Читать онлайн Путь Ариадны

Посвящается моим детям – Кристине и Марку, без которых этот роман был бы завершен еще пару лет назад.

Но в особенности тому, кому еще не посвящала ни одну книгу. Маркуше – моему голубоглазому сыночку, который показал совершенно иную сторону материнства. Эта история родилась еще за год до твоего рождения, но начала я писать ее тогда, когда еще не знала о том, что ты уже под моим сердцем. И так получилось, что я назвала тебя в честь главного героя романа, а не наоборот.

Мой маленький Марк, всегда оставайся сильным, смелым и отважным. Никогда не бойся трудностей и не сворачивай с намеченного пути.

Три дня дождя – «Где ты»;

Три дня дождя – «Прощание»;

Три дня дождя – «Отпускай»;

Polnalyubvi – «Успокой меня» – для сцен на берегу Байкала. Идеально передает напряжение и хрупкость встреч главных героев.

Асия – «Худшая»;

«Группа крови» и «Звезда по имени Солнце» Виктора Цоя – для глав Марка. Саундтрек его одиночества, долга и выгорания.

Polnalyubvi – «Дыши» – идеальное дополнение к финальной решающей сцене.

Данный роман – писательская фантазия автора и носит развлекательный характер, не имея цели оскорбить или унизить кого-то. Все события, персонажи и имена вымышлены, любые совпадения случайны. Некоторые вещи могут не совпадать с реальностью, и это полностью моя вина из-за отсутствия юридического образования. Но, благодаря изучению матчасти, я максимально постаралась, чтобы читателю не бросались в глаза несостыковки.

Приятного чтения!

Пролог

Они похожи на ангелов, когда спят. Особенно в снегу.

Тишина абсолютная. Только ветер шепчет что-то в обледеневших иголках сосен, а под шагами поскрипывает снег – хрустальный, нетронутый, идеальный. Он лучший союзник. Он не судит, не выдает. Лишь молча принимает мои подношения и укутывает их в белоснежный саван.

Я опускаюсь на колени. Она уже не дышит, но я не тороплюсь. Ритуал требует уважения. Сморщившись, с отвращением откидываю ее нелепую розовую куртку в сторону. Она вносит диссонанс в мое творение. Хаос. Мешает сосредоточиться на идеальной картине.

Ее тело, бледное и хрупкое, почти сливается со снегом. И лишь алое кружево лифчика и трусиков кричит на этом фоне дерзким, запретным цветом жизни. Цветом крови, что еще не пролилась. Я выбрал этот комплект специально для нее. Он был последним, что она надела по своей воле.

Пальцы в тонких черных перчатках поправляют прядь ее светлых волос. Они должны лежать идеально. Я откидываю голову и вдыхаю воздух, острый, как лезвие. Воздух смерти и чистоты. Ее страх уже улетучился, растворился в ночи, оставив после себя лишь пустую, прекрасную оболочку. Я поймал этот миг – переход от трепета к вечному покою. В этом и есть главное таинство.

Снежинки садятся на ее ресницы, и на секунду мне кажется, что она моргнет. Но нет. Она застыла, как скульптура. Совершенное, хоть и неоконченное творение.

Я достаю из кармана бритву. Стальную, отполированную до зеркального блеска. Легкое движение – и алая роса расцветает на ее запястье, медленно стекая на ослепительную белизну снега. Алый шепот на белом. Жизнь на смерти. Нет зрелища прекраснее. Это – моя подпись. Печать, которую никто, кроме меня, никогда не поймет.

Из ее сумочки извлекаю студенческий билет. Читаю имя. Милое. Героиня сказок. Подходящее для ангела. Привычно скольжу взглядом по дате рождения и замираю. Замираю от восторга. Она самая молодая. Самая хрупкая. Самая чистая из всех моих кукол. Та, что стояла на самой грани между девочкой и женщиной. И это я перевел ее через эту грань. Подарил ей вечную юность, навеки запечатав ее в самом расцвете.

Я бережно, с почти религиозным благоговением, кладу билет во внутренний карман – коллекция пополняется. И я уже знаю, что эта жемчужина займет в ней особое место.

Вставая, я еще раз окидываю взглядом картину. Ангел в алом на белоснежном алтаре. Картина настолько идеальна, что я еще долгое время не могу оторвать глаз. Каждая линия, каждый контур – безупречны. Снег тихо ложится на ресницы, которые больше не дрогнут, на губы, что больше не произнесут ни слова. Это законченное произведение.

Но истинный художник никогда не останавливается на одной картине. Где-то там, за чертой зимнего леса, уже готовится следующий шедевр. Девушка с волосами цвета спелой пшеницы и глазами, как осколки неба. Она еще не знает, что станет моим главным творением. Что ее страдания сложатся в самую прекрасную из всех возможных симфоний.

И я единственный, кто сможет ее услышать.

Глава 1

В тот день все изначально пошло не так.

Началось все с неудачного макияжа, расползающейся стрелки на телесных колготках, мозолей на пятках, опоздания гостей, ворчливой матери и не выглаженной белоснежной скатерти на президиуме молодоженов. А закончилось рухнувшим трехъярусным тортом, разбитыми бокалами, истеричным женским визгом, и гостями, насильно пригвожденными к полу сотрудниками следственного комитета.

– Всем оставаться на своих местах! – раздался грубоватый мужской голос. – Руки за голову!

Все произошло быстро и настолько реалистично, что первые пару секунд я надеялась, что это глупый розыгрыш от гостей или моего новоиспеченного мужа. За несколько минут до этого он отошел со словами «жди меня, малыш, я скоро вернусь». Мельком повернула голову туда, где со мной рука об руку сидел Олег. Как бы не гипнотизировала его стул взглядом, его там не оказалось.

Никогда в жизни еще не ощущала себя настолько ничтожно и растерянно.

Диджей не сразу сообразил выключить грохочущую из колонок попсовую песню. И еще с минуту копошился в миниатюрном ноутбуке, подумав, что это очередной номер ведущего или типичный розыгрыш с ментами от гостей. Ведущий же, в свою очередь, бросил парочку вопросительных взглядов в мою сторону, я в ответ растерянно покачала головой. После он тут же подбежал к аппаратуре, нервно поправив удушающую бабочку на шее, и обратился к коллеге, который все еще растерянно листал плей-лист. Не найдя подходящего трека, диджей понял, что все, что происходило на его глазах – незапланированная акция, и тут же выключил звук.

В ушах раздался болезненный звон непривычной тишины и глухого стона гостей.

Фотографа и видеографа силовики едва ли не силой заставили убрать камеры, а затем прижали их к стене и заложили руки за голову. Та же участь коснулась и ведущего с диджеем.

Продолжила стоять за президиумом молодоженов с бокалом шампанского в дрожащей руке. Глаза беспомощно скользили по родственникам и всем остальным гостям свадьбы, уловив застывший ужас на их лицах, прижатых к полу. Сердце бешено заколотилось к груди, а бокал с теплым шампанским едва не выскользнул из рук.

– Что происходит?!

– Это какая-то ошибка!

– Товарищи-полицейские, это какое-то недоразумение!

– Это шутка такая? Вы типа стриптизеры, да? Ребятки, давайте вы нас освободите, и мы вместе посмеемся…

Со всех сторон посыпались недоуменные вопросы, но они так и остались без ответов.

Я была единственной, кого не пригвоздили к полу.

Некоторое время в помещении раздавался лишь недовольный стон гостей, который тут же пресекался грубым басом сотрудников СОБРа. Я не сомневалась, это были именно они. Мужчины в черной экипировке с массивными бронежилетами, устрашающими шлемами с забралом и внушительными калашами. Их тяжелые пыльные берцы грубо прижимали к полу всех мужчин, присутствовавших на свадьбе. Женщины же со слезами на глазах боязливо опустились на колени, послушно прижав трясущиеся руки к затылку.

Все происходило словно в замедленной съемке типичного ментовского сериала. Словно мы присутствовали на задержании особо опасного преступника. Я до последнего надеялась, что полиция ошиблась. Что вот-вот всех поднимут с пола, извинятся за беспокойство, и мы продолжим праздновать нашу долгожданную свадьбу.

Но ничего подобного не происходило.

– Товарищ майор, его здесь нет, – громогласно сообщил один из сотрудников СОБРа вышестоящему, и какой-то мужчина тихо выругался под нос.

Я была настолько обескуражена, что не сразу и заметила, как к президиуму молодоженов подошли трое мужчин в гражданском. Лица двоих из них я и вовсе не запомнила. А вот того, что был по центру, в расстегнутой черной кожаной куртке, старым продольным шрамом над бровью и стеклянными серыми глазами, заметила сразу. Мужчина лет тридцати пяти подошел ко мне и протянул через стол молодоженов удостоверение в красной обложке. В нем испуганные глаза уловили звание «майор юстиции» и должность «старший следователь первого отдела по расследованию особо важных дел главного следственного управления СК РФ по городу Москве».

Меня бросило в жар, и я едва устояла на ногах.

– Специальная группа СК РФ. Старший следователь майор Одинцов, – произнес он как по команде громко, четко и слаженно, словно проговаривал должность сотню раз на дню. Затем хмуро оглядел мое платье и надпись на фотозоне за моей спиной, состоящую из скрещенных имен молодоженов. – Ростовецкая Анфиса Андреевна, полагаю?

По позвоночнику пробежали мурашки, и я нервно сглотнула остатки слюны. За считанные секунды горло лишилось влаги, а влажные пальцы едва удерживали дрожащий бокал с шампанским. Все, на что я была способна в тот момент – кивнуть одним подбородком.

– Анфиса, Господи! Что ты натворила?! – жалобно воскликнула моя мать.

– Товарищ майор, это какая-то ошибка… – тут же раздался недоуменный голос Глеба – лучшего друга моего мужа.

Но мужчина в легкой кожаной куртке даже и не обратил внимания на крики гостей, продолжив сверлить меня неоднозначным взглядом. Все нутро сжималось под натиском его безразличных серо-стеклянных глаз. В какой-то момент мне показалось, что он пытался загнать меня в угол как испуганную мышь.

– Власов Олег Вячеславович ваш новоиспеченный супруг? – раздался его вопрос, эхом прогремевший по всему банкетному залу.

Несмотря на его командный голос, я не сразу разобрала слова. Они прозвучали вдали от меня. Будто следователь стоял в соседней комнате, а не напротив. Пальцы крепче сжали несчастный фужер с недопитым шампанским. Я так и не сообразила опустить его на стол.

– Ваш муж подозревается в совершении уголовного преступления – убийство двух и более лиц, – продолжил следователь, не дожидаясь моего ответа. В зале воцарилась напряженная мертвая тишина. Мужчина мельком огляделся, чтобы понаблюдать за реакцией гостей, а затем взгляд его серых глаз вновь скользнул в мою сторону. – Вам известно о его местонахождении? У него сегодня свадьба… как-никак.

В глазах на мгновение потемнело, а секунду спустя бросило в жар. Он что-то говорил, но в ушах раздавался лишь раздражающий звон, а в мыслях блуждала одна единственная: убийство двух и более лиц…

– Сто пятая статья?! – недоуменно воскликнул Глеб, попытавшись привстать с пола, но его тут же грубо приструнил один из сотрудников СОБРа. – Погодите… погодите! Это… это какая-то ошибка! Я его друг, и могу с точностью сказать…

Но следователь не обращал внимания на возгласы Глеба, лишь продолжил с особой внимательностью разглядывать мое лицо. Только позже я осознала, что он изучал мою реакцию на известие о том, что мой муж подозревается в убийстве. Я недоуменно хлопала ресницами, не сводя с него растерянного взгляда. Как только губы мои распахнулись от удивления, правоохранитель едва заметно кивнул головой, и кончик его губ дернулся в сторону.

Наконец мужчине удалось изучить мою реакцию, и он подошел чуть ближе к Глебу, спрятав руки в карманы черных брюк. Следователь с интересом взглянул в глаза парню, пока тот смирно лежал, облокотившись щекой об холодный кафель.

– Ермаков Глеб Леонидович? – коротко проговорил Одинцов.

– Да, – тут же ответил парень, сверкнув темно-карими глазами на следователя.

На мгновение зажмурила глаза, попытавшись прийти в себя. Ничего не понимаю… Откуда следователь знает Глеба?

– На днях вы получите повестку на допрос. Просим вас не покидать пределы города, – монотонно произнес мужчина, кивнув в сторону двух напарников, вероятно, те двое были оперуполномоченными.

Моложавый опер со светлыми волосами послушно кивнул и принялся доставать блокнот с ручкой. В тот же момент в банкетный зал вошли двое мужчин в черной экипировке СОБРа, привлекая всеобщее внимание.

– Мы проверили все здание, весь персонал и окрестности. Он ушел незадолго до нашего приезда, – твердо сообщил один из мужчин в маске, обратившись к следователю. – Можем отпускать граждан?

Одинцов едва заметно кивнул, и брови его сосредоточенно сдвинулись на переносице. Некоторое время он молча наблюдал, как гости свадьбы медленно вставали с пола, отряхиваясь от пыли, а сотрудники СОБРа покидали помещение.

– Бля-я-я…. Марк, я же говорил, нужно было раньше накрывать! – раздраженно прошипел второй оперативник лет сорока с лысой головой, обратившись к следователю. – А вы все ждали, пока свадьба разгуляется… Твою мать! И где теперь его искать? Объявлять в розыск? Сколько там таких? Теперь пиши пропало…

– Не нагнетай, Дорофеев, у нас еще нет показаний его близких, – хмуро проговорил старший следователь, внимательно разглядывая едва ли не каждого гостя нашей свадьбы.

Я с грохотом поставила фужер с теплым шампанским на стол молодоженов, и оно вылилось из краев. По залу пронесся характерный звук, и все внимание за считанные секунды приковалось ко мне. Уловив любопытные взгляды правоохранителей и немногочисленных гостей свадьбы, во рту вдруг резко пересохло. Родственники и друзья ожидали от меня решения по продолжению торжества, а следователь и его напарники, вероятно, что я скажу, где мог прятаться мой муж. Но ни тем, ни другим я не могла дать того, чего от меня ожидали. Руки мои обессиленно рухнули вдоль туловища, и пальцы тут же принялись нервно перебирать сверкающую ткань белоснежного платья.

Наконец, операм надоело наблюдать за отсутствием какой-либо реакции с моей стороны, и каждый из них начал подходить к гостям свадьбы, чтобы вынудить хоть какую-то информацию о подозреваемом.

Как только заметила, как ко мне торопливо подбежала моя мать, я тут же залпом осушила бокал шампанского и принялась за недопитый фужер Олега. Мой поступок не остался без внимания зоркого следователя. Он с интересом выгнул бровь, продолжив наблюдать за мной на расстоянии нескольких шагов.

– Фиса, Фисочка! – крикнула мать, и ее звонкий голос раздался эхом по всему ресторану. Я недовольно поморщилась, услышав ненавистное сокращение своего имени. – Мы должны продолжить свадьбу! Деньги уже заплачены и ресторану, и ведущему… да и перед родственниками как-то неудобно…

– Как я могу продолжить свадьбу без Олега?! – раздраженно воскликнула я, словив на себе обеспокоенный взгляд своей лучшей подруги Кристины и внимательный взгляд старшего следователя. – Как ты себе это представляешь?

Пухлое лицо матери вытянулось от возмущения, васильковые глаза сузились, а губы с ярко-алой помадой поджались, и вокруг них образовались возрастные морщинки. Она невзначай поправила укладку из коротких обесцвеченных волос с сожженными концами и мельком оглянулась на следователя с растерянной улыбкой.

– Анфиса, это неуважение к гостям и халатное отношение к деньгам! Ты всегда безответственно относилась к финансам. Но хотя бы в день своей свадьбы будь рассудительна и…

Мать понизила голос, чтобы никто не услышал ее недовольный тон. Поэтому ее очередная тирада о моей безответственности прозвучала для меня по обыкновению как шипение змеи. Как и все двадцать пять лет моей жизни.

– Хотя бы в день моей свадьбы оставь меня в покое, – рассерженно произнесла я, стиснув зубы, и, шурша длинным белоснежным подолом, с трудом спустилась с президиума молодоженов.

– Эй, солнце, может поедем к нам в бар? Расслабимся, оторвемся как следует… – произнесла Кристина, подбежав ко мне так быстро, будто знала, что я сбегу от матери с минуты на минуту. Конечно, она знала. – Обсудим все произошедшее…

Я мельком покачала головой, продолжив с силой комкать подол двумя руками.

– Не сейчас, Крис.

Подруга перегородила мне путь своим идеальным телом с тонкой талией и длинными ногами. В нос тут же ударил ее привычный аромат – молодой розы. Не запах ее парфюма, а ее персональный аромат кожи. Это аромат-символ: пахнет нежностью, но той, что знает себе цену; пахнет роскошью, но той, что естественна и чиста. В тот день на ней сидело суперкороткое платье цвета фуксии с оголенными плечами и донельзя глубоким декольте, чтобы показать впечатляющую маммопластику, коей та гордилась. Мою мать трясло каждый раз от одного лишь взгляда на Кристину и ее вызывающий стиль. Впрочем, ради этого подруга и пришла на мою свадьбу в подобном экстравагантном образе. Шикарные длинные волосы с оттенком золотистого шатена она уложила в объемные локоны, а макияж выбрала соответствующий ее стилю: яркий и подчеркивающий ее тонкие черты лица и пухлые губки с миллилитрами гиалуроновой кислоты.

– Детка, ты только не реви, ок? Найдется твой Олег. Тебе нужно расслабиться, пока менты не затаскали на допросы, – успокаивающе произнесла девушка, опустив прохладные руки на мои оголенные плечи. Я нервно вздрогнула от неожиданного прикосновения. Ее задорные зеленые глазки с растерянной улыбкой пробежались по моему лицу. А затем она мельком оглянулась в сторону правоохранителей и намеренно понизила голос. – Хотя… я была бы не против, если бы тот следак в косухе…

– Анфис, ты как? – раздался обеспокоенный голос Глеба.

Кристина раздраженно цокнула языком и закатила глаза.

– Ермаков, вечно ты невовремя появляешься…

– Ржевская, не тебе вопрос задали, – с привычным подколом произнес Глеб, оттряхнув от пыли бежевый костюм-тройку.

– Не знаю, что отвечают в таких случаях, – честно призналась, пожав плечами. – Мы несколько месяцев готовились к этой дате… а теперь… Теперь тридцать первое августа…

– Мы точно никогда не забудем, – завершила мою мысль Кристина, криво улыбнувшись.

– Меня еще никогда так грубо не припечатывали к полу. Поэтому да, навряд ли я забуду от этом, – усмехнулся Ермаков, поправив новенький коричневый галстук-регат, который вдруг стал удушающе сдавливать шею. Его обеспокоенный взгляд метнулся в мою сторону. – Когда тебя вызовут на допрос, не стесняйся, звони мне. Тебе наверняка понадобится юридическая помощь. Следователи без присутствия юриста на допросе могут оказывать психологическое давление. А это не пойдет тебе на пользу. Не стоит им доверять…

На последних словах мужчина мельком оглянулся в сторону оперативников.

– Спасибо, буду иметь в виду, – губы дрогнули в натянутой улыбке, и я вдруг уловила в руке Кристины сверкнувший смартфон. – Мой телефон у тебя?

– Да, кажется… – ответила подруга, покопавшись в миниатюрной сумочке из серебряных паеток. – Вот, держи. Подожди, ты хочешь позвонить…

Разблокировала смартфон с помощью лица и молниеносно набрала номер Олега. В трубке монотонный женский голос сообщил: «абонент не отвечает или временно недоступен». Я проделывала одно и то же действие несколько раз, пока окончательно не сдалась.

Он не мог меня просто так бросить посреди свадьбы. Это так на него не похоже…

– Не думаю, что он вообще ответит на этот номер телефона… – предположила Ржевская, глядя на мои бессчетные попытки дозвониться до мужа. – Сейчас будут следить за его счетами и номерами. А Власов не такой дурак, чтобы сдавать себя простым звонком, с помощью которого его могут отследить.

– Не знал, что когда-либо скажу это… но Кристина права, – согласился Глеб, взглянув на мое обеспокоенное лицо. Девушка в этот момент недовольно сложила руки на груди и закатила глаза в свойственной ей манере. – Если следователь и опера пришли задерживать его, значит на то были веские основания. Не зависимо от того, есть что ему скрывать или нет, он в любом случае засядет на дно. Попадись он сейчас на глаза следственному комитету, ты бы уже завтра передачки ему носила. Отмазаться в этом случае практически нереально. И кстати, не пугаю тебя, но… будь готова к тому, что менты будут следить за тобой и заберут все ваши имеющиеся гаджеты на «прогрев».

– Но почему именно сегодня? Почему в этот день?! – недоуменно воскликнула я, взявшись за голову. – Это что, какой-то подарок на свадьбу?! Я не понимаю… не понимаю… Этого просто не может быть…

– Вопрос в другом. Как у него получилось свалить за десять минут до приезда ментов? Ему кто-то сообщил? – задала вопрос Ржевская скорее самой себе, нежели нам всем. – Здесь явно что-то не так, подруга.

– Хочешь сказать, что Олег… – я нервно сглотнула слюну, прежде чем произнести это. А затем намеренно перешла на шепот, чтобы не услышали лишние уши. – … мой Олег – убийца?

Взор вмиг заполонили слезы, вознамерившиеся испортить макияж, который старательно наносил визажист около двух часов. Подбородок и нижняя губа предательски задрожали, как только я произнесла ту страшную фразу. А тот факт, что телефон Олега был недоступен, еще больше выбивал почву из-под ног.

– Я ничего не хочу сказать, Анфис… – ободряюще произнесла подруга, поджав губы. – О, детка, не плачь… Твоему милому личику так не идут слезы…

Девушка потянулась обнять меня, но ровно в тот момент телефон в руке завибрировал от входящего сообщения. Я мигом отпрянула от Крис и взглянула на экран. Глаза зацепились за одно непрочитанное сообщение от анонима. Разблокировав телефон, я мельком прочитала несколько строк:

– «Все в порядке. Никому не верь. Меня подставили. Не скрывайся от ментов. Тебе нельзя. Будь у них на виду. Целую».

Пальцы задрожали, пока перечитывала сообщение снова и снова. Слезы покатились по щекам, и я очнулась только тогда, когда добрая половина из них опечаталась на экране, исказив буквы. По бокам мгновенно возникли любопытные головы Кристины и Глеба. Они также мельком прочли текст от анонима, послать ответное сообщение которому было технически невозможно. Друзья подняли на меня не менее обеспокоенные взгляды, а затем молча переглянулись между собой. Глеб одним нервным взмахом руки запустил пятерню в черные как смоль волосы, растрепав причесанную шевелюру. Кристина же надула щеки и тяжело выдохнула, покачав головой.

Первым от оцепенения очнулся Глеб:

– Нет никакой гарантии, что это пишет Олег.

– Не думала, что когда-нибудь скажу это, но Ермаков прав, – произнесла Кристина, направив в сторону парня колкий взгляд. Тот лишь скрестил руки на груди и недовольно поджал губы. – А вдруг это сами менты пишут? Ну, знаешь… проверяют тебя и твою реакцию.

Но только я знала, что в стиле Олега было писать короткие сообщения по два-три слова с точками и без смайликов. Первое время наших отношений меня это невероятно раздражало. Почему его мысли всегда ограничивались двумя-тремя словами? Почему нельзя расписать предложение как все нормальные люди? Для чего эти паузы и многочисленные точки? А потом спустя время смирилась, привыкла и приняла его таким, какой он есть.

– Сейчас никому нельзя доверять, – подтвердил Глеб. – Мы не знаем, совершал ли Олег то, в чем его обвиняют. И скорее всего с вероятностью девяносто процентов и не узнаем никогда.

– Анфис, детка, поехали к нам в бар. Развеешься и хотя бы на сутки забудешь обо всем этом дерьме, – чуть ли не умоляя, пропела подруга. Она выпучила пухлую нижнюю губу и состряпала страдальческое выражение лица в сочетании с милым взглядом бледно-зеленых глаз.

Я направила отстраненный взор на суетящихся гостей. Несколько женщин во главе с моей матерью собирали оставшуюся еду в белые ланч-боксы, несколько коллег Олега старались поскорее уничтожить остатки алкоголя на столах. Кто-то ушел, не попрощавшись, а кто-то продолжил сидеть за столом и активно обсуждать развернувшуюся ситуацию.

Правоохранители, закончив опрашивать последнего гостя, направились в сторону выхода. Проходя мимо нас, старший следователь задержался, пока два оперуполномоченных остались ждать его у входа в банкетный зал. Я затаила дыхание от страха, когда следователь долго и упрямо глядел мне в глаза, пока шел в нашу сторону.

– Хотел предупредить вас, завтра будет проводиться обыск вашей квартиры, – твердо проговорил он, глядя на меня в упор. Безразличие в его глазах цвета какао с молоком пугало и отталкивало. – Вам есть у кого остановиться на пару дней?

Я на автомате кивнула. Обдумывать у кого я останусь сил не было. Как и желания возвращаться в нашу квартиру без Олега.

– Ваши слова прямо противоречат двадцать седьмой статье Конституции. Анфиса имеет право свободно передвигаться, и сама выбирать место пребывания. Тем более, когда речь идет о ее жилье, – с недоверием произнес Глеб, скрестив руки на груди. – И неужели за столь короткий срок вы получили судебное постановление на обыск?

Следователь Одинцов с полным хладнокровием метнул взгляд в сторону Глеба. Невозмутимое выражение лица правоохранителя никак не отражало, что слова юриста могли его как-то задеть.

– Не будьте столь категоричны, гражданин Ермаков. Ордер у нас имеется, и ознакомиться с ним можно непосредственно перед самим обыском. Я не оспариваю тот факт, что Анфиса Андреевна вольна выбирать место пребывания… Но не каждый захочет с утра встречать толпу оперативников, и в целом присутствовать в доме, когда сотрудники следственного комитета переворачивают его вверх дном. За сохранность имущества не переживайте. Обыск пройдет в присутствии понятых, при производстве будет составлен протокол в соответствии со статьями 166 и 167 УПК РФ. Я не обязан предупреждать гражданку Ростовецкую об обыске, так что с моей стороны это предупреждение можно считать жестом доброй воли. Надеюсь, у вас больше не осталось вопросов.

Но вопросов становилось только больше.

Ермаков в ответ лишь криво улыбнулся, решив больше не вступать в диалог со следователем.

– Спасибо за беспокойство, товарищ следователь… Ох, простите, старший следователь, – обольстительно пролепетала Кристина, откровенно заигрывая с сотрудником следственного комитета. Она кокетливо заправила выпавшую медную прядь за ухо и тут же ухмыльнулась. – А если бы моей подруге не где было остановиться, вы бы предложили переночевать в обезьяннике с бомжами и проститутками?

Одинцов улыбнулся одним лишь уголком губ всего на мгновение, сверкнув в сторону подруги холодным бесчувственным взглядом.

– Провести ночь среди проституток и бомжей не такая уж и плохая перспектива, чем всю жизнь прожить рука об руку с серийным убийцей.

На мгновение я замерла, ощутив, как по рукам пробежали холодные мурашки от его ледяного тона. Но еще больше от противоречивого чувства, посетившего меня тогда. Мужчина говорил о вполне себе адекватных и даже, казалось бы, человечных вещах, но сказано это было чрезвычайно цинично. Словосочетание «серийный убийца» еще долго гремело в мыслях.

Напоследок он бросил на меня короткий изучающий взгляд, попытавшись в очередной раз проследить реакцию с моей стороны на его заявление. Но практически сразу же попрощался и последовал к выходу.

– А он хорош. Симпотный. И обручалки нет, – усмехнулась подруга, глядя ему вслед, и тут же досадно вздохнула. – Жаль, что мент…

– Не видел его прежде ни в нашем МВД, ни в следственном комитете. Он не из нашей области. Все еще хуже, чем я предполагал. Дело завели еще несколько месяцев назад, а может и лет. И вот еще что… – задумался Глеб, продолжив как загипнотизированный смотреть на то место, где только что стоял правоохранитель. – Обычно об обыске не предупреждают, а ставят перед фактом, что прямо сейчас будет производиться обыск. Здесь что-то не чисто. Возможно, следователь с помощью такого хода решил проверить твою причастность к делу. Что, если он предупредил тебя специально, чтобы проверить заявишься ли ты в квартиру для заметания следов или нет?.. Анфиса. Анфис? Будь остор…

– Подождите! – крикнула я вслед уходящим правоохранителям, перебив Глеба.

А после побежала за ними, удерживая одной рукой шуршащий подол длинного свадебного платья, а второй телефон с ярко-желтым силиконовым чехлом. Трое мужчин недоуменно оглянулись, направив на меня вопросительные взгляды.

– Я готова дать показания. Прямо сейчас.

Глава 2

– Ты шутишь?! Какие показания?! – раздался позади недоуменный голос Кристины вместе с ее постукивающими каблуками. – Детка, ты устала, тебе нужно отдох…

– Если ты это серьезно, то я еду с тобой, – тут же решительно заявил Ермаков. Догнав меня, он окинул недоверчивым взглядом все еще недоуменных оперативников. – Тебе понадобится юридическая помощь.

– Глеб, я поеду одна, – твердо заявила, покосившись на него.

– Анфиса! Фиса! – послышался приближенный голос матери, как скрежет по металлу. Я поморщилась, на мгновение прикрыв глаза. Она бежала с отдышкой в груди и продолжала кричать. – Что ты задумала?! Немедленно прекрати! Товарищ… товарищ следователь, моя дочь никуда не…

– Граждане, спокойно! – громко проговорил Одинцов, вскинув руки в останавливающем жесте. Пару-тройку секунд он хмуро оглядывал собравшихся вокруг меня людей. – Гражданка Ростовецкая сама в праве решать, что ей делать. Мы вас правильно поняли?.. Вы прямо сейчас готовы проехать с нами в отдел?

Уверенно кивнула, взглянув на следователя. Правоохранитель был выше меня сантиметров на двадцать, отчего я была вынуждена запрокинуть голову. Ржевская опустошенно выдохнула, прикрыв лицо ладонями. Мать заикнулась, пытаясь возразить, но Глеб вовремя остановил ее одним жестом руки. Следователь молча переглянулся с оперативниками и взглянул на фирменные смарт-часы на левом запястье. На черном экране высветилось время – пятнадцать минут седьмого.

– А как же… как же повестка? – впервые подал голос моложавый опер приблизительно моего возраста. Он растерянно оглядел старшего следователя и второго напарника светло-зелеными глазами, в надежде отыскать ответ на прозвучавший вопрос.

– Время уже позднее для допроса, – устало произнес лысый оперативник, как бы намекая старшему по званию, что хотел бы уехать домой вовремя. – Можем пригласить вас завтра во второй половине дня сразу после обыска.

Я пустила хмурый взгляд в сторону сорокалетнего мужчины, а тот в ответ лениво почесал лысину.

– До конца рабочего дня больше трех часов. Мы успеем провести допрос и составить протокол. А повестку, Краснов, нарисуешь задним числом, вам не впервой, – твердо заявил следователь, бросив грозный взгляд на напарников. – Или я один здесь хочу дело раскрыть?

Лысый оперативник раздраженно отвел взгляд в сторону, спрятал руки в карманы и молча пошел к выходу из ресторана. Блондин на мгновение замешкался, но вскоре ушел вслед за напарником.

– Товарищ следователь, дайте нам пять минут, – вмешался Глеб, уводя меня за локоть в сторону.

Мужчина коротко кивнул и собрался выходить из ресторана, но моя мать побежала вслед за ним с кучей вопросов на ходу. Мы с Глебом отошли в сторону, проводив их обеспокоенным взглядом. У Кристины в тот момент зазвонил смартфон, она поднесла его к уху, послала мне воздушный поцелуй и исчезла в просторах банкетного зала.

– Как ты можешь поехать в участок в таком состоянии? Вся зареванная, еще и в этом платье, – тихо спросил Глеб, хмуро окинув меня взглядом. Но, встретив в моем лице непоколебимую решимость, тут же громко выдохнул и устало провел ладонью по лицу. – Было бы намного проще, если бы я поехал с тобой. Но раз ты так…

– Просто скажи мне, что следует говорить, а что нет, – нетерпеливо перебила я, глядя Ермакову в упор.

Он взъерошил волосы, отвел тяжелый взгляд в сторону и прочистил горло.

– Для начала, где твой паспорт?

– У Кристины, вместе со свидетельством о браке, – сообщила я, кивнув в сторону банкетного зала.

– Они не начнут допрос без установления личности, – произнес Глеб, понизив голос.

Его темно-карие глаза обеспокоенно и нервозно бегали по моему лицу, а руки активно жестикулировали, помогая словам. Никогда прежде не видела его таким взволнованным. Ермаков был старше меня лет на семь, но в тот момент в полуосвещенном коридоре его глаза казались темнее обычного, морщинки вокруг рта и глаз еще глубже, а взгляд напоминал уставшего от жизни старика.

