Читать онлайн Консуматорша: разведи или умри

Пролог

«В Москве всё продаётся. Но не всё покупается за деньги.»

Подсобка ресторана «Мандарин & Дым» пахла жареным луком, раскалённым маслом и чем-то металлическим, тяжёлым, будто бы вечным.

Но сегодня привычный кухонный аромат был заглушён другим – запахом страха, густым, как пар над кастрюлей.

Сергей стоял перед металлическим столом, держась за край ладонями, будто пытался удержаться на месте, пока вокруг крутится комната.

По бокам стояли двое – Арам и Жорик. Они не хватали его, не угрожали жестами, не повышали голос.

Они просто стояли. И этого было достаточно.

Армен смотрел на Сергея внимательно, спокойно, как ювелир, решающий, сколько материала можно срезать с камня, чтобы оставить только ценное.

– Значит так, уважаемый, – сказал он мягко, почти заботливо. – Никто вас обижать не собирается. Мы – культурное заведение. В Москве всё делается по-людски.

– Это вы называете по-людски?! – сорвался Сергей. – Это… это вымогательство! Это преступление!

Армен медленно приподнял бровь, как человек, привыкший к гораздо более серьёзным обвинениям.

– Преступление – это когда выбор не дают, – ответил он тихо. – А я вам выбор предлагаю. Заплатите – и уйдёте домой. Спокойно. Красиво. Или…

Он кивнул на телефон, лежащий на столе.

– Покажите госуслуги.

– Я…

– Покажите, – повторил Армен, уже не спрашивая, а констатируя.

Пальцы Сергея дрожали, когда он разблокировал экран.

Арам поставил рядом стул – жест вежливый, но почему-то пугающий.

Жорик закрыл дверь. Щёлкнул замок.

Армен наклонился над телефоном:

– Так. Квартира… неплохая. Машина… хорошая. И… – он щёлкнул пальцами. – Криптовалюта. Твоё здоровье, уважаемый.

Сергей закрыл глаза, будто услышал собственный приговор.

– Это… это мои сбережения… На чёрный день…

– Вот он – и наступил, – мягко сказал Армен.

Тишина стала плотной, вязкой.

– Там восемь миллионов, – еле слышно произнёс Сергей.

Армен улыбнулся почти ласково:

– Молодец. Значит так. Пятьсот тысяч – сейчас. Миллион – через неделю. Остальное – не трогаем. Мы не звери.

Сергей дёрнулся, словно его ударили. Но перевёл. Армен похлопал его по плечу так, будто поздравлял:

– Уважаю. И совет: в следующий раз выбирайте блюда по кошельку. И женщин – тоже.

Сергей вышел из подсобки бледный, как стена. Ушёл, шатаясь.

Вернулся домой – живой, но опустошённый. Месяцами ходил по струнке, никого не касался, никому не писал. Страх лечил лучше любых терапевтов.

Второй мужчина оказался крепче телом, но слабее судьбой.

Владимир вошёл в «Мандарин & Дым» громко, уверенно, с тем смехом, который слышно за два стола. Он любил часы, машины, разговоры «как у сильных мира сего».

Ему нравились красивые женщины – и Диана была одной из них.

Он тратил деньги, флиртовал, улыбался, рассказывал истории, которые должны были впечатлить, но впечатляли только его самого.

Счёт вышел большим. Он заплатил. Улыбнулся. Сделал вид, что всё контролирует.

Но, добравшись до своего подъезда в Балашихе, опёрся на перила – и сердце дернуло болью, чужой, ледяной. Он упал. Соседи вызвали скорую.

Он выжил.

Но после той ночи больше ни разу не написал ни одной «левой девушке».

Вернулся к жене. К ребёнку. К жизни, которая не могла конкурировать с ночным огнём – но вдруг стала важнее.

Двое мужчин.

Две судьбы – разрезанные одной встречей.

Потому что консуматорство – это не про секс.

Это про деньги, азарт, уязвимость и игру, где женщины всегда играют умнее мужчин.

Но до Москвы Диана была другой.

Она росла в Павловском Посаде – городе, где весна была не праздником, а наказанием. Когда снег уходил, дворы показывали правду: мокрую, грязную, холодную. На улице Кирова ветер гонял пакеты и фантики, деревья стояли облезлые, люди – уставшие, но упорные.

Запах её детства был особенным: мокрая земля, железная пыль от электричек, школьный мел. Короткая пятиэтажка с облезлыми стенами. Дверная ручка – холодная даже в июне.

Мать пахла хлоркой и мылом – уборщица в школе №9. Отец – стружкой, деревом и мечтой, которую годами пытался оживить: открыть свою мастерскую.

– Даня, я буду столы делать. Как в журналах. Увидишь, – говорил он всегда.

Но мечты – тонкие вещи. Они ломаются быстро.

Сначала сломалась рама станка. Потом – партнёры исчезли. Потом долги выросли до потолка. И однажды отец пошёл туда, куда в Посаде ходили все, кому банки уже не верили.

К Григорию Гургиняну. Грише – родственнику Армена.

Гриша сидел в небольшом ресторане у платформы как царь маленького двора. Его улыбка согревала, его условия – обжигали.

– Вернёшь – хорошо, – говорил он. – Нет – найдём, как договориться.

Когда долг удвоился, улыбка исчезла.

– Дочка у тебя красивая. Пусть постоит у меня. На баре. На зале. Закроем быстро.

В тот вечер дома было тихо. Та тишина, когда слышно, как лампа гудит.

Мать плакала. Отец смотрел в пустоту. Он не мог сказать «иди». Но и «не иди» – тоже.

Диана поднялась сама.

– Я пойду.

Так началась её жизнь в мире, где взгляд – валюта, улыбка – инструмент, а время – товар.

Ресторан на Привокзальной пах жареным мясом, кофе, мокрыми тряпками и дешёвыми духами. Мужчины приходили туда за иллюзиями. Женщины – за шансом выжить.

Диана научилась смотреть так, чтобы мужчина чувствовал себя единственным, но никогда – особенным.

Она строила вокруг себя невидимый стеклянный куб: всё рядом, всё видно – но ничего не касается.

И именно там её увидела Седа.

Маленькая армянская женщина с походкой хищника. Вошла за кофе – вышла с решением.

– Откуда ты? – С Кирова. – Работать умеешь? – Да. – Выбираться хочешь? – Хочу. – Поедешь в Москву.

Без обещаний. Без условий. Без объяснений.

Это было страшнее, чем долг.

В ту же ночь Диана собрала вещи: несколько платьев, тетрадь, старый телефон, фотография с отцом у мастерской. Мать обняла её крепко – как будто знала, что назад вернётся не та девочка.

Диана часто вспоминала этот момент – не как травму, а как секунду, когда жизнь тихо меняет направление.

Отец сидел на табуретке у окна, плечи опущены, руки – тяжёлые, словно чужие. Он не смотрел ей в глаза, будто боялся увидеть в них то, чего уже не мог ей дать – защиту, опору, уверенность.

– Даня… – сказал он, когда она проходила мимо. – Прости. Я должен был оберегать, а получилось наоборот.

Она остановилась. Он поднял взгляд – усталый, потерянный, но настоящий.

– Ты вернёшься… когда-нибудь. С другим лицом. С другой судьбой. Но ты вернёшься. Я знаю.

Это было единственное, что он мог ей подарить – веру. Не деньги, не мастерскую, не будущее – а веру, что она не растворится в Москве, не исчезнет в чужих руках, не сломается.

Мать стояла в дверях, плечи дрожали. Она не говорила ни слова – только держала в руках старый вязаный шарф, чтобы укутать дочь перед дорогой.

– Ты… только звони, ладно? – сказала она тихо. – Просто дай знать, что жива.

Диана кивнула. Но знала: звонить будет тяжело. Не потому что она забудет родителей – а потому что родители не должны видеть, как она меняется.

Когда она вышла из квартиры, дверь закрылась слишком мягко. Не хлопком – шёпотом.

Так уходят те, кто понимает: назад дороги больше нет.

Окна машины, увозившей её в Москву, отражали серый город, электрички, мокрые ветви, грязь под тающим снегом.

Но Диана смотрела вперёд. Не назад.

Она ехала в жизнь, где ей придётся стать сильнее своего прошлого, долгов и мужчин, которые всегда хотели получить от неё больше, чем она могла дать.

Она ещё не знала, что её настоящая судьба начнётся позже – с одного свайпа.

Но сейчас она просто ехала в Москву. С маленькой сумкой. И большими глазами.

Глава 1

ПЕРВЫЙ ВРАГ

ЧАСТЬ 1. Москва зимой всегда притворялась. Она делала вид, что живёт – но на самом деле существовала на автомате, пробираясь сквозь серые сумерки, вязкие лужи и утренний туман, где даже воздух казался уставшим. Грязный снег лежал вдоль бордюров толстыми слоями, которые давно перестали быть белыми. Машины проезжали мимо, разбрасывая ледяную кашу, и редкие прохожие шагали быстро, будто между ними и этим холодным городом стоял негласный договор: не останавливаться, не смотреть друг другу в глаза, не задавать вопросов.

Но стоило открыть дверь «Мандарина & Дыма» – и мир менялся.

Запахи горячего хлеба, специи, гранатовый соус, сладкий дым – всё сразу накрывало мягким тёплым одеялом. Здесь время шло по-другому. Здесь мужчины приходили «отдохнуть», женщины – «улыбнуться», охрана – «следить», а деньги – работать. Иллюзия комфорта жила на каждом столе, в каждом бокале вина, в каждом движении девочек, которые умели создавать атмосферу, будто они действительно рады каждому гостю.

Диана вошла ровно вовремя, как всегда.

Для неё пунктуальность была не привычкой – а бронёй.

Её шаги были тихими, уверенными, будто она давно стала частью этого ресторана. Внутри у неё жила тревога – маленькая, сжатая, привыкшая к тёмным углам памяти. Но снаружи никто бы этого не увидел. Она умела прятать эмоции так, как другие прячут деньги.

Этому её научила не Москва.

Этому её научила жизнь – и Павловский Посад, и долги семьи, и тот день, когда Седа забрала её, словно вытянула из ледяной воды на берег.

Первые месяцы в Москве были туманными, вязкими, как будто дни смешивались друг с другом, оставляя на коже запах дешёвого общественного транспорта, усталости и чужих решений. В новой жизни не ставили оценок – только цены. И если ошибёшься – платишь.

Седа тогда почти не разговаривала. Она только учила – коротко, жёстко, холодно:

– Никогда не улыбайся первой. Улыбка – скидка.

– Никогда не показывай страх. Страх стоит дороже красоты.

– Никогда не принимай подарки. Подарок – повод требовать взамен.

Диана слушала. Всегда.

Она быстро поняла: в этом мире никто не держит за руку.

Здесь все держат за горло.

Её первый вечер в ресторане был идеальной иллюстрацией этого правила.

Она перепутала столики, принесла напиток постороннему мужчине.

Тот улыбнулся – тепло, слишком тепло – и осторожно взял её за руку.

И тогда будто из воздуха рядом появилась Седа.

– Руку убрал, – сказала она тихо.

Мужчина побледнел мгновенно.

Седа отвела Диану в подсобку и сказала:

– В Москве тебя никто не спасёт, кроме меня. И тебя самой. Учись быстро.

С того вечера Диана изменилась.

Она научилась видеть людей ещё до того, как они начинали говорить.

Научилась чувствовать опасность, как запах озона перед грозой.

Научилась держать лицо ровным, даже если внутри всё дрожало.

И теперь, когда она входила в «Мандарин», она вошла как человек, который знает: здесь она должна быть сильнее, чем везде.

Седа сидела у барной стойки, листая список гостей. Идеальная осанка, точные движения, холодный взгляд, в котором можно было увидеть целый механизм контроля. Она подняла глаза на секунду:

– Вовремя.

Для Дианы это звучало как похвала.

Она прошла в гримёрку. Там пахло лаками, тушью, горячими утюжками, лёгким парфюмом. Девочки готовились к вечеру, как актрисы перед спектаклем: Лала напевала армянскую мелодию, Зарина боролась со стрелками на глазах, Моника раскладывала украшения. Но за всем этим мелькало напряжение – лёгкое, дрожащие, как ток под кожей.

У двери стояли охранники – Арам и Жорик.

Арам – высокий, крепкий, пахнущий кофе и дорогим табаком, с глазами человека, которому приходилось защищать больше, чем он когда-либо любил.

Жорик – массивный, молчаливый, напоминающий бетонную стену, на которую можно опереться – или которой можно бояться.

– Данилич, – сказал Арам, увидев её. – Сегодня работай аккуратно. Клиент мягкий, спокойный, но если полезет руками – сразу дай знать. Мы тут.

Он щёлкнул Лалу по лбу.

– Это вот лезет руками. Клиенты пусть сидят красиво.

Девочки засмеялись.

Но смех дрогнул.

Никто не знал, что принесёт вечер.

Диана поправила макияж, прошла в зал, почувствовала, как каждый шаг словно вписывает её в этот тёплый, но опасный микрокосм.

И тут дверь ресторана открылась.

Вошёл он.

Не громко, не резко – спокойно. Но так, что воздух будто сместился.

Мужчина среднего роста, крупный, плечистый, с плотной, скрытой силой в движениях. Лицо спокойное, уставшее, как у человека, который много лет смотрел на мир без иллюзий.

Но глаза…

Глаза были цепкими, холодными, внимательными. Они не смотрели – они вычисляли.

Это был Круглов.

Он вошёл не как клиент.

Он вошёл как человек, который проверяет пространство: углы, зеркала, выходы, охрану, пути отхода.

Тихий хищник.

Диана ощутила это сразу – как удар невидимого холода.

Седа посмотрела на неё коротко:

– Он твой.

– Он опасный, – тихо сказала Диана.

– Опасные – лучше платят, – ответила Седа.

Диана подошла к нему.

– Добрый вечер.

Круглов не улыбнулся.

Он смотрел на неё как на пазл, который ему нужно собрать.

– Вечер, – сказал он тихо, не торопясь.

Он заказал дорогое вино, пил маленькими глотками, ровно, внимательно, не отрывая взгляда от зала. Он наблюдал за каждым движением, будто отмечал всё – кто с кем разговаривает, кто ходит быстро, кто медленно, кто врёт, кто смотрит искоса.

Это было не любопытство.

Это был расчёт.

– У вас красивое место, – произнёс он, глядя не на интерьер, а прямо на неё.

– Спасибо.

– Слишком красивое, – сказал он. – Для честных людей.

Он наклонился чуть ближе:

– Ты правда думаешь, что я верю в эту игру? В улыбки, вино, счёт?

Она не ответила.

Он продолжил:

– Я хотел увидеть всё сам. Проверить, правда ли здесь разводят тех, кто приходит расслабиться.

Он говорил тихо.

Спокойно.

Но каждый звук был как нажим на её ребро.

Диана едва заметно подалась назад – и через пять секунд рядом оказался Арам. Через три – Жорик.

– Уважаемый, – мягко сказал Арам. – Пройдёмте.

– А я не уважаемый, – сказал Круглов без тени эмоций. – И не пойду.

– Пойдёте, – твёрдо сказал Арам.

Круглов встал, ровно, спокойно.

– Хочу посмотреть ваше закулисье. Хочу знать, как вы работаете, – сказал он. – Раз уж пришёл.

Внутри его голоса не было ни раздражения, ни страха. Только интерес, который у хищников появляется, когда они почуяли слабое место.

Они увели его в подсобку.

Диана слушала.

Звук удара.

Ещё удар.

Глухой голос Жорика.

Тихий, резкий – Круглова.

Через минуту дверь открылась.

Арам вышел с лицом, которое видела только при драках.

– Девочка… – выдохнул он. – Этот клиент… не клиент.

– Что?

– Он нас сфоткал.

Диана на секунду перестала дышать.

– Говорит – «на память».

Вышел Круглов.

Лёгкий синяк под глазом – и абсолютно спокойный вид.

В его глазах – холодный интерес, как будто теперь он узнал то, что хотел.

Он посмотрел на неё долго.

Так долго, что воздух стал плотнее.

– Мы ещё поговорим, – сказал он.

И ушёл.

Словно оставил за собой след когтей.

И в ту секунду Диана впервые поняла:

этот вечер – только начало.

ЧАСТЬ 2

Диана вышла из зала, но не почувствовала облегчения. Воздух в коридоре был тёплым, сухим, пах шерстью шуб, духами девушек, остатками табака, который Арам тайком курил, когда Седа не видела. Но всё это не помогало – сердце било слишком быстро, словно пробуя прорваться наружу. Она остановилась у зеркала, посмотрела на себя: ровное лицо, аккуратный макияж, ни дрожи, ни испуга. Внешность держалась – а внутри бежали дрожащие, холодные мурашки.

Она ненавидела такие вечера.

Те, где опасность сначала приходит тихо, улыбается уголком губ, говорит «спокойно», а потом внезапно забирает всё внимание – и уходит, оставляя ощущение, будто у тебя украли воздух.

И Круглов был именно таким.

Мы ещё поговорим.

Эти слова застряли в голове, будто кто-то поставил там металлическую скобу.

Жорик появился рядом, словно вырос из стены.

Тяжёлый, молчаливый, но всегда внимательный.

– Всё нормально? – спросил он, не глядя на неё прямо.

– Да, – сказала она. – Нормально.

– Не нормально, – отрезал он. – Этот тип не похож на тех, кто забывает.

Диана знала.

Ей не нужно было объяснять.

Но сейчас она хотела одного – выйти на воздух, пусть на секунду, пусть просто вдохнуть холод, чтобы сбить тревогу.

Она прошла через служебный коридор к чёрному выходу. Открыла дверь. Холод ударил в лицо, смешался с запахом нагретого асфальта, выхлопа и мокрой ночи. Москва была тёмной, но не пустой – где-то вдали проехало такси, зазвенела бутылка, которую кто-то уронил, и город будто напомнил ей: я наблюдаю за тобой больше, чем ты думаешь.

Она закурила.

Редко – но сейчас это было не удовольствие, а способ собрать дыхание в одно место.

Снег на тротуаре был грязным, тающим. Фонари светили тускло, давали не свет, а просто присутствие. Диана вдыхала и выдыхала дым, думая о том, что такое внимание со стороны силовика всегда заканчивается чем-то плохим. Особенно со стороны такого. Особенно когда он сказал это таким голосом.

Холодный ветер ударил сильнее, и с ним будто вернулся образ Круглова: его цепкий взгляд, спокойная манера говорить, тихая уверенность. Он был не тем, кто вспыхивает. Он – тот, кто копит. Сначала наблюдает, потом действует резко. Таких людей она видела редко, но каждый раз – запоминала.

– Диан… – раздался голос Седы за спиной.

Она обернулась. Седа стояла в дверях, в одной руке бокал, в другой телефон. На лице – легкое раздражение, но под ним скрывалось что-то ещё. Что-то похожее на напряжённую концентрацию.

– Ты чего тут? – спросила она.

– Дышу.

Седа кивнула.

– Арам сказал, что он тебя… придавил.

– Он просто смотрел, – ответила Диана.

– Слишком долго, – сказала Седа. – Такие не смотрят просто так. Они считают. Вычисляют.

Диана снова затянулась сигаретой.

– Он говорил странно.

– Он странный.

– Он спросил, правда ли у нас… разводят.

Седа по-другому держала бокал – чуть крепче. Её взгляд стал жёстче.

– Откуда он знает это слово? – тихо сказала она. – Просто так такие слова не говорят.

Седа вышла ближе, встала рядом, тоже посмотрела на улицу.

– Он не похож на обычного клиента, – сказала Седа.

– Он не клиент.

– Он не похож и на тех, кто приходит с дурными намерениями, – продолжила она. – Он пришёл за чем-то другим. Проверить. Посмотреть. Узнать.

– Он фотографировал.

Седа замерла.

– Что?

– Арам сказал – он их сфотографировал. «На память».

Седа выдохнула. Длинно и тяжело.

– Значит, пришёл не просто так. Значит, что-то знал или думал, что знал.

Некоторое время они стояли молча.

Проходил мужчина с собакой. Проехала машина. Из-за угла вышел парень, шёл быстро, смотрел в телефон.

– Он вернётся? – спросила Диана.

– Такие не возвращаются сразу, – ответила Седа. – Они дают тебе время забыть. А потом появляются в самый хреновый момент.

Это звучало слишком правдиво.

Седа допила остаток бокала.

– Пройдись по залу. Успокойсь. Держи лицо. Он ушёл – но не ушёл. Понимаешь?

Диана кивнула.

– Да.

– Иди. Не показывай никому, что боишься.

Она выбросила сигарету в мокрый снег, раздавила каблуком и вернулась внутрь. Тепло ударило в лицо, запахи ресторана – ароматные, пряные, тяжёлые – укутали, но не дали спокойствия. Воздух в «Мандарине» теперь казался другим. Будто Круглов оставил в нём след – холодный, наблюдательный, тихий.

Она прошла через зал, улыбнулась гостю, который поднял бокал, услышала смех девушек, увидела, как Арам смотрит на дверь – так, будто та могла снова распахнуться.

Но Круглов не вернулся.

Он не должен был вернуться.

Только мысль о том, что он может – делала воздух плотным, как туман.

Диана чувствовала:

этот человек уже вошёл в её жизнь – даже если ушёл из ресторана.

И это было только начало.

ЧАСТЬ 3

Ночь стояла густая, тяжёлая, как мокрая шерсть. Та ночь, что не отпускает ни улицы, ни людей, ни мысли. Диана шла домой медленно – не потому что устала, хоть усталость давила, как камень, – а потому что внутри неё сидел ледяной осадок. Тот, что остаётся после встречи с человеком, которого ты не понимаешь, но чувствуешь кожей.

Круглов был именно таким.

Неопасный на поверхности – и пугающий глубже.

Он двигался так, будто всё уже решил.

Смотрел так, будто видел больше, чем хотел показывать.

Она вошла в метро, поймала свой вагон, встала у двери, держась за поручень, и впервые за долгое время почувствовала себя не частью города, а его тенями. Вагон подпрыгивал на стыках, двери стонали, люди пахли мокрыми куртками, кофе, чужими тревогами. А её собственная тревога была не чужая – настоящая, своя, плотная.

Она закрыла глаза на мгновение, чтобы сбросить напряжение, но стоило это сделать – перед ней снова встал его взгляд. Ровный. Непробиваемый. Без грубости, но с какой-то внутренней силой, которую обычно не демонстрируют: её используют.

Она снова открыла глаза.

Проехав три станции, она поняла: она не помнит, как они прошли.

Словно тело двигалось автоматически, а сознание осталось там, в «Мандарине».

Когда она поднялась на улицу – город встретил её влажной темнотой.

Фонари мерцали, то ярче, то тусклее, ветер поднимал снежную пыль, и где-то вдалеке сигналили машины. Москва жила своей ночной жизнью, но Диана впервые чувствовала, что она в этой жизни – не наблюдатель и не участник. Не хозяин своей улицы. А цель.

Каждая тень казалась глубже, чем обычно.

Каждый силуэт – ближе.

Каждый шаг за спиной – не шагом, а эхом мыслей.

Когда она подошла к своему подъезду, ночной воздух стал холоднее – не из-за температуры, а из-за ощущения. Как будто кто-то смотрел. Как будто взгляд скользил по её спине, лёгкий, почти ласковый, но от этого ещё страшнее.

Она обернулась резко.

Пустота.

Только снег, кусты, припаркованная машина.

Она вошла в подъезд, поднялась на этаж, вставила ключ – и только закрыв дверь, поняла, что задерживала дыхание. Щёлкнула замок второй раз. И третий.

Тишина квартиры давила.

Ни звука с улицы.

Ни шагов соседей.

Ни даже вентиляции.

Она села прямо на пол, прислонилась спиной к двери. Ноги дрожали.

Она закрыла глаза руками, пытаясь собрать себя обратно по кускам.

Вечер прилип к ней, как мокрый снег.

Каждый взгляд, каждое слово, каждый шорох подсобки.

Мы ещё поговорим.

Эти слова звучали не угрозой.

Не попыткой напугать.

Не бравадой.

Это было обещание.

И оно было страшнее любой угрозы.

Она поднялась, прошла в ванную, умылась ледяной водой. Посмотрела на своё отражение – бледное лицо, уставшие глаза, холодные губы. Но в глубине – что-то ещё. Тонкая, едва заметная линия напряжения. Страх, смешанный с злостью. С тем ощущением, когда тебя поставили в игру, которую ты не выбирала.

Она выключила свет и легла.

Но сон не пришёл.

Ночь тянулась бесконечно, как холодная нить, которая не рвётся, а тянется и тянется.

Она услышала то, чего не было – шаги.

Шорох.

Дверной щелчок.

Вдох.

Все выдуманные.

Но выдуманные – потому что реальность была страшнее выдумок.

А когда телефон мигнул коротким сообщением – реклама доставки еды – она резко вздрогнула, сердце ударило больно, брызнув теплом под рёбра.

В квартире было так тихо, что она слышала собственное дыхание.

И каждый её вдох был словно выдохом другого человека, стоящего рядом.

Того, кто сказал: мы ещё поговорим.

Она знала:

он уйдёт на ночь.

Но оставит след.

След, который будет жить с ней до утра.

И когда рассвет чуть-чуть подсветил край жалюзи – она так и не уснула.

Круглов ушёл, но ощущение его присутствия осталось в квартире, в тенях, в голове.

В каком-то глубоком месте внутри.

И это было самое страшное в таких людях —

они уходят тихо.

Но возвращаются всегда громче.

ЧАСТЬ 4

Рабочий день тёк вязко, будто по залу растянули густой мёд. Всё, что обычно было лёгким – смех девочек, звон бокалов, музыка под потолком – сегодня звучало как будто сквозь ткань. Тупо, глухо, непривычно тяжело. Ресторан жил своей жизнью, но он будто чувствовал: внутри появился страх, и теперь каждое движение отдавалось дрожью.

Диана расставляла бокалы у окна, когда внезапно почувствовала – на долю секунды – взгляд. Холодный, цепкий, тот самый, что прокалывает сквозь одежду. Она обернулась резко, даже слишком, как человек, который боится увидеть подтверждение своих мыслей.

Никого.

Только отражение дверей, открывающихся под потоком клиентов.

– Э, ты что дёргаешься, как кошка у ветеринара? – раздалось рядом.

Жорик. Колосс на двух ногах, но с голосом, будто у него дома живёт три младшие сестры. Он смотрел на неё внимательно, но без насмешки.

– Я в порядке, – сказала Диана.

– В порядке она… – пробормотал он, но неуверенно. – Ты бы в зеркало посмотрела. У тебя лицо такое, будто увидела налоговую под окнами.

Арам появился откуда-то сбоку, откинул салфетку на стойку и врезал Жорику взглядом:

– Не трогай девочку. Она вчера с таким типом общалась, что я б на её месте уже коктейли без льда подавал – чтобы руки не дрожали.

Он посмотрел на Диану.

– Он приходил?

Диана тихо вдохнула.

– Не знаю. Я… просто чувствую.

Арам поднял палец:

– Вот это плохо. Если ты чувствуешь – значит, где-то он есть. Такие, как он, всегда рядом, просто не обязательно в зале.

И пока Арам говорил, дверь ресторана вдруг распахнулась настежь – так резко, что салфетки на столиках дрогнули. Поток холодного воздуха ударил внутрь. Несколько гостей обернулись. Официант уронил прибор. Повар на кухне даже выглянул, хотя никогда не выглядывал.

И вошёл он.

Круглов.

Не спеша. Не нарочито. Без пафоса.

Но с той ленивой, уверенной походкой, которую не подделаешь. Он шёл как человек, который не приходит – а возвращается туда, где уже всё понял.

И это было страшнее любого допроса.

Он оглядел зал так, будто сканировал.

Не людей – пространство.

Углы. Выходы. Камеры. Точки, откуда можно наблюдать.

Диана почувствовала, как внутри всё опускается – как лифт, что сорвался вниз на один этаж.

Жорик расправил плечи.

Арам замер, будто считал удары сердца.

Бармены внезапно занялись своими лимонами, как будто они стали деликатесом мировой кухни.

Круглов выбрал стол – любой, который даёт лучший угол обзора. Сел.

Не спросил меню.

Не позвал официанта.

Просто сидел.

Спокойно.

Словно был дома.

Седа вышла почти сразу – как будто ждала этого момента, как будто её тело почувствовало перемену давления в воздухе.

Она подошла к нему с идеальной хозяйской улыбкой – такой, какую делают только люди, которые видели слишком многое и всегда остаются стоять.

– Добрый день, – сказала она гладко. – Что желаете?

Он не сразу ответил.

Сначала посмотрел на неё.

Потом – на Диану, не скрывая этого.

Затем – снова в лицо Седе.

– Воспитанный персонал у вас, – сказал он спокойно. – Вот только вчера администратор… – он будто подбирал слово, – …был нервный.

Седа моргнула один раз. Больше не позволила.

– Бывает.

– И охрана горячая, – добавил он, лениво. – В поддых уметь нужно, соглашусь. Но им стоит тренироваться.

Арам едва сдержался.

Жорик ухватил стойку так, что та хрустнула.

Седа держала линию, как стальной канат.

– Что хотите заказать?

– Девушку, которая умеет работать с людьми, – сказал он, не отводя взгляда от Дианы.

