Читать онлайн Наследник тьмы

Глава 1. Прах и бриллианты

«У каждого своя клетка. Моя отделана бархатом и пахнет деньгами. Но решётка от этого не становится менее прочной».

– Из дневника К.В.

Академия «Лейквью» встречала новую учебную неделю с холодным, выверенным до миллиметра совершенством. Стриженые газоны искрились росой, гравий на дорожках хрустел с идеальной, почти съёмочной гулкостью, а фасад из старого красного кирпича в лучах осеннего солнца выглядел как иллюстрация из брошюры «Лучшие пансионы мира». Всё здесь было символом: от герба с совами и девизом на латыни над входом до выдержанных в едином стиле униформ студентов. Символом порядка, традиций и безупречности.

В этот утренний идиллический пейзаж, как окровавленный палец в стерильную перчатку, врезался огненно-красный спортивный McLaren 720S.

Он ворвался на центральную аллею с таким рёвом, что стая голубей с грохотом взметнулась с карниза библиотеки, а несколько старшекурсников, кутавшихся в пальто, инстинктивно шарахнулись в сторону. Машина, сверкая лаком и полированным карбоном, на секунду замерла у главного входа, выплюнув из распахнутой двери своего водителя, а затем с рычащим звуком гидравлики бесшумно припарковалась на месте, помеченном табличкой «Для визитёров директора».

Из McLaren вышел он. Кай Вандерфельд.

На нём была та же тёмно-серая униформа «Лейквью», что и на всех, но сидела она на нём так, будто её только что измяли и надели нарочно – с расстёгнутыми верхними пуговицами белой рубашки, галстуком, повязанным кое-как, и в тонком намёке на дорогой парфюм, в котором угадывались ноты кожи, дыма и чего-то дикого, неуловимого. Он закинул на плечо черный рюкзак из мягкой кожи, одним движением заправил чёрные непослушные волосы за ухо, и его глаза, цвета старого золота, лениво скользнули по фасаду, выхватывая детали с хищной, почти животной внимательностью.

– Вандерфельд! – раздался сдавленный, полный бессильной ярости голос. С крыльца, нарушая утренний ритуал, спускался сам директор Артур Хейл, его лицо было бледнее обычного. – Снова твой цирк! Машину с этого места! Немедленно! И я хочу видеть тебя в своём кабинете после первого занятия!

Кай медленно повернулся к нему, и на его губах сыграла едва заметная, вызывающая улыбка.

– Артур, – его голос был низким, немного хрипловатым, и он намеренно опустил обращение «мистер». – Не волнуйтесь так. Вы же знаете, у моего отца доля в правлении этого заведения. Он ценит… эффективность. А я всего лишь эффективно экономлю время.

– Твоё время не стоит попрания правил, которым следуют все! – прошипел Хейл, приближаясь. От него пахло кофе и дорогим лосьоном после бритья. Запах раздражал Кая, било в нос. – Однажды твои выходки перейдут все границы!

– Обещаю, вы будете первым, кто об этом узнает, – парировал Кай, его взгляд скользнул мимо директора, будто ища более интересную цель.

И он её нашёл.

Из-за угла административного корпуса появилась она. Девушка, которую он раньше не видел. В её руках была не сумка от Louis Vuitton, как у остальных, а потрёпанный рюкзак, а подмышкой она держала толстый фолиант в потёртом переплёте. Её каштановые волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались пряди. Она не смотрела по сторонам, не искала взглядами знакомых, её взгляд был устремлён куда-то вдаль, будто она решала в уме сложное уравнение. Она шла, погружённая в свои мысли, и её простая, лишённая всякого пафоса естественность на мгновение загипнотизировала Кая.

В этот самый момент Хейл, доведённый до белого каления его безразличием, схватил Кая за локоть.

Это была ошибка.

Рефлекс сработал быстрее мысли. Кай резко дёрнулся, высвобождая руку, с такой силой, что директор отшатнулся, чуть не поскользнувшись на идеальном гравии. В глазах Кая на секунду вспыхнул тот самый, дикий, звериный огонёк. Он не рычал, но низкое предупреждающее ворчание будто зависло в воздухе между ними.

– Не прикасайтесь ко мне, – прошипел он, и в его голосе впервые прозвучала не поза, а настоящая, леденящая кровь угроза.

Хейл замер, его глаза расширились от шока и внезапно нахлынувшего, примитивного страха. Он видел это. Видел ту самую тень, что скрывалась за насмешливой маской наследника Вандерфельдов.

В этот момент девушка с книгой прошла мимо них. Её взгляд скользнул по разыгрывающейся сцене – разгневанный директор, взъерошенный, опасный парень, ярко-красный символ вызова. И в её зелёных, невероятно ясных глазах Кай не увидел ни восхищения, ни страха, ни даже осуждения. Только… любопытство. Холодное, аналитическое. Как будто она изучала два странных экспоната под стеклом.

Она прошла, не замедляя шага, и скрылась внутри здания.

Кай, всё ещё сжатый как пружина, медленно выдохнул. Зверь внутри успокоился, отступил. Он провёл рукой по лицу и снова превратился в циничного бунтаря.

– Извините, Артур, – сказал он, и в его голосе снова зазвучала привычная лёгкость. – У меня аллергия на внезапные прикосновения. Наследственное.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и направился к входу, оставив директора приходить в себя на пороге его идеальной школы.

В холле его уже ждал Джейк Ривз, прислонившись к стене и с наслаждением доедая шоколадный батончик. Джейк был единственным человеком в «Лейквью», с кем Кай позволял себе быть почти настоящим. Почти.

– Ну что, – с набитым ртом проговорил Джейк, – опять твою луковую икру тостами неправильно подали? Или просто утро выдалось скучным, и ты решил подлить Хейлу седин в его безупречную причёску?

Кай коротко усмехнулся, скидывая рюкзак на пол у своей камеры хранения.

– Нечто большее. Он решил, что имеет право меня трогать.

– А, – понимающе кивнул Джейк. – Нашёл на свою голову. Буквально. Кто эта муза с книгой, что прошла мимо вас в самый кульминационный момент? Я ждал, что ты начнёшь рычать.

Кай щёлкнул замком. Металлическая дверца камеры захлопнулась с громким, окончательным звуком.

– Не знаю, – ответил он честно, глядя в ту сторону, куда скрылась девушка. В его памяти всё ещё стояли её глаза – зелёные, как лесная тишина. – Но, кажется, сегодняшний день стал немного интереснее.

Он потянулся за учебником по экономике, и его пальцы на секунду замерли. Он чувствовал лёгкую дрожь в кончиках, отголосок недавней вспышки. Он сжал кулак, пока костяшки не побелели. Контроль. Всегда контроль.

Школьный колокол прозвенел, оглашая коридоры мелодичным, требовательным звоном. Стадо студентов ринулось по своим маршрутам. Кай Вандерфельд сделал глубокий вдох, втягивая знакомый коктейль запахов – воска для полов, дорогих духов, бумаги и человеческих амбиций. Запах его клетки.

И где-то на задворках сознания, тихо и настойчиво, зашевелился тот самый, страшный секрет. Тот, что однажды сожрёт всё это благополучие, всю эту выстроенную за семнадцать лет жизнь, в прах и бриллианты.

Глава 2. Зелёные глаза и тихий укор

«Она смотрела на меня не как на проект, не как на угрозу и не как на трофей. Она смотрела как на задачу, которую нужно решить. Впервые за долгое время я почувствовал себя живым, а не просто игроком в чужой игре».

– Из дневника К.В.

Первым уроком в понедельник у старшекурсников была литература. Кай ненавидел литературу. Не сам предмет – в глубине души его манила магия слов, способных создать целые миры или описать тьму, похожую на его собственную. Нет, он ненавидел обязательность, препарирование смыслов под микроскопом скучных учебников и монотонный голос миссис Элдридж, которая, казалось, вот-вот сама уснёт над собственными конспектами.

Он вошёл в аудиторию последним, позволив Джейку занять два места у окна. Его появление, как всегда, вызвало лёгкую рябь: кто-то тут же отвёл взгляд, кто-то, наоборот, уставился с подобострастным интересом, а пара девушек из клуба дебатов синхронно поправили волосы. Кай прошёл к своему месту, игнорируя этот немой спектакль. Его золотистые глаза, лениво скользнув по рядам, на мгновение зацепились за спину той самой девушки с каштановым пучком. Она сидела в первом ряду, её поза была прямой и собранной, а перед ней лежала открытая тетрадь с аккуратными, уходящими в поля пометками.

«Отличница», – с лёгкой усмешкой подумал Кай.

– Сегодня мы продолжаем разбирать «Сто лет одиночества» Маркеса, – голос миссис Элдридж действительно был монотонным, как гудение холодильника. – Магический реализм как отражение латиноамериканского исторического…

Кай отключился. Он уставился в заоконное небо, наблюдая, как ветер гонит по нему рваные облака. Его слух, всегда обострённый, улавливал всё: скрип ручки Джейка, выводящего на полях карикатуру на Хейла, шепоток двух подруг за спиной, обсуждавших вчерашнюю вечеринку, ровное дыхание самой миссис Элдридж. И ещё один звук – лёгкий, едва слышный стук карандаша по краю парты. Он исходил от той девушки. Она не шепталась и не рисовала. Она слушала. Внимательно, поглощённо, будто выуживая из потока слов профессора скрытые жемчужины смысла.

– …тема одиночества, пронизывающая род Буэндиа1[1], является центральной, – бубнила миссис Элдридж. – Кто может привести пример и прокомментировать?