Я вдруг вспомнила, как мы впервые познакомились. Кажется, это было около трех лет назад. На дворе стояло самое ненавистное мною время года – осень (или начало зимы по-сибирски). Я тогда слегла с острым циститом и температурой под сорок, ловила самолетики и не могла даже руку поднять без чьей-либо помощи. О покупке лекарств и вызове врача на дом не могло идти и речи. Олег тогда как назло был в командировке, а Глеб уже в тот момент был заместителем директора в его компании. Именно Ермаков тогда примчался к нам домой с охапкой лекарств и цитрусовых. Правда, в полу лихорадочном бреду я приняла его за наглого грабителя, который бесцеремонно ворвался в квартиру с помощью запасных ключей. Так мы и познакомились. Естественно, полноценное наше знакомство состоялось чуть позже, когда мое бренное тело сменило болезненный вид на более презентабельный. Но с тех пор ничего не изменилось – Глеб все также помогает мне в любом вопросе.

Вот и в тот роковой день я внимательно глядела на его худощавое лицо с остро-очерченными скулами, густыми бровями, непропорционально узким носом и широким лбом с тонкой прослойкой пота. Смотрела и кивала как китайский болванчик на каждое сказанное им слово.

– Анфиса, прошу тебя, запомни: все, что ты скажешь в присутствии следователя и оперативников, может быть использовано против тебя. Много не говори, все только по существу. Тебе задают вопрос – ты даешь конкретный ответ.

Коротко кивнула, задумчиво уставившись на входную дверь ресторана.

– Я могу не отвечать на определенные вопросы?

– В том-то и дело, ты идешь на допрос в качестве свидетеля, и обязана отвечать на все вопросы. А у свидетеля прав значительно меньше, чем у подозреваемого, – хмуро констатировал мужчина. – По факту, ты можешь отказаться, если ответ может навредить твоим близким и родственникам, сославшись на 51 статью Конституции.

– А Олег… он…

– Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников. Но, еще раз повторюсь, ты проходишь свидетелем по этому делу. К тому же, добровольно согласилась дать показания прямо здесь и сейчас. То, что ты будешь увиливать от некоторых вопросов или игнорировать их – как минимум странно, а как максимум подозрительно, – перебил Ермаков, уловив мою мысль. – И еще один обязательный пункт – внимательно прочти и проверь протокол допроса. Банально… время, дату, изложенные факты. Проверь совпадают ли формулировки со смыслом написанного. Если увидишь пустые места – смело зачеркивай их, чтобы туда ничего не дописали. Ни в коем случае не подписывай протокол, не прочитав его. И не выходи из отделения без копии на руках. Если они откажутся делать ее, требуй пустые листы и переписывай весь протокол от руки. И еще момент… если вдруг во время допроса кроме тебя и следователя в кабинете будет находиться еще кто-то из оперативников, то смело настаивай, чтобы этих людей тоже занесли в протокол. Никому это не нужно и, как правило, когда гражданин заявляет об этом, все лишние покидают помещение. Поняла? Анфиса?..

– Да… вроде как, – отстраненно ответила, пожав плечами.

Глеб выдохнул то ли раздраженно, то ли обессиленно. Затем на мгновение прикрыл глаза ладонью, устало потер виски и вновь направил на меня обеспокоенный взгляд.

– Ты ненормальная, Ростовецкая, ты в курсе? Держу пари, в следственный комитет еще не приходили на допрос в свадебном платье, – мужчина покачал головой, а я растерянно улыбнулась. – К кому поедешь после?

– К Кристине, – без раздумий сказала я, кивнув на подходившую к нам подругу.

– М-м-м. Хочешь стать неоднократным свидетелем секс-марафонов с ее хахалем? – с небрежной ухмылкой произнес Ермаков, спрятав руки в карманы брюк.

Я криво и растерянно улыбнулась.

– О, ты еще здесь, супер. Я как раз вспомнила про твои документы, – проговорила Крис, протянув мне паспорт и розовую бумажку, которую так упорно добиваются женщины.

Она откровенно покосилась на Глеба, в надежде, что тот поймет ее толстый намек и уйдет от нас куда подальше. Он с трудом сдержал порыв закатить глаза, но вместо этого укоризненно покачал головой и удалился в сторону зала.

– Спасибо тебе! – крикнула я ему в спину. – За консультацию.

– Да не за что… Ты только на связи будь, – последовал ответ от парня, когда он уже практически вошел в наряженный банкетный зал.

– Черт, он бесит меня каждый раз, когда я вижу вас вместе, – с раздражением проговорила Ржевская, глядя вслед уходящему Ермакову.

Она зажала тонкую сигарету меж зубов. Ее белоснежные края тут же окрасились в ярко-розовый цвет от губной помады. Я терпеливо дождалась, когда девушка достанет из сумочки зажигалку в виде помады, и стянула длинный ремешок-цепочку с ее плеча, потянув на себя.

– Хотела одолжить у тебя твою сумку, – тут же произнесла я в оправдание своих действий. – Мне некуда положить телефон и документы. Ты же знаешь, я могу их потерять.

– Я, конечно, подозревала, что твоя свадьба меня разорит… но, чтобы настолько… – в привычной манере отшутилась подруга, удивленно вскинув брови. Она переместила все еще не зажженную сигарету на самый кончик губ и вновь зажала ее передними зубами. – Бери. Только знай, что она стоит половину бюджета твоей свадьбы. И на будущее, розовые паетки совершенно не сочетаются с твоим девственно белым платьем.

Я не смогла сдержать улыбку. Кристина всегда умела сказать что-то эдакое и мгновенно вытащить из унылого состояния, еще и выбить зачатки депрессии. Делает она это уже больше пятнадцати лет, еще с первого класса. Мне повезло встретить такую одноклассницу, с которой я проведу большую часть жизни: рука об руку пройду ненавистную школу, университет с ядовитыми и зазнавшимися одногруппниками, и теперь уже мою свадьбу с неожиданным и весьма непредсказуемым финалом.

– Спасибо тебе. Расскажешь потом что тут происходило.

– Шутишь что ли? Да я первая свалю отсюда, – с нарочито серьезным видом ответила Крис, все еще сжимая сигарету зубами. – К кому поедешь после ментовки?

– К Глебу. Ты же знаешь, я к матери ни ногой.

Ржевская прыснула от смеха.

– Че?! К этому патологическому холостяку? – Ржевская кивнула в сторону банкетного зала. – Да у него в квартире женщин не было со времен каменного века! Боюсь, как только ты присядешь на его диван, сразу забеременеешь. Ты хорошо подумала? Может все-таки к нам с Андреем? Анфиса, моргни, если он хочет затащить тебя туда силой.

– Прекрати, Крис, – отмахнулась я, покачав головой. – Он нормальный.

– Очень сомневаюсь… – с недоверием произнесла она, и уголки ее пухлых губ недовольно изогнулись. – Я все еще не могу забыть тот день, когда мельком увидела твою фотку в галерее его телефона. Только сам господь-бог знает, что он с ней делал…

– Крис, ну сколько можно… – я усмехнулась, легонько толкнув ее кулаком в плечо. – Там не было ничего неприличного. Я уже тысячу раз объясняла, что ту фотку скинул Олег…

– Анфиса Андреевна? – вдруг эхом раздался голос моложавого опера, и с другого конца коридора показалась его светлая копна волос. – Мы выезжаем через пару минут.

– Уже иду! – крикнула я, выглянув в середину коридора.

– Волнуешься? – тихо спросила Кристина на удивление серьезным тоном.

– Мне нечего скрывать, – ответила я, попытавшись натянуть искреннюю улыбку.

– Ну все, береги себя, – произнесла подруга, чмокнув меня в щеку. А когда я уже направлялась к двери, тут же добавила, – … и сумочку тоже!

На улице смеркалось. Когда вышла на парадное крыльцо ресторана вспомнила, что все еще находилась в свадебном платье. В ушах мгновенно раздался невыносимый раздражающий писк. Я невольно дернула оголенным плечом, отпугнув досаждающих сибирских комаров, которые кусают летом каждого, кто осмелился снять верхнюю одежду. Порою их укусы бывают настолько болезненными, словно насекомые кровожадно разгрызают человеческую плоть, высасывая парочку литров крови. Я тут же пожалела, что не взяла из дома кожаную куртку или теплый худи.

Холодный вечерний ветер Байкала мгновенно всколыхнул железобетонную укладку из светлых волос, причесанную в изящный нижний пучок. А волнистые передние пряди, которые были чуть короче остальной длины волос, то и дело свободно развивались по ветру, временами перекрывая взор. Я инстинктивно дотронулась до небольшой тиары, так же намертво присобаченной сотнями невидимок, и понадеялась, что она не вырвет мне скальп, когда ветер осмелится разбушеваться.

Оголенные плечи с ключицами, и зона декольте с плавным V-образным вырезом покрылись мурашками, а объемные рукава-фонари то и дело наровились оторваться, развиваясь на ветру как британский флаг. Оглянулась на зеркальную дверь ресторана, уловив свой свадебный образ в последний раз.

Я выбирала это платье целых три месяца, перемерив все свадебные платья нашего города и даже соседних. Рост у меня средний, и за счет этого практически все платья были велики, а из-за худощавой талии едва ли не каждое из них нужно было ушивать. Я из тех людей, которым чрезвычайно трудно набрать вес. И в подростковом возрасте излишне комплексовала по этому поводу, глядя на то, как Ржевская надевала одно обтягивающее платье за другим, без проблем носила джинсы-скинни и обтягивающие кофточки, которые подчеркивали ее формы. Я же обходилась бесформенной одеждой и боялась показать худощавые оголенные ноги в юбках или платьях. Но стоит признать, именно благодаря Крис я научилась правильно набирать вес до нужного количества, избегая болезненной худобы, контролировать рацион и уже лет пять как носила все виды одежды без каких-либо комплексов.

В отражении уловила осиную талию, подчеркнутую едва заметным тонким атласным ремешком, и длинный подол белоснежного платья с откровенным вырезом, оголявшим правое бедро. Подол платья напоминал отдаленную форму колокола, а объемные рукава-фонари придавали моему образу нежности и невинности.

В первый, единственный и похоже в последний раз я была похожа на хрупкую невинную куколку, которой восхищаются и любуются каждый раз, когда открывают шкатулку. Поэтому, когда на мои оголенные и продрогшие плечи вдруг неожиданно накинули легкую черную куртку, больше напоминавшую бомбер, я вздрогнула и испуганно отпрянула.

– Простите, не хотел вас напугать, – признался молодой оперативник, с неловкой улыбкой. – Подумал, вы замерзнете пока мы доедем до отделения.

– Спа… спасибо, – поблагодарила я, продрогшим голосом.

Пару раз моргнула и растерянно оглядела парня лет двадцати пяти: он остался в одной потрепанной серой футболке. Но я все же приняла куртку, одной рукой удерживая ее на плечах, а другой схватившись за длинный подол платья.

Возле крыльца нас встретил черный Форд Транзит с ярко-красной полосой и говорящей белой надписью «СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ». Чем ближе была к той машине, тем сильнее охватывал мандраж. Лысый оперативник, который лениво потягивал сигарету возле автомобиля, при виде напарника лишь укоризненно покачал головой и выразительно поднял брови. На широком лбу образовались три толстые морщины, а пухлые губы изогнулись в острой ухмылке.

– И остался ты без куртки, Матвей… – саркастично добавил мужчина, и, выкинув окурок в мусорное ведро, в утешающем жесте похлопал парня по плечу.

Лысый оперативник быстро забрался в Форд, где уже сидел следователь за раскладным столиком. А Матвей, проигнорировав неуместную шутку коллеги, любезно подал мне руку, чтобы я без проблем поднялась в автомобиль с длинным и непослушным платьем. В тот момент мысленно поблагодарила себя, что не выбрала старомодное пышное платье с кринолином. В нем бы я вряд ли влезла в узковатый проем раздвижной двери Форда.

Моложавый оперативник по-джентельменски помог мне усесться возле окна, прямо напротив следователя. Я удивилась той доброжелательности со стороны сотрудника следственного комитета. Они же все черствые сухари с профессиональной деформацией. Иначе и быть не может! Сколько я в своей жизни не встречала ментов, все они как один были бесчувственными роботами, которых заботили лишь правильно составленные протоколы, а не реальные проблемы людей. Как тот лысый опер, от одного вида которого пропадает все доверие к государственным служащим.

Еще с минуту мы укладывали небольшой шлейф платья мне под ноги, под ухмыляющийся взгляд лысого мужчины лет сорока-сорока пяти. После парень уселся рядом со мной, а я наконец положила миниатюрную сумочку из розовых паеток с гремящей цепью на раскладной стол, чем только вызвала косой взгляд старшего следователя. Его равнодушный взгляд в сочетании с серо-прозрачными глазами был холоднее самого пронзительного Балтийского ветра. Все это время мужчина непрерывно рассматривал фотографии на небольшом планшете известной американской фирмы, не обращая внимания на возню с моим платьем. Я ответила ему похожим взглядом, хоть и понимала, что сумка едва задела его планшет на раскладном пластмассовом столике, и помешала увлекательному изучению неизвестных фото.

– Матвейка, работать тебе еще и работать, – устало выдохнул лысый опер, когда молчаливый водитель впереди тронулся с места. На лице мужчины заиграла насмешливая улыбка, а любопытный взгляд черных глаз периодически бегал от меня до молодого правоохранителя. – Опыта у тебя еще маловато. Если даже перед красивой девушкой устоять не можешь…

Его слова вызвали негодование, и я тут же нахмурилась. Не могла адекватно воспринимать комплименты от незнакомых мужчин. Хоть и сказано это было немного в другом контексте с целью задеть молодого сотрудника. За три года привыкла получать комплименты лишь от Олега. А до его появления моя самооценка была ниже плинтуса, и каждый комплимент в свой адрес я воспринимала остро, выискивая в них подвох или же скрытую лесть.

– Серый, не нагнетай, – отмахнулся Матвей как от назойливой мухи. – Я могу спокойно совмещать свою компетентность с человеческим отношением. Если ты не заметил, гражданка в одном свадебном платье.

Я делала вид, будто меня совершенно не интересовала беседа, в которой они говорили обо мне так, будто меня там не было. Поэтому крепко стиснула челюсть и с невозмутимым видом отвернулась в сторону окна.

– А я думал это ты не заметил, что она в свадебном платье. Надеешься, что развод с уголовником пройдет быстрее?.. – усмехнулся Сергей, оглядев меня с ног до головы каким-то неприятным взглядом черных как ночь глаз. – Хотя… понимаю тебя, сам был таким когда-то.

И от слов его и от взгляда, стало как-то мерзко. Я поежилась, пустила на него хмурый взгляд исподлобья и с огромным трудом сглотнула ругательства, вертевшиеся на кончике языка.

– Ну ты и… – возмутился младший сотрудник, но его возмущение перебил Одинцов.

– Дорофеев… Веди себя нормально.

Старший следователь, который все это время не проронил ни слова, осек грубого оперативника, взглянув на него через плечо с нескрываемым укором.

– Ой, бля-я-я… Скучные вы, москвичи, – раздраженно выдохнул Сергей, сложив руки на груди. – Любите строить из себя шибко правильных…

Я встрепенулась, услышав упоминание столицы. Выходит, Глеб был прав, и тот старший следователь, находившийся напротив меня, приехал прямиком из Москвы. Значит уголовное дело и впрямь было непростым, раз к нему подключился московский СК…

С того момента сидела словно на иголках. Мое секундное удивление не осталось незамеченным следователем. Он бросил невозмутимый взгляд, будто вновь хотел изучить мою реакцию. Я от неожиданности испуганно распахнула веки всего на мгновение, когда наши глаза встретились, и поспешно отвела взгляд в сторону окна. Одинцов никак не отреагировал, практически сразу же опустил голову и вновь принялся листать фотографии на планшете, только уже без прежнего энтузиазма.

Я вдруг задумалась: а не специально ли все трое устроили тот спектакль? С целью проследить, как я отреагирую, когда узнаю, что дело моего мужа расследует столичный следак?! От мысли той вмиг горло лишилось влаги. И без того искусанная внутренняя сторона губы, едва ли не сразу закровила от нервозных покусываний. Нет, такого не может быть… ерунда какая-то… В любом случае, еще раз убедилась, что ментам не стоит доверять.

Глава 3

Когда сообщили, что меня отправят в командировку в Сибирь, я до последнего не узнавал с чем предстоит иметь дело. Ясно было одно – местные правоохранители не справлялись, делали все формально, либо же не имели соответствующего опыта раскрытия преступлений. Да и, глядя на мой послужной список, вряд ли бы начальство отправило меня в такую-то глушь по мелочевке.

Чего только стоят мои крайние дела о Красногорском серийном маньяке с пятью жертвами, включая двух несовершеннолетних; и дело о серпуховском массовом убийце, который за ночь расстрелял семью из семи человек, включая детей, с особой жестокостью изнасиловал женщину и ее четырнадцатилетнюю дочь, а после хладнокровно добил штыками тех, кто еще дышал после пулевых ранений. За тринадцать лет работы в следственном комитете, у меня накопились сотни раскрытых дел о различных серийниках, массовых убийцах и других не особо приятных личностях.

И ни одно из тех дел вспоминать решительно не хотелось. Особенно те, где получал различные увечья, шальные пули при задержании и даже огнестрел с переломом плечевой кости. Какие-то дела раскрывались как по маслу, словно я следовал по крошкам, оставленными убийцей; а какие-то расследовались не так быстро, растягиваясь на долгие месяцы.

Расследование убийств – дело тонкое, требующее холодной головы, рационального мышления и чистого разума, не засоренного посторонней информацией. Оно не терпит необоснованной спешки, погони за собственным хвостом и новыми звездочками на погонах. Именно поэтому некоторые мои коллеги разводились с женами, спивались чуть ли не на рабочем месте и, в конце концов, сдавались. Впрочем, и я был не исключением.

Но все же научился абстрагироваться от внешнего мира, расследуя дело. Трупы жертв для меня уже перестали быть трупами в буквальном смысле. Они были лишь проходным билетом для поимки убийцы, его индивидуальным почерком и уникальным следом. Порою казалось, что я разучился сочувствовать, переживать и проявлять какие-либо эмоции по отношению к потерпевшим и близким жертв. Словно превратился в тех самых психопатов, за которыми гнался добрую половину жизни. Осознал это лишь тогда, когда стал намеренно посылать оперативников проводить допросы с родственниками погибших. Вероятно, чтобы лишний раз не смотреть на размазанные сопли и не слушать бессвязный лепет, временами прерываемый горькими рыданиями. Подобные допросы почти всегда не давали никаких зацепок и редко приводили к какому-то логичному результату.

За пару дней до вылета, начальник главного следственного управления СК РФ по Москве хмуро вручил материалы дела, по-отцовски похлопал по плечу и глянул на меня с каким-то странным сочувствием. Сибирский федеральный округ всегда был рассадником преступности, поэтому я ни капли не удивился командировке в Иркутск. Не питал никаких иллюзий сколько по времени займет та поездка. Это была далеко не первая моя командировка, не считая мелких подмосковных городов, поэтому прекрасно знал, что в этом случае что-либо планировать по времени было бесполезно. Как минимум, месяц, а как максимум… да хер его знает. Все зависит от состава преступления, готовых результатов оперативно-розыскной деятельности, компетентности сотрудников, которых мне дадут в подчинение и еще целой кучи факторов.

Но, когда я едва сел в самолет и раскрыл материалы дела для ознакомления, сразу же понял – домой вернусь не скоро. Слухи о новом иркутском маньяке, который кошмарил местных, ходили уже долго. Но, как это обычно бывает, из сибирской провинции на официальном уровне мало что доходит до Москвы. Местные прокуроры опасались признавать, что на их территории орудует маньяк, а они его мало того, что проглядели, так еще и поймать его не могли долгое время.

Миловидная девушка на ресепшене четырехзвездочной гостиницы любезно приняла ключи от моего номера. Она игриво подмигнула мне, а я с трудом оторвался от ее глубокого выреза на блузке, открывавшего вид на пышную троечку. Удивительно. В Москве далеко не каждая девушка будет подмигивать и улыбаться встречному мужчине. Тем более, когда он клиент недешевой гостиницы в самом сердце города.

У выхода меня уже ждал черный Форд Мондео со спецокрасом. Я мысленно скривился, уловив знакомую красную полосу и скромный герб СК на дверях. В нашем случае лишнее внимание было ни к чему.

– Здравия желаю, товарищ майор! Добро пожаловать в Иркутск! – радостно воскликнул водитель автомобиля, протянув руку для рукопожатия. – Оперуполномоченный старший лейтенант Краснов. Можно просто Матвей. Как долетели?

Старшему лейтенанту на вид было от силы не больше двадцати пяти, быть может и меньше. Словно только вчера окончил юридический и заступил на службу в СК. Я ответил на рукопожатие, вежливо кивнул и заглянул в его моложавое лицо со сверкающей обаятельной улыбкой. Слишком уж рад он был меня видеть.

Парень был чуть ниже меня, имел худощавое, но подтянутое телосложение. У него были широко поставленные зеленые глаза, что говорило о нем, как о человеке любознательном, коммуникабельном и даже в некоторой мере назойливом. Стрижка у него была обыкновенный полубокс с переходом с коротких на длинные светло-русые пряди. Как обладатель курносого носа, Краснов был, вероятно, инфантильным, но при этом оптимистичным и легким на подъем. У него был невысокий покатый лоб и тонкие прямые брови, вероятно ошибки парня не пугали, а лишь закаляли характер. Верхняя губа у него была фигурной, а нижняя чуть распухлой, и подобная фигурность могла говорить об его энергичности и предприимчивости. Парень явно знал, чего хотел от жизни и добивался своего любыми путями. В целом, он обладал всеми чертами лица и достоинствами внешности, которая нравилась всем наивным неопытным девчонкам. Чего только стоила его обаятельная мальчишечья улыбка с ровными зубами, которая не оставит равнодушной любую женщину.

– Рейс задержали на пять часов, – ответил хмуро, усевшись на переднее пассажирское.

– Да, у нас частенько задерживают или отменяют рейсы. Осенью и зимой можно вообще не улететь с первого раза, – усмехнулся паренек, пристегнув ремень безопасности. Мы тронулись, и старший лейтенант потянулся к магнитоле, чтобы убавить звук, едва услышав громкую заставку новостей. – Вам, наверное, надо краткую экскурсию по городу провести? Еще неизвестно, насколько вы у нас задержитесь. Ну, по сравнению с Москвой город у нас, конечно, небольшой, население чуть больше шестисот тысяч. Река Ангара – вон она справа от нас находится – делит город на две части: правый и левый берег. Мы сейчас на правом находимся. Вам крутую гостиницу сняли на переулке Богданова, она считается самой престижной. Да и в целом правый берег считается историческим центром. Тут находятся здания городской и областной администрации, всякие деловые центры, торговые… Наше управление находится в Кировском районе, это тоже правый берег. Вообще, в Кировском и Куйбышевском находятся всякие исторические здания, музеи, театры и кинотеатры. Есть куча памятников, красивые скверы, фонтаны, много ресторанов и кафешек на каждом шагу, – рассказывал Матвей, не умолкая. – Кстати, если захотите посетить какой-нибудь общепит, то советую рестораны японкой кухни и бурятские позные. В японских самые вкусные роллы и бесплатный зеленый чай… а еще обслуживание великолепное. В позных обслуживание… ну, так себе, зато сочные позы вас точно не оставят равнодушным, – усмехнулся старший лейтенант, завернув за угол улицы. – Что еще… А, да и студентов здесь много. В этих районах расположены учебные корпуса почти всех иркутских вузов. Да и в принципе, все туристы гуляют именно по этим районам. А на левом берегу ничего интересного: спальные районы, да промышленные объекты. Оба берега соединяют плотина ГЭС и мосты: старый, новый и академический. Ну… думаю, на этом все. В других районах ничего особенного: все те же дома, да торговые центры.

Пока Краснов проводил словесную экскурсию, я разглядывал центральные улицы города со старинными вылизанными зданиями, порою ничем не уступающими московским. Я настолько привык к ним, что уже и не замечал их красоты. Казалось, каждый город России был одинаков: две-три центральные улицы с отреставрированными двухсотлетними сооружениями для гостей и туристов, а все остальное – полуразрушенные дома, загнивающие бараки и серые панельные девятиэтажки родом из Союза, одним своим видом наводившие депрессию.

Но отличало Иркутск от других городов и то, что частные дома располагались там на каждом шагу, а не только в пригороде, как это обычно бывает. Было странно наблюдать картину из деревянных покосившихся избушек, построенных чуть ли не в начале прошлого века, которые соседствовали с советскими и более современными многоэтажками. Вероятно, земля в центре города была дорогой и выкупить ее у собственника было непосильной задачей. Я еще долго привыкал к лаю собак, крикам петухов и кудахтанью куриц, когда шел по центральным улицам города, проходя мимо старых деревянных домиков, которые едва ли не на половину вросли в землю.

– Вы всегда на машинах со спецокрасом ездите? – спросил я, когда экскурсия откровенно наскучила.

– А, нет. Нашу служебную тачку мои напарники забрали. Обычно мы на ней ездим, – признался Матвей, свернув на повороте. – Да и вас приказали встретить как полагается. А что, не любите внимание привлекать?

– Напарники? – удивился, вскинув бровь.

– Ну да, мы с Дорофеевым и Смирновым у вас в подчинении теперь, – Краснов бросил короткий взгляд в мою сторону в сочетании с неуверенной улыбкой. – Вы это… не смотрите на мой возраст. Я на хорошем счету у начальства, а в универе был лучшим студентом курса. Меня поставили к вам, так сказать, чтобы опыта набирался. Когда к нам еще приедет старший следователь из Москвы? Молодежь у нас на службу в СК не охотно идет, поэтому молодых сотрудников ценят.

Я тяжело выдохнул и устало потер веки.

Мне сообщили лишь о трех прямых подчиненных: один оперативник, следователь из Санкт-Петербурга и местный профайлер, помимо нескольких приходящих и уходящих людей из других отделов. На кой черт мне поставили в подчинение еще и зеленого лейтенанта для раскрытия преступления подобного масштаба? До последнего продолжал думать, что он был водителем, который должен был доставить меня в главное управление СК. Наверняка, был чьим-то сынком или протеже. А может и вовсе его протолкнули только лишь для того, чтобы следить за каждым моим шагом. Приезжих следователей из Москвы не жалуют ни в одном регионе. Слишком уж болезненно воспринимают мой приезд, будто я в буквальном смысле отнимаю у них хлеб. Да и в целом, к москвичам везде одинаково предвзято относятся, с особым предубеждением.

Но мне было не привыкать.

– А вы не особо разговорчивый, товарищ майор, – робко произнес Краснов, заехав на территорию управления. Он поставил автомобиль на ручник и обернулся, чтобы достать с заднего сидения какие-то папки. – Нам с вами еще хрен знает сколько работать.

– Предпочитаю говорить по делу, – сухо ответил я, бросил на него отстраненный взгляд и вышел из автомобиля, плотнее укутавшись в пальто.

Кожаные туфли тут же провалились в мерзкую жижу из талого грязного снега, а в лицо ударила ледяная смесь снега с дождем. Я крепко сжал зубы от раздражения и мысленно отругал себя за собственную недальновидность. Май месяц на дворе, а в Иркутске снег только-только соизволил оттаивать после промерзлой зимы. В Москве в это время всегда от +20 градусов Цельсия и никакой талой каши под ногами. Я уже настолько отвык от зимней обуви, что и подумать не мог, что она пригодится мне в мае в Сибири.

Подумать только… всего лишь снег с Сибири. О чем я думал, когда собирал вещи? Надо научиться, наконец, отдыхать по-человечески, чем я и намеревался заняться сразу после раскрытия дела.

– Товарищ майор… Марк Александрович. Рады приветствовать тебя в нашем скромном сибирском городе! – доброжелательным тоном произнес невысокий одутловатый мужчина в темно-синем повседневном кителе. Вероятно, начальник следственного управления СК по Иркутску. Мужчина первый протянул ладонь перпендикулярно к земле, что уже говорило о том, что он не выказывал агрессии и не хотел заявлять о своем авторитете с порога. – Шмелев Владимир Николаевич.

Я едва успел стряхнуть снего-дождь с пальто и ответил на рукопожатие, мельком взглянув на его погоны с тремя красовавшимися звездами. Его ладонь была теплой, сухой и по-старчески шероховатой. Он несколько резко встряхнул наши руки, и я едва соприкоснулся с его толстым массивным обручальным кольцом, утратившим первобытный блеск. Уши у него были чересчур прижатыми, на лбу образовались три толстых прямых линии из морщин, что характеризовало его как человека спокойного и справедливого, а нос был прямым и крупным – верный признак открытости, дружелюбия и оптимизма – с открытыми широкими ноздрями, из которых выглядывали седые волоски. Мерзкая коричневая родинка справа с неравномерными краями, распластавшаяся на его широком лбу и спустившаяся на висок, тут же привлекла внимание, наравне с его блестящей головой с полным отсутствием волос.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – проговорил я привычным деловитым тоном.

Его родинка выглядела подозрительно нездорово. Такие невусы подвергаются удалению?

– Давай без официоза, Марк. Мы с тобой не на отчете у генерала. Вижу, ты уже познал наш сибирский май, – усмехнулся лысый полковник, с улыбкой наблюдая, как я оправил намокшие волосы и отряхнул черный кожаный дипломат от раздражающих капель. – Уверен, ты еще дашь шанс нашему прекрасному городу. Но, боюсь, в летние месяцы ты в нем вновь разочаруешься от нашествия надоедливых кровожадных комаров.

Полковник простодушно рассмеялся, погладив едва выпирающий из кителя живот. Сколько ему было? Около пятидесяти или пятидесяти пяти? Интересно, это родимое пятно на лбу изначально было такого размера или имело свойство увеличиваться?

– Мы обязательно угостим товарища майора нашей медовухой и пельменями по-сибирски, – бодро произнес старший лейтенант, поравнявшись с нами шагом. – Чтобы, так сказать, вы окунулись в нашу атмосферу.

Ага, несомненно.

– Давно ли пельмени по-сибирски и медовуха стали для тебя «нашими»? – усмехнулся полковник, по-отцовски похлопав Краснова по плечу. – Ты же у нас тут всего-ничего живешь – лет семь.

Парень кривовато улыбнулся, покосившись на старшего по званию. Ему явно не понравилось уточнение Шмелева.

– Разрешите познакомиться со своей группой, – ровным тоном произнес я, когда мы дошли до лифта. И тут же поспешно добавил, уловив удивление в темно-карих глазах Владимира Николаевича. – Прямо сейчас.

Полковник удивленно приподнял широкие поседевшие брови. Подобная ширина и густота могла говорить о прямоте и смелости их обладателя, но также иногда и о диктаторских замашках. Его родимое пятно смешно приподнялось вместе с возрастными морщинами на лбу.

– Какой ты нетерпеливый, однако, – усмехнулся Владимир Николаевич, первым зайдя в кабину лифта. – А я уж было хотел предложить тебе пройти в мой кабинет и познакомиться, так сказать, поближе за чашечкой кофе. Вот все вы в своей Москве вечно торопитесь куда-то, спешите. В Сибири как говорят… у нас до бога высоко, а до царя далеко. Да, старший лейтенант?

– Так точно, – последовал незамедлительный ответ молодого оперативника.

– Но это даже хорошо, Марк Александрович, что ты так к работе стремишься, – продолжил Владимир Николаевич уже более строгим тоном, лишенным прежней доброй насмешки. – Отставив шутки в сторону, дело серьезное, не требующее отлагательств. Распоряжение о создании вашей спецгруппы подписали буквально на коленке. Капитан Смирнов из Петербурга еще пару недель назад приехал, только вас ждали. А остальные все местные… наша гордость.

Я с сомнением глянул в сторону молодого лейтенанта и мысленно ухмыльнулся. Он продолжил смотреть прямо перед собой, слегка вздернув подбородок.

– Так, Краснов, свяжись с профайлером, – приказным тоном произнес полковник, когда мы шли по коридору в неизвестном направлении. – Чтобы товарищ следователь со всеми познакомился и сегодня же раздал поручения по делу.

– Есть, – тут же беспрекословно подчинился оперативник, достав смартфон.

– Уж поверь, Марк, наш криминальный психолог тебе понравится, – с ноткой интриги сказал полковник Шмелев. Но я успел уловить в его голосе едва уловимую усмешку. – Да, старший лейтенант?

– Так точно, товарищ полковник, – отозвался Краснов, оторвавшись на мгновение от телефона. – Такого профайлера еще поискать надо.

Я натянул улыбку, оглядев мужчин. Одно только словосочетание «криминальный психолог» резало слух и неимоверно раздражало.

