Фото на обложке Михаил Онипенко
Издатель Анастасия Лисица
© Сергей Денисов, 2025
© Михаил Онипенко, фото на обложке, 2025
© Анастасия Лисица, издатель, 2025
ISBN 978-5-0068-5986-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
Хавьер шагнул в прохладу зала, и его тут же окутала торжественная тишина. В этом древнем уголке времени царила атмосфера полузабытой тайны, словно здесь дышали сами стены. Лёгкий запах камня, древесины и, возможно, древней глины смешивался с пряной свежестью тропиков, проникающей сквозь массивные двери. Тонкие лучи света, пробиваясь сквозь окна, мягко падали на витрины, озаряя музейные сокровища глубокими оттенками медного и янтарного света.
В углу этого зала, словно затерянная посланница из иных миров, стояла фигурка – небольшая, но странно величественная, притягивающая взгляд своим необычным обликом. Она изображала маленького человечка, чьё лицо почти полностью скрывал массивный шлем, придающий образу что-то загадочное. Шлем был вытянут вверх, с причудливым украшением наподобие крючка, и массивными круглыми пластинами, напоминающими глаза какого-то амфибийного существа. В этом взгляде было что-то внеземное, не поддающееся объяснению.
На поверхности глины сохранились тусклые следы краски – терракотовые оттенки, голубые пятна, цвета летнего неба. Основной цвет глины с годами потемнел до глубокого, насыщенного шоколадного оттенка, что придавало фигурке ещё большую древность и таинственность. В каждом элементе чувствовалась скрытая история: от вытянутой вперёд ладони и украшения в форме кристалла на крючке шлема до выцветших пятен красок на одежде, закрывавшей бедра и шею.
Внезапно где-то над Хавьером раздался едва слышный шелест. Он поднял голову и заметил небольшого геккона, притаившегося на тёмной деревянной балке под потолком. Его золотисто-зелёная чешуйчатая кожа сверкала в пятнах света, а круглые, почти прозрачные глаза смотрели на Хавьера с неподдельным любопытством. Ящерица медленно двинулась вперёд, словно присматривалась к этому чужаку, пришедшему в её владения. Хавьер улыбнулся, ощущая прикосновение к древности и неизведанному миру, которые казались такими близкими и живыми.
Вдохновлённый, он оглянулся по сторонам – в зале, кроме него и геккона, никого не было. Достал из рюкзака штатив, разложил и установил его на каменный пол, отозвавшийся возмущенным эхом древней эпохи испанских завоевателей, построивших здание музея несколько столетий назад.
Закрепив на штативе смартфон, он направил его на глиняную фигурку, стоявшую напротив на постаменте. Казалось, вытянутая рука артефакта останавливает такое вмешательство в покой и порядок вещей. Приложение, наконец, сфокусировалось на фигурке и запустило процедуру 3D-сканирования.
Процесс сканирования был неспешным, и на фоне тихого зала, погруженного в полумрак, Хавьера охватило лёгкое волнение. Каждый раз, сталкиваясь с древними артефактами, ему казалось, что он вступает в диалог с давно ушедшими мастерами. Они оставили зашифрованные сообщения, которые нужно было лишь правильно прочесть. Глиняная фигурка с её загадочным шлемом казалась одной из таких головоломок.
Чтобы получить качественную цифровую копию, штатив со смартфоном пришлось переставить вокруг артефакта более десятка раз, меняя высоту и ракурс. Когда сканирование завершилось, Хавьер убрал штатив. И снова посмотрел на удивительный неземной шлем, закрывавший человеческое лицо фигурки. Свет из окна будто оживлял её, и ему на миг показалось, что глаза шлема смотрят прямо на него.
В этот момент в зал залетела голубая бабочка – морфо. Она медленно кружила, крылья сверкали в лучах солнца, и Хавьер застыл, наблюдая за её танцем. Он протянул руку к бабочке, почти коснулся… Сердце забилось чаще – казалось, его приглашают разгадать древнюю тайну.
Глава вторая
Солнце медленно опускалось за горизонт. Лучи, проходя сквозь листву тропических деревьев, превращали массивные каменные стены музея в сцену театра теней.
Раздался, а затем поплыл над городом мелодичный звон колоколов главного собора. Его фасад, выполненный в мягких кремовых и терракотовых тонах, украшенный колоннами и нишами со статуями святых, выглядел особенно живописно в янтарных лучах заката.
С горизонта за городом величественно наблюдали вулканы. Один из них, Фуэго, словно полусонное древнее существо, выпускал струйки дыма и пара, которые, поднимаясь в небо, окрашивались палитрой золотистых тонов вечернего солнца.
В саду музея аромат влажной земли переплетался с тропической сладостью цветов. Звуки перекличек птиц и тонкого звона крыльев невидимых насекомых сливались с шелестом листвы, создавая ощущение полной умиротворённости. Мягкая тропинка, усыпанная белым гравием, шуршала при каждом шаге Хавьера. Лёгкий ветерок освежал лицо, унося с собой усталость дня.
Впереди Хавьер увидел исполинский валун, который сначала принял за элемент ландшафтного дизайна. Но, приблизившись, понял, что стоит в тени огромного артефакта. Его поверхность, шириной примерно четыре на три метра, превратили в полотно. На нём древние мастера высекли сцены с только им понятным символизмом.
Барельеф завораживал своей сложностью и изяществом. Идеально выверенные изгибы тонких линий и едва различимые тени создавали ощущение движения. Вот танцующий высокий человек с величественной осанкой. Из его рта, словно живые, тянутся лозы какого-то растения, густо усеянные плодами с человеческими лицами. Лозы, извиваясь, оплетают всю сцену, и танцор большим ножом срезает эти жутковатые плоды. Они падают к ногам старухи, восседающей на троне. И всё это происходит под ритм, который задает ещё один участник действа – музыкант, ловко орудовавший человеческой берцовой костью и барабаном.
Из текста на табличке рядом Хавьер узнал, что вес этого исполинского артефакта – 80 тонн. Именно поэтому немецкие археологи, проводившие здесь раскопки более ста лет назад, не смогли вывезти это произведение искусства в Берлин, в отличие от десятков других артефактов меньшего веса. Многие из каменных стел и плит немецкие любители истории разрезали на части, чтобы было удобнее перевозить через океан на родину…
Далее шёл рассказ одного из специалистов по культуре Мезоамерики, который объяснял глубокий символизм изображённой на валуне сцены поклонения древних майя силам природы, восхваления времени сбора урожая и осознания того, что смерть есть неизбежное продолжение жизни.
«Интересно, – подумал Хавьер, – почему современных исследователей так заботит поиск толкования духовных практик и мировоззрения древних предков и совершенно не интересует техническая сторона вопроса. Взять этот валун. Каждая деталь вырезана с мастерством, доступным лишь величайшим скульпторам. Здесь не было места случайным сколам или ошибкам. Вряд ли сейчас найдётся на всей планете хоть один человек, который сможет ручным инструментом создать такой барельеф. Да и электроинструментом тоже вряд ли. Может, мы недооцениваем уровень знаний и технологий древней цивилизации?»
С этими мыслями Хавьер направился к джипу, припаркованному у ворот музея. Сев за руль, он завёл мотор и двинулся за город, где арендовал домик на небольшой кофейной плантации.
Плантация утопала в зелени и была уединённым уголком, идеальным для работы и размышлений. Хавьер чувствовал себя здесь удивительно комфортно. Ему нравилась тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра и звуками птиц.
Аккуратный домик, который стал его временным пристанищем, был построен около ста лет назад и с очевидной заботой отреставрирован недавно. Убери пальмы с буйно цветущими всеми оттенками розового кустами бугенвиллей – и можно было ощутить себя не в Центральной Америке, а где-то в Чехии.
Гостя встречал фасад насыщенного василькового цвета. Посередине – деревянная входная дверь из мощных широких досок, окрашенная в травянисто-зелёный цвет. Слева и справа от двери располагались два квадратных окна, рамы которых также были выкрашены в цвет сочной зелени.
Перед каждым окном был разбит свой небольшой палисадник, огороженный невысоким кукольным заборчиком из зеленых дощечек, за которыми росли невысокие кусты, усыпанные цветами жёлтых и оранжевых оттенков. Сверху дом венчала аккуратная двухскатная крыша, укрытая глиняной черепицей медовых и апельсиновых оттенков.
Внутри дома почти не было перегородок, высокий потолок из светлых досок повторял контур крыши. Почти всё пространство противоположной от входа стены занимало большое панорамное окно, створки которого раздвигались, пропуская на уютную террасу с видом на ухоженный сад.
Мебели было немного – только самое необходимое: кровать, стол, пара стульев. Всё говорило о простоте и вкусе.
