Читать онлайн Берись за оружие!

Часть первая

Сергей получил от приятеля такое письмо:

«Ты, по всей вероятности, думаешь, что я спокойно сижу на агиткурсах, куда послал меня Комсомол, но в таком случае ты глубоко ошибаешься. Не в моём характере работать словом тогда, когда можно агитировать руками, а потому с агитационных я ушёл на Командные Курсы Красной Армии, где нахожусь уже 2-ю неделю. Через 10 дней мы в полном составе уезжаем в только что очищенную от петлюровцев Украину – в Киев. Ты себе представить не можешь, как рады этому все наши ребята. Ещё бы! Работа в этой стороне должна быть живой и интересной. Мой горячий совет тебе: бери немедленно документы и аттестации из Горкома и валяй тоже вместе с нами. Будем работать и учиться вдвоём. Только решай скорей – времени осталось мало. Жду тебя. А пока крепко жму твою лапу. Прощай.

Твой Колька».

Внизу подле набросанной чернилами пятиконечной звёзды, совсем не отличавшейся пропорциональностью линий, следовала приписка:

«Да здравствует Красная Армия и её надежный пролетарский Комсостав».

Получив это письмо, Сергей думал не больше пяти минут, подошёл к матери и сказал:

– Завтра я уезжаю.

– Куда? – несколько побледнев, спросила она.

– В Москву, а затем на Украину. В армию, – добавил он.

Спорить было бесполезно, да мать и не спорила. С грустью посмотрела она на него, вспомнила об убитом на войне муже и только тяжело вздохнула.

Документы Сергей получил хорошие.

Москва.

Пятницкая, 48.

Пониже прибитой красной звезды надпись: «9-е Советские Командные Курсы Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Во дворе Сергея сразу же удивили толкотня и разговоры. Бегали курсанты, таскали на грузовики доски и столы. Куда-то волокли набитые соломой тюфяки, а у стены наваливали в огромную груду деревянные топчаны.

– Товарищ, – обратился Сергей к стоявшему у ворот курсанту (судя по штыку – дневальному). – Как мне в канцелярию пройти?

– В канцелярию? – переспросил тот. – Вот уж, право, не знаю. Была раньше вон там, – показал он рукою, – но ещё утром сегодня оттуда уже всё повыволокли. А вам зачем туда?

– Документы сдать. Я на курсы приехал.

– А! – улыбнулся тот. – Так вы жарьте к комиссару. Егоров! – окликнул он одного из проходивших. – Проводи товарища к комиссару.

Сергей пошёл со своим проводником через длинный ряд комнат, носивших на себе следы всё того же разгрома.

– Завтра уезжаем, – весело пояснил его проводник. – А вы что? К нам, что ли, приехали?

– К вам.

– Ну вот и хорошо, что вовремя ещё захватили, а то пришлось бы вам оставаться где-нибудь в Москве.

Сергей согласился, что точно хорошо.

Вот и комиссар. Сергей отворил дверь и вошёл. Напротив, за столом, заваленным бумагами, сидел человек лет 40–45.

– Поздновато, – окинул он взглядом Сергея, вручившего ему бумаги, – поздновато. Канцелярия уже упакована.

Сердце Сергея дрогнуло. Комиссар о чём-то думал.

– Строй проходили?

– Проходил.

– Где?

– В боевой дружине коммунистов.

– Так вы – член партии? – уже более мягко спросил он.

– Да.

– Знаете ли вы, что служба курсанта трудна и что с вас много будет спрашиваться?

– Знаю, – твёрдо ответил Сергей. – Но тем не менее решил пройти её и последующую за ней службу красного командира до конца.

Комиссар взглянул на него, улыбнулся и, написав что-то на клочке бумаги, подал написанное Сергею.

– Оставьте ваши документы, а это передайте командиру первой роты.

Среди суматохи, царившей на дворе, Сергей не без труда нашёл командира первой роты. У того в это время шла горячая работа – погрузка цейхгауза. Едва взглянув на записку, он окрикнул выглядывавшего из-за груды шинелей курсанта.

– Эй, старшина!.. Лебедев! Передай-ка товарища в первый взвод.

Старшина, невысокий, крепкий, с солдатской походкой, выдававшей в нём старого унтера, повёл Сергея на самый верх.

– Вот, – сказал он, обращаясь к взводному курсанту, – возьми его, брат, к себе на попечение.