Аудитория замерла в благоговейной, трусливой тишине. Поднять руку – значит выставить себя на всеобщее обозрение, рискнуть сказать что-то не то. Кай видел, как напряглись спины однокурсников.

И тогда он увидел, как поднялась её рука. Непоколебимо уверенно.

– Мисс Вэнс? – удивилась преподавательница, будто разбуженная ото сна. – Лила, пожалуйста.

Лила Вэнс. Так её звали. Кай мысленно повторил это имя.

Лила повернулась немного, чтобы её было лучше слышно, и Кай впервые увидел её лицо полностью. Оно было не безупречно красивым в общепринятом смысле, но… цепляющим. Чёткий овал, прямой нос, и эти глаза – зелёные, как мох в тенистом лесу, с лёгкими золотистыми вкраплениями вокруг зрачков. В них не было и тени заискивания или желания понравиться.

– Одиночество Макондо – это не просто следствие географической изоляции, – её голос был тихим, но удивительно чётким, он резал тишину, как стекло. – Это одиночество, порождённое страхом перед прошлым. Они бегут от проклятия, от призраков своих предков, но приносят этих призраков с собой, запечатывая их в стенах своего дома. Это самопорождающееся одиночество. Они сами строят свою тюрьму из памяти и страха.

Она говорила не по учебнику. Она говорила так, будто сама прожила эти сто лет в шкуре кого-то из Буэндиа. В её словах была холодная, безжалостная точность. Кай почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Её слова о «проклятии», о «призраках предков» прозвучали для него зловеще знакомо.

– Ин… интересная трактовка, Лила, – миссис Элдридж поморгала, сбитая с толку такой глубиной. – Хотя, конечно, мы должны учитывать и социально-политический…

– Бред.

Слово сорвалось с губ Кая прежде, чем он успел его обдумать. Он сказал это негромко, но в гробовой тишине аудитории оно прозвучало как выстрел. Все головы повернулись к нему. Лила Вэнс тоже обернулась. Её взгляд был не сердитым, а… изучающим.

– Мистер Вандерфельд? – в голосе миссис Элдридж зазвенела паническая нотка. – У вас есть что добавить?

Кай медленно поднялся с места. Он был выше большинства в классе, и его фигура в мятой униформе вдруг показалась доминирующей.

– Она говорит о страхе перед прошлым, – начал он, его голос звучал глубже, чем у преподавательницы. – Но Буэндиа не бегут от прошлого. Они его приручают. Они пытаются сделать его частью своего настоящего – заковывают в лёд, читают заклинания, записывают предсказания. Их одиночество не в страхе. Оно в осознании. В том, что они понимают: их судьба – это замкнутый круг, спираль, из которой нет выхода. Они одиноки не потому, что боятся, а потому, что они – другие. Отличные от всех. И это отличие обрекает их на вечное непонимание.

Он не смотрел на преподавателя. Он смотрел на Лилу. В её зелёных глазах что-то промелькнуло – не гнев, не обида. Интерес. Живой, неподдельный интерес. Она не спускала с него взгляда, будто пытаясь разгадать ребус, который он собой представлял.

– Это… э-э-э… весьма пессимистично, мистер Вандерфельд, – пробормотала миссис Элдридж. – Но мы, пожалуй, вернёмся к…

– Нет, – тихо, но твёрдо сказала Лила, всё ещё глядя на Кая. – Он прав. Осознание неизбежности – это куда более прочная тюрьма, чем простой страх. Страх можно преодолеть. С предопределённостью бороться бесполезно.

Между ними на мгновение повисла тишина, напряжённая, почти осязаемая. Они стояли по разные стороны аудитории – он, потомок оборотней, скрывающийся за маской бунтаря-миллиардера, и она, тихая стипендиатка с пронзительным умом, – и в этот миг поняли друг друга на каком-то глубинном, не требующем слов уровне.

– Что ж! – резко встряхнулась миссис Элдридж, чувствуя, что теряет контроль над аудиторией. – Благодарю вас обоих за… живой диспут. Но теперь давайте обратимся к тексту. Глава четвёртая…

Кай медленно сел. Он чувствовал, как кровь стучит у него в висках. Джейк наклонился к нему.

– Ну ты даёшь, Вандерфельд, – прошептал он с усмешкой. – Влюбить в себя с первого взгляда – это я ещё понимаю. Но влюбить, процитировав учебник по философскому фатализму? Это новый рекорд.

– Заткнись, Ривз, – буркнул Кай, но беззлобно.

Он не сводил глаз с затылка Лилы. Она снова сидела неподвижно, её спина была прямой, но кончики её ушей слегка порозовели. Кай поймал себя на том, что снова принюхивается, пытаясь уловить её запах среди сотен других в классе. Цитрусовый шампунь, чернила и что-то ещё… свежее, как лес после дождя.

Когда прозвенел звонок, он задержался, надеясь, что она повернётся. Но она быстро собрала свои вещи и вышла из аудитории, не оглянувшись ни разу, растворившись в потоке студентов.

Кай остался стоять у своей парты, ощущая странную, щемящую пустоту. Впервые за долгое время чьё-то мнение, чьи-то слова задели его за живое. Она увидела не его деньги, не его машину, не его дерзость. Она увидела мысль. И оспорила её, приняв вызов.

«Лила Вэнс», – снова прошептал он про себя.

Он вышел в коридор, где уже кипела жизнь. И где его ждал новый сюрприз. Прислонившись к шкафчику напротив, с язвительной улыбкой стоял Макс Фостер. Высокий, светловолосый, с идеальной укладкой и холодными голубыми глазами. Его униформа выглядела так, будто её только что принесли из дорогого ателье.

– Вандерфельд, – протянул Макс. – Слышал, сегодня утром ты чуть не откусил руку нашему дорогому директору. Нервы шалят? Или твоё знаменитое «наследство» даёт о себе знать?

Макс произнёс последнее слово с особой, ядовитой интонацией. Кай замер. Его зрачки на секунду сузились в щёлочки.

– Фостер, – Кай сделал шаг вперёд, и его тень накрыла Макса. – Если тебе так интересно моё наследство, могу продемонстрировать его поближе. Но предупреждаю, оно бывает… колючим.

Он сказал это тихо, почти ласково, но в его глазах снова вспыхнул тот самый, дикий огонёк. Макс, уверенный в себе, на мгновение дрогнул. Он почувствовал исходящую от Кая волну животной угрозы. Это был не блеф.

– Шутишь, – фыркнул Макс, но отступил на шаг. – У меня нет времени на твои игры, зверёк. Увидимся.

Он развернулся и ушёл, стараясь сохранить достоинство. Кай смотрел ему вслед, сжав кулаки. Проклятая привычка Макса намекать на его «особенность» выводила его из себя. Он знал слишком много. Или догадывался.

Джейк подошёл к нему, свистнув.

– Напряжённый денёк. Сначала философский поединок с рыжей интеллектуалкой, потом угрозы местному аристократу. Успеваемость.

Кай не ответил. Он снова посмотрел в ту сторону, куда ушла Лила. Образ её зелёных глаз, полных тихого укора и живого интереса, вытеснил и злость на Макса, и раздражение от утренней стычки с Хейлом.

В его клетке, пахнущей деньгами и ложью, появилось что-то новое. Что-то настоящее. И это одновременно пугало и заставляло чувствовать себя более живым, чем когда-либо.

Глава 3. Запах опасности и звук её смеха

«Она пахла дождём и чернилами. Два простых запаха, которые вдруг стали для меня сложнее любой химической формулы и опаснее любого зверя внутри».

– Из дневника К.В.

Обеденный зал «Лейквью» был архитектурным воплощением социальной иерархии. Дубовые панели, витражные окна, отбрасывающие на пол цветные блики, и длинные дубовые столы, за которыми рассаживались студенты по негласным, но неумолимым законам. Ближе к камину – отпрыски политических династий и старых денег, во главе стола, конечно, Макс Фостер. В центре – «золотая молодёжь», чьи состояния были новее и кричащее. У окон – спортсмены, громкие и самоуверенные. И где-то на окраинах, в самых неудобных и проходных местах, – стипендиаты и «серая масса».

Кай, по праву рождения и размерам чеков его отца, мог бы занять место у камина. Но он всегда садился с Джейком у огромного окна, выходящего на озеро. Это был его нейтралитет, его демонстративное игнорирование правил игры, в которую все остальные играли с младенчества.

Сегодня, однако, его внимание было приковано не к виду на воду. Он сидел спиной к окну, его золотистые глаза методично сканировали зал. Он искал её.

– Ты похож на голодного леопарда на водопое, – заметил Джейк, с аппетитом вгрызаясь в бургер. – Расслабься. Она не испарится. Стипендиатов тут кормят, это в контракте.

– Я не ищу её, – буркнул Кай, отодвигая тарелку с изысканно сервированным рагу из ягнёнка. Еда сегодня казалась ему пресной, почти отталкивающей. Его нервы были натянуты струной.

И тогда он увидел её. Лила Вэнс сидела одна за небольшим столиком в арке между колоннами – ни к одной из групп не присоединяясь. Перед ней лежала раскрытая книга, и она, не обращая внимания на окружающий гам, читала, изредка отправляя в рот кусок салата. Её погружённость была абсолютной. Она создавала вокруг себя невидимый кокон тишины.

– Нашла, что искал? – Джейк последовал за его взглядом. – Ну что, идём знакомиться? Твоя лучшая линия, наверное, «Твое эго – это единственный объект, который тяжелее, чем мой кошелёк».

