Читать онлайн Развод в 45. Ягодка или перчинка

Глава 1

Есть дни, которые начинаются с предчувствия, а есть те, что начинаются с отменённого заседания благотворительного комитета. Мой день был из второй, куда более приятной категории. Председательница, мадам Брошина, внезапно слегла с «ужасающей мигренью», которая всегда поражала её аккурат к моменту, когда нужно было утверждать скучную смету. Я, не скрывая радости, окрылённая перспективой незапланированного выходного, развернула машину и поехала домой.

В голове уже рисовалась идиллическая картина: я, мой любимый кашемировый костюм, чашка ароматного ройбуша и какой-нибудь лёгкий французский фильм про любовь с немного грустным финалом. Идеальный план, чтобы провести пару часов в блаженном одиночестве, пока мой сын Егор не вернётся из своей школы для будущих компьютерных гениев, а муж Игорь – с очередного поля боя за миллиарды.

Наш пентхаус, обычно наполненный жужжанием пылесоса и ароматом чистящих средств, встретил меня оглушительной тишиной. Домработницу Полину, видимо, отпустили пораньше. Ну что ж, тем лучше для моего плана по абсолютному безделью. Я с наслаждением скинула лодочки и уже двинулась в сторону гардеробной, как вдруг мой взгляд зацепился за нечто чужеродное в нашей стерильной прихожей. У зеркала, сиротливо сбившись в кучку, стояла пара женских туфель.

Это были не просто туфли. Это были кроваво-красные лаковые убийцы на такой запредельной шпильке, что их впору было классифицировать как холодное оружие. Размер – тридцать шестой, не больше. Точно не мои сорок с половиной. И уж совершенно точно не Полины с её практичным тридцать девятым и любовью к ортопедическим стелькам.

Сердце споткнулось, сделало неуклюжий кульбит и замерло где-то в районе горла. В голове промелькнула совершенно идиотская мысль: «Может, Егор привёл девушку?». Я тут же мысленно фыркнула. Мой сын был настолько поглощён кодами и алгоритмами, что девушки интересовали его не больше, чем разведение фиалок. Он скорее приведёт домой новый сервер, чем живую барышню. А значит, вариант оставался только один. Тот самый, из дешёвых сериалов и анекдотов про мужа, вернувшегося из командировки.

Сама не зная почему, я пошла вглубь квартиры на цыпочках, словно боялась спугнуть… кого? Привидение? Совесть мужа? Дверь в нашу спальню, святая святых, была чуть приоткрыта. Оттуда доносились звуки, которые не оставляли ни малейшего простора для воображения. На несколько секунд я застыла, чувствуя, как внутри что-то с хрустом обрывается. А потом меня накрыла волна ледяного, звенящего спокойствия. Ни слёз, ни желания бить посуду. Только кристальная ясность и холодный, трезвый расчёт.

Я распахнула дверь одним резким движением. Картина, достойная кисти какого-нибудь современного художника-скандалиста: мой благоверный муж Игорь и некое юное создание, чьи волосы цвета «умри всё живое» были живописно размётаны по нашим шёлковым подушкам. Увидев меня, девица взвизгнула, как мышь, которой прищемили хвост, и попыталась укрыться одеялом. Игорь же просто замер, глядя на меня с таким выражением лица, будто я была официанткой, которая принесла ему остывший эспрессо.

– Добрый день, – произнесла я неожиданно ровным и вежливым тоном. – Прошу прощения, что прерываю столь увлекательное занятие. У вас есть ровно три минуты, чтобы одеться и покинуть мою квартиру. Время пошло.

Девушка, хлопая ресницами, которые могли бы вызвать небольшой ураган, испуганно посмотрела на Игоря. Он, нахмурившись, начал выбираться из кровати, неловко прикрываясь простынёй.

– Элина, что ты здесь делаешь? У тебя же заседание.

– Его отменили. Какая досада, не правда ли? Две минуты, – я демонстративно взглянула на свои часы Cartier.

Пока блондинка, трясущимися руками натягивала на себя нечто, больше напоминавшее салфетку, чем платье, я с деловитым видом прошлась по комнате, собирая её имущество. Те самые красные туфли. Вот крошечная сумочка известного бренда, наверняка китайская подделка. А вот и телефончик с россыпью розовых страз. Игорь что-то бубнил про «это не то, что ты подумала» и «нам надо поговорить», но его слова были для меня просто фоновым шумом.

Собрав весь этот скарб, я молча вышла из спальни. Девица, похожая на испуганного цыплёнка, вылетела за мной.

– Мои вещички… – пролепетала она.

– Разумеется, – милостиво кивнула я и направилась не к входной двери, а на балкон.

Наш балкон с панорамным видом на центр города был моей гордостью. Я распахнула стеклянную дверь, впуская в квартиру свежий весенний ветер.

– Эля, ты что удумала?! – за спиной раздался встревоженный голос Игоря, который наконец-то обрёл дар речи и брюки.

Я не ответила. С элегантным замахом я запустила её сумочку в городскую даль. Она описала красивую дугу и исчезла где-то внизу. Затем в полёт отправились туфли, каждая по отдельности, кувыркаясь в воздухе, как акробаты-неудачники. Телефон со стразами полетел последним, сверкнув на прощание в лучах солнца.

– Ты сумасшедшая! – заорал Игорь.

– Нет, милый, я провожу дезинфекцию, – спокойно ответила я, поворачиваясь к нему. – Избавляюсь от мусора. А теперь вы, – это я уже обратилась к оцепеневшей девице. – На выход.

Я выставила её на лестничную клетку и захлопнула дверь прямо перед носом у мужа, который пытался что-то крикнуть ей вслед. Когда мы остались одни, он посмотрел на меня с нескрываемой яростью.

– Ты что устроила? Представление для соседей? Совсем из ума выжила?

– Я? Это я из ума выжила? – во мне наконец-то что-то прорвалось, и спокойствие дало трещину. – Ты притащил в наш дом, в нашу постель эту… куклу Барби с распродажи, а виновата я?

– Прекрати эту драму, Элина. Ну, случилось. С кем не бывает? Это ровным счётом ничего не значит.

«Ничего не значит». Эти три слова ударили сильнее, чем вид его измены. Двадцать лет брака, наш сын, дом, который мы строили вместе, все мои усилия быть идеальной женой – всё это было «ничего».

– Для меня значит, Игорь. Собирай свои вещи и уходи. Вслед за ней. Я подаю на развод.

Он рассмеялся. Таким холодным, циничным смехом, что у меня по спине пробежали мурашки.

– На развод? Ты? Да кому ты нужна в свои сорок пять, Эля? Ты хоть понимаешь, кто ты без меня? Ты просто красивый фасад. Дорогое приложение к моему статусу. Изысканная обложка, которую я с гордостью показываю на приёмах. И всё! А внутри – пустота. Ты ни дня в своей жизни не работала, ты ничего не умеешь. Ты без меня – ноль. Пустое место.

Он бросал эти слова мне в лицо, как горсть грязных монет, и они попадали точно в цель. На секунду я действительно почувствовала себя пустым местом посреди нашей роскошной гостиной. Фасад дал трещину, и за ним, казалось, и вправду была звенящая пустота. Но в тот же миг я поняла и кое-что другое. Глядя в его злое, самоуверенное лицо, я осознала, что лучше быть руинами, на которых можно построить что-то новое, чем и дальше служить красивым фасадом для его прогнившей изнутри жизни.

Я не очень помню, как вела машину. Кажется, я даже спорила с навигатором, который услужливо предлагал мне самый короткий путь домой. Домой? У меня больше не было дома. Слёзы, которые я так героически заперла на замок перед Игорем, хлынули безудержным потоком, едва за мной закрылась дверь его, а не нашего, пентхауса. Вечерний город превратился в размытое акварельное пятно из неоновых огней и проносящихся мимо зданий. Единственным маяком в этом густом, солёном тумане был адрес моей лучшей подруги Светы. Мой верный «Мерседес» ехал к ней на автопилоте, инстинктивно, как раненый зверь ищет единственное безопасное логово во всём лесу.

