Читать онлайн Колобок, или приключения прохиндеев в России.

История первая, о вреде пьянства и пользе макарон.

Эта история началась в начале девяностых годов, когда победившая в России демократия устанавливала свои порядки на обломках советского тоталитаризма, коммунизма, социализма, этого «ужасного» и уже такого далёкого «совка». Она строила новый, давно позабытый Россией, капитализм. Семьдесят лет его не было, и вот опять! Историей назвать это трудно – в старину говорили «бывальщина» – мало в ней придуманного, а если что и придумано, то, скорее, искажение памяти.

Утро, шаркая уставшими ногами, заходило в огромный и серый город, город социалистического завтра, город учёных, уголовников и прочего праздного и трудового люда, город социалистического, а теперь капиталистического завтра. Словом, Мегаполис, город возможностей, – это вам не Кострома, хотя и там, говорят, неплохо.

В то время интернетом никто не пользовался, поэтому народ черпал информацию в газетных баснях и телевизоре. Денег было много, но не у всех. Народ торговал и воровал.

Раньше, как было – всё твоё, моё и наше. Вот и потащил народ с работы всё, что плохо лежит. Даже интеллигенция прихватывала со службы карандаши, салфетки, скрепки – не покупать же в самом деле, когда на службе разжиться можно. Уважения к частной собственности в нашем народе сроду не было. Не укоренялось оно, хоть начальство старалось изо всех сил клеймить несознательных граждан с высоких трибун, судить «товарищеским», а иногда и уголовным судом. Но помогало слабо. А когда и кого эта перспектива пугала и могла остановить?

Молодежь стремилась попасть в братву, пополняя ряды бандитской пехоты. Шел быстрый и болезненный процесс первоначального накопления и распределения капитала в народных массах: люди расставались с деньгами, иллюзиями и даже с жизнями. У нас в Сибири народ сердобольный: ограбят – извиняются, зарежут – каются. Народ хороший, можно сказать, добрый и душевный.

Бессребреники подались в барыги. Меня тоже, бывшего медика и историка, не обошла эта участь. Жизнь брала своё, есть надо каждый день и желательно три раза. В каждом районе стихийно рождалась альтернативная власть: махновцы, попросту «братва», организованные преступные группировки, чаще всего плохо организованные, поэтому их называли «самоделкины». Смотришь: сосед Лёха – обычный парень – ходит в качалку, пиво-водку не пьёт, в школе двоечником был. Теперь он правильный пацан, в бригаде. Отжимает денежки у упырей спекулянтов-кооператоров, на радость бедного люда. Народу нравилось смотреть на безобразия бандитов, когда они шли «братва на братву» резать и стрелять друг друга, но сверху и чуть сбоку, по телевизору. В случаях, когда безобразия касались мирных жителей, все принимались возмущаться: «Куда смотрит милиция?» или: «Сталина на вас нет!» Обычное дело.

В новоиспеченной стране всё, что раньше каралось статьями уголовного кодекса, стало обыденностью, частью повседневной жизни. Указом о свободе торговли (одним из первых указов новой власти) разрешалось торговать чем угодно и кому угодно, не спрашивая происхождения товара. Всяческие ограничения и запреты были отменены. Деньги и их количество стали мерой успеха, предметом зависти и поклонения.

Милиция не дремала, она попросту не знала, что делать с коммерсантами. Кто преступник, за что руки крутить? Ведь казалось, что теперь можно всё! От этого незнания-непонимания сотрудники органов правопорядка также «поплыли по течению» и стали «крышевать» торговлю, используя свой силовой ресурс.

Все мы любим деньги, кто ж их не любит? Но поклоняться им? В стране, где мы жили прежде, такого не бывало. И вдруг появилось. Невидимая рука рынка всё порешает, твердили газеты с телеящиком на пару, ссылаясь на Адама Смита. Народ слушал, заучивая новые истины. Однако люди практичные знали, что никакая рука, тем более невидимая, ничего решать не будет. Решает всегда и везде что-то осязаемое, реальное. И это власть. Именно она прописывает в главной государственной книге, кому и как жить, контролируя процессы силой, опирающейся на законы.

Деньги – хороший инструмент, они решают многое, если не всё. В любом виде: рубли, доллары, юани, франки, марки, даже тугрики.

Вот из-за них-то всё и началось. Из-за них, ласкающих слух мягким шуршанием, а зрение – нежной зеленью, издающих неповторимый запах типографской краски.

Рано утром, часов в шесть, проснулся Вадим Петрович, ваш покорный слуга. Интоксикация в лёгкой форме тревожила организм – сказывалось вчерашнее возлияние водочкой. Прошлёпав босиком на кухню, я включил чайник и поставил на плиту сковородку. Каждое моё утро начиналось с бокала крепкого чая и яичницы с беконом. Следующим пунктом утреннего ритуала стоял просмотр новостей по телеку. Затем я шел в контору. К новомодному слову «офис» я не привык. Контора, она и есть контора, как ты её не назови. Несколько стульев, кресло и два стола, один телефон, вот вся обстановка. Шкафа нет – нечего в него класть. На стенах выцветшие и местами рваные, засаленные у выключателя, обои. Ну какой, к лешему, это офис?

Труд наш незатейлив и довольно тупой – купил подешевле, продал подороже. Работа работалась, выручки получались неплохие. Жена с сыном жили в другой квартире и не мешали проводить время так, как мне хотелось: вести разнообразную, а иногда и бурную личную жизнь. В общем, жизнь почти удалась.

Занятие бизнесом – работа нервная, можно сказать, вредная. Молоко бы пить надо, но я предпочитал напитки покрепче. Когда меня посещали мысли на тему «а не бросить ли пить», я обычно завершал внутренний диалог заключением, что в алкоголе я растворяю тревогу и внутреннюю тягу к чему-то. Только к чему? Может, мне хотелось приударить за Светкой-баскетболисткой, ростом два метра четыре сантиметра? Подняться на Эверест? Нет, всё не то. Таких высот не надо.

Вроде бы всё устраивает, но чего-то не хватает. Драйва, что ли? Или достижений – резких и высоких? Определиться я не мог. Всё хорошо, но скучно, как день сурка. Дальнейшие события покажут, что страдал я от скуки совершенно напрасно. Ибо нескучно – не значит весело. А душа алкала экстаза и экстрима! Но если отбросить всё возвышенное и одухотворенное и спуститься на землю, оставалось лишь одно желание: мне нужен был миллион долларов.

Мне всего тридцать пять лет – расцвет сил, жизнь бьет ключом. Оставалась одна загвоздка, как заработать кучу бумажек с изображениями прекрасных американских президентов, смелых поборников всяческих свобод? А это дело не мелкое, которое вероятно потребует много времени, денег и терпения. А терпения мне как раз не хватало. Но я грустить не собирался. Как говорил мой приятель Вася Чжао, этнический китаец: «Дорога в тысячу ли начинается с первого шага».

Внезапно зазвонил телефон. На том конце трубки я узнал Саню Конюхова, товарища по университету, подающего надежды молодого забулдыгу. Саня был хорошим другом, с которым мы прожили два года в одной общаге. А сколько вместе было выпито! И картошку с огородов (по причине студенческой бедности) воровали тоже вместе. Саня был из тех, на которого можно было положиться. Не какой-нибудь хрен с бугра, а хрен проверенный.

– Привет, Вадя! – радостно заголосил в трубку он.

– Привет, Саня!

– Что делаешь?

– Собираюсь на работу. Пятница, а работать уже не хочется.

– Может, встретимся?

– Заходи! Только давай через магазин, чтобы скучно не было.

– Плохо думаешь обо мне, я уже затарился, из магазина звоню. Слышишь, бутылки в пакете звенят?

– Где живу, не забыл? Сто лет не виделись, точнее год, а может и больше. Пропал с концами. Быстро ко мне, рассказывать будешь, что натворил.

– Помню, скоро буду.

– Давай.

Через полчаса он уже сидел напротив меня. Принёс две бутылки сухого вина, чего я совсем не ожидал. Мог бы взять, по старой памяти, чего поконкретнее, покрепче. Знает же, что не люблю сухое.

Сидим, пьём кислятину и яблочками заедаем. Рассказали друг другу за жизнь. Саня пожаловался, что наш однокурсник Серёга Захаров попёр его с должности главного инженера за грехи, о которых он знать не знал и ведать не ведал. Всё так, Захаров ещё тот волюнтарист. Знаком с ним не один год, работали вместе. Серёга запросто мог выгнать подчиненного.

Вино подействовало. Я размяк.

– Саня, выкладывай, зачем пришёл в такую рань? Явно по делу, а не просто выпить-посидеть. Колись, дружище, компактно и конкретно, на кой чёрт я тебе понадобился?

И Саня, вернее Александр Альбертович Конюхов, стал излагать своё дело. Целую речь двинул, планом обогащения обозвал. Вот так, залез на броневик, как Ленин в октябре на Финляндском вокзале, смял пролетарскую кепку в кулаке и задвинул пространную речь:

–– Нет года, как рухнула советская власть. Ликуем все! Дышим воздухом свободы. Сгинул строй тоталитарный, впереди светлое будущее равных возможностей и достижений капитализма. Обогащайтесь! Каждому можно невозбранно получить миллион и владеть им. И тебе за это ничего не будет! Не посадят и не расстреляют. И нам надо подумать об этом. О том, как заработать. Мы с тобой что, рыжие? Денег в стране много. Ну, у кого как. У кого-то есть, у кого-то нет. Это к чему? А к тому, что те, у кого с деньгами хорошо и у кого не совсем хорошо, все они хотят есть. Последнее отдадут, а есть будут. И вопрос заработка стоит остро. На госслужбе не платят, бюджетникам врачам и всяким прочим учителям тем более. А есть хотят все: и бедные, и богатые. И по возможности вкусно. Эту потребность человека можно и нужно удовлетворить вовремя, пока он не умер. Вопрос один: как? Вроде и ума много не надо. Успех любого бизнеса – оказаться в нужное время в нужном месте. А как, спросишь ты, оказаться в нужное время в нужном месте? А я знаю! Это место надо организовать! А время туда само придёт вместе с нами!

