Глава 1. ТЕНИ ПРОШЛОГО
Яркая ослепительная вспышка. Белый обжигающий свет.
«Где я? – с трудом сформировалась первая мысль, следом появились остальные. – Почему так холодно? И темно… Куда подевался свет?».
Пошевелил слегка пальцами, ну значит живой.
«Почему я лежу на голой земле? – подумал я, рассматривая звездное небо. – Как я здесь оказался? И откуда странный запах? Свежей травы…».
Мозг с трудом пытался включиться. Мысли путались, словно в тумане. События ночи рассыпались неясными фрагментами. Помню, как бездумно колесил по городу, зная, что будет совершено изуверское убийство. Шестое.
«Убийства», – сознание прожгло жгучим огнем.
Убийства я вспомнил. К великому сожалению. Растерзанные тела забыть сложно. Картина отпечаталась слишком четко. Руки и ноги жертв, прочно примотанные толстым жгутом к выступающим деревянным кольям. Круг метров двадцать в диаметре, залитый кровью. Лучше бы я это забыл.
В голове на огромной скорости мелькали события последней недели. Солнечное утро. Столичный университет. Я, как обычно иду на работу.
– Можете высказать свое мнение, как специалист? – голос майора звучит глухо, как сквозь толстый слой ваты.
– Судя по основным признакам, погибшая – молодая девушка, примерно двадцати-двадцати двух лет, – не узнаю собственный голос.
Впавшие глазницы, разрезанный сверху донизу живот. Какие тут могут быть комментарии?
«Шесть адских убийств», – пронеслось в голове.
Каждую полночь. Одна жертва. Повторение деталей максимальное.
Да, мерзкие убийства я вспомнил. И не только. Я понял, кто убивал невинных девушек для своих омерзительных экспериментов. Нужно быть конченым безумцем, чтобы поверить в ритуалы черных алхимиков.
Почему я ничего не сказал майору? Вообще кому-нибудь.
Изначально план был простой – проверить страшную догадку. У меня не было ни одного доказательства. Просто я знал, и все.
В сознании проносились смутные картины. Я помнил, как быстро мелькали огни, когда в полночь безжалостно гнал машину по федеральной трассе, вдавив ногу в газ. Помнил, как резко затормозил у заброшенного здания, одиноко стоящего посреди поля, как поднялся на третий этаж.
Дальнейшие события покрывались густой пеленой тумана…
Приоткрытая дверь. Фигура в темном плаще почти до пола. Человек хромал на правую ногу. Я зашел в лабораторию и медленно осмотрелся.
Точно помню яркий зеленый свет. Откуда в лаборатории взяться такому освещению? Непроизвольно шел к источнику слепящего света.
Зеркало. В самом центре комнаты стояло громадное зеркало, от которого исходило странное люминесцентное свечение. Причем никакого другого освещения не было, что странно для проведения экспериментов.
В память врезался большой манускрипт, обтянутый черной кожей с выгравированным золотым символом. Где-то я уже видел странную книгу…
Хорошо, что человек стоял спиной и я не видел того, что лежит на столе. Вошедший не снял плащ, и голова была закрыта капюшоном. Он был сильно занят и, очевидно, спешил. В отражении зеленого света я видел только руки.
Умелые руки помещали в колбу все жидкости, добытые страшным путем. После смешивания препаратов зазвучал глубокий хриплый голос. Странно, но я хорошо помнил струящийся свет полной луны, который попадал прямо в центр стола. Полнолуние. И шестая жертва.
Я просто стоял и смотрел. В странной дымке я видел, как забурлили жидкости в колбе и ядовитый слепящий зеленый блеск осветил стол и зеркало.
«Когда колба светится зеленым, значит, алхимик добился успеха», – промелькнуло в голове на дикой скорости.
Застывшими глазами я смотрел на руки, которые тянулись к колбе. На правой руке человека был огромный шрам от ожога, который нельзя было ни с чем перепутать. Человек, которому я доверял больше всего на свете и с кем собирался изменить медицину и биотехнологию, говорил, что обжегся в результате неудачного эксперимента. Хотя шрам больше походил на выжженный символ. В отражении зеркала я видел, как рука со шрамом взяла в руки колбу, бурлящую ядовитым зеленым светом.
Я не ошибся, это был он. Непревзойденный гений медицины и химии, которого я боготворил. На счету которого были уникальные научные открытия, способные перевернуть мир.
Раздался дьявольский смех.
Дальше я помню только, что бежал… бежал изо всех сил…
Мозг наконец выполнил свою работу по защите и дал команду бежать как можно подальше от адского места. Не помню, как я садился в машину и дрожащими руками пытался вставить ключ, как на дикой скорости рванул подальше от темного заброшенного здания. Дальше – просто слепящий свет.
Белый, не зеленый. Свет фар приближающейся фуры. Я вылетел на трассу, которая, разумеется, была оживленной. Дикий грохот. И темнота.
Разум наконец заработал и провел нужный анализ. Я лежал на дороге, чудом выжив после страшной аварии.
– Идиот, надо же было смотреть на дорогу, – первое, что я сказал дрожащими губами, когда оклемался.
Медленно попытался сесть, голова гудела. Попробовал пошевелить руками и ногами, ощупал шею. Странно, повреждений особых нет.
