Elizabeth Garver Jordan
The Girl in the Mirror
© А. Гардт, перевод, 2023
© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2023
Глава I. Свадьба Барбары
Городок Девондейл в штате Огайо на один вечер стряхнул с себя аристократическое спокойствие, которое отличало его от оживленных фабричных городков, расположенных по соседству. Элм-авеню, его главная улица, в другие дни по-домашнему тихая, на которой в этот час всегда были видны лишь вечно бодрствующие деревья, темные кусты и приглушенный свет фонарей, теперь словно расцвела и превратилась в сияющую дорогу, полную света, цвета, движения, и на все это с темного неба смотрели декабрьские звезды.
Автомобили выплывали из открытых ворот особняков и присоединялись к бесконечной процессии. Пешеходы, представлявшие самые разные сословия горожан, толкались на тротуарах, спешили вперед, за теми, кто оказался в начале шествия. Полицейские нервничали, кричали на водителей и строго выговаривали смельчакам, которые пытались идти в такой толпе против течения. В этот час все уважающие себя жители Девондейла могли следовать только в одном направлении, а некоторые из них уже достигли цели и теперь входили в широкие двери и шли по нефам, к скамьям с подушками.
Церковь Святого Эгидия была самым большим и самым популярным из храмов Девондейла, но и она не смогла вместить всех желающих посетить это событие, а его хотели видеть жители не только города, но и окружающих районов. Немногие избранные, показав приглашения на входе, заняли отведенные им места с чувством спокойного удовлетворения. Неприглашенных было куда больше, и теперь они стояли на морозной улице. Скоро их набралась целая толпа, которая мешала войти в церковь и перекрыла авеню, чем еще больше раздражала полицейских, регулирующих движение.
В толпе было много зевак. Как только подъезжал очередной автомобиль, они делали шаг вперед, чтобы поглазеть на гостей, которые из него выходили и пробирались по ковровой дорожке, расстеленной от края тротуара до самой церкви. В церковь в этот вечер съезжались сливки общества Девондейла, и зрители знали их всех – от президентов местных банков до Джимми Хэрригана, любимого кедди[1] Барбары Девон в загородном клубе.
В отличие от остальных гостей, Джимми прибыл пешком, но толпа заметила его скромное появление и приветствовала шутками.
– Эй, Джимми, старина, где твой парадный костюм? – хотел знать один его знакомый.
Другой взволнованно советовал:
– Не забудь, что шляпу, когда заходишь внутрь, нужно держать у сердца.
Джимми не отвечал на шутки. Для него это событие было слишком значительным и необычным. Он только ухмыльнулся и показал приглашение. Свои руки Джимми, когда собирался сюда, вымыл не очень тщательно, поэтому швейцар встретил его пронизывающим взглядом (Джимми этого и не заметил) и с некоторым недовольством проводил к последнему ряду.
Там Джимми огляделся, и у него округлились глаза. Он никогда раньше не бывал в церкви Сент-Джайлс и, вполне возможно, вряд ли попадет сюда снова. Он разглядывал убранство огромной церкви, яркий свет, огромное количество цветов, перешептывающуюся, ожидающую толпу, широкую белую ленту, которая отделяла передние ряды для особенных гостей невесты – например, тех, что прилетели из Нью-Йорка. Джимми знал все про этих друзей и про эту свадьбу. Его плохо вымытые маленькие уши всегда внимательно слушали, о чем говорят в городе, а в последнее время здесь говорили только о Девонах и о приближающейся свадьбе Барбары Девон. Даже сейчас горожане продолжали говорить о Девонах, ожидая появления невесты.
Прямо перед Джимми сидела миссис Артур Литтон – дама, которая была членом того же загородного клуба, что и невеста. Она рассказывала о кое-каких подробностях жизни мисс Девон своей спутнице, судя по виду недавно поселившейся в Девондейле.
– Видишь ли, – тихо говорила миссис Литтон, – это и вправду самая важная свадьба из всех, что у нас тут были. Барбара Девон владеет большей частью Девондейла, и ее дом, Девон-хаус, – одна из достопримечательностей штата. Из родственников в живых только ее брат Лори, и мне кажется, она была одинока, несмотря на всех своих друзей. Мы все ее очень любим и рады, что она нашла хорошего жениха. И еще мы рады, что она совсем нас не покинет: Барбара собирается жить в Девон-хаусе каждое лето.
Новенькая – некая миссис Ренуэй, у которой, видимо, были свои планы поскорей влиться в местное общество, – внимательно слушала.
– Вчера в клубе я встретила Лоренса Девона, – сказала она. – Он – самый красивый из мужчин, каких я видела. Он и правда слишком привлекательный. Поговаривают, с ним связана какая-то интересная история. Ты знаешь, о чем речь?
Ее подруга кивнула:
– Боже, да! Все в курсе.
Это только подогрело любопытство ее спутницы, и миссис Литтон продолжила:
– Лори в этой семье всегда был паршивой овцой. Поэтому Девоны оставили все свое огромное состояние Барбаре и поручили ей заботиться о брате. Лори – пылкий молодой человек, и это только разозлило его. Он быстренько запаршивел еще сильнее. Его исключили из колледжа, и он завел плохие знакомства. Он играл, всегда был в долгах, по которым приходилось платить и Барбаре. Она долго не могла его образумить. Они оба, знаешь ли, были очень молоды. Ей было около двадцати четырех, Лори – на год младше. Но в прошлом году ей пришла в голову одна идея, поистине нечто удивительное.
Глаза миссис Ренуэй заблестели от любопытства.
– Расскажи мне, что случилось! – взмолилась она.
Миссис Литтон с довольным выражением на лице откинулась на спинку скамейки. Она была уверена, что ее собеседница просто сгорает от нетерпения.
– Ну, – сказала она, – Барбара предложила Лори пари, и он принял его. Они оба должны были поехать в Нью-Йорк, жить там в течение года под вымышленными именами, никому не рассказывая, кто они есть на самом деле, самостоятельно зарабатывая себе на жизнь. У каждого было по пятьдесят долларов, и рассчитывать они могли только на себя. Лори должен был завязать со всеми скверными привычками и начать зарабатывать сам. Если за этот год он заработает больше, чем сестра, то Барбара за каждый лишний доллар должна была выплатить ему пять. Если бы он продержался этот год, то независимо от результатов эксперимента она отдала бы ему десять тысяч долларов. Они с Барбарой должны были жить в разных частях города, не знать адресов друг друга и могли увидеться лишь дважды.
Она остановилась, чтобы перевести дыхание. Ее подруга нетерпеливо ткнула ее локтем в бок.
– Продолжай! – взмолилась она. – Что случилось дальше?
– Нечто весьма неожиданное, – хмыкнула миссис Литтон (все друзья Барбары, рассказывая эту историю, в этом месте всегда хмыкали точно так же). – Барбара, наша умная Барбара, – продолжила она, – чуть не умерла от голода. А Лори, паршивая овца, после неудач и ошибок прибился к каким-то людям из театральной среды и наконец вместе с успешным драматургом написал пьесу. Возможно, отчасти ему повезло. Но пьеса имела оглушительный успех, Лори выиграл пари, и Барбаре пришлось выплатить ему небольшое состояние, чтобы сдержать слово.
Миссис Ренуэй сочувственно улыбнулась.
– Это прекрасно, – сказала она. – Для Лори! Как ты думаешь, он полностью излечился от своих пороков? Ведь он так молод и так хорош собой…
– Видимо, да. – Произнося это, миссис Литтон сомневалась в излечении Лори. – Пока что за ним ни грешка, и он увлечен своей новой работой. Но, разумеется, его будущее в руках Божьих, потому что Барбара с мужем едут в Японию праздновать медовый месяц, а Лори остается один в Нью-Йорке до конца зимы. Кстати, мужа Барбара нашла в Нью-Йорке. Он работает на бирже, его зовут Роберт Уоррен. Пари она не выиграла, зато мужа получила – встретила его, когда работала в почтовом отделении какой-то компании за семь долларов в неделю…
Миссис Литтон умолкла и выпрямила спину.
– Они идут! – возбужденно прошептала она. – О, боже правый! Я надеюсь, что не заплачу! Я всегда плачу на свадьбах, сама не знаю почему.
Толпа снаружи начала гомонить – явно увидев невесту. Эхо голосов провожало ее в церковь.
– Рабочие обожают Барбару, – прошептала миссис Литтон. – Она построила большой клубный дом для них два года назад, и она президент большинства их клубов.
Сидящий за ней Джимми Хэрриган, поневоле слушавший их беседу, презрительно вздохнул. Если эта дама так много говорит о мисс Девон, почему она не рассказывает ничего стоящего? Почему она не спешит поведать о том, что мисс Девон лучше всех женщин в клубе играет в гольф и не оставила никаких шансов миссис Литтон в прошлом месяце? Почему она умалчивает о том, как щедра мисс Девон, покупая тележки, перчатки и одежду для кедди? И почему она не упомянула, каким поистине благородным был Лори Девон, – вместо того, чтобы повторять ту старую историю, которую все знали?
Но сейчас миссис Литтон восхищалась красотой невесты, и Джимми от всей души был с нею согласен.
– Как чудесно она выглядит! – выдохнула та. – И она, и Лори – оба так прекрасны, что затмевают всех. О боже, я заплачу! Я точно заплачу! И мой нос станет пурпурным.
Волнение зевак на улице передалось почтенному собранию в церкви. Сидевшие на скамейках стали оборачиваться. Поплыли под своды церкви первые ноты свадебного гимна. Друзья, знавшие и любившие Барбару с детства, те, кто знали ее мать и отца, теперь смотрели на ее фигуру в белом, пока она медленно шла к алтарю, держа под руку брата, и видели девушку словно сквозь легкую дымку.
– Что за пара! – прошептала миссис Ренуэй, которая почти язычески поклонялась красоте. – С них можно вылепить скульптуры и поставить в одном из парков, чтобы публика могла ими восхищаться. Предоставлять такого молодого человека самому себе – просто преступная халатность! Если они так и поступят, то хорошего точно не жди, – мрачно предсказала она.
Миссис Литтон рассеянно согласилась.
