Читать онлайн Беглецы

Пролог

Крупные капли дождя колотили в пышущие жизнью окна таверны, – внутри кипела жизнь, вторя аппетитному бульканью бульона. Пьяные мужчины пели веселые песни о лихой жизни, продажные женщины хихикали над их скабрезными шутками, надеясь поднять свою цену, мальчики на побегушках носились между столами разнося пинты эля, кружки дешевого вина, сильно разбавленного водой, и, изредка, что-то съестное. Сама таверна находилась недалеко от города, а стекались к ней все пьяницы ближайших деревень, так как только тут женщин, хоть и редко, проверяли на наличие болезней.

Все веселье прервал тяжелый стук, раздавшийся так внезапно, что все посетители замерли в ожидании. Тяжелая дубовая дверь вновь сотряслась от ударов. Толстый хозяин уже спешил к ней, чтобы снять засов. Откинув его и отворив дверь, он увидел перед собой среднего роста мужчину в бурых сапогах, темно-зеленых бриджах, заправленных в них, такого же цвета тунике, светло-зеленом коротком плаще, достающем ему до середины голени, капюшон которого уныло свесился вдоль спины, и заостренной шапке с пером. На поясе справа у него висел колчан со стрелами, в руке он держал ненатянутый лук, а в сумке через плечо явно хранился кисет, тетивы и еще что-то, о чем хозяин не догадывался. Странник перешагнул порог, удивив всех людей в таверне тем, что одежда его была абсолютно сухой. Он окинул всех собравшихся тяжелым и точным взглядом сливовых глаз и направился к столу, находящемуся в углу помещения. Хозяин аккуратно закрыл дверь, накинул засов и повелел людям продолжать веселье. Первым запел какой-то бард без музыкального инструмента, голос которого можно было сравнить со скрежетом старой мельницы. Как только пришелец сел за стол и облокотил лук о стену, к нему подбежал мальчишка и спросил, что тот будет заказывать.

– А что у вас есть? – уточнил мужчина в зеленом, снимая шапку и кладя ее рядом с собой на лавку.

– У нас есть мясо – еще теплое; есть хлеб – уже черствый; выпивка – всегда свежая; женщины – иногда красивые, – отчеканил мальчик.

Таверна наполнилась смехом, перекрывшим мерзкий скрип барда, и веселье продолжилось. Странник в раздумье потрепал свои соломенные волосы, хмыкнул, его рука нырнула в сумку, которую он не снимал, и вернулась с одним золотым, зажатым между указательным и средним пальцами.

– Давай мясо и кружку эля. – Он отдал мальчику леорн.

Тот уставился на золотую монету широко раскрытыми глазами, держа его обеими дрожащими руками. Он сглотнул, набрался смелости, посмотрел на гостя и сказал:

– Сир, вы ошиблись и дали мне не лор, а леорн. – Голос его дрожал, но он был горд тем, что не воспользовался невнимательностью мужчины.

– Я не ошибся, малой, – ответил лучник. – Это тебе. А вот этот лор, – он положил на стол медяк, – хозяину. Только ему не говори.

– Конечно, сир! – радостно воскликнул мальчик.

– Тише, малой, а то услышит кто. Неси еду.

– Уже бегу!

Мальчишка нырнул в веселящуюся толпу и исчез, словно его и не было вовсе. Странник откинулся на стену и уставился в потолок, пытаясь уйти от бесконечных пьяных выкриков. Ему показалось, что где-то вдалеке гаркнул ворон. И снова раздался тяжелый стук, заставивший толпу умолкнуть. Все ждали дальнейшего развития событий, но стук не повторился. Лучник, кажется, что-то понял, потому сказал хозяину:

– Лучше открыть.

Толстяк, тяжело дыша, доковылял до двери, убрал засов и распахнул дубовое полотно. Отшатнувшись, он споткнулся о чью-то ногу и свалился на пол, – в портале двери стоял высокий мужчина, одетый в черные одежды, а его плащ с капюшоном цвета тьмы только начинал покрываться капельками дождя. Второй за сегодня незнакомец вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Когда он скинул капюшон, всем предстало его гладко выбритое лицо, иссиня-черные волосы, собранные в пучок на затылке, и глаза, которые, казалось, могли оспорить первенство беззвездного неба в мрачности. Этот мертвый взгляд устремился к лучнику, пристально вглядывающемуся в новоприбывшего. Вокруг этого мужчины будто бы витал холод, кожа всех посетителей покрылась мурашками, а из ртов с каждым выдохом вырывался пар. Мужчина в черном приблизился к страннику в зеленом и сел за стол напротив него.

– Здравствуй, Ангил, – царапая воздух, сказал незнакомец лучнику.

– Какими судьбами, Аполлоний? – с деланным весельем спросил Ангил.

– Да я тут по работе, знаешь ли. Ищу тех, кого надо устранить. Ты же в курсе, что происходит со Служителями?

– То, что некоторые многовато себе позволяют? – вопросом на вопрос ответил лучник.

– Или позволят в будущем, – добавил Аполлоний. – Приходится марать руки… Не просто же так я Губитель, верно, Генетта?

– Не стоит называть меня прозвищем. Не люблю его.

– А я люблю – прозвища запоминаются.

– Вполне возможно. Ну а я тебе зачем?

– Ты знаешь, что мне не хочется тебе вредить… Так вот, я бы посоветовал уйти отсюда подальше и спрятаться, ведь как только я получу приказ действовать, сделаю все, чтобы выполнить его с идеальной точностью. Если только не случится ничего необычного, – Аполлоний улыбнулся другу зловещей улыбкой. – Один меня не послушал, и мне пришлось прекратить этот фарс.

Ангил с трудом проглотил слюну и попытался принять непринужденный вид.

– Да что ты волнуешься? – вопрошал Губитель. – Тебе пока нечего бояться.

– Это пока что… – упавшим голосом промолвил Генетта. – Сколько у меня времени?

– Мало. Да и тут еще завелись одни… Ловят Служителей и убивают, будто бы это их работа, а не моя. Мне это очень не нравится, но они могут помочь мне в моем деле.

Лучник плел руки в узел.

– Ладно, – Аполлоний встал и похлопал Ангила по плечу, – не хворай. И скорее убегай, – с улыбкой добавил он. – Один ответ на легкий вопрос – и все счастливы. Просто нужно время подумать.

– Не до конца тебя понял.

Но Губитель уже накинул капюшон и направился к выходу, – люди расходились, образуя своеобразный коридор, по которому шествовал пришелец. Он распахнул дверь и вышел на улицу, дубовое полотно с грохотом закрылось, а сквозь молотьбу ливня послышалось карканье множества воронов. Только сейчас странник осознал, что все люди молчат, боятся даже дышать. Он поднял руки над головой и громко сказал:

– Не пугайтесь, это мой товарищ, он может выглядеть пугающе, но душа у него… не такая уж ужасная…

Как бы поверив его словам, некоторые посетители стали возобновлять прерванные разговоры, кто-то снова запел. Мальчик с кружкой эля и тарелкой с гуляшом пробился сквозь народ и поставил все это на стол перед гостем.

– Вот, это ваше!

– Слушай, мальчик…

– Слушаю, сир!

– А у вас есть свободные комнаты?

– Есть парочка. И пара дамочек для формирования парочек, – ответил мальчуган.

– Веди. – Ангил протянул ему еще один золотой.

– А еда, сир?

– Сам съешь.

– Как скажете. За мной!

Лучник взял шапку в одну руку, лук – в другую, а затем последовал за мальчиком к лестнице, ведущей на второй этаж таверны. Пока они поднимались, мальчуган то и дело поглядывал на гостя, открывал рот, чтобы что-то сказать, но сразу замыкался.

– Спрашивай, – позволил лучник.

– Вы – тот самый Генетта? – с интересом вопрошал он.

– Да, я, – скудно молвил мужчина.

– А правда, что вы – лучший лучник Леронны?

– Не состязался ни с кем, чтобы так говорить.

– А то, что вы тот еще грабитель?

– Верно, но грабил я только богатых, чтобы на эти деньги купить еду и отдать ее беднякам. Война для богатых выгодна, а вот обычные люди страдают.

– Поэтому вы в розыске, но вас еще не нашли?

– Да. Люди знают, что я на их стороне.

В этот момент они подошли к одной из десятка дверей.

– Вот ваша комната, сир! Спите спокойно. – Мальчик улыбнулся и побежал разносить заказы на первый этаж.

Ангил отворил дверь и вошел в темное помещение. Через небольшое окно в комнату пробивался слабый свет луны, очерчивающий контуры кровати, если это место для сна можно было так назвать. Странник запер дверь, поставил у стены лук, положил шапку на стол, а рядом с ней – сумку; плащ отправился на стул, а вскоре там оказалась и остальная одежда. В дверь постучали. Вздрогнув, лучник извлек из ножен нож и бесшумно приблизился к двери.

– Кто там? – грозно спросил он.

– Сервис! – ответила какая-то женщина.

Он осторожно открыл дверь и спрятался за ней. Она отворилась, впуская свет таверны, и в комнату вошла молодая девушка со свечой в руке, одетая в одну лишь ночную рубашку. Ангил закрыл и запер дверь, она испуганно развернулась, а затем удивленно ахнула.

– Да вы уже готовы! Мой хозяин сказал мне зайти к вам, чтобы вы остались довольны нашим приемом.

– Мне не нужна женщина.

– Я еще дева, – добавила она.

– Да не в этом дело, я…

– Понимаю, сир, такое случается с мужчинами. Позвольте мне помочь, – она протянула к нему свободную руку.

Странник приблизился к ней и выхватил у нее свечу.

– Ох! А вы напористый!

– Иди. Скажешь хозяину, что я благодарен ему за прием, но тебя не приму.

– Я вам не понравилась, да? – с грустью в голосе спросила девушка.

– Ты… Нет, ты… Ты красивая, пойми, но я не…

– Так в чем проблема, сир? Или вы не по девушкам?

– Я… – он искал, что сказать. – Мне, если не заметили, угрожали.

– Заметила. После такого нужно расслабиться, сир. Я же вижу, что вы не против. – Она опустила взгляд к его пояснице.

– Я не…

– Дайте мне сделать свою работу, – молила девушка, – прошу вас… Он снова побьет меня, сир.

– Он тебя бьет? – удивился Ангил.

– Постоянно… – она скинула немногочисленную одежду, оголяя бледную кожу, покрытую множеством синяков, и приблизилась к нему, нежно забирая свечу. – Поставим это на стол…

Она нагнулась к столу, и лунный свет очертил мягкие линии ее тела бедным светом. Лучник не знал, что ему делать.

– Мы можем что-то придумать, – с надеждой сказал он.

– Если утром на постели не найдут кровь…

– Я могу поранить себя и…

– Не выдумывайте! – грозно крикнула она. – Просто сделайте, что должны!

– Но…

Она бросилась ему в объятия и увлекла мужчину в долгий поцелуй, разжигающий в обоих страсть. Девушка вела его к постели, а мысли об Аполлонии и Смерти отдалялись все больше и больше. Теперь он думал только о ней…

Глава 1. Побег

В чем я точно уверен, так это в том, что они – не люди. Эти существа выглядят, как мы, они питаются, спят, устают, справляют нужду, злятся, радуются, веселятся, грустят, сочувствуют и презирают, но они – не мы. Некоторые из них, как мне удалось выяснить, даже не рождаются, а появляются в мире уже в определенном возрасте, а воспоминания их – искусственные. Некоторые из них не стареют, но при этом они сильнее, ловчее, зорче, их зачастую не берут болезни, они меньше устают, им нужно меньше времени для сна, но самое главное – у них есть некие «способности», природу которых я объяснить не могу. Один при мне свалил дерево одним ударом, другой, по рассказам одного свидетеля, мог перемещаться во времени примерно на минуту, третий, как говорят, изрыгал пламя.

Анафер Соронский

«Служители»

Отец Медвера толкнул дверь таверны и потянул сына за собой в глубину пропахшего алкоголем помещения. Днем тут было не так много людей, как вечерами, но продажные женщины работали круглосуточно. Прямо сейчас они посмотрели на папу мальчика и стали шептаться между собой с ехидными улыбками на лицах. Мужчина усадил ребенка за стол, сел рядом с ним и свистом подозвал мальчика на побегушках.

– Мне эля и вот ту, – он указал пальцем на полную девушку с внушительной грудью, – сочную.

Мальчишка кивнул и убежал за кружкой эля, а отец запустил пальцы в бороду и начал неистово чесать подбородок. Медвер неторопливо скользил взглядом по темному помещению, пока взгляд его не остановился на откровенно одетых женщинах. Он силился понять, зачем папа указал на одну из них и будто бы ее заказал, как кружку пива, как товар. Женщины заметили взгляд мальчика и дружно заголосили, призывая его попробовать каждую из них всего за полцены. Что значило слово «попробовать», он тоже не понимал, но уже начинал догадываться. Мужчина заметил взгляд сына и сказал:

– Хочешь попробовать? Пока мамки нет, можно все.

– Нет, пап, я просто… просто осматриваюсь.

– Да, – расслабленно вздохнул мужчина, – это хорошее место… спокойное…

На стол с грохотом опустилась полная кружка эля, а в маленькую ручонку мальчонки отправилась небольшая монетка. Тот добавил что-то про готовность товара и убежал, а отец мозолистой рукой схватил пинту и разом выпил около половины. Рыгнув, он провел рукой по бороде и усам, а затем снова опрокинул кружку, на этот раз допив ее до конца.

– Посиди тут, никуда не уходи, – бросил он Медверу, поднялся с лавки и отправился к толстой женщине.

Он что-то сказал ей, она рассмеялась и повела его на второй этаж, где они скрылись за одной из множества дверей. Оставшись в одиночестве, ребенок продолжил изучение таверны: дубовая дверь закрывалась на засов и замок, который сейчас висел на крючке около двери; недалеко от входа была расположена высокая стойка, за которой стоял сам хозяин – мерзкий толстяк, – подающий напитки посетителям; позади него была дверь, ведущая на кухню, где, скорее всего, его жена и, возможно, дочери готовили еду, которую сегодня будут продавать гостям; дальше шла лестница на второй этаж, на котором со стороны были видны лишь закрытые двери, и куда эти женщины водили мужчин; все остальное пространство первого этажа занимали столы и скамьи, а напротив входа располагался большой камин, сейчас потушенный и хранящий в себе одну только золу. За одним из столов сидела девочка примерно его возраста, одетая в самую обычную одежду, она лениво поигрывала на дудочке и исподлобья поглядывала на мальчика. Ее светлые волосы были собраны в хвост, а голубые глаза проникали прямо в душу. Он скромно улыбнулся ей, но она не улыбнулась в ответ, тогда он отвернулся от нее и уставился в доски стола. Через пару мгновений кто-то присел рядом с ним на лавку, но Медвер не поднял взгляд.

– Ты думаешь, это хорошо? – спросил женский голос.

– Что хорошо? – опешив, вопрошал он.

– Ну, то, что твой отец ушел наверх с этой… шкурой.

– Не знаю. Наверное, хорошо, раз он это делает.

– А ты не думал, каково твоей матери? Где она сейчас?

– В городе. А почему ей должно быть как-то не так?

– Ты совсем дурак?

– Почему?

– Ты что, не знаешь, зачем тут эти женщины?

– Нет.

– Ты вроде уже взрослый, а на деле тебе будто пять.

– Мне четырнадцать.

– Тогда ты меня удивляешь своим незнанием. В моем городе, когда я еще там жила, все мальчишки делали это с девочками лет с тринадцати.

– Что делали? – посмотрел он на нее.

– Ну… то, что делают взрослые, чтобы…

– И ты делала?

– Нет! Чтобы я?.. Да ты меня за кого принял? За такую? – Она ткнула пальцем в женщин.

– Нет, конечно! Ты… красивая.

– Вот уж приятно сделал, – едко кинула девочка.

– Я же не хотел тебя обидеть, – оправдывался мальчик, а после короткой паузы спросил: – Что ты тут вообще делаешь?

– Отдыхаю, разве не ясно?

– А тебе сюда разве можно?

– Мне уже пятнадцать, конечно можно.

– А что у тебя за дудочка?

– «Дудочка»? Это у тебя дудочка, а у меня флейта.

– Сыграешь что-нибудь?

– А вот и не сыграю.

– Почему?

– Потому что я привыкла, что мужчина ведет себя прилично, а ты даже не ответил, что думаешь о поступке отца.

– Это его дело, я не хочу обсуждать это.

– Он изменяет твоей матери, что в этом хорошего?

– А что она сделает, если узнает?

– Будет знать об этом.

– «Будет знать об этом», – передразнил он. – Да это сделает ей только больнее!

– Какой ты невоспитанный! Кто так с девушками разговаривает?

– Уж извините, я не рос в городе, – сказал Медвер и отвернулся от девушки.

– Слушай, но это же плохо – врать родным, – примирительно промолвила она, положив руку ему на плечо.