Я же видел громадную фуру, которая должна была размазать меня вместе с машиной по всей трассе.
Хм… Ну ладно, может пронесло?
Странное наблюдение, однако, было связано с травой. Попытавшись опереться, чтобы встать, я понял, что сижу посреди густой высокой травы. Медленно встал и, пытаясь разогнуться, огляделся.
– Когда это прямо рядом с трассой успело вырасти поле травы? – не знаю, почему я разговаривал вслух сам с собой.
Скорее всего, последствия шока. Через секунду понял, что трава не самое удивительное наблюдение. Трассы не было. Вернее, дорога была. Только другая. Да где это я? Не могло же меня отнести ударом на километры от столицы? Я поворачивал голову во все стороны, пытаясь собраться.
Прямо передо мной проходила дорога. Грунтовая, узкая. На месте, где должна была быть федеральная трасса. Дорога из утоптанной земли привела меня в ступор. Какой-то задней частью мозга я отметил, что, скорее всего, недавно был дождь, потому что четко были видны колеи от телег.
Каких, ради всего святого, телег?!
Я знал, что последствия сильного удара могли быть непредсказуемыми. Только я впервые столкнулся со случаем, когда в результате аварии сменилась реальность. Я огляделся, пытаясь в темноте хоть что-то разглядеть. Узкая грунтовая дорога проходила посреди поля с высокой травой.
Что же это такое? Непроизвольно я сделал несколько шагов, так как заметил какое-то препятствие на дороге. Мост. Ну как мост, настил из бревен.
Продолжал я идти чисто на автомате. А что я должен был сделать?
«Может машину протащило за фурой? – метались сумбурные мысли. – Как тогда вынесло на грунтовую дорогу? Где я нахожусь вообще?».
Я медленно брел по обочине дороги. Сосредоточиться на странностях всего, что я видел вокруг, мешало еще и то, что я видел совсем недавно. В голове стоял образ бурлящей ярко-зеленым цветом колбы и рука со шрамом.
Так, нужно собраться и позвонить наконец. В полицию, в такси, все равно куда. По привычке рука потянулась к внутреннему карману. Достать телефон не получилось. Не было никаких карманов. Пиджака не было. И брюк тоже. От удивления я встал, пытаясь оглядеть себя без зеркала.
Только сейчас я обратил внимание на то, что вокруг было необычно темно. Фонарей не было. Да и не ставят фонари у земляной дороги.
Руками я пытался ощупать странное одеяние, которое по неизвестным причинам оказалось на мне. Длинная одежда, что-то наподобие робы, опускалась до самых колен. Когда я поднял руку, с удивлением обнаружил, что рукава расширяются к кисти. На рукавах и по низу одежды был мех.
Час от часу не легче? Да как после аварии на мне могла оказаться одежда с какого-то маскарада? Цвет длинного халата, в который я почему-то был одет, определить в темноте я не мог, однако по низу и на рукавах поблескивала вышивка. Руки нащупали широкий кожаный пояс с металлическими пряжками. Странно, к поясу было прикреплено нечто вроде футляра.
Мозг как-то странно работал в этот момент. С перебоями. Удивление отошло немного на задний план и включилось элементарное любопытство.
Я посмотрел вниз и даже поднял одну ногу, чтобы понять, какая на мне обувь. Какие-то странные сапоги с квадратными носами. Час от часу не легче.
Когда я наклонился, чтобы посмотреть на странную обувь, с головы чуть не упал головной убор… Что? Я никогда в жизни не носил шляп.
Взяв в руки то, что было у меня на голове, я попытался рассмотреть и пощупать. Берет. Мягкий. Тоже с меховой оторочкой.
«Как же мне добраться до города? – пронеслось в голове. – Должно же быть логическое объяснение тому, что со мной происходит…».
– Чего ради, господин боярин, в нощи ходишь?
Наверное, если бы меня ударило током, эффект был такой же. Я просто подпрыгнул. Одновременно пытаясь понять смысл сказанного.
Я резко обернулся, в кромешной тьме сложно было что-то разглядеть. Смутные очертания телеги и лошади. Просто потрясающе.
«Боярин? Кто это? К кому обращаются? Ко мне? – мысли метались словно только что разбитые шары бильярда. – Что за язык вообще такой?».
«Наверное съемки фильма или маскарад, – мозг не сдавался в попытке рационального объяснения происходящего. – Исторический фестиваль? Каким образом я оказался на подобном мероприятии?».
Разум, отчаянно цепляясь за привычную реальность, выдавал самые нелепые версии. Авария. Кома. Галлюцинации. Бред. Не очень помогало.
Я стоял по колено в траве, в нелепом наряде с беретом на голове. Рядом на грунтовой дороге, судя по всему, остановилась телега с настоящей лошадью. И мужчина, разговаривающий на странном наречии.
Даже не знаю, что вызывало больший ужас. Понимание того, что я недавно видел безумца, который безжалостно убивал невинных жертв или совершенно незнакомый мир, в котором я вообще ничего не понимал.
Откуда я мог знать, что одно связано с другим, и что продолжение истории безумнее, чем начало?
И главным вопросом было не «Где я?», но «Когда я?».
Глава 2. РАЗЛОМ ВРЕМЕНИ
Я изо всех сил пытался хоть что-то разглядеть в кромешной темноте. Хриплый голос тем временем прозвучал снова. Значит точно не галлюцинация. Говорил человек. Только неизвестными оборотами речи.