Хавьер налил в стакан воды с кусочками лайма, открыл ноутбук и загрузил трёхмерную копию, сделанную в музее. Фигурка ожила на экране, каждая её деталь была видна в мельчайших подробностях. Углубления в основании ног фигурки ясно показывали, что она когда-то была установлена на постамент.
«На какой? И для чего?» – размышлял Хавьер в сумерках уходящего дня, наслаждаясь глотками прохладной воды с приятной кислинкой.
Раскрыв компактный алюминиевый кейс, он достал детали 3D-принтера собственной конструкции. Сборка, тестовый запуск и калибровка заняли не более десяти минут. В стремлении создать компактное и эффективное устройство для полевых условий, на доработку конструкции ушло несколько лет. И текущая версия ему уже очень нравилась: можно было печатать полимерной глиной различных оттенков.
Хавьер запустил процедуру печати: принтер начал свою работу, издавая тихий ритмичный звук. Точная копия древнего артефакта майя должна была быть готова к утру.
Глава третья
Первые лучи солнца мягко пробивались сквозь густую зелень кофейных деревьев, осыпая террасу утренним золотистым светом. В комнате Хавьера царила тишина, нарушаемая лишь пением птиц за окном. Он открыл глаза, ощущая лёгкое возбуждение от предвкушения нового дня. Вспомнил, что принтер завершил печать. Не раздумывая, вскочил с постели и направился к столу.
На деревянной поверхности стояла глиняная фигурка. Каждая её деталь казалась произведением искусства. Мягкий матовый блеск полимерной основы, крошечные выемки и узоры – всё это выглядело как оригинал. Хавьер не смог сдержать улыбки. Он провёл пальцами по поверхности, мысленно восхищаясь древним мастером, создавшим этот артефакт.
Расслабляющий душ смыл остатки сна, а струи воды оживили тело. Взглянув в зеркало, Хавьер увидел своё отражение: светлые волнистые волосы слегка растрёпаны, зелёные глаза смотрели с азартом и интересом. Он не удержался от мимолётной улыбки и быстро оделся: лёгкая льняная рубашка, джинсы, кеды.
На террасе его ждал сюрприз. На деревянном столике был аккуратно приготовленный завтрак: яркие кусочки папайи, манго, ананаса и гуавы искрились красками в солнечном свете. Рядом стояли тосты из кукурузного хлеба, тарелка с севиче из креветок и дымящаяся чашка кофе.
Хавьер поднял чашку, вдыхая аромат свежесваренного напитка. Запах был насыщенным, с нотками шоколада, карамели и лёгким пряным оттенком. Он сделал первый глоток, и вкус взорвался глубиной. Каждое ощущение было новым: от мягкой горечи до тёплой сладости.
Закончив завтрак, он вернулся в дом и сфотографировал копию фигурки. Вдохновлённый успехом, отправил снимок профессору Маркесу с коротким комментарием: «Я нашёл её!»
Через несколько минут на террасу поднялся мужчина средних лет с загорелым лицом, покрытым легкими морщинами, тёмно-каштановыми волосами с проблесками седины и глубокими карими глазами. Это был Сэмюэль, хозяин плантации.
Закатанные до локтя рукава его светлой рубашки, коричневые хлопковые брюки и удобные кожаные сандалии дополняли образ человека, привыкшего к размеренной, но трудолюбивой жизни. Уверенные движения излучали спокойствие и доброжелательность.
– Как спалось? – спросил он, присаживаясь напротив.
– Как в раю, – с улыбкой ответил Хавьер. – И завтрак был восхитительным. Кофе просто невероятный.
Сэмюэль рассмеялся и, налив себе чашку, стал рассказывать о плантации. Он говорил о том, как больше ста лет назад его предки приехали из Европы, чтобы начать новую жизнь, и как они научились растить лучший кофе в регионе. О том, что гватемальский кофе давно ценится во всём мире, хотя местные жители долгое время не могли позволить себе его вкус. Сам Сэмюэль не просто продолжает семейное дело, а развивает его: уже два десятилетия, с такой же любовью и вниманием, как и к кофе, выращивает кардамон. Именно гватемальский кардамон ценится во всём мире за счёт высокого содержания эфирных масел, придающих ему насыщенный, интенсивный аромат. А основные покупатели – Саудовская Аравия и Арабские Эмираты.
Затем он упомянул: на месте их плантации когда-то был центр древней цивилизации – Котсумальгуапа. Более трех тысяч лет назад первое поселение здесь основали ольмеки. Примерно через тысячу лет их сменили майя. Город стал крупнейшим на тихоокеанском побережье: в нем строили не только здания из камня, но и широкие дороги, а также мосты. При возделывании полей и плантаций местные жители до сих пор находят много древних артефактов той эпохи: остатки изящной керамики, искусно вырезанные из камня скульптуры.
Хавьер слушал, восхищённый историей, пока звонок телефона не отвлёк Сэмюэля. Оставшись один, Хавьер ещё некоторое время наслаждался свежим утренним воздухом, потом вернулся в дом. На экране его смартфона ждал голосовой ответ от Маркеса.
– Привет, дружище! – Голос профессора звучал возбуждённо. – Невероятно! Ты нашёл её! Молодчина, поздравляю! А я тоже не сижу сложа руки – расшифровал древние тексты майя, в которых упоминаются «наба ку'у'т» – буквально «узлы мира». Это энергетические центры, связывающие мир духов и людей. Возможно, твоя фигурка – это ключ к этим узлам. Я уже вторую неделю в экспедиции в районе древнего города Вака. Присоединяйся!
Хавьер, недолго думая, ответил: «Приеду обязательно!» И, глядя на глиняную фигурку в странном шлеме, ощутил – его ждёт нечто большее, чем он представлял себе ранее.
Глава четвёртая
Хавьер стоял у своей машины. Он ещё раз оглядел гостевой дом, подаривший ему домашний комфорт на несколько дней, и окружающий кофейную плантацию пейзаж. Вдали, за деревьями, тянулись аккуратные ряды кукурузных полей, подрагивавших на лёгком утреннем ветру. На дорожке перед домом стоял Сэмюэль с кружкой горячего кофе, наблюдая за сборами с привычной неторопливостью.
– Береги себя, – попрощался он, слегка прищурившись от солнца.
Хавьер улыбнулся, пожал руку хозяину и, сев в машину, завёл двигатель. Внедорожник мерно загудел и плавно тронулся. Навигатор показывал 13 часов пути. Впереди было 650 километров, которые предстояло преодолеть. Долгий интересный путь через всю Гватемалу: от южных равнин до непроходимых джунглей севера.
Покинув Санта-Лусию-Коцумальгуапа, Хавьер ехал по извилистой трассе, ведущей сквозь плодородные земли юга. Вдоль дороги тянулись бескрайние кукурузные поля, перемежающиеся небольшими участками с фасолью и тыквой. На горизонте виднелись редкие фермерские хозяйства, где семьи работали на своих угодьях, подготавливая землю к новому сезону.
Равнинная часть тихоокеанского побережья Гватемалы постепенно оставалась позади, дорога стала подниматься в горы, извиваясь по крутым склонам. Пейзаж менялся: среди густой растительности появлялись высокие пальмы, соседствующие с хвойными деревьями, чьи кроны создавали причудливую смесь тропического и горного пейзажа. Воздух становился прохладнее, наполняясь ароматами хвои и влажной земли, а солнце, пробиваясь сквозь ветви, рисовало на дороге мерцающие узоры света и тени.
Навстречу Хавьеру, громко сигналя и сверкая на солнце хромированными деталями, проносились «чикенбасы» – американские школьные автобусы, отправившиеся на пенсию в Центральную Америку. Каждый владелец «чикенбаса» обязательно даёт ему женское имя и покрывает корпус своего любимца ярким орнаментом, сочетающим в себе индейские мотивы, цитаты из Библии и образы святых.
Водитель такого автобуса – это не просто водитель, а бесстрашный гонщик, который одновременно болтает по телефону и, не боясь встречного транспорта, обгоняет на узкой дороге. Как говорят местные, поездка на «чикенбасе» – захватывающее испытание, после которого радуешься, что выжил. Несмотря на это, желающих рискнуть и выжить много: стоимость проезда в «чикенбасе» в пять-десять раз ниже, чем в более безопасных видах транспорта.
Дорога продолжала подниматься в горы, где воздух становился прохладнее. Слева и справа за окном возвышались силуэты вулканов, среди которых выделялся Пакая – его вершина была окутана ажурной дымкой.
