Читать онлайн Привратности судьбы

Полночь окутала город, офис замер в тишине, и лишь в одном кабинете, словно маяк, мерцал свет. Вероника, словно одержимая муза, уже двенадцатый час колдовала над макетом будущего спорткомплекса. Срок не поджимал, но неутолимая жажда творчества, этот священный огонь, поглощала её целиком, стоило лишь прикоснуться к новому заданию. Дизайн интерьера был для неё не просто работой, а бездонным колодцем, из которого она черпала вдохновение. Каждый проект пробуждал дремлющий вулкан её воображения, и, однажды начав, она уже не могла остановиться, словно пленница прекрасного.

В свои двадцать три, благодаря неистовому упорству, она завоевала почётное место в ведущей компании Милана, но её амбиции простирались дальше, к звёздам. Вероника без остатка посвятила себя работе, не собираясь сворачивать с намеченного пути – стать иконой дизайна. И, стоит признать, её имя уже шепталось в модных салонах и архитектурных бюро, заказчики выстраивались в очередь, чтобы прикоснуться к её гению.

Много лет назад, в семнадцать, по зову сердца, она покинула Россию по программе обмена. С тех пор, без чьей-либо поддержки, она, словно искусный мозаичист, кропотливо выстраивала свою жизнь, кусочек за кусочком. Опекунская семья окружила её заботой и теплом, заменив родных, и Вероника искренне надеялась, что их дочери Лукреции в России не так одиноко, как когда-то было ей. Её семья, увы, не отличалась душевной щедростью, но в материальном плане никогда ни в чём не отказывала. Каково же было её удивление, когда во время очередного телефонного разговора Лукреция призналась, что счастлива в новой семье! Простота и искренность её итальянских родителей заменили ей всё, а воспоминания о России вызывали лишь дрожь.

Вероника могла часами наблюдать, как отец Лукреции, Арманд, корпел над чертежами зданий. От него всегда пахло краской, цементом и свежей побелкой – этот запах будоражил её воображение. Когда он рассказывал о строительстве, она забывала обо всём на свете, ловя каждое слово, словно драгоценный камень. Заметив её неподдельный интерес, Арманд стал брать её с собой на стройки, вызывая недовольство своей жены Маргариты, считавшей, что девочкам не место в этом суровом мире. Но Веронику не пугали ни пыль, ни шум. Бродя по пустым комнатам, она уже видела будущий дизайн, словно кадры фильма, прокручивающиеся в её голове. Она чувствовала цвет стен, видела, какое покрытие идеально подойдёт для бетонного пола, представляла, как расставить мебель.

Однажды, Арманд взял её с собой на объект, который должен был стать новым гольф-клубом. Оставшись одна в холле, она долго смотрела на белую, безликую стену. Внезапно, словно под гипнозом, она схватила карандаш и начала рисовать то, что возникло в её голове. Арманд, увидев это, застыл в изумлении. В нём боролись два чувства: гнев за испорченную стену и восторг от увиденного. Пейзаж, рождавшийся под её рукой, завораживал: зелёная трава, лазурное небо, горизонт и силуэт человека, заносящего клюшку для удара… Не успел он опомниться, как в холл вошёл владелец клуба. Он внимательно изучил рисунок и, удовлетворённо хлопнув в ладоши, остановил Арманду жестом, позволив юной художнице закончить своё творение.

Тогда ей было восемнадцать. Она заканчивала школу и получила свой первый заказ, твёрдо решив поступить в университет по специальности «дизайн интерьера и технологии». В Италии она обрела не только стимул в жизни, но и саму себя. Она училась и работала, не зная усталости. Благодаря той стене в гольф-клубе, у неё появились первые клиенты, а после окончания университета двери лучшей фирмы Милана распахнулись перед ней. И вот уже два года она, не покладая рук, оттачивает своё мастерство, стремясь к вершинам профессии.

Звонок телефона, словно назойливый комар, вырвал её из творческого плена над макетом. Вероника, с видом человека, которого разбудили в самый интересный момент сна, устало потёрла глаза и буркнула в трубку:

– Алло!

– Милая, я так и знала! Ты, как пчелка, все трудишься в своей лаборатории дизайна! Не пора ли прекратить это безобразие и дать отдохнуть своим гениальным мозгам? – проворковала Маргарет.

– Теплый, заботливый голос Маргарет – словно глоток горячего шоколада в морозный день – вызвал на лице Вероники нежную улыбку.

– Да знаю, Маргарет, просто когда новый проект – меня засасывает, как пылесос ковер!

– Вероника, детка, тебе срочно нужен отпуск! Ты с тех пор, как в эту компанию устроилась, забыла, что человек имеет право на ленивое валяние на диване и просмотр глупых сериалов! – Маргарет была обеспокоена этим маниакальным трудоголизмом. Она относилась к Веронике, как к родной дочери, и когда та упорхнула из гнезда в свою съемную квартиру, Маргарет чуть не прослезилась. Обе её любимые девочки, родная и приемная, разлетелись, как птички, и в доме воцарилась тишина. Она надеялась, что если уж Лукреция, покорившая Москву своим талантом, не собирается возвращаться, то Вероника хотя бы останется рядом. Пришлось отпустить и её, но Маргарет продолжала окружать Веронику заботой, как наседка цыпленка. Собственная мать Вероники звонила раз в месяц, пытаясь заманить её обратно в Россию, но разговор с ней больше напоминал светскую болтовню, чем душевную беседу матери и дочери. С Маргарет же все было иначе – тепло, искренне и по-настоящему.

При мысли об отпуске по спине Вероники пробежали мурашки размером с бегемотов. Отдых означал одиночество, размышления и встречу с призраками прошлого, а этого она боялась больше, чем налоговой проверки. Нет, работа – вот её спасение, её адреналин, её… наркотик, если хотите!

– Да, знаю, просто… еще не время. Да и не устала я! – попыталась отбрехаться Вероника.

–И все же подумай! Ты же помнишь, что в выходные прилетает твоя сестра? – Маргарет давно перестала делить девочек, обе они стали для нее родными.

–Да тут как забудешь! Лукреция мне буквально час назад все уши оттарабанила о своем приезде! Она составила список дел, которые мы должны провернуть за время её пребывания в Милане. У меня такое ощущение, что она планирует не отпуск, а спецоперацию по захвату города! – Лукреция стала для Вероники младшей сестрой, хотя они и были ровесницами. Вероника чувствовала себя старше и мудрее, а Лукреция была словно порхающая бабочка, неутомимая, веселая и беззаботная. У нее была неуемная жажда жизни и приключений, и остановить ее было невозможно.

–Вот и отлично! А теперь заканчивай работать и марш домой! А то не выспишься, и кто тогда будет блистать своим гением?

Вероника тяжело вздохнула. Она знала, что если не доведет себя до полного изнеможения, то сон к ней не придет. Призраки прошлого – те еще ночные кошмары. Не стала посвящать в это Маргарет, а просто ответила:

– Да, я уже собираюсь.

Отлично! Через час позвоню и проверю, чтобы ты была дома!

Хорошо, – устало улыбнулась девушка и повесила трубку.

Бросив взгляд на макет, словно прощаясь с ним, Вероника сделала последний штрих, собрала вещи и покинула офис, оставив его погружаться в тишину ночи.

Вырвавшись из каменных объятий офиса, она жадно вдохнула миланский воздух, пропитанный ароматами свободы и надвигающегося вечера, и направилась к машине. Полчаса лабиринтных улочек – и вот она дома.

Вероника обожала свою маленькую, словно уютное гнездышко, квартирку в сонном районе. Балкончик, повисший над тишиной двора, уютная кухня, гостеприимная гостиная и спальня, словно кокон, сотканный из мечтаний. Здесь все дышало её вкусом, каждая деталь – отголосок её души. С первого взгляда эта квартира запала ей в сердце, несмотря на то, что прежние жильцы обходили ее стороной, пугаясь ветхости и запущенности. Вероника же увидела в ней холст, ждущий своего художника. Договорившись с владелицей, пожилой дамой, уставшей от города и мечтавшей о сельской идиллии, Вероника получила карт-бланш на преображение. Старая женщина, довольная стабильным доходом, редко беспокоила ее, да и не интересовалась особо метаморфозами старой квартиры.

Вероника, вооружившись поддержкой своего приемного отца, часами корпела над чертежами, воплощая в жизнь свой собственный проект. Кухня и гостиная слились в единое пространство благодаря величественной арке, визуально раздвинувшей стены. Арка, словно увитая виноградной лозой, сплетенной из бежевых и золотистых мазков, создавала иллюзию райского сада. Одна из стен, превратившись в полотно, расцвела под кистью Вероники. Картины и зеркала, словно окна в другие миры, заполняли пространство, а книжные полки, уставленные сокровищами мировой литературы, органично вписались в интерьер. Классическая мебель – небольшой диванчик с бархатной обивкой, словно приглашающий к неге, два кресла, обнимающие теплом, и белоснежный ковер, мягкий как облако, на котором она любила погружаться в чтение – создавали атмосферу утонченности и уюта. Кухня, светлая и просторная, с мраморными столешницами, отражала ее рациональный подход к кулинарии. Вероника, нечасто баловавшая себя сложными блюдами, предпочла громоздкому гарнитуру изящный стеклянный стол, украшенный канделябрами, словно сцена для романтического ужина. Из гостиной открывался выход на террасу, превращенную в летний сад. Несмотря на то, что растения отвечали ей взаимностью не всегда охотно, Вероника ценила их молчаливую красоту, поэтому и прибегла к помощи садовника. В окружении благоухающих цветов и изумрудной зелени она поставила плетеное кресло и соломенный столик, где любила встречать рассветы, согреваясь чашкой ароматного кофе.

Её спальня была словно ода роскоши и чувственности. Огромная кровать с балдахином, подобно трону, занимала большую часть комнаты, а подсвечники, стоящие по обе стороны, отбрасывали таинственные тени, создавая атмосферу будуара. Большая плазма на стене – ее способ погрузиться в мир грез и отвлечься от суеты дня. Она любила засыпать под мерное бормотание телевизора, позволяя сознанию раствориться в чужих историях. Вероника, не увлекавшаяся шопингом, предпочла кладовую вместо громоздких шкафов, освободив пространство для легкости и свободы.

Сейчас, сбросив оковы трудового дня, скинув туфли и небрежно бросив вещи в прихожей, она направилась на кухню, где ее ждал скромный ужин из полуфабриката. Освободившись от одежды, она ступила на пушистый ковер, нежно щекотавший ступни. Контрастный душ смыл усталость, а ужин под мерное мерцание экрана телевизора погрузил ее в блаженную дрему. На часах было три ночи.

Будильник, этот адский будильник, вопил как резанный, но Вероника, словно медведь в берлоге, продолжала дрыхнуть. Она смахнула его на пол с грацией слона в посудной лавке и провалилась обратно в царство Морфея. Минут через десять телефон, словно назойливый комар, принялся вызванивать ее из глубин сна. Вероника сначала игнорировала его, надеясь, что он сам заткнется, но гаджет был неумолим. С воплем, достойным оперной дивы, она принялась рыться в бездонной сумке, словно археолог, раскапывающий древние сокровища.