– Плохо… Но в этом случае нельзя ничего поделать.

Между ними повисла тяжелая тишина, прижимающая их обоих к земле. Никто из них не знал, как исправить сложившееся между ними.

– Хочешь, я тебе сыграю? – спросила девочка.

– Давай, – повеселев, сказал он, – но сначала скажи, как тебя зовут.

– Я Ада. Еще меня называют Фенек. А тебя?

– Я Медвер, – представился мальчик. – Можно просто Мед.

– Очень приятно, Мед. Слушай…

Ада заиграла на флейте нежную, но юркую мелодию – та словно бежала ручейком по горам, холмам, долинам, петляла между многочисленными деревьями в лесу, обтесывала грубые камни, дарила Жизнь и увековечивала Смерть, эта мелодия танцевала в Пространстве и Времени, она крутилась и скакала, резвилась и плясала, кувыркалась и каталась, текла и летела, бежала и шагала, струилась и пикировала, смеялась, буквально хохотала, пела свою песню и увлеченно вовлекала в танец каждого слушателя, открывала ему нечто новое в мире музыки, она была медом, была нектаром, виноградом, яблоком, грушей, сливой, клубникой, земляникой, черникой, смородиной, малиной, клюквой, шиповником, маком, ромашкой, одуванчиком, колокольчиком и множеством других цветов, была прекрасна настолько, что поедала время, не давая тому идти своим ходом, она обкрадывала каждого слушателя на несколько минут, гнала всех в будущее, оставляя позади прошлое, заставляла забыть все невзгоды, забыть унылую обыденность и позволяла погрузиться в неизведанный мир, который сама же создавала, эта струйка мелодии, сочащаяся из флейты девушки, полностью увлекла Медвера, поглотила его, обволокла и ласкала, она поглаживала, успокаивая, его душу и сердце, тихо шептала приятные слова, вызывая тепло где-то в глубине грудной клетки, эта музыка скиталась в мыслях слушателей, играя с ними в догонялки, а они стремились догнать ее, поймать, заполучить, завладеть, обладать ею, иметь, любить ее, чтобы она играла, текла только для них, чтобы больше никто не мог услышать эту будоражащую смесь трели сотен птиц, бегущих ручейков, бушующих морей и океанов, шелеста листвы в кронах, случайного потрескивания деревьев на морозе, хруста снега под ногами, счастливого смеха и прекрасного пения, она, эта музыка, олицетворяла собой полную мелодию любви, она была ею.

Мальчик утонул в пении флейты, но оттуда его вырвал стук закрывшейся двери на втором этаже, – по ступенькам, громко топая и поправляя штаны, спускался его отец. Мужчина, увидев девушку рядом с сыном, нахмурил брови и промолвил:

– Ты бы выбрал себе кого попроще, Мед. Эта попросит больше, чем стоит на самом деле.

– Я не проститутка! – Воскликнув, Ада вскочила с лавки и оказалась перед мужчиной, глядя в его замутненные глаза.

– Все вы так говорите, – с глупой ухмылкой вякнул он. – Сколько?

– Ах ты… Деревенщина! – Она развернулась и пошла к самому далекому от них столу.

Медвер с грустью посмотрел ей вслед и опустил взгляд на сплетенные пальцы, бережно уложенные на коленях. Отец плюхнулся рядом, приблизился настолько, что мальчик почувствовал его вонь и запах эля, и тихо сказал ему на ухо:

– Вредная какая. Принципиальная. Найдем мы тебе хорошенькую, – обещал он сыну.

– Да не хочу я жен…

В этот момент входная дверь распахнулась, впуская четверку немолодых мужчин. Трое из них весело поздоровались со всеми посетителями и, прихватив четвертого, направились к столу, за которым сидели мужчина и ребенок.

– Раун! – крикнул один из трех друзей отца. – Здорóво!

– Лэви, Сакк, Амов! – радостно перечислил отец, встав из-за стола. – Какими судьбами?

– Да вот решили выпить, раз сегодняшнее утро так прекрасно! – говорил тот, которого зовут Сакк.

– А на дороге мы встретили Рейжа, – обнимая четвертого за плечи, сказал Амов.

– Рейж, это Раун, наш товарищ, – знакомил их Лэви, усаживаясь напротив отца и сына.

– Раун у нас самый задиристый. Споры любит, – рассказывал Амов, садясь к Лэви.

– Не хотите с ним заспорить? – уточнял Сакк, присаживаясь к друзьям.

– Думаю, нет, – серьезно ответил Рейж.

– Согласен, зачем нам спорить? – поддержал новенького Раун.

– А че ты тут с мальчуганом делаешь? – спросил вдруг Амов.

– Да мамка его уехала в город. Не оставлять же его одного дома, вдруг спалит.

– Правильно, – начал Лэви, – мужика надо с детства растить. А то вырастет бабой – будут его… как этих… – он кивнул в сторону проституток.

– Или как его мамашу! – вбросил Сакк и громко рассмеялся.

Его смех подхватили все за столом, даже папа. Не смеялись только Рейж и Медвер.

– Да она даже мне не дает, с чего бы она дала кому-то еще? – сквозь смех говорил отец.

Все дружно подхватили его смех. Они чуть не падали со скамей и с трудом держались на месте. Внутри у Медвера что-то начало гореть, пылать диким огнем, стараясь вырваться наружу.

– Надо отлить, – сказав это, Рейж встал из-за стола и куда-то ушел, но все внимание Медвера было сконцентрировано на товарищах отца.

– Шкура, которая не дает, – хуже смерти, – добавил Лэви.

– Эта еще и уродливая: тощая, как ветка, – накидывал Амов. Отец смеялся.

Внутри Медвера что-то треснуло и лопнуло, разлетевшись на кусочки; что-то взорвалось…

Ангил проснулся, когда она соскользнула с их ложа, – ее тело напоминало реку, петляющую среди холмов. Девушка, виляя бедрами, тихо доплыла до двери и практически бесшумно щелкнула ключом в замке. Сделав это, она вернулась в постель и обняла лучника, прижавшись к нему теплым голым телом. Нож лежал на столе – до него он добраться не успеет, луком можно ударить, но он может повредиться… Придется думать в моменте. Странник приготовился быстро вскочить с постели, как только дверь откроется. Девушка, кажется, что-то заподозрила. А ведь он надеялся, что сможет забрать ее отсюда и найти ей хорошее место.

Через какое-то время послышались тихие шаги – кто-то пытался как можно тише подняться на второй этаж. Они приближались к его комнате. И вот дверь начала медленно открываться, – девушка сжала его в объятиях, чтобы тот не смог ничего сделать убийце. Обычного вида мужчина зашел в комнату и прикрыл за собой дверь, в слабом утреннем свете мелькнуло лезвие ножа. Он подобрался ближе к ним, пригнулся, занес руку для удара… И в этот момент Ангил прямым ударом разбил ему нос. Убийца, не успев опомниться, отшатнулся назад, роняя кровь на пол, а лучник уже вырвался из объятий девушки и наступал на врага. Он ударил его в живот, – нож громко ударился о доски пола, – следующий удар пришелся по виску, свалив мужчину к ножу. Развернувшись, странник вмиг оказался рядом с дрожащей работницей таверны и схватил ее за шею, а другой рукой закрыл ей рот.

– Будешь кричать – придется тебя ударить. Поняла?

Она испуганно кивнула. Он медленно убрал от нее руки и стал одеваться. Девушка молча смотрела на него, тело ее дрожало – в этом даже было что-то возбуждающее, – а в глазах читался неподдельный страх. «Не потому ли, что хозяин побьет ее за невыполненное дельце? – думал Ангил, одеваясь. – Может она все-таки ни при чем?» Он надел сумку через плечо, накинул свой плащ, взял лук и пошел к двери, но остановился и обратился к ней:

– Ты врала про побои? – Она быстро замотала головой из стороны в сторону. – Да, точно, синяки… – Ответил он сам себе, глядя на девушку. – У тебя есть хорошая одежда? – Один кивок. – Быстро или за ней и возвращайся сюда, – скомандовал он.

Девушка дрожащими руками надела ночную рубашку, обошла мужчину, лежащего на полу, и побежала в конец коридора, где находились хозяйские спальни. Ангил присел на колено рядом с убийцей и проверил его пульс – живой. Повернув его на бок, чтобы тот не захлебнулся кровью, он взял нож и спрятал его в одеяле. В этот момент вбежала девушка – грудь вздымалась и опадала, руки еще дрожали, все ее внимание было обращено на убийцу. Странник подошел к ней, мягко взял ее за плечи и встретился с ней взглядом, завораживая ее своими глазами сливового цвета.

– Он жив, но это не главное… Сейчас мы отсюда уйдем, ты тут не останешься, поняла? – Она кивнула. – Мы спустимся – ты первая, я за тобой, – а потом спокойно уйдем. Все будет хорошо, я тебя защищу. – По ее бледным щекам текли слезы. Он аккуратно вытер их и шепотом сказал: – Пойдем.

Они вышли, и он сразу же закрыл дверь. Спускаясь по ступенькам, мужчина оглядел помещение: людей еще немного, проблем не возникнет; за одним из столов сидела компания, смеясь на всю таверну. Он приметил знакомое лицо и громко сказал:

– Ада, уходим.

Девочка подскочила с лавки и направилась к ним, держа в руках свою флейту. Она вопросительно посмотрела на него, но он никак не ответил ей, лишь продолжил идти за девушкой, посматривая на хозяина, занятого осмотром бочки эля. Они прошли уже половину расстояния, когда раздался жуткий грохот, сопровождаемый криками и ругательствами. Все обернулись к источнику звука: троих мужчин придавило перевернутым столом, четвертый лежал на полу, а изо рта его шла кровь, кричали продажные женщины; посреди этого хаоса стоял черноволосый мальчик, во взгляде которого была не человеческая, но животная ярость. «Он не мог перевернуть этот стол, только… – размышлял Ангил, но тут его осенило: – Аполлоний и за ним придет!»

– Лиза! Куда!? – орал хозяин, уже выбегая из-за стойки. Другие посетители еще ничего не поняли, но скоро вмешаются.

– Ада – спокойствие! – приказал лучник.

Девочка поднесла флейту ко рту и заиграла изумительную мелодию, крадущую все эмоции и заставляющую человека успокоиться. Хозяин остановился и облокотился на стойку, посетители сели на свои места, Лиза перестала дрожать, а мальчик с легким удивлением осматривал последствия своей вспышки гнева. «А он силен», – понял странник.

– Уведи его, он пойдет с нами, – сказал мужчина Аде.

Та тяжело вздохнула, но продолжила играть. Ангил провел девушку к двери и вывел на улицу, а девочка добавила в свою мелодию новое звучание, говорящее мальчику: «иди за мной». Он посмотрел на Аду удивленным взглядом и неожиданно спросил:

– Зачем мне с тобой идти?

Ее глаза стали абсолютно круглыми, а в горле запершило, – она закашлялась, отведя флейту от рта, и спокойствие ушло. Хозяин подскочил и бросился к выходу, посетители вскакивали со своих мест, чтобы задержать беглецов, а отец Медвера немного приподнялся и сверлил сына взглядом.

– Ты – животное! – крикнул он, разбрызгивая кровавые слюни. – Так и знал, что твоя мать-шлюха не могла родить здорового ребенка!

– Папа… – Он понимал, что сделал отцу больно, но что тот говорит о нем и маме?

– Ты – ублюдок! Надо было тебя сразу придушить, когда ты из нее вылез!

Ада схватила мальчика за руку и потащила за собой.

– Бежим! Они нас тут убьют!

– За что? Я же никого не убил. Так ведь?

– Им плевать. Ты Служитель, этого достаточно.

– Что за Слу…

– Лови ублюдка! – крикнул кто-то.

Девочка отпустила Медвера и снова заиграла на флейте, пытаясь навеять людям усталость. Они надвигались на детей, но шаги их стали замедляться, веки тяжелели с каждой секундой, колени подгибались. Мед чувствовал огромную усталость, утягивающую его в глубины сна, он старался сопротивляться, боролся с тянущим чувством, но это было неимоверно сложно. Мальчик уже начинал оседать на пол, когда Ада подхватила его и дернула вверх. Они выбрались наружу; у стены сидел хозяин – он был без сознания, – Ангил что-то говорил Лизе, но обернулся к детям.

– Не все так гладко? – угадал он.

– Он отказался со мной идти. – Девочка кивнула на Медвера.

– Ого! – удивился лучник. – Настолько силен?

– Внутри все спят, мы можем спокойно идти, но лучше торопиться. Мало ли кто решит зайти за пинтой эля и разбудит их.

– Они поняли?

– Еще как поняли, мальчишка же перевернул тяжеленный стол.

– Мальчишка? Ты всего на год меня старше! – вмешался Медвер.

– И на десять умнее, – усмехнулась она.

– Хватит ссориться! – отрезал Ангил. – Идем.

– Не пойду я с вами, – запротестовал мальчик.

– Мальчик… – Он повернулся к Аде.

– Медвер, – подсказала она.

– Медвер, эти люди проснуться и убьют тебя. Они не любят таких, как мы.

– Каких? – не понимал он.

– Служителей.

– Я не понимаю.

– Объясню потом, а сейчас нам надо бежать. Либо ты остаешься тут один, либо идешь с нами, – выбирай.

– А мама?

– И ее заберем? – с колючей улыбкой смотря на Лизу, спросила девочка.

– Я не… – запнулся Ангил и посмотрел на дорогу: к ним скакал всадник. – Черт… – выругался он.

– Кто это? – спросила Лиза.

– Это… – Странник пригляделся. – Это солдат… Дезертир или…

Всадник из последних сил держался за взмыленную шею лошади, кожа была бледная, а из-под лат сочилась темная кровь. Как только лошадь доскакала до них, она остановилась, а рыцарь упал на землю, подняв клубы пыли. Ангил присел рядом с раненым на одно колено и спросил:

– Ты откуда?

– М… мы… п-п… рои… они ид… дут… город… преду… – Он закашлялся, отхаркивая кровь. – предупредить… войско… десять тысяч… – Его хрипы прервались новым приступом кашля с кровью.

– Что нам делать? – вопрошала Ада.

Ангил молчал, обдумывая все слова рыцаря. Рядом была битва, они проиграли, на город идет… десятитысячное войско…

– Мы уходим, – бросил он, вставая на ноги, и быстро зашагал от таверны и от города, рядом с которым та находилась.

Медвер не знал, что ему делать. Отец явно хотел его смерти, как и все посетители таверны, а мама… она была в городе, о котором что-то говорил этот воин. А еще он говорил о войне, про которую мальчик знал только из слухов, подслушанных в деревне. Лиза поспешила за странником, Ада двинулась за ними, но остановилась и обернулась на него.

– Идем, Мед… Мы должны бежать.

Он в последний раз посмотрел на прикрытую дверь таверны и сделал первый робкий шаг. Они шли все быстрее, стремясь догнать Ангила и Лизу. Уходили, оставляя позади прошлое, находясь в настоящем и настигая будущее. Жизнь шла вперед, а за ней гналась Смерть, – дети перешли на бег.

Глава 2. Медвежонок

Они называют себя Служителями – что бы это не значило, – в народе же их называют по-разному. Этих названий очень много. Например, на юге Леронны самым распространенным является прозвище «прокаженные», на западе их называют «проклятыми», ближе к столице их называют «необычными людьми» или «особенными», на востоке их просто кличут «ублюдками», а на севере к ним относятся вполне сносно и зовут Служителями. Самым опасным для них – Служителей – местом является, как можно понять, восток, где на них объявлена охота, поэтому некоторые из них бегут за границу, прячась от преследований, а кто-то решает остаться, но идет на север, оставаясь там на всю жизнь. В столице и ближайших к ней городах и деревнях к Служителям относятся неплохо, люди с ними мирно сосуществуют. Пример подал Леонард Мевори Третий Богатый – он сотрудничал с отрядом наемников «Темные Ангелы», в его личной охране были Солар Дэй и Лунар Найт, бывшие Служителями, а также король тесно общался с Ябловаром и прочими Служителями, связанными с варкой яблок в его личных садах. За отцом повторяла Киланна Мевори Первая, Меворийская Звезда, дочь Леонарда. Она продолжала подавать людям пример дружбы со Служителями, но вдалеке от столицы начали развиваться свои взгляды на этих «существ».

При дочерях Киланны на далеком востоке, юге и западе начали расти недовольства, связанные со Служителями, а после коронации Рамониса в стране начались гонения всех, у кого обнаруживались необычные способности. Сам король официально не объявлял об охоте на Служителей, а люди на севере и в столице все еще водили дружбу с ними, не намереваясь ее прекращать. Множество бунтов привело к тому, что вышел указ, запрещающий убийство Служителей, но людей уже было не остановить, а начало войны с Погланой сделало невозможным соблюдение указа короля, потому началось массовое бегство Служителей на безопасные территории севера Леронны.

