Читать онлайн Танец смерти: Тайны побережья. Часть 1

Глава 1

Решимость нередко приходит внезапно, сметая выстроенные планы и приводя к непредсказуемым последствиям. Одного мгновения достаточно, чтоб изменить настоящее и создать иную реальность.

Опустошённая, Елизавета вышла из такси. Обжигающий летний ветер коснулся её лица. Сердце женщины учащённо билось, когда она медленно поднималась по отполированным ступеням элитной многоэтажки.

Она вновь и вновь мысленно возвращалась к недавним событиям, которые оживали в её памяти яркими, обжигающими вспышками боли, сжигающими душу всепоглощающим огнём: улыбающийся Олег, чья любовь обернулась коварным обманом; мимолётное прикосновение чужих губ, расколовшие хрупкое доверие вдребезги. Острая боль пронзившая сердце, сокрушая мечты о тихом семейном счастье.

Однако, вместе с болью возникло новое чувство – твёрдая решимость, рождённая отчаянием. Внутри Елизаветы что-то надломилось. Хрупкие преграды, возведённые ею вокруг собственных чувств, обратились в пыль. Неожиданное осознание истины всколыхнуло разум, пробуждая тревожащий вопрос: «Почему моя судьба должна подчиняться воле других? Неужели моим мечтам отказано в праве на воплощение?»

Прошедшие годы слепого следования чужим ожиданиям теперь представлялись ей пустой тратой сил и неуместной покорностью.

Елизавету вновь захлестнули воспоминания о том мгновении, когда час назад она покинула уютное кафе, спеша сквозь городской шум навстречу страстному желанию изменить свою судьбу, обрести новый смысл жизни.

Когда её взгляд задержался на ярком рекламном щите туристического агенства, сердце Елизаветы учащённо забилось, а в душе появилось отчаянное желание сбежать подальше от внезапно обрушившихся невзгод.

– Нужен билет… неважно куда, – глухо произнесла она. – Завтра… Первым утренним рейсом…

Мир разом закружился головокружительным вихрем, увлекающим её рассудок в бесконечную круговерть. Едва успев перевести дыхание, Елизавета крепко сжала в ладони драгоценный билет, открывающий её путь туда, где никто не знал о её страданиях и горьких разочарованиях. Никаких сомнений не было, наоборот впереди её ожидало нечто большее: свобода от груза прошлой боли и фальши. Оставленное позади теперь казалось столь ничтожным, словно лёгкий утренний туман, растаявший под сильными дуновениями ветра.

Ещё одно мгновение – и вот она уже замерла перед дверью родительского дома, охваченная секундным сомнением, ясно сознавая неизбежность предстоящего непростого разговора.

Ей предстояло столкнуться с упреками, слезами и непонимание родных, пытающихся удержать её от рискованного выбора и навязать ей свою волю. Но она больше не могла существовать в мире, где её чувства приносятся в жертву чьим-то ожиданиям. Елизавета собиралась открыто вступить в борьбу с судьбой, твердо решив отстаивать своё право на свободу и счастье.

Онаоткрыла дверь и переступила порог родного дома. Пространство вокруг сразу наполнилось привычными звуками семейного быта: отец смотрел телевизор, мать спешно готовит ужин, в воздухе чувствовался душистый аромат свежеиспечённого хлеба. Внешне всё выглядело неизменным, однако Елизавета отчётливо ощущала: начиная с сегодняшнего вечера, этот дом уже никогда не станет прежним.

Стоило ей войти в прихожую, как её встретил строгий голос матери:

– Ах, Лизонька, отчего ты вернулась раньше обыкновенного? – с кухни бодро, чеканной поступью настоящего командира, привыкшего держать семейный корабль под неустанным контролем вышла Маргарита Ивановна. – Что-то случилрсь, дочь?

– Всё в порядке, мама, – осторожно отозвалась Елизавета, тщательно маскируя дрожь в голосе, ибо малейшее проявление неуверенности неизменно насторожит материнское чутьё. – Нас сегодня отпустили пораньше.

Маргарита Ивановна одобрительно улыбнулась, рассматривая дочь взглядом кошки, наблюдающей за действиями несмышленного котёнка:

– О, чудесное совпадение, Лизонька! – провозгласила она, расправляя складки юбки. – У меня как раз отличные новости: этим летом мы едем на легендарную дачу Петровых. Можешь представить, какие открываются для нашей семьи перспективы!

Елизавета глубоко вдохнула, надеясь, что мама не почувствует её внутреннегонапряжения.

– Мамочка, я рада за вас, но я не смогу составить вам компанию, – произнесла Лиза ровным голосом, несмотря на бушующее внутри беспокойство. – У меня иные планы на это лето.

Маргарита Ивановна на мгновение замерла, изящные брови её взлетели вверх, выдавая искреннее изумление:

– Какие же, позволь полюбопытствовать? – её голос звучал ровно, но в глазах читалось недовольство.

Елизавета, чувствуя, как изнутри поднимается волна тревоги, смогла удержать дрожь в пальцах и твёрдым голосом объявила:

– Я планирую совершить поездку… в Тунис.

Эти простые слова прозвучали, словно взрыв миниатюрной гранаты. Маргарита Ивановна ахнула, на её лице отразилась целая палитра эмоций: изумление, шок и явный скептицизм.

– Прости, дорогая, я правильно услышала… «Тунис»? – сдавленно переспросила Маргарита Ивановна, заметно бледнея. – Откуда, скажи на милость, появилась эта фантастическая идея в твоей прекрасной голове?

– А почему бы и нет? – искренне возразила Елизавета, принимая вызов в глазах матери. – Я устала сидеть на одном месте, и мечтаю увидеть мир.

Маргарита Ивановна едва заметно моргнула, стараясь овладеть собой:

– Боже правый, что же ты будешь там делать?

– Отдыхать, мамочка, – резко отрезала Елизавета, добавив в голос твердости.

Тут в разговор решил вмешаться Анатолий Берг, мужчина крепкого телосложения, чьё присутствие всегда создавало особый настрой.

– Ох, маленькие дети, ни за что на свете не ходите в Африку гулять! В Африку гулять! – весело напел он с лёгкой улыбкой, явно наслаждаясь собственной шуткой.

– Анатолий, хватит дурачиться, – укоризненно одёрнула его жена, не отрывая взгляда от дочери. – Видишь, мы заняты серьёзным разговором.

Мужчина склонил голову, пряча улыбку. Маргарита Ивановна обратившись к Лизе, строго приказала:

– Завтра же верни билеты, слышишь меня?

– Увы, это невозможно, мамочка, – спокойно ответила Елизавета, уверенно выдерживая взгляд матери. – Билеты уже оплачены и возврату не подлежат. Можешь проверить сами.

Лизавынула билеты из сумки, продемонстрировав их матери, чья рука заметно дрогнула, схватив документ.

– Тунис… – с трудом выдохнула Маргарита Ивановна, словно произнося имя древнего чудища. – Что за нелепая прихоть?

Елизавета, дав маме время переварить новость, прошла в гостиную и медленно опустилась на диван, рассеянно скользя взглядом по знакомым предметам. Отец, Анатолий Владимирович, сел рядом, наблюдая за дочерью внимательным, оценивающим взглядом.

– Мамочка, я устала соответствовать твоим ожиданиям совершенства, – откровенно начала Елизавета, стараясь сохранять ровный голос, несмотря на учащённое сердцебиение. – Я хочу жить жизнью, выбранной мной самостоятельно, а не исполнять чужие мечты.

Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь равномерным тиканьем старинных часов. Маргарита Ивановна словно окаменела, лицо её приобрело оттенок холодного фарфора.

– Но что скажут твои друзья, коллеги? – потерянно спросила она, пытаясь вернуть утраченный контроль. – И что скажет Олег?

Елизавета слабо улыбнулась, уголки губ дрогнули в лёгкой иронической усмешке:

– Я уверена, что он прекрасно справится и без моей постоянной заботы.

Голос её зазвучал отчётливо, в нём впервые прорезались самостоятельные нотки, сформированные вопреки многолетнему контролю окружающих. В её памяти отобразились образы последних месяцев: отчуждение Олега, редкие встречи, внезапные исчезновения. Долгое время она запрещала себе даже допускать мысль о возможной его неверности, исполняя роль примерной невесты исключительно ради одобрения матери.

Безразличие возлюбленного стало нормой: сообщения в телефоне оставались безответными, совместные вечера превращались в сухие церемонии. Его постоянные отговорки по поводу занятости сменились циничными замечаниями, одно из которых оставило глубокий след в её душе. Однажды он небрежно заметил, что ей следовало бы похудеть и уделять больше внимания внешности. Эти слова врезались в её сознание острой болью, но она прятала страдания глубоко внутри, боясь единственный мостик к счастью, к желаемому образу счастливой семьи.

– Почему ты так говоришь? – прервала её размышления Маргарита Ивановна. – Он же собирался приехать к нам на выходные.

– Боюсь, изменившиеся обстоятельства помешали Олегу посетить нас, мама, – ответила Елизавета, приложив усилия, чтобы казаться убедительной.

Голос её звучал ровно, хотя раны в сердце кровоточили недавая забыть о случившемся.

В этот момент в комнату стремительно вошла Владислава Васильевна, дама с аристократическими манерами и острым даром проникновения в суть человеческих чувств.

– О, кажется, у нас разыгрывается настоящая драма! – прокомментировала она, улавливая напряжение атмосферы.

– Ваша любимая внучка собирается отправиться в Тунис – раздражённо пояснила Маргарита Ивановна, надеясь заручиться поддержкой авторитарной свекрови.

– Восхитительная идея! – мгновенно отозвалась бабушка, глаза её загорелись интересом. – Настало время для нашей красавицы взглянуть на огромный мир. Древний Карфаген, лазурные берега Средиземного моря – великолепная перспектива для расширения кругозора!

Маргарита Ивановна буквально ощерилась от раздражения:

– Мама, как вы можете поощрять такое легкомысленное поведение? Елизавета уже двадцать четыре, а она до сих пор не замужем!

– Дорогая, возраст – понятие условное, – наставительно заметила Владислава Васильевна. – Я в юности успела много путешествовала, увидела половину мира и ничуть не пожалела. Зачем форсировать события? У каждого своя дорога.

– Но… Олег… – использовала последний аргумент Маргарита Ивановна, стремясь удержать нити контроля.

– Марго, я давно говорила тебе, что молодой человек с такими манерами едва ли сделает нашу Лизу счастливой, – мягко пресекла её попытку бабушка.

Маргарита Ивановна замерла, потеряв уверенность:

– Но… у него прекрасная родословная…

– Благородное происхождение не гарантирует благородство души, – сухо заметила бабушка. – Наша девочка заслуживает лучшей доли.

– Вероятно, нашей дочери действительно пойдет на пользу сменить обстановку, – осторожно поддержал мать Анатолий Берг.

– Вы оба объединились против меня? – язвительно парировала Маргарита Ивановна, отмечая союз близких родственников.

– Ничего подобного, – возразила бабушка, нежно приобнимая внучку за плечи. – Лиза выросла, она имеет полное право выбирать свою судьбу. Преступно отказываться от шансов, которые даёт жизнь.

Елизавета ощутила тёплую волну благодарности, пробегающую между ней и родными.

– Хорошо, – примирительно вздохнула Маргарита Ивановна, формально уступая первенство. – Только обещай писать и звонить нам регулярно.

– Обязательно, мамочка, – заверила её Елизавета, чувствуя облегчение от освобождения от постоянного надзора.

– И не забудь вернуться своевременно к свадьбе Петровых, – добавила Маргарита Ивановна, цепляясь за остатки власти.

– Я постараюсь, – дипломатично отозвалась Елизавета, понимая, что прежняя жизнь безвозвратно уходит в прошлое.

Когда мама удалилась на кухню, сетуя о ребячестве дочери, бабушка бережно сжала руку любимой внучки.

– Оставайся верна своему курсу, дорогая, – ободряюще произнесла она, улыбаясь. – Самое важное – хранить верность собственному выбору.

– Спасибо, бабушка, – тихо ответила Елизавета, искренне тронутая вниманием.

Рядом стоял отец, слегка кивая головой в знак согласия:

– Иди отдыхать, малышка. Завтра тебя ждёт насыщенный день. И помни, мы всегда будем рады твоему возвращению.

– Спокойной ночи, папа, бабушка, спасибо вам, – сердечно попрощалась она, радуясь полученной поддержке.

Поздно вечером, сидя в своей спальне, Елизавета ощущала свободу и лёгкость, предчувствуя предстоящие перемены и приключения. Перед ней расстилалась широкая дорога неизвестности, но она с нетерпением ждала наступления рассвета, символизирующего начало новой страницы её жизни, которую она напишет собственноручно.

Глава 2

Следующим утром Елизавета лежала в кровати, наслаждаясь короткими мгновениями забвения. Мягкая нега ещё удерживала её тело в плену приятных сновидений, обволакивала блаженством, но разум настойчиво шептал, что пора просыпаться.

Сквозь полуприкрытые шторы за окном лишь угрюмо серела полоска рассвета, обещая скорое наступление дня, словно художник осторожно накладывал первую краску на полотно пейзажа.

– Просыпайся, соня, – мягко позвала Маргарита Ивановна, осторожно вошедшая в спальню дочери. Голос её звучал бодро, но с едва заметной ноткой усталости от раннего подъёма.

Елизавета сбросила с себя одеяло, освобождаясь от чар уютной постели, в которой ещё минуту назад пребывала в полной гармонии и счастье.

– Уже поднимаюсь, мамочка, – тихо отозвалась она, стараясь скрыть очередной широкий зевок.

Маргарита Ивановна, женщина, чьи безупречный макияж, безукоризненная причёска и строгий взгляд способны были пронзить до глубины души даже самую стойкую личность, бережно поставила чемодан возле кровати и методично принялась проверять содержимое, словно инструктор на экзамене по выживанию:

– Два платья, купальник, нижнее бельё, аптечка первой помощи, солнцезащитный крем и флакон духов. Единственным сомнением остаётся рацион питания…

Елизавета не смогла сдержать улыбку, прерывая поток слов решительным жестом руки:

– Успокойтесь, мамуль, я же не на Северный полюс еду. Поверьте, я сумею позаботиться о себе.

Маргарита Ивановна печально вздохнула, глаза её наполнялись смесью материнской тревоги и бесконечной любви:

– Я просто боюсь, что с тобой случится что-то плохое. Ты – единственная ценность, которая у меня есть.

– Мамочка, я обязательно буду звонить и писать вам каждый день, – заверила Елизавета, одарив мать тёплой улыбкой, наполненной искренней любовью и глубоким уважением.

– Хорошо, но будь осторожна, – серьезно добавила Маргарита Ивановна, нежно проводя пальцами по волосам дочери. – Тебе уже не шестнадцать лет, пора задуматься о будущем. Быть может, отдых подарит тебе знакомство с достойным молодым человеком?

Елизавета сдержала улыбку, прекрасно понимая мотивы матери:

– Мамочка, давай поговоим об этом после моего возвращения.

Маргарита Ивановна с усилием подавила разочарование, слегка склонив голову в знак несогласия, но не стала развивать тему, признав бесполезность дальнейшего спора.

– Тогда поторопись, дорогая, не заставляй отца ждать, – строго сказала она. – Город пробуждается рано, и утренние пробки могут испортить начало твоего путешествия.

– Через пол часа буду готова, – коротко пообещала Елизавета, поспешно направляясь к гардеробу, ощущая волнение и радость от скорого исполнения ее желания.

Онавыбрала простое голубое платье, гармонирующее с цветом её глаз, дополненное изящной шляпкой, заботливо подобранной мамой. Проходя мимо зеркала, Лиза увидела отражение юной особы, готовой смело вступить в мир больших достижений и открытий.

В гостиной её дожидался отец – Анатолий Берг, статный мужчина с открытым взглядом, полным мудрости прожитых лет. Со сосредоточенностью художника он любовно обрабатывал деревянный кораблик, выполненный из редких сортов древесины. Каждое движение его рук было точным и мастерским, словно ювелир, вложивший душу в создание шедевра.

В детстве отец читал ей сказки о великих морских экспедициях, восторгаясь прославленными капитанами и умелымикорабельными мастерами, создававшими легендарные парусники того времени. А еще именно тогда Елизавета впервые услышала историю о графе Монте-Кристо и алых парусах. Мечты о далеких землях, прекрасных рыцарях и волшебных замках наполняли её сердце. Именно тогда зародилась её спервая детская мечта – стать географом исследователем, изучать тайны древних земель и трудно доступных мест. Но мама, считала её идеи не пригодными для будущей карьеры.

Из-за её давления Елизавета поступила в престижный художественный институт, выбрав компромисс, поддержанный советом бабушки. Но её душа тянулась к иному. Поэтому, будучи студенткой, она устроилась помощником реставратора в музей. Восстанавливая древние карты, она наконец-то почувствовала настоящую страсть к исследованию прошлого, находя глубокое удовлетворение в воссоздании утраченных следов человеческой цивилизации.

Однако каждодневная рутина, бюрократия и столкновения с коллегами истощили её энтузиазм, заставив покинуть должность.

Закончив учёбу, Елизавета, благодаря поддержке отца, устроилась специалистом в международную студию реставрации, посвятив себя профессиональной работе с ценными историческими объектами. Но, она все равно чувствовала, что ей чего то не хватает и это не её истинное призвание.

Наблюдая за умелыми движениями отцовских рук, создающих очередной уникальный шедевр, Елизавета осознала, что покидая родной дом, оставляет позади страхи и обязательства, открывая двери для новых возможностей и свершений.

– Папочка, отвезёшь меня в аэропорт? – спросила она, зачарованно следя как деревянный корабль, принимает свои очертания из-под талантливых рук её отца.

Мужчина поднял взгляд, приветливо улыбаясь дочери:

– Конечно, моя дорогая. Я всегда поддержу тебя в любых начинаниях.

Автомобиль медленно двигался по тихим улицам, покрытым серебристым туманом, пока Елизавета провожала взглядом просыпающийся город. С каждым километром отдаляясь от старой жизни, чувствуя и радость свободы, и лёгкую грусть, осознавая, что её побег от родительского давления и прошлых ошибок открывает дорогу к созданию новой жизни, её собственной истории.

Благодаря предусмотрительности Маргариты Ивановны, они приехали в аэропорт намного раньше расписания.

Всю дорогу Елизавета боролась с широкополой шляпой, заботливо вручённой матерью, которой никак не находилось удобного места. Припарковав машину у терминала, они едва не забыли злосчастную шляпку на заднем сиденье автомобиля.

Прощание с отцом сопровождалось смешеными эмоциями: страх перед неизвестностью переплетался с волнением от предстоящей свободы. Анатолий Берг, обычно сдержанный и немногословный, выглядел немного взволнованным, его глаза выдавали беспокойство, которое он старался скрыть.

– Сообщи мне, как только окажешься на месте, – попросил он, стараясь говорить привычным спокойным тоном.

– Обязательно, папочка, – тихо пообещала Елизавета, согретая теплом отцовской заботы.

– Не принимай близко к сердцу вчерашние разногласия с матерью, – продолжил отец, одаривая её ободряющей улыбкой. – Она желает тебе только добра.

– Я понимаю, – тихо ответила Елизавета, глядя ему прямо в глаза. – Просто я хочу попробовать жить по-своему.

Отец тяжело вздохнул, словно осознавая, что дочь переступает границу детского послушания.

– Почему именно Тунис, Лизочка? Есть ли причина, о которой ты умолчала? – спросил он, пытаясь разгадать её мотивы.

– Папа, я…, позже расскажу, – ответила она, понимая, что её объяснения могут его растроить. – Я просто хочу отдохнуть и подумать.

Отец кивнул, признавая её право на независимость.

– Дом всегда будет открыт для тебя, – произнёс он с глубокой сердечной теплотой.

Слёзы выступили на глазах Елизаветы, и, надев шляпу, она двинулась к стойкерегистрации. Отец, незаметно перекрестил дочь благословляющим жестом. Он смотрел ей вслед, ощущая смесь гордости и тревоги.

– К чёрту, – тихо сказала она.

Проходя мимо ярких витрин магазинов, Елизавета вдруг осознала, что забыла дома любимые наушники.

Купив замену, она пошла дальше, как вдруг порывистый ветер, игриво подхватив край головного убора, сбросил её элегантную шляпку на пол. Наклоняясь, чтобы поймать её, девушка ощутила внезапный приступ головокружения. Мир вокруг неё качнулся, цвета и звуки перемешались в хаотичном танце. Почувствовав внезапную слабость, Елизавета инстинктивно ухватилась за ближайшую стойку, но силы покинули её быстрее, чем она успела среагировать. Спустя мгновение она рухнула на пол, потеряв сознание посреди толпы пассажиров.

Но в тот миг, когда каменный пол стремительно приближался к ней, Елизавета внезапно поняла, насколько сильно она хочет жить. Испытать счастье, свободу, любовь, испытать полноту бытия. Холодная рука страха стиснула её сердце, сковала волю. Казалось, будто смерть уже протягивает к ней свою бледную руку, не давая дышать. Внутренне моля о спасении, Елизавета возвала к судьбе:

«Я не хочу умирать! Я хочу жить! Жить свободно, чувствовать, мыслить, действовать, радоваться, страдать, любить…»

Окружающий мир растворился в абсолютной тьме, оставив лишь пустоту и тишину. Последний раз, перед тем как провалиться в ничто, ей почудилось, что в отражении ближайшего стекла она увидела лицо любимого отца – сильного, немного испуганного.

Пространство замедлилось, звуки исчезли, зрение затуманилось. Она погрузилась в бездонную темноту, словно укутана бархатным саваном. Исчезла боль, исчезли страхи, осталось лишь ощущение чистой энергии, веющей дыханием Вечности.

В этой бескрайней тишине Елизавета задумалась, насколько наивными и иллюзорными были её мечты о свободе. Побег в Тунис, был лишь способом сбежать от самой себя, игнорировать проблемы с Олегом, избегать болезненных тем и требований матери. Она обманывала саму себя, считая, что подобная авантюра сделает её независимой и сильной. Вместо открытого разговора с любимыми людьми, она избрала простое решение – бросить всё и уехать. Вспомнилось, как мать изо всех сил старалась защищать её, иногда чрезмерно, иногда неправильно, но всегда искренне, всегда с заботой.

Постепенно погружаясь в глубины собственного сознания, Елизавета поняла главную истину: побег был не шагом к независимости, а попыткой убежать от реальности, отказавшись брать ответственность за свою жизнь. Надежда и отчаяние столкнулись в её сердце, и она пообещала себе, что если судьба даст ей второй шанс, она не упустит его, перестанет убегать от трудностей и научится решать свои проблемы честно и достойно.

Внезапно что-то изменилось. Издалека, словно слабое эхо, прозвучал едва различимый звук. Её физическое тело снова наполнилось жизнью. В ужасе и надежде Елизавета открыла глаза, постепенно узнавая окружающую обстановку.

В этот момент она поняла, что её жизнь продолжается, что судьба предоставила ей ценный шанс всё исправить. Принять свои страхи, противостоять проблемам, научиться отвечать за свои поступки. Она решила воспользоваться этим шансом, начав новую главу своей истории – истории, написанной собственными усилиями, с верой в собственные силы.

Глава 3

Открыв глаза, Елизавета сначала не могла определить, где находится. Окружающий мир представлялся загадочной мозаикой неясных образов, но постепенно контуры вещей приобрели четкость и форму. Взгляд девушки задержался на стенах помещения, покрытых странными символами, мерцающими мягким светом, создающим атмосферу волшебства и таинственности. Рядом находился необычный механизм, напоминающий старинный медицинский аппарат, а на металлических стеллажах располагались предметы, о назначение которых Елизавета могла только догадывать.

Сердце её защемило от волнения.

«Что это за место?» – подумала Елизавета, пытаясь рассмотреть обстановку вызывающую у неё тревожное чувство дискомфорта

Внезапно за её спиной послышались шаги. Елизавета повернула голову и увидела высокую фигуру в белом медицинском халате, выступившую из полумрака дверного проема. Незнакомка обладала кукольной красотой, идеальным симметричным лицом и спокойным взглядом, излучающим доверие.

– Госпожа, вы пришли в себя? – участливо спросила она, внимательно осматривая её. – С вами всё в порядке?

Елизавета почувствовала себя уязвимой и испуганной, но, набравшись смелости, спросила:

– Где я? Я ничего не помню.

Медсестра улыбнулась, как опытный педагог, разъясняющий ученице сложную концепцию:

– Госпожа, прошу вас, не делайте резких движений. Организму требуется восстановление. Вы провели целых три дня без сознания!

– Три дня? – прошептала Елизавета, напрягая память и пытаясь приподняться. Она не могла понять, почему её называют госпожой и где родители, которые непременно должны были находиться рядом.

– Тише, тише, не двигайтесь, – попросила медсестра, чьи глаза вдруг стали ярко-жёлтыми с маленькими угольными крапинками. – Доктор категорически запретил физическую активность.

Перед взором Елизаветы замелькали черные пятна, а голова вновь отозвалась острой пульсирующей болью.

– Где я? – повторила она, чувствуя растерянность.

– Вы находитесь в специализированной лечебнице, госпожа, – серьёзно ответила медсестра. – Ваше выздоровление – настоящее чудо. Доктора утверждают, что вам невероятно повезло выжить после воздействия древней магии – проклятия. Я немедленно сообщу врачу, что вы очнулись.

Быстро покинув палату, медсестра оставила Елизавету одну, в полной растерянности.

«Что происходит? Почему меня принимают за пациентку? И самое важное – когда в современной медицине появилось понятие «проклятие» как диагноз?» – с недоумением подумала она.

Память Елизаветы напоминала рассыпанный пазл: кусочки реальности переплетались с искажёнными картинками, одни моменты исчезали, другие всплывали неожиданно. Ясным оставался лишь эпизод связанный с аэропортом, после которого воспоминания терялись в мутном тумане. Перед глазами возник расплывчатый образ женщины, нереалистичный и туманный.

Пронзительный холод окутал в её тело, словно морозный ветер проник в её жилы. Одеяло соскользнуло с вытянутой руки, открывая странные отметки, похожие на татуировки или странные шрамы.

«Неужели всё моё тело покрыто такими же узорами?» – пронеслось в её сознании, усиливая тревогу.

Ощущение реальности пугало её. Мысли вихрем проносились в её голове. Магия, проклятия, медицинские приборы, напоминающие средневековые механизмы – как всё это могло произойти в её обычной жизни? Непонятные обрывки воспоминаний клубились в её сознании, как кадры старой киноплёнки, перекрывая редкие проблески реальности. Она чувствовала угрозу, скрытую опасность, поджидающую её, пока она пытается восстановить нить произошедшего.