– Это уж точно, – хохотнул Владимир Николаевич, и вокруг его глаз образовались лучики из старческих морщинок. Я вновь направил взгляд на его неравномерный невус, когда мужчина остановился возле двери и обернулся в мою сторону. Указательным пальцем он почесал бровь и шмыгнул носом. – Значит так, личный кабинет тебе мои ребята подготовили. Не переживай, там есть все необходимое для продуктивной работы, все как положено. Если что-то будет не хватать, дверь моего кабинета всегда для тебя открыта. А группе вашей выделили помещение побольше, соседствующее с вашим кабинетом. Чтобы вы, так сказать, успели привыкнуть друг к другу и плодотворно сработаться.

Я краем глаза уловил, как Краснов с кем-то разговаривал по телефону, отойдя от нас на пару шагов.

– Благодарю, Владимир Николаевич, – искренне произнес я. – Разрешите преступить к выполнению должностных обязанностей?

– Все не можешь обойтись без официоза?

Шмелев широко и по-доброму улыбнулся и коротко кивнул, а после отступил на пару шагов назад и позволил мне первым войти в оперативную комнату. Два сотрудника, которые там находились, тут же повыскакивали с рабочих мест при виде меня и полковника. Вероятно, то были капитан Андрей Смирнов, выполнявший роль еще одного опытного следователя по особо важным делам, и капитан Сергей Дорофеев, местный старший оперуполномоченный.

– Работайте, работайте, – сказал Шмелев, махнув рукой. – Вот начальство ваше приехало прямиком из Москвы, старший следователь первого отдела по особо важным делам, майор Одинцов. Марк Александрович раскрыл десятки серий, имеет соответствующий опыт. Прошу любить и жаловать. Надеюсь на ваше плодотворное сотрудничество.

Ребята тут же протянули руки, я приветственно кивнул и ответил на рукопожатия, взглянув каждому в глаза. Капитан из Петербурга был моим ровесником и, в принципе, выглядел на свой возраст. Андрей был с моего роста с подтянутым телосложением, зеленоглазый брюнет с прической полубокс, гладковыбритым грушевидным лицом с увесистой нижней челюстью и ровными зубами. Едва ли не сразу обратил внимание на его тонкие и прямые губы – признак отличного самоконтроля. Темные брови у него были тонкими и кверху изогнутыми, что говорило о его дружелюбии и открытости. Заприметил на указательном пальце правой руки сверкнувшее обручальное кольцо, вероятно, мужчина совсем недавно связал себя узами брака. Смирнов в ответ вежливо улыбнулся, умеренно крепко пожал мою ладонь, и я осознал, что с ним мы определенно сработаемся.

Капитан Дорофеев был едва ли не полной противоположностью капитана Смирнова. На рукопожатие ответил сухо с плотно поджатыми узкими губами и подозрительным прищуром. Я сделал мысленную пометку, что в работе с ним могут возникнуть трудности. Кольца на безымянном пальце не обнаружил, от него не было и следа, даже призрачного намека. Темно-карие глаза с некой осторожностью оглядывали меня. Я в ответ также мельком изучил его: рост у Дорофеева был средний, телосложение далеко не спортивное, но и не сказать, что у него имел место быть лишний вес. Только чуть выпирающий живот из-под вязаного темного свитера. Такое бывает, когда долгое время не поддерживаешь форму и питаешься в основном пустыми углеводами. Это можно было легко обосновать его возрастом, ведь капитан только-только перешагнул сорокалетний рубеж, но также можно было списать все на обыкновенную лень или изнуряющий рабочий график. Последнему я охотно поверю.

Лицо его имело красноватый оттенок (вероятно, из-за пристрастия к алкоголю) и выдавало паспортный возраст. Оно производило впечатление человека мрачного агрессивного и имело каменные черты: подбородок резко выделенный с россыпью раздраженной кожи после утреннего бритья, массивный широкий лоб и крупный нос с клюющим кончиком. Подобный кончик носа говорил о том, что с ним лучше играть в одной команде. Морщины на лбу у него были со сгибом, и я предположил, что Дорофеев имел переменчивый нрав и излишнюю импульсивность. После рукопожатия мужчина отошел на пару шагов и нервно провел рукой по лысой голове. Но, приглядевшись, я уловил несколько коротких темных волос на затылке, и их полное отсутствие в лобной части, что свидетельствовало о гормональной алопеции.

– Номер твой у меня имеется, да и мой ты уже знаешь. Если будут вопросы или какие-то сложности, я всегда на связи, – торопливо произнес полковник и удалился из кабинета, стиснув в руках звонящий мобильник.

Я окинул оперативную комнату, которую предоставили для нашей группы, беглым изучающим взглядом. Она была больше похоже на приемную, чем на переговорную. Четыре стола с компьютерами, расставленные по углам, кулер с холодной и горячей водой, чайник и несколько чашек на десертном столике, три вертикальных двустворчатых шкафа, вероятно, один был предназначен для верхней одежды, а два остальных под различные улики и пухлые папки с делами.

Неплохо для провинции, но могло быть и лучше.

– Здесь есть кофемашина? – спросил первое, что пришло на ум.

– Вам тут не московские харчи, товарищ майор, – усмехнулся Дорофеев, с недоверием сложив руки на груди. Его лицо было полным олицетворением презрения. – Для простых смертных на первом этаже есть кофейный автомат.

Я мысленно скривился при упоминании того адового механизма. Ничто не сравнится с качественным молотым кофе, который варит кофемашина, или который дает тебе в руки бариста. Я доверяю только им, поэтому сделал себе пометку приглядеть на карте города ближайшие кофейни.

– Приятно с вами познакомиться, Марк Александрович, – вежливо произнес Андрей Смирнов, возвратив меня в реальность. – Слышал о вашем последнем деле… Я был приятно удивлен, когда узнал, что вы будете вести дело о сибирском маньяке.

– Рад, что вы ознакомились с моим послужным списком, – хладно ответил я, войдя в свой кабинет. Внутри было довольно прохладно, и я тут же поспешил прикрыть окно. – Но давайте не будем тратить время на процент раскрываемости моих дел и сразу перейдем к работе. Думаю, нам нет нужды представляться друг другу. Как меня зовут вы знаете, да и с вашими личными делами я ознакомился. Предлагаю перейти сразу к сути.

Личный кабинет мне выделили просторный, что не могло не радовать. Я уже мысленно готовил себя к мышиной клетке с хромающим столом, тормознутым компьютером, скрипящими дверьми и полами и полным отсутствием личного пространства. Но, на первый взгляд, ничего подобного в тот момент не заметил. Хотя компьютер надо будет все же проверить.

Впрочем, во всем остальном кабинет тот не отличался от моего московского. Не хватало лишь трех просторных окон, качественного кофе и расслабляющей тишины, прерываемой лишь размеренным тиканьем настенных часов. Порадовало кожаное анатомическое кресло, которое одним лишь видом лечило спину от долгой сидячей работы. На прочую мелкую канцелярию на столе и многочисленную государственную атрибутику я даже не обратил внимание. Зато вертикальный сейф с приоткрытой дверцей для хранения табельного, заприметил сразу.

– Может стоит подождать профайлера? – с сомнением спросил Смирнов, усевшись за стол для переговоров, состоящий из четырех рабочих мест.

– Нам от его присутствия ни жарко, ни холодно, – невозмутимо ответил я, снял черный пиджак и повесил его на спинку кресла.

– Она подойдет с минуты на минуту, – сообщил Краснов, войдя в кабинет. – Разрешите?

Я задумчиво кивнул, и Матвей сел за стол плечом к плечу к капитану Смирнову.

Она? Профайлер – женщина?! Час от часу нелегче. Какого черта мне не прислали информацию о ней? Вероятно, она не работает в госструктурах, и этот факт еще больше удручал положение нашей спецгруппы.

Некоторое время повозился с плечевой кобурой Х-образной формы из натуральной кожи, снял ее и поместил вместе с оружием и патронами в сейф. В воздухе раздался характерный щелчок, и я простоял у вертикального сейфа пару минут, настроив нужный мне код, который точно не забуду.

– Поверьте, товарищ майор, во время ее присутствия нам холодно точно не будет, – пошловато усмехнулся Дорофеев, обведя взглядом коллег. Те в ответ подавили смешок и, отчего-то смутившись, опустили взгляд на стол.

Я крепко сжал челюсть, обратно надел пиджак на черную хлопковую рубашку и удобно расположился в кресле.

– Попрошу сосредоточиться на деле. Жду ваши отчеты о проделанной работе за две недели, пока меня не было. Начнем с…

Раздался неуверенный стук, и мы все как по команде уставились в сторону двери.

– Простите. Я опоздала? На Киевской жуткая пробка…

Глава 4

Все трое мужчин молниеносно встали из-за стола при виде молодой эффектной девушки. Я же остался сидеть в кресле с невозмутимым видом, и на их фоне почувствовал себя невоспитанным моральным уродом. Но подрываться с места было уже слишком поздно, да и выглядело бы это чересчур странно, словно я поддался стаду баранов. Некоторое время мы все молча глядели в ее сторону. Оказалось, не я один не мог оторвать от нее взгляд. И дело было далеко не в ее резком появлении, а в том, что я и предположить не мог, что профайлером в нашу группу назначат настолько привлекательную девушку.

Оглядев ее, я уже тогда сообразил, что у нас будут проблемы.

Первым делом нас всех ослепила ее белозубая и обаятельная улыбка. После я заметил ее длинные стройные ноги, облаченные в черные капроновые колготки, осиную талию, подчеркнутую тонким ремнем из кожзама, и черное облегающее платье из велюра с откровенной длиной. Умеренно эротический вырез в зоне декольте, открывавший вид на твердую двоечку, никого из присутствующих не оставил равнодушным. Вырез тот был вполне себе сносным и в достаточной степени не вульгарным. Но в сочетании с коротким платьем, которое облегало каждый сантиметр ее стройного тела, он давал полет бурной фантазии. Она сделала пару шагов в сторону стола, и стук ее батильонов на высоком каблуке с платформой, раздался по всему помещению.

– Нет, в самый раз, – ответил Сергей Дорофеев с чарующей улыбкой на устах. Он тут же подскочил с места и любезно отодвинул ей стул. – Присаживайтесь.

Девушка благодарно кивнула в ответ, смахнув с плеч волосы золотисто-медного оттенка. Пышной густой волной они легли ей на спину, прикрыв поясницу. Безусловно, волосы были крашеными, но тот цвет чертовски ей шел, превратив ее в роковую красотку, как магнитом привлекавшую тысячу взглядов. Профайлер вывалила две толстые папки с документами на стол, села и с немым вопросом на лице взглянула в мою сторону.

Лицо у нее имело идеальную форму овала и, судя по физиогномике, девушка была развита интеллектуально, быстро схватывала информацию на лету и слыла в школьные годы заядлой отличницей. Тонкий подбородок выступал вперед, нос идеально ровный и прямой, брови были в меру густыми, скулы подчеркнуты с помощью макияжа, а редкие желто-янтарные глаза подведены изящной черной стрелкой. Профиль заостренный и, вероятно, она была проницательна, весьма сообразительна и замечала мелкие детали. Кожа была бледной, но не болезненной, скорее причиной тому была анемия.

Сколько ей было лет… двадцать пять? Вряд ли бы к расследованию подобного масштаба допустили столь юного и неопытного профайлера. Тридцать, тридцать три?

Я собрался не сразу. В нос ударил приятный аромат ее духов, в меру приторный и беспощадный, а испытывающий взгляд янтарных глаз едва ли не прожог дыру на моей переносице. Поэтому я облизал губы и неловко прокашлялся в кулак.

– Добрый день, я…

– Одинцов Марк Александрович, старший следователь и все такое, – с улыбкой отозвалась профайлер, жестикулируя руками, и я уловил ее красный маникюр. – Мы все о вас все знаем и очень вас ждали. Золотарева Злата Анатольевна, один из лучших криминальных психологов Сибири.

Я мысленно усмехнулся, насколько ее имя и фамилия подходили к образу жгучей рыжей красотки. Но вместо этого максимально сухо произнес:

– Один из? Значит по Сибири разгуливают еще парочка криминальных психологов получше вашего? Так почему же они не в моем кабинете?..

Злата удобно устроилась за столом, согнув руки в локтях, и протянула их вперед, отчего ее плечи слегка приподнялись. В меру пухлые, в меру притягательные губы с матовой помадой пудрового оттенка растянулись в снисходительной улыбке.

– А вы, товарищ майор, всегда прячете смущение за маской скептика и неисправимого циника?

Гребаные профайлеры. Еще не успела зайти, как уже просканировала всех с ног до головы. Я нервно стиснул зубы, отчего желваки на скулах напряженно заиграли, и без надобности поправил черный расстегнутый пиджак. Мое поведение, безусловно, не осталось без ее зоркого взгляда.

Капитан Смирнов и старший лейтенант неловко отвели взгляд в сторону, а Дорофеев заценил едкий вопрос и продолжил довольно улыбаться.

– Предлагаю оценить ваш профессионализм непосредственно в деле, а не на словах, – процедил я с невозмутимым каменным безразличием, чтобы не оставить девушке и шанса на считывание эмоций с моего лица. – Какую работу вы проделали за две недели?

Золотарева слегка прочистила горло, открыла одну из пухлых папок с видом прокурора и оглядела всех взглядом с ноткой интриги.

– Итак, что мы знаем об убийце? – задала вопрос она с раздражающим тоном учителя начальных классов.

– Что мы знаем об убийце? – передразнил я, с интересом подался вперед и сложил ладони в замок.

– Пока ничего определенного, – ответила на свой же вопрос девушка. – Но мне все же удалось кое-что разузнать о нем. Преступник не оставляет следов и поэтому, вероятно, ему не больше сорока. Убийцы чуть моложе подвержены влиянию эмоций, и не могут контролировать себя. Также ему следует быть в хорошей форме, чтобы расправляться с девушками, тащить на себе их трупы по сугробам вдоль трасс. Рост у него приблизительно от ста восьмидесяти сантиметров. Он довольно симпатичный, машина не из дешевых….

– Слишком слабый профиль, – уверенно изрёк я, не дав профайлеру ни единого шанса договорить. – Вы только что описали половину города.

– Этот убийца не соответствует шаблонам, – резко возразила девушка.

– Каким шаблонам он должен соответствовать? Из ваших учебников? – надменно спросил я и с недоверием переплел руки на груди.

В тот момент она была похожа на маленького ребенка, любимую игрушку которого обозвали, и она принялась ревностно защищать ее.

– Я ничего не знаю на сто процентов, товарищ майор. Но нам нужно сузить круг подозреваемых, разве не так? Разве не это одна из моих основных задач? – медленно произнесла Злата, взглянув на меня из-под накрашенных ресниц. – Я только начала, позвольте договорить.

Я отстраненно кивнул одним подбородком в сторону ее толстых папок, уже и не надеясь, что Золотарева скажет что-то по существу.

– Итак, изучив материалы дела и аутопсию трех жертв, я сделала следующие выводы по почерку преступника. Убитые девушки имеют сходства во внешности. Это говорит нам о том, что женщина похожего типажа когда-то давно в детстве или в юности, издевалась над преступником или надругалась над ним. В нашем случае жертва служит спусковым механизмом, напоминая своим типажом того самого обидчика. Возможно, это была его бывшая жена или девушка, которая унизила его, растоптала, изменила. Может быть, над ним издевалась родная мать или бабушка. Причин может быть множество. Взять того же небезызвестного Попкова…

– Давайте не будем сравнивать этого убийцу с другими его «коллегами», – перебил я, и с невозмутимым видом достал планшет из дипломата. – У нас есть определенный возраст жертв – от восемнадцати до двадцати пяти лет. Тут и дилетанту ясно, что версия с матерью и бабушкой отпадает. Он имеет фантазии только в отношении девушек в этом диапазоне лет с определенной внешностью.

Золотарева тактично промолчала. Но недовольно поджала губы и перелистнула страницу с документами.

– Наш преступник, очевидно, собрал в себе два типа серийных убийц. Первый тип получает наслаждение от неограниченной власти над жертвой. Такие убийцы зачастую мучают жертв до последнего, самоутверждаясь таким способом. А второй – гедонист, получающий удовольствие от самого акта убийства как такового и, как правило, оно всегда связано с эротическими фантазиями. Фантазии рано или поздно обрастают новыми деталями, тогда преступник не выдерживает и начинает их реализовывать…

– Вы так и будете цитировать методичку по поимке серийников, Злата Анатольевна, или скажете, что по существу? – произнес я, и со скучающим видом откинулся на спинку кресла, с вызовом переплетая руки на груди. – Всю это я уже понял, когда ознакамливался с материалами дела в самолете. Но все еще лелею надежды услышать от вас что-то новое.

В кабинете воцарилось напряженное молчание. Капитан Смирнов неловко прокашлялся в кулак, старший лейтенант Краснов нервно теребил шариковую ручку, а капитан Дорофеев с отстраненным интересом разглядывал гардину на окне. Злата натянуто улыбнулась и развернулась ко мне всем корпусом, вонзив в мою переносицу острый как лезвие ножа взгляд.

– Марк Александрович, у вас какие-то проблемы с профайлингом? – невзначай спросила она, и голос ее прозвучал на тон выше обычного. – Вы имеете что-то против? Чем обосновано такое предвзятое отно…

– Я искренне не понимаю, что вы здесь делаете, – признался я, сохранив прежнее беспристрастное выражение лица. – Или вы думали, что если разоденетесь и нанесете тонну макияжа, то мы пропустим мимо ушей ваш доклад, пялясь на ваше декольте?

– П-прошу прощения? – в оскорбительно-недоуменном тоне произнесла Золотарева, быстро-быстро заморгав. Она нахмурила брови, но на ее лбу не образовалось ни единой морщинки, из чего я сделал вывод, что девушка колола ботулотоксин.

– Вы только что заняли полчаса нашего времени и высказали и без того понятные всем вещи, лежащие на поверхности, – беспощадно строго ответил я, продолжив глядеть на нее из-под ресниц. – Вам, профайлерам, легко теоретизировать на этот счет. Вы не лучше чертовых экстрасенсов. Тыкните пальцем в небо, сообщите какую-то до смешного очевидную вещь и выплюнете в подозреваемого обобщенной информацией, которая подойдет любому левому человеку. В общем, из кожи вон лезете, чтобы оправдать свою зарплату.

Судя по растерянному и одновременно озадаченному лицу девушки, я был практически уверен, что она расплачется в тот самый момент. Но вместо этого, она гордо вздернула подбородок, сжала губы и хладнокровно процедила:

– Если вы, товарищ майор, намерены на протяжении всего доклада ставить под сомнение каждое мое слово и мой опыт… тем самым, пытаясь подорвать мой авторитет среди коллег, то я буду вынуждена прекратить доклад.

Я с вызовом вскинул бровь.

– Опыт?

Профайлер сжала челюсть и вынужденно улыбнулась, а я отчетливо уловил, как побагровели ее щеки.

– Я изучаю поведение серийных убийц больше семи лет и помогаю раскрывать дела не только следственному комитету, но и МВД и прокуратуре, – гордо изрекла она, слегка вздернув волевой подбородок. Два янтарных глаза в тот момент взглянули на меня сверху-вниз из-под пышных ресниц, щедро накрашенных тушью. – Поэтому, прежде чем сомневаться в моем опыте и знаниях, которые пригодятся в расследовании, советую для начала поработать со мной некоторое время. И если вдруг, в ходе раскрытия дела вы убедитесь, что мои предположения оказались неверны, можете смело ставить под сомнение…

– Прошу прощения, Злата Анатольевна, – перебил я, потому как был больше не в силах выслушивать оправдательный монолог обиженной женщины. – Я ни в коем случае не хотел умалить ваших заслуг и подорвать ваш авторитет. Но мы с вами оба работаем в органах, и вы тоже должны меня понять. Я не привык доверять всему, что мне говорят.

Девушка нахмурилась, продолжив глядеть на меня с неким подозрением.

– Хорошо. Я вас услышала. Дайте мне время, и я подготовлю более убедительный и детальный портрет преступника.

Удовлетворенно кивнул и перевел взгляд на остальных членов группы. Первым опомнился капитан Смирнов.

– Я подготовил отчеты о проделанной работе в письменном виде. Они уже лежат у вас на столе, – отчитался Андрей, кивнув на несколько листов бумаги слева от меня. Я тут же мельком пролистал их, прочтя по диагонали, пока мужчина продолжал говорить. – Оперативно-розыскной деятельностью занимались капитан Дорофеев и старший лейтенант Краснов. Я же, по понятным причинам, временно выполнял роль руководителя группы.

– Я ожидал, что за этот срок вы сделаете, как минимум, вдвое больше. Две недели прошло, а преступник все еще на свободе, – строго произнес я, бегло оглядев отчет. – Ну, хотя бы что-то. Учитесь, Злата Анатольевна.

Профайлер улыбнулась натянуто-приторной улыбкой.

– Я не работаю в госструктурах, товарищ майор, и не обязана строчить километровые отчеты о каждом своем шаге. Моя задача – консультировать следствие и задавать ему верное направление.

– Что ж, вы задрали слишком высокую планку для своей деятельности, гражданка Золотарева, – ответил я с едва уловимыми высокомерными нотками в голосе. А слово «гражданка» произнес с особой медлительностью, подчеркнув позицию девушки в нашей группе. – Надеюсь, в следующий раз вы подготовитесь лучше.

– Не сомневайтесь, Марк Александрович, – раздался ее уверенный голос.

– Так, вернемся к делу. Что по гистологии жертв? Наркотики, алкоголь в крови? Что-то я не вижу этой информации в отчете, – с укором произнес я, пролистав бумаги.

– На пятой странице, – последовал незамедлительный ответ капитана из Петербурга. – Следы алкоголя были обнаружены в крови второй и третьей жертвы, но они были не существенны. А что касается первой… Сами понимаете, тело нашли в таком состоянии, что судмедэксперты разводят руками. Они взяли несколько образцов на экспертизу, но шанс, что они найдут там хоть какие-то следы, несчастно мал. Практически аналогичная ситуация была и со второй жертвой, но чуть получше. А вот с третьей повезло, если можно так выразиться, экспертизу провели быстро. Сейчас мы полагаемся на аутопсию лишь третьей жертвы, как более-менее сохранившейся.

Я медленно кивнул, пока глаза все еще бегали по отчету. Мельком прочел аутопсию всех трех жертв: за несколько месяцев их тела не только успели разложиться, но и дикие животные безжалостно обглодали все мягкие ткани. На теле первой девушки нашли шерсть лисы и следы лисьих зубов на обглоданных ребрах. Глаза, языки и некоторые внутренние органы, предположительно, у второй и третьей девушки, были съедены крупными северными птицами. Лица первой и второй девушки могли полностью обглодать даже мелкие северные птицы, не считая мелких грызунов, выползающих по весне.

Картина не из приятных.

– Личности всех жертв установлены?

– Только второй и третьей девушки, – отчитался Сергей Дорофеев, сцепив руки в замок. – По поводу первой вопрос решается. Скорее всего, это была какая-то проститутка. Ну, сами понимаете, их особо никто не ищет и на опознание редко приходит. Там, в принципе-то и опознавать уже нечего. Личности второй и третьей мы подробно указали в отчете.

Золотарева встала из-за стола со скучающим видом, сложила руки на груди и подошла к окну. Я медленно проследил за ее движениями, сделав вид, что меня нисколько не раздражало, когда во время доклада кто-то разгуливал по кабинету.

– Хорошо. Следы сексуального насилия выявили, дайте угадаю, только благодаря третьей жертве? – поинтересовался, оглянув всех членов спецгруппы. Все как один кивнули. – Биоматериал преступника имеется?

– Никак нет, – ответил Матвей. – Убийца действовал с предельной осторожностью. Также и под ногтями жертв отсутствует его ДНК. Они были связаны, но до последнего сопротивлялись, судя по гематомам на запястьях у третьей жертвы.

– Позвольте исправить, – неожиданно встряла Золотарева голосом эксперта на идиотских ток-шоу. – Не сексуальное, а сексуализированное насилие, Марк Александрович, – уверенно заявила Злата. А после подошла ко мне на расстояние вытянутой руки. Ее пальцы с длинными красными ногтями дотронулись до поверхности моего стола. В носу защекотал тонкий приятный аромат ее парфюма. Она намеренно понизила голос. – Сексуальным может быть белье, тело, голос, женщина… Все, что угодно, связанное с наслаждением и удовольствием. А что касается половой неприкосновенности – существует термин сексуализированное насилие. Это не про удовольствие, и жертва не получает от этого никакого наслаждения.

Я прочистил горло, улыбнувшись одним уголком губ.

– Спасибо за краткий экскурс, Злата Анатольевна, – надменно процедил, сцепив ладони в замок, и с театральной задумчивостью преподнес их над верхней губой. – Не знаю, что бы я делал без этой информации.

– Всегда пожалуйста, товарищ майор, обращайтесь, – ответила она сладким мелодичным голосом, вонзив в меня глаза с завораживающим желто-коричневым отливом.

Еще парочку секунд ее длинные ногти барабанили по столу, и я одним лишь взглядом дал понять, что не приемлю столь короткой дистанции с профайлером. Напоследок она коротко улыбнулась то ли натянуто, то ли просто решила поиздеваться надо мной. Отомстить, так сказать, за то, что я поиздевался над ее докладом. В любом случае, было совершенно очевидно, что эта дамочка доставит мне немало хлопот.

– Так, что по поводу выяснения личности первой жертвы? – спросил я, нервозно поправив удушающий ворот черной рубашки из льна. – Насколько вы продвинулись в этом вопросе? И еще… как давно нашли первую и вторую девушку?

– Первый труп нашли в лесополосе полтора месяца назад. Особого значения не придали, да и предпоследняя стадия разложения… ничего толком непонятно, – рассказал Дорофеев. – Вторую нашли в ста километрах от первой, в лесу, но уже чуть поглубже от дороги, примерно, спустя пару недель. Пошептались о серии, решили народ не пугать и разошлись на том, что это проезжие дальнобои проституток убивают. Прокурор наш принял решение, что мы сами по-тихому разберемся, в столицу не доложил. А третью нашли три недели назад, тогда же и поступило распоряжение из Москвы о создании спецгруппы. Заявление на розыск первой жертвы никто не подавал. Мы с Матвеем вышли на парочку местных сутенеров. Никто из них не признается, что потерял одну из своих девочек. Вот только сами девчонки во время личных бесед признались, что пропали две их подруги. Фотографии нам предоставили только вчера, будем выяснять. Сегодня как раз хотели опросить родственников этих двух девушек.

Задумчиво кивнул, с укором оглядев сотрудников.

– Мало… это охренеть как мало для такого дела. Это все?

– Так точно, – подтвердил старший лейтенант Краснов, неуверенно кивнув.

Я громко выдохнул, откинулся на спинку кресла и устало провел рукой по лицу. Вероятно, мое молчание оказалось слишком долгим для ребят, и они подумали, что наше совещание на этом закончилось. Поэтому спустя некоторое время Матвей спросил с нескрываемой заботой в голосе:

– Вы завтракали? Чай с печеньками хотите?

– Вы что тут две недели чаи распивали… с печеньками? – с раздражением произнес я. Меня отчего-то разозлил тот безобидный, на первый взгляд, вопрос.

– Мы вообще-то работали, на места преступлений ездили, кучу человек допросили, – возмущенно ответил Дорофеев, стрельнув в меня то ли обиженным, то ли недоуменным взглядом. – Вас ждали все это время, а вы все не приезжали…

– Я, Дорофеев, за эти две недели в срочном порядке закрывал два дела одновременно, чтобы как можно скорее прилететь в Иркутск, – произнес я совершенно спокойно и невозмутимо, но в тот момент отчаянно хотелось повысить голос. – И потом… Я вижу, как вы работали. Где результаты? Почему ни одна версия не отработана? Не знаю, как вы, а я приехал сюда работать, а не чаи распивать.

Оперативники и следователь из Петербурга коротко переглянулись и опустили виновные взгляды на стол. Золотарева в то время села на положенное место, и на лице ее играла самодовольная ухмылка.

– Значит так, записывайте, – раздался мой командный голос спустя минуту. – Пробить всех таксистов легальных и нелегальных на предмет судимости за половые преступления. Да и вообще всех, кто имел такую судимость. Чтобы через три часа они были у меня под дверью. Дальше, собрать справки обо всех жертвах с самого детства: кто родители, где учились, за кого замуж выходили, с кем дружили, работали, пробить любовников каждой. Короче, вывернуть их жизнь наизнанку и показать мне. И выяснить, наконец, личность первой жертвы! Чтобы через три часа все это у меня было на столе.

– Да где мы столько людей возьмем?! – удивленно отозвался капитан, разведя руками в стороны.

– Мне все равно, Дорофеев. Если вы вошли в состав спецгруппы, значит должны уметь все, – резко отозвался я, с укором оглядев всех присутствующих. – Если будут проблемы с допуском на какие-либо объекты, сразу сообщайте мне. Я урегулирую этот момент с начальством. Вопросы?

– Нет вопросов, – ответил Матвей.

– А я пока отправлю запросы к коллегам в соседние регионы, чтобы вы не думали, что я буду тут место просиживать, пока вы работаете, – сообщил я. – Преступник не мог с первого раза сделать все настолько кристально чисто, не оставив никаких следов. Скорее всего, это уже не первое его убийство или, по крайней мере, были какие-то покушения на девушек подобного типажа. Буду изучать дела как во всей области, так и по всей Сибири. Искать зацепки, собирать материал и разговаривать с начальниками местных УВД и управлений СК. Даже несмотря на то, что убийца знает расположение Иркутских дорог и лесов и практически наверняка местный. Так что работаем.

Я дождался пока сотрудники-мужчины выйдут из кабинета, с минуту понаблюдав, как Золотарева неспеша приводила в порядок две пухлые папки.

– А для вас, Злата Анатольевна, у меня будет персональное задание, – заявил я, уловив ее заинтересованный хищный взгляд. – Поищите в архивах висяки десятилетней давности с подобным почерком преступника. Можете еще лет пять взять с запасом, чтобы наверняка. Убийца мог начать убивать еще лет пятнадцать назад с долгими перерывами.

Некоторое время она обдумывала мою просьбу, вскинув желто-коричневые глаза на потолок. Я уже было начал сомневаться, что она вообще согласиться выполнить это задание, одновременно с почерком преступника и более продуманным портретом. Но, в конце концов, Золотарева послушно кивнула, взяла папки в руки и прижала их груди. Отчего зона декольте стала еще пышнее, и еще больше выглядывала из выреза.

– Что-то еще? – уточнила она, уловив в моем взгляде немой вопрос.

Я с трудом оторвал взгляд от ее декольте и неловко прокашлялся в кулак. Желваки на моем лице нервно заплясали.

– Не могли бы вы не одеваться так…

– Как? – с самодовольной улыбкой спросила она, вздернув бровь.

– Не носить настолько облегающую одежду, – наконец произнес я максимально невозмутимым голосом. – Если так будет продолжаться и дальше, то Краснов и Дорофеев не смогут полноценно сосредоточиться на деле.

На мгновение она сжала в меру пухлые губы с остатками пудрового карандаша, распределив его по всей поверхности губ, и вскинула на меня хищный взгляд огненных глаз.

– Я одеваюсь так, как хочу, товарищ майор. И если мужчины в нашей группе не в состоянии удержать в штанах своего дружка, это не мои проблемы, – уверенно заявила профайлер, и ее губы растянулись в надменной улыбке. Она крепче стиснула папки, прижатые к груди, подошла к двери и в последний момент развернулась, добавив низким бархатистым голосом. – И на будущее… если вам понравилась девушка, не стоит говорить о вашей к ней симпатии через толстые намеки.

Она тут же покинула кабинет, не дав возможности на ответ. Я крепко стиснул зубы, все еще ощущая в носу сладкий аромат ее парфюма.

Этого еще не хватало. Чертовы профайлеры.

Глава 5

Наконец, глаза уловили адрес на семиэтажном здании причудливой формы «улица Володарского, 11». Огромная надпись на массивном сером крыльце гласила: «СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ». А чуть ниже буквами поменьше: «Следственное управление по Иркутской области».

Матвей помог выбраться из автомобиля, который почему-то припарковали не на самой территории управления, а не доезжая главных ворот. Мимо проходившие люди странно озирались в мою сторону, с любопытством оглядывая платье. У некоторых были такие квадратные глаза, будто я и вовсе была без одежды.

Я вернула младшему оперативнику куртку, поправила сумочку на плече, поудобнее захватила подол платья и решительно приготовилась отбиваться от атаки пищащих комаров. Два оперуполномоченных едва ли не сразу достали сигареты и принялись раскуривать их с двумя другими сотрудниками СК, которые с нескрываемыми ухмылками оглядывали меня с ног до головы. Я с силой сжала челюсть и отвела взгляд в сторону, сделав вид, что не заметила их ухмылок.

– Сбежавшая невеста что ли? – донесся вопрос одного из них.

Поблизости раздавался приближавшийся надрывный плач ребенка. Но я попыталась сосредоточиться на ленивых разговорах правоохранителей, потягивавших сигареты у железного забора следственного комитета.

– Почти. Новоиспеченная супруга Иркутского маньяка, – вяло отозвался Дорофеев. – Или как там его прозвала желтая пресса…

Я нервно сглотнула слюну. Мерзкое ощущение, когда тебя причисляют к чему-то (или в моем случае к кому-то) страшному, не зная всей истории.