Ох, длинно, очень длинно излагает друг Санечка, как дебилу. Длинное вступление для кого? Для меня? Не стоило того, я понятливый. Но я слушал не перебивая.

–– В магазинах скудно, пусто, не до вкусностей, – продолжал он. – Всего не хватает, а если и есть, то по ломовой цене. А фабрики работают, коровы доятся, куры несутся – всего должно быть в достатке. Но в магазинах другая картина! Именно в этом путь к нашему обогащению. Важно знать как, а если не знаешь, то придумай. Не можешь придумать – копируй, подражай, бери пример с удачливых соседей. Бизнес нашего времени состоит в том, чтобы что-то ненужное купить задёшево и продать его как нужное задорого. Любая безделушка станет нужным приобретением, если старательный продавец убедит покупателя в необходимости покупки. Но в моем плане никого убеждать не надо. Короче, старые связи и логистические цепочки разорвать и установить новые, наши. А кормиться будем, контролируя этот процесс.

– Саня, ну ты прямо Америку открыл. Слезай с броневика! Ленин нашёлся. Спрячь пролетарскую кепку в карман и скажи конкретно, что можешь предложить. Люди хотят есть? Очевидно. Каким боком здесь я? Знаешь, я научился торговать металлами. В продуктах питания я тоже разбираюсь, но с потребительской стороны прилавка. Торговать ими не пробовал, связей нет. Наработанных каналов тем более. Поэтому я не совсем понимаю, чем могу тебе помочь. И что мне за это будет? Я ведь тоже есть хочу.

– На полках магазинов не густо, – продолжил Конюхов. – Есть мнение, что неплохо было бы привезти в наш град сибирский хорошие спагетти, которых у нас не делают. А ближайшее место, где их изготавливают, славный город Омск. Но на фабрике первому встречному не продадут. У всех свои постоянные покупатели. Всё расписано: кому и сколько, и в какой очереди ты стоишь. Все знают, кому сколько денег занести, чтобы отпустили продукцию. Посторонних просят не беспокоить. Вот тут-то, Вадя, есть возможность.

– Ну, какая и откуда? Не томи, ближе к делу!

– Есть у меня знакомый из Бийска, Виктором зовут. Он родной брат генерального директора омской макаронной фабрики.

– И?

– Заключаем договор с ним, а у него постоянный договор с фабрикой.

– И?

– Вадя, не тупи, сам ещё не понял?

– Почему же, понимаю. Он снимает десять процентов.

– Тридцать…

– А плохо ему не будет? Физия не треснет?

– Плохо точно не будет. Жизнь такая, инфляция, однако.

– И сколько денег надо?

– Пять-шесть миллионов рублей.

– Саня, твой план действительно хорош, но не с моим участием. В плане одна загвоздка – нет у меня таких денег.

– Да я и не рассчитывал на то, что они у тебя есть.

– Так чего ж ты хочешь от меня? Сочувствия?

– Помоги найти инвестора. Тебя так много народу знает, для всех ты пример ума и честности!

– Ну ты загнул! Я же тебе не КПСС, чтобы умом, честью и совестью нашей эпохи быть. Ладно, есть у меня знакомые люди с деньгами. Я спрошу, глядишь и поучаствуют, дело-то хорошее.

Я решил не откладывать. Чего тянуть? Время было раннее, партнёры работали с Москвой и Нижним Новгородом, раньше десяти-одиннадцати на работе не появятся. Разница в часовых поясах с их контрагентами определяла график их работы.

В одиннадцать утра я позвонил в компанию, громко называвшую себя «Эсби компани лимитед», а в реквизитах товарищество с ограниченной ответственностью Эсби. Что означало Эсби, я не знал, но мне было всё равно. По телефону договорились о встрече, и уже скоро мы с Саней заходили к ним в офис. Внутри было красиво, с замахом на западный шик. У меня такого нет и не предвидится. Мне в таких хоромах не по себе, непривычно, как в смокинге в постель лечь. На самом деле компания подавала почти пустые балансы в налоговую и занималась контрабандой чёрных и цветных металлов в Прибалтику и Польшу. Торговля за наличную валюту и наш родимый деревянный рубль. Открыто, смело, нагло. У меня почти так же, только таскаю металлы из Казахстана. А там, в отличие от Европы, никаких охраняемых границ, одни гаишники, но они не опасны и стоят недорого. Таможенников нет, всё проще – хлопот меньше.

Надо сказать, я давно хотел если не сменить тему контрабанды металлов на что-либо другое, то дополнить нашу тему-кормилицу чем-то легальным. Тема кормила хорошо, но пришло понимание, что эта музыка не будет вечной, даже если заменить батарейку, как пел Вячеслав Бутусов. Надо было что-то добавить, что-то расширить, но ничего дельного на ум не приходило. И вот, кажется, тот случай. Подвернулся вариант.

Разговор с директорами Эсби был лёгким и непринуждённым. Все всё понимали. Интерес был обоюдным, но попросили время для оценки обстановки и пообещали дать ответ в понедельник. Что ж, деньги немалые. Мысль требует выдержанности, как быстро не соображай. Выгода иногда бывает мнимой, даже прибыль может принести впоследствии убытки. Хотя опыт подсказывал: что сделано быстро – сделано хорошо. Правда большого опыта в легальном бизнесе у меня не было. Так, по мелочи. А чтобы всерьёз – увы.

Впечатлённые разговором, мы с Саней пошли на Центральный рынок купить выпить что-нибудь покрепче – отметить старт дела, так сказать. Долго выбирали в магазинчике, именуемом «Винополка», напиток. «Григорий Распутин», хорошая немецкая водка, её и взяли. Бородатый Гришка весело подмигивал нам с голограммной этикетки. Ещё не выпил, а уже весело смотреть. Пройдясь по мясным рядам выбрали кусок буженины, в рыбном ряду купили балык кеты. Можем себе позволить с шиком закусить. Как говорится: с каким настроем дело начнёшь, так и закончишь.

Благородный напиток зашёл хорошо. Как писал классик – Христос босыми пятками по душе пробежал. Приятное состояние уютной общительности сменялось, по мере убывания содержимого бутылок, на чувство полной и безоговорочной любви к ближнему, затем плавно переходило в состояние «ты меня уважаешь?». Любовь к человечеству, воспоминания об университетских годах, атмосфера студенческого братства, плюс неплохой алкоголь сносили голову и туманили разум. Ожидание удачи, нули и проценты будущей прибыли кружили голову и приводили в восторг.

Убедил меня языкастый друг Саня, убедил. Дело стоящее – деньги найду.

Утром Саня уехал домой – жена, знаете ли, ребёнок. Но перед отбытием на расправу к жене решили чуть-чуть опохмелиться, всё равно от разговора, где был и с кем пил, не сбежать. Мы выполнили взятое на себя капиталистическое обязательство – сожрали остатки водочки и стеклом не подавились. Пацан сказал – пацан сделал, так-то.

Выходные прошли быстро и довольно скучно. Я ждал понедельника, и наконец он настал. В обед ко мне в контору приехал Конюхов.

–– Ну что, Вадя, пора звонить компаньонам!

Пока я собирался звонить в Эсби, Саня открыл бутылку водки и разлил по сто граммов. Слегка растворили тревожность в водочке, напряжение чуть-чуть сняло.

В Эсби на звонок не отвечали. Подождём. Сами позвонят. Выпили-поморщились. Водка в этот раз какая-то не та или настроение не то, в общем приятность и веселье не ощущались. Посидели, помолчали. Ещё раз налили, выпили.

Тут позвонили из Эсби. Дима, директор, долго расшаркивался и в конце концов выдавил из себя, что финансировать они не будут, и посоветовал внимательней присмотреться к партнёру, то есть к Сане. Саму идею считает безусловно хорошей, но состав исполнителей – сомнительным. Со мной всегда хотят работать по металлам и другим темам, моему слову верят, в порядочности моей не сомневаются, но мои «новые партнёры» вызывают недоверие. Партнёр-то один, друг Саня. Непонятно, они что же, наслушались чьих-то злых языков? Проверенной информации у Димы нет и быть не может, иначе сказал бы прямо и привёл факты, не один день со мной работает. А он причин недоверия не объяснил. Значит, сплетни.

Тем не менее я решил позже узнать у Серёги Захарова о сути его конфликта с Саней и о причине его увольнения.

– Саня, в Эсби отказали. У них куча других проектов, средств на всё не хватит, – спокойно выдал я другу, после завершения телефонного диалога, хотя мне хотелось громко выругаться. Моя врождённая деликатность и тонкая организация души не позволила передать ему слова Димы. Обижать друга Саню не хотелось. Честно говоря, для меня отказ был неожиданностью. Впервые мне сказали «нет». До того все предложения принимались если не на «ура», то поддерживались постоянно. Сказать, что я был огорчён отказом – ничего не сказать.

– Что же делать? Не хочется упускать такой вариант. Что делать, Вадим? – начал ныть Конюхов.

– Тоже не знаю. У меня есть кредитная линия в банке, но она всего на девятьсот тысяч рублей, этого мало.

– Мало. А ты спросить можешь?

– У кого и что?

– Денег в банке. Как с ним у тебя?

– Замечательно. Три кредита взял, вернул вовремя, акционер банка – навязали две акции, по сто тысяч каждая. Теперь голосовать на собраниях могу. Только преимуществ это пока не принесло никаких. Двести тысяч на акции потратил, зато акционер!

– Попробуй, позвони!

– Позвоню прямо сейчас, за спрос не побьют.

Диалог с Ольгой Стефановной, начальником кредитного отдела, был кратким.

– Ольга Стефановна? Добрый день!

– Добрый! Это вы, Вадим Петрович?