Кай не ответил. Что он мог ей сказать? «Мне понравилось, как ты рассуждаешь о проклятиях, у меня самого одно есть, хочешь, покажу?» Он нервно провёл рукой по волосам. Вдруг он почувствовал это – едва уловимый, но знакомый до тошноты запах. Не её. Другой. Запах дешёвого одеколона, пота и чего-то металлического, острого. Запах опасности.

Его слух, всегда настороженный, уловил обрывки разговора у входа в столовую. Двое парней из службы обеспечения – не студенты, а взрослые, крепкие мужчины в униформе – о чём-то перешёптывались, их взгляды были прикованы к нему. Один из них что-то достал из кармана – маленький, блестящий предмет. Кай не разглядел, что именно, но его ноздри дрогнули. Серебро. Чистейший, холодный запах серебра.

Ладонь, державшая вилку, сжалась так, что металл прогнулся с тихим скрипом. Зверь внутри зашевелился, насторожился. Опасность. Угроза. Инстинкты кричали об одном – бежать, атаковать, защищаться.

– Кай? – Джейк нахмурился, видя, как побелели костяшки его пальцев. – Эй, с тобой всё в порядке? Опять Хейл снится?

Кай не слышал его. Всё его существо было сосредоточено на этих двух мужчинах. Они что-то знали. Они были здесь из-за него. Может, это те, кто следил за ним в лесу? Кто оставил те следы? Его дыхание стало глубже, в груди заурчал низкий, предупреждающий гул, который он едва подавил.

И в этот самый момент из-за соседнего столика раздался звонкий, раскатистый смех.

Это смеялась Лила.

Кто-то из младшекурсников, проходя мимо, сказал ей что-то, и она отложила книгу и рассмеялась. Звук был неожиданным – тёплым, живым, полным искреннего веселья. Он разлился по залу, как солнечный зайчик, и на мгновение перебил гул голосов и звон посуды.

Этот звук достиг ушей Кая, пробившись сквозь пелену паранойи и животного страха. Он был как удар током. Он заставил его моргнуть и оторвать взгляд от охранников.

Он посмотрел на неё. Она откинула голову, и каштановые пряди выбились из пучка, рассыпавшись по плечам. Её глаза, те самые зелёные, пронзительные глаза, сейчас щурились от смеха, а у губ играли ямочки. В этот момент она не была ни отличницей, ни философом. Она была просто девушкой. Яркой, живой, настоящей.

Волна адреналина, поднявшаяся внутри Кая, схлынула, сменившись странным, щемящим чувством в груди. Зверь успокоился, обманутый этим внезапным проявлением беззаботности. Угроза отступила на второй план, вытесненная простым человеческим желанием – быть там, рядом с этим смехом.

Охранники, почувствовав, что внимание Кая ослабло, переглянулись и быстро ретировались из зала.

– Кай, серьёзно, ты меня пугаешь, – настойчиво повторил Джейк. – Ты пялишься то на каких-то охранников, то на Лилу. Выбери что-то одно.

Кай медленно выдохнул. Он разжал пальцы. На блестящей стали вилки остались вмятины от его отпечатков.

– Ничего, – его голос звучал хрипло. – Показалось.

Он снова посмотрел на Лилу. Она уже снова уткнулась в книгу, но лёгкая улыбка всё ещё бродила на её губах. Кай поймал себя на мысли, что хочет снова услышать этот смех. Хочет стать его причиной.

– Ладно, – он отодвинул тарелку и встал. – Пойдём.

– Куда? – удивился Джейк. – У нас же свободная пара.

– В библиотеку, – коротко бросил Кай, уже направляясь к выходу.

Джейк, не веря своим ушам, попёрся за ним.

– В библиотеку? Ты? Кай Вандерфельд, который в прошлом семестре сказал, что книги – это трупы деревьев, на которых похоронены здравые идеи? У тебя температура?

Кай не отвечал. Он шёл по коридору, и в ушах у него всё ещё звучал тот смех. Он был лучше любой музыки, сильнее любого страха и слаще любого запаха опасности.

Он не пошёл в библиотеку, чтобы читать. Он пошёл туда, потому что видел, как Лила, закончив обед, направилась именно туда. Это была охота нового рода. Более сложная, более пугающая и, возможно, более опасная, чем любая другая в его жизни. Потому что на кону была не его жизнь, а что-то гораздо более хрупкое и ценное – проблеск чего-то нормального, чего-то человеческого в его проклятом существовании.

И пока он шёл, он снова почувствовал тот металлический запах серебра, витающий в воздухе, как невидимая угроза. Но на этот раз он лишь стиснул зубы и ускорил шаг. У страха, как оказалось, есть мощный противовес. И пахнет он дождём, чернилами и звуком её смеха.

Глава 4. Библиотека и баррикады из книг

«В тишине библиотеки я услышал три самых громких звука: стук собственного сердца, шелест её страниц и тихий вой зверя в глубине моей души, который умолял не подходить ближе».

– Из дневника К.В.

Библиотека «Лейквью» была не просто хранилищем книг. Это был лабиринт из резных дубовых стеллажей, уходящих под самый потолок, залов с каминами, где потрескивали настоящие поленья, и уединённых кабинок с зелёными лампами, отбрасывающими тёплые круги света на полированные столы. Воздух был густым и спокойным, пропахшим старым переплётом, воском и знаниями. Для Кая это место всегда было нейтральной территорией, где его не трогали, где можно было затеряться.

Сегодня он пришёл сюда с конкретной, безумной целью.

Он стоял в проходе между стеллажами с классической литературой, делая вид, что изучает корешки «Войны и мира». На самом деле всё его внимание было сосредоточено на дальнем углу у окна, где за столом сидела Лила. Свет падал на её склонённый профиль, подсвечивая рыжеватые пряди в каштановых волосах. Она что-то конспектировала, её рука двигалась быстро и уверенно.

«Подойди. Просто подойди и что-нибудь скажи», – приказывал он себе. Но его ноги будто вросли в паркет. Это был страх нового рода – не страх перед физической угрозой, а страх быть отвергнутым. Отвергнутым ею. А её равнодушие, он это уже понял, ранило куда больнее, чем открытая вражда Макса.

Джейк, следуя за ним как тень, слонялся у полки с юмористическими романами, периодически бросая на Кая нетерпеливые взгляды. Он сделал преувеличенный жест, будто толкает Кая вперёд.

Кай глубоко вздохнул, поймав в воздухе её запах – цитрусы, чернила и та самая лесная свежесть. Это придало ему решимости. Он выпрямился и направился к её столу, чувствуя, как с каждым шагом сердце бьётся всё чаще, а в ушах нарастает лёгкий гул. Зверь внутри насторожился, чуя уязвимость.

Он остановился напротив.

– Вэнс.

Лила медленно подняла голову. Её зелёные глаза встретились с его золотистыми. В них не было ни удивления, ни раздражения. Только привычная аналитическая глубина.

– Вандерфельд, – произнесла она, откладывая ручку. Её голос был ровным, без эмоций. – Вы здесь что-то искали? В этом разделе в основном литература. Ваши интересы, если я не ошибаюсь, лежат в области подрыва школьного распорядка.

Её слова были острыми, как лезвие, но произнесены абсолютно спокойно. Кай почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Она не собиралась облегчать ему задачу.

– Я… – он запнулся, ненавидя себя за эту неуверенность. – Насчёт сегодняшнего урока. Твоя мысль о страхе и предопределённости. Она была… точной.

– Спасибо, – кивнула она, не отводя взгляда. – Ваша тоже. Хотя и несколько пессимистична. Вы действительно верите, что от судьбы не сбежать?

Она использовала английское слово, будто проверяя его. Кай почувствовал, как почва уходит из-под ног. Этот разговор уходил туда, куда он не был готов отпустить.

– Иногда побег – это иллюзия, – сказал он, подбирая слова. Его взгляд упал на раскрытую книгу перед ней. Это был учебник по квантовой физике. Неожиданно. – Ты считаешь иначе?

– Я считаю, что любая система, даже самая замкнутая, имеет переменные, – ответила она, слегка касаясь пальцами страницы. – Даже в предопределённом мире есть место для квантовой неопределённости. Для выбора.

В её словах была вызов. Вызов ему, его фатализму, его вере в собственное проклятие. Это задело его за живое.

– Выбор? – он не смог сдержать лёгкой усмешки. – А если твой выбор – это часть той же программы? Часть спирали?

Она внимательно посмотрела на него, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

– Тогда это очень грустно, – тихо сказала она. – Жить с ощущением, что ты просто марионетка.

Их взгляды сцепились. В тишине библиотеки между ними снова повисло то самое напряжение, что было в классе. Они говорили не о книгах, не о Буэндиа. Они говорили о нём. И она, сама того не зная, целилась прямо в сердце его тайны.

Внезапно её взгляд скользнул за его плечо, и её глаза сузились. Лёгкая тень неодобрения промелькнула на её лице.

– Похоже, за тобой пришли, – сухо произнесла она.

Кай обернулся. В проходе между стеллажами стоял Макс Фостер. Он не один. Рядом с ним был тот самый охранник, которого Кай видел в столовой. Мужчина с холодными глазами и квадратной челюстью. Его звали Грэм. И он смотрел на Кая с таким плохо скрываемым подозрением, что у Кая по спине побежали мурашки.

– Вандерфельд, – голос Макса был сладким, как сироп. – Беспокою твои интеллектуальные изыскания? Мы с мистером Грэмом как раз обсуждали инцидент в лесу. Помнишь, там нашли ту… изувеченную белку? Странное совпадение, что это произошло после одной из твоих ночных прогулок.