Хавьер решил сменить маршрут и свернул с основного шоссе на узкую дорогу, уходящую вправо. Ему совсем не хотелось стоять на светофорах и в пробках, слушая гул городов-муравейников Вилья Нуэва и столицы, как предлагал навигатор. Вместо этого он предпочёл насладиться сельскими пейзажами.
Там его взору открылось озеро Аматитлан. Водная гладь переливалась на солнце. В ней отражались высокое голубое небо, причудливые формы облаков и силуэты вулканов.
Было уже далеко за полдень. Чем дальше продвигался Хавьер, тем ощутимее становилась смена климата. Прохладный горный воздух остался позади, уступив влажному, насыщенному запахами тропических растений. Дорога пересекала холмы, заросшие тропическими лесами, реки, пальмовые рощи и фермерские поля.
На одной из заправок он купил воду. Выйдя из магазинчика, заметил пожилого майя, сидевшего в тени навеса. Жаркое солнце стояло высоко, и воздух дрожал над раскалённым асфальтом. Хавьер подошёл ближе и протянул бутылку воды. Старик внимательно посмотрел ему в лицо, задержал взгляд, затем медленно кивнул и принял подарок.
– Таан а бин ти оолялооб, – произнёс он негромко и добавил по-испански: – Ты идёшь по дороге сердец. Будь осторожен.
Хавьер тоже ответил кивком, ощутив лёгкий трепет внутри. Что имел в виду старик?
Ещё через пару часов дорога вывела к озеру Исабаль – самому большому в Гватемале. Вода уже отражала закатное солнце, окрашиваясь в золотисто-огненные оттенки. Древние торговцы майя перевозили какао, маис, нефрит и другие свои товары по этому озеру и далее по реке к берегу Атлантического океана. Реку, соединяющую Исабаль с Атлантикой, испанцы позже назвали Дульсе. А в устье построили форт Сан-Фелипе, чтобы защитить свои галеоны от пиратов Карибского моря, которые наведывались сюда регулярно.
Стемнело. Примерно через три часа асфальт сменился узкой извилистой «грунтовкой», уходящей в ночные джунгли. Скорость пришлось существенно снизить. Стали попадаться небольшие реки, разрезающие дорогу, по бокам всё чаще встречались болотистые пространства.
Джунгли жили: слышались крики обезьян, раскатистые и пронзительные, эхом разносящиеся среди крон. Иногда эти звуки сливались в жутковатую симфонию, похожую на тревожный хохот, поднимающийся из самой чащи. Ритм ночи задавал непрерывный треск ночных цикад, наполняя воздух вибрирующей мелодией. Свет фар выхватывал из темноты древние могучие деревья, склонившиеся над дорогой, как стражи прошлого.
Внезапно на дорогу вышел олень.
Он остановился, встретившись взглядом с Хавьером. А затем грациозно скрылся в густой листве. Древние майя считали оленя проводником между мирами…
Вскоре Хавьер увидел приглушённые огни лагеря археологов. Среди деревьев виднелись палатки и свет костра, всполохи которого подсвечивали фигуры людей, расположившихся вокруг. Часы на панели показывали 23:23.
Из темноты вышел Маркес – высокий, крепкий, с трубкой в руках. Он посмотрел на Хавьера и усмехнулся.
– Добрался, amigo?
– Да, но мне кажется, самое интересное только начинается.
И он был прав.
Глава пятая
Лучи утреннего солнца пробивались сквозь ткань палатки, наполняя воздух влажным терпким ароматом джунглей. Тело Хавьера уже почти восстановилось после долгого путешествия за рулём. К тому же он не привык долго спать после рассвета.
Выйдя из палатки, Хавьер огляделся. Лагерь расположился на удивительно красивом, почти свободном от низких зарослей пространстве. Сверху его прикрывали от яркого солнца кроны величественных палисандров. Эти древние деревья с гладкими стволами пепельно-фиолетового оттенка тянулись к небу. Их густая листва высоко вверху образовывала живой купол, сквозь который солнечные лучи струились золотистыми полосами. Воздух был насыщен тёплым древесным ароматом с лёгкими нотами розы и перца, создавая ощущение уюта и умиротворения. Хавьер провёл ладонью по одному из стволов, ощущая прохладную, шелковистую кору…
Метрах в пятидесяти слева, под большим тентом светло-бирюзового цвета, мужчина арабской внешности с благородной бородой и стройная темнокожая девушка с озорными африканскими косичками увлеченно раскладывали на широком столе находки предыдущих дней. Они готовились их фотографировать и заносить в базы данных на расположившихся здесь же ноутбуках. Асгар – из Омана, и Аяна – из Эфиопии. Хавьер вспомнил их вчерашнее знакомство.
Правее виднелся навес из сухих пальмовых листьев, под которым располагались кухня и достаточно длинный деревянный стол с аккуратными скамьями вдоль него. Двое оживлённо разговаривали за чашкой кофе. В одном Хавьер узнал Тьяго, коренастого мужчину с копной тёмных волос. Он родом из Португалии. Его собеседник – темнокожий молодой парень. «По-моему, Тимон, из Панамы», – подумал Хавьер. Он не успел выучить всех по именам.
Четверо археологов чуть поодаль разбирали коробки с инструментами, откладывая в рюкзаки то, что планировали взять с собой к месту раскопок. Среди них Хавьер определил двух европейцев и двух жителей стран Центральной Америки. Вскоре к ним присоединился пятый коллега, внешность которого сообщала о том, что он родился где-то недалеко от этих мест.
Хавьер направился к небольшому естественному водоёму, который использовали для утреннего омовения. Кристально чистая вода стекала с известняковых уступов, образуя миниатюрные водопады, шум которых смешивался с утренним пением птиц. Тени палисандров создавали приятную прохладу, а воздух наполнялся свежестью.
Опустив руки в прохладную воду, Хавьер ощутил, как усталость окончательно покидает его тело, и он с наслаждением окунулся, позволяя каплям пробудить его разум для предстоящего дня. В этот момент перед его мысленным взором всплыл образ Илы – яркий, живой. Весёлые глаза, игривый лёгкий наклон головы, будто она вот-вот задаст колкий вопрос. Он поймал себя на мысли, что ему нравится удерживать этот образ в сознании, в деталях вспоминая каждое её движение и оттенок голоса.
Внезапный всплеск нарушил его грёзы – небольшой камушек упал в воду рядом с ним. Хавьер резко обернулся и встретился с насмешливым взглядом Илы. Она сидела на краю водоёма, обхватив колени руками, длинные чёрные волосы свободно падали на плечи, слегка подсвеченные утренним солнцем. Гибкое, подтянутое тело и тёплый карий взгляд придавали ей особую магию. На губах играла улыбка, а в глазах светилось озорство – Ила явно наслаждалась моментом, наблюдая за ним.
– Ты так серьёзен, когда мечтаешь, – лукаво заметила она, склонив голову на бок.
Хавьер усмехнулся и провёл рукой по лицу, стирая капли воды:
– Возможно, я просто люблю загадки.
– Хорошо, что ты среди нас. Думаю, ты поможешь разгадать одну из самых сложных, – сказала она и, наклонившись вперёд, зачерпнула воду ладонью, позволив каплям стекать между пальцев. Затем, будто вспомнив что-то, она легко поднялась и улыбнулась. – Но тебе, наверное, хочется обсудить многое с Маркесом. – И, едва заметно коснувшись пальцами его плеча, добавила: – Не потеряйся по дороге, Хавьер. Пойдёшь по этой тропинке, выйдешь на поляну, увидишь дерево сейба – ты на месте.
Путь до поляны занял у Хавьера не более пяти минут. Заросли лиан и древних деревьев надежно укрывали узкую тропу от прямых солнечных лучей. Влажная земля мягко пружинила под ногами. В воздухе стоял терпкий аромат смолы и утренней свежести. Щебет птиц, далёкие крики обезьян, шорох листьев делали восприятие мира бесконечно объёмным.
Могучее дерево сейба, словно древний страж, возвышалось над поляной на несколько десятков метров. Его густые ветви раскинулись в стороны, образуя внушительный живой шатёр. Примерно с высоты трёх метров вниз и в разные стороны от ствола в землю уходили широкие плоские корни. Они изгибались причудливыми волнами, образуя вокруг дерева завораживающий лабиринт.
Хавьер остановился, невольно очарованный монументальной красотой. В этот момент он заметил фигуру Маркеса, сидящего у мощных корней сейбы с неизменной трубкой в руках и кружкой кофе. Высокий, крепкий, с волевыми чертами лица, Маркес выглядел так, словно был не просто учёным, а вождём, способным повести за собой народ. Его густые тёмные волосы были слегка взъерошены, подчёркивая природную непокорность и уверенность. В глубоком взгляде читалась непоколебимая решимость.