– Рики, какого черта?! – прорычала она в телефон, сонным голосом, больше похожим на рык недовольного льва.

– А вот такого, любимая! – пропел Рики в трубку, словно канарейка. – Лукреция сегодня прилетает! Ты же просила разбудить!

Рики был единственным мужчиной, кроме, пожалуй, Арманда, кому было позволено войти в ее личный, тщательно охраняемый мир. И все потому, что девушками он интересовался примерно так же, как пингвин – уроками танго. Со времен университета, они были не разлей вода, идеальный тандем друга и подруги. Рики, с его внешностью голливудской звезды, для всех был эталоном мужественности, но Вероника хранила его секрет как зеницу ока. Сколько раз она прикрывала его в университете, играя роль его девушки! Ни один мужчина не мог подойти к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Красивая, сексуальная, словно Афродита, она притягивала мужчин как магнит, но стоило мужским рукам коснуться ее, как она превращалась в Снежную королеву, замораживая любые поползновения. Она избегала близких контактов, словно чумы, и выстроила вокруг себя непробиваемую стену. Даже клиенты, порой, пытались пригласить ее на свидание, но она обрывала эти попытки на корню, становясь холодной и неприступной. Ей нравились мужчины, да, но опыт прошлого, словно старая пластинка, твердил, что ничего хорошего от этих отношений ждать не стоит. Призраки из далекой России преследовали ее, не давая покоя. Знакомые считали ее радикальной феминисткой, а правду знала лишь Маргарет – первая, кому Вероника поведала о своем побеге из дома в Италию.

– Вот черт! – ругательство сорвалось с ее губ так же легко, как последние остатки сна с глаз. – Спасибо, милый, что разбудил. Я перед тобой в долгу.

– Да ладно тебе! Только не забудь пригласить меня в вашу девчачью компанию на шопинг!

Вероника любя улыбнулась.

– Ну куда мы без твоего мужского взгляда? Всё, целую, а то Лукреция меня прибьет, если я не заберу ее вовремя! Целую! – Она послала в трубку воздушный поцелуй и, лихорадочно соображая, с чего начать сборы, повесила трубку. Время – деньги, а в данном случае – время равно жизни! Жизни, которую она не хотела потерять от рук разъяренной Лукреции.

Взглянув на часы, Вероника чуть не подпрыгнула до потолка! Меньше часа! Опаздывать – её фирменный стиль, хроническая болезнь, против которой бессильны любые будильники. Что поделать, если Морфей, вредный старикашка, баловал её сладкими снами лишь под утро? Словно гепард, она метнулась в душ, окатив себя бодрящим контрастом, зубы засверкали голливудской белизной, а макияж, нанесенный в темпе вальса, гордо подчеркнул выразительность глаз и чувственность губ. "Браво, Вероника, ты – художник!"

Ураган в шкафу! Какой наряд сегодня угодит этой взыскательной особе – Лукреции? Гардероб Вероники – ода консерватизму: практичные, строгие, пастельные тона. "Ты прячешь свою красоту за тряпками!" – ворковала приемная сестрица при каждой встрече. Вероника же считала, что её одежда – элегантная защита, скромно подчеркивающая достоинства фигуры. Никаких мешков из-под картошки и монашеских одеяний! Сегодня выбор пал на бежевые атласные брюки и легкую, свободную тунику. "Вполне пристойно!" – решила она, глядя в зеркало.

Перед дверью – балетки. "Лукреция прожужжит все уши", – обреченно подумала Вероника. Но комфорт – превыше всего! Каблуки – лишь для редких деловых вылазок. Схватив сумочку, она взъерошила волосы, надеясь, что по дороге они высохнут и превратятся в романтичные локоны.

Газ в пол! Камеры зафиксировали её полет, выписывая штрафы, словно конфетти на празднике. Обычно Вероника – примерный водитель, но сегодня игра в "шашечки" была жизненно необходима. Телефон вибрировал, не умолкая – это Лукреция, а значит, апокалипсис неминуем. Лишь на парковке она решилась ответить на звонок.

– Да! Дорогая моя, извини, пробки! – выпалила Вероника, растягивая улыбку во все тридцать два зуба.

– Я так и думала. Тебе повезло, сегодня я в прекрасном настроении, и тебе ничего не грозит. Где ты припарковалась? – в голосе Лукреции не было и намека на гнев.

– Я встречу тебя.

– Не стоит, я уже на улице, и милый грузчик готов мне услужить. – Вероника представила, как Лукреция строит глазки невинному студенту, подрабатывающему на хлеб. Ему достанется лишь воздушный поцелуй, но зато какой!

Вероника назвала номер стоянки и не успела перевести дух, как в зеркале заднего вида увидела сестру, дефилирующую походкой модели, а за ней, обливаясь потом, бедный паренек тащил её многочисленный багаж. Можно подумать, она вернулась из Милана навсегда, а не на пару дней, как жалобно лепетала по телефону, оправдываясь загруженностью на работе. Что-то гнало их обеих из этого города: одну – в поисках покоя и стабильности, другую – от чего-то смутного и пугающего.

Словно две ласточки, выпущенные из одной клетки, девушки сорвались навстречу друг другу, сплетаясь в объятии, таком крепком, что со стороны их можно было принять за кровных сестер. Обе брюнетки, словно сошедшие с полотен Караваджо, но Лукреция носила свои волосы, как темный шелк, ниспадающий ниже плеч, в то время как Вероника лишь украдкой вздыхала, наблюдая за этим великолепием. Ее собственные волосы, непокорные и своенравные, редко достигали ниже плеч, а когда укрощение непослушных локонов становилось непосильной задачей, она безжалостно обрезала их в дерзкое каре. Карие, как горький шоколад, глаза и кожа, обласканная солнцем, служили печатью их кровного родства, но в глубине зрачков Лукреции плясали озорные черти, искры радости и неуемной энергии, а во взгляде Вероники покоилось безмятежное озеро спокойствия. Они были как лед и пламя, как "два полюса одной души". Сердце Вероники, скованное льдом разочарований, тихо дремало, в то время как в груди Лукреции бушевал неукротимый пожар страсти, готовый испепелить все на своем пути. Взметнувшись вихрем, машина умчалась навстречу хитроумным планам, сплетенным коварной Лукрецией. Вероника, словно подгоняя судьбу, с энтузиазмом воскликнула:

– Ну что, как дела? Рассказывай!

Лукреция, захлебываясь от восторга, защебетала:

– Всё просто чудесно! Россия для меня – второй дом! Помнишь, твой папа помог мне открыть фотоагентство? Я назвала его "Ника" – в честь победы и тебя! Клиенты валят толпами, отбоя нет!

Вероника, услышав упоминание об отце, невольно стиснула руль, словно пытаясь удержать рвущиеся наружу воспоминания. "Ей бы он никогда и ни за что не помог," – с горечью подумала она. Ее бунтарская профессия вызывала у отца лишь раздражение. Он не раз пытался выдернуть ее из солнечной Италии, вернуть в серую реальность, где все должно было идти по его строгому плану: бизнес-школа, работа в его компании, никаких глупостей! И всё бы шло по его сценарию, если бы не тот самый переломный момент, судьбоносное объявление на сайте школы об обмене школьниками. Вероника тогда, не задумываясь о последствиях, ухватилась за эту возможность как утопающий за соломинку. Это был шанс вырваться! Она приложила все усилия, чтобы уговорить родителей отправить ее в Италию, а Лукрецию – принять у себя. Дмитрий, ее отец, был категорически против, считая итальянский язык бесполезным, когда в мире правит английский. К счастью, мать, Мелена, безумная фанатка моды и Милана, смогла переубедить мужа.

Вероника впервые в жизни была благодарна матери, хотя сейчас не сомневалась, что отец до сих пор упрекает ее за потерю дочери. Она сбежала из золотой клетки на свободу, и даже не подозревала, что в далекой стране обретет любящую приемную семью, а Лукреция очарует ее родителей настолько, что отец будет готов исполнить любое ее желание, лишь бы эта девушка, заменившая ему дочь, была счастлива. Вероника усмехнулась, представляя себе этот хитроумный поворот судьбы.

– Ты чего улыбаешься? – поинтересовалась Лукреция, заметив внезапную перемену в настроении сестры.

– Да ничего, просто удивляюсь, как ты умудрилась обвести моего отца вокруг пальца! Мне бы он ни за что не позволил открыть своё агентство. Он считает это несерьезным, – поспешно добавила Вероника, не желая обидеть Лукрецию. – Только не обижайся, это не в твой огород камень!

– Я не понимаю, почему ты так недружелюбна к своим родителям, – искренне недоумевала Лукреция. Для нее они были как родные, даже ближе, чем собственные. С ними она чувствовала себя свободной. Ее настоящие родители держали ее в ежовых рукавицах: хорошая итальянка не должна носить короткие юбки, выставлять себя напоказ, возвращаться домой позже девяти вечера, никаких парней! О, сколько раз ее бунтарская душа рвалась на волю! Она даже пару раз сбегала из дома, чтобы попробовать алкоголь и погулять с друзьями, но отец, словно разъяренный Цербер, волок ее домой, упрекая в том, что она позорит семью.

Попав в Россию, она вздохнула полной грудью, почувствовав глоток свободы. С Меленой она полностью обновила гардероб, выкинув старомодные юбки в пол и бесформенные кофты, и стала возвращаться домой после одиннадцати, что ничуть не отразилось на ее учебе. Она с отличием окончила школу и институт фотоискусства. Ее карьера стремительно пошла в гору, благодаря, в частности, Дмитрию, организовавшему ее первую выставку, где ее талант был признан высшим обществом. С тех пор от клиентов не было отбоя.

Но, несмотря на любовь и заботу, которые она получала от семьи Вероники, они скучала по своим родителям тоже. В свою очередь её приемная семья так де скучала по своей дочери, которую видят лишь изредка. Мелена искренне не понимала, почему Вероника так избегает их и свою родину. Лукреция не раз пыталась разговорить сводную сестру, задавая наводящие вопросы, но все было тщетно. Стоило коснуться прошлого, как Вероника каменела и резко меняла тему разговора, либо отвечала уклончиво.

И сейчас было видно, как она съёжилась при одном упоминании о родителях, словно от ледяного ветра:

– Просто… с ними я другая, – пробормотала она, отчаянно запихивая непрошеные слёзы обиды в самый тёмный чулан сердца. – Когда мы поедем к твоим святым?

– Только после того, как я приму душ и облачусь в одно из твоих монашеских рубищ! – Лукреция искренне не понимала, как одежда может так преступно скрывать всю чувственную красоту, которой природа так щедро одарила девушку.