– Это я. По делу.

– Сколько нужно?

– Шесть миллионов.

– Приезжайте.

Очень уж мне не хотелось дышать на Ольгу Стефановну свежим перегаром, поэтому я предложил:

– Давайте завтра с утра?

– Хорошо.

– До свидания, печать не забудьте с собой.

– Она всегда со мной, сплю с ней. До завтра.

Следующий звонок мы с Саней сделали в Бийск, тому самому Виктору. Пригласили его в наш город. Следовало обговорить то, о чём не стоило говорить по телефону, и подписать, если потребуется, договор о поставке макарон. Он изъявил желание приехать завтра же и устно подтвердил все те условия сделки, о которых ранее рассказал Саня. Процесс пошёл, как говаривал Мишка-меченый, он же первый и последний президент Советского Союза.

На следующий день, благоухая дорогим парфюмом, я нарисовался в банке. Банк был очень известный. Все знали, где он находится. Репутация банка была безупречной. А точнее – безупречно грозной. Правда злые языки говорили о банке разное, порой и просто зловещее, во что я не верил – ясное дело, завидуют люди. На всех хорошим не будешь. Мне-то он безусловно хорош. Расчётный счёт у меня был в другом банке, а кредиты давали здесь. В то время разрешали иметь счёт только в одном банке. Я не закрывал здесь спецссудный и пользовался им как расчётным. Маленькая хитрость, чтобы не платить налоги.

Ольга Стефановна, красивая еврейка лет сорока, являлась женой моего сотрудника, бывшего майора милиции Александра Сухова. Сам-то «товарищ Сухов»», как мы все его звали, человек без особой фантазии, но толковый исполнитель. Кто мы? Мы – это дружный коллектив из трёх особей мужеского пола: я в роли начальника, Серёга Рыжий, мой первый заместитель, и товарищ Сухов, второй заместитель. Все трое любители наживы (желательно лёгкой), а когда не получается – работаем. Что ещё делать-то?

Вернёмся к жене нашего соратника. Ольга Стефановна –выдающийся человек, профессор, в прошлом заведующая кафедрой в одном из лучших вузов страны. Это я к чему? А к тому, что Ольга Стефановна денег у меня никогда не брала, подарков не принимала, даже не намекала на какую-либо благодарность за помощь в получении кредитов. А помощь была реальной. Поэтому я благодарил её мужа щедрыми премиями. Да и зарплатой его никогда не обижал. Муж и жена – одна сатана, не правда ли? Спонсируя товарища Сухова, я тем самым спонсировал Ольгу Стефановну. Приличия соблюдены и никакой коррупции.

Я считал и считаю до сих пор, что она научила меня многому, что касалось экономики: отличать бизнес-план от экономического обоснования, планировать деятельность, вести учёт, грамотно составлять документы на кредит и так далее. Нет, она не читала лекции, не водила за ручку, а просто называла источники, где можно прочитать всё, что мне было нужно.

Это был четвёртый кредит в этом банке. Написав чуть ли не на коленке экономическое обоснование, подписав и заверив печатью, я за час уладил формальности. А как же – я ответственный и постоянный заёмщик, акционер! Одобрили кредит быстро, за пару часов.

Как человек иногда предусмотрительный и порою весьма разумный, часть денег я отложил для обслуживания сделки. Мало ли, могут возникнуть непредвиденные расходы. Транспорт, грузчики, прочее: кого-то угостить, кому-то что-то подарить, а кого-то просто напоить.

К обеду приехал из Бийска Виктор, молодой полноватый парень тридцати лет, не больше. Очень сговорчивый товарищ. Все условия, всё, о чём говорил Саня Конюхов, ещё раз подтвердил. Оказалось, у Сани с Виктором уже бывали совместные дела и все прошли хорошо. Значит, в эту тему друг Саня заходит не в первый раз. А почему тогда самостоятельно не продолжил? Но я отбросил эти мысли как вредные – зачем подозревать товарища? Паранойей нечего страдать, работать надо.

Я взял кредит под вполне гуманный процент. Обычно давали под сто двадцать и более, а мне, как акционеру, одобрили под восемьдесят пять процентов годовых. Грабёж, конечно, но что поделать, инфляция! Да и прибыль ожидалась почти четыреста пятьдесят и более процентов с одной операции, так что справлюсь. С этого четвертого кредита начался мой легальный путь к богатству.

Торговля металлами приносит немало денег, но не даёт «прозрачного» богатства: ты не можешь купить что-то значительное; или можешь, но рано или поздно спросят, откуда средства, откуда капиталы? Поэтому я не испытывал морального удовлетворения от контрабандного бизнеса. Не хотелось, как подпольный миллионер Корейко, хранить деньги в чемодане и ждать лучших времен, чтобы их потратить. Не хотелось, чтобы говорили: спёр. Когда-нибудь, не скоро, конечно, но могут и спросить. Нельзя бесконечно играть против правил и если рассматривать продовольственную тему как серьёзный бизнес, а не сиюминутную наживу, то всё нужно делать легально. А по результатам нашей сделки я стану сказочно богат! Достойных доходов мне мало, даёшь недостойные и неприличные сверхдоходы и причём законные.

И снова мы с Саней сидели за столом, долго и проникновенно обмывая кредит. Когда было выпито достаточно много, я вдруг понял, что устал от загулов. Вспомнил, что денег давно не давал жене, к маме давно не заезжал. По книгам соскучился. Гумилёв ждёт, Пастернак давно не открывался, Ахматова с Цветаевой по мне соскучились. Да и великие дела пора вершить. Сейчас главное грамотно выйди из интоксикации. Вот и будем выходить.

Ессентуки номер семнадцать! Минеральная вода – квантум сатис, что в переводе с кухонной латыни врачей и фармацевтов означает: сколько требуется. Вот так, потихоньку, я обычно избавлялся от нейротоксина под названием алкоголь и продуктов его распада. Отдельные личности предпочитают лечиться пивом, но не я. Пиво с похмелья, по-моему, это продолжение злоупотребления, а это не наш путь. Наш путь – от беспутства пьянственного, к трезвости мудрой.

В трудах прошли три недели. Саня часто звонил, заезжал несколько раз. Всё шло своим чередом. Сделки такого рода меньше месяца не тянутся, не мешок картошки купить. Нужно ждать, пока изготовят спагетти, дождаться порожних вагонов. По времени пока было всё в порядке.

Согласно договору, в мой адрес должны были прийти два вагона, в каждом по двадцать шесть тонн спагетти. На вопрос, почему вагоны используются не на все сто процентов, а только наполовину, ведь вагон вмещает до шестидесяти тонн, мне объяснили, что коробки деформируются и теряют товарный вид. Оставалось только ждать.

Так прошло чуть больше месяца. Саня успокаивал, и я успокаивался, насколько это было возможно. Тревожный колокольчик в голове тихо звенел, не переставая, ведь кредит я взял сроком на два месяца. Да, мы заключили договор о совместной деятельности, да, знаем друг друга не один год. А что, если Саша добросовестно заблуждался и его попросту надули, а вместе с ним и меня?! А кредит? Нет, Саня не таков. Не бросит друга. А в чём, собственно, не бросит? Денег-то у него нет, если увязну с погашением кредита. Ситуация.

Не выдержав шквала панических мыслей, я позвонил ему домой. Недовольная Светлана, его жена, сказала, что он уже неделю не ночует дома. Вот так номер, вот так примерный семьянин. Надо ехать к нему в офис и выяснять, в чём дело. Стало ещё беспокойней.

Моя машина с неисправной коробкой передач месяца три пылилась во дворе дома, поэтому я вызвал такси и прямо с работы поехал к Сане.

Около его офиса я отпустил таксиста и спустился в подвал. Ещё выходя из конторы, зачем-то положил в карман диктофон. Сам не понял до сих пор, зачем. Подсознание подсуетилось или чувство осторожности. Применять диктофон прежде никогда не приходилось. Взял его по случаю, когда покупал новые телевизор и видеомагнитофон, навязали его за символические деньги.

Офис-склад, где работал Саня, находился в подвале шестиэтажного дома-сталинки, построенной в середине пятидесятых годов. Площадью около тысячи квадратов, он был совершенно пуст, только посередине одиноко торчал поддон с ящиками со спиртным. Проходя мимо алкогольного островка, я заметил, что половина ящиков пустые. Саня в загуле, что ли? Любопытно, с какой радости? Или с горя? Тут же мой нос уловил стойкий запах перегара, квашеной капусты, общественного туалета и вонючего дешёвого табака. Отвратительное амбре.

– Саня! Ты где?

– Здесь, чего надо?

Конюхов лежал на диване. Возле дивана стоял стол с объедками, пустые бутылки на полу, пепельница, наполненная окурками, и парочка мутных и грязных стаканов.

– Вот-те раз! Это я, Вадим!

– И что? Чего надо?

– С тобой, друг Санечка, поговорить.

– Говори!

И я выложил всё, что думаю, в абсолютно ненормативной лексике, обозначив его поведение глаголами и отглагольными выражениями, правда, не переходя на его опухшую личность.

Друзья так не поступают, негоже подводить друзей. Ведь подписали договор, из которого вытекает, что, если радость на всех одна, тогда и печаль одна. А он пьёт как лошадь и до безумия.

И тут он выдал:

–– Слышь, лошара сибирский, уши пушистые, вали отсюда! Какой договор? Радость я уже испытал: получил свою долю из отката Виктору, а ты, придурок, разбирайся с банком сам. И с Виктором тоже. Это твоя печаль. Подписывал ты – отвечать тебе, а договором можешь подтереться, разрешаю. Кредит мог и не брать. Это твоё решение, твой выбор. Мне-то какое дело? Сам взял, сам плати. Не обижайся, ничего личного, бизнес. А переходя улицу, смотри по сторонам, а то всякое случается.

Так посоветовал друг-товарищ Саня, сто лет знакомый однокурсничек, и пьяненько-поганенько засмеялся.