– Ставь свою сумку сюда, – проговорил тот, переходя сразу на ты. – А спим мы сами вторые сутки на голых досках. Обойдётся до завтра-то.

– Обойдётся, – засмеялся Сергей.

Он примостил свои вещи в угол к пустой койке, умылся под водопроводным краном, потом решил сходить поискать Николая.

– Вы его не найдёте, – сказал ему первый, кого он спросил, – он в карауле на вокзале. Завтра в десять им смена будет, тогда и придёт.

«Жаль, – подумал Сергей. – И сходить нельзя, очень уж далеко».

От нечего делать он отправился во двор. Сначала глядел, а потом и сам стал грузить цейхгауз, мебель из клуба, библиотеку, огневые припасы. Проработав наравне со всеми до самого вечера, он, усталый, но возбуждённый работой и новыми впечатлениями, наконец добрался до своего жёсткого ложа. Подложил под голову шапку, патронташ, укрылся шинелью и почти тотчас крепко заснул.

Утром он снова работал на дворе. Погрузка уже близилась к концу. Он нёс вместе с тремя курсантами последний ящик с книгами, когда вдруг увидел возвращающийся с вокзала караул. Присмотревшись, он сразу узнал Николая и окликнул его. Тот удивлённо взглянул и подбежал к нему с оживлёнными и радостными расспросами:

– Как? И ты здесь?

– Как видишь.

– Давно?

– Со вчерашнего дня.

Николай помог взвалить ящик на грузовик, и они отправились в помещение.

– Втроём-то мы ух как загуляем на Украине, – сказал Николай, усаживаясь рядом с другом на голом топчане.

– Как втроём? – переспросил несколько удивлённый Сергей.

– А! ты ещё не знаешь! – спохватился тот и завопил: – Володька! Володька!.. Егоров! Вот! – продолжал он, указывая на подходившего к ним курсанта. Сергей узнал в нём своего вчерашнего провожатого. – Это и есть третий.

– Мы уж знакомы, – перебил его тот. И три новых друга уселись вместе и начали оживлённо болтать.

Случай свёл новых товарищей в один взвод первой роты. Ростом они были разные. Николай стоял вторым от правого фланга, Сергей – посредине, а Владимир – на левом.

Напоследок все особенно много бегали и суетились. А вот и сигнал: «повестка» или «сбор». С подсумками и винтовками выбегают курсанты. Запыхавшийся завхоз торопит какую-то отставшую подводу.

Раздаётся команда:

– …Станови-и-ись…

– Командир батальона, – шепчет Сергею, убегая на своё место, Владимир.

Длинная, длинная серая лента – шестьсот человек. Роты рассчитаны. Музыканты на местах.

– Батальон, смирно. Под знамя. Слуш-а-ай. На-караул. Раз… два!.. – Ровная щетина стальных штыков.

Потом вновь раскатывается протяжная команда:

– Батальон направо. Отделениями правые плечи вперёд. Ша-агом марш.

Затем – коротко и резко:

– Прямо.

И батальон двинулся под раскаты боевого марша.

На вокзале быстро погрузились в вагоны.

Двадцать теплушек с курсантами, классный вагон со штабом, а дальше – платформы с кухнями и двуколками.

Отправление было назначено через час.

Николай пошёл за кипятком на станцию, Владимир – в цейхгауз – получать на троих хлеб и сахар.

В вагоне было тепло от топившейся железной печки, шумно и весело. Через полуоткрытую дверь мелькнула голова пробегающего мимо дежурного по эшелону комроты. Вздрогнул состав от толчка прицепившегося паровоза. Прозвучал последний сигнал, и поезд тронулся. Несмотря на вечерний холод, курсанты разом распахнули двери и окна.

– Прощай, Москва!

– До свидания!

– Счастливо оставаться!

Запели:

Стало уже совсем темно. Тысячи огненных искр летали и кружились за окнами. Мерно постукивали колёса и мощно ревел, ускоряя свой ход, паровоз.

Мелькали грязные серые деревушки; с покрытых снегом полей бежали мутные ручьи, леса стояли чёрные и голые. Но чем дальше уходил эшелон к югу, тем зеленее и приветнее становились рощи и поля, а там, где впервые начали попадаться белые мазанки хуторков, было уже совсем по-весеннему сухо и тепло.

На одной из небольших станций Сергей в первый раз увидел начальника курсов.

Он шёл рядом с комбатом и говорил ему коротко и сухо:

– Вы останетесь за меня. На станции Конотоп мы со вторым эшелоном вас нагоним.

