Читать онлайн Кафолики. Хроники папского двора

© Трофимов С. В., текст, 2025

© «Геликон Плюс», макет, 2025

Romam vado iterum crucifigi

«Католики – кто они?» – кажется, так называлась книга, которую в детстве я листал в до удивительного обширной и разнообразной библиотеке моих родителей. В ней можно было найти что угодно. От пособия рачительному хозяину до бесстыдных в своей фольклорной откровенности русских сказок. Вероятно, правы те, кто считает, что нас формирует наше детство, – сегодня мне до странного интересно всё, что я непринудительно листал в дошкольные и школьные годы, сначала попросту разглядывая картинки, как, например, в средневековом «Романе о Лисе», затем же пытаясь усвоить текст или, например, понять, что же заставило А. Н. Афанасьева устами свекрови без конца требовать от своей снохи «мыть… пятую точку». Иные словечки были и того краше… И теперь, подросшие и созревшие, благодаря своим детским впечатлениям мы пишем диссертации и книги на однажды тронувшие нас темы.

Разве можно забыть удивительного А. Трофимова в образе кардинала Ришелье? А какого оперного неофита не потрясает впервые увиденная сцена короля и инквизитора в опере «Дон Карлос» Дж. Верди? Начав осваивать нотную грамоту в 15 лет, я сразу принялся сочинять оперу, действие которой разворачивалось в католическом монастыре. Написав пару трафаретных арий и один дуэт, я, разумеется, забросил это дело, но «Католики – кто они?» меня не оставляло. Десятки исполненных на оперной сцене католических персонажей лишь подогревали интерес, вполне закономерно вылившийся в фантазию моих «Хроник папского двора».

Совпадения случайны. Приятной прогулки.

Ст. Т.

– Что Папа? – вопрошал один из кардиналов у государственного секретаря.

– Очевидно, Папа пьёт утренний чай.

В загородной резиденции понтифика собрались иерархи всех мастей. Различные вопросы Церкви нуждались в срочном разрешении.

– Что у вас, кардинал Янгус? – спросил госсекретарь молодого человека.

– Господин госсекретарь, я со вчерашнего вечера жду разъяснений по поводу захоронения преставившегося…

– Кардинал Санджоббе… И что же?

– Родственники спрашивают о месте погребения.

Госсекретарь поморщил лицо.

– Неужели Санджоббе сам не мог озаботиться своим погребением?! Где он жил?

– В Риме, господин госсекретарь.

– Ах да… На покое. Определение Святого престола. Помню.

Госсекретарь задумался.

– Что настоятель базилики? Запрашивал разрешение на захоронение у себя?

– Нет, – ответил Янгус. – Пожертвовал семье 500 €. Учитывая расценки на кладбищах Рима… Даже с учетом заслуг покойного – это совсем другие суммы. Кардинал был убеждённым традиционалистом и францисканцем…

– Да, да…

Госсекретарь хмыкнул.

– А что же последняя его митрополия? – вмешался в разговор пожилой кардинал. – Быть может, они могут забрать тело?

– Это вряд ли, – пробормотал госсекретарь.

– Кардинал-митрополит разрешил перевести семье покойного 400 € и не отвечает на звонки.

Госсекретарь Ватикана строго посмотрел на молодого кардинала.

– И чего же вы хотите от Папы?

Янгус изумился.

– По протоколу, Папа должен определить место захоронения. Я жду распоряжений…

– Кардинал! – тон госсекретаря сделался очень суровым. – У Святого престола хватает забот! Чего вы прикажете просить у Папы? Денег? Сикстинскую капеллу? Будьте благоразумны! Уймите аппетиты родственников и решите этот вопрос.

Молодой человек молчал.

– А… кажется, Санджоббе очень любили на его родине? – нарушил тишину пожилой кардинал.

Госсекретарь оживился:

– Поучились бы, юноша. Кардинал Ольдини только что решил ваш вопрос.

Кардинал Янгус вопросительно посмотрел на кардинала Ольдини.

– О, небо! – возмутился госсекретарь. – Как вы стали кардиналом с такой-то сообразительностью?!

– Ваше высокопреосвященство, – Ольдини обратился к юноше, – родственники должны передать вам прошение на имя Папы, в котором они просят Святого отца благословить захоронение покойного кардинала на родине, как и завещал Санджоббе.

– Папа это прошение удовлетворит, – пояснил госсекретарь.

Молодой кардинал помедлил.

– Это почти две тысячи миль и другая страна. Авиасообщение прервано по ряду причин… Святой престол берёт на себя расходы на траспортировку?

Госсекретарь улыбнулся:

– Ваша наивность, кардинал, изумляет и умиляет. Мы и так достаточно вам помогли. Дальше сами. Проявите смекалку. Вы ещё так молоды. Вам предстоит многому научиться.

– Чёртов маразм! – бранился государственный секретарь. – Дайте пройти!

В коридоре приёмной залы толпились кардиналы.

– Ваше высокопреосвященство! – крикнул кто-то госсекретарю.

– Господин секретарь! – кинулся к нему другой.

– Позже! – бросил в ответ государственный секретарь Престола. – Всё позже!

Он стремительно пробрался сквозь толпу и оказался в огромном пустом зале. Здесь он свалился на первый попавшийся стул и перевёл дух.

«Чёртов идиотизм!» – подумал он молча.

Придя в себя, кардинал скинул на рядом стоящее кресло чёрное кашемировое пальто. Поправив пояс и моццетту, он ощупал голову.

– Чёртов пилеолус!

Госсекретарь решительно открыл дверь и вынырнул к толпе кардиналов. Ближе всех стояли Ольдини и Янгус. Оглядев голову старого кардинала, госсекретарь одним рывком сорвал пилеолус с головы Янгуса и снова исчез за дверью приёмной залы.

