Читать онлайн Вертикальное восхождение

Глава 1. Призраки высоты

Время: Раннее утро, 6:00

Место: Строительная площадка рядом с Башней Бурдж Зенит

Максим Соколов проснулся задолго до рассвета, как всегда – в тот предрассветный час, когда ночь еще цепляется за город своими липкими пальцами, но уже чувствуется неизбежное приближение дня. Его тело дернулось, вырвавшись из очередного кошмара, и он открыл глаза в полной тьме своей комнаты, не сразу понимая, где находится. Сердце колотилось, словно пытаясь выбраться из грудной клетки, а на лбу выступили капли холодного пота, несмотря на удушающую жару, которая не отступала даже ночью в этом проклятом городе посреди пустыни.

Он лежал неподвижно на узкой кровати, глядя в потолок, который едва различался в темноте, и слушал, как постепенно замедляется бешеный стук его сердца. Дыхание было частым, рваным, будто он только что пробежал марафон или поднялся на восьмитысячник без кислорода. В ушах еще звучал крик – тот самый крик, который преследовал его каждую ночь вот уже два года. Крик Дениса.

Макс! Макс, держи!

А потом – тишина. Страшная, окончательная тишина, которая приходит, когда веревка обрывается, когда человек падает в расщелину, уходя все глубже в ледяную пасть горы. Тишина смерти.

Максим закрыл глаза и медленно выдохнул, заставляя себя дышать ровно, как учили в горах. Вдох на четыре счета. Задержка. Выдох на шесть. Еще раз. И еще. Постепенно паника отступала, оставляя после себя только знакомую пустоту – холодную, безразличную пустоту, которая стала его постоянной спутницей.

Он протянул руку к прикроватной тумбочке и нащупал телефон. Экран осветил комнату холодным синеватым светом: 4:47. Еще больше часа до будильника, но Максим знал, что уснуть уже не сможет. Сон никогда не возвращался после кошмара. Он просто лежал бы здесь, уставившись в потолок, прокручивая в голове события той роковой ночи на Макалу, пока не наступит время вставать. Лучше было встать сейчас.

Он сел на кровати, опустив босые ноги на теплый линолеум пола. Комната была крошечной – может быть, двенадцать квадратных метров, не больше. Кровать, тумбочка, шкаф, стул. Окно с жалюзи, за которым чувствовалось дыхание просыпающегося города. Стены голые, белые, безликие. Никаких фотографий, никаких плакатов, никаких воспоминаний. Максим нарочно обрекал себя на эту спартанскую простоту. Чем меньше вещей, тем меньше привязанностей. Чем меньше привязанностей, тем меньше боли.

Он встал и подошел к окну, раздвинув жалюзи. За стеклом раскинулся Дубай – этот искусственный город, выросший посреди пустыни на нефтяных деньгах и человеческих амбициях. Его квартира находилась в рабочем районе Аль-Кусаис, где жили те, кто строил этот город своими руками: пакистанцы, индусы, филиппинцы, египтяне и такие, как он – русские, у которых не осталось дома. Отсюда не было видно роскошных небоскребов Даунтауна, золотых торговых центров или искусственных островов. Здесь были только пыльные улицы, низкие здания и запах нищеты, прикрытый тонким слоем цивилизации.

Но даже отсюда можно было увидеть ее – Башню Бурдж Зенит. Она возвышалась над горизонтом, как игла, вонзенная в небо, как вызов самому Богу. Тысяча сто метров стекла и стали, двести этажей человеческой гордыни. Третье по высоте здание в мире и, возможно, самое красивое – изящная, устремленная ввысь, сверкающая в лучах еще не взошедшего солнца. Максим смотрел на нее каждое утро, и каждое утро чувствовал одно и то же: смесь восхищения и отвращения.

Когда-то он любил высоту. Жил ради нее. Горы были его домом, его страстью, его смыслом. Он поднимался на восьмитысячники, стоял на вершинах, где воздух настолько разрежен, что каждый вдох давался с болью, где холод мог убить за минуты, а ветер сбросить в пропасть одним порывом. И он любил это. Любил ощущение того, что ты на краю мира, на границе между жизнью и смертью, где каждое решение имеет значение, где ты либо побеждаешь, либо умираешь.