У Дианы внутри что-то глухо ударило.

Как будто сердце на мгновение сорвалось.

Седа тут же сделала шаг вперёд.

Жёстко.

– Все заняты.

– Удивительно. – Круглов поднял бровь. – Вчера были свободные. Или сегодня тариф другой?

Арам двинулся вперёд.

– Молодой человек, – сказал он сухо, – если вы пришли провоцировать…

Круглов улыбнулся. Не зло. Не дружелюбно.

А так, как улыбаются люди, которые знают, что их улыбка – это часть оружия.

– Да что вы, – сказал он. – Какие провокации. Я просто изучаю сервис.

А затем, совершенно спокойно, поднялся.

И на весь зал произнёс:

– Я вчера подумал, что вы мошенники. А сегодня вижу: ошибался.

Ресторан замолчал.

– Вы – артисты.

Только без таланта.

Лала за баром крестилась уже второй раз за месяц – рекорд.

Арам сжал кулаки так, что кожа побелела.

Седа ровно стояла, но пальцы на её ладони чуть дрогнули.

Круглов прошёл мимо Седы.

Мимо Арама.

Мимо Жорика.

И, доходя до двери, обернулся на полсекунды – ровно настолько, чтобы кончиками глаз коснуться Дианы.

Полсекунды.

Но в них было:

интерес

угроза

расчёт

и то самое обещание, которое он дал вчера.

Он ушёл.

Дверь хлопнула.

Музыка включилась, как будто кто-то вернул ток.

Люди вдохнули.

А Диана стояла и чувствовала:

всё.

Теперь это не игра.

Теперь это – враг.

И его тишина была громче любой угрозы.

ЧАСТЬ 5

Когда Круглов ушёл – спокойно, будто и не он только что держал весь зал в напряжении, – «Мандарин» будто выдохнул.

Это был не облегчённый выдох.

Это был тот самый короткий, осторожный вдох воздуха, который делают люди, долго державшиеся под водой и наконец позволившие себе подняться.

Арам поднимался по лестнице, бормоча под нос:

– Ай, я же говорил… Седа мне сердце остановит… Гарик, ну зачем ты ему ещё раз в нос дал? Теперь человек до понедельника одной ноздрёй жить будет…

Гарик, вытирая костяшки салфеткой, фыркнул:

– А чё, брат? Он сказал: «руку убери». Это кому – мне? Гарнику? Я двадцать лет как руку на людей кладу, а он мне: убери. Это неуважение. Я ему дал чуть-чуть уважения. Легонько.

Арам закатил глаза:

– Легонько… Ты если бы кота так «легонько» погладил, он бы на люстре висел. Ты понимаешь, что это силовик? Если чего – он нам такое «легонько» потом устроит…

Гарик хотел возразить, но замолчал – потому что увидел Диану.

Она стояла у столика, будто ничего не случилось. Лицо ровное, дыхание спокойное, но в глазах – тонкая дрожь, как от электричества.

Арам подошёл ближе, тихо, почти по-семейному:

– Дианочка… ну серьёзно… ты как магнит. Мы тебя в зал выпускаем – и приключения сами очередь занимают. Как аэропорт Домодедово.

Она попыталась улыбнуться:

– Я же ничего… он сам подошёл. Он нормальным казался. Не сказал же: «здравствуйте, я силовик, хочу проверить вам нервы».

Гарик встрял:

– А если бы сказал – ты бы что? Паспорт спросила? Или QR-код от Следственного комитета?

Арам толкнул его локтем:

– Молчи. Сегодня и так «поговорил» уже достаточно.

Тишина в зале была странной – звуки вернулись, музыка играла, посуда звенела, но всё казалось будто приглушённым.

Как будто остатки Круглова – его шаги, его взгляд, его присутствие – всё ещё висели в воздухе.

И тут в дверях появилась Седа.

Она не вошла – она прорезала пространство.

Лёд под шёлковым пальто.

Тишина под каблуками.

Она осмотрела троих: Арама, Гарика, Диану.

– Так, – сказала она ровно. – Кто мне объяснит, почему целый майор, который может посадить нас всех по очереди, начиная с моей прабабушки, оказался у нас в зале с синяком под глазом?

Арам вытянулся, будто его поставили под линейку:

– Седа… он… он начал. Он грубо себя вёл. Он…

– Он что? – прищурилась она. – Сказал: «здрасьте» слишком уверенно?

Арам закрыл рот.

Седа перевела взгляд на Гарика:

– А у тебя какие аргументы будут, чемпион по «легонько»?

Гарик развёл руками:

– Я ему ничего… только трошки. Для дисциплины.

– Ты после своей «дисциплины» половину Москвы на массаж отправляешь! – процедила Седа.

Она выдохнула, глубоко, тяжело.

И это было страшнее крика.

– Ладно. Переходим к делу.

Она подошла к Диане так близко, что только та могла услышать её голос – тихий, острый.

– Девочка… я тебя люблю. Но иногда ты мне стоишь как ипотека на три квартиры. Ты понимаешь, кто он?

Диана кивнула.

Седа подняла ей подбородок кончиком пальцев:

– Он не из тех, кто забывает. И не из тех, кто приходит «просто посмотреть». Он приходил за чем-то. Или за кем-то.

Диана тихо сказала:

– Он фотографировал.

Седа замерла.

– Что?

– Арам сказал – сфотографировал. «На память».

Лицо Седы изменилось – на секунду там мелькнуло настоящее беспокойство. Настоящее, не театральное.

– Значит… он пришёл не случайно.

Жорик поднял руку:

– Может, мы его… ну… аккуратно… отвезём? Куда-нибудь? В парк? На свежий воздух?

Седа посмотрела на него так, что у него плечи опустились:

– Жор, ты хочешь, чтобы нас завтра искали по всей России? У таких – если синяк появился, значит, кто-то уже пишет отчёт.

Все замолчали.

Седа повернулась к ним, собрала волосы в хвост:

– Слушайте внимательно. Сейчас – работаем идеально. Чисто. Никаких лишних бутылок, никаких «подсказок» в счёте, никаких крючков. Идеальный ресторан. Пока Круглов не поймёт, что здесь нечего ловить.

Арам кивнул.

Гарик – тоже, хотя выглядел виновато.

Седа коснулась плеча Дианы.

– А ты… держись. Он посмотрел на тебя не как мужчина на женщину. А как профессионал – на точку входа. Это хуже.

Диана сглотнула.

– Он вернётся? – спросила она.

Седа ответила без паузы:

– Да. Такие всегда возвращаются. Но мы тоже не дети в песочнице. Он думает, что играет с нами – но мы тоже играем.

Она развернулась и бросила через плечо:

– Всё. В зал. Лица ровные. Воздух глубокий. И запомните: этот мужчина – не шторм. Он – предвестник.

И это прозвучало страшнее любого прогноза погоды.

ЧАСТЬ 6. ЗАКУЛИСЬЕ

После ухода Круглова «Мандарин» жил в двух слоях одновременно.

Верхний – для гостей: музыка под потолком, звон бокалов, смех, аромат гранатового соуса, блюда, которые шли из кухни с идеальной скоростью, улыбки официантов – ровные, хозяйственные, отточенные годами тренировок.

Нижний – настоящий: короткие взгляды, сжатые челюсти, напряжённые мышцы, ощущение, будто воздух стал гуще и тяжелее, как будто в помещении включили невидимый прожектор, который видят только свои.

Седа жестом, который могли прочитать только Арам, Жорик и Диана, позвала их в подсобку.

В ту самую подсобку, где ещё час назад трещала плитка под тяжёлым мужским телом.

Комната пахла привычной смесью: пылью, влажным картоном, специями с кухни, дешёвой бытовой химией – и чем-то новым, неприятным, металлическим.

Запахом опасности.

– Сели, – сказала Седа, не поднимая глаз.

Они расселись – кто на ящик, кто на стул, кто просто прислонился к стене.

Седа прошла мимо стеллажа, отодвинула коробку с салфетками и достала маленький металлический сейф.

Открыла его ключом, который носила на цепочке, спрятанной под блузкой.

Это был не просто ключ – это был символ того, что она держит всё под контролем.

Из сейфа она достала толстую папку с надписью:

«КТ»

– Критические типы.

Жорик нахмурился:

– Это про что? Опять налоговая?

– Нет, – холодно ответила Седа. – Это список тех, кто мне не нравится настолько, что я предпочитаю держать их лица перед собой. Чтобы знать, где слабое звено – они или мы.

Она раскрыла папку.

Первой лежала фотография.

Чёрно-белая. Чёткая. Официальная.

Лицо Круглова – в форме, на каком-то наградном мероприятии.

Сухой подбородок. Жёсткая линия губ.

И взгляд – тот самый, который вырезает из человека всё лишнее.

Седа положила фото на стол.

– Майор Алексей Круглов, – сказала она. – Оперативный отдел по ЦАО. Не самая крупная рыба, но – очень, очень опасная. Потому что не орёт, не давит, не хамит. Он делает хуже. Он думает.

Арам тихо присвистнул.

– Откуда у тебя это? Он же… ну… не из простых.

– Я плачу людям, чтобы они молчали, – сказала Седа. – И другим – чтобы говорили. И вот что они сказали…

Она коснулась фотографии пальцем.

– Этот человек последние два года воюет не с уличными бандитами. Он идёт против тех, кто сидят в офисах.

– И что он забыл в нашем ресторане? – спросил Жорик.

Седа посмотрела на него долгим взглядом:

– Вот это и есть главный вопрос.

Она перевела взгляд на Диану:

– Он говорил с тобой больше всех. Что он сказал?

Диана вдохнула.

Горло сжало.

Она сказала правду:

– Он знал… про схему. Про развод. Про мальчиков. Про всё.

Лицо Седы стало чуть бледнее.

– Вот это уже плохо.

– Почему? – тихо спросила Диана.

Седа закрыла папку, положила обе ладони на стол.

– Потому что такие, как он, не говорят случайных слов. Они либо спрашивают, чтобы проверить реакцию…

Пауза.

…либо уже знают ответ.

Тишина стала плотной.

Арам не выдержал:

– То есть… он пришёл не как клиент?

– Он пришёл как проверка, – сказала Седа. – Но не официальная, нет. Слишком тихий, слишком наблюдательный. Он искал не повод.

Пауза.

– Он искал слабость.

Жорик хмыкнул:

– У нас их нет.

Седа взглянула так, что у него дыхание сбилось.

– У всех есть. Вопрос только – найдёт он её или нет.

Она снова повернулась к Диане.

– И ты… стала для него точкой входа.

Диана застыла.

Словно услышала приговор.

– Это не твоя вина, – сказала Седа неожиданно мягко. – Просто ты ему приглянулась. Не как мужчина женщине. А как профессионал – точке доступа.

Слова ударили сильнее удара кулаком.

– Что теперь? – спросил Арам.

Седа не моргнула.

– Теперь мы работаем идеально. Чисто. Так, что любой прокурор, даже если у него дед – генерал, посмотрит и скажет: «Они мои свидетели, а не подозреваемые».

Она показала на папку.

– Пока он не поймёт, что тут ему нечего ловить – мы не даём ни одного повода. Нет лишних бутылок. Нет странных счетов. Все цены – официальные. Все улыбки – профессиональные.

Пауза.

– Мы делаем вид, что мы – гастрономический рай. Поняли?

– Поняли, – сказал Арам.

– Поняли, – повторил Жорик.

Диана кивнула последней.

Седа закрыла сейф, ключ спрятала обратно под одежду.

И в этот момент она снова стала собой – той самой Седой, хозяйкой «Мандарина», у которой в глазах всегда есть тень старых войн.

– И ещё, – сказала она. – Это не финал. Это только первый кадр. Первый скриншот. Первая тень.

Она посмотрела на Диану.

Глубоко.

Внимательно.

– Майор Круглов – не мужчина, который уходит. Он мужчина, который возвращается.

Она выключила свет в подсобке.

И тишина стала плотнее.

ЧАСТЬ 7. ТЯЖЕСТЬ ЗОЛОТА

Смена тянулась до глубокой ночи, будто ресторан не хотел отпускать никого – ни гостей, ни своих. Музыка стихла, звук посуды исчез, девочки ушли, оставив за собой запах духов, смех и обрывки разговоров: кто куда завтра поедет, кто что купил по скидке, кто какого клиента поймал.

Диана смотрела им вслед и чувствовала, что стоит между двумя мирами.

Они – светлые, живые, болтающие о платьях и планах.

Она – с тенью за спиной, которая сегодня открыла глаза и посмотрела в её.

Она вошла в гримёрку.

Сняла платье – и ткань, обычно любимая, вдруг стала липкой, неприятной. Казалось, она впитала в себя слишком много чужих взглядов.

Сняла украшения, сложила аккуратно, как всегда.

Открыла шкафчик.

Наверху лежал маленький белый конверт.

Без подписи.

Но она знала: это её процент.

Она взяла конверт.

Он был тяжёлый – странно тяжёлый для таких размеров.

Диана села на скамейку и высыпала деньги себе на колени.

Купюры были тёплые, будто их недавно держали чужие ладони.

Они всегда были тёплые.

Эти деньги были мостом.

Между Павловским Посадом – сыростью, печным дымом, облезлыми подъездами —

и Москвой, где всё дорого, красиво и опасно.

Эти деньги платили за лечение матери.

За обучение брата.

За то, чтобы семья не тонуло в той яме, в которую её когда-то втянули чужие решения.

И каждый раз, когда она брала их в руки – знала:

это не подарки.

Это цена.

Плата.

За красивое лицо.

За выдержку.

За молчание.

За то, чтобы не сломаться.

Когда она дотронулась до купюр – пальцы дрогнули.

Потому что впервые за долгое время она подумала:

а что если всё это рухнет?

Что если один человек – один Круглов —

может разом оборвать мост, который она строила четыре года?

В дверь тихо постучали.

Один раз.

Диана не успела спрятать деньги.

Дверь открылась – и вошла Седа.

В пальто, с сумкой, волосы собраны, лицо уставшее – но глаза трезвые, острые.

Она увидела деньги на коленях Дианы.

На секунду замедлила шаг.

– Считаешь? – спросила она неожиданно мягко.

– Нет, – тихо ответила Диана. – Просто смотрю.

Седа села рядом.

Не сразу сказала слова – сидела, глядя в стену так, будто там было написано что-то важное.

– Знаешь, почему я тебе помогла четыре года назад? – наконец спросила она.

Диана посмотрела на неё – вопрос был неожиданным.

– Ты сказала… из-за долга.

Седа покачала головой.

– Не только. Долги – дело житейское. Я в тебе увидела… себя.

Молодую. Глупую. Загнанную.

Но с такой силой внутри, что можно было либо сломать её – либо направить.

Она взяла одну купюру, помолчала секунду – и положила обратно.

– Ты не сломаешься, Диана, – сказала она. – Ты не из тех.

Диана опустила взгляд.

– А если он придёт снова? – прошептала она. – Круглов.

– Придёт.

Седа говорила без сомнений, спокойно, как человек, который знает правила игры.

– Но мы тоже придём. И встретим. Поняла?

Мы не жертвы. Не девочки из салона. Не игрушки.

У нас тоже есть зубы.

Диана чуть улыбнулась, слабее обычного.

– Седа… а если он разрушит всё?

Седа встала.

Подошла к шкафчику, закрыла его аккуратно.

– Запомни главное.

Голос её стал твёрдым, как гранит.

– В Москве выживает не тот, кто красивый.

И не тот, кто умный.

А тот, кто умеет делать вид, что ему нечего бояться.

Она подошла к двери, но обернулась:

– И ещё. Золото всегда тяжёлое. Вопрос только – ты его несёшь…

или оно тянет тебя вниз.

Она вышла, тихо прикрыв дверь.

Диана сидела одна – с деньгами, зеркалом и своим отражением.

В зеркале она увидела не испуг.

А что-то другое.

Стержень.

Тот самый, что когда-то помог ей выжить в Посаде.

Тот, что помог выдержать первую зиму в Москве.

Тот, что помог пережить четыре года в «Мандарине».

Она собрала деньги в конверт, медленно, будто выполняла ритуал.

Положила в сумку.

Выключила свет.

И вышла в ночь.

Москва встретила её огнями и холодом.

Ветер трепал волосы, вывески мигали, улицы блестели мокрым асфальтом.

Конверт в сумке был тяжёлым.

Слишком тяжёлым.

Но она несла его.

Несла – и знала:

за это золото придётся бороться.

Не кокетством.

Не улыбками.

Не лёгкими фразами.

А так, как учила её Седа:

жёстко.

Холодно.

До конца.

Без права на ошибку.

И где-то глубоко внутри – тихий холодный шёпот:

«Это только начало».

ЧАСТЬ 8. НОЧЬ ДЛИННЕЕ ГОРОДА

Ночь после появления первого врага не заканчивается просто закрытием двери.

Она переходит в город – размазывается по его улицам, ложится на мокрый асфальт, растекается по переулкам, сидит в подворотнях, висит на ветках голых деревьев.

Москва ночью – это не место.

Это глаз.

Один, огромный, внимательный, который смотрит на каждого, кто идёт один.

Диана шла медленно.

Не специально – ноги сами замедлялись.

Пятки стучали о мокрый тротуар так громко, будто весь район слушал её шаги.

Воздух пах сыростью, машинным маслом и чей-то чужой тревогой, которая впитывалась в кожу, как холод.

Она поправила воротник пальто, вдохнула поглубже – но дыхание не расслабляло. Оно было рваным. Внутри что-то дрожало, словно маленький мотор.

Каждый человек, проходящий мимо, казался ей слишком быстрым.

Каждый мужчина – слишком крупным.

Каждая тень – слишком живой.

На перекрёстке стояла чёрная иномарка.

Обычная.

Ничего особенного.

Тысячи таких ездят по Москве каждый день.

Но в этой было что-то… неправильное.

Фары выключены.

Салон – тёмный.

Двигатель – тихий, почти неслышимый.

Диана прошла мимо, не ускоряя шаг.

Она знала: если ускориться – покажешь страх.

А страх – это сигнал.

Боковым зрением она заметила:

внутри сидит человек.

Его силуэт был почти неподвижен.

Только едва заметный наклон головы – как будто он смотрел через стекло прямо на неё.

Она достала телефон.

Нет звонка.

Но она включила экран – чтобы создать иллюзию разговора.

– Да, мам, – сказала она ровным голосом. – Иду. Всё нормально.

Пауза.

– Нет-нет, никто не следит. Ну что ты…

Она услышала собственный голос – и он был слишком спокойный, почти искусственный.

Как будто его произносил кто-то другой.

Проходя вдоль витрины аптеки, она увидела отражение машины.

И заметила.

Дверь автомобиля приоткрылась на несколько миллиметров.

Без хлопка.

Без звука.

Словно кто-то проверял расстояние – не собираясь выходить, но готовый.

Она не изменила шаг.

Не повернулась.

Не дрогнула.

Но внутри всё сжалось.

Туго.

Холодно.

Внутренний стальной комок – знакомый, как будто она снова стоит у старого сарая в Посаде, где зимой ветер воет так, будто зовёт по имени.

Диана дошла до подземного перехода и спустилась вниз.

Шум метро ударил в уши – ровный, вибрирующий, живой. Люди суетились, смеялись, ругались, таскали пакеты, пахли ванилью, куртками, мокрой резиной, шаурмой.

Толпа – это спасение.

В толпе ты исчезаешь.

Она шла быстрее, стараясь раствориться между чужими телами.

Она оглянулась всего один раз.

Слишком быстро, чтобы кто-то заметил.

Но достаточно, чтобы увидеть:

человек спустился следом.

Высокий.

Широкий.

Не торопится.

Его шаги звучали иначе – глухо, собранно, как будто он касался пола только частью подошвы. Так ходят не прохожие.

Так ходят люди, которые знают, куда идут и зачем.

Диана резко свернула на другую линию.

Потом пересела на следующей.

Потом – через две станции – ещё раз.

Когда она наконец вышла на своей станции, человек исчез.

И это было хуже, чем если бы он остался.

Потому что неизвестность всегда страшнее присутствия.

До квартиры она дошла на автомате.

Не помня ни дороги, ни домов, ни дверей.

Только когда закрыла дверь – услышала собственный стук сердца.

Громкий.

Неровный.

Она присела на пол, прислонилась к двери – вторая ночь подряд в той же позе.

Она не знала, был ли человек в подземке – Круглов.

Но тело помнило его манеру двигаться.

Эту тихую мощь.

Эту размеренную тяжесть.

И от этого страха ей было холоднее, чем от московской зимы.

Она сидела в темноте и понимала:

город начал говорить с ней.

А если город начал – значит, тот, кто стоит за ним, уже сделал свой первый шаг.

Круглов был не тем, кто оставляет разговор незавершённым.

И уж точно не тем, кто забывает.

И в этой ночи – длинной, липкой, напряжённой – она услышала то же самое:

«Это только начало».

ЧАСТЬ 9. СЛЕДЫ УТРОМ

Утро началось слишком тихо.

Настолько тихо, что тишина казалась не покоем – а ожиданием.

Как будто ночь не ушла, а просто спряталась за штору.

Диана проснулась рывком – не от звука, а от ощущения.

Грудь сжата.

Плечи напряжены.

Во рту сухо, будто она говорила во сне и произносила то, что боялась услышать сама.

Комната была серой, холодной, будто отопление решили отключить именно в её квартире.

Воздух стоял неподвижный.

Даже холодильник не гудел.

Она посмотрела на телефон.

Ни одного уведомления.

Ни от Лалы.

Ни от Арама.

Даже рекламный спам не проснулся.

И это было хуже любых звонков.

Она встала, прошла на кухню, поставила чайник.

Шум кипящей воды звучал слишком громко – будто кто-то в соседней комнате включил динамик на всю громкость.

Она налила чай, но так и не притронулась.

Сидела за столом, пальцами трогала кружку, будто тепло могло растопить тревогу.

Но тревога только уплотнялась.

И когда телефон завибрировал – один-единственный раз – сердце ударило в рёбра так резко, что она схватилась за стол.

На экране:

СЕДА.

– Ты где? – спросила Седа сразу, без приветствий.

– Дома, – сказала Диана.

Голос был тише, чем она хотела.

– Подойди к окну.

Диана медленно подошла к окну, словно к краю обрыва.

Приподняла жалюзи.

На лавочке у подъезда сидел мужчина.

Газета раскрыта.

Лицо – спрятано.

Но взгляд…

Он смотрел прямо на её окна. Не шевелясь. Не моргая.

– Это он? – прошептала она.

– Нет, – ответила Седа. – Его человек.

– Ты уверена?

– У таких людей газета не про новости. Она – чтобы спрятать глаза. И текст у неё вверх ногами. Я видела такие фото.

Диана вцепилась пальцами в подоконник.

– Значит… Круглов уже начал?

– Да, – сказала Седа. – Он не прячется. Он показывает, что он рядом. Что «держит в поле зрения». Это классика их работы. Им важно, чтобы ты это знала.

– Что мне делать?

– Ничего.

– Ничего? – Диана не удержалась от дрожи в голосе.

– Да. Ничего – это тоже тактика. Если он пришёл не скрываясь – значит, он не собирается нападать. Он давит наблюдением. Он хочет, чтобы ты почувствовала шаг, который он ещё даже не сделал.

Молчание повисло густым туманом.

– Седа… – выдохнула Диана. – Что ему нужно?

Пауза.

Та самая, когда человек подбирает правду.

– От тебя – ничего.

От нас – всё.

Эти слова легли в грудь тяжёлым грузом.

Седа снова заговорила:

– Я еду. Не выходи пока.

Она отключилась.

Диана закрыла жалюзи.

Отошла от окна – так, будто тень могла дотянуться рукой.

Через тридцать минут у подъезда остановилась тёмная машина с тонировкой.

Дверь открылась – и вышла Седа.

Она шла не спеша, но так, что мужчина с газетой сразу поднял голову.

Он попытался встретиться взглядами – и тут же опустил глаза, будто ему в лицо ударили светом.

Диана смотрела сверху.

Из-за шторы.

Из-за тени.

Седа подняла голову и жестом позвала её спускаться.

В подъезде Диана встретила её глаза – спокойные и твёрдые.

Седа положила руку ей на плечо – коротко, но с той силой, которая не нуждается в словах.

– Всё хорошо. Ты не одна, – сказала она.

Они вышли на улицу.

Мужчина с газетой поднял глаза, будто хотел что-то объяснить.

Но Седа посмотрела на него так, как смотрят люди, которые пережили слишком много.

Будто её взгляд весил больше, чем его профессия.

Он сглотнул.

Закрыл газету.

И ушёл.

Просто встал – и ушёл.

Как будто мир дал ему команду.

– Видишь? – тихо сказала Седа. – Они не боги. Они просто привыкли, что люди перед ними мнутся.

Пауза.

– А мы – не мнёмся.

Она открыла дверцу машины.

– В ресторан? – спросила Диана.

– Сегодня – нет, – сказала Седа. – Сегодня ты не выйдешь под камеры. Он ещё изучает. Пусть изучает нас, а не тебя.

Мы едем ко мне. Будем думать.

– О Круглове?

– Нет.

О том, как пережить неделю, не потеряв деньги, нервы и контроль.

Машина тронулась.

Диана оглянулась на дом – на лавочку, на пустой тротуар.

И увидела:

тот человек – уже на углу.

Стоит, смотрит им вслед.

Не прячется.

Не отворачивается.

Не делает вид.

Просто смотрит.

И от этого взгляда холод пробежал вдоль позвоночника.

Она поняла:

Это уже не инцидент.

Не случайность.

Не вспышка.

Это – наблюдение.

Это – начало работы.

И под всей усталостью, под страхом, под тягучим давлением,

глубоко, на самом дне, снова вспыхнула та же мысль:

«Это только начало.»

Глава 2

РАЗВОРОТ НАЗАД

ЧАСТЬ 1. Утро не началось – оно просочилось в квартиру, как холодный сквозняк, который никто не звал.

Диана проснулась не от звука и не от света. От тяжести. Будто всю ночь на груди лежал чугунный лист, и только сейчас кто-то чуть-чуть его сдвинул. Не убрал – нет. Просто дал вдохнуть.

Комната была такой же, как всегда: серые стены, обычные жалюзи, шкаф, кухонный стол на границе с комнатой, пара стульев, пара тарелок в раковине. Но что-то в этом утре было неправильным. В воздухе чувствовалась чужая пауза. Как будто кто-то стоял рядом и только что замолчал.

Телефон на тумбочке был чёрным, как уголь. Без уведомлений. Без мигающего экрана. Тихий.

Диана какое-то время просто смотрела на него. Ничего не происходило. Это пугало больше, чем если бы он взрывался от звонков.

Она закрыла глаза и попыталась вспомнить вчерашний день по кадрам, как фильм.

Ресторан.

Круглов.

Его взгляд.

«Вы – артисты. Только без таланта».

Синяк, который появился на его лице не вовремя и не там.

Подземный переход.

Машина в ночи.

Тень.

Подъезд.

И – Седа, которая появилась возле дома так, будто её вызвали по тревоге.

«Сегодня – ко мне. Не буду подставлять тебя под камеры. Завтра вернёшься домой».

Они сидели у неё на кухне до поздней ночи. Пили крепкий чай, в котором было что-то ещё – может, коньяк, а может, просто опыт. Седа говорила мало, но каждый раз, когда произносила слово «майор», в голосе появлялась та тяжёлая нота, которую Диана не любила слышать.

Она всё же вернулась домой – ближе к утру. Седа сама посадила её в такси, проследила номер, задержалась у подъезда, пока машина не отъехала. Сказала тихо:

– Тебя не должны бояться стены. Людей – да. Стены – нет.

Теперь, утром, стены действительно не пугали. Пугало другое. Пугала тишина.

Диана села, спустила ноги на холодный пол, какое-то время просто сидела, чувствуя, как внутри всё ещё дрожит невидимый мотор. Она попыталась сделать несколько глубоких вдохов – как учила Седа, когда надо быстро привести себя в порядок перед входом в зал. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. На четвёртом дыхание сорвалось.

Ей казалось, что в квартире есть кто-то ещё. Не физически – по ощущению. Будто воздух стал чуть плотнее, чем должен быть.

– Хватит, – сказала она себе вслух. Голос звучал хрипло, но ровно.

Она встала и пошла в ванную. Холодная вода немного вернула реальность: зеркалу, раковине, крану было всё равно, кого отражать и что смывать. Лицо было чуть бледнее, чем обычно. Под глазами – тонкие тени, не катастрофа, а просто след ночи, когда мозг решил, что отдыхать рано.

Она включила чайник, бросила пакетик чая в кружку, не попав с первого раза. Рука дрогнула. Не от слабости – от внутреннего напряжения, которое никуда не делось с момента, как хлопнула дверь за Кругловым.

Чайник зашипел. Кипение прозвучало в тишине так громко, что Диана вздрогнула.

Она поймала себя на том, что прислушивается – не к чайнику, а к подъезду. Есть ли шаги? Скрип лифта? Мужской голос? Стук в дверь?

Но было пусто.

Она подошла к окну. Жалюзи ещё были опущены. Она застыла на секунду, пальцами касаясь пластика. Поднимать или нет?

Если поднимет – увидит.

Если не поднимет – будет жить в догадке.