– Ах, да, Маргарет будет в шоке от твоей откровенной блузки! Она что, на два размера меньше, и тебя злые собаки пытались укусить за коленки? – Вероника с нескрываемым смехом решила подколоть её, ведь не ей же одной смеяться над её «скромностью». Зато в этой одежде она чувствовала себя комфортно и защищенно, будто в броне!

Лукреция окинула взглядом свою шёлковую блузку, плотно облегающую бюст. Она ведь специально выбирала такую, чтобы намекнуть на чувственные линии, не показывая при этом слишком много. А любимые джинсы идеально сидели, подчёркивая… кхм, достоинства. Она надула губки и махнула рукой.

– Ты ничего не понимаешь в моде! Вообще ничегошеньки!

Оставшуюся дорогу Вероника щебетала об Арманде и Маргарет, словно о паре антикварных ваз, которые нужно очень бережно нести.

Как только Лукреция ворвалась в квартиру, она с криком «Душ!» понеслась в ванную. Пока Вероника колдовала над сэндвичами и кофе, она и глазом не успела моргнуть, как «стихийное бедствие» по имени Лукреция уже вовсю орудовало в её гардеробной. Только оглушительный вопль "Какой кошмар!!!" заставил её рвануть в спальню, дабы защитить своё скромное имущество.

– Боже мой, Вероника, сколько тебе лет?! – Лукреция, словно разъярённая фурия, вытаскивала вещи с вешалок и с негодованием швыряла их на пол. – Неудивительно, что из-за этого тряпья у тебя никого нет!

Вероника сглотнула ком в горле. Да дело вовсе не в одежде! Просто она и не хотела никого заводить. А эти вещи служили лишь надёжным щитом от назойливых ухаживаний. Они делали её неприступной, словно табличка "Осторожно! Высокое напряжение!"

– Слушай, Лукреция, я же не устраиваю погром в твоём гардеробе и не учу тебя, как одеваться! – отчаянно защищая своё добро и собирая его с пола, воскликнула девушка.

– Ещё бы ты это делала! У тебя совершенно нет вкуса! Но ничего, сегодня же мы отправимся по магазинам. Я вообще не понимаю, как можно жить в городе моды и так одеваться! Это всё дурное влияние моих родителей! – фыркнула та в ответ.

– Давай, выбирай себе что-нибудь и поедем уже к родителям, – Веронике очень не хотелось, чтобы сестра продолжала этот «археологический раскоп» в её шкафу.

– Господи, да что же тут выбрать из этого царства консерватизма, и чтобы моя матушка не заподозрила, что это твои вещи!

– Вот! – Вероника извлекла из чехла новое платье, купленное для воскресных прогулок по парку. Оно привлекло её тёплым оттенком зелёного, наивным белым рисунком, атласным поясом и целомудренным вырезом. – Это платье они ещё не видели.

– Боже мой, где ты этот раритет откопала? – потрясённо пробормотала Лукреция, разглядывая длину и закрытый вырез.

– Между прочим, оно от известного дизайнера! – попыталась оправдать платье девушка.

– Не спорю, но к нему нужны огромные каблуки на шпильках и ажурные колготки, чтобы хоть что-то подчеркнуть! – По выражению лица сестры она поняла, что ничего подобного у той нет. Да ей бы такое и в голову не пришло! Но, к счастью, в чемодане Лукреции, разумеется, нашлось всё необходимое. Она быстро высыпала свою одежду, развешивая её в гардеробе Вероники, и заполнила сумку её вещами. – Чтобы переодеться, буду заезжать к тебе.

Через сорок минут она была готова, и Вероника просто ахнула от восторга. Её скромное платьице, благодаря Лукреции, превратилось в экстравагантный наряд, словно Золушка, побывавшая на балу!

Маргарет встретила их с распростертыми объятиями, словно долгожданных героинь вернувшихся с победой! Усадив за обеденный стол, она тут же превратилась в вихрь энергии, одновременно расспрашивая дочь об ее успехах. Стол ломился от угощений, и вскоре появился Арманд, излучающий любовь к обеим дочерям, не делая между ними никаких различий. Он прижал их к себе в крепких объятиях, словно стараясь вобрать в себя всю их радость и энергию. Семья была в сборе, и обед превратился в феерию рассказов Лукреции и Вероники о работе и выставках. Все шло просто волшебно! Вероника купалась в окутывающем ее тепле и уюте семейного обеда, но вдруг… вопрос Маргарет прозвучал как гром среди ясного неба, заставив ее мгновенно напрячься.

– Как там Мелена и Дмитрий?

Улыбка Лукреции тут же поблекла, словно ее подменили.

– Сейчас уже все хорошо…– словно откладывая разговор на потом пролепетала она.

– Что значит "сейчас"? – озабоченно спросила Маргарет.

Вероника почувствовала недобрые нотки в голосе сестры, и ее сердцебиение подскочило до отметки "турборежим".

– У Дмитрия был сердечный приступ, – выпалила Лукреция, заметив, как вилка сестры со стуком рухнула на стол. Она поспешно добавила: – Но сейчас все хорошо, все позади! Представляешь, как мы все перепугались!

– И ты говоришь это только сейчас?! – Вероника была просто в шоке, узнав об этом спустя шесть часов после прилета Лукреции, которая все это время не обмолвилась ни словом!

– Ну, ты же не спрашивала, а я… не знала, как сказать, – пробормотала та в свое оправдание, с видом побитой собаки.

Вероника вдруг осознала, что на самом деле она не хотела знать ничего о родителях, ей просто важно было знать, что они в порядке, и все. Никаких подробностей, никаких трагедий, пожалуйста!

– Боже, Вероника, тебе нужно увидеться с ним! – Маргарет, как любящая мать, понимала, что нужно ее отцу.

Вероника метнула в женщину взгляд, способный испепелить на месте, говорящий о том, что она никуда не поедет. Но взгляд приемной матери отвечал: "Ты обязана побороть свои страхи и повидаться с отцом!"

– Да, Ника, ты очень нужна им сейчас, – Лукреция, похоже, не поняла перепалки взглядами, но решила поддержать мать. Она всегда была мастером "поддержать, когда не просят".

Вероника похолодела, каждый мускул ее тела напрягся и превратился в натянутый нервный комок. В голове царил хаос, буря мыслей, страхов и противоречий. Она любила отца и, как порядочная дочь, должна была приехать, увидеть его, приободрить и поддержать. Но что-то внутри, какой-то инстинкт самосохранения, отчаянно кричал: "Не делай этого!". Минутная борьба, разгоревшаяся в ее душе, внезапно закончилась победой совести.

– Да, хорошо, я полечу. Только надо заказать билеты…

– Я уже все купила! – выпалила Лукреция на радостях, и тут же была пронзена ядовитым, пылающим огнем взглядом сестры. – Ну, я просто не ожидала другого поворота! А что? Удобный случай… грех не воспользоваться!

Вероника до конца обеда хранила молчание, словно заперлась в неприступной крепости. "Пара дней с родителями – и я снова на своей прямой, как стрела, дороге", – твердила она себе, но в глубине души знала, что жизнь – это не гладкий автобан, а скорее ухабистая проселочная дорога с неожиданными поворотами. Попрощавшись с Армандо и Маргарет, две подруги помчались навстречу Рики и безудержному шопингу. Пока Рики и Лукреция, как завороженные, носились между бутиками, Вероника пыталась собрать осколки своего душевного равновесия. Известие о приступе отца обрушилось на нее, как снежная лавина. Николай, казалось, был воплощением богатырского здоровья! Всю жизнь тащил на себе бизнес, оберегал семью от невзгод, чтобы мать и дочь ни в чем не нуждались. Хотя, по правде говоря, Вероника к деньгам относилась довольно прохладно. Едва переехав в Милан, она тут же встала на собственные ноги и перестала нуждаться в отцовской опеке, которая, к слову, мечтала видеть ее выпускницей престижной бизнес-школы. "Вот она, свобода!" – ликовала Вероника в Италии, но тут же сердце сжималось от мысли о возвращении в промозглую Россию, о холоде, сковавшем ее душу. Она настолько ушла в себя, что не заметила, как Рики и Лукреция нагрузили ей целую гору вещей. Все происходящее казалось каким-то нереальным сном.

– Не понимаю, чего ты так боишься поездки домой? – Рики, потягивая капучино, искренне недоумевал.

– Да ее туда и силком не затащишь! Тебя там что, медведи в детстве напугали? – Лукреция расхохоталась.

– Есть вещи пострашнее медведей, – как загипнотизированная, пробормотала Вероника, устремив взгляд в пустоту. Воспоминания унесли ее на двенадцать лет назад…

Громкая музыка, алкоголь рекой, ночной клуб… И эти завораживающие лазурные глаза. То ли отблески лазеров придавали им такой оттенок, то ли они и вправду были цвета безоблачного неба. Она не понимала, что происходит, но его взгляд словно подчинил ее волю. И вот, после бесшабашного танца, она уже в приватной комнате, а он осыпает ее тело ласками, на которые оно так жадно отзывается. Разум затуманен алкоголем, и могла ли она тогда отказать? Все было как в бреду. Это был ее первый и последний опыт… Она отчетливо помнила его лицо и даже сейчас, спустя годы, узнала бы его из тысячи – того, кто унизил и растоптал ее в тот единственный раз, когда она позволила себе расслабиться и пойти на поводу у чувств.

– Вероника! – позвала Лукреция.

– А? – Вероника вздрогнула, словно очнувшись от кошмарного сна.

– Мы собираемся в бар, надо домой переодеться.

– Без меня… – попыталась было отказаться Вероника, ей совсем не хотелось в шумные заведения.

– И слышать ничего не хотим! – отрезал Рики. – Девочки, вперед – развлекаться! Долой хандру!

***

Вероника и ахнуть не успела, как вихрем влетела в бар – в коротком, дерзком платье, словно вторая кожа, утопая в какофонии музыки и взрывах хохота. Казалось, даже Рики онемел, увидев в ней этакую femme fatale, сошедшую со страниц нуарного романа! Волнистые локоны, словно шелковые нити, ниспадали по ключицам, лебединая шея, украшенная кулоном, дерзко дразнящим взгляды, и, конечно же, платье – вторая кожа, обрисовывающее каждый изгиб её безупречного силуэта. Лукреция, что тут скажешь, сотворила шедевр! Да и сама она затмевала всех: роскошная грива волос, ниспадающая водопадом по спине, превращая вырез платья в греховное искушение, черные чулки и шпильки, словно магниты, притягивающие взгляды голодных мужчин. "Veni, vidi, vici" – казалось, было написано в каждом движении, в каждом искрящемся взгляде.

– Да ладно тебе, не кипишуй! Мы в гей-клубе, тут никто не пристаёт, разве что к Рики, – подмигнула Лукреция, пытаясь подбодрить сестру. Но скованность Вероники была ощутима на расстоянии. Выражение её лица говорило о том, что сейчас на неё набросится стая голодных, обезумевших от её красоты волков.

– Ну, не знаю, дорогая, – усмехнулся Рики. – От вашего сногсшибательного вида половина завсегдатаев клуба рискует срочно переквалифицироваться в натуралов!