Светка открыла дверь не сразу. Сначала за дверью послышалась какая-то возня, приглушённое ругательство и кошачье мяуканье. Наконец, замок щёлкнул. На пороге стояла она – в шёлковом халате с огромными цветастыми попугаями, с густой зелёной маской на лице и с таким видом, будто я была курьером, который принёс остывшую пиццу в два часа ночи.

– Каменева? Ты чего? Заблудилась по дороге в свою башню из слоновой кости? Я тут, знаешь ли, готовлюсь к ритуалу омоложения. Завтра вставать и быть неотразимой, это тебе не в тапки… – она осеклась, когда я наконец подняла на неё заплаканные глаза. Вид у меня, должно быть, был как у жертвы кораблекрушения, чудом выплывшей на берег. Дорогой кашемировый костюм от Loro Piana, который я надела утром, чтобы выглядеть безупречно, теперь казался нелепой театральной бутафорией. Макияж, который обычно выдерживал бы и тропический ливень, и ядерную войну, предательски поплыл, превратив меня в грустного Пьеро.

– Боже, Эля, на тебе лица нет! Что стряслось? Игорь разбил твою любимую вазу? Егор принёс тройку по физике?

Я только молча покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Светка без лишних вопросов схватила меня за локоть и буквально втащила в квартиру. Её огромный рыжий кот по кличке Бисквит презрительно фыркнул на меня и удалился, задрав хвост. Подруга усадила меня на свой громадный, мягкий, немного бесформенный диван и исчезлa на кухне. Её квартира была полной противоположностью моему выверенному до миллиметра, стерильному пентхаусу. Здесь царил очаровательный, творческий беспорядок: стопки книг на полу, яркие подушки всех мастей, плед, который, казалось, связала бабушка-хиппи. И пахло не модным диффузором, а свежесваренным кофе, жизнью и немного кошачьим кормом.

Через минуту подруга вернулась с двумя бокалами и початой бутылкой моего любимого кьянти.

– Так, – она решительно наполнила бокалы почти до краёв. – Сначала пьёшь. Потом рыдаешь. Потом рассказываешь. Порядок не нарушать, это приказ.

И я рассказала. Сбивчиво, прерываясь на всхлипы и глотки терпкого вина, я выложила ей всё: про отменённое заседание совета директоров, про красные туфли-убийцы тридцать шестого размера, про миниатюрную блондинку в нашей супружеской постели и про её вещи, совершившие живописный полёт с балкона двадцать пятого этажа. Светлана слушала молча, только её губы подсыхающей зелёной маской сжимались всё тоньше и тоньше. Когда я дошла до финального монолога Игоря про «красивый фасад», она не выдержала.

– Фасад?! Приложение к его статусу?! Ах он козёл самовлюблённый! Ходячий биржевой индекс в дорогом костюме! Я всегда знала, что у него вместо сердца калькулятор!

Я горько усмехнулась, отпивая ещё вина.

– Самое ужасное, Света… он ведь прав. Кто я без него? Сорокапятилетняя женщина без профессии, без опыта работы, с единственной записью в трудовой книжке «жена Каменева». Вся моя жизнь была подчинена его графику, его интересам, его имиджу. Я создавала уют, организовывала приёмы, выбирала правильные школы для Егора, дружила с жёнами его партнёров… Я была идеальной женой, как функцией. А теперь эту функцию отключили. И что осталось? Пустота.

– Так, стоп машина, – Светка решительно поставила свой бокал на столик с такой силой, что Бисквит подпрыгнул на подоконнике. – А ну-ка прекрати эту панихиду по себе любимой. Пустота? Элина, ты в своём уме? Ты знаешь три языка в совершенстве, включая мёртвую латынь, которой ты пугала учителей Егора. Ты можешь с первого взгляда отличить подлинник Моне от очень хорошей подделки. Ты способна за пять минут организовать ужин на двадцать персон так, что все будут пищать от восторга и просить рецепт. Да ты однажды убедила самого упёртого чиновника выдать разрешение на строительство детской площадки, просто поговорив с ним о его коллекции кактусов! Ты не функция, ты – швейцарский нож в юбке от Диор!

Её слова, резкие и немного смешные из-за потрескавшейся маски, заставили меня на секунду замолчать.

– Это всё несерьёзно, Света. Это просто… хобби богатой бездельницы.

– Несерьёзно? – возмутилась она, вставая. – А что, по-твоему, серьёзно? Сидеть в душном офисе и перекладывать бумажки с места на место? Или, как твой благоверный, идти по головам, кидать партнёров и считать, что весь мир ему должен? Ты умная, Эля. У тебя стальной стержень, просто он за двадцать лет вашего «идеального» брака немного зарос мхом и плющом.

Она подошла к зеркалу и начала смывать свою маску ватным диском.

– Знаешь, я никогда не любила твоего Игоря. Слишком лощёный, слишком правильный, слишком пустой. Как манекен из витрины. Я всегда удивлялась, что такая живая и острая на язык девчонка, как ты, в нём нашла.

– Я была молодой и глупой. Он казался таким надёжным, таким перспективным… Скалой.

– Ага, скалой, с которой очень удобно сталкивать конкурентов, – пробормотала Светка, вытирая лицо полотенцем. – Ладно, хватит киснуть. Развод так развод. Это не конец света, это начало новой, интересной жизни. Подумай об этом так: тебя не выкинули, как ненужную вещь, ты сама ушла. И не просто ушла, а устроила прощальный фейерверк из шмоток его пассии. Это было сильно, подруга! Я бы за это «Оскар» дала в номинации «Лучшие спецэффекты».

Я посмотрела на неё, и во мне что-то шевельнулось. Не просто горечь и обида, а что-то другое. Злое, холодное и очень ясное. Гнев. Тот самый праведный гнев, который придаёт сил лучше любого вина и утреннего кофе.

– «Красивый фасад», – повторила я слова Игоря, но уже не с отчаянием, а с ледяным спокойствием. – Знаешь, а ведь он прав. Я действительно была фасадом. Фасадом его идеальной жизни, его безупречной репутации, его процветающего бизнеса. И теперь этот фасад уходит. Посмотрим, как ему понравится жить в доме с голыми, обшарпанными стенами.

Светлана обернулась, и в её глазах блеснул огонёк чистого, незамутнённого восхищения.

– Вот! Вот это уже другой разговор! Вот моя Элина Каменева, а не та мокрая курица, что сидела тут пять минут назад! Что делать будешь? План в студию!

Я сделала ещё один глоток вина, чувствуя, как оно разжигает внутри этот новый, обжигающий огонь азарта.

– Для начала, – я посмотрела на подругу твёрдым взглядом, – мне нужен самый лучший, самый зубастый, самый безжалостный адвокат по разводам в этом городе. Этот «фасад» обойдётся Игорю так дорого, что ему придётся продать пару своих заводов, чтобы расплатиться за отделочные материалы. А потом… потом я подумаю, чем мне заняться. Может, и правда, открою курсы «Как убедить чиновника, используя его хобби в качестве рычага давления».

Светка расхохоталась – громко, от души, напугав кота во второй раз.

– Вот за это и выпьем! За лучшего адвоката и за твой будущий гениальный бизнес!

Мы чокнулись бокалами. Вино уже не казалось таким горьким. Впереди была неизвестность, ночь на чужом, хоть и очень уютном диване, и сложный, мучительный процесс развода. Но впервые за много лет я почувствовала не страх, а предвкушение. Игра началась. И я собиралась в ней выиграть.

Глава 2

Утро моей новой, пока ещё гипотетической, жизни обрушилось на меня чугунной головной болью и наглым солнечным лучом, который нашёл единственную щель в плотных шторах и бил из неё, как снайпер, точно мне в глаз. Третьим всадником апокалипсиса стал тяжёлый рыжий кот, который счёл мой многострадальный живот идеальным лежаком. Я с трудом разлепила один глаз. Потолок был чужой, украшенный лепниной в виде пухлых амурчиков, жирных, как перекормленные младенцы. Они ехидно подмигивали, словно знали о моём вчерашнем фиаско всё. Да, две бутылки кьянти на двоих со Светкой – это был явный перебор.

