Читать онлайн Одноклассник

© Максим Волков, 2025

ISBN 978-5-0068-5712-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Геннадий Карлович, однажды спустившись в метро после работы, увидел, как умер человек. Шел себе неприметно в толпе, вдруг схватился за сердце, весь побледнел и умер. Совершенно буднично преставился, точно в метро для такого дела самые удачные обстоятельства и все располагает к внезапной смерти.

Всякий в метро занят своим делом и если одному приспичило вознестись – публика не осудит и не такие иной раз выходки устраивали в метро пассажиры. Геннадий Карлович считал, что здесь, под землей, особенный воздух, место чрезвычайно гиблое и человек ведет себя здесь совершенно иначе, нежели под открытым небом.

Никто быть может не оглянулся на усопшего, если бы он, когда отходил в мир иной, не упал под ноги одной взбалмошной особе, а та, увидав, что сапоги ее от кутюр обнимает некий господин с физиономией оттенка самого нелицеприятного, в ужасе не завизжала. Геннадий Карлович обернулся на крик, увидал что стряслось и обомлел.

Геннадий Карлович малокровием не страдал и нервы имел крепкие, в метро бывал регулярно и потому закален был невероятно, а здесь, вдруг, лицом к лицу встретил смерть и совершенно расклеился. Смерть человека потрясла его до глубины души. Что-то в облике мертвеца неуловимо пробудило в нем чувства самые чуткие и благожелательные. Показалось Геннадию Карловичу, что мертвец этот и сцена вокруг него, а стоит заметить к нему бросились люди и пытались оживить, щупая пульс и хлопая живо по бледным щекам, отчего-то выглядят несколько карикатурно, однако не нахождение мертвого тела посреди оживленной толпы смущало его, а лицо усопшего. Оно выглядело удивительно спокойно и безмятежно, а между прочим, было то самое время, когда в метро не протолкнуться, душно, как в аду и человеческих лиц совершенно было не разглядеть – все казалось вокруг пляшут ведьмы и метлами погоняют чертей. А тут поперек этого ада раскинул руки человек и будто счастливо уснул.

Более того, Геннадию Карловичу лицо мертвеца смутно показалось знакомо. Он аккуратно обошел его с разных сторон и внимательно оглядел. Голубые ясные глаза его казались живыми. В глубине их можно было различить тот внутренний свет, который отличает еще юного сорванца от зрелого мужчины. По внешнему виду он был одного возраста с Геннадием Карловичем, возможно моложе, оттого глаза его, которые после смерти никак еще не угасли, казались еще более замечательными. Словно душу ребенка поместили в тело мужчины и она, разобравшись наконец, что взрослая жизнь совершенно бездарна и скучна, выпорхнула обратно, запечатлев свое прикосновение на лице человека, что носил ее в себе.

Геннадий Карлович присмотрелся лучше и вспомнил, где он видел эти глаза. Когда-то очень давно, так давно, что и вспоминать неловко, он, как и подобает всем мальчикам такого возраста, прилежно обучался в школе. Учился он не хорошо и не плохо – средне. В его время, кто учился заметно лучше остальных, ставили в положение изгоев и запросто могли поколотить на перемене. Геннадий Карлович, а в те времена он звался Генка Птицын, совершенно был против, чтобы его колотили не переменах, с самого детства он уяснил, что особенно выделяться между людьми занятие совершенно пустое. Отчего-то люди, а дети в особенности, всех, кто оказывался много умнее остальных, тем более не преминул это подчеркнуть – страшно ненавидели и предпочитали вместо уважения колотить.

Генка Птицын рос мальчиком умным и весьма сообразительным и между остальными учениками не был сильно заметен. Учился прилежно, но мог, в качестве протеста, прогулять урок и сделать пакость соседу. Ни с кем из учеников Генка близко не дружил, потому что любой компании предпочитал хорошую книгу. Читать ему нравилось больше, чем носиться на перемене со сверстниками. Но вспыльчив Генка был невероятно и несмотря на природную деликатность, легко мог ввязаться в конфликт.