А догадки сегодня были хуже реальности.

Она медленно подняла жалюзи.

Двор был обычным. Неуютным и родным одновременно. Пожилой сосед с собачкой, бабка с сеткой, какой-то парень в худи, который вечно сидел на лавке и делал вид, что работает за ноутбуком. Машины вдоль бордюра, пара криво припаркованных, подъезд, мусорные баки.

И ничего – на первый взгляд.

Но взгляд у неё уже давно перестал быть «первым».

Она отметила сразу две вещи.

Первая – её коврик перед подъездом. Тёмный, дешёвый, купленный в ближайшем магазине. На нём – мокрое пятно. Как от грязного ботинка, который задержался чуть дольше, чем обычный шаг.

Вторая – машина. Не та, что она видела ночью – тогда это была тень, фары, силуэт. Эта стояла дальше, за детской площадкой. Серый неприметный седан, таких в Москве – как снеговых куч. Но стекло на водительском месте было опущено совсем чуть-чуть, хотя на улице холодно. И сигаретный дым поднимался полоской.

Силуэта не было видно. Но дым был.

А дым без человека не бывает.

Телефон завибрировал так внезапно, что Диана едва не выронила кружку.

СЕДА.

– Да, – ответила она сразу. Ни «алло», ни «привет». Сегодня приветствия казались лишним.

– Проснулась? – голос был хриплым, как после недосыпа и сигарет. Но твёрдым.

– Да.

– К окну подходила?

– Уже.

– Что видишь?

Диана смотрела вниз, не отводя головы.

– Коврик грязный. Как будто кто-то стоял. Долго. Машина у площадки. Не наша.

– Дым? – уточнила Седа.

– Да.

– Цвет?

– Серый.

– Машина, девочка.

– Тоже.

Седа выдохнула. В трубке это прозвучало, как скрип ножа по тарелке.

– Слушай меня внимательно. Он работает тонко. Не будем делать вид, что это просто сосед решил покурить.

– Я и не делаю, – тихо сказала Диана.

Пауза на линии была короткой, но в эту секунду Диана успела представить, как Седа ходит по своей кухне взад и вперёд, разматывая в голове тысячу сценариев.

– Ты одна? – спросила она.

– Да.

– Никого не ждёшь?

– Только тебя.

Седа коротко хмыкнула:

– Меня не жди, я уже устала быть твоим личным ангелом-хранителем. Не расслабляйся. Слушай сюда. Сегодня ты в ресторан не идёшь.

Диана на секунду подумала, что ослышалась.

– Как это – не иду?

– Так. У тебя выходной, о котором ты узнаёшь от меня за пять минут до. Подарок судьбы. Радуйся.

– Но…

– Никаких «но». Я не собираюсь тебя выводить под камеры, пока он, – слово «он» прозвучало как диагноз, – там у себя рисует кружочки на карте.

Диана снова посмотрела на машину.

Дым всё ещё поднимался тонкой полоской. Его будто специально не скрывали. Как будто это был флажок: я здесь.

– Как думаешь, это его люди? – спросила она.

– Это хуже, если честно, – ответила Седа. – Это люди, которые умеют быть его людьми, когда надо. Опера… наблюдатели… как их там сейчас называют – не важно. Важно, что он не прячется. Он давит присутствием. Это их любимый спектакль.

– Значит, он уже… работает? – Диана поймала себя на том, что шепчет.

– Нет, – жёстко сказала Седа. – Если бы он работал по-настоящему – ты бы об этом не думала. Ты бы оформляла протокол. Сейчас он играет. Лично. Это хуже, но по-своему проще.

– Проще?

– Да. Личный интерес всегда даёт слабину. Даже им.

Пауза растянулась.

Диана смотрела вниз и вдруг заметила ещё одну деталь. На стекле её подъездной двери – с внутренней стороны – тонкая полукруглая полоска, как от пальца. Не её. Она закрывала дверь за собой всегда аккуратно, за ручку.

– Вчера здесь кто-то трогал дверь внутри, – сказала она. – Отметка. Как будто пальцем провели.

– Видела, – сказала Седа. – Когда тебя от такси доводила. Я не стала тебе говорить ночью. Решила – пусть спит хоть три часа без этих картинок.

Диана сглотнула.

– Зачем сейчас говорить?

– Чтобы ты не думала, что у тебя просто паранойя, девочка, – голос смягчился. – Это не паранойя. Это ответная «забота». Они дают понять, что уже были здесь. Что знают, как ты ходишь, где живёшь, когда свет включаешь.

– Приятно, – сухо сказала Диана.

– Привыкай, – ответила Седа. – Раз зашли – быстро не выйдут. Но мы же тоже не из тех, кто сразу ложится на пол и кричит: «берите меня целиком».

Диана чуть усмехнулась. Сколько бы ни было вокруг страха, армянский юмор Седы всегда резал эту плёнку.

– Что мне делать? – спросила она. – Конкретно.

– Жить, – сказала Седа. – Слушай внимательно. Первый: не поднимать шум. Никаких истерик, никаких «мама, забери меня отсюда». Второй: не вести себя как жертва. Они это чувствуют. Чем больше ты дёргаешься – тем интереснее становится. Третий: не смотри на него прямо. На машину – можешь. На людей – нет. Они живут за счёт реакции.

– А четвёртый? – автоматически спросила Диана.

– Четвёртый – делай вид, что тебя больше волнуют твои носки, чем их машина. Пойди, включи музыку, сделай себе завтрак, помой голову, не знаю. Всё, что угодно, лишь бы не стоять у окна, как героиня плохого сериала.

Диана посмотрела на свой отражающийся в стекле профиль. Действительно – выглядела как героиня, которая ждёт беду. Её это раздражало.

– В ресторан ты сегодня не поедешь, – повторила Седа. – Мы с Арменом будем смотреть, что он делает вокруг. Если начнёт давить по бумагам – я включу свои связи. Ты тут нам не нужна. Ты – сейчас самая дорогая точка. И самая уязвимая. Я тебя туда не повезу.

– Но если я не выйду, он поймёт, что мы его боимся, – возразила Диана.

– Он и так это знает, – спокойно ответила Седа. – Вопрос в том, что он с этим сделает. Если мы начнём скакать по его свистку – он только обрадуется. Ты будешь сидеть дома и делать вид, что живёшь обычный день. Я к тебе позже заеду или нет – посмотрю по обстановке. Поняла?

– Да.

– И ещё. Если вдруг… – голос Седы стал острее, – если вдруг кто-то позвонит в дверь, а ты никого не ждёшь – не открывай. Даже если скажут, что это я. Я в дверь не звоню. Я звоню на телефон.

У Дианы по спине пробежал холодок.

– Приняла, – сказала она.

– Умница. Всё. Отойди от окна. Я чувствую, как ты там в стекло вросла.

Диана медленно отступила. Сделала два шага назад. Потом ещё.

– Так лучше? – невольно спросила она.

– Я тебя не вижу, но мне легче, – ответила Седа. – Не становись тенью в собственной квартире. Это их работа, а не твоя.

Они помолчали.

– Седа… – тихо сказала Диана. – А он… он это делает по делу? Или…

– Или? – мягко подтолкнула она.

– Или просто… потому что может?

Ответ прозвучал не сразу.

– И то, и другое, девочка, – сказала наконец Седа. – У таких людей работа и личное редко отдельно живут. Он пришёл не за тобой. Он пришёл за нами. Но ты ему понравилась как путь. Как стрелка на карте. Это неприятно, но не смертельно. Пока.

Слово «пока» повисло, как занавес.

– Всё, – отрезала Седа. – Делай себе нормальное утро. Не делай из него похороны. Я на связи.

Связь оборвалась. Экран погас.

Диана какое-то время просто стояла посреди комнаты с телефоном в руке. Потом положила его на стол, вернулась к окну – но не подошла вплотную. Посмотрела издалека, через комнату.

Машина всё ещё стояла.

Дым больше не поднимался.

Значит, сигарета догорела.

Но тот, кто её курил, мог сидеть там и дальше. Просто теперь его присутствие не выдавал дым, а только факт: машина не уезжала.

Диана вспомнила, как Седа сказала: «Не смотри прямо». Она отвернулась. Пошла в душ.

Вода шумела, стекала по телу горячими струями. Она пыталась смыть с себя дрожь, Круглова, ресторан, плитку подсобки, синяк под его глазом, слова «вы – артисты без таланта», машину в ночи, мужчину в подземке. Но вода смывала только усталость. Страх оставался где-то глубже, под кожей.

Она долго сушила волосы, хотя спешить было некуда. День, в котором нет смены, был раньше похож на подарок. Сейчас – на паузу между звонками.

На кухне она наконец заварила чай. В этот раз попала пакетиком в кружку с первого раза. Налила кипяток, увидела, как вода темнеет, и поймала себя на мысли, что так же темнеет сейчас воздух между ней и теми, кто смотрит на её окна.

Она села за стол, включила телефон, открыла мессенджеры. Там была жизнь: мемы от Лалы, переписка с братом, старые голосовые от матери. Вчерашние, позавчерашние. Ничего от сегодняшнего дня.

Рука сама потянулась открыть чат с братом.

«Как ты?» – набрала она.

Стерла.

«Как учёба?»

Стерла.

«У тебя всё нормально?»

Стерла тоже.

Она не хотела тянуть его сюда. В этот город, в этот воздух, в этот взгляд из машины.

Телефон положила экраном вниз.

Где-то за стеной включили дрель. Кто-то ругался. Жизнь шла своим ходом, и в этом было что-то циничное. Как будто город говорил: «У тебя тут драма, а у меня план работ».

Диана встала и начала механически приводить квартиру в порядок.

Собрала одежду в корзину.

Вытерла пыль с полки.

Сложила тарелки.

Даже протёрла подоконник.

Когда она подошла к окну, не выдержала и снова посмотрела вниз.

Машина стояла на том же месте.

Но теперь рядом с ней появился ещё один штрих. На детской площадке, на качелях, сидел парень. На вид – обычный: худи, наушники, телефон в руках. Но он не раскачивался, не переписывался, не играл. Он сидел слишком ровно для человека, который просто «сидит».

– Сколько вас тут, циркачей, – пробормотала она.

Губы сами чуть тронула улыбка. Смешно было не то, что за ней следят, а то, насколько старательно они делают вид, что их нет.

Телефон завибрировал снова.

На экране всплыло сообщение от Лалы:

«Ты не на смене? Седа сказала, что ты типа больная. Ты чё, умерла? Если да – пришли фотку с того света».

Диана невольно улыбнулась. Вот кто умеет выбивать из головы ненужное.

«Жива, – ответила она. – В отпуске на один день. Берегите без меня свою драму».

Через несколько секунд:

«Без тебя драма скучная. Твой мент приходил вчера как привидение. Седа ходит как танк. Арам нервный как кот. Возвращайся уже, а то я начну флиртовать с охраной от скуки».

Она уже тянулась печатать ответ, но остановилась.

Где-то глубоко внутри возникло странное чувство: она как будто смотрит на собственную жизнь со стороны. Там – ресторан, Лала, шутки, Арам, Седа, драма, деньги. Здесь – квартира, машина у площадки, парень на качелях, невидимая линия прицела.

Она положила телефон и подошла к зеркалу в коридоре.

Лицо всё ещё было её.

Глаза – чуть темнее обычного.

Взгляд – внимательней.

– Ты не жертва, – сказала себе тихо. – Ты – часть игры. Не забывай.

Слова прозвучали непривычно твёрдо.

Когда она вернулась к окну ещё раз – машина наконец тронулась. Медленно, без резких движений. Как будто просто надоела стоять. Парень на качелях остался. Но через минуту тоже встал, потянулся, посмотрел на телефон и ушёл в сторону метро.

Во дворе снова осталась только обычная жизнь.

Соседка с пакетами.

Собака, которая уже третий круг наматывала вокруг дерева.

Ребёнок, который плакал из-за того, что ему не купили новую машинку.

И только коврик у подъезда всё ещё хранил грязное пятно – размытое, некрасивое, но слишком чёткое для случайности.

Диана опустила жалюзи.

В комнате стало тускло.

Она включила музыку – не ту, что ставили в «Мандарине», а что-то тихое, фоновое. Пошла на кухню, достала из холодильника яйцо, колбасу, взяла с полки хлеб.

– Живём, – сказала она кастрюле.

Даже кастрюля, казалось, отнеслась к этой фразе с пониманием.

Она жарила яичницу и думала о словах Седы: «Он работает не по приказу. Лично». В этом была и угроза, и шанс. Тот, кто работает по личному интересу, непредсказуем – но у него всегда есть слабое место. Она пока не знала, какое у Круглова. Но знала точно: он уже сделал первый круг вокруг её жизни.

И где-то между запахом жарящегося масла и музыкой из старого динамика она вдруг поймала совсем другую мысль.

Не про страх. Не про слежку. Не про коврик.

Про то, что в этой сложной схеме из ресторанов, долгов, силовиков, схем и чужих игр она неожиданно оказалась не внизу.

Она была в центре.

И это пугало её не меньше, чем машина у площадки.

Но где-то совсем глубоко, под страхом, под усталостью, под злостью, вспыхнуло ещё одно чувство – маленькое, упрямое.

Злое желание выжить назло.

Не смириться.

Не спрятаться.

Не исчезнуть.

Выжить – и посмотреть в глаза тем, кто сейчас смотрит на её окна из машины.

Она выключила плиту, поставила тарелку на стол и впервые за утро поела не автоматически, а осознанно.

День только начинался.

А давление сверху уже чувствовалось, как тяжесть воздуха перед грозой.

Она домыла тарелку, поставила её сушиться, какое-то время смотрела, как по керамике стекают тонкие струйки воды. Мир снова стал маленьким – до размеров квартиры, кухни, окна. Но где-то за стеной эта маленькая коробка уже была точкой на чьей-то схеме.

Телефон снова завибрировал.

На секунду сердце дёрнулось – Круглов? Номер без имени? Что-то официальное?

Нет.

«Мамуля» на экране.

Диана выдохнула – облегчённо и тяжело одновременно. Иногда звонок матери был хуже любых силовиков: там, за Павловским Посадом, тоже умели давить – только не законом, а совестью.

– Алло, мам, – она постаралась, чтобы голос звучал живо.

– Ну здравствуй, – в трубке зашуршало, послышалось, как кто-то передвигает стул. – Я уж думала, у тебя там война, раз ты два дня не звонила.

Диана машинально посмотрела на окно, на опущенные жалюзи.

«Если бы у меня тут была война, ты бы узнала по телевизору первой», – хотела сказать она, но проглотила фразу.

– Работы много, мам, – ответила. – Пятница была тяжёлая, вчера допоздна, почти не спала.

– Так, – тон в трубке тут же стал строгим. – Ты там не гробь себя. Ты же не на шахте. Чего не спала-то? Мужики эти городские всю кровь выпили?

Диана невольно усмехнулась.

– Типа того.

– Ты слышишь? – мать не успокаивалась. – Я понимаю, что нам деньги нужны. Но я тебе всегда говорила: Москва – она медленно, но верно людей ест. Ты там смотри… Не дай ей себя проглотить, а то обратно уже не выплюнет.

«Поздно», – подумала Диана.

Город уже давно сидел у неё внутри, как ком камня.

– Нормально всё, – сказала она. – Я сегодня дома. У меня типа выходной.

– Типа? – сразу уловила мать.

– Ну… Смена слетела. Седа сказала дома посидеть.

– А, – в голосе матери появилась лёгкая ревность к неизвестной женщине, которая решает, когда её дочери работать. – Эта твоя начальница армянская? Она хоть нормально с тобой обращается? А то я их знаю, этих… Как их… южных. У них всё красиво, пока выгодно.

Диана закатила глаза.

– Мам, она многое для нас сделала, – мягко сказала. – Ты бы сейчас не лежала в платной палате, если бы не она. И Ваня бы не в институте учился.

– Это да… – мать на секунду притихла. – Я ей благодарна. Но ты всё равно смотри. Долги – долгами, а жизнь у тебя одна.

«Скажи это майору Круглову», – мелькнуло у неё в голове.

Мать продолжала:

– Ваня вчера звонил. Сказал, что сессию, кажется, сдаст. Если, конечно, не завалит эту свою… как её… статистику. Ты же знаешь его. Математика у нас в семье – это как любовь: все о ней слышали, но никто не видел.

Диана поймала себя на том, что улыбается. По-настоящему.

– Передавай ему, что если завалит, я приеду и лично отберу у него ноутбук.

– Ха! – мать фыркнула. – Лучше пусть он поедет к тебе. А то ты всё одна да одна там. Я вчера смотрела передачу… там показали, как в Москве девушку одну в подъезде… – Она резко замолчала.

Пауза повисла.

Диана посмотрела на дверь.

– Мам, – сказала она спокойно, – не смотри ты эту дрянь. У тебя давление потом скачет.

– Всё равно… – мать сбавила тон. – Ты там с подъездами аккуратней. С мужчинами аккуратней. С деньгами аккуратней. Со всем аккуратней, поняла?

«Если бы ты знала, насколько», – подумала Диана.

– Поняла, – сказала она вслух.

– Ладно, не буду тебя грузить, – мать сдалась. – Я тебе лучше фотку кота пришлю. Соседка подобрала. Тварь вредная, но взгляд… как у твоего отца. Гадкий, но родной.

Диана хрипло засмеялась.

– Жду фотку, – сказала она.

Они ещё немного поговорили о погоде, о новых таблетках, о соседке с пятого этажа, которая наконец-то уехала к дочери и перестала ругаться с домоуправлением. Всё это было так далеко от её нынешнего утреннего страха, что казалось почти терапией.

Когда звонок закончился, Диана какое-то время сидела с телефоном в руке. На экране тут же всплыли четыре новые иконки: мама выслала три размытые фотографии полосатого кота и одно сердечко.

Кот и правда был с характером. Жёлтые глаза, смотрящие исподлобья. Морда обиженная.

– Вот, – пробормотала она, – хотя бы кто-то из мужиков на меня не злится.

Телефон снова пискнул.

На этот раз – Лала.

«Я серьёзно, – писала она, – без тебя тут скучно. Арам с утра ругается, Жорик тихий, как холодильник ночью. Клиентов мало, но каждый приходит с такой рожей, как будто ему уже всё должны. Приходи давай. Я готова сама стать твоим телохранителем. Могу надеть каблуки пониже, чтобы быстрее бегать.»

Диана посмотрела на сообщение и почувствовала, как внутри что-то натянуто болтается между «хочу» и «нельзя».

Пальцы сами набрали:

«Сегодня не могу. Седа сказала сидеть дома.»

Ответ прилетел почти сразу:

«Ооооо. Значит, всё серьёзно. Если Седа кого-то сажает дома, это значит: либо любит, либо боится. Ты пока определись, что для тебя приятнее.»

Диана улыбнулась.

«Скорее – и то, и другое», – написала она.

«Кусок психологии от Дианы. Сохраняю, – ответила Лала. – Ладно, отдыхай. Мы тут без тебя сделаем вид, что работаем. Если что – я скажу Араму, что ты заболела. Если придёт твой мент, я скажу, что ты умерла драматично, но красиво.»

«Не называй его моим, – быстро набрала Диана. – И никому про него ничего не рассказывай. Вообще.»

Точка. Отправить.

Пауза.

«Ого, – ответила Лала. – Поняла. Молчу. Считай, что у меня память как у рыбы. Через три секунды забыла.»

И смайлик с рыбкой.

Диана убрала телефон и почувствовала, как ком внутри чуть-чуть ослаб. Ненамного. Но хотя бы дыхание стало ровнее.

Она прошлась по квартире ещё раз, как по сцене перед спектаклем, проверяя всё ли на месте. Закрыты ли окна. Потушен ли газ. Выключен ли утюг, которого у неё даже не было. Это был старый ритуал, который она подцепила в Москве: три раза проверить, что всё под контролем, хотя давно понятно – под контролем ничего нет.

Она дошла до двери.

Потрогала замок.

Проверила цепочку.

С того момента, как Седа сказала: «Если кто-то будет звонить и скажет, что это я, не открывай», дверь перестала быть просто дверью. Она стала границей. Между миром, где она хотя бы делает вид, что что-то решает, и миром, где решают за неё.

Она прислушалась.

За стеной кто-то прошёл по лестничной площадке. Мужские шаги, тяжёлые, размеренные – или это просто показалось? Они поднялись выше, остановились, где-то наверху хлопнула другая дверь.

Диана наклонилась к глазку. Посмотрела.

Пусто.

Она резко отстранилась, раздражённая на себя.

– Вот так, – сказала она вслух. – Круглов даже не заходил в подъезд, а ты уже по звукам шагов его узнаёшь.

Она вернулась в комнату, включила ноутбук. Старый, с треснутой крышкой, но до сих пор живой. Открыла папку с документами. Там жил другой её мир – резюме, черновики, какие-то старые планы «как свалить отсюда через год», несколько писем, которые она писала и никогда не отправляла.

Одно из них было адресовано самой себе. Год назад.

«Если ты это читаешь и всё ещё работаешь в «Мандарине», значит, ты опять передумала.»

Она закрыла файл. Сейчас это казалось особенно ироничным: даже если бы она захотела уйти, уйти ей теперь вряд ли дадут. Ни свои. Ни чужие.

Она поймала себя на том, что открывает поисковик. Пальцы на клавиатуре сами набрали «майор Алексей Круглов». Она замерла над клавишей Enter.

Сердце вдруг забилось чаще.

«Ты что делаешь?» – спросила она себя.

Если его фамилия высветится в новостях, в каких-нибудь громких делах, статьях – легче ей не станет. Если не высветится – тоже. Она и так знала, что он из тех, кто предпочитает быть в тени. Таких в интернете не находят.

Она медленно стерла буквы.

Экран стал чистым.

– Правильно, – сказала себе. – Меньше знаешь – меньше нервничаешь.

Это была ложь, но хоть какая-то.

На кухне часы, купленные за двести рублей на распродаже, пробили одиннадцать. Деревянно, глухо, как в плохих фильмах. День тянулся вязко, но при этом слишком быстро – каждый час приближал вечер. А вечером, даже если она никуда не пойдёт, город оживёт сам, и вместе с ним оживут те, кто сегодня только смотрели из машин.

Она вернулась к окну и на секунду всё-таки приподняла одну ламель жалюзи, просто чтобы убедиться.

Двор был пустее.

Машины те же, люди другие.

Никаких серых седанов. Никаких парней на качелях.

Только двухлетний ребёнок в ярком комбинезоне, который с упорством тарана пытался разбросать снег с лавки, пока какая-то уставшая женщина говорила в телефон:

– Да не могу я сейчас, Коль. У меня ребёнок, видишь?.. Какая рыбалка, ты нормальный вообще?..

Диана чуть отпустила пластик жалюзи и отступила. То, что машина уехала, не означало, что за ней больше не следят. Но хотя бы видимый флажок исчез.

Телефон снова завибрировал.

На этот раз – Седа.

«По тебе всё тихо, – написала она. – У входа чисто. Но у нас тут началось. Потом расскажу.»

Диана посмотрела на эти несколько слов и почувствовала, как в груди неприятно потянуло. Если у них «началось», значит, Круглов сместил взгляд. В ресторан. В людей. В бумаги.

Часть её облегчённо выдохнула: в неё сейчас не тычут пальцем. Другая часть – сжалась. Она была не только про себя – там были все, кого она знала, с кем работала, с кем делила ночные смены и утренние сигареты. Они попадали под тот же холодный взгляд.

«Нужна я – всё равно вернётся ко мне», – мелькнуло у неё в голове.

Она положила телефон на стол, прошла в ванную, посмотрела в зеркало.

– Ты хотела красивую жизнь, – тихо сказала она отражению. – Получай красивую войну.

Зеркало, как всегда, не возразило.

Она вытерла руки, вышла в комнату, опустилась на диван и впервые за утро позволила себе лечь. Не спать – просто лечь. Поставила будильник на полтора часа. «Просто, чтобы голова перезагрузилась», – сказала она себе. Не выключая звук телефона. Не снимая цепочку с шеи.

Перед тем как закрыть глаза, она прислушалась ещё раз.

К квартире.

К подъезду.

К двору.

К городу.

Город дышал.

Где-то очень далеко, за его дыханием, она почти явственно услышала другое – тихое, ровное, холодное.

Как если бы кто-то невидимый, с цепким взглядом и короткой стрижкой, на своей стороне сказал себе:

«Это только первый день.»

ЧАСТЬ 2. ГУЛ ПОД ПОТОЛКОМ

После ухода проверяющих ресторан будто выдохнул – но вдохнуть как следует так и не смог.

Воздух завис под потолком тяжёлым, вязким слоем, как дым после неудачного фейерверка. Музыка, которую Седа снова включила, звучала глухо, будто через мокрую ткань. Люди в зале говорили тише обычного, смеялись реже, ели аккуратнее. Даже вилки стучали об тарелки осторожно, как будто боялись спровоцировать ещё одну проверку.

Диана стояла у барной стойки, опираясь ладонями о прохладный металл. Пальцы чуть дрожали – не от страха, от перенапряжения, как после слишком долгой тренировки. Внутри висело то самое ощущение, когда над головой есть что-то тяжёлое и невидимое, что может сорваться в любую секунду.

Из туалета хлопнула дверь, послышался поток воды, и Седа, вытирая руки о полотенце, вышла в зал. Окинула ресторан быстрым, хищным взглядом и рявкнула:

– Армен! Где ты, северо-восточный ястреб, чёрт тебя подери?!

Армен вынырнул из кухни, как ныряльщик без маски, – взъерошенный, вспотевший, с полотенцем в руках.

– Я что? Я ничего! – искренне возмутился он. – Я сам боюсь! Что ты орёшь, женщина?

– Я ору, потому что ты жить хочешь! – Седа шлёпнула пачкой бумажек по стойке. – У нас теперь три предписания, одно замечание и два предупреждения. Если они вернутся с полном серьёзом – нас закроют, Армен. Не образно. Физически.

– Ама… – он вцепился пальцами в волосы. – Я же им всё показал! Даже то, что не надо было. Я им душу свою показал, понимаешь? Душу!

– Душа у тебя настолько грязная, что они ещё пожалели, что увидели, – отрезала Седа. – Её отдельным протоколом надо оформлять.

Диана не удержалась и хихикнула, прикрыв рот рукой. Смех вышел тонким, нервным, но живым.

Седа метнула в неё взгляд:

– Ты чего ржёшь? Это и из-за тебя тоже!

– Седа… – устало сказала Диана. – Что я сделала? Я даже не разговаривала с ними.

– В том-то и проблема! – Седа ткнула в неё пальцем. – Стояла тихо. Подозрительно тихо. Люди, которые стоят тихо, – что-то скрывают. На них сразу хочется составить акт.

– Может, она просто нормальный человек? – осторожно предположил Армен.

– Не смеши меня ненормальными людьми, – цыкнула Седа. – Нормальные в ресторан работать не идут.

Диана взяла стакан с горячим чаем, согрела пальцы о стекло. Тепло медленно возвращалось в руки, но внутри всё равно оставался ледяной осадок – тот момент, когда Круглов просто стоял в углу и молчал. Не кричал, не угрожал, не размахивал удостоверением. Просто был. И этого хватало, чтобы у всех перехватывало дыхание.

Седа тем временем схватила из стопки бумаги верхний лист, пробежалась глазами по мелкому, злому почерку санитарки и процедила:

– «Кран в подсобке – капает». Вот скажи мне, Армен, как капающий кран влияет на санитарную безопасность? Он что, вирусы капает? Или они хотят, чтобы мы им из этого крана чаёк наливали?

– Может, они от воды записались, – предположил Армен. – На нервы.

– На нервы они записались, когда сюда первый раз родились, – отмахнулась Седа.

Армен тем временем собирал протоколы в аккуратную стопку и неожиданно гордо заявил:

– Я заберу это домой.

– Зачем? – подозрительно прищурилась Седа.

– Буду изучать, – серьёзно сказал он. – Чтобы знать, как с ними бороться.

Седа уставилась на него так, будто он сейчас вслух предложил построить в подвале ракетоноситель.

– Ты… – она сделала паузу, подбирая слово, – хочешь изучать санитарные нормы?

– А почему нет? – обиделся Армен. – Я человек образованный. Я в школе почти до девятого доучился.

– Армен, ты меню читаешь по слогам, – устало сказала Седа. – Не надо тебе санитарные нормы. Ты ещё начнёшь их понимать – они к нам жить переедут.

Диана хмыкнула, но смех тут же оборвался: воздух в зале снова стал плотнее. Тяжелее. Как перед грозой, когда волосы на руках встают дыбом, хотя небо ещё чистое.

Дверь ресторана открылась тихо. Слишком тихо.

Ни звона колокольчика, ни громкого хлопка – только короткий вздох холодного воздуха, который скользнул по полу.

Диана подняла глаза и сразу поняла: это не клиент.

И не пожарные.

И не санитарка.

Вошёл человек, из тех, чьё появление меняет геометрию пространства. Обычная гражданская одежда: тёмное пальто, брюки, чёрная обувь без лишнего блеска. Но в том, как он держал плечи, как ставил ноги, как смотрел – было слишком много тренированной власти.

Не тот, который был «в штатском» во время проверки. Другой. Старше. Жёстче. Спокойнее.

Более опасный.