– Не ко времени, боярин, в тьме бродишь, только лихие люди по ночам шарахаются, – в голосе послышалось неодобрение.
Я резко повернулся на голос и увидел телегу. Ну а чего удивительного? Если я разодет как клоун, то чего удивляться, что на земляной дороге и правда стоит телега, запряженная лошадьми. Двумя. С колокольчиками.
Повозка была с крытым верхом, скорее всего, для защиты от дождя.
И правда, все логично. Маскарад, так по полной программе.
– Заблудился я немного, – несмело проговорил я. – Добрый человек, подскажи дорогу. Как мне добраться до города?
– Кто такой будешь то? – с подозрением спросил сидящий на сидении, расположенном над передней осью телеги, и державший в руках вожжи.
Глаза немного привыкли к темноте, и я понял важную вещь.
Я не один участвую в маскараде.
Сидящий на повозке мужчина также был одет в странную длинную одежду, доходящую до колен. Одеяние было перехвачено широким кожаным поясом с металлическими бляхами. Цвет одежды разглядеть я не мог, но что-то довольно темное. Поверх было надето нечто вроде кафтана.
На ногах были надеты сапоги, похожие на мои, с квадратными носами. На голове мужчины была круглая шапка с меховой оторочкой.
– Какого роду-племени будешь? – переспросил возница.
Час от часу не легче. Ну откуда я могу знать, какого я рода? Подсознательно понял, что называть фамилию и должность не следует.
– Прости, добрый человек, не знаю…, – ответ вырвался сам собой.
– Вижу больно тебя угораздило, – на удивление возница не разозлился, в голосе прозвучало понимание. – Не помнишь, какого роду.
«Отлично, надо делать ставку на удар головой…, – быстро пронеслось в голове. – Упал, ударился, потерял память».
– Чего речь такая странная? – спросил недоверчиво человек, перебирая в руках вожжи. – Не здешний што ли?
– Нет, не местный, из Европы я, из Голландии, – не знаю, как вырвалось.
Мозг автоматически искал спасения из неизвестной ситуации. То, что я отличался от места, в котором находился, я уже понял. Разумнее было соврать, что я из далекой страны. Чужестранец, понятно, отличается.
– Видать лекарь заморский, от немцев присланный? – закивал человек на повозке.
– Он самый, – подтвердил я, радуясь, что получилось.
Объяснять разницу между немцами и голландцами не хотелось вовсе.
– Садись, лекарь подвезу, – подобрел человек.
Я подошел ближе к телеге, пытаясь сообразить, как забраться.
– Суму свою лекарскую не забудь, – сказал человек.
Я оглянулся. Рядом с дорогой в траве стояла кожаная сумка, похожая на саквояж. На фоне остальных событий я уже устал удивляться. Молча дошел до сумки. Взял и пошел обратно.
– Сильно же ты головой стукнулся, – неодобрительно проговорил человек. – Ишь ты, забыть лекарские свои штучки.
Я промолчал и кое-как забрался на повозку и сел рядом с человеком, держащим вожжи. Одеяние доставляло много неудобств, да и чемоданчик некуда было пристроить. Поставил на колени, и вздохнул.
– Как звать то, лекарь? – спросил человек, когда повозка тронулась.
– Иоганн, – моментально перевел я собственное имя, чтобы было похоже на имя голландского лекаря.
– Иван по-здешнему будет, – пояснил человек.
В общем-то неплохо, сохранилось имя, буду знать на кого отзываться.
– Прости, мил человек, а как тебя звать? – я понял, что нужно перестраивать речь, чтобы не так сильно выделяться.
– Меня Петром зовут, – серьезно сказал человек. – Из купцов я, из местных буду. Вот товар продал, возвращаюсь обратно.
Вот чего я не знал, так как это как ощущается поездка по грунтовой неровной дороге, сидя на облучке. Надо же название вспомнил.
– Петр, а как ты понял, что я лекарь? – осторожно спросил я.
– Дак на тебе же цепь с ладонком, – удивился Петр, постегивая лошадей. – Известно ж, что лекари всегда таковые носят.
«Ладонок вроде старинное слово для медальона», – пытался я перевести неизвестные слова на свой русский. Хотя откуда я мог знать такое?
– Знахарь, в общем, заморский – промолвил Петр. – Не колдун ли?
– Нет, нет, – как-то слишком резко отреагировал я. – Лекарства умею хорошо делать, собирать составы всякие лечебные. Людей лечу.
Непроизвольно пощупал рукой прикрепленную к поясу коробку.
«В футляре должны инструменты и аптекарские флаконы, – пронеслось в голове. – Надо обязательно посмотреть, что в сумке».
– Это хорошо, лекарство всегда дело нужное, – закивал Петр в такт раскачивающейся телеги.
Какое-то время ехали молча.
– Куда мы едем? – все же осмелился спросить я.
– Знамо куда, в Старицу, – спокойно ответил Петр. – Из Старицкого городка я, как и вся родня. Ткачевы мы. Торгуем тканями разными.
«Старицкий кремль, Старицкое городище, – непонятно откуда в голове пробегали мысли стройным текстом. – На мысу при впадении реки Верхняя Старица в Волгу. Расстояние от Москвы до Старицы 213 км по трассе».