– Слушаю, – ответил комбат. И они прошли мимо.

«Так вот он какой», – подумал Сергей, входя в вагон.

На следующей станции испортилось что-то в паровозе. Пользуясь вынужденной остановкой, дежурный по эшелону распорядился выдать обед раньше времени. Паровоз чинили долго – курсанты уже успели отобедать, уже какой-то товарный поезд проскочил мимо скучающего эшелона, – а они всё ещё стояли.

Наконец раздались три жиденьких свистка. Застучали колёса. Обрадованный Владимир принялся мастерить что-то своим крепким перочинным ножом.

– Ты что это делаешь? – спросил у него Сергей.

– Пропеллер! – шутя ответил тот. – Сейчас приделаю к вагону, и эшелон полетит как аэроплан.

Через полчаса он действительно смастерил пропеллер, и тот с веселым жужжанием завертелся на ходу.

Однако хитрая штука не помогла поезду. Даже наоборот, паровоз тревожно загудел и вдруг круто затормозил, останавливаясь на небольшом разъезде, перед человеком с красным флагом на путях.

– В чём дело? – кричал, подбегая, дежурный по эшелону.

Маленький железнодорожник, путаясь, скороговоркой ответил:

– Впереди, в пяти вёрстах, крушение – товарный разбился!

– С встречным, что ли, столкнулся?

– С рельс сошёл? – посыпались вопросы.

– Нет! – испуганно ответил тот. – Была банда… разобрала путь.

Взводные командиры роздали из раскупоренных ящиков боевые патроны. Громыхая щитом, забирается пулемёт на паровоз. Двери и окна открыты, и без гудков, без свистков бесшумно эшелон продвигался вперёд. Сергей лежал на верхних нарах рядом с Владимиром и зорко всматривался в медленно двигающуюся чащу леса.

– Смотрите! смотрите! – вдруг заговорили кругом. – Вон… видно…

Впереди, в пятидесяти саженях, чернели разбитые вагоны товарного поезда, недавно обогнавшего эшелон. Рядом стояли два человека и больше никого.

Поезд остановился… Первый взвод быстро выскочил из вагона. Вот и место крушения, около которого стоит путевой сторож.

– Нету, – кричит он подбегающим, – нету, ушли бандиты.

Сергей прошёл мимо разбитых вагонов и, вздрогнув, остановился невольно. На лужайке подле сваленного расщеплённого вагона лежали три изуродованных трупа.

Напрасно вторая рота до поздней ночи обыскивала кругом окрестность – шайка пропала бесследно, ничего не тронув и не разграбив.

Старик-сторож из соседней будки рассказывал: обходя линию, он заметил до двадцати вооруженных людей, развинчивавших гайки и накладывавших рельсы поперёк пути. Он быстро повернул и побежал домой к телефону, чтобы предупредить несчастье. Но дома у аппарата он застал двух человек с винтовками, спокойно справлявшихся у разъезда о времени выхода поезда.

Не успел он опомниться, как получил прикладом по спине и очутился запертым в небольшом чулане. Через несколько минут бандиты вышли. С большим трудом он выбрался через узенькое окошко. В это время мимо промчался товарный, и через несколько минут послышался страшный грохот. Прибежав на место крушения, он нашёл только одного уцелевшего кондуктора, с которым и вытащили они из-под обломков четыре трупа – машиниста, кочегара и двоих из бригады.

– А знаете, что я вам скажу, – обратился к товарищам Николай. Ведь крушение-то, должно быть, предназначалось нам.

– Как?.. Почему? – послышались удивлённые голоса.

– А вот почему. Если бы наш паровоз не попортился на последней станции, где мы обедали, и если бы его не чинили так долго, то раньше прошёл бы наш эшелон. Странно и то, что ничего не тронуто и не разграблено. Очевидно, рельсы выворачивались не для этой цели.

– Да как же впереди могли знать, что следует наш эшелон?

– Уж не предупредил ли какой-нибудь телеграфист-петлюровец?

Все согласились, что предположение очень и очень правдоподобно.

Ночью пришёл вспомогательный поезд с рабочими, а утром эшелон с курсантами по очищенному пути двинулся снова вперёд.

На станции Конотоп их догнал второй эшелон.

Начальник курсов, выслушав доклад командира батальона, нахмурил брови и пошёл в вагон к комиссару.