– Да ну?! – удивился второй сотрудник.

– Пару дней назад одна газета назвало его Сибирским душителем.

– Да не, Иркутский душитель больше подходит.

– Думаешь? Жертвы-то по всей Сибири…

– Ну, это еще не доказано. Только предположения.

– Почерк-то один.

– Вчера Петров вообще назвал его Арийским маньяком. Не, ну тоже подходит…

– Пройдемте.

Я была настолько обескуражена тем разговором, что не сразу и услышала, как старший следователь позвал меня. Трудно было распознать его спокойный голос среди ехидных и хрипловатых правоохранителей. Уловила лишь его удаляющуюся спину и догнала за считанные секунды. Пока мы шли до главных ворот, слух все еще резал непрерывный детский плач, который приближался с каждой секундой. Мать трехлетнего мальчика, закатившего истерику, уже испробовала все методы по успокоению ребенка. Как только они остановились в нескольких шагах от нас, женщина присела перед сыном на корточки и громко пригрозила:

– Если ты не перестанешь плакать – тебя заберет этот дядя-полицейский. Посмотри… вон, тетя себя плохо вела и теперь ее забирают в полицию!

Я состряпала недоуменную мину.

Следователь, который в это время распахнул калитку, чтобы пропустить меня на территорию СК, невозмутимо глянул на мальчика. Тот практически мгновенно перестал плакать, размазав по лицу горькие слезы маленьким кулачком. Мать мельком улыбнулась мужчине, благодарно кивнув, и молча удалилась с ребенком за ручку.

– Никогда так не делайте, – вдруг произнес Одинцов, когда мы вступили на территорию управления. Я удивилась, услышав его спокойный рассудительный голос. – После таких случаев нас боятся с самого детства. А это играет не самую лучшую роль в раскрытии преступлений.

«А что, собственно, не так? Есть все основания вам не доверять!», – хотела сказать я, но с трудом сдержала порыв мыслей.

Нервничая, я пересчитывала каждый скол на темно-синей плитке, пока ступеньки здания следственного управления не закончились, и следователь не распахнул передо мной с тошнотворным скрипом главную дверь.

После любопытных, унизительных взглядов и бесконечных вопросов к Одинцову по поводу моего платья и статуса, у меня сняли отпечатки пальцев. Аргументируя это тем, чтобы после обыска квартиры разобрать мои отпечатки со следами Олега. Наконец, спустя полчаса меня завели в просторный и прохладный после проветривания кабинет старшего следователя и усадили на стул прямо напротив широкого коричневого стола. По правую руку от меня расположился моложавый опер за соседним столом, который был намного скромнее того, который стоял по середине. Матвей включил гудящий процессор и долго вглядывался в черный монитор, ожидая, когда он, наконец, включится. С минуту он гипнотизировал его взглядом, запустив пятерню в светло-русые волосы с обыкновенной стрижкой: переход от коротких волос на затылке к длинным на темени и у лба. А как только экран запестрил разноцветными красками, парень принялся вводить данные моего паспорта для установления личности. Некоторое время в воздухе раздавалось лишь монотонное гудение процессора и бесконечные щелчки клавиатуры.

Старший следователь едва ли не сразу опустил на свой стол сумку-дипломат из черной кожи. С невозмутимым видом вытащил планшет в черном чехле, пару шариковых ручек и папку с неизвестным количеством бумаг. Затем в его руках появился потрепанный миниатюрный блокнот с имитацией под коричневую кожу с кучей исписанных страниц. Судя по лопнувшим краям, записная книжка служила уже не первый год.

– Перед началом допроса я должен разъяснить вам ваши права, – неторопливо начал Одинцов ровным и спокойным голосом, продолжив невозмутимо раскладывать вещи. – В частности, право не свидетельствовать против себя и своих близких родственников, закрепленное 51 статьей Конституции. Вы, как свидетель, не в праве давать заведомо ложные показания, либо отказываться от дачи показаний. За дачу заведомо ложных показаний, либо отказ от дачи показаний вы можете понести ответственность в соответствии со статьями 307 и 308 Уголовного кодекса Российской Федерации. Также вы должны быть предупреждены, что ваши показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу, в том числе и в случае вашего последующего отказа от этих показаний.

Я утвердительно кивнула.

– Образование? – спросил Краснов, не сводя взгляд монитора.

– Высшее, БГУ.

– Специальность?

– Технологии управления персоналом, – без колебаний ответила, продолжив разглядывать помещение.

Кабинет был обставлен довольно аскетично: ничего необычного и даже немного скучновато. Два рабочих стола, установленных в форме буквы «т». За главным столом на кожаном кресле из коричневой кожи восседал следователь, а другой более вытянутый стол, вероятно предназначался для совещаний и допросов. За спиной капитана на стене располагался портрет президента с нарисованным государственным флагом на пластмассовой вывеске, а рядом герб следственного комитета и вертикальная карта города Иркутска. Несколько комфортабельных стульев с мягкой обивкой, серый вертикальный сейф и два деревянных шкафа, в которых за толстым стеклом, практически наверняка, хранились куча папок с нераскрытыми делами. Сотрудники СК, вероятно, решили, что государственной символики в кабинете старшего следователя было мало. Поэтому во главе его стола расположился небольшой настольный флажок на золотистой подставке. А вокруг него аккуратно располагались толстые папки с бумагами, органайзер для мелкой канцелярии, обыкновенная настольная лампа (это чтобы на допросах подозреваемым в глаза светить?), а чуть левее был установлен компьютер и принтер, сканер, факс и копировальный аппарат в одном устройстве.

– Дети? – последовал очередной вопрос от светловолосого оперативника.

– Нет.

– Место работы? – продолжал Матвей, щелкая правой кнопкой мыши.

– Не трудоустроена.

Одинцов снял кожаную куртку, аккуратно повесил ее на спинку стула, оставшись в одной черной однотонной водолазке и таких же обыкновенных темных слаксах. Водолазка выгодно подчеркнула его подтянутую грудную клетку и облегала в меру накачанные бицепсы. Но едва он снял куртку, как на глаза тут же попалась его наплечная кобура со сверкнувшей рукоятью табельного оружия – справа находился запасной магазин для патронов, а слева сам пистолет Макарова. Я нахмурилась и поежилась. Выглядел мужчина с кобурой довольно устрашающе. Куда проще было, когда он был в кожаной куртке.

Правоохранитель мельком взглянул на смарт-часы на запястье, сел в кожаное кресло и принялся изучать записи в блокноте, листая шуршащие страницы, и периодически щелкая кнопкой шариковой ручки. На протяжении пяти минут тишины, он нажал на кнопочный механизм ручки раздражающее количество раз, чем только вызвал мой хмурый взгляд. В какой-то момент его серые глаза встретились с моими, и он вопросительно вздернул бровь. В ту же секунду мой взгляд моментально разгладился, и я сделала вид, будто изучала портрет президента за его спиной.

– Свидетельство о браке, – тихо произнес Матвей, сверкнув в мою сторону светло-зелеными глазами, схожими с цветом малахита. – Паспорт менять будете?

– Я не взяла фамилию мужа.

Чуть привстала и протянула розовую бумагу сотруднику. А затем и вовсе пожалела, что встала с места, так как белое платье пришлось вновь поправлять до тех пор, пока оно не переставало путаться в ногах и сворачиваться комом под ягодицами. Своими ерзаниями я привлекла внимание следователя и в какой-то момент словила его внимательный и пристальный взгляд, от которого стало вдвойне не по себе. Тут же закинула ногу на ногу, нервно поправила глубокий вырез на платье, оголявший правое бедро, и выпрямила спину. Мужчина никак не отреагировал, но после принялся что-то записывать в блокнот, из-за чего я смутилась еще больше.

От долгого молчания и удручающей скукоты приступила разглядывать его сосредоточенный взгляд, скользящий по страницам записной книжки. Серые стеклянные холодного оттенка зрачки бегло перескакивали со строчки на строчку. Прямые темные брови сошлись на переносице, а благодаря скудному освещению под глазами заметила темные круги то ли от недосыпа, то ли от многочасового сидения за гаджетами, то ли вследствие заболевания. А то и все сразу. Кристина была в чем-то права, мужчина безусловно обладал привлекательными и гармоничными чертами: лицо овальной формы, скулы четко выделены, угол челюсти слегка закруглен. На скулах выделялась ленивая трехдневная щетина, а вокруг глаз образовались едва уловимые мимические морщинки. Светло-каштановые волосы были небрежно зачесаны вверх: мягкий переход от укороченных висков и затылка сочетались с более длинной челкой в стрижке «британка». А также прямой длинный римский нос с чуть опущенным кончиком и легкой горбинкой, которая ни капли не портила его внешность, а напротив, придавала его профилю намек на величественную древнегреческую скульптуру.

– Не думал, что вам двадцать пять, – честно признался моложавый опер, закрыв мой паспорт с типичной обложкой в виде государственного флага.

Я не сразу услышала его голос, но после вскинула растерянный взгляд. Он расплылся в неловкой улыбке, и на щеках его заиграли неглубокие ямочки.

– То есть… Я имел в виду, что выглядите вы гораздо моложе своего возраста.

Одинцов выдохнул то ли тяжело, то ли раздраженно в ответ на высказывания коллеги.

– Спасибо. А теперь, пожалуйста, верните паспорт. Мне без него сигареты не продают, – с ухмылкой произнесла я, пытаясь подыграть сотруднику.

– У вас натуральный цвет волос? – вдруг раздался неожиданный вопрос старшего следователя.

Я покосилась на него недоуменно. Он смотрел на меня внимательно, раздражающе изучающим и немигающим взглядом и перебирал пальцами черную шариковую ручку.

– Какое это имеет отношение к делу? – с недоверием спросила я.

– Самое что ни на есть прямое, – не колеблясь, ответил правоохранитель.

Нервно сглотнула и на мгновение опустила взгляд на подол платья. Принялась чесать кутикулу подушечкой пальца, где еще остались следы от темного порошка после снятия отпечатков. А затем с ужасом опомнилась. Если я нервничаю даже от подобных безобидных вопросов, что со мной будет дальше?

– Нет… я крашусь в блонд на протяжении трех лет.

Мужчина удовлетворенно кивнул, затем оставил блокнот с ручкой и встал из-за стола. Он сложил руки на груди с невозмутимым видом и облокотился об стол, сократив таким образом дистанцию между нами. Отныне он находился всего на расстоянии нескольких шагов, и мне вдруг стало неуютно, ведь больше не существовало преграды в виде широкого стола из красного дерева.

– Сколько лет вы знакомы с подозреваемым?

– Я ничего не пропустил? – спросил Дорофеев, ворвавшись в кабинет с пластмассовым стаканчиком кофе.

Я недовольно закусила нижнюю губу, когда мужчина вальяжно сел на стул возле младшего оперативника и натянуто улыбнулся.

– Почему я должна отвечать на вопросы в присутствии посторонних? – спросила я напрямую у следователя.

– Знала бы ты сколько лет я занимаюсь этим делом… – в показательно обиженном тоне произнес лысый оперативник, сделав глоток горячего кофе. – Я уже далеко не посторонний человек.

– Вы обращаетесь ко мне на «ты» только лишь потому, что я намного младше вас? – возмутилась я, недовольно сложив руки на груди. – Это у поколения, выросшего в Союзе, привычка такая? Или вы ко всем незнакомым людям так обращаетесь?

Терпеть не могла, когда ко мне подобным образом обращался абсолютно незнакомый человек. Возможно, это было связано с моим «детским» лицом, поэтому посторонние люди зачастую обращались ко мне на «ты». Скорее всего, они всегда видели перед собой какую-то девчонку из десятого «Б» и позволяли себе тыкать в мой адрес. Даже если и спрашивали что-то безобидное…Я делала исключение лишь для стариков, которые ко всем, кто младше их на двадцать лет, обращались как «внучка» или «сынок». Но что мешало людям спросить, стоит ли нам переходить на «ты»?! Наверное, отсутствие воспитания.

Дорофеев ухмыльнулся куда-то в сторону, покачал головой и тихо выругался.

– А ты, оказывается, девочка с характером…

Одинцов преподнес кулак ко рту и неловко прочистил горло.

– Можете не переживать, оперуполномоченные Дорофеев и Краснов будут внесены в протокол допроса. Но если вам дискомфортно находиться в обществе Дорофеева, он может выйти.

– Да, пожалуйста, – твердо произнесла я, косясь в сторону лысого мужчины лет сорока пяти-пятидесяти.

– Марк, какого… – недоуменно проговорил тот, глядя на старшего по званию.

– Сергей, выйди, – спокойно сказал старший следователь, даже не взглянув в сторону коллеги. А после недолгой паузы добавил, – пожалуйста.

Дорофеев с максимально недовольным видом громко выдохнул и вскоре покинул кабинет, показательно хлопнув дверью. С его уходом стало легче дышать.

– Краснов заполняет протокол, но сам допрос буду вести я. Для вас это не проблема? – спросил Одинцов, с надеждой вскинув бровь. Я покачала головой, и он продолжил. – Повторюсь, как давно вы знакомы с подозреваемым и как познакомились? У вас довольно большая разница в возрасте.

Я улыбнулась лишь одним уголком губ.

– Думаю, в наше время разница в пятнадцать лет не проблема. Познакомились в совершенно обычной социальной сети, в начале августа было ровно три года. Я увидела его страничку, он мне понравился, и я ему написала. Все как у обычных людей.

– Чем привлек двадцатилетнюю девушку сорокалетний мужчина? – на полном серьезе спросил следователь.

Я ухмыльнулась, на мгновение отвела взгляд в сторону, поразмыслив, какое это имело отношение к делу. Но все же собралась и ответила:

– Презентабельной внешностью, состоятельностью, собственным бизнесом, ухаживаниями… Дальше продолжать?

Краем глаза уловила забавную ухмылку молодого оперативника.

– Краситься в блонд вы начали перед знакомством с ним или после? – с задумчивым выражением лица уточнил Одинцов.

Я растерянно улыбнулась и заложила переднюю волнистую прядь за ухо.

– Послушайте, что за вопросы? – недоумевала я, взглянув на мужчину исподлобья. Но когда словила его стальной и самоуверенный взгляд, поняла, что он не шутил. – Господи… Если это имеет такое большое значение, то… Да я не… я не помню. Ну вроде за месяц или за пару месяцев до знакомства с ним решила перекраситься и сменить имидж. Олегу очень нравятся мои светлые волосы… Он оплачивает дорогое салонное окрашивание сразу, как только отрастают мои русые корни.

– Вы вместе три года, верно? – уточнил правоохранитель. И, уловив мой утвердительный кивок, продолжил. – За все это время вы не замечали какие-либо странности в его поведении? Различные фетиши… или, к примеру, относился нервно к своим вещам и не позволял вам в них прибираться.

Я нахмурилась и отвела взгляд в сторону, крепко задумавшись.

– Никаких странных отклонений в поведении я не заметила. Обычный человек, отзывчивый, добрый, понимающий. Одним словом, эмпатичный. Любит свой бизнес и очень им гордится. Старается развиваться, больше разрабатывать. Заботится обо мне, ухаживает, переживает…

Мужчина едва заметно кивнул, сощурив веки. Но серые зрачки продолжили отражать стальную непоколебимую уверенность и излучать подкупающее профессиональное спокойствие.

– Чем он занимается?

– У него своя транспортная компания «Транс-Сибирь», – рассказала я, в полной уверенности, что правоохранителям уже давно известна эта информация. – Занимаются междугородними перевозками по всей России, но основной трафик сосредоточен на Сибири.

– Какой у него график?

– Стандартный: пять через два. Но на связи, можно сказать, двадцать четыре на семь. Иногда, он сам выезжает в рейс, разные ситуации бывают… Ну, когда водитель заболел, уволился или срочно появился заказ. В принципе, Олег сам начинал обычным дальнобойщиком. Ему нравилось… Говорит есть в этом какая-то романтика. Поэтому, когда выпадает шанс выйти в рейс, он его не упускает.

Старший следователь удовлетворенно кивнул так медленно и задумчиво, что по началу подумала, что мне показалось.

– Что можете рассказать о его семье?

– Ничего. Олег сирота, – сообщила я, беззаботно пожав плечами. – Он и сам о них ничего не знает и не помнит.

– Нет ли у вашего мужа другой недвижимости помимо квартиры на улице Трилиссера, куда бы он мог податься? Недвижимость по России и за рубежом?

Я мельком призадумалась, отводя взгляд в сторону.

– Он не говорил, а я не спрашивала, – ответила я, пожав плечами. – Поэтому, скорее всего нет.

Мужчина несколько секунд покопался на столе, ища что-то, известное лишь ему одному. А после достал из нижнего ящика чистый лист, отложил его на самый край стола и положил поверх него шариковую ручку.

– Пожалуйста, напишите имена, фамилии и номера телефонов всех его близких друзей или просто тех, с кем он поддерживал хорошие отношения, – в вежливой манере попросил сотрудник, кивнув на листок.

Долго думать мне не пришлось. Молча подошла к его столу, взяла ручку, и, нагнувшись над деревянной поверхностью, вывела одно единственное имя с номером телефона. После села на стул как ни в чем не бывало, и вальяжно закинула ногу на ногу, прикрыв откровенный разрез на бедре. Следователь, едва взглянув на имя Глеба, коротко ухмыльнулся, удивленно вскинул бровь и взглянул на меня с немым вопросом на лице. Я уверенно кивнула, зная, что Олег близко общался и доверял лишь одному человеку – своему лучшему другу и заместителю.

– Что-нибудь слышали об Иркутском маньяке? – спросил сотрудник СК. После аккуратно сложил лист пополам и вложил в свой потрепанный блокнот.

– Ну, разумеется. О нем все говорят… уже полгода. Трудно оградиться от этой новости. Родители девочек в панике, никуда их не отпускают, стараются всюду сопровождать.

Одинцов задумчиво преподнес кулак к подбородку и удивленно приподнял бровь. Это было единственной его эмоцией за последние пару часов.

– С чего вы взяли, что его жертвы исключительно девочки? – с подозрением спросил он, и у меня мгновенно пересохло в горле.

– Что… п-простите? – тихо отозвалась я, растерянно улыбнувшись. Ладони мгновенно вспотели, а сердце испуганно подскочило к горлу. – Не понимаю, о чем вы…

– Мы не давали прессе комментарии о том, кем являлись его жертвы. Как не давали информацию и о том, что он может являться педофилом, – уверенно заявил следователь. – Следственный комитет вообще не давал какой-то конкретной информации о маньяке. Все остальные слухи – дело рук исключительно поддавшихся панике граждан. Сарафанное радио никто не отменял.

Мужчина неспеша подошел к столу и принялся копошиться в сумке-дипломате.

Я же нервно сглотнула остатки слюны, чтобы хоть как-то увлажнить горло. Не знала, куда направить все напряжение, скопившееся в теле, поэтому начала теребить обручальное кольцо из белого золота на безымянном пальце.

– Я не… Да, вы правы. В городе поговаривают о маньяке, и каждый говорит свое. Но, как это обычно бывает, первые забеспокоились родители дочек… причем любых возрастов. Поэтому я упомянула девочек… в первую очередь…

– Вам знакомы эти женщины? – неожиданно задал вопрос правоохранитель, когда наконец достал белоснежный конверт из сумки.

Подойдя чуть ближе, мужчина протянул несколько фотографий. С замиранием сердца начала рассматривать изображенных на них людей. С глянцевых фото на меня смотрели едва ли не идентичные девушки: все как на подбор со светлыми крашеными или естественными волосами, синими и преимущественно голубыми глазами, со светлой или даже бледноватой кожей. Дрожащими руками рассматривала всех, перелистывая фотографию за фотографией, их было всего шесть или около того. Какие-то снимки были любительскими, парочка взяты из школьных выпускных альбомов или же с различных документов.

– Нет… я не знаю никого из них, – ответила я, протянув фотографии следователю.

– Это жертвы серийного убийцы, – смело заявил мужчина, упаковав фото обратно в бумажный конверт. А меня мгновенно бросило в жар, я затаила дыхание, попытавшись утихомирить дрожащие пальцы. – Только те, тела которых удалось найти. Всем девушкам было от девятнадцати до двадцати пяти лет. Не находите сходство?

Сглотнуть второй раз не вышло. В горле образовался сухой болезненный ком. Сердце бешено забилось в груди и застучало в ушах, словно я за рекордное количество времени преодолела километровую дистанцию.

– Да, они внешне очень похожи…

– На вас, – заключил следователь, вновь скрестив руки на груди с невозмутимым видом.

Глава 6

Ответ майора заставил недоуменно глянуть на него. В тот момент я молилась всем богам, чтобы он не заметил страха, затаившегося в моих глазах.

– Что вы… Что вы имеете в виду? Это… это просто какое-то совпадение, – я нервно усмехнулась, и мое состояние явно не осталось без внимания зоркого правоохранителя. – Если бы мой муж хотел меня убить, то в его намерения не входило бы жениться на мне! И вообще… вы… вы так и не сказали, в чем его обвиняют?

Одинцов со стальным и непоколебимым спокойствием облокотился об стол двумя руками, подавшись чуть вперед. В тот момент я была рада, что между нами была хоть какая-то преграда.

– Не обвиняют, а пока что подозревают. Но, чтобы снять все подозрения, ваш супруг должен явиться к нам на допрос. А Власов всячески игнорировал звонки сотрудников СК, также три раза не явился на допрос по повестке.

– Я ни о чем таком не знала… – призналась честно. – Но ведь это не говорит о его причастности к преступлениям, верно? У вас нет доказательств. Я уверена… Уверена, что его подставили. Не знаю… конкуренты, к примеру. Он имеет вполне успешный бизнес, много постоянных клиентов, и конкуренты захотели таким образом устранить моего мужа. Вы же должны рассматривать все версии?..

– Вас никогда не смущало, почему ваш супруг выезжал в рейсы исключительно в зимний период с октября по апрель?

– Нет, никогда не думала об этом, – честно ответила, уже не в силах смотреть в глаза следователю. – Все происходило спонтанно, случайно… Кто-то из водителей заболеет, уйдет в запой или срочно куда-то уедет по семейным обстоятельствам. Это… это просто бред какой-то.

– Быть может, все происходило спонтанно лишь для вас? – предположил Одинцов, самодовольно вскинув бровь. – Вы проверяли, существовали ли те заболевшие водители? Сомневаюсь. Зачем владелец транспортной компании будет сам выезжать в рейсы, когда у него есть большой штат сотрудников? Или, судя по этой логике, в весенние и летние месяцы никто из водителей не болел и не отлучался? – он подался вперед, с напором взглянув мне в глаза. – Анфиса Андреевна, прошу вас вспомнить все мельчайшие подробности о муже. Все, что казалось подозрительным, но вы не придали этому значения. Речь о психопате, который убивает невинных девушек… ваших ровесниц.

Я покачала головой, прикрыв лицо руками. Его убедительный и совершенно спокойный голос сводил с ума, разрушая по кирпичику и без того хрупкое сомнение.

Раз, два, три. Вдох. Раз, два, три, выдох.

– Матвей, воды.

Сделав долгожданный глоток, ощутила, как прохладная жидкость постепенно спустилась по пищеводу. Стало легче, но ненамного.

– Я могу узнать, как… как они были убиты? – зачем-то спросила, все еще гипнотизируя светлую плитку на полу опустошенным взглядом.

Оперативник вновь сел за компьютер, продолжив составлять протокол допроса. А я с силой сжала прозрачный пластмассовый стаканчик в руках. Он скукожился с громким характерным хрустом под давлением моей дрожащей ладони.

– Причина смерти – механическая асфиксия, – констатировал следователь, спрятав руки в карманы черных слаксов. – Все без исключения девушки были задушены, также присутствуют четкие следы сексуализированного насилия. У преступника определенно фетиш на голубоглазых блондинок и изощренная, я бы даже сказал маниакальная форма сексуальной асфиксии. Удушение привлекает маньяков лишь потому, что жертва лишается жизни не сразу, а постепенно. Они поддерживают ее в полуобморочном состоянии достаточно долго, пока не насладятся процессом, – проговорил Одинцов таким спокойным и рассудительным голосом, будто вещал не об убийствах, а о погоде на завтра. – Девушки были найдены не сразу, кого-то нашли уже на активной и прогрессирующей стадии разложения. Неизвестно сколько еще жертв нам предстоит найти вдоль сибирских трасс…

– Вы говорите какие-то страшные вещи… Мой муж… он не такой. Он ни разу не поднимал на меня руку, не говоря уже об удушении, – растерянно пролепетала я, болезненно прикусив губу до крови. – Если бы Олег испытывал такую тягу к удушениям, то за все три года я бы заметила что-то подобное в его поведении. Поверьте, я бы… я бы сразу же… Для меня это неприемлемо… и ненормально! Я бы не вышла замуж за такого зверя!

– Поверьте, он не зверь, а самый настоящий человек, и все его действия вполне можно подвергнуть анализу. Вы ошибочно полагаете, что убийцы не от мира сего. Что их сразу можно вычислить среди близких, друзей, знакомых, – сообщил следователь, все еще глядя на меня в упор. Было дико неудобно находиться под таким его внимательным взглядом, пробирающим до мурашек. – Они очень одиноки, и о своих, скажем так, специфичных увлечениях никому не распространяются. Это совершенно обычные люди, находящиеся среди нас, создающие свои семьи. У них может быть одна супруга на всю жизнь, десять любимых детей и безоговорочно хорошая репутация среди ближайшего окружения. Взять того же Чикатило…

– Нет, не нужно, хватит! Я поняла! – воскликнула, вскинув руки в останавливающем жесте.

– У вашего супруга весьма удобная работа для…

Я мгновенно подскочила со стула, едва не наступив на подол свадебного платья.

– Нет! Послушайте… У вас нет… у вас нет вещественных доказательств! Вы не… не можете так голословно его обвинять! Его мог подставить любой другой дальнобойщик!

Старший следователь сложил руки на груди и молча подошел на расстояние вытянутой руки. Его невозмутимое лицо не отображало ни единой эмоции, а внимательный взгляд спокойных глаз цвета какао с молоком пугал и настораживал. В воздухе раздался едва уловимый аромат спелого граната, но я была слишком возмущена и напугана, чтобы концентрироваться на новом запахе.

– Завтра во время обыска мы возьмем его отпечатки и другие биологические материалы, которые пригодятся в деле, – произнес он тихо с таким стальным спокойствием и уверенностью, что сердце мое забилось в груди как ошалелая птица. – В любом случае, даже самый аккуратный преступник может оплошать на какой-то мелочи и оставить следы. К тому же, мы обыщем его автомобиль, сравним следы от колес и изучим каждое замытое пятно в салоне. В течение времени мы будем находить тела его жертв и рано или поздно отыщем частичку биологического материала. Останется лишь сопоставить полученные данные из вашей квартиры с остатками материала на жертве…

С каждым его словом я все чаще вспоминала Глеба и его предупреждения о том, что следователи могут оказывать давление на допрашиваемого без присутствия юриста. А впрочем, глупо было полагать, что Одинцов окажется «не таким», не похожим на своих коллег. Глупо было полагать, что он окажется исключением.

– Вы… вы мне угрожаете? – смутилась я, изумленно захлопав ресницами. Белая ткань платья под влажными ладонями скомкалась с удвоенной силой. – Вы не в праве осуждать моего мужа! Вы… вы… – от смятения, испуга и его тяжелого, как свинец взгляда, я буквально путалась в мыслях. Слова в сознании растворялись, не успев побывать на кончике языка. – Да вы оказываете давление на меня!

– Я ни в коем случае вам не угрожаю и никого не осуждаю. И уж поверьте, далеко не оказываю на вас давление, – последовал беспрекословный ответ правоохранителя. Его колючий, холодный и самоуверенный взгляд подливал масла в огонь. – Лишь излагаю факты. Работа у меня такая.

На мгновение обессиленно прикрыла веки, попытавшись сдержать поток накопившихся слез. А после отошла от следователя как можно дальше – к единственному окну в кабинете. Я была больше не в силах сидеть на стуле, его мягкая обивка в тот момент была колючей и неровной. Пару минут в воздухе раздавались лишь непрерывные щелчки клавиатуры и компьютерной мыши: оперативник продолжал протоколировать все сказанное в том кабинете.

За окном было уже довольно темно. Мы находились на четвертом этаже здания следственного комитета, и благодаря небольшой высоте сквозь прозрачный тюль, я уловила ночные огни Иркутска. На улицах города бурлила обыкновенная жизнь. Люди наслаждались долгожданным летом, которое вскоре сменится девятимесячной зимой. Смотрела на мимо проезжавшие автомобили, и глядела на то, как сотрудники СК постепенно уходили домой, а кто-то курил возле забора за непринужденной беседой.

Смотрела на них и мысленно осознала, что тот день поделил мою жизнь на до и после.

– Мне больше нечего вам сказать, – произнесла я тихо, беспомощно обхватив себя руками, и даже не удосужилась взглянуть в сторону правоохранителей.

Стало зябко и неуютно находиться в здании следственного комитета.

– Сейчас Краснов подготовит протокол. Просьба ознакомиться с ним. Если все написанное соответствует действительности, в конце каждой страницы напишете "с моих слов записано верно, мною прочитано" и заверите личной подписью, – раздался невозмутимый голос следователя за спиной. – Копию протокола мы вам предоставим. Но имейте в виду, я вправе вызывать вас на допрос неограниченное количество раз, если в ходе расследования появятся какие-то вопросы или вскроются новые факты. Попрошу вас не покидать пределы города и по возможности отвечать на звонки.

Я не ответила, продолжив глядеть куда-то сквозь огни ночного города. Позади раздалось гудение принтера, сравнимое с двигателем самолета. Молодой оперативник проверял лист за листом, и спустя какое-то время протянул документ мне на проверку. Концентрация внимания в тот момент у меня хромала. И если еще первую страницу я кое-как прочла, то на второй слова перед глазами расплывались, буквы перемещались, а голова под конец дня стала чугунной и неподъемной.

Прочитав пару абзацев на второй странице, я вскинула уставший взгляд на следователя. Он сидел за столом напротив и что-то молча печатал на планшете. Через пару секунд наши глаза встретились: мои утомленные, растерянные, с остатками слез и размазанной тушью, и его настороженные, хмурые, непроницаемые и холодные как крещенские морозы. Едва сдерживала слезы от бессилия и боли, что колючей проволокой болезненно сковала сердце. Я жаждала взвыть пока в легких не закончится воздух, а в мыслях больше не останется места.

Так сильно желала оказаться дома в нашей теплой постели, накрыться одеялом и больше никогда не появляться в том чертовом следственном комитете. В груди стоял отчаянный крик о помощи, а в глазах мольба, чтобы меня поскорее оставили в покое. Я хотела смыть с себя тот страшный день, снять удушающий корсет, выдрать ту неуместную диадему, смыть три тонны макияжа и раствориться в ванной с успокаивающей морской солью, словно чай в молоке.

Я просто хотела домой.

На лице его, таком невозмутимом, то ли спокойном, то ли до жути равнодушном, не отобразилось ровным счетом ничего. Отчего-то тут же захотелось стыдливо опустить взгляд, словно меня застали за чем-то непристойным. Но я продолжила глядеть на него, крепко сжав челюсть, чтобы не дать волю слезам. Те немые и глуповатые переглядывания длились от силы секунд пять, пока в кабинете не раздался его тихий низкий голос:

– Что-то не так?

Одинцов вопросительно вскинул бровь, в надежде услышать вразумительный ответ.

Я принялась судорожно копаться в запутавшихся мыслях, в уставшем сознании, и в голове не нашлось ничего другого как:

– Пустые места. Я должна их зачеркнуть.

Мужчина коротко кивнул и выдохнул, то ли от усталости, то ли от разочарования. Он мельком вскинул ладонь с немым ответом на лице, мол, «зачеркивайте».

Опустила взгляд на протокол. Глаза остановились на моменте, где я в полной уверенности говорю, что моего мужа подставили. Дальше идет информация о количестве жертв и причине их смерти. Зачеркнула пустые места между абзацами, и практически не глядя подписалась под каждой страницей. С грохотом положила ручку на стол, собравшись уйти оттуда прочь, но тихий голос оперативника тут же заставил остановиться:

– Все верно? Никаких замечаний?

– Все верно, – повторила уставшим голосом.

– Вот ваш экземпляр.

Подошла к столу Краснова, и не глядя взяла в руки несколько бумаг. Лишь в тот момент в полной мере ощутила, насколько ступни ног устали после целого дня ношения босоножек. Хоть каблук и был толстым и устойчивым, усталости и мозолей от этого не убавилось.

– Я могу быть свободна? – тут же спросила, с надеждой взглянув на следователя.

– Да, можете идти, спасибо, – подтвердил он, коротко кивнув. Проводив меня взглядом, мужчина дождался пока я дойду до двери и остановил одним лишь словом. – Постойте…

Я уже была готова взвыть от отчаяния и раздражения. Ну что еще им было от меня нужно?! Поэтому в вопросительном взгляде, который направила в его сторону, отразились все мои мысли.

