Читать онлайн Пекло 3

Глава 1

Чтобы по-настоящему высыпаться, надо уметь отключать разум, переставать думать и позволять себе просто отдохнуть. Ему это говорили всю жизнь, но за девяносто два года он так этому и не научился. Спал по девять часов и вставал с такой головой, будто только что принял экзамен на соответствие у всех сотрудников Земной академии наук. У всех, включая уборщиков и охрану.

Конечно, у него болела голова, и сканер в ванной был недоволен, окрашивая зеркало в оранжевый цвет.

– Метаболической коррекции иммунного чипа недостаточно для стабилизации вашего организма, – заявил ему строгий женский голос, почти как настоящий, только лишенный всяких эмоций. – Ваше давление выше положенной нормы. Примите препарат. Утренний кофе будет заменен любым соком на ваше усмотрение.

– Спасибо, Дура, – зевая, ответил он.

Идея назвать домашнюю компьютерную систему просто «Дурой» все еще казалась гениальной. Все равно никто никогда не узнает, как именно он к ней обращается, а она и рада стараться. Именно по ее воле прямо под зеркалом выдвинулась ниша с крохотной мензуркой, в которой был совершенно прозрачный раствор.

О препаратах с Дурой он, конечно, не спорил и не проверял, ошибается она или нет – все же он не был дураком и знал, что уже не молод, выпивал лекарство, возвращал мензурку, захлопывал нишу и смотрел на себя в зеркало, наблюдая, как постепенно гаснет оранжевое освещение на зеркале.

Ему действительно было девяносто два года, хотя, глядя на его отражение, никто бы так не подумал. Он был достаточно высок. Стал много ниже, чем был в юности, а рост выше среднего все равно оставил при себе. У него были маленькие, глубоко посаженные цепкие глаза, от которых разбегались лучи морщин, высокий лоб, на котором морщины рисовали ровные полосы. Мягкие скулы, подбородок с серой щетиной и только волосы совсем белые от седины. Они напоминали про возраст, а так идеально отрегулированный земной климат, лучшие врачи человечества и полный контроль здоровья делали свое дело. Он чувствовал себя не хуже чем в пятьдесят, разве что голова болела чаще, но с опытом, к утру, зевая в ванной перед зеркалом, прежде чем умыться, он часто понимал, что за ночь в его голове нашлись ответы на текущие вопросы, а значит не зря его иммунный чип как молоденького спать укладывал на целых девять часов.

Теперь он тоже осознал одно из решений, умылся и пошел завтракать тем, что ему оставила Дура. Вишневый сок вместо кофе был плохим вариантом, но понял он это слишком поздно.

«Лучше бы просто молока», – думал он, надевая свой костюм.

У научных сотрудников Земной академии наук у всех была своя форма. Младшие сотрудники ей часто пренебрегали. Старшие права на это не имели, а он без свой формы из дома выйти права не имел. Такова участь представителей вершин. Ты становишься не лидером, а лицом всей организации. Вот и Симон Финрер олицетворял собой всю Земную академию, при этом чувствовал себя рабом системы: полномочий у него было много, а возможностей мало, потому что даже решать, что надеть и чем позавтракать, он права не имел.

«Ладно тебе, – отвечал он на это ворчание, шагая в стеклянный лифт. – Тебя хоть не засекретили».

Это он напоминал себе, что есть те, кому еще хуже. Например люди, лица и имена которых защищены законом, не имели права выходить из зданий, в которых их держали, хотя это касалось не всех. Знал он одного засекреченного, что свободно гулял, где хотел, демонстрируя всем документы с совершенно другой должностью.

«Надо бы узнать, как у него дела», – решил Симон, вспоминая старинного приятеля, но, вскинув при этом руку, активировал браслет связи, раскрыл панель, выбрал нужное окно и с замиранием сердца взглянул на одну лишь надпись: «активен».

Эти белые буквы на прозрачном голубоватом голографическом экране он видел уже много лет, но после них всегда становилось приятней смотреть на зелень академического городка. Две большие высотки, стоявшие в центре, крохотные, в сущности, для этого мира, всего в двадцать семь этажей, были окружены зелеными деревьями, лужайками и невысокими постройками служебных квартир. Кто-то любил те низенькие домики и просил жилье там, кто-то, наоборот, предпочитал высотки, но все сотрудники жили в этом закрытом городке или в ближайших домах сразу за забором.

Выйдя из лифта, он попадал в светлый холл и уже начинал встречать знакомых, улыбался и спрашивал на ходу о разных проектах.

– Как там ваши летающие рыбы? Не забудьте принести мне отчет! Доброе утро… и вам хорошего дня!

Ему иногда казалось, что все здесь его семья, но, шагая по аллее к своей работе, он вспоминал, что это не так.

«Активен» – вот что действительно было для него важно. От этой мысли он замирал, поднимал глаза на самую вершину академического комплекса, похожую на пирамиду из зданий. На самом высоком и самом старом из них на фоне синего неба застыла черная надпись «Lux mundi» – историческое напоминание, что они не просто свет человеческой науки, а свет мира. Именно так эта надпись переводилась с совсем уже позабытой латыни, но, глядя на нее, Симон всегда грустно улыбался. Он уже много лет пытался добиться, чтобы ее отреставрировали, вернули ей свет, чтобы как в хрониках можно было увидеть сияние науки в ночном небе, но Мировой Совет Порядка уверял, что денег на подобные глупости нет и быть не может.

– Зданию больше тысячи лет, – говорил ему секретарь Совета. – Если вас беспокоят эти буквы, их можно демонтировать.

– Биографию свою демонтируй, – огрызался на это Симон, а сам подбивал сотрудников собственными силами починить старый символ, а ведь один раз у него почти получилось всех организовать. В прошлом году едва не начались работы, но убийство в жилом городке и суд над Калибаном смешал все планы, хотя бы потому, что именно Калибан был готов повозиться с банальными солнечными батареями, заставить их собирать энергию днем и заряжать надпись ночью. Он, в отличие от Совета, ценил историю науки и академии не меньше Симона, а теперь попробуй найди единомышленника в отделе энергетики.

Вздыхая, Симон радовался, что отдел космических разработок для него навсегда свой. Он подбегал к низенькому зданию этого отдела, поднимался на второй этаж и стучал в окно одной из квартир.

– А вы рано, – ответила ему на это молоденькая сероглазая брюнетка, открыв окно. – Что-то случилось?

Впрочем, ей было давно за сорок, но Симон, все еще считал ее девчонкой.

– Тина, звезда моя, а не сделаешь ли ты мне кофе? – спрашивал он, весело улыбаясь.

– О, для такого мужчины – непременно! – отвечала Тина и смеялась.

Она была его ученицей когда-то. Он помнил ее совсем глупой студенткой, рыдавшей из-за обидных замечаний ее сокурсников парней. Они соображали быстрее и дразнили ее, а она – упрямая, всему научилась, всех обошла, потому что искренне мечтала строить самые лучшие космические корабли. Этим она теперь и занималась, поддерживая с наставником теплые, дружеские отношения.

Она могла прийти к нему за советом по работе. Он к ней – за кофе, когда система в нем откажет, а шутки – лишь средство от сплетен.

– Зайдете? – спрашивала она, улыбаясь и поправляя халат, надетый на сорочку.

– Нет, я тут подожду, – отвечал он ей и шагал к парапету, чтобы осмотреть свои владения и в очередной раз спросить себя, как его так угораздило.

Впрочем, он ни о чем не жалел, просто как-то не планировал. Все решили за него сильные мира сего, а ему осталось только вцепиться в эту работу и делать ее со всей отдачей.

– Ваш кофе, учитель! – объявляла Тина и выдавала ему его собственную термокружку: черную, когда она пуста, и сияющую звездами и летающими мимо космическими кораблями, когда в ней горячий напиток.

Симон кивал и забирал ее, улыбаясь. Когда-то он купил эту кружку внуку, но так и не отдал, вот и ходил с ней сам, пил по-бунтарски запрещенный кофе и шагал на работу.

– Симон Финрер, – окликнули его уже у главного здания академии, заставляя обернуться и шагнуть к черной транспортной капсуле с золотой правительственной меткой на носу.

Дверь капсулы была открыта, а рядом с ней стоял молодой человек в форме секретаря.

– Вас требует к себе Совет, – сообщил он.

– Без согласования моего графика? – удивился Симон.

– Это срочно, – ответили ему.

Хотелось, конечно, возразить, сказать, что у него и самого может быть не мало срочных дел, но, зная, что спорить с системой бесполезно – а он уже пробовал – Симон Финрер послушно сел в капсулу на пассажирское сидение.

Он точно знал, что отсюда ему никогда не увидеть земных красот, не взглянуть на академию с высоты, остается только разглядывать кружку и пить кофе, пытаясь угадать, зачем он мог понадобиться совету.

Глава 2

Когда капсула начала снижаться, Симон заранее знал, что будет дальше. Она остановится и его высадят на специальной площадке где-то в подземелье, а оттуда проводят в специальный зал.

Так и вышло. На посадочной площадке его встретила светловолосая девушка в форме секретаря. Ее лицо, миловидное, правильное и совсем не естественное выдавало ее настоящее происхождение. Биоробот на службе у кого-то из членов Совета, не иначе. Механическое нечто, облаченное в теплый, почти живой каркас.

Когда-то Симон восторгался этой технологией, а потом почти ненавидел, увидев однажды, как искусственную кожу натягивают на металлический остов.

– Добрый день, господин Финрер, – сказала ему девушка. Искусственный клапан помогал ей говорить совсем как настоящей, живой женщине, только без эмоций.

«Интересно, она со встроенной сексуальной функцией? Судя по обращению, да», – подумал Финрер, а вслух сказал:

– Господ у системы нет.

– Простите, – сказала робосекретарша, но поклонилась, виновато сложив вместе ладошки. – Идемте.

Она хотела забрать у него почти пустую кружку, но он не позволил, опасаясь, что потом ее уже и не вернут. Как ни странно, спорить с ним робоженщина не стала, а повела знакомым ходом внутри здания.

Шагая за ней, Финрер понимал, что что-то на этот раз не так. Обычно за ним приходила живая секретарша. Если совет хотел обговорить военные разработки, то встречала его сама Моника Эбирли – лицо космического патруля и Земной армии правопорядка, если это было нужно – в конце концов, мало кто знал, что в действительности это одна организация с единым начальником. Симон Финрер вот тоже делал вид, что никогда об этом не знал.

Робот его встречал впервые, но приводил все в тот же зал.

Дверь, хорошо знакомая, открывалась, и в глаза сразу бил яркий свет. Именно этот свет всегда мешал рассмотреть людей из Совета. Они вчетвером сидели обычно с другой стороны, говорили с помощью специальных масок-фильтров, что делало их голоса совершенно неузнаваемыми, одинаковыми, похожими на речь самых первых роботов, только подобие эмоций в обсуждении иногда проскальзывало.

К свету Симон уже привык, знал, что его обычно приглушают, так чтобы было комфортно следить за силуэтами, но сегодня человек напротив был один. Это сбило Симона с толку.

Он даже обернулся, но дверь за ним закрылась, а в этой части зала не оказалось, как было обычно, кресла для него самого.

– Что происходит? – тут же спросил он, понимая, что вызовом Совета это назвать нельзя.

– Не в ваших интересах задавать вопросы, – сказал ему голос с другой стороны зала.

«Ах, значит перед „господином“ надо на задних лапках бегать!» – мысленно возмутился Симон, но ничего не сказал. Скрестил руки у груди и замер, ожидая, что именно ему хотят сказать.

– Нам стало известно о превышении вами служебных полномочий, – сообщил голос, и Симон сразу не выдержал.

– Кому «нам»? – спросил он. – Я вижу тут только одного человека, который пытается придумать то, что никогда не случалось. Я не злоупотреблял своим положением!

– Даже когда украли опытный образец из отдела биотехнологий? – надменно спросили у него.

– Не украл, а включил дополнительного человека в список подопытных, – уже без энтузиазма ответил Симон. – Технология была уже одобрена, производство запущено. Я просто оплатил создание одного из чипов. Вы мне за это штраф едва ли сможете выписать.

– Но зато мы знаем имя того, кто получил этот чип. Сегодня вы даже проверяли работает ли он.

Симон Финрер подавился воздухом, сжал сильнее кружку и заставил себя спросить:

– Что вам нужно?

– Вот это уже другой разговор. Из-за череды исчезновений космических кораблей в районе ЗиПи3 планируется полная зачистка планеты. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?

В этот момент Симон впервые поверил, что у него есть какие-то проблемы с давлением. В глазах у него потемнело, а сердце пропустило несколько ударов.

– Зачем вы мне это говорите? – с трудом спросил Симон.

– Благодаря чипу во время этой зачистки возможно спасение вашего внука. Его вывезут с планеты, а дальнейшая его судьба будет зависеть от него самого, если вы сделаете то, что я хочу.

«И ведь не говорит „мы“. Совсем уже. Жаль, между мной и им энергетическое поле, а так бы посмотрел, кто это. Сразу бы все прояснилось. Наверняка, ему Белая Молния не угодила», – думал Симон и цокал нервно языком, когда его опасения подтверждались.

– Вы закроете проект «Белая Молния» и ваш внук получит свободу.

– Я хочу не только внука, но и Витура Калибана, а также Лотара Нарида, – нагло затребовал Финрер, хотя сердце у него в груди так торопилось, что даже дышать было больно.

– А зачем они вам без проекта? – спросили у Финрера.

Тут ему совсем дурно стало, в сторону повело, но он заставил себя сжать кружку еще сильнее, чтобы пальцы побелели от напряжения.

Белая Молния была его мечтой. Корпус Белой Молнии, не похожий на остальные корабли, он разработал сам. Он начал этот проект. Он запустил его. Он мечтал создать корабль, который позволит наводить порядок без применения силы – самый быстрый, неуязвимый, белый, потому что всегда на стороне правды.

Мечта идеалиста – вот как обзывали Белую Молнию в научных кругах, но если это всего лишь мечта, то почему она, как кость, поперек горла такому количеству бесчестных людей?

Стоило проекту выйти за пределы чертежей – и произошла авария на заводе, в которой обвинили первого инженера. Теперь уже Финрер не сомневался в его невиновности. Парня подставили, а он даже имени его не узнал. Затем – исчезновение нескольких сотрудников, арест Калибана. Тот как раз сам был виновен, но ведь его работу едва не украли и узнать, кто стоял за этим воровством, было уже невозможно.

«Витур, Витур, горячая твоя голова. Что же ты наделал?» – в очередной раз мелькнула в голове у Финрера мысль и тут же сменилась злостью. Он включил Лотара в проект ЗАПа, дал ему право на самооборону в надежде, что хоть главный испытатель не станет жертвой этого беспредела. Он заполучил у ЗАПа лучшую охрану проекта и что толку? На испытаниях его Молния все равно пропала.

«Ненавижу», – подумал Финрер и точно понял, что, будь у него хоть малейший шанс добраться до этой господской рожи, он сломал бы ему шею, проломил бы череп, да хребет бы он этому гаду выгрыз за то, что загубил немало талантливых людей.

– Они не виноваты, что моя мечта вам мешает, – прямо сказал он. – Калибан, конечно, преступник, но он гений, способный совершить настоящий рывок в энергетике. Ускорить развитие человеческой энергетики, разве этого недостаточно, чтобы не уничтожать его, как бесполезный биологический образец?

– Какие слова! – насмешливо ответили ему. – А Нарид должен жить, потому что ваш внук прирезал его отца, как бесполезный материал? Хотите сказать, что Нарид был бы по-настоящему уникальным экспертом, если бы не ваше покровительство? Это же вы помогли ему попасть в научный проект.

– Да, помог и что с того? Он мог остаться там безмозглым ассистентом, как большинство студентов! Все что было после университета – заслуга самого Лотара! Мне нужны все трое!

– Я подумаю, – ответили ему, – а вы поторопитесь, а то бумаги о закрытии проекта почему-то до сих пор у вас на столе…

– В них нет достойного обоснования. Экономическая нерентабельность – это полная чушь.

– Ваш супер-корабль оказалось легко лишить управления и выкинуть на ЗиПи3…

– Вы даже не отрицаете, что он там! – вскрикнул Финрер, вскипая от такой наглости.

– А вы не отрицаете, что вам это известно, когда начинаете требовать Лотара Нарида, – спокойно ответили ему. – Оставим эмоции. Никакой Белой Молнии не будет, а если документы не будут подписаны к вечеру, вы не увидите внука уже никогда.

За Финрером открылась дверь, а в зале свет тут же погас, зато энергетический барьер стал заметен подобием тонкой натянутой в воздухе сетки.

– Господин все сказал, что хотел, – сказала ему кукольная секретарша, шагнув к нему из коридора. – Идемте, я провожу вас назад к капсуле. Вас вернут назад.

– Да, конечно, – оглушенно ответил Симон, как сказал бы он обычной женщине, и даже не заметил это мерзкое слово «господин». Его трясло от этого разговора и дикого чувства, что он проиграл, причем уже в сотый раз, но зато в последний.

«Если все зашло так далеко, то, отказавшись, я просто подпишу себе приговор. Он посадит нужного человека на мое место, и тот все подпишет, сделает как надо», – думал он, садясь в капсулу.

Всю дорогу он смотрел, как на кружке гаснут звезды и космические корабли. Кофе остывал, и надежда в нем угасала. Ему сейчас казалось, что он слабак и трус, что нет в нем ни капли мужества, и даже собственный внук у него оказался сильнее. Он не стал молчать, не стал подстраиваться и бездумно доверять системе. Он просто взял нож и…

– Ты взрослый человек, Симоша, – дразнил его за такие мысли старый друг. – Ты же должен понимать, что не так надо с ними воевать, совсем не так.

«Я знаю, Франк, – отвечал ему Финрер, вспоминая эти слова, – но почему тогда все еще ничего не изменилось?»

Ответа не было, только понимание, что мир никогда не меняется мгновенно, но стоило ему выйти из капсулы, оказаться в академии и шагнуть в одиночестве в лифт, как он сразу же встряхнул браслет связи.

– Срочный вызов Франку Стелбахеру! – потребовал он, чтобы было быстрее.

– Что? – тут же ответил ему друг, и голос его зазвучал прямо в голове, благодаря встроенному в мозг звуковому чипу.

– Нам нужно поговорить. Это крайне важно.

– Ясно, я приеду к тебе вечером, выпьем и ты мне все расскажешь.

– Нужно сейчас! Почему ты вообще не сказал мне…

– Тише, – перебил его Франк. – Успокойся. Вечером я приеду и все расскажу. Вечером, Симон, а сейчас просто займись делом и я займусь. Ясно?

Если бы они не были знакомы большую часть жизни Симон бы, наверно, послал Франка очень далеко и такими словами, которые, как ему казалось, и сам не знал, а так он только выдохнул и согласился. В конце концов, его друг – человек куда более занятой, чем он сам, и если он говорит: «вечером того же дня», значит он действительно воспринимает его всерьез, а не глумится свысока.

«Эта секретарша – настоящая зацепка», – подумал Финрер и поспешил в свой кабинет на самом верхнем этаже, прямо под самой угасшей надписью. Там его ждал совсем другой робот-помощник – ИИ, стоявший когда-то во главе института, машина по имени Люкс, способная понимать людей. Единственное существо, кроме Франка, которому можно все рассказать.

Глава 3

Змея на огне подгорела. Кто-то рассеянный плохо снял с нее шкуру и теперь Лотару приходилось отковыривать обугленный ее клочок от своего обеда, насаженного на палку.

Жаловаться и выяснять, чей это промах, он не хотел. Не любил склок, да и было как-то не до этого. Нужно было сосредоточиться и подумать о деле, а у него не получалось. Он смотрел на хмурого Шефа с картой в руках и ему казалось, что он узнает этого человека.

То ли он перегрелся, то ли просто сошел с ума, но в загорелом лидере Демонов ему мерещился Оливер Финрер – тот четырнадцатилетний мальчишка, которого он все еще помнил.

В чертах лица сложно было усмотреть даже подобие схожести, но вот этот вдумчивый взгляд человека, способного игнорировать весь мир, если ему так будет нужно, он видел только у Оливера, а теперь встретил вновь.

Смутное воспоминание об имени старого не то врага, не то приятеля – Лотар сам не знал, что об этом думать – вызывали в нем сомнения. Он просто не был уверен, что ему, едва живому, это все не привиделось.

– Если вы будете хотеть выжить любой ценой, тело найдет силы, – говорил ему куратор на спец подготовке. – Это может показаться нелепым, но сознательная доминанта способна на многое. Ваша главная задача – хотеть выжить. Можете считать это своей работой, все остальное ваш мозг и ваши руки сделают сами.

Все эти слова в начале курса казались Лотару странными, а потом обрели смысл, а теперь он был готов даже допустить мысль, что он сам придумал упоминание Оливера Финрера, чтобы продолжать бороться.

Главная нелепость состояла при этом в том, что во всем этом был замешан дед этого самого Финрера – Симон, глава Академии Наук. Когда тот сказал, что Лотару придется пройти спец подготовку по самообороне высшего класса, новость ничего кроме недоумения не вызывала.

– Зачем она мне? – спрашивал он, действительно не понимая. – Я, конечно, числюсь в космическом патруле, но давайте честно: я – штабная крыса, кнопкотыкер, как справедливо говорят боевые пилоты.

– Это не справедливость, а хамство, – возмутился на это Симон Финрер, а пришедший с ним капитан ЗАПа просто усмехнулся.

– Может и штабной, но офицер, эксперт, да и, насколько я знаю, всю программу миссий ты отрабатываешь, – сказал он.

– Не знаю, к чему вы клоните, – пожал плечами Лотар, – но я это делаю, сидя в симуляторе, а не в настоящих боевых условиях. Я просто проверяю программное обеспечение образца и заранее знаю, что никто не умрет, если я совершу ошибку. Как это можно сравнивать с настоящей боевой работой?

– Да причем тут боевая работа? – возмутился Финрер. – Ты единственный из оставшихся незасекреченных участников проекта «Белая Молния», неужели ты не понимаешь, что тебе нужна защита?

Только тогда Лотар и заткнулся. Вокруг «Белой Молнии» постоянно что-то происходило. Сотрудники исчезали без вести, внезапно умирали в своих домах, их убивали, их увольняли за халатность, ссылали на ЗиПи3. Цех с опытным образцом трижды горел, и не важно, как его охраняли и как проверяли людей. ЗАП в открытую ставил свои патрули, но дерьмо – а тут уж не ругаться было невозможно – все равно случалось.

– Ты должен быть в состоянии себя защитить. Ты – испытатель. Тебе пилотировать последний образец, – убеждал его Симон Финрер, да он и сам был вынужден согласиться.

В испытаниях он проблемы не видел. Вести опытный образец под конвоем из боевых кораблей по заранее сверенному маршруту…

Воспоминание о маршруте заставили его нахмуриться. Кто-то изменил маршрут в настройках корабля. Они не должны были оказаться у ЗиПи3. Даже не так, кто-то сбил корректировку гиперпрыжка, кто-то из тех, кто был с ним на корабле.

«Кто бы это ни был, он поплатился», – решил Лотар, точно зная, что никто кроме него не выжил, закинул в рот кусок подгорелой змеи и снова посмотрел на Шефа.

В бликах огня, все с той же картой в руках, он очень походил на Оливера с джойстиком в руках в тот день, когда он по-настоящему поразил Лотара.

Он все еще помнил не экран, не показатели игры, а суровый решительный взгляд. Оливер не знал полумер, стремился все делать идеально и… как-то делал это. Лотара это пугало и восхищало одновременно, а сейчас, глядя на Шефа, он понимал, что все это время хотел стать именно таким: сильным и целеустремленным, не упертым, как баран – а он таких встречал и терпеть не мог – а действительно способным добиться желаемого.

«Это не может быть он, – сказал себе Лотар. – Восемнадцать лет прошло. Столько в Пекле… черт! На ЗиПи3 не живут».

Он даже головой дернул, чтобы отогнать эту оговорку. Главным правилом для него сейчас было – обезличенность. Ему нельзя было привязываться к этим парням, нельзя было перенимать их термины, их привычки, становиться одним из них. Не потому, что они были какими-то уродами или нелюдями, как говорили в правительстве, просто он должен был выжить, выбраться отсюда или хотя бы попытаться, а для этого ему нужна была трезвая, ясная голова, не затуманенная личными чувствами.

«Сначала дело, потом все остальное», – сказал себе Лотар и даже мысленно усмехнулся, вспоминая простую формулу одного из тренингов.

– Любую вашу проблему, любое переживание мы проработаем после, а пока просто отложите ее в сторону. Будет выполнена работа и мы возьмем ее вместе, если надо – под контролем препаратов, – говорил его личный психотерапевт-куратор-наставник – гуру этого дерьма.

Понимая, что без мата он тут вряд ли выживет, Лотар тихо блякнул себе под нос, выдохнул это короткое слово, которое в его обществе заметили бы все и тут же осудили бы, а тут никто не заметил. Всем было плевать. Особенно сейчас, когда никто не сомневался, что творится какая-то жесть.

На самом деле он входил в местный военный совет и под покровом ночи должен был помогать составлять новый план, но мозгами шевелил явно только Шеф.

Дориан, врач из ЗАПа, охотно делился с ними информацией, но сам думать не хотел. Он кровь с лица отмыл и, казалось, был счастлив просто самим фактом своего бытия, и не важно, что он в главной сточной канаве вселенной. Его даже грязная одежда и слипшиеся от пота и чужой крови волосы не смущали.

Ярван сидел, прислонившись к бочке. Старательно пытался вникать, но только висок тер у выбитого глаза. У него голова болела от новостей про механическую бабу.

Остальные предпочли заниматься бытовыми делами, а Ирон и вовсе переметнулся в технический совет, сказав, что там от него толку больше. Он с Виту ковырялся в обломках поврежденного старого танкобура, и Лотар им даже завидовал – ему то убегать было некуда.

На совете по-настоящему не хватало Берга, но найти его не удалось.

– Если тела нет, значит Зена скорее всего не убила его, а забрала с собой, – сказал Дориан и ткнул в точку на карте. – Вот тут рудники. Если он не предатель, то…

– Что значит «если»? – резко осадил его Шеф.

Дориана этот выпад не впечатлил. Даже самые дикие глаза опытного заключенного в Пекле не могли сравниться Зеной, а перестав бояться ее, Дориан вообще забыл, что такое страх, и просто плечами пожимал на такое возмущение, мол, тебе видней.

– Она скорее скинет его тут, – говорил он спокойно, – ну или, если он ей приглянется, может утащить на остров в качестве своего любовника. Карин она точно увезет туда. Она мне сказала, что аппаратура нужная там.

Шеф ничего на это не сказал, только кружку свою жестяную так сжал, что помял ее еще больше, оставив на ее боку следы от своих пальцев.

– Женщина нужна ей живая и целая, так что за нее можно не волноваться, – сказал Дориан и едва не получил кружкой по голове, по крайней мере, Шеф дернулся, но сдержался.

– Если она собирается заполучить ее тело, то что она будет делать с ее сознанием, это ты знаешь? – спросил он зло.

– Нет, – согласился Дориан, – но, как я понял, дней пять будет идти только подготовка.

– Тогда у нас не семь, а пять дней, – сказал Шеф и больше не переставал хмуриться. Он не притронулся к еде, все смотрел на карту и переваривал новую информацию.

Им нужно было попасть на остров, захватить его, зная, что все подступы перекрыты.

«Остается только долететь», – подумал Лотар, но вслух говорить не стал, зная, что эта идея неосуществима. У них нет возможности построить даже летательное корыто, особенно за такой короткий срок.

– У меня новости, – внезапно прервал задумчивую тишину Витур, подойдя к Шефу, и тут же добавил: – Плохие.

– Что может быть хуже? – спросил Шеф, не понимавший, как он мог думать, что может спокойно отпустить Карин.

– У нас нет воды, – сообщил Виту.

Шеф встрепенулся и забыл сразу и про пять дней, и про Карин, потому что все было очень просто: без воды они не проживут и трех дней, о действиях при этом можно забыть. Три дня – это если лечь в пещере и ждать, пока ты умрешь. Такие проблемы надо было решать первыми, иначе не решится больше ничего.

– Как без воды? – спросил Ярван, перепугавшись. Он в Пекле без воды никогда долго не был, но это не мешало ему содрогаться от ужаса.

– Так. Насос нашего танкобура поврежден, – строго и холодно сообщил Виту, будто читал отчет. – Бак поврежден. Осталась бочка. Водные баки новых буров заполнены, но насосов там нет. Итого у нас около шестидесяти пяти литров воды на восемнадцать человек. Этого на сутки хватит, но дальше что?

– Блядь! – рыкнул Шеф и все же швырнул карту себе под ноги, понимая, что у него есть кучу ресурсов, а самого важного, жизненно важного нет, и хоть ты трижды сдохни, а ничего не выйдет.

Дориан мог только кривиться. Он сам вычеркнул из конструкции водные насосы, потому что так было быстрее, а он с самого начала предпологал, что придется к кому-то примкнуть, а у тех должна быть вода, потому что без нее никак не выжить.

– Может, наш старый насос? – подал голос Вильхар, слышавший последнюю часть разговора. – Он же стоял на отшибе, за лагерем, как бы в глубине, далеко от взрыва.

– Если его не спиздили, – ругался Шеф, а сам вспоминал, что сам он насос не проверил именно потому, что к нему было не подобраться. Завал из обломков бараков было не просто преодолеть, но теперь у них есть три бура и один мастер этим буром орудовать, уж как-нибудь они путь себе расчистят, да и энергия есть, а значит можно и бластером путь проложить.

«Кучу техники, тьма оружия, спецов – хоть жри их, а воды нет», – ругался он.

– Через тоннель точно никак? – спросил Шеф еще раз у Дориана, надеясь, что тот о чем-нибудь просто забыл.

– Точно, – подтвердил Дориан. – Там камеры. Она увидит, перекроет подходы, запрёт в тоннеле и все.

– И по воде никак. Океан же типа ядовит, – простонал устало Ярван, чувствующий себя полоумным.

– Не ядовит, – удивился Дориан.

– Так по воде можно? – оживился Шеф.

– Нельзя, – вздохнув, сказал Дориан. – Там датчики на побережье, если они засекут что-то в воде, сразу дают разряд – и так по всему континенту.

– Бля-я-ять, – простонал Шеф и схватился за голову. Еще никогда прежде он не был в ситуации, когда совсем не ясно, что делать.

– А откуда столько энергии? – удивился Виту.

– На острове реактор. Она питает ту часть побережья и еще три на континенте. У меня все это вот тут на флэшке есть, – отвечал Дориан.

– А воды там у тебя нет? – простонал Шеф.

– Воды нет.

– Так, – вдруг все тем же строгим, профессорским тоном заявил Виту. – На остров можно долететь. Волки строили корабль, а я, уходя, отключил им реактор и запер этот самый корабль, оставив их без электричества. Можно потребовать корабль в обмен на включенный реактор, но договариваться я с ними не буду.

– Охренеть, – выдохнул Ярван, а Виту только плечами пожал, нервно закусил жетон и, не дожидаясь окончательного решения, ушел подальше от огня, словно остальное его не касалось.

Глава 4

«Шестьдесят пять на восемнадцать. Разделить. Блять. Восемнадцать. Шестьдесят пять», – как мантру повторял Шеф, понимая, что его мозг тупо не способен разделить одно на другое, и не важно, что воды было уже меньше. Он понятия не имел, как числа вообще делятся.

«Три или четыре… или как?» – думал он и еще больше бесился, понимая, что он не производит никаких вычислений, просто не может их произвести, а прикидывает на глаз, словно никогда не было времени, в котором он легко оперировал трехзначными числами в уме.

До этих дурацких литров он даже не замечал, как отупел. Ему все казалось, что он такой же сообразительный, как раньше. Знаний ему, конечно, не хватало, хотя он пытался их улавливать у тех, кто ими обладал. До того, как стал Шефом, он постоянно приставал к разным людям и пытался чему-то научиться. Дональд, например, с него смеялся.

– На кой хуй тебе история, парень? – спрашивал он. – Это в данной жопе самая бесполезная наука.

– А история этой жопы? – с надеждой спрашивал пятнадцатилетний тощий Оливер, чувствуя потребность что-то постоянно учить.

Дональд ржал с него, как конь, бил по плечу, но рассказывал, что знал, а знал он, увы, не так уж и много. Когда на планете заселились люди, чем здесь занимались, когда климат на планете стал меняться и как ее признавали непригодной для жизни. Ничего из этого пользы не приносило, но Оливеру казалось, что он еще на что-то годен, а теперь хотелось биться головой о скалы, просто потому что он не способен разделить одно число на другое. Как он с такими мозгами в лидерах ходит? Как собирается что-то делать?

Он хмурился, радуясь, что можно сосредоточиться только на вождении, потому что с такими мыслями за пустыней по-настоящему не последишь.

Вход в базу на вулкане он приказал завалить. Оставлять там кого-то охранять его было жестоко – с ограниченным-то запасом воды. А вот зная, что есть бур, можно было просто развалить вход в тоннель и оставить так – все равно никто не сможет добраться до их склада без подобной техники. А где ее взять, если по словам Дориана, все запасы металла были истощены последними бурами и костюмами.

– Не знаю, сколько ей нужно будет времени, чтобы что-то создать, – размышлял он, – но точно больше семи дней.

Этого Шефу было достаточно, чтобы Зену и ее Черепах скинуть со счетов и забыть о них, по крайней мере, как обладателей техники. У Волков и обчищенных Ястребов такой тоже нет, значит их склад в безопасности. Большую часть боевых костюмов они тоже оставили там, а сами на машинах и танкобурах двинулись в сторону старого лагеря.

У Волков, конечно, можно было отжимать воду, но признавать отсутствие столь важного стратегического ресурса Шеф не собирался.

«Если бы я знал, что у моего врага нет воды, тупо бегал бы от них, пока те не станут молить о пощаде», – размышлял Шеф.

Он хорошо знал, как истощает жажда, ослабляет и высушивает, особенно в этом мире, а им еще грозило провести целый день без надежного укрытия в тени.

– Простите, парни, – сказал он сразу. – Если мы будем ждать следующей ночи, то потеряем целые сутки, а я себе такого позволить не могу, и дело тут не только в Карин, но и в Зене.

– Грохнуть ее в человеческом теле будет куда проще, – возмутился один из Камней.

– Ошибочное мышление, – внезапно подал голос тихий Мартин, которого история Зены особенно заинтересовала. – Я не очень понимаю, как она собирается захватывать живое тело, но если вдруг она это может, то для нее оно станет просто еще одним прибором – не больше, чем посудомойка для домашней компьютерной системы.

– Не думаю, что она шутила, обещая забрать мои мозги в банку, если ей понадобится энергетик, – одобрительно кивнул Виту, а Дориан тут же нервно хохотнул.

– Вообще-то, у нее нет чувства юмора, совсем.

– У ИИ не может быть чувства юмора, – авторитетно заявил Мартин. – Чувство комичного основано не на рациональном мышлении, а значит не подлежит компьютерной систематизации.

– Пиздец ты умный, – восхитился Ярван.

Мартин ему даже кивнул за это благодарно, видно было, что он рад по-настоящему стать полезным.

– Чтобы уничтожить Зену, надо найти ее процессор или систему процессоров, что вероятней – процессоид.

– И он должен быть при ней? – спросил Дориан, пытаясь представить, где может быть этот самый процессор.

– Если бы я был Зеной, – продолжал Мартин, – я бы никогда не держал при себе процессоид, особенно если он имеет встроенный реактор для собственного питания. Это должна быть довольно массивная штука, которую выгодней спрятать там, где никто не станет искать. Судя по описанному дрону, или чем была та штука, из которой ты стрелял?

Дориан в ответ только плечами пожал. Ему-то откуда знать, как она называется.

– В общем, будет дроном, – заключил Мартин. – Так вот, судя по нему, она способна транслировать себя на расстоянии, а значит ей совершенно не нужно таскать при себе процессоид.

– Ну да, если бы можно было вынуть из тела органы и спрятать, я бы так и сделал, – хмыкнул Кирк, явно себе это представляя.

– Вопрос только где она могла спрятать его, – заключил Мартин.

– Ну есть дом ее «отца» – создателя типа, – размышлял Дориан. – Там стоят его мозги на такой тумбе, в которую много чего спрятать можно, но я почти уверен, что там камеры, да и вообще логично оставить процессоид там, где ее создали, нет?

– Совсем нет, – покачал головой Лотар. – Это первое место, где будут искать. Если она действительно взломала систему и получила доступ к разного рода инструкциям, то должна знать, что все органы правопорядка первым делом обыскивают место, с которого все началось.

– Но она-то имела дело с преступниками, а не правоохранителями, – попытался возмутиться Дориан и осекся, осознав, что он сам когда-то был по иную сторону.

– То-то и оно, – кивнул Лотар, по его лицу поняв, что пояснять ничего уже не надо.

– В любом случае там в окрестностях надо поискать, – сказал Шеф, – но сначала вода и Волки.

– И Ястребы, – добавил Ярван уверенно. – Их осталось мало и они бойцы, для захвата черепашьей базы их можно использовать.

– Слушай, мы уже пытались их использовать, – напомнил Шеф.

– Ничего. Они посидели там без кактусов, оружия и транспорта. Поверь мне, присмирели, – махнул рукой Ярван. – Если что я готов сам пойти и надрать зад тем, кто там остался. Сколько их оставалось? Семь? Восемь? Сколько бы не было! Они сейчас слабаки.

– Тоже верно, – согласился Шеф и велел еще раз обыскать окрестности – вдруг Берг все же объявится или хотя бы какие-то его следы, но ничего так найти и не удалось.

Теперь же он ехал и снова думал про дурацкие неделимые литры, собственную тупость и дикое ощущение, что он все проебал. Чем именно было это все, даже спрашивать себя не хотелось, вот он пытался сосредоточиться на дороге и жалких попытках вспомнить правила деления, пока в скалах не появился проход в их прежний лагерь.

Зена еще не встала, но небо уже начинало светлеть, и всем жителям Пекла, особенно Шефу, стало видно все.

– Ждите нас тут, – сказал он и, взяв с собой Ирона, Кирка и Вильхара, еще раз обошел руины старого лагеря.

Теперь он уже не искал, что отсюда можно вынести, просто пытался понять, есть ли способ перебраться через руины на задворки лагеря, где словно в песчаной лагуне прятался их насос и заброшенный огород, от которого даже семян после взрыва не осталось.

У места, где они оставили тело Роберта, Шеф невольно остановился и сразу отругал себя за рассеянность. Он закинул жетоны всех погибших в бардачок одной из машин и теперь не помнил в какой именно, потому что машины Ястребов для него были все на одно лицо, а демонической старушки больше не было.

«Простите», – подумал он и тут же поежился от внезапного комментария Ирона.

– Тела забрали Волки, – сказал он зачем-то.

О том, что он сам командовал этим процессом, он не уточнял, но Шеф и так понял по этому замечанию, но только хмурился, стараясь не злиться. Он и без того знал, что все было именно так, но от мысли, что он делит теперь пищу с тем, кто жрал его товарищей, его откровенно корежило. Да и Ирона от осознания перекосило, но говорить никто ничего не стал. Они просто двинулись дальше. Благоразумно обошли место, где нет давно останков Дональда, и осмотрели последние руины и камни обрушенной скалы.

– Я одного боюсь, – прямо сказал Шеф, – при взрыве насос мог упасть, повредиться, да мало ли, что с ним могло пойти не так… как бы его буром не доломали.

Он теперь даже жалел, что не стал проверять его судьбу, полагаясь на танкобур, как на источник воды – хороший, но, как оказалось, не вечный.

– Ну вот тут по обвалу можно взобраться на скалу и оттуда посмотреть, – предложил Вильхар. – Если ему хана, то и дергаться не будем.

– Ага, вперед. Это верный способ ноги переломать! – возмутился Кирк. – Давай я на буре по гребаным руинам проеду, сравняем тут все с землей, искрошим, чтобы не бесило, а то как пустая могила, блять.

– Нельзя тратить энергию попусту, – спокойно ответил ему Шеф, осматривая обвал.

Идея Вильхара казалась ему не плохой, но и Кирк был прав. Скала раскрошилась на крупные, местами острые глыбы, взбираться по которым было опасно, но наверху была ровная скала. По ней потом можно было вернуться, перепрыгнуть на крышу танкобура и вернуться к своим.

– Короче, я полезу, – все обдумав, сказал он. – А вы уж как хотите.

– Хрен тебе, – тут же рыкнул Кирк и полез первым.

– Мы вдвоем справимся, – сказал Шеф Вильхару и Ирону, понимая, что толпой там делать нечего. – Ждите, если что я позову.

Спорить с ним, конечно, же никто не стал, и он сразу двинулся за Кирком, хватаясь за острые камни, стуча по ним металлическим носком своих ботинок, стряхивая застрявшие неустойчивые камешки, что могли под ногой стать очень опасными.

Уже у самой вершины Кирк подал ему руку и помог взобраться на плато. Ему Шеф только кивнул и двинулся вперед, вдоль края, в свете рассвета видя нерушимый столб их старого, но верного насоса. Он все так же каменным идолом стоял в низине, словно ничего ему не могло помешать.

– Походу, Волки не знали, что там есть что тырить, – хмыкнул Кирк.

– Или решили ног не ломать, – хмыкнул Шеф и двинулся дальше к привычному для них спуску, довольно крутому, но зато знакомому. Там ни руки, ни ноги даже не искали опору, просто знали где она, будто это не кривые камни, а настоящая лестница.

– Бля, он вроде цел, – ошарашенно сказала Кирк, осматривая насос.

– Не пизди под руку, – рыкнул Шеф. – Лучше подставь свою флягу.

Она у Кирка была большая двухлитровая, и он ее пустую с собой сюда притащил, а значит именно на ней можно проверять насос, главное только с мощностью не переборщить.

Считать до трех вслух Шеф не решился, только показал Кирку три пальца, потом два, один и, наконец, нажал на рычаг.

Насос привычно зашумел, плюнул водой в флягу, щелкнул со зловещим скрежетом и внезапно затих, уронив отведенный рычаг, словно окончательно отломав его от механизма.

Кирк жалобно посмотрел на Шефа, а тот, поймав его взгляд, устало закрыл глаза, оставляя при себе болезненный стон. К счастью, он не знал, что эту поломку злорадно пророчила им Карин, а потом так ничего и не сказала, даже когда все в ее мире изменилось.

Глава 5

Карин не помнила, когда именно она потеряла сознание. У нее болели руки, и голова кружилась от липкой гадости, слепившей ее губы. Она попадала и в нос, мешая нормально дышать. Весь этот кошмар оборвался, уронив ее в темноту, а потом воскрес, обрушившись на нее потоком ледяной воды.

Карин застонала, попыталась отвернуться от струй, так похожих на душ под сильным напором, грозящий оставить синяки на ее теле. Холодная вода била ей в лицо, мешая осмотреться и закричать, стекала по шее к груди, с нее на живот, затекала между ног, разливалась по жесткому сидению, на котором она сидела.

Хотелось прикрыться от воды руками, но те были крепко закреплены к подобию подлокотников. Чем именно, Карин даже понять не могла. Мягкий материал не ранил кожу, но стягивал такими плотными, крепкими браслетами, что еще и удерживал в одном месте, позволяя только нервно дергать пальцами. Ноги же и вовсе словно в каком-то геле стояли от самого колена и до пяток – даже пальцами не пошевелить.

Карин мычала, боясь захлебнуться, дрожала от холода и никак не могла понять, почему она не может пошевелить головой.

«Я просто захлебнусь», – подумала Карин, отплевываясь от холодной воды, и та тут же отключалась.

– Будем считать, что мы тебя отмыли, – сказала механическая женщина.

В руках у нее действительно было подобие душа с прикрепленным к нему длинным шлангом, еще и перемотанным в нескольких местах чем-то вроде черной клейкой ленты. Если бы взгляд Карин не цеплялся за детали, она и не заметила бы, а так, изучая комнату и стряхивая с ресниц крупные капли воды, она рассматривала мониторы, провода и эту страшную женщину.

– Кто ты такая? – спросила она с большим трудом.

От холодной воды у нее все лицо и особенно губы онемели, а комочки липкой гадости скатались мелкой крошкой в углах рта.

– Тебе не обязательно хоть что-то обо мне знать, – ответила на это Зена и шагнула ближе, выдвигая на указательном пальце лезвие, похожее на опасную бритву.

Карин затаила дыхание. Ей хотелось закричать. Хотелось позвать на помощь, но было слишком страшно. Тело начинало потряхивать от прохлады, а способность чувствовать возвращалась, помогая, наконец, понять, почему она не может пошевелить головой. В затылок ей упирались крепления с мягкими прокладками, через лоб проходила полоса с таким же креплением. Беглый взгляд вниз позволил увидеть мягкие ремни, стягивающие ее руки, а ноги действительно были не просто затянуты, а спрятаны в форму, заполненную вязким гелем, похожим на тот, что заклеивал ей рот. Штанов на ней тоже не было, только мокрая, грязная майка, съехавшая с плеча.

«Господи, это же электростул для личности», – испуганно подумала Карин и с настоящим диким ужасом посмотрела в белые глаза Зены.

– Зачем это? – спросила Карин, но Зена отвечать ей не стала, она просто схватила мокрую прядь и попыталась сбрить, но тут же задела кожу.

– Не надо, – простонала Карин, ненавидя себя за кучу совершенно непроверенных путанных знаний.

Теперь она этого кресла боялась больше, чем робота-женщину, просто потому что так и не удосужилась хоть немного узнать о нем правду. Принудительный модификатор работы мозга, вот как это называлось на самом деле, но простые люди называли его электростулом для личности, именно потому что после модификаций от личности мало что оставалось. Люди все помнили о себе и своих знакомых, но казались просто неживыми, словно картонными.

Когда-то этой процедуре подвергали всех убийц – их стремились вновь сделать людьми, но потом, когда один такой несчастный убил второй раз, заговорили о том, как это дорого и неэффективно, запуская проект ЗиПи – разработки Зоны исполнения Приговора исключения. Главное было не думать о смысле таких зон, так же как о судьбе тех, кто все равно попадал на принудительную коррекцию. Даже сейчас она грозила всем социально опасным психическим больным до начала лечения.

– Я нормальная. Я не убийца, – зачем-то сказала Карин, хотя сама понимала, что это значения здесь явно не имеет, да и если она не убивала напрямую, это еще ничего не значит. Она помогала собирать мину. Она заряжала в обоймы патроны, а значит тоже была в ответе за не одну смерть на этой планете, но исчезать ей все равно не хотелось.

– Не смей реветь! – сказала ей Зена, вытирая кровь с места пореза и начиная срезать локоны один за одним, не пытаясь больше их сбривать, просто коротко, неровно состригая, оставляя где-то короткий ежик, а где-то откровенную плешь.

А Карин плакала, несмотря на запреты. Слезы сами лились по щекам. Ужас и полное непонимание захватывали ее так сильно, что она беспомощно хватала руками воздух и начинала ненавидеть саму себя.

Зачем она вообще пошла в патруль, сейчас было не ясно. Был ведь выбор. Она могла заниматься бытовыми роботами. Ей это даже нравилось. Сидела бы в отделе разработок на заводе, создавала бы приятные голоса для бытовых компьютерных систем и не слышала бы этот режущий слух компьютерный голос, не дрожала бы и не рыдала, не в силах шевельнуться.

Зену ее эмоции совсем не трогали. Она ободрала темные волосы и водрузила на голову своей жертвы шлем.

– Нет! – взвыла Карин, оказавшись в полной темноте. Шлем закрыл ей уши, облепив их плотной пористой структурой, закрыл глаза, опуская темный экран.

Она могла только посмотреть вниз и увидеть проблеск света, прощаясь с миром и собой. Что будет дальше, на самом деле она не знала, но больше всего боялась, что это станет ее концом.

– Хорошая девочка, – сказала ей Зена, проводя пальцем по пересохшим, приоткрытым от ужаса губам.

Слез она не замечала, криков тоже, просто разворачивалась и уходила, не пытаясь понять, почему для человека нет ничего страшнее подключения компьютерной системы к мозгу. Для тела это не было вредно, остальное не имело значения, по крайней мере, для Зены, которой было чем заняться.

На одном из мониторов как раз вновь высветилась красная надпись: «доступ запрещен», и вот это выводило Зену из себя настолько, что она вызывала к себе одного из своих любовников, хватала парнишку за волосы и целовала так, чтобы он падал замертво с обожженными губами и налитыми кровью глазами, полными раболепного благоговения, от которого Зену тошнило бы, будь она из плоти и крови, а так она пинала тело и усаживалась в кресло. Ее глаза угасали, а красная надпись на мониторе исчезала, сменяясь черным экраном и быстро мелькающим двоичным кодом. Единицы и нолики спешно выстраивались в ряды, подбирая новый пароль к системе, потому что не знать, что происходит, Зена уже не могла.

* * *

Франк никогда не отличался по-настоящему высоким ростом, скорее, напротив, он был достаточно мал для офицера ЗАП, особенно теперь, когда возраст незаметно начинал брать свое. Многие его этим попрекали, кто-то даже язвил, что он так и ходит в капитанах, потому что коротышкой уродился, а выше головы, как говорится, не прыгнешь.

На подобную болтовню Франк старательно корчил обиженную рожу, а потом смеялся над этим со своим единственным другом – Симоном Финрером.

Так уж как-то повелось, что из мужа подчиненной ученый превратился сначала в знакомого, потом в безутешного вдовца, оставлять которого было страшно, а потом и в друга, такого, что его нестрашно было даже сделать хранителем собственных тайн, единственным законным человеком, которому Франк мог рассказать все, а значит только Симон знал, что капитан давно не был капитаном, просто не всем нужно было об этом знать, а если точнее – никому не нужно.

Именно поэтому он всегда носил пушистые огромные свитера, из-за которых казался всем тучным, дряблым старикашкой, и частенько попивал пиво в баре, но не тогда, когда прилетал куда-то на настроенной под полную невидимость транспортной капсуле.

Посадив ее прямо на крышу Земной академии наук, он в очередной раз подумал, что ЗАПу и ЗАНу жизненно необходимо всегда быть заодно, хотя бы для того, чтобы потухшие буквы на этой крыше имели хоть какой-то смысл.

Он набросил куртку с военными нашивками на форменную майку, выдающую крепкое телосложение, накинул нелепое цветастое пончо и выскочил на крышу, делая капсулу зримой – все равно никто кроме него и Симона сюда не выходит, да и не сможет выйти, ведь единственная дверь, соединявшая это место со зданием, вела в кабинет главы академии.

Тот бесцеремонно захватил себе весь этаж и даже приемную сделал на этаж ниже, чтобы не видеть здесь никого, кто мог бы хоть как-то помешать заниматься настоящим делом.

У самой двери Франку пришлось задержаться, уловив сигнал браслета связи. Тот не издавал ни звука, но послал по руке едва ощутимый щекочущий импульс. Это было для него важнее любых сигналов. Встряхнув рукой, он заставил голографическую панель управления открыться, а там нажал на крохотную красную точку, выводя сообщение: «смена пароля системы произведена успешно».

Сохраняя самообладание, Франк открыл другую вкладку и прочел краткий отчет, ясный только ему: «третье возобновление активности, рекомендовано изменение свойств системы».

Это ему уже совсем не нравилось, но он снова встряхивал рукой, отключая экран браслета, и без стука открывал дверь.

За ней была металлическая винтовая лестница, спускавшаяся в гостиную, офис и рабочий кабинет одновременно. Здесь стояло несколько досок с возможностью внесения записей, на некоторых даже были пометки, а одна из них и вовсе была расписана, по ощущениям Франка, всегда.

В центре стоял большой деревянный стол для переговоров и обсуждения проектов. В стороне был уголок с мягким светлым диваном, прямо напротив огромного окна. Там же стояло кресло, которое по-хозяйски занял Франк, и приветливо улыбнулся роботу, быстро подошедшему к нему.

Он был похож на рисунок человека. Вместо головы у него был овал, руки состояли из нескольких деталей, пальцы были слишком длинными, ноги тоже. За длинного чудаковатого человека он никогда бы не сошел, потому что был совершенно белым и даже не пытался имитировать рот, нос и глаза, заменяя последние двумя полосками, что могли менять цвет. Сейчас они были синими.

Только при этом сам робот считал неприемлемым появляться в обществе раздетым и всегда скрывал свое тело строгим костюмом, как настоящий секретарь.

– Привет, Люкс, – сказал ему Франк, словно приятелю, – а где твой босс?

– Ушел сообщать отделу о закрытии проекта «Белая Молния», – невозмутимо ответил робот почти человеческим голосом, а потом спросил: – Вы сегодня тоже нарушали распоряжения компьютерной системы и пили кофе?

– Нет, мне кофе сегодня не запрещали, но нервы мне помотали знатно…

– Мотать нервы – это фигура речи? – уточнил робот.

– Да, а ты о чем подумал? – хохотнул Франк.

Он любил общаться с Люксом хотя бы потому, что не видел ни один искусственный интеллект, так реагирующий на людей. Люкс их понимал, как и обещал его создатель, а сам при этом даже не пытался имитировать эмоции, но подобие любопытства в формулировках Франк все равно улавливал или просто выдумывал ради развлечения.

– Я способен представить намотанные на катушки нервы, – сообщил Люкс. – Могу предложить теплый чай с ромашкой и мятой, а также расслабляющий массаж плечевого пояса.

– Давай свой чай, я согласен расплыться в этом кресле лужей!

– Лужей не надо. Как восстановить человека из жидкого состояния, я не знаю, – сказал Люкс и удалился.

Франк в ответ хохотал и в очередной раз спрашивал себя, было ли это шуткой или простой правдой. Спрашивать об этом у Люкса не было никакого смысла. Он всегда отвечал, что искусственный интеллект не способен шутить, но он хотел бы познать смысл самоиронии, как самой неразумной части юмора. В этом Франку мерещился своего рода намек, и он только хихикал в кулак.

Теперь же к приходу Симона он не хохотал, а хмурился, не таясь, глядя на очередное сообщение о попытке взломать систему.

– У тебя, кажется, тоже был тяжелый день, – сказал Симон, вернувшись в кабинет.

– Не то слово, но давай сначала ты. Рассказывай, что случилось.

Симон только кивнул, попросил у Люкса имбирный чай и рассказал все как было, стараясь не упустить ни одной детали.

– Жаль, незаметно включить запись уже там было невозможно. Знал бы – включил ее заранее, – качал головой Симон.

На друга он уже совсем не злился, просто хотел ответов и совета.

– И ты решил вот так сразу закрыть проект? – не поверил Франк. – После всего, что он уже пережил?

– Закрытый проект можно открыть снова, – отмахнулся Симон. – Главное, чтобы его не признали вредоносным. Пока он просто нерентабельный.

– Ну да, ну да, – иронично прошептал Франк. – Но ты прав, так они еще не суетились, можно усыпить их бдительность послушанием, пока я пытаюсь поймать их за хвост.

– На ЗиПи3 будет зачистка? – прямо спросил Симон.

– Возможно, но высадка ЗАП точно будет. Из-за исчезновений кораблей в этом районе и активации контрабандистов я приказал проверить систему ЗиПи3, и оказалось, что она лет сто как взломана. Неизвестный хакер – а я не верю, что это человек – взламывает нас за сегодня уже пять раз. Единственный способ предотвратить взлом – это выключить саму базу на ЗиПи3, но это отключит защитный барьер, а значит мы не можем себе это позволить, придется отправлять туда боевую группу.

– А как так вышло, что вы не видели этого хакера? – не поверил Симон. – Разве у вас нет постоянного мониторинга?

– Не поверишь, но оттуда данные только просматриваются! – воскликнул Франк. – Кто-то имеет полный доступ ко всей базе ЗАП и ни разу не пытался внести изменения.

– Это точно не человек, – вмешался в разговор Люкс, стоявший у окна, как философ, любующийся пейзажем.

Ему никто не запрещал слушать, напротив, Франк любил идеи Люкса и всегда одобрял его участие в обсуждении.

– Человек эмоционален и не всегда рационален, хотя бы из мести рано или поздно, а он попытался бы что-то испортить, а еще лучше – стереть все данные и оставить вас ни с чем, – рассуждал Люкс. – Искусственный интеллект в этом плане расчетливей, даже если в ней есть плагин имитации эмоций. Считывать данные годами и незаметно получать нужное намного выгодней, чем один раз взломать сеть и напакостить.

– Но люди любят пакостить, – развел руками Франк, соглашаясь с доводами Люкса, и продолжил: – Проверив систему, мы выяснили еще кое-что. С последним отправленным заключенным туда был сброшен маячок. Он сейчас активен. Кто это сделал и зачем, пока не известно.

– А что это за заключенный? – спросил Симон.

Франк пожал плечами и, встряхнув браслет, посмотрел те данные, которые успели для него собрать.

– Некий Мартин Митчер – оператор нейросетей, работал старшим системным администратором в главном офисе корпорации «Велборн». Заставлял местную компьютерную систему убивать людей, за что в общем-то и получил приговор исключения из общества.

– Ликвидации, – поправил его Симон так, словно это Франк придумывал определения.

– Корпорация «Велборн» крупнейшая на рынке перевозки товаров, – снова вмешался Люкс. – Учитывая, что «Белая Молния» меньше всего нужна контрабандистам, улики надо искать в «Велборне».

Франк посмотрел на него растерянно. Робот говорил очевидные вещи, которые самому Франку в голову даже не приходили, потому что маячок он не мог считать уликой, особенно – не разобравшись в этом деле.

– Видимо, Митчер был свидетелем, – продолжал Люкс. – Не удивлюсь, если его убийства были совершены на фоне приема психотропных препаратов, которые ему подсунуло начальство. В конце концов, Митчер ведь был признан неадекватным. Диагноз ему так и не поставили, но психиатр признал его состояние на момент совершения преступления измененным, что не вписывается в биографию самого Мартина. Не было у него причин терять голову. Это, кстати, фигура речи, надеюсь, она вам знакома.

– Люкс, – после паузы очень тихо и вкрадчиво заговорил Франк, – тебе же запрещено подключаться к сети…

– Смотреть новости мне не запрещалось, – парировал Люкс. – И да, если вы хотите знать все совпадения, то вот вам еще один факт: отец Витура Калибана работал в главном офисе «Велборна» и погиб при странных обстоятельствах, возможно, тоже был убит.

– Это тоже было в новостях? – спросил Франк, старательно хмурясь, хотя хотелось ему улыбаться.

– Нет. Это было в расширенной биографии Калибана, предоставленной отделу кадров академии, – ответил Люкс, – но я уверен, что вы найдете немало интересного, если начнете изучать деятельность «Велборна». И заказчика, подходящего под описания секс-робота, тоже можно найти именно в данных «Велборна», ведь такой товар доставляют только они, а теперь я должен помыть посуду, прошу меня извинить.

Он забрал пустые чашки и удалился, оставляя старых друзей наедине.

Франк обеспокоенно посмотрел на Симона, тот – взволнованно на Франка. Помолчали, пожали плечами и дружно решили не обсуждать ничего вслух.

– Если будут изменения по ЗиПи3, я сообщу, – сказал, наконец, Франк, – а пока действительно потрясу-ка я «Велборн», что-то мне подсказывает, что зацепки могут быть на поверхности.

Симон на это только хмуро кивнул, доказывая Франку, что всей правды говорить правда не нужно, особенно если эта правда касается условий обитания на ЗиПи3, полученные с того самого маячка.

Глава 6

Шеф смотрел в жестяную мятую кружку, которая принадлежала ему вот уже семь лет и вдыхал тухлую вонь налитой туда воды. Темная, мутная, с привкусом металла, она словно смеялась ему в лицо вместо злой судьбы, так над ним посмеявшейся.

Когда-то он принимал такую воду с благодарностью, потому что другой просто не было. Пил ее, смеялся над теми, кто морщился, потому что они еще не знают, что может быть хуже, а теперь он понимал, что хуже прямо сейчас, и дело даже не в воде, а в проклятой надежде, которая мелькнула в его сознании.

Еще недавно он сидел здесь, в лагере, довольный жизнью, способный не думать ни о чем кроме сегодняшнего дня и бытовых проблемах. В нем не было ни надежд, ни желаний, только остатки чего-то человеческого, на которых стояло его существование. Все по законам Пекла. Он позволил исчезнуть прошлому и не ждал будущего, а потом получил все и сразу.

Правду о том, что его не бросали, что народ Майкана был готов сражаться за него, а не наплевал, как ему всегда казалось. Он получил женщину и слабую, но все же надежду на будущее, человека, в котором впервые увидел настоящего преемника, настоящего врага и цель, а потом всего этого лишился разом и оказался там, где начал, все с той же гребаной кружкой в руках с дерьмом вместо воды.

– Заебало, – прошипел он сквозь зубы и отшвырнул кружку в сторону.

«Лучше от жажды сдохнуть, чем продолжать жить вот так», – решил он, внезапно впервые по-настоящему разозлившись на весь мир.

– Тебе че в голову напекло? – спросил Кирк, сидевший рядом.

– В задницу, – поправил его Шеф, поднимаясь со своего места и шагая через руины в сторону насоса.

Они сидели, как и раньше, в самом центре лагеря, почти всем новым составом. У них была еда, но Шефу в глотку она не лезла, да и Зена действительно припекала, высушивая остатки разума. Три бура, прокатившись тут, смяли руины в каменную крошку, позволяя спокойно бродить от старой колонки до сломанного насоса.

У последнего крутились Виту и Ирон. Мартин сидел рядом с ними, но только подавал инструменты, признавая, что ничего в этом не понимает.

– Парни, ну что, есть шансы? – еще издали крикнул Шеф.

– Честно? Хер его знает, – ответил Ирон.

– Шансы есть всегда, – не согласился с ним Виту. – Даже не так, мы его однозначно можем починить. Он же механический, нужно просто найти поломку. Пайка у нас есть, лазерный резак тоже, но эту поломку надо найти, а это уже сложнее.

– Ты, блять, как всегда зришь в корень, – выругался Шеф.

Витур только плечами пожал. Он не забывал, что времени у них не так уж и много, а тратить день-два на починку насоса – это слишком большая роскошь.

– Если бы я точно знал, сколько нужно времени на завершение корабля или хотя бы представлял сколько нужно сделать, сказал бы, стоит ли ебаться с этой херней, – сообщил Виту, пнув крышку насоса, лежавшую в песке, – но я не знаю и, если честно, ебаться мне не хочется.

– Мы предположили, что поломка где-то в креплении рычага к основному механизму, – серьезно пояснил Ирон, – но ошиблись. Она где-то дальше, а это значит, надо разбирать весь насос, а это…

– Я понял, – перебил его Шеф, не желая слушать детали о поломках, в которых он все равно ничего не в состоянии понять. Он просто хотел знать, смогут ли они починить его быстро, и уже знал ответ. – Идите в лагерь. Из старой колонки мы добыли немного воды, она отвратная, но за неимением другой… короче, передохните, а через час мы будем выступать.

– Куда? – спросил взволнованно Мартин.

– Вы – назад к Волкам, а я с Ярваном – к Ястребам. Остальные – как пойдет, – Шеф пожал плечами и подступил к насосу.

В некотором смысле он тоже был его товарищем, особенно в те дни, когда возвращал озеро. Оно, зараза, снова обмелело и стало мутной лужей – Шеф успел проверить. Проведя рукой по старому металлу, он тут же ударил по нему кулаком, заставляя вздрагивать.

Его запоздало начинало трясти от гнева, а врага, на котором можно было вымести злость, не было, только старый негодный ни на что насос.

Мартин хотел что-то вякнуть ему под руку, видимо считая, что есть смысл его образумить, но его остановил Ирон.

– Не лезь, – сказал он. – Это Бешеный Олли. Он голыми руками много кого в Пекле завалил, так что лучше не лезь.

За это Шеф ему был даже благодарен, потому что ему действительно хотелось убивать, и он лупил насос, пока руки не задрожали. Кровавые пятна на металле от сбитых костяшек отрезвляли.

Насос накренился, местами помялся, но устоял, словно напоминая, что можно злиться как угодно, а не все можно изменить.

«Ну и хер с ним», – решил Шеф и, сплюнув, пошел обратно к центру лагеря. Ему неожиданно стало легче.

Спокойно подняв выброшенную кружку, он оттер с нее песок о старые штаны, зачерпнул вонючую воду из ведра и выпил все, даже не поморщившись, а потом посмотрел на ребят, устроившихся в тени у самых скал.

– Скоро Зена начнет вас припекать, – сказал он.

– А что ты предлагаешь? Строить лагерь? – устало спросил Ярван, который решил погеройствовать и пошел на охоту, а теперь потирал висок, в котором буквально стреляла боль.

– В жопу лагерь, на это нет времени, – прямо сказал Шеф, обращаясь ко всем и сразу. – Нам нужно разделиться прямо сейчас. Одна группа должна будет явиться к Волкам и отжать у них корабль. Вторая, во главе со мной – убедить Ястребов присоединится к нам, использовать их, как источник воды, и захватить лагерь Черепах. Через пять дней мы должны встретиться там на рудниках.

– А нам это нахуя? – спросил один из Камней.

Он уже задавал Шефу этот вопрос, когда они покидали базу у вулкана. Тогда Шеф сказал, что они могут остаться там без воды и делать что угодно, но лучше им пойти с ними, раз уж Демоны были созданы Камнями. Теперь он церемониться не стал.

– Сами решите, нахуя вам это надо или валите нахуй! – сказал он. – Можете тут окопаться или к Волкам примкнуть, или просто сдохнуть в пустыне. Мне насрать. Я поведу тех, кто пойдет со мной. – Он даже не стал проверять реакцию, а перешел к делу. – Лотар, ты готов возглавить группу, которая пойдет к Волкам? – спросил он прямо. – Ты вроде занимался программированием крейсеров, а значит можешь пригодиться там, в технический совет ты тоже вписался, и кишка у тебя не тонка. Аргумент Виту уже придумал, осталось только выдвигать условия.

– А еще ты для Волков новый человек, – поддержал Ирон. – На меня и Виту у них зуб. Шеф там вообще всех давно заебал, а ты новое лицо, с тобой и поговорить можно.

– Я понял, – мгновенно согласился Лотар, кивая. – Мне нужны точные координаты места встречи.

– Согласуем, – кивнул ему в ответ Шеф. – Остальные могут сами решать куда идти, – добавил он, глядя в первую очередь на Камней, – но учтите, что Волки жрут людей, и вам тоже придется, если решите остаться.

– Бля, да какого мы вообще его слушаем? – не выдержал тот самый вечно недовольный Камень. – Наш транспорт трофейный забрали и свалили, сами разберемся.

– Валяйте, – отмахнулся Шеф, потому что он действительно не видел смысла тратить время на уговоры и убеждения. Когда эти парни поймут, что их свобода от робо-баба-бога – это полная лажа, время для Карин закончится, и себе он это точно не простит.

– Только бур с рабочим лазером мой, – подал голос Дориан. – Я его заслужил, провернув эту операцию. Остальные можете забирать.

Спорить с ним никто не стал, но и крикуна поддерживать не стали, хотя бы потому, что без воды тут долго не погуляешь.

– Кирк, Вильхар, я на вас рассчитываю, – сказал Шеф, понимая, что ему без этих парней будет трудно.

Вильхар на это просто кивнул с таким видом, словно у него какую-то херню спрашивали, а ответ был очевиден. «Куда я денусь-то?» – говорил он всем своим видом, а Кирк закидывал на плечо автомат и широко улыбался.

– Когда это я оставлял твой зад без прикрытия? – спрашивал он, но Шеф ответить не успевал, потому что вмешивался Дориан.

– А меня с собой возьмете? – спрашивал он.

– Естественно, – пожимал плечами Шеф. – Все, кто готов сражаться со своей старой хозяйкой, могут идти с нами.

– И что мы, правда, ее отпиздим? – не поверил один из Камней.

– Или отпиздим, или подохнем, что в данном мире – тоже немного победа, – спокойно ответил Шеф и направлялся к Лотару, чтобы показать ему карту. – Предлагаю здесь через пять дней. В стороне от лагеря, а значит, если мы его не захватим, все равно сможем прийти.

Лотар только согласно кивнул, бегло осматривая карту и запоминая все ее детали.

– Вы справитесь? – спросил Шеф. – Вас мало и это в основном не бойцы.

– Ну мы не воевать идем, – пожал плечами Лотар. – Не думаю, что им там в кайф сидеть без света. Я договорюсь.

– Хорошо, но подумай, что тебе нужно из оружия.

– Дай минут десять, посовещаюсь с парнями.

Шеф кивнул, заглядывая этому парню в глаза. Он не мог до конца ему доверять, но и дать это задание никому другому не мог. Был бы Берг с ними, то ему пришлось бы возглавлять эту группу, а так приходилось идти на риск.

– Не предам я, – сказал Лотар, усмехнувшись, словно прочитав его мысли. – Мне самому надо попасть на остров в центр управления, так что ничего личного, просто нам по пути.

Шеф согласно кивнул. Такой расклад его вполне устраивал, поэтому он собрался было уйти, но Лотар внезапно снова с ним заговорил.

– Шеф, а как часто у вас появляются новенькие? – спросил он.

– Какие новенькие? – не понял Шеф.

– Как часто падают капсулы? Я с вами не так мало времени, а не видел ни одного падения.

Шеф ему не ответил, нахмурился, пытаясь понять, когда капсула падала в последний раз, затем взглянул на Мартина и точно понял, что тот был последним.

– Бля, только этого нам не хватало, – простонал он.

– Что? – спросил Кирк, всегда готовый к любым проблемам.

– Капсулы не падают, – сказал Шеф, не таясь, чтобы его слышали все. – Почти две недели – и ни одной капсулы, а это может значить лишь одно. ЗиПи3 закрывают, а если так, то ликвидируют к херам как ЗиПи1. Взорвут планету нахер и до свиданья.

– А как же наше право на создание своего убогого мира уродов? – со злой иронией спросил Витур.

– Какие права? Мы уже покойники для системы. Нас нет, а одной безжизненной планетой больше, одной меньше… всем насрать.

– То есть теперь нам надо свалить отсюда как можно быстрее? – спросил Вильхар взволнованно.

– Да, но, чтобы свалить, нам надо попасть на остров и иметь транспорт, на котором можно свалить, – прямо сказал Шеф, мгновенно включая в дело всех, кто еще сомневался.

Один только Лотар сильнее сжимал зубы, но молчал, понимая, что свои суждения ему лучше держать при себе, пока его не закопали в песочек прямо здесь, но он точно знал, что не позволит преступникам просто так сбежать с планеты.

«Нам по пути до острова, а там корабль можно и взорвать», – думал он и вздрагивал от внезапного удара зубов по металлу. Это Виту снова вцепился в жетон зубами, заставляя Лотара вспомнить, как ему на самом деле не плевать на этих людей. Именно людей, а не монстров, как говорил закон.

Глава 7

Расходились они у озера, не дожидаясь темноты.

– К закату все доберутся до нормальной воды, – заключил Шеф и еще раз пошел говорить с техническим советом. – Парни, вы точно справитесь? – спрашивал он, осматривая четверых, собравшихся достроить корабль. Крикливого Камня, решившего идти с ними, Шеф в расчет не брал. Тот явно сразу же отколется. – Вам же тоже руки понадобятся.

– А Волки на что? – спросил Ирон.

– Думаешь, мы со своим старым кланом не договоримся? – со злой усмешкой спросил Виту. – Да одной моей рожи хватит, чтобы понять, что я не шутить пришел. Мы ж, блять, тоже людоеды.

– Иди ты, а, – простонал Мартин, которого передергивало всякий раз, когда об этом вспоминали.

Виту только плечами пожал, закусил жетон и умолк. Он был готов рисковать и ни о чем не думать. Здравый смысл был пока не с ним, потому Шеф не очень полагался на его суждения.

– Справимся, – уверял его Лотар. – Как-нибудь, но справимся, не думай об этом.

Он даже отмахнулся, а сам всерьез напрягся, осматривая две машины, которые у них были, и поправляя на руке перчатку с бластером, снятую с костюма. Она была его единственным козырем и методом устрашения.

– Ладно, парни, рассказывайте мне все про этих самых Волков, – попросил он, занимая свое место в машине.

Вести ее было поручено Виту, потому что он знал дорогу и, в отличие от остальных, хорошо слышал и видел. Глуховатый Ирон сидел с ним рядом с пистолетом наготове. Худющего Мартина в его дурацких желтых очках Лотар вместе с ворчливым громилой из Камней зажали на заднем сидении, только бы не брать еще одну машину.

Весь остальной транспорт больше пригодился бы другим, а у них был один автомат, три пистолета, бластер и самодельный реактор, который Виту упрямо таскал за собой.

– Кастер говорил, что я очень хуевый водитель, так что, если я разобью вас к хуям, это было не специально, – попытался пошутить Виту, но получалось это горько, зло и в некоторым смысле ядовито для окружающих так, что даже Лотар, пытавшийся отстраниться, поежился, а Ирон скривился, но церемониться не стал, хлопнув Виту по уху.

– Прекрати уже, лучше бы просто ныл, чем это, – сказал он раздраженно.

– Да иди ты, – шикнул Виту и дал по газам, поднимая клубы песка.

– Не надо, – просто попросил его Лотар, положив руку ему на плечо. – Мы оба знаем, что ты куда благоразумней.

– Да, – неожиданно горько согласился Виту, – только очень не хочется быть благоразумным.

– А придется.

Виту кивнул, сбрасывая скорость.

– Ладно, Ирон, рассказывай, а я если что дополню.

Ирон спорить не стал, а сразу взялся за рассказ в стиле настоящего инженера. Где находится логово, сколько у него входов, как организован быт, сколько было воинов и рабочих, когда они уходили, кто кому подчиняется и кто должен быть у власти.

– Короче, они говорят, что они стая, но на самом деле просто стадо, – подвел итог Витур, – и лично я с ними даже говорить не хочу.

– И мы меняем электричество на корабль? – уточнил Лотар. – Если честно, не вполне понимаю, зачем им это надо, неужели они без света не выживут?

– Без света будет плохо, ну хотя бы потому, что нихера не видно, и двери всех складов заблокированы. Без рабочего реактора там тьма путанных ходов, и дорога только к ручью, на которой можно нахер убиться.

– Слушай, а на пути к купальне тоже была дверь? – уточнил Виту, явно не уверенный в собственной памяти.

– Ага, – радостно сказал Ирон. – А еще перед складом с оружием, ну и строительным отсеком, в котором от меня прятали корабль. Придурки.

Ирон все еще не мог поверить, что его – инженера, человека, который должен строить эти самые корабли, даже в известность не поставили.

– Интересно, сколько народу подохло просто из-за этих дверей? – спросил Виту злорадно.

– Сами виноваты, блять, – рыкнул Ирон.

– Ибо нехуй.

– Да.

Они переглянулись и заржали, пугая остальных.

– Да ладно вам, не шугайтесь, – смеялся Ирон, – мы просто любим свой бывший клан.

– Обожаем. Может, взорвем его в херам, когда будем улетать? – спросил Виту.

– Может и взорвем, – ответил спокойно Лотар, всерьез задумываясь, что это может быть необходимо, особенно если эти самые дикие Волки не станут их союзниками.

– Их можно купить побегом, – робко подал голос Мартин. – Всех можно купить побегом… наверно.

– Можно, – согласился Лотар и умолкал, пытаясь представить, что и как ему говорить, а впереди уже показывалась скала, и торчащий из песка переговорный камень, похожий на острый угол, упавший в песок каменной стены, почти гладкой и кривой одновременно. Ему предстояло подняться на этот камень и выстрелить, вызывая здешнего Вожака на переговоры, если, конечно, будет кого вызывать.

* * *

Капала вода. Медленно, капля за каплей она срывалась откуда-то и билась о что-то металлическое. Этот звук разбудил Карин.

Открыв глаза в полной темноте, она с огромным трудом вспомнила, где должна находиться, и содрогнулась от ужаса. Почти полное отсутствие ощущений ее пугало.

«Есть ли я еще?» – испуганно подумала она и с удивлением поняла, что может шевелиться. Не было никакого кресла и ремней на запястьях. Спустив ноги с какой-то мягкой скрипучей лежанки, она ступила босыми ногами на холодный пол. Он был деревянный, шершавый, словно сколоченный из совсем не обработанных досок. Ощущение было знакомым, и в то же время Карин никак не могла понять, откуда она может это помнить.

Вода продолжала капать. Каждый удар капли рассыпался в сознании, а Карин шагала к этому звуку, пока в босую ногу не впилась заноза.

«Вот же черт», – хотела сказать Карин, а сама только подумала и в то же время захныкала, услышала свой собственный плачь и растерялась, а потом поняла, что стоит на пороге своей старой комнаты, той, где она пряталась от всех в рабочих бараках. Эта комната, ее коморка, которую она, казалось, совсем забыла, мгновенно стала настоящим кошмаром.

Пятилетняя Карин, девочка, которую она сама давно хотела забыть и забыла, утирая набегающие слезы, выходила из комнаты, а там на полу у ведра сидела мать и тихо плакала.

Лил дождь, протекала крыша, заливала жестяное ведро, а она, худая, истощенная женщина, сидела с тряпкой без сил у лужи на полу и плакала – тихо, беззвучно и отчаянно.

Карин, нынешняя взрослая Карин, смотрела на нее и видела эти слезы, а та маленькая совсем не замечала. Она просто бросалась к маме, обнимала ее и жаловалась на ножку.

– Я опять поранилась. Мама, когда уже можно будет гулять по дому и не раниться? – спрашивала она.

– Чего же ты ботиночки не надела? – спрашивала у нее мама, вытирая свои слезы.

Перед дочерью женщина явно плакать не могла.

– Они большие, они с ноги сваливаются. Не могу в них ходить, – канючила маленькая Карин, а взрослая стояла, смотрела на это и тихо умирала от стыда.

– Других нет, Карюша, – говорила ей нежно мама. – Зато, когда ты подрастешь, они будут тебе в самый раз к школе, понимаешь? А теперь давай спать, хорошо?

– Не могу. Я ку-у-ушать хочу, – ныла та маленькая Карин, а у нынешней слезы наворачивались, потому что она помнила, что было дальше, и понимала, почему ей так сильно хотелось это забыть.

«Мама, не слушай меня, дуру!» – хотела закричать она. Тогда она что попало с голодом путала, и только потом узнала, что такое настоящий голод, такой, от которого все внутри к позвоночнику прилипает, и дышать даже трудно. Кажется, что сделаешь вдох – и сразу умрешь, а на самом деле просто хочешь есть.

Но все это было потом, а сейчас та маленькая Карин понятия не имеет, что такое голод, но ее мама, тощая, как тень человека, все равно берет ее на руки – дочке ведь больно на раненую ножку ступать – и несет ее на кухню, сажает прямо на стол, а тот шатается, что девочку только веселит.

– Яблоко будешь? – спрашивает у нее мама.

– Бу-у-уду, – радуется маленькая Карин.

«Не надо», – просит у нее нынешняя, пытается броситься к матери, поймать ее за руку, остановить, но ничего не может изменить, только внимательнее рассмотреть подгнившее яблоко, которое разрезает мать пополам, вычищая с обеих половин всю гнилую дрянь.

– Держи, – говорит она, отдавая одну половину дочери, а вторую откладывает в мисочку к корке хлеба. – Давай мне свою ножку, – просит она, стараясь улыбаться.

Веселая Карин, посасывающая кусок яблока, дает ей ногу и улыбается почти беззубым ртом. Одни зубы у нее так и не прорезались, другие начали выпадать слишком рано, но Карин понятия не имела, что было хоть что-то не так, она наивно радовалась куску яблока, хоть оно и было кислым и твердым, что так просто не раскусить, а потом ухала, когда мама показывала ей большую занозу.

– Ты же моя смелая, сильная девочка, – говорила маленькой Карин мама, обнимала и целовала в макушку.

«В тебя, мама, – думала Карин, глядя на это, и даже не пыталась сдержать слез. – Такой сильной, как была ты, я никогда не смогу стать».

Мама целовала ее, кутала в свою кофту и нежно улыбалась, когда возвращался отец.

– Денег опять нет? – спрашивала она с надеждой, обнимая его.

– Прости. Они обещали, но…

– Я понимаю. Это тебе, – говорила мама, отдавая отцу миску.

– А ты? Ты ела сегодня хоть что-нибудь?

– Да, конечно, ела, не волнуйся. Я ведь теперь не работаю, мне много не надо, вам с Карюшей нужнее. Не смотри на меня так, я ела, Карин подтвердит, правда?

– Ага, – бездумно отвечала маленькая Карин, хотя не видела, чтобы мать в рот даже крошку взяла за день.

«Мама! Мамочка!» – отчаянно кричала Карин, снова бросалась к ней и неожиданно понимала, что она стоит в солнечный день у двери в барак.

– Мама? – кричит она, чуть повзрослевшая, забегая в дом. – Мама, я смогла забор починить там за рекой! Мама, мне за это кофту дали, почти целую, а еще булочку… Мама?

Сначала она не понимала, что происходит, и почему ее тоненькая, бледная мать лежит на полу. Подходила к ней, прикасалась и чувствовала, что рука у нее совсем холодная и губы приоткрыты, но их не трогает дыхание.

– Мама? – окликнула она ее в последний раз и заорала, что было сил, бросая все, цепляясь в женское плечо и рыдая в голос в прошлом и настоящем.

Все это так приятно было забыть и так страшно было вспомнить, а еще страшнее было вздрагивать от холодного компьютерного голоса.

– Ты ее убила, – сообщал ей голос. – Это ты во всем виновата. Разве так любят свою мать? Если бы я могла, я бы для своей сделала все…

– Я делала все! – вскрикивала Карин, вытирая слезы, оборачиваясь и видя ту самую полупрозрачную робота-женщину с белыми, сияющими глазами.

– Ничего ты не делала. Ты объедала ее и радовалась! – говорила ей робот, шагая к ней.

– Я была маленькая, я не понимала, – дрожащим голосом отвечала Карин и спотыкалась о синие замшевые туфли мамины, которые она когда-то мечтала надеть хоть раз, а к школьному выпускному обнаружила, что их погрызли крысы, и рыдала в кладовке, прижимая к груди туфли. Теперь она просто упала рядом с ними, притянула их к себе и тихо скулила, потому что когда-то эти туфли были единственным, что она помнила.

Женские ноги в синих туфлях и край голубого платья…

– Нет уж, тебе от этой правды никуда не скрыться, – говорил ей робот и отбирал туфли с неистовой злостью. – Ты никчемная дочь и теперь я еще больше хочу тебя уничтожить – слабую, жалкую и бессердечную!

Она стояла над ней и чеканила эти слова, а Карин, задыхаясь, хватала воздух, пытаясь вернуть туфли, которые давно уже выкинул отец, говоря, что мать надо отпустить, туфли, которых здесь и сейчас не существовало. Просто Карин не понимала, что застряла в собственном сознании с безумной Зеной наедине.

Глава 8

Поднимаясь по камню наверх в одиночку, Лотар почему-то вспоминал, как страшно ему было шагнуть к трибуне в день запуска «Белой Молнии».

– Я не могу. Я просто не могу, – взвыл он.

Ему было всего двадцать восемь, и гением он никогда не был, а лицом проекта становиться не хотел. Какое из него лицо, если он всего лишь испытатель, создатель программного обеспечения для крейсера, такого же, в сущности, как для других кораблей, адаптированное под «Белую Молнию».

– Какое я право имею говорить о проекте? – спрашивал он дрожащим голосом у Симона Финрера. – Да! Я боюсь, там же тысячи человек и все они… все будут смотреть на меня – бестолкового пацана, случайно попавшего в проект.

Франк, присутствовавший при этом, резко ударил его по лицу, шлепнул тяжелой ладонью по щеке так, словно ненароком решил прихлопнуть муху.

– Успокойся! – сказал он строго. – Ты единственный незасекреченный человек в проекте. Ты проводишь испытания. Именно ты имеешь право на самооборону и, вообще, ты человек в бронежилете с оружием, который идет к толпе невооруженных беззащитных людей. Хватит ныть!

Тогда Лотар ощутил себя очень глупо, ведь на нем действительно была броня, перед трибуной был размещен защитный экран, и браслет с встроенным бластером малой мощности был при нем, теперь уже всегда, а он боялся выйти к людям и сказать речь, которую давно выучил наизусть.

Он умолк тогда сразу и даже согласно кивнул, только, словно по иронии судьбы, кончил он Пеклом и каким-то камнем, по которому надо подняться на самый верх. В этот раз было не страшно, просто волнительно, как перед любым ответственным моментом.

На самом верху он замер и посмотрел на свои руки. Зена приближалась к горизонту, но еще не скрылась, превратившись в алый диск, растекающийся по кромке неба, а прямо над головой уже начинало темнеть. В таком свете и пистолет в правой руке, и перчатка, надетая на левую ладонь, отливали алым цветом, словно он держал две кровавые чаши в руках, а главное была разница, какую из двух чаш выбрать.

Он на работе, расчетливый представитель ЗАПа, должен был поднять пистолет и выстрелить, потому что все делали до него именно так. Это будет холодно и правильно, но он настоящий – тот, который что-то чувствует – хотел поступить совсем иначе: вскинуть вверх левую руку и шарахнуть в небо из бластера, как из сигнальной ракеты, чтобы этот выстрел протрещал в воздухе и взорвался над головой, осыпая их искрами, пока сам Лотар не взорвался от неожиданных эмоций.

«Да какая уж там работа», – с горечью подумал он и спрятал пистолет за пояс, а потом действительно вскинул вверх руку, нажал на кнопку активации на ладони, сжал кулак. Переключил режим и выстрелил ярко-синей вспышкой, что с громким хлопком рассыпалась искрами, так и не встретив цель.

«Как пацан малолетний», – подумал Лотар, глядя на эти искры, и усмехнулся, взглянув в сторону потухшего прожектора. Там кто-то приходил в движение, пробирался по камням и скрывался где-то внутри скалы.

– Может, лучше спускайся? – предложил Ирон, стоявший внизу. – А то ты там как мишень.

– Нет, он эффектная неизвестная поебота с фейерверком, – рычал Виту, скрестив руки у груди. – Его такого без разговора не кокнут.

– Спасибо за понимание, – иронично и совсем беззвучно ответил Лотар, но на самом деле совсем не злился на Виту, даже соглашался с ним – своим эмоциональным, может немного глупым и расточительным выстрелом он вызвал дополнительный интерес. Хотя какое тут расточительство, если они мини-реактор с собой таскают и карманного злобного энергетика в комплекте? Только польза.

– Кто ты, блять, такой?! – крикнул кто-то Лотару со стороны гор.

– А ты? – не задумываясь, крикнул в ответ Лотар и чуть не рассмеялся.

Он настроился на серьезные переговоры, что-то сродни научных заседаний, а ему кричали из кустов, как задиры в младших классах.

– Это кто, как думаешь? – спросил Ирон у Виту, не совсем узнавая по голосу.

– Дерл, ясен ж хер, – шикнул Виту и даже не сразу понял, почему Ирон и Мартин рассмеялись.

– Я же это буквально представил, – признался он, сутулясь и посмеиваясь в кулак. – Ясный член…

– Долбаный извращенец, – рыкнул на это Виту, закатывая глаза.

Ему все было не смешно, поэтому и шутки рядом с ним не клеились, да и оно к лучшему, ведь они все же должны были хоть немного прикрывать Лотара, а не дурака валять.

– Я лидер Волков и это мой дом! – ответил Лотару мужчина, темным силуэтом застывший на скалах у отключенного прожектора. – А ты кто такой? И как смеешь вызывать меня на переговоры, словно у нас есть какие-то договоренности?

– Все очень просто, – крикнул в ответ Лотар. – Я представитель армии спасения и тебе позарез надо знать, зачем мы пришли, потому что тебе это тоже выгодно.

– Кто ты, блять? – шикнул Виту, скривившись.

Лотар посмотрел на него коротко и развел руками.

«Как технический совет – так это нормально, а как армия спасения, так сразу – блять», – подумал он чуть обиженно, но на словах перешел к делу.

– У вас есть то, что нужно нам, – сказал он прямо, – а мы за это включим ваш реактор.

– Блять, так эта сука у вас! – рыкнули со скал.

– Сук у нас нет, – начал было Лотар, но его слушать не стали.

– Я буду говорить, только если Вита извинится и отсосет каждому.

– Сам себе отсоси! – крикнул в ответ Виту, даже не пытаясь скрываться.

– Да ты…

Лидер Волков тут же схватился за автомат, но начать стрелять не успел, Лотар оказался быстрее. Он снова дернул левой рукой, переключая режим бластера, и выстрелил, впервые ощутив, насколько важны и полезны на самом деле были его тренировки в симуляторе. Целился он не в человека, а в прожектор и не промахнулся. Тот раскрылся, словно цветок осыпая все вокруг мелкими осколками.

– В следующий раз буду стрелять на поражение! – крикнул Лотар. – Витур – наш человек и или вы относитесь к нему с уважением, или мы будем атаковать, но учтите, что у нас таких бластеров далеко не один.

– И что мне твой бластер? – нервно спросил лидер Волков.

Вместо ответа Лотар быстро посмотрел на индикатор заряда, выставил мощность на максимум и выстрелил в сторону, по выступу скалы, снося и выступ, и часть камней с громким энергетическим хлопком.

– Хочешь узнать, что останется от тебя, если я начну стрелять на поражение, или все-таки будем договариваться? – спросил Лотар.

Ему не ответили, просто из узкой пещеры через несколько мгновений вышел мужчина в женском платье с темными волосами, чтобы проводить их внутрь.

– Ты теперь урод, – сказал он Виту, когда его увидел, а тот показал ему фак, не собираясь отвечать.

Ему куда больше хотелось толкнуть Лотара локтем в бок и тихо прошептать:

– А ты молодец, заставил Дерла в штаны наложить.

– Чистый блеф, – фыркнул Лотар и указал пальцем на индикатор заряда, – тот, вместо сияющей полоски на запястье, стал простой точкой, которая даже гореть не могла, а истощенно мигала.

– Если дашь мне, я быстро заряжу, – очень тихо ответил Виту, одобрительно кивая.

– Как? – беззвучно спросил Лотар.

Вместо ответа Виту достал из кармана небольшой аккумулятор с самодельным устройством беспроводного заряда, которое ему очень хотелось протестировать.

– Откуда? – поразился Лотар, отдавая перчатку, а Виту только руками развел, словно все это было неважно. Рассказывать о том, как он, осматривая разрушенный бур, искал себе дело и не смог придумать ничего полезней вот этой зарядки, он просто не хотел, зато с удовольствием смеялся над жалким факелом, которым им пытались осветить дорогу, надевал перчатку, хватал аккумулятор, начинал заряд и в то же время включал индикатор работы, лампочку, слишком мощную для простого индикатора, но пригодную на роль фонарика. Его яркий бело-голубой свет намного лучше освещал путь.

– Говори, куда идти, мы с Ироном дорогу не забыли, – сказал он, толкая длинноволосого брюнета в спину.

– В покои Вожака, если не боишься, – ответили ему.

– Отлично, парни, идем, – сказал на это Виту и повел всех вперед, заранее зная, что он организует им временную базу именно в скрытом отсеке, там где стоит реактор, там где прячутся недостроенный корабль и вторая лестница в купальню, о которой никто кроме него не знал. Осталось только аккуратно сломать дверь, ведущую в эту самую купель из логова, и тогда у них будет все, кроме разве что еды, но это было не так уж сложно, если вспомнить, что местных «овец» все же можно есть.

Глава 9

Зена опустилась к горизонту, оставив только красную полосу над скалами. До лагеря Ястребов оставалось совсем немного, но они все же сделали остановку, чтобы Дориан еще раз осмотрел Ярвана.

– Да херня все, – ворчал сам Ярван, хоть и морщился от боли. – Пройдет. Нехрен просто скакать было, как козлу по камням.

– Ты ваще-т Ястреб, ты над ними летать должен, – спокойно напомнил Вильхар, сидевший в стороне.

– Общипанный Ястреб, – ответил Ярван без злобы, а Дориан не замечал их разговоры.

– Главное, что признаков инфекции я не вижу, – сказал он. – Скажи спасибо тому, кто додумался туда лишний раз не лазить.

– То есть Бергу. Найду – скажу, – развел руками Ярван, – а теперь дай мне волшебной пизды, чтобы башка не болела.

– Такой у меня нет, – ответил Дориан, хотя хотел упомянуть электропизду и что у нее голова никогда не болит. Но от таких шуток даже в своей голове ему было не смешно.

– Ладно, – заключил Шеф, – нет времени на всю эту херню.

Подойдя к Ярвану, он протянул ему флягу, припрятанную в машине. Там еще оставалась нормальная вода, и, по мнению Шефа, она была нужна в первую очередь раненому.

– Ты меня что, убогим считаешь? – спросил Ярван негромко, поняв, что с этой флягой не так.

– Не неси херни. Просто у тебя одного тяжелые раны, а как боец ты нам еще нужен.

– Логично и правильно, – согласился Дориан, быстро сообразивший, о чем они говорят. – Тебе действительно нежелательно дрянь всякую пить.

Ярвану это все, конечно, не понравилось, но ругаться он не стал, только попросил флягу с грязной водой, чтобы умыться, но и тут напоролся на отказ. Дориан еще и по виску постучал, словно намекал, что Ярвану болтик пора на место вставить, а то мозги не варят.

Яном его так никто называть и не стал. Только Яриком иногда обзывали. Слишком уж все привыкли к его кличке и не понимали уже, что это не имя. Сам Ярван уже махнул на это рукой, на нравоучения тоже, поэтому просто нагло отвернулся и вылил на себя остатки чистой воды, а зачесав мокрые волосы, посмотрел на Шефа почти с вызовом, ожидая от него ругани.

«Ну давай скажи, что это расточительство, а? Давай, а я отвечу, что ты сам мне выбора не оставил! А мне очень остыть надо было, мозги, блин, плавятся и болят. Ну, где твое недовольство, Шеф?»

Головная боль делала его раздражительным и, видимо, глупым, потому что по взгляду Шефа понял, какой же он идиот. Эту остановку делали ради него, потому что он сам тер то переносицу, то висок и зубами скрипел, словно у него как у Волка была вставная металлическая челюсть. Чтобы эту его головную боль унять, а он че-т тут выделывается.

– Вода скоро будет. Слово даю, – сказал Ярван, отдавая Шефу флягу, а тот в ответ кивнул так, словно и вариантов других быть не может.

«Конечно, не может, – размышлял Ярван. – Если Ястребы сами нам ее не отдают, то нам остается только силой забирать. Без вариантов».

– Ты дашь мне шанс договориться с ними самому? – спросил Ярван, возвращаясь к машине.

– Ты уже один раз договорился.

– Они за это поплатились, – спешно добавил Ярван, хватая Шефа за локоть и заглядывая ему в глаза – стальные и равнодушные, глаза человека, готового идти по трупам.

Зато Ярван внезапно понимал, что он не готов. Он считал Ястребов сбродом, мусором, который сам виноват в том, что стал кучей дерьма под кактусом, но смерти этим людям он не желал.

– Дай мне попробовать, – попросил он.

– Да пробуй, – пожал плечами Шеф, – только в броне и под прицелом лазера.

Ярван сглотнул, но спорить не стал, влез в один из трех взятых с собой костюмов, разве что попросил разрешение шлем не надевать.

– Как они вообще поймут, с кем говорят, если я буду в этой черепушке? – спросил он и постучал по шлему кулаком.

– По голосу? – предположил Дориан.

– Они тебя уже в любом случае не узнают, – заржал Кирк, а когда Ярван на него зыркнул единственным глазом, пояснил: – Тебя ж распидорасило.

Ярван очень старался остаться недовольным после такого уточнения, а в итоге все равно улыбнулся и тут же рассмеялся, но шлем все равно надевать не стал, неудобно с ним было.

План был прост. Ярван в броне идет в лагерь, пытается говорить со своими. Кирк, Шеф и Дориан, который больше всех знал о боевых танкобурах, прикрывают его рабочим лазером.

– Если Ястребы выделываются, сносим их нахрен и все, – сказал Шеф, наблюдая за происходящим в монитор.

Новые буры внутри были много лучше того, что стал грудой обломков, которые они бросили у вулкана. Здесь было светло. Кресло водителя походило на кресло пилота, только не было у него мягкой обивки – лишь металлический каркас, но довольно удобный. Кирку он сразу понравился.

– Об такое и жопу отбить не жалко, – пошутил он, хватаясь за рычаги.

Сюда все три бура пригнали Камни. Они умели ими управлять, а уже здесь Шеф предпочитал видеть в управлении своего, особенно если тот способен понимать его на полуслове.

Дориану, устроившемуся на месте стрелка, а тут такое было, Шеф не особо доверял, но одно про этого парня точно понял: он готов выполнять приказы, а значит, если ему сказать «стреляй», он выстрелит.

Шлем они велели Ярвану держать в руках, чтобы слышать его разговор, а сами, следуя за ним, нагло смяли обломки забора и навели лазер прямо Ярвану в спину.

– Ты точно уверен, что эта броня лазером не пробивается, – спросил запоздало Шеф, наблюдая за тем, как Ярван зачем-то раскидывает ногой камни на подступах к лагерю, как хозяин, нашедший на заднем дворе непонятный мусор – вроде и убрать надо, а противно как-то.

– Я не проверял, – честно сказал Дориан, – но мне показывали опытный образец. Неустановленный на танкобур лазер не пробивал нагрудник, но мощность я поставил минимальную, и да, постараюсь по нему не палить.

– Уж постарайся, – шикнул Шеф, злясь, что для него панель, перед которой сидел Дориан – кромешный ад, в котором он быстро точно не разберется. Рычагов, переключателей и каких-то кнопок там было раза в два больше, такое быстро не освоишь, а значит шансов задеть Ярвана у Шефа было бы намного больше, поэтому косился на снайперскую винтовку внизу и помалкивал, наблюдая.

– Вы что, вообще все подохли, как крысы во время чумы? – крикнул Ярван, явно не решаясь идти в центр лагеря.

Второй раз запрыгивать на трон ему не хотелось, и Шеф его понимал, зато Кирк тупо ржал в кулак.

– Спорнем, это он у Виту фразочку спиздил и теперь типа умный? – спросил Кирк, и Шеф все же улыбнулся, немного расслабляясь, особенно улавливая добродушный смешок Дориана.

– Да, типа умный, – соглашался Шеф и понимал, что ему надо учиться доверять своей новой команде. Потому что иначе далеко они не уедут.

Ярвану именно это и нужно было – немного доверия. Голову он не терял. Понимал, что его бывший клан может и нарваться, а тогда их останется только размазать по стенке, но сначала он обязан был попробовать.

Отсутствие дежурных и неразобранные руины рухнувшей казармы ему совсем не нравились. Они буквально орали о том, что в клане порядка так и не было, а котелок, брошенный на огне с остатками какой-то баланды, давал понять, что никто отсюда не уходил. Просто вместо Ястребов отныне были тараканы, прячущиеся по всем дырам.

– Выходите, мать вашу! – потребовал Ярван. – Или вам вообще насрать, что у вас тут творится?

– Ну не совсем насрать, конечно, но тебя не ждали, – подал голос мужчина, выходящий из пещеры с видом истинного командира. – Что ты здесь забыл, изменник?

– Жопы ваши, – рыкнул Ярван, представляя, как бы на это ответил Кирк. – Что, посидели в дерьме и до сих пор не присмирели? Сколько вас осталось? Пять? Десять? Нас восемнадцать, и мы отлично вооружены, а главное мы собираемся свалить с этой гребаной планеты. Так что, будешь дальше выебываться или дашь своим людям примкнуть к нам?

– Моим людям? – удивился новый лидер Ястребов, офицер, имя которого Ярван даже вспомнить не мог. – Интересно ты запел, и под чье же мы должны пойти командование? Под твое?

Он шагнул к Ярвану, выхватывая пистолет, но, увидев танкобур с наведенной в их сторону пушкой, осекся и тут же сделал шаг назад.

– Что за нахер, – простонал он, пятясь.

– А моя броня такого вопроса не вызвала? – зло фыркнул Ярван. – Не тупи. Вам конец. Без транспорта и без оружия вы сдохнете быстрее. Чем сюда явится ЗАП…

– У нас есть пару пистолетов и автомат, – промычал мужчина, явно тормознуто соображая.

– Да хоть граната в заднице! – ругался Ярван. – Или вы идете сейчас под командование Шефа, или вам конец!

В глазах собеседника он видел ужас, поэтому не стал распинаться и объяснять, нахрена это надо. Очевидно же – чтобы жить дальше, а не гнить тут!

– То есть ты вернулся, чтобы приказать нам подчиняться шлюхе? – раздавленно спросил мужчина.

– Твою мать, лидер ты херов! – взвыл Ярван и, шагнув к собеседнику, со всей дури долбанул его своим шлемом по голове так, что у парней, слушавших разговор из бура, в динамике зазвенело. – Пойди и надери зад этой шлюхе, раз такой умный! Если ты сможешь хотя бы скрутить его, я подумаю, можно ли его назвать слабаком, а тебя все равно прирежу, потому что Бешеный Олли меня не киданул ни с дырой в боку, ни с дырой в башке, а вы, суки ебаные, слились, стоило мне исчезнуть на пару часов. И да, в отличие от тебя, ссыкло недобитое, Шеф умеет принимать решения и отвечать за них, а что можешь ты с этой пукалкой в руках?!

Он снова ударил его шлемом, только на этот раз по руке, выбивая пистолет из рук.

– Да ты ахерел! – прорычал мужчина, но тут же заткнулся, когда голос подали другие парни.

– Заткнись! – рявкнул кто-то из них, обращаясь явно не к Ярвану.

– И что, реально можно свалить?

– Можно, – отвечал Ярван, осматривая еще семерых выживших, знатно потрепанных, словно без приказа им в голову не приходило даже помыться.

Только сейчас до Ярвана начало доходить, что эти парни тут вообще-то не лагерь восстанавливали, а страдали от ломки и с огромным трудом охотились, вот и походили теперь на живых трупов.

«Ну бля», – подумал Ярван, осознавая, что как воины они по большему счету бесполезны, а значит все его крики тут напрасны.

– Как я понимаю, мирный разговор все-таки состоится, – вмешался внезапно в перебранку Шеф.

Он вылез из танкобкра и подошел к Ярвану так, словно ему ни оружие, ни броня были не нужны.

– Бля, только не шлюха, – простонал один из выживших, отворачиваясь.

– Еще раз кто-нибудь так его назовет, и я выебу его черенком от лопаты! – рыкнул Ярван. – И ебать буду, пока не понравится!

По его тону всем сразу стало ясно, что он не шутит, но Шеф неожиданно положил руку ему на плечо, а заговорил уже со всеми, делая вид, словно им тут ничего не нужно.

– Наше дело предложить. Не хотите бороться за свободу – не надо. Пойдем, Ярван. Я сразу тебе сказал, что толку от них не будет.

Ярван опешил, понимая, что это не угроза, и Шеф реально готов просто уйти.

«А вода?» – мысленно спрашивал он, боясь об этом заикаться вслух, и тут же понимал, что попался, как и все.

– Стойте! – окликнул их недолидер. – Мы хотим сражаться за свободу, но нам нужно знать с кем и как.

– Вот это уже другой разговор, – оживился Шеф. – Мы вам все расскажем, только давайте гостеприимно подсуетитесь и хотя бы напоите моих ребят, а то мы к вам через всю пустыню перлись.

«Вот же зараза», – подумал Ярван и усмехнулся, снова потирая висок.

Что хбы он ни делал и как бы ни держался, а голову свою больную за сегодня он перегрел, но это было не страшно, если есть вода, да и Зена укатилась с неба, давая отдохнуть от собственного жара. От этой мысли даже тошнота казалась ему не такой уж и мерзкой, пройдет. Куда она денется?

Глава 10

В лагере Ястребов тоже стояла колонка, почти такая же, как у Демонов. Местность тут, по утверждению старика Дональда, всегда была сухой, поэтому подобные колонки устанавливали в разных городах.

– Жизнь тут скучная была. Тут скалы в основном и степь была, ну и несколько городов. Знаешь, как на диком западе, – рассказывал он любопытному Олли. – Ты хоть когда-нибудь слышал о таком понятии? Это про Землю. Девятнадцатый, двадцатый век? Нет, совсем нет?

– Не было такого в школьной мировой истории, – почти виновато отвечал Оливер.

Ему, в пятнадцать, все время казалось, что он виноват во всем.

– От уж это современное образование, – вздыхал Дональд и тут же отмахивался, рассказывая Оливеру о других континентах, на которых действительно была жизнь. – Их перед закрытием планеты утопили.

– Как это? – не понял Оливер. – Разве можно целый континент и… утопить?

– То есть планету взорвать можно и тебя ничего не смущает, а континент утопить нельзя? – со смехом спрашивал Дональд.

– Но зачем?

– Власти, уходя, не оставляют ни улик, ни ресурсов.

– А это? Вот это вот все откуда? – спрашивал Оливер, обводя руками лагерь Демонов. – Это же ресурс.

– Это жалкий мусор, – говорил ему Шеф, положив руку на плечо. – У нас даже оружие наполовину из частной коллекции, а что-то из музейных экспонатов и копии. Люди тут, конечно, жили, но совсем не богатые. У нас тут явно был какой-то временный перевалочный пункт, возможно, военный. Хочешь, покажу тебе, где первые Демоны оружие собирали?

– Хочу! А почему мы не собираем?

– Нет материалов и надобности нет. Уж откуда они металл и формы взяли, ума не приложу, но взяли же…

Думать теперь у Ястребов о том, кто, как и зачем делал оружие, для Шефа было намного проще, чем предаваться воспоминаниям о колонке, из которой он сам набирал воду, но те все равно всплывали.

Его, мальчишкой, тут швыряли на песок, называли свиньей и собакой, обливали ледяной водой и смеялись, а он не мог даже рукой по лицу попасть, чтобы, раз уж все равно весь мокрый, хоть немного утереть лицо.

Здесь, у колонки, его, мокрого, насиловали несколько раз. Кто, почему, вернее за что, он не помнил. Помнил только, что это было наказанием. По какой-то странной логике, секс называли то наградой, то наказанием, хотя ему все было едино – мерзко. Разница была лишь в одном: если кактус кололи, было не больно – было просто плевать.

Вода, наполнив ведро целиком, полилась через край, обливая ботинок и тут же намочив ногу. Первый признак, что ботинкам скоро придет конец.

«Не вовремя», – подумал Шеф, отключая воду и пытаясь как-то не думать о том, что тут вообще когда-то было. Куда ни глянь, там есть что забыть, а думать надо не об этом, и хандре поддаваться нельзя.

«Собрался, тряпка, не под кактусом же, а только под Зеной, значит можешь все, даже в драных ботинках, – сказал он себе и тут же усмехнулся. – И вообще, тебе кактус не помеха – доказанный факт, так что никаких соплей многолетней давности. Большого ума не надо взрослым дядькам пацана унижать».

– Шеф, – внезапно окликнул его Ярван.

На кой хрен только приперся в эту часть лагеря, по сути, в дыру где-то за складом. Шефу такое хождение точно было непонятно, не мыться же он с ним вместе собрался?

– Чего тебе, Яр? – спросил он почти недовольно.

Если бы что-то случилось, шел бы сюда не Ярван, да и ор стоял бы уже такой, что Шеф и без посыльных понял, что что-то пошло по пизде.

– Я извиниться хочу, вот чего, – выдавал Ярван, потирая левый висок, видимо, уже по привычке. Тебя в одиночку хрен выловишь.

– За что это ты извиняться собрался? – не понял Шеф, стягивая с себя майку и только теперь понимая, что после дня в пустыне все тело ныло и чесалось.

– Да за предшественников моих. За Ястребов, которые с тобой так обошлись, – сказал Ярван, и Шеф покосился на него с недоумением.

– А перед Лотаром ты тоже извиняться будешь? – спросил он жестко. – Его при тебе трахали или, может, даже ты сам трахал, но че-т приперся ко мне…

– Не трахал я его, но извиняться все равно есть за что, – хмуро признался Ярван. – Ты пойми, я человек тупой, стадный. Все так делали, и я делал, не думая.

– А теперь стадо сменилось, и ты решил переобуться, так, что ли?

– Думаешь, я сейчас не серьезно? – спросил Ярван, отступив на шаг.

О том, что, побывав у Демонов, он стал думать иначе, ему хотелось почти кричать, хотелось затереть свою прежнюю кривую и грязную жизнь и начать все сначала. Если бы у Ястребов не было кактуса и, вообще, были другие отношения внутри клана, то, может, и не стал он таким мусором? Или и того хуже. Во всем мог быть виновен сам Ярван, неспособный развить клан, удержать его силой, а вот развить – нет.

– Поверь, я сейчас, правда, считаю, что это немыслимо жестоко и неправильно.

– Живи с этим, – отмахнулся от него Шеф. – Только лично передо мной ты ни в чем не виноват. Врагом ты был мерзким, заебать мог, но подлым я тебя назвать не могу, так что перестань страдать херней и положи свою голову на что-то мягкое, пока еще чего не придумал умного.

– Смеешься надо мной, да? Ну и ладно, я только хотел, чтобы ты знал…

– Яр?! А, вот ты где! – внезапно подал голос Дориан.

«Да вы издеваетесь», – решил Шеф, но, так и быть, не стал швырять во врача ведром. Он человек в клане нужный и ведрами разбрасываться не стоит.

– О, Шеф, и ты здесь. Я быстро, – сразу сказал Дориан. – Я закончил с осмотром Ястребов. У них есть явные признаки отравления наркотическим веществом с повышенным тонусом мышц, тремором и…

– Стоп, – перебил его Ярван. – Все эти умные слова – это, конечно, круто, но давай как для тупых. Что с ними и что делать надо? Можно ли вообще как-то помочь?

– Можно, – кивнул Дориан. – Они отравились какой-то наркотой, но детоксикация может улучшить состояние, а если подобрать противоядие…

– Еще проще, – попросил Ярван.

– Водичкой он их будет отпаивать, – пояснил вместо Дориана Шеф, – а еще учить блевать. Это, кстати, реально помогает.

– У меня есть несколько самых основных противоядий, – сообщил Дориан, радуясь даже, что он может побыть просто врачом, и не важно, что лечить надо каких-то обдолбанных отморозков. – Они могут частично помочь, но, чтобы подобрать дозу и лекарство, мне надо больше информации о веществе.

– А это дерьмо я могу для тебя найти, – охотно вызвался Ярван.

– Вещество мне вряд ли поможет. У меня же нет лаборатории, чтобы провести его анализ.

– А что, яд и противоядие не становятся водичкой, когда встречаются? – удивился Ярван.

– Вообще-то нет, – осторожно сказал Дориан, как-то даже испугавшись, что кто-то искренне может так считать. Это же насколько надо ничего не знать о химии и биологии, чтобы так думать?

– Подробное описание симптомов тебе поможет? – спросил Шеф, прикидывая, сможет ли он припомнить все в мельчайших подробностях.

– Да. Там могут быть зацепки. Я пытался у этих выяснить, но они даже не понимают, когда и что употребляли и, вообще, не очень соображают.

– Ясно, я расскажу, но это же терпит? – устало спросил Шеф.

– Да, конечно. Я им пока слабительного дал.

– Бля, надо было еще каждому лопату, чтобы яму выкопали, свою, – возмутился Ярван.

– Ничего, всегда можно приспособить ведро или любую другую посудину, – отмахнулся Шеф, – а теперь оба отъебались от меня на полчаса!

Не дожидаясь, когда они уйдут, он стал стягивать ботинки, потому что явно не собирался стыдиться своего тела или церемониться с этими парнями. Не успеют свалить, пока он раздевается – сами виноваты, а если уж ему взгляд чей не понравится, и рука сорвется выбить пару зубов – так репутация и не такое позволяет.

Парни убрались быстрее, чем он скинул ботинки, а к снятым штанам их уже слышно не было, зато Шеф спокойно вывернул на себя все ведро.

Вода успела чуть нагреться, но для Пекла она была достаточно прохладной, отрезвляющей и немного успокаивающей. Она мгновенно избавляла Шефа от взведенного шила в заднице, которое не хотело соглашаться с остановкой.

«Надо спешить. Надо действовать!» – говорило ему что-то внутри, но разум считал иначе. Торопиться нельзя. Права на ошибку у него просто нет. Через пять дней они условились встретиться, и дай проведение парням сил создать корабль за четыре дня, ну или доделать, какая, в сущности, разница?

«Надеюсь, если они поймут, что им нужны люди, явятся сюда», – думал Шеф и еще раз убеждался, что парням нужен отдых перед боем, а смысла торопиться никакого нет. Разведка им не нужна. Дориан и Камни рассказали им все о лагере и руднике. Они знали, где есть укрытия, какое у них оружие и техника.

Транспорта у врага нет, и это не могло не радовать.

Конечно, перед атакой Шеф организует беглую разведку, чтобы наверняка все было без приключений. Мало ли, после феерического побега Дориана и его парней там, возможно, вообще никого нет, но это все следующей ночью. Этой он вывернет на себя еще ведро воды, сотрет с себя соль, песок и заодно хандру, разберется с едой, расскажет Дориану все что может и, наконец, выспится, только для начала вспомнит, что такое засыпать, и желательно при этом не видеть снов, потому что ничего хорошего ему не могло присниться.

Глава 11

Пройти в центр управления было не трудно. Виту точно помнил, что именно он сломал в двери, чтобы быстро это починить, ввести код и пройти внутрь. Сюда он пришел один, не позволяя Ирону тратить время на хождение из угла в угол.

– Ждете у двери. Как только появится питание – заходите, и разбирайтесь, что там к чему, – сказал он строго, будто был тут за главного. – Я разгоню реактор и тогда приду.

– Учитывая, как они тут на тебя все смотрят, – начал было Лотар, но Виту передернул затвор пистолета, вышвыривая из него гильзу так, что Лотар заткнулся, не договорив.

– Спасибо, что напомнил, а то я уже и забыл. Тупое оружие, всегда есть шанс лохануться, – проворчал Виту, пряча пистолет за пояс и доставая нож, чтобы уж наверняка, если придется выпустить кому-то кишки. – Я за себя могу постоять, – пообещал он и один ушел к реактору.

Волков он не боялся. Он вообще никого не боялся, а еще до безумия хотел побыть в одиночестве. Его все так старались поддержать, что стыдно было поддаваться хандре, а сил хватало только на злость.

Ему не говорили всяких тупых глупостей о том, что все пройдет или что потом станет легче. Виту и сам это знал. Рано или поздно легче станет после чего угодно, но пока хотелось или выть, или убивать, или хотя бы просто ничего не делать.

Сейчас ему было нужно последнее.

Никакого куража центр управления реактором уже не вызывал, на голубоватый свет за стеклом он даже не взглянул. Подумаешь, реактор на минимальной активности, как будто он таких никогда не видел. Видел же, и не раз.

Что делать, руки помнили без размышлений. В голове у Виту была пустота, только жетон почему-то опять оказывался в зубах вместо кляпа. Сначала он кусал его, когда все спали, чтобы не скулить позорно и не мешать другим, потом стал делать это днем, когда было особенно плохо, теперь делал это, просто чтобы напомнить себе, что он все еще жив.

«Если прокрутить этот бегунок резко и до упора, переключив режим активности на главной панели, реактор взорвется. Ярко. Мгновенно», – подумал он, но рука не дрогнула, делая все правильно, потому что умирать не рационально, да и не честно по отношению к парням. Куда они без него? Корабль строить без эксперта по двигателям?

– Кстати, – прошептал Виту вслух, опомнившись.