– Бисквит, ты весишь как небольшой бегемот. Сгинь, – просипела я, пытаясь сдвинуть с себя пушистого тирана. Кот издал звук, похожий на скрип несмазанной двери, но всё же соизволил перетечь на спинку дивана. Оттуда он взирал на меня с видом оскорблённого монарха, которого только что лишили трона.

Я села, и комната угрожающе качнулась. На журнальном столике сиротливо стояли два бокала и пустые бутылки – молчаливые свидетели моего вчерашнего нервного срыва, плавно перетёкшего в пьяное прозрение. Но сквозь гул в голове и ощущение, будто меня жевали, а потом выплюнули, пробивалось новое, незнакомое чувство. Кристальная ясность. Вчерашняя истерика, кажется, вымыла из души всю многолетнюю муть, оставив после себя гулкую пустоту. Пустоту, которую я была намерена заполнить. И у меня уже был черновик плана.

Из кухни доносился спасительный аромат свежесваренного кофе. Через минуту в комнату вплыла Светка. Свежая и подозрительно бодрая в своём ядовито-салатовом спортивном костюме, она несла поднос с двумя огромными чашками и тарелкой с круассанами.

– О, Лазарь восстал из гроба! – жизнерадостно заявила она. – Тебе кофе или сразу ведро рассола и отпевание?

– Кофе. И, если у тебя есть что-то мощнее аспирина, давай. Например, гильотину.

– Гильотины нет, но есть убойное обезболивающее, – она протянула мне таблетку и стакан воды. – Ну что, боевой запал за ночь не угас? Не передумала вступать в ряды гордых и независимых амазонок?

– Ни на грамм, – отрезала я, делая большой глоток божественного напитка. Кофе начал свою работу, разгоняя туман в сознании. – Более того, у меня есть план. Пункт первый: мне нужен адвокат. Тот самый, о котором ты говорила. Лучший из лучших. Цербер, который вырвет у Игоря моё состояние вместе с его жалкой душонкой.

Светлана расплылась в хищной улыбке.

– Я знала, что ты это скажешь, поэтому заранее нашла. Сергей Львович Зубов. В узких кругах его кличут «Пиранья». Он не просто выигрывает дела, он аннигилирует противников. После него от бывших мужей остаётся только мокрое место и долги по алиментам на три поколения вперёд. То, что доктор прописал.

Она вручила мне визитку из плотного картона с золотым тиснением. Не мешкая ни секунды, я схватила телефон. Руки чуть дрожали, но голос должен быть твёрдым. После нескольких длинных гудков в трубке раздался низкий, обволакивающий баритон.

– Зубов, слушаю.

– Сергей Львович, здравствуйте. Меня зовут Элина Каменева. Мне вас порекомендовала Светлана Вольская. Мне необходима ваша помощь в бракоразводном процессе.

– Каменева… – в трубке на мгновение застыла тишина. Я почти физически чувствовала, как в его мозгу-компьютере замелькали файлы. – Супруга Игоря Каменева, владельца «Монолита»?

– Почти бывшая супруга, – отчеканила я. – И я хочу, чтобы эта приставка обошлась ему в максимально возможную сумму.

На том конце провода раздался короткий смешок, в котором не было и тени веселья. Скорее, профессиональное удовлетворение хирурга, которому привезли интересного пациента.

– Мне нравится ваш подход, Элина. Когда мы можем встретиться?

– Сегодня. Чем скорее, тем лучше.

– Жду вас через два часа в моём офисе. Адрес сейчас отправят сообщением. И, Элина… до нашей встречи не подписывайте никаких бумаг и не разговаривайте с мужем. Вообще. Ни слова.

– Я вас поняла. Скоро буду.

Я нажала отбой и почувствовала, как первый кирпич лёг в основание моей будущей крепости.

– Ну ты даёшь, Каменева! – присвистнула Светка. – С места в карьер. Я была уверена, что ты ещё дня три будешь украшать мой диван слезами и соплями.

– Время слёз прошло, – твёрдо сказала я, впиваясь зубами в круассан. Он был божественен. – Настало время действовать. Пункт второй: мне нужно жильё. Я не могу вечно злоупотреблять твоим гостеприимством и спать на диване, каким бы удобным он ни был.

– Можешь оставаться, сколько влезет! Мы с Бисквитом тебя уже удочерили. Он, кстати, так нагло себя ведёт только с теми, кто ему симпатичен. Считай это комплиментом.

– Спасибо, родная. Но мне нужна своя берлога. Своя территория. Нельзя начать новую жизнь, ночуя в чужой гостиной.

Мы вооружились Светкиным ноутбуком и нырнули в увлекательный, но полный опасностей мир столичной аренды. После двадцати лет в пентхаусе с окнами во всю стену, где на террасе можно было бы посадить небольшой самолёт, смотреть на эти предложения было… отрезвляюще.

– «Уютная студия-пенал в шаговой доступности от метро», – зачитала Светка. – Смотрим фото. Ага, «шаговая доступность» означает, что ты делаешь один шаг от входной двери и одновременно оказываешься на кухне, в туалете и в спальне. Идеально для человека-карандаша.

– «Квартира с эксклюзивным авторским дизайном», – я ткнула пальцем в следующее объявление. Фотографии демонстрировали апартаменты с леопардовыми обоями, кроватью в виде алого сердца и золотым унитазом.

– Автор, очевидно, сбежал из цыганского табора, прихватив с собой все представления о роскоши из девяностых, – хмыкнула подруга. – Нет, это не наш вариант. Тебе нужно что-то элегантное, под стать будущей разведённой миллионерше.

Я устало вздохнула.

– Света, к чёрту «стать». Мне нужна просто нормальная, светлая квартира. С кухней, где можно готовить, а не только заваривать доширак. С кроватью, на которой можно спать, а не только плакать. И чтобы окна выходили не на глухую стену соседнего завода. Всё. Уют я создам сама.

После часа бесплодных поисков, отсеяв варианты с «милым бабушкиным ремонтом» и «креативными лофтами», где из мебели предлагался только гамак и кальян, мы её нашли. Двухкомнатная квартира в новом доме. Чуть дальше от центра, чем я привыкла, зато с огромными окнами и простым, светлым ремонтом. Пустая. Чистая. Необжитая. Идеальный холст.

– Вот она, – выдохнула я, чувствуя, как учащается пульс. – Звони скорее.

Пока Светлана договаривалась с риелтором о просмотре на вечер, я допивала остывший кофе. Голова почти прошла. На смену похмельной немощи пришла холодная, звенящая сосредоточенность. Адвокат. Квартира. Дальше по списку – разговор с сыном. Самый трудный пункт. А потом – война.

Но, глядя на пухлых амурчиков на потолке в квартире Светы, я впервые за много лет не чувствовала себя красивой мебелью в чужом доме. Я чувствовала себя режиссёром. Да, пьеса предстояла та ещё. Трагикомедия с элементами фарса и разделом имущества. Но я больше не была безмолвной статисткой в чужом спектакле. Я взяла в руки мегафон. И теперь все будут играть по моим правилам.

Встреча с «Пираньей» прошла на удивление буднично, даже скучно. Я-то, наслушавшись от подруги Светика страшилок про этого адвоката, представляла себе громилу с акульей улыбкой и повадками коллектора из девяностых. А в кабинет вошёл невысокий, сухощавый мужчина в безупречном, но слегка старомодном костюме. Сергей Львович Зубов. У него были глаза старого, мудрого ворона, который видел в этой жизни абсолютно всё, и удивить его было уже невозможно.

Он не задавал лишних вопросов, не пытался лезть в душу с неуместным сочувствием и не ахал над моей «трагедией». Он просто слушал, изредка кивал и что-то чиркал в своём толстенном блокноте. Его ледяное спокойствие и деловая хватка подействовали на меня лучше любого успокоительного. Через час я выпорхнула из его офиса, чувствуя себя не брошенной женой, а генералом, только что получившим гениальный план боевых действий. В моей любимой сумочке от Chanel, рядом с помадой и пудреницей, теперь лежал увесистый конверт из плотной бумаги. Моё официальное объявление войны.

