в девятнадцатом веке.

Занавес раздвигается. Действительно, идет гоголевская комедия в постановке труппы императорского театра. Декорации, костюмы, движения актеров – всё архаичное.

БОБЧИНСКИЙ

Ей-Богу, это не я, это Петр Иванович.

ДОБЧИНСКИЙ

Э, нет, Петр Иванович, вы ведь первые того…

БОБЧИНСКИЙ

А вот и нет; первые-то были вы.

Входит жандарм.

ЖАНДАРМ

Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе. Он остановился в гостинице.

Немая сцена.

Громкие размеренные хлопки сзади, за спинами у зрителей. Осветилась царская ложа. После того, как зрители понимают, что теперь нужно смотреть туда, и поворачиваются, свет на сцене меркнет, занавес закрывается.

В царской ложе, у самого бортика, сидят четверо: царь Александр II, по бокам от него княгиня Юрьевская и Великий князь Константин Николаевич, за последним – цесаревич Александр Александрович. Ладони сдвигают все четверо, но по-настоящему хлопает только император, остальные делают это беззвучно. В глубине ложи стоит, сверкая эполетами, флигель-адъютант.

В середине зала, около прохода (так, чтобы эта зона была освещена, но на значительном отдалении от царской ложи и при этом недалеко от дверей), движение: резко поднялся один из зрителей.[1]

Царская ложа в Александринском театре

К нему кидаются двое жандармов, заламывают руки, сгибают. С замечательной сноровкой тащат к выходу.

АРЕСТОВАННЫЙ

Но позвольте… В чем, собственно… Ай, больно!

Троица исчезает за дверью.

ЦАРЬ (прикрывает рукой глаза, щурится)

Что там такое?

Александр Второй

ФЛИГЕЛЬ-АДЪЮТАНТ

Сейчас выясню, ваше величество. (Кричит в коридор, выбегая.) Охрана! Готовность «Три креста!»

ЦАРЬ (пожав плечами, цесаревичу)

Саша, так что с твоей женой? Бедняжка Минни сильно нездорова?

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Ничего опасного, батюшка. Просто небольшой грипп.

Заглядывает флигель-адъютант.

ФЛИГЕЛЬ-АДЪЮТАНТ

Ваше величество, в зале задержан подозрительный субъект. Выясняют. Просят обождать.

Юрьевская вскрикивает. Флигель-адъютант снова исчезает.

ЦАРЬ

Спокойно, Катя, помни, что я говорил. Жена государя на публике эмоций не проявляет. Мы спокойно обсуждаем спектакль. (Цесаревичу.) Как тебе постановка, Саша? Отвечай с улыбкой и неторопливо, на нас смотрят.

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Очень люблю финал. Явился посланец от государя, и всё встало на свои места. Публика пять действий потешается над властью, а выходит из зала с осознанием ее правды и величия. Гоголь, Пушкин, Жуковский, Федор Михайлович Достоевский – вот настоящие русские писатели. Бичевали порок, но не государство…

ЦАРЬ

Да что же там? Неужто снова покушение? Говори, Саша, говори. И улыбайся.

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

…Тот же Карамзин. Какой ясный ум, какая простая идея. Назначить в каждую губернию по-честному, дельному начальнику – вот и всё, что надобно. Неужто на стомиллионную державу не сыщется несколько десятков толковых людей? Каждый заведет себе такую же, как он, команду, и не понадобится никаких реформ, никаких новых потрясений, от которых общество впадает в нервическую горячку…

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Саша, помилуй! Времена просвещенного абсолютизма прошли! Остались в восемнадцатом веке. В восемнадцатом, Саша! Тысяча восемьсот восемьдесят первый год на дворе! Мы живем в эпоху машин, технологий, систем. Хороших администраторов создает хорошая система. А при плохой системе любой губернатор, хоть золотой-яхонтовый, скоро превращается в Сквозник-Дмухановского. Тебе тридцать шесть лет, Саша, однажды ты станешь государем, а рассуждаешь, как…

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Дядя Костя, я только хотел сказать, что…

Возвращается флигель-адъютант.

ФЛИГЕЛЬ-АДЪЮТАНТ

Всё в порядке, ваше величество. Просто кому-то не понравился спектакль. Хотел демонстративно выйти.

Великий князь Константин Николаевич

ЦАРЬ

Ну, стало быть, Саша станет государем еще не сегодня. Успеет набраться ума… Господи, как всё это осточертело! Повсюду подозревать злоумышленников…

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Скоро безумие закончится. Программа, подготовленная Михаилом Тариеловичем, переменит атмосферу. Общество будет целиком на твоей стороне, революционеры окажутся в изоляции. Тогда полиция быстро их всех переловит и установится спокойствие. Граф в этом совершенно уверен.

ЦАРЬ

Дай-то Бог. Живем, будто в окружении злых духов, которые могут проникнуть всюду: хоть в театр, хоть в твой собственный дом…

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Кстати о ду́хах. У нас сегодня вечером выступает мадам Радда-Бай. Та самая, знаменитая спиритка, о ней говорит весь мир. Оказывается, она русская, представляете? Настоящее имя Гловацкая, Бловацкая – что-то такое. Прибыла из Индии по семейным делам, почти тайно. Никто о ее приезде не знает. Согласилась дать только один сеанс в самом узком кругу. У меня на Английском проспекте. Едемте! Хоть раз собственными глазами увидите, сколь мало наша наука знает о тайнах мира. Право, я посажу вас в дальний угол, в гостиной будет полумрак, никто и не догадается. Катенька? Екатерина Михайловна? Вы ведь интересуетесь подобными вещами, я знаю.

ЮРЬЕВСКАЯ

Я бы, пожалуй… Сэнди, ты как?

ЦАРЬ

Нет, у меня впереди еще длинный вечер. Жду графа Михаила Тариеловича с последней редакцией манифеста. А ты, душенька, поезжай. После расскажешь.

Княгиня Юрьевская

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (цесаревичу)

Саша, ты?

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Увольте, дядя Костя. Я в фантомы не верю.

Выходят: первым царь, за ним наследник. Константин Николаевич и Юрьевская немного задержались: он подает ей упавшую шаль.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Не веришь в фантомы? Это ты зря. Есть многое на свете, друг Гораций…

Когда все вышли, оказывается, что в ложе был кто-то еще. Из-за портьеры появляется Девушка в Черном (ДвЧ). Ее лицо густо набелено. Звучит леденящая музыкальная тема ДвЧ.

Девушка несколько секунд смотрит в зал. Свет в ложе гаснет.

На закрытый занавес проецируется – сквозь снежную вьюгу – смутный вид вечерних улиц: темные контуры домов, тусклые окна, фонари. Стучат копыта. Диалог звучит в трансляции, самих актеров не видно.

Действие сцены митиюки обычно происходит на дорожке «ханамити» (слева)

ЮРЬЕВСКАЯ

Какой ужасный вечер! Можно ли быть такой жестокой! Ведь мы с ней ровесницы! Мой первый выход на публику, я готовилась, ночью почти не спала! И такой афронт! Сказалась больной! Все, конечно, видели: жена наследника демонстративно отсутствовала! «Небольшой грипп», каково? И Бульдожка тоже хорош. За весь вечер ни слова мне не сказал!

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Он очень любил мать. То, что отец всего через месяц после ее кончины женился на вас, было для Бульдожки ударом. Ну и Минни, конечно, подливает масла в огонь. Ее нервируют слухи о том, что ваш с Сэнди морганатический брак – лишь ступенька и что вы метите в императрицы.

ЮРЬЕВСКАЯ

Какая нелепость! Это совершенно невозможно! Да и зачем мне? Я и в кошмарном сне… Мне и положение морганатической супруги в тягость. Все эти косые взгляды, злобное шипение, улыбки на устах и ножи в спину… Насколько лучше было раньше, когда никто не знал… Ах, Константин Николаевич, милый, как же я завидую вам с Анни! Вы живете вместе столько лет, вы любите друг друга, все про это знают, все у вас бывают – и ничего.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Да, даже моя драгоценная супруга, сарделька немецкая, привыкла. Она сама по себе, мы с Анни сами по себе. Я всем так и говорю: там у меня жена терпимая, а тут любимая…

Картинка на занавесе останавливается. Это вид небольшого особняка Кузнецовой на Английском проспекте, 18 с уютно светящимися окнами.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Приехали. Нуте-с, посмотрим, чем нас поразит великая Радда-Бай. Говорят, ей две тысячи лет.

Перед закрытым занавесом навстречу друг другу идут с одной стороны Константин Николаевич и Юрьевская, с другой – Кузнецова, одетая скромнее, но элегантней светлейшей княгини.

КУЗНЕЦОВА

Cheri, наконец-то! Все уже в сборе… Китти, как мило! ([3] Целуется с Юрьевской.) Идемте, еще не началось. Мадам Радда-Бай медитирует.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Что она делает?

КУЗНЕЦОВА

Ничего, просто сидит и смотрит в одну точку. Но разговаривать нельзя. Я встречаю тебя, чтобы предупредить: пришел твой нудный Воронцов, как всегда «по важному делу». Я посадила его в кабинете. Не вздумай с ним застрять. Веди в гостиную, поговорите после…

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Да-да. (Идет.)

КУЗНЕЦОВА (вслед)

Через три минуты не появишься – оторву голову!

Константин Николаевич комично вжимает голову в плечи и изображает трусливый бег.

ЮРЬЕВСКАЯ

Ему сказала и тебе повторю. Как же я вам завидую! И с какой охотой поменялась бы с тобой местами! Вот бы твой был императором, а мой простым великим князем.

КУЗНЕЦОВА

Ну уж это, как говорит моя Настасья, «фигули на рогуле». Лучше расскажи, как всё прошло? На тебя сильно пялились? И главное: в чем была кривляка Минни?

Идут за кулисы.

ЮРЬЕВСКАЯ

Ты не поверишь! Она вообще не явилась! У нее, видишь ли, «небольшой грипп»…

Занавес раздвигается. Домашняя, совершенно непарадная обстановка. Полумрак, по стенам тусклый трепещущий свет газовых ламп. В луче света, прямо на полу, в[4] позе Брахмы сидит мадам Радда-Бай, немолодая грузная дама в сари, с блестящей точкой «тилака», приклеенной на лбу.

Гости – с полдюжины чопорно одетых дам и господ – расположились в креслах. Некоторые перешептываются. Играет тихая индийская музыка.

РАДДА-БАЙ (громко)

Омммммм…

Все вздрагивают.

В одной руке спиритки откуда ни возьмись появляется мундштук с пахитоской. В другой руке сам собой вспыхивает огонь – будто загорелся палец.

Все вскрикивают.

Мадам прикуривает, выпускает к потолку струйку дыма, и дым начинает сочиться отовсюду. Сцена словно окутывается туманом.

«Мадам Радда-Бай» (псевдоним Елены Блаватской)

В гостиной ахают.

Входят с одной стороны Кузнецова и Юрьевская; с другой – сосредоточенно разговаривающие Константин Николаевич и граф Воронцов, очень просто одетый, похожий на писателя Тургенева. Кузнецова прикладывает палец к губам: «Шшшш».

Кузнецова, Юрьевская и великий князь садятся в кресла, расположенные ближе всего к спиритке. Воронцов остается сзади и во время всей сцены стоит, прислонившись к колонне. Иногда усмехается, покачивает головой.