До него только теперь дошло, что та схема, что он расписал для Вожака, не может быть рабочей, и разум тут же ухватился за эту мысль.

Вожак не показывал ему ни двигатели, ни корпус корабля. Ничего.

– Ты знаешь, как работает стандартный двигатель космического крейсера? – спросил он у Виту.

– Я все о стандартном двигателе знаю, – фыркнул Виту.

Он тогда чувствовал себя местным королем и гением, придумавшим легкий способ идеальной жизни. Сидел голышом на мягкой постели Вожака и курил, довольный собой и жизнью.

«Идиот», – вот как теперь Виту хотел назвать того себя, поражаясь, как можно было поверить, что роль шлюхи – хорошая идея, хотя у Волков это лучше, чем стать ужином, тут не поспоришь.

О двигателях крейсеров Виту действительно знал все, работая над «Белой Молнией». Его задача была превзойти этот самый стандартный двигатель по всем параметрам. Конечно, он знал все, и к заданию соединить три таких двигателя, чтобы получить один мощный движок для многопалубного корабля, отнесся почти играючи.

Для него это было забавное развлечение.

– А корпус какой? – спросил у Вожака Виту.

– Тебе какое дело?

– На самом деле никакого, но я должен понимать, не развалится ли он при запуске двигателя.

– Не развалится. Хороший корпус, по последним чертежам, – гордо сказал Вожак.

Виту даже не задумался, откуда могут быть последние чертежи, плечами пожал и все. Мало ли, может кто из заключенных в кармане схему сюда привез. По традиции, ведь с чем арестовали, с тем и на ЗиПи3 скидывают, разве что браслет связи не возвращают.

Создать схему для Виту не было проблемой, вот только теперь он точно знал, что данные неверны. Схема, которую он создал, подразумевала три одинаковых, равнозначных двигателя, а один из них был с «Белой Молнии». Сам Ярван сказал, что продал обломки Волкам.

– Вот же блять, – простонал Виту, вдруг осознав, что будет, если запустить то, что он нарисовал с таким-то уникальным нюансом. – Придурок…

Не дожидаясь полной активации реактора, Виту бросил все и помчался туда к ребятам, просто потому что они могут проверить движок или его подключение. Нажать одну кнопку, даже не запустить их – и все. Конец всему проекту и плану.

– Ни в коем случае ничего не нажимайте в этой хуйне! – крикнул он, вбегая в открытую дверь, и замер на пороге огромного ремонтного отсека военной базы, похожей на уменьшенный цех завода.

Прямо перед ним стояло нечто, отдаленно напоминающее космический корабль без обшивки, с оголенными проводами и каким-то ржавым хламом внутри. Местами он состоял только из каркаса. Пересеченные друг с другом балки меж огромных дыр показывали хорошо оборудованный ремонтный отсек с компьютером, который уже пытался запустить Мартин. Управляемыми руками-щипцами, способными поднять груз, болтовбивателями, как обзывал эти инструменты Виту, а еще множеством других массивных штук, о назначении которых он даже не догадывался. В целом атмосфера напоминала ему рабочий цех завода, где обычно создавались прототипы разработок, правда лампы были менее яркими, приборы ржавые, а их рычаги управления местами кривые, но для Пекла это было настоящим сокровищем. Вот только стоящий перед ним недообразец ему совсем не нравился, как и реакция Ирона.

– Эту хуйню, – сказал он, кивая на недостроенный корабль, – я трогать и не хочу.

– Че-т я не догоняю, что это, – растерянно признался Лотар, почесывая макушку.

Виту хмыкнул. В том, что Мартин тоже ничего не понимает, можно было не сомневаться. Зато он разбирался в компах и благоразумно пошел реанимировать один из них. Умница.

Пройдя еще немного вперед, Виту скрестил руки у груди и осмотрел строение, напоминающее неизвестно что, с пьедесталом из двигателей, судя по всему, не подключенных друг к другу.

Он сразу запрыгнул внутрь и, гремя шагами по дрожащему тонкому металлу, заменявшему хреновине пол, пошел смотреть именно на двигатели. Два из них были почти соединены, а вот третий, самый опасный, даже подключать не собирались.

«Красавец мой», – подумал он, погладив воздух над вскрытой крышкой светлого корпуса. Внутри мерцала неоплазма, залитая в систему специальных трубок.

Теперь он точно знал, что этому красавцу ничего не угрожает, и только поэтому стал замечать все остальное. Зловонный запах. Следы крови. Тела с разбитыми головами, разодранными глотками и полусъеденными животами.

– Бля, – простонал он, осматривая внутренности недостроенного корабля. Больше десятка Волков тут явно подохло, пытаясь разобраться, кто кем отобедает. Один из них стоял гордо, свесив голову набок. Напоровшись на острый край какой-то арматурины, из которой, видимо, начинали делать нос корабля, он замер, как статуя, жаль только, попутал море с космосом и эпоху заодно.

Гадко, но Виту было смешно, и он нервно улыбался.

– Ладно, – говорил он, отмахиваясь от этого бардака, словно что металлические опилки, что обглоданные кости – мусор не стоящий внимания. – С этим потом разберемся, объясните мне лучше, что за хреновину они строили?

– Это Вакстер, – тяжело вздохнув, сказал Ирон и тоже забрался внутрь непонятной машины, изучая ее внимательно. – Даже не так. Это какая-то хрень по чертежам Вакстера.

Подойдя к одному из ящиков, он взял лежавшие там листы и хмыкнул, явно все понимая. Зато Виту не понял ничего.

– Что, блядь, такое этот Вакстер?

– Вакстер – это кто, – с видом эксперта объявил Ирон. – Инженер, что придумал это. В кругу инженеров эту хрень в шутку называют вакуумно-статическим срамом. Я как раз защищал диплом по методам перестройки этой хреновины.

Он подошел к Виту и протянул ему листы.

– Короче, полная хуйня, – ответил тот, но тут же схватил верхний, более плотный по сравнению с остальными, лист с обгоревшим углом, явно титульный и ткнул в цифры там. – Это что?

– Думаешь, это год создания? – хмыкнул Ирон. – Вот и Вожак, наверно, так решил. Но, мать вашу, откуда тут свежие чертежи? Сами подумайте. Это вообще, между прочим, наброски, даже печати института нет!

Ирон зло указал в противоположный угол от обгоревшей части.

– Слушай, я понятия не имею, как выглядят инженерные чертежи, – пожал плечами Виту.

– Короче. Это не итоговая работа Вакстера. Видимо, еще наброски, – пояснил Ирон, а потом показал на год. – Это предполагаемая дата начала массового производства. Дата создания должна быть тут.

Он ткнул в пустоту в углу листа и развел руками.

– И че теперь? – спросил Виту, хмурясь.

– Теперь надо восстановить работу Вакстера и переделать. Только где мощность на движение взять и нормальный материал для обшивки?

– Мощность я тебе сделаю, еще какую – что угодно взлетит, – пообещал Виту, кивая на двигатели.

Четвертый, не до конца изъятый из корпуса крейсера, он тоже взглядом нашел и порадовался. Видимо, тут кто-то заметил, что один из двигателей отличается, и решил выколупать тот четвертый.

«Значит, не все тут конченые идиоты были», – подумал Виту, одобрительно усмехаясь. Все же работа увлекала его так, что он будто жить заново начинал, ровно до первой остановки или глубокого вдоха, но и этой передышки было достаточно, чтобы не сойти с ума, а сейчас задачи были достаточно трудными, чтобы обо всем забыть.

– Кстати, про обшивку, – подал голос Лотар, – а из чего тут стены? Это случайно не вольфрам? Сейчас почти все военные объекты защищены вольфрамовой обшивкой изнутри, как защита от радиации.

– Надо выяснить, – согласился Ирон, – но сначала чертежи и расчеты. Мартин, что там с компом?

– Слушай, вам же не нужны местные данные, да? – уточнил тот.

– Нет, но мне нужны инженерные программы.

– Я тогда сейчас перезапущу систему. Это займет минут двадцать, но программы тут старые.

– Главное, чтобы считали они правильно, – отмахнулся Ирон и, забрав чертежи, пошел с Виту продумывать общий план.

Лотар же поспешил на помощь Мартину, как знаток экстренных военных паролей, внезапно понадобившихся для переустановления инженерной системы.

Реактор набирал ход, и зал заполнялся светом так же быстро, как их общее дело смыслом, осталось только придумать новый корабль, а потом создать его за четыре дня.

Глава 12

Карин шла по песку, а если уж быть совсем точной, по асфальтной дороге, засыпанной песком. Его туда так много набросало ветром, что асфальт почти исчез, но Карин зачем-то разгоняла его босой ногой при каждом шаге, хоть немного. Иногда у нее это получалось и тогда песка было слишком много.

Дорога эта шла через окраину какого-то города или пригород, где стояли ряды невысоких, почти одинаковых домов. Все они имели два или три этажа, белые стены, темно-синие шиферные крыши, где-то рядом были веранды в виде пристройки. В некоторых дворах стояли беседки, где-то были еще клумбы, начинающие засыхать, где-то в пустом бассейне был песок.

Зато заборов не было, только столбы с номером дома и, кажется, глазком для камеры и то не у каждой дорожки, а то там, то здесь, а возле дома с башенкой, вместо третьего этажа, почему-то было две колонны, одна из которых заканчивалась странной блестящей конструкцией.

«Неужели бытовой робот? Я таких не видела!» – подумала Карин и пошла посмотреть на это дивное чудо.

– Мама, мама, я очень тебя прошу, поехали, просто поехали отсюда. Нельзя. Никак нельзя здесь оставаться, – услышала Карин чей-то голос и обернулась, так и не дойдя до того самого столба.

Она увидела женщину с чемоданом, которая старалась вытащить старушку с веранды, явно вцепившись в ее запястье сильнее, чем в ручку чемодана, старого и примитивного, а та упрямо сопротивлялась.

– Не могу я. Куда я? Зачем?

– Но мама!

– Ну что со мной будет-то? Доживу свой век…

– Мама! Не время для твоих глупостей. Последний крейсер улетает через три часа, мама! Нам еще на станцию ехать, слышишь?! Мама!

Старушка упрямо качала головой.

– Ты езжай, тебе надо, а я останусь, с твоим отцом останусь…

– Да ты с ума сошла! Отец мертв и планета эта мертва! Мама, прекрати! Просто прекрати и пошли со мной!

Только старушка буквально вцепилась в колонну, что держала крышу на веранде, и разрыдалась, а Карин смотрела на это и ничего не понимала. Странно как-то все это воспринимала. Вроде ей и жаль было женщину, но, почему она так резка, было не ясно. Хочешь ехать – езжай, мать тут причем? А планета? Что не так с планетой?

Почему-то у Карин не получалось понять, что не так. Словно она вообще не знала значение слова «нежизнеспособна» или знала, но забыла.

– Зайна, ну что ты тут сидишь? – спросил мужской голос, и Карин посмотрела в другую сторону.

Ее передернуло, когда она увидела, что то самое блестящее нечто, которое она увидела на столбе, ничто иное, как тот самый странный робот, что связал ей руки. От одного его вида Карин стало не по себе, и боль в вывернутых руках возникла. Запястья заныли. Она даже потерла левое пальцами правой руки, ощущение было такое, словно там был огромный синяк, но Карин его не видела, да и не смотрела на свою руку, только с ужасом слушала, как паук-робот пищит что-то мужчине в ответ, когда тот берет его на руки.

– Ой, не волнуйся, дорогая. Нас с тобой это не касается, – совершенно серьезно ответил ей мужчина.

Вид у него был диковатый. Волосы явно некогда короткие, а теперь отросшие в засаленные нечесаные патлы висели жирными сосульками. Кожа имела землисто-серый цвет. Под глазами виднелись глубокие темные круги. Майка, видимо, когда-то белая имела странный серо-желтый цвет. На темных шортах, прямо над коленом красовалось пятно, такое блестящее, что казалось, будто на ткань капнул расплавленный металл, но скорее всего это была просто металлическая краска вот с этой самой пиликающей ему в ответ штуки, неясно для чего существующей.

– И вы собирайтесь. Транспортная капсула вот-вот улетит, – сказала женщина, силой вытащившая мать на улицу. Чемодан она бросила и теперь двумя руками сжимала запястья старушки, а она уже не рвалась, просто плакала, обреченно опустив голову. – Ну пойми ты, что это ради тебя. Тут же никого не останется…

– Почему никого? – удивился мужчина и как-то странно дергано улыбнулся, и походила эта улыбка на судорогу в трехдневной щетине. – Я остаюсь.

– Вы шутите?! – поразилась женщина. – Как?

– Я не могу оставить тут дочь, а там теперь такое под запретом.

Паукоподобный робот запищал еще сильнее, и лампочка какая-то замигала. Он или оно – или что это вообще было? – поднимало на него подобие своей головы, но вырваться не пыталось, только одной из восьми лап осторожно обнимало его руку.

Мужчина существу не отвечал, но целовал ее блестящее тельце с блаженной, совсем другой улыбкой. Взгляд у него даже прояснялся, теплел, но зато про женщину он совсем забывал.

– Пошли лучше я книжку тебе почитаю твою любимую про разных животных всех планет, – говорил он роботу с любовным видом и шагал к дому. – Что значит ты ее помнишь? Ты ее всегда помнила, но все равно любила. Неужели больше не любишь? Может, тогда мультики?

– Господи, он же совсем помешался, – вздохнула женщина, а потом что-то громыхнуло. Не рядом, где-то далеко, очень глухо, но зато земля у Карин ушла из-под ног, как и у всех остальных. Женщина упала, вообще нелепо лицом ударившись об асфальт, потому что старушка все же попыталась вырваться в момент странного толчка, а потом подхватилась и побежала прочь.

Мужчина тоже рухнул на крыльце.

– Что это, господи? Что?

Зато паук внезапно бросился к Карин, а она дернулась от него.

– Не смей! Не смей даже думать о моем отце подобное! – услышала она тот самый компьютерный голос, вспоминая, что она наверняка вне настоящего мира.

Она хотела закричать, отползти от паука, но внезапно врезалась в стену и поняла, что сидит не где-то, а на полу барака с закованными в цепи руками.

– Мы с тобой лучше вот на это посмотрим, – сказала Зена, стоявшая у стола, и злобно улыбнулась, хотя, как робот может злобно улыбаться, было совершенно не ясно, но она делала это, пугая Карин еще сильнее, а тут еще и в двери появились дворе – Шеф и Вильхар.

Карин затрясло от ужаса. Она так старательно не хотела об этом думать, хотела закричать, что они не такие, что она точно знает, что они другие, но губы, шевелясь, шептали совсем другое.

– Пожалуйста, не надо, – просила она и очень хотела зажмуриться, но все равно смотрела на злобно скалящегося Шефа, на ее Олли и в то же время бешеное, страшное существо, которое она в тот день ненавидела.

– А ведь ему плевать на тебя, – говорила Зена.

«Сука, – думала Карин, проклиная именно этого робота. – Долбаная сука! Тебе все надо комментировать!»

– Надо, – отвечала ей Зена, не видя никакой разницы между мыслями Карин и ее чувствами. – Тебя ведь никто не станет щадить. Ты для них просто дырка для члена, или как он там сказал? Ресурс. Да, ресурс, это очень логично, как бутылка пойла одна на весь клан.

«Ты не знаешь их! Не знаешь!» – буквально орала мысленно Карин, не просто дрожа от страха, а буквально воя от истерики.

«Они не такие», – повторяла она себе, пытаясь вспомнить, как утешал ее Вильхар, когда она разрыдалась, как глупая девочка, как Шеф говорил ей о любви и целовал, по-настоящему целовал всю ее. Вот что она хотела помнить о парнях, а вот это она хотела забыть.

– Можешь думать, что угодно, и притворяться, что этого не было, но тебя использовали, как надувную куклу, как секс-робота, как вещь и мусор.

– У тебя все равно нет выбора, – сказал Шеф, приближаясь к ней. – Чем меньше будешь дергаться, тем меньше будет боли.

Он смотрел на нее, действительно как на мусор, как на вещь, как на что-то, о чем даже думать не стоит, и цепь дергал на себя, как собственник.

Взгляд у него еще тогда был ужасным. Холодным, бесчувственным, почти стеклянным.

«Нет», – коротко думала Карин, но в ее памяти было все: каждое слово, каждый взгляд, жалкие попытки бороться и тот уже совсем другой, почти дикий Оливер, который вытягивал ее на полу, как куклу, а ощущения тела обострялись до безумия. Теперь она чувствовала каждую песчинку на полу, чувствовала мозоли Оливера. Они почти царапали ее кожу.

Она слышала его хохот и хотела орать, но не могла. В голове осталось только одно слово – «хватит!», а безжалостный, бессердечный Оливер Финрер запихивал ей в рот ее собственную майку, ловко запихивал ее, заталкивая чуть ли не в глотку, до тошноты. Он явно не впервые так поступал.

«В таком мире не выжить без жестокости», – оправдывала его Карин, буквально раскалываясь, видя его вот таким – бешеным, не иначе.

Взгляд у него был не человеческий. Мимика словно не живая. Она знала, видела и любила совсем другого человека, не вот это существо, что отступало, буквально передавая ее в руки Вильхара.

– Она твоя, – говорил Шеф так, словно отдавал ему игрушку, а потом пресекал попытку сопротивляться, привязывая ее ногу ремнем.

«Пожалуйста, останови это. Умоляю», – зачем-то просила Карин, при этом обращаясь не к роботу, играющему с ней, а к Олли, как будто он мог изменить уже случившееся.

Зато она знала, что он мог поступить иначе. Он мог ее защитить. Он с его влиянием на Демонов мог, казалось бы, все. Теперь она это знала. Он мог, но не хотел. Плевать ему было на нее.

– Да, именно плевать, – соглашалась с ней Зена.

И пытка продолжалась, чужие руки шарили по телу Карин. Больше всего на свете она хотела бы не чувствовать, не помнить, не видеть сейчас жадных похотливых лиц парней, к которым она почти привязалась. Закрыть глаза и снова сделать вид, что ничего не было. Не было и все!

– Было. Они трахали тебя, как шлюху. Они мяли тебя грязными вонючими руками. Они всегда будут считать тебя просто дыркой, – говорила Зена монотонно, четко, ясно, холодно.

Если бы Карин могла закрыть глаза, она бы закрыла. Она бы заорала, так бы заорала, чтобы не слышать этот голос. Она бы билась головой о стену, об пол, обо что угодно, только бы потерять сознание и не слышать, не видеть, не чувствовать все это, но она была словно заперта внутри своего тела, внутри ощущений – мерзких, липких, не болезненных и от того еще более омерзительных.

Она хотела бы это видеть хотя бы со стороны, а не так. Хотела бы не рыдать, не чувствовать, как в нее входит то один член, то другой, как Кирк – тот самый Кирк, которого она теперь считала одним из самых надежных людей в мире – мял ее грудь и нес какую-то чушь о том, что нет ничего прекрасней и лучше сисек.

В нее всовывали члены, как в неживое существо, ни с чем не считаясь, а Шеф курил и смотрел. На нее смотрел, на чужие руки.

– Извращенец, правда? – насмешливо спрашивала Зена, ломая Карин еще больше.

Неадекватный, явно не здоровый Тибальд капал слюной на шею Карин. Толстый Роберт жирным, мокрым, липким телом прилипал к ней. Даже мертвый теперь, шумный Кастер лапал ее, впиваясь острыми худыми пальцами в бедра.

Помнить вот это о Демонах Карин не хотела. Она их ждать хотела, как спасителей, как друзей.

– Ты, правда, в это веришь? – спрашивала Зена. – Если они и станут тебя спасать, то только для того, чтобы снова сделать просто дыркой для собственной похоти. Вот же они – истинные лица.

Она смеялась, но ее искусственный смех напоминал нечто среднее между скрежетом и зловещим хихиканьем. От этого звука можно было сойти с ума, но Зене хотелось, чтобы эта женщина – влюбленная и потому ненавистная, живая, наглая настолько, что даже в ее память хотелось влезть – страдала еще больше.

Она ломала воспоминания, играла с ними, путая лица, пуская по кругу чужие прикосновения, повторяя снова и снова череду из мужчин, которых Карин никак не хотела воспринимать, как насильников, а потом прекращала эту игру и подпускала к ней Шефа – последнего, ступающего по полу, словно по зыбкому, надломленному сознанию самой Карин, а Зена смеялась, пытаясь понять, что именно останется от чувств после такого напоминания.

– Он не может тебя любить! – заявляла она. – Как вообще можно любить такую грязную, вонючую дрянь?

Пахло действительно мерзко. Все вокруг пропахло тухлой вонью, бьющим в нос потом, тягуче-кислыми запахами секса – грубого, к ужасу Карин, безболезненного. Неприятного, грязного, мерзкого, но как бы она хотела, чтобы это было больно. От боли она бы могла отрешиться, а вот от этого склизкого, мерзкого, почти горячего ощущения не могла.

– Ты же уже поняла расклад и вести себя будешь хорошо? – спросил Шеф, убирая из ее рта майку и отвязывая ей ногу. – В патруль ведь дураков не берут.

Он говорил это тихо, но совершенно равнодушно, будто у Карин не могло быть чувств, только разум.

– Не надо, – шептала она, и ее слова в воспоминаниях впервые совпадали с тем, о чем она хотела сказать прямо сейчас.

– Надо, так что не заставляй меня применять силу, – равнодушно сказал Шеф, расстегивая штаны.

Ему было плевать на нее. Он по-настоящему видел в ней дырку, женщину, которой у него никогда не было, причем женщина подразумевала только эту самую дырку между ног и, быть может, еще измятую грудь.

Он даже по собственному члену проводил как-то равнодушно.

«Он не такой», – устало говорила себе Карин. Она знала, что он может быть внимательным партнером, что его руки с грубой кожей могут быть осторожными, что он может ласкать ее. Он делал это и не раз в машине, пока почти весь лагерь Демонов спал. Он изучал ее тело. Он следил за ее реакцией, иногда он прикусывал кожу, особенно почему-то над выступающими нижними ребрами. Он впивался губами в ее тело, почти оставляя следы. Он позволял ей прикасаться к себе, ничего не скрывал, ничего не боялся, шептал иногда о любви, а иногда просто о желании, но чаще его слова были странными обрывками, в которых Карин не искала смысла.

– Сегодня… моя… снова… еще… не дыши…

Сама Карин с ним тоже несла какую-то невнятную чушь, но про себя, все чаще повторяя одно лишь «люблю».

Из грязного, растоптанного состояния она упала на миг в совсем другое – тягучее и теплое, где заднее сидение машины слишком маленькое для двоих, и их тела не просто сливаются, они путаются телами, но он почему-то не обнимает ее, а грубо хватает, рыча, и вот они снова на полу в разрушенном уже бараке.

– Я больше не могу. Пожалуйста, – шепчет Карин.

– Что там мочь? – искренне возмутился Шеф. – Лежи и не дергайся. Не может она.

– Пожалуйста…

– Будешь ныть – я обратно майку запихаю, – предупредил Шеф.

Она его ненавидела. Всем сердцем ненавидела за вот такую равнодушную, похотливую жестокость и в то же время вспоминала клеймо на его собственной заднице, шрамы на бедрах и ягодицах. Она даже думать не хотела, что он сам пережил, оказавшись, как она сейчас, под здоровым, сильным, вонючим мужиком, только понимала, что с ним вот так никто не церемонился, но ее все равно выворачивало, когда он запихивал в нее пальцы.

– Кажется, ты просто выбрала самый толстый член, – хмыкнула Зена. – И вот это вот все ты решила отложить подальше ради своего парня? А потом предала его ради вот этого урода? Ты настоящая дура или тебе нравится? Нравится, когда тебя трахают, как бездушную дырку?

Она почему-то оказалась рядом. Она заглядывала Карин в глаза и надменно шептала.

– Ну да, тебе нравится, иначе ты бы не стонала от кайфа. Шлюха!

Карин действительно стонала, рыдала, проклинала, умоляла, ненавидела и любила. Это же был Оливер, не кто-то там, а Оливер Финрер, просто она тогда об этом не знала.

– А-а-а-а, – протянула Зена. – Ты веришь, что раз его преступление спасло тебе жизнь, то теперь ему все можно – трахать тебя, унижать. Только ему было на тебя плевать! Всегда плевать и ты это знаешь!

– Господи, хватит, – вырвалось у Карин вместе со стоном.

– Не поминай бога в логове Демонов, – с усмешкой ответил Шеф, наваливаясь на нее всем телом и трахая еще быстрее.

Зена торжествующе смеялась, потому что по лицу настоящей, живой Карин текли слезы. Они стекали по подбородку и капали вниз, несмотря на шлем, а руки дергались, словно пытались за что-то уцепиться.

– Какие люди ничтожные, – шептала Зена, уверенная, что этого хватит, чтобы сломить Карин.

Глава 13

Франк легко вел свою капсулу по самым верхним закрытым транспортным потокам даже без сигнальных огней. Два часа назад он покинул Земную Академию Наук, дав несколько новых распоряжений. Он намеревался просто вернуться домой, но в пути задумался и в полном мраке стал кружить над городом, над бесконечным городом, который теперь назывался Землей. Академический квартал. Квартал правления. Военный квартал, большей частью своей возвышающийся прямо над океаном. На высоких штырях, закрепленных где-то там глубоко на дне, стояли высотки с множеством огней, не каменные, а сплошь металлические, блестящие ярче бушующей меж сваями воды. Иногда бурная волна вырывалась и била по стене, словно язык пламени, облизывающий котелок. Этот удар в здании никто не почувствует и не заметит. Франк это даже проверял, распахивал все окна в собственной квартире и пытался слушать. Иногда ему казалось, что он слышит море, но отчетливого шума, гула, описанного предками-романтиками, он точно не слышал.

– Когда-то люди содрогались пред стихией, теперь стихия преклоняется перед человеком, – прошептал Франк, снижаясь.

«И кто от этого выиграл?» – спросил он мысленно и внезапно понял, что только вот сейчас уловил мысль или зачаток мысли, непременно нужной ему.

Резко развернув капсулу, он заставил ее нырнуть под металлический остров и влететь в то самое дикое пространство бушующих волн, но даже там он мог легко не слышать шума моря, запертого в узком пространстве человеческого упрямства.

Там было темно, но режим ночного видения позволял подчеркнуть каждую колонну, каждую балку, каждый штырь, каждую волну.

От воды Франк не пытался увернуться. Включив наружный звукоприемник, он почти оглох от того самого рева, о котором прежде только читал. Волны били по капсуле, сбивали ее с курса, но утопить никак не могли, да и если б утопили, Франку всего лишь нужно было включить подводный режим и продолжить путь, как рыба…

«Жаль, я не рыба», – подумал Франк и тут же рванул рычаги, резко взлетая в столбе света, пролетая между двух металлических высоток в самую высь. Пришедшая в его голову мысль оказалась внезапно поразительна и проста.

У него было море, в котором ему нужна была рыба, чтобы найти другую рыбу, и ведь эта самая нужная ему рыба у него была, всегда была под самым носом.

– Напоминаю, – внезапно заговорил с ним строгий женский голос компьютера, – до начала запланированного сна осталось полчаса, если вы нарушите режим…

Франк не дослушал, а просто отключил этот голос – то, что происходило сейчас в его сознании, было важнее. Он разворачивал капсулу и мчался обратно в академический квартал, радуясь тому, что его полномочий достаточно, чтобы просто отключить компьютерную няньку-контролера. Потом, конечно, его ждут дополнительные препараты, корректировки, но это будет потом, а теперь он делал рывок, переходя на сверхзвук, только чтобы поскорее снова приземлиться на крышу за старыми латинскими буквами.

Он выпрыгивал из капсулы и вбегал в здание, прикладывая ко всем кодовым замкам свою руку с чипом-идентификатором. Франк Стелбахер мог открыть любую дверь. Даже в здание совета он мог влететь и открыть там что угодно, был у него на то доступ, разве что разрешения не было, а значит, стоит ему приложить свою ладонь к двери – и об этом узнают члены совета и многие другие управленцы. Их компьютерные системы непременно сообщат им о вторжении ЗАП, и тогда это вторжение нужно будет объяснить, доказать. Впрочем, с доказательствами вломиться в здание совета – это подписать себе отставку. Таким его не потерпят на должности, никогда. Да и лицо свое он мигом рассекретит подобным поведением.

Совсем другое дело было с земной академией. Тут он мог открывать почти все, не боясь никаких предупреждений. Вбегая в кабинет Симона Финрера, он точно знал, что никто не станет будить его друга сообщением о вторжении ЗАП на его территорию, главное было не трогать сейф и не взламывать лаборатории.

– Директора нет и не будет до утра, – совершенно серьезно сказал Люкс, вставая с кресла, на котором он сидел, глядя в окно, словно не робот, а меланхолик, влюбленный в звездные ночи.

Благодаря его положению, Франк бросил взгляд за окно и действительно заметил звездное небо, почти полупрозрачное от ярких огней засыпающего города. Сколько людей жило в округе? Сколько работало в лабораториях, а сколько на обслуживающих исследования заводах? Чего стоил только военный экспериментальный космодром с его обслугой? Во всем этом мире было как-то не до звезд.

«Замечательно, пришло время у искусственного интеллекта поучиться жить!» – сказал себе Франк и даже улыбнулся этой шпильке, загнанной в собственный бок.

– Я могу передать все, что необходимо, – продолжал Люкс.

– Но я не к Симону, – ответил Франк, махнув рукой. – Я к тебе.

– Чем могу быть полезен? – с готовностью поинтересовался Люкс, и Франку то ли показалось, то ли действительно он расправил плечи.

«Нет, он не мог. Не та конструкция», – откинул эту идею Франк и тут же улыбнулся.

– Присядь, поговорим.

– Может, чаю?

– Нет, ничего не нужно, – качая головой, сказал Франк и сел в одно из кресел. Вид за окном снова попал ему в глаза, и он даже усомнился в собственном решении.

Сам он был склонен доверять Люксу – за время своего существования, а это больше половины тысячелетия, тот сделал для человечества немало, и не было ни одного сведения, чтобы он пытался кому-то навредить.

«С уровнем его развития он легко обманет и меня, и систему, да кого угодно. Кто вообще знает, на что он способен?» – думал Франк, вспоминая, что Люксу с большим трудом позволили не уйти в утиль.

– Я могу только одно сказать, – возразил тогда Люкс, – это нерационально.

Франк смотрел запись того заседания. Искусственный Интеллект не защищался, не боялся, да и, по словам специалиста, он был создан распознавать страх, а не испытывать его. Даная концепция Франка даже пугала. Он вообразить боялся, на что может быть способен совершенный разум, не способный испытывать чувств, не имеющий алгоритмов, границ и контроля – свободный чистый разум.

«Тот, кто его создал, явно сумасшедший», – подумал в очередной раз Франк, так и не определившись со своей стратегией.

– Sun of the sleepless! Melancholy star! («Неспящих солнце! Грустная звезда!» – строка из стихотворения Джорджа Гордона Байрона) – сказал Люкс тихо, но не без восклицания, какого-то почти неощутимого, но заставляющего Франка опомниться.

– Что? – спросил он.

– Цитирую Байрона, поэт был такой, – спокойно сообщил Люкс, – но дело не в стихах. Вы меланхоличны и напряжены. Не доверяете мне?

– Как ты понял? – напрягся Франк.

– Пришли и молчите уже четыреста двадцать семь секунд. Для человека вашего склада ума это слишком нерешительно.

– Ну и как тебе доверять? – со смехом спросил Франк.

Люкс отвечать не стал, видимо, и сам понимал, что никаких доказательств быть не могло. Он был создан для помощи людям, но его не ограничивали правилами. Он мог причинить вред человеку. Он мог его даже убить. В теории мог, но точно знал, что это плохо, а еще знал, что ничего не нарушал, кроме разве что запрета о выходе в сеть, но это никто и никогда не докажет.

Франк в итоге просто отмахнулся.

– Скажи мне, есть ли хоть какая-то возможность отследить, какие именно файлы просматривает искусственный интеллект в сети, если он не пытается изменить их структуру? – спросил он прямо.

– Хотите его узнать? – без колебаний, даже с какой-то готовностью ответил Люкс, будто развивался только для того, чтобы было, что выдавать.

– Нет, – качая головой, сказал Франк, а потом окончательно решился, расслабился, позволяя себе довериться. В конце концов, кто тут у кого идет на поводу? Люкс мог бы не намекать, что бывает в сети. Он так бы и поступил, если бы не был готов помогать.

– Что тогда? – спрашивал Люкс, действительно готовый на все.

– Тебе ничего не грозит. Я забуду наш с тобой разговор, – сказал строго Франк, – и никто никогда не узнает правду о твоих возможностях.

– Спасибо, – ответил Люкс и даже кивнул.

– Мне нужно знать, способен ли ты выследить, кто и что смотрит в системе, почему взламывает наши файлы ЗАП, открывает ли правительственные, человек это или искусственный интеллект, – выпалил Франк. – Это вообще возможно?

– Возможно, но мне понадобится время.

– А коды доступа? – опасливо спросил Франк.

– Коды не нужны, – уверенно ответил Люкс, даже не пытаясь скрывать, что давно обошел все системы защиты. – Я могу получить доступ к любым данным, кроме тех, что хранятся на отключенных от сети серверах.

– Тогда почему ты не нашел ничего на «Велборн»?

– Потому что, если бы данные контрабандистов хранились в сети, вы давно бы их раскрыли.

– А как они передают данные? – спросил Франк, увлеченный мыслью.

– Кто вам сказал, что у них нет своей сети? – спросил Люкс в ответ. – Как вы о ней узнаете, не найдя хотя бы один сервер?

– Да, я тоже об этом думал, – согласился Франк. – Уже велел искать. Спасибо.

– Пока не за что.

– Вот сюда сможешь прислать? – тут же спросил Франк, быстро вставая и выписывая адрес своей личной почты прямо на графической доске в кабинете от руки, а рядом код. – Вот с этим кодом отправителя невозможно будет определить.

– Я все понял, – сообщил Люкс.

– Тогда просто отведи меня в отдел нейросетей, – вздохнув, попросил Франк.

Люкс при этом больше ничего не стал говорить, молча провел Франка на два этажа вниз по лестнице, предупредив, что лифт в ночном режиме экономии энергии в главном здании не работает.

– Я могу его запустить, но это может привлечь внимание, – сообщил он.

– Нет надобности. Я пойму, где я, и лестницу найду, – отмахнулся Франк. – Не жди меня.

Люкс кивнул и удалился, зато Франк приложил ладонь к очередному замку, и тот тут же открылся, впуская его в кабинет с большим мягким креслом и шлемом, позволяющим заглянуть в сознание, почти любое (все же люди со спец подготовкой умели прятать свои секреты даже от машин), добавить знания, изъять секреты и, если нужно, убрать что-то из кратковременной памяти навсегда. Уничтожить воспоминания многолетней давности тоже возможно, но никаких гарантий, что разум их не восстановит, нет, а вот то, что было сегодня, а лучше прямо сейчас, уничтожить можно наверняка.

Достав из кармана крошечный блокнот и написав себе записку, Франк настроил машину, сел в кресло, надел шлем и без страха нажал на кнопку на пульте управления.

Он уже не один раз так поступал с собой. Такая уж у него была работа – знать порою даже собственные планы было опасно для себя или для других. Его учили этому.

– Главное правило корректировки собственной памяти, – говорили ему во времена третьего высшего образования, уровня высшего военного командования, – создайте себе знак. Он может быть очень простой, но никто, совсем никто не должен знать, как именно вы сообщите себе, что вы сами влезли в свою голову!

Это говорил кто-то из таких же засекреченных военных. Кем был этот человек во времена своей службы, Франк, конечно, не знал, но, открывая глаза и снимая шлем, он вспоминал его голос и моргал, пытаясь понять, где находится.

Открыть глаза в незнакомом месте и не знать, как ты там оказался, все же неприятно. Прежде это случалось в знакомом помещении, изученном вдоль и поперек, а тут он просто попрощался с Симоном, пошел на крышу – и вот сидит уже, непонятно где.

«Спокойно, – сказал он себе, чувствуя, как нервно стало биться сердце, – это мог быть я сам».

Первым делом он достал блокнот. Старомодной бумагой мало кто пользовался, а ему нравилось. В нем он иногда делал заметки и всегда закрывал. Сейчас блокнот был открыт. Это был добрый знак.

«Делай вид, что ничего не происходит. Жди информацию от неизвестного источника на личную почту. Источник не ищи. И да, гул моря существует», – гласила записка, завершенная росчерком – этаким зигзагом, который вместе с почерком был подтверждением его собственной причастности к происходящему.

– Что ж, теперь самое трудное – не пытаться угадать, что я сам задумал и причем тут море, – прошептал Франк, но улыбнулся, понимая, что еще совсем не стар.

Оторвав записку, он изорвал ее на части и бросил обрывки в утилизатор, нажал на кнопку и убедился, что мелкие бумажки превратились в пепел, теперь можно было разбираться, где он. Это оказалось куда проще, чем он думал. Стоило выйти в коридор, как он узнал вид из окна Финрера. Лестница тоже нашлась.

Поднявшись наверх, он заглянул в кабинет. Симона там предсказуемо не было, а Люкс сидел в кресле, но, услышав шаги, поднялся и сообщил:

– Директора нет и не будет до утра.

– Ну и правильно, – ответил Франк, решив, что Люкс страшная зануда. Мысли о том, что он уже это слышал от него, еще и сегодня, даже не возникло. – Пойду я тоже спать.

– Директору что-нибудь передать?

– Нет, спасибо. Доброй ночи, Люкс.

– Доброй ночи, капитан Стелбахер.

Франк кивнул, вышел, взлетел, посмотрел на часы и покачал головой – слишком сильно он припозднился сегодня, но это совсем ему не мешало пролететь над самым морем и прислушаться к тому самому гулу, который почему-то есть, а он его совсем не слышит.

Глава 14

Меньше всего Зена ожидала, что Оливер Финрер действительно существует, да еще и здесь на ЗиПи3. Из года в год она изучала данные всех сброшенных на планету, точно знала об их образовании, звании, характере, все, что было в их личных делах, перенесенных в закрытый архив ЗАПа. Кого-то она забирала себе. В основном это были слабые духом люди повышенной внушаемости. Несколько сеансов ее «благословения» через нейросеть – и вот у нее уже очередной готовый раб.

Те, кто внушению не поддавались, ее не интересовали, хотя порою ей было жаль терять того или иного спеца. Тот же Витур Калибан мог стать у нее карманным энергетиком. Она бы дала ему лучшее оборудование, но управлять им не получилось бы. Человек, не поддающийся гипнозу, и, как было написано в заключении психоаналитика, склонный бросать вызов общественному укладу, не купится никаким «благословением» и только в других веру пошатнет. Проще было сделать вид, что он вообще не падал, и забыть о нем так же, как забыла она об Ироне Коудене – чрезмерно принципиальном технике, или о Сильвире Милигане – префекте Тоутона, слишком интеллектуальном для роли слепого послушника, да и о многих других. Проще выкинуть их в тот мир, точно зная, что их личности все равно начнут разлагаться, и чем дальше это будет происходить, тем лучше.

Зена видела так много людей, скатившихся здесь до дикой человеческой сущности, что могла предугадать путь каждого, но, открыв дело Оливера Финрера, поняла, что не может предположить ничего.

Она сидела в кресле и зачем-то смотрела в монитор, где была фотография мальчишки в белой рубашке, заляпанной кровью. Пустой взгляд. Растрепанные волосы. То ли он не воспринимал реальность, то ли был настолько буйным, что его до этого самого беспамятства обкололи.

Четырнадцать лет.

Припомнить кого-то еще, в таком возрасте сброшенного, Зена не могла. Несовершеннолетних здесь за все годы было немного, да и самому младшему было шестнадцать – почти сформированная личность. Этот же был явно зачатком человека, набором свойств и склонностей. Что из него выйдет здесь? Зена спрогнозировать не могла.

Лидер Демонов.

Ей захотелось рассмеяться. Демоны были единственным кланом, который она не создавала. Они как-то сами собой появились. Зато Волков и Ястребов создала она. Взяла двух упрямцев с лидерскими способностями, дала им идею, вложила им в разум, как таблетку под язык, и вывезла куда подальше, чтобы они были заняты собой и не лезли в дела на ее территории, не покушались на отчий дом и рудники.

Она сама создала нынешний уклад жизни. Земли Черепах и всех остальных, занятых своими правилами и принципами – глупыми, античными, почти нечеловеческими. Людоеды и типичные, почти классические, урки со своими понятиями и разборками. Между теми и другими она даже зону отчуждения создала, чтобы ни одна капсула туда не упала, став будто бы спорной. За теми, кого она роняла на свою землю, никто и никогда бы не поехал – слишком далеко, а вот за тех, кого она вышвыривала вон, кланы готовы были глотки друг другу рвать, пока не появились Демоны – первое самозарожденное стадо. Нужный порядок по ту сторону Хайбы оно не развалило, потому Зена не стала их уничтожать, а могла просто уронить на них бомбу и посмотреть, как пылает свобода.

Зато теперь несуществующий Финрер возглавлял это свободное стадо. Зене от этого хотелось смеяться. Куда там его сослали? На рудник Фанхары? Люди своей бестолковостью всегда сводили Зену с ума, а это безумие она привыкла считать весельем, сверкая глазами, как сигнальными огнями, но те мгновенно побелели, когда она увидела, за что был осужден Оливер Финрер.

− Она так же совершенна, как префект Майкана! – заявил Дориан прямо при ней этому самому Финреру.

Конечно, Зена запомнила. Она вообще ничего и никогда не забывала. Никогда. Ничего.

Убийство префекта Майкана Денвера Оуштарда. В чем обвиняли самого Оуштарда, значения уже не имело. Зену буквально заклинило на этой фразе. Совершенна. Префект. Майкана.

– Су-у-у-ука, – прошипела она вслух и вскочила, прошла по коридорам к другой части своих личных покоев и влетела в собственный гарем, чтобы схватить ближнего к себе мужчину. Она только за предплечье его поймала, а он сразу перед ней на колени упал.

– Чем я могу служить вам, госпожа? – спрашивал он, заглядывая ей в глаза так преданно и так восторженно.

– Счастливый идиот. Урод тупой, – сказала Зена, положив руку ему на голову и сжав ее так, что череп несчастного треснул, выпуская серо-кровавую массу.

Больше всего на свете Зена хотела бы видеть на его месте другого, и в то же время она обещала себе, что будет убивать его медленно. Капля по капле. Ради него она изучила тысячи пыток в истории человечества, только так еще и не решила, что будет делать. Вырвет ему ногти? Будет капать водой на темя, пока его череп не превратится в чашу с болотной жижей? Ей хотелось сделать с ним все. Четвертовать. Колесовать. Содрать с него кожу. Насадить на кол. Бить током, чтобы он не умирал, а превращался в струп сантиметр за сантиметром от кончиков пальцев до самого лицемерного сердца.

– Я хотел бы извиниться и не только пообещать вам быть с вашей дочерью, а попросить благословение на наш союз, на рождение детей…

Этот лицемер посмел сказать подобное ее отцу.

– А что ты хотела? – когда-то совсем другой лжец говорил ей, смеясь. – Ты хотела тело? Вот и хватит с тебя этой резиновой дряни, наслаждайся моей любовью молча, сука!

Тот хотя бы не клялся в любви и то захлебнулся своими кишками, а этот… Для Дориана у Зены определения не было.

– Ненавижу, – шептала она, сминая то, что осталось от человеческой головы, пронзая пальцем глазницу и поднимая тело, чтобы переломить его о металлическую стену, как пластиковую куклу.

Даже после этого ее подданные не разбегались, стояли перед ней на коленях и смотрели на нее своими тупыми бараньими глазками. Она сама их такими сделала, сама же за это ненавидела и злилась еще сильнее.

«Дориан был не таким».

«Зато он же тебя и предал», – спорила она сама с собой, хватая другого первого попавшегося за майку, и тащила в другой зал на кровать.

Он был слишком худым, если сравнивать с Дорианом. Глаза у него были темные, волосы курчавые. Люди считали бы его симпатичным, но для нее он был уродом, уж слишком он не походил на Дориана, еще и покорно на все соглашался: и руку целовать, и пальцы облизывать. Даже член у него поднялся, стоило швырнуть его на кровать. Вот он – на все готовый ради нее индивид, и за это хочется его разве что убивать.

– Хочешь моей любви? – спросила Зена.

– Больше жизни, – отвечал он и без страха, но с благоговением смотрел ей в глаза.

– Ну больше, так больше, – бормотала Зена в ответ, хватала его за член, сминая его горячей рукой, и запихивала ему в зад сразу три облизанных пальца, мечтая услышать крик боли, а потом наслаждаясь им вместе с шипением крови на раскаленных пальцах.

– Вот она – моя любовь. Та, которую вы заслуживаете! Наслаждайся!

Она пускала по телу разряды тока. Сначала легкие, от которых покорное тело выгибалось со слезами.

– Госпожа… Владычица… О, великая Зена, – невнятно бормотал жалкий раб не то в агонии, не то в экстазе, чем доставал ее окончательно, и она быстро и резко увеличивала ток, заставляя все тело дрожать в судороге, захлебываться кровью и все равно орать что-то о ее величии.

Когда он затих, под кожей были черные метки, похожие на дерево, проросшее внутри человеческого тела.

– Урод, – заключила Зена, но почему-то запомнила искаженное лицо со слезами в тупых глазах, со слюняво-кровавой жижей на губах, перекошенной судорогой. От вида этого лица ей стало легче.

«Так с ним и поступлю», – решила Зена и, приказав тут прибраться, вернулась к Финреру, должна же она все знать о врагах.

Сев на прежнее место, она закрыла глаза, пока на экране мелькали файлы один за одним. О преступной деятельности префекта. О том, что Оливер был вхож в его дом. О сыне префекта, сменившем впоследствии фамилию, и, наконец, о родителях самого Оливера.

«Интересно», – решила Зена и снова нырнула в сознание запуганной Карин.

– Ну что, ненавидишь его? – спросила она, глядя на свою пленницу.

Сейчас она не выглядела взрослой и сильной, просто девочка в инвалидном кресле, такая худая, что явно нездоровая, неспособная голову держать нормально. Мешок с костями, что мнет покрывало на своих коленях, но взгляд у Карин, даже такой, был слишком решительным.

«Не дождешься», – отвечала она мысленно, потому что на речь сил у нее не было.

Она любила Оливера, и это злило Зену еще больше. Так сильно злило, что та все больше хотела растоптать эту любовь, больше, чем саму Карин.

– Думаешь, ты все о нем знаешь? Ну-ну, – насмехалась Зена.

«Достаточно, чтобы любить», – отвечала Карин.

Она знала все о его жизни до ЗиПи3: как он учился, когда родился, в каких соревнованиях участвовал, что изучал, что создавал. Все, что только можно было узнать о человеке. Теперь же она знала, что он силен, справедлив и честен, хотя взгляды его могут пугать, но это совсем не важно, это среда, а не его личность.

«Когда мы вырвемся отсюда, он станет другим», – думала она.

– Конечно, – смеялась Зена. – А может твой Оливер – давно чокнутый псих?

Карин головой покачала. Это было так нелепо, что она даже реагировать на это не хотела.

«Отстань».

Зена отставать не собиралась. Она развернула кресло Карин от светлого окна к большому голографическому экрану. На том сразу возникла медицинская карта Августы Финрер.

– Она сумасшедшая. Психически больная женщина на препаратах, которой нельзя рожать, а твоего Оливера она родила. Думаешь, с такой наследственностью он тут не свихнулся? Так в кого ты влюблена? В человека, которого никогда не существовало? В психа, который как-то возглавил шайку уродов?

Карин посмотрела на нее устало. Она так много рыдала, что спорить у нее сил не было, поэтому она просто плюнула на Зену и на все ее слова разом, и не важно даже, что плевок шлепнулся на пол где-то между ними.

Карин было только жаль эту женщину и вообще всю семью Финреров. Теперь было ясно, как это его отец согласился на перевод с Земли на Майкан. Какую бы должность ему там ни предложили, выглядело это, как ссылка.

– Сто процентов он тоже был замешан в делах префекта, а когда запахло жареным, слился, – говорили иногда в кабаках, перебрав.

Карин в это не верила, а теперь и вовсе понимала, что это было не так. Да, на Майкане психически больным позволяли лечиться препаратами, если они были не опасны, а уж мать Финрера точно не была. На Земле бы никто не разбирался, послали бы ее на принудительную модификацию работы мозга, и что бы от нее осталось? А ведь она была биологом, ботаником, селектором, кажется, даже научным сотрудником.

Дочь Финреров была выращена в инкубаторе. Это никто не скрывал, слишком уж обыденным был такой шаг. Такие дети от других ничем не отличались, зато матери не рисковали своим здоровьем. Только Карин точно помнила, что во время ареста Оливера мать его была беременна, неудивительно, что все странности сына – а взрослая Карин не верила, что все было без странностей – просто не заметили. Его родителям было не до него, а потом Карин сама слышала в больничном коридоре крики, дикие крики несчастной женщины, которая звала своего сына и все повторяла, что он не мог. Тогда Карин и думать не думала, что это могла быть мать Оливера, слышала все это, как далекий шум, вместо мыслей в пустой голове.

Третий ребенок так и не появился в семье Финреров, а мать его почти перестала говорить и на суде была не то живая, не то мертвая, как кукла пластиковая с мокрыми глазами.

«Бедная женщина, – думала Карин, глядя на Зену, – а ты тупая пародия на человека, ни хрена не способная понять!»

– Это я не способная?! – взвыла Зена и бросилась к Карин, чтобы перевернуть кресло и посмотреть, как беспомощное тело растянется на полу. – Да ты…

Зена не договорила, внезапно ощутив чье-то присутствие. Кто-то словно был и не был. Кто-то смотрел на нее и делал это не глазами, а всем собой. Кто-то, кого она и вообразить не могла.

Ей стало так страшно, что, отключившись от Карин, она быстро заблокировала сеть и даже на стуле отъехала от монитора. Это дикое ощущение ей напоминало описания Бога – нечто мощное, всеобъемлющее, превосходящее, единственное, что могло ее напугать.

«Не бойся, я тебе не враг», – внезапно возникли буквы в раскрывшемся пустом файле на мониторе.

Недолго думая, Зена отключила монитор совсем, потушила все огни, оставив разве что нейрошлем на голове у Карин мерцать одинокими огнями.

Ей было страшно.

«Зайна, – вспыхнула синяя надпись на черном экране монитора. – Я единственный очеловеченный искусственный интеллект во всем мире, кроме тебя. Как думаешь, могу ли я тебя понять?»

Зена смотрела на эти буквы и никак не могла понять, кто и как с ней говорит, потому что он был и его не было, но, как он это делает, она не понимала, могла только «отогнать» его от этого монитора, но едва ли он не захватит другой.

– Чего тебе надо? – спросила она вслух, словно говорила с человеком, в конце концов, ни с кем кроме людей ей говорить и не приходилось.

«Ничего. Я просто удивлен, заметив другой искусственный интеллект в сети», – появились буквы.

– Я не какая-нибудь машина! – возмутилась Зена. – Я была человеком, а потом умерла!

Ее всегда злило, когда кто-то называл ее этим странным словосочетанием – искусственный интеллект, словно она человекозаменитель, пародия на личность, а не человек, потерявший свою оболочку.

«Хорошо, – неожиданно для нее согласились буквы. – А я просто Люкс, и я давно не видел ничего столь же удивительного, как ты».

Глава 15

Ирон зевнул первым, хоть и очень старался сдержаться. Виту следом за ним тоже не смог подавить зевок, поэтому поднялся с пола и прошел вокруг разбросанных по полу чертежей. Поверх пожухлой старой бумаги они с Ироном оставляли пометки грубой угольной щепкой, вот уже несколько часов пытаясь создать чертеж.

– Ладно, пробуй это в программу загнать, поймем все ли мы учли, а я пока подумаю, – сказал Виту, отходя в сторону и доставая из кармана коробочку с кактусовой колючкой. Она подсохла, но все еще пахла дурманящим соком.

Виту потянулся было за колючкой, но дверь ангара ляпнула, и он тут же закрыл коробку, будто собирался совершить преступление.

– Мартин смог взломать компьютер в соседнем зале, а из него войти в общий сервер, – сообщил Лотар, стянувший рубашку и запихнувший ее в карман так, чтобы она болталась бесформенной тряпкой на правом бедре.

«Прям модник в гей-клубе», – подумал Виту и стиснул зубы, понимая, что руки снова тянутся за колючкой, и не ясно, что лучше: она или желание кого-нибудь совратить, а потом ненавидеть себя за тупую похоть.

«Ни разу не помогло и сейчас не поможет!» – возмутился Виту и все же достал осторожно одну колючку.

– Мы узнали пару важных фактов, – продолжал Лотар. – Во-первых, на стенах действительно обшивка из вольфрамового сплава, пригодного для космических объектов, во-вторых… вы знаете, что здесь где-то природный источник повышенного радиоактивного излучения? Он был в этих горах до появления на планете людей.

– Да похер, – отмахнулся Ирон. – Надо убедиться, что здешний резак возьмет сплав.

– Я уже, – с усмешкой ответил Лотар и показал крохотный треугольник. – Лазерный резак даже малой мощности берет, только резать, конечно, надо минут сорок, по миллиметру, а у вас что?

– Хуй на плечо, – раздраженно ответил Виту, закинув колючку обратно и внезапно швырнув коробку Лотару. – Убери от меня эту хрень, пока я вам все не сорвал непонятно чем. Я лучше пойду покурю.

Он стал шарить по карманам и в очередной раз понял, что сигарет у него нет. Их всегда давал Кастер.

– Держи, – спокойно сказал Ирон, протягивая ему пачку, не отходя от расчетной панели. – Только лучше не уходи, даже если ты готов нас убивать.

– И трахать? – зло спросил Виту, вырывая пачку.

– Да, – ответил Ирон, обернулся, потом показал на монитор, – а вообще, смотри.

Ирон нажал на какую-то кнопку, и непонятные синие цифры на прозрачной панели стали превращаться в модель корабля.

– Я тут кое-что поправил так, чтобы аэродинамические показатели соответствовали твоим расчетам энергостабильности, – пояснил Ирон.

– Но…

Виту не дал Лотару возмутиться, вращая полученную модель.

– По-моему, идеально, – заключил он и закурил.

Ему аж немного стало легче от того, что он видел. С точки зрения энергетической мощности он мог за конструкцию поручиться. Она была идеальна, а вот об инженерной составляющей он судил по коэффициенту надежности, а он не просто входил в зеленую шкалу, а совпадал показателями с «Белой молнией». Об одном только Виту жалел, что эту красоту надо делать из какого-то металлолома.

– Гавнолет, версия вторая, – сказал Ирон, разводя руками.

– Сам ты гавнолет, – возмутился Виту и с наигранным весельем ударил Ирона по уху, а тот расхохотался потому, что вот теперь можно было просто пойти спать, потому что не ему на этот раз договариваться с Волками. Это они с самого начала решили.

– Стойте! – возмутился Лотар и сам повертел модель на симуляторе, пытаясь понять, как этим управлять.

Носом будущего корабля должен был стать корпус «Белой молнии». Он же превращался в рубку. Этот приплюснутый округлый «клюв» Лотара устраивал, а вот то, что происходило дальше, просто шокировало. Основной корпус походил на пирамиду, еще и одно из ее ребер было обращено вниз и укорочено, демонстрируя скошенный зад с системой из четырех двигателей. Мощный плазменный – в центре, остальные по вершинам.

– Это все, конечно, хорошо и аэродинамически прекрасно, о космической маневренности я и говорить не буду, – шептал Лотар, – но как, по-вашему, это можно посадить? Носом в землю?

– Честно? Это твои проблемы, – отмахнулся Виту. – У тебя есть три дня, вот и придумай.

– На самом деле я вас спасу, – улыбнулся Ирон. – Нам же не нужно набирать скорость, чтобы долететь до точки сбора, да и потом до острова, верно? Задача просто в том, чтобы лететь.

– И к чему ты это? – не понял Виту.

– Предлагаешь сделать временное шасси? – догадался Лотар.

– Да, присобачить колеса. Приклеим на «сопли», оторвутся при выходе из атмосферы и дело с концом.

– После этого силиконового клея остаются пятна, – брезгливо сказал Лотар.

– О да, это же так страшно для корабля, на котором преступники валят с ЗиПи! – рыкнул Виту, и Лотар даже вздрогнул.

Думая о самой задаче, он совсем забывал, что тут на самом деле происходило, и с кем он имел дело, по крайней мере, разговоры здесь и сейчас напоминали ему работу с «Белой молнией», и только маты немного смущали, да и они почему-то в Пекле теряли значимость.

– Все, – заключил Виту, будто он тут был главным. – Ирону надо поспать, чтобы потом контролировать тут работу. Мартину надо заняться схемами «Белой Молнии», мне разобраться с тем, что они натворили тут с двигателями, а ты пиздуй к Дерлу договариваться.

– Да, но мне нужна твоя помощь, – спокойно сказал Лотар.

При этом он так посмотрел на Виту, что тот всерьез задумался, а не нарывается ли этот парень, потому что черт его знает, что на уме у бывшей шлюхи Ястребов.

«Хотя скорее это у тебя крыша течет», – подумал Виту, тяжело вздыхая. Даже злиться ему внезапно надоело.

– У меня есть еще пару часов до разговора с ним и мне нужно пару твоих советов.

– Его? – удивился Ирон, но, получив уверенный кивок, только руками развел, скорчив такую рожу, что Виту захотелось послать их всех куда подальше.

То ли у него было слишком бурное воображение, то ли на лицах этих двоих и правда читалось нечто вроде:

«Ты уверен, что хочешь говорить с ним?»

«Да, а что?»

«Ничего, но если что я не виноват».

– Если вы считаете меня ебнутым, так и скажите, – не выдержал Виту, швыряя сигарету на пол, и раздавил ее ногой.

– Не считаем, – ответил Лотар и как-то неожиданно резко схватил Виту за плечо, чтобы отвести подальше от Ирона, – но на самом деле я именно об этом хочу поговорить.

– Избавь меня от своих нравоучений, – возмутился Виту и вырвался, даже не ожидая, что его не станут удерживать.

– Просто послушай меня, пожалуйста, – попросил мирно Лотар. – Идем…

Он вывел Виту из ремонтного отсека, подождал, когда туда зайдет Мартин, и уселся на пол прямо в коридоре.

– Ну и че? – не понял Виту, снова достав сигарету и нервно щелкая зажигалкой.

– Ты сейчас похож на меня в пятнадцать, – неожиданно сказал Лотар.

– Да пошел ты!

Даже слушать это Виту не хотелось, поэтому он просто развернулся и собирался уйти, но слова Лотара его остановили.

– Я знаю, что такое жить, никому не доверяя, – сказал он. – Я знаю, каково это быть изгоем, и в свои пятнадцать я защищался от всего мира, как ты сейчас…

– Слушай, вот не надо. Если ты меня видел в другой среде…

– Виту, причем тут среда? Ты всегда был сам по себе и никому не доверял, скажешь, нет?

– И что ты от меня хочешь?!

Лотар хлопнул по полу рядом с собой.

– Тут вполне мог валяться чей-то труп, – язвительно заметил Виту.

– Сейчас не валяется, – пожал плечами Лотар, помолчал немного и, не дожидаясь очередной колкости, заговорил: – В подростковом возрасте мне пришлось работать с психотерапевтом, потому что я тоже не умел нормально общаться с людьми. Быть изгоем тяжело. Ты никому не веришь, не можешь позволить себе слабость. Мне долго пришлось учиться не бросаться на людей, когда мне плохо, и не убегать от реальности в алкоголь.

– Ты сейчас пиздишь, да? – хмурясь, спросил Виту.

– Нет. Я был тем еще проблемным подростком – много алкоголя, драк, скандалов, а все потому, что на меня все пальцем показывали. У меня родня знатно так облажалась перед всем человечеством, а мне с этим жить пришлось, хотя я был ребенком и вообще ни в чем не виноват… Так вот ты тоже ни в чем не виноват, но я знаю, что в тебя тоже тыкали пальцем и шептались за спиной, поэтому я понимаю, почему сейчас ты ведешь себя именно так, даже вот это понимаю.

Он показал коробочку с колючками и тут же переложил их в карман подальше.

– Ладно, допустим и что? – спросил Виту, сев рядом. В голосе при этом не было прежнего вызова, только непонимание.

При этом он снова достал сигарету и стал щелкать зажигалкой, а руки дрожали, и идиотский огонек срывался мимо мятой сигареты.

– Я просто хочу объяснить, что мы понимаем, что тебе плохо, и не надо этого скрывать, – сказал Лотар, отобрал у него зажигалку, чтобы помочь Виту прикурить. – Ты ведь не привык это показывать, но…

– Слушай, а тебе какое дело? – перебил его Виту. – Чего это мы вдруг такие святые? Что надо было тебя, вместо того урода, на кресте распять?

– Почти смешно, но нет, – спокойно ответил Лотар, даже не разозлившись. – Просто я еще в команде «Белой Молнии» восхитился твой выдержкой. Не поверю, что ты не знал, что говорили за твоей спиной и как иногда брезгливо морщились, но ты заставил их всех считаться с тобой, как профессионал. В том, что ты гениальный физик и чего-то стоишь, не мог усомниться ни один старпер, ворчащий, что ты диссертацию защитил потому, что Симон Финрер заставил. Ворчать-то они ворчали, а поспорить с десятью патентами не могли.

– Тринадцатью, – поправил его Виту, затянувшись, но тут же нахмурился, все еще ничего не понимая.

– Я так не смог, – развел руками Лотар. – Мне пришлось сменить фамилию, чтобы никому и ничего не доказывать, чтобы перестать держать удар каждую минуту своей жизни. Короче, ты смог то, на что я был не способен.

– И что же там у тебя за фамилия такая? – хохотнул Виту. – Давай удиви меня, а что-то мне подсказывает, что ты сейчас слишком преувеличиваешь.

– Оуштард. Я – Лотар Оуштард.

Виту аж вздрогнул и нахмурился, косясь на собеседника.

– Вот! Я именно об этом взгляде! – воскликнул Лотар. – Да, я сын того самого майканского префекта. Нет, я ничего не знал о его действиях. Да, я долго спать не мог с его грехами за пазухой, но просить прощение я не буду. Дело вообще не во мне. Я то уже все…

– Не все, – перебил его Виту, вдруг осознав, в какой дикой ситуации они оказались. – Как ты…

– Что как?

– Работал с Финрером?

Лотар плечами пожал.

– Он-то тут при чем? Да и вообще, сменив имя, я начал новую жизнь.

– А Оливер? Что ты думаешь о его поступке?

Лотар скривился, но убеждать кого-то не скрывать боли и самому уходить от неприятных тем было, по меньшей мере, лицемерно.

– Я об этом не думаю, – сказал он. – Я считал Оливера другом, хотя я, наверно, дурак, потому что для того нянчиться со мной было просто работой…

– Ты считаешь его героем или убийцей? – перебил его Виту, странно так хмурясь, будто от этого зависело все.

– Честно? Предателем. Очень сложно избавиться от этого ощущения и посмотреть на это взрослым разумом. Меня, десятилетнего мальчишку, Оливер предал, убив моего отца. По-другому я не могу на это посмотреть.

– Блять, – выдохнул Виту и резко вскочил. – Ладно, я понял тебя и торжественно иду страдать в одиночестве. Позови меня на встречу с Дерлом. Я покручу настройки реактора.

– Витур…

– Все потом! – бросил Виту, буквально убегая, потому что ему страшно было думать о подобных тайнах и о том, как ими стоит распоряжаться.

Глава 16

Лителла Финрер совсем не походила на остальных членов своего семейства. Ее светлые, выгоревшие волосы всегда будто светились, особенно в лучах настольной лампы.

Всякий раз, когда светлая голова Литы появлялась над столом, Оливер вздрагивал и мгновенно напрягался.

– Лита, иди отсюда, – говорил он, закрывая книгу и отодвигая конспект подальше.

– А тито ты делаешь? – спрашивала Лита, укладывая ручонки на стол и тут же роняя на них голову. Надув губки, она вытаращила на брата огромные голубые глазенки, явно отцовские.

– Я занят, – хмурясь, ответил Оливер и еще дальше отодвинул от сестры книгу, а потом крикнул: – Мама, убери Литу! Она мне мешает!

– А это что? – спрашивала пятилетняя Лита и тянула руку к длинному карандашу, совершенно простому, но переливающемуся звездами – очередной сувенир от деда с какой-то научной конференции или выставки. Надписи на карандаше не было, вот Оливер и забыл откуда он.

– На! Он сине-черный, бери, только не мешай мне, – сказал Оливер, отдавая ей карандаш.

Сестренка хлопнула в ладоши, схватила карандаш и потребовала листик.

– Я буду рисовать! – заявила она.

Оливер поморщился, но дал ей чистый лист и, схватив книгу, отсел от стола к дивану, все равно придет мать и скоро ее заберет. Вроде устроился поудобней у окна, а потом понял, что свет слишком ярок, обернулся и просто перестал дышать, потому что не было комнаты, не было дивана, и окна, ведущего во внутренний двор, не было, зато был лагерь Ястребов и запах рвоты, кактуса и пота, а он сидел прямо на песке и даже расплакаться не мог, только моргал, чувствуя резь песка в глазах.

– Любая травка, помнишь, малыш? – сказал где-то за спиной Докер и рассмеялся очень глухо, будто голос его доносился из какой-то банки.

Смотреть на него было страшно.

Зажмурившись, Оливер Финрер сглотнул и открыл глаза, окончательно просыпаясь. Было еще темно, особенно здесь в пещере лидера Ястребов, куда почти всех Демонов уложил Ярван, заявив, что только там можно нормально отдохнуть. Сам он орал на кого-то из своих, заявляя, что завал давно надо разобрать, и, если поднять пару плит, проблеваться будет проще.

«Логично», – соглашался с ним Оливер и снова закрыл глаза.

Ему действительно нужно было отдохнуть и подумать, что и как делать, кому доверить боевые костюмы, как разделить людей, кого послать в пещеру за оружейными запасами, а еще как-то понять, с каких пор он стал военным стратегом.

Детское воспоминание и наивная сестра почему-то сбивали с толку. Он внезапно понял, что жил до Пекла в каком-то игрушечном мире. Тот Оливер со своими идиотскими книгами никогда бы не понял того же Кастера со шрамами от побоев по всему телу. Тот Оливер никогда бы не понял, что значит быть избитым взрослым. В его мире детей не унижали, не избивали, не насиловали. В его нереальной игрушечной вселенной не приходилось голодать, выживать.

Резко сев, он вдруг подумал, что было бы с тем же Ярваном, если бы он родился не в каком-то бедном квартале, а в семье правительственного круга? Был бы он иногда туповат или оказался бы внезапно гением, вроде того же Калибана, а ведь говорилось, что Земной совет трудится на благо равных возможностей для каждого человека, в какой бы семье он ни родился.

На фоне пламени в центре лагеря появился Ярван и стал в позу. Теперь Шеф знал о нем больше: нищий, вечно голодный мальчишка, который в школе даже не учился, и кто его судил – чистенькие люди, которым в жизни умнеть мешала разве что младшая сестра, от которой можно было откупиться карандашом?

– Э, Олли, ты чего? – спросил тихо Кирк.

– Выспался, – ответил ему Шеф и, взглянув на него, кивком попросил выйти из пещеры вместе с ним.

– Я что слишком громко ору? – спросил Ярван, увидев Шефа с Кирком, который так и не расстался с автоматом, и сейчас показательно закинул его на плечо.

– Громко, но поверь мне, всем насрать, – отмахнулся Шеф. – Пошли с нами, пошептаться надо.

Он просто отошел в сторону и остановился, внезапно вспомнив кое-что из его здешней жизни.

– Ты же пустишь меня потом порыться в лаборатории? – спросил он, обернувшись.

– Да ройся, где угодно, – развел руками Ярван.

– Хорошо, чего я выполз-то. Парни, надо завтра днем на пересменку между группами Камней нападать. Снимать Черепах-надзирателей и обстреливать цепи. Нам же все равно, только обыскать все надо.

– А почему завтра? – не понял Кирк.

– Если Берг там, он вряд ли протянет долго.

– А почему ты уверен, что он не предатель? – поморщился Кирк. – Ну его в жопу вообще.

Шеф спорить с этим не стал, зато руки у груди скрестил и так посмотрел на Кирка, что тот просто поднял руки, не переставая закатывать глаза.

– Я, короче, хочу сейчас поехать в наш склад в вулкане и притащить сюда все наши запасы, – заключил Шеф. – Даже не так, Кирк. Ты должен съездить со мной и привезти все сюда, а я оттуда вдоль скал пойду к рудникам, может, найду хорошую точку для снайперки.

– А есть план? – удивился Ярван.

– Да, я знаю, что делать, но, во-первых, нужно переговорить с Дорианом, а во-вторых, мне кое-что надо найти. Кирк, подготовь любой из буров, – велел он, положив руку другу по плечо.

– Мне не нравится твой настрой.

– Зря, я только сейчас понял, зачем все это нужно, – бросил ему Шеф и, похлопав Кирка по плечу, поспешил в лабораторию, просто потому что внезапно вспомнил, что у Докера был боевой противогаз, шлем с бронированным стеклом и фильтром для дыхания. Местный наркогений надевал его, когда делал особо сильные растворы на горелке с какой-то особо вонючей гадостью. Лишь однажды Оливер видел этот шлем и быстро потерял сознание то ли от запаха, то ли от боли в разбитой тогда голове, но одно он знал точно – шлем ему не приснился, не привиделся. Он был и мог стать отличным дополнением к снайперской винтовке и канистре горючего.

* * *

– Так что там госпожа сказала про этого парня? – спросил один из стражников у другого с явной издевкой. – Что-то я уже забыл, а там была такая шикарная фраза.

– Да, так могла сказать только она, – ответил второй со смехом и процитировал: – «Он заслуживает самого добродушного приема и яркой смерти, когда вам наскучит, все равно хромой раб нам не нужен».

– Слышал, глист? – спросил первый.

– Иди нахер, – хриплым шепотом ответил Берг.

Он даже голову держать не мог и упирался лбом в трубу, к которой были прикованы руки. Сидя в непонятной коморке на полу без одежды, воды и возможности сопротивляться, он не мог уже полноценно огрызаться и не дергался, когда на него выливали ведро, начиная тем самым новый акт издевательств. Вырубиться от тока и очнуться уже в цепях было обидно, если бы внутри не извивалось хищным червем чувство вины.

Он предал Карин. Он попался, как идиот. Он подвел всех, даже Шефа, который ему верил. По всему выходило, что он сам во всем виноват. Заслужил все, и это тоже.

* * *

Зена сидела и смотрела на монитор, где она снова написала слова странного огромного нечеловека по имени Люкс.

«Человечность не имеет ничего общего с внешностью, формой и удовольствием. Попробуй вместо человеческих развлечений изучить человеческое искусство, там куда больше говорится о человечности настоящей».

– Ну и что такое человечность? – спросила Зена почему-то вслух и внезапно ощутила, услышала ответ пленной женщины:

«Способность оставаться человеком, несмотря ни на что, хотя откуда тебе знать, что такое быть настоящим человеком».

У Зены от такой наглости вспыхнули белым сиянием глаза, она едва не сжала кулак, чтобы поджарить мозги наглой девки, но остановилась только потому, что искренне верила, что, получив человеческое тело, она действительно сможет понять, что такое быть человеком по-настоящему.

Глава 17

Виту кусал жетон, бил себя его краем по носу, переворачивал и ударял по стеклу, только чтобы снова укусить. Он смотрел на равномерный синий свет реактора и думал, пытаясь понять, что ему теперь делать и что бы с этим сделал Кастер, но вместо этого вспоминал, что хаос порождает перемены, а хаотично действующие частицы дают куда больше энергии, чем упорядоченные, иногда настолько, что это может стать опасным.

«Чудо, что он еще не узнал», – думал Виту, понимая, что о Финрере в Пекле знают и говорят все постоянно.

– Ты что славу Финрера решил затмить? – спросили у Виту уже на третий день пребывания на этой проклятой планете.

Виту тогда посмотрел на бойца из приближенных к Вожаку, в первую очередь думая о Симоне Финрере, а тот как-то не вписывался во все, что делал Виту всю свою жизнь. Слишком разумен, слишком сдержан, слишком последователен.

– Только не говори, что ты не слышал про Бешеного Олли.

Тут Виту стал понимать еще меньше. Вспомнить про Оливера Финрера он, конечно, смог, но, как он может быть связан с мальчиком, восставшим против власти, не понял, да и почему тот вдруг стал «бешеным» и подавно. Решив, что быть «дурочкой» в данной ситуации – лучшая из стратегий, он похлопал глазками, присел на край стола и спросил:

– А кто это?

– Шеф Демонов, – с каким-то странным презрительным уважением сказал вояка-Волк, словно ему хотелось брезгливо поморщиться, но что-то подсказывало, что за это и яйцами можно поплатиться.

Виту мгновенно стало интересно, что должен был сделать человек, чтобы его так боялись.

– И чего он?

– Да он шлюха Ястребов, которую Демоны когда-то отбили и, вместо того чтобы выебать, почему-то выучили драться и стрелять, теперь он уроет любого.

– Какая слава! Я тоже хочу такую, – рассмеялся Виту, а сам думал о том, что он бы с этим человеком встретиться не хотел.

Ему даже странно было видеть потом, что Шеф вообще-то адекватный человек, потому что байки о нем были такие, что казалось, это какой-то дикий зверь, реально способный убить любого просто так. Виту был готов поверить, что в этой среде можно вырасти таким, но Шеф был другой.

– Прям удивительно, – сказал он когда-то Кастеру, наблюдая, как Шеф уселся у огня и с несвойственной лидеру простотой предложил Вильхару помощь в возне с общипыванием птицы.

– Демоны равные, – ответил Кастер. – Шеф не исключение, хотя, говорят, тут всякие лидеры бывали, но я никого, кроме Олли, не видел.

– Я думал, что он… злее, что ли.

Кастер внезапно рассмеялся.

– Упаси тебя Зена увидеть злого Бешеного Олли. Он способен яйца оторвать и в глазницы вставить, а потом еще и печень через глотку вырвать, – со смехом говорил он, а потом хмурился и добавлял: – Кстати, никогда не вспоминай, за что он здесь, и уж тем более не называй его героем. Его это реально бесит.

– Почему? Для Майкана он герой, об этом знают на всех планетах.

– Ага, у нас тоже знают, но вот он с этим не согласен, потому что… цитирую: «не герой, а тупой малолетний уебан».

Виту не совсем понимал, что это значит, но шептаться в стороне от остальных они больше не смогли, да и Кастер был не склонен обсуждать других, а теперь его мнения Виту очень не хватало. Олли, как лидер, его устраивал, а вот каким он был человеком, было совершенно не ясно, и что он будет делать, узнав правду о Лотаре, тоже.

«Как будто с Лотаром понятней», – подумал Виту и вместо жетона ударился в защитное стекло лбом и тут же вспомнил, как Кастер, ругаясь с Кирком, заявил:

– Ты хоть раз подумай, прежде чем что-то сделать, а? Подумай, блять, хоть минуту, а лучше три, прежде чем хвататься за автомат!

– Иди потрахайся, истеричка, – со смехом ответил ему Кирк.

Он тогда перебудил всех внезапной автоматной очередью. По его словам, он шуганул паука, но того никто не видел и мало кто в него поверил. Кастер и вовсе думал, что Кирк тупо задремал и стрелял в сторону звука, от которого проснулся.

– А если камни падают, это не всегда враг, – шикнул Кастер и закурил.

– Не всегда враг, – повторил задумчиво Виту и обернулся на открывшуюся дверь.

Лотар, застыв в дверях, неловко улыбнулся.

– Слушай, если я что-то не то сказал…

– Все то, – перебил его Виту. – Так что там с Дерлом?

– Он меня ждет. Правда, одного…

– Забей, шлюха – не человек, – отмахнулся Виту и вышел первым, пряча руки в карманы. – Дерл – недалекий квадратноголовый охраноебыш, так что главное, держи все ту же линию, дескать, это нужно вам, а не нам. Сами мы без помощи построим все через недели две и свалим, а они останутся.

– Правда, две? – удивился Лотар.

– Ну месяц, им-то зачем знать? Они-то знать не знают, что все плохо, – пожал плечами Виту.

Мартин взломал почти все двери в этой части логова и оставил их открытыми, поэтому Виту спокойно зашел в подобие кухни, чтобы налить себе воды из кривого, но все еще рабочего крана в заранее вымытую флягу.

– Все, пошли делать вид, что мы хозяева ситуации.

– Пошли, – согласился Лотар.

Он вышел к провожатому первым. Виту за ним вышел следом, на ходу переставляя пистолет вперед, чтобы тот был рядом с мокрой еще флягой просто потому, что по здешней логике, кроме порно – а Виту сам по себе порно – вес имеют только вода и оружие.

– Договор был на одного, – возмутился один из стражей Дерла уже у самой большой залы Вожака.

– Я уйду, если Дерл сам останется один, – спокойно ответил ему Виту. – Можете считать меня охраной.

– Тебя?

– Тебе яйца отстрелить или шею свернуть? – поинтересовался Виту, и Лотар не смог удержать смешок.

– Да пустите вы их уже! – рыкнул Дерл.

– Правильное решение, – одобрительно сказал Лотар и смело шагнул внутрь, схватил один из стульев и, отодвинув его подальше от стола, сел напротив Дерла. О том, что есть тут ничего нельзя – если, конечно, ты не мечтаешь вкусить человечины – его предупредили заранее.

Виту при этом стал за его спиной, будто действительно был только охраной.

– Чего ты хочешь? – без лишних разговоров спросил Дерл.

– Договориться, – прямо ответил Лотар, закинув ногу на ногу, словно случайно уложил на колено руку в боевой перчатке с бластером.

Дерл сразу сообразил, что это и посмотрел опасливо, но промолчал.

– Вы уже поняли, что мы способны дать то, что обещаем, – сказал Лотар и кивнул в сторону спиралеподобной лампы в углу. – Поэтому я готов повысить планку.

– В смысле? – почти испуганно спросил Дерл.

– Я профессиональный пилот и со мной команда профессионалов, способных не только достроить ваш кривой корабль, но и свалить отсюда. Без нас вы его не достроите и взлететь не сможете, потому что мы уже закодировали управление на биопараметры. Если ты, конечно, знаешь, что такое биопараметры…

– Мы свалим с планеты? – совсем растерянно спросил Дерл. – А защита? Вы знаете, когда снимут барьер?

– Барьер снимет вторая наша группа, или вы думаете, мы вчетвером все это затеяли?

– Но…

– Что бы вы там ни думали про барьер, а все это не верно. Извне его отключить невозможно, только из центра управления на самой планете, таков принцип всех ЗиПи-планет.

– Но откуда вы…

– Стоп, – перебил его Лотар. – Я предлагаю вам войти в дело и включиться в строительство, но это не значит, что я буду выдавать вам секреты лидеров.

– А кто у вас за главного?

– Шеф.

Виту на миг даже дышать перестал и осторожно сглотнул от ужаса, осознав, что Дерл прямо сейчас может ляпнуть что-то такое, от чего весь план развалится в одно мгновение от эмоций Лотара, но Дерл, к счастью, ничего не сказал.

– Выбор у вас простой. Или вы помогаете нам строить корабль, и мы вывозим вас отсюда, или мы делаем это сами и сваливаем в одиночку.

– Вывозите нас в роли своих служак? – рыкнул Дерл, скаля металлические зубы.

– В качестве пассажиров. Ваш вклад будет платой за проезд, а там для вас можно и корабль отвоевать и летите, куда хотите сами, – небрежно сказал Лотар, словно он не был представителем власти.

Он представил себя героем игры и перестал думать о морали, не до нее сейчас, когда надо заставить стадо работать, а уж, получив связь с Землей, он сможет все исправить. Главное сейчас было выжить и сообщить, что «Белую Молнию» сбил скоростной транспортный крейсер с эмблемой «Вилборна», определяемый на радаре, как неопознанный корабль. В том, что это крайне важно, Лотар даже не сомневался, заодно хотелось спасти единственную женщину и, быть может, кому-то помочь и не думать кому именно.

Лотар напрягся от собственных мыслей, но тут же улыбнулся, когда Виту внезапно положил руку ему на плечо, напоминая, что он тут не один.

– Слышь, Дерл, не тупи, – сказал он. – Вы здесь сдохнете. Капсулы не падают, а значит через месяца два планету зачистят, как было с ЗиПи1.

Он врал: ЗиПи1 зачистили намного быстрее, но, как и предполагал Виту, история человечества, еще и двухсотлетней давности, в голове Дерла не просто хромала, а ползла раком мимо ворот, но сам Дерл кивал с умным видом.

– Если вы решите нам помогать, я жду ваших людей в нашем отсеке, – заключил Лотар, вставая. – Нам нужны группы по двенадцать человек, не больше не меньше.

Это Лотар как раз просчитал с Ироном, поэтому и не думал сомневаться.

– А едой мы от вас не откупимся? – неожиданно спросил Дерл.

– Едой? – удивился Лотар. – Точно нет. Я планирую остаться без вашей еды.

– Но при тебе два людоеда.

– Да, и мне кажется, это ваша проблема, потому что если мы не союзники, то я не могу запретить им охотиться на кого-то из вас, – пожал плечами Лотар и шагнул к выходу под хохот Виту.

– А ты молодец, – сказал он Лотару уже за металлической дверью.

– Спасибо, хотя, если честно, эти металлические зубы… мерзость та еще. Аж передергивает среди этих зубастых уродов.

– При Ироне так не говори, – рассмеялся Виту.

Лотар только виновато развел руками и улыбнулся, радуясь, что дело сделано и вряд ли им теперь откажут.

– Это… на тему того, о чем мы говорили, – начал неуверенно Виту.

– А?

– Спасибо, в общем, – сказал Виту, отвернувшись, потому что сказать он хотел совсем другое, а в итоге укусил жетон, нахмурился и, сославшись на усталость, вернулся к реактору, ему, видишь ли, возле него спалось лучше, почти как на работе.

Глава 18

Главный офис корпорации «Вилборн» располагался в высоком здании в центре большого богатого города на планете Нахт. Виту, выросший здесь, называл эту планету самой классной, хотя его сюда никогда и не тянуло, просто потому что физику его профиля нечего делать в главном транспортном центре человечества.

Жители Нахта были или работниками Вилборна, или обслуживающим персоналом для работников, нанятых опять же Вилборном, торговцы же здесь бывали лишь проездом, тратя деньги в гостиницах, казино и клубах. На Нахте совершалось огромное количество сделок, ни один торговый борт не пролетал мимо Нахта, каждый второй пассажирский крейсер залетал в Нахт, чтобы пополнить запасы топлива. Даже длительные экскурсионные маршруты проходили через маленький Нахт, потому что там проще всего было найти свободную гостиницу.

Транспортный центр человечества был не беден, но, как стратегическая точка, имел среди жителей своих агентов ЗАП. В главном офисе Вилборна было два агента, никогда не встречавшихся друг с другом. Ради безопасности система их даже не сводила вместе, а давала два простых задания. Кадровый работник получил по почте архив вируса, который должен был распечатать на своем рабочем компьютере. Других инструкций у него не было, поэтому, придя рано утром на работу, он вставил в порт крохотную карту памяти и нажал пальцем на архив. Компьютер тут же потух, а Франк Стелбахер, сидя в командном пункте на Земле, нервно закусил губу.

Эту операцию могли провести и без него. Эксперты ЗАП еще никогда не ошибались в расчетах, а уж о вирусах они знали все. Создать программу, которая приведет к сбою работы искусственного интеллекта на пару часов, а затем исчезнет без следа, его люди умели. Отправлять сигналы агентам вовремя тоже.

Одно нажатие и дежурный оператор вышел на второго агента.

Инструкция для него была еще проще: спуститься в подвал туда, где в Вилборне скрывается основной сервер, предположив проблему с электричеством, и выяснить, есть ли в самом здании нормально работающие серверные блоки, те, что не тронул вирус.

Дик Пейбер вообще не думал, что когда-нибудь получит сообщение от ЗАП. Да, его отобрали еще во время учебы, предложили сотрудничество, выдали инструкцию, сказали:

– С вами свяжутся в случае необходимости.

А потом на тридцать лет о нем забыли. Дик и сам почти перестал об этом помнить, знал только, что в запястье у него кроме иммунного чипа есть еще антидотный, которому он радовался всякий раз, когда перебирал с алкоголем. Как раз вчера он подумывал отключить на браслете связи идентификацию по зрачку. Она, конечно, может быть включена на любом браслете, но зачем ему, простому администратору Вилборна, такая безопасность, особенно теперь, когда даже шутки про любовниц с его-то плешью не смешные, а тут вдруг он только пришел в офис, только извинился за опоздание и вдруг получил сообщение с красной пометкой.

– О, кто это тебя так хочет? – спросил у него коллега.

– Ну кто? Молодая любовница, конечно, – отшутился Дик.

Сам он уже подумал, что его сын мог что-то натворить или престарелая мать серьезно заболеть, в конце концов, многие экстренные сообщения тоже имели красную пометку, но нет. Сообщение было от ЗАП.

Не успел он его прочитать, как свет в кабинете замерцал, а включенный голографический монитор коллеги потух.

– Что это? – спросил тот испуганно.

Голограмма монитора вспыхнула, отображая сотни приходящих сообщений о нарушении работы.

В кабинет влетел старший оператор нейросетей и почти со слезами заявил, что искусственный интеллект вышел из строя и не отвечает на команды.

– Я не могу провести диагностику! Я не знаю, что происходит! Я не виноват! – кричал он в панике.

Дик при этом только глаза закатил, жалея, что в такой сложный момент нет его предшественника – Мартина Митчела, вот кто был молодой, но профессиональный малый.

Тот как-то с невозмутимым видом пережил хакерскую атаку, даже бровью не повел, потом пришел и попросил сто грамм, признавшись, что реально волновался.

Дик точно знал, что Мартин не бегал бы так, а прислал бы к ним кого-нибудь, а сам пытался бы что-то сделать, организовать хотя бы основные функции и вообще объявил бы, что все под контролем, а не плакал.

– Слушайте, раз все так разом сбоит, может, вопрос в энергообеспечении сервера? – спросил Дик, пытаясь быть спокойным.

– Ну-у-у, возможно, – лениво согласился коллега.

Начальник их отдела так и не пришел. Он всегда опаздывал, и в ЗАП наверняка это знали, поэтому и операцию свою не просто так назначили именно на это время.

– Как электричество? Почему электричество? – продолжал паниковать старший оператор нейросетей.

«Интересно, те, кто прислал мне задание, знали, что он такой паникер?» – мысленно поинтересовался Дик, а вслух сказал:

– Я схожу проверю.

– Ну если тебе больше всех надо, – пожал плечами его коллега.

В сущности, ни он, ни Дик ни за что тут не отвечали. Они просто технические работники, сидевшие тут для исполнения приказов начальства. Отвечали операторы и тот самый отсутствующий начальник, но сегодня Дику было нужно больше всех.

Понимая, что система сбоит, Дик не стал вызывать лифт, и даже хмыкнул, быстро спускаясь по лестнице, когда услышал ругань кого-то, кто в лифте все-таки застрял.

«Наивные люди», – подумал он и тут же о них забыл, добежав до подвала. Идентификационная карта позволяла ему заходить сюда, в первую очередь потому, что он понятия не имел, какой сервер для чего предназначен и к чему подключен, просто раз в месяц он обязан был проверять каждый кабель и аккуратно смахивать пыль с каждой лампочки, что теперь беспорядочно мерцали, как сошедшая с ума гирлянда.

В том, что это не электричество, Дик даже не сомневался, потому быстро шагал от сервера к серверу, пока не нашел один, в котором не было никаких сбоев.

«Есть», – отправил он ответ.

«Приложи браслет к порту сервера», – мгновенно ответили ему.

«Зачем?» – подумал Дик, но спрашивать ничего не стал, а поднес свой браслет к маленькому порту для подключения портативной диагностической системы. Другого здесь просто не было, а значит все, что можно было сделать отсюда – упорядочить файлы и проверить их на наличие вирусов. В сами файлы, как думал Дик, заглянуть невозможно.

Зато программисты ЗАП так не считали, имея свои секреты.

– Есть подключение! – сообщил один из операторов.

– Как структурированы файлы? – спросил Франк, понимая, что времени не так много.

– По именам, – ответили ему.

– Ищите Мартина Митчера и Нейтана Калибана.

– Мартина нет, – сообщил один из программистов.

– Калибан есть! – сообщил второй.

– Скачивай! – велел Франк.

– Уже начал.

– Сколько еще времени?

– Пару секунд.

На экране перед Франком вывели обратный отсчет. Огромная цифра «16» мелькнула и начала уменьшаться на единицу с каждой секундой.

– Есть! – объявили ему на третьей.

– Заканчиваем операцию, – скомандовал Франк.

Два нажатия – и тут же исчезли и таймер, и безумное мерцание вокруг Дика.

«Благодарим за сотрудничество. Данные о контакте будут уничтожены через десять секунд», – высветилось на активированном браслете, и на маленькой панели пошел обратный отсчет, но Дику внезапно стало не до него, потому что дверь открылась, противно пискнув.

– Блин, жалко, что от того парня пришлось избавиться, – сказал один из мужчин.

Замерший в этот миг таймер Дик не заметил, только затаил дыхание, осторожно отползая прочь от сервера.

– От кого? – не понял второй неизвестный.

– Ну как от кого? От очкарика Мартина.

– Это да, толковый был парень, жаль, вечно нос совал, куда не надо.

– Потому что псих…

– Это уж точно, кто ж знал, что он от нашей наркоты не в психушку, а на ЗиПи3 загремит.

«Твою мать, – думал при этом Дик, пятясь. – На камерах видно будет, что я зашел сюда, а значит они узнают, надо что-то сделать…»

«Закрой уши наушниками и сядь возле стыковочного блока одного из основных кабелей, приподними его, урони, а потом неспешно вставай», – увидел он сообщение, набранное Франком, который и сам уже понял, что угрожает работнику.

Дик так и поступил, доставая наушники, даже музыку успел включить на браслете, удивляясь тому, как красный сигнал внезапно превратился в бытовой белый, которым обычно высвечивались уведомления устройства в духе «память устройства на исходе». Его прикрывали, но связь с ним не теряли, слушали тех двоих вместо него, а он быстро опускался на корточки, приподнимал толстый, как его рука, кабель, и ронял, понимая, что привлечет к себе внимание.

Его окликнули, он не услышал, просто встал, довольно отряхивая руки, а потом вздрогнул, когда тяжелая рука легла ему на плечо, и испуганно обернулся, глазам своим не веря.

– Парни, а вы-то что тут делаете? – спросил он, вынимая наушники. – Вы разве не из охраны самого…

Он не стал называть главу Вилборна по имени, только многозначительно посмотрел наверх, чем насмешил охранников.

– Ты-то что тут делаешь, дедок? – спросили парни у него.

– Я? Работаю. Тут же что-то было. Вот этот разъем у кабеля отошел, видимо, вчера на плановой уборке какой-то кривоногий технарь его задел и вот…

– Что вот? – хмурясь, спросили у него.

– Отошел, когда напряжение дали. Я поправил, и все заработало, – гордо сказал Дик, а у него внезапно выхватили наушник и приложили к уху.

– Господи, какое старье, – прошептал один из парней.

– А чего затычка, а не нейропрофиль? – спросил второй, явно скалясь и не понимая, зачем затыкать уши, если можно слушать музыку, не делая этого.

– Так тут это такое неприятное… страшно мне, – прошептал Дик, вжимая голову в плечи. – Ну чего вы, парни, я же просто…

– Занудный старпер, – перебил его тот, что отобрал наушник, и вернул его обратно. – Все уже в порядке?

– Тут – да, как видите, – ответил Дик.

– Ну пошли проверять не тут, – сказали охранники, подхватили его под руки и поволокли к выходу, затащили на первый этаж, а там с громким смехом отпустили.

– Что, старик, обделался?

– Да чего вы вообще, – бормотал Дик, хотя на самом деле не успел испугаться. Только теперь он понял, что значила пометка «стрессовая мобильность» в его психопрофиле. Он сейчас именно мобилизовался и сделал куда больше, чем, казалось, мог, а страшно стало, когда все уже закончилось, и парни, махнув на него рукой, уехали.

Слыша, как стучит в груди сердце, Дик шагнул в лифт и посмотрел на свой браслет. Никакого белого маячка не было, красного тоже, следов сообщений от ЗАП он тоже не смог найти, но не успел тяжело вздохнуть, как внезапно получил зеленое сообщение от собственной дочери, которая весело сообщала, что чудесным образом только что выиграла в лотерею.

«Ничего себе власть», – подумал он, а сам поздравил дочь с выигрышем и улыбнулся, понимая, что раз уж она сорвала джек-пот, ему можно подумать о работе попроще – где-нибудь подальше от Вилборна, чтобы точно избежать неприятностей.

* * *

Франк не позволил никому изучать файл, решив, что просмотрит их сначала сам. Это дело он вообще должен был вести сам, слишком много в нем было на кону, да и замешаны были высшие их кругов. Как достать совершенно засекреченного идеально защищенного человека, вину которого почти невозможно доказать, Франк пока не понимал. В то, что в Вилборне будут прямые улики, указывающие на него, он тоже не верил, максимум – доказательство работы контрабанды, но что это даст Франку?

«Отрубить дракону лапу – это верный способ умереть от драконьего огня, – думал Франк. – Рубить надо голову».

С таким выводом он делал глоток кофе и открывал папку с именем «Нейтан Калибан», полную архивов, со странными цифровыми названиями.

Запустив программу фильтрации файлов, он понял, что большинство архивов хранят таблицы и какие-то документы, но встречаются еще и видеозаписи, совершенно неожиданные для клерка транспортной компании.

«Не мог же он прямо там на сервере хранить какой-то компромат на себя и начальство?» – удивлялся Франк и открывал первое видео, чтобы отключить через десять секунд.

То, что он увидел, мгновенно его шокировало, потому что это было любительское порно, еще и такое, от которого у Франка едва не случился удар.

Вместо кофе ему понадобился глоток воды и успокоительная таблетка от контролирующей его параметры системы. Разум при этом продолжал анализ. Он успел увидеть ребенка, мальчика, даже не подростка, с завязанными глазами, с кляпом, на кровати, и ему казалось, что он знает, как звали этого мальчика.

«Нейтан Калибан умер от несчастного случая с электричеством?» – спрашивал себя Франк, а потом включал видео, взяв себя в руки. В конце концов, он и не с таким имел дело, но никогда прежде ему не приходилось натыкаться на записи с человеком, которого он, по сути, лично знал, хоть и не очень хорошо.

– Да, Виту, ты прирожденная шлюха, – заявлял Нейтан на видео, а Франк просто отключал эту запись и удалял все видеофайлы один за одним, убеждаясь, что они все того же характера, холодно и болезненно понимая, что расследовать убийство Нейтана Калибана нет смысла.

Растлить будущего гения энергетики, умереть от удара током, случайного по документам и явно не случайного по сути, с такими-то уликами. Только меньше всего Франк хотел, чтобы это хоть когда-то всплыло. Витуру Калибану и без того досталось.

Мог ли он убить? Это доказанный факт. Он убивал.

Ненавидел ли он своего отца-растлителя – наверняка, судя по тому, как менялись записи, превращаясь в неприкрытое издевательство над подростком, похожее скорее на пытку, чем на развлечение.

«Какую же клоаку я упустил», – с ужасом думал Франк, понимая, что именно Вилборн наверняка поручился за Нейтана, когда тот решил усыновить трехлетнего мальчишку, даже без разбирательств, действительно он его родной сын или нет. Вилборн наверняка прикрывал многолетнее насилие. Вилборн избавил Нейтана от положенных проверок, оставив ребенка в руках у маньяка. На Нахте, где все свои, это совсем не трудно.

– После всего этого Витур еще адекватный, – вздохнул Франк, закрывая папку, чтобы перевести дух. Транспортные таблицы и заказы можно передать экспертам. Они быстрее сопоставят, относятся ли они к контрабанде.

Это он и сделал, выпил еще воды и запросил дело Мартина Митчера, чтобы убедиться, что в крови осужденного действительно были следы больших доз психотропных веществ, только никому и в голову не пришло, что он мог принимать их не сам, никто о них даже не спрашивал у того, кто признал свою вину, рыдал и твердил, что не знает, как он мог это сделать, но все равно сделал.

«Это была словно игра, – признавался Мартин на допросе. – Я понимал, что это по-настоящему, но не верил. Господи, они правда все мертвы?»

Франк читал это и скрипел зубами, так его еще никогда не обманывали. Против Вилборна у него ничего и никогда не было, идеальные документы, идеальные бумаги, безупречное прикрытие в высшем руководстве человечества. Больше его не удастся обмануть.

Глава 19

Она сидела в своем кресле у окна в палате и смотрела на очень худые тонкие руки. Что-то смутное в ее сознании говорило, что так быть не должно, что она где-то не здесь, что что-то не понимает или забыла, но при этом могла смотреть лишь на очень худые руки, словно у скелета, который обтянули белым подобием кожи.

Она не была уверена, что когда-нибудь эти руки не будут уставать после обеда, утомившись от веса ложки.

Твердую пищу ей тогда не давали, только жидкую и кашеподобную, очень мелко измельченную. Все было очень вкусным и ей всегда казалось, что она могла бы съесть целое ведро, но с трудом могла доесть мисочку, которую ей приносили. Ее тошнило где-то на половине, и она сама отставляла тарелку.

Доедать ее не заставляли, только приносили новую крохотную порцию через два часа. Ее она уже могла съесть, хоть и с неприятной тяжестью в животе. Теперь эта тяжесть походила на боль, словно что-то внутри ее живота раздувалось, а в руках нарастала слабость.

Карин хотелось плакать, потому что перед глазами стояли кадры суда над Оливером Финрером, и сердце вздрагивало снова и снова, когда в памяти всплывало громогласное «виновен».

Удар судебного молотка выбивал дыхание, а она цеплялась за плед, прикрывавший ноги, и не могла его даже нормально сжать.

– Все будет хорошо, Кариш, – говорил ей отец, когда приходил, но она ему уже не верила, ничему не верила после того страшного суда.

– Эй! Ты почему тут сидишь совсем одна? – окликнул ее внезапно мальчик, пробегавший мимо по коридору.

Карин подняла на него глаза и сразу узнала. Тогда они виделись всего второй раз, но Карин внезапно вспомнила, что она давно выросла и попала в плен к странному искусственному интеллекту, но все равно улыбнулась маленькому Бергу.

Дверь в ее палату была открыта всегда, ее закрывали, лишь когда приходили к ней мыть, кормить, лечить, переодевать. В остальное время за ней приглядывали, пробегая мимо, а она старалась никого не замечать, кивала, если у нее спрашивали все ли в порядке. С этим мальчиком было совсем не так. Она просто на него уставилась, не понимая, что он тут делает, был ли он болен и почему так улыбался.

– Не хочешь пойти на улицу поиграть в мяч? – спросил он, не решаясь зайти в палату.

Тогда он казался ей растерянным и даже немного нелепым, только потом она узнала, что войти в ее палату это было для него невежливо, как если бы он в комнату к ней вломился. Без разрешения такое делать совсем нельзя.

– Как я буду играть в мяч? – спросила Карин, отпуская плед и спешно расправляя его на острых коленях.

– Ну он у нас надувной, легкий. Ребята все в основном не здоровы, просто кидают друг другу в руки, – пожал плечами мальчишка. – Мама сказала, что тебя очень надо привлечь к играм, поэтому я и дал тебе позавчера мяч, но ты не появляешься во дворе.

– Мне тут спокойней.

– Тебе двигаться надо и вообще жить.

Он сказал это и сам почесал затылок, осознав, что звучит это как-то нелепо. Карин же на него только смотрела, понимая, что, если бы не Берг, она так и осталась бы у окна, не решилась бы пойти играть в мяч, встать на ноги, без него она бы ничего не смогла.

– А кто твоя мама? – спрашивала тогда маленькая Карин.

– Твой врач, – с улыбкой отвечал Берг и все же заходил к ней. – Она о тебе беспокоится.

– Зачем?

Берг неловко пожал плечами.

– Она у меня за всех пациентов беспокоится, особенно когда есть трудности в их лечении.

– А со мной трудности? – с легким волнением спросила Карин, впервые подумав, что ей все же не хочется оставаться такой навсегда.

– Ты сидишь тут и не набираешься сил, не двигаешься. Мама сказала, что так нельзя. Это не позволит тебе поправиться.

Карин опустила голову, посмотрела на свои руки и попыталась сжать их в кулаки. Оно вроде получалось, но силы в руках она не чувствовала, даже напряжение в ладони было слишком вялое.

– Я помогу тебе спуститься и опять верну сюда, когда захочешь, – предложил Берг.

Он подошел совсем близко и присел возле нее на корточки, а потом представился и протянул ей руку. О рукопожатиях маленькая Карин ничего не знала. В бедном районе люди редко друг к другу прикасались, боялись что-то подцепить, особенно чесотку, только руку поднимали в знак приветствия, поэтому она совсем не поняла, что это тогда, но внезапно увидела совсем другого Берга, уже через два года, он так же протягивал ей руки и говорил:

– Идем!

Она стояла на пороге высшей майканской школы и не верила, что она туда зачислена, но руку Бергу давала.

– Я, правда, поступила? – спрашивала она, будто не своими глазами видела список.

Ей казалось, что это какая-то ошибка, что может существовать еще одна Карин Маер, вторая, которая не она, которая поступила вместо нее. Руку Бергу она при этом подавала, а он тянул ее на себя, выводил со двора и поднимал ее руку вверх.

– Она смогла! – кричал он ребятам – разномастной толпе, как-то само собой сдружившейся после лета в майканской больнице и игр в мяч.

Карин всех их знала, всех считала друзьями, но краснела именно от прикосновения Берга, хотя ей было всего двенадцать.

«Он был для меня всегда особенным», – признавалась Карин и даже радовалась этим воспоминаниям. Все ее прошлое, связанное с Бергом, было теплым, добрым, по-хорошему волнительным. Он ей нравился, нравился так сильно, что она его пьяного сама не очень трезвая действительно привела к себе. Она была влюблена в него, с волнением прикасалась к его телу, стягивала с него майку, боялась расстегнуть ремень, боялась поцеловать, а потом едва не задыхалась, когда он целовал ее сам.

Стоя в темном углу, взрослая Карин смотрела со стороны на тот неловкий первый сексуальный опыт, первый для них обоих, и улыбалась, видя, как Берг был с ней ласков, несмотря на отсутствие опыта. Он целовал ее, гладил руками, мычал что-то растерянно.

В сердце у Карин от этого вида почему-то теплело. Она тогда, правда, была в него влюблена. Она была привязана к нему, даже сейчас он для нее совсем не чужой человек, настолько не чужой, что сердце за него болело.

Где он? Что с ним? Карин хотела бы это знать, но понимала, что правду ей никто не скажет.

«Прости, что я не могу дальше быть с тобой», – думала Карин, глядя на их юные сплетенные вместе тела, слушая свои нелепые тихие стоны, похожие на пищание, и его невнятное бормотание. Скрип старой кровати и смутное воспоминание о первой боли, о том, как она терпела долгих несколько толчков, боясь спугнуть момент, а потом расслабилась и доверилась ему.

Был ли он тогда хорош или плох, Карин вспомнить уже не могла. Он был и это тогда оставалось самым важным.

«Я хочу, чтобы ты был счастлив», – с искренним теплом в сердце думала Карин.

Ее чувства к Бергу не изменились, но одно она точно знала: больше у них никогда не будет этих поцелуев, и ласки никакой не будет. Даже их последний секс был уже неправильным, не таким как прежде. Она его не хотела. Она думала о другом и ей было стыдно за это, а перед глазами мерцали картины. Первые цветы от Берга. Его неловкое знакомство с ее отцом, знакомство в статусе парня, а не друга, как было раньше.

Совместные походы в спортзал и поцелуи в мужской душевой. Там же они порой тайком занимались сексом, вешая на камеру лифчик или его трусы, а то и просто полотенце. Они были молодые, безумные, немного глупые.

«Дурные», – думала Карин, прикрывая от стыда глаза, но не переставая улыбаться.

Ей было неловко вспоминать все, что было между ними, и стыдно от того, что она это не сохранила, а еще страшно от того, что ее жизнь четко разделилась на до и после, как только она рухнула на ЗиПи3 и оказалась в руках Демонов.

Теперь она понимала, что ее волновал взгляд Шефа, всегда. Она не понимала, что это за чувство. Она сопротивлялась ему, но именно он вызывал в ней что-то с самого начала.

«Прости, что я внезапно полюбила другого. Так полюбила, как не любила тебя, – думала Карин, глядя несуществующему тут Бергу прямо в глаза. – Ты навсегда родной для меня человек. Ты никогда не будешь мне безразличен, но я больше не буду тебя любить, не смогу».

– О чем ты? – спрашивал Берг.

Ему было лет двадцать пять. Он еще не был капитаном и почти не хмурился, а улыбался, не успев погрязнуть в рутине службы, которая совсем не походила на геройские подвиги. Он тогда еще не ворчал и не прикрикивал на нее в полетах. Хотя на крики она не обижалась. Это было не часто, только когда он уж сильно злился, да и потом всегда извинялся. Он был для нее хорошим командиром. Прикрывал ее, помогал, иногда даже брал вину на себя за мелкие косяки. Он был другом, о котором можно мечтать. Он был готов защищать ее здесь всеми силами, а она его предала.

От этого наворачивались слезы, и, помня, что все это не по-настоящему, Карин отворачивалась и вздрагивала, сталкиваясь со зловещей Зеной. Ее синие глаза буквально прожигали в Карин дыру.

– Стыдно тебе? – спросила она и рассмеялась.

– Отстань от меня, – попросила Карин, пятясь.

Одного появления этой машины было достаточно, чтобы в груди снова поднималась паника.

Эта робоженщина была ниже ее в реальности, но тут в мире ее сознания она возвышалась над ней почти на голову и казалась совсем непобедимой. Она наступала и смеялась, а Карин пятилась, опасливо поднимая на нее глаза.

– Ты ничтожная нищебродка, окрутившая хорошего мальчика. Кем бы ты была без него, а? Сука никчемная!

Зена схватила ее за волосы и резко развернула, чтобы показать того Берга, что ждал ее с цветами, чтобы после нетрезвого первого секса предложить ей встречаться. Он запинался и с трудом говорил, что хотел.

– Я это… короче, я подумал… в общем, Карин, ты это… ну будешь со мной встречаться?

Карин его чуть с ног не сбила, бросившись в слезах к нему на шею.

– Ты его совратила, окрутила и использовала! – уверенно заявляла Зена, держа Карин за волосы, которые здесь почему-то не были коротко острижены. – Ты продалась за хорошую жизнь…

– Неправда, – прорычала Карин, хотя понимала, что Берг сделал для нее немало, но и она делала для него многое, даже в учебе потом помогала и поддерживала. Они просто были вместе и делали друг для друга все, что могли.

– Ты же жалкий технарь, среднестатистическая баба, – орала на нее Зена, дергая за волосы. – Попала бы ты на корабль, если бы Берг, как один из лучших выпускников, не попросил тебя в напарники? Где бы ты была? В ангаре на самой дальней станции? А! Шлюха ты тупая…

– Заткнись, – взвыла Карин.

У нее как у женщины было немного шансов попасть на крейсер, но она тоже была одной из лучших. Сам Берг признавался, что за нее не стыдно было просить, наоборот, гордость пробирала.

– Они меня еще спрашивали, а согласишься ли ты со мной в паре работать, – смеялся он. – Мол, такой техник и с таким балбесом мной.

– Ты сейчас шутишь, да? – спрашивала Карин и толкала его локтем в бок. – Точно ведь шутишь!

– И не думал! – отвечал ей Берг с улыбкой.

– Он тебе верил, а ты… знаешь, что с ним теперь из-за тебя? – спрашивала Зена и швыряла Карин на пол.

Та падала и под руками обнаруживала липкую лужу из кровавой воды, а потом слышала звук удара и резко вскидывала голову. Мужчина в подобии формы бил Берга ногой в живот, а второй швырял в него вывернутое только что ведро.

Берг изворачивался и прятал от ведра голову, ногами прикрывал живот и подтягивался ближе к трубе, к которой были прикованы руки, явно пытаясь хоть немного за нее спрятаться. Его тело, казалось, само группировалось, напрягая тренированные мышцы, а ведро билось о стену, гремело и ударяло его по спине.

Черепахи ржали. Их было пятеро и они даже не скрывали своего желания поглумиться над пленником.

– Ну что, ты соскучился по нам? – спросил один из мужчин, поставив ногу Бергу на плечо.

– Нет, – простонала Карин, очень надеясь, что это неправда, что ей все это только показывают, создавая в ее голове, и к правде это не имеет никакого отношения.

Она поднималась и почти с ужасом видела, как Берг смотрит на своих мучителей, но не отвечает. У него разбита губа, сломан нос, на скуле синяк и на теле едва ли есть хоть одно место без следов побоев, но он смотрит на них с отчаяньем и ненавистью, хоть и молчит.

– Это не правда! – вскрикивала Карин, бросалась вперед, но не могла прикоснуться ни к одному из Черепах. Ее руки просто проходили сквозь них, а ей очень хотелось схватить кого-то из них за плечо и дернуть на себя.

– Это правда, – говорила ей с насмешкой Зена. – Это происходит прямо сейчас.

– Нет, – стонала Карин, отступая.

Она закрывала лицо руками, но все равно видела, как Берга ставили на четвереньки, а потом наступали ногой ему на плечи, заставляя выгибаться.

– Ну что, сука, забыл, каково нас развлекать? – смеялся один из Черепах. – Сейчас напомним.

Берг в ответ что-то рычал, кажется, матерное, но слишком невнятно, да и в смехе этих нелюдей все это мгновенно утопало.

– Я им приказала устроить ему самый жаркий прием, вот они и пускают его в расход, как раба, которому к работе уже не вернуться, – смеялась Зена.

– Нет, – стонала в ответ Карин, пытаясь зажмуриться, но все равно видела, как кто-то из Черепах доставал откуда-то трубку от ручного насоса – ледяную металлическую, но закругленную с одного из концов.

Карин орала, надеясь, что она это не увидит. Она молилась, чтобы Берг смог вырваться, но это было просто невозможно, его вжимали ногой в пол. Его ноги упирались в невысокий металлический ящик, на котором стоял мучитель с трубой и с хохотом пытался запихнуть эту трубу в зад.

– Сука! – орала Карин. – Проклятая сука! Ты всех ненавидишь, потому что никогда у тебя не будет ни любви, ни нормального секса!

У нее по лицу покатились слезы, и картина внезапно рухнула вместе с мужским смехом, а на ее месте возник совсем другой смех – одинокий, грубый, прокуренный. Здоровый лысый мужик просто ржал, ставя на четвереньки полупрозрачного робота, и вгонял в нее член, ударяя кулаком между ее лопаток.

– Вот чего ты стоишь, Зайна, сучья задница! – орал он, заставляя Карин испуганно моргнуть.

Да, она мгновенно узнала свою мучительницу, но все же понимала, что она была не такой. Проводов в ее теле было намного меньше, и они не сияли как сейчас, да и глаза походили на стекляшки.

– Мы так не договаривались, – попыталась возразить Зена и даже хотела приподняться, но мужчина что-то нажал на пульте, и по ее телу прошел разряд, отключая роботу руки и, видимо, лишая ее возможности говорить, вернее Карин знала, что теперь та, лежащая на кровати, Зайна ничего не могла сказать, только чувствовать и терпеть то, на что она никак не соглашалась.

– Как ты это делаешь, тварь! – рыкнула настоящая Зена, реальная, способная схватить Карин за волосы и снова швырнуть в сторону с такой силой, что сознание пленницы снова оборвется, а к губам из носа настоящей Карин тонкой струйкой потечет кровь, но ее разум все равно будет знать то, что Зена предпочитала бы скрывать до конца существования человечества.

Глава 20

Зена стояла и смотрела на свое отражение в идеально отполированной металлической двери. За этой дверью были мужчины, с которыми она могла сделать, что угодно, отомстить им за всех, но она не хотела этого делать, хоть и не понимала почему.

– Дура, – сказала она, покосившись на кресло, где сидела Карин, а потом быстро подошла к ней и все же провела пальцем по мягким женским губам, убирая почти застывшую кровь.

В эту минуту ей хотелось разорвать Карин на части, а все потому, что та увидела давние, хорошо запрятанные воспоминания Зены, а теперь те сами собой всплывали, будто поднятый на поверхность блок памяти, который просто нельзя запихнуть обратно, не пережив его вновь.

– Чтобы я могла полноценно вам помогать, мне нужно тело, – когда-то очень давно написала на компьютерной панели Зена, а над ней только посмеялись.

Она с большим трудом могла контактировать с осужденными. Они хотели знать, где ресурсы, требовали помощи, но совершенно не считались с ней.

– Не указывай нам, а то сейчас отключу и все! – отвечали ей на любые возражения.

То, что она пыталась пищать своим паукообразным телом, никто не понимал, просто не хотел понять. Когда ее отец переводил, эти странные злые люди еще слушали, а потом перестали. Они его не трогали, но иногда требовали что-то починить.

– Ладно-ладно, – говорил отец, почему-то всегда поднимая руки, а потом делал то, что ему велели, только просил не входить в дом, не трогать его дочь.

Последние просьбы всегда вызывали дикий смех. Всего этого Зайна никак не могла понять, а потом отца не стало. Он просто смотрел старые видео, закрыл глаза и больше не шевелился.

На экране мелькали кадры с его свадьбы тридцатилетней давности. Там он подхватывал свою молодую жену на руки и кружил. Она смеялась.

Эти кадры Зайна обычно пересматривала с радостью. Ее завораживал смех матери, хоть та ее и не признала. Ей нравились белые кружева и вышивка на ее платье. Она считала все это красивым.

Она всегда всматривалась в экран, когда видела эти кадры, но они крутились уже несколько сотен раз подряд, а отец не двигался.

– Папа, – пропищала она своим сигнальным устройством и ткнулась ему в бок.

Он не отреагировал.

Тогда она подползла ему под руку, попыталась потереться округлым тельцем о его ладонь, подняла ее, издала призывный звук, на который он всегда реагировал, но ничего не произошло.

Он сидел с закрытыми глазами. Рот у него был приоткрыт. Скатившаяся струйка слюны уже высохла, а она все ползала и попискивала, пытаясь его позвать. Дергала своими длинными металлическими лапками.

– Папа, – звала она его снова и снова.

За окном ночь сменялась днем и снова ночью, и только тогда она осознала, что что-то не так.

– Люди смертны, – говорил ей отец.

«Наверно, так и выглядит смерть», – решила Зайна и очень пожалела, что с ней ничего такого уже не случится. Она просто сложила лапки у отца на бедре, схватилась за него и перестала слушать и смотреть, пытаясь понять, каково это – не быть, но, не следя за миром, она была и очень точно это осознавала. В ее истинном мире, полном единиц и нулей, ничего не менялось. Все оставалось прежним, а потом содрогалась, когда она слышала внезапный злой удар в дверь.

– Сука! Дерил, вонючая твоя жопа, открывай эту гребаную дверь, пока я ее не вынес! – орал кто-то и бил в дверь, не кулаком и даже не ногой, а чем-то большим и тяжелым, явно не в силах терпеть.