Он прошёл по залу ровно по той траектории, по которой час назад стоял Круглов. Остановился почти в той же точке – как будто повторял разметку.

Разговоры за столиками сами собой стихли. Кто-то сделал вид, что допивает сок, кто-то полез в телефон, официант замер с подносом в руках.

– Ама… – шёпотом выдохнул Армен. – Они ещё раз пришли?

– Это не пожарники, – тихо сказала Седа, не сводя глаз с гостя. – Это хуже. Это люди, которые выглядят как нормальные.

Человек молча осмотрел зал. Его взгляд прошёлся по столам, бару, кухонному проходу. Не цепляясь за лица, он изучал расстановку мебели, обзор, камеры, входы, выходы. Работал взглядом как прибором.

Потом перевёл глаза на Армена.

– Ну здравствуй, – сказал он негромко.

В голосе не было угрозы. Не было дружелюбия. Вообще ничего лишнего – только констатация факта: он пришёл.

Армен сглотнул так громко, что это услышали даже за вторым столиком.

– Мы… – он судорожно вытер ладони о фартук. – Мы всё исправим. Всё. Всё-всё. Скажи только… что вам нужно.

Мужчина чуть наклонил голову, будто действительно подумал.

– Порядок, – спокойно произнёс он. – А ещё… чтобы все помнили, как обращаются с теми, кто приходит с миром.

Диана ощутила, как по спине прошёл ледяной ток. Это было про ту ночь. Про подсобку. Про удары, глухие, тяжёлые. Про то, как Круглов вышел оттуда с лёгким синяком и холодными глазами.

– Это… всё из-за той ночи? – голос Седы прозвучал ниже, чем обычно.

Мужчина перевёл взгляд на неё. В его глазах не было ни любопытства, ни раздражения – только ровная оценка.

– Ночь? – переспросил он. – Какая ночь?

Пауза.

– Я ничего не помню, – добавил он спокойно. – Но… кое-кто помнит.

Он снова посмотрел на Диану. Спокойно, слишком спокойно. Как будто отмечал её галочкой в тетради.

Диана стояла ровно, но внутри всё сжалось. Её пальцы сильнее обхватили стакан. Было ощущение, что она – не человек, а зафиксированный кадр, который просмотрели и отложили в отдельную папку.

Мужчина полез во внутренний карман пальто. Достал маленький прямоугольный листочек, похожий на чек. Положил его на стойку перед Арменом.

– Это… что? – хрипло спросил Армен.

– Первый счёт, – ответил тот. – За недоразумение.

Армен опустил глаза – и растерялся ещё сильнее.

На листке не было ничего.

Ни цифр.

Ни подписей.

Ни реквизитов.

Чистый белый прямоугольник.

От этого становилось только хуже, чем если бы там стояли шесть нулей.

– Сколько?.. – выдохнул Армен. – За что?.. Что платить?

– Вот когда поймёте, за что, – тихо сказал мужчина, – тогда и обсудим, сколько.

Он чуть улыбнулся – коротко, без радости.

Повернулся к выходу.

Остановился на полшага.

– И ещё, – бросил он через плечо. – Принимать гостей надо мягче. Особенно тех, кто не любит, когда на них поднимают руки.

Теперь даже у Седы на секунду дрогнули уголки губ – не от смеха, от злости.

Мужчина вышел. Дверь закрылась почти бесшумно.

Ресторан провалился в густую тишину. Музыка играла, но никто её не слышал.

Армен осторожно коснулся пустого листа, будто боялся, что тот обожжёт.

– Это… что значит? – прошептал он.

– Это значит, – тихо ответила Седа, – что война началась.

Она взяла лист, не моргая, посмотрела на белую поверхность, как на зеркало.

– И самое неприятное, – добавила она, – что правила придумывают не мы.

Диана смотрела на лист и понимала: этот «первый счёт» выписан не ресторану.

Лично ей.

Не цифрами.

Взглядами.

Молчанием.

Вот этим «мы помним».

– Что нам теперь делать? – Армен, казалось, стал меньше ростом.

Седа подняла голову, посмотрела сначала на дверь, потом на Диану.

– Держаться вместе, – сказала она. – Не выходить поодиночке. Не светиться лишний раз. И главное…

Она подошла ближе к Диане, взяла её за плечо – крепко, как мать, которая наконец перестала играть в строгую.

– Ты отныне ходишь рядом со мной. Поняла? Ни в подсобку одна, ни на улицу одна, ни в гримёрку, если там никого. Всё. Игра изменилась.

Диана кивнула.

– Поняла.

Внутри щёлкнуло что-то похожее на счётчик.

До этого момента она ещё могла притворяться, что это просто тяжёлый день. Просто проверка. Просто последствия «недоразумения».

Теперь – нет.

Теперь это стало личным.

Круглов ударил один раз.

Через людей, через бумаги, через пустые листы.

Она чувствовала: второй удар будет сильнее.

И гораздо точнее.

Диана кивнула, но внутри стало не легче. От чувств к фактам это не спасало.

Она снова оказалась у барной стойки – не помнила, как дошла. Руки сами взяли чистое полотенце, сами начали протирать уже и так не слишком грязную поверхность. Над головой гудела вентиляция, в колонках тихо играла какая-то безликая музыка, официантка у дальнего столика объясняла гостю разницу между двумя одинаковыми, по сути, салатами. Всё вроде бы по-прежнему.

Только в этом «по-прежнему» появился новый слой – невидимый, колючий, как тонкая проволока под глазурью.

Пустой лист лежал рядом, как ещё одна позиция в меню. Диана взглянула на него и почувствовала, что он будто притягивает взгляд, как открытая рана.

– Убери это, – попросила она тихо.

– Куда? – Армен тут же забрал лист двумя пальцами, как радиоактивный.

– В сейф, – отрезала Седа. – К критическим документам. Чтоб не валялся.

– К каким ещё критическим? – не понял он.

– К тем, после которых людей либо сажают, либо спасают, – сказала она. – А это у нас ещё неизвестно, что.

Армен поёжился, спрятал лист в папку с протоколами, словно надеялся, что бумага сама там растворится, и поспешно ретировался на кухню.

Первые новые гости зашли через десять минут после ухода «человека со счётом». Обычная пара: мужчина в свитере с оленями, женщина в пуховике, шарфик, пакет с какими-то подарками. Сели ближе к окну, заказали разогретое вино, салат, горячее. Вели себя тише обычного, но Диана не была уверена – это они такие или просто воздух давит.

Она поймала себя на том, что смотрит на них не как раньше – по привычной таблице: «кошелёк / настроение / тип клиента», а как на возможную декорацию.

Вдруг тоже чьи-то люди? Вдруг, пока она несёт им тарелку, в дверь снова войдёт кто-то с пустыми листами?

«Хватит, – одёрнула она себя. – Если всех начнёшь считать за их людей – с ума сойдёшь первой».

Она принесла им заказ, спокойно, отработанным голосом:

– Ваш глинтвейн, очень горячий, аккуратно. Если что-то понадобится – махните рукой.

Женщина робко улыбнулась, мужчина пробормотал «спасибо», и всё. Обычные. Живые. Нервы чуть отпустили.

До следующего стола.

– Девочка, – тихо позвала её Седа, когда Диана проходила мимо. – Иди сюда.

Они отошли в угол, где их не было видно гостям, но прекрасно было видно зал.

– Смотри, – Седа еле заметным кивком показала в сторону дальнего столика, где уже минут пятнадцать сидел одинокий мужчина в клетчатой рубашке. – Как думаешь, он кто?

– Один, без папки, без рулетки, без санитарки, – автоматически отозвалась Диана. – Пьёт пиво, смотрит спорт. Обычный.

– Нет, – сказала Седа. – Неправильный ответ.

– Почему?

– Потому что после того, как у тебя в ресторане был такой день, «обычных» не бывает, – устало вздохнула она. – Теперь смотришь на всех как на мину. Но! – она подняла палец. – Есть нюанс. Нельзя показать, что ты так смотришь. Они это любят. Любой проверяющий, любой силовик, любой человек, у которого в кармане что-то тяжелее кошелька, – они живут ради этого момента, когда ты дёрнулся.

– А если не дёрнуться? – спросила Диана.

– Тогда они дёрнут тебя сами, – мрачно усмехнулась Седа. – Но позже. И ты будешь готова.

Диана молча кивнула.

– Что нам теперь? – спросила она. – Вообще ничего не делать? Не… – она запнулась, – не работать по старым схемам?

Седа посмотрела на неё в упор:

– Сегодня – нет. Сегодня всё только по белому. Никаких «дополнительных услуг», никаких намёков, никаких игр. Счёт – счёт, заказ – заказ. Даже если к нам зайдёт миллионер с табличкой на лбу: «хочу, чтоб меня развели», – мы его накормим, напоим и отпустим. Поняла?

– Потеряем выручку, – тихо сказала Диана.

– Лучше выручку потерять, чем свободу, – отрезала Седа. – Деньги ещё заработаем. Свободу… сложнее.

Армен выглянул из кухни:

– Седа! Там эта… проверка… как её… температура! Пожарник мерил, сказал, что у нас воздух горячий!

– У нас повара горячие, – рявкнула она. – И ты! Иди работай, а то я сейчас сама линейкой буду тебе температуру мерить.

Он исчез, как будто его туда всосало.

Диана вдруг почувствовала, что хочет смеяться и плакать одновременно. Сцены с пожарниками и санитаркой уже казались почти комедией на фоне того, что начало накатывать сверху – тихо, организованно, через Круглова и его людей.

– Седа, – сказала она. – А если они… не отстанут?

– Они не отстанут, – спокойно сказала Седа. – Не для того приходили. Таких людей, как Круглов, интересует только одно: что можно взять и как глубоко. Вопрос – что мы им покажем.

Она снова глянула в зал – взглядом человека, который на автомате считает не только гостей, но и потенциальных свидетелей, выходы, слабые места.

– Сегодня твоя задача простая, – добавила она. – Работать так, будто у нас стоит скрытая камера в каждом углу и микрофон под каждой тарелкой. Даже если их нет – считай, что есть.

– Думаешь, нет? – Диана невольно посмотрела на потолок.

– Думаю, если есть – уже поздно думать, – пожала плечами Седа. – Так что живём по принципу: «как будто». Это, кстати, лучший режим для Москвы.

К вечеру зал снова наполнился. Люди приходили, заказывали, смеялись, выкладывали в сторис свои бокалы и тарелки. Их смех был настоящим, живым. Они не знали, что у одного из столов ещё несколько часов назад стоял человек, который молча перевернул чужую жизнь.

В какой-то момент в ресторан зашла шумная компания – трое мужчин, одна девушка, много запаха дорогого парфюма и уверенности в себе. Они громко смеялись, обсуждали какие-то сделки, спорили о машинах.

– О, вот и наши любимые экономические репрессии, – пробормотал Армен. – Такие обычно оставляют щедрые чаевые и большие проблемы.

– Только попробуй, – предупредила его Седа, – я тебе руку оторву по локоть. Сегодня у нас день законопослушных идиотов.

– Тогда это их день рождения, – огрызнулся он, но послушно ушёл исполнять заказы.

Диана обслуживала пару у окна, потом одиночку у барной стойки, потом столик, где сидели две подруги и обсуждали чью-то измену. Всё шло как надо – чек, заказ, улыбка, уход. На автопилоте. Только этот автопилот постоянно спотыкался о невидимый камень под названием «Круглов».

Каждый раз, когда дверь открывалась, она поднимала голову слишком быстро. Сердце успевало сделать лишний удар, пока взгляд убеждался: нет, не он. Не его человек. Обычный гость. Курьер. Пьяный, перепутавший заведение, таксист, зашедший спросить, можно ли в туалет.

– Ты сейчас себе шею свернёшь, – вполголоса бросил Жорик, когда в очередной раз поймал её резкий поворот головы. – Расслабься. Если он придёт – мы первые увидим.

– От этого легче? – спросила Диана.

– Да, – серьёзно сказал он. – Потому что я давно хотел кому-нибудь прописать по правилам бокса, а не по дворовым.

Она невольно улыбнулась. Это была странная, болезненная, но нужная нормальность – армянский юмор, глупые шутки, ворчание Седы, паника Армена.

Жизнь цеплялась за ресторан, как за последний свет в темноте.

К концу смены напряжение вытянуло из Дианы все силы. Казалось, она не ходила, а протащила себя по залу, по кухне, по коридорам, как мешок, которому запрещено падать.

Когда последние гости ушли, Седа захлопнула дверь, проверила замки – все три, новые, старые, запасные – и только тогда позволила себе выдохнуть.

– Так, – сказала она. – Собрание акционеров.

В подсобке их оказалось четверо: она, Диана, Армен и Жорик. Комната казалась ещё теснее, чем обычно.

– Слушайте сюда, – Седа опёрлась руками о стол. – Сегодня вы молодцы. Никого не убили, никого не ограбили, никого не развели. Для нашего заведения это почти подвиг.

– Я один раз чуть не развёл, – виновато признался Армен. – По привычке. Но вспомнил твой взгляд и решил, что лучше жить.

– Молодец, – кивнула Седа. – Запомним это как прорыв сознания.

Она посмотрела на Диану:

– Теперь по поводу тебя.

Диана напряглась.

– Завтра, – продолжила Седа, – ты приходишь не к началу смены, а раньше. Я хочу, чтобы мы с тобой отдельно поговорили. Не при всех. Поняла?

– Это… плохо? – спросила Диана.

– Это – нужно, – сказала она. – У тебя теперь особый статус.

– Какой ещё статус? – встрял Армен. – VIP?

– Да, – сказала Седа. – Very Interesting Person. С интересом к ней теперь относятся не только клиенты, но и те, кому у нас делать нечего.

Она коротко замолчала, потом добавила:

– Сегодня вы уходите домой только вместе. Никаких «я до метро сама добегу». Я сказала – вместе, значит вместе. Армен, ты ведёшь Диану до подъезда, ждёшь, пока она зайдёт. Жорик идёт за вами, но так, чтобы вас не было видно. Если увидите кого-то подозрительного – не геройствовать. Звони мне. Я буду рядом.

– А ты? – спросила Диана.

– А я, девочка, – Седа криво улыбнулась, – немного поработаю с бумагами. Мне надо вспомнить, кто из старых знакомых ещё жив и кому не понравится фамилия «Круглов».

В глазах у неё мелькнуло то самое – старое, жёсткое, от чего люди либо отступают, либо идут за ней до конца.

– Всё, – она хлопнула ладонями. – Пошли. Хватит на сегодня героизма. Завтра продолжим.

Они вышли из подсобки.

Ресторан в темноте казался другим – не тёплым, уютным, шумным, а пустым каркасом, в который днём заселяют людей. Столы, стулья, бар, кухня – всё стояло на местах, но без света и голосов присутствовал только один звук: глухой, постоянный гул под потолком. Вентиляция.

Диана вдруг поняла, почему ей всё время казалось, что над головой что-то висит. Потому что так и было – воздух, полный чужих взглядов, чужих решений и чужой власти.

Она взяла сумку, переоделась, накинула пальто.

Свет в зале погас.

Они вышли на улицу втроём: она, Армен и Жорик.

Ночь встретила их влажным холодом и тем же гулом – только теперь уже над городом.

– Ну что, – сказал Армен, потряхивая ключами от своей старенькой машины, – сопровождаем нашу звезду.

– Армен, – устало вздохнула Диана. – Я не звезда. Я просто человек, которому сегодня оставили слишком много пустых листов.

– Э, – возразил он, – пустой лист – это ещё не приговор. Это просто… место, куда кто-то очень хочет что-то вписать.

– Вопрос – кто, – мрачно заметил Жорик. – И чем.

Диана посмотрела на тёмный силуэт ресторана. Над вывеской мерцала лампа, поднимаясь и опускаясь в собственном ритме.

«Война началась», – сказала Седа.

«Второй удар будет сильнее», – подумала Диана.

И, повернувшись к дороге, пошла вперёд – в ту ночь, которая ещё не знала, сколько раз сегодня придётся возвращаться к её имени.

Глава 4

СДЕЛКА С ИНГОЙ

Часть 1. После шторма и сделка

Утро было таким же серым, как всегда, но внутри Дианы всё уже давно перестало быть «как всегда».

Москва делала свой привычный трюк – притворялась нормальной. Мокрый снег, неряшливые сугробы вдоль дороги, торопливые люди в чёрных пуховиках, кофейни с одинаковыми витринами, запах дешёвых сигарет у остановок. Город жил так, будто ночью в нём не было ни королевских разборок, ни пустых листов из ниоткуда, ни людей, которые одним взглядом решают чужую судьбу.

Диана шла к ресторану с руками в карманах, воротник опущен, шаг ровный – как будто впереди обычная смена. Только внутри всё было не так. Неприятное, тяжёлое ощущение не отпускало: её уже ждут. Не просто Седа, не просто Армен с их вечным хаосом. Ждёт что-то другое. Тяжёлое. Настаивающее.

Пустой лист лежал дома, в ящике стола, аккуратно сложенный. От этого легче не становилось. Даже без бумаги было понятно: вчера она переступила границу, и за каждую такую границу в этом городе кто-то обязательно приходит.

Вывеска «Мандарин & Дым» вынырнула из серого воздуха неожиданно, как всегда. Диана остановилась на секунду напротив двери, прислушиваясь к себе и к улице. Всё то же – машины, голоса, музыка из соседнего магазина, запах жареной шаурмы откуда-то сбоку. Только внутри у неё всё было другим.

Она глубоко вдохнула и толкнула дверь.

– О-о-о, – протянул знакомый голос, – смотрите, кто к нам идёт. Звезда ночи и любимая официантка олигархов.

Седа стояла у стойки, опираясь локтем, с сигаретой в руке, хотя курить внутри было нельзя. Не тушила – демонстративно, как всегда, когда нервничала.

– Здравствуйте, – спокойно сказала Диана, стаскивая шарф. – Раз уж вы меня дождались, значит, день ещё можно спасти.

– День можно спасти, если ты сегодня никого из нашего заведения не вытащишь через чёрный ход, – отрезала Седа. – И особенно если это снова будет сын женщины, которая ходит с охраной и разговаривает, как прокурор на премьере.

Армен выглянул из-за барной стойки, как артист из-за кулис.

– Диана, солнце, – сказал он жалобно, – ты могла хотя бы предупредить, что у тебя знакомые такого уровня? Я бы костюм надел. Или хотя бы брови подровнял.

– Ты и так страшный, – бросила Седа. – Если тебя красиво одеть, люди подумают, что мы окончательно сошли с ума и наняли ведущего ток-шоу, а не хозяина.

Армен всплеснул руками:

– Вай, женщина, ты начинаешь с утра. Дай девочке раздеться, она ещё даже не согрелась.

Диана прошла в раздевалку, сняла куртку, повесила на крючок. В зеркале – то же лицо, что вчера стояло напротив Инги: только под глазами потемнели тени, а в зрачках появилась новая глубина. Люди меняются не от лет, а от нескольких часов, после которых мир уже не прежний.

Она поправила хвост, чуть дольше обычного посмотрела на своё отражение и вернулась в зал.

– Ну давай, – сказала Седа. – Заходи, получай утренний инструктаж, как на войне.

Она щёлкнула пальцами, показывая на конец стойки, где лежала стопка бумаг.

– Что это? – спросила Диана.

– Это то, чем Круглов нам дышит в затылок, – мрачно ответил Армен. – Проверки, предписания, замечания. Читаю – и такое ощущение, что нас уже закрыли, просто забыли сообщить.

– Наш ресторан живёт, – сказала Седа, затягиваясь, – потому что я пока не сдохла, этот вот не продал всё за первый же кредит, – она кивнула на Армена, – и потому что ты, Диана, вчера не дала нам окончательно поссориться с одним очень тонким миром.

Она внимательно посмотрела на неё.

– Но вместе с этим ты подписала себе небольшой приговор. Временный. Условный. С правом обжалования, если доживёшь.

Диана опёрлась о стойку.

– Радует, что хоть условный, – спокойно сказала она. – Я думала, вы меня уже мысленно уволили.

– Уволить тебя? – фыркнула Седа. – И отдать тебя кому? Научному сообществу? Ты нам тут ещё нужна. Хотя бы для того, чтобы мы все дружно погибли, понимая, что это была твоя идея.

Армен вздохнул:

– Можно без погибели, а? Я ещё кредит за холодильник не выплатил.

Седа махнула.

– Короче. Вчера у нас был Круглов, были его клоуны с рулетками, была Инга с глазами «я любую тюрьму сделаю санаторием» и был мальчик Никита, который не понимает, что его жизнь уже давно не его. А теперь главное: ты.

Она снова перевела взгляд на Диану.

– Ты вмешалась. Ты вытащила его. Ты влезла между ними. Это всё уже не смешно. Даже мне.

Армен развёл руками:

– Я, конечно, люблю драму, но устал жить в театре.

– Так выйди вон, – отрезала Седа. – Здесь у нас не театр, здесь – репетиция суда.

Диана смотрела на них обоих и понимала: это не утренний шум. Они боялись. Просто у каждого страх был свой: Армен – за ресторан и деньги, Седа – за то, что мир вокруг начал меняться без её разрешения.

– Что-то было после того, как я ушла? – спросила она.

Седа потушила сигарету в чужой пепельнице.

– Твоя королева льда ушла красиво, но не тихо, – сказала она. – Она теперь знает, что её сыночка здесь пытались прессовать. Знает, что ты его вытащила. И самое неприятное – она знает, что Круглов ходит рядом.

Она сделала паузу.

– В общем, мы стали красивым местом на карте. Раньше были просто ресторан. Теперь – точка интересов.

– Точка интересов – это что? – уточнила Диана.

Армен взял с полки бутылку воды, налил себе в стакан.

– Это когда за одним столом у тебя сидит человек, который решает вопросы на уровне города, и человек, который решает вопросы на уровне двора, – сказал он. – А ты между ними ходишь с супом и делаешь вид, что тебе всё равно.

– Это и есть наша жизнь, – подвела итог Седа. – Просто раньше ты в неё не вмешивалась. А вчера подняла руку посреди драки и сказала: «Я тоже хочу ударить».

Диана молчала. Чувства «я всё сделала неправильно» не было – было другое: отступать уже некуда.

– Что теперь? – спросила она.

– Теперь ты работаешь, – ответила Седа. – Как всегда. Только аккуратнее. Если увидишь снова знакомые лица – этих, из других миров, – не геройствуй.

Она чуть смягчила голос.

– Не надо больше спасать богатых мальчиков. У них есть мамы, адвокаты и личные бойцы.

– У него есть мозг, – тихо сказала Диана. – Он вчера многое понял. Может, дальше справится сам.

– В этом мире понимают одно, – отрезала Седа. – Кто платит за ошибки. Мы платим. Не он.

В этот момент дверь в зал тихо щёлкнула. Не громко, не театрально – просто открылась, впуская немного уличного холода.

Зашёл мужчина. Тёмное пальто, аккуратный костюм, кожаная папка в руке. Не охранник, не «свой» гость, не очередной проверяющий в классическом виде. С виду – обычный офисный служащий, которых полгорода. Но по тому, как он посмотрел, как оценил зал, стойку, персонал, было ясно: этот человек не случайный.

– Вот, – тихо сказал Армен. – Первый пошёл.

Диана автоматически повернулась лицом к нему, поправляя фартук. Мужчина не сел, не попросил меню. Он направился прямо к стойке.

– Доброе утро, – сказал он. Голос ровный, поставленный. – Кого-нибудь из старших по смене можно?

– Все старшие здесь, – ответила Седа. – Что надо?

Мужчина посмотрел на неё, коротко кивнул, признавая в ней главную. Но взгляд всё равно вернулся к Диане.

– Мне нужна Диана, – сказал он. – Фамилию не называю, думаю, вы и так понимаете, о ком речь.

Армен нервно дёрнул плечом.

– А вы кто будете? – спросила Седа, не спеша его радовать.

– Меня зовут Антон, – спокойно ответил мужчина. – Я представляю интересы Инги Проскуриной.

Он произнёс имя как название банка, а не человека.

– О, – протянула Седа. – К нам теперь с визитами? Вчера было мало?

– Вчера был эмоциональный визит, – мягко сказал Антон. – Сегодня деловой.

Он снова посмотрел на Диану.

– Госпожа Проскурина просила передать, что хотела бы встретиться с вами лично. Вне ресторана. В удобное для вас время. Желательно – сегодня.

Диана почувствовала, как внутри всё ухнуло вниз, словно лифт сорвался на несколько этажей. Она ожидала чего угодно: звонка, угроз, косвенного давления. Но прямое, аккуратно оформленное приглашение выглядело почти вежливым.

– А если мне неудобно? – спокойно спросила она.

Армен сглотнул. Седа чуть напряглась.

Антон не удивился.

– Тогда она всё равно встретится с вами, – сказал он. – Просто формат будет другой.

Он выдержал паузу.

– Лично я бы рекомендовал первый вариант. Он мягче.

Седа усмехнулась:

– Мягче у вас только подушки в гробу. И то не всегда.

Антон не обиделся.

– Я не пришёл давить, – сказал он. – Я пришёл передать приглашение. Решение – за вами.

Обращался он к Диане, не к Седе. Это было показательно.

– Она что-то хочет? – спросила Диана. – Конкретно.

– Она хочет поговорить, – ответил он. – Без свидетелей. В нейтральном месте.

Он достал из папки небольшой конверт, положил на стойку.

– Здесь адрес и время, которое она предлагает. Если вам нужно перенести – контактный телефон тоже внутри.

Седа схватила конверт быстрее, чем Диана успела протянуть руку. Повернула его в пальцах, словно проверяла на взрыв.

– Нейтральное место, говоришь? – уточнила она. – Это что у вас – кладбище?

– У нас много неплохих площадок, – вежливо сказал Антон. – В данном случае – один из залов в её деловом центре. Там безопасно.

– Для кого? – не отпустила Седа.

– Для обеих сторон, – без тени иронии ответил он.

В зале стало так тихо, что Диана услышала, как где-то в углу капает вода.

Она понимала: это не просто разговор. Таких встреч в жизни немного, и после каждой траектории уже не возвращаются на прежнее место.

Она посмотрела на Седу. Та всё ещё держала конверт, будто через бумагу могла увидеть чужие планы.

– Ты её отпустишь? – спросил Антон.

– Я её не держу, – сказала Седа. – Но если кто-то там решит, что она у нас одинокая и без защиты, – пусть сразу понимает: это ошибка.

Она подалась вперёд, взгляд стал острым:

– Передай своей королеве: если она думает, что может делать с этой девочкой что хочет, – сначала ей придётся иметь дело со мной. Я маленькая, но очень вредная.

Антон впервые слегка улыбнулся.

– Я передам, – сказал он. – И, поверьте, она это уже понимает.

Он снова повернулся к Диане:

– Решение – за вами. Но не отвечать – это тоже ответ.

Он кивнул, развернулся и пошёл к выходу. Двигался спокойно, без суеты, как человек, который знает: главное своё он уже сделал.

Дверь за ним мягко закрылась.

– Ну всё, – мрачно сказал Армен. – Нас официально заметили. Можно открывать шампанское и заказывать венки.

Седа аккуратно бросила конверт на стойку.

– Открывай, – приказала она.

– Ты же сама держишь, – заметила Диана.

– Я не начальник почты, – огрызнулась Седа, но всё равно разорвала край. Быстрый взгляд внутрь.

– Адрес, время, номер телефона. Всё красиво, по-деловому. Прямо цивилизация, а не мафия.

– Ты позволишь мне пойти? – тихо спросила Диана.

Седа подняла голову.

– Позволю? – переспросила она. – Ты мне кто, ребёнок? Я могу только сказать, что если ты не пойдёшь, она всё равно найдёт способ наклонить этот ресторан. Через проверки, через Круглова, через твоих соседей по дому – неважно. Женщины такого уровня недосказанным не живут.

– А если пойду? – спросила Диана.

– Тогда ты войдёшь в комнату, где все сидят с ножами, но улыбаются, – сказала Седа. – И при этом будешь не официантка, а девушка, которая спасла её сына. Это плюс один к уважению и плюс десять к риску.

Армен подошёл ближе, понизил голос:

– Ди… если пойдёшь, не говори лишнего. Не верь никому. Даже себе. Там каждое слово – чек.

Он криво ухмыльнулся:

– И если она тебе что-то предложит, не соглашайся сразу. Такие люди считают: всё, что соглашается быстро, – дешёвое.

– Спасибо, папа, – сухо сказала Седа. – Ещё пару советов, и откроем консультацию для тех, кто идёт под каток.

Диана сжала конверт. Бумага хрустнула.

– Я пойду, – сказала она. – Если не пойду, она придёт сюда. Тогда пострадает не только я.

Седа посмотрела на неё долго. Затем коротко кивнула – как человек, у которого закончились другие варианты.

– Хорошо. Значит так, – сказала она. – До встречи работаешь как обычный человек. После встречи приходишь сюда и рассказываешь всё дословно. Никаких секретов от меня.

Она наклонилась ближе:

– И ещё. Если там будет хоть намёк, что тебя хотят использовать против нас, – встаёшь и уходишь. Без геройства. Поняла?

– Поняла, – ответила Диана.

– Когда встреча? – спросил Армен.

Седа ещё раз глянула в листок.