Кай почувствовал, как по всему телу пробежала волна жара. Гнев. Чистый, неразбавленный гнев. Его пальцы сжались в кулаки. Он почуял запах Грэма – тот самый, с нотками серебра. Этот человек был охотником. Он знал.

– Фостер, – голос Кая стал низким и опасным. – Ты и твой… приятель… сильно рискуете, вмешиваясь не в свои дела.

– Вся школа – моё дело, – парировал Макс. – Кто-то же должен поддерживать порядок. А ты, Кай, пахнешь… хаосом.

Лила наблюдала за этой сценой, её лицо было невозмутимым, но Кай заметил, как её пальцы сжали край стола. Она была напряжена.

– Может, вы закончите этот… обмен мнениями… в другом месте? – холодно произнесла она, обращаясь ко всем троим. – Здесь люди пытаются работать.

Её слова подействовали как ушат ледяной воды. Макс фыркнул, но отступил.

– Конечно, мисс Вэнс. Не буду мешать… учёбе, – он снова ядовито улыбнулся и, кивнув Грэму, удалился. Охранник ещё секунду постоял, впиваясь в Кая взглядом, а затем последовал за ним.

Кай остался стоять, дрожа от ярости и унижения. Он стоял перед Лилой, и его только что публично обвинили в чём-то ужасном, намекнули на его «звериную» сущность. И она всё это видела.

Он посмотрел на неё, ожидая увидеть страх или отвращение в её глазах.

Но их там не было. В её зелёных глазах читалось что-то другое. Любопытство? Нет. Скорее… разочарование.

– Интересно, – тихо сказала она, возвращаясь к своим конспектам. – Вы рассуждаете о предопределённости и судьбе, но, кажется, сами активно участвуете в создании собственных проблем. Спираль, говорите? Может, вы просто сами её раскручиваете?

Она больше не смотрела на него. Разговор был окончен. Она возвела между ними баррикаду из книг и холодной логики, и у него не было сил её штурмовать.

Кай почувствовал, как сжимается его горло. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, развернулся и пошёл прочь. Его шаги гулко отдавались в тишине.

Джейк догнал его у выхода.

– Ну и? – спросил он, видя мрачное лицо друга.

– Ничего, – отрезал Кай, выходя на свежий воздух. Он сделал глубокий вдох, пытаясь очистить лёгкие от запаха угрозы и её холодного безразличия.

Он снова облажался. Он хотел сделать шаг к чему-то нормальному, человеческому, а в итоге лишь сильнее оттолкнул её и привлёк внимание тех, от кого нужно было скрываться.

«Спираль», – прошептал он про себя, глядя на темнеющую воду озера.

И впервые ему показалось, что Лила была права. Может, он и правда был не жертвой судьбы, а архитектором собственного проклятия. И эта мысль была страшнее любого намёка Макса или подозрительного взгляда охранника.

Глава 5. Урок анатомии и чужая боль

«Они разрезали лягушку, и я увидел её бьющееся сердце. Крошечное, влажное, живое. Я почувствовал запах страха, исходящий от каждого в классе, и понял, что моё собственное сердце бьётся в том же ритме. Мы не так уж отличаемся. Пока не становимся».

– Из дневника К.В.

Следующим уроком была биология. Лабораторная работа по анатомии. Кай ненавидел эти дни. Запах формалина перебивал все остальные ароматы, вызывая тошноту, а вид расчленённых существ будил в нём что-то глубокое, первобытное – смесь отвращения, жалости и странного, кровного родства со всем живым, что когда-либо испытывало боль.

Лаборатория была выложена холодной кафельной плиткой. В воздухе висел едкий, сладковатый запах консерванта. На каждом столе, под белым саваном влажной ткани, лежало по лягушке. Бледное, полупрозрачное брюшко кверху, лапки закреплены булавками.

Кай занял место с Джейком у дальней стены, надеясь остаться незамеченным. Его обострённые чувства заставляли его переживать эту пытку в стократном размере. Он слышал, как студенты сдерживают рвотные позывы, чувствовал холодный пот на их ладонях, улавливал едва слышный шепоток страха.

– Отлично, – голос мистера Доббса, учителя биологии, прозвучал громко и деловито. – Препарирование – это основа понимания жизни. Сегодня мы изучим внутреннее строение земноводного. Начнём с вскрытия грудной клетки.

Кай сглотнул. Его собственные когти, спрятанные под ногтевыми пластинами, будто заныли в унисон. Он смотрел на неподвижное тельце лягушки и видел не объект для изучения, а законченную жизнь. Оконченную.

– Вандерфельд, – Доббс, маленький щеголеватый человек в белом халате, подошёл к их столу. – Покажите классу, как правильно держать скальпель. Уверен, у вас твёрдая рука.

Кай почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Все взгляды устремились на него. Среди них он почувствовал и её взгляд. Лила сидела за соседним столом с другой однокурсницей. Её лицо было бледным, но решительным.

– Я… – начал Кай, но голос сорвался.

– Давай, Кай, – прошептал Джейк, пытаясь его подбодрить. – Просто представь, что это паштет. Дорогой, очень свежий паштет.

Кай медленно взял в руки холодный металл скальпеля. Рука дрогнула. Он посмотрел на бледную кожу лягушки, и его зрение на мгновение помутилось. Он увидел не её, а себя – распятого на столе, под пристальными взглядами, готового к вскрытию.

– Что же вы, мистер Вандерфельд? – поддел его Доббс. – Или вам жалко бедное земноводное? Может, у вас какая-то… особая связь с природой?

В его голосе прозвучала та же ядовитая нотка, что и у Макса. Смешки за спиной. Кай чувствовал, как по телу разливается жар. Гнев. Стыд. Бессилие. Он не мог этого сделать. Не мог вонзить лезвие в плоть. Это было бы кощунством. Предательством той части себя, которую он так ненавидел, но которая была неотъемлемой.

Внезапно раздался резкий, металлический лязг.

Все вздрогнули. Лила Вэнс уронила свой скальпель на кафельный пол. Звук был оглушительным в гробовой тишине лаборатории.

– Простите, мистер Доббс, – её голос прозвучал чётко, хотя лицо было белым как полотно. – Я… я не могу. Я не могу этого сделать.

Все смотрели на неё. Отличница, умница, всегда собранная Лила Вэнс – и вот она, нарушает прямое указание учителя.

– Мисс Вэнс? – Доббс был ошарашен. – В чём проблема? Это стандартная процедура.

– Я понимаю, – она подняла на него свои зелёные глаза, и в них горел странный огонь. – Но я не могу причинять боль. Даже так. Даже если она уже не чувствует. Это… неправильно.

Она говорила это с такой убеждённостью, что смешки тут же стихли. Кай смотрел на неё, и его собственный ужас отступил, сменившись изумлением. Она не просто отказалась. Она бросила вызов. Ради чего? Ради мёртвой лягушки?

– Это необходимый процесс для обучения! – вспылил Доббс.

– Есть модели, видеозаписи, – парировала Лила, её подбородок вздрогнул. – Я изучу теорию. Но я не буду резать.

В воздухе повисла напряжённая пауза. Доббс, краснея, понимал, что теряет лицо.

И тут Кай, всё ещё держа скальпель, медленно опустил его на стол. Звук был тихим, но окончательным.

– Я тоже отказываюсь, – сказал он тихо, но так, что было слышно всем.

Он не смотрел на Доббса. Он смотрел на Лилу. Их взгляды встретились через проход между столами. В её глазах он не увидел благодарности. Он увидел… понимание. Мгновенное, ослепительное понимание. В этот миг они были по одну сторону баррикады. Не наследник и стипендиатка, не бунтарь и отличница. А просто два человека, которые не хотели причинять боль.

Доббс, видя, что бунт расползается, фыркнул.

– Хорошо! Прекрасно! – он яростно взмахнул рукой. – Оба – за дверь! Буду решать вопрос о вашем допуске с директором! А остальные – продолжаем!

Кай не стал дожидаться повторения приказа. Он развернулся и пошёл к выходу. Лила, чуть помедлив, последовала за ним.

Они вышли в пустой, прохладный коридор. Дверь закрылась, оставив их в тишине, нарушаемой лишь приглушённым голосом Доббса из-за стены.

Несколько секунд они просто стояли, не глядя друг на друга. Кай чувствовал, как адреналин медленно отступает, оставляя после себя странную, щемящую пустоту.

– Зачем ты это сделал? – наконец спросил он, глядя на её профиль.

Она повернулась к нему. Её зелёные глаза были по-прежнему полны той странной, жёсткой решимости.

– Я сказала правду. Я не могу причинять боль.

– Но ты могла просто сделать это и не привлекать внимания. Как все.

– А ты? – парировала она. – Ты же всё равно не собирался резать. Я это видела. Почему?

Кай замолчал. Он не мог сказать правду. Не мог сказать, что чувствовал её боль, её страх, её безмолвный протест так же остро, как если бы это был его собственный.

– Может, я просто последовал твоему примеру, – уклончиво бросил он.

Она покачала головой, и уголки её губ дрогнули в подобии улыбки.

– Нет. Ты сделал это, потому что это было правильно. Для тебя.

Она снова угадала. Пронзила его своими зелёными глазами, как скальпелем, и добралась до самой сути.

– Спасибо, – неожиданно для себя сказал Кай. – Что отвлекла внимание.

– Я не для тебя это делала, – холодно ответила она, но в её голосе не было прежней отстранённости. – Я для себя.

Она посмотрела на него, и её взгляд стал снова аналитическим.

– Ты странный, Вандерфельд. Ты играешь роль циника, но на самом деле ты… чувствуешь слишком много. И это тебя пугает.