В самом конце её, за небольшим рабочим столом у большой резной двери, сидела монахиня. Изогнутая простая лампа освещала только бумаги. Лицо сестры было неразличимо в полумраке, а чёрная ряса делала её совершенно неотличимой от тени.

«Тень Святого престола», – думал госсекретарь, аккуратно шагая через протяжённый зал.

– Вы по какому вопросу? – строго спросила монахиня.

– Здравствуйте, сестра. Как себя чувствует Святой отец?

Монахиня молчала и пристально смотрела на кардинала.

– Папа вчера поручил мне решить вопрос…

– Вы его решили, кардинал?

– Отчасти… Мне нужен совет Святого отца.

Монахиня фыркнула. Она поднялась и подошла к дубовой двери. Набрав на замке код, она проникла внутрь. Госсекретарь остался один. Тишина и сумрак зала вызывали в нём странные чувства. С одной стороны, его смущал могильный покой этого места, с другой стороны, тот же покой давал ему время на передышку в его непростом делании.

– Его святейшество вас примет, – раздался голос монахини.

Кардинал шагнул за дубовую дверь. Та мгновенно захлопнулась. Пройдя небольшой светлый коридор, госсекретарь нажал кнопку на магнитном замке и попал в кабинет. Немного помедлив, он с трепетом подошёл к железной двери без каких либо украшений. Она была неказисто врезана в стену, увешанную картинами и гобеленами. По-идиотски улыбнувшись, он нажал на кнопку вызова. Микрофон заскрипел.

– Благословите, Святой отец.

– +

– Я нуждаюсь в вашем совете, ваше святейшество.

Микрофон продолжал скрипеть в тишине.

– Два дня назад в Риме преставился кардинал Санджоббе. Он был одним из старейших и достопочтеннейших из наших собратьев. В связи с тем что вы, Святой отец, знали его лично и даже трудились в одной конгрегации, я посчитал необходимым вас спросить… Не распорядится ли Святой престол захоронить покойного в Риме?

Микрофон безразлично скрипел.

Кардинал снова заулыбался, как идиот, пытаясь понравиться видеокамере.

– Между тем ходят слухи, что покойный завещал похоронить себя на родине. Там готовы принять тело усопшего. Родственники уже написали прошение вашему святейшеству…

– Хорошо.

– Спасибо, ваше святейшество! Благослови вас Бог!

Кардинал смягчил улыбку.

– Однако, Святой отец… Санджоббе был истинным францисканцем. Он стяжал бедность как одну из высших добродетелей. И, возможно, Святой престол мог бы взять на себя расходы по транспортировке?

Микрофон щёлкнул и перестал скрипеть.

Государственный секретарь улыбнулся естественно. Постояв ещё какое-то время у железной двери, кардинал что-то прошептал на латыни и отступил. На столе монахини его ждали документы, собственноручно подписанные Папой. Забрав папку, госсекретарь осторожно пересёк приёмную залу. Посидев немного на своём стуле, он встал и приоткрыл на мгновенье дверь. За нею беспокойно кишели кардиналы.

– Чёртов затворник! – ругнулся он еле слышно и, схватив пальто, стремительно понёсся через толпу.

– Потом! Всё потом!

Он остановился у выхода.

– Янгус! Святой отец благословил захоронение кардинала Санджоббе на родине. Во исполнение завещания покойного и по просьбе родственников.

Кардинал Янгус опустил глаза.

– И ещё… – вдруг добавил государственный секретарь.

Янгус посмотрел с надеждой.

– Ваш пилеолус, – госсекретарь смахнул с себя убор.

– Отче, я согрешил.

– Говорите, ваше высокопреосвященство.

Государственный секретарь склонился перед священником.

– Я устал. Я больше не могу…

– Чего не можете, ваше высокопреосвященство?

Кардинал помолчал.

– Не могу больше быть собою…

Священник потупил взор.

– Кто я, отче? Не утруждайтесь. Я – кардинал. Один из многих князей нашей Матери Церкви. Но кто мы, кардиналы? О, это прекрасный вопрос! Кардиналы – это старый лис Ольдини, который не собирается умирать. Кардиналы – это я, беспринципный государственный секретарь…

– Ваше высокопреосвященство…

– Прекратите, отче. И не перебивайте. Мы ужасны!

– Не все… – аккуратно заметил священник.

Госсекретарь вопросительно сверкнул взглядом, продолжая стоять на коленях. Священник смутился:

– Бывают и святые…

– А… – кардинал почти улыбнулся. – Санджоббе, конечно. Допустим. И что с того? Вам не приходило в голову, что на фоне таких, как Санджоббе, остальные выглядят только хуже? Знаете, когда умрёт старый плут Ольдини, хотя сама вероятность его смерти кажется невозможной, будет сказано много слов. Будет воздано много почестей. Будет потрачено много денег. Усыпальнице его позавидуют многие кардиналы. И каждый будет чувствовать своим долгом что-то пожертвовать этому мертвецу. А что Санджоббе? Какие почести мы ему оказали? Никаких! Что мы потратили на Санджоббе? Ничего! Но этого мало. Папа назначил возглавить траурную мессу епископа Томаса, который не постеснялся потребовать от семьи преставившегося награду за свою услугу. Какую честь он оказал одному из почтеннейших и старейших кардиналов, что потребовал отдать ему реликвии покойного?! И как вам епископ Томас? Особенно хорош у тела святого кардинала?

Священник молчал.