Радда-Бай с неожиданной легкостью, без помощи рук поднимается с пола, садится к столику, накрытому скатертью до пола. На столике посверкивающий шар из зеркальных осколков и гонг.

РАДДА-БАЙ

Я готова. Я наполнилась Силой, Которая Знает Всё. Спрашивайте, Сила ответит моими устами. Только прошу вас, не беспокойте ее пустяками.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Что ж… Ну, скажем: что сулит нашей России недавно начавшийся год, от рождества Христова тысяча восемьсот восемьдесят первый?

Радда-Бай кивает. Прикрывает глаза.

РАДДА-БАЙ (говорит с закрытыми глазами, прерывисто)

Этот год особенный. Роковой. Он определит судьбу России и остального мира на долгие годы… Одно потянется за другим, колесо завертится, и уже не остановится, не остановится, не остановится… Всё дело в девятках… Это магическая цифра во многих верованиях… Девятка число Создателя Брахмы… В девятый час на кресте испустил дух Иисус Христос… У пифагорийцев «девять» худший из знаков… «1881» делится на две зеркальные части: восемнадцать и восемьдесят один. Восемнадцать – это дважды девять. Восемьдесят один – девятью девять… Страшное, страшное сочетание…

ВОРОНЦОВ

Это кто сейчас говорит: вы, мадам, или «Сила, Которая Знает Всё»?

РАДДА-БАЙ (открывает глаза; обычным голосом)

Это говорю я, используя знания, почерпнутые в сокровенных книгах.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (с облегчением)

То есть, не как медиум, не как спиритка?

РАДДА-БАЙ

Я не спиритка. Я спиритуалистка.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

А в чем разница?

РАДДА-БАЙ

Спиритуализм выше. Мы не инструмент Невидимой Силы, мы ее исследователи. Но прежде я была и медиумом. Я умею включать надсознательное зрение. Видеть невидимое. Для этого мне нужно войти в особенное состояние, приподнимающее дух и даже тело над суетной Землей. Хотите, чтобы я это сделала?

ВСЕ

Да-да… Просим ваc!.. Nous vous prions, mada-me![5]

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Я читал поразительные отчеты о ваших полетах и откровениях. Сделайте милость, мадам, загляните в невидимое!

ВОРОНЦОВ (взглянув на часы)

Да, приподнимите тело над суетной Землей, и покончим с этим.

Радда-Бай снова закрывает глаза. Бьет в гонг. Раздается удивительно глубокий и долгий звук. Крутит шар. По сцене и по всему зрительному залу бегут разноцветные блики. Мадам рывком поднимается, будто притянутая магнитом. Вся вытягивается кверху и начинает медленно подниматься – выше, выше. Она парит в воздухе. Газовый свет дрожит и трепещет. Слышатся странные звуки.

РАДДА-БАЙ (широко раскрыв глаза, смотрит куда-то за край сцены)

Боже, это она! Она! Как страшно!

Все оборачиваются, но в той стороне только темнота.

КУЗНЕЦОВА

Кто «она»? Мы никого не видим.

РАДДА-БАЙ

Она, она! Богиня Ужаса! (Простирает руку.) The Goddess of Terror![6]

Левитация

В углу сцены вспыхивает белый свет. Там неподвижно стоит Девушка в Черном. Звучит уже знакомая нам леденящая музыка.

Гости переглядываются. Они ничего не видят.

ВОРОНЦОВ

Принесите воды. Спиритуалистка вогнала себя в истерическое исступление.

Радда-Бай делает магический жест. Свет на сцене гаснет.

КУЗНЕЦОВА

Опять отключился газ. Свечи, зажгите свечи!

Там и сям зажигаются свечи. ДвЧ исчезла. Мадам сидит за столом, обессиленно уронив голову на руки.

Входит лакей.

ЛАКЕЙ

Ваше высочество, граф Лорис-Меликов. Попросили отвести в кабинет. Ждут.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Михаил Тариелович? В такое время? Иду.

Занавес закрывается на половине гостиной и открывается на другой половине. Там кабинет великого князя.

II. Великий кукольник

Лорис-Меликов стоит, рассматривает макет корабля. Входит Константин Николаевич.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

А, наш «бархатный диктатор»! Полагаю, вы пожаловали не на спиритический сеанс?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ ([8] отвечая на рукопожатие)

Вся моя жизнь – спиритический сеанс, ваше высочество. А также болгарский танец на углях, хождение по канату и заклинание кобр. И, право, уж вы-то меня «диктатором» не припечатывайте. «Прислуга за всё» – такова моя должность… Хорош корабль. Красавец!

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (с удовольствием)

Двадцатипушечный бриг «Улисс». Моя первая в жизни команда. В семнадцать лет стал капитаном. Что страху в первом плавании натерпелся! Ничего, Бог милостив. Не потонули.

Граф Лорис-Меликов

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

А потом повели в плавание и всю Россию. В великое плавание. В какие порты заходили! Освобождение крестьян! Судебная реформа! Земство! Капитан – это призвание.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Ну, в великом плавании капитаном был государь, я всего лишь старшим помощником… Теперь вахтенный начальник – вы, Михаил Тариелович. Вам и штурвал в руки.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Без поддержки вашего высочества я ничто.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (со смехом подхватывает)

…Скромно сказал великий кукольник. Что вам от меня понадобилось в полночный час? Дёргайте за ниточки, кукла вас слушает.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Ваше высочество, вы знаете, нынче поздно я должен быть у государя с готовым манифестом о созыве выборных представителей…

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Да, историческое свершение. Первый шаг к созданию русского парламента!

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (с преувеличенным ужасом оглядываясь)

Тсс! Не произносите это ужасное слово. Не парламент, не парламент. Всего лишь две благонамереннейшие законосовещательные комиссии из представителей земств и городов. Ну а дальше… как пойдет.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Пойдет-пойдет. От законосовещания к законодательству дорога недлинная. Бог даст, через годик-другой перестанем пугаться и моей тёзки Конституции.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Этого нехорошего слова мы тоже употреблять не будем. Речь пока всего лишь идет о том, что лучшие люди России будут высказывать свои верноподданные суждения государю и правительству по некоторым второстепенным государственным вопросам. И тут есть у меня одно опасение… Знаю я наших «лучших людей», наших дорогих либералов. Они как дети: не успеют приступить к супу, а уже требуют десерта. Так и вижу, как всё будет. Послезавтра выйдет манифест о высочайшем даровании законосовещательных комиссий, и тут же в земствах, городских думах, на съездах наших чудесных мировых судей начнется витийство. Почему так мало? Мы не согласны только всеподданнейше советовать! Мы желаем настоящего парламента и Конституции! Мы хотим быть Европой!

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (улыбаясь)

Всё так и будет.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

И дело рухнет, еще не начавшись. Вы знаете, что государю нашептывают наши оппоненты. Он колеблется. Сегодня решит одно, завтра другое. Мне стоило таких усилий подвинуть его на этот первый шаг! Главный мой аргумент состоит в том, что манифест вернет престолу общественную поддержку, что передовые, здравомыслящие люди отойдут от революционности и станут на нашу сторону… Я не фантазер. Я понимаю, что горячих восторгов со стороны ваших светлоликих либералов не будет, но пусть хотя бы сдержанное одобрение, оценка доброй воли правительства. Я для них олицетворение «самодержавного режима», начальник полиции и жандармерии, диктатор. Меня они слушать не станут. Но вы – иное дело. Вы для них свой, вы для них икона. Уже четверть века вы ведете русский либеральный корабль через все штормы. Прошу вас вразумить и должным образом настроить вашу команду. Ведь это самые умные, самые развитые люди России! Неужто они не могут хоть раз повести себя не как дети, а как взрослые, ответственные люди? Не мне, а стране, государству так нужна сейчас их поддержка!

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

О, как я вас понимаю, дорогой Михаил Тариелович. Я и сам, бывает, с трудом выношу краснословие и маниловщину моих единомышленников. Но, боюсь, вы обращаетесь не по адресу. Я для нынешних «прогрессистов» именно что икона, герой минувших дней. Для таких, как я, даже словечко придумали: «шестидесятники». Вам надобен кто-нибудь из нынешних общественных кумиров. Публицист, адвокат, судейский деятель… Постойте-ка! На ловца и зверь. У меня среди гостей сегодня граф Евгений Павлович Воронцов, председатель столичного съезда мировых судей. Вот кто вам пригодился бы! Он у наших «светлоликих» высший авторитет, арбитр вкуса.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Да, поддержка Воронцова мне бы очень помогла. Но он разорвал со мной все отношения после «Процесса Шестнадцати» и виселиц. Я писал графу, просил о встрече, желал объяснить с глазу на глаз, что я выступал за помилование, что на смертной казни настоял лично государь… Увы, для Воронцова и всего его окружения я «персона нон-грата». Для них ведь есть только белое и черное, а политика вся состоит из нюансов серого. Боюсь, Воронцов со мной разговаривать не станет.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Поручите это мне. Я приведу его сюда, а вы, я знаю, из своих когтей добычу уже не выпустите… Спиритический сеанс закончился. Уже музицируют.

Вдалеке женский дуэт волшебно поет «Слыхали ль вы» или еще что-то столь же сладостное.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Благодарю вас, ваше высочество! Я же говорил: без вас я ничто.

Великий князь деловито выходит. Лорис-Меликов щелкает пальцами. Из-за кулисы появляется Жандармский Офицер. Подходит к министру. Тот что-то ему говорит. Офицер записывает в блокнот. Всё это время громко распевает чудесный дуэт за сценой.

Идут, продолжая разговор.

ВОРОНЦОВ

…Ах, бросьте, ваше высочество. Немножко гипноза с помощью магического шара, с левитацией тоже какой-нибудь фокус. Быть может, подставка. Мы же ее ног не видели… Не будем про пустое. Я решился обеспокоить ваше высочество по делу об арестах в Московском университете. Студенты всего лишь заступились за своего товарища. И за это отправлять в сибирскую ссылку? Довольно будет запроса от вашего высочества в прокурорскую палату, и произвол пресечется.

Офицер Жандармского корпуса

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Дело можно решить быстрее и проще. Без моего запроса, который еще неизвестно поможет или нет.

ВОРОНЦОВ

Как же?

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (легонько толкая его в сторону кабинета)

Зайдите. Там тот, кто вам поможет лучше моего. Ходатайствуйте перед ним. А я назад, в гостиную, пока Анни не оторвала мою бедную голову.

Великий князь удаляется. Лорис-Меликов подает знак – Жандармский Офицер прячется за ширму.

Воронцов входит в кабинет. Видит Лорис-Меликова. Застывает.

ВОРОНЦОВ (в растерянности)

Граф Михаил Тариелович, вы?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (с поклоном)

Граф Евгений Павлович… О чем его высочество велел вам передо мной ходатайствовать?

ВОРОНЦОВ (после колебания)

О московских студентах, которых за демонстрацию исключили из университета и ссылают в Сибирь. Мне… очень не хочется вас ни о чем просить, но тут ломают несколько молодых жизней. Без суда и следствия, просто по решению тупого полицейского начальника.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Поймите логику тупого, как вы выразились, полицейского начальника. Он уверен, что, проявляя строгость, спасает университет от еще худших неприятностей. Устранив нескольких агитаторов, распаляющих молодежь, он предотвращает масштабные беспорядки, после которых пришлось бы исключить уже сотни студентов, а университет, возможно, закрыть. Рапорт обер-полицмейстера Козлова по-своему даже поэтичен. Там сказано: «Цель предлагаемых мер – отеческое предостережение. Так в расшалившейся детской отшлепывают пару главных озорников, и прочие дети начинают вести себя прилично».