Где родители? Почему отсутствуют знакомые лица? Что случилось в аэропорту? Вопросы теснились в голове, превращая её мысли в запутанный лабиринт без выхода. Сердце лихорадочно билось, будто предупреждая о чём-то важном, скрытом от её взора.

Елизавета ощущала себя потерянной. Она не могла понять, где оказалась и как сюда попала. Размышления роились в её голове, создавая сеть вопросов без ответов, усиливающие её тревогу и отчаяние.

Картина величественного дерева возникла перед её мысленным взором: широкие ветви, осенённые закатным небом, ночной воздух, касающийся её кожи прохладой. Это видение заставляло девушку вздрогнуть. Она вспомнила, что как проснулась именно под этим деревом, встала и отправилась неизвестно куда. Но что было до этого? Её воспоминания обрывались именно в тот момент, оставляя её в растерянности и невединии.

«Нужно срочно вспомнить хоть что-то, – рассуждала Елизавета, закрыв глаза и глубоко дыша. – Надо понять, как я здесь оказалась и куда делись мои личные вещи».

Представив себя в кабинете отца, удобно устроившейся на кожаном диване, вдыхающей запах масла и древесины, она мысленно успокаивалась:

«Сейчас откроется дверь, и папа появится, как в детстве, спасёт меня от чудовищ».

Однако самовнушение не помогло, лишь усилило головную боль, ставшую невыносимой.

– Наверное, это просто галлюцинации, – прошептала она себе под нос, открыв глаза и пытаясь убедить себя, что происходящее – лишь плохой сон. Но интуиция подсказывала ей обратное: происходящее было слишком реальным, слишком живым, чтобы быть плодом её фантазии.

В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату вошёл мужчина в белом медицинском халате. Его взгляд был серьёзным, черты лица резкими и точёными, глаза тёмно-синего оттенка, слегка отдающие фиолетовым свечением.

– Как вы себя чувствуете? – официальным тоном спросил он. – Меня зовут Киантар Тиэльдрен. Я ваш лечащий врач.

«Странный он. А его родители скорее всего были поклониками Толкина», подумала она, но вслух все же пожаловалась, не сводя с доктора глаз:

– Головокружение и сильная головная боль.

Мужчина, слегка коснувшись её руки небольшим прибором, внимательно изучал показатели.

Прикосновение врача вызвало у Елизаветы чувство дискомфорта, и она пристально всмотрелась в его лицо. Интуитивно ей казалось, что этот человек отличается от обычных людей, и на подсознательном уровне она опасалась его, чувствуя, что в его взгляде скрывается нечто странное и настораживающее.

– Доктор, что со мной произошло? Почему я здесь? – спросила она, сглатывая комок в горле. – Я почти ничего не помню, чувствую, будто потеряла значительную часть жизни. Где мои родители?

– Такое бывает, – мягко пояснил доктор Тиэльдрен. – Ваш организм перенёс значительный стресс, и ваше тело реагирует соответствующим образом. Но уверяю вас, ваше здоровье постепенно восстановится. Касательно ваших родителей, миледи… Что вы сами помните до того, как очнулись здесь?

Лиза задумалась. Последнее, что ясно запечатлелось в её памяти, – поездка в аэропорт, хотя это событие казалось слишком далёким и неправдоподобным. Была сильна потребность поделиться с врачом всем, что произошло, но внутренний голос подсказал ей нужно молчать. Обращение доктора к ней почтительно, как к высокопоставленной даме, вызывало у неё дополнительную насторожённость и подозрение.

Казалось, она оказалась не в обычной больнице, а в учреждении, которое могло существовать лет двести тому назад, где обращения были чрезмерно церемониальны, явно несоответствующими привычному ей образу жизни.

Доктор заметил её замешательство и воспринял его по-своему:

– Не тревожьтесь, миледи Блэквуд, – сказал он ободряюще, подходя к окну и распахивая шторы. Сквозь полупрозрачную ткань тюли открылся вид на фантастический пейзаж: высокие сооружения, похожие одновременно на готические башни средневековья и футуристические постройки будущего. – Самое важное сейчас – ваше восстановление. Прошу вас расслабиться и стараться избегать волнений. Вы в надежных руках.

Елизавета кивнула, соглашаясь, хотя сердце её билось так сильно, что готово было выскочить из груди. Имя «Блэквуд» ей было совершенно незнакомо, но она хранила молчание, интуитивно понимая, что её признание может привести к осложнением. Она понимала, что её с кем-то перепутали, но не знала, что делать в ответ. Вид из окна пугал её, заставляя воображение строить самые невероятные предположения.

Капли дождя падали за окном, отражая лунный свет, усиливая тревожное настроение. Погода вторила её состоянию, подчёркивая странность ситуации.

– Отдыхайте и выздоравливайте, – завершил доктор, покидая палату, оставив Елизавету наедине с её мыслями.

Оставшись одна, Елизавета глубоко вздохнула, стараясь осмыслить происходящее. Новое окружение пугало её: шрамы на коже, странные рисунки на стенах, упоминание медсестры о «проклятии», загадочный пейзаж за окном и имя ее лечащего врача – всё это представлялось жуткой головоломкой, требующей немедленных объяснений.

Её мучила жажда. Вода в железном стаканчике была ледяной. Этонапомнило ей о ночь, когда она очнулась под огромным деревом, промокшая и продрогшая до костей. Её мысли снова обратились к тем событиям, как мрачные волны, движимые штормовыми ветрами.

Она вспомнила, как, шатаясь, брела по мокрой траве, дрожа от холода и усталости. Каждое движение давалось с огромными усилиями, вызывая боль в озябших конечностях.

Внезапно впереди она увидела тусклый свет, манящий, как огонь в зимнюю стужу. Слабая надежда вспыхнула в её сердце, заставляя идти дальше, несмотря на боль и страдания.

Луч фонаря осветил одинокий деревянный домик. Из последних сил она постучала в дверь, и ожидание показалось ей бесконечной, мучительной пыткой.

Наконец дверь медленно отворилась, и на пороге появилась пожилая женщина, одетая в простую одежду. Морщины на её лице были словно страницы книги, повествующие о годах испытаний и тяжёлых побед.

– Помогите, пожалуйста, – прошептала Елизавета, чувствуя, как последние капли сил покидают её тело.

Женщина внимательно изучала её, взгляд её был осторожным и недоверчивым, словно перед ней стояла сущность, таящая в себе нечто необычное и потенциально опасное.

Елизавета поняла, что именно сейчас решается её судьба. Медленно выпрямившись, она уверенно подняла подбородок, смело встретив взгляд старухи.

– Я не уйду отсюда, – произнесла она твёрдо, чувствуя, как воля восстала из бездны отчаяния, вызванной безысходностью и глубокой потребностью выжить.

Старуха скептически покачала головой, но затем что-то – возможно, решимость в глазах девушки, её прямая осанка или твёрдый взгляд – перевесило чашу весов в её пользу. После короткой паузы она извлекла из складок одежды странный кристаллический камень, мерцающий загадочным светом. Чётко указав на него, женщина предложила гостье взять его в ладони.

Камень был холодным, словно извлечённым из глубоких подземелий, но постепенно, по мере того, как Елизавета сжимала его, он начал нагреваться, переливаясь всеми цветами радуги, и вскоре превратился в прозрачное стекло, приняв пепельный оттенок.

Увидев эти метаморфозы, хозяйка явно осталась довольна результатом, она тепло улыбнулась и отступила в сторону, широким жестом приглашая Елизавету войти. Девушка нерешительно кивнула, переступив порог, но её сердце учащённо билось: почему женщина не разговаривает, а общается только жестами? Где она находится? Ответы на вопросы множились в её голове, но усталость брала верх, и она покорно последовала за женщиной внутрь жилища.

Дом напомнил Елизавете старинную избу: деревянные балки потолка, покрытые толстым слоем пыли, тяжёлые шкафы с баночками сухих трав и разноцветных порошков, старинные ковры на стенах, выцветшие от времени. В воздухе висел густой аромат трав и древесного дыма, исходящего от очага.

Хозяйка осторожно открыла маленькую деревянную дверь сбоку от основного входа, озарив светом лампы узкую, покрытую пылью винтовую лестницу, ведущую на верхний этаж. Молчаливо развернувшись, женщина пошла наверх, и Елизавета, сомневаясь, последовала за ней, не желая оставаться внизу в одиночестве.

Вскоре они оказались на площадке, и старуха отошла всторону, позволяя Елизавете пройти первой в проход. Мансарда была тёмной и тесной, единственным источником света был луный свет проникающий через грязное окно и трещины в крыше, создавая причудливые силуэты на стенах.

Чердак напоминал хранилище забытых вещей: старинные сундуки, покрытые густым слоем паутины, пожелтевшие книги, обшарпанныестолы и странные инструменты. В центре комнаты, среди мусора, лежал потертый матрас. Женщина указала пальцем на него, предлагая Елизавете занять это место, и, не дожидаясь её ответа, покинула помещение. Лиза кивнула, подавляя неприятные ощущения от вида столь примитивного ложа. Несмотря на кажущуюся грубость и неудобство, её изнемождённое тело восприняло выделенную ей постель как манну небесную.

– Доброй ночи, – прошептала Елизавета в темноту, плотно закрывая глаза, чувствуя, как тяжесть сна наваливается на неё целиком.

Глава 4

Сон Елизаветы был тяжёлым и тревожным, наполненным хаотичными образами и голосами, оставшимися в её подсознании. Мелькающие в тумане деревья, шёпот ветра, танцующие огоньки – всё это переплелось в её воспалённом воображении, словно сюжеты из фильма, снятые на старую киноплёнку.

Проснувшись от резкого толчка в бок, Елизавета увидела мальчика лет десяти, с рыжими волосами и зелёными глазами, сверкающими, как драгоценные камни. Зубы его были необычной формы, напоминая острые звериные клыки, придавая мальчишке отталкивающий, но своеобразный вид.

Убедившись, что девушка проснулась, мальчик показал на себя пальцем, а затем жестом пригласил спуститься за ним вниз по лестнице. Елизавета села, её тело ныло, сознание было спутано, словно после тяжёлой болезни.

До этого момента её жизнь протекала размеренно и предсказуемо, каждый аспект контролировался родителями, особенно матерью. Сейчас, оказавшись в таком непонятном и враждебном месте, девушка испытывала первобытный страх и неуверенность. Находясь в ситуации, где привычные законы и порядок не действовали, Елизавета чувствовала себя совершенно беспомощной.

Её размышления прервал мальчишка, продолжавший смотреть на неё. Наконец, презрительно фыркнув и сплюнув на пол, он встал и стремительно ушёл, громко хлопнув дверью. Елизавета, пошатываясь, поднялась, понимая, что конфликт не улучшит её положение.

Коридор был наполнен прохладой раннего утра, пахнущим сыростью и запахом плесени. Боль в голове усилилась, сопровождаемая неясными образами прошедшего дня. Смутные воспоминания о событиях предыдущих суток пульсировали в сознании, не складываясь в цельную картину. Сердце Елизаветы сжалось от понимания, что она не может связаться с родным людьми, объяснить им, где она находится.

Спустившись по лестнице, Елизавета увидела внизу пожилую женщину, приютившую её предыдущей ночью. Та стояла у печи, помешивая что-то в кастрюле и напевая песню на незнакомом ей языке. Девушка замерла на пороге, пытаясь подобрать нужные слова.

– Простите, я… – начала Елизавета, но запнулась, зацепившись туфлёй за торчащую доску пола. Каблучок босоножки, издав неприятный треск, сломался пополам, став непригодным для ходьбы.

Женщина обернулась, пристально рассматривая гостью. Она молча указала на накрытый стол, где стояли тарелка с домашним хлебом, масло и чашка тёплого травяного чая.

Пока она завтракала, Елизавета внезапно осознала, что женщина не была глухонемой, как она предположила ранее, ведь она напевала песню на странном языке, совершенно незнакомом девушке. Возможно, местные жители просто не понимают её и не могут ответить, сделала вывод она, и это предположение лишь усилило её панику, отбив всякий аппетит.

Отодвинув тарелку, Елизавета почувствовала, как усиливается давление в висках, мысли становятся путаными и разрозненными. Эмоциональный шок, невозможность разобраться в обстоятельствах сделали её особенно восприимчивой и уязвимой.

Послышался скрип двери, и мальчик вернулся с грубо сшитыми шерстяными башмаками, которые Елизавета автоматически приняла, молча кивнув в знак благодарности. Желание проявить независимость и стойкость столкнулось с непреодолимой стеной физической усталости и апатии.

Девушка понимала, что нужно предпринимать шаги, чтобы освободиться из сложившейся ситуации, но никак не могла сосредоточиться на рациональных действиях. Всё происходящее казалось ей сюрреалистичным сном, кошмаром, из которого нет выхода.

Женщина, тряхнув седой гривой, явно раздосадованная, что-то резко сказала мальчишке. Тот бросил быстрый взгляд на Елизавету и покинул кухню. Старуха последовала за ним. Руководствуясь инстинктом самосохранения, девушка поспешно встала и двинулась за ними, боясь остаться одной. Чувствуя, как её воля тает, уступая место механическим, почти бессознательным действиям.

Они ненадолго остановились в коридоре, залитом мерцающим светом старинной масляной лампы. Женщина жестом указала на наружную дверь, очевидно намереваясь выйти наружу. Мальчишка нетерпеливо толкнул ручку, и тяжёлая деревянная створка со скрипом распахнулась.

На улице собралась группа людей, выглядевших как сельские жители, облачённые в грубые одежды. Они нагружали повозки большими и маленькими мешками. Елизавета предположила, что люди готовятся к какому-то длинному путешествию. Старуха что-то тихо сказала мужчине, стоящему рядом с ближайшей телегой, и указала на Елизавету, и давая ей понять, что ей стоит присоединиться к группе. Мысли о сопротивлении или побеге казались бессмысленными.

Среди этих людей, ощущая себя чужой, в своём светло-голубом платье с широкими рукавами и шелковой юбкой, она казалась белой вороной. Вокруг были семьи с детьми. Непонятная ситуация пугала её, но оставалась надежда, что группа направляется в ближайшее поселение, где можно будет найти способ связаться с домом.

«Только бы там был телефон, – размышляла она, – тогда я смогу связаться с родителями». Время и покой – вот что ей было нужно, чтобы собраться с мыслями и разработать стратегию возвращения в привычную ей жизнь.

Внутренний голос настойчиво подсказывал ей, что она должна действовать активно, а не пассивно плыть по течению.

Телега мягко покачивалась, ритмичное цоканье копыт лошадей успокаивало нервы, снимая напряжение. Елизавета дремала, расслабившись под действием равномерного шума колёс, не обращая внимания на окружающую природу: бесконечные поля, одинокие деревья, простирающиеся вдоль дороги.

Резкий металлический лязг выдернул её из полусонного состояния. Телега перевернулась, наполнив пространство облаком пыли и тяжёлым запахом грязи. Лиза задыхалась, не в силах вдохнуть свежий воздух. Мощные удары сотрясли деревянную конструкцию, сопровождаемые дикими криками, звоном металла и стонами.

Паника охватила её, сердце заколотилось быстрее, дыхание стало прерывистым. Ей казалось, что она ослепла. Горло сдавило, глаза наполнились слезами, во рту скопилась липкая слюна. Кисловатый запах достиг ноздрей, вызывая тошноту и головокружение.

С трудом преодолевая панику, Елизавета восстановила контроль над телом, собравшись с силами и приподнявшись на локтях. Сдерживая боль, осторожно пошевелилась, освободившись от обломков, свалившихся на её плечи.

Она медленно поползла к небольшому отверстию в боковой стене телеги, через которое смогла увидеть небо и разбросанные тела погибших людей. Кошмарный вид вызвал у неё сильнейший приступ тошноты. Земля была покрыта кровью, тела лежали неподвижно, словно восковые фигуры, жертвы трагической катастрофы. Дрожащими руками она зажимала рот, стараясь сдержать рвотные спазмы.

Звуки битвы стихли. Терзаемая страхом за свою жизнь, Елизавета осторожно двинулась вперёд. Панические мысли о возможности оказаться заживо погребённой под обломками телеги подстёгивали её к решительным действиям. Собрав последние силы, Елизавета с трудом приподняла один из бортов, рискуя привлечь внимание врагов, и выползла наружу.

Переборов страх, она рванулась вперёд, стремясь оказаться как можно дальше от места трагедии. Она бежала, не разбирая дороги, дезориентированная и перепуганная, постоянно спотыкаясь и падая. Солнце обжигало спину, усиливая чувство усталости, но угроза смертельной опасности не позволяла остановиться.

Когда силы окончательно покинули её, девушка перешла на быстрый шаг, тяжело дыша и отчаянно озираясь по сторонам. Внезапно её взгляд упал на перевёрнутую повозку, рядом с которой лежала женщина. Елизавета не могла понять, жива ли она или мертва, глаза несчастной были широко раскрыты, словно зафиксировавшие сцену ужаса последних мгновений жизни.

Голова гудела от боли, в ушах звенело, паника парализовала мысли. Сил куда-то бежать у неё больше не было. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, она опустилась на влажную траву.

Отчаянно пытаясь осмыслить происходящее, Елизавета спрашивала себя: «За что мне выпала такая участь? Почему именно со мной произошла эта трагедия?»

В этот момент Елизавета осознала, что сбежала с одного места преступления, чтобы нечаянно наткнуться на другое. Возможно, нападение на телегу было лишь фрагментом масштабной драмы, охватившей эти земли пожарами войны и насилия. Девушка поняла, что оказалась вовлечённой в конфликт, масштабы которого превышали её понимание.

В полном физическом и эмоциональном истощении Елизавета рассматривала неподвижное тело женщины. Страх перед неизвестностью удерживал её на месте, хотя разум твердил, что оставаться здесь опасно. Мимолётное сомнение в реальности происходящего мелькнуло в её голове.

Неожиданно рука женщины, казавшаяся безжизненной, зашевелилась, холодные пальцы схватили запястье Елизаветы, не давая ей возможности сбежать. Девушка вздрогнула, сердце на мгновение замерло, а затем бешено заколотилось в груди.

Крупные капли пота выступили на её лбу, дыхание перехватило, тело отказалось слушаться. Лиза почувствовала, как чужие пальцы крепко держат её запястье, не позволяя двинуться с места.

– Отпусти меня! – еле слышно выдохнула Елизавета, отчаянно пытаясь освободиться.

Непонимание ситуации усугубляло её ужас. Паника захлестнула её, оставляя беззащитной перед смертью, дыхание которой, казалось, ощущалось в затылке.

– Умоляю, отпусти… – повторила она жалобно, понимая, что обязана действовать решительно, если хочет выжить.

Женщина, не реагируя на её мольбы, лишь крепче сжимала пальцы, продолжая удерживать жертву. Елизавету охватил ужас, мысль о возможной гибели заставляла кровь стынуть в венах. Она поняла, что должна предпринимать срочные меры, иначе опасность может стать роковой.

Но что ещё ожидало её впереди? Какой кошмар ждал её за следующим поворотом? Мысли путались, паника заполняла сознание, и лишь страх давал ей силы для сопротивления.

Глава 5

Взгляд женщины, сжимавшей руку Елизаветы, постепенно прояснился, в нём появилась осознанность. Пальцы ослабили хватку, кожа потеплела, она больше не напоминала холодное мертвое существо, а стала похожей на живого человека. В глубине её глаз читалась безграничная мольба, отчаянная просьба о помощи, способная растопить даже самое холодное сердце.

Губы незнакомки слегка порозовели, и она едва слышно прохрипела что-то невнятное.

– Я не понимаю, – сказала Елизавета севшим голосом.

Хотя её охватывал ужас и паника, девушка осознала, что не сможет бросить эту женщину в бедственном положении.

Пальцы незнакомки окончательно разжались, и Елизавета осторожно помогла пострадавшей немного подняться, поддерживая её ослабевшее тело. Стараясь успокоить женщину, она нежно гладила её волосы и тихо шептала ободряющие слова, сдерживая слёзы отчаяния.

– Держись, всё будет хорошо, – шептала Елизавета, стараясь передать раненой надежду и поддержку. Минуты тянулись медленно, губы девушки пересохли от жары и волнения. Она не верила, что жизнь этой женщины тает с каждой минутой.

Осторожно проверив её пульс, Елизавета ощутила слабый, неровный ритм. Она растерянно произнесла:

– Я не врач, – голос её дрожал. – Что я могу сделать? Я не разбираюсь в правилах оказания первой помощи.

Её слова повисли в воздухе, словно лепестки цветка, брошенные в бурную реку. Елизавета чувствовала себя потерянной, оторванной от привычного мира, где опасности не поджидали на каждом шагу, а помощь была доступной всегда.

Интуиция подсказывала ей, что если её найдут рядом с этой женщиной, оправдаться будет непросто. Но, несмотря на это, она осталась и осмотрела раны, заметив, что одежда пропитана кровью. Без необходимых инструментов она оторвала кусок ткани от своего платья и попыталась остановить кровотечение импровизированной повязкой.

«Пусть этот самодельный бандаж хоть немного задержит потерю крови», – подумала она.

Женщина посмотрела на Елизавету с такой благодарностью, что девушка ощутила глубочайшее сострадание. Между ними установилась особая связь, преодолевшая языковой барьер.

Медленно, с большим усилием женщина вытянула руку, указывая на серебряный кулон, висевший у неё на тонкой цепочке. Елизавета, почувствовав её тихую просьбу, осторожно сняла украшение.

По жестам женщины она поняла, что должна надеть его на свою шею. Когда Елизавета выполнила просьбу, раненая едва слышно прошептала:

– Помоги…

Елизавета вздрогнула, осознавая, что впервые за долгое время она поняла обращённые к ней слова. Просьба звучала чётко и ясно, словно барьер между ними исчез.

– Как это возможно? Почему я тебя… понимаю? – растерянно спросила Елизавета, не находя нужных слов, чтобы выразить своё удивление.

Женщина слегка прикрыла глаза, собирая последние силы, но когда снова открыла их, в них отразилась железная решимость. Губы её едва шевельнулись, преодолевая боль, и она едва слышно произнесла:

– Кулон…

Елизавета машинально потянулась к аккуратной подвеске, ощущая лёгкое тепло, исходящее от украшения. С удивлением она отметила, как пальцы, соприкасаясь с ним, ощутили приятное покалывание, словно электрический ток бежал по венам.

– Что это? Это какой-то новаторский гаджет? – неуверенно спросила Елизавета, не в силах осмыслить происходящее. Всё это казалось ей невероятным, невозможным. – Что-то вроде переводчика с элементами искусственного интеллекта?

Женщина едва заметно кивнула, подтверждая её догадку, и девушка облегчённо вздохнула. Итак, это новейшее устройство, позволяющее общаться в условиях технического прогресса, подумала Елизавета.

– Да, – с трудом призналась незнакомка. – Я обладаю особым магическим даром. Кулон – наследство моего рода. Помоги мне, и он перейдёт к тебе. Моё время истекает, и я больше не нуждаюсь в нём.

– Что? Но…– Елизавета попыталась задать вопрос, но слова застряли в горле. Рационализм и логика, составляющие основу её воспитания, отказывались принять идею существования магии.

– Этого не может быть… – продолжилаона, чувствуя, как фундамент её представлений о мире трещит по швам. – Магии не существует…

– Мир гораздо сложнее и многообразнее, чем ты думаешь, гостья другого измерения, – слабо улыбнулась женщина. Её голос звучал усталым, но уверенным. – В твоём мире магия может отсутствовать, но здесь она является важной частью мироздания.

Сказанные слова вызвали у Елизаветы нервную дрожь. Закрыв лицо руками, она попыталась сдержать слёзы отчаяния и страха.

«Это слишком. Я хочу проснуться», – подумала она.

– Пожалуйста… – прошептала женщина, произнося каждое слово с огромным усилием. – Поверь мне, у меня осталось очень мало времени. Найдите и защитите моего брата.

– Как я могу кому-то помочь? – с трудом выдавила она, глядя на умирающую женщину. – Я ничего не знаю об этом мире и едва могу помочь сама себе.

– Мой брат Александр в величайшей опасности… – голос раненой звучал всё тише. – Больше никого нет…

Эти слова прозвучали словно приговор, обостряя панику и неопределённость. Сердце Елизаветы сжалось от жалости и сострадания, но голос разума кричал:

«Нет, это не реально, это всего лишь иллюзия, сон, который скоро закончится».

Однако нечто внутри неё, гораздо более глубокое, чем логика, побуждало доверять словам незнакомки. Взвешивая варианты, Елизавета поняла, что возможно она на самом деле попала в параллельный мир.

– Пожалуйста наклонись ближе… откройте… свой разум…

Выполнив просьбу, Елизавета почувствовала, как тёплые пальцы касаются её лба, и окружающий мир померк. В следующее мгновение поток чужих воспоминаний ворвался в её сознание, преобразуя реальность в череду ярких картин.

Это были не просто визуальные образы, а целая жизнь, прожитая другой женщиной. Елизавета ощутила счастье и боль Элизабет, её детские радости, семейные праздники, а затем – утраты и трагедии. Картина беззаботного детства на просторной лужайке сменялась изображением похорон близких людей, разлуки и горьких расставаний. Каждое воспоминание, становилось частью её личного опыта, наполняя Елизавету воспоминаниями чужой жизни.

Особенно яркие эпизоды сильно затронули её душу: девочка подросток играет в саду с полугодовалым братом, вспышка и семилетний мальчик, оставшись один, плачет над гробом родителей. «Алекс…», – пронеслось в сознании Елизаветы, словно Элизабет находилась где-то рядом с ней.

– Ваши родители… Мне так жаль, – начала было Елизавета, но Элизабет остановила её, наклонив голову.

– Ещё не всё, смотри дальше, – прошептала она, её голос звучал слабо, но требовательно.

Елизавета вновь погрузилась в пучину воспоминаний: огромный зал суда, освещённый тусклым светом ламп, тяжёлые кресла и судебная трибуна. Судья Хаал’Рутэросс из рода Огненной Тени, серьёзный и суровый, выносил решение, о разводе. Муж Элизабет, Йорн’Валтаас Хранитель Расколотых Ветров, подданный Валхуримма спокойно подписал бумаги о расторжение их с Элизабет брака, отчуждённо и холодно. Елизавета чувствовала, как сердце Элизабет разрывается от горя, её руки дрожали от стресса и волнения.