– Я не обязан вас предупреждать, но… Завтра представитель следственного комитета выступит перед журналистами с заявлением о маньяке и подозреваемом, которого объявят в федеральный розыск. Фото вашего мужа будет мелькать по всей стране, и это не самым лучшим образом скажется на качестве вашей жизни, – сообщил Одинцов, щелкнув колпачком шариковой ручки. Он оглядел меня с ног до головы каким-то несвойственным ему взглядом. Неужто в нем промелькнуло сочувствие? – Мы постараемся сохранить вашу личность и персональные данные. Но будьте готовы к любой реакции общества и окружающих вас людей. Не все воспримут новость адекватно.

Я благодарно кивнула, крепче стиснула сумочку подруги и подол длинного платья, который надоел за весь день настолько, что в тот момент хотелось разорвать его в клочья.

– Анфиса Андреевна, вас подвезти? – вдруг раздался обеспокоенный голос молодого оперативника. Я на мгновение прикрыла веки и громко выдохнула. – Уже ночь как-никак на дворе, а вы одна в таком одеянии… Мало ли что может произойти. Вы же знаете наш город…

Старший следователь метнул в сторону парня забавный взгляд в сочетании с вялой ухмылкой, и с немым укором едва заметно покачал головой.

– Я не… Спасибо. Я вызову такси, – попыталась отмахнуться от назойливой помощи Краснова.

– Позвольте хотя бы посадить вас в машину, – продолжил настаивать Матвей. – Только схожу сейчас за парочкой документов и сразу после провожу вас.

Он уже встал с рабочего места и на ходу взял бомбер со стула. Я оглянулась на него и молча согласилась, отойдя от двери. Когда оперативник вышел из кабинета, следователь бросил на меня короткий взгляд исподлобья, в котором отразилось некое беспокойство. Но произнес совершенно другое:

– Вы поедете к матери или подруге?

Я смутилась столь личному вопросу, но виду не подала. Мужчина не спеша встал из-за стола, скрестил руки на груди и подошел ко мне на расстояние в несколько шагов. От неожиданности и волнения я нервно закусила нижнюю губу.

– Допрос все еще ведется? Я обязана отвечать? – ехидно произнесла, криво улыбнувшись, силясь скрыть страх и тревогу за дерзостью.

В тот момент отчетливо услышала нотки спелого граната и осознала, что тот аромат исходил исключительно от него. Он пах как обещание: сладкая плоть плода и горькая реальность кожуры. Манящий и предостерегающий одновременно. Его аромат говорил о глубине, скрытой страсти, интеллекте и некой тайне, которую хотелось разгадывать. Человек, имеющий такой запах одновременно и соблазнитель, и воин.

Я недолюбливала, но окончательно приняла тот факт, что с самого детства все люди у меня ассоциировались с различными запахами. От мамы всегда пахло хозяйственным мылом; тот отвратный запах был с ней даже тогда, когда она перестала им пользоваться; он был с ней и по сей день и являлся моей четкой ассоциацией. Кристина представлялась мне с запахом кустовой розы, такая же свежая и прекрасная, но в любой неподходящий момент могла уколоть своими великолепными шипами. Её запах не бил, а ласкал обоняние, навевая чувство безмятежности и умиротворения, как тихая музыка для души. Олег для меня пах едва уловимым ароматом Кока-колы. Резкая, щекочущая ноздри игристость – шипение миллионов углекислых пузырьков. Они несли с собой холодок и лёгкую цитрусовую остроту. Не знаю совпадение или нет, но с того момента как с ним познакомилась, я стала дико зависима от этого напитка. Ассоциировался с запахом даже Глеб: от него исходил шлейф ромашки, такой спокойный и умиротворяющий, с ним я всегда чувствовала себя в безопасности.

Одинцов проигнорировал мою ухмылку, глядя на меня по-прежнему непроницаемым и немигающим взглядом.

– Я заметил, вы в не очень хороших отношениях с матерью.

– А я заметила, что вы очень наблюдательны, – натянуто улыбнулась, пытаясь максимально сделать вид, что не заинтересована в дальнейшем разговоре.

– Трудно было это не заметить. Тем более, когда она лично мне сказала, что вы ни за что и никогда не пересечете порог ее дома. Даже в такой ситуации, – признался следователь. Он слегка сощурил веки и принялся внимательно изучать мою реакцию.

Все мышцы в моем теле молниеносно напряглись, но виду я старалась не подавать.

– Она не солгала, – ответила я, всеми силами пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе. – Но в жизни бывают ситуации, когда следует переступить через собственные принципы. Мне некуда деваться. Денег у меня нет, муж в бегах, а домой без Олега идти не хочу. К тому же, вы завтра перевернете там все верх дном. У друзей своя личная жизнь… сами понимаете. Кто меня ещё примет, кроме собственной матери?

Я натянула улыбку, искусно стараясь прикрыть наглую ложь. В тот момент вернулся младший оперативник, и я была бесконечно благодарна ему, что больше не пришлось оставаться со следователем наедине.

– До свидания, Анфиса Андреевна, – раздался невозмутимый голос Одинцова.

– Угу… до свидания, – ответила, пробубнив себе под нос.

Хотелось бы, чтобы это «свидание» больше не повторилось.

Глава 7

Краснов молча проводил меня до первого этажа пустующего здания. Мы прошли мимо скучавшего дежурного на КПП, и на часах напротив входа я уловила время – без пятнадцати одиннадцать. Улица встретила привычным пронзительным ветром и оживленным проспектом, несмотря на относительно позднее время. Летом в это время город практически не засыпал: иркутяне старались ловить пролетающие относительно теплые денечки. Оперативник вновь любезно одолжил куртку, и я благодарно кивнула, потому как рой назойливых комаров окружил нас, как только мы вышли из здания. Я едва ли не сразу принялась вызывать такси через приложение на телефоне, не сходя с крыльца СК.

– Пройдемте к воротам. Машина не заедет на территорию, – предупредил парень. В тот момент я отчетливо услышала отголоски мяты, едва-едва исходившей от него. – Вы не передумали? Я бы мог вас подвезти, мне не сложно.

Его настойчивость начинала откровенно раздражать.

– Нет, спасибо. Уже поздно, не хочу вас напрягать, – отмахнулась я, когда мы вышли с территории следственного комитета, пройдя через ворота.

Пальцы судорожно набрали адрес на смартфоне. Оперуполномоченный молча достал сигарету и зажал ее меж зубов. Краем глаза заметила, как загорелся небольшой оранжевый кружок, и Краснов сделал первую затяжку. Я затаила дыхание, опасаясь ощутить соблазнительный табачный дым. Выпрашивать еще и сигарету у мента как-то не хотелось.

– Вы, наверное, по привычке указали домашний адрес? – усмехнулся парень, кивнув на экран моего телефона.

Я глупо улыбнулась, крепко сжав челюсть, и удивилась внимательности сотрудника. Они уже и адрес мой наизусть знают?! Черт, ну конечно знают… они же будет проводить обыск.

– Точно… спасибо. А то бы сейчас уехала… – нервно хихикнула и принялась судорожно менять улицу на ненавистный адрес.

Вот черт, теперь менты знают куда я поехала…

Сигаретный дым мгновенно окутал волосы, и помогал ему в этом встречный байкальский ветер. Я едва сдерживала повышенное слюноотделение, вызванное непреодолимым желанием отобрать у парня сигарету и как следует затянуться.

Матвей глянул на меня обеспокоенно и вскользь, как бы украдкой, с неловкой улыбкой на устах. А после выдохнул сигаретный дым, который серым облаком растворился в свете уличных светодиодных фонарей.

– Понимаю, возможно то, что я сейчас скажу прозвучит глупо… Но вы не пугайтесь Марка… то есть, товарища майора. Он всегда спокоен и умеет находить аргументы, поэтому с ним… ну, как это сказать… сложно. Я же вижу, на вас лица нет после допроса.

– Как-то не готовила меня жизнь к тому, что моего мужа будут подозревать в таком… в таких страшных преступлениях, – честно ответила, смахнув с лица парочку надоедливых пищащих насекомых.

– Признаться честно, я и сам первое время не знал как с ним работать, – рассказал Краснов, глядя на белое здание на противоположной улице. – Но прошло уже месяца два или около того, как он приехал… и мы просто свыклись друг с другом.

– Вы очень откровенны для оперативника, – смутилась я, улыбнувшись одним уголком губ.

Лицо Матвея озарила широкая улыбка, после чего на щеках вновь образовались небольшие ямочки. Он подавил короткий смешок, запустил руку в волосы, взъерошив светлые концы, и всего на мгновение опустил взгляд. После сделал глубокую затяжку и с наслаждением выдохнул табачный дым. Я повернула голову в противоположную сторону, чтобы не встретиться с облаком соблазнительного дыма.

– Возможно потому, что работаю только второй год и не успел еще повидать всего того, что видели капитан Смирнов или тот же Дорофеев, – признался парень, сверкнув в мою сторону малахитовыми глазами. Благодаря яркому свечению уличных фонарей они выглядели особенно выразительно.

В тот момент к воротам следственного комитета подъехал белый хёндэ, десять минут назад отобразившийся на моем смартфоне. Я отдала черный бомбер владельцу, Матвей принял его с легкой улыбкой и продолжил держать в руках.

– Спасибо… за все, – неловко промямлила я. Было решительно непривычно благодарить полицейского. – До свидания.

– И вам спасибо за помощь следствию, – отозвался Краснов, благополучно усадив меня на заднее сидение машины. – Доброй ночи, Анфиса Андреевна.

Когда молчаливый водитель тронулся с места, я облегченно выдохнула. Несколько часов находиться под пристальным вниманием следователя и оперативников, тот еще аттракцион. Я отчетливо ощутила, как кончики пальцев бросило в мелкую дрожь, они все никак не могли согреться, и далеко не от прохладного ветра, а от нервной обстановки в целом.

Разблокировала телефон и, пока было время, мельком просмотрела звонки и входящие сообщения. Пять звонков от матери, чей номер я так и не добавила в телефонную книгу, один звонок от Глеба с двумя сообщениями и двадцать смс от Кристины с кучей вопросительных знаков и недовольных эмоджи. Коротко и по существу ответила друзьям. Звонить было чрезвычайно лень, да и я была не любителем разговаривать в такси при незнакомом человеке.

Наконец, водитель завернул в арку серого панельного дома, от одного вида которого в легких заканчивался воздух, превращаясь в немой крик. Остановился возле восьмого, ненавистного мною, подъезда, и я нехотя вышла из машины. Тело категорически отказывалось слушаться, и дело было вовсе не в усталости. На ватных ногах доковыляла до домофона и собралась нажать на знакомую комбинацию цифр, которую не набирала около пяти лет. Как вдруг, дверь отворилась, и из подъезда вышел незнакомый паренек в застиранной серой футболке и спортивных штанах. Он недоуменно оглядел меня с головы до ног, и все еще странно оглядываясь, побрел дальше.

Крепко сжав челюсть, схватилась за железную ручку входной двери и потянула ее на себя, аккуратно войдя в подъезд. В нос резко ударил неприятный аммиачный запах мочи от местных кошек, которых подкармливали сердобольные бабушки. Я недовольно поморщилась и буквально пробежала три лестничных пролета. Прежде чем постучать в обшарпанную дверь, нерешительно подняла кулак в воздух и остановилась. Затем выругалась себе под нос и забарабанила в дверь, заранее зная, что дверной звонок не работал.

– Кого там еще принесло? – раздался недовольный бубнеж человека, которого я не могу даже отчимом назвать. За считанные секунды распознала в его интонации алкогольные нотки, и уже тысячу раз пожалела, что приехала.

– Ну че ты открыть не можешь?! – проворчала мама. Ее голос звучал несколько отдаленно, и я предположила, что она находилась в спальне.

– А че мы ждем кого-то шо ли?

За дверью раздалось раздражающее шарканье старыми дырявыми тапочками, которые уже давно приняли форму ног хозяина. Сразу после возня с хлипким замком, и не успел Толик распахнуть дверь, как я влетела в коридор.

– Анфиска?.. – медленно произнес он, едва увернувшись от меня в сторону. Меня триггернуло и передернуло от того, как он произнес мое имя. Предположила, что его мозг (или то, что от него осталось), пропитанный самогонкой из соседнего подъезда, еще не до конца прогрузился. – А ты че это… У тебя же свадьба сегодня? Ты че сбежала шо ли? А че ты… ты че меня не пригласила?.. Мне ваще-то обидно. Я тебя как-никак… растил-растил, а ты…

Анатолий (или как мы его называли в детстве Толик-алкоголик) – был максимально карикатурным алкашом своего вида. Его неизменными атрибутами являлись майка-алкоголичка, преимущественно белого цвета, чтобы по желтым пятнам под подмышками было видно, насколько он ею дорожил и не хотел расставаться. А также черные спортивные штаны с растянутыми коленками и протертой до трусов задницей, и черные носки с обязательными дырками на пятках. Также были еще и белые носки, считай парадные, которые он берег и надевал в исключительных случаях.

В тот день он выглядел еще хуже. Когда-то одна его вытянутая морда с недельной щетиной наводила на меня животный ужас. Но в тот момент он был жалок. Напоминал живой скелет без волос на голове, лице и частичным отсутствием волос на всем теле. Но неизменным оставалось лишь одно – состояние алкогольного опьянения и перегар, витающий вокруг него на расстоянии трех метров.

Около года назад Толику диагностировали цирроз печени, и с того момента он находился полностью на попечении матери. Она закупала ему дорогостоящие лекарства, оббивала пороги врачей, чтобы те прописали ему нужные препараты. Даже пыталась пропихнуть его на бесплатную операцию по пересадке печени по квоте из федерального бюджета. Одно время она умоляла меня уговорить Олега, чтобы тот раскошелился на операцию по пересадке, которая стоила порядка трех миллионов рублей. А когда получила мой твердый отказ, стала требовать от меня финансовой помощи для покупки новых препаратов для Толика. Я посылала их обоих к чертям каждый раз, даже не удосужившись рассказать об этом Олегу.

– Фисочка?! – недоуменно воскликнула мать, выбежав в коридор в махровом бордовом халате, который являлся моим ровесником. В нос тут же ударил неприятный запах хозяйственного мыла. – Ты… ты как тут? Хочешь у нас остаться?..

В дряхлой трехкомнатной квартире все оставалось на прежних местах, как и семь лет назад. В воздухе витал непередаваемый запах грязных носков, который уже въелся в обои, поклеенные лет пятнадцать назад. В коридоре пожелтевшие от времени белые обои еще сильнее отклеились и торчали небольшими кусочками сверху и снизу. Деревянные советские плинтуса, покрашенные десятым слоем рыжей краски, уже не отмывались от намертво пригвожденной пыли. А местами и вовсе отсутствовали. С кухни раздавался нелицеприятный запах от древнего холодильника ЗИЛ, который был метр с кепкой. Аромат его был сравним с настоящим биологическим оружием, и напрочь отбивал желание открывать его. За долгие годы эксплуатации, ЗИЛ впитал тысячи разнообразных запахов еды. А благодаря тому, что резинка уплотнителя двери рассохлась, мерзкие зловонии никогда не покидали кухню… а то и всю квартиру.

Босиком там ходить было категорически небезопасно. Мать убиралась от силы пару раз в месяц в лучшем случае. Все остальное время она либо допоздна работала санитаркой в ближайшей больничке, либо обслуживала Толика и бегала по аптекам и продуктовым магазинам. Мы с сестрой зареклись убираться во всей квартире и поддерживали чистоту лишь с нашей комнате. Нам было плевать зарастет ли Толик пылью, грязью, своими окурками и блевотиной после очередной попойки. Чистая ли на нам была одежда и был ли он достаточно сыт. Для нас он был никем, а для матери – целым миром. Именно поэтому с шести лет я не ощущала себя там как дома.

Хотя был один приятный момент – продавленный линолеум в тот день был более-менее чище, чем в то время. И туфли на удивление даже не прилипали и не раздавливали крошки от хлеба и песок с улицы. Но это меня не остановило, поэтому я буквально вбежала в свою бывшую комнату, не разуваясь. Меня трясло и передергивало… Настолько все оставалось прежним. В тот момент я вернулась лет на десять назад.

– Ты есть будешь? Я привезла кучу еды со свадьбы, не пропадать же добру! – раздался все еще растерянный голос матери, следовавшей за мной по пятам.

Местная атмосфера угнетала и перекрывала кислород. Думала, что никогда больше туда не приеду. Я делала все быстро, опасаясь не навлечь паническую атаку. Первым делом наглухо закрыла дверь и подперла ее прикроватной тумбочкой со столетней пылью. Глаза тут же пробежались по интерьеру комнаты: все та же дверь с облупившейся белой краской, которая все еще хранила следы от кулаков Толика; две полуразвалившиеся кровати, сделанные еще в СССР, с не менее древними матрасами, а на одной из них, принадлежавшей Алисе, покоилась пыльная подушечка с изображением милой панды; один двустворчатый шкаф с заляпанным зеркалом во весь рост, пыльные занавески до подоконника, стол напротив окна, который отдали нам соседи (единственный предмет мебели, который был младше меня) и даже рисунок на двери с оповещающей надписью, приклеенный на древнюю жвачку еще лет десять назад:

«Комната Фисы и Лисы! Пастароним вхот строга запрещен!!!».

Два имени, обведенные красным фломастером в корявое сердечко.

Я едва сдержала слезы, уловив рисунок, и старательный почерк Алисы. А после ухмыльнулась, увидев старенькую пыльную плюшевую панду на своей бывшей кровати. Сестренка «заболела» пандами еще лет в восемь. С тех пор все подарки родственников и соседей ограничивались вещами с изображением этого милого медведя. Его дарили даже мне. Вероятно, посчитав, что и я тащилась от этого животного. А я передаривала игрушки, футболки и подушки с его изображением Алисе.

– Фисочка, как прошел допрос у следователя? – раздался приглушенный голос мамы за дверью. – Что он сказал тебе? Что будет дальше?

– К-какой еще след…ватель?! – удивленно пробубнил Толик, икнув.

– Толя, иди отсюда! – раздраженно вскрикнула она в свойственной ей командной манере. – Я кому сказала? На кухню иди! Ну иди же… иди!

Старый линолеум все еще хранил облупившиеся следы красного лака. Еще в пятнадцать я нарисовала черту, через которую нельзя было преступать матери и Толику, наивно полагая, что это как-то поможет. Возможно, то было своего рода психологическим барьером от неадекватности, которая преследовала за пределами нашей комнаты. Впрочем, Толику-алкоголику никакие черты, криво нарисованные лаком на пороге комнаты, были не помехой. А вот мать с того момента ни разу не пересекала порог нашей комнаты. Это была территория, где действовали только наши правила. Где фантазии не было предела, где не существовали любые формы насилия и всегда торжествовала справедливость.

Воспоминания, хорошие и не очень, молниеносно проносились перед глазами. Уловила едва заметные отметины карандашом на дверном откосе, где мы отмечали наш рост. Последние отметки Алисы ограничились тремя цифрами – 159 см, а мои 165. После глаза тут же встретились с продавленными следами от кулаков Толика на двери. Беспощадные воспоминания тут же заполонили сознание яркими вспышками: пьяные карие глаза Толика, истощавшие неконтролируемую агрессию и злобу, моя пульсирующая нижняя губа, коридор, дверная ручка нашей комнаты, мое учащенное дыхание, громкий хлопок и испуганные глаза Алисы. Сразу после судорожная установка преграды к двери в виде двух хромающих прикроватных тумбочек, капли крови на одежде и линолеуме, дрожащий и до ужаса испуганный голосок сестры, и ее нарастающая истерика при виде моей разбитой губы.

Затем яростные кулаки Толика, мой тихий и приглушенный, громкий и молящий о пощаде плачь Алисы. Она дрожала в самом углу кровати ближе к окну, поджав под себя ноги, по-детски закрыв лицо ладонями. Я же с силой облокотилась об тумбочки, которые едва-едва не впускали яростного монстра по ту сторону двери, и без преувеличения спасали наши жизни. Ножки тех несчастных тумбочек к тому времени уже успели нещадно поцарапать старый линолеум и проделать неровную дорожку от кроватей к дверям и обратно.

С каждым его ударом хлипкая деревянная дверь, казалось, трещала по швам. С каждым ударом кулаков образовывались новые вмятины, угрожавшие перерасти в дыры. С каждым ударом мы нервно вздрагивали, молясь, чтобы все это поскорее прекратилось.

– Фисочка! Слышишь меня? Ты останешься у нас? – тем временем, мать все никак не желала оставить меня в покое. Как только та услышала, что я затихла, ее тон изменился на более привычный: требовательный и командирский. – А что… что ты там делаешь?! Анфиса! Немедленно открой дверь!

С непосильным трудом сглотнула подступающие слезы и приступила расшнуровывать тугой корсет платья. Без посторонней помощи было крайне трудно выбраться из корсетного плена. Но, повозившись минут десять, все же удалось избавиться от единственного напоминания о том дне. Открыв шкаф, вывалила первую попавшуюся одежду. Не помнила чья она была, и не глядя взяла черные брюки скинни, темно-синюю толстовку с капюшоном и серые полу рванные кеды, которые когда-то ослепляли своей белизной.

Когда я принялась аккуратно снимать диадему с волос, стараясь не вырвать половину из них, телефон завибрировал, а экран загорелся. Тут же подошла к смартфону известной американской марки и вчиталась в содержимое анонимного сообщения. Как только глаза пробежались по словам, по позвоночнику прошел неприятный холодок:

– «Менты следят за тобой. Будь осторожна. Используй только налик. Сними деньги со всех карт и избавься от них. Мои карты и счета не трогай. Слишком подозрительно. Ты сегодня молодец. Но менты от тебя не отстанут. Я в безопасности. Не переживай. Люблю».

– Сука… – вырвалось из уст прежде, чем успела о чем-либо подумать.

Прикрыв губы ладонью, машинально подошла к окну – ничего подозрительного. Впрочем, я и не обладала какими-то особыми навыками по обнаружению ментов в засаде. Болезненно прикусила костяшки пальцев, обессиленно промычав.

Как ты мог меня оставить… Как ты мог меня оставить?! Как ты мог!!!

Никогда прежде не ощущала себя настолько беспомощно. В голове за минуту пролетали тысячи мыслей: ни одна не обладала положительными красками.

Как Олег мог знать, что я ходила на допрос? Откуда ему было известно, что менты за мной следят? Хорошо, последнее можно было предугадать… Но что делать с первым?

На размышления времени не было. Вытерла слезы тыльной стороной ладони. Громко выдохнула и запустила руку в волосы, уложенные в пучок тремя тоннами лака и невидимок. Глянула на время – половина двенадцатого.

– Анфиса! Мне надоело твое поведение! – сокрушалась мать, барабаня по двери. – Сколько еще ты будешь вести себя как несносный обиженный подросток?! Ты уже замужняя женщина, скоро у тебя появятся свои дети, и ты должна прекрасно меня понять…

– Наличка… наличка… где же…

Впопыхах перевернула сумочку вверх ногами в надежде, что Крис припрятала хоть какую-то наличку в сумке. Холодные, пораженные дрожью пальцы, судорожно перебирали содержимое: зарядное устройство, документы, зажигалка, какой-то древний блеск для губ, бренчащая мелочевка и…О, Боже, во внутреннем кармане сумочки пальцы нащупали помятую зеленую купюру в размере двухсот рублей. На такси и до банкомата хватит. Выдохнув с облегчением, я быстро вернула вещи на место, и сумка из розовых паеток, раздражающая своим блеском, вновь набухла.

Решив не тратить время и не возиться с распутыванием волос, взялась за свой тайник. Придумала его еще лет десять назад, чтобы хранить в той жестяной баночке из-под печенья с бутафорским детским замочком свои личные дневники. Однако, время шло и детские никому ненужные записи в нем сменились важными уликами.

– Ты всегда была такой… такой неблагодарной дочерью! – все никак не могла успокоиться мама. По крайней мере, она перестала яростно барабанить дверь кулаками. – Я до сих пор удивляюсь, как Олег взял тебя такую замуж! Ты же всю жизнь сбежать от нас хочешь… От собственной матери, которая выносила и родила тебя в страшных муках! Даже и понятия не имеешь, как это обидно… Анфиса… Анфиса!!!

Как же я ненавидела это имя…

Я лгала, когда говорила, что не была здесь чуть больше шести лет. Пару-тройку лет назад мне все же пришлось приехать сюда. Выждала время, когда Толик ушел в очередной запой и стал впускать в дом кого угодно, а ничего не подозревавшая мать была на работе. Отчим даже не удивился, увидев меня на пороге, а я и не вела с ним светских бесед. Молча прошла в комнату, запихнула улики в новогоднюю коробку из-под печенья, защелкнула замок и утопила ее в горе никому ненужных детских вещей. Я знала, что никому не будет дела до жестяной коробки со страшным дедом Морозом и облезшей Снегурочкой.

– Черт, руки…

Вовремя опомнилась, потянувшись к детскому вязаному платочку, который без проблем скроет отпечатки пальцев. А затем взяла телефон, отодвинула чехол, где припрятала небольшой поржавевший ключик от замочка. Парочка ловких движений и плюшевый замочек открылся. Глаза встретились с черным непроницаемым пакетом, от содержимого которого в жилах стыла кровь. Я громко выдохнула, собралась с духом и взяла в руки шелестящий пакет. Заглянуть вовнутрь еще раз духу не хватило. В коробочке оставила документ, от одного взгляда на который на глаза наворачивались слезы… но он мог здорово меня подставить. Следственный комитет уже взял мои отпечатки, поэтому рисковать я была не в силах. Сначала хотела взять весь пакет целиком, но подумала, что улики могут еще пригодится. Поэтому оставила три документа в твердой обложке в пакете, остальные запихнула обратно в коробку под замок.

– Я каждый день Господа молю, чтобы моя дочь вразумилась! – жалостливо воскликнула мать. – Нельзя быть такой черствой и безразличной! Мать у тебя одна, как ты не понимаешь?!

Черный пакет запихнула в небольшой тканевый рюкзак, с которым Алиса когда-то ходила на бальные танцы. Пальцы предательски дрожали, когда я схватилась за собачку и попыталась закрыть молнию. Сразу после без разбора и наспех засунула разбросанные вещи в шкаф, намертво прикрыв банку для печенья с небольшим секретиком. Накинула на голову черный капюшон, скрывавший мою свадебную прическу, небрежно кинула сумочку Кристины в рюкзак и закинула его на плечо. Бросив последний взгляд на свадебное платье, одиноко лежавшее на моей бывшей кровати, я тяжело выдохнула. После прикрыла веки, собралась с мыслями и, отодвинув тумбочку, подпиравшую дверь, вышла из комнаты, натолкнувшись на мать в проходе.

– Лучше бы ты молилась, чтобы дочь тебя простила, – грубо выплюнула слова ей в лицо и толкнула в плечо, чтобы пройти в коридор.

– Ты… ты… да как ты! – от возмущения она начала заикаться, последовав за мной по коридору. – Да Алиса… моя Лисочка, никогда бы не посмела так разговаривать с матерью!!!

Я резко развернулась, уловив ее широкие от злости глаза – васильковые, ярко-голубые. Та единственная красивая и бесподобная вещь, что была в ней, которую она передала дочерям. Подобные бездонные глаза воспевали поэты в стихотворениях и изображали на своих картинах художники, вдохновившись их красотой. Но они не умоляли всего того, что мать натворила.

– Не смей произносить ее имя…

Мой голос прозвучал грубо, рвано. Он был сравним разве что со скрежетом металла или раздражающим скрипом ногтя по школьной доске. Полный ненависти и злобы, он морально ударил мать и подействовал куда хуже обычной пощечины. Взгляд мой метал молнии, а челюсть скрежетала от раздражения и какой-то невероятной злости, накатившей в тот момент.

Не помню, как выбежала тогда из подъезда. Не помню, как добежала до ближайшего банкомата в соседнем магазине и сняла все деньги с карты. Не помню даже, как вводила пин-код и взяла ли карту обратно, когда ее выплюнул банкомат. Дрожащие руки заказали такси в приложении. И пока оно не подъехало, не выходила из помещения с круглосуточными банкоматами, опасаясь местного контингента, и следящих ментов.

Молча плюхнулась на заднее сидение. Водитель и все остальные прохожие уже не пялились на меня так, будто у меня было три головы. Потому как находилась я в обыкновенной неприметной одежде, а не в нарядном свадебном платье посреди ночной улицы. Мужчина, чье лицо скрывалось за темнотой, спустя двадцать минут поездки, завернул на нужную улицу.

Расплатилась наличкой и вышла из машины. Меня трясло то ли от прохладного ветра, то ли от страха, когда я взглянула на высотку, состоявшую из двадцати пяти этажей. Где-то там наверху находилась квартира, в которую страшно было войти. Свет в окнах не горел, она непривычно пустовала, и от того наводила жуткую атмосферу. Сложилось ощущение, будто меня не было здесь вечность, а на деле же и суток не прошло.

Я вернулась домой.

Глава 8

Около трех месяцев назад

– Да говорю вам, товарищ следователь, не мог я этого сделать! – оправдывался очередной подозреваемый, вскинув ладони. Его плечи без конца нервно подпрыгивали, и от волнения мужчина постоянно оттягивал толстое горло засаленного серого свитера. – У меня же тоже две дочери. Да и потом…Я физически не смог бы…

Пятидесяти пятилетний таксист отвел смущенный взгляд в сторону, почесав седой облысевший затылок. Я уже и не помнил какой по счету был тот допрос за прошедшие две недели.

– На словах все мы не смогли бы убить нескольких девушек, – невозмутимо ответил я, продолжив наблюдать за его поведением.

– Вы не понимаете… – он опустил голову, нервозно теребя пальцы. – У меня это… половое бессилие…

Я откинулся на спинку кресла и устало провел рукой по лицу.

– Можете быть свободны.

– Так а че… это самое… мне даже никакие справки не нужно предоставлять, чтобы подтвердить, шо я это…

– В случае чего мы с вами свяжемся, – произнес я отстраненно, принявшись составлять протокол допроса на компьютере.

– А это… выезжать-то мне можно за город на заказы? – растерянно спросил мужик, встав со стула.

– Да, у нас имеются все ваши данные, до свидания, гражданин Ермолов.

Он попрощался и закрыл дверь кабинета, а я устало прикрыл веки и потер пульсирующие виски. Всю последнюю неделю меня не покидало стойкое ощущение, что копали мы не там. Допрошены были все таксисты Иркутска и даже области, и ни один из них не подходил на роль серийного убийцы. У половины из них было алиби, у кого-то даже железное – сидели в спецприемниках за пьяное вождение, употребление веществ, драку на дороге и иные противоправные деяния. Кого-то не было в городе и в области на момент преступлений, кто-то из них лежал в больнице по состоянию здоровья, а кто-то и не помнит даже в какие смены он работал в зимние месяцы.

Я бегло составил очередной протокол, распечатал его сложил в толстенную папку с остальными допросами, в которых не было ни единой зацепки. А после вышел из кабинета и заглянул в оперативную комнату к ребятам. Дело близилось к ночи, поэтому в помещении были все члены спецгруппы. В комнате господствовала звенящая тишина, прерываемая лишь щелчками клавиатуры, перелистыванием бумаг и время от времени гудящим старым принтером.

– Товарищ майор, а мы с Дорофеевым приехали недавно и всем по кофейку захватили. Вы будете? – спросил старший лейтенант Краснов, поднявшись с рабочего места.

– Матвей, я же просил называть меня по имени, – устало бросил я, подойдя к десертному столику, где стояла одинокая чашка кофе в пластмассовом стаканчике с крышкой. – Мы не в армии, в конце концов.

Парень коротко кивнул, подавив неловкую улыбку. Капитан Дорофеев с невозмутимым лицом заполнял протокол устного опроса возможных свидетелей, а капитан Смирнов, нацепив очки с тонкой серебристой оправой, распечатывал трехтомный недельный отчет о проделанной работе. Золотарева даже не обратила внимание на мой приход. Или, наверняка, лишь сделала вид. Она продолжала изучать нераскрытые дела десятилетней давности с похожим почерком, но взгляд ее так и кричал об усталости.

Немного отпил содержимое стакана, заранее предположив, что там окажется кофейная жижа, которую нужно давать лишь во время пыток. И не прогадал. Кофе оказался омерзительно холодным, вдобавок еще и горчил. Я приложил немалые усилия, чтобы сглотнуть ту пургу, что продают под видом кофе. Но выбора не было, в десять вечера его нигде не продавали.

– Через пять минут жду всех у себя, – произнес я, словил взгляды всех членов группы и вернулся в кабинет.

Пяти минут ждать не пришлось. Ребята завершили межэтапную работу и подтянулись за стол переговоров. Последней соизволила прийти профайлер. В тот день она была в красном, вызывающем и донельзя облегающем мини-платье и туфлях на шпильке того же оттенка. За две недели я уже привык к ее внешнему виду, поэтому изо дня в день реагировал максимально хладнокровно. Но вот коллеги все так же пожирали ее взглядом как в первый раз, в особенности холостые Дорофеев и Краснов.