Голова резко закружилась, но на ногах я устоял. Как вышел из офиса, плохо помню, но точно без скандала. Пришёл в себя уже на улице. Шёл по ней и, следуя совету друга Санечки, оглядывался по сторонам, переходил дороги осторожно.

Во мне крепко сидело правило – никогда не выясняй отношения с людьми, которые стали врагами. Выясняют отношения только с теми, с кем хотят эти отношения продолжать. Врагов же надо бить всегда и везде, когда представится возможность. И не щадить. Я вспомнил о диктофоне. Разговор с Конюховым я записал, но кроме как свидетельством моей доверчивости и детской наивности эта запись ничем другим послужить не могла – лох он и в Африке лох.

Надо было что-то делать, но я не знал, что. Этот день, двадцать восьмое октября одна тысяча девятьсот девяносто второго года отпечатался в памяти на всю жизнь.

Я шёл по улице, было ни холодно, ни жарко. Хорошо, но не мне. На душе было темно и гадко. Думал я не о том, как подло меня обманули и кинули. Мысли крутились вокруг одного: как выпутываться из этой ситуации? Моральной стороной дела и воздаянием по заслугам займёмся потом, раздачей слонов тоже. Для начала следовало продлить договор, так как послезавтра он заканчивался. Но это всё завтра. А сейчас домой. Выпить, забыться и спать.

Утром, приняв душ и выскоблив щёки, подравняв бородку на чуть припухшем лице, я сказал себе, глядя в зеркало:

–– У меня всё будет хорошо, а у врагов плохо!

С таким настроением пошёл в банк. Думал, что и как правильно соврать, но в голову ничего путного не шло. Ругать себя за то, что поверил Сане, не буду. Позвоню Сергею Захарову. Следовало раньше узнать, за что он выгнал Конюхова из своей конторы, между прочим, одной из крупных коммерческих структур нашего города.

В банке нужно было объяснить причины пролонгации кредита. Решил, что врать не нужно, и сказал правду. Не всю. Зачем огорчать? Ольга Стефановна человек хороший. Поймёт, поможет и научит, как раньше. Помню, как в первый раз принес ей в банк экономическое обоснование кредита. Что там было написано! В основном то, что не нужно.

–– Кто этот опус на три страницы читать будет? – спросила она тогда и объяснила, как нужно писать. Сказать, что был удивлён – не то слово. В двадцати строках уместилось всё моё обоснование! Просто и убедительно.

Так что пролонгация не заняла много времени, за час управился. Расспросов не было.

Что дальше? Кажется, я в полнейшей заднице. Вот она, в гигантскую величину! А я в неё залез. Папа, дравший меня ремнём, говаривал, что жопа не вход, а выход. Думай-думай голова, ищи выход, я тебе шапку новую куплю, тобой вкусняшки трескать буду, пойло, радость приносящее, заливать. Всё в тебя, ничего не пожалею!

Вот и телефонная будка. Моё нетерпение было настолько велико, что, не доходя до своей конторы, решил позвонить Сергею и разузнать, чем друг Санечка перед ним провинился.

Трубку взяли сразу. Весёлый голос замполита профтехучилища он такой, спутать трудно. Захаров был им много лет. Умел бодро рапортовать об успехах, а такое не проходит бесследно, становится манерой общения.

Радостно заорав: «Здравствуй, Вадя!», он стал зазывать меня в бар попить пивка. Я очень вежливо отклонил предложение и задал напрямую интересовавший меня вопрос. Тут на мои уши обрушилась куча мата и причитаний – он-де змею на груди пригрел, этой грудью вскормил, а неблагодарный Конюхов спёр у фирмы два вагона катодной меди на сто тридцать тысяч условных единиц, сиречь долларов. Обманул, предал дружбу и кинул коллектив.

Что сказать? Серёга ранее никогда во вранье замечен не был, скорее наоборот, нахваливал народ чаще, чем критиковал. Да и обвинения в адрес Сани слишком серьёзные. Захаров карьерист и подхалим, а вот подлости за ним не водилось. Все его недостатки компенсировались теплым отношением к товарищам и готовностью помочь, если потребуется.

Под впечатлением от разговора с Сергеем я взял «килограмм» молдавского коньяка «Белый аист» – требовалось средство, способное заглушать неприятные мысли. Алкоголь – обманщик. Он растворяет тревоги и страхи, будит фантазию. К сожалению, всё это скоротечно. Пройдёт опьянение – вернётся тревога.

Что я натворил? Подставил всех: Ольгу Стефановну, Таньку – любимую женщину, жену Вальку постылую, сына. От них банк не отцепится. Прессовать будут по полной программе. Из баб моих вытрясут всё, что возможно, даже больше. Ольгу Стефановну тоже не обойдут вниманием. Трясти, конечно, не станут, но крови напьются. Да и мне тазик с цементом на ноги обеспечен. Жан Арман дю Плесси, дюк де Ришелье когда-то сказал: «Предательство – вопрос времени». Только это время всегда приходит внезапно.

Три дня прошли в нетяжёлом пьянстве. Засыпал трудно, спал беспокойно, тревожно. И вот, ранним утром второго ноября раздался звонок. Какая сволочь так рано? Кому я понадобился и зачем? Приготовился ругаться, но звонили с железнодорожной станции.

– Это фирма «Веденяпин и сын»?

– Да.

– Вадим Петрович?

– Да.

– В ваш адрес на станцию пришёл вагон.

– Какой вагон? Что за вагон, откуда вагон?

– Из Омска, макаронная фабрика. В течение суток вы должны раскредитовать вагон, освободить от груза, иначе после сорока восьми часов последуют штрафные санкции за простой, бу-бу-бу…

Я уже не слушал. Быстро собрался, заварил крепкий чай и, сев за телефон, кликнул клевретов – товарища Сухова и Серёгу Рыжего. Договорились через час встретиться у входа на станцию Южная-товарная.

Неужели добрый Бог услышал мои вопли и сжалился надо мной? А может, происходившее со мной было сном? Сейчас проснусь, и карета превратится в тыкву? В общем, я не совсем понимал, к добру утренняя новость или нет.

Первый раз в жизни я держал товарно-транспортную накладную со своим товаром. Написано: вес брутто пятьдесят восемь тонн, вес нетто тринадцать тонн четыреста восемьдесят кэгэ.

В первые секунды я не мог понять, сколько всего макарон. Только тринадцать с половиной тонн? Совсем мало. Где ещё сорок с лишним тонн? Ладно, имеем, что имеем, работаем с тем, что есть. Погашу сколько смогу, а там посмотрим.

И мы начали работать. Для начала погрузили весь груз на две машины и развезли по магазинам. Это не заняло много времени, после обеда закончили. Магазины брали на реализацию легко, дефицит, однако!

В конторе обсудили с Рыжим и товарищем Суховым дальнейшие действия и распределили обязанности.

Я отпустил ребят и достал старые расчёты. Просчитал заново и едва не прослезился. Мне отправили почти в пять раз меньше, чем должны были по договору. Я набрал код Бийска.

Виктор от разговора уходить не стал, ответил по существу:

– Почему так мало? Цена на сырьё поднялась в пять раз, инфляция.

Я положил трубку, поняв, что разговаривать больше не о чем, и стал считать сколько выручу с продажи прибывшего груза. Раза четыре сбивался, но, в итоге посчитав, зарычал от радости. Всё не так плохо!

Судя по расчётам, дела были не «ах» и не «ох», а «пох». Цифры показывали, что выручка из магазинов превысит сумму кредита и процентов по нему, причём значительно! Хватит на зарплату коллективу, не надо будет ничего продавать, чтобы расплатиться. Ждать перечислений на счёт долго, перечисления идут по пять дней, поэтому нужно собирать наличные и вносить в кассу банка, иначе дело затянется. Вот так и решил действовать. Не в одиночку, конечно. За моей спиной надёжный коллектив бескорыстных любителей денежных знаков.

Мой первый заместитель Сергей Куприн, он же Толяныч, он же Рыжий – личность выдающаяся, можно сказать, в некотором роде исключительная, почти легендарная. Дважды был исключён за прогулы и неуспеваемость из института и дважды восстановлен в нём, но в итоге так и не закончил учёбу. Обладает необычным чувством того, что он сам называет юмором. А ещё он обладает копной рыжей ботвы на голове, слабо походящей на причёску. Славен Серёга Рыжий не только кудрями, но и своим языком. Я познакомился с ним два года назад, когда покупал первый в своей жизни автомобиль, новый «Жигули» восьмой модели. Сперва хотел купить что-нибудь позаковыристей, что-то иномарочное, но консультант (а им оказался Серёга) убедил меня, что импортный хлам здесь покупать не стоит. Я последовал его рекомендации, о чём не пожалел. Так завязалось наше знакомство. Мы быстро нашли общий язык и работали вместе уже второй год. Как он торгуется! Это надо слышать. Убедителен, сло́ва в простоте не скажет, всё как-то разухабисто и матерно. У него не просто дождь, а атмосферные явления в виде дождя, он учился не в институте лёгкой промышленности, а в институте имени лёгкой промышленности. От него я узнал, что не просто разбил фонари поворота, неудачно паркуя машину, а произвёл прошлёпку материальной части. Не просто купил вина, а произвёл прошлёпку финансовых средств и нахлобучку бутылки спиртного напитка.

Товарищ Сухов – статья особая. Бывший мент, дослужившийся до майора и уволенный из органов по порочащим мотивам – за пьянство. Выпивал он порой неумеренно, но, по моему мнению, пьянчугой не был. Главное его достоинство – настойчивость в достижении поставленной цели. Его бы исполнительность Рыжему.

Серёга Рыжий был единственным человеком в моей фирме, кому я раскрыл свою страшную и позорную тайну о том, как меня подвёл Конюхов. Серёга был с ним знаком и никогда не скрывал своего неприязненного отношения к нему. Иначе чем «жирный боров» он его за глаза не называл; пить чай-кофе, а тем более алкоголь в его компании отказывался под предлогом неотложных дел. Западло великое, как он однажды сказал. Выслушав мой рассказ, Рыжий даже не удивился.