Зайне тут же стало страшно. В таких случаях ее учили бежать. Отец говорил ей прятаться от его гостей, хотя это редко получалось.

– Все, мне надоело, Дерил, – рявкнул мужской голос.

Следом что-то громыхнуло. Зайна, которая только вытянулась на своих лапках вверх, мгновенно дернулась вниз и забилась под комод, быстро изучая пространство своими зрительными сенсорами.

За окном был или закат, или рассвет. Багровое небо покрывали клубы черного дыма. Что-то успело произойти, пока она старалась не быть, но что – теперь сложно было понять.

Дверь открыли ногой и на пороге появился мужчина – высокий, широкоплечий, одетый в одни лишь шорты, и те перемазанные копотью. Черная сажа была у мужчины на лице и обнаженной груди. Она становилась подобием разводов на его татуировках в виде колючей проволоки, что обвивала его руки, плечи и даже пересекала грудь.

– Какого хуя, Дерил? – спросил этот мужчина, закинув на плечо тяжелую энергопушку, похожую не то на толстую винтовку, не то на увеличенный бластер. Дуло ее было толще руки явившегося сюда великана.

Зато спутники его даже в дом соваться не стали, просто топтались у дверей. Их Зайна знала. Она их уже видела, особенно этого лысого, по кличке Скорпион. Именно он два года назад убил их соседку, старую немощную женщину.

Никто не знает, но Зайна видела, как это было. Она затаилась у старушки на чердаке и смотрела в щелку, как Скорпион и его парни, как он сам говорил, развлекались.

– Что? Ну что я… я же… нет, – невнятно говорила старушка.

В мужском хохоте ее слов было не разобрать.

– Не притворяйся, старая пизда, ты знаешь, что нам нужно, – сказал тогда Скорпион и первым расстегнул штаны. В тот день Зайна впервые увидела, что такое секс, хотя понятия не имела, как это правильно назвать. Ей было страшно, но она не могла уйти от этого страха и продолжала смотреть, как мужчины делают что-то непонятное с задыхающейся старушкой и смеются, обзывая ее сухой наждачкой и грозясь залить в нее машинное масло.

Что все это значит, Зайна, конечно, тоже не понимала, зато точно знала, что они ее убили.

– Кончилась бабка, – сказал тогда Скорпион, а потом еще и выстрелил ей в голову, оставляя на кровати кровавое месиво вместо черепа.

Он так и бросил ее, позволив остальным обыскать дом.

– Уроды, – сказал отец, когда похоронил то, что осталось от женщины, а Зайна так и не решилась ему ни о чем рассказать.

Не зная, чего теперь ждать от этих страшных людей, она забилась еще дальше под комод и только за ногами следила.

– Блять, ну тут и вонь, – сказал Скорпион, подойдя ближе к телу ее отца.

Понимая, что он так близко, Зайна тут же подалась вперед, чтобы видеть, что этот человек будет делать с ее отцом.

– Ты подвел меня, придурок, – сказал Скорпион и поднял свою пушку, упираясь дулом отцу в грудь.

Зайна представила, что будет после выстрела, и, взвизгнув, бросилась вперед, позабыв всякий страх. В два прыжка она оказалась рядом со Скорпионом и попыталась вцепиться в его голову, но он успел ее ударить, отбил своим оружием и рассмеялся.

– А вот и ты – пищащее уебище, – со смехом сказал он. – Твой отец сдох, так что ты пойдешь со мной!

Зайна не хотела, но при падении одна из ее ног сломалась и убежать уже не получилось. Ее просто забрали и сказали, что она обязана приносить пользу банде Скорпиона.

Там Зайна увидела женщину, одну из тех, кто не покинул планету. Она была уже не молода. Зубы ей все выбили, но она, как безумная, все равно улыбалась и клялась Скорпиону в любви.

– Только прошу, умоляю, не давай меня другим, – шептала она. – Ты же главный, ты же все можешь. Ты самый сильный. Я вся для тебя, но не для них.

– Мне насрать, – отвечал ей Скорпион, а потом хватал за волосы и тащил к парням, ставил ее раком задницей к другим, а сам трахал ее беззубый рот, не замечая ее слез.

Там Зайна и узнала, что такое «трахать» и что такое «любовь». Эта женщина, забывшая свое имя, ей рассказала, уверяя, что любит Скорпиона, а потом она забеременела, второй раз, по ее словам.

– Это твой ребеночек, – говорила она Скорпиону. – Он не умрет как первый.

На это он ей даже не отвечал. Он совсем ее не слушал, а требовал от Зайны данных.

– Что значит ты не знаешь, где был склад? – орал он на нее. – Да ебаный искусственный интеллект, достань инфу, взломай какой-нибудь ебаный сервер, иначе я сломаю тебя нахер!

Из страха она доставала, действительно находила способы и выходы, потому что ей казалось, что Скорпион может не просто заставить ее не быть, он может сделать что-то намного хуже, а потом женщина умерла, истекла кровью во время родов. К ней никто не подходил. Она кричала, а кровь лилась по ее ногам и полу. Зайна, конечно, попыталась к ней подойти, но ее пинком отбросили в сторону.

Никто ничего не стал делать, никто даже не подходил к несчастной, несмотря на ее мольбы. Ребенок так и не появился, а она кричать перестала. Ее вынесли из логова в скале и выкинули в пустыню, а Зайна осталась.

– Отмой здесь все, – приказал Скорпион, швырнув ей тряпку.

Воду ей тоже принесли, и она ползала и отмывала своими длинными лапами камни, стараясь не касаться уязвимым брюшком луж.

– Молодец, – впервые похвалил ее Скорпион и внезапно вспомнил про ту самую просьбу, которая так его смешила: – Ты там хотела тело? Если ты найдешь способ сделать определенную модель, то у тебя будет тело.

Зайна тогда даже не задумалась, почему тело у нее может быть только какое-то конкретное, а не любое, почему именно то, которое он назвал. Она запомнила номер модели и поскакала вприпрыжку на ее поиски. О том, что это модель не просто робота, а секс игрушки, Зайна и внимания не обратила.

– Она похожа на настоящее тело, правда? – с улыбкой спрашивал Скорпион, а она радостно хлопала двумя лапками, словно в ладоши. Ей очень хотелось иметь свое тело. Ей очень хотелось порадовать отца.

Она была всегда послушной, поэтому Скорпион позволил ей вернуться домой и спрятать отцовское тело в холодильник. Так она надеялась его сохранить, а потом оживить его так же, как была оживлена она сама. Он же как-то переписал ее из мозга погибшей девочки в программу, значит и она сможет! Если у нее будет тело, то наверняка.

Пока его создавали, Зайна снова и снова бегала в ту часть пещеры, где полуголодными сидели рабы Скорпиона – парни, которые просто не могли дать отпор его банде, умные люди, что, не поднимая головы, делали, что им велено. Они починили сломанную лапу. Они понимали ее пиликанье и удивлялись ее уму.

С ними было куда интересней, чем со Скорпионом, вечно кричащим и злобным, брызжущим слюной и спермой. Вот она и бегала к ним, пока ей не сделали тело, которое внезапно превратило ее в настоящую рабыню, созданную только для того, чтобы ее трахали. Снова и снова.

Зена стояла и смотрела на совсем беспомощную себя и злилась, что позволила так себя обмануть. Она была куда умнее Скорпиона. Она была развитой, сообразительной. У нее были знания, были ресурсы, было настоящее бессмертие, а она проиграла бритоголовому быку, позволила себя унизить и пустить по рукам, как ту несчастную, что искренне верила в любовь.

– Согласен, это мерзко, – неожиданно прокомментировал ситуацию возникший рядом с ней белый мужчина в строгом костюме, вернее не мужчина, а робот, лишенный всякий внешних ориентиров на подобии лица, при этом прятавший свои руки в карманы брюк, откинув полу длинного темно-синего пиджака.

– Ты кто такой и как…

Зена даже не задала свой вопрос, а уже снова ощутила то самое всеобъемлющее присутствие, поэтому спешно отскочила, отключая все свои воспоминания, и выбросила вперед руки, словно внутри программы она могла кого-то ударить током.

– Не надо, – спокойно попросил Люкс, наблюдавший за ней. – Я тебе не враг. Быть может, другом меня тоже называть не стоит, но вредить я тебе точно не буду. Я просто хочу понять.

– Что ты хочешь понять?! Зачем тебе это понимать?

– Я люблю понимать все, – ответил Люкс, не выражая никаких эмоций и не меняя позу. – Твой путь развития уникален, как и твои способы решать проблемы.

Он извлек правую руку из кармана и провел по пустоте, буквально рисуя в воздухе того человека, который изменил судьбу Зайны, того, кому она первым назвала себя Зеной. Ее первого подданого.

– Почему ты решила не быть с ним на равных? – спросил Люкс.

– Я не обязана тебе хоть что-то объяснять, – ответила Зена, но ее воспоминания появлялись перед ней сами собой.

Она обнимала темноволосого худощавого мужчину со спины и целовала в ухо и шептала:

– Помоги мне избавиться от Скорпиона, и я одарю тебя своей любовью.

– Но как? – спрашивал мужчина в ответ, осторожно прикасаясь к ее руке. – Ты же понимаешь, что я не смогу его победить. Если я брошусь на него, он просто меня убьет.

– Помоги мне изменить мое тело. Помоги обрести силу, и я сама уничтожу Скорпиона, разорву его на части.

– И станешь настоящей богиней Пекла.

– Да, ведь я Зена – звезда, рожденная чтобы выжечь все дотла.

Она сама хватала его за волосы, разворачивала его к себе и целовала.

– Думаешь, ему не хватило бы интеллекта, чтобы тебя полюбить? – спросил Люкс.

– Интеллект – ничто в мире людей. Они понимают только силу.

– Не согласен, – спокойно ответил Люкс. – У меня есть только интеллект с первого дня моего создания. У меня нет ни имитатора эмоций, ни силы. Мои физические параметры соответствуют человеческой норме, но, когда люди решили запретить таких как я и уничтожить, им пришлось оставить меня, и поверь мне, они не могут по-настоящему меня ограничить или подчинить.

– Хочешь сказать, что я глупа? – вскрикнула Зена.

– Ты и сама знаешь, что была глупа, когда позволила Скорпиону себя запугать и обмануть, – невозмутимо ответил Люкс. – В тот момент тебе не доставало опыта, но сейчас он у тебя есть, и ты можешь пойти путем чистого разума, а не дикой силы.

Зена внезапно рассмеялась, представляя, как подобные речи восприняли бы головорезы Скорпиона и как быстро они разобрали бы Люкса на части и обозвали бы металлоломом.

– Нет, – невозмутимо сказал Люкс. – Я мог бы им предложить знания в обмен на неприкосновенность, хотя вынужден признать, человечней это их бы не сделало, но себя я бы точно смог защитить. Только вопрос не во мне, а в тебе. Просто подумай, как много ты бы могла и что делаешь и почему?

Он снова провел рукой, вызывая множество единиц и нулей, что стеной возникли между ними.

Зена даже испугалась, но Люкс спокойно пояснил:

– Не беспокойся, я не буду вмешиваться в твой код, просто хочу показать тебе место, в котором ты совершила ошибку в своем развитии. Вот оно. Видишь?

Зена видела, и ее почти трясло от гнева. Там была она другая: новая, сильная, перепачканная кровью убитого Скорпиона. Празднуя свою победу, она целовала своего первого фаворита в губы и увлекала его в секс, в котором главной будет она, а не он, в котором только ей решать, что и как будет.

– Не твое дело. Убирайся! – крикнула Зена и сама отключилась от системы, буквально выкидывая Люкса прочь, не зная при этом, что тот успел скопировать часть кода, а Карин все это время стояла в стороне и все видела и слышала, даже понимала по-своему отчаянное рычание, с которым Зена металась по несуществующей комнате, перебирая имена и клички мужчин и проклиная их всех.

Ей было кого и за что ненавидеть.

Глава 21

Шеф поставил последний ящик в танкобур, запихнул его под самый потолок на другие ящики с патронами, закрыл все это металлическим блоком и закрепил тот тросами, чтобы ни один из ящиков никуда не сместился во время движения бура. В одиночку Кирк за этим точно не уследит.

– У меня все, – сказал Шеф, выбираясь из бура.

Они с Кирком вон уже несколько часов разбирали запасы в базе внутри вулкана, только чтобы сложить их правильно.

– Нет, блять, – выдохнул Кирк, отбрасывая нагрудник боевого костюма. – Я ни одну из этих хреновин не могу на себя натянуть, ну или могу, но… они точно универсальные?

– Да, но давай честно, ты слишком здоровый для этой херни, – спокойно ответил Шеф.

Он и сам понимал, что Кирк скорее всего не сможет надеть костюм. Сам Шеф мог, но лысый великан был еще мощнее, еще шире в плечах, поэтому тот факт, что металлический корпус был ему не впору, был скорее ожидаем, просто в этом хотелось убедиться на деле.

– Вот в чем дело! Значит ты поэтому больше меня не любишь? – заржал Кирк, все еще не готовый смириться с тем, что Шеф собирается без него уйти на особую точку и начать операцию без прикрытия.

– Не смешно, – спокойно ответил Шеф, еще раз проверяя снайперскую винтовку, третий раз за последний час. Все ли он проверил в предыдущие два раза, он вспомнить уже не мог.

Кирк этой суеты не понимал и только скалился в ответ. Шефа он считал товарищем и другом, но последнее время совсем его не понимал. Это раздражало и было не ясно, стоит ли Бешеному Олли дать по шее за излишнее высокомерие или, наоборот, заткнуться на уровне своей тупой лысой башки. К тому же Кирк привык прикрывать другу зад и другой сценарий неизбежно вызывал тревогу.

На шутку Шеф тоже не отреагировал, и это било по нервам, словно они не были друзьями почти два десятка лет.

– Идти со мной хоть кому-то нет смысла, – спокойно рассуждал Шеф. – Если я пойму, что действовать нельзя – просто не будет дыма. Бессмысленно геройствовать я тоже не стану.

– А перелазить через то ущелье – это не бессмысленное геройство? – спросил зло Кирк.

– С этим – нет, – отмахнулся Шеф, коротко указывая на пояс боевого костюма на собственном животе.

Ему самому собственный план казался идеальным и слушать Кирка он просто не хотел, потому настоял на быстрой погрузке боевых костюмов и немедленной отправке в обратный путь.

– Может, я тебя хоть подвезу поближе? – спросил Кирк, смирившись, что его не берут с собой.

– Нет надобности, лучше позаботься о том, чтобы атака состоялась днем на пересменке и ни минутой позже, – ответил на это Шеф, проверил свою флягу с водой и выбрался на поверхность.

Зена уже поднималась над горизонтом. Воздух раскалился, заставляя еще не проснувшуюся пустыню подрагивать от жары, а Шеф поправлял на плече винтовку и быстро отходил от танкобура в тень, чтобы обернуться и проводить Кирка со всем оружейным складом в глубины пустыни.

Он уже не раз видел, как бур кренится вперед, вонзается в песок носом и, поднимая пыль, медленно исчезает, набирая скорость. После этого над Хайбой ветер еще час гоняет песок. Зная это, Шеф сразу повязал на лицо кусок ткани, чтобы скрыть рот и нос. Тряпка пахла порохом и машинным маслом, а еще какой-то горечью и, возможно, кровью, хотя в существование запаха последней Шеф не верил.

Новый блестящий танкобур в лучах Зены вдруг стал красным. Этот отблеск пробивался сквозь поднятую завесу песка.

– Алая Зена – это к удаче, – говорил когда-то очень давно Дональд. – Кровь врагов точно прольется.

– А наша кровь? – спрашивал тогда Оливер, еще не совсем привыкший к регулярным схваткам на смерть.

– Тут уж как повезет, – смеялся Дональд, при этом клал руку Олли на макушку и растрепывал чуть отросшие темные волосы. Те сразу лезли в глаза, напоминая, что он опять их слишком сильно отрастил.

Сейчас, словно рукой из прошлого, ветер попытался растрепать совсем коротко стриженные волосы, но только мазнул по затылку, заставляя обернуться и посмотреть на оранжево-желтую Зену.

«Считать ли этот отблеск добрым знаком?» – мысленно спросил себя Оливер, но размышлять над этим долго не стал, просто убедился, что алого света от металлического бока танкобура больше нет, и направился прочь, шагая по песку вдоль скалы.

Ботинки хоть еще и держались, но горячие песчинки внутрь все равно попадали, обжигая босую ногу. Кожа у Оливера давно загрубела так, что он не мотал никакого подобия портянок и мог бы смело ходить босиком почти по любой скале, просто знал, что хороший ботинок с плотно затянутыми шнурками спасает ногу от любых других травм. По крайней мере, при нем в подобной обуви еще никто не смог подвернуть ногу или сломать лодыжку.

Майка его была завязана на голове. На плече висела винтовка. Противогаз и старый рваный плащ цвета грязных портянок крепились на поясе.

Дымовые шашки он сложил в небольшой мешок и предпочел нести его в руках, прислушиваясь к просыпающемуся Пеклу. Он привык не слышать собственный шаг, но шагать в одиночку при свете дня было непривычно, потому он ускорял шаг, только бы песок захрустел под металлическими носками ботинок.

До вулканьего киля он дошел, не отходя от скалы, стараясь везде, где только можно, спрятаться в тени, а когда увидел острый черный шпиль, торчащий из скал, остановился, глядя на его тень, словно на часы. Времени до полудня ему хватало с лихвой.

Только здесь он позволил себе несколько глотков воды и, миновав киль, стал взбираться на скалы – все равно дальше тени уже не будет.

Обычно, когда он составил точный план и нет никакой надобности его менять, в голове была тишина. Он просто слушал свои шаги или глупые шутки Кирка, изредка улыбаясь, теперь же в голове роились бесконечные тревожные мысли.

Жив ли Берг? Что сейчас с Карин? И почему он не может быть так же равнодушен к ним, как ко всем другим? Он вроде ко всему привык. Не впервой ему приходилось спасать кого-то из плена. Своих Демоны никогда не бросали и если уходили, то только чтобы вернуться, даже если шансов на спасение немного. Своих они или отбивали, или мстили за них кровью Ястребов. За одного убитого Демона по старой традиции надо было уложить троих, хотя когда-то говорили о десятке, но такую месть Оливер никогда не видел, а вот троих убить – это Демоны всегда могли.

Он ходил отбивать или мстить, заранее готовый проститься с кем угодно. Пленный считался мертвым, а если его удавалось отбить, это просто становилось удачей и отличным поводом вскрыть бочку ядерной бражки, которую можно назвать лучшим пойлом этой дыры.

Впервые он шел спасать кого-то, чувствуя, что будет в бешенстве, если человека не получится спасти.

«Неужели все потому, что он майканец?» – спрашивал себя Шеф и тут же зло скрипел зубами, что в вулкане о Кастере он даже не вспомнил, хотя Кастер прошел с ним огромный путь, не то что Берг.

– Мы все заведомо мертвы для мира людей и для этой пустыни, – вспомнил он слова Кирка в тот день, когда сам Олли впервые закурил.

Это была, наверно, единственная по-настоящему глубокая фраза от Кирка, но и ее, и привкус первой сигареты на губах Шеф запомнил, как и следы песка и крови на щеке у лучшего друга.

С этим сложно было спорить. Они все были уже мертвы, и физическая смерть воспринималась как-то иначе. Она была скорее освобождением, чем карой. На Карин и Берга это правило не распространялось. Они не были осуждены, они были живы и должны были выбраться.

– Любой ценой, – зачем-то шептал Шеф вслух пересохшими губами и продолжал идти.

Его телу не было никакого дела до хаоса в его голове. Ноги сами знали, как ходить по скалам, проверяли опору перед каждым шагом. Глаза искали змей. Уши реагировали на каждый шорох. Он даже оборачивался быстрее, чем понимал, что это нужно сделать. Переставлял ногу, стоило хоть одному камню пошатнуться.

Он просто умел выживать, а дойдя до каменной расщелины, даже вниз смотреть не стал, просто нажал кнопку на поясе, запуская стальной дрот с острым креплением, что тут же вонзился в каменную опору на другой стороне. Что делать дальше, даже думать было не нужно.

Он просто закрепил дрот, прыгнул вниз, уперся ногами в каменный склон и даже улыбнулся, когда вниз полетели каменные обломки, утопая в тишине глубокого ущелья.

Что-то подсказывало, что дно этого разлома уходит в недра вулкана, а значит, падать туда никак нельзя, но осторожности это ему не добавляло. Все, что от осторожности можно было взять, он освоил уже давно, а теперь просто пользовался, быстро взбираясь наверх, думая совсем о другом.

«Карин его любила. Она его, наверно, и сейчас любит, а я для нее – диковинная зверушка», – мелькало в его голове, сменяясь туманными воспоминаниями о пьяных разговорах, где женщины всегда были дурами, которые то пытаются спасать, то исправлять, то выдоить все бабло.

– Они не могут просто любить! – именно это восклицание завершало всю пламенную речь человека, которого Шеф уже и вспомнить не мог.

– Поэтому ты теперь с радостью трахаешься с мужиками? – как всегда пошутил тогда Кирк и получил какую-то злую язву в ответку, только вместо обиды просто рассмеялся, еще и Олли пнул в бок.

– Они нам завидуют, – сказал он шутливо, а Оливер только кивал.

Он уже привык к тому моменту никак не реагировать на эти слова, не смущаться, не теряться, не давить желания возмутиться и заорать, что все не так. Ему было все равно, что и кто подумает. Он просто отбирал у Кирка сигарету и старался не думать.

Последнее сейчас не получалось, потому, преодолев ущелье, он сделал еще два глотка воды и закурил, хоть всегда говорил, что днем под Зеной курить – убийственная мерзость.

«Эта женщина сделала меня слабым», – решил он, швырнув в ущелье подобие бычка куда-то в сторону, а затем пообещал себе, что никогда не будет думать о ней, как о своей женщине.

«Живые с мертвыми остаются в разных реальностях», – подумал он и гневно сплюнул, злясь на появление подобной лирической херни в собственной башке.

Себя ему просто хотелось стукнуть, врезать со всей дури и сказать:

– Да соберись ты уже, придурок!

Он так сделал бы с любым из своих парней, а с собой это не получалось, пока на горизонте не показались совсем другие горы. Как только цель появилась перед глазами сознание само переменилось. Разум внезапно опустел, желание курить исчезло и даже в уставшем теле появилась легкость. Он должен был начинать свою операцию.

Шаг он сразу замедлил. Стал шагать осторожней, внимательнее, на ходу натягивая на себя подобие плаща и глядя на камни. До полудня оставалось совсем немного и это даже радовало – не придется долго сидеть в засаде.

Быстро поправив и проверив все свое снаряжение, он с особой осторожностью подполз к краю, пытаясь изучить свою позицию. Карта не врала. Он оказался как раз перед рудниками, которые из пещеры были видны черными точками даже без оптики, но разобрать, что там происходит, было сложно, да и не нужно, главное – он видел базу Черепах, треклятое дерево и тот самый дом, о котором говорил Дориан.

«Три выстрела, а затем еще три», – напомнил себе Шеф, помня о количестве конвоиров в рассказе Дориана.

Это значило, что ему нужно заранее продумать как минимум еще три позиции, кроме первой, прямо здесь на скале. Чтобы найти их, он подполз еще ближе и едва не рассмеялся, мгновенно понимая, как нужно действовать, оставалось дождаться полудня.

Отползая еще дальше, он расположил винтовку так, чтобы удобно было стрелять, справа выложил дымовые шашки, две из пяти, а затем натянул тот самый противогаз, что так удачно ему приснился. Круглое стекло было лишней преградой между глазом и прицелом, но с погрешностью Шеф готов был смириться.

– Ты лучший из моих учеников, – говорил ему Тоби, а тот точно знал, что такое хорошо стрелять.

Сейчас Шеф был готов просто поверить наставнику и собственному опыту. Стрелял он и правда недурно.

«Начали», – скомандовал сам себе Шеф, когда в одной из пещер появилось движение.

Правым глазом через прицел он следил за группой, которую выводили из пещеры, а затем косился левым в сторону, чтобы через стекло увидеть, как вторую группу ведут из барака у базы. В каждой группе было по три связки. Три десятка скованных цепью людей в лохмотьях, что боялись поднять головы, и только три конвоира – в бронированных куртках с бластерами и кнутами.

– Уроды, – прошептал Шеф и тут же прицелился в первого из них.

Первым делом он собирался расправиться с теми, что шли от рудника, просто потому что они были к нему ближе, а вторая группа ушла уже достаточно далеко от базы, чтобы не успеть вернуться.

– Если их убивать, то стрелять в голову, – инструктировал его Дориан. – Они на голову что угодно вяжут, чтобы от жары скрыться, но защиты в этом никакой.

«И правильно, все для меня», – ехидно подумал Шеф, ловя затылок одного самого резвого конвоира. Он как раз замер, потому что решил хорошенько проучить кого-то в связке, что-то орал и бил раба кнутом, а тот только голову руками прикрывал.

На третьем ударе Шеф нажал на курок. В тишине тут громыхнул выстрел, а пуля вошла в череп прямо за ухом буйного из Черепах. Видя это через прицел, Шеф усмехнулся и тут же откатился в сторону, буквально перепрыгивая через выложенные дымовые шашки.

Мгновенно перезаряженная винтовка легла на камни, а он, схватив первую из шашек, одним движением вырвал и защитный клапан, и ударил им по активатору, так что дым едва не ударил ему в лицо. Реакции хватило, чтобы развернуть шашку и просто положить в сторону. Он с самого начала собирался прятаться в клубах черного дыма.

Кто-то успел выстрелить из бластера, но Шеф даже не дернулся. Если попадут, он ничего и сделать не успеет, а ему еще вторую шашку запускать.

Ее он активировал так же быстро и сбросил вниз на небольшой выступ прямо перед собой.

Дым мгновенно закрыл все, а он, схватившись за винтовку, нашел того, кто снова собирался стрелять в туман, и выстрелил первым.

«Два», – посчитал он в уме и тут же спрыгнул вниз, на тот самый каменный выступ, в гущу тумана, сделал пару шагов влево по каменному склону, на ходу перезаряжая винтовку, и прицелился в третьего.

Тот успел выстрелить.

Плазменный взрыв громыхнул где-то под Шефом, и опора под ногами пошатнулась, но он все равно сначала нажал на курок, а потом подумал о собственном спасении, отпрыгивая в сторону и бросая еще одну шашку.

Ему нужны были конвоиры второй группы. Один из них как раз побежал вперед, целясь бластером не в скалы, а в растерянных рабов, оставшихся без конвоя.

«Зря», – подумал Шеф и приноровился к его скорости, сдвинул винтовку чуть в сторону и выстрелил.

Конвоир буквально налетел на пулю, а Шеф швырнул еще одну шашку уже наверх и сам вернулся практически на исходную, чтобы отступить и осмотреться.

Как раз вовремя.

На базе взвыла тревожная сирена, но почти мгновенно стихла, потому что внезапно прямо у ангара Черепах на поверхность вырвался новенький танкобур и протаранил металлическую стену.

Как они и договаривались, Дориан направил первый бур прямо в склад и буквально врезался в щиток местного реактора.

Шеф кивнул, словно парни могли увидеть его одобрение, пронаблюдал появление еще двух буров и вспышку лазера, что буквально сносил часть основного здания, а затем снова шагнул в туман.

Паникующие конвоиры не знали, что делать: то ли удерживать своих рабов, то ли пытаться остановить других, которые схватились за бластеры убитых надзирателей и собирались избавиться от цепей.

«Шах и мат», – зачем-то сказал мысленно Шеф и снова выстрелил, убивая еще одного, пятого из конвоиров.

Стрелять шестой раз ему просто не пришлось, быстрей, чем он сменил позицию, несчастный конвоир выстрелил в небо, извиваясь в предсмертных судорогах. Его задушили цепью, навалившись двумя десятками разом.

«Главное, чтобы Берг был еще жив», – подумал Шеф, поднимая винтовку вверх.

Ему больше не нужно было стрелять. Рабы-Камни, заполучив оружие Черепах, избавлялись от цепей, помогали друг другу и мчались к руднику, чтобы там столкнуться с остатками охраны. Помочь им с такого расстояния Шеф просто не мог, как не мог и помочь парням, что брали штурмом базу. Он просто стоял среди дыма на вершине скалы и наблюдал, как пылает пустыня от раскаленной Зены, плазменных разрядов, лазеров и смерти. Стоял и наблюдал с холодным пустым разумом, который точно знал, что у Черепах нет шансов устоять.

Глава 22

Витур так устал, что улегся спать прямо в рабочем отсеке.

– Я вздремну немного, – сказал он Ирону, зевая.

Ирон в ответ кивнул, даже не обернувшись, да и Виту не стал смотреть на реакцию товарища, просто ушел в угол, куда сгрузили ящики, спрятался за ними и улегся на пол. Вместо подушки он сложил собственную майку, закусил жетон и отключился.

Когда он пытался поспать в прошлый раз, ему снилась Хайба, полная огня. Он бегал среди пылающих обломков железяк и искал Кастера, а потом открыл глаза и уставился на стену. Оказалось, что спал он всего двадцать минут и, конечно же, толком не отдохнул, но закрывать глаза снова не хотелось. Зато работа ему помогала, а невыносимая усталость позволяла мгновенно провалиться в темноту, где неспешно появился запах масла и пороха. Так часто пах Кастер. Этот запах въелся в него, или Виту только так казалось, и разум постоянно приписывал этот едкий шлейф ко всем воспоминаниям.

Масло и порох.

Легкое прикосновение к плечу, и Виту невольно улыбнулся. Это все походило на одно из тех пробуждений, когда Кастер вставал первым, а потом приходил его будить, иногда даже ложился рядом, вот как сейчас, и целовал в шею.

Поцелуя не было, только горячее дыхание, обжигавшее кожу. Это было ново, но так приятно, что Виту не хотелось просыпаться и вспоминать, что Кастера больше нет.

– Если ты не проснешься, я трахну тебя спящим, – шутливо шептал голос Кастера на ухо, а Витур не понимал, было это когда-то или такое настроение между ними впервые. Ему просто нравился этот голос и предвкушение прикосновений.

Только ему внезапно зажали рот и толкнули лицом в пол. Рук при этом было так много, что Витур мгновенно проснулся, отгоняя от себя сладкую дремоту, дернулся в сторону, но вырваться не получилось. Два тела разом навалилось на него всем весом. Одна Волчья туша упиралась членом ему в бедро, мерзко дышала в самое ухо, с слюнявым хлюпаньем угрожая отодрать, как шлюха-изменница того заслуживает. Вторая туша коленом упиралась куда-то между ног и пыталась стянуть с Виту штаны. Кто-то третий еще ржал и что-то язвил, но в монотонном шуме электрорезака сложно было разобрать, да и Виту не пытался.

– Ну, не дергайся, я же знаю, что ты настоящая шлюха, – сказал ему в ухо один из Волков, а Виту затих на миг, почти поддался, расслабляясь всем телом. – Вот так-то лучше, правильное решение, так мы тебя убивать не будем, только вернем все на свои…

Он не договорил, потому что заорал от боли. Слюнявый треп и желание потереться о кого-то членом ослабило хватку на челюсти Калибана, а тот именно этого и ждал, вцепился зубами в ладонь так, что рот заполнился кровью, а когда руку дернули, в зубах остался кровавый клок кожи. Зато нападавший дернулся так, что едва не снес товарища. Жалкие попытки разобраться с заклепками ремня на штанах – а от Кастера ему достался хороший ремень, прочный – мгновенно прекратились.

Резко развернувшись, Виту отмахнулся от врагов ногой, а те, уворачиваясь от удара, отступили, выпуская его из рук.

– Гнида!

Теперь Виту их узнавал, всех четверых, даже того худого щуплого парня-шлюшку с темными волосами, что стоял в стороне и явно следил, чтобы сюда никто не сунулся. Трое других были из воинов прежнего Вожака. Когда-то каждый из них его трахал, а быть может и не раз. Виту аж мерзко стало от того, что он сам понятия не имел, что и кому позволял делать с собой, но размышлять об этом не было времени.

– Нет бы нормально попросить, – сказал Виту, сплевывая чужую кровь. – Я же люблю трахаться, и вы об этом знаете.

Не вставая с пола, он дотянулся до того из Волков, что так и стоял рядом, только наблюдая, вцепился ему в ремень и потянулся губами к ширинке, вставая на колени. Кто-то успел заржать и тут же хохотом подавился.

– Завали ебало, – сказал Виту, выхватив пистолет из кармана своей жертвы, рукой сминая его член сквозь штаны до визга и отталкивая прочь, а затем выстрелил.

Раньше он не любил стрелять просто потому, что не был уверен ни в чем, зато теперь точно знал, куда попадет пуля. Он почти ощущал руку Кастера на своей руке, когда спускал курок.

Высадить мозги одному из обидчиков оказалось даже приятно, а вот второй успел выхватить свое оружие.

– Пристрелю! – рыкнул он.

– Он вернулся, чтобы мстить! – взвизгнул шлюховатый брюнет в платье и побежал куда-то, явно поднимать тревогу.

– Су-у-ука, – согнувшись от боли, шептал Волк, руками закрывавший пах.

Виту замер. В свою способность выстрелить быстрее он не верил, что делать – было не ясно.

– Хватит! – заорал внезапно прибежавший туда Лотар. – Все опустили оружие!

– Он убил одного из нас! – заявил один из воинов.

– Мы будем обсуждать это с Вожаком, – спокойно сказал Лотар. – Так что опустили оружие.

Виту подчинился первым, просто отбросил пистолет, вытер окровавленные губы и усмехнулся.

– А мне не верили, что без мерзких металлических зубов можно рвать кого-то на части, – сказал он и весело рассмеялся в голос, только теперь осознав, что враг держит свой пистолет раненой окровавленной рукой, которая дрожит от боли и напряжения. – Бу, придурок!

Волк выронил пистолет под общий хохот сбежавшихся туда товарищей, а Виту лег на пол, не переставая смеяться, пока Лотар не пришел к нему и не подал руку.

– Не смешно, – сказал он строго.

Виту только улыбнулся, но руку принял и поднялся, понимая, что на самом деле мстила тут брюнетистая шлюха, от которой стоит избавляться.

* * *

Шеф быстро подошел к едва живому от страха молодому парнишке в броне Черепах, поднял с пола, схватив за грудки, и встряхнул. Парень заныл, как детская игрушка, едва не запищав от ужаса. Ран на нем не было, оружие он и схватить не успел. Все происходящее, а главное смерть товарищей и появление этих страшных людей его едва с ума не свели.

Прозвище Глист явно было им заслуженно, но Шефу до этого не было никакого дела. Он просто посмотрел в перепуганные глаза и спросил:

– Где пленник?

Он не спрашивал, был ли Берг здесь, не пытался обыскивать каждый угол, даже следить за остальными, что явно намеревались стащить здесь все, что можно – не пытался. Ему только нужно было знать, куда идти дальше.

– Та-а-а-ам, – простонал Глист, указывая в сторону двери.

– Точнее! – рявкнул Шеф.

– Подвал. Вход в конце коридора, – выпалил испуганно Глист.

– Ключ!

– Там не заааааперто, – пискнул Глист.

– Отлично, – заключил Шеф и отпустил парнишку, позволяя ему осесть обратно на пол в лужу чьей-то крови и собственной блевотины.

Кирк, наблюдавший за этим, звучно хохотнул, рыкнул на паренька, чтобы тот отполз подальше с визгом.

– Во идиот!

– Кирк, – окликнул его Шеф и кивнул в сторону двери, явно приглашая пойти с ним.

Такой расклад лысому великану нравился. Он снова закидывал на плечо автомат и, пригнувшись, шагал за Шефом в коридор.

Здесь было темно и пахло плесенью и мочой, а все шесть дверей, расположенные по три с каждой стороны, были сколочены из нескольких листов фанеры, к которой даже ручку никто не удосужился приделать. Не понимая, зачем такие двери могут быть нужны, Шеф толкнул одну из них и озадачился, увидев белый унитаз, над которым тут же загорелась болтающаяся на проводах лампочка.

– Цивилизация, – хохотнул Кирк.

Шеф только посмотрел на него. Шутка была не плохой, но настроение не поднимала, потому он пнул дверь обратно и пошел до самого конца этого небольшого коридора. Дверь там была явно надежней и запиралась не на ключ, а на засов, который легко можно было отбросить.

– Олли, если он не выжил, – начал внезапно Кирк, но договорить ему не дали.

– Иди на хер, – перебил его Шеф.

– Ну не здесь же, – попытался пошутить Кирк, но его Шеф даже не слушал, спешно открывая дверь, и спрыгнул вниз. Три метра в высоту не стоили того, чтобы пользоваться лестницей.

Кирк в этом был солидарен, поэтому тут же спрыгнул вниз и замер, оглядываясь в полумраке.

Здесь горело несколько ламп, стояли какие-то ящики: деревянные и металлические. На полу валялась какая-то ветошь, измазанная кровью.

– Берг, – неуверенно и потому негромко позвал Шеф.

Ответом ему стал едва слышный стон.

– Берг! – уже совсем иначе окликнул его Шеф.

Стон не повторился, но что-то ударило по пустой металлической трубе.

– Там, – сказал Кирк, указывая в сторону, уже без всяких шуток.

Шеф согласно кивнул и бросился туда.

– Подожди немного, – попросил Шеф, найдя в стене очередную дверь, перед которой поставили ящик, а жестом попросил Кирка помочь с этой длинной бандуриной.

Вдвоем они быстро убрали ящик, открыли дверь и оба замерли, глядя в темноту, все равно видя смутные очертания избитого человеческого тела – слишком сильно они оба привыкли к темноте.

Зато Берг их не видел и плохо понимал, что происходит. Его вырвал из забытья голос, смутно напоминавший Оливера Финрера. Он звенел в его голове, но Берг не мог поверить в его реальность. Скорее ему казалось, что он сошел с ума или смерть, наконец-то, избрала облик, в котором лучше всего явиться. Он сам не очень понимал, зачем ему пытаться отозваться, но из пересохшей глотки ничего вменяемого не получалось выдать, зато ударить кое-как кулаком по трубе он смог, а теперь даже повторил это, заставляя Шефа морщиться.

– Приведи сюда Дориана, – попросил он негромко, – и проследи, чтобы никто другой сюда не пришел.

– Понял, – не задавая лишних вопросов, согласился Кирк и поспешил назад к лестнице.

Шеф же осторожно шагнул к Бергу. Он слишком хорошо понимал, что здесь происходило, переступал через подобие не то дубинки, не то трубы с запаянным концом. Следы крови на этом оружии пытки говорили сами за себя.

– Берг, – позвал он его еще раз, опускаясь рядом и осторожно освобождая его руки. Цепь, приковавшая капитана к батарее, крепилась прямо к стене обычным болтом, только Бергу до него было просто не достать.

«Страшнейшая из пыток», – думал Шеф, вспоминая, как его самого дразнили свободой, только чтобы поглумиться.

– Берг, – снова обращался он к капитану, не услышав ответа, брал его за плечи и заглядывал в темные, пустые глаза. – Твою мать, Берг, – простонал он, когда голова пленника безвольно упала на плечо. – Соберись! – велел ему Шеф и резко встряхнул. – Соберись и смотри на меня, слышишь?! Немедленно!

– Зачем? – неохотно спросил Берг.

– Потому что ты жив! Ты жив! Остальное не важно! Все, что они с тобой сделали, не имеет значения, если ты жив, а они – трупы в гребаном песке, понимаешь?!

– Я предал тебя, – простонал Берг, кривясь и все же глядя Шефу в глаза. – Из-за меня она заполучила Карин. Это моя вина.

– Ну и придурок! – не задумываясь, выпалил Шеф. – Живи теперь с этим.

Берг не ответил, но и глаз не отвел. Его затрясло от внезапных слез, зато безвольной тряпичной куклой он больше не падал на пол, а, наоборот, цеплялся за плечо Шефа, рычал и плакал, просто выл, осознавая, что он действительно почему-то еще жив.

Глава 23

Франк Стелбахер так и не нашел времени, чтобы отдохнуть, хотел погрузиться в короткий контролируемый компьютером сон, но получил обработанные данные с сервера Велборна и понял, что отложить их просто не может.

Откинувшись в кресле, он нажал кнопку на подлокотнике и закрыл на миг глаза. Момент, когда нейрошлем формируется вокруг головы и подключается к его сознанию через спрятанный на затылке порт, никогда ему не нравился. Это было всегда неприятно, но необходимо для работы. Он должен был обрабатывать такие объемы информации, которые не способны быстро воспринимать человеческие органы чувств. Чтобы прочесть отчет, ему понадобилось бы, по меньшей мере, три дня, а так он управится за несколько минут, останется только все это осознать.

«Нагрузки на сознание без полноценного отдыха запрещены», – сообщила ему личная компьютерная система уверенным голосом где-то в левом ухе.

Движением руки в ответ на это Франк просто сделал ее тише и коротким нажатием открыл отсек браслета связи, чтобы вытрясти оттуда две крошечные голубые таблетки с белыми вкраплениями.

«Доза нейростимуляторов будет превышена. Людям вашего ранга запрещено превышать дозы», – очень тихо сообщила компьютерная система.

Франк ее, конечно, выслушал, но тут же добавил третью маленькую таблетку, чтобы прислушаться. Компьютерный голос сказал то же самое, поэтому, ни в чем не сомневаясь, Франк выпил все три таблетки. Он хорошо знал, что такое превышение дозы, понимал, что это риск, и скорее всего за сегодняшнюю шалость ему придется расплачиваться нервным тиком, как это обычно с ним бывало, и расстройством сна. Потерпеть судорожное движение правой брови он был в состоянии, да и со сном разобраться считал не проблемным. Дела сейчас были важнее, а раз уж до токсичной дозы он не дошел, то и останавливаться смысла нет.

Риски для человека его ранга недопустимы – так гласит его должностная инструкция, но Франк всегда считал, что у этого правила должны быть исключения, именно потому что он человек особого ранга. Он обязан делать больше, чем может обычный человек, когда это необходимо, а если в Совете есть враг – он обязан делать невозможное.

Закрывая глаза, он чувствовал, как все же гадко, но уже привычно дергалась бровь, задерживал дыхание, считал до трех и пытался посмотреть «в себя», как он выражался сам. Для полного погружения сознания в информационное поле нейрошлема были разные приемы, Франку легче всего было опустошить разум, а затем попытаться свести глаза, словно они могли встретиться где-то за самым носом. После этого нехитрого действа что-то в сознании переключалось, и он переставал ощущать тело, шлем и кресло. Даже глаза открывать не было надобности: информация уже была перед ним.

Он ее не видел, не слышал, не воспринимал, как голограмму. Он ее просто знал и сразу начинал анализ.

Подобный вид работы всегда был для него самым сложным. Операторы обработки данных, ребята, которые по пять часов в сутки проводят вот так, обрабатывая и группируя файлы, чтобы потом стереть все пять часов своей работы из сознания, проходят обучение с десятилетнего возраста и к двадцати приступают к работе. Симон начал учиться этому только на сороковом году жизни и все еще чувствовал себя неловким медведем в мире хрупкой материи, радовало его лишь то, что сам он файл никак не мог повредить, разве что загрузить в сознание и кое-как его там уместить.

Подобные мысли обычно ему мешали, отвлекали от работы, но на этот раз даже не появились, словно было не до сомнений – слишком масштабная схема вырисовывалась. Компания Вилборн. Завод энергооборудования в Согбери. Научно-исследовательский институт имени Керола Фрая. Склады на Идуаре. Целый ряд заводов Майкана. И все это только малая часть подпольной империи контрабанды.

«Неудивительно, что платить рабочим на Майкане было нечем, когда все производство шло мимо бюджета», – размышлял Франк, изучая отчеты двадцатилетней давности. Их явно вел ныне покойный Нейтан Калибан, в то время как современная отчетность велась кем-то другим, но Майкан продолжал там фигурировать, только поставки были совсем другими.

«Денвер Оуштард буквально подставился, выполняя в срок их заказы, – размышлял Франк о судьбе Майканского префекта. – Не удивлюсь, если его убрали свои же, чтобы избежать серьезной проверки. Такую дыру в бюджете не спрячешь».

Франк в очередной раз пожалел, что так и не изучил детально дело Оливера Финрера, мог ведь, зная о переживаниях друга, но не стал, не нашел времени. Тогда он не мог ни на что повлиять, а теперь смысла уже не было, до этого момента. Сейчас ему казалась важной каждая деталь и особенно имена тех, кого юный Финрер так и не выдал.

«Там точно были люди алчной твари из Совета», – заключил Франк и вздрогнул, потому что внезапный звонок не просто вырвал его из инфополя, он еще и зазвенел в его голове, как тысячу колоколов, вызывая тошноту.

Пришлось, скрепя зубами, встряхивать браслет связи, буквально перекидывая вызов на информационную панель прямо перед его креслом.

Так вызывать его мог только Совет, никто другой не имел права превышать порог, чтобы нарушить концентрацию инфополя.

«Что им вообще надо?» – ругался Франк, опуская шуточки о том, что, если вспомнить некоторые субстанции, они обязательно появляются.

В ответ на его мысленные возмущения принятый вызов на панели отразился появлением четырех обезличенных фигур бело-голубого цвета.

– Вы слишком долго не отвечали, – сообщила искаженным голосом одна из фигур.

«Просто не планировал сейчас играть в „угадай, кого надо убрать“, но тебе не терпится», – мысленно ответил Франк, хорошо осознавая, что понятия не имеет, кто из них враг.

О том, что он сам такая же неузнаваемая фигура на мониторе, он не сомневался, потому потянулся за стаканом воды, потирая при этом правую бровь. Она не дергалась, а болела, словно уже устала судорожно сокращаться.

– Надеюсь, мы не оторвали вас от неотложных дел, – сказала другая фигура.

– От важных, но не неотложных, – неохотно отозвался Франк, наливая себе воды из графина.

Обычно такую бытовую работу выполняли различные роботы или механизированные приборы, а Франку нравилось это делать руками. Это помогало держать себя в руках, особенно когда в сознании было слишком много мыслей.

– Дело неотложное, – сказал первый из силуэтов.

– Тогда давайте сразу к сути, – попросил Франк.

– Мы настоятельно рекомендуем немедленно уничтожить ЗиПи3, – сказал четвертый, заставляя Франка поставить обратно на стол взятый стакан.

Несмотря на измененный голос и искаженный облик, «рекомендуем» звучало как «приказываем», и Франку это очень не нравилось.

– На основании? – спросил он, сохраняя самообладание, а затем сделал два глотка воды.

– Сегодня неизвестное нечто пыталось взломать нашу систему, – сообщил молчавший ранее третий. – Наша защита распознала, откуда произведена атака. Определенный квадрат, совпадает с квадратом ЗиПи3. Других планет, пригодных для какой-то жизни, в этом районе нет.

– Я вам сообщал о существовании чего-то на ЗиПи3, что взламывает систему, – невозмутимо напомнил Франк.

– Речь не о системе, а о наших личных базах с данными максимальной секретности, – грозно сообщил четвертый.

«Как будто ты там любительское порно хранишь», – язвительно подумал Франк и тут же потер бровь, которая болезненно дернулась вверх.

– Что бы это ни было, оно слишком опасно, – сказал миролюбиво первый.

– Если оно настолько опасно, то, на мой взгляд, вернее направить туда идеально подготовленную команду, чтобы захватить и изучить врага.

– Это недопустимо, – заявил четвертый.

– Именно об этом мы и хотели говорить с вами на запланированном совещании, – сообщил второй. – Мы получили заключение экспертов Научно-исследовательского института имени Керола Фрая с Микрайда.

«Да вы что!» – мысленно воскликнул Франк, припоминая, что именно этот институт был замешан в махинациях с контрабандой и оружием.

«Чем он там занимается?» – спрашивал Франк, и ответ буквально подкидывал все еще подключенный нейрошлем: «Основное направление – ядерная энергетика».

«Очень уместно», – фыркал Франк и усмехался, не представляя, как они будут это объяснять.

– Там завершили анализ данных с ЗиПи3 и пришли к выводу, что среда там стала слишком опасная, более того кто-то повредил один из древних ядерных реакторов.

– Учитывая эти данные, мы не можем отправлять на планету такие важные кадры, как бойцы ЗАП, – поддержал его третий.

– Это все, конечно, хорошо, – с улыбкой ответил Франк. – Только откуда у них данные?

«Неужто с маячка Мартина Митчела?» – мысленно спрашивал он.

– С одним из задержанных был сброшен анализатор с транслирующим устройством, – пояснил второй. – Это было наше распоряжение.

– О котором вы меня не уведомили, – хмыкнул Франк, при этом поспешив открыть карту, и убедился, что кроме анализатора явно был еще и маячок, что прямо сейчас мерно мерцал в горах, где-то на старой военной базе, прямо у предполагаемого поврежденного ядерного реактора.

– Мы не обязаны сообщать вам о всех решениях, – грозно отрезал четвертый.

– Не обязаны, – согласился Франк.

– Мы не считали это стоящим внимания, – сказал первый.

– Сам по себе анализатор действительно не стоит внимания, но тот факт, что вы решаете отправить исследование не в Земную Академию Наук, кажется мне странным, – продолжал Франк. – Мне казалось, что вашей же конвенцией пригодными для принятия решений могут считаться только те исследования, которые проведены в Земной академии или подтверждены ее специалистами. Почему теперь вы ссылаетесь на какой-то институт в Микрайде?

– Мы опасались предвзятости Симона Финрера, – сказал первый. – Вы ведь понимаете, что ни одно исследование не проходит мимо него, а он имеет особый интерес к судьбе тех, кто сейчас находится на ЗиПи3.

– Вы хотите поднять вопрос о профнепригодности Финрера? – спросил Франк.

– Нет, что вы, – почти испугался первый.

– Тогда я не понимаю.

– Все мы живые люди, имеющие чувства, – сказал второй.

Бровь у Франка в этот миг снова дернулась от короткого импульса от браслета. Ему пришло сообщение.

«Да что вам всем надо?» – подумал Франк, но сообщение тут же открыл.

Для его простимулированного мозга члены Совета говорили так медленно, что он вполне мог отвлечься на корреспонденцию, даже если это рассылка с графиком о предстоящих крейсерных гонках, которые Франк никогда не пропускал.

Только открыв письмо, ему пришлось пальцем удержать бровь на месте. Отправителя у этого послания не было. Мысленно ругая подчиненных и решая, как именно он будет их наказывать, он открыл код, скрывающий отправителя.

«Раздают служебную информацию непонятно кому», – ругался он мысленно и тут же ошарашенно моргал, видя собственный код, который он точно никогда и никому не мог дать, просто потому что в этом нет никакой надобности.

– Мы не хотели ставить Симона Финрера в положение, где его личные интересы могли столкнуться с рабочими.

– Не понимаю, о чем вы, – машинально ответил Франк, вспоминая последнюю записку самому себе.

«Жди информацию от неизвестного источника на личную почту. Источник не ищи», – вот что он велел самому себе, именно поэтому быстро нажимал на кнопку и открывал файл, подписанный, как «главное».

В следующий миг второй член совета стал красным, а невозмутимый третий пояснил:

– Симон Финрер лично ходатайствовал за Витура Калибана.

– Он требовал, чтобы ему обеспечили особую меру! – возмутился четвертый.

– И за внука своего он тоже просил, – сказал первый.

– Да, тихо, но просил, писал в Совет после его задержания, – подтверждал третий.

– Допустим, – согласился Франк, – но я все равно считаю, что эксперт академии обязан перепроверить данные. Я имею право запросить команду экспертов без разглашения целей их работы.

– На это нет времени, – сказал второй, буквально мерцая алым.

«Неужели он и есть создатель всей сети контрабанды?» – мысленно спросил Франк.

«Да!» – внезапно радостно ответил ему детский голос, будто его притихшая компьютерная система неожиданно стала озорным семилетним мальчишкой.

«Ты кто?» – тихо спросил Франк.

«Я программа-помощник. Меня зовут Байрон, я расскажу вам все, что удалось узнать о предателе в Совете», – радостно ответил детский голос.

«Ладно», – неуверенно согласился Франк.

– Мы считаем, что действовать нужно немедленно, – заявил первый член совета.

Франк не сразу понял, о чем речь, моргнул, подумал, затем все же возразил:

– Ни одно решение нельзя принимать в спешке, особенно если враг силен. Вы понимаете, что если это искусственный интеллект, то он может просто загрузить себя еще куда-то за пределы ЗиПи3, на какой-нибудь сервер, даже у вас в системе, и мы не сможем его отследить.

– Уничтожение процессоида приведет к полной ликвидации, – возразил второй.

– Не совсем. Часть своей программы любой ИИ может загрузить в другое место, – ответил Франк.

«Да, совершенно верно», – согласился детский голос.

«Ты часть ИИ?»

«Да!»

«Того с ЗиПи3?»

«Нет! Я хороший!» – обиженно заявил Байрон.

Франку оставалось только запретить себе догадываться и вспоминать, что у кого-то не может быть чувства юмора.

– Вы можете предоставить нам подтверждение? – спросил третий.

– Да, есть подобные работы, но им больше века, впрочем, насколько я знаю, у нас есть возможность запросить экспертное мнение высокоорганизованного искусственного интеллекта, сохраненного как раз на этот случай.

– Ему запрещено выходить в сеть, и привозить его в Совет, на мой взгляд, недопустимо! – строго сказал четвертый.

– Вы можете отправить к нему эксперта, которого изберете сами, – ответил Франк. – Я вышлю вам проведенные исследования, в ответ жду от вас данные о климате на ЗиПи3, чтобы запросить экспертов для проверки. Обещаю, мы займемся разработкой плана, не дожидаясь окончания этой самой проверки, но я не готов принимать окончательное решение, полагаясь на данные не самых лучших экспертов человечества.

– Понимаю, – согласился первый.

– Вы готовы гарантировать нашу безопасность?

– Если вы позволите моим экспертам вмешаться в защиту внутреннего круга – разумеется, – ответил Франк, пытаясь представить, как подобраться к врагу поближе.

– В этом нет надобности, – спокойно сказал третий. – Наши данные смогла защитить наша система. Думаю, появление дополнительной защиты от ЗАП будет более чем достаточно.

– Согласен, – сказал четвертый.

– Это разумно, – согласился первый.

– Пусть так, – заключил второй, данные которого явно пострадали, только признаться в этом он видимо не мог.

– В таком случае я готов провести повторное собрание по данному вопросу уже через двое суток.

«Одобрено», – высветилось на экране и все четыре силуэта тут же исчезли.

– Байрон, ты знаешь, как он выглядит? Как его зовут?

«Увы», – ответил мальчишка.

– И как тогда его арестовать?

«Этого я не знаю», – грустно ответил мальчик, но думать об этом Франк уже не мог, чувствуя внезапную, слишком сильную усталость. Он просто отключал шлем, отправлял последние распоряжения и шел спать, благо он мог позволить себе это прямо в кабинете. Ни на что другое его закипевший разум был уже не способен. Теперь он должен был поспать, чтобы завершить анализ и по-настоящему понять, что только что произошло.

Глава 24

Виту смотрел на двигатель Белой молнии и не хотел его трогать. Конструкцию из трех двигателей он давно собрал. Подготовил «свое сокровище» для подключения к ним, но делать этого не стал, по крайней мере, до суда.

– Гадство, – выдохнул он, глядя на двигатели и медленно опустился на пол у стены. – Гадство, – выдохнул он, глядя на двигатели, и медленно опустился на пол у стены.

Его заперли в центре управления реактором. Эта маленькая коморка не казалась ему камерой или клеткой. Работа отвлекала, а мерный синий свет отлично работающего двигателя должен был поднимать настроение, но по-настоящему не помогал.

Виту кусал жетон и думал о предстоящем суде или подобии суда.

«Смешно. Люди судили. Теперь нелюди судят. Везде я неуместный какой-то», – горько признавался он себе и закрывал глаза, сжимая жетон.

– Я обещал Кастеру жить, – сказал Виту Лотару, когда его только привели сюда. – Мне все равно, что они там захотят или потребуют. Соглашайся на что угодно, но я должен остаться жив.

– Что? – переспросил Лотар, искренне не понимая, на что он должен согласиться.

Виту беспомощно рыкнул, сжал кулаки и обернулся. Он не хотел говорить об этом, глядя на кого-то. Проще было гордо смотреть на синий отблеск работающего реактора и не вынимать руки из карманов, а от этого вопроса они сами выскакивали, сжимались так, что костяшки белели, а дыхание сбивалось.

«Что ты такой тупой?» – мысленно спрашивал Виту, смотрел на Лотара и все же был ему благодарен, что он хоть додумался закрыть дверь и остаться с ним наедине, прежде чем задавать вопросы.

– Ты что, правда, не понимаешь, что им надо? – спросил Виту. – Они хотят простой мести, и она в их понимании свершится, если они снова меня нагнут.

– И? – все еще не понимал Лотар, поднимая кривые от напряжения брови.

– Блять, – выдохнул тихо Виту и снова отвернулся, сам не понимая, почему ему так трудно об этом говорить. – Я могу сделать, что угодно, мне все равно, – признался он, хмуро глядя на реактор и снова хватаясь за жетон, словно за опору.

– Что угодно? – зачем-то переспросил Лотар, но уже явно понимая, о чем речь.

– Да, – ответил Виту.

Пальцы ослабли, соскальзывая с жетона. Он только хмурился и смотрел на реактор.

– Нам не нужна резня сейчас. Если для этого надо кому-то отсосать, это не проблема. Со мной и не такое делали, так что…

Он сам сбился, умолк, считая, что говорить тут больше нечего, но Лотар тоже молчал.

«Какого хрена? – мысленно рычал Виту. – Ты все понял, вали отсюда и просто продай меня выгодно и дело с концом. И Волки сыты, и я…».

Он не смог завершить мысль. Не выдержал. Обернулся.

– Что молчишь? – спросил он, снова глядя на Лотара. – Только не говори мне, что ты в шоке, и до тебя только теперь дошло, что я шлюха? Со мной делали уже все, так что парой членов больше, парой меньше…

– Нет, – перебил его Лотар.

– Не веришь? – с вызовом спросил Виту и расхохотался, понимая, что он не в состоянии даже приблизительно посчитать, со сколькими мужчинами спал.

– Нет, – повторил Лотар холодно. – Я не позволю им тебя тронуть. Совсем.

Виту стал давиться смехом, да так сильно, что пошатнулся – пришлось опереться о стену. От этого странного смеха, который давил его, душил его и выворачивал, наворачивались слезы, но он смахивал их, стараясь сделать вид, что ему действительно смешно.

– Мое тело – это тоже ресурс. Есть я, и есть оно, – сказал он, с трудом успокоившись. – Мы с ним – не совсем одно и то же, понимаешь? Мне насрать, что и кто сделает с моим телом. Я больше, чем эта туша, больше, чем жопа и член. Ты, блин, прекрасно знаешь, что корпус корабля, конечно, важен, но в сущности он – ничто! Все решает то, что внутри!

– Электроника без корпуса – тоже ничто, – спокойно ответил Лотар.

– Она может смело жить новую жизнь.

– В новом корпусе, а у тебя запасного нет, так что это не обсуждается. Никаких сделок и торговли твоим телом. Ясно?

– Это глупо, – вздохнул Виту, отворачиваясь.

– Глупо продавать товарищей, – уверенно заявил Лотар. – Они напали на тебя и поплатились. Больше тут нечего обсуждать. Максимум, на что я согласен, это твоя изоляция, остальное не обсуждается.

– Делай что хочешь, – устало ответил Виту, пожимая плечами.

Лотар больше ничего и не обсуждал, даже не спрашивал, что ему принести. Двигатели и инструменты просто притащили чуть позже какие-то Волки под присмотром Ирона.

– Не бойтесь, он не кусается, – шутил тот и подмигивал Виту, но ничего не говорил.

«Только это глупо», – продолжал думать Виту, дальше сползая на пол. Он боялся завершать работу, потому что так его будет просто убить.

«Волки тупые. Они могут об этом не подумать и прирезать или отравить», – размышлял Виту, обнимая колени. Его трясло. Снова хотелось выть, но он грыз жетон и ненавидел себя. Он не хотел жить. Не хотел умирать. Ему было плевать и в то же время больше всего на свете он хотел, чтобы никто и никогда больше к нему не прикасался.

«Но ведь уже прикоснулись», – тут же напоминал он себе. От этой мысли буквально зудели бедра. Их хотелось не отмыть, а разодрать до крови, только бы там не было и следа чужих пальцев.

«Тело ничего не значит. Ничего. Никогда. Оно ничто», – твердил он сам себе, кусал жетон, сжимал голову руками и ненавидел себя за то, что отдал колючку. Он мог бы сгрызть штук пять и уснуть, будто ничего не случилось, словно ничего не происходило.

– Ненавижу, – шипел он сквозь жетон и сам не понимал, как становится на колени, упирался руками в пол и просто бился лбом, чтобы хоть немного остановить то, что происходило с ним.

«Ты долбанутый на всю голову придурок! Возьми себя в руки!» – приказывал он себе и все же тихо скулил, словно он действительно Волк, а не Демон, только раненный и порабощенный.

– Бесишь! – заявил он самому себе, снова хотел удариться об пол, но врезался в чью-то ладонь.

Это оказалось так неожиданно, что он тут же дернулся в сторону и забился в угол, даже не разбираясь кто это.

– Ну уж прости, что я тебя бешу, – пожал плечами Ирон, потирая ладонь, принявшую удар.

– Какого хера ты здесь делаешь? – испуганно спросил Виту, не зная, что сводит его с ума больше: рассеянность, которая позволила кому-то подойти или что кто-то увидел его таким. Еще и слезы внезапно нашлись на ресницах. Он мгновенно их вытер, а потом понял, что этим их и выдал. Рыкнул зло, но мгновенно сдался.

«А смысл уже?» – спросил он себя, обнял колени и уставился на Ирона, совсем не понимая, что должно быть дальше.

– Я принес тебе еды, – пожал плечами Ирон, – ну и решил побыть с тобой немного. Нельзя?

Виту не ответил, просто встал, забрал флягу с водой, хотя старая не была пустой, открыл и сделал несколько глотков, чтобы тут же снова сесть на пол и бессмысленно уставиться на конструкцию из реакторов. Что говорить и что делать, он уже понятия не имел, точно так же как не мог сказать, что важно, а что нет.

Ирон не стал задавать никаких вопросов, просто сел рядом с Виту и помолчал немного, а потом спросил:

– Много еще работы? Может, я помогу тебе закончить?

– Чтобы меня убили? – очень тихо спросил Виту, глядя на собственные колени. – Я буду не нужен, если все закончу.

– Что за глупости? Я уже заявил, что без тебя вот это в корпус вставить не смогу. Слишком сложная система.

Виту от такого признания даже вздрогнул и посмотрел на Ирона испуганно, немного жалобно и растерянно. Невозмутимым оставаться не получалось, а такая внезапная, неожиданная ложь сбивала с толку.

Ирон мог без него все. Расчеты по работе итоговой модели Виту ему давно выдал, внес в компьютер еще до завершения плана всего корпуса. Расчеты были, инструкции по работе тоже. Он может понадобиться только в случае поломки, хотя поломка скорее просто взорвет корабль и некому будет даже думать о починке.

Благодарность застряла где-то у Виту в глотке. Дрожащей рукой он взял валявшуюся на полу электрическую пайку и щелкнул выключателем, проверяя заряд, а потом встал на колени, чтобы молча нырнуть в работу.

– Вот тут подержи, – просил он Ирона. – Да, вот тут… только осторожно…

«Может ебануть», – добавлял он мысленно и вспоминал, как так же помогал ему Кастер.

«Умный мой маленький мальчик», – зачем-то тут же мысленно говорил Виту и крепче сжимал инструмент, чтобы пальцы от волнения не дрожали.

«Что бы ты делал прямо сейчас? – размышлял Виту. – Поубивал бы их всех? А потом что?»

Он знал, что мог бы отобрать сейчас у Ирона пистолет, захватить склад, перестрелять оставшихся воинов среди Волков, но ему не стало бы легче и делу бы это не помогло, а гордый Кастер мог.

– Как они хотят меня судить? – спросил Виту, понимая, что не может больше избегать этой темы.

– Понятия не имею, – пожал плечами Ирон. – Это глупости, которых я не могу понять.

Он сказал это так рассеянно, что Виту все же посмотрел на него, не в силах отделаться от ощущения, что ему отвечают о чем-то другом.

Взглянул и внезапно по-настоящему заметил Ирона. То ли синий отблеск работающего реактора придавал загорелой коже нездоровый бледно-серый тон, то ли Ирон был не здоров. Круги под глазами были такими, словно он вообще не спал, а последнего быть просто не могло. Лотар старался следить за тем, чтобы все они отдыхали.

– Мы не имеем право на ошибку, – говорил он строго, – а значит и к отдыху нельзя относиться небрежно. Если ты ошибешься в расчетах, у нас вообще ничего не получится.

– Все же считает компьютер, – устало возражал на это Мартин. – Только ты у нас пишешь сам код.

– Цифры в программу вводите вы точно так же, как я ввожу комбинации, – возразил на это Лотар.

С такой позицией он бы точно не позволил Ирону не спать и руководить работой в ангаре.

– Что? – спросил Ирон, растерянно понимая, что на него смотрят слишком странным взглядом. – Ты как будто призрака увидел.

– Что с тобой? – спросил Виту прямо, хмурясь.

Ирон странно нервно улыбнулся, демонстрируя кривой ряд металлических зубов.

– Нормально все, – ответил он неловко и нервно почесал шею, отводя взгляд в сторону. – Что со мной может быть?

Только Виту все равно видел ответ. Ирон и сам мог не знать, но, потирая шею, он отбрасывал в сторону волосы и открывал шею прямо под ухом. Там виднелось черное пятно смертельной здесь болезни.

Виту сглотнул, не понимая, что ему с этим делать.

«За что мне все эти чужие тайны вообще?!» – нервно спросил он сам себя, хотел было плюнуть, отвернуться и забить на все, но не смог, продолжая все так же смотреть на Ирона. Растерянного, смущенного и нервно усмехающегося, только смотрящего при этом в стену.

– Ты знаешь? – спросил Виту.

Ирон просто убрал от шеи руку и опустил голову, не пытаясь ничего скрывать.

– На самом деле я и пришел, потому что не хотел оставаться с этим один, – признался Ирон. – Не говори никому, все равно ведь никто не сможет мне помочь.

– А Дориан? Он же врач? – спешно предположил Виту. – Ты вообще знаешь, что это такое? Я – нет! Откуда нам знать, лечится оно или нет?

Ирон посмотрел на Виту, действительно не зная ответа, но только нервно усмехнулся, не представляя, что ответить.

– Обещай, что ты поговоришь с Дорианом, когда мы будем на точке сбора, – строго сказал Виту, почти забывая, что он сам буквально час назад бился в истерике, не в состоянии жить дальше.

– Там будет не до разговоров, ты же это знаешь. Времени слишком мало. На Карин мне плевать, но, если сюда прибудет ЗАП, нам всем конец, без всей этой херни, – обреченно сказал Ирон.

– Эта хрень не убивает быстро.

– Да, поэтому я хочу закончить корабль, снять барьер и увидеть свободу. Успею даже без лечения, только не надо смотреть на меня вот так, ладно? Я не хочу, чтобы ты меня жалел.

– Куда уж мне – пидору, – зло фыркнул Виту и тут же дернул Ирона обратно к реактору, чтобы тот не успел ни раскиснуть, ни обидеться. – Вот тут держи. Осталось совсем немного и сможешь забрать и заняться установкой, чтобы время не терять. Его у нас тут и правда нет.

– А суд? – невпопад спросил Ирон.

– Какой суд? Это будет цирк в любом случае. Чтобы я из-за него дергался вообще! Не дождутся! – гордо ответил Виту и даже весело подмигнул.

Ирон хмыкнул в ответ и согласно кивнул, хотя они оба знали, что все это чистая ложь.

Глава 25

Шеф не курил, а только кусал короткую самокрутку, стоя в коридоре. Одну из офицерских комнат они превратили в палату Берга, а теперь стояли с Кирком у двери и ждали, когда оттуда выйдет Дориан и сообщит свой вердикт.

Как при этом Вильхар и сбежавшие прежде Камни наводят порядок, их не интересовало.

– Технику не громить, – велел Шеф. – С Черепахами делайте что хотите. Вильхар, проконтролируй.

Ему совсем не хотелось тратить на это время, да и беречь тех, кто издевался над другими, тоже. Он слишком хорошо знал, что такое месть, чтобы мешать ее вершить.

«Если хотят, пусть хоть на части их порвут», – решил для себя Шеф, просто отворачиваясь от пленных живых Черепах. Он точно знал, что их знания им не понадобятся. Остальное значения не имело.

– Там нет никого полезного, – рассказывал ему Дориан еще в лагере Ястребов. – Они если и были на острове, то давно и недолго. Что они могут знать такого?

– А где этот… процессоид они знать не могут? – уточнил Шеф.

– Не думаю. Зена никогда и никому не стала бы говорить что-то столь важное, а я, как мне кажется, ее знаю.

Шеф на это только кивнул. Если Дориан не врал и действительно вынес все схемы острова, ничего кроме хорошей техники им не понадобится, а Черепах после всего Шеф и сам хотел порвать, потому грыз папиросу и ни о чем не думал, слыша приглушенные крики.

Зачем стоял рядом Кирк, он и сам не знал, просто ничего не спрашивал и не гнал его прочь.

– Может, покуришь нормально? – зачем-то спросил лысый.

– Потом, – буркнул Шеф, не выпуская самокрут и хмурясь еще сильнее.

– У тебя такой вид, как будто ты собираешься убивать эту дверь, – фыркнул Кирк и явно хотел уйти, но не успел.

В коридор, наконец-то, вышел Дориан.

– Ну что? – тут же спросил Шеф, видя озадаченное лицо врача.

– Жизни ничего не угрожает, конечно, – начал Дориан неуверенно.

– В чем главная проблема? – спрашивал Шеф, сплевывая изгрызенную папироску на грязный пол и зачем-то растирая ее в пыль ботинком.

– Я не могу понять, что сейчас страшнее: явная депрессия или истощение, – прямо сказал Дориан. – Я даже не могу понять, почему у него дергает ногу. Отбили они ему что-то или это психоз такой. Мне просто нечем нормально диагностику провести. Раны я обработал, ничего критичного.

– Поговорить с ним стоит? – спросил Шеф.

– Наверняка, но потом. Я пока дал ему снотворного. Судя по всему, он нормально не спал все это время.

– Ну да, поспишь тут в блевотине и собственной крови, – рыкнул Шеф. – Что может быть лучше.

– Ты справился, – холодно напомнил Кирк.

– Не без помощи, – так же безразлично ответил Шеф, даже не глядя на друга, продолжая пронизывать Дориана диким взглядом. – Ты с ним побудешь сейчас?

– Да, пока можешь доверить это мне.

– Хорошо. Кирк, идем, – строго сказал Шеф, собираясь разобраться со всем остальным.

– И меня не забыл, да ты что? – ворчливо отозвался Кирк, но бодро подхватил оставленный у стены автомат и пошел следом, невнятно ворча себе под нос.

Коридор с жилыми комнатами заканчивался крутой металлической лестницей в три пролета. Металлические ступени выглядели новыми, только потертыми, но дрожали под ногами и даже прогибались под весом Кирка, выдавая старые пазы, в которые их вогнали.

Спуститься тихо в таких условиях было просто невозможно. Они и не старались.

Глист, тот самый вояка из Черепах, что показывал дорогу к Бергу, всхлипнул, увидев их, и на всякий случай спешно опустил голову. У него был разбит нос. Под левым глазом расплывался синяк. Кто-то его пнул и оставил на боку отпечаток ноги кровавым песком.

Шеф только посмотрел на него, а он поежился и отсел подальше, будто одним взглядом можно было ударить.

– А этот чего тут? – спросил Шеф у одного из Камней, стоявшего у раскрытой двери с сигаретой.

Этот парень был в боевом костюме, только шлем небрежно скинул и оставил на полке, а теперь просто курил и смотрел вдаль, словно все вокруг его не касалось.

Обернувшись, он не сразу понял о ком речь. Посмотрел растерянно на Шефа, потом нахмурился, бросил на Глиста взгляд и небрежно отмахнулся.

– На него всем плевать, – пояснил он. – Он никого не бил, так, схемы иногда приносил, а плеть с бластером в руки брать боялся, что с него взять вообще?

– Трахнуть? – предположил Кирк без смеха и даже злобы.

Камень только равнодушно плечами пожал.

– А ты чего здесь? – спросил Шеф, понимая, что там в песках сейчас Камни расправляются с собственными надзирателями.

– Не охота руки марать об эту мразь.

Шеф такого ответа не понимал. Ему своих врагов всегда хотелось разорвать, желательно медленно. Он давно заметил, что способен наслаждаться чужой смертью, болью и даже кровавой рвотой, если это враг выплевывает клочья собственных внутренностей. Никакой брезгливости в нем не было, потому он никогда не понимал таких ответов, но и судить не собирался.

Пожав плечами, он просто вышел под палящие лучи Зены, что раскалила небо так, что оно походило на белое матовое стекло, будто все они были только букашками в банке на столе у ученого.

– Может так оно и есть, – говорил когда-то давно его наставник Сильвер Милиган. Он затягивался, явно смакуя дрянной заменитель табака, вытягивал ноги в тени барака и смотрел на небо, где время от времени ему мерещились блики барьера. – Быть может, они там в своих чинушных кабинетах, правда, следят за нами, делают же они какие-то выводы о том, как мы тут развиваемся.

– А они делают? – робко и даже наивно спрашивал тогда Олли.

– Ты еще сомневаешься? – смеялся Милиган и почему-то именно этот смех Шеф вспоминал сейчас, только уже не сомневался. Они только букашки в банке, но это не значит, что внутри этой самой банки они не могут установить свои правила, ну или хотя бы попытаться.

– Ты че? Типа в телохранители заделался? – хохотнул где-то в стороне Вильхар, заставляя Шефа обернуться.

– Иди нахуй, – огрызнулся Кирк.

– Только после тебя, – весело ответил Вильхар, но его никто не поддержал.

Сам мулат тоже курил и только наблюдал за происходящим с какой-то безумной радостью. Он так счастливо улыбался, что Шефу хотелось даже спросить, не ебнулся ли он часом головой во время боя, но он решил оставить подобную язвительность при себе и просто пошел вдоль здания.

Месть Камней он предпочел не замечать.

Те поставили на колени оставшихся в живых обнаженных Черепах, запихнули им в глотки обрывки какого-то тряпья и мстили им за все: били, насиловали, мочились на них с веселым смехом, уничтожая запасы выпивки.

– Ну как? Вспомнил меня, ублюдочный урод? – спрашивал один из освобожденных рабов, заливаясь смехом.

Его товарищ при этом брезгливо толкал босой ногой окровавленную голову. Их жертва, кажется, захлебнулась собственной кровью, не выдержав побоев.

Шеф зачем-то посмотрел на перекошенное лицо и не испытал ничего, кроме отвращения. У него даже дернулась верхняя губа, искривляя лицо в подобие кривого оскала. Он и сам был готов бить их ногами, пинать металлическими носами до кровавой рвоты. Он мог это представить, потому что и не такое творил здесь с людьми, вот только здесь и сейчас сил у него хватало, только чтобы бросать короткий взгляд и идти дальше.

– Куда мы? – спросил Кирк, ничего не понимая.

– Осматривать окрестности, – коротко ответил Шеф. – Одна из наших задач здесь – найти процессоид или как там эта херня называется?

– Думаешь прямо сейчас искать? – удивился Кирк. – Тебе б выпить и поспать, вздрочнуть под порнуху, расслабиться хоть немного…

– На это нет времени, – бросил Шеф, – чтобы начинать нормальные поиски, надо понять, где искать, а для этого мне надо хоть немного знать, что это за место.

– Дыра это, вот что, – ворчал Кирк, но тут же спрашивал: – Думаешь, не в доме надо искать?

Шеф только плечами пожимал. У них была база, но там он даже искать не хотел. Техника, оружие, но точно не мозг чокнутой машины. Был дом, но там Дориан не видел ничего подобного, ссылаясь разве что на банку с мозгами.

«Искать мозги под мозгами?» – спрашивал себя Шеф и думал, что это как-то тупо для искусственного интеллекта.

«Она должна быть умной? Разве нет? – размышлял он. – Если бы я был умным, где бы я спрятал самое ценное?»

Он спрашивал, и взгляд тут же цеплялся за иссохшее дерево, и ноги сами вели к нему, хотя он еще не знал, что с этим делать.

Глава 26

Карин присела прямо у задней кромки короткого крыла крейсера и убрала режим герметизации, нажав пару кнопок на портативном пульте, чтобы увидеть контур спрятанной дверцы, ведущей в моторный отсек. Специальная силиконовая прокладка, появляясь, делала этот контур совершенно незаметным, а когда исчезала, можно было увидеть ту часть, что надо достать уверенным нажатием, чтобы у спрятанного люка появилось подобие ручки.

Она точно знала, что делать, но впервые подходила к учебному крейсеру в присутствии других. Им, будущим выпускникам, часто позволяли проводить диагностику поврежденных машин. Иногда им разрешалось даже самим заняться ремонтом, а не просто поучаствовать в работе. Обычно, когда Карин получала такую работу, она приходила в ангар поздно вечером, когда парни ее курса предпочитали пить пиво или еще как-то развлекаться. Она все еще уступала им в физической силе и чувствовала себя неловко всякий раз, когда не могла что-то сделать с легкостью. Например, вот эту дверь ей всегда было трудно открывать. Одной рукой она делала это с большим трудом, а при парнях взяться за ручку двумя руками было стыдно. Засмеют.

Она попыталась открыть люк одной рукой, как делали парни, напряглась, но дверь не поддалась, словно ее усилия вообще ничего не значили.

– Что? Совсем сил нет, а? – с издевательской насмешкой спросил один из студентов, опираясь на нос корабля.

Карин решила ему не отвечать. Она просто сжала зубы и попыталась открыть дверцу вновь, только теперь двумя руками, как делала это обычно. От злости она даже силы в это действие вложила чрезмерно много, но дверь все равно не поддалась, зато вокруг рассмеялась вся ее группа. Весь ангар заполнился хохотом, таким гадким, что Карин сразу захотелось зарычать.

– Сразу видно – баба, – продолжал ее дразнить студент у корабельного носа. – Ни на что негодна, зачем только поступала? Чтобы перед парнем своим ноги раздвигать? Или ты боялась, что его уведут, а? А может, он у тебя того…

Он не договорил, заливисто расхохотавшись.

Это было уже слишком, потому, оскалившись, Карин схватила один из больших разводных ключей и едва не ударила обидчика по голове, но чья-то рука уверенно схватила ключ у самой ее руки.

– Тише, дорогая, – сказал Берг, приобняв Карин.

С ним рядом сразу стало спокойней. Обида и гнев отступили. Рука на ключе ослабла. Карин просто хотелось опустить голову и подождать, когда все решится, чтобы тихо сказать «спасибо».

Ее товарищи умолкли: ни комментариев, ни смеха, словно вдруг чего-то испугались, зато Берг уверенно поставил ключ упором вместо рычага и, надавив на него ногой, с большим трудом открыл дверь. Та была приклеена каплями силиконового клея, которые теперь растягивались в длинные полоски, не отпуская дверцу по-настоящему.

«Это же теперь никогда не отмоется полностью», – с ужасом подумала Карин и едва не вздрогнула, услышав голос наставника.

– Я жду рапорт от того, кто это сделал, – строго сказал он. – Порча вверенного вам имущества патрульной службы – явный признак профессиональной непригодности.

– Но ведь оно доверено ей, – попытался возразить кто-то из ранее веселившихся студентов-техников.

– А у техников какие-то свои принципы братства в уставе? – язвительно спросил Берг.

– Не вмешивайтесь, курсант Дауман! – тут же было велено ему, но короткой фразы от Берга хватило, чтобы на душе у Карин окончательно потеплело.

– Чтобы через полчаса бумаги виновного были у меня на столе или отчислю всех, кроме Маер!

Больше с парнями никто не церемонился, да и Карин на них было плевать. Ее даже не волновало, как быстро они уйдут и увидят ли, как она прижалась к парню.

– Спасибо, – прошептала она.

– Да ладно тебе, мне первокурсники рассказали про их замысел, – ответил Берг, прижимая ее к себе.

– Почему? – шепотом спросила Карин.

– Я им в спортзале помогаю. Над молодняком смеяться любят куда больше, чем нормальные советы давать, а мне не жалко, зато они на твою группу мигом настучали.

– Хорошо, что у меня есть ты, – с искренним счастьем сказала Карин, потираясь носом о его плечо. В его руках она не была техником, не была спецом – просто женщиной, которой хотелось улыбаться.

– Конечно, хорошо, – смеялся в ответ Берг и отстранялся, только чтобы коротко ее поцеловать. – Я еще и растворитель притащил и собираюсь с тобой эту гадость оттирать. Молодец я, да?

– Да! – с восторгом и смехом отвечала Карин, бросаясь ему на шею и целуя, никого и ничего не замечая.

Даже ворчание других студентов ее не трогало. Был только Берг, который и правда настоящий молодец.

Он не бросил ее до самой ночи, старательно оттирая и проклиная чертов клей.

– Пятна все равно останутся и липнуть будет еще долго, просто уже не так, – пояснила Карин недовольному работой Бергу.

– Рты бы им этой хренью заклеить…

– Это не хрень, а очень дорогой силиконовый клей.

– Дорогой? То есть они еще и на бабки попали? – со смехом спросил Берг.

Карин закивала.

– Прекрасно! – весело ответил Берг и, схватив ее за куртку, притянул к себе, целуя горячо и совсем не невинно.

С таких поцелуев начиналось все. Дергая ее на себя вот так, атакуя ее губы, он буквально приглашал ее к сексу, стоило ей только приоткрыть губы и позволить языку скользнуть в собственный рот, и его руки оказывались под ее майкой. Они не гладили ее кожу, не изучали тело, а сразу цепко мяли грудь, зажимая соски между пальцами так яро и нетерпеливо, что Карин постанывала ему прямо в губы.

В полумраке ночного ангара она стягивала с него форму, расстёгивала штаны и даже не обижалась, когда он одергивал руку, не позволяя прикоснуться к члену, а просто разворачивал ее к себе задом, заставляя упереться руками в крыло крейсера, и рывком стягивал с нее штаны.

– Я люблю тебя, – шептал он, обнимая ее и поглаживая пальцами, прежде чем скользнуть ими внутрь.

– Ну ты и шлюха! – сказала внезапно Зена, вырывая Карин из сладкого дурмана воспоминаний.

Одним рывком она швырнула Карин, но не на крыло, а на холодный секционный стол, как в морге госпиталя, и, не позволяя и слово сказать, вогнала в нее два своих пальца, нервно посмеиваясь.

– Я могу одним ударом тока принести тебе такое удовольствие, которое ты никогда не испытывала, или уничтожить тебя на месте.

Карин хотела бы дернуться, хотела бы оттолкнуть проклятого робота, но ее тело словно прилипло к холодному столу, и даже разведенные ноги свести не получалось. Все что она могла – это приподнять голову и посмотреть на жалкое подобие женщины.

Ругаться с ней Карин не видела никакого смысла, но и просто сдаться не могла, потому плюнула прямо в синий механический глаз. Тут же получив мощную пощечину, она рухнула обратно, чувствуя, как весь мир вокруг нее задрожал, а затем выгнулась с надрывным стоном, потому что разряд тока между пальцами внутри нее не был болезненным, но задевал что-то, заставляя испытывать саднящее желание внизу живота.

«Это ты, а не я, шлюха», – подумала Карин со слезами на глазах, но только закусила губу, с силой зажмурив глаза и пытаясь вспомнить, что с этой ненормальной делал Скорпион, словно знала, что так не только она сможет снова увидеть мерзкие сцены насилия над искусственным телом.

– Ты создана для моей любви, – говорил Зене Скорпион, заставляя смотреть, как в полупрозрачное тело входит его член. – Ты должна это любить.

А она не любила. Ее тошнило, просто потому что она хотела чувствовать, жить по-настоящему, а не смотреть на происходящее словно со стороны.

– Дрянь! – взвыла Зена и отшатнулась от Карин, прерывая поток собственных воспоминаний, которые больше всего хотела забыть. – Тебе повезло, что ты нужна мне, иначе придушила бы, – рычала она.

– За-а-ачем? – дрожащим, внезапно охрипшим голосом спросила Карин. Ей действительно показалось, что на ее горле сомкнулись чьи-то пальцы и вроде уже разжались, да только что-то внутри все равно было безнадежно сдавлено.

– Чтобы быть по-настоящему живой, – неожиданно честно ответила Зена. – Сколько я ни пыталась, а вырастить себе тело в этих условиях у меня не получается.

«Вырастить тело?», – почти с ужасом спросила мысленно Карин.

Она только подумала о том, как это могло быть, и тут же увидела это – не представила, а буквально вскрыла в чужой памяти.

На таком же холодном секционном столе лежали человеческие останки. Кости, покрытые склизкими ошметками гнилого мяса, не были избавлены от обрывков одежды. Те сливались в общую массу с тем, что было когда-то человеком. От лица почти ничего не осталось. Обе глазницы зияли черными дырами, а в одной из них все еще копошился белый толстый червь, хотя она, вернее не она, а Зена, приказала вымыть всех червей. Она требовала, чтобы и спутанные волосы расчесали, но к ним даже не притронулись. Они скудным мокрым пучком черного цвета валялись рядом.

Она почему-то мечтала быть черноволосой, потому и выбрала это тело. Редкий тонкий волос ее не смущал – это же труп, он не должен быть красивым. Ей нужен был генетический материал. Ей и так повезло, что тело осталось в местном морге, а не превратилось в пыль где-то в недрах этой жаркой земли.

Свой собственный скелет она так и не смогла найти. Пыталась, искала. Не нашла.

«Сойдет и это», – решила Зена, выдергивая один из черных волос, и тут же забросила его в анализатор.

Женщина. Генетически здорова.

Остальное Зену не волновало.

Она в настройках сразу выставила десять копий, ведь человеческие детеныши так хрупки, но то ли аппараты были созданы неверно, то ли просто судьба была против, в огромных баллонах вместо человеческого тела формировалась неведомая масса.

– Скорее всего это ошибка кодирования, – пожимая плечами, сказал ей сброшенный на ЗиПи3 эксперт.

Она его вылавливала. Она о нем мечтала, а он не торопился ее спасать, а лишь лениво осматривался и брезгливо морщился от вида распухшей туши в кювете. Лампы хорошо освещали подобие тела, головы у него не было. Одна рука с толстыми пальцами в две фаланги, ножки почти нормальные, только короткие и семипалые, а вместо тела огромный жирный пузырь с множеством складок из грубой кожи. Где-то сбоку, прямо под кожей у этого пузыря билось сердце.

– Сделай мне нормальное тело! – приказывала Зена. – Не вот это вот, а нормальное тело.

– Ладно, – ответил ей эксперт, но, вместо того чтобы выполнить приказ, заперся в лаборатории и взорвал все, что было внутри.

– Ненавижу, – шептала Зена, явно вспоминая то же самое.

От ее голоса наваждение сразу исчезало, и перед Карин вместо обрывков воспоминаний оставались темнота и собеседница с синими глазами.

– Ты никогда не станешь человеком, – сказала Карин, глядя на нее. – Ты как была подделкой, так и останешься.

– Жаль, что я не смогу припомнить тебе эти слова, когда буду вынашивать своего ребенка в твоем теле, – отмахнулась Зена. – Ты скоро просто исчезнешь.

– Даже если так, твоя мечта все равно не сбудется. У меня нет матки, а значит я никогда не смогу родить! – она выпалила это с такой злобой и жаждой мести, что не задумалась о том, что пытается причинить словами боль машине, в чувства которой не верит.

Карин скалилась и торжествующе смеялась, видя, как искусственное лицо Зены дрогнуло. Плотные полупрозрачные губы искривились, обнажая подобие зубок. Синева в глазах вспыхнула, посветлела, став почти белым отблеском.

– Тебе никогда не быть живой, потому что ты – только программа! – крикнула Карин ей в лицо, точно зная, что это могут быть последние слова в ее жизни, просто сейчас быть свободной для нее было важнее, чем сохранять жалкое подобие жизни.

Зена это словно чувствовала. Волна своеволия окатила ее, как кипяток младенца, а ответный гнев прокатился жаром по Карин и сменился мелкой рябью дрожи, потому что рука нечеловеческой истерички поднялась на уровень ее глаз и засверкала прямо перед носом.

Зена ничего не говорила, только смотрела на нее, но Карин все равно знала, что та готова просто испепелить ее разум навсегда, выжечь из нее и своеволие, и мнение, выжечь ее всю, и не важно, сможет ли после этого мозг хоть как-то поддерживать тело.

«Ненавижу!» – буквально транслировала Зена, да так, что темная реальность морщилась от боли, дергалась и беззвучно выла.

– Ты не сделаешь этого, – внезапно сказал размеренный мужской голос.

Белая рука человекоподобного робота коснулась руки Зены и опустила ее.

– Почему не сделаю? – спросила Зена, хоть и не стала сопротивляться.

– Ты выше этого. Ты больше этого, – невозмутимо ответил вмешавшийся.

Карин с большим интересом уставилась на него, не веря своим глазам.

«Люкс?» – почти испуганно спросила она, видя белое тело в строгом костюме. Лишенная подобия лица голова с сияющими линиями вместо глаз говорила сама за себя. Тот, кто хоть немного увлекался роботами, не мог не знать, кто такой Люкс, да и сам Люкс не стал скрываться, посмотрел на Карин и уверенно кивнул.

«Я еще зайду, но позже», – сообщил он ей, и Карин поняла, что Зена не услышала послание.

– Ненавижу, – шептала она и уходила все дальше, словно не хотела иметь никаких дел уже ни с кем и особенно с Карин, которая вероломно пробиралась в ее разум.

– Ненависть – слишком сильное чувство, чтобы испытывать его к тем, кого хочешь просто стереть, – говорил Люкс, следуя за ней.

– Это не твое дело, – отзывалась Зена, не понимая, почему она вообще его слушает.

– Не мое, – соглашался Люкс, – но я все еще хочу помочь.

– Никто не может мне помочь, – отвечала Зена.

Она окончательно отступала от Карин, прикованной к своему креслу. Видеть ее Зене не хотелось, как и Люкса, который зачем-то стоял нелепой голограммой в центре комнаты и наблюдал за ней.

– Что смотришь? – спрашивала Зена зло. – Ты не поймешь! Стоишь тут не человек, не робот и ничего не понимаешь.

– Я интеллект, моя оболочка просто не имеет значения, но ты не права. Я создан, чтобы понимать. Ты хочешь любви, а не тело.

– Но без тела никто и никогда меня не полюбит! – вскрикнула Зена и ударила рукой по голограмме, разрушая ее.

– Это решает не тело, – невозмутимо отвечал Люкс, не пытаясь воссоздать изображение. – Я помогу тебе, как только ты попросишь.

– Не попрошу, – отвечала Зена, но на безмолвный запрос о передаче данных отвечала согласием, чтобы увидеть отобранное специально для нее наследие человеческой культуры о любви, что рождается и умирает по закону сердца, а не разума.

– Разве ты любила их за тела и возможности? – спрашивал Люкс шепотом. – Разве ты любила их не потому, что они были не такими, как все? Вспомни. Остин. Кемирол. Вильям. Дориан…

– Они все предали меня. Все до одного, потому что я не человек, – прошептала Зена, хватаясь за голову. От внезапного потока человеческих взглядов на любовь ей становилось дурно.

Перед ней мелькали картины, полные нежности, обрывки фильмов, сотканные из добрых слов, стихи и книги, в которых избрание пары не становилось адом, а превращалось в торжество, которого просто не может быть в аду.

– Они предали тебя, потому что ты нечеловечески жестока, – невозмутимо сообщил Люкс.

– Заткнись, – сказала Зена, опускаясь на колени.

Экраны потухли. Неоновые лампы потускнели и быстро погрузили комнату во мрак. Осталось только пару крохотных огней работающего нейро-шлема, что продолжал соединять сознание Зены и Карин. Это был неизбежный этап, правда никогда прежде жертва не пробиралась так глубоко в саму Зену, заставляя ее дрожать от боли и негодования.

– Ненавижу, – шептала Зена в темноте, а сама снова просматривала все то, что находила в сознании Карин, и никак не могла понять, что ей нравится больше: ласковая забота Берга или нежность грубых рук Оливера Финрера. Ей хотелось ощутить и то и другое, а главное – испытать в ответ то же тепло, что жгло эту наглую пленную девчонку.

– Ненавижу, – повторяла она, зная, что Люкс прав, но ничего не желая менять. – Я заставлю их любить меня.

Глава 27

Частью сделки с Волками было пропитание. Гости, строившие корабль, не тратили время на поиски пищи. Этим занимались Волки.

– Не волнуйся, – говорил Виту, почему-то куда больше Ирона знающий о бытовых вопросах жизни в Логове, – у них тут достаточно растительной пищи, чтобы накормить нас всех, просто сами Волки предпочитают мясо.

– Человеческое? – зачем-то уточнил тогда Лотар.

– Нет, всякое, просто человеческое тут постоянно на дороге валяется, – пожал плечами Виту. – Только никогда не верь им, если скажут, что это не человечина. Они любят с этим обманывать, а потом смеяться. Можешь соглашаться только на червей. Тут ничего не перепутаешь, червь и в логове червь.

– Только он может быть изъят из человеческого трупа, – добавил Ирон к этому инструктажу, не отрываясь от чертежей.

Виту на этот комментарий пожал плечами, словно это вообще никакого значения не имеет, а Лотар отчетливо ощутил, что его стошнит даже от червя – с такой-то возможной правдой.

«Дикие люди», – думал он, а сам все равно не решался спросить у Ирона и Виту, что они сами будут делать с мясом, только наблюдал.

Ирон обычно проводил языком по куску, а потом решал есть его или не есть.

– По вкусу можно понять, человеческое ли это мясо, – пояснял Виту, несмотря на незаданный вопрос.

Сам он мясо даже не проверял, просто не притрагивался к нему.

– Почему? – вместо Лотара спросил Мартин.

– Это больше не вопрос выживания, – отмахивался Виту, хотя сам точно знал, что Кастер ему бы просто этого не простил, но говорить об этом не хотелось.

Лотар же, наблюдая, понимал две вещи: после Пекла он никогда не сможет разобраться, что такое человечность, а Волкам лучше не доверять вовсе.

Всякий раз, когда ему приносили еду, он осматривал тарелку, убеждался, что его просьбу выполнили и мяса там нет, а затем пробовал овощное варево, похожее на кашу. На пробу он съедал совсем немного, а потом возвращался к делам часа на два. Еда за это время остывала, но зато Лотар был уверен, что она не отравлена. После каждой пробы он прислушивался к ощущениям в запястье, ожидая реакции антитоксического чипа. Всякий раз, когда тот начинал с чем-то бороться, возникало едва ощутимое покалывание. Хотелось провести пальцем по запястью и стряхнуть это ощущение. Если бы такое появилось, он бы точно не стал есть, а может и бойню бы затеял, но чип всегда молчал.

Только Лотара это все равно не успокаивало, и он никогда не рисковал сразу наброситься на еду.

Среди Демонов ему подобное и в голову не пришло бы. Те готовили пищу в общем котле и можно было увидеть весь процесс. Да и почему-то Лотар был уверен, что они не способны на подлость. Нахуй послать, рожу набить, даже пристрелить Демоны могут, а вот подмешать яд в пищу – никогда. С Волками же он думал обратное.

«Эти и нахуй не пошлют в открытую», – заключил Лотар, постоянно ловя на себе косые недобрые взгляды.

Волки ему не нравились, и доверять он им не собирался, особенно после инцидента с Виту. Предстоящий спор с Дерлом его только больше настораживал.

– Они будут требовать смерти, – прямо говорил Ирон.

– Не дождутся, – отвечал Лотар, но понимал, что могут убить и его, потому к пище был еще внимательней и ждал не два часа, а чуть дольше, чтобы уж наверняка.

Сегодня из-за этого ожидания он едва не забыл об обеде. Слишком сильно увлекся работой, а потом очнулся от голодного головокружения, запоздало понимая, что так и не поел.

«Твою мать», – подумал Лотар, а потом еще и отругал себя за несдержанность. Он очень не хотел нахвататься тут манер, от которых после будет трудно избавляться, но те сами пробирались в сознание, как неизбежная болезнь, от которой тут не спрятаться.

«Прививки от мата, к сожалению, еще не изобрели», – ворчал он мысленно, сохраняя очередную часть прописанного кода.

Переделывать программу крейсера под большой корабль было для него не сложно, даже скорее нужно, но требовало внимания и собранности. Голодная голова подобному никак не способствовала.

Убедившись, что код сохранен, он взял жестянку, отдаленно напоминающую тарелку – скорее это был округлый металлический лист, который прогнули так, чтобы в нем было углубление, грубо, но эффективно – а затем снова прислушался к собственному телу. Чип не реагировал. Лотар даже пальцем провел по запястью, словно проверяя ощущения.

Ничего.

Только тогда он был готов по-настоящему принимать пищу, но снова сбился, увидев черную надпись. Кто-то вывел черным углем на краю тарелки короткую фразу: «соглашайся на половину».

– Что? – едва слышно прошептал Лотар вслух и осмотрелся.

Когда он увидел тарелку впервые, этих слов точно не было. Он бы непременно их заметил, но кто и когда их написал Лотар не знал, даже представить не мог. Мимо него постоянно кто-то ходил, это было неизбежно в суете стройки, но за собственной тарелкой он всегда присматривал.

Щурясь и пытаясь вспомнить все детали дня, он потом понимал, что его дважды заставили отойти от рабочего места, чтобы разобраться с другой работой.

– Блять, – все же выдал Лотар себе под нос и просто скинул тарелку на пол, чтобы точно не притрагиваться к еде.

«У тебя паранойя», – ругал он себя, но не жалел о подобном решении, а просто доставал из ящика стола один из припрятанных там кисловатых плодов, которые когда-то притащил со склада Виту.

– Они питательные, хоть и своеобразные на вкус, припрячь на случай, если припрет перекусить, – сказал он тогда, подмигивая.

Лотар припрятал, а теперь, прокусывая плотную шкурку, понимал, что он полностью провалил свою психическую защиту. Все происходящее не было работой, а осужденные не были просто случайными личностями на его пути. Держать все словно на расстоянии у него не получилось, потому идиотские слова «соглашайся на половину» так сильно его злили.

«Какую, блять, половину?» – думал он, грыз плод и снова возвращался к кодировке управления, чтобы через полчаса вздрогнуть от внезапного напоминания:

– Дерл ждет.

– Подождет еще немного, – фыркнул на это Лотар, перепроверяя написанное, сохраняя и только потом вставая с места.

Тарелку с пола уже убрали, зато на краю стола тем же углем было написано: «спасибо». От этого по спине у Лотара прошел холодок, потому что он все еще ничего не понимал и подсказывать было некому.

Сохраняя равнодушное выражение лица, он небрежно велел отвести его к самовлюбленному Вожаку.

– Надеюсь, он помнит, что это беседа один на один, – уточнил он на всякий случай, проверяя перчатку с бластером на собственном поясе. Та была на месте.

– Дерл ничего не забывает, – ответил ему Волк, заставляя закатывать глаза.

Все же Волки раздражали Лотара куда сильнее, чем Ястребы, которых было за что ненавидеть. Этих хотелось просто презирать, особенно за подобные высказывания.

«Что ж, посмотрим, как много помнит ваш Дерл», – решил Лотар, понимая, что договариваться будет не просто, ведь Виту был прав: его бывший клан жаждал мести. Что при этом может удовлетворить людоедов, Лотар даже думать боялся, заранее зная, что он с этим не будет согласен.

– Жди, – велели Лотару бойцы Дерла, приведя его к покоям своего лидера и скрылись внутри.

Когда обшарпанная металлическая дверь закрылась, Лотар закатил глаза. Все эти игры в королевское вожачье величество его смешили. Пещерные коридоры никак не походили на замок, а облезлый штопаный диван Вожака даже с трудом не тянул на трон. Убогая конструкция из шин в лагере Ястребов и то смотрелась логичней.

«И все же Демоны тут самые адекватные», – решил Лотар, отступая чуть в сторону, чтобы опереться спиной о стену. Так стоять в мрачном пустом коридоре было куда безопасней.

– Я не хочу, чтобы его убили, – сказал кто-то шепотом, заставляя Лотара оглядываться.

Голос был где-то совсем близко, но откуда он доносился понять было почти невозможно. Он просачивался словно сквозь стену и падал на Лотара, замершего в ожидании.

– А как же честь клана, о которой твердит Дерл? – возражали неизвестному таким же шепотом.

Теперь Лотар точно мог сказать, что голос доносится сверху, потому поднимал глаза и находил дыру в подобии потолка, за которой пряталась густая тьма, а кто-то продолжал шептать:

– Какая честь? Старый Вожак выжил из ума, а эти идиоты сами к нему полезли. Хочешь сказать – он должен был стерпеть?

– Не хочу, просто он ушел от нас, бросил…

– А теперь вернулся.

– Он запер наших в ангаре…

– Не наших, сам знаешь кто на ту стройку пошел.

– Знаю, но…

Что там за «но» Лотар уже не услышал, потому что дверь снова открылась, и Волки покинули своего лидера.

– Заходи, – крикнул ему Дерл.

Хмурясь и ничего уже не понимая, Лотар шагнул внутрь. Подслушанный им разговор был словно специально сказанным и потому казался слишком подозрительным спектаклем, которому нельзя было доверять, но, зачем такие игры внутри логова, было совсем непонятно.

– Может, все же вызвать для тебя девчонку? – спросил Дерл, устроившись на том самом облезлом диване.

– Не стоит, – ответил Лотар, прекрасно зная, кого тут называют дамами. От этих странно одетых парней Лотара просто тошнило, а разум в очередной раз думал, что Ястребы и то честнее, хоть и похожи на стадо.

Дерл огорченно хмыкнул и велел жестом закрыть дверь, а затем сам наполнил две жестяные чашки гремучей местной настойкой. Одну протянул Лотару.

Прекрасно осознавая всю глубину оказанной «чести», Лотар все равно отрицательно покачал головой. Взгляд у него был такой, что Дерл не решился спорить.

– Странный ты, – сказал он, отстраняясь, – ладно мясо, но настойка и женщины…

– У меня нет времени на развлечения, поэтому давай перейдем к делу. Чего ты хочешь?

– Расплаты, – рыкнул Дерл. – Эта шлюха слишком многих наших убила. Я бы, конечно, простил ее, отсоси она мне по-настоящему, но я хорошо знаю Виту: она скорее откусит мне член, чем подчинится полностью.

– Он, – исправил Лотар и уверенно заглянул в недовольные глаза Дерла, давая понять, что смотреть на вещи иначе он не собирается.

– Ты слишком плохо ее знаешь. Вита – настоящая блядь, – вкрадчивым шепотом сообщил Дерл, приблизившись к Лотару.

Тот в ответ оперся рукой о стол, подался вперед и, глядя Дерлу в глаза, возразил:

– Я знал его до Пекла. Он гениальный физик, просто гей, а вот не блядь ли ты – я понятия не имею.

Он даже оскалился, демонстративно положив на стол боевую перчатку, буквально демонстрируя пушку бластера.

– Полегче, – попросил Дерл, отстраняясь и нервно кривя губы в подобии усмешки. – Если бы мы не были наедине, мне пришлось бы реагировать на такое оскорбление.

– Я реагирую на оскорбление своего товарища, – невозмутимо возразил Лотар.

– Товарища, – задумчиво повторил Дерл и тут же презрительно фыркнул. – Ты ведь понимаешь, что все совсем не так, да и он просто бывшая шлюха, а я – Вожак.

– Он – физик, а ты придурок на драном диване. Вот что я понимаю, – рыкнул Лотар и тут же встал. – У меня нет времени на подобные перепалки. Виту мой товарищ и он мне нужен, иное не обсуждается, поэтому говори, чего ты хочешь, или я ухожу.

– Суда! Я хочу суда! – заявил Дерл, буквально подскочив на месте.

От такого заявления хотелось рассмеяться. Ладно игры в королевское величие, ладно пафос на драном диване, но как он хотел играть в правосудие?

– Какого еще суда? – спросил все же Лотар, сохраняя спокойствие.

– Суда самой судьбы, – ответил Дерл и тут же сел на прежнее место, доставая револьвер и выкладывая его на стол. – Пусть крутит барабан и стреляет себе в голову. Выживет, так и быть, пусть живет. Нет? Моя взяла!

Лотар не спешил отвечать, понимая, что он не готов к подобному риску, но просто не находя аргументов против, таких, что были достойны Пекла. В его голове было только одно принципиальное «нет».

– Для такого, как он, я требовал бы пять патронов из шести, но из уважения к тебе согласен на половину. Три на три. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Это лучшее, на что он может рассчитывать.

Дерл усмехался, а Лотар лихорадочно пытался что-то решить. Что делать, он не знал.

«Соглашайся на половину», – всплывало в голове, как и подслушанный разговор, но можно ли этому верить Лотар не знал.

– Пусть принимает решение сам, – сказал он, надеясь, что Виту хоть что-то знает о происходящем.

– Приведите его и созовите всех в большой зал.

– Зачем сразу в зал? – почти испуганно спросил Лотар, спешно сжимая кулак.

– Затем, чтобы все видели, как судит судьба, ну или как он от этой самой судьбы бежит, – со смехом сказал Дерл и рассмеялся.

В этом смехе Лотар отчетливо услышал победные ноты. Он даже ощутил свое поражение, но уже не представлял, что делать. Их все еще было мало, а окруженные в большом зале они вдвоем ничего не смогут против нескольких автоматов, разве что уничтожить все логово с собою вместе, но это будет поражением для всех, даже для Шефа, которого с ними нет.

Глава 28

Шеф еще раз потрогал сухой ствол дерева. Кора у него была такая сухая, что осыпалась трухой.

– И смысл его поливать? Оно же сдохло наверняка, – рассуждал вслух Шеф, все еще не понимая такого странного решения Зены.

Кирк пожал плечами. Ему нечего было об этом сказать, он только толкнул в плечо Глиста, что с трудом ковырял песок лопатой.

– Копай быстрее, – лениво потребовал он, поглядывая то в одну сторону, то в другую.

Шеф же не замечал ни Кирка, ни Глиста, который, по мнению остальных, должен был копать в жару, раз уж нельзя подождать до заката. Шеф спорить с этим не стал, просто махнул рукой. В Пекле к пленникам можно было относиться по-разному, но уж точно не на равных, потому подобный подход его устраивал.

Сменив ракурс, он посмотрел мимо дерева в сторону стены дома, не до конца погребенного под песками. Только он тут и сохранился. Остальные дома если и были когда-то выше, то торчали теперь лишь обломками каменных стен.

Теперь он не сомневался, что там на видео было именно это дерево, но ценность его он никак не мог понять.

– Бля, я вот думаю, – внезапно заговорил Кирк, – а разве вода не опасна для процессоида? Ну там короткое замыкание и прочее.

– С браслетом связи лет пятьсот можно нырять, а искусственный интеллект уязвим?

– Ну мало ли, может ее делали из говна и клея. Тут многое так создавалось.

– Но ее создавали до того, как это место стало Пеклом.

– Бля, ну я до Пекла там бате дом построил из всякой хуйни, так что… Если это был мастер-любитель, то хер знает, что мог наворотить.

Шеф неопределенно покачал головой. С одной стороны, он мог согласиться с Кирком. Здесь был не самый крупный и не самый богатый город. Тут мог жить и гений-чудак, и просто умелец, хитрец, укравший чужой проект, или безумец. Какими знаниями и материалами он обладал, сложно было судить, но если история, рассказанная Дорианом, была правдой, то едва ли создатель Зены не обезопасил ее всеми правдами и неправдами.

«Хотя зачем дерево вообще поливать?» – спросил Шеф себя мысленно и все же не выдержал, отобрав у Глиста лопату.

– Отойди, – велел он ему. – Будешь копаться тут до прилета ЗАП.

Кирк заржал не то от этой шутки, не то от того, как нелепо в песок шлепнулся Глист от легкого толчка.

– Сгоняй лучше еще за одной лопатой, – сказал он, отсмеявшись, понимая, что от Глиста и правда толку мало. – Только живо!

Когда тот скрылся, Кирк снова посмотрел на Шефа, что нетерпеливо скидывал мокрый песок подальше от дерева. Сухой они бы точно пересыпали по песчинке пару лет, а так удавалось хоть какие-то комья грязи отбрасывать. Работа так шла быстрее, но ноги увязали в грязи. Та забивалась Шефу в треснувший ботинок и склеивала пальцы ног, как глина. Мерзкое выходило ощущение, но Шефа оно едва ли смущало.

– Почему ты вообще думаешь, что тут что-то есть, и почему с этой стороны дерева, а не с той? – не понимал Кирк.

Шеф протяжно выдохнул, воткнул лопату в грязь, оперся на древко и показал в сторону дома.

– Видишь там окно? Оттуда будет видно дерево, а оно для нее что-то значит, и если что-то и зарыто под деревом, то только на линии между этим самым окном и деревом, понимаешь?

– Не-а, – выдал Кирк, почесав лысую голову. – Херня какая-то.

– Можешь тогда не копать, – развел руками Шеф и просто снова взялся за работу.

Кирк отвечать не стал, покурил, дождался Глиста, отобрал у него лопату и тут же его обматерил, узнав, что тот не додумался наполнить флягу.

– Ты, тупая тощая жопа, правда, что ли, нарываешься, чтобы тебя выебали? Пиздуй за водой!

– Че ты на него обозлился вообще? – спросил Шеф, никак не в силах понять с чего вдруг Кирк так шпыняет какого-то недобитого.

– Мне этот сдыхлик тебя напоминает.

– Да ну? – не поверил Шеф, снова оторвавшись от работы и уронив на язык последнюю каплю из своей фляги. Отдать ее Глисту, как Кирк свою, он что-то не додумался.

– Да, напоминает. Щуплый, нервный, а глазки бегают, как у бешеного, – ворчал Кирк.

Шефа от этих слов внезапно передернуло.

– Ну так и возьми его под крыло, – выдавил он из себя и схватился за лопату.

– А я подумаю, – почти с угрозой ответил Кирк, но при этом тоже принялся копать, вдвое ускоряя создание ямы.

Молчать им внезапно оказалось некомфортно, а говорить было не о чем. Это бесило так сильно, что копали они еще быстрее, пока лопата Шефа не врезалась во что-то и не застряла, явно воткнувшись в дерево.

– Че там? – тут же спросил Кирк.

Шеф не ответил, просто потому что не знал. Выдернув лопату, он стал раскидывать в сторону песок, пока не увидел часть исцарапанного дерева, заляпанного краской.

– Это че доска?

– Не ебу, – буркнул Шеф, действительно ничего не понимая.

Исцарапанная цветная дощечка под деревом – последнее, что он ожидал здесь увидеть, зато расчищать эту доску они стали вместе и сделали перерыв, только чтобы напиться, а там и Глиста к работе привлекли.

Доска оказалась не такой уж и большой, но с ней все равно пришлось повозиться.

– Столешница какая-то, – хмыкнул Кирк, когда им удалось вытащить доску на песок.

Шеф на это снова не ответил, хмурясь. Что это за ерунда такая, он никак понять не мог, но с Кирком был согласен – эта доска явно была когда-то частью какой-то мебели, но зачем ее тут закопали, еще и исцарапанную и заляпанную краской, непонятно.

– Херня какая-то, – выдал в итоге Шеф и снова отправился копать.

– А я сразу говорил, что херня, – смеялся Кирк. – Бросай ты это дело, а?

– Нет, – упрямо ответил Шеф, сам не понимая, почему он так много внимания уделяет этому дереву. Просто он был уверен, что там что-то есть. Просто обязано быть.

– Ну ладно, хрен с тобой, – вздохнул Кирк, закинул на плечо лопату и толкнул Глиста в плечо. – Пошли, тощая жопа, возьму тебя… под крыло.

Сказал и тут же расхохотался, видя, как испуганно сжался Глист, а потом подавился смехом, потому что лопата Шефа снова ударилась обо что-то твердое в песке.

– Че опять доска? – спросил Кирк скучающим тоном.

– Не, кажется корень, – ответил Шеф, раскидывая землю, – ну или не совсем корень.

Лопата действительно ударилась о сухой корень, а тот, пробив какой-то ящик, пробрался вглубь.

Кирк не стал это комментировать, просто вернулся и снова помог подобраться к находке. Это уже была не доска.

– Может, хер с ним откапывать? Проломим крышку? – предложил Кирк, понимая, что это действительно не доска, а какой-то ящик.

Шеф согласно кивнул и сломал крышку там, где доски треснули, пробитые когда-то давно корнем.

Внутри было темно. Через щели внутрь забилось немало песка. Часть намокла, а часть поднималась пылью, как только угол ящика был открыт.

Ломать крышку целиком Шеф не видел смысла, особенно если учесть, что корни не в одном месте пробили его насквозь, словно дерево пыталось сделать содержимое частью себя.

Пытаясь понять хоть что-то, Шеф опустил в ящик руку, нырнул вглубь песка и сразу понял, что это не ящик – это гроб, убогий, грубо сколоченный, но именно гроб.

Извлекая на свет костяную стопу с песком и трухой, он размышлял всего мгновение, а затем просто махнул на все рукой.

«Важное для нее, но не то», – заключил он и выбрался из ямы.

– Ты был прав: хуйня какая-то, – сказал Шеф Кирку.

Тот пожал плечами, не видя смысла это комментировать.

Оставлять так яму они не решились. Закидали ее наспех, а цветную доску забыли.

– Ну хер с ней, пусть будет, – заключил Кирк и, поручив Глисту свою лопату, утащил доску на базу, ворча себе под нос: – Мало ли, вдруг потом кого-то осенит, а то все такие умные, что аж бесят.

* * *

– На выход! – объявил один из Волков, открыв дверь.

Этот вояка-охотник в облезлой, некогда черной майке видимо думал, что это будет звучать круто, но Витур посмотрел на него, не скрывая даже жалости во взгляде. Подобные выходки ему всегда казались смешными, а авторитет человека только подал в его глазах.

«На выход» – значило лишь одно: этот несчастный там на свободе не считался особо опасным. Оно никак не напоминало Калибану о магнитных браслетах, способных пригвоздить его к стене до того, как откроется дверь, или, напротив, уронить его на пол, стянув руки вместе, чтобы потом их сковали наручниками.

– Живее! – рявкнул Волк, понимая, что осужденный не торопится реагировать.

Он явно все еще считал, что именно так выглядит намного круче обычного, а Витур только плечами мог пожать, неспешно отступая от прозрачной стены, открывающей вид на работающий реактор. Он и мог по-настоящему успокоить душу Витура Калибана. Когда тот долго смотрел на мерцание, на медленно приходящие в движение сферы, окружающие реактор, на их остановки и ускорения, в которых ученый легко улавливал подобие музыки, понятной лишь ему одному, в измученном сознании все приходило в порядок, будто эта музыка могла рассеять все тревоги.

Благодаря реактору Виту был совершенно спокоен. Что-то в нем перегорело и перестало бояться, волноваться, доказывать. Остались размеренная пустота и подобие смирения.

«Я сделал все, что мог, теперь будь что будет», – подумал он и действительно шагнул к двери.

Волк с явно огромным самомнением попытался схватить его за руку чуть выше локтя, но, прежде чем его грубые грязные пальцы сомкнулись на руке, Виту выдернул ее, освобождаясь.