– Но вернёмся к Папе, – кардинал сдвинул брови. – Скажите мне, отец… Что не так с нашим Римом?! Недавно один умник – кардинал, которому никогда не стать Папой, – заявил, что Церковь – это корабль. Какая новая мысль! – госсекретарь ядовито усмехнулся. – А во время шторма, резюмировал он, корабль нельзя раскачивать и нужно слушать капитана. Шторм?! Нет, это не шторм: мы мчимся прямиком в бездну апокалипсиса. А у штурвала – капитан? Нет – ваш покорный слуга. Церковь раздирают нестроения. Ежедневно бурей разражаются чудовищные, небывалые доныне скандалы. А где Папа? Где наш капитан?! – госсекретарь повысил голос. Затем выдохнул и продолжил:

– Папа затворник! Каких только не было, а этот – чёртов затворник! Спрятался за своей железной дверью и «правит». Перепутал Церковь с игровой приставкой. У вас была в детстве игровая приставка?

Священник что-то промямлил.

– Неважно. У меня была, – голос кардинала сделался назидательным. – Но церковный организм – не приставка. Это – пересыхающая река, полная крупных и свирепых обитателей, готовых разорвать друг друга в одночасье. И этот проклятый ковчег веду я, пока наш капитан затворился в нечеловеческом страхе за свою драгоценную земную жизнь! Ну конечно! Он же не Ольдини. Он не может жить вечно…

Кардинал криво улыбнулся.

– Знаете, отец… Как-то мы летели чартерным рейсом. Полный самолёт кардиналов угодил в зону турбулентности, нас серьёзно затрясло. Тогда к нам вышел стюард и обратился с просьбой: «Святые отцы, капитан корабля очень просит вас помолиться. Иначе все мы рискуем сегодня же оказаться в раю». Кардиналы ответили хором! А знаете, что ответили кардиналы?

Священник слушал с благоговейным интересом.

– Кардиналы ответили: «Не дай Бог!» Понимаете? Они ответили: «Не дай Бог!» Что не так с нашим Римом?!

Госсекретарь помолчал.

– Где епископ нашего Рима?! За железной дверью на фоне собственного портрета играется в church-station, уже давно не понимая и не принимая обновлённых правил своей собственной игры.

В комнате стало очень тихо.

– Наверное, вам, священнику Христову, непонятно, почему Папа так боится смерти, что бросил свой корабль на произвол судьбы, ежеминутно превращающей нашу Церковь в забытый атавизм, в причудливую музейную штуку. Однако ответ до странности банален. Ведь Папу выбирают из кардиналов. А значит, все мы таковы. Весь наш Рим таков. И все мы оказались перед бездной забвения и небытия по собственной глупости и слепоте… Я устал. Я больше не могу.

Одинокая слеза драматично пересекала лицо государственного секретаря.

Священник издал отрезвляющий звук.

– Ваше высокопреосвященство, это интересные мысли… Но вы просили об исповеди и сообщили, что согрешили. В чём же ваш грех? Вы осудили Папу?

Кардинал вздохнул.

– Я согрешил своей властью. Я удалил из Рима ничем не провинившегося священника. Сегодня же он покинет столицу и отправится в далёкую епархию. Примите моё покаяние.

– Dominus noster Jesus Christus te absolvat; et ego auctoritate ipsius te absolvo ab omni vinculo excommunicationis (Suspensionis) et interdicti in Quantum Possum et tu indiges. Deinde, ego te absolvo a peccatis tuis in nomine Patris, et Filii, + et Spiritus Sancti. Аминь.

Государственный секретарь поднялся с колен и поправил сутану.

– Указ получите в канцелярии.

– Какой указ? – удивлённо спросил священник.

– О вашем переводе, – ответил кардинал и протянул священнику руку для лобзания.

– Таким образом, дорогой кардинал Янгус, мы решим эту проблему. Вам всё понятно?

Государственный секретарь внимательно посмотрел на молодого кардинала. Янгус кивнул и вознамерился покинуть приёмную.

– Янгус, – вдруг произнёс госекретарь, – я помню вас совсем ещё юношей на последнем конклаве…

– Всё верно, ваше высокопреосвященство, – ответил Янгус. – Мне выпала честь выбирать Папу.

Государственный секретарь криво улыбнулся и подвинул очки на край носа.

– И, позвольте спросить, за кого вы отдали ваш честный голос?

Молодой человек смутился. Кардинал-госсекретарь какое-то время ещё смотрел на Янгуса, затем отвёл взгляд в сторону и задумался. Помолчав, он произнёс:

– Будь я глупее, решил бы, что вы боитесь. По юности вы отдали голос за проигравшего, как и многие, стоит заметить, почтенные мужи нашего сана, теперь же вам страшно. Так бы я решил, глядя сейчас на ваше лицо, будь я глупее. Но я вижу куда большую неловкость в вашем смущении. О нет! Ваш кандидат не проиграл. Папа – ваш кандидат! Тогда вы победили, молодой человек. Вы пылали жаждой перемен и с чистым сердцем несли имя, выбитое сегодня на гербах нашего понтификата. Вы! – кардинал строго указал пальцем на собеседника. – Это вы выбрали его! И теперь вам стыдно!

Эхо последнего слога звучало в потолке приёмной залы.

– Вам так стыдно, что вы готовы соврать и пострадать за своё вранье, навлечь на себя клеймо изменника. А вы знаете, как Папа расправляется с изменниками. Мы наблюдаем эту расправу весь понтификат.

Кардинал помолчал…

– Вы знали, что наш Папа поначалу принялся объезжать храмы нашей древней столицы, нашего великого Рима? Он делал это инкогнито, появлялся там, где не ждали. В одном из храмов Папа решил проникнуть в какое-то помещение, в которое его не впустила обычная женщина, занимавшая очень скромный пост. Его святейшество не смог ей этого забыть. Для любого из нас было бы сложным запомнить такое событие. Но Папа… Папа не нашёл в себе сил не заметить такого пустяка: женщину, трудившуюся в Церкви десятки лет, выгнали без промедления. И тем не менее вы готовы так себя оболгать… О, это воистину успех!

Кардинал улыбался и изучал молодого человека.