Но теперь высота была его проклятием.

Максим отошел от окна и направился в крошечную ванную комнату. Холодная вода из душа ударила по лицу, принося мгновенное, но недолгое облегчение. Он стоял под струями воды, глядя на белую плитку стены, и пытался не думать. Просто не думать. О Денисе. О той ночи. О веревке, которая оборвалась. О том, как он смотрел вниз, в черную бездну расщелины, зная, что его друг, его брат, человек, который был ближе семьи, лежит там внизу, в ледяной могиле.

Я не мог его спасти, – повторял он себе в сотый, в тысячный раз. Веревка оборвалась. Я не мог.

Но голос в его голове, этот проклятый голос, который никогда не замолкал, нашептывал другое: Ты выбрал тот маршрут. Ты настоял на спуске. Ты не проверил снаряжение. Ты убил его.

Максим резко закрыл воду и вышел из душа. Вытерся грубым полотенцем, посмотрел на свое отражение в запотевшем зеркале. Тридцать четыре года, но выглядел старше. Темные волосы с ранней сединой у висков. Глаза серые, с подозрительным, отстраненным взглядом. Шрам на левой брови – память о камнепаде на Эльбрусе, когда ему было восемнадцать. Лицо загорелое, с резкими чертами, щетина трехдневной небритости. Когда-то женщины считали его привлекательным. Теперь это не имело значения.

Он оделся быстро, по-военному четко: старые джинсы, вытертые на коленях, серая футболка с логотипом строительной компании, рабочие ботинки со стальными носками. Взял рюкзак с обедом, термосом с водой и рабочими перчатками. Посмотрел на время: 5:20. До начала смены оставалось больше получаса, но Максим всегда приходил раньше. Ему нравилось это время, когда стройка еще пуста, когда можно побыть одному со своими мыслями и тишиной.

Выйдя из квартиры, он спустился по узкой лестнице на первый этаж. Здание, в котором он жил, было типичным для этого района: дешевым, быстро построенным, уже обшарпанным, хотя ему не было и пяти лет. На первом этаже располагался небольшой продуктовый магазинчик, где торговал пакистанец по имени Рашид. Он всегда открывал рано, обслуживая рабочих, которые шли на смены.

– Доброе утро, мистер Макс! – приветствовал его Рашид с широкой улыбкой, показывающей золотой зуб. – Кофе, как всегда?

Максим кивнул, положив на прилавок несколько монет. Рашид налил ему крепкого черного кофе в бумажный стакан. Кофе был отвратительным, но горячим и крепким – именно то, что нужно было перед рабочим днем.

– Жарко будет сегодня, – продолжал Рашид, вытирая прилавок. – Очень жарко. Сорок восемь, говорят по радио.

– Как всегда, – ответил Максим коротко, забирая стакан.

– Вы осторожнее там, наверху, – добавил Рашид, и в его голосе прозвучало что-то похожее на заботу. – Я слышал, на прошлой неделе один человек упал. С двадцатого этажа.

Максим сжал пальцы вокруг горячего стакана. Падение. Всегда падение.

– Буду осторожен, – бросил он и вышел на улицу.

Жара ударила сразу, несмотря на ранний час. Воздух был плотным, влажным, пропитанным запахами пустыни, бензина и человеческого пота. Город просыпался медленно: где-то гудели моторы, слышались голоса на дюжине языков, лаяли бездомные собаки. Небо на востоке начинало светлеть, окрашиваясь в оттенки розового и оранжевого.

Максим шел по узким улицам района, попивая обжигающий кофе. Его путь был одним и тем же каждое утро: десять минут пешком до автобусной остановки, двадцать минут на забитом рабочими автобусе, затем еще пять минут до строительной площадки. Рутина. Монотонность. Именно это он выбрал, именно это ему было нужно. Без сюрпризов, без вызовов, без решений, которые могут стоить кому-то жизни.