– Знал я, что эта сука что-то подобное может выкинуть. Как ты не видел? У него в глазах одни нули. Родную маму за бабки продаст. Барыга! Сколько раз я тебя предупреждал! Или, может, у вас лямур, прости Господи?

– А в морду? Фильтруй базар, а лучше заткнись, мы тоже барыги.

Серёга вовремя заткнулся, не драться же?

Так, периодически собирая выручку из магазинов и постепенно погашая кредит, мы прожили неделю. И вот наступило одиннадцатое ноября. День незабываемый, день победы над судьбой, которая имела наглость повернуться ко мне задом. Я полностью погасили кредит. Теперь можно было успокоиться и прервать вынужденную трезвость. Серёга сервировал стол, я чистил на кухне селедку: олютерскую, здоровенную, жирную. Танечка, девятнадцатилетняя моя любовь, помогала мне с закуской. Отметить победу собрались малым кругом близких мне людей: Рыжий, товарищ Сухов, Танечка, Дима из «Эсби» с сексапильной бухгалтершей Маринкой и ваш покорный слуга. Я, существо промускуитетное, на любую юбку падкое, постоянно заглядывался на Маринку, конечно же стараясь не давать повод к ревности Танечке. Истинный повод для застолья знал только Рыжий. О своём позоре признаться я не мог больще никому, хоть и вышел в итоге из передряги с блеском. Официальной причиной праздника стало банальное завершение сделки. Как-никак почти ничего не потерял кроме ещё одной иллюзии, части веры в человечество и прибыли.

Стол получился добротным: мясной ассортимент, отварная картошка, филе сельди, маринованной в горчице с лимоном и луком, спрыснутой нерафинированным, приятно-вонючем подсолнечным маслом. Само собой овощной салатик, хлеб бородинский и водочка – охлаждённая, но не холодная. Горчица еврейская, русская, дижонская, хрен, лук маринованный, свинины-говядины тушёные и жареные – всё стояло на столе и ожидало начала застолья.

Сиделось весело, хорошо, но разошлись довольно быстро. Ибо праздник должен быть коротким, чтобы хотелось продолжения. Проводив гостей и оставшись вдвоём с Танечкой, я продолжил радостное пьянство.

Утром как обычно принял душ, выскоблил лицо хорошим лезвием, подровнял бороду и плюхнулся в кресло, предварительно плеснув в стакан недопитого вчера горячительного. По телевизору вещали заезженные темы о демократии, об очередных кровавых преступлениях, об ужасах совка и о светлом будущем капитализма. Раньше советского человека пичкали страшилками о капитализме, сейчас кормят байками о социализме и его уравниловке. А ведь ещё недавно мы не знали, что такое конкуренция, не были знакомы с безработицей, зарплату получали каждый месяц. А сейчас оказывается, что жили мы как узники соцлагеря, получая наркомовскую пайку.

Мой взгляд упал на рабочий стол: на бумаги и, среди прочих, на товарно-транспортную накладную и диктофон. Я взял накладную, пробежал глазами по тексту. Остановился на дате: второе ноября одна тысяча девятьсот девяносто второго года. А сегодня двенадцатое. Недолго думая, я приписал к двойке единицу. Так краше! Дорисованную единичку я воспринял как символ того, что радость непременно должна повториться.

В проеме двери появилась заспанная Танечка – рыжеволосое чудо в свободной рубашке.

– С утра пить начал?

– Цветочек, я чуть-чуть, совсем чуть-чуть.

Таня демонстративно фыркнула.

– Чуть-чуть – это не про тебя, напьёшься к вечеру. Ты как мой папа – пьёшь, конечно, реже, но меры не знаешь.

Таня планировала ехать к отцу. Нужно было наготовить ему еды на неделю. Мама Татьяны умерла прошлой осенью. Она была приятной и милой женщиной, я успел с ней познакомиться. Валерий Алексеевич, отец Татьяны, после смерти жены стал крепко пить. Я иногда составлял ему компанию, но не часто. Боялся – надышит плохую ауру, сам с горя запью.

– Таня, давай завтра поедешь? – предложил я, вставая с кресла и притянув её за руку к себе, но Таня мягко отстранилась.

– Лучше сейчас, пока папа трезвый.

– Отпускать тебя не хочется. Пока вертелся по работе, забыл, как ты выглядишь. Оскотинился от общения с грубым мужичьём, скоро портянками пахнуть начну. – Я посмотрел в её зелёные глаза и понял – надо отпустить к папе, ничего не поделаешь. – Хорошо, беги, только через рынок. Мяса отцу купи.

– Ты лапочка, бегу!

Таня улыбнулась и поцеловала меня в щёку, я ухмыльнулся:

– Знаю!

На этой ноте расстались. Ворча про себя, я вернулся к телевизору, креслу и бутылке. Голову сверлила мысль, что Конюхов остался безнаказанным, что спокойно спит по ночам и в ус не дует. В высшей степени несправедливо! Нужно было придумать, как развлечь друга Саню. Скучает ведь кореш мой университетский, мается спокойствием и благодушием: лохи облохованы, денежки можно спокойно тратить. Сука! Накручивая себя, я стал ходить по комнате из угла в угол. Жажда справедливости, а может, просто бесы алкогольные толкали меня к действию. Я налил себе ещё рюмашку, но водка не пошла. Я закашлялся и решил, что хватит. Пьянству бой.

Я посмотрел на телефон. Небось спит ещё эта сволочь. Значит, надо разбудить. Негоже спать, когда друг бодрствует. Набрав его домашний номер, я решил поглумиться и заодно ещё раз сказать, что о нём думаю.

– Привет, друг!

– Привет.

– Санечка, вот у меня на руках накладная, и я не знаю, как быть, – понесло меня.

– Что не знаешь?

– Да что с ней делать. Я в бытовых вещах человек неумелый, можно сказать, ботаник, с реалиями жизни иногда на «вы». У нас ведь с тобой договор, так?

– Ты к чему всё это говоришь?

– А к тому, что макароны пришли. Вагон. Почему-то один. Вес брутто пятьдесят восемь тонн. – Мой язык, не следуя велению мозга, болтал, о чём не стоило, и я об этом позже горько пожалел.

– Я готов.

– К чему?

– Исполнить договор! Ты же меня знаешь.

Лучше бы он этого не говорил. Наказать, гада! Раздавить, разорить, как он хотел разорить меня. Как можно жёстче. Эта мысль окончательно утвердила меня в дальнейших действиях, и я продолжил:

– Только у меня маленькое условие.

– Какое?

– Мне долг перед банком надо закрыть.

– Прямо сейчас? Что за спешка?

– Немедленно закрыть. Желательно сегодня, на счёт перечислением пяти миллионов, – бесы уже вовсю несли меня: – и два наличными.

От собственной наглости я немного ошалел и замолчал. Что-что, а быстро соображать Саня умел. Он сразу просчитал, что выручка должна быть больше потраченных им семи миллионов. Как минимум, в три-четыре раза. Я же лох, отдам ему документы на товар, буду доволен, что жив-здоров остался, кредит-то мой погашен.

– Принимается. Приезжай с документами и доверенностью на вагон. Он же на твою фирму пришёл?

– Да, на мою, на чью же ещё?

– Ты тогда беги ко мне, а я слетаю в банк и отправлю тебе деньги. Платёжку и наличные из рук в руки получишь, лады?

– Лады. Жди меня.

Вот те на! А говорил, денег нет, жаловался! Риск благородное дело. Я проглотил столовую ложку сухого чёрного кофе, запив его стаканом холодной воды, и выскочил на улицу.

На такси я за час добрался до офиса Конюхова, того самого подвала, откуда две недели назад уходил раздавленным его предательством.

Саня сидел за своим столом, ясный, чистый, приветливый. Просто светился улыбкой и добротой.

– Вадим! – радостно прокричал он, увидев меня. – Где пропадал? Я уж все мысли перемыслил, как наша сделка? Я приболел немного, но, слава Богу, всё позади. Как ты? Всё в порядке?

– Да, всё нормально, кроме сроков погашения кредита.

– Это поправимо. Вот тебе платёжка, подтверждающая перевод пяти миллионов, а вот тебе наличные, ровно два миллиона. Можешь пересчитать. Всё сделал, как ты просил, дружище!

– Верю, верю, Санечка! Кому еще мне верить, – выдавил из себя я.

Он протянул коробку из-под женских сапог, в которой лежали банковские бандероли с деньгами. Это то, что надо, это мне нравится.

Идея продать «другу» Сане документы на уже проданный вагон товара родилась стихийно, так сказать, по зову сердца. Желание отомстить за пережитый страх за себя и близких, которые попали бы под пресс банка и его коллекторов, было в тот момент сильнее голоса разума. А был ли этот голос? Может и был, да вот беда – не услышал я его. Да это теперь и не важно —дело сделано. Рукава от жилетки проданы, а дырку от бублика отдам бесплатно, за счёт заведения! Пусть почувствует, как больно терять заработанное. Оставалось только поскорее унести отсюда ноги.

Был всего лишь полдень, а как много я успел сделать. Следующим делом я позвонил Рыжему и попросил срочно приехать. Затем зашёл перекусить и попить кофе в только что открывшийся пафосный ресторан. В таких заведениях я бывал крайне редко – дорого и суетно на мой взгляд, да и баланс цены-качества здесь был сильно изменён в сторону цены. Чашка кофе стоила как завтрак обычном кафе.

На второй чашке кофе приехал Рыжий, и я рассказал ему о произошедшем. Серёга моего игривого настроения не поддержал.

– Вот скажи мне, Вадим, как ты думаешь, он сам решил тебя кинуть на бабки или кто-то ему поручил?