– Ваше высокопреосвященство, – заговорил кардинал Янгус, – вы пытаетесь вывести меня на чистую воду?

– Что вы, друг мой! Откуда в Риме чистая вода? Мне просто не с кем поговорить. Ступайте. Мы ещё побеседуем, вспомним наш конклав и наших кандидатов.

Кардинал Янгус направился к двери. У выхода он остановился и оглянулся.

– Ваше высокопреосвященство, – акустика позволяла говорить тихо. – Вы сказали «успех»?

– Да, кардинал.

– Вы имели в виду мой выбор?

– Нет, молодой человек, – государственный секретарь сделал сочувствующий тон. – Я имел в виду свой выбор. Понимаете ли, у меня не было возможности разочароваться в моём кандидате. Соответственно, я сделал самый безопасный для моей совести выбор. Вы же терзаете себя все эти годы. А вы ещё так молоды. Впереди десятки лет отчаянного самобичевания за ваш искренний и трагичный для нашей истории выбор.

– Чёртов композитор с его поляками, синагогами и лигой сексуальных реформ! – разорялся государственный секретарь. – Почему никто не прикроет этот генератор великолепных цитат?! Никогда не думал, что скажу это, но лучше бы кардинал Нотбах продолжал писать свою чёртову музыку всякий раз, когда ему хочется высказаться!

Кардинал Янгус с привычным спокойствием выслушивал государственного секретаря.

– Всякое извержение его зева обращается в информационную бомбу! А Андриани?! Зачем трогать чёртова Андриани?!

– Неужели кардинал-протодьякон так опасен? – Янгус позволил себе подобие ироничной улыбки.

Государственный секретарь смерил молодого человека каменным взглядом.

– Знаете, Янгус… Они, – кардинал указал на стену, полностью увешанную портретами Папы поверх исторических фресок и драгоценных гобеленов, – сделали всё для того, чтобы обычный архивариус превратился в ядерное оружие, зарытое прямо под папским дворцом. А наш дорогой британец Нотбах тычет в Андриани рогатиной, попутно предлагая пульт управления этим оружием – кому?!

– Очевидно, тому, к кому отсылает Андриани с апелляцией?

– Верно. Но к всеобщему сожалению, пульт достанется не вожделенной Нотбахом «лиге сексуальных реформ», а нашему главному стратегическому врагу. Интересно, в какой войне считается удачей сидеть на бомбе, управляемой твоим противником?!

Янгус молчал.

– «Церковь – это корабль!» – ядовито процитировал секретарь и ругнулся. Затем он бессильно опустил лоб на руки и погрузился в раздумья. – Знаете, Янгус… Порою я не понимаю, как этот корабль всё ещё держится на плаву…

– Это тайна… – молодой кардинал пытался поддержать собеседника.

Государственный секретарь мгновенно оживился, принял позу, почти улыбнулся и, указывая пальцем на Янгуса, продекламировал:

– Священная тайна Церкви! – помолчав, кардинал продолжил: – Помните ли на нашем незабываемом конклаве ту делегацию выборщиков с весьма внушительным количеством так необходимых известному кандидату голосов? Нотбах активно вёл с ними интересные переговоры. Наряду с прочим наш британец уцепился за возможность пригрозить делегации обвинением в ереси.

– В ереси?

– О да, мой юный друг… О да! Среди делегатов присутствовал очень необычный аббат. Его было принято считать умным, образованным и, как это ни странно, благочестивым монахом. Это был истовый поборник практики «умного делания иисусовой молитвы», очень напоминающей некогда осуждённое имяславие. В борьбе за каждый голос для вашего общего кандидата Нотбах сообщил аббату, что его спорную духовную практику обозначат как соответствующую кафолическому учению. И, напротив, пригрозил официально заклеймить и осудить практику умного делания, если делегация не поддержит кандидата.

Кардинал-государственный секретарь оглянулся на портреты Святого отца.

– Знаете… Здесь не хватает живописного воплощения Папы с котом британской породы: «Папа и его верный британец», – кардинал криво улыбнулся. – Однако всему миру известно, что Папа предпочитает собак. Думаю, кота ожидала бы та же участь, что постигла птичник предыдущего понтифика.

Госсекретарь задумался.

– Ваше высокопреосвященство, – Янгус подал голос, – «Священная тайна Церкви» – это же книга кардинала Нотбаха?

– Всё верно, мой друг. Это результат исследования Нотбахом споров о почитании имени Божия. Его реферат на тему манипуляции одной значительной делегацией выборщиков на одном удивительном конклаве.

Государственный секретарь задумчиво бродил, пересекая один за другим залы папского дворца. Руки его были сомкнуты за спиной. Очки еле держались на кончике острого носа. Глаза же, ничего не изучая, устремлялись в пол. Его раздумье казалось абсолютным и бесконечным. Иногда он останавливался, не меняя положения взгляда, и, постояв какое-то время, снова двигался к дверям в следующую залу. Снова и снова он миновал косяки дверных проёмов, пока не оказался в небольшой комнате, в которой не был очень давно. Стены её были увешаны фотографиями, они мгновенно привлекли внимание кардинала.

– Деяния конклава… – почти хладнокровно произнёс он и погрузился в некое забытьё. – Что это за народ понурый, ужель всё это клирики, весь ряд? Здесь встретишь Папу, встретишь кардинала… Ольдини… Санджоббе… Эбифанни… – государственный секретарь поочерёдно переводил взгляд с одной персоналии на другую.

– И вы…

– И я, – ответил кардинал и вздрогнул. – Чёрт возьми! Янгус!

Кардинал Янгус улыбнулся.

– Что вы здесь делаете?! Вы меня напугали!

– Ваше высокопреосвященство, это мой кабинет, – ответил Янгус.

Государственный секретарь поморщил лоб:

– Вы становитесь вездесущим. Куда бы я ни направился, всюду встречаю вас. Может, вас не существует?! Вы моя тень? Или совесть?