Она повернулась и пошла прочь по коридору, оставив его одного с этой горькой правдой.

Кай прислонился к холодной стене и закрыл глаза. Запах формалина всё ещё стоял в ноздрях, но теперь он смешивался с лёгким шлейфом её духов – цитрусовым и чем-то неуловимо горьким, как полынь.

Она была права. Он чувствовал слишком много. И сегодня он чувствовал не только боль лягушки, но и её боль. И её силу. Силу сказать «нет».

И впервые за долгое время он подумал, что, возможно, быть «другим» – это не всегда проклятие. Иногда это могло быть… точкой соприкосновения.

Глава 6. Полнолуние за стеклом

«Луна – это не просто шар из камня на небе. Это прилив в моей крови, метроном для зверя внутри. Она зовет, и я вынужден отвечать. Каждый раз. Без права на отказ».

– Из дневника К.В.

Приговор директора Хейла был суровым, но предсказуемым: неделя отработок после уроков за «подрыв учебного процесса». Для Кая это было пустяком – ещё несколько часов в стенах ненавистной школы. Но сегодняшняя отработка была другой. Сегодня вечером должно было взойти полнолуние.

Он чувствовал это с самого утра. Беспокойство, зудящее под кожей, как миллионы иголок. Обострённые чувства стали ещё острее. Шёпот за спиной звучал как крик, свет люминесцентных ламп резал глаза, а запахи – пыли, пота, духов – сливались в удушливый, навязчивый коктейль. Каждая клетка его тела была напряжена, ожидая сигнала. Сигнала к трансформации.

Отработка проходила в школьной оранжерее – огромном стеклянном куполе, где среди тропических растений царила влажная, душная жара. Запах земли, гниющих листьев и цветочной пыльцы бил в нос, вызывая головокружение. Его задачей было прополоть заросли папоротников у дальней стены. Рутинная, монотонная работа, которая должна была усмирить бунтаря. Но сегодня она лишь раздражала его ещё сильнее.

Он работал быстро, почти яростно, выдёргивая сорняки с корнем. Земля забивалась под ногти, и он чувствовал её текстуру так остро, будто копался в ней голыми руками. Его мускулы горели, и это жжение было приятным – оно отвлекало от другого огня, того, что разгорался глубоко внутри.

Внезапно скрипнула дверь оранжереи. Кай инстинктивно вздрогнул и обернулся, приняв защитную позу. На пороге стояла Лила Вэнс. В руках она держала стопку книг.

– Мистер Хейл попросил разобрать старые журналы по ботанике в библиотеке, – сказала она, её голос прозвучал негромко в гуле циркуляции воздуха. – Но дверь была закрыта. Сказали, что вы здесь.

Она вошла, и её зелёные глаза окинули его с головы до ног. Он стоял, запачканный землёй, с диким блеском в глазах, сжав в руке пучок вырванных сорняков. Он, вероятно, выглядел как сумасшедший.

– Вэнс, – его голос прозвучал хриплее, чем обычно. – Ты… не должна была приходить.

– Почему? – она поставила книги на каменную скамейку. – Я тоже на отработке. За отказ подчиниться на биологии. Кажется, мы с тобой теперь партнёры по преступлению.

Она улыбнулась. Слабую, едва заметную улыбку, но её было достаточно, чтобы на мгновение отвлечь его. Запах цитрусов и лесной свежести, который она принесла с собой, перебил удушливую сладость цветов.

– Ты… не выглядишь нарушительницей спокойствия, – пробормотал он, снова принимаясь за работу, чтобы скрыть дрожь в руках. Полнолуние приближалось. Он чувствовал его, как приливную волну, нарастающую где-то за горизонтом.

– Нарушители спокойствия выглядят по-разному, – парировала она, подходя ближе и рассматривая растения. – Иногда они приезжают на красных McLaren, а иногда просто отказываются резать лягушку.

Она замолчала, наблюдая, как он работает. Его движения были резкими, почти животными. Мускулы на его спине и плечах играли под мятой рубашкой с каждым рывком.

– С тобой всё в порядке, Вандерфельд? – наконец спросила она. – Ты выглядишь… напряжённым.

«Напряжённым». Слабо сказано. Кай чувствовал, как зверь внутри бьётся о стенки его сознания, требуя выхода. Каждый нерв был оголён. Её близость, её запах, её спокойный, аналитический голос – всё это одновременно и успокаивало, и сводило с ума.

– Всё в порядке, – сквозь зубы проговорил он. – Просто… не люблю замкнутые пространства.

Она кивнула, но во взгляде читалось недоверие.

– Похоже, ты ненавидишь многое. Школу, правила, людей…

– Не людей, – резко обернулся он. – Не всех.

Их взгляды встретились. В золотистых глазах Кая бушевала буря – страх, ярость, желание. В зелёных глазах Лилы – любопытство и та самая, невыносимая ясность.

В этот момент через стеклянный купол оранжереи пробился первый, косой луч заходящего солнца. И на его фоне, бледная и зловещая, на восточном небе начала подниматься луна. Почти полная. Огромная.

Кай застыл, увидев её. Его дыхание перехватило. Он почувствовал, как по всему телу пробежала судорога. Сердце заколотилось в груди, как барабан, выбивая дикий, первобытный ритм. Его кости будто заныли изнутри, предчувствуя боль предстоящего изменения.

– Кай? – тревога в голосе Лилы прозвучала для него приглушённо, будто из-под воды.

Он не мог оторвать взгляд от луны. Она манила его, гипнотизировала. Зверь рвался на свободу, требуя своего права – бежать, выть, охотиться под её холодным светом.

– Уходи, – прохрипел он, сжимая голову руками. Голос был уже не совсем его – низкий, с рычащими обертонами. – Уходи сейчас же, Лила!

Но она не ушла. Она сделала шаг вперёд, её лицо вытянулось от страха, но также и от решимости.

– Что с тобой? Ты болен? Тебе нужен врач?

– НЕТ! – его крик был оглушительным, почти звериным рёвом. Он отшатнулся от неё, врезавшись спиной в стеллаж с орхидеями. Горшки с грохотом посыпались на пол. – Не подходи ко мне! Не трогай меня!

Боль стала невыносимой. Он чувствовал, как его кожа горит, как челюсти сводит судорогой, как позвоночник изгибается, готовый к удлинению. Он не мог позволить ей это видеть. Не мог.

Слепой от паники и боли, он рванулся к выходу, отшвырнув тяжёлый садовый стол. Его плечо задело Лилину стопку книг, и они разлетелись по полу.

– Кай, подожди! – крикнула она ему вслед.

Но он уже вылетел из оранжереи и помчался по тёмному коридору, не разбирая дороги. Ему нужно было бежать. В лес. В уединение. Где он мог бы выпустить монстра на свободу, не причинив никому вреда.

Лила осталась стоять среди разбросанной земли, разбитых горшков и разлетевшихся книг. Дверь раскачивалась на петлях. Её сердце бешено колотилось. Она подошла к стеклянной стене и увидела, как тёмная фигура Кая, двигаясь с нечеловеческой скоростью, несётся через газон по направлению к лесу.

А потом она увидела луну. Полную, холодную, безразличную.

И вспомнила его глаза. Золотистые, с вертикальными зрачками, которые на секунду сузились в щёлочки, как у кошки. Как у волка.

Она медленно опустилась на колени и стала собирать разбросанные книги. Её руки дрожали. На одной из страниц, упавшей в лужу разлитой воды, она заметила иллюстрацию. Старинную гравюру. На ней был изображён человек, превращающийся в волка под полной луной. А внизу, выцветшими чернилами, было написано: «Ликантроп2[1]. Оборотень».

Лила отшатнулась, как от укуса. Все кусочки пазла – его сила, его ярость, его страх, его слова о проклятиях и предопределённости – вдруг сложились в одну ужасающую, невозможную картину.

Она сидела на холодном каменном полу оранжереи, в свете поднимающейся луны, и понимала, что только что столкнулась с чем-то, что не поддавалось никаким учебникам по физике или квантовой механике. С чем-то древним. И страшным.

И самым пугающим было осознание, что её это не оттолкнуло. Не совсем. Сквозь страх пробивалось что-то ещё – острое, режущее, неумолимое… понимание.

Глава 7. Тихий ужас в свете дня

«Страх бывает громким – это крик, бегство, паника. А бывает тихим – это ледяная тяжесть в животе, оцепенение и понимание, что твой мир только что раскололся на «до» и «после». Её страх был тихим. И от этого он был в тысячу раз хуже».

– Из дневника К.В.

Кай пришёл в себя на рассвете. Он лежал на холодной земле в глубине леса, в небольшой пещере, известной только ему. Всё тело ломило, будто его переехал грузовик, а затем протащили по гравию. Каждый мускул, каждая кость кричали о перенапряжении. Он был гол, его одежда висела на ближайшем кусте клочьями. Густой запах дикого зверя, пота и крови забивал ноздри.

Он медленно сел, с трудом фокусируя взгляд. Память возвращалась обрывками. Побег из оранжереи. Всепоглощающая боль. Треск костей. Рёв, вырывающийся из глотки, уже не человеческой. И затем… свобода. Дикая, ярая, ослепительная свобода бега на четырёх лапах под гипнотизирующим взглядом луны.

И её лицо. Лилы. Её широко раскрытые глаза, полные не просто страха, а потрясённого осознания.

«Нет. О, нет…»

Ледяная волна паники, острее любой физической боли, сдавила ему горло. Она видела. Видела его в тот момент, когда контроль был утерян. Видела начало трансформации. И она осталась там, в оранжерее, одна, с его диким криком и наступающей тьмой.