Елизавета ощутила тяжесть одиночества и несправедливости, постигших Элизабет после судебного процесса, который разрушили её жизнь. Мужчина, выбранный ею добровольно, ставший причиной её переезда в другую страну, отказа от родных мест и родителей, стал источником её страданий. Каждое слово судьи, каждая строчка официального документа запечатлелись в сознании Елизаветы, вызывая сочувствие и уважение к судьбе Элизабет.

Волею судьи она лишалась всего, ей оставили лишь небольшой участок земли, некогда принадлежавший ей до вступления в брак, и незначительную денежную компенсацию, которую бывший супруг обязывался выплатить Элизабет прежде чем она покинет страну, по причине расторжения брака по инициативе мужа.

И эта невиданная щедрость случилась лишь благодаря адвокату Элизабет который смог представить суду доказательства, подтверждающие намерения бывшего мужа вступить в новый брак, так как его новая спутница уже ждала ребёнка. Решение суда закрепило обязательство мужа финансово обеспечивать бывшую жену, по крайней мере, на ближайшие четыре года, тем самым защищая её права после прекращения их отношений.

Но Элизабет больше не могла оставаться на территории Валхурима, так как она перестала быть членом семьи Йорн'Валтааса, и ей предписывалось немедленно поменять документы и вернуть девичью фамилию, а супругу выплатить ей всю положенную сумму, которую она могла забрать с собой, остальное же он должен был перевести на её банковский счёт.

Вихрь воспоминаний рассеялся, и Елизавета вновь вернулась в реальность. Несколько раз моргнув, она взглянула на Элизабет, которая едва дышала.

– Когда я уйду…, одень моё платье…, – произнесла Элизабет слабым голосом. – Ты станешь мной…

Магическое свечение окутало её тело, преобразуя облик. Елизавета замерла, наблюдая, как магическое пламя угасло, оставив лишь облачко пепла и аккуратно разложенные вещи. Одежда лежала так, будто кто-то позаботился сохранить ей достоинство, присущее её прежней обладательнице. Это произвело на Елизавету глубокое впечатление.

Собравшись с духом, Елизавета осторожно прикоснулась к ткани, гладкой и чистой, словно её никто не носил. Надевая платье, она чувствовала себя себя как робот, выполняющий программу, команды которой получены извне.

Внезапно острая боль пронзила её тело. Опустив взгляд, она увидела, как на коже начинают проявляться кровавые шрамы, складывающиеся в сложный рисунок. Красные полосы струились по рукам, животу, спине, и боль становилась невыносимой.

В глазах потемнело, дыхание стало затруднённым. Елизавета пыталась бороться, но невидимые цепи затягивали её сознание, погружая в чёрную бездну беспамятства.

Глава 6

Елизавета проснулась, заботливо укрытая тёплым шерстяным одеялом. Воспоминания о недавних событиях, словно тёмные тучи, продолжали тяготить её разум, заслоняя лучи солнечного света.

Твёрдая кровать, казалось, не приносила ни удобства, ни облегчения. Холодный пот стекал по спине, учащённое сердцебиение напоминало ей о той неизвестности, что ждёт впереди.

Она глубоко вдохнула, но ощущение тяжести в груди не позволило ей свободно дышать. Взгляд её упал на открытое окно напротив кровати, из которого струился прохладный воздух. Солнечные лучи играли причудливыми тенями на полу, создавая странные узоры, будто сама природа решила поиграть с её сознанием

Небольшой букет полевых цветов, стоящих на подоконнике, притягивал взгляд своей свежестью и простотой, напоминая о мире, далёком от этого странного места, где она теперь оказалась.

Вдруг она заметила мужчину в белом халате, пепельные волосы которого были аккуратно собраны в низкий хвост, привлекая внимание к необычным серебристо-зелёным чешуйкам на висках.

– Мисс Блэквуд, вы в порядке? – спросил он мягким, но настойчивым голосом. – Похоже, вы увидели страшный сон.

– Да, – выдохнула Елизавета, медленно приходя в себя. Она неловко поправила простыни, пытаясь приподняться, но слабость заставила её снова откинуться на подушки. – Мне приснились родители и брат.

Киантар Тиэльдрен воспринял её слова с присущей ему серьёзностью:

– Это хороший признак. Возможно, вы сможете вспомнить и другие детали происшествия. Может быть, вы вспомнили, кто на вас напал?

Елизавета закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Рассказать правду или продолжать молчать? Страх, как острое лезвие ножа, пронзил её изнутри.

– Нет, – произнесла она с едва контролируемой дрожью в голосе.

Мужчина задумчиво кивнул, сохраняя ту же спокойную уверенность:

– Понятно. Вас нашли на дороге, ваш экипаж был повреждён, вы были ранены, поэтому вас привезли сюда незамедлительно.

– Я ничего не помню, – повторила Елизавета, стараясь казаться спокойной.

Киантар внимательно наблюдая за её реакцией, осторожно сказал:

– Память может возвращаться частями. Главное, что вы вспомнили про семью.

– Да, – тихо согласилась Елизавета, чувствуя, как уверенность покидает её. – Сколько я уже здесь?

– Сегодня четвёртый день, – сообщил Киантар, внимательно смотря на неё. – Был период, когда ваши показатели вызывали сильные опасения, но сейчас ваше состояние стабильно улучшается. Травмы и ранения имеются, но они не представляют серьёзной угрозы здоровью.

Елизавета, неожиданно для самой себя, задала вопрос, который мучил её с момента пробуждения:

– Доктор, – начала она, не в силах дольше терпеть неопределённость, – медсестра упомянула, когда я очнулась в прошлый раз, о каком-то проклятии.

Киантар Тиэльдрен замер на мгновение, внимательно изучая её реакцию. Тонкая линия недовольства появилась на его лице, его глаза сузились. Было очевидно, что ему не понравилась, что кто-то из персонала позволил себе обсуждать личных дел пациентов без его ведома.

– Проклятие, – задумчиво повторил он, тщательно подбирая слова. – Можно назвать это так, хотя правильнее сказать, что вы подверглись специфическому воздействию. Ваш кулон сработал особым образом, задействовав защитные свойства. Вы потеряли значительное количество жизненной энергии.

Елизавета невольно коснулась пальцами металлической оправы, не веря собственным выводам.

– Этот кулон… – прошептала она, начиная осознавать серьезность ситуации в которой оказалась.

– Именно, – подтвердил доктор, его голос звучал твёрдо и уверенно. – Он обладает магическими свойствами, защитой рода. Это не просто амулет, Элизабет, он нечто большее. В момент опасности он активизировался, спасая вашу жизнь, но процесс активации нанес значительный урон вашему организму.

– Эти ожоги и шрамы… они останутся навсегда? – спросила Елизавета, стараясь подавить волнение.

Доктор глубоко вздохнул, стараясь смягчить её тревогу:

– Не беспокойтесь, – произнес он мягко, но его голос звучал уверенно. – Наши специалисты работают над нейтрализацией последствий воздействия. Они консультируются с ведущими экспертами в этой области, которые помогают нам минимизировать возможные риски и магические воздействие.

Генри отметил её тревогу и решил дополнить свои слова:

– Миледи Блэквуд, вам не стоит переживать, – пояснил он спокойно. – Сразу после поступления в клинику наши лучшие врачи использовали особые заклинания, направленные на регенерацию тканей и устранение следов повреждений. Со временем ваши шрамы полностью исчезнут.

Сделав небольшую паузу, он продолжил:

– Однако из-за активного магического воздействия ваша внешность слегка изменилась. Но эти корректировки пошли вам только на пользу и они совершенно безвредны. И поскольку ваш облик претерпел незначительные изменения, после выписки вы получите обновлённые документы. Общение с местными властями – это самое страшное, чего вам стоит бояться, – пошутил он, пытаясь снять напряжение.

Елизавета кивнула, не находя слов для продолжения разговора. Всё происходящее казалось ей нелепым и ирреальным, словно странный сон, из которого невозможно выбраться.

– Попробуй отдохнуть, – посоветовал доктор, направляясь к выходу. – Продолжим позже, когда вам станет легче. Если понадобится помощь, просто позовите.

Закрыв за собой дверь, мужчина оставил Елизавету наедине с хаосом мыслей и неизвестностью. Жизнь словно разделилась на две части: до того, как она узнала правду, и после.

Немного погодя в палату вошли две молодые медсестры, пришедшие обработать её раны. Одна из них, девушка с розовыми волосами, напоминающими оттенки закатного солнца, приветливо улыбнулась, заметив обеспокоенное лицо пациентки.

– Почему вы такая грустная? – спросила она дружелюбно. – Включить вам галовизор?

Елизавета благодарно кивнула, слегка смущённая вниманием. Розововолосая медсестра подошла к стене и нажала кнопку на скрытой панели управления, и комната наполнилась ярким светом проектора. На экране появилась необычная студия, в центре которой вели беседу ведущие, наряженные в яркие, эксцентричные костюмы, обсуждая свежие новости.

– Что думаете о поведении Данте эйр Блэйза? – спросила молодая женщина с огненно-красными волосами и яркими синими глазами, обращаясь к партнёру.

– Ах, я как раз хотела посмотреть продолжение вчерашнего выпуска, – весело произнесла розововолосая медсестра, в то время как её коллега аккуратно обрабатывала раны Елизаветы. Лиза сразу поняла, что она специально предложила включить голопроектор, чтобы не пропустить интересующую её передачу.

– Ходят слухи, что его исключат из военной академии, куда он поступил после столичного университета, и теперь ему не светит карьера военного, – вмешалась вторая медсестра, сероглазая и более серьёзная, уменьшая громкость проектора. – Даже его отец, сенатор, не сможет помочь.

– Такие слухи не стоит воспринимать всерьёз, – энергично возразила розововолосая девушка, энергично размахивая руками.

– Нельзя верить сплетням. Молодой Эйр Блэйз, будущий военный маг, просто попал в сети интриг соперников, – подтвердил ведущий на экране, активно жестикулируя. Его неуклюжие движения вызвали смех у сероглазой медсестры.

– А я считаю, что он специально пытался соблазнить ту девушку, – вставила вторая медсестра, заканчивая нанесение мази.

– Эйр Блэйз не такой, – уверенно возразила её напарница, обиженно нахмурившись.

Спор между девушками продолжался, пока они не покинули палату. Оставшись одна, Елизавета продолжала смотреть голопроектор, погружаясь в мир экранных новостей, который казался ей столь же чуждым, как и сама палата.

На экране появилось изображение величественного здания Сената, сверкающего драгоценными металлами и загадочными символами, возвышающегося на фоне индустриального ландшафта. Перед дворцом стоял высокопоставленный чиновник, рядом с ним – молодой темноволосый мужчина лет тридцати, возможно, подумала Елизавета, тот самый Данте, ставший объектом общественного обсуждения.

Она прислушалась к словам репортёра, комментирующего государственные реформы. Опрошеные им эксперты, учёные, чиновники и военные деятели, одетые в строгие костюмы, подчёркивающие их высокое положение, эмоционально высказывались, подкрепляя аргументы статистикой и цитатами исторических деятелей.

– Что такого натворил этот Эйр Блэйз, что так взбаламутил общество? – вслух спросила Елизавета.

Однако внезапно на экране появилась реклама лекарственных препаратов, а затем корреспондент быстро сменил тему, и Елизавета решила переключить канал.

Новый видеоролик демонстрировал живописные виды города, парящего среди облаков на мощных антигравитационных платформах. Бархатный голос за кадром уверенно сообщал:

«Эйсентар – столица королевства Талланар, самого мирного государства планеты Орион. Это город гармонии и прогресса, где магия и технологии существуют в идеальной гармонии. Серебряные и хрустальные башни служат домом для существ различных рас: магов, драконов, демонов, фераланцев, эндориев и людей. Объединённые общим духом, они создают мир, свободный от вражды и дискриминации. Эйсентар гостеприимно встречает туристов, а его воздушные транспортные системы позволяют приезжающим передвигаться по столице с лёгкостью птицы.»

На экране появились огромные дирижабли и изящные флаеры пересекают облака, лавируя среди воздушных потоков.

«Три континента Ориона предлагают разнообразие культурных традиций и природных условий. Центральные районы отличаются многонациональным населением, северные заселены народами Эндории, предпочитающими жить на заснеженных вершинах, а южные регионы являются домом морской расы фей, проживающих в подводных городах.»

На экране появились холодные заснеженные пейзажи северо-восточной части континента, где располагалось посольство загадочных эндорцев. Когда начали рассказывать о морских феях, похожих на русалок, Елизавета поняла, что это слишком для неё, и переключила канал.

На следующем телеканале шла передача о технических и магических достижениях Ориона. Ведущие демонстрировали удивительные артефакты и открытия учёных. Однако Елизавета быстро потеряла интерес, поскольку это было слишком сложно для её понимания.

На другом канале транслировалилекцию профессора астрофизика, рассказывающего о межгалактических контактах и взаимодействиях Ориона с другими мирами.

«Наша планета играет ключевую роль в сохранении баланса «Концентрических колец», – говорил профессор. – Современная техника и магические способности делают возможным сотрудничество и взаимодействие с разными цивилизациями. Наш вклад в сохранение мира и баланса сил в галактике неоценим…»

просто магическим, но здесь магия и техника были единым целым, а население свободно путешествовало среди звёзд. Эта новость была одновременно устрашающей и обнадеживающей. Этот новый мир казался ей намного более обширным и удивительным, чем её привычная жизнь на Земле.

Погрузившись в размышления, Елизавета не заметила, как усталость взяла верх, и её глаза закрылись. Последнее, что она запомнила перед тем, как заснуть, был рассказ о космопорте «Стелларис», расположенном недалеко от Эйсентара. Откуда огромные звездолёты отправлялись в межгалактические рейсы, оставляя за собой яркий шлейф, унося пассажиров к таинственным мирам.

Глава 7

Ночь была тихой и душной. Елизавета лежала в своей палате, не смыкая глаз, погружённая в тревожные мысли, лишающие её покоя. Время тянулось медленно, и ночные часы казались бесконечными.

За окном ветер протяжно завывал, глухие удары крыльев ночных птиц доносились из сада, а где-то вдали слышались неясные шаги, создавая мрачную атмосферу.

Ей не спалось. Уже давно перевалило за полночь. Луна скрылась за плотной завесой облаков, звёзды едва мерцали на небе, а деревья, окружавшие здание больницы, выглядели зловещими, словно стражи, охраняющие тайны этого места.

Погода обещала дождь. Ощущая беспокойство, Елизавета подошла к окну, вглядываясь в ночное небо. Её сердце наполнялось тревожным ожиданием. Несмотря на надвигающуюся непогоду, она решила выйти на улицу, чтобы привести мысли в порядок.

Тихо встав с кровати, включив верхний свет, она осторожно открыла дверь и вышла в коридор. Кругом царила тишина, нарушаемая лишь лёгким скрипом её шагов по деревянному полу.

Она шла медленно, чувствуя, как прохладный ветер осторожно касается её кожи, разгоняя негативные мысли.

Выйдя на улицу, Елизавета подставила лицо первым каплям дождя. Они увлажняли её кожу, освежая мысли и очищая сознание. Она закрыла глаза, наслаждалась этим моментом свободы. Вместе с этим чувством в её сердце поселились надежда и ожидание чего-то нового и прекрасного.

Внезапно из темноты раздался слабый крик, заставивший её сердце сжаться от страха. Тихий, но отчаянный, он пробивался сквозь шум усиливавшегося дождя и ночной ветер.

Поколебавшись, Елизавета направилась к источнику звука, двигаясь быстро, но осторожно. Приблизившись, она увидела девушку, едва державшуюся на ногах. Её одежда была грязной и измазанной кровью, глаза полны ужаса и боли.

Елизавета ощутила, как накатывает чувство дежавю, словно эта сцена уже повторялась сотни раз. Обратившись мысленно к силам Вселенной, она молча вопрошала:

«Опять? За что? Почему я? – пронеслось в голове Елизаветы, словно удар молнии. – Что я вам сделала, что вы испытываете меня таким образом? Чем так обидела, что мне практически каждый день приходится помогать страдающим и обездоленным? Почему этот мир подкидывает мне всё новые испытания и загадки?»

Но несмотря на недовольство и раздражение, Елизавета подошла к девушке ближе и протянула ей руку:

– Что с вами? Вы в порядке? – спросила она участливо, стараясь придать голосу максимально нейтральный тон.

Незнакомка посмотрела на неё с тревогой, но затем, позволила ей дотронуться до себя. Её каштановые волосы водопадом спускались на плечи, а карие глаза сверкали мятежным блеском, контрастирующим с её физическим состоянием. Округлые уши, украшенные золотыми серьгами, слегка выступали над волосами, чутко улавливая каждый звук. Гладкий, длинный хвост, окрашенный полосками, напоминающими окрас гепарда, мягко изгибался за спиной, придавая её фигуре грациозную пластичность хищника.

– На меня напали, – прошептала она, её голос был тихим и хриплым. – Ты появилась как раз вовремя и спугнула нападающего…

Елизавета помогла ей сесть, чувствуя, как её сердце учащённо забилось от тревоги и волнения за незнакомку.

– Напали? В больнице? – спосилаона, пытаясь понять причины случившегося. – Что произошло? Ты знаешь, кто на тебя напал? Стоит ли позвать охрану?

– Нет, не стоит, – ответила девушка, её взгляд выражал твёрдую решимость. – Я сама разберусь. Давай считать, что я просто шла и случайно поскользнулась, получив травму.

Елизавета внимательно изучала её лицо, пытаясь решить, стоит ли вмешиваться или довериться решению девушки. Но её интуиция подсказывала, что помощь всё же необходима.

– Но так нельзя, твоя одежда измазана кровью. А вдруг на тебя снова нападут?

– Не переживай. Мне лично ничто не угрожает, – уверенно сказала незнакомка, заметив колебания Елизаветы, и быстро перевела тему. – Кстати, мы с тобой вроде бы не знакомы, но это легко исправить. Меня зовут Анабель Контэ.

– Элизабет Блэквуд, – представила себя Елизавета, заметив, что ещё несколько минут назад глаза Анабель были полны ужаса и боли, но каждый человек имеет право на свои тайны, и она решила не настаивать на откровениях.

– С удовольствием принимаю ваше знакомство, мисс Блэквуд, – учтиво произнесла Анабель, стараясь придать голосу спокойную уверенность. – Вы оказали мне огромную услугу, разрешив опереться на ваше плечо. Надеюсь, впоследствии мы сможем быть полезными друг другу.

– Конечно, – согласилась Елизавета и позволила опереться на плечо.

Открыв дверь соседней палаты, Елизавета помогла Анабель переодеться, промыть раны и удобно устроиться на кровати. Мягкий свет лампы наполнял комнату уютом, контрастируя с погодой за окном.

В палату вошёл доктор Киантар Тиэльдрен. Он строго посмотрел на Анабель.

– Мисс Контэ, что с вами приключилось? – спросил он, сохраняя официальный тон, но в голосе его звучала искренняя забота.

– Ах, доктор, – ответила Анабель с лёгкой улыбкой, хотя Елизавета ощущала её внутреннее напряжение. – Всего лишь небольшая неосторожность: поскользнулась на мокрой дорожке в парке, упала на гравий. К счастью, моя новая знакомая, леди Блэквуд, оказала мне неоценимую помощь.

– Весьма любопытно, – сухо заметил доктор, окидывая обеих внимательным взглядом. – Позвольте узнать, что побудило вас отправиться в парк в столь поздний час?

– Право слово, доктор Тиэльдрен, вы несомненно имеете основание для сомнений, – жизнерадостно ответила Анабель. – Действительно, выглядит странно, что две дамы предприняли прогулку в дождь поздним вечером. Но, знаете ли, никто не пожелал составить нам компанию, и пришлось самим искать развлечения.

– Поистине странное занятие, – заметил доктор, слегка приподняв бровь. – Надеюсь, вы усвоили полезный урок и впредь будете осмотрительнее.

– Дорогой доктор, я понимаю ваше беспокойство, – ответила Анабель с прородной изяществом. – Но уверяю вас, что впредь буду осторожнее и осмотрительнее.

Елизавета восхищалась лёгкостью, с которой Анабель вела беседу с молодым врачом. Её манера говорить была естественной и изысканной, в ней сквозила уверенность и самоуважение. Даже самый строгий собеседник почувствовал бы к ней расположение и почтительное уважение.

– Надеюсь на это, леди, – ответил доктор и бросил на Анабель укоризненный взгляд. – Однако, леди Контэ, я вынужден отметить, что ваше стремление покинуть лечебницу в столь поздний час наводит меня на некоторое размышления. Впрочем, как добросовестный врач, я вынужден напомнить вам, что несоблюдение режима иметь пагубные последствия для вашего здоровья. Поэтому я надеюсь, вы уделяете должное внимание рекомендациям врачей и больше не поступете опрометчиво в угоду личным планам и в ущерб вашему здоровью. А вам леди Блэквуд советую оказывать поддержку новой подруге, коль уж судьба столкнула вас в столь неблагоприятный час.

Елизавета слегка покраснела, застигнутая врасплох титулом «подруга», но одновременно удивлённая неожиданным поворотом событий. Анабель, провожая доктора взглядом, тихо произнесла:

– Вы оказали мне огромную услугу, скрыв правду, леди Блэквуд. За это я вам премного благодарна.

– Не стоит благодарности, – неуверенно ответила Елизавета, ощущая внутренний конфликт: правильно ли она поступила, не рассказав о нападении?

Анабель, внимательно наблюдая за ней, заметила её сомнения и улыбнулась, будто читая её мысли:

– Возможно, мы могли бы познакомиться поближе? Встретимся завтра утром, чтобы продолжить наше знакомство?

телу. Одновременно с этим возникло лёгкое беспокойство – впервые с тех пор, как она оказалась в этом чужом и странном мире, кто-то намеренно стремился сблизиться с ней.

Это чувство окутало её словно теплый пушистый шарф, которого ей так не хватало в этом новом, загадочном и зачастую недоброжелательном месте. Впервые за долгое время она ощутила пробуждение той самой недостающей частицы, которая согревала душу и наполняла сердце теплом, отголоском прежней жизни.

– Конечно, я буду рада, – ответила она с искренней улыбкой, испытывая благодарность за проявленную Анабель инициативу.

– Мне кажется, мы действительно могли бы стать хорошими подругами, – произнесла Анабель, её голос звучал уверенно и тепло.

Елизавета смотрела на неё с восхищением. Анабель была словно олицетворение храбрости и независимости, с её сияющими глазами и манящей улыбкой. В ней чувствовалась особая харизма, которая привлекала и вдохновляла.

– Я надеюсь, что мы сможем подружиться, – тихо сказала Елизавета, слегка смущённая.

Они попрощались, и Елизавета вернулась в свою палату, где вновь воцарились тишина и спокойствие. Лежа на кровати, она размышляла о новой знакомой, ощущая, как между ними устанавливается тонкая нить взаимопонимания и доверия.

Елизавета поняла, что эта встреча могла стать началом чего-то важного, столь необходимого ей в этом полном тайн мире. Она восхищалась смелостью и решительностью Анабель, видя в ней родственную душу, способную поддержать её в трудные моменты.

Глава 8

Несколько дней минуло с момента знакомства Елизаветы с Анабель, и каждый из них приносил новые размышления и открытия. За это время Елизавета познакомилась с множеством удивительных существ разных рас: врачи-эльфы с их благородной осанкой и изысканными манерами, фераланцы с изящными звериными ушами и гибкими хвостами, напоминающими оборотней из книжек фентези; сёстры милосердия из расы морских фей с янтарными глазами и перламутровыми крыльями; пациентами загадочными метаморфы, способные менять внешность, вызывающими её восхищение и удивление; и, наконец, драконианами, к чиску которых относился бывший муж Элизабет Блэквуд – элементали, практически неуязвимые к магии стихий, внушающие трепет своей разрушительной силой.

Такое разнообразие представителей разных расодновременно пугало её и восхищало, поражая ихспособностью сосуществовать вместе в атмосфере гармонии и взаимопонимания.

Это утро началось под непрекращающийся шум дождя, обрушившегося на город. Елизавета сидела у окна своей палаты, разложив на столе альбом с набросками. Карандаши скользили по бумаге, вычерчивая тонкие линии и тени, отражая её мысли и чувства. Полученное письмо от поверенного отца Элизабет не давало ей покоя. Перечитывая текст снова и снова, она пыталась расшифровать скрытый смысл, уловить намёки, связанные с семейством Блэквуд, и найти объяснения загадочным обстоятельствам, окружавшим их.

Время от времени карандаш зависал над чистым листом, пока она задумывалась о содержании прочтённого. Её внимание привлёк пункт о финансовых обязательствах семьи, а также упоминание некоего договора, заключённого много лет назад. Всё это создавало в её сознании огромное количество вопросов, требующих незамедлительных ответов.

Письмо было написано ровным, красивым почерком, подчёркивая значимость и важность содержащейся в нём информации. В памяти девушки всплыл образ этого человека, которого отец Элизабет представил ей в раннем детстве. Мужчина выглядел солидно и респектабельно: седые ухоженные волосы, безупречно сидящий чёрный сюртук, белые манжеты и воротник рубашки, изысканный узел галстука, демонстрирующий отменный вкус. Казалось, его манеры и речь были характерны представителям старой аристократии: утончённые, интеллигентные, уравновешенные и предельно корректные. Его взгляд был проницателен, а слова полны мудрости и глубины, характерные человеку, привыкшему разбираться в сложных ситуациях и противостоять интригам.

Жизнь Елизаветы вновь круто изменилась, и известие, содержавшееся в письме, стало для неё мощным ударом. Граф Блэквуд старший потерпел финансовый крах. Имение, земли и недвижимость, которые предполагалось передать младшему сыну, Александру, были заложены и перезаложены многочисленным кредиторам и теперь не представляли никакой практической ценности.

Единственными средствами, доступными юному графу, оставались лишь небольшой капитал и почётный титул, которыми Александр смог бы распорядиться, достигнув совершеннолетия. До этого времени управление денежными ресурсами должен был осуществлять его опекун.

Кроме того, доходы от имущества, изначально принадлежавшего Элизабет по линии отца, перешли в собственность её бывшего мужа согласно брачному договору. Это обстоятельство подразумевало, что в случае развода или смерти супруги все активы автоматически переходят в пользование супруга, и никакие претензии со стороны Елизаветы невозможны. Исключением стал небольшой участок земли, унаследованный им от Элионоры Блэквуд, который не мог перейти к посторонним лицам и был возвращён Елизавете по условиям их с мужем развода. Эти территории являлись личной собственностью Елизаветы, не зависящей от её брака, и теперь находящихся полностью в её распоряжении.

Таким образом, единственным имуществом, оставшимся у Елизаветы и Александра, стал небольшой капитал в размере двадцати тысяч золотых монет и земельный участок с деревнями, унаследованный от дальней родственницы.