– То есть как поручил? Кому я мог насолить или помешать? Кто я вообще такой, чтобы кому-то мешать? Конфликтов нет и не предвидится; влияния, как политического, так и коммерческого, нет и не было, разве только Саня часа через два начнет визжать, когда не найдет вагон.

Рыжий очень убедительно сказал:

– Ты меня не понял. Подумай, кто ему позволяет так нагло кидать честной народ, не оглядываясь? Да ещё на такие суммы. Кто его крыша? По своей инициативе Конюхов такие штуки вытворять не будет. Не тот кадр. Кто из братвы за ним? Сам он просто пузырь, у него духа не хватит кинуть кого-либо на миллионы. Кто тот, большой и могучий, за которого он сможет спрятаться, когда с него придут спросить за содеянное? Не знаешь? Потерпевшим мог стать не только ты, но и твой кредитор, банк. Он в первую очередь. Ты не раз у него брал деньги? Не раз! Всё было хорошо, а тут бац и плохо! С тебя спросили бы, да брать особо нечего. А в банке не те люди, которые отпускают просто так миллионы. Об этом не думал? Банк пойдёт за деньгами по цепочке, чтобы вернуть их и наказать кого-нибудь из этой цепи. И похоже, твой друг работает с кем-то, кто не боится таких разборок.

Признаться, это в голову как-то не приходило. Я замкнулся на себе, на собственных переживаниях и жажде сатисфакции. Хорошо, когда есть независимый взгляд со стороны. По-настоящему дружеский и умный. И мне пришла в голову мысль:

– А не заслать ли поллимона твоему братцу? В качестве спонсорской помощи на развитие спорта, а?

Двоюродный брат Рыжего, Сергей Никаноров, – известнейший в нашем городе красавец и бандит. Оба Сергея родились в один год и в один день у двух сестёр в разных роддомах и по непонятной причине были названы Сергеями. Никанорова я видел несколько раз на мероприятиях мэрии и областной администрации, лично знаком. Ален Делон и Жан-Клод Ван Дамм в одном флаконе. В больших негодяйствах замечен не был, робингудствовал потихоньку на родных сибирских просторах. Не без пользы для себя, конечно. Авторитетом обладал безусловным, но уголовным. С ним я никогда не пересекался в делах, но, когда он собирал деньги для ремонта дома малютки, я тоже внёс свою лепту. Дом хорошо отремонтировали. Репутация правильного пацана была устойчивой.

Согласившись со мной, Серёга отправился на поиски братца, захватив миллион из тех наличных, что я получил. Сам я решил спрятаться куда-нибудь на несколько дней, пока визг потерпевших не утихнет, а что шухер будет грандиозным, я теперь не сомневался. Обговорив, как будем связь держать, мы разбежались.

Татьяну я предупредил, что уезжаю в Томск, жене сказал то же самое, а сам нагрянул к хорошему человеку Вовке-москвичу. Своё прозвище он получил за то, что покупал подержанные автомобили исключительно марки «Москвич» и только сборки АЗЛК. Он собрал у себя в гараже целый склад запасных частей мотора и кузова и в свободное время переделывал свою машину. Не то хобби, не то заскок такой.

Володя закончил художественно-графический факультет нашего пединститута, занимал нишу свободного художника и пробавлялся шелкографией, оформительскими работами – словом, малярничал. Мастерская его располагалась на тринадцатом, техническом, этаже двенадцатиэтажного дома.

Как водится, пришел я к нему через магазин. Постучал и, не услышав ответа, вошёл. Вова сидел и молча разглядывал пустые бутылки из-под алкоголя.

– Привет, Володя!

– Привет, Вадим!

– Я к тебе не один…

– Лучше бы один, ты же знаешь, я Лиду люблю, девок мне не надо.

– Вова, не хами! Знаю, по бабам ты не ходишь. Я не с бабой, я с бутылкой. Хочу отметить удачу, а то вдруг не отмечу – боком вылезет удача эта.

– Это пожалуйста! Полному стакану всегда рад.

– Вот и не кисни, разгоним тоску-печаль твою.

Отсутствие помощников в мастерской говорило об отсутствии заказов. Вова сидел без денег. Значит, я вовремя зашёл в гости.

– Давно ночуешь в мастерской?

– Десятый день.

– А что так?

– За заказ с нами не рассчитались. Прикинь, заказчик умер.

– Что случилось?

– Тяжёлые металлы. Свинец, плюмбум. Не смог переварить его, когда он ему в живот попал. Застрелили сердешного.

– Заказ большой был?

– Очень. Три месяца работали. Аванс хороший был, но он только расходы и зарплату покрывает. А похмелиться не на что. Ещё я Лиде шубу с куражей-прибылей обещал. Вот и ночую здесь.

– Сейчас решим часть твоих проблем. Что хочешь? Зная твой вкус, взял водочки и закусить, а то ты привык к суровой скудости, а я гурман, понимаешь ли, могу, хочу и буду им, пока деньги есть!

С этими словами я разгрузил пакеты с литром водки и закусками. Мы стали выпивать и закусывать, мыть кости друзьям и недругам, короче, всем, кто на язык попадался.

К вечеру сходили в ночной магазин за добавкой. Так и остался я ночевать на соседнем диванчике. Хорошо, когда у тебя есть друзья, готовые предоставить политическое убежище гонимому злой судьбой и грубыми людьми скитальцу.

Утром, ни свет ни заря, раздался стук в дверь. Явился Серёга Рыжий, серьёзный и мрачный. Бывают новости хорошие и плохие, а Серёгины были из разряда хуже некуда.

– Встретились мы с братухой. Я ему всё рассказал про Конюхова, пожертвовал немалую сумму на дела юношеские спортивные. От тебя, разумеется.

– И что?

– И то. Получается, кидал Конюхов людей не раз и не два, а делает это на постоянной основе. А когда терпилы поднимают шум, за него впрягается некий Дыня. Знаешь такого?

– Откуда? Мало ли на свете дынь, арбузов и персиков?

– Ты таблетки пьёшь?

– Ты о чём?

– Лечиться тебе надо. Не слышать о таком беспредельщике? Не знать эту редкую сволочь? Это ж надо такой тундрой быть. На этой планете Дыня известен всем, и я с удивлением смотрю на тебя, совсем отсталого ботаника. Так и быть, просвещу тебя, убогого. Начинал Дыня как катала, удачно пристроился на барахолке. Куча торговых точек и толпа балбесов-качков для их охраны. Они же кошмарят других ларёчников и заставляют их платить за «охрану». Рэкет, одним словом. А ещё разводит людей на кредиты. Люди берут их в банках и у самого Дыни. Ну, не сам он даёт – для пацана быть ростовщиком великое западло, – дают фирмы и фирмочки, которые ему принадлежат. Обнал также делает. Так-то.

– Да-а… попал я.

– Эт точно. Но не ссы, братан! Поедем завтра к Никанору на стадион «Красное знамя», он с десяти утра в сауне будет. Перетрёшь с ним лично. Так лучше будет.

Стадион и баня при нём – место в нашем городе известное. Публика там вполне приличная: спортсмены, бандиты, дорогие проститутки – люди, словом. Шума и скандалов никогда там не услышишь, посетители сами беспокоились о тишине. Хозяин там сам Никанор. Красавец, мот и живоглот, но не людоед – меру знает и берега видит. Надо ехать. Корона с меня не свалится, её просто нет. И вообще, кто я такой в этой жизни? Так, недоразумение одно, интеллихенция.

К стадиону мы подъехали к половине десятого утра и, сидя в машине, ждали Никанора. Приедет милостивец, скажет, как мне жить или сколько жить осталось мне, горемычному. Такие вот невесёлые мысли толкались в голове, поднимая артериальное давление. Сразу не заметили, как подошёл Никанор, распахнул заднюю дверь и уселся на сидение.

– Здорово, пацаны! – бодро гаркнул он, будто приветствовал старых друзей.

– Привет, Сергей! – хором отозвались мы и радостно пожали ему по очереди руку.

Покончив с приветствием, Никанор сразу перешёл к делу:

– Вадим, что произошло, знаю. Наказал ты гада правильно, но поспешно. Так у нас дела не делают. Но имею мысли, как помочь. Сто процентов успеха не гарантирую, но должно сработать. Даже если на половину сработает, считай повезло. Главное для тебя суметь стрелу с ним забить в публичном месте.

– В каком месте? Уж не на площади Ленина или у фонтана? – Фонтан был местом сборищ голубых в нашем городе и всяких других творческих интеллигентов.

– Не остри, сейчас не тот случай. Знаешь кафе «Эврика»?

– Это которое рядом с фонтаном?

–Да. Там всегда братвы полно из разных коллективов: первомайские, ленинские, бановские. Там назначай встречу, он должен согласиться, это его территория. Дыня там разве что не ночует – любит это место. Это кафе мы с ним на долях держим. Всё будет рок-н-ролл! На это место он согласится сто пудов! Руками махать в кафе он не будет, но если решит тебя отдать пацанам, чтобы отвезли в лесок или в трюм опустили, тогда я впрягусь, но это вряд ли. Он серьёзный человек, а серьёзные не ищут публичных конфликтов. Захотят тебя вальнуть – никто не поможет, даже охрана.

Вот утешил, называется.

И он стал излагать мне план выхода из моей поганой ситуации. Подробно, с деталями и вариантами развития диалога.

План не план, но сказанное им переворачивало моё представление о реальности и заставляло вибрировать все клетки организма. Звучало очень рискованно, но деваться было некуда. Оставлять всё как есть ещё рискованней. Надо выходить из подполья, вечно скрываться не будешь. Деньги рано или поздно закончатся, а бомжевать я не готов. Пока я обдумывал план Никанора, Рыжий довёз меня до дома. Я попросил его высадить меня, не доезжая до подъезда, – прогуляться захотелось, проветриться.