Рядом с ним, также наслаждаясь кофе, сидела Пэй-Линг – изящная китаянка, с утончёнными чертами лица и проницательным, внимательным взглядом. Длинные волосы глубокого чёрного цвета были аккуратно собраны на голове. В её спокойствии чувствовалась сосредоточенность, и даже лёгкая улыбка казалась тщательно продуманной.
– Доброе утро! – поприветствовал Маркес, подняв руку с трубкой.
Хавьер сел рядом и взял протянутую Пэй-Линг кружку, которую она наполнила ароматным напитком из термоса.
– Как тебе первая ночь в джунглях? – поинтересовался Маркес.
– Спал как младенец, – усмехнулся Хавьер. – Даже мысли не успел разобрать перед сном.
Маркес кивнул, его тёмные глаза задумчиво следили за дымом, поднимающимся из трубки.
– Мы здесь уже несколько недель, но пока у нас больше вопросов, чем ответов.
Он сделал паузу, словно обдумывая, с чего начать.
– Ищем так называемые «узлы мира». Это понятие встречается в древних текстах майя, но точное значение неизвестно. Мы трактуем это как «места силы» – точки, где древние майя получали особую энергию. Возможно, природную, возможно, связанную с космосом.
Хавьер слушал внимательно. И, выдержав паузу, уточнил:
– Ты считаешь, что эти узлы как-то связаны с фигуркой в необычном шлеме, которую я нашёл?
– Неделю назад мы расчистили обсерваторию, – продолжил Маркес. – И на одной из фресок нашли изображение этой самой фигурки.
Хавьер почувствовал азарт: его находка уже оказалась связана с конкретным местом.
– Я хочу, чтобы ты посмотрел на это сам, – сказал Маркес, вставая. – Допивай кофе, и пойдём.
Глава шестая
Хавьер шагал по узкой тропе вслед за Маркесом, который уверенно вел их к месту раскопок. Впереди шли Ила и Пэй-Линг, оживленно беседуя. Листья, покрытые утренней росой, переливались изумрудными бликами, а в ветвях шумно возились коати – местные родственники енотов. Длинные полосатые хвосты мелькали среди листвы, пока зверьки спорили за спелые плоды, издавая забавные фыркающие звуки. Эти проворные создания могли одновременно выглядеть очаровательными и наглыми, ведь любопытные мордочки с вытянутыми носами бесстыдно разглядывали всё, что привлекало внимание.
Один из коати замер на ветке, склонив голову набок, а затем с ловкостью акробата мягко спрыгнул на тропу прямо перед Хавьером. Зверёк прищурился, подёргивая носом, будто изучал незваных гостей. В лапках он держал недоеденный фрукт, из которого сочился ярко-оранжевый сок.
– Кто-то явно думает, что это его тропа, – усмехнулся Хавьер, останавливаясь.
– Он прав, – улыбнулась Пэй-Линг, наблюдая за коати. – Мы здесь лишь гости.
Ила присела на корточки, протянув руку к зверьку, но тот фыркнул, запрыгнул обратно на ближайшую ветку и скрылся в листве. В ответ раздались резкие вскрики – наверху соплеменники устроили возню, перебегая с ветки на ветку.
– Определенно, местные хозяева, – хмыкнул Маркес, продолжив путь.
– И весьма шумные, – добавила Ила, смеясь звонким музыкальным голосом.
Хавьер поймал себя на мысли, что ему вновь приятно просто смотреть на неё. Ила двигалась с лёгкостью, будто сливаясь с джунглями. Её длинные тёмные волосы мягко касались плеч при каждом шаге. Светлые брюки, слегка запачканные землёй, подчёркивали стройную фигуру. Свободная льняная рубашка насыщенного зелёного цвета с закатанными рукавами сидела на ней непринуждённо и естественно.
Пэй-Линг, напротив, выглядела сдержаннее. Её движения были точными и выверенными. Она шла с прямой осанкой, легко перешагивая корни, выступающие из земли. Волосы, собранные в аккуратный пучок, подчёркивали сосредоточенность. Одежда удобная и практичная – тёмные брюки из лёгкой ткани, заправленные в походные ботинки, и небесно-голубая рубашка с закатанными рукавами, создававшие ощущение сочетания утончённости и силы. Когда Пэй-Линг поворачивалась к Иле, увлечённо что-то объясняя, в её голосе звучали четкость и уверенность.
Хавьер иногда ловил отдельные слова, но мысли его текли в ином русле. Взгляд снова и снова возвращался к Иле – солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, высвечивали мягкие контуры её лица, ветер играл с тёмными прядями, вынуждая машинально убирать их за ухо. В этой простоте движений было что-то завораживающее.
Красота Илы заключалась не только в её внешности, но и в той живой, искренней энергии, что исходила от неё. Она словно сливалась с этим лесом – лёгкая, свободная, естественная. Даже когда исчезала за поворотом тропы, её присутствие оставалось ощутимым. Словно едва уловимая волна, проходящая сквозь эфир.
Вскоре они вышли на открытое пространство, где развернулась площадка раскопок. В десяти шагах перед ними лежал массивный каменный столб – около трёх метров в длину, частично скрытый под слоем земли. Костариканец Вито, склонившись над артефактом, сосредоточенно очищал поверхность.
Он был невысоким, крепко сложенным мужчиной со смуглой кожей и густыми, чуть вьющимися волосами, которые собирал в короткий хвост. В тени широкополой соломенной шляпы было видно лицо, украшенное лёгкой щетиной. На нем была выцветшая футболка цвета хаки, лёгкие хлопковые брюки и удобные кожаные ботинки, покрытые слоем пыли. На запястье поблескивал кожаный браслет с маленькими резными бусинами, возможно, амулет, напоминающий о семье и родных местах.
Вито двигался уверенно и спокойно, сосредоточенно счищая круглой мохнатой кистью остатки земли с поверхности древнего каменного столба. Артефакт лежал среди рыхлых слоёв бледно-коричневой почвы, раздвинутых в стороны археологами, и был покрыт высеченными текстами – глифами.
Каждый глиф – это не просто знак письменности, а миниатюрное произведение искусства, вырезанное в форме квадрата на поверхности камня. На некоторых – головы животных: кто-то с клыками, грозными клювами и глазами, а кто-то – просто милый. На других явно выделялись головы людей, стилизованные под самые разные образы – от простовато-комических до очень сложных, величественных и грозных, с выражением глаз, подобающим заложенной в глиф информации.
На каких-то миниатюрах сочетались самые разные проявления творчества древних писцов: лица людей, жесты, растения, явления природы, часто в окружении жирных точек и чёрточек, обозначающих числа. Некоторые глифы казались строго симметричными, некоторые хаотичными, а часть были едва различимы из-за вековой эрозии, но в каждом была заложена логика древнего языка.
– Когда сможем приступить к расшифровке записей на этом столбе, Вито? – весело спросила Ила.
Вито выпрямился и посмотрел на подошедших:
– Привет! Уже скоро, Ила. Знаешь, я уверен, что это не просто столб, или стела-украшение, а важный инструмент древних майя для астрономических наблюдений, – сказал он, отряхивая руки от пыли. – «Тээпан» или «Ту'унич К'иин», что можно перевести как «каменный столб Солнца» или «каменный столб Времени».
– Ты прав, словом «К'иин» древние майя обозначали и Солнце, и Время, – улыбнулась Ила.
– С помощью таких столбов определяли дни равноденствия и солнцестояния, – добавил Маркес. – На них наносили надписи с наиболее значимыми открытиями древних астрономов. Я изучал подобные на раскопках Караколь в Белизе.
Затем он поманил к себе Вито, и они вдвоем направились к трем археологам-латиноамериканцам, которые трудились неподалеку. Склонившись над массивными обломками плит с замысловатыми орнаментами, они очищали поверхности широкими кистями. Маркес с Вито подошли к ним.
Маркес заговорил, понизив голос. Хавьер не мог разобрать слов, но отметил, как внимательно слушали его латиноамериканцы – словно солдаты своего командира.
Вернувшись и увидев во взгляде Хавьера вопрос, Маркес с привычной спокойной улыбкой пояснил:
– Эти парни – майя, как и я. Они из разных стран: Вито – из Коста-Рики, Тимон – из Панамы, Матео – из Мексики, Поу – из Белиза. Но все мы – потомки очень древней цивилизации. Язык майя не имеет ничего общего ни с одним другим языком. Майя первыми на этом континенте создали полноценную систему письменности.
Он провёл рукой по запыленной поверхности ближайшей плиты, словно пытаясь ощутить пульс древнего города, затем посмотрел на Хавьера.