– О, я бы с удовольствием побыла феей-крёстной и перевоплотила какого-нибудь симпатягу в настоящего мачо, – мечтательно протянула Лукреция, уже высматривая подходящий "объект" для своих волшебных чар.

Вероника чувствовала себя голой под прицелом любопытных взглядов. Чтобы хоть немного расслабиться, она заказала "Маргариту". После памятного случая, когда алкоголь сыграл с ней злую шутку, она поклялась никогда больше не поддаваться чарам зелёного змия, а научиться им управлять. Как ни странно, этому "фокусу" её научил Рики ещё в колледже. Там она и испробовала на себе все прелести алкоголя, от пива до абсента, и могла с гордостью похвастаться, что знает свою меру. Прежде чем сделать первый глоток, она плотно поела – пить на голодный желудок означало мгновенно сдаться змею и полностью отключить мозги. Она потягивала коктейль, время от времени закусывая, поэтому пьянела медленно, но верно, оставляя мозг в лёгкой, приятной дымке. Алкоголь раскрепощал её, позволял прогнать тревожные мысли и просто наслаждаться вечером в окружении милых и симпатичных парней. Вероника не раз бывала с Рики в этом баре, поэтому чувствовала себя здесь как дома, в компании старых друзей, и не боялась, что на неё покусится чья-то голодная и похотливая рука. В тот вечер они отдохнули на славу и вернулись домой под утро, унося с собой море позитивных эмоций и ярких воспоминаний.

Глава 2.

Вихрь дней пронесся, оставив после себя лишь легкую дымку воспоминаний, и вот уже чемоданы Лукреции и Вероники обреченно покоились у порога. Вероника, словно сова, не сомкнула глаз всю ночь перед отъездом. Утром, пряча уставшие глаза за темными стеклами очков, она попрощалась с Маргарет и Орландо, словно с лучшими друзьями по безумной вечеринке, и вместе с Лукрецией они отправились на встречу с неизведанным – регистрацию рейса.

В чреве самолета, словно в колыбели, в голове Вероники эхом отдавались слова Маргарет, ее второй мамы, у которой оптимизм бил ключом, что всё будет просто феерично! Да и что, в конце концов, могло случиться? Тот, кто посмел разрушить ее жизнь, остался где-то далеко позади, словно страшный сон после пиццы на ночь. А значит, бояться нечего! С этой мыслью, словно с теплой шалью, она укрылась и провалилась в объятия Морфея.

– Дорогая, просыпайся! Москва-матушка нас дождалась! – весело пропела Лукреция, легонько тормоша Веронику за плечо.

Вероника вздрогнула, словно от неожиданного комплимента. В иллюминаторе, как в кино, разворачивалась картина приземления. И вот они уже на воле, на московской земле, где их ждал личный шофер, словно принц на белом коне (ну, или на черном "Мерседесе"). Вероника поежилась. Столица встретила их морозным декабрьским днем, словно проверяя на прочность. Закутавшись в норковую шубу, словно в кокон уверенности, девушка попыталась успокоиться и настроить себя на предстоящую встречу с родителями. "Сейчас будет весело!" – подумала она с нервной улыбкой.

Всю дорогу домой Лукреция щебетала без умолку, словно неугомонная птичка, а Вероника слушала ее вполуха, словно находясь где-то далеко. Ее мысли унеслись на несколько лет назад, в ту ночь, когда, осмелившись ослушаться родителей, она вместе с подругами сбежала в ночной клуб отпраздновать окончание девятого класса.

Там впервые она вкусила терпкий яд алкоголя и сладость греха, сплетенные воедино, словно в роковой ловушке. Свет софитов, пляшущий в такт лазерным лучам, и опьяняющий дурман алкоголя затуманили рассудок. Когда он подошел, его улыбка казалась чарующей, а глаза пленили ее душу. Голос звучал нежно и соблазнительно, словно шепот дьявола. Впервые она утонула в мужском внимании, целиком и полностью поглощенная им. Настолько, что не заметила, как пала жертвой его искушения.

Его прикосновения обжигали, словно клеймо, едва он коснулся ее руки, а затем колена. Его лицо приблизилось так близко, что сердце забилось в безумном ритме, затмевая разум. Этот поцелуй она не забудет никогда. Обжигающий, жаркий, страстный, он пронзил ее, словно молния, и мурашки пробежали по всему телу, которое стало податливым в его руках. Она растворилась в его ласках, словно воск в огне.

Вероника открыла глаза, словно желая стереть из памяти все, что произошло, но забвение не приходило. Какая-то невидимая преграда удерживала ее в цепких объятиях прошлого.

Машина въехала в кованые ворота особняка и замерла у парадного входа. На пороге, словно мираж из счастливых времен, стояли мать и отец. Вероника собралась с духом, готовясь к потоку объятий, вопросов и упреков за редкие визиты.

– Девочка наша, как же мы рады! – воскликнула мать, заключая ее в объятия, впуская в дом, где когда-то жила любовь.

– Это все благодаря мне! – гордо произнесла Лукреция, после сдержанного приветствия Николая, пропуская его к дочери.

– Я и не сомневался, что только ты смогла ее уговорить, – Николай по-отечески, с печалью в глазах, коснулся губами лба дочери. – Твое долгое отсутствие непростительно.

– Не начинай, Николя, – мягко перебила мать, обожавшая называть своего мужа французским именем. – Дай девочке прийти в себя, а то она снова сбежит от нас, оставив лишь эхо своей тоски.

– Я тоже рада вас видеть, – тихо ответила Вероника, стараясь скрыть смятение за вежливой улыбкой. Она внимательно посмотрела на отца. Он похудел, но сохранил свою привычную комплекцию. Однако на лице пролегли глубокие морщины, свидетельствующие об усталости и тяжких заботах. – Как ты, пап?

– Все хорошо, дорогая.

– Ничего не хорошо! – возразила Мелена. – Он совершенно не соблюдает постельный режим и продолжает безжалостно истязать себя работой.

– Если я этого не буду делать, нам не на что будет жить, дорогая, к чему ты так привыкла! – вспылил Николай. Ссоры с женой были неизменным фоном его жизни, сколько она себя помнила. Отец был импульсивен, а мать не могла сдержать своевольный нрав.

– Ничего не меняется, – улыбнулась Вероника, стараясь не выдать ни капли грусти, и прошла в дом. – Нам с Лукрецией нужно принять душ и переодеться. Обсудим все за ужином.

– Конечно, – согласилась Мелена.

– Надеюсь, ты еще помнишь, в каком направлении твоя комната? – С колкостью в голосе спросил Николай.

– Конечно, помню, – с напускной легкостью ответила Вероника.

Поднимаясь по лестнице, Лукреция прошептала:

– Прости их! Они просто слишком взволнованы твоим приездом.

– К их перебранкам мне не привыкать, – отмахнулась Вероника, но в душе ее звучал тихий, печальный аккорд.

В её комнате время замерло, словно в музее личных воспоминаний. Та же любимая двуспальная кровать, укрытая воздушным пологом, тот же письменный стол, хранящий тайны юности, тот же шкаф и огромное зеркало, отражающее не только внешность, но и душу. Вероника, не теряя ни минуты, скинула вещи и умчалась в душ, словно ныряя в омут свежести. Переодевшись в леггинсы и тунику, она вихрем спустилась вниз, где её ждал ужин в тихой гавани семейного очага.

– Папа, ну как твоё здоровье? – выпалила Вероника, словно сорвала предохранитель. Ведь именно эта тревога за отца и привела её сюда, в этот дом, где пахло детством и… лёгкой неловкостью.

– Ах, если бы не моё бедное сердце, ты бы и не вспомнила о старом отце, – проворчал Николай, пытаясь сыграть роль обиженного родителя.

– Милый, ну не начинай, пожалуйста, – мягко прервала его Лукреция.

– Прости, Ника. Сейчас мне гораздо лучше, – поспешил исправиться Николай под бдительным надзором своих любимых женщин. Кажется, папа понял, что перегнул палку!

– Папа, может, тебе взять отпуск? – предложила Вероника, чувствуя себя немного виноватой.

– Если бы только было на кого оставить дела фирмы! Но поскольку моя единственная дочь не проявляет ни малейшего интереса к бизнесу и не спешит выскочить замуж за какого-нибудь гения финансов… – Николай задумался вслух, и тут его осенило, словно молнией ударило! – Что ж, придётся мне и дальше пахать, как рабу на галерах!

– Что, дела на фирме плохи? – насторожилась Вероника, почуяв неладное. Что-то здесь явно скрывают!

Отец даже поперхнулся и поспешно заверил:

– Нет, всё в порядке! Лучше не бывает!

Лукреция, как опытный дипломат, решила сменить тему и плавно перевела разговор на последние тенденции итальянской моды. Вероника и Николай лишь изредка вставляли реплики, увлеченные своими мыслями. Отец и дочь были удивительно похожи: деловая хватка, непреклонный характер, железная выдержка… и упрямство, способное сдвинуть горы! Именно эта неуступчивость и мешала им найти общий язык. Каждый хотел рулить своей жизнью по собственному сценарию.

После утомительного марафона общения с родителями Вероника рухнула в кровать без сил, даже не подозревая, какой сюрприз ей готовят на завтра. Интрига закручивается!

***

– Николя, дорогой, я, конечно, понимаю твою неуемную энергию, но, боюсь, нашей кровиночке эта авантюра не придется по вкусу, – промурлыкала Мелена, стараясь сохранить миролюбивый тон.

– Ой, Мелена, прошу тебя, побереги свои нервы! Тебе вредно так много думать, особенно о том, чего не понимаешь, – отмахнулся Николай, чья идея казалась ему гениальной, чуть ли не прорывом тысячелетия. – Ты лучше сосредоточься на празднике, который ты и так, подозреваю, раздула до масштабов королевского приема. И не скромничай, признайся, ведь ты только и ждешь момента, чтобы выставить нашу доченьку напоказ, как бриллиант в своей коллекции.

– Ну, знаешь ли, я горжусь тем, что у нас такая дочь! Сама всего добилась, умница, красавица! А ты, вместо того чтобы порадоваться за нее, придумываешь какие-то нелепые интриги.

– Да я не придумываю, а помогаю! А ты, между прочим, с пеленок таскала ее по светским раутам, как дрессированную обезьянку, вот она и сбежала, подальше от этого цирка! – не упустил Николай возможности уколоть супругу.

– Она сбежала от такого напыщенного индюка, как ты, который вечно пытается слепить из нее свою копию! – взорвалась Мелена, готовая запустить в мужа первым попавшимся предметом. – Неужели ты не понимаешь, что она – личность, цельная, сформировавшаяся! Она не марионетка, чтобы плясать под твою дудку!

– План великолепен! О таком зяте я мог только мечтать! И уверен, ей он понравится. Ты, главное, организуй свой помпезный показ, а я приведу… сюрприз. – Николай демонстративно щелкнул выключателем на своей стороне, укладываясь в постель, давая понять, что дискуссия окончена.