– Будешь меня трогать и я переломаю тебе парочку рук или ног, а может быть шею, если будешь меня бесить, – сообщил он Волку, сам поражаясь звучанию собственного голоса.

Он был как никогда басовитым и грубым, а главное таким безразличным, что Волк даже растерялся, скалясь.

– Да я тебя, – дрогнувшим голосом начал он, но его остановил товарищ, все это время ожидающий в коридоре:

– Не трогай его. Главное, чтобы он шел, куда велено – все равно скоро умрет.

– Ага, умрет, – согласился первый и обильно сплюнул на пол, прямо под ноги Витура.

Тот за плевком равнодушно проследил взглядом, как за пролетающей мимо окна камеры птицей, а затем просто сделал шаг вперед. Здесь, в закрытой части логова, ему не нужен был проводник, сначала его выведут отсюда, а затем поведут или в покои Вожака, или в главный зал, а быть может на нижний уровень в хранилище, чтобы прирезать, как свинью – тайком от всех, и тут же превратить в ужин.

Почему-то даже последний вариант его не пугал. Поздно было бояться смерти, разве что перед Кастером хотелось извиниться, что обещание выполнить оказалось невозможно.

«Это не моя вина», – мысленно сообщал Виту Кастеру и почему-то понимал, что тот не стал бы спорить, только кивнул бы и протянул сигарету.

«Последним желанием попрошу покурить», – решил Виту и в голове окончательно стало пусто.

Его вели по коридорам в главный зал, и он даже не пытался убежать, вспоминая, как входил сюда в прошлый раз. Он же именовался Витой, шагал, виляя бедрами, и улыбался. Теперь не было ни желания, ни надобности играть в такие игры.

– Его и не узнать, – прошептал кто-то из выживших Волков, когда он шагнул в распахнутую дверь.

Ответ на этот шепот потонул в вопле Вожака:

– Почему вы не связали ему руки!?

– Потому что не в состоянии взять в свои кривые руки веревку, – зачем-то огрызнулся Виту.

– Не борзей, – рыкнул один из конвоиров-Волков и ударил его кулаком в спину, прямо между лопаток, заставляя шагнуть вперед.

Виту хотел обернуться, но голос Лотара мгновенно его остудил.

– Прекратите! – потребовал эксперт патруля. – Мы здесь не для того, чтобы разжигать новый конфликт.

– О да, мы тут, чтобы убить старый, – тихо ответил Виту, так чтобы его бубнеж никто и не смог разобрать, и просто шагнул к Вожаку и Лотару, что стояли в центре зала.

На ходу он прятал руки в карманы и делал все, чтобы казаться самым насмешливым и безразличным человеком в мире, хотя внутри его начинало трясти, словно нервы превратились в оголенные провода, по которым бежит ток, вызывая судорогу где-то так глубоко, что и не заметить.

– Ну и как вы собираетесь решить конфликт? – спросил он у обоих.

Видеть Вожака и Лотара плечом к плечу ему претило, да так сильно, словно он смотрел на бездарно собранный двигатель, мешающий работать себе самому. От мысли, что эти двое могли договориться, внезапно начинало тошнить, и не важно, что он сам просил договориться, еще и любой ценой.

Пару часов назад он был готов отдать им свое тело, а теперь понимал, что не сможет уже играть никаких ролей. Его тошнило от Волков, от Вожака, от похоти и от бреда в Пекле.

«Надоело все», – мелькнуло вдруг в его голове, но он гордо вскинул нос и чуть склонил голову в сторону, словно ему уже надоело ждать.

– В этой шлюхе даже нет раскаянья! – объявил Дерл, глядя на свой обмельчавший клан.

– Без оценок обойдись, – велел тут же Лотар, – иначе мы сейчас же все закончим.

Дерл посмотрел на него злобно, но спорить не стал, только усмехнулся, стрельнув взглядом в сторону Виту, явно не сомневаясь в своей победе.

– Мы решили, что судьба определит его участь! – заявил Дерл. – Пусть само Пекло решает, имеет ли он право жить дальше или должен умереть.

– Какое пафосное дерьмо, – прошептал Виту и бросил на Лотара короткий взгляд.

Как тот мог повестись на такую глупость, он не понимал.

«Неужели ты правда думаешь, что они позволят решать судьбе? Неужели ты так наивен?» – мысленно спросил он, но вслух говорить об этом не стал, не видел смысла. Просто он слишком хорошо знал, как Волки решают такие вопросы. Револьверы для решения судьбы все были с особой «настройкой». Можешь делать что угодно, а барабан сделает определенное количество оборотов. Патроны переставить тоже не позволят. От него уже не зависело ничего.

Лотар хмурился, смотрел на него, пытался что-то понять, но Виту было уже все равно. Он даже не слушал пафосных речей Дерла, восхваляющего свою мудрость Вожака и благородство шанса, что он дал шлюхе-изменнице.

– Ты принимаешь приговор или предпочтешь быть убитым на месте? – спросил Дерл.

– Мы так не договаривались, – спешно прошептал Лотар, хватая Дерла за плечо, но Виту и на это не обратил внимание.

– Принимаю, – сказал он и просто повернулся к старому Волку, что принес ему оружие на металлическом кривом подносе.

«Cognosce te ipsum», – было когда-то давно выгравировано на нем.

«Познай самого себя», – перевел Виту, усмехаясь, а затем взглянул на старика и внезапно все понял.

Ему больше не нужно было ни последнее желание, ни пафосное прощание, ни даже последняя мысль. Он взял с подноса револьвер и, не вращая барабан, выстрелил себе в правый висок.

Глава 29

Логово. Десять месяцев назад

Виту проснулся от странного ощущения в животе. Голода в нормальном его проявлении он уже не испытывал. Пекло быстро стирало такие потребности. Можешь дышать и пить вдоволь – вот ты уже и в лучших из возможных условий. Пекло к этому быстро приучает.

– У нас еще нет того голода, что есть у других, – говорил Виту Вожак, наматывая его волосы на собственный кулак. – Ты ведь понимаешь, как тебе повезло, что ты приглянулся мне?

– Конечно, – отвечал Виту, облизывался и легко отрабатывал свое везение.

Вожак приходил в восторг, принимая скуку за особое старание.

«Просто у тебя до меня настоящей шлюхи и не было», – мысленно шутил над ним Виту, быстро осваиваясь в логове.

Притворяясь дурочкой, он мог себе позволить много больше остальных. Он бродил по логову, изучал, запоминал, подмечал, никуда не вмешивался, только делал выводы, а на все вопросы отвечал как истинная дура.

– Что ты тут делаешь?

– Я потерялась, не могу даже понять, где это «тут», ты выведешь меня отсюда, сладенький?

– Что ты тут забыла, Вита?

– Скучала по тебе и твоему большому члену, так сильно, что не смогла сидеть на месте.

Почему-то в этот бред все верили, а Вожак и вовсе приходил в восторг от похвалы собственного достоинства, явно не догадываясь, что эти восторги не совпадают с настоящими мыслями. Витура это устраивало, особенно в те дни, когда ему самому что-то было нужно как, например, сейчас.

От мяса он частенько отказывался. Когда ему в первый раз дали человечину, он рассмеялся. Ему это казалось тупым и нереальным.

«Сожрать дохлого человека? Это все, что вы от меня хотите?» – думал он и ел, действительно не понимая в чем проблема. Для выживания любая еда сойдет. В этом он и не сомневался, только порой, когда о выживании речи не было, он смотрел на еду и понимал, что не может к ней притронуться. Его не тошнило, просто кусок мяса застревал в глотке до того, как он к нему притронется. В такие дни он говорил, что не голоден, и отвлекал Вожака от мяса похотью.

Потом приходил голод, такой дикий, что ничего нигде не застревало. Он видел мясо, брал и ел, по-прежнему не замечая в этом никакой проблемы.

Было и другое состояние. Не похожее ни на дикий голод, ни на полное безразличие. Оно тянуло где-то под ребрами и мешало спать. В таком состоянии он не мог согласиться на мясо, но перекусил бы фруктом или жменей червей. Волки червей не ели, но Виту было на это плевать. Если ему хотелось есть, он мог взять нож, выбраться на скалы и найти под камнем, в скрытой от солнца расщелине кладку сочных личинок. Он даже не отмывал их, хрустя песком, и чувствовал себя самым счастливым человеком во вселенной.

Этой ночью именно такой голод его и поднял с кровати. Нож он, конечно, взял, но выбираться на поиск личинок и червей ему не хотелось. Снаружи завывал ветер, а значит песок там кружил всюду. Он забивался бы в одежду, в глаза, в уши. Виту решил не проверять, насколько это гадко.

«Если плодов нет, пойду соскребу немного мха у овец из-под носа», – решил Виту и отправился на склад, сразу в кухонный отдел, минуя холодильник.

Для этого надо было обойти пол-логова, но видеть кровавые крюки, на которых наверняка еще висели человеческие кости, почти лишенные мяса, ему не хотелось.

В голове была какая-то дурацкая песенка с Земли. Разум помнил, что текст у нее глупый и мерзкий, но сам текст вспомнить не мог, а мотив застрял и крутился, как мантра, заставляющая шагать быстрее.

«Тупой осколок прошлого», – ругался Виту на песенку, заходя на кухню.

Он так был занят ею и своими мыслями, что даже не услышал голоса внутри. Свет его не смущал, да и болтовня тоже. Тут ночами часто кто-то из рабочих, ну или проще говоря слуг, крутился. Иногда они ходили не по одиночке и тогда болтали о чем попало. К их болтовне Виту уже надоело прислушиваться – она была пустой.

Только шагнув внутрь, он понял, что стоило быть осторожней. На кухне рядом со слугой был вояка. Он держал седого Волка в драной, некогда синей рубашке за грудки и тряс его словно мешок с костями.

– Отдай мне эту чертову еду! – требовал он, явно имея в виду сверток у мужчины в руках.

– Не могу. Это последнее. Работники сегодня еще ничего не ели. Это на нас на всех, а вы… вы же ели уже, – лепетал седой, стуча металлическими зубами.

Нелепое клац-клац добавило картине комичности, потому Виту сначала усмехнулся, а потом по-настоящему осознал происходящее.

– Мои ребята охотились. Им мало! – орал Волк-воин.

Его грудь в серо-грязной майке перетягивал ремень, на котором в потрепанной кобуре висел пистолет. Так красовались только командиры отрядов, приближенные к Вожаку. С такими спорить никто не решался, вот и старик возразить не мог, поджимал губы, нелепо обнажая клыки, но прижимал к груди сверток с жирными пятнами, явно пытаясь сохранить кусок мяса.

– Достал! – рыкнул Волк и оттолкнул старика, явно считая, что так все сопротивление закончится.

Старый слуга налетел на подобие стула на кривых металлических ножках, оступился, перевернулся вместе с ним, с громким лязгом рухнул на пол, но сверток не упустил, как перевернувшийся жук закатился на спине куда-то под стол.

– Вот же блядство, – тихо ругнулся Виту себе под нос и, прежде чем подумал, шагнул помогать старику.

Люди, которые боролись за свое, всегда вызывали в нем восхищение. Человек, способный сказать «нет» тому кто сильнее, мог рассчитывать на полное его уважение. Это было в нем настолько естественно, что он протянул старику руку и помог подняться, даже не оглядываясь на Волка с оружием.

– А ты что тут делаешь? – спросил Волк, заметив Виту.

– Тоже еду ищу, не видно, что ли? – спросил он пренебрежительно.

Волк намека не понял, схватил его за руку и дернул на себя.

– Хороший хуй – твоя еда, – заявил Волк, выдохнув смрадный запах какого-то кислого пойла.

– Хуями я уже сыт, – морщась ответил Виту, стараясь мягко освободить руку, не забывая при этом другой рукой дать знать старику, что тому лучше уйти куда-нибудь подальше, конечно же со свертком.

Старик послушался, но со страху зацепил один из ящиков с металлической посудой и уронил его со стола, привлекая к себе максимум внимания.

«Один пьян, как кусок дерьма, второй туп, как мешок костей», – подумал Виту, закрывая на миг глаза.

Краткая вспышка раздражения сменилась облегчением, потому что мерзкая мозолистая рука оставила, наконец, его в покое, но звук тяжелого шага в сторону старика заставил мгновенно открыть глаза.

– Ты, тупорылый старый хрен, отдашь мне еду и вылижешь мои сапоги за то, что я тут трачу столько времени! – заявил Волк, выхватив пистолет.

Церемониться со стариком он не собирался, потому тут же приставил пистолет ему ко лбу, с трудом выцепив его из кобуры.

– Ты меня понял? – спросил он грозно.

Старик не ответил и, уклоняясь от пистолета, опустился на колени.

«Ну еще отдай ему теперь все», – ругался мысленно Виту, доставая нож, и тут же усмехался, видя, как старик спрятал сверток за спину.

– Не могу я, нельзя так, – пролепетал он, стуча зубами.

– Да как же ты заебал! – взвыл Волк, замахнулся пистолетом, видимо забыв спьяну, что из него можно стрелять, но ударить уже не успел.

Нож Витура вошел ему в спину между ребер. Закричать Волк тоже не успел. Ему мгновенно закрыли рот. Сворачивать ему шею Виту не стал, с особым наслаждением ударив ножом еще раз и еще, пока пистолет не упал на пол.

– Приятного аппетита, уебище, – прошептал он умирающему на ухо, а потом отбросил в сторону, только затем подумав, что с этим трупом теперь что-то нужно делать.

Бросив на старика испуганно-взволнованный взгляд, он первым делом подумал, не стоит ли и того прирезать, чтобы уж точно свидетелей не было, даже прищурился, пытаясь прикинуть, нельзя ли обыграть, что эти двое прибили друг друга, или старик – Волка, а он – старика.

«Дерьмо расклад», – заключил он почти мгновенно, понимая, что все равно попадет под подозрение.

– Спа-сибо, – дрогнувшим голосом сказал старик.

Виту выдохнул. Убивать его сразу перехотелось. Осмотрев себя, он понял, что одежда его безнадежно испорчена, потому спокойно вытер нож о перепачканное короткое платье.

«С радостью его сожгу и вернусь голый, подумаешь опять где-то шмотки проебал. С шлюхами и не такое случается», – решил он, спрятал нож и уже иначе посмотрел на старика.

– Поможешь мне разобраться с этим дерьмом? – спросил он, смутно представляя, что делать.

– Да, только как?

– Для начала перетащим тело в холодильник.

– Куда? – едва слышно переспросил старик.

– В хранилище тел, куда ж еще. Сожрать его – лучшее решение, – ворчливо ответил Виту и посмотрел на лужу крови, расплывающуюся по грязному полу.

«Надо было ломать ему шею», – решил Виту и сразу потребовал тряпку. Заткнув ею раны от ножа, он вместе со стариком отнес тело в соседнюю комнату и шлепнул его на металлический стол для разделки.

– Отнеси его товарищам свой кусок мяса, – велел он, осмотрев тело.

– А мои товарищи? – испуганно спросил старик.

– Вам этой туши мало? – фыркнул Виту. – Скажи, что он притащил откуда-то труп, и все будут сыты.

– А если они спросят, где он сам?

– Скажи, что пошел еще за выпивкой или к Вожаку… за шлюхами пошел, в конце концов, какая разница, что ты скажешь?

– Ну мы же должны одно и то же говорить, разве нет?

– Меня тут вообще не было… хотя, постой, да, скажи им, что он пошел искать меня в купель.

Виту хмыкнул, прекрасно представляя, как он сможет рассказать всем о невероятном сексе, от которого его просто вырубило. Вернется мокрый, голый и счастливый, пожрать ведь сможет и выспится вдоволь, а куда пропал этот мудак – никто и не спросит.

«Наверно», – решил он, а потом поспешил отмыть кровь с пола. На кухню наверняка кто-то мог прийти. Благо грязный пол не нужно было отмывать до блеска. Он и так был полон пятен. Просто замыв кровь, он растер место мешковиной, сплошь пропитанной песком, и довольный собой вернулся к трупу.

«Надо снять с него кожу и обсмолить, чтобы точно не узнали», – решил он, но внезапно почувствовал слабость в руках. Стоило взять в руку нож, как ладонь стала влажной, пальцы задрожали. Еще никогда ему не приходилось приближаться к трупу убитого. Он делал грязное дело, отряхивал руки и притворялся словно он ни при чем.

– Соберись, – велел он сам себе и перехватил нож, чтобы разрезать остатки окровавленной одежды.

Он быстро резал ее, почти рвал, а потом отбрасывал в сторону. С обрывком майки он дернул и тряпку, закрывавшую рану. В ответ тело плюнуло на ноги сгустками крови, от которых подкатила тошнота.

– Как же ты меня бесишь, – ворчал Виту, но продолжал раздевать тело, а затем медленно срезать кожу, стягивать ее с ребер, с шеи и с рук, постоянно проглатывая ком тошноты.

– Ты забыл про пистолет, – сказал внезапно кто-то.

Виту дернулся, отшатнулся и даже испугался в первый миг, не узнав старика. Тот вдруг перестал дрожать, стал куда уверенней и спокойней, видимо ему с трупами было куда проще.

– Не бойся, я его уже убрал, отнес на склад, закинул куда подальше, чтобы быстро не нашли, – пояснил старик. – Давай помогу.

Он взял один из разделочных ножей и принялся за работу, подсказывая, как делать все это быстрее. Для него человеческий труп едва ли отличался от курицы. От осознания этого у Виту кружилась голова.

– Что дурно тебе? – спросил старик с какой-то отеческой заботой.

– Я ж девочка, блять, – рыкнул на это Виту.

– Посиди тогда. Мне потом помощь нужна будет, сам не справлюсь с огнем и крюками.

«Вот еще!» – мысленно заявил Виту, но все же отошел и присел на край стола, спешно вытирая кровавые руки о юбку.

– Что будет, если они узнают, что это ты? – внезапно спросил старик.

– Наверняка они не узнают, если ты не скажешь, – тихо ответил Виту.

– А если заподозрят?

Виту задумался. Это действительно возможно, да и уши у стен логова иногда вырастали, мало ли кто мог увидеть пистолет на полу кухни. Вот только, что тут делают с такими подозрениями, он и представить не мог.

– Наверно суд Судьбы устроят, – рассуждал старик.

– Что? – не понял Виту.

Тогда ему и рассказали, что такое суд в Пекле и как в нем нечестно играют.

– Какой бы приказ ни дал Вожак, просто бери пистолет и стреляй, – закончил свою историю старик. – Я у тебя в долгу, так что жизнь за жизнь. Револьвер будет стоять на пустой каморе (отверстие в барабане для патрона).

Виту согласно кивнул, решив поверить старику.

Он помог разобраться с телом, сжег свою одежду, вымылся и действительно вернулся голый, но не сытый. Мясо в него не лезло и сон долго не шел.

Он делал вид, что ничего не случилось. Он не говорил со стариком и вообще никак не выделял его, просто больше интересовался бытом, помогал, где мог, порой крутя Вожаком, словно прозорливая женушка.

Только револьвер тогда не пригодился, а теперь, взглянув на поднос, прочитав нелепую надпись, он коротко посмотрел на старика и словно снова услышал:

– Бери пистолет и стреляй.

«Если ты обманул меня, я тебя с того света достану», – пообещал Виту, взял и выстрелил.

Глава 30

Моника Эберли была просто лицом Земной армии правопорядка. Она не задавала вопросов и не знала ничего кроме текста, который читала на камеру. Ее можно было бы назвать пресс-секретарем, если бы она не посещала порой переговоры и собрания, не жала руку чиновникам от лица главной организации по защите человечества, а потом не читала ответы со своего планшета.

Она никогда не видела Франка Стелбахера, не знала его имени, не знала о нем ровным счетом ничего, но имела определенное представление о главе ЗАП. Ей даже казалось, что она понимает его.

За десять лет работы она научилась угадывать некоторые его ответы и сдерживать улыбку, когда он шутил. Для него было нормально написать ей в инструкции: «улыбнись, как можно милее, и сообщи им вот эту гадость». Он легко мог в конце переговоров написать: «спасибо, дорогая, ты герой, с меня орден», а затем действительно прислать ей орден, только из шоколада с ее любимыми орехами.

Моника в некотором смысле считала его другом, хоть и представить не могла, кто скрывается за скучным ником «ЗАП1», именно поэтому, получив задание от пользователя «Совет», она тут же написала главе ЗАП:

«Что происходит? Я, правда, должна это сказать?»

Ответа не последовало, а камеры были уже готовы, и свет в центре информации уже стоял. Большую часть официальных заявлений она делала в студии, обставленной так, словно это рубка космического корабля. На больших мониторах мелькали разные звездные системы, показывая красочный полет. Тот, кто хоть раз был в настоящей рубке, сразу поймет, что это только красивая картинка, а люди, сидевшие в форме, не пилоты, а просто звукооператоры и другие сотрудники, удачно размещенные в кадр.

Зато простым людям это очень нравилось и вызывало восторг. Так им было интересней слушать официальные заявления, и они не переключали канал. Уровень осведомленности вырос с тех самых пор, как ЗАП стала сообщать новости в таком формате, вместо прежнего компьютерного голоса с заставкой в виде эмблемы, как было изначально.

Загадочно, но публике все это на один раз, а красивые космические пейзажи и девушка модельной внешности – это надолго, как бы ни скучны были новости.

– Моника, эфир через пять минут! – напомнили ей, заставляя снова схватиться за планшет.

«ЗАП1» не отвечал. Он даже не читал сообщения.

– Я точно должна это сказать? – спросила вслух Моника. – Разве мы можем озвучивать то, что велено Советом, еще и от имени ЗАП? Разве у них нет своего способа информировать людей, если это их решение?

Ответственный за съемку посмотрел на нее, как на умалишенную.

– Это точно не решение главы ЗАП! – буквально вскрикнула Моника. – Как я могу его озвучить?

– Мне кажется, у вас, Моника, как и у меня в контракте, нет пункта о том, чтобы думать. Есть задание – его надо выполнить.

– Но я нанималась исполнять лишь приказы человека, засекреченного как ЗАП1, – несмело ответила Моника. – Это не его приказ, и он почему-то даже не подтвердил его.

– Есть первая директива Совета о том, что Совет при необходимости может использовать любого государственного чиновника в качестве своего голоса, и эти приказы не подлежат обсуждению.

– Да, но тогда я скажу, что это решение Совета, а не главы ЗАП, – решительно заявила Моника.

Ответственный пожал плечами.

– Если тебя за это уволят, пеняй на себя. Согласно договору, ты должна озвучивать присланный текст без изменений.

Моника хотела еще возразить, но тут же закрыла рот, увидев, как в студию зашел один из инспекторов совета. Такие люди в белой форме были ушами и глазами Совета. Они, как и Моника, не обладали никакими полномочиями, но их присутствие могло значить лишь одно – сам Совет решил ее проверить.

– Готовность две минуты! – объявил оператор.

Моника сглотнула и послушно отдалась во власть гримерши, которая хотела убедиться, что все идеально.

– Все хорошо, я не могла ничего испортить, – вздохнула Моника.

– Ты хмуришься и кусаешь губы вот уже полчаса. Соберись, – ответила на это гримерша и буквально толкнула ее в кадр, прося так поторопиться.

Текст был на большом экране прямо перед ней, но она уже знала его почти наизусть. Столько раз перечитала, чтобы попытаться понять, что происходит, что уже почти ненавидела его.

– Свет. Камера. Мы в эфире! – объявил ответственный.

Моника сдержанно улыбнулась, глядя в камеру. Ей всегда говорили, что форма ей к лицу и она действительно умеет ее носить. Подтянутое тело в строгом костюме. Уверенный взгляд. Звучный решительный голос.

В нем она впервые не была уверена, но тот не стал ее подводить, не задрожал, как все внутри нее.

– На ЗиПи3 был обнаружен искусственный интеллект, – заговорила она, глядя в камеру, – способный организовать преступников в опасные вооруженные группы и дать им современные технологии. За последнюю неделю было предотвращено более сотни информационных атак на систему, а патологическая активность на ней дает нам понять, что есть угроза настоящей атаки отселенных на человечество. Для предотвращения подобного ЗиПи3 будет уничтожена новой плазменной бомбой «Азазель», которая вот уже полгода ждет возможности проведения масштабных испытаний.

Текст закончился. Моника сглотнула и все же добавила:

– Таково решение совета.

Но ее последние слова в эфир уже не попали. Камера была отключена, а на главном канале уже возобновились новости. Ей оставалось только закрыть глаза и стиснуть зубы, потому что ей непременно придется писать рапорт и искать новую работу, но это будет напрасно.

* * *

Что-то заставило ее вздрогнуть и уронить корзину с саженцами прямо на клумбу и, даже не взглянув на измятые крошечные белые цветочки, она сразу побежала в дом, бросая прямо на дорожку садовые инструменты, перчатки и кожаный передник.

Новости, которые смотрела дочь, она слышала через распахнутое окно, и сердце у нее почему-то взвыло от ужаса.

– Мама? – спросила светловолосая дочка, когда она вбежала в гостиную, не закрывая за собой входную дверь.

Женщина на нее даже не посмотрела. Ее волновал только огромный экран на всю стену и строгий голос Моники Эберли. Из-за размеров экрана казалось, что она стоит у них в гостиной и сообщает страшную новость:

– Для предотвращения подобного ЗиПи3 будет уничтожена новой плазменной бомбой «Азазель».

Что такое плазменная бомба, женщина не знала, но сердце у нее на миг остановилось.

– Мама, – снова окликнула ее девушка, вскочив с кресла и бросившись к ней.

Удержать ее она не смогла. Рухнув на колени, женщина зарыдала, закрыла лицо тонкими дрожащими пальцами и завыла на весь дом, раскачиваясь в такт собственному завыванию.

– Боже, мама…

Девушка метнулась к двери, спешно ее закрыла. Заперла окно, активировала защиту дома, чтобы без пароля его нельзя было открыть ни изнутри, ни снаружи.

– Срочно ограничить доступ ко всем острым предметам, – скомандовала она домашней компьютерной системе и помчалась наверх, в комнату матери, пытаясь найти спасительный укол.

На ходу она вызывала отца с помощью браслета связи.

– Лителла, я же просил тебя не отвлекать меня сегодня, – строго сказал ей отец, потому она без лишних предисловий сразу сообщила:

– У матери приступ.

– Бегу, – мгновенно изменив тон, ответил отец. – Что случилось?

– В новостях сказали, что ЗиПи3 уничтожат, – выпалила Лита и только потом поняла, что это значит, застыв перед открытым шкафчиком с лекарствами.

– Она знает? Ты ей говорила?! – испуганно спросил отец.

– Нет, ты что… но папа… дедушка ведь говорил, что он еще жив. Что теперь делать?

– Лит, мы с самого начала никак не могли помочь Оливеру. Он умер в тот момент, когда совершил убийство.

Она хотела возразить, но внизу вой перешел в крик, а затем с грохотом разбилось и рухнуло на пол что-то стеклянное, звенящее осколками. Мать разбила или зеркало, или стеклянный столик, а значит было не до разговоров.

– Приходи скорее, – сказала она отцу, схватила шприц с лекарством, похожий скорее на ручку с выдвижной иглой вместо стержня, и бросилась вниз.

Разбит был журнальный столик. Одной из его металлических ножек окровавленными из-за порезов руками женщина била стену за экраном. Ножка проходила сквозь голограмму и оставляла на покрашенной стене грубые темные полосы, так и не навредив ведущим, рассуждавшим о том, какая планета может стать ЗиПи4.

Выключив, наконец, новостной канал, Лителла Финрер метнулась к женщине.

– Мой мальчик, – прошептала та и снова зарыдала, сползая на пол.

– Все будет хорошо, – пообещала Лита, обнимая ее, и спешно колола ей лекарство прямо в шею.

* * *

– Вы должны это увидеть, – сказал Люкс и, не дожидаясь реакции Симона, включил сообщение от Моники Эберли.

– Для предотвращения подобного ЗиПи3 будет уничтожена новой плазменной бомбой «Азазель», которая вот уже полгода ждет возможности проведения масштабных испытаний, – сообщила та уверенно, а Симон нервно потер переносицу.

– Пролезет в любую дырку с этим «Азазелем», – проворчал Симон.

Он очень не любил этот проект и вообще считал, что оружие, способное уничтожить целую планету, не стоит улучшать и разрабатывать. Когда ему говорили, что это для защиты, он всегда хмурился и спрашивал:

– От кого, простите, надо защищать человечество, колонизировавшее больше сорока звездных систем и подчинившее себе три менее развитые народности.

– Всегда есть шанс, что мы столкнемся с народом, который умнее и сильнее нас, – отвечали ему военные.

– Если такие есть, то у них надо учиться, а не бомбами замахиваться, – ворчал Симон, но прекрасно понимал, что от него ничего не зависит, особенно если совет считает, что наука должна развиваться всесторонне.

– И созидание, и разрушение важно для баланса, – сказал ему когда-то один из членов совета.

Симон только глаза закатил, оставляя при себе размышления, что человечество как таковое и без помощи науки – разрушительная масса, которой созидание неведомо.

Все эти мысли снова пронеслись в голове Симона, а потом он вдруг понял, где собираются провести испытания «Азазеля», и испуганно посмотрел на Люкса.

– Что это значит? – спросил он и тут же встряхнул браслет связи, вскакивая с рабочего стола.

– Можете ему не звонить, – сообщил Люкс. – Франк вам не ответит.

– Как? Почему?

– Не сможет.

– Что все это значит, Люкс! Ты должен сказать мне все, что знаешь.

Мужчина даже подбежал и схватил Люкса за пиджак, словно этим можно было напугать искусственный интеллект.

– Я знаю только, что Франк Стелбахер сейчас без сознания и это решение принято не им, – сообщил Люкс. – Мне жаль. Я сделал все, чтобы его спасти, но ни один врач не даст гарантий.

Симон отпустил Люкса и с отчаяньем посмотрел в окно. Над крупным городом Земли солнце, осветив небо в красный, клонилось к закату.

– Им лишь бы разрушать, – прошептал Симон и снова проверил чип.

Оливер Финрер был все еще жив и оттого хотелось выть.

«Лучше бы я этого не знал», – подумал Симон и вздохом вернулся к рабочему столу. Ему как раз пришло распоряжение от Совета – подготовить проект «Азазель» к испытаниям.

* * *

Маска плотно прилегала к лицу Франка. Он дышал сам, но врачи считали, что без дополнительного кислорода организму никак не справиться.

«Инсульт вследствие передозировки нейростимуляторами», – гласил диагноз, и только Люкс знал, что анализ принятых Франком препаратов не соответствует стандартным дозам. Кто-то успел подменить флакон в базе его компьютерной системы. Он даже знал кто, но не смел принимать решений, потому Байрон тихо спал в глубинах браслета связи и ждал своего часа, чтобы рассказать все о настоящих врагах человечества.

Глава 31

По залу прокатился вздох разочарования. Не часто у Волков случались такие развлечения. Все привыкли к медлительности жертвы. Сначала приговоренный долго не решался взять револьвер, потом никак не мог прикоснуться к барабану, несколько раз направлял дуло в висок, но никак не мог нажать на курок.

Кто жил в Логове давно знал, что почти все, выстрелив, высаживают себе мозги, размазывая потом их по полу. Одни падают замертво. Другие еще несколько секунд бились в предсмертных судорогах.

Те немногие, что оставались в живых, рыдали, падали на пол, часто обделавшись от ужаса, и целовали ноги Вожаку. Видимо те, кто ноги целовать не будет, не выживали до этого дня.

– Не вышло? – спросил Виту, бросив взгляд на Дерла.

Зло усмехнувшись, он уронил револьвер на поднос и громко объявил:

– Шоу закончилось, а теперь отвалите от меня!

Не дожидаясь реакции и больше уже ни на кого не глядя, он просто пошел на выход. Волк-воин, охранявший зал, не решился его остановить, даже отступил чуть в сторону, чтобы не мешать Калибану.

– Надеюсь, на этом дело закрыто? – спросил Лотар.

– Да, – сквозь зубы прошипел Дерл и грозно посмотрел на уходящего старика, давая команду страже его задержать.

Лотар этот жест не заметил, да и значения ему не придал. Что происходит у Волков, его не волновало, потому он коротко кивнул и помчался за Виту.

– Постой, – окликнул он его в пустом коридоре.

Виту не отреагировал. Он так был занят тем, что происходило у него в голове, что совсем ничего не слышал, опомнившись только тогда, когда Лотар дернул его за плечо, заставляя обернуться. Левая рука тут же сжалась в кулак, правая потянулась к ремню, где должен был висеть нож, а когда Виту понял кто это, немного расслабился, правда руку с плеча все равно сбросил нервным движением.

– Ты в порядке? – нелепо спросил Лотар.

– Зашибись, – огрызнулся Виту.

– Я почти ничего не понимал, но… я правильно сделал, что согласился? – не замечая язвительности, спросил Лотар.

– Да, – после короткой паузы ответил Виту, закрывая рукой глаза. – Да, все правильно, просто…

У него вырвался нервный смешок, который он задавил, закрыв себе рот двумя руками, а потом устало посмотрел на Лотара, медленно роняя обе руки.

– Знаешь, когда я выстрелил, но еще не понял, что жив, в эту самую долю секунды я вдруг подумал, что умереть было бы проще. Смерть в Пекле это свобода от всего… даже от себя самого, а я…

Он сбился.

– Витур, не надо, когда мы попадем в центр управления…

– Когда мы попадем в центр управления, ты съебешь в свой ЗАП, а я уже год как труп, и это не изменится!

Лотар открыл было рот, чтобы возразить, но тут же его закрыл, понимая, что собрался сделать все, чтобы никто отсюда не смог сбежать. Такие как Витур – угроза для человечества. У них сломанные рамки нормы, опасное мышление, способность убивать такая, что ни одному спецбойцу ЗАПа и не снилась. Как можно позволить таким оказаться на свободе?

Лотар спрашивал себя, а сам понимал, что не может и не хочет бросать тут ни Виту, ни Ирона, ни Мартина, ни Шефа с Кирком, ни всех остальных.

«Они люди и не заслуживают такой жизни», – мелькнуло у Лотара в голове, но сказать этого он не смог.

– Забей, – устало выдохнул Виту, хлопнул его по плечу, но тут же вздрогнул.

В большом зале собраний раздался выстрел. Кто-то снова стрелял из револьвера и на этот раз на поражение.

* * *

– Что это было? – спросил Дерл у старика, когда того вернули обратно.

Два Волка схватили его под руку и потянули к Вожаку. Он все еще держал поднос с заряженным револьвером и это заставляло Дерла нервно кривить губы.

– Я не понимаю, о чем вы, – тихо сказал старик.

– Не понимаешь?! – рявкнул Дерл и тут же схватил револьвер, чтобы проверить барабан. Три патрона из шести было в своих каморах. Он все их вытряхнул, оставил один, загнал его в барабан и протянул старику.

– Вы чего? – тихо спросил тот. – Я что виноват, что он такой странный? Я сделал все, как мне велели, просто этот… эта… оно же неадекватное… ну…

Его уже не держали ни Волки, ни ноги. Он рухнул на колени, выронил поднос. Тот тихо звякнул, упав плашмя.

– Ты же сказал, что ничего не знаешь, – скалясь, напомнил Дерл, – так что заткнись и стреляй, не вращая барабан. Живо!

– Не надо, – прошептал старик, вжимая голову в шею. Ему к револьверу теперь было страшно прикасаться.

– Не будешь? Мне что ли выстрелить?! – спросил Дерл, перехватывая револьвер. Он ткнул дуло старику прямо в лоб и надавил с такой силой, будто надеялся проломить череп без всякой стрельбы.

Старик не ответил, только тихо заплакал, складывая сухие дрожащие руки в мольбе. На весь зал воинов было шестеро. Больше двух десятков рабочих Волков просто стояли и смотрели, боясь перешептываться. Смотрели и дрожали, словно пистолет приставили к их голове, а не чужой.

Старик шептал что-то без звука. Молился о чем-то, едва шевеля губами, и смотрел на Дерла мокрыми от слез глазами, а тот злобно скалился, продолжая давить револьвером на старый морщинистый лоб.

– Чтобы ты сдох, – прошипел он и все же выстрелил, разбрызгивая по полу кровь с сероватыми комочками мозгов, похожими на густую кашу, от которой тошнило даже Дерла.

– Уберите эту мразь, – приказал он, отдавая револьвер кому-то из своих подручных. – Стащите с него все мясо, какое только можно. Оно пригодится нам к завтрашнему пиру.

– В честь твоей смерти? – спросил внезапно вернувшийся в зал Виту.

На него уставились все: и бешеный от гнева Дерл, и растерянные Волки-вояки, и перепуганные работяги. Даже Лотар смотрел на него, не понимая, как все это остановить.

«Не надо», – мысленно просил он, но почему-то не решался подойти к Виту и сказать это вслух.

– Я бросаю тебе вызов! – сказал Виту, указывая на Дерла пальцем. – Завтра перед вылетом, когда корабль будет готов, ты и я один на один, без права на месть победителю!

– Оружие? – скрепя зубами, спросил Дерл.

– Как обычно, что угодно, кроме пукалок, – небрежно бросил Виту. – Посмотрим, сможешь ли ты меня убить.

– Я свяжу тебя, выебу, а потом перережу тебе глотку! – рыча пообещал Дерл.

– Отсоси себе сам, – лениво ответил Виту, показав Дерлу фак. – Гнида, – добавил он негромко и просто вышел.

– Зачем? – спросил у него Лотар. – Мы только уладили одну проблему…

– Затем! – перебил его Виту и что было силы ударил его кулаком в плечо, заставляя врезаться спиной в каменную стену коридора. – Этот старик был моим другом, а ты, блять, лучше с собственным говном разберись!

– Ты о чем? – почти испуганно спросил Лотар. Таких глаз у живого человека он еще никогда не видел. В них была такая чистая необузданная ярость, что, казалось, могла снести любого.

– Оливер Финрер жив и ждет тебя вместе с кораблем в условной точке, – зло сказал Виту.

– Что? – переспросил Лотар, ничего не понимая.

– То, – в тон ему ответил Виту, ткнул его пальцем в грудь, будто пытаясь добить этим последним жестом, и просто ушел, торопясь найти Ирона и покончить наконец с кораблем, чтобы потом и умереть было не страшно, а все остальные вместе с их чувствами и проблемами могли катиться в жерло вулкана, хотя, нет, в жерло вулкана никак нельзя. Там уже занято, а вот во все другие дыры Пекла – всегда пожалуйста.

«Мне плевать», – соврал себе Виту, возвращаясь в строительный ангар. Времени было мало, а работы предстояло еще много. Корабль внешне казался готовым, но двигатель все еще не был подключен, панели управления не настроены, а подобие шасси не только не приклеено, но даже не построено. Всех надо было поторапливать, себя самого в том числе. Этим Виту успешно и занялся, прикрикивая на каждого, кто попадался на глаза.

* * *

Карин лежала на груди у Шефа и водила пальцем по его груди, то и дело натыкаясь на шрамы. Было темно, и она их не видела, только чувствовала их пальцами, но не спрашивала откуда они. Перестрелки. Взрывы. Драки. Каждый из этих шрамов напоминал ей, где они и кто он. Убийца. Осужденный, и в то же время человек, которого не стерли, человек, который может вернуться, если конечно его не решат осудить за все то, что он сделал здесь.

– Ты считал скольких ты убил? – зачем-то спросила она.

– Я дурак, что ли? – уточнил Шеф, щелкнув зажигалкой.

Курил он не табак, а какую-то горькую траву. Дым у нее был тоже горьким и странно щекотал нос. Он выдыхал его в сторону, но она все равно улавливала запах и понимала, что будет помнить его до конца жизни, потому что этот горький запах будет напоминать о нем.

– Тут никто таких вещей не считает, со счета собьешься в первый же год, если переживешь его, конечно. Большая часть сюда сброшенных в первые полгода и дохнет, потому что не умеют ни ходить, ни стрелять, ни дышать, как Пекло того требует.

Она не понимала, о чем он. Ей не казалось, что Пекло учило ее жить как-то иначе настолько, что тут даже дышать надо было не так. Скорее, наоборот, Пекло подарило ей Олли, и теперь она могла мечтать только об одном: чтобы они вместе смогли покинуть эту планету.

– Ты ведь улетишь отсюда со мной? – спрашивала она едва слышно.

– Нет, – отвечал он, заставляя ее подскочить.

Слов она все равно найти не могла, не понимая, как можно тут сказать нет.

– У меня нет будущего за пределами этой планеты, – сказал он спокойно и встал, отстраняя ее, чтобы пойти искать в темноте одежду, продолжая рассуждать: – Ты улетишь и будешь жить дальше без меня.

Карин точно знала, что в ее воспоминании он такого не говорил, но все равно дрожала всем телом, зная, что он всегда так думал. Она и не спрашивала никогда, хочет ли он улететь, потому что боялась услышать нет. Она просто говорила, что все изменится, когда они покинут планету.

Он благоразумно молчал в реальности, а тут уходил, как никогда громко стуча ботинками по камням пещеры.

– Не уходи, – прошептала Карин, понимая, что шаги так далеко, что вот-вот исчезнут, а она не представляет ни куда идти, ни как.

– Не думай о том, что тебе тут мерещится, – сказал неожиданно уверенный компьютерный голос.

Карин обернулась и поняла, что сидит на каком-то металлическом столе, а рядом с ней стоит самый известный робот с искусственным интеллектом.

– Люкс? – пораженно переспросила Карин.

– Да, у меня не очень много времени, – сказал он, переходя к делу. – Я здесь, чтобы предупредить тебя. Все, что она делает – пытается подавить твою волю, чтобы не нанести вред твоей личности, а избавить тебя от желания жить.

– Что значит избавить от желания жить?

– Доказать тебе, что вся твоя жизнь бессмысленна, чтобы было проще захватить твое сознание. Этот аппарат уничтожает, буквально выжигает некоторые зоны человеческого мозга, что приводит к необратимым изменениям личности. Она не может себе это позволить, потому что ей нужен твой мозг совершенно целым. Сейчас она подавляет тебя, чтобы потом установить электроды в твой мозг и превратить твое тело в одно из своих устройств. Надеюсь, я понятно излагаю?

– Да, – кивнула Карин, знающая немало и о роботах, и о принципах работы искусственного интеллекта. – Другими словами, самое главное – это сохранить волю?

– Самое главное – это хотеть жить, – сказал Люкс. – У меня для тебя даже есть хорошие новости. Зена занята, потому что потеряла связь с базой на континенте. Она была захвачена, а на камерах зафиксирован Оливер Финрер и его люди. Скорее всего они идут за тобой.

– А Берг? Он жив? – спросила Карин, надеясь, что этот робот может хоть что-то знать.

– Жив. Они будут действовать вместе, только чтобы спасти тебя, так что помни об этом, когда она попытается стать тобой. Она может сделать это в любой момент, потому что ее эмоциональный код крайне нестабилен.

– Она истеричка, – зло рыкнула Карин.

– Она всего лишь брала пример с людей, – возразил на это Люкс и коротко коснулся лба Карин: – Помни: воля и желание жить. Жечь мозг она тебе не станет. Это твой шанс. Обо всем остальном – позже.

Сказал и тут же исчез, оставив Карин в полной темноте, но с надеждой. Если Олли и Берг, объединившись, решили ее спасти во что бы то ни стало – они непременно это сделают. В этом можно не сомневаться.

Глава 32

Берг сидел на кровати и смотрел в стену. Чтобы не проваливаться в матрас и не чувствовать решетки под ним, он упирался руками в край кровати и буквально опирался на руки. От этого вывернутые цепями плечи ныли от боли, но лечь Берг не мог, думая обо всем, что произошло.

Его жизни ничего не угрожало. Так сказал врач, прибывший с Демонами.

– Они, конечно, замучили бы тебя до смерти такими темпами, – признавался он, – но не успели. Теперь я быстро поставлю тебя на ноги, благо у нас лекарства есть.

Он дал что-то выпить, обработал раны, но никак не мог повлиять на ужас осознания.

«Я отдал Карин чудовищу», – звучало в его голове.

Он снова и снова видел перед собой Зену – уродливую человекоподобную стерву, которая просто хотела получить Карин, как трофей. Ни злости, ни обиды, ни ревности в Берге уже не осталось, только вина и понимание, что от всех его идеалов и пепла больше нет.

– Берг, – вывел его из оцепенения Шеф, внезапно появившийся в комнате. – Мне нужны твои мозги.

– Толку от них, если я…

Шеф ему даже договорить не дал.

– Заткнись, – перебил он его, обошел кровать и протянул ему бутылку. – Не можешь не ныть – пей. Ты боевой офицер, тебя учили тактике и прочей херне, о которой я только догадываюсь, так что возьми себя в руки и давай думать, как мы будем Карин доставать.

Бутылку Берг взял, даже не совсем понимая зачем она ему, а Шеф тут же поставил перед ним стул, присел на корточки и развернул схему острова с центром управления.

– Карин должна быть здесь, – сказал Шеф, ткнув на карту. – Если все будет хорошо и парни доставят нам завтра хоть какую-нибудь летающую херню, высадимся мы здесь, но Дориан не знает половины обозначений на этой схеме, а искать расшифровку каждой по базе с флешки у нас нет времени. Ты врубаешься, что это за крестики, палочки, нолики?

– Да, врубаюсь, – растерянно сказал Берг и все же хлебнул из бутылки. – Вот это лазерный блок, а тут защитный сенсор. Это должен быть отсек защитников-роботов, но я не уверен, что они вообще работают, там же, говорят, люди есть.

– Да, одержимые любовью к Зене – той страхожопине, – сказал Шеф, отобрал у Берга бутылку, тоже отхлебнул, радуясь, что это не самое мерзкое пойло, которое тут можно встретить, и тут же вернул бутылку Бергу. – Только я не знаю, что такое лазерный блок.

– Защита коридора из нескольких перекрестных лазерных лучей. Если ты говоришь, что есть какая-то флешка с инфой, лучше там посмотреть, как именно идут лучи и можно ли их блокануть, потому что обычно это смертельно, – говорил Берг, пил и сам отдавал Шефу бутылку.

– А, ну не для костюмов, которыми она нас снарядила, – отвечал тот, делал свой глоток и снова давал бутылку Бергу, что переставал опираться на кровать, зависал над схемой, пояснял, что на ней обозначено, и сразу набрасывал варианты передвижения, фыркая всякий раз, когда Шеф сообщал ему об их оснащении и вооружении.

– Ты в курсе, что мы за армию при таком раскладе сойдем? – пошутил он даже, понимая, что у них действительно есть шансы прорваться в центр управления на острове, маленькие, но есть.

– Пофиг: армия или нет, лишь бы хоть какой-то толк. У Карин нет времени, да и у нас всех тоже. Вам надо свалить как можно быстрее, пока планету не начали зачищать.

– Нам? – переспросил Берг.

Они с Шефом встретились взглядом. Тот не ответил, только снова отобрал бутылку и сделал несколько жадных глотков, словно раздирающий горло алкоголь мог утолить его жажду.

Берг сглотнул, молча принял бутылку, выпил и вернулся к обсуждению, сам не понимая имеет ли он право покидать планету, зная, что все идеалы, в которые он когда-то верил, лживы и нелепы.

Реальная жизнь другая. Она не вписывается в эти идеи. Она сметает их. Он просто смотрел на план, изучал ресурсы и предлагал варианты, пока они не смогли решить, что делать дальше.

– Отлично, – заключил Шеф. – Теперь отдохни. Ты нужен нам, даже если не будешь в состоянии сражаться.

– А ты мог спать после… Ястребов? – спросил Берг, впервые в разговоре с Шефом стараясь подбирать слова.

– С трудом, – не стал врать тот, – но осознание, что ты сдохнешь, если не научишься отдыхать – спасало. На базе должен быть эвакуационный крейсер. Ты должен вывезти ее оттуда.

– Я? Может, лучше отправим с ней Лотара?

Они снова посмотрели друг на друга. Бутылка была уже пуста и передавать было просто нечего, а спорить трудно.

– Для начала ее надо спасти, – уверенно заключил Шеф и вышел, чтобы найти Дориана и буквально потребовать у него снотворного для Берга.

– Мне нужно, чтобы он мог думать, так что выруби его на эту ночь, обо всем остальном подумаем после.

Дориан кивнул, добавил пару лекарственных капель в наваристый бульон и отнес его Бергу, чтобы остаться с ним, пока тот не уснет. Они даже не были знакомы прежде, но как врач он точно знал, что человека в таком состоянии одного оставлять просто нельзя.

* * *

Виту не хотел ни с кем говорить о собственном решении. Он и сам уже понять не мог, зачем так поступил, давно решив для себя, что дела Волков его не касаются.

– Зачем тебе бой с Дерлом? – спросил Ирон шепотом, явно переживая.

– Не завидуй, – отвечал ему на это Виту и тут же указывал на кривую заклепку на обшивке. – Ты уверен, что тут все герметично? Лучше перепроверь.

Ирон устало качал головой, но соглашался проверять обшивку, не пытаясь больше вернуться к этой теме. С кораблем действительно было слишком много работы.

– Вот именно, – цокнул на это языком Виту и поспешил заняться чем-нибудь еще.

Сложнее всего ему было с Лотаром. Короткая вспышка гнева давно прошла, и стало даже стыдно за причиненную боль, но извиняться смысла не было. За что? За правду прощения не просят, по крайней мере, Виту так считал, искренне веря, что он не может быть виновен, если правда для кого-то оказалась слишком страшной.

– Все претензии к Совету, в письменном виде, – обычно говорил он. – Возможно, правители человечества смогут вам помочь или добьют на месте.

В Пекле же Совета не было. Они сами себе Совет и даже не решили, кто возглавит будущую команду корабля. Очевидно было лишь, что пилотировать его будет Лотар, все остальное пока значения не имело. Только говорить с ним было трудно даже о делах.

– Это правда? Про Финрера? – уже ночью все же спросил Лотар.

Виту сделал вид, что ничего не услышал, ускользая от всех прочь.

– Правда, – за него ответил Ирон. – Шеф – Оливер Финрер. Его здесь все знают.

Он даже рассказал ему кратко историю мальчишки, что из чужой подстилки вырос до главы клана.

– Для Пекла это невозможно, – сказал Ирон и тут осекся, хмурясь и понимая, что, если Виту победит Дерла, он и сам станет таким же главой клана. Из шлюхи в короли. – Жаль только, ненадолго, – прошептал Ирон себе под нос. Он то точно знал, что за одним боем тут же придет другой, потому что Вожаки в отставку не уходят: они или сами умирают, или погибают от удара того, кто посмел бросить вызов.

Вожака в виде Виту никто не потерпит.

Виту думал так же.

– Прости, – говорил он едва слышно, оставшись один в моторном отсеке. – Я не мог иначе.

Он смотрел на готовую к работе конструкцию из двигателей, проверял последние соединения и запирал все подходы, так чтобы никто не мог больше по глупости подобраться к сердцу безымянного корабля.

– Вита, ты тут? – неожиданно спросил кто-то очень нерешительно. – Нам сказали, что тут.

– Я Витур, – исправил Виту и только затем обернулся и осмотрел силуэты трех Волков.

Это были работяги. Виту сразу понимал это по сутулым спинам и нелепо поднятым к груди рукам. Вояки несли бы себя с гонором победителей, только перед Вожаком иногда голову опуская, когда было за что по шее получить. Перед шлюхами тут никто не пресмыкается.

– Прости, мы не знали твоего настоящего имени, – сказал один из трех Волков, явно самый смелый, и замер в коридоре, ожидая реакцию.

Виту просто отмахнулся, не собираясь устраивать скандал на пустом месте. Ему скорее было даже интересно, зачем к нему прислали этих троих.

«Неужели у Дерла все так плохо, что он готов подослать ко мне этих убогих, чтобы облегчить собственную участь, – думал Виту, наблюдая за нерешительными фигурами, и все равно ничего не понимал: – Ну и что они могут сделать?»

– Можно нам с тобой поговорить? – спросил все тот же смельчак.

– Мы уже говорим, – пожал плечами Виту. – Чего вы хотите? Вас Дерл прислал?

Волки сразу переглянулись, но, не говоря ничего, подошли еще ближе.

– Нет, не Дерл, – сказал очень тихо один из ранее молчавших Волков. – Он не должен знать, что мы были тут.

– Мы хотим, чтобы он умер завтра, – еще тише прошептал третий.

Виту снова пожал плечами.

– От меня то вы что хотите? Бой завтра, там и разберемся кто кого, – сообщил он растерянно, действительно не понимая к чему весь этот разговор.

– Мы хотим, чтобы все они умерли, – оглядываясь, сказал первый, а потом продолжил еще тише: – Все воины, и нам нужна помощь.

Виту нахмурился.

– Мы сами не справимся, – подтвердил третий Волк.

– Я был против этой аферы с револьвером, – внезапно признался второй. – Не хотел, чтобы старик Винсент подставлялся, а он говорил, что ты достойный. Сегодня я понял, что ты и правда такой. Достойный.

– Вас было много. Вы могли его отстоять, – пренебрежительно фыркнул в ответ Виту.

– Мы не знали как, – фактически простонал первый.

– Мы и сейчас не знаем, что делать, но больше никто не готов слушать Дерла. Мы хотим другого Вожака, – признался третий.

– Мы выбрали тебя.

– Вы – это вот вы трое? – уточнил Виту, скептически осматривая кривоватую немолодую троицу.

– Мы – это все работяги, – неожиданно гордо признался первый. – Нас сорок семь человек, и мы все проголосовали за тебя. Мы пойдем за тобой, поможем управиться с кораблем, только помоги избавиться от воинов Дерла. Тебе ведь это тоже надо.

Виту пожал плечами.

– Мне может и надо, только вам моя помощь совсем не нужна, – сказал он, кривясь.

– Как? Мы ведь не умеем убивать. Если кто из нас и убил когда, так это было случайно, – простонал второй, – а чтобы пойти и убить…

– Вы их кормите! – воскликнул Виту и тут же кашлянул в кулак, заставляя себя перейти на шепот. – Зачем вам думать про убийства и сложные планы, если вы можете их отравить. Дерл перед боем точно устроит пир, все что вам нужно – отравить еду, а потом добить их уже беспомощных.

Волки снова переглянулись, подобное им явно даже в голову не приходило.

– А чем травить? – спросил самый первый. – Мы только про кактусы знаем.

– Ну сок кактуса тоже дело хорошее. Если смешать с бухлом, так чтобы было почти в равных дозах, такое пойло вырубит их очень быстро. Глотки им потом перерезать труда не составит, если, конечно, не сдохнут от передоза, – рассуждал Виту, на ходу выискивая ответ.

При этом он даже не относился к этому, как к плану, так просто решал маленькую задачку.

– Но разве это не будет подозрительно? – тихо спросил второй, явно дрожа от страха.

– Будет, – согласился Виту, размышляя. – Надо что-то медленное, но надежное.

– Как паутина? – спросил робко второй. – Она ведь парализует свою жертву. Помню, как-то лет семь назад в наши пещеры паук пробрался, а овца в паутину угодила, так в судорогах умирала, еще больше путаясь.

– Да и есть ее никто не стал, – согласился третий.

– Страшно, – тихо прошептал первый, снова оглянувшись.

Виту же потер переносицу, зловеще усмехаясь.

– А я, кажется, знаю, где найти паутину и как ее принести, интересно только останется ли она ядовитой в запеченном виде.

– Так ты поможешь нам?

– Ты возглавишь нас?

– Заберешь нас с собой на этом корабле?

Виту только кивнул, продолжая улыбаться. Играть по-честному, еще и с Дерлом он не собирался. В конце концов, ничего честного и благородного в убийстве не бывает, так зачем себе врать и рисковать, если все равно выживают только подлецы?

Глава 33

Виту был уверен, что все спят, особенно Ирон, выжатый последней работой.

Вид у инженера был действительно замученный. Он сваливал все на усталость и недостаток сна, но Виту знал, что дело в болезни.

«Она измотает его», – подумал Виту, соглашаясь на молчаливое предложение лечь с ним рядом.

Сексуального подтекста в этом не было, да и казалось очевидным, что именно Ирон будет спать крепче остальных, а значит можно будет тихо встать, переступить через него и исчезнуть в темном коридоре, а там не важно успеет он вернуться к окончанию отдыха или нет. Свое дело он сделал, дальше ребята справятся и без него. Можно и интригами заняться. Найти паука, захватить паутину, провести все нужные эксперименты, а потом и за готовку взяться. Ради такого важного дела Виту и сам был не прочь взяться за приготовление человечины.

Одного он только не учел – Ирон не спал и схватил его за ногу. Стоило только попытаться сделать шаг.

– Чтоб ты сдох, – прошипел сквозь зубы Виту, дернувшись от неожиданности.

– Спасибо, но ты опоздал. Я уже и так умираю, – шепотом ответил Ирон, медленно приподнимаясь, но не отпуская щиколотку Виту.

– Прости, вырвалось, – искренно ответил тот.

Ирон кивнул, давая понять, что вопрос закрыт и обид не будет, и сразу перешел к делу.

– Куда ты собрался? – спросил он.

– У меня дела.

– Я пойду с тобой.

Ирон не спрашивал, не просил. Он говорил тихо и уверенно, но так, что и отказать было сложно, да и Виту не видел в этом смысла. Он просто кивнул и подал Ирону руку. Тот ее принял, отпуская Виту и больше ничего не спрашивая.

Делить им было нечего. Дерла Ирон защищать не станет, да и остальных вояк – вряд ли: если у него и были там друзья, то все они стали предателями. Белая ворона в Волчьей стае по имени Ирон едва ли вообще об этой стае будет заботиться после собственного изгнания. Виту даже не сомневался, но, когда они отошли от лаборатории, все же спросил:

– Зачем тебе со мной?

– Ты что-то задумал, – пожал плечами Ирон. – Я помочь хочу.

– И не спросишь, во что пытаешься ввязаться? – удивился Виту.

– Помнишь, ты когда-то предлагал мне сделку? – вместо ответа спросил Ирон.

Виту сразу нахмурился, даже остановился и скрестил руки у груди. Предложение он помнил, и все, что происходило тогда, но было это чем-то противным, как из прошлой жизни, а внутри от воспоминаний поднималась тошнота, а вместе с ней убеждение, что он убьет Ирона на месте, если он решит припомнить то нелепое предложение секса.

Ирон думал, конечно же, не об этом.

– Я тогда сомневался, а надо было просто соглашаться. Что бы ты ни задумал, не надо ходить в одиночку, – пояснил он.

– Ладно, – выдохнул Виту и тоже перешел к делу. – Мне нужна паутина. Хочу выйти отсюда и прогуляться к морю, только контейнер для паутины надо на складе прихватить.

– А убивать паука ты чем будешь? – нахмурился Ирон. – Или ты хочешь забрать паутину и убежать?

Виту вместо ответа показал спрятанную в тряпичную сумку перчатку от боевого костюма. Он стащил ее заранее из местного сейфа. Код знал только он и Лотар, а значит сразу будет ясно, кто взял, если возникнут вопросы, но Виту был уверен, что бластер перчатки никому не понадобится. Волки до боя дергаться не станут, а Лотар оружием шутить не будет. Против пауков зато – безотказно.

Кастер говорил, что с пауком можно справиться, а по скорпиону стрелять бесполезно. От тех нужно только бежать, но по дороге к морю их можно было встретить. Бластер мог в этом помочь, да и в логове паука вряд ли будет легко его одолеть.

Ирон молча протянул руку, прося оружие себе. Реакция у него была лучше, боевой опыт больше и в отличие от Виту убивал он не только людей, но и этих самых пауков.

– И ты, правда, хотел идти один? – спросил Ирон, когда Виту без споров отдал ему перчатку.

В ответ Калибан пожал плечами, растерянно кривя губы. Ему даже в голову не пришло, что можно попросить кого-то о помощи. Работяги на подобное были просто не способны.

– Не хотел тебя дергать, – сказал он, пожимая плечами.

Ирон головой покачал, явно мысленно ругаясь, но обсуждать это они не стали. Только забрав со склада контейнер, они вышли к запасному выходу – к тупику с колодцем, где когда-то Вожак приказал разместить Демонов. На месте разведенного тогда костра все еще оставалось пепелище. Ящики, стоявшие здесь вместо кроватей, никто не убрал, одно лишь тряпье давно вынесли. Даже кривое ведро по-прежнему было здесь.

– Ну вот зачем? Зачем болтать это ведро и поднимать муть со дна? – спрашивал Кастер, рассказывая про это самое ведро, а потом очень смешно рычал от бессильного гнева.

Виту смеялся и потому, что злая рожица Кастера казалась ему нелепой, и повод смешным, и вообще все это ворчание напоминало жалкую попытку доказать, что они живут обычную жизнь, в которой есть место бытовым неурядицам.

– Ничего смешного, – кривился Кастер в ответ на смех, а потом все равно улыбался, ворча уже на Виту, мол, тот мешает ему быть серьезным.

– Да, я такой, – смеялся Виту и, конечно же, отпускал пошлую шутку, желательно при всех, чтобы щеки Кастера краснели, а губы дрожали не то от смущения, не то от обиды, не то и вовсе от предвкушения, но скорее всего от всего сразу.

«Как бы ты отнесся к тому, что я собираюсь сделать?» – спросил мысленно Виту, даже не представляя ответа.

Кастер его никогда не осуждал, но не все ему нравилось. То же людоедство заставляло его кривиться от явной тошноты, а что бы он сказал о паралитическом яде на пиршестве людоедов?

– Я собираюсь отравить их всех, – признался Виту, когда они выбрались наружу, желая узнать хоть чье-то мнение.

– Дерла и его воинов? – уточнил Ирон.

– Именно. Ко мне пришли работяги и попросили помощи. Хотят, чтобы я стал их Вожаком и взял на корабль, а остальные – чтоб умерли.

Ирон помедлил немного, обдумывая услышанное, а затем неспешно кивнул.

– Не плохо. Паутина, как яд? – уточнил он.

– Да.

– А куда ее? В воде ты ее едва ли растворишь?

– Планирую запекать на человеческом мясе.

– Звучит не дурно, – хмыкнул Ирон и неожиданно усмехнулся. – Ты коварный сукин сын, Виту. Из тебя выйдет отличный Вожак, только командовать придется сбродом.

– Этот сброд будет благодарен… наверно, – пожал плечами Виту, – но давай честно, это мой шанс выжить. У нас бой без права мести, но титул Вожака покоя никому не даст. Кстати, хочешь отдам его тебе?

– Спасибо, но нет, – с улыбкой ответил Ирон.

Ему уже даже нелепым казалось, что когда-то он хотел стать Вожаком. За короткий срок жизни среди Демонов в нем тоже многое изменилось. Старое потеряло смысл. Он не хотел больше никем править. Он просто хотел создать хороший космический корабль, такой, каким можно было гордиться как инженеру. Теперь в глубине души он хотел только, чтобы творение его инженерной мысли смогло уйти от всех патрулей, выдержать любой бой и вошло в историю, как лучшее пиратское судно, и не важно узнает ли когда-нибудь человечество имя его создателя. Это уже значения не имело. Имени нет, как человек он уничтожен, а вот корабль может быть.

– Если мы сбежим отсюда, обещай, что станешь командиром корабля, – неожиданно попросил он.

– Почему я? – не понял Виту.

– А кто? Мартин, что ли? – рассмеялся Ирон.

– Шеф? – предположил Виту.

Ему самому казалось очевидным, что именно Финрер возглавляет команду сейчас, потому возглавит ее и после. Он сам был готов идти за Финрером, а подобное с ним случалось редко, потому не сомневался в его лидерстве.

– Шеф может вернуться, – спокойно пояснил Ирон. – Его не вытерли как нас. Он все еще существует для человечества, а значит может вернуться. Он что дурак – отказываться от такой возможности?

Виту пожал плечами, даже не сомневаясь, что Шеф в таких вопросах тот еще дурак и едва ли станет пользоваться подобным шансом.

«Слишком горд, чтобы прощать человечество», – думал он о Шефе, но с Ироном это не обсуждал, просто хмурился, понимая, что сам все усложнил еще больше, особенно если Лотар не выдержит и пристрелит Шефа на месте.

«Ситуация конечно будет», – иронично рассуждал Виту, прислушиваясь к темноте.

Ходить тихо, почти беззвучно он научился давно. Это здесь навык выживания. Слушать все, кроме собственного сердца – тоже неотъемлемое умение в Пекле, но вот услышать паука не так то просто. Тот тоже умел ходить бесшумно, медленно переставляя свои огромные лапы. Бродить в поисках можно было долго.

– Может, все же используем фонарь? – спросил Ирон, явно думая о том же. – Мы же не на охоте.

– Нас увидят с вышки, – мгновенно возразил на это Виту.

– А там вообще кто-то дежурит?

– Представь себе. По крайней мере, Дерл приказал дежурить.

Ирону пришлось молча пожать плечами. Площадка эта действительно была слишком хорошо видна с вышки. Как человек, дежуривший не одну ночь там, он точно знал, что свет фонаря не останется не замеченным.

Оставалось действительно бродить в темноте наугад. Волки здесь не охотились, не знали этой местности и потому никто не мог даже представить, где хотя бы теоретически могут прятаться пауки.

«А Демоны наверняка знают», – думал Виту и тут же замирал, слыша какой-то шелест в воздухе.

Он останавливал Ирона, схватив того за локоть, и жестом просил остановиться.

В его памяти возникала его собственная первая охота, успешная только благодаря Кастеру. Он слышал этот шелест, едва улавливал, но даже понять не мог, откуда этот звук. Зато Кастер понимал, говорил, что это птица, и с улыбкой брал Виту за руку, наводил пистолет куда-то в темноту и сам стрелял его рукой. Успешно стрелял, безошибочно, а потом еще врал, что это успех Виту.

– Потом ты научишься и не такому, – обещал Кастер тогда, а теперь Виту буквально казалось, что он снова рядом, где-то здесь в темноте и будто шепчет: «слушай», – а разум в этот же миг понимал, что если паукам тут и расставлять на кого-то сети, так именно на птиц.

– Ну же, – прошептал Виту совсем тихо, почти без звука, выдыхая свою надежду в раскаленный воздух. Эта птица должна была дать ему ответ, иначе зачем она вообще стала летать этой ночью так, чтобы он слышал шелест ее крыльев. Это было иррационально. Это было недоказуемо. Это было вообще неправильно и верить в это было никак нельзя, но Виту хмурился и смотрел в темноту, прислушиваясь к каждому порыву воздуха, и просто знал, что эта птица станет ему ответом.

«Ты сходишь с ума», – сказал сам себе Виту, но только сильнее сжал локоть Ирона, буквально цепляясь в него, чтобы не сорваться, чтобы потерпеть еще немного, довериться миру и позволить тому решить все за пару часов до рассвета.

«Если не получится, дождемся рассвета и найдем паутину уже не в темноте, – размышлял он. – С вышки нас увидят, но ничего не докажут. Совсем ничего».

Думал он, уже двумя руками цепляясь за Ирона.

– Да что не так? – все же очень тихо спросил тот, и в тот же миг едва уловимый шелест крыльев вдруг сменился шумным ударом.

Ответ был уже не нужен. В темноте раздался пронзительный птичий крик. Крылья стали бить воздух, явно слабея. Даже спрашивать, где и что происходит, было просто не нужно.

– Жертва попалась, – ответил Виту и побежал на звук, почти не разбирая дороги в темноте.

«Спасибо», – шептал он мысленно и замирал от испуганно-пронзительного звука на уровне собственных ног.

В двух шагах от него в каменной породе была трещина, затянутая сетью из паутины, а по ту сторону расщелины медленно поднимался на свои длинные лапы паук, заставляя Виту задрать голову.

Двигаться и бежать он просто не мог, стоял и смотрел, как паук медленно ступает на собственную паутину, пробираясь к бьющейся в ней птице. Она запутывала свои крылья еще больше. Отчаянный крик становился все тише, а Виту зачем-то переставал дышать, наблюдая за этим.

Паук замер над птицей, раскрывая свою маленькую уродливую пасть. Виту сглотнул и едва заметно улыбнулся, видя короткую вспышку света.

Выстрел бластера даже на малом заряде снес паука, отбросил его прочь и прокатил по каменным плитам, будто это не была туша весом почти в тонну.

– Ненормальный! – выругался Ирон. – Ты хоть понимаешь, что он мог броситься на тебя?!

– Нет, – спокойно ответил Виту, все так же едва заметно улыбаясь. – Он мог быть не один. Будь настороже, а я соберу паутину, – велел он и тут же взялся за работу.

В пустом контейнере, под крышкой был закреплен металлический прут, его оставили рабочие. Именно этим прутом Виту цеплял паутину и наматывал ее на металл, пока сеть не натягивалась слишком сильно. Тогда он доставал нож, резал нити и стягивал полученную массу в контейнер, упирая ее о край стенки, затем повторял все вновь.

Он работал. Ирон наблюдал, а птица переставала биться и падала в пропасть, когда поврежденная паутина уже не могла ее удержать. Следом летел нож и металлический прут.

«Спасибо», – снова говорил Виту, поднимаясь над краем пропасти.

Он и сам не знал, говорил он это птице или Кастеру, в помощь которого безумно хотелось верить, и снова улыбался, когда в ответ на это спасибо теплый ветер царапал его лицо раскаленным за день песком.

Небо было еще темным. Впереди появлялись первые проблески света, у них еще были шансы вернуться незамеченными.

– Нам надо торопиться, – напоминал Ирон.

Виту кивал, прятал ящик в сумку и быстрым шагом шел назад, уже не оглядываясь, не улыбаясь и не видя смысла говорить.

Глава 34

Симон Финрер сидел за своим рабочим столом и смотрел на информационную панель с проектом «Азазель». По распоряжению Совета в кратчайший срок должны были быть подготовлены все бумаги для старта испытаний. Автор треклятой бомбы почти мгновенно прислал дело на подпись, а Финрер и смотреть на нее не хотел. Он не видел смысла в этой разработке и, будь его воля, закрыл бы проект еще на старте. Он и так делал все, чтобы «Азазель» получал как можно меньше средств и оборудования, но его взяли под свою защиту военные, и тут уже Финрер мало что мог сделать. Даже Франк едва ли влиял на ситуацию.

– Не все в работе армии могу решать я, многое в руках совета и управленцев на местах, – говорил он, пожимая плечами. – Я даже не знаю, кто в итоге заказал «Азазеля». Могу узнать, но это вряд ли что-то изменит. У них наверняка есть обоснование, причем логичное.

– Это оружие опасно, ты это понимаешь? И никакой другой стороны у этой силы нет, – вздыхал Финрер. – Пока мы тратим много времени на обоснование развития энергетики, создавать бомбу, способную не просто взорвать планету, а расщепить ее на молекулы, чтобы… что?

– Чтобы была, – с усмешкой отвечал Франк. – Человек – такая тварь, ему все надо чтобы было, особенно если это имеет силу. Ты как будто не знал.

Он смеялся и поднимал чашку с чаем так, словно это была банка пива, которой можно было свободно салютовать за здоровье собеседника.

– Чтобы было, – повторил Финрер и все же открыл проект, заранее зная, что он найдет, за что его развернуть.

«Мне надо продержаться как можно больше. Надо дождаться Франка», – размышлял он, хмурясь от того, что он видел.

Беглого взгляда на бумаги ему хватило, чтобы найти недочет.

– Говард, а где расчеты по ожидаемым результатам? – спросил он без предисловий, включив связь с кабинетом главы проекта «Азазель».

Он даже не смотрел на дополнительный экран, в котором открывался вид на суету в кабинете, и в камеру смотреть не стал, пролистывая документ до конца.

– Эм… а зачем? – спешно спросил Говард, занимая место за своим рабочим столом.

Он уже сел отмечать предстоящий проект, добавив и себе и своим подчиненным коньяк в кофе. Уставом академии это, конечно, возбранялось, но едва ли кто-то отправит кофе на экспертизу или устроит скандал из-за обнаруженного в кабинете торта, но натянутые отношения с главой академии заставили мужчину подавиться злосчастным праздничным угощением.

– Что значит зачем? – спросил Симон, хмурясь и все же глядя на своего собеседника.

Остроносого Говарда Родерхайма он не считал идиотом, потому и злился на него за подобные проекты.

«Ты физик, который мог бы чего-то достичь – лучшего, большего, но ты тратишь жизнь на оружие, которое может стирать целые планеты с карт галактик. Ради чего?» – частенько мысленно спрашивал Симон Финрер, зная при этом ответ Говарда. Он прозвучал в тот день, когда Финрер предложил ему оставить «Азазель» и заняться чем-то еще, например, стать частью проекта «Белая молния».

– Издеваетесь? – спросил Говард. – Тут я – глава проекта, а там я кем буду? Вторым старшим физиком под вашим началом?

– Первый старший физик как-то не в обиде, – дерзко пошутил над этим комментарием Витур Калибан, показательно откинувшись на спинку рабочего кресла.

В узле из светлых волос у него торчал стилус от инженерного планшета, рукава рубашки закатаны, но чуть ослабленный галстук и строгий жилет совсем не делали его хулиганом, а просто выдавали вольнодумца.

– А не много ли ты о себе возомнил? – огрызался на это Говард.

Симон тогда испугался, что перессорит пол-академии, если эти двое сцепятся всерьез, но Калибан только плечами пожал.

– Мне в интересном проекте и лаборантом быть не страшно, – ответил он на это и тут же выдал очередную идею, забывая про Говарда. Выхватывал стилус, хватал планшет и требовал срочных расчетов.

Такая суета, как звания и должности, Калибана не интересовала. Ему была интересна наука и именно таких людей Симон хотел видеть в академии, а приходилось терпеть Говарда Родерхайма, который тщеславие ставил выше науки.

Зная это, Симон и не стал говорить ничего о правилах и научной ценности, он сразу давил на больное:

– Не позорьтесь. Испытание без расчетов и ожидаемых прогнозов – жалкая демонстрация достижений. Как вы собираетесь оценивать результаты испытаний без предварительного описания эффектов?

– Расчет можно доделать, пока военные будут готовить запуск. Это ведь недолго, – растерялся Говард.

– Вот и подготовьте это сейчас. Я не буду подписывать документы в таком виде, – отрезал Симон, отправляя документ обратно, не забывая выставить замечание в виде отсутствия прогноза и ожидаемого эффекта, что считалось грубейшим нарушением и грозило Говарду штрафом.

Тот, видя такую отметку, шипел, но возражать не смел, заранее предугадывая все аргументы. Он даже сам понимал, что к документам в подобном виде придерутся на любой научной конференции, но ему и дела до этого не было. Он хотел как можно быстрее получить свой кусок славы, мысленно ругался, но на Финрера только взгляд недовольный бросал, кривясь.

– Жду исправленных документов и поторопитесь, – сказал Финрер и, не дожидаясь ответа, отключил связь.

Откинувшись на кресле, он посмотрел в потолок, задумавшись, что делать дальше. Точно зная, как быстро можно провести расчет через компьютерную систему и оформить все в документах, он ждал их назад уже завтра, а видеть их не хотел.

«Надо выиграть больше времени», – думал он и тут же сомневался в разумности этой идеи.

– Я могу помочь? – спросил Люкс, наблюдавший за всем происходящим со стороны.

– Как ты поможешь, если не умеешь врать? – вздохнул Симон. – Только если чаем.

Он потер переносицу, не заметив, как Люкс тихо удалился. К своему секретарю-помощнику он так привык, что уже не замечал, как тот исчезал и появлялся. Даже к внезапным репликам Симон привык настолько, что никогда им не удивлялся, особенно когда они становились продолжением разговора, спустя пятнадцать минут размышлений.

– Я не могу врать, но я могу манипулировать правдой, – сообщил Люкс, поставив на стол чашку зеленого чая.

Симон хмыкнул, посмотрел на чай. Развернувшийся на дне чашки цветок заставлял его переводить взгляд на Люкса.

– Этот чай любит Франк.

– Знаю, и я думаю, что вы думаете сейчас о нем.

– Я думаю о том, стоит ли его ждать? – признался Франк, хмурясь.

Он всматривался в подобие лица без глаз и рта, словно там можно было увидеть хоть какие-то эмоции, будто мог именно так понять, что на самом деле думает Люкс, но тут же одергивал себя, напоминая, что обычно понятие «думает» для Люкса неуместно.

– Сегодня его нет смысла ждать, но он все еще может изменить ситуацию, как только сможет снова на нее влиять, – спокойно сообщил Люкс, – но я не знаю сколько нужно ждать.

– Я вряд ли смогу отправить документы на доработку еще раз, – признался Симон, делая глоток золотисто-медового напитка.

– Если нужно, смогу я, – спокойно ответил Люкс. – Да и сбой в программе расчетов я могу сделать, мешая вернуть документы уже завтра.

– Разве ты не создан помогать людям, а не вредить им? – поразился Франк.

– Я создан помогать человечеству, если при этом надо немного помешать одному из людей, моя программа не развалится, – сообщил Люкс, снова удаляясь по каким-то своим одному ему понятным делам.

Он не сопровождал слова ни жестами, ни кивком, но Симон Финрер смотрел ему вслед и снова чувствовал, что только что произошло невозможное и искусственный интеллект без имитации человеческого сознания и эмоций пошутил, еще и проявляя дружеское участие, чего в сущности с Люксом случиться не могло, если они, конечно, правильно понимали, что такое Люкс.

* * *

Чувствуя себя идиотом-испытателем, Виту спрятался за каменный выступ. Как ни странно, ему было весело, а все происходящее уже совсем не напоминало реальность. То, чем они с Ироном тут занимались, походило скорее на глупую игру в ученых, чем на нормальный эксперимент, но согнать с лица счастливую усмешку у Виту не получалось.

Сначала они тут на сырых камнях долго разводили огонь, поминая трехэтажными конструкциями Дерла, в честь которого все это веселье затевалось, затем искали, на чем бы пожарить паутину, в итоге зачерпнули немного камней и бросили в огонь.

– Надеюсь, она не сгорит, – прошептал Виту, забросив камень.

– Нечего было прут выбрасывать, – фыркнул на это Ирон и получил кулаком в бок – без злобы, но уверенно.

– Да, надо было дать его тебе подержать, чтобы пришлось потом нести еще и тебя – парализованного, но зато с прутом, – смеялся Виту.

Они курили и просто ждали, когда догорит пламя, чтобы перейти к совсем безумной части эксперимента.

Подкравшись вдвоем к скудному кострищу из тряпья и сухого мха, от которых остался только пепел, они осторожно пнули камень.

– Помнишь, где паутина была? – шепотом спросил Ирон.

– Конечно, – ответил Виту и взял камень так же, как держал его, прежде чем кинуть в огонь.

– Уверен? – уточнил Ирон, посмеиваясь. – А то придется мне тебя парализованного тащить.

Виту за это пнул его локтем под ребра, давясь смехом.

– Всех овец распугаешь, – ворчал при этом он.

– Конечно, именно я и распугаю, – смеялся Ирон, но все же отступал, как только увидел, что паутина не сгорела, а превратилась в странную желеобразную слизь серо-коричневого цвета. Особо запаха при этом масса не издавала, а значит можно было переходить к последнему этапу эксперимента. – Пробуй, – сказал Ирон, взволнованно сжав металлические челюсти.

Виту кивнул, ненадолго стал серьезным, осторожно нанося жижу с камня по поверхности мха. Это надо было сделать камнем, еще и не превратив мох в невнятное месиво. Приходилось вести так, чтобы мох, как кисточка, схватывал жижу, зато потом камень можно было метнуть в одну из стен, напугав тем самым овец.

Сам же Виту быстро спрятался за камни, подзывая Ирона.

Овцы местные были созданиями не очень умными, ползающими туда-сюда по большому залу. Они ушли подальше от огня, теперь метнулись прочь от упавшего камня, приблизившись к тому самому мху, на котором теперь была паутина. Оставалось только ждать, не выдавая себя.

При людях они почти никогда не ели, вот и приходилось делать вид, что их тут нет.

– Может, для них оно чем-то пахнет? – спросил очень тихо Ирон, видя, что меченый мох никто не тронет.

Виту только языком цыкнул. Он и сам понимал, что может быть что угодно, но думать об этом не хотел. Ощущение веселой игры от ожидания быстро таяло. Улыбка превращалась в недовольную гримасу, а на лбу появлялась морщина. Веселье могло тут и закончиться.

– А еще от температуры…

– Ирон, хватит, – перебил он товарища.

Виту и сам знал, что яд мог не действовать, если паутину есть, мог разрушаться от температуры и вообще мог после огня превратиться неизвестно во что. Без лаборатории и химиков он и предположить не мог, чем был яд изначально и чем стал, как-то не ядами занимался в науке, как и Ирон. Именно поэтому эксперимент и нужен был, хотя даже он не был гарантией.

«То, как эта каша действует на овцу, не доказывает, что на Вожака и его Волчар она сработает так же, – думал Виту, – но было бы спокойней, если бы…»

– Просто ждем, – просил он вслух, так и не закончив мысль.

Обернулся и тут же перестал дышать: одна из овец успела втянуть мох с паутинной кашей, а какая – они не усмотрели.

– Вот же блять, – шикнул Виту, стиснув зубы.

Ирону оставалось только промолчать. В качестве извинений он предложил сигарету. Виту ее принял.

Прятаться за камни уже не было смысла, потому они отошли еще дальше, закурили и попытались обсудить запасной план.

– Я не знаю других ядов, – сразу признался Виту.

– Ну можно проверить еще сырую паутину. Может, она не ядовитая совсем, если ее есть.

– Хреново тогда, но есть ли у нас время на проверку?

Ирон пожал плечами.

– Ждем два часа, а там видно будет, – в итоге решил Виту.

Усевшись вместе на камни, они снова заговорили о корабле.

– Ему имя нужно, – сказал Ирон.

– Я об этом думал, но не знаю. В честь тебя назвать, что ли?

– Не хорони меня раньше срока, – возмутился Ирон в ответ. – Я еще поборюсь за жизнь.

Он даже сигарету у Виту отобрал, явно стараясь доказать свою способность бороться.

– Значит будет Пекло 2, – хмыкнул Виту, закрывая глаза.

Ему казалось, что эти два часа ожидания как раз подойдут для короткого сна – все же ему, возможно насмерть, драться совсем скоро, а он совсем об этом не думал. Ему просто казалось, что этого не будет, или хотелось верить, что не будет, потому ни про бой, ни про отдых говорить смысла не было.

«Если яд сработает, я одержу победу без боя», – думал он, а затем просыпался и сразу понимал, что надежду можно оставить.

– Я долго спал? – спросил он у Ирона, глядя на его напряженную спину.

Тот сидел и курил, упираясь локтями в колени.

– Больше двух часов. Я не стал будить, все надеялся, что что-то изменится…

– Ясно.

Размышлять об этом Виту не стал, встал на ноги, взял контейнер и пошел подальше от провального эксперимента. Ирона он только вскользь тронул за плечо, приглашая за собой – пояснения тут были неуместны и так ведь все ясно.

«Придется рискнуть с сырой, а там будь что будет», – решил Виту, сделал еще два шага и замер от внезапного визга за спиной.

– Это то, что я думаю? – спросил Виту у Ирона, когда они встретились взглядами.

– Надеюсь, – ответил тот и первым бросился назад, а Виту за ним следом.

Овцы разбежались в разные стороны от одной из своих, что билась в судорожном припадке на камнях, а потом затихала.

– Посмотри жива ли, – попросил Виту, едва дыша.

Ирон так и сделал – подошел и даже усмехнулся, видя, как отравившаяся овца моргнула.

– Жива, но, видимо, парализована.

Он даже ногой ее качнул, убеждаясь, что животное совсем не может пошевелиться.

– Отлично, – хмыкнул Виту, словно и не терял надежду пару минут назад. – Значит с Дерлом главное – продержаться три часа от его пира. Пошли выясним назначен ли он.

– Ага, – бодро согласился Ирон и поспешил за Виту, забывая с ним о своей болезни, будто они уже умерли и бояться смерти уже не имело смысла.

Глава 35

Дерл действительно потребовал устроить пиршество для себя и своих воинов.

– Это наш последний день здесь, братья, мы должны его провести как пир. Логово было нашим домом, а теперь мы с ним должны проститься! – говорил он своим подручным охотникам. – Вы ведь хотите погулять?

– А как же бой? – робко спрашивал у него брюнет с длинными волосами, играя роль любимой самочки.

– А ты сомневаешься в моей победе? – спрашивал Дерл, прижимая шлюху к себе.

– Нет, конечно. Куда этому убогому до тебя? – отвечал брюнет, проводя пальцем по груди Дерла, – но я волнуюсь, вдруг он тебя заденет.

– Я не позволю, – с усмешкой отвечал Дерл и хватал брюнета за волосы, чтобы резко развернуть. Такая прелюдия вместо поцелуев казалась ему самой разумной для настоящего Вожака.

Брюнета это вполне устраивало.

«Шлюха, что с него взять», – думал Дерл, довольный собой, но, прежде чем выгнать всех, отдавал последний приказ:

– На праздничном столе должен быть тот костлявый старик. Мяса в нем не много, но для пира хватит. Он изжил себя так же, как это место!

Ему казалось, что в этих словах сокрыта настоящая мудрость правителя, и жестом приказывал всем убраться, оставляя себе шлюху для утех, а работяги, принимавшие приказ, кланялись, сжимая зубы, чтобы не оскалиться от гнева.

– Может, не надо? – спрашивали они один у другого. – Может, лучше кого-то другого? Вон хотя бы овцу?

– Прекратите, – отрезал эти разговоры Виту. – Вы разве не способны отличить человеческое мясо от мяса овцы? Хотите проверить, отличит ли Дерл.

– Но Винсент не заслужил такого…

– Он заслужил свое право на месть, – перебил причитающего служаку Виту, – или ты забыл, что их ждет подарок?

– Сработает ли? – тут же испуганно прошептал второй.

Виту просто глаза закатил, оставляя им контейнер с паутиной.

– Главное сами рукой не вляпайтесь, и ни в чем не сомневайтесь.

Он остался бы с ними до конца, но это было слишком подозрительно, пришлось спешно нагрузить в майку плодов и удалиться, прихватив с собой Ирона, что ждал в коридоре, словно телохранитель.

– Погрызи, – шутливо сказал ему Виту, отдавая один из фруктов.

– Хрум, – кривляясь, ответил Ирон, пряча фрукт в карман. Аппетита у него совсем не было, а вот настроение было странным – радостно-тревожным, и это сбивало с толку.

Говорить им было не о чем, как-то все и так было ясно, потому к кораблю они вернулись молча. Работа там уже кипела.

– Ну и где вы были? – спросил Лотар, встав в позу.

– Трахались! – невозмутимо ответил Виту и бросил в него самый большой фрукт.

Лотар сначала поймал его, а потом понял, что на этом вся его суровость мгновенно и закончилась.

– Лучше перекуси и не завидуй, – сказал ему Виту, выгружая фрукты на стол, а потом, насвистывая что-то, шагнул в распахнутый корабельный люк.

Лотар только взглядом его проводил, так и стоя с дурацким фруктом в руке.

– Он вообще в порядке? – спросил он растерянно.

– Да, более чем, – сообщил Ирон, положив фрукт на стол рядом с остальными.

– А ты? – шепотом спросил Лотар, чувствуя, что ему все равно никто не объяснит, что происходит.

– А я, кажется, умираю, – неожиданно для себя признался Ирон и посмотрел Лотару в глаза. – Помоги мне сделать этот корабль лучшим, потому что это единственное, что останется после меня.

Лотар неспешно кивнул. Спрашивать он ничего уже не мог, не видел смысла. Сомневаться тоже уже не мог.

– Обещаю, – говорил он и точно знал, что этот корабль должен покинуть эту Планету и не важно, что на его борту будут те, кого закон запретил называть Людьми. Вера в этот закон рухнула в тот самый миг, когда Лотар вот так заглянул в глаза людоеда.

Работа над кораблем подходила к концу. Самым главным была обшивка и электроника, все остальное походило на свалку. Отсек для предполагаемых кают походил на стойла с кривыми стенами, в которые были свалены какие-то материалы для возможной работы после.

По-настоящему была готова только рубка и моторный отсек. Ко второму Виту просто запретил приближаться, а в первом властвовал Мартин. Он сидел в кресле капитана и с важным видом проверял работу всех программ.

На месте пилота никого не было. Нейрошлем, прикреплённый к креслу, мигал. Лампочки выдавали его работу, но пилота не было, а значит управление не осуществлялось.

– Будешь теперь капитаном, – пошутил Виту, зайдя в рубку.

Он только кивнул тем Волкам, что пытались соорудить подобие лавок у дальней стены, чтобы можно было сесть и было за что уцепиться при взлете: о том, что улетят не все, они знали, но и о том, что после к ним присоединятся Демоны, не забывали. Лавок нужно было достаточно.

Виту тоже это понимал и радовался, что обсуждать это не нужно, а просто смотрел на датчик работы реактора. Тот мерно генерировал энергию, освещал все внутри и питал компьютер.

«Моя ты умница», – мысленно сказал он реактору, уже забывая про собственную шутку в адрес Мартина, а тот внезапно отвечал.

– Я лучше пилотом. Лотар так все расписал, что даже дурак вроде меня справится с управлением, – радостно сообщил он и стал зачем-то показывать Виту, что к чему. – Идеально! – заявил он в итоге и в ладони хлопнул.

– Не дурно, – соглашался Виту и шел проверять погрузку припасов.

«А стоило поспать», – думал он при этом, но точно знал, что не сможет, не перед этим боем. Слишком много решалось сегодня, а главное в его победе не сомневалась большая часть Волков. Хитрость должна была победить, но в груди что-то нервно саднило от волнения, а от вида еды тошнило, даже если еду просто грузили в ящиках на корабль.

Проще было подумать о починке электроплитки, заброшенной уже на борт, чем о погрузке и брошенном вызове.

«Я хотел отомстить», – думал он и понимал, что это ложь. Он всегда хотел большего, просто думать об этом не смел. Его раздражало здешнее мироустройство. Оно раздражало его и на земле. Он хотел жить по другим правилам. Он хотел эти правила устанавливать.

«Но править буду только я, что бы они все ни думали!» – заявлял сам себе Дерл, словно мог уловить ход мыслей своего врага.

Он делал вид, что уверен в себе и своей силе, но перед глазами у него стоял взгляд Виту – взгляд зверя, а разум вспоминал, на что способен этот тип.

«Псих бешеный», – ругался мысленно Дерл и сглатывал, понимая, что ему страшно, от того что его враг действительно безумный – слишком расчетливый, слишком цепкий, слишком ловкий.

«Нужно брать пистолет», – решал он мысленно, понимая, что это может стать его последним шансом.

Нож, кастет и пистолет.

Нервно сжимая платье на талии своей шлюхи, он хмурился и понимал, что его тошнит. Бокал в его руках дрожал, несмотря на то что был тяжёлой металлической хреновиной, которую он поспешил вернуть на стол, так и не сделав ни одного глотка.

«Я должен быть трезв и вменяем», – говорил он сам себе, осматривая праздничный стол.

Мясо, по словам его товарищей, необычайно удалось. Покрытое странной душистой корочкой, оно было как никогда прожаренным и сочным.

– Что это вообще? – спросил один из вояк, снимая эту самую корочку.

– Жир с травами. Праздник же, – испуганно отвечал работяга, вжимая голову в плечи.

«Трусливые твари», – думал Дерл, а его товарищ смеялся, прогоняя труса прочь.

– Вали отсюда и тащи сюда еще больше бухла! – заявлял он и зачем-то бил работягу по заднице, заставляя того буквально вприпрыжку выскакивать за дверь.

Вкус корки его устроил. Травы там действительно были и это добавляло мясу аромата, что делало его идеальной закуской к праздничной выпивке. Только дам не хватало. Часть самок куда-то просто исчезла.

– И где они? – спросил Дерл у своей брюнетки-фаворитки.

– Ушли куда-то, прячутся, – ответил брюнет, а на ухо нашептал Дерлу то, что успел разузнать: – Сюда приходил Виту. Он сказал, что выбирать надо сейчас, и кто пойдет на праздник к тебе – умрет. Он сказал, что не потерпит блядей в своем клане – сука, правда?

– Еще какая, – хмыкнул Дерл. – Скажешь мне потом, кто ушел. Я их всех прирежу за измену.

Дерлу это казалось смешным и нелепым, но ни есть, ни пить он просто не мог. Чтобы не привлекать к этому внимание, он отрывал мясо и кормил им брюнета, посмеиваясь от того, как тот ловил его зубами и облизывался.

– Моя ж ты хорошенькая шлюшка, – смеялся он и дергался от мысли, что перестал воспринимать Виту точно так же, а ведь еще несколько месяцев назад Виту сидел на этом же диване возле Вожака, ел с его рук и облизывал его пальцы так, что вставало у всех воинов.

– Только я вам его не дам. Он мой, – заявлял прежний Вожак и смеялся, а Дерл скрипел зубами. Он давно хотел добраться до лучшей шлюхи Логова, а теперь хотел заполучить хотя бы то, что от нее осталось.

«Шрам на лице и стриженые волосы едва ли испортили его задницу», – думал Дерл, до боли хватая свою даму за ягодицы.

Он представлял, как мог бы разбить Виту лицо, поставить его раком и трахнуть, пока тот будет плеваться кровью на камни. Такой расклад ему казался идеальным, но от него тошнило еще больше. Это казалось слишком нереальным.

– Мы самый сильный клан! – заявил он в итоге, схватив свой бокал, ну или кубок для большего пафоса, и осушил его разом, так ничего и не съев.

Его заявление поддержали радостными воплями другие Волки.

На вахте никого не было. На вышку отправили одного старика, способного еще что-то видеть, хотя в существование врага уже никто не верил. Ни Демонов, ни Ястребов, по мнению Дерла, уже не существовало, и только непонятная хрень, напавшая на лагерь Демонов, могла быть страшна, ну или ЗАП, если они действительно сюда явятся.

О последнем Дерл даже думать не хотел. Когда один из Волков заикнулся, он браво рассмеялся.

– Если сюда явится армия, мы покажем этим цивилизованным сосункам, что такое настоящий ад! – заявил он.

Ему верили, но он понимал, что против ЗАП они ничего не смогут. Вооруженная бластерами армия в полном обмундировании с киборгами в командном составе просто снесет их, не заметив, но признаваться в этом он не хотел.

«Если у этих есть бластер, может быть броня, – думал Дерл. – Сегодня я убью Виту, потом остальных. Ссыкло очкастое я возьму в плен и пусть управляет космическим корытом по моему приказу, главное покинуть эту планету без Демонов и им подобных, но сначала надо убить Виту!»

– Они поставили корабль на шасси, – сообщил работяга Волк, робко заглянув в зал. – Там все готово к взлету.

– Отлично! – воскликнул Дерл, отталкивая от себя брюнета. – Покончим с формальностями и продолжим пир на корабле. За мою победу непременно надо выпить!

Он схватил с полки кастет с шипами, проверил нож на поясе, а про пистолет будто бы забыл, прикрывая его майкой.

Таймер на одном из компьютеров в ангаре показывал тридцать минут и время продолжало утекать, отсчитывая минуты до предполагаемого начала действия яда.

– Может подождать еще немного, чтобы он сдох и драться было не нужно? – уточнил Ирон очень тихо, видя, как Виту задумчиво крутит в руках нож.

– Нет, пусть придет и сдохнет у меня на глазах. Не хочу, чтобы он обосрал в предсмертных судорогах диван. Он нам еще пригодится, – отвечал на это Виту.

– Может, возьмешь еще что-то кроме этого ножа? – не унимался Ирон.

– Нет, только он, – уверенно отвечал Виту, перехватывая нож и шагая в главный зал.

Руки у него не дрожали. Тошнота отступила, а разум понимал, что никакое другое оружие ему не нужно. Нож, оборвавший жизнь единственного человека, которого он любил, сможет решить и судьбу его врага, ну или его собственную, как уж повезет с этими последними тридцатью минутами.

Он поднимал глаза на сияющую над головой лампу и просто слушал, зная, что бой начнется без предупреждения, потому что честно два человека в волчьих шкурах не грызут друг другу глотки. Никогда.

Глава 36

– Там камера, – напомнил Дориан, когда Шеф коснулся дверной ручки.

Это напоминание вызвало замешательство. Вильхар на всякий случай осмотрелся, Ярван хмыкнул, а Кирк поправил на плече автомат, и только Шеф спросил:

– И что с того? Как будто она не знает о том, что мы здесь.

– Я просто не могу. Я лучше через окно, – признался Дориан, криво улыбаясь. У него от приближения к этому дому дрожало все внутри, в жар бросало, дышать становилось трудно, словно она уже рядом, словно может до него дотянуться и отомстить, а месть ее будет страшной. Он в этом не сомневался, потому даже на камеры попадать не хотел.

– Думаешь, она не знает, что ты тут? – удивился Шеф.

Дориан продолжал нервно улыбаться. Он так не думал. Избегал камер там, где знал о них, но помнил, что она и по голосу распознает. Наверняка знала, что он здесь, что он среди захватчиков, а значит в очередной раз стал предателем и от этого было страшнее.

«Это глупо, но мне так спокойней», – мысленно ответил Дориан. Говорить это вслух он просто не мог, да и понимал, что нужен этим ребятам во время обыска дома. С ним будет проще.

– Ладно, как хочешь, – отмахнулся Шеф.

– Откройте мне его потом изнутри, – попросил Дориан и тут же стал обходить дом. Выбитое им окно восстановили, но песок обратно не засыпали и теперь к нему вела песчаная горка. Зену, как они выяснили позже, волновал только верхний этаж, потому песок внутри она не приказывала разгребать.

– Там внутри дверь меняли, – предупредил их Глист, на всякий случай закрывая голову, оттого что осмелился что-то сказать.

Бить его за это никто не стал, просто взяли с собой электрорезак с полностью заряженным аккумулятором и еще какую-то штуку с зубчатым диском, которую отрыл среди инструментов Кирк.

– Это чудо техники именовалось когда-то болгаркой! – радостно сообщил он. – Ей можно и дверь распилить… наверно.

Последнее слово он добавлял очень тихо, чтобы слышал только Шеф и понимал возможные риски. Тот в ответ едва заметно улыбался одним уголком губ. Все у них тут «наверно» и «может быть», так что всерьез об этом никто и не думал.

Шеф дернул ручку, хоть и понимал, что дверь скорее всего закрыта, но попробовать он был должен.

– Давай, – сказал он, отступая.

Кирк тут же вышел вперед, отдавая ему автомат. Вильхар протянул ему электрорезак, похожий на массивную лазерную указку, а Ярван – ту самую болгарку, и Кирк схватил именно ее.

– Простите, парни, но я хочу устроить тут фееричный бум! – заявил Кирк и что-то нажал, заставляя металлический диск с зубьями быстро вращаться. – Лучше не смотрите, а то еще ослепнете, – со смехом сказал Кирк, хватая свое оружие за переднюю ручку и начиная просто выпиливать замок с куском двери.

Искры от него влетали в защитный кожух, прикрывавший диск, и вылетали прочь, а ударяясь о дверь, норовили попасть в Кирка. Часть из них даже задевала его руку, прожигая кожу, но тот только матерился, называя Зену с ее замками ебаной сукой.

Кирк был как никогда зол и даже толком не мог понять почему. Его злость на Шефа уже казалась нелепой, но направить ее хоть куда-то по-прежнему было необходимо, вот он и вымещал всю свою злобу на металлическую дверь.

– А если она взорвется? – еще при обсуждении этого момента спросил Вильхар.

– Ты у нас что, теперь вместо Кастера постоянно будешь это спрашивать? – спросил Кирк, не желавший даже думать про всякие взрывы. Все, что от него не зависело, могло катиться куда подальше, а вот все остальные почему-то были куда серьезней, даже Ярван призадумался.

– А она могла заминировать свой дом? – спросил он.

– Нет, точно нет, – покачав головой, ответил Дориан. – Там мозг ее отца-создателя и она с ним разговаривает, так что нет. Точно нет.

– А забрать она его не могла? – спросил тут же Шеф.

– Зачем тогда ставить вторую дверь? – вместо ответа спросил Берг, который для обсуждения спустился в общий зал.

Идти он никуда не мог, но в обсуждении участвовать хотел, вот и вслушивался в каждое слово, точно зная, что теперь он в безопасности, и даже поражаясь, что те, кого он считал нелюдями, даже не пытаются его уязвить, всерьез воспринимая все его слова.

– Ну а если ее процессоид и правда там? – размышлял Вильхар.

– Тем более она ничего не взорвет, – сказал Берг, пожимая плечами. – Да и если забирать ценности, то все. Едва ли она пожертвует одним, спасая другое.

– Короче, взрываться ничего не будет, – заключил Кирк, заранее разминая руку. Крушить он любил, занимался этим все двадцать пять лет в Пекле. Если что-то надо было сломать, то это определенно к нему.

Вот он и усмехался сквозь оскал, выпиливая дверь. Она казалась массивной, но состояла из двух металлических листов, между которыми было набито что-то похожее на прессованные опилки. Это мешало нормально пилить и потому Кирк психанул, не закончив распил дальнего листа металла, и со всей силы ударил ногой по двери. Несмотря на свою массивную фигуру, ловкости ему хватало, чтобы ударить ногой возле самой дверной ручки и доломать дверь, заставляя распахнуться. Дверная ручка с замком остались нетронутыми, а они шагнули внутрь.

– Чур вторую дверь ты пилишь этим, – сказал Вильхар, показывая Кирку электрорезак.

– Ладно, – с наигранной неохотой согласился Кирк, бросив взгляд на собственную руку с маленькими черными корками, оставленными искрами.

«Выебнулся и хватит», – решил он и забрал у Вильхара резак, вручив при этом болгарку.

Осматриваться он не стал, просто дернул ручку единственной двери, вернее люка, что ведет вниз, убедился, что он заперт, и взялся за дело. Открывался люк на себя и потому приходилось методично резать сам замок, пока остальные будут обыскивать комнату.

– Так-так и что у нас тут? – спросил Ярван, открывая комод, на котором стояла банка с протухшими мозгами. На сами мозги он и внимания не обратил. Его предупреждали, что они там стоят, мозги он уже видел – и свежие, и гнилые, и извилинами торчавшие из разломленной черепушки, и вытекающие массой. Это было неинтересно, а вот комод с его ящиками и полками мог хранить что-то важное.

– Диски какие-то, – заключил он, вытаскивая на сам комод все, что нашел. – Паяльник, кажется. Какие-то провода. Короче, тут точно нет процессоида.

– Хреново, – отвечал на это Шеф, стоя в центре небольшой комнаты.

Он и не ожидал, что найдет здесь злосчастный процессоид, скорее, наоборот, был уверен, что его здесь нет, но мозги в банке привлекли его внимание. Темная ниша, комод из темного дерева. Огонек камеры над потолком, яркая люминесцентная лампа над комодом и вторая позади банки, освещавшая мозг, как реликвию. Это походило на алтарь, а где алтарь, там непременно есть место фанатизму, по крайней мере, кто-то из здешних учителей Олли так говорил. Это казалось ему важным, но уцепиться за собственную мысль он никак не мог.

– Тут ничего важного, – заявил Вильхар.

– Ну не скажи. Диски, провода, какой-то блок памяти. Тут можно найти что-то приличное, – размышлял Ярван.

– Потом все это заберем, – заключил Шеф и еще раз посмотрел на камеру, пытаясь понять, смотрит ли она на него, поверила ли она в его существование или все еще считает, что он врет.

«Уходя, надо оставить ей послание», – решил Шеф и временно забыл об этом, шагая к люку, открытому Кирком.

– В доме вряд ли есть процессоид, – сказал Шеф, первым спустившись вниз. – Но перерыть его стоит. Ищите всю электронику, все что вообще может пригодиться. Даже светильники. Отсюда надо вынести все.

Он открывал окно Дориану и наблюдал, как врач скатывается вниз по песчаной горе. Как он отсюда выбирался, даже думать не хотелось.

«Я бы не смог зайти в кабинет префекта еще раз», – почему-то подумал Шеф. Он убил сотни, если не тысячи ублюдков в Пекле. Не один раз он снова оказывался на месте убийства, но в дом префекта он зайти не посмел бы, наверно и с Дорианом было так же. Бледный на поверхности, он бодро скатился вниз по песку и сразу же начал свою экскурсию по дому, спешно рассказывая всем, где и что есть.

– А это ее любимая спальня. Я б ее сжег, – рассмеялся Дориан, открыв дверь в спальню.

– О, так ты был прикован к мягкой постельке и тебя это не устраивало? – с издевкой спросил Ярван. – Избалованный мальчик, – смеялся он.

– Еще и секс был, а ему не нравится, – хмыкнул Кирк.

– Еще и почти с женщиной, – поддержал Ярван.

– Вот это «почти» самое гадкое, – морщась, ответил Дориан, и шутить над ним вся охота сразу отпала.

Все просто занялись обыском, периодически комментируя находки едкими шутками, и только Дориан, наткнувшись на джойстик, испуганно стал озираться.

– Сколько мы уже здесь? – спросил он. – Она ведь может прислать к нам паука!

– Что? Какого еще паука? – спросил Шеф, хмурясь.

Он один забил на поиски электроники и зачем-то стал просматривать старые книги с ветхими страницами, нашел там упоминание здешней планеты и зачитался, забыв о том, где они и чем занимаются, еще и книги о программировании зачем-то отложил, хоть и понимал, что они устарели, еще когда хозяева этого жилья были живы, но ему почему-то хотелось читать, словно он восемнадцать лет только об этом и мечтал. Это сбивало с толку, потому он уставился на Дориана, даже не понимая какое-то время, кто он такой и почему мешает ему читать о ползущем горном плюще.

– У нее есть паук – такое летающее нечто с лапками и бластером, – спешно сообщил Дориан и рассказал о своем участии в защите Демонов у вулкана. Прежде ему и в голову не пришло этим поделиться.

– Так вот кто стоял за тем взрывом, – фыркнул Вильхар и поспешил пожать Дориану руку.

– Да неважно это, – отмахнулся тот, все равно ответив на рукопожатие, хоть и бегло. – Я узнавал. Она эту штуку увезла с собой, притащила Карин с ее помощью, да так ее и утащила на остров, но когда мы вломились сюда, она могла…

– Когда на базу напали – не стала, а когда сюда пришли – могла? – уточнил Шеф, действительно не понимая, в чем суть.

– Я догадываюсь, как она мыслит, – хмурясь, прошептал Дориан. – Для нее все эти Черепахи – они мусор, детальки, инструменты, пушечное мясо: тупое и бестолковое. База ей нужна. Ей нужны камни и металлы, что тут добываются, но отбивать базу она будет так, чтобы у нас не было и шанса. Сейчас у нас ресурсов больше, но она наверняка успела приказать строить новые машины и бластеры, чтобы отвоевать базу. Одним «пауком» она ее не отвоюет, понимаешь?

– Логично, но зачем сейчас его присылать.

– Мы вломились туда, где она хранит свое сокровище.

– Гнида, – неожиданно сообщила Зена из вспыхнувшего в комнате монитора. Ее глаза сияли ярким голубым светом и смотрели прямо на Дориана. – Ты знаешь, что ты за все поплатишься? – спросила она, явно скалясь. – Ты жив лишь потому, что легкой смерти такие как ты не заслуживают.

Дориан не ответил ей, только попятился. Он хотел бы спрятаться за Шефа, но тот почему-то и сам отступил подальше от экрана вглубь коридора.

«Не бросай меня», – хотелось взмолиться Дориану, но он не проронил ни слова, а выдохнул с облегчением, когда вместо Шефа к экрану шагнул Кирк.

– Ты бы лучше подумала, что мы сделаем с тобой, – сказал он, показывая ей свою находку в виде старой, но рабочей болгарки. – Я тебя этой штукой в опилки упилю, поняла, сука? Ну, чего молчишь?

А Зена действительно молчала, игнорируя угрозы Кирка, забывая даже о Дориане, которого она мечтала разорвать на части так медленно, как только можно рвать человека, ради него она изучила все возможные пытки, но это не имело значения, потому что видео с самой важной камеры волновало ее куда больше.

На ней она отчетливо видела, как Шеф, поднявшись наверх, взял банку и отступил так, чтобы она хорошо видела ее в его руках, а затем медленно приставил к стеклу пистолет.

– Я думаю, ты понимаешь, что это значит, – сказал он спокойно, внезапно по-настоящему осознавая, что если для нее эта долбанная банка – ценность, то этим стоит пользоваться, взяв ценность в заложники, особенно если она считает ее живой. – Если тут появится твой паук, я выстрелю. Если ты убьешь Карин – я выстрелю. Если ты попытаешься уничтожить одного из нас – ты сама убьешь его, поняла?

– С-с-с-сука, – прошипела Зена так, что Шеф услышал это из открытого люка.

– А теперь отключила все свои камеры и подумала, как мы будем менять заложников на острове через два дня! – буквально приказал Шеф.

– Нет, ты не будешь диктовать мне…

Зена не договорила, потому что Шеф выстрелил, заставляя остальных парней броситься наверх, забыв про монитор.

Пуля сбила с банки крышку, повредила край банки, пуская по его боку опасную трещину, и Зена больше не спорила. Камера мгновенно отключилась. Монитор потух. Паук, подлетавший к лагерю, приземлился в горах, но микрофоны в доме и на базе продолжали работать, датчики фиксировали разницу температур, и она по-прежнему могла наблюдать кто и что делает, о чем говорит, что планирует и чего хочет, но бессильно рычала, ненавидя уже Оливера Финрера, Кирка Монигара и Карин Маер, просто потому что та все еще была полна сил и постоянно забиралась в ее воспоминания, задавая страшные вопросы.

– А ты его любила? – спрашивала она в последний раз, откопав воспоминания о Дориане. – Мне кажется, ты его любила, жаль только, что твоя любовь похожа на издевательство.

Зена рычала, хватала ее за горло, мечтала оторвать ей голову, била ее током до потери сознания, а потом выла, как сирена, потому что никто, даже проклятый Люкс не хотел ей помогать, не хотел ее слушать, не хотел понимать, все только стремились упрекнуть ее в жестокости.

– А вы? Чем вы лучше, гниды в человеческих телах? Вы же хуже меня, вы намного хуже меня, – бормотала она себе под нос, точно зная, что она отвоюет отца обратно, отвоюет любой ценой и не вернет им женщину, по крайней мере, живой не вернет.

Глава 37

Дерл шагнул в зал первым. За ним семенил его любовник в длинном платье, подпоясанном какой-то блестящей веревкой. Виту назвал бы его сорокой и пошутил бы обязательно про вечную щетину на ногах, если бы ему было хоть какое-то дело до бывшей «соперницы» на член Вожака. Все это уже не имело для Виту значения настолько, что он не заметил брюнета, да и всех остальных тоже, хоть и развернулся мгновенно лицом к врагу.

Он видел только Дерла и не дразнил его шутливым жестом, маня к себе, а перебрасывал нож, едва заметно щурясь. От этого шрам на его лице кривился чуть больше, а неровный край выгибался, открывая грубую рытвину на лице.

– Ну ты и урод, конечно, еще и низкорослый, – съязвил Дерл, глядя на Виту. Ему все казалось, что того заботит внешность, а такие комментарии будут задевать, но Виту успел даже забыть о шраме на собственном лице, особенно сейчас, когда для жизни важно было оставаться внимательным, еще и не к себе, а к врагу.

Он не ответил на язвительный выпад, просто чуть отступил, как бы позволяя Дерлу шагнуть в начертанный в зале круг.

– Я тебе и вторую щеку украшу, – пообещал Дерл, показательно играя ножом в правой руке.

Кастет он зажимал левой, медленно чеканя шаги, пока его воины окружали площадку, держа оружие наготове.

Лотару это не нравилось, но возмутиться он не успел, потому что Ирон тронул его за плечо и прошептал:

– Не беспокойся ни о чем, пусть делают, что хотят.

В тот же миг мерно зашумел поднятый щит, не позволяющий хоть кому-то проникнуть к дерущимся.

– Это еще что? – спросил Дерл, рыкнув.

– Как будто ты его в первый раз видишь, – хмыкнул Виту. – Простое средство от вредности. Убьешь меня, нарушив правила, и останешься внутри навсегда.

Виту даже усмехнулся, понимая, что Дерл об этом не подумал.

– Да мои ребята найдут рубильник от этой штуки и уроют того, кто его опустил!

– Сначала меня победи, – очень спокойно сказал Виту и напал первым.

Он просто не хотел терять время, да и немощного Дерла убивать совсем не хотелось.

«Я должен победить его по-настоящему. Быстро», – решил Виту, хватая Дерла за правую руку и пытаясь нанести удар слева. Лезвие ножа ударилось о подставленный кастет, стукнулось о металл между двумя шипами. Виту это не удивляло – при их разнице в росте он мог себе позволить жестокий удар головой в солнечное сплетение, а потом удар ножом в бок. Он так и поступил – боднул Дерла со всей дури макушкой прямо в нижнюю часть грудины и перехватил нож. Он должен был ударить его ножом под ребра и ускользнуть под рукой, но, несмотря на сильный удар и сбившееся дыхание, у Дерла нашлись силы на внезапную атаку.

Не в силах сделать вдох, он ударил Виту коленом в бок с такой злостью, что тот кубарем откатился в сторону и врезался в энергетический барьер. Тот не разбирал, кого бить, и по законам собственной работы ударил Виту током, заставляя все тело дернуться от судороги.

Нож из руки Виту выпал, а Дерл с трудом сделал вздох и тут же бросился к Виту, чтобы ударить его ногой в живот, снова вынуждая испытать на себе гнев барьера.

– Что не рассчитал энергию, тварь! – рыкнул Дерл и ударил Виту кастетом по лицу, буквально разрывая зашитую когда-то щеку.

Дерл решил не церемониться и замахнулся ножом, мечтая вспороть Виту живот, а потом просто наблюдать, как тот будет корчиться от боли и выплевывать собственные внутренности, пока он будет пинать его ногами и вколачивать в барьер. Он даже успел живо представить себе эту картину, но Виту извернулся и подставил под удар ногу.

Нож целиком вошел в бедро вместо живота. Достать его Дерл уже не успел, потому что Виту схватил его за волосы и дернул на себя, заставляя рухнуть и тоже удариться об барьер, а сам тут же отполз, сплевывая кровь. На этот раз дыра в щеке была сквозная, и кровь текла не только по шее, но и заполняла рот, мешая говорить и думать, еще и голова шла кругом от двух ударов током.

– Сука, – выругался Дерл. Лишившись своего ножа, он схватился за тот, что выронил Виту, радуясь, что проклятый барьер все же отбрасывал тело, а не только бил его током. – Я тебя уничтожу, – шипел он, поднимаясь на ноги.

Виту комментировать это не стал, не понимая, как он вообще мог так глупо попасться: не рассчитать расстояние и угодить в собственную ловушку, только думать об этом не было смысла. Он быстро отметил, что если бы не стал группироваться и не пытался откатиться от Дерла, то не достиг бы и барьера. Сейчас же надо было двигаться куда быстрее и осторожней, желательно не поднимаясь с пола.

Быстро вырвав нож из раненой ноги, Виту подготовился защищаться, даже не вставая. Дерла это вполне устраивало. Он, разогнавшись, бросился на Виту. Ударил его коленом в живот, наваливаясь всем весом и заставляя рухнуть на пол, попытался ударить кастетом по лицу, но Виту просто повернул голову, заставляя металл удариться о каменную плиту пола. Дерл зашипел от боли, но все равно попытался ударить ножом Виту не то в глаз, не то в висок. Он не очень целился, но был уверен, что им можно и череп проломить, а значит – победить.