Он должен был найти её. Должен был что-то сказать, что-то сделать. Но что? «Извини, у меня просто ПМС звероподобного масштаба»?

Стиснув зубы, он натянул лохмотья одежды – они пахли зверем и лесной гнилью, – и, превозмогая боль, побежал обратно к школе.

Лила не спала всю ночь. Она сидела на кровати в своей скромной комнате в общежитии для стипендиатов, обняв колени, и смотрела в стену. Перед ней на столе лежала та самая книга с гравюрой оборотня. Она принесла её с собой, не в силах оставить доказательство своего безумия в оранжерее.

Её разум, острый и логичный, отчаянно пытался найти рациональное объяснение. Галлюцинация? Массовый психоз? Но нет. Она слишком ясно помнила каждую деталь. Его глаза. Звук его голоса, искажающийся в рык. Ту нечеловеческую скорость, с которой он двигался. И главное – ту животную, животную уверенность, исходившую от него в тот миг. Это было реально.

Она вспоминала их разговоры. Его слова о проклятиях, о предопределённости, о «спирали», из которой нет выхода. Теперь они обретали новый, зловещий смысл. Он не метафоризировал. Он говорил буквально.

Стук в дверь заставил её вздрогнуть. Сердце ушло в пятки. Она медленно подошла и приоткрыла дверь.

В проходе стоял он.

Кай Вандерфельд. Но не тот наглый, самоуверенный бунтарь, каким она его знала. Перед ней был измождённый юноша с тёмными кругами под глазами, в наскоро надетой, чистой, но мятой униформе. Его золотистые глаза были пленены страхом, виной и отчаянной мольбой. От него пахло мылом и… чем-то диким, едва уловимым, словно лесной ветер проник в стерильные коридоры общежития.

Они молча смотрели друг на друга. Секунда тянулась как вечность.

– Ты, – наконец прошептала Лила. Её голос звучал чужим. – Что… что ты такое?

Кай потупил взгляд. Его плечи сгорбились.

– Я могу войти? – его голос был хриплым от усталости.

– Ненадолго.

Она молча отступила, пропуская его. Он вошёл, и его присутствие заполнило маленькую комнату, сделало её тесной. Он стоял, не зная, куда деть руки, избегая её взгляда.

– Лила, – он начал, потом замолчал, сглотнув. – То, что ты видела…

– Я видела, как ты превращался в зверя, – холодно закончила она за него. Её собственное спокойствие пугало её. – Я видела твои глаза. Я слышала твой голос. Ты… оборотень.

Последнее слово повисло в воздухе, тяжёлое и нереальное, как кошмар.

Кай зажмурился, будто от физической боли.

– Да, – это было не признание, а стон. Выдох обречённого человека. – Я… да.

Он рискнул взглянуть на неё. Он ждал крика. Истерики. Ужаса. Он видел, как она побледнела, как её пальцы впились в спинку стула. Но она не закричала. Не убежала.

– Почему? – спросила она, и в её голосе звучала не паника, а жажда понимания. – Как?

– Наследственность, – коротко сказал он. – Проклятие рода Вандерфельдов. Каждое полнолуние. Я не… я не могу это контролировать.

– Ты… убиваешь людей? – её голос дрогнул.

– НЕТ! – он резко поднял голову, и в его глазах вспыхнул огонь. – Никогда. Я ухожу. В лес. Охочусь на… на животных. Оленей, кроликов. Я ненавижу это. Но я не монстр. Не в этом смысле.

Он говорил с такой яростной искренностью, что ей трудно было не поверить. Она видела отвращение на его лице, когда он говорил об охоте.

– Все… все знают? – спросила она, оглядываясь, будто стены теперь имели уши.

– Никто! – он нервно провёл рукой по волосам. – Ну, то есть… Джейк. И… Хранитель. Человек, который помогает мне. Больше никто. Моя семья… мы скрываем это. Веками.

Он сделал шаг вперёд, и она инстинктивно отпрянула. Боль, мелькнувшая в его глазах, была острее любого упрёка.

– Лила, пожалуйста, – его голос снова сорвался. – Ты не должна никому говорить. Если узнают… меня уничтожат. Мою семью уничтожат. Охотники… они настоящие. И они не станут разбираться.

Он смотрел на неё, и в его взгляде была вся его боль, весь его страх. Он был не всемогущим наследником, а загнанным зверем, прижатым к стене.

Лила медленно выдохнула. Её разум, наконец, сдался под тяжестью доказательств. Это было безумие. Но это была правда.

– Книга, – тихо сказала она, указывая на стол. – Я нашла её в оранжерее.

Кай взглянул на гравюру и содрогнулся.

– Да, – прошептал он. – Это я. Вернее… часть меня.

Он ждал. Ждал её приговора.

Лила смотрела на него. На этого мальчика, который носил в себе такое чудовищное бремя. Который каждый месяц был вынужден становиться тем, кого презирал. Который жил в постоянном страхе разоблачения.

И вдруг она поняла. Поняла его бунт. Его цинизм. Его стены. Это была не прихоть богатого наследника. Это была защита. Единственный способ выжить в мире, который уничтожил бы его, узнай он правду.

– Я… я не скажу, – наконец выдохнула она. Слова дались ей с трудом.

Облегчение, промелькнувшее на его лице, было таким ярким, таким искренним, что её сердце сжалось.

– Спасибо, – он прошептал. – Ты не представляешь…

– Но, Кай, – перебила она его, и её голос снова стал твёрдым. – Это… ненормально. Это опасно.

– Я знаю, – он опустил голову. – Я знаю.

Он постоял ещё мгновение, словно желая что-то сказать, но не находя слов. Потом кивнул и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь с тихим щелчком.

Лила осталась одна. Тишина в комнате была оглушительной. Она подошла к окну. На небе, бледное и безразличное, висела убывающая луна. Теперь она всегда будет видеть в ней не просто небесное тело, а спусковой крючок для кошмара того, кого она… кого она что? Боялась? Жалела?

Она не знала. Знало только, что её упорядоченный мир, построенный на логике и фактах, рухнул. И на его обломках осталось лишь тихое, леденящее душу понимание и образ измученных золотистых глаз, умоляющих о пощаде.

Глава 8. Хрустальный шар и свинцовое бремя

«Знать чужую тайну – всё равно что держать в руках хрустальный шар, в котором бьётся чужое сердце. Ты видишь каждую трещинку, каждую боль, и боишься дышать, чтобы не раздавить его. Это бремя свинцовое, и нести его – всё равно что нести часть его души».

– Из дневника Л.В.

Тишина после его ухода была густой, тяжёлой, словно воздух в комнате превратился в сироп. Лила стояла, прислонившись к двери, и слушала, как её собственное сердце медленно, гулко отстукивает ритм в ушах. Оборотень. Слово эхом отдавалось в её черепе, абсурдное и ужасающее. Она провела пальцами по корешку старой книги, ощущая шершавость кожи. Это была не выдумка. Не сон.

Она подошла к узкому зеркалу над раковиной и внимательно посмотрела на своё отражение. Та же Лила Вэнс. Прямые каштановые волосы, собранные в пучок, ясные зелёные глаза, в которых теперь поселилась тень. Ничто внешне не изменилось, но внутри всё перевернулось. Она стала хранителем тайны, способной разрушить жизнь.

Весь этот день прошёл как в тумане. На уроках она механически записывала лекции, но слова не имели смысла. Её взгляд постоянно непроизвольно находил Кая. Он сидел через два ряда, ссутулившись, его обычно уверенная осанка сменилась усталой скованностью. Он ни разу не посмотрел в её сторону, но она чувствовала его напряжение, словно между ними была натянута невидимая струна, которая вибрировала от каждого его движения.

На перемене в библиотеке она взяла книгу по европейскому фольклору. Её пальцы сами нашли раздел о ликантропии. Она читала о «болезни», о проклятиях, о серебре и полнолунии. Сухие академические тексты вдруг ожили, наполнились кровью и болью. Теперь у этого монстра из легенд было лицо. Золотистые глаза, чёрные взъерошенные волосы и следы страданий вокруг губ.

Она вспомнила его в оранжерее. Не зверя, а человека. Его панику. Его отчаянный крик: «Уходи!» Он пытался защитить её. Даже в тот момент, когда терял контроль над собой, его первой мыслью была её безопасность.

Это понимание ранило её по-новому. Глубже страха.

После последнего урока она собирала вещи в шкафчике, когда услышала за спиной сдержанный спор.

– …просто проверяю, всё ли в порядке, – это был голос Макса Фостера. – После вчерашнего представления в оранжерее. Слухами полнится вся школа.

Лила прикрыла дверцу шкафчика и обернулась. Макс стоял рядом с Каем, его поза была развязной, но глаза, холодные и голубые, были пристально устремлены на него. Рядом с Максом, как тень, стоял тот самый охранник, Грэм.

– Никакого представления не было, Фостер, – Кай ответил ровным голосом, но Лила, теперь зная правду, уловила в нём лёгкое напряжение. – Просто небольшой беспорядок. Разбили горшок.

– Горшок? – Макс усмехнулся. – Мне показалось, ты там целый зоопарк устроил. Или это у тебя новые методы садоводства? Рычишь на сорняки, чтобы они сами выдёргивались?

Грэм, не говоря ни слова, внимательно осматривал Кая, будто ища следы когтей или клочья шерсти на униформе. Его взгляд был профессиональным, оценивающим. Охотничьим.

– Оставь его, Макс, – неожиданно для себя сказала Лила. Оба парня повернулись к ней. – У всех бывают неудачные дни.

