Читать онлайн Ледяная ночь. 31 история для жутких вечеров

© Рау А., Щучкина А., Блэк А., Хантаев Б., Эссес Д., Липницкая Е., Михалёва Е., Орлова В., Токарева М., Токарева О., Дехнель О., Альв Р., Гран С., Соломонова С., Кан Э., Макс Ю., Вуд Я., 2025

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025

Корона дракона

Дария Эссес

Пушистые хлопья снега медленно падали с неба, окутывая королевство Эльдора белоснежным покрывалом, когда я пересекала шумную площадь и пробиралась во дворец – в хранилище короля Легиона.

Мое сердце гулко стучало в груди от волнения и страха. Наверное, любой другой фейри осуществил бы похищение ночью, когда все спят, но я решила поступить иначе: днем никого не волновали спрятанные во дворце артефакты, а особенно когда вокруг царила праздничная атмосфера.

Эльдора отмечала пятилетнюю победу над врагом, что когда-то пытался превратить ее в руины.

Так гласили легенды.

Однако я им не верила.

Похищение – опасное дело, но золотая корона, сверкающая в тусклом свете хранилища, манила меня так же, как звезды на ночном небе. Я не могла устоять перед искушением, поэтому быстро схватила ее, думая лишь о том, как много монет выручу за ее продажу.

Куплю себе корабль и уплыву из Эльдоры. Подальше от безумного короля, что изо дня в день лишал нас, прекрасный народ фейри, наших душ. Вот уже сотню лет мы жили, как запертые в клетку птицы. Легион искоренил магию, его гвардейцы жестоко избивали любого, кто говорил слово против правителя, а некогда процветающее королевство стало тенью, поэтому я так отчаянно желала сбежать отсюда.

Однако как только мои пальцы коснулись холодного металла, над головой пронеслись всполохи магии. Королевская стража, почувствовавшая проникновение в хранилище, бросилась по моему следу.

– Черт возьми! – прошипела я, засунув корону во внутренний карман плаща, и выбежала в широкий коридор.

Вдруг за спиной раздался крик гвардейца. Я тут же ускорилась и помчалась к потайному выходу в другом конце дворца, почти не касаясь пола, как скользящая в ночи тень. Вот вам и преимущество быть воровкой, которая дышала только благодаря тому, что грабила половину Эльдоры.

Однако путь к потайному выходу был отрезан отрядом гвардейцев. Выбежав наугад на балкон второго этажа, я на мгновение остановилась, чтобы перевести дыхание. Глаза округлились, когда взгляду предстала ужасающая картина, раскинувшаяся внизу.

Зимний лес.

Меня предупреждали о нем. Горожане говорили не приближаться к этим территориям, потому что там жило страшное огнедышащее существо и наш враг – дракон, который чуть не уничтожил Эльдору пять лет назад. Битва закончилась победой Легиона, поэтому он сковал дракона магией и заточил в Зимнем лесу. Собственно, именно сегодня мы праздновали это важное событие.

Нет, туда мы не пойдем.

– Стой! Стой, я сказал!

Кажется, все-таки пойдем.

Пришлось прыгать со второго этажа. Смерть преследовала меня на протяжении многих лет, но я никогда не чувствовала, что мое сердце вот-вот остановится. Сейчас же, зашипев от удара и ринувшись сломя голову в сторону Зимнего леса, я на самом деле балансировала на грани жизни и смерти.

С каждым шагом в глубь чащи тени вокруг сгущались, а мои вытянутые уши улавливали любой шорох. Я пыталась сохранять спокойствие, которому меня учили двадцать лет, но сердце в груди колотилось так сильно, что могло пробить ребра.

Тяжело сглотнув, провела языком по клыкам и продолжила бежать куда глаза глядят. Я не знала, что убьет меня быстрее – фейри, пытающиеся забрать мой последний шанс на спасение, или отвратительная погода. Тонкие кожаные штаны и туника не спасали от холода, пробирающего до самых костей.

Черт возьми, нужно было остаться в спальне красивого гвардейца, которого я подцепила вчера вечером!

– Малышка Каланта, – раздался позади тягучий, мерзкий голос, заставивший меня на короткое мгновение вздрогнуть. Они знали, что это я. – Мы все равно тебя поймаем, принцесса. Не стоит тратить силы на бездумное похищение, когда ты понадобишься нам для чего-то более… приятного.

Ублюдок.

Все, кто работал на короля, были чертовыми ублюдками.

Дыши, Каланта. Главное – не дать им забрать корону.

Вдруг нога подвернулась, и я с тихим криком упала в овраг, взметнув ввысь недавно выпавший снег. Маленькой девочке внутри меня хотелось закричать, позвать на помощь отца или мать, но я знала, что никто меня не услышит. Как, наверное, никто не слышал меня на протяжении двадцати лет. Поэтому сейчас я воздвигла вокруг себя стены и сменила страх на ярость.

Вот она – участь быть незаконнорожденным ребенком короля, которого собственный отец считал лишь бельмом на глазу.

В эту секунду я возненавидела и его, и мать, и весь королевский двор за то, что именно мне выпала участь стать нежеланной дочерью. Именно мне нужно было подвергать свою жизнь опасности из-за какого-то куска золота, что дарил единственную возможность покинуть Эльдору.

А я даже не знала, как украденный кусок золота, ради всего святого, работает.

Это их вина. Их вина, что сейчас я могла погибнуть.

Внезапно со стороны, где я стояла до падения, раздались мужские голоса. Я быстро поднялась с земли, но где-то поблизости послышались тяжелые шаги.

Они…

Спустя минут двадцать мне удалось, наконец-то, выбраться на просторную поляну. Вокруг стояла тишина – вроде бы получилось оторваться. Я поежилась и плотнее запахнула полы плаща, после чего огляделась, всматриваясь в сумрачный лес.

Ветви деревьев, скрученные, подобные костлявым рукам, скрипели от порывов завывающего ветра. Шорохи из темных уголков прерывали тягостную тишину, заставляя сердце замирать от волнения. Казалось, лес был полон невидимых глаз, следящих за каждым моим шагом.

Сделав небольшую остановку, я глубоко вдохнула.

– Попалась, сука.

Из горла вырвалось рычание, когда сзади на меня навалилось огромное тело. Мужчина тут же скрутил мои запястья и прижал лицом к земле, однако мне удалось перевернуться на спину и пнуть его в живот. В лицо прилетел кулак, а из легких будто выбили весь воздух. Стало так чертовски больно, что из глаз брызнули слезы.

– Где корона? – прорычал он. – Отвечай!

– У меня ничего нет!

Тяжелая ладонь хлестнула меня по щеке, затем проникла под плащ. К горлу подкатила тошнота, когда мужчина начал трогать, трогать, трогать меня, скользя по телу похотливым взглядом.

Его рука нашарила внутренний карман плаща.

Нет.

Я начала яростно вырываться, но по сравнению с ним была слишком слаба. За поясом покоился нож, однако до него еще нужно было дотянуться. Боги, я не хотела умирать. Была готова даже сходить в церковь, чтобы замолить грех воровства, только бы не умирать.

Сбоку что-то хрустнуло. Мужчина на секунду отвлекся, поэтому, освободив одну руку, я ударила его кулаком по лицу. Но он лишь оскалился и крепко сжал мою шею.

– За тебя нам дадут гору золота, – с воодушевлением проговорил он. – Корона – это хорошо, но дочь короля… Мы знаем про тебя, Каланта. Не такая уж ты и скрытная, как думаешь. Покрасила золотые волосы в каштановый? Спрятала королевскую метку? Слишком просто, принцесса.

Знали. Они знали, что я его дочь.

Это убьет меня.

Когда я, зажмурившись, смирилась с судьбой и приготовилась к тому, что сейчас все закончится, над головой раздалось яростное рычание.

Я распахнула глаза.

Дракон.

Верхушки деревьев вспыхнули от столпа огня, когда огромная тень заслонила зимнее солнце. Дракон опустился ниже, выпустив поток нещадного пламени, которое могло спалить весь мир. Огненные языки, как живые существа, метались по земле, оставляя после себя лишь густое облако дыма.

Сознание стало медленно мутнеть то ли от страха, то ли от боли. Единственное, что я увидела, – желтые глаза. Желтые змеиные глаза и черная чешуя. Тогда все это показалось мне спасением.

Но так ли это?

Моргнув, я осторожно открыла глаза. Поднялась на локтях и, осмотревшись, поняла, что нахожусь в замке, построенном из черного камня. За окнами простиралась окутанная снегом долина. Ощущение, словно я очутилась в одной из сказок, что мама читала мне перед сном много лет назад – до того как ее убил отец. Потому что она родила меня.

Вдруг в дверном проеме появился незнакомый мужчина.

– Мы можем попросить это человеческое отродье освободить мою спальню?

Что?

– Дарион, как некультурно! – Мимо него пронеслась миниатюрная светловолосая девушка с заостренными ушами, которая тут же стала надо мной хлопотать. Фейри.

Но у незнакомца я не заметила характерных для маленького народца черт внешности. Кем он был?

– Не обращай на него внимания, Каланта, – махнула рукой фейри. – Он уже старый, поэтому такой занудный. Лучше расскажи, как тебе удалось проникнуть в Зимний лес? Он же окружен охранными чарами Легиона!

– Помедленнее, – вновь раздался грубый голос, и тогда, переведя взгляд на мужчину, я кое-что осознала.

Он – тот самый дракон, который спас меня в Зимнем лесу.