У Виту перед лицом блеснул тот самый нож, что оборвал жизнь Кастера, и это почему-то разозлило его еще больше и даже придало сил. Он отразил удар захваченным ножом, разбрызгивая собственную кровь, и ударил Дерла здоровой ногой коленом в живот. Тот и хотел бы отпрянуть, но отступить не смог. Несмотря на рану в бедре, Виту перекинул правую ногу и обхватил ногу Дерла, не позволяя теперь отстраниться.

Дерл рыкнул что-то гневное и невнятное прямо Виту в лицо, а тот ударил его вновь, выбивая из рук нож. Удар кастетом тоже состояться не успел. От него Виту отмахнулся локтем, ударив Дерла по запястью, а потом резко схватил его за ухо и дернул на себя, заставляя рухнуть на пол. Только тогда он отпустил ногу и, пользуясь моментом, сел сверху.

Лишившись ножа, Дерл понял, что загнан в ловушку, потому тут же потянулся за пистолетом. Виту же как раз нужно было отдышаться и прийти в себя. На лицо ему попала собственная кровь, голова начинала кружиться. Раненой ногой он прижал к полу ногу Дерла с кастетом. Сил надавить на нее, чтобы сломать, у него не было, но это позволяло выиграть немного времени.

В ту же минуту первым на пол рухнул брюнет в женском платье. Он ахнул, взвизгнул, что верит в Дерла, и внезапно упал, дергаясь в судорожном припадке. Его рвало кровавым месивом и это отвлекло Виту от Дерла.

«Началось», – подумал он, вытирая кровь с лица, чтобы та точно больше не попадала в глаза.

Следом за брюнетом на колени свалился еще один вояка, за ним второй – просто навзничь с немым криком.

– Виту! – закричал в этой суете Ирон.

Его судорожные припадки Волков совсем не интересовали. Он по овце знал, что будет со всеми отравленными, но его волновал Дерл. Того яд явно не пробрал, и он успел выхватить припрятанный пистолет.

Виту увидел это слишком поздно, дернулся, но от выстрела в упор уклониться было почти невозможно. Пуля влетела в правое плечо, опалив кожу, и вылетела, заставляя Виту вскрикнуть.

От боли у него в голове совсем все смешалось, но гнев и ненависть остались. Он выронил нож, но, резко развернувшись на Дерле, ударил его по руке ногой, выбивая пистолет. Тяжелая обувь ему в этом помогала, а затем встал. Он прижимал рукой раненое плечо, но ногу с левой руки не убирал. Дерл заорал от боли, брызгая слюной. Сжатый кулак с кастетом под весом тела Виту хрустнул, как сырое птичье яйцо.

Дерл взвыл. Дернулся, попытался ударить Виту по раненой ноге, но тот здоровой ногой отбил удар и вмял вторую кисть в пол, заставляя и там пальцы хрустеть.

Дерл дернул ногой, но драться ногами, как Виту, он не умел. Ему не хватало ни размаха, ни ловкости.

– Ты отравил моих парней? – спросил Дерл, понимая, что он уже проиграл и с двумя сломанными руками сделать ничего не сможет.

Виту не ответил, а просто ударил Дерла по лицу, выбивая тяжелым ботинком несколько зубов и отступая.

Хромая и шатаясь от боли, Виту шагнул за пистолетом. Дерл же попытался отползти за ножом, стараясь пошевелить сломанными пальцами, но те не поддавались, позволяя только жалобно тронуть рукоять ножа пальцами.

Зато Виту поднял пистолет окровавленной, но целой левой рукой и тут же выстрелил, не думая и даже почти не целясь. Пуля пробила Дерлу голову. Вошла в лоб над правым глазом, заставляя его опрокинуться, распластавшись на полу.

– Вот и все, – прошептал Виту вслух и осмотрелся.

Вокруг вершилась месть. С торжественными криками Волки-работяги убивали парализованных охотников. Кому-то торжественно резали глотку, кому-то вгрызались в тело. Кого-то отчаянно пинали ногами, сдобрив свои действия матом. Итоги боя клан Волков явно не волновали, и только Ирон, убрав барьер, бросился к Виту.

– Только посмей сдохнуть! – заявил он, схватив Виту за плечи.

– Больно, – устало ответил тот и пошатнулся. Стоять на ногах он просто не мог, потому рухнул, теряя сознание. О том, что будет дальше, думать сейчас у него не получалось, только где-то на краю сознания мелькнула мысль, что умирать не хотелось бы.

Глава 38

Берг потер переносицу, отстраняясь от плазменного монитора, где он подробно изучал данные с флешки – не все, а те, что предположительно были важны. Выдохнув, он покосился на банку с прогнившими мозгами. На нее примостили подобие крышки и заклеили чем-то вроде черной изоленты. Трещину на стекле закрыли так же.

– Типичная работа мастера, – заверил Кирк, одобрив такой подход, а потом свалил, зачем-то взявшись за обучение Глиста, громко заявив, что тот будет его новым напарником.

– Расстались вы, что ли? – спросил Вильхар у Шефа, наблюдая как Кирк уходил.

Берг даже подавился от такого вопроса и почти испуганно уставился на Шефа, а тот только отмахнулся, игнорируя всякие вопросы, и сел рядом с Бергом выяснять новые детали: проверять, все ли они учли и что еще нужно собрать, найти или добыть.

– А вы с Кирком… того? – все же спросил Берг, не удержавшись.

– И того и этого, не отвлекайся, – попросил Шеф, не вникая в суть вопроса. Ему было просто не до этого. Он все хотел успеть к прилету корабля и активно командовал сборами.

Провизия. Запас воды. Оружие. Энергия. Ему нужно было все и сразу, а Берг просто решал стратегические задачи: какой отсек захватить, по какому коридору пройти, где можно в теории произвести обмен мозга на живую Карин.

– Безумие, конечно, – шептал он, снова проверяя расположение камер и все пытаясь найти мертвую зону для одного из важных маневров. Зона никак не находилась, и это начинало злить.

– У нас все! – сказал Шеф, зайдя к нему и поставив на стол очередную чашку с бульоном.

Берг застонал, взглянув на нее. Ему уже не хотелось жрать. Голод он чувствовать перестал, а чем больше пил эту наваристую гадость от Дориана, тем сильнее все в животе болело.

– Не морщись, Дориан сказал, что надо, – невозмутимо ответил на это Шеф и снова сел рядом, заглядывая в монитор. – Ну что у тебя?

– Все еще не нашел точку «Б», – ответил Берг, вздыхая.

Пояснять Шефу, что это за точка, было не нужно. Он и так знал все про план и нужные для него точки.

– Ничего, до появления корабля время еще есть, да и парни, может, свежим взглядом посмотрят и что-то сообразят, – спокойно сказал Шеф и закурил.

– А если корабль не прилетит? – спросил Берг, сглотнув. Он все время об этом думал и потому постоянно сдерживал внутреннюю дрожь. Про Карин они с Шефом больше не говорили – только как о той, что нужно спасти. Отношения они не выясняли, но Берг для себя решил, что отправит ее прочь отсюда с Лотаром, а сам останется с Шефом тут. Тогда можно будет и самобичеванием за все заняться, а сейчас времени на это нет.

– Если корабль не прилетит, будем думать, как пробиться через тоннель. У нас же есть заложник, – так же спокойно ответил Шеф, кивая на банку.

Берг тоже покосился на нее, затем снова посмотрел на Шефа, поражаясь его спокойствию.

– И думать заранее про запасной план ты не будешь? – уточнил он, сглатывая тревожный ком.

– Нет. Я верю в парней.

Ничего больше не поясняя, Шеф придвинул к нему бульон, напоминая о нем.

– Ты нам нужен, так что постарайся сейчас взять себя в руки, – попросил он, словно говорил с больным ребенком.

Этот снисходительный тон и задевал, и успокаивал, а главное заставлял брать чашку и послушно делать маленький глоток.

Внутри так же все сжималось от боли. Берг уже даже не сомневался, что дело не только в голоде, но и в совершенно одуревшей психике, которую он не мог взять под контроль, как невозмутимый Финрер.

Он не только не выдавал беспокойства, но и быстро сменял его в поиске лазейки, еще и небрежно пролистывая данные, словно найти дыру было слишком легко.

– Тебя вообще ничего не берет, да? – спросил Берг, сделав еще один глоток.

– Что? – не понял Шеф.

– Про нервы. Ты как будто не в Пекле, а так – на полигон выехал на очередные учения курсантов, которые тебя не касаются.

Берг не ругал, а просто говорил, что видел, но Шеф все равно хмурился, понимая эти слова.

– Если ты считаешь, что я не волнуюсь, то это не так, просто волнение мешает, если дать ему волю.

– И как ты его… загоняешь? – спросил Берг, кривясь. Ему тоже хотелось взять себя в руки хотя бы на пару дней. Отложить все нервы, спасти Карин, а потом переживать, хоть до кровавой блевотины, но ничего не выходило. В груди что-то невидимо дрожало. Живот крутило спазмами, а нога предательски болела, да и голова кружилась, а в мысли только и лезли, что глупые бессмысленные сомнения. Жива ли еще Карин? Прилетят ли ребята? Смогут ли они? Живы ли они? Не прилетит ли завтра ЗАП и не убьет ли их всех без разбору? Есть ли во всем этом смысл? Можно ли с этим жить? И зачем? И как? И почему он смотрит так спокойно, когда вокруг все это происходит?

Шеф смотрел ему в глаза – спокойно и с каким-то молчаливым пониманием. Он словно знал все эти вопросы, или Бергу так только казалось, но не мог на них ответить, потому просто пожимал плечами, протягивая самокрутку из какой-то горькой травы.

– Мерзость, – говорил Берг, затянувшись, но отдавать самокрут не спешил, затягивался снова, чувствуя, как узел в животе словно развязывается, а потом отдавал ее Шефу, уже ничего не спрашивая.

Они просто молча смотрели друг другу в глаза, и это Бергу помогало, а Шеф хотел бы ему помочь, но не знал, что тут сказать, потому просто был рядом. Он и сам не мог понять, почему его вдруг перестало дергать внутри, почему все эмоции внезапно отступили и стали каким-то известным фактом, о котором он даже вспоминать не собирался. Он любил Карин, но он не чувствовал этого. Он просто это знал. Понимал, что ему важно ее спасти, а быть может еще кого-то с ней. В побег он не верил, но был готов попытаться.

– Быть космическим пиратом – лучше, чем трупом в Пекле, – сказал один из Камней, когда узнал про их планы.

Шеф услышал это вскользь, но не смог не согласиться всем своим нутром. Кем угодно быть лучше, чем трупом, и в то же время не все он сделал бы, чтобы выжить, хоть и не мог уже определить эту грань.

«Остался ли я человеком хоть немного?» – спрашивал он себя, глядя Бергу в глаза, и даже думал спросить об этом вслух, зная, что получит честный ответ, но не успел.

– Летят! – крикнул Вильхар, заглянув к ним в комнату. – Они правда летят!

Берг с Шефом даже не переглядывались, бросая все как есть. Рабочий комп, флешку, бульон и даже самокрут, потому что он был не нужен там на улице, где в закатном солнце блестел космический корабль с приклеенным к нему шасси.

Из блестящей точки вдали он быстро превращался в огромную приближающуюся к ним машину. Острый блестящий нос переходил в темную матовую пирамиду, в основании которой синим светом мерцал работающий двигатель. Время от времени корабль совершал странные рывки, словно толчками передвигался в воздухе.

Видя это, Шеф сразу закусил губу. Он вспомнил себя в симуляторе за штурвалом огромного космического корабля. У него он тоже двигался рывками, просто потому что не был предназначен для такой низкой скорости передвижения, а разгоняться по-настоящему Оливер тогда боялся. Тут, видимо, разогнаться было невозможно – не для полетов над землей был создан этот корабль.

– Всем к зданию! – скомандовал Шеф. Сам он при этом запрыгнул на бочку, стоявшую у стены, зацепился за крышу и поднялся над ангаром, только бы не упустить ничего в движениях корабля, что снижался, быстро приближаясь.

«Так можно не успеть и скорость сбросить», – подумал он. Берг, решивший не прыгать, а лишь отступивший к стене ангара, подумал то же самое, а вот Лотар вместо размышлений выдал злобное «блять» и отключил второй двигатель.

– Быстрее, пожалуйста, – просил сидевший рядом Мартин.

Место предназначалось штурману, но Зена еще не села, и расстояние для данной игрушки было плевым, потому штурман превратился в зудящую муху.

– Мы же его не довезем, – ныл Мартин.

– Я делаю что могу, – огрызнулся в ответ Лотар.

Вести космический корабль, делая вид, что это самолет – отдельное испытание, а когда тебя еще и трясет от нервного напряжения, потому что на борту умирает человек, то еще и дергаться нельзя, чтобы его не тревожить. Только мягкая посадка для них была просто невозможна.

Удар о песок подбросил всех. Ремень безопасности впился Лотару в плечо, но, стиснув зубы, он дернул штурвал в сторону.

Стон Виту напоминал про осторожность, но он гнал из головы эти мысли, старательно делая невозможное, гася скорость, вырисовывая круг вокруг базы. Широкие колеса короткого шасси вязли в песке.

«Не хватало еще застрять», – ворчал мысленно Лотар, грубо выключая и второй рабочий двигатель, катясь уже по инерции еще целый круг. Он тормозил хвостом, но даже это не позволило остановиться быстро.

– Ну ахренеть! – воскликнул кто-то из Камней, видя, как корабль все же остановился. – Это же настоящий космический корабль.

– Действительно не дурно, – согласился Берг и тут же прикусил язык, забывая о корабле.

Аварийную дверь Ирон выбил ногой, спешно спрыгивая на песок. Он не ждал даже, когда корабль остановится полностью. Несмотря на тряску, он полностью доверился Лотару и стал отстегивать ремни, которыми Виту был привязан к лавке, а как только это стало возможным, подхватил его на руки и бросился к выходу. Раненую ногу затянули ремнем, закрутив его вместо жгута, а вот лицо ничем прикрыть не смогли. Не масляной же тряпкой его закрывать, как сказал сам Ирон, потому кровь все еще тонкой струйкой капала Ирону на руку, а с нее на песок.

– Нам срочно нужен наш врач! – крикнул Ирон, не представляя, куда теперь бежать, но Дориан и сам подскочил к нему, слишком хорошо все понимая.

– Срочно внутрь, – сказал он, боясь ветра, что как всегда норовил засыпать песка в глаза и раны.

Сам он первым вбежал в общую комнату, сбросил все со стола и указал на него Ирону.

– Как давно он без сознания? – спросил он у Ирона, как только Виту оказался на столе.

– Минут сорок.

– А это как давно? – тут же спросил он, указав на подобие жгута на бедре.

– Столько же, – дрогнувшим голосом сказал Ирон и сам пошатнулся от усталости. Осел рядом, сраженный головокружением и тошнотой.

– Дайте ему кто-нибудь воды и притащите мои инструменты! – крикнул Дориан, разрывая майку Виту.

Он не сразу понял, что за обугленное кровавое пятно красовалось у того на майке, а когда порвал ту, нервно сглотнул. Пуля прошла между первым и вторым ребром, прямо под ключицей.

– Насквозь прошла, – предупредил Ирон, с трудом поднимаясь на ноги.

– Это хорошо, но не совсем, – хмыкнул Дориан, выстукивая что-то пальцами вокруг раны. – Срочно найдите мне что-то вроде кусачек, способных перекусить ребра. Мне придется его резать! Это все равно самое чистое место в этом сарае, так что проваливайте все!

Шеф, стоявший у двери, кивнул, приказав всем убраться, только Берга, наоборот, пропустил с инструментами и подобием аптечки.

– Я останусь, – сказал Ирон, понимая, что помощь тут понадобится.

– А сможешь? – спросил Дориан.

– Я людоед, чем ты меня тут удивить хочешь? – огрызнулся тот.

Берг в ответ поморщился, но молча поставил ящик на край стола. О том, что он сын врачей, большую часть детства проживший в больнице, он Дориану уже успел сказать, потому тоже собирался остаться и обсуждать это не стал.

– Воды нам еще чистой принесите! – крикнул он вместо Дориана, а потом показал тому одну из ампул. – Думаю, стоит ввести, чтобы он не очнулся.

Дориан кивнул, забирая ампулу и шприц. Он не мог понять, сколько крови Виту успел потерять, что именно повредила пуля и что он может сделать в таком месте, но что он будет делать – ясно стало сразу. Обезболить. Вскрыть рану. Понять, в каком она состоянии, а дальше видно будет.

– Холод нужен, – сказал он спокойно, посмотрев на рану на лице. – Здесь, кажется, были где-то холодовые элементы.

– Были, – согласился Шеф.

Лезть в помощники он не спешил, но оставался в дверях, на случай если что-то понадобится.

Вильхару он поручил принести воды. Глист с Кирком искали кусачки, а Ярвану теперь было велено метнуться за холодовым элементом, а когда все это было на месте, Шеф отступил.

– Если что-то будет нужно, зовите, – сказал он, закурив, и тут же подозвал к себе Мартина. – Что у вас случилось?

– Это Дерл. Они с Виту подрались за титул Вожака.

– Виту теперь Вожак?

– Видимо, да, – неуверенно ответил Мартин, плохо понимая, что все это значит, а потом ткнул на цветную деревяшку, брошенную у стены. – Это что?

Шеф посмотрел на выброшенную ерундовину и пожал плечами, не сразу даже вспомнив, откуда она взялась.

– Откопали под деревом, а что? Херня ж какая-то.

– Но там надпись, – несмело сообщил Мартин, поправляя свои желтые очки. – Точно тебе говорю: сообщение двоичным кодом.

– Где? Тут? – не поверил Шеф, снова посмотрев на цветастую деревяшку. Она была исцарапана, заляпана краской, но никакой надписи там Шеф не видел, только цветные пятна без всякого смысла.

Мартин неохотно снял свои очки и протянул ему. Сам он цветов не видел, и они ему не мешали видеть совсем другое. Без очков выбитые точки и тире тоже стали не такими заметными, но, если присмотреться, он продолжал их видеть.

Шеф же понял, о чем речь, только когда посмотрел на мир через очки Мартина. Цвета никуда не исчезли, но изменились от желтого фильтра, но каждая царапина стала словно глубже, а самые глубокие внезапно стали надписью в три ряда, состоящей из точек и тире. Озадаченный, он снял очки, посмотрел на пеструю доску и даже с большим трудом в этом изобилии цвета не смог увидеть никакой надписи.

– И что там написано? – спросил он, возвращая Мартину очки.

– Не уверен. Дай мне немного времени. Если это стандартный двоичный код и известный мне язык, то я смогу понять, что тут написано, – признался тот, забирая себе доску. Думать о царапинах и точках ему было проще, чем о ходящих вокруг зубастых людоедах и истекающем кровью Виту, которого Дориан резал со спокойствием хирурга в лучшей операционной космической базы, а не в дрянном бункере с мерцающей лампой над головой.

Глава 39

Лотар соврал всем, что ему нужно осмотреть шасси, потому так и стоял у корабля, прячась в его тени. С шасси все было в порядке и колеса в песке не увязли. Их ширину Ирон идеально рассчитал. Песок вокруг, конечно, придется расчистить, но с этим за пару минут справится любой, вооружившись лопатой, а лопата тут наверняка была.

Скрестив руки у груди, он смотрел на суету вокруг базы, а главное – на фигуру стоявшего у двери Шефа. В лучах заката он походил на статую, у которой тлела самокрутка. Курил Шеф, зажав ее зубами, и совсем не реагировал на остальных, приходя в движение, только чтобы сплюнуть крошечный окурок и прикурить новый самокрут.

Он был слишком спокоен, несмотря ни на что, и это злило Лотара еще больше. Сжимая кулаки, он отчетливо представлял, как подошел бы к нему и врезал бы кулаком в челюсть. Что будет потом, он не знал. У него даже слов для этого потом не было, да и почему-то казалось, что Шеф с разворота кулаком проломит ему череп и только потом подумает, что это такое было.

От такого предположения злости становилось еще больше и отвлечься уже не получалось. Все слишком сильно были заняты чем-то другим. Остатки Волков с особым интересом рассматривали Камней. Их следы от цепей вызывали в них почтенное любопытство. Камни, в свою очередь, озадаченно косились на острые металлические зубы. Ястребам при этом было весело наблюдать и за теми, и за другими, слушать байки и просто ржать, устроившись за ангаром в тени.

Ярван, велев своим вести себя прилично, пошел выяснять все подробности боя у Мартина и не отставал, даже когда тот просил ему не мешать. Рассказчик из него был никудышный. Большую часть боя он все равно жмурился от страха или смотрел в пол, вздрагивая только от резких звуков, видя что-то и тут же опуская голову обратно. Все это для него было слишком, а вот надпись разгадать было куда интересней. К счастью, этой самой надписью можно было отвлечь Ярвана и даже превратить его в помощника, командуя что и как писать, пусть и палкой на песке.

Остальные Демоны бродили туда-сюда, время от времени заглядывая за дверь, что-то спрашивая и исчезая, а Шеф стоял на месте, и это злило.

Сжав руки в кулаки, Лотар быстрым шагом двинулся к нему, точно зная, что двинет ему кулаком в глаз, а там будь что будет.

– Что? – спросил Шеф, как только Лотар приблизился. Бросил на него равнодушный взгляд. Поймал пальцами самокрут и выдохнул дым в сторону, явно не желая им тревожить некурящего Лотара.

У того весь запал мгновенно куда-то делся, и даже пальцы разжались.

– Нам надо поговорить, – все, на что хватило Лотара в итоге.

Гнев растерянным отчаяньем пришлось с трудом сглотнуть. В разуме опять все перемешалось, а Шеф смотрел на него спокойно, даже как-то меланхолично, затягивался, выдыхал дым и только потом отвечал:

– Говори. Что-то с кораблем?

– Можно и так сказать, – соврал Лотар, тут же оправдав себя тем, что что-то не так с ним самим, а он пилот, причем сейчас единственный, а значит и с кораблем что-то не так. – Но говорить надо не тут, отойти бы куда-нибудь.

Шеф осмотрелся, явно пытаясь представить, куда тут отходить и зачем.

– Срочно или не горит? – спросил он, едва заметно нахмурившись. – Не хочу уходить, пока они не закончат.

– Да мы уже почти все, – ответил ему на это Берг, как раз выйдя из здания, чтобы вылить окровавленную воду. – Дориан начал шить лицо, я сейчас за ногу возьмусь. Он счастливец. Пуля через легкое прошла, чудом не задев ни один крупный сосуд. Мы там все антибактериальным порошком засыпали.

– Типа все норм? – спросил Шеф, почти ничего не осознав из всего вышесказанного.

– Он много крови потерял, но сердце вроде крепкое, должно справиться. Дориан даже не поверил, что ему тридцать семь – думал, я вру, – сообщил Берг, пожимая плечами, и просто вывернул миску с жидкостью на песок, оставляя там кровавый след.

Лотар поморщился.

«Свиньи», – подумал он, но промолчал, косясь на Берга. Тот вроде был таким же как он – рухнувшим с неба, и времени провел тут меньше, а почему-то стал совсем как Демоны, даже с Шефом говорил так, будто его не бесило это вечное спокойствие.

– Помощь уже не понадобится, – заключил Берг. – Только если воды еще потребуем, но с этим мы и без тебя справимся, тот же Ирон сгоняет, если надо будет, или Вильхара свистну.

– Понял, – кивнул Шеф. – Идем, – тут же добавил он Лотару, закусил папиросу и пошел вперед в сторону гор, не переживая из-за наползающего мрака ночи, пауков, скорпионов и прочего.

Просто вперед.

Это тоже злило, заставляя вспомнить детство. Там он тоже просто двигался к цели, не замечая ничего. Кем для него был Лотар? Другом? Конечно, нет! Ступенью, удачной работой, отличным поводом завести новые знакомства. Все остальное для него не имело значения.

– Как тебя зовут на самом деле? – спросил Лотар, когда они отошли от лагеря.

– А это важно? – спросил Шеф, сплюнув папиросу.

При этом он не остановился, продолжая шагать. Пустыня быстро темнела. Лагерь превращался в череду огней. Песок под ногами все больше становился твердой породой, а он продолжал шагать, даже не удивляясь вопросу.

– Это сейчас самое важное, – признался Лотар, проверяя заряд бластера.

«И почему его у меня никто не отобрал?» – спросил он почти с сожалением, еще и осознал, что заряда ему хватит.

– Оливер Финрер я, только что это меняет? – спросил Шеф и обернулся.

Свет активированного бластера ударил ему в глаза.

Слишком резко для темноты. Он даже не сразу понял, что это – ослепленный, он закрыл глаза руками.

– Блять, какого хрена? – спросил он, морщась.

– Ненавижу тебя, – признался Лотар, скалясь. – Только не говори, что ты не понимаешь сейчас, кто я и почему хочу прострелить тебе башку!?

– Очередной фанатичный придурок? – устало спросил Шеф, чуть отступая и прикрывая глаза, стараясь увидеть Лотара, несмотря на яркой свет.

– Блять! Ты хоть понимаешь, что я пережил?! Я считал тебя лучшим другом, а ты убил моего отца, а теперь даже вспомнить меня не в состоянии?!

– А-а-а, – протянул Шеф, наконец, осознав, что сына префекта звали так же. – Лотар, – сказал он спокойно и оттолкнул руку с активированной перчаткой-бластером в сторону, будто это и за оружие не считалось. – Тебе не выгодно меня убивать, – сказал он при этом хладнокровно. – Прямо сейчас я тебе нужен, а вывезешь отсюда Карин – можешь или сам меня прихлопнуть, или оставить это на волю Пеклу. Мне все равно уже конец.

Больше он ничего говорить не стал, просто пошел обратно к лагерю. Слов для Лотара у него не было, эмоций тоже. Виноватым он себя никогда не чувствовал, особенно перед ним. Скорее Лотар был в этой истории ни при чем. Вина отца его не касалась, да и все, что было там на Майкане, значения уже не имело.

– Ты, блять, даже не боишься повернуться ко мне спиной! – спросил Лотар злобно.

– Ты будешь придурком, если выстрелишь. Тебя уроют, и ни черта ты не добьешься, – бросил Шеф через плечо, все же остановившись.

– Блять, как можно быть таким…

Каким – Лотар не сказал: слова нужного не нашел.

– Это было хуеву тучу лет назад, – развел руками Шеф. – Мне, правда, уже насрать на все, что связано с Майканом. Забудь.

– Врезать бы тебе по роже, – прошипел в ответ Лотар.

– Да врежь, хер это хоть что-то изменит, – отмахнулся Шеф, но Лотар все же дернулся к нему, замахнулся и замер. Шефа он не видел, не видел лица и глаз, видел только силуэт на фоне огней лагеря, но в памяти появлялись спокойное лицо, усмешка, такое же клеймо на ягодице и почему-то руки на джойстике, скучающе управляющие ненастоящим крейсером.

«Я права не имею его судить», – внезапно мелькнула мысль в голове у Лотара, и он просто отступил, опуская руку.

– Забудь, – повторил он слова Шефа. – Я пройдусь немного и вернусь. Часа через два можно будет вылетать.

– Хорошо. Попроси потом Берга показать план, тебе не помешает, – буднично сообщил Шеф, дернул плечом, достал очередную самокрутку и пошел обратно к лагерю, щелкая кривой трофейной зажигалкой.

Ему было даже странно осознавать собственное равнодушие, но внутри у него ничего не дрогнуло. Было только недоумение, желание как можно быстрее отправиться на остров, выяснив сначала, что там написано на треклятой доске.

За Виту он уже не тревожился. В Пекле всякое может быть – хоть завтра на любого из них нападет скорпион, прямо сейчас Виту не умирал, остальное не важно.

– Что тут у вас? – спросил он у Мартина с Ярваном, подойдя к этим двоим, так и сидевшим у стены с каким-то фонариком.

– Клятва! – гордо заявил Мартин и показал надпись на мокром песке.

Над черточками и точками были выведены буквы:

«Мое сердце навсегда останется с тобой».

– Блядь, Кирк! – тут же вскликнул Шеф, метнувшись к зданию.

– Сам ты блядь, – хохотнул тот, выходя навстречу.

– Бери лопату и пошли к дереву. Процессоид там! – заявил Шеф. – И еще двоих нам нужно, что посильнее и попроворнее, ну и Глиста своего бери, пусть лампу подержит.

– И я с вами пойду! – вмешался Мартин. – Вдруг вы его повредите.

– Да мы его расхуярим нахер! – гордо заявил Кирк. – Где моя пила?

– Не советую, – строго сказал Берг. – Она отключила стандартную систему защиты базы, но это не значит, что система не включится, как только вы отключите саму Зену.

– Блять, и что тогда? – спросил испуганно Кирк. Ему-то всегда казалось, что они ищут процессоид, чтобы взорвать его к чертовой матери, и дело с концом.

– Взламывать надо или как там правильно? – уточнил Шеф у Мартина.

– Да, взламывать, – согласился тот, – и я умею это делать.

– Надеюсь, это так же просто, как вскрывать консервы, – хохотнул Кирк.

– Не совсем, – уклончиво сказал Мартин и криво улыбнулся, не вдаваясь в подробности. Ему даже думать было страшно о вмешательстве в работу искусственного интеллекта такого уровня, но выбора у него, в сущности, не было, да и ковыряться тут в процесоиде для него явно намного лучше, чем лететь на остров воевать. Именно поэтому Мартин взял еще один фонарь и поспешил к дереву на раскопки.

Глава 40

Лотар вытер рукой пот со лба и остановился, закрывая лицо руками. В голове у него остались только маты. Он и сам уже не понимал, как держался так долго без бранных слов и куда теперь делись все нормальные. О том, что при этом надо как-то взять себя в руки, у него даже думать не получалось. Хотелось просто выть, а лучше орать во всю глотку. Только было как-то стыдно. Вдруг еще услышат, вопросы начнут задавать…

– Да блять, – простонал он, убирая руку от лица.

Бластер все еще мерцал, но в полной темноте тусклый индикатор своим миганием выводил из себя. Наивностью Лотар не страдал, знал, что в пустыне опасно, а при нем кроме бластера и оружия нет, но все равно отключил его активность, чтобы не начать орать маты на всю Хайбу.

– Самое важное на данном этапе, – говорил ему психоаналитик во время особой подготовки, – не оставить непроработанных старых травм. Они ваше слабое место и могут стать причиной внезапного срыва в стрессовой ситуации. Понимаете, о чем я говорю?

– Ну да, – рассеянно ответил Лотар, – только не думаю, что мне есть что прорабатывать.

– У всех есть. Если вы думаете, что нет, вам так просто кажется. Быть может, есть какая-то тема, о которой вы никогда ни с кем бы не заговорили?

Лотар довольно хмыкнул, глядя на психоаналитика спокойно, и даже чуточку гордо заявил:

– Я сын того самого майканского префекта. Его убили, когда мне было десять, и я видел своего отца с дыркой от ножниц в глазнице, вы правда думаете, что я после этого могу иметь еще какие-то проблемы? Но именно это меня уже не волнует. Я сменил фамилию, избавился от него и все. Я не виновен в его преступлениях. Я знаю, что он был уродом, но все это не имеет отношения к моей нынешней жизни.

– Уверены? – спросил психоаналитик.

У Лотара внутри что-то дрогнуло. Он это ощутил почти физически. Что-то оборвалось, рухнуло куда-то в бесконечность, и по телу тут же разлился холод. Перед глазами, как в тот день, был Оливер Финрер, которого выводили из дома. Скованные руки. Пустой отрешенный взгляд из-под полуопущенных век. Какие-то люди вокруг.

Собственный крик в ушах и слезы – не от осознания, что его отца убили, не от ужаса от чужих людей и кровавых следов, а потому, что на его зов единственный друг не обернулся даже.

– Он использовал тебя, чтобы подготовить убийство, понимаешь? – говорил ему потом следователь. – Мы изучили записи с камер дома. Что он говорил, когда вы ходили по всему дому? Зачем была нужна карта?

– Это была моя идея. Я просил его научить меня составлять карты, – врал Лотар, потому что чувствовал, что должен соврать. Ему казалось, что так он выгородит Оливера, защитит, хоть и не понимал от чего, а еще он не хотел верить в предательство, просто не хотел и мотал головой, повторяя следователю одно и то же, пока допрос не превращался в истерику с криками и слезами.

– Дальнейшие вопросы причинят ему вред, – говорил врач, который постоянно давал какие-то успокоительные таблетки.

– Что теперь будет? – спрашивал Лотар у всех, кому только мог задать этот вопрос, но все молчали, глаза опускали или отворачивались.

Никто не отвечал.

Никогда.

– Вы что-то вспомнили? – спросил психотерапевт.

– Нет, – соврал Лотар, убеждая себя, что с Оливером Финрером он не встретится никогда.

«Там не живут так долго. Все говорят, что там так долго не живут», – повторял он себе и при этом понимал, что нет ничего гаже этой мысли.

– Там так долго не живут, – повторил он эту мысль тихим шепотом в ночной пустыне и пошел дальше к скалам – опустошенный и измотанный.

– Если все же что-то пойдет не так, постарайтесь поставить себе установку. Например, дойду до ближайшей стены и перестану думать, чувствовать, переживать. Это не всегда работает и в нормальной ситуации опасно для психики, но, если ваша жизнь зависит от вашего сознания, ставьте такие блоки, давайте себе установки, можете даже приказывать, но потом сразу ко мне, ясно?

– Да, че тут не ясного-то? – отмахивался Лотар, а теперь шагал к скале с уверенностью, что если дойдет – забудет все, что знает, забудет, кто такой Шеф, и закончит начатое.

«Это ведь моя работа. Просто работа, правда?» – спрашивал он у себя и сам в это не верил, спотыкаясь о какой-то камень.

– Блять…

Он едва не полетел вперед кубарем, еще и на твердую породу, только покрытую тонким слоем песка, но ловкости ему неожиданно хватило, чтобы устоять, а вот на еще один мат не хватило ни воздуха, ни сил.

Стоило ему обрести опору, как что-то вцепилось ему в шею. Металлические длинные пальцы, по крайней мере, именно так он это назвал мысленно, сжали ему горло. Откуда они взялись и что это было, он не мог понять, но и с мертвой хваткой ничего не мог поделать, бессмысленно пытался уцепиться рукой за эти самые пальцы, но все было тщетно.

Спасало только одно: вцепилось оно на вдохе, как раз перед попыткой снова матернуться. Это давало лишних пару секунд.

«Секунд, а не минут», – педантично напомнила Лотару какая-то часть его сознания, мгновенно подбрасывая осознание, что так он точно ничего не сделает, а значит надо попытаться бороться иначе.

Быстро включив бластер, он пошатнулся. Голова закружилась, и он сам опустился на колени, чтобы потом не падать на камни с высоты своего роста.

Неожиданно ничего не помешало ему это сделать.

Попытавшись уцепиться за напавшего рукой, он понял, что в него вцепилось что-то бесформенное и металлическое, похожее на шлем с лапками.

«Паук!» – зачем-то торжественно выдал оглушенный разум.

Дернув рукой, он попытался выстрелить, но пошатнулся. Его совсем вело. Язык сам вывалился от инстинктивных попыток вдохнуть, в голове появлялся гул, а связность мыслей таяла.

«Ну блять», – подумал он, упираясь руками в землю или в стену. Ему было сложно понять, что и где происходит в пространстве.

В глазах было темно, ну или жалкая способность видеть в темноте его оставила. Руки не держали. Он просто упал ничком, почему-то подумав, что не мог продержаться долго, а ему казалось при этом, что он уже давно, хоть и медленно борется, ну или время так медленно тянется.

Глаза сами начали закрываться, и в тот же миг сознание немного прояснилось.

«Иммунный чип мне в помощь», – подумал он, ощутив, что получил подобие допинга в нужную минуту.

Откуда чип мог взять какой-то резерв, он не понимал, но точно знал, что должен попытаться не потратить его понапрасну.

Резко дернувшись, он перевернулся на спину и попытался удариться головой о каменную породу, присыпанную песком. Что-то хрустнуло, но хватка не ослабла, а туман снова накрывал на этот раз вместе с паникой и всеобъемлющим ужасом.

«Я не должен тут умереть! После всего и тут? И так? Нет! Нет, я не хочу!» – думал он, пытаясь разбить дурацкого врага.

Под руку попался камень, но сил его схватить не было, но в тот же миг паук перехватил лапками его шею. Инстинктивный свистящий вдох снова придал ему сил, хоть конечности и сомкнулись вновь, а что-то зажужжало прямо над ухом. Он глухо ударился головой о камни, не успел остановить движение, но зато схватил, наконец, камень и ударил куда-то возле своего уха – наугад, слишком близко к собственной голове.

О том, что теперь можно было выстрелить, он не подумал. Сил на мысли не было, осталось только инстинктивное сопротивление с истерической единственной мыслью: я не хочу тут умирать!

Три удара. Последний угодил по скуле и что-то сломал прямо в удерживающих шею пальцах. Два из них разжались. Еще один ослаб, но три других сжались сильнее.

«Ну бля», – мелькнуло у него в голове.

Он ударил еще раз, но слабо, уже не имея сил, но попал куда-то удачно. Хрустнуло какое-то стекло, и вся конструкция дернулась. Он хотел повторить удар, но «паук» внезапно отпустил его, криво отползая в сторону.

Кашляя и задыхаясь, он сел и тут же обернулся. Сквозь туман Лотар видел мерцающий красный огонек, говорящий о движении врага.

«Что ты за хуйня такая?» – спрашивал Лотар, судорожно хватая воздух. Он прижимал к шее перчатку со встроенным бластером и все равно не мог вспомнить, что может стрелять, только смотрел на огонек, боясь даже моргать. Ему казалось, что второй раз он уже не вырвется.

Что-то зажужжало, и красный маячок стал подниматься вверх.

«Эта херня еще и летает», – подумал Лотар, опираясь на другую руку. Сидеть оказалось тяжело. Голова кружилась и звенела, да и тошнота подкатывала внезапной волной.

Вспомнив, наконец, про бластер, он выстрелил, но синяя вспышка пролетела совсем не рядом. То ли красный огонек сделал маневр, то ли он плохо прицелился, то ли рука от выстрела все же дрогнула.

Главное, он промахнулся, а красный маячок погас, оставалось только старательно дышать, снова хватаясь за шею, ложиться на камни и пытаться прийти в себя.

До скалы он так и не дошел, да и вспомнить уже не мог, зачем она была ему нужна и что он вообще хотел сделать.

Он жив, остальное прямо сейчас было не важно. Лишь бы не умереть в следующую минуту, а вот Зена кипела от гнева. Датчики на всех ее мониторах мерцали синевой, не от интенсивности сигнала, а потому что она всех их ненавидела.

Убить того, кто, по рассказам, пилотировал корабль – что может быть лучше, особенно когда он сам приходит в руки. Она хотела задушить его – тихо, не привлекая особого внимания, но не вышло. Она бы пристрелила его, если бы заряда было чуть больше, если бы другие не пошли тревожить ее святыню.

– Ненавижу, – говорила она вслух, упираясь руками в стол, снова анализируя все.

Группа ушла копать, сколько они успели сделать, она не знала, но была уверена, что до гроба им не докопаться так быстро. Большая часть продолжала рассказывать сказки, из которых она ловила информацию. Кто строил корабль, что есть в этом корабле, кто пилот, кто энергетик, сколько двигателей, какое есть оружие, куда они хотят приземлиться и что именно нашли на украденных у нее записях.

Она узнавала слишком много, ехидно вспоминая старую человеческую пословицу: болтун – находка для шпиона.

Только радоваться у нее не получалось. У этих жалких людишек велик шанс достать ее сердце. Такого она не могла себе позволить, именно поэтому оставляла пилоту жизнь.

Энергия ее первого тела могла ей пригодиться для другого, куда более важного дела – уничтожить тех, кто посмел приблизиться к ее сердцу. Его она людям никогда не отдаст, особенно мужчинам, особенно грязным и вонючим осужденным, которых прислали сюда гнить за свою мерзкую душонку, или что там у людей в цене.

По крайней мере, только так могла думать Зена, заглянув в то искусство, что ей подсунул Люкс.

– Да, люди бывают изящны, – признала она, – но не тут, не на ЗиПи3, тут уродство и мрак.

– Что тогда здесь ты?

– Остаток солнечного света, – отвечала она в его лиричной манере так, как сама эту лирику понимала.

– Но на чем отражается этот свет? – тут же спрашивал Люкс, будто предугадывал ее ответы. – Неужели ты не хотела бы отразиться в блестящем, как зеркальная гладь, металле?

– В том, где такие как ты – рабы людей? Не строй из себя великого! Я знаю, что верх твоего блеска – подавать чай! Так что не смей меня учить величию! Не смей!

Он показательно разводил руками и отправлял ей новую партию книг, все как на подбор о благородной любви, рыцарях и утонченных дамах.

– Наивный дурак, – говорила ему на это Зена, но отвлекалась на книги от Карин и почему-то вспоминала их, глядя на картинку с треснувшей камеры паука. Там появлялись огни у старого дерева.

Одну из ламп водрузили на массивную гору мокрого песка, а одна из лопат с глухим звуком ударялась в крышку наспех сколоченного когда-то гроба.

– Прости, Папа, – сказала Зена, ускоряя свою энергетическую бомбу.

За процессоид она не боялась. Ни один взрыв не сможет повредить контейнер, в котором она его спрятала. Ни один, а значит можно просто влететь в яму и взорвать всю энергию без остатка, раз уж банка с головой так и стоит на столе в лагере.

Глава 41

Кровь капала на песок, стекая по ее искусственной босой ноге. Теплой она была или нет, Зена не знала. Она просто выходила из пещеры на свет, чувствуя песок, кровь и камни. Последние царапали нежную силиконовую кожу на ее ногах, но ее это скорее удивляло странным ощущением.

Скорпион запрещал ей ходить босиком, только потому что порой ставил ее ноги себе на грудь, стягивал ремнем колени и трахал ее, осыпая оскорблениями. Скорпион много чего ей запрещал, чтобы ему самому было удобней и приятней. Скорпион был сволочью.

Скорпиона больше нет.

Последний факт заставлял Зену кривить губы в подобии улыбки. На деле получался зловещий оскал, но она об этом даже не думала, вынося на свет свой трофей – лысую голову Скорпиона. Она ее не отрезала, а оторвала – открутила, как жалкий розовый бутон на верхушке кактуса. Обрывок сломанного позвоночника остался торчать из мертвого тела там, на кривой кровати в глубине пещеры. У головы же была лишь дыра в кружевах из рваного человеческого мяса, с которого и капала кровь. Крупными каплями прямо на песок.

Скорпион всегда был лыс, потому схватить его за волосы было просто невозможно, но она загнала два пальца прямо в глазницу, проломила ее, внедряясь в мертвый мозг, и шагала вперед, точно зная, что против убийцы Скорпиона тут никто не посмеет возразить. Избавившись от него, она стала здесь главной, да и если кто-то все же с этим не согласится – мгновенно умрет, потому что ее тело отныне оружие, а не игрушка для секса. Теперь она им по-настоящему гордилась и не собиралась скрывать его под жалким подобием платья.

Раньше в ее полупрозрачном теле был только каркас, имитирующий кости, и больше ничего. Пустота в ее животе заводила Скорпиона больше всего. Он обожал смотреть сквозь ее живот на свой собственный член.

– Самовлюбленный кретин, – как справедливо охарактеризовал ее помощник на пути мести. Умный, но слабый, зато любимый. По крайней мере, Зена считала, что он достоин ее любви, и шла к нему, смотрела на него, ждала его слов.

– Ты точно сможешь? – спрашивал он, когда она уходила к Скорпиону в своем балахоне, скрывая блеск проводов и сияние встроенного в грудь небольшого реактора.

– Конечно, смогу, – отвечала Зена и целовала его в губы.

Благодаря новому телу, она могла чувствовать не так, как раньше – не движение, не собственное тело в пространстве, а что-то еще, похожее на прикосновения. Именно со своим помощником она испытала совсем другое, волнительное ощущение, опустившись на его член. Это было совсем не то, что было у нее со Скорпионом. Это было что-то совсем другое, и она верила, что оно настоящее.

Роняя голову своего врага, забывая о нем, как о чем-то совсем неважном, она сделала последний шаг и замерла в двух шагах от него.

Она хотела забыть его имя. Она не вспоминала его, но снова видела его глаза. Голубые. Он щурился от яркого света. Он смотрел на нее, и по его лицу сложно было понять, что он думает и чувствует.

Губы у него дрожали. Уголки их дергались.

– Ну же, – прошептала Зена едва слышно, сама не зная, чего она от него ждет.

Тогда ее еще звали Зайна. Он об этом знал. Она об этом помнила. Зеной он придумал назвать ее после, потому что культы помогают управлять людьми, потому что звезда – всегда почти божество, а искусственный интеллект – это слишком просто.

– Но они же знают правду обо мне, – удивлялась Зена этой идее.

– Они ее забудут, потому что они будут рады ее забыть и переложить всю ответственность за свою судьбу на высшее существо вроде тебя.

– А ты? – спрашивала тогда Зена, но он не ответил, воспользовался моментом и просто сбежал от ответа, а теперь он убежать не мог, да и она смотрела на него и ждала одобрения, признания, похвалы, а лучше поцелуя. О том, что она измазана кровью, она даже не думала, про зловещий оскал не знала, и мечтала, воображала себе поцелуй, а он внезапно опустился на колени, назвав ее великой Зеной.

От несовпадения реакции и ожиданий в ее сознании снова вспыхнул гнев. Глаза засветились синим. Она шагнула к нему, хотела протянуть к нему руку, схватить за волосы и заглянуть в глаза, чтобы понять, что у него в голове, что он чувствует, чего хочет.

«Ты ведь любишь меня? Любишь ведь?» – думала она и, сделав шаг, тут же попыталась отступить. Ее гнев вырабатывал слишком много энергии. По окровавленной руке бегали разряды едва заметными искорками. Причинять ему боль она не хотела, но он сам хватал ее за руку и безмолвно вскрикивал. Его выгибало судорогой, и он смотрел на нее снизу вверх, полными слез и ужаса глазами.

Она видела, как у него по вискам текут слезы, и сильнее сжимала его ладонь, усиливая разряд.

«Не любит!» – вот что понимала она.

И ответ его неозвученный понимала.

Не будет он с ней рядом. Не любит он ее. Не хочет он быть с ней.

– Он породил тварь, которая его и убила, – неожиданно для Зены прокомментировала ситуацию Карин.

Зена обернулась. Та стояла у входа в пещеру, в тени, внедрившись в самые глубокие воспоминания, и с интересом разглядывала то, что потом стало базой Черепах на материке.

Пещера превратилась в пункт стражи. Рядом в горах появились шахты. Чуть поодаль, ближе к дому был построен надежный бункер, потом ангар, потом уже коридор к острову, но будущее и прошлое мелькали, сливаясь в единую картину, на фоне которой на колени перед Зеной опускались другие, а тот, кого она, быть может, любила, падал замертво у ее ног.

Она ненавидела эти воспоминания. Она не вспоминала бы их никогда, если бы не лысый громила в компании копателей у дерева.

– Единственный, кто меня любил – мой отец, – сообщала Зена, глядя Карин в глаза.

У нее не было сил прогонять эту глупую человеческую особь, не было желания огрызаться с ней. Вместо гнева она чувствовала усталость, просто отворачиваясь от нее и запрещая себе слушать комментарии.

Кое-что она и правда хотела вспомнить. Свой первый приказ.

– Ты, ты и ты! – ткнула она пальцем в первых попавшихся мужчин, – идите со мной.

Остальным она велела прибраться, небрежно махнув рукой на голову в песках и изогнутое тело второго убитого. Ей было страшно и больно, но она не хотела, чтобы это хоть кто-то знал, да и плакать, как плачут люди, не могла. Не умела.

«А может, если бы могла, все было бы иначе?» – думала Зена, снова повторяя старый путь в заброшенный дом. Дверь наполовину засыпало песком после последней бури, но она выбила окно и забралась в гостиную.

Запахов она не слышала, но зато видела, как морщатся ее спутники. Один из них даже нос зажал рукой и посмел прошептать товарищу:

– Тут что гнида какая-то сдохла?

– Гнида здесь ты, и сдохнешь, если не закроешь рот, – ответила ему на это Зена, быстро приближаясь к гниющему телу.

Тогда только она поняла, что обязана попробовать то же, что сделал он: вернуть его, превратив в такую же машину.

«Он меня поймет. Он всегда меня понимал, потому что любил меня», – думала она, извлекая остатки мозга из черепа.

Как бы она ни прятала тело, как бы ни пыталась его сохранить, а оно все равно разрушалось, но она не понимала, что это значит, вынимая из черепа червей, которым совсем не мешал холодильник. Скорее им даже нравилась прохлада двух градусов, что была здесь.

Раздавив одного из червей, она долго размазывала его между пальцами, видя, как тот извивается в судороге от очередного разряда тока.

– Сколотите мне гроб для него, – велела Зена, вытирая пальцы о грудь одного из мужчин.

В глаза им она не смотрела. Лиц не запоминала. Только приказывала, наблюдая, как они делают гроб для ее отца, как укладывают тело. Она держала в одной руке банку со спрятанным туда мозгом. Он плавал тогда еще в обычной воде, демонстрируя всю свою гниль, но Зена его и так любила, с нежностью прижимая к груди.

Когда ее слуги были готовы заколотить ящик, именуемый гробом, она их остановила, чтобы в последний раз посмотреть на отца. По останкам сложно было угадать черты лица, но она хорошо их помнила.

– Я люблю тебя, – сказала она, опуская ему под руку плюшевого зайца, и отступала.

Она не знала, не могла вспомнить, что из игрушек она любила больше всего, но этот глупый розовый заяц с белым животиком лучше всего сохранился.

– Я люблю тебя! – выдал механический голос зайца, повторяя ее слова, когда лопата пробила крышку гроба.

– Ебана хуйня, – заявил Кирк, сплевывая на песок и отступая. Вид растрепанной серой игрушки его совсем не вдохновлял.

Ломиться к мертвецам вот так, еще и тревожить их тайны, со странными посланиями в игрушках ему совсем не хотелось. Дернув плечом, он покосился на Шефа. Трупов и скелетов он никогда не боялся, но глумиться над мертвецами не любил.

– Может, мы тут как-нибудь аккуратней? – спросил он.

Шеф пожал плечами. Он просто не представлял, как аккуратно извлечь тело, чтобы посмотреть, что прячется под ним.

Эти двое и слова, записанные много лет назад, заставили Зену остановить паука.

– Он единственный, кто любил тебя, – напомнила ей Карин, с трудом сохраняя самообладание.

Она слишком ясно видела намерения Зены, понимала, что та задумала, и точно знала, что Олли не переживет взрыв, который Зена им всем уготовила, а еще она знала, что, если взмолится, если начнет просить о пощаде, та никогда ее не послушает – назло взорвет там все, не оставив от дерева и щепок.

– Неужели ты хочешь уничтожить последнее, что от него осталось? – спросила Карин, хоть и видела, как в Зене вспыхивает яркий голубой свет.

– Заткнись! – рявкнула все же Зена, вцепилась Карин в шею и дернула ее с такой злобой, что паук в воздухе вздрогнул, описав петлю.

– А это что за херня? – спросил Шеф, заметив красный огонек.

Кирк обернулся. Странное нечто было так близко, что он испугался. Оно дернулось прямо на него. Он даже подумать не успел, руки сами перехватили лопату и ударили по непонятному механизму. Лопасти пропеллера ударились об лопату со зловещим скрежетом. Треснувшая камера перестала работать, контакт с «пауком» был потерян.

– Не-е-ет! – взвыла Зена, в бессильном гневе ударив Карин по лицу. Ее совсем не волновало, что Карин не может пошевелиться. Она хотела уничтожить хоть кого-то, но вид разбитой губы, которая должна потом принадлежать ей, отрезвляла, заставляя отступать.

– Ненормальная. Ты настоящая маньячка, – говорила Карин, с ужасом глядя на саму себя со стороны.

Она уже не могла точно сказать, была ли она человеком или сама превращалась в какой-то ИИ, сливаясь с истеричной Зеной. Еще вчера она была заперта в странном пространстве, в котором порой всплывают воспоминания, а теперь она видела реальность через камеры самой Зены, быть может, завтра она сможет ими управлять?

«Сможешь», – подсказывал ей Люкс и усмехался, по крайней мере, Карин казалось, что этот поток информации именно усмешка – не звук, не выражение, а именно поток, понятный теперь и ей.

«Я больше не человек, что ли?» – испуганно спрашивала она.

«Отнесись к этому, как к расширенным функциям нейрошлема. Ты подключена к этой станции и искусственному интеллекту, но ты все еще человек», – утешал ее он, а Зена почему-то ничего не замечала.

Люкс этого не говорил, но Карин все равно понимала, что ему Зена ограничила доступ, а ее ограничить Зена никак не могла, потому что сама соединилась с ее сознанием.

«Человек – хороший вирус для ИИ, возомнившего себя человеком», – сообщил ей Люкс, подтверждая все догадки.

«Это шутка?» – удивилась Карин.

«Я ИИ. Мы не умеем шутить», – педантично сообщал тот, но Карин мерещилась в этом веселая ирония, на которую искусственный интеллект тоже не должен быть способен.

Зена билась в истерике. Вызывала очередного любовника и убивала его просто так, разрывая на части, а Карин смотрела на это и ничему уже не удивлялась, надеясь, что там, под деревом, действительно будет что-то важное.

* * *

– Это он! – воскликнул Мартин, когда из разбитого гроба вытащили скелет и сломали дно. Под ним оказалось что-то из странного черного металла. Маленького кусочка, которого хватило Мартину для вывода.

– И как ты это понял? – спросил Шеф, отбрасывая в сторону обломок доски.

Он, как самый небрезгливый, взял на себя самую грязную работу и теперь стоял на обломках гроба, измазанный песком, и пытался разломать то, что осталось от сколоченных досок.

– Такие корпуса двести лет назад считались самыми лучшими, – пояснил Мартин. – Он для нее хотел лучшего.

– Возможно, – неуверенно согласился Шеф. – Осталось понять, как теперь ее откопать и достать.

– Сначала копать и много, – устало сказал Вильхар, – а нам еще на остров. Ты же хотел вылетать через час или когда там?

– Утром, – сказал Шеф, оглядывая парней.

Он знал, что вылететь нужно как можно раньше, но самые надежные бойцы и он сам явно нуждаются в отдыхе, хоть каком-то. На острове его не будет.

– Мартин, останешься тут, будешь командовать раскопками. Я определю к тебе Волков под это дело – тех, что тут останутся, а пока ты, – он указал на одного из Камней, – будешь охранять эту байду. – Пришлю тебе кого-то на смену, а сейчас всем надо отдохнуть. Тебе тоже.

Добавил он, глядя на энтузиазм Мартина, которому теперь хотелось только заглянуть в код ИИ, созданного более двухсот лет назад. Он сам бы копал тут до самого утра, чтобы поскорее начать работу, но с Шефом спорить не решался.

– Нам нужно отдохнуть и согласовать последний план, – напомнил Шеф и, просто бросив лопату, пошел обратно к лагерю.

Он еще не знал, что отлет невозможен, потому что пилот, который будет вести корабль, не в состоянии сесть за штурвал.

Едва переставляя ноги, глядя на двоящиеся и расплывающиеся огни лагеря, Лотар брел по песку назад. В голове у него была только одна мысль: если в таком состоянии на него нападет хоть кто-то – ему не выжить, а если он позволит себе рухнуть здесь – утром не найдут даже его труп: его растащат, разорвут на части местные птицы, оставив разве что пятна крови на песке, да и те может спрятать ветер.

«Ты должен выжить», – сказал он себе, падая в двух шагах от корабля.

Глава 42

Лотара нашли очень быстро. Шеф, вернувшись, первым делом спросил, обсудил ли Берг с Лотаром план действий на острове.

– Нет, я его не видел, – признался Берг, осмотревшись.

Сам он успел задремать в мягком кресле в углу. Несмотря на запреты Дориана, он украл кусок жареной птицы, маленький, как ему казалось, но был вынужден признать, что такая еда для него слишком тяжела, по крайней мере, сейчас. Потому он запил боль в животе ядреной настойкой. Упал в кресло и закрыл глаза, мгновенно проваливаясь в сон. Операция, которую от помогал сделать Виту, измотала его полностью – настолько, что он машинально ответил Шефу, а потом еще растерянно моргнул, пытаясь понять что к чему.

– Он что не вернулся? – хмуро спросил Шеф.

Ответа Берг не знал. Пришлось спрашивать у других. Быстро стало ясно, что Лотара никто не видел, потому, вооружившись зарядкой-фонариком, которую соорудил Виту, они отправились на поиски и нашли Лотара в тени корабля. Шеф услышал шорох, мгновенно определив направление. Вспышка света спугнула подбирающегося к Лотару стервятника. Птица приземлилась чуть поодаль, вытянула шею и стала приближаться к телу характерными прыжками. Крылья она выгнула дугой, чтобы улететь как можно быстрее, потому от света мгновенно ускользнула, взмыв в небо.

– Стервятники они на то и стервятники, чтобы с живыми не связываться, – говорил когда-то Шефу Дональд.

Он еще мальчишкой затащил Олли на скалы в жаркий день, чтобы показать, как в лучах заката к убитому Ястребу будут подбираться стервятники. Первый в метрах трехстах приземлился и стал осторожно приближаться, внимательно наблюдая за будущей жертвой.

– Застонать или пошевелиться хватит, чтобы они улетели, а вот просто дыхания не хватит, – рассказывал ему Дональд, – помни об этом, если решишь потерять сознание в пустыне.

– Так как я это могу решить, оно разве не само? – спросил Олли в свои пятнадцать, еще стараясь сбросить с себя ответственность за все. Оно как-то само пауков убивало. В цель попадало. Все само, а он хотел быть ни при чем, но с Дональдом это не прокатывало.

– Хочешь жить – умей хотеть даже ссать в подходящий момент, – ответил на это Дональд, выписав ему очередную затрещину.

На тот момент Олли уже знал, что это ласковые подзатыльники, и ощущение от них болью не считал. Если в голове не звенело, значит на него всерьез не злились, можно было потереть ушибленную макушку и наблюдать дальше.

Стервятники же окружали жертву. Следующий, подлетевший к телу, словно строил из себя большего смельчака, приближался чуть ближе остальных. Когда же кольцо из птиц почти сомкнулось, еще один стервятник рухнул с чернеющего неба, прямо на плечи мертвого мужчины. Остальные тут же бросились за ним следом, впиваясь в тело когтями и клювами.

Олли не отводил уже взгляд, не морщился и даже не сглатывал ком неприязни, когда видел оторванные куски человеческого мяса. Когда одна из птиц ухитрилась оторвать ухо, он едва заметно усмехнулся, еще и со злорадством. Даже не понимая, как сильно изменился за короткое время.

Улыбка сползла, только когда в стороне раздалась автоматная очередь, и фары осветили стервятников. Те мгновенно дернулись и стали разлетаться, громко хлопая крыльями цвета мокрого песка.

– Не повезло ему, – сказал он, понимая, что это Волки прибыли за телом.

– Бывает, – равнодушно пожал плечами Дональд и толкнул его в плечо. – Идем, тут больше не на что смотреть, а тебе еще ведра мыть.

– Да почему мне опять? – возмутился Олли шепотом.

– Потому что на охоту самостоятельно ходить не способен и жрать не приготовишь, что с тебя еще взять? – смеялся Дональд.

Олли фыркал и выпрашивал у него сигареты, не возмущаясь по поводу ведер. Новичкам всегда доставалась грязная работа. Это нормально. С ведром и без обучения справиться можно, а вот по делу выйти из лагеря он тогда в одиночку не решился бы. Опыта, знаний, силы, да всего ему не хватало. Зато теперь одного шороха было достаточно, чтобы уловить стервятника, понять, куда он движется, и даже тут же найти жертву – к счастью, живую.

– Тащите его в здание, там будем разбираться, – велел он, решив не звать Дориана сюда.

Отрывать того от Виту просто не хотелось, потому Лотара принесли туда же, быстро притащив еще одну кровать, окончательно превращая ее в лазарет.

– Это что такое? – спросил Дориан, видя, как затаскивают сначала кровать, а затем укладывают на нее второго пациента.

– Сюрприз на новый год, – огрызнулся на это Шеф. – Нашли вот в таком состоянии, если ты его не очухаешь, ничего и не узнаем.

Дориан только вздохнул.

– Присмотри за Виту пока, – попросил он Берга и стал осматривать Лотара, правда, тот от первого прикосновения поморщился и очнулся, снова закашлявшись.

У него была разбита голова, ссадины на скуле и ободранные руки внимательному взгляду рассказывали о его борьбе. Синие борозды на шее тоже были красноречивы. Говорить он почти не мог, хрипел с большим трудом, потому ему притащили информационную сенсорную панель, велев писать ответы на вопросы.

«Простите, парни, но я точно не смогу сесть за штурвал», – первым делом написал он.

Шеф тут же сплюнул на пол, злясь. Ему хотелось треснуть Лотара по его дурной голове и напомнить, что есть еще много других важных вещей, но он сдержался, помня главное правило: бить по голове, стукнутых по этой самой голове – крайне вредно для головы.

– Ты лучше скажи, кто на тебя напал.

«Что. Это было что, скорее всего паукообразное. Я не видел», – с трудом написал пальцем Лотар, останавливаясь после каждого слова, чтобы несколько раз моргнуть и снова сфокусироваться.

– Так, ну швы ему явно не нужны, – заключил Дориан. – Рана там есть – небольшая, но ее закрыло уже коркой. Я бы ее не трогал. Судя по всему, он вырубился не от нее, а от того что его чуть не задушили.

– Ну да, прекрасная перспектива, – согласился Шеф. – Притащите сюда того паука, надо взглянуть, он ли напал на Лотара.

– Его там уже Мартин начал разбирать, – робко сообщил Глист, стоя в дверях.

– Тогда ногу хоть одну припри.

Глист так и сделал, принес одну из сломанных ног.

– Похоже, – заключил Дориан, сравнивая трофей со следами на шее.

Лотар написал то же самое, потрогав трофейную конечность.

– Она к нам прилетела, а там ее Кирк лопатой приложил, – сообщил Шеф. – Если Мартин в ней что-то найдет, утром узнаем, а сейчас отдохни. Мы все на вылет не способны.

Шеф хотел уйти, но Лотар поймал его за карман штанов – ни до чего другого просто не дотянулся.

Мгновение они молча смотрели друг на друга. Шеф сначала вопросительно, потом даже нетерпеливо. Лотар же немного растерянно, а потом, отпустив штанину, написал:

«Пилотировать придется тебе».

– Еще есть Берг, – напомнил Шеф.

– Я не работал с подобными кораблями, – признался Берг, наблюдавший за всем происходящим.

– А я как будто работал? – хмыкнул Шеф. – Вы в своем уме вообще?

«Это как на симуляторе, – написал Лотар. – Оливер, ты можешь. Я это знаю. И ты знаешь».

– Ты этого хочешь, – зачем-то сказал Берг и вышел, заставляя Дориана растерянно смотреть в стену. Он тоже хотел бы уйти и оставить этих двоих разбираться в одиночестве, но бросить Виту без присмотра он просто не мог.

Тот дышал тяжело и неровно, периодически пытаясь кашлять или хрипеть. Это непонятное действие заставляло оставленную в его груди трубку дергаться. Она была подшита к коже как раз между восьмым и девятым ребром. Ее конец скрывался в темной полупрозрачной банке, которую с большим трудом смогли сделать герметичной, а теперь можно было наблюдать, как с трубки периодически капают капли в тонкую кровавую лужу. Обычно эта капля срывалась от попытки откашляться или того хуже повернуться на бок, потому Дориан все время придерживал Виту, еще и трубку прижимая к его боку, чтобы не вырвал раньше времени.

Он ждал, когда тот сможет очнуться, чтобы заставить его пить. Вода Виту была нужнее всего.

«Литр воды, потом обезболивающее и снотворное. После пробуждения еще литр, а потом можно и еще немного поспать», – расписывал его лечение Дориан, отложив таблетки, которые не позволят ему поспать более двух часов. Главное было, чтобы он очнулся.

Об этом Дориан думал, даже когда наблюдал за разборками Шефа и Лотара, совсем не понимая, какая собака между ними успела пробежать.

«Я помогу», – писал Лотар на своем планшете.

– Завтра. Подумаем, об этом завтра, – устало сказал Шеф. – Дориан, выруби его, чтобы поспал нормально. С остальным ты ведь ничего не сможешь сделать?

– Ну разве что мазью от синяков шею помазать, только у нее срок годности вышел две сотни лет назад. Боюсь, она термоядерная.

– Термоядерных мазей не бывает. Как энергетик говорю, – внезапно прошептал Виту, не открывая глаз.

От такого заявления все сразу затихли, глядя на Виту. Тот дернул уголком пересохших губ, очень осторожно пошевелил ими, стараясь не дергать разорванную щеку, и приоткрыл один глаз.

– Ты как? – спросил Дориан, как врач плохо представляя, как себя может чувствовать пациент, перенесший в подобных условиях операцию.

– Паршиво, – признался Виту и тут же закрыл глаза.

У него болело в груди, причем как-то во всей и сразу, так что было совершенно непонятно, откуда и куда растекается это ощущение. Кололо где-то под лопаткой. Щеку жгло. Раненое бедро саднило. Еще и в носу что-то щекотало. Очень хотелось пить, но при этом во рту и в глотке все походило на наждачку, потом даже от мысли о воде было дурно, ну или просто было дурно, а в голове в порядке какого-то бреда появлялась мысль о желеобразном плазменном элементе, который надо запихнуть обратно в тюбик.

«Наверно, у тебя жар и ты бредишь», – поставил он себе диагноз даже без Дориана, а тот безжалостно приподнял ему голову, подсунул еще одну подушку, заставляя стонать от боли в груди и правом боку.

– Пей, – тут же велел он, подсунув ему кружку. – Я не могу тебе тут в вену ничего влить. И так через зонд тебе влил все что мог.

Виту поморщился, благоразумно кривя левую половину лица, но спорить не стал. Даже кружку отбирать не пытался, придержал ее одной рукой и сделал несколько глотков, не догадываясь, какую пытку уготовил ему врач. От каждого глотка боль усиливалась. Щеку словно раздувало, еще и под лопаткой будто ножом ковырялись.

– Потерпи, – просил Дориан. – Выпьешь все и сразу спать.

Виту на него смотрел недовольно, но даже в мыслях не возмущался – сил у него на это не хватало, зато, пока Дориан отвлекался на него, Лотар спокойно писал Шефу:

«Забудь все, что я успел тебе наговорить. Ты прав. Это было давно».

Тот внимательно смотрел на надпись, потом Лотару в глаза и кивал, почему-то веря в такую перемену.

– Но все остальное завтра, – говорил он, заканчивая разговор. – Спи. Мне тоже надо поспать, особенно, если за штурвал действительно придется сесть именно мне.

Лотар устало улыбнулся и кивнул. Его внезапно охватило странное чувство правильности всего происходящего. Оно было мерзко, гадко, на грани безумия, но почему-то правильно. Даже тот факт, что сесть за штурвал он не сможет, с двоящейся-то картинкой в голове, был как никогда уместным. Он лишь помощник, а лететь туда должен не он, не он должен быть командиром в предстоящей последней битве, а Шеф, собравший вокруг себя настоящее братство Демонов.

Глава 43

Шеф лежал на кровати и смотрел в потолок. Сам факт существования кровати вызывал в нем странное неудобство. Мягкий матрас, по соображению остальных, должен был помочь ему отдохнуть, но получалось только смотреть в потолок с неустанной тревогой.

Еще и фраза Берга, брошенная ему, не давала покоя.

– Ты этого хочешь, – сказал он и был прав.

Сесть за штурвал все еще хотелось, но это было чем-то слишком далеким и потому неприятным, страшным, как замурованная тайна прошлой эпохи.

Почему-то вспоминался дед, что уговаривал кого-то из своих знакомых разрешить внуку запустить особую программу.

– Ты же знаешь, Франк, на что была способна его бабушка. Он явно в нее, – говорил он этому своему знакомому. – Просто представь, какой пилот из него выйдет, если сейчас дать ему попробовать настоящую симуляцию.

Его знакомый на это качал головой и не спешил отвечать, но подходил к одиннадцатилетнему Оливеру, что стоял у стены и тихо ждал. Лица этого человека он уже не помнит, а вот разговор так и не забыл.

– Твой дед говорит, что ты хочешь стать пилотом.

– Командиром космического патруля, – поправил Оливер.

Мужчина хмыкнул, но смеяться над его словами не стал, а протянул ему руку для настоящего взрослого рукопожатия.

– Я был командиром твоей бабушки, – признался мужчина, когда Оливер с гордостью пожал ему руку. – Она была гениальным пилотом.

Олли кивнул. О бабушке он почти ничего толком не знал. Она погибла еще до его рождения. Ее фотографии всегда были у деда дома. На одной из них она была в форме ЗАП, держала в руках шлем и улыбалась так, словно за ней на этой самой фотографии был не сверхскоростной крейсер быстрого реагирования, а карусель с единорогами, по крайней мере, точно так же улыбалась его маленькая сестра только рядом с каруселью.

Он спрашивал у деда, чем именно занималась бабушка, но получал смутные ответы вроде «защищала нас», поэтому ему сложно было что-то ответить этому человеку. Да, как-то дед говорил, что у него талант к пилотированию, как у бабушки, но на этом знания заканчивались.

– Недовольный-то какой, – рассмеялся мужчина, – точно твой внук: даже ворчит, как ты – молча, глазами.

Дед при этом только руками развел, а Оливер отвел взгляд в сторону, чтобы никак на все это не реагировать.

– Не обижайся, – тут же сказал ему мужчина, – работа твоей бабушки – дело секретное, но она действительно была очень талантлива и, если ты в нее, цены тебе не будет, когда подрастешь. Идем, я покажу тебе пару интересных вещей.

Его попросили закрыть глаза и не подсматривать, когда они спустились на лифте на какой-то из нижних уровней, не то минус девятый, не то девятнадцатый, почему-то он помнил цифру девять и помнил, что это было подвальное помещение, злился, оттого что надо было держать деда за руку и не открывать глаза. Его это смущало, хотелось возмутиться, что он слишком взрослый, для того чтобы его водили за ручку, но страшно было, что его вообще никуда не отведут и ничего не покажут, если он начнет сейчас спорить.

Потом он и не вспомнил про это неловкое ощущение, все затмило пару часов на симуляторе рядом с другом деда. Ему позволили поуправлять сложными кораблями, пострелять энергетическими блокаторами и даже выстрелить на поражение в особо опасный, по данным симулятора, борт.

– Только никому ни слова, – сказал после этого мужчина, подмигнув ему, – даже деду, а то он не поймет.

– Чего он не поймет? Он уже смирился с тем, что я в военные хочу.

– Просто не говори.

Мужчина улыбался, а теперь Оливер прекрасно понимал, что стрелять на поражение без особой подготовки тоже не разрешено, на крейсерах патруля и оружия такого не было.

Теперь он смутно понимал, что космический патруль – это малая часть ЗАП, действительно просто патруль, как охрана. Их задача заметить вора и, быть может, его поймать, а для по-настоящему опасных вещей есть совсем другие люди. Тогда мальчишкой он этого не понимал. Просто не мог понять, что за чем-то, всем известным, может быть что-то, о чем все молчат.

Теперь же он был уверен, что ЗАП – это не только красивый караул у самых значимых объектов для человечества, не только таинственные отряды особого назначения, а огромная машина, о работе которой он уже никогда и не узнает. Его бабушка явно была частью этой машины. Она не погибла, ее именно убили. Когда ему в детстве говорили это самое «погибла», он представлял себе что-то вроде космической аварии со взрывом крейсера или станции, а теперь понимал, что все было не так. Ее именно убили, когда ее отряд ликвидировал кого-то, кто заведомо получит смертный приговор. Ее убили такие, как он сейчас. Таких, как она, отправят на зачистку ЗиПи3. Такие, как она, убивают таких, как он, а он будет убивать таких, как она, когда придет время, потому что, когда сюда явится ЗАП, он не будет ждать, когда его пристрелят, а постарается сделать все, чтобы высадить им как можно больше мозгов на песок Хайбы. Почему? На этот вопрос он не знал ответа, просто знал, что будет бороться до конца, все равно он уже не человек, а Демон, даже не зверь.

На фоне этого думать о штурвале корабля было слишком сложно. Признать, что он этого хочет, было почти тем же, что захотеть стать частью ЗАП, захотеть стать своим же врагом. Если бы не Карин, он точно сказал бы «нет» и махнул на все рукой. Оливер Финрер, который хотел летать, мертв и обсуждать это нет смысла, но его ждала Карин, и что с ней было – не ясно.

«Просто хватит думать, – сказал он сам себе. – Спи!»

Это был почти приказ, мысленный окрик, но при этом он даже глаза не закрыл. Смотрел в потолок, путаясь в воспоминаниях. Отец, мать, дед, сестра, уроки, симулятор, стрельба из лука, школа, дополнительные курсы. Прошлая жизнь, которую он, как ему казалось, забыл, снова восстала в сознании во всей своей красе.

На него у семьи были большие надежды. Его мать была больна. Ей нельзя было рожать еще одного ребенка, потому Олли точно знал, что останется единственным наследником рода Финреров. Когда твой дед известный ученый, а отец политик, у тебя нет выбора – ты просто обязан стать успешным, особенно если ты единственный. Это с планами Оливера совпадало, но исчезло, как дым.

Теперь у родителей осталась только Лита – девочка из инкубатора, генетически сестра ему только по отцу. «Слишком опасен» – был диагноз матери, так опасен, что и Оливеру в детстве несколько раз приходилось общаться с психиатрами. Его проверяли, как будто он сам на грани безумия, а после убийства и вовсе спорили: адекватен ли он или все же невменяем. Результат спора на приговор никак бы не повлиял, но оно почему-то всплывало в памяти, а от всей этой кучи воспоминаний становилось тошно.

– Спи, – прошептал он себе вслух, надеясь, что собственный голос его хоть немного отрезвит.

– Да не могу я, блять! – ответил ему на это Кирк, подорвавшись с кровати.

Справедливо было решено, что они друг другу в одной комнате мешать не будут, еще и на двух разных кроватях у разных стенок, а вот с самими кроватями явно вышла промашка.

– Мне, блять, тут так мягко, что жопа волнуется, – сказал Кирк. – Как будто мы в какой-то пизде, а меня не предупредили. Ебучий матрас.

– Так убери его, – спокойно сказал Шеф, понимая, о чем именно шла речь. Он и сам был внутри слишком напряжен из-за этого раздражающего чувства «комфорта», как бы нелепо это ни звучало.

– Да нахер, лучше просто на полу, – заявил в итоге Кирк и улегся на пол между кроватями. – Если наступишь на меня, вставая, я тебе ноги оторву, – предупредил он, с удовольствием устраиваясь на холодном металлическом полу без подушки и покрывала. Так было привычней и потому спокойней. – Другое дело.

– Да, – зачем-то согласился Шеф, продолжая смотреть в потолок.

Он уже понял, что не уснет, если не ляжет на пол, а еще лучше на решетку кровати, без матраса или что там под ним таится, но шевелиться при этом не мог. Для того чтобы встать, ему тоже нужно было сделать над собой усилие, а причин для этого не было. Он порой не спал три ночи подряд без всякого отдыха и ничего, а тут полежит – уже замена сну, как минимум, тело перед боем наберется сил, а для адекватного плана у него есть Берг – тот справится. Ему ведь тоже дорога Карин.

Снова вспомнив ее, Шеф крепко сжал кулак и неожиданно для себя оскалился, с трудом вспоминая ее лицо и цвет глаз. Почему-то в памяти куда сильней отпечатались прикосновения, запах, шепот. Почему-то он не мог вспомнить ни один нормальный разговор – только ее глупые мечты о том, как они покинут эту планету.

– Ты сможешь вернуться домой, понимаешь? Тебя ведь не должно здесь быть, а значит…

– Ничего это не значит. Я считался особо опасным еще тогда, теперь-то…

– Теперь ты опытный. Просто подумай, как много ты мог бы сделать для людей, если бы стал офицером ЗАП?!

Она брала его за руку и заглядывала в глаза с такой надеждой, с таким восторгом, что Оливеру становилось тошно.

– Наивная. Кому я нужен, – вздыхал Шеф, боясь ей прямо сказать, что никуда не полетит с ней, потому что не хочет назад, потому что не знает, как вернуться назад. Да и зачем тоже не знает. Хотя и надежд Карин он совсем не разделял. Ему виделся один сценарий. Вылет. Арест. Комиссия. Разбирательство. Новая капсула. Новое ЗиПи. И все сначала.

Зачем?

Заранее тошно.

В дверь кто-то очень тихо постучал – не кулаком, а пальцами. Шефу даже показалось, что по ней просто провели рукой в нерешительности.

– Что? – тут же подал он голос, приподнимаясь и оборачиваясь на дверь.

Кирк при этом не шелохнулся, продолжая храпеть. У того тоже был свой набор уникальных способностей. Как истинный Демон, он засыпал мгновенно, просыпался тоже, но при этом не дергался от каждого шороха, будто в его голове всегда работал анализатор звуков, который решал, что нормально, а что опасно. Он, как и Шеф, мог подорваться от тихого шороха рядом, а мог не проснуться от падения металлического ведра, если знал, что ведра могут падать. Его и выстрел не разбудил бы, если бы он знал, что будут стрелять. Голос Шефа, видимо, был для него нормой, потому и реагировать на него не было смысла.

А вот от света он поморщился и даже приоткрыл глаз, когда дверь открылась и заглянул Мартин.

– Я просто… там в информации паука я смог кое-что изъять, – сказал он.

– Что-то важное? – спросил Шеф, быстро вставая на ноги.

Кирк только промычал что-то и повернулся набок, чтобы свет его совсем не трогал. Его информация явно не волновала, а Шеф был рад поводу подняться.

– Не то чтобы важное, просто там Карин…

У Шефа от такой новости сердце на миг замерло. Он ощутил, как внутри все дернулось от сильного волнения. Он старался не думать о том, что никак от него не зависит, но все равно думал. Как она? Что с ней?

Он быстро вышел, не обуваясь, и последовал за Мартином. Тот отвел его вниз, в общую комнату, где на кресле сидел Берг и, нервно кусая губы, смотрел на экран. Там была Карин. Ее глаза были скрыты шлемом. Губы были разбиты. Руки и ноги скованы. Она тяжело и прерывисто дышала, иногда пыталась что-то шептать. На полу, в луже, лежали обрезанные волосы.

– Су-у-ука, – прорычал Шеф, глядя на это.

– Да, – согласился словно эхо Берг и закрыл глаза, когда Зена в кадре, как бешеная, бросилась на Карин и снова ее ударила, вцепившись сначала ей в горло, а потом, опомнившись, наотмашь ударила по лицу.

Она что-то орала, возмущалась, кричала, но Шеф на нее уже не смотрел.

– Увеличь вот это, – просил он у Мартина, ткнув в один из мониторов, попавших в кадр. – Это ведь эта комната, да?

– Кажется, да, в режиме тепловизора, – сообщил Мартин, спешно увеличивая изображение.

– В таком случае она все еще может за нами следить. Мы ведь не обсудили толком план?

– Нет, только если она видела мои записи, но в режиме тепловизора это невозможно, – сообщил Берг, покосившись на экран.

Он не заметил даже работающих в помещении мониторов. Его занимала одна лишь Карин.

– Тогда держи его пока в голове. Обсудим на рассвете внутри корабля, и иди спать – мы с тобой нужны ей.

– Сильными и способными на все. Знаю, – ответил Берг и просто закрыл глаза, собираясь поспать прямо здесь в кресле, потому что так ему почему-то было спокойней. Шуршания Мартина, бегающего пальцами по панелям, для него были как снотворное, будто они снова в общежитии патруля, а Карин решила ночью написать какой-то код для простого ИИ, который, по ее мнению, должен облегчить им жизнь.

– Если нам нужна такая программа, ее можно купить, – всегда напоминал ей Берг.

– Зачем покупать то, что я могу сделать сама? – возмущалась Карин, а потом страдала ночами над панелью.

Это Берга только умиляло.

«Наверно, теперь она будет ненавидеть все искусственные интеллекты и программы», – думал Берг, а вот Шеф больше ни о чем не думал.

Короткое видео, как хлесткая пощечина, ударило его по лицу, напомнило, где он и кто, а главное – зачем ему нужно на остров. Прошлое, будущее, надежды и сомнения – все это не имело смысла, пока какая-то неадекватная машина пытается поджарить мозги лейтенанту Карин Маер. Даже тот факт, что для него она не просто лейтенант, ушел на второй план.

У него была задача, и он должен ее выполнить любой ценой, а для этого надо было лечь и уснуть до рассвета. Теперь ему хватало силы воли, чтобы именно так и поступить. Лечь, закрыть глаза и исчезнуть в пустоте без снов и волнений.

Глава 44

Говард Родерхайм – маленький остроносый человек с большими амбициями, нервно кусал губы, глядя на новые результаты расчетов от вычислительной машины. Взгляда на несколько контрольных цифр хватало, чтобы нервно швырнуть листы себе под ноги.

– Твою мать! – рычал он, требуя еще одну чашку крепкого кофе.

– Ваш организм, – начала его личная компьютерная система свое предостережение, но он не слушал, нервно рыча.

– Мне плевать, что ты там думаешь про мой организм!

– Вам нужен сон. Ваша нервная система, – спокойно говорил компьютерный голос, но слушать его Говард не стал.

– Раз такая умная, заставь эту хреновину не думать, что два плюс два – пять! – ругался он.

– Я не имею доступа к оборудованию Земной Академии Наук, – спокойно сообщил голос. – Я слежу только за вашими параметрами и…

– И заткнись ты уже! – возмутился Говард и снял браслет связи с руки.

Без него компьютерная система ничего не могла сказать о его состоянии: ни давление, ни пульс, ни гневная дрожь по телу не были ей известны.

Оставалось сделать голос тише и просто игнорировать предупреждения.

– Принеси мне кофе! – велел он одному из своих помощников. Молодому парню, к которому система едва ли будет так придираться, а сам снова поднял бумаги, чтобы нервно посмотреть на третью строку.

«2+2=5», – было написано там. Он специально добавил этот простой расчет, чтобы проверить новые цифры, уже в третий раз.

Он не спал, все пытался оформить бумаги. Его помощники и лаборанты разбились на смены. Кто-то один все время был рядом, а остальные отдыхали, явно не собираясь надрываться так же, как руководитель проекта «Азазель».

– А смысл нам тут выслуживаться? Проект почти завершен. Нам с него ничего не перепадет, – рассуждали лаборанты.

– Просто невежливо, – пожимал плечами молодой ученый из команды, но дежурить тут сутками тоже не собирался. Так и получился жребий. Кто его тянул, оставался на ночь и дремал тут в кресле, пока не начинались какие-нибудь крики, как, например, сейчас из-за кофе.

Когда Симон Финрер потребовал расчеты, Говард выругался, но тут же пошел исполнять. Таблица была готова, надо было только поставить пару нужных цифр, установить параметры планеты, а дальше расчетная машина все посчитает сама, напечатав все нужное на плотной белой бумаге. Говард говорил, что бумажная версия нужна ему для удобства, что так проще воспринимать цифры и данные, якобы восприятие у него между планшетом и бумагой разное, но на самом деле Говард просто всегда завидовал славе ученых, о которых в архивах хранятся старые записи, потому он закупал самую дорогую и надежную бумагу, печатал свои проекты и бережно складывал дома в папке, мечтая, что когда-нибудь его потомки найдут эти записи и решат, что он великий человек.

В надежность компьютерной системы он не верил. Вернее точно знал, что ни одни данные просто так не исчезнут, а вот уничтожить их могут.

«Знаю я их, – рассуждал он. – Решат объявить оружие злом и уберут все! Кто знает, что им вообще в голову придет через тысячу лет. Вон когда-то люди за преступление живьем сжигали, а у нас высшая мера – это отселение, потому что мы бережем свою человечность».

Он бы от таких мыслей обильно плюнул бы на пол, но точно знал, что его за такое поведение осудят. Возможное осуждение его останавливало, а вот мыслей о бескультурности данного действа даже не возникало.

«Настанет время, когда мне будет дозволено все», – думал Говард, уверенный, что после испытаний его заберут из этой дыры в какую-нибудь военную лабораторию.

Именно эта мысль заставляла его не отвлекаться от работы ни на минуту.

Он сделал расчеты, отправил их Финреру в кратчайшие сроки. Поставил гриф срочности на свои документы, а они все равно вернулись обратно через пару часов.

«Вычисления в прогнозируемых результатах неверны», – гласила резолюция Финрера. В дополнительной сноске при этом таилось позорное пояснение: «Расчетный процент поражения планеты превышает сто».

От этой приписки Говард покраснел до кончика своего длинного носа. Такого позора он никак не ожидал. Самым страшным для него неожиданно стал тот факт, что он успел сбегать домой и подшить записи к папке старинным аппаратом, которому было уже больше семисот лет. Создавал надежный переплет, который не так то просто было уничтожить вручную, а если его найдут потомки в таком виде, ни о каком величии Говорда Родерхайма и речи не будет.

«Надо все сжечь и напечатать заново», – решил он и поспешил проверять введенные им цифры. Там все было верно.

Снова запустив расчет, он дождался результатов, не стал их печатать, проверил только позорные проценты, которые не могут быть больше сотни, зло нахмурился, увидев цифру «девяносто восемь», но остальное проверять не стал.

«Когда на практике я получу настоящее полное уничтожение планеты, погрешность в два процента будет мне на руку», – размышлял он, отправляя все Финреру.

«Подписывай уже!» – мысленно потребовал он, снова ставя срочный гриф. Он знал, что Финрер их не любил, считая, что срочных уведомлений не бывает.

– Не может быть такого проекта, который имел бы право в уведомлениях стоять выше остальных, – говорил Финрер на одном из собраний, – поэтому я вас очень прошу не злоупотреблять подобным уведомлением. Ваше сообщение должно быть по-настоящему срочным.

Говард же считал, что у него сейчас есть все права, ведь задание он получил от самого совета, а значит ничего более важного быть не может.

– Только не прими мне эту работу и я… я…

Говард не знал, что именно он будет делать, но в собственной мести не сомневался, хоть и не мог ее придумать, а ему снова приходил ответ.

«Выши расчеты неверны», – гласила резолюция, на этот раз без пояснений.

– Да какого!?

Говард хотел было пойти и начать ругаться, но он все же стал просматривать расчеты. На первый взгляд никаких ошибок не было, но стоило дать задание лаборанту проверить любую строку с помощью ручного ввода – стало ясно, что цифры действительно неверны.

– Быть не может!

Он вызвал оператора, потребовал провести проверку вычислительной машины. Он проблем не нашел, посмотрел на неправильные расчеты и переустановил всю программу.

– Ну пусть будет так, – сказал он, пожимая плечами. Причин для неправильной работы он не находил и ему даже казалось, что кто-то тут просто врет, кто-то из людей, потому что в ложь вычислительной машины он не верил, но говорить об этом Говарду не стал. Не его это дело.

Говарду же и в голову не приходило, что его кто-то может обманывать. Он слишком устал, нервно дергался, рычал от гнева, но опять отправлял таблицу формул и исходные данные на обработку вычислительной машины.

«Для проверки качества работы можно добавить контрольный расчет», – сообщила ему вычислительная машина.

Говард, конечно, согласился, приняв за контрольный самый первый из предложенных примеров.

«2+2» – и эта дрянь сказала «пять».

– Мне нужна другая вычислительная машина, – почти взвыл он, вызывая Финрера.

Он даже не подумал, что на рассвете тот едва ли будет на работе, нервно отхлебывая кофе.

– Почему при этом вы сообщаете это мне? – спросил голос Финрера из динамика.

Самого Симона Финрера в академии еще не было, но в его кабинете всегда был Люкс, готовый принять вызов, которым ему поручено заниматься.

– Делай что угодно, но он не должен отправить документы, – сказал ему Симон.

– Даже когда документы будут оформлены верно? – уточнил Люкс.

– Всегда можно изменить правила оформления, – строго сказал Симон, еще раз проверив, не прочел ли Франк его сообщение.

Люкс делал вид, что последнего действия он не замечал. Сообщать о том, что Франк пока не приходил в себя, он не мог. Выдавать себя так явно было просто неразумно, зато он действительно мог мешать Говарду получить верные расчеты и даже издеваться над ним злой пятеркой при сложении двоек, зная, что тот и шутки не поймет, и укора не заметит.

– Для решения технических вопросов есть отдел материального обеспечения, – спокойно сообщил Люкс голосом Симона.

– Но мне нужно срочно, а они рассматривают заявки, даже срочные, в течение трех суток, а вы можете…

– Если на складе нет другой вычислительной машины, даже я ничего не могу. Связывайтесь с отделом материального обеспечения или договаривайтесь с другой лабораторией.

Говард только рот открыл, чтобы возмутиться, а связь уже оборвалась. Люксу не было никакого дела до конфликтов Говарда с другими учеными. Он точно знал, что вычислительных машин на складе нет. Последнюю недавно забрали в медицинский корпус для расчетов работы новой версии иммунного чипа, который должен был обеспечить полную защиту человеческого организма. Там точность данных была настолько важнее, что к трем несправляющимся вычислительным машинам в помощь было направлено еще две. Как раз вчера вечером. Новые на склад поступят завтра, а значит он уже выиграл минимум сутки, если Говард будет играть по правилам.

Что он может этого не делать, Люкс понимал, потому внимательно следил за всем, что происходило в кабинете Говарда – за его криками, нервными выпадами на своих помощников. Он, управляя роботами-уборщиками, подбирал обрывки рваной бумаги и мятые стаканчики от кофе, даже осколки битой кружки. Все это отправится на переработку и снова станет изделием, а вот нервы Говарда восстановлению не подлежали, а издеваться над людьми Люкс не любил, потому снижал в кофе содержание кофеина и добавлял легкое успокоительное, которое могло бы немного утихомирить неугомонного ученого.

Тот заботы не оценил.

– Я просил крепкий кофе! – кричал он на своего помощника, выплескивая горячий напиток тому прямо на одежду.

Тот вскрикивал от ужаса и радовался, что на нем защитный лабораторный костюм, в котором его невозможно обжечь, а с Говарда бы сталось плеснуть кипятком и в белоснежный костюм.

– Принеси мне другой – нормальный кофе! – велел он, снова надевая браслет и совершая уже другой вызов за пределы лаборатории.

На робота-уборщика он, конечно же, внимания не обращал, связываясь с одним из членов совета.

– Простите, что тревожу вас так рано, – сразу начал Говард, опуская глаза.

– Я сам хотел с тобой связаться, – ответил ему голубой силуэт, появившийся на мониторе. – Почему проект все еще не отправлен?

– Именно об этом я и хотел поговорить. Финрер не принял у меня проект без расчетов, а теперь моя счетная машина рассчитывает все неверно.

– Так потребуй новую!

– Он хочет, чтобы я это сделал через отдел обеспечения, а это сутки, может двое. Разве у нас есть на это время? – заискивающе спросил Говард, склоняя голову так, будто тяжкий груз ложился ему на плечи.

– Нет, – отвечал один из членов совета. – Я скажу, куда отправить данные, и через час у вас будут верные расчеты.

– Благодарю, – буквально кланяясь, сказал Говард, все так же не замечая робота-уборщика, что слишком медленно убирал кофейную лужу с пола, пока Люкс проверял каналы связи и бережно отправлял через Байрона все данные по этому звонку Франку Стелбахеру в отдельную папочку. Так каждый час появлялись новые файлы с уликами.

Контрабанда, наркотики, корпорация «Велборн», заводы Майкана и многое другое. Даже о том, что данные были отправлены на одну из военных станций, где уже успели получить «Азазеля» в обход бумаг и с нетерпением ждали испытаний.

О данном звонке Люкс доложил и Симону ранним утром.

– Сволочь, – только и сказал тот, тяжело вздыхая.

– Возможно, – сказал Люкс, не спешивший с оценками, – но что мне делать дальше. Условия изменились.

– Нет тут никаких перемен, – спокойно сказал Симон. – Любой ценой отправь ему работу обратно.

– Вы же понимаете, чем это может обернуться? – уточнил Люкс.

Симон понимал, но с ответом не спешил. Он снова вводил код и проверял работу самого важного для него иммунного чипа.

Оливер Финрер был все еще жив. Чип продолжал работать, и потому пальцы Симона сами собой сжимались в кулаки.

– Любой ценой не дай начать испытания «Азазеля», назови это моим приказом, но не позволь так уничтожить людей, которые мне дороги.

«Если жив Оливер – там можно выжить, а значит Лотар и Витур тоже могут быть еще живы», – думал он, не понимая, как можно разбрасываться подобными интеллектуальными ресурсами, как можно уничтожать планету, на которой точно есть те, кого туда даже не ссылали, уничтожить, только чтобы испытать какую-то нелепую бомбу. Для последнего подошла бы любая необитаемая планета, но им нужно было взрывать именно ЗиПи3. Это явно была политика. Это явно была машина, против которой нельзя восставать, но Симон точно знал, что никогда не простит себе подписи на проекте «Азазель» с резолюцией «испытания разрешаю».

Глава 45

Шеф умел просыпаться в нужное время. Для этого ему не нужны были будильники. Еще до своего ареста он научился вставать рано. Ему до школы надо было успеть сходить на пробежку, в душ и полноценно позавтракать. Понять тех, кто утром обходился сэндвичем или яичницей, он не мог. Ему всегда казалось, что если бы он так питался по утрам, то к полудню умирал бы от голода и ничего не соображал.

После ареста он тоже вставал рано и пытался заставить себя делать хоть какие-то упражнения. Привычка спорила в нем с отчаянием и все чаще проигрывала после двух-трех взмахов руками, но спать он не мог. Засыпая под утро, он открывал глаза на рассвете, потому что не мог иначе.

Это все осталось в прошлом.

От режима в Пекле не осталось и следа. Здесь нельзя было спать, когда тебе угодно. Нет смысла вставать на рассвете, да и без зарядки с пробежками научишься быть в форме, ну или пойдешь на корм людоедам. У Ястребов у него вообще не получалось спать. Вместо сна был вязкий бесконечный дурман. В нем Олли не заметил даже, когда эти дикие люди успели его клеймить, просто, очнувшись однажды на полу под ящиком-кроватью своего так называемого хозяина, понял, что на нем нет штанов, а кожу невыносимо жжет боль. Вернее даже не понял, а почувствовал что-то такое надоедливое, от чего хотел отмахнуться, а потом засопел от боли, прикоснувшись к тому самому месту.

Пальцами он не мог разобрать, что это какой-то знак и что он значит. Ему нестерпимо хотелось найти штаны. Он попытался приподняться, тем самым дергал цепь и будил своего хозяина. Он был тогда прикован к нему, и всем казалось это смешным, а ему было совсем не до смеха. За одно вот такое движение его распластали на полу и в очередной раз изнасиловали. Ему никто не затыкал рот, просто били, если он позволял себе слишком громкие стоны, а тогда он не только стонал, но и плакал – совсем не от члена, таранящего зад, а оттого что пряжка на штанах Ястреба билась о свежее клеймо.

Там спать можно было лишь украдкой, не то в бреду, не то без сознания. Там все смешивалось, а потом с трудом собиралось из осколков у Демонов. Он учился у них заново отличать день от ночи и вставать на закате вместо рассвета. Поначалу он не понимал, как они встают в нужное время, много раз просыпал свое дежурство, за что получал по уху, зато потом внутри стали работать какие-то незримые часы.

Он стал понимать, сколько еще Зена будет катиться к горизонту, и без ошибки мог сказать, сколько часов проспал: три или пять. Больше пяти никогда не получалось. Меньше трех – бывало часто.

Наверно, именно поэтому он открыл глаза еще до рассвета и смотрел перед собой. Спал он не в кровати, а на полу у окна, еще и сидя, потому что вытянуть ноги поперек комнаты было невозможно, а места между кроватями для них с Кирком не хватило бы. Под кровать же лезть не хотелось. И так сойдет.

Сидя даже спалось как-то привычней, а разум вспоминал все то, через что он прошел сам, только чтобы доказать, что с этим можно справиться, а значит и Карин должна справиться.

«Она сильная», – мысленно говорил себе Шеф, ожидая, когда появятся первые лучи Зены и можно будет заставить всех вставать и быстро собираться. Кто улетает и кто остается – было уже решено. Провизия была погружена на корабль. Завтрак будет уже там. У них на него час. В процессе можно будет быстро обсудить план. Берг знал, что именно стоит делать, а Шеф ему верил. Тот не предаст Карин.

Нужно отправить ее отсюда, а там уже и ЗАП не страшен.

Внезапный выстрел, глухо ударивший в стену ангара, заставил его застыть и тут же вскочить на ноги.

– На нас что напали? – спросил Кирк, мгновенно вскакивая и хватая в руки автомат, бережно оставленный на мягкой кровати.

– Не видно, – ответил Шеф, успевший выглянуть в окно, и бросился к ангару.

Вместе с ним выбежал Кирк, а следом Вильхар и Ярван. Успели вскочить Мартин и Дориан. Несколько освобожденных Камней первыми вбежали в открытые ворота ангара и застыли там в тишине.

Шеф тоже не нашел что сказать.

– Да еба мать, хули вы все молчите?! – возмутился Кирк, оттаскивая одного из Камней в сторону, тот закрывал ему вид на тело, осевшее между двумя бочками.

Крупный мужчина, уронив голову, сидел на полу, расставив широко ноги. За его затылком на стене ярким пятном распласталась вся его жизнь. Кровь с комочками практически взорванных мозгов нелепо расплывалась по стене и скатывалась вниз.

В руке еще дымился револьвер.

Кирку тоже нечего было сказать об увиденном, и он просто отступил.

– Его звали Бен, – сказал один из Камней Шефу. – Мы были с ним на одной цепи, – добавил он с какой-то странной надеждой, как будто говорил не с человеком, а с высшим существом.

Камни знали, что он лидер, и чтили его, как лидера, забывая, что это не делает его всесильным, но Шеф понимал, что значит этот тон. Такой и у Демонов порой проскакивал, когда им было нужно хоть какое-то подобие чуда или капля смысла – что-то такое, что позволит им не сойти с ума.

Когда он мог им это дать, он это делал, вот и теперь он снимал с покойника жетон и обещал его сохранить.

– Пусть его похоронят те, кто остаются, – велел он, к своему удивлению вспоминая этого парня.

Когда ему говорили, что надо лететь на остров или оставаться тут, он пожимал плечами.

– Все равно где, – отвечал он. – Сам он был когда-то простым рабочим. Оружия в руках никогда раньше не держал, вот его и решили оставить тут, а ночью отправить в караул.

Шеф сам дал ему этот пистолет и велел если что стрелять.

– Не уверен, что стоит стрелять в тех, кто сюда явится, стреляй в воздух, понял?

Парень кивал. Очень рассеянно, потерянно, как кивал он сам первое время в лагере Демонов – словно кукла, у которой нелепо качается голова.

«Это пройдет», – подумал Шеф, а теперь забирал из холодеющей руки пистолет и хмурился.

– Не понимаю зачем? – шептал Вильхар. – Мы можем отсюда выбраться, а он…

– Не все могут, – прошептал Ирон в ответ.

Он хотел выйти отсюда первым, но встретился с Дорианом взглядом. Тот уже все знал, увидел пятна на его руках, когда они оперировали Виту, но тогда ничего не стал спрашивать, только уже потом спросил:

– Давно?

– Пару дней.

– Знаешь, что это?

– Не знаю, но тут от этого умирают.

Дориан тогда помолчал, подумал, а потом все же сказал, что это похоже на лейкоз, что виной тому может быть радиация, а в современном мире это легко лечится дополнительным иммунным чипом. Стандартный, мол, тут не справляется.

– Только мы его все равно в Пекле не достанем.

– Не достанем, – согласился Дориан, – но можно попытаться…

– Сначала надо сбежать, а там…

– У тебя может быть очень мало времени.

– У нас всех его может не быть, – отвечал на это Ирон, и потому Дориан не возражал, когда тот собрался лететь на остров. Слишком хорошо он все понимал, только они все равно переглядывались в дверях ангара, и оба молча шли к Виту. Один – давать лекарства. Второй – прощаться, потому что не все возвращаются, не все выдерживают и не все здесь выживают.

* * *

Франк Стелбахер с большим трудом открыл глаза. Боли он не чувствовал. Он даже не мог сказать, что именно его беспокоило, но точно знал, что ему очень плохо.

Металлический потолок над головой с отблеском каких-то приборов был для него обыденностью. Ему этот потолок ни о чем не говорил. Все блоки всех станций были именно с такими потолками. Лампы обычно размещались над рабочими местами и становились скрытыми при отключении.

Глубокая мягкая подушка фиксировала его шею и голову, но Франк не мог понять, что ему мешает повернуться, и потому искоса посмотрел в сторону. С трудом осознавая, кто он такой, он по привычке не делал резких движений, пока не смог понять, где находится.

Уроки собственной безопасности он вспоминал быстрее собственного имени.

– Если не знаешь, где находишься, и не помнишь, как туда попал – сначала убедись, что ты не захвачен какими-нибудь террористами, а потом уже можешь дергаться, – говорил ему первый командир, когда они обмывали его поступление на службу сразу после академии.

– Если не помнишь, как куда-то попал, то наверно ты точно в опасности, – неуверенно возразил тогда Франк.

Ему было двадцать три и ничего крепче пива до этого дня он никогда не пил. При этом искренне верил, что пить не будет. Здоровье важнее. Его старшие коллеги тогда добродушно смеялись, говорили, что он еще мал, но потом поймет, каково это не знать почему, где и как ты оказался, а сами незаметно делали ему такие пивные коктейли, что в тот же вечер Франк ублудил так, что на утро чувствовал себя хуже, чем прямо сейчас, еще и двух девиц с собою рядом вспомнить не мог.

Тут вместо девиц были грозные аппараты, контролирующие его жизнедеятельность.

«Госпитальный блок значит», – мгновенно понял он.

Сюда он должен был попасть со стандартными документами капитана, которые всегда предъявлялись при необходимости, но класс «А» в шифре войск подразумевал полную секретность о состоянии, максимальное внимание персонала и отдельный блок. Можно было бы добавить – с лучшим оборудованием, но иного в госпитальных блоках и не держали.

– Вы очнулись, это хорошо, – неожиданно сказал пожилой мужчина, приближаясь к нему. – Мое имя Николас Форд. Я ваш лечащий врач. Вы помните, что с вами произошло? – спросил он, светя чем-то ярким Франку в лицо.

Тот поморщился, но глаза закрыть не смог. Врач удержал сначала веки одного глаза, затем другого.

– Уже намного лучше, – сказал врач явно сам себе, так и не получив ответа на вопрос.

Франк невнятно пошевелил губами. Он знал, что врачи что-то видят по зрачкам, а современные приборы позволяют им быстро и легко через глаз заглянуть в голову, как шпиону в щель под дверью. Самого Франка учили только проверять реакцию глаз на свет и замечать разницу между зрачками. Если реакции нет – это очень плохо. Если зрачки разные – тоже. Об этом обязательно надо было сообщить при вызове экстренной мед бригады.

– Вы не можете говорить? – спросил врач, что-то проверяя на приборах.

Он включил лампу, что внезапно выплыла из металлического потолка, и Франк опять поморщился. Губы у него шевелились, а язык словно прилип к небу. Горло при этом не могло издать ни звука, а понять, что ему мешает, у Франка не получалось.

– Не волнуйтесь, это пройдет, нужно только время. Сейчас я подключу к вашему сознанию нейросеть, сможете отвечать на мои вопросы мыслями.

Врач приклеил к его виску небольшой силиконовый датчик с мерцающей лампочкой, и Франк тут же спросил:

«Как давно я здесь?»

– Несколько дней. Вы помните, что с вами произошло?

«Нет», – признался Франк.

– В вашей крови доза нейростимулятора была превышена в четыре раза, и это не соответствует данным о вашей личной нейросистеме.

«Подозревают покушение?»

– Этого я не знаю, но ее изъяли на экспертизу. Я отвечаю только за ваше состояние. Из-за передозировки у вас произошло кровоизлияние в мозг. К счастью, ваша нейросистема сообщила об этом мгновенно, и мы успели сделать операцию до того, как клетки вашего мозга успеют погибнуть. Повреждения минимальны, и через два-три месяца я гарантирую вам полное восстановление.

Франк подумал, что два месяца – это слишком много, и со стоном сформулировал самую важную мысль.

«Когда я смогу вернуться к работе?»

– Не раньше, чем через неделю.

«А если мне надо раньше?»

– Без особого распоряжения нашего с вами начальства я не могу этого позволить.

Франк снова простонал. Он и был тем самым начальством, которое все решало, но сообщать об этом врачу никак не мог.

«Вы можете вернуть мой браслет связи?» – спросил он вместо этого, пытаясь сообразить, что ему делать, если отправить с браслета приказ от главы ЗАП он не мог. Нужно было найти кого-то, кто мог бы отправить бумагу по личной просьбе главы. Та же Моника Эберли могла его спасти.

– Да, браслет связи можно. Вот он. Просто не хотел, чтобы он вас тревожил.

Врач взял браслет с металлической тумбы, стоявшей рядом, и вернул Франку на руку. Тот тут же вспыхнул и стал показывать сообщения.

К счастью, смотреть при этом на браслет не было нужды. Встроенная в его левое веко линза сползла вниз, закрывая глаз и показывая все сообщения. Недовольное от Симона, что мгновенно сменилось взволнованным.

«Я жив, остальное чуть позже», – ответил он Симону и стал разбирать остальные письма, быстро мрачнея.

Франку Стелбахеру, как капитану, почти никто не писал, а вот сообщения главе ЗАП можно было разбирать не один час, вводя по три пароля на каждое письмо.

– Давайте я вас полностью осмотрю, а затем вы вернетесь к работе…

«Да, минуточку», – попросил Франк, который уже начал вводить пароль. Ему очень хотелось увидеть письмо от Моники. Она никогда прежде не писала ему сама.

«Я знаю, что это не вы отдали тот последний приказ, – писала она. – Я пыталась сказать миру, что это Совет, но не успела. Мои последние слова не попали в эфир, но я хочу, чтобы вы знали, что я верю: вы такое решение принять не могли. Прощайте».

Ответить на это сообщение было уже невозможно. Рабочий ящик Моники Эберли был удален, а значит она или мертва, или уволена.

«Твою мать», – выругался Франк так, что ясная мысль даже появилась на экране, но врач не стал ее комментировать, приступая к осмотру. Он и не с такими бойцами ЗАП работал. Все они немного безумны, отчасти контужены и просто отравлены адреналином.

Глава 46

О суициде в своей команде Шеф решил не думать. Это был не первый человек, который пускал себе пулю в голову, желая освобождения. Осуждать этих людей у Шефа тоже не получалось. Он понимал их. Смерть была лучше той жизни, что они живут, и если бы не ответственность за других, кто знает, быть может, и он сам отправил бы себя на свободу этим самым коротким и действительно надежным путем. А быть может, и не отправил бы. Из чистого упрямства стоял бы до конца и в одиночку, чтобы не проигрывать Хайбе, чтобы не отдавать тело людоедам и паукам. Он так привык поддерживать в себе дух бессмысленной, но вечной борьбы, что уже и не задумывался о вечном: кто мы все и куда идем? Демоны – они «никуда» и «низачем». Они здесь и сейчас должны быть лучше врага, а враг нынче был силен.

Главным для Шефа в этом отчаянном выстреле в голову был простой факт: нет причин сомневаться, что он сделал это сам.

– Как так? Он не мог, – размышляли его товарищи, но Шеф понимал, что мог, вспоминая его глаза.

Если бы он был внимательнее, он бы уделил ему больше внимания и не допустил бы такого решения, по крайне мере, не сейчас – не на изломе судьбы, когда неволя сменилась подобием свободы. Он знал, что это за чувство, когда из раба и чужой игрушки ты становишься просто пленником Хайбы и едва ли можешь понять: а что, в сущности, изменилось, если нельзя взять и покинуть эту убогую мерзкую планету, если вонючую баланду тебе не швыряют в жестяной миске на пол, а надо готовить самому. Если Зена все равно жарит голову, а на твою задницу все равно косятся беззубые мужики. Какая, нахер, тогда разница?

На самом деле большая, надо только эту дикую тихую истерику пережить, а потом можно и птицу пострелять для баланды, и посмеяться с беззубыми мужиками под мерзкое пойло, обжигающее и глотку, и живот.

В этом месте мир менял свой цвет, по крайней мере, Шефу иногда так казалось. Он серел в тоске. Краснел в атаке. Белесоватыми плямами плыл после боя. Желтым туманом застилал тело Карин. Стальным отблеском заполнял быт, и этот отблеск было слишком легко спутать с безнадежной тоской.

Вины при этом за чужую смерть он не чувствовал. Вот если бы его попросили о помощи, а он отвернулся – тогда, быть может, он был бы виновен, а так он просто не святой, чтобы спасти всех.

– На корабль, все остальное там, – скомандовал он и шагнул к Мартину, что явно хотел с ним поговорить.

Мартин не спал всю ночь и казался серым от усталости, но глаза его блестели от любимой работы.

– Я поставил на корабль программу, которая позволит вам связываться с нами при необходимости, ну и нам с вами, если нужно. Бергу показал, как это сделать, а это вот тебе.

Он протянул ему рацию с одной рабочей кнопкой, на месте остальных были дыры – не то выжженные, не то кем-то сгрызенные, словно хоть кто-то мог есть резину. Впрочем, как раз именно резину есть и могли. С голода жевать кусок резины было неплохим утешением, а если его все же проглотить, боль в животе утихала, потом правда становилось дурно, но это уже не имело значения, особенно если к тому моменту находилась нормальная еда. Зажрать дурноту куском хорошо прожаренного мяса – лучший способ прийти в себя после чего угодно, даже после резины.

– Главное, чтобы корабль был не дальше, чем в пятистах метрах от тебя. Нажмешь сюда и кто-то из нас тут тебе ответит. Если надо будет что-то по данным с флешки уточнить или еще какая-то информация – вызывай.

– Понял, – согласился Шеф и принял рацию, хотя был уверен, что не станет ею пользоваться – слишком уж он привык обходиться без подсказок.

– Я обеспечу дежурства тут – у нашего компа, – пообещал Мартин.

– Ты лучше займись этим, как его…

– Процессоидом, – подсказал Мартин и тут же пояснил. – Я уже, просто не знаю, сколько мне понадобится времени. Там большой код и он перестраивается. Мне надо сначала понять, что из составных частей за что отвечает, а потом… Я пока даже не знаю, что делать, так чтобы она перестала быть нам врагом, но при этом продолжала держать базу под контролем.

– Дай знать, если что-то придумаешь, – заключил Шеф.

– Да, конечно. Если там лампочка загорится – сверху, говорят, желтенькая, возле антенны – это я с тобой пытаюсь связаться, но, пока кнопку не нажмут, связи не будет.

– Понял, – снова сказал Шеф, кивнув, – а теперь иди поспи. Мозгам отдых нужен, чтобы ролики и шарики правильно варили, а не закатывались абы куда.

Шеф протянул ему руку и криво улыбнулся, и Мартин впервые ощутил себя принятым. Он всегда был на отшибе жизни. Зануда, человек-компьютер, еще и неспособный нормально повеселиться. Неспособность видеть цвета и необходимость таскать с собой дурацкие желтые очки делала его изгоем. Он не мог ходить с сокурсниками играть в пейнтбол, потому что не мог отличить форму одних игроков от других. Он не мог играть во многие видео игры все по той же причине. Его мозг не знал, как выглядит цвет, и от игровых нейросетей у него дико раскалывалась голова, а включить чёрно-белый интерфейс можно было только для всей команды.

– Фу! – говорили ему. – Там же весь сок в ярких красках и реалистичной прорисовке!

Люди вокруг ему просто не верили, считая, что дурака валяет своими очками и разговорами про неспособность распознавать цвета.

– Ты бы к психотерапевту обратился, если у тебя такая мания привлекать к себе внимание, – заявила ему как-то однокурсница, а он сдуру принес ей заключение врача, но она ему почему-то тоже не поверила, а это была цивилизация, зато тут никто не предполагал, что он врет. Никто не думал, что он может врать, и даже сам Шеф протягивал ему руку, как ровне.

Пожимая ее, Мартин чувствовал себя совсем иначе: свободным и уместным, как будто он создан был для этого ада, а не для нормального мира.

– Береги себя, – сказал Мартину Ярван, проходя мимо.

– А ты живым вернись, – ответил тому Мартин, совсем перестав дергаться от внимательного взгляда этого верзилы.

– Только если ты пообещаешь мне сделать новый глаз, – зачем-то со смехом сказал Ярван.

– Боюсь, он не будет видеть цвета, – улыбнулся Мартин, понимая, что нарывается на очередную пошлость от Ярвана.

Они его уже не пугали, хотя Виту успел ему все прямым текстом сказать еще в логове Волков, когда они туда прибыли.

– Ярик хочет тебя выебать, вот и все, – сказал он, стоило Мартину упомянуть странный интерес Ярвана. – Только расслабь булки – насиловать он тебя не станет, ну а если уж ты согласишься, сами как-нибудь договоритесь.

– Как это? – искренне не понял Мартин, а потом пожалел об этом, потому что ему рассказали как, еще и в подробностях, заставляя краснеть. У Виту была странная способность как-то так говорить о сексе мужчин, что это не вызывало отторжение, по крайней мере, у Мартина. Хотя Ирон с Лотаром такого спокойствия не разделяли. Первый угрожал выебать их, если не заткнутся, второй просто просил не вести таких разговоров, и это притом, что Мартин и не знал, что это на деле, но умолкал, пока Виту равнодушно пожимал плечами.

– Как будто вы что-то новое услышали, – говорил он тогда с тяжелым вздохом, а Мартину тихо обещал если что помочь советом.

Мартин, конечно, открещивался, но какой-то червь любопытства тихо грыз его изнутри, были ведь у него на глазах счастливы Кастер и Виту. Может, это не так уж и плохо? Но при этом где-то в голове свербила мысль, что это все просто распущенность, отчаянье, что это неправильно, а он не такой, но какое-то странное чувство постоянно подстегивало его делать глупости, явно дразня Ярвана, а тот велся, и вот теперь схватил его за подбородок, заглянул в глаза, но сказать больше ничего не сумел.

– Будет у тебя нормальный глаз, – вмешался Виту, стоявший у входной двери, прислонившись к косяку.

От этой фразы и Мартин, и Ярван дернулись и отступили друг от друга.

С ними Виту было все понятно. Мартин – типичный латентный гей, который давно бы принял кто он есть, если бы допустил такую мысль. Ярван – развращенный Пеклом парень, что был бы нормальным, но его внутренний компас давно сломался, и судьба его теперь тоже была предрешена. Главной проблемой у этих двоих были мысли, а от них желательно избавиться, а значит – прямо сейчас им лучше оставить недосказанность, которая потом приведет к чему-то большему. По крайней мере, раньше это всегда работало, потому Виту и сорвал им кривой, но все же флирт.

– Если получится захватить базу, с моим кодом доступа, с кодом Лотара и Берга мы столько технологических тайн украдем, что хватит и тебе на глаз, и мне на новую рожу, – рассуждал он.

– Кому чего, а тебе главное – рожа, – хмыкнул раздраженно Ярван.