– Численность потомков майя сегодня превышает шесть миллионов человек, – продолжил он. – Это больше, чем население многих независимых стран: Дании, Норвегии, Финляндии, Словакии, Хорватии, Ирландии, Новой Зеландии, Омана, Кувейта… Но нас разделили границами. Сделали наемными рабочими на кофейных и кардамоновых плантациях. Заставили продавать свое прошлое за гроши. Мы выращиваем лучшие продукты, которые ценятся во всём мире, но не можем позволить купить их себе.
Говорил спокойно, но в его голосе звучала твёрдая уверенность человека, который видел в этих словах не просто исторический факт, а нечто гораздо более значимое.
Хавьер кивнул, хотя в голове появилось много вопросов. Он чувствовал, что со временем узнает ответы.
Оставив астрономический монумент, они направились дальше и подошли к обсерватории. Это было массивное круглое здание, сложенное из тщательно подогнанных известняковых блоков, многие из которых были покрыты едва различимыми следами древней резьбы. Несмотря на разрушительное воздействие времени, конструкция оставалась прочной и величественной.
Пэй-Линг обернулась к Хавьеру и, указав на здание, заговорила с лёгкой улыбкой:
– Добро пожаловать, Хавьер. Думаю, тебе будет интересно узнать, что мы обнаружили. Это сооружение – древняя обсерватория майя. Высота около двадцати метров, диаметр – свыше тридцати. Наша команда расчистила почти все внутренние помещения за стенами, которые ты сейчас видишь. Но есть часть, скрытая под землёй. Это две прямоугольные платформы высотой примерно десять метров каждая. Мы уже приступили к их раскопкам. Потребуется не один месяц. И, конечно, больше людей.
Хавьер был впечатлен. Он провёл ладонью по нижнему ярусу строения, где камни, веками скрытые в тени густой растительности, оказались покрыты бархатистыми подушечками мха глубоких изумрудных и салатовых оттенков, переплетаясь с серовато-серебристыми островками лишайников. Влажный воздух джунглей много веков питал это природное покрывало, и теперь камни казались плюшевыми на ощупь.
Выше, куда солнце пробивалось сквозь листву, каменные блоки были покрыты ровным слоем седовато-серого налёта. Время превратило их в матовые, испещрённые сетью крошечных трещин. Однако наверху, на открытом к небу ярусе, камень будто светился в лучах солнца. Его поверхность, молочно-сливочного оттенка, казалась почти нетронутой, словно время пощадило этот слой, позволив ему сохранить свою природную чистоту.
– Верх, вероятно, когда-то был куполом, – продолжила Пэй-Линг, – но сейчас остались только полуразрушенные стены. Время создало смотровую площадку, с которой открывается захватывающий вид. Пойдем смотреть!
Хавьер вошел в здание обсерватории вслед за спутниками. Внутри царил полумрак, но солнечные лучи проникали через вертикальные проёмы в стенах, создавая игру света и теней на каменных поверхностях.
– Посмотри сюда, – Пэй-Линг подозвала Хавьера к одной из стен. – Видишь углубления? Это маркеры. Майя использовали их для астрономических наблюдений. Они высекали небольшие отверстия или борозды в каменных плитах. В определённое время года, важные для майя дни, солнечные лучи проходили сквозь окна и попадали точно на гравированные линии на полу или стенах.
Она провела пальцем по едва заметному рельефу на камне, обозначающему одну из таких линий: – Например, когда солнечный луч касался отметки, древние астрономы знали, что наступил нужный день по определенному календарю.
– И система этих календарей, мягко говоря, более продвинутая, чем наша современная, – заметила Ила. – Майя вели учёт астрономических событий с точностью десятитысячных долей суток! Это факт, подтвержденный современной наукой. Но вот что на самом деле поражает. Мы уже расшифровали часть записей на облицовке стен. Из них следует, что майя оперировали масштабами времени, выходящими далеко за рамки их истории. Они фиксировали даты, между которыми сотни тысяч и даже миллионы лет! Зачем?!
Хавьер внимательно, с ещё большим интересом посмотрел на Илу. Их взгляды встретились, и ему показалось, что на её щеках появился легкий румянец…
– Нам сюда. – Прервал созерцание Хавьера Маркес, и направился к каменной, закрученной по спирали лестнице.
Наверху перед взором Хавьера открылся действительно впечатляющий вид на океан джунглей, таявший в мареве легких седых облаков у самого горизонта. Налетевший ветерок добавил приятной свежести к ощущениям.
Рядом с одной из полуразрушенных стен возвышался небольшой постамент, на котором был установлен диск с шестнадцатью скругленными гранями, напоминающий стилизованную под арт-объект шестеренку какого-то механизма.
Поверхность недавно очистили от вековых слоёв пыли, и теперь её можно было рассмотреть в деталях. Эрозия сгладила фон, но всё ещё проступали переливы красновато-бурой глины. Главное изображение сохранилось частично: силуэт птицы с расправленными крыльями, будто выведенный светлым песком, давно выветрившимся с камня. В центре едва заметно выделялись два бугорка-выступа.
– Красиво, – пробормотал Хавьер, проводя пальцами по прохладной, шероховатой поверхности.
– Не просто красиво, – поправила Пэй-Линг, – это имело практическое значение. Мы пришли к выводу: под постаментом скрыт механизм. Он срабатывает, когда на диск ставят недостающий элемент – ту самую глиняную фигурку, которую ты, Хавьер, так долго искал. Здесь на фресках часто встречается изображение человечка в удивительном шлеме, установленного именно на этот диск.
– Доставай свой экспонат, – подмигнул Маркес.
Хавьер извлек из рюкзака фигурку, напечатанную на 3D-принтере, и осторожно установил её в углубления на постаменте.
Ничего не произошло.
Наступила короткая, напряженная тишина.
– Понятно. – Деликатно разрядил обстановку Маркес. Невозмутимо достал трубку, закурил. Выпустив пару облачков сизого дыма, добавил: – Значит, будем вскрывать постамент и смотреть, что под ним. Как и планировали два дня назад. Не огорчайся, Хавьер, мы всё равно вместе докопаемся до истины.
Но Хавьер не был расстроен. Он наблюдал. Солнце поднялось ещё чуть выше, и один из лучей коснулся кристалла на шлеме фигурки, окрашенного в лазурно-голубой цвет во время трёхмерной печати. Свет преломился и разлетелся по каменной поверхности постамента хаотичными бликами.
– Что-то всё-таки происходит… – внимательная Пэй-Линг тоже наблюдала за игрой бликов.
– Если бы это был настоящий кристалл… возможно, он сфокусировал бы луч в определенной точке, – задумчиво произнёс Хавьер.
– Смотрите! – воскликнула Пэй-Линг.
Все разом обернулись: она указывала на стену, где часть бликов собралась в дрожащее пятно света.
Ила первой шагнула к стене. Под её пальцами осыпались старые куски штукатурки, обнажая скрытую резьбу.
Вскоре стало ясно, что перед ними – карта.
– Древний город Вака! – восхищённо произнёс Маркес.
На каменной поверхности, рядом с картой, были вырезаны глифы.
Ила быстро сделала несколько снимков и прочла результат на экране смартфона: «Сак К’иин и малая вода помогут».
Хавьер стоял рядом и смотрел на неё с уважением и восхищением. Она встретилась с ним взглядом.
– Это моя нейросеть для перевода майянских текстов, – пояснила Ила. – Я обучаю её по принципам, которые разработал Юрий Кнорозов. Ты же наверняка знаешь: он первым смог расшифровать письменность майя. Благодаря ему за последние десятилетия мы узнали об этой цивилизации гораздо больше, чем за века до этого.
В её глазах светился азарт.
– Я решила объединить накопленные знания и подключить искусственный интеллект. Теперь после сканирования текст сразу преобразуется в понятные слова. Работы ещё много, конечно: из тысячи глифов часть по-прежнему остаётся загадкой. Сложность в том, что писцы майя любили играть с формой: одно и то же слово могли записать разными знаками, не меняя смысла. В этом есть своя красота: каждый текст словно несёт отпечаток руки мастера.
– И как твоя нейросеть трактует сочетание «Сак К’иин»? – поинтересовался Хавьер.
– Белое Солнце, – ответила Ила, – это они так красиво называли Луну в особых случаях, – добавила она, улыбнувшись.
В этот момент с ветвей рядом с ними сорвалась стая колибри. Воздух будто засиял роем крошечных драгоценностей: перья птиц переливались оттенками изумрудного, лазурного, сапфирного и огненно-солнечного. Их миниатюрные тела двигались так стремительно, что оставляли в воздухе едва уловимый шлейф. Казалось, вибрации крыльев разгоняют само время. Двое смельчаков зависли в нескольких сантиметрах от лиц Илы и Хавьера, изучая их внимательными чёрными глазками-бусинками. И через несколько секунд, резко сорвавшись, исчезли среди листвы, оставив после себя ощущение чуда.