Второй раз за сегодня я подумал, что знаю, каково это, когда в человека попадает молния. Меня словно пронзило током сверху донизу.
Ни при каких обстоятельствах в обычной жизни я не вспомнил бы даже названия города. Сейчас же словно кто-то включил невидимый аппарат и мысли пропечатывались телеграфными строками. Я словно читал в собственной голове страницу энциклопедии.
Я помотал головой, подумав, что возможно проступает запоздалая реакция на страшный удар.
– А далеко мы от Старицы сейчас? – я понимал, что вызываю подозрения подобными вопросами, но решил делать упор на то, что иностранец, который сильно ударился головой и все забыл.
– Память тебе напрочь отшибло, мил человек, – покачал головой Петр, словно читая мои мысли. – Почти подъезжаем к городу. Без малого двадцать верст осталось. Темно, да и дорогу после дождей размыло. Часа два-три осталось, так думаю. К утру должны приехать.
«Маршрут от Москвы до Старицы шел через Клин, затем вдоль реки Волги. Москва – Клин – Тверь – Старица», – пронеслось в голове.
В этот раз я вздрогнул так сильно, что чуть не свалился с повозки. Возникло ощущение, что мысли сами по себе появлялись, как на бумаге. Не было это похоже на воспоминание. Детальный текст отражался целиком.
Смешно. После сильного удара, на фоне остальных необъяснимых событий у меня появилась память. Которой никогда не было в принципе. Вселенная и правда решила подшутить.
«Скорее всего, последствия удара головой, – пытался я себя успокоить. – Известны же случаи, когда человек заговорил на другом языке после того, как на голову упал тяжелый предмет. Мозг должен скоро прийти в норму».
Чтобы как-то отвлечься, я решил изучать окружающий пейзаж. Темнота немного рассеивалась, скорее всего было около четырех-пяти часов утра.
Решение осмотреться было правильным. Я немного успокоился, наблюдая как над высокой травой появляется предутренняя дымка и едва заметные солнечные лучи отражаются от кончиков стебельков. Красота русских земель и правда завораживала. Непроизвольно я улыбнулся.
Постепенно стали появляться редкие дома. Как бы сказать поточнее. Больше было похоже на избы. Я, конечно, понимал, что современные люди склонялись к стилизации под старину. Но не настолько. В темноте еще сложно было разглядеть все детали, но в основном мелькали невысокие бревенчатые постройки с двускатной крышей, покрытой соломой или берестой.
Пару раз повозка с трудом переезжала настилы из неровных бревен, так как дорога была размыта до состояния болота.
Не было ни знакомых электрических столбов, ни линий электропередач, ни указателей. Ничего не было.
Постепенно мысль о том, что я оказался участником инсценировки, отступала на задний план. Слишком сложно было переделать все, включая бесконечную грунтовую дорогу с ухабами, домами и мостами…
Безумная мысль, что я оказался в другой исторической эпохе, блокировалась рациональной частью мозга. Не может же быть такого, верно?
Наконец я осмелился и набрал побольше воздуха.
– А не скажешь, Петр, какой сейчас год?
Легенда с иностранцем и ударом головой реально помогала.
– Ишь ты, некрещенные немцы и года по-басурмански считают, – неодобрительно покачал головой Петр. – Нынче идет семь тысяч восемьдесят третий год, по церковно-славянскому, нашенскому, календарю.
«7083 год, значит 1575 год», – пронеслось в голове.
Осознание того, что я из двадцать первого века каким-то образом переместился на четыреста пятьдесят лет назад, пришло позже. Наверное, на фоне нескольких сильных потрясений, сил на удивление больше не осталось.
Странно, но я принял спокойно тот факт, что оказался в 1575 году. Еду в повозке, запряженной настоящими лошадьми, по грунтовой дороге. По направлению в Старицу, где находится Старицкий кремль Ивана Грозного.
Скорее всего, усталый организм просто не мог больше реагировать.
– К кому в Старице едешь, лекарь? – прервал стук колес Петр.
– В каком смысле? – удивился я.
– Останавливаться у кого будешь? – пояснил Петр. – Коль от немцев присланный, так должны были и пристанище определить.
– Пока не решил этот вопрос, – заколебался я с ответом.
Петр ведь прав, куда я пойду в Старице? Дело ведь не в том, что город незнакомый, а в том, что я шестнадцатом веке. Заморский лекарь.
– Ну пока не устроился, можешь у меня перебыть, – степенно сказал Петр. – Живем мы скромно, но место найдется.
– Даже не знаю, как отблагодарить, – я старался отвечать короткими предложениями, потому что понятия не имел, как правильно построить фразу.
Одна надежда, что примут и правда за немецко-голландского лекаря, и спишут странности речи на иностранное происхождение.
Я вздохнул от усталости. Мозг просто разрывался на части. Мало мне было событий в последнее время, так вот, извольте. Шестнадцатый век.
«Может все же помутнение рассудка? – подобный диагноз казался спасением. – Разные же формы бывают, повреждение мозга, уход в иллюзии. Лежу после аварии без сознания, и в сумрачном бреду все это вижу».
Не помогло. К сожалению, я был профессором и всю жизнь провел в медицинской биотехнологии. Подобной детализации не может быть ни при одном повреждении мозга или психическом заболевании.