Подходя к дому, я направился было к своему подъезду, но моё внимание привлекли мальчишки, игравшие во дворе. Сын моей одноклассницы, семилетний Пашка, носился как угорелый с ровесниками и громко что-то вопил. У него в руках был предмет, напоминающий обрез охотничьего ружья. Да-а… Сначала перестройка, а теперь перестрелка. Даже среди семилетних малявок. Вообще-то рановато оружием баловаться. Непорядок, необходимо пресечь это безобразие на корню, пока не перестреляли друг друга. Я подошёл к ним, грозно рявкнул баритоном:

– Где взял? А ну-ка отдай!

Пашка покорно отдал оружие. Обрез как будто рабочий, двустволка, горизонталка, даже патрон один есть. Вот дела. Так скоро и автоматы Калашникова в песочницах появятся. То ли ещё будет.

Не обращая внимание на нытьё Пашки «не говорите маме», зашёл домой. Держа в руке ствол и раскрыв дверь лоджии, закинул обрез за бутылки, которые сваливал там, чтобы вынести потом на помойку или сдать как стеклотару в трудный час. Потом стал приводить тебя в порядок. Побрился, поел. Нужно сделать всё, как сказал Никанор. Я сел ближе к телефону. Подумал, набрал офисный номер Конюхова. Долгое время ответа не было, но в конце концов моё терпение было вознаграждено – кто-то неизвестный снял трубку и по моей просьбе позвал Конюхова. Слегка запыхавшимся тенорком Саня спросил:

– Ты где?

– В Караганде. Здороваться надо, как я, например.

– Ну здравствуй, сволочь!

– Здорово, сучье отродье! – весело ответил я. – Я не ругаться звоню. Я так понимаю, ты мне деньги чужие отдал?

– Да, они не мои. Ты меня перед людьми выставил. Тебе башку сбреют! Ты Дыню кинул!

– Ага.

– Ты попал!

– Угу.

– Ты где, сволочь?

– Это не важно. Слушай сюда, дурачок. Ругаться нет смысла. Ты кинул меня, а я тебя. Давай завтра встретимся в двенадцать часов в кафе «Эврика». У Дыни. Он ведь там обедает?

– Ну, не знаю.

– Я знаю. Звони ему, а я тебе через час-другой перезвоню.

Положив трубку, я прилёг на диван отдохнуть – устал от сегодняшних волнений. Так и задремал. Проснулся минут через сорок. Не проспал? Нет. Набрал его опять. На этот раз трубку взяли быстро.

– Ну что, ты согласен?

– Да. Но приходи не в двенадцать, а в шестнадцать часов.

– В шестнадцать так в шестнадцать. Как скажешь.

Я положил трубку. Темп и манеру разговора мне подсказал Никаноров, когда кратко наставлял меня: больше молчать, в «базаре» последнее слово оставить за собой. Кажется, я справился.

Следом я позвонил своей рыжуле Танечке на Первомайку. Надо провести время с пользой для тела, а то так от общения с грубым мужичьём недолго оскотиниться. Я же натура тонкая, гуманитарная, брутальности лишённая.

Первомайский район или, как называют в народе, Первомайка – отдаленный район нашего города, криминальный, глухой и зелёный. В некотором роде деревня. Здесь даже заводы утопают в зелени, совсем не то, что на левом берегу реки Оби, в Ленинском и Кировском районах, где только степь и редкие деревья. Академгородок рядом с Первомайкой так тот просто тонет в зелени. Жилые дома стоят в сосновом бору. Что может быть лучше? Одна беда – до центра города, центра деловой жизни, почти час пути. Не все могут позволить себе каждый день гробить полтора-два часа жизни на дорогу на работу и обратно. Я всю жизнь жил и учился в центре города. Мне там нравится, хотя некоторые нытики утверждают, что шумно и суетно.

Трясясь в маршрутке, я добрался до местообитания Танечки. Дверь открыла она сама, в одном халатике, заставив мой пульс участиться. Отец Тани сидел тихо и трезво, что удивительно в последнее время. Валерий Алексеевич был старше меня на пять лет, превосходил ростом и весом и сиял огромной лысиной. Свой талант инженера-строителя похоронил в патентном бюро. Был когда-то крупной фигурой, но несчастный случай на стройке окончил его карьеру. Кто-то у них погиб на стройке, и крайним назначили его. С тех пор он стал потихоньку спиваться. У меня он кроме сочувствия и жалости никаких чувств не вызывал. Я же ему, мягко сказать, не нравился из-за разницы в моем и его дочери возрасте, говорил, что в отцы ей гожусь.

Вопреки обычаю за столом мы сидели как-то благостно и умиротворенно. Наверное, впервые папаша не излучал флюиды агрессии в мой адрес. После ужина мы с Татьяной ушли в спальню, оставив её отца в компании телевизора – надёжного друга одиноких людей.

Рано утром мы с Валерием Алексеевичем выскочили на улицу и бодрым шагом направились на автобусную остановку в сотне метров от дома. Он поехал в центр на работу, а я прогуляться – как говорили древние, препоясать чресла свои, подумать, поразмышлять.

Препоясать чресла свои надобно было мечом, то есть набраться решимости. Но с решимостью дело обстояло не очень. Человек я не трусливый, как мне кажется, но иногда паникую секунду-другую, после чего во мне обычно поднимается дикая злость на причину минутной слабости. В данном случае я не то чтобы паниковал, но ощущал тревогу. Дыню я видел раза два: здоровенный лоб со стрижкой по нынешней моде под лысого. Позёр, вымогатель – словом, бандит. Среди братвы Дыня слыл беспредельщиком. Поэтому больше всего он хотел казаться справедливым и правильным пацаном, ибо братковские понты для него важнее денег. На этом строился расчёт Никанора.

С такими мыслями я гулял по Центральному парку. Идти в офис или домой не хотелось – эксцесс исполнителя никто не исключал. Спеленают меня, незадачливого, и в подвал на бессудную расправу. Нет, не настолько я наивен, будет толковище по понятиям, что не исключает если не справедливости, то определённой её доли. Братвы на стрелке соберется много, борзеть особо не должны. На то, что Дыня станет действовать по понятиям, мы и рассчитывали. Для этого и встреча была назначена в людном месте.

Ещё я обдумывал, каким манером стану на стрелке общаться с братками. Понятийным аппаратом братвы, то есть «феней», владел я плохо. Далеки от совершенства мои знания этого языка. Если простой матерный или, скажем, французский с португальским, это другое дело, а скажешь что-то невпопад по-фене и всё, приехали.

Внутренняя дискуссия продолжалась ещё какое-то время. Постепенно тревожность ушла и сменилась удивительно весёлым пофигизмом, надоело робеть. Будь что будет, в общем. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, умираем один раз. А почему и с чего бы мне умирать? Мы ещё посмотрим, кто раньше попадёт в ад или рай.

Дождавшись половины четвертого, я зашёл в «Эврику». Посетителей было не много – только половина столиков были заняты. Ещё не разгар загула. Разгар наступит позднее, когда закончится время дел праведных братковских: отжать что-то у кого-то или «получить, как с негодяя», то есть прессануть за проступок перед коллективом. Народу к вечеру много будет, не протолкнёшься. «Эврика» – место специфическое, здесь романтические свидания лучше не назначать. С первого взгляда всё нормально и спокойно: музыка играет, люди выпивают и едят, шума нет. Но, приглядевшись к публике, можно заметить некую странность. Кругом брутальные, интеллектом «не обезображенные», лица. Речи не громкие, но однообразно матерные. Одеты по странной моде: в спортивные костюмы и кожу. На руках и шеях много золота.

Я сидел за столиком один, пил чай с пирожными – быстрые углеводы скоро понадобятся для гибкости ума. Оба Сергея, Рыжий и Никанор, сидели за столиком у входа и над чем-то гоготали. Я им искренне позавидовал. Это для меня «такая минута», а им-то что?

Время тянулось медленно, но я терпеливо ждал. Наконец в дверном проёме появился Дыня собственной персоной. За его спиной маячила толстая фигура Сани Конюхова. Ну, сейчас начнётся…

– А-а-а, иди сюда, дорогой! Много тебе сказать хочу! – заорал с порога Конюхов, глядя на меня.

– Заткнись или ори тише. Ушам больно, – лениво цыкнул на него Дыня.

Конюхов убавил голос и повторил мне:

– Иди сюда, дорогой!

И направился вслед за своим боссом к барной стойке

Видимо, Никанор прав был – толковище и порка будет публичной, в виде спектакля с прологом. Дыня всё же решил «рисануться» собственным величием, крутизной и пацанской праведностью, братковской справедливостью, где всё по понятиям. Неужто сработает идея Никанора?

Дыня уселся на табурет у барной стойки и заказал выпивку. Конюхов направился к моему столику, и мне ничего не оставалось, как пойти к нему навстречу. Нужно перехватывать инициативу.

В общем встали мы около табурета Дыни. «Босс» посмотрел на меня и громко спросил:

– Это ты? Деловой, что ли?

– Привет, Олег! Ты о чём? – ответил я.

– О том, родной, о том, портняжка.

– Портняжка? Ты о чём?

– Да о том, что ты храбрый портняжка. Кинул на бабки моих людей, меня то есть, и храбро стоишь тут как ни в чём не бывало. Смелый и глупый. Наплёл моему другу о каких-то макаронах, которых сроду не было, пацаны тебе кредит помогли взять, а ты? Рассчитываться не захотел и ещё кинул на бабки. От жилетки рукава ему продал и наглеешь? Крыса, ты кто такой?

Громкость голоса Дыни постепенно увеличивалась. Братва в зале стала прислушиваться, а любопытные подошли поближе. Местная публика потирала ручонки в ожидании зрелищ и спектакля, и они начались!

Моё молчание Дыня, по собственному разумению, расценил как знак согласия с его неоспоримым величием, его правдой и безусловной силой. Очевидно со стороны мой вид выражал уныние и скорбь о содеянном.