ВОРОНЦОВ

Студенты – не дети, чтобы их «шлепать»!

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Дети-дети. И если б только студенты. Люди вообще за редчайшим исключением – дети. Беда, что и власть предержащая часто ведет себя инфантильно… Ваших студентов я, конечно, прикажу отпустить. Мне довольно вашего за них ручательства. Но кое о чем попрошу и вас.

ВОРОНЦОВ (настороженно)

О чем?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Убедите ваших соратников не нападать на манифест, который будет обнародован послезавтра. По крайней мере, не объявляйте его «фикцией» и «жалкой подачкой».

ВОРОНЦОВ

Но это фикция и жалкая подачка.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Нет, Евгений Павлович. Это отнюдь не фикция. Это первая ступенька на очень длинной лестнице, которая со временем, не скоро, выведет Россию на следующий этаж. И таких этажей будет еще много. Подняться на них возможно только, шагая со ступеньки на ступеньку. Притом осторожно, чтоб не сверзнуться и не переломать себе ноги. А то и шею. Учтите также, что бывают лестницы, по которым страна движется не вверх, а вниз. И есть силы, влиятельные силы, которые мечтают повести Россию не туда (показывает вверх), а туда (показывает вниз). В яму, из которой мы с таким трудом выкарабкались.

ВОРОНЦОВ

Человеку, нормальному человеку, свойственно стремиться вверх, к небу. Как и нормальному обществу. Нужно лишь, чтобы власть не мешала этому естественному процессу.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Ну, это уже философия. А, впрочем, что ж, давайте и про философию. Знаете, в чем настоящая, коренная разница между вами, либералами, и обер-полицмейстерами Козловыми, которых вы называете «самодержавниками», а я бы корректнее назвал «государственниками»?

ВОРОНЦОВ

Коренная разница? В том, что, по нашему убеждению, государство призвано служить людям, а у тех господ все наоборот: люди должны служить государству. Потому и наша Россия такова: кичливое государство при забитом народе.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

А на мой взгляд, разница еще глубже. Вы и они по-разному оцениваете человеческую природу. Вы, либералы, уверены, что человек в своей основе хорош и достоин доверия. Дай ему волю, и он, как вы выразились, потянется вверх. Всякий же настоящий государственник в глубине души уверен, что человек изначально скверен и без должного присмотра свалится в грязь.

ВОРОНЦОВ

Я никогда не смотрел с этой стороны, но… пожалуй. Прибавьте только еще, что человек – существо реактивное. Ежели от него ждут мерзостей, он ведет себя мерзко. Если же к субъекту относятся с уважением и признательностью, он старается такое отношение не испортить. Вот в чем разница. Нами движет надежда на потенциал человеческой личности, а ими – страх перед нею.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Надежда – тоже свойство инфантильности, дорогой Евгений Павлович. Взрослый человек трезво оценивает риски и опасности. Не надеется, а рассчитывает… Господи, как я устал и от них, и от вас. Одни твердят: «Жизнь – это темная ночь, в которой таятся свирепые чудовища!» Другие: «Жизнь – это ясный день, сплошь бабочки и цветочки!» Нет, ваше сиятельство, жизнь – это и день, и ночь, и сумерки. А человека, общество, надобно вести на постромках, как малую дитятю. Пока оно не научится ходить собственными ножками. И тут правы государственники, а не вы. Девяносто процентов вашего обожаемого народа не умеют читать и понятия не имеют, что Земля круглая! Ну, дайте им конституцию, парламент, свободу. Что они с этой свободой сделают?

ВОРОНЦОВ

И по чьей же вине они не догадываются, что Земля круглая? Кто держит их в невежестве и не дает образовывать? Разве не государственный режим?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

А тут, Евгений Павлович, правы вы, либералы. Но знаете, в чем разница между вами и мной? Вы видите только свою правоту. А я – обе. Я не ваш и не их, я посередине. Мое дело построить лестницу. Знали бы вы, каким ужом мне приходится вертеться, скользить между струй, пролезать верблюдом в игольное ушко. Я не забочусь о своей репутации. Знаю, что ваши меня не любят, а те, другие, ненавидят. Но учтите главное. Лестница, которую я строю, ведет вверх. В вашу сторону. Если не хотите мне помочь, по крайней мере не мешайте.

ВОРОНЦОВ

…Хорошо. Лучше половинчатый манифест, чем ничего.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Именно. Потолкуйте с вашими. Объясните им… Что правительство – тоже субъект, который от уважения и признательности становится лучше… И вот еще что. Давайте время от времени разговаривать друг с другом. Это пойдет на пользу нам обоим. И нашему общему делу.

Протягивает руку. Воронцов ее пожимает. Выходит.

Лорис-Меликов щелкает пальцами. Жандармский Офицер выходит из-за ширмы.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Так, это дело сделано. Светлоликие мешать не будут. Агенту, донесшему, что Воронцов у Великого князя, не забудьте выдать наградные.

ЖАНДАРМСКИЙ ОФИЦЕР

Будет исполнено, Михаил Тариелович.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Про студентов слышали? Напишите Козлову. Из университета исключить, но в Сибирь не ссылать. Ограничиться негласным наблюдением. Глядишь, выведут на кого-нибудь интересного… Что вчерашний арестованный? Он это или нет?

ЖАНДАРМСКИЙ ОФИЦЕР

Боюсь сглазить, ваше сиятельство, но по всем приметам он: Желябов, главарь Исполнительного Комитета «Народной Воли». Показаний не дает, но взгляд, повадка и такая, знаете, внутренняя волчья напряженность выдают крупного зверя.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Отлично. Круг сжимается. Я сам его допрошу. Завтра же… Ступайте, полковник. Сюда идут.

Жандармский Офицер очень проворно ретируется. Входит княгиня Юрьевская.

Андрей Желябов, предводитель террористов

ЮРЬЕВСКАЯ

Михаил Тариелович! Константэн сказал, что вы в кабинете…

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (целует руку)

Дожидаюсь вас, дорогая Китти. Вы ведь позволили мне по-прежнему вас так называть? Хотите – буду говорить «светлейшая Китти»?

ЮРЬЕВСКАЯ

Называйте, как вам нравится. Вы – мой друг. Что наше дело?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Как раз желал рассказать. Вы отсюда в Зимний? Я тоже. Меня ждет государь. Едемте вместе. Позволите сесть к вам в экипаж? Моя карета и конвой поедут следом.

ЮРЬЕВСКАЯ

Сделайте милость.

Свет гаснет, занавес закрывается.

На занавесе опять метель, смутные контуры домов, фонари. Звучат два голоса.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

…С возведением морганатической супруги в ранг императрицы есть броненосный прецедент: коронация Петром Великим вашей тёзки, будущей Екатерины Первой. Труднее со статусом царских детей, рожденных вне брака.

ЮРЬЕВСКАЯ

Бог свидетель, я не желаю быть императрицей! Это милое семейство за исключением одного только Константэна меня и без того ненавидит! Но когда думаю о моих бедных крошках… Михаил Тариелович, милый, славный, вы самый умный человек в России! Прошлым летом, когда Сэнди наконец освободился от своей мучительницы, вы убедили его, что траур выдерживать не обязательно, что долг перед любимой женщиной и детьми выше условностей, а истинное благородство презирает молву. И мы поженились. Я так вам за это благодарна! Неужто и сейчас нельзя что-нибудь сделать?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Видите ли, в монархиях конституционного устройства случаи возведения так называемых «натуральных» детей в августейшее достоинство случаются, но для этого России сначала придется обзавестись Конституцией…

ЮРЬЕВСКАЯ

Ах, чем угодно! Признаюсь только вам. Когда я думаю о том, что моего дорогого Сэнди вдруг не станет, что я, мои дети, окажемся в полной власти этого угрюмого бульдога и его злобной левретки… Мне делается так страшно…

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Конституция хороша тем, что дает августейшей семье несравненно больше приватной свободы. Из живого бога государь становится первым гражданином страны. А у гражданина есть право на частную жизнь.

ЮРЬЕВСКАЯ

Я чувствую, что вы к чему-то ведете. Говорите прямо. Я сделаю всё, что вы хотите.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Много делать не понадобится. Во-первых, скажите, что хотели бы остаться при нашей беседе с государем…

ЮРЬЕВСКАЯ

Это легче лёгкого. Сэнди очень радуется, когда я проявляю интерес к государственным заботам.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

А во-вторых, если почувствуете, что император колеблется, укрепите его. Так как вы умеете с вашей грацией и тактом. От того, подпишет ли его величество манифест, зависит очень многое. В том числе и будущность ваших детей… А, вот и Зимний. Ну, помогай Господь.

На занавесе изображение Зимнего дворца со стороны частных апартаментов императора.

Занавес раскрывается.

ЦАРЬ

А теперь, Катенька, иди спать, уже поздно. Нам с графом нужно поработать. Михаил Тариелович любезно потрафляет моей бессоннице.

По контрасту с теплым, уютным домом Константина Николаевича это что-то огромное, холодное, помпезное, залитое ярким светом, очень неудобное и к тому же парящее над землей. Сцена поделена на два яруса. Нижний ярус черен и пуст. Апартаменты находятся наверху и будто висят в безвоздушном пространстве.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Я сам с возрастом стал засыпать только под утро. И ничего, высыпаюсь. Одно из благ старения – то, что мало спишь.

ЮРЬЕВСКАЯ

Я пообещала себе, что никогда больше не лягу без тебя. Буду клевать носом, но тебя не оставлю. А если засну, можете не понижать голос. Ты знаешь, меня не разбудит и пушка.

Садится рядом с царем, влюбленно смотрит на него, подперев голову рукой.

ЦАРЬ (держа в руках бумагу)

Михаил Тариелович, мне вот что не дает покоя. В твоем предварительном докладе было сказано (читает): «Для России немыслима никакая организация народного представительства в формах, заимствованных с Запада, формы эти чужды русскому народу и могут вызвать смуту, последствия коей трудно предвидеть». Однако же в манифесте идет речь о выборах представителей. Это же прямое заимствование западных элекций!

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Нимало, ваше величество! Позволю себе напомнить, что первого Романова на престол призвали земские представители, избранные народом. И это не породило смуту, а наоборот положило ей конец. Тут всё дело именно в форме. И в том, кто контролирует политическое движение. Форма в манифесте предлагается не западная, а наша собственная. В выборах участвует не охлос, а люди достойные, похвальных взглядов. Что же до контроля, то он на всех этапах остается в наших руках. При малейшем отклонении от намеченного плана процесс может быть остановлен или перенаправлен. Главная болезнь нашего государства – отторжение общества от власти. Привлечение самых деятельных и мыслящих представителей общества к участию в разработке необходимых стране мероприятий есть именно то средство, которое восстановит согласие между монархией и образованным сословием. А повернувшись к нам, оно отвернется от революционеров.

ЮРЬЕВСКАЯ

И я перестану каждодневно, каждочасно бояться за жизнь моего дорогого супруга?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Уверяю вашу светлость, что в ближайшие дни подпольщики будут выловлены. А перемена общественной атмосферы не позволит вырасти новой смене террористов. Терроризм попросту выйдет из моды.