Макс поднял бровь, явно удивлённый, что она вступается за Кая.

– Мисс Вэнс, – он сладко улыбнулся. – Вы, кажется, слишком близко принимаете к сердцу проблемы Вандерфельда. Он большой мальчик. Сам разберётся.

– Я просто ценю порядок, – холодно парировала Лила. – А ты его нарушаешь. И распускаешь сплетни.

Макс на мгновение опешил. Он привык, что его либо боятся, либо заискивают перед ним. Открытое противостояние, да ещё от тихой стипендиатки, было для него в новинку.

– Как скажете, – он фыркнул и, кивнув Грэму, удалился. Охранник ещё секунду постоял, бросив на Кая последний многозначительный взгляд, и последовал за ним.

Кай и Лила остались одни в опустевшем коридоре. Он медленно повернулся к ней.

– Зачем ты это сделала? – тихо спросил он. – Тебе не нужно было вмешиваться.

– Он приставал к тебе из-за меня, – ответила она, пряча взгляд в содержимом своего рюкзака. – Из-за того, что произошло в оранжерее. Значит, это и моя проблема.

Он не ответил. Она рискнула посмотреть на него. Он выглядел измождённым.

– Ты… как ты? – осторожно спросила она.

Он горько усмехнулся.

– Как обычно после… этого. Будто меня пережевала и выплюнула какая-то гигантская машина. Спасибо, что спросила.

Они постояли в неловком молчании.

– Лила, – он произнёс её имя так, будто пробовал на вкус. – Ты… всё ещё боишься меня?

Она задумалась. Боялась ли она? Да. Но это был сложный, многослойный страх. Не тот животный ужас, который она испытала в оранжерее, а нечто более острое и горькое. Она боялась за него. Боялась той боли, что он носил в себе. Боялась ответственности, что легла на её плечи.

– Я не знаю, – честно ответила она. – Но я не собираюсь тебя выдавать. Я сказала.

Он кивнул, и в его глазах мелькнула искра чего-то, похожего на надежду.

– Спасибо, – он прошептал. – Тебе… не надо с этим жить. Забудь, как можешь.

С этими словами он развернулся и пошёл прочь, его шаги эхом отдавались в пустом коридоре.

«Забудь». Легко сказать.

Лила закрыла глаза. Она чувствовала вес его тайны в своей груди, твёрдый и холодный, как камень. Она держала в руках его хрустальное сердце, полное трещин, и боялась сделать любое движение. Это было свинцовое бремя. Бремя знания. Бремя сострадания. И, возможно, чего-то ещё, чего она пока не могла назвать.

Она открыла глаза и посмотрела в окно. День клонился к вечеру. Где-то там, в лесу, он сражался со своим монстром. А она оставалась здесь, в тишине и безопасности, единственная, кто знал правду. И в этой тишине ей слышался отголосок его воя, одинокого и полного боли.

Глава 9. Приглашение в ад

«Есть два вида одиночества: когда ты один в комнате, и когда ты один в своей шкуре. Первое лечится простым выходом за дверь. Второе – нет. Второе съедает тебя изнутри, пока не останется только вой».

– Из дневника К.В.

Неделя после полнолуния была для Кая одним сплошным кошмаром наяву. Физическая боль от трансформации постепенно утихала, сменяясь глубокой, изматывающей усталостью. Но это было ничто по сравнению с душевной пыткой. Каждый взгляд, брошенный на него в коридоре, каждый шёпот за спиной заставлял его внутренне содрогаться. Ему повсюду чудились намёки, подозрения.

Хуже всего было видеть Лилу.

Он ловил её взгляд в классе, в столовой, в библиотеке. И каждый раз в её зелёных глазах он читал одно и то же: знание. Глубокое, тяжёлое знание, которое легло между ними невидимой, но непреодолимой стеной. Она не избегала его нарочито, но и не искала встреч. Они существовали в одном пространстве, разделённые общей тайной, как два заключённых в соседних камерах, слышащие дыхание друг друга, но не смеющие заговорить.

Его собственная вина грызла его изнутри. Он ненавидел себя за свою слабость, за то, что позволил ей увидеть эту часть себя. Он видел, как она изменилась. Исчезла та лёгкость, что иногда прорывалась в её улыбке. Её взгляд стал более отстранённым, более аналитическим, будто она постоянно изучала сложное уравнение, в котором он был самой непонятной переменной.

Он пытался заглушить внутреннюю бурю привычными способами – дерзостью и цинизмом. Но даже они теперь звучали фальшиво. Его бунт стал бессмысленным театром, лишённым прежней энергии. Всё, что он мог делать, – это ждать. Ждать следующего полнолуния, следующего приступа боли, следующего витка этой бесконечной спирали.

Именно в таком состоянии его и нашёл Макс Фостер.

Это было после уроков. Кай собирал вещи в своём шкафчике, чувствуя, как тяжесть каждого учебника отзывается ноющей болью в мышцах.

– Вандерфельд, – раздался у него за спиной сладковатый, знакомый голос. – Выглядишь потрёпанно. Небось, опять по ночам бегаешь? На свежем воздухе?

Кай медленно закрыл дверцу шкафчика и повернулся. Макс стоял, прислонившись к противоположным шкафчикам, с самодовольной ухмылкой. Рядом, как всегда, был Грэм. Но сегодня с ними была ещё одна фигура – рослый парень с бычьей шеей и пустыми глазами, которого Кай узнал как Бруно, капитана регбийной команды. Наёмная мускулатура Макса.

– Фостер, – Кай произнёс его имя без эмоций. – Твои шутки становятся предсказуемыми. Как и твоё лицо.

Ухмылка Макса не дрогнула.

– Я тут подумал, – продолжил он, игнорируя колкость. – Ты так любишь природу, дикость… Может, тебе стоит попробовать себя в чём-то более… экстремальном?

Кай насторожился. Его звериные инстинкты, всегда обострённые, уловили нотку настоящей угрозы в этом сладком тоне.

– К чему ты клонишь?

– К вечеринке, – просто сказал Макс. – В эту субботу. На старом складе у озера. Будет дико. Будет… по-твоему. Без правил. Без границ.

Это была ловушка. Кай чувствовал это каждой клеткой своего тела. Склад у озера – удалённое, неохраняемое место. Идеальная площадка для того, чтобы устроить «несчастный случай» с непослушным оборотнем.

– Я пас, – коротко бросил Кай, пытаясь обойти их.

Бруно грузно шагнул вперёд, перекрывая ему дорогу.

– Я не спрашиваю, – голос Макса потерял всю сладость и стал холодным, как сталь. – Я приглашаю. Ты придёшь. Со своей новой… подружкой. Стипендиаткой. Мисс Вэнс.

Ледяная волна прокатилась по спине Кая. Он поднял голову, и его золотистые глаза сузились.

– Оставь её в покое, Фостер.

– А почему это? – Макс притворно удивился. – Она же такая умная. Интересно, насколько хватит её ума, когда она окажется в настоящей дикой природе. Без защиты.

Угроза витала в воздухе, густая и неоспоримая. Макс знал, что напасть на Кая напрямую – рискованно. Слишком много внимания. А вот нажать на его слабое место… на ту, кто знает его секрет… это было гениально и подло.

– Если ты тронешь её… – начал Кай, его голос занизился до опасного рычащего тембра.

– Я? – Макс возвёл руки в мнимом ужасе. – Я ничего не сделаю. Но кто знает, что может случиться на такой дикой вечеринке? Пьяные люди, темнота, озеро… Всё что угодно.

Они стояли друг против друга в пустом коридоре. Кай видел торжество в голубых глазах Макса. Он поймал его. Если он не придёт, Макс может действительно сделать что-то с Лилой. Если придёт… он окажется в ловушке, в месте, где его могут спровоцировать, где он может потерять контроль.

Это была игра, в которой все ходы были против него.

– Хорошо, – тихо сказал Кай. – Я приду.

– И мисс Вэнс? – настаивал Макс.

– Я поговорю с ней.

– Отлично! – ухмылка Макса вернулась. – Будет весело. Обещаю.

Он похлопал Кая по плечу. Кай инстинктивно дёрнулся, едва сдерживаясь, чтобы не схватить его за руку и не сломать кости. Запах Макса – дорогого парфюма и подлой радости – вызывал у него тошноту.

Макс, Грэм и Бруно удалились, их шаги гулко отдавались в коридоре.

Кай остался один, прислонившись лбом к холодному металлу шкафчика. Отчаяние, тяжёлое и липкое, подкатило к горлу. Он был в ловушке. Ловушке, которую он сам и создал, позволив Лили приблизиться, позволив ей узнать правду.

Теперь ему придётся вести её в самое пекло. На вечеринку, которая пахла болью, насилием и разоблачением. И всё, что он мог сделать, – это надеяться, что ему хватит сил сдержать зверя внутри. И что ей хватит мужества последовать за ним в этот ад.

Он закрыл глаза, и в темноте перед ним стояло её лицо. Её зелёные глаза, полные тихого укора и вопроса, на который у него не было ответа.

«Прости, – прошептал он в тишине. – Прости за то, что сейчас придётся сделать».

Глава 10. Невозможная просьба

«Просить о помощи – все равно что обнажать горло. Ты показываешь самое уязвимое место и надеешься, что другой человек не вонзит клыки. Я просил её пойти со мной в ад, и в её глазах я читал вопрос: а не стану ли я её палачом сам?»

– Из дневника К.В.