– Жених тоже очень красив, – произнесла она. – А это милое создание, которое играет роль главной подружки невесты и выглядит так, словно умирает со скуки, – его сестра миссис Ордуэй из Нью-Йорка. Другая подружка невесты – еще одна приятельница из Нью-Йорка, русская девочка по имени Соня Орленефф, которую Барбара встретила, когда снимала квартиру. И посмотри только на инфанта Сэмюэля!
Лицо миссис Ренуэй напряглось. Она быстро поправила очки.
– На кого? – возбужденно прошептала она. – Где? Я не вижу никакого ребенка!
Миссис Литтон рассмеялась.
– Конечно, не видишь! Он слишком юн и слишком невысокого роста! Это малыш двух с половиной лет, которого Барбара подобрала в Нью-Йорке. Она зовет его инфант Сэмюэль и привезла его сюда вместе с его матерью, чтобы они жили в ее доме. Барбара говорит, что собирается обучать ее. Он несет подол ее платья и одет как паж, в крошечные белые шелковые бриджи и кружевные оборки. Ой, смотри!
По рядам сидящих в церкви прошла волна одобрительного гула. Внимание гостей привлекли три фигуры: сама невеста, ее брат, а третьим был идущий за Барбарой с зажатым в крошечных кулачках шлейфом свадебного платья инфант Сэмюэль, как назвала его миссис Литтон. Его круглые глаза смотрели прямо перед собой, а пушистые каштановые волосы были откинуты назад, словно потревоженные порывом ветра.
С последнего ряда на инфанта смотрела его мать – с гордостью и явным беспокойством. Она боялась, что малыш захочет покинуть процессию и побродить среди гостей и скамеек. Но Сэмюэля удалось убедить в том, что в церковь он вышел на прогулку. Прогулки были его любимым занятием, и сейчас он мужественно держался в новом для себя амплуа, пускай многое в происходящем ему и не нравилось. Его короткие ножки дрожали, а его крошечные ручки устали под весом шлейфа, но он не мог его уронить, потому что опасался чего-то ужасного и неприятного, что, как ему казалось, могло из-за этого произойти. Малыш с мрачным видом нес свою ношу.
Вдруг он забыл обо всем. Воздух наполнился чудесными звуками, которые он никогда не слышал раньше. Он раскрыл глаза еще шире. Он приоткрыл рот, выражая глубочайшее удивление. Он хотел остановиться и выяснить, откуда доносится музыка, но процессия увлекала его вперед. Тяжко вздохнув, он продолжал идти. Ему было трудно, но он знал, что впереди, закутанная в целую кипу белой ткани, идет Бабс, которую он обожал.
Когда процессия замерла, малыш тоже остановился. Кто-то шепнул ему на ухо, и его ручки наконец-то отпустили шлейф. Затем Сэмюэлю захотелось сесть на него, и теперь он сидел на нем, оглядываясь по сторонам. Прогулка вышла довольно долгой. Теперь в большом доме, где Сэмюэль находился, было очень тихо, только один голос что-то говорил Бабс. Все здесь было странным и незнакомым, и Бабс казалась очень далекой. Знакомые люди в их нарядных костюмах выглядели чужими. Сэмюэль начал сильно сомневаться в том, что эта прогулка будет приятной, и уже приготовился плакать – уголки его рта опустились вниз.
Но тут на его колени упал цветок. Он посмотрел вверх и увидел, что ему улыбается Соня Орленефф. Даже Соня была другой, она выглядывала из того, что Сэмюэлю смутно напоминало розовые облака. Но глаза принадлежали прежней Соне, и улыбка тоже была ее, и, судя по всему, она хотела, чтобы он поиграл с розовым цветком. Он медленно и со вкусом разобрал его на части – на это ушло некоторое время. Затем Сэмюэль перешел к созерцанию ноги в розовой туфле, тоже Сониной, и мужского нарядного ботинка и черного шелкового носка, которые принадлежали Лоуи (речь Сэмюэля еще не была безупречной). Лоуи тоже улыбался Сэмюэлю, а Воберт стоял рядом с Бабс и говорил что-то дрожащим голосом.
Сэмюэль снова вздохнул. Возможно, Лоуи скоро возьмет его на настоящую прогулку по снегу. Все эти бело-розовые облака вокруг, может, конечно, и красивые, но для него в них не было ничего интересного. Он просительно посмотрел на Соню, которая быстро поставила его на ножки. Человек у перил перестал говорить с Бабс, и прогулка продолжилась, на этот раз в сторону двери. И снова эта особо ценная белая штуковина была у Сэмюэля в руках.
Звуки, наполнявшие воздух, стали еще более чудесными. Они восхищали Сэмюэля. Он стал махать пухлыми ручками из стороны в сторону, и легкая ткань шлейфа двигалась вместе с ними. Руки Сони остановили его. Сэмюэль с тоской подумал, что маленькому мальчику совершенно нечего делать в этой странной процессии. Мрачно, но спокойно инфант продолжал свой путь.
– А вот и он, – прошептала миссис Литтон своей подруге. – Сейчас видишь?
Миссис Ренуэй счастливо рассмеялась.
– Родни Бэнгс, драматург, работавший с Лори, сидит в первом ряду, – продолжила миссис Литтон. – А толстый низенький лысый мужчина рядом с ним – Джейкоб Эпштейн, менеджер из Нью-Йорка, который финансировал их постановку.
В тот самый момент Эпштейн шептал что-то своему компаньону, и оба они смотрели, как Барбара и ее муж идут к двери, пустившись в первую маленькую прогулку в их совместной жизни.
– Слушай, Бэнгс, если мы вставим в спектакль сцену с такой же свадьбой, то сможем ли мы немного расшевелить Бродвей, а?
Бэнгс рассеянно кивнул. Его карие глаза смотрели на невесту и ее брата – его приятеля и соавтора. Его охватила странная депрессия – чувство новое и горькое, которое заставило его понять, почему проливают слезы подруги Барбары. Под влиянием этого чувства он произнес:
– Свадьбы чертовски депрессивны. Публике веселье подавай.
Эпштейн кивнул в ответ. У него много чего было на уме. Как и гости вокруг, он думал о действе, которое сейчас наблюдал, в понятных ему образах. Свадьба, проведенная с таким размахом, стоила, по его мнению, десять тысяч долларов. Но что это значило для невесты с ее состоянием в тридцать или даже сорок миллионов? Странно было, что ее родители оставили все ей и ничего сыну, пускай тот и шалил в юности. Но сейчас с юношей все было в порядке. Он сделает собственное состояние, если дьявольские искушения и увлечение женщинами не помешают ему в этом. Он отлично начал! Еще несколько успешных постановок вроде пьесы «Человек наверху», и Эпштейн забудет о тех провальных спектаклях, в которые он вложил кучу денег в этом сезоне. Если бы он только мог заставить Бэнгса и Девона сразу начать работать над новой пьесой, которая наверняка будет превосходной…
Эпштейн закрыл глаза и всей своей душой иудея предался магии музыки, мечтая дальше – об Искусстве и Долларах, Долларах и Искусстве.
Позже, в автомобиле, который домчал их с Эпштейном на свадебный прием в Девон-хаус, Родни Бэнгс кратко высказался по поводу свадеб.
– Я полагаю, что женщины плачут на свадьбах, а мужчины чувствуют себя мрачно, потому что они знают, во что попала невеста, – невесело заметил он.
Эпштейн захрипел.
– Ты и я, мы холостяки, – напомнил он молодому человеку, на мгновение ставшему циником. – Это нам надо волноваться!
– О ком я волнуюсь, так это о Лори, – признался Бэнгс.
Эпштейн повернулся к нему с неподдельным интересом.
– Ну, – сказал он. – Что там с Лори? Он в порядке, нет?
– Сестра всегда держала его на поводке, – напомнил ему Бэнгс, – и Лори этот поводок нужен. Теперь она уезжает в Японию на целых четыре месяца. Поводок уезжает вместе с ней. Будет очень интересно посмотреть, что такой парень, как Лори, будет делать со своей вновь обретенной свободой. Его натура вряд ли поменялась за год, зато поменялись обстоятельства, – медленно добавил он. – И наверняка он уже забыл все свои обещания, данные Барбаре. Его испытательный срок окончен.
Эпштейн снова зарычал. Он хотел сказать, что любит Бэнгса и Лори как сыновей, которых у него не было, но в няньки к ним не нанимался. Вместо этого вслух он произнес:
– Ну, мы же присмотрим за ним, разве не так?
Бэнгс нахмурился.
– Мы должны будем делать это очень осторожно, – проговорил он. – Если Девон нас на этом поймает, то нам нечем будет за ним присматривать – он нам глаза вырвет!
Эпштейн снова захрипел.
– Мы займем его делом, – радостно предложил он. – Начинайте прямо сразу писать другую пьесу. А? Отличная идея.
Бэнгс покачал головой.
– В этом и проблема, – сказал он. – Лори решил, что пока не будет работать. Он говорит, что устал и хочет несколько месяцев отдохнуть. Кроме того, он думает, что Америка объявит войну до конца зимы. Он собирается поехать добровольцем сразу, как только это случится, и не хочет оставлять за собой никаких незавершенных дел, например недописанных пьес.
Эпштейн посмотрел на него встревоженно. Это были плохие новости. Не дав ему времени осмыслить их, Бэнгс нанес второй удар.
– И конечно, в этом случае, – добавил он, – я тоже пойду добровольцем.
От такого двойного удара голова и плечи Эпштейна опустились. Сейчас он понял: его любовь к этим ребятам, в которой он сам иногда сомневался, была все же глубокой и искренней. Мало кто из отцов мог испытывать столь горькую смесь гордости и боли, которая потрясла его сейчас. Но он, как обычно, не смог это выразить словами.
– Ой, ну, – рассеянно сказал он, – я думаю, будем решать проблемы по мере их поступления. Вы пока еще не на войне.
В Девон-хаусе они обнаружили обычную для свадебных приемов толчею. В церкви еще была проведена какая-то граница между гостями. На приеме, кажется, границы не было никакой. Тут были все протеже Барбары Девон, и их было много – вся молодежь из ее клубов, все ее старые и новые друзья. В каждой красиво украшенной и просторной комнате на первом этаже Девон-хауса уже стояли люди – вдобавок к прибывающим новым гостям, число которых увеличивалось с каждым часом.