Я заметила переливающуюся на его шее чешую, что сверкала, словно звезды на ночном небе. На вид я бы дала ему не больше двадцати пяти лет. Темно-каштановые волосы падали на желтые глаза, которые светились мудростью и… ну, наверное, пренебрежением. Или открытой ненавистью.

Гостеприимства ему не занимать.

– Почему ты спас меня? – спросила я, настороженно прищурившись. – И где… где корона?

Дарион подошел ближе, а фейри, что кружилась вокруг и окутывала меня какой-то целительной магией, мигом выбежала из комнаты. Меня охватило беспокойство, когда я осталась наедине с ним.

Тем, кто пытался уничтожить Эльдору пять лет назад.

– Я знаю, кто ты такая, Каланта. И не нужно мне лгать, – сразу же прервал меня Дарион, когда я открыла рот, чтобы притвориться глупой девчонкой, по случайности заблудившейся в лесу. – Ты дочь Легиона, не так ли?

Я нехотя кивнула. Мужчина долго рассматривал меня, отчего мне стало некомфортно.

– Не буду ходить вокруг да около. На артефакт, который ты украла, наложены сдерживающие чары. Легион заточил в него мою силу, которая может свергнуть его с престола, и только фейри королевской крови способен снять заклятье.

Я нахмурилась, улавливая суть его слов.

– Почему я должна помогать тебе?

– Потому что ты тоже хочешь справедливости. И свободы. Если ты поможешь мне снять чары, я помогу тебе сбежать. Эльдора даже не вспомнит о Каланте Коллуэй, незаконнорожденной дочери короля.

Мысли о помощи дракону казались опасными, но в то же время я понимала, что в одиночку мне не сбежать из королевства. Особенно сейчас, когда на меня открыли охоту.

– Это правда, что пять лет назад ты пытался уничтожить Эльдору? – проницательно спросила я. А что? Терять мне было уже нечего.

Дарион приподнял уголок губ.

– А ты как думаешь?

– Ложь.

– Верно. Король выставил дело так, что я стал злодеем, а он – героем, хотя все было наоборот. Я пытался спасти Эльдору от его гнета, но он воспользовался короной и заточил в нее часть моих сил. Поэтому мне нужно вернуть магию, чтобы покончить с Легионом раз и навсегда.

Я почувствовала, как внутри меня загорается искра надежды и решимости. Возможно, это и есть тот самый шанс, который я так долго искала.

– Хорошо, – сказала я, поднимаясь с кровати и посмотрев в желтые глаза Дариона. – Я помогу тебе. Но после того как мы свергнем отца, ты дашь мне уйти. Без вопросов. Без предложений. Все забудут меня, словно меня никогда не существовало.

Он тихо хмыкнул, и в его глазах сверкнула искра одобрения.

– Никто не вспомнит, кто такая Каланта Коллуэй.

Я знала, что это решение изменит мою судьбу навсегда.

Дарион объяснил, что для возвращения его магии нам нужно будет найти три кристалла, которые Легион изъял из его короны, спрятал в Зимнем лесу и окутал защитными заклинаниями.

Я прыгала с ноги на ногу на опушке, выдыхая воздух на окоченевшие ладони, чтобы не скончаться от холода. Дарион фыркал и закатывал глаза, но все же отдал мне свой теплый плащ, сказав, что не чувствует стужи.

Верила ли я ему? Конечно нет.

– Итак, где находится первый кристалл? – спросила, испытывая легкое волнение.

– В сердце леса – в святилище древних духов Эльдоры.

Мы двинулись по узкой тропе и через час, день, а может, и месяц добрались до поляны, где высилось святилище, перед которым располагался постамент. В его центре находился изумрудный камень, излучающий мягкое свечение. Я подошла ближе и увидела, что на нем выгравированы древние руны.

– Что мне нужно сделать? – нахмурилась, чувствуя волны силы, что пульсировали и проникали в самое сердце.

Хотя я уже поняла: мне надо пройти испытание.

Вдруг, как по команде, из камня вырвался поток света, и передо мной возникло видение – образ короля Легиона, окруженного тьмой. Отец презрительно смеялся, и на короткое мгновение, увидев его исполненный гнева взгляд, я сжалась. Словно опять стала маленькой девочкой, которую никто никогда не принимал.

– Думаешь, сможешь меня остановить? – выплюнул он со всей ненавистью, от которой даже Дарион сузил глаза. – Ты ничто, Каланта. Я не люблю тебя и никогда не любил. Когда решу, что ты больше мне не нужна, избавлюсь от тебя. Твоя храбрость и мечты о свободе никогда не станут реальностью.

Он продолжал плеваться в меня едкими, злыми, уродливыми словами, и перед глазами вспыхивали сцены из моего детства. Как мама пыталась прокормить нас, пока мы жили в небольшом сарае. Как меня нашли и избили дворовые мальчишки, потому что знали, кто я такая.

Как маму забрали – навсегда.

Однако несмотря на ужас, что я заново переживала, и слезы, стекающие по замерзшим щекам, мне удалось посмотреть в глаза отцу и произнести:

– Я прощаю тебя.

Конечно, это далось мне с трудом, но я знала, что испытание задумано не просто так. Артефакт должен увидеть мои чистые помыслы, а не злость и коварство, которыми отличался народ фейри.

Свет вокруг вспыхнул – и образ короля исчез.

– Мы сделали это, – выдохнула я, прикасаясь к кристаллу.

– Ты сделала это. – Дарион посмотрел на меня с гордостью, которая заставила грудь сжаться.

Черт возьми, что за реакция?

– Не будем останавливаться. Второе испытание должно быть тяжелее, и до него дольше добираться. Пойдем, пока не стемнело.

Когда мы достигли подножия горы, сам лес будто начал нас приостанавливать. Только сейчас я заметила, насколько он был безжизненным: в воздухе витал запах морозной свежести, смешанный с легким ароматом хвои, но все казалось тусклым и угнетающим. Тени сгущались, а звуки вокруг становились более зловещими.

Вдруг из-за массивных валунов выскочила стая хищных зверей, напоминающих волков, с острыми зубами и алыми глазами, наполненными голодом.

– Я возьму их на себя, а ты постарайся добраться до кристалла, – сказал Дарион, превратившись в дракона.

Я отшатнулась, когда меня окатил поток ветра от взмаха громоздких крыльев.

Он взмыл в воздух, выпуская столп огня. Хищники, привлеченные громоподобным ревом, бросились за драконом. Я воспользовалась моментом и побежала к пещере, где, по слухам, и находился второй кристалл.

Внутри царила полутьма, лишь артефакт испускал едва заметное оранжевое свечение. Я подошла ближе к стене, в которую его вмуровали, как вдруг почувствовала: что-то мешает мне двинуться дальше.

– Охранное заклинание, – пробормотала себе под нос, осмотревшись.

Сделав шаг, я услышала раздавшийся в темноте свист. Внезапно из стен пещеры вырвались острые кинжалы, которые одновременно устремились в мою сторону. Я едва успела увернуться, когда один из них пронесся мимо, чуть не оставив меня без уха.

Думай, думай, думай.

Первое, что мне нужно было сделать, – обмануть магию. Я бросила небольшой камень в самый темный угол пещеры: как я того ожидала, несколько кинжалов мгновенно устремились к источнику звука. Это дало мне пару драгоценных секунд, чтобы продвинуться вперед.

Я продолжала подступать к артефакту, уклоняясь от летящих лезвий, но вскоре заметила, что на стенах появляются новые кристаллы, часть из которых светится ярче остальных.

Либо меня пытались запутать, либо они могли помочь мне пройти испытание.

Я направилась к ближайшему кристаллу, который перемигивался оранжевым цветом. Перехватив в воздухе летящий кинжал, вонзила его в камень. Он вспыхнул, после чего вокруг меня появилась защитная стена. Кинжалы, ринувшиеся в мою сторону, ударялись о невидимую преграду и с гулким стуком падали на каменный пол.

И с каждым разбитым кристаллом я чувствовала, как неведомая сила внутри меня возрастает.

Наконец я достигла самого ценного кристалла, который искала, – того, что раньше принадлежал Дариону. Потянувшись к клубящейся в глубине силе, я вскинула руки и призвала магию. Раньше она спала, а теперь расцветала с каждым пройденным испытанием. В этот момент пещера наполнилась ярким сиянием, и кинжалы, которые все еще пытались меня убить, окончательно испарились.

Дарион ждал меня снаружи. Я бросила ему в руки второй кристалл и откинула с лица каштановые волосы.

– Будешь должен.

Третий артефакт находился во дворце короля Легиона. Нас ждало самое опасное испытание.

Мы с Дарионом пробрались внутрь и вскоре оказались в тронном зале, где король, окруженный стражами, взирал на нас с ненавистью во взгляде.

– Вот мы и встретились, отец, – прошептала я хриплым от эмоций голосом.

– Ты не сможешь меня остановить, – прошипел он, поднимая руку.

В тот же миг Дарион перевоплотился, разнес своим огромным телом половину дворца и выпустил поток огня, который заставил стражей отступить.

Однако битва с Легионом была только моей.

Я воспользовалась моментом и бросилась к королю, ведь последний кристалл, темно-фиолетовый, находился рядом с ним – в его короне, что покоилась на мягкой подушке. Собравшись с силами, выпустила поток сокрушительной магии.

И еще раз, еще раз, еще раз.

Король был силен, но я чувствовала, как его уверенность с каждой секундой ослабевает. Он отразил мою атаку, однако я уже приготовилась к следующему шагу. Прыгнула вбок, уворачиваясь от магических стрел, и метнула в него десяток пылающих кинжалов. Те ударили в Легиона с такой мощью, что он отшатнулся, но быстро восстановил равновесие.