Место для «переговоров» выбрал, конечно же, Игорь. Ресторан «Панорама» на последнем этаже одной из самых пафосных высоток города. Какая предсказуемая ирония. Место, где мы когда-то с помпой отмечали десятую годовщину свадьбы, теперь должно было стать сценой для её похорон. Муж всегда обожал пускать пыль в глаза, и этот выбор был очередным дешёвым ходом в его любимой партии: «Посмотри, Эля, от какой роскошной жизни ты по глупости своей отказываешься».

К этой встрече я готовилась, как голливудская актриса к выходу на красную дорожку. Никаких траурных цветов, заплаканных глаз и дрожащих рук. Я надела своё «силовое» платье – строгое, идеально скроенное, цвета штормового неба. Оно всегда придавало мне уверенности. Никаких лишних украшений, только скромная нитка жемчуга на шее и часы на запястье. Волосы я собрала в тугой, гладкий узел, а макияж сделала безупречным и холодным, как айсберг. Я была не женщиной с разбитым сердцем. Я была деловым партнёром, который пришёл обсуждать условия расторжения крайне невыгодного контракта.

Игорь уже ждал меня за столиком у огромного панорамного окна. Он выглядел так, будто ничего экстраординарного не произошло: дорогой костюм, расслабленная поза, лёгкая снисходительная улыбка на холёных губах. Он даже картинно встал, чтобы отодвинуть для меня стул – жест, который после всего случившегося выглядел верхом цинизма.

– Элиночка, здравствуй. Прекрасно выглядишь, – промурлыкал он, когда официант, приняв мой заказ на воду без газа, наконец отошёл. – Я уж было подумал, ты заперлась в квартире у своей сумасбродной подружки Светки и горько оплакиваешь свою несчастную долю.

– У меня были дела поважнее, Игорь, – ровно ответила я, делая вид, что с интересом изучаю меню, которое знала наизусть. – Например, планирование своего светлого будущего.

Он усмехнулся, не оценив моей иронии.

– Вот как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. Я всё прекрасно понимаю: ты обижена, ты оскорблена в лучших чувствах. Имеешь полное право. Я повёл себя… не совсем красиво. Но давай не будем рубить с плеча. Мы же взрослые, цивилизованные люди.

Я молча смотрела на него, приподняв бровь. Давай, продолжай свой спектакль.

– Я тут подумал, – он подался вперёд, понизив голос до заговорщицкого шёпота, будто сообщал мне государственную тайну. – Ты же умная женщина, Элина, ты понимаешь, что развод сейчас – это огромные репутационные убытки для меня. Для нас. У меня на носу крупная сделка, и мне совершенно ни к чему эти скандалы в прессе. Да и Егор… Зачем травмировать парня в его-то шестнадцать лет?

– О, ты вспомнил о существовании сына? Какая прелесть. Твоя секретарша внесла напоминание в календарь?

Он проигнорировал мою шпильку, поморщившись.

– В общем, я предлагаю разумный компромисс. Мы не будем разводиться. Просто сохраним видимость семьи для окружающих. Ты остаёшься полноправной хозяйкой в нашем доме, продолжаешь вести свой привычный образ жизни. Я, в свою очередь, в знак признательности удваиваю твоё ежемесячное содержание. Будешь покупать себе не одну сумочку Birkin в сезон, а две. Можешь летать на шопинг в Милан хоть каждую неделю, я оплачу. Плюс, я прямо завтра перепишу на тебя наш загородный дом в Барвихе. Полностью. Живи, наслаждайся, ни в чём себе не отказывай. Единственное условие – на публике мы по-прежнему идеальная пара. Ну а моя личная жизнь… тебя больше не касается. Как тебе такое бизнес-предложение, а?

Он откинулся на спинку стула, глядя на меня с видом благодетеля, только что осыпавшего нищенку золотом. Он был на сто процентов уверен в моём согласии. В его мире, где всё имело свою цену, покупалось и продавалось абсолютно всё: лояльность, репутация, дружба и, конечно же, любовь. И я, его «красивый фасад», была для него всего лишь ценным активом, который нужно было удержать любой ценой.

Я сделала маленький, изящный глоток воды. Насладилась немой сценой.

– Предложение, конечно, очень щедрое, Игорь. Прямо-таки золотая клетка с пожизненным пансионом и видом на Рублёвку. Но боюсь, я вынуждена отказаться.

Улыбка на его лице слегка дрогнула, будто дала трещину. Он явно не ожидал такого ответа.

– Что значит «отказаться»? Элина, ты меня не поняла? Я предлагаю тебе всё, о чём только можно мечтать, без каких-либо обязательств с твоей стороны.

– Нет, это ты меня не понял. Ты предлагаешь мне и дальше быть красивой ширмой для твоих похождений, только за большую цену. Спасибо, но я больше не продаюсь. Мой ценник значительно вырос.

– Да кому ты нужна в свои сорок пять со своей гордостью? – в его голосе зазвенел холодный металл. – Ты хоть представляешь, что такое жить одной? Снимать квартиру, считать деньги от зарплаты до зарплаты, самой таскать тяжёлые сумки из магазина? Ты же абсолютно не приспособлена к реальной жизни! Через месяц сама прибежишь, Эля. Вот только условия для тебя будут уже совсем другими.

– Не думаю, – я спокойно достала из сумочки тот самый конверт и положила его на белоснежную скатерть рядом с его прибором. – Вот, прочти на досуге. Это чтобы ты не сомневался в серьёзности моих намерений.

Он с недоумением перевёл взгляд с конверта на меня и обратно.

– Что это ещё за фокусы?

– Официальное уведомление. Мой адвокат свяжется с твоим в ближайшее время для обсуждения деталей. Деталей нашего развода и, что самое интересное, раздела имущества.

Игорь медленно, почти брезгливо, взял конверт. Его холёные пальцы, привыкшие подписывать многомиллионные контракты, выглядели на фоне белой бумаги неестественно напряжёнными. Он вскрыл его, пробежал глазами по первым строчкам, и его лицо начало стремительно меняться. Снисходительность испарилась, уступив место сначала недоумению, а затем – неприкрытой, ледяной ярости. Маска успешного бизнесмена треснула, обнажив злое, уязвлённое нутро хищника, попавшего в капкан.

– Зубов?! – прошипел он так, что я на секунду испугалась, что стол сейчас треснет. В его голосе прозвучало почти суеверное уважение, смешанное с животной ненавистью. – Ты наняла «Пиранью»? Ты что, совсем идиотка? Решила пустить меня по миру?!

– Я решила взять то, что принадлежит мне по праву, – я грациозно встала, аккуратно поправив несуществующую складку на платье. – Двадцать лет я была твоим верным партнёром, Игорь. И вкладывала в наш общий «бизнес» не меньше твоего. Мой вклад – это наша безупречная репутация, наш идеальный дом, наш гениальный сын. И я, наконец, собираюсь получить свои честно заработанные дивиденды.

Он вскочил так резко, что опрокинул бокал с водой.

– Ты горько пожалеешь об этом, Элина! Я тебя уничтожу! Я оставлю тебя ни с чем, ты меня поняла?!

– Попробуй, – я посмотрела ему прямо в глаза, и впервые за долгие годы не почувствовала ни капли страха. Только холодный, пьянящий азарт. – Приятного аппетита, милый. Счёт, как обычно, на тебе.

Я развернулась и пошла к выходу, не оборачиваясь, чеканя каждый шаг. Я чувствовала его испепеляющий взгляд в своей спине, но шаг мой был твёрдым и уверенным. Бумажная война началась. И я только что сделала свой первый, сокрушительный ход.

Глава 3

Переезд – это, как оказалось, не просто логистика по перемещению нажитого имущества из точки А в точку Б. Это целый ритуал прощания, причём довольно затянутый и болезненный. Каждый предмет, который я с безразличным видом паковала в коробки в нашем с Игорем пентхаусе, буквально вопил об ушедших годах. Вот фарфоровая балерина, купленная в Венеции во время нашего второго медового месяца – тогда я ещё верила, что браки заключаются на небесах, а не в кабинетах юристов. Вот толстенный альбом с фотографиями маленького Егора, где он смешно морщит нос, пытаясь съесть лимон. А вот идиотская пепельница в виде черепахи, которую Игорь привёз из какой-то сомнительной командировки и которой я всегда тайно желала скорейшей и мучительной гибели. Увы, она оказалась на редкость прочной. Вся эта материальная летопись двадцати лет жизни теперь лежала по картонным гробикам, ожидая своей участи.