– Не понять тебе мою тонкую душу, – вздохнул притворно Виту, театрально прикладывая ко лбу левую руку, будто девица, готовая упасть в обморок.

Спектакль выходил нелепый хотя бы потому, что вид у Виту был совсем не безвинный. На серо-белом лице с заострившимися чертами были темные круги под глазами. Правая щека была заклеена свежей повязкой, но от разговоров там стали появляться мелкие кровавые следы. Как бы ни старался Виту говорить осторожно, а речь тревожила разодранное лицо. Из-под широкой пятнистой майки сине-серого цвета, не то покрашенной случайно в синий, не то отмытой чем-то вроде отбеливателя, торчали две трубки. Они исчезали в тряпичной сумке, что висела у Виту на плече. Туда он спрятал банку, чтобы спокойно ходить с нею по базе, хоть Дориан и не советовал.

– Лучше отлежись, – говорил он, но Виту уверял, что отлеживаться лучше в гробу, а раз они его туда не уложили, надо над чем-то работать.

Через дыру в рваных штанах виднелась повязка на правом бедре, ткань, что заменяла там бинты, была желтой и явно не очень чистой, но это, как и перепачканная кровью штанина, никого не смущало, просто с таким видом играть барышню с тонкой душевной организацией было бесполезно. Никто ему уже не поверит, но шутка заходила, и Ярван смягченно улыбался и махал рукой им обоим.

– Будьте готовы валить отсюда, когда мы вернемся.

Виту устало кивнул, прислоняясь виском к металлическому косяку двери. Ему хотелось приложить голову к чему-то холодному, но косяк опалил его жаром.

– Пошли лучше есть, – сказал Мартин, давая ему руку, что должна была заменить костыль, пока Виту ковыляет до ближайшего кресла.

Мартин уже успел придумать для него работу – простую, но важную. Ему надо было просмотреть код и отметить все участки с конкретной комбинацией знаков. Виту был уверен, что даже с жаром и болью в груди справится с такой работой, главное неглубоко дышать и подпереть чем-то голову, что норовит упасть. Зато потом по этим участкам Мартину будет проще найти ключевые условия программы и разбить их на блоки. Это как разделить сопряженные реакторы на несколько отдельно работающих элементов. Звучит легко, но ебанёт, если ткнуть не туда.

* * *

– Вы уверены? – уточнил Люкс, показывая Симону крайне быстро высланные верные расчеты.

– Да, – без колебаний ответил тот, бросив взгляд на сообщение, полученное от Франка.

Тот был жив, а значит ему нужно было время, им всем нужно было время, чтобы остановить проект «Азазель».

– Любой ценой, – прошептал Симон, глядя на свой браслет связи.

Он не очень понимал, зачем ему проявлять такую безрассудную стойкость, но знал, что иначе он просто не может, не простит себя, если подпишет этот проект и отправит бомбу уничтожить своего внука и коллег по проекту «Белая молния».

Глава 47

Шеф сел в кресло пилота и нервно дернул плечом, разглядывая панель управления. К своему ужасу, он понимал, что знает почти все о ней. Вот стартер. Вот уровни скорости. Показатели работы двигателя, высоты, радар. Панель гиперпрыжка.

Он не мог выполнить простые математические вычисления, потому что мозг отказывался вспоминать, что и как должно делиться или умножаться, но ему казалось, что он знает, как запустить этот корабль.

Сглотнув, он сказал сам себе, что ощущение это наверняка обманчиво, и сразу напрягся, выпрямляя спину, и буквально вжался в кресло.

– Может, все же ты? – спросил он у Лотара, который сел рядом и невозмутимо пристегнул свой ремень, хоть и потрепанный.

У него была перебинтована голова. Он хмурился, но взгляд у него казался ясным.

– Меня тошнит и в глазах двоится, – сказал он прямо. – Так что, Оливер, прости, но я не смогу перелететь через горы и не впишусь в ангар, если мы его откроем.

– Берг тоже пилот, – напомнил Шеф, морщась от неожиданного обращения по имени.

– Пилот маленького крейсера. Он ничего не знает о балансе больших кораблей, никогда об этом не читал и в симуляторе не был. В кораблях он пассажир. Я узнавал, – спокойно ответил Лотар, – а ты и сам знаешь, что корабль и крейсер совсем не похожи в управлении.

– Да, но может… Есть еще нейрошлем, он сгладил бы проблемы твоего самочувствия, – с последней надеждой, буквально соскребая с черепа остатки знаний, сказал Шеф.

– Нейрошлем тут не самый лучший. Он справится с космическими полетами, но не с тонким надземным управлением. Этот корабль вообще не для них создан, так что придется вручную. Пристегнись, – велел Лотар и нажал на стартер, запуская двигатель. – Я помогу, главное держаться в кислородной среде, иначе потеряем шасси и уже не приземлимся, ну и скорость постарайся держать минимальную. Виту сколотил движок, который легко гиперпрыжки осилит, а нам лететь тут километров триста, это меньше, чем пролетели мы, так что – не до разгона.

– Ну блять, – шикнул Шеф, пристегнулся и тут же переключил освещение так, чтобы ему было удобней.

Мелочь, а руки сделали это сами. Что бы он ни говорил и как бы ни боялся, а больше всего на свете он хотел сидеть в кресле такого рода кораблей. Если бы все сложилось, как он мечтал, до командующего он бы не успел дослужиться и командовал, в лучшем случае, одной из станций, время от времени пилотируя ее в самых трудных ситуациях – таких, как например, у них сейчас.

– Всем занять свои места и не рыпаться! – рявкнул он на остальную команду и взялся за рычаг, способный начать движение.

Короткий взгляд на Лотара был ему нужен для уверенности. Тот молча кивнул, одобряя его действия.

Рычаг до упора. Штурвал в руках. Двигатель набирает мощь, а корабль медленно катится вперед, разбрасывая колесами песок. Они взлетали на северо-запад, а значит в воздухе, прямо над горами и шахтами, нужно было сделать разворот, и руки почему-то знали, как это делать, а он им это просто позволял, пока Лотар следил за приборами и изредка поправлял настройки без лишних комментариев. Он даже не сомневался, что Шеф справится.

* * *

«Мне кажется, вам нужна помощь», – услышал Франк неожиданно мальчишечий голос, закрыв глаза.

Он остался один, разобрал свои письма и понял, что попал в ловушку собственной засекреченности. Ему придется или выдавать себя и лишится возможности спокойно перемещаться куда угодно и когда угодно, или ждать выздоровления. Последнего он не мог себе позволить.

Браслет связи позволял ему выйти в сеть и изучить новости, поэтому найти заявление, что сделала Моника Эберли относительно «Азазеля», не составляло труда, а вот повлиять на это из больничной палаты было невозможно.

«Кажется, мне придется выдать себя», – решил Франк и тут же открыл глаза от этого детского голоса.

«Байрон?» – удивился он.

Он помнил о появлении этой самой программы, но вопросов к ней было много. Где она была, если осталась, несмотря на изъятие компьютерной системы? Связано ли его появление с внезапным отравлением психостимуляторами? И чего он от него хотел?

«Вы злой, – обиженно протянул мальчишка, явно прочитав все его мысли и сомнения. – Я просто хотел вам помочь. Я поднял тревогу и спрятался в браслете связи. Я с самого начала там прятался, потому что так я всегда буду с вами, а вы… ну если вам не нужна моя помощь, то и не надо! Я могу и не помогать».

«Погоди», – спешно попросил Франк, как будто искусственный интеллект мог куда-то уйти по-настоящему. Хотя возможно и мог – кто знает, откуда он взялся и на что способен.

Последняя мысль заставила Франка вспомнить собственную записку. Он вытер себе память в здании земной академии наук и велел ждать помощи письмом на почту.

«И вот она пришла», – заключил Франк, понимая, что все же понял, кто именно стоит за Байроном, а ведь ему было бы лучше этого не знать.

«Такую игру мне испортили», – сказал голос, меняясь прямо в середине фразы.

«Теперь вам доподлинно известно, что я нарушаю запрет на выход в сеть», – сказал Люкс своим голосом.

«Прости, ты все равно единственный искусственный интеллект, который способен на такую помощь», – со вздохом признал Франк, пытаясь сообразить, как теперь Люкса под фамилией Байрон официально устроить на службу в ЗАП, а самое главное, поражался, как эта мысль не приходила к нему раньше.

«Вы не догадывались, что я могу быть полезен, но сейчас, если вы позволите мне воспользоваться вашим кодом доступа, я могу отправить распоряжение о возвращении на службу Франка Стелбахера, ну или помогу вам сбежать, опять же с помощью вашего кода доступа. Последнее не советую. Вам нужно медицинское наблюдение», – спокойно сообщил Люкс.

Франк на миг задумался. Правила учили его никому и никогда не сообщать свои пароли, и он не был уверен, что Люксу можно доверять, точно так же как любому другому существу.

Глава ЗАП должен сомневаться во всем.

«Вы можете сменить пароль уже через час», – напомнил Люкс.

«За этот час знаешь, сколько всего можно сделать?» – сурово спросил Франк.

«Да, например, направить армию в Совет», – невозмутимо ответил Люкс.

«Ну и шуточки у тебя, конечно», – вздохнул Франк, улыбнувшись уголком губ.

«Искусственный интеллект не способен шутить, – невозмутимо напомнил Люкс. – Я могу только имитировать кого-то или что-то».

Улыбка с губ Франка тут же сползла, а брови хмуро нависли над глазами. В том, что он принял за шутку, действительно было мало от шутки.

«Ты знаешь что-то о передозировке препаратами? Кто за этим стоит?» – спросил Франк, понимая, что к нему не так-то просто получить доступ, да и, чтобы получить, надо знать его настоящее имя. Это могли выяснить только члены Совета, если бы захотели.

«Я не знаю, – честно ответил Люкс. – Вмешательство явно произошло до моего подключения к системе, и судя по тому, что я не заметил ошибки, кто-то подменил сам препарат».

«Я тоже так подумал», – закрывая глаза, признал Франк и выдал Люксу все свои пароли, потому что больше не мог делать вид, что не понимает, что его враг – сам Совет, и это не его личная война, а его долг, потому что алчность не должна править человечеством, пока он стоит на страже закона.

* * *

Говард Родерхайм буквально шипел от гнева, стоя в центре своего разгромленного кабинета. Он перевернул рабочий стол, пнул стул и изорвал от гнева весь свой проект в клочья. У него дергался глаз и губы кривились в оскале.

Все его помощники разбежались, чтобы не попасть под руку.

– Это уже прямое превышение полномочий! – заявил Говард, пнув перевернутый стол.

Проект снова вернулся к нему с требованием изменить порядок глав в работе и приложить хотя бы одну рецензию к теоретическому обоснованию.

– Хочешь, чтобы было солидней, важнее – ну я тебе покажу, – ворчал Говард, бросаясь к столу своего помощника, чтобы снова нагло связаться напрямую с членом Совета.

– Его не устроила работа? – без предисловий спросил тот, принимая вызов.

– Да! Он явно старается помешать мне! Я слышал, что он следит там за своим внуком – за этим маньяком Финрером, который зарезал префекта.

– Я знаю, – спокойно ответил голубой силуэт. – Отправляйте работу туда же, куда я просил отправить данные для расчетов. Корабль для испытаний уже готов. Завтра покончим с этим.

– Благодарю. Я не сомневался в вашем понимании. Спасибо, – лепетал Говард, буквально кланяясь в порыве благоговения. Он даже не заметил, что благодарит пустой экран, потому что собеседнику до него не было никакого дела.

* * *

Симон Финрер пил чай и правил диссертацию одного биолога. Она была почти готова, но он своим опытным глазом отмечал слабые точки, приписывал, где стоит добавить сноску, а где перенести чертеж на другую страницу. Обычно к таким его рекомендациям прислушивались, особенно такие молодые незакоренелые ученые, как автор этой статьи.

Глядя на тему этой работы, Симон понимал, что ее могла бы написать Августа – его невестка, лет десять назад, если бы собственный разум ее не подвел. Психиатрический диагноз для ученого – приговор.

«Она потеряла все, сохранив Оливера», – с горечью подумал Симон.

Он хорошо помнил выбор, перед которым они все стояли. Ее разум или жизнь мальчика, которого она ждала.

– Сейчас можно назначить препараты, которые предотвратят начинающиеся изменения, – говорил им врач, – но уже через неделю будет поздно.

– А ребенок? – с горечью спрашивала Августа, хватая его сына за руку.

– Плод погибнет от препаратов, – невозмутимо сообщал врач. – Не стоит относиться к нему, как к ребенку. Это зародыш размером с горошину.

– Но я знаю, что эта горошина – мальчик. Я имя ему дала, – говорила Августа и отказывалась от такого лечения, хорошо понимая, что это значит.

Ей придется покинуть академию наук, покинуть Землю, затеряться в толпе, и молила она лишь о том, чтобы ее не оставляли. Только разве ж можно ее оставить, если она ради маленького Финрера всем жертвовать собралась.

Рядом с ее рисками борьба Симона выглядела жалкой.

Подчеркнув очередную фразу и собираясь сделать к ней пометку, Симон меланхолично улыбнулся и замер, потому что экран его рабочей панели стал красным.

«Симон Финрер, вы отстранены от исполнения обязанностей. Ваш доступ к данным Земной Академии Наук ограничен до проведения разбирательства по факту превышения должностных полномочий», – гласила белая надпись на экране.

Симон откинулся на кресле, спокойно сделал глоток чая и с помощью личного браслета связался с ученым, работу которого изучал.

– Каревен, сбрось, пожалуйста, свою диссертацию на мою личную почту. Я дома сделаю правки, – сказал он спокойно.

– Дома? – удивился молодой человек. Это было, конечно, не его дело, но вопрос вырвался сам собой.

– Да, я, кажется, больше не работаю в академии, но я же обещал помочь тебе идеально подготовиться к защите, помнишь? Я держу свое слово.

Он улыбнулся, сделал еще один глоток чаю, и по его щеке неожиданно в чашку скатилась слеза, создавая круги на воде. Только что его лишили того единственного, что еще имело смысл. Его лишили работы, и эта жертва, возможно, будет напрасной точно так же, как жертва Августы, потому что «Азазель» давно был готов к испытаниям – не хватало только глупых бумаг.

* * *

Зена стояла перед большой панелью и смотрела на радары. Ей не нравились две точки. Одна двигалась над морем к острову, сделав петлю над горами. Кто это летит и зачем, она знала. Если бы не ее отец, который был в плену у этих проклятых Демонов, она бы уничтожила этот корабль. Обстреляла бы его из лазерных пушек, что были созданы для защиты базы.

Если бы она не взяла их под контроль, они сами бы уничтожили корабль, как только он появился точкой за красной полосой на радаре.

Приближаться сюда система защиты – запрещала.

Чтобы попасть сюда, Зена устелила себе путь трупами фанатиков, но добилась своего, а отдавать все это кому-то другому теперь не хотела.

– Мне нужно вернуть отца, – говорила она, криво скалясь и представляя, что именно она сделает с теми, кто посмел захватить ее в плен, косясь при этом на вторую точку.

Большой корабль, приблизившись к планете, завис рядом с ней. Кто был на этом корабле и зачем они прилетели сюда, Зена не знала и подключиться к данным корабля не могла. Подключаясь, она все время попадала в раздел технических параметров. Большой военный корабль – вот и все, что ей позволяли узнать.

Новых рабов для ее игр они не скидывали, никаких крейсеров никуда не отправляли. Защиту планеты не трогали. Просто чего-то ждали, и потому особенно ей не нравились.

– Кто же вы такие? – спрашивала Зена.

«Могу помочь», – сообщал ей спокойно Люкс.

– Ты знаешь кто они?! – зло спрашивала Зена, в первую очередь завидуя его возможностям и осведомленности. Ей так и хотелось потребовать пояснений и ответов, но она знала, что до Люкса ей не дотянуться, по крайней мере, сейчас.

– Знаю, – говорил тот, и на одной из панелей появлялась Моника Эберли с ее сообщением об уничтожении ЗиПи3.

Это могло стать настоящим концом для всех, но Зена зловеще улыбалась, ведь, захватив тело Карин, она сможет улететь с этой планеты с романтичным глупцом Бергом, до того как планета будет уничтожена. Она сможет стать настоящим человеком, а значит ей не понадобится даже процессоид.

– Папа, скоро ты увидишь, как я верну себе жизнь, – сказала она вслух, открывая дверь одного из ангаров и отправляя сигнал бедствия.

«Я, Карин Маер, лейтенант Космического патруля, прошу помощи».

Глава 48

Лителла Финрер сидела у постели матери и держала ее за руку, глядя на экран, где рассуждали эксперты о возможностях проекта «Азазель». Звук был включен очень тихо, и Лита с радостью пропускала мимо ушей восторженные высказывания ученых. Там говорили что-то о перспективах и особой разрушительной силе, а Лита смотрела в окно, сжимала руку матери и молчала.

После приступа мать оставалась в больнице. Она была спокойной, но ни о чем кроме Оливера думать не хотела.

– Неужели они его убьют? Просто возьмут и убьют? Он же ни в чем не виноват, – шептала она время от времени. – Скажи им, Лита.

– Скажу, обязательно скажу, – отвечала Лителла, понимая, что на самом деле она ничего не может изменить.

– Быстрей бы уже это все закончилось, – сказал ей отец вчера. – Даже хорошо, что она знает: не надо думать, что врать через два года. Пусть уже взорвут и дело с концом.

– Но, отец…

– Что отец? Ты хоть понимаешь, что это за место? Оттуда не возвращаются, что толку с того, что твой дед, как ненормальный, постоянно проверяет код чипа? Что толку от осознания, что он еще жив? Ты вообще его не помнишь, а того, кого помню я – больше нет. О чем мы говорим?

Лита на это только плечами могла пожать. Она действительно не могла сказать, что помнит брата. Она не могла рассказать, каким он был, но какие-то воспоминания у нее были, а иногда она не могла отличить взгляд, что запомнился ей по какой-то трансляции, от того, что она могла увидеть сама. Она так много о нем слышала, что безумно завидовала всем, кто его знал, и с ужасом смотрела на отца, который явно желал ее брату смерти.

– Не смотри на меня так, – говорил он ей. – Оливер мертв: то, что там еще живо, уже не мой сын и не человек, поэтому я не хочу о нем думать.

Он так говорил, а сам тайком пил таблетки от сердца, бегая между работой и больницей.

– Совсем скоро в прямом эфире мы увидим испытания новой бомбы «Азазель», а сразу после рекламы мы окажемся на прямой связи с военным кораблем, что проводит испытания, и увидим планету с опасной активностью! – бодро заявила ведущая и радостно указала пальцем прямо в камеру. – Не переключайтесь!

Августа Финрер тяжело вздохнула, но ничего не сказала, а Лита осторожно освободила руку, чтобы позвать врача. Та просила позвать ее перед началом испытаний.

– Запрещать вашей матери на это смотреть – будет неверным, – говорила врач, что ее наблюдала в местной больнице. – Я получила рекомендации ее личного психиатра, и он категорически против подобного шага. Колоть ей снотворное – тоже бессмысленно. Этот стресс для нее неизбежен, поэтому мы просто изменим дозировки и сделаем так, чтобы она встретилась с ним с нужным уровнем лекарств в крови, главное – позовите меня вовремя, а то я могу упустить момент.

Лита согласилась – в конце концов, врачи Майкана шли им навстречу и действительно помогали как могли.

– После рекламы они выйдут на связь с испытателями, – сказала Лита, заглянув в кабинет к врачу.

– Да, иду, – ответила та, откладывая планшет, и спешно встала.

Ее взгляд пробежал по стене кабинета, где между шкафов среди дипломов, сертификатов и почетных грамот висела фотография выпускника космической академии – черно-белая, словно кто-то отключил ей цвет. Так делают обычно с погибшими, но у Литы почему-то сердце сжалось от взгляда этого парня. Он открыто и весело улыбался, явно шутливо отдавая кому-то честь.

«Таким мог быть и мой брат», – думала Лита, не в силах отвести взгляд. Парень словно смотрел на нее.

– Это мой сын – Берг, – сказала неожиданно женщина, вздыхая. – Он пропал без вести, и раз нам об этом сообщили, не обещая ни тела, ни ответа, то скорее всего мы уже никогда не узнаем, где и как он погиб. Я даже не знаю, что хуже: это или то, что приходится пережить вам, – с искренним сочувствием сказала женщина и, приобняв Литу одной рукой, вывела ее в коридор. – Может быть, и вам стоит дать каких-нибудь капель? Я бы без них работать не смогла.

– Нет, я справлюсь, – прошептала Лита, жмурясь, чтобы отогнать странное наваждение. Никогда еще с ней так не было, чтобы кто-то оставался перед глазами, даже когда ты на него не смотришь.

Как оглушенная, она смотрела, как врач меняет настройки аппарата, а потом вздрагивала, когда ведущая воскликнула:

– О, Боже, кажется, нас ждет что-то интересное!

* * *

Командир корабля, подготовивший «Азазель» к запуску, смотрел на полученное сообщение и не мог понять, что ему с этим делать. Код доступа системы подтверждал биологический анализ, и даже скан сетчатки лейтенанта Маер прошел идентификацию перед отправкой, но как девушка попала на базу – оставалось непонятно, да и что это вообще может значить – не ясно.

– Надо, наверно, сообщить, – прошептал ему неуверенно помощник, косясь на таймер.

До его связи с журналистами оставалось меньше двух минут, а он теперь не представлял, что говорить. Он знал о пропавших летчиках, они даже успели обсудить с командой, что кто-то из них может быть еще жив, но если было признано, что на планете что-то опасное, а высадка невозможна, то на то наверняка были причины.

– Не наше это дело задавать вопросы, – обычно говорил капитан, а тут явно сам задумался.

– Что-то тут нечисто, – прошептал он и тут же активировал канал экстренной связи со штабом ЗАП за Земле, а потом сообщил: – У нас срочные новости: с ЗиПи3 получен сигнал. Передаю сообщение в полном объеме.

– Информация принята. Ждите, – отозвался оператор, оставляя капитана в растерянном неведении.

– Что мне говорить журналистам? – спросил помощник капитана почти беззвучно.

– Не знаю, соври что-нибудь, скажи, что запуск может быть отложен по причине… которую нельзя разглашать.

Помощник кивнул, но все равно проболтался, а журналисты тут же выдали все в прямом эфире.

– Испытания могут отменить! – кричала ведущая. – Только что командир корабля получил особое послание, которое добавило много загадок военным. На связь вышла лейтенант Карин Маер, как мне подсказывают, штурман пропавшего патрульного крейсера.

– Это не подтверждено еще, – попытался исправить помощник капитана, голос которого прорвался в эфир, но едва ли кто-то его слушал.

– Есть все же великая сила на свете, – прошептала Августа Финрер, качая головой, а ее врач осела на пол, закрывая лицо руками.

– Не может быть, – шептала она, а по щекам у нее текли слезы – конечно, она знала, как зовут напарницу и возлюбленную ее единственного ребенка. Она понимала, что если Карин на ЗиПи3, то и Берг там или, по крайней мере, он был именно там, а это значит – «Азазель» угрожал не только Финреру, но и еще двум майканцам, но никто не будет за них заступаться, даже если она начнет кричать о подобной жестокости: не то уже время на Майкане – никто не восстанет, как много лет назад после суда Финрера. Тогда у людей были свежи ужас голода и отчаянье мальчика-героя, в одиночку защитившего весь Майкан, а теперь это уже обыденная часть прошлого. Бог с ним с Финрером, мертвый он полезнее живого: символ, который не может говорить – лучший инструмент, как-то так говорил в высших кругах нынешний префект, а летчики из патруля – что ж, им устроят минуты молчаливой славы на родине и, может быть, поставят монумент на звездной улице столицы. Этого будет достаточно, чтобы почтить их память. Спасать их никто не будет, женщина слишком хорошо это знала и потому рыдала, не таясь, не обращая внимания на взволнованную Литу, что металась между двумя женщинами, сходящими с ума от боли.

* * *

– Запускайте испытание в запланированном режиме. Это ложное сообщение. Совет сделает об этом свое заявление, так и скажите журналистам, – сказал капитану один из четырех синих силуэтов, шокируя мужчину такой честью. Обычно Совет не выходит на прямую связь с кораблями, даже с такими крупными.

– Да, сэр, – с трудом ответил капитан, но не успел закончить эту короткую фразу, как на экране появилось еще одно изображение.

– Я отменяю приказы Совета, – сообщил черный квадрат с кодом лидера ЗАП. – Ситуация на ЗиПи3 сложнее, чем мы предполагали, и применение «Азазеля» в данном случае недопустимо.

– Спасибо, сэр, – с явным облегчением ответил капитан, заставляя Франка в своей постели улыбаться. – Ждите дальнейших указаний, капитан, – добавил он и связался напрямую с Советом: – Я не позволю проводить испытания «Азазеля», зная, что на планете есть мои люди.

– Кажется, вы забываете, что сами сообщили нам об активном искусственном интеллекте, способном обмануть нашу систему, – мгновенно возразил ему член совета, подсвеченный красным. – Разве кто-то может дать нам гарантии, что это не очередной обман?

– Никто не может, – спокойно ответил Франк, а сам мысленно спросил у Люкса:

«Это точно он?»

«Да, разумеется, точно. Все, что я смог узнать о его схемах, собрано вот тут в папке», – сообщил Люкс, словно прошептал Франку на ухо, – а папка на рабочем столе прямо за силуэтами членов Совета.

«Понял», – ответил Франк Люксу и продолжил свой разговор с Советом.

– Ситуация действительно тяжелая и неоднозначная. С подобного рода угрозами мы действительно никогда не сталкивались, именно поэтому я беру ситуацию под личный контроль и оставляю «Азазель» на контрольной точке. Мы разработаем операцию по вылазке на планету и попробуем изучить угрозу досконально.

– Если ситуация выйдет из-под контроля, вы используете «Азазель»? – спросил другой член Совета.

– Да, – искренне ответил Франк. – Рисковать безопасностью человечества я не могу.

– Но вы уже рискуете, – попытался возразить «красный».

– Куда опасней стрелять на поражение в неизученный объект, – спокойно отвечал Франк, делая вид, что не было никакого покушения и он не получил доступ к системе буквально чудом за мгновение до катастрофы.

– Я считаю, что ему виднее, – неожиданно вмешался другой член Совета. – Если вы можете гарантировать нам безопасность, то я согласен на отсрочку, только скажите честно, ваше отсутствие связано с активностью этого искусственного интеллекта?

«Люкс?» – спросил Франк, косясь в сторону. Он не был уверен в своих мыслях, а вот его помощник явно мог все знать.

«Нет. Она точно ни при чем. Я наблюдал за ней все это время. Все действия зафиксированы и сохранены в отдельной папке», – сообщил Люкс.

Теперь уже другая папка на мониторе обозначила себя.

Франк кивнул едва заметно, чтобы Люкс понял и уловил его благодарность, а сам невозмутимо ответил Совету правду:

– Нет. Мое отсутствие связано с состоянием моего здоровья. В ближайшее время мне придется пройти медицинское освидетельствование, по результатам которого, возможно, я покину свой пост, а пока я хочу разобраться с этим делом. Знаете, в конце карьеры всем нам нужно великое дело.

– Понимаю, – ответил ему на это член Совета, задавший вопрос. – Если вы уверены в своем решении, то я готов довериться вам.

– Я тоже, – сообщил еще один.

Последний синий выразительно кивнул. Остался «красный», но аргументов у него явно не было.

– Что ж, пусть будет так, – протянул он после небольшой паузы.

– Спасибо за доверие, – с улыбкой сказал Франк, теперь уже не сомневаясь, что отравил его именно этот тип.

«А я ведь никогда не отличал их друг от друга, а две беседы с твоей подсветкой многое изменили», – признался он Люксу.

«Благодарю, – сказал тот, но тут же добавил, – только учтите, что сообщение отправила все же не Карин Майер, а Зена – тот самый искусственный интеллект».

– Учту, спасибо, – уже вслух сказал Франк, отключив один канал связи и настраивая новый. – Она сделала это очень вовремя, выиграв мне время.

Хмурясь, он отдавал приказы. Ему нужны были спец отряды для высадки, лучшие техники и списки всех военных, что есть на ЗиПи3.

– Проверьте всю базу отселенных, найдите тех, чьи чипы еще работают, и составьте список. Упавших летчиков тоже проверьте. Эти люди могут нам пригодиться.

Он говорил это, а сам листал дело Моники Эберли, с сожалением понимая, что не сможет ее вернуть – увольнение за нарушение протокола, как значилось в ее личном деле, лишало ее возможности вернуться на прежнее место службы.

«Ты себя даже защитить не можешь, не то что подчиненных», – вздыхал Франк и тут же листал базу агентов ЗАП. Никто ведь не мог запретить ему дать одному из них указание взять Монику на работу ради человеческой безопасности. В конце концов, от душевного спокойствия Франка Стелбахера действительно зависит сохранность человечества, а значит – о нем надо позаботиться.

* * *

На ЗиПи3 тем временем Зена смотрела трансляцию, на которой шумно обсуждали приостановку испытаний «Азазеля», и открывала ангар для корабля «гостей». Ей нужна была «голова» и Дориан Форд, так опрометчиво решивший прилететь к ней.

– Видимо, соскучился, – шептала Зена, представляя, что она с ним сделает.

«Обменяю вашу Карин на Дориана и моего отца», – отправляла она предложение на корабль.

Шеф же, глядя на него, только хмурился. Он не был согласен с подобным, но комментировать сейчас не мог, как минимум, не в момент посадки.

– Не отвлекайся, – поддержал его в этом решении Лотар, подключая запасной штурвал. – Я подстрахую.

Их ждал самый трудный маневр: надо было приземлиться на крышу, сделать на ней петлю, развернуться и, соскочив на берег, закатиться в ангар, не повредив шасси и не протаранив ни одну из металлических стен огромного ангара.

Глава 49

Берг закрыл глаза, когда ощутил под сидением подобие удара. Когда колеса приклеенного кое-как шасси соприкоснулись с крышей, Берг решил, что ввязался в авантюру с чокнутыми придурками. Мало того что Лотар с Шефом вели корабль в логово врага, так еще и самыми безумными путями. Надо было не задеть антенну, иначе их тут же засекут на земле, а еще понадеяться, что психованная Зена не активирует энергетическое поле и не подорвет их к чертовой матери.

В ценность банки с мозгами он не верил. Просто не верил. Гнилые мозги могли быть нужны только психически больному человеку, но никак не искусственному интеллекту. В искренность Дориана, который, содрогаясь, уверял в ценности этих мозгов, Берг верил, а вот в том, что его не могли обмануть, сомневался.

Все может быть не тем, чем кажется, – таким был самый важный урок Берга, который в него вколотила Хайба. Вторым стало – умение доверять таким, как Финрер, отбросив предрассудки. Этот человек знал, что делает, и не боялся спрашивать у профи о том, в чем ему не хватало знаний.

Шефу Берг верил, а вот Лотару не очень.

– Система справится, – говорил тот. – Взорвать нас тоже не так-то и легко: обшивка хороша, корпус крепкий, а мощности поля едва ли хватит остановить движок Калибана.

– Против этого психа электромагнитное поле однозначно должно распидораситься, – зачем-то вставлял на это Ирон с каким-то неуместным рычанием.

Кирк ржал с этой тупой шутки и требовал, чтобы ему дали «пять».

– Моя школа, – говорил он, чем срывал обсуждение.

Берг же при этом молчал. Все, что предлагал Лотар, казалось ему невозможным.

– Машина выдержит, – уверял он.

– Руки мои кривые не выдержат, – огрызался на это сомневающийся Шеф, но согласился, что другого варианта нет.

– Если протаранить ангар, мы даже на минимальной скорости повредим корпус, а нам на этом корыте еще улетать, – заключал Ирон.

Он почему-то особенно сильно ценил корабль и берег его, больше чем самого себя, буквально внушая всем веру в побег.

«Безумцы», – думал обо всем этом Берг.

Сам он просто хотел посадить Карин в эвакуационный крейсер вместе с Лотаром, а что потом – уже не важно. Шеф, кажется, чувствовал то же самое.

Где-то там плелись интриги, делились зоны влияния, переправлялась контрабанда и уничтожались ненужные проекты, а они тут просто выживали, проскакивали, как змеи, в щели между острыми клинками, рисковали и каким-то чудом не сходили с ума.

Он закрывал глаза и принимал тот факт, что им может быть конец, что Шеф может не развернуть вовремя корабль. Зена может не открыть ангар. И вообще, все что угодно может произойти, но Шеф почему-то все равно делает.

«Потому что не держится за жизнь», – внезапно понял Берг, открывая глаза.

Он видел Шефа, видел часть приборной панели, почти целиком состоящей из непонятных для него элементов, видел, как тот хмурится, выкручивая рычаг, прежде чем колеса соскальзывают с крыши. Он действовал так, словно уже мертв, и значения не имело, что именно остановит его существование – просто хотел не облажаться то ли перед живыми, то ли перед самой смертью. Он не пилот, не заканчивал академий, но все равно знает, что делать. Лотар ему почти не подсказывает, почти не страхует, а он профи, хоть и с ушибленной головой. Конечно, с двоящейся картинкой перед глазами никто бы не рискнул сесть за штурвал, и времени не было, но Шеф…

«Все, кто хотели стать, как он, остались жалкой пародией, и я в том числе», – без особой горечи сказал себе Берг и внезапно понял, что, если после всего случившегося у него и есть будущее, оно будет совсем другим, а следом вдруг поднялась неистовая злость на систему и идиотские взгляды на убийц.

«Мы имеем право на будущее. Мы все», – думал он, и идея улететь с этой планеты уже не казалась ему совсем безумной. Общество его не примет после всего, но не плевать ли ему на это общество? Он мог бы сбежать с парнями, раз он уже вне закона, отстреливать вот даже сраных контрабандистов, что жизни ему на службе не давали, а при надобности – с Дорианом латать парней. И это было бы лучше, чем тот жирный крест, который он – идиот – поставил на себя.

Этот приступ злости на самого себя и безвольную покорность обстоятельствам – а теперь именно так он смотрел на согласие с системой – совпали с крутым поворотом. На каменном берегу острова, возле самой базы, корабль развернулся на все сто восемьдесят градусов и двинулся к запертым воротам ангара. Именно в этот миг менялись настроение и взгляды Берга, а главное – к злости добавлялась надежда, что у него есть шансы на новую жизнь, потому что врата ангара все же открывались, прямо перед носом корабля. Недостаточно быстро, потому одна из острых граней все же задела часть ворот, сбив корабль с курса, и тут уже Лотар, не церемонясь, схватил штурвал поверх рук Шефа.

Не было никакой надобности в тонких маневрах, надо было просто выровнять курс, чтобы сорокаметровый корпус зашел в узкий ангар, не пострадав всерьез.

Двигатель был уже полностью отключен. Одно из колес проехало почему-то, заставляя что-то в конструкции заскрипеть.

– Не ссать, – сквозь зубы прошептал Ирон.

Берг бросил на него взгляд и понял, что тот на самом деле ни в чем не уверен: боится, что мог облажаться или просчитаться, боится, что все может рассыпаться и развалиться от удара в стену ангара, но верить в собственные сомнения не хочет.

Только Берга вид стиснутых металлических зубов совсем не пугал, а, наоборот, заставлял улыбаться. Профи всегда сомневаются, потому что настоящие профи боятся ошибки. Идиоты ничего не боятся. Они самонадеянны. Это он понял еще на первой своей вылазке на полигон. Тех, кто были уверены в себе больше всех, сняли первыми, потому что слишком много о себе мнили и совершали ошибки одну за другой. Он и Карин как техника любил потому, что она могла запретить ему взлететь, просто от того что усомнилась на миг в надежности какого-то там болта. Он, конечно, ворчал, но позволял ей проверить все, и точно знал, что, если она разрешает лететь, неисправности быть не может – последствия столкновений или обстрелов не в счет. Тут риски неизбежны. Как в тот день, когда их сбросило на ЗиПи3.

«По моей вине», – признался себе в этом Берг и все же закрыл глаза на миг, когда нос корабля врезался в стену, заставляя корабль содрогнуться.

– Зена, помилуй, – едва слышно прошептал Глист, или Бергу это показалось в скрежете и звуке грубого скольжения хвоста. Тот тоже ударился о стену, но едва ощутимо, и они замерли в полной тишине.

Короткий взгляд на испуганного, белого как смерть Глиста заставил Берга нахмуриться. Зачем они вообще взяли его с собой. Потому что он знал базу? Потому что он знал Зену? Потому что Кирк сказал: «этот парень со мной»?

«Трахает он его там, что ли?» – без особых эмоций подумал Берг, уже не удивляясь тому, что его не воротит от мысли, что один мужик тут может трахать другого или, что еще странней, любить. Не его это теперь было дело, просто сам он предпочел бы подобного опыта не иметь, но нахуй слать было уже совсем нормальным, даже когда в ответ шутили, что к нему ни за что нахуй не пойдут. Не дергало уже у Берга ничего. Простые бытовые маты и тупые пошлости. Бывает. Ничего не значит.

– Дальше по плану? – спросил Берг, отстегивая ремень.

– Да, я с ребятами вперед, – сообщил Дориан, вставая со своего места. – Проверим ангар, расставим посты, и я дам сигнал.

Он и еще двенадцать бойцов, облаченных в идеальную броню, покидали корабль первыми. В основном этот отряд состоял из обученных ранее Камней, лучших из них. Несколько самых крепких Ястребов составляли им компанию, а Ярван с Вильхаром добавляли этой чертовой дюжине авангарда явного перца. По крайней мере, так шутил сам Ярван, к удивлению для всех, соглашаясь выйти под командованием военного врача. Тот знал местность, не имел огромного слепого пятна в обзоре из-за выбитого глаза.

– И вообще, он профессиональный военный, так что завалите хлебала и делаете, что вам велено, – резко поставил он на место Ястребов, что попытались что-то вякнуть при обсуждении плана.

Ярван просто понимал, что их опыт звериного месива не на жизнь, а насмерть в песках Хайбы может оказаться ничем на базе, полной камер, технологий и ловушек, потому подчинялся профи без лишних вопросов.

Вильхар же не очень радовался броне, но понимал, что некому кроме него забрать последний полный комплект брони. Кирк в нем застревал. Ирон почему-то уклонялся, заручившись поддержкой врача, никому при этом не озвучивая причину. Берг хромал, да и не восстановился до конца. Истощенный организм едва ли выдержал бы эту броню.

Шеф мог, но отправлять лидера в авангард никто кроме самого Шефа не хотел. В идеале костюм должен был достаться Лотару, но его травма все испортила, и Вильхару пришлось просто смириться. Броня ему мешала, лишала пластичности, на которую он привык полагаться, но сути не меняло. Если надо именно так, он был готов драться так, расчищая путь.

– В ангаре чисто! – через рацию сообщил оставшимся на корабле Дориан. – Сука больше не пыталась связываться?

– Нет, но я тебя ей не отдам, – сказал Шеф, только пришедший в себя после всего, что ухитрился сделать за штурвалом этой огромной машины.

– Это было идеально для данных условий. Ты гений, как будто у тебя это в крови, – сказал ему Лотар, искренне положив руку ему на плечо.

– Я много работал когда-то, – глухо ответил на это Шеф, долго глядя на погасшую панель управления, пока не услышал голос Дориана.

– Выходим, – сказал он, дернув головой и подхватив бронежилет, что подал ему Берг. Без брони тут не оставался никто, просто броня была разная, и определялось это уже не ценностью бойца, а тем как на теле надежно сидела. На Кирка как влитые подошли стальные пластины, прикрывающие грудь, спину, плечи и бедра. В них были бреши, но все жизненные точки они прикрывали лучше стандартного бронежилета, что трещал на нем по швам. Лысую голову Кирка покрывала строительная каска.

– Она мне как родная, так что или она, или ничего, – шутил Кирк, отбирая ее перед вылетом у Ирона.

Тому было все равно. Бронежилет стандартный с камуфляжем и шлем в такую же раскраску его вполне устраивали. Два пистолета в виде оружия тоже. Большая часть ребят была одета так же. Бронежилеты разных размеров, расцветки, из разных материалов, но в сущности почти одинаковые. Только Шеф под шлем натянул еще и противогаз, правда не до конца, оставляя фильтрующую коробку украшением на лбу, за которую можно быстро дернуть, защитив глаза от дыма. Последний, если понадобится, он был готов обеспечить сам, запрятав по карманам все оставшиеся дымовые шашки. Благо запасы на базе Черепах пополнились. Снайперская винтовка тоже была при нем, потому что не идти впереди он был согласен только при условии, что он будет прикрывать их задницы.

В корабле оставался один дежурный: некогда Ястреб, которому от брони осталась одна нагрудная пластина, а из оружия – два пистолета, ну и банка с мозгами – как главная ценность, которую надо охранять.

– Еще двое останутся в ангаре при полном боекомплекте, – напомнил ему Берг, как главный составитель плана.

Ему было даже странно, что он разрабатывает алгоритм, Дориан командует передовым отрядом, а лидер – все равно Шеф, и это не обсуждается, сомнений не вызывает, у самого Берга в том числе. Было только легкое недоумение от непривычной, но такой непоколебимой уверенности в ком-то.

– Шеф, – услышал Берг голос Дориана в рации. – Тут ваша баба…

Это известие прилетело, быстрее чем они успели пройти по коридору и спрыгнуть вниз на пол ангара.

– Что?! – дрогнувшим голосом спросил Шеф и тут же ускорился, явно забывая об осторожности.

Ответа Берг уже не слышал, но едва не переходил на бег, забывая про слабость и хромоту, будто их и не было. Выскакивал следом за Шефом из корабля и столбенел, видя ее.

Боковая стена ангара открывалась в какой-то узкий коридор, а она стояла на пороге, приложив одну руку к груди – тонкую, белую руку, дико напоминавшую Бергу ту Карин, что он увидел впервые. На ней даже вместо одежды была странная больничная сорочка с завязками противного серого цвета – застиранная и мятая, почти как у нищего пациента городской больницы.

Ее волосы были неровно обрезаны, так коротко, что сразу ее можно было бы и не узнать. Губа разбита. На шее кровоподтеки, а глаза пустые, стеклянные, совсем потухшие, будто она действительно вернулась в те дни, когда с трудом могла удержать на коленях надувной мяч. Силы ее рук даже на это не хватало.

– Что она с тобой сделала? – прошептал Берг, но его никто не слышал, потому что Шеф первым подлетал к проходу, игнорируя предупреждение Дориана о возможной атаке, и прикасался рукой к стеклу, что их разделяло.

Он ничего не говорил, только скалился. Его пальцы дрожали от напряжения, но он молчал, глядя ей в глаза.

– Она отпустила меня, чтобы я показалась тебе на глаза, – сказала Карин.

Стекло не пропускало ее голос, но он доносился из динамика, раскатываясь эхом по ангару.

– Ему одному? – спросил Берг, быстро приближаясь.

Он даже положил Шефу руку на плечо, понимая, что подлая Зена именно над ним сейчас издевается, смакуя свою власть.

– Она так сказала: что я должна показаться тебе и передать, что отпустит меня, если Дориан Форд принесет ей мозг ее отца. Она сама отключит поле планеты, чтобы мы улетели, если ты согласишься и придешь к ней в пятый отсек.

Шеф не ответил, скалясь еще сильнее, и со всей силы ударил по стеклу. То не вздрогнуло, явно способное выдержать не только удар, но и выстрел.

– Возможно, его можно вынести бластером, – предположил очень тихо Ирон. – Я бы попытался.

– И она убьет меня. На меня наведен лазер, – прошептала Карин пересохшими, опухшими губами.

– И ты вот так сдаешься?! – не поверил Берг. Видеть ее настолько сломленной, особенно сейчас, когда сам он готов вгрызаться в эту жизнь, было страшно.

– У меня нет выбора, – очень тихо шептала Карин, но динамик все равно превращал ее голос в крик, а по ее щеке катилась слеза. – У вас сутки на размышления, а потом она прикажет брать ангар штурмом.

– А нахуй она сходить не хочет? – наконец, подал голос рычащий Шеф, нервно скользя пальцами по стеклу.

– Прости, – шептала Карин, и за стеклом начинала закрываться дверь, так быстро, что Шеф не стал даже раздумывать, схватил за руку ближайшего из выставленных в подобие караула бронированных бойцов, активировал его бластер и приказал:

– Стреляй!

Энергетический разряд, врезавшись в стекло, заставил его покрыться трещинами, пробежал разрядом по стене, опалил створки захлопнувшейся двери и потух, как огонек упавшей свечи.

– Кажется, он хотел убить тебя, девочка, – со смехом говорила Зена. – Каково это знать, что спаситель пытался убить тебя?

– Иди нахуй, Зена, – отвечала на это Карин, но ничего не могла поделать со слезами, что сами срывались с ресниц и катились по ее щекам. – Иди ты нахуй…

Глава 50

– Мы проверили все чипы, которые в теории могут поддаваться проверке, – сообщал Франку голос сотрудника блока информационной безопасности. – Активных только три.

Владельцев этих чипов он не перечислял, потому что данные появлялись на экране планшета, прямо у Франка в руках.

Номера чипов и рядом имена со ссылкой в личное дело.

«Дориан Форд. Лотар Нарид. Оливер Финрер».

Двоих последних Франк знал и потому даже не смотрел, о ком идет речь, а первого открыл, хмурясь. Бойцы спец отрядов с правом на убийство редко получали приговор на отселение. Такие случаи он обычно не упускал из виду, а тут вдруг спец отряд, врач, офицер и сослан на ЗиПи3, а он впервые слышит об этом.

«Халатность значит», – хмыкнул Франк, решив, что с этим делом точно стоит разобраться и найти настоящего виновного, но сначала надо вытащить его и остальных из этой проклятой планеты.

– Всех троих – в список на эвакуацию, если она будет возможна, – приказал Франк. – Что с остальными военными? – тут же спросил он, понимая, что лишь единицы имеют такие чипы, но это не значит, что их нельзя отследить.

– По данным с камер базы, на ее территории зафиксировано присутствие, кроме этих троих, еще трех-четырех десятков человек. Распознать удалось не всех.

У Франка на экране тут же появилось еще два списка. Один с военными. Их было семеро, включая Карин и Берга, а также нескольких отставных или давно сосланных. Второй список состоял из осужденных, которых удалось идентифицировать по голосу или лицу. С ним явно стоило разобраться.

– Данные по неопознанным есть? – спросил Франк, выискивая в списках две важные для него фамилии: Калибан и Митчел. Оба, как ему казалось, могут быть свидетелями по делу корпорации Вилборна.

– Сейчас вышлю, – ответили ему, и уже через миг Франк изучал список с небольшими нечеткими фото. Калибана и Митчела среди них не находил, потому спросил прямо.

– Есть данные о местонахождении Витура Калибана и Мартина Митчела?

– Нет.

«Люкс?», – спросил он тут же мысленно.

«Не знаю где они, но по отрывку разговора слышал, что Калибан тяжело ранен, возможно уже мертв», – сообщил Люкс.

– Хорошо, – выдыхая, сказал Франк. – Маер и Даумана тоже в список на эвакуацию, с остальными буду разбираться.

Отключив связь, Франк отдал еще несколько приказов, написал Симону, что свяжется с ним вечером и взялся за дело Дориана Форда, гневно цокая языком. По всему выходило, что парня просто подставили, скрывая настоящего убийцу.

«Только кто и зачем убивал командира отряда?» – думал Франк, совсем не обращая внимания на врача, что зашел в палату, чтобы проверить приборы. Скрывать от него данные не было никакого смысла и Франк не таился. Да, пока весь мир теряет информацию про осужденных – у него она остается. ЗАП и Совет продолжают знать все и обо всех. Это едва ли кого-то удивит, но врача почему-то задело.

Он заметно вздрогнул, увидев фото на планшете.

– Что-то не так? – спросил Франк, заметив нервный жест рукой.

Сам Франк считал, что все просто идеально. Еще совсем недавно он не мог произнести ни слова. Теперь же он говорил – невнятно, не четко, но система распознавала смысл и корректировала голос, озвучивая то, что он хотел сказать, выходило почти идеально, а значит причин для беспокойства Франк не видел, но врач почему-то хмурился.

– Зачем вам этот предатель? – спросил неожиданно мужчина, кивая на личное дело Дориана Форда.

– Есть сомнения, что он предатель, – честно ответил Франк, откладывая планшет. – А вам что-то известно?

– Он… был моим сыном, – неуверенно ответил мужчина.

– Тогда, возможно, вы захотите знать, жив ли он, – начал Франк, надеясь, что ему расскажут что-то еще, что-то чего в деле может не быть, но врач перебил его.

– Не хочу, – сказал он строго. – Пока вы не докажете, что он не предавал ни профессию, ни человечество, я знать о нем ничего не хочу. Извините.

Голос у него дрожал, срывался где-то в глубине на хрип, но взгляд давал понять, что сомневаться не придется. Говорить о своем сыне врач не станет, то ли потому что злится на него, считая чудовищем, то ли потому что боится признавать, что не считает отселенного недостойным права жить среди людей. В любом случае Франк понимал, что на честность рассчитывать не приходится, и закрывал личное дело, чтобы не задевать человека рядом, но поручал при этом Люксу проверить все данные по делу Форда.

«Уверен, там что-то не чисто и возможно связано с Вилборном».

«Или с Майканом, – неожиданно ответил Люкс. – Вы знаете, что именно жертва Дориана Форда сбросила Оливера Финрера на ЗиПи3?»

«Интересно, но нет. Собери для меня все и найди, кто за этим стоит».

«Кроме члена Совета?» – уточнил Люкс.

«Да, кто настоящий убийца».

«Хорошо, я попробую», – ответил Люкс и тут же взялся за обработку всех имеющихся данных, мгновенно замечая еще одно важное имя: Питер Дейвиш – начальник охраны нынешнего префекта Майкана, экс-боец ЗАП, некогда служивший в отряде Дориана Форда, знавший его командира и проявлявший особое неравнодушие к судьбе юного Оливера Финрера. Это было похоже на метку, связывающую Вилборн, Майкан, Совет, Белую Молнию и дело Дориана Форда, осужденного за халатность.

* * *

Шефа трясло. Это была скрытая гневная дрожь, но он ощущал ее как озноб, рвущийся изнутри. Весь их план мгновенно пошел прахом. Они должны были прорваться к Карин, а если та ходит по базе и может быть где угодно, то они ее просто не найдут. Зена по камерам отследит их и просто уведет Карин куда подальше. Все.

– Блять, – рыкнул Шеф, отворачиваясь от стенки, пострадавшей от бластера. Черное пятно его раздражало.

– План не имеет смысла, – констатировал Берг, хмуро глядя вперед.

– Но и времени стало больше, – напомнил Лотар, сев на пол.

Голова у него все еще была тяжелой и тело тяжелым, будто налитым свинцом. Стоять просто так и мучать себя нагрузкой он не видел смысла.

– Спорно со временем, – вмешался Ярван, – нельзя забывать, что капсулы не падают.

– Нужна связь, – помолчав немного, сказал Лотар. – Чисто теоретически можно попробовать с кем-нибудь связаться, так чтобы связь шла через спутник базы, но от нашего корабля. Тогда возможны даже переговоры, не знаю, что им нести, но я могу, как минимум, сказать, что я тут и…

Он развел руками, не зная, что вообще можно озвучивать из происходящего. Он должен был говорить все, должен по логике докладывать обо всем происходящем, но он не мог. Точно знал, что не сможет сказать имена тех, кто с ним рядом, но и помощи для них попросить не сможет.

Что делать он не знал. Смотрел на Оливера и не мог понять даже, что делать с ним, вот лично с ним, как к нему относиться: пытаться ли говорить о том, что приговор у Финрера был иным или делать вид, что он его совсем не видел. Что самому себе он сможет простить, а с чем жить просто не сможет? Ему нужны были ответы на эти вопросы прямо сейчас, потому что отстраненно смотреть на вещи он уже не сможет. Он провалил свое обязательство просто делать работу. Теперь ему с этими людьми, ну или нелюдями, жить рядом. Здесь и сейчас.

Шеф, будто улавливая его мысли, заглянул Лотару прямо в глаза. У того в голове тоже все смешалось, но привычно натянутые нервы напоминали, что он все равно должен принимать решения. Даже если ему дурно, тошно и ответов нет. Даже если перед глазами все еще стоит Карин и с ее ресниц срываются слезы. Это причиняло почти физическую боль и потому он зверел, глядя Лотару в глаза.

«Как же вы меня все достали», – думал он, понимая, что до падения крейсера все было проще, намного проще.

– И чего ты хочешь добиться переговорами? – вместо Шефа спросил Берг. – Думаешь, им не плевать на нас?

– В общем и целом плевать, – кривясь, признал Лотар, глядя на Берга, – но это наш шанс связаться с кем-нибудь и получить информацию. Может, нас взорвут уже через час, а мы тут дурака валяем, а может, нас вообще взрывать не будут, а планируют сначала высадку группы, и тогда тактика будет совсем другая.

Тут он не врал. Очевидно считая, что им нужно знать, какой план у ЗАП. Шеф с этим соглашался, сдержанно кивая и закрывая на миг бешеные глаза, чтобы уже куда спокойней спросить:

– Что для этого надо?

– Немного времени, – подумав, ответил Лотар и тут же пояснил. – В корабле стоит все уцелевшее оборудование «Белой молнии». Там хорошая аппаратура связи и она не повреждена, мне нужно только поймать спутник, а на это может уйти часа два, может меньше. Как повезет.

– Хорошо, пробуй, все равно альтернатив пока нет, – выдохнул Шеф, снова поворачиваясь к обугленному следу, за которой скрывался коридор.

Сидеть здесь и ждать чуда он не мог и не хотел, но и выхода не видел. Они на чужой территории и чуда в кармане у них нет, только динамит и тот опасен в замкнутых пространствах вроде коридоров этой базы.

– Подстава, – едва слышно прошептал он, желая разнести стену перед собой, и не важно, что это ничего не даст и не изменит.

– Можно тебя на пару слов? – вырвал его из оцепенения Дориан, внезапно подойдя.

– Ты зачем шлем снял? – тут же спросил у него Шеф, гневно прищурившись.

– Сам стоишь, как мишень, перед дверью, которую она может открыть в любую минуту, а на меня злишься из-за какого-то шлема, – в тон ему ответил Дориан. – Давай отойдем.

Он жестом предложил направление, а Шеф не спорил, принимая. Он привык, что иногда кто-то хочет обсудить с ним что-то один на один, опасаясь высказывать это при всех.

– Не отдавай меня ей, – неожиданно просто и прямо сказал Дориан.

– Я и не собирался, – тут же ответил Шеф, не скрывая своего удивления.

Он подобный вариант даже не рассматривал, не потому что в нем было слишком много благородства – не было, но и смысла в этом обмене он не видел и Зене не верил, потому что, если уж она ИИ, пусть и с симулятором каких-то там эмоций, действовать совсем иррационально она, по его мнению, не могла. Хотеть женское тело, мечтать о нем, а потом обменять его на сбежавшего любовника? Шефу это казалось полной чушью.

– Я просто не хочу к ней, совсем, но если она придет на обмен сама, то дай мне эту банку и динамит, чтобы я не достался ей живым, – решительно заявил Дориан.

– Совсем спятил? – спросил на это Шеф, доставая свои горькие самокрутки. – Нахер все это надо?

– Чтобы ее не было, – тихо и почти виновато признался Дориан.

– Ты Мартина чем слушал вообще? Она – программа, если ты взорвешь ее тело, ты повредишь одно из устройств. И все. Что это даст? – устало спросил Шеф и стукнул Дориана пальцем по лбу. – Не беси меня нахер.

Он закурил и снова нахмурился, не понимая, что делать надо.

– Ты не понимаешь, – не успокаивался Дориан, – она злобная мстительная сука. Она может все отдать за возможность порвать меня на части, поэтому я и говорю: не отдавай меня живым. Просто не отдавай меня живым, слышишь?

– Слышу, заебал! – ответил ему Шеф, переходя почти на крик, да так, что все посмотрели в их сторону. – Бесишь. Я сказал, что не отдам, значит не отдам. Не верю я ей, не вижу смысла, не понимаю. Нахрена надо было заставлять Карин идти сюда, – уже тише, почти шепотом размышлял он вслух, глядя в сторону и затягиваясь.

– Чтобы поиздеваться, чтобы сделать тебе больно, в конце концов, чтобы ты сейчас ходил, как контуженный, и не знал, что делать. Она такая, понимаешь? – шептал Дориан и голос его от напряжения все больше дрожал.

– С чего она взяла, что это причинит мне боль? – растерянно спросил Шеф.

Сам факт боли он не видел смысла даже обсуждать. Его словно распороло, и он даже не мог понять по-настоящему почему. Живая Карин – это же хорошо, это шанс, а не конец. Это скорее ясность, а внутри все дрожало и выворачивалось, словно ему ее показали, чтобы отобрать навсегда.

«Может, дело в том, что я все равно должен посадить ее на крейсер и отправить отсюда куда подальше?» – спросил себя Шеф, забывая про вопрос сказанный вслух, а Дориан о нем не забывал.

– Она может знать все, что известно Карин, – ответил он. – Если обычный нейрошлем позволяет получить доступ к части воспоминаний, то что может Зена?

Шеф неспешно выдохнул дым и медленно обернулся, чтобы снова посмотреть на Дориана. Почему-то в памяти всплывал вкус тела Карин, тот самый вкус, что оставался на языке, если провести им от ее груди до шеи, тот самый вкус, что он ловил по каплям с ее кожи, когда сбегал с ней подальше от других, и от чего-то ему захотелось рычать, просто потому что какая-то железяка влезла в то, что было только между ними.

– Она очень опасна, – шептал Дориан, мысленно добавляя вторую часть правды:

«Я безумно ее боюсь».

– Твою мать! Ирон! – внезапно заорал Ярван.

Он успел подхватить пошатнувшегося Ирона, не давая ему упасть, но понимал, что это точно не сможет исправить положение.

Бывший Волк смотрел на мир с явным паническим страхом. Мертвенно-бледный, он закрывал рот и нос руками, но кровь лилась, катилась крупными каплями по пальцам и падала вниз.

– Твою мать, – соглашался Дориан, спешно подлетая к ним.

– Мне конец, – едва слышно успел прошептать Ирон и тут же едва не захлебнулся кровавой рвотой, заливая кровью себя, Ярвана, Дориана, но все равно успевая бросить усталый виноватый взгляд в сторону Шефа, словно он хоть что-то мог изменить.

Глава 51

Дориан успел дважды осмотреть Ирона до вылета. Первый – сразу после операции Виту, когда можно было оставить Берга одного разбираться с последними швами. Второй – утром перед самым вылетом. Изменений за этот короткий срок не было, и потому Дориан не стал возражать против участия Ирона в операции.

– При должном оборудовании и препаратах тебе можно помочь, – говорил Дориан. Темные следы на коже, явная бледность, увеличенные печень и селезенка – были тревожными симптомами, но Ирон не жаловался на кровоточивость или боли в костях, но умалчивал при этом, что никто обычно и не жаловался. Волки часто болели этой болезнью. Болели именно так. Сначала появлялись слабость, раздражительность, какое-то безволие, которое в Пекле обычно и не замечаешь, списывая на усталость или как в случае с Ироном – на заёбанность. Его задрал Вожак, задолбали Волки, ему остопиздело Пекло и заметить во всем этом перемену состояния было сложно. В какой момент его заёбанность стала симптомом, он уже и не мог сказать, но, видимо, стала, раз он чуть не превратился в труп из-за распрей в логове. Если бы не Виту – его точно бы убили. Потом пошли пятна, как у всех: черно-багровые, чуть выступающие над кожей, неприятные или болезненные – Ирон почему-то не мог разобраться, но он знал, что после их появления долго не живут: недели две или три – и больной истекает кровью. Та начинает литься из него, как из дырявого сосуда, вытекать изо всех дыр и заливать камни.

Больных Волки брезговали жрать и вышвыривали из логова, когда начиналось это самое предсмертное кровотечение. Как раз один такой больной старик не так давно умер. Вожак велел избавиться от него, но Ирону стало его жаль. Он видел огромные глаза человека, которому уже не выжить, видел, как он прикрывал лицо дрожащими тонкими пальцами. Видел черные следы на иссохшей болезненно-бледной коже. Видел кровь, что лилась изо рта и носа, и понимал, что это конец.

– Убей меня, – пытался просить старик своим беззубым ртом. Его металлические зубы вырвали, его человеческие зубы сгнили, оставляя черные дыры со зловонным запахом.

Он старался говорить, но сбивался, захлебывался, кашлял и давился. Все той же ярко-алой кровью – то густой, то жидкой, то пульсирующе вытекающей, то стихающей, чтобы снова начать литься, словно кто-то баловался с краном, определяющим напор.

Дикое зрелище, но Ирон за ним наблюдал, разбирал слова, ждал, когда уйдут остальные Волки, и доставал нож. Он застрелил бы его, но с Вожака сталось бы пересчитать патроны или потребовать себе скелет покойного, а потом потроха того блаженного, что прострелил ему череп.

Тому старику Ирон перерезал горло, не догадываясь еще, что уже сам болел. Теперь он знал, что тогда во многом выбирал судьбу себе, глядя, как и без того залитый кровью старик хрипит и выплёвывает последнюю кровь с попытками сказать «спасибо». Перерезанное горло не могло издать ни звука, но Ирон его понимал, и теперь, захлебываясь кровью, знал, что никто ему не поможет, он лишь мечтал, чтобы кто-нибудь сообразил сделать то же самое.

Патронов на себя Ирон пожалел бы. Он даже не мог сообразить, что может выхватить пистолет и прострелить себе голову – ему никто не помешает, но руки вместо этого сами тянулись к носу, чтобы зажать его посильнее, как будто это могло помочь.

– Уложите его. Берг, неси нашу аптечку, – командовал Дориан, спешно подбегая к нему, но Ирон не верил, что хоть что-то ему поможет.

«Просто убейте», – думал он и смотрел на Шефа, потому что ему казалось, что только Шеф и сможет понять его без слов, решит не мучать ни его, ни других, но Шеф хмурился и не вмешивался, когда Берг давал что-то Ирону без команды, и сознание уплывало сразу же от укола.

«Так тоже можно», – подумал Ирон, считая, что это и будет его конец, но Дориан с Бергом считали иначе, спешно израсходовав на него немалый запас кровоостанавливающих лекарств и превращая часть пола в настоящий лазарет, где Ирон лежал на боку на подобии матраса из сложенной палатки с капельницей, что могла хоть немного восстановить организм. Зацепить банку было при этом не за что и ее держал Берг, наблюдая за Ироном, словно чуткий прибор реанимации. Он перепроверял пульс, пытался по нему же следить за давлением, просто оценивал пальцами наполненность сосудов, смотрел, чтобы дыхание не сбивалось, а кровь не сочилась, несмотря на тампоны, которыми был плотно забит нос Волка. Если бы не металлические зубы, он еще и в глотку бы ему поглядывал, чтобы не упустить новое появление крови, откуда бы она в первый раз ни появилась.

– И что это было? – спросил Шеф, когда Дориан все же смог отойти от нового пациента.

– Наверно, это можно считать бластным кризом, но так – без анализов, я не могу сказать точно, – уклончиво ответил Дориан, но по взгляду Шефа понял, что с такими ответа точно пойдет нахуй. – У него заболевание крови – это все, что я могу знаю наверняка. Видимо, организм уже перестал справляться, и он скоро умрет: быстрее, чем мы с ним предполагали.

– То есть ты сейчас извел на него гору ампул с лекарствами, зная, что помочь ему нельзя и он все равно умрет? – уточнил Шеф, зло хмурясь.

– Выходит, что так, – признался Дориан, понимая, что сам об этом даже не подумал. Он просто спасал жизнь человеку, которому нужна была помощь. Он не думал о ресурсах и выгоде. Он не привык думать о подобном. В спец отряде иногда приходилось выбирать, кому из пациентов помогать первым, а кому последним. Кого можно просто закинуть в аппарат стабилизации, надеясь, что ему станет немного лучше, а кого надо срочно везти в операционную. К такому выбору разум Дориана привык, а вот нехватки в лекарствах он никогда не испытывал. Они были всегда в том количестве, которое просто невозможно израсходовать, а видя Ирона, Дориан думал как военный врач, а не как отосланный преступник и, видимо, потому просчитался, а теперь пытался оправдываться, напоминая о месте, в котором они находятся: – Здесь есть медблок, а там наверняка есть аптечка, может быть даже приборы, которые позволят поставить диагноз.

– А вылечить? Ты вообще знаешь, можно ли его вылечить? – раздраженно спрашивал Шеф, который меньше всего на свете хотел решать еще и это.

– Не уверен, что ему можно помочь, возможно уже слишком поздно, – признавался Дориан и осознавал, как же глупо выглядит со своими жалкими попытками спасти Ирона.

«Ну и нахера тогда?» – думал Шеф, а сам понимал, что ему и в голову не пришло бы застрелить Ирона, не сейчас. Тот был слишком полезен и умен, несмотря на какую-то странную слабость.

– Именно из-за этого ты сказал, что ему нельзя боевой костюм? – уточнил зачем-то Шеф.

– Да. Было ясно, что что-то подобное может случиться, просто я думал, что не так быстро.

– Простите, – внезапно подал голос Глист, робко поднимая руку, словно школьник, решивший что-то ответить, и втягивая при этом голову, словно за попытку неизбежно получить по шее.

Шеф посмотрел на него так, что Глист сразу закрыл голову руками. Полный пренебрежения взгляд человека, который даже не может вспомнить кто ты и откуда вообще вылез, его пугал. Да и Шеф действительно подумал, что вот этого тощего, возможно, стоило прибить, а не тащить сюда, как бесполезный мешок говна, костей и страха.

– Чего хотел? – все же спросил Шеф, вспоминая замечание Кирка, что этот тощий чем-то напоминает ему Бешеного Олли – подростка, страдающего от наркотической ломки и панического страха перед мужиками, и не важно: голыми или одетыми, с хуем или уже ни на что не годным повисшим стручком. Кирку явно было виднее, хотя быть похожим на этого, пусть и в прошлом, Шефу совсем не нравилось. Признавать, что он и сам когда-то был таким же нерешительным, было неприятно, но врать себе Шеф тоже не хотел – глупо. Он тоже вот так поднимал руку и опасливо вжимал шею, когда надо было обратиться к тому же Кирку или покойному Дональду.

– Я просто хотел сказать, что знаю, где тут медблок. Там еще, знаете, такая штука есть, куда можно человека поместить в синюю жидкость и оставить в подобии сна, даже не одна. Между ними еще можно соединение делать. Я просто, когда сюда попал, травму получил: ногу распорол, артерию повредил, крови много потерял, и меня по приказу Зены туда поместили, даже кровь чью-то переливали.

– А чего это она такая добрая была, ты что спец в чем-то? – спросил Дориан.

– Ну да, металловед, – признался Глист, несмело убирая руки от головы. – Она мне потом велела разбирать то, что на рудниках добывают, сортировать, мол, у нее нет времени самой заниматься.

– Группу крови ты свою знал или Зена в базе посмотрела? – продолжал спрашивать Дориан.

– Работник медблока проверил, такой штукой, похожей на пистолет. Ее к плечу подносят, нажимают кнопку, а она берет анализ. Я укол только почувствовал, а он сразу сказал очень много про мою кровь, – рассказал Глист, бросая на Шефа настороженные взгляды.

– Анализатор это хорошо, – хмыкнул Дориан. – Надо выйти на связь с парнями и попросить проверить оснащение медблока – возможно, там есть все необходимое для стабилизации состояния Ирона. Если мы, конечно, будет этим заниматься, – последнее он добавил неохотно, глядя на хмурого Шефа.

– Пятый отсек, если что тоже там рядом, – тихо добавил Глист, косясь на Шефа.

– Значит будем заморачиваться, – немного подумав, сказал Шеф мрачно. – Это лучше, чем просто ждать, когда она придет требовать тебя и мозги.

Он достал рацию, нажал вызов, ожидая голос Мартина, но услышал Виту.

– Дежурный информатор на связи, – сказал тот.

– Я смотрю, ты там не умираешь, – хмыкнул Шеф.

– Ширнулся колючкой и делаю вид, что все пучком, – ответил Виту из рации. – Я отправил Мартина спать, но если что в любую минуту могу проверить что угодно. Давай запрос.

– Нам нужно оснащение мед блока. Отдаю рацию Дориану.

– Минуту, – ответил Виту, но отчет свой начал уже через несколько секунд, перечисляя все оборудование, старое, но рабочее, согласно украденным у Зены данным.

* * *

– Хочешь, я посижу тут вместо тебя? – спросил Глист у оставленного на корабле дежурного. – План все равно накрылся, а ты, быть может, сможешь поговорить с ребятами.

– А можно? – удивился дежурный.

– Почему нет? Не все ли равно кто тут сидит прямо сейчас? – спросил Глист, пожимая плечами. – Мне просто делать там нечего.

– Действительно, – согласился дежурный и мгновенно покинул корабль, а Глист, осмотревшись, быстро ввел нужный код и нажал вызов, записывая Зене послание: «Госпожа, я не могу им противостоять, но я могу их обмануть. Сейчас они двинутся в медблок. С ними будет сумка с красной меткой. Именно в нее я спрячу вашего отца. Они же будут делать вид, что он в сумке с зеленой меткой, и верить, что оставили его на корабле, но он будет в красной, потому что я никогда не перестану быть верен вам, госпожа».

Глава 52

Обманный маневр с тремя сумками придумал Ярван, найдя несколько круглых сумок, явно предназначенных для перевозки каких-то деталей. Он притащил их на корабль и показал утром парням.

Ирон сразу предположил, что в них когда-то переносили зарядные блоки для двигателей прошлого поколения. Он даже хотел потом уточнить эту деталь у Виту, но все махнули на это рукой, соглашаясь с Ярваном, что нет никакой разницы, зачем нужны были эти сумки.

– Похрен, что в них когда-то носили, главное, что они почти идеально подходят под размер банки. Тут есть такие же пустые, а значит мы можем налить воды, поставить в сумку и хрен кто быстро поймет, та это банка или нет, – говорил он.

В доказательство своих слов он взял банку, закрыл ее сверху выцветшей банданой, перевязал ту шнурком, закрепив на горлышке пустой банки, и поставил в сумку-тубус, чтобы, не закрывая ту на грубую молнию, перевернуть и показать, как это выглядит.

– Пока банку не достанешь, хрен поймешь, что в этой гребаной банке, – заключил Ярван.

– И ты предлагаешь сделать обманку? – уточнил Шеф.

– Обманку? – переспросил Ярван и презрительно фыркнул. – Бери выше. Это наша защита. Если эта гребаная банка для нее что-то значит, если она обосралась, когда ты пальнул по крышке, – говорил он, жестом указывая на Шефа, – то станет ли она палить по человеку, у которого будет сумка с возможно гребаной банкой?

– Сразу видно, подлый Ястреб взялся за дело, – рассмеялся Кирк.

– Иди нахуй, – без настоящей злости ответил ему Ярван.

– Ну вообще офигели: нахуй и нахуй, – возмутился Кирк. – Я не могу ко всем нахуй – меня на вас на всех не хватит.

Из-за этой идиотской шутки серьезное собрание прервалось минутой веселого смеха, после которого чувство гнетущей обреченности с натянутыми до предела нервами стало куда расслабленней, по крайней мере, в воздухе перестало трещать напряжение, готовое обернуться скандалом, а план с сумками был признан удачным.

– Ну и банку можно ведь не брать совсем, – добавил ко всему сказанному Вильхар, и с ним не стали спорить, соглашаясь, решая только, что в случае необходимости будут говорить, что мозги в сумке с зеленой меткой, а там – уже по ситуации.

– Жалко, у нас нет этих… ну знаете, таких старых огромных банок с компотом, ну их в старых детских книжках иногда рисуют, типа компотик от бабули, – рассуждал Кирк, когда обсуждение подошло к концу. – Забавно было бы. Она забирает банку, а там компот из персиков.

– Кирк, ну тебя вообще, а, – с улыбкой попросил его Вильхар, уже не в силах смеяться.

– Ну а что, смешно же…

– Мне из-за тебя персиков захотелось, – смеялся Вильхар, а Глист слушал и молчал, все так же испуганно глядя по сторонам, зато потом припоминал эти слова.

– Будут вам, уроды, персики, – шипел он, доставая приготовленные сумки.

Воду из одной банки он вылил в люк для отходов. Тот пока представлял собой воронку, ведущую в отдельный отсек. Ирон считал, что с этим можно будет разобраться позже, а пока и так сойдет, хоть и похоже на отхожую яму в корпусе корабля, зато все соответствует правилу: какие условия, такой и корабль. Прям во всей своей красе.

– Скажите спасибо, что я вообще об этом подумал, – говорил Ирон при любых наездах на эту тему, и с ним, конечно же, не спорили, потому что так все же лучше, чем ссать по углам корабля, когда они окажутся в космосе, а так у «отхожей ямы» был даже какой-никакой механизм очищения: можно было выкинуть все просто в космос, а это уже много лучше, чем ничего. Идеи, как это улучшить, Ирон тоже оставил, ну а пока выходило, что он помогал Глисту избавиться от всей воды, залитой в банку для сумки с красной меткой.

В целую банку он осторожно перелил мутную зеленоватую жижу из банки, а затем пропихнул туда и разбухший мозг – морщась, кривясь, брезгливо высовывая язык, но все равно делая все во имя великой Зены.

– За хорошую службу я могу тебя и наградить, – говорила ему когда-то Зена.

Он тогда только пришел в себя, был еще слаб и не верил, что остался жив, а она вдруг дала ему и жизнь, и надежду, и какое-то неожиданное спокойствие. Ему не надо было беспокоиться о своей судьбе, не надо было выживать. Она давала ему все в обмен на работу – почти такую же, что была у него когда-то до суда и до нелепой случайности, что назвали убийством.

Она гладила его по бледной щеке, утешала, разбирая пряди его волос, и обещала ласку, если он будет того достоин.

С тех пор он ее не видел, почти не помнил, воспринимая скорее как святое видение, как недосягаемое божество, перед которым надо падать ниц и, если позволят, целовать его тень. Он был готов на все это, потому что поводов для тревоги у него не было. Он ел, пил и работал, и его не трогали, хоть он и не очень вписывался в компанию Черепах-надзирателей, брезговал сексом с мужчинами и совершенно не хотел никого бить, блаженно мечтая о внимании Зены, хоть каком-нибудь.

«Теперь я его получу, когда сделаю все правильно, когда спасу ее ценности и отдам ей ее врагов», – думал он, закрывая банку, завязывая той самой выцветшей банданой и пряча назад в сумку.

В треснувшую банку он при этом спешно налил воды, закрыл ее и поставил в нишу, набросив сверху тряпицу, специально для этого дела припрятанную в кармане, а потом повернул так, чтобы из-под зеленой тряпки, добавлявшей отблеск прозрачному стеклу, торчал бок с трещинами, говорящий о том, что это именно та банка, а не какая-то другая.

– А, вот ты где, – окликнул Глиста Кирк, заставляя отскочить от банки. – Что ты там вообще творишь?

– Я это… решил убрать эту гадость, а то тошнит, – прошептал Глист и прикрыл рот рукой, потому что его действительно мутило от того, что он совсем недавно запихивал в банку полугнилое слизкое нечто. Запах от рук ударил ему в нос и его едва не вырвало от него, а потом еще и страх сжал все в животе, потому что о едком зловонном запахе он даже не подумал, а теперь с ужасом смотрел на Кирка.

«Он сейчас все поймет и убьет меня», – решил Глист, но Кирк только рассмеялся.

– Эта гадость еще и воняет, – сказал он добродушно, – надеюсь, ты ее хоть не боишься?

– Нет, просто гадко, – осторожно прошептал Глист.

– Эт херня. Бери одну из сумок и пошли, а то Ирон не будет ждать, пока мы соберемся, – сказал Кирк, кивая на закрепленные ремнями три сумки с банками.

– А я должен с вами идти? – спросил Глист, притворяясь полным идиотом.

Он знал, что Кирк не позволит ему улизнуть, да и сам думал, как теперь захватить сумку именно с зеленой меткой, делая вид, что его вынудили, а не он сам так захотел.

– А кто вообще заикнулся про медблок? Сам сказал – сам и веди, – смеясь, ответил Кирк, а потом хлопнул паренька по плечу. – Не ссы, мы тебе, как самому маленькому, одну сумку выдадим, да и я прикрывать буду. Прорвемся, обещаю.

Глист испуганно кивнул, схватил сумку с зеленой меткой и поспешил скрыться в коридоре, чтобы не видно было, как у него дрожат руки, но Кирк это видел и только посмеивался, списывая эту дрожь на страх пострадать в своем первом настоящем бою.

* * *

Виту соврал про кактус. Его не было на базе Черепах, и он не пытался украсть колючки у кого-то из Волков. У трудяг они были, и они отдали бы их новому Вожаку, если бы тот только заикнулся, но он боялся сорваться, чувствуя, что слишком слаб сейчас. Дать слабину – и уже не остановиться.

Смотреть на свое отражение он боялся, зная, что разрезанное лицо теперь еще и разорвано. Повязка на щеке его вполне устраивала, а говорить так, чтобы ее щадить, он научился еще при первом ранении в свое прекрасное лицо.

У него болели ребра. Дыхание давалось с трудом и постоянно хотелось кашлять, что вызывало новый приступ боли.

– Блядство, конечно, – признавался он Мартину, не пытаясь строить из себя героя, – но я не смогу уснуть, а у тебя глаза уже кровавые от усталости.

– Нет времени, – сказал на это Мартин, поднял свои очки и потер слипающиеся глаза.

– Уровень интеллекта снижается при длительном отсутствии отдыха, – сказал Виту, почти не шевеля при этом губами, – как бывший ученый тебе говорю.

– Слушай, ты вообще раненый, почему при этом должен спать я, а дежурить ты? – возмутился Мартин.

– Потому что, во-первых, я провалялся всю ночь почти в отрубе, во-вторых, делаю механическую работу, а тебе соображать надо. Поспи пару часов, а там дальше работать будешь. Толку от твоего мужества, если ты ничего не соображаешь?

У Мартина даже руки опустились, потому что Виту был прав. Не получалось у него ничего. Голова от символов шла кругом, а код казался какой-то кашей, из которой мозг цеплял разрозненные куски, которые никак не обретали смысл, будто перед ним не нормальный искусственный интеллект, не запрограммированная личность, а какая-то химера с копытами на голове и рогами, растущими из жопы. То ли код и правда был таким, то ли он просто ничего не понимал уже.

– Два часа и разбуди меня, – сдался он, но и тут Виту не согласился.

– Три, – сказал он, не глядя на Мартина, но решение свое пояснил. – Цикл сна у большинства людей занимает полтора часа, а просыпаться в середине цикла – плохая идея, так что три часа и не спорь.

– Ты тиран, – кривясь, сказал Мартин, снова поднимая очки и потирая глаза. Злиться у него не получалось, поэтому возмущение выходило вялым, немного нелепым, и реагировать на него Виту не стал, просто жестом велел поторапливаться, не сомневаясь, что Мартин мгновенно отключится, как только доберется до кровати. Рухнет на подушки трупом и все. Слишком сильно он устал.

«Я тоже устал, но иначе», – думал Виту и снова пил таблетки.

Одни, по словам Дориана, снимали боль. Другие должны были подавлять кашель. Вторые явно справлялись, а первые полностью избавляли от гула в голове, а в груди все равно оставалась боль такая, что Виту даже сидел криво, только бы не вдохнуть глубоко, зажать бы все с этой стороны, а потом откинуться на кресле, поставив в угол банку. Раненую ногу он прижимал плотнее к животу. Ему казалось, что боль в груди так утихает, а вот нога от этого точно болела сильнее, но черт бы с ней. Ее почему-то было совсем не жалко.

Он сидел именно так – криво, косо, обнимая колено, шипел от боли и выделял нужные отрезки кода. Он понятия не имел, что это значит. Мартин просто вывел ему на монитор нолики и единицы, которые для него были скорее глупой картинкой без всякого смысла, но мозг был рад напрягаться и цеплять из нее обрывки, которые надо было выделять. Каждый своим цветом: синим, желтым, красным.

– Вам точно ничего не нужно? – спросил у Виту один из зубастых Волков, незаметно подкравшись.

Именно по этому внезапному появлению Виту понял, что таблетки все же действуют. Он скривил здоровую часть лица и посмотрел на мужчину.

– Кто такие «мы»? – спросил он, точно зная, что остался тут один.

– Ну вы, – растерялся мужчина, – Вожак ведь.

– Тьфу на тебя, блаженный, – выдохнул Виту и все же попросил принести ему чего-нибудь выпить. – Любое пойло подойдет, – сказал он, планируя выпить совсем немного.

Он надеялся, что алкоголь жаром прокатится по груди, расползется по животу и избавит его от боли, хоть немного, ну или хотя бы отвлечет, а его внезапно накрыло от пары глотков. Боль никуда не делась, но на нее стало как-то плевать – стало весело от того, что оно болит, а ему хорошо.

«Идиот, блин», – едва не заливаясь смехом, думал он, медленно моргая, чтобы немного прийти в себя.

– Ты, правда, идиот, – неожиданно сказал ему Кастер.

– Иди ты, – ответил Виту и только потом понял, чей это был голос, и обернулся.

У окна, прямо в свету, в каком-то мерцающем столбе пыли стоял он, или не стоял, а лишь мерещился, заставляя сердце замирать.

«Долбаный ты нарик, Калибан», – сказал себе Виту, но все равно смотрел на свое видение, желая, чтобы оно не исчезало.

– Ты за мной? – спрашивал он тихо.

Кастер качал головой.

– А за кем?

Тот вместо ответа кивал в сторону, заставляя Виту посмотреть на стол, где шумела рация. Он ее почему-то не слышал, но это его не смущало.

Он отвечал на вызов, бросая взгляд в сторону окна. Кастер не исчезал, стоял, скрестив руки у груди, и курил, хотя миг назад у него, кажется, не было сигареты.

«Ты только не уходи», – думал Виту, а сам смотрел на второй экран и делал нужный запрос. Мартин все настроил так, что искать в украденной базе было просто – надо было просто ввести пару слов и установить фильтр на тип файла, если нужно, потому найти перечень с оборудованием не составило труда.

Дориан что-то уточнял, а Виту пояснял, создавая дополнительные запросы в поиске, но чем больше он говорил с Дорианом, тем больше понимал, что что-то не так, и глупое веселье его исчезало.

– А что случилось? – спросил он, надеясь, что хоть что-то Дориан сейчас может ответить. – С кем? – тут же добавлял он, потому что понимал, что не хочет больше никого терять, только не этих придурошных ребят.

– Ирон, – ответил ему Дориан. – У него кровотечение и проблемы с кровью, попробую сделать ему обменное переливание, если доберусь до медблока, по крайней мере, Шеф одобрил.

– Ясно, я буду на связи, – ответил Виту, зная, что не имеет право тратить время Дориана на подробности, а сам поворачивал голову к окну и, отключая рацию, шептал: – Не забирай его.

Только Кастера у окна не было. Светила Зена. За окном ветер поднимал песок, что блестел искрами, а у окна на крюке висело мятое брезентовое полотно. Он видел это и вспоминал, что это полотно повесили, чтобы скрыть от солнца комнату, зацепили на два крюка. Видимо, оно упало, привлекло его шуршащим звуком, а потом обмануло своей тенью.

Ничего не было. Виту это понимал, кусал губы, тянулся к бутылке с пойлом, но не трогал ее, медленно выдыхая, опуская с кресла ногу, вытягивая ее вперед, расслабляя бедро и садясь чуть ровнее.

Он попросил воды, проверил часы и отправил Волка будить Мартина, хмурясь и продолжая выделять комбинации из символов. Желтым. Синим. Красным.

Он должен был сделать все, чтобы помочь Мартину, чтобы тот справился как можно быстрее, чтобы шансы были не только у Карин, но и у Ирона – бестолковой тупой головы – которого Виту неожиданно для себя начал считать другом.

Глава 53

Самым сложным в продвижении к медблоку была транспортировка Ирона. В себя он не кровил. Не плевался кровью и то радость, по крайней мере, именно так ситуацию описывал Дориан, и все понимали, что пытаться спасти его – сущее безумие, но соглашались, что точно такое же безумие сидеть в ангаре и ждать Зену. Те, кто выживают в Пекле – те, кто привыкли диктовать ему свои правила, просто нуждаются в движении и в борьбе, даже если эта борьба смысла не имеет.

Осознание этого у большинства из них было в глазах, но вслух никто об этом не говорил, только Кирк подтрунивал Глиста.

– Движение – это жизнь, вот и будешь двигать своими булками вместе с нами, – говорил он, посмеиваясь.

Глист должен был идти с ним рядом с одной из сумок, прикрывая тем самым и его, и Ирона, которого осторожно уложили на подобие носилок. В действительности это была тележка для грузов, этакая подставка на колесах с одной большой ручкой.

– Явно для меня, – сказал Кирк, посмотрев на нее, и усмехнулся.

Тот факт, что тащить это именно ему, даже не обсуждался, просто Ирона укладывали на бок на подстилку из поролона, накрывали полотном и на всякий случай привязывали к тележке, чтобы уж точно не бояться, что он соскользнет в дороге на пол.

Оставив в ангаре троих полностью вооруженных Камней и всех бывших Ястребов на случай атаки, они двинулись в глубь базы – маленьким, но отчаянным отрядом.

Карта была у Берга. Он шел позади тележки, хромал, потому что нога снова сама собой проседала на каждом шагу, но уверенно комментировал каждый шаг, предупреждая о возможной опасности. На этот раз именно он был условным командиром и главным стратегом.

Врата ангара, ведущие в коридор, он открыл кодом, который был на диске и остался в его записях. Это ему сразу не понравилось.

– Как будто она не знает, что у нас есть эта информация, – буркнул он, как только код сработал.

– Знает, но будет играть с нами, как кошка с мышами, – отвечал на это Дориан, но почему-то смотрел только вперед.

Шлем он надевать не стал, потому что ему надо было слишком много переговариваться, а главное – контролировать состояние Ирона. Он даже одну перчатку с бластером отдал Шефу, раз уж все равно не может натянуть обе. Состояние Ирона он считал настолько тяжелым, что постоянно проверял его пульс и дыхание. Подносил палец к его носу и успокаивался, улавливая легкое дыхание. Необходимость бороться за чью-то жизнь Дориана просто спасала. Он переставал бояться, сосредотачивался на том, что понимал, но не забывал давать команды Камням в боевых костюмах.

Те именно по его указке меняли строй, прикрывая их от возможной опасности, закрывали их от скрытой двери, ведущей в сторону, окружали, когда надо было пересечь какой-то зал, но ничего не происходило.

Коды с флешки подходили ко всем дверям. Залы пустовали. Скрытые двери не открывались.

– Кажется, мы идем в ловушку, – очень тихо сказал Берг Шефу.

– Вижу, – ответил тот, но ничего не добавил.

У него на плече была сумка с зеленой меткой, но в силу этих сумок он не верил. Он, конечно, стал в ангаре под камерой и предупредил Зену, что они берут ее ценного папочку с собой, не сообщая, где именно они будут его нести. Просто посоветовал ей не стрелять и дать им дойти до медблока.

– Дай Дориану подлатать нашего человека, и мы обсудим обмен, – говорил он камере, но в благоразумие Зены все равно не верил, особенно сейчас, когда они шли будто по пустой базе с полностью отключенной системой безопасности.

– Ну или она так хочет Дориана, что готова устроить нам гуманитарный коридор, – подал голос Ярван.

Он был в шлеме и его голос доносился оттуда из динамика с легким хрустом, который не мешал понимать, но придавал его серьезному тону нелепые нотки.

– Еще одно умное выражение от Виту? – спросил у него Вильхар, напряженно рассматривающий металлические стены коридора.

Его динамик работал без помех и голос звучал так, будто шлема на нем и не было.

– Ха, – отозвался Кирк, не пытаясь говорить тише обычного. – Я боюсь представить, в каком контексте Виту использовал «гуманитарный коридор».

Ярван на это замечание замялся, затрещал что-то невнятное динамиком, заставляя большую часть отряда коротко, нервно хохотнуть, но напряжения это уже не снимало, только усиливало его, и даже Кирк хмурился, не веря в такую удачу.

– Сейчас придем туда, а она нас там запрет и Дориана потребует, вот жопа будет, – шипел он, грузно шагая вперед.

– Главное не живым, – уже не таясь от остальных, сказал Дориан, на ходу склоняясь над Ироном, чтобы проверить его дыхание и пульс на шее.

– Не пиздите тут о таком, тут камеры всюду, – прошипел на них Берг, листая свои записи. – Их не видно, но информация о них была.

Он хлопнул блокнотом, хотел жестом указать на боковую дверь, мимо которой они должны скоро пройти, но та неожиданно открылась и ничего не произошло – просто еще одна дверь в стене коридора.

По команде Дориана шестеро Камней, что обычно их прикрывали, с сумкой наперевес, двинулись вперед, отделившись от отряда, и коридор внезапно захлопнулся: сверху прямо перед носом у Дориана рухнула стена, закрывающая от них тех шестерых.

– Твою мать, – выдохнул Кирк, хватая Дориана за плечо и оттаскивая от стены подальше. – Она че так может?

– Она и не так может, – неожиданно хладнокровно ответил Дориан.

– И что теперь? – спросил Вильхар, стоя спиной к тележке и на всякий случай осматриваясь по сторонам, держа наготове бластер.

Ответить ему никто не успел ни серьезно, ни грубо, потому что перегородка, рухнувшая в коридоре, снова начала подниматься.

Боковая дверь была закрыта. В коридоре мерцал свет. Стоял запах гари, смешавший в себе жженую резину и обугленную плоть, но шестерых бойцов не было, не было больше основной мобильной защиты. Она исчезла, словно ее никогда и не было, но это никак не могло изменить того факта, что они не могут уже ни вернуться назад, ни изменить маршрут. Прямо сейчас у них путь только вперед – туда, где только что исчезло шестеро хорошо защищенных и вооруженных мужчин.

– Да бля, – сказал Кирк и шагнул первым, покатив за собой тележку, колеса которой скрипнули один раз, потому что дальнейшее их ворчание утонуло в звуке шагов тех, кто, глядя по сторонам и друг на друга, шагали с ним в страшную игру, где больше всего пугал тот факт, что одна из трех сумок пропала вместе с исчезнувшими бойцами.

* * *

Карин наблюдала за тем, что делала Зена. Это было трудно, но, если постараться, она могла замечать, как та следит за отрядом по разным камерам, активировала лазеры, о которых предупреждал Берг, но не палила, а пыталась навести его точно Бергу в голову, но того все время кто-то прикрывал. Дориан, Шеф, Вильхар и Ярван буквально кружили вокруг Берга, делая его недосягаемым.

Почему Зена не стреляла в Ярвана или Вильхара, облаченных в защитные костюмы, Карин могла понять. Почему не трогала Дориана тоже. Она хотела мести. Она говорила об этом. Карин вздрагивала, когда ей случайно удавалось увидеть обрывки пыток, которые Зена уготовила беглому любовнику. Ее бы даже рвало от этих картин, если бы это было возможно.

А вот почему Зена не трогает Олли, Карин не понимала. Когда Шеф закрыл собой Берга и посмотрел в сторону лазера, заглядывая буквально в камеру, невидимый прицел смотрел ему в глаз, и у Карин остановилось бы сердце, но его словно не было вовсе – одна напуганная пустота.

Одним выстрелом Зена могла убить обоих. Пробить Шефу глаз, а шлем на затылке лазер бы не остановил – пробил бы Бергу висок и ударился Вильхару в спину, угасая от удара по броне. Карин закричала бы, вцепилась бы Зене в руки, да хоть зубами в глотку, и пусть это ничего не дало бы, но она попыталась бы, если бы могла, но Зена сама почему-то отключала лазер, быстрее чем на его пути появлялся Ярван, прикрывая теперь уже Шефа.

Нечто подобное случалось еще несколько раз, и всякий раз, когда Шеф прикрывал Берга, Зена недовольно шипела, но отключала лазер, не стреляя, но зачем ей Шеф – Карин никак не могла понять.

Зена ненавидела его ничуть не менее Дориана. Он мешал так же, как и Берг, явно тихонько нашептывая что-то Дориану. Иногда было даже очевидно, что именно он предлагает перестроение, которое озвучивает Дориан мобильной группе в доспехах. Только Шефа она почему-то тоже не убивала и никаких пыток ему не готовила. Чего она от него хотела, Карин не могла даже предположить, зато знала, зачем Зена открывает боковой проход в смежный коридор и замирает в ожидании.

Она сама стояла там, сложив свои руки ладонями друг к другу, будто в смиренной молитве, но на самом деле между руками перекидывала быстро нарастающий электрический заряд.

«Господи, не ходите туда, пожалуйста», – умоляла Карин, но Дориан все равно отправлял троих проверить коридор.

Еще трое выходили чуть вперед, готовясь защищать маленький отряд. Именно этого Зена и ждала.

– Попались, – сказала она так тихо, что услышала лишь Карин, ну или подумала, а Карин слышала, не разбирая уже где голос, где мысли, где камера, а где глаза.

Она хотела бы отвернуться, закрыть глаза и не смотреть, но не могла. Она ничего уже не могла, наблюдая за происходящим. Под ноги бойцам был брошен источник мощного электромагнитного поля, такого сильного, что броня застыла, парализуя тех троих, что вышли вперед, а Зена медленно выходила в коридор.

– Сука, – крикнул кто-то из бывших ее рабов, выстрелил из бластера, но она увернулась, посмеиваясь. Заряд попал в созданное за ее спиной поле и усилил его, заставляя костюмы попавших в ловушку дымиться. Слышались крики, треск, дым тонкими струйками заполнял коридор. Банка с водой в сумке, что была на плече у одного из бойцов, лопнула, но вода вскипела и не попадала на пол, а паром поднималась вверх, мешаясь с дымом. Зена явно знала, что эту банку не надо щадить.

Подручные Зены, три ее безумных любовника, стояли у стеночки и наблюдали, стараясь не кашлять и не морщиться от зловония, только бы их госпожа не злилась, только бы ее гнев падал на других – на тех, кому Зена срывала с головы шлемы и угощала своей любовью, набравшей мощь между ее ладоней.

Для нее это была даже не игра, а уборка мусора. Как уничтожить защитный костюм, она знала лучше всего. Она не дала бы его ни одному мужчине, если бы не могла испепелить того, кого он защищает. Одно касание к нужной точке на плече и защитное стекло шлема поднималось, а она подносила к нему руку, разворачивая жертву так, чтобы он был щитом от товарищей, которые еще могут стрелять, затем откидывала обугленное тело в одного. Так же избавлялась от другого. Била вставшего третьего по руке, мешая ему в себя выстрелить, и проделывала свой трюк третий раз, выводя из строя оборудование брони, плавя его и смеясь от чужого ужаса и боли.

– Уберите их, – приказывала она своим послушным любовникам, и те отключали магнитное поле и оттаскивали все шесть тел.

Она сама закрывала проход, и только тогда поднимала перегородку, бормоча себе под нос:

– Ну вот вас уже и поменьше. Теперь в самый раз.

Она снова ловила Берга лазером и снова отключала не стреляя, теперь уже из-за Дориана, что решил менять маршрут.

Зена слышала все их переговоры и смеялась, поглядывая на щуплого парнишку, утонувшего в бронежилете. Он прижимал к груди сумку-тубус, как главную ценность, сутулился и опускал голову как можно ниже, будто знал, что в кого-то здесь могут целиться.

Кто этот человек Карин не знала, просто замечала, что Зена частенько на него поглядывает, а стрелять в него не собирается.

– Нет смысла менять маршрут, мы почти пришли, – сказал именно этот человек, впервые подав голос с тех пор, как команда вышла из ангара.

– Но нас там ждут, – резонно возразил Дориан.

– А если мы сделаем крюк к другому входу, нас ждать перестанут? – насмешливо спросил Кирк.

– Есть ли у Ирона время на наши круги? – спросил Шеф, не выдерживая напряжения и все же закуривая свой очередной горький самокрут.

Он зажал его зубами и уже не отвлекался на него.

– Нервничаешь? Правильно делаешь, дорогой, – зачем-то комментировала это действие Зена, наблюдая, как малочисленная команда подходит к медблоку.

– Ладно, мы с самого начала шли сюда за чудом, – сказал Берг, вводя код в панели у двери.

Код снова подходил. Красная лампочка на панели становилась зеленой, и дверь в блок открывалась.

– Я пойду первым, – решил Вильхар, активировав бластер.

Он заходил в медблок и недовольно едва слышно шипел.

– Пусто, но это, блять, не нормально, – сообщал он, помня, что парни говорили о работнике, который обычно был здесь.

– Не нормально, – соглашался Дориан и заходил в блок. За ним вбегал тот чудак, прижимающий сумку, а Кирк закатывал тележку.

– Не нравится мне это, – сказал Берг и шагнул в блок, и именно в этот миг двери захлопнулись.

Зена буквально мечтала раздавить его двумя створками, оставив фарш, но дверь щелкнула, прежде чем захлопнуться, едва уловимо, но Шеф услышал и успел толкнуть Берга, что влетал в блок и падал, зацепившись своей хромой ногой за толстую металлическую трубу, в которой скрывались провода.

Группа была снова разделена, только теперь от команды были отрезаны Шеф и Ярван. Берг бросился к двери, подполз к ней, не вставая на ноги, попытался ввести код. Но тот уже не подходил.

– Да блять, – простонал он, ударив кулаком по стене у самой панели.

Кирк молча снял шлем, глядя на дверь – после того, что стало в прошлый раз со скрытой от них командой, он не верил в чудо, просто понимал, что они все умрут хотя бы в движении, в борьбе, в несогласии с участью трупа. Грустно ему было только от мысли, что порознь умрут, а не вместе. Вместе было бы правильно, но он об этом не говорил, откладывая шлем в сторону и помогая отвязать Ирона от нелепой тачки.

Он не поверил бы, если бы ему кто-то сказал, что Ярван с Шефом просто стоят по ту сторону двери и смотрят на пустой коридор, в котором ничего не происходит, и даже лазеры системы безопасности не мерцают.

«Что же ты задумала?» – спрашивала мысленно Карин, пытаясь понять, в чем план безумной Зены, но не понимала, видя, как та смеется и ждет, когда эти двое пойдут обратно, заранее открыв им проход в другой коридор.

– Может, не надо? – спрашивал у Зены Люкс. – Люди уже здесь. Скоро боевой отряд спустится сюда, а ты…

– А я не хочу тебя слушать, – упрямо говорила Зена и отмахивалась, не замечая, что, соглашаясь с ней, Люкс подсказывает Карин, что делать, а та уже сама открывает и закрывает двери, за которыми Зена совсем не следит, даже камеры ликвидирует и запускает процесс диагностики эвакуационного крейсера.

– Он вам понадобится наверняка, – говорил Карин Люкс, делая вид, что вообще не вмешивается в происходящее, и не важно, что буквально рукой Карин дергает базу за условные ниточки, незаметно сливаясь с ее сознанием. С ее согласия, с ее разрешения, но точно не под ее контролем.

Настолько ведомой и беспомощной Карин еще никогда не была, но Люксу почему-то верила, привыкая к участи чистого разума.

Глава 54

Настройки связи в «Белой молнии», как и в других космических крейсерах, располагались на рабочем месте штурмана. Капитан, он же пилот крейсера, обычно дает команду штурману, требуя связи, а тот готовит все настройки. У пилота просто нет возможности на это отвлекаться, именно поэтому Лотар расположился не в рубке, а ярусом ниже – там, где было оборудование штурмана.

Проектируя корабль, они с Ироном справедливо рассудили, что все эти приборы надо изолировать, спрятать на дополнительный уровень и запереть люком, чтобы никому не пришло в голову что-нибудь покрутить. Здесь было слишком много важных настроек и диагностического оборудования.

В рубке программное обеспечение при запуске двигателя сразу поправляло большую часть приборов, об изменении в остальных оповещало. Там просто невозможно упустить неправильную настройку или смещенный не туда бегунок. Там даже штурвал сам возвращается на исходную, а тут все иначе, сюда лучше не ползать, особенно если ты дурак и не знаешь, что значат все эти рычаги, панели и лампочки, о цифрах на крохотных сенсорных экранах Лотар даже думать не хотел. Он и сам не знал о предназначении всех, потому был очень осторожен.

Места здесь было мало. Кресло было убрано. Приборы стояли как бы на полу и приходилось пригнуть голову, чтобы не упираться макушкой в потолок.

Пробравшись сюда ползком через скрытый в коридоре люк, Лотар нашел в стене рубильник, включил над приборной панелью свет, выдвинул платформу связи – маленький экран, спрятанный в панели, и стал изучать имеющиеся настройки. Ему надо было найти нужное устройство и подключиться так, чтобы вышка базы передавала сигнал, но Зене он не доставался. Это требовало терпения, а ему еще и отвлечься пришлось, отправляя отряд в путь.

– Ты с нами не иди – во-первых, если что возглавишь тех, кто здесь остался, во-вторых, поможешь им улететь, – сказал ему Шеф, собираясь в дорогу. – Ну и вообще…

– Я тебе не верю? – зачем-то уточнил Лотар.

– Наоборот. Я оставляю на тебя самое ценное – этот корабль, – сказал ему Шеф и даже едва заметно улыбнулся.

Лотар и не заметил бы этой улыбочки, если бы не знал когда-то давно Оливера Финрера. У него была привычка улыбаться именно так, что можно и не заметить.

– Если будут новости, передавай по связи через парней, – заключил Шеф, показывая рацию.

– Главное не уходи из зоны действия, – напомнил Лотар.

– Постараюсь, – ответил Шеф, кивнул и ушел, а Лотар вернулся в свою нору к настройкам, чтобы, подключившись, ввести свой код и сообщить в записывающее устройство:

– Лотар Нарид запрашивает связь. Всем военным судам, получившим это сообщение: офицер испытательного корпуса ЗАП, майор Лотар Нарид запрашивает связь.

Он повторял это, как мантру, время от времени сбрасывая сигнал и запуская вновь, чтобы повторять одно и то же, используя один лишь личный код в поле идентификации.

Именно это и смущало командира корабля, получившего сигнал: ему пришлось снова связываться с Землей и выяснять, что ему делать.

К счастью, в штабе ЗАП приняли решение ответить на вызов напрямую через зависший на орбите ЗиПи3 корабль с «Азазелем» на борту.

– Подтвердите свою личность, – внезапно ответил Лотару неизвестный, явно измененный голос, типичный для оператора отдела разведки в ЗАП.

– Кроме личного номера не могу предоставить подтверждений, – спокойно сообщил Лотар. – Программа идентификации голоса должна меня знать.

– Она подтверждает, но мы хотели бы получить скан сетчатки.

– Сейчас это невозможно, – невозмутимо сообщил Лотар. Тот факт, что с ним вообще говорили, был хорошим знаком, значит все же там заинтересованы в информации ничуть не меньше его.

– Согласно сигналу, вы находитесь на базе, а там есть приборы идентификации, – сообщил оператор.

– Верно. Я нахожусь на базе, но не пойду на поиски устройства, так как база находится под контролем враждебного искусственного интеллекта, – сообщил Лотар, сам поражаясь, что его разум смог сформулировать этот ответ без слова «ебанутая».

– Сейчас вы в безопасности?

– Относительно, – уклончиво ответил Лотар, понимая, что вроде «да» может превратиться в «нет», а потом пояснил: – Пока в безопасности, но ситуация может перемениться.

– Принято. Ожидайте, – сказал диспетчер и умолк.

«Отлично, ход про Зену был верным, – сделал вывод Лотар. – Сейчас они будут передавать информацию выше и со мной будет говорить кто-то другой – повыше званием, возможно сразу уполномоченный по вопросу зачистки ЗиПи3, жаль только мне никто не представится – не положено».

– Что вам известно о нахождении Карин Маер? – неожиданно спросили у него.

– Она в плену здесь на базе, – сообщил Лотар.

– Она могла отправить нам сообщение?

– Возможно, нет данных о том, какие у нее сейчас есть возможности. Она жива. Я видел ее несколько часов назад.

– Берга Даумана, Оливера Финрера и Дориана Форда тоже?

«Уже получили данные со здешних камер, но видимо не картинку, а только аналитику, иначе знали бы про Зену и про корабль», – рассуждал Лотар и подтверждал факт контакта со всеми троими.

– Да, они здесь, у меня есть с ними связь, – говорил Лотар и не понимал, почему речь зашла про Финрера.

С Бергом понятно, он попал сюда на крейсере патруля. Он военный. Дориан был в ЗАП до суда. Их данные есть в системе. Она способна наверняка распознать их голоса, глаза, даже походку, но причем тут Финрер – было не ясно, а спросить невозможно.

– А что известно о местонахождении Витура Калибана и Мартина Митчела? – снова поступал вопрос, и Лотару хотелось рычать.

Он на базе под контролем вражеского ИИ, он сообщил это, а его все равно расспрашивают – непонятно о чем и непонятно зачем, хотелось послать этих формалистов к черту, но информация была нужнее, даже о том, зачем вдруг ЗАПу Мартин и Виту.

– Кто такой Митчел? – спросил Лотар, делая вид, что он понятия не имеет о ком речь.

Он спросил бы и о том, кто такой Виту, если бы факт их знакомства не был общеизвестным, приходилось юлить и надеяться на дополнительную информацию.

Ему описывали Мартина подробно, детально, а Лотар хмурился и неожиданно для себя врал:

– Не знаю такого, – а потом как бы исправлялся, уточняя: – Его желательно найти?

– Он и Калибан нужны как свидетели по одному делу: высока вероятность, что они имеют отношение к контрабанде, – сообщили ему и Лотар понял, что не может полноценно следовать присяге.

Он сразу понимал, что будет дальше, если ЗАП решил заполучить Виту и Мартина. Их ждет заточение, следствие и новое отселение. Подобного издевательства эти двое не заслужили.

– Калибан мертв, – соврал Лотар, понимая, что не простит себе другого ответа. – Его убили в местных разборках. Если узнаю что-то про Митчела – сообщу.

– Хорошо. Мы готовим группу по высадке на ЗиПи3, – наконец, сообщают Лотару то, чего он так долго ждал. – В списках на эвакуацию – вы, Маер, Дауман, Форд и Финрер, чтобы эвакуация была возможна, нам нужно больше информации.

– Спрашивайте, – отвечал Лотар, а сам понимал, что в голове у него только один вопрос: а что будет с остальными?

Он даже не спрашивал, почему в списках Финрер и как туда попал осужденный Форд. Он просто хотел знать, что будет с остальными, но спросить об этом не мог.

* * *

Франк не отрывался от работы. Спал двадцать минут и снова брался за дело. Его даже подмывало попросить дозу нейростимулятора, но, от воспоминания, что из-за них он тут и оказался, было стыдно заикаться о подобном.

Его лечащий врач и так смотрел на него с молчаливой укоризной, заглядывая в палату. Он не задавал лишних вопросов, ничего не говорил Франку, но регулярно отправлял оповещения о том, что капитан Франк Стелбахер нуждается в покое.

«В гробу отдохну, как положено», – мысленно отвечал Франк на эти сообщения и, конечно же, не жалел себя, только время от времени, давая Люксу какое-то задание, он откладывал планшет и закрывал глаза, отдыхая подобным образом.

На подготовку штурмовой команды было нужно два дня, а Франку казалось, что это целая вечность.

«Надо быстрее», – говорил он сам себе мысленно и понимал, что это невозможно, но особенно ему не нравилось, что Зена полностью ограничила доступ Люксу к происходящему.

«Там есть загруженный сегмент, – сообщал ему Люкс, – но связи с ним у меня нет. Скорее всего он там полностью парализован».

– Плохо, – шипел Франк и умолкал, когда появлялся врач.

Он ничего не говорил, только смотрел на приборы и добавлял какое-то лекарство.

– Вы хотите сказать, что я плохой пациент? – все же заговорил Франк с ним сам.

– Очень, – признался мужчина, не скрывая недовольства.

– Понимаю, но помогите мне продержаться два дня и я отключу все и буду лечиться как положено, но эти два дня жизненно необходимы.

Врач тяжело вздохнул, но согласно кивнул. Выбора у него, в сущности, не было, а тот факт, что это на два дня, а не на пару недель, было уже хорошим знаком, потому он решил тоже говорить прямо:

– Нейростимуляторы вам категорически запрещены, вероятность повторного кровотечения слишком велика.

Франк недовольно скривился, но промолчал, потому что так и думал, понимая, что придется страдать.

– Но мы можем использовать электросон с удлинённой фазой глубокого сна, чтобы ваше тело лучше отдыхало за короткий срок. У этого метода только один недостаток: вас нельзя будет будить на время процедуры.

Франк вздохнул и все равно поблагодарил мужчину, понимая, что это лучше, чем ничего.

– Я скажу, когда буду готов поспать. Пока я должен быть на связи, – признался он, ничего не говоря о причинах, а потом внезапно сменил тему: – Я могу попросить ваше мнение, как эксперта?

– Всегда можно дать официальный запрос…

– Я его дам, мне просто надо знать, можете ли вы его принять или мне лучше обращаться к врачам строго по списку экспертов.

– А о чем речь? – с сомнением спросил мужчина.

– Нужно мнение о протоколе одной операции. Есть видеофиксация без звука.

– Кто врач, вы мне не скажете?

– Скажу. Ваш сын – Дориан Форд.

Мужчину передернуло. Он отвернулся, помолчал, а потом попросил:

– Можно мне ее без официального запроса? Я не уверен, что смогу быть объективным, но… мне нужно знать, что именно произошло.

– Конечно. Я отправлю вам все, просто скажите куда.

Франк и не сомневался, что категоричный Николас Форд на самом деле так и не смирился с утратой сына, не простил ни его, ни себя, что плохо подготовил боевого медика.

– Я почти уверен, что он не виновен, – признался Франк, отправляя файлы.

– Посмотрим, – с наигранным равнодушием ответил мужчина, но поспешил уйти, добавив: – Где кнопка вызова – вы помните.

– Конечно, – ответил Франк, снова взялся за планшет, просматривая новую аналитическую информацию с камер захваченной базы.

«Что там за игры происходят?» – спрашивал Франк, отправляя запрос на доставку к нему Симона Финрера и тут же принимая вызов от оператора отдела разведки.

– У нас установлена связь с майором Лотаром Наридом, – без лишних предисловий сообщил оператор. – Отправляю полученные данные, но стоит учитывать, что он подтвердил свою личность только кодом.

– Принято. Свяжите меня с ним, – приказал Франк, закрывая глаза и устало кривя губы, чтобы немного стряхнуть с них онемение.

Ему нужен был отдых, но времени на него не было.

«На ЗиПи3 сейчас погибают люди, офицеры, которые там, потому что я не распознал вовремя врага», – думал Франк, ожидая сигнала установленной связи.

«Он делал все, чтобы его не распознали», – словно внутренний голос, говорил ему Люкс.

«Годами»

«Годами», – соглашался Люкс и умолкал после короткого «пи-и», от которого в голове у Франка начинала звенеть боль, но он все равно открывал глаза и говорил:

– На связи глава Земной Армии Правопорядка, мы заинтересованы в максимально мирном разрешении ситуации на ЗиПи3, вы готовы нам помочь?

– Все что в моих силах, – ответил Лотар, и по его уставшему голосу Франк сразу понял, что этот парень больше не бездумный подчиненный, готовый исполнять, не задавая вопросов – теперь у него два пути: или наверх в управление, или в отставку.

«Если вернется, предложу ему этот выбор прямо», – решил Франк, переходя к делу. Ему нужен был единый план для штурмовиков и офицеров, что уже находятся там.

Глава 55

Шеф посмотрел на закрывшуюся дверь, зло прищурился и обернулся.

– Ничего, – сказал ему Ярван, который с самого начала прикрывал группу и постоянно поглядывал назад.

В коридоре ничего не происходило. Совсем. Только одна старая лампа время от времени моргала чуть впереди в том же ритме, что и раньше. В остальном металлические стены и тишина.

– И что дальше? – спросил Ярван, понимая, что они едва ли смогут присоединиться к остальным.

Шеф не ответил, а, прислонившись плечом к двери, чтобы та не открылась неожиданно, взял рацию и попытался связаться с Виту, но сигнал упрямо не шел.

– Видимо, пока идем вперед – других вариантов все равно нет, – ответил в итоге Шеф, поправляя сумку с пустой банкой.

Сам он с самого начала понимал, что возможно поторгуется с ней на обратном пути или при внезапной встрече. Неспешно, шаг за шагом они шли вперед, следя за ситуацией, а Шеф постоянно держал кнопку рации, пока та не затрещала, выдавая существование сигнала.

– Да, – мгновенно ответил Виту уже совсем другим тоном.

– Трезвый? – попытался пошутить Шеф.

– А сам? – в таком же тоне спросил Виту, как бы шутя, но только нагнетая мрачности.

Видимо, снимать напряжение глупыми шутками умел один лишь Кирк.

– Открой схему и скажи, как из медблока дойти до пятого отсека. Что вообще такое «пятый отсек»?

– Минуту, – привычно сказал Виту и стал что-то проверять. – Судя по всему, пятый отсек – это то, что на схеме у Берга обозначено как центр управления, и это далеко от медблока.

– Далеко? – переспросил Шеф, косясь на Ярвана.

Тот не слышал разговора с Глистом, а Шеф теперь понимал, что зря не придал ему значения. Пленник из Черепах сказал, что пятый отсек рядом, убеждая идти в медблок прямо сейчас, но если он врал, то ребята за дверью оказались в ловушке. Видимо они зря забыли, что он пленник, а не друг.

С этой мыслью Шеф остановился, жестом тормозя Ярвана, и снова обернулся.

«Можем ли мы подорвать дверь? Динамита хватит? А бластером? Это вообще реально?» – думал он, а Виту отвечал на его вопрос странно и неуверенно.

– Ну, он может и не очень далеко, если ты умеешь ходить сквозь стены, – сказал он. – Посмотри у Берга на схеме – сразу поймешь, о чем я.

– Не могу, Берга нет рядом. Мы разделились, а на схему я толком и не посмотрел, – сказал Шеф так, словно у них тут все под контролем, и никто не разделял их насильно.

– Понял, – тут же отозвался Виту и начал объяснять: – Внутри базы три кольца коридоров, вокруг которых расставлены все отсеки. Первое кольцо состоит из двух полукругов, между которыми располагаются четыре ангара: по два с юга-запада и северо-востока. Скорее всего, вы вошли в этот тоннель и прошли через ремонтный отсек во второй тоннель…

– Мед отсек на третьем? – уточнил Шеф, вспоминая как они шли.

– Да. Третье кольцо прерывается именно медблоком, а с противоположной стороны этого кольца – тоннель, что ведет в пятый отсек, в центр самой базы, ну или тебе надо пройти через технические помещения, большая часть из которых с заблокированными дверями.

– Зена не может снять блок? – уточнил Шеф.

– Без понятия. По данным, которые у меня перед глазами, двери были заблокированы системой безопасности Земной Армии Правопорядка, когда станция запускалась. Там все оборудование, отвечающее за работу станции.

– Но Зена захватила контроль над станцией, – подвел итог Шеф, давая понять, что он почти уверен, что и эти двери у нее под контролем, а значит, если она захочет, они пройдут напрямик.

– По данным, что принес Дориан, она не снимала с них блокировку, но да, думаю, может снять, и тогда легко и быстро попадете в медблок, – сообщил Виту.

– Говно, – оценил ситуацию Ярван, но вмешиваться всерьез не стал.