Я пощупал футляр, прикрепленный к широкому поясу, потрогал еще раз мягкую кожу лекарского саквояжа. И снова вздохнул. Придется привыкать.
«Надо вспомнить, что происходило в России в 1575 году, – подумал я. – Хорошо, что попал в то время, когда отменили опричинину, в 1572 году, хотя официального приказа не было. Земская реформа привела к усилению централизованного управления, формированию местного управления и усилению армии. Экономика страны в это время находилась в упадке».
Дар памяти оказался полезным. Я словно читал учебник по истории.
«Старица была любимой резиденцией Ивана Грозного, после 1575 года, – промелькнуло в голове. – Жил в Старицком Успенском монастыре».
Последняя мысль снова выбила меня из колеи. Да что происходит то? Я и собственные разработанные составы записывал в блокнот, потому что не мог вообще ничего запомнить. Здесь же нате вам. Ходящая энциклопедия.
– Благодарить то, боярин, не надо, – оторвал меня от размышлений Петр. – Коль не затруднит, осмотри моего отрока, захворал он.
– Какие симптомы? – на автомате спросил я.
– Чего? – удивился Петр.
– Чем захворал отрок? – поправился я.
– Так на то лекарь и надобен, чтобы болезнь распознать, – степенно сказал Петр. – Мы ж простые смертные, откель знать то можем?
– Опиши подробно, что происходит с отроком твоим, – пытался я максимально упростить купцу задачу.
– В жар кидает, – вздохнул купец. – Трясет всего, потом покрывается, не успевают обтирать да рубаху менять. Слаб стал, встать не может.
– Давно началось? – интерес проснулся довольно быстро.
– Так уже сегодня пятый день, как, – в голосе Петра слышалась тревога. – Я как уезжал третьего дня, уже слег он. Хотел остаться, так не отвезти товар нельзя. Все по миру пойдем, если торговать перестанем.
– Плохо, конечно, что пятый день без лечения, – сказал я задумчиво. – Ничего, сейчас осмотрю твоего сына да назначу лечение. Выкарабкается.
– Дай, Боже, отроку моему здоровья! – Петр размашисто перекрестился.
Я невольно напрягся, потому что в общем-то был атеистом. И понятия не имел, как себя вести в таких ситуациях. Надо ли обязательно перекреститься после того, как другой сделал то же самое? Сказать что-то?
Хорошо, что Петр сам решил вынести вердикт.
– Поди ты еще и некрещенный в веру православную, – неодобрительно промолвил купец, качая головой. – В заморских краях Бога не чтут вовсе…
– Не чтут, верно говоришь, – закивал я быстро.
Лучше соглашусь. И так непонятно, где оказался, еще и врагов наживу.
– Один отрок у меня, – после паузы заговорил Петр и в голосе слышалась хорошо спрятанная боль. – Матерь его умерла во часе рождения.
«Мать умерла при родах», – мозг на автомате перевел.
– Белокурый, глаза лазоревые, тонкий такой весь в матушку…, – голос грузного и строгого с виду купца потеплел.
В любви купца к единственному сыну сомневаться не приходилось. Такое сложно скрыть, я невольно почувствовал жалость. Так нужно собраться. Желание помочь людям и вылечить как можно больше людей, как бы наивно это ни звучало, всегда было главным мотивом всей моей научной деятельности.
– Сколько лет отроку? – тихо спросил я.
– Шестнадцать, как исполнилось, – сказал Петр, понурив голову. – Все, что у меня осталось. Если и он уйдет, не знаю, что делать буду…
Глава 3. ПЕРВОЕ ЛЕЧЕНИЕ
Пройдя заставу в Старице, мы довольно быстро доехали до дома Петра. Было ранее утро, навстречу выбежал, как я понял, конюх. Немолодой, но и не старый. Длинная плотная рубаха, перехваченная веревочным поясом. Лицо обветренное, суровое, с грубыми чертами.
– Батюшка, Петр Ильич, с ночи вас дожидаемся! – говорил быстро конюх. – Отрок! Все хуже ему, жаром горит, все напрасно!
Последняя фраза запустила невидимый механизм, который, есть у каждого ученого, связанного с медициной. Желание спасти пациента.
– Отведите меня к отроку! – быстро скомандовал я.
Мужчина с удивлением посмотрел на меня, однако вступил Петр.
– Тимка, проводи лекаря заморского к Елисею, – сухо сказал Петр. – Да распряги коней, поставь в стойло, замотались бедные.
Не дожидаясь Петра, я направился ко входу в избу. Внутри было тепло. Разглядывать убранство дома не было времени. По симптомам, описанным купцом, да и по лицу конюха я о понимал, что ситуация крайне опасная. Умереть в шестнадцатом веке можно было от любого заболевания, особенно если не лечиться. В первой комнате, куда я зашел, стояло несколько лавок. Увидев крюки для верхней одежды, я снял и повесил то, что было на мне надето. Только при свете в избе разглядел собственное одеяние.
Пиджак очень странной формы, сужен в талии и расширяется вниз. Наверное, я принадлежу к боярскому роду, застегивалось одеяние золотыми петлицами на эмалевые пуговицы. Узкие штаны были заправлены в сапоги.
«Знать бы, кто распределяет подобные путешествия, обязательно спросил бы, почему обязательно такой нелепый наряд давать?» – подумал я.