Моя новая квартира, которую мы со Светкой нашли за один час панических поисков, была… другой. После залитых светом пространств пентхауса, где эхо от моих шагов могло бы заблудиться, эта двухкомнатная квартирка на седьмом этаже казалась почти кукольной. Но в ней было то, чего давно не было в моём прежнем доме – тишина. Не звенящая, холодная тишина отчуждения, а спокойная, умиротворяющая тишина уединения. Здесь пахло свежей краской и робкой надеждой, а не дорогим парфюмом и застарелой ложью.

Первые несколько дней я спала на надувном матрасе, который жалобно скрипел при каждом движении, питалась едой из доставки и вела бесконечные телефонные баталии с адвокатом. А потом в мою новую жизнь настойчиво позвонили в дверь. На пороге стояли два угрюмых грузчика, которые без лишних слов занесли в прихожую стопку плоских, унылых коробок с сине-жёлтым логотипом. Моя первая в жизни самостоятельная покупка. Мебель из ИКЕА.

Я с каким-то странным азартом смотрела на эти коробки. В моей прошлой жизни мебель не покупали – её заказывали у модных итальянских дизайнеров, месяцами ждали доставки и платили за неё суммы, сопоставимые с бюджетом небольшой африканской страны. А тут – всё и сразу, в разобранном виде. Стеллаж «Билли». Звучит почти как имя старого доброго друга. Я решила, что начну именно с него. Мне отчаянно нужно было место, куда можно будет поставить пару книг, фотографию Егора и припрятать бутылку вина на случай экстренной психологической помощи.

– Ну что, Билли, – бодро сказала я вслух пустоте комнаты, – сейчас мы с тобой подружимся. Я же не совсем белоручка. Я могу организовать благотворительный аукцион на триста персон, значит, и с какой-то деревяшкой справлюсь.

Оптимизм мой испарился ровно через десять минут, когда я разложила на полу все детали и открыла инструкцию. Меня встретил весёлый нарисованный человечек без лица, который с энтузиазмом показывал, что и куда нужно вкручивать. Ни единого слова. Только картинки, стрелочки и загадочные символы. Это было похоже на попытку расшифровать древние египетские иероглифы, не имея под рукой Розеттского камня. В отчаянии я набрала Светку.

– Спасай, – выдохнула я в трубку, едва подруга ответила. – Я, кажется, ввязалась в неравный бой со шведским злом.

– Так, без паники, – раздался её бодрый голос. – Что стряслось? Игорь прислал очередное ядовитое письмо через адвоката?

– Хуже! Я пытаюсь собрать стеллаж из ИКЕА.

В трубке повисла пауза, а затем раздался сдавленный смешок.

– Элина Каменева собирает мебель? Дорогая, это даже звучит как начало анекдота. Ты уверена, что держишь инструкцию правильной стороной? И, умоляю, скажи, что ты не пытаешься забить шуруп каблуком от Маноло Бланик.

– Очень смешно, – пробурчала я, тыча пальцем в схему. – Тут нарисован человечек, и он явно надо мной издевается. Он улыбается! Он знает, что я ничего не понимаю!

– Эля, он нарисованный. У него нет злого умысла. Просто делай, как он показывает. Левая дощечка в правый пазик, или как там у них, у плотников.

– У меня такое чувство, что для этого нужен диплом инженера и мужская сила. А у меня в наличии только диплом филолога и свежий маникюр.

– Маникюр – это уже половина успеха, – не унималась Светка. – Ладно, слушай сюда. Глубоко вдохни. Выпей бокал вина. И представь, что этот стеллаж – твой бывший. И тебе нужно его хорошенько… собрать. В единое целое. По частям. Думаю, такая мотивация тебе поможет. Звони, если решишь сжечь его к чёртовой матери.

Я хмыкнула и отключилась. Совет был, конечно, в духе Светки, но что-то в нём было. Я налила себе полбокала вина, сделала глоток и снова посмотрела на разбросанные детали.

Первый час прошёл в бесплодных попытках соединить боковую стенку с нижней полкой. Крошечный шестигранный ключ, который шёл в комплекте, казался мне орудием пыток. Он постоянно выскальзывал из пальцев, а винты входили в пазы под таким немыслимым углом, что вся конструкция напоминала Пизанскую башню на минималках. Весёлый человечек в инструкции продолжал глупо улыбаться.

– Да что тебе надо, кусок ты прессованных опилок! – в отчаянии прорычала я, обращаясь к недоделанному стеллажу. – Я с тобой по-хорошему пытаюсь!

Через два часа я сидела на полу посреди хаоса из досок, винтиков и пакетиков с фурнитурой. На глаза навернулись слёзы. Глупые, злые, беспомощные слёзы. В голове, как назойливая пластинка, зазвучал голос Игоря: «Да кому ты нужна? Ты же абсолютно не приспособлена к реальной жизни! Ничего не умеешь… Пустое место…».

И в этот момент что-то во мне сломалось. Или, наоборот, починилось. Слёзы мгновенно высохли, уступив место ледяной, всепоглощающей ярости. Я вскочила на ноги.

– Ах так?! Не приспособлена?! – крикнула я в пустоту квартиры, обращаясь к невидимому призраку бывшего мужа. – Пустое место, говоришь?! Да я сейчас из этого пустого места такую крепость построю, что твой пентхаус покажется картонной коробкой!

Я схватила инструкцию и впилась в неё взглядом, будто пыталась прожечь в ней дыру. Я разложила все винтики и шпунтики по кучкам, как генерал перед решающим сражением. Шестигранный ключ в моей руке превратился из орудия пыток в скипетр, в символ моей новообретённой власти над собственной жизнью.

Я работала со звериным упрямством. Я закручивала винты, игнорируя стонущие мышцы и ноющие пальцы. Я стучала кулаком по полкам, чтобы они встали в пазы, и в какой-то момент даже использовала тот самый каблук от туфель, о котором говорила Светка. Я ругалась такими словами, которых не слышали даже стены кабинета моего адвоката. Я не собирала стеллаж – я штурмовала Бастилию. Я покоряла свой личный Эверест из ДСП и шпона.

И вот, спустя ещё час, грязная, взлохмаченная, с сорванным ногтем, но с горящими глазами, я отступила на шаг назад. Посреди комнаты стоял он. Мой стеллаж. Немного кривоватый, с одной полкой, установленной вверх ногами, и с парой загадочных лишних деталей, оставшихся на полу, как павшие в бою воины. Он был несовершенен. Он был нелеп. Но он был моим. От первой до последней щепочки.

Я провела рукой по его шероховатой поверхности и рассмеялась. Впервые за последние дни – по-настоящему, от души. В огромном доме, обставленном лучшими дизайнерами, не было ни одной вещи, к которой я приложила бы руку. Всё было чужим, выбранным для статуса, для картинки. А этот кривобокий стеллаж был первым настоящим предметом в моей новой жизни. Мой первый трофей. Мой первый камень, заложенный в основание моей личной крепости. И глядя на него, я точно знала: я справлюсь. Со всем.

Мой кривобокий стеллаж «Билли» из ИКЕА гордо стоял посреди гостиной, словно памятник неизвестному солдату, павшему в неравной битве с инструкцией на шведском. Я победила его только с третьей попытки, вооружившись видеоуроком на YouTube и парой не самых цензурных выражений. Теперь он, единственный предмет мебели в комнате, не считая надувного матраса, который жалобно сдувался каждую ночь, вызывал у меня приступы иррациональной нежности. Эта маленькая мебельная победа придала мне сил. Я даже начала находить сомнительную прелесть в гулком эхе пустой квартиры и в том, как утреннее солнце рисует на голых стенах причудливые узоры. Но эйфория от завоёванной независимости, пахнущей лапшой быстрого приготовления, стремительно сменялась глухой, ноющей тревогой. У этой тревоги было имя, лицо и привычка сутулиться над клавиатурой. Егор.