А в голове его роились мысли о проблемах, таких огромных, что в одиночку ему с ними не справиться. И дочь, как ни крути, была единственной надеждой на спасение.

Глава 3.

Лукреция, будучи в неведении относительно коварных замыслов Николая, зато точно знала о грандиозной вечеринке, которую Мелена готовила в честь приезда дочери. Веронику, как особу, начисто лишённую любви к светским раутам, решили в эти планы не посвящать – дабы не спугнуть праздник. Сама же Лукреция, как и её экстравагантная мачеха, обожала всю эту кутерьму, искренне поддерживая идею торжества. С Меленой они были не разлей вода – этакой взбалмошной, амбициозной особой, живущей в вечном празднике, которой до дел мужа не было никакого дела. Главное, чтобы доходы позволяли ей порхать бабочкой по жизни. С Николаем они сошлись благодаря её ослепительной внешности. Мелена и в свои сорок пять оставалась чертовски привлекательной: яркая блондинка с небесно-голубыми глазами и улыбкой, способной растопить айсберг. Вероника унаследовала материнскую красоту, за исключением цвета волос – тут гены жгучего брюнета Николая одержали верх. От отца ей достался и его волевой, несгибаемый характер.

Лукреция, словно заправский конспиратор, выманила Веронику на прогулку по златоглавой Москве. И вот, около шести вечера, они возвращались домой. Вероника долго ломала голову, зачем сестра заставила её нарядиться в это нечто, больше похожее на костюм для стриптиза. Если бы не забежали в кафе, где провели изрядное количество времени, то в этом атласном, обтягивающем платье с вызывающим декольте она бы околела на улице даже под шубой. И лишь когда они подъехали к парадному крыльцу ослепительно сияющего огнями дома, в её голову закрались нехорошие подозрения. Музыка донеслась до её ушей ещё до того, как они подошли к дверям.

– Только не говори мне, что мать устроила вечеринку? – взмолилась Вероника, всем сердцем мечтая развернуться и сбежать обратно в кафе, где её ждал недописанный проект.

– Вероника, ну пожалуйста, не расстраивай родителей! Они ведь хотели как лучше, соскучились по тебе! – Лукреция пустила в ход все свои чары, опасаясь, что Вероника улизнёт, не успев переступить порог.

– Если бы они действительно соскучились, то провели бы время в семейном кругу, а не закатывали тут банкет на сто персон! – Вероника терпеть не могла весь этот пафос. Ещё с детства настрадалась от матери, которая таскала её по светским раутам, хвастаясь ею, как дрессированной обезьянкой: сначала она заговорила раньше всех, потом танцевала, затем залопотала на трёх языках и стала первой ученицей в школе. Она ненавидела это повышенное внимание, каждый раз заливаясь краской под оценивающими взглядами и фальшивыми возгласами восхищения. И вот, ей снова предстояло пройти через всё это.

Лукреция, как бульдог, вцепилась в неё и затащила внутрь, пообещав, что это ненадолго. Не успели они раздеться, как на них обрушилась хозяйка вечера с криком:

– А вот и мои милые девочки!

«Ну, началось!» – подумала Вероника, глубоко вдохнув и окунаясь во все прелести публичной жизни. Она потеряла счёт тому, скольким гостям её представили как «самого знаменитого дизайнера Италии», и скольким мать наобещала от её имени позаботиться об интерьерах их жилищ. Вероника перестала следить за временем, слушая музыку, которая создавала атмосферу, и стараясь не вникать в светские беседы, потягивая шампанское. Устав от щебетания кузины, она направилась на поиски Лукреции, которая кокетничала на другом конце зала с каким-то смазливым парнем.

Внезапно, словно из-под земли, перед ней вырос мужчина, и Вероника, сама не понимая как, врезалась в него, как чайка в маяк! Она уже приготовилась извиниться, но тут её ноздрей коснулся дерзкий аромат морского бриза, смешанный с чем-то до боли знакомым… незабудки, точно! Подняв глаза, она увидела краешек белой рубашки, расстегнутой настолько соблазнительно, что кусочек загорелой мужской груди словно вернул её в прошлое. Вероника поклялась бы, что помнит каждое прикосновение к этой коже! Сердце замерло, когда она услышала бархатный голос:

– Куда такая красота так сильно торопиться? Может я составлю ей компанию?

Вероника застыла, словно поражённая молнией. Этот бархатный баритон, пропитанный томной сексуальностью, она не спутала бы ни с чьим другим. Подняв взгляд, она увидела до боли знакомое лицо: точеные скулы, чувственные губы, пронзительный разрез сапфировых глаз, над которыми дерзко выгибалась бровь, словно он смотрел на небывалое чудо. Его волосы, цвета воронова крыла, мерцали в свете, словно сотканные из ночной тьмы. Мир вокруг поплыл, теряя очертания. Неужели это явь? Не сон ли это? Он не мог стоять здесь, перед ней. Не мог. После стольких лет… Он смотрел на неё, словно на диковинный артефакт, пробудивший в нём давно забытый интерес. Нет, тот, кто безжалостно разрушил её жизнь, не мог просто так появиться из ниоткуда. Он никогда не был знаком с её семьёй. Как? Зачем он нашёл её? Вероника, наверное, так и осталась бы стоять, словно безумная, с открытым от ужаса ртом, если бы не оклик матери.

– Ой, я вижу, вы уже познакомились! – воскликнула она, сияя, как начищенный самовар.

Вероника посмотрела на неё как на сумасшедшую. "Мама, да мы знакомы настолько, что можно книгу писать, да еще и с продолжением!" – хотела она выкрикнуть, но, услышав его голос, слова застряли в горле, как кость у кота.

– Вообще-то, пока нет, но я уже сгораю от любопытства узнать имя этой прекрасной незнакомки. – Молодой человек с неподдельным интересом разглядывал девушку, которая, кажется, чуть не прыгнула к нему в объятия.

На этот раз девушка уставилась на него, пытаясь понять, прикидывается он или действительно не знает, кто перед ним.

– О, это моя дочь, Вероника, – поспешила представить Мелена, похоже, искренне радуясь возможности их познакомить. – Вероника, это Павел.

– Никогда бы не подумал, что у вас такая восхитительная дочь, – промурлыкал он, беря её похолодевшую руку и поднося к губам. – Я сражён наповал!

Его поцелуй обжёг кожу. Вероника, словно ужаленная осой, отдернула руку. Пусть и грубо, но сейчас она чувствовала себя героиней фильма ужасов, смутно осознающей, что происходит. Она сжала бокал шампанского до побелевших костяшек. Боль в руке хоть немного вернула её в реальность.

– О, боже, милая! – заголосила Мелена, увидев кровь, стекающую по пальцам дочери. – Это все из-за этого проклятого хрупкого стекла!

– Вам нужно промыть рану, – невозмутимо произнес Павел, беря её руку в свою. – Я помогу.

– Нет! Я сама! – Вероника, только сейчас приходя в себя, почувствовала боль. Да, это все происходит на самом деле. Она выдернула руку, пробормотала извинения, схватила салфетку и, как ошпаренная, рванула в ванную, захлопнув дверь на все засовы.

Она открыла кран, словно врата ада, и сунула израненную руку под ледяные струи. Сердце колотилось, как бешеный барабанщик на метал-концерте, – попытки успокоиться были смешны. Как тут успокоишься, когда самый жуткий кошмар решил выйти на сцену реальности?! Если бы не пульсирующая боль в руке, о которой она сейчас думала меньше всего, Вероника решила бы, что это какой-то галлюциногенный сон, и уже набирала бы номер Рики, чтобы он её разбудил. И вот она, проснувшись, в своей уютной, безопасной итальянской квартире, за миллион миль от этого кошмара! Но нет. Алые ручейки, предательски извиваясь, стекали по коже, и Вероника, словно загипнотизированная, смотрела на этот багровый водопад. В голове, как на старой киноплёнке, закрутились воспоминания…

Ей всего шестнадцать. В клубе, в мерцающем полумраке, он напротив. Его улыбка – обещание, искушение, против которого она бессильна. Очарованная, ослепленная его вниманием, после нескольких коктейлей она чувствует, как рушатся стены, которые она так тщательно возводила вокруг себя.

Вот она стоит в приватной комнате, где в центре – огромная кровать, словно ждущая своего часа. Его поцелуи, жаркие и настойчивые, обжигают шею. Кровь в венах – кипящая лава, отравленная сладким ядом желания. Его губы и руки, смелые и уверенные, скользят под юбку, проникая в самое сердце ее девичьей невинности. До этого – ни поцелуя, ни касания. А сейчас – эта буря, этот вихрь чувств, против которого она не находит защиты. Тело – предатель, не слушается голоса разума. Он – искусный кукловод, превративший ее в податливую марионетку в своих чувственных руках, касающихся самых сокровенных, самых уязвимых мест. Она задыхается… от восторга? От страха?

Он валит ее на кровать, нависает сверху, ласкает грудь. Она чувствует его возбуждение, жар его тела, его дыхание, обжигающее кожу. Он шепчет, что задыхается от ее сексуальности, что еле сдерживается. Слова – как заклинания, отнимающие волю.

И вот, резкий толчок, пронзительная боль, разрывающая невинность. Она готова, но не ожидала, что будет так… больно. Крик вырывается из груди, немой укор, запоздалое осознание… что-то сломалось. Что-то безвозвратно потеряно. И этот миг, окрашенный болью и страхом, навсегда останется занозой в ее юном, неокрепшем сердце.

– Ты девственница?!– Слетела с его уст как утверждение и приговор одновременно.

Она молчала, не зная, что сказать. Неужели он не понял? Неужели не почувствовал её неловкость, неумелость в поцелуях, робкое прикосновение новичка? Обида жгла изнутри, а боль скручивала сердце в тугой узел. Еле заметно кивнув, она отчаянно боролась со слезами, готовыми хлынуть потоком.

– Чёрт! Так это твой первый раз… и он вот так произошёл? Почему ты не сказала? – В его голосе звучало не столько сочувствие, сколько упрёк, словно она совершила преступление.

Вероника ощутила себя раздавленной, словно хрупкий цветок, растоптанный грубым сапогом. Заметив её состояние, взгляд его смягчился, и она услышала:

– Ну, раз уж прошлое не изменить, надо постараться, чтобы эта ночь запомнилась тебе… по-другому.

И он изменился. Его прикосновения стали нежными, осторожными, словно он боялся причинить ей боль. Проникновение – бережным и заботливым. И ему удалось… Он подарил ей оргазм, от которого всё тело содрогалось в блаженной дрожи, оргазм, который она не забудет никогда. Это сказочное, всепоглощающее блаженство разливалось по венам, заполняя каждую клеточку её существа. Они улыбнулись друг другу, и между ними возникло хрупкое чувство близости, которое тогда, в своей юной наивности, Вероника приняла за ту самую, единственную любовь. Но сказка рассыпалась, как карточный домик. Спустя несколько мучительных минут молчания, он просто собрался и ушёл, сухо поблагодарив за отличный вечер. И оставил её одну, с осколками надежд и горьким привкусом разочарования на губах.