Элизабет довёл дела до банкротства? Кто был виновником этой катастрофы? И почему близкие родственники не знали о финансовом положении семейства Блэквуд?

Карандаш замер над незавершённым рисунком, Елизавета задумчиво посмотрела в окно, где закончился дождь и солнечные лучи пробивались сквозь листья деревьев, освещая палату мягким золотистым светом.

Разорение графа Блэквуда старшего стало для неё неприятной неожиданностью. Она не могла понять, кто мог спровоцировать такие убытки, и почему об этом не узнали остальные члены семьи, включая Элизабет. Или же она знала, но предпочла не делиться этими подробностями из опасения, что Елизавета откажется от их сделки?

Она взглянула на альбом, открытый на последней странице. Перед ней предстал рисунок, на котором девушка с растрепанными волосами и широко раскрытыми глазами в страхе бежала, преследуемая безформенными существами, их искажённые фигуры и острые когти мерцали в полумраке, будто материализовавшись из ночных кошмаров. Штрихи были легкими, эскизными, словно художник успел зафиксировать лишь мгновение погони, оставив завершение картины незавершённым.

Помимо финансовых трудностей, Елизаветутревожила предстоящая встреча с детективом, которую организовал доктор. Следователь желал услышать её версию событий, связанных с нападением на дороге.

Рассматривая альбом, Елизавета почувствовала, как сердце забилось сильнее. Поняв, что нужно отвлечься от неприятных мыслей, она отложила тетрадь и встала.

В этот момент в дверь палаты осторожно постучали. Обернувшись, Елизавета увидела Анабель Контэ, стоящую на пороге.

– Элизабет, – тихо произнесла Анабель, её голос звучал мягко и ободряюще, – я услышала от сестёр, что тебе передали плохие новости, и я подумала, что моя поддержка сейчас пригодится. Что случилось?

Елизавета улыбнулась, почувствовав тепло от участия подруги.

– Спасибо, Анабель, – призналась она, бросив взгляд на дверь, раздумывая, стоит ли делиться секретами. – Пришли известия из дома, и они оказались неприятными.

После нескольких мгновений раздумий, Елизавета решила довериться Анабель. Ей хотелось выговориться, обсудить ситуацию и получить полезный совет, ведь одной справляться с проблемами было нелегко.

Анабель подошла ближе, её глаза выражали искреннее сочувствие и понимание.

– Это ужасно, – произнесла Анабель, после того как Елизавета закончила свой рассказ, её голос был полон сочувствия и искреннего желания помочь. – Но не переживай, я готова поддержать тебя. Переезжайте ко мне. Ты знаешь, моя семья живёт в небольшом уютном коттедже на берегу моря, недалеко от живописного прибрежного городка. Там вы с братом сможете начать новую жизнь, свободную от забот и тревог.

Елизавета нахмурилась, обдумывая предложение. Волнение и сомнения боролись в её сердце.

– Но ты же живёшь не одна, – сказала она, слегка смущаясь. – У тебя есть родственники: дядя и кузина. Что скажут на это они?

– О, – улыбнулась Анабель с уверенностью, – мой дядя Филипп – человек замкнутый и эксцентричный. Многие считают его слишком своеобразным и предпочитают не тратить много времени на общение с ним. Одни полагают, что он просто немного беспокойный, другие – что избалован и предпочитает уединение. Правда, у него есть слабость – он обожает искусство. Ты обладаешь талантом к рисованию, и это станет прекрасным предлогом для сближения. Восхищайся его коллекцией старинных гравюр и рисунков, и ты завоевываешь его доверие. Впрочем, тебе не придется часто встречаться с ним, так как он предпочитает одиночество, следовательно, у тебя будет свобода и независимость, и время решить свои проблемы с братом.

Елизавета задумалась, взвешивая плюсы и минусы предложения. Возможность начать новую жизнь в комфортных условиях, вдали от финансовой нестабильности и рисков, казалась ей привлекательной. Особенно сейчас, когда ей нужно было позаботиться не только о себе, но и о будущем младшего брата. Единственное, что смущало Елизавету, – недавнее нападение на Анабель, но она решила не обращать на это внимания, так как жить ей с ребёнком было негде, и выбирать приходилось между возможно случайным преступлением и перспективой оказаться на улице. Елизавета сделала выбор в пользу первого варианта.

– Спасибо, Анабель, – тихо произнесла она. – Я очень ценю твою помощь и щедрость. Это предложение кажется идеальным выходом из нынешней ситуации и снимает хотя бы одну заботу с моих плеч.

– Рада, что смогла быть полезной, – ответила Анабель, её глаза сияли искренностью и участием. – После выписки мы отправимся в поместье Блэквуд, заберём Александра, а затем поедем ко мне. Всё устроится наилучшим образом, вот увидишь

Елизавета почувствовала, как сердце наполнилось теплом и надеждой. В этом новом, странном мире у неё появилась поддержка и надёжный союзник.

– Я так понимаю, это не все твои тревоги, – уточнила Анабель, намекая на последнюю фразу Елизаветы. – Что-то ещё беспокоит тебя?

– Сегодня вечером я должна встретиться с сыщиком, который ведёт расследование нападения на дороге, – призналась Елизавета, в её глазах отразилась тревога

Анабель наклонилась ближе, её лицо выражало искреннюю поддержку и участие.

– Не стоит беспокоиться, – мягко сказала Анабель, она наклонилась ближе, её лицо выражало искреннюю поддержку и участие. – Скажи ему, что память возвращается к тебе лишь отдельными фрагментами, и ты не помнишь важные детали.

Елизавета улыбнулась, но про себя подумала, что, вероятнее всего Анабель права и ей стоит продолжит разыгрывать сцену амнезии до самого конца. И ей не стоит рассказывать о её тайне никому, даже Анабель. Так как с одной стороны, Елизавета хотела подружиться с ней и стать с ней близкими подругами. Она видела в ней родственную душу, человека, способного понять и поддержать её в трудную минуту. Елизаветачувствовала, что может довериться ей, и это было важно после пережитых испытаний.

Но, с другой стороны, Лиза осознавала, что есть секреты, о которых она никогда не сможет рассказать Анабель. Эти тайны были связаны с её прошлым, с теми событиями, которые произошли до попадания в больницу. Елизавета боялась, что откровенность может привести к проблемам.

Противоречивые чувства вызывали внутренний конфликт. Она хотела быть честной и открытой, но в то же время боялась довериться кому-тополностью. Сложное решение, которое она не хотела принимать, заставило её отложить эту проблему на потом.

Глава 9

День незаметно перетёк в вечер, когда в дверь палаты Елизаветы тихо постучали. В комнате царил полумрак, лишь мягкий свет лампы рассеивался по стенам, создавая интимную атмосферу. Елизавета сидела на краю кровати, задумчиво глядя в экраны головизора. В помещение вошла медсестра с рыжим волосами, собранными в аккуратный пучок.

– Добрый вечер, миледи, – произнесла она с теплотой в голосе. – Как вы себя чувствуете сегодня?

– Мне гораздо лучше, благодарю вас, – ответила она улыбнувшись.

Медсестра, заметив её меланхоличное настроение, слегка нахмурилась.

– За дверью ждёт следователь, – тихо сказала она. – Позволить ему войти?

Елизавета кивнула, ощутив, как сердце сжалось от волнения и страха. Медсестра молча вышла, оставив её одну. Рука девушки непроизвольно сжала край простыни.

Через минуту дверь снова открылась, и в комнату вошёл молодой офицер в безупречном синем мундире с золотыми пуговицами и вышитым галуном на плечах. Форма была новой, но сидела на нём слегка неуклюже, словно он ещё не привык к парадному облачению. Рубашка ослепительно белая, воротник чуть завышен, подчёркивая неопытность молодого человека.

Первое, что привлекло внимание Елизаветы, были его глаза: один светло-карий, другой серо-зеленый. В них отражались решимость и азарт, показывающие его стремление понравиться. Густые каштановые волосы слегка вились на висках, придавая ему небрежность, но не скрывая мягкости его юношеских черт.

– Мое почтение, леди Блэквуд, – сказал он, подойдя ближе. Его голос звучал уверенно и профессионально.

– Здравствуйте, – отреагировала Елизавета, чувствуя, как сердце её забилось быстрее.

– Меня зовут лейтенант Себастьян Райт. Я назначен ответственным за расследование случая нападения на дороге. Если вы не возражаете, я хотел бы задать вам пару вопросов, – ответил он, подходя ближе и доставая из кармана маленький блокнот.

Елизавета кивнула, ощущая внутри себя смесь волнения и тревоги. Она понимала, что эта встреча может пролить свет на интересующие её вопросы, но в то же время боялась узнать ещё больше тайн, связанных с гибелью Элизабет и её родителей, а также с финансовыми трудностями её отца.

– Конечно, лейтенант, – ответила она, стараясь говорить спокойно. – Присаживайтесь, прошу вас.

– Благодарю вас.

Себастьян Райт сел напротив, его глаза внимательно изучали её лицо, словно он пытался проникнуть в самую глубину её души.

– Миледи, позвольте прежде всего попросить вас описать обстоятельства того дня, – начал он, наклоняясь ближе. – Что вы помните о происшествии?

Елизавета задумалась на минуту, стараясь собраться с мыслями, припоминая всё, что она пережила в тот день. Она не хотела лгать, но и всю правду сказать не могла.

– Мои воспоминания разрознены, – наконец призналась она. – Они возвращаются ко мне в виде отдельных фрагментами, полными неясности. Помню, как заснула, а проснулась от сильного удара. Вслед за этим услышала крики, затем – мрак и пустота. Врачи говорят, что у меня частичная потеря памяти.

Лейтенант мягко улыбнулся, стараясь ободрить её.

– Не тревожьтесь, меня заверили, что память постепенно вернётся к вам, – сказал он.

Елизавета кивнула, чувствуя, как напряжение понемногу возрастает.

– Благодарю вас, лейтенант, – произнесла она. – Я всега рада содействовать следствию, однако ныне моя помощь может оказаться ограниченной.

Себастьян наклонился ближе, его взгляд выражал искреннее участие.

– Миледи, куда вы направлялись в тот день? И, если позволите спросить, почему вы оказались одна? – осведомился он обволакивающим баритоном.

Елизавета вздохнула, лихорадочно придумывая подходящий ответ. Она чувствовала, как страх перед разоблачением возрастал.

– Я направлялась в родовое имение Блэквудов, – ответила она, стараясь казаться спокойной, несмотря на усиливающуюся головную боль. – Некоторое время назад я стала законной попечительницей АлександраБлэквуда, после того как старший член рода Блэквудов скончался.

– А супруг ваш? – спросил лейтенант, внимательно глядя на неё и делая записи в блокноте.

– Я не замужем, – спокойно ответила Елизавета, чувствуя страх быть уличённой во лжи.

– Вы разведены? – предположил лейтенант.

Елизавета кивнула, стараясь сохранять самообладание.

– Итак, вы решили вернуться в поместье Блэквуд, чтобы заняться воспитанием своего брата? – уточнил лейтенант Райт, видя что она не собирается говорить о бывшем муже Элизабет.

– Да, – подтвердила Елизавета, стараясь сохранить спокойствие.

Себастьян слегка приподнял брови, озадаченный её односложными ответами. Его взгляд стал сосредоточенным.

– Имеются ли у вас другие ближайшие родственники? – спросил он, внимательно наблюдая за её реакцией.

– Насколько мне известно, нет, – ответила Елизавета, тщательно взвешивая каждое слово, – Но почему вы об этом спрашиваете?

– Возможно, нападение связано с вашими кровными родственниками, – пояснил лейтенант. – Ведь вы и ваш брат владеете значительным наследством.

– Лейтенант вы ошибаетесь, – вздохнув печально ответила Елизавета, – поверенный сообщил мне, что после банкротства графа Блэквуда старшего большая часть недвижимости и земельных владений была заложена кредиторам. Таким образом, Александр получил лишь титул и небольшой капитал, который он сможет использовать, достигнув совершеннолетия. Часть земель, принадлежащих мне, перешла моему бывшему супругу по условиям брачного контракта.

Молодой человек внимательно выслушал её слова, сделав соответствующие пометки в блокноте.

– Я не знал, – сказал он, подняв глаза. – Быть может, вы кого-то подозреваете, или хотели бы, что-то сообщить мне?

Елизавета сделала вид, что задумалась, а затем ответила:

– Нет, лейтенант Райт. Я плохо помню события того дня и не могу выступать хорошим свидетелем.

Себастьян записал её слова и поднялся.

– Хорошо, – сказал он, собирая свои бумаги. – Если у вас появятся какие-либо дополнительные сведения или возникнут вопросы, обращайтесь ко мне. Я буду информировать вас о ходе расследования.

– Благодарю вас, – ответила Елизавета. – Но должна предупредить, что вскоре меня выписывают из больницы, и некоторое время я буду гостить у своей подруги Анабель Контэ, которая проживает на побережье в поместье семейства Локсборн.

Следователь слегка нахмурился, но затем кивнул:

– В таком случае, если мне потребуются ваши показания или появятся новые факты, я свяжусь с вами по МагФону.

– Хорошо, – ответила Елизавета, надеясь, что на этом их разговор завершится.

Себастьян Райт слегка поклонился, демонстрируя воспитанность и уважение, свойственные его рангу, и покинул палату, оставив Елизавету задумчиво сидящей на кровати.

Она почувствовала, как её мысли вновь возвращаются к предложению Анабель, осознавая, что её жизнь стала ещё более запутанной, чем пару дней тому назад. Осталось надеяться, что следователь поверил её словам.

Елизавета решила, что ей следует быть осмотрительной и не доверять никому, пока она не узнает всю правду. Несмотря на многочисленные вопросы, оставшиеся без ответа, она избежала прямой лжи, что было победой.

Медленно поднявшись с постели, Елизавета подошла к окну. Она смотрела на прохожих, спешащих по своим делам, и это напомнило ей, что жизнь продолжается независимо от обстоятельств.

– Не время предаваться унынию, – прошептала она, обращаясь к своему отражению в окне. – Нужно думать о будущем. Я должна быть сильной.

В этот момент дверь палаты снова открылась, и вошла Анабель, её лицо светилось теплым участием.

– Всё прошло удачно? – спросила она, остановившись рядом с Елизаветой. – Надеюсь, следователь помог тебе разобраться в обстоятельствах нападения?

Елизавета улыбнулась в ответ, чувствуя поддержку подруги.

– Нет, он лишь высказал предположение, что нападение совершил кто-то из моих дальних родственников, – рассказала она. – Но я объяснила ему, что у них нет мотива, поскольку наша семья разорена.

Анабель нежно положила руку ей на плечо, передавая тепло и поддержку.

– Мы справимся, – уверенно сказала она. – Вместе мы преодолеем любые трудности. Я помогу тебе узнать правду.

– Спасибо, Анабель, – произнесла Елизавета, чувствуя, как от волнения её сердце забилось быстрее. – Твоя помощь для меня дороже золота.

Елизавета осознавала, что впереди её ждут новые испытания, но, ощутив поддержку подруги, решила немного успокоиться и отложить все тревоги до следующего утра.

Глава 10

Ночь опустилась на землю, окутав её плотнымпокровом, словно сама природа решила скрыть свои тайны под тёмным полотном мрака. Одинокая луна, царствующая на тёмном небосводе, щедро разливала свой бледный свет, освещая заросшие кустарники и высокие деревья, придавая им призрачный и немного зловещий вид.

Дорога, ведущая к поместью Блэквуд, была в плачевном состоянии, изрытая глубокими колеями и ямами. Бедному кучеру приходилось прилагать немало усилий, чтобы управлять каретой. Доктор строго-настрого запретил им пользоваться порталом, что существенно затрудняло их возвращение домой.

Аннабель крепко спала, но Елизавета не могла сомкнуть глаз. Бессонница терзала её, заставляя прислушиваться к каждому шороху и внимательно наблюдать за ночным пейзажем за окном. Наконец, спустя долгое время, она услышала, как колеса кареты, врезавшиеся в поверхность гравийной дорожки подъездной аллеи, оповестили их о прибытии домой.

Они проехали мимо первой ограды, затем второй, и, наконец, остановилась перед величественным фасадом дома, который выглядел мрачным и пустынным, словно давно покинутый хозяевами.

Елизавета осторожно открыла дверцу кареты, стараясь не разбудить спящую подругу, и выглянула наружу. Вокруг не было видно ни единой души, лишь холодный ветер шумел в ветвях деревьев, наполняя ночную тишину шёпотом. Спустившись на землю, она сделала неуверенный шаг вперёд, чувствуя, как её сердце наполняется тревогой и неопределённостью.

Она размышляла о том, что её ожидает? Как ей следует вести себя с Александром? Но эти мысли не приносили ей ни успокоения, ни ясности, лишь усиливали её смятение.

Она понимала, что дороги назад нет. Кричать, плакать, рвать на себе волосы – всё это было бессмысленно. Быть может, зря она согласилась на предложение Элизабет? Но что бы с ней стало, если бы она отказалась? Не зная языка, не понимая, где она очутилась, чем бы завершилась её история? Она чувствовала себя так, будто угодила в капкан обстоятельств, из которого не было выхода.

Прикрыв глаза, чтобы унять эмоции, бушующие в её сердце, она робко переступила порог дома. Внутри царила оглушающая тишина. Никто не вышел ей навстречу, не было слышно шагов, ни голосов – только она и пустынные залы. Дворецкий, кухарка, другие слуги – все куда-то исчезли. Елизавета не могла понять, куда они подевались и где Александр.

Она медленно шла по изысканным, но запущенным комнатам, где роскошные вазы с увядшими цветами напоминали о днях былой славы, пыльная люстра тускло свисала с потолка, забытое пианино с приоткрытой крышкой молчало, словно ожидая, когда за него снова обратят внимание.

Остановившись у входа в библиотеку, дверь которой была распахнута настежь, Елизавета заметила восьмилетнего мальчика. Он сидел на широком диване, полностью погружённый в чтение, и казалось, что весь мир для него сосредоточен на страницах книги. Она смотрела на него, и мысли её возвращались к данному обещанию – заботиться о ребёнке, выполнить обязательство, данное Элизабет. Но как выполнить это обещание в сложившихся обстоятельствах?

Сделав глубокий вдох, собрав остатки мужества, Елизавета тихо позвала мальчика по имени:

– Александр.

Ребёнок вздрогнул и резко обернулся. Его взгляд, полный настороженности и удивления, задержался на ней. Одежда мальчика была грязной и порванной, золотые кудри спутались, придавая ему вид маленького бродяжника. В его глазах читалось упрямство, смешанное с недоверием. Он не признал её.

– Кто вы? – спросил он, стараясь скрыть дрожь в голосе и пристально глядя на неё.

Елизавета почувствовала, как сердце сжалось от волнения и жалости. Она протянула руку и сделала неуверенный шаг вперёд.

– Не бойся меня, Александр, – сказала она мягко, стараясь придать голосу уверенность, которой не чувствовала. – Это я, твоя сестра, Элизабет.

Мальчик нахмурился, прижимая к груди потрёпанную книгу, словно закрываясь щитом.

– Сестра? – повторил он недоверчиво.

– Да, это я, – подтвердила она, кивнув, пытаясь улыбнуться. – Прости, что так долго не была рядом. Но теперь я вернулась и больше никогда тебя не оставлю.

Она осторожно коснулась его головы, проводя рукой по спутанным волосам. Александр замер под её прикосновением. Слезы выступили у него на глазах, но он упорно пытался их скрыть.

– Ты больше не уедешь? – прошептал он, с надеждой и сомнением. – Никогда?

– Нет, мой дорогой, никогда, – ответила она ласково, судорожно сглатывая. – Я обещаю.

Александр кивнул, но его взгляд оставался настороженным, словно он боялся поверить в услышанное.

– Где ты была так долго? – спросил он с укором, отступив на шаг и взглянув на неё исподлобья.

Елизавета глубоко вздохнула, подбирая слова.

– На мою карету напали, – начала она тихо. – Я провела неделю в больнице. У меня небольшая потеря памяти, и я не могла сразу вернуться к тебе.

Она смотрела на этого хрупкого ребёнка с большими зелёными глазами, полными вопросов и скрытой боли. Сердце её наполнилось нежностью и решимостью защитить его от всех невзгод.

– Потеря памяти? – переспросил он испуганно. – Мне сказали, что ты не вернёшься.

Неожиданно он шагнул вперёд и обнял её с несвойственной ребёнку силой. Елизавета ощутила, как крепко он прижимается к ней, и её сердце растаяло. Она поняла, как сильно он боялся потерять ещё одного близкого человека.

– Кто тебе это сказал? – спросила она, нежно обнимая его в ответ.

– Слуги, – прошептал мальчик, в его голосе слышался страх, но он старался казаться храбрым.

Елизавета сжала губы, подавляя гнев, вспыхнувший внутри. Взглянув на Александра, она поняла, что сейчас не время для разборок с прислугой.

– Они ошиблись, – сказала она мягко. – Я здесь, и мы будем вместе.

Они стояли, обнявшись, и тишина дома казалась им благословением. Елизавета ощутила, как в её душе зарождается твёрдая решимость.

– Где они? – тихо спросила она, имея в виду слуг.

– Они ушли утром, когда узнали, что поместье продадут за долги, – ответил Александр, нахмурившись. – Что нам теперь делать?

Елизавета почувствовала облегчение при мысли, что ей не придётся сталкиваться с теми, кто покинул их в трудный час.

– В доме есть кто-нибудь из взрослых? – уточнила она.

– Нет, никого, – ответил мальчик.

Она выпрямилась, ощущая в себе новые силы.

– Тогда мы уедем отсюда, – твёрдо решила Елизавета. – Карета ждёт нас на улице. Моя подруга, леди Аннабель, предлагает нам временное проживание у неё дома. Собери свои самые необходимые вещи, а я возьму всё ценное, что осталось от наших родителей.

– А как же наш дом? – спросил Александр с тревогой в голосе. – Почему мы не можем остаться здесь? Ты же вернулась.

– Это больше не наш дом, – ответила Елизавета, стараясь сохранять ясность мыслей, хотя эмоции кипели внутри неё. – Скоро он перейдёт в руки кредиторов, и им не понравится, если мы задержимся. Нам придётся покинуть его.

Говорить было трудно, слова давались ей с усилием, но она старалась сохранять спокойствие. Она посмотрела на Александра, который хмурился, расправив плечи, пытаясь выглядеть старше своих лет.

– Но я не хочу уезжать, – упорно повторил он.

– Всё будет хорошо, Алекс, – сказала Елизавета, пытаясь убедить и его, и себя. – Мы справимся, это необходимо. Поверь мне. Однажды мы вернёмся сюда, и этот дом снова станет твоим.

Мальчик неохотно кивнул, сжимая в руке потрёпанную книгу.

– Пойдём, – сказала она, взяв его за руку, и вышла из комнаты, направляясь к лестнице.

Дом был величественным и просторным, с широкими коридорами и старинной мебелью. Они прошли через зал, поднялись по лестнице на второй этаж, миновав небольшой холл. Высокие потолки, старинные картины на стенах, резные стулья и хрупкий фарфор в витринах создавали впечатление, будто они оказались в музее, где каждая вещь хранила следы ушедших эпох.

Но даже изысканная обстановка не могла скрыть запустения, которое овладевало этим местом. Ковры были истёрты, мебель покрыта пылью, а в углах комнат протягивалась паутина, словно тонкая сеть времени.

Остановившись перед обитой войлоком дверью, Александр удалился в свою комнату, а Елизавета направилась в спальню родителей Элизабет.

Войдя, она остановилась, охваченная чувством неясной тоски. Комната казалась холодной и безжизненной. Портьеры, лишь частично прикрывающие окна, были тёмно-коричневыми с едва различимым узором. Алое покрывало на кровати и обивка кресел из той же ткани лишь подчёркивали мрачность помещения.

Маленький шкаф и старинный комод стояли у стены, усиливая ощущение пустоты. Елизавета подошла к кровати с резными столбиками, которая когда-то, возможно, придавала комнате своеобразное очарование. На столике рядом лежали нож для бумаги, небольшая статуэтка и часы, остановившиеся навсегда.

Она резко открыла ящик стола, вытащила оттуда какие-то пожелтевшие листы бумаги и небрежно бросила их на покрывало, словно желая разобраться с задуманным как можно быстрее.

Окинув взглядом комнату, Елизавета попыталась найти что-нибудь ценное. Её внимание привлекли две шкатулки на комоде. Подойдя к ним, она осторожно приподняла крышки, но внутри оказалась пустота.

Елизавета замерла, охваченная чувством бессилия и разочарования. Сердце её сжалось от осознания того, что надежда на сбережения семьи Блэквуд рухнула, словно карточный домик под лёгким дуновением ветра.

– За что мне всё это? – прошептала она, опустив глаза. – Чем я заслужила такие испытания?

Ей всегда было трудно понять, как люди могут опускаться так низко. Она всегда старалась поступать честно и справедливо, но сейчас судьба словно издевалась над ней. Надежды найти драгоценности, которые помогли бы обеспечить будущее ей и Александру, не сбылись. На её лице отразилось глубокое разочарование и грусть.

В этот момент в дверном проёме появился мальчик. Его глаза выражали тревогу.

– Эл, что-то случилось? – тихо спросил он, впервые обращаясь к ней так доверительно. Его голос звучал неуверенно, словно он боялся нарушить её мысли.

Елизавета вздрогнула от неожиданности, но быстро овладела собой. Она попыталась улыбнуться, скрывая настоящие чувства.

– Нет, всё в порядке, – ответила она мягко, стараясь придать голосу уверенность. – Просто немного устала. Ты собрал свои вещи?

– Да, – тихо ответил он.

– Тогда пойдём, – сказала она, – я познакомлю тебя с моей подругой, леди Аннабель Контэ, и мы отправимся к ней домой.

Мальчик кивнул, слегка опустив взгляд. Его смущение было трогательным, и Елизавета почувствовала прилив нежности к этому хрупкому созданию, зависящему от её защиты.

Когда они сели в карету, она, бросив на пол сверток из покрывала, посадила его рядом с собой и заботливо укрыла одеялом. Он нерешительно прислонился к ней, словно сомневаясь, имеет ли право рассчитывать на её поддержку. Елизавета заботливо расправила одеяло, подоткнув его со всех сторон, как когда-то давно это делала её мама.

– Спи, – прошептала она, проводя рукой по его волосам. – Завтра будет новый день, который принесёт нам только радость.

Александр посмотрел на неё с благодарностью и облегчением. Такой простой акт заботы был для него чем-то редким и почти забытым.