Три звонка… сигнал, и опять дальше, дальше. Конец пути прошёл без приключений и, проснувшись рано утром на пятый день путешествия, через раскрытые окна и двери увидали курсанты столицу Украины – Киев.

Огромное трёхэтажное здание бывшего кадетского корпуса, способное вместить в себя чуть ли не дивизию. Впереди корпуса – красивый зелёный сад с фонтаном, справа – широкий, обсаженный тополями плац для строевых занятий, а позади, подле высокой каменной стены большого двора, – густая, зелёная роща.

Первую роту поместили наверху в просторных светлых комнатах с окнами, выходящими в рощу. В различных частях корпуса стали размещаться комсостав, его семьи, служащие, музкоманда, околоток, похожий по оборудованию на лазарет, всевозможные цейхгаузы, классы, кабинеты.

Весь день кипела работа. Часам к пяти, когда койки были расставлены, а матрацы набиты, курсантам объявили, что они свободны, и для первого дня желающие могут, даже без увольнительных, отправляться в город.

– Ты пойдёшь куда-нибудь? – спросил Николай у Сергея.

– Нет. Не хочется что-то.

– Ну а я пойду. По делам, – добавил он.

– Какие же у тебя могут тут быть дела? – удивился Сергей.

– В поиски, брат. У моей матери тут где-то сестра живёт, то есть, значит, моя собственная тётка. Но кроме того, что она живёт на какой-то Соломинке, я ничего не знаю.

Он ушёл, а Сергей и Владимир спустились вниз, повернули налево за угол и очутились в роще. Воздух был тёплый, пряный и немножко сыроватый.

Приятели прошли через небольшое болотце. Потом поднялись в гору и добрались до того места, где проходила линия железной дороги. Тут роща обрывалась, и дальше шли овраги и поля.

Лёжа под деревом, они разговорились.

– Ты добровольцем пошёл? – спросил Сергей.

– Ага, – ответил тот. – Когда отца убили, я убежал и поступил в первый попавшийся отряд.

– Кто убил?.. От кого убежал?

Владимир рассказал о том, как в Луганске к ним нагрянула банда Краснова, а у его отца скрывался раненый коммунист. После чьего-то доноса отца повесили, коммуниста замучили, а он сам, выпрыгнувши из окошка, разбил себе здорово голову, но всё же убежал.

– Сволочи какие! – заметил Сергей.

– Ничего не сволочи, – возразил Владимир. – Были бы наши на их месте – то же самое сделали бы.

– То есть как это?

– А так. Поживёшь вот, увидишь. Потому что враги-то мы уж очень непримиримые, – пояснил он. – Конечно, издеваться – вон как петлюровцы: шомполами, нагайками да четвертования шашками, – это мы не будем, но ведь я и сам не задумался бы уничтожить при удобном случае всякого врага.

– Но раненый?

– Раненый? – усмехнулся Владимир. – Посмотрел бы ты, как этот раненый всаживал пулю за пулей из нагана в дверь, когда к нему ломились. Офицер так и тюхнулся. Жаль только, что своя последняя осечку дала. Вот и попался. Нет, брат, – прибавил он, немного подумавши. – Коммунист может быть или у своих – живым, или у врагов – мёртвым. А… раненый? Слишком уж это дорого будет ему стоить…

Пока приятели разговаривали, Николай разыскивал тётку.

Соломинка оказалась совсем рядом, и он без труда узнал от первой же повстречавшейся хохлушки, где живёт Марья Сергеевна Агорская.

Подошёл к беленькому домику с небольшим садом, засаженным кустами сирени, и остановившись заглянул сначала в щёлку забора.

За небольшим столиком в саду сидели две женщины и пили чай. Внимательно приглядевшись, он узнал в одной из них свою тётку.

Николай отворил калитку.

Обе старухи испуганно смотрели на него, но он уверенно подходил к столу.

– Здравствуйте, тётя.

– Что?.. Что такое? – с беспокойством спросила одна из сидящих.

– Не узнали, должно быть? Николай, ваш племянник.

– Ах, батюшки мои! – взмахнула тётка руками. – Да откуда же ты? Ну, иди, поцелуемся.

– Эммочка, Эмма, – закричала она после первых приветствий, – иди сюда, беги скорее, смотри, кто к нам пришёл.

На её зов из двери выбежала девушка лет девятнадцати в ситцевом беленьком платьице, с книжкой в руках, и удивлённая остановилась.

– Твой двоюродный брат. Да поздоровайся же, чего же столбом стоять?