Бэнгс и Эпштейн вошли в центральную залу. Лори Девон, возвышаясь над толпой благодаря высокому росту, увидел их и поспешил поздороваться, положив руку на плечо каждого из них. Он был в том настроении, которое оба его друга любили и которого побаивались. Лори был безумно рад. Ему нравился его зять. Впечатление о триумфе в Нью-Йорке еще было свежо в его памяти и наполняло его энергией. Он был предан своим компаньонам и был счастлив работать с ними. Но больше всего, хотя сам он горячо отрицал бы это, он ликовал из-за приближающейся свободы.
Лори любил свою сестру, но устал зависеть от нее. Сейчас он наконец мог жить собственной жизнью. И это будет достойная жизнь. Он твердо решил, что покончил с пьянством и азартными играми. Он был уверен, что излечился от них в прошлом году. Он полностью понял их опасное влияние – как и то, что ничего не может быть прекраснее работы, которую любишь. Он понятия не имел, что делать со своей независимостью, но при мысли о ней наполнялся бесконечным восторгом. Он еще не решил, чем будет заниматься, но был уверен, что проведет это время хорошо. Глядя с высоты своего роста на кругленького Эпштейна и крепко сбитого Бэнгса, он улыбнулся в их трезвые лица, и от этого с них слетела торжественность.
– Пойдемте к Барбаре, – радостно предложил Лори. – Она хочет с вами попрощаться и велит вам укладывать меня в кроватку каждый вечер. Она скоро уедет. Мы с Бобом усадили ее, чтобы она немного отдохнула.
Лори отвел их в комнату, ставшую бухтой спокойствия. О ней знали только избранные гости, там было посвободнее. Барбара сидела в кресле без подлокотников с высокой спинкой. В убранстве невесты она, и без того невероятно красивая, производила весьма сильное впечатление и этим, сама того не желая, заставляла Родни страдать еще больше. Край ее платья лежал на полу, и на нем спал, словно уставший щенок, инфант Сэмюэль.
Уоррен, возвышаясь над сидящей женой, пожимал руки недавно пришедшим гостям и отвечал на их поздравления. Потом он взял Лори под руку и прошел в другой конец комнаты, где его сестра миссис Ордуэй лениво беседовала с несколькими давними подругами невесты. Он знал, что Барбара хотела перед отъездом серьезно поговорить с друзьями ее брата. Лори это тоже было известно, и он подмигнул своим друзьям, как хулиганистый ребенок, пока его вели прочь.
Молодая миссис Уоррен удивилась, когда Бэнгс и Эпштейн обратились к ней, назвав новым для нее именем, но тепло поприветствовала их и указала на спящего Сэмюэля с извиняющейся улыбкой.
– Его мама потерялась где-то в толпе, – объяснила она. – Он выпил два стакана молока, съел четыре огромных куска торта и три тарелки мороженого, и сейчас он спит или без сознания, я не знаю.
А затем стала задумчивой.
– Я так рада видеть вас, – мягко произнесла она. – Вы знаете, о чем я хочу поговорить.
– Можно догадаться. – Бэнгс улыбнулся ей со странной грустью, которая сопровождала его всегда, когда он разговаривал с Барбарой. Девушка словно была для него святыней, к которой нужно относиться с должным почтением.
– Ты хочешь, чтобы мы присматривали за Лори, – тихо добавил он. – Ну разумеется, мы будем это делать.
Она снова улыбнулась, на этот раз той редкой улыбкой, от которой ее лицо будто светилось изнутри.
– Тогда я спокойно могу ехать, – сказала она им. – И ничего больше говорить не надо. Вы, конечно, понимаете, что я доверяю Лори. Как я могу ему не доверять – после того, как он примерно вел себя целый год? Просто… – Она заколебалась. – Полагаю, я боюсь жизни, – призналась она. – Я никогда такого не испытывала. Но… я поняла в Нью-Йорке, насколько мы иногда бываем беспомощными.
Родни понимающе кивнул.
– Я знаю, – согласился он. – Но все будет в порядке. Не сомневайся.
Эпштейн добавил пару слов. Он хотел успокоить, но вышло у него не слишком изящно.
– Мы вытащим Лори из любой передряги, – искренне заверил он Барбару.
Та засмеялась. Вокруг них собирались в кружок только что пришедшие гости.
– Остановимся на этом, – сказала она и протянула им руки. – До свидания. Я не буду больше вас благодарить. Но – храни Господь вас обоих!
После такого благословения Эпштейн отправился в тот угол, где бледный Уоррен и скучающая Луиза Ордуэй стояли в окружении гостей, среди которых была Соня Орленефф. Эпштейн настойчиво отвел жениха в сторону.
– Уоррен, – торжественно сказал он. – Я хочу снова поздравить тебя. Ты выиграл женщину на миллион! Нет, ты взял и выиграл женщину на восемьдесят миллионов!
Уоррен засмеялся, и голос у него слегка дрожал. В толпе гостей он на мгновение поймал взгляд своей жены.
– Пускай будет миллион миллионов, – радостно согласился он и повел Эпштейна в залу, где сервировали ужин.
Кроме Бэнгса и Эпштейна, на свадьбе были и другие знакомые Лори, которые год назад ему покровительствовали и теперь пытались загладить эту неловкость избытком дружеского внимания. Зоркие глаза Лори, сегодня полные блеска, конечно, все это разглядели, и он еще больше развеселился. В клубах или в другом месте он мог бы позволить себе развлечься в их компании. Но только не дома, где он вел себя как хозяин на свадьбе сестры. Здесь его манеры были безупречными, несмотря на столь приподнятое настроение.
– Нет, – услышали Уоррен и Эпштейн. Лори обращался к миссис Литтон и миссис Ренуэй. – Я бы с огромным удовольствием приехал, но завтра я еду в Нью-Йорк. Видите ли, вся эта свадебная суета, а я еще слежу за тем, чтобы Барбара хорошо себя вела, пока находится под моим крылом, – все это немного выматывает. Мне нужно вернуться обратно в город и восстановить силы.
– Я полагаю, вы будете отдыхать, пока пишете новую пьесу? – чуть не захлебнулась от восторга миссис Ренуэй.
Лори покачал своей черноволосой головой.
– Даже не думайте! – заявил он. – Не произносите подобных слов рядом с Эпштейном. Это звучит как обязательство!
Любопытство и хорошие манеры недолго боролись в миссис Ренуэй, и последние быстро проиграли.
– Тогда чем вы будете заниматься? – кокетливо спросила она.
Молодой человек задумался, словно слышал такой вопрос впервые.
– Ну, – сказал он наконец, – только между нами. Я собираюсь поискать приключения. Следующие четыре месяца я намерен посвятить тому, чтобы отправиться за синей птицей удачи, найти ее и поймать за хвост!
Удивленное выражение лица мисс Ренуэй сменилось радостью догадки.
– О, – весело сказала она, – вы шутите.
Лори улыбнулся и повернулся, чтобы поприветствовать опоздавшего гостя. Те, кто его слушал, обменялись недоуменными взглядами.
– Хм! – сказал Уоррен. – Вы это слышали?
– Ничего себе у нас виды на будущее, – пробормотал Родни Бэнгс.
Джейкоб Эпштейн выглядел встревоженным. Чуть позже он присоединился к толпе у входа и видел, как жениха и невесту вывели из Девон-хауса, усадили в автомобиль. Зерна риса, которыми их осыпали, отскакивали от бортов лимузина Барбары, не причиняя ему никакого вреда.
– Она уехала, – сказал он Бэнгсу.
Они вернулись во все еще полный гостей, но уже опустевший без главных героев праздника, особняк.
– Поверь мне, Бэнгс, – добавил он торжественно, – на той работе, на которую мы подрядились, мы не сможем сидеть спустя рукава!
Глава II. Родни проигрывает битву
Родни Бэнгс, автор пьесы «Черная жемчужина» и соавтор «Человека наверху», был раздражен. А когда мистер Бэнгс был раздражен, обычно он не скрывал этого.
И сейчас он не сдерживался. Его ясные, карие с красноватым оттенком глаза словно заволокло пеленою. Обычно розовые щеки покрылись некрасивым румянцем. Широкая улыбка, напоминавшая ухмылку дружелюбного бульдога, исчезла, а губы сжались в нитку. Даже блестящая рыжая шевелюра, уложенная в стиле «помпадур», выглядела воинственно. Волосы на его голове вздымались под странным углом и, казалось, бросали вызов всему миру.
Родни сидел в кресле туалетной комнаты в той холостяцкой квартире, которую они снимали вместе с Лоренсом Девоном. Родни, натягивая ботинок, топнул ногой так, что пол сотрясся. Девон завязывал галстук перед большим зеркалом, которое висело на двери, ведущей в их общую ванную комнату. Лори вздрогнул от топанья Бэнгса, как нервная примадонна. В последние дни бурных эмоций ему и так хватало.
– Да что с тобой, Бэнгс? – спросил он без всякого сарказма. – Не можешь надеть ботинок без этого пушечного грохота?
Бэнгс зарычал, натянул второй ботинок и топнул по полу еще сильнее. Лори посмотрел на него, и на этот раз в его черных глазах промелькнула искра. Он быстро повернулся, пересек маленькую комнату и, встав перед своим другом, с сожалением посмотрел вниз на этого нарушителя спокойствия.
– В чем дело? – спросил он. – Ты хочешь разозлить меня?
Родни сидел, не поднимая голову. Его пальцы распутывали сложный узел на шнурках.
– Ой, заткнись! – пробормотал он.
Лори сунул руки в карманы и остался стоять там, где стоял. Под его пристальным взглядом пальцы и вовсе перестали слушаться Бэнгса. Узел ему удалось распутать, но завязывал ботинки он еще очень долго. Он знал, что сейчас произойдет, – взаимоотношения между приятелями накалялись уже в течение нескольких дней. Бэнгсу предстояло пережить несколько неприятных минут. Сейчас он шумел намеренно, чтобы привлечь внимание Лори, – это была чуть ли не единственная возможность завести с ним серьезный разговор.
Наконец шнурки были завязаны, план действий окончательно созрел в голове Бэнгса. Он выпрямился и встретился взглядом с Лори. Их противостояние, пускай и временное, было очень неприятным для него. Девон был очень мягким человеком, хотя обычно вел себя как ему заблагорассудится. Никогда раньше за целый год их дружбы и сотрудничества Лори не смотрел на Родни таким взглядом. Родни знал, что этот взгляд он заслужил. Несколько дней он намеренно испытывал терпение своего компаньона.
