Пролог
Небо над Сибирью было чистым – ни облачка, ни намёка на непогоду. Ан‑24 авиакомпании «Ангара» плавно набирал высоту, оставляя за собой едва заметный след. В кабине царила привычная рабочая атмосфера, но каждый из членов экипажа пребывал в своём внутреннем пространстве, пока внешние обстоятельства ещё позволяли это.
Командир воздушного судна Андрей Михайлович Глызин (48 лет) сидел в левом кресле, привычно контролируя приборы. За его плечами – 4 570 часов налёта, из них 4 064 на Ан‑24 (1 282 – в качестве КВС). Он любил этот самолёт за предсказуемость и надёжность, хотя порой ворчал на устаревшую авионику. В кармане у него лежала фотография семьи: жена и двое сыновей‑школьников. Сегодня вечером он должен был вернуться домой – как обычно, с шоколадкой для младшего и новой книжкой для старшего.
Второй пилот Сергей Григорьевич Смирнов (53 года) в правом кресле сверялся с маршрутом. Его налёт – 9 476 часов, свыше 5 100 на Ан‑24. Он был из тех, кого называют «лётчик старой школы»: спокойный, немногословный, с железной выдержкой. В перерывах между рейсами он любил рыбачить на Оби – знал все рыбные места в округе. В бардачке у него лежала коробка с наживкой – планировал заехать на озеро после смены.
Бортмеханик Сергей Николаевич Фисичко (47 лет), проведший в небе 9 197 часов (все на Ан‑24), методично проверял системы. Он знал каждый винтик этой машины, мог определить неисправность по едва уловимому звуку. В кармане у него лежал блокнот с пометками: «Проверить крепление патрубка № 3», «Уточнить сроки ТО гидросистемы». Он гордился тем, что ни один его рейс не прерывался из‑за технических неполадок.
В салоне стюардесса Ольга (26 лет) готовилась к обслуживанию пассажиров. Она работала в «Ангаре» всего полгода, но уже полюбила эту профессию за возможность видеть новые города и встречать разных людей. В сумке у неё лежала книга по психологии – мечтала когда‑нибудь поступить на заочное отделение. Сейчас она мысленно проговаривала приветственную речь и проверяла наличие спасательных жилетов.
Пассажиры тоже жили своими мыслями:
бизнесмен в костюме перебирал документы – завтра важная сделка;
пожилая пара ехала к внукам в Сургут;
студент‑заочник дремал, прижав к груди рюкзак с конспектами;
молодая мама успокаивала капризного малыша, обещая показать ему «большие облака».
Всё шло как обычно. Никто не подозревал, что через полтора часа этот обычный рейс превратится в отчаянную борьбу за выживание. А пока самолёт набирал высоту, и в динамиках тихо играл радиосигнал – привычный фон для рутинного полёта.
Глава 1. Первые тревожные сигналы
Полтора часа полёта прошли буднично. Ан‑24 уверенно держал курс на Сургут. В кабине по‑прежнему царила рабочая тишина – лишь мерный гул двигателей, щелчки приборов и редкие короткие реплики экипажа.
Глызин время от времени поглядывал на левый двигатель. Всё было в норме, но какое‑то подспудное беспокойство не отпускало. Он мысленно вернулся к предполётному осмотру: тогда всё выглядело безупречно. Механики отчитались – самолёт готов. И всё же…
– Сергей Николаевич, – негромко обратился он к бортмеханику, – как там левый? Всё стабильно?
Фисичко, не отрываясь от панелей, коротко кивнул:
– Параметры в допуске. Температура, давление, обороты – всё по штату.
Смирнов, уловив нотку напряжения, спокойно добавил:
– Командир, мы на середине маршрута. Всё идёт как надо.
Глызин кивнул, но внутренний дискомфорт не исчез. Он сжал пальцы на штурвале, стараясь сосредоточиться.
Ровно в 11:36:15 раздался резкий, пронзительный звук – сработала сигнализация «стружка в масле левого двигателя».
Все трое мгновенно напряглись.
– Двигатель № 1, – чётко произнёс Фисичко, глядя на приборы. – Сигнализация сработала.
Глызин впился взглядом в показания. Датчики показывали норму: давление, температура, обороты – никаких критических отклонений.
– Следим за параметрами, – приказал он. – Пока ничего критичного. Продолжаем полёт.
В салоне стюардесса Ольга, услышав сигнал, на секунду замерла, но тут же взяла себя в руки. Пассажиры тоже насторожились, но никто не паниковал – многие летали не первый раз и знали: такие сигналы иногда срабатывают ложно.
Ольга ободряюще улыбнулась паре в передних креслах:
– Всё в порядке, это стандартная проверка. Сейчас пройдём зону турбулентности, и всё наладится.
Она не знала, что турбулентность тут ни при чём.
Через восемь минут Глызин почувствовал это первым.
Тонкий, едкий запах, едва уловимый, но безошибочный – гарь.
Он втянул воздух, пытаясь понять, откуда идёт. Взгляд метнулся к приборам – всё ещё в норме. Но запах усиливался.
– Уменьшить режим левого двигателя, – скомандовал он. – Идём на запасной в Нижневартовск. 150 километров, справимся.
Смирнов тут же связался с диспетчером, доложил о ситуации, получил разрешение на снижение до 4800 метров.
Фисичко тем временем перевёл левый двигатель в режим малого газа, закрыл отбор воздуха. Все действия – чётко, без суеты.
Но тревога нарастала.
На эшелоне 4800 метров Фисичко вдруг замер.
– Командир, – его голос звучал сдержанно, но в нём уже сквозила напряжённость, – падает давление. Три с половиной… ниже трёх с половиной.
Глызин сглотнул.
– Флюгируем левый двигатель? – повторил бортмеханик, глядя на командира.
В голове Глызина пронеслось: «Я никогда не летал на одном двигателе. Ни разу».
Он знал теорию. Проходил тренировки. Но в реальном полёте – никогда.
– Не выключать, – наконец произнёс он. – Продолжаем полёт.
Смирнов бросил на него короткий взгляд, но возражать не стал. Фисичко молча кивнул, продолжая следить за приборами.
Экипаж включил сигнал бедствия.
Глызин чувствовал, как внутри разгорается борьба.
– Выключи двигатель. Это единственный шанс.– Но я не умею. Я не знаю, как поведет себя машина на одном моторе.– Ты командир. Ты должен принять решение.– А если ошибусь?
Он сжал штурвал так, что побелели пальцы.
– Держим курс на Нижневартовск, – повторил он, словно убеждая себя. – Всё под контролем.
Но запах гари становился всё сильнее.
На высоте 3600 метров, в 77 километрах от Нижневартовска, раздался новый сигнал – «опасная вибрация» левого двигателя.
– Отключить двигатель № 1, – скомандовал Глызин. – Флюгировать винт, генераторы отключить, пожарный кран закрыть.
Фисичко действовал молниеносно. Смирнов взял управление.
Глызин выглянул в окно – и сердце упало.
Из‑под капота левого двигателя вырывались языки пламени.
– Огонь! – крикнул он. – Двигатель горит!
В кабине повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь треском пламени и гудением оставшихся систем.
– Экстренное снижение, – хрипло произнёс Глызин. – Сергей Николаевич, тушите пожар.
Фисичко бросился к системам пожаротушения. Смирнов сосредоточенно вёл самолёт вниз.
А за бортом, в салоне, Ольга уже раздавала пассажирам инструкции:
– Пристегните ремни. Головы – к коленям. Ждём указаний экипажа.
Она старалась говорить спокойно, но внутри всё сжималось.