Вероника была раздавлена, унижена до глубины души. Собрав остатки себя, она умылась, механически привела себя в порядок, не помня, как добралась до дома. Сквозь пелену отчаяния пробивался лишь истеричный крик родителей, а затем – спасительная тишина комнаты, где под обжигающими струями воды она тщетно пыталась смыть с себя липкий позор. Как она могла допустить это? Пасть так низко, в объятиях чужого мужчины, старше всего на пять лет… Возможно, время стерло бы эту боль, но спустя несколько месяцев, полных душевной смуты и физического недомогания, она узнала о беременности. Две предательские полоски на тесте безжалостно возвестили о том, что её жизнь летит в пропасть. Сознаться родителям? Невозможно. Она не смогла бы вынести их стыда, их гнева, ведь она опозорила их. Решив прервать беременность, она долго сидела в стерильных стенах клиники, проклиная его, себя, весь мир. Но когда подошла её очередь, острая, пронзительная боль пронзила её сердце. Там, внутри неё, билась крошечная, невинная жизнь, ни в чём не повинная. Как она могла стать убийцей? От ужаса и тошноты перехватило дыхание. Вырвавшись из клиники, глотая свежий воздух, она, проклиная всех мужчин, впервые почувствовала зарождающуюся в ней решимость изменить свою жизнь. Судьба подарила ей шанс – школьный обмен. Вероника ухватилась за эту возможность, бежала в Италию, чтобы спрятаться, пока не стало слишком поздно, пока её тайна не стала очевидной для всех. Однако состояние её ухудшалось, терзаемое стрессом и бессонницей. Началось кровотечение, и её приёмная мать вызвала скорую. Случился выкидыш. В отчаянии Вероника рассказала обо всём Маргарет, которая, единственная хранительница её тайны, прониклась её болью и отнеслась ко всему с невероятным пониманием. Долгие ночи Вероника оплакивала потерю невинного дитя, к которому в её сердце уже проросли ростки любви и заботы. Те месяцы стали настоящим кошмаром. С тех пор девушка избегала мужского внимания, воздвигнув вокруг себя неприступную стену, чтобы больше никогда не испытывать подобной боли.

Грохот в дверь ворвался в её воспоминания, словно слон в посудную лавку! Вероника подскочила, взметнувшись, как испуганная птица, запертая в клетке.

– Вероника, ты жива вообще? – Голос Лукреции прозвучал, как спасительный маяк.

Девушка выпустила сдавленный вздох.

– Да, все в порядке! – Она лихорадочно принялась стирать предательские слезы и колдовать над макияжем, превращаясь из золушки в принцессу за пять секунд. Убедившись, что выглядит не как жертва кораблекрушения, распахнула дверь.

– Мелена отправила меня на разведку, она вся извелась! Что с тобой стряслось? – Лукреция вперила в сестру обеспокоенный взгляд.

«Что стряслось? Да вселенский кошмар вырвался на свободу и разгуливает тут, как у себя дома!» Ей хотелось схватить чемодан и бежать куда глаза глядят – из дома, из города, из страны, на другую планету!

– Да ты выглядишь так, будто увидела самого дьявола! Испугалась чего-то?-Лукреция, словно опытный детектив, моментально раскусила её состояние.

– Да…

– Наверное, как и твоя мать, плохо переносишь вид крови, – Лукреция, решив, что все дело в царапине, схватила руку сестры. – Давай я обработаю.

Вероника кивнула, словно зачарованная, доверив рану сестре. Она даже не вздрогнула, когда спирт коснулся кожи. Рука сейчас была последним, что её волновало. В голове лихорадочно роились мысли – план побега, план "как исчезнуть из виду навсегда"!

– Слушай, а ты давно знакома с Павлом? – Даже это имя отозвалось в ней болезненным эхом.

– С этим роковым красавцем, с которым ты познакомилась?

– Я с ним НЕ знакома! – Вероника отрезала, как гильотиной. Ей не хотелось никого посвящать в этот кошмар.

– Ну, мама же вас представила… – Лукреция слегка опешила от такой реакции.

– Так давно он здесь ошивается?– отмахнулась Ника.

Лукреция усмехнулась.

– Достаточно. У них с твоим отцом какие-то общие делишки.

– Почему я о нем раньше ничего не слышала?

– Да ты тут набегами, не удивительно! А так, он тут как дома, желанный гость. Твой отец от него просто без ума.

Вероника горько усмехнулась. Знал бы её отец, что этот его любимчик вытворил с его дочерью! Проклял бы обоих!

– Значит, он еще и частый гость, – пробормотала Вероника, скорее себе, чем сестре.

– Ну да. А что, запала на него? – Лукреция прищурилась, уловив подозрительные нотки в голосе сестры.

– С чего ты взяла? Он совсем не в моем вкусе!

– Да у тебя либо вкуса нет, либо он у тебя какой-то… альтернативный. Этот мужчина одним взглядом своих голубых глаз способен свести с ума любую женщину!

– Ты что, влюбилась в него?! – Вероника испугалась не на шутку. Ей меньше всего хотелось, чтобы Лукреция попала в его сети.

– Да нет, что ты! Сначала он меня, конечно, очаровал, но потом я поняла – не герой моего романа.

– У вас что-то было? – Вероника вцепилась в руку сестры, пытаясь прочитать ответ в ее глазах.

– Да ну, брось! Мы просто друзья, никакой искры между нами не пробежало.

Вероника облегченно выдохнула.

– Мне он показался не таким уж хорошим, каким кажется.

– Да нет, он замечательный! Ты просто не общалась с ним достаточно близко.

« Да куда уж еще ближе, чем… их общение в ночном клубе», – промелькнуло у Вероники в голове.

– Не горю желанием!– Произнесла она в слух

– Да ладно, там очередь из желающих выстраивается! Вообще, он отъявленный бабник. Ну, пошли к гостям!

– Нет! – Вероника отшатнулась, едва не сорвавшись на крик. Хотелось остаться здесь, забаррикадироваться и забетонировать дверь, пока этот… этот субъект находится в ее доме! Заметив недоумение в глазах Лукреции, девушка поспешила объяснить: – Я что-то неважно себя чувствую, лучше прилягу.

– Может, врача вызвать? – Лукреция встревожилась.

– Какого врача? Я просто перенервничала из-за раны. Хочу полежать.

– Я тебя провожу, – Лукреция взяла ее под руку.

Когда они вышли в коридор, Вероника испуганно оглядывалась, выискивая в тени знакомый силуэт. Она вцепилась в Лукрецию, как утопающий в спасательный круг, надеясь, что рядом с ней она хоть в какой-то безопасности. Не успели они сделать и пару шагов как перед ними возник снова Павел как тогда с бокалами шампанского.

– С вами всё в порядке? – спросил он, в голосе сквозила искренняя тревога, а взгляд с беспокойством изучал рану на её руке.

– Да, спасибо, всё в порядке, – пробормотала Вероника, пытаясь двинуться дальше, но он словно прирос к месту, преграждая ей путь.

– Не составите мне компанию? – Он протянул бутылку шампанского, и этот жест вызвал у Вероники лишь волну раздражения.

– Ой… Мне кажется, меня там зовут, – пролепетала Лукреция, совершенно неверно истолковав ситуацию. Вырвав руку из цепкой хватки сестры, она юркнула в толпу, оставив Веронику один на один с нежеланным вниманием.

Вероника готова была закричать от отчаяния, но вместо этого на ее лице застыла натянутая, лживая улыбка.

– Знаете, Павел, боюсь, вы не совсем та компания, с которой мне хотелось бы выпить… или вообще находиться рядом, – слова сорвались с ее губ, словно пуля, выпущенная из заряженного пистолета. Она сама не понимала, откуда в ней столько решимости и резкости.

– Чем же я так плох? – в его голосе сквозило притворное удивление, словно ее отказ лишь подливал масла в огонь его самолюбия.

"Чем же?" – этот вопрос эхом отозвался в голове Вероники, пока она судорожно искала хоть какой-то ответ. Ее взгляд скользнул по безупречно сидящим дорогим брюкам, подчеркивающим каждый изгиб его тела, по рубашке, сквозь плотную ткань которой проступали очертания крепких мускулистых рук. Боже… Она видела его обнаженным, и от этой мысли ее щеки вспыхнули предательским румянцем. Подняв глаза, она проследила за линией его шеи, пока не встретилась с его лицом, и поняла, что он в свою очередь окинул ее оценивающим взглядом. Его взгляд, словно жаркий поцелуй, коснулся ее лица, задержался на шее, скользнул к вырезу платья, где едва угадывались тени ее чувственной груди, и затем бесстыдно исследовал талию и соблазнительные ноги. "Боже…" – в голове промелькнула мысль, – "На мне такое короткое, такое вызывающее платье…" И, вспомнив об этом, она почувствовала себя почти раздетой под его пристальным взглядом. Его взгляд обжигал, словно прикосновение невидимых рук, и Вероника почувствовала, как тело предает ее, отзываясь на эту наглую инспекцию.

– Вы – дурная компания. Стараюсь держаться подальше от таких, как вы. – Ее голос дрожал, выдавая внутреннюю борьбу. С этими словами Вероника выхватила из его рук бокал шампанского и, осушив его залпом, с силой вернула обратно. – Будем считать, что наше знакомство окончено.

Она ушла, не оглядываясь, но кожей чувствовала прожигающий взгляд. Хотелось сорваться с места и бежать, но Вероника заставляла себя сохранять видимость спокойствия, хотя внутри бушевала настоящая снежная буря. Озноб пробирал до костей, а сердце колотилось, словно за ним гналась целая орда разбойников с кинжалами наперевес. По лестнице взлетела как на крыльях, в мгновение ока добралась до комнаты и захлопнула дверь на все засовы. "Всё, Вероника, дыши! Ты в безопасности," – шептала она, пытаясь унять дрожь. "Он же не маньяк, чтобы вламываться сюда в конце концов!" Да и что это было вообще? Случайность, глупая случайность, повторившаяся дважды. После первой встречи он наверняка выкинул её из головы, как ненужную бумажку, а уж после стольких лет и вовсе не узнал.

Вероника рухнула на кровать и схватила с тумбочки старую девичью фотографию. Вглядывалась в неё, словно пыталась найти ответы. Шестнадцать лет! Стоит девчонка с сияющей улыбкой, беззаботная, понятия не имеющая, какие бури ей уготованы в ближайшем будущем. Неужели она так изменилась? Или он просто забыл? А она-то, дура, не могла забыть! Раны, оставленные им, давно затянулись, превратились в тонкие шрамы, но она помнила каждое прикосновение, ту ночь, которая поначалу казалась волшебным сном, а потом обернулась кошмаром наяву. Его отражение она искала во всех мужчинах, но все эти претенденты вызывали лишь скуку и зевоту. А сейчас, увидев его снова, её тело вспыхнуло, как бенгальский огонь. Волна обжигающего желания окатила с головы до ног от одного только осознания, как заинтересованно он её разглядывал! Да что же это такое, в конце концов?!