– С таксистами покончено, – уверенно заявил я, все еще ощущая на кончике языка тошнотворный привкус дешевого кофе. А затем устало откинулся на спинку кресла, и указательный палец некоторое время недовольно барабанил по подлокотнику. – Я изучил похожие уголовные дела по Иркутской области за последние пять лет. Злата просмотрела дела за последние десять и даже пятнадцать лет. Пока ни одного совпадения. Как я и предполагал, убийца местный, раз достаточно хорошо знает здешние леса и трассы. Отправил запросы к коллегам из близлежащих областей. Надеюсь, как только они пришлют похожие дела, ситуация немного прояснится. Вполне возможно, преступник специально уезжал «тренироваться» на местных девушках, чтобы не вызывать подозрения у Иркутских властей. Поэтому версия, что маньяк – дальнобойщик, должна быть проработана. Андрей, что узнал по поводу местных дальнобоев?

Капитан Смирнов прочистил горло, бегло поправив серебристую оправу очков.

– Местные транспортные компании сотрудничают со следствием, хоть и не охотно. Директора предоставляют анкетные данные всех сотрудников, так же графики рейсов, отпуска, больничные, маршруты и так далее. Но есть проблема с одной компанией.

Я направил хмурый взгляд на капитана из Петербурга.

– В чем дело?

– Директор «Транс-Сибирь» оказался весьма категоричен в этом вопросе, – осторожно сообщил Андрей, глядя мне в глаза. – Он наотрез отказывается предоставлять какие-либо данные о сотрудниках. Говорит мы получим все только через ордер.

– В чем проблема? Объясните ему, что ордер в этом случае не требуется, – устало произнес я.

– Вам легко говорить, товарищ майор, – вдруг оживился Дорофеев со свойственной ему ухмылкой на устах. Мы уже не обращались друг к другу по званиям, но иногда Сергей делал это намеренно, чтобы подчеркнуть мой статус. – Мы с Матвеем так… местные. А вы важняк, первый отдел главного управления СК по Москве… Вас он бы еще послушал, а вот нас чуть ли не на хер послал.

– Все наши попытки доказать ему, что ордер на это не требуется, жестко пресекались, – отозвался Краснов, подтвердив слова капитана.

– Хрен с ним, оставьте его мне, – с раздражением отмахнулся я, нахмурившись. – Сам съезжу к нему в понедельник.

– Я могу проехать с вами, Марк Александрович, – с приторной улыбкой произнесла Золотарева. – Надоело сидеть в оперативной комнате третью неделю подряд. А так будет хоть какое-то движение.

Я бросил в ее сторону отстраненный взгляд, неопределенно покачал головой, дав понять, что мне было решительно наплевать поеду я один или со Златой. А после вернулся к ребятам:

– Так, что там по поводу камер на трассах и придорожных кафе?

– Вот тут самое интересное… – с интригой начал капитан Дорофеев, приподняв брови. – На большинстве камер присутствуют фуры с символикой компании «Транс-Сибирь». И именно в районах, где были оставлены тела жертв. Я уверен, если мы пробьем номера остальных фур, то узнаем, что и некоторые из них принадлежат «Транс-Сибири». Это одна из крупных транспортных компаний всего СФО.

– Думаете, этому директору есть что скрывать? – предположил я.

– Ну, об этом говорить еще рано. Этот мужик явно чего-то боится, – предположил Сергей, закусив нижнюю губу. – Возможно, это не касается нашего дела, но он явно не чист перед законом. Все остальные директора компаний хоть и были напряжены и несколько растеряны, но все же пошли на контакт и предоставили нужную информацию.

Я устало потер лоб. Несколько глотков тошнотворного кофе не подействовали, отчего клонило в сон каждый раз, когда я облокачивался на спинку комфортабельного кресла.

– Значит так, получим данные сотрудников этой компании и будем сверять приблизительное время убийств с рейсами каждого дальнобойщика. Нас интересуют только те, кто ездил с октября по начало апреля в нескольких километрах от мест, где были найдены жертвы. Пробьем дальнобоев, которые чаще всего попадались на камеры или же были в рейсах в тот период, и вызовем их на допрос, – твердо заявил я, оглядев всех присутствующих. Взгляд остановился на профайлере, которая начинала откровенно скучать на подобных собраниях. – Злата Анатольевна, мы все с нетерпением ждем ваш вердикт о профиле убийцы.

Я надменно улыбнулся, откинулся на спинку кресла и сложил руки на уровне солнечного сплетения, направив испытующий взгляд в сторону девушки. Она не растерялась, деловито прочистила горло, выпрямила спину, выгнув пышный бюст вперед, и улыбнулась привычной уверенной улыбкой.

– Начну с портрета потенциального преступника. Как я уже говорила ранее, он живет он либо один, либо с сожительницей. Не женат, но может иметь несколько постоянных партнерш. Ему не составляет труда знакомиться, заводить друзей. Но отношения с ними могут быть достаточно поверхностными. По характеру – типичный самовлюбленный социопат. Возраст от тридцати пяти до сорока пяти лет. Приятной наружности. Обаятелен, харизматичен. Имеет не дешевый автомобиль. Умеет производить благоприятное впечатление на окружающих, – профайлер сделала недолгую паузу, мельком глянула на меня, и после моего удовлетворительного кивка продолжила. – Хорошо развит интеллект, но при этом имеет профессионально-техническое образование, возможно, слесарь или водитель. Чувствует себя комфортно вдали от дома. Хорошо ориентируется в местности, но уже прозвучали предположения, что он местный. Работает слесарем, наладчиком, водителем. Может быть связан с обслуживанием железнодорожных путей.

– Хороший портрет, – удивленно произнес Дорофеев, взглянув в глаза Злате или все же атаковав ее пышный бюст. – Версию про обслуживание ж/д путей мы не выдвигали.

– Это все по портрету? – безучастно спросил я, опасаясь хвалить криминального психолога. Слишком было рано для похвалы.

– Да, теперь что касается почерка, – тоном прокурора ответила Золотарева, перевернув страницу заметок. – Про очевидное сходство убитых девушек повторяться не буду. Я уже выдвинула предположение почему он выбирает именно такой типаж. Следуя показаниям родных и свидетелей, девушки пропадали либо в пятницу вечером, либо в субботу ночью. Что говорит нам о том, что преступник не женат, либо не сильно привязан к семье, или же работает по графику в ночные смены. Жертвы были найдены без верхней одежды в одном нижнем белье и, что примечательно, из одного комплекта. Исходя из этого можно предположить, что они целенаправленно шли с ним на свидание и насилие происходило в другом месте. К примеру, в машине преступника, в гостинице или дома у девушек. Жертв он выбрасывает в лесополосах, личные вещи раскидывает возле трупа в хаотичном порядке. Документы и телефоны у всех жертв тоже отсутствовали. Что свидетельствует либо о том, что они вовсе не носили их с собой, либо преступник забирал их, опять-таки в качестве трофея, или чтобы правоохранители не смогли долгое время опознать личность жертвы. Телефон забирал соответственно для того, чтобы мы не отследили его. Предполагаю, что там хранятся переписки с убийцей. Но, примечательно, что двое девушек были студентками и, по показаниям свидетелей, всегда носили с собой студенческие билеты, чтобы получать различные скидки, бонусы и льготы. Поэтому, судя по всему, вторая версия является верной. Что подтверждает мое предположение о том, что он харизматичный и имеет неплохую машину. Две последние жертвы не проститутки, значит вполне могли добровольно пойти с ним на свидание. И преступник, в свою очередь, завлек их своей внешностью и автомобилем. Эту версию опять же подтверждает тот факт, что они были в тщательно подобранном кружевном белье, – девушка прервалась на мгновение, увлечено перелистнув страницы своих записей. – На этом… пока все. Это все, что мы имеем на данный момент. Возможно, картина прояснится, когда отыщем еще несколько похожих преступлений в других городах.

Я прочистил горло, поправив широкий ворот черной водолазки.

– Уже лучше, Злата Анатольевна. Вы прислушались к моему совету и исправляетесь. Сергей прав, версию с железнодорожниками мы еще не выдвигали. Думаю, она тоже стоит обсуждения и проработки.

Профайлер благодарно кивнула, просияв от гордости. Это именно то, чего я опасался. Хвалить тоже нужно уметь вовремя.

– Значит так, Матвей, завтра ты сидишь на камерах и продолжаешь составлять список водителей фур, которые были в рейсах в нужный нам период. Смотришь фуры всех, как местных, так и других сибирских компаний. Позже я отправлю к ним официальный запрос на предоставление личных данных сотрудников. В понедельник я поеду в офис к тому принципиальному директору и буду с ним разговаривать, – заявил я, тут же уловив умоляющий взгляд Золотаревой. – Ладно, мы со Златой Анатольевной поедем в офис «Транс-Сибирь».

– Но, Марк Александрович, завтра же воскресенье, – растерянно пробубнил Краснов голосом обиженного подростка.

– Матвей, тебе давно пора запомнить, что у спецгруппы выходные только на бумажках. Через три дня и так неделя майских праздников, успеешь отдохнуть, – твердо произнес я, взглянув на парня из-под ресниц. Он опустил расстроенный взгляд на стол, недовольно поджав губы. – Так, Дорофеев, ты узнал что-нибудь о первой жертве?

– Подруги ее подтвердили, да и родственники тоже, что она была проституткой. Напрямую никто не знал, но догадывались откуда у двадцатилетней девушки новенький автомобиль и собственная двушка в центре города. Единственное, никто точно не знает, когда она пропала. Судмедэксперт называет начало декабря. Поэтому нам остается только догадываться.

– Ясно. Мы исключили личные мотивы. Девушки не были знакомы друг с другом и из общего у них только внешность, – размышлял я вслух скорее для себя самого. – Первая жертва была проституткой, вторая и третья обычными студентками. Нужно выяснить как убийца с ними знакомился, но сначала найти предполагаемого преступника. У нас даже подозреваемого нет. Поэтому продолжаем копать в этом направлении. У остальных поручения остаются те же. Работаем.

Глава 9

Я завел двигатель черного Форда Мондео с красными декоративными полосами —служебного автомобиля, который предоставили нашей группе на время проведения расследования. Завернул на главный проспект города и пожалел о времени, выбранном для той поездки. Восемь утра – самый расцвет час пика, и я совсем забыл учесть это при планировании поездки.

В салоне автомобиля раздавался беспощадный приторный аромат парфюма Золотаревой с нотками ванили. Она потянулась к магнитоле, с минуту скакала по радиоволнам, пока не нашла максимально попсовую девчачью песню с розовыми соплями. Девушка удовлетворенно откинулась на спинку сиденья, а ноги ее, облаченные в привычный черный капрон, дергались в такт песне. Впрочем, весеннее удлиненное пальто цвета увядших листьев хотя бы на время прикрывало ее очередное вызывающее изумрудное платье с открытым декольте.

– Нет, мы не будем это слушать, – отрезал я, притормозив на светофоре, и одним нажатием подушечки пальца выключил радио. В салоне раздалась долгожданная тишина.

– Почему нет? – удивилась девушка с неподдельным интересом.

– Потому что сейчас раннее утро, и я хочу провести его в тишине, сосредоточившись на работе.

– Ты выпил уже два стакана кофе и все еще не проснулся? – фыркнула Золотарева, махнув рукой. – Ну, хорошо. Если тебе не нравится эта песня, включи другую.

– Когда это мы перешли на «ты»? – поинтересовался я и вскинул бровь, нетерпеливо барабаня подушечками пальцев по рулю.

Злата прыснула, как пятнадцатилетняя девчонка.

– Да брось, мне тридцать три, и я не настолько стара, чтобы выкать ровесникам. В комитете при сотрудниках – окей. Но не при личной встрече.

– Мы не на личной встрече, Злата, а на рабочей, – строго произнес я, завернув за угол нужной улицы. Навигатор показывал, что до места назначения оставалось около двенадцати минут.

– Мда, не думала, что московские следаки такие душнилы.

Она театрально закатила глаза и показательно переплела руки на груди. Я повернул голову в ее сторону, одарив не самым приятным взглядом. В ответ девушка пожала плечами и широко улыбнулась, продемонстрировав ровные отбеленные зубы.

– Ладно, ладно, прости. Но ты тоже в нашу первую встречу прожевал меня и выплюнул, – призналась Золотарева, но в ее голосе отсутствовал какой-либо намек на обиду. – Я, кстати, не думала, что к нам из Москвы пришлют молодого следователя. Думала, вот приедет какой-нибудь старый шестидесятилетний дед и будет меня за задницу щипать.

Злата коротко усмехнулась собственным словам, мельком косясь в мою сторону.

Мое лицо отображало абсолютное спокойствие. Профессиональная деформация, так сказать. Когда ты сам читаешь людей по эмоциям, жестам и физиогномике, как открытую книгу, то невольно сам начинаешь подозревать, что они могут считывать тебя в ответ. Поэтому я всегда осторожничал, и невозмутимое выражение вошло в абсолютную привычку. К тому же, Золотарева отлично считывала людей, в этом я уже успел убедиться.

– А ты переживаешь, что к тебе никто не пристает? – в ответ усмехнулся я, мельком поглядывая в навигатор.

– Вообще-то, как раз наоборот, – заверила профайлер, направив взгляд в лобовое стекло. – Я всегда была мишенью для мужских взглядов. К этому еще можно привыкнуть, а вот к тому, что незнакомые мужики позволяют себе дотронуться до меня… нет. И да, предугадывая твой вопрос, я не собираюсь одеваться по-другому. Это мой стиль, выработанный годами, и в этой одежде я ощущаю себя комфортно… ощущаю себя собой. И плевать, что думают обо мне другие. Иммунитет к хейту у меня выработался еще со времен универа.

Я глухо усмехнулся и задумчиво почесал костяшкой указательного пальца губной желобок.

– Зачем ты вообще пошла в эту сферу? За семь лет добиться того, чтобы тебя приглашали в госструктуры помочь с расследованиями, это серьезный показатель. Либо ты карьеристка, либо… фанатеешь от психопатов.

Девушка тяжело выдохнула и спустя минуту ответила:

– Полагаю за тем же, зачем и ты. Еще в универе я практиковалась на деле Ангарского маньяка – Попкова. Изучила его биографию, профиль. Ездила к нему на интервью, как лучшая студентка курса, где журналисты задавали ему вопросы. А на примере Кулика – иркутского монстра – писала дипломную на тему «психологический портрет серийного преступника». В БГУ только ленивый не писал курсовые и дипломы на «местных» психопатов. Кому-то на курсе Попков приходился троюродным дядей, а Кулик двоюродным дедушкой. Такое было сплошь и рядом, и все мы выбрали профилирование. Это было до жути интересно.

– Ты настоящий фанатик серийников, – заключил я.

– Мне просто повезло, что на момент моей практики Попков еще был в СИЗО. И потом… что в этом плохого? – она беззаботно пожала плечами. – Трудно всю жизнь прожить в рассаднике маньяков и не знать о них ничего. К тому же, я убеждена, что абсолютному большинству интересны серийные убийцы. Просто кто-то об этом не говорит в открытую, а кто-то даже связывает жизнь с погоней за ними. Да всем интересно покопаться в мыслях серийника, и узнать, что творится у него в голове! Что за чем следует и так далее. Разве нет?! Мы с тобой мало чем отличаемся – я помогаю узнать серийников получше, сузить круг подозреваемых, а ты их ловишь и сажаешь за решетку.

Я хотел было возразить, что справлялся в большинстве своем без профайлеров, и что следователи тоже своего рода психологи-криминалисты. Но мы уже подъехали к нужному офису, и это был не самый подходящий момент для жаркой дискуссии. Офис транспортной компании с не особо оригинальным названием «Транс-Сибирь» располагался на окраине центра Иркутска, что уже говорило о немалом бюджете компании. Помимо него в пятиэтажном деловом центре располагались и другие офисы как небольших фирм, так и совсем маленьких контор. Нам пришлось пройти три лестничных пролета и длинный узкий коридор с бесконечными кабинетами с пестрящими табличками компаний, прежде чем я постучался в нужную дверь. Нас встретила молодая брюнетка в деловом костюме, оглядев слегка недоуменным взглядом.

– Доброе утро. Чем могу помочь? – произнесла она доброжелательным голосом, но взгляд ее искрил осторожностью. Вероятно, она догадывалась, кто стоял перед ней.

– Специальная группа СК РФ. Старший следователь Одинцов, – я представился, развернув красное удостоверение. – Могу я поговорить с Власовым Олегом Вячеславовичем?

Лицо секретарши мгновенно побледнело. Она растерянно распахнула губы, собираясь что-то сказать, как вдруг мужской голос позади опередил ее:

– Таня, ну кто там еще…

Власов выходил из кабинета, на ходу натянув серый пиджак. Как только его секретарша отошла от двери, продемонстрировав незваных гостей, мужчина замер. С минуту он продолжил стоять на месте и пару раз то ли нервно, то ли растерянно провел рукой по темным волосам, подстриженным в обыкновенную спортивную стрижку бокс, не требующую укладки.

Первым делом обратил внимание на его квадратную форму лица, что характеризовало его как человека активного, лидера по натуре. Человека с твердым характером, который может быть упрям и резок, но всегда уверен в своих желаниях. Глаза у него были «драконьи» – большие, бутылочно-зеленого оттенка с властным взглядом и немного закрытым веком. Вполне вероятно, они свидетельствовали об авторитете Власова.

– Доброе утро, Олег Вячеславович, – ровным тоном произнес я, повторно раскрыв удостоверение.

– Доброе… – подозрительно отозвался тот, недоуменно разглядев сначала меня, мое удостоверение, а затем и Золотареву. – Ваши люди уже приходили на прошлой неделе, и я ясно дал понять, что…

– Майор Одинцов.

Я протянул ему руку. Он, не думая, тут же пожал ее своей шершавой ладонью, но с неким напряжением. Кончики моих пальцев слегла дотронулись до его дорогих часов, свисающих на правом запястье. Власов тут же одернул руку и нервозно поправил рукав пиджака, натянув его зачем-то вплотную на часы.

– Не стоит быть столь категоричным, – мягко сказал я, улыбнувшись одним кончиком губ, и вернул удостоверение во внутренний карман кожаной куртки. – Если у вас имеются проблемы с налоговой или еще какие-то нерешенные вопросы с другими ведомствами… я вас уверяю, мы лезть не будем. Наша задача – раскрыть преступление.

Олег нахмурился, и я уловил толстую межбровную морщину на его переносице. Квадратные ноздри слегка расширились, и с точки зрения физиогномики олицетворяли напористого и решительного человека, готового ради задуманной цели пойти по головам. Губы его, тонкие и бледные, на мгновение поджались. Вероятно, я сказал что-то, что противоречило его собственным мыслям. У него явно было недоверие к правоохранителям и власти в целом.

– А мы здесь причем? Мы честно выполняем свою работу, осуществляем доставку грузов. Какие преступления, товарищ следователь?

– Мы можем поговорить в вашем кабинете, а не в коридоре? – вежливо спросил я, кивнув в сторону двери.

Власов вновь недовольно поджал губы, кинул неоднозначный взгляд на секретаршу и нехотя распахнул дверь собственного кабинета. Мы со Златой тут же вошли вовнутрь и бегло огляделись. Ничего особенного: обыкновенный деревянный стол посередине, компьютер сверху, принтер, несколько документов, канцелярские принадлежности, дорогое компьютерное кресло с мягкой обивкой и двустворчатый шкаф из ДСП. Это все, на что хватило места в длинном узком помещении прямоугольной формы.

Но первое, за что зацепился взгляд – фотография молодой девушки на столе. Ее пухлые губы были растянуты в лучезарной улыбке, светлые волосы небрежно уложены в высокий пучок, а глаза такого притягательного молочно-голубого оттенка излучали необъяснимую гнетущую и мучительную тоску. Ее не смогла скрыть даже та обаятельная улыбка, которую девушка так демонстрировала на камеру. Она сидела на сером диване, обняв одну коленку, и лямка от топа на ее предплечье слегка спала, оголив тонкую и изящную ключицу. Сколько ей было? Судя по детским чертам лица – не больше двадцати.

– Девушка ваша? – спросил я, чуть не сказав «дочь», но вовремя опомнился и кивнул на фото. – Красивая.

– Жена, – резко и ревностно отрезал Олег, с грохотов опрокинув рамку с фото лицом вниз. – О ней будем говорить?

Он перешел на короткие и рваные фразы – безошибочный признак того, что я раздражал его одним лишь присутствием. Мы со Златой мельком обменялись проницательными взглядами, сразу после странной выходки мужчины.

Я удивленно приподнял бровь, взглянув на правую руку Олега. Обручальным кольцом, и даже следом от него там и не пахло. Власов был ровесником Дорофеева, но выглядел намного лучше старшего оперативника. Он обладал подтянутым и даже спортивным телосложением с широкими плечами и практически наверняка в меру накачанным торсом, поскольку пивного живота как у Сергея, я не заметил. Ростом он был на полголовы ниже меня. А мой рост, если не изменяла память, был около ста восьмидесяти пяти сантиметров, и последний раз измерял я его в армии.

– Девушка тоже из комитета? – с недоверием спросил он, мельком оглядев Золотареву.

– Простите, забыл представить. Злата Анатольевна – профайлер, – ровным тоном сообщил я, вскинув руку в ее сторону.

Девушка вежливо кивнула, а Власов напряженно застегнул пиджак на две пуговицы, с недоверием сощурив взгляд. Держу пари, он слышал о профайлинге только из зарубежных фильмов.

– Профайлер? – произнес мужчина так, словно пробовал новое слово на вкус. Как я и предполагал. – Что за должность такая нынче?

– Я психолог-криминалист, – с добродушной улыбкой произнесла Золотарева. – Изучаю серийных убийц, составляю их портреты по почерку, и просто помогаю хорошим ребятам ловить плохих людей.

Я сразу догадался, девушка не спроста уточнила свой вид деятельности. Она могла обойтись лишь простым объяснением о криминальной психологии, но решила изучить реакцию мужчины. Власов же в тот момент прочистил горло, откашлялся и быстрым шагом встал за свой стол прямо напротив нас. Ему срочно понадобилось соблюсти дистанцию между сотрудниками СК.

– А, вы пришли по поводу того маньяка… – неожиданно потеплевшим голосом сказал он, растерянно переставив шариковую ручку из одного отсека органайзера в другой. – Значит это не просто слухи. Простите… я просто очень переживаю за жену. Она у меня такая беззащитная, молодая и просто красавица… настоящая мишень для всяких психопатов. Ей и так приходится долгое время оставаться одной, а тут еще и маньяк какой-то разгуливает. Вы еще не поймали этого урода?

Он с надеждой поднял на меня взгляд.

– Мы работаем над этим. И вы очень нам поможете, если предоставите всю информацию о своих сотрудниках, включая графики рейсов и номера фур, на которых они выезжали в период с октября по март. Как вам удобно, можно на внешний носитель, можно в печатном виде.

– Ах, да… конечно. Я все предоставлю, – Власов тут же сел за компьютер и принялся орудовать мышью. – Вы простите, что выгнал тогда ваших ребят. Они не рассказали толком ничего… Так бы я сразу предоставил. Понимаете, у меня много конкурентов, и липовые сотрудники полиции заходили ко мне «погостить» уже раза два. С тех пор я не доверяю никому, – он вновь поднял на меня взгляд и криво улыбнулся. – А вы, сразу видно, человек серьезный, из Москвы абы кого посылать в наше захолустье не будут.

Золотарева расплылась в самодовольной улыбке с укором покачав головой, и принялась расхаживать по кабинету. Власов протянул руку, и я передал ему пустую флешку Краснова. Копирование файлов заняло не больше трех минут. Когда операция была выполнена успешно, Олег протянул руку для рукопожатия.

– Рад знать, что этого психопата скоро поймают, и мы все сможем спокойно выдохнуть, – произнес Власов, крепко сцепив мою ладонь. – Спасибо за вашу работу.

Я неловко кивнул, удивленный такой резкой перемене настроения.

– Олег, там из бухгалтерии… – позади неожиданно раздался мужской голос. – О, у нас гости…

Мужчина чуть помладше Власова растерянно застыл в дверном проеме, как только распахнул дверь кабинета.

– Глеб, это сотрудники следственного комитета, – спокойно отозвался Олег, словно говорил о своих старых знакомых.

Глеб быстро заморгал и мельком поправил синий галстук. Мне даже показалось, что он побледнел.

– Что-то случилось? У нас проблемы? – с растерянной улыбкой спросил парень лет тридцати. А после опомнился и первый подал мне руку для рукопожатия. – Э-э-э… Доброе утро. Глеб, замдиректора и по совместительству юрист.

– Старший следователь Одинцов, – представился я, вежливо кивнул и ответил на рукопожатие. – Моя напарница Злата Анатольевна.

Глаза Глеба тут же метнулись в сторону Золотаревой и вспыхнули едва уловимым огоньком, как только встретились с внушительным декольте профайлера.

– Все в порядке, Глеб, расслабься, – усмехнулся Власов, подавив неловкий смешок. – Мы всего лишь помогли следственному комитету в раскрытии дела.

– Спасибо за сотрудничество со следствием. Всего доброго, Олег Вячеславович, – произнес я, и кивнул в сторону опрокинутой фотографии голубоглазой блондинки на столе. – И жену свою берегите.

– Обязательно, товарищ следователь, – отозвался он с натянутой улыбкой.

– Че это было?! – раздался недоуменный тихий голос замдиректора из глубины кабинета.

Мы вышли из здания, и я с тоской обнаружил – начался дождь. Самая ненавистная его вариация – мелкий, покрапывающий, который так и шепчет «выйди без зонта, меня не так уж и много». А, проведя на улице пять минут, промокаешь едва ли не до нитки. Благо машину я припарковал в нескольких шагах от входа. Едва мы плюхнулись на сидения, Злата тут же достала из сумочки пудреницу и принялась наспех поправлять макияж.

– Не говори, что я одна это заметила, – пробубнила она и кончиком мизинца дотронулась до уголка губ.

– Что именно? – невзначай спросил я, не придав большого значения ее вопросу. А затем пристегнул ремень безопасности и завел двигатель.

Золотарева испустила нетерпеливый вздох, оторвалась на мгновение от пудры и взглянула на меня как типичный подросток на надоедливого родителя.

– Ты же сам обратил внимание на его жену.

– А, ты про это, – опомнился я, тронувшись с места. Скрипящие дворники на лобовом неприятно поскрипывали. – Да, она похожа на жертв нашего маньяка.

– Да она охренеть как похожа! – воскликнула девушка, эмоционально всплеснув руками. – Причем и по возрасту тоже вроде подходит…

– И к чему ты ведешь? – усталым голосом спросил я, притормозив на первом подвернувшемся светофоре.

– Помнишь, я выдвигала версию, что бывшая жена или девушка маньяка с подобным типажом внешности могли издеваться над нашим убийцей? Ты заметил обручалку на его пальце? Вот и я нет.

Я раздраженно выдохнул.

– И что? Это ничего не объясняет. Может, он не любитель носить кольца или у них скоро свадьба? К тому же, зачем ему хранить на столе фотографию человека, которого он, как ты говоришь, ненавидит?

Я ожидал, что Золотарева продолжит яростно отстаивать свою версию, но она вдруг помрачнела и обмякла на сиденье.

– На счет свадьбы я не подумала. А вот по поводу фото… – Злата задумалась на мгновение, а после просияла. – Что, если он настолько ненавидит ее, что хранит ее фотографию на столе? И каждый раз, когда смотрит на нее, все ярче и ярче представляет, как расправляется с ней с особой жестокостью… – она сделала паузу, уловив мой недоуменный взгляд. – А что? Он показался мне каким-то дерганным… А еще он определенно точно равнодушен к темненьким и рыженьким девушкам. Это я поняла по тому, как он смотрел на свою секретаршу и на меня. В отличие от его зама. Этот юрист за пару секунд успел меня до трусиков раздеть, а Власов даже глазом не моргнул.

Губы растянулись в непроизвольной улыбке.

– Логично, у него жена блондинка. Поэтому, с вероятностью девяносто процентов могу утверждать, что Власов предпочитает блондинок. Или просто очень любит свою жену. А юрист на тебя так смотрел, потому что холостой. Это я еще заметил по плохо проглаженному воротнику его рубашки. К тому же, возле галстука на рубашке выглядывало плохо застиранное желтое пятнышко, которое он старался прикрыть галстуком. Наверняка, питается в столовых или местных кафешках, и замарал рубашку соусом от бургера или хот-дога. Жены практически никогда не отпускают мужей в подобном виде на работу, ведь постиранная и выглаженная одежда мужчины – это лицо его супруги. У того же Власова костюм и рубашка были идеально отпарены без единой складочки. Наверняка, жена наглаживала все утро.

Золотарева недовольно сморщила нос и с недоверием переплела руки на груди.

– Что за консервативные замашки? Я бы уж точно не гладила костюм мужу в шесть утра только лишь ради того, чтобы другие люди не подумали обо мне как о плохой жене!

– Послушай, Власов обычный мужик. Да, имеет авторитарные замашки, но они есть чуть ли не у всех руководителей, – заключил я, но ее слова в тот момент все же посеяли зерно сомнения. О чем я, конечно же, ей не сказал. – Думаю, тебе не помешает отдохнуть от расследования на пару дней. Ты уже каждого встречного записываешь в убийцы.

Девушка досадно выдохнула, задумчиво надув губы.

– Ладно, давай заедем за кофе, а потом сразу в управление. Но на выходные я не уйду, даже и не надейся! Пока не найдем убийцу, я не смогу успокоиться.

Я ухмыльнулся, как раз завернув на парковку ближайшей кофейни.

– Первая здравая мысль за все утро.

Глава 10

У знакомого подъезда встретил видеодомофон со всевидящим «глазом» по середине. Я сильнее натянула широкий капюшон на волосы и встала в профиль, избегая камеры. Повозившись в сумочке Кристины, достала ключи и приложила небольшую синюю кнопочку к домофону. Дождавшись писка, и уловив на экране надпись «входите», я потянула дверь на себя, стараясь не светить лицом в камеру.

В самом подъезде камеры ожидали на каждом шагу: в предбаннике, в лифтовом холле, в трех лифтах, на каждом этаже и наш собственный видеоглазок на входной двери. Я абсолютно точно знала, они записывали не только изображение, но и звук, поэтому действовала максимально осторожно. В нашем доме скрыться было нереально, учитывая, что каждый собственник жилья имел круглосуточный доступ к камерам через приложение на смартфоне. Не знаю как, но в случае чего, следственный комитет или полиция по любому смогут получить доступ к видеонаблюдению. В этом я почему-то не сомневалась.

Мне удалось аккуратно проникнуть в квартиру, не привлекая лишнего внимания, и не поднимая взгляд в камеры, напичканные в каждом углу. Действовала максимально тихо, чтобы не разбудить соседей по лестничной площадке, а их было не мало – четырнадцать квартир на этаже. Наше гнездышко – если его еще можно было назвать таковым – находилось на самом последнем двадцать пятом этаже.

Когда впервые зашла туда, обомлела от красоты. Прежде мне не удавалось бывать в квартире с панорамным балконом в восемь метров длиной, откуда Иркутск открывался как на ладони. А закаты какие там были чудные… завораживающие! К тому же, балкон тот был двухэтажный, где дополнительным уровнем служил технический двадцать шестой этаж – вот такой подарок сделал застройщик всем тем, кто купил квартиры на последнем этаже. Для меня тогда это было чем-то невероятным.

Сама же трехкомнатная квартира выглядела как идеальная картинка из «Пинтереста»: встроенная графитовая кухня в стиле модерн без ручек, совмещенная с просторной гостиной; небольшая уютная спальня, в которую поместился лишь встроенный шкаф с тремя зеркальными дверьми-купе, узенький туалетный столик с овальным зеркалом и настенный плазменный телевизор, висящий напротив кровати. А широкая двухместная кровать была для меня чем-то космическим и нереальным – парящая или летающая кровать с подсветкой с приятным теплым оттенком! Туалет и ванная комната – были моим особым удовольствием – сделаны в стиле модерн из серого керамогранита в сочетании мебелью из светлого дерева; а также душевая кабина с ванной, где я слушала расслабляющую музыку, наслаждаясь горячей водой и пенкой. Еще была святая святых – кабинет Олега, который в скором времени он хотел переделать под детскую. Там все было обставлено максимально просто: минималистичный рабочий стол с ноутбуком, небольшой диванчик с телевизором и приставками, и моя особая любовь – белое кресло-кокон с несколькими подушками, где я любила читать книги, смотреть фильмы и дремать с подушкой в обнимку.