– Здравствуйте, – подошёл к ней Николай, протягивая руку.

– Здравствуйте, – ответила Эмма.

– Да вы что? – вскричала тётка. – Или на балу познакомились? Вместе на стульях верхом катались, а теперь з-д-р-а-в-с-т-в-у-й-т-е!

– Это ещё от непривычки, – звонко засмеявшись, сказала Эмма. – Садись пить чай.

Николай сел. Старуха засыпала его разными вопросами.

– Ну, как мать, сёстры?

– Ничего, живут.

– А отец? Ох! – вздохнула она, – непутёвый он у тебя был. Наверно, в большевики пошёл.

Николаю ничего не оставалось делать как подтвердить, что отец точно «в большевики пошёл».

– А ты что в эдаком облачении? – ткнула она пальцем на его гимнастерку. – Или тоже забрали?

– Забрали, – уклончиво ответил Николай. Он не хотел сразу огорчать её.

– Вот что… В полку, что ли, служишь?

– Нет, на курсах учусь.

– Учишься? – протянула она. – Юнкер, значит, вроде как? Ну, доброволец видно, а то и коммунист, пожалуй?

– Мама, – прервала её Эмма. – Уже давно звонили. Опоздаете намного.

– Правда, правда, – засуетилась старуха. – Не пропустить бы. Поди уж «от Иоанна» читают.

Вскоре обе старухи ушли, и Николай остался с Эммой вдвоём.

Далеко чуть-чуть звонили колокола.

Николай посмотрел на Эмму и улыбнулся.

– Слушайте, то есть, слушай, – поправился он. – Если бы не я, то ты, верно, тоже пошла бы в церковь?

– Пошла бы, – ответила она. – Сегодня служба большая. А ты, должно быть, никогда не ходишь?

– Никогда.

– Почему? Значит, правда, что ты – коммунист?

– Правда, Эмма.

– Жаль.

– Почему же? Я так только горжусь этим.

– А потому, что пропадёшь и ты, когда коммунистов разобьют. А во-вторых – без веры всё-таки очень нехорошо.

– Но позволь, – удивился Николай. – Во-первых, почему ты знаешь, что нас разобьют? Мы и сами на этот счёт не промахнёмся. А во-вторых, мы тоже не совсем без веры.

– Какая же у тебя вера? – засмеялась она. – Уж не толстовская ли?

– Коммунистическая! – горячо ответил Николай. – Вера в своё дело, в человеческий разум и торжество не небесного, а земного, нашего царства – справедливого труда. А главное – вера в свои руки и только в собственные силы, с помощью которых мы этого достигнем.

Эмма удивлённо посмотрела на него.

– О! Да ты – фанатик.

– А ты – разве нет?

– Нет, – на минуту задумавшись, уклончиво ответила она, потом хотела ещё что-то сказать, но промолчала.

– А сознайся, что ведь ты веришь-то больше по привычке? – немного насмешливо сказал Николай.

– А хотя бы и так, – вспыхнув, ответила она, раздосадованная тем, что он так верно её понял.

Немного помолчали.

– Расскажи мне что-нибудь о Москве, – примирительным тоном сказала Эмма. – Здесь так много разных слухов.

Николай начал довольно сухо, но потом увлёкся и разгорячился. Тётка от его рассказа пришла бы в ужас.

Эмма слушала внимательно, но недоверчивая и ироническая улыбка не сходила с её губ. Когда же он с жаром стал говорить о рабочих и даже работницах, с оружием в руках защищавших революцию в Питере, она только спросила:

– Но это, должно быть, в большинстве – испорченные женщины?

– Ты сама испорченная! – вскричал Николай и быстро встал, намереваясь уйти.

– Постой, – мягко взяла она его за руку. – Не сердись.

Николай не ушёл, но сидел молча, – рассказывать больше не стал.

– Что ты читаешь? – спросил он, заметив лежавшую на столе книжку с розовой закладкой.

Она подала ему небольшой томик каких-то рассказов и, как бы извиняясь, заметила:

– Это – ещё из маминых. У нас трудно хорошую книгу достать.

– Хочешь, я принесу тебе? – предложил Николай.

– Хорошо, принеси, но только не революционную.

– Как ты предубеждена, Эмма, – засмеялся он.

– Не предубеждена, а не люблю скучных книг. Да и мама будет недовольна.

– Я принесу не скучную, а уж относительно мамы – ладь сама, как знаешь, кажется, ты ведь уж не ребёнок.