Позже я научился называть правильно предметы одежды, в том числе и кафтан. Только в то утро некогда было думать про одеяние.
Во второй более просторной комнате топилась печь.
В дальнем углу сразу увидел, что под одеялом кто-то лежал.
Я быстро прошел через комнату, подойдя к краю кровати. Вначале увидел только руку, тоненькую, бледную с прожилками. На столе рядом с кроватью стояла лампада, несколько чашек, деревянная кружка.
Я перевел взгляд на белое лицо подростка. Несмотря на состояние больного, подсознательно удивился, насколько прав был Петр. Елисей был очень красив, тонкие черты лица словно вычерчены художником. Казалось, что и веса не было, не только из-за болезни. Отрок был ангельски прекрасен.
– Уже третью ночь горит, рубахи да потное белье какой раз меняю, – услышал я взволнованный женский голос за спиной.
Я повернулся и посмотрел на светловолосую девушку в простой рубахе, которая держала в руках большое ведро, явно с водой. Возраст девушки определить было сложно, примерно от двадцати до тридцати лет.
– Агафья, поставь ушат да подай стул лекарю, – раздался голос Петра.
Времени на разговоры не было. Подростку было очень плохо.
Я быстро пощупал пульс. Слабый. Приложил руку ко лбу. Да, температура и правда высокая. Быстро посмотрел, что еще стояло на столе.
– Чем лечите больного? – спросил я.
– Дак известно чем, – тихо сказал Петр. – Лекарь местный дает снадобья.
– Какие? – резко спросил я.
Времени на вежливость не было.
– Хлебный квас с толченным чесноком и хреном Елисею даем, – ответил растерянно купец. – Мед сырец да пиво темное с полынью подогретое…
– Что? – повернулся я к Петру.
– Лекарь сказал надобно, – пробормотал Петр. – Пот, говорит, прогоняет. Кровопускание делал, чтобы дурную кровь прогнать…
– Да кто лечит такими изуверскими методами? – не сдержался я.
«Средневековье какое-то», – возмущенно подумал я и сразу осекся.
Я и так в средневековье. Откуда здесь врачи и тем более лекарства?
Мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, где же я найду антибиотики в шестнадцатом веке? Подросток явно умирал. Без бактерицидного лечения шансы были равны нулю.
Я и медиком то не был. Мне повезло стоять в основе создания научного направления на стыке двух наук – химической технологии и медицинской биотехнологии, добившись успехов. Под руководством гениального ученого.
Преимуществом было то, что мы создавали лекарства на основе новых технологий при помощи биологических систем. Про растворы и вещества я знал практически все, также как и про человеческие жидкости, ткани и белки.
«Нужно найти подходящие ингредиенты, чтобы смешать аналог антибиотиков, – судорожно думал я. – Точно инфекционное заболевание, причем запущенное, организм сам не справится. Из чего же соберу антибактериальное средство-то?».
Необычный дар помнить все, что когда-либо прочитал, теперь показался спасением. В голове замелькали когда-то прочитанные тексты. Все-таки смешиванием веществ и созданием новых лекарств я занимался всю жизнь.
«Антибиотики могут быть природными и синтетическими, – пронеслась мысль. – Господи, ну конечно, нужна плесень. Особого вида. Penicillium (Пеницилин). Появляется на испорченных фруктах, хлебе… Хлеб!».
– Найдите срочно заплесневелый хлеб, – скомандовал я. – Нужен ржаной или черный хлеб, на котором есть плесень. И уберите все со стола.
– Так порченный хлеб свиньям относим, – неуверенно сказала Агафья.
– Значит пойти, взять у свиней и принести мне, – отрезал я. – Петр, ты хочешь спасти сына?
– Делай, как лекарь заморский говорит, – сказал Петр девушке.
Агафья выбежала из избы, я еще раз с жалостью посмотрел на подростка. Елисей еле-еле дышал. Только бы успеть, должно помочь.
«Дистиллированный алкоголь, где же я найду спирт?» – продолжал судорожно думать, где взять остальные компоненты.
– Что еще нужно, барин? – Петр словно прочитал мои мысли.
– Какой алкоголь вы пьете? – спросил я.
– Чего? – купец удивленно на меня посмотрел.
– Для лекарства нужен спирт, – процедил я. – Что пьете на праздники?
– Дак есть немного «хлебного вина», – смущенно ответил Петр. – Сами немного перегоняем. Знамо из ржи делаем, в подвале стоит бутыль.
«Хлебное вино» является прототипом водки, крепостью 30-40 градусов, – пронеслось в голове. – Намного слабее спирта, но на время может помочь».
– Срочно неси свое «хлебное вино», – почти прокричал я.
Забежавшая в комнату Агафья вздрогнула.
– Хлеб порченный принесла? – посмотрел я на девушку.
– Да, – запинаясь проговорила Агафья.
– Положи в чистую миску на стол, и убери все остальное со стола, – времени на объяснение у меня просто не было.
Инстинкт сохранения чужой жизни проявился в полной мере.
Петр вернулся довольно быстро, держа небольшой бутыль с жидкостью.
– Ставь все на стол! – коротко сказал я. – Ножик бы мне острый.
– Так посмотри в своей суме лекарской, – удивился купец.