Все эти дни я изображала из себя Наполеона в юбке. Вела войну на два фронта: с адвокатом обсуждала тактику и стратегию раздела совместно нажитого фарфора, и всего на что мой глаз должен упасть. Я была занята, собрана и на удивление эффективна для женщины, чей мир только что разлетелся на кусочки. Но стоило наступить тишине, как из самого тёмного угла моего сознания выползал главный страх. Разговор с сыном.

Я достала телефон и открыла его фотографию. Егор, щурясь от солнца, стоит на палубе яхты во время нашего прошлогоднего круиза по Греции. У него мои глаза и отцовская линия подбородка, но взгляд уже совсем свой – насмешливый, умный, проникающий в самую суть вещей. Он никогда не был обычным подростком. В то время как его сверстники гоняли мяч и впервые влюблялись, мой сын взламывал школьные серверы, чтобы «протестировать систему безопасности», и читал книги по квантовой физике, которые я не могла даже правильно произнести. Он был моим самым близким человеком, моим молчаливым союзником в этом холодном, выверенном до миллиметра мире Игоря. И теперь мне предстояло взять и собственноручно взорвать его мир.

Я закрыла глаза и, как режиссёр-неудачник, начала прокручивать в голове возможные сценарии разговора. Каждый был провальнее предыдущего.

Сценарий первый, мелодраматический: «Мать-наседка». Я приезжаю к нему в его элитную гимназию, отвожу в уютное кафе, заказываю его любимый тройной чизкейк и, глядя на него влажными от подступающих слёз глазами, начинаю лепетать: «Егорушка, солнышко моё… Понимаешь, в жизни взрослых людей иногда так бывает… Мы с папой больше не можем быть вместе. Но мы оба тебя очень-очень любим, и для тебя ровным счётом ничего не изменится…». Бр-р-р. От этой фальши у меня самой сводило зубы. Егор бы выслушал этот бред с вежливой скукой, доел бы десерт, а потом спросил что-нибудь вроде: «Мам, у тебя всё в порядке? Ты случайно не пересмотрела дешёвых сериалов? Пакетная передача данных с твоей стороны идёт с ошибками». Он ненавидел, когда с ним сюсюкали.

Сценарий второй, в стиле его отца: «Современная бизнес-мама». Я звоню ему по видеосвязи, на заднем фоне – мой новый, деловой интерьер (пока состоящий из того самого стеллажа и голых стен). Голос ровный, почти безэмоциональный. «Егор, привет. Нам нужно обсудить один организационный вопрос. Наша семейная структура претерпевает некоторые изменения. Мы с отцом приняли решение о прекращении партнёрских отношений. Это взвешенное и обоюдное решение двух взрослых людей, направленное на оптимизацию дальнейшего взаимодействия». Господи, это же лексикон Игоря! Так он обычно объявлял об увольнении очередного топ-менеджера. Егор бы решил, что меня похитили инопланетяне и заменили на не очень качественную копию.

Проблема была не в том, чтобы сказать ему правду. Я знала, что он её переварит. Проблема была в том, что я слишком хорошо изучила методы Игоря за двадцать лет. Он уже наверняка начал свою игру. Он не будет кричать и обвинять. Он будет действовать тоньше, подлее, как настоящий мастер манипуляций. Он представит всё так, будто это я, его неблагодарная, взбалмошная жена, впала в возрастной маразм и разрушила «идеальную семью».

Я почти слышала его вкрадчивый, убедительный баритон, разливающийся в его роскошном кабинете: «Сын, я до последнего пытался спасти наш брак. Твоя мать… она сейчас в трудном периоде. Кризис среднего возраста, понимаешь? Ей захотелось какой-то новой жизни, острых ощущений. Она просто ушла, хлопнув дверью. Оставила нас. Но мы с тобой мужчины, мы справимся. Я всегда буду рядом, сынок». Он выставит меня сумасшедшей, эгоисткой, предательницей. И самое страшное, что Егор мог ему поверить. Ведь со стороны всё выглядело именно так: у меня было всё – деньги, статус, роскошный дом. И я сама от всего этого отказалась. Как объяснить шестнадцатилетнему парню, пусть и гениальному, что можно задыхаться в золотой клетке, даже если в ней есть вай-фай и личный повар?

Я встала и прошлась по пустой комнате. Шаги гулко отдавались в тишине, подчёркивая моё одиночество. Я подошла к окну. Внизу текла обычная городская жизнь: спешили по делам люди, ползли в пробке машины, мама с коляской гуляла по скверу. Обычный мир, к которому я, по словам Игоря, была совершенно не приспособлена. «Ты без меня пропадёшь, Эля. Ты даже не знаешь, как платить за квартиру». Может, он и прав? Может, я и впрямь совершаю самую большую ошибку в своей жизни, втягивая в неё самого дорогого мне человека?

Но потом я снова вспомнила лицо Егора. Вспомнила, как он, будучи ещё совсем мальчишкой, находил меня плачущей на балконе после очередной ссоры с Игорем. Он не задавал вопросов, просто подходил, молча обнимал за колени и сидел так, пока я не успокоюсь. Его маленькая макушка утыкалась мне в бок, и это было лучше любых слов. Вспомнила, как в прошлом году, когда Игорь накричал на меня за какую-то мелочь при гостях – кажется, я купила не то оливковое масло, – Егор демонстративно встал из-за стола и сказал: «Пап, ты не прав. Извинись перед мамой». В тот вечер Игорь с ним неделю не разговаривал, но я поняла – мой сын видит и понимает гораздо больше, чем мы думаем. Он не был слепым обожателем своего всемогущего отца. Он был наблюдателем. Умным, ироничным и очень проницательным.

И в этот момент я поняла, как именно нужно с ним говорить. Не как с ребёнком, которого нужно оберегать от страшной правды. И не как с деловым партнёром, которому докладывают о реструктуризации. А как с единственным настоящим другом, который у меня остался. Как с равным.

Нужно просто рассказать всё, как есть. Без истерик и без попыток выставить себя жертвой. Рассказать про любовницу, про слова Игоря о «фасаде», про своё решение уйти не «от хорошей жизни», а для того, чтобы сохранить остатки самоуважения. Не обвиняя его отца, а просто констатируя факты. Он заслуживал правды. Какой бы уродливой она ни была.

Страх никуда не делся. Он всё так же холодным комком лежал где-то в районе солнечного сплетения. Я боялась его реакции, боялась осуждения, боялась сделать ему больно. Но решимость была сильнее. Хватит прятаться.

Я снова взяла в руки телефон. Он казался тяжёлым, как кирпич. Пальцы нащупали зелёную иконку вызова рядом с его именем. Сердце заколотилось так, что, казалось, его стук слышен даже соседям снизу. Я сделала глубокий вдох, выдохнула и нажала на экран. Длинные, мучительные гудки полетели на другой конец провода, отсчитывая последние секунды моей прошлой жизни.

Глава 4

Гудки в трубке тянулись, как расплавленная карамель – долго, мучительно, бесконечно. Я сидела на полу съёмной квартиры, обхватив колени руками, и гипнотизировала телефон, словно это могло заставить сына ответить быстрее. Каждый новый гудок отдавался у меня в висках ударом крошечного, но очень назойливого молоточка. Ну давай же, Егор, возьми трубку, умоляю! Я уже была готова сдаться и нажать на красную кнопку отбоя, когда на том конце провода наконец-то проснулись. Вернее, не проснулись. Сработал автоответчик. Бесстрастный механический голос какой-то тётки, которую я мысленно окрестила Кибер-Галиной, сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети.

Я уронила руку с телефоном, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок. Ну конечно. Мой сын в своей элитной гимназии-пансионе, где использование телефонов во время занятий приравнивалось чуть ли не к государственной измене. Я не могу просто так ему позвонить и вывалить новость, которая перевернёт его мир с ног на голову. Нужно ехать. Нужно смотреть в его умные, всё понимающие глаза.

Но одна только мысль о том, чтобы снова сесть за руль, тащиться через весь город и, запинаясь, подбирать правильные слова, вызывала у меня приступ тошноты. Я была не готова. Совершенно. Я чувствовала себя сапёром-любителем, которому поручили обезвредить ядерную боеголовку, не выдав ни инструкции, ни даже кусачек. А права на ошибку, как водится, нет.