Глава 4

Вероника провалилась в сон, как в зыбучие пески, не помня ни душа, ни смятых простыней. Утро врезалось в тишину настойчивым стуком в дверь. Она вздрогнула, будто от удара током – ночь выдалась на редкость кошмарной. Боль в руке, словно привет из прошлого, мгновенно вернула в реальность. «Ну, здравствуй, дежавю», – подумала она, и новая волна тревоги окатила с головой. Поднявшись, чтобы открыть дверь, она услышала предательский треск – рамка с ее юношеской фотографией рухнула на пол, разлетаясь на осколки. "Символичненько", – промелькнуло в голове. Не обращая внимания на осколки прошлого, она распахнула дверь.

– Ты чего там забаррикадировалась? – Лукреция, как всегда, излучала праведный гнев.

– По привычке, – машинально ответила Вероника. Заметив, как сестра вертит в руках ее разбитую фотографию, она не удержалась от вопроса: – Ну, признавайся, сильно я изменилась?

– Ой, да ладно тебе! Грудь на размерчик увеличилась, фигурка аппетитнее стала, да и взгляд… более опасный, – рассуждала Лукреция, явно наслаждаясь моментом.

– Ты бы меня вообще узнала, если бы видела всего раз в жизни, да и то лет семь назад? – Вероника решила пойти ва-банк. – Ну, вот если бы мы с тобой встретились в семнадцать, а потом бац! – сейчас. Ты бы меня идентифицировала?

Лукреция снова бросила взгляд на фото, потом на сестру.

– Слушай, ну если бы это была мимолетная встреча, то, может, и узнала бы… не сразу, конечно. Ты ж у нас не фанатка пластической хирургии. Хотя, если бы ты начала мазаться тонной косметики, тогда вообще без шансов! А так… Все от контекста зависит, понимаешь? – Положив разбитую рамку на стол, Лукреция серьезно посмотрела на сестру: – Слушай, а чего ты так паришься-то? Не переживай, ты не старушка Шапокляк!

– Ага, успокоила, – буркнула Вероника, но по ее лицу было видно, что спокойствие – это последнее, что она сейчас испытывает. Она боялась, что ОН ее узнает. Ей срочно нужно было возвращаться в Италию! Там, в уютном хаосе знакомых улочек, она будет в безопасности.

– Ладно, пошли завтракать. Нас там уже заждались.

– Сейчас, только переоденусь, – Вероника машинально натянула первые попавшиеся под руку легинсы и тунику. И вот они уже спускаются вниз, в гущу семейного утреннего бедлама.

Вероника готова была поклясться, что у неё двоится в глазах! Павел, собственной персоной, восседал за их столом, словно султан на троне, рядом с её отцом! Они оживлённо беседовали, и, клянусь всеми святыми, ей не доводилось видеть Николая таким… развеселившимся! А мать, словно загипнотизированная, одаривала Павла очаровательной улыбкой, от которой у Вероники сводило скулы. «Да кто он вообще такой, чтобы занимать её место в её же доме?! Какого рожна он тут делает?!»

– А вот и мы! – Лукреция, словно ангел-хранитель (или, скорее, демон-искуситель), радостно плюхнулась рядом с Миленой, лишив Веронику выбора.

Ника бросила взгляд на стул рядом с Павлом, и её передёрнуло, как от ледяного душа. Сидеть так близко к нему? Увольте! Но, заметив её замешательство, этот нахал (ах, какая галантность!) отодвинул стул, приглашая её присесть. Вероника, скрипя зубами, уселась. Аппетит тут же испарился, словно его и не было.

– Замечательно выглядите, – прошептал Павел у неё над ухом.

Вероника почувствовала, как тепло его голоса разливается по венам, а щёки заливает предательский румянец. Есть перехотелось окончательно. Что, чёрт возьми, с ней такое?! Она ненавидит его всем сердцем, но стоит ему только взглянуть на неё, сказать что-то… и всё! Она тает, как мороженое на солнце, тело её предательски подводит, она краснеет, как школьница, смущается, ощущает слабость… Да у неё чуть ли голова не кружится от его присутствия, от его запаха!

– Вы что, ещё не перешли на "ты"? – ухмыльнулся Николай, словно прочитал её мысли.

Ника испепелила его взглядом. "Ты"? Да ни за что! Она вообще не собиралась подпускать его к себе ближе, чем на пушечный выстрел.

– По-моему, я не нравлюсь вашей дочери, – подметил Павел, не сводя с неё глаз. Взгляд хищника.

– Ерунда какая! Ника просто очень скромная девочка, – вступился Николай, с аппетитом уплетая омлет с беконом.

От этих слов Вероника сжала вилку с такой силой, что та вполне могла бы погнуться. Ей внезапно захотелось испортить отцу аппетит (и настроение заодно).

– Знаешь, папа, мне очень жаль, но меня вызывают на работу. Нужно закончить проект. Так что сегодня вечером у меня самолёт.

Воцарилась гробовая тишина. Все уставились на неё, округлив глаза. Николай перестал жевать. Минута тишины показалась Веронике вечностью. Казалось, воздух наэлектризовался и стало нечем дышать. Отец вспылил. Он отбросил вилку и, чуть ли не крича, приказал:

– Ты никуда не поедешь!

– Папа, мне нужно…

– Никаких "папа"! Ты и так бываешь редко, как будто мы тебе не родители! Ты просто неблагодарная!

– Милая, может, можно всё уладить на расстоянии…? – начала было Милена, она не была готова так скоро отпустить дочь.

– Мама, я не могу! – Вероника готова была убежать сейчас же из-за стола.

– Что значит "не могу"? Ты не можешь так поступать со своими родителями! – кричал Николай.

– Ника, но ведь можно уладить всё. Ты могла бы послать им готовый проект через интернет, в наше-то время… – усмехнулась Лукреция и, взглянув на пылающий взгляд сестры, поняла, что зря выступила.

– Вот именно! – воскликнула мать.

– Там нуждаются в моём присутствии, – пыталась отстоять свой отъезд Ника, понимая, что попала в болото и вязнет в нём всё глубже.

– По-моему, ваша семья сейчас нуждается в вашем присутствии больше, чем кто-либо, – тихо заметил Павел.

Это была последняя капля. Вероника резко отодвинула стул, так что он со стуком рухнул на пол.

– Да кто он вообще такой?! Что он здесь забыл?! Откуда ты взялся и какое право имеешь вторгаться в святая святых – в мою семью?! – Вероника сорвалась, словно плотина, долго сдерживавшая бурные воды. Павел, словно приняв вызов на поединок, поднялся из-за стола. Она, не в силах совладать с собой, приблизилась к нему вплотную и, дрожащим от гнева пальцем, ткнула в грудь. В этот момент молодой человек, словно желая унять бурю, нежно сжал её плечи обеими руками и, заглянув в самое сердце её глаз, тихо, почти шепотом произнес:

– Тебе нужно успокоиться, Вероника. – Наклонившись к ней ближе он прошептал тише что бы только она могла услышать:– Иначе я не сдержусь… и поцелую тебя.

Последние слова, словно горячее дыхание, коснулись её уха. Вероника замерла, словно громом поражённая. Он угрожал ей… поцелуем? Что это вообще значило? В её душе поднялась волна смятения, смешавшая гнев и растерянность. Её мир, казалось, перевернулся с ног на голову. В голове зароились мысли, словно встревоженный улей. Этот дерзкий мужчина, вторгшийся в её жизнь, теперь осмеливался ей угрожать… не физической расправой, а поцелуем! Это было настолько абсурдно, настолько немыслимо, что Вероника на мгновение потеряла дар речи. Ярость, бурлившая в её крови, внезапно схлынула, оставив после себя лишь пустоту и смутное беспокойство.

Она почувствовала, как дрожь, начавшаяся в кончиках пальцев, постепенно охватывает всё тело. Его руки, по-прежнему сжимавшие её плечи, казались сейчас не удержанием, а скорее ласковым прикосновением. В его глазах, в которых она только что видела отблеск вызова, теперь читалась какая-то глубина, какая-то… мольба? Вероника не понимала, что происходит, но чувствовала, что ещё секунда – и она утонет в этом взгляде, потеряет себя без остатка.

"Он не посмеет", – пронеслось в её голове. Но в глубине души, вопреки всякой логике, она осознавала, что он вполне способен на это. И это осознание пугало её больше всего. Не сам поцелуй, а та власть, которую он, казалось, имел над ней. Власть над её чувствами, над её разумом, над её волей.

Вероника отшатнулась от него, словно от огня. Ей нужно было пространство, воздух, чтобы прийти в себя. Чтобы понять, что вообще произошло и как она допустила, что этот человек так легко вывел её из равновесия. Она смотрела на него, пытаясь прочитать в его лице хоть что-то, но видела лишь непроницаемую маску.

– Ника, да как ты смеешь?! – голос матери хлестнул по щекам, возвращая её в суровую реальность.

– Да если бы ты хоть иногда вспоминала, что у тебя есть дом! Павел – он мне как сын! Член семьи, понимаешь?! – Николай взревел, словно раненый зверь, и ярость, казалось, вот-вот разорвет его на части. Внезапно он пошатнулся, схватившись за грудь.

– Боже мой! – Мелена, как верная гончая, бросилась к нему.

– Николай, вам плохо? – Лукреция, словно фокусник, извлекла откуда-то лекарства и принялась отмерять драгоценные капли в стакан.

– Я вызываю врача! – Павел, как молния, набирал номер, готовый спасти мир (или хотя бы Николая).

И только Вероника, словно статуя, застыла посреди этого хаоса, чувствуя себя нелепым зрителем в чужом спектакле. Что делать? Куда бежать?

– Папа! – выдохнула она, глядя, как отец, словно рыба, выброшенная на берег, судорожно глотает воздух, вцепившись в сердце.

Врач примчался, когда Николая уже уложили в постель – Павел, словно санитар, лично доставил его туда, пока Мелена и Лукреция, вперемешку со слезами и причитаниями.

Вероника стояла внизу, словно провинившаяся школьница, и грызла ногти, пытаясь осознать масштабы содеянного. Как она могла так поступить? Поддаться своим дурацким страхам и довести отца до ручки! Ведь она же приехала сюда, чтобы его спасти! Парадокс, да и только!

Врач спустился, и Вероника, бросилась на него с распросами:

– Как папа?

– Сейчас ему лучше. Давление подскочило от волнения, а после его недавнего приступа это крайне опасно. Прошу вас, оградите его от любого стресса. Только покой, – сказал доктор и, словно ниндзя, растворился в ночи.

Вероника кивнула, продолжая стоять, как истукан на острове Пасхи. Она чуть не потеряла отца! Эта мысль пронзила её, словно удар молнии. До этого момента она почему-то считала, что родители – это вечные двигатели, которые всегда будут рядом. Глупая!