ЮРЬЕВСКАЯ

Как выходят из моды турнюры?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Именно. Нужно ввести новую моду: не на разрушение государства, а на его перестройку. Как вы, ваше величество, однажды уже сделали четверть века назад.

ЦАРЬ

Да, прекрасное было время… Все тоже спорили и бранились, но не о том, кто виноват, а о том, как устроить всё лучше… Стало быть, долой турнюры?

ЮРЬЕВСКАЯ

Долой!

ЦАРЬ (решительно обмакивает перо, подписывает)

Держи, Михаил Тариелович. И дай Бог, чтобы мы с тобой не обмишурились.

Оба торжественно крестятся на иконы. Юрьевская с опозданием тоже. Лорис-Меликов бережно кладет манифест в портфель.

Дама в платье с турнюром

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Завтра прочтем на Государственном Совете, и в печать. Великий будет день… Прошу позволения удалиться. Ваше величество устали.

ЦАРЬ (жмет ему руку)

Седьмой десяток, шутка ли. Да и ты немногим моложе… Эх, иной раз в самом деле взмечтается – свалить бы тяготу на конституционных министров с депутатами и хоть немного пожить себе в радость… Но в России так нельзя.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Без самодержавного государя? Вообразить страшно. (Целует руку княгине, выразительно глядя на нее снизу вверх.) Со временем – может быть. Но пока рано.

Выходит.

III. Идиллия

ЦАРЬ

Устал я… А чувствую, что до рассвета нечего и ложиться. Не усну.

ЮРЬЕВСКАЯ

И не надо. Михаил Тариелович прав: не нужно тяготиться бессонницей. Она благо зрелого возраста. А для нас с тобой – вдвойне. Ночь – единственное время, когда никто тебя не мучает и мы можем просто побыть вдвоем. Это наше, только наше время. Мы посидим рядом. Поговорим или просто помолчим. Хочешь, я тебе почитаю? Я буду твой кот ученый. «И там я был, и мед я пил; у моря видел дуб зеленый; под ним сидел, и кот ученый свои мне сказки говорил». А хочешь, я сыграю твой любимый ноктюрн?

ЦАРЬ (смотрит в окно)

Ноктюрн… Какая метель. Последняя ночь зимы. Завтра уже весна, а метет, будто на Рождество.

Юрьевская встает рядом, кладет ему голову на плечо.

ЮРЬЕВСКАЯ

Да, давай лучше смотреть в окно. Знаешь, я так и не полюбила эти пышные комнаты с высокими потолками. Насколько милее было в нашем славном особнячке, нашем тихом убежище, где никто, никто тебе не докучал. Ты приезжал ко мне спрятаться от большого мира. И нам было так хорошо, спокойно. Нас мучила только ложь, необходимость скрываться и притворяться… Сейчас, конечно, лучше, но если б было возможно соединить то и это! Прятаться от всех, только когда нам этого захочется… Знаешь, мне тут приснилось, будто я – черепаха. Затаилась в своем панцире, как в маленьком домике. Мне покойно, уютно и совсем, совсем нестрашно. А наяву я всё время чего-то боюсь…

ЦАРЬ

Черепаха в панцире это прекрасно. А вот мне, когда наконец забудусь, снится какая-то тревожная пакость. Прошлой ночью видел во сне бал.

ЮРЬЕВСКАЯ

Бал? Но это очень хороший сон.

ЦАРЬ

Совсем нехороший. Какая-то мертвенная музыка. (Звучит мелодия ДвЧ.) Вижу даму в черном плаще, со спины. Окликаю ее. Она оборачивается, а лицо белое, будто мел. И глаза, словно две черные ямы…

ЮРЬЕВСКАЯ

Ты очень устал. Но я сыграю тебе ноктюрн, все тревоги отступят, ты уснешь и будешь видеть прекрасные сны.

Садится к пианино, играет спокойную, умиротворяющую мелодию.

Свет медленно гаснет. Одновременно начинает освещаться первый ярус. Клавишную музыку вытесняет другая – мелодичное мычание, пение без слов.

Апартаменты наследника выглядят совсем иначе, чем царские. Потолок невысок, свет приглушен, атмосфера уюта. Наследник и его жена сидят вдвоем при свечах после ужина. Он очень большой, она миниатюрная. Оба одеты в домашнее.

Александр и Минни

МИННИ

А теперь то ше, но зо зловами.[9]

На два голоса, очень музыкально поют по-немецки «Heimatland» из «Adelaide Liedertafel»

МИННИ (прерывается, прыскает)

Вдруг вспомнила… Когда я узнала, что мне зуждено выйти самуш за русского, я стала готовиться. Мне сказали, главный русский поэт Пушкин, нужно обязательно читать «Евгений Онегин». Я читала. Учила наизусть «Зон Татьяны». Как она попадает к медведю.

Ах, тумала: вот моя зудьба! Очень себя шалела. Думала ли я, что шить с медведем так хорошо?

ЦЕСАРЕВИЧ

То я у тебя бульдог, то я бегемот, теперь вот медведь. Я читал в научном журнале. Это психиатрическое заболевание. Называется «зоофилия». Вам надобно лечиться, сударыня.

Смеются.

ЦЕСАРЕВИЧ

Теперь моя очередь выбирать. Поем русское. Выучила «Херувимскую»?

МИННИ

Злова трудные. Но у меня есть жпаргалка.

Поют «Херувимскую» Львова.

МИННИ (остановившись на середине музыкальной фразы)

Снаешь, чего я больше всего боюсь?

ЦЕСАРЕВИЧ

Полагаю, того же, чего я. Что это однажды закончится.

МИННИ

Да! Что к тебе придут и скажут: «Ваше вызочество, вы теперь ваше величество». И всему этому (показывает вокруг) конец.

ЦЕСАРЕВИЧ

Что хорониться раньше смерти? На всё воля Божья. (Запевает звучным, красивым голосом.) «Яко да Царя всех подымем…»

Минни подхватывает. Свет гаснет, занавес закрывается. Пение продолжает звучать: «…ангельскими невидимо дориносима чинми. Аллилуийя, аллилуйя, аллилуйя…»

IV. Воля божья

Проекция набережной на занавес. Поднимается пол оркестровой ямы. С той части, которая дальше от зрительного зала и обращена к сцене, сделана решетка. Таким образом полоса поднятой оркестровой ямы – это тротуар набережной. На нем несколько прохожих, подросток-разносчик с корзиной на голове. По краям, справа и слева стоят двое в черном лицом к каналу (то есть к занавесу).

РАЗНОСЧИК

А вот пироги горячие, рыбные-свинячьи! С пылу, с жару, пятак за пару! А вот пироги горячие, рыбные-свинячьи! С пылу, с жару, пятак за пару!

Приближающийся звон колокольцев, стук копыт, грохот колес.

РАЗНОСЧИК

Гляди, гляди! Никак царя везут!

Показывает вправо. Все прохожие кроме двоих черных останавливаются, оборачиваются, смотрят. Черные стоят неподвижно, спиной к залу. Шум громче, громче. Люди сдергивают шапки. Некоторые кланяются.

Луч прожектора освещает Девушку в Черном, которая стоит в режиссерской ложе. ДвЧ машет белым платком.

Оборачивается Первый Убийца – тот, что справа. У него нет лица, оно выкрашено черной краской. Бросает невидимую бомбу вправо.

Оглушительная вспышка, грохот, дым. Разносчик, находящийся ближе всего к «взрыву», падает. Остальные тоже, но потом они вскакивают, а мальчишка остается лежать. К Первому Убийце из-за кулисы подбегает очень много людей в форме и в штатском. Валят, держат. Образуется целая куча-мала.

ГОЛОС

Ваше величество! Вы ранены?!

ГОЛОС ЦАРЯ

Бог милостив… В шестой раз уберег…

Из-за правой кулисы, с трудом переставляя ноги, выходит царь. Перед ним, размахивая руками, пятится Начальник Охраны. Сзади, свирепо таращась в зал, двое казаков в черкесках.

Набережная Екатерининского канала 1 марта 1881 года

НАЧАЛЬНИК ОХРАНЫ

Ваше императорское… Нельзя здесь оставаться… Инструкция… В сани пожалуйте… Скорей отсюда! Скорей!

ЦАРЬ

Да что уж теперь торопиться? (Остановившись над кучей-малой из агентов.) Кто таков? Хорош… Ребенка убил… (Подходит к подростку.) Бедняга… Узнать чей, есть ли отец-мать. Доложить… (Прикладывает руку к виску.) В голове шумит…

НАЧАЛЬНИК ОХРАНЫ (машет)

Сани сюда! Сани! Скорей!

Царь идет по сцене влево, потирая висок. Приближается ко Второму Убийце.

Тот резко поворачивается. Лицо тоже черное. Вспышка, грохот. Свет на сцене гаснет. Остается только ДвЧ в луче прожектора.

Громко звучит ее мелодия. Луч гаснет.

I. Раненый слон

На двухъярусной сцене верхний этаж затемнен. Нижний переполнен людьми. Когда открывается занавес, они все неподвижны – словно воспроизводится немая сцена из «Ревизора». Военные, штатские, лакеи, дамы застыли в панических позах. Среди них Воронцов в центре небольшого кружка.

Звучит тягостная, щемящая – даже не музыка, а фоновая нота.

Вдали стреляет пушка крепости, и всё оживает. Люди лихорадочно двигаются, возбужденно разговаривают. Кто мечется, кто-то заламывает руки, кто-то рыдает, кто-то что-то рассказывает, окруженный слушателями.

Вбегает Первый Курьер.

ПЕРВЫЙ КУРЬЕР

К его величеству! Срочное донесение! Где государь?

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Который? Старый или новый?

ПЕРВЫЙ КУРЬЕР

…Любой. «Молния» от московского генерал-губернатора.

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Оба там.

(Показывает на лестницу, ведущую наверх. Перед лестницей стоят два казака с саблями наголо. Курьер бросается туда.)

Не велено никого пускать!

Казаки преграждают путь. Первый Курьер в растерянности останавливается.

Вбегает Второй Курьер.

ВТОРОЙ КУРЬЕР

Срочная телеграмма его императорскому величеству из Одессы!

Камер-лакей отмахивается – он хочет послушать, что говорит Воронцов. Второй Курьер, потоптавшись, останавливается около Первого Курьера.

ВОРОНЦОВ (окруженный слушателями)

…Убить самодержца в центре столицы, среди бела дня, двумя бомбами… И бог знает, сколько вокруг было других террористов. Следует признать, что война с «Народной Волей» проиграна. Вы уже видели послание их подпольного «Исполнительного Комитета» новому государю?

ГОЛОСА

Нет. Нет. Чего они хотят? Что они требуют?

ВОРОНЦОВ (достает листовку)

Не требуют. Предлагают. Гражданский мир. Вот послушайте: «Из создавшегося положения может быть два выхода: или революция, или добровольное обращение верховной власти к народу. В интересах родной страны, во избежание напрасной гибели сил, во избежание тех страшных бедствий, которые всегда сопровождают революцию, Исполнительный комитет обращается к вашему величеству с советом избрать второй путь. Этих условий, по нашему мнению, два: общая амнистия по всем политическим преступлениям и созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни сообразно с народными желаниями».

ДАМА

Это совсем не глупо.

ГОСПОДИН

И довольно умеренно.