Анафер Саронский

«Служители»

– Куда мы идем? – снова поинтересовался Медвер.

– В который раз говорю: не знаю, – в, кажется, сотый раз отвечала Ада. – От того, что ты спрашиваешь меня каждые десять минут, я этого не узнаю. Ангил меня не просветил. Знаю только, что мы идем на северо-запад.

– Тогда скажи, почему нас хотели убить там, в таверне.

– Потому, что мы отличаемся от них, вот и все.

– Поэтому они так злятся? За то, что мы родились другими?

– Да. Мне кажется, они всех Служителей окончательно спугнут лет так через триста.

– Так долго…

– Это если смотреть со стороны человека.

– А с какой же еще?

– Поверь, есть те, для кого миллион лет – это хлебная крошка.

– Миллион?

– К вам в деревню вообще прогресс не добрался?

– Это кто такой? Торговец?

– О, Высшие, за что ты мне такой попался?

– Я не напрашивался, – обиженно сказал он. – Да и вообще, устал я идти, – сказав это, мальчик остановился и сложил руки на груди. Ада развернулась и злобно на него уставилась. – Че?

– Да ниче! Сейчас уйдем, один останешься тут. Не веди себя, как ребенок.

– Я не ребенок.

– Не видно. Докажи это поступками.

– Например?

– Не ной и иди. А то эти вон уже куда ушли.

– Подождут.

– Я тебя тресну.

– Попробуй! – Ада молниеносно оказалась около мальчика и отвесила ему подзатыльник. – Ай!

– Идешь или нет?

– Иду, иду… – пробубнил он и пошел дальше.

– Таким милым мальчиком казался в таверне, – вспоминала девочка. – А потом что-то изменилось. Врединой стал.

– Сначала ты была такая вредная… а потом стала еще хуже, – ответил он.

– Ах ты! – Она потянулась, чтобы снова дать ему подзатыльник, но он поймал ее руку и притянул девочку к себе, не давая ей вырваться. – Неужели я настолько предсказуема? – смеялась она. – Или инстинкты подсказывают?

– Никто мне ничего не подсказывает, – сказал он, отпуская ее.

– Какой ты у нас скромный, – она потрепала его волосы. Медвер снова попытался схватить девочку, но та не далась в захват, а потянула его за одежду и повалила на землю, сев сверху. – Тише, родной, я все сделаю сама. – Ада заметила тень улыбки на его лице. – Что-то задумал, хитрец, – угадала она. Мальчик перекатился вбок и оказался на ней, – улыбка сияла во всю мощь.

– Ада, – послышался голос Ангила, – не думал, что ты нашла «того самого» и решила не медлить. – Мальчик и девочка вскочили на ноги.

– Это не то, о чем ты подумал, – оправдывалась она.

– Верю, – ехидно ухмыльнувшись, сказал он и посмотрел на улыбающуюся Лизу. – Идем, на привале поиграете.

– Фу! – воскликнула девочка.

Ангил с Лизой снова пошли первыми, а Медвер и Ада шли за ними. Мальчик не мог понять, что он чувствует, не мог поверить, что это реальность. За одно утро произошло столько событий: отец привел его в свою любимую таверну, там папа ушел с женщиной, а мальчик познакомился с девочкой, играющей на флейте; чуть позже явились друзья отца, которые начали обзывать маму Медвера, из-за чего тот разозлился и перевернул стол; сразу после этого Ада заиграла мелодию, от которой стало спокойно, но он не пошел за ней, как бы она не приглашала, потому чары спали, и люди разозлились снова; девочка усыпила посетителей; выбравшись наружу, дети, Ангил и Лиза встретили раненого солдата, который сообщил о том, что на город идет большая армия; после всего случившегося они сбежали, в теперь бредут по лесу, доверяя Ангилу, который якобы знает дорогу. Хотелось смеяться и плакать, кричать и молчать, бегать и оставаться без движения, жить и умереть. Что там сейчас с его мамой? Что с папой? Он сбежал оттуда, а теперь хотел бы вернуться, несмотря на всю ненависть, которую они к нему питают. Он был бы дома, а не посреди незнакомого леса. Он же даже не знает этих людей, так зачем же сбежал? Но они помогли ему, ведь эти мужчины явно хотели причинить мальчику боль… Но бросить все, даже маму, оставить позади всю свою жизнь, чтобы скитаться по стране с незнакомцами… Справедливости ради, Ада ему нравилась, когда не подтрунивала над ним, а вот Ангила он не знал вообще. Мужчина выглядел олицетворением загадки. Все время, что они шли, лучник шагал где-то спереди вместе с Лизой, о которой Медвер тоже ничего не знал, но она внушала ему доверие своей простотой.

В голове Ады тоже кипели думы: она все пыталась понять, откуда взялась эта Лиза; понимала, почему Ангил спас мальчика, но не знала, что им делать дальше с этими двумя новичками; а также ее сильно заботила торопливость товарища и его нежелание говорить об этом. Они должны были встретиться в таверне, пойти в город, а потом отправиться на юг, но все пошло не так, как они планировали. «Неужели, он так бежит от войны? – размышляла она. – Не в его это стиле. Видимо, он узнал о чем-то более опасном. Да и торопился он уже в таверне, до того, как узнал о войске, наступающем на город».

Когда колесо дневного светила наполовину закатилось за горизонт, Ангил выбрал место для ночлега и послал Аду на поиски хвороста. Девочка злилась на лучника за его молчание, но все же пошла выполнять задание, а Медвер увязался за ней, так как не хотел оставаться с этим мужчиной, несмотря на присутствие Лизы.

– Ада, – спросил он, неся хворост в двух руках, – а давно ты знаешь его?

– Кого «его»? – уточнила она, подбирая палку и бросая ее на кучу в руках мальчика.

– Ну, Ангила, или как там его.

– Долгая история… – задумалась она. – Это было несколько лет назад. В городе я состояла в банде беспризорников, – мы воровали еду, крали кошельки, просто веселились. Но в один день рядом с местом кражи проходил патруль городской стражи, потому нас поймали, и я принялась уговаривать их нас отпустить – у меня всегда такое получалось, – но в тот день, в момент моего разговора, в городе случился взрыв – несколько пороховых бочек, которые заложили шпионы Погланы. Этот взрыв уничтожил городские ворота, а городская стража бросила нас и убежала к месту взрыва. Через некоторое время мы узнали, что на нас идет войско… Все готовились к осаде, но понимали, что без ворот город не защитить – всех просто перебьют, – поэтому мы побросали свои вещи и убежали оттуда. Сначала с нами бежали и солдаты, но вскоре они ушли вперед, а мы, самые обычные люди, шагали без защиты. Несколько раз нас грабили, девушек насиловали, но мне удавалось прятаться или врать им, что я больна, и меня не трогали. Так продолжалось какое-то время, но в один из дождливых дней моих родителей подкосила болезнь, преследовавшая всех нас от самого города. Они умерли через пару суток… Я… я просто побежала, куда несли ноги, скиталась по лесам и полям, ела то, что удавалось словить или утащить у зверей, я выживала, не зная, зачем я это делаю. Ничего не имело смысла… А однажды я выследила оленя и хотела убить его копьем, которое сделала из палки – глупость какая, я бы даже не пробила его шкуру этим копьецом, – но в момент, когда я уже хотела выбежать на него из кустов, точная стрела пронзила глаз оленя и вошла глубоко в череп. Он почти не мучался. Тогда к туше вышел Ангил, увидел меня и подозвал. Я пыталась убедить его, что неинтересна ему, но он лишь улыбнулся мне и сказал, что у меня есть дар, которым стоит использовать. В тот день я впервые за долгое время ела мясо. С тех пор мы и работаем вместе – Генетта и Фенек.

– Генетта… Это же он помогает людям выживать пока идет война?

– Да. Это мы… – Она подобрала небольшую веточку и положила ее на самый верх уже собранного хвороста.

– А какие у тебя способности? Я понял, что ты умеешь что-то делать флейтой, но не совсем понимаю, что конкретно.

– Ну… Я умею нотами наигрывать мелодии, внушающие людям определенные эмоции, и даже заставлять их выполнять некоторые простые команды. Это можно делать голосом, но мне пока не хватает мастерства, поэтому я играю на флейте – с ней гораздо легче. В таверне я сначала успокаивала людей, а потом просто нагнала усталости и усыпила.

– А это… желание идти за тобой?

– Я пыталась вывести тебя с собой, не прерывая мелодии, так как, очнувшись, они могли разозлиться, что и произошло.

– А снова успокоить?

– Вот тут вся загвоздка. Не всегда можно внушить человеку эмоцию. Как минимум, я пока что не могу перебивать сильные эмоции абсолютно противоположными. Из-за их ненависти и ярости, я смогла наложить только усталость – и мне это далось с очень большим трудом.

– А если попробовать сначала гасить эмоции, а потом диктовать свою? Постепенно снижать эмоции, а потом возвышать в людях другие.

– Хм, надо будет попробовать… На тебе, – сказав это, она улыбнулась ему.

– Это все звучит угрожающе, но почему у тебя не получилось заставить меня идти за тобой? Я будто услышал предложение и просто не согласился.

– Сама не знаю, но Ангил говорил что-то о том, что ты неимоверно силен. Видимо, у тебя, как у Служителя, большая сопротивляемость способностям других Служителей. Редкая штука. На Ангила, например, мои мелодии вообще не действуют, но, будем честны, он далеко не обычный человек. Не знаю, что конкретно он скрывает, но точно знаю – что-то серьезное.

– А Лиза?

– А что она?

– Она с вами сколько уже?

– Я ее впервые увидела этим утром. Эту девушку Ангил нашел в таверне или по пути к ней, но меня при этом не было. Уж не знаю, зачем она ему, но, видимо, зачем-то нужна. После города и поиска необходимой информации на юге мы планировали пойти к еще двум членам нашей команды. Я не ходила этими лесами, но, когда мы переходили через луга, видела горы, по которым примерно поняла, где мы находимся, поэтому думаю, что Ангил ведет нас именно к ним.

– К вашим друзьям?

– Да. Но мне хотелось бы уже сегодня узнать причину нашей спешки.

– Разве война – не причина?

– Конечно же нет, наша команда при ней и образовалась, в ней мы существуем так же, как рыбы в воде. Он узнал что-то, что заставило его бежать, не оглядываясь, а раньше я такого не видела.

В груди у мальчика стало еще холоднее. Как бы упорно сердце не качало кровь, холод пронизывал его члены и убивал их чувствительность. Теплый воздух пытался помочь телу согреться, но все его старания были тщетны, – страх уже проращивал семя, посаженное в душе мальчика этим утром. Ада заметила бледный вид Медвера и сразу поняла его причину, она стала непринужденно напевать легкую мелодию, стараясь поймать нужные ноты и успокоить своего нового знакомого. Сначала она постаралась приглушить страх, делая его все меньше, а затем принялась внушать мальчику спокойствие с нотками радости. Довольно часто промахиваясь, она, тем не менее, смогла построить что-то похожее на нужный ей строй нот, защищающий Медвера от атак ужаса. Он стал дышать глубже и реже, а на щеках появился слабый румянец.

– Ада…

– Да, Мед?

– А когда ты играла мне в таверне, это что были за эмоции.

– Я… не знаю, Мед. Я просто играла то, что было на душе. Не думаю, что там было что-то.

– Возможно…

Вернувшись к Ангилу и Лизе, они застали их во время сооружения постели: это были еловые ветки, сложенные так, чтобы можно было на них спать. На них лучник постелил свой плащ. Ада и Медвер сложили и разожгли костер, а странник отправился на охоту, оставив девушку из таверны с детьми. Грея руки у костра, мальчик взглянул на Лизу: она сидела у костра, опустив глаза в землю и обняв колени руками; ее платье уже немного замаралось, поэтому она не боялась его испачкать; волосы удивительным образом оживали на ветру, – она выглядела волшебно, но в ее глазах зияла пропасть.

– Лиза, а как ты встретила Ангила? – поинтересовался Медвер, надеясь, что это сможет ее развеселить, но взгляд девушки стал еще темнее.

– Я родилась в деревне, – начала она, – росла послушной, все было хорошо, но однажды родителям понадобились деньги, и они продали меня и мое девичество какому-то богатому владельцу таверны. Этот хозяин не лишил меня девства, надеясь продать его подороже, бил меня, когда я что-то делала не так, как ему хотелось. Поскольку он никогда не прикасался ко мне, чтобы получить купленное, я жила не так ужасно, как ожидала. Но вчера в таверну пришел Ангил и встречался там с каким-то Апол… Аплини…

– Аполлонием? – удивленно воскликнула Ада?

– Да, с ним. Так вот, тот назвал его Генетой, а хозяин сильно ненавидит вашу «шайку», как он ее называет, потому написал письмо в город и вызвал наемника, который должен был убить Ангила во сне. Меня же отправили гостю в подарок, чтобы он взял мое девичество, а я в назначенное время открыла дверь в комнату. Так я и сделала, но убийца не успел сделать свое дело – его вырубил тот, кого он должен был убить. Потом Ангил предложил мне пойти с ним, я вспомнила, как меня ежедневно избивали и ругали, и сбежала с ним. Остальное вы знаете.

– Ужасно… – выдавил Медвер.

– Ты говоришь, он виделся с Аполлонием? – спросила Ада.

– Да, – ответила Лиза. – Он точно звал его так. И еще: «Губитель».

– Это точно он! – Глаза девочки стали полностью круглыми. – Теперь понятно, почему мы бежим.

– Почему? – недоумевал мальчик.

– Я мало о нем знаю, но ходят слухи, что его невозможно убить или хотя бы ранить. Если ты вступаешь с ним в поединок – один из вас из него не выйдет, но, как понимаешь, Аполлоний до сих пор жив.

– Возможно, этот мужчина правда настолько опасен, но сейчас его тут нет. Я рассказала о себе, но вас не знаю, – сказала Лиза. – Ваша очередь рассказывать.

Ада повторила девушке историю, которую Медвер слышал совсем недавно, а сам он рассказал им о своей жизни и о том, как прошло сегодняшнее утро. Когда он рассказывал про то, как перевернул стол, из глубокой тени проявился Ангил, неся с собой три заячьих тушки. Лучник сел на пятки и начал освежевывать зайцев.

– Может, расскажешь, почему мы так торопимся? – поинтересовалась Ада. – За весь день всего два-три слова мне сказал.

– Пора бы, – согласился он. – Мы идем к Тайпану и Тарпану.

– Дело в Аполлонии, да? – Мужчина бросил взгляд на Лизу, а затем снова опустил его к тушке в руках.

– Да. Он пришел ко мне вчера вечером и сказал бежать как можно дальше. Нас могут искать другие Служители, но опаснее всего – он сам.

– А он… Он не может просто не убивать нас?

– Ему нужно будет объяснить, почему он кого-то не убил. Для этого нужна веская причина.

– Дружба не в счет?

– Не в счет… Да я бы и не назвал нас друзьями.

На какое-то время воцарилась тишина, разрезаемая звуками взаимодействия ножа и плоти и потрескиванием костра. Кто-то думал о чем-то, кто-то думал ни о чем, но нечто единое в них все-таки было… Лес укрывал собою, обволакивал путешественников и скрывал от недружелюбного мира; на дереве каркал черный ворон, выделяющийся в полной темноте еще более темным оттенком темноты. Его скрипучий, царапающий глас раздирал пространство, оставляя на нем рваные раны, он шкрябал окружающую реальность, порождал неизъяснимый страх разрастающийся внутри гигантским деревом; он следил за странниками. Только ворон знал, где они сейчас находятся, только эта птица могла сообщить кому-то место их ночлега. Удивительно лаконично это мрачное существо существует среди мягкого шуршания хвои, шелеста редких листьев, подвываний игривого ветра, треска и поскрипывания деревьев, пытающихся дотянуться до небосвода, среди самой тишины, в состав которой входит все вышеперечисленное.

Ангил нанизал мясо на специально приготовленные палки и поставил на простую конструкцию над почти прогоревшим костром. Пламя практически угасло, небольшая кучка выпускала из себя скромные язычки огня, облизывая плоть; сок, капая, шипел на окружающий мир. Девушка засыпала, поддаваясь усталости, а дети внимательно смотрели в тлеющий костер.

– Итак, – прервал молчание Ангил, – мы бежим от Аполлония, но есть еще вещи, которые стоит прояснить. Во-первых, Лиза, возможно, рассказала вам о себе и о том, почему она сейчас с нами. Во-вторых, стоит поговорить о тебе, мальчик. Я сразу понял, что ты Служитель, когда ты перевернул стол, но меня удивила твоя сопротивляемость способностям Ады. Ты что-то делал для этого?

– До этого утра даже не знал, что я Служитель, – ответил Медвер.

– Так или иначе, ты пошел с нами, а потому становишься членом нашей команды. Тебя теперь будут звать… Напомни свое имя…

– Медвер.