Глава седьмая
Поиск логических объяснений смысла надписи «Белое Солнце и малая вода помогут» пока не принёс результатов. Каждая версия упиралась в отсутствие подтверждений. Единственное, что было ясно – ответ скрывался на древней карте города. Она частично сохранилась на стене, но время её не пощадило. Трещины и утраченные фрагменты делали расшифровку сложной задачей.
Для детального изучения карту предстояло очистить, отсканировать и постараться восстановить, что требовало особого оборудования и профессионалов. И такие эксперты в команде нашлись: Асгар и Аяна. По словам Маркеса, виртуозы в своём деле. Работая в паре, они сумели восстановить в Северной Африке и на Аравийском полуострове сотни наскальных рисунков, а также старинных фресок, считавшихся утраченными.
Высокий, смуглый, Асгар носил круглые очки с тонкой оправой. Этот аксессуар в сочетании с густой бородой, слегка тронутой сединой, придавал ему вид арабского мудреца, привыкшего к обстоятельным размышлениям.
Невысокая Аяна с шикарными кудрявыми волосами, заплетёнными в озорные косички с цветными ленточками, сначала создавала впечатление беззаботной студентки. Но стоило понаблюдать за её быстрыми, цепкими движениями и сосредоточенным лицом – становилось ясно: за плечами огромный опыт. Особый шарм придавала лёгкая складка на переносице.
– Погоди, Асгар, – сказала Аяна, присматриваясь к рельефу стены. Поправив перчатки на изящных руках цвета тёмной бронзы, продолжила: – Вот здесь когда-то были дополнительные символы. Они едва заметны, но, если мы изменим угол освещения…
– Хороший глаз, – похвалил Асгар.
Аяна прищурилась и повернулась к команде:
– Нужно больше света! Кто-нибудь, принесите дополнительные лампы!
Установили дополнительный свет, и Асгар поднес планшет к стене. На экране отобразилась оцифрованная каменная поверхность с изображением карты. Асгар ввёл несколько команд, заработали алгоритмы нейросети. Карта постепенно проявлялась, обрастая ранее скрытыми деталями, и медленно очищалась от следов времени.
Аяна присвистнула:
– Глянь на это! Здесь явно дополнительная разметка. Возможно, это не просто карта, а что-то вроде пространственного ключа.
– Со схемой движения воды, – предположил Асгар, выпрямляясь. – Майя создавали сложные системы каналов для водоснабжения городов и полива полей.
– Если эти линии связаны с системой подачи воды, то скоро поймём смысл надписи «Белое Солнце и малая вода помогут», – уверенно заключила Аяна, улыбнувшись.
Тем временем Маркес вернулся с ещё двумя специалистами: шотландцем Эваном и словенцем Яромиром. Их сферой профессиональных увлечений были древние строения, начиненные самыми изощрёнными механизмами, спроектированные и построенные предками для защиты от врагов и воров.
Высокому жилистому Эвану с резкими чертами лица и глубоко посаженными серыми глазами было на вид около сорока. Его короткие русые волосы выглядели слегка взъерошенными, словно он только что выбрался из пыльного подземелья. Плотную бирюзовую рубашку с короткими рукавами Эван, видимо, добавил в свой гардероб недавно, – в его образе она казалось чересчур новой, несочетающейся с потрёпанными джинсами и тяжёлыми ободранными ботинками. С ними Эван не расставался уже много лет, одевая во все экспедиции по поиску тайников в древних замках Шотландии.
Аккуратно зачесанные назад темные волосы с сединой на висках, льняная рубашка с традиционной славянской вышивкой на вороте, светлые брюки и удобные походные ботинки, создавали Яромиру образ учёного, который много времени проводит в тишине кабинета. И это действительно было так: он тщательно готовился к каждой экспедиции, находил и анализировал огромный массив информации, создавал трёхмерные модели на основе старых рисунков, чертежей и современных фотографий. Благодаря такому подходу, Яромир не переставал удивлять коллег, с какой быстротой он заканчивал эти экспедиции находками скрытых ранее помещений или демонстрацией принципа работы механизма, который ранее считался безвозвратно сломанным и с непонятным назначением.
Эван разложил инструмент и приступил к демонтажу постамента, вручив Хавьеру его глиняную фигурку. Яромир поставил рядом небольшой алюминиевый стол и установил на него ноутбук, наблюдал за действиями Эвана. После недолгого изучения, тот аккуратно поддел широкой стальной отвёрткой диск с шестнадцатью гранями, отделив его от постамента. Оглядел – и молча передал Яромиру.
– Да, вижу. На диске углубление для гранённого штифта, от него с течением времени почти ничего не осталось, – озвучил Яромир открытие своего немногословного коллеги. Потом добавил: – Придётся разобрать весь постамент, а если потребуется – и каменную кладку ниже, пока не найдем с чем именно штифт соединял этот симпатичный диск.
– Ну, да, – коротко согласился Эван и приступил к работе.
Через час на месте постамента уже было аккуратное квадратное отверстие, в которое по колено погрузился Эван, то и дело передавая очередной извлечённый из древней кладки камень Яромиру. Тот сортировал камни и раскладывал их по разным кучкам.
– Мы с Эваном решили найти математическую закономерность и объяснение принципам, по которым инженеры майя определяли форму камней для этой кладки, – пояснил Яромир с интересом наблюдавшему Хавьеру. – Посмотри. Кажется, все камни многогранные и разные. При этом стыкуются так плотно, что образуют монолит без раствора!
– Полигональная кладка, – уточнил Эван.
– Да! По такому принципу построены большинство зданий Вака, – продолжил Яромир. – И они хорошо сохранились в течение тысячелетий несмотря на регулярные землетрясения. Получается, инженеры майя могли вычислять зависимость формы камней в кладке и устойчивости будущего здания! Точность обработки камней – поражает. Таких результатов можно добиться сейчас только на серьезном оборудовании в заводских условиях.
– Совсем не факт… – заметил Хавьер. – Возможно, майя умели отливать… Из раствора. Получая имитацию природного камня. Как мы сейчас отливаем элементы конструкций из бетона.
Яромир с уважением посмотрел на Хавьера. А Эван, оторвавшись от работы, широко улыбнулся Хавьеру, подмигнул и показал большой палец вверх в запыленной печатке левой руки.
– Вполне возможно, – согласился Яромир. – Это любимое объяснение Эвана. В том числе для способа строительства египетских пирамид и городов-крепостей инков. Но оно не отменяет того факта, что количество типоразмеров и форм камней должно быть конечным! Иначе рабочие никогда не воплотили бы в жизнь ни один замысел с полигональной кладкой, всё бы перепутали. Вот, будем сортировать и систематизировать весь строительный материал, который извлекаем. Уверен, выстроим логику.
Подошла Ила и легким прикосновением к руке позвала Хавьера с собой. Они спустились на первый этаж обсерватории, где уже давно в прохладе обосновались за складным столом с ноутбуками Асгар и Аяна. На мониторах была видна карта города Вака. Выглядела она гораздо более насыщенной подробностями, чем та, которую обнаружили несколько часов назад на стене.
– Смотри, – сказала Ила Хавьеру, указывая на увеличенное пространство над картой на мониторе перед Аяной. – Здесь когда-то был изображен глиф, читается на майянском «аак», и означает «черепаха». Необычно, что он был высечен отдельно. Традиционно глифы майя располагались парами, в колонках.
– Черепаха? – переспросил Хавьер, но в его голосе не было сомнения, а скорее подтверждение мысли.
Подошел Маркес, выпустил облако сизого дыма из своей любимой трубки и прокомментировал:
– Для древних майя образ черепахи был связан с понятиями времени и космоса. Её медлительность напоминала циклы движения небесных тел. На сохранившихся изображениях панцирь часто поделён на сегменты с рисунками. Возможно, это связано с системой календарных циклов и астрономическими вычислениями.
– Мы нашли кое-что интересное! – прозвучал голос Яромира с лестницы. И вся команда поспешила на верхнюю площадку.
– Механизм приводился в действие после установки глиняной фигурки в углубления на диск, – стал объяснять Яромир коллегам, собравшимся возле разобранной по камушкам части верхней площадки обсерватории. – Установленная в правильное положение фигурка снимала блокировку стопора, и диск поворачивался. После чего, усилие от поворота передавалось на граненный штифт, уходивший вниз через постамент в перекрытие между этажами. Там, штифт соединялся с другой частью механизма, которая запускала в движение открытие замка скрытой двери.