– Ну? – спросил Лори. – Что скажешь?
– Что я скажу? – Родни чувствовал себя мальчиком, которого вызвали на поединок. Чтобы начать ссору, ему нужно было как следует рассердиться, и следующие слова Лори помогли ему.
– Ты всю неделю чем-то недоволен, – выдвинул обвинение Лори. – Я хочу знать, чем именно.
Родни распрямил свои широкие плечи и поднялся на ноги. Он был ниже ростом, чем Лори, но их взгляды пересеклись, и между ними словно сверкнула молния. Родни больше не мог себя сдерживать, голос его дрожал.
– Причина моего недовольства – это ты, – резко сказал он, – потому что ведешь себя как полный идиот, и я устал от этого.
Лори сжал губы, но Родни набросился на него, не дав даже шанса ответить. Такой момент он не мог упустить. В своей речи он собрал все, о чем боялся сказать раньше и о чем, возможно, у него не будет шанса поговорить в будущем.
– О! Я знаю, что ты скажешь! – закричал он. – Что это не мое дело, и что ты сам себе хозяин, и прочую чушь. Я знаю, что ты не пьешь. Но, видит Господь, я не настолько глуп, чтобы читать тебе мораль или пытаться что-то тебе проповедовать. Но меня совсем достало то, что ты впустую тратишь мое время, да и свое тоже, – вот чем я недоволен, Девон.
Лори ухмыльнулся, и эта ухмылка взбесила Бэнгса. Он отвернулся. Родни обо что-то запнулся и отбросил это ногой в сторону. Бэнгс, когда был сердит, обычно метался по комнате. Пока он бегал вокруг, Лори закурил и наблюдал за ним – сначала сердито, а потом подобрев, вспоминая все те сцены, которые придумал Бэнгс для пьес, расхаживая примерно таким же образом. Мир не мог быть скучным, пока по нему галопировал Родни, размахивая руками.
– Вот я, – Родни будто прорвало, – у меня есть идея! Лучший сюжет, что у меня был! Но ты даже не хочешь об этом слушать! Скоро новый сезон. Эпштейн уже сидит на коврике перед нашей дверью, в каждой руке у него по чековой книжке, и он горит желанием поставить любую нашу пьесу, какую мы ему дадим! Если помнишь, прошлой осенью он потерял небольшое состояние. И он ждет, что мы дадим ему пьесу, которая вытащит его из той дыры, в которой он оказался. Хэксон, лучший режиссер в городе, тоже ждет нас и водит за нос других продюсеров в надежде, что мы с тобой займемся делом. И есть ты – парень, на которого мы все рассчитываем…
Он остановился, чтобы перевести дыхание и подобрать для Лори подходящие эпитеты.
– Да, – вежливо сказал ему Лори. – Вот я. И что не так? Что я делаю?
– Ты прекрасно знаешь, что ты делаешь. Ты отлыниваешь! – Бэнгс выстрелил этим словом так, словно это был снаряд из «Большой Берты»[2]. – Ты отлыниваешь, и нам уже противно смотреть на тебя. Мы думали, что пары недель тебе будет достаточно, но уже прошел месяц! И, похоже, тебе понравилось лениться, иначе бы ты устал ничего не делать! Ты убиваешь время впустую!
– Хорошая речь. – Лори сделал вид, что аплодирует. – Но не трать слова на меня. Прибереги их для пьесы.
Было похоже, что Бэнгс его не услышал. Он стоял у окна, невидящим взглядом смотрел сквозь стекло. Он засунул руки глубоко в карманы, понимая, что его план воззвать к совести Лори снова провалился. Но все же он предпринял еще одну попытку достучаться до друга.
– Я могу простить, если человек совершает большие ошибки, – пробормотал он, – но боже правый, у меня не хватает терпения смотреть на человека, который не хочет и пальцем пошевелить!
Лори вынул наполовину докуренную сигарету изо рта и, не найдя под рукой пепельницы, аккуратно затушил ее о полированную крышку несессера. Он побледнел.
– И на этом мы закончим разговор, Бэнгс, – тихо сказал он. – Вы с Эпштейном и Хэксоном, кажется, не понимаете всего одну вещь. Если вам не нравится, как обстоят дела, очень просто все изменить. И минуты не уйдет на то, чтобы завершить наше сотрудничество.
– Я знаю. – Бэнгс вернулся в свое кресло и без сил упал в него, по-прежнему не вынимая руки из карманов. Он с отчаянием разглядывал собственные вытянутые ноги.
– Теперь понятно, что оно значит для тебя, – мрачно продолжил он. – Наше соавторство – одно такое на тысячу. Оно основано на дружбе, так же как и на финансовом интересе. Если уж говорить начисто, оно представляет комбинацию ума, способностей, взаимной поддержки и общих взглядов, которая встречается лишь раз в жизни, если встречается вообще. И все-таки за год тебе это надоело, ты устал работать. Ты готов бросить этим заниматься и заодно бросить людей, чьи интересы перестали тебя волновать. Ты пропадаешь по кабаре, гостиницам и ресторанам, а мог бы писать в это время. Мог бы делать настоящую работу, – Бэнгс выделил это слово, – работу, за которую многие бы душу продали.
Он закончил свою речь на высокой ноте и уселся с таким видом, словно все уже сказал.
Лори зажег новую сигарету, втянул дым и выдохнул несколько аккуратных колечек. За то время, что он провел в колледже (впрочем, довольно недолгое), он успел освоить это искусство. Теперь он с восторгом смотрел на то, как колечки поменьше проходят сквозь колечки побольше, и говорил нарочито беззаботно.
– Неплохая сцена, Бэнгс, – сказал он, – ты явно к ней готовился. Но она имела бы куда больший эффект, если бы ты не разорялся понапрасну. Я работал как лошадь, весь прошлый год, и тебе это известно. Теперь я отдыхаю – отлыниваю, если тебе нравится это слово.
Следующую фразу Лори будто выплюнул прямо в лицо друга:
– Вы с Эпштейном и Хэксоном сбережете нервы, если будете думать о своих делах и оставите меня в покое.
Бэнгс поднял взгляд, но тут же его опустил.
– Ты и есть наше дело, – мрачно напомнил он своему компаньону. – Вышло так, что я не могу работать без тебя, – добавил он слишком поспешно. – Ты знаешь это. И ты знаешь, что у меня есть готовый сюжет. Святые угодники, эта история кипит во мне! Я схожу с ума, так хочу перенести ее на бумагу. И вот я сижу, смотрю, как ты убиваешь время, и мы с тобой оба знаем, что всем было бы куда лучше, если бы ты писал. Боже всемогущий, Лори, работа – это самое главное в жизни. Разве это совсем ничего для тебя не значит?
– Только не сейчас, – проговорил Лори со спокойствием, которое сводило Бэнгса с ума.
– Думаю, с тобой не все в порядке.
Лори дернулся, но не ответил. Он надеялся, что Бэнгс продолжит говорить и это заглушит эхо его последних слов. Но этого не произошло. Родни теперь осознавал, что потерпел неудачу. Лори снова подошел к зеркалу, на руке у него висел галстук.
– Закончим на этом, – сказал Бэнгс. – Обдумай все и реши, что ты хочешь делать с контрактом.
– Да, хорошо.
Лори ответил тем же тоном, что и минутой раньше, и своего мнения явно не поменял. Но слова Бэнгса о контракте его озадачили. Он не верил, что Родни или Эпштейн так легко откажутся от сотрудничества с ним. Час назад он и представить себе не мог, что Родни Бэнгс может сказать ему такое.
Он начинал понимать, насколько измотал нервы своим компаньонам за тот месяц, который прошел с момента его возвращения в Нью-Йорк. Лори ощущал некий дискомфорт, который другой человек мог бы принять за уколы совести, но Лори на такое не был способен, он был просто возмущен. Кроме того, он думал о том, что найдет в Нью-Йорке приключения, а они так и не начались.
Он мрачно размышлял об этом и завязывал галстук с еще большей тщательностью. Вдруг нечто, отразившееся в зеркале, привлекло его внимание. Он начал изучать это с растущим интересом. В зеркале отражалось широкое окно небольшой квартиры в доме напротив. Несмотря на январский холод, оно было открыто, и спокойная полная женщина средних лет, явно прислуга, сидела на подоконнике и натирала окно изнутри. Сцена была довольно яркая и чем-то напоминала мираж или видение.
Лори повернулся к единственному окну их туалетной комнаты, довольно большому. Сквозь него он увидел только другое крыло своего дома. Лори позвал на помощь Бэнгса, который медленно поднялся и, подойдя к нему, посмотрел в окно без особого интереса.
– Должно быть, это отражается дом, который расположен наискосок. Наверное, то старое красное здание, в котором сдают номера, в юго-восточном углу площади. Если бы мы взяли комнату окнами на запад, то нам было бы лучше его видно.
– Как бы там ни было, – сказал Лори, – но у нас словно билеты в первый ряд, чтобы разглядывать тех, кто там живет. Интересно, кто владелец?
У Бэнгса не было никаких мыслей на этот счет. Но он был благодарен этой маленькой сцене за то, что она заставила его подняться и подойти к своему другу уже без прежнего раздражения. Он обнял Лори за плечи, заглянул ему в глаза. Выражение лица Бэнгса чем-то напомнило Девону любимого колли, который был у Лори в детстве.
«Все в порядке?» – спрашивал взгляд Родни, точь-в-точь как смотрел вопросительно пес на своего десятилетнего хозяина, если что-то случалось. Правила жизни Родни основывались на нескольких простых законах, первым из которых была верность. Он уже упрекал себя за то, что только что сказал и сделал. Лори закончил завязывать галстук и повернулся к нему с самой веселой своей улыбкой.
– Поспеши и заканчивай одеваться, – бодро предложил он. – Пойдем завтракать. Если ты намерен ждать меня, как ягненок Мэри, то, видимо, мне придется тебя кормить.