– Сегодня. В семь вечера.

Внутри у Дианы всё сжалось в тугой, маленький, но тяжёлый узел. До семи было ещё полно времени, но день уже казался прожитым.

– Значит так, – подвела итог Седа. – В семь ты идёшь разговаривать с королевой льда. До семи – работаем.

Она щёлкнула пальцами:

– Армен, прекрати выглядеть как человек, который уже составил завещание. Диана, бери поднос. Жизнь продолжается. Даже если кто-то там наверху уже делит, кому она принадлежит.

Диана спрятала конверт в карман фартука. Лёгкий лист бумаги лежал как подкинутый пистолет.

Ресторан шумел, заказы сыпались, кухня дымила, люди смеялись, ругались, спорили. Всё как всегда – только внутри неё каждое «как всегда» уже трещало.

Ближе к шести Седа подошла, не повышая голоса:

– Иди собирайся. Не вздумай опоздать. Люди такого уровня запоминают опоздания сильнее, чем имена.

– Сейчас, – кивнула Диана.

В раздевалке она сняла форму, переоделась в тёмные джинсы, длинное пальто, шарф. Никаких украшений, ничего лишнего – только то, в чём удобно уходить быстро.

Сегодня это была не встреча. Испытание.

У выхода её поджидала Седа.

– Хочешь, я тебя довезу? – спросила она.

– Нет. Лучше одна.

– Хм, – Седа вздохнула. – Тогда иди. Но помни: ты нам живая нужна.

Диана кивнула и вышла в холод.

Такси ехало тихо, будто тоже понимало: лишние звуки не приветствуются. Огни города мелькали, как сигналы светофора: жёлтый, красный, холодный белый. Москва вечером была чужим организмом – нервным, живым, непредсказуемым.

Адрес в конверте вёл в деловой квартал: стеклянные башни, зеркальные фасады, охранники у входов, турникеты, лифты с запахом дорогих чистящих средств. Пространство, где судьбы решаются без криков, в тишине кондиционеров.

У входа её уже ждал Антон.

– Добрый вечер, – сказал он. – Госпожа Проскурина ждёт.

Он провёл её через вестибюль, где даже воздух пах порядком. Лифт поднялся на двадцатый этаж почти бесшумно. Коридор был длинным, тихим, двери – одинаковыми, каждая с системой доступа.

Антон открыл одну из них.

– Вам сюда.

Диана вошла.

Комната оказалась простой, почти аскетичной. Высокие окна, мягкий рассеянный свет, два кресла, столик между ними, вода, прозрачные чашки. Никакой демонстративной роскоши – только контроль.

Инга сидела у окна. Тёмное платье, волосы собраны, взгляд всё такой же – холодный, точный.

– Добрый вечер, Диана, – сказала она, не поднимаясь. – Садитесь.

Диана села напротив. Руки положила на колени – открытый жест, без обороны и без демонстрации.

Инга наливала себе чай неторопливо, как будто фиксируя каждую секунду.

– Вы вчера опасно быстро вошли в мою жизнь, – сказала она. – И в жизнь моего сына.

– Не специально, – ответила Диана.

– Ничего не бывает «не специально», – холодно заметила Инга. – Особенно в этой части города.

Она повернулась к ней полностью.

– Я много узнала о вас за ночь, – спокойно продолжила она. – Вы давно в Москве. Работаете много. Сами тянете быт. Людей рядом мало. Но вы не глупая. И вы не слабая.

Пауза.

– Почему вы вмешались?

Диана смотрела прямо.

– Потому что в подсобке с ним разговаривали так, как с человеком, которого уже записали в проблему, – сказала она. – А он проблемой не был.

Инга наклонила голову.

– То есть вы решили, что можете определять, какие разговоры приемлемы?

– Если разговор превращается в издевательство, – да, – спокойно ответила Диана.

Инга поставила чашку.

– Вы рисковали, – произнесла она. – Серьёзно. А делали это вы – ради кого? Ради человека, которого не знали.

– Иногда не нужно знать человека, чтобы видеть, что ему плохо, – сказала Диана.

Инга несколько секунд молчала, рассматривая её, как хирург рану.

– Хорошо, – сказала наконец. – Тогда слушайте внимательно.

Она подалась вперёд.

– Круглов интересуется мной много лет. Его люди следят, проверяют, щупают границы. Я держу их на расстоянии.

Пауза.

– Вчера он увидел вас возле моего сына. И теперь задаётся вопросами.

По спине Дианы пробежал холод.

– Вы можете сказать ему, что между нами нет связи, – тихо сказала она.

– Я могу. И скажу, – подтвердила Инга. – Но он вам не поверит.

Тишина в комнате плотнее воздуха.

– Почему? – спросила Диана.

– Потому что вчера вы сделали то, что делают только люди, которые живут по своим правилам, – сказала Инга. – Таких он не терпит.

Она откинулась в кресле.

– У вас теперь две проблемы. Первая – Круглов.

Голос её стал ещё холоднее.

– Вторая – мой сын. Он будет искать вас. Он уже ищет.

Диана промолчала.

Инга перевела взгляд в окно, на город под собой, как на карту.

– Говорю прямо. Я не хочу, чтобы вы были рядом с моим сыном, – сказала она. – Но я не собираюсь ломать вам жизнь. Это было бы слишком примитивно.

Она вернулась взглядом к Диане.

– Поэтому я предлагаю сделку.

Диана медленно выдохнула.

– Какую?

Инга чуть наклонилась вперёд.

– Не приближайтесь к Никите, – произнесла она. – Но если Круглов или его люди захотят использовать вас против него – вы сообщаете мне. Сразу.

Пауза.

– И я защищу вас. Своими методами. И его – от его собственной наивности.

Диана слушала, чувствуя, как внутри всё перестраивается.

– А если я не соглашусь? – спросила она.

Инга впервые улыбнулась. Очень тонко.

– Тогда, Диана… – она сделала короткую паузу, – тогда Круглов придёт за вами раньше, чем за ним. И вы будете одна.

Остальное было уже не разговором, а протоколом. Несколько уточняющих фраз, пара довольно вежливых угроз, отполированных до блеска, и ещё раз – про «защиту», которая не бывает бесплатной.

Через двадцать минут Диана вышла в коридор. Постояла, опираясь плечом о холодную стену, пока лифт медленно поднимался. В ушах всё ещё звучало: «Я защитю вас. Но только если вы будете на моей стороне».

Лифт приехал, кабина пустая. Она вошла, нажала первый этаж и смотрела не на цифры, а на своё отражение в полированных стенках. Та же она. Только взгляд стал жёстче. Это, пожалуй, пугало меньше всего.

На улице было уже темно. Ветер бил по лицу, как всегда в Москве – напоминающе: ты тут никто, город тебя ничем не обязан.

Такси она не стала ловить сразу. Пошла пешком – нужно было расстояние между стерильным офисом и своим грязным рестораном, между чужой игрой и своей жизнью.

Теперь всё в голове разделилось на «до» и «после».

До – Круглов где-то рядом, но ещё не трогает. Инга где-то в башнях, но не смотрит вниз. Никита – случайный гость.

После – у каждого из них появился личный интерес к ней. Это было хуже всего.

Часть 2. Ночь после сделки и первый ход Круглова

У дверей «Мандарин & Дым» она остановилась. Свет изнутри был тёплым, почти уютным. Стекло чуть запотело. С улицы ресторан выглядел местом, где люди просто едят и спорят о глупостях. Только она знала, сколько под этим светом спрятано страха.

Она толкнула дверь.

– О, живая, – выдал Армен. – Я уже думал, нам придётся вешать чёрную ленту на бар.

Седа стояла у стойки, опираясь ладонями, как хищная птица, присевшая отдохнуть, но готовая сорваться.

– Закрой рот, – сказала она ему, даже не глядя. – Иди считай свои стаканы. У нас тут поважнее.

Она повернулась к Диане:

– Ну? Ты сейчас упадёшь или сначала расскажешь, как всё прошло?

– Сначала расскажу, – ответила Диана. Голос звучал спокойнее, чем она ожидала.

Она обошла стойку, села на высокий стул. Как только увидела знакомые стены, усталость навалилась сразу – тяжёлая, вязкая.

Армен придвинулся, прислонился к стойке.

– Она тебя била? Психологически хотя бы? – с надеждой в голосе спросил он.

– Ты идиот, – отрезала Седа. – Если бы её били, она бы сюда не дошла.

– Говори, – коротко добавила она уже Диане.

Диана пересказала встречу. Без лишней драматизации: комната, чай, вопросы, Круглов между строк, сделка, условие не приближаться к Никите, предложение «защиты» и фраза про то, что одна она здесь не выживет.

Седа слушала молча. Пару раз сжала губы, когда в пересказе Инга становилась особенно прямой. Армен то морщился, то ругался себе под нос.

Когда Диана закончила, повисла тишина.

– Значит так, – наконец сказала Седа. – Эта женщина умнее, чем мне хотелось бы. Плохо. С тупыми проще.

Она потёрла переносицу.

– По сути, она сказала: «Мой сын – моя проблема. Но теперь и твоя тоже». И: «Круглов будет ходить вокруг тебя кругами, как кот вокруг кастрюли. Я могу держать крышку. Могу – не держать».

– Примерно так, – кивнула Диана.

Армен нервно хмыкнул:

– Великолепно. Мы тут рестораном занимаемся, а вокруг нас тихо начинается маленькая холодная война. Без гимнов, зато с королевами.

– Сейчас начнёшь ещё портал в ад искать, я тебе по лбу дам, – сказала Седа. – Слушай лучше.

Она снова повернулась к Диане:

– Она ясно дала понять, что не хочет тебя рядом с Никитой. Это по-человечески понятно. Но ещё и выставила маяк: если тебя начнут ломать через него – ты должна прийти к ней.

– Да, – сказала Диана. – Прямо не проговорила, но ясно.

– А ты ей что сказала? – спросил Армен.

– Ничего. В основном слушала, – ответила Диана. – Там была не та комната, где можно много говорить. Любое слово – как подпись на бумаге.

– И правильно, – кивнула Седа. – Я бы, может, лишнего наговорила.

Она на секунду замолчала.

– Что она сказала про Круглова?

– Что он меня уже увидел, – ответила Диана. – Что он был там, у угла, когда я провожала Никиту. Я его не видела, но чувствовала.

Армен побледнел.

– То есть, – сказал он, – он видел и сына, и тебя, и то, как ты его от нас уводишь?

Он тяжело выдохнул.

– Всё. Теперь ты у него, как минимум, в блокноте. А я ненавижу, когда к нашим девочкам есть личный интерес.

Седа посмотрела на него:

– Ты ненавидишь, когда к твоему бару приходит проверка, – сухо сказала она. – А я ненавижу, когда к моим людям прикрепляют ярлык.

Она загнула пальцы:

– Один: Круглов. Уже понял, что ты не сломалась в первый день.

Два: Инга. Решила, что ты достаточно умна, чтобы иметь с тобой дело, и достаточно опасна, чтобы держать тебя на поводке.

Три: Никита. Скорее всего, уже бродит по городу и думает, как тебя найти.

Четыре: мы, – она кивнула на себя и Армена, – которые оказались между всеми ними.

Армен тихо хлопнул в ладоши.

– Красиво, – сказал он. – Осталось только музыку под это подобрать.

– Подберёшь себе сам, – отрезала Седа. – Диана, вопрос: ты сама как? Согласна на её правила? Или хочешь послать всё к чёрту?

Ответ пришёл не сразу. Диана смотрела на свои руки, на стойку, на конверт в кармане пальто.

– Я не хочу быть ни на чьей стороне, – сказала она. – Ни на её, ни на его. Ни на чьей. Я просто не хотела, чтобы человека раздавили в подсобке, как муху.

– В этом и проблема, – тихо сказал Армен. – Здесь нельзя быть «ни на чьей». Здесь или с кем-то, или под кем-то. Иначе рано или поздно тебя выкинут, как мусор.

– По делу говорит, – хмыкнула Седа. – Запомни: если ты не выбираешь сторону – её выберут за тебя.

Пауза.

– Но я не буду говорить тебе «иди к Инге» или «иди к чёрту». Скажу другое: мы теперь вместе в этой каше. Если тебя будут дёргать – вместе с тобой дёргать будут и нас. Так что, прежде чем сделать шаг, смотри не только под ноги, но и вокруг.

– Я не хочу, чтобы из-за меня что-то случилось с рестораном, – сказала Диана.

– С рестораном всё равно что-то случится, – вздохнул Армен. – Это Москва. Тут даже с домами всё время что-то случается.

– Хватит философии, – отрезала Седа. – Ночь длинная, а работа сама себя не сделает.

Она уже собиралась отойти, когда зазвенел стационарный телефон у стойки – тот самый, по которому в последние месяцы чаще звонили те, чьи номера лучше не знать.

Бармен протянул трубку Армену:

– Это к тебе.

Армен приложил её к уху.

– «Мандарин & Дым», слушаю.

Диана слышала только обрывки. Голос на том конце был низкий, спокойный, слишком уверенный. Узнавать его не требовалось.

Армен молчал дольше обычного, слушал. Потом произнёс два слова:

– Понял. Будем.

Положил трубку. Лицо у него стало таким, будто он проглотил осколок стекла.

– Кто? – спросила Седа, хотя уже знала.

– Он, – сказал Армен. – Лично.

Он посмотрел на Диану:

– Передаёт привет. Сказал, что теперь будет заходить «по-человечески, без этих ваших глупых проверок».

– Это как? – тихо спросила она.

– Это значит, – сказал Армен, – что скоро он придёт сам. Не люди, не проверяющие. Он. Посмотреть, кто у нас тут «смелый спасатель».

Седа тихо выругалась.

– Время? – спросила она.

– Не сказал. Сказал: «Я люблю сюрпризы».

Седа медленно оглядела зал, словно заранее прикидывая, где он сядет.

– Ну что, – произнесла она, – теперь у нас всё красиво. Наверху – королева, с которой ты только что пила чай. Сбоку – он, который собирается «по-человечески» поужинать. А мы – уютная точка между ними.

Диана стояла у стойки, чувствуя, как этот день уплотняется до одной фразы: назад дороги нет.

Вечер тянулся, ресторан полнился людьми, запахами, голосами. В какой-то момент Седа махнула рукой:

– Иди домой. Ты нам завтра нужна, не только сегодня.

Дом встретил её тишиной. Не уютной – пустой. В такой тишине любой звук кажется лишним.

Диана закрыла дверь на два замка, проверила ещё раз. Сбросила пальто, прислушиваясь к собственному дыханию. Оно было слишком быстрым для спокойного вечера и слишком ровным для паники.

Квартира – та же: узкий коридор, кухня с облезлой плиткой, комната с диваном и уставшим шкафом. Здесь не пахло дорогим чаем или офисным кондиционером. Пахло стиральным порошком, мандариновым гелем для душа и чуть – сыростью от подвала. Это была её территория. Единственная.

Она поставила чайник, передумала, выключила. Налила воды из-под крана, сделала пару глотков – привкус металла, как после визита к стоматологу, только сегодня лечили не зубы.

Телефон лежал экраном вниз. Она не спешила его трогать. Слишком хорошо знала, кто там может быть.

Минут через пять всё-таки взяла. На экране три непрочитанных сообщения.

Первое – от Лалы: смайлики, «ты живая?», «если нет – напиши, я тебя откачаю».

Второе – от мамы: «как ты? деньги пришли, спасибо».

Третье – номер без имени:

«Вы дошли?»

Через пару минут ещё одно:

«Это Никита. Не знал, можно ли вам писать».

Инга была права: он будет искать. Уже ищет.

Диана села на край стола, держа телефон в руке. Несколько раз набирала и стирала текст.

«Я дошла».

«Со мной всё нормально».

В итоге написала:

«Да. Всё в порядке. Вам лучше держаться от этого места подальше».

Отправила. Положила телефон экраном вниз.

Ответ пришёл почти сразу:

«Вы уверены? Насчёт «подальше»?»

Она закрыла глаза. Перед внутренним взглядом – лицо Инги в офисе и её фраза: «Я не хочу, чтобы вы были рядом с моим сыном».

Диана перевернула телефон.

«Уверена. Поверьте, это не про вас. Это про то, кто вокруг».

Долго висело «…печатает».

«Если вам когда-нибудь понадобится помощь… хоть какая-то… напишите. Без ресторанов и без этих игр».

Диана почти улыбнулась.

«Хорошо», – ответила. Без смайликов.

Больше писать не стала. Телефон убрала на полку.

Душ смыл с кожи запах ресторана, чужого чая, чужих кабинетов, но не смыл ощущение тени на лбу.

Лежа на диване, она долго смотрела в потолок. Прокручивала день по кадрам: утро, Антон, лифт, Инга, «сделка», возвращение, звонок от того самого «Он». Две силы. Один ресторан. И она – между.

Город за окном шумел, как всегда: машины, собаки, хлопающие двери. Обычно это убаюкивало. Сегодня – нет.

Она подошла к окну. Во дворе – детская площадка, машины, снежная каша, тусклый фонарь. Всё обыденное. И всё равно – что-то не так.

Слишком аккуратные тени.

У третьего подъезда стояла чёрная машина. Без наклеек, без примет. Внутри – силуэт. Вроде бы человек смотрел в телефон. Но люди такой породы никогда не смотрят только в экран.

Диана прижалась лбом к стеклу, прищурилась, но номер рассмотреть было сложно.

Отступила от окна. Сердце ударило чаще.

Взяла телефон, пролистала последние вызовы, набрала.

– Да? – Седа взяла быстро, без приветствий.

– У меня во дворе машина, – спокойно сказала Диана. – Чёрная. Раньше её не видела. Там кто-то сидит и делает вид, что ему скучно.

– Номер? – сразу спросила Седа.

– Не вижу. Далеко.

Послышалось шуршание, как будто Седа одновременно доставала сигарету и передвигала бокалы.

– Слушай сюда, – сказала она. – Сейчас ничего не делаешь. Не подкрадываешься к окну. Не выглядываешь каждые пять секунд. Живёшь, как будто тебе всё равно. Поняла?

– Поняла.

– Я сейчас перезвоню одному человеку, – продолжила Седа. – Если это они – нам скажут. Если не они – тем более скажут. В любом случае ты сидишь ровно. Это важная часть стратегии.

– Как всегда убедительно, – тихо ответила Диана.

– Я не убеждаю, – огрызнулась Седа. – Я контролирую панику. Это разные услуги.

Они повесили трубки.

Минут десять Диана действительно ничего не делала. Лежала, слушала, как тикают часы, как соседи сверху двигают мебель, как хлопнула дверь в подъезде.

Телефон снова зазвонил.

– Ну? – спросила Диана.

– Машина не их, – сказала Седа. – По крайней мере, не напрямую. Номер засветился в другой конторе. «Свои» любят подглядывать друг за другом. Может быть кто угодно – страховщики, банки, ещё какие умники.

– Радует, – сухо сказала Диана. – У нас целый зоопарк.

– Считай так: раз это не Круглов – можно пока не дёргаться, – сказала Седа. – Но имей в виду: твой адрес теперь есть не только у него и у королевы льда. Ты стала точкой на карте. Поздравляю.

Пауза.

– Если станет совсем мерзко – скажи. У меня есть люди, которые умеют делать так, чтобы во дворах было скучно.

– Соседи оценят, – сказала Диана.

– Соседи переживут, – ответила Седа. – Главное, чтобы ты поняла одну вещь: за тобой смотрят – это не значит, что уже стреляют. Иногда они и сами не знают, зачем смотрят.

Она замолчала на секунду, потом добавила мягче:

– Ложись спать. Завтра у нас обычный день. Насколько он вообще может быть обычным.

– Насколько – это сколько? – спросила Диана.

– Пока ты жива, у нас есть газ, свет и поставка мяса, – сказала Седа. – Это уже неплохо. Спи.

Повесив трубку, Диана ещё раз выглянула. Машина всё ещё стояла. Силуэт внутри двинулся, экран телефона вспыхнул и погас.

Она опустила штору. Не потому что испугалась. Потому что устала смотреть на тех, кто привык смотреть.

Ночь тянулась долго. Сон пришёл ближе к утру – тяжёлый, без снов. Сны – роскошь, когда вокруг начинают расставлять фигуры.

Утром ничего не предвещало беды. Как обычно.

Будильник зазвенел в восемь. Диана выключила со второго раза, полежала, вспоминая – что за день. Вспомнила. И сразу стало ясно: день из тех, что запоминаются.

Во дворе машина исчезла. Двор выглядел так, будто ничего особенного не происходило. Но она уже знала: видимость ничего не значит.

Дорога до «Мандарин & Дым» – та же: метро, толчок в переходе, короткая прогулка до знакомой двери. Люди спешили, ругались, смеялись, говорили по телефону. У каждого была своя маленькая драма. Её драма на фоне города оставалась чужой.

У служебного входа её встретил Арам, опираясь на косяк, словно так и ночевал.

– О, пришла, – сказал он. – А то думал, воспользуешься ситуацией и уедешь в Сочи, как нормальные люди.

– В Сочи меня никто не ждёт, – ответила Диана. – А вот здесь – да.

– Здесь тебя ждут проблемы, – хмыкнул он. – Но мы их любим, да?

– Вы – может, – сказала она. – Я – не уверена.

Внутри ресторан был удивительно тихим. Седа сидела за столиком с ноутбуком и толстой папкой. Армен ходил вдоль барной стойки, пересчитывая бутылки, как солдат патроны.

– Ну что, звезда, – подняла голову Седа. – Как спалось под наблюдением неизвестных товарищей?

– Нормально, – ответила Диана. – Кажется, они тоже спали.

– Ещё поспят, – буркнул Арам. – Пока им сверху бумажки подпишут.

Седа закрыла ноутбук, отодвинула папку.

– Так, без утренних шуток, – сказала она. – У нас новости.

Она посмотрела на Диану:

– Он звонил ещё раз. Уже после того, как ты ушла к Инге.

«Он» мог быть только один.

– Что сказал? – спросила Диана.

– Сказал, что хочет «зайти, поесть как нормальный человек», – скривилась Седа. – Я уже вижу, как он «нормально» ест.

– Время назвал? – уточнила Диана.

– Нет, – ответил Армен. – Сказал: «Вы же работаете до позднего? Вот и хорошо. Я люблю, когда меня не ждут, но всегда готовы».

– То есть придёт, когда захочет, – резюмировала Диана.

– Как все, кто считает себя богами, – отрезала Седа. – Но главное не в этом.

Она вытянула из папки лист и положила на стол.

– Это что? – спросила Диана.

– Официальная бумага, – сказала Седа. – К нам идёт ещё одна проверка. Формально – пожарная безопасность. Неформально – мы понимаем, по чьей просьбе.

Арам хмыкнул:

– Он любит заходить с двух сторон. Сначала «как человек», потом «как структура». Или наоборот.

– Нам-то что? – попыталась оставить голос ровным Диана. – Мы и так на минном поле живём. Очередная проверка – не новость.

– Новость в том, что теперь все эти движения завязаны на тебя, – жёстко сказала Седа. – Если раньше мы были просто точкой, то теперь ты – точка входа. Через тебя можно дожать Ингу, дёргать Никиту, клеить схемы. И он это понимает.

Диана молчала. Неприятно было не то, что Седа говорила, а то, что она была права.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Я? – Седа усмехнулась. – Работать. И ставить фильтры.

Она подошла ближе.

– Слушай внимательно. Сегодня, завтра, послезавтра – неважно, когда он придёт, – ты с ним не разговариваешь. Вообще. Ни «здравствуйте», ни «что будете». Ты для него – воздух. Обслуживают его другие. Если заговорит с тобой – переводишь взгляд на меня или на Армена. Пусть беседует с теми, у кого броня хоть какая-то есть.

– А если он прямо спросит? – уточнила Диана.

– Скажешь: «Я здесь работаю, а разговаривать – не моя зона ответственности», – вмешался Армен. – Вежливо и отойдёшь.

– Он не любит, когда его игнорируют, – заметила Диана.

– Зато я люблю, когда мои девочки живы, – отрезала Седа. – Конфликт интересов.

Она немного смягчила тон:

– И ещё. Если полезет в твою биографию – не ври, но и не раскрывай лишнего. Правда здесь тоже оружие. Её дозировать надо.

– Он уже многое знает, – спокойно сказала Диана. – Инга за ночь успела вытащить про меня всё, что нашла. Если им захочется обменяться, они обменяются без меня.

– Тем более, – резюмировала Седа. – Ты не их справочник. Ты человек.

День потёк дальше. Поставки, кухня, ссоры поваров, брони на вечер. Всё как всегда – только воздух плотнее.

К вечеру зал заполнился. Пятница. Пары, компании, чьи-то маленькие праздники.

Диана работала в привычном режиме: заказы, улыбки, подносы. Внутри маленькая собранная часть её самой всё время слушала дверь.

Арам пару раз проходил мимо и бросал:

– Нету. Пока нету. Не дёргайся.

Седа выходила в зал, будто проверяла сервировку, но Диана знала: та проверяет углы обзора, пути отхода. Хозяйка ресторана с глазами полевого командира.

Около одиннадцати дверь открылась тихо. Никаких эффектов. Просто вошёл человек.

Высокий. В тёмном пальто. Без погон, без формы. Взгляд – холодный, оценивающий, чуть уставший. Как у хирурга, который давно перестал путать людей между собой.

Круглов.

Он окинул зал взглядом. Не спеша. Не выбирая, где вкуснее, – выбирая позицию.

Диана почувствовала, как дыхание на секунду сбилось. В памяти всплыло его «Мы ещё поговорим. Уже без официантов».

«Стоим», – сказала себе. – «Просто стоим».

Он заметил её. Конечно. Взгляд скользнул по залу, зацепился за неё, на секунду задержался. Этого хватило, чтобы внутри всё сжалось в тугой комок.

Но он не подошёл.

Направился к стойке.

– Добрый вечер, – ровно сказал он. – У вас здесь, говорят, кормят хорошо.

Армен выдохнул так, будто держал воздух с утра.

– Стараемся, – ответил он. – Что будете?

– Начнём с простого, – сказал Круглов. – Красное вино. Без понтов. И закуску. Любую. Я доверяю вашему вкусу.

«Ты никому не доверяешь», – подумала Диана. – «Ты любишь смотреть, как люди угадывают твои правила».

Седа подошла к стойке, как будто случайно.

– Добрый вечер, – сказала она. – Давно не виделись.

– Как сказать, – усмехнулся он. – Чувствую, будто мы теперь почти соседи.

Он облокотился на стойку.

– Я слышал, у тебя новая звезда, – сказал он. – Девочка, которая любит вмешиваться в чужие разговоры.

Седа не повернула головы. Но Диана знала: речь о ней.

– У меня много девочек, – ответила она. – Все любят вмешиваться. Иначе это был бы морг.

– В морге, – заметил Круглов, – по крайней мере, все ведут себя тихо.

Он сделал глоток вина. Лёгкий жест, тонкое поморщивание – будто всё вокруг его чуть-чуть не устраивает.

– Пройду за стол, – сказал он. – Не люблю стоять на проходе.

Пауза.

– А вы… не утруждайтесь. Я просто поужинать.

Он пошёл вглубь зала и выбрал стол так, чтобы видеть и вход, и стойку, и половину помещения. Сел спиной к стене. Привычка человека, который не расслабляется.

Седа повернулась к Диане:

– Помни. Ты – воздух.

Сегодня Диана была этому рада.

Часть 3. После визита

Когда дверь за Кругловым закрылась, ресторан ещё какое-то время жил по инерции. Люди допивали вино, кто-то заказывал десерт, кто-то смеялся слишком громко – так смеются, когда чувствуют напряжение, но не понимают, откуда оно. Музыка играла, свет был таким же тёплым, как всегда, только воздух казался выжатым, как лимон после бармена.

Диана стояла у стойки с пустым подносом и чувствовала, что плечи болят не от тарелок. От того, как весь вечер приходилось держать спину ровной, взгляд – спокойным, руки – не дрожащими. Внутри было ощущение, будто её ещё раз провели через ту подсобку, только без слов.

– Всё, – объявила Седа, когда последние гости расплатились и ушли, – закрываемся. Музыку – вниз, свет – не трогать, мне так думать легче.

Музыку приглушили. Звук остался, но стал фоном, а не шумом. Армен закрыл дверь на задвижку, проверил замок дважды, как человек, который слишком хорошо знает цену «не досмотрел».

– Мне кажется, – сказал он, стягивая галстук, – сегодня мы сделали выручку месяца. И одновременно заработали себе проблемы года.

– Выручку забудут через неделю, – отмахнулась Седа. – А вот кто у нас сегодня ел, пить не забудет никто.

Повар на кухне грохнул чем-то тяжёлым – снимая кастрюлю или просто выпуская своё напряжение. Официанты один за другим исчезали в раздевалке, возвращались уже в своих куртках и тихо, по одному, выскальзывали через чёрный выход. В такие вечера никто не задерживался без необходимости.

– Диана, – позвала Седа, – иди сюда.

Она сидела за дальним столиком, уже без фартука, с бокалом, в котором что-то янтарно горело. Рядом стояла бутылка – та самая, которую Армен обычно прятал «на особый случай». Видимо, случай наступил.

Диана подошла, опёрлась ладонью о спинку стула.