– Хм, – лучник почесал подбородок, – теперь ты будешь Медвежонком. – Ада усмехнулась.

– Медвежонком?

– Да, Медвежонком, – серьезно сказал Ангил. – А в чем проблема?

– Да ни в чем, все хорошо.

– Нам нужно будет понять твои силы и использовать их. Мы будем тебя тренировать и научим пользоваться силами. Раз уж ты такой, то стоит это использовать, а не прятать.

– Но как мы поймем, что я умею?

– Для начала скажи, что ты чувствовал перед тем, как перевернул стол?

– Я… злость, ненависть. Я злился на друзей отца и хотел сделать им больно.

– Мгм… – Ангил поправил шляпу. – Это будет трудно… Ярость – очень сильная эмоция, ее трудно контролировать.

– Хотите сказать, мои силы зависят от злости?

– Ты можешь перевернуть стол в обычном состоянии? Вот-вот. – Он повернул мясо над костром. – Сначала научишься контролировать ярость, а потом мы поймем, что за силы она тебе дает.

– А если в нужный момент я не смогу разозлиться?

– Чтобы такого не произошло, мы и будем тренироваться.

И снова тишина озаглавила владения леса; тлеющий костерок медленно умирал; мерное дыхание людей вокруг наполняло воздух нестройностью, делало его разным и неповтояющимся, вечным и постоянно меняющимся. Его изменчивость настаивала на собственной значимости и показывала себя со всех сторон, она красовалась, выплясывая в пространстве и закручиваясь в сложные узлы, образовывала невозможные комбинации и составляла витиеватые узоры, ни один из которых не смел повториться. Этот вечный, бесконечный извив лиан тишины оплетал странников, крал их движения и становился частью их плоти и духа, капризная тишина требовала повиновения, она никогда не просила, потому брала свое силой. Ада тяжело вздохнула и привалилась к плечу Медвера, который легко приобнял девочку; Лиза подползла ближе к Ангилу, наблюдая за тем, как он жарит мясо. Голод, казалось, исчез. Они забыли о нем так же, как старик забывает ранние годы жизни; упустили мысли о нем, как их упускает болтливый бард, перебегающий с темы на тему. Отвлекшись от готовки, лучник опустил взгляд к легким ботиночкам девушки и сразу понял свою ошибку. Он нежно снял их с нее, обработал и перевязал стертые в кровь мозоли бинтом, который вместе со спиртом находился в его сумке. Улыбнувшись ей грустной улыбкой и сверкнув глазами, Ангил вернулся к мясу, поглаживая ее ножку. Лизина рука скользнула к подбородку мужчины и повернула его лицо к лицу девушки. Их взгляды встретились и блуждали в потемках друг друга, прощупывая ненадежную почву чужих душ. Ей казалось, он прожил множество лет, такое их количество, которому нет названия, – в его глазах читались бесконечная усталость и пустота. В ней же он видел доброту, страх и… любовь?.. Девушка глядела на него еще несколько мгновений, а затем неторопливо приблизилась к нему – тепло его дыхания согревало продрогшее тело – и поцеловала. Она понимала, что выглядит неправильно, но ей так хотелось тепла и уюта, ей так хотелось верить, что у них есть будущее, а если его нет, то пусть хоть настоящее будет общим. Он мягко провел рукой по ее волосам и за ухом, вызвав у девушки легкую дрожь и мурашки. С трудом заставив себя оторваться от ее губ, прошептал:

– Дети… Вам всем нужно поесть.

– Дети спят, – шептала она в ответ. – А я ужасно замерзла. – Она снова поцеловала его и, прервавшись, добавила: – К тому же, мне очень понравилась прошлая ночь. – В который раз их губы слились в поцелуе, но на этот раз некому было их остановить.

Яркий лучик утреннего солнца просочился сквозь густую поросль деревьев и осветил лицо Медвера, вырвав его из сновидений в реальный мир. Мальчик прищурился и огляделся: их окружал все тот же лес, над костром висело приготовленное мясо, Ада спала рядом с ним, закинув свою руку поперек него, Лиза сопела на некотором расстоянии от них, а Ангила не было. Смутное беспокойство поползло по спине Медвера, но быстро рассеялось, когда он увидел лучника, шагающего к ним, скользя меж деревьев. Мужчина сел на пятки у костра и начал складывать новопринесенный хворост, а затем огнивом дал жизнь огню, живо затрещавшему под дуновениями ветерка. Ангил посмотрел на мальчика и улыбнулся ему, но что-то во взгляде сливовых глаз мешало теплу улыбки согреть того, кто на нее глядел.

– Давно ты проснулся? – тихо спросил Медвер.

– Вполне, – коротко ответил Ангил.

– Я даже не понял, как уснул. Вроде только сидел у костра, а потом… потом проснулся.

– День вчера был тяжелый, все вымотались, потому так легко уснули. Я оставил мясо на завтрак, не пропадать же ему.

Тут проснулась Ада и, резко убрав руку с Медвера, вскочила на ноги.

– Ты чего? – невинно вопрошал он.

– Ничего, – отрезала она и, отойдя подальше, скрылась за пышными кустами.

– Она всегда такая? – обратился мальчик к лучнику.

– Тяжелая жизнь… Но, если уж начистоту, то это ты так на нее действуешь. Обычно она немного покладистее.

– Я же ничего не делаю.

– Кто знает, может в этом и проблема…

– Не понимаю я женщин, – вставая, проговорил он.

– Ты только ей так не скажи.

– То, что не понимаю женщин?

– Просто слово «женщин». Она не любит, когда ее так называют.

– Запомню. – Медвер взял палку с мясом и, оторвав от плоти кусок, стал его жевать. – Вкусно, хоть и остыло.

– Я же готовил, – снова улыбнулся Ангил.

Тут мужчина встал и подошел к Лизе. Он встал на колени рядом с ней и, положив руку на плечо, нежно чмокнул ее в лоб. Девушка открыла глаза и, щурясь, села. Лучник подал ей мясо и сел рядом. Вернулась Ада, завязывая штаны, и тоже взяла себе тушку.

– Ты не ел? – спросил мальчик, заметив, что Ангил принес вчера именно три тушки.

– Я поел в лесу сегодня утром, – после короткой паузы ответил мужчина. – Как твои ноги? – обратился он к Лизе.

– Не болят уже, – ответила она и откусила кусочек мяса.

Ангил аккуратно снял бинты с ног девушки – на них не было и следа вчерашних мозолей. Она очень удивилась и посмотрела на лучника, – он улыбнулся в ответ.

– Специальная мазь, – пояснил светловолосый Служитель.

Доев зайцев, путники засыпали костер землей и двинулись в путь. Деревья проплывали мимо, колыхались вдалеке волны холмов, спали равнины, вздымались горы и ухались долины, бежала вода и проносится ветер, а они все шли вперед, не оглядываясь на свое прошлое и преследующую их Смерть. Далеко позади сейчас наверняка началась осада города, гибнут люди и скот, страдания множатся со скоростью путешествующего косяка рыб, а болезни расслабленно гуляют среди всего этого гама и сумбура. Гремят пушки, выплевывая тяжелые ядра, с циклопической силой врезающиеся в серые стены, крошащие их, как тяжелый удар – зубы. Паника растет со скоростью бамбука, распространяя свои ветви среди всего населения и угрожая подавить его своим величием.

Бредя вдоль большака, Ангил заметил вдалеке облако пыли. «Всадники. Много», – мелькнуло у него в голове. Он приказал Лизе и детям спрятаться в кустах и ждать указаний, а сам пошел дальше, навстречу неизвестности. Через какое-то время он смог разглядеть флаги: черный лебедь на червленом поле. «Не наши», – понял он, но не подал виду, а продолжил идти вперед. Когда же они поравнялись, один из всадников окликнул его и подозвал. Ангил подошел и вежливо приветствовал мужчин на их языке, воины расслабились и убрали руки с наверший своих сабель. Обменявшись с лучником парой шуток, они спросили у него дорогу, что он вообще делает тут один. Ангил ответил, что он шпион, посланный сюда следить за врагом, а сейчас идет от осажденного города подальше, чтобы его случайно не убили. Всадники перекинулись с ним еще несколькими шутками и направились дальше, пожелав ему удачи. Когда они удалились на должное расстояние, мужчина вернулся к своим спутникам и позволил им выйти. Двое из них были явно недовольны тем, что лучник отпустил этих воинов.

– Мы могли их убить, – говорила Ада.

– Они плохие, – вторил Медвер.

– Во-первых, – отвечал Ангил, – зачем нам их убивать? Во-вторых, они не плохие. Как минимум, я ничего такого не заметил. Все они – обычные люди, подчиняющиеся королю и деньгам, потому нет причины отнимать жизнь. Знаете, кто-то говорил: не отнимай того, чего не можешь дать. Не уверен, что вы можете дать жизнь тем, кто умер несправедливо.

Путники пошли дальше, пару раз в день останавливаясь для того, чтобы поесть, и ближе к ночи – чтобы поспать. Долгие ночи тянули за собой по небу звезды и луну, а дни катили перед собой шарик солнца; треск костров стал постоянным их спутником, а о крыше над головой они могли лишь мечтать, так как заходить в таверны и трактиры было слишком опасно. Совсем недавно сошли снега, а температура стремительно росла, чему странники были очень рады, ведь им не приходилось сильно мерзнуть короткими ночами. В этом году снег лежал долго, само Время застыло и долго не могло разморозиться, чтобы продолжить свой вечный ход, но вот, пришло тепло, и мир ожил после долгой спячки, напоминающей Смерть. Но, несмотря на теплую погоду, ночами им все равно приходилось спать рядом, согревая друг друга. По пути Медвер все больше разговаривал с Адой, которая рассказывала ему то, что он, по ее мнению, давно уже должен знать. Она даже начала учить его писать и читать, но в походных условиях обучение шло крайне медленно, почти не двигалась с места. Мальчик учил новые слова, узнавал от девочки много нового об окружающем мире и некоторых науках, о которых слышал впервые.

В его деревне читать и писать умел только служитель Единого Бога, который каждый седьмой день проводил в церкви служения, читая умные фразы из большой книги. Медвер помогал отцу в его деле – тот занимался кожевенным делом. Это редкая работа для деревни, но она была очень популярна, и все жители ближайших деревень ходили именно к отцу. Сам он иногда уезжал в город, чтобы продать свои изделия и задерживался там на несколько дней, что объяснял выполнением мелких местных заказов – инструменты у него всегда были с собой. Жили они умеренно: денег хватало, но и не было слишком много.

Ада рассказывала мальчику о том, что всему тому, что знает, она научилась только потому, что ее хотели отдать в храм, но перед этим девочка должна была освоить основы некоторых наук, для чего ей и нужно было уметь читать и писать. А между ежедневными занятиями она изучала город, в котором жила: вкушала его тяжелые и сложные запахи, познавала, как он живет, какие люди его населяют, как они существуют в нем, как работает город и почему. Необъяснимый интерес привел ее к тому, что она примкнула к банде беспризорников, о чем Медвер уже знал, но эти знания позволили ей выжить и идти сейчас по дороге от города, а не стоять у дороги в городе, надеясь на новый заказ.

Ада любила смотреть за жизнью людей, просто следила за ними и узнавала их ежедневную рутину. Так она следила и за девушками легкого поведения. Однажды девочка решила проследить, что происходит после оплаты и закрытия двери, из-за которой слышались интригующие стоны. Ада дождалась такого момента и метнулась к крохотному окошку, чтобы подглядеть, что происходит внутри: красивая девушка извивалась на мужчине, напоминая движениями змею или рыбу, но потом она встала, а у мужчины оказался… «И она на нем?..» – вспыхнуло в голове, сопровождая краску, залившую лицо девочки в тот момент. Она вскрикнула и молнией кинулась подальше оттуда, зарекаясь, что никогда не даст мужчине ничего в нее…

Ангил откашлялся и остановился, – дети последовали его примеру. Они стояли на опушке леса, а перед ними вниз спускалась нефритовая долина, напоминая сказочный пейзаж. На одиноком холмике – настолько ровном, что он казался рукотворным, – стоял небольшой домик из бревен, крыша которого была застелена сеном. Именно к этому домику они и направились.

Спускаясь по склону, в отдалении путники заметили мощную фигуру: мускулистый мужчина в простых штанах босыми ногами взбирался к домику, а на плече он нес внушительных размеров бревно, которое бросил перед входом и, пригнувшись, нырнул в портал двери. А когда они уже взбирались на холм, навстречу им вышел седовласый мужчина в дорогом костюме и громко прошипел:

– Ангил!

– Тайпан! – ответил лучник. – Мы немного раньше, чем планировали.

– Я заметил.

Из тьмы дома выступил тот самый мощный мужчина и возвысился над Тайпаном на две головы, но вот его собственная голова была скрыта под металлической маской в виде лошадиной головы.

– Здравствуй, Тарпан, – приветствовал его Ангил, на что тот лишь махнул рукой.

Медвер и Лиза явно были поражены контрастами между Ангилом, Адой, высоким, худым, но бодрым стариком и еще более высоким, мускулистым мужчиной в маске лошади. Все это отчетливо читалось на их лицах, чему и улыбнулся лучник. Мужчина окинул взглядом своих спутников, фальшиво улыбнулся и с легкой дрожью в голосе сказал:

– Вот мы и дома…

Глава 3. Дом

И все таки, откуда берутся Служители? Как я уже писал ранее, Служители либо рождаются, либо появляются из ниоткуда, что до сих пор ставит в тупик людей и Служителей, изучающих природу этих необычных людей. С рождением все понятно: рождается ребенок, который имеет некие силы, которые проявляются в нем в течение жизни; но вот второй случай в разы сложнее. Мы знаем, что «появившиеся» Служители приходят в мир, уже зная свои силы и хотя бы немного умея ими управляться, а также они утверждают, что помнят свое детство, которого на самом деле не было, что легко проверяется. Но откуда они берутся, если их никто не рожал? Неужели эти Служители являются из иных мест? Эти разговоры подводят меня к еретичеству, потому я не буду их продолжать, но все же скажу, что что-то тут закопано, какая-то тайна. Возможно, однажды нам удастся встретить Служителя, который будет помнить все детали своего пришествия и расскажет нам о нем.

Что же можно сказать об их возрасте и взрослении? Тут все немного проще. Некоторые Служители не стареют вообще, они просто не старятся; кто-то из них живет столько же, сколько обычные люди, но есть и третий тип: иногда Служители растут до определенного возраста, а затем старение прекращается или замедляется. Этот возраст мы знаем точно – двадцать лет. Именно в этом возрасте у всех Служителей, кроме некоторых отдельных случаев, старение замедляется или прекращается, делая их практически бессмертными. Причем это также зависит и от способностей: чем сильнее Служитель, тем дольше он живет. Получается так, что слабые Служители живут обычную жизнь, а сильнейшие – живут, пока их не убьют.

Анафер Саронский

«Служители»

– Ты сейчас не шутишь? – уточнил Тайпан, ставя на стол небольшую баночку с ядом, которую пил.

– Нет, – молвил Ангил. – Глупая была бы шутка.

– И ты пришел сюда…

– Я хочу увести и вас, ведь он придет за вами.

– Я прожил уже много лет, меня Смерть не пугает.

– Думаю, ты завираешься или просто храбришься.

– Истины ты не узнаешь.

– Мы ушли от темы, – нам нужно бежать, пока есть время.

– Да кто нас найдет в нескольких десятках километров от ближайшего населенного пункта? Так отсюда еще и видно, кто приближается. Лес полностью окружает нас, а от него до дома еще около километра. По маленькой речке точно никто не доберется незамеченным.

– Аполлоний доберется, Тайпан. Надо уходить. – Ангил повернулся к Тарпану, подперевшему стену своей могучей спиной и скрестившему на груди мускулистые руки. – Тарпан, скажи ему.

– Почему мы должны бояться этого Губителя? – пробасил гигант. – Нас больше, мы сильнее.

– Ты ничего о нем не слышал? – удивился лучник.

– Нет.

– Ходят слухи, – начал объяснение Тайпан, – что этот Служитель никого не оставлял в живых, если кому и приходилось его встречать. Короче, пугают молодняк, а вот меня уже не испугаешь страшными сказками на ночь.

– Я бы попробовал его на прочность, – усмехнулся громила через металлическую маску. – А Тайпан его отравит, тот опомниться не успеет.

– Неужели, вы не понимаете всю серьезность ситуации? – Медвер заметил в сливовых глазах говорящего холодок страха. – Вы не видели его, вы не знаете, на что он способен, но поверьте мне – мы все тут погибнем, если Аполлоний при…

Плотную тишину разорвал неожиданный скрежет ворона, раздавшийся с улицы, – Ангил вздрогнул и посмотрел в окно. Он на секунду-другую застыл, задержав дыхание, а затем медленно скользнул со стула и вышел из домика.