Я знала, что нужно действовать быстро, поэтому стремительно приблизилась к трону, около которого сверкала корона – символ власти, но и моей свободы. Свободы всего народа фейри.

Время словно замедлилось. Легион попытался вызвать защитное заклинание, однако я оказалась быстрее. Резко ударила его силой света в грудь, и он отлетел назад, впечатавшись в трон. Я тут же схватила корону и ощутила, как магия артефакта проникает в меня, наполняя неимоверной энергией.

Вдруг мощный поток света вырвался из короны – и Дарион взревел, выпустив в небо столп огня. К нему начала возвращаться магия. Легион, осознав, что его власть рушится, попытался остановить нас, но было слишком поздно.

– Это конец для тебя, отец, – выдохнула я.

Мы одержали победу – и магия Дариона была полностью восстановлена. Он, теперь свободный от оков, перевоплотился в человека и посмотрел на меня с благодарностью во взгляде.

– Спасибо, Каланта. – И с этими словами он покинул замок вместе со мной.

А на следующее утро никто и не вспомнил, кто такая Каланта Коллуэй, потому что я бесследно исчезла. Как мы и договаривались. Даже несмотря на то, что после этого мое сердце долгие годы тянулось обратно в Зимний лес.

Красный колпак

Анна Щучкина

Воздух в доме, густой и сладкий, пропитался ароматами корицы, имбирного печенья и свежей хвои, словно само Рождество решило укрыться здесь, на окраине Гленвуда, спасаясь от кусачего ветра. Разноцветные огоньки гирлянды, обвившей пушистую ель в углу гостиной, отбрасывали танцующие блики на стены, на потолок, на лица смеющихся детей.

– Мам, смотри! Джейк опять съел звездочку с моего пряничного домика! – звонкий голос малышки Эшли прорвался сквозь рождественские гимны, тихо игравшие из старого радиоприемника.

– Я не ел! Она сама упала! – возмутился восьмилетний Джейк, не подозревающий, что его щека испачкана сахарной пудрой.

Лора заставила себя улыбнуться.

– Джейк, оставь домик сестры в покое. И вытри лицо, маленький воришка. – Она подошла и легонько провела ладонью по щеке сына, смахивая улики.

Этот жест обжег пальцы, напомнив о тепле, которое навсегда покинуло их дом.

Лора отвернулась к окну. Огоньки гирлянды отражались в стекле мириадами крошечных дрожащих искр. Снаружи падал снег – густой, безмолвный, погребающий под собой мир. «Погребающий прошлое», – подумала она с горечью. Если бы это было так просто.

Телефон на кухонном столе тихонько завибрировал. Подруга Сара.

Лора быстро глянула на детей, увлеченно споривших, чья очередь вешать на елку самый блестящий шар, и ответила шепотом:

– Да?.. Да, все нормально… Пытаюсь создать им праздник, ты же знаешь… Нет, тишина. Словно его и не было никогда. И слава богу, наверное… Спасибо, Сара. И тебя с наступающим. – Лора прервала звонок, чувствуя, как к горлу подступает ком.

Идеальная елка, купленная по акции, гордо возвышалась посреди гостиной и подчеркивала беспорядок вокруг. Стопка неразобранных коробок в углу (вещи Дэна, которые он так и не забрал), плед, небрежно брошенный на диван, легкая пыль на книжной полке. Символы новой жизни, которую Лора строила на обломках старой, пытаясь склеить разбитые части ради Эшли и Джейка.

Но трещины оставались. Они змеились под блестящей поверхностью праздника, тонкие, как паутина, но готовые в любой момент разойтись, обнажая зияющую пустоту. Лора глубоко вздохнула, втягивая пряный воздух, и снова натянула улыбку. Дети не должны видеть эти трещины. Сегодня – нет. Сегодня будет сказка. Даже если сказки – это ложь.

Номера в «Путеводной звезде» пахли въевшимся табаком, дешевым средством от тараканов и безысходностью. Неоновая вывеска за окном отбрасывала на стены пульсирующие красные блики. Дэн сидел на продавленном матрасе, окруженный бутылками из-под бурбона, как тонущий корабль – обломками. Жидкость жгла глотку, не грела. Холод шел изнутри, из той дыры, что осталась на месте его жизни.

На липком столике лежала горсть смятых фотографий. Глянцевые насмешки. Лора на пикнике, прищурившаяся от смеха. Эшли с двумя косичками, сидящая у Дэна на плечах. Джейк, гордо демонстрирующий первую пойманную рыбу. Дэн смотрел на них, и желчь подступала к горлу. Счастье. Фальшивое, краденое счастье, которое у него отняли. Словно он был лишней деталью в их идеальном мирке.

С улицы доносились приглушенные звуки – где-то играла рождественская мелодия, кто-то весело смеялся. Этот беззаботный шум праздника, который тек мимо окон, как грязная река, вызывал приступы слепой ярости. Они там, празднуют. Радуются его отсутствию.

Дэн сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

Его взгляд упал на старый холщовый мешок, лежащий среди прочего скарба. Что-то тускло-красное выглядывало из дыры. Дэн подошел, спотыкаясь, пнул мешок. На грязный ковер вывалился костюм Санта-Клауса – потертый красный плюш, свалявшийся белый мех. Тот самый. Год назад Дэн был в нем богом для своих детей. А теперь…

И тут в разжиженном алкоголем мозгу мелькнула мысль. Уродливая, кривая, но настойчивая. Они ждут Санту? Они получат Санту. Он придет на их праздник. Он и есть их праздник. Он принесет им не подарки, а правду. Боль. Расплату. Он наденет маску веселья, чтобы сорвать их собственные.

Дэн подошел к заляпанному зеркалу над раковиной. Кое-как натянул красные штаны, пахнущие пылью и нафталином. Надел куртку, застегнул пояс с облезлой пряжкой. Приладил бороду, колкую и неприятную. И взглянул себе в глаза.

Из мутного стекла на него смотрел не Дэн Миллер, сломленный разведенный мужчина. На него смотрел кто-то другой. Ряженый кошмар. Губы под искусственными усами растянулись в предвкушающей усмешке. Глаза горели холодным нечеловеческим огнем. Маска приросла. Настоящий праздник вот-вот начнется.

– Мам, ну когда уже подарки? – Джейк нетерпеливо ерзал под елкой и косился на аккуратные свертки.

Эшли, прижав к себе плюшевого оленя, кивала с серьезным видом. Ожидание звенело в воздухе, смешиваясь с треском поленьев в камине.

Тишину разорвал стук в дверь. Не робкий, не дружеский – настойчивый, требовательный. Лора вздрогнула, сердце ухнуло вниз. Она никого не ждала. Сара уехала к родителям, соседи были на службе в церкви. Тревога ледяной змейкой скользнула по спине.

– Санта! – взвизгнула Эшли, вскакивая на ноги.

Джейк тоже оживился, забыв про подарки.

Лора медленно направилась к двери. Пальцы дрожали. Глубокий вдох. Ради детей.

Лора распахнула дверь, и ветер ворвался в теплый дом, принеся с собой запах мокрого снега и…

На пороге стоял Санта-Клаус. Вернее, его жуткое подобие. Красный костюм был помят, местами заляпан чем-то темным – грязью или… Лора не хотела думать, чем еще. Наряд великоват в плечах, но тесноват в талии. Белая борода сидела плохо, открывая знакомый волевой подбородок. Черты лица исказились, словно отражение в кривом зеркале. И глаза. Боже, его глаза. Лора слишком хорошо знала этот блеск.

– С-санта? – выдохнула Эшли, отступая на шаг за спину Джейка.

– Хо-хо-хо! – громыхнул Дэн. Смех получился сухим, лающим, лишенным всякого веселья. – Не ждали старика? А я вот пришел… проведать свою… семью. – Последнее слово он выплюнул как ругательство.

Холод охватил Лору, сковывая конечности. Но она видела испуг в глазах Джейка, растерянность Эшли. Она не могла показать свой страх.

– Дэн? Что ты… Зачем ты так?

– Это же Санта, мам, – шепнул Джейк, но в его голосе уже не было прежней радости, только недоумение.

– Конечно Санта, милый. – Лора не без труда улыбнулась детям, а потом повернулась к Дэну. – Что ж… раз уж ты здесь… проходи.

Она впустила его, чувствуя, как вместе с ним в дом проникает леденящий ужас. Дверь захлопнулась с глухим стуком, отрезая путь к отступлению. Праздник только что принял очень, очень плохой оборот.

Дэн прошаркал в гостиную, оставляя на ковре мокрые, грязные следы. Опустился на диван со вздохом, от которого задрожали пружины. Дети замерли у елки, наблюдая за Дэном с опаской. Тишина повисла в воздухе, нарушаемая лишь треском огня и прерывистым вздохом.

– Ну что, ребятня. – Он попытался изобразить добродушный бас Санты. – Хорошо себя вели в этом году? Слушались… маму? – Его взгляд впился в Лору, тяжелый и маслянистый.

– Да… – неуверенно пролепетала Эшли, прячась за брата.

– Джейк? А ты? Небось опять нахватал плохих оценок? – Дэн хлопнул себя по колену. – Санта все знает! Даже то, что твоя мама… предпочитает проводить Рождество в другой компании.

– Дэн, прекрати, – прошипела Лора.

– Что такое? Не нравится правда? – Он наклонился вперед, его пальцы нервно теребили фальшивую бороду. Затем он резко повернулся к Джейку. – Иди сюда, парень! Дай-ка Санта тебя обнимет!