В нашей квартире были все удобства современного человека: посудомоечная и стирально-сушильная машины, робот-пылесос с функцией влажной уборки, паровая швабра, беспроводной пылесос для кухни и даже парочка роботов мойщиков окон. Олег никогда не жалел денег для хозяйства и моего бытового удобства. Стоит ли говорить, что его квартира была для меня какой-то нереальной картинкой из мечты, после старой разваленной хрущевки родителей и университетской общаги, кишащей ползающими вредителями всех видов и размеров?

По дороге домой судорожно вспоминала все просмотренные фильмы и сериалы про полицейских, и никак не могла найти ответ на вопрос: существуют ли технологии определения свежести отпечатков пальцев? Гуглить было довольно подозрительно. В наше время все пользователи всемирной паутины находятся под условным колпаком. Да и в случае чего, ментам не составит особого труда изъять мои гаджеты и проверить все, что так или иначе относится к делу. Поэтому запрос в гугле по поводу отпечатков пальцев они сочтут весьма и весьма подозрительным.

Рисковать я не стала.

Наверняка разглядывать отпечатки начнут прямиком с ручки двери. Поэтому я натянула рукава толстовки на пальцы и вошла вовнутрь. Затем последовала на кухню, еле как достала из шкафчика аптечку и натянула смотровые медицинские перчатки приятного синего цвета, оставшиеся еще после карантина во время ковидных ограничений.

Облегченно выдохнула, сняла капюшон и огляделась. В воздухе еще витал аромат свадьбы: гостиная пропахла стойкими ароматами лаков для волос, которые незадолго до выхода набрызгал на мою укладку стилист по прическам; ламинат в коридоре и в спальне был усыпан маленькими блестками от свадебного платья, которые переливались от различных преломлений света; на кухонном столе красовались остатки еды и пустые тарелки, а кухонная мойка из темного камня была заставлена грязными фужерами из-под шампанского и сока.

Руки буквально чесались тут же начать наводить порядок, проветрить квартиру и запустить робота-пылесоса перемывать все полы в доме с функцией повышенной влажности. Сделав первый шаг к балконной двери, я замерла. Прежде всегда ругала Олега, что он, выходя из дома, запирал все окна, неважно на сколько часов мы уходили. Будто опасался, что сквозь открытые окна балкона нас могли обокрасть на двадцать пятом этаже. Я же, напротив, распахивала все, что можно, чтобы прийти в проветренную и свежую квартиру.

Но в тот день была важна каждая деталь. Даже такая странная на первый взгляд мелочь, как удушающий запах лаков. Поэтому я отбросила идею проветривания, вместо этого распахнула холодильник и вытащила недопитую бутылку кока-колы. Прохладная жидкость прошлась по пищеводу и расслабила изможденный организм, а сахар будто и вовсе придал дополнительный заряд бодрости.

Было уже за полночь. Квартира в тот день выглядела мрачно и жутковато. Быть может, так мне казалось из-за нервов и ситуации в целом. Сглотнув болезненный ком в горле, допила остатки колы и запихнула пустую бутылку в отдельно взятый пакет, который намеревалась прихватить позже в качестве мусора.

Затем сразу включила свет в кабинете Олега и со стучащим в ушах сердцем подошла к сейфу за плотной серой шторой блэкаут. Сейф был прикреплен к стене и имел небольшую, но вместительную прямоугольную форму, поэтому легко маскировался за шторой. Дрожащие пальцы в облегающих перчатках с первого раза набрали выученный назубок код – муж доверял мне во всех вопросах, поэтому я знала секретную комбинацию цифр, но лишь для использования в экстренных случаях. Электронный кодовый замок с первого раза поддался и без проблем приоткрыл секретную дверцу.

Взгляд мгновенно зацепился за промелькнувшую рукоять пневматического пистолета. Отличила его от боевого только лишь потому, что неоднократно стреляла из пневмата в тире. Олег обожал стрелять и пару-тройку раз в месяц водил меня в тир. В конце весны и все лето он практически каждые выходные посещал тиры, оправдывая это тем, что только таким образом снимает напряжение от нервотрепки на работе. Так я научилась держать оружие в руке и даже с десятого раза попадать в мишень.

Поначалу испуганно отпрянула, схватилась за лоб и громко протяжно выдохнула. Прежде, когда открывала сейф еще полгода назад, оружия там не было. Секунду поразмыслив, тут же взяла пистолет в руки и, не разглядывая его, запихнула в рюкзак.

После принялась перебирать пачки денег в трех разных валютах. Из них в рублях оказалась одна единственная, благо Олег попросту не успел обменять валюту. Он откладывал деньги на строительство частного дома вблизи Байкала – это являлось его главной целью на ближайшие три года. Не глядя, взяла рубли и спрятала их во внутреннем кармане рюкзака, вероятно, там было не больше двухсот тысяч. Остальные пачки с иностранными валютами решила оставить для правдоподобности. Оперативники наверняка заглянут в сейф едва ли не в первую очередь. Интересно, сколько там останется денег после обыска? Оставалось лишь надеяться на честность и высокие нравственные качества правоохранителей…

Затем наступила очередь для того, ради чего я, собственно, и пришла. Вытащила из рюкзака черный плотный пакет с уликами. Пальцы то и дело наталкивались на острые углы корочек, скрывавшимися за пакетом. Затем аккуратно положила их в самый дальний угол, прикрыв пачками денег, и с грохотом захлопнула дверцу сейфа до характерного щелчка.

Во рту мгновенно пересохло от иррационального страха и удушающего волнения. Сердце отчаянно колотилось в груди, отзываясь в барабанных перепонках, пока я небрежно прикрыла сейф шторой и выбежала на кухню в поисках очередной бутылки с колой. Сразу после принялась потрошить шкаф в спальне, пытаясь поразмыслить какие вещи пригодятся в первую очередь. Долго думать не пришлось – из квартиры нужно было выходить, не привлекая соседей и прохожих своим розовым чемоданом для путешествий. Поэтому рюкзак Алисы и небольшая, но вместительная спортивная сумка Олега спасли ситуацию.

Через полчаса вещи первой необходимости были собраны. Подумав, в чем же я пойду на следующий допрос в СК, прихватила еще парочку летних платьев для правдоподобности. Остальная одежда была выбрана по удобству, и насколько та не привлекала внимания прохожих. Остатки вещей постаралась прилежно повесить обратно в шкаф, чтобы у оперативников не возникло лишних вопросов. У них будет три варианта: либо я плохая хозяйка и неряха, которая не следит за порядком вещей в шкафу, либо я заранее знала о задержании Олега и собрала вещи до свадьбы, либо проникла в квартиру уже после и собирала вещи впопыхах.

Когда спортивная сумка была укомплектована средствами личной гигиены первой необходимости, различными зарядными устройствами, беспроводными наушниками и одеждой, я принялась смывать профессиональный стойкий макияж. Мысли в голове путались. Страх и паника опережали рациональное мышление. Руки все еще тряслись, а смывать макияж с перчатками было крайне трудно. Но случайное касание предметов по забывчивости и банальной привычке могли привести к незапланированным опечаткам и большим последствиям.

Ванная в душевой кабине так и соблазняла своим видом на протяжении всего времени, что я там находилась. Едва сдержала порыв понежиться в густой пене и расслабиться с ароматными и успокаивающими солями. Вместо этого приняла быстрый душ, чтобы смыть остатки косметики, разлепить волосы от стойкого железобетонного лака и к чертям смыть с себя тот день.

Кутая сырые волосы в полотенце, я вдруг опомнилась и судорожно принялась насухо натирать стенки душевой кабины вместе с ванной. Влажное полотенце проникло во все имевшиеся щели и вытерло насухо каждый сантиметр полочек, мыльниц и различных флакончиков с шампунями и бальзамами.

– Твою мать… что я делаю?! – отчаянно взвыла я, когда ванная комната была насухо вымыта, а парочка мокрых полотенец покоились в руках. – И куда мне вас деть?

Долго думать не пришлось. Я сорвала сырое полотенце с головы и запихнула все имеющиеся мокрые вещи в стирально-сушильную машинку на режим сушки.

У меня оставалось не больше часа. Время пошло.

Расчесала влажные волосы и осушила вторую литровую бутылку колы после душа. Кожа под перчатками начала преть и неимоверно чесаться. То ли тот зуд был вызван долгим нахождением в латексе, то ли обыкновенным стрессом. Я не знала. Времени на обдумывание не было. Да и желания тоже.

Вышла на балкон. Все панорамные окна были наглухо закрыты. Я подошла к прозрачной стеклянной пепельнице, на которой все еще оставалась парочка окурков Олега. Обычно он никогда не оставлял их, и пепельница всегда оставалась чистой. Но в день свадьбы, вероятно, он переволновался и забыл их убрать.

Интересно, они все еще хранили его ДНК? Ухмыльнулась, перевела взгляд на пачку сигарет. Вот же ирония, точно такие же курил Толик. Тяжелые, вонючие, с нелицеприятным изображением гангрены на упаковке, в конце концов, они соблазнили меня. Я прикрыла дверь балкона, отодвинула парочку створок, вдохнула ночной прохладный воздух и зажгла одну сигарету из пачки. Оранжевый огонек на конце мгновенно отобразился в приоткрытом окне напротив. Теперь-то уж точно ядовитый табачный дым перебьет все ароматы квартиры.

Жадно, с тяжелым кашлем, выкурила одну, затем вторую, а когда очередь дошла до третьей, краем уха уловила короткую вибрацию телефона. Зашла обратно в квартиру с зажженной сигаретой во рту и пепельницей в руках, с интересом и опаской взглянув на экран телефона, лежащего на стеклянном овальном столе.

+7(924)-647-20-36: «Кто опять курит дома?! Ну сколько можно?».

+7(901)-313-85-55: «Руки бы лично поотрубала таким личностям! Неужели сложно выйти на балкон подъезда?!».

+7(964)-911-11-91: «Вы правы. Именно такие люди и выкидывают бычки с окон, которые потом залетают в окна нижних этажей и создают пожароопасную ситуацию!!!».

Я с раздражением закатила глаза, когда мельком прочла соседский чат нашего дома.

– Пошли вы на хер…

Выдохнула последнее облако дыма и нехотя затушила сигарету. После выкинула свой бычок в пакет с пустыми из-под колы бутылками и отнесла пепельницу на балкон с остатками окурков Олега. Пищащая мелодия холодильника раздалась еще раз, когда я открыла дверцу, чтобы забрать последнюю бутылку кока-колы. Сделала парочку глотков, и ощутила, как меня окончательно накрыло.

Я долго сдерживалась, находясь на допросе, а затем и в квартире, где каждая мелочь напоминала о нем. Любая вещь, от одного взгляда на которую, вызывала рандомные воспоминания. Десятки и сотни случаев, связанных только с ним, накрывали новой волной боли. Знакомство, первая встреча, бесконечные переписки с утра до ночи, первая ссора, дорогие подарки, первый секс, рестораны, первая совместная поездка заграницу, романтичное предложение руки и сердца, свадебные хлопоты… Поняла, что пора остановиться, когда очнулась от короткой мелодии на стиральной машине, оповещавшей, что режим сушки завершен.

Я лежала на теплом полу с подогревом, беспомощно свернувшись калачиком, и беззвучно ревела навзрыд, дав наконец волю эмоциям. Горькие рыдания беспощадно сотрясали грудную клетку. Судорожно размазывала слезы по лицу неудобными и раздражающими перчатками. Как же мне хотелось снять и разорвать их к чертям!

Собравшись с мыслями и более-менее успокоившись, я принялась вставать с пола, облокотившись об край кухонного стола. Но немного не рассчитала траекторию и ладонью в перчатке уперлась об пустую тарелку с остатками еды. Та поскользнулась под тяжестью моего веса и вылетела со стола, разлетевшись на мелкие осколки.

– Да твою мать!!! – воскликнула с рыком злости, разозлившись на весь мир.

Тут же опустилась на корточки и принялась аккуратно собирать осколки, разлетевшиеся по всей кухне. Включать пылесос в третьем часу ночи было слишком подозрительно. В тот день был выходной, к тому же кто-то из соседей не спал, раз учуял запах сигарет. Сидя на корточках с особой осторожностью, собирала белоснежные осколки в ладонь и тихо шмыгала носом. Но в какой-то момент внезапная вибрация на телефоне испугала меня. Я нервно шарахнулась назад и облокотилась двумя руками об пол позади, который был все еще усыпан остатками тарелки.

– Нет… нет… Господи, прошу тебя, только не это…

Внезапная боль пронзила обе ладони, облаченные в синие перчатки. Я вскрикнула от неожиданности и молниеносно поднялась на ноги. Ладони кровило. Они превратились в сплошное кровавое месиво, посеченные небольшими осколками, въевшимися под кожу. Пронзительная боль раздирала плоть, и я тут же побежала в ванную, чтобы не истечь кровью посреди кухни и не оставить кучу следов оперативникам. Вооружившись пинцетом и огромным багажом нецензурной брани, я кропотливо доставала каждый осколок, который только поддавался воздействию. Наконец, с горем пополам обработала мелкие раны, обмотала ладони бинтом и, натянув новые перчатки, принялась развешивать сухие полотенца из машинки на положенные им крючки.

Собираясь выходить из ванной комнаты, напоследок оглянулась на зеркало.

– Только с тобой могла произойти такая тупая ситуация, Анфиса, – с ненавистью прошипела своему отражению.

На меня глядело одутловатое покрасневшее от слез лицо. Я ненавидела его. А еще и ту противную коричневую родинку над губой, которая больше была похожа на коровью лепешку. Она была плоской, не настолько огромной, но и не похожей на маленькую точку, и поэтому я каждый раз яростно замазывала ее тональником. Ненавидела и пухлые щеки с широкими скулами, милую ямочку слева при улыбке… и вообще все, что делало мое лицо детским.

Оно делало из меня лишь красивую куклу, привлекавшую внимание большинства мужчин. Я не выглядела ни на двадцать пять, ни даже на двадцать. Самый максимальный возраст, который мне давали это шестнадцать. Шестнадцать, мать его, лет. Ржевская называла мой типаж лица «беби фейс», а я ей твердила, что оно в буквальном смысле портило мне жизнь.

Большие васильковые глаза превратились в отголоски тусклого отчаяния, а светлые волосы средней длины распушились после душа так, словно я всю ночь протирала ими полы. В меру пухлые от природы губки, которым всегда завидовала подруга, в тот день были искусаны до крови. Под глазами синяки от усталости, а на небольшом лбу две неизменные морщины, которые сопровождали меня во всех стрессовых ситуациях.

Вытерла последние слезы тыльной стороной ладони… или перчатки. Любое воздействие на кожу вызывало неприятную боль. Я с силой сжала челюсть и взглянула в глаза той, которая была виновна во всем.

– На кой черт ты во все это вляпалась…

Кровь. Я должна была смыть кровь. От одной лишь мысли об этом, становилось дурно.

Благо Олег был противником ковров, поэтому в нашем доме не было подобных пылесборников, и мне не пришлось драить еще и их. Достала несколько тряпок, которые не жалко было выбросить, развела моющее средство в ведре и принялась оттирать свои биологические следы в ванной, коридоре и на кухне, используя все существующие нецензурные слова.

Закончив, выкинула кровавые тряпки в пакет с моими окурками и гремящими бутылками из-под колы. На этот раз более аккуратно убрала остатки разбитой тарелки с кухни, под конец внимательно разглядывая каждый осколок с помощью фонарика на телефоне. Мимолетно просмотрела сообщение, из-за которого поранила ладони – соседка вновь сокрушалась по поводу «домашних» курильщиков.

Я прошлась по квартире ровно три раза, пытаясь углядеть все косяки, что могла оставить после себя. Полностью проветрила каждое помещение, изгоняя тяжелый табачный дым и ядовитое моющее средство. Только когда была в полной уверенности, что ничего не забыла и не оставила, взглянула на часы – пять часов утра. На улице уже вовсю было светло, и со двора раздавался шум машин, хозяева которых не спеша отъезжали на работу. Я заранее прочла в интернете, начиная с какого времени суток полиция по закону могла начать обыск жилья – не ранее шести утра.

Завязала волосы в тугой хвост, спрятав его в толстовке, затем напялила черную бейсболку, а на лицо нацепила медицинскую маску. Благо еще не во всех местах убрали масочный режим. Взяла в руки пакет с мусором, надела на плечо рюкзак и спортивную сумку Олега. Оглянулась в последний раз. Я не знала вернусь ли туда еще. А если и вернусь, даже и не хотела представлять, какой погром здесь устроит полиция.

Не так я себе представляла свою первую брачную ночь.

Глава 11

Вышла из подъезда с вещами в руках и раздражающе гремящим пакетом с мусором. Людей практически не было, город еще спал. На удивление, не было даже ветра, но воздух был достаточно прохладным. Отойдя от нашей башни, я завернула за угол дома, чтобы выбросить пакет в чужой мусорный контейнер, и тут же краем уха уловила Глеба, выходящего из автомобиля. Он заблокировал двери, машина пропищала с характерным звуком, и мужчина направился в сторону подъезда.

Я мигом вжалась в стену соседнего дома, опасаясь, что он мог меня заметить.

– Я тебя увидел, – тихо произнес парень, ускорив шаг.

Но было уже поздно. Я показалась из-за угла, все еще пряча лицо за медицинской маской.

– Какого хрена, Ростовецкая? Ты проблем хочешь?! – сокрушался Ермаков, нахмурив лоб. Он подбежал ко мне за считанные секунды, удивленно разглядев мой образ, и говорил чрезвычайно тихо, чтобы камеры не записали звук.

– Все в порядке, Глеб.

– Я вижу, как у тебя все в порядке… Ты же говорила, что поедешь к Кри… – парень одним нервным жестом провел рукой по лицу и громко выдохнул. – И как много улик ты там оставила? И что… что у тебя с руками?!

– Я постаралась сделать вид, что меня там не было, – честно призналась я. – Руки… это я… поранилась немного.

– Немного?! – прохрипел Глеб, вопросительно изогнув бровь. – Ростовецкая, ты же понимаешь… – он сделал паузу, прикрыл глаза на мгновение и продолжил более спокойным голосом. – Ты же понимаешь, что я не смогу тебя отмазать в случае чего? Если вдруг они обнаружат свежие замытые следы крови… Ты… ты хорошо замыла?

– А ты что тут делаешь? – с недоверием спросила я, оглядев обеспокоенное лицо парня.

– Приехал следить за обыском, чтобы менты ничего себе не присвоили и произвели обыск по закону. Ты же знаешь, я им не доверяю. Зато Олег доверяет мне. К тому же, у меня есть ваши запасные ключи, – твердо заявил Глеб, и его темно-карие глаза раздраженно заискрили. – А ты куда собралась?

Я неопределенно пожала плечами.

– Буду искать съемную квартиру. Жить у матери не вариант. Денег на первое время хватит.

– Хорошо, возможно, это даже правильно, – согласился Ермаков, коротко кивнув. – Советую тебе не сообщать никому адрес своего временного проживания. Мало ли, для безопасности. Если что вдруг случится, я всегда на связи… смогу помочь деньгами и со следователем поговорю, если нужно будет.

– Спасибо тебе, – искренне поблагодарила я. – Олег не писал и не звонил?

– Нет, – Глеб отрицательно покачал головой. – Вряд ли он будет звонить мне, слишком опасно. А тебе писал?

Я поразмыслила пару секунд, решая, говорить об этом Глебу или нет. Но после решила, что Ермаков заслуживал знать правду. Поэтому достала телефон и показала ему сообщение от Олега. Его карие глаза быстро пробежались по строчкам, он нервно сглотнул слюну и поправил неизменный синий галстук на шее.

– Анфиса, – прохрипел он как-то неуверенно и обеспокоенно. – Будь осторожна. Неизвестно что всплывет в ходе обыска. Тебе лучше идти, менты приедут с минуты на минуту.

Благодарно кивнула и побежала в сторону проспекта. Глеб дождался, пока я дойду до остановки и скрылся за дверью нашего подъезда. Удостоверившись, что Ермаков зашел в дом, я перешла дорогу по пешеходному переходу и подошла к пекарне, находящейся прямо напротив нашей башни. До ее открытия был целый час, но времени ждать на улице у меня не было. Поэтому я приспустила маску на лице, сняла капюшон, оставшись в одной черной бейсболке, и постучала в стеклянную дверь с вывеской. Забинтованные ладони болезненно изнывали от тяжести сумок, и стучать в стеклянную дверь костяшками пальцев было весьма затруднительно.

Открыли не сразу. Какой-то парень, приблизительно мой ровесник, нехотя отворил дверь, с подозрением оглядев мою сумку и рюкзак за спиной. Он поправил поварской колпак и вытер руки об зеленый фартук.

– Доброе утро. Извините, мой междугородний автобус опаздывает, а ключи от съемной квартиры я уже бросила в почтовый ящик, – убедительно произнесла я, натянув свою самую милую и невинную улыбку. – Не могли бы мы впустить меня на пару часиков?

– Мы открываемся через час, – безразлично ответил повар.

– Я тихо посижу за столиком и никому не помешаю. Обещаю, я скуплю у вас все виды пирожков и не обижу двойными чаевыми, – моя улыбка перешла на новый уровень и стала белозубой, что бывает лишь в крайних случаях.

Парень нехотя согласился и впустил меня. Он заранее предупредил, что я могу расплатиться и поесть только через час, когда заработает касса. Я понимающе кивнула и расположилась за столиком возле панорамного окна, которое открывало вид на наш дом.

Шли минуты, а я не теряла время. Искала съемные квартиры в популярном приложении для поиска недвижимости и попутно писала хозяевам. Решила для себя, что поеду в первую попавшуюся квартиру, чей хозяин ответит первым. Когда пекарня официально открылась, понабрала всего свежего с приятным запахом выпечки и парочку стаканчиков с черным дешевым пакетированным чаем. Купить-то я купила, а вот есть решительно не хотелось. Произошедшие события напрочь отбили весь аппетит. Меня хватило лишь на горячую самсу, все остальное завернула с собой.

Следователь и оперативники в сопровождении сотрудников полиции приехали ближе к восьми утра. Парочка черных Фордов Транзит с ярко-красной полосой и надписью «СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ», а также три стареньких полицейских УАЗика испугали и заинтриговали весь двор. Местные жители с интересом выглядывали из окон, прохожие странно озирались. Некоторые особо любопытные даже подходили к правоохранителям и о чем-то спрашивали, кто-то просто останавливался возле подъезда. Впрочем, знакомые оперативники времени зря не теряли, и пригласили на обыск нескольких особо любопытных прохожих в качестве понятых.

На протяжении пятнадцати минут сотрудники следственного комитета брали с собой какое-то оборудование из фордов и заносили в квартиру. Руки у меня вновь задрожали, и я принялась мысленно перебирать все косяки, которые могла оставить.

Старший следователь был все в той же черной кожаной куртке. Он стоял в стороне ото всех, наблюдая за действиями оперативников и криминалистов. Спрятав одну руку в карман, мужчина вяло потягивал сигарету, внимательно оглядывая все камеры, припаркованные возле дома автомобили и местные окрестности. В какой-то момент показалось, что он смотрел прямиком в пекарню, в которой я сидела уже второй час.

Я напряглась, но побоялась сдвинуться с места, отвести взгляд и еще больше привлечь внимание. Но в тот момент из подъезда вышел Глеб. Он поприветствовал Одинцова коротким кивком, отвлек его внимание на себя и одним нажатием на ключи, разблокировал двери автомобиля Олега. Вероятно, он взял их в прихожей.

Черт, я и вовсе забыла про машину.

Несколько правоохранителей в темно-синих жилетах с белой надписью «Следственный комитет России», тут же окружили черный БМВ Х6 последней модели. Олег купил ее буквально полгода назад и сдувал с нее каждую пылинку, поэтому в тот день она стояла чистая и отшлифованная, сверкая и отражая каждого прохожего. Кто-то из сотрудников открыл багажник, кто-то приступил к изучению салона, кто-то начал внимательно разглядывать шины, а кто-то едва ли не сразу с помощью инструментов приступил к вскрытию обшивки дверей автомобиля.

У меня сжалось сердце, глядя на то, как любимый автомобиль мужа чуть ли не разбирали на части. Громко выдохнула, нервно потерла лоб и на мгновение прикрыла глаза, а когда распахнула, следователя и Глеба уже не было. Вероятно, они поднялись в квартиру. С того момента, как Одинцов вошел в дом, стало не по себе. Дурацкие мысли заполонили голову, и я практически внушила себе, что старший следователь раскусит меня словно грецкий орех. Ладони вмиг покрылись липким потом. Я натянула рукава черной толстовки до самых кончиков пальцев и болезненно закусила нижнюю губу.

Телефон коротко завибрировал. На экране высветилось первое сообщение от хозяина квартиры в паре кварталов от нашего дома. Он был готов подъехать на квартиру прямо сейчас. Я допила чай, поблагодарила работников пекарни и мигом вылетела из помещения. В тот момент было совершенно неважно как выглядела та квартира. Я не могла сорить деньгами направо и налево, арендуя шикарные апартаменты, будучи не имея работы. И времени на поиск жилья у меня тоже не было.

Шла, погруженная в мысли, и даже не заметила, как прошла пару кварталов до нужного дома. Это была старая панельная девятиэтажка, состоящая из десяти подъездов. Набрала на домофоне номер нужной квартиры, где заедала кнопка вызова. Лишь с пятого раза удалось нажать на нее и дозвониться до хозяина. Зашла в старый вонючий подъезд, где запах стариков, крыс, котов и старой вонючей тряпки с хлоркой образовал какой-то новый вид биологического оружия. Обшарпанный лифт с разрисованными неуклюжими граффити и подожженными кнопками. Благо они работали, и лишь поэтому их никто не думал заменять. Спасибо хоть, что в кабине лифта никто не справил нужду.

Двери кабины со скрипом раскрылись, причем одна из них открылась не до конца. Я сдержала непреодолимое желание закатить глаза, мысленно представляя, какая квартира меня ожидала. Вышла на седьмом этаже, уперевшись в двери четырех квартир. Одна из них, больнично-салатового цвета, тут же отворилась, и из нее выглянула хозяйка. Женщина лет сорока пяти-пятидесяти с широкими надутыми губами, подтянутым лицом и светлыми крашенными волосами с отросшими корнями.

– Привет-привет, проходи. Меня Анжела зовут, – добродушно произнесла она хрипящим голосом, будто выкуривала по пять пачек в день. Да и пахло от нее сигаретами с ментолом. На ее практически безморщинистом лице образовалась широкая белозубая улыбка с идеально-ровными винирами. – Ты студентка что ли? Или командировочная?

Я сглотнула раздражение от ее «тыканья». Почему люди никак не уяснят одну простую вещь – «вы» не имеет возраста! Меня смутили ее вопросы, прилетевшие в лицо сразу с порога. Они, на мой взгляд, были излишни. Какая ей была разница кто я и откуда, если деньги буду платить в любом случае?

– Здравствуйте, я Анфиса, – тихо поприветствовала, шагнув за порог квартиры. – Нет, я… из Ангарска. Работать приехала.

– Ну, давай, осматривай квартиру, Анфиса, – сказала Анжела, протянув руку, как бы показывая коридор. – Если все настолько срочно, то договор аренды в двух экземплярах я уже приготовила.

Сделала вид, что осматривала квартиру, но на самом деле было решительно наплевать в каком она была состоянии. Аренда была приемлемой, и этого было вполне достаточно. Ремонта там не было лет пятнадцать. Обои были поклеены желто-бежевые, дешевые, но опрятные, линолеум тоже был не из дорогих и, судя по въевшимся желтым пятнам и различным углублениям, не пестрил новизной.

Кухонный гарнитур был бледного фисташкового цвета, вероятно, установленный еще в 2010-х годах, если не раньше. Газовая плита белая обшарпанная, небольшой квадратный хромающий столик, два жестких самодельных табурета. Раковина круглая из нержавейки и обыкновенный хромированный смеситель смотрелись намного новее всего, что было в той однушке.

– Все есть для жизни: стиралка, кухня, плита на газу, всякая мелочевка в виде посуды, столовых приборов, тряпок с ведрами, – объясняла женщина, следуя за мной по пятам. – В зале комфортабельный раскладной диван… Кстати, куплен совсем недавно, тебе повезло. Тут и телевизор на стене, стеночка небольшая, шкаф платяной двустворчатый. Балкон есть, но он совсем крохотный два с половиной метра. Ну, в санузле все как обычно туалет, раковина да ванная. Если захочешь, можешь коврики всякие понакупить, шторки в зал. Ну, чтобы поуютнее было. Кстати, у меня есть только один комплект постельного белья, имей в виду, второй не выдаю. А то всяких людей полно… кто-то и с собой потом забирает, разоришься с такими жильцами. Полотенец тоже один комплект. Ну, одной тебе хватит. Ну так че, берешь или как?

– Мне нужна квартира прямо сейчас, – сообщила я, поставив спортивную сумку и рюкзак на пол с черными линиями в прихожей.

На прочтение и подписание договора аренды ушло от силы минут пятнадцать. Я оплатила аренду на пару месяцев вперед. После хозяйка сразу же покинула квартиру, перед этим дав несколько наказаний, когда снимать показания счетчиков, куда их скидывать и до какого числа я должна расплатиться за третий месяц.

Вчерашний день настолько меня вымотал, что я, не разбирая вещи и не разглядывая квартиру, быстро разложила новый диван грязно-серого оттенка, который нахваливала женщина. Расстелила разноцветное постельное белье, состоявшее из трех разных комплектов. Оно было застиранным, протертым и жестким как наждачная бумага. Сколько людей проспали на нем? Я брезгливо сморщила нос, вспомнив про наши качественные комплекты постельного белья из бязи и хлопка с нотками кондиционера с лавандой. Но выбора у меня не было, и оставалось довольствоваться тем, что было.

Он появился из ниоткуда.

Все нутро сжалось до состояния изюма, как только уловила его мерзкую улыбку с желтыми зубами, темные вьющиеся волосы и плотоядно-отвратительный взгляд черных глаз.

Я попыталась разлепить губы и закричать, но в легких закончился воздух. С ужасом посмотрела в сторону двери – заперта. На ней красовалась знакомая до боли надпись «Комната Фисы и Лисы!».

– Ты уже сделала уроки? – раздался его приторно-дружелюбный голос.

Он приближался с каждой секундой. До меня оставалось десять шагов. Я соскочила с кровати и болезненно вжалась ладонями в подоконник. Ногти беспомощно заскрежетали по деревянному подоконнику, а в поясницу ударил холодный поток воздуха сквозь старые худые окна.

– Нет… – обессиленно выдохнула я, сильнее сжавшись в подоконник.

Семь шагов.

– Ты очень красивая девочка, Анфиса, – произнес он негромко томным голосом, который был для меня сравним разве что со скрежетом металла. А в глазах его, темных как ночь, загорелся опасный огонек. – Ты так повзрослела…

– Нет… не нужно… – беспомощно сказала я, покачав головой.

Хотелось плакать, но слез все не было.

Пять шагов.

– Не бойся… ты же помнишь про свою сестру? – спросил он, и его губы расплылись в самодовольной хитрой ухмылке, открывшей вид на гнилые зубы.

Он – само воплощение дьявола. При виде него панический страх мгновенно подступал к горлу, а сглотнуть сил совершенно не хватало. С мольбой в испуганных до ужаса глазах, я без конца метала взгляд на дверь. А когда одурманенный страхом разум, понял, что чудо не случится, я начала яростно качать головой, с силой зажмурив глаза.

– Мам… Мама!

Три шага.

– Че ты кричишь? Мама на работе, – спокойно произнес он таким бархатным голосом, словно намеревался приручить тигра.

– Я не… я не… я не хочу…

– Ты че забыла? – театрально удивилось чудовище. Будто мне было пять лет и находилась я в театре-кукол, а он был одним из до раздражения милых актеров. – Мы же с тобой договорились…

Он с силой схватил меня в охапку. Ощутила его большие мерзко-холодные руки на талии, животе и внутренней стороне бедра. Из его гнилостного рта пахло чем-то отвратительно-тошнотворным, будто в аду были запрещены зубные пасты. Его руки были везде. Беззащитно пискнула, пытаясь оказать минимальное сопротивление, но руки мои были связаны невидимыми цепями, а ноги вмиг оказались ватными.

Он что-то довольно прохрипел мне на ухо. От него разило алкоголем, тяжелым табачным дымом и потом одновременно. Его похотливые руки раздевали меня за считанные секунды по привычке умело, властно, с пугающим маниакальным вожделением в черных глазах. Холод окутал тело, и я отчетливо ощутила, как соски мгновенно среагировали на смену температуры. Я жалобно скулила и бормотала то ли молитву, то ли звала на помощь…

Дьявол во плоти повалил меня на кровать, и я испуганно зажмурилась, уловив звук раскрывавшейся ширинки…

Глава 12

Я увлеченно листал несколько похожих уголовных дел, присланных коллегами из Новосибирской области, Красноярска, Томска и Кемерово. Некоторые сканы прислали пару дней назад, какие-то вчера, а какие-то буквально пять минут назад. Руки дошли до них только сейчас. Я принялся изучать их, закончив составлять очередной недельный отчет для начальства. Когда приступил к изучению, на мониторе компьютера нарисовалось еще одно уведомление на электронной почте от коллег из Омска. Еще одно закрытое дело. По одному похожему убийству в каждой области.