– Спасибо, – тихо произнёс он, и его веки медленно сомкнулись.

Некоторое время Елизавета сидела рядом, прислушиваясь к его ровному дыханию. Мысли её были полны беспокойства о будущем, но в то же время она ощутила в себе новую силу и решимость.

«Что мне сегодня приснится?» – подумала она, глядя в окно на чёткий контур луны.

Казалось, что она не сможет уснуть, но, сама того не заметив, погрузилась в глубокий спокойный сон.

Глава 11

Нежный утренний свет проникал сквозь широкие окна, мягко освещая интерьер комнаты, украшенный изысканными декоративными предметами. Елизавета стояла у окна, наблюдая, как первые лучи солнца играют на водной глади, создавая причудливые узоры света и тени. Скалистый берег, возвышавшийся над поверхностью моря, растворялся в голубой дымке горизонта, наполняя атмосферу вокруг ощущением загадочной торжественности.

Картина, представшая перед её глазами, оказалась столь чуждой после длительного пребывания в больнице, что Елизавета ощутила глубокое замешательство. Всё, пережитое ею ранее, теперь казалось далёким воспоминанием, будто оно принадлежало другому человеку, жившему в другом мире. Прощание с родителями, внезапное перемещение в иной мир – всё это стало частью другой жизни, постепенно потускнев и оставив лишь горький осадок утрат. Настоящее же манило своей неизвестностью, заставляя сердце трепетать от тревожного ожидания новых испытаний и открытий.

Лёгкий ветерок колыхал занавески из тонкого шёлка, наполняя комнату атмосферой покоя и уюта. Её взгляд медленно прошёлся по комнате, отмечая каждую деталь: кровать с балдахином из тончайшего полотна, небольшой столик с зеркалом и шкатулкой для украшений, книжный шкаф, удобное кресло у окна.

В коридоре послышались быстрые шаги, и в комнату вбежал Александр. Его лицо было заплаканным, глаза блестели от слёз.

– Эл! – воскликнул он, хватаясь за подол её платья и заливаясь слезами.

– Алекс, – тихо позвала она, осторожно гладя его по волосам. – Что случилось?

– Мне приснилось, что ты ушла и бросила меня! – сказал он, запинаясь и вытирая слёзы с чумазой мордашки.

Елизавета крепко обняла мальчишку, прижимая его к себе. Сердце её сжалось от волнения и сострадания.

– Нет, мой хороший, – шептала она, гладя его по голове. – Конечно, нет! Я никогда не брошу тебя. Я всегда буду рядом.

Александр прижался к ней, пытаясь успокоиться, его большие зелёные глаза смотрели на неё с надеждой и сомнением.

– Обещаешь? – прошептал он, уткнувшись ей в живот и глядя снизу вверх.

– Обещаю, – ответила она твёрдо, целуя его в лоб. – Ну, перестаньте плакать!

– Можно, я останусь с тобой? – спросил он, слегка заикаясь.

– Конечно, – улыбнулась Елизавета.

Без пяти минут девять они спустились, по мраморной лестнице, на первый этаж. Заблудившись среди запутанных коридоров, обратились за помощью к лакею, который уверенно привёл их в обширную залу столовой.

Комната была отделана с изяществом и вкусом: массивная мебель из тёмного дуба, картины в тяжелых рамах на стенах, окна, задрапированные тяжёлыми бархатными шторами благородного бордового оттенка. Атмосфера создавала ощущение утончённой роскоши.

Аннабель бережно сжимала в руке прозрачный хрустальный бокал, возле неё расположилась юная кузина, едва достигшая восемнадцатилетнего возраста. Светлые локоны девушки были аккуратно собраны в элегантную причёску, а ясные голубые глаза смотрели на мир с любопытством и живым интересом. Одета она была в изысканное платье из чистого хлопкового полотна, расшитое утончёнными узорами из тонкого кружева. Нежный румянец нежно розовым оттенком ложился на гладкую кожу её щёк, губы были чуть приоткрывались, создавая впечатление, будто она готова была задать вопрос, но смущение пока её останавливало.

Движения её отличались естественной грацией, сидела она прямо, без лишённогонапряжения. Девичьи руки спокойно покоились на коленях, пальцы же иногда касались тонких складок ткани, словно пытаясь исполнить тихую мелодию на воображаемом инструменте.

Присмотревшись внимательнее, Елизавета поняла, что девушка обладает именно такой красоту, которая раскрывается в полной мере именно благодаря простоте убранства. Изящные черт, будто высеченые из тёплого мрамора, подчеркивали скорее не столько внешнюю её привлекательность, сколько внутреннюю силу. Прямая осанка, подобная прямой ветви кипариса, свидетельствовала одновременно о природной гордости и внутренней покорности судьбе.

«Вероятно, её называют “чрезвычайно разумной и безупречной в манерах особой”», – подумала Елизавета, сравнивая её с утренним туманом над водной гладью реки, невесомым и прозрачным, но скрывающим тайну, которую способны развеять лишь предрасветные солнечные лучи.

Внутри Елизаветы зарождалось чувство, что эта особа таит в себе нечто большее, чем образ добропорядочной леди из деревенской усадьбы, чей удел состоит в соблюдении строгих общественных норм и подготовке к выгодному браку с достойным кавалером. Но возможно, она ошибалась, ведь порой трудно разглядеть внутренний конфликт, разрывающий душу между долгом исполнять общепринятые правила и страстным желанием достичь собственных высоких целей.

Можно было сказать лишь одно, кузина Анабель представляла собой полную противоположность её подруги. Которая обладая блестящим умом и пылкостью характера, бросала вызов каждому, кто дерзнул бы усомниться в верности её взглядов. Аннабель демонстрировала страсть и честность и за короткое время ихзнакомства Елизавета поняла, что леди Контэ увлекалась всем, что попадало в зону её внимания, и это делало её уникальной среди обычных молодых особ её круга.

Девушки седевшие за столом казались двумя сторонами одной монеты, олицетворяя день и ночь, женственность и мужество, традиционность и новаторство. Судьба связала их вместе, когда их семьи трагически покинули этот мир: сперва скончались родители Анабель, затем за ними последовала семья Локсборнов. Старый дядя-дворянин принял обеих сирот под свою крышу, став их единственным опекуном.

– Позвольте познакомить вас с моей двоюродной сестрой по материнской линии, Камиллой Локсборн, – произнесла Анабель, повернувшись к гостям.

– Доброе утро, – произнесла Камилла, улыбаясь открыто и искренне. – Вы, должно быть, леди Элизабет Блэквуд и лорд Александр Блэквуд?

– Доброе утро, – ответила Елизавета, испытывая двойственное чувство к этой юной особе. – Приятно познакомиться с вами, леди Локсборн, вы очаровательны.

Камилла слегка покраснела и робко улыбнулась.

– О, вы преувеличиваете, – ответила она.

Александр, сделал почтительный поклон, слегка приподняв руку к груди в жесте уважения.

– Рад встрече, леди Локсборн, – произнёс он чётко и серьёзно, подражая взрослым, но в его голосе звучала лёгкая застенчивость. Затем он повернулся к Анабель, склонив голову, добавил: – И вам, леди Контэ, желаю доброго утра.

Елизавета с трудом удержалась от улыбки, заметив, как старательно мальчик соблюдает правила этикета, в то время как один локон непокорно выбился из его аккуратной причёски.

– Присоединяйтесь к нам, завтрак уже подан, – пригласила их за стол Анабель, жестом указывая на накрытый стол у окна.

– Спасибо, – произнесла Елизавета, присаживаясь за стол рядом с Анабель и Александром.

– Как вам наш дом? Надеюсь, вы чувствуете себя здесь комфортно? – спросила Камилла.

Девушка смотрела на Елизавету с искренним интересом.

– Дом восхитителен, – ответила Лиза. – Особенно поражает вид из окна.

– О, я обожаю море, – мечтательно произнесла Камилла. – Его просторы всегда успокаивают и вдохновляют меня. Часто по утрам я выхожу на утёс и наблюдаю за восходом солнца. Может быть, однажды вы с братом присоединитесь ко мне?

– С удовольствием! – ответил Александр.

– Мы могли бы вместе рисовать пейзажи, – добавила девушка, и её глаза засияли от радости. – Анабель рассказывала, что вы замечательно рисуете.

Елизавета скромно улыбнулась:

– Я лишь любитель, но буду рада составить вам компанию.

Их разговор был прерван тихим стуком в дверь. В комнату вошёл мальчик лет четырнадцати, облачённый в ливрею. Он выглядел так, будто присутствие гостей было для него чем-то вроде неизбежного наказания.

– Леди Блэквуд, – произнёс он монотонно, слегка поклонившись. – Виконт Локсборн ожидает вас в библиотеке.

Елизавета ощутила лёгкую дрожь волнения. Извинившись перед Анабель и её кузиной, она быстро направилась вслед за юношей. Молодой человек шёл с уверенной ловкостью охотника, его волосы небрежными завитками прикасались к вискам и лбу, придавая облику оттенок легкойнебрежности и некой дерзости. Загрубевшее от ветра и солнца лицо, говорило о любви к длительным прогулкам на свежем воздухе, а едва заметный мягкий пушок на коже рук ясно намекал на принадлежность к родословной оборотней.

«Возможно он полукровка»,подумала Елизавета.

Они приблизились к тяжёлой дубовой двери, покрытой искусной резьбой и тонкой позолотой. Елизавета догадывалась, что за ней её ожидает владелец поместья.

Войдя в помещение, Елизавета увидела пожилого мужчину шестидесяти лет, уютно устроившегося в богато отделанном резном кресле. Это был виконт Фредерик Локсборн, выглядевший взволнованным. Его лицо имело аристократичные очертания, но при этом было слегка измождённым, болезненно-хрупким, кожа приобрела нездоровую прозрачность. Высокий и слегка орлиный нос дополняли выразительные серо-голубые глаза, с покрасневшими веками, подчеркивая его хроническую усталость. Волосы пепельно-русого оттенка служили дополнительным штрихом образа человека, обременённого тяжестью жизненных невзгод.

Мужчина был одет в глубокий тёмно-синего тона сюртук, выполненный из роскошной ткани, идеально сочетающейся с безупречной белой рубашкой и брюками. Лакированные туфли на тонких ногах сияли под нежным утренним светом. Он выглядел чрезмерно изысканно, что вызывало у Елизаветы ощущение неестественности, словно наряд был предназначен для театрализованной постановки.

Худые пальцы виконта украшали тяжёлые кольца, рука ритмично постукивала по гладкой деревянной поверхности кресла. Рядом находился аккуратный столик, уставленный книгами, раскрытой папкой с рисунками и кисточками, расположенными будто в ожидании творческого вдохновения, хотя легко было заметить, что никто ими давно не пользовался.

«М да», – подумала Елизавета припоминая слова Анабель, – которая говорила, что её дядя был существом деликатным и восприимчивым, склонным менять мнения быстрее, чем ветер меняет направление. Он много путешествовал в молодости, что сделало его характером переменчивым и капризным.

Глава 12

Виконт Фредерик Локсборн медленно поднял глаза от созерцаемой гравюры и посмотрел на Елизавету. Его голос прозвучал тихо и капризно:

– Добро пожаловать, дорогая моя гостья… Вы принесли свежие впечатления в моё захолустье?

Елизавета, почуствовала, что этот человек любил играть роли гораздо больше, чем жить обычной жизнь. Ей показалось, что виконт вовсе не так прост, как кажется, и за его показной приветливостью и демонстративной немощью скрывается нечто большее.

Она сделала лёгкий реверанс, чувствуя, как сердце пропустило удар.

–Мне весьма прискорбно видеть вас в таком состоянии, виконт, – произнесла Елизавета. – Надеюсь, вы скоро поправитесь и сможете принимать гостей как подобает радушному хозяину. А пока позвольте мне выразить своё восхищение вашим домом и радушием ваших племянниц.

– О, не стоит, дорогая! – воскликнул мужчина, небрежно отмахиваясь от её слов, словно от надоедливой мухи. – Признаюсь, я был заинтригован вашим визитом. Но, увы, я слишком немощен, чтобы встретить вас на утренней трапезе и поприветствовать как подобает гостеприимному хозяину. Однако, я не могу не восхититься вашим выдающимся талантом. Анабель рассказывала мне о ваших способностях в живописи, и я весьма впечатлён вашими художественными навыками.

«Какими?», – подумала Елизавета. – «Он же не видил моих рисунков».

– Благодарю вас, – ответила Елизавета, стараясь сохранить учтивость. – Если вы позволите, виконт, я бы с радостью помогла вам в реставрации вашей коллекции гравюр и картин в знак благодарности за ваше гостеприимство.

Фредерик Локсборн трагически вздохнул, делая вид, будто это предложение является для него тяжким бременем.

– О, нет, нет, моя дорогая, – воскликнул он с глубоким чувством. – Я слишком щепетилен, чтобы утруждать вас подобной просьбой. Боюсь, что вы будете слишком заняты другими занятиями: посещениями дамских клубов, чайными посиделками с моими племянницами, и их подругами, так что я даже не смею просить вас о помощи с моей коллекцией гравюр.

Он сделал паузу, на его тонких губах появилась лёгкая улыбка.

– Впрочем, если вдруг у вас найдётся минутка для обсуждения искусства, – продолжил он, словно соглашаясь сам с собой, – я был бы рад поделиться с вами моими скромными познаниями в этой области. В наше время так трудно найти понимающего собеседника.

– Я буду рада составить вам компанию, – ответила Елизавета почтительно.

– Чудесно! – воскликнул виконт, заметно оживившись. – Должен признаться, ваша визит, милая леди Блэквуд, приносит радость моим сердцу. В этом доме мы высоко ценим искусство и искренне радуемся обществу творческих натур. – Он задумчиво потер подбородок. – Ах да, что касается заботы о вашем комфорте, который вы любезно согласились принять поселившись в моём доме. Сегодня вечером мой слуга посетит вас, чтобы выяснить, не имеется ли у вас каких-либо дополнительныхраспоряжений. И… Хм-м… Что ещё? Что-то важное я должен был сказать, но увы, память подвела меня снова. Не могли бы вы потянуть за вон тот шнур там в углу…

Пока Елизавета выполняла то, о чём её попросили, виконт рассматривалеё с той же холодной отстранённостью, с какой ценитель искусства изучает представленные в галерее произведения, взвешивая каждую деталь, выявляя достоинства и изъяны, оценивая пригодность к пополнению своей коллекции. Он судил, классифицировал и назначал её цену. Каждый её жест, каждое движение подвергались критическому осмотру с его стороны. Как будто маститый антиквар смотрит на редкий экспонат, решая, достоин ли он его собрания.

Происходящее породило у неё противоречивые ощущения: смесь неловкости и внутреннего протеста, словно её внезапно выставили на публичный аукцион, лишив права на приватность и свободу быть собой.

У неё появились подозрения, что виконт относится к ней ни как к равной, а как к предмету оценки, объекту анализа.

Образ виконта, который он пытался представить миру, через внешний вид манеру поведения и ощущения, исходящее от него, не совпадали, и это вызывало у Елизаветы смутное беспокойство. Ей отчего-то показалась, что на пару мгновений взгляд мужчины стал расчётливым и отчуждённым, словно маска, за которой скрывалась другая сущность – лицо опытного лицедея, привыкшего оценивать и распределять роли. Но это чувство длилось лишь миг, и перед ней вновь предстал добродушный старик.

«Возможно, это лишь порождение моего расстроенного воображения? После всего пережитого неудивительно видеть то, чего нет на самом деле», – подумала она.

– Благодарю, – произнёс Фредерик, когда раздался звон колокольчика и в комнату вошел мальчик слуга, виконт небрежно махнув рукой, указал на полку у окна, где лежала стопка книг, – Льюис подай мне ту записную книжку. Нет, не эту… другую, с зелёным корешком. Ах, как же утомительны все эти мелочи, – пробормотал он, продолжая пристально следить за подростком слугой.

– Кстати, – внезапно сменил он тему, повернувшись к ней, – как вы намерены устроить судьбу вашего младшего брата? Ведь будущий граф должен получить достойное образование.

Елизавета замялась. Она ещё не приняла окончательного решения и не знала, как ответить на этот неожиданный вопрос.

– Я пока не определилась, – тихо проговорила она, ощущая внутренний разлад. – Мальчик пережил так много. Когда я вышла замуж, ему было всего три года, и мы встретились снова недавно, и…

– О, моя дорогая, – перебил её Локсборн, снова взмахнув рукой, – вы просто не понимаете, насколько важно для юного графа с ранних лет заводить полезные знакомства. Привязанности и любовь, конечно, прекрасны, но для него важнее совсем другое. Я знаю одну частную школу, где молодые люди, подобные вашему брату, получают не только отличное образование, но и приобретают связи, определяющие их будущее.

Елизавета напряглась, осознавая серьёзность его слов. Мысли о том, чтобы отправить Александра куда-то учиться, казались ей преждевременными и чуждыми её сердцу.

– Это необходимо для него, – настаивал Локсборн, заметив её колебания. – Поверьте моему опыту. Время не ждёт, и каждому мальчику нужны наставники, друзья, учителя. Что же касается вас, – он слегка наклонился вперёд, словно доверяя ей секрет, – это избавит вас от множества забот. Поверьте мне.

Елизавета чувствуя подвох в словах виконта, сказала:

– Я просто не уверена, что это правильное решение…

Локсборн снисходительно улыбнулся, словно оценивая её робость.

– Поверьте мне, моя дорогая, – настаивал он, понизив голос, наклонившись ближе, – Я вас не разочарую. Подумайте об этом.

Меж тем мальчик-слуга, всё ещё стоявший у окна, бросил на Елизавету быстрый, почти насмешливый взгляд и в следующее мгновение ваза, которую Льюис полировал, выскользнула из его рук и с глухим звоном разбилась о пол.

– Мистер Льюис! – виконт издал резкий и пронзительный звук, который перешёл в визг. – Вы осёл! Как вы посмели так обращаться с вещами! Немедленно покиньте нас, пока вы не натворили ещё больших бед!

Елизавета сдержала вздох, её взгляд снова встретился с глазами мальчика. Тот быстро опустил веки, пряча упрямый блеск в глазах, и поспешно вышел из комнаты, словно загнанный зверёк.

– Тысячу извинений, мисс Блэквуд, – произнёс Локсборн с холодной вежливостью, словно сам был невыносимо утомлён этим инцидентом. – Нынешние слуги – настоящее наказание. Одни бездари, не правда ли?

Елизавета хотела что-то сказать, в оправдание мальчишки, но Фредерик перебил её.

– Ах, простите, – махнул он рукой с ленивым безразличием, – мне не следовало поднимать эту тему. Как истинная леди, вы, конечно, никогда не позволите себе высказать правду на такие деликатные темы. Итак, желали ли вы поговорить со мной о чём-то ещё или, быть может, у вас есть ко мне какие-то вопросы?

Елизавета, чувствуя нарастающую неприязь к виконту, собрала всю свою учтивость и произнесла:

– Единственное, о чём я хотела спросить вас, милорд, касается сроков моего пребывания в вашем доме.

– О, какие пустяки, моя дорогая! – воскликнул Локсборн, нарочито строго. – Вам не о чем беспокоиться. Оставайтесь столько, сколько вам будет угодно. Мы же прекрасно понимаем друг друга, не так ли?

– Благодарю вас, – ответила Елизавета.

– Не стоит благодарности, милое создание, – отмахнулся он. – Однако прежде чем вы покинете эту комнату, позвольте дать вам последний совет. Вам следует познакомиться с нашими соседями, леди баронессой Мэриан Фолкнер и её дочерью Гвендолин Фолкнер, которая дружит с моими племянницами и является вашей ровесницей. Такой союз украсит вашу репутацию и создаст необходимые связи в обществе.

Елизавета кивнула, стараясь сохранять нейтральный тон:

– Приму к сведению, милорд. Благодарю за ценные наставления.

– Вижу, вы восприняли мои слова благосклонно, – удовлетворённо заметил виконт. – Но, кажется, наш разговор подошёл к логическому завершению, и я больше не смею отвлекать вас от ваших очаровательных занятий в компании моих прелестных племянниц. Я и так уже злоупотребил вашим временем! Но прошу вас, уходя, будьте осмотрительны и постарайтесь не хлопнуть дверью.

Елизавета задумалась, насколько искренни были слова виконта и не скрывает ли он чего-то за маской капризного аристократа нечто большего.

– Спасибо за ваше гостеприимство и разрешение пожить в вашем доме, милорд. Желаю вам скорейшего выздоровления и приятного дня, – сказала она, сделав едва заметный реверанс и медленно направилась к выходу

Виконт слегка кивнул, возвращаясь к созерцанию гравюр, расположенных на столике рядом с креслом.

Онатихо покинула комнату.

Остановилась в маленьком холле, Елизавета прислонилась к стене. Дыхание её стало прерывистым, и лёгкий вздох облегчения вырвался из груди. Оставшись одна, она почувствовала себя так, словно вынырнула на поверхность после долгого погружения в холодную и мутную воду.

Глава 13

Какое-то время Елизавета стояла в нерешительности, будто силилась обрести твёрдую почву под ногами, прежде чем сделать следующий шаг. Коридор, тянулся перед ней, окутанный полумраком, где старинные портреты предков семейства Локсборн молчаливо взирали на её смятение. Мысль о возвращении в гостиную, к Александру, Камилле и Анабель, вызывала в ней внутренний протест: отчего-то после разговора с виконтом она ощутила, что в этом доме не всё так просто, как кажется, и за светскими разговорами может прятаться фальшь и притворство.

Она медленно шла через галерею, приглушённый свет магических светильников отбрасывал причудливые тени замысловатых узоров на стены, создавая атмосферу, полную мистики и тайн.

На мгновение она остановилась, прислушиваясь. Где-то вдалеке скрипнула дверь, и в отдалении послышались едва различимые шаги – лёгкие, торопливые, словно кто-то следовал за ней, стараясь не привлекать внимания. Сердце Елизаветы сжалось: кто ещё мог бродить в этом месте в столь ранний час?

Она ускорила шаг, мечтая поскорее добраться до своих покоев, когда внезапно услышала негромкий стук в окно – один, второй, третий. Будто кто-то осторожно бросал мелкие камешки в стекло.

Елизавета резко обернулась. Коридор был пуст. Только тяжёлые портьеры колыхались от сквозняка. С усилием подавив в себе растущее беспокойство, она подошла к высокому оконному проёму и, отдёрнув штору, выглянула наружу.

– Никого, – едва слышно прошептала Елизавета.

Она инстинктивно попятилась, холодный озноб пробежал по её спине. Что происходит в этом доме?

Желая сохранить дистанцию и не вмешиваться в чужие дела, Елизавета предпочла укрыться в подготовленных для неё покоях, чтобы немного перевести дух и успокоиться. Но едва она вошла в комнату, как щелкнула дверная ручка. Дверь медленно отворилась, и на пороге возник молодой человек – тот самый, что появлялся на её пути в течение всего утра, то в столовой, то сопровождая её к кабинету виконта, где умудрился разбить вазу.

В руках он нёс поднос, на котором стояли чайник и плетёная корзинка, источающая нежный, почти домашний аромат свежеиспечённых булочек.

Елизавета вздрогнула от неожиданности и с недоумением взглянула на юношу, не понимая, зачем он пришёл.

– Доброе утро, миледи, – сказал он, поклонившись с почтительной грацией, словно родился в высшем свете. – Моё имя Льюис Лейм. Осмелюсь предложить вам чашку горячего чая и несколько скромных угощений. Ведь вы так и не успели позавтракать с утра. Надеюсь, моё появление не покажется вам слишком обременительным.

Елизавета некоторое время молча рассматривала его, сузив глаза, словно пытаясь разглядеть скрытый смысл в его речи.

– Льюис Лейм? – переспросила она холодновато. – Я не ждала гостей. Насколько мне известно, вы принадлежите к свите виконта Локсборна? И, смею заметить, я не вызывала вас.

Льюис склонил голову в лёгком поклоне, не проявляя ни смущения, ни поспешности.

– Миледи, ваше беспокойство вполне понятно, и я постараюсь его развеять, – ответил он с тем спокойным достоинством, которое скорее подогревало, нежели успокаивало её подозрения. – Я здесь лишь затем, чтобы предложить вам свои скромные услуги.

Смущённая столь странным предложением и всё ещё не оправившись от недавнего разговора с виконтом, Елизавета на миг замялась, прежде чем задать следующий вопрос:

– Услуги? – переспросила она, капируя тон бабушки. – И что именно вы подразумеваете под своими услугами, юноша? И как на это посмотрит виконт Локсборн?

На губах Льюиса промелькнула едва заметная тень улыбки – слишком быстрая, чтобы её можно было счесть дерзостью, и слишком откровенная, чтобы остаться незамеченной.

– Виконт Локсборн, миледи, занят своими великими делами и вряд ли станет утруждать себя мелочами, – произнёс он тихо, почти заговорчески. – А мне представляется, что в этом доме вам вскоре может понадобиться кто-то, кто будет служить вам не только по долгу, но и по велению сердца.

С этими словами он поставил поднос на столик у камина и вновь выпрямился, ожидая её ответа.

Елизавета невольно замялась. Что-то в манере этого парня цепляло её – его уверенность, зрелость, не свойственная его годам.

– Почему ты считаешь, что я не справлюсь сама? – спросила она наконец, внимательно всматриваясь в его лицо. – И чем именно ты способен мне помочь?

Дерзость мальчишки, казалось, раздражала её, но вместе с тем пробуждала в ней желание выяснить его истинные намерения.

Льюис слегка улыбнулся, снова склонив голову в полу поклоне.

– Леди Блэквуд, – произнёс он с мягкой учтивостью, – прошу прощения за мою прямоту, но мне кажется, что как аристократке, вам лучше знать: светское общество жестоко и любит судить. Вы только накануне вечером прибыли в наши края с малолетним братом, и я уверен, что вам следует быть готовой к тому, что станут говорить за вашей спиной. Поэтому позвольте мне помочь вам избежать ненужных интриг.

Елизавета скептически улыбнулась.

– Мистер Лейм, я ценю вашу готовность помочь, – холодно ответила она, однако продолжила говорить с ним на равных, – но разве такие вещи по силам обычному слуге? В конце концов, я уверена, что провинциальное светское общество весьма замкнуто и осторожно в выборе тех, кому доверяет.

Юноша усмехнулся едва заметно, но его голос оставался серьёзным:

– Леди Блэквуд, вы будете удивлены, узнав, сколько могут сделать те, кого аристократы называют "обычными слугами". Мы видим и слышим гораздо больше, чем вам кажется. А главное – мы знаем, как использовать эту информацию в свою пользу. Никогда не стоит недооценивать слуг и их способности ориентироваться в интригах и сплетнях. Я могу стать вашими глазами и ушами там, куда вам не попасть.