Страх ледяной хваткой сжал сердце, и одинокая слеза, словно осколок разбитой надежды, прочертила путь по щеке. Она даже не заметила, как Павел, словно тень, возник за спиной и, притянув к себе, заключил в объятия. В этот миг, когда мир вокруг рушился, она не сопротивлялась, лишь отчаянно нуждалась в опоре, в ком-то, кто разделит ее боль.

– С ним все будет хорошо, – торопливо шептал он, успокаивающе гладя по спине. – Он сильный, Вероника, он справится.

Слова его, казалось, доносились издалека. Вероника, словно очнувшись от кошмара, с усилием оттолкнула Павла. В долю секунды он почувствовал, как ее тело пронзило напряжение, а во взгляде, полном отчаяния, увидел невыразимую печаль, смешанную с гневной обидой.

– Не трогай меня! – прозвучало резко, словно удар хлыста.

Не давая ей опомниться, Павел крепко схватил ее за руку и, потянув за собой в коридор, властно приказал:

– Одевайся!

– Что?! – В первую минуту от неожиданности Вероника опешила. – Я никуда с тобой не пойду!

– Нам нужно поговорить! – С этими словами он решительно накинул ей на плечи шубу и, усадив в кресло, принялся натягивать сапоги.

– Да что ты себе позволяешь! – Вероника вспыхнула, в ее глазах застыло негодование.

– Ты сама выйдешь из дома или мне нести тебя на руках до машины? Я могу и так, без проблем. Только твоим родителям это может показаться немного странным.

Вероника сглотнула, ощущая, как в горле встал ком. Ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться этой злой воле. Взяв сумочку дрожащими пальцами, она вышла за порог дома, где у бордюра ждал черный Land Rover, словно зловещий зверь, затаившийся в ожидании. Когда он открыл дверцу, ее сердце болезненно сжалось – ей отчаянно не хотелось садиться в эту машину, в эту ловушку. Павел, властно взяв ее под локоть, усадил ее внутрь. Его прикосновение обожгло холодом. Заняв место водителя, он завел двигатель, и они тронулись с места, увозя ее все дальше от спасительного уюта.

Тишину, давящую и гнетущую, как свинцовое одеяло, разорвал ее голос:

– Что происходит, черт возьми?! Куда мы едем?!

– Успокойся, котенок! В ресторан. Ты вообще не ела, тебе нужно подкрепиться! – Его тон был настолько невозмутимым, словно они ехали выбирать новый сорт чая.

Вероника опешила. Он шутит? Ей казалось, что кусок застрянет поперек горла, а аппетит испарился, словно дым. Она вообще не понимала, как могло произойти что она повелась на его уловку и оказалась в машине и теперь едет вместе со героем своего кошмара в неизвестность.

– К черту еду! Что, черт возьми, происходит?! Зачем ты меня сюда притащил, а?! – Вероника готова была сорваться в ультразвук.

Но Павел, будто воды в рот набрал, молчал, а машина, как бешеная, неслась вперед. "Ладно, поиграем в молчанку," – решила Вероника, отложив истерику до прибытия. Но червячок сомнения грыз: какого лешего он ее выкрал из дома и куда они, собственно, мчатся? Сердце предательски сжалось в комок, то ли от близкого соседства с ходячим кошмаром, то ли от предчувствия чего-то нехорошего. Она вперилась взглядом в дорогу, лишь бы не видеть его, чувствуя, как воздух вокруг наэлектризовался, словно перед грозой вселенского масштаба.

Интересно, это вообще можно считать похищением? Хотя, по правде говоря, она и не сопротивлялась особо. Но не потому, что жаждала романтического уединения, а чтобы не выдать свой тщательно оберегаемый секрет, который хранила долгие годы. Бедное сердце отца просто не переживет, если она в порыве праведного гнева вывалит этому негодяю все, что о нем думает! Внезапно мысль, как молния, пронзила ее: а вдруг он вспомнил? И что тогда? О, нет, только не это! Ей меньше всего на свете хотелось ворошить прошлое с этим… человеком. Сердце, словно выжатый лимон, болезненно сжалось, и в горле пересохло. "Так, соберись, тряпка!" – приказала она себе. Но не успела она составить гениальный план побега, как машина остановилась возле загородного клуба. "Ура, цивилизация!" – ликовала Вероника, расстегивая ремень. В это время года и в будний день здесь было немноголюдно, что слегка успокаивало.

Павел вышел из машины, а Вероника, с облегчением выдохнув, потянулась к ручке. Павел, галантный мерзавец, распахнул перед ней дверцу и даже руку предложил. "Ну уж нет, спасибо!" – мысленно фыркнула она и выскочила из машины самостоятельно. Встряхнув головой и откинув непослушную прядь, она поглубже закуталась в шубу, ощутив на себе всю прелесть русской зимы.

– Идем, – нарушил Павел молчание и, как ни в чем не бывало, двинулся к клубу, подталкивая ее в спину.

Двери ресторана распахнулись, словно приглашая в другой мир. Швейцар, согнувшись в учтивом поклоне, бережно принял их пальто, а в холле их встретила администратор, девушка, чья улыбка могла бы осветить весь зал. "Павел Владиславович!" – пропела она, словно соловей, а Веронике досталось лишь мимолетное "здравствуйте". Вероника огляделась: викторианский стиль, камин с потрескивающими поленьями, создающими атмосферу старого английского поместья. Гостей немного, в основном постояльцы, спустившиеся на завтрак в столь ранний час.

– Павел Владиславович, может, распоряжусь подготовить ваши апартаменты? – проворковала девушка, и Вероника насторожилась. Апартаменты? Что, он тут баб своих пачками складирует? Эта мысль, как незваный гость, отразилась на ее лице, потому что Павел, взглянув на нее, едва сдержал смех.

– Нет, Лиза, сегодня не стоит, у меня дела. Проводи нас к моему столику и принеси этой испуганной девушке самый калорийный завтрак, какой у вас есть, – скомандовал Павел, стремительно шествуя через зал. Лиза, словно верный секретарь, записывала каждое его слово, едва поспевая за ним.

– Карина просила подписать бумаги, как только приедете.

– Принеси через полчаса, ознакомлюсь, – отрезал Павел, отодвигая стул для Вероники у столика в углу. Сам же он устроился на кожаном диване напротив.

Лиза, повиливая бедрами, упорхнула прочь. Вероника взглянула в окно и ахнула: территория раскинулась во всей своей красе, корпуса зданий гармонично вписывались в пейзаж. А вдалеке виднелся загон и большой ангар – конюшня! С детства она питала страсть к лошадям, но отец, перепугавшись за единственную дочь, запретил это увлечение. На миг Вероника забыла, где она и кто сидит напротив. Девушка, скачущая на лошади вдали, унесла ее в мир грез и несбывшихся желаний.

Внезапно на её руке пролегло ощущение тепла – грубые, но такие знакомые руки Павла. Нежный баритон, словно бархат, коснулся её слуха:

– Ника, ты замёрзла.

Вероника вздрогнула, и ледяная лавина реальности вновь обрушилась на неё. Да, её руки были словно изваяны изо льда, как всегда в моменты душевной бури. Его прикосновение, едва ощутимое, опалило её, словно клеймо, и она отдернула руку, словно от раскалённого железа. Ей отчаянно хотелось, чтобы этот миг растаял в прошлом, чтобы ноги сами понесли её прочь, туда, где не было этой тягостной встречи, лучше – обратно в Италию. О, как она мечтала сейчас оказаться в своей постели, проснуться и понять, что всё это – лишь кошмарный сон.

В глазах Павла мелькнуло секундное замешательство, тень непонимания пробежала по его лицу. Но он тут же постарался растворить напряжение, повисшее между ними, и спросил ровным голосом:

– Тебе здесь нравится?

– Да, отличное место, – выдавила Вероника. И это была правда. Место, куда он её привёз, было исполнено очарования, и в другое время она бы с упоением вдыхала каждый миг этой красоты. Но сейчас, скованная тревогой, она не могла наслаждаться ничем. – Мне всё-таки очень хотелось бы узнать, зачем мы здесь?

– Я просто хочу, чтобы ты сегодня позавтракала, – беспечно откинувшись на спинку дивана, ответил он.

– Причём тут завтрак? И какое тебе дело, позавтракаю я или буду голодать до скончания веков? – Упрямство закипело в Веронике. Он невыносимо раздражал её, играя роль заботливого старшего брата, обращаясь с ней, как с несмышлёным ребёнком.

В этот момент юная официантка, с улыбкой и глубоким декольте, внесла поднос с искусно сервированной едой. Перед Вероникой возник пир: яичница с беконом, тосты, увенчанные рубиновым джемом, весенний салат, дымящийся кофе со сливками и умопомрачительно пахнущая выпечка. Фрукты, словно драгоценные камни, были вырезаны в причудливые фигурки, а ягоды искрились свежестью. Перед Павлом же стояла лишь чашка обжигающе крепкого кофе. Шутка ли это? Вероника не съест столько и за неделю, даже с самым зверским аппетитом. А сейчас… сейчас ее желудок болезненно скручивался в тугой узел, отбивая всякое желание.

– Приступай, – мягко сказал Павел, подталкивая ее тарелку с яичницей. – Ты слишком бледна. Тебе необходимо поесть. В его взгляде мелькнула тень беспокойства.

Вероника смотрела на него с подозрением. Неужели это изощренная пытка? Он хочет, чтобы она объелась до полусмерти?

– Я не голодна. И прошу тебя, перестань играть роль заботливого старшего брата. Ты им не являешься, если, конечно, мой отец не усыновил тебя втайне, – прошипела она с ядовитой усмешкой.

– Я буду так себя вести, пока ты капризничаешь, словно избалованный ребенок, – парировал Павел, его тон был твердым, но в глазах читалось нечто большее.

– Мне давно не семнадцать, – выпалила она, словно поранив саму себя. Эти слова, напоминание об их роковой близости, сорвались с ее губ прежде, чем она успела осознать, что и без того балансирует на краю пропасти.

Лицо Павла не дрогнуло. Он лишь пожал плечами и спокойно ответил:

– Я готов отложить все дела и просидеть здесь хоть до вечера, дожидаясь, пока ты поешь. Но если ты не управишься к обеду, тебе принесут еще несколько блюд. А если упрямство возьмет верх и ты продержишься до ужина, тебе придется провести здесь всю ночь, поглощая завтрак, обед и ужин. Хотя, признаться, мне бы хотелось, чтобы эту ночь ты провела с большей пользой.

Намек на двусмысленную ночь опалил ее, вызвав трепетное, но нежеланное волнение. Вероника резко развернула салфетку, встряхнула ее в воздухе и, постелив на колени, схватила вилку с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Вонзив ее в яичницу с беконом, она чуть не перепилила тарелку. С каким бы удовольствием она воткнула эти приборы в сердце сидящего напротив негодяя!