В голове снова и снова, как заевшая пластинка, прокручивались слова Игоря, брошенные мне на прощание: «Ты горько пожалеешь об этом, Элина! Я тебя уничтожу!». И я прекрасно знала, что его «уничтожение» начнётся именно с Егора. Мой бывший не побрезгует ничем, чтобы настроить сына против меня, чтобы выставить меня в самом неприглядном свете. Для него это была не семейная драма, а очередная бизнес-стратегия по захвату самого ценного актива. Нашего сына.

Я без сил плюхнулась на свой скрипучий надувной матрас, который за последние сутки успел побывать и кроватью, и диваном, и обеденным столом. Комната, ещё утром казавшаяся мне персональным островом свободы, теперь давила своей гулкой пустотой и запахом новой, дешёвой мебели из ДСП.

В этот самый момент мой телефон, лежавший рядом, завибрировал и зашёлся пронзительной трелью – какой-то дурацкой попсовой песенкой, которую Егор установил мне на свой контакт «для поднятия настроения». Я вздрогнула, как от удара током. На экране высветилось до боли знакомое имя. «Егор».

Сердце пропустило удар, а потом заколотилось с бешеной скоростью где-то в горле. Он звонит сам. Значит, Игорь уже успел. Нанёс свой упреждающий удар. Я судорожно сглотнула, пытаясь унять дрожь в голосе, и провела пальцем по экрану.

– Алло? Егор? Привет, милый.

– Мам, привет, – его голос в трубке звучал непривычно ровно, даже как-то отстранённо. Ни удивления, ни радости. Просто констатация факта. – У тебя есть минута?

– Конечно, есть. Всегда. Что-то случилось?

В трубке на мгновение повисла пауза. Я слышала только своё собственное прерывистое дыхание и стук сердца, который, казалось, мог услышать и он.

– Мне тут папа звонил, – наконец произнёс он, и эти три слова обрушили на меня ледяную лавину. Моё сердце не просто ушло в пятки, оно пробурило пол и улетело к соседям снизу. Ну вот и всё. Началось.

– Да? – мой голос прозвучал жалко и неуверенно, как у двоечницы у доски. – И… что он сказал?

– Сказал, что ты от нас ушла, – всё тем же монотонным голосом продолжал Егор. – Что у тебя какой-то сложный период, кризис среднего возраста, и тебе захотелось «пожить для себя». Рассказывал, как он пытался тебя образумить, даже предлагал переписать на тебя загородный дом, но ты устроила истерику и сбежала в неизвестном направлении к своей подруге. В общем, представил всё так, будто ты главная героиня дешёвого романа, которая внезапно решила всё бросить и уехать в закат на красном кабриолете. Только кабриолета у тебя нет, так что, видимо, на такси.

Я закрыла глаза. Каждое его слово было точным, выверенным ударом. Игорь не просто рассказал свою версию – он сделал из меня капризную, неблагодарную дуру, бросившую семью ради мифической «свободы». Я уже открыла рот, чтобы начать что-то лепетать в своё оправдание, что-то сбивчивое и жалкое про красные туфли и «брак-фасад», но Егор не дал мне сказать ни слова.

– Я его выслушал, – продолжил он, и в его голосе проскользнула новая, незнакомая мне металлическая нотка. – Внимательно так выслушал. А потом спросил, фигурировала ли в этой душещипательной истории какая-нибудь девица лет двадцати с волосами цвета перекиси водорода и интеллектом хлебушка.

Я замерла, перестав дышать.

– И что он? – прошептала я, боясь поверить в то, что сейчас услышу.

– Он почему-то очень обиделся, – в голосе сына впервые отчётливо прозвучала усмешка. Сухая, ироничная, очень взрослая. – Начал кричать, что я неблагодарный щенок, что он на меня жизнь положил, а я на стороне матери-истерички. А потом бросил трубку. Видимо, пошёл валерьянку пить.

В комнате повисла оглушительная тишина. Я молчала, потому что все слова, которые я так мучительно подбирала последние часы, вдруг оказались ненужными. Мой сын, мой гениальный, мой невероятно проницательный мальчик всё понял сам. Без моих объяснений и оправданий.

– Мам, – сказал он уже совсем другим тоном, тёплым и до боли родным. – Я не идиот. И не слепой. Я уже давно всё видел. Помню, как ты на его дне рождения в прошлом году улыбалась так, что я боялся, у тебя челюсть сведёт. Просто ждал, когда у тебя кончится терпение. Честно говоря, я удивлён, что оно у тебя такое долгое. Я бы на твоём месте сбежал ещё года три назад.

Слёзы, которые я так стойко сдерживала все эти дни, хлынули из глаз. Но это были не слёзы горя или обиды. Это были слёзы облегчения. Огромного, всепоглощающего, почти болезненного облегчения, от которого сводило скулы. Я сидела на своём надувном троне посреди пустой комнаты и ревела, как белуга, совершенно не заботясь о том, как это выглядит.

– Так, – деловито произнёс он, прерывая мои беззвучные рыдания. – Хватит реветь. Диктуй адрес. Или скинь геолокацию, так быстрее.

– Зачем? – не поняла я, шмыгая носом и пытаясь сфокусировать взгляд.

– В смысле «зачем»? Я еду к тебе, – ответил он так, будто это было единственно возможное и логичное решение во всей вселенной. – И вещи свои заберу. Мне всё равно мой новый сервер некуда было ставить, а у тебя, я так понимаю, места теперь навалом.

Я рассмеялась сквозь слёзы. Громко, немного истерично, но абсолютно счастливо. Мой мальчик. Моя опора. Моя гордость. Он не просто был на моей стороне. Он был со мной.

– Сейчас, – выдохнула я, пытаясь унять смех и слёзы. – Сейчас всё скину.

– Давай. Буду через час-полтора. Закажи пиццу. Две. «Четыре сыра» и «Пепперони». И скажи курьеру, что я очень, очень голодный. Кормят нас тут, знаешь ли, не очень.

Он отключился, а я ещё несколько минут сидела на своём дурацком матрасе, прижимая телефон к груди. Пустая квартира больше не казалась мне холодной и чужой. Она ждала. Ждала моего сына. Моя маленькая, ещё не достроенная крепость только что обрела свой главный бастион. И я знала, что теперь мы выдержим любую осаду. Особенно с двумя пиццами.

Час, который отделял меня от приезда сына, я провела в состоянии, которое можно было бы назвать «предстартовой паникой». Я нарезала круги по своей необъятной и гулкой квартире-студии, как львица в зоопарке перед кормёжкой. Моей главной задачей было сотворить из полного ничего хотя бы жалкое подобие уюта. С усердием, достойным лучшего применения, я расправила невидимые складки на надувном матрасе, который служил мне одновременно кроватью, диваном и обеденным столом. Протёрла свой единственный предмет мебели – кривобокий стеллаж «Билли» – от пыли, которой там и в помине не было. Даже коробки из-под пиццы, предусмотрительно заказанной заранее, я выстроила на подоконнике в идеальную пирамиду. Получилось нечто среднее между арт-инсталляцией на тему одиночества и баррикадой. Всё это было отчаянно глупо. Я пыталась задрапировать пустоту, но она, казалось, лишь громче хохотала в ответ, отражаясь от голых стен.

Когда в дверь наконец-то позвонили, я подпрыгнула так, словно сидела на катапульте. Сердце совершило кульбит, ухнув куда-то в район пяток, а затем взмыло к самому горлу. Я распахнула дверь, и на пороге стоял он. Мой сын. Мой Егор.

Он определённо стал выше, хотя мы не виделись всего пару мучительных недель. Плечи раздались вширь, а во взгляде появилась какая-то новая, взрослая серьёзность. Он вырос. Вырос, пока я была по уши занята выбором правильного оттенка салфеток для очередного ужина с партнёрами и поддержанием безупречного «фасада» нашего идеального брака. На нём была его стандартная униформа: растянутая чёрная толстовка с какой-то абракадаброй на языке программирования, потёртые джинсы и кеды, которые, кажется, помнили ещё динозавров. За спиной – огромный рюкзак, похожий на парашют, из которого хищно выглядывал угол ноутбука.