Родни улыбнулся, впервые за несколько дней. Он заторопился, и десять минут спустя оба молодых человека вышли на улицу в хорошем настроении. Неясно было, откуда оно взялось, но оба радовались этому, хотя и не любили «всякую сентиментальную всячину» и обычно мало обращали внимания на то, кто и что из них почувствовал. Но в предыдущие полчаса впервые их дружба оказалась на грани серьезного разлада, и души каждого словно успели коснуться ледяные пальцы возможного одиночества. Им удалось загладить размолвку, и от этого их настроение словно взмыло в небеса. За завтраком они общались так дружески, как не удавалось со дня свадьбы Барбары в прошлом месяце.
Если Бэнгс и надеялся на какую-то перемену в характере Лори, то следующие за этим перемирием события уничтожили нежные ростки этой надежды. Лори, как всегда, был приятен в общении, но стоило заговорить о работе над пьесой, мигом принимал отстраненный вид и уклонялся от ответа. Он по-прежнему слонялся без дела, приходил домой под утро и большую часть дня отсыпался. Это сердило Бэнгса, который выходил из их квартиры и возвращался в нее, словно несчастное привидение. Изредка Лори и Родни обедали или ужинали вместе, и когда Эпштейн к ним присоединялся, то Лори, казалось, совершенно не понимал никаких намеков их третьего компаньона.
– Слушай, Лори, – сказал Эпштейн с отвращением в конце января, – новый год давно настал. Может быть, пора все-таки заняться чем-то стоящим. Правда?
Лори подавил зевок и аккуратно стряхнул столбик пепла с сигареты. Он курил по тридцать – сорок сигарет в день, и это его успокаивало.
– Думаю, да, – вежливо согласился он. – Молодым людям советуют в это время начать что-то новое.
– Ну. – Эпштейн понизил голос, как всегда, когда говорил о чем-то очень важном. – А тебе это ни о чем не говорит?
Лори ухмыльнулся. Он заметил, как Бэнгс посмотрел на Эпштейна, и это развеселило его.
– Пока нет, – сказал он. – Я искал себе приключение, но пока не нашел.
Эпштейн вздохнул.
– Самое великое приключение в жизни (слова Эпштейна звучали как заповедь) – это заработать много денег. Я скажу тебе почему. Потому что все остальные приключения у тебя появятся, когда ты будешь пытаться удержать их!
Бэнгс понял, что к чему, и попросил Эпштейна продолжать говорить на эту приятную тему. Он уже не надеялся, что какой-нибудь аргумент сможет убедить Девона. Положение самого Бэнгса тоже было не из легких. Он понимал, что Эпштейн и Хэксон не относятся к разряду людей, чье терпение безгранично. Более того, их терпение было на исходе, и испытывать его дальше было уже опасно. Правда, Хэксон в это время начал репетировать новый спектакль, после которого, как он мрачно сообщил Бэнгсу, их спектакль «Человек наверху» будет выглядеть как гашеная марка.
Бэнгс повторил эту фразу Хэксона своему приятелю на следующее утро. Пока они одевались, у них была единственная теперь возможность обменяться парой слов. Бэнгс надеялся, что это произведет определенное впечатление, и он с удовольствием услышал громкое восклицание Лори, который стоял у дверного зеркала и причесывался. В следующее мгновение Бэнгс понял, что воскликнул Лори не из-за слов Хэксона.
– Иди сюда! – громко позвал Лори. – Тут кое-что новенькое. И, клянусь Юпитером, разве она не красавица?
Бэнгс прервал сборы и пересек комнату. Глядя через плечо Лори, он заметил, к чему был прикован взгляд его друга. Широко открытое окно квартиры в доме наискосок опять отражалось в зеркале, но сейчас в нем была другая женщина.
Это была девушка, юная и прекрасная. Она появилась в окне и походила на фотографию в рамке. Ее тело было видно только выше талии: локти лежали на подоконнике, а подбородок опирался на кисти рук. Ее вьющиеся волосы золотисто-рыжеватого цвета были расчесаны на пробор и мягко прикрывали уши по моде этого сезона. Глаза девушки были карие и очень задумчивые. Она опустила взгляд вниз, словно рассматривая что-то на улице, но на ее лице не было никакого интереса. Казалось, что она о чем-то задумалась.
Лори, с расческой для волос в каждой руке, смотрел на этот образ.
– Разве она не очаровательна! – снова воскликнул он.
Фраза Бэнгса была ответом истинного прагматика.
– У нее будет ужасный насморк, если она не закроет окно, – сварливо сказал он.
Однако Бэнгс тоже заинтересовался девушкой, он смотрел на нее почти так же внимательно, как и Лори.
Друзья глазели на нее, но девушка вдруг отошла от окна вглубь комнаты, словно кто-то шепнул ей о том, что за нею наблюдают. Друзья увидели, как она закрыла окно, поставила кресло к нему, села и стала смотреть наружу со все еще задумчивым и равнодушным выражением лица. Бэнгс вернулся к своему несессеру и продолжил сборы. Лори, с трудом справляясь со своими расческами, смотрел на девушку в зеркале.
– Как ты думаешь, мы узнаем ее, если встретим на улице? – вдруг спросил он.
– Ее? А, ты имеешь в виду девушку. – Бэнгс не без труда оторвался от мыслей о новом спектакле Хэксона. – Нет, я так не думаю, – решил он. – Видишь ли, мы на десятом этаже, ее комната тоже довольно высоко…
– Она – чудо. – Лори все еще смотрел в зеркало. – Самая красивая девушка, какую я встречал в своей жизни, – размышлял он вслух.
Бэнгс фыркнул.
– Волосы у нее наверняка крашеные, – сказал он. – Даже если нет, она все равно не сравнится с твоей сестрой.
– О, Барбара… – Лори задумался, словно услышал комплимент в адрес сестры впервые. – Бабс красивая, – согласился он с приятелем. – Но в этой девушке есть что-то необычайное. Возможно, ее выражение лица – мне кажется, она несчастна.
Бэнгс глубоко вздохнул.
– Если ты хочешь увидеть по-настоящему несчастного человека, то посмотри на меня, – довольно мирно предложил он. – Если моя новая пьеса не выйдет вскоре, у меня случится удар.
Лори не удостоил вниманием последнюю фразу, и Бэнгс горестно покачал головой. Он уже заканчивал одеваться, мрачно размышляя о том, что у каждого человека из тех, кого он знает, есть неприятные черты характера. Девон становился поистине лентяем, и это рушило все планы Бэнгса.
Этим утром Лори по какой-то причине собирался еще медленнее обычного. Отправился завтракать он только после одиннадцати. Поэтому Бэнгс вышел на час раньше и направлялся в их любимый ресторан в одиночестве.
Девушка в зеркале еще долго сидела у окна, и Лори смотрел на нее с растущим восхищением. Только когда она поднялась и исчезла из виду, он почувствовал, что пора заняться и самыми обычными делами, например поесть.
Он присоединился к Бэнгсу, когда тот уже докуривал сигару. Обычно процесс курения его успокаивал, но теперь его настроение было смешанным – он одновременно испытывал раздражение и депрессию, и друзья уже видели его в подобном состоянии.
– Если бы мы начали работать над новой пьесой сразу, как только вернулись в город после свадьбы, – сказал он Лори, – то у нас уже был бы готов черновик двух первых актов.
– Мы могли бы и четыре акта сделать, – проговорил Лори, атакуя свой грейпфрут. – Всего-то и нужно – написать их.
Бэнгс стиснул зубы.
– Я не могу работать один! Мне нужно обсудить сюжет с тобой и выслушать твои мысли, – терпеливо объяснил он. – Если бы ты только позволил мне в общих чертах…
Лори поставил чашку.
– Можно я спокойно позавтракаю, или нет? – холодно спросил он. – Ты же позавтракал, черт тебя дери!
Бэнгс откусил кусочек свежей сигары и молча ее закурил. В этот момент он мог говорить только о том, что занимало его больше всего. Если нельзя обсуждать пьесу, то и говорить было не о чем. Он задумался и стал упорядочивать тот хаос (характеры героев, ситуации, положение, в каком они оказались из-за поведения Лори), который уже долго царил в его мыслях и изрядно его раздражал. Лори же, пока ел, радостно болтал на разные темы, но при этом явно избегал тех, которые могли быть интересны его соавтору. Бэнгс резко встал.
– Ну, я пошел, – сказал он. – Увидимся за ужином, я полагаю.
Но оказалось, что у Лори вечером были дела. Он должен был везти друзей в Джедни Фармз на своей новой машине, и они могли задержаться там на пару дней. Кроме того, Лори хоть и не признался в этом Бэнгсу, днем у него было еще одно дельце – в том месте, где играют в карты и ставки довольно высоки.
Он был там раз шесть и всегда играл. Лори считал, что может держать себя в руках. Теперь он не просто предавался азарту, а изучал тот эффект, который на него производила игра. Лори проверял, насколько велика не так давно обретенная им сила воли. Сейчас он проводил за игрой ровно столько времени, сколько планировал. Умение вовремя закончить приводило его в восторг. «Я хочу научиться, – говорил он себе, – контролировать свои действия и не боюсь стать рабом привычек».
Мысли об этом заняли его голову целиком. Он даже позабыл о девушке в зеркале. В Нью-Йорк он вернулся вечером, но не из-за нее – просто у компании поменялись планы. Дома он появился только в одиннадцать часов. Бэнгс был в своей комнате и, судя по всему, спал, отдыхая от тяжких раздумий. Лори тоже решил попробовать лечь вовремя и проспать всю ночь до утра.
Он заснул удивительно легко и почти сразу увидел во сне девушку из дома наискосок. Она шла к нему, вокруг нее клубился густой туман. Она протягивала к нему руки, и он спешил к ней, но туман сомкнулся, и Лори потерял ее, хотя и слышал ее голос, зовущий откуда-то издалека.
Он проснулся поздним утром, и каждая деталь сна помнилась ему очень четко. Когда Лори после душа подошел к зеркалу, ему показалось, что сон продолжается: девушка снова была у своего окна.
Он замер на месте и слегка улыбнулся. Занавески его окна были отдернуты, и в зеркале он видел, как девушка стоит в профиль у своего окна и медленно расчесывает волосы.
Сегодня эти волосы выглядели еще более чудесно, чем вчера, когда были убраны в прическу. Лори знал, что у многих знакомых ему девушек изобилие волос создается с помощью купленных париков. Поэтому он с удовольствием смотрел на густые золотисто-рыжеватые пряди, которые ниспадали на белое одеяние девушки. Лори не сразу понял, что она была в ночной рубашке, и от этого испытал некоторое смущение. Девушка вряд ли опасалась того, что на такой высоте кто-то может ее увидеть и спокойно занималась своим утренним туалетом.