Он схватил Джейка за плечо, притягивая к себе. Мальчик пискнул.

– Пап… то есть Санта… больно…

Дэн разжал руку, но окинул сына долгим, нечитаемым взглядом, от которого у Лоры все внутри съежилось. Потом он посмотрел на каминную полку, где стояла их любимая фотография – Эшли и Джейк смеются, обнимая щенка, которого Дэн так и не разрешил завести. Рядом – хрупкая фарфоровая балерина в стеклянном колпаке, память о бабушке Лоры.

Дэн поднялся, покачиваясь.

– У вас тут… уютно. – Он провел рукой по полке, задев стеклянный колпак. Балерина полетела на пол и разлетелась на сотни сверкающих осколков. – Ой! – воскликнул Дэн. В глазах мелькнуло злорадное удовлетворение. – Вот же… неуклюжий старик.

– Все, Дэн. Уходи. – Голос Лоры звенел от сдерживаемой ярости и страха. – Праздник окончен. Убирайся.

Дэн медленно повернулся. Маска Санты сползла, обнажая перекошенное злобой лицо.

– Окончен? – прорычал он, уже не пытаясь играть. – Нет, Лора. Он только начинается. Я никуда не уйду. Это мой дом. Мои дети. И мой праздник.

Напряжение в комнате стало почти осязаемым, густым, как предгрозовой воздух. Лора почувствовала, как теряет связь с реальностью. Мерцающие огни гирлянды на елке расфокусировались, превратившись в размытые пятна света, и сквозь треск поленьев в камине прорвался другой звук – детский смех, звонкий и беззаботный.

Другое Рождество. Джейк и Эшли, совсем маленькие, в одинаковых пижамах с оленями, разрывают подарочную упаковку, визжа от восторга. Воздух наполнен запахом хвои и мандаринов. Дэн сидит рядом, его рука лежит на плече Лоры – теплая, надежная. Он улыбается той самой улыбкой, которая когда-то заставила ее влюбиться. Наклоняется, шепчет на ухо: «Счастливого Рождества, дорогая». Его горячее дыхание на ее коже…

Лора вздрогнула. Прикосновение было почти физическим и обожгло ее холодом настоящего. Перед ней стоял не тот Дэн.

Этот был чужим, страшным. Монстром в красном костюме.

– Что уставилась? – прорычал он, делая шаг к ней. – Узнать не можешь? Или вспоминаешь, как вышвырнула меня?

И снова вспышка. Другая.

Дэн сидит за кухонным столом, уронив голову на руки. Это было несколько месяцев назад, после очередного скандала. Его плечи дрожат. Он выглядит потерянным, разбитым.

– Я не знаю, как это исправить, Лора, – шепчет он. – Я чувствую, как все рушится… как я сам рушусь.

В тот момент она почти пожалела его, увидела не агрессора, а сломленного человека. Но обида была сильнее.

Это воспоминание ударило ее с новой силой. Лора видела тогда трещину, его слабость. И не помогла. Оттолкнула. Усугубила. Было ли это началом его падения в бездну, в которой он барахтался сейчас?

Видения накатывали волнами, яркие, навязчивые. Призрачный запах кофе и утренних тостов из прошлого смешивался с потным душком. Тени от огня в камине складывались в знакомые силуэты – их семья, целая, счастливая. Миражи, дразнящие и мучительные.

Но сквозь боль прорастало и другое чувство – яростная, отчаянная решимость. Это – то, что он пытался уничтожить. Это – то, что она должна защитить. Ее дети. Остатки ее мира. Пусть прошлое и стало призраком, но оно напоминало ей, за что стоит бороться насмерть. Она смотрела на Дэна, на чудовище, которым он стал, и понимала – она не позволит ему забрать и будущее.

– Уходи, Дэн, – повторила Лора. – Ты пугаешь детей. Ты пугаешь меня. Это больше не твой дом.

Он смотрел на нее, тяжело дыша, грудь под красным плюшем вздымалась и опадала. Пьяный взгляд метнулся к детям, застывшим у елки. Эшли всхлипнула.

– Ты… ты не настоящий Санта… ты злой… – прошептала она, и слезы покатились по ее щекам.

Этот тихий детский плач, это робкое обвинение стало последней искрой. Внутри Дэна словно лопнула туго натянутая струна. Он издал низкий, гортанный рык, больше похожий на звериный, чем на человеческий. Одним резким движением сорвал с головы красный колпак, швырнув на пол. Затем вцепился пальцами в фальшивую бороду и оторвал ее, обнажая перекошенное, неузнаваемое лицо, багровое от гнева. Белая опушка на рукаве куртки затрещала, когда Дэн сжал кулаки.

– Злой?! – взревел он. – Я покажу вам, что такое зло! – Он ринулся вперед.

Не к детям. К Лоре. Он не ударил – толкнул со всей силы.

Лора не удержалась на ногах, полетела назад, приложившись плечом о дверной косяк. Боль пронзила руку, вышибая воздух из легких. Лора упала на пол, рядом с осколками фарфоровой балерины, которые впились в ладонь.

Эшли закричала – тонко, пронзительно. Джейк замер на мгновение, а потом бросился к матери, пытаясь загородить ее собой. Дэн бешено вращал глазами, в которых отражались праздничные огоньки. Тепло и уют испарились без следа, сменившись липким, удушающим ужасом.

Время сжалось в тугой звенящий узел. Секунды растягивались в вечность, пока Лора, задыхаясь от боли в плече и страха, пыталась подняться с пола. Осколки фарфора впивались в ладонь, на ковре оставались крошечные алые капли. Эшли визжала, прижавшись к стене, а Джейк, бледный, но решительный, встал между Лорой и Дэном.

– Не трогай ее!

Лицо Дэна исказилось в гримасе, лишенной всего человеческого. Он больше не был мужем и отцом. Он стал воплощением ярости, темным духом Рождества, пришедшим не дарить, а отнимать. Жутким Крампусом[1], явившимся забрать непослушных.

– Джейк, Эшли, бегите! Наверх! В ванную! Запритесь! – крикнула Лора, поднимаясь на ноги. Она схватила чугунную кочергу, стоявшую у камина.

Холодный металл обжег ладонь, смешиваясь с кровью.

Дети, спотыкаясь, бросились к лестнице. Дэн метнулся за ними, но Лора шагнула ему наперерез, выставив кочергу.

– Оставь их, Дэн!

Он отшвырнул ее руку с такой силой, что кочерга ударилась о стену. Лора отлетела к елке. Хрупкие стеклянные шары посыпались на пол, разбиваясь с мелодичным звоном. Лора услышала, как дети добежали до верха лестницы, как хлопнула дверь ванной, как щелкнул замок. Маленькая передышка.

Дэн медленно повернулся. Ухмылка кривила его губы.

– Теперь ты, Лора. Проблема всегда была в тебе. – Он начал наступать.

Осколки елочных игрушек хрустели под его подошвами.

Лора пятилась. Дом, ее убежище, стал смертельной ловушкой. Знакомые стены давили, тени плясали на обоях, превращаясь в уродливые фигуры. Дэн сорвал одну из гирлянд, провода заискрили. Он держал ее в руке, как светящийся кнут.

Лора вбежала в кухню в поисках спасения. Нож? Слишком близко. Сковорода? Слишком неуклюже. Дэн вошел следом, загораживая выход.

Внезапно перед глазами Лоры вспыхнуло воспоминание.

Лето, игра в прятки во дворе. Она сидит за старой бочкой для дождевой воды, смеясь вместе с детьми. Безопасное, укромное место.

В кухне не было бочки, но имелась кладовка под лестницей. Темная, забитая старым хламом.

Пока Дэн осматривался, словно хищник, Лора метнулась к неприметной двери кладовки, рванула ручку. Та поддалась не сразу, петли заскрипели. Лора шмыгнула внутрь, в темноту, пахнущую пылью и старым деревом, и захлопнула дверь, прижавшись к ней спиной. Сердце бешено колотилось о ребра.

Снаружи раздался тяжелый удар. Потом еще. Дверь затрещала. Лора зажмурилась, молясь всем святым, в которых никогда не верила. Она хотела лишь одного – спасти детей. Не отомстить, а выжить. Она нащупала в темноте что-то твердое – старый молоток, забытый здесь после ремонта. Пальцы крепко сжали рукоятку. Дверь стонала под ударами. Скоро она не выдержит.

Дерево разлетелось в щепки с оглушительным треском. Дэн стоял в проеме, силуэт чернел на фоне тусклого света из кухни. Пыль висела в воздухе. Лора крепче сжала рукоятку молотка, костяшки пальцев побелели. Отступать было некуда.

Дэн шагнул внутрь тесного пространства. Дрожащей рукой Лора подняла молоток.

– Дэн… – прошептала она. – Вспомни… вспомни Эшли… как ты держал ее на руках в первый раз… Ты плакал тогда. Помнишь? – Она ухватилась за одно из тех болезненных, ярких видений как за спасительную соломинку.

Пыталась найти в безумном монстре хоть искру того человека, которого когда-то любила.

Он замер на мгновение. В его глазах что-то мелькнуло – не узнавание, скорее недоумение, словно она говорила на незнакомом языке. А потом лицо Дэна снова исказилось гримасой чистой ненависти.

– Это все из-за тебя! – прорычал он. – Ты все разрушила! Отняла у меня детей! Мою жизнь! Ты за это заплатишь! – Он метнулся вперед, с легкостью отбрасывая молоток в сторону.