Он встал и добавил:

– Ну а теперь я пойду.

– Куда ты пойдёшь? – остановила его Эмма. – Смотри, какая темнота. Ты по здешним горам и дороги не найдёшь. Ложись у нас. Я тебе постелю на веранде.

Подумав немного, Николай согласился, но предупредил, что чуть свет уйдёт, так как должен быть на утренней поверке.

– Ты придёшь, конечно, к нам на праздник? – спросила Эмма, проводив его на веранду.

– Приду, если ты не имеешь ничего против.

– Не имею, – улыбнулась она, – хотя ты и большевик.

Она повернулась к выходу.

– Эмма! – сказал вдруг что-то вспоминая Николай. – А где твой отчим, Вячеслав Борисович?

При свете колеблющегося пламени ему показалось, что она чуть-чуть вздрогнула. «Сыро… – мелькнула у него мысль. – Какое на ней лёгонькое платьице!»

– Он… уехал. Он скоро вернётся, – торопливо проговорила Эмма и вышла.

Николай остался один. Раздевшись, бросился в постель и спокойно думал о чём-то, докуривая папиросу. Но вскоре глаза его отяжелели, сомкнулись, и он крепко заснул, держа окурок в руках.

Ночь была светлая, лунная. Сергей сидел в караульном помещении, – он был разводящим. Посматривал валявшийся на столике гарнизонный устав, изредка поглядывая на стенные часы.

– Сколько времени? – спросил его, встряхиваясь от невольной дремоты, караульный начальник.

– Без десяти час.

– Скоро смена.

– Да, уже пора будить.

Он подошёл и стал тихонько расталкивать спящих на деревянных топчанах курсантов.

Очередная смена быстро поднялась.

Пошли. Сначала Сергей сменил часового у парадного, потом у бокового выхода, затем у знамени и у оружейного цейхгауза, а потом пошёл на задний двор к большим железным воротам, выходящим к тиру и роще.

– Кто идёт? – окликнули с поста.

– Смена.

– Наконец-то.

– Что, устал, что ли?

– Не устал, а курить охота.

– Ну теперь можешь, – говорил Сергей, когда часовые сменились. И сам остался подышать на несколько минут свежим воздухом.

Постоял, потом не торопясь пошёл обратно. Обо что-то споткнулся, чуть-чуть не упал и вдруг остановился и замер, прильнувши к стенкам одной из двуколок. – К маленькой железной калитке в углу каменной стены направлялись две тени. Подошли и остановились. Кто-то чиркнул спичкой, и при свете её Сергей ясно увидел лицо невысокого чёрного человека с небольшими усиками.

– Осторожней! – послышался негромкий голос другого, стоящего в тени.

И удивлённый Сергей услышал, как щёлкнул замок и слегка скрипнула дверь отворяющейся калитки.

– Стой! – бросился он вперёд, щёлкнувши затвором. – Стой! Кто ходит?

– Тише! Свои, – уже повелительно произнёс тот же голос.

Лунный луч, прорвавши облако, упал на землю, и Сергей внезапно увидал перед собой начальника курсов.

Сергей стоял в недоумении.

– Чудак! – усмехнулся начальник. – Ведь это же – дежурный по гарнизону.

Сергей посмеялся над своей поспешностью.

Сменившись утром, он рассказал товарищам о своём ночном приключении, и они тоже вдоволь над ним подтрунили.

– Своя своих не познаша.

Стояла тёплая ясная погода, было не больше десяти часов.

– Ну, ребята. Я вас поведу на прогулку, – сказал Николай.

– Рано-то так?

– Ничего не рано. Сейчас в роще самая прелесть – не жарко.

– Ну пойдём, – согласился Сергей, – хотя я, собственно, ночью почти и не спал.

– Э! Спать в такое время, – возразил Николай. – Ты посмотри, что на дворе делается.

Пришлось согласиться.

Они отправились знакомой Николаю дорогой, и через 20 минут были около белого домика.

– Ну вы посидите на той лавочке, а мы сейчас выйдем, – сказал он товарищам.

– Ты недолго! – напутствовали они его.

– Нет, я сию минуту.

«Сия минута» протянулась по крайней мере с полчаса.

Наконец калитка отворилась, и из неё вышла сначала Эмма, потом Николай с каким-то человеком, который попрощался с ним за руку и пошёл в другую сторону.

Сергей внимательно глядел вслед незнакомцу.