Было видно, что ей ничего не угрожало. Лори быстро задернул тяжелые шторы, висевшие по обе стороны окна. Потом, все еще улыбаясь, медленно оделся. Его мысли теперь были заняты только этой девушкой. Ему казалось странным, что она появилась в его жизни именно таким образом. С ним самим подобного никогда не случалось, и от других о таком он тоже не слышал. Этот новый опыт показался ему необычным и приятным. Особенно согревали Лори мысли о том, какой она была юной и очаровательной. Она могла быть не слишком успешной ученицей школы искусств, которая любит странные цветовые сочетания, или строгой преподавательницей, или даже обычной девушкой, которая ставит молочные бутылки на подоконник и вывешивает сушиться на окно мокрые носовые платки. По-настоящему Лори занимало только выражение ее лица. Он хотел знать и ее имя, и откуда она, и чем занимается… Все мысли были только о ней.
Перед тем как выйти из комнаты, Лори снова раздвинул шторы, чтобы пошире открыть окно, как он часто делал. Он взглянул в зеркало. Окно девушки было открыто, но в нем никого не было. Из зеркала на молодого человека смотрело лишь его собственное разочарованное лицо.
Глава III. Лори знакомится с мисс Майо
В тот день Лори много думал о девушке в зеркале и снова вернулся домой около одиннадцати вечера, к удивлению мистера Бэнгса. Родни поинтересовался:
– У тебя приятные новости?
Лори пропустил вопрос мимо ушей, но он и сам ощутил, что с ним действительно случилось нечто приятное. Ему нужны были новые события, и, похоже, одно как раз произошло. Он надеялся, что ночью ему снова приснится та девушка. Но они с Бэнгсом неосмотрительно поужинали валлийским кроликом, и ночью вместо красавицы из дома наискосок ему приснилось нечто крайне неприятное, так что он был весьма рад проснуться в ярких лучах январского утра.
После завтрака Лори пересек площадь и вошел в полутемный холл дома, который отражался в его зеркале. В холле никого не было, но он нашел звонок рядом с лифтом и позвонил. Лифт медленно спустился. Когда кабина достигла пола и двери открылись, юный темнокожий лифтер, который находился в ней, не спешил приглашать Лори внутрь и смотрел на него довольно равнодушно. Возможно, потому, что Лори не был ему знаком.
Лори протянул ему доллар, и лицо паренька изменилось: сначала он удивился, потом сделал вид, что с интересом слушает. Посетитель сразу заговорил о цели своего визита.
– Здесь живет одна девушка, – начал Лори. – Она очень красивая, и у нее рыжеватые волосы и карие глаза. У нее комната на одном из верхних этажей, с окнами на фасад. Как ее зовут?
По лицу паренька было видно, что он мгновенно узнал девушку по описанию, но решил выдержать театральную паузу.
– Молодая леди? – сказал он. – Скорее всего, это мисс Майо, номер двадцать девять, верхний этаж. Переехала сюда только в прошлый вторник.
– Откуда она приехала и чем занимается?
Паренек колебался, отвечать или нет. Зачем это выпытывает посетитель? Не слишком ли многое гость хочет узнать от него всего за доллар? Лори понимающе ухмыльнулся.
– Я не знаком с нею, – признался он, – и не думаю знакомиться. Я бы хотел узнать кое-что о ней, вот и все.
Паренек кивнул. Этих объяснений ему было достаточно.
– Думаю, она иностранка. Но я не знаю, чем она занимается, – нехотя признался он. – Может, вообще ничем. Все время сидит дома, почти не выходит. Наверное, и знакомых у нее нет.
Тут Лори заподозрил, что лифтер знает больше, чем говорит. И в самом деле, паренек секунду колебался, а потом выпалил то, что было у него на уме.
– Я вот что подумал, – пробормотал он. – Молодая леди, кажется, ничего не ест!
– Что ты имеешь в виду? – Лори уставился на него.
Паренек переступил с ноги на ногу. Он явно сомневался, стоило ли сообщать гостю об этом.
– Ну, то и имею, – проговорил он, защищаясь. – Здешние жильцы едят дома или ходят куда. Если дома, то им поднимают еду – рулеты, яйца, молоко и всякое такое. Если они едят снаружи, то выходят в определенное время. Но мисс Майо не ест ни у себя, ни где-то еще. Еду ей не приносят, и сама она выходит редко. Я за нею понаблюдал, – закончил он.
Теперь паренек выглядел так, словно передал Лори некую ношу, которая давила на плечи и которую ему одному тащить было тяжело.
Лори был в замешательстве: появились новые, совершенно неожиданные обстоятельства. Его интерес к девушке был сугубо романтическим, а теперь, похоже, дело могло обернуться трагедией! Ему было неприятно думать о том, что он интересуется частной жизнью молодой леди и даже обсуждает ее с лифтером! Но Лори сам хотел знать о новой квартирантке, а паренек рассказывал довольно подробно. И все же не в таких деталях! Лори не знал, что он должен сейчас сделать и как на это реагировать.
Была вероятность, что паренек ошибается, но Лори отмел эту мысль. Он знал, что парни вроде этого обычно хорошо разбираются в людях, отличаются наблюдательностью, потому что их этому учит сама жизнь. Возможно, парень может рассказать о девушке из двадцать девятого номера что-то еще.
Лори достал купюру из кармана.
– Как скоро ты освободишься? – спросил он.
– Где-то в час.
– Хорошо, и вот как мы поступим. Возьми деньги, иди в ресторан «Кларенс» и закажи хороший обед для этой леди. Возьми цыпленка или котлеты, рулеты с маслом, овощи и бутылку молока. Пусть все уложат в корзину и добавят еще свежие яйца, рулеты и масло на завтрак. Поставь корзину у ее двери, как будто ее кто-то принес. Сдачу оставь себе. Понял?
Глаза и зубы паренька блестели.
– Да, сэр!
– Хорошо. Займись делом. Я зайду позже и проверю, как ты справился.
Лори развернулся и пошел к выходу. Он все еще не верил услышанному. Возможно, это всего лишь дурацкие россказни лифтера, но что-то ему подсказывало, что его слова могут оказаться правдой. Лори, будучи драматургом, любил драму только на сцене, но признавал, что она может происходить в реальности. Вероятно, это как раз такой случай.
Он никак не мог перестать думать о девушке и о том, что лифтер рассказал о ней. Лори обедал в тот день с Бэнгсом и был так непривычно молчалив, что даже Бэнгс заметил это.
– Если бы на твоем месте сидел другой, – заметил он, – то я бы решил, что ты думаешь!
Лори тут же открестился от этого предположения, но мысли о девушке никуда не делись. Благодаря своему богатому воображению он представлял, как обессилевшая от голода девушка лежит на своей кровати. Он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не прийти в то здание раньше четырех часов. А вдруг девушка действительно ничего не ела с прошлого вторника! А что, если лифтер все напутал и ничего не принес? Этими вопросами были заняты его мысли.
В четыре часа он вернулся в холл того дома и старался держаться с видом отстраненным и деловым. К его неудовольствию, лифт застрял где-то наверху, и, пока он его ждал, рядом с ним собралось несколько нежелательных персонажей, которые тоже хотели подняться наверх. Это означало, что его беседа с глазу на глаз с пареньком-лифтером слегка откладывается. Лори повернулся к стоявшей рядом с ним безобиднейшей старухе и с таким презрением на нее посмотрел, что эта леди долго еще не могла забыть молодого нахала.
Лифт наконец приехал, и Лори вошел в него вместе с остальными. Он старался не смотреть на лифтера, тот поступал так же, повернувшись к нему своим эбонитовым профилем. Но когда лифт доехал до верхнего этажа и высадил пассажиров, заговорщики перестали делать вид, что не знают друг друга.
– Ну? – горячо спросил Лори. – Ты раздобыл еду?
– Да, сэр.
– И что было дальше?
Паренек остановил кабину лифта между этажей. Он не хотел, чтобы кто-то помешал его рассказу. Ему не терпелось сообщить последние новости.
– Я достал все, что вы сказали, и оставил у двери молодой леди, – многообещающе начал он.
– Отлично.
– Когда я вернулся проверить, еда пропала.
– Хорошо! Она забрала еду. – Лори выдохнул с облегчением.
– Не-а, сэр. Все было не так. – Голос паренька хорошего не сулил. – Она притащила все обратно.
– Что! – Лори смотрел на него с тревогой.
– Да, сэр. Раздался звонок с ее этажа, и, когда я поднялся, молодая леди стояла тут с той корзиной в руках.
Он сделал паузу, чтобы Лори мог оценить сказанное.
– Да? Продолжай!
– Она смотрела на меня очень строго. У нее такие глаза, насквозь прошивают, – кратко добавил он. – Потом она говорит: «Сэм, кто оставил корзинку у моей двери?» Я ей говорю: «Я, мисс. Она была в холле, и на ней был карточка с вашим именем. Вы разве ее не заказывали?» Она отвечает: «Нет, эта корзина не моя. Возьми ее и, если не сможешь найти, кому она принадлежит, съешь все это сам».
Он сделал паузу. Лори ошарашенно молчал. Наконец лифтер Сэм приступил к главному и стал рассказывать, желая произвести еще больший эффект.
– Тем временем, – продолжил он не без хвастовства, – я снова отнес корзинку к ней. Я говорю: «Мисс Майо, все выяснил про корзинку. Ее оставила леди-художница, которая вдруг получила телеграмму и срочно уехала. Она хочет, чтобы эту еду съели, поэтому послала ее вам».
Лори посмотрел на него с восхищением.
– Неплохо для импровизированной лжи, – прокомментировал он. – Полагаю, ты можешь и получше придумывать, когда есть время. Что сказала леди?
Сэм горестно потряс головой.
– Она просто посмотрела на меня и вроде улыбнулась, а потом сказала: «Сэм, не хочу видеть эту корзину. Если леди хочет, чтобы еду съели, съешь ее сам». – Он снова сделал паузу. – Я съел ее, – закончил он торжественно.
Губы Лори дергались из-за охвативших его эмоций, но он закончил расспрашивать Сэма, прикидываясь спокойным и даже равнодушным.