– Она вон там, – показал рукой в пыльной рукавице довольный Эван в сторону стены с картой.
Все, кроме Эвана и Яромира, с недоумением смотрели на каменную стену.
– Сам механизм за века разрушился, что облегчило нам работу по открытию этой двери. – продолжил, сияя улыбкой, Яромир. – Главное, было понять куда приложить усилие, так сказать.
– Это наш профиль, – гордо отметил Эван.
Он подошел к стене, картинно приложил руку к изображению древней карты, замер. Затем, сделав два шага вправо, едва заметным движением надавил на один из каменных блоков. Рядом с ним медленно отодвинулась в сторону часть кладки, оказавшаяся имитацией массивной каменной стены. Открылся проход.
– Вау! – ёмко выразила всеобщий восторг Аяна.
Маркес крепко сжал в объятиях стоявшего рядом Яромира, а затем сгреб в охапку своих могучих рук и раскрасневшегося от избытка всеобщего внимания Эвана.
– Вы – лучшие! – не пытался сдерживать эмоции Маркес.
Осветив открывшуюся темноту, исследователи увидели узкий спуск с каменными ступенями, который был устроен внутри круглой стены обсерватории.
– Оригинальное решение, – прокомментировал Эван.
Ступени по спирали уходили вниз. Первым пошел Эван, за ним Маркес, потом Хавьер.
– Мы уже ниже уровня фундамента, глубоко под землей, – заметил Маркес через несколько минут после начала спуска.
Луч фонаря неожиданно выпрямился. Спуск закончился. Открылся коридор. Его стены древние строители сложили из массивных каменных блоков различной формы, тщательно подогнанных друг к другу. Свод вверху был невысоким и полукруглым, – можно было достать рукой. В ширину вполне могли разойтись два стройных взрослых человека. Воздух был плотным, пахло древней пылью и временем. Шоколадно-кофейные оттенки поверхности каменных блоков как будто поглощали падавший на них свет.
Коридор закончился совсем скоро: впереди высилась массивная плита, наглухо перекрывавшая проход. Маркес нахмурился, освещая её фонарём.
Эван осторожно провёл рукой по холодному камню, всматриваясь в едва заметные линии:
– Эта плита когда-то двигалась…
– Но теперь она намертво зафиксирована, – добавил подошедший Яромир. – И это не бутафорская стена, как наверху. Вес плиты десятки тонн, навскидку. Поиск механизма, который приводил её в движение вряд ли что-то даст. Он, скорее всего, также разрушен временем. Краном мы сюда не скоро доберемся…
– Чёрт! – выругался Маркес и добавил: – Да и местные власти вряд ли дадут добро на то, чтобы мы пригнали тяжёлую строительную технику и разобрали древнее наследие с риском больше никогда его не собрать…
Яромир с Эваном нахмурились ещё больше.
Разочарованный Маркес отправился назад, наверх – перекурить. За ним последовали Эван с Яромиром.
В подземелье спустилась Ила и застала Хавьера изучающим изображения, высеченные древними мастерами на стенах коридора.
– Смотри, красота какая, – позвал он Илу, осветив фонарем часть каменной кладки, уходящей на несколько шагов перед.
По стене тянулся ряд кошачьих глаз, высеченных с потрясающей детализацией. Художник заложил интересную последовательность: глаза начинались с почти сомкнутых век, словно в дреме, и постепенно открываясь шире, заканчивались широко распахнутым, наполненным первобытной силой и угрозой. Создавалось ощущение, будто камень пробудился от векового сна и наблюдает за каждым их движением.
– А вот здесь, по твоей части, – указал Хавьер на столбцы ажурных глифов, вырезанных на гладкой каменной поверхности.
Ила подошла, смахнула пыль, и навела камеру смартфона на барельеф.
– Чаак Ба'лам хоч» ц'еч ку'уч ц’ак’баан, – прочитала Ила. – Сейчас… Ещё немного времени, подберу наиболее подходящий ситуации смысл.
И через несколько секунд, торжественно произнесла:
– Вот! Красный ягуар откроет собрание мудрости достойному.
– Это, конечно, сразу всё объясняет, – улыбнулся Хавьер.
– Ты сомневаешься в точности работы моей нейросети? – Ила комично прищурил правый глаз и уперла одну руку себе в бок.
Хавьер рассмеялся, а следом прыснула звонким смехом Ила.
– Ещё одна загадка, будем разбираться, – весело подытожил Хавьер.
Пройдя вдоль изображений глаз ягуара, они подошли к массивной плите, перегородившей коридор. Хавьер провел ладонью по камню, посыпался тонкий слой пыли, открывая рельефный рисунок.
Ила отшатнулась. На них смотрела голова огромной змеи.
С потрясающей деталировкой на поверхности плиты была изображена сцена, от которой веяло мощью и тревожной загадочностью.
Огромная змея, извиваясь кольцами, обвилась вокруг черепахи, сжимая её в своих смертельных объятиях. Глаза змеи вырезаны так искусно, что точно ловили взгляд каждого наблюдателя, вставшего перед ней. Куда бы он ни отшагнул.
Раскрытая пасть демонстрировала острые зубы, а витиеватый узор чешуи лишний раз подчеркивали мастерство древнего резчика.
Черепаха выглядела величественной, даже спокойной. Её массивный панцирь был украшен замысловатыми узорами. Голова поднята вверх, в противостоянии змеиному захвату.
Хавьер провёл пальцами по гладко отполированным линиям рисунка, ощутив прохладную шероховатость камня.
– Ещё одно послание, теперь с угрозой, – прокомментировал он.
По камням под ногами что-то зашуршало и мелькнула еле уловимая тень. Ила резко отпрянула, а Хавьер, не раздумывая, шагнул ближе, прикрывая её собой. Свет фонаря выхватил из темноты чернохвостого скорпиона, явно не довольного и светом, и пришельцами, нарушившими покой его владений.
Изогнув вперёд угольно-черный хвост, он широко расставил шесть упругих лап и угрожающе развел в стороны массивные клешни. Постояв так несколько секунд, оценив весовое преимущество непрошенных гостей, недовольно попятился и скрылся в трещине камня.
Хавьер медленно убрал руку, но Ила не отстранилась, её пальцы всё ещё касались его предплечья. В воздухе витали остатки тревоги, и он заметил, как неровно вздымается её грудь после испуга, как напряжены плечи. Несколько секунд Ила словно колебалась, а затем медленно опустила голову на грудь Хавьера, прижавшись сильнее.
Голова кружилась от цветочных запахов её волос и кожи. Она посмотрела ему в глаза и прижалась ещё сильнее.
Глава восьмая
Вечер окутал лагерь археологов мягким, тропическим сумраком. Сквозь кроны высоких деревьев проглядывали серебристые блики далёких звёзд, а в воздухе витала смесь ароматов свежесваренного какао, поджаренной кукурузы, кориандра и лёгкой горчинки дыма костра.
Ветерок, несущий влажный запах листвы и прелых древесных стволов, шевелил края навеса из сухих пальмовых листьев, под которым собралась команда. Тёплый свет фонарей колыхался в полутьме, отбрасывая длинные тени на грубый деревянный стол, где плясали неровные отблески очага.
Тьяго – неиссякаемый оптимист и признанный кулинар – был в своей стихии. Серьёзный, как дирижёр перед началом симфонии, он ловко помешивал соус в керамическом горшке и в полголоса напевал себе под нос на португальском. Его загорелые руки уверенно управлялись с деревянной ложкой, а вечно взъерошенные волосы упрямо сопротивлялись любому порядку. Тьяго не просто готовил – он создавал атмосферу.
– Сегодня у вас ужин, достойный правителей древних майя! – с гордостью сообщил Тьяго, расставляя перед каждым глубокие миски с дымящимся касеуэлита – густым рагу из тушёных овощей, кокосового молока и корня маниоки, источающим терпкий, обволакивающий аромат.
– А это что? – с любопытством спросила Аяна, разглядывая высокий сосуд с прохладным напитком, покрытым узорами, будто вырезанными вручную.
– Фреска-де-кас, – пояснил Тьяго с лёгкой улыбкой, разливая в глиняные кружки жидкость густого янтарного оттенка. – Ферментированная кукуруза, ваниль, какао, немного мёда… Майя знали толк в удовольствиях.
Хавьер поднял кружку, вдохнул тёплый, чуть землистый аромат и сделал осторожный глоток. Напиток оказался густым, насыщенным, с мягкими нотами сладости, переходящими в лёгкую терпкость.
– Определённо, они знали толк, – согласился он, улыбнувшись Иле, которая сидела рядом. Она ответила тёплым, легким, тем самым живым блеском в глазах, который невольно приковывал к ней взгляд.