Тут до меня дошло, что я так и не знал, что находится в футляре и тем более в объемной сумке. Я метнулся в сени и принес с собой увесистый чемоданчик. Внутри и правда лежал набор инструментов, очевидно лекарей шестнадцатого века, завернутый в грубую холщовую ткань.
Хвала небесам! Пара достаточно острых ланцетов. Отлично, узкое лезвие с острым концом. Остальные инструменты изучу позже.
Я начал перебирать заплесневелый ржаной хлеб, который принесла Агафья и сложила в деревянную чашку. Бело-зеленые пятна. Отлично.
«Сделать все надо без навороченного оборудования и современной лаборатории, – пронеслось в голове».
– Глиняный сосуд дайте мне! – сказал я.
Агафья метнулась за печь в углу, и достала небольшой сосуд с узким горлышком. Быстро подбежала к столу, протягивая мне.
– Травы лечебные в нем смешиваем, – проговорила девушка дрожащим голосом. – Для Елисейки, чтобы болезнь отступила.
– Подойдет, поставь на стол, – сказал я, не отрываясь от чашки с хлебом.
Странно, но страха не было. Появился азарт. Не знаю, все ли медики испытывают подобное, но я, оказавшись во времени, когда не было ни больниц, ни лекарств, понял, как растет ощущение собственной значимости. Жизнь и здоровье людей зависели только от умения и знаний лекаря.
Острым ланцетом я аккуратно соскреб плесень в глиняный сосуд. Вещества получилось очень мало, да и хлебное вино слабой концентрации. Ладно, выхода не было. И времени тоже. По правилам получившуюся смесь нужно несколько дней настаивать в тепле, благо печь есть.
Только у Елисея не было несколько дней. Возможно даже часов. Ночь была критической, без медицинской помощи подросток к утру умрет.
«Так, думай, – лихорадочно метались мысли. – Можно усилить процесс, максимально размельчив плесень, хлебное вино является хорошим растворителем. Вино способно вытягивать активные вещества даже без нагрева. На время должно помочь, пока лекарство настоится».
Вновь приобретенный дар феноменальной памяти я воспринимал уже более или менее спокойно. Вот только когда я читал подобное?
– Чего это боярин делает? – услышал я незнакомый голос за спиной, но не стал поворачиваться, занятый процессом приготовления лекарства.
– Федор, не мешай лекарю, – грозно отрезал Петр.
Отец явно переживал, и чисто интуитивно понимал, что вопрос жизни и смерти его единственного сына в руках заморского лекаря.
Сильно измельчив плесень, я добавил в сосуд немного вина. Взбалтывая сосуд, я оглядывался по сторонам в поисках чего-то наподобие марли.
– Дайте тонкую ткань, – коротко сказал я.
Агафья побежала в другой конец комнаты, покопалась в огромном сундуке и вернулась обратно, протягивая мне кусок льняной ткани.
Растянув ткань над чашкой, я аккуратно выскреб смесь плесени с вином из глиняного сосуда. Растер, затем свернул полоску и выжал жидкость
«Отлично, получилось, – подумал я, разглядывая мутную жидкость. – Ну с почином. Аналог пенициллиновой настойки получен».
– Ложку дайте, – сказал я, подходя к кровати.
Взяв ложку из рук Агафьи я еще раз удивился, насколько божественно красиво лицо подростка. Придется пробовать, других вариантов нет.
– Нужно, чтобы Елисей проглотил хотя бы пару ложек лекарства, –сказал я, аккуратно наливая мутную жидкость в ложку.
– Федор, чего стоишь, подсоби лекарю, – решительно шагнул к кровати Петр. – Надобно подать лекарство в гортань.
Высокий мужчина, немного моложе Петра, уверенно подошел к изголовью и раскрыл челюсть подростка, который давно был без сознания.
Я аккуратно влил одну ложку зелья, помассировав горло подростка, чтобы жидкость прошла внутрь. Затем добавил еще пару ложек.
– Глотни, Елисеюшка, прими родимый, лечебное, – прошептал за спиной Петр и я едва сдержался. На глазах выступили слезы.
Столько было невысказанной отцовской любви в простых словах.
Господи, только бы получилось!
Словно читая мои мысли, стоявшие рядом Агафья и Федор размашисто перекрестились, и, повернувшись к иконам и лампадам в углу, поклонились.
– Раствор слабый, но пока должно помочь, – я говорил резким тоном, чтобы самому не расплакаться на глазах чужих людей. – Лекарство должно настояться, как положено, время нужно и температура подходящая.
– Так говори, чего делать, – деловито спросил Федор.
– Поставить нужно за печь, чтобы два-три дня настаивалось в тепле, – сказал я, аккуратно передавая сосуд Федору. – Желательно взбалтывать жидкость каждый день, чтобы лучше все перемешивалось
– Понял, встряхивать кажен день, – Федор внимательно ловил каждое слово с важным лицом.
– Можно добавить в жидкость еще немного меда, – сказал я.
– Агафья неси мед с погреба, – сказал Петр.
Девушка снова убежала, я огляделся.
– Брат мой меньшой, Федор, – вспомнил Петр про правила приличия.
– Очень приятно, Иоганн, – хорошо, что не забыл собственное имя.
– Иван по-нашенски, – перевел купец. – Прислали вот в Старицу заморского лекаря, по дороге подобрал. Видно, упал с телеги да заплутал.