– Садись, – сказала Седа. – Ноги убери от барной географии, она сегодня и так вся в красных зонах.

Диана села. Армен тут же подоспел с третьим бокалом.

– Это не для того, чтобы ты расслабилась, – сказал он, наливая. – Это чтобы ты поняла, какой у нас дорогой стресс.

– Я думала, вы мне кофе предложите, – замечала Диана.

– Кофе – утром, чтобы встать. Сейчас – чтобы не упасть, – отрезала Седа. – Давай, за что-нибудь.

Они чокнулись несинхронно. Армен, как всегда, громче всех, Диана – осторожно, Седа – коротко, как ставят печать.

Первый глоток обжёг не горло, а пустое место под рёбрами, где весь вечер лежал тугой комок. Стало чуть теплее, но не легче.

– Ну? – спросила Диана. – Как вам наш «нормальный человек»?

– Этот? – Седа сделала ещё один глоток, поставила бокал. – Это человек, который пришёл сказать: «Я здесь». Без слов. Без угроз. Без цирка. Самый неприятный вариант.

Армен кивнул:

– Если бы он орал, мы бы знали, от чего отталкиваться. А так он просто посидел, поел, оставил чаевые и ушёл. Как будто проверял, не трясутся ли у нас руки.

– У тебя тряслись? – Седа посмотрела на Диану.

– Нет, – призналась та. – Но это не заслуга. Просто я знала, что нельзя.

– Вот это как раз и заслуга, – сказала Седа. – Большинство в такие моменты либо начинает играть перед камерой, либо падать в обморок. Ты не сделала ни того, ни другого. Уже плюс.

Она помолчала немного, рассматривая тонкую полоску света, упавшую со свечи на стол.

– Как он на тебя смотрел? – спросила вдруг.

Диана на секунду вернулась туда, в зал, к тому короткому пересечению взглядов.

– Как на вопрос, на который у него ещё нет ответа, – сказала она. – Но он уверен, что найдёт.

Армен нервно усмехнулся:

– Вот этого я и боюсь. Когда таким людям становится любопытно.

– Бояться уже поздно, – вздохнула Седа. – Сейчас надо думать, как жить дальше.

Она откинулась на спинку стула, скрестила руки.

– Давай-ка, девочка, зафиксируем, – сказала она. – Что у нас на сегодня.

Она начала загибать пальцы:

– Первая королева – Инга. С ней ты уже сыграла первый раунд. Сделка на месте, правила очерчены.

Второй игрок – Круглов. Сегодня пришёл, чтобы посмотреть на доску. Ничего не забрал, ничего не поставил, просто отметил фигуры.

Третий – твой мальчик-программист. Он пока не игрок, но через него можно давить. На тебя, на мать, на кого угодно.

Четвёртые – мы. Ресторан «Мандарин & Дым». Место встречи, которое «изменить нельзя».

– Спасибо, – буркнул Армен. – Как будто я мало знаю, где у меня этот штамп сидит.

– Говорю, чтобы у всех в голове по полочкам лежало, – спокойно ответила Седа. – Теперь самое главное. Что делать тебе.

Она повернулась к Диане:

– Сегодня ты правильно всё сделала. Не подошла, не разговаривала, не бросала на него свои честные глаза. И так будет дальше. Пока я не скажу иначе.

– А если скажешь иначе? – спросила Диана.

– Значит, будет момент, когда молчать станет опаснее, чем говорить, – сказала Седа. – Такие моменты бывают. Но сейчас не он.

Армен задумчиво вертел стакан в руках, глядя, как янтарная жидкость прилипает к стеклу.

– Слушай, – обратился он к Диане, – ты понимашь, что он сегодня посмотрел не только на тебя? Он смотрел, как мы тебя прикрываем. Это тоже часть игры.

– Видел, что я тебя как воздух держу, – хмыкнула Седа. – И что ты к нему на автомате не потянулась. Значит, поймёт, что тебя здесь учили. А когда таких, как он, кто-то учит – они всегда хотят узнать, кто именно.

– То есть по цепочке он придёт к тебе, – сказала Диана.

– Если ещё не пришёл, – спокойно ответила она. – Но это уже мои проблемы. Твои – не подставляться лишний раз.

Они замолчали, каждый в своих мыслях. В зале было слышно, как на кухне кто-то моет посуду, как в дальнем углу холодильник вздыхает, как по вентиляции пробегает чужой воздух.

– Седа, – тихо сказала Диана, – тебе не страшно?

– Страшно, – просто ответила та. – Всегда страшно, когда в твой дом заходят люди, у которых есть ключи от других дверей. Но я давно живу с этим страхом. С ним можно спать, пить кофе, ругаться и даже иногда смеяться.

Она усмехнулась:

– Со страхом нельзя только одно – делать вид, что его нет. Как только начинаешь играть в смелость – тебя и выносят.

Армен поднял бокал:

– За честный страх? – спросил он.

– За то, чтобы он не стал паникой, – поправила Седа.

Они выпили ещё по глотку.

– А тебе? – спросила она у Дианы. – Сейчас страшно?

Диана задумалась. Страх – это было не совсем то слово. То, что она чувствовала, было ближе к ощущению, когда стоишь на подтаявшем льду: он пока держит, но ты точно знаешь – под тобой вода.

– Мне… некомфортно, – сказала она. – Как будто меня уже где-то рисуют на схеме, а я ещё не видела эту схему.

– Видишь, – кивнула Седа. – Это правильное чувство. Не истерика, не героизм. Настороженность. Она тебя и спасёт.

Армен потянулся, вытащил из заднего кармана сигареты, покрутил пачку в пальцах, но не закурил.

– Ты же знаешь, – сказал он Диане, – что камера в зале всё это тоже видела?

– В смысле? – она чуть напряглась.

– В прямом, – вмешалась Седа. – У нас всё пишется. И то, как он вошёл, и как сидел, и где ты стояла. Если захочешь, я потом покажу тебе со стороны.

– Зачем? – спросила Диана.

– Затем, что иногда полезно увидеть себя глазами тех, кто смотрит. Поймёшь, где уязвима. Где слишком долго задерживаешь взгляд. Где стоишь так, что к тебе удобно подойти, – объяснила Седа. – Это не про паранойю. Про выживание.

Диана кивнула. Эта мысль была неприятной, но логичной.

– Показать сейчас? – спросила Седа.

– Не сегодня, – попросила Диана. – Я пока только из одной комнаты с чужими глазами выбралась. Вторая – уже будет лишней.

Седа усмехнулась:

– Ладно. Живём без повторов.

Они ещё немного посидели в тишине. У каждого были свои картинки в голове: у Армена – счета, у Седы – схемы, у Дианы – окно, за которым сегодня вечером могла стоять ещё одна неведомая машина.

– Ладно, – Седа отодвинула бокал. – Хватит. Нам нельзя напиваться, когда за нами уже несколько пар глаз следят. Даже если очень хочется.

Она поднялась, потянулась, как человек, который долго сидел в засаде.

– Ты как домой добираться будешь? – спросила она у Дианы.

– Как обычно, – ответила та. – Метро, пара остановок и пешком.

– Метро – ладно, – сказала Седа. – Пешком – не очень. Если увидишь ту же чёрную машину – не геройствуй. Проходи мимо, как будто тебя это не касается. Не фотографируй, не записывай номера, не делай вид, что запоминаешь. Они ненавидят, когда их явно «берут на заметку». Гораздо больше, чем когда просто мимо проходят.

– То есть просто жить дальше? – сухо уточнила Диана.

– Пока да, – кивнула Седа. – Но с открытыми глазами.

Армен вздохнул:

– Романтика ночного бизнеса, – сказал он. – Люди думают: ресторан, вино, красивые девочки. А по факту – камеры, проверки, непрошеные гости и постоянный страх получить повестку.

– Ты же мог открыть автомойку, – напомнила ему Седа. – Но нет, захотел «место силы».

– Я хотел место, где люди будут счастливы, – обиделся он. – А получил место, где людей делят на категории: «своих», «чужих» и «к чёрту таких гостей».

– Ну всё, – остановила его Седа. – Заканчиваем вечернюю исповедь. Диана, иди домой. Если что-то будет – звони. А если не будет – всё равно звони, хотя бы иногда, чтобы я не думала, что тебя уже увезли в багажнике.

– У меня нет знакомых с багажником, – сказала Диана.

– Очень смешно, – отозвалась Седа. – В этом городе хватит и незнакомых.

Ночь на улице была липкой. Не по температуре – по ощущениям. Снег, который днём казался мягким, теперь был превращён в серую кашу из грязи, реагентов и чьих-то спешных следов. Лужи отражали свет фонарей так, как будто в каждой сидела своя маленькая камера.

Диана шла к метро и ловила себя на том, что не хочет оборачиваться. Не потому, что там кто-то есть. А потому, что если оглянуться раз, потом будет хотеться оглядываться каждый десятый шаг.

В вагоне метро было привычное тесное тепло. Люди в пуховиках, рюкзаках, с сумками. Кто-то смотрел в телефон, кто-то в никуда. В таких местах легче всего спрятаться – и одновременно легче всего забыть, что ты вообще существуешь.

Она смотрела на своё отражение в тёмном стекле напротив. Та же куртка, тот же шарф. Только взгляд – другой. Взгляд человека, который слишком много видел за один день.

На пересадке чьи-то плечи толкнули её, кто-то грубо выругался, кто-то извинялся. Обычная московская какофония. И всё равно, под всем этим шумом, она чувствовала другой слой – как будто город шептал, каждый на своём языке: «Ты теперь в списке. Не забывай».

Двор встретил её тишиной. Машины стояли, покрытые коркой наледи. Фонарь моргал, как нервный глаз. Детская площадка пустая, только снег скрипел под ногами.

Чёрной машины, которую она видела вчера, сегодня не было.

Это не успокоило.

Иногда отсутствие хуже присутствия. Когда видишь, по крайней мере знаешь, где опасность. Когда не видишь – она может быть где угодно.

Она поднялась по лестнице, привычно перепрыгнула через скол на ступеньке, открыла дверь квартиры, закрыла замки. Выдохнула – слишком громко для пустой комнаты.

Телефон лежал там, где она оставила его утром. Включила экран – сообщений не было. Ни от Лалы, ни от мамы, ни от Никиты.

Часть её была благодарна за это молчание. Другая – понимала, что это тишина перед следующей волной.

Она прошла на кухню, включила чайник, на этот раз довела его до конца. Тёплая кружка грела пальцы, но не мысли. Мысли сами шли по кругу: Инга, её голос, чай, стеклянные стены; Круглов, его взгляд, тихий визит, стул у стены; Седа, её хриплый смех и фраза: «Если ты не выбираешь сторону – её выберут за тебя».

Она достала пустой лист из ящика стола. Тот самый. Развернула. Гладкая белая поверхность смотрела на неё, как немой экран.

Вчера она думала, что внутри него прячется угроза. Сегодня – что это договор. Неподписанный, но действующий.

Она взяла ручку и, не особо задумываясь, написала внизу маленькими буквами: «Я не ваша фигура».

Посмотрела на строчку. Улыбнулась криво.

– Посмотрим, – сказала тихо.

Потом сложила лист снова и убрала обратно.

Телефон вдруг дрогнул в руке. Входящий звонок. Номер – тот же, без имени. Сердце на секунду подтолкнуло мысль: «Никита?» Но интуиция подсказала – нет. Это не его время и не его тип звонков.

Она сдвинула пальцем.

– Да, – сказала.

На том конце помолчали полсекунды – как будто проверяли, что голос её, и только потом заговорили.

– Добрый вечер, Диана, – сказал знакомый ровный голос Антона. – Надеюсь, я не отвлекаю.

– Уже поздний вечер, – ответила она. – Но, думаю, вы это знаете.

– Знаю, – спокойно сказал он. – Просто госпожа Проскурина просила уточнить: всё ли прошло спокойно после вашего разговора. До и после.

Он произнёс это так буднично, будто спрашивал, понравился ли ей чай.

– Относительно, – сказала Диана. – Я дошла, до ресторана тоже дошла, до дома – пока тоже.

– Это хорошо, – сказал Антон. – Если что-то изменится – в худшую сторону, – он сделал паузу, – вы знаете, как с нами связаться.

– Я из тех людей, – тихо сказала она, – которые не любят «связаться» ни с кем. Но номер я запомнила.

– Это уже много, – ответил он. – Спокойной ночи.

Он отключился первым.

Диана смотрела на тёмный экран и думала, что ещё год назад подобные звонки казались бы ей сценой из чужого сериала. А теперь – часть её вечера.

Она положила телефон на стол, допила чай, выключила свет на кухне и ушла в комнату.

Лёжа в темноте, она слушала подъезд: шаги, чей-то смех, хлопок двери. И где-то совсем далеко – вой сирены. Город жил своей тяжёлой жизнью.

Она лежала и понимала, что день, который начался с официального приглашения и прошёл через тихий визит, поставил её туда, где она никогда не собиралась оказаться.

На доску.

Не пешкой, не фигурой, не королевой. Пока – просто чужой деталью, которая случайно оказалась в центре.

«Ещё не так поздно уйти», – сказала одна часть неё.

«Уже поздно», – ответила другая.

Она закрыла глаза. Сон пришёл позже, чем обычно, и был неглубоким, рваным. Но всё равно пришёл.

Где-то между провалами сознания ей приснилось, что она снова стоит между дверью подсобки и дверью зала. В одной – Инга с холодным взглядом, в другой – Круглов с пустой улыбкой. А между ними – столик, за которым сидит Никита и смотрит на неё так, как тогда во дворе: растерянно и честно.

Во сне она не шла ни к одному, ни к другому. Просто стояла.

Утро всё равно наступило. Как всегда. Как будто ничего не случилось.

Только для Дианы четвёртая глава её жизни в этом городе уже закончилась.

И следующая начиналась с того, что на неё теперь смотрели не только те, кому она приносила еду.

Она прошла мимо его столика один раз, второй, третий. С подносом, без. Не задерживаясь. Она чувствовала его присутствие, как прожектор в затылок, но не позволяла себе повернуть голову.

Один раз их взгляды всё-таки пересеклись. Случайно. На долю секунды.

В его глазах не было злобы. Только интерес. Опаснее любого крика.

Он не позвал её. Не попытался остановить. Не бросил ни одной прямой фразы. Сидел, ел, пил своё «простое» вино, смотрел то в телефон, то на зал. Как человек, который пришёл убедиться: эксперимент идёт по плану.

Он ушёл так же тихо, как пришёл. Оставил щедрый, но не вызывающий чаевой. Для кого – было неясно. Для ресторанной легенды? Для камер? Для собственной игры?

Когда за ним закрылась дверь, зал будто выдохнул. Воздух стал легче.

Армен сел на первый стул.

– Я думал, он будет орать, – признался он. – Или спектакль устроит.

– Он сегодня пришёл не за этим, – тихо сказала Седа. – Пришёл посмотреть, как мы дышим при нём. Настройки проверил. Убедился, что мы поняли: он теперь безопасно «поужинал».

Она посмотрела на Диану:

– Ты что почувствовала?

Диана подумала секунду.

– Что он поставил меня в кавычки, – сказала она. – Как слово в предложении, которое ещё не дочитал, но уже решил, как оно должно звучать.

Седа кивнула.

– Значит, будем текст писать сами, – сказала она. – Потому что если он напишет – нам не понравится.

За окном опять падал снег. В «Мандарин & Дым» звенели бокалы, кто-то смеялся, кто-то ругался, кто-то целовался в углу, думая, что их никто не видит.

Диана стояла у стойки, чувствуя, как день, начавшийся со сделки с Ингой, заканчивается первым ходом Круглова. Две силы сделали по ходу.

Её ход ещё впереди.

Глава 5

Линии, которые сходятся

Часть 1. День, который начинался как чужой

Утро пришло слишком резко, будто кто-то швырнул его в окно. Тусклый свет пробивался через жалюзи полосами – резкими, как вопросы, на которые Диана не хотела отвечать. Она проснулась не от будильника, а от странного ощущения: словно её вынули из чьей‑то холодной ладони и вернули в жизнь, не спросив, готова ли она.

Тело было целым, но внутри всё дрожало – тонко, нервно, как провод под током. Вчерашняя ночь не отпускала: дом Инги, чёрная машина, разговор, в котором её словно просветили насквозь и занесли в какой‑то закрытый список.

«Страх – хорошее начало разговора», – сказала тогда Инга. Тогда это звучало почти как шутка. Сейчас – как диагноз.

Диана долго стояла в ванной, опершись ладонями о раковину. Лицо в зеркале было её, но взгляд – уже нет. Жёстче. Холоднее. Как будто часть Инги осталась у неё в голове и теперь учила смотреть на мир без иллюзий.

Она оделась спокойно, как в любой рабочий день: джинсы, свитер, собранные волосы. Но внутри не было ни одного «как обычно». Просто потому, что отныне ничего уже не было «как обычно».

На улице воздух был влажный, с горьким запахом тающего снега и бензина. Москва жила своей стальной жизнью: машины ползли рядами, люди спешили с опущенными плечами, никто никого не видел. И всё же Диане казалось, что кто‑то смотрит. Не в упор, не в наглую, а как это делают люди, привыкшие наблюдать: издалека, без участия, но очень внимательно.

У входа в метро она поймала себя на том, что проверяет отражения в стекле – не идёт ли за ней один и тот же силуэт. Никого. Только толпа. Но беспокойство не уходило, оно просто уходило глубже.

Когда она дошла до «Мандарина», сердце сжалось. Она открыла дверь и вдохнула знакомый запах – кофе, гранатовый соус, свежий хлеб, жареное тесто. Ещё недавно этот запах означал простое: смена, чаевые, усталость. Теперь – поле боя.

Седа стояла у стойки и о чём‑то спорила с Арменом. Не громко, но по жестам было ясно – разговор из тех, где нет правильного ответа, есть только меньшее зло. Стоило Диане появиться, как оба замолчали. Не демонстративно – просто так, как люди замолкают, когда события начинают иметь последствия.

– Ди, доброе утро, – сказала Седа без привычной резкости.

– Утро, – отозвалась Диана. Голос прозвучал хрипло, как будто она всю ночь курила, хотя сигарет не было.

Она повесила пальто, завязала фартук, машинально поправила волосы. Движения были отточенные, но в каждом чувствовалось другое: вместо уставшей рутины – собранная настороженность.

– Ночь была? – тихо спросил Армен. – Такая… особенная?

– Была, – сказала она.

– Плохая?

– Прошла.

Седа смотрела на неё, как врач без анализов – пытаясь поставить диагноз по одному только взгляду.

– Она приходила? – спросила Седа. Фраза не требовала уточнений. Все понимали, кто «она».

– Да, – честно ответила Диана.

Армен шумно втянул воздух:

– Ох, святые хачапури…

Седа посмотрела на него так, что он тут же спрятался за кофемашину.

– И что? – спросила она. – Приговор? Пожизненное в консуматорстве? Или, наоборот, амнистия?

– Сделку, – сказала Диана. – Держаться подальше от Никиты. И… если что‑то коснётся меня или его – сообщить ей. Она сказала, что «защитит».

Седа фыркнула так, что в чашке у стойки дрогнула пенка.

– «Защитит» – красивое слово, когда его произносит человек, у которого под рукой половина города, – сказала она. – Обычно это значит «будет контролировать».

Зал постепенно оживал: пара офисников, женщина с ноутбуком, двое студентов. Всё как обычно. Если не смотреть на то, как иногда Седа поднимает взгляд к двери, а Диана – к окну.

Когда первый поток гостей схлынул, Диана, как обычно, подошла к стеклянной двери выдохнуть на секунду. И увидела его.

Через дорогу стоял мужчина в сером пуховике. Обычном, «массовом». Он не курил, не разговаривал по телефону, не шевелился почти. Просто стоял. И смотрел не на вывеску, не на прохожих, а прямо в дверь. В ту самую, через которую она каждый день выходит подышать.

Диана резко отвела взгляд, вернулась за стойку, взяла меню, но пальцы дрожали.

– Ты тоже его увидела? – тихо спросила Седа, не поднимая глаз.

– Да, – так же тихо ответила Диана. – Это не гость.

– Это вообще не гость, – резюмировала Седа. – Это тот, кто считает, что у него к нам вопросы.

– Круглов? – одними губами спросила Диана.

– Или тот, кто хотя бы знает, как он думает, – сказала Седа. – Для нас разница небольшая.

И словно по командe, в этот момент дверь ресторана звякнула колокольчиком. Диана обернулась – и сердце неприятно дёрнулось. Вошёл Никита.

Часть 2. Те, кто приходят, когда не должны

Он был без пальто, в расстёгнутой куртке, с растрёпанными волосами, будто шёл быстро и не разбирая дороги. Никакой охраны, никаких жестов, которые выдают «человек с сопровождением». Просто парень, который вошёл в ресторан. Если не знать, чья тень стоит у него за спиной.

Никита увидел её сразу. И пошёл не к свободному столику, не к бару – к ней. Прямой линией. Седа тихо выругалась, Армен перестал жонглировать чашками, даже Кристина, проходя мимо, чуть замедлилась.

– Нам нужно поговорить, – сказал он, остановившись слишком близко. Его глаза были покрасневшими – то ли от недосыпа, то ли от того, что внутри что‑то горело.

Диана на автомате отступила на полшага назад, выставив ладонь как невидимую границу.

– Тебе нельзя здесь быть, – сказала она. – Правда.

– Тебе самой нельзя здесь быть, – тихо ответил он. – После вчерашнего.

Фраза прозвучала так, будто он старше её лет на двадцать и уже успел пережить все войны.

– Никита, уйди. Здесь тебя видят. Твою мать видят. Люди, которые за ней смотрят, – тоже, – сказала Диана. – Ты понимаешь, что…

– Понимаю, – перебил он. – Она была здесь. Я не знаю деталей, но по дому сразу видно, когда она злится. Стены начинают слушать.

Его попытка пошутить провисла в воздухе.

– Она угрожала тебе? – спросил он уже серьёзно.

– Она… предложила сделку, – честно ответила Диана.

В его взгляде промелькнула ярость, вперемешку с виной.

– Конечно, – сказал он. – Если есть человек, которого она не может контролировать напрямую, она предлагает ему сделку.

Седа подошла ближе, вставая между ними невидимой стеной.

– Молодой человек, – спокойно сказала она, – вам действительно нужно выбрать другое место для душевных разговоров. У нас маленький ресторан, а не кабинет семейного психотерапевта.

– Я на пять минут, – сказал Никита. – Только поговорить.

– На улице, – отрезала Седа. – И не вдвоём.

– Я не угроза, – устало сказал он.

– Вы – нет, – ответила она. – А вот те, кто смотрят на вас через прицел, – да. Армен, пойдёшь с ними.

– Я?.. – дернулся тот. – Ну… да. Конечно. Если что, я умею притворяться деревом. Меня никто не заметит.

Троица вышла через боковую дверь. На улице было сыро и холодно, дыхание превращалось в пар. Они остановились у стены, где не было камер и лишних ушей.

– Ты понимаешь, во что тебя втянули? – первым начал Никита, глядя на неё.

– Я сама туда пошла, – ответила Диана. – Ногами. И не притворяюсь, что случайно.

– Ты не должна была иметь с этим никакого отношения, – с нажимом сказал он. – Это наш семейный цирк. Не твой.

– Случайно так не получается, – покачала головой она. – Если вчера в подсобке у тебя на шее стояли трое, а я оказалась рядом, это уже не просто работа.

Он долго молчал. Где‑то вдалеке проехала машина. Армен стоял в стороне, делая вид, что считает несуществующих голубей.

– Она сказала, что заберёт у меня всё, если ты не исчезнешь, – наконец сказал Никита. – Думаешь, легко сюда прийти после этого?

– А мне легко стоять напротив тебя, зная, что любой твой шаг ко мне – проблема для всех? – тихо ответила она.

Он сжал кулаки.

– Я не хочу исчезать из твоей жизни. Даже если она так считает.

– Тогда хотя бы не ломись через парадный вход, – устало сказала Диана. – Ты ставишь под удар и себя, и меня, и тех, кто внутри.

Они оба знали: где‑то совсем недалеко есть человек в тёплом пуховике, которому платят за то, чтобы следить за дверями.

– Если что‑то будет не так, – сказал Никита, – ты напишешь мне. Сразу.

– Нет, – ответила Диана. – Я напишу ей.

Эти слова ударили сильнее, чем пощёчина. На секунду в его глазах мелькнула чистая боль.

– Значит, ты уже выбрала сторону, – тихо сказал он.

– Я выбрала вариант, при котором живы все, – сказала Диана. – И ты, и она, и люди в ресторане. Это не про симпатию. Это про выживание.

Армен тихо кашлянул:

– Ребята, простите, что порчу драму, но, кажется, внутри у нас новый гость. Такой же, как тот, что в пуховике, только теперь сидит за столом и пьёт чай так, будто считает минуты.

Никита и Диана одновременно повернули головы. За стеклом был виден тот самый мужчина. Теперь он сидел в зале. Ничего не заказывал, кроме чайника, и смотрел не на еду, а на дверь.

– Люди Круглова, – без сомнений сказал Никита.

– Или те, кто хотят, чтобы мы так думали, – тихо ответила Диана.

Он посмотрел на неё ещё раз. Долго, почти болезненно.

– Я уйду. Сегодня. Но это не конец, – сказал он.

– Пока что конец – рабочей смены, – буркнул Армен. – Если мы до неё доживём.

Никита развернулся и ушёл быстрым шагом, не оглядываясь. Диана смотрела ему вслед, пока его фигура не растворилась в серой дворовой перспективе.

Когда они вернулись в ресторан, воздух внутри стал другим – плотным, тяжёлым. Седа стояла у стойки, скрестив руки на груди.

– Диана, – сказала она. – В подсобку. Сейчас.

Часть 3. Разговор, после которого всё уже не по-прежнему

Подсобка встретила их привычным запахом хлорки, картона и жареного жира. Маленькое тесное пространство, где за последние месяцы решалось слишком много чужих жизней.

Седа закрыла дверь щелчком. Не хлопком – тем самым щелчком, после которого воздух становится тяжелее.

– Мне выйти? – неуверенно спросил Армен.

– Да, – не глядя, ответила Седа. – И никого не пускай. Даже если придут с орденом и проверкой одновременно.

Дверь закрылась. Они остались вдвоём.

Седа не тороропилась говорить. Просто смотрела – внимательно, оценивающе. Не как начальница на подчинённую, а как человек, который пытается понять, что перед ним за фигура и насколько она уже в игре.

– Ну? – наконец сказала она. – Рассказывай. Сначала – почему сын очень занятой женщины считает наш ресторан безопасным местом. Потом – почему за ним уже смотрят. А потом – что пообещала тебе его мать. В любой последовательности.

Диана коротко, без украшений, рассказала о ночной поездке, доме Инги, предложении «держаться подальше от Никиты» и негласном соглашении сообщать о реальной угрозе. Объяснила, почему в подсобке вчера всё закончилась не трупом, а только испугом.

Седа слушала, не перебивая. Ни разу не закатила глаза, не выругалась по‑настоящему. Это было даже страшнее её обычных вспышек.

– Значит так, – сказала она, когда Диана замолчала. – Ты не девочка, которая случайно оказалась в неправильном месте. Ты сама туда пришла. Это плохо. Но и хорошо. Потому что теперь ты хотя бы понимаешь, где стоишь.

Диана хотела что‑то возразить, но Седа подняла ладонь.

– Слушай. Возле таких фигур, как Инга и Круглов, не бывает случайных знакомых. Можно быть инструментом, можно быть помехой, можно быть фигурой. Всё.

– Я не хочу быть ни тем, ни другим, – тихо сказала Диана. – Я хотела просто работать.

– Поздно, – отрезала Седа. – В тот момент, когда ты зашла в подсобку и встала между ним и ими, ты подписала контракт. Без бумаг, без денег. Но подписала. Теперь вопрос только один: кем ты будешь – инструментом или фигурой.

Тишина повисла густо.

– Инструментом быть проще, – продолжила Седа. – За тебя всё решают, тебе дают конверт, иногда – цветы, иногда – по морде. Фигурой быть сложнее. Фигура отвечает за последствия. И у неё нет права на истерику.

– А ты кем была? – спросила Диана.

Седа усмехнулась уголком губ.

– Всем по очереди, – сказала она. – Сейчас я – та, кто держит этот ресторан так, чтобы он не развалился под чужими играми. И в эту конструкцию ты уже встроена, хочешь или нет.

Она сделала шаг ближе.

– Поэтому слушай. Это не лекция. Это инструкция по выживанию.

Она перечисляла спокойно, почти без эмоций.

– Первое. С Никитой у тебя – дистанция. Уважительная, вежливая, человеческая. Но дистанция. Никаких длинных разговоров в подсобке, на улице, в метро. Если он появляется здесь – он гость. Не «твоя история», не «случайный роман». Поняла?

Диана кивнула.

– Второе. Ты никогда больше не идёшь одна туда, где закрываются двери. Ни с ним, ни с теми, кто его ищет. Если тебя зовут на разговор – смотришь, можно ли войти туда с кем‑то. Если нельзя – не заходишь. Жизнь дороже объяснений.

– А если от этого будет зависеть, выживет ли кто‑то? – спросила Диана.