– Не может быть… – пробубнил я тихо, почти неслышно.

Компьютерная мышь активно щелкала левой клавишей, а резиновое колесико интенсивно прокручивалось вниз. Глаза увлеченно бегали по строчкам, пока в один момент не заметили едва покачивающуюся люстру над головой. Я быстро проморгал, и списал все на усталость.

Даты возбуждения дел варьировались от трех до пяти лет. Места преступлений – лесополоса вдоль трасс. Одно из главных совпадений: все убийства были совершены с ноября по март, то есть, в самый разгар зимы. Трупы молодых блондинок, предположительно, до двадцати пяти лет, найдены в неестественных позах с различными увечьями от диких животных. Нижнее белье, документы и смартфон отсутствовали. Все личности жертв установлены: три проститутки и двое студенток, работавших официантками. Дела поспешно закрыли по причине….

– Какого…

Я протер глаза и чуть подался вперед, внимательнее вглядевшись в монитор, чтобы удостовериться, что мне не показалось. Когда дело дошло до аутопсии, все стало на свои места.

Но ураган мыслей так невовремя прервала Злата. Я и не заметил, как она без стука ворвалась в кабинет и с грохотом бросила на стол белую папку с уголовным делом. Вскинул на нее хмурый, практически раздраженный взгляд, полный вопросов.

– Это убийство в Иркутске трехлетней давности можно смело приписать нашему маньяку, – уверенно заявила Золотарева голосом прокурора. – Мы были правы, эти три девчонки далеко не первые. Почерк едва ли не один в один. Только вот есть одно «но».

– Перерезанные вены? – тут же догадался я, подорвавшись с кресла.

– Откуда ты… – Злата недоговорила, проводив меня удивленным взглядом.

Быстрым шагом распахнул дверь, высунул голову в оперативную комнату и громко произнес:

– В кабинет. Живо!

Оперативники недоуменно переглянулись, но тут же беспрекословно покинули рабочие места и направились вслед за мной. Капитана Смирнова в тот момент не было, он выехал в какую-то мелкую контору по перевозке грузов. Как только озадаченные ребята сели за стол переговоров, я вскинул мрачный взгляд и прочистил горло.

– Дорофеев и Краснов, вы одни из первых видели аутопсию трех жертв и побывали на местах преступлений?

– Я был на местах преступлений всех трех девушек, – тут же ответил Сергей Дорофеев, все еще не понимая, о чем шла речь.

Я натянуто улыбнулся, испустил короткий смешок и мельком глянул на люстру. Она все еще медленно покачивалась из стороны в стороны. Да что с ней не так?!

– Скажи мне, пожалуйста, были ли у всех трех жертв перерезаны вены вдоль всего предплечья?

Капитан робко пожал плечами, нахмурившись.

– У первых двух девушек вообще трудно было что-то разобрать…

– Были или нет? – нетерпеливо повторил я, глядя на него из-под опущенных ресниц.

– Ну, вроде как были… Точно не помню. Да их тела обмякли после таяния снегов так, что там…

От раздражения я громко хлопнул ладонью по столу. В кабинете воцарилась напряженная тишина. Напряжение то было осязаемым, его можно было с легкостью ощутить, потрогать и запросто уколоться.

– Тогда какого хера… – начал я, с силой сжав челюсть. – Ни в одном отчете это не указано?! Кто подумал, что это неважно для следствия?! Или вы меня за идиота держите?!

– Нам сказали не указывать это, – признался Матвей, и тут же словил укоризненный взгляд Дорофеева. – Но почему и зачем не доложили. Приказ сверху.

Я громко выдохнул и откинулся на спинку кресла, нервно проведя рукой по лицу.

– Да эти перерезанные вены по сути никакой роли не играют, – спустя минуту осмелился ответить старший оперативник, избегая моего взгляда. – Тут и ежу понятно, что преступник попытался выставить все как суицид.

– Вообще-то, эти детали важны, – впервые вступила в диалог Злата Анатольевна, взглянув на Дорофеева. – Наш убийца не настолько глуп, чтобы при подобном составе преступления пытаться выставить все как суицид. За этим стоит что-то другое…

– Коллеги из Омска, Кемерово и Красноярска так не подумали и закрыли дела по причине самоубийства, – с раздражением добавил я, все еще сжав челюсть.

– Сомнительный выбор для суицида, – возмутилась профайлер. – О чем они вообще думали, когда закрывали…

– Серии, – задумчиво добавил я, глядя куда-то сквозь стол. – Они боялись серии. Все жертвы были убиты в разных уголках Сибири с разницей в один, два и три года. В Иркутске пять лет назад был абсолютно похожий случай. И власти именно поэтому запретили указывать в отчетах, что у новых жертв также были перерезаны вены… чтобы никто не заподозрил серию.

На мгновение я умолк, устало прикрыв лицо руками. Голова гудела от тяжелых мыслей, виски беспощадно пульсировали. Смарт-часы на левом запястье отобразили десять часов вечера. Мне нужно было срочно переспать с этими мыслями.

– И еще, Марк… – загадочно произнес Дорофеев. – Пришел сравнительный анализ ДНК первой жертвы и ее предполагаемой матери.

– Ну? – с нетерпением спросил я.

– Совпадений не обнаружено. Это не она. Труп трехлетней давности так и не опознан, – сообщил капитан, опустив взгляд на стол. – Судмед сказал, что, судя по костям, девчонке было не больше восемнадцати.

Я тяжело выдохнул, спиной рухнув в мягкое кресло.

– Значит будем разбираться дальше. Так, что у нас по камерам на трассах. Что-нибудь удалось отследить?

– Да, я заметил одну странность, – с интригой в голосе начал капитан Смирнов. – Одна и та же фура, принадлежавшая компании «Транс-Сибирь», судя по камерам, выезжала в предполагаемые даты убийств всех трех жертв. Но, судя по расписанию рейсов, которое предоставил нам директор, два дальнобойщика, которые работали на этой фуре, были либо на больничном, либо в отпуске. Больше за этой фурой никто закреплен не был, по крайней мере, документально. Но на камерах она отобразилась два раза, когда выезжала за пределы Иркутска, и соответственно, когда въезжала.

– И как это относится к делу? – устало произнес я, ощутив, как в глазах начинало пощипывать от сонливости.

– По документам фура в те дни стояла на стоянке в Иркутске. А по факту, ее зафиксировали камеры. Водитель, судя по фотографиям, явно не хотел, чтобы его засняли. Он надевал кепку и медицинскую маску. Судя по временному промежутку, рейсы длились от пяти часов до двух-трех суток. Пока известно о рейсах, совершенных в начале декабря прошлого года и феврале, марте нынешнего года.

Я коротко кивнул, дав понять, что еще вернемся к этому вопросу, когда группа будет в полном составе. Глаза вновь встретились с покачивающейся люстрой. Теперь все шесть плафонов не только подозрительно раскачивались, но и даже немного позвякивали. Картина была в кабинете удручающей и даже жутковатой. Казалось, я начинал сходить с ума. Но в какой-то момент заметил, как все присутствующие уставились на люстру вслед за мной.

– У нас постоянная сейсмическая активность из-за близости с Байкалом, – тихо пояснила Злата, быстро сообразив в чем дело, и я ей был благодарен. – Землетрясения в три балла пару раз в месяц для нас абсолютная норма. Ты скоро привыкнешь.

Я ничего не ответил. Внутри разлилось ожидаемое облегчение. С ума я не сходил, это уже хорошо. Но выспаться все же не помешало. Четыре майских выходных я провел в гостинице, копаясь в материалах дела. Следующее воскресенье абсолютно точно следует провести за пределами гостиницы и управления.

– Злата, сколько времени тебе понадобиться, чтобы проанализировать старые дела с похожим почерком убийцы? – мой голос прозвучал в абсолютной тишине слишком устало и прохладно.

Девушка поджала губы, устремив задумчивый взгляд куда-то сквозь меня.

– Около двух дней.

Я удовлетворенно кивнул.

– Дорофеев, отправь повестки на допрос всем дальнобойщикам из «Транс-Сибири». Мы со Смирновым будем проводить допросы. Так дело пойдет быстрее. Краснов, продолжай изучать графики рейсов этой транспортной компании на соответствие с камерами на трассах. Никаких несоответствий и пробелов в графиках быть не должно.

Почему зима? Что в ней особенного?

– Вам двойной эспрессо?

Рассеянно кивнул девушке за стойкой кофейни, находящейся через дорогу от управления СК.

Почему он убивает в зимние месяцы? Не было найдено ни одного тела в летний период…

– С пенкой или без?

– Можно без.

Оплатил заказ, приложив телефон к терминалу, и отошел на пару шагов от барной стойки.

Зима. Зима. Зима. Это же чертовски неудобно. Холод, сугробы по пояс, куча верхней одежды. Так почему зима? Чтобы трупы тяжелее было отыскать? Нет, это не составляет особого труда, он их не в дикой тундре оставляет. Потому что в мороз тело лучше сохраняется и по весне трудно определить предполагаемое время смерти и личность жертвы в целом? Но стоят ли того все те усилия?

Нет, здесь что-то не так.

Почему, черт возьми, для тебя так важна зима?!

– Ваш двойной эспрессо, – мило улыбнулась девушка, протянув подставку и сам стаканчик с кофе. – Что бы у вас не случилось… не унывайте. Всего доброго!

Я благодарно кивнул, пропустив ее слова мимо ушей, и вышел из кофейни, навстречу утренним лучам солнца. Не заметил, как перешел дорогу и уже направлялся к территории управления, как услышал приближающийся цокот каблуков.

– Доброе утро, товарищ майор, – раздался позади надменный голос Златы.

– Доброе утро, Злата Анатольевна, – безучастно ответил я, щурясь от палящего солнца.

Я обернулся, чтобы подождать ее. На дворе стоял май месяц, но он был совершенно далек от мая московского. Под ногами уже был полусырой асфальт, но в местах, где не ходили люди и не ездили автомобили, все еще лежали мертвые остатки упертого серо-грязного снега.

Черное пальто я снять не рискнул, лишь когда солнышко припекало расстегивал несколько пуговиц. О существовании шапки в такую погоду иркутяне и вовсе позабыли. Для них уже началась долгожданная весна, а я еще не отошел от ощущения, что московская зима для меня во время командировки длилась вечно. В начале мая, когда снег вдруг неожиданно повалил белыми хлопьями, я уже начал сомневаться, что в Сибири вообще существует лето. Но через пару дней снег прекратился, все вокруг превратилось в мерзкую грязную жижу и под конец мая как такового снега уже не наблюдалось.

Золотарева же словно и не ощущала колючего северного ветра, либо же просто привыкла. В тот день на ней красовалась коричневая кожанка с серым мехом, к тому же еще и наполовину расстегнутая. Ее медные длинные волосы свободно развивались на ветру, и я заметил, что в тот день она впервые пришла не с волнистыми и не кудрявыми волосами, а напрочь прямыми как струна гитары и блестящими как стекло. Девушка вышагивала от бедра на обыкновенных шпильках, демонстрируя длинные стройные ноги в привычном черном капроне. В тот день на ней была короткая и облегающая черная юбка из кожзама и кашемировый свитер с широким воротом молочного оттенка. Я мысленно выдохнул, что она не пришла с открытым декольте.

– Что-то случилось? – театрально обеспокоенным тоном спросила Злата, поиграв бровями, как только поравнялась со мной шагом.

В нос ударил ее приторно-сладкий парфюм с нотками ванили.

– Ничего, – тут же ответил, по инерции нахмурив брови.

– Поэтому на твоем стакане для кофе написано «улыбнись»? – усмехнулась девушка. – Одинцов, с твоим лицом тебе только в покер играть.

Тут же принялся разглядывать стаканчик. На нем и вправду красовался красивый и читабельный почерк, написанный с помощью черного маркера. А я и не заметил. Вероятно, девушка-бариста успела написать, пока я отстраненно гипнотизировал их витрину с пирожными, раздумывая о преступнике.

Черт, все еще не мог привыкнуть, что местные девушки могли запросто флиртовать с незнакомым мужчиной. В Москве это скорее редкость.

– Я думал об убийце, – признался, пропустив девушку через калитку на территорию управления. – Точнее… какого хрена он убивает только зимой.

– М-м-м… у меня есть теория на этот счет, – с интригой произнесла Злата, поднимаясь по ступенькам крыльца. – Я изучила все похожие убийства и сделала несколько заметок.

– Надеюсь, сегодня ты обрадуешь меня, – с усмешкой произнес я, пройдя КПП.

Золотарева одарила загадочной улыбкой.

– Простите, товарищ майор, но сегодня вечером я уже занята.

Я едва сдержал порыв закатить глаза, когда мы зашли в кабину лифта. Но, тем не менее, впервые за все утро на моем лице заиграла слабая улыбка.

– Я имел в виду твои заметки, Золотарева.

– А я не только их имела в виду, – ответила она, все еще улыбаясь белозубой улыбкой. В тесном лифте как-никогда остро ощущал ее сладкий аромат. – Сегодня суббота, пора расслабиться. От одного вечера ничего не изменится. Давай в кино сходим или в рестобар?

Двери лифта распахнулись, и я принялся жадно глотать свежий воздух.

– Ты меня на свидание приглашаешь? – удивился, пропустив ее вперед.

– Может и так, называй как хочешь, – с нотками интриги ответила она, развернувшись в мою сторону, и беззаботно пожала плечами, двумя руками удерживая небольшую дамскую сумочку. – Я просто предлагаю отдохнуть и расслабиться. Поверь, ты заслужил.

– Не думаешь, что я могу быть женат? – все еще ухмыляясь, спросил я, следуя по длинному коридору в направлении оперативной комнаты.

– О, да брось! – Злата отмахнулась. – Кольца у тебя нет. Никто тебе не звонит и не пишет по десять раз на дню. Фото жены и детей на твоем столе я не наблюдаю. Я холостых мужчин сразу вижу, Одинцов, – девушка поиграла бровями, расплывшись в кокетливой улыбке. – Как надумаешь, скажи, и я составлю тебе компанию.

Я открыл дверь оперативной комнаты, пропустив ее вперед, и многозначительно улыбнулся. Скорее всего со стороны это выглядело весьма натянуто.

– Доброе утро, – вежливо поприветствовал, оглядев коллег.

– Доброе, – хмуро ответил Дорофеев, громко зевнув за рабочим столом.

Злата опустила сумочку на свой стол, не спуская с меня глаз. Я же благополучно делал вид, что не замечал ее игривой ухмылки, намекающей на приятный вечер, плавно перетекающий в ночь. Мой напористый характер трудно было сломить вызывающим нарядом и манящим пальчиком с красным коготком. Все же мне было не восемнадцать, мною уже не овладевали гормоны, и я не смотрел на женщин исключительно как на объект для удовлетворения сексуальных потребностей. Спору нет, Золотарева выглядела изумительно: ухаживала за собой, от нее всегда вкусно пахло, она следила за телом и умела подчеркнуть свои достоинства. Она была сплошной безумной искоркой, угрожающую свести с ума любого. Злата весьма неглупа и точно знала чего хотела от этой жизни.

Но, глядя на нее, внутри что-то бесконечно гложило и терзало. И я пока не мог разобраться, чем это было вызвано.

– Марк, я допросил пятнадцать сотрудников «Транс-Сибири», – начал капитан Смирнов, подходя ко мне с бумажками. Я кивнул в сторону своего кабинета, отхлебнув на ходу кофе, и мы вошли внутрь. – Двое из десяти утверждали, что их директор иногда выезжает в рейсы самостоятельно вместо кого-то.

– На хрена директору крупной компании выезжать в рейсы в качестве обычного дальнобоя? – недоуменно произнес я и удобно устроился в кресле. – Я опросил двенадцать человек из их компании, ни один не говорил что-то подобное.

– И, что самое примечательное, ни один из этих рейсов нигде не зафиксирован, – констатировал Андрей, сверкнув зелеными глазами. – Ни в одном графике. Неизвестно куда он ехал, что вез и отгружал. Но при этом, его рейсы абсолютно точно совпадали с больничными работников, которых он подменял. Больничные листы были открыты в день рейса и закрыты ровно через четыре-пять дней.

– Так и… если бы эти рейсы не совпадали с датой смерти наших жертв, то ты бы не говорил мне сейчас об этом? – с сомнением спросил я, подведя ближе к сути.

– Совершенно верно, – подтвердил Смирнов, коротко кивнув. – Нам нужно уточнить этот момент у него напрямую. Отправим ему повестку на допрос?

Задумчиво кивнул. Работы было выше крыши, и наведаться к Власову лично, я физически не мог. Вызвать его на персональный допрос было подходящим решением.

– Тук-тук, – театрально постучалась Злата с блокнотом в руках. – Мы уже начали утреннее совещание?

– Да, зови остальных, – отозвался я, включив компьютер, который тут же загудел как двигатель самолета.

И тут же вспомнил о кофе, который уже давно остыл. Сделал несколько глотков, пока группа собиралась за столом, и недовольно поморщился. Любимый напиток превратился в холодную горькую жижу.

– Краснов, начнем с тебя, – сухо сказал я, отпив еще пару глотков кофейной жижи.

– Что касается «Транс-Сибири»… – произнес он медленно и растянуто, пошелестев заранее приготовленными печатными страницами. – Я уже не уверен на счет той фуры, которая выезжала несколько раз без документов.

– Мы с Андреем сопоставили все факты с допросов работников этой компании, и я предположил, что эти «анонимные» рейсы совершал сам директор, – сообщил уверенно, вздернув бровью. – На днях я допрошу Власова.

Капитан Смирнов подтвердил мои слова коротким кивком. А вот реакция Матвея мне была непонятна. Он неловко прочистил горло и несколько раз растерянно моргнул, будто я только что обвинил его во всех преступлениях маньяка. Но почти сразу нацепил привычную маску вежливого мальчика.

– Хорошо, я… – старший лейтенант вновь преподнес кулак к губам и прокашлялся. – Мне продолжать мониторить камеры и сравнивать с рейсами других компаний по перевозкам?

Я кивнул, пропустив его странную реакцию, и уставился на профайлера.

– Злата Анатольевна, чем нас обрадуете?

Девушка выпрямила спину, поправила удлиненный ворот кашемирового свитера и обвела заинтересованным взглядом всех присутствующих.

– Я изучила все похожие дела, которые предоставили нам коллеги из других областей. Наш убийца в самом начале своей преступной деятельности совершал ошибки. И это абсолютно характерно для всех серийных убийц. У них есть определенные фантазии. Он совершает убийство, стараясь осуществить их, но в реальности достичь идеала получается редко. Идеальное убийство, по его мнению, не получается ни с первого, ни с третьего раза. И если мы вспомним аутопсию первых двух жертв, там сказано, что на руках отсутствовали следы от веревок. Он их не связывал, как проделывал это с последними девушками. Шесть других жертв были найдены в нижнем кружевном белье из одного комплекта. С каждым преступлением он начал понимать, что именно его возбуждает сильнее. Также, что примечательно, первые две жертвы не были до конца раздеты. На них было нижнее белье из разных комплектов. Единственное, что их связывает с последующими жертвами, это то, что все они абсолютно точно не были замужем и не имели постоянных партнеров, также у них отсутствовали документы. Из чего я делаю вывод, что первые два преступления совершались импульсивно, на эмоциях. Он не был достаточно подготовлен. Первые две девушки активно сопротивлялись, вероятно, царапали ему лицо и наносили прочие увечья, что злило его еще сильнее. Но, к сожалению, судмедэкспертам так и не удалось достать из-под ногтей жертв ДНК убийцы. Слишком много времени прошло с момента убийства до момента обнаружения тел. Поэтому, в последующие разы преступник связывал всех девушек.

– То есть, вы предполагаете, что, условно, пять лет назад у преступника могла произойти какая-то стрессовая ситуация, которая сподвигла его на совершение преступления?

Профайлер уверенно кивнула, направив утвердительный взгляд в мою сторону.

– Абсолютно точно. А если быть точнее, таких событий было два. В детстве или же в подростковом возрасте, и случай пятилетней давности, из-за которого у него буквально снесло крышу. Специальный агент ФБР Роберт Ресслер, который ввел термин «серийный убийца», убежден, что серийниками люди становятся из-за страданий или психологических травм, которые причинили им в детстве.

– Если еще раз процитируете учебник по криминалистике, останетесь без премии, – усмехнулся я, улыбнувшись одним кончиком губ.

Золотарева гордо вздернула подбородок, и ответила на мою колкость улыбкой победителя.

– Еще я убеждена, что, как минимум, одно из этих стрессовых событий связано с зимним временем года. Все убийства были совершены в зимой, и это абсолютно точно не является совпадением. Но вернемся к этому позже. Также на теле есть признаки сексуализированного надругательства над жертвами как прижизненно, так и посмертно. Об этом свидетельствуют гематомы на бедрах и талии у последней девушки. Это опять-таки говорит нам о том, что он наслаждался властью над жертвами. И, судя по тому, что жертвы сопротивлялись, он до последнего не убивал их, пока окончательно не насытился процессом. Девушки должны были быть живыми и ощущать все, что с ними делал убийца. Возможно, во время процесса он мог и не заметить, что они уже испустили последний вздох. Отсюда всплывает еще один возможный мотив – он люто ненавидел своего обидчика с подобным типажом внешности, – Злата перелистнула пару страниц записной книжки с заметками и продолжила. – Еще один момент, который мне хотелось бы отметить. У последних трех жертв в крови обнаружили алкоголь. Можно предположить, что первые девушки также имели разные степени алкогольного опьянения. Вероятно, перед убийством преступник намеренно спаивал жертв в заведении, либо же дома у девушек. Если заведения, то какие? Придорожные кафе, где останавливаются в основном дальнобойщики? Но где свидетели? И зачем молодым студенткам – не берем в счет проституток – выезжать из города, чтобы провести время с мужчиной, если это можно сделать в черте города? Вероятно, преступник знакомился с жертвами в городе, либо в социальных сетях, потом спаивал, совершал насильственные действия, предположительно в машине, а после вывозил тела в лесополосу.

– Да, мы совсем забыли, что лишь три жертвы из восьми были проститутками, – отметил я. – Вероятно, в те моменты он не заморачивался и выбирал самый уязвимый слой населения. Среди них всегда можно выбрать девушку подходящего типажа.

– Еще я хотела бы отметить, что всех жертв нашего маньяка связывает зима и перерезанные вены. Я долго ломала голову: как первое может быть связано со вторым? Оно может быть вообще никак не связано, а может и иметь какую-то закономерность, – девушка задумчиво поджала губы и покачала головой. – Но вскрытие показало, что причина смерти всех девушек определенно точно не потеря крови. Они все погибли от механической асфиксии. Вены были перерезаны тонким лезвием похожим на сменное лезвие для бритвы. Перерезаны таким образом, что если присмотреться, где начинали резать и где заканчивали, то можно смело заявлять, что делал это кто-то посторонний, далеко не сами девушки. В связи с этим возникает вопрос: зачем он это делал? Какой в этом смысл?

– М-м-м… возможно хотел инсценировать самоубийство, но передумал? – предположил Матвей.

– Передумал все восемь раз? – с сомнением спросила Злата, наклонившись к Краснову. – Он не похож на глупого человека.

– Думаю, он хотел, чтобы его узнавали, – задумался Андрей, преподнеся пальцы к подбородку. – То есть, таким образом, хотел сделать это своим фирменным почерком.

Золотарева отрицательно покачала головой.

– Серийники, которые жаждут славы, ведут себя совершенно по-другому. Не ждут, когда обнаружат трупы их жертв через несколько месяцев, а оставляют их в людных местах. Наш убийца совершенно точно не преследует цели прославиться. Им руководят ненависть, желание мести и ощущение абсолютной власти над жертвой.

– Послушайте, хоть убейте, но я никак не могу понять, как перерезание вен относится к профилю маньяка… – произнес Дорофеев, разведя руками в стороны. Но его слова все пропустили мимо ушей.

– Он определенно резал вены не в собственной машине и не в квартире жертв. Это было бы слишком муторно. Да и, судя по протоколам обыска их жилища, там не было никаких следов свидания или крови, – начал размышлять я, сощурив веки. – Он делал это на открытой местности. Зима. Вокруг сугробы. Он притащил тело в лесополосу…

– И начал резать вены своей жертве! – вдруг воскликнула Злата, резко подорвавшись с места. Дорофеев и Краснов уставились на нее удивленно, а я с жадным интересом. – Обнаженное тело лежало посреди белоснежного слега в луже собственной крови. Ему нравилось это. Его возбуждало это. Ему нравилось смотреть на кровь, и врага, которого он растоптал, унизил и уничтожил.

– Когда находили тела, была уже весна. Сугробы растаяли, и от крови не осталось и следа, – предположил я и привстал с кресла, нахмурив брови. – Поэтому в некоторых протоколах с мест преступлений об этом ни слова…

– Нашего убийцу дико возбуждает кровь на снегу и пот, который выделяется, пока он насилует жертв и тащит их по сугробам. Он стал зависим от пота и крови! А кровь так блестит, сверкает и переливается только на снегу! Это то время года, когда он осознал, что ему чертовски нравятся эти запахи! – торжественно заявила Золотарева, щелкнув пальцами, и в ее янтарных глазах загорелся огонек. – Он подвергся первому насилию именно зимой!

– Нужно прочесать все лесополосы вдоль и поперек по всей Сибири. Возможно, даже близлежащие леса, – твердо заключил я, барабаня подушечками пальцев по столу. – Уверен, мы найдем еще молодых женщин, убитых похожим способом.

Глава 13

– Это самое крутое заведение нашего города! – торжественно заявила Злата, взмахнув рукой.

Мы поднялись по широкой лестнице, застеленной красным ковром, и попали в ресто-бар, который был похож на сотни московских. Вокруг звучал приятный расслабляющий блюз, но не настолько громко, чтобы посетители слышали не только друг друга, но и собственные мысли. Освещение было темным, как в большинстве подобных заведений, но более-менее комфортным. А серебряные неоновые вывески чуть ли не на каждом шагу служили дополнительным источниками света. Время было около девяти вечера, поэтому народ только собирался. Меня смутило, что посетителей мужского пола было едва ли не больше, чем девушек, но виду я не подал.

Золотарева повела меня вглубь зала, где располагались двуместные столики с мягкими диванчиками красного и черного цветов. Я шел за ней и все еще не мог поверить, что согласился пойти. К тому моменту, находился в Иркутске уже второй месяц, маньяк был все еще на свободе, а силы с каждым днем недосыпа покидали меня.

– Кристина! – воскликнула незнакомая блондинка с высоким зализанным хвостом на макушке, направлявшаяся в нашу сторону. – Ты представляешь?! Я его не купила! У меня уже голова болит от этих магазинов! Свадьба уже через два месяца, а я все еще не могу найти…

Она пробежала мимо, едва задев мое плечо, и чуть не накинулась на шатенку в строгом черном пиджачке. Та что-то усердно записывала в журнал, стоя за барной стойкой, и как только увидела блондинку, тут же сочувственно улыбнулась.

– Ты мне всех посетителей распугаешь… – шепнула ей девушка в пиджаке, крепко обняв подругу.

Я продолжил глядеть блондинке вслед, и не мог вспомнить, где видел ее прежде. С учетом того, что моя жизнь в Иркутске ограничивалась управлением, гостиницей и ближайшими кофейнями, я предположил, что видел ее где-то в тех местах. Но все же ее глаза молочно-голубого оттенка даже в столь скудном освещении показались весьма знакомыми… Детское лицо с милыми чертами и едва заметные расплывчатые очертания родинки над губой.

Где я ее видел?

– Ты чего встал? – крикнула Злата.

Пока я глядел блондинке вслед, Золотарева уже заняла свободный столик на двоих, даже и не заметив мимо пробежавшую девушку. Я покачал головой и сел напротив Златы, которая уже накинулась на меню. Мельком пролистал страницы, выбрал парочку блюд, безалкогольный напиток и сделал заказ.

– Ты не будешь пить? – с удивлением спросила Золотарева, поджав губы.

– А ты хочешь споить меня и воспользоваться? – усмехнулся, поправив черный приталенный пиджак.

– Ты только что рассекретил мой план, – произнесла она заговорщическим голосом. А после прищурилась и чуть наклонилась вперед. – Всегда носишь табельное в подобные заведения?

Я проводил взглядом мимо прошедшую официантку с милым личиком.

– Мне так спокойнее. И, к тому же, кобура с заряженным пистолетом хороший стимул не пить, чтобы не потерять контроль.

Мы поблагодарили официантку, которая принесла нам напитки и первые блюда, и сразу же с аппетитом накинулись на них. Я мельком глянул на «Цезарь с креветками» у Златы и мысленно скривился. Даже от одного названия этого салата уже мутило, настолько он приелся. Поэтому заказал легкий салат с отварной телятиной и свежими овощами.

– Расскажи о себе? – неожиданно задала Злата самый предсказуемый вопрос. Вопрос, который я не любил, потому как не мог рассказывать о себе неразрывно от СК. Но она тут же вскинула руку в останавливающем жесте, когда я уже было хотел высказать свои мысли вслух. – Погоди… дай мне шанс. Ты не женат. Возможно, дело близится к разводу или ты сейчас проходишь через бракоразводный процесс. Судя по тому, как ты без конца мониторишь соцсети двух девушек, я могу предположить следующее. Они обе носят твою фамилию, но одна из них не замужем и, вероятно, приходится тебе сестрой. Ни одну ее фотку ты не лайкнул, и вы друг на друга не подписаны… Значит не состоите в близких отношениях, но что-то заставляет тебя снова и снова заходить на ее страничку и тайно наблюдать за ее жизнью. Похоже на чувство вины… А вот со второй сложнее… По документам она все еще носит твою фамилию, но ник в соцсетях уже поменяла на девичью. И у нее есть пятилетний сын, который как две капли воды похож на тебя. На фотки своей бывшей жены тебе наплевать, потому как снова и снова ты пересматриваешь в ее профиле лишь фотки сына, – профайлер с видом победителя отпила алкогольный коктейль. – Так что у тебя с сестрой, Марк?

Я устало откинулся на спинку черного диванчика, поборов желание закатить глаза.

Гребанные профайлеры. Ничего от них не утаишь.

– Золотарева, ты не на работе находишься, хватит считывать меня и мою личную жизнь. И когда ты успела подсмотреть, у кого в соцсетях я сижу в свободное от работы время?

– Ох, это несложно, – отмахнулась девушка, надменно фыркнув. – Ты даже когда куришь на улице возле СК, достаешь телефон и заходишь только на те две странички. Даже не замечаешь кто вокруг тебя стоит.

– Мы собрались здесь, чтобы о моей личной жизни поговорить? – с сомнением спросил я, вздернув бровь.

– Хорошо, не хочешь говорить об этом – не будем, – спокойно ответила девушка, вскинув ладони. – Тогда… расскажи про свою работу в московском управлении. Чем оно отличается от нашего? Много у вас там криминальных психологов?

***

Спустя пару часов пустой болтовни, я начал откровенно скучать и клевать носом в тарелку. Злата щебетала, как канарейка, прерываясь лишь на четвертый по счету коктейль. Впрочем, именно алкоголь ее и разговорил. Поначалу она рассказывала про интересные случаи, когда помогала расследовать дела СК и прокуратуры. После приступила говорить о своих неудачных отношениях и жаловаться, что мужики от нее хотят лишь одного. При этом попутно пытаясь выудить про моих бывших. Золотарева была не тем человеком, с которым хотелось откровенничать. По крайней мере, на тот момент. Поэтому я вежливо кивал, как китайский болванчик, пропуская половину ее слов мимо ушей.

В двенадцатом часу ночи понял, что пора закругляться. Опьяненная улыбка не сходила с лица девушки, и в ее намерения входило оставаться в ресто-баре, как минимум, до утра. Когда оплачивал счет осознал, что уже стар для подобных заведений. Золотарева возмущенно раскрыла глаза, когда увидела чек в моих руках. Я показал ей экран телефона, где было открыто приложение для заказа такси. Пришлось немало потрудиться, чтобы выудить информацию о ее месте проживания. В конце концов, после долгих уговоров и моих потраченных нервов, девушка сдалась и продиктовала адрес.

Я предложил ей выйти на улицу и подышать свежим воздухом пока не подъехало такси. Хотя на самом деле в тайне надеялся, что она хоть чуточку протрезвеет. С трудом оторвал Злату от барной стойки, где она заказывала шестой по счету алкогольный коктейль, и к ней пытался клеиться какой-то мужичок в возрасте. Он недоуменно нахмурил брови и подсел к другой девушке, когда я увел рыжеволосую подругу.

Обхватив Золотареву за талию, выволок ее на улицу. На лестнице она чуть не переломала ноги, а после потеряла туфлю на шпильке, которая укатилась на самую нижнюю ступеньку. Со стороны мы выглядели так, словно я был тем самым мужем, который забирал пьяненькую и непокорную жену с корпоратива.