– Что ж, – беззаботно сказал он, – тогда ты, наверное, ошибся. Очевидно, мисс Майо, если это ее настоящее имя, была не так голодна, как ты.
Паренек кивнул и запустил лифт, тот поехал вниз. Когда Лори вышел на первом этаже, Сэм поделился еще одним своим наблюдением.
– Но она все-таки плакала, – пробормотал он. – Глаза у нее были красные.
Лори остановился и сердито на него посмотрел.
– Черт тебя побери! – сказал он. – Зачем ты мне об этом рассказал? Что мне теперь с этим делать?
Паренек спешно поддакнул:
– Да, сэр. Вы ничего с этим не можете сделать. И я не могу. Никто из нас не может, – добавил он.
Лори медленно пошел прочь. Его мысли метались, как белки в клетке. То, что девушка отказалась от корзины, могло означать одно из двух: либо она слишком горделива, чтобы принимать помощь, либо эта помощь ей не нужна. Лори был знаком с некоторыми студентами школы искусств и знал, что любой из них взял бы эту корзину, даже если не был бы голоден в тот момент. Именно поэтому Лори и велел купить еду. Если бы девушка взяла корзину, то он бы не удивился. Но то, что она отказалась даже к ней прикасаться, было подозрительно. Скорее всего, парень из лифта прав – мисс Майо действительно изводила себя голодом.
Лори вспомнил Сэма и представил, как этот предприимчивый юноша поглощает купленную им еду. Закралось подозрение, что Сэм сжульничал: корзину к двери мисс Майо не носил, а сам сказал, что она разрешила ему все съесть. Но Лори быстро отмел эту версию: в интересах Сэма было, чтобы Лори и дальше участвовал в судьбе мисс Майо и давал лифтеру чаевые.
Что делать дальше, Лори пока не сообразил. И все-таки… Если история с мисс Майо и вправду была такой, как ее преподнес Сэм? Если девушка на самом деле была в ужасной ситуации…
Лори продолжал убеждать самого себя. Он был взволнован оттого, что не привык решать такие сложные задачи и менее всего хотел лезть в чужие дела. Но тут все обстояло совсем по-другому. Девушка была так красива! Чем-то она даже напоминала ему Барбару. Вполне возможно, что во время их пари в Нью-Йорке Барбара находилась в похожей ситуации. Лори тогда понял, какая тонкая черта отделяет простых людей от большой беды.
Тем вечером он обедал в одиночестве, и его это вполне устраивало. Аппетит отсутствовал, и Бэнгс это наверняка заметил бы и отпустил бы по этому поводу пару своих едких комментариев. Ночь была беспокойной, Лори видел тревожные сны – девушка в них присутствовала, но прочие детали были весьма странными и запутанными, как и его дневные мысли.
Наутро он старался держаться подальше от зеркала, даже когда одевался. Сборы были быстрыми, Лори и сам не мог сказать почему. Он был уверен, что сегодня ему предстоит совершить нечто такое, что раз и навсегда положит конец всем вопросам в его голове. Но что именно? Он и сам не мог представить. Постучать к ней в дверь, притвориться, что ошибся номером, а далее импровизировать, чтобы за несколько минут выяснить, все ли в порядке у мисс Майо? Или положить деньги в конверт и подсунуть под ее дверь? Но тут высока вероятность, что она их не примет и отдаст Сэму так же, как накануне отдала ему еду.
Что же делать? Лори продолжал одеваться, используя несессер и опасаясь взглянуть в большое зеркало. Он боялся смотреть в ту сторону и потому, что снова мог застать девушку в ночной рубашке, но больше из-за страха разочарования. Если он увидит ее, то почувствует огромное облегчение. Если нет, то его воображение вновь разыграется, подсовывая картины одну страшнее другой.
Лори оделся, пересек в три шага комнату и остановился как вкопанный, все же рискнув бросить взгляд на зеркало.
Окно мисс Майо было открыто. То, что Лори в нем увидел, заставило его выбежать из квартиры и броситься в то здание, где жила мисс Майо. Он выбежал без шляпы и пальто, и его вид весьма озадачил Бэнгса, который только и успел воскликнуть:
– Что за че…
На своем этаже Лори яростно нажимал на кнопку вызова лифта. Когда кабина приехала, Лори бросился внутрь.
– Вниз, – приказал он.
Лифт следовал на двенадцатый этаж, но что-то в выражении лица Лори заставило лифтера поменять направление, а еще ускориться. Кабина быстро опустилась на первый этаж, и со своего места лифтер прекрасно видел, как темпераментный мистер Девон почти бежит к главному входу и далее через площадь, не произнося ни слова и не оглядываясь.
Достигнув нужного здания, Лори вспомнил о правилах приличия. Он замедлил шаг и подошел к двери лифта, стоявшего на первом этаже. Сегодня дежурил незнакомый парень.
– Верхний этаж, – сказал Лори и вошел в кабину.
Лифтер колебался. По виду пассажир был из жильцов, потому что на нем не было ни пальто, ни шляпы. Но дежурный его не помнил. Возможно, жилец переехал сюда недавно и бегал отправлять важное письмо, потому что в этом старом здании не было желоба для почты. Пока лифтер думал обо всем этом, лифт двигался не спеша. Для Лори его скорость была возмутительно медленной. Он весь горел от нетерпения, но сдерживался и даже сделал вид, что ищет в карманах ключи, выйдя в холле верхнего этажа.
Успокоенный этими поисками, лифтер начал опускать кабину. После того как он исчез из виду, Лори стал осматриваться в поисках номера двадцать девять. Он нашел его в мгновение ока, на двери справа. В следующую секунду он был рядом с дверью и мягко поворачивал ручку. Дверь не открылась. Лори на это и не надеялся и точно знал, что сейчас придется сделать. Он отступил на шаг назад, затем изо всех сил врезался плечом в дверь – футбольные тренировки не прошли даром. Замок поддался, и под силой собственной инерции посетитель влетел в комнату. Потом он восстановил равновесие, закрыл дверь и встал к ней спиной, тяжело дыша и чувствуя себя по-дурацки.
Лори смотрел на девушку перед собой, та быстро поднялась на ноги при его появлении. На ее лице были написаны испуг и возмущение, и на один миг Лори решил, что выставил себя посмешищем и сейчас видит не то, что ему несколько минут назад показалось в зеркале. Между ним и девушкой стоял маленький столик. Он все еще смотрел на нее, несколько долгих секунд, оба молчали. Лори увидел, как она спрятала правую руку за спину, стараясь скрыть то, что в ней было. К Лори вернулось самообладание – он не ошибся. Затем виновато улыбнулся ей.
– Прошу вашего прощения, – сказал он. – Боюсь, я напугал вас.
– Совершенно верно, – напряженно ответила она, и по звучанию ее низкого голоса было заметно, что она очень нервничает. – Кто вы вообще и что задумали? Что вы делаете тут?
Пока девушка говорила, сердитое выражение ее лица немного смягчилось. Лори смотрел на нее во все глаза и даже не думал их отводить.
– Чтобы это объяснить, понадобится несколько минут, – тихо сказал он.
Она ждала продолжения, и он решил оставаться верным старому доброму принципу Девонов не ходить вокруг да около.
– Я живу от вас в доме через площадь, наискосок, – произнес он, – из своей комнаты я вижу, что происходит в вашей. Так вышло, что я… я видел, что вы собирались сделать.
Мгновение она стояла не дыша, глядя на него, но будто не понимала смысла его слов. В следующую секунду ее лицо и шея покрылись густым румянцем – видимо, из-за унижения, которое она только что испытала, и вызванной им злости. Когда она заговорила, ее голос срывался и дрожал.
– Вы забываетесь, – высказала она. – У вас нет права подглядывать и тем более врываться в мою комнату!
– Я знаю, – смиренно произнес Лори, – и я снова прошу вашего прощения. Я увидел вас в зеркале случайно, об этом я расскажу чуть позднее. Вмешательство – за него я не буду извиняться. Конечно же, вы понимаете, что оно продиктовано дружескими чувствами.
В первый раз за все время она отвела глаза. Она обвела взглядом комнату, словно не зная, что сказать или сделать.
– Это вы так думаете, – пробормотала она наконец. – Но я считаю это дерзостью.
В ней произошла перемена. Пламя в ее глазах, вспыхнувшее при вторжении, угасало, и теперь она выглядела запуганной и чуть ли не побитой. Даже в словах ее не было уверенности. Смотря на нее с удивлением и сочувствием, Лори впервые в жизни хотел оказаться старше и мудрее, чтобы решить, как поступить в такой ситуации. Ни тогда, ни позже он не спросил себя, что бы он в похожем случае делал на сцене.
Несколько мгновений молодой человек и девушка смотрели друг на друга: он был беспомощен и не знал, что делать, она – возмущена и полна гнева. Даже при всей напряженности момента Лори неосознанно любовался ею, хотя она стояла так, словно искала опоры и защиты, – спиной к стене.
Она была очень красива – выглядела лучше, чем в зеркале, потому что сейчас он смог разглядеть прекрасный оттенок ее кожи, подчеркнутый цветом платья и длинным ожерельем из янтаря и золота довольно грубой работы.
Да, девушка выглядела, несмотря на весь трагизм ситуации, как иллюстрация из журнала. Больше всего Лори восхитило, что сквозь ее панику и отчаяние было видно то достоинство, с которым она себя держала. Она смотрела враждебно. Но если бы он опоздал, если бы не увидел ничего в своем зеркале, то ее безжизненное тело лежало бы на полу – на том самом месте, где сейчас она стояла столь гордо. При одной мысли об этом у него сжалось сердце. К нему наконец пришли верные слова.
– У меня были… порывы… подобные вашим, – сказала он. – Дважды. К счастью, оба раза рядом оказывался кто-то, кто меня отговаривал. – Он сумел заинтересовать ее, и теперь она смотрела на него другим взглядом. – Аргумент, который поразил меня больше всего, звучал так: совершив это, я бы бросил игру на середине. Мне кажется, вы не тот человек, который уходит с половины матча, – задумчиво закончил он.
Глаза девушки просияли. Он взволновал ее еще раз и был рад этому. Лори совершенно не знал, что будет правильным, но смутно чувствовал, что любая вызванная им эмоция будет куда лучше оцепенения, которое могло охватить ее.