Мы молча пялились друг на друга несколько секунд, показавшихся мне маленькой вечностью. А потом он просто шагнул через порог и сгрёб меня в охапку. Крепко, чуть неуклюже, как это умеют делать только шестнадцатилетние парни, которые уже слишком взрослые для телячьих нежностей, но ещё отчаянно в них нуждаются. Он уткнулся подбородком в мою макушку, а я вцепилась в его толстовку, как утопающий цепляется за спасательный круг. Я вдыхала его до боли родной запах – смесь чего-то неуловимо мальчишеского, стирального порошка и общаги, который всегда витал вокруг его работающей техники. И в этот самый момент я наконец-то поняла, что я дома. Не в роскошном пентхаусе с видом на город, не в этой съёмной бетонной коробке, а здесь, в его объятиях.

– Мам, ты сейчас мне рёбра переломаешь, – пробормотал он, но рук не разжал.

– Прости, – выдохнула я, отстраняясь и торопливо смахивая предательскую слезу. – Ты… такой большой стал.

– Побочный эффект школьных котлет, – хмыкнул он и окинул мою новую резиденцию оценивающим взглядом, будто был риелтором из элитного агентства. – Хм. Смелое дизайнерское решение в стиле «постапокалиптический минимализм». Мне нравится. Куда ставить системный блок?

Он без лишних церемоний прошагал в комнату, с грохотом сбросил рюкзак на пол и немедленно начал распаковывать свои бесценные сокровища. Я смотрела на него, и моё сердце заливала такая волна нежности и гордости, что, казалось, оно вот-вот не выдержит и лопнет. В его глазах не было ни капли жалости или осуждения. Только спокойная, совершенно недетская решимость. Он приехал не утешать меня. Он прибыл на поле боя, чтобы стать моим главным союзником.

– Пицца остынет, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал бодро, а не дрожал. – Давай сначала поужинаем, а потом будешь разворачивать свой космодром.

Мы уселись прямо на пол, используя салфетки вместо скатерти, и открыли коробки. Божественный аромат горячего сыра и пепперони мгновенно наполнил комнату, делая её чуточку более жилой и уютной. Егор ел с аппетитом оголодавшего программиста, закидывая в себя кусок за куском.

– Так, – произнёс он, прожевав очередной ломоть «Четырёх сыров» и вытерев руки о джинсы. – Теперь давай твою версию событий. Без цензуры и смягчающих формулировок. Папину я уже выслушал, теперь для полноты картины и объективного анализа данных мне нужен твой отчёт.

И я рассказала. Выложила всё, как на духу. Про алые туфли на «запретной» территории, про девицу в нашей супружеской постели, про живописный, хоть и недолгий, полёт с балкона её вещей. И про слова Игоря. Про «жену-фасад», про «пустое место», про то, что я теперь «никому не нужна». Егор слушал молча, не перебивая, только желваки на его скулах ходили ходуном, а пальцы нервно выбивали какую-то дробь по крышке коробки. Когда я закончила свой сбивчивый рассказ, он задумчиво отодвинул от себя недоеденный кусок. Аппетит у него явно испарился.

– Ясно, – тихо произнёс он. – В принципе, его алгоритм поведения был предсказуем. Когда факты играют против него, он переходит на личности и пытается дискредитировать источник информации. Классическая манипуляция уровня «новичок».

Он помолчал, глядя в стену, а потом криво усмехнулся.

– Знаешь, что он мне предложил, когда понял, что его душещипательная история про «маму-истеричку, которая сама всё разрушила» не сработала?

– Что же? – с замиранием сердца спросила я.

– Он решил меня купить. Прямо и без затей. Сказал: «Сын, я понимаю, ты злишься. Но давай будем реалистами. С кем тебе будет лучше? С матерью в какой-то съёмной конуре или со мной? Остаёшься – и я покупаю тебе любую машину, как только получишь права. Хочешь – „Мустанг“. И оплачиваю стажировку в Кремниевой долине следующим летом. Выбирай».

Я ахнула. Это было так в духе Игоря. Цинично, прямолинейно и с непоколебимой уверенностью, что у всего на свете есть свой ценник.

– И что ты ответил? – прошептала я, боясь дышать.

– Я сказал ему, что «Мустанг» – это, конечно, эффектно, но у него слишком большой расход топлива и безнадёжно устаревшая система бортового компьютера. А в Кремниевую долину я и сам поступлю, без его спонсорства. И что мой выбор – это не выбор между пентхаусом и надувным матрасом. Это выбор между человеком, который меня уважает, и человеком, который пытается вписать меня в графу «расходы». Кажется, после этого он и бросил трубку.

Он поднял на меня глаза, и в их глубине я увидела отблеск холодного, взрослого гнева.

– Мам, он тебя не просто предал. Он тебя растоптал. И он не остановится. Он будет давить на тебя через адвокатов, через общих знакомых, через прессу. Он попытается выставить тебя сумасшедшей и оставить ни с чем.

– Я знаю, Егор. Но у меня хороший адвокат. Мы будем бороться.

Сын задумчиво побарабанил пальцами по коробке. А потом посмотрел на меня с таким будничным выражением лица, будто собирался предложить мне обновить антивирус.

– А зачем сражаться по его правилам? Это долго и неэффективно. Есть путь короче.

– Это какой ещё путь? – насторожилась я, предчувствуя недоброе.

– Мам, давай я просто взломаю его почту, – совершенно спокойно предложил он. – И рабочую, и личную. И все мессенджеры заодно. Уверен, там найдётся столько всего пикантного, что твой адвокат-пиранья от восторга в ладоши захлопает. Найдём его офшорные счета, о которых ты и не подозревала. Переписку с другими его… пассиями. Компромат на партнёров, который он наверняка хранит на чёрный день. Да там, скорее всего, целая папка с названием «Судный день». После публикации этих данных он станет таким шёлковым, что сам принесёт тебе ключи от половины своей бизнес-империи и ещё сверху бантиком перевяжет. Делов на одну ночь.

Я смотрела на него во все глаза, не в силах произнести ни слова. Мой сын, мой тихий, домашний мальчик-гений, только что с невозмутимостью заказа пиццы предложил совершить десяток уголовных преступлений, чтобы защитить мою честь. Часть меня, законопослушная и правильная, была в ужасе. Но другая, самая большая и честная часть, была переполнена такой вселенской гордостью и любовью, что у меня снова предательски защипало в носу.

– Егор, нет! – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно строже, хотя внутри всё ликовало. – Категорически нет. Мы не будем опускаться до его методов. Мы не будем нарушать закон. Мы выиграем это дело честно. Ты меня понял?

Он картинно вздохнул, как гениальный учёный, которому не дали провести важнейший эксперимент из-за глупых предрассудков толпы.

– Понял. Выбираем долгий и скучный путь. Как скажешь, ты здесь босс. Но если что, мой ноутбук всегда в боевой готовности. Просто имей в виду.

Он подмигнул мне, и я не выдержала и рассмеялась – впервые за последние несколько недель. Мой защитник. Мой личный хакер.

– Ладно, – сказал он, решительно поднимаясь с пола. – Раз план «Б», он же «Быстрый и блестящий», отменяется, будем действовать по плану «А», он же «А-а-а, как долго». Помоги мне разобрать вещи. Мне нужно срочно организовать рабочее место. У меня завтра международная онлайн-олимпиада по криптографии, а я даже не начинал готовиться.

Я смотрела, как он с деловитым видом вытаскивает из сумок и рюкзаков свои мониторы, клавиатуры, провода и какие-то совершенно инопланетные устройства, за считанные минуты превращая угол моей пустой гостиной в филиал центра управления полётами. И в этот момент я отчётливо поняла, что Игорь крупно просчитался. Он мог лишить меня дома, денег и статуса. Но он не мог отнять у меня самого главного. Моего сына. А с таким союзником я была готова к любой войне. У Игоря была армия юристов. А у меня – шестнадцатилетний гений с ноутбуком. Кажется, шансы наконец-то выровнялись.