ТРЕТИЙ КУРЬЕР (вбегая)

Срочное сообщение из Кронштадта! Лично в руки его величества! Не терпит отлагательства!

Этого отправляют к предыдущим.

ВОРОНЦОВ

Ну вот вам, извольте. Должно быть, волнение среди матросов. Господа, надобно потребовать от графа Лорис-Меликова, чтобы он вступил в переговоры с «Народной волей». Хватит бомб, хватит виселиц, хватит крови. Недоставало нам здесь, в Петербурге, Парижской Коммуны!

Появляется Лорис-Меликов в сопровождении Жандармского Офицера.

ВОРОНЦОВ

Наконец-то! (Направляется к Лорис-Меликову.) Михаил Тариелович, что вы за капитан, если во время такого шторма вас нет на мостике?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Разве это шторм? Настоящий шторм там. (Показывает в сторону кулис.) Землетрясение, от Балтики до Тихого океана. Держава – как раненый слон, обезумевший от боли и страха. Нужно было принять неотложные меры, пока он не разнес всю посудную лавку вдребезги.

ВОРОНЦОВ

Заявление «Народной Воли» видели? Там предлагаются дельные вещи. Может быть, это несчастье еще пойдет России на благо. Как Парижский мир пятьдесят шестого года после Крымской катастрофы.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Полноте, Евгений Павлович. Это разрушители государства. Их надо истребить, как взбесившихся собак. Но вы правы в том, что умный человек и беду должен обращать себе на пользу. Бог даст, наше дело теперь ускорится. Надо ковать железо, пока… пока его не начали ковать другие. (Видит растерянных курьеров.) Что у вас? Донесения государю? Давайте.

Курьеры передают ему телеграммы. Лорис-Меликов читает их, поднимаясь по крутой лестнице. Свет в нижнем ярусе меркнет, движение там замирает, все снова застыли. Движется только человек-всегда-знающий-что-делать, ярко освещённый лучом. Под его тяжелыми шагами преувеличенно громко скрипят ступени.

В интерьере, который мы уже видели, подле стола, на котором лежит накрытое простыней тело, закрыв лицо руками, сидит Цесаревич, который теперь стал императором Александром III. Он один. Плечи трясутся от рыданий.

Оборачивается на скрип лестницы.

АЛЕКСАНДР III

Кто там? Я же просил дать мне покой! А, Михаил Тариелович. Какое ужасное горе… Невозможно поверить… В голове тьма… Мысли путаются… Бедный папа́…

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Ваше величество, осиротели не только вы. Осиротела империя. А это значит, что сейчас не время предаваться отчаянию. Вы не можете себе этого позволить. Вы самодержец, единоличный правитель великой империи. Она в потрясении. И ждет ваших решений.

АЛЕКСАНДР III

Каких… решений?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (держит стопку телеграмм, по одной кладет на стол)

Срочных. Московский генерал-губернатор князь Долгорукий доносит, что Городская дума по собственной воле завтра созывает экстренное совещание, а это противоречит закону. Генерал-губернатор спрашивает, препятствовать или нет. Одесский генерал-губернатор князь Дондуков сообщает, что по городу разнесся слух, будто государя принесли в жертву евреи в преддверии своей жидовской Пасхи. Возможен погром. Князь спрашивает, выводить ли на улицы солдат. Командующий Кронштадтом сообщает, что многие экипажи отказываются выйти на построение. Просит разрешения на немедленный арест смутьянов, но опасается, что матросы могут их не выдать. На биржах катастрофическое падение акций. Курс рубля резко опускается, министр финансов спрашивает, не прекратить ли обмен кредитных билетов на золото и валюту. Это, пожалуй, самое неотложное. Какие распоряжения по вышеперечисленным вопросам угодно будет сделать вашему величеству? (Берет блокнот, готовый записывать. Выжидательно смотрит.) Ваше величество?

АЛЕКСАНДР III (в панике)

Я… я не знаю. А что думаете вы?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (не заглядывая в бумаги, ровным, спокойным голосом)

В Одессе полагал бы достаточным установить патрулирование и не допускать людских скоплений на улицах. Кронштадтских матросов можно успокоить, нынче же приведя к присяге и пообещав после того водочное довольствие на помин души покойного государя. На биржах временно остановить торги. Обмен рубля не прекращать, наших резервов довольно, чтобы выдержать панику. Напротив, колебание курса может оказаться для казны выгодным, потому что при твердом и уверенном поведении правительства рубль вернет свои позиции и поднимется выше прежнего. А впрочем, если вашему императорскому величеству угодно решить иначе…

АЛЕКСАНДР III

Нет-нет! Сделайте всё, как вы говорите. Но было что-то еще… Ах да, самовольство Московской думы. Ну это, я думаю, не очень страшно.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Напротив. Как раз это событие самое тревожное из всех. Потому я и позволил себе оставить его для особенного обсуждения… В роковые моменты, когда сотрясаются основы государства, более всего следует опасаться не экстремистов, с которыми в конце концов справится полиция. Куда опаснее настроение образованного общества. Ежели общество вообразит, что верховная власть пошатнулась и ее можно заменить, – монархии конец. Мы должны удержать инициативу, возглавить общественное движение. Не отторгнуть его, а приручить.

АЛЕКСАНДР III

Но как, как?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Об этом была наша последняя беседа с царем-мучеником. (Скорбно склоняет голову перед телом.) Государь соизволил одобрить манифест о привлечении общественных деятелей к составлению законов. Вот этот документ, собственноручно подписанный императором-Освободителем. (Вынимает из портфеля бумагу.) Если завтра его опубликуют, то во всех думах и земствах, где бы они ни собрались, будут обсуждать только этот акт – последнюю милость усопшего государя и первое благодеяние нового… Разумеется, в случае, если ваше величество не отменит последнюю волю страдальца…

АЛЕКСАНДР III

Как я могу?! (Читает документ.) Законосовещательные комиссии… Выборные от земств… Ах да, мы с папа́, кажется, говорили об этом, но я не думал, что всё уже решено. Комиссии с выборными представителями?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Да, совещательные. И выборы будут под строгим присмотром местной власти.

АЛЕКСАНДР III (целует бумагу, голос дрожит)

Это его рука… Быть может, последнее, что он совершил на этой земле…

Не может говорить, подавляет рыдание. Граф почтительно поглаживает царю плечо. Оба застывают.

Свет в верхнем ярусе меркнет, в нижнем становится ярче. Там снова всё приходит в движение.

Входят Победоносцев и его чиновник особых поручений Воронин, оба в строгих черных сюртуках, прямые и стремительные.

ПОБЕДОНОСЦЕВ (камер-лакею)

Победоносцев, обер-прокурор Синода. К государю.

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Ждут. Неоднократно спрашивали. Пожалуйте.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Со мной мой помощник действительный статский советник Воронин.

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Виноват. Строго велено – никого кроме вашего превосходительства.

ВОРОНИН (передавая папку)

Ничего, Константин Петрович. Там всё разложено, как вы велели. Отлично обойдетесь без меня. Серебряной скрепкой соединены листки по первому пункту, бронзовой – по второму.

Константин Петрович Победоносцев

ПОБЕДОНОСЦЕВ (сам себе)

По первому – серебряной, по второму – бронзовой. Ожидайте меня здесь, Виктор Аполлонович. Ну, укрепи Господь.

Стоит перед лестницей, крестится, бормочет молитву.

ВОРОНИН (камер-лакею)

У государя кто-нибудь есть?

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Граф Лорис-Меликов.

ВОРОНИН

Давно?

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Порядком.

ВОРОНИН (громко, в спину Победоносцеву)

У государя граф Лорис-Меликов. Давно.

ПОБЕДОНОСЦЕВ (вздрогнув, заканчивает молитву скороговоркой)

«…Да будут слова уст моих и помышление сердца моего благоугодны пред Тобою, Господи, твердыня моя и Избавитель мой!»

Начинает медленно подниматься по лестнице.

К Воронину подходит Воронцов.

ВОРОНЦОВ (насмешливо)

Приветствую благочестивого монсиньора Воронина.

ВОРОНИН

Здравствуйте, сиятельный граф де ля Фер. Как поживаешь, Воронцов? Давно не виделись. Но слежу, слежу. Всё на общественных ристалищах?

ВОРОНЦОВ

Да, мы не прячемся, не келейничаем. Всё на виду. В отличие от вас, шептунов. Зачем пожаловал, Виктор?

ВОРОНИН

За тем же, за чем и ты, Эжен. В чистом поле под ракитой богатырь лежит убитый. А мы с тобой Воронин и Воронцов. Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит: «Ворон, где б нам отобедать?». Я слышал, ты поставил на Лориса? Это логично. Он рысак твоей масти. Золотистый в яблоках. А я ставлю на вороного. (Кивает на Победоносцева.)

ВОРОНИН

Что ж. Ставки сделаны. Поглядим, чья лошадь возьмет приз.

Наверху появляется Лорис-Меликов, успокоительно кивает Воронцову, начинает спускаться.

ВОРОНЦОВ

Твоя вороная опоздала со стартом. Извини…

Идет к лестнице. Лорис-Меликов, встретившись с Победоносцевым, почтительно кланяется. Тот осеняет графа крестным знамением, проходит мимо. Лорис-Меликов быстро, молодо спускается вниз.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (отводя Воронцова в сторону)

Дело сделано. Манифест можно публиковать в газетах. Помните, что вы мне обещали.

ВОРОНЦОВ

Будьте покойны. В таких обстоятельствах не до внутренних раздоров. И… спасибо вам. Пока другие говорят хорошие слова, вы делаете хорошие дела. Это у нас в России редкость.

Застывают в рукопожатии, как застывают все, находящиеся в нижнем ярусе. Луч следует за Победоносцевым во второй ярус, где снова загорается свет.

Царь в той же позе, в которой прежде застал его Лорис-Меликов: сидит за столом, обхватив голову руками.

ПОБЕДОНОСЦЕВ (дрожащим от слез голосом)

Боже, этого я больше всего и страшился! Увидеть вас в этот ужасный час совершенно одиноким …Простите меня, простите! (Вытирает слезы.)

АЛЕКСАНДР III (поднимается)

Константин Петрович, я ждал вас! За что вас простить?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

За то, что, узнав страшную весть, я поспешил не к вам, а в божий храм. Молиться за бедного государя. И за бедную Россию. Но Россия большая и сильная, она выдержит. А надо было думать о вас, о том Саше, которого я учил когда-то любить законы человечьи и Божьи.

Обнимаются. Александр III глухо рыдает. Победоносцев гладит его по спине.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Ужасное испытание от Господа, ужасное… Его надобно выдержать. Не возроптать, не согнуться, не сломаться. Стать выше, чище, сильнее… Через какой грозный порог угодно Богу провести вас в новую судьбу вашу! Вся душа моя трепещет за вас. Несказанно тяжкое бремя на вас возложено…

АЛЕКСАНДР III

Да, да… А знали бы вы, как мне страшно… И показать никому нельзя…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Нельзя показать слабость, никак нельзя. И это тяжелее всего, я знаю. Вы должны быть как скала. Особенно сейчас, когда содрогнулись самые стойкие. В первые дни царствования очень важно явить себя богатырем, Ильей Муромцем, который удержит на своих могучих плечах всю Русскую землю. Ни слезинки на людях. Никаких колебаний. Не упускайте ни одного случая заявлять свою личную решительную волю. Говорите твердо и ясно: «Я так хочу» или «Я не хочу этого».