– Слушайте, – вмешалась Ада, – понимаю вашу самоуверенность, но я никогда не видела Ангила напуганным. Если вам нужна причина бежать – это и есть та причина.

– Может, у него просто какие-то личные страхи по поводу этого… Губителя. Поживет с мое, все они выветрятся.

– Так нельзя! Он наш друг, а вы ему не верите, зато пытаетесь казаться смелыми! Вы! Дряхлый, глупый старикашка и гора мышц, не способная принимать собственные решения!

– Я способен, воо…

– Заткнись! Говори еще реже, чем обычно – за умного сойдешь.

– Девочка, что ты вскипела, как вода в котле?

– А то, что вы – два идиота. Я все сказала. Идем, – сказала она уже Медверу и Лизе и тоже вышла наружу.

– Мгм… – прожевал эти слова старик. – Что скажешь, мальчуган?

– А что мне сказать?

– Ты веришь, что этот Губитель действительно настолько страшен?

– Я верю им, потому что они мне помогли и хорошо ко мне обращаются. Так поступают хорошие люди, а хорошие люди не врут.

Старик кинул взгляд на громилу в тени, а Лиза взяла мальчика за руку и вышла вместе с ним из темного помещения. Тайпан тяжело вздохнул, с хрустом в коленях встал и, кивнув Тарпану, подошел к стеллажу с книгами. Мужчина завернул ковер и поднял тяжелый люк, закрывающий вертикальный спуск в недра холма. Первым полез Тайпан, а гигант спускался вторым, закрыв за собой люк, но оставив ковер отогнутым.

Ступив на каменный пол, старик обратился к своим сосудам, в которых кипела неизвестная жидкость. Он открыл небольшой краник и подхватил тоненькую струйку готовой смеси небольшой баночкой. Собрав в нее до последней капли, алхимик закрыл ее пробкой, написал на прямоугольной бумажке название и наклеил ее на баночку, которую поставил на полку, слегка задев подобные смеси, на мгновение наполнившие помещение тихим перезвоном. Он провел пальцем по колбам, столам и аппаратам собственного изобретения и тяжело вздохнул.

– Собирай вещи, завтра уходим.

– Ты серьезно? Из-за какого-то Служителя?

– Да. Я верю, что Ангил просто так бояться не станет. Даже твоя звонкая башка должна это понять, как бы ты ни был уверен в своей силе.

Тарпан взял в руки переносной сундучок, нести который мог только он, раскрыл его и стал убирать в него все склянки с ядами и другими смесями. Тайпан же медленными шагами кружил по своей лаборатории, бросая прощальные взгляды на свои алхимические принадлежности; он поправил колбу, поставил оставленную на столе мензурку на свое место, поправил дорогие трубки из стекла, провел пальцем по столу, собирая легкую пыль, которая уже успела на него лечь. Он ведь чистил это помещение раз в несколько дней, а теперь придется оставить его, отдать всей этой пыли… но они еще сюда вернутся, когда все закончится. Старик прошагал к картине и сместил один завиток на ее раме – что-то щелкнуло. Он развернулся и заглянул под стол, держась одной рукой за столешницу, а другой нащупал небольшое углубление и нажал – в сухую ладонь выпал небольшой стальной штырек. Вернувшись к картине, Тайпан поместил этот штырек в крохотное отверстие, скрывавшееся под отодвинутым завитком – из рамы выпал простенький ключик, с которым мужчина направился к своему стеллажу с объемными томами и вставил его в специальный паз, скрытый книгами. Стеллаж, после характерного щелчка, слегка двинулся, и старик потянул его на себя, отворяя скрытую дверь в самую важную часть своей лаборатории. В комнате пахло ядами – запах, который мог уловить только он. В углу стояла металлическая лохань, покрытая эмалью, в которой он принимал ядовитые ванны; в другом углу стояла его кровать – идеально застеленная, очень твердая; почти на всю стену растянулась полки с его ядами и смесями; чуть дальше висела его одежда «для выхода в люди», а рядом с кроватью расположился прочный стол, на котором были разбросаны исписанные листки бумаги – эту бумагу он покупал за границей, так как только она соответствовала его требованиям, – поблизости стояла полупустая чернильница, и лежала его трость с набалдашником в виде змеиной головы в состоянии покоя, выполненном из новейшего сплава, которому еще не дали имени – этот сплав прочнее стали, но при этом очень легок. Старик крикнул Тарпану, чтобы тот и отсюда забрал все, что поместится в сундук, а сам переоделся в дорогую одежду, перекинув через плечо сумку с самым необходимым, и, прихватив с собой трость, вышел. Откинув взглядом опустевшую лабораторию, он поднялся наверх, где стал дожидаться товарища с его сундучком, подбирая другу одеяние в дорогу.

Ада так и не смогла найти Ангила в лесу, потому решила вернуться к дому. Она вошла в хижину и застала Тайпана, Тарпана и Лизу за выпиванием чая – не понимала она этой травы, которую замачивали в кипятке, – а на вопрос о том, где Медвер, получила неоднозначный ответ: «снаружи». Выйдя на свет уже взошедшей луны, девочка попыталась высмотреть в этом полумраке мальчика. Заметив его, она немного спустилась по склону и села рядом с ним, – он даже не взглянул на нее.

– Смотрю, Тайпан додумался вас хоть чаем напоить, – неуклюже попыталась она завязать разговор.

– Он нас и покормил, – коротко и сухо ответил он, вглядываясь в удаляющийся к горизонту пейзаж.

– Ты так не расстраивайся. Ну не хотят идти, это их проблемы, мы…

– Да не поэтому я тут сижу, – перебил ее Медвер.

– А почему? – не понимая, спросила она.

– Мама и папа… Я все вспоминаю их… Ведь я ушел, ничего не сказав.

– Мама должна была знать о твоих… силах. Но кто знает, что с ней сейчас?

– Надеюсь, она не встретила отца. Не хочу, чтобы мама меня ненавидела.

– Мед… – Девочка подвинулась ближе и приобняла его за плечи. – Она будет любить тебя всегда.

– Даже если я какой-то там сожитель?

– Служитель.

– Не важно…

– Мед, она будет тебя любить, кем бы ты ни был. Я это знаю… А ты просто поверь мне.

– Но что если ее убили? Если они взяли город?

– Ее любовь будет с тобой всегда, слышишь? Она будет с тобой.

– Спасибо, Ада…

– Не за что, Мед, я просто говорю правду.

– А как это войско вообще дошло до сюда? Мы же далеко от границы.

– Война давно идет на нашей территории, Мед. Но я сама не могу понять, как они вдруг очутились так близко. Может, тут замешаны Служители?

– Служители? Воюют за врага?

– Ну так они же не только у нас живут, они по всему миру разбросаны.

– А вдруг они так же неожиданно появятся у столицы и убьют короля?

– Конкретно его мне не жалко. Даже странно, что у дочери Леонарда родилось такое чудовище. Видимо, так повлияла кровь его папаши. А ты не бойся, Мед, все будет в порядке. Ты же с нами теперь.

– С вами…

Грусть медленно отливала от его души, а сам он погружался в теплые воды спокойствия. Этот неожиданный прилив заставил его сильнее прижаться к Аде.

– Я никогда не был так далеко от деревни, – тихо, почти не слышно произнес он. – А мир так огромен… Мне кажется, он убегает от меня, скрывается за горизонтом, а я пытаюсь догнать его, опередить, но тот бежит быстрее. И не устает…

– Понимаю тебя, – так же тихо сказала она. – И кажется, будто ты один в таком огромном пространстве, чувствуешь себя зернышком песка, потерявшимся в бескрайнем поле пшеницы.

Они глядели вдаль, наслаждаясь холмистыми видами, протянувшимися до самого горизонта и освещаемыми бледноликой луной. Оркестр, состоящий из ночных звуков, наигрывал спокойную мелодию, успокаивающую неспокойное сердце. Эта мелодия сливала их души воедино, превращала их в нечто единое, неразделимое. Сейчас они были одни в этом гигантском мире, полном опасностей и препятствий, и им не нужно было ничего, лишь свет белоснежного светила, тихий шелест листвы, дальний стрекот сверчков, почти невидимые огоньки светлячков, почти бесшумный разговор травы, которой играется игривый ветерок, и они сами. Хотелось забыть прошлое, не думать о будущем, которое кончится тем, от чего все бегут, и просто жить настоящим. Жить…

Тайпан рассказывал Лизе, по ее ощущениям, уже сотую историю, когда дверь распахнулась, и вошел Ангил. Его порой пугающий взгляд непринужденно обежал помещение, а тело застыло в одном положении и не смело шелохнуться. Та самая неуютная тишина, которую он умел вызвать своим появлением, прямо сейчас царила среди них, – никто не думал о том, чтобы ее прервать, они даже дышать боялись слишком громко. Светловолосый Служитель выпрямился в дверях и строго уставился на старика, как бы укоряя того за какой-то проступок. Тарпан поставил чайник, который все это время держал в руках, на стол и сел на свое место, Лиза поправила непослушный локон, заправив его за беленькое ушко, а Тайпан щелкнул пальцами и все же прервал казавшееся нерушимым молчание:

– Что ты на меня так смотришь? Понял же, что мы идем.

– Где Медвежонок и Ада? – Седовласый мужчина взглянул сначала на друга-гиганта, а затем на хрупкую девушку.

– Ада заходила, а потом пошла к Меду. Не так уж давно… Сейчас какой час?

– Через пару часов взойдет солнце.

– Тогда… тогда давно… – Он почесал подбородок. – Думаю, им там интереснее, чем с нами.

– Где «там»?

– Чего не знаю, того не знаю. Не мешай нам чаевничать.

Лучник развернулся и исчез за закрывшейся дверью, – Лиза проводила его обеспокоенным взглядом.

– Что тебе этот дурень? – спросил у нее Тайпан, отхлебывая из чашки, добыть которую в Леронне было отдельным испытанием.

– Он… не знаю… какой-то особенный, не как все.

– Это уж точно, – поддакнул старик и предложил ей еще чаю.

– Нет, спасибо, – отклонила она его предложение. – Ангил… он пытался выставить меня из комнаты, когда я туда пришла. Другой бы сразу воспользовался мной… А еще я слышала от наших работниц, что некоторые бывают грубы с ними, даже бьют, а Ангил был нежен…

– Давай без этих подробностей, – прервал он ее. – Меня сразу зависть берет. – Тайпан громко допил чай. – Вот раньше я был…

– С меня хватит, – сказал Тарпан и встал с толстенького табурета, на котором сидел.

– Ты спать собрался?

– Нет, но гостям надо поспать, они устали. – Громила подошел к своей кровати и поправил шкуры, среди которых спал. – Пахнет не очень, зато тепло. Ложись, – предложил он девушке.

Она подошла к постели и медленно опустилась на нее с легким вздохом облегчения. Лиза сняла обувь и потрогала повязки, которые ей какое-то время назад накладывал Ангил, – ноги не болели с того вечера, но бинты снимать он ей не советовал. Теперь она размотала обе ноги и с удивлением во взгляде уставилась на свои бледные ножки, которые выглядели даже здоровее, чем до их встречи в таверне.

– Тар, сбегай за лоханью, – приказал Тайпан.

Громила принес большую лохань, взял два ведра, в которых и без лохани, при желании, можно было помыться, и отправился за водой. Старик заметил, что Лиза с интересом рассматривает свои ноги и, подумав, прервал тишину:

– Дай угадаю, натерла мозоли?

– Да, а теперь…

– Теперь все лучше, чем было до них, знаю. Сам изобрел, нигде такое не найдешь. После смерти Леонарда Ябловар еще варил яблоки для Киланны, но вскоре исчез, как и все, кто когда-либо знал Золотого Короля. Тогда и пропало все это дело с яблоками, варить-то стало некому – никто не знал рецептов. Я всегда хотел повторить его успех, понимая, что яблоки тут – не главный ингредиент, но только сосуд для эффекта. Я смог сделать много похожего, но все мои мази, микстуры, средства… они в разы слабее. Да, я понимаю, мой удел – яды, не весь простор алхимии, но мне хотелось сделать мир лучше, а не создавать то, что его уничтожит… У меня есть апогей моего мастерства, моего искусства – сильнейший яд, одной сотой капли которого хватит, чтобы убить тысячу человек. Я храню его в небольшой бутылочке вот тут, – он похлопал себя по груди, где во внутреннем кармане было спрятано ужаснейшее орудие убийства. – Он убивает мгновенно, его невозможно найти, куда бы ты его не подмешал, ему достаточно лишь попасть на кожу, чтобы произошло отравление. Он опасен, потому хранится в специальной баночке, состоящей из нескольких слоев южного ударостойкого стекла, между которыми находятся слои вещества моего изобретения, смягчающие удары. Разбить ее очень трудно.

– А зачем она вам?

– Чтобы мы все могли уйти спокойно, без мучений. На меня не действуют яды, но этот… Мне хватит такой вот баночки, чтобы умереть через пару минут ужаснейших страданий, но остальные… это спасение для всех моих друзей. Разве это не главное?.. – Он встал со стула. – Я принесу мыло.

Когда мужчина спустился в свою лабораторию, Лиза посмотрела в окно и снова вспомнила свою прежнюю жизнь, которую жила еще несколько дней назад, – в который раз дрожь пробежала по ее нежной коже. Девушка обхватила свои колени и унеслась туда, где она знала, чего бояться, где единственным ее кошмаром был хозяин таверны. Он ругался на нее по пустякам, постоянно бил без причины. Обычным делом было, проходя мимо нее, сильно схватить ее за руку и встряхнуть или шлепнуть чуть ниже спины и оправдать это любовью. Женщина, выполнявшая роль ее новой матери, была на его стороне, – говорила, что это Лиза виновата в побоях, что она сама напрашивается. Тогда девушка знала, кого боится, знала, как избежать побоев и поношений, а теперь она боялась того, кого даже ни разу не видела. Он ведь даже не опасен для нее, он гонится только за… Служителями, как они себя называют. Стоило ли бежать? Прошлая жизнь была больна, из нее не было выхода, но такой… Не хуже ли он той жизни? Вряд ли… так она хотя бы пытается улучшить ее, а не просто живет в нескончаемом страхе. И все же, это небо, эта природа, этот дом и эти люди – все было чужим. А она, глупышка, еще и привязалась к первому попавшемуся мужчине… Для простых людей они герои, для знати – бандиты, а для нее – кто? Ангил – добродушный, закрытый в себе лучник или Генетта, бандит, вставляющий палки в колеса колесницы короля Рамониса? Ада – девочка с ядовитым характером, иногда сменяющимся на мягкий, или Фенек – прохвостка, опустошающая чужие кошельки? Тайпан – на первый взгляд неприветливый, но очень радушный старик или грознейший отравитель Леронны? Тарпан – молчаливый гигант с тихим нравом или громила, который может одной рукой смять твой череп? Медвер… простой мальчик или… Перевернул тяжеленный стол и придавил им нескольких мужчин… но ему она доверяет больше всего, он с ней в одном положении.

Мама раньше пела ей песни про принцесс и рыцарей, про героев, побеждающих зло… но девочка выросла и поняла, что добра из сказок не существует, есть только меньшее зло. Ей думалось, что умереть – не так плохо, если сравнивать это с вечной жизнью в таверне, где каждый может тебя купить и пользоваться по своему желанию. Стоит зачать или стать «слишком старой» – и девушка уже никому не нужна. Встречаются любители, но их не так много, потому единственным занятием остается работа на кухне… И это все только в том случае, если девушка не умирает через несколько месяцев от болезни, полученной в подарок от клиента. Кому-то везет, и они умирают быстро…

Из потайного хода вылез Тайпан, держа под мышкой маленький сундучок. Он поставил его на стол и раскрыл, открыв Лизе множество скляночек с ароматными маслами, а рядом старик положил прямоугольный кусок мыла. Седовласый Служитель рассказывал девушке о содержимом сундучка, описывая каждый аромат настолько красочно, что она буквально чувствовала эту цветочную поляну, над которой резвятся дикие пчелы и шмели; по которой проносится ветер, поднимая в воздух облака пыльцы; видела экзотический лес, освещенный лучиками солнца, пробивающимися сквозь густую листву; водила рукой по коре деревьев, в кронах которых цвели пышные бутоны, испускающие сладкий запах, напоминающий смесь ромашки, шиповника и травы, покрытой сверкающей росой; обходила лианы, свисающие с ветвей до самого подлеска; следила за перелетающими с ветки на ветку юркими птичками, вкушала сочные плоды – их сок струился по ее подбородку и шее, наполняя собственным запахом ее нежную кожу.

Дверь отворилась, и внутрь шагнул Тарпан, держа в руках ведра с водой. Тайпан улыбнулся ей и выудил из кармана что-то, по форме напоминающее монету, но сильно толще. Старик сломал предмет пополам, бросил в каждое ведро по половине и кивком головы предложил ей посмотреть, – через несколько секунд вода в ведрах начала закипать. Громила вылил оба ведра в лохань и вышел из домика, а вскоре за ним ретировался и Тайпан.