– Тогда идёшь ко мне, – жёстко сказала Седа. – У меня уже есть пара согнутых рёбер от таких историй. Тебе это ни к чему.

– Третье. Про дом Инги и всё, что вы там говорили, ты молчишь. Вообще. Никому. Чем меньше людей знают, тем больше у тебя шансов дожить до отпуска.

Диана долго смотрела на пол.

– То есть ты предлагаешь… врать? – тихо спросила она.

– Я предлагаю выбирать, кому говорить правду, – ответила Седа. – Это разные вещи.

Она положила Диане руку на плечо – коротко, жёстко, почти по‑мужски.

– И последнее, – сказала она. – Ты думаешь, у тебя нет выбора. Он есть. Просто не между «хочу» и «не хочу». Между ролью жертвы и ролью той, кто хотя бы понимает, что происходит. Ты уже сделала шаг ко второму. Не откатывайся назад. Там только обида и бессилие.

Они вышли из подсобки. Зал жил своей жизнью. Музыка играла чуть громче обычного – кто‑то явно подкрутил звук, чтобы заглушить лишние разговоры.

Мужчина в пуховике всё ещё сидел за тем же столиком. Перед ним стоял нетронутый чайник, чашка и пустая тарелка. Он не листал телефон, не притворялся, что читает. Просто иногда поднимал взгляд к стойке.

Седа подошла к нему сама – лёгкой походкой человека, привыкшего встречать гостей самых разных калибров. Диана наблюдала издалека, делая вид, что протирает бокалы.

Они говорили недолго. Пару минут. Седа улыбалась, наклоняла голову, делала те самые жесты, которые помогают гостям чувствовать себя уютно. Мужчина почти не двигался, только изредка кивал. В какой‑то момент он перевёл взгляд на Диану. Очень коротко. Очень прицельно. Ей стало холодно.

Седа тоже на секунду обернулась, как бы проверяя, свободен ли столик у окна. Потом что‑то сказала мужчине. Тот встал, аккуратно надел пуховик, оставил купюру, слишком крупную для одного чая, и вышел.

– Ну? – подскочила Кристина. – Кто это был?

– Человек, который считает, – ответила Седа. – Чужие риски и чужие ошибки. Нам повезло: пока он считал только в уме.

Когда смена закончилась, Диана переоделась и вышла на улицу. Холодный воздух ударил в лицо, как пощёчина. Она дошла до метро, достала телефон и увидела новое сообщение с неизвестного номера.

«В следующий раз, когда будете спасать чужих сыновей, предупреждайте хотя бы, в какой ресторан вы их ведёте. Это не претензия. Это просьба».

Подписи не было. Но Диана не сомневалась, кто это.

Она набрала в ответ длинную фразу, стерла её и написала одно слово: «Принято».

Ответ пришёл почти сразу: «И ещё, Диана. Я была у вас сегодня утром. Ваши начальники умные. Но слишком уверены, что играют по своим правилам. Передайте им, что иногда правила пишут другие люди».

Диана долго смотрела на экран. Потом подняла глаза на город и подумала: «Королевам всё‑таки придётся сесть за один стол».

Часть 4. Мост над пропастью

Ночь прошла странно тихо. Без звонков, без сообщений, без неожиданных шагов в подъезде. Но от этой тишины было тревожнее, чем от любых шумов. Казалось, город затаился, чтобы сделать следующий ход.

Диана почти не спала. Каждый раз, когда закрывала глаза, перед ней вставали три лица: Никиты – у двери ресторана, Инги – в мягком свете её кабинета, и мужчины в пуховике, который смотрел на них через стекло.

К утру она поняла одну простую вещь: в той роли, в которой она жила до сих пор, дальше идти нельзя. Быть «той, которая развлекает и сглаживает углы», было удобно всем, кроме неё самой.

Она встала до будильника, оделась, как на экзамен: аккуратно, без лишнего. Никаких ярких акцентов, никакого вызывающего макияжа. Только собранность. И странное внутреннее чувство, что сегодня придётся сказать «да» или «нет» чему‑то большему, чем очередная смена.

К ресторану она пришла раньше всех. Открыла запасной ключом, включила свет, заварила крепкий чай. Села за дальний столик и уставилась в пустой зал.

Здесь, среди столов и стульев, проходило её последнее «обычное» время. Здесь она смеялась с гостями, искусно держала дистанцию с теми, кто слишком настаивал, здесь же подписывала негласный контракт с ночной жизнью. Всё это внезапно показалось чужим.

Дверь тихо щёлкнула. Часы на стене показывали без десяти восемь – до открытия оставалось сорок минут.

– Вы рано, – сказала Диана, не оборачиваясь. – Мы ещё не работаем.

– Вы тоже рано, – раздался знакомый голос Инги. – Но мы обе понимаем, почему.

Инга стояла у входа так, будто это она открыла ресторан. В идеально сидящем пальто, с собранными волосами, без единой лишней детали. Человек, который привык входить в любое помещение как в продолжение собственного дома.

– Садитесь, – сказала Диана, поднимаясь. – Чай есть только обычный.

– Обычный – это именно то, что нам нужно, – ответила Инга и села напротив.

Они молчали несколько секунд. Со стороны это выглядело бы просто паузой. На самом деле это было взвешивание: кто начнёт разговор и в каком тоне.

– Вы получили мои сообщения? – первой заговорила Инга.

– Да, – ответила Диана. – Не уверена, что всё поняла правильно.

– Тогда скажу проще, – сказала Инга. – Вчера вы сделали то, за что в моём мире получают проценты и закрытые контракты. Только вы сделали это бесплатно и по глупости. В хорошем смысле этого слова.

– Комплимент своеобразный, – заметила Диана.

– Других у меня нет, – честно ответила Инга. – Я плохой человек для похвал. Но хороший – для предложений.

Она сложила пальцы замком.

– Я не собираюсь делать из вас ещё одну «девочку под клиентов». В этом смысле вы мне не интересны. У меня другие способы решать вопросы. Но у вас есть то, чего нет у многих рядом со мной: вы видите людей до того, как они начинают говорить. И не боитесь войти туда, откуда нормальные убегают.

– Я боюсь, – возразила Диана. – Просто делаю вид, что нет.

– Это лучший вид храбрости, – ответила Инга. – Страх, который не парализует, а подсвечивает.

Она наклонилась вперёд:

– Поэтому у меня к вам предложение. Не красивая история, не романтика. Рабочее. Вы выходите из роли, в которой жили до этого. Полностью.

– Из какой? – спросила Диана, хотя ответ знала.

– Из роли консуматорши, – прямо сказала Инга. – Никаких «дополнительных смен», никаких отдельных клиентов, никаких историй «за наличные». Вы не товар и не бонус. Вы – человек, от которого зависит, кто в этой истории останется жив.

Слова прозвучали громче, чем стоило бы для пустого зала.

– И что тогда я делаю? – спросила Диана.

– Становитесь тем, кого в моём мире называют куратором, – ответила Инга. – Только не в том смысле, как это понимают здесь. Вы не встречаете гостей. Вы встречаете угрозы. Вы смотрите на людей вокруг моего сына и вокруг меня. И говорите, когда видите то, чего не видим мы.

– То есть всё равно стучать, только наверх? – сухо уточнила Диана.

– Нет, – покачала головой Инга. – Не стучать. Предупреждать. Между этими словами пропасть.

Она говорила спокойно, как о контракте.

– Первое. Я вывожу вас из всех старых схем. Никто больше не имеет права использовать вас как часть «программы». Если кто‑то попробует – он будет иметь дело со мной.

– Второе. Вы больше не зависите от конвертов. Я знаю, сколько платят здесь. Это смех. Если вы согласитесь, я буду платить вам как человеку, который отвечает за безопасность очень дорогого актива. Мой сын – дорогой актив, как бы цинично это ни звучало.

– Третье. Я не трогаю ваш ресторан. Наоборот. Пока вы здесь – это место для меня не просто точка на карте. Это пространство, за которое я готова держаться. В моём мире это иногда важнее денег.

– Почему я? – спросила Диана. – У вас есть свои люди.

– Есть, – подтвердила Инга. – И именно поэтому вы мне нужны. Мои люди слишком похожи на меня. Они видят схемы, документы, деньги. Вы видите страх и глупость. А именно из этого чаще всего растут проблемы. К тому же мой сын вас слушает. Пока. Это тоже ресурс.

Пауза растянулась.

– Если я откажусь? – тихо спросила Диана.

– Тогда вы попытаетесь вернуться вниз, – сказала Инга. – Делать вид, что стоите в стороне. Но, боюсь, вы уже слишком много увидели и слишком много сделали. Жизнь редко даёт выйти из таких историй просто так.

Диана смотрела в окно. Снаружи шли люди, спешили на работу, ругались в телефоны. Мир жил обычной жизнью.

– Я согласна, – сказала она. Спокойно. Без пафоса.

Внутри коротко стукнуло сердцем: как при прыжке с высоты, когда ноги уже оторвались от земли, а до воды ещё далеко.

Инга кивнула, как человек, который услышал ожидаемый ответ.

– Тогда первое, что вы сделаете как куратор, – сказала она, – перестанете думать о себе как о консуматорше. Это больше не ваша роль. Ни в этом ресторане, ни в этом городе.

Диана вдруг ясно почувствовала: назад дороги нет. И странным образом от этого стало легче.

– И второе? – спросила она.

– Сядете как‑нибудь вечером напротив Седы и честно скажете ей, что теперь отвечаете не только перед ней, но и передо мной, – ответила Инга. – И мы втроём попробуем не убить друг друга в процессе.

Она улыбнулась краем губ.

– У вас редкая позиция, Диана. Между двумя королевами. Обычно в таких случаях пешки погибают первыми. Но у вас есть шанс стать кем‑то большим. Главное – не пытаться понравиться всем.

Они встали почти одновременно. Инга поправила пальто.

– Я пришлю человека, который оформит всё так, чтобы никто не задавал лишних вопросов, – сказала она. – А пока – работайте. Но уже по‑другому.

– Как? – спросила Диана.

– Как человек, от которого зависит больше, чем размер чаевых, – ответила Инга. – Остальное вы поймёте сами. Вы умеете.

Она ушла так же спокойно, как вошла. Дверь тихо звякнула, зал снова остался пустым.

Диана стояла посреди ресторана и чувствовала, как в голове меняется план помещения. Бар, кухня, зал, подсобка – всё осталось на своих местах. Но теперь у каждого угла был другой вес. У каждой двери – своя цена.

Она больше не была просто частью интерьера. Не была украшением чужих вечеров.

С этого утра Диана стала тем, кем раньше были только другие: человеком, у которого есть право говорить «нет» там, где раньше она молча улыбалась.

И это было страшно. И честно. И, возможно, впервые в жизни – по‑настоящему её выбором.

Глава 6

ПЕРЕД БУРЕЙ

Часть 1. Тишина, которая громче шума

Утро приехало слишком рано, как плохо смонтированный фильм, где кто-то промотал ночь на ускоренной перемотке. Диана открыла глаза от ощущения тяжести – не в теле, в воздухе. Будто над кроватью повисло что-то невидимое и ждёт, когда она сделает первый неверный шаг.

Телефон мигнул на тумбочке тусклым экраном. Два уведомления.

Первое – от Инги:

«Он дома.»

Диана прочитала, и на секунду внутри всё чуть отпустило. Жив. Значит, вчерашняя ночь хотя бы не закончилась чьим-то моргом.

Второе сообщение – с неизвестного номера:

«Ты сделала правильный выбор.»

Холодок медленно прошёл по позвоночнику – не от смысла, от интонации. Слишком спокойная уверенность чужого человека, который почему-то решил, что имеет право оценивать её выборы.

Правильный – для кого?

Для неё?

Для Никиты?

Для того, кто прятался в тени возле переулка?

Ответа не было. Только короткая фраза, в которой слышалось слишком многое.

Диана положила телефон обратно, посидела на краю кровати, упершись ступнями в холодный линолеум. Квартира молчала. Дома тишина – обычно спасение. Сегодня – как ещё один свидетел, который тоже смотрит, но ничего не говорит.

Когда тишина стала невыносимой, она встала, умылась, оделась автоматически, словно собиралась на самую обычную смену. Шарф, пальто, ключи, сумка – всё на своих местах. Только внутри всё стояло на краю.

На площадке подъезда пахло пылью, кошачьим кормом и пережаренным маслом от соседей. Но под этим привычным запахом просачивалось что-то новое – лёгкое, как металлический звук перед аварией.

По дороге к метро она начала замечать взгляды. Не те – липкие, оценивающие, к которым привыкла любая женщина в этом городе, и не осторожные взгляды людей, которые чувствуют беду. Обычные взгляды, но чуть дольше, чем нужно. Секунду лишнюю задерживаются и ускользают.

В вагоне метро она посмотрела на себя в отражении закопчённого стекла: пальто, собранные волосы, немного усталые глаза. Никаких ярких деталей. Никакой драматической маски. Но ощущение было такое, будто кто-то выделил её маркером на серой толпе.

Город перестал быть фоном. Сегодня он был как зрительный зал, где погасили свет, включили прожектор и направили его именно на неё.

В «Мандарин & Дым» Диана пришла на полчаса раньше. Обычно утренний ресторан – это голые столы, запах моющего средства и Армен, который матерится на поставщиков. Сегодня, стоило открыть дверь, она поняла, что что-то не так.

У стойки стояла Седа с железной цепью и замком в руках. На лице у неё было то выражение, которое появлялось только в двух случаях: когда приходила проверка или когда приходили не проверка.

– Ты вовремя, – сказала она, не здороваясь. – Поможешь закрыть чёрный ход.

– Что случилось? – спросила Диана, хотя уже знала, что ответ ей не понравится.

– Не «что». «Кто». – Седа щёлкнула замком, проверяя, как встанет на петлю, будто закрывала не дверь, а рот судьбе. – Он приходил ночью. Не заходил. Просто постоял. Посмотрел. Ушёл.

Дополнительных пояснений не требовалось.

Круглов не был из тех людей, которые гуляют по ночам, чтобы проветриться.

– Сколько времени? – тихо спросила Диана.

– Минут пять. – Седа дернула цепь, проверяя. – Но этого хватило, чтобы Армен с кухни выскочил, как будто там пожар.

– Потому что я в жизни ещё так не пугался, – выдал голос за её спиной.

Армен появился с кружкой кофе, с глазами, в которых две ночи без сна сидели и курили.

– Я тебе сто раз говорил, Ди, – тяжело усмехнулся он, – когда тишина – это не тишина. Это пауза между ударами.

– Ты с утра начал, да? – спросила она. – Шутки пошли?

– А что мне остаётся? – пожал он плечами. – Если я перестану шутить, я начну пить. А если начну пить – кто вам будет варить хороший кофе? Повара? Да он даже чайник боится.

Он поставил кружку на стойку, подозрительно глядя на цепь у двери.

– Но если серьёзно, – добавил он, – будь сегодня осторожна, Ди. Воздух правда что-то держит. И это «что-то» точно не скидки на меню.

День потянулся странно вязко. По всем признакам – обычная смена. Бизнес-ланчи, парочка офисных компаний, женщина с ноутбуком, которая занимала столик на три часа и заказала один салат. Мужчины в пиджаках, которые говорят о сделках шёпотом, а смеются так, будто купили пол-Москвы.

Но даже их разговоры звучали приглушённо. Слова глухо падали на столы, как если бы стены поглощали звук. Никто не повышал голос, никто не устраивал сцен. Даже посуду сегодня били меньше.

Диана ходила с подносом между столиками, автоматически отмечая, кто сколько заказал, кто подумает о десерте, кто уже пора просить счёт. Работа спасала – от мыслей, от сообщений, от переулков и чужих голосов в голове. Но ощущение, что за каждым её движением следят, никуда не девалось. Оно просто ушло в фон – как постоянный гул вентиляции.

Пару раз она выходила выносить мусор. Каждый раз картина была одинаковой: у угла, возле глухой стены, стояла белая машина. Не самая дорогая, не приметная, таких полгорода. Но лица внутри – новые.

Не клиенты. Не соседи. Не те, кто случайно припарковался.

Люди, которые сидели тихо, не курили, не вели разговоров. Просто смотрели вперёд. Этого было достаточно, чтобы понять: они здесь не потому, что им нравится район.

Около четырёх Седа выскользнула из офиса и молча протянула Диане телефон.

– Посылка, – сказала она.

На экране мигало новое сообщение с неизвестного номера:

«Курьер подойдёт через минуту. Возьми конверт.»

– Это что? – спросила Диана.

– Лучше бы – пицца, – проворчал Армен, протягивая поднос. – Но мир не идеален.

Через минуту в дверь вошла женщина – аккуратная, в сером костюме, похожая на бухгалтера или помощницу юриста. Она подошла прямо к Диане.

– Это вам, – сказала она, протягивая белый плотный конверт.

– От кого? – спросила Диана.

– Он не представился.

Женщина развернулась и ушла, не оборачиваясь. Как будто её роль в этом спектакле уже закончилась.

Внутри конверта лежал пластиковый пропуск с тонкой золотой полосой и небольшая записка:

«20:00. Будь здесь.

Это безопаснее, чем улица.»

Седа наклонилась, прочитала, выругалась тихо, сочным словом, которое Диана уже научилась отличать по интонации.

– Он уже контролирует, где ты должна быть вечером, – сказала она. – Классика.

– Я туда не пойду, – автоматически ответила Диана.

– Конечно, – фыркнула Седа. – И пойдёшь. И не пойдёшь. Ты правда думаешь, что у тебя есть выбор?

В кармане завибрировал телефон. Едва Диана успела положить пропуск обратно в конверт, экран подсветился.

«Встретимся сегодня. Без Никиты.»

Инга.

Армен поднял руки к потолку:

– Ну всё, Ди, поздравляю! Теперь за тобой следят оба главных героя нашего сериала. Хорошие новости: ты популярна. Плохие новости: слишком популярна.

– Дай телефон, – резко сказала Седа.

– Зачем? – Диана прижала аппарат к ладони.

– Затем, – сухо ответила Седа, – чтобы ты сейчас не ответила какую-нибудь глупость вроде «давайте перенесём». С такими людьми встречи не переносят, их только переживают.

Она бегло прочитала сообщение и вернула телефон.

– Всё, – сказала. – Вечером ты идёшь к Инге.

– Почему не… – Диана кивнула на конверт.

– Потому что если ты не придёшь к Инге, – спокойно объяснила Седа, – Инга придёт сюда. А тогда от «Мандарина» останется только дым. И то не от кальяна.

Армен вздохнул:

– Иногда мне кажется, что надо было открывать не ресторан, а зоопарк. У нас тут столько видов хищников…

Диана вышла на минуту во внутренний дворик, где пахло мусором, сыростью и морозным воздухом – и всё равно там было легче дышать, чем в зале. Она смотрела на пропуск в руке, на сообщение от Инги и чувствовала, как две невидимые верёвки тянутся к её шее.

Один конец – ледяной, от него веяло протоколами, камерами и допросами.

Второй – горячий, пахнущий дорогим парфюмом и переговорами на последних этажах башен.

Оба конца – одинаково опасные.

Она засунула пропуск обратно в конверт, выдохнула и тихо сказала себе:

– Сначала Инга.

Потому что в любом дурном сериале сначала говорят с тем, кто считает себя сценаристом. А потом уже – с тем, кто держит в руках ножницы для монтажа.

Ресторан на крыше, где назначила встречу Инга, был похож на аквариум, поставленный на высоту птичьего полёта. Стекло, мягкий свет, вид на вечернюю Москву, которая снизу казалась чужим городом.

Диана поднялась по лестнице, и на самой верхней ступеньке её обдал резкий холодный воздух – дверь на крышу была приоткрыта. Ветер ударил в лицо мокрым бетоном и запахом далёких выхлопов.

Инга сидела за столом у стеклянного парапета. Пальто на ней было застёгнуто, как броня. Она не смотрела на город, не листала телефон – просто сидела, как статуя, в которой вместо камня – воля.

– Садись, – сказала она, не поднимая глаз.

Диана села напротив. Ветер тянулся к ним, шуршал в углу, но на крыше было так тихо, что казалось, будто весь город выключили на паузу.

Тишина затянулась. Инга не спешила говорить. Она умела использовать паузы как инструмент: за это время люди успевали испугаться своих собственных мыслей.

Наконец она подняла взгляд.

– Мой сын был у тебя вчера, – сказала она ровно. – Не у друзей. Не в клубе. Не в учебном центре. У тебя.

Это прозвучало как констатация факта, но ударило как обвинение.

– Он пришёл сам, – ответила Диана. – Ему было плохо. Ему нужна была…

– Ему нужна была голова, а не эмоции, – жёстко перебила Инга. – И я должна была быть этой головой. Но меня не было. Значит, теперь ты – часть проблемы.

Слово «проблема» прозвучало у неё почти нежно. Почти.

Диана промолчала. Инга продолжила:

– Ты знаешь, что после вчерашнего его начали мониторить?

– Да.

– И ты знаешь, что это не мои люди?

– Да.

Инга кивнула. В её коротком жесте было больше усталости, чем злости.

– Тогда скажи мне, – тихо добавила она, – ты понимаешь, куда ты влезла?

– Я не лезла, – ответила Диана. – Я просто была рядом, когда ему нужна была помощь.

Инга резко подалась вперёд, и в её глазах мелькнуло что-то живое, почти больное.

– В этом городе за «просто была рядом» убивают, – сказала она. – Или покупают. Или ломают. В зависимости от бюджета.

Она откинулась на спинку стула.

– После вчерашнего ты перестала быть девочкой с подносом, Диана. Ты стала фактором риска. Для меня. Для него. Для всех, кто к нему прикоснулся.

Ветер усилился. Шарф Дианы трепыхнулся, но она не дернулась.

– Что вы хотите от меня? – спросила она прямо.

Инга посмотрела на неё с интересом, словно отмечая у собеседницы редкое качество – не вилять.

– Я хочу, чтобы ты держалась от моего сына на расстоянии, – сказала она. – На большом расстоянии. Чтобы Круглов не решил, будто ты – канал влияния. Или слабость.

– Я не влияю на него, – спокойно ответила Диана.

– Ты – нет, – согласилась Инга. – Но он влияет на тебя.

Эта фраза попала точно в то место, которое Диана старалась не трогать.

Инга продолжала:

– Сегодня ты получила приглашение.

– Да.

– От него.

– Да.

– Ты туда не пойдёшь.

Это прозвучало как приказ начальника штаба, но голос был тихий, почти нежный.

– Он написал, что там «безопаснее, чем улица», – сказала Диана.

Инга холодно усмехнулась.

– Для него – безопаснее, – ответила она. – Надеяться, что силовик зовёт тебя куда-то ради твоей безопасности – это… – она задумалась, – это уже не наивность. Это клинический диагноз.

Она наклонилась ближе, её голос стал совсем ровным:

– Ты думаешь, это встреча? Нет. Это сканирование. Он смотрит, как ты реагируешь, как говоришь, как двигаешься. Это не диалог, это настройка.

Диана невольно поёжилась. Ветровка защитила от холода, но не от этого ощущения.

Инга заметила.

– Он делает только то, что выгодно ему, – сказала она. – Всегда. Если ты придёшь – он решит, что может управлять тобой. А если решит – начнёт.

Пауза растянулась между ними тугим проводом.

– Тогда что вы предлагаете? – спросила Диана.

Инга посмотрела в сторону города – на огни, на потоки машин, на башни, в одной из которых её кабинет был выше других.

– Я предлагаю простые правила, – сказала она. – Если он ещё раз выйдет на тебя – звони мне. Если Никита придёт к тебе – звони мне. Если почувствуешь, что за тобой идут – не геройствуй.

Она перевела взгляд на Диану.

– И ещё. Если ты решишь, что можешь кого-то спасти… помни, – её голос стал совсем холодным, – мой сын важнее. Всегда.

Это прозвучало не как угроза. Как закон, который никто не собирается обсуждать.

Диана встала.

– Я не ваш враг, – тихо сказала она.

Инга тоже поднялась, поправив воротник пальто.

– Может быть, – согласилась она. – Но если между тобой и моим сыном встанет опасность… я перешагну через тебя, даже не замедлив шаг.

Она развернулась и ушла. Без пафоса, без оглядки, как человек, для которого мир – это коридор из решений, а не поле для сомнений.

Диана осталась на крыше одна. Ветер бил в стекло, Москва внизу гудела, как огромный зверь, который то ли спит, то ли ждёт сигнала.

Когда она спустилась вниз, к лифту, и выходила из здания, уже издалека увидела у входа знакомую фигуру.

Мужчина в тёмном пальто. Никакой сигареты. Никаких разговоров по телефону. Он просто стоял, прислонившись к стене, и смотрел.

Тот самый наблюдатель.

Он перевёл взгляд на неё, и на секунду их глаза встретились. Не было ни угрозы, ни интереса. Чистое присутствие. Как отметка в протоколе: «объект вышел, объект жив».

Ей не нужно было спрашивать, для кого он работает.

Она отвернулась первой и пошла по тротуару. Тени за спиной казались теперь не от фонарей, а от решений, которые принимали за неё.

Перед бурей всегда бывает тишина.

Но эта тишина уже пахла грозой.

Часть 2. Невидимый гарнитур

Назад в «Мандарин & Дым» Диана возвращалась не сразу. Сначала просто шла по улицам, позволяя голове остыть после слов Инги и ветра на крыше. Асфальт был мокрым, машины шипели по лужам, но город будто не шумел – он шептал.

Когда дверь ресторана мягко закрылась за её спиной, воздух внутри показался плотнее. Слишком много недосказанного витало между столами, за которыми никто ещё не сидел.

В зале оставались только свои. Гости разошлись, смена подходила к концу. Свет приглушили, музыка играла еле слышно. За одним из столиков, поставив ноутбук прямо на скатерть, сидел Армен. Это уже было тревожным симптомом.

– О, пошла наша звезда крыши, – буркнул он, не отрываясь от экрана. – Иди сюда. Это не сериал, но лучше любого.

Диана подошла ближе. На экране – чёрно-белая картинка с камеры над чёрным ходом. Узкий двор, мусорные баки, стена с трещиной.

И Круглов.

Он стоял у двери, как описывала утром Седа: спокойно, в стороне, руки в карманах. Несколько минут – просто тень возле входа. Потом сделал странное движение: подошёл к стене, провёл пальцами по одной конкретной трещине, задержал руку, будто проверял, как глубоко она уходит. Потом легко постучал костяшками по кирпичу и только после этого развернулся и ушёл.

– Видела? – спросил Армен. – Он там явно не свежим воздухом дышит.

– Метка, – сказала Седа.

Она появилась за их спинами, как обычно – бесшумно и вовремя, с кружкой кофе, которую, кажется, никогда не допивала до конца.

– Кто так делает, просто гуляя? – продолжила она. – Трогать стену, стучать… Это не суеверия. Это отметка. Для тех, кто умеет читать.

Армен перемотал запись назад, поставил на паузу, увеличил кадр. Пальцы Круглова на трещине. Лёгкий наклон головы. Характерное напряжение плеч.

– Для кого он оставляет метку? – спросила Диана.

– Для всех, – ответила Седа. – Кто надо, тот поймёт: «здесь уже есть хозяин». Это, знаешь ли, как собака, которая лапу подняла только без лишней романтики.

Она положила на стол маленький чёрный круглый жетон с цифрой «7».

– А это мы нашли утром у порога чёрного хода, – сказала. – Не бильярд, не гардероб.

– Сначала я обрадовался, – вставил Армен. – Подумал, у нас теперь элитный гардероб: номерки металлические, с гравировкой. Потом понял, что радоваться рано.

Диана взяла жетон. Холодный металл, ровный рез, тяжесть, не соответствующая размеру. На такой штуке могли выбивать всё что угодно – номер камеры, дела, объекта.

– Семь, – сказала она. – Это что? Седьмой столик? Седьмой круг ада?

– Это ты, – спокойно заявила Седа. – Седьмой пункт в его списке. У таких людей всё пронумеровано. Работы, дела, свидетели, рычаги. Это не «семёрка к счастью». Это «семёрка, которую, если что, отработают».

– Отлично, – пробормотала Диана. – Всю жизнь мечтала стать цифрой.

– Лучше цифрой, чем телом без имени, – сухо ответила Седа. – Цифры, по крайней мере, иногда стирают из системы.

Диана положила жетон рядом с ноутбуком.

– Пусть лежит здесь, – сказала. – Напоминание.

– О том, что ты у него в учёте? – уточнил Армен.

– О том, что списки – штука ломкая, – ответила она. – Иногда седьмые возвращаются и стучат по своим трещинам в стене.

Седа хмыкнула, уголок губ дёрнулся.

– Ладно, герой с номерком, – сказала она. – На сегодня у нас кино не закончилось.

Утро следующего дня началось с цветов.

Курьер с огромным букетом белых роз едва протиснулся в дверь. Белые головы упирались в косяк, листва цеплялась за вывеску.

– Мне уже плохо, – сказал Армен, увидев это. – Белые розы – это либо свадьба, либо похороны. И в обоих случаях дорого.

Курьер в сером пуховике протянул накладную.

– Для Дианы, – сказал он. – Под подпись.

– От кого? – спросила Седа.

– Не знаю, – пожал он плечами. – В графе «отправитель» – прочерк.