– Знакомьтесь, – говорил Николай подходя, – Сергей… Серёжа!.. – одёрнул он его.

Сергей машинально подал руку, почти не оборачиваясь.

– Да что ты там интересного нашёл? – смеясь спрашивал Владимир.

– Кто это пошёл? Вон там.

– Это брат отчима Эммы – Юрий Борисович Агорский. А что? Разве ты с ним знаком или он похож на кого-нибудь? – ответил Николай.

– Да… похож, – пробормотал Сергей.

Во всю прогулку он был задумчив и не особенно внимателен. Николай почти обиделся.

Эмма тоже была немного не в себе, и Николаю показалось даже, что её глаза чуть-чуть заплаканы.

– Что с тобою? – спросил он, когда они остались немного позади.

– Ничего, – ответила она.

– Нет, «чего». Я ведь вижу.

– Мама нашла у меня твою книгу. Мы с ней и повздорили немного. Из-за тебя…

– И всё?

– И всё…

Николай весело посмотрел на неё.

На обратном пути Николай стал горячо упрекать Сергея за его непонятную рассеянность, которая портила всю прогулку.

Сергей посмотрел на своих друзей, подумал немного и вдруг немало удивил их своим ответом.

– А знаете что? – сказал он. – Я готов прозакладывать голову против медного пятака за то, что при обходе ночью я видел не дежурного по гарнизону, а этого человека, с которым Николай там у калитки прощался за руку.

– Не может быть!

– Может, если я говорю.

– Но что же это значит? Ведь ты же говоришь, что с ним был начальник курсов.

– А то значит, что у начальника есть знакомства, которые он предпочитает почему-то скрывать.

Разговаривая оживлённо и делая всевозможные предположения, они шли рощею, находившейся около курсов, как вдруг Владимир остановился и прислушался.

– Тс… Слушайте! Что это такое?

Та-тара-та-тата-та, – протяжно и едва слышно доносил ветерок со стороны курсов далёкий сигнал.

– Уж не тревога ли?

– Нет, – отвечал прислушиваясь Сергей, – тревога подаётся не так. Это – сбор.

И, прибавивши шагу, торопливо они направились на сигнал.

Ещё не доходя, они увидели, как ото всех концов рощи, переполненной гуляющими, торопливо собирались курсанты.

В самом корпусе тоже царило необычайное оживление. Бегали курсанты, суетились каптеры, отворялись цейхгаузы, вещевые, оружейные, продовольственные, а в коридорах спешно строились роты.

Едва только успели наши товарищи встать в строй, как раздалась общая команда: «смирно!», и комиссар объявил, что подчинявшийся до сих пор Советской власти атаман Григорьев выступил внезапно со своими войсками против Украинской Республики. А потому он объявляется предателем и изменником, стоящим вне закона и подлежащим уничтожению. Во исполнение сего, согласно приказу наркомвоена Украины, курсы через четыре часа грузятся в эшелоны и уезжают на новый фронт.

Задание:

– Получить: патроны, подсумки, патронташи, палатки, котелки, фляги.

– Сдать: постели, корзинки, книги, матрасы.

– Погрузить на одни двуколки – хлеб, консервы, продукты; на другие – пулемёты, ленты, цинки.

Сроку – четыре часа.

От оружейного цейхгауза – к вещевому. От вещевого – к продовольственному. С первого этажа – на второй, с первого этажа – на третий.

К сроку всё было готово.

Вот уже курсы развернулись перед корпусом, уже окружены толпящимся провожающим народом.

Последнее напутственное слово представителя наркомвоена и – команда.

Это было тревожное и трудное время. Десятки бело-партизанских банд наполняли Украину. Многие занимались попросту грабежами и разбоями. Но многие, и довольно крупные шайки, под общим руководством Петлюры наносили тяжёлые и сильные удары по тылу Украинской Республики.

Пользуясь тем, что лучшие части Красной Армии в то время были оттянуты на далёкий восточный фронт, они не всегда прятались по лесам и оврагам, а открыто располагались по сёлам, хуторам и деревням.

Избегая открытых боёв, бандиты часто наносили удары с той стороны, откуда их меньше всего ожидали.

Отличаясь большой жестокостью, они проявляли её повсюду. Но горе тому из пленников, который, помимо всего, попадал к ним как «коммунист». Только средневековая инквизиция могла бы придумать те разнородные пытки, которыми сопровождались последние минуты его жизни.

И нигде, никогда, ни один из фронтов Республики не был настолько бессмысленно жесток, как жестоки были атаманы разгульно-пьяных петлюровских банд.