Елизавета задумалась, обдумывая его слова. Юноша был не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Он явно знал больше, чем хотел показать, и его упорство в желании стать её помощником вызывало у неё вопросы. Было видно, что он не собирался отступать.

Но вместо того чтобы ответить сразу отказом, она позволила себе ещё раз оглядеть его, пытаясь прочесть в его взгляде что-то большее, чем просто услужливость.

– Что ж, вы говорите убедительно, мистер Лейм, – сказала она чуть мягче. – Но позвольте спросить: почему вы решили помочь именно мне? Что привлекло вас ко мне, когда вокруг столько других достойных господ, которым могла бы понадобиться ваша поддержка? И отпустил ли вас виконт?

Льюис, не теряя своей природной харизмы, ответил с лукавством во взгляде:

– Леди Элизабет, ваш случай особенный. Большинство аристократов предпочитают прятаться от общества, избегая осуждения и слухов. Но, как мне кажется, вы выберете другой путь. И в этом есть что-то, что заслуживает уважения и поддержки. Вы – другая. Вы не похожи на местных леди.

– И как вы, молодой человек, пришли к таким выводам? – слегка изумилась Елизавета. – Удивительно, что вы так хорошо осведомлены о моих обстоятельствах. Откуда вам известно о моём положении? И с чего вы взяли, мистер Лейм, что я собираюсь бросить вызов обществу? Разве я сказала или сделала что-то, что дало вам такие основания?

Льюис ответил легко, с лёгким намёком на тайну:

– О, миледи, в маленьких коммунах, таких как наша, слухи распространяются быстрее ветра. Вам достаточно было появиться на пороге этого дома, чтобы ваше имя и история стали темой обсуждения за каждой чашкой чая. К тому же наблюдательному человеку, коим я и являюсь, достаточно одного взгляда, чтобы увидеть, кто идёт против течения, а кто смиренно ему подчиняется.

Елизавета задумчиво склонила голову, улавливая в манере юноши нечто, что одновременно тревожило её и вызывало невольное уважение. Его уверенность, граничащая с дерзостью, и полное отсутствие страха, столь несвойственное его положению, рождали в её душе сложный сплав недоверия и заинтересованности. Она всматривалась в его лицо: тёмные, слегка вьющиеся волосы, золотисто-жёлтые глаза, вздёрнутый нос и упрямая улыбка на губах, словно отпечаток несломленного духа. Льюис стоял перед ней с прямой спиной, в его взгляде таилась решимость, которая редко встречается у столь юных представителей скромного сословия. Елизавета уже знала: этот молодой человек не отступит, пока не исполнит задуманное.

– Допустим, – произнесла она с подчеркнутым равнодушием, тщетно скрывая внутреннее замешательство. – Но, признаюсь, я не ожидала, что моё пребывание в доме виконта Локсборна вызовет столь пристальное внимание. Я полагала, что сумею насладиться покоем и прелестями сельской жизни, вдали от пересудов. Видимо, я недооценила тягу общества к любопытству и сплетням.

– Понимаю вас, миледи, – откликнулся Льюис с той прямотой, которая была ему присуща. – Любопытство – древнейшая из человеческих страстей, и здесь, в небольшом городке, оно становится особой стихией. Именно потому я и осмелился предложить свою помощь: людям свойственно быть жестокими к тем, кто нарушает привычный порядок вещей.

Елизавета невольно задумалась. Разум подсказывал ей соблюдать осторожность, но интуиция говорила о том, что этот мальчишка может ей пригодиться. Ей импонировала та живая искренность, что исходила от юноши. В нём было что-то большее, чем простая услужливость – некое стремление к большему, неукротимая жажда значимости.

– Мистер Лейм, – произнесла она наконец, – я признательна за вашу готовность оказать мне поддержку. Но прежде чем я приму окончательное решение, позвольте мне задать прямой вопрос: в чём состоит ваша выгода? Мне трудно поверить, что столь щедрое предложение о помощи не таит в себе личных интересов.

Льюис на мгновение замер, нахмурившись в задумчивости. Его высокий лоб пересекла лёгкая морщина, а взгляд стал рассеянным, как у человека, ищущего верное слово среди множества сомнений. Но вскоре его черты вновь обрели прежнюю ясность и тёплую уверенность, а губы тронула мягкая улыбка.

– Леди Блэквуд, – ответил он без малейших колебаний, – моя выгода не в материальных благах. Я желаю доказать, прежде всего себе, что могу выйти за пределы той судьбы, что была уготована мне. Ваше появление – мой шанс изменить свою жизнь. Я мечтаю увидеть мир за границами этого городка, узнать и понять больше, чем мне дозволено по рождению. И, быть может, доказать, что я способен добиться чего-то собственными силами.

Елизавета на мгновение задумалась, прежде чем ответить, её голос звучал твёрдо, хотя в душе боролись сомнения:

– Думаю, я готова предоставить вам возможность проявить себя, мистер Лейм. Но прежде чем вы станете моим помощником, я хотела бы, чтобы вы поклялись в верности – так, как ваши предки когда-то приносили вассальную клятву своим господам.

Об этой традиции Елизавета прочитала в одной из книг про фераланцев, что скрашивали её досуг в больнице, но она не знала, что эти знания понадобятся ей так скоро.

Льюис, словно уловив скрытый смысл её просьбы, шагнул вперёд. И в тот же миг произошло нечто невероятное: его фигура словно растаяла в воздухе, уступив место небольшому, крепкому волчонку. Его густая шерсть блестела в свете, струящемся сквозь окно, а золотистые глаза смотрели на неё с всё той же преданностью. Волк медленно подошёл к ней и, уткнувшись холодным носом в её ладонь, выразил свою безмолвную присягу.

Когда юноша вновь принял человеческий облик, его голос прозвучал особенно искренне:

– Мой волк признал в вас вожака, миледи. И это лучший залог моей верности. Можете положиться на мою преданность и честность.

Елизавета, тронутая и немного озадаченная, тихо произнесла:

– Хорошо. Вы можете остаться, мистер Лейм. Но знайте: каждое ваше действие будет для меня испытанием вашей преданности. И если вы оправдаете моё доверие, я буду рада видеть в вас надёжного помощника. Если же вы обманете мои ожидания – наше сотрудничество закончится без промедления.

– Благодарю вас, Ваша Милость, – с искренним волнением произнёс юноша, склонив голову в уважительном поклоне. – Я сделаю всё, чтобы заслужить вашу веру.

Желудок Елизаветы издал жалобный стон, напоминая о себе.

– Миледи, вам стоет поесть, – сразу же отреагировал её новый помощник. – Иногда именно простые радости возвращают ясность мыслям и силы духу.

– Спасибо, мистер Лейм, – только и смогла ответить Елизавета, наблюдая, как Льюис, не теряя времени, с грацией подал ей чашку чая. Её губы дрогнули в едва заметной улыбке.

– Я рад вам услужить, – ответил он, внимательно рассматривая её. – Отдыхайте, миледи, а я пойду сообщу виконту, что вы попросили его передать меня в ваше полное распоряжение, пока вы будете находиться в этом доме, а после мы что-нибудь придумаем.

Она видела, как он пытается скрыть своё смущение, но безуспешно: его взгляд выдавал всю гамму чувств, которые он испытывал в тот момент. Это было одновременно забавно и трогательно, и она невольно улыбнулась.

– Иди.

Глава 14

Вечером того же дня Елизавета осторожно перешагнула порог гостиной, испытывая едва уловимую нерешительность, подобную чувству актёра, впервые вышедшего на сцену хорошо знакомой пьесы, где декорации сияют новизной, но роли давно уже изъедены привычкой.

Свет магических светильников мягко скользил по стенам, создавая иллюзию тепла и уюта, тогда как атмосфера зала наполнялась ароматом несбыточных надежд и опасливых сомнений. Среди богатства обстановки особо выделялась фигура хозяина дома – виконта Фредерика Локсборна, чьё болезненное лицо казалось скорее эмблемой на старинной гравюре, чем чертами живого человека.

Но внимание Елизаветы привлёк не он, а группа гостей, появление которых стало неожиданностью. Она, ведомая капризами Фортуны, уже успела освоиться в обществе виконта и его племянниц, не ожидая встретить новые лица в скором времени. А Льюис, обещавший ей служить верой и правдой, не предупредил о появлении в поместье посторонних.

Невозмутимо заняв свободное кресло, она постаралась незаметно встроиться в общий ритм разговора, начатого до её прибытия, чтобы ничем не нарушить естественного течения бесед и не привлечь внимания к её персоне.

Собравшиеся гости болтали весело и непринужденно, однако истинный смысл каждой реплики оставался скрыт за вежливыми комплиментами и полунамёками, подобными игре в шахматы, где каждый участник просчитывает последствия каждого хода.

Виконт, окружённый блистательными гостями, излучал притворное радушие, за которым опытный наблюдатель легко обнаружил бы стремление утвердить своё превосходство над окружающими.

– Ах, мои дорогие, – воскликнул он, лениво перебирая тяжёлую золотую цепь на запястье, – какое удовольствие видеть вас вместе, за этим столом, столь любимых мною достойных людей! Людей, которые, как и я, чтут истинные ценности: образованность, долг, верность традициям, тягу к прекрасному!

Произнеся это, он поднял бокал с величественным видом, словно благословляя собравшихся, и отсолутовал Елизавете тем самым привлекая всеобщее внимание к ней.

На губах которой появилась вежливая, но слегка натянутая улыбка, скрывающая бурю чувств, обрушившихся на неё.

– А также, – продолжил Фредерик, словно дирижёр, призывающий артистов на авансцену лёгким движением руки, – позвольте представить вам, леди Блэквуд, мою дорогую подругу и радушную соседку, леди Мэриан Фолкнер, которая с нетерпением хотела познакомиться как можно скорее.

Елизавета склонила голову в знак приветствия и встретилась взглядом с высокой женщиной, чья величавая осанка отсылала в памяти к образам коронованных особ прошлых столетий. В серебристом отблеске её волос и строгой линии тонких губ читалось не просто следование светским условностям, но и врождённое чувство превосходства – того молчаливого превосходства, которое не нуждается в словах.

– И её дочь, леди Гвендолин Фолкнер, – продолжил Фредерик Локсборн.

Гвендолин, напротив, вся словно стремилась отвергнуть любую связь с матерью. Миниатюрная и изящная, она, однако, излучала бешеную энергию, которая выделяет людей, сметающих препятствия на своём пути, даже не задумываясь о возможных последствиях. Каждое её движение кричало о молчаливом бунте против навязанных канонов, а в светло-голубых глазах, словно в зеркале, отражались амбиции, жажда богатства, успеха и признания. Тёмно-зелёное платье подчёркивало её гибкую фигуру, но в каждом движении скрывалась неуправляемая энергия, подобна птице, освободившейся из клетки.

– Лорд Эдвин Синклер, их гость и друг семьи и жених Камиллы, – проговорил Локсборн.

Елизавета с любопытством взглянула на молодого человека, сидящего чуть поодаль от остальных. Казалось, он был погружён в собственные мысли, излучая приятную расслабленность, но одновременно отчуждённость. Строгий костюм-тройка, лишённый любых декоративных элементов, резко контрастировал с его взъерошенными волосами, подчёркивая его особый, неформальный стиль. Тёмные глаза, полные глубокой задумчивости, были чуть прикрыты больше положенного, будто он намеренно скрывал свои мысли от окружающих.

– Леди Блэквуд, поскольку вы присоединились к нам позже всех, нам было бы крайне любопытно услышать ваше мнение о сегодняшней теме обсуждения – долге и чести, – обратился к ней виконт, слегка подавшись вперёд, словно готовясь к началу дуэли слов.

– Согласны ли вы, что человек, пренебрегает долгом, обязательно скатывается к беззаконию? – спросил он, чуть растягивая последнее слово, будто специально провоцируя общественную дискуссию.

Воцарилась секундная тишина, нарушаемая лишь едва слышным звуком серебряной ложки, постукивающей о фарфоровую чашку в руках Гвендолин.

– Мне думается, милорд, – ответила Елизавета с оттенком задумчивости, в котором скрывалась едва уловимая дерзость, – что долг порой требует от человека таких жертв, на которые способны лишь единицы. Быть может, судить стоит не столько по тому, кто споткнулся, сколько по тому, кто всё же пытался исполнить долг – пусть и заплатив за это цену поражения.

Её слова, произнесённые спокойным, но чётким голосом, породили лёгкое недоумение среди присутствующих. Леди Мэриан слегка приподняла брови, в то время как Анабель одобрительно улыбнулась, оценив нестандартный подход.

– А каково ваше мнение, лорд Синклер? – спросил Локсборн с натянутой любезностью, словно заранее приготовился к словесному поединку.

Эдвин неспешно поднял голову, и на его лице мгновение показалась тень надменной улыбки, свойственной тем, кто предпочитал правду условностям.

– Я полагаю, – сказал он с мягкой серьёзностью, посмотрев на Камиллу, – что человек, движимый лишь долгом без любви, неизбежно становится жестоким. И что без сострадания даже законы превращаются в инструменты угнетения.

В комнате вновь установилась напряжённая тишина. Эти слова звучали слишком весомо и глубоко для собравшегося общества, привыкшего к поверхностным беседам и политесу.

Виконт театрально рассмеялся, стараясь смягчить возникшую напряжённость:

– Ах, дорогой мой! Как легко вы превратили приятный ужин в собрание философов!

Его смех ненадолго разрядил обстановку. Однако Елизавета, интуитивно уловила исходящее от присутствующих ощущение дискомфорта: за внешне безобидными словами скрывались глубокие смыслы, внутренние конфликты, тщательно замаскированные под маску благовоспитанности. Она не могла понять, чего добивается виконт, поднимая такие темы для разговора.

Старинные часы в углу мелодично пробили девять раз, и вечер плавно начал двигаться к своему естественному завершению: разговоры вновь приобрели легкомысленный характер, отбросив излишнюю серьёзность.

Когда Локсборн, вдруг, заговорил о недавно прочитанной книге, миссис Фолкнер выразительно покачала головой:

– К сожалению, молодёжь нынче увлекается романами о преступлениях, – заметила она с лёгкой долей сожаления. – Даже Гвендолин не устояла перед такими соблазнами!

– И что же сейчас в моде? – поинтересовался Фредерик, слегка наклонив голову с неподдельным интересом.

Гвендолин, явно довольная вниманием, восторженно присоединилась к обсуждению:

– Недавно мы обсуждали, популярный роман, в книжном клубе, делясь мнением, как легко преступнику ошибиться при выборе места преступления. И насколько тонка грань между идеальной подготовкой и роковой оплошностью.

Румянец, вспыхнувший на её щеках, подчеркнул юную свежесть и очарование. Видно было, что ей льстит роль ведущей беседы – ведь это давало ей возможность продемонстрировать свои знания.

Виконт, в шутливой манере взмахнув руками, воскликнул:

– Ах, преступление! Оно – плод безумия! Но мудрые люди – добрые люди!

В этот момент, неожиданно, в беседу вступил Эдвин, ровным и спокойным голосом, но с едва уловимой твёрдостью, он сказал:

– Не всякое преступление удаётся раскрыть, и сколь бы усердно блюстители закона ни старались, зачастую виновные остаются безнаказанными.

Анабель, слегка склонив голову, обдумывая его слова.

– Поэтому в будущем я бы хотела попробовать себя в сыскном деле, – сказала она.

Миссис Фолкнер, явно не скрывая раздражения, неодобрительно покосилась на неё.

Виконт, слегка презрительно фыркнув, продемонстрировал своё негативное отношение. Затем он посмотрел на Камиллу и спросил:

– А вы, моя дорогая? Что скажете на это вы?

Девушка, слегка опустив взгляд, тихо ответила:

– Я… я жду, чтобы мне объяснили.

Локсборн, удовлетворённо кивнув, словно человек, давно познавший истину, провозгласил:

– Вот так, вот так… Слушать и учиться – самая разумная позиция.

Вдохновлённый её ответом, он решил продолжить обсуждение данной темы:

– Признаться откровенно, вынужден согласиться с мнением достопочтенного лорда Синклера, – проговорил он, устраиваясь удобнее в глубоком кожаном кресле. – Между нами говоря, в среде несведующих людей бытует весьма распространённое мнение, будто любое совершённое зло непременно находит разоблачителя. Однако, стоит лишь присмотреться повнимательнее к действительности, как станет ясно, что наши газеты сообщают нам лишь о тех преступлениях, которые получили развязку. А, что же с теми, которые остаются сокрытыми навсегда от общественного суда?

Фредерик выдержал паузу, наслаждаясь вниманием слушателей, словно предлагая им сложную тему для позмышления.

– Вообразите, друзья мои, следующую картину, – продолжал он, приподняв вверх указательный палец. – Существует два типа злоумышленников: одни – тупые, бестолковые существа, буквально сходящие с ума от желания совершить злодейство; друте – хладнокровные, расчетливые индивиды, способные перехитрить не только полицию, но и общественное мнение. Совершенное преступление – это не просто физическое деяние, но настоящая дуэль умов. Когда преступник оказывается грубым и беспомощным, детективы торжествуют. Но когда преступником движет холодный ум и умение спланировать стратегию действий… ах, мои дорогие, тогда всё приобретает совершенно иной характер.

Виконт, наслаждаясь произведённым эффектом, продолжил:

– Когда стражи порядка одерживают верх, новость об этом распространяется повсеместно, подобно пламени пожара, однако если правосудие терпит фиаско, о таком факте предпочитают забыть, словно боясь разрушить веру в справедливость. Именно на фундаменте умолчания строятся хвалебные гимны в честь триумфов добра и законности. Разве не сладостно думать, что добро неизменно торжествует? Но как быть с деяниями, навсегда погребёнными в мраке забвения?

Елизавета поймала себя на мысли, что неспроста в её родном XIX столетии появились великие романы вроде «Преступления и наказания»: очевидно, именно такими разговорами в спокойной атмосфере за ароматной чашечкой чая представители высшего света развлекали себя. Ведь тогда не существовало современных смартфонов и телевидения, вынуждая благородных господ искать развлечения самостоятельно, ведя глубокие философские дискуссии и рассуждая о природе зла и справедливости.

Камилла, слегка покраснев, осторожно подняла глаза и шепотом произнесла:

– Я полагаю, что таких преступников всё равно найдут… хотя и не сразу.

Щёки её раскраснелись, а голос, слегка дрожащий, выдал её неловкость. Её слова звучали, как робкое признание в собственной неопытности.

– А я думаю, – вставила Гвендолин, бросив на подругу быстрый, вызывающий взгляд, – что некоторые преступники так и останутся безнаказанными.

Анабель на это замечание слегка приподняла брови, но промолчала.

– Возможно, – неохотно согласилась Камилла, заполняя возникшую паузу, её голос стал тише тише, будто она боялась своих собственных слов. – Но всё-таки…

Лорд Синклер, слегка нахмурившись решил поддержать невесту:

– Миледи верить в торжество справедливости – прекрасная черта!

Камилла покраснела от неловкости, явно чувствуя давление от всеобщего внимания. Эдвин, заметив её смущение, решил сменить тему, спасая девушку от возможного унижения:

– Леди Локсборн, в прошлую субботу я имел счастье наблюдать, как вы лихо спускались по склону холма на лошади, которая, право слово, вас недостойна, – сказал он, слегка улыбнувшись. – Я уверен, что мой гнедой жеребец был бы вам под стать. Он обучен ходить под дамским седлом. Может быть, вы согласитесь испытать его?

Он говорил с мягкой заботой, и эта доброжелательность добавляла ему привлекательности. Камилла, немного помедлив, сердечно поблагодарила:

– Благодарю вас, милорд, – и в её голосе звучала искренняя признательность.

– Верховая езда необычайно благотворна для здоровья, – воспользовался возможностью сменить тему виконт. – Это превосходный способ расслабиться! Хотя лично я, к сожалению, ограничиваюсь прогулками по саду, так как моё хрупкое здоровье не позволяет совершать длительных поездок.

Гвендолин, тоже включившись в разговор, подхватывая инициативу:

– А я обожаю скачки! Никакие опасности не останавливают меня от езды верхом.

– Лучше расскажи, что тебе не нравится, – вмешалась Анабель.

Елизавета, задумалась, как часто за поверхностными разговорами скрываются глубокие, сложные эмоции и убеждения. Она окончательно убедилась, что викон не так прост как хочет казаться.

– Не стоит устраивать споры, милые дамы, – заметил Локсборн, бросив взгляд на старинные часы. – Наш вечер близится к завершению. Полагаю, нам пора расходиться.

Глава 15

Утро следующего дня выдалось на редкость ясным и тёплым – казалось, весна решила подарить земле свой прощальный поклон перед тем, как уступить место лету. Лёгкий ветерок, словно невидимая рука художника, перебирал кроны деревьев, пронизывая их золотыми нитями солнечного света. Воздух был напоен ароматами свежей листвы и чего-то ещё – неуловимого, но такого знакомого, отчего сердце невольно трепетало.

Елизавета, поддавшись мимолетному порыву, накинула на плечи тонкую шаль цвета слоновой кости, и вышла в парк. Он раскинулся по соседству с поместьем, словно живописный холст, созданный рукой искусного мастера: строгие аллеи, ухоженные лужайки, старинные кованые фонари, чьи изящные завитки напоминали о временах давно минувших. Она медленно шла по протоптанным дорожкам, любуясь окрестностями.

Вскоре эта идиллия была нарушена голосами, доносившимися из-за деревьев. Елизавета замедлила шаг, и её внимание привлекла старинная беседка, оплетённая лианами с широкими блестящими листьями, которые переливались на солнце, словно отполированный шёлк. Между ними пробивались мелкие белые цветы, источающие тонкий, почти невесомый аромат, который казалось, растворялся в воздухе, едва коснувшись его. И сквозь эту красоту виднелись силуэты, мужчины и женщины – Камиллы Локсборн и Эдвина Синклера. Елизавета подошла поближе.

Камилла держала на руках странное существо – маленького зверька размером с кошку. Его пушистые ушки, трепетали на ветру, а шёрстка переливалась под солнечными лучами. Зверёк, словно чувствуя себя в полной безопасности, тёрся о её подбородок, а она машинально гладила его тонкими пальцами, словно искала в этом движении утешение и опору. Взгляд её был устремлён куда-то вдаль, будто она боялась смотреть на собеседника.

Эдвин стоял напротив, слегка наклонив голову, в его позе читалась смесь нетерпения и смятения. Тишина, образовавшаясямежду ними, нарушаемая лишь лёгким шорохом ветра в кронах деревьев, была гнятущей. Казалось, сам воздух вокруг них стал плотнее, словно напитанный множеством невысказанных признаний и желаний, которые оба пытались спрятать глубоко в себе.

– Ради Бога, проявите жалость к несчастному влюбленному, – заговорил первым Эдвин с ноткой отчаяния в голосе.

– Жалость? – повторила Камилла, в её словах появилась нехарактерная ей твёрдость.

– Вам известны мои чувства к вам, Камилла, моя любовь к вам сильна и глубока! Боже правый, какую вину я совершил, удостоившись вашего пренебрежения и молчания? Я чувствую, что теряю рассудок, – вскрикнул он, сделав осторожный шаг навстречу девушке. – Чем вызвана такая жестокость с вашей стороны, Камилла?

Камилла медленно опустила глаза и с начала машинально водить носком изящной туфельки по земле, словно вырисовывала незримый орнамент.

– Вы любите другого! – прорычал мужчинасквозь плотно сжатые зубы, борясь с нахлынувшим возмущением, словно эти слова стали последней каплей, разрушившей его самообладание. – Поэтому вы просили дядю отменить нашу помолвку.

Девушка подняла на него взгляд, и в его глубине промелькнул холодный отблеск презрения, подобный первому инею.

– Даже если и так, – проговорила она с ледяным достоинством, – разве я не вправе любить, кого пожелаю?

Эдвин побледнел, он молча смотрел на неё, тщетно пытаясь найти подходящий ответ. Вскоре его лицо исказила злая решимость.

– Знайте одно: если мне не суждено стать вашим мужем, то и другой не будет им! – произнёс он, сжав кулаки. – Остерегайтесь, Камилла. И передайте тому, кто стоит между нами, – я не отступлюсь так легко!

Она замерла на мгновение, словно взвешивая каждое слово, только что произнесённое между ними. Её глаза, полные холодного огня, встретились с его взглядом, но лишь на краткий миг, чтобы он почувствовал всю тяжесть своей необдуманной фразы.

– Вы угрожаете? – спросила она с ледяным спокойствием. – Что ж, лорд Эдвин, у вас весьма странная манера объясняться в любви. Знайте, ваши угрозы меня не тревожат. Когда овладеете собой, я готова выслушать ваши извинения. – Она сделала паузу, затем добавила с холодной вежливостью: – И благодарю вас за чудесный подарок, милорд. Возможно, на приёме в честь моего совершеннолетия мы продолжим наш разговор… но уже в ином тоне.

С этими словами она обняла своего зверька, прижав его тёплую, дрожащую от волнения шерстку к щеке, и выпрямив спину так, будто каждый её позвонок был натянут струной, с достоинством удалилась, оставив Эдвина одного на пустой аллее.

Её движения были плавны и размеренны, как у танцовщицы, исполняющей последний реверанс перед опустевшим залом. Казалось, сам воздух вокруг неё стал плотнее, словно она укрылась невидимым покрывалом собственного величия.

Елизавета ещё долго стояла на месте, затаив дыхание. Сцена в беседке оставила в её душе тревожное чувство, словно она случайно вторглась в чужую тайну, которую не должна была видеть.

Желание гулять по парку после увиденного резко испарилось. Елизавета медленно направлялась к дому, чувствуя, что старинные стены поместья хранят в себе куда больше тайн и загадок, чем ей хотелось бы признать. Каждый уголок, каждый поворот коридоров словно таил в себе новую головоломку, готовую раскрыться перед тем, кто окажется достаточно наблюдательным… или чересчур любопытным.

Однако это было ещё не всё. Когда онапереступила порог дома, внимание Елизаветы привлекли голоса, доносившиеся из гостиной. Там, у камина, она заметила виконта Фредерика Локсборна в компании незнакомого господина средних лет, невысокого роста, с правильными чертами лица и густыми каштановыми волосами. Его внешность производила странное впечатление: он был красив, но красота его казалась искусственной, словно результат усердных усилий. Черты лица были правильными, но слишком гладкими, как будто скульптор работал с глиной, стремясь добиться совершенства, но не сумел передать индивидуальность. Его костюм был богат, но подобран безвкусно, выдавая стремление приблизиться к аристократии, хотя в манерах его сквозила некоторая грубость и отсутствие природного благородства.