Красные руки сомкнулись на горле Лоры. Она захрипела, отчаянно царапаясь, пытаясь вырваться. Мир сузился до перекошенного лица Дэна, запаха пота и алкоголя. Она задыхалась.

Ее рука метнулась в сторону, нащупывая что-то на заваленной полке. Пальцы наткнулись на холодный металл. Тяжелый рождественский подсвечник из латуни, который они купили на ярмарке в их первую годовщину. Лора схватила его и что было сил ударила Дэна по виску.

Раздался глухой, влажный звук. Хватка на ее горле ослабла. Дэн отшатнулся, прижимая руку к голове. Из-под его пальцев потекла темная струйка крови. Он посмотрел на нее с удивлением, словно не понимая, что произошло. А потом его глаза снова затуманились яростью.

Он сделал шаг, но ноги подкосились. Дэн зашатался, хватаясь за воздух, и рухнул на пол кладовки, увлекая за собой старый плед и коробку с разбитыми елочными игрушками. Он лежал неподвижно, раскинув руки, в своем нелепом окровавленном костюме Санты. Вокруг него рассыпались блестящие осколки – красные, золотые, зеленые.

Лора стояла над ним, прижимая руку к саднящему горлу. Подсвечник выпал из ее ослабевших пальцев. Тишина оглушала, нарушаемая лишь рваными вдохами Лоры и тихим плачем детей, доносившимся сверху.

Синий свет полицейских мигалок резал глаза, заливая разгромленную гостиную мертвенным сиянием. Воздух был тяжелым от запаха крови, пыли и хвои. Елка лежала на боку, как поверженный идол, ее огоньки погасли, ветви спутались, украшения разбились.

Лора сидела на уцелевшем стуле, завернутая в колючий полицейский плед. Она смотрела на окровавленный плюшевый бант на одном из подарков под елкой, но ничего не чувствовала.

Из ванной комнаты, под присмотром женщины-офицера, спустились Джейк и Эшли. Лица детей были бледными, глаза – огромными от пережитого ужаса. Лора медленно поднялась, шагнула к ним и крепко обняла, прижимая к себе так, словно боялась, что и они могут исчезнуть. Она уткнулась лицом в волосы Джейка, вдыхая знакомый запах.

За окном медленно светало. Снег падал тихо и безмятежно, укрывая город белым одеялом. В соседних домах зажигались огни, люди готовились встречать Рождество, не подозревая о трагедии, разыгравшейся в доме на окраине Гленвуда. Праздник продолжался. Лора знала, что для ее детей он уже никогда не будет прежним, но сейчас, обнимая их, чувствовала крошечную, отчаянную искорку тепла. Надежду. Не на забвение, но на исцеление. На будущее, которое она вырвала из окровавленных рук прошлого.

Больше не холодно

Саша Гран

На дворе стояла темная непроглядная ночь. В стенающих завываниях вьюги не было слышно ни единой живой души. Казалось, что в темноте зимнего леса даже птицы покинули свое пристанище.

Голые деревья, изогнутые в причудливых формах, оказались беспощадно атакованы недавним бураном: стволы согнулись и покрылись плотным снежным слоем, и теперь издали они были похожи на людей, застывших в вечном льду.

Морозный воздух выворачивал наизнанку. В такую погоду люди ни за что не вышли бы на улицу.

И все же посреди деревьев, медленно пробираясь по глубокому снегу, шла одинокая девушка. Ее шаги были неуверенными, неуклюжими: она всячески старалась избежать падения, ведь понимала, что в таком случае больше не сможет подняться.

Алые губы дрожали и с силой глотали ледяной воздух. Было невероятно больно и тяжело: ей казалось, что она замерзает изнутри, и так хотелось почувствовать тепло.

Но она больше не могла почувствовать его. Не теперь.

И вот несчастная душа запнулась и упала в сугроб, исчезнув в снегу. Девушка начала истошно барахтаться и тянуться вверх, пытаться ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы выбраться. Воздуха не хватало, но она отчаянно продолжала бороться за свою жизнь.

Невероятными усилиями ей удалось схватиться за ветку. Она вынырнула из ловушки, но поняла, что ей стало холоднее. Взявшись рукой за растрепавшуюся косу, она догадалась, что потеряла в сугробе свой теплый платок.

– Ха… ха… – Юная девица не могла отдышаться и продолжала жадно глотать воздух. Да, он все еще был ледяным и остро колол горло, но уж лучше так, чем задохнуться вовсе.

Переведя дух, она снова обернулась к углублению в сугробе, из которого только что выбралась. Искать платок было дело опасным: вряд ли у нее получится выбраться еще раз.

Не найдя решения лучше, она схватилась за края шали, которая покоилась на ее плечах, развязала узел и накинула ее на голову, а затем продолжила свой путь.

Куда она шла? Она и сама не знала. Куда-то, где будет ее место, как она подозревала.

Позади осталась маленькая деревенька, в которой она родилась и жила до сих пор. Остались друзья, соседи, знакомые. Но более там ее никто не ждал. Никто не искал, не пытался остановить тех, кто бросил ее в этом лесу одну.

Стоять на месте означало принять смерть покорно. Но она не хотела этого, поэтому устремилась вглубь. Лучше двигаться и искать пристанище, чем позволить холоду забрать ее.

Снег под ногами громко хрустел и переливался в свете яркой голубой луны. Девица в страхе оглядывалась по сторонам, опасаясь, как бы лесной зверь не услышал ее и не пришел полакомиться.

Хотя она даже не знала, чего бояться больше: зверья… или же лесного духа, о котором травили байки жители деревни?

Одни говорили, что он заманивает людей своими речами и пожирает их плоть. Другие же твердили, что он забирает несчастных путников в свою обитель, чтобы их души вечно служили ему.

В общем-то, для обычного человека любой исход стал бы концом.

Но девушка не знала, что будет лучше: умереть от рук лесного духа или же почить от холода в лесу, оставшись одной в целом мире.

Слезы стеклянными каплями начали скатываться по ее щекам. Она старательно вытирала их и молила саму себя держаться, иначе беспощадный мороз заморозит их и станет лишь хуже.

Но мысли так и лезли к ней в голову. Воспоминания давили на израненное сердце, вынуждали ее рыдать над своей судьбой. Рыдать над своей беспомощностью.

Она вышла на большую поляну. Когда-то она вместе с отцом собирала тут ягоды знойным летом, а в детстве с друзьями бегала и играла в прятки, то и дело весело выкрикивая: «Я тут! Я тут!»

Теперь же при взгляде на знакомое место она уже не могла сдерживаться.

– Я тут… я тут… папа… папочка… пожалуйста, вернись… я тут… кто-нибудь… – Она упала на колени, обессилев, и лишь сильнее вжалась в края шали, желая согреться.

Слезы лились по ее щекам, обжигая кожу, застывая и превращаясь в кристаллики.

– Я тут…

Впереди послышался хруст снега. Девица уже не могла поднять голову, но мысль посетила ее сразу: «Зверь. Или лесной дух».

Бежать некуда, да и сил нет. Посреди заснеженного темного леса не было ни души, которая могла помочь ей.

Звук шагов стих рядом с ней, и некто закрыл свет луны своей спиной. Послышался тяжелый выдох, а затем что-то оказалось воткнуто в сугроб рядом.

– И что это тут у нас?

Голос был мужским, и на секунду девица была сбита с толку. Она нашла в себе силы поднять голову, и увиденное ошарашило ее еще сильнее.

Напротив нее стоял молодой мужчина, который был похож скорее на ледяную статую, чем на живого человека: его лицо и волосы были белее снега, а голубые, как кристально чистый родник, глаза с холодом смотрели на нее.

Она никогда не видела никого красивее, и сразу поняла: перед ней тот самый лесной дух.

Он вопросительно наклонил голову, рассматривая ее.

– Хм… девица… разве родители не говорили тебе, что гулять одной по лесу зимой опасно?

Она сразу же вспомнила отца, и слезы потекли с новой силой.

– П-простите… я н-не х-хотела… – Вот и все, что она смогла выдавить из себя. Она тряслась настолько сильно, что слова буквально прыгали во рту.

Мужчина внимательно посмотрел на нее.

– Девица, тебе холодно? – спросил он, улыбнувшись.

– …Н-нет… м-мне не х-х-холодно…

Они оба знали, что она бесстыже врет, но признать его правоту она не смела: уж что поделать, но она была воспитана так, чтобы всегда терпеть и не жаловаться.

«Все в порядке» было ее обычным ответом, даже если лицо украшали следы от ударов.

Мужчина нахмурился.

Рука потянулась к посоху, который он оставил рядом, и сжала его.

– Уверена? Тебе точно не холодно?

Он не мог не видеть, как дрожит эта маленькая душа перед ним, как сильно покраснели ее щеки и нос, а слезы стали ровными ледяными полосами.

Но она лишь покрутила головой, вынуждая духа нахмуриться еще сильнее.

Он присел перед ней на колено и резко сдернул шаль с ее головы.

– Подними голову.

Девица сжалась еще сильнее, потупив взгляд.

Тогда он, особо не церемонясь, схватил ее за подбородок и насильно приподнял голову девицы, рассматривая ее.

– Ты же…

По его взгляду ей показалось, что он узнал ее. Она замерла, не зная, что последует дальше, но сердце наполнилось сомнениями и страхом.

Его глаза пугали ее. Пугали сильнее, чем смерть. Она боялась его. Внизу живота начало ныть, а внутренний голос кричал: «Беги! Беги от него быстрее!»

Однако бежать было некуда. Она оказалась во власти зимы и этого мужчины. Силы уже покинули ее.