– Может быть, я просто ваш помощник, ваше высокопреосвященство? – Янгус припомнил кардиналу свою должность. – Или вы забыли, что сами отдали мне этот кабинет?

Госсекретарь подержался за лоб ладонью и вздохнул.

– Верно. Я отдал вам свой кабинет, когда занял другой. Пожалуй, я не ошибаюсь, когда говорю, что вы моя совесть. Где-то здесь я её и оставил.

Кардинал снова приблизился к фотовыставке и остановился у большой общей фотографии. Было очевидно, что он всматривается в силуэт одного из иерархов.

– Да, вы очень удачно вышли, – любезно заметил Янгус.

– Спасибо, вы тоже, – не отводя взгляда, секретарь повел рукой сильно вправо и указал пальцем прямо на фигурку юного Янгуса в самом далёком краю кардиналов. – Я смотрю не на себя. Помните ли вы Эбифанни?

– Конечно, – Янгус хотел осенить себя крестным знамением, но госсекретарь остановил его руку.

– Нет. Помните ли вы его на конклаве?

– Отчасти.

– А помните ли вы меня рядом с ним? – ожидаемо не получив утвердительного ответа, кардинал продолжил: – Мы поддерживали одного кандидата. Эбифанни возглавлял наш фронт, вёл наступление. О, это был тяжеловес! В моём же ведении оставался тыл, который я должен был хранить и оберегать от предательства. Эбифанни имел все шансы на успех. Но никто из нас не знал до конца, что такое наш противник, – кардинал испуганно помолчал. – Мы никак не ожидали столкнуться с такой стороной его личности. Внезапно оказалось, что вся наша тяжёлая артиллерия не в состоянии преградить ему путь к заветной цели, и в решающий момент я почувствовал себя гусеницей перед надвигающимся асфальтоукладчиком. Мне казалось, что он смотрит на нас сквозь прицел огнестрельного оружия. Объятый сном, я в тёмный мрак вступил, путь истинный утратив в час тревоги… Я струсил. И сдал ему весь тыл. Мы проиграли… А я поменял кабинет. Поэтому в тот момент, который вы запомнили на совещаниях и соборах, когда Эбифанни возвышал голос против будущего Папы, меня рядом не было. И поэтому на этой фотографии Эбифанни стоит тут, а я здесь.

Кардинал указал пальцем на две фигуры и опустил голову. Наступила абсолютная тишина.

– Янгус… Вы здесь? Вы существуете?

– Ольдини… Старый плут… – государственный секретарь помедлил в дверях.

– Ваше высокопреосвященство, – хитро ухмыльнулся старый кардинал, – даже вы теперь не стесняетесь называть меня так в лицо…

– Что вы, дорогой кардинал! – тем же тоном отвечал госсекретарь. – Раньше я восторгался за спиной, но теперь, после вашего воистину эпического демарша, я больше не в силах восторгаться тайно!

Ольдини заулыбался.

– Лис.

– От лиса слышу, – кардинал поклонился старцу, театрально разводя руками.

Ольдини на время задумался. Затем он помешкал и присел, предложив кардиналу расположиться рядом. Госсекретарь устроился в кресле, возле которого находились последние, почти упакованные коробки. Ольдини вздохнул.

– Это была долгая битва. Я устал.

– И вышли непобеждённым, – заметил государственный секретарь.

– Да… Это было важно. Когда не можешь победить, нужно хотя бы не проиграть.

– Вы не только не проиграли, кардинал.

– Правда? – очень ровно уточнил Ольдини.

– Я не припомню такой оплеухи. И от вас её никто не ждал.

Ольдини довольно хмыкнул.

– Это красивый уход, – продолжал государственный секретарь, – Ватикан такого не видел. Странно было полагать, что вы будете терпеть его и дальше… А ведь вы дважды могли быть Папой. И дважды не захотели им быть.

– В моё время, кардинал, эта должность не считалась подарком судьбы. Прежде это был тяжкий крест, которого никто себе не желал. Разве что глупец. А я не был глупцом.

– Но Папа хотел стать Папой…

– Да. Святой отец удивителен. Столько десятилетий притворяться порядочным человеком ради того, чтобы всему миру явить своё истинное лицо на папском троне. Это, как вы любите говорить, кардинал, воистину успех.

– О да…

– В конечном итоге он победил всех в нашем ордене. Десятилетия стратегической борьбы за право остаться в истории единственным преемником без пяти минут канонизированного великого магистра Ротти. Верный ученик и святой Папа…

– На этот счёт, дорогой Ольдини, у истории может оказаться своё мнение, – успокаивающе заметил госсекретарь. – А как же ваше общее министерство?

– Он всех сожрал и там.

– Как Кронос?

– Слава Богу мы не его дети, этого бы я не вынес, – пошутил Ольдини. – Да я и не припомню в его потомстве Зевса с Афродитой.

– Да уж, это верно подмечено. Его потомству больше приличествует Тифоей.

Ольдини довольно засмеялся.

– Однако, дорогой государственный секретарь, зачем вы пришли? Ведь явно не насладиться моим уходом?

– Нет, – кардинал помолчал. – Ваше высокопреосвященство, в вашем прошении ко Святому престолу вы изъявили желание получить некую базилику…

– Верно, – лицо Ольдини стало строгим.

– Вы, наверное, забыли, кардинал… Эта базилика уже отдана другому «пенсионеру», также трудившемуся в вашем общем министерстве. Не получится ли так, что вы не столько эффектно ушли, сколько некрасиво сожрали напоследок своего собрата?..

Ольдини сделался на мгновение суровым. Затем неприятно улыбнулся и елейно ответил:

– Думаю, Святой отец простит мне эту оплошность. Я стар и очень забывчив…

– Я присмотрел вам несколько вариантов…

– Кардинал! – Ольдини встал. – Я попросил то, что попросил.