Елизавета, сама не зная почему, замерла в тени портьеры. Всего несколько минут назад она сетовала на себя за то,что узнала обь обитателях поместья больше, чем следовало бы, однако искушение подслушать разговор оказалось сильнее её благоразумия.

– Ах, мистер Грей, что привело вас в наш скромный дом? – воскликнул Локсборн, не скрывая отсутствия радости в голосе. – Давненько вы к нам не заглядывали! Сколько уже прошло? День? Два? Неделя?

Незнакомца было нелегко смутить. Он галантно склонился, едва коснувшись полы сюртука.

– Помилуйте, ваша светлость, – с кроткой улыбкой отозвался Эдмунд Грей. – Ведь вы сами посылали за мной, буквально накануне.

Насмешливость его тона была едва заметна, сглаживаясь безупречной вежливостью и особым тактом, который выдавал в нём человека, привыкшего держать себя в обществе.

– Вот как? – удивился виконт, слегка приподняв бровь и поправляя манжеты камзола. – Не припомню…

– О, возможно, вам стоит спросить вашего дворецкого Альфреда, – предложил аптекарь с мягкой улыбкой, склоняясь ещё ниже. – Ведь имено он посылал за мной и был столь любезен, что описал мне ваше недомогание. По его словам, вы провели весь вечер в постели, сетуя на превратности погоды и… – тут он сделал паузу, едва заметно подмигнув, – на то, что годы, увы, берут своё.

– Что ж, вполне возможно, – с равнодушной усмешкой ответил Фредерик. – В такую сырость даже мои покойные предки ворочаются в могилах.

– Вы, как всегда, неотразимы в своём остроумии, – заметил аптекарь. – Мне бы вашу жизнерадостность!

– И всё же, Эдмунд, – продолжил виконт, не обращая ни малейшего внимания на дерзость со стороны собеседника, – что привело вас нынче в наш дом?

– О, будьте спокойны, ваша светлость, – ответил мистер Грей, улыбнувшись с лёгкой полуулыбкой. – Сегодня я здесь не ради вас. Мне сообщили, что леди Камилла нездорова и попросили явиться к ней без промедления.

Его манера говорить была настолько непринуждённой и приятной, что даже инфантильный Фредерик Локсборн смягчился. Однако лицо виконта оставалось почти бесстрастным и лишь еле сдвинутые брови выдали его смятение.

Елизавета удивилась.

«Нездорова?» – подумала она. – «Да ведь я видела ее пять минут назад в парке – живую, бодрую, выражающую недовольство на несчастного кавалеров!»

– Леди Камилла? – переспросил Локсборн, на лице которого отразилось искреннее беспокойство. – Неужели она заболела? Это крайне досадно, особенно накануне праздника её совершеннолетия.

Аптекарь лишь развёл руками, дожидаясь решения виконта. Помолчав, тот устало махнул рукой:

– Что ж, я не стану вас задерживать, мистер Грей. Сделайте всё от вас зависящее, чтобы облегчить её состояние.

Он бросил быстрый взгляд на занавешенную пурпурным бархатом арку, скрывающую лестницу на второй этаж. В его глазах мелькнула тревога, смешанная с раздражением.

Мистер Грей склонился в глубоком поклоне:

– Благодарю за разрешение удалиться, – сказал он учтиво. – Я сделаю всё возможное.

Когда а Эдмунд Грей проследовал по лестнице наверх, а Фредерик Локсборн скрылся из вида, направившись в сторону столовой, Елизавета неслышно направилась в стоону лестницы. Она не желала встречи с хозяином дома, поэтому предпочла остаться незамеченной. Поднявшись на второй этаж, она увидела, как дверь в комнату Камиллы закрылась, и в коридоре воцарилась полная тишина.

Глава 16

Отступление первое.

Тем же вечером, когда Эл скрылась за тяжелой дверью своей комнаты, Александр долго ворочался на мягкой перине, шепча про себя: «Ну почему же так грустно?» Скучно стало невероятно – читать нечего, книжки кончились, а в животе пусто, будто его некармили неделю.

Он решил выбраться из комнаты и пойти посмотреть, нельзя ли отыскать чего-нибудь вкусного и интересного в их с сестрой новом доме.

Александр спрыгнул с постели, вспомнив наставление няни: «Ходи тихо-тихо, словно мышонок». Он надел тёплый халат, натянул мягкие туфли и отправился исследовать дом.

Поместье виконта ночью преобразилось – высокие потолки казались выше, огромные окна смотрели грозно, каждая картина будто ожила, готовая вот вот заговорить своим особым голосом. Свет магических светильниковеле пробивался сквозь тьму, создавая причудливые узоры на стенах.

Вдруг Александр заметил слабый лучик света, что пробивался из-за плотной портьеры гостиной. Остановившись на миг, он прислушался и крадучись приблизился к двери, прижавшись щёчкой к прохладной ткани.

За массивным круглым столом сидели трое господ, погружённых в игру. Каждый держал небольшую стопку бумажек-карточек. Оставшиеся колода лежала на столе ожидая своей очереди, словно солдат оставшийсяна посту.

Огонь магической лампы рисовал причудливые тени на лицах мужчин, превращая каждого в мистическое существо из сказкок, которыхрассказывала ему няня темнми вечерами когда он не хотел спать.

Он вспомнил как об этой игре когда-то говорил отец, она была особенной – карты показывали, чья рука сильней, и кому повезёт больше.

Рядом стояло блюдо с маленькими бутербродиками, испускавшими соблазнительный аромат свежего хлеба и вяленого мяса.

Желудок мальчика сразу откликнулся недовольным урчанием, но благоразумие оказалось сильнее голода. Он вдруг почувствовал, что происходящее связано с жизнями его семьи, и его будующими приключениями.

Вдруг лорд Фредерик Локсли, поднял голову и заявил громко и недоволшьно:

– Наш полковник опять оставил нас в дураках! Его супруга сообщила, что бедолага занемог.

Его голос был таким кислым, что Александр невольно поморщился.

– Похоже, болезнь помешала ему присоединиться к нам сегодня вечером, – задумчиво согласился Эдвин Синклер.

Третий участник разговора, промолчал, внимательно изучая свои карты.

– А вы, что думаете Ланкастер? – спросил его виконт.

– Я думаю, что происходит нечто непонятное, – ответил мужчина, – Покидая город, я видел, как экипаж нашего уважаемого полковника движется именно в данном направлении. Но, вероятно, наш добрый друг изменил свои планы, и пренебрег нашим обществом, отправившись к очередной прелестнице, захватившей его воображение.

– Ах, эта пресловутая «вечная страсть», – произнёс виконт, рассмеявшись, но взгляд его почему-то стал серьёзным.

Он ловко взял одну карту со стала и спрятал в своей колоде, словно что-то секретное, что нельзя показывать остальным.

Александру захотелось услышать продолжение беседы, почувствовать своё участие в важной интриге. Любопытство подогревало желание оставаться незамеченным, стать невидимым свидетелем происходящего.

Но самое интересное – мальчик недоумевал: если человеку плохо, зачем возмущаться болезнью полковника? Разве не должны друзья заботиться о его здоровье? Вот если бы у него был друг он бы за него переживал.

Локсборн внезапно чуть приподнял бровь, будто удивлённйкот, которому неожиданно наступили на хвост. Щеки его покраснели, словно ему дали попробовать кислого молока.

– Правило масти, – резко бросил Роберт Ланкастер, после чего Александр увидел, как бледнеет виконт, а Эдвин нервно постукивает ногой по полу.

Мальчика охватило любопытство: «Правило масти? Вечная страсть? Что означают эти непонятные выражения?» Перед его мысленым взором предстала картина кохожая на стариную гравюру, где двое игроков сидят за столом, готовые сбросить карту. Вдруг одна из фигур подавленно смотрит в сторону, поняв, что проиграл раунд. В второй игрок победно кречит «Правило масти простое: если выпала вечная страсть – сдавайся сразу.» Александр едва удержался чтобы не захихикать.

Однако его беспокоило, что он ничего не знает о правилах, и ему захотелось узнать подробнее, как играть в эту струную игру. Он крепко прижимался к стене, боясь, что скрип половиц выдаст его присутствие. Страх смешивался с волнением, но любопытство брало верх.

Мужчины продолжали обмениваться репликами, все больше и большераздраясь. Их разговоры звучали порой отрывисто, серьёзно, будто говорили о чём-то крайне значимом, а вовсе не просто развлекались, как полагалось настоящим лордам.

Эдвин, что-то записывал, изредка бросая косые осуждающие взгляды на виконта, словно учитель, поймавший ученика на шалости. А еще он постоянно тер шею, и недовольно хмкрил брови. Он думал, взрослые, как и дети, играют просто так, для удовольствия. А тут оказывается был целый турнир, будто речь шла не о картах, а о жизни и смерти.

Александр попытался пошевелить ногами – они одеревенели, как в ту ночь, когда он прятался под кроватью, играя в шпионов. Он прислушался, но мужчины стали говорить тише. Эдвин сказал что-то про сенат, Локсборн сразу его оборвал. Александру показалось, будто кто-то включил игру в «молчанку» прямо посреди партии. Он не понимал, почему они вдруг испугались, но чувствовал, что теперь разговор стал по-настоящему взрослым. Страшным. Опасным.

Терпеть больше не было сил – ему стало холодно. Он почти засыпал, и собирался уйти, но в этот момет Локсборн глухо проворчал:

– Бал скорее всего придеться отменить. Наша дорогая Камилла вновь заболевает.

– Виконт, не стоит так волноваться, вам тоже стоит себя поберечь, – сказал Роберт, и Александр почти услышал, как Локсборн фыркнул. Как будто тот сказал ему, что-то обидное.

– Как заболела? – тем временем переспросил Эдвин.

– Сенклер вы не знаете как люди болеют? – насмешливо уточнил у него Фредерик.

– Но..

Александра перестал их слушать так как сердце его подпрыгнуло, и рухнуло куда-то вниз, от этой неожиданной новости. Представьте себе ужас маленького мальчика, ожидающего долгожданного праздника, который обещал сорваться. В груди его зазвенело эхо страха и разочарования, как ветер гудит в пустой печи.

«Бал?! Нельзя допустить отмены бала! – кричал он мысленно. – Там будут танцы, веселье, конфеты…»

Он крепко зажмурился, чтобы не расплакаться от расстройства. Мысль о возможной отмене торжества вызвала такую бурю эмоций, что колени мальчика подогнулись сами собой. Ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы удержать равновесие.

Александр твердо решил: никуда он отсюда не уйдет, пока не узнает всю историю до конца. Правда, тело настойчиво напоминало о себе – живот начинал ныть от желания отведать что-нибудь съедобное, а ноги зудели, отчаянно прося сходить в уборную. Однако мысль о возможном отмене бала перечеркивала любые другие нужды.

Его маленький разум лихорадочно работал, перебирая варианты дальнейших действий. Но мужчины вновьпереключились на обсуждение политических вопросов, а о празднике забыли вовсе.

Наконец, он принял решение:

«Ладно, – подумал он. – Завтра всё узнаю у Элизабет. Она точно скажет, будет бал или нет. Может, Камилла и не такая уж больная, как сказал Локсборн».

Выскользнув из укрытия, мальчик прокрался по тёмному коридору на кухню. Открыв ящик, он обнаружил маленькую коробочку с остатками праздничного печенья. Поджав губы, он уверенно извлек её наружу, пряча добычу в складках просторного халата.

Спустя мгновение он уже возвращался в свою комнату, счастливый от находки и предвкушая сладкий поздний ужин. Шаги его стали легкими и быстрыми, ибо теперь путь вёл его обратно в тёплую уютную кровать.

Легкая усталость окутала его маленькое тело, он продолжал ворочаться в кровати, уставившись в тёмный потолок. Все услышанные сегодня слова кружились в голове, как яркая карусель: «полковник», «долги», «бал», «сенат», «масть»…

Почему заболел этот полковник? Почему взрослые смолкли, когда речь зашла о сенате? Зачем виконту столько денег? Какие секреты они скрывают?

Вздохнув глубоко, мальчик вспомнил о старшей сестре Элизабет. Доброй, заботливой, но иногда такой строгой. Он почти не помнил, какой она была тогда, до того как вышла замуж. В его памяти остался только запах лаванды и ощущение тепла, когда она целовала его в макушку. Теперь она вернулась, словно чужой взрослый, пожелавший вернуть утраченную семью. Можно ли доверять ей такую большую тайну? Или правильнее вначале самостоятельно во всём разобраться, как подобает будущему графу?

Александр всё ещё был обижен на неё, а чувство неуверенности мешало ему раскрыться ей полностью. Совсем недавно, в свой восьмой день рождения, он так ждал внимания есдинственного оставшегося у него родного человека, мечтая получить подарок, услышать поздравление. Но она забыла обо всём. Он очень хотел напомнить ей об этом, но отчего-то промолчал.

Поджав коленочки, Александр свернулся клубочком под тёплым одеялом. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь взрослый всё объяснил – по-настоящему, как есть, без этих странных полуслов и недомолвок. Но такого взрослого у него больше не было. Раньше таким человеком был отец, уверенный и сильный. Отец всегда знал, как поступать правильно, никогда не боялся трудностей.

Александр верил, что если бы он был рядом, то посоветовал бы ему действовать смело, рассуждая здраво. Быть достойным наследником титула, которым он дорожил. Вероятно, именно так поступил бы отец.

Наверное… Александр вдруг испугался, сможет ли он подражать отцу. Он боялся показаться нерешительным, как маленький ребёнок. Возможно, стоит рассказать всё сестре? Если только она не рассердится. Возможно завтра… Завтра он поговорит с ней, поделится своими догадками. Хотя бы частично…

А пока он закрыл глаза, утешаясь мыслью, что настоящая храбрость проявляется в тишине и внимании. Он собирался подождать и хорошенько подумать.

Глава 17

Когда сад за окнами растворился в сгущающихся сумерках, а фонари, один за другим, зажглись, словно робкие звёзды, спустившиеся с небес на землю, Елизавета замерла у высокого окна гостиной, любуясь, как золотистое мерцание люстр дробилось на тысячи осколков в тяжёлом хрустале, рассыпаясь по паркету замысловатым узором.

Музыка – лёгкая, невесомая, почти эфемерная, наполняла зал с той особой небрежностью, которая обманчиво обещает веселье, но таит коварную возможность фатальной ошибки.

В центре комнаты, словно яркая звезда подмостков, столь же нежная и воздушная, как утренний туман, Камилла в пастельно-розовом платье открывала этот вечер, танцуя свой первый танец с Робертом Ланкастером. Он двигался с той безукоризненной уверенностью, которую невозможно приобрести, высокой, ловкой, с природной пластичностью, которую невозможно заимствовать. Его коротко стриженные пепельно-белые волосы слегка растрепались, будто он был разбойником, замаскировавшимся под утончённого аристократа.

Слева, у балюстрады, неподвижно, словно мраморная статуя, восседала леди Иоланта Вейн – пожилая женщина, в которой благородство крови сочеталось с ледяным расчётом. Она изящно перебирала веером, не делая резких движений, но взгляд её, полный холодного блеска, неспешно обозревал гостей виконта, словно опытный охотник, выбирающий добычу среди присутствующих.

– Нынешняя молодёжь стремится к откровенности и эпатажу, предпочитая вызывать общественный резонанс смелыми выходками, – негромко заметила она, почти не двигая губами, но так, чтобы окружающие услышали её. – Где это видано, чтобы девушка для первого танца выбирала партнёром вовсе не своего жениха? Конечно, подобные вещи принято списывать на влияние новых модных тенденций. В былые времена дамы хотя бы притворялись, что они не стремятся к мужскому вниманию столь откровенно. Те же, кто нарушал это правило, впоследствии нередко преподносили обществу неожиданный сюрприз в виде пухленьких округлостей под платьем.

Она бросила короткий взгляд на Елизавету, стоявшую неподалёку. «Вас я пока не осудила, дитя моё. Но и не приняла», – читалось в её глазах.

Тем временем Роберт, будто почувствовав, что общественное внимание сосредоточилось на их с Камилой дуэте, наклонился к девушке и прошептал ей что-то на ухо, отчего она, вопреки воспитанию, бросила короткий, почти невольный взгляд в сторону Эдвина Синклера. Увы, в ту же самую секунду молодой человек поднял глаза – и их взгляды встретились, словно клинки шпаг.

Елизавета, наблюдавшая за этим скрытым обменом чувств, чуть улыбнулась. Всё это было трогательно предсказуемо. Камилла, притворяющаяся равнодушной, на самом деле искала Эдвина взглядом с тех самых пор, как вошла в зал. А он, казалось, заранее знал, в какую сторону повернуться, чтобы поймать её взгляд.

«Неужели они помирились, и Камилла открыла своё сердце этому молодому человеку?» – подумала Елизавета, вспомнив их недавнюю ссору в саду.

– Очаровательная пара, – мягко проговорил стоявший рядом хозяин дома, виконт Локсборн, указав в сторону танцующих. – Роберт всегда умел сделать любую даму чуть прекраснее, чем она есть на самом деле. Редкий дар, согласитесь.

– Или опасный, – заметила Елизавета, сохраняя выражение вежливого интереса. – Особенно если он пользуется им столь щедро.

– Ах, но разве это не то, чему все дамы от мала до велика втайне завидуют?

– Возможно, – ответила Елизавета уклончиво, не желая вступать в полемику, – но, как гласит народная мудрость, самые яркие огни привлекают не только дневных мотыльков, но и ночных созданий.

С другого конца зала доносился смех – звонкий, как серебряный колокольчик. Гвендолин Фолкнер, в изумрудном платье, стояла в полутени, шепча что-то Ребекке Ланкастер, миниатюрной девушке с тонким кукольным лицом и короткими чёрными волосами. Елизавета перехватила взгляд леди Ланкастер, и он оказался холоден, словно вода в озере ранним утром.

Музыка сменилась, и в центр зала вышла Гвендолин Фолкнер, ведя под руку Эдвина Синклера.

– Как вы полагаете, – вполголоса произнёс виконт Локсборн с ироничной усмешкой, – решится ли он всё же подойти сегодня к моей племяннице?

Мужчина взглядом указал на Камиллу, которая недовольно взирала на танцующих.

Елизавета чуть наклонила голову, будто задумавшись.

– Если нет, – произнесла она тихо с непроницаемой учтивостью, – то его осторожность спасёт его от более серьёзных последствий, хотя и погубит всю интригу вечера.

Виконт рассмеялся, довольный тонкостью ответа, и поспешил к леди Бейтс, даме явно обделённой вниманием, так как её супруг в очередной раз «почувствовал недомогание».

У балюстрады снова зазвучал голос леди Вейн:

– Ну и времена настали! Теперь топтание на месте называется танцем? Эти юнцы преклоняют колени перед дамами, словно перед жертвенным алтарем, но забывают простую истину: женщина ценит поклонника, а не слепого приверженца ритуалу.

– Вы правы, дорогая Иоланта, молодёжь нынче совсем уже не та, – поддержала леди Вейн баронесса Мэриан Фолкнер, суетливо поправляя краешек перчатки, неотрывно следя за виконтом Локсборном и леди Бейтс. – Истинное искусство обольщения заключается не в пылкости, а в тонкости чувств. Мой дорогой супруг, барон Фолкнер, когда-то был подлинным мастером этого искусства.

– Что-то я не припомню ничего подобного, – произнесла леди Вейн с едва уловимой усмешкой, и её тонкие пальцы, на мгновение застыли на жемчужном ожерелье.

Баронесса Фолкнер не снизошла до ответа, предпочтя покинуть компанию леди Вейн молча, что вызвало особое удовлетворение у Елизаветы, страдавшей от необходимости общаться с подобными особами.

– Однако…, – ни к кому не обращаясь задумчиво произнесла леди Вейн, пристально наблюдая за беседой виконта с леди Бейтс. – Частота недугов полковника начинает вызывать сомнения относительно случайности подобных обстоятельств.

Она сделала небольшую паузу, позволяя словам повиснуть в воздухе, а затем добавила уже мягче, но с отчётливой иронией в голосе:

– Хотя, возможно, полковник Бейтс просто предпочитает лечиться в одиночестве, дабы не смущать нас своим страдальческим видом. Весьма… благородно с его стороны…

Её бровь слегка приподнялась, а уголки губ дрогнули в мимолётной гримасе, которая могла быть как сожалением, так и плохо скрытым сарказмом. Она опустила ресницы, словно пряча взгляд, но веер в её руках замер на мгновение, прежде чем продолжить свой размеренный ритм.

В это время к Елизавете подошла Анабель, улыбаясь и прикрываясь веером, сказала:

– Ах, кажется, вечер утратил свою размеренную плавность, – она указала подбородком на Гвендолин, Ребекку и Камиллу и добавила. – Они снова распустили языки. Как обычно, собрались в свой кружок для обсуждения всякой чепухи, приправленной ядом, и втянули в это Камиллу. Удивительно, как можно быть столь изысканными и при этом столь ядовитыми. Хотя, мать и дочь Фолкнеры подобны двум розам с одного куста.

– Почему ты их так не жалуешь? – спросила Елизавета, не отрывая взгляда от девушек.

– Потому что за их улыбками нет ничего настоящего. Гвендолин давно нравится Эдвин, поэтому она предпочитает изводить Камиллу, которая, как всегда, носит на глазах вуаль.

– Ты не говорила, что в вашем доме происходят такие драмы, когда приглашала меня погостить, – заметила Елизавета с полу-шутливой укоризной.

– А ты ожидала другого от аристократии? – с притворной невинностью возразила Анабель. – Дорогая моя, наши секреты – это и есть наш фамильный герб. А без сплетен, без ревности, без притворства – это был бы всего лишь заурядный семейный ужин, а не бал.

Атмосфера в зале постепенно сгущалась, точно вечерняя мгла над морем. Музыка становилась стремительнее, а разговоры язвительными. Когда часы пробили одиннадцать, Елизавета невольно заметила, как Роберт Ланкастер направился к ней, но был ловко перехвачен Ребеккой, что-то быстро шепчущей ему на ухо и легкими движениями головы указывающей на Камиллу и молодого Эдвина Синклера.

В этот миг музыка стихла, дав возможность присутствующим передохнуть от танцевальных страстей. Слуги, словно по незримому сигналу, внесли к центру зала небольшой столик, изящно украшенный лентами и цветами. Подруги Камиллы, щебеча и смеясь, начали раскладывать подарки: вышитые платочки, кружевные веера, томики стихов в миниатюрных обложках – всё в лучших традициях светской вежливости и демонстрационного вкуса.

– Ах, какая прелесть этот фарфоровый сервиз! – воскликнула леди Бейтс с таким выражением, будто обнаружила его впервые, хотя Елизавете было доподлинно известно, что именно она вручила коробку с посудой слуге у лестницы всего полчаса назад, аккуратно прикрыв её веером, чтобы никто не заметил.

– Ах, – вторила ей Гвендолин Фолкнер, склоняя голову набок, – эти алые перчатки… они будто созданы для твоих рук, дорогая.

Перчатки были скандально яркими и совершенно не соответствовали тонкому вкусу Камиллы, что заметили почти все, кроме самой Камиллы. Она принимала каждый подарок с невозмутимой грацией, сдержанной улыбкой и лёгким кивком.

Всё шло своим чередом – до тех пор, пока среди вороха бантиков и лент не обнаружилась небольшая коробка, неприметная и вовсе не праздничная. Бледно-коричневая обёртка, чуть помятая, без подписи и без карточки. Она покоилась среди прочих, будто случайно оставленная. В этом предмете было что-то вызывающе чуждое этому месту, где даже табак подавался в золотых табакерках.

Камилла медленно, с едва уловимой дрожью в пальцах, сняла крышку. Внутри лежал кинжал. Не игрушечный сувенир, не бутафория, а древнее оружие, изогнутое, сверкающее в свете люстр матовым отблеском. Рукоять покрывали знаки, похожие на руны.

Слуга, стоявший за плечом Камиллы, потупился.

– Интересно, у кого хватило столь дурного вкуса, чтобы подарить даме оружие? – лениво процедила Иоланта Вейн, прикрывая лицо веером. – И даже без подписи? Какое невежество.

– Простите, миледи… – пробормотал слуга, краснея. – Дар был передан безымянным посыльным. Он сказал лишь, что вещь пришла от дальнего родственника виконта.

Камилла, вся побледнев, продолжала глядеть на клинок. Леди Бейтс нахмурилась. В зале воцарилась насторожённая тишина.

– Любопытно… – произнесла баронеса Фолкнер. – Неужели кто-то из родствеников виконта столь странно выразил свою привязанность?

Лицо Локсборнаа, обычно спокойным и почти безучастным, но в глазах его читался блеклый отсвет тревоги, едва уловимый, как первый порыв ночного ветра перед бурей.

– Я… я никогда не видела ничего подобного, – прошептала Камилла. – Зачем он мне?

– Быть может, это намёк? – фальшиво весело предположила Гвендолин. – Что ты… не столь мила, как кажешься? Или что тебе стоит остерегаться?

Уголки губ Елизаветы тронула тень мимолётной улыбки. Слова Гвендолин, слишком острые для легкомысленного речи, выдавали завуалированную враждебность. Она взглянула на Камиллу – та отвела глаза, и в её взгляде было нечто иное: осознание? Разочарование? Или, быть может, наконец признание – Гвендолин ей не подруга, но соперница.

– О, а может этот предмет послужит Камилле для вскрытия любовных писем? – поддержала игру подруги Ребекка Ланкастер с бесстрастной усмешкой. – Так романтично.

– Довольно! – Этих… шуток – они неуместны, – раздался вдруг твёрдый, глубокий голос виконта Локсборна. – Унесите подарки. А эту вещицу пусть отправят в мой кабинет, я сам выясню её происхождение.

В зале воцарилась напряжённая тишина. Щёки юных леди вспыхнули – то ли от неловкости, то ли от негодования; определить было невозможно. Гвендолин отвела взгляд, а Ребекка демонстративно повернулась к гобелену, будто внезапно заинтересовалась его вышивкой. Камилла осталась стоять одна, сутулясь, не в силах поднять глаз на собравшихся.

Эдвин без слов подошёл к ней и что-то тихо произнёс ей на ухо. Елизавета, наблюдая со стороны, ощутила к нему благодарность. Его вмешательство выглядело как немой протест против насмешек – сдержанный и по-настоящему мужественный. Она заметила, с какой чуткостью он отнёсся к девушке, как тонко распознал угрозу – унижение, перед которым бессильны даже острые мечи.