АЛЕКСАНДР III

Господи, если б я знал, чего я хочу и чего я не хочу… Голова кругом… Хорошо есть Лорис, который знает, что нужно делать.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Граф приходил к вам, чтобы получить одобрение манифеста о законосовещательных комиссиях?

АЛЕКСАНДР III

Откуда вы знаете? То есть он приходил не только за этим, но и за этим тоже.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

У меня есть помощник, весьма дельный. Он всё знает прежде и точнее всех. Этот человек прежде служил в Третьем отделении и обладает самыми разнообразными навыками. (Бормочет сам себе.) Манифест это пункт два. Пункт два – бронзовая скрепка… (Достает из папки бумажки, заглядывает в них.)

АЛЕКСАНДР III

Что это у вас?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Тезисы по поводу манифеста. Проклятая рассеянность. Все приходится записывать… Первое. То, что могла позволить себе власть давняя, привычная, и к тому же в обычных обстоятельствах, не может позволять себе власть новая, не окрепшая, да еще в ситуации государственного кризиса. Вчера манифест выглядел бы царской милостью. Завтра, после случившегося, он будет воспринят как слабость нового государя. Неужто вы этого хотите?

АЛЕКСАНДР III

Нет…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Второе. Полезен ли вообще подобный шаг? На первом этапе он, вероятно, вызовет восторг у так называемой интеллигенции и у Европы. Но интеллигенция престолу не опора, а Европа – что нам Европа? У нее свои правила жизни, у нас свои. Вообразите себе Россию, в которой каждый краснобай получает возможность красоваться перед публикой. Можно ли сорвать аплодисменты, поддерживая власть? Нет, в том ведь нет никакой доблести. Иное дело – критиковать, ни за что при этом не отвечая. Больше всего аплодисментов будет срывать тот, кто будет метать стрелы выше. В губернатора? Молодец! В министра? Герой. А скоро стрелы полетят уже в ваше величество. Под громкое хлопанье в ладоши. Вот прямое и неизбежное следствие лорисовского манифеста.

АЛЕКСАНДР III

Но я уже изъявил графу свое согласие. Завтра манифест будет опубликован в «Правительственном вестнике»…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

И это приводит меня к тезису третьему. Пошлите к Лорис-Меликову курьера, известите его, что по зрелом размышлении вы считаете бестактным в нынешний час отвлекать страну от траура и скорби столь важным политическим актом.

АЛЕКСАНДР III

Константин Петрович, я ведь сказал: я уже изъявил графу свое согласие. Вы сами говорили, что колебания мне не к лицу.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Я также говорил, что вам нужно ясно и твердо говорить: «Я этого не хочу». Вы хотите, чтобы страна забыла о вашем отце и обсуждала выборы?

АЛЕКСАНДР III

Нет. Вы правы. Я напишу, что с манифестом нужно неделю обождать.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

К тому же вам, возможно, захочется обновить состав кабинета и Государственного Совета. Будет справедливо дать новым членам правительства высказаться по столь серьезному вопросу.

АЛЕКСАНДР III

А мне захочется обновить состав правительства?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Его нужно чистить сверху донизу! Оно чуждо национальному духу! И прежде всего избавьтесь от Лориса! Прогоните его! Он человек нерусской души, не патриот, он не любит и не понимает России! Это честолюбец, который желает оставить по себе памятник! Это фокусник, который заморочит, окрутит, обведет вокруг пальца кого угодно! (Сам себе, роясь в папке.) Пункт первый, серебряная скрепка… Ага, вот. Помощник собрал для меня сведения… (Читает.) «Объект [это тут Лорис так назван, в записях]… объект встречался с графом Е.П. Воронцовым, договаривался о совместных действиях». Тот самый Воронцов, антиправительственные статьи которого трижды изымались цензурой. «Объект попросил министра юстиции [такого же интригана, как он сам] секретно начать подготовку гипотетического проекта конституционного механизма». Гипотетического – каково? И вот, вам особенно понравится. «Объект в карете разговаривал с княгиней Юрьевской о ее короновании и возведении ее детей в великокняжеское достоинство».

АЛЕКСАНДР III

Ну, этого теперь не будет. И знаете что… Хоть собранные вами сведения и тревожны, но увольнять Лорис-Меликова я не хочу. Это будет с моей стороны мелко. Как месть за дружбу с… этой особой. Кстати говоря, нужно будет оказать ей внимание. Какая она ни есть, но она любила отца. И он ее…

ПОБЕДОНОСЦЕВ (с поклоном)

Вы сказали: «Я не хочу», и я склоняюсь. Вот твердость, которую я приветствую всей душой.

АЛЕКСАНДР III

Благодарю, что не настаиваете. К тому же Михаил Тариелович сказал мне, что лично возглавляет следствие. Уже производятся аресты. Не сегодня – завтра всю шайку арестуют и предадут суду. Графу нельзя мешать.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Но только, заклинаю вас! Уже пущена в ход мысль, которая приводит меня в ужас. Люди так развратились в мыслях, что считают возможным избавление цареубийц от смертной казни. Вас будут убеждать со всех сторон, в том числе ваш дядя и либеральные министры, сделать «сильный ход» – помиловать злодеев, тем самым положив конец смертоубийствам. Нет, нет, и тысячу раз нет! Этого быть не может, чтобы вы перед лицом всего народа русского, в такую минуту простили убийц отца вашего, русского государя, за кровь которого вся земля кроме немногих, ослабевших умом и сердцем, требует мщения! Я вижу на вашем столе Священное Писание. Поклянитесь на нем, что в ваше сердце не проникнет голос лести и мечтательности!

АЛЕКСАНДР III

Клянусь.

Грозная музыка, на которую накладывается мерный стук молотка. Это сколачивают эшафот.

Свет на сцене гаснет. Занавес закрывается. Стук продолжается.

II. Соло для прокурора

На середину авансцены решительным шагом выходит Прокурор в черном мундире. На занавес проецируется портрет Александра II c траурным крепом.

Прокурор Муравьев

ПРОКУРОР (эмоционально, обращаясь к зрителям)[10]

Господа сенаторы, господа сословные представители! Призванный быть на суде обвинителем величайшего из злодеяний, когда-либо совершившихся на Русской земле, я чувствую себя совершенно подавленным скорбным величием лежащей на мне задачи… (Совершенно подавлен скорбным величием.) Перед свежей, едва закрывшейся могилой нашего возлюбленного монарха, среди всеобщего плача Отечества, потерявшего так неожиданно и так ужасно своего незабвенного отца и преобразователя, я боюсь не найти в своих слабых силах… в своих слабых силах достаточно яркие и могучие слова, достойные того… ВЕЛИКОГО народного горя, во имя которого я являюсь теперь перед вами требовать правосудия, виновным требовать возмездия, а поруганной ими, проклинающей их России – удовлетворения! (Не может справиться с эмоциями.) …Трудно, милостивые государи, быть юристом, слугою безличного и бесстрастного закона в такую роковую историческую минуту, когда и в себе самом, и вокруг все содрогается от ужаса и негодования, когда при одном воспоминании о событии первого марта неудержимые слезы подступают к глазам и дрожат в голосе, когда все, что есть в стране честного и верного своему долгу, громко вопиет об отмщении. (Подступают слезы и дрожит голос. Прокурор обращается к портрету.) Великий царь-освободитель, благословляемый миллионами вековых рабов, которым он даровал свободу, государь, открывший своей обширной стране новые пути к развитию или благоденствию, человек, чья личная кротость и возвышенное благородство помыслов и деяний были хорошо известны всему цивилизованному миру, – словом, тот, на ком в течение четверти столетия покоились все лучшие надежды русского народа, пал мученической смертью на улицах своей столицы среди белого дня, среди кипящей кругом жизни и верного престолу населения! (Голос звенит металлом.) Кто же виновники страшного дела, на кого должны пасть народные проклятья и пролитая кровь, где же цареубийцы, опозорившие свою родную страну? Россия хочет их знать и голосами всех истинных сынов своих требует им достойной кары. И я считаю себя счастливым, что на этот грозный вопрос моей родины могу смело отвечать ее суду и слушающим меня согражданам: вы хотите знать цареубийц? – вот они!!! (Показывает перстом вниз, в оркестровую яму. Пол оркестровой ямы поднимается, но не вровень со сценой. Обвиняемые видны до половины. Прокурор взирает на них сверху вниз. Обвиняемых пятеро. Они спиной к залу, на них надеты черные мешки-балахоны. С двух сторон жандармы с обнаженными саблями.) Первого марта нынешнего года они достигли заветной цели своих желаний и апогея своих деяний: они предательски убили великого монарха, освободителя и реформатора новой России! Крамола могла тайным ударом пресечь преходящее течение хрупкой человеческой жизни, но крамола бессильна поколебать вековую русскую преданность престолу и существующему государственному порядку. С корнем вырвет русский народ адские плевелы из русской земли, и тесно, дружно, сомкнувшись несчетными рядами, благомыслящие граждане бодро последуют за своей несокрушимой, единой священной надеждой, за своим ныне вступившим на царство августейшим вождем!

Застывает с поднятой головой и воздетой рукой. Портрет Александра II меняется на портрет Александра III. Звучит «Славься, славься!».

Сверху – оттуда, куда смотрит Прокурор, спускаются пять длинных-предлинных веревок с петлями. В оркестровой раме появляется человек в маске – Палач. Он затягивает петли на шеях подсудимых. Свет на авансцене в это время меркнет, освещаются только руки палача. В темноте Прокурор исчезает за занавесом. Стук становится оглушительным.

ГОЛОС НИОТКУДА (гулко, торжественно)

Особое присутствие Правительствующего сената определяет: подсудимых лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни чрез повешение.

Длинные черные мешки один за другим поднимаются вверх. Висят под самым потолком, покачиваясь, освещенные лучами.[11]

Вспыхивает пятно света внизу, посередине занавеса. Там, спиной к залу, черная женская фигура. Оборачивается. Это Девушка в Черном. Стоит и смотрит в зал. Стук стихает, звучит только музыкальная тема Террора. Повешенные повешены, но Террор неуязвим.

Казнь «первомартовцев»

III. Гатчинский пленник

На занавес, у нижней кромки которого стоит ДвЧ, а наверху покачиваются повешенные, проецируются мутные, размытые кадры. Это кошмарный сон, знаменующий будущее торжество Террора.

Кинохроника перемежается фантасмагорическими узорами, мелодия плывет, искажается, в нее врываются скрежеты, скрипы, вой.

Мелькают дымящиеся развалины, «Кровавое воскресенье», демонстрация, разруха, мировая война, трупы, рассыпающийся на куски Храм Христа Спасителя – картины страшного грядущего века.

МУЖСКОЙ ГОЛОС (бормочет всё громче и громче)

Нет… Нет… Нет… Не-ет!!!

Полная темнота.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС

Заша, тебе приснился дурной зон. Проснись!

Раздвигается занавес – только посередине, открывая небольшое пространство. Это тесный кабинет Александра III в Гатчинском дворце.

Обстановка самая простая. В кресле спит Александр III, рядом Мария Федоровна. Сзади окно, розовое от заката.

М.Ф.