Государственный секретарь поднялся. Кардиналы преподали друг другу братское лобзание и попрощались.

– Чёртов крокодил! – ругнулся госсекретарь, оказавшись за дверью.

– Ваше высокопреосвященство! – кричали за дверью. – Кардинал-госсекретарь!!!

Курия брала штурмом покои государственного секретаря. Кардинал метался с телефоном от стены к стене в бесконечной брани. Собратья наступали. Десятки ненатруженных плеч прикладывались единым натиском, пытаясь пробить затвор.

– Чёртова сестра! – кричал госсекретарь в трубку. – Соедините меня немедленно! Или я убью вас!.. – кардиналы зашумели ещё сильнее. – Если выживу…

Кардинал нервно оглянулся на приступ и снова закричал в телефон. Из тёмного угла появился кардинал-помощник.

– Янгус! Слава богу, вы здесь!

– Сюда, ваше высокопреосвященство! – Янгус отогнул ткань старинного гобелена и указал на изящную дверцу. Кардиналы нырнули в узкий тёмный коридор. Он округло изгибался и вёл к обратной стороне приёмной залы.

– И?! – спросил государственный секретарь.

– Святой отец этого не говорил, – ответил Янгус.

– Аллилуйя!

– Это диверсия.

– У нас обозначился новый игрок… – пробормотал госсекретарь.

– Верно. Очень осторожный…

– Чёртов Силенци! – госсекретарь остановился и потёр лоб. – Хорошо, – произнёс он, – если Папа не намерен, я им устрою.

Государственный секретарь осторожно повернул ручку и выступил за дверь. Вместе с Янгусом они оказались в тылу бушующей курии. Красно-чёрная толпа продолжала ломиться в покои. Госсекретарь помедлил, затем решительно перешёл в другой угол к рыцарскому доспеху XVI века, монументально украшавшему эту залу, и твёрдым движением повалил его на мраморный пол. Доспех рухнул с эпическим грохотом. Части его посыпались и ещё некоторое время прибавляли эхо к общему гулу лязга звучащего металла. От неожиданности кардиналы курии смутились, замолкли и, оглянувшись, застыли в немом оцепенении.

– Господа кардиналы! – величаво и торжественно произнёс государственный секретарь. – Святой отец шлёт вам своё благословение и заверяет, что Святой престол никогда не претендовал на частную собственность верных чад. Его святейшество не ограничивает никакими цифрами стоимость принимаемых вами подарков. А антикоррупционная политика Престола, как и прежде, апеллирует лишь к совести своих верных сынов, преосвященных князей Матери Церкви…

Кардиналы растерянно молчали. Госсекретарь сделался суровым:

– А вы… Начиная с завтрашнего дня поочерёдно ко мне в кабинет. На разговор. Вот в эту самую дверь, – государственный секретарь указал на врата, устоявшие во время штурма.

Государственный секретарь всматривался в экран мобильного телефона. Ироничная улыбка довольно кривила его лицо. Очки от этого сползали на край носа и мешали любоваться изображением. Госсекретарь постоянно поправлял оправу, она же снова смещалась, движимая неравнодушной мимикой.

В кабинете появился молодой кардинал с папкой в руках.

– Ваше высокопреосвященство…

– Да, Янгус… Что нового?

– Сообщают, что Силенци начал предвыборную кампанию.

– О да! – госсекретарь улыбнулся во все зубы и развернул экран телефона к кардиналу. – Я вижу! Похоже, нас подслушивают: концепция «папа и кот» становится мейнстримом.

На экране благодушно располагался портрет кардинала Силенци с пушистым светлым котом. Оба были столь плюшевы и нежны, что невольно вызывали усмешку в людях, лично знавших кардинала.

– Не той породы кот, – шутливо заметил Янгус.

– Да и иерарх не той породы, – заключил государственный секретарь. – Однако он уже побывал рядом с Папой в Римской опере.

– И открывал памятник магистру Питти.

– Верно. Теперь не принято быть ничьим. Если всем известно, что ты не ученик великого магистра Ротти, остаётся назначить себе другого кардинала-учителя.

– А как же Сан-Джованни?

– Такой наставник годится для преподобного, но никак не для святителя. Не те задачи. Не тот полёт.

Янгус задумался.

– Что будем делать, ваше высокопреосвященство?

Кардинал-госсекретарь отложил телефон и вздохнул:

– Сложный выбор. Наш древний театр должен выказать предпочтение между дирижёром и режиссёром.

– Какой конфуз…

– Да… Момент неловкий. Невольно в памяти кустятся грядки…

– Грядки? – помощник вопросительно посмотрел.

– Хрен редьки не слаще, Янгус, – пояснил государственный секретарь.

Янгус улыбнулся.

– Ни тот ни другой не спасут нашу Церковь от неминуемой гибели, – печально промолвил госсекретарь. – Нам нужен другой Папа.

– Я понимаю, о ком вы…

– Все понимают. Нам нужен молитвенник и столп, который поддержит своды нашего обрушающегося здания. Простой христианин, который не станет редактировать историю и Нагорную проповедь, как партитуру или фильм. Но, увы… Нынешний Папа очень крепко держится за жизнь и точно не планирует уступать престол тому, о ком мы размышляем. Поэтому выбирать нам придётся поздно, меж двух зол и, как обычно, наихудшее… – кардинал задумался, затем спросил: – Однако, Янгус, что у вас в руках?

– Я решил, что вам будет интересно… Это проект документа о канонических прещениях и дисциплинарных наказаниях для священнослужителей.

– О небо… Опять?! Девятисотая редакция? Инквизиции нечем заняться?!

– Утверждено конгрегацией доктрины веры и будет рассмотрено на ближайшем заседании курии.