«И всё это после недавнего отказа, полученного от Камиллы? Правду говорится: настойчивость и усилия способны преодолеть любую преграду», подумала она.

Часы пробили полночь, и бал начал плавно двигаться к завершению. Смех становился тише, туфли глуше ступали по мраморному полу, скользя мимо зеркал, в которых отражения гостей замирали, будто привидения заканчивающегося вечера. Мгновение – и вся сцена будто покроется лёгкой дымкой сна.

В углу зала Ребекка шепталась с Гвендолин, бросая многозначительные взгляды в сторону Камиллы и Эдвина.

– Леди Блэквуд?

Раздался тёплый бархатный баритон Роберта Ланкастера, подошедшего к ней сзади без соблюдения формальностей. Он стоял так близко, что она могла различить биение его пульса.

– Милорд… – приподняв одну бровь, она выразительно замолчала, подчеркивая недопустимое нарушение этикета.

– Простите, – склонил голову он, нисколько не смутившись. – Роберт Ланкастер. Рад оказаться представленным, пусть и столь самонадеянно.

– Взаимно, – единственное, что смогла произнести она сдержанно, но учтиво.

Он склонился к ней ближе, и его тон стал почти интимным:

– Можете звать меня Робертом, – произнёс он с лёгкой, почти дерзкой улыбкой, столь естественной, что казалось, будто она принадлежала не мужчине, а коту, довольному безобидной шалостью. – Мне будет приятно.

Елизавета слегка поджала губы и нахмурилась, но столь деликатно, что это могло сойти за игру света и тени.

– Полагаю, мы не настолько близки, чтобы позволять себе такие вольности, – произнесла она ровно, не желая вступать в игру, правила которой ей были неизвестны.

– Ах, но ведь я сам дал вам на то разрешение, – отозвался он с тем видом, будто позволил себе нечто вполне допустимое. – К тому же, порой в жизни приятно нарушать условности, особенно когда они мешают приятному знакомству.

Ответ был столь самоуверенным, что Елизавета ощутила укол раздражения, но не подала виду. Сдержанность была для неё щитом, за которым можно укрыться от любого – даже от тех, кто считал, что имеет право на её внимание. И прежде чем она успела придумать достойный ответ, в их разговор, не дожидаясь приглашения, вмешалась Ребекка, явно не желая, чтобы они остались наедине.

– Не обращайте внимания на моего братца, – произнесла она с лукавой усмешкой, в которой сквозило нечто большее, чем просто сестринская забота. – У всех драконов врождённая потребность кого-нибудь очаровать. И если день прошёл без подобных подвигов – он считается потраченным зря.

Она замялась, потом неохотно добавила:

– А мой брат ещё и наполовину демон.

– Демон? – повторила Елизавета, больше из вежливости, чем из любопытства.

Роберт Ланкастер кивнул с тем же спокойствием, с каким рассказывал бы о погоде.

– Моя матушка была демоницей, – безмятежно пояснил он, делая едва заметный поклон. – Отец женился на ней в пору своей молодости, до того как обрёл благоразумие. Потому-то я и получился… как выразилась бы Ребекка… уникальным.

– Уникален – мягко сказано, – буркнула его сестра, скрестив руки на груди и смерив брата тяжёлым взглядом.

– Я просто чуть более… эксцентричен, чем прочие мужчины в этом зале, – усмехнулся Роберт. – Не правда ли, леди Блэквуд?

От его уверенного тона у Елизаветы перехватило дыхание. Чтобы скрыть неловкость, она, не подумав, произнесла:

– Скажите… а у вас действительно есть рога и хвост?

На лице Роберта промелькнула тень озорства. Он наклонился ближе, понижая голос до почти неразличимого шёпота:

– Если вам так любопытно – могу показать. Разумеется, не здесь.

Она отпрянула на шаг, сбитая с толку и не зная, как расценивать это: как шутку, провокацию или предупреждение.

К счастью, в разговор вмешалась Ребекка, в голосе её слышалось раздражение:

– Роберт, ты ведь обещал пригласить меня на танец.

Он улыбнулся, и не отрывая взгляда от Елизаветы, ответил:

– И, конечно же, сдержу слово, сестрица. Леди Блэквуд, не окажете ли вы мне честь разделить со мной завершающий танец этого чудесного вечера?

– Благодарю вас, милорд, но, увы, я немного устала, – соврала она с тем изяществом, которое могло бы быть под стать самой королеве. – Быть может, в другой раз.

Он чуть наклонил голову в знак согласия, и, не настаивая, удалился вместе с сестрой, оставив Елизавету одну среди полумрака зала.

Она стояла неподвижно, чувствуя, как щёки обжигает жар. Слова, взгляды, вся эта странная игра между ними – всё это заставляло её чувствовать себя неуклюжей, глупой.

– Идиотка… – выдохнула она себе под нос.

Спрятавшись за колонной, она прислонилась спиной к холодному мрамору, закрыв глаза, словно надеясь, что всё это исчезнет. Отражение в зеркальной нише напротив явило ей образ девушки с пылающими щеками и встревоженным взглядом, точно отразив её внутренние состояния: неуверенность, раздражение и досаду на саму себя.

Чтобы обрести внутреннее равновесие, она отправилась на прогулку в сад. Воздух веял прохладой, ночь была тихой и луной. Фонарики, развешанные по случаю праздника, мерцали золотыми бликами, отражаясь в водной глади фонтана и серебряной листве деревьев.

Глава 18

Елизавета не могла дольше оставаться на балу, где шумное веселье казалось фальшивым, а поведение гостей выглядело натянутым и наигранным. Быстро выйдя из зала, не сказав ни слова Анабель, она поспешила уйти в темноту сада, подальше от людских голосов, музыки и собственных мыслей.

Она шла по узкой, мокрой, неровной дорожке парка, слабо ощущая под ногами землю, почти механически передвигая ногами.

Рукой, окоченевшей от холода, Елизавета прижала к груди лёгкую шаль, словно пытаясь спрятаться от собственного смущения, растущей тревоги и учащённого сердцебиения.

Разговор с Робертом постоянно всплывали в её памяти. Егосодержание казалось слишком странным, слишком интимным. Реакция её была неуместной, неправильной. И то, что случилось позже, уже нельзя было списать на обычную неловкость, которую можно проигнорировать с улыбкой. Это было сознательное проявление слабости, уничижающее её достоинство.

Пространство вокруг неё наполнилось пронзительной прохладой. Елизавета поняла, что слишком далеко ушла от дома. Платье, прекрасно подходящее для душного бального зала, теперь превратилось в эфемерный покров, неспособный защитить её от дыхания ночной прохлады.

Вернуться прежним маршрутом она не решалась, опасаясь вновь столкнуться с гостями, которые могли всё ещё находиться на террасе.

Решив сократить путь, Елизавета свернула на малозаметную тропинку, ведущую к восточной части дома. Дорога была плохо ухожена, камни под ногами поскрипывали реже обычного, а высокая трава цеплялась за края её платья.

– Всего несколько шагов, и я окажусь в своей комнате, – успокаивала она себя, избегая смотреть по сторонам, словно ночь могла скрывать опасность за каждым кустом.

И вдруг, преодолев половину пути, она споткнулась. Тонкий каблук погрузился в мягкую землю с тихим хлюпаньем, и она, охнув, потеря равновесие. Попытавшись остановить падение руками, Елизавета напрасно потратила силы: тело её накренилось, и в следующее мгновение она упала наземлю.

Волна острой боли обожгла запястье, заставив её стиснуть зубы, чтобы не закричать. Приподнявшись, она сидела неподвижно, дожидаясь, пока прекратится головокружение. Елизавета посмотрела на юбку, испачканную грязью и росой, вздохнула от раздражения. Небольшая царапина кровоточила, но она не обратила на это внимания. Потому что её взгляд зацепился за странное искажение в траве неподалеку.

Елизавета машинально дотронулась рукой до чего-то, чего здесь быть не должно. Под пальцами она ощутила холодную, гладкую кожу.

Лиза рефлекторно отшатнулась назад. На земле лежало тело.

Мужчина. Его лицо уже начинало разлагаться: участки кожи отвисли, обнажив жёлтые зубы в жуткой усмешке; из глазниц выползали белые ленточные черви. Полураскрытый рот будто застыл в ужасающем крике, которому не суждено было прозвучать. На шее виднелись странные, тёмные отметины, словно он погиб насильственной смертью, как если бы его душили, но не руками.

Мир вокруг стих, наступила абсолютная тишина. Сердце Елизаветы замерло, словно забыло, зачем вообще бьётся.

Поднявшись на ноги, она прижалась спиной к грубой древесной коре. Луна осветила труп призрачным светом, проникающий сквозь переплетёные ветви. Мужчина сильно изменился внешне из-за процессов разложения, но его узнаваемость сохранилась. Белоснежные пряди волос, глубокие морщины, покрывавшие лоб и уголки рта, свидетельствовали о прожитых годах. Он выглядел старше, мудрее и сильнее смерти, несмотря на произошедшие с ним метаморфозы.

На нем был одет мундир тёмно-красного цвета, почти черного от пятен грязи и запекшейся крови, украшенный мелкими драгоценными вставками, вспыхивавшими в лунном свете, словно капли росы на клинке меча. По воротнику тянулось гербовое тиснение, а плечи украшали эполетные нашивки, обозначавшие высокий военный чин. Даже сейчас, лежа в сырой траве, он производил впечатление человека сильного и влиятельного.

Рядом с телом валялась трость с резной головой в форме льва и чёрные перчатки, словно мертвец попытался подняться и схватить их перед последним вздохом. Трава вокруг покойного была примята, словно кто-то пытался поднять его или обыскать. Чуть в стороне, едва различимая в густой траве, поблёскивала рукоятка клинок, того самого, который она видела несколькими часами ранее среди падарков Камиллы.

Когда она подошла ближе, чтобы убедиться, что не ошиблась, руны слабо засветились зелёным, начав пульсировать.

– Этого… не может быть, – прошептала Елизавета, дрожащим голосом.

Голова кружилась, мысли путались, сбивая с толку. Что произошло здесь? Кто этот человек? Как он попал в это место? Почему его не обнаружили раньше? И каким образом оружие, вручённое Камилле на празднике, оказалось здесь? И почему оно светится?

Холодный ветр, как дыхание подземного царства, обрушился на неё, возвращая в суровую реальность.

Елизавета резко развернулась и, спотыкаясь, бросилась бежать – прочь от страшного зрелища, от этой безмолвной фигуры, казалось, всё ещё наблюдающей за ней пустыми глазницами. Сердце её бешено билось в груди, туфли скользили по грязи, платье цеплялось за ветки кустарника. Но ничего этого не было важно, по сравнению с ужасом, который теперь гнал её вперёд, словно преследуемую безликими псами самой Госпожи Ночи.

Она выскочила на террасу, залитую приятным свечением фонарей, где звучали голоса и музыку, и гости виконта продолжали наслаждались праздником. Переводя дыхание, она громко, хриплым голосом выкрикнула:

– Там… в парке… тело!

Музыка смолкла. Одна из дам, похоже, потеряла сознание, бокал выпал из чьих-то рук, звон разбитого стекла прозвучал громче выстрела. Толпа зашевелилась, поднялся гул, заполнивший пространство подобно штормовому ветру, но Елизавета уже не слышала этого шума.

– Глубоко вдохните, – она услышала тихий голос Анабель. Она ловко поднесла к лицу Елизаветы флакон с нюхательными солями, запах которых вызвал резкую головную боль, но помог выбраться Лизе из липкого кошмара. Очертания окружающей реальности вновь обрели форму, пусть и расплывчатые, словно контуры, размытые в зыбком тумане.

В тот же миг, словно по мановению волшебной палочки, к ним подошёл виконт Локсборн. Он немного нервно обвёл присутствующих пронзительным взглядом, и потребовал тишины.

– Господа, прошу вас сохранять спокойствие. Я намерен лично разобраться в ситуации. Леди Элизабет прошу сопроводите нас к месту…

Он сделал короткую паузу, будто подбирая слова, затем закончил предложение:

– … которому, возможно, следует уделитьнаше внимание.

Затем он повернулся к ней и уже тише добавил:

– Простите мою прямоту, дорогая, но я рассчитываю, что ваше заявление не плод вашей скромной фантазии.

После этого виконт двинулся первым в сторону парка, за ним последовал Елизавета, Анабель, Альфред, Эдвин иРоберт, а за ними, увлечённые общим возбуждением, Ребекка, Гвендолин, Камилла, леди Бейтс и баранеса Фолкнер. Леди Мэриан пыталась выглядеть невозмутимой, однако иногда она бросала презрительный взгляд на Елизавету.

– Полагаю, – обратилась она вполголоса к дочери, – что леди Блэквуд просто переутомилась. Она получила слишком много ярких впечатлений… и, наверное, переборщила с вином.

– Возможно, – подтвердила Гвендолин, – Маменька а вы слышали, как она кричала?

Баранеса Фолкнер чуть приподняла бровь и презрительно поджала губы.

– В любом случае, – отозвалась Ребекка, – тело в саду… звучикт как нечто описаное в плохом художественном романе…

Сердце Елизаветы пропустило удар от несправедливых нападок, но лицо оставалось спокойным, словно зеркальная поверхность зимнего озера.

«Не вступать в спор? Да, пожалуй, лучшее средство защиты – молчать», подумала она.

Анабель тем временем тихо сжала её ладонь, вкладывая в это простое прикосновение понимание и поддержку.

Они подошли к месту трагедии.

Камилла, до той поры хранившая молчание, вдруг осела, как будто её тело внезапно лишилось сил. Эдвин шедший с ней рядом моментально поддержал её, действуя быстро и уверенно.

В это же время леди Бейтс издала слабый стон, сделав шаг вперёд побледнела.

– Это… это мой муж, – тихо выдохнула она, глядя на разорванный мундир, на сапоги, на лежащую рядом трость. – Его форма… я… я отправила её в химчистку всего несколько дней назад. Он должен был… Он сказал… – её голос прервался, глаза остекленели. До того, как кто-либо успел ей помочь, она рухнула на землю.

– Помогите ей немедленно, – приказал виконт Локсборн низким, властным голосом. Двое слуг, включая Альфред, поспешили оказать вдове необходимую помощь.

Елизавета стояла позади всех, словно тень, растворившаяся в сумраке ночи. Внутри неё царила странная отрешенность, будто мир перестал существовать. Она находилась на границе сна и реальности, не ощущая событий, разворачивающихся вокруг. Эмоции покинули её, оставив лишь пустоту и холодное равнодушие, окутывающее сердце подобно осеннему туману.

– Миледи, – обратился виконт Локсборн к жене погибшего офицера, когда женщина пришла в себя, – почему вы ранее заявляли, что ваш муж заболел?

Женщина нахмурилась, губы её сжались в тонкую полоску.

– Я… я… Он часто исчезал… – она промокнула глаза салфеткой. – Я полагала… думала, что он…

– Леди Бейтс, не стоит обвинять себя, – прервала её баранеса Фолкнер. – Нам неизвестно, что произошло на самом деле. Сейчас самое главное – сохранять спокойствие.

Она стояла, словно облачённая в невидимую вдовью вуаль: лицо – бледное, взгляд – устремлённый в ту даль, казалось баранеса переживала утрату не чуть не меньше чем леди Бейтс.

– Да-да, – подал голос виконт, – давайте сохраним спокойствие. Произошедшее должно остаться между нами и сообщать об этом широкой публике преждевременно.

– Но… – запротестовала Анабель.

– Тише, дорогая, – остановил её дядя, – будем соблюдать умеренность. Позже я займусь организацией необходимых мероприятий и привлечу нужных специалистов.

– Это ужасно… Кто способен на такое чудовищное преступление? – прошептала Камилла приложившись к Эдвину, который ободряюще положил руку ей на плечо.

– Ш-ш-ш, – тихо прошептал он, – поговорим об этом позднее. Здесь и сейчас не место для обсуждений.

Казалось, решение было принято и компания собравшихся решила вернуться домой, предоставив дальнейшее расследование виконту Локсборну, они внезапно услышали в гнятущей тишине странный, вибрирующий звук, доносившийся из глубины парка.

Сначала он был похож обычный шум ветра, но звук становился всё отчётливее, грозным, рокочащим. Словно нечто большое, медленно, но неизбежно приближалось к ним из темноты леса, не желая выпускать их из своих крепких объятий.

Глава 19

Елизавета подняла взгляд и замерла испытывая священный трепет и неконтролируемый страх. Между высокими кронами деревьев, парило фантастическое создание, будто пришедшее из страниц забытой сказки. Огромные крылья, сотканные из металлических перьев, мягко рассекали ночной воздух. Глаза чудовища, яркие, как сияние звёзд, внимательно и пытливо, выхватывали из темноты малейшие детали. Его львиное туловище, соединённое с орлиной головой и змеиным хвостом, завершали образ монстра, который не просто существует на этой планете, но и повелевает ею.

Грифон приземлилась на землю бесшумно, словно видение, возникающее из мрака. Едва различимая рябь прошла по его корпусу, и в следующее мгновение на том же месте , где стоял крылатый зверь, предстал человек.

Елизавета увидела молодого мужчину, на вид ему было не больше тридцати лет, высокого роста, крепкого телосложения, явно закалённого службой. Благородные черты лица, прямые скулы, карие глаза, исполненные усталости и целеустремленности, подчеркивали принадлежность к аристократии. Его одеяние состояло из военного мундира с застёжками старинного образца.

– Ох, – прошептала Анабель, поражённая увиденным. – Что здесь забыл… представитель из клана грифонов?

Роберт тихо хмыкнул, маскируя свое беспокойство за шутливым тоном:

– Видимо, соскучился по работе и покинул небесные патрули.

Другие присутствующие хранили молчание.

– Арганор Рейхарт, инспектор отдела расследований, – коротко и лаконично представился полицейский.

Говорил он как человек, привыкший обращаться фактами, а не эмоциями.

Елизавета поняла, что этот вечер станет незабываемым эпизодом её жизни, который долгие годы будет приходить к ней во сне, как мимолётный кошмар.

«Сначала полудемон-дракон, потом тело в саду, теперь грифон. Кто будет следующим?»

Виконт Локсборн выступил вперед, сохраняя привычную дипломатичность в обращении:

– Позвольте представиться, я Фредерик Локсборн, хозяин этого дома. Это леди Бейтс, вдова покойного… – сказал он и продолжил с обеспокоенным видом: – Вы, полагаю, новый глава местного следствия?

Арганор кивнул.

– Ваше предположение правильно, – подтвердил он.

– Могу ли я полюбопытствовать, кто был столь любезен и столь… стремителен в желании известить вас о происшествии в моем доме? – виконт запнулся, будто подбирая слова. – Я, признаться, хотел сделать это сам, но чуть позже…

– Похвальное желание с вашей стороны, – сказал детектив не выказывая ни малейшего интереса к светским формальностям. – но раз уж я сам явился, я хотел бы уточнить. Кем и как было обнаружено тело?

Наступила неловкая пауза. Елизавета сделала маленький шаг назад, стараясь остаться незамеченной.

– Леди Элизабет Блэквуд, – подала голос Гвендолин Фолкнер, поправляя рукав платья. Все взгляды мгновенно устремились к Елизавете.

Детектив перевёл взгляд на неё, изучая её внимательно, без эмоций и симпатии, как опытный исследователь, ищущий ключ к разгадке, будто он стремился заглянуть в самые потаённые уголки её души.

– Итак, это были вы, – констатировал он, не повышая голоса. – Будьте любезны рассказать обстоятельства обнаружения тела.

Несмотря на видимую мягкость тона, Елизавета почувствовала, как ледяной окутал её с ног до головы.

– Да, – подтвердила она.

– Почему вы отправились одна, бродить по парку? – уточнил мужчина, слегка наклоняя голову.

Интонация его была нейтральной, но Елизавете почудился едва уловимый оттенок сомнения.

Повисло тяжелое молчание. Губы Елизаветы задрожали не от страха, а от сознания того, что она попала в положение, в котором никогда не помышляла оказаться.

– Простите, – вмешалась леди Бейтс, прислонившись к дворецкому, – но, возможно, вам стоило бы отложить допрос и перенести беседу в дом? Сегодняшнее событие сильно взволновало нас всех…

Она приложила к губам кружевной платок, а виконт торопливо кивнул, соглашаясь.

– Безусловно, я понимаю ваше состояние, – произнес детектив, – и считаю ваше предложение целесообразным. Поэтому всех, кто является очевидцем происшествия или слышал что-либо необычное, прошу вернуться в поместье и ожидать дальнейших инструкций. Всем присутствующим на сегодняшний вечер запрещается покидатьтерриторию поместья до завершения разбирательства. Однако, леди Блэквуд, я бы все же попросил задержаться.

Все гости виконта обменялись быстрыми взглядами, наполненными напряжением и недоверием, столь привычными для представителей высшего общества, где настоящие эмоции тщательно скрываются за масками любезности и хорошего воспитания. Кто-то из женщин деликатно кашлянул – возможно, чтобы рассеять звенящую тишину, а может чтобы они наконеч-то медленно пошли к дому.

Только Анабель осталась рядом с Елизаветой, едва заметно дотрагиваясь до её руки, словно спрашивая, не хочет ли та воспользоваться её поддержкой. Елизавета едва заметно наклонилаголову, отказываясь от помощи.

Когда она осталась наедине с детективом, окружающий их мир будто замер, не было слышно ничего только их собственное дыхание. Арганор Рейхарт смотрел на неё испытующим взглядом, полным профессиональной любознательности.

– Итак, миледи, – начал он бесстрастным голосом, лишенным сочувствия, – позвольте повторить вопрос. Что побудило вас выйти из дома поздней ночью и отправиться гулять по парку в одиночку?

Елизавета попыталась подобрать нужные слова, чтобы объяснить своё поведение честно, но при этом соблюсти приличия. Она не хотела расказывать о происшествии связаном с Робертом.

– Мне стало жарко в бальном зале, – начала она, – я решила прогуляться по саду, чтобы немного освежиться. Ночь была ясной, фонари горели… и я не посчитала это опасным.

Её голос дрогнул, и она остановилась, не в силах справиться с нахлынувшими воспоминаниями.

– Продолжайте, пожалуйста, – настаивал детектив, не проявляя никакой эмпатии к её состоянию. – Что было дальше?

– Ничего особенного, – пробормотала она, опустив голову. – Я просто случайно споткнулась и, поднимаясь, увидела… увидела его.

Она не смогла произнести слово труп.

– Вы увидели тело, – озвучил её мысль детектив. – Вы знали кому оно принадлежит?

– Нет, – ответила она кратко, стараясь совладать с эмоциями.

Детектив медленно прошелся по местности, остановившись у того места, где она нашла тело. Его внимание привлек кинжал, торчащий из земли, на который остальные не обратили внимания.

"Почему?" – пронеслось у неё в голове. "Почему никто не задал ни одного вопроса о нём? Или… может, кто-то всё же тоже увидел его, но предпочёл промолчать? Возможно у меня слишком богатое воображение?"

– Расскажите подробнее, что произошло, когда вы упали, – тем временем продолжил он, глядя на неё с легким сомнением. – Вы пострадали физически?

– Только небольшие синяки и царапины, – тихо ответила она, чувствуя себя неловко.

Он коротко кивнул, и в его взгляде промелькнуло едва заметное одобрение, словно он отметил её стойкость.

– Возможно, вы видели или слышали что-то еще? – предложил он, внимательно изучая её реакцию. – Звук, тень, движение? Кто-то мог быть рядом. Или, быть может, на балу кто-то вёл себя… необычно?

– Нет, – слишком быстро ответила она, понимая, что выдает собственную тревогу. – Нет, я… ничего подобного не заметила.

– Ясно, – сказал он, выпрямляясь. – Пока я склонен веритьпоказаниям жены убитого, согласно которым погибший – полковник Бейтс. Однако необходимо подтвердить его личность.

Елизавета молчала, переваривая услышанное.

– Возвращайтесь в дом, – распорядился детектив, – возможно, мне потребуется поговорить с вами ещё раз. Просьба оставаться на территории поместья до завершения расследования.

Она кивнула, стараясь не показывать волнения.

– Где вы проживаете?

– Здесь, в этом доме, – ответила она. – Я дружу с леди Аннабель, и она пригласила меня с братом пожить у её дяди.

– Прекрасно, – произнёс он, едва заметно кивая. – Вы сможете самостоятельно добраться до дома? Или вам необходим сопровождающий?

– Благодарю, я смогу дойти сама, – ответила она, сдержанно, но с чувством облегчения.

Детектив не произнес больше ни слова. Он вернулся к изучению тела, а Елизавета сделала шаг в сторону дорожки, ведущей к дому, когда внезапное неуловимое вновь нарушило её планы. Легкий ветерок принес с собой ощущение тревоги, словно сама ночь насторожилась.

Слабый шорох раздался из глубин парка, едва слышный, словно кто-то или что-то прокрадывалось сквозь высокую траву. Потом – ещё один, третий. Елизавета обернулась.

Из темноты появились огромные силуэты. Медленно, почти бесшумно, к ним приближались серые волки. Они внезапно преобразились. Их шерсть исчезала, конечности вытянулись, хищные морды трансформировались, уступая место человеческим лицам. Спустя мгновение перед ними стояли мужчины, облачённые в военную форму.

– Что у нас тут? – спросил один из них.

– Мужское тело, – коротко ответил детектив, не тратя усилий на приветствие или демонстрацию уважения. – Приблизительно лет пятидесяти. Никаких документов при нём не обнаружено.

Другой оборотень, склонился над найденным кинжалом и, не трогая его, осмотрел с профессионализмом специалиста.

– Очень необычный экземпляр, – прокомментировал он, – древний, возможно ритуальный. Орнаменты на рукояти размыты… Такое оружие не купишь просто так, нужно знать, что именно ищешь.

Он взглянул на детектива, словно ожидая подтверждения, но вместо этого услышал:

– Прекращай болтать. Фотографируй и бери пробы. Действуйте или вы тоже как и леди Блэквуд вышли только для того чтобыподышать свежим воздухом?

Оборотени расхохотались, заливисто и ярко, вибрация их смеха прокатилась по округе, как землетрясение. В их глазах зажглась живая, детская искорка удовлетворения.

Рейхарт, по-прежнему сдержанный и немногословный, повернулся к Елизавете:

– Миледи, вы всё ещё здесь?

Его тон был официальным, но в нём сквозила усталость и легкая тень раздражения. Она каким-то шестым чувство поняла, что он терпеть не мог повторять дважды одно и то же.