– Так ты портняжка или сапожник? – продолжал Олег Дыня. – Я не понял, манто или тулуп ты сшил Александру, другу моему? Может, лапти сплёл – переобуть его? Или переодеть? Как ты, мразь, крысануть посмел? У кого? У меня! У моих друзей! Берега потерял? Жизнь и здоровье тебе лишние? С кем работаешь?

Вот так мы и добрались до сути. Никанор прав оказался – товарищ Дынин сам себя загонял в угол.

– Ты ведь не их, лохов, кинул. Ты меня кинул! Ты знаешь кто я такой?

Настала пора прерывать молчание.

– Знаю, Олег, – спокойно, но достаточно громко, чтобы присутствующие слышали, произнёс я. – Но и тебе надо знать.

– Что знать? Ты меня удивить чем-то хочешь? Изложи свою версию происшедшего! Расскажи братве. Поведай.

Никанор учёл характер Дыни. Он знал, что поведётся Дыня на публичность в таком очевидном для него деле.

– Подвинул твоего друга на бабки? И что с того? На то и щука в море, чтобы карась не дремал! – сказал я и поставил на стойку диктофон. Рядом положил папку с документами о сделке, где лежали договора о совместной деятельности и поставке. В общем, я вывалил всё, что должно было подтвердить мою правоту.

– Ты не мент, Олег, и не прокурор, чтобы запретить кому-то воровать и кидать, – спокойно и громко, чтобы все слышали, продолжил я раскатистым баритоном. – Послушай, что наговорил на диктофон твой друг, почитай документы. Вдумайся, что этот человек сказал и на что подписался!

Дыня недоумённо уставился на диктофон, и я не замедлил его включить.

– Что это?

– Ты слушай-слушай. Узнаёшь голос?

Дынин прислушался.

Приходил в себя он медленно. Сказывалось курение травки, она влияет на скорость мышления. Высокий тенор Конюхова на плёнке объяснял, куда мне нужно идти за деньгами, что я могу сделать с нашим совместным договором, так как он уже получил свою долю, кинув меня на заёмные у банка деньги.

– Да, я выдурил из твоего человечка деньги, но не я начал. Я получил то, что полагалось, согласно договору. Все при своих. Так что, если ты чем-то не доволен, спроси с жирного.

Жирным я назвал Саню, чтобы уколоть бывшего друга. Публика, вполголоса обсуждавшая происходящий спектакль, затеянный Дыней, как-то примолкла и с любопытством смотрела на нас в ожидании заключительного акта.

Дыня смотрел то на диктофон, то на застывшего Саню. Весь спектр эмоций отражался на его лице, так что можно было легко читать его мысли.

Это была полная засада. Дыня пришёл устанавливать справедливость по понятиям, но всё пошло не так, как он планировал, и не так, как ему преподнёс Конюхов. Если бы он всё сделал по-тихому, без привлечения внимания братвы и прочей полупочтенной публики, отвезли бы меня прихвостни Дыни в лесополосу и закопали бы где-то под сосной, предварительно вытряхнув из меня деньги. Но желание выглядеть этаким доморощенным доном Карлеоне, или, на худой конец, Дженовезе, оставило его без сатисфакции.

Я продолжал говорить:

– У Конюховой фирмы с моей есть определённые договора, где чёрным по белому прописано: если радость на всех одна, тогда и печаль одна. – Я полез в папку, где лежали копии документов. – Саня оплатил мой кредит, так что у меня к нему теперь нет никаких претензий. А чьими деньгами он распорядился, меня мало волнует.

Я попытался сунуть документы в руки Дыни.

– Оставь, кредит ты сам взял? – сказал он.

– Да, а что, ты другое слышал?

– Слышал, что помогли тебе и ты за услугу должен остался.

– От него? – и я демонстративно пальцем ткнул в сторону Конюхова.

– Да, от него.

– Смешно, но не очень. Если он помог, то как зовут начальника кредитного отдела, начальника службы безопасности банка, в каких кабинетах сидят? Как зовут управляющего он может знать, это в телефонном справочнике есть. Пусть скажет.

– Ну? – повернувшись всем телом к нему сказал Дыня.

Саня как-то скромно промолчал, не отворачивался от взгляда, но скромно опустил глаза.

– Понятно, – процедил Дыня. – С тобой, сучёнок, чуть позже разберусь.

Дыня понимал, в каком неприятном свете его выставил Конюхов перед прорвой народа. Братва собралась из разных коллективов, разговоры пойдут быстро. Это Дыню не устраивало категорически, образ портить не стоило ради денег, даже больших. Надо было «съезжать с темы», и ему предстояла непростая задача переложить с больной головы на здоровую.

Я продолжал говорить:

– Саня сделал всё, что обещал, и я сделал всё что мог и должен был сделать. Но если он злоупотребил полномочиями и твоим доверием, то спроси с него.

Дыня сидел и молчал, пока, наконец, не заговорил:

– Спрошу, спрошу обязательно. По всей строгости получит всё, что заслужил. А ты, похоже, правильный пацан и шустрый. По башке тебе дать было не вопрос, но ментов радовать не хочу, без разбора по справедливости нельзя, беспредел братвой не поощряется. В нашем полку деловых и духовитых прибыло. Ты с кем работаешь? С Никаноровым Серёгой? – Не ожидая моего ответа, он сразу предложил: – Разойдёмся краями. Ты не в убытках, можно сказать, в куражах. Деньги имеются?

Я молча кивнул.

– Вот и сделай как достойному пацану положено. Угости братву от вольного. Идёт?

Дыня-дынечка! Он сейчас всей душой желал, чтобы я куда-нибудь свинтил отсюда и не отсвечивал. Так скорее блатной народ забудет о его проколе, да и мне спокойнее. Отлегло от задницы и сердца и во мне проснулся старый еврей, который закричал-завопил – дорого! Есть старый афоризм: «Грузин, это национальность, русский – судьба, а еврей —профессия» и я эту профессию осваиваю, раз уж уродился с такой судьбой. Пришлось изобразить улыбку и выдавить:

– Братве, моё почтение! Как без этого?

Кровопускание бумажнику я сделал солидное, но не смертельное. Никогда в своей жизни ещё не спускал на пьянку и угощение таких деньжищ. Сердце разрывалось. Братва, можно сказать, пропила новую «Волгу», и всё за мой счёт! Но мои переживания были недолгими. Я избавился от серьёзных, возможно смертельных неприятностей, это ли не повод веселиться? Долой грустные мысли, сегодня мой переход в вечность откладывается. Хрен с ними, с деньгами, наживём как-нибудь. Или сопрём.

Завсегдатаи угощались, Дыня то и дело отходил с кем-то «перетереть». Конюхов с видом побитой собаки сидел за стойкой бара, готовясь к разговору с боссом.

– Давно с Никанором работаешь? – снова спросил меня Дыня, вернувшись к своему табурету.

– Мы с ним сотрудничаем в сфере благотворительности, – уклонился я от прямого ответа.

– В сфере благотворительности? Ха-ха. Понятно. Поэтому ты такой наглый?

– Я? Наглый? Мне до твоих пацанов, как до Китая на карачках. Они у тебя на ходу подмётки режут, а я так, пописать зашёл.

– Да, уж! Ничего не скажу, в моей команде лохов нет, но есть наглецы. Тормозить порой надо, себя забывают, – и он строго посмотрел в сторону Конюхова.

Саня, казалось, сдулся и стал в два раза меньше. Он стоял и помалкивал, ожидая неминуемого наказания

– Давай выпьем, что ли? А то всё о делах. За знакомство! – Дыня протянул мне бокал с коньяком.

– Пей смелей! Это Хеннесси, если хозяин не врёт, – и рявкнул на бармена: – Не врёшь, халдей?

– Да как можно, Олег Палыч! Как можно! Вас?

– А других-то как? Других можно? Отвечай, халдей!

– Лохов можно, а здесь, как понимаете, лохов нет. Живём вашей милостью, работаем почти в убыток.

– Не плачь, не поверю. Иди, работай.

Так, окончив тяжёлый разговор, который мог закончиться для меня невесть как, мы начали лёгкую пьянку, от которой, по правде сказать, больше всего хотелось поскорее смыться подальше.

В конце концов я рассчитался с хозяином и, прихватив с собой бутылку коньяка, направился домой. После такого стресса хотелось опрокинуть рюмашку и уснуть в уютной домашней кровати. Еще хотелось не спеша гнить в мещанском болоте, наслаждаться жизнью и умереть от старости, окружённым толпой скорбящих родственников. Хотелось взять маленькую ложечку и есть в тишине своё счастье, наслаждаясь процессом.

Дома я едва успел снять обувь, как зазвонил телефон. Звонили Рыжий с Никанором. Перебивая друг друга, они ржали, что те жеребцы, в трубку и поздравляли:

– Вадя, ты молоток! Не ожидали от тебя такого. Так твёрдо, правильно базар провёл! Класс! Знали, что всё правильно скажешь, ты же мастак речи двигать, но так сильно и классно! Дыня не знал, что с тобой делать. Братва довольна! Сейчас в холле кабака Дыня набил Конюхову морду. Три раза плюхнул от души. Тот даже не пытался уклониться. Здорово!

– Где там «здорово»? В каком месте? Побил – не убил. Если бы хотел реально наказать, то пацаны отвезли бы его в тихое место и там занялись им.

– Кровожадный ты, – пьяно и весело заметил Никанор.

– Станешь тут кровожадным.

Закончив разговор с братьями, я поглядел на бутылку коньяка и, не испытывая потребности и желания, за каким-то лешим выпил прямо из горлышка пару глотков. Да и пусть. Изнемождённый, но умиротворенный, я уснул.

Так закончилась моя макаронная история. Тогда я не думал, что это только начало и меня ждёт еще множество других историй. Если бы знал, то не захотел бы просыпаться, но это уже другой случай, который не заставил себя долго ждать.

Глава 2 История вторая, о побеге, погоне и деньгах

Дни тянулись медленн