Буленька, всё хорошо. Всё хорошо…

АЛЕКСАНДР III (рывком садится)

Черт… Не надо засыпать после ужина, на полный желудок. Сначала приснилось, будто я ловлю рыбу на льду. Лед треснул, я провалился в черную яму. А там какая-то баба. Жуткая. С белым лицом… Отцу незадолго перед смертью снилась такая же.

М.Ф.

Господи! Это не к добру! Нужно освятить комнаты. И усилить охрану! (Нервно бросается к столу, шарит по нему). Hvor er den forbandede knap?[12]

Звучит звонок. Вбегает Начальник Охраны.[13]

М.Ф.

Генерал, его величеству угодно снать, как охраняется Катчина.

НАЧАЛЬНИК ОХРАНЫ

Ваше императорское величество, согласно новоутвержденному распорядку, за всеми домами внутри пятиверстной зоны, за всеми дорогами и даже тропинками надзирает служба жандармов. У каждого, появляющегося в пределах зоны, проверяют личность. Внешний периметр парка стережет войсковая охрана, расставленные сплошной цепью две гвардейские роты. Конный дивизион ведет круглосуточное разъе́здное патрулирование. Непосредственно вокруг дворца дежурят чины сводно-гвардейского полка. В покоях – Собственный его величества казачий конвой. Ну и, разумеется, дворцовая полиция. (Пока он докладывает, занавес раскрывается шире, и становится видно, что с обеих сторон от кабинета, за перегородками, дежурит многочисленная охрана.) На случай же, если злоумышленники каким-то чудом преодолеют все кольца охраны и вздумают проникнуть через окно, на подоконниках установлена новейшая американская электрическая сигнализация. При малейшем нажатии срабатывает сирена, а в темное время суток одновременно выключается свет, чтобы затруднить преступникам ориентацию…

Подходит к окну, нажимает на подоконник. Раздается оглушительный вой. В кабинет с обеих сторон с топотом вбегают охранники. Несколько голов в жандармских шапках высовываются и из оркестровой ямы.

Туннель под Гатчинским дворцом

АЛЕКСАНДР III

Хорошо, хорошо. Ступайте, генерал. И уведите свое войско. (Вся охрана выходит, занавес опять сдвигается. В кабинете струится мирный, теплый свет.) Видишь, Минни, тревожиться не о чем. Это всё нервы… Хочешь, я сыграю тебе? Это тебя успокоит.

М.Ф.

Да-да, сыграй. Пожалуйста.

Царь берет огромную трубу-геликон и оглушительно играет тревожную мелодию, от которой успокоиться невозможно. К тому же меркнет свет за окном. В кабинете сгущаются сумерки. Сверкает молния. Доносится раскат грома. Царь перестает играть.

М.Ф.

Гроза! Весенняя гроза. Первая в этом году.

АЛЕКСАНДР III

Охохо… Гроза будет завтра. Последнее заседание по отцовскому манифесту. Участники прибудут вечером, экстренным поездом. Два месяца обсуждали, согласовывали, ревизовали. Больше оттягивать невозможно. Явится Лорис со своими министрами, с ними будет биться Константин Петрович, в одиночку… Сердцем я чую, что прав он, но те, другие приводят аргументы, против которых не может быть возражений… В конечном итоге решать придется мне…

М.Ф.

Ты помасанник Пожий. Слушай Его. (Показывает пальцем на люстру.) Он подскашет.

АЛЕКСАНДР III

Уж я ли не молюсь о наущении… Черт, да что же так темно! Эй, там! Свет! (Вспыхивает яркий свет.) Все-таки электричество – настоящее чудо. А провести сюда провода меня уговорил Лорис-Меликов. Я противился, мне хотелось оставить газовые лампы, как было в нашем дорогом Аничкове. Лорис сказал: кто сторонится прогресса, упускает будущее. И действительно, с электричеством много лучше…

М.Ф.

Так сделай, как предлагают министры. Это зветлые головы.

АЛЕКСАНДР III

Константин Петрович тоже не лыком шит.

М.Ф.

Чем?

АЛЕКСАНДР III

Лыком. Ах, не спрашивай, я не знаю, что это значит. Так говорят… Да, Победоносцев, конечно, тоже как следует подготовится. Он умеет быть убедительным… Выслушаю окончательные доводы обеих сторон, мысленно творя молитву. Тогда в решении примут участие и ум, и сердце. Нужно внутреннее спокойствие… Быть как скала, твердым и незыблемым… Хорошо, что я отказался ехать в Петербург и велел всем прибыть сюда. В Зимнем я всегда нервничаю. Здесь, в Гатчине, так покойно, безопасно. И жизнь здесь совсем другая. Зимний дворец – он… зимний. Холодный. А Гатчинский весенний. И на дворе весна. Всё просыпается, расцветает. Слышишь, как поют птицы?

М.Ф.

Нет. Открой окно.

Гатчинский дворец

Царь распахивает окно.

АЛЕКСАНДР III

Какой вечер! Этот воздух… Этот покой…

Опирается на подоконник. Воет американская сирена и гаснет свет. С обеих сторон с топотом вбегает охрана. Крики:

Блокировать окна! Перекрыть двери! Где «Объект Один»?!

АЛЕКСАНДР III (громовым голосом)

Я тебе дам «Объект Один»! Все вон отсюда! Уберите этот чертов вой! И включите свет!

Занавес закрывается.

IV. Разум и сердце

На сцену проецируется мелькание пейзажа за окнами вагона. Стучат колеса. Иногда гудит паровоз. Перед занавесом, в двух противоположных концах авансцены сидят две группы: слева – либералы (Лорис-Меликов и еще три министра), справа – Победоносцев с Ворониным. Все покачиваются в такт перестуку. К первой группе на протяжении сцены несколько раз подходят адъютанты и секретари с бумагами.

Обе группы беседуют, но, когда мы слышим разговор с одной стороны, на другой диалог беззвучен.

Сначала мы слышим беседу, происходящую на левой половине.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Господа, еще раз. Мы должны всё отыграть как по нотам. Не повторять то, что уже сказано другим. Каждый концентрируется только на одном аргументе. И повторяет его не меньше двух раз, меняя слова, но не суть. Вы знаете, что его императорское величество обладает умом… глубоким, но не быстрым.

МИНИСТР В СЮРТУКЕ

Знаем-знаем.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Итак, вначале я исполняю свою обычную арию о жизненной важности общественной поддержки и зачитываю телеграммы от земств. Потом вы, ваше высокопревосходительство.

МИНИСТР В СТАТСКОМ МУНДИРЕ

Я говорю о том, что количество и, главное, качество чиновничества совершенно не отвечает потребностям империи. Ни образовывать, ни содержать кадры бюрократии, необходимые для управления стомиллионной империей, государство не в состоянии. Необходимо развивать самоуправление, привлекая к нему образованную часть общества.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Только обязательно присовокупите: «разумеется, из числа преданных слуг монархии». (Поворачивается к Министру в сюртуке.) Потом вы, ваше высокопревосходительство.

МИНИСТР В СЮРТУКЕ

Я про свое, про финансы. Про то, что европеизация государственной системы повлечет за собой резкий приток инвестиций из Европы. И зачитаю прогноз, составленный Департаментом промышленности. Государь любит цифры.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (поворачивается к Министру в военном мундире)

Генерал, ваш аргумент должен быть особенно близок государю. Только, пожалуйста, не усложняйте, как в прошлый раз. Вы не на лекции в Академии Генерального штаба.

МИНИСТР В ВОЕННОМ МУНДИРЕ

Виноват, Михаил Тариелович, в тот раз я немного увлекся… Стало быть, я предельно ясно и четко говорю о том, что современная армия должна делать ставку на инициативного солдата. Мы же получаем по призыву забитых, неграмотных крестьянских парней, которые в основной своей массе совершенно не приучены к принятию самостоятельных решений. Армия заинтересована в развитии всеобщего начального образования, которое смогут обеспечить только представительные органы местной власти.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Проще, проще. Скажите, что мы отстаем от германской армии. Это подействует.

МИНИСТР В СЮРТУКЕ (оглядываясь на жестикулирующего Победоносцева)

Всё это прекрасно, господа. Но наш визави вполне может атаковать с неожиданной стороны. Вы его знаете.

МИНИСТР В СТАТСКОМ МУНДИРЕ

Эх, подслушать бы, о чем этот ворон так зловеще каркает своему клеврету…

Либеральные министры

Он продолжает говорить, но уже без голоса. Теперь мы слышим диалог в правой части сцены.

ВОРОНИН

Константин Петрович, вы даже не заглянули в составленный мной меморандум. Там всё расписано по пунктам и параграфам.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

…Ах, Виктор Аполлонович, разве это главное?

ВОРОНИН

Не это? А что?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Главное – сохранять в своей душе ребенка. Относиться к жизни, как к великому, торжественному празднику. Надобно существовать каждый Божий день, словно в детстве. Помните трепет в канун Рождества? (Воронин хлопает глазами.)То ведь не было ожидание подарков – нет. Душе чуялось, что завтра будет день необыкновенный, светлый, радостный, и что-то великое будет совершаться. Бывало, ляжешь, а колокол разбудит тебя перед заутреней, и няня, вставшая, чтобы идти в церковь, опять должна уговаривать ребенка, чтоб заснул. Боже! это же ожидание детских дней ощущаю я в себе и теперь… Как все во мне тихо, как все во мне торжественно! (Воронин хочет что-то сказать, но Победоносцев останавливает его жестом.) Чу! Слышите благовест?

ВОРОНИН

Нет, не слышу…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Значит, он здесь. (Прикладывает руку к сердцу.) Не мешайте… Лучше закройте глаза, помолитесь…

Свет меркнет. Звучит молитвенное песнопение с колокольным перезвоном. По занавесу скользят радужные тени.

Следует пятиминутная балетная сцена, в которой министры-либералы безмолвно танцуют па-де-катр Цезаря Пуни, исполняя фигуры, полные изящества и благородства: то по одиночке, то парами, то хороводом.

Царь завороженно наблюдает за танцем, кивая головой в такт музыке. Победоносцев сидит неподвижно, молитвенно сложив руки, сомкнув очи и опустив голову. Позади него Воронин, язвительно улыбается.

Музыка доиграла, министры изящно поклонились. Сели.

Па-де-катр

АЛЕКСАНДР III

Благодарю всех докладчиков. Убедительно. Весьма. (Оборачивается к Победоносцеву.) Константин Петрович, ваш черед. Прошу высказать соображения, возражения, замечания по поводу предлагаемого манифеста.

ПОБЕДОНОСЦЕВ (поднимаясь, с поклоном)

У меня их нет.

АЛЕКСАНДР III

Чего нет?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Соображений, возражений, замечаний по поводу предлагаемого манифеста. Я полностью согласен с господами министрами, что дальнейшие улучшения в государственном строе империи совершенно необходимы.

Министры ошеломленно переглядываются.

АЛЕКСАНДР III (недоверчиво)

То есть… Вы не оспариваете положений манифеста об учреждении комиссий и выборе представителей?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Нет, ваше величество. Не оспариваю. Логика документа, составленного графом Михаилом Тариеловичем и поддержанного их высокопревосходительствами, безупречна. Манифест безусловно нужен. Тянуть с ним нельзя. Народ и общество ждут от вашего величества изъявления монаршей воли.

С поклоном садится. Пауза.