Подписывала, как всегда, Седа. Курьер ушёл, оставив ресторан наедине с букетом, который выглядел здесь так же неуместно, как рояль в забегаловке.

– Может, у тебя тайный поклонник появился? – осторожно предположил Армен. – Богатый, с плохим вкусом, но доброй душой.

– Богатые с белыми розами не скрываются, – отрезала Седа. – Они любят, когда их фамилия шуршит вместе с целлофаном.

Она привычно проверила букет: стебли, обёртка, дно вазы. Пальцы нащупали твёрдое.

– Ну конечно, – буркнула она. – Цветы у нас теперь тоже шпионят.

Из-под зелени она достала маленькую чёрную флешку без маркировки.

– Всё, – вздохнул Армен. – Я знал, что этим утром у нас будет сеанс кино. Хорошо хоть попкорн не прислали.

Седа сунула флешку в карман.

– Сначала закроем зал, – сказала. – Потом будем смотреть ваши любимые сериалы.

К обеду гостей почти не было, и она махнула бармену:

– Пять минут перерыв. Кто умрёт от жажды – пусть пишет в книгу жалоб.

Они втроём ушли в подсобку. Старый служебный компьютер загудел, как старый троллейбус на повороте. Интернет Армен отключил заранее – флешки без подписи не любят сеть.

На флешке был один файл. Без названия, без даты.

Картинка дрогнула, вспыхнула, стабилизировалась.

Коридор делового центра. Зернистая картинка старой камеры. Люди с папками, лифты, двери.

И двое посреди кадра.

Молодая Инга – без ледяной маски, с живыми, быстрыми глазами. И рядом – молодой Круглов. Без формы, без погон. Костюм, чуть дешевле, чем хотел казаться, но дороже, чем могли себе позволить обычные сотрудники.

Он что-то говорит ей, улыбаясь по-настоящему, не тем аккуратным движением губ, к которому Диана привыкла. Она слушает, иногда отвечает, тоже улыбается. Идут рядом, как партнёры. Или как люди, которые ещё не решили, кем станут друг другу.

– Ни фига себе, – выдохнул Армен. – Любовь, работа и политическая драма в одном флаконе.

На записи они останавливаются у стеклянной двери большого офиса. Он широким жестом показывает внутрь – «смотри, вот оно». Она заглядывает, присматривается, говорит что-то короткое. Его лицо меняется. Улыбка исчезает. В глазах появляется тот самый холодный огонь, который Диана уже видела в ресторане, только здесь – обнажённый, не прикрытый.

Инга резко разворачивается и уходит, каблуки стучат по кафелю. Он остаётся у двери один. На секунду его лицо становится абсолютно живым – обида, злость, амбиция. Через мгновение маска возвращается, и он уходит в другую сторону.

Видео обрывается.

– Ну да, – протянула Седа. – Кто-то кого-то очень вовремя послал. Не удивительно, что теперь у них деловая война на всю Москву.

Картинка снова включилась.

Теперь – подъезд дома Дианы. Сегодняшний день. Камера сидит под лобовым стеклом в машине. Диана выходит, поправляет шарф, оглядывается. Не видит никого. Зато её видно идеально.

Камера медленно наезжает крупнее. Кадр замирает на её лице.

– Это уже не архив, – сказал Армен. – Это прямой эфир из твоей жизни.

Седа выключила видео и выдернула флешку, как шипящую змею.

– Это он, – сказала. – Или кто-то, кто очень хочет, чтобы мы так подумали. Белые розы, общий архив, намёк на их старую историю и показ твоего подъезда. Сообщение читается просто.

– Какое? – устало спросила Диана.

– Первое: он знает, откуда выросла Инга, – перечислила Седа. – Второе: он знает, откуда ты выходишь по утрам. Третье: он может делать так, что вы обе будете смотреть на него, а не друг на друга.

Армен почесал голову.

– И что теперь? – спросил он. – Вешать табличку «видеонаблюдение ведётся не только нами»?

Следующее утро не принесло ничего хорошего уже с порога.

Когда Диана подошла к ресторану, на коврике перед дверью лежал белый конверт. Без марок, без логотипов, без мусорной рекламы. Слишком чистый для этого города.

Седа стояла в полумраке зала, скрестив руки.

– Нашла, когда открывала, – сказала она. – Сама не трогала. Вдруг там счёт за газ.

– Лучше уже газ, – пробормотал Армен. – Хуже наших счетов только наши приключения.

Диана подняла конверт, ощутила внутри что-то плотное, бумажное. Открыла.

Фотография.

Чёрно-белая, но качественная. Служебный выход «Мандарина & Дым», вчерашний вечер. Она и Никита стоят почти вплотную, он чуть наклонился вперёд, она повернулась к нему плечом. С правильного угла это выглядело слишком близко. Слишком личным.

Так снимали не камеры наблюдения. Так снимали для того, чтобы потом показать кому надо.

На обороте – одна строка:

«Выбор всегда за тобой. Но последствия – за мной.»

Никаких имен, никаких инициалов.

– Это не Инга, – тихо сказал Армен. – У неё почерк другой. Она бы логотип прилепила или хотя бы фразу на три абзаца.

– Это он, – уверенно отозвалась Седа. – Или тот же, кто присылал флешку. Стиль одинаковый: «я всё вижу, я всё знаю, я решаю, что с этим делать».

Диана смотрела на фотографию, на их с Никитой силуэты, на эту мерзкую фразу. Внутри всё сжалось в тугой, вязкий ком. Их разговор вчера был не о романах, а о том, как выжить. Но объективу всё равно. Объективу главное – картинка.

Седа забрала фото, повертела в руках, потом достала зажигалку.

– Ты уверена? – спросила Диана.

– Да, – кивнула она. – Если они прислали нам эту бумажку, значит, у них уже есть оригинал и копии. Эта – не доказательство, а повод. Лишний повод нам не нужен.

Пламя жадно взялось за угол. Бумага пожелтела, потом чернела. Лицо Дианы на снимке сначала потемнело, потом превратилось в коричневый пузырь. Никита исчез следом.

Фотография скукожилась, рассыпалась чёрным пеплом на металлическом подносе.

– Запомни, – сказала Седа, наблюдая, как догорают края. – Сейчас главное – не дёргаться в ответ. Любая реакция – это уже игра по их правилам. Мы молчим. Работаем. Делаем вид, что нас это не задело.

– Но это задело, – спокойно сказала Диана.

– Тем лучше, что понимаешь, – кивнула Седа. – Пусть задевает внутри. Снаружи – ни звука.

Армен унёс поднос, смыл пепел.

– Красиво сгорели, – заметил он. – Только запах остался. Как после плохой шашлычной.

Телефон в кармане снова дрогнул.

«Он дома.» – короткое сообщение от Инги.

Через пару секунд пришло второе, с неизвестного номера:

«Ты сделала правильный выбор.»

От одинаковых формулировок стало плохо. Как будто два разных лагеря отмечали галочку в одном и том же месте.

– Видишь? – вздохнул Армен. – Даже смс-ки у тебя по сменам работают. Одна – от мамы, другая – от наблюдательного совета.

Седа глянула на экран и вернула телефон.

– Ситуация такая, девочка, – сказала она. – Ты сейчас для них не официантка. Ты – перекрёсток. Через тебя удобно передавать сигналы. И бить по нервам.

– Отлично, – сказала Диана. – Всю жизнь мечтала стать перекрёстком. Осталось только дорожные знаки повесить.

– Ничего, – усмехнулась Седа. – Перекрёсток – тоже место силы. Главное – не ложиться посередине. Стоять.

Ночь принесла ещё один стук в дверь.

Не звонок, не визг, не кулаки – настойчивый, уверенный стук, как у человека, который привык, что ему открывают.

– Поздновато для курьеров, – тихо сказала Седа, глядя на часы. – И рановато для обысков.

– Может, это мой кредитор, – мрачно предположил Армен. – Но он обычно звонит матом, а не стучит культурно.

– Посмотри, – кивнула Седа Диане.

Та подошла к двери, заглянула в глазок.

– Это он, – сказала она.

– Какой из «он»? – вздохнул Армен. – У нас теперь «он номер один», «он номер два» и «он из флешки».

– Никита, – сказала Диана.

Седа коротко выругалась по-армянски.

– Открывай. Раз уж влезла в его жизнь – придётся слушать до конца.

Диана повернула ключ.

Никита вошёл, словно его только что сдуло ветром с улицы. Пальто застёгнуто криво, волосы растрёпаны, дыхание сбито.

– Доброй ночи, – выдохнул он.

– Ночь у нас давно недобрая, – сказала Седа. – Садись. Армен, воду ему. Воду, я сказала.

– Я могу и коньяк, – предложил Армен. – Тогда разговор пойдёт быстрее и честнее.

– Коньяк оставь себе, – отрезала она. – Ты до сих пор от прошлой честности не отошёл.

Никита сел у стойки, обхватив ладонями стакан с водой. Пальцы чуть дрожали.

– Мне дома сегодня устроили допрос, – сказал он наконец. – Не полиция. Хуже.

– Мама, – догадалась Диана.

Он кивнул.

– Она всё знает, – усмехнулся он безрадостно. – Где я был. С кем. Как ты меня отсюда выводила. Как ты меня провела через переулок. Как я дышал и куда смотрел.

– Удивительно, – хмыкнула Седа. – Женщина, у которой полгорода в подчинении, вдруг оказалась в курсе, чем занимается её собственный ребёнок. Мир полон неожиданностей.

– Она сказала, – продолжил Никита, – что ты «слишком быстро оказываешься в центре событий». Что это опасно. Для всех.

– Приятно, когда тебя ценят, – тихо сказала Диана.

Он не улыбнулся.

– И ещё, – он сделал глоток, зажмурился, – дома она говорила о проекте. О показе. Большом. Благотворительном, как она это называет. Полгорода «сливок» соберёт, половина – её партнёры, вторая половина – те, кто хотел бы ими стать.

– Благотворительный показ – это когда богатые делают вид, что заботятся о бедных, – вставил Армен. – Но платье при этом стоит, как моя жизнь, умноженная на два.

– Не мешай, – отмахнулась Седа. – Дальше.

– Она сказала, что ей нужен «настоящий человек», – продолжил Никита. – Не модель, не девочка из агентства. Кто-то живой. Настоящий. С историей. Такой… мост между мирами, как она выразилась.

Он поднял взгляд на Диану.

– Кажется, она уже выбрала.

Тишина повисла между ними тяжёлым занавесом.

Диана поставила тряпку, которую держала, на стойку.

– Она хочет, чтобы я вышла на показ? – уточнила она.

– Она хочет, чтобы через тебя этот показ выглядел как «у нас не только стекло и деньги, у нас ещё и совесть», – сказал Никита. – И чтобы все видели: мы умеем брать из «низа» людей и поднимать их «на свет».

Седа тихо рассмеялась.

– Ну всё, девочка, – сказала она. – Официантка из «Мандарин & Дым» идёт в люди. Почти в люди.

– Это не смешно, – сказал Никита. – Ты понимаешь, – он повернулся к Диане, – это для неё не просто платья. Это стратегия. Показ – витрина. А ты на витрине.

– Почему ты пришёл? – спросила Диана. – Предупредить? Отговорить? Подтолкнуть?

Он честно задумался.

– Сам не знаю, – сказал он. – Наверное, я первый раз в жизни хотел сделать что-то не по её плану. Она завтра всё равно тебе напишет. Или позвонит. Или пришлёт Антона, – губы дёрнулись, – у неё всегда есть человек на каждую функцию. Но я не хотел, чтобы ты туда шла вслепую.

Он замолчал, потом добавил:

– Она сказала одну фразу. Про тебя. «Если она согласится – это будет её выбор. Если нет – это тоже будет её выбор. Просто последствия будут разными».

– У вас там все очень любят говорить про выбор, – устало заметила Диана. – Только забывают, что иногда выбор – между плохим и очень плохим.

– Добро пожаловать в наш клуб, – буркнул Армен.

Седа посмотрела на них обоих, на стакан с водой, на пустой зал.

– Слушайте сюда, – сказала она тихо, но так, что перебить её было невозможно. – Эта женщина привыкла делать людей частью декораций. Сначала – красиво. Потом – удобно. Потом – незаметно. Если она решила, что ты ей нужна на показе, Диана, – у тебя правда есть выбор. Но не такой, как в сказках.

Она подняла палец:

– Первое. Если ты скажешь ей «нет» в лоб – она обидится не как мать, а как игрок. А обиженный игрок твоего уровня не забудет.

– Второе. Если ты скажешь «да» сразу – она решит, что ты дёшево стоишь, и начнёт использовать, пока не сломаешься.

– И третье. Если ты согласишься, но по своим правилам – у тебя хотя бы будет шанс выжить. Не гарантия. Шанс.

– А мои правила какие? – спросила Диана.

– Мои правила простые, – поправила её Седа. – Если тебя вытаскивают под прожектор – постарайся, чтобы свет иногда бил и им в глаза, а не только тебе.

Никита вдруг чуть усмехнулся – устало, но по-настоящему.

– Похоже, впервые в жизни мы все трое думаем об одном и том же, – сказал он.

Он поднялся.

– Завтра она сама выйдет на тебя, – повторил он. – И… – он замялся, – если ты решишь туда не идти – просто исчезни на пару дней. Не здесь. Не в этом районе. Не в этом городе, если получится.

– Спасибо за оптимизм, – сказала Диана. – Прямо мануал по выживанию.

– Я серьёзно, – ответил он. – В этом мире «нет» иногда звучит громче, чем «да». На него реагируют быстрее.

– Иди, – сказала Седа. – Пока тебя не записали ещё и в благотворительную программу «мамы и трудные дети».

Он направился к выходу. На пороге остановился, оглянулся.

– Если ты всё-таки придёшь, – сказал он, – я постараюсь сделать вид, что ты там не одна. Хоть кто-то должен быть «настоящим» не только для камер.

– Сделай вид, что ты там по своим делам, – посоветовала Седа. – А не как мальчик, которого привели показать маминой подруге.

Он хмыкнул:

– Постараюсь.

Дверь закрылась за ним мягко. Ресторан снова стал похож на пустую сцену после спектакля.

Некоторое время они молчали.

– Ну что, звезда подиума, – первым нарушил тишину Армен, – чувства, мысли, впечатления?

– Никаких, – ответила Диана. – Я просто устала.

Она сняла фартук, бросила на спинку стула, опёрлась руками о стойку, уткнулась лбом в холодное дерево.

Седа подошла ближе, положила ладонь ей на плечо.

– Смотри, – сказала тихо. – Это не сказка, где добрая фея отправляет тебя на бал. Это Москва. Здесь, если тебя зовут «на бал», значит, кто-то уже посчитал, сколько с этого заработает. Деньгами, влиянием или чужой кровью.

Пауза.

– Но одно я знаю точно. – Она сжала её плечо чуть сильнее. – Если ты туда пойдёшь, ты вернёшься сюда. Ты тут своя. И не смей превращаться там в чью-то куклу. Поняла?

Диана подняла на неё глаза.

– Поняла, – сказала она.

Она забрала сумку, надела пальто. В сумке глухо стукнулись друг о друга три телефона – обычный, служебный и чёрный безымянный. Каждый – своей стороной верёвки.

На улице воздух был мокрым и колючим. Автобус подошёл быстро, и она с облегчением спряталась в тёплый салон. Держась за холодный поручень, Диана наконец достала телефон.

Одно новое сообщение.

«Завтра.

Только один час.»

Без подписи. Без времени. Без объяснений. Но она и так знала, откуда это.

Час – это мало или слишком много, если этот час ты проведёшь под прожекторами, лицом к городу, который любит смотреть и забывать?

За окном медленно ехала Москва – мокрая, тёмная, внимательная.

Перед бурей всегда бывает тишина.

Но теперь Диана точно знала: эта тишина уже выбрала, где именно ударит гром.

Ночью дом дышал так, словно тоже устал. Лифт пару раз рывком ездил между этажами, где-то хлопали двери, кто-то ругался на телевизор. Диана сидела за кухонным столом, окружённая тишиной и светом одной лампочки, как участник допроса, который сама себе и следователь, и подозреваемая.

Перед ней лежали три телефона. Обычный, служебный и чёрный – тот, который появился в её жизни вместе с чужими правилами.

Она положила их в ряд, как карты на столе.

«Обычный – моя старая жизнь, – подумала она. – Служебный – между мирами. Чёрный – всё, что началось с того момента, когда я впервые сказала “да” не тому человеку.»

Рядом лежала старая, потрёпанная записная книжка. Не блокнот с сердечками. Рабочий инструмент. Маленькая чёрная тетрадь, которой уже лет десять. Когда-то там были телефоны клиентов, их слабости, любимые спиртные, привычки, где можно поймать, чем добить. Потом – заметки про тех, кто «перешёл дорогу», и про тех, кто оказался полезнее, чем казался.

Сейчас половина страниц была выдрана.

Выбрасывать всё она так и не решилась.

Диана открыла случайную страницу. Аккуратный почерк, буквы чуть завалены вправо.

«Сергей, 47.

– боится выглядеть бедным

– любит, когда его слушают

– говорит, что “все бабы одинаковые”

– слабое место: чувство собственной исключительности.

Тактика: дать ему почувствовать, что он не как все. Счёт – через официанта, не при ней. Всегда оставлять мелочь на “следующий раз”. Она усмехнулась.

«Разведи или умри», – гласил слоган на обложке будущей книги, о которой пока знала только она да Юра. Но по сути это был старый как мир принцип выживания. Особенно для тех, кто родился без стартового капитала, но с хорошим лицом и головой.

Тогда, в начале, всё казалось проще. Флирт, ужины, подарки, чужие отели и чужие города. Турция, Греция, дешёвые авиабилеты и дорогие иллюзии. Девочка из провинции, которая быстро поняла: если ты не считаешь, тебя считают.

Теперь всё это вернулось к ней не картинками, а схемами.

Правила были те же. Просто ставки выросли. Она перевернула страницу.

Правило №1: никогда не влюбляться в клиента.

Правило №2: всегда знать, кто рядом с клиентом кроме тебя.

Правило №3: счёт должен быть не только в ресторане, но и в голове.

Правило №4: если кажется, что всё под контролем – значит, ты не видишь главного.»

Диана взяла ручку и дописала:

Правило №5: если ты стала перекрёстком – учись управлять потоком. Иначе тебя первым же и собьёт. Рука дрогнула, но не остановилась.

Она вдруг ясно увидела завтрашний день – прожекторы, свет, женщин в драгоценностях, мужчин с часовыми заводами на запястьях. Инга в чёрном, собранная, как идеально настроенная машина. Где-то в тени – Круглов, у которого нет привычки опаздывать.

И посреди всего этого – она.

Не как случайная официантка из «Мандарина».

А как та самая «настоящая», «с историей», «мост между мирами», о котором говорила Инга.

«Хороший мост, – мысленно фыркнула она. – Только на нём всегда кто-то ходит, а самому стоять негде.»

Телефон коротко пискнул – обычный.

Сообщение от старой подруги, давно потерянной в другой жизни: глупый мем, скидка на маникюр, «ты где пропала, давай увидимся».

Диана посмотрела на экран, потом погасила его. Встречи из прошлой жизни сейчас были роскошью. У нормальных людей проблемы укладывались в кредиты, детей и погоду. У неё – в флешки, наблюдателей и показ, где любая ошибка будет стоить дороже любого кредита.

Она закрыла тетрадь и убрала в ящик. Там же – чужие визитки, забытые ключи от когда-то снятых квартир, пару старых сим-карт.

«Если из этого когда-нибудь будут писать сценарий, – подумала она, – пусть хотя бы выберут актрису с нормальными нервами.»

Кухонные часы показали почти три ночи.

Спать оставалось мало, но завтра – тот день, после которого уже нельзя будет сделать вид, что всё можно отменить.

Она встала, прошлась босиком до окна. Во дворе было пусто. Ни белой машины, ни мужчин в пальто. Только мусорные баки и пару перекошенных машин, на которых давно никто не уезжал.

Тишина казалась честнее, чем люди.

– Ладно, – сказала Диана вслух, будто подписывая контракт самой с собой. – Разведи или умри, так разведём. Только не себя.

Утро в «Мандарин & Дым» началось с цифр.

Армен сидел у стойки, окружённый накладными, чеками и калькулятором, который явно пытался уйти в отпуск.

– Смотри, Ди, – говорил он, отталкивая папку в сторону, – это не финансовая отчётность. Это медицинская карта ресторана. Давление скачет, пульс нестабилен, пациент живёт на нервах и кофе.

– Это наш пациент или ты? – спросила она, натягивая фартук.

– Я уже давно в хронической стадии, – отмахнулся он. – Я про заведение. Но есть один плюс.

– Какой?

– Ты у нас теперь не просто администратор и официант, – сказал он. – Ты наш главный актив. И главный риск. Поздравляю, ты фактически ценный бумажный инструмент.

– Спасибо, утешил, – фыркнула Диана. – Может, ещё тикер выдашь?

В этот момент из подсобки вышла Седа с блокнотом в руках.

– Хватит экономического кино, – сказала она. – Переходим к практическим занятиям.

– Опять лекция? – насторожился Армен. – Я ещё прошлую не пережил.

– Не тебе, – отрезала она. – Ей.

Она кивнула на Диану.

– Нам надо срочно подтянуть твою профессиональную форму, девочка. Показ показом, но ты не будешь там просто «фигурой в красивом платье». Ты консуматорша. И либо ты сама управляешь тем, как тебя читают, либо за тебя это сделают другие.

– Я думала, я и так справляюсь, – осторожно сказала Диана.

– Ты справляешься на уровне «две звезды из пяти», – спокойно сказала Седа. – Этого достаточно, чтобы вытаскивать не самых умных и не самых опасных мужчин. Там будут другие. Умнее. Жестче. И с привычкой считать людей в столбик.

Она перевернула блокнот. Внутри – схема, нарисованная цветными ручками. Простая, как настольная игра.

– Смотри. Вот здесь, – она ткнула в верхний кружок, – «Видимая Диана». Девочка, которая работает в ресторане, иногда улыбается, иногда устает, иногда позволяет себе честность в разговоре.

– Ниже – «Рабочая Диана». Это та, которая знает, что мужчина, спросивший дважды про десерт, будет жмотничать на чаевые, а тот, кто спросил имя официантки, – уже мысленно снял её платье.

– А вот здесь, – она ткнула в нижний кружок, – «Опасная Диана». Это та, которая выбирает, кого она пустит к себе ближе, чем меню, и сколько это будет стоить всем участникам.

– И где я сейчас? – спросила Диана, смотря на рисунок.

– Где-то между первой и второй, – честно сказала Седа. – Нам надо, чтобы завтра на показ пошла третья. Но так, чтобы все видели только первую.

Армен присвистнул.

– Это уже не лекция, это кастинг на роль, – заметил он. – Может, нам хоть табличку повесить «подготовка артистки к выходу»?

– Заткнись, – ласково сказала Седа. – Ты в этом спектакле отвечаешь за реквизит и еду.

Она повернулась к Диане:

– Сегодня делаешь так: каждый гость – не просто гость. Это тренировка. Учись читать их быстро. Трое секунд на входе, ещё пять – пока ты подаёшь меню. К концу дня ты должна по походке и заказу понимать, кто из них заплатит за воздух, а кто уйдёт, устроив скандал.

– И это мне сильно поможет завтра? – спросила Диана.

– Завтра ты увидишь тех же мужчин, только в костюмах на три нуля дороже, – сказала Седа. – Психология не меняется от бренда пиджака.

Армен вздохнул.

– А можно я останусь на уровне « человек, который считает выручку»? – попросил он. – Мне как-то спокойнее с теми, у кого на руках не кровь, а максимум соус.

– Не в этот раз, – сказала Седа. – В этот раз мы все трое на сцене. Просто у каждого своя роль.

День пошёл, как по прописанному сценарию, но теперь Диана смотрела на зал иначе.

Вот мужчина в дорогом, но чуть устаревшем костюме. Часы среднего сегмента, туфли начищены, но каблук сбит. Заказ: стейк «посредний», вино просит «подешевле, но чтобы выглядело не стыдно».

– Классика, – шепнул за её спиной Армен. – Кредитный олигарх. Любит казаться важнее, чем кошелёк. Чаевые оставит ровно десять процентов, но будет делать вид, что это одолжение.

Она улыбнулась гостю так, как нужно – без лишнего интереса, но с тем минимумом внимания, который даёт мужчинам ощущение значимости. Внутри же – машинально отмечала галочки.

«Готов платить за образ, но не за людей. Ненадёжен. На показе будет в первых рядах, аплодировать громче всех, но в час икс сольётся.»

Потом – пара. Молодая девушка в слишком ярком платье и мужчина лет под пятьдесят с явной скукой в глазах. Она снимает сторис, он листает телефон.

– Смотри, – тихо сказала Седа, появившись из ниоткуда. – Девочка – ещё стажёр. Учится. Пока её максимум – красиво сидеть и смеяться не над тем, что смешно, а над тем, что выгодно.

– А он?

– А он, – ответила Диана, глядя, как мужчина бросает меню, не дочитав до цен, – из тех, кто покупает себе временную молодость. Чаевые оставит хорошие, но только если его не трогать вопросами. На показе будет среди тех, кто пожертвует в фонд «детям» ровно ту сумму, которую потом спишет с налогов.

Седа взглянула на неё с лёгким удивлением.

– Уже лучше, – сказала она. – Начинает просыпаться тот мозг, за который я тебя и держу.

К вечеру игра стала почти привычной. Каждый гость был как карточка в колоде. Одни – «сердца», другие – «крести». У кого-то на лице было написано «опасность», у кого-то – «пустышка».

И чем дольше она смотрела, тем меньше боялась. Страх отступал на шаг – не исчезая, но уступая место привычной рабочей концентрации. Той самой, с которой она когда-то выходила в ночные клубы, дорогие холлы отелей, частные вечеринки. Там тоже было много света, музыки и дорогих людей. И всегда – кто-то, кто считал себя режиссёром.

Просто тогда она верила, что может вовремя выйти из кадра. Сейчас знала: не всегда.

Часть 3. Тень показа

К ночи ресторан снова опустел, но внутри уже не было той болезненной тишины, как вчера. Теперь это была выжженная, рабочая пустота – как после генеральной репетиции.

Армен сидел у стойки, размешивая ложкой чай, как будто это был виски.

– Знаешь, что самое страшное в богатых людях? – спросил он.

– То, что они богатые? – предположила Диана.

– То, что они считают, будто знают цену всему, – сказал он. – И иногда забывают, что не всё продаётся в штуках.

– Тебя опять никто не похвалил за десерт дня? – уточнила она.

– Меня никто не похвалил за то, что я до сих пор не спился, работая с вами, – поправил он. – Но я ещё надеюсь.

Седа вышла из офиса с планшетом в руках и тем взглядом, от которого даже посуда старалась не звенеть.

– Ну что, – сказала она. – Отчиталась перед поставками, перед арендодателями, перед налоговой, перед собственной совестью… остался последний отчёт.

– Перед кем? – насторожилась Диана.

– Перед реальностью, – ответила Седа. – Завтра тебя заберут.

– В смысле? – Диана застыла.

– В прямом, – спокойно сказала она. – Я получила сообщение. Без имени, но с очень узнаваемым стилем.

Она положила планшет на стойку. На экране – короткое письмо.

«Завтра в 18:00 за вашей сотрудницей приедет машина.

Платье, обувь и всё остальное – на нас.

Никаких лишних вопросов.

Это вопрос репутации.

С уважением,

Партнёры по будущему проекту.»

Ни подписи, ни логотипа. Но Диана уже узнавалала: так Инга любила формулировать – мягко, без давления, но с чётким пониманием, что «нет» здесь не предусмотрено.

– Репутации, – передразнил Армен. – Я вот всё жду, когда кто-нибудь начнёт переживать за репутацию наших тарелок, которым уже двадцать лет.

– Тарелки мы поменяем, – отмахнулась Седа. – Сотрудников сложнее.

Она повернулась к Диане:

– Смотри. Завтра они сделают всё, чтобы ты почувствовала себя Золушкой. Машина, платье, свет, улыбки. Всё мило и красиво. Но не вздумай забыть, что у тебя нет феи-крёстной, есть только я и мои нервы.

– И мои, – добавил Армен. – Которые, между прочим, тоже на исходе.

Диана пыталась уловить внутри хотя бы намёк на радость – девочку, которой когда-то казалось, что примерить дорогое платье и выйти под софиты – это мечта. Но та девочка давно научилась считать цену ткани и понимать, кому придётся расплачиваться за чужой праздник.

– Что мне делать? – спросила она спокойно.

– Первое, – подняла палец Седа, – не играть роль благодарной сиротки, которую «вытащили в люди». Ты не к ним пришла – они пришли к тебе. Потому что здесь случилось то, с чем они сами не справились.

– Второе. Помнить, что ты не модель. Ты консуматорша. Но в этот раз твой главный развод – даже не на деньги.

– А на что? – спросила Диана.

– На восприятие, – ответила она. – Твоя задача – сделать так, чтобы они увидели в тебе ровно то, что ты хочешь им показать. Не больше. Не меньше. Никаких «я случайно сказала лишнее», «я немного расслабилась», «я просто честно ответила». Честность завтра будет роскошью, которую ты себе позволить не можешь.