– Никуда я не ухожу! – закричала она. – Но у меня хватит достоинства покинуть то место, в котором мне не рады, пускай это будет весь мир. Уходите прочь! – резко проговорила она. – Уходите и оставьте меня в покое!
Лори положил одну руку на столик между ними, а вторую протянул к ней.
– Позвольте, – спокойно продолжил он, не давая сбить себя с мысли. – А потом мы все обговорим. Я попробую сделать так, чтобы и вы поняли то, что когда-то понял я… что мы оба были не на верном пути. Я расскажу вам, что думают другие люди, которые мудрее нас.
Она не двинулась с места, и он добавил чуть мягче:
– Видите ли, то, что мы собирались сделать, так редко сейчас происходит. Это вышло из моды. Давайте, – ласково повторил он, – позвольте мне забрать его.
Девушка раздраженно выбросила руку вперед и швырнула на столик между ними маленький револьвер, который она держала за спиной все это время.
– Заберите его, – сказала она почти равнодушно. – Не сейчас, так в другой раз я сделаю это.
Лори поднял пистолет и убрал его в карман.
– Другого раза не будет, – заверил он. – Теперь надевайте пальто, а я сбегаю за своим, заберу шляпу и закажу нам такси. Мы едем завтракать и будем рассказывать друг другу истории наших жизней со всеми мрачными и кровавыми подробностями.
– Я вас не знаю, – проговорила девушка.
Она села в кресло возле столика. Рукой она подпирала подбородок, и казалось, всем своим видом демонстрировала недоверие к нему, а он не мог прочесть этого в ее взгляде.
Лори был удивлен.
– Ну да, не знаете! – согласился он. – Но скоро узнаете. К концу завтрака мы будем знать друг друга просто прекрасно. А сейчас посмотрите на меня, и вы увидите, что я совсем не опасен. Где ваше пальто?
Он обернулся и начал неловко, наугад его искать. Девушка колебалась. Его спокойствие и дружелюбие подкупали ее. Она подумала, что сейчас ей не хотелось бы остаться одной.
– Предупреждаю вас, – наконец сказала она, – если вы свяжетесь со мной, то потом пожалеете.
Лори прекратил поиски и, повернувшись, с любопытством на нее уставился.
– Почему? – потребовал ответа он.
– Потому что я попала в сети, – сказала она. – И любой, кто пытается мне помочь, тоже попадает в них. И не улыбайтесь! Потом нечему будет улыбаться.
Он поднял пальто, которое обнаружил в углу, и теперь держал так, чтобы она могла надеть его.
– Мне нравятся сети, – весело сказал он. – Особенно если они яркого цвета, большие, просторные и комфортабельные. Мы отлично проведем время в них. Пойдемте.
Она пожала плечами – и надела пальто.
– Я пойду с вами, – тихо сказала она. – Но я вас предупреждала!
Глава IV. Взгляд серых глаз
По пути в ресторан Лори решил, что будет общаться с девушкой в своей обычной веселой, ни к чему не обязывающей манере. О произошедшем он деликатно не напоминал. Он знал, что недалеко от дома девушки есть клуб, у которого всегда стоит несколько такси в ожидании пассажиров. Лори махнул рукой, и один из автомобилей подъехал ко входу, девушка села в него и оставалась в машине, пока Лори бегал за своими пальто и шляпой.
К выбору ресторана он подошел ответственно. Они поехали в тихое место, где были вкусная еда и хорошее обслуживание, а цены были достаточно высоки для того, чтобы сюда приходило не слишком много гостей. Их с девушкой посадили за отдельный столик в углу. Делая заказ расторопному официанту, Лори попросил его поспешить и виновато улыбнулся девушке.
– Я голоден, – коротко произнес он. – Утром не завтракал. Не удивляйтесь, если я съем все, что приготовили в этом заведении.
Произнося это, Лори изучающе смотрел на свою собеседницу. Казалось, что она в эту минуту забыла и о нем, и о ресторане. Она сидела, немного наклонившись вперед, поставив локти на стол, опершись подбородком на кисть одной руки. Она смотрела в окно с тем отстраненным видом, который он заметил еще в зеркале. Оцепенение, которое его пугало до ужаса, словно окутало ее с ног до головы.
У него кольнуло в сердце. Он гадал, кто перед ним: жертва отчаяния, больного рассудка или же горького опыта? Что произошло в ее жизни, с чем она не хотела смириться и что не могла пережить? Он подумал, что, какой бы ни была причина, эта история, которая чуть не завершилась сегодня самым трагическим образом, началась давно и была не из легких. Каждая линия ее стройной фигуры, каждая черта на ее усталом, красивом лице говорили о том, что и тело ее, и дух были сильно измождены. Он не видел этого в зеркале и сейчас смотрел на нее понимающим, сочувственным взглядом, как смотрел на Барбару в прошлом году, когда та оказалась в весьма затруднительном положении.
В этот момент он не думал о том, насколько красива девушка, хотя не замечать это было довольно сложно. Казалось, красота проступает еще ярче сквозь дымку меланхолии, которая окутывала юную леди, ее золотисто-рыжие волосы сияли сильнее всего. Ее глаза тоже были золотисто-рыжими – карими с красноватым оттенком и желтыми пятнышками; таких глаз Лори еще не встречал. Он не видел ни у кого ничего похожего и на то выражение несчастья, которое было в них скрыто. Во взгляде девушки была некая отдаленность, ее короткая верхняя губа была высокомерно вздернута, и это делало ее менее привлекательной. Она гордячка, которой сам черт не брат, сделал вывод Лори. Мысленно Лори спросил себя, правильно ли он поступил, вмешавшись в жизнь незнакомой особы. По правде говоря, он был напуган. Он не очень хорошо разбирался в женщинах и их психологии, но, если бы его в этом заподозрили, он стал бы уверять всех в обратном.
Когда принесли еду, девушка оживилась. Она бросила на него короткий взгляд исподтишка, в котором читалось подозрение. Он заметил его, но проигнорировал. Лори отпустил официанта и подавал ей блюда сам. Увидев, что он ведет себя просто и по-дружески, девушка почувствовала себя увереннее, села прямо и принялась есть.
Лори вздохнул с облегчением. Он боялся, что она разгадает его намерения и откажется завтракать. Но даже если у нее и были сомнения, то они исчезли так же, как и появились. Девушка медленно пила кофе и ела яйца и тосты с аппетитом, даже тревога исчезла с ее лица. Она с интересом смотрела на Лори и испытывала к нему некоторую благодарность. Ей было приятно беседовать с этим дружелюбным незнакомцем, один раз она даже улыбнулась ему.
Заметив, как дернулась в короткой улыбке ее горделивая верхняя губа, Лори почувствовал, как у него ускоряется пульс. Эта девушка была самым настоящим чудом. Вслед за восторгом от ее красоты к нему пришло другое чувство, ранее ему незнакомое, как и скромность, – ошеломляющая симпатия к другому человеку и желание помочь ему.
Если Лори был кем-то заинтересован, он испытывал невероятный душевный подъем и с трудом сдерживал себя.
Ему не хотелось сейчас нести ту чушь, которую он обычно любил рассказывать. Он не для того спас девушку от самоубийства, чтобы потом развлекать ее невинной болтовней. Он даст ей время прийти в себя, а потом деликатно узнает причины ее бед и, если это будет в его силах, поможет со всем разобраться. Лори редко имел дело с житейскими драмами, только на сцене. Но он искренне хотел помочь девушке и поэтому инстинктивно нащупал правильный подход к решению проблемы.
Они закончили завтракать, Лори попросил разрешения курить – и получил его. Он сделал первую затяжку, потом вынул сигарету изо рта и, глядя на ее горящий конец, сказал:
– Когда мы были в вашей комнате, я признался, что два раза в жизни пытался… свести счеты с жизнью. Только два человека в мире знают об этом, но я хотел бы рассказать и вам, если вы не против.
Она посмотрела на него. В ее взгляде ему виделось что-то такое, что его вдохновляло и отталкивало одновременно. Но когда она заговорила, в ее голосе звучали теплые ноты, каких он раньше еще не слышал.
– Вы? – спросила она, а потом добавила почти весело: – Звучит абсурдно.
– Я знаю.
Лори заговорил со скромностью, которую обрел только сегодня.
– Вы думаете, что я еще слишком молод и не мог находиться в таком отчаянии. Но вы… вы тоже молоды.
Он смотрел пристально на нее, пока говорил. Она смотрела на него с вызовом, но потом ее взгляд смягчился, и она опустила глаза.
– Это другое, – пробормотала она.
Он кивнул.
– Я знаю, что причины бывают разные, – согласился он. – Но то чувство, которое толкает человека к такому решению, должно быть у всех одинаковым. Как бы там ни было, я понимаю. И считаю, что мое прошлое дает мне право помочь вам.
Она сидела, опустив глаза, и вдруг залилась краской – странным, темным румянцем, который так не шел идеальной белизне ее кожи. Кожа девушки была очень бледной, но имела здоровый вид. Оттенок кожи гармонировал с рыжеватым цветом волос и вишневым оттенком карих глаз. Такая кожа нечасто вспыхивает краской от смущения или волнения, но румянец не сходил с лица девушки, пока она сбивчиво бормотала:
– Пожалуйста, не говорите об этом. В этом нет никакого толку. Я знаю, что вы хотите сделать хороший поступок, но вы совершенно бессильны.
– О, здесь вы ошибаетесь, – проговорил Лори с веселой уверенностью, которой он на самом деле не ощущал. – Если бы меня здесь не было, то вы, наверное, продолжали бы думать, что вам никто не может помочь. Но нет, я здесь, так что предлагаю получше изучить ваши страхи, чтобы показать вам, насколько они малы. А потом… – он улыбнулся ей, – мы избавимся от них вместе.
Она эхом повторила его слова, смутно, словно не зная, что сказать:
– Избавимся?
– Да. Расскажите мне, что вас тревожит, и я покажу вам, как с этим можно справиться.
Она отодвинулась назад вместе со стулом, как будто хотела, чтобы между ними было больше места.
– Нет, – нервно воскликнула она, – это невозможно! Я не могу об этом говорить! – Потом она добавила, явно желая сменить тему разговора: – Вы говорили, что хотите рассказать мне о вашем… опыте.
– Да, но это не слишком приятная история. К счастью, она не займет много времени.