Но выражение его лица резко изменилось. Отрешенное и спокойное состояние сменилось гневом. Казалось, что стоит ему приложить немного больше силы, и он сломает ее челюсть своей рукой.

– П-прошу… отп-п-пустите м-м-меня… – прошептала она с ужасом.

– Кто? Кто бросил тебя в лесу? Кто решил избавиться от тебя? – спросил он.

От звука его голоса по ее спине пробежали мурашки, и девица замерла, как маленький олененок, не решаясь даже пошевелиться.

Его голос исказился. Стал более чудовищным, более ледяным, похожим на рычание.

– Я-я-я-я… с-с-сама с-с-сюда п-п-пришла…

Он тут же отшвырнул девушку и стукнул посохом по снегу. Снежный покров пришел в движение, закручиваясь в потоке ветра и превращая поляну в эпицентр бурана.

– Не смей лгать мне! Не холодно тебе, да?! – усмехнулся он. – Тогда, может, сейчас станет холодно! Давай же! Признай! Признай, что тебе холодно! Признайся, кто оставил тебя здесь?! Кто решил насмехаться надо мной?!

С каждым мгновением ветер завывал еще злее. Девица попыталась уползти подальше, попыталась спрятаться, но все было без толку: она оставалась под зорким взглядом духа, который бы точно ее не отпустил.

Силы начали угасать еще быстрее. Она чувствовала, что ей больше не холодно. Девица упала лицом в снег, но краем глаза видела, что дух шагнул к ней. Кажется, его гнев отступил, стоило ему понять, что его угроза не сработала: буран рассеялся, а он вновь оказался рядом с ней.

Дух молча уставился на нее, а затем вздохнул:

– Почему? Разве так сложно признать это? Почему ты продолжаешь противиться? Разве… ты не хочешь отмстить за себя?

Она не ответила – попросту не осталось сил. Спрятав посох за спину, он нагнулся и поднял обессиленное тело на руки, а затем ушел прочь с поляны, унося девицу с собой…

В одном из деревенских домов еще горел свет. В большой теплой комнате за деревянным столом сидели две хихикающие женщины.

Одна была пожилой, но энергичной, с хитрой усмешкой на дряблых губах. Ее глаза в мерцании лампы недобро искрились, пока она наливала чай.

Другая была молоденькой девушкой. Пухлые красные щеки вздрагивали от смеха, изо рта выпадали крошки хлеба. Одежда ее была праздничной и даже, можно сказать, парадной, но выглядела на ней нелепо.

– Мамочка, как же ты ловко это провернула! И ведь никто не пошел ее искать! Видимо, девка совсем никому не нужна, ха-ха-ха!

– А ты как думала?! Я, и не выживу ее отсюда? Ха! – Мать так громко стукнула кулаком по столу, что даже чашка опрокинулась. – Не на ту напали! Всю жизнь я так и выживала! Найдешь какого-нибудь вдовца, приглянешься ему, войдешь в его дом, а там уже и возьмешь все в свои руки! Опыта-то у меня много! А если у вдовца есть прицеп… ну что ж, в лес его, да и пусть подыхает там!

– Ого, мамочка, а ты уже кого-то отправляла в лес? – удивилась дочь.

– Конечно! Лет тридцать назад где-то! Сыночка самого первого своего мужа-то я так и бросила в лесу! Сгинул, и никто его не нашел!

Пока мать распылялась в похвальбе своей находчивости и смекалке, дочь заметила, что буран на улице усилился: кажется, даже мороз быстрее охватил окна дома, словно пытался запереть этих двоих от всего мира.

– Ну и погодка! Поди померла уже девчонка от холода! – ликовала мать.

Внезапно лампа погасла, и они остались одни в кромешной тьме. Обе женщины замерли, удивленно уставившись на стол.

– Чего это? Сквозняк, что ли? – Мать усмехнулась, вот только в голосе чувствовалось напряжение. – Надо снова зажечь.

Когда она собиралась встать, они обе услышали странный шум на крыше и замерли. Дочь вжалась в стул, испугавшись страшных звуков.

– М-м-мамочка, ч-ч-что там? – спросила она дрожащим голосом.

– Поди птицы назойливые! Ну-ка, убирайтесь! – Мать нащупала в темноте метлу и начала стучать по деревянным брусьям.

Но только больше они ничего не услышали сверху.

А вот за дверью послышался пронзительный крик. От испуга дочь уронила чашку, и та с громким треском разбилась.

– Мама, что это?!

Женщина вцепилась со всей силы в метлу. Она чувствовала, как трясутся ее колени.

– В-все в порядке, доченька… наверное, это просто завывания ветра, ха-ха.

Однако в следующее мгновение раздался другой крик, женский. А следом начался настоящий хаос.

Множество голосов наперебой начало выть, кричать от страха и звать на помощь. Стенания, рыдания, жуткие звуки были настолько сильными, что дочь упала со стула и забралась под стол, схватившись за голову.

– М-м-мама! Ч-ч-что это?! Мне страшно!

Мать бросилась к окну и попыталась разглядеть, что происходило снаружи. Через оледеневшие окна и пургу она увидела вспышки синего света и мельтешившие черные силуэты: люди в панике разбегались в разные стороны.

Она с дрожью схватилась за ручку входной двери и слегка отворила, желая увидеть больше, но сильный ветер распахнул тяжелое дерево и снес ее с ног.

Посреди деревни высился белый силуэт. Высокий мужчина с горящими синими глазами держал в руках странного вида посох. Стоило ему посмотреть в глаза жертвы или коснуться ее, сказать: «Заморожу», – и человек в мгновение ока превращался в ледяную статую, застывшую в жуткой позе.

За несколько мгновений почти все жители деревни оказались превращены в ужасающие душу статуи, и крики смолкли, оставляя за собой гробовую тишину.

Женщина в страхе замерла. Что это?! Кто это?! Неужели тот самый дух из деревенских баек?!

Мужчина осмотрелся и ударил посохом по снегу. За его спиной появились белые волки, которые начали рыскать повсюду, словно что-то искали.

Она попыталась закрыть дверь, чтобы хищники не наткнулись на них, но было поздно: стоило ей подскочить, как лесной дух заметил ее.

– Вот ты где.

В следующее мгновение он уже оказался прямо перед ней на пороге дома. Женщина завопила и упала на пол.

– Кто ты?! Чего тебе надо от нас?! – спросила она, со злостью подняв взгляд на него.

В ответ он смотрел на нее своими ледяными глазами так, будто хотел заморозить.

Однако он молчал. Не двигался, даже не моргал.

Она воспользовалась этим, чтобы разглядеть его получше, и поняла, что уже где-то видела это лицо. Но обрывки воспоминаний никак не хотели складываться, и она задрожала, размышляя, что делать.

– Мне всегда было интересно… что же было потом? – внезапно заговорил дух. – Что ты сделала с моим отцом после того, как бросила меня в лесу?

Тут-то ее и осенило. Вот только все слова она проглотила и в испуге уставилась на него.

– Подозреваю, что ничего хорошего. Я много лет наблюдал за людьми, которые приходили в лес, думал… может, и я сам мог быть среди них? Ха-ха… нет, не мог. Потому что меня даже никто не стал искать, кроме моего друга. Я разочаровался во всех вас. Но не в нем. Я смотрел на постаревшего друга и его дочь, приглядывал за ними много лет… и вот… ты решила и его убить, а дочь бросить в лесу, прямо как меня когда-то?! – сказал он с гневом в голосе и стукнул посохом по полу.

В то же мгновение комната покрылась белым инеем, а печка погасла. Дочь пискнула от страха и прижалась к полу, закрыв глаза.

– Прогнившие твари! – взвыл он громче бурана. – Вы не имеете права ходить по этой земле! – С этими словами он замахнулся и пронзил сердце женщины посохом.

Она взвыла от боли и начала биться в агонии, пока ее тело не оледенело и не превратилось в очередную статую под его ногами.

– Тепло ли тебе, а?! Тепло?! – закричал он и улыбнулся, как умалишенный. – Пусть эта ледяная темница станет местью за все, что ты сделала!

Он перевел взгляд на трясущуюся дочь женщины, которая сидела под столом. Ее лицо исказилось в ужасе, а затем она лишилась чувств, упав на холодный пол.

Он замолчал и вышел из дома, а следом исчез из деревни, словно ничего и не было.

И только ледяные статуи остались там, где он свершил свою месть.

Дух вернулся в свой ледяной дом в самом сердце леса. Он долго стоял перед дверью и думал, чего ему ожидать дальше. Что стало с девицей? Он оставил ее одну на некоторое время, и пусть она и была без сознания, но теперь наверняка уже успела прийти в себя.

Оставив посох на улице, он вошел внутрь. Девица сидела на полу и смотрела в окно. Солнце всходило над горизонтом, и величественный рассвет скрывал мерцание звезд на небосводе.

Она уже не ощущала холода и не держалась за свою шаль. Ее лицо потеряло краски и стало пепельным, а руки охладели.

Девица смотрела на небо с восхищением. Дух же успокоился.

– Тепло ли тебе, девица? – вновь спросил он.

Она вздрогнула и обернулась.

– Я… больше не чувствую холода или тепла, – ответила она. – Это… так приятно. – Она слегка улыбнулась и опустила взгляд на свои руки. – Я уже умерла? – спросила она.

– Возможно, – ответил дух и подошел ближе, протянув ей руку. – Теперь все позади.

Девица испуганно отодвинулась, не понимая, что он хочет, но взгляд ее был прикован к его ладони.