АЛЕКСАНДР III (с облегчением)

Так, стало быть, обсуждение окончено? Никто не желает ничего прибавить? Признаться, не ожидал такого единодушия после двухмесячных баталий. Приготовился к дискуссии до глубокой ночи. Ну коли так… (Весело.) Устрою себе подарок – ночную рыбалку на пруду. С фонарем и острогой, как я люблю. Как раз и ночь будет дождливая, самое оно́!

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (подозрительно косясь на Победоносцева)

Так манифест согласован и окончательно утвержден?

АЛЕКСАНДР III

Вы же слышали, Михаил Тариелович.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Это будет ваш первый государственный жест! Россия и Европа воспримут его как начало нового политического курса, направленного к прогрессу и гражданскому миру!

ТРОЕ МИНИСТРОВ

Большое дело, ваше величество! …Великое свершение! …В добрый путь!

АЛЕКСАНДР III (добродушно)

Ступайте, господа, ступайте. Мне к рыбалке готовиться.

Члены правительства кланяются, идут к выходу. Последним идет Лорис-Меликов. У самых кулис останавливается, оглядывается на Победоносцева, который тоже встал, но никуда не идет. Лорис-Меликов на миг задерживается, но выходит.

IV. Рыболов

АЛЕКСАНДР III

Душевно благодарю вас, Константин Петрович. За то, что вы с вашей мудростью и христианской кротостью решили положить конец разладу среди моих ближайших советников.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Сказал и повторю. Манифест безусловно нужен. Россия ждет его, как иссохшая почва дождя… Только нужен не манифест графа Лорис-Меликова, а совсем другой.

АЛЕКСАНДР III

Какой другой?

ПОБЕДОНОСЦЕВ (Воронину)

Друг мой, дайте желтый пакет и можете идти… (Воронин подает пакет, кланяется императору, выходит. Победоносцев вынимает бумагу, подходит с ней к царю.) Вот какой манифест нужен. Прошу вас, государь, прочтите. Каждое слово далось мне многими молитвами, прошло прямо через сердце.

Царь читает, взволнованно расстегивает ворот.

АЛЕКСАНДР III

«От всяких на нее поползновений»?! Но это… Нечто совершенно противоположное тому, что я давеча одобрил! Поворот всей государственной политики на сто восемьдесят градусов!

ПОБЕДОНОСЦЕВ

И что с того, что давеча одобрили? А после прислушались к голосу сердца – Его Голосу (показывает вверх) – и решили иначе. Разве русский царь перед кем-то кроме Него ответствен за свои поступки? Помните наш разговор в страшный день гибели вашего отца? «Я этого хочу» и «Я этого не хочу». Вот высший закон самодержца.

АЛЕКСАНДР III

Сказать вам, чего я действительно хочу? Я хочу жить с женой и детьми, ничего не боясь. Играть на трубе и ловить рыбу.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Они тоже хотели только ловить рыбу.

АЛЕКСАНДР III

Кто «они»?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

…А Христос пришел и сказал им: «Приидите вслед мне, и сотворю вас быти ловцами человеков». И апостолы пошли. При том что у них был выбор – идти за Иисусом или нет. У вас же выбора нет. Человеки уже уловлены. Сто миллионов душ. И по воле Божьей вы отвечаете за них за всех. Сказать вам, что будет после того, как выйдет манифест графа Лорис-Меликова? Это будет гибель, гибель не только России, но и ваша: это ясно для меня, как день. Вот, у меня тут в пакете целый меморандум с расчетами… (Достает бумагу.) Первого мая тысяча восемьсот восемьдесят первого года. Страна узнаёт, что состоятся выборы в некую всероссийскую говорильню. Горожане приходят в ажитацию. Выбирают представителями тех, кто красно и задорно болтает. Среди крестьян, как всегда в подобных случаях, распространяются слухи, что царь-батюшка будет раздавать барскую землю, а баре хотят ему помешать.

АЛЕКСАНДР III

Так это же хорошо, что народ любит государя.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Слушайте дальше. Июнь – июль. Соберется съезд народных депутатов. Все жадно наблюдают, ловят каждое слово. Еще бы! Ведь такого никогда прежде не бывало. Рукоплескать публика будет только тем, кто ниспровергает основы. И основы расшатаются в несколько недель. Всё пойдет, как сто лет назад во Франции, при созыве Генеральных Штатов. Скоро ниспровергатели удалятся в какой-нибудь Зал для игры в мяч и провозгласят свою партию. Либеральные министры и прогрессивный граф Лорис-Меликов окажутся для этой партии слишком умеренными. В столицах начнутся манифестации, беспорядки. В сентябре или октябре возьмут штурмом какую-нибудь Бастилию – хоть ту же Петропавловскую крепость, символ «деспотии». А крестьяне тем временем, не дождавшись земли, начнут брать ее сами: жечь усадьбы и убивать полицию, если та будет мешать.

АЛЕКСАНДР III

Для пресечения безобразий есть армия.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Армия будет занята на окраинах. Едва почувствуется, что самодержавная власть закачалась, поднимутся Польша и Кавказ, заволнуются ныне спокойные Финляндия, Эстляндия и Лифляндия. Ханы Средней Азии переметнутся к англичанам. Не успеем оглянуться, как на Аму-Дарье встанут британские гарнизоны. А что будет с вами, с государыней, с их императорскими высочествами – Николаем Александровичем, Георгием, малютками Ксенией и Михаилом? Рассказать вам? То же, что было во Франции. Только для русской революции гильотина слишком изысканно, у нас будут топор и дубина…

АЛЕКСАНДР III

Но… но может быть, истории так и надо? Принести в жертву нас, чтобы Россия могла… развиваться? Ведь та же Франция, пройдя через ужасы революции, сделалась лучше?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Лучше? Это чем же? Ваше величество, я уж не говорю о том, что Россия – совсем не Франция. Что французу хорошо, то русскому смерть. Но демократия есть величайшая ложь нашего времени! При демократическом образе правления наверху оказываются ловкие подбиратели голосов со своими сторонниками. Механики, искусно орудующие закулисными пружинами! А так называемые выборы – кукольный театр. Толпа быстро увлекается громкими фразами, не помышляя об их проверке, которая для толпы недоступна! В чем различие между помазанником Божьим и каким-нибудь президентом? Не только в том, что он избран глупой толпой, а вы – Господом, отнюдь! Для вас власть – тяжкое бремя и долг, а для политического пролазы – заветная мечта. Он будет карабкаться наверх, не разбирая средств, ради удовлетворения своего властолюбия и корыстолюбия! А самодержавному государю воровать незачем, ему и так уже принадлежит вся держава! Так ради чего же разрушать крепкое здание, возводившееся веками? Ради того, чтоб заслужить рукоплескания Европы? Ах-ах, семья демократических стран пополнилась Россией! Браво!

АЛЕКСАНДР III

Но ведь Лорис прав, когда говорит, что у нас в России неладно и что нужно многое менять…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Неладно, оттого что тело нашего государства из-за непродуманных реформ нарушило свои естественные пропорции и перепутало функции своих членов! Надобно учиться у природы! Бог в мудрости Своей дает нам тысячу подсказок. Взять то же человеческое тело. Смотрите, как оно устроено, когда здоро́во. Ноги близко к земле и держат на себе тяготу всего остального организма. Туловище занято своей важной работой. Руки трудятся и защищают от опасностей. А голова взирает, внимает, мыслит и управляет. Ногам и рукам нельзя давать воли – иначе ноги заведут черт знает куда, а руки накуролесят. Голова не может быть слишком большой, а то получится уродец. Поэтому следует лелеять чистоту и соразмерность правящего сословия, дворянства. А венчать голову истинно прекрасного человека должен сияющий венец – самодержавная власть. И выше нее только Небо и Бог!

АЛЕКСАНДР III

Константин Петрович, я вижу, я чувствую вашу правду… Ваши слова находят горячий отклик в моей душе. Скажите, как мне поступить?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Очень просто. Обратиться к народу с заявлением твердым, не допускающим никакого двоемыслия. Так, как изложено в подготовленном мною манифесте. Это ободрит всех благонамеренных прямых людей, которых, слава Богу, на Руси немало, но которые сейчас пребывают в растерянности, не зная, чего ожидать. Берите перо, ваше величество. Подписывайте. И сразу же, сей же час, пошлите вдогонку членам правительства – в отмену того, другого манифеста.

Царь берет бумагу, подходит к столу, размашисто подписывает.

АЛЕКСАНДР III (крестясь)

Ну, теперь начнется… (Пытается шутить.) Главная беда в чем? Придется отменить ночную рыбалку. После нее я всегда сплю до полудня, а спозаранок примчатся Лорис-Меликов и министры – протестовать. Мне еще предстоит выдержать их натиск. Я должен быть свеж и собран. Нужно выстоять.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Скажу вам, как Моисей Иисусу Навину: «Мужайся и крепися, не бойся, не ужасайся, не устрашайся от лица их». Конечно, министры рано утром будут у вас. Но не для того, чтобы протестовать. Манифест уже подписан, царская воля высказана. Они примчатся угрожать своей отставкой, ибо при новом политическом курсе господам либералам в правительстве делать нечего. Не вступайте с ними в объяснения. Просто подпишите их прошения. Найдем других людей, истинно русских. Ваших преданных слуг. А рыбалку отменять незачем. Спите на здоровье до полудня. Когда русский царь отдыхает, весь мир может подождать. Тем более вчерашние министры. (Голос взволнованно дрожит.) Ах, государь! После долгой либеральной зимы наконец наступит весна! Россия укрепится, ободрится, успокоится! И вы, ваше величество, перестанете тревожиться за будущее ваших детей и внуков. Призрак Террора и революции навсегда растает.

Победоносцев кладет царю руку на плечо, другую простирает ввысь. Оба застывают. Звучит торжественная музыка.

Затемнение. Занавес.

Музыку сменяет шум дождя. Первое, что видно, когда начинает сочиться свет (он останется тусклым), – цепочка охранников на берегу пруда. Они в блестящих, как бы мокрых черных плащах с капюшонами, спиной к залу. (Могут стоять не на сцене, а перед креслами первого ряда.)

Царь стоит в лодке с фонарем в одной руке и с острогой в другой. За спиной у царя слуга, держащий огромный зонт.

Время от времени царь азартно, с размаха бьет острогой в воду.

Во время этой пантомимы звучный голос а-ля диктор Левитан торжественно читает Манифест от 29 апреля 1881 года. С этого исторического момента Россия вступает на путь, который все равно приведет ее к революции, только не демократической, а большевистской.

ЗВУЧНЫЙ ГОЛОС

«Объявляем всем верным Нашим подданным: Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученической кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления.

Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицом Всевышнего Бога, веруя, что, предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит Нас Своею Всесильной помощью.

Манифест о незыблемости самодержавия. 29 апреля 1881 года

…Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди вернаго народа, готоваго положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, – есть дело страшное, позорное, неслыханное в России и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом.

Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, (с особым нажимом) с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений. ОТ ВСЯКИХ. НА НЕЕ. ПОПОЛЗНОВЕНИЙ.

Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, – к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ея, Возлюбленным Нашим Родителем.

Дан в Санкт-Петербурге, в двадцать девятый день Апреля, в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот восемьдесят первое».

Хор поет «Боже, Царя храни!». Прожектор освещает центральную фигуру в веренице охранников. Фигура медленно поворачивается к зрителям, сбрасывает капюшон. Белое лицо Девушки в Черном.