Вот в это время и выступил стоявший на румынской границе командир шестой дивизии или, как он себя величал, «Атаман партизанов, Херсонщины и Таврии» – Григорьев.

На рассвете невесёлого серого утра осторожно подошёл эшелон к небольшой берёзовой рощице. Дальше пути не было – чьей-то заботливой рукой выброшено несколько шпал и рельс. Выгрузились и принялись за починку.

Первый взвод тем временем направился к ближней деревушке в разведку.

Вышли на опушку, разделились на две партии и разошлись – обе в разных направлениях.

Над тёмною пашнею, саженях в пятидесяти от дороги, кружились и поднимались, кружились и спускались стаи бесшумных тёмных птиц.

– Лошадь, должно быть!

– Сбегай – посмотри.

Позвякивая котелком глухо, один торопливо с трудом побежал по липкой вспаханной земле.

Вот он остановился, надел шапку на штык и замахал к себе.

– Что там такое?

Свернули, подошли и остановились.

На чёрной сырой рыхлой пашне, в одном бельё, валялись два трупа расстрелянных. Кто они? Разве определишь по этому снесённому до половины черепу или по застывшим стеклянным глазам, был ли то друг или враг?..

Молча пошли дальше.

Вдруг по окраине деревушки быстро промелькнул всадник.

– Серёжа… Смотри! – послышались предостерегающие крики. Сергей был старшим в этой партии.

– Вижу… По бугру, в цепь!

Раздались выстрелы.

Вот уже из кучки конных, бросившихся в обход, тяжело рухнули двое. В маленькой цепи курсант Молчанов с удивлением смотрит на расщепанный приклад своей винтовки и капли крови на отяжелевшей руке.

Спешит и торопится на поддержку услышавшая выстрел соседняя разведка.

– Ага, наши!

– Цепь, вперёд!

Зачем пригибаться, для чего пригибаться? Это от пули не спасёт. Лучше прямо, но скорее, – вперёд и вперёд. Залп… другой… огонь подбегающей поддержки. И кучка всадников, человек около сорока, с гиканьем скрывается по дороге за деревенькой.

– Ловко для первого раза! – с весёлым смехом кричал подбегая Николай.

Сергей улыбался.

– Спасибо, Сержук! – говорил он, пожимая руку старшему соседней разведки. – Вовремя поспел, брат!

В деревне Молчанову заботливо перевязали руку.

– Хорошо ещё, что в мякоть! – говорил он, бледнея от боли, но всё же улыбаясь.

Около деревеньки валялись трое бандитов, рядом бродила оседланная лошадь.

Подобрали винтовки, на колокольню поставили наблюдателя, а на трофейной лошади послали верхового с донесением.

Выяснили, что это был не отряд григорьевцев, а бродячая банда Козолупа.

И эшелон снова помчался вперёд.

И вот: на одной стороне – Кременчуг, на другой – Крюков. Ночью, по мосту через Днепр, торопливо прошли подоспевшие курсанты. И вовремя: несколько часов спустя город начал наполняться панически отступающими красными партизанскими частями. Курсанты останавливали бегущих и спешно сколачивали в разные отряды. Подошли красные броневики, подошли брошенные против повстанцев ещё какие-то курсы, кажется черкасские. И только что рассвело, как по городу загрохотали орудия.

Григорьевцы наступали.

Всё утро разговаривали трёхдюймовки, сновали броневики и автомобили. Красные части готовились к контрудару.

Сергей лежал за большим камнем возле углового дома и без устали стрелял по чёрным точкам. Григорьевцы были поголовно пьяны и наступали остервенело.

– Серёжа! У меня осталось только две обоймы, – кричал сгоряча расстрелявший почти все патроны Николай.

– На вот тебе ещё три, – кинул из своих тот. – Да ты смотри, даром-то не выпускай.

– Я и не…

Артиллерийский снаряд, попавши в крышу соседнего дома, заглушил его ответ, и белое облако пыли закрыло его от глаз товарищей.

– Коля… Колька! – с опаскою окликнул Сергей.

– …Я и не выпускаю их даром! – послышался запальчивый ответ.

Выстрелы грохотали повсюду. Где-то далеко на фланге послышалось «ура», ближе… ближе, и покатилось по всем цепям. Красные наступали. К полудню ни в городе, ни за городом уже никого не было. Разбитые банды убегали, красные их преследовали.