Он ничего не говорил, но продолжал стоять перед ней, будто надеялся, что она поймет все без слов. Ее одолевали сомнения, что же будет дальше, что с ней станет, если она примет его руку.

Но эти ледяные глаза, казалось, говорили ей, что все будет хорошо. Стоит лишь протянуть руку – и невзгоды уйдут, а она растворится в блаженстве покоя и умиротворения.

Ее ледяные пальцы коснулись такой же ледяной руки, и дух потянул ее на себя, в свои объятия.

– Пусть сон твой не прервет даже самая сильная вьюга, а тревоги окажутся погребены под вечным льдом. И где-то на краю света, где живет вечная весна, ты встретишь любимых и останешься с ними до конца времен… – Он мягко шептал, погружая девушку в сон, и тело в его руках ослабло.

Девица погрузилась в сладкий сон и улыбалась, чувствуя лишь счастье.

– …и больше тебе никогда не будет холодно…

За солнцем

Рия Альв

Следов уже не видно, свежий снег укрыл их, словно специально пряча от глаз Хельма. Но ищи он лишь по ним, не догонит свою добычу до самого Рагнарёка[2]. Впрочем, кто из них добыча, еще нужно узнать. Придется узнать, когда они все же встретятся. Хельм поднимает глаза к серому, затянутому тяжелыми облаками небу. Оно грозит упасть на его плечи новой метелью. Он поправляет тяжелый боевой топор за спиной, в очередной раз думая, насколько все было бы проще, будь с ним Рагнар. Насколько все было проще, пока Хельм не остался Диким охотником, потерявшим свою гончую.

Впервые Хельм встретил его, когда зима застыла в самой своей середине: бесконечные, изматывающие дни до, еще столько же бесконечных белых дней после.

Сам он вступил в Дикую охоту[3], когда был ребенком. В ночь Йоля[4] вышел на улицу и ждал, глядя в небо, когда Охота растопчет его копытами. Ему нечего было терять: его родителей, как и почти всех в деревне, убили захватчики, приплывшие из-за моря на кораблях с драконами на носах. Хельм же успел убежать и спрятаться, но был ли в этом смысл? Все, что оставалось одинокому ребенку в разграбленном селении, – умереть от голода и холода. Он надеялся, что смерть, которую подарит ему Охота, будет более благородной и быстрой. Может, он даже встретит родителей в царстве Хель[5].

Не сбылось. Охотники, посмотрев на него, решили, что он, пока маленький, но крепкий, вырастет хорошим воином. Хельм же хотел найти тех викингов, что убили его семью, и отомстить. Такой настрой пришелся охотникам по душе. Но Рагнара он обнаружил раньше, чем тех, кому собирался мстить.

Хельму было шестнадцать, когда его впервые отпустили на самостоятельную охоту. В одном из селений разбушевалась нежить, и, придя туда, Хельм увидел несколько тел с перегрызенными горлами. Насмерть перепуганные жители рассказывали о чудовищном волке, который ворвался в деревню и принялся убивать всех без разбора.

Снег не укрыл следов, как и дорожки крови, что тянулись за ними. Пройдя по ним до леса, Хельм отыскал оставленное логово и совсем свежие следы, идущие от него.

Своего чудовищного волка он нашел быстро: тяжелая рана в боку не дала тому далеко уйти от убежища. Он лежал на белом снегу, почти с ним сливаясь. Пепельно-серые бока ввалились, обрисовывая клетку ребер, израненные лапы напоминали иссохшие ветки. Когда Хельм подошел совсем близко, он попробовал подняться, но не смог. Тело его дрогнуло и обратилось человеческим. Исхудавший, едва живой мальчишка, быть может, на пару лет младше Хельма, посмотрел на него злыми золотистыми волчьими глазами. А потом взгляд его вдруг смягчился, сделавшись усталым и безразличным.

– Шею руби, – сказал он, потянувшись к металлическому рабскому ошейнику, – хоть так, – он тяжело закашлялся, – …избавиться.

Кожа его была почти такой же белой, как снег, на губах запеклась кровь.

Хельм вздохнул, опустился на колени рядом с мальчишкой и попробовал поднять его на руки, но тот с неожиданной отчаянной силой начал вырываться.

– Лучше убей! – В крике его слышалось рычание. – Я к ним не вернусь! Всех там убью и себя тоже, но рабом не останусь!

Извернувшись, он вцепился заострившимися зубами Хельму в руку, но силы не хватило, чтобы заставить отпустить.

– Да уймись! – прикрикнул Хельм, поудобнее перехватывая костлявое тело. – Не понесу я тебя к ним, с собой заберу.

– Перепродашь, – зарычал мальчишка, пытаясь снова вцепиться зубами, уже неважно куда.

– Подлечу и отпущу, – пообещал Хельм, уворачиваясь от щелкнувших около уха зубов.

– Врешь!

Убедить его в честности не удалось, проще оказалось оглушить, заставив безвольно обвиснуть в руках. Придя в себя в поселении охотников, безымянный мальчишка, который только спустя месяц глухого недоверия бросит, что его зовут Рагнар, снова попытался сбежать. С перебинтованными ранами сделать это было проще, однако старшие настучали по голове сначала ему, а потом Хельму за то, что не уследил за добычей. «Добыча» за такое прозвание яростно рычала и кричала, осыпая всех отборной бранью, и явно напрашивалась на еще несколько воспитательных ударов, но Хельм уберег.

Притащил обратно в свой дом, устроил на кровати, открывшиеся раны заново обработал и перевязал. Тогда еще не назвавшийся Рагнаром лишь злобно зыркал на него золотыми глазами, но больше не убегал. Даже от еды не отказался, лишь недоверчиво обнюхал тарелку, прежде чем жадно вгрызться клыками в мясо.

Потом, смерив Хельма очередным недоверчивым взглядом, спросил:

– Зовут-то тебя как?

– Беортхельм, – ответил он.

Рагнар прыснул и тут же схватился за раненый бок. Хельм нахмурился, не понимая, что в его имени такого смешного.

– Тебя пока дозовешься, состариться можно.

– Дикие охотники не стареют, – зачем-то угрюмо возразил Хельм, хотя полным именем его действительно редко звали. – Самого-то как зовут?

– Не скажу.

– Это нечестно.

– А мир вообще нечестный, охотник.

– Тогда уж по имени зови, раз спросил.

– Я его узнал, чтобы проклясть тебя в случае чего. Моя мать знала сейд[6], и я тоже знаю.

Знания самого Хельма о сейде ограничивались лишь тем, что этой вредоносной магией могли пользоваться одни женщины, но от волков всего можно ждать. Поймав его хмурый взгляд, Рагнар дернул уголком губ в намеке на злорадную улыбку. Хельм же приложил здоровую ладонь к той, на которой остался до сих пор болящий укус.

– У меня след от твоих клыков так и не прошел до конца, – говорил Хельм несколько лет спустя, когда они с Рагнаром уже начали охотиться вместе, – остальные раны заживают без шрамов, а твой укус остался.

– Это тебе на долгую память, – довольно оскалился Рагнар, протягивая длинные ноги к огню. Всего пары лет на нормальной еде ему хватило, чтобы перегнать высокого Хельма пусть не в ширине плеч, но в росте.

– Да как тебя забыть? И так каждый день вижу, – хмыкнул Хельм, отряхивая от снега длинные, золотистые, заплетенные в мелкие косы волосы.

– Ну, – Рагнар передернул плечами, – мало ли что.

«Как знал», – думается сейчас, когда над головой смыкаются кривые голые ветви железного леса. Холодная тьма обступает со всех сторон, крадется бесшумной волчьей поступью. Говорят, все чудовищные волки родом отсюда, что они потомки Фенрира[7], а через него и Локи.

Хельм же всматривается в темноту между покрытыми инеем железными стволами и думает: «Зачем ты каждый раз продолжал выходить к людям, если не видел от них ничего хорошего?»

– А может, у вас пожевать чего есть? – Рагнар дернул носом и склонился к какой-то бочке, не обращая никакого внимания на возмущенные взгляды хозяйки дома.

– Вы с нежитью разбираться пришли или объедать нас?! – Хозяйка перевела взгляд на Хельма, а затем снова на Рагнара, явно едва сдерживаясь, чтобы не хлестнуть его полотенцем по наглой морде, обнюхавшей уже всю бочку.

Даром что вместо морды было красивое юношеское лицо, от вида которого обычно млели не только люди, но и некоторая нежить.

– Вообще вам Дикая охота ничем не обязана, – хмыкнул Рагнар, ненадолго отвлекаясь от попыток незаметно стянуть что-нибудь съедобное.

Хельм не знал, правда ли все оборотни – потомки Фенрира, но ненасытность у Рагнара была соответствующая. Куда все это девалось в его поджаром теле, Хельм не понимал абсолютно.

– Можем и уйти, если захотим.

– Но мы поможем, – осадил его Хельм.

Рагнар был прав, конечно: Дикая охота всегда сама решала, кто будет ее целью. Каждый мог позвать ее, но не каждому она ответит. А могла и вовсе забрать позвавшего вместо его жертвы.

– Парни молодые у нас пропадают. Уж четверых доискаться не можем. Так скоро совсем никого не останется. Вдруг это нежить какая, которая только до мужчин охоча? Вдруг на детей перейдет? – заговорила женщина, но прервалась, чтобы, обернувшись, шикнуть на совсем маленького мальчика, выскочившего из соседней комнаты и вцепившегося ей в юбку. – За сыночка вот боюсь, старшего-то уже…

– Вы спасете моего брата? – старательно проговаривая слова, спросил мальчик, глядя на Хельма серьезными голубыми глазами.