На остановке уже собралась группа рабочих – в основном индусы и филиппинцы, все в такой же рабочей одежде, все с усталыми лицами людей, которые работают по двенадцать часов в день шесть дней в неделю, чтобы отправлять деньги семьям на родине. Максим встал в сторонке, не вступая в разговоры. Он давно научился быть невидимым, растворяться в толпе, не привлекать внимания.

Автобус прибыл с опозданием, как всегда. Они втиснулись внутрь – сорок человек в пространство, рассчитанное на тридцать. Пахло потом, дешевым одеколоном и табаком. Кто-то слушал музыку в наушниках, кто-то дремал стоя, кто-то тихо переговаривался на своем языке. Максим стоял у окна, глядя на проносящийся мимо город.

Дубай был странным местом – островом роскоши в океане нищеты. За окном мелькали контрасты: золотые небоскребы и убогие бараки, роскошные машины и ржавые развалюхи, пальмы и пыль. Этот город был построен на мечтах и крови, на нефтяных деньгах и поте мигрантов. Здесь можно было заработать больше, чем на родине, но здесь же можно было потерять себя, раствориться среди миллионов таких же безымянных рабочих, которые строили чужое будущее, забывая о своем.

Максим выбрал Дубай не случайно. Он хотел быть как можно дальше от гор, от России, от всего, что напоминало ему о прошлой жизни. Здесь, в этом плоском городе, где самое высокое – это творения рук человеческих, а не природы, он думал, что сможет забыть. Но высота преследовала его даже здесь. Небоскребы тянулись к небу, как горные пики. И каждый раз, когда ему приходилось подниматься, каждый раз, когда он работал на высоте, паника подступала к горлу, заставляя сердце биться быстрее, а руки дрожать.

Автобус остановился у строительной площадки в центральном районе. Максим вышел вместе с остальными рабочими и направился к проходной. Охранник – эмиратец в белой кандуре – кивнул ему, узнав. Максим показал пропуск и прошел на территорию.

Строительная площадка была огромной – несколько гектаров земли, на которой возводилась еще одна башня, еще один вызов небесам. Кругом стояли краны, громоздились штабеля стройматериалов, гудели генераторы. В воздухе висела мелкая пыль, которая забивалась в легкие и оседала на коже. Пахло цементом, металлом и машинным маслом.

Максим прошел к бытовке, где рабочие оставляли вещи и получали задания. Внутри было прохладнее благодаря кондиционеру, но все равно душно от количества людей. Он нашел свой шкафчик, достал каску и страховочный пояс, проверил карабины. Эти движения были автоматическими, выработанными годами в горах. Проверка снаряжения – это первое правило альпиниста. Одна маленькая ошибка может стоить жизни.

Но даже проверка не всегда помогает, – прошептал голос в его голове. Веревка выглядела прочной. Ты проверял ее.

Максим сжал зубы и застегнул пояс, затягивая ремни туже, чем нужно. Боль помогала не думать.

– Эй, Макс! Доброе утро!

Он обернулся и увидел Ахмеда – своего напарника, египтянина с вечной улыбкой и неиссякаемым оптимизмом. Ахмед был моложе его на шесть лет, худой, жилистый, с темными глазами и курчавыми волосами. Он работал на стройках с пятнадцати лет, прошел путь от поденщика до квалифицированного монтажника. И несмотря на всю тяжесть жизни, он не потерял способности радоваться.

– Доброе, – ответил Максим, проверяя карабины в последний раз.

– Сегодня пятнадцатый этаж, – сказал Ахмед, надевая каску. – Металлоконструкции. Крепление балок. Видел погоду? Будет пекло! Надо взять больше воды.

– Уже взял.

Ахмед окинул его оценивающим взглядом, и Максим знал, что сейчас последует. Ахмед был единственным человеком на этой стройке, с которым он хоть как-то общался, и единственным, кто знал, что Максим не всегда был простым рабочим.