Следующие два дня Кай провёл в состоянии, граничащем с помешательством. Он видел Лили повсюду – мелькающую в толпе студентов, сидящую в библиотеке, – но не решался подойти. Каждая попытка построить в голове фразу заканчивалась провалом. Как сказать человеку: «Пожалуйста, пойдём со мной на вечеринку, где на нас, возможно, готовится покушение, потому что ты знаешь мой ужасный секрет»?

В среду, после уроков химии, он не выдержал. Он подстерёг её у выхода из лаборатории, в безлюдном переходе между корпусами. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь высокие окна, падал на неё, и она на мгновение показалась ему хрупкой, почти невесомой. Он понял, что ведёт её под прицел.

– Лила, – его голос прозвучал хрипло. – Мне нужно поговорить с тобой.

Она остановилась, повернулась. Её зелёные глаза были настороженными, но не испуганными. В них читалась усталость.

– Вандерфельд.

– Кай, – поправил он. – Пожалуйста.

Она молча кивнула, давая ему продолжать. Он видел, как её пальцы сжали ремень рюкзака.

– В эту субботу, – начал он, подбирая слова с осторожностью сапёра. – Макс Фостер устраивает вечеринку. На старом складе у озера.

Он увидел, как она напряглась. Она была не из тех, кто ходит на вечеринки Фостера.

– Он… пригласил нас. Обоих.

– Нас? – она удивлённо подняла бровь. – Почему?

– Потому что он подозревает, – Кай выдохнул, глядя в пол. – Не знает наверняка, но чует что-то неладное. И он знает, что ты… как-то связана со мной. После оранжереи.

– И что? Мы просто не пойдём.

– Не можем, – Кай поднял на неё взгляд, и в его глазах она увидела отчаяние, которое заставило её сердце сжаться. – Он намекнул, что, если мы не придём… с тобой может что-то случиться. «Несчастный случай» на тёмной тропинке, что-то в этом роде.

Лила побледнела. Она понимала, что Макс не блефует. Его влияние и ресурсы позволяли ему на многое.

– Значит, это ловушка, – констатировала она, её голос оставался удивительно спокойным.

– Да, – прошептал Кай. – И я не могу позволить тебе одной… Я должен быть там. Чтобы защитить тебя, если что.

– Защитить? – в её голосе прозвучала горькая нотка. – Кай, прости, но именно твоё присутствие делает эту ситуацию опасной. Что, если он попытается тебя спровоцировать? Что, если… – она запнулась, – …если ты не сдержишься?

Его будто ударили. Он отшатнулся, и боль в его глазах была настолько явной, что ей стало стыдно.

– Я знаю, – он снова опустил голову. – Я знаю, какой риск. И я ненавижу себя за то, что прошу тебя об этом. Но если мы не пойдём, он придёт к тебе. Один на один. А я… я не смогу быть рядом всегда.

Он был прав. И они оба это понимали. Макс выбрал идеальную тактику – атаковать через её уязвимость, зная, что Кай не сможет остаться в стороне.

Лила закрыла глаза. Она представляла тёмный склад, пьяные крики, озлобленные лица. И его. Кая. Напряжённого, как струна, с тем зверем внутри, который рвётся наружу при малейшей провокации. Страх сковал её горло. Но был и другой страх – страх перед Максом, перед его безнаказанностью.

– Хорошо, – тихо сказала она, открывая глаза.

Кай смотрел на неё с недоверием.

– Что?

– Я сказала, хорошо. Я пойду.

– Но… почему? – он не понимал. Он ожидал гнева, отказа, упрёков.

– Потому что ты прав, – она вздохнула. – Он не оставит меня в покое. И потому что… – она запнулась, подбирая слова, – …потому что если это ловушка для тебя, то тебе понадобится кто-то, кто будет следить за твоей спиной. Трезвый.

Он смотрел на неё, и его охватила волна такого всепоглощающего облегчения и благодарности, что он едва устоял на ногах. В этот момент она казалась ему не просто девушкой, а самым сильным и бесстрашным существом на свете.

– Спасибо, – его голос дрогнул. – Я… я буду рядом. Я не дам ему тебя тронуть. Клянусь.

– Тебе придётся сдерживать не его, Кай, – строго посмотрела она на него. – Тебе придётся сдерживать себя. Обещай мне. Что бы он ни делал, что бы ни говорил… ты не поддашься. Ты останешься человеком.

Её слова были вызовом. Вызовом ему, его природе, его проклятию. Она просила невозможного. Но глядя в её серьёзные зелёные глаза, он понял, что должен попытаться.

– Я обещаю, – сказал он, и впервые эти слова прозвучали не как пустая формальность, а как клятва. Клятва ей. И самому себе.

Она кивнула, повернулась и пошла прочь, оставив его одного в луче заходящего солнца.

Кай смотрел ей вслед, и в его груди бушевали противоречивые чувства. Страх за неё. Гнев на Макса. И странное, щемящее чувство… гордости? За неё? За её бесстрашие?

Он понимал, что ведёт её в самое пекло. Но теперь у него была не только своя шкура на кону. Была её безопасность. Её доверие, которое она, вопреки всему, ему оказала.

В субботу ему предстояло сразиться не только с Максом, но и с самим собой. И от этого сражения зависело всё. Его жизнь. Её жизнь. И та хрупкая, едва зародившаяся связь между ними, которая могла быть растоптана в одну ночь.

Он сжал кулаки. Он не мог позволить себе проиграть. Ради неё.

Глава 11. Предвкушение бури

«Ожидание битвы всегда хуже самой битвы. В тишине перед бурей все демоны вылезают из щелей и шепчут тебе на ухо обо всех возможных поражениях. И самый громкий из них – твой собственный голос».

– Из дневника К.В.

Оставшиеся до субботы дни превратились для Кая в изощрённую пытку. Время, обычно летевшее незаметно, теперь тянулось густым, как смола, потоком. Каждая минута в школе была наполнена гнетущим ожиданием. Он ловил на себе взгляды Макса – колкие, насмешливые, полные зловещего предвкушения. Каждый смех за его спиной казался ему началом конца.

Он стал тенью самого себя. Его обычная дерзость куда-то испарилась, сменившись сосредоточенной, почти зловещей тишиной. Даже Джейк, обычно неугомонный, ходил вокруг него на цыпочках.

– Эй, Вандерфельд, – осторожно сказал он в пятницу за завтраком, – ты выглядишь так, будто готовишься штурмовать замок Дракулы, а не едешь на вечеринку. Что Фостер такого сказал?

– Ничего такого, с чем бы я не справился, – уклончиво ответил Кай, ковыряя вилкой омлет. Еда казалась ему безвкусной, словно картон.

– А Лила? – Джейк понизил голос. – Она правда идёт с тобой? Это же… ну, знаешь. Самоубийство. Для неё.

«И для меня», – мрачно подумал Кай.

– Она сама приняла решение, – вслух сказал он.

– Решение или нет, но Фостер явно что-то затеял, – Джейк покачал головой. – Я слышал, он пригласил полшколы. И привезти можно что угодно. Будет дико. Может, тебе просто не появляться? И ей сказать не приходить?

– Нельзя, – Кай отодвинул тарелку. – И ты там тоже будь. На всякий случай.

– На всякий что? – встревожился Джейк.

– На всякий, – Кай посмотрел на него, и в его золотистых глазах Джейк увидел не привычную насмешку, а стальную решимость. – Если что-то пойдёт не так… позвони этому номеру. – Он сунул другу в руку смятый клочок бумаги. – Скажи только одно слово: «План Б».

Джейк посмотрел на номер. На бумаге не было имени.

– Кай, чёрт возьми, что происходит?

– Надеюсь, ты никогда не узнаешь, – Кай встал и вышел из столовой, оставив Джейка в тревожном недоумении.

Лила в эти дни тоже была не в своей тарелке. Она пыталась утопить тревогу в учёбе, но формулы по физике и химические уравнения расплывались перед глазами. Её ум, всегда такой острый и ясный, был затуманен страхом. Она прокручивала в голове возможные сценарии, строя логические цепочки, но все они заканчивались одинаково плохо.

Она видела Кая в коридорах. Он казался ей одиноким маяком в бушующем море школьной жизни. Он не подходил к ней, не пытался заговорить, но иногда их взгляды встречались. И в его глазах она читала то же, что чувствовала сама, – тяжёлое, свинцовое ожидание бури.

В пятницу вечером она не могла уснуть. Она ворочалась в кровати, прислушиваясь к ночным звукам школы. Где-то там, в своём роскошном особняке, не спал и он. Что он чувствовал? Страх? Ярость? Она представляла его того, каким видела в оранжерее – испуганного, загнанного зверя. И того, каким он был в её комнате – сломленного, умоляющего о пощаде.

Она встала и подошла к окну. Ночь была ясной, луна, уже не полная, но ещё яркая, бросала серебристый свет на спящий кампус. Она думала о его обещании. «Я буду сдерживать себя». Но что, если он не сможет? Что, если провокация окажется сильнее? Она видела, как легко вспыхивал его гнев. А в состоянии стресса, под давлением…

Она сжала руку на подоконнике. Холодный камень немного успокоил дрожь в пальцах. Она не боялась его. Не совсем. Она боялась за него. Боялась того, что может случиться, если мир узнает его тайну. Его бы уничтожили. Физически или морально – неважно.

И в этом страхе за него она неожиданно для себя нашла точку опоры. Она должна была быть там. Не как жертва, не как беспомощное существо, которого нужно защищать. А как якорь. Как голос разума. Как напоминание о том, кем он был, когда луна не владела им полностью.

Она вернулась в кровать, и на этот раз сон пришёл к ней, пусть и тревожный, но всё же сон.