Лиза встала с кровати и направилась к двери. С трудом опустив тяжелый засов, она подошла к лохани и сняла с себя одежду, а затем ножкой потрогала воду – горячая. Шагнула в воду и медленно погрузилась в нее по плечи, – волна тепла окатила ее плоть, мышцы расслабились, а на лице заиграла легкая улыбка. Она закрыла глаза и погрузилась в воду с головой…

Ангил нашел их на склоне – те сидели в обнимку и смотрели на ночной пейзаж. Точнее, смотрел мальчик, а Ада уже спала, привалившись к нему. Удивительно, что эта девочка с ним так быстро сдружилась… Ангила она нервировала пару месяцев, а потом просто стала делать это реже.

Ему не хотелось вмешиваться в атмосферу, витающую вокруг них, поэтому он просто наступил на ветку, сломав ее с ярким треском, пронзившим ночь, и незаметно скрылся. Девочка проснулась и тихо предложила мальчику пойти в дом, где они смогут хорошо выспаться. Медвер встал и помог подняться ей, а затем они вдвоем стали взбираться по склону холма, шурша мягкой травой. У хижины их встретил Тайпан и сообщил о готовности лохани для Ады.

Пока девочка мылась, мальчик смотрел на медленно ползущую по небу луну, скользящие по темноте звезды и говорил со стариком о том, что следующим идет мыться он. Удивительным открытием было то, что от Тайпана ничем не пахло, что он объяснил своим происхождением, а Ангил и Тарпан, по словам седовласого мужчины, моются в реке. Раньше Медвер мылся раз в неделю – в бане – с половиной деревни. В банный день люди не стеснялись своих тел и щеголяли нагими, что удивляло мальчика и заставляло задуматься, почему в другие дни даже разговоры о голом теле пресекались на корню. Мужчина добродушно посмеялся таким мыслям мальчика и тихо добавил:

– Взрослые люди – самые глупые дети на свете.

– Но как это? – удивился Медвер. – Почему?

– Потому, что они всем говорят, мол, они уже выросли.

– Как взрослые могут быть детьми? Они же… взрослые.

– Они сами это все и придумали, мальчик. Они играют в собою же созданные игры и верят в свою взрослость. Ребячество…

– Тогда кто – дети?

– Дети? Самые умные люди, при этом стремящиеся стать «взрослыми», чем себя и губят. Кто-то это понимает, кто-то – нет, но выбраться ты уже не можешь. Почти…

– Как-то можно обойти эту ловушку?

– Сам попробуй, мальчик.

– Я уже взрослый и…

– Ты еще ребенок, поверь мне. У тебя все впереди.

– Поэтому меня не позвали мыться в реку?

– Ангил опасается, что ты можешь заболеть.

– Я… никогда не болел.

– Обычно это так, но не всегда. Некоторые Служители могут быть неубиваемы, но умирают от простой болезни. Обидно, если так подумать… Никто не может тебя убить, никаким образом, но подхватишь где-то болячку – и все, конец.

– Странно.

– Так работает Случай, Мед. Он и Судьба – две части целого…

– Случай и Судьба? Почему ты говоришь о них, как о чем-то, что можно ощутить?

– Долгая история. – Старик отмахнулся жилистой рукой. – Сейчас не об этом. Так вот, Случай и Судьба составляют вместе то, что у нас принято называть просто судьбою, или же фатумом. Они неразлучны настолько же, насколько далеки друг от друга – парадокс.

– Пара… Но они же разные!

– Да, они противоположны, но сосуществуют. Удивительно, не правда ли? Причем, как я знаю, у каждого Низшего, Служителя и Рабочего – разное соотношение Судьбы и Случая.

– Я не понял и половины того, что ты сказал.

– Смотри, есть человек, так? – Мальчик кивнул. – Представим этого человека как… дорогу. – Снова кивок. – И пока он идет по этой дороге, с ним может что-то случиться, верно? – Голова опустилась и поднялась. – Часть того, что произойдет или не произойдет, предсказана Судьбой, а часть – неизвестна, так как отдана Случаю. Ты часто мог слышать в историях, которые обычно рассказывают у костра – или детям на ночь, – как какому-то герою предсказали его судьбу, но вот в чем секрет – предсказать можно только то, что предначертано судьбой, а это, чаще всего, именно событие, которое обязательно свершится, но все обстоятельства его совершения даны Случаю. Таким образом, мы можем знать то, что сбудется, но никогда не узнаем, как к этому придет. А что-то предсказать нельзя… эти события, детали, что угодно еще – все это находится под властью игривого Случая. Понял?

– Примерно… – ничего не поняв, сказал мальчик.

– Иногда, конечно, встречаются и те, кто на сто процентов принадлежит Судьбе или Случаю. Последние опаснее всего, они полностью непредсказуемы.

– А как понять, насколько ты принадлежишь Судьбе и Случаю?

– Это уже не ко мне, мальчик, я нашел эту информацию в древних книгах Гнозия. Его труд дошел до нас частями, но в них содержится просто безумное количество информации о нашем мире и Многомирии.

– Многомирии?

– Многомирие – это название всего нашего мира, всех существующих миров.

– Я не совсем понимаю… Какие еще миры? сколько их вообще?

– Мы еще поговорим об этом, Мед. Я расскажу все, что смог вычитать из тех крох, оставшихся нам от многотомного труда.

В этот момент дверь распахнулась, открывая Медверу вид на Аду, облаченную в одну ночную рубашку, извивающуюся на ветру. Она приказала ему не пялиться и пригласила мальчика со стариком внутрь. Чуть позже вернулся Тарпан и поменял воду в лохани, Тайпан нагрел ее, а потом повелел мальчику вымыться. Тот скинул одежду и забрался в горячую воду, содрогнувшись от приятной дрожи, пронзившей все тело. Впервые он мылся в горячей воде, намыливая себя мылом и растирая кожу мочалкой. Эти ощущения он вряд ли смог бы описать словами… Медвер ощущал себя лишним в этом месте, – его тут быть не должно, это все неправильно. Он бежит с незнакомыми людьми от незнакомой опасности… Может, они ведут его куда-то, где ему сделают больно? Но к чему тогда эти все разговоры о бегстве? Нет, он решил, что будет верить Аде, она его точно не обманет. Эта девочка может пытаться влиять на его чувства, но врет она плохо, – мальчик это понял, когда Ада стащила его каштан и пыталась обвинить в этом белок. Во время их первого разговора девочка казалась ему очень заносчивой, но через какое-то время Медвер понял, что она была права. Теперь же мальчику нравится ее компания, – в деревне у него даже таких друзей не было.

Деревня… Тогда все было проще – каждый день одно и тоже, те же задачи, те же действия. Но в прошлом были и мама с папой… Отца он скорее боялся и уважал, а вот маму любил, любил всю свою семью, которой теперь нет. Живы ли они? мертвы? Ответа не было.

Когда в нос рванулась вода, он подскочил и вырвался из ее уютных пут, оказавшись в прохладном воздухе, вызывающем робкие мурашки на глади кожи. С кончика носа и подбородка срывались капли, воссоединяясь с общим и теряя индивидуальное. Ада и Лиза сидели на большой кровати, а Тайпан, Тарпан и Ангил устроились за столом. Тут лучник заметил, что Медвер проснулся, и велел ему вытираться.

Покраснев от нескромного взгляда девочки, мальчик насухо вытер тело и облачился в нижнее белье, подготовленное кем-то из взрослых. Уловив нить разговора, он понял, что завтра утром они покинут дом и направятся на запад, намереваясь дойти до столицы, а потом повернуть на север или отплыть на корабле. Послезавтра их группа должна добраться до Аринора, где они купят все необходимое для долгого путешествия. От Аринора пойдут преимущественно лесами и полями, почти не заходя в деревни и города, стараясь не выходить к дорогам, пробираясь все дальше и дальше по оленьим тропам.

После завершения многословного обсуждения плана побега, Ада и Лиза легли спать в кровати Тарпана, укрывшись шкурами, а Медверу постелили на полу рядом с ними, так как спать в постели Тайпана было опасно из-за огромного количества ядов, полностью пропитавших старика и кровать. Без ядов седовласый Служитель чувствует себя мертвым. Сам он молча сидел за столом напротив Тарпана и о чем-то думал, а Ангил, ничего не сказав, вышел за дверь и скрылся в ночи. Отяжелевшие веки слипались и уговаривали мозг забыться, мальчик некоторое время ворочался, вспоминая собственное прошлое, а затем заснул.

Глава 4. Страх

История Служителей полна тайн. Греческий философ Гнозий написал о них отдельную книгу, которая дошла до нас лишь частично. Сейчас мы можем лишь собрать некоторые отрывки из его многотомного труда и дать им максимально возможное распространение.

Насколько книги Гнозия правдивы? – этим вопросом задаются все образованные люди в мире. Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть написанное в этом труде, потому каждый выбирает, чему верить. Я склоняюсь к полному доверию Гнозию, так как те отрывки, которые мы можем прочитать, подтверждаются реальностью.

В своих книгах, которые он называл одним лишь словом: «Эперр», Гнозий пишет о сотворении, как он это называет, Многомирия некими Высшими, философ пишет об их появлении, о появлении Рабочих, Служителей и Низших, о создании каждого мира во всех деталях, он рассказывает о работе Эперра – так он называет все эти миры и Высших, существующих вне Многомирия. Обширный труд открывается небольшой поэмой под названием «Высшие», – она кратко рассказывает нам все то, что в подробностях описывается в последующих книгах, а в заключительной части поэмы Гнозий рассказывает о неком восстании, которое, судя по всему, должно когда-то произойти.

Как раз последняя часть сильно напоминает многим последнюю главу Великой Книги, в которой описывается конец мира. Эти же мотивы, как и описание появления «богов», присущи язычеству, в котором и существовал Гнозий. Еще более древние письмена других народов иногда перекликаются с тем, что пишет греческий философ, но никогда не доходят до присущей ему конкретики, чем ставят под сомнение свою правдивость.

Именно то, что Гнозий описывает реальные детали даже тогда, когда не может о них знать, дает мне веру в истинность его слов. К сожалению, при пожаре в Великой Библиотеке, находящейся в Городе Городов – Аввирре, – пострадала большая часть текста, а копии данного труда найдены не были, потому я беру на себя труд записать хотя бы те отрывки, что уцелели в огне, а также записать все, что мы знаем об авторе этого, не побоюсь сего слова, великого текста – Гнозия.

Анарран Аху-Аэарап

«Гнозий. Великий философ, описавший Многомирие»

Проходя мимо стражи, Медвер взглянул на них исподлобья. Ангил объяснил им, что они пришли в город, чтобы продать шкуры и мясо, которыми переполнен сундук, путешествовавший за спиной Тарпана. Повезло, что стража попалась ленивая, – они просто взглянули на сундук, гиганта, всех остальных путников и пропустили их в Аринор. Этот город был в разы больше того, который находился рядом с деревней Медвера: стены тут, казалось, царапают небо – настолько они были высоки, – врата не пропустят даже сквознячок, А дома… дома тут были высокие – минимум три этажа, – А рыночная площадь не имела границ и была полностью заполнена столь разными людьми. От каждого прилавка доносились призывы взглянуть на товар, но пробраться туда было непосильной задачей. Над всей этой кипящей толпой царили запахи: сладковатый запах специй с востока перебивался острым запахом специй с юга, душистые перцы одним своим видом вызывали на кончике языка жгучее ощущение, различные шкуры распространяли вокруг себя устойчивый запах дичи, знакомый каждому охотнику, кислый запах пота исходил от каждого человека, железный привкус крови во рту вызывался многочисленным мясом на прилавках, в носу останавливалась пыль, заставлявшая людей чихать в полтора раза чаще, непонятный мальчику запах постоянно стоял где-то между горлом и легкими, напоминая что-то между подгоревшей карамелью и элем, а острый виноградный аромат впивался в обонятельные органы и вживался в них целиком.

Они пробирались сквозь плотную субстанцию, состоящую из людей, следовали за Ангилом, который точно знал, куда им нужно. Мальчик ловил случайные взгляды, перехватывал взоры, направленные на Аду и Лизу, и хмурил брови, думая, что так он выглядит опаснее. Нырнув с рыночной площади в узкий переулок, они прошли его до середины, и тут лучник нажал на что-то в стене, открыв потайную дверь. Вошли все, кроме Медвера и Ады – их Ангил оставил, чтобы они следили за обстановкой снаружи. Они стояли так какое-то время, но в один момент в переулок скользнули трое мужчин: один был чуть ли не больше Тарпана, мышцы перекатывались под кожей, напоминая мышцы лошади во время галопа; второй был очень низок, но коренаст; а третий – худой и жилистый, среднего роста, одетый дороже двух других. Этот третий свил в воздухе какие-то фигуры, которые через секунду бесследно растворились; громила пробасил что-то, на что коротышка ответил ему царапающим и высоким голосом. Раздались далекие крики, люди куда-то бежали, а эти трое скрылись в толпе.

Ангил выскочил из-за потайной двери, завел в здание детей и велел им бежать с остальными, а сам перешел площадь и взбежал на стены, где суетились занятые делом солдаты. С такой высоты ему открылось нечто ужасное: на Аринор пришло вражеское войско. Но как оно подошло так близко? Почему его никто не заметил? Лучник понял, что тут замешан еще кто-то, у кого имеются силы. Среди армии он заметил черную точку, шагающую прямо к городу, – Аполлоний поднял глаза на смотрящего и холодно улыбнулся старому другу, – от этой улыбки все тело Ангила покрылось холодным потом и красноречивыми мурашками, – Губитель появлялся только там, где царит, или вскоре будет царить, Смерть.

Решившаяся на быстрый штурм, темная масса суровых воинов двинулась на стены города, неожиданно разбуженного тщательно спланированным нападением. Солдаты уже поднимали лестницы, которые не успевали скидывать защитники города. Кто-то тащил на стены бочки со стрелами, кто-то раздавал мечи, боевые топоры, клевцы и прочие орудия Смерти, главнокомандующий что-то кричал пробегающим мимо солдатам. Ангил запустил руку в свою сумку и выудил из нее тетиву, которую сразу же натянул на лук, и подбежал к двум испуганным лучникам, пытавшимся стрелять по нападающим. Мужчина грубо объяснил им, что нужно стрелять по солдатам на лестницах, а сам взял стрелу, наложил ее на лук и прошептал несколько слов на известном только ему языке, – наконечник стрелы стал слегка светиться голубовато-зеленым светом. Прицелившись, он до скрипа натянул на себя тетиву и, задержав дыхание, отпустил ее. Звонкий свист запустил стрелу сквозь воздушное пространство. Оперение неистово трепыхалось на ветру, волей Судьбы и Случая направляя Смерть прямо к своей цели. Наконечник пронзил слои ткани и глубоко вошел в плоть солдата, который от неожиданности отпустил лестницу и, закачавшись, полетел вниз, сбивая своих товарищей, но стоило его бездыханному телу коснуться земли, в радиусе нескольких метров вокруг него светло-голубым вспыхнул сам воздух, – все, что попало в этот радиус, превратилось в лед. Лестница затрещала под тяжестью оставшихся на ней солдат, лопнула, раскинув вокруг веер осколков, и начала падать вниз. Вторая стрела взмыла к небесам и, достигнув высшей точки полета, начала пикировать вниз. На этот раз лучник прошептал наконечнику на несколько слов меньше, потому стрела заморозила сам воздух в тот же момент, когда врезалась в плоть вражеского воина. Но вот уже третья стрела слетела с тетивы Ангила, светясь на этот раз ярко-алым светом. Она попала в таран, который к воротам толкал самоотверженный отряд, и взорвалась, скармливая пламени осадное орудие и всю его свиту. Четвертой летела стрела, оставляющая за собой зеленый след. Попав в шею солдата на лестнице, она проросла в нем шипастыми лозами, начавшими спускаться к другим воинам и кутать их в свои путы, а достигнув земли, лоза начала виться вдоль стены и разрастаться все больше и больше, не давая осаждающим подобраться к городу с новыми лестницами.