– Опять кошмары? – тихо спросил Ахмед.

– Не твое дело.

– Брат, это мое дело, – Ахмед положил руку ему на плечо. – Ты мой напарник. Когда ты там, наверху, я должен знать, что ты в порядке. А ты не в порядке. Я вижу это по глазам.

Максим отстранился, отворачиваясь.

– Я в порядке.

– Ты говорил это каждое утро последние два года, – сказал Ахмед, и в его голосе не было осуждения, только беспокойство. – И каждое утро ты врешь. Макс, ты не можешь всю жизнь наказывать себя за то, что случилось. Это была авария. Ты не виноват.

– Откуда ты знаешь? – резко бросил Максим, оборачиваясь к нему. – Ты там не был. Ты не видел. Ты не знаешь.

– Знаю, – спокойно ответил Ахмед. – Потому что ты рассказал мне. В тот вечер, когда мы сидели на крыше бытовки, и ты выпил слишком много. Ты рассказал мне все. О горах. О друге. О том, как он упал. И о том, как ты винишь себя, хотя веревка оборвалась, и ты ничего не мог сделать.

Максим отвернулся, чувствуя, как внутри поднимается знакомая волна гнева и боли. Он не помнил того вечера – или делал вид, что не помнит. Было легче притворяться, что Ахмед ничего не знает, что можно сохранить дистанцию, не пускать его слишком близко.

– Идем работать, – сказал он коротко, направляясь к выходу.

Ахмед вздохнул, но последовал за ним.

Они вышли на площадку, где в лучах восходящего солнца уже кипела работа. Кран поднимал металлические балки наверх, где их должны были закрепить. Рабочие сновали туда-сюда, таская материалы, сваривая, сверля, закручивая болты. Раздавались крики прорабов, лязг металла, рев дизелей. Обычное утро на стройке.

Максим и Ахмед подошли к строительному лифту – открытой металлической клетке, которая поднимала людей и грузы на верхние этажи. Максим посмотрел вверх, на скелет здания – голые бетонные плиты и стальные балки, поднимающиеся в небо. Пятнадцать этажей. Около пятидесяти метров. Для обычного человека это была значительная высота. Для него, который стоял на вершине К2 на высоте 8611 метров, это было ничто.

Но когда лифт начал подниматься, знакомое чувство подступило к горлу. Тошнота. Головокружение. Паника.

Максим схватился за перила клетки, пытаясь дышать ровно. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Он смотрел не вниз, а прямо перед собой, на бетонную стену здания, проносящуюся мимо. Не смотреть вниз. Это было главное правило. Если он посмотрит вниз, увидит, как земля удаляется, как люди превращаются в точки, паника захлестнет его полностью.

– Дыши, брат, – тихо сказал Ахмед рядом. – Просто дыши. Мы почти на месте.

Лифт остановился с лязгом на пятнадцатом этаже. Максим вышел, чувствуя, как ноги дрожат. Он прошел несколько шагов в сторону от края, туда, где стояли материалы, и остановился, опираясь руками о колени, пытаясь успокоиться.

Это смешно, – думал он с горечью. Я покорял восьмитысячники. Я стоял на краю ледяных стен, где один неверный шаг означал смерть. Я спускался по отвесным скалам в снежную бурю. А теперь не могу подняться на пятнадцатый этаж без панической атаки.

– Макс, – Ахмед присел рядом. – Хочешь, я скажу прорабу, что ты плохо себя чувствуешь? Можешь остаться внизу.

– Нет, – Максим выпрямился, вытирая пот со лба. – Я справлюсь. Мне нужно это делать. Понимаешь? Мне нужно.

– Зачем? – спросил Ахмед. – Зачем ты мучаешь себя каждый день? Есть работа на земле. Ты можешь…

– Я не могу, – перебил его Максим. – Если я сдамся, если перестану подниматься, я проиграю. Высота победит меня. Я больше никогда не смогу… я больше не буду собой.

Ахмед посмотрел на него с пониманием и грустью.

– Ты пытаешься вернуть то, что потерял.