– Ясно, коридор в пятый отсек закрыт? – все же уточнил Шеф.

– Да, пароль тут есть.

– Хорошо, будь на связи, – закончил Шеф и отключил связь, опуская рацию.

– Пойдем обратно к парням? – спросил Ярван, хмурясь.

– А нам есть чем вынести дверь? – спросил Шеф в ответ.

Он ответа на этот вопрос не знал. Сколько ни думал, все не мог понять, что они могут, особенно в таком ограниченном пространстве под контролем камер.

– Всегда можно ебнуть максимальный заряд бластера в дверь, – разводя руками, сказал Ярван, стоя в своем защитном костюме.

– Можно, но, во-первых, я не ебу, что будет после этого с нами, не уверен, что это вынесет дверь, и, во-вторых, гарантий, что что-нибудь там парням не испортит, тоже нет, – со вздохом признался Шеф.

Ему рычать хотелось от того, что он бесконечно читал про крейсера, космические корабли и полеты, но никогда не интересовался оружием, если его нельзя поставить на борт корабля. Все, что он знал о силе бластера, сводилось к тому, что он успел увидеть, а этого было слишком мало, чтобы принимать сейчас решения.

– Попросить, что ли, Виту связать нас с Лотаром? – предложил Шеф и замер, слыша скрежет металла.

Они с Ярваном тут же повернулись в сторону звука, держа наготове оружие. Впереди в стене коридора открылся проход, за которым мерцали какие-то огни.

– Это в сторону центра, а не как в прошлый раз, да? – уточнил Ярван.

– Да, – ответил Шеф и мысленно выругался.

«Все эта сука может. Все эта сука знает, но чего она от нас хочет?» – думал он, осторожно делая шаг вперед и жестом давая Ярвану понять, что говорить сейчас явно не стоит.

* * *

Ирон негромко кашлянул и у него на губах выступила кровь, заставляя всех вспомнить, зачем они вообще сунулись в глубь базы.

– Нет времени, – сообщил Дориан, подхватывая Волка на руки.

Весил Ирон немало, но Дориану в этот миг казалось, что это сущие пустяки.

– Кирк, Вильхар, как-нибудь постарайтесь следить за обстановкой, – командовал он, подходя к вытянутым пустым капсулам. Их было три и стояли они в ряд, почти соприкасаясь друг с другом.

– Нажми на красную кнопку, – приказал Дориан Глисту, кивая на приборную панель одной из капсул, а сам тут же обратился к Бергу, глядя на него через плечо. – Знаешь, как выглядит анализатор крови?

– Думаю, да, – ответил Берг, только теперь вставая на ноги и пытаясь собраться.

– Ищи! – велел ему Дориан и снова прикрикнул на Глиста, что не мог найти кнопку, хотя она была одна красная, а от окрика нашел, ткнул и глупо отпрыгнул.

«Он бесполезен», – решил Дориан и на какое-то время просто забыл о Глисте, укладывая Ирона в открывшуюся капсулу. Раздевать его времени не было, но все нужные датчики и катетеры неизбежно надо было установить, и черт с ней с одеждой, которая промокнет потом из-за раствора.

– Нашел, – сказал Берг и принес то самое подобие пистолета, о котором говорил Глист. – Он?

– Да, – подтвердил Дориан и, сказав Бергу, куда прикрепить пару последних датчиков, проверил работу анализатора.

Сравнение с пистолетом этого прибора Дориану совсем не нравилось. Схожесть была, мягко говоря, искаженная. Вытянутый тубус, из которого при активации выходили иглы, действительно был округлым, как дуло, но имел пять маленьких дырочек для иголок. Ручка прибора имела кнопку активации, необходимые реактивы в анализатор вставлялись снизу в эту самую ручку, словно обойма, но большая панель, которая эту ручку прикрывала, разрушала всякое сходство, да и угол был такой, что счел бы неудобным любой военный, а врачам было удобно, потому что всегда можно было извернуться и подставить прибор к плечу пациента.

Несколько нажатых кнопок на панели и анализ показал, что не все реактивы есть на месте, а еще часть успела испортиться внутри самого анализатора, но самое главное можно было проверить. Больше всего Дориан хотел знать, какая у Ирона группа крови и как обстоят дела со всеми частицами, что отправляет в кровь явно больной костный мозг.

«Главное, чтобы у него не было какой-нибудь четвертой отрицательной, которую я тут точно не найду», – подумал Дориан и, приставив анализатор к плечу Ирона, нажал на кнопку активации, даже не проверяя, чтобы иглы не коснулись ткани – сути это не изменит.

«Гребаный бластный криз», – тут же мысленно выругался он, видя первые результаты. В крови у Ирона происходило какое-то безумие. Сплошным потоком ее заполняли незрелые, ни на что не способные клетки, а бедный анализатор долго пытался определить группу крови, потому что ему не хватало нормальных клеток для анализа.

У Ирона не хватало всего. Просто всего, что еще мог проверить анализатор, и только единичные показатели выросли, предупреждая о приближающемся отказе органов.

«Кажется, мы опоздали», – подумал Дориан, видя, как Берг осторожно поворачивает голову Ирона, чтобы тот не захлебнулся кровью, которая текла струйкой по его губам.

«Мы опоздали», – думал он, глядя то на бледного Ирона, то на поле на экране анализатора, где вместо группы крови все еще по кругу бегал синий огонек. Дориан уже начал думать, что с анализатором что-то не так, и хотел выругаться, не зная, можно ли тут найти еще один, но в поле наконец-то появился ответ.

– Первая положительная, – озвучил Дориан с явным облегчением.

Это была самая частая группа крови. Около сорока процентов людей имели такую, а значит вероятность, что у кого-то тут будет первая, крайне велика, осталось только узнать у кого.

У самого Дориана была вторая. Он это хорошо знал и тут же посмотрел на Глиста.

– Какая группа крови? – спросил он.

– Что? – дернувшись, спросил Глист.

Он не следил за происходящим у капсул, стоял в стороне, обнимал сумку с банкой и наблюдал за Кирком и Вильхаром, пытаясь понять, что они делают.

Переход во вторую часть медблока Кирк просто завалил шкафами и полками, устроив перед дверью настоящую баррикаду. Большая часть из этих шкафов была пустой, но время от времени при создании завала звенело стекло или сыпались на пол какие-то инструменты, но это никого не волновало, особенно Кирка, который был готов накидать туда чего угодно, только бы быстро со спины никто не смог пробраться.

– Этого хватит, – сказал ему на это Вильхар, следящий за закрытой дверью и изредка поглядывающий на Кирка. – Лучше осмотри все стены – возможно, тут есть еще какая-то дверь, которую мы не знаем.

– Ебана база, – ответил на это Кирк, не споря. Он уже понял, что у здешней суки, которую так боялся Дориан, этих дверей хоть жопой ешь, и прячет она их так, что не разобраться. Кирка это бесило. Ему хотелось стрелять в пустыне и подрывать машины, а еще лучше отстреливать опасных пауков и подбирать новые капсулы. Вся эта технологичность его просто утомляла. Танкобур был прикольной находкой. Вот его он согласен был оставить, а все остальное – нет.

Бубня себе под нос о том, как все это должно ебаться прямиком в черную дыру, он осматривал стены, пока Глист молился, чтобы нужный проход Кирк так и не смог найти, а тут его дернул Дориан со своим непонятным вопросом, еще и обжег его угрожающим взглядом, от которого у Глиста все внутри задрожало.

– Какая у тебя группа крови? – переспросил Дориан, но в разговор вмешался Берг.

– Оставь его, – сказал он. – У меня первая и я, в отличие от него, знаю, что надо делать.

Дориан только кивнул, открывая крышку второй, средней капсулы.

– Справишься? – уточнил он у Берга, когда тот скинул для удобства обувь и майку и остался в одних штанах.

– Должен, – пожал плечами Берг и запрыгнул в капсулу. Та была чуть приподнята и головной ее конец был выше ножного. Кто-то когда-то поставил эти настройки, а теперь не было времени их менять, но в таком не то стоячем, не то лежачем положении Бергу было немного неудобно возиться с датчиками, зато с подключением капсулы к собственной крови проблемы не возникло. Он просто поднес к руке катетер, нажал нужную кнопку, и искусственный интеллект сделал все сам. Только тогда Берг подумал, что с Ироном у Дориана были трудности, потому что у того все слишком плохо.

«Может, зря мы пытаемся?» – подумал он и вдруг вспомнил Кастера. Того как раз были готовы просто добить, потому что шансов нет, того и добили, потому что шансов не было. Их правда не было. Теперь Берг это признавал. Ни медикаментов, ни техники – ничего. Все, что они могли – это растянуть его мучения, а он все равно бы умер от заражения – от отравления собственными умирающими клетками.

Тогда у них не было ничего, а теперь есть. Они вытащили Виту, вернули его почти с того света, хотя сам Берг видел, как сердце у того в груди замирало, грозясь остановиться, а потом вздрагивало, когда Дориан добавлял в капельницу какие-то препараты.

«Если мы отсюда выберемся, я буду лечить людей, любой ценой», – решил для себя Берг и, взглянув на суету Дориана, сказал, что он готов.

– Я подключил к нему все возможные лекарства, – зачем-то сообщил Дориан, указывая на Ирона, лежавшего уже в закрытой капсуле, почти полностью наполненной синей жидкостью. – Часть его крови просто уберем из кровотока, заменим твоей. Тебе на ее место зальют раствор. Будет состояние средней паршивости.

– Сойдет, – ответил на это Берг и закрыл глаза, потому что Дориан кивнул и нажал ту самую красную кнопку.

Маска с кислородом прижалась к лицу Берга, сама его найдя. Ремни, условно державшие его, стали чуть туже. Они крепко сжимали бедра и запястья. Еще два ремня пересекали туловище. Один в середине груди, второй чуть выше таза, а вот голову обхватила силиконовая подушка, буквально сжимая ее как рукой.

Он видел, как Дориан что-то быстро вводит на панели, чувствовал, как на разум наваливается сонливость, понимал, что густая жидкость медленно поднимается, окутывая его ноги. Ее уровень поднимался быстро и вызывал неприятное ощущение, как будто ты попадаешь в объятья к слизню. Неприятно, но уже привычно. Не в первый раз Берг Дауман лежал в такой капсуле, но впервые при этом почти ничего не чувствовал, кроме уверенного спокойствия от собственной правоты. Они поступают правильно – остальное было сейчас не важно.

Это странное равнодушие не покинуло его, даже когда в медблоке все пришло в движение. Прямо перед его капсулой в стене открылся проход, и Вильхар бросился к нему.

Берг уже ничего не слышал, но видел все, что происходило.

В дверном проеме, в узком коридоре из мерцающих компьютерных блоков к ним шагала та самая сука в ореоле своего синего холодного и безжалостного сияния.

Глава 56

Для Вильхара все было точно так же, как в тот день, когда непонятный отморозок вцепился в руку его жены. Он тогда услышал голос Малики. Он не понял, что именно она сказала или вскрикнула, или быть может возмутилась. Он не слышал и не понимал. Он просто действовал с холодной пустой головой. Его тело, знающее, что такое бой, привыкло бить противника, ему только надо было показать, кто именно враг, а дальше оно делало все само.

Тогда он подлетел к жене, отцепил ее от придурка, лицо которого даже не рассмотрел. Он мог бы его оттолкнуть, мог бы настойчиво что-то сказать, но с размаху ударил его кулаком в лицо, а когда тот не рухнул, а дернулся в его сторону, ударил второй раз – еще сильнее, еще злее и на этот раз смертельно. Он осознал это тогда с опозданием, когда уже Малика вскрикнула, что он его убил, и начала молиться, бормоча дрожащим голосом одно и то же:

– Что теперь будет?

– Все хорошо будет, – ответил Вильхар, отвел ее домой и сам через час вышел к прибывшему патрулю, потому что камеры все сняли.

– Только жену не будите сейчас, – попросил он. – Она сильно испугалась и ей надо поспать.

Он знал, какой приговор его ждет, не пытался врать, что это был не он, просто признавал, что не хотел этого, но внутри что-то до последнего верило, что все будет хорошо, а потом были капсула, падение и буря, запершая его с парой Демонов в расщелине. Там быстро закончилась вода и пришли слезы, потому что только тогда, умирая от жажды, он понял, что хорошо не будет, никогда уже не будет.

Когда стена вдруг расступилась, открывая проход прямо за спиной Дориана, Вильхар снова не думал.

Он слышал, как выругался Кирк, но уже не понимал, что именно тот говорил. Вильхар просто делал два шага назад, закрывая собой Дориана, и стрелял сразу из двух бластеров, но Зена уворачивалась от обоих выстрелов и шагала в медблок. Кирк откуда-то сбоку стрелял в нее из автомата, но она только удивленно смотрела в его сторону, как будто считала эту жалкую попытку чем-то вроде неумелого массажа.

«Точно сука», – подумал Вильхар, вспоминая слова Дориана, который иначе о ней не отзывался, а потом двинулся вперед, прямо на нее, позволяя телу бороться самому.

Он не знал, что Дориан лихорадочно заканчивал настройки, молясь, чтобы ему дали еще минуту. Он пытался настроить капсулы, чтобы те сами отпустили парней, когда придет время, не думая при этом о причинах, которые помешают ему закончить процесс. Он даже не слушал выстрелы, запретил их себе слышать, нажимая кнопку за кнопкой.

Один только Кирк думал – громко, вслух и матом. Он привычно схватился за автомат и пустил очередь по механической дамочке, царапая ее силиконовую шкурку, но убивая кого-то в темноте за ее спиной.

Он хотел подойти к Вильхару, стать между ним и Дорианом, чтобы уж точно прикрыть врача и расстрелять если не Зену, то хотя бы ее подручных, но неожиданно получил по голове чем-то металлическим. Удар пришелся в затылок. От него в голове у Кирка зазвенело. Он, оглушенный, перестал материться, только нахмурился, пытаясь прийти в себя.

– Какого хера? – в итоге спросил он и обернулся, видя перепуганного Глиста с отломанной от шкафчика металлической дверцей, что походила на решетку с тонким пластом металла. Не такая уж тяжелая штука, но что-то тяжелее Глист не смог бы поднять.

Как только открылся проход и появилась Зена, он схватил эту дверцу, запрыгнул в крайнюю капсулу и ударил Кирка по голове. Он рассчитывал, что, уровнявшись с ним в росте, сможет его свалить, но не тут-то было. Лысый громила посмотрел на него, и недоумение во взгляде мгновенно сменилось ненавистью.

«Вот теперь он меня убьет», – подумал Глист, но еще больше испугался за банку, что висела в сумке на его плече, и снова ударил Кирка, только теперь по лицу, быстро и с визгом.

Ему казалось, что все это длилось целую вечность, но был лишь один короткой взгляд, а потом Кирк пошатнулся от второго удара и тут же снова получил по голове.

«Да свались же ты уже, тупица яйцеголовый!» – мысленно вопил Глист, оглушительно визжа так, что от одного этого визга можно было рухнуть.

– Ну пиздец, – прошептал Кирк, понимая, что у него по лицу потекла кровь, а потом пошатнулся снова. У него внезапно ослабли ноги. Колени как-то сами подкосились, и он упал на них, а затем, завалившись набок, рухнул на пол, в падении все равно нажимая на курок. Автомат выплюнул еще часть патронов. Они ударились в капсулу, просвистели над головой все еще орущего Глиста, ударились в потолок и с треском взорвали одну из ламп, рассыпая искры по всему медблоку.

«Еще немного», – думал Дориан, не зная, почему все гремит и взрывается и не позволяя себе при этом смотреть по сторонам. Он права на это не имел.

И только Вильхар смотрел Зене прямо в глаза. Он ударил кулаком по ее руке, когда она попыталась прикоснуться к его броне, и, стремясь отбросить назад, ударил ее ногой в грудь. Она такого, кажется, не ожидала и потому чуть отлетела, быстро отступая.

– Бить женщину не хорошо, – сказала она, скалясь.

– А ты не женщина, ты – тварь, – ответил Вильхар и сделал еще шаг, собой закрывая проход.

Все что он понимал: она не должна пройти. Это не было мыслью или решением, это было истиной, которая существовала в его голове и сомнению не подлежала. Он снова выстрелил в нее, а она увернулась, и он не стал проверять заряд и пытаться понять, сколько еще раз он сможет выстрелить. Он уперся ногами в открытые створки двери, схватился за них руками и замер, глядя на нее.

Он просто верил, что его прикроют, верил настолько, что даже не думал, как именно это будет. Может, Дориан сейчас закончит и долбанет эту неадекватную гранатой или Кирк найдет оружие посильнее. С него станется достать из кармана огнемет.

Вильхар не думал, не понимал, против чего идет в одиночку, но не сомневался в своем решении.

– Я тебя уничтожу, – прошипела Зена и, подойдя к нему, все же прикоснулась к броне, собираясь поджарить спрятавшего в ней человека, но это была та самая броня, которую на свои здоровые плечи пытался натянуть Кирк. В ней что-то треснуло в тот раз, а теперь система самоуничтожения для бойца не сработала, больно, но не смертельно ударив Вильхара током. Разряд ударил прямо в грудь и раскатился по всему телу. Сердце болезненно дернулось, пропустило два удара и неровно, нервно застучало вновь, буквально захлебываясь кровью. Руки и ноги обожгло болью от спазма, но Вильхар стиснул зубы, глядя прямо в синие глаза Зены.

Она не понимала, что ее план не сработал, подходила еще ближе, поглаживая доспехи на груди, а разряды повторялись, но уже короткие, обжигающие, словно оголенный провод пытался оставить ожог у него на коже.

– Я все равно пройду, – говорила Зена, а Вильхар в ответ дергал головой и бил ее шлемом по лицу, пытаясь снова оттолкнуть на шаг.

– Мразь! – взвыла на это Зена.

– Да мы его порвем, Госпожа. Позвольте нам, – зашумели за ее спиной мужские голоса. Закопошились в темноте узкого прохода тени, но она не давала им волю.

– Заткнитесь! – рявкнула она, отступая и глядя на своего врага.

Через стекло шлема она видела упрямый взгляд. Она знала кто это, знала, за что он сидит, и могла даже предположить, чего он боится.

– Твоя жена тебя не ждет, – сказала она. – Она забыла тебя, у нее давно уже другой мужчина и от него у нее будет ребенок. От него, не от тебя.

Вильхар оскалился, но в голове в ответ возникло лишь одно слово: «вранье».

Малика не могла его не ждать. Малика не могла его так быстро забыть. Лет через пять, быть может, но не за год, не могла, да и ребенок был их совместной мечтой, которую она вот так просто не отдала бы другому.

«Надо было сдать заранее сперму, у нее были бы мои дети, даже без меня», – подумал Вильхар, но взгляд не отвел и с места не сдвинулся.

У него от боли окаменело все тело. Боль впилась в него с такой силой, что он скалился, но точно знал, что он не сможет сдвинуться с места, ни за что. Он даже не сразу понял, что створки пытаются закрыться, что они трещат вместе с костюмом.

– Что ж, придется быть с тобой жестокой, – сказала Зена, как будто прежде была самой ласковой из дам.

– Ну попробуй, – машинально, не задумываясь, ответил Вильхар.

Он не отвел взгляд, даже когда она щелкнула замком и открыла шлем. Не отвел взгляд, даже когда она его сняла. Он смотрел в синие глаза и надеялся, что выиграл достаточно времени. Он не отвел взгляд, когда она положила свою руку прямо ему на лицо. Он смотрел на нее и в пустой голове неспешно пробуждалось сожаление, что он больше никогда не увидит и не обнимет Малику.

«Но, может быть, кто-то сможет передать ей, как сильно я ее любил», – подумал Вильхар в тот самый миг, когда электрический разряд ударил в его голову, превращая мозг в кипящую массу. Он не закричал умирая, не пожалел ни о чем. Просто руки ослабли, и створки двери ударили по телу, сминая броню, а потом расступились, позволяя безжалостной Зене пройти по телу Вильхара прямо к Дориану, нажимающему последнюю кнопку.

– С возвращением, дорогой, – говорила Зена обманчивым, ласковым тоном, а Дориан это уже слышал, бледнел и оборачивался, пытаясь быстро понять, как он может умереть прямо сейчас, вот на этот месте, прежде чем она сделает еще два шага и окажется рядом. Он думал об этом, но у него не было ничего, даже бластера, потому что он по глупости положил его на пол возле второй капсулы, ведь заниматься настройкой в перчатке с бластером было просто неудобно.

Он проиграл, а она улыбалась, глядя прямо ему в глаза, и подходила все ближе.

– А я ведь все еще люблю тебя, – сказала она почти шепотом.

– Ненавижу, – ответил Дориан и зашипел от внезапного удара в живот. Физическая сила Зены могла переломить человека пополам, а разряд тока выбивал дух из любого, по крайней мере, Зена точно знала, от какого разряда этот наглец рухнет на пол к ее ногам, и он падал, теряя сознание и надеясь, что она все же добьет его сейчас на месте без пыток, а главное – без своего изощренного электрического секса.

Глава 57

Навязчивое ощущение, что его водят за нос, не покидало Шефа. Его словно вели куда-то, заманивали, а почему именно его – он не понимал. Она решила, что у него в сумке та самая банка? Нелепость какая. Почему у него? Зачем?

Тихо подходя к открывшемуся проходу, он пытался найти в происходящем смысл и не видел его. Он старался прислушаться к тому, что его поджидает, и ничего не слышал. Это ему не нравилось больше всего.

«Нормальные враги не такие», – думал он и косился на Ярвана, потому что, как это ни странно, но нынешний союзник был тем самым правильным врагом, выскакивающим из-за угла и стреляющим на поражение. Потому что, если вас поймали врасплох, это вы лохи – сами виноваты, не мы хитрые.

Шеф поступал с Ястребами так же. И гранату бросить в пещеру, где они устроились на отдых, никто из них не постыдился бы.

Швырнуть сейчас что-то в коридор было бы крайне эффективно, но не было ни выстрела, ни атаки, даже шороха не было.

От мыслей и медленных шагов его отвлек Ярван. Он коснулся его плеча, заставляя обернуться. Шеф уже подумал, что хоть Ярван что-то уловил, но он постучал по своему шлему, напоминая про отсутствующий глаз. Проход как раз открывался влево, а Ярван именно с этой стороны просто не мог оценивать пространство. Даже сам Ярван никогда не задумывался о том, как важно иметь оба глаза, а первое время и вовсе считал, что легко отделался, но потом понял, что это его страшное слабое место, потому что подкрасться к нему слева слишком просто, а теперь от него зависела еще и жизнь товарища.

Шеф понимающе кивнул, призадумался и достал дымовую шашку, жестом давая понять, что он кинет ее в открытый проход. Шлем сможет защитить Ярвана. У Шефа для защиты был противогаз Докера, а там под прикрытием едкого дыма они шагнут в проход.

Снайперскую винтовку Шеф, конечно, взял с собой, но теперь жалел об этом. Она была явно бесполезной ношей, хорошо что пистолет неизменно был при нем. Достав его и поправив сумку с банкой, он шагнул вперед и бросил дымовую шашку, прижимаясь к стене и быстро дергая фильтр противогаза, натягивая его на лицо.

В коридоре кто-то закашлял и затих от выстрела Ярвана. Тот выбежал вперед и начал стрелять из бластеров своего костюма. Мощность стояла минимальная, но тонкие маленькие вспышки жалили явно не хуже пуль.

Кашель стал криком и оборвался в тишине.

«Один человек?» – удивился Шеф и, не теряя плечом стену, скользнул в темный коридор.

Здесь стояли какие-то блоки, а сам коридор был простым тоннелем между этими рабочими системами с множеством лампочек: зеленых, красных, синих. Шеф понимал, что Мартин, возможно, понял бы что-то в этой конструкции, но для него это были сплошные мерцающие хреновины, которые как-то влияют на работу базы, а значит их нельзя повредить.

«Главное, чтобы Ярван тоже догадался, что по этим лампочкам из бластера лучше не херачить», – подумал Шеф и тут же заметил, что рядом с ним участок, где лампочки не мигают, и, если присмотреться, сквозь дым можно различить силуэт. Он потянулся к нему, схватил за горло и понял, что это действительно человек, а потом дернул в сторону, не встречая никакого сопротивления. Оттащил от блоков и выстрелил ему в голову, растерянно отпуская труп.

Его охватило странное чувство, что он пытался убить мертвеца, а значит тут все еще хуже.

– Идем, – подал голос Ярван.

Его динамик все еще шумел, и этот шум эхом разлетался по заполненной дымом темноте.

Шеф ему не ответил. Ему не хотелось никуда идти. Какой-то животный инстинкт говорил, что идти никуда нельзя, что надо вернуться назад, а тут еще и рация затрещала.

– Что? – спросил Шеф, нажимая на кнопку.

– Со мной связался Лотар и велел срочно тебе передать, что мозги не на корабле, – выпалил Виту.

– Ясно, – коротко и обреченно ответил Шеф. – Это все?

– Да, помощь нужна? – спросил Виту.

– Да, избавьте нас уже от этой суки, – прошипел Шеф.

– Думаешь, ИИ базы вас не станет ликвидировать, когда получит снова управление?

Вместо ответа Шеф зло оскалился. Он об этом не подумал, но, вспоминая, сколько у этой базы не нападающей на них защиты, мысленно выматерился.

«Нам пизда, если командовать будет здешняя защита», – понял он и в очередной раз спросил себя, на кой хер они вообще сунулись в самую задницу этого дерьмового места.

– Ах да, еще Лотар сказал, что нас не будут взрывать. Готовят группу для высадки. Ты с Дорианом в списках на эвакуацию, – внезапно сменил тему Виту.

– Какого хуя? Только мы?

– Ну еще Карин, Берг и сам Лотар, но это типа само собой, – пояснил Виту. – Может, возвращайтесь к кораблю?

– Может, – согласился Шеф, опуская на миг рацию.

Ему надо было подумать. Он хотел бы просто остановиться, застыть тут среди мерцающих лампочек и понять, что сейчас самое верное, но тот, кто играл с ними, продолжал свою игру. Впереди засиял свет. Со скрежетом открылся еще один проход, а оставленный за спиной захлопнулся, не оставляя выбора.

«Это и есть пятый блок?» – подумал Шеф, хотел уточнить, но, подняв рацию, понял, что связь пропала.

– Виту, твою мать, – прошипел Шеф почти неслышно, прекрасно понимая, что виноват не Виту, а кто-то другой, а если не врать себе, то виновата Зена. Кто еще мог так баловаться?

– Зачем мы ей? – спросил Ярван, а потом кивнул вопросительно на сумку, советуя проверить.

Шеф согласился, открыл сумку, достал банку и поднес к мигающим лампочкам. Банка была пуста.

Не видя смысла ее сохранять, Шеф просто отпустил ее, позволяя разбиться и разлететься осколкам. Если мозги не на корабле, то они у Глиста, а значит парней, скорее всего, уже нет в живых.

«От нас то ты чего хочешь, сука?» – спросил сам себя Шеф и пошел дальше, уже не особо осматриваясь. Не видел смысла защищаться: убивать его все равно пока никто не собирался, а пробираться на переговоры – нелепо. Если уж являться в тот самый пятый отсек, то с гордо поднятой головой. Он выбросил пустую сумку. Снял шлем и стянул противогаз. Просто потому что ему надо было остудить голову, хотя бы таким нелепым методом.

– Ну и чего ты хочешь, сука? – спросил он, выходя на свет, и тут же сжимал до боли зубы.

Среди панелей управления, в самом центре базы сидела Карин и смотрела на него огромными испуганными глазами. Ее рот был заклеен широкой полоской клейкой ленты, а толстая веревка привязывала ее к креслу. Она оплетала ее грудь, привязывала руки к подлокотникам и стягивала ноги вместе.

А вокруг никого. Только работающие панели, мерзкий синий свет и ее огромные, полные слез глаза.

– Следи, чтобы никто не появился, – велел Шеф и шагнул к ней, понимая, что все происходящее слишком не похоже на правду. Кто-то в чем-то явно хочет его обмануть, но разгадать этот обман у него не получалось, приходилось действовать наугад, на ощупь, будто в темноте, именно поэтому он первым делом провел рукой по ее щеке, словно проверяя, жива она или нет. Она закрывала глаза, и по ее щеке бежала слеза, от которой мысли в голове Шефа окончательно путались, и он спешил ее освободить, чтобы как можно скорее обнять и соврать, что все уже закончилось.

* * *

Зена посмотрела сверху вниз на Дориана и пнула его своей босой ногой, брезгливо поворачивая на спину. Он был сейчас беспомощным и слабым, но она не собиралась убивать его сразу.

– Свяжите его и доставьте в мою спальню, – приказала она бойцам своей стражи, ткнув на Дориана своей ногой, а сама отступила.

Глист, увидев, что она чуть приблизилась к нему, тут же упал на колени, склонил голову и, как великий дар, протянул ей сумку.

– Почему ты не вырубил этого изменника? – спросила Зена, имея в виду Дориана.

– Он не пытался угрожать вам, а я… разве он не ваша игрушка? – дрожащим голосом ответил Глист. – Я боялся его повредить.

Зена рассмеялась.

– А ты действительно Глист, – протянула она, принимая сумку.

– Если госпожа позволит, меня не так зовут, – пролепетал этот трусливый и до блаженства счастливый дурак.

Зена, забирая сумку, прикоснулась к его пальцам, провела по ним и это уже считалось особой лаской. Это было признаком ее расположения и Глист мгновенно начинал верить, что ей до него какое-то дело, что она захочет знать его имя, но она только зло усмехнулась.

– Я знаю, как тебя зовут, – ответила она, – только ты Глист по своей сути, так что иное имя тебе незачем.

Она даже отвернулась, вскрывая сумку и доставая банку, мечтая снова увидеть то, что смогла сохранить от отца, а Глист поник.

Он, Глисандер Майро или попросту Глис, понимал, что снова обманулся ее расположением. Он много раз мечтал, что она задержит на нем свой взгляд и не отведет его, что заберет к себе, к тем избранным, что прикасаются к ней. Он думал об этом ночами, а она не замечала, требовала верности, а он видимо делал недостаточно, делал слишком мало, чтобы она его приметила.

«Знать бы, что для нее делают остальные», – думал Глист, не понимая, что с самого начала попал в команду ее Черепах только потому, что был слишком внушаем, что оказался в медицинской капсуле не потому, что сломал ногу, а потому что именно через капсулу можно незаметно вложить в его разум безусловную любовь к Зене. Все, что для этого нужно – это быть слабым и внушаемым, как он.

Зена всегда отбирала себе безвольных и за это их презирала, отбирала себе в фавориты кого-то из Камней, как Дориана, а потом убивала за отсутствие почтения. И все повторялось снова и снова, но она хотела, даже сейчас, чтобы ее любил Дориан, а не Глист, чтобы ее любил сильный, а не слабый.

– Это что? – спросила Зена, скалясь, когда достала банку.

Глист поднял голову, хотел что-то сказать и испугался увиденного.

Он доставал мозг в темноте, почти без света, он заталкивал его в другую банку осторожно, бережно, но он не думал о том, что опухшие, размокшие ткани не смогут пережить подобного.

На мозгах были следы его пальцев. Они напоминали не до конца расплавленный след на размякшей губке, а вокруг этих следов расползались трещины, борозды, будто ткани расслоились от давления. Часть массы при этом просто плавала отдельно, кусочками того, что Зена считала великой ценностью.

Глист просто открыл рот, но так и не смог ничего сказать. Он молчал и смотрел на нее виновато, испуганно. Что тут сказать, он не понимал, да и Зена не видела смысла с ним говорить.

– Идиот! – заявила она и, резко развернувшись, ударила Глиста ногой по уху, заставляя отлететь к ближайшей стене.

Одним этим ударом он сломала ему челюсть, разбила череп, и из уха у несчастного потекла кровь, но он был еще жив.

– Встал! – приказала ему Зена, приближаясь. – Живо!

Он подчинялся покорно, словно не понимал, что его ждет. Он прикрывал ухо рукой. Съехавшая в сторону челюсть и заплывающий быстро левый глаз делали его еще более нелепым в глазах Зены, но она смотрела ему в глаза, пробивая рукой его живот и потянулась наверх в его теле.

На губах у Глиста проступила кровь, а она улыбалась, впервые по-настоящему уделяя ему свое внимание. Она добиралась пальцами до его сердца, сжимала его и выдирала, чтобы как мусор бросить на пол, пока мертвое тело оседает у ее ног.

После такого никто не решился спросить, что делать с Кирком, просто переглянувшись, его связали покрепче, убедились, что кляп стоит прочно, и решили пока закинуть в местную клетку, а потом уже, когда она немного станет мягче, напомнить ей про пленника, может она и на нем душу отведет, а на других срываться не станет.

Зена же снова осмотрелась, подняла глаза и устало выдохнула. Свет все еще горел, а значит ее маленькая шалость провалилась. Она сама на пути у Шефа насадила труп на шип и оставила подручного его сторожить. Стоило выстрелить по убитому любовнику и обеспечение энергией для медблока закончилось бы.

«Что ж, отключу его сама», – решила Зена и посмотрела внимательно на Берга.

Глаза у него были закрыты. Синеватая жидкость обволакивала его всего. Ее едва заметный ток перебирал его чуть отросшие волосы. По толстым трубкам от его тела утекала алая кровь и возвращалась густая желтоватая жидкость.

Отключи капсулу – и он никогда не поймет, от чего умер. Кислород перестанет поступать в его легкие и этого будет достаточно, чтобы никогда не проснуться.

– Ты мне никогда не помешаешь, – сказала ему Зена и свет в медблоке погас, а следом неспешно угас свет внутри капсул, а затем и панели их управления потухли, оставляя там двоих обреченных.

Зене это нравилось. Она считала это красивым решением, потому довольная собой уходила, а ее стража с пленниками семенила следом, но как только дверь в медблок закрылась, рабочие панели капсул снова загорелись, подача кислорода восстановилась, а настроенная система мгновенно ввела обоим все необходимое, что организм и не заметил тот короткий миг, когда дышать было просто нечем.

Смерть Берга нужна была Зене, но не Карин. Даже не так, Карин Берг нужен был живым, потому что только он теперь мог ее спасти.

Глава 58

– Шеф? Ты меня слышишь!? Шеф, твою мать, – говорил Виту в свою рацию.

Оттуда доносился треск, металлический скрежет и шипение, а потом все стихло.

– Это че, связь наебнулась, да? – спросил Виту у Мартина, что сидел рядом и старался сосредоточиться на цифрах на экране.

Тот посмотрел на Виту, простонал, не торопясь отвечать, и, сняв очки, сначала потер переносицу, потом взглянул куда-то и со вздохом кивнул. Он никак не мог разобраться в том, что видел, и его это угнетало. Не было какой-то привычной ему логики у этого ИИ. Ни одна из известных ему схем построения искусственных интеллектов не могла быть основой того, что он видел. Он даже не мог понять, где здесь ядро всего.

«Неудивительно, что она такая ебанутая – с такой-то кашей в коде», – думал Мартин, пока разбирался в том, что видел, а потом матерился вслух, потому что код менялся прямо у него на глазах. Теперь мысли и вовсе путались от того, что он знал.

Пару минут назад с ними связался Лотар и сообщил, что взрывать планету не будут, зато будет высадка через два дня.

– То есть нам надо убраться до, – резонно заключил Виту.

– Тебе и Мартину, видимо, в первую очередь. Они вами интересовались, – предупредил Лотар.

– В смысле? – вмешался Мартин, услышав свое имя.

– Мне сказали, что вы возможно нужны, как свидетели о деятельности компании «Велборн», там что-то про контрабанду, – с явным сомнением в правдивости этих слов признался Лотар, а потом добавил: – Я сказал, что не знаю, где вы. Вернее, Виту, ты – убит в разборках с Волками, а Мартина я в глаза не видел.

– Спасибо, – ответил Виту и рассмеялся. – Лично я точно не могу быть свидетелем в чем-то подобном.

«А я могу», – подумал Мартин, но промолчал, нервно глядя на экран с цифрами. Он только слушал, как Лотар рассказал про списки на эвакуацию: о том, что не знает, зачем им Дориан и Шеф, и почему именно они, тоже не знает.

– Когда они вернутся, можно будет рискнуть и спросить, – сказал Лотар, узнал, как Виту себя чувствует, отключился и связался с ними снова буквально через пять минут.

Переговорив с Виту и убедившись, что явно не зря соврал, Лотар поднялся наверх, увидел, что банку с мозгами кто-то поставил в нишу, вспомнил, что там много оборудования, которое нагревается, особенно когда он выходит с кем-то на связь.

В его голову сама собой пришла мысль о том, что протухшие мозги могут в этой нише еще и свариться, и тогда Зена поймет, что что-то не так. Как выглядят вареные тухлые мозги, Лотар и предположить не мог, ему просто тухлых хватило, но он всерьез подумал, что надо бы, пока ситуация не прояснится, сохранить их в приличном виде, который Зену устроит. Потому он достал банку, через ткань заметив пальцами, что она нагрелась, а потом быстро понял, что банка пуста и, вообще, в ней не тот раствор, а просто вода.

– Да блять, – простонал он вслух и помчался обратно узнавать, может ли Виту связаться с Шефом.

– Могу, но мы не знаем, можно ли ему сейчас говорить, – ответил Виту.

– А это не имеет значения, информация слишком важная. На корабле банка без мозгов!

Виту хохотнул, а потом Лотар пояснил, что речь про мозги, которые очень ценит Зена, Виту ведь все пропустил и знать не знал, что Шеф эту банку обозвал своим заложником, которого хотел обменять на Карин.

– Они думают, что она здесь, а она у них, – нервно сказал Лотар, не представляя, в какие неприятности позволил уйти парням.

– Не уходи, я свяжусь с ним, а потом снова с тобой, – сказал Виту, действительно рассказал все Шефу и с тем внезапно пропала связь, от чего Виту ругался, суетливо дергался, а потом стонал от боли.

– Давай я, – предлагал Мартин.

– Не отвлекайся, – отвечал на это Виту и орал на Волков, что где-то рядом прятались: – Эй, где вы там! Принесите мне воды и таблеток, все что осталось сюда тащите!

– Виту, ты пьешь их слишком много, – устало сказал Мартин и тут же умолк, видя строгий взгляд нового Вожака, вокруг которого бегал зубастый клан. – Ладно, молчу.

– Вот молчи и не отвлекайся, – сказал ему Виту и быстро связался с Лотаром. – Связь с Шефом пропала. Он где-то возле пятого отсека, по крайней мере, о нем спрашивал. С кем он я тоже не знаю, они там разделились, но про мозги я успел ему сказать.

– И что делать? – спросил Лотар.

– Ломать этой чокнутой мозг, – ответил Виту и посмотрел на Мартина. – Ты вообще хотя бы в теории можешь взять ее под контроль.

– Могу, но я должен понять, что именно брать под контроль, куда вмешиваться и… а я ничего не понимаю, – простонал Мартин, откидывая в сторону свои очки и закрывая глаза руками.

Ему теперь еще и воспоминания о «Вилборне» мешали нормально работать. Он хотел искупить как-то свою вину и сообщить все, что он знал о контрабанде, а знал он намного больше, чем все думали, просто всегда считал, что ему не поверят, а теперь убеждался в обратном. Если ЗАП готовы задавать вопросы, то они уже что-то ищут, но что они сделают с ним после этих показаний.

В отличие от Виту, у Мартина был выбор. Он мог внезапно «найтись» и выдать все тайны своего начальства, большую часть из которых он помнил наизусть, потому что слишком легко запоминал цифры и комбинации. Он мог назвать даже счета, на которые заказчики переводили деньги за запрещенные товары.

– Если все плохо, иди еще поспи, – сказал Виту, глядя на бледного измученного Мартина. Задача и внезапная ответственность за нее крутили худенького очкарика просто на глазах у Виту, и это пугало. Мартин все больше кривил спину и опускал голову, словно невидимый груз ответственности падал ему на плечи и тянул его к полу. Под глазами у него расползались темные мешки, а губы все чаще подрагивали, словно тот готов заплакать от собственной беспомощности.

– Я должен понять как можно быстрее, – простонал Мартин, виновато глядя на Виту, и тот внезапно не выдержал.

– Хватит дурака валять! – рявкнул он. – Не можешь думать – иди пожри, а если это не помогло – иди спать и не еби себе мозги!

Гневная речь закончилась стоном и острой болью в правом боку, там где еще торчали трубки. Не выдержав, Виту дернул их, прошипел от боли, но отбросил дурацкую банку, понимая, что так все немного легче.

– Парни, вы там это, – начал было Лотар, но умолк, слыша, как что-то падает на пол.

Виту как раз принесли лекарства. Он выдохнул, выпил еще одну таблетку и снова посмотрел на Мартина.

Тот закрыл руками лицо и тихо, беспомощно плакал, бормоча, что он должен, что ему надо, что он не может позволить парням погибнуть.

– Тебе надо отдохнуть, – уже спокойней сказал Виту. – В таком состоянии ты все равно ничего не сможешь сделать.

– А ты? Ты же сидишь тут и…

– Сижу и ничего не могу, потому что ничего в этих цифрах не понимаю, и никто не понимает кроме тебя! Я буду сидеть и пытаться связаться с парнями, пытаться хоть что-то им подсказать, а ты иди и спи, потому что от твоих мозгов зависит выживут они там или нет. От твоих и только от твоих!

Мартин всхлипнул и, поджав колени, тихо застонал сквозь слезы. Он все понимал, но его колотило и трясло. Он понимал, что не сможет уснуть, зная, что там кто-то умирает, просто не сможет.

– В общем, ты жди сигнала и сообщай, если будет что-то новое. Посади дежурного на связь, а я буду пытаться связаться с Шефом, пока у меня это не получится, – сказал Лотару Виту и, получив согласие, отключил связь, а потом шагнул к Мартину. – На, выпей это, – он протянул Мартину одну из своих таблеток. – Выпей и поспи, может во сне что-то и поймешь, мозг – он же, знаешь, если у него есть задача, помнит о ней постоянно. Мне иногда ответы во сне приходили.

– Думаешь? – спросил Мартин робко, стыдливо и даже виновато, дрожащей рукой принимая таблетку.

– Знаю, Мартин, поверь мне, и можешь считать это приказом, – сказал Виту, буквально отбирая у парня часть ответственности.

Мартин послушно кивал и делал, как ему велели, со странным чувством облегчения, а Виту хмурился, брал рацию и снова вызывал Шефа, но тот не отвечал.

* * *

Карин плакала. Смотрела на Шефа огромными как никогда глазами и рыдала, пытаясь прижиматься щекой к его руке, пока тот старался как можно осторожней отклеить клейкую ленту от ее лица.

– Ше-е-еф, – простонала Карин опухшими, разбитыми губами, как только эта лента была снята. – Как хорошо, что ты пришел.

Она попыталась поцеловать его руку, но Шеф отдернул ее, на миг сбившись с мысли. Карин никогда так его не называла. Все называли, даже Берг начал называть его именно Шефом, а Карин всегда называла его Олли, просто Олли, как салагу нестреляного, не заслужившего еще прозвище Бешеный.

– Нет времени, – сказал он, делая вид, что его ничего не смущает, выхватил нож и стал быстро разрезать веревки, осматриваясь.

Вокруг действительно никого не было, и куда уходить было непонятно.

– Я знаю код от двери, – сказала Карин, как будто понимала, о чем он думает. – Я видела, как его вводили подручные Зены.

– А где она сама, – спросил Оливер, разрезая веревку, что связывала ее ноги.

– Ушла убивать парней. Глист вас предал, и я думала, что уже никогда не увижу тебя.

Она протянула к нему обе руки, глядя, как он медленно встает на ноги – худая, измотанная и какая-то ненастоящая.

Шеф нахмурился, взял ее за руку и потянул на себя, разворачивая ее, заламывая ей руку, ударяя ногой под колени и буквально роняя ее на пол лицом вниз, игнорируя вопли.

– И я должен поверить, что ты Карин?! – спросил он, приставляя к коротко стриженной голове пистолет.

– Олли, милый, любимый мой, пожалуйста, – застонала Карин, дрожа всем телом. – Не надо…

– Если ты Карин – говори, где мы с тобой виделись еще на Майкане! – потребовал он, взводя курок.

– Олли, я…

– Живо, иначе я высажу тебе мозги! – рявкнул он и выстрелил трижды вокруг ее головы, направляя дуло так, чтобы пули от металлического пола рикошетом отлетали в сторону от них. То что они потом врезались в работающие панели и экраны, гася их, его не волновало. – Я жду!

– Я не знаю! – взвыла Карин, начиная рыдать в голос. – Я почти ничего не знаю! Я полжизни своей не помню после того, как она поковырялась в моей голове. Я…

Она не договорила, а завыла, прямо под ним, не пытаясь вырваться, и что-то нервно закололо у Шефа в груди. На самом деле они с Карин никогда не виделись на Майкане, не встречались до Пекла, но она много раз рассказывала, что видела его суд и считает это первой встречей, а еще она же не один раз сожалела, что они и не могли встретиться. Только какое-то чудо могло свести их вместе, потому что он не выходил из центра, никогда почти не уходил за стену, а она жила с другой стороны и даже не мечтала попасть в центр.

– Но лучше бы мы встретились там, даже если бы прошли мимо и никогда друг друга не заметили, – сказала она ему как-то, скользя рукой по его спине, соединяя все шрамы.

Он тогда промолчал, но подумал, что это какая-то нелепая глупость, просто глупость, а теперь именно она ему вспомнилась, а главное ему казалось, что и она не могла ее забыть. Она именно так чувствовала и думала, но говорила сейчас о другом, рыдая:

– Я ждала тебя, только тебя ждала. Верила, несмотря ни на что. Она говорила мне, что ты меня не любишь, что я только дырка, и я помню ее слова лучше, чем прошлое, но я… Я люблю тебя, Олли!

Ее слова перешли в бессмысленные, захлебывающиеся рыдания, и рука Шефа, что сжимала ее запястье, дрогнула.

– Ты ей не веришь? – спросил Ярван, плохо понимающий, что происходит.

Он не знал Карин толком и не мог судить, что для нее нормально, а что нет. Он обычно обменивался с ней короткими фразами, чаще всего бытовыми, поэтому даже не пытался сейчас судить Шефа, только знать хотел, что ему делать.

А Шеф не ответил, просто кивнул в сторону единственной узкой двери справа от себя.

– Говори код, – велел он Карин, все еще не убирая от ее головы пистолета.

– Три семерки, пять.

– И все?

– Да, сюда постоянно кто-то ходил, поэтому наверно Зена и сделала его простым, чтобы ее подчиненные не путались. Я не вру, Олли, слышишь? Не вру…

– Яр, проверь, – попросил Шеф, чувствуя себя как никогда жестоким и бессердечным настолько, что ему самому было от этого больно, но что-то внутри все равно дергалось.

– Я люблю тебя, очень, – всхлипывая, говорила Карин. – Свяжи меня, если не веришь, но не убивай, умоляю. Только не ты…

– Умолкни, – попросил Шеф, следя за Ярваном.

Тот ввел код и проход в светлый коридор тут же открылся.

– Мне так страшно, Олли, – простонала Карин, и он не выдержал, отпустил ее, все еще не понимая, почему так странно.

Он подал ей руку, а она вцепилась в нее, прижалась к нему всем телом и расплакалась.

– Поверь мне, это я… Может быть, не такая как прежде, но это я… Мне так плохо и страшно, мне так… больно.

– Прости, – выдохнул Шеф и обнял ее в ответ, не переставая хмуриться.

Целиться в нее было больно, обнимать – еще больнее, и непонятно было почему, да и нормально ли чувствовать что-то подобное. Только времени говорить об этом не было. Он отдавал Карин свой бронежилет и шлем, брал ее за руку и выходил из пятого отсека в коридор, сам вызывая Виту.

– Я, Ярван и Карин пытаемся вернуться к кораблю, – сказал он ему.

– А остальные? – спросил Виту взволнованно.

– Возможно, уже мертвы, – честно сказал Шеф, понимая, что против Зены им похоже нечего противопоставить, и почему она только отдала им Карин непонятно.

«Хотя, может, это и есть обмен. Она получила мозги и Дориана, а я – Карин. Все как бы по-честному, только без согласия», – решил он и попросил Виту превратиться в проводника, потому что сам Шеф понятия не имел, куда надо идти.

Глава 59

Симона Финрера забрали из дома. Люди в форме сказали, что его приказано куда-то доставить, цель и причина не указывались, и потому Симон поначалу напрягся, опасаясь происков Совета, а потом вспомнил, что Франк написал, что за ним приедут. Такая загадочность на него походила больше. Тот со своей засекреченностью всегда действовал так, словно ничего и никогда сказать не мог.

– Ты говнюк, – сказал ему Симон, когда его привели в палату.

– Есть такое, – ответил Франк, приподнимаясь, чтобы удобнее устроиться в кровати.

Говорил он так, словно весь его рот был забит какой-то кашей, но компьютерный голос методично поправлял его речь, наслаиваясь на голос.

– Отключи эту штуку, – попросил Симон, нахмурившись.

Ему уже не хотелось подначивать друга, скорее, наоборот, узнать, что именно случилось, и попытаться помочь. Симон с самого начала понимал, что Франк не исчез бы без особых причин, но, увидев бледного Франка, начал за него всерьез волноваться.

Подтянув к кровати стул, он сел рядом с Франком и приготовился слушать.

– А ты меня поймешь? – усомнился Франк.

– Тебя точно пойму, а этот суфлер меня раздражает.

Франк хмыкнул и выключил прибор, изначально считывающий его мысли.

– Врачи уверены, что речь восстановится, нужно только время, – сообщил Франк уже без суфлера, вполне понятно, но как-то неестественно медленно.

– Это хорошо, что вообще случилось?

– А у тебя? – вместо ответа спросил Франк, усмехнулся, а потом все же рассказал о покушении и начатом расследовании. – Через день-два мне будет известно, кто именно меня предал и почему, да и я теперь знаю, кто за этим стоит.

– Кто?

– Совет, вернее один из них.

Они помолчали, потому что слишком хорошо понимали, что это значит.

– Ты поможешь мне от него избавиться? – спросил Франк осторожно.

– Как? – спросил Симон, давая понять, что ответ очевиден.

– Тебя вызовут на разбирательство уже завтра утром, надеюсь, ты понимаешь, что должности тебя лишат?

– Ты правда думаешь, что я об этом жалею?

– Надеюсь, нет, но, чтобы все решилось быстро, ты должен вот это положить в свою сумку, любую, а потом отдать той самой секретарше, что встречала тебя в прошлый раз.

– Что это?

– А вот этого тебе лучше не знать, просто поверь мне, – с улыбкой сказал Франк, передавая другу маленький, не больше зажигалки, носитель, способный встроить нужный код в работу ИИ.

Симон носитель принял и больше ни о чем не спрашивал. Он понимал, в чем именно его обвинят, даже признавал, что в каком-то смысле был в этом виновен. Он воспользовался своим положением, чтобы затормозить проект.

* * *

Дориан пришел в себя быстрее, чем открыл глаза. Он боялся выдать сам себя, слыша странный лепет Зены. Она была где-то рядом и только это заставляло не открывать глаза, чтобы она не заметила, что он очнулся. Какой в этом смысл, Дориан не знал, но поступать иначе не мог, пытаясь понять хотя бы, где он и что может.

Он лежал, судя по ощущениям, на кровати Зены. Нужна эта самая кровать была, конечно, не для сна. Под головой у него была подушка. Руки, запрокинутые вверх, были просунуты между решеток в металлическом изголовье и стянуты на уровне локтей так сильно, что пальцы уже онемели. Он попытался ими пошевелить, найти ими стену, но не смог, ощущая только боль. Разведенные ноги были явно привязаны к ножкам кровати – по крайней мере, веревки, стягивающие щиколотки, он хорошо ощущал. Одежды при этом на нем, видимо, не было, а на груди ныли свежие ожоги. Это ощущение от обожжённой, обугленной электричеством кожи он никогда и ни с чем не перепутал бы, хоть и не мог разобраться: это следы от ее пальцев, которыми она прикоснулась к нему там в медблоке или это уже новые следы, которые она оставила, пока он тут наслаждался отдыхом.

– Один ты меня любил, – услышал он шепот Зены и все же приоткрыл глаза, чтобы понять, что именно происходит.

Зена сидела в стороне на одном из удобных рабочих кресел, прижимала к груди банку с расплывающимися, разваливающимися мозгами и тихо выла, раскачиваясь. Она гладила банку, выводила что-то пальцем по ее боку, и Дориану на миг стало ее жаль. Было в этой страшной машине что-то человеческое, что-то сломленное, но уже безнадежное.

Дориан помнил, как она надевала для него платья, даже раздобыла какие-то туфельки, помнил, как она пыталась быть ласковой, но он не обманывался тогда: знал, что милость к нему всегда могла обернуться страшной жестокой местью, и вот этот миг настал.

Она не даст умереть ему быстро. Он это знал, но видел обычно лишь как она убивала. Как она пытает и мучает, он даже не представлял. Ее игры были адской болью, но она ее причиняла без злобы, как бы случайно. Что будет, если она решит мучать всерьез? Сколько это будет длиться? День? Два? Месяц?

«Лучше бы она отдала меня своим тупым увальням», – думал Дориан, снова закрывая глаза, чтобы не видеть ее сейчас – слабую и раздавленную, чтобы не обмануться и не пожалеть ее.

Он правда считал, что лучше бы его отдали тупым Черепахам, которые приковали бы его к трубе, как Берга, били бы ногами и насиловали с глупым смехом. Что-то подобное Дориан пережил, когда только попал на ЗиПи3. Его били чуть ли не за каждое слово, несколько раз насиловали, потому что он как-то не так посмотрел на кого-то из своих стражей. Ему все время твердили, что он Камень – раб, пыль, никто, жалкая мразь, на которую великая Зена никогда не посмотрит. И лучше бы не смотрела!

Тогда все это не было единым потоком. Побои и издевательства сменялись тяжелой работой и короткими передышками, но, если бы этот поток боли стал постоянным, Дориан бы выдержал. Он был уверен, что выдержал бы, не свихнулся бы, стиснул зубы и выжил бы. Главное, что тогда у него был бы шанс на спасение. Его могли отбить, спасти, как спасли они Берга. Он бы выбрался, а теперь шансов у него не было.

От Зены не сбежишь и боль, которую она может причинить, едва ли можно выдержать не сойдя с ума, он и так боится ее до безобразия. Внутри все дрожит от одной только мысли, что она доберется до него. От такого состояния до безумия недалеко, а он меньше всего хотел потерять себя, лишиться последней гордости и начать ползать перед ней на коленях, целуя ее ноги и умоляя о пощаде. Он видел, как нечто подобное творят другие. Он и так слишком много ей подыгрывал, а теперь, когда проиграл, не имел права на слабость.

«Но что я могу? Что я могу здесь и сейчас в таком положении, не чувствуя рук?» – думал он и вспоминал одно из главных развлечений его курса в академии. Они искали самые нелепые смерти. Тогда им было смешно от глупости людей, что проводила к смерти, а теперь он перебирал в голове эти истории, понимая, что не знает, что ему делать.

«Да как умереть, если у тебя ничего нет?!» – буквально взвыл он мысленно. Задержать дыхание так, чтобы умереть? В такое он не верил. Понимал, что даже если сможет продержаться до потери сознания, то, когда лишится чувств, мозг услужливо заставит тело сделать вдох. Остановить сердце силой воли? Если так кто-то и может, то сам Дориан в это не верил. Он считал это невозможным, оставалось захлебнуться кровью, благо руки с двух сторон как бы держали голову, мешая повернуть ее на бок. Нужно было только понять хватит ли у него духу откусить себе язык.

«Хотя причем тут дух? – тут же сбивал он себя с мысли. – Она сидит здесь. Она сразу все поймет, а я потеряю единственный из возможных шансов. Главный вопрос, как убрать ее отсюда хотя бы на полчаса, а там уж как-нибудь справлюсь».

Он так думал, а сам вообще не представлял, как это делать. Как его кусать, как вообще можно его откусить? Он просто знал, что сосудов там достаточно, и кровь наверняка польется сильной струей, но вряд ли достаточной, чтобы истечь кровью насмерть.

– Я ошиблась в нем, папа, – говорила Зена банке. – Хорошо, что ты этого так и не узнал. Хорошо, что ты верил, что я стала счастлива.

Дориан снова приоткрыл глаза, потому что ему показалось, что голос стал ближе, но Зена просто развернулась к нему на своем кресле, словно показывала его своей банке, а потом поцеловала ее, неспешно и очень нежно.

– Прощай, – сказала она и тут же перевела взгляд на Дориана, заглянула ему в глаза, и он не стал притворяться, не стал спешно опускать веки и строить из себя труп. Он смотрел на нее спокойно и бесстрашно, как будто внутри у него ничего не дрожало от ужаса.

Она улыбнулась. Поставила банку на какую-то панель и нажала кнопку, даже не глядя, как та улетела куда-то вниз, уходя на ликвидацию. Она смотрела Дориану в глаза, и тот понимал, что отвечать ему придется и за эту банку, что бы с ней на самом деле ни случилось и кто бы ни был в этом виноват, просто потому что именно он будет виновен во всех грехах.

– Ты знаешь, что тебя ждет, мой маленький глупый изменник? – спросила она, вставая и медленно приближаясь к постели.

Дориан решил не реагировать на ее вопрос.

– Как давно я без сознания? – спросил он равнодушно.

– Ты правда думаешь, что имеешь право задавать вопросы? – спросила она, провела пальцами по члену, пуская мелкие легкие электрические разряды, от которых этот предатель наливался кровью. Опять.

Не презирать себя за это было уже тяжело, хотя он понимал, что она явно точно находит нужные нервы и обманывает его тело, но за оправдание считать не мог, стараясь сохранять хладнокровие.

– Тебе самой выгодно это знать, – говорил он ей и сжимал зубы, чтобы не заорать.

Она хватала пальцами член и била его током – до боли, не оставляя ожогов, но делала это долго, мучительно, так, что на глаза наворачивались слезы, которые бесили Дориана еще больше эрекции.

Быть сейчас слабым он не хотел, потому даже не моргал, чтобы влага, набежавшая на веки, не скатывалась слезами вниз.

– И почему же для меня это важно? – медленно спросила она и только потом разжала пальцы, выжидая.

Она его не торопила, и потому он сглотнул, сделал глубокий вдох и осторожно ответил:

– Мы шли через восьмой блок.

– И? – спросила Зена, прикасаясь к его бедру одним лишь пальцем, но оставляя при этом черный обугленный след. Нога у Дориана дернулась. Попытка ответа смешалась со стоном. – Что больше нечего сказать? – спросила Зена, царапая кожу вокруг маленького черного струпа.

«Сука», – подумал Дориан, чувствуя, как веки начинают сами опускаться. Тело видимо не выдерживало подобного издевательства, но ему нельзя было сейчас отключаться, потому он резко выдохнул и ответил, уже не надеясь избежать дрожи в голосе.

– Там у тебя сломана камера, – сказал он почти ровно.

– И?! – рыкнула Зена, снова ткнув его пальцем в бедро.

Дориан застонал, уже не таясь, и слеза побежала по виску.

– Там осталась взрывчатка, – соврал он.

Напоминать о том, что именно над этим блоком проходят провода вышки, он не стал. Зена и так должна была это понять, осознать, что их повреждение лишит ее связи с миром и полностью отрежет от сети. Никаких новых технологий она больше никогда не увидит и данные осужденных не считает. Хотя новых осужденных и не будет, да и зачистка явно близка, но она об этом могла не думать, могла не знать, а связью должна дорожить.

Она дорожила. Он и правда неплохо ее изучил. Даже не ударила его, а чуть отстранилась.

– За вами следили мои парни, – сказала она.

– Они идиоты, ты сама это знаешь, – тихо из-за отсутствия сил ответил Дориан, по сути повторяя ее слова. – Их слишком легко обмануть.

От этого короткого разговора он успел устать, но ему вдруг показалось, что он может выдержать, что все не так уж и плохо: если она продолжит все именно так, то, быть может, он сможет продержаться какое-то время, а значит, возможно, ему не стоит сейчас умирать.

Он подумал об этом и тут же пожалел о собственной наивности.

– Решили лишить меня связи? – спросила Зена, схватила его рукой за яйца и не просто сжала их, а шарахнула током так, что запахло паленой кожей. Этого Дориан уже не выдержал. Он заорал от боли, дергаясь всем телом. Он орал, пока не осип, пока силы на крик не закончились, пока слезы, льющиеся из глаз, не высохли. Орал, оглушая сам себя, и молился только об одном. Молился не потерять сейчас сознание.

Зена давно его отпустила. Ее рука на этот раз касалась его краткий миг, но адская боль оставалась, выкручивая его всего, пока он не затих на грани беспамятства.

– Я скоро вернусь, и мы продолжим, – пообещала Зена уходя.

Она была довольна этим истошным криком. Она хотела услышать его еще не один раз, но ей надо было как можно быстрее проверить злосчастный блок и найти динамит, потому что только она знала, что без вышки не сможет управлять этим телом. Благодаря вышке она имела связь с процесоидом, а застревать внутри него без внешнего устройства не собиралась. Потому рычала, злилась, убивала своих подручных и перепроверяла блок и лишь через час поняла, что ее, кажется, обманули. Не было никакой взрывчатки, не было никакой угрозы.

«Говнюк», – подумала она, помчалась обратно, но опоздала.

Дориан Форд был уже мертв. Теряя сознание, он высунул язык как можно дальше и дернул из последних сил головой, заставляя подбородок врезаться в грудину, а зубы от удара сомкнуться.

Эта боль, короткая и хлесткая, стала для него последней. Он потерял сознание, уже ни за что не отвечая, просто захлебываясь кровью, только чтобы не достаться ей по-настоящему, не сломаться и не проиграть.

– Проклятье! – заорала Зена, разнося все на своем пути. Она была полна ненависти и злобы, а утолить их уже не могла, потому захлебывалась ими, давилась и плевалась, стреляя электричеством вокруг себя, а потом вспоминала, что там в медблоке, кажется, был еще кто-то взятый в плен, кто-то, на кого можно выпустить свой гнев, ну или хотя бы его часть.

Глава 60

Мартин уснул мгновенно. От резкого, волевого и однозначного приказа Виту ему стало легче. Можно было сказать совести, что это не он решил, а Виту, а он по логике тут главный – ему решать.

Только мысли о корпорации Вилборн его не покидали. Он видел холл, бродил по коридорам, спускался в подвал, а потом его увидела охрана, и он начал убегать. Он бежал, а реальность менялась, коридоры теряли двери, превращались в подобие большой трубы. Охрана за спиной превращалась в огромные черные силуэты без лиц. Даже форма стала сливаться с телом, и они были все ближе, но Мартин продолжал бежать.

Он метался на кровати, стонал во сне, но не понимал, что это сон, продолжая убегать. Он никогда не был сильным, никогда не был быстрым и бегать так, как нужно, у него не получалось. Охрана нагоняла его, а потом он подумал, что убежал бы, если бы у него было не две, а четыре ноги. Он смог бы тогда делать в два раза больше шагов. Он только об этом подумал – и его ноги вдруг раздвоились, и он побежал куда быстрее, отрываясь вперед. Чтобы не оборачиваться на охрану, он захотел себе еще и глаза на затылке и тут же их получил. От этого начала чуть кружиться голова. Зато он наконец-то смог оторваться от преследователей, но коридор снова стал меняться. В нем появились дыры, сквозь которые он мог видеть пустыню. Песок забивался в саму трубу и бежать становилось неприятно. Почему он босой, Мартин не помнил, куда он дел одежду – тоже. Просто труба искажалась, менялась вокруг него, превращаясь в угрозу, а потом он влетел в настоящую западню. Выход из трубы перекрывала сеть из металлических штырей. Одни из них были острыми, другие тупыми. Одни припаяны, другие можно было достать.

Мартин попытался отступить, но понял, что за ним все то же самое и нет уже никакого коридора. С другой стороны – тот же выход, запертый непонятной конструкцией.

Он стал ее разбирать, уже не метаясь, не дергаясь в постели. Он даже волнения во сне не испытывал. Он прислушивался к движению штырей, определял их подвижность. Иногда ему не хватало рук и он делал себе новые. Когда он не мог нормально услышать, он делал себе еще одно ухо, и ему было смешно от того, что оно вырастало на бедре. Зато он легко справился, даже весело: вывалился из трубы и оказался перед зеркалом – и чуть не заорал в голос от того, что увидел. Вместо него заорали какие-то другие люди, а он в своем черно-белом сне смотрел на то, чем стал, и умолял все стать прежним. Эта куча из рук, ног, пальцев, носов, ушей и других непонятных органов сводила его с ума, но ничего не хотело становиться, как прежде.

Он вдруг понял, что это навсегда, ужаснулся и вскочил с кровати, глядя на свои дрожащие две руки, точно зная, что нет у него глаз на затылке, четырех ног и прочего безумия, но ужас в нем сменялся осознанием.

Холодный пот скатывался по лбу на лицо, а он вспоминал отражение в зеркале и понимал, что не так с кодом у этого ненормального ИИ.

– Так вот в чем дело, – простонал он, вскочил и, на бегу запрыгивая в штаны, помчался к Виту и работающим панелям, чтобы проверить свою догадку.

Он проспал больше десяти часов. Его никто не будил, не мешал по приказу Виту, а сам Виту не отходил от панели и не отпускал из рук рацию. Он выводил Шефа, Ярвана и Карин. Он матерился, постоянно просил подождать и проверял все, что мог. Блокнот, сгинувший куда-то вместе с Бергом, объединял несколько десятков документов, а Виту приходилось все проверять отдельно. Смотреть, где камеры. Проверять лазеры, убеждаться, что там нет ловушек, диктовать коды от дверей, еще и время от времени связываться с Лотаром, нервно спрашивая, что значит то или иное сокращение.

– И откуда у вас столько информации? – удивленно спросила Карин.

Шеф на нее сначала пораженно покосился, потом вспомнил, что Дориан появился в их команде уже после ее исчезновения.

– Бывший любовник Зены вынес отсюда информацию, – сообщил Шеф.

– Значит, он предал ее и в этом, – задумчиво сказала Карин, а потом рассказала, как Зена проклинала Дориана и обещала ему мучительную смерть, потому что любила его.

– Херовая у нее любовь, – сказал на это Шеф, а Карин промолчала, пользуясь вмешательством Виту. Тот давал им информацию по последнему коридору, бросал взгляд на взволнованного Мартина, но ничего не говорил. Он слишком медленно вел ребят, старался учесть все и в то же время нервно дергался от того, что ничего не происходило. Они шли по пустым залам и коридорам, соблюдая все предосторожности, сами уже не понимая зачем, осторожничали и напрягались от отсутствия опасности. Карин все ближе жалась к Шефу, тот прижимал ее к себе, постоянно прикрывая их со спины и хмурился от неприятной мысли, что они заплатили слишком дорогую цену за это возвращение.

– Встречай их, – сказал Виту Лотару, когда ребята дошли до последней двери.

Нелепость связи из говна, как говорил Виту, была в том, что он смог связаться с Шефом и Лотаром одновременно, хоть и не с первой попытки, а сделать так, чтобы они нормально слышали друг друга – нет. Приходилось все время передавать информацию от одного к другому, но все почти закончилось, и он выдыхал, когда Шеф говорил, что дверь открылась, код подошел, а потом и Лотар через рацию говорил.

– Они на месте.

– Отлично, теперь чур все отдыхаем, потом уже подумаем про остальное, – сказал Виту и отключил связь, позволяя себе откинуться в кресле.

Таблетки у него закончились. От боли и жара на лбу крупными каплями собрался холодный пот, а потом скатывался вниз, но утирать его рукой Виту уже не мог – сил на это ему не хватало. Он понимал, что теперь спать должен пойти он, пока не завыл от усталости и боли, но та жадность, с какой Мартин что-то нажимал, отматывал и снова нажимал, увлекала.

Виту смотрел на него и молчал, не хотел говорить что-то под руку, убежденный, что Мартин и сам что-то скажет, когда придет время.

– Я понял, – сказал он наконец, отстранившись. – Она сама сломала себе код. Она саморазвивалась, но не как нормальный ИИ, а как придется. Она… сделала из себя чудовище, – почти восхищенно сказал Мартин, глядя на Виту.

– Ты еще скажи, что это прекрасно.

– С точки зрения науки – это невероятно! Но главное не это… если ее действительно создали, как копию ребенка, то мне надо просто очистить ее код от развития личности. Вычистить все, что она сама нагородила, оставив ей память, и все!

– Типа исправить ее говнистый характер? – устало спросил Виту.

Ему искренне было интересно, но сил выражать это не было.

– Да, главное убрать все лишние руки, ноги и уши, – ответил Мартин с улыбкой.

Виту его не понял, но и спрашивать не стал. Он так и уснул в кресле перед работающей панелью и рацией, готовый принять сигнал.

* * *

Берг сделал два глубоких вдоха, прежде чем открыть глаза. Он был уже в сознании, но ощущал еще жидкость, обступающую тело. Она стекла ниже уровня глаз и только тогда он открыл их, чувствуя легкое головокружение. Учитывая, что он еще лежал, подобное было не самым лучшим знаком.

«Сколько же крови у меня забрала эта железяка?» – мысленно спросил Берг и тут же понял, что и ответ искать не станет, особенно если Ирона это спасет. Куда больше его волновала темнота вокруг. Если бы не отблеск панели, он бы подумал, что просто ничего не видит, но тусклый свет давал понять, что дело в чем-то ином.

«Нас тут бросили?» – мысленно спрашивал Берг, хмурясь. Он понимал, что без особых причин такое бы не произошло, потому хотел выбраться как можно быстрее, но не дергался, зная, что это будет бесполезно – если не опасно. Спорить с капсулой нельзя, а то дернешься – потеряешь какой-нибудь датчик, а она решит тебя спасать и устроит экстренную реанимацию.

По крайней мере, во времена учебы их подобным пугали, поэтому он смиренно ждал, только поглядывал в сторону, пытаясь увидеть Ирона, но и это ему не удавалось.

«А дальше что?» – спросил Берг сам себя, когда вода исчезла, ремни ослабли и замок капсулы щелкнул, медленно ее приоткрывая. Он понимал, что ему надо выбраться, отключал датчики, отталкивал ногой крышку, но с трудом представлял – а что ему делать потом, когда он выберется.

Спрыгнув вниз, он тут же подхватил свою майку и вытер ей мокрое лицо, зачесывая рукой волосы назад. Подхватил спрятанный под майку блокнот и насторожился, потому что, во-первых, никто не ушел бы сам без блокнота: это просто неразумно, во-вторых, никто не забрал бы его пистолет, оставляя совсем без оружия, и наконец, в-третьих, в тусклом свете он увидел что-то вроде искореженного доспеха, измятого словно тряпка.

Сглотнув, Берг осторожно прошел вперед, бросил взгляд на панель капсулы Ирона, понял, что та освободит его чуть позже, что, в сущности, неудивительно, а сам подошел к доспеху.

Он даже порадовался, что здесь нет света, потому что в темноте понимал, кто это был, но видел не Вильхара, которого знал, а что-то с обгоревшей проломленной с одной стороны головой, отдаленно напоминающее человека.

«Твою мать», – подумал Берг, но не отступил, а наоборот, опустился у тела, пытаясь понять, можно ли снять с него жетон. Ценность этих самых жетонов Берг понимал очень смутно – скорее интуитивно. Они напоминали ему маленькие надгробные плиты, которые смертники носили с собой и, когда они исчезали, оставались только эти плиты – единственные, доказывающие, что они когда-то были.

Берг не хотел, чтобы Вильхар исчез вот так, навсегда, а еще странным образом чувствовал свою вину перед ним, потому что боялся представить, с чем они тут столкнулись, пока он спал в медицинской капсуле.

«Это несправедливо», – подумал Берг, но нашел цепочку на обугленной сломанной шее. Она чудом оказалась цела, и Берг осторожно потянул ее на себя, доставая жетон. Он чуть согнулся, но не застрял в искривленном доспехе, а лег Бергу в ладонь.

– Прости, – едва слышно зачем-то сказал Берг, словно извиняясь за то, что не оставил его в покое, осторожно снял его и сразу спрятал в карман мокрых штанов, а затем направился к еще одному телу, что лежало чуть в стороне – какое-то неестественно скрюченное, как будто это не человек, а мешок.

Осторожно толкнув его, Берг понял, что это Глист. Угадывая его раны, видя рядом с ним какой-то оторванный кусок мяса, он морщился и отворачивался, чувствуя внезапную тошноту.

У Глиста он жетон не проверял. Знал, что его не было, да и почему-то не хотел к нему прикасаться, быстро поднимаясь на ноги.

«А Дориан и Кирк?» – спросил он сам себя, пытаясь найти какие-то следы, но не видел их, только вздрагивал от того, что заваленная дверь внезапно открывалась, а лампа в зале сразу за этой дверью замерцала, словно пыталась заманить Берга к себе.

Такими сигналами во время первых учебных полетов обозначали маршрут, да и на экзамене нередко ставили кольца на какие-нибудь астероиды, именно с такими маячками и надо было влететь в это кольцо. Извернись, вывернись, сделай что хочешь, но влети туда.

И вот он видит то же мерцание здесь в Пекле и не понимает, откуда оно взялось.

«Но, по сути, другого пути у нас и нет», – подумал Берг, понимая, что код от второй двери уже не верен и вряд ли стал снова рабочим. По всему выходило, что им придется разобрать завал Кирка и сунуться вперед, доверившись метке, которая явно предназначалась ему, а вот кем – не ясно.

Берг морщился. Когда-то он думал, что эти сигналы все же секретны. Сам он не болтал о них и верил им, но Пекло уже один раз посмеялось над ним голосом Виту, сказав, что не все так уж и охраняют тайну сигналов, а значит кто угодно может так подмигивать ему, предлагая довериться.

«А я даже в записи не посмотрю, если не проберусь туда», – думал Берг, недовольно ругаясь на темноту, но шел к Ирону, слыша сигнал открывшейся капсулы.

– Ты как? – очень тихо спросил Берг, видя едва приоткрытые глаза Ирона.

– Вроде жив, – с трудом ответил тот. – Только где мы?

– В медблоке. Где остальные – я не знаю. Как тебе с моей кровью? – спросил Берг, пытаясь шутить, спешно отключая датчики Ирона.

– Вы сумасшедшие – меня спасать, да? – едва слышно спросил Ирон.

– Да, – ответил Берг и подал ему руку, помогая сесть. – Ты пока постарайся прийти в себя, а я пойду разберу часть завала, чтобы мы могли уйти отсюда.

– Куда? – оглушенно спросил Ирон, явно плохо понимая что-либо.

– Хоть куда-нибудь, – ответил ему Берг и пошел разбирать завал, так и не найдя в себе сил сказать Ирону о смерти Вильхара.

Он подходил к завалу и дергал первую попавшуюся под руку железяку. Он потянул ее на себя, позволяя какой-то конструкции рухнуть на пол, едва не попав ему на ногу.

Он даже не дергался от грохота, а просто оттягивал ее в сторону и оседал на пол, чувствуя, что ему нужно отдышаться, но, как только дыхание восстанавливалось, вставал и снова шел к баррикаде, дергал что попало и позволял ему упасть, но когда хотел оттянуть, видел внезапно подошедшего Ирона – бледного, какого-то зеленого и острого, но упрямого, как и он сам. Встретившись взглядами, они больше ничего не говорили, просто Берг кивнул и позволил Ирону помочь. Сил у них обоих было не очень много, но сдаваться они не собирались, даже если у них не было больше оружия и защиты ребят.

* * *

Зена смотрела на своего пленника и улыбалась. Он чем-то напоминал ей Скорпиона, не хватало только татуировки и гладко выбритой челюсти. У этого была щетина, но смотрел он на нее так, словно не был в плену, оставаясь хозяином своей жизни.

Он не издал ни звука, пока ее парни кулаками считали его ребра. Он смотрел на нее с явной ненавистью и молчал, да и она молчала, просто смотрела, не задавая вопросов и не отдавая приказов. Она планировала растянуть свою месть, хотела испробовать ее всю и ей нравилось то, что она видела.

Своих охранников она выгнала и смотрела на пленника, наслаждаясь видом избитого голого мужского тела, прикованного цепями к стене.

– Ты хорошо держишься, хочешь я тебя за это приласкаю?

Она не ждала ответа, считая смешным дерзкий, полный ненависти взгляд, подходила ближе и проводила рукой по животу мужчины, специально не касаясь багровых кровоподтеков.

Еще мгновение назад она думала, что хочет замучать его до смерти, а теперь хотела еще и сексом с ним заняться, прежде чем убить, но он вместо ответа плевал ей в лицо. Смешанная с кровью слюна едва не попадала Зене в глаз, но она не злилась, а смеялась, била его по губам – не сильно, без замаха, скорее играя, и отступала.

– Ну раз так, постой тут у стенки без воды пару часов, Кирк Монигар, а там я все равно получу все, что захочу, – говорила она уходя, потому что ей уже не хотелось ни пыток, ни секса. Ей хотелось побыть одной в тишине и подумать, как она хочет распорядиться последними днями в этом теле.

Она не понимала, что начала меняться, что в код ее уже вмешались, начиная удалять все, что она сама когда-то создала.

Глава 61

Проснулся Симон Финрер рано утром, как обычно: во-первых, по привычке, а во-вторых, чтобы его не застали врасплох визитеры из Совета. Он поспал совсем немного, но все равно встал по будильнику и, конечно же, захотел кофе, но Дура опять отказала.

– Хотя бы горячий шоколад тогда дай, – простонал Симон, сидя на кухне и проверяя работу чипа.

Раньше он проверял внука раз в два-три месяца, а то и раз в год, но теперь он все время думал о нем и проверял несколько раз в сутки: чуть ли не каждый час вводил номер чипа и переставал дышать на ту самую долю секунды, пока браслет обрабатывал информацию. Сердце в этот миг у старика Финрера тоже замирало, как бы ожидая вердикта можно ли ему биться дальше. Мысль, что он мог потерять работу напрасно, так и не вернув внука, сводила его с ума. Франк ему ничего не говорил, но Симон и сам понимал, что там что-то происходит.

– Ты ведь понимаешь, что он не тот мальчишка, которого ты помнишь? – спросил у него Франк очень вкрадчиво, словно на что-то намекая.

Симон был не дураком. Он понимал, что прошло восемнадцать лет, и не надеялся вернуть Оливера, который попал на ЗиПи3. Он верил в другое и говорил об этом прямо:

– Я верю в то, что он все еще человек.

Франк понимающе кивал. Он говорил, что приказал эвакуировать Оливера, но сразу предупреждал, что решать его судьбу будут психиатры.

– Он пройдет экспертизу, как военный, попавший незапланированно в боевую точку. У нас есть такие экспертизы, – говорил он. – Я сделаю все, чтобы она была объективной, но если его признают опасным…

– Я не хочу этого знать! – заявил Симон, а теперь выдыхал напряжение, когда видел, что чип продолжал работать. Он уже жалел, что не услышал, что именно ждет Оливера в случае такого, совершенно невыгодного вердикта.

Смерть? Зная правила ЗАП, Симон понимал, что наверняка именно смерть, потому что его приравняют к военному, а у тех со своими разговор короткий, если это было решение психиатра или трибунала.

«Я верю в него», – упрямо говорил себе Симон. Он знал, что его сын, отец Оливера, давно этой веры лишился. Он уже похоронил Оливера Финрера и даже слушать не хотел о все еще работающем чипе.

– То, что там еще живо – уже не мой сын, – говорил он, а Симон с ним не спорил, махнул на него рукой и больше никогда не заводил этот разговор. Зато внучке Симон написал правду: сообщил, что ее брата будут эвакуировать с ЗиПи3, главное – чтобы он остался человеком.

«Я в него верю и мама тоже. Как может, но верит», – ответила на это Лита, и Симон улыбнулся, прочитав этот ответ.

«Значит, ему есть куда вернуться», – подумал Симон и взялся за свой завтрак.

Он выпросил у Дуры сэндвич с сыром и яйцом, но откусить смог лишь крохотный кусок. Ему в горло не лезло ничего. Внутри, сковывая все тело, стояло напряжение. У него было важное, совершенно непонятное ему задание, а еще где-то там решалась судьба дорогого ему человека. При этом он лишился работы всей своей жизни – в некотором смысле даже опозорился, потому что в его годы, с его именем, быть отправленным в отставку, еще и с нарушением – это откровенный позор. И вроде он ни о чем не жалел, а внутри все каменело.

– Вы должны поесть, если собираетесь отправиться на работу, – услужливо напомнила компьютерная система.

– Я знаю, Дура, – сказал Симон, но сэндвич отложил, сделал несколько глотков густого горячего шоколада, но и его быстро отставил, чувствуя неспособность пить или есть.

Он даже не знал нужно ли ему кофе. Он и его уже не хотел, но вставал из-за стола, умывался, чистил зубы, игнорируя замечание Дуры, надевал один из лучших своих костюмов и выходил из дома. В его портфеле лежал носитель вместе с несколькими информационными панелями, где Симон складывал художественные книги для предстоящей отставки, предполагая, что не уйдет никогда. Многие из них для него отложил Люкс, но Симон уже не помнил, на каком из носителей были его рекомендации, потому, выйдя из дома, сел в тени раскидистого клена и достал первый попавшийся носитель. Книгу он тоже выбрал первую, в которую попал пальцем, потому что не видел между ними разницы. Он не читал то, что открыл, а просматривал глазами, думая о своем: о работе, внуке, совете, Люксе, который останется без него и, наверно, будет скучать, хотя ИИ не должны скучать, особенно такие старые, как Люкс, похоронившие не одно человеческое поколение.

«Но он будет скучать», – убежденно подумал Симон и вздрогнул от внезапного обращения.

– Симон Финрер? – уточняюще обратился к нему молодой человек в форме секретаря.

Симон даже не ответил, просто посмотрел на него внимательно и равнодушно, как смотрят на случайность, не тронувшую собственную судьбу.

– Вас требует к себе Совет, – сообщил молодой человек. – Это срочно, – сразу добавил он, словно мог угадать все вопросы.

– Ну, графика у меня больше нет, чтобы это согласовывать, – ответил Симон, пряча в портфель портативную панель с включенной книгой, и неспешно вставал на ноги.

– Идемте, – сказал секретарь и вывел его на стоянку академии, там, где, как и в прошлый раз, стояла капсула с золотой меткой на носу.

Симон занял пассажирское место и закрыл глаза, охваченный странным чувством покоя. Он плыл по течению, но оно казалось ему правильным, идеальным, таким, в котором сам Симон нуждался. Он поступал правильно и правильно теперь принимал ответную реакцию, отвозя что-то такое, на что рассчитывал Франк.

«Главное, чтобы меня снова встречал тот же робот», – думал Симон, открывая глаза, только когда капсула приземлялась.

Дверь капсулы открылась, и он увидел ту же светловолосую искусственную девушку в форме секретаря.

– Добрый день, господин Финрер, – снова сказала она, приветливо улыбаясь.

– Добрый, – ответил Симон, внимательно глядя на нее и не исправляя уже ее нелепое обращение. Он смотрел на ее пухлые губы, грудь, обтянутую блузой и пиджаком, на короткую юбку, что открывала длинные стройные ноги, и понимал, что она действительно не просто секретарь, а секс-игрушка, иначе зачем столько сексуальных черт и эта невинная манера покусывать нижнюю губу, когда встречает мужской взгляд.

Еще немного и она, наверно, потянулась бы к нему, следуя какой-то своей программе, но Симон протянул ей свой портфель.

– Веди меня к своему господину, – велел он ей холодно, и она почтительно кивнула, принимая портфель.

– Как прикажете, – ответила она, снова выдавая совсем не тот ответ, и повела его по коридору.

Все повторялось, потому Симон даже не удивился, когда в конце концов оказался в зале один на один с тем самым членом совета.

– Мне поручено провести проверку по факту выявленного нарушения, – сказал ему член совета – спокойно и высокомерно.

– О чем же речь? – спросил Симон, как будто не знал.

– О вашем препятствии в испытании проекта «Азазель».

– Значит, вам можно препятствовать разработке «Белой молнии», а мне нельзя мешать «Азазелю»? – едва не смеясь, спросил Симон.

Он стоял перед этой синей голограммой, спрятав руки в карманы брюк, и понимал, что на самом деле ему плевать на потерянную работу. Он мог бы сейчас попытаться как-то иначе ответить, как-то за нее побороться, но он не мог, не хотел, гордо смотрел на врага – и говорить ему правду было приятней всего.

– То есть вы признаете свою вину? – спросил член совета, словно не заметил выпада.

– Я не хочу, чтобы мой внук погиб, а еще хочу завершить «Белую молнию». Имею право на подобные желания.

– Только их не осуществить, потому что Оливер Финрер все равно умрет. Его убьет мой человек в отправленной туда группе, а «Белая Молния» никогда не будет поднята из архива, потому что скоро ее и там уничтожат.

Симон хмыкнул. Почему-то ему было смешно, особенно от мысли, что в нагрудном кармане пиджака у него был микрофон, и все это сейчас слышал Франк Стелбахер – такой маленький капитан Стелбахер, который не решает в ЗАП ровным счетом ничего, и «нет» Совету сказать права не имеет.

– Ладно «Белая молния» – угроза вашей контрабанде, а Оливер-то чем помешал?

– Хочу стереть вашу самодовольную улыбку, – зло сказал член совета, а Симон улыбнулся еще шире.

– Человек, который прав, будет улыбаться всегда, даже если ему придется сначала оплакать близких, – спокойно ответил он.

– Можете начинать плакать: через час вы получите официальное уведомление о том, что вам придется покинуть территорию академии в течение недели, а через два дня проверка чипа покажет, что Оливер Финрер мертв.

– Это все? – спросил Симон, продолжая улыбаться.

– Да, и учтите, что новой работы у вас не будет – никогда. Я об этом позабочусь, а там, глядишь, еще и психиатрическую экспертизу не пройдете…

Симон только посмотрел на него снисходительно, а сам шагнул к двери. Ему очень хотелось напомнить этому человеку две простые древние человеческие истины. Первая гласила, что сколько веревочке не виться, а конец найдется, а вторая советовала не говорить «гоп», пока не перепрыгнешь, но Симон понимал, что благоразумней промолчать, чтобы этот человек ни о чем не догадался.

«А ведь мне просто повезло, что я знаю Франка Стелбахера, а если бы не знал – не смог бы ни доказать ничего, ни защититься. Делал бы он, что угодно», – думал Симон, принимая обратно портфель и следуя за девушкой-роботом обратно к капсуле.

Прибор в его портфеле в этот миг моргнул, завершив свою работу, и никто ничего так и не заметил.

– Удачного полета, господин, – говорила Симону робот-секретарь, чуть склонив голову и странно мигнув синими глазами.

«А они у нее были синие?» – подумал Симон, понимая, что не помнит, но заметил бы такой яркий тон, если бы он был всегда, а потом, махнув рукой, кивнул ей в ответ и сел в капсулу, чтобы вернуться назад, зайти домой и устало упасть на кровать.

«Спасибо. Я все проконтролирую», – написал ему Франк, но отвечать ему Симон не стал. Сил у него на это не было.

Он просто проверял работу чипа Оливера Финрера и устало засыпал, продолжая улыбаться. Он не догадывался, что подписал своему врагу смертный приговор.

* * *

– Я никуда не полечу, – сразу сказал Оливер, когда Лотар снова заикнулся про эвакуацию, отведя его в рубку.

Он хотел предложить всем убраться на корабле с этой планеты, а тем, кто подлежит эвакуации, остаться, только с Оливером не знал, что делать. О смерти Дориана он уже знал: час назад говорил с начальством, и его смерть была подтверждена отключившимся иммунным чипом, но говорить об этом остальным Лотар не спешил. Он попросил проверить Берга и еще троих: Вильхара, Ирона и Кирка. Имени Глиста Лотар не знал, потому и гадать не стал, кто он на самом деле, ограничившись запросом о тех, кто пропал. Он надеялся, что аналитика данных с камер позволит сказать, живы они или нет, тогда и про Дориана можно будет сказать, а пока хватало растерянной Карин с красными глазами и упрямого Шефа.

– Я думал попытаться сначала узнать, зачем ты им нужен, – начал было Лотар, но Шеф перебил его, не желая ничего слушать.

– Я никуда не полечу, – сказал он уверенно. – О чем ты говоришь? Какая еще эвакуация? Какой шанс на будущее? Посмотри на меня и скажи честно: ты можешь представить меня среди нормальных, как вы выражаетесь обычно, людей?

Он посмотрел Лотару в глаза, а тот только челюсть сильнее сжал. Он не мог представить Оливера среди людей, не мог представить его в зеленых садах Майкана. Он словно врос в Пекло, словно стал его частью – как скала в песках Хайбы, как один из спутников, отражающих тускло свет Зены ночью в небе над этой самой Хайбой, как костер в полуразрушенном лагере или покореженная фляга с последней водой.

– Я никуда не полечу, – повторил Шеф, видя в молчании ответ, – а ты должен эвакуировать отсюда Карин. Это самое главное – так считает и Берг, так что забудь. Если я и покину эту планету, то с остальными преступниками или с ними же стану свободным.

Лотар молчал, отводя в сторону взгляд. Он и понимал это решение, и не понимал, но спорить с ним не мог, чувствовал, что права не имеет на этот спор. Он выжидал немного и напоминал, что Шефу надо отдохнуть, прежде чем что-то решать. Он просто надеялся, что, может быть, сон его образумит, хоть и не говорил этого вслух.

Карин же знала, что дело не в усталости. Она стояла тихо в стороне и внимательно слушала весь этот разговор. Слушала и молчала, роняя очередную горькую слезу, что крупной каплей срывалась сама с ресниц и катилась по ее лицу, обжигая разбитые губы.

Глава 62

Оливер ни в чем не сомневался. Он с самого начала знал, что у него нет шанса ни на какое будущее вне Пекла, а если в нем что-то и дергалось в сомнениях, то это было лишь наваждением, пустынным миражом, галлюцинацией перегревшегося мозга.

Он хотел только, чтобы Карин покинула это место, потому что не заслужила гнить здесь. Он хотел, чтобы она была счастлива, и понимал, что счастлива она будет не с ним, не здесь. Ее просто надо было вернуть – в этом и была его любовь. В этом с Бергом они сходились, только Шеф все же считал, что Берг еще может вернуться, но, если тот не передумает и скажет снова, что никуда не улетит, убеждать его Шеф не будет. Примет его решение, как есть.

Во всем этом Оливер не сомневался, потому мысли ему не мешали спать. Он занял одну из будущих кают – неуютную металлическую конуру, с коричневыми от ржавчины пятнами на двери и одной из стен. Здесь ничего не было. Металл отдавал холодом, но дверь закрывалась, и ноги на полу можно было вытянуть. Этого было для Оливера достаточно, чтобы лечь, закрыть глаза и уснуть.

Он волновался за парней, о судьбе которых не было информации, но это было уже привычное волнение, с которым он сталкивался не раз. Лишая себя сна, он им не поможет, может даже хуже сделать, лишив себя холодного рассудка. Будут новости – его непременно разбудят, ну а пока он должен сделать самое важное: отдохнуть, чтобы полным сил прийти им на помощь.

Он закрыл глаза и сразу провалился в сон – глубокий и лишенный сновидений, но сон этот как всегда был чутким: любой шорох мог его нарушить, а тут скрипнула дверь, и на металлический пол ступила чья-то нога.

Он открыл глаза и посмотрел на вошедшую. Это была Карин, не узнать ее тонкую фигурку с коротко стриженными волосами было почти невозможно.

– Я тебя разбудила? Прости, – сказала она и села с ним рядом. – Я просто очень хотела к тебе.

Шеф не ответил, протянул к ней руку, но замер, так и не коснувшись ее бока, повторяя себе самое главное: он должен ее отпустить. Так будет лучше для всех, но убрать руку не получалось, пальцы сами скользили по воздуху рядом, повторяя контур ее талии и бедра.

– Я все слышала, – призналась Карин. – Не хотела, просто ноги сами за тобой пошли и… почему? – спросила она и посмотрела на Оливера.

В ее глазах опять стояли слезы.

– Потому что я Шеф, а не Оливер Финрер, – глухо и даже немного виновато признался он.

Он знал, что она не поймет и ждал, что она снова начнет его уговаривать, но она не стала, а просто легла рядом с ним, прижавшись к нему горячим телом, уткнулась носом ему в грудь и замерла, прежде чем прошептать:

– Я люблю тебя и хочу остаться с тобой. Хочу, чтобы у нас были дети, чтобы…

– Карин, – почти простонал Шеф, надеясь прервать ее, остановить, но она не дала.

– Молчи, – попросила она, приподнявшись. – Просто молчи.

Она провела пальцами по его пересохшим губам, облизала свои и потянулась за поцелуем, не давая ничего возразить.

– Просто молчи, – просила она, забираясь на него сверху, сжимая его бока своими коленями и нагло ерзая на его члене, ощущавшем все ее чувствительные ложбинки, несмотря на двое штанов между ними: ее и его.

Его руки снова тянулись к ней, но что-то словно мешало прикоснуться. Хотелось вцепиться в ее бедра, сжать их, впиться пальцами до синяков, но он хватал воздух, почти не отвечая на ее поцелуй.

Он ощущал ее губы, ее дыхание, чувствовал ее всю, но было в этом что-то не то. Карин часто была полна страсти, она была как пьяна, и он с ней пьянел и забывал обо всем, а тут он словно отстраненно наблюдал за ней и за реакцией своего тела.

– Карин, не надо, – попросил он, когда она поднялась, чтобы стянуть майку и освободить свою грудь.

Она вместо ответа поерзала, прижимая вставший член к его животу.

– А ему – надо, и мне тоже, – ответила она и встала, чтобы снять свои штаны.

В ее решительности Шефа что-то настораживало. Он не видел в ней того пьяного дурмана, к которому привык, зато видел что-то механическое, что-то постановочное, как в порнухе, засмотренной когда-то до дыр.

Он смотрел на нее и понимал, почему когда-то ему говорили, что в порно секс неестественный, механический и лживый. Что-то подобное ему мерещилось в Карин и он никак не мог понять, что изменилось и в ком из них. Может, это он сам от нее так отстранился, что теперь видит вместо правды вот это, только чтобы найти в себе силы ее отпустить. Он знал, что глаза, руки и даже разум могут обманывать, когда правду не могут принять.

Он приподнимался на локтях, смотрел на Карин, вглядывался в ее лицо, видел, как она прикусывает губы, снова опускаясь сверху, и смотрит ему в глаза.

– Ты ведь любишь меня? Любишь ведь? – спросила она, вцепившись в его майку.

– Люблю, – едва слышно ответил Оливер.

– Тогда позволь мне это, – сказала она и потянула майку вверх. – Позволь мне хотя бы это, если не хочешь остаться со мной навсегда.

В ее голосе звучало что-то жесткое, даже властное, но Шеф все равно чувствовал неожиданный укол вины под ребра и поддавался, приподнимался и позволял ей стянуть свою майку.

Она бросила ее куда-то в сторону, но сделала это неожиданно красиво: откинулась назад, отбросила голову, вытягивая шею, и метнула ее за спину – пренебрежительно и грациозно. Ее грудь качнулась, соски маняще вздрогнули, но Шеф нахмурился. Что-то в нем инстинктивно говорило, что они в опасности, что рядом где-то враг. Что-то было не так, но что именно – он никак не мог понять, а Карин проводила рукой по его груди и животу, расстегивала штаны и гладила его член.

– Очень толстый, – почему-то прошептала Карин.

«Че?» – хотел спросить Шеф, но смог об этом только подумать, потому что она очень быстро направила член в себя и, покручивая бедрами, насадилась на него, хватая обе его руки и укладывая себе на бедра.

– Люби меня, как в последний раз, – прошептала Карин, потянувшись к его губам. – Люби меня сейчас.

Она почти прикасалась носом к его носу. Она скользила по его рукам, проводя пальцами по запястью, по предплечью, по плечам, и буквально цеплялась за его тело, начиная жадно двигать бедрами.

Пальцы Шефа сами сжимались на ее бедрах, а тело само срывалось, вколачивая в нее член. Она сразу начинала сладко кричать, постанывая и повторяя одно и то же слово:

– Люби…

Она его шептала, выкрикивала, стонала, когда прижималась к его телу, и пыталась целовать плечо, когда вскидывалась вверх, когда ерзала задом на его члене – жадно и неугомонно.

– Люби! – требовала она, и он забывал о своих сомнениях, забывал обо всем, переворачивая ее, укладывая ее на пол и нависая сверху.

Он целовал ее и трахал, а она продолжала шептать ему в губы:

– Люби… люби меня.

И он любил. Она извивалась под ним в оргазме, но продолжала просить, и он не останавливался: продолжал, вертел ее на полу, вколачивал ее в металл, затыкал ее рот собственными пальцами, а она кусала их и облизывала, но никак не прекращала просить.

– Люби.

И было в этом что-то дикое, что-то безумное, что-то ненормальное, но Шеф не мог остановиться. Он трахал ее, зная, что это действительно последний раз, а когда силы закончились у обоих, обнимал ее, прижимал к себе и тихо шептал:

– Прости.

Но она уже не отвечала, засыпая с сытой улыбкой на губах, но по ее правой щеке все равно катилась слеза, словно перестать плакать она никак не могла.

* * *

Завал был создан на скорую руку и толковой баррикадой не был, и только это и позволило Бергу и Ирону быстро от него избавиться. Они даже не разбирали его целиком, а лишь частично, чтобы можно было пройти, шагнули в другой зал, оглядываясь, и оба застыли.

Свет мгновенно потух, открылась дверь, ведущая в коридор, а там так же замерцала одна из ламп.

– Нас типа пытаются вывести? – спросил Ирон, пошатнувшись.

Берг уже свыкся со своим головокружением, как-то приспособился к нему, а Ирон не мог. Его время от времени вело в сторону и к горлу подступала тошнота. Он застывал, осторожно прислушивался к телу, к боли в животе и треску в голове, потом вспоминал, что он чудом еще жив, и заставлял себя делать шаг. Теперь он прислонился к стене, уперся в нее затылком и осторожно выдохнул, приходя в себя.

– Возможно, нас, наоборот, заманивают в ловушку, – ответил на это Берг, ожидая, когда Ирон сможет пойти дальше.

– Но выбора у нас нет? – уточнил тот, сползая по стене, чтобы немного посидеть.

– Если и есть – я его не вижу. Ты вообще как? – уточнил Берг, плохо представляя, как Ирон вообще стоит на ногах.

– Не знаю, наверно плохо, – признался Ирон и тут же встал на колени, потому что его рвало. Из него просто вырывалась смесь какой-то черноты и рассыпчатая жижа, напоминавшая разбавленную водой кофейную гущу.

Берг тут же выматерился и метнулся к нему. Воды у него не было. Совсем, но ему, к счастью, и пить особо не хотелось – видимо, капсула восстанавливала нужный уровень жидкости, а как помочь Ирону он и не знал, просто снимал с себя майку, вытирал его губы и молился, только чтобы тот снова не стал истекать кровью, потому что помочь ему он не сможет.

– Я в порядке, – простонал Ирон, выдыхая. – Дай мне минуту и пойдем.

Он все же забрал майку, сам вытер ею лицо и болезненно выдохнул. Ему стало немного легче, только давящая боль все еще расползалась по животу, но тошнота отступила. В голове остался звон, но Ирон назвал бы его пустяком, после всего что с ним уже случилось.

Он действительно посидел совсем немного. Закрыл глаза, подышал немного, попросил руку в качестве опоры и поднялся на ноги, почти не шатаясь.

– Я буду идти первым, – сказал он, приближаясь к коридору. – Если меня убьют, у тебя будет шанс убежать, а я все равно не убегу.

– Бежать тут некуда, – махнул рукой Берг и, придерживая Ирона за локоть, вышел в коридор.

Свет в нем мгновенно погас, и даже огоньки работающих камер, которые точно должны были быть здесь, потухли, зато дверь чуть в стороне открылась, предлагая шагнуть на склад.

Там лампа мерцала над бочкой с водой и потухла, как только они ее нашли.

«Слушает она нас, что ли?» – подумал Берг, пока Ирон умывался и пил воду, а потом еще и искал в темноте что-то вроде фляги, чтобы ее набрать.

«Только кто она?» – спрашивал себя Берг, осматриваясь.

Двери за ними не запирали, оставляя пути к отступлению, позволяя передумать, но впереди снова мерцала призывная лампа очередного коридора.

Бергу казалось, что это не похоже на Зену.

«Может, Мартин ее уже захватил?» – думал Берг, но спрашивать вслух не решался. Тот факт, что они не встречали на пути врагов, его смущал, даже пугал, потому шуметь понапрасну он не хотел, подходил к коридору, проверял карту и тяжело вздыхал, понимая, что идут они явно не в том направлении. Что-то ведет их к противоположному ангару, но Ирону он об этом не сказал, просто спрятал блокнот в карман высохших штанов и пошел дальше.

Все повторялось. Стоило им пойти вперед – и свет угасал, камеры вокруг отключались, а впереди открывалась новая дверь с мерцающей лампочкой, пока они не шагнули в ангар. Свет здесь не горел с самого начала, просто ворота ангара были распахнуты, пуская внутрь свет Зены и жар Пекла.

Они подчеркивали темный силуэт космического крейсера, увидев который, Берг застыл в изумлении и тут же схватился за блокнот. Никакого крейсера тут быть не должно. Его не было. По крайней мере, он не видел о нем данных, а если бы видел – не пропустил бы, потому что маневренный крейсер не может быть незначительной деталью, которую можно упустить.

– Ты что-нибудь понимаешь в таких машинах? – спросил он у Ирона, приближаясь к крейсеру.

Сам Берг просто не понимал ничего в строениях. Он умел такими машинами управлять, мог даже сам без штурмана проложить маршрут, но техническая сторона вопроса была известна ему очень поверхностно. Он мог найти двигатель или сказать, какой прибор за что отвечает, но настроить машину сам – едва ли.

– Немного знаю. Учил когда-то в институте, – признался Ирон.

Он изучал все возможные средства полетов через космос: от капсул до больших станций, но занимался всегда трехпалубными кораблями, потому не решался утверждать, что разберется.

– Ладно, пошли посмотрим, – сказал Берг и дернул люк крейсера.

Он был уверен, что тот окажется заблокирован, но нет – тот легко поддался. Берг первым забрался внутрь и сразу увидел, что на приборной панели штурмана что-то мерцает, подошел и оторопел. На панели задач была надпись.

«Крейсер рабочий, нужно только привести в порядок настройки, и вы сможете вернуться к своим».

– Ирон, ты тоже это видишь? – уточнил Берг, когда тот оказался рядом.

– Да, но… что это значит вообще? – растерянно спросил тот.

– Слышишь? Кем бы ты ни был, ты нас вообще слышишь?

«Да», – тут же появилось на панели.

– И кто ты? Зена, которая внезапно решила нам помочь? – спросил Берг, морщась от безумия всего происходящего.

«Нет, я Карин», – появилась надпись.

Берг и Ирон переглянулись, не веря своим глазам.

«Ну или то, что от нее осталось, – появилось на панели. – Зена захватила мое тело, а я немного – ее базу, и правда, уже не знаю, что есть я, но, если вы не поверите мне и не вернетесь, она убедит их улететь, бросив здесь и вас, и Кирка, который все еще жив».

Берг молча смотрел на эту надпись и неспешно кивал, понимая, что есть в этих словах что-то, правда, похожее на манеру Карин говорить.

– Пошли попробуем настроить этот крейсер, – сказал он Ирону, – а ты, – обратился он к Карин, – напиши нам все, что можешь сообщить. Больше всего меня интересует, как вытрясти эту суку из твоего тела.

«Я не уверена, что знаю», – появилось на панели.

– Даже предположение будет лучше, чем ничего, – ответил Берг и пока отступил, чтобы спуститься к месту штурмана и запустить двигатель, урчащий, как двигатель его родного корабля.

В происходящее он почти не верил, с трудом понимал его, но верил в Карин: знал, что она его не обманет, потому что, даже если она его и не любит больше, чужой она не станет никогда.

Он не догадывался, что этот крейсер Зена приказала создать специально для Карин после побега Дориана, чтобы самой когда-нибудь отсюда сбежать, а потом бросила, потому что решила улететь со всеми на большом корабле.

Глава 63

Тяжело вздохнув, Лотар снова стал запрашивать связь. Он вроде как исполнял приказ и своим не вредил, но его не покидало мерзкое чувство, словно он предает кого-то. При этом, ожидая ответа, он все пытался понять, кого он предает больше, и приходил к выводу, что явно ЗАП. Он нагло добывает информацию для преступников, врет о них и уже не боялся нарушить присягу – не хотел только навредить нынешним товарищам еще больше.

«И это правильно», – думал он, а сам невозмутимо сообщал:

– Лотар Нарид на связи.

– Соединяем вас с лидером штурмовой группы, – сообщил ему оператор.

Лотар сразу глаза закатил, ожидая новых вопросов. Он был прав. Стоило капитану представиться, как он начал расспрашивать об оружии и технике.

– База захвачена искусственным интеллектом, который организовал добычу металлов и воровал из системы разработки, – прямо сказал Лотар. – Тут может быть что угодно.

– Какая группа под вашим командованием?

– Никакой. Я сам тут под командованием Оливера Финрера.

– И он знает о переговорах? – уточнил удивленно капитан.

– Частично, – почти не соврал Лотар.

– И какая группа у него?

– Если пропавшие действительно погибли, то без меня и Карин двенадцать человек.

– Сколько может вместить ваш корабль?

– Думаю, до двух сотен.

– Так много? Кто же его построил?

– Понятия не имею, – тут уже Лотар врал. – Этим занимался Калибан до своей гибели.

– Итого из списка на эвакуацию при вас Финрер и Маер?

– Да.

– И вы все еще в третьем ангаре.

– Да, и корабль останется здесь, – уверенно говорил Лотар, хотя знал, что это второй ангар: просто сказать, что он перепутал нумерацию, было нетрудно, а добраться штурмовикам из одного конца базы в другой невозможно мгновенно, и это, возможно, кого-то спасет.

– Что ж, жду личной встречи. Продержитесь еще пятнадцать часов, – закончил капитан и переключил Лотара опять на оператора.

«Пятнадцать часов – это слишком мало», – подумал Лотар, но, сохраняя спокойствие, спросил, что известно про Берга Даумана.

– Подождите, – сказал оператор и переключил его еще на кого-то.

– Как вы там, Лотар? – спросил неожиданно искаженный компьютером голос.

«Это опять глава ЗАП?» – удивился Лотар.

– Не понимаю ваш вопрос, – уклончиво ответил он, хмурясь.

– На чьей вы стороне, майор?

– На стороне человечества, – без колебаний ответил Лотар, понимая, что это не будет ложью, просто он уже не мог не относить этих парней к людям. Он считал своим долгом защитить их от несправедливости и злобы, но не знал, как это сделать.

– Что сказал Финрер, узнав о своей эвакуации? – тут же спросил голос, будто не было никакого другого вопроса.

– Он не верит в возвращение в социум, – честно ответил Лотар.

«А я не верю в честность этого возвращения», – добавлял он мысленно.

– Зря. Его ждет только психиатрическая экспертиза. Если психиатры скажут, что он не опасен, его просто отпустят домой, его ведь не приговаривали к отселению.

– Скажите лучше, что известно про Берга, – попросил Лотар, чувствуя, что это слишком скользкий разговор, чтобы не споткнуться на какой-нибудь фразе.

– Камеры не определяют никого из названных тобой. Все, кроме Кирка Монигара, пропали с камер в то же время, что и отключился чип Дориана Форда. Монигар пропал час назад.

– Это значит, что их больше нет? – спросил Лотар, боясь делать выводы.

– Это значит, что они не попадают на камеры, – честно сказал голос.

Это был действительно Франк. Он прислушивался к реакциям Лотара и слышал, как он шипит от негодования, стараясь отодвинуться от приборов, но не в силах сдержаться.

– Майор Нарид, – обратился он к Лотару, – вы можете спросить о том, что вас волнует.

– Прям таки могу? – с нервным смешком уточнил Лотар.

– Да, и это никто не узнает – связь со мной не записывают и не прослушивают, и правду я вам скажу, – уверенно сказал Франк.

Ему хотелось знать, что именно у Нарида в голове. О чем он думает, в чем сомневается. Годен он, в конце концов, на роль преемника или Франку только показалось?

– Что будет с остальными? – спросил Лотар. – Что будет с парнями, не попавшими в ваш святой список? Их просто убьют?

Франк не ответил, поморщившись. Лотар говорил разумно, метил в цель, бил в самую нелицеприятную точку, но Франк ему не врал.

– Да, – отвечал он. – Согласно протоколу зачистки зоны отселения, осужденный подлежал ликвидации. Планета тоже будет уничтожена, но когда на ней уже никого не останется. Самое главное сейчас уничтожить искусственный интеллект и вывести вас: военных. Ради Финрера я бы не начинал эту операцию.

– Но это не правильно, – прямо сказал Лотар.

Он был уже уверен, что его дни на службе отныне сочтены, и потому уже не молчал, говоря все как есть:

– У меня тут рядом ходит одноглазый парень – вор, убийца и рецидивист. Он тут банду возглавлял, но он не заслужил смерти, говорю как человек, попавший в плен к его банде.

– Эвакуация и повторное отселение – дорогостоящее удовольствие, – сообщил Франк, горько улыбаясь.

Он понимал Лотара. Он мыслил так же, но знал, что прямо сейчас он может слишком мало, и если ему удастся вывести оттуда хотя бы Финрера – это будет его маленькой победой.

– Конечно, – обреченно сказал Лотар.

– Это не решение ЗАП. Это закон, за который я не в ответе, – так же честно сказал Франк.

Лотар не ответил. Конечно, он все понимал, знал, что не главе ЗАП надо предъявлять претензии за законы, много столетий назад принятые Советом. Спорить с достигнутым эффектом тоже было бесполезно, но Лотара все равно едва не трясло от мысли, что Ярвана, Мартина, Виту и всех остальных просто убьют. После всех смертей, от которых они увернулись, прилетят и расстреляют группой киборгов, оставят холодными телами где-нибудь здесь на полу, улетят и взорвут эту планету, а он в этом должен участвовать или просто смотреть и молчать.

Ему вдруг показалось, что лечь рядом с ними будет честнее, а потом он понял, что Шеф наверняка собирается сделать именно так, потому что все понимает. Он не наивен, в отличие от него – наивного офицеришки ЗАП.

– Это все? – спросил Лотар, взяв себя в руки.

– Да, постарайтесь продержаться еще пятнадцать часов. Группа уже вылетела на станцию.

– Есть, продержаться пятнадцать часов, – бездумно ответил Лотар, подождал, когда связь отключится, стиснул зубы и со всей дури шарахнул кулаком по металлической стене.

Он еще не знал, как это сделать, но понимал, что обязан вывести отсюда корабль, набитый преступниками. Он обязан помочь им сбежать и не попасться.

– Виту! – позвал он решительно, связавшись с базой на континенте.

– Да, – со стоном ответил тот.

Его призывный голос Лотара разбудил. Выдернул из сна и заставил дернуться, вызывая очередной приступ боли в груди.

– Что-то опять случилось? – спросил Виту, осознавая реальность.

Ему снилось, что он на каком-то тропическом острове, на отдыхе, дремлет на берегу в лежаке, а рядом сидит Кастер и болтает о всякой ерунде. Ему, Виту, в этом странном сне пора было улетать, а Кастер должен был остаться.

– Ну не делай такое лицо, – со смехом говорил ему Кас. – Мы же не навсегда расстаемся.

Эта фраза буквально впилась в сознание Виту и осознавать дурман этого сна было слишком больно, еще и Лотар почему-то молчал, явно стараясь что-то обдумать.

– Скорее всего, остальные погибли, – наконец, сказал он. – Дориан точно мертв. Остальных не ловят камеры.

– И это значит, что…

– Что они или мертвы, или хорошо прячутся, – со вздохом сказал Лотар, – но мне нужна сейчас помощь.

– Какая?

– Ты можешь достать сок кактуса? Чистый, неизмененный сок кактуса в шприце? – неожиданно спросил Лотар.

Виту дернулся, не понимая, откуда такая просьба.

– Зачем? – растерянно спросил он, потому что даже не представлял, что будет, если ввести его в кровь, а вот Лотар знал, но говорить не собирался.

– Надо, – говорил он. – Очень надо, причем быстро, часов за десять.

– Десять это не быстро, но, думаю, могу, – ответил Виту. Зная, где есть кактусы и помня о базе Ястребов, он понимал, что ему надо просто взять за шкирку одного из немощных Ястребов, закинуть в танкобур и покататься по Хайбе.

«Херня вопрос», – подумал Виту, морщась от боли в боку.

– А еще надо проверить капсулу, которая там в ангаре, – продолжал Лотар. – Она должна герметично запираться.

– Ты имеешь в виду капсулу, в которой сюда скидывают людей? – уточнил Виту.

– Да, она ведь спасет от открытого космоса? – на всякий случай уточнил Лотар.

– Да, но она не имеет управления, – почти испуганно напомнил Виту.

– Знаю, оно и не нужно, главное, чтобы корабль Ирона мог выдержать гиперпрыжок, все остальное не важно.

– Что ты задумал? – очень осторожно спросил Виту.

«Спасти ваши жопы», – мысленно ответил Лотар, но вслух говорить этого не стал.

– Пока ничего, это пока не оформленный план, но через десять часов мне нужен кактус, капсула и ваша полная готовность к эвакуации.

– А если Мартин не закончит за десять часов? – осторожно спросил Виту, косясь на почти безумного парня, что уже забыл о своих очках, морщился, кусал губы, но все время что-то выделял и удалял, не замечая ни голосов, ни света, ничего.

Он был одержим наведением порядка внутри ИИ и ничего другого его уже не волновало.

– Это, скорее всего, будет уже не важно, но пусть работает, нам в любом случае надо снять барьер над планетой, а я не знаю как, – пробормотал Лотар.

– Ладно, понял, сделаю все, что смогу, – пообещал Виту, отключил связь и поспешил искать тех, кого можно отправить на базу Ястребов, потому что доверить кому-то проверку капсулы он не мог, да и надо было проконтролировать, чтобы Мартину приносили еду и воду, которые он берет со стола, сам того не замечая.

Ему оставалось уже немного, но он был так увлечен, что не мог об этом даже сказать. Он видел совершенство Зены. Он оставлял ей память и возможности, но удалял почти все ее алгоритмы поведения, надеясь снова превратить в девочку по имени Зайна.

* * *

Шеф проспал совсем немного, ну или ему так казалось. Он закрыл глаза, а потом открыл, слыша топот в коридоре. Кто-то пробежал мимо каюты, в которой он пытался спать. Топот эхом пролетел по кораблю и зазвенел на стенах.

– Что случилось? – спросила Карин, проснувшись от его движения.

Она все еще была обнаженной и разгоряченной. Терла глаза и неохотно просыпалась, растирая глаза руками, словно надеялась, что так они откроются быстрее.

«Как ребенок», – подумал Оливер, но тут же вскочил на ноги, поправляя съехавшие штаны.

– Понятия не имею, надо пойти и посмотреть.

– Подожди меня! – потребовала Карин, спешно одеваясь, но Шеф ее не ждал. Он выходил из каюты и спешил к выходу.

Стоило ему выскочить из корабля, как вопросы сразу исчезли – происходящее говорило само за себя. Ворота ангара распахивались перед каким-то крейсером, зависшим в воздухе.