Наконец на стену принесли раскаленное масло, камни и разнообразный мусор, которым можно кидаться, а Ангил перебежал на другой участок укрепления и увидел, что там враги уже забрались на стену и теснят защитников города. Еще одна стрела легла на лук и, звонко смеясь, слетела с тетивы. Она пролетела в самую гущу нападающих и взорвалась, вызывая сильнейшие порывы ветра, – всех вражеских солдат сдуло со стены, а защитники Аринора вернулись на свои позиции. Какой-то мальчишка бежал по стене, размахивая письмом, где-то вдалеке раздался громоподобный выстрел, а через несколько мгновений в стену врезался металлический шар, раздробив кусок зубца на стене. Мелкие осколки полетели на осаждаемых, – тот мальчишка и несколько солдат упали замертво. Ангил бежал по стене, пуская стрелы в нападающих, но в голове постепенно зрело понимание, что эта осада кончится поражением города. Лучник сбежал со стены и побежал туда, где они с Тайпаном уговорились встретиться. В толпе ему постоянно мерещились черные глаза, ветхий плащ, карканье воронов, – ужас проникал в него, натягивал на свою ледяную основу как новую кожу. Он бежал, не смотря по сторонам, спотыкаясь и снова ускоряясь, – Ангил надеялся на то, что Губитель сейчас занят на стенах или под стенами и не гонится за ним. По артериям улиц разбегались люди, прятались в дома, отовсюду слышался плач, где-то вне поля зрения звенела сталь. В одном из многочисленных переулков мужчина прижал женщину к стене и пытался задрать ее простенькое платье, на некотором расстоянии рыдал ребенок. Ангил замедлился лишь на секунду, – зазвенела тетива, и стрела пронзила голову насильника, покрывая все вокруг крохотными бордовыми бусинками. Нужно было бежать, покинуть город и скрыться от… Смерти…

Медвер шел последним. Тайпан вел их узкими проходами, все дальше уводя соратников от центра города. Они свернули в один из бесчисленных переулков и сразу же застыли – перед ними стоял громила, один из тех неизвестных, которых видели Медвер и Ада. Мальчик обернулся и подтвердил свои догадки – путь побега перекрыли оставшиеся двое.

– Чую добычу, – скрежетнул жилистый.

– Пытались сбежать? – начал гигант. – Не получится.

– Теперь мы повеселимся с вами! – с хищной улыбкой на лице воскликнул низкий.

– Кто вы? – смело выступила вперед Ада.

– Мы «БИВ», – ответил худощавый, – наше любимое дело – убивать Служителей. Еще мы любим деньги, но это не первостепенно.

– Кто вас нанял? – вопрошал Тайпан.

– Нанял? – пробасил великан. – Мы сами себе хозяева.

– Нам платит Поглана, но только за помощь с продвижением по Леронне. А вы лучше сдавайтесь по-хорошему – будет не так больно, – советовал средний.

Тарпан аккуратно поставил сундучок Тайпана к стене и, хрустнув кулаками, направился на противника своего размера, но его остановил строгий голос, раздавшийся из-за спины неизвестного громилы. Ангил уже накинул три стрелы на лук и готов был выстрелить в любой момент. К нему обратились все взгляды, никто не смел нарушить тишину, словно нечто сдерживало их. Лучник набрал в легкие воздух, собираясь что-то сказать, но вдруг воздух растрескался от карканья одинокого ворона, смотревшего на эту немую сцену с высоты. Светловолосый Служитель взглянул на птицу и потерял дар речи, – позади что-то чиркнуло о камни дороги. Обернувшись, Ангил увидел его…

Аполлоний надвигался на Служителей, сверля их черными глазами, в которых потонула бы сама бездна, в правой руке он держал полутораручный меч с простым эфесом, ничем не украшенным; ледяной ветер развевал его ветхий плащ цвета ночи, а чернильно черные волосы были собраны в хвост на затылке, чтобы не мешаться в сражении. Губитель приближался к растерянным жертвам, из ртов которых вырывался полупрозрачный пар. Щекотка страха пробежалась по их спинам, душа отступила в пятки, а сердце то замирало, то неистово ускоряло свой бег.

Первым побежал Ангил – он проскочил мимо товарищей со звуком «бегите». За ним побежали и остальные, оставив троицу «БИВ» наедине со Смертью, – те ошеломленно таращились на Аполлония еще несколько секунд, а затем тоже сорвались с места.

Кровь колотила в ушах, топот ног громом отдавался в костях, а беспощадный холод порабощал беспомощную душонку, бьющуюся в агонии. Горячий воздух с болью вырывался из глотки, сменяясь прохладным, что-то глубоко в груди ныло и молило, а мышцы несли мальчика все дальше. Он бежал последним, – перед ним тяжело дышала Ада; Лиза бежала рядом с девочкой, про себя благодаря Тайпана за то, что дал ей мужскую одежду; старик, несмотря на возраст, бежал рядом с Тарпаном, а Ангил вел их тесными улочками и постоянно оглядывался, чтобы убедиться в том, что никто не отстал.

Лучник нырнул в какой-то небольшой темный проход, за ним туда втиснулись и все остальные, – ступеньки вели вниз, приглашая беглецов в преисподнюю. Продвигаясь по неуютному туннелю, Медвер постоянно оглядывался, опасаясь увидеть смутный силуэт Аполлония, преследующего их. Эти черные глаза стояли перед внутренним взором мальчика, бледное лицо казалось безжизненным, – этот мужчина за одно мгновение поселился в дальнем закутке его души, не намереваясь оттуда выселяться. В темноте любой шорох был сравним с содроганием небес во время грома, любая точка света – с бушующим пожаром, охватившим город. Спереди что-то скрипнуло, и неяркий свет хлынул в безжизненную темноту тоннеля.

Выбравшись наружу, мальчик упал на траву и с легкой улыбкой всмотрелся в переполненное облаками небо, упиваясь невесомым отсутствием мрака. Другие расположились рядом, чтобы отдышаться, но вскоре Ангил поднял их и заставил идти от города, напоминая, что где-то рядом находится Аполлоний. Медвер все не мог понять, что конкретно его напугало в этом мужчине: тот выглядел пугающие, но не настолько, чтобы бежать от него без оглядки. Ему показалось, при приближении Губителя застыл в страхе сам воздух. Сам мир боялся Аполлония и передавал этот страх населяющим его существам, – только вороны не боялись его. Мрачные птицы смотрели сверху на эту сценку с интересом, словно желали узреть, чем же все обернется. «БИВ» побежали последними… Есть ли в этом какая-то закономерность, или это лишь случайность?

Стоны разрушающегося города доносились до них какое-то время, но скоро затихли, сменившись гнетущей тишиной. К вечеру Лиза уже не могла идти, потому лучник понес ее на руках, закинув за спину лук, у Ады открылось второе дыхание, у Медвера слегка болели ноги, а Тайпан и Тарпан будто бы вовсе не устали. В городе они не успели купить все, что хотели, поэтому в ближайшей деревне путники планировали купить необходимые вещи и провизию.

Раздув юный огонек будущего костра, Ангил отправился в лес, где планировал убить сегодняшний ужин, но в случае провала у них оставался хлеб, который можно было сравнить по твердости с камнем. Он был нарезан небольшими кусками, которые помещались в рот и там размачивались слюной.

Мальчик все пытался понять, почему взрослые не устают, а он и Ада вечно метаются между усталостью и бодростью. На прямой вопрос старик ответил так же прямо:

– Вы еще растете, потому ваши организмы только начинают переходить из человеческого состояния в состояние Служителя.

– Но ты же говорил, что некоторые Служители приходят в мир взрослыми, с ненастоящими воспоминаниями.

– Верно. Им развиваться не надо, но вы… Вы будете расти до определенного возраста, а затем ваше старение остановится или замедлится – а может продолжиться с той же скоростью. Именно в этот момент вы окончательно сформируетесь и сможете полностью использовать свои силы.

– Мы станем сильнее?

– Скорее всего. – Он почесал белоснежную щетину. – Ничего не обещаю.

Медвер подсел к Аде и посмотрел туда, куда был направлен ее взгляд – в пылающий костер. Тишину прервала Лиза, сетуя на то, что является в их команде обузой, которую постоянно нужно защищать.

– Я не хочу вечно быть жертвой.

– Ты не жертва, – возразил Тайпан, – жертвы не могут всего того, что можешь ты. Пойми, в человеке важна не его полезность, а его внутренняя сторона. И мы не дадим тебя в обиду, слышишь? Никогда. Потому что ты – одна из нас.

– Но я слаба, глупа, бесполезна.

– Ты важна для всех нас, в особенности – для Ангила. Этого достаточно.

Голоса сливались в голове Медвера, превращаясь в обширный гул, а однотонный лесной пейзаж превращался в многоцветную картину, напоминающую своим узором неровный ход времени. Мальчик вспоминал ушедшее прошлое, начавшее медленно расплываться в его памяти, и устало глядел в одну точку, обдумывая все, что произошло с ним за эти несколько дней. Их группой движет лишь страх перед каким-то там убийцей, который, якобы, всегда выходит из битвы победителем, но он один, а с Ангилом – целая команда, не раз проверенная в бою. Может Аполлоний и силен, но против трех взрослых и двух юных Служителей он ничего не сможет. Нужно принять этот вызов, вступить в бой. Это можно было сравнить с деревенским задирой, Алушем, которого в один день сильно избили палками все обиженные им дети, среди которых был и Медвер. Каким бы тот не был грозным, вместе они с легкостью его одолели. Тем более, Ангил будет стрелять в него из лука, а Тайпан будет пытаться его отравить, – они не полезут в ближний бой, пока это будет возможно. А эти трое, «БИВ», видимо, работают на врага. Из разговора старика и лучника, мальчик понял, что именно они скрыли армию от взоров дозорных и разведчиков, но еще он услышал, что ранее они охотились на Служителей, чем сыскали себе темную славу и любовь враждебно настроенных против Служителей людей.

Короткий хруст ветки, на которую Ангил наступил специально, вывел Медвера из раздумий и обратил взгляды всех путников на вернувшегося из леса товарища. Светловолосый Служитель бросил тушу олененка рядом с костром и кивком головы приказал Тарпану разделать сегодняшний ужин, а сам подозвал Медвежонка и повел его подальше от костра. Мальчик поделился с ним недовольством по поводу своего прозвища, но лучник доходчиво объяснил ему, почему выбрал именно медведя и почему Медвер пока что только медвежонок. Его ярость, вырвавшаяся в таверне, была пропитана звериной энергией, он был в тот момент хищником среди добычи, но сам всплеск продлился недолго, так как страх за содеянное заглушил поток злости. С этого момента ему нужно будет учиться вызывать и прогонять состояние звериной ярости в любой момент, но каким способом это делать – Ангил не знал. Было понятно, что силу Медвежонку дает именно злость, она его питает, но вызвать такие сильные эмоции было неимоверно трудно, потому в данный момент перед ними стояла одна-единственная задача: придумать, как мальчику злить самого себя. Самым легким, на словах, способом оказались воспоминания, но те вызывали у Медвера скорее печаль, нежели агрессию. Другим вариантом было нанесение себе каких-то ударов и порезов, что помогало еще меньше. Спустя какое-то время, у них совсем опустились руки, но тут лучнику в голову пришла интересная идея: что если Ада будет помогать с вызовом нужных эмоций?

Когда они возвращались к костру, Медвежонок спросил:

– Кто ты?

– Что? – обернувшись, переспросил мужчина. – В каком смысле?

– Ты ведешь себя не как обычный Служитель.

– Я стар, Медвежонок. Прожив столько лет, сколько их прожил я, никогда не будешь прежним.

– Я ни разу не видел, чтобы ты спал.

– Тайпан и Тарпан тоже не спят.

– Они раз в несколько дней ложатся спать, чтобы восстановить силы.

– Мне это не нужно.

– Ладно, но что насчет еды и питья. Ты ешь только тогда, когда все смотрят, когда могут возникнуть неудобные вопросы.

– Мне это не нужно, мальчик. Такой вот я Служитель.

– А как же ты сам? Как же то, что ты не мокнешь, на тебе всегда сухая одежда, а от туши олененка на тебе не осталось ни капли крови?

– Это все мои силы, Мед. Я не смогу тебе объяснить, откуда у меня это, потому что сам не знаю.

– Не знаешь, или не хочешь говорить?

После этих слов между ними повисло тяжелое молчание, которое нарушал лишь шелест крон многолетних деревьев.

– Идем, – сказал лучник и двинулся дальше, – нас уже, наверное, потеряли.

– Ты звал меня только ради того, чтобы попробовать вызвать злость, или была еще причина?

Ангил остановился и повернулся к Медверу, – в темноте сверкнули сливовые глаза, в которых читались не прошедшие годы, но прошедшие тысячелетия. Казалось, в них заключен весь мир, все небо. Беспокойство мерзко закопошилось в животе мальчика, – он невольно шагнул от мужчины.

– Была… – пронеслось в воздухе. – Я хотел поговорить о тебе.

– А что обо мне говорить? Рабочий паренек из захолустной деревушки – весь сказ.

– Ты силен, Мед. Настолько силен, что Тарпан через пару лет даже сопротивление тебе оказать не сможет. Я никогда не видел такой силы в Служителе, не считая Аполлония…

– Он тоже Служитель?

– Да, но… он намного сильнее всех остальных.

– Почему так?

– Потому что он – итог союза Смерти и…

– И?

– Бесконечности.

– Я не понимаю, как все это может соединиться, но поверю тебе на слово.

– Тайпан расскажет тебе то, что знает, а я смогу потом дополнить твои знания.

– Иногда лучше чего-то не знать, как я понял на своем же опыте. Это все не моего уровня.

– Хорошо, Мед…

– Но раз уж я настолько сильный, то почему бы нам всем не напасть на этого Аполлония и не убить его? Нас пятеро, а он один.

– Ты не знаешь его, мальчик.

– Зато знаю, что нельзя всю жизнь бегать.

– Я найду способ нас спрятать.

– Сильно на это надеюсь, иначе я сам найду его и убью.

– А если не убьешь – умрешь сам.

– Даже это будет лучше вечного страха. Нельзя все время убегать, нужно давать бой опасностям.

– Аполлоний – не простая опасность, он – сама Сме…

– Да-да, какой он страшный! Я тоже испугался, верно, но никто не выстоит против нескольких противников.

– Ты еще ребенок, поэтому так говоришь. Ты думаешь, что это все так просто, но ты не знаешь Аполлония, ты не видел его в деле.

– А ты видел? Почему же тогда ушел живым?

– Потому что тогда он не за мной пришел.

– А если он сейчас идет за тобой, зачем ему мы?

– Мальчик… Губителю сейчас дана свобода, он чистит мир от Служителей – всех Служителей.

– Я не понимаю твоих слов…

– Так пойми их суть! Аполлоний дал мне шанс сбежать и взять с собой тех, в ком я уверен. Именно этим я сейчас и занимаюсь.

– Куда мы сбежим от него, если он будет искать везде?

– Я думаю над этим, пытаюсь найти способ спрятать нас от него, как минимум, на уровне чувств.

– Чувств? Это как?

– Губитель чувствует Служителей, а его глазами выступают многочисленные вороны.

– Ты хочешь скрыть нас от воронов и этих… чувств?

– Верно. Сам он нас увидеть сможет, но сначала ему нужно будет найти место, где мы поселимся.

– Сначала надо еще придумать, как нам от него скрыться, а потом уже мечтать о счастливой жизни.

– Ты прав, мальчик. – Мужчина умолк и повернул лицо в сторону костра, который проглядывал сквозь многочисленные ветви деревьев и подлеска.

– Ангил…

– Да, Мед?

– А что нам делать с Лизой?

– Что нам с ней делать?

– Она же человек… Не слишком ли для нее опасен этот путь?

– Разве ей безопаснее где-то в городе, где никто не защитит ее, если понадобится помощь?

– А когда все кончится, что с ней станет?

– Что ты имеешь в виду?

– Она же человек, ее жизнь короче и труднее… Она умрет, а мы совсем не состаримся. Что тогда?

– Тогда похороним…

– Она постареет, начнет вечно болеть.

– Ты предлагаешь отказаться от нее?

– Нет, но…

– Никаких «но». Я ее из таверны увел – мне же отдуваться.

– А каково ей? Чего она хочет?

– Я действую в соответствии с ее желаниями. Захочет жить среди людей, работая в городе, – мы устроим ей эту жизнь… Идем, нас заждались…

Как только они вышли к костру, Ада с легким удивлением в голосе воскликнула:

– А я уже хотела за вами идти.

Сев вокруг костра, путники вкушали оленину, приготовленную Тайпаном и Тарпаном на костре. Сок сочился по щекам и подбородкам, зубы рвали сытную плоть, спокойствие на несколько мгновений воцарилось среди них, а тепло все глубже проникало в их промерзшие тела. Ада поглядывала на Медвера и обгладывала кость, – мальчик яростно жевал хрящ. Ангил смотрел на Лизу, аккуратно поедавшую мясо, Тайпан пил что-то из темного флакона, а Тарпан выковыривал из головы олененка глаз. Этот здоровяк не распространяется, откуда у него эта металлическая маска в виде головы коня, но снимать ее отказывается. Сам он этого сделать не может, а другим даже прикасаться к ней не позволяет. Или только говорит, что не может? Своей тайной громила поделился со стариком, а тот поклялся, что никому ее не расскажет даже под пытками.

Солнце спускалось в свои покои, чтобы на следующий день восстать с новыми силами; усталость сковывала движения, смыкала веки; сон овладевал некоторыми из них, а оставшиеся в мире действительном молча сидели среди шумов ночного леса.