– Надеюсь, они предусмотрели страшные наказания для самой курии? В последнее время кардиналы проявляют себя крайне паршиво.

– Увы. Самые строгие прещения предусмотрены для рядового клира. В пользу епископов и кардиналов.

Государственный секретарь упёр локти в стол и опустил голову на ладони.

– Господи… Они погубят нашу Церковь… Неужели непонятно, что нельзя бесконечно закручивать гайки на крышке кипящего котла?! Почему бы просто не прекратить подкидывать под него дрова?

Янгус помолчал.

– Вы бы стали лучшим Папой…

Государственный секретарь поднял голову и грустно улыбнулся.

– О нет, Янгус! Нет, мой добрый друг… Я никогда не стану Папой. Мой долг – быть верной тенью и прибирать за ними здесь. А потом последовать на Страшный суд. Чтобы прибирать за ними и там…

Янгус помялся:

– Кстати, об уборке… Конгрегация доктрины веры завершила расследование по делу утечки инсайдерской информации о внутренней политике Святого престола. Виновным назначен рядовой клерк…

– Очевидное невероятное, – странно произнёс государственный секретарь. – Мы-то с вами знаем, что это не он.

Государственный секретарь был совершенно бледным. Его лицо казалось растерянным. Голос необычайно тихим, непривычно кротким и успокаивающим. В нём не звучали привычные ноты сарказма, сочувственной иронии или откровенной издёвки. Сановник был сам не свой.

– Я понимаю вас, кардинал… – говорил он извинительно и кивал.

Он не мог и не хотел прерывать речь иерарха, говорившего по ту сторону… трубки?.. Реальности?.. Государственный секретарь понимал, что сейчас вершится история. Или уже свершилась?

«Точка невозврата пройдена?» – думал госсекретарь, продолжая беседу. Верно. Она пройдена, и история совершила очередной поворот. Великий Гончар Вселенной безвозвратно повернул круг. Новый виток. Новая жизнь. Новая Церковь.

– Арчи, крепитесь… Я делал всё, что мог. Я разделяю ваше негодование. Но иерархи вашей митрополии не стали внимать здравому смыслу. Хотя мне сложно судить, могли ли они поступить иначе… Не передо мной им давать ответ. Полагаю, что Бог рассудит всех нас… – госсекретарь помолчал. – Ваше высокопреосвященство… Дорогой брат, я верю, что вы не станете делать, – он хотел сказать «глупостей», но одумался и продолжил: – поспешностей. Храни вас Господь. Я буду усердно молиться о вас и… вашем делании…

Покорно кивнув ещё пару раз, государственный секретарь положил трубку. Напротив него молчаливо и печально сидел Янгус. Они помолчали несколько долгих минут, пока молодой кардинал не решился нарушить гнетущую тишину.

– Что теперь, ваше высокопреосвященство? – спросил он.

– У кардинала Эрконбальда всё будет хорошо.

– А у нас?

– У нас ещё лучше. Мы снова эпичнейшим образом вляпались в страницы истории. Мы заложили железную основу для будущей закономерной автокефалии части нашей Церкви… – кардинал помолчал. – Арчи Эрконбальд выбрал Христа. И позорно отправлен в отставку. Помните, Янгус, недавно осудили какого-то славянского пастора за то, что он назвал католическую церковь проституткой? А ведь он справедливо изобличил нас. Господи! Какая глупость!!! – воскликнул госсекретарь и вскочил из-за стола. – Чёртова курия! Чёртова конгрегация! Чёртов Папа! Почему эти епископы так глупы?! Почему никто не может мыслить чуть шире, чем в границах сегодняшнего роскошного ужина в расположении «князя человеческого»?! Неужели трудно заглянуть в Евангелие?! Для кого оно написано, проклятье! Сегодня они избавились от праведника! А завтра?! Завтра они будут вопить о расколе и гонениях! Потому что завтра придёт другая сила! Паства не забудет этой истории! Бездарные проститутки!

В кабинете зазвонил проводной телефон.

– Да, сестра, – ответил государственный секретарь. – Да. Передайте Святому отцу, что кардинал со смирением принял свою отставку.

Госсекретарь положил трубку и, написав что-то на листке бумаги, протянул его помощнику:

– Янгус. Переведите с моего счёта эту сумму. Тому пастору.

Кардинал Янгус удивился:

– Что указать в назначении платежа?

– Напишите: «Вы правы».

– Кардинал… Как неожиданно… – скривился государственный секретарь.

В дверях оказался бледный, неприметный человечек в облачении кардинала. Невысокий, с очень невыразительми чертами, он аккуратно подкрался к стулу и мягко присел.

– Вас не дождаться, уважаемый канцлер, – ответил он тихим, высоким голосом.

– Простите, кардинал. Неотложные дела папства требуют постоянных решений. С тех пор как Папа… – госсекретарь подбирал слова, – несколько отстранился от части дел…

– Вы, – перебил собеседник и как бы продолжил его речь, – взяли на себя слишком много, кардинал.

Государственный секретарь замолчал и напрягся.

– Чем обязан визиту главы конгрегации доктрины веры? – через некоторое время спросил он. – У Инквизиции есть вопросы?

– О, немало, – тихо ответил кардинал-инквизитор и положил на стол диктофон. – Вы позволите? Для протокола.

– Я на допросе?

– Пока нет. Но вы должны знать, что запись нашей беседы услышат. Поэтому постарайтесь не отвечать опрометчиво.

Государственный секретарь возмущённо встал из-за стола и сделал несколько шагов в сторону.

– Вот и хорошо, – произнёс инквизитор, – так привычнее.

Он легко переместился и воссел на кресло государственного секретаря за рабочим столом. Госсекретарь сердито посмотрел на кардинала, но не стал ничего говорить.

– Присаживайтесь, – инквизитор указал на стул, на котором только что сидел сам.