– Врачевание дело нужное, – закивал Федор с одобрением.
«Какое прекрасное объяснение, – невольно проскочила мысль. – Шел, поскользнулся, упал, встал. Всем буду одинаковую историю говорить».
– Что теперь будет, господин лекарь? – несмело спросила Агафья, поставив крынку меда на стол рядом с сосудом. – С Елисейкой?
– Лекарство должно подействовать, – деловито сказал я. – Нужно немного подождать. Который сейчас час?
– Приехали вы поутру, да лечением вона сколько времени занимались, сейчас уже поди скоро полдень будет, – Федор сказал размеренным тоном.
– Добавьте в раствор мед, перемешайте и поставьте сосуд за печь, – сосредоточенно сказал я. – Давать Елисею будем несколько раз в день. Питие должно быть обязательно теплое. Чаи же делаете на травах?
– Конечно, – закивала Агафья.
– Следите, чтобы Елисей пил побольше, – продолжил я.
– Все сделаем, – сказал Петр строго. – Сейчас господину лекарю отдохнуть надобно. Шутка ли сколько в дороге провел, так еще и головой ударился. Агафья, поди на кухню, скажи, чтобы обед готовили.
– Вот отобедаем, да и можно будет отдохнуть, – повернулся ко мне хозяин дома. – Господин лекарь, не извольте покидать мой дом. Оставайтесь, будет мне в радость. Комнату приготовим хорошую, светлую.
– Можно ты будешь называть меня просто Иваном? – спросил я.
– Никак нельзя, господин лекарь, – помотал головой Петр.
Я вздохнул, но решил, что нарушений исторических эпох на сегодня достаточно. Пусть называют как хотят. Я и правда валился с ног от усталости.
Подойдя к Елисею, я положил руку на лоб и пощупал пульс. Невольно улыбнулся. Говорить об улучшении родным, конечно, пока не стоит. Но я прекрасно видел, что пенициллиновая настойка получилась. Жар спадал.
– Пойдем в столовую, скоро обед накроют, – посмотрев на сына, сказал Петр. – Все лучшее господин лекарь на стол поставим.
Неужели купцы и правда так питались в шестнадцатом веке? Я не знал, из чего приготовлена большая половина блюд. И физически не понимал, как можно вместить в себя такое количество еды.
Напитков было еще больше, особенно медовых. О том, что напитки были крепкими, я догадался позже. Когда с трудом встал из-за стола.
– Агафья, отведи господина лекаря в покои, – скомандовал Петр, увидев мои попытки не свалиться от усталости. – Горницу прибери, где жена моя, Евдокия, во блаженной памяти живала. Да белье принести свежее.
Я был настолько вымотанным, что едва передвигал ноги. Суеверным я не был, поэтому мог спокойно поселиться в комнате, где жила покойница.
Главное, что я вообще оказался в жилом помещении, а не в канаве ночью. Комната была маленькая, но по-своему даже уютная.
Вырубился я мгновенно и когда очнулся, было уже темно. Часов не было, я подошел к окну, посмотрел во двор. Был только вечер.
«Ну вот теперь у меня будет, как и положено, послеобеденный сон, – пронеслось в голове. – Надо идти срочно дать лекарство Елисею».
Я спустился вниз, стараясь точно вспомнить расположение комнат. Дом у Петра был довольно большой, да и по присутствующим за столом я понял, что живут братья-купцы дружно, одной большой семьей.
Позже я узнал все подробности. Всего братьев Ткачевых было четверо, с учетом жен и детей, также прислуги, примерно двадцать человек. Избы, как я понял строили рядом, и жили как бы одним двором. Выходя с дома одного брата, можно было минут за пять по двору дойти до дома другого.
Так, сейчас не до подробностей проживания. Я на удивление быстро нашел комнату, где горела лучина. У кровати Елисея стояла Агафья и Петр.
– Помогло, боярин, помогло! – прошептала Агафья с восхищением смотря на меня, как на посланного ангела с небес.
Я быстро подошел к Елисею и внутренне довольно улыбнулся. И правда помогло. У меня не было градусника и аппарата, чтобы померять давление, но как медик я мог без оборудования оценил состояние больного.
Елисею стало намного лучше. Пропала болезненная мертвенная бледность, лицо посвежело, и на щеках появился едва заметный румянец. Я положил руку на лоб, хвала небесам. Лоб был слегка теплый. Удалось сбить высокую температуру, хотя до полного выздоровления было еще далеко.
– Принесите раствор, – коротко сказал я, поворачиваясь к столу, чтобы взять ложку. – Давать нужно примерно четыре раза в день.
– Так, зелье давали в полдень, – сказал Петр. – Теперь ранний вечер. Значит еще в ночь зелье будем давать, и, стало быть, еще утром.
– Правильно, – повторил я, наливая мутную жидкость в ложку. – Следите за тем, чтобы Елисей пил много жидкости, воду, чаи травяные.
– Следим, господин, следим, – закивала Агафья с готовностью.
– Скажи, Иван, поправится отрок мой? – едва слышно спросил Петр, наблюдая, как я вливаю пару ложек раствора в горло Елисея.
– Да, должен, – невольно вздрогнул я, ощутив всю боль неизмеримой отцовской любви к единственному сыну.