Медвер шел по центральной дороге своей деревни, вглядывался в знакомые дома, вслушивался в тишину, охватившую всю округу… Тень накрыла солнце, погрузив мир во тьму. Мальчик, с трудом различая контуры своих рук, продвигался вперед, надеясь на обретение света. Позади кто-то шаркнул ногой по дороге, – Медвер резко обернулся, но не увидел ничего.

В полной темноте остро каркнул ворон и, сверкнув алым глазом, взвился в небо – его силуэт, на удивление, был куда темнее окружающего мрака. Мальчик попятился назад, споткнулся и упал, но падение не остановила земля, – он падал все ниже, погружаясь в беспросветные глубины собственного разума.

Вокруг было темно, но в этой темноте можно было различать предметы. Медвер видел какую-то комнату, из которой не было выхода, а перед ним… перед ним стоял Аполлоний! Скинув с головы капюшон, мужчина приблизился к ребенку, глядя ему прямо в глаза. Что-то холодное прильнуло к шее – нож.

– Кажется, ты не так прост, – раздирал пространство голосом Губитель, – будет интересно с тобой схлестнуться.

В ответ мальчик не смог вымолвить ни слова. Он протолкнул ком в горле чуть ниже и поборол сильнейшее желание отвести взгляд. Черные глаза убийцы пожирали его изнутри, они рвали душу своими клыками, драли сердце гигантскими когтями и сковывали тело неподъемными оковами. Он не смел даже моргнуть…

– Мы еще увидимся, – проскрежетал мужчина и, обернувшись могильной птицей, улетел.

Медвер словно превратился в камень – он не мог пошевелиться, но мог глядеть в одну одинокую точку перед собой.

Вдруг рядом сел ворон и с интересом взглянул на пленника. Они смотрели друг на друга, стараясь осмыслить место друг друга в этом нескончаемом безумии. Но когда взгляд мальчика на долю секунды сорвался с птицы, обагренный клинок показался из его груди, возвещая о торжестве Смерти. Любовь пряталась в углу помещения, надеясь, что ее не заметят, а он медленно умирал, осознавая свою беспомощность. Ночные крылья захлопали в воздухе, унося с собой последние крупицы Жизни. В плотной пустоте витали последние слова:

– Не забывай…

Глава 5. Зверь

В первом томе своего труда, Гнозий повествует нам о рождении неких Высших, которые якобы создали Многомирие. Все они появляются из Вечности, их «матери», явившейся из Ничего. Первыми рождаются Бесконечность – Эн Рáви Рáтти – и Знание – Руккамуýхла, – сильнейшие дети Вечности; Сразу за ними выходят на свет Жизнь – Ух Áсас Жиивáна – и Смерть – Áхита Нáаша Ти́мира, – вторые по силе Высшие; Следом шли Время – Уссхахкаáла – и Пространство – Áдхван Кха; За ними шествовали Дух – Мáнас Жáна – и Материя – Ранкáтва Прáкрити; Предпоследними вышли Судьба – Мáкхан Ахи́р Рáхна – и Случай – Áрхан Дакр Пáрхар; последними же были рождены на свет Сохранение – Кáрман Пáал Дхар – и Разрушение – Ахрáта Мáхарра Ракх. Двенадцать Высших было рождено Вечностью. Увидев детей, мать раскололась на осколки, которые были поглощены ее отпрысками.

Анарран Аху-Аэарап

«Гнозий. Великий философ, описавший Многомирие»

Шагая недалеко от тракта, путники завидели облако пыли над ленточкой дороги. Поняв, что к ним приближаются всадники, Ангил велел остальным спрятаться за деревьями, а сам присел за густым кустом, наблюдая за приближающимися фигурами воинов: волы тянули две повозки, нагруженные какими-то припасами, вокруг них скакали солдаты в полной экипировке, а спереди и сзади, на некотором расстоянии, скакали всадники в более легком обмундировании. У вторых были луки и одноручные мечи, а у первых – щиты, булавы, мечи и клевцы. Вглядевшись в гербы на их налатниках – черный коронованный лев на белом фоне, – лучник понял, что перед ним солдаты Леронны. Когда-то гербом был золотой коронованный лев на лазоревом поле – герб Леонарда, – но Киланна создала свой – серебряную звезду на черном поле; ее дочь Риуалла вернула дедова льва, но поле стало золотым, лев – красным, а серебряную звезду на черном поле она поместила в верхней правой четверти, не изменив ее цветов; Рамонис, захватив власть, избавился от символа матери и вернул льву Все пространство щита, окрасив его в противоположные Киланне цвета.

Всадник с луком заметил легкое шевеление в кустах и, накладывая стрелу на лук, скомандовал показаться. Ангил поднял руки вверх и вышел на дорогу.

– Кто такой? – отрывисто спросил солдат.

– Простой путник, – кратко ответил светловолосый Служитель.

– Охотник? – спросил тот, поглядывая на ненатянутый лук в руке Ангила.

– Да, но сейчас просто иду до ближайшего города. Напала на меня тут одна шайка – еле ноги унес.

– Где напали? сколько было?

– Пять-шесть голов; а напали там, – он указал на восток, – около дороги. Думаю, на вас даже не рыпнутся.

– Может и так… Один?

– Я… – Он заметил взгляд солдата, направленный в лес. – Не один.

– Кто там еще прячется?

– Жена и дочь.

– Пусть выйдут – не обидим.

Ангил позвал Лизу и Аду, – девушки вышли на дорогу и встали чуть позади него. Лиза уперлась взглядом в мыски своих ботиночек, а Ада вонзила взор прямо во всадника. Тут к ним подскакал мужчина в латном доспехе: на поясе в ножнах висел полутораручный меч, на шлеме развевался ярко-алый плюмаж, а панцирь был украшен гравировкой в виде бутона розы. «Главный», – понял Ангил. Ада посмотрела на жестокие глаза мужчины, а он уставился на нее и буквально раздел взглядом.

– Сколько? – пробасил он в шлем.

– Не продается, – возразил Ангил.

– Не ерепенься, дурень! – Солдат положил руку в латной перчатке на рукоять меча.

– Слушай, мужик, лучше продай, а то хуже будет, – искренне старался спасти ситуацию конный лучник.

– Ни за какие деньги! – отрезал светловолосый.

– Все, мужик, с меня хватит. Я хочу бабу – я ее получу. Обеих получу. – Меч тихо вышел из ножен.

– Что ты делаешь? – вознегодовал второй солдат.

– Никто не узнает. Это простой охотник, что нам за него сделают? Если спросят, скажем, что его, поди, бандиты прикончили.

– А девушки?

– Наиграемся и убьем, не страшно.

Повернувшись к Ангилу, солдат в латах увидел, что тот уже натянул лук и наложил стрелу на тетиву.

– Ты че это удумал? – Он пришпорил лошадь, но в этот же момент стрела пронзила воздух и вонзилась ему прямо в глаз.

Солдат рухнул с лошади на дорогу, подняв облачко пыли. Лучник в панике натянул лук, но свалился со скакуна, схватившись за древко стрелы, торчащее из груди, и сломал себе шею. Другие солдаты увидели двух павших товарищей и ринулись на Ангила и двух девушек. Трое из них не доскакали до цели, умерев от быстродействующего яда, проникшего в них через острия дротиков, которые пустил в воинов из духовой трубки Тайпан. Из леса выбежал Тарпан и врезался в пробегающих лошадей, сбив нескольких с ног, а Ангил пустил светло-зеленую стрелу в приближающихся всадников, и их окутали прочные лозы, не позволяющие сдвинуться с места. Лучник крикнул Аде и Лизе убегать в лес к Медверу, но девочку на бегу схватил один из всадников.

– Сегодня вечером мы с тобой повеселимся, – угрожал он. – А когда все наши с тобой закончат, я перережу тебе глотку и выкину твое бледное тельце в какой-нибудь… – прервался он, услышав рык дикого животного.

Повернувшись к лесу, мужчина увидел Медвера, бегущего на него. Со смехом солдат отпустил девочку и замахнулся своим шестопером, но мальчик прыгнул прямо на него и сбил воина с лошади. Ошметки его плоти летели во все стороны, он кричал и молил о пощаде, взывал к Единому Богу, дабы тот дал ему умереть быстро и без мучений, но Медвежонок продолжал рвать его живьем. Закончив, звереныш накинулся на струсивших воинов, пустивших коней подальше от Служителей. Медвер пронесся мимо Тарпана, вырубившего одного рыцаря, – тот проводил его удивленным взглядом из темноты своей маски. В грудь мальчику врезалась стрела, но не пробила кожу, а только разозлила его еще больше. Медвежонок нагнал всадников и прыгнул на отстающего.

Мужчина взвыл, но вскоре его безголовое тело встретилось с недружелюбной землей. Другой солдат пошатнулся от кинутой в него головы, а в следующее мгновение выл от боли, пока зверь рвал его голыми руками и вгрызался в его плоть сквозь слои одежды. Каждый всадник надеялся ускакать от этого чудовища, но их мечтам не суждено было сбыться. Конный лучник уже не оглядывался на далекие повозки, он гнал лошадь вперед, сопровождая приказы молитвой, слышал сзади тяжелое дыхание и дикое рычание. Небольшие пальцы сомкнулись на его плечах и раздробили кости, острые зубы впились в шею, вырывая куски мяса, горячая кровь хлестала из смертельной раны, но Медвежонок продолжал рвать… Последнее, что видел всадник – свои же внутренности, разбросанные вокруг, и покрытого кровью мальчика, продолжающего терзать его тело.

Медвер очнулся над изувеченным трупом солдата, не до конца осознавая произошедшее. Опустив глаза, мальчик понял, что с ног до головы покрыт еще теплой кровью убитых. По багровой щеке, набирая скорость, бежала хрустальная капелька слезы. Что он натворил? Убил много людей… как животное… Они молили о пощаде, но эти крики не могли пробиться сквозь плотную пелену ярости. Тот рыцарь схватил Аду… Медвежонок не мог позволить солдату сделать ей больно… Убивать – приказ гремевший в голове… Они пытались сбежать, надеялись выжить. Почему не дал им ускакать? Почему убивал? Зачем? Как смог себе это позволить?

Медвер упал на колени и выгнул содрогающуюся спину дугой – его выворачивало наизнанку. Стеклянные глаза мертвеца испуганно вперились в его затуманенные зрачки. Едкая желчь разъедала горло, все тело тряслось, конечности не слушались команд, мозг не желал обдумывать картину, представшую пред ним. Мальчик взвыл от давящего ощущения где-то в груди, ударил кулаками по дороге и повалился на спину. Перед ним стелилось небо: чистое и спокойное… противоположность тому, что происходит под ним. По небу иногда расхаживают отары облаков, ведомые солнцем-пастухом, гонимые морозом-волком, но там никогда не происходит убийство. Если когда-то Смерть дотянется до неба, Жизнь оставит свой пост и вскроет набухшие от старости вены. Там нет зла… а внизу оно побеждает… На земле Смерть постоянно борется с Жизнью – в этом все их существование. Они не соревнуются, нет, но без борьбы они не могут обойтись, в этом их сущность. Горькие слезы утраты смешиваются со сладкими слезами радости в общем сосуде. Эта смесь и есть цикл Жизни и Смерти. А где-то внутри этого цикла есть еще одна вещь, помогающая Жизни не проигрывать эту войну, – любовь. Любовь – это часть Жизни, ее суть, она имеет такую силу, которая сдерживает Смерть от последнего удара.

А он сейчас перевесил чаши весов. Вмешался в битву, в которой не нужен. Медвер вытянул руки и смотрел на них, не чувствуя их принадлежности к его телу. Это не его руки, не его тело, сознание, небо, земля, мир… все это – не его… Может, он умер в той таверне? Это все не может быть правдой!

Тень легла на него неподъемным полотном. Мальчик смог разглядеть громоздкую металлическую маску и закрыл глаза. Шмыгнув носом, он попытался прогнать мужчину, но тот почему-то не уходил.

– Уходи! – надрывно кричал Медвежонок. – Оставь меня!

– Отойди, – тихо сказал громиле Ангил и присел рядом с ребенком. – Мед, как ты?

Мальчик не ответил. Даже не шелохнулся…

– Пусть побудет наедине с собой.

Лучник удалился, уведя с собой Тарпана.

Медвер лежал в пыли, ощущая во рту металлический вкус крови, чувствуя ее въедливый запах, исходящий от трупа рядом, думая о себе самом и о том, что произошло за столь короткое время. Боль соседствовала с мерзкой щекоткой, тошнота одолевала даже с сомкнутыми веками, а мысли неслись горным ручьем, привнося всю грязь реальности в когда-то чистое озеро. За что ему это все? Это какое-то наказание? Почему он должен страдать?

С трудом поднявшись на ноги, мальчик медленно побрел к месту, где его ждали остальные. Бросив взгляд на Аду, он увидел, что девочка старается не смотреть на него, избегает его… боится… Лиза старалась улыбаться, но глаза выдавали все ее чувства. Тайпан и Тарпан не скрывали своего удивления, Ангил был ошеломлен, но старался этого не показывать. Медвежонок сел на траву, разглядывая руки убийцы. Это они трясутся или мир вокруг? Все двоилось в глазах, распадалось на тусклые полупрозрачные копии известной ему реальности. Пальцы погрузились в траву, утопая в ее незапятнанной зелени – так детство оскверняется взрослением. Перед ним нависают уставшие кроны деревьев, сквозь которые силится пробиться солнце; между веток ветром проносится белка… Он – убийца… животное… В этом его сила? Он умеет только жестоко убивать? И как управлять этим, если голову заполняет гнев? В деревне они нередко дрались, но Смерть… она оказалась куда страшнее глупых драк…

Мальчик закрыл глаза, обжигаемые солеными слезами и, сотрясаясь в беззвучных рыданиях, лег на холодную землю. Трава колола открытые участки тела, пытаясь вернуть ему боль, которую он причинил другим.

– Мед… – тихо раздалось у самого его уха. – Ты как?

«Мне больно!» – хотел бы завопить он во все горло, но не смог даже разомкнуть губы. Ее голос ковырял рану, посыпал ее солью и поливал соком лимона. Да, Медвер спас девочку, но какой ценой? Ценой чужих страданий… Если бы он отпустил убегающих солдат, все кончилось бы куда лучше. Как минимум, они были бы живы.

Разве так его воспитывали? Разве хотели бы его родители видеть в сыне убийцу?.. Отец не хотел бы видеть его самого – мерзкого Служителя. А мама… мама полюбила бы его любым, иначе быть не может.

Трещины паники расползались по когда-то нетронутой поверхности души мальчика. Сердце так яро пыталось выбраться наружу, что уже искалечило себя, довело до неистовой боли; ручейки слез сбегали с отвесных склонов лица, бросаясь на спасительную землю, о которую разбивались, теряя самих себя. Мягкая ладонь легла ему на щеку, большой палец поймал капельку, пытающуюся сбежать.

– Мед… чем я могу помочь?

Губы почти сложились в трубочку, чтобы произнести слово «уйти», но он просто не мог сказать ей это. Медвер совсем не хотел, чтобы она ушла, – мальчик желал обратного. Покрытая кровью рука заключила в объятия небольшую ладонь Ады.

– Я плохой человек, – смог выдавить из себя Медвер.

– Ты совсем не плохой человек, – ласково возразила она.

– Я убийца. Животное. Зверь.

– Ты… ты спас меня. И мне не важно, какой ценой.

– Но все равно боишься меня.

– Я испугана, но не твоим поступком, а тем, что тот солдат меня схватил и увез бы к своим, не подоспей ты на помощь.

– Врешь. Ты боишься меня.

– Может, мне лучше знать, кого я боюсь? – Он промолчал. – Пойми, было страшно, но я же знаю тебя вне этой ситуации. Ты совсем не такой.

– Может, я как раз такой?

– Нет! Я знаю тебя не так много времени, но уже вижу, какой ты.

– Весь в чужой крови, в кишках… а ты пытаешься мне втолковать, что я хороший.

– Ты хороший человек…

– Я виноват.

– Ты сделал это ради меня.

– И догонял остальных? Вряд ли.

– Ярость отключает мозг.

– Тогда как я могу быть хорошим человеком, если иногда впадаю в нее?

– Ты начинаешь меня раздражать… Мед, у всех есть свои недостатки, и все мы с ними живем. У тебя он вот такой, твой недостаток, – придется с этим жить. Но недостатки не делают людей плохими, они делают их живыми.

– А мой недостаток делает людей мертвыми.

– Еще раз себя начнешь принижать – я за себя не отвечаю. С закрытым ртом ты милее.

– Ты тоже, – с горькой улыбкой сказал он.

– Вот так! Такими темпами и выберешься из этого состояния.

– Выберусь ли?

– Еще как! Я тебе помогу. Нужно пережить этот момент. Ты успеешь понять, что жизни состоит из многих кусочков общей картины, которые не обязательно должны иметь яркий окрас.