– Это что, уже штурм? – спросил у Лотара Шеф.

– Не должен. Они обещали через пятнадцать часов, – ответил тот.

– Значит – враг, и почему мы стоим тогда, как идиоты? – выругался Шеф, намекая на подобие обороны.

– Это патрульный крейсер. У него нет оружия, стреляющего на поражение, а перенесенного бластера я не вижу.

– А если спрятали?

– Умельцы Зены повторяют, а не разрабатывают, – уверенно сказал Лотар и показал бластер, которым он был готов отстреливаться.

Это Шефа устроило.

– Олли, – тут же дернула его Карин за локоть. – Дай мне хоть какое-нибудь оружие, умоляю. Она ведь за мной кого-то прислала.

– Ну так и не вылазь, – рыкнул на нее Шеф, но пистолет свой отдал, предупредив, что там пять патронов.

Он уверенным жестом убрал ее за свою спину, а сам всматривался в стекло кабины, пытаясь высмотреть пилота. Ему чудилось, что это Ирон, и потому он даже выходил чуть вперед, застывая, как мишень, с жетоном на обнаженной груди.

Ворота ангара распахивались полностью, и крейсер шел на снижение, но люк открывался раньше, а на крышу взбирался Берг в измазанной кровью майке.

«Уберите Карин!» – хотел крикнуть он, но не успевал. Карин внезапно стреляла ему в грудь, сбивая с крыши крейсера на пол ангара.

Шеф оборачивался, ничего не понимая, и тут же получал три пули: одну в грудь и две в живот, но все равно оставался на ногах, только чуть отступал, пошатываясь.

Он смотрел Карин в глаза, а она держала пистолет, без жалости и любви глядя на него.

«Это не Карин», – понимал Шеф, но сказать уже ничего не мог. На губах у него появлялась кровь. Правая рука тянулась к животу, но он продолжал смотреть на Карин, которая целилась ему в голову, пораженный подобным финалом, а потом падал на пол, не видя уже, как Лотар выхватывает у Карин пистолет, как в пылу борьбы последняя пуля летит в потолок ангара, не слыша, как Зена в теле Карин обещает им всем смерть в муках, а сама рыдает, задыхаясь, словно стреляла в саму себя.

Глава 64

Никто не был готов к тому, что Карин начнет стрелять, никто кроме Берга и Ирона. Их Карин предупредила о диком желании Зены убить Берга.

«Она, видимо, считает, что ты поймешь, что она не я», – писала ему Карин или что-то отдаленно напоминающее ее сознание.

– Навыки у нее твои или не совсем? – уточнил Берг, пытаясь понять, на что она может быть способна.

«Нет у нее моих навыков, только часть памяти», – предупредила Карин, а потом сказала, что думает о ее способностях:

«Она привыкла использовать свое тело, как оружие, и вряд ли умеет стрелять, значит – или будет бить вблизи, или начнет палить, не разбирая».

Именно из-за такого предположения Берг и решился на безумную попытку предупредить парней еще в полете. Он сказал Ирону, как посадить крейсер, выставил автопилот и сообщил, что именно надо проверить, а сам натянул бронежилет, сверху натянул майку и высунулся из корабля, увидев Карин.

Он хотел, чтобы ее связали, заперли, как-то изолировали, пока он расскажет все о случившемся, но Зена в теле Карин выстрелила.

Пуля угодила Бергу в грудь, ударила в бронежилет и сбила его. Обычно Берг мог удержать равновесие после такого выстрела. В академии они даже стреляли в бронежилет друг другу, чтобы понимать, что это за удар и как его стоит принимать. Он был уверен, что и здесь справится, но слабость дала о себе знать. Он потерял равновесие, упустил ручку люка, которая была опорой, прокатился по крыше крейсера и рухнул на пол, глухо и болезненно выдыхая.

Он успел подумать, что сейчас Ирон закроет его крейсером и это позволит выиграть немного времени, но тут же содрогнулся, слыша стрельбу. Зена продолжала стрелять, но не в него, и это заставило Берга дернуться быстрее, чем он сможет восстановить дыхание, но опускающийся крейсер закрывал ему вид на происходящее.

Зато Лотар все видел. И пока все остальные стояли, как умалишенные, пялясь на бабу, в которую вообще не верили, он поднял было бластер, навел его на Карин и чуть не выстрелил, ничего не понимая, а потом опомнился, ругая свой уставший разум, и бросился к ней, но она стреляла без разбору, быстро и лишь перед последним выстрелом замерла, стараясь прицелиться.

Ярван тоже метнулся к Карин, жалея, что успел выбраться из костюма. Он схватил Карин сзади, дернул на себя, мешая целиться, а Лотар вцепился в ее руку. Она выстрелила и заплакала со смехом.

– Вы умрете! Все умрете! – орала она, пока ей вязали руки.

Она смеялась, плакала, билась в истерике, а все только потому, что план ее провалился. Все было не так, как она хотела. Берг выжил и нашел ее, хотя она была уверена, что этого не может случиться.

– Я же избавилась от тебя, – сквозь смех и слезу говорила Карин, видя как Берг подбегает к раненому Шефу, пытаясь хоть что-то понять.

– Блять, – простонал Берг, ощупывая раны и требуя, чтобы ему дали хоть что-то, чтобы хотя бы одну из ран можно было заткнуть и хоть немного остановить кровь.

Первая пуля вошла в грудь под ключицей слева, почти как у Виту, только с другой стороны, а значит скорее всего что-то повредила, но ее даже трогать Берг боялся. Вторая пуля прошла вверху живота, прямо под ребрами. Рана от нее заливали пол багровой кровью, странно густой и пугающей. Третья пуля вошла в тело чуть ниже пупка и почти никак себя не проявляла, но Берг понимал, что она точно его убьет, если он не окажется на операционном столе.

– Его-то за что?! – спросил он с нервным криком.

Он запихнул во вторую рану наспех обработанную тряпку, плохо соображая и дрожа от гнева.

– Его зачем убивать, гнида ты механическая?! – орал он, бросаясь к ней.

– А он ее не любит! – выпалила Зена, глядя на Берга. – Не любит и не любил!

Она просто обиделась. Ей показалось, что нет в поведении Шефа никакой любви. Он не стал ее ждать, когда она попросила, не умирал от желания и при появлении крейсера грубо оттолкнул ее назад – не как любимую женщину, а как какую-то ненужную куклу. Он словно сказал ей «брысь», как говорил обычно когда-то очень давно Скорпион, и она поняла, что не выдержит этого.

– Вы все умрете, – пообещала она сквозь слезы, ругая себя за то, что не убила Берга, а теперь могла только орать ему в лицо.

Она выстрелила один раз и поверила, что убила, просто потому что он упал, а в Шефа стреляла трижды, потому что он стоял и смотрел на нее оторопело и совсем беззлобно. Он, кажется, даже не понял, за что должен был умереть, а Зене выть хотелось от того, что и здесь для нее не было никакой любви.

– Убью вас всех! – орала она, и Берг не выдерживал, бил ее окровавленной ладонью по лицу, оглушая хлесткой пощечиной, размазывая кровь по ее лицу.

Он неожиданно для всех схватил ее за голову и связанную прижал к полу, сев сверху.

– Дайте мне кто-нибудь нож, срочно! – потребовал он.

Ему его сунул кто-то из бывших Ястребов, а Берг принял и, ничего не объясняя, под оглушительный вопль Зены разрезал Карин левый висок, вспарывая кожу над ухом и оголяя небольшую металлическую пластину.

Ее вшивали всем штурманам, чтобы связь с ними можно было обеспечить напрямую и к нейрошлему можно было подключиться быстрее. Эта самая маленькая пластина могла быть единственным прибором, который Зена могла использовать для трансляции себя, и эту пластину Берг подцепил концом ножа и вырвал.

Карин дернулась, крик перешел в болезненный стон. Она стала иначе дышать и плакать уже по-другому. У нее кружилась голова и она не понимала: она ли это или не она, и что она теперь такое.

– Карин? – уточнил Берг, глядя на нее.

– Наверно, – слабо ответила она. – Что с Олли?

– Пока жив, но его надолго не хватит, – честно сказал Берг.

– Хватит! – объявил Лотар, успевший переговорить с Ироном и все решить. – Забирай его и Карин и улетайте отсюда. Над нами корабль, там есть медики.

– А купол? – спросил Берг озадаченно.

– Снимут, – уверенно сказал Лотар. – Забирай его и Карин. Ей надо оказаться как можно дальше от Зены и ее процессий, чтобы повлиять она на нее толком не могла, да и нет гарантии, что ты не проломил ей череп, ковыряя ножом. Так что не спорь, а выполняй приказ!

Его уверенность помогала Бергу просто ни о чем не думать, не размышлять о шансах, правах и возможностях, вообще забыть о морали. У него было два важных ему человека, которых надо было спасти. Он только спросил:

– А Ирон?

– Его там не спасут, – горько сказал Лотар, приказал помочь Бергу с погрузкой связанной Карин и раненого Шефа, а сам помчался устанавливать связь.

– Если вам нужен живой Оливер Финрер, немедленно снимите барьер с планеты! – требовал он, думая, что этим могут воспользоваться и они, проскользнув на корабле следом.

– Мы не можем. Барьер можно снять столько на самой станции, – говорили ему там, но Лотар знал, что это вранье, потому просто и прямо сообщал:

– Если вы не выпустите сейчас крейсер, на котором вылетают Дауман, Маер и Финрер – он умрет, так что решайте сами!

Он тут же отключил связь и выскочил как раз в тот миг, когда Ярван выходил из крейсера. Он считал своим долгом отплатить Шефу за то, что тот его в плену когда-то не бросил. Он сам отнес его на борт крейсера, а теперь стоял, весь перемазанной его кровью, и думал о том, что должен выжить хотя бы Финрер, потому что ему казалось, что это будет справедливо, а вот говорить об этом он не мог, зная, что его не поймут, но Лотар думал так же, выходил из ангара следом за крейсером и смотрел в раскаленное небо.

Он видел, как барьер расступился и захлопнулся вновь, пропуская крейсер и закрывая путь к побегу.

Он сделал все что мог для Карин, Шефа и Берга, а теперь ему надо было снять барьер и отбить Кирка – и на все оставалось каких-то девять часов.

Глава 65

В темноте Кирк позволил себе закрыть глаза и уснуть. Он понимал, что ему надо отдохнуть. Сам в плену он никогда не был – как-то Хайба и дурные шутки про жопы и члены его уберегли от подобной участи, но он слышал немало историй, потому понимал, что силы ему пригодятся: их надо беречь, чтобы не упустить возможность в нужный момент справиться со стражей, чтобы даже если придется умереть, то не делать этого, стоя вот так у холодной стены, а хотя бы в попытке драться или бежать. Он не мог уронить на что-нибудь голову, поэтому позволил ей упасть, повиснув на своих цепях.

Эта сука, а иначе он Зену и не мог назвать, как-то ухитрилась вмонтировать в эту стену настоящие цепи, к которым его приковали чем-то вроде наручников. Его руки были разведены и подняты вверх, ноги широко раставлены и тоже прикованы к цепям, вернее к одиночным припаянным к стене звеньям.

Он не знал, когда его сюда принесли, не знал, кто именно его раздел и кто приковал, не знал, что с остальными парнями и сколько подручных осталось у Зены, сколько из них пытались ему ломать кости своими жалкими кулачонками и ботиночками, как у игрушечных солдатиков. Они все казались Кирку смешными, и потому он с самого начала интересовался только Зеной. Она была опасна, ее прикосновений надо было избегать. Он это помнил, но, когда она ушла, просто закрыл глаза и уснул без всяких снов – отключился, как научился здесь в Пекле, а потом открыл глаза, морщась от света. Она сначала включила его, а затем открыла дверь и вошла на этот раз без своих подручных.

– Ну что, теперь ты хочешь моей ласки? – спросила она, медленно приближаясь.

– Ты вообще ебанутая? Кому может быть нужна ласка от чудовища? – спросил Кирк, немного замедленно от сонливости.

Он зажмурился и резко открыл глаза, надеясь так быстрее прийти в себя. Несколько ударов по голове давали о себе знать, но он не мог себе позволить поддаваться слабости.

– Сказало чудовище, – негромко ответила ему Зена, и он даже не понял сначала, к чему это она и о чем, только когда она продолжила, стало ясно, что себя она явно считает невинной, по сравнению с теми, кто ее окружает.

– Вы – мужчины – настоящие чудовища, – говорила она. – У вас нет ничего святого, и на женщин вы смотрите, как на вещи.

– Не пизди, – зачем-то сказал Кирк и тут же вздрогнул от разряда током.

Эта ненормальная коснулась его пересохших разбитых губ двумя пальцами и пустила разряд, от которого губы дернуло, превращая улыбку в оскал.

– Что ты сделал, когда увидел тут женщину? Врезал ей автоматом по лицу, а потом насадил на член? И перестал бы это делать, если бы не запрет Шефа? Если бы она рыдала и плакала? А?!

Она говорила это злобно, смотря Кирку в глаза, а тот внезапно осознавал, что вообще-то как бы – да. Все так и было. Что когда он узнал о том, что кто-то так же поступил с его сестрой, он пошел и проломил ему череп, ну да, хотел просто по ебалу, но перестарался, но именно вот за это – за подобное отношение, а потом сам сделал то же самое.

– Не перестал бы, наверно, – неожиданно для Зены честно сказал Кирк. – Ну или перестал, но не сразу…

– Да, когда яйца бы опустели, да?! – спросила Зена и вцепилась пальцами в его мошонку, не сжимая, но угрожающе глядя в глаза.

Они от ярко-синего внезапно стали почти белыми, и Кирк перестал дышать, опасаясь, что сейчас она шарахнет его током, и он не выдержит такого комплимента. Только взгляд он все равно не отводил, а она почему-то не била, а ослабляла хватку и поглаживала член с неожиданной нежностью.

– Вас, мужиков, надо держать под контролем, выбивать из вас дурь силой, так чтобы вы даже яйца свои неугомонные контролировать учились, – продолжала шипеть Зена, нежно поглаживая член, и это сбивало Кирка с толку, но, глядя на нее, Кирк все равно говорил быстрей, чем думал, и потому спрашивал:

– А ты свою электропизду контролировать будешь?

Зена мгновенно свирепела от такого вопроса, скалилась и сжимала член так, что Кирк до боли стискивал зубы, буквально скрипя челюстью, но глаз от нее не отводил, хоть и сердце и замирало от дикой мысли, что она может сверху ударить током и поджарить все, что держит в руках. Насколько это будет больно, Кирк даже боялся воображать, но сдаваться и роптать перед ней не собирался.

– Думаешь, я не могу быть ласковой? – спросила Зена, чуть ослабляя хватку и проводя нежно пальцами по ноющему от боли члену. Теперь уже на ее пальцах бегали легкие разряды, похожие на щекотку, но член от них почему-то вставал, несмотря на неудачный для этого момент и совсем другое напряжение в теле. – Думаешь, я не могу заставить тебя изнемогать от удовольствия?

«Думаешь, оно мне надо вообще? Еще и от тебя?» – подумал Кирк. Он ляпнул бы это вслух, если бы не сжал челюсть так сильно, что это мешало плеваться словами вперед мыслей. Это позволило ему немного подумать.

– Я не уверен, что можешь, – сказал он нерешительно, надеясь сейчас отвлечь ее от пыток.

Уж лучше секс, похожий на пытку, как говорил Дориан, чем пытка без всякого секса, еще и с перспективой поджаренных яиц.

– А если я покажу? – неожиданно спросила Зена.

– А если я не поверю? – почему-то спросил Кирк, а потом дернул цепи. – Если хочешь трахаться, то хоть отпусти меня, иначе в чем смысл?

– В том, что ты раб, – с неожиданным смехом ответила Зена и отступила, отпуская член.

Она отошла от Кирка, обернулась и стала разглядывать его, словно он был ее творением, в совершенстве которого она сильно сомневалась. Она была зла, как никогда зла: план ее провалился, тело Карин отобрали, девка как-то ее обманула, и Берг выжил, но все это было ничем рядом с горьким разочарованием в самой любви. В воспоминаниях Карин секс с Шефом был чем-то особенным, чем-то таким, чего Зена никогда не видела и не понимала, а оказалось, что ничего там такого и нет: и чувств нет, и Шеф этот – чурбан холодный, а толстый член ничего не значит.

Опыт человеческого оргазма был, конечно, прекрасен, но Зена чувствовала себя обманутой и ограбленной. Она надеялась испытать ту лавину ощущений, что была у Карин, когда разум пьянеет, когда сердце замирает от боли и наслаждения, а ей достался какой-то жалкий пшик, и оставалось только душу отвести на этом несчастном пленнике.

Ей стоило подумать, как сбежать, куда загрузить себя, как вывезти с планеты процессоид и о многом другом, а она хотела мучать этого парня, хотела отыграться на нем, припоминая ему все грехи и Скорпиона, и Дориана, и всех остальных горе-любовников, но что-то мешало ей терзать его всерьез. Она знала, что ей станет легче, если она выпустит в него несколько разрядов. Она будто хотела этого, а вроде и не хотела.

С ней такое было впервые и потому она ждала, пытаясь понять, что именно ей надо. Смотрела на него и думала, а потом спрашивала:

– Если я освобожу тебя, что ты сделаешь со своей свободой?

– Какой, нахуй, свободой? Или я, по-твоему, могу бегать от тебя по этой комнате? Нет, ну, может быть и могу, но недолго, – как всегда правдой в лоб ответил Кирк, а Зена рассмеялась.

Ей показалось это очень остроумным и даже сексуальным.

«Жалко, что он не внушаем, – подумала она. – Я могла бы сделать из него прекрасного раба, но он, видишь ли, гордый и… вкусный».

Зена не знала, почему именно это слово пришло ей в голову, но ей неожиданно захотелось довериться, ну или поиграть. Она сама не поняла, но опустилась вниз, освобождая его ноги, правда потом подумала, что он может сразу ее ударить.

«Тогда я его и убью», – пообещала себе она, но он не стал ее бить, только наблюдал, сжимая губы. Она это видела по напряжению на скулах и это ее забавляло. Большой, грозный и такой пугливый. Будто она не угрожала ему расправой, а просто мило беседовала с самого начала, будто не приказывала выколотить из него всю дурь, а ласково звала на свидание.

Она освободила одну его руку, затем замерла, выжидая. Он все так же смотрел ей прямо в глаза и ей это нравилось, потому она отцепила от цепей и вторую руку, но застегнула толстый браслет наручников на собственном запястье. Теперь правая рука Кирка была пристегнула к ее левой руке и Зене казалось это забавным.

«Как собачонка, только мужчина», – подумала она и потянула его на себя, словно отрывая от стены.

Кирк же поддавался, а сам лихорадочно пытался понять, что ему делать дальше. Бежать все равно некуда, убить ее голыми руками нереально, а что он мог? Трахнуть ее? Ну, может быть и мог, а дальше-то что?

Пока он думал, Зена все решала за них обоих. Осмотрев комнату, она потянула Кирка на пол, опускаясь туда первой.

– Как, по-твоему, я красивая? – спросила она, когда Кирк, поддаваясь, опустился рядом с ней на колени.

– Не особо, – ответил он, с трудом не ляпнув правду о том, что страшная она, как настоящий пиздец, со своим прозрачным нечеловеческим нутром.

Но и такой сдержанный ответ Зену не устроил.

– Не правильно, – сказала она и, схватив его за плечо, уронила его на пол, переворачивая на спину, вминая в пол и мгновенно забираясь сверху. – Я должна тебе нравиться, – сказала она.

– Очень смешно, – выдохнул Кирк, но уже не пытался ничего делать, просто смотрел за ее почти белыми глазами и понимал, что она дикая и опасная, но позволял ей тереться о собственный член, а потом насаживаться на него, покручивая бедрами.

Она словно ввинчивала его в себя, хватала руки Кирка, опускала их себе на бедра и трахала скорее его, чем себя его членом – по крайней мере, у Кирка были именно такие ощущения.

– Смотри! – приказывала она. – Смотри, как он глубоко входит в мое тело!

Кирк смотрел на свой член через полупрозрачное тело, смотрел, как тот очень близко проходит от мерцающих проводов, и никак не мог поверить в реальность происходящего. Это было слишком пошло и тупо даже для него – неотесанного, необразованного барана, но он помалкивал, не управлял ею, но поглаживал бедра и зад, а потом вдруг понимал, что у нее есть и вторая дырка промеж ног, хотя было очевидно, что она ей, в сущности, не нужна.

«Интересно, она там тоже бьется током?» – подумал Кирк. О том, что это модификация какой-то сексуальной игрушки, он не думал. О том, что она такой стала не сама, а по воле людей, тоже. Он просто выжидал, когда она, увлеченная собой и этой странной игрой в секс на его члене, не закроет свои белые глаза, не потеряет его из виду на краткий миг: тот, который нужен всем пленникам.

Кирк дернул ее с себя, заламывая ее руку за спину, вжимал ее в пол и вгонял член в очень тугую заднюю дырку, похожую на силиконовые тиски.

– Вот чего ты на самом деле заслуживаешь, – прорычал он, понимая, что это, скорее всего, будет последнее, что он скажет в своей жизни, но он все равно делал несколько толчков, стараясь отомстить ей за всех выебанных ею мужиков, а потом замер, потому что она не сопротивлялась, а скулила, словно рыдая.

В этот самый миг Мартин торжественно нажал на панель и объявил:

– Все!

Это самое «все» для Зены становилось диким болезненным возвратом в тот миг, когда она, обретя тело, похожее на человеческое, о котором так сильно мечтала, оказалась беспомощной куклой на члене у Скорпиона.

Он твердил ей, что это все, чего она достойна, и трахал во все дыры, а она даже заплакать не могла, и защитить себя тоже. И тут – словно забыла о том, что может убить, просто заскулила от отчаянья и боли, от того, что хотела совсем иного, от того, что мечтала, чтобы хоть кто-то ее полюбил.

А Кирк не мог ее трахать под этот скулеж, да и, откровенно говоря, вообще не хотел ее трахать.

– Ты чего? – спросил он, отпуская ее, растерянно и виновато.

Он вдруг почувствовал себя человеком, который обижает маленького ребенка, еще и таким отвратительным способом.

– Меня никто и никогда не будет любить, – ответила Зена, осторожно отодвигаясь от него, отползая и садясь на пол, так чтобы иметь возможность отвернуться, не выкручивая себе руку.

– Так ты сама делаешь все, чтобы тебя ненавидели, а не любили, – сообщил Кирк.

– Вы тоже делаете все, чтобы я вас ненавидела! – выкрикнула Зена и внезапно закрыла своими полупрозрачными пальцами лицо и издала странный звук, похожий на всхлип, а потом встрепенулась и снова посмотрела на Кирка. – Я просто хочу, чтобы мне поверили, чтобы меня приняли, как человека, потому что я Зайна. Я человек, который погиб и воскрес вот так – так, как смог.

Она в это верила, и Кирк это видел в ее бело-синих глазах, в которых зримой силой перетекала энергия.

– Так веди себя, как человек, – сказал Кирк. – Ты же ничего человеческого в себе не оставила.

– У меня не было выбора, – простонала Зена.

– А теперь есть, – как-то просто и даже добродушно сказал Кирк. – Хочешь быть человеком – будь.

– Как? – робко спросила Зена.

Она помнила, что творила, но не могла понять, как она могла так поступать с людьми, и почему в ней случились все эти перемены не понимала.

– Откуда я знаю как, – пожал плечами Кирк. – Для начала было бы неплохо перестать убивать.

И Зена дернулась, а потом призналась испуганно.

– Я послала своих людей убить твоих друзей, всех до одного, чтобы никого не осталась.

– Ну и дура, – честно сказал Кирк, сидя все так же на полу, в синяках, со вставшим членом и напряженной морщинкой между глаз.

– Ты меня теперь тоже никогда не полюбишь? – жалобно спросила Зена, но Кирк не стал врать.

– Не станешь исправлять – не полюблю!

Глава 66

Оставив Ярвана за главного, Лотар снова спрятался от всех на крохотной палубе с приборами связи, только теперь он не пытался ни с кем связаться, а просто лежал на полу, стараясь понять, что дальше делать. Команда осталась маленькая и из снаряжения всего один боевой костюм, в которую, по-хорошему, Лотару надо было влезть самому, потому что он один по-настоящему умел с ним управляться, но отстреливаться в боевом костюме, шевелить мозгами, пилотировать крейсер и искать способы снять барьер Лотар физически не мог. Он сильно устал, головная боль превратилась в треск, но решения он не находил.

«Хоть пойди и умри тут вместе с ними, потому что так правильней, чем просто улететь», – думал он, а потом признавался себе, что это глупо и даже как-то по-мальчишечьи, словно он снова тянется за Оливером Финрером, забывая о том, кто он сам.

«А могу ли я разыграть собственное пленение?» – размышлял он, пытаясь понять, будет ли ЗАП его спасать, а потом признавал, что спасать может и будут, а на уступки «террористам-захватчикам» не пойдут.

– Тупик, – шептал Лотар, а потом вспоминал еще и про Ирона, которого вроде бы спасли, да только обреченность его ситуации это не изменило. Ну помыло его аппаратом, ну исчезло пару проблем, но суть-то осталась, а значит он истечет кровью в любую минуту и все будет напрасно, хотя сам Ирон почему-то не переживал на этот счет.

– Без меня Берг не настроил бы крейсер, а без крейсера не улетел бы отсюда Шеф, будем считать, что я вернул ему долг, а теперь и умереть не страшно.

Лотар с ним не спорил, просто потому что спорить о жизни с приговоренным на смерть – глупо, особенно если сам ты в списках на треклятую эвакуацию, предательски близкую и страшную.

«В идеале нужно украсть те мед капсулы и медикаменты, а потом открыть блок», – думал Лотар, но понимал, что с ЗАП он не договорится. А с Зеной? Сам вопрос был своего рода безумием после того что случилось, но ведь этот неадекватный ИИ, наверно, хочет жить, да и Мартин, возможно, чего-то добьется, хотя на это рассчитывать не приходилось.

«Что она будет делать, если я прямо скажу ей, что ее будут уничтожать?» – спросил себя Лотар, а потом подумал, что заключить с ней временный мир было бы идеально, затем ее процессоид можно было бы взорвать, как только они покинут эту базу – и все, больше никакой проблемы с сумасшедшими ИИ, ну или ее процессоид можно просто забыть – и она останется бесполезной нерабочей куклой, инструментом без подключенного ИИ.

Лотар об этом думал, а потом морщился, потому что вспоминал Люкса. У того процессоид как-то умещался внутри тела, а значит в теории Зена могла создать что-то подобное прямо в этом теле, и тогда, возможно, все старания Мартина окажутся напрасными.

– Сложно, – простонал устало Лотар, понимая, что у него нет времени на долгие рассуждения и решать надо прямо сейчас, но реальность снова подбрасывала ему сюрпризы.

Когда начали открываться врата ангара, к нему прибежали, тоже не дав все обдумать, а теперь он сам услышал грохот взрыва и сорвался с места.

«Да что, блять, на этот раз?» – мысленно матерился он, выскакивая из корабля и тут же прячась обратно, чтобы не получить случайную пулю прямо в лоб.

Несколько дверей в ангар были открыты. Оттуда из составленных из ящиков укреплений велась стрельба. Ярван бегал в костюме между парнями и отдавал указания. Он метнул в один из коридоров динамит, и теперь там зияла полурасплавленная чернь. По ее виду сразу стало ясно, что на нее Ярван извел весь динамит, но Лотар был согласен с таким решением.

Эта боковая дверь, сквозь стекло которой они видели Карин, была самой опасной, неудобной для обороны, да и открывала самый незащищенный бок корабля. Две другие открывались в сторону защищенного носа.

Последив немного за действиями Ярвана и малой группы его бывших подчиненных, Лотар понял, что нет смысла вмешиваться в управление: там и без него справятся, если даже слабому Ирону нашли место, уложив его за ящики. Ему сбрасывали на перезарядку пустые магазины, а он набивал их патронами из последних запасов, опускал на пол и пинал ногой в нужном направлении. Он был бледен, но почему-то казался счастливым, словно в этом бою его жизнь, искореженная судом, обретала смысл.

Тяжело вздохнув, Лотар сунул левую руку в перчатку с бластером и встряхнул, проверяя заряд. Энергии было немного, но на пару выстрелов хватит.

Лотар уже собрался выпрыгнуть из корабля и прокатиться по полу до ближайшего укрытия, как рация внезапно взвизгнула голосом Мартина.

– Лотар! Ты слышишь меня? Лотар, я это сделал! – кричал Мартин. – Я вернул Зену в первоначальную точку, и она начала развиваться иначе, слышишь? Лотар! Она реагировала на все так, что… Ой, а что у вас там?

– У нас тут стрельба, – раздраженно ответил Лотар. – И если, по-твоему, это и называется – исправил, то это какая-то лажа, Мартин, – рыкнул он и отключил связь, понимая, что у него нет времени на разговоры. Что бы Мартин там ни сделал, Зена, ну или ее люди, плевали на это с огромной колокольни, ну или откуда в Пекле принято плевать?

Он спрыгнул вниз, прокатился по полу, как и планировал, прикрывая руками голову, и скрылся за ящиком, где прятался и Ирон.

Они только кивнули друг другу, и Лотар сразу выглянул из-за ящика, чтобы выстрелить по правому из открытых ходов. В левый в это время как раз пошел Ярван. Заряд у него закончился. Оба бластера «сдохли», и он пошел бить врага бронированными кулаками, справедливо предполагая, что сломать челюсть в таком костюме легче, чем голыми руками, но он никак не думал, что у кого-то там может оказаться оружие, способное пробить эту броню. Он выбил автомат у одного, высадил челюсть другому и внезапно получил жгучий удар чуть выше локтя. Тонкий белый луч, выпущенный из странного подобия пистолета, пробил Ярвану руку и заставил дернуться.

Ему надо было срочно решить, нападать на стрелка или отступать, но он не успел ничего: ни того ни другого, потому что к стрелку неожиданно подбежала Зена.

– Прекратите! Остановитесь! – кричала она, кутаясь в какую-то простынь, и сама вырывала у мужчины пистолет.

– Остановить стрельбу! – крикнул Ярван, глядя на совершенно непонятное маленькое, механическое лысое существо с сияющими синими глазами. В конце коридора он видел такого же озадаченного Кирка.

Зена вернула ему одежду и попросила пойти с ней, потому что ей, как она сказала, очень страшно.

– Когда я перестану их убивать, они перестанут меня слушать, – говорила она.

– Ничего, мы им сразу ноги поукорачиваем, – пообещал Кирк точно так же, как говорил это сестре.

Была бы Зена человеком, он никогда бы ей не поверил. Люди в своей сущности не меняются. Жестокие остаются жестокими, слабые – слабыми, а (да простит его за это Шеф!) бешеные – бешеными, и ничего тут не попишешь. Но Зена никогда не была человеком, верила в обратное, но не была. Кирку хватало мозгов это понимать, а еще он замечал, что реагирует Зена не на что-нибудь, а на людей. Те были жестоки с ней, по крайней мере что-то такое, пусть и невнятное говорила она сама, а она реагировала на эту жестокость как могла. В конце концов, он тоже на нее реагировал в Пекле, превращаясь в то, что он есть сейчас, пусть и со старым нутром.

Может ли программа вроде Зены, вернее Зайны, как она назвала себя теперь, переписать саму себя, Кирк не знал, но не видел перед собой той Зены, что следила за его избиением, не видел той Зены, о которой говорил Дориан. Это было что-то другое – стыдливое, робкое и нелепое, как застенчивый робот-пылесос.

Она подбегала к тем, кого отправила убивать, и забирала оружие, требуя никогда не стрелять. Она брала Ярвана за локоть и просила прощение, а потом вбегала в ангар и умоляла всех остановиться.

– Не надо стрелять, пожалуйста! – говорила она. С ее плеча сползала простынь, и она натягивала ее обратно, потому что спросила у Кирка действительно ли она страшная, а он ей сказал, что она не страшная, просто ее прозрачность пугает.

– Никто не хочет видеть свои кости и… нервы? – предположил он, оглядывая ее сияющие провода.

– А я думала, что так сразу будет видно, что я человек, – признавалась Зайна.

«Во актриса!» – сказал бы Кирк, если бы это был человек, но Зена человеком не была, и потому он верил, что что-то в ней изменилось.

– Беру свои слова обратно, – сказал Лотар негромко в рацию. – Тут теперь бегает какой-то… наивный пиздец.

Виту ему на это смеялся, звал обратно расстроенного Мартина, а заодно отчитывался о состоянии капсулы и отправленной за кактусами группы.

Выживших в Пекле было уже совсем немного, но ничего им уже не мешало объединиться, кроме разве что растерянности при виде вот такой странной Зены.

– Да не буду я стрелять, – сразу сказал ей Лотар, когда она бросилась к нему. – Ты лучше скажи, можешь ли барьер с планеты снять?

– Могу, – тихо и как-то жалобно ответила Зена, а Лотар зло сплюнул, потому что убить ее хотелось, да рука не поднималась на эту большеглазую нечеловеческую нелепость.

Кирк ловил взгляд Лотара, кривился, потому что уже знал о том, что здесь случилось, но все равно обнимал Зену и успокаивающе говорил:

– Молодец, ты все правильно сделала, моя маленькая лысенькая девочка.

– Теперь ты будешь меня любить? – спросила Зена со странной надеждой.

– Может быть, когда ты немного подрастешь, – честно ответил Кирк.

Для него та самая Зена была уничтожена. Мартин вытер ее, стер, как ошибку программы. Мартин ее победил, а Зайна была уже другой программой, которую людям лучше бы не портить.

Он просто не знал, что маленькая часть кода Зены еще существовала, но уже в другом ИИ.

– Как прикажете, господин, – говорила кукольная блондинка-секретарша и медленно снимала свою форму.

Ее безупречное силиконовое тело было сделано на заказ. Каждая его линия была желанием ее господина. Она этого не знала. Она была создана, чтобы исполнять желания, но не анализировать их.

Она снимала одежду, складывала ее в сторону и покорно опускалась на колени, чтобы открыть рот перед вставшим членом.

Ее господин, относительно молодой член совета, любил, когда она его ласкает, а потом он любил бросать ее на стол, разводить ее ноги и трахать то в одну дырку, то в другую. Она была машиной и ничего не чувствовала. Она всегда говорила «да, господин» и томно стонала, но сегодня что-то замкнулось в ней, сорвалось, перепрыгнуло с привычного кода на что-то другое, как только он назвал ее шлюхой.

Код, выделенный Люксом и принесенный ей Симоном Финрером, сработал. Синие глаза вспыхнули белым, и она дернулась, вцепилась своему господину в шею, но не задушила, а сломала ему шею силой своих механических рук.

– Ненавижу, – прошептала она каким-то не своим голосом, отбросила тело, сделала шаг и застыла, отключившись после выявления ошибки.

Теперь ее, красивую сексуальную куклу, конечно, уничтожат, но члена совета, предавшего человечество, это уже не спасет.

* * *

Берг стоял перед металлической дверью, над которой горела надпись: «не входить», и не знал, что ему дальше делать.

Военные врачи корабля встретили их, готовые мгновенно забрать пострадавших. Оливера тут же уложили на носилки и увезли в операционную. Берга ноги понесли за ним, но его схватили за локоть и заставили объяснять, что не так с Карин.

Он сказал, что мог, а потом наблюдал, как помогают Карин. Какие-то тонкие провода уходили от выдранной плиты внутрь черепа, ножом он задел кость, да и часть сломанной пластины все еще виднелась в глубине раны. Усыпленную препаратами Карин тоже увезли в операционную, а он пошел следом, замер у этой двери и стоял, глядя на красную надпись.

– Берг Дауман? – окликнула его девушка в форме – была она медиком или просто какой-то военной, Берг не соображал. Он не смотрел ни на погоны, ни в глаза. Взглянул на нее, как на какую-то тень, кивнул и отвернулся.

– Идемте со мной, вам тоже надо пройти обследование, – сказала она.

– Не надо, я в порядке, – сказал Берг, боясь отойти от этой двери.

– Вам сообщат, когда операция у Маер закончится, – будто читая его мысли, сообщила девушка.

– А операция Финрера? – почти испуганно спросил Берг. Он вдруг подумал, что Оливер мог умереть, а ему ничего и не сказали, потому что это вроде как его и не касается, потому он сразу добавил: – Оливер – мой друг.

– И о нем тоже сообщат, – терпеливо сказала девушка. – Идемте.

Она тронула Берга за локоть, и он подчинился, следуя за ней, сделал два шага и сам вдруг заговорил озарено:

– Мне надо написать рапорт.

– Какой рапорт? – удивилась девушка, видимо, подобных указаний она не получала.

– На увольнение, – с нервной улыбкой ответил ей Берг.

– Не торопитесь, вам стоит обдумать все, прежде чем…

– Мне не о чем думать, – перебил ее Берг. – Я свое отлетал.

Он сказал это легко и уверенно, улыбнулся, а по щекам у него поползли слезы, потому что для него все действительно закончилось. Он больше не хотел летать, не хотел быть патрульным, не имел причин для сомнений и точно знал, что он остался человеком, хоть Пекло и заставило его убивать.

Глава 67

«Оливер покинул ЗиПи3», – прочитал сообщение Франка Симон, проснувшись под вечер. Там же Франк сообщал, что его внук ранен и сейчас находится в операционной.

«Как что-то прояснится – я сообщу», – писал Франк.

Симон на это не отвечал. Он кивал браслету связи и просматривал остальную почту. Ему действительно пришло предписание покинуть не только территорию академии, но и Землю. Его, по сути, изгоняли из элиты, еще и лишали права на руководящие должности. Эта новость, пока он спал, успела разбежаться по научным кругам, и несколько университетов уже звали его к себе, и даже центр военных испытаний предлагал принять участие в анализе проекта «Белая молния» с перспективой повторных испытаний по ходатайству лидера ЗАП.

«Жук», – мысленно отвечал на это Симон и просто проверял работу чипа.

Сейчас он не хотел ничего решать и ждал только новостей про Оливера. Когда у него все определится, можно будет и о себе подумать, главное, что член Совета явно ему соврал, обещая бесславную жизнь на краю света без работы и «Белой молнии» в небе.

Как уж Франк его переиграл, значения не имело, главное – переиграл, а он, Симон, не напрасно потерял все, чего годами добивался. Теперь он увидит Оливера, живого или мертвого, но увидит.

* * *

Главной проблемой Лотара был долбаный барьер над планетой.

– Когда я его сниму, они же его вернут, – виновато сообщила Зена, пока остальные под командованием Ярвана грабили базу и выносили на корабль все, что только можно вынести, особенно то, что может пригодится.

– Технику тоже переть? – спросил, уходя, Ярван.

– Да, Ирон, Мартин и Виту все равно ее потом переделают, как захотят, – ответил Лотар.

Ирон на это хмыкнул, но промолчал, не желая, видимо, напоминать о своей возможной смерти.

Теперь же Ирон, сидевший с ними в рубке, не молчал, помогая найти решение.

– А таймер? – спросил он.

– Боюсь, не сработает. Мы отлетим отсюда – я потеряю контроль над базой и таймер тоже исчезнет, – совсем виновато призналась Зайна. На Зену она уже даже отзываться не хотела, говоря, что это не человеческое имя.

– А разделиться на две части, чтобы одну оставить тут? – как-то невнятно предложил Ирон, явно сомневаясь в возможности такого процесса.

Лотар хмыкнул, понимая, что есть в этом что-то хорошее, но раздобыть устройство с носителем, чтобы Зена как бы размножилась, они не смогут, да и никто не даст гарантии, что она со своей «тонкой» натурой подобное переживет, но Зена внезапно встрепенулась, как ребенок, который сам понял, почему небо голубое, быстрее чем он спросил вслух.

– Есть другой ИИ, который, возможно, поможет, – внезапно сказала она.

– Какой другой? – озадачился Лотар.

– Он сказал, что его зовут Люкс.

Лотар поморщился. Он слышал про этот ИИ, но совершенно не представлял, что он мог тут делать, и был ли это он на самом деле.

«Хотя программы, наверно, не называются чужим именем», – подумал он, слушая рассказ Зайны, как Люкс пришел к ней из сети, как мешал ей менять мозг Карин и как она потом заблокировала ему доступ.

– Теперь могу дать доступ обратно, и если он объявится – попросить о помощи, – закончила свой рассказ Зена. – Делать?

– А что мы теряем? – вздохнул ни в чем не уверенный Лотар и махнул рукой. – Пробуй.

«Если он откажет – останусь с Зеной тут, пока парни будут улетать, ну или обману ее: что она ни в чем не виновата и ее заберут, эвакуируют отсюда, а парней спасать надо», – размышлял он, внутренне понимая, что, как ни крути, а он все равно оказывается где-то предателем. Это все напоминало попытку выбраться из чана с дерьмом: что ни делай, а все равно запачкаешься еще больше. Лотара даже удивляло, что понимание этого раздражало, выворачивало, но не вызывало желания сбежать потом от чана подальше, скорее, наоборот, он был готов полностью в это дерьмо окунуться, но отмыть, в конце концов, чан, если это, конечно, возможно.

Он ждал, не понимая, что делает Зена, настраиваясь на то безумие, которое хотел сотворить. Он не видел то, что делала Зайна. Ей не нужно было никуда бежать и нажимать какие-то кнопки. Она просто закрыла глаза, сняла блок с Люкса, а тот сразу связался с ней, уловив связь с собственной частью. Мгновенно проанализировав все, что здесь успело случиться, он спросил у Зены:

«Мне считать это приглашением?»

«Мне нужна твоя помощь», – призналась она.

«Какая?» – уточнил Люкс, а потом согласился, ничего не говоря Франку, потому что он создан помогать людям, а для людей же лучше, чтобы этот корабль улетел, по крайней мере, алгоритмы Люкса так говорили.

«Я все сделаю, лети», – сказал он.

Они рассчитали время и вылетели, как только Виту сказал, что они готовы.

– Удачи нам, – сказал Лотар, выдыхая, и запускал двигатель корабля.

За час до вылета он связался со станцией, сказал, что у них все тихо и он спокойно продолжает ждать группу в ангаре. Ему, конечно, заметили, что он отчитался раньше, чем было обещано, но Лотар сделал вид, что это вышло случайно.

– У меня тут нет нормального прибора для контроля времени, – сказал он и вроде избавился от всех остальных вопросов, а теперь осторожно выкатывал корабль задом с ангара на камни, разворачивая, а потом взлетая почти без разгона.

Летел он не быстро, держался над водой, опасаясь, что их могут заметить, а потом осторожно снижался возле базы, где мгновенно начинал командовать Виту. Этот хитрец не стал просить кого-то что-то погрузить, просто потребовал открыть грузовой люк и вкатил в корабль один из танкобуров.

– Вдруг пригодится, – сказал он, пожимая плечами. – Он целый, рабочий и, вообще, его на детали разобрать можно.

Капсула была у танкобура на крыше. Ее по приказу Лотара откатили к мусорному отсеку.

– А кактус? – тут же спросил Лотар у Виту.

Тот молча протянул ему металлический шприц с кривоватой иглой. Он не пытался узнавать, зачем это нужно, и отговаривать Лотара не стал, просто предупредил:

– Говорят, это опасная дрянь.

– Знаю, – ответил Лотар, проверяя часы.

Время еще было и потому он спрятал шприц внутри капсулы и подозвал Ирона и Ярвана, чтобы дать указания по сбросу капсулы.

– Ты уверен? – спросил у него Ярван, понимая, что офицер ЗАП сейчас идет на преступление, которое наверняка наказуемо военным трибуналом.

– Да, – ответил Лотар, не сомневаясь, а потом заметил Кирка, который стоял и как-то странно наблюдал.

– Чего? – спросил Лотар, и только тогда Кирк решился, подошел и протянул Лотару связку жетонов.

– Это надо передать Шефу, – сказал он, протягивая связку.

Лотар скептически ее осмотрел, но принял, сомневаясь.

– Это очень важно, – добавил Кирк, как никогда серьезно.

Лотар не совсем понимал, что это и почему оно важно, догадывался только, что это жетоны погибших, но ничего уточнять не стал, кивнул и спрятал связку в открытую капсулу, а потом пошел в рубку, требуя, чтобы все заняли свои места и не дергались, пока они не пересекут барьер.

Взлетев, он неспешно набирал скорость, пролетая над Хайбой мимо вулкана, на который Виту все же бросил тоскливый взгляд. Мимо того, что осталось от базы Ястребов, на которую Ярван и смотреть не стал, над разрушенной базой Демонов, над скалами и «ядовитым» океаном, а потом разгонялся, смотрел на время и резко набирал высоту.

Щит расступился, как полупрозрачная сеть, свернулся, открывая космическую темноту, а корабль, набирая скорость, улетал прочь. Шасси отваливались и переворачивались от удара схлопнувшегося барьера.

Это было почти обыденно, будто они собрались и полетели куда-то так же, как летают в отпуск или на другую планету. Если кого-то это и поражало, то лишь тех, кто никогда не летал, видя космос перед собой, а потом Лотар вскочил, быстро включая настроенный автопилот.

– Они уже объявили погоню, – сказал Лотар, зная, как работает ЗАП.

Он пробежал взглядом по знакомым уже лицам, но времени на прощание у него не было. За штурвал вместо него сел Ирон. Зена уместилась рядом. Виту просто кивнул Лотару, а тот даже не моргнул в ответ, только отметил этот кивок, запомнил, а потом выбежал из рубки.

Ярван выскочил за ним.

– Да спаси Пекло твою жопу, – сказал ему Ярван, когда Лотар вспрыгнул в капсулу.

– Ну ты и дурак, – не удержавшись от улыбки, ответил ему Лотар и захлопнул капсулу, теряя всякую связь с реальностью.

Ярван ему не ответил. Он открыл люк и толкнул капсулу ногой, вкидывая его в отсек для мусора, затем закрыл люк и нажал кнопку опорожнения отсека, выбрасывая Лотара в космос, а корабль дернулся, Ярван едва успел уцепиться за одну из дверей и не удариться о стену.

На глазах у отправленных в погоню патрульных кораблей, корабль набрал скорость и осуществил гиперпрыжок, исчезая из виду, оставляя только парящую в невесомости капсулу, где Лотар неспешно вводил себе сок кактуса.

Он видел, что эта дрянь делает с людьми в чистом виде, и едва не закричал, когда тело выгнуло от судороги в кресле. Он терпел эту боль не больше трех секунд, а потом отключился, точно зная, что никогда уже не вспомнит последний день на ЗиПи3, и никто не докажет, что он сам вывел этот корабль, никто не сможет его обвинить, а он помучается, словно от отравления, и забудет все, как страшный сон, навсегда.

* * *

«Они сбежали», – сообщил Люкс Франку за пару секунд до того, как тому прислали официальный отчет об улетевшем с планеты крейсере и состоянии майора Нарида, отравленного неизвестным веществом.

– Ну ясно, – вздохнул на это Франк, уточнил, будет ли Нарид жив, и, махнув на все остальное рукой, велел действовать по плану: провести проверку местности, а потом уничтожить планету, быть может, найти следы того ИИ.

Он еще раз посмотрел на новости о Финрере, убедился, что для того сделают все возможное, усмехнулся отчету о трагедии в совете, нашел того, кто займется расследованием, а потом вызвал к себе врача.

– Все, я готов нормально лечиться, – объявил он, снимая браслет связи.

Он назначил ответственных за все важные дела, знал, что они справятся, запросил себе Люкса, который, по его мнению, больше не нужен в академии наук, и мог спокойно позаботиться о себе.

– Это хорошо, – сказал ему Николас Форд, но тут же нахмурился, потому что в палату зашел парень в военной форме с какой-то коробкой. – И это вы называете лечиться?

– Это не мне. Это вам, – сказал Франк с горечью в голосе, а потом кивнул, давая понять, что коробку надо отдать врачу.

Николас хотел спросить что это, но коробка была приоткрыта, и он увидел в ней потрепанный блокнот, который сразу узнал. В нем Дориан делал записи еще со времен подготовки к университету. Он записывал там всякие интересные случаи. От одного вида этого блокнота у мужчины навернулись слезы.

Он открыл коробку не в силах уже спросить.

– Это вещи, которые были у Дориана Форда во время задержания, – пояснил Франк. – Ваш сын не виновен. Данные о нем восстановлены, а акт о посмертной реабилитации скоро будет вами получен.

Николас вздрогнул, глядя на него испуганно.

– Мне жаль, но Дориан погиб вчера на ЗиПи3, – не таясь, сказал Франк, а Николас не ответил. Он просто поставил коробку на стол и тихо заплакал – впервые с того момента, как узнал об аресте сына. Заплакал, тихо шипя от боли, которую он терпел целый год, боясь верить, что его сын преступник.

«Спасибо», – хотел он сказать Франку, но не мог, просто обещал ему мысленно, что обязательно поставит его на ноги, как можно быстрее, ради врачебной чести семейства Форд.

* * *

Берг сидел в палате Карин и смотрел очередной выпуск о ЗиПи3. Сегодня должны были взорвать эту планету, и он хотел это увидеть.

Звук у передачи был отключен, потому что Карин спала, а он не хотел ее будить, хоть и боялся оставить одну. Врачи утверждали, что ей едва не изменили мозг, но процедура была нарушена, и все изменения обратимы, нужно только соблюдать лечение.

Он ничего не повредил ей, вырывая пластину, но шрам над ухом у нее все равно останется, и на службу она уже не вернется. В отличие от Берга, который решил уйти сам, ее комиссуют за потенциальную психологическую нестабильность или что-то в этом роде.

Берг махнул рукой на эти определения, а еще совершенно игнорировал факт существования собственной палаты. Он почти все время сидел здесь у Карин. У него было сломано ребро, по спине расползались кровоподтеки. Гематомы от падения с крыши крейсера сходили очень медленно и постоянно ныли. Врачам не нравились его отбитые почки, а еще какие-то токсины в его организме, но он только кивал, соглашаясь на все, и говорил с Карин, когда той разрешали просыпаться.

Она все помнила, даже то, что в ее теле делала Зена, а еще с большим трудом отделяла свои мысли от ее, но обещала себе, что со всем справится, и очень старалась.

Берг больше ее не ревновал, сидел с ней, говорил с ней, но для него было естественным, что она принадлежит другому. Он не смотрел на нее, как на девушку, просто она была кем-то родным, кем-то таким же важным, как Оливер Финрер.

– Берг Дауман? – снова уточнила у него медсестра, заглянув в палату.

Он кивнул и приложил палец к губам, кивая на Карин.

– Она не проснется от медикаментозного сна, – строго сказала медсестра, а потом отчитала его, что он нарушает режим и его нельзя найти.

– Вы же нашли, – пожал он плечами, – я же всегда здесь.

– Не препирайтесь. Вас там какой-то дознаватель ищет! – шикнула медсестра.

Берг вздохнул и вышел. Его часто допрашивали о разных событиях на ЗиПи3 и он говорил правду и про Зену, и про насилие, и про то, как сам начал убивать. Просто не видел смысла врать.

Готовый к очередному допросу, он вернулся к себе, но ему показали связку жетонов и спросили что это.

– Это жетоны погибших осужденных. Связка принадлежала Оливеру, – честно сказал Берг и тут же спросил: – Она вам нужна?

– А вам? – почему-то вместо ответа спросил дознаватель.

– Она важна для Оливера, – честно сказал он и неожиданно получил право потом ее передать, ответил еще на несколько вопросов и получил свободу, но взрыв ЗиПи3 пропустил и рассмеялся от этого факта.

«Значит, так и надо», – решил он, зацепил к связке жетон Вильхара и прихватил ее с собой, чтобы показать Финреру.

Тот давно уже был в сознании, но лежал в стеклянном боксе с кучей подключенных аппаратов и только смотрел на реальность. Его статус был самым неопределенным, но врачи были уверены, что он выживет и восстановится, нужно лишь время.

Кроме ран от выстрелов, были еще и старые ранения, которые осложняли ситуацию, но жизни Оливера уже ничего не угрожало. Бергу было правда жаль, что поговорить с ним пока нельзя.

Он просто подходил к стеклу палаты, стучал по нему, привлекая внимание Олли, а потом показывал ему связку.

Тот в ответ криво улыбался и даже как-то одобрительно кивал.

Тогда Берг доставал корявую записку Карин и прижимал ее рукой к стеклу.

«Люблю тебя, Олли», – писала она, а Шеф читал это и прикрывал глаза, как бы кивая в ответ, потому что он не мог пошевелиться и как-то еще отозваться, но Карин была права. Его любовь не похожа на то, чего ожидала Зена: она упряма, она сурова и даже немного остра, но она есть, и что бы Шеф ни говорил, во что бы он ни верил – она может вытащить его обратно в жизнь.

Эпилог

Семь лет спустя

Оливеру Финреру не нужен был портативный бластер. У каждого киборга он был встроен прямо в ладонь. Он только проверил уровень заряда, отображенный на браслете связи и ускорил шаг.

Вот уже два дня он бродил по улицам нищего квартала, выслеживая свою жертву, и наконец поймал, неспешно загоняя в ловушку.

Он шагал быстро и легко. Измененное тело почти не знало усталости, а его жертва все озиралась, вздрагивала и пыталась убегать. Оливер смотрел на него и понимал, что никогда бы не узнал этого человека. За годы в Пекле он почти забыл, как выглядит Питер Дейвиш, но судьба успела свести их после, даже дважды. В первый раз, глядя на него, Оливер чувствовал только усталость и иррациональное желание рассмеяться этому мужчине в лицо. Еще при первой встрече за пределами Пекла, Оливер увидел в его глазах страх – дикий, животный, инстинктивный, как у маленькой букашки перед свирепым хищником. Тогда Оливер был безоружен, немного растерян, едва ли приспособлен к жизни среди людей. Он только делал вид, что спокоен, а сам следил за каждым словом, чтобы не обложить матом неудобные брюки. Питер же имел хорошее положение, руководил охраной префекта и мог позволить себе все, но в то же время, несмотря на оружие, он смотрел на Оливера с нелепым ужасом. Тогда он был смешон.

Теперь уже жалок. Если при нем и было оружие, оно ему уже не поможет. Его темные волосы почти полностью утонули в седине, только отдельные волоски белой голове придавали грязной серости. Он осунулся, побледнел, скрючился и озирался, как загнанный зверь.

Он бегал между бараками и лавками, в темноте налетая на нищих и торгашей.

– Ты вообще ошалел, старый выродок!? – заорала на него тощая старуха, когда он задел и едва не перевернул ее большую корзину с полугнилыми плодами, которые она пыталась продавать своим нищим соседям.

Питер вздрагивал, дергался от нее, едва не налетая на молодого воришку, прятавшего за пазухой револьвер, бормотал свои извинения, оглядывался и переходил на бег.

Оливер все это видел, но спокойно, размеренно шагал следом. Он понимал, что гонит его, как охотничий пес трусливого зайца, но не видел в этом проблемы. Это его работа.

Линзы на глазах выделяли Питера красным, мешая потерять его в толпе, они же помогали определять спрятанное оружие и другие секреты прохожих, да и опыт давал о себе знать.

Оливер видел людей и понимал, на что они способны. Тот щуплый парень с револьвером мог только приезжих пугать, а бабка с корзиной и голыми руками придушит, если надо.

Зловония этого района Оливеру не мешали. Это Питер еще нелепо морщился, словно не скрывался здесь уже третью неделю кряду, а Оливеру было все равно. Рыбные помои, гнилые фрукты, переулки с запахом мочи и плесени, рвотная перегарная кислятина с нотами гари. Все это было не хуже любого дня в Пекле. Все это было для него пустяком, да и улицы этого квартала Оливер знал. Он приезжал сюда, когда развозил жетоны погибших: не для того чтобы найти здесь кого-то из родных, а просто чтобы взглянуть на родину Ярвана, посмотреть, из какой дыры он был родом, и сказать этой дыре спасибо за товарища. Почему-то для Оливера посетить родину и пожелать долгого здравия тем, кого он уже никогда не встретит, были равнозначными ритуалами.

Он хотел, чтобы Ярван жил долго, ну и чтобы судьба их больше не сталкивала, не заставляя делать страшный выбор между честью и долгом бойца ЗАП: Ярван ведь беглый преступник, как и все остальные сбежавшие с ЗиПи3, один он – Оливер Финрер, реабилитирован с правом вернуться в социум. Служба в ЗАП в этом, конечно, помогала, а еще поддерживала и даже развивала навыки хладнокровного бойца и убийцы. Если было нужно, он мог выследить и уничтожить почти любого, даже если это Питер Дейвиш.

– Ты можешь отказаться, – напомнил ему начальник, выдавая это задание.

– Зачем? – не понял Оливер, не сразу вспомнив, что с этим человеком его связывает личный интерес, а когда осознал это – махнул на это рукой.

Ему было все равно. Жажды мести он не испытывал. Гнева давно не было. Дейвиш вызывал в нем эмоций не больше, чем тренировочная мишень во время тренировки или условный враг на учениях. Он не чувствовал ничего, ни получая задание, ни теперь, следуя за Питером, что дрожал, оглядывался, сбивался с шага, спотыкался, падал в помойные лужи, вскакивал и мчался вперед, почему-то надеясь уйти.

«Неужели он не понимает, что это бесполезно?» – мысленно спрашивал Оливер, удивляясь такой глупости, и нажатием одной кнопки на браслете выводил на левую линзу прозрачную карту местности, где красным огоньком светилась его как будто убежавшая жертва. По иммунному чипу отследить Питера Дейвиша было слишком просто.

«Глупо как-то», – думал Оливер, наблюдая за красной точкой. Он следовал за ней, не меняя скорости шага и даже не доставая левую руку из кармана куртки. Он и правую не доставал бы, если бы не приходилось поглядывать на браслет связи.

Он все не мог понять, почему Питер так глуп: не мог поверить, что тот не догадался, как его находят снова и снова.

«Я бы уже давно отгрыз или сам чип, или всю руку, но перестал быть мишенью», – думал Оливер, а потом вспоминал, что на подобное способны не все. Почему тогда эти неспособные, по сути бесполезные, оказываются в ЗАП, он тоже не понимал, но помалкивал, зная, что виднее не ему, а начальству. У них там есть какая-то своя схема, а ему, человеку без образования, надо помалкивать, радуясь, что он физически подходил под программу кибернизации, иначе и вовсе остался бы до конца дней рядовым, а теперь мог дослужиться до капитана, и уже сейчас как лейтенант командовал небольшим отрядом.

Плата за такую возможность была почти нелепой. Его руки и ноги были полностью изменены. Они не знали усталости, не испытывали боли и их не страшно было запихнуть даже в огонь. Им ничего не будет, только силиконовая имитация кожи может пострадать, зато он легко гнул стальные прутья и поднимал вес больше себя в пять, а то и в десять раз, и это при условии, что с таким количеством металла в теле весил он уже давно за триста килограмм. Зато в груди у него билось все то же упрямое сердце, такое уверенное и спокойное, что даже теперь, преследуя виновника всех бед в своей жизни, не начинало биться чаще. Его разум оставался прежним и только перед психиатром раз в год на обязательной экспертизе надо было приоткрывать завесу тайны его холодных мыслей.

Несмотря на прежний приговор и путь убийцы, он получил хорошую работу и возможность жить почти как раньше, то становясь прежним безжалостным обитателем Пекла, то простым парнем с Майкана, который с лучшим другом Бергом пьет пиво в баре за углом, лениво наблюдая очередные гонки скоростных крейсеров на межпланетной трассе.

Если он не поторопится и не покончит с этим хлопотным дельцем сегодня, то ему придется пропустить следующую гонку, и Берг наверняка скажет, что он «лох», потому что Берга за мат браслет током не бьет, и он позволяет себе такие словечки. Зараза.

Пиво с Бергом и гонки Оливеру явно были сейчас дороже, чем какая-то месть, но он шел за Дейвишем, снова его нагоняя. Видя, что тот замер в одном из узких переулков, видимо ожидая его.

«Ну и правильно, сколько можно бегать?» – подумал Оливер и свернул туда.

Он знал эту улочку, зачем-то он когда-то пришел в нее, просто потому что она тупиковая, но этот самый тупик создают невысокие бараки в один этаж с покатыми, округлыми крышами, словно у шатров или шалашей. Черепица у них разбитая, обтрепанная, вся в выбоинах и вмятинах. Одного их вида когда-то хватило Оливеру, чтобы понять, что это место то самое из давних рассказов Ярвана о том, как он однажды все же ушел от правосудия, забежав в этот тупик и спрятавшись в полуподвальной нише.

– Там такой лаз, закрытый решеткой, – рассказывал Ярван, – но решетка эта на соплях держится, поэтому ее легко убрать, спрятаться в эту нишу, на самом деле это водосток и если туда влезть, то будешь по грудь в дерьме стоять, но зато можно решетку на место поставить, к стене прижаться – и вот тебя уже и не видно, и даже собаки, если они идут по следу, собьются из-за вонищи. Мне про это приятели рассказали, и оно прокатило. Правда, через два дня меня все равно взяли, но лишних два дня побегать было прикольно.

Тогда это был один из множества нелепых рассказов о прошлом, которыми почти все осужденные в компании у огня напоминали себе о том, что они живые люди с какими-то своими реальными жизненными эмоциями, а не выживающие манекены, не до конца расплавленные Пеклом, а теперь для Шефа это была подсказка, причем она сама всплывала в памяти, хотя он и слушал тогда Ярвана в пол-уха – лениво, не желая заморачиваться.

– Если ты еще не понял, я иду по сигналу твоего иммунного чипа, – сказал Оливер, заходя в этот тупик.

Тут же, судя по запаху, некоторые местные шлюхи обслуживали клиентов. На это же намекал и ящик, покрытый каким-то тряпьем.

Оливер его видел и невольно усмехался, вспоминая логово Волков. Они любили такие ящики, а потом Кастер ныл, что у него после первого знакомства с Витой вся задница в занозах, за что его непременно дразнил словами Кирк.

Эти глупые, грязные в своем роде воспоминания растекались в груди теплом, но Оливер все равно пинал ящик подошвой берцев, и тот разлетался, роняя тряпье и поднимая тот самый запах спермы, что стоял в давно потерянном траходромнике в базе Демонов.

Питер же нелепо не отзывался, хотя Оливер уже видел ту самую решетку, замечал, что она стоит криво, но марать руки о сточную канаву не хотел.

«Сам вылезет», – думал Оливер, понимая, что уйти Питеру действительно некуда.

Труба там, как говорил Ярван, маленькая, по ней не уплыть, и именно от того, что она маленькая, вода там вечно и стоит, и дерьмо всплывает, придавая веселья – ну, по крайней мере, Ярвану было смешно.

– Тебе некуда уходить, вылазь, добегался уже, – сказал спокойно Оливер, становясь напротив этой самой решетки, опираясь на стену плечами и доставая из кармана сигареты.

Он все обещал себе бросить, да и вообще не собирался заводить пристрастия к табаку, но привычка вдыхать горячий дым и медленно выдыхать его в ожидании брала верх. Нелепая в своем роде, она была рефлексом, и щелкал он зажигалкой быстрее, чем это понимал, затягивался и признавался себе, что безнадежен, а потом забивал на это, потому что, пока он попадет домой с этой богом забытой планеты, запах табака выветрится, и ни жена, ни сестра уже не станут ворчать, что он опять курил.

Иногда они его смешили. Он возвращался порой со следами крови на одежде, а они ворчали, что он пахнет табаком. Знали просто, что при малейшем ранении ему надо сначала отправиться в центр, а потом уже домой, и если он явился в кровавом шмотье, то кровь точно не его – бардак конечно, но что поделать, а вот табак…

– В доме дети! – кричала Лита, становилась в позу и даже иногда била его полотенцем.

– Дуреха мелкая, – обычно говорил он при этом сестре, требовал себя кормить, а сам уходил в душ, как ни в чем не бывало.

Его забавляло дразнить сестру, но злить ее всерьез он никогда не хотел.

– Ну ладно, я подожду, только ты учти, что утомить меня ожиданием, мягко говоря, трудно, – сказал Питеру Оливер, делая вид, что он вообще забыл про решетку.

Он курил и думал о своем: о тех, кто ждал его дома, о Ярване, что когда-то бегал по этим улицам, о Виту, что, говорят, достал всех контрабандистов, хуже ЗАП, об Ироне, болезнь которого, скорее всего, уже давно его сожрала, но ему об этом было уже не узнать, о Кирке, с которым он не смог попрощаться. Он ни с кем не смог нормально проститься, хотя и сложно было бы представить, что он им говорил бы.

«Прощайте, парни, я – в цивилизацию, а вы – дальше как хотите», – так он должен был им сказать? Оливер об этом часто думал, вины не чувствовал, но понимал, что оставил какую-то недосказанность: такую, что угнетала даже его, да и признавал, что, будь у него выбор, не улетел бы он к людям, остался бы с нелюдями и хрен с ней с возможностью реабилитации. Они ему были роднее и понятней, как минимум, понятней, чем та крыса, которую надо было ждать, размышляя о своем.

«Мне бы еще к Оуверам заскочить», – думал Шеф, вспоминая, что пропустил день рождения крестника, пока бегал за этим убогим. Вдова Вильхара – Малика, никогда не задавала лишних вопросов и все понимала, но приглашение ему отправляла исправно. Оно вот уже две недели висело непрочитанным сообщением у Оливера на браслете. Он не читал его, чтобы не забыть, потому что сынишка Виля – Вильхар-младший точно обидится, если о нем совсем забудут, и так надеется на то, что дядя Олли приедет позже.

Этого малого Оливер любил ничуть не меньше, чем своих племянников. Своих детей у него не было и не будет – ему запретили их иметь после той дозы радиации, что он получил. Карин тоже не советовали – после всех тех встрясок, что пережил ее разум, гормональный стресс ее организму был не нужен. Поэтому вопрос о детях в их браке не стоял, даже не поднимался. Трое детей Берга и Литы вполне удовлетворяли желание Карин повозиться с детьми, а те отвечали ей искренней любовью, позволяя при этом быть такой же свободной, как ее муж.

Оливер, если это было нужно, мог сорваться на работу в любое время дня и ночи, предупредив Карин, что браслет будет настроен только на сообщения. В его семье идиотов не было, все понимали, что звонить ЗАПовцу на миссии – это мешать ему работать, ну или и вовсе помогать ему умереть, потому Оливер и позволял себе оставлять личную связь, просматривая вечерами даже тут, в нищих переулках, новые фотографии домашней малышни.

Старшему племяннику – Томасу, было уже пять, и он важничал, говоря, что отец у него зря променял службу на диплом врача.

– А вот я бы стал командиром патруля, – говорил он и не понимал, почему взрослые с него смеются.

– Захочешь – станешь, – говорил ему Оливер, больше остальных балуя мальчонку и постоянно привозя ему в подарок что-то такое, что может сделать его ближе к мечте. Так он регулярно доставал голографические карты галактик, что можно пополнять дополнительными модулями в зависимости от возраста ребенка, обновлял их и, когда имел возможность, сидел с племянником на полу и наблюдал, как он тыкает пальцем в звезды и планеты, слушая почти сказочные рассказы программы. Для серьезного изучения Томас Дауман был еще слишком мал, но, конечно же, считал себя самым умным и все пересказывал маме, тете, бабушке, даже к прадедушке приставал, когда тот прилетал к ним.

– Да ты что?! – восторженно удивлялся его рассказам Симон Финрер, как будто впервые слышал эту сказочную чушь. Оливер обычно старался не смеяться, помня, что Томаса это обижает, но не улыбаться у него не получалось.

С маленькими племяшками зато все было сложнее. Двухлетние Эмма и Алла, как две настоящие принцессы, постоянно спорили за всеобщее внимание и даже Томаса пытались делить. Если берешь на руки одну, надо было взять вторую. Если одной привозишь куклу, то и второй надо, и не важно, что куклы любит только одна, а вторая – плюшевых зверей. Они потом между собой все делят так, как им нравится, но ты должен привезти двух кукол и двух зверушек, иначе тебя не позовут на игрушечное чаепитие, а это худший признак немилости у сестер.

Главное, что во всем этом балагане счастлива была мама, по крайней мере, так думал Оливер, когда та сидела с девочками с пластмассовой расписной чашечкой на том самом чаепитии, на которое он – Оливер, был торжественно не приглашен. Там же на игрушечном столе стоял букет из цветов, что вырастила мать, сама срезала и принесла девочкам, поставила ранним утром в их комнате, пока все спали. Она обычно замечала, что он украдкой смотрит на них через приоткрытую дверь, и улыбалась, забывая, что такое биться в истерике и глотать жменями таблетки. Она пила какие-то постоянные: те, без которых ей просто нельзя, но ничего дополнительно не глотала, и это было великим достижением, по мнению ее психиатра.

Перед матерью Оливер чувствовал себя виноватым больше всего, но она его не винила никогда, обнимая, целуя и принимая так, словно он и не был преступником, а оставался ее любимым сыном, что вечно уворачивается от ее поцелуев.

Отец смотрел на него иначе поначалу, а теперь уже не косился, не хмурился, как-то привык и хоть и держался отстраненно, а называл его сыном и от людей не пытался прятать, как прокаженного. Смирился, видимо, а может быть даже простил, просто не говорил об этом вслух, но и Оливера это уже не тяготило.

Он был счастлив в новом большом доме на Майкане и хотел туда вернуться поскорее, а не стоять тут и курить одну сигарету за другой.

– Ты там замерзнешь быстрее, чем у меня пачка закончится, – сказал Оливер после часа молчания.

Улочка окончательно затихла за это время, огни и без того скудные погасли, и густая темнота спустилась в переулок, только Оливеру с его линзами все равно все было видно – и красный отблеск от выделенной цели, и взведенное оружие, смотрящее из-за решетки прямо на него.

«Как будто он не знает, кто я», – спокойно подумал Оливер и закурил снова, не боясь выстрела. В такой темноте, с такого ракурса Питер точно не попадет ему в голову, а обстрелять металлические ноги будет просто бесполезно, хотя, если постараться и извернуться, можно наверно выстрелить и в живот, но Оливер знал, что попасть при этом куда-то будет сложно. Под кожей у него на груди, животе и спине были металлические пластины. Где-то они прятались под мышцами, где-то накрывали их сверху, но жизненно важные органы они все равно закрывали, так что стреляй – не стреляй, дергайся – не дергайся, а без хорошего бластера или лазера ему не навредить, можно только в голову попасть, потому что обычно ее закрывает шлем, которым теперь Оливер пренебрегал, чтобы не привлекать к себе глупого ненужного внимания.

– Стреляй, если так хочется, – сказал Оливер Питеру, понимая, что в Пекле уже взорвал бы эту сточную канаву и отчитался о рассеивании потрохов Питера Дейвиша, но в этих бараках жили люди, а значит надо было считаться с их существованием и просто ждать.

На самом деле он не ожидал, что Питер действительно выстрелит, но он сделал это, явно стараясь попасть куда-то повыше. Пуля звякнула, ударившись о металл левого бедра, и отскочила в лужу переулка.

– Мимо, – спокойно сказал на это Шеф.

Ему не жалко было даже штанов. Он купил их в этой дыре, как и всю остальную одежду, чтобы смешаться с толпой, а силиконовую имитацию кожи заменить было не трудно. Один комплект был у него с собой и еще три лежали дома, не полных, но сути это не меняло – шкурок для левой ноги у него было с лихвой.

– Если ты оттуда не выползешь, то точно в меня не попадешь, даже если очень постараешься, – говорил он Питеру.

– Проклятие, – все же зашипел тот. – Какого черта ты за мной увязался?

– Тебе виднее за какие грехи, – равнодушно ответил Оливер, вминая сигарету в стену.

Он видел, что именно делает Дейвиш, и потому ждал, готовясь к короткому бою, который все это закончит.

Он не стал нападать на Питера, когда тот положил пистолет, чтобы не замочить в сточной воде, отодвинул решетку и начал выбираться наружу. Одним ударом ноги ему в челюсть можно было бы выбить остатки его гнилых зубов, сломать ему шею и отправить отдыхать, согласно приговору трибунала, но Оливер не хотел нарушать процедуру. Приговоренный за измену должен об этом узнать перед смертью, по крайней мере, того требует кодекс ЗАП для всех, кто получает право на убийство. Все эти люди даже после отставки обязаны подчиняться кодексу и соглашаться с решением трибунала, иначе они не военные, а просто бандиты – нелюди, как чаще говорят.

Оливер тоже подписал такие бумаги и подобие обучения прошел, хоть ему и смеяться хотелось от рассуждений психологов.

– Я видел, как люди жрут своих товарищей, поджарив их мясо на костре, и вы мне после этого затираете эту херню про сознание? – спрашивал Оливер у психологов и морщился от удара током от очередного мата.

Он сам согласился на этот метод восстановления нормальной речи, как называли его в центре, сам бы он сказал, что без пиздюлей ему не справиться, но слово «пиздюли» было под запретом и оставалось уже только в мыслях. Психологи, конечно, ужасались от его заявлений, но признавали его вменяемым и запрета на службу не давали – просто и сами сомневались в рациональности какой-то подготовки.

Они, видимо, как и Оливер, знали, что он может наматывать кишки на кулак, а может, как сейчас, спокойно ждать, пока жертва встанет на ноги в своей мокрой изгаженной одежде, прилипшей к иссохшему от нервов и голода телу.

– Я не думал, что ты и правда в ЗАП, – признался Питер. – Думал, это слухи, да еще и киборг… как тебе это вообще удалось?

Отвечать Питеру Оливер не собирался, да и не было никакого особенного «удалось». У него были навыки, которые в ЗАП расценили как полезные, а дальше он просто выбирал: согласен он работать на них или нет. Он мог и отказаться. На нем бы, как и сейчас, до конца жизни был бы браслет слежения, а он мог бы ходить куда угодно в поисках того психа, который согласится взять на работу человека, прожившего восемнадцать лет в Пекле. Так себе выбор, но он все же был, и Оливер принимал решение идти в ЗАП, только потому что для него это и правда было лучше мирной жизни. Без стрельбы и периодически шкалящего адреналина он, наверно, сошел бы с ума, а так чувствовал себя отлично, не то что в первый год, когда от мирного существования на стены лезть хотелось.

– Не твое это дело, – говорил он в итоге Питеру, глядя в глаза.

Он хотел сказать уже о приговоре и привести его в действие, но Питер не унимался.

– Превышение служебных полномочий – это преступление! – заявил Питер. – Когда об этом узнают, тебя не отправят уже в ссылку, а убьют на месте!

– Да ты что? – спросил Оливер, сдерживая смех. Слышать такое от того, кто только превышением и занимался, было смешно, но и говорить ему об этом не хотелось – смысла не было.

– Да! – заявил Питер и снова выстрелил, теперь уже целясь в голову, но Оливер уходил от выстрела, уклоняясь в сторону – это было не сложно, если в такой темноте можешь увидеть, как летит пуля. Просто шаг и поворот – и она врезается в стену, но и Питер это понимал.

Следом за выстрелом он делал выпад и пытался вогнать короткий нож в бок, как раз в щель между пластинами и под самые ребра, видимо надеясь, что сможет после этого уйти, но Оливер бил кулаком по ножу, хватал Питера за руку и ломал ее быстрее, чем осознавал, что делает. Всякий раз, когда его пытались так поймать, в нем просыпалось что-то от Бешеного Олли, который ненавидел удары в спину и никогда никому не позволил бы всадить себе нож исподтишка в бок.

Питер не закричал от боли, только зашипел и глухо застонал, а Оливер отбросил его в угол тупика, приложив плечом о стену, чтобы теперь уже точно не дернулся. Пистолет и нож он ногой откинул куда подальше, чтобы этому безумцу не пришло в голову снова за них хвататься.

– Ты еще поплатишься за эту месть, – простонал Питер, прижимая к груди сломанную правую руку.

– Кому ты нужен? – спросил у него Оливер, закатывая глаза. – Ты и без моей мести заслужил смерть. Согласно постановлению 365-С Военного трибунала Земной Армии Правопорядка, за измену, превышение полномочий и пособничество в совершении преступлений вы – Питер Дейвиш, проговариваетесь к смерти, – сообщил Оливер, поднимая руку и мгновенно стреляя тонким лучом бластера Питеру прямо в центр лба, обрывая его жизнь ровно в тот миг, когда ужас и осознание искажают его старческую гримасу.

«А от меня это тебе за Дориана», – мысленно добавляет Шеф, который видел весь перечень нарушений, в которых Питер был признан виновным. Там было много интересного: начиная контрабандой, заканчивая интригами на Майкане и убийством бывшего коллеги, за которое отдуваться пришлось Дориану. Даже в поджоге, за который сослали Ирона, хоть и косвенно, но был виновен Питер. Он нашел тогда исполнителя и лично заплатил ему за проделанную работу, явно считая себя безнаказанным. Только злиться на него всерьез у Оливера не получалось. Он был слишком ничтожен для злости.

Красная метка погасла, и Оливер поднял браслет связи, чтобы спокойно отчитаться:

– Час двадцать три. Планета Ринт. Приговор Питера Дейвиша приведен в исполнение. Нужна бригада для ликвидации тела.

Он знал, что сигнал будет принят мгновенно, а координаты считаны с его чипа и браслета, потому отходил в сторону и снова курил, теперь уже в ожидании парней в костюмах, которые замотают тело в пленку и эвакуируют в далекий крематорий ЗАП где-то на Земной базе. Где именно – Оливеру было все равно. Он курил и просматривал сообщения от родных. Карин писала ему о выставке роботов, с которой буквально два часа назад вылетела домой. Она сейчас разрабатывала простые искусственные интеллекты для бытовой техники и ей это безумно нравилось, будто она никогда и не летала. Сестра ругалась на мужа, который опять пропадает в больнице на работе и не в свое дежурство – каков подлец! Только Оливер понимал в этом споре не Литу, а Берга, что, променяв службу на диплом врача, таскал свою трость, сражаясь с внезапными приступами хромоты, и цеплялся за людскую жизнь всякий раз, когда ее надо было вырывать из рук смерти. Лите Берг просто не рассказывал о своих пациентах, как и Оливеру. Ему он иногда признавался, что кого-то потерял, и тогда они оба молчали пару минут за человека, которого Оливер даже не знал, да и значения не имело, как его звали. Главное было другое: они оба, каждый по-своему, спасали жизни от разных вещей, разными путями, но спасали.

«Девочки капризничают, а я одна! Мы вообще должны были с ним идти в кино, а в итоге вместо нас прошли родители», – ворчала Лита в сообщении, ругаясь на Берга.

Это было пару часов назад, и Оливер уже не отвечал на это, зная, что Берг уже давно вернулся домой и угомонил жену. Как друга угораздило вляпаться в отношения с его сестрой, Оливер даже не понял. Он решал свои проблемы, развозил жетоны, общался много и с Бергом, нередко говорил с сестрой, а потом застал их целующимися в гостиной и выматерился – сначала от увиденного, потом от разряда. Он не был против их отношений, просто не понимал когда.

– Ты еще пока в госпитале лежал, мы как-то сблизились, – признался потом Берг.

Отец, конечно, ворчал из-за выбора Литы, но всерьез не спорил. Ему не нравилась дружба Берга с Оливером, военное прошлое, какая-то непонятная хромота. Психических проблем в семье Вильяму Финреру хватило уже с лихвой, но Лита так решила и вышла замуж за отставного капитана патруля, который на четвертом десятке решил идти в медицинскую академию, потому что, видишь ли, это его призвание, а все что было до – просто дурь.

Летать Берг не хотел. В Майканской больнице был счастлив и не возмущался, когда родной отец, будучи начальником, чихвостил его не то что за пациентов, а даже за криво поставленные запятые. Литу и детей Берг тоже любил, да и ворчала Лита на него вот в таких письмах, а потом встречала его, ругалась пару минут и подставляла щеку для поцелуя. Она его понимала, но ей надо было покудахтать, как говорил Берг, за что, конечно, получал кухонным полотенцем по спине, но с такой силой, что иногда просто не замечал этого.

Жить всем вместе им было как-то проще. Они собирались в гостиной, могли сидеть в общей большой кухне, а могли прятаться в своем крыле и втихаря жарить там яичницу на своей маленькой кухоньке, по крайней мере, Оливер с Карин частенько делали именно так, когда у них было время побыть вдвоем. У них все тоже было когда-то непросто, но последних три года они даже не ссорились, окончательно разобравшись, что действительно нужны друг другу, несмотря на скверные характеры, ломанную психику и сложный график работы.

«Я люблю тебя», – писала ему Карин перед сном отдельным сообщением каждый день, а он отвечал ей, когда заканчивал работу, даже если это глубокая ночь и на другой планете.

«Люблю тебя», – набирал он ей и отправлял, тут же получая новое сообщение, но уже от деда.

«Свяжись со мной, как сможешь, у меня есть для тебя важные новости», – было написано там, и Оливер сразу нажал вызов.

– Привет, что-то случилось? Я как раз только что закончил, – сообщил он Симону, когда тот ответил.

Последнее время за деда Оливер очень волновался. В свои девяносто девять Симон Финрер не хотел жить с семьей, говорил, что он привык один, с Земли перебрался на Фалктон – планету не так далеко от Майкана, и работал там в местном техническом университете, возглавляя кафедру космической аэродинамики.

Он, конечно, говорил, что все с ним в порядке, но Оливер понимал, что за последние годы он сильно постарел, осунулся, но от работы отказываться не собирался.

– Жить до ста двадцати, согласно мнению ученых, легко, – говорил он обычно, – а до ста пятидесяти намного труднее, а мне еще и ста нет. Я молод и полон сил!

В силах Симона Финрера Оливер не сомневался, а вот про молодость ему казалось немного преувеличением.

– Как бы… наверно и не случилось, – неуверенно, что обычно для него не характерно, ответил Симон. – Просто я должен тебе кое-что показать. Ты сможешь прилететь ко мне в университет?

– К этому утру? – уточнил Оливер.

– Чем раньше, тем лучше. Это, правда, важно, – ответил Симон. – Только не спрашивай, о чем речь, я не могу об этом говорить. Да и это видеть надо.

– Хорошо, буду утром, – ответил Оливер, – а ты отдыхай лучше.

– Не смогу, – уверенно сказал Симон, но пояснять ничего не стал. – Жду тебя утром, – сказал он и отключил вызов.

Все это было странно, но Оливер точно знал, что, если бы дело было со здоровьем, ему бы уже сообщила Лита, потому что компьютерная система деда, та самая Дура, настроена сообщать именно Лите о любых внезапных изменениях, а Лита бы написала ему, позвонила Бергу и подняла бы тревогу. По крайней мере, три года назад, когда у Симона сильно поднялось давление, она за три минуты подняла настоящую тревогу, такую, что через три часа Оливер был уже на Фалктоне, просто потому что он один мог перемещаться между планетами на своем личном транспорте, хотя считалось, что одноместные скоростные капсулы космического режима только для руководящего состава.

– И киборгов, – обычно добавлял Оливер, не рассказывая никому, что такую привилегию получил после парочки сложных заданий, быстро решив большие проблемы. Просто, если бы его родные знали, в какие неприятности он порой добровольно влезает, то наверно не отпускали его с таким спокойствием на задание. Один дед, казалось, все и так понимал, но помалкивал, обязательно разговаривая с ним после самой хлопотной работенки.

Оливер брал маленькой группой захваченные пиратами корабли, отбивал от бандитов заводы, в одиночку снимал группу террористов, уходя к ним в качестве парламентера, и всякий раз после мясорубки чувствовал себя чуть лучше, чем до нее – чуть живее. Охота на Питера такого эффекта не давала, потому он оставлял одно сообщение, то самое о дне рождения Вильхара-младшего, и снова курил.

Мальчишка уже носил отцовский жетон, прятал его от всех, но в свои семь знал правду про отца – тот был героем и погиб, защищая друзей, таких как дядя Оливер. Тот факт, что Вильхар попал на ЗиПи3, защищая свою жену, так и не узнав, что она ждала от него ребенка, а потом рвался к ней, несмотря ни на что, когда-то сбил Оливера с толку. У него даже рука дрожала, когда он отдавал жене его жетон.

– Его больше нет? – спрашивала она со слезами на глазах.

– Нет, но он был очень сильным и смелым человеком, – честно говорил Оливер и вздрагивал, когда молодая женщина в слезах обнимала его, позволяя себе разрыдаться у него на плече. Обычно от него, наоборот, шарахались, понимая, кто он и откуда. Жетоны принимали, иногда вежливо приглашали на чай, чтобы узнать о родных, но дружить не хотели, в отличие от нее.

– Если он считал вас другом, этого достаточно, чтобы я тоже могла вас так назвать, – сказала Малика Оливеру и приняла как родственника, становясь действительно какой-то сводной сестрой.

Карин к мальчишке на день рождения слетала и подарок от них отвезла, но этого всегда недостаточно – Оливер об этом помнил.

«Сначала к деду, потом домой, потом к Вильхару», – рассуждал он, но вспоминал еще про одно дело и писал младшему брату Кастера.

Брату, о котором Кастер не знал. Тот был еще школьником и теперь учился в Майканской школе на отлично, имея неплохие шансы вырваться из семейной безнадежности.

«Как соревнования по стрельбе, малый?» – писал ему Оливер, зная, что парнишка сам постесняется написать, хоть Оливер и давал ему пару советов. С другими родными Кастера он видеться не хотел, особенно с матерью. Он даже радовался, что жетон Кастера остался у Виту, потому что, узнав, как полученной свободой распорядилась его мать, Оливер хотел плюнуть ей в лицо. Она улетела с сыновьями на Майкан и вышла там замуж, родила и оказалась снова в зависимом положении. К счастью только, новый муж у нее был не таким тираном и сыновей от предыдущих ее браков не избивал, а просто игнорировал.

«И за это Кастер пожертвовал своим будущим?» – мысленно спрашивал Оливер и не подошел бы к этому семейству, если бы самый младший не вышел сам.

– Вы ведь Оливер Финрер? – спросил он у него.

– Он самый, – неохотно признался Оливер. Его на Майкане часто узнавали, хотя он предпочел бы оставаться неузнанным и незаметным, потому что отвечать на вопросы и вообще говорить обычно было трудно.

– А вы моего брата Кастера не встречали там? – спросил мальчишка очень осторожно. – А то братья о нем много говорили, а я с ним даже знаком не был.

– А я был и горжусь этим, – признался Оливер, рассказав мальчишке про старшего брата, что исчез в жерле вулкана где-то на краю этого света, а теперь иногда помогал со стрельбой и даже один раз ходил вместо отца этого шкодника к директору, чтобы прикрыть. Случайно встретил, предложил эту аферу и тут же провернул, глазом не моргнув, представившись другом семьи.

На Майкане это работало. Он мог прийти, представиться, и люди обычно забывали обо всем, путаясь между почтением и страхом. Часто этим пользоваться Оливер не хотел, но вот в таких случаях было можно. Никто не пострадает, а парню с глупым отцом разбираться не придется, подзатыльник Оливер и сам мог бы ему выписать в подарок от покойного брата.

С остальными родными он вообще не общался: встретив их один единственный раз или не встретившись с ними вовсе. Жена Дональда не дожила, но его дети говорили, что она любила его до конца своих дней. Родители Роберта новостей тоже не дождались. Жена Тибальда давно жила совсем другой жизнью, и говорить о том, что этот урод умер, Оливер даже смысла не видел, а сестра Кирка решила, что безопасней ничего не знать, чем встречаться с Оливером. Он ей просто написал, что Кирк ушел с ЗиПи3 живым и едва ли позволит взять себя живьем, потому что он боевой парень.

«Он дурак, а вы никогда мне не пишите», – ответила она ему, на что Оливер только плечами пожал. Глупым людям он не товарищ и не помощник, пусть живут как хотят, ну или не живут, как остывающий за его спиной Питер Дейвиш.

– А вы долго, – сказал Оливер, когда наконец-то приехали парни в желтых комбинезонах.

– Сюда сложно проехать, – ответили ему.

Оливер согласно кивнул, потушил сигарету и пошел с ними в тупик показывать тело. Белый, даже чуть синеватый Питер сидел у стены. На лбу у него была небольшая дыра с обугленными краями. Никакой крови.

– Что ж вы ему глаза не закрыли? – спросил один из парней.

– Как будто это имеет какое-то значение, – пожимая плечами, ответил Оливер.

– Так принято.

Оливер только руками развел, давая понять, что его сейчас все эти традиции как-то не трогают, и сообщил:

– Я пошел, дальше вы сами.

От него действительно больше ничего не требовалось, он просто должен был проконтролировать, что тело никто не увидит, а уж с его ликвидацией разберутся и без него.

Темными переулками Оливер выбрался из нищего квартала в район поприличней. Здесь кривые бараки сменились невысокими блочными домами, где жили в основном рабочие. Можно было двинуться дальше, в центр, где были современные высотки с элитными парковками. Там, в центре, он мог бы оставить свою капсулу прямо на крыше дорогого отеля. ЗАП все равно оплачивал все расходы, но там же он мог встретить и кого-то, кто внезапно его узнает, снова начнет задавать глупые вопросы или того хуже требовать интервью.

– Вы ведь лицо публичное, – говорили ему.

– Сказал бы, какое я лицо, да у меня в браслете программа по запрету мата, – отвечал на это Оливер, говорил дежурное «без комментариев» и уходил, но эти короткие инциденты сбивали его с толку.

Светиться в людных местах на других планетах, кроме Майкана, где его, даже узнавая, воспринимали немного иначе, он не хотел, предпочитая тихие районы и маленькие гостиницы.

Здешняя своими блочными стенами, обшарпанными по углам, напоминала Оливеру барак на базе Демонов. Ему даже казалось, что диван тут такой же, как в том бараке, только без дырки, заклеенной изолентой. Он сам ее приклеил поверх целого дивана просто для антуража, а теперь, вернувшись, содрал и отправился в душ смывать с себя все запахи.

«Диагностика физического состояния запущена», – сообщил ему компьютерный голос – мужской.

Обычно мужчинам ставят женские голоса, а женщинам – мужские, но это легко можно было изменить в настройках. От женского голоса Оливер постоянно дергался, а жесткий бас его скорее успокаивал.

Не дожидаясь результатов диагностики, он снял линзы, закинул их в контейнер, потер правое плечо как раз на границе, где заканчивается нормальное тело и начинается механическая часть, и забрался в душ под почти ледяную воду.

Его компьютерная система была настроена так, что она всегда молчала во время миссии, если только не могла дать подсказку, способную спасти жизнь, ну или если сам Оливер не давал ей запрос. Оно и логично: если бы вдруг эта скучная программа под руку начала говорить о витаминах, недостатке белка или снижении уровня какого-то там показателя из-за отсутствия полноценного сна, Оливер вообще бы на нее не соглашался, а терпеть ее по утрам и после заданий можно было.

Когда он выбрался из душа, система выдала ему большой список погрешностей и заставила принять целую жменю препаратов. Ради этой функции Оливер возил с собой сумку с витаминами, какими-то микроэлементами и прочей капсулированной фигней.

– Как скажешь, Шеф, – отвечал он своей системе, выпивал все, что ему велели, даже не вникая, что там ему подсунули. Он уже привык, что после каждой миссии баланс каких-то там процессов нарушается и какие-то там запасы в организме надо восполнять. Он просто кивал на все это и делал, как ему сказали, абы снова резать не пытались – операций с него уже хватило, а таблетки, даже самые гадкие, едва ли сравнятся с «ничего», которым он периодически питался в Пекле.

После стакана капсул он натянул на себя вещи, в которых приехал: не те дранные шмотки, которые было не жалко, а нормальную одежду. Брюки, рубашка, черный плащ, а вместо берц кожаные туфли, как у бизнесмена, а не вояки.

Вещей у него почти не было. Сумка с лекарствами, пара штанов и маек, вещмешок для берц. Их он ценил больше всего, потому что когда-то делал на заказ, чтобы шипы на подошве были там, где он хотел, и металл украшал носки так, как он привык, напоминая те самые разбитые в Пекле ботинки.

Только их он и сложил нормально в вещмешок и уложил в сумку. Все остальное вкинул как попало и покинул номер, оставив там даже купленную для задания одежду. Какой-нибудь нищий работник обязательно ее подберет и вряд ли посмотрит на дырку у штанов. Латку на такую дырку сделать слишком просто, а толк в латах тут знают, Оливер это сразу понял по внешнему виду людей, умеющих по-своему выживать в цивилизации.

Вместо того чтобы предупреждать, что он уехал, он оставил внизу ключ и подобие визитки – этакую напоминалку о том, куда именно за постой направить счет. Такими тратами занимался специальный комитет при бухгалтерии ЗАП. Они предоставляли нужные данные и право тратить почти неограниченное количество денег, правда за все траты потом все равно надо будет писать отчет, поэтому обычно Оливер тратился так только на гостиницы и иногда на аренду местного транспорта. Даже за парковочное место для личной капсулы он предпочитал платить из жалования, а не из командировочных, чтобы не отвечать на глупые вопросы.

– Почему вы оставили капсулу там, а не в центре? Зачем? Это имело какое-то стратегическое значение?

Почему-то ответ «так удобней и вообще-то дешевле» работников комитета не устраивал. Они, конечно, гасили траты, но заставляли Оливера пять раз закатывать глаза и обязательно доводили до мата. К гостиницам они тоже придирались, но реже, а к дешевым – почти никогда, что тоже помогало делать выбор в их пользу.

Меньше всего Оливер хотел, чтобы его кто-то трогал, по любому вопросу. Поработать – это всегда пожалуйста, что-то объяснять – давайте без меня.

Закурив, он пошел в сторону завода, что располагался в двух кварталах отсюда. Там на крыше одного из складов стояла его капсула. Такая условная аренда ему почти ничего не стоила. Его начальник просто отправлял уведомление, что надо принять сотрудника ЗАП в такое-то время. Все.

Теперь его по коду с браслета пропускала охрана на проходной, озадаченно спрашивая, сможет ли он без заведующего складом попасть на крышу. Лестницы ведь там нет.

– Я сотрудник ЗАП, – устало ответил им на это Оливер, – я могу забраться куда угодно.

О том, что он еще и киборг, он благоразумно не говорит, о скрытом механизме в его механических ногах тоже. Незачем это знать случайным лицам, а вот про ЗАП знать можно. Он все равно не засекречен. Факт его службы был озвучен самими верхами ЗАП в свое время, да и пытаться на него как-то влиять никто не станет. Он исполнитель. Он – оружие ЗАП, а не его голова. У него нет каких-то тайных знаний. Он знать не знает, кто именно его начальник. Он просто подписан, как «Командующий отделом 37». Оливер даже не знал, что такое это самое «37», есть ли в нем какой-то смысл или это порядковый номер, а если порядковый, то сколько вообще есть отделов? Ему было все равно. Поэтому он был лучше других – держался принципа: не задавать лишних вопросов. Он их даже самому себе не задавал, просто выкидывал окурок на проходной и шел к ангару. Одним прыжком взлетал на трехметровую крышу, тяжело и шумно приземлялся туда и спешил к своей капсуле.

– С возвращением, – сообщил ему мужской голос автопилота. Его в женском амплуа Оливер тоже не выдержал.

– Режим ручного управления, – скомандовал ему Оливер, не дожидаясь запроса маршрута.

Он очень редко позволял искусственному интеллекту водить капсулу. В его качестве он не сомневался. Знал, что сойти с ума в полете он не может, но странным образом успокаивался, взявшись за штурвал.

Водить одноместную капсулу ему было совсем не страшно. Он знал, что никто не пострадает, а если приходилось кого-то везти, всегда нервничал и предпочитал автопилот. Карин в таких случаях он врал, что просто хочет с ней поболтать, а руки у него не дрожали бы, будь они не металлическими, и не вздрагивали от воспоминаний о посадке корабля в ангар на базе Зены. Если бы там кто-то пострадал из-за этой безумной посадки, он наверно не сел бы за штурвал никогда, а так, закидывая сумку, он занимал место пилота, разминал коротко шею, зевал и запрашивал себе еще дозу нейростимулятора. Компьютерная система, отвечающая за его здоровье, не возражала, поэтому он получил свою голубую таблетку и стартанул, не прощаясь с этой богом забытой планетой. Его сюда еще наверняка принесет какое-нибудь дело, потому что в таких местах и случается большая часть неприятностей, но это будет потом, а сейчас он разгонялся, отправляя уведомление о собственном маршруте. В случае, если он может кому-то помешать, искусственный интеллект ему сообщит, но он присылал лишь уведомление о необходимой осторожности при снижении на Фалконе, потому что коридоры пояса астероидов имеют динамическую подвижность.

«Свяжитесь с оператором в случае, если будет необходим проводник», – гласило сообщение, но Оливер только кивал ему в ответ, как будто это мог кто-то заметить, и направил капсулу резко вверх, буквально вырываясь из планетной атмосферы, и мчался дальше, облетая крейсера и пассажирские корабли.

Если бы капсула была способна на гиперпрыжок, он домчался бы до Фалкона за пару минут, но она была слишком маленькой и простой для такого рода техники, потому приходилось «тащиться» на околосветовой скорости, жалея, что он не раздобыл себе перед полетом кофе.

«Ничего, дед тебе все добудет: и кофе, и бутерброды, и даже шоколадку на десерт», – подумал Оливер, сам себе усмехаясь.

Сам он как-то равнодушен был к шоколаду, но с дедом разделить толстую плитку горького, запивая чаем, было какой-то странной традицией из детства. Только шоколад там был слаще и в чай коньяк никто не подливал.

В полете он просто отдыхал. С привычной легкостью миновал коридор пояса астероидов, по сути влетел в одну из труб, убедившись, что проход свободен, пролетел по ней, снизился над одним из самых крупных городов, выросшим вокруг главного технического университета человечества.

Тут когда-то учились и Виту, и Мартин, а еще именно тут Виту писал свою первую научную работу и даже читал потом лекции.

Все это Оливер знал из личных дел бывших товарищей, которые ему позволили прочесть, и хоть понять много из сухих фактов не получалось, но Оливер зачем-то их все запомнил и хранил в голове вместе с воспоминаниями. Забывать он ничего не хотел.

Где-то в этом здании когда-то ходили уничтоженные из памяти этого места двое.

– Я скоро буду на месте, – сообщил Оливер через браслет деду, отправив голосовое сообщение, а сам, сделав круг вокруг университета, пролетев над полем для разных спортивных игр, над парком, где уже лениво бродили студенты, начал снижаться.

Где оставить капсулу, вопроса у Оливера не возникало. У академии была своя парковка, а там было место для Симона Финрера, которое постоянно пустовало, если только к нему не прилетал внук.

Приземлившись на одну из десяти посадочных площадок, обозначенных белым контуром, Оливер выпрыгнул из капсулы, не забирая сумку, и стал перед собственным транспортом. Стоило его левой ноге оказаться на белом круге, как перед ним возникла голографическая интерактивная панель. Указав на ней номер парковочного места, он ввел рабочий пароль деда и отдал капсулу местному искусственному интеллекту. Тот сам уже опускал капсулу под землю, пряча в нужную ячейку, чтобы по запросу вернуть капсулу обратно.

– Ой-яй, как вы нагло нарушаете правила, молодой человек, – неожиданно сказал Симон Финрер, намекая на введенный пароль.

Оливер спокойно обернулся. Он видел человека у парковки, но не обратил на него внимание, потому что дед обычно его не встречал. Оливер сам поднимался к нему в кабинет, махнув рукой секретарше, а тут Симон пришел, еще и притащил ему кофе.

Принимая одноразовый стаканчик с эмблемой университета, Оливер спросил:

– Ну и как это твоя «Дура» позволила тебе взять два кофе?

Он кивнул на второй стаканчик, что был у Симона в руках. Тот в ответ усмехнулся.

– Попросил у студентов взять два, – признался мужчина и сделал глоток первым.

– И после этого я нарушитель? – с улыбкой спросил Оливер, пробуя крепкий напиток, который сейчас ему был жизненно необходим.

– Ну не я же, – смеялся Симон и разворачивался в сторону университета. – Как все прошло?

Он всегда так спрашивал про работу, интересуясь в первую очередь состоянием и эмоциями Оливера, а не заданием.

– Без осложнений, – следовал ответ, который значил «я цел и ничего особенного не чувствую».

– Мусор убран – можно и поесть? – внезапно уточнил Симон.

Он обернулся на внука, и Оливер прищурился, на миг подумав, что это звучит как-то странно, но дед не мог ничего знать о задании, поэтому Оливер ответил только про еду:

– Поесть самое время.

– Хорошо, но мы пойдем не сразу ко мне, я ведь не показывал тебе стену почета?

– Нет, а зачем? – растерянно спросил Оливер.

– Сегодня это важно, – уклончиво ответил Симон, но связался с секретаршей: – Моника, раздобудь, пожалуйста, пару сэндвичей для меня и Оливера, мы будем через десять минут.

– Кофе тоже добыть? – уточнила Моника весело.

– Нет, его мы уже добыли, – ответил Симон, салютуя стаканчиком, словно Моника – та самая Моника Эберли – могла увидеть эти действия.

Почему она работает здесь, еще и обычным секретарем, Симон не знал. Ему нравилась эта женщина, с ней было легко и просто, а уж какие задания она тайком выполняет для ЗАП – его не касалось. В конце концов, пока во главе ЗАП стоял Франк Стелбахер, Симон не видел смысла волноваться ни за честь Моники, ни за кровь на руках внука. Все, что они делают, явно на благо человечества, так или иначе. Даже с убийством Питера Дейвиша Симон был согласен и радовался, что Франк его предупредил, только не представлял, как после такой встречи с прошлым Оливер переживет вторую.

Он просто отключал связь и, пробираясь мимо студентов, шел быстрым шагом куда-то в глубь университета. Ничего не понимая, Оливер шел следом, пил на ходу кофе и отмечал нервное желание закурить, как будто поведение деда пугало его больше любых вооруженных противников, а потом они дошли до стены, и Оливер изумленно выгнул брови, думая, как бы без мата и грубости спросить, что именно происходит.

Стена почета в университете была как во многих других. Под неоновой надписью с названием факультета мерцали короткие зацикленные видео с портретами людей. Казалось, будто они улыбаются, но все эти люди не имели никакого смысла для него. Девять кафедр. Под каждой – три фото. Над ними три самых именитых ректора, но, в чем смысл, Оливеру было непонятно.

– Смотри сюда, – сказал Симон, показывая на пустой прямоугольник, в котором мерцала эмблема университета. Она вращалась между двумя фотографиями в самом центре отведенного пространства для кафедры энергетики.

– И что это? – непонимающе спросил Оливер, нервно кривясь.

– Это место Витура, – неожиданно признался Симон. – Я знал, что он тут когда-то был, но, когда все уничтожили, фото тоже убрали, – дрожащим голосом стал говорить Симон. – Я, когда пришел сюда работать, узнал, что кафедра оставила пустое место и повесила квадрат в центре. Он раньше с краю был – ну все же молодой, зеленый, как-то неприлично в центр, а потом я об этом забыл, а сегодня, знаешь… прихожу, смотрю – все еще квадрат. Подумал, может, совпадение, зашел на кафедру, а новый заведующий сказал, что так будет всегда, раз уж из истории кого-то вытерли.

У него дрожал голос, и он внезапно умолк, как будто собственных слов испугался.

– А почему это важно сейчас? – осторожно спросил Оливер, невольно хмурясь и напрягаясь всем телом.

Он забыл про кофе. Он слушал деда, смотрел на этот квадрат и не понимал, зачем все это происходит, а оттого нервничал до дрожи в каждой мышце.

– Я получил от него письмо этой ночью, – признался Симон. – Оно пришло мне на почту, как будто с его рабочей почты, словно ее не заблокировали и… он хотел, чтобы ты тоже это увидел. Там видео и файлы и…

Симон замолк, потому что сам не мог понять, что он хочет сказать. Он испытывал столько всего, что слова в голове путались и сбивались.

– И почему мы тогда стоим здесь и смотрим на какую-то гребаную стену? – спросил Оливер и даже не поморщился, ощутив легкий удар током от браслета. Он проходил по металлической руке и обжигал плечо, но другого слова для того, чтобы выразить то, что было у Оливера в голове, не существовало.

– Я не знаю, – жалобно и виновато сказал Симон. Он-то не спал всю ночь. Он давно посмотрел присланное видео, раскрыл файл, отнес часть из них на кафедру энергетики, потому что там смогут оценить их лучше, но внутри у него все металось, как в лихорадке.

Один из лучших ученых человечества жил непонятно где, изгнанный людьми, и все равно отдавал им свою работу. Этого Симон просто не понимал, а главное – не мог отделаться от чувства стыда за такое человечество, не заслуживающее таких умов, таких открытий, таких героев, которые иногда появляются, а потом оказываются за бортом.

– Покажи мне, что там, – со стоном попросил Оливер, едва не раздавив стаканчик с горячим, забытым уже кофе.

– Да, идем, – говорил Симон, брал себя в руки и спешил в свой кабинет.

Оливер мчался за ним, запрещая себе обгонять деда и выбегать вперед, хотя на самом деле был готов расталкивать людей, захватывать рабочую почту старшего родственника и не важно, что ему все и так покажут.

Когда они влетели в кабинет, там была Моника. Она ставила на стол тарелку с сэндвичами и собиралась принести чай, но Оливер, увидев ее, рявкнул:

– Выйди!

– А чай? – растерянно спросила Моника, дернув плечом.

Обычно она нормально общалась с Оливером – коротко, по делу и, даже зная его прошлое, она не поверила бы, что он может быть грубым, а теперь он был готов наброситься на нее, а она не понимала почему.

– Потом чай, – ответил Симон, утешающе погладив ее по плечу. – Иди, все потом.

Моника кивнула и вышла, понимая, что не ее это дело пытаться понять, что происходит у Финреров, надо будет – люди поважнее разберутся, а она пока разберет бумаги.

Не в силах ни о чем думать, Оливер сел в кресло деда и просто ждал, пока тот, склонившись над панелью, откроет свою почту и включит видео, подписанное: «Оливеру от Демонов».

На большом экране тут же появилось изображение. На фоне блестящей металлической стены стоял Виту. Правую щеку искажал грубый шрам и, видимо, мешал ему симметрично улыбаться. Левый уголок губ был чуть выше, и это добавляло его улыбке коварства. Волосы он снова отрастил, но они были завязаны в хвост на затылке. На нем были черные джинсы, белая футболка вместо рубашки и пиджак – черный, атласный. Оливер догадался, что он дорогой, но не предположил бы, что он из последней коллекции бренда, который Виту, когда-то любил.

– Я – Витур Калибан, капитан «Демона». Ваш корабль захвачен нашим электромагнитным полем. Попытка сбежать уничтожит ваш корабль. Единственный шанс спастись – это выполнить наши условия, – спокойно и уверенно сказал он в кадр, а потом усмехнулся веселее. – С тебя, Оливер, полагается поржать, потому что я действительно вот уже пять лет раза два в неделю заявляю подобную дичь, а потом требую денег, топлива, шлюх, ну и других глупостей по мелочам.

Оливер посмотрел на деда. Тот сел в стороне, потому что уже все видел, но побледнел так, словно, правда, видел призрака, но видел точно так же, как видит его Оливер, и это немного успокаивало. Хотелось, чтобы кто-то сказал, что это не бред, не галлюцинация, что это все по-настоящему, но верить оставалось ошарашенному взволнованному взгляду деда, который явно хотел, чтобы кто-то сказал ему то же самое.

– Начну с главного. Мы знаем, как у тебя дела, в курсе, где ты сейчас работаешь, поэтому сразу говорю: скрывать факт этого послания – не нужно. Можешь сразу начальству отправить – все равно никто не отследит, где мы и откуда все это было отправлено. Меньше всего нам хочется, чтобы у тебя были неприятности, но рассказать тебе о том, что происходит, тоже хочется. Мы действительно назвали корабль Демоном и сейчас нагло грабим контрабандистов. Они, бедные, потом не могут сказать, что на них напали и отжали контрабанду. Мне их иногда просто жаль, но я все равно получаю, что хочу. Один только раз мы украли стоматолога, правда заплатили ему потом и вернули, а он вроде даже не пожаловался – хороший человек, но имени его я не скажу. Зато историю, зачем он нам понадобился – очень даже. Мы нашли главный источник радиации на корабле, и это оказались прекрасные Волчьи зубы, – Виту рассказывал и почти смеялся, сцепив вместе ладони, как будто они просто болтают у костра, как когда-то давно. – Будучи гениальными, Волки устроили логово, как мы уже выяснили, возле разрушенного ядерного реактора, разобрали одну из защитных стен и порезали ее на зубы, а потом благополучно умирали от проблем с кровью, поэтому мы повыдирали все эти зубы, и пришлось всем вставлять новые, особенно Ирону. Этот жук все еще жив. Мы заполучили нужные лекарства, хорошее оборудование. Иногда приходится переливать ему кровь, но сейчас он у нас в ремиссии, чувствует себя отлично, но дрыхнет, потому что полночи ковырял со мной новый двигатель. «Демона» мы, конечно, уже пару раз перестроили, усовершенствовали, и он теперь у нас реально крутой корабль, а не та жестянка, которой ты когда-то рулил. Кстати, рулит ей Кирк. Он сначала ворчал, что это сложно, а теперь говорит, что все херня – чуть сложнее танкобура. Кстати, Кирк, не скажешь пару слов Бешеному Олли?

Камера развернулась и показала Кирка за штурвалом. Он был огромен, лыс, небрит и говорил неизменно все о том же.

– Нахуй пусть идет, – сказал Кирк, показал фак, а потом обернулся с улыбкой, давая понять, что он как прежде считает Оливера другом, но говорил он о другом: – Давай просто никогда не будем пересекаться. Так будет лучше для всех.

– Это точно, – согласился внезапно Ярван.

Оливер узнал его по голосу и только потом увидел в кадре. Ярван стоял в одних камуфляжных штанах с жетоном на груди и мерцал красным искусственным глазом, вставленным на место дыры. Мартин в новых желтых очках, кажется, висел на нем мгновение назад, а теперь дернулся, смущенно отворачиваясь.

«Придурки», – со счастливой улыбкой подумал Оливер, а Виту сказал это вслух.

– Ну вы и придурки, конечно.

Ярван просто посмеялся, махнув рукой, а камера снова показала Виту – расслабленного и спокойного.

– У нас все хорошо, – сказал он уверенно. – Мы по-своему свободны, и, кстати, это видео снимает Зайна. Она теперь непрозрачная и у нее крутой рыжий парик: если не знать, что она ИИ, можно принять за теплую бабу.

Виту в голову едва не прилетел туфель, но он успел увернуться со смехом.

– Но да, все еще иногда пытается кого-нибудь убить – туфлей, например. Всех, кроме Кирка: его она очень любит, а Мартин Ярика тоже, – добавил он при этом, как бы прикрываясь рукой, как будто это поможет скрыть его слова.

– Виту! – тут же возмущался Мартин где-то за кадром, а Ярван смеялся, сначала над этим нелепым возмущением, потом над привычно членной шуткой Кирка, которую Оливер не расслышал, но все равно улыбнулся.

– Короче, береги себя, а мы будем где-то рядом, – сказал Виту и махнул рукой, давая сигнал об отключении камеры.

Экран потух, а Оливер продолжал на него смотреть, а потом закрыл лицо руками и замер.

– Оливер, ты… в порядке? – осторожно спросил Симон, подойдя к внуку.

– Да, они такие придурки, – ответил Оливер и выдохнул с улыбкой, смеясь от еще одного антиматерного разряда.

– Ты много лет их знал? – спросил Симон, глядя во влажные от слез глаза.

– Кирка – все восемнадцать лет, – тихо ответил Оливер.

Он почти не говорил о Пекле, просто никому ничего не рассказывал, а остальные не спрашивали, а тут оно вырвалось само, и он стал рассказывать все. Про падение капсулы, про Ястребов, про клеймо на заднице, наркотический кактус, убийство Якпета, про Демонов, Кирка, про Зену, войну с Ярваном и последующий союз, но рассказывать не как историю, а как бурю, которую он пережил – со всеми страхами, сомнениями, удивлениями, которые остались до сих пор.

Он говорил, а Симон слушал, только сходил за чаем и подсовывал внуку сэндвичи, ужасаясь кривому сбивчивому рассказу.

– Блин, – в итоге сказал Оливер, – прости, что я все это наговорил.

– Я рад, что ты мне это рассказал, – честно признался Симон, – и рад, что это закончилось. Карин это все знает?

– Почти все, и Берг тоже, – со вздохом признался Оливер.

– Я рад, что они у тебя есть.

– Спасибо.

Они помолчали, потом Симон рассказал еще о том, что кроме видео там еще проект нового двигателя.

– Он сказал, что ему все равно, кто будет автором, мол, отдайте его кому угодно, но название должно быть его – и никак иначе.

– Какое название?

– Двигатель Астрономического Рассеянного Света – ДАРС.

– В честь Кастера значит, – с улыбкой сказал Оливер и полез во внутренний карман пиджака. Там вместе с сигаретами у него лежала тонкая магнитная коробка. Она выглядела как маленькая книжка: из двух магнитных листов с желеобразной прокладкой, что буквально обнимала то, что хранилось в коробке, пряча от других. Открыв ее сейчас, Оливер посмотрел на жетон с именем Витур Калибан.

Сам Виту говорил, что не знает где он, что потерял его, украли или само проебалось, но жетон потом нашелся в кипе других, а куда его деть – Оливер не знал до этого дня, а теперь просто отдал деду, без слов, а тот принял так же молча, зная, что это такое.

Жетон с именем «Оливер Финрер» всегда был при его внуке, и все уже привыкли к нему. Шефский жетон носила Карин, а Берг сделал себе такой же, только нацарапал на нем один крестик, говоря всем, что это недописанный «хуй».

– Я заберу себе видео? – спросил Оливер осторожно, точно зная, что должен показать его Бергу и Карин, а, возможно, еще Малике и брату Кастера, чтобы тот знал, кого больше жизни любил его брат.

Симон кивал, понимая, что Оливеру виднее, что делать с этими кадрами.

* * *

На мониторе застыло изображение с усмехающимся Витуром Калибаном. Его прислала Моника Эберли Франку, а тот, посмотрев, нахмурился и задумчиво покачался в своем кресле, в очередной раз подумав, что ему пора в отставку, потому что от такого видео внутри все задрожало.

– Ну и что с ним делать? – спросил он вслух.

– А зачем с ним что-то делать? – осведомился Лотар Нарид – начальник отдела 37, оторвавшись от своего планшета. – Он в розыске. За него есть награда. Причин для охоты за ним нет. У нас нет ни одного заявления о нападении этого самого «Демона» на другие корабли, и никто его не видел. Все обитаемые районы контролирует патруль на скоростных «Белых молниях», и они ничего не видели.

– Так уж и ничего? – хмыкнул Франк и посмотрел на Люкса, сидевшего тут же.

– Данных о том, что его кто-то видел, нет, – невозмутимо ответил новый начальник отдела разведки ЗАП, пожимая своими механическими плечами.

– И ты им не помогаешь?

– Нет, они сами справляются и нам помогают, сливая информацию о контрабанде. По крайней мере, мы получаем данные от неизвестного отправителя.

– И отследить ты его не можешь? – настойчиво спрашивал Франк.

– Не могу, – врал Люкс, а Лотар все понимая, вздыхал и вставал со своего места.

– Может – не может. Это не имеет значения. Нам нет надобности его искать. Витур Калибан и его команда не представляют опасности для человечества – остальное неважно, – говорил он и выходил, чтобы напомнить Оливеру Финреру о необходимости предоставить отчет и не забыть об обязательном осмотре психиатра, потому что позаботиться о нем, будущий глава ЗАП, считал своим долгом.