– Хорошо, – строго ответил хозяин кабинета. – Располагайтесь.

Кардинал-инквизитор улыбчиво кивнул.

– Конгрегация доктрины веры изучила вашу деятельность за последний год и имеет к вам несколько пожеланий. Не могли бы вы не столь открыто критиковать наши внутренние документы? И не столь неосторожно защищать предателей нашей Церкви?

Государственный секретарь молчал.

– Вы сами знаете, за кого заступились, – продолжил инквизитор. – Объяснитесь.

– Этих людей я считаю полезными и необходимыми для нашей Церкви.

– То есть Святой престол совершил ошибку, когда имел суждение о них?

– Верно.

– Вы понимаете, что Папа это услышит и ему это не понравится?

– Понимаю, – ответил государственный секретарь.

– Знаете, – приятно улыбнулся инквизитор, – в конгрегации очень много братьев, но никто из них не поддерживает вашей позиции.

– Сочувствую. Вам не повезло с семьёй.

– Ах, знаменитые остроты государственного секретаря… – инквизитор откинулся в кресле и бегло постучал пальцами по столу. – Вы напряжены, но вам не страшно. Почему вы такой… смелый?

– О, знаменитые манеры инквизитора, – ответил госсекретарь. – Считаете меня глупцом?

– Пожалуй. Вы так высоко взлетели и можете сегодня же упасть. Щёлк! И вас уже нет.

– Что ж… Я достаточно глуп, чтобы верить в Бога и Его промысел. Ваши угрозы меня не страшат. За что вы осудите меня?

– Мы найдём. За чертыхание, например.

– О, пожалуйста! И кто будет крутить это чёртово колесо?! – госсекретарь воздел руки, имея в виду папский дворец.

– Крутили его и до вас. Будут крутить и после.

– Верно. Вы так закрутили, что вот-вот рванёт.

Инквизитор перестал улыбаться:

– Мы закручиваем, потому что такие, как вы, раскручивают.

– В канонах вы разбираетесь так же, как в физике?

– Не хуже, чем вы в выборе фаворитов.

– Мои фавориты образованы и имеют достоинство. В отличие от ваших беспринципных лизоблюдов и стукачей.

– Довольно любезностей, – снова улыбнулся инквизитор.

– Зачем вы пришли?

Кардинал-инквизитор пристально посмотрел в глаза собеседнику:

– Мы не станем вас трогать прямо сейчас. Нам не нужен канцлер-диссидент и мученик. Но помните, что однажды вы дадите ответ. Инквизиция умеет ждать, кардинал.

Глава конгрегации доктрины веры мягко поднялся и плавно переместился к выходу.

– Кардинал! – окликнул его государственный секретарь. – Какому Богу вы служите?!

– Очевидно, мы служим разным Богам, – ответил инквизитор и скользнул за дверь.

– Ваше высокопреосвященство… – Янгус замер в коридоре. – Не ожидал вас встретить в этой части дворца.

– Да, Янгус, – ответил государственный секретарь, не отвлекаясь от окна, – я сам не думал, что стану любоваться на задний двор. Какие новости?

Янгус подошёл ближе.

– Кардинал Нотбах получил государственную премию за достижения в области культуры. И не так давно продирижировал своим очередным опусом. С ним даже пела римская примадонна, госпожа…

– Знаю, – госсекретарь махнул рукой. – Слава богу, что он находит, чем занять своё безделье. Хотя в этом есть некоторая неловкость, если брать во внимание отношение Церкви к сценической деятельности и артистам, особенно после последних сессий конгрегации доктрины веры…

– Полагаю, это относится не только к дирижёрам?

– О да, мой друг. Вы верно подмечаете. То же самое касается режиссёров. Странно официальным документом запрещать клиру то, в чём замечены сановитейшие кардиналы. Однако в случае с Нотбахом имеется великая польза: пока «дипломат» в искусстве – Церковь в безопасности.

Янгус невинно улыбнулся.

– Кстати, что слышно о Силенци?

– Внезапная тишина.

– Значит, наконец в запое. Слава богу! Что ещё?

– Обсуждается пикантная тема. Один из приближённых к Папе кардиналов использовал где-то вместо псевдонима имя то ли актёра, то ли режиссёра из индустрии гей-порно…

– Ещё один режиссёр?

– Несколько иного плана.

– Думаю, ему стоило бы сотрудничать с Нотбахом. Возможно, на это у композитора всё-таки хватило бы таланта… Испанский стыд!

– Увы.

– Ну, – скривился государственный секретарь, – ничего удивительного. Этот кардинал, возможно, мечтает руководить. Так сказать, режиссировать наше бесстыдство. Взгляните, – кардинал кивнул в окно, – чем не порнография?

Янгус подошёл к окну. Меж деревьев на заднем дворе различались силуэты кардиналов.

– Интересно… – промолвил Янгус. – Кто инициировал собрание на этот раз?

– Если мы с вами здесь, Нотбах мается бездельем, а Силенци пьёт… Остаётся только…

– Папа… – встревоженно произнёс Янгус.

– Браво, мой друг! Они так отвыкли, и так боятся окончательного выхода понтифика из затвора, что потеряли рассудок. Грядёт собор. Партии начинают тектонические движения: плиты воздымаются у Вечного города… Кто-то подбросил им папку с интересным содержанием, – пояснил государственный секретарь. – Небывалое разоблачение. Компромат века, способный перевернуть ход истории. Настоящая ядерная бомба. Факты. Факты. Факты.

– Доказательства?

– О… Ещё какие!

Янгус задумался.

– Они обсуждают защиту репутации Святого престола?

– Что вы, кардинал?! Разве её может что-то защитить… Они обсуждают стратегию выживания. И, как вы могли заметить, в концепцию их стратегии не вписывается пара человек.

– Силенци и Нотбах? – уточнил Янгус.