– Если на то будет воля богов, – уклончиво сказал Хельм. Он не любил обещать, если не был уверен, что точно выполнит.

Но в разговор вдруг вмешался Рагнар.

Он опустился на одно колено, чтобы возвышаться над ребенком не так сильно, заглянул ему в глаза и сказал:

– Богам нет до нас дела, потому и ты не верь в них.

Хельм хотел одернуть Рагнара, однако тот продолжил:

– Но если твоего брата еще можно спасти, мы его спасем. – А потом поднялся и вышел из дома.

Немного погодя Хельм нагнал его. Рагнар стоял около заброшенной, занесенной снегом лачуги. Тонкая серебристая фигура на фоне бесконечной белизны, только ветер трепал пепельно-серые, как волчья шерсть, короткие пряди.

– Она сказала, что одного из пропавших все же нашли, надо бы тело осмотреть.

Рагнар кивнул, глядя куда-то в белую пустоту.

– Вот зря ты так про богов.

– Разве боги спасли мою мать? – Рагнар не смотрел на него. – А твою семью?

– Но надо же во что-то верить.

– Тебя спасли быстрые ноги, меня – твое милосердие. – Губы Рагнара прорезала острая ухмылка. – Поэтому я верю в тебя. И в себя немного.

Хельм лишь потрепал его по волосам, а Рагнар, скинув непривычную хмурость, запихнул в рот украденный ломоть вяленого мяса.

До сарая, где, обложив льдом, хранили тело, дошли быстро.

Одного беглого взгляда на раздутый и посиневший труп Хельму хватило, чтобы заключить:

– Он утонул.

– Но мы нашли его в поле, – возразил один из местных. – И как можно утонуть зимой? Лед такой крепкий, что его топором не пробьешь.

И все же в заключении своем Хельм был уверен.

– Чуешь что-нибудь? – спросил он Рагнара.

– Только мертвечину. За ней уже ничего не разобрать. Но вот у реки можно что-то унюхать.

Как Рагнар узнал, что рядом именно река, Хельм не спрашивал. Может, угадал, может, почувствовал ее биение подо льдом. Но река действительно была, притворялась мирно спящей в своем ледяном коконе. Хельм окинул ее взглядом, стоя на вершине обрыва. Среди белизны выделялся лишь он да выступающие зубцы острых камней внизу.

– И что скажешь? – Хельм обернулся к Рагнару, чьи золотые глаза смотрели словно бы сквозь лед.

– Здесь мертвечиной пахнет даже сильнее. И, думаю, гнаться нам ни за кем не придется. Сама выйдет.

Хельм кивнул, понимая, с какой нежитью они столкнулись.

Она и впрямь вышла сама, проломила лед изнутри легко, точно яичную скорлупу, отодвинула льдины в стороны, села, спустив ноги в полынью. С длинных светлых волос нёкки стекала вода, красивое лицо не портили даже заострившиеся черты и мертвенная зеленовато-синяя бледность кожи.

Хельм хотел выскочить из укрытия в камнях и срубить голову мертвой девушки одним ударом, быстро освободив ее от посмертного существования, но Рагнар удержал его за плечи, а потом зажал его уши теплыми ладонями.

Нёкки же, вскинув голову к темному зимнему небу, то ли запела, то ли зарыдала о том, как была она жива и красива и как сватались к ней парни, но всем она отказывала, потому что не любы они ей были. Но решили они, что не будет ей жизни вольной, не снесли такого оскорбления и захотели надругаться над ней всей толпой. Только она вырвалась, побежала, да загнали они ее на обрыв. И подумала она, что лучше умереть, чем им достаться.

– Было их пятеро, – закончила свою песню нёкки, – остался теперь один.

И вслед за ее словами вышел на лед один из деревенских парней, побрел к полынье, точно покорный баран за дудочкой пастуха. Нёкки снова затянула горестную песню. А Хельм отнял ладони Рагнара от ушей, уверенный, что уж его-то песня убиенной девы не зачарует.

Тот же впился пальцами в его руку, до боли сжимая ладонь.

– Дай ей свершить месть. Разве она этого не заслужила? Разве получит этот ублюдок другое наказание, даже если мы придем и расскажем обо всех его злодеяниях? Нет. Они скажут, что девка сама была виновата, надо было выходить замуж, как все.

Хельм осторожно разжал пальцы Рагнара, пообещал:

– Я не буду ее отговаривать, только поговорю.

Рагнар хмыкнул.

– Не трать милосердие на тех, кто его не заслуживает.

Хельм кивнул и, выйдя из-за камня, направился к нёкки. Та подняла голову, посмотрела на него черными глазами.

– Ты пришел убить меня, охотник? – спросила она, но песня ее продолжила течь по воздуху, точно сама река сделалась ее голосом. – Пришел спросить: правда ли ты ненавидишь их всех настолько, чтобы становиться убийцей? Я убила их, чтобы больше они никому не смогли навредить. И выбросила тело в поля, чтобы видели и знали, что случается с такими, как они. Все в деревне знают, в чем их вина. А еще – затем, чтобы позвали Охоту. Ведь сейчас я убиваю виновных, а потом природа моя потребует жизни невинных.

– Я освобожу тебя от этого быстро и безболезненно, – пообещал Хельм.

Нёкки кивнула и, поднявшись, приблизилась к нему. За спиной ее последний из обидчиков рухнул в ледяную воду. Нёкки прикрыла глаза, Хельм же, разрезав ладонь, начертил на ее лбу кровью знак, погружающий в глубокий сон.

– Я вижу, как он бежит за солнцем, – вдруг сказала она, распахивая посветлевшие глаза. И только потом обмякла.

Едва касаясь, Хельм уложил ее на снег. И отсек голову одним быстрым движением.

В тот же момент мужчина, на которого были наложены чары, очнулся, затрепыхался, попытался вынырнуть из полыньи. Но Рагнар опустил тяжелый ботинок ему на голову, позволяя реке затянуть его в черную глубину.

Девушку, ставшую нёкки, предали огню как положено, а не как вставшего покойника. Не стали класть голову в ноги и пробивать колом сердце. Рагнар уложил ее на подготовленные поленья бережно, как спящего ребенка.

В деревню вернулись, чтобы сказать, что с нежитью покончено, а пропавших можно не искать. То есть Хельм вернулся за этим, а Рагнар – чтобы сказать, что убитые заслужили свою судьбу. Хельму пришлось перекинуть его через плечо и утащить, пока местные не кинулись на них с вилами из-за проклятий, которыми их осыпал Рагнар. Язык у него всегда был даже злее клыков; впрочем, Хельм ни на то, ни на другое не жаловался.

Темнота надвигается, темнота полнится раскатистым волчьим рычанием. Хельм не может пока разглядеть в ней ни вытянутых морд, ни оскаленных клыков, лишь высверки глаз. Он чувствует взгляды – настороженные, злые, голодные.

– Я здесь не затем, чтобы вредить вам, – говорит Хельм, обращаясь к многоглазой тьме.

– Тогда зачем? – отвечает тьма, мешая слова с волчьим рычанием. – Что ты потерял, охотник?

«Потерял». Слово упало на плечи тяжестью снежной лавины, сковало сердце холодом вечных снегов.

Охота не всегда успевала вовремя, хотя старшие говорили, что это они с Рагнаром вечно несутся куда-то, как два бешеных пса. Охота не спасает: Охота дает ужасному произойти, а потом настигает расплатой. Но Хельм всегда хотел быть быстрее несчастий. С Рагнаром, остро чующим любую беду, это, бывало, выходило. А бывало, нет.

В том поселении они оказались уже тогда, когда тролли разнесли все дома, оставив после себя груду изувеченных тел. Два крупных чудовища были увлечены поеданием жертв, разбрызгивая по снегу свежую кровь.

Хельм тут же кинулся к ближайшему, со всей силы ударяя в более мягкую кожу под коленями. Все равно было что камень рубить. Лезвие топора с трудом вошло в плоть. Тролль покачнулся и выронил то, что сжимал в руках. От человеческого тела осталась лишь голова, упавшая Хельму под ноги, уставившаяся на него испуганными глазами. В искаженном от ужаса лице Хельм узнал главаря тех викингов, что приплывали на его остров и погубили его семью.

Собрав все силы, Хельм рубанул еще раз и еще, чувствуя в руках боль и тяжесть. Точно так же, как более двенадцати лет назад рубил дерево для погребального костра родителям. Только тогда руки тряслись, а слезы стыли на холоде. Но Хельм не остановился. Ни тогда, ни сейчас.

Тролль несколько раз попытался схватить Хельма огромной лапой, но оказался слишком неповоротлив. Рухнул на землю срубленным деревом.

Второй тролль же пытался изловить Рагнара, обратившегося огромным волком. Клыками прогрызть троллью шкуру было тяжелее, но в помощи он явно не нуждался. Только вдруг в груде тел, совсем рядом с тролльей ногой, кто-то зашевелился. Рагнар метнулся туда пущенной из лука стрелой. Кинулся прямо под тяжелый удар тролльей лапы.

Хельму показалось, что это у него внутри переломилось все, что хрустнули собственные кости, когда тело Рагнара, отброшенное ударом, покатилось по снегу. Он бросился наперерез троллю, но расстояние было слишком велико. Хельм мог лишь наблюдать, как Рагнар, закрывая кого-то собой, припадает к земле, готовясь к новому рухнувшему на него удару.

Третий удар тролль нанести уже не смог: Хельм, сам не зная, откуда в нем взялась такая сила, перерубил троллью руку, а за ней и шею.