Однажды его крепко обидел известный хулиган и Генка, проявив недюжую прыть, хорошей дал ему сдачи. Вышла славная драка и хулиган оказался повержен. Но скандал получился страшный, вся школа гудела. Испорчена была мебель и все случилось при свидетелях, прямо в классной комнате. Вызваны были родители и отец – Карл Евграфович, хоть и не любил совершено таких пустяков, сам явился в школу. Он молча выслушал, как сын его, тихий рассудительный мальчик, таскал по полу чужого мальчишку и очки его всякий раз вздымались на переносице, когда очередная деталь происшествия указывала ему, что сын его в школе, нежели дома, выставляет себя совершенно в дурном свете.

Генка получил дома хорошего ремня, пускай и не был давно ребенком, но Карл Евграфович был неумолим: хулиган – начинающий преступник, а значит непременно следует его наказать. Карл Евграфович характера был самого сурового, жили бы в другие времена, когда нравы в России были круче, всыпал бы сыну плетей и отправил солдатом служить на Кавказ. Генке сильно еще повезло, всего-то перевели в другой класс, где учились по усиленной программе и времени на сумасбродство не было совсем, было решено, что благоприятная среда сделает из него человека.

За одной партой сидел с ним Веня Курочкин, исключительно талантливый мальчик, обладатель ума невероятно тонкого, зубрила, но весельчак страшный. Улыбка чудная и в некотором роде даже наивная и глаза удивительного небесного цвета…

Очень скоро Генка и Веня подружились, несмотря на то, что совершенно не были друг на друга похожи. Одно связывало их между собой крепко – школьная парта, но, ко всему прочему, и тот и другой, весь внешний мир, находящийся за пределами своих комнат, считали чужим и полным опасности. Оба они вместо школы, остались бы лучше дома, где вместо шума тесных школьных коридоров отдали себя целиком тихому и вдумчивому чтению. Однако, если Генка смотрел на внешний мир хмуро и настороженно, Веня Курочкин готов был открыться всякому, кто улыбнулся ему искренне и дружелюбно.

Веня учился с душой и легче всего ему давались науки математические, где первое место занимала цифра, любую формулу он выворачивал наизнанку и решения их рождались у него будто сами собой. Генка, напротив, уважал исключительно букву и мог живо сочинить что-нибудь эдакое, хоть сам урок литературы не очень-то и любил, но изложения и сочинения выдавал бойкие.

Генка терпеть не мог физику, химию и математику и всякая формула приводила его в замешательство, он столбенел и злился, смекалки не хватало ему найти верное решение и раз за разом он получал двойку. Скоро он, как бы между прочим, стал заглядывать в тетрадку соседа, который увлеченно, будь то математика, физика или химия, водил ручкой по листу, выводя замысловатые расчеты, от усердия высунув язык. Веня Курочкин живо сообразил, что сосед его по парте, хмурый мальчишка, сосредоточенно «поедающий» всякую литературу, чтобы не предложила школьная программа, совершенный олух, когда дело касалось цифр. Ему весело было наблюдать, как он мечется на уроке, пыжится весь, морщит от напряжения лоб, однако усердие его рождало всякий раз нечто бестолковое. Невероятно трогало Веню, как этот бестолковый мальчишка менялся на глазах, когда брал в руки книгу. Беспомощное выражение на его лице менялось на глубокое сосредоточение и весь он будто бы преображался.

Веня, заметив однажды, как Генка заглядывает ему в тетрадь на контрольной по физике, старательно делая вид, что за окошком его заинтересовала любопытная вещь, повернул тетрадь к нему таким образом, чтобы соседу по парте легче было списывать и дружески улыбнулся. Благодарный Генка промычал что-то нечленораздельное, едва не выдав обоих и списал контрольную на твердую тройку, ухитрившись каким-то чудом и здесь наврать столько, что едва не заработал двойку.