За столом воцарилось приятное оживление – еда, разговоры, тихий смех, шёпот листвы в ночи. По воздуху плыли ароматы томатного соуса с лаймом и пряных лепёшек. В широкой миске на столе красовались свежесобранные дикие помидоры – крошечные, размером с виноградину, с гладкой блестящей кожицей. Они были насыщенного красного, оранжевого и даже золотистого оттенков, словно рассыпанные самоцветы. Их вкус, в отличие от привычных фермерских томатов, был ярким, интенсивным. С пряной кислинкой, напоминающей смесь спелых ягод и свежих трав. За столетия селекции культурные томаты стали крупнее, но утратили этот дикий, взрывной вкус предков.
Все ели с удовольствием, нахваливая Тьяго, который, наконец, сел с тарелкой и довольной улыбкой.
– Немецкие учёные обнаружили следы табака и коки в египетских мумиях, – вдруг сообщил Маркес, довольно улыбаясь в ожидании реакции собравшихся.
– Да, ну?! – поднял голову Вито. – Но ведь эти растения родом из Южной Америки!
– Значит, древние цивилизации контактировали между собой гораздо раньше, чем мы думали, – оживился Асгар.
– Совсем не удивительно, – добавила Пэй-Линг, задумчиво покручивая глиняную кружку в руках. – В древних китайских текстах есть упоминания о морских путешествиях на тысячи километров. А в сохранившихся бумажных документах майя, которые уцелели после завоеваний испанцев, есть рисунки кораблей, созданные задолго до их прихода.
– А фигурки ольмеков, так напоминающие африканские маски? – вмешалась Аяна. – Простое совпадение?
– Вот именно, – усмехнулся Маркес. – Древние цивилизации Египта, Аравии, Индостана, китайские империи… Майя вполне могли быть частью этой большой общности. Есть доказательства, что они использовали те же технологии, что и римляне!
– В каком смысле? – изумился Хавьер.
– Мы с Эваном выяснили, что майя изготавливали известковый раствор почти так же, как древние римляне в третьем веке до нашей эры, – пояснил Яромир, отставляя свою кружку. – Высокотемпературный обжиг известняка, гашение водой, тщательное смешивание с песком и вулканическим пеплом… Именно так они создавали прочные покрытия для мощёных дорог – сакбе и строили здания!
Эван кивнул, поставив локти на стол.
– И это объясняет, почему их сакбе до сих пор в таком хорошем состоянии, – продолжил Яромир. – Настоящие магистрали шириной до десяти метров, прочность которых только увеличивалась с годами. Все на искусственных насыпях из камней и щебня – для устойчивости к влажности и разливам рек. Инженерные шедевры!
– Что поразительно, – добавила Пэй-Линг, – мощёные светлым камнем на известняковом растворе сакбе получились светлыми и видимыми даже в темноте. Кстати, в Мексике, приступили к тщательному изучению Великой белой дороги майя – с помощью лазерных радаров и беспилотников. Почти сто километров по джунглям – как вам?
– То есть, если бы не колонизация, технологии майя развивались бы дальше… – задумчиво произнёс Хавьер.
– Безусловно, – поддержала Пэй-Линг. – На прошлой неделе, здесь, в Вака, мы нашли детские игрушки с колёсами. Это окончательно рушит миф о том, что майя не знали колеса. Они его знали – факт.
Аяна достала смартфон и пролистав несколько снимков, передала Хавьеру.
– Вот они. Две фигурки – ягуар и крокодил, обе на четырёх колёсах. Майя, выходит, не только создавали прочные дороги, но и вполне могли использовать колесо…
Когда ужин закончился, постепенно все начали расходиться. За столом остались только четверо: Маркес, Пэй-Линг, Ила и Хавьер. В свете догорающего костра лица казались загадочными, а разговор постепенно сместился в более личное русло.
Пэй-Линг удобно устроилась рядом с Маркесом, её рука легко лежала на его предплечье, пальцы лениво скользили по коже, словно играя с огнём, который отражался в её тёмных глазах. Никто в лагере не сомневался в их отношениях – между ними была тихая, зрелая близость, выстроенная за годы совместной работы и путешествий.
– Где вы познакомились? – спросил Хавьер, наблюдая, как Маркес чуть наклоняется к Пэй-Линг, ловя её взгляд.
Маркес усмехнулся, его губы тронула тень улыбки. Он слегка откинулся назад, позволяя Пэй-Линг перехватить инициативу. С лёгкой улыбкой она провела пальцами по запястью Маркеса, её движения были задумчивыми, почти ласковыми.
– Мы встретились в Гонконге, когда Маркес читал лекцию о майя. Я задавала слишком много вопросов, и в какой-то момент мы просто ушли из зала, продолжая обсуждать каждую деталь.
– В итоге, спор превратился в ужин, ужин – в прогулку по набережной, а на утро я понял: не хочу представлять экспедиции без неё, – подхватил Маркес, накрывая руку Пэй-Линг своей. Его пальцы слегка сжались, передавая больше, чем можно было выразить словами.
Ила слушала с живым интересом:
– Часто ругаетесь, совмещая работу и отношения?
Пэй-Линг слегка прижалась к Маркесу, её голос стал мягче:
– Мы научились ладить. Ведь история – это не только прошлое, это ещё и то, что мы строим вместе.
Хавьер кивнул. В этих словах было больше, чем просто романтика.
Когда Пэй-Линг и Маркес ушли, оставив их вдвоём, Ила и Хавьер не спешили расходиться. Они чувствовали незримую энергию друг друга ещё во время ужина – теперь, у костра, она стала почти осязаемой.
– Расскажи о себе, – нарушила молчание Ила, подперев подбородок рукой и внимательно глядя на Хавьера.
Он чуть склонил голову набок, словно примериваясь, с какой нити потянуть за клубок своей памяти.
– Родился я в городе Мерида, в Эстремадуре. Это самый малонаселённый край Испании, рядом с Португалией. Там время течёт так медленно, что иногда кажется – оно остановилось.
Подбросил в костёр сухую веточку, и следя, как огонь жадно охватывает её, продолжил:
– День рождения у меня 13 января. В детстве это число было поводом для насмешек: считали несчастливым. А потом я узнал, что в далёкой России в этот день отмечают праздник со странным называнием – Старый Новый год. И понял: смысл часто зависит от точки зрения.
– Забавно, как культура меняет восприятие, – сказала Ила, чуть подавшись вперёд.
Хавьер кивнул, в его взгляде мелькнула задумчивость.
– В нашей семье всегда хранили память о прадеде, Сергее. Он приехал из Советской России в тридцатые, воевать за республиканцев против Франко. Встретил Алисию – мою прабабушку. Они влюбились, поженились. Серхио – так она его называла… Но вскоре он погиб. А через восемь месяцев родилась моя бабушка Альба.
Он замолчал, сжимая кружку в ладонях.
– Я знаю о нём немного. Сохранился альбом с фотографиями. В детстве я мог часами их рассматривать. Особенно две. На одной – прадед с прабабушкой в виноградниках, за спиной горы. Он держит чёрную кошку, она – светлого кота. Простая сцена, но в ней – удивительная нежность.
Хавьер посмотрел вдаль, словно видел тот кадр.
– На другой фотографии прадед Сергей сидит за столом с Эрнестом Хемингуэем. На столе – деревенская еда, вино, миска с оливками. Рядом стоят винтовки. Для меня это больше, чем снимок. Это символ свободы, искренности, разговоров, после которых жизнь уже не может быть прежней.
Ила смотрела на него, как будто слушала не только словами, но и сердцем.
– А ты? – спросил он. – С чего началось твоё увлечение историей?
– Детство в Ассаме. – Ила чуть прикусила губу. – Помню, как смотрела на звёзды, слушая истории о богах и великих царях. Мне всегда казалось, что это не просто мифы, а подсказки из прошлого. Позже я узнала о древних астрономах: они умели предсказывать затмения и рассчитывать движения планет.
Она провела пальцем по ободку кружки, будто чертила воображаемую орбиту.
– Многие уверены, что Коперник первым сказал: Земля вращается вокруг Солнца. Но индийский учёный Арьябхата писал об этом за тысячу лет до него. А ещё раньше грек Аристарх Самосский выдвинул ту же гипотезу.
Ила подняла глаза, и в них вспыхнул азарт исследовательницы:
– Уверена, если заглянуть глубже – к ассирийцам, аккадцам, шумерам, – мы тоже найдем следы этого знания. Понимание Вселенной складывалось тысячелетиями. Это потрясающе – видеть истоки, собирать целую картину, а не только ту часть, которую принято считать правильной.