– Я пытаюсь хотя бы часть себя вернуть, – признался Максим, и это было самым честным, что он сказал за долгое время. – Я не знаю, кто я без гор, без высоты. Но я знаю, что не могу просто сдаться. Не могу позволить страху победить.

– Хорошо, брат, – Ахмед кивнул, вставая. – Тогда пошли работать. Но ты скажи мне, если будет совсем плохо, хорошо?

Максим кивнул и последовал за ним к рабочему месту.

Работа была монотонной и тяжелой. Кран поднимал стальные балки весом в несколько тонн каждая. Их задачей было направлять балки на место, фиксировать их болтами, проверять уровень. Все это на открытом пространстве, без стен, без ограждений – только бетонный пол под ногами и пустота вокруг.

Максим работал механически, повторяя движения снова и снова. Руки помнили, что делать – они привыкли к физической работе, к тяжести металла, к жару солнца. Но разум был где-то далеко, блуждая по знакомым лабиринтам воспоминаний.

Он думал о том, как все начиналось. О первом восхождении на Эльбрус, когда ему было восемнадцать. О том восторге, о том ощущении свободы, которое он испытал, стоя на вершине и глядя на облака под ногами. О том, как он понял тогда: вот оно, вот то, для чего я рожден.

Потом были другие горы. Казбек. Монблан. Аконкагуа в Аргентине. Каждая вершина была победой, каждый подъем – проверкой пределов. Он собирал команды, становился лидером экспедиций. Люди шли за ним, потому что верили: с Максимом Соколовым можно дойти до любой вершины и вернуться живым.

А потом он встретил Дениса Крылова.

Денис был на три года моложе, но уже опытным альпинистом. Они встретились на базовом лагере перед восхождением на Манаслу, и между ними сразу возникла эта связь – то особое взаимопонимание, которое бывает между людьми, говорящими на одном языке. Язык гор. После той экспедиции они стали неразлучны. Вместе покорили Чо-Ойю, потом Лхоцзе, потом К2 – одну из самых смертоносных вершин мира.

Денис был не просто напарником. Он был братом, которого у Максима никогда не было. Они доверяли друг другу жизнь каждый день, и это доверие было абсолютным. На высоте, где каждое решение может быть последним, такое доверие значит больше, чем кровные узы.

И он предал это доверие.

Нет, – поправил себя Максим, закручивая очередной болт. Я не предал. Веревка оборвалась. Я не мог знать.

Но голос Дениса звучал в его голове так реально, словно он стоял рядом: Ты выбрал этот маршрут, Макс. Ты настоял, что мы должны спускаться ночью, несмотря на погоду. Ты проверял снаряжение.

– Макс! Внимание!

Крик Ахмеда вырвал его из воспоминаний. Максим резко отступил, и в следующую секунду стальная балка пронеслась мимо, едва не задев его. Сердце подскочило к горлу. Еще мгновение – и его бы раздавило насмерть.

– Ты что, спишь?! – Ахмед подбежал к нему, схватив за плечо. – Я кричал тебе три раза! Балка опускалась прямо на тебя!

– Извини, – Максим покачал головой, пытаясь сосредоточиться. – Я… задумался.

– Задумался, – Ахмед покачал головой. – Брат, здесь нельзя задумываться. Здесь можно умереть за секунду. Ты это знаешь лучше меня.

Максим знал. Конечно, знал. Невнимательность на высоте – это смертный приговор. Но в последнее время ему становилось все труднее концентрироваться. Прошлое не отпускало, вторгаясь в настоящее в самые неподходящие моменты.

Они продолжили работу, но Ахмед теперь не спускал с него глаз. Солнце поднималось все выше, и жара становилась невыносимой. К десяти часам утра температура перевалила за сорок градусов. Воздух дрожал, превращаясь в плотную, удушающую массу. Асфальт внизу плавился. Металлические конструкции раскалялись так, что к ним невозможно было прикоснуться голыми руками.

Максим работал в перчатках, но даже через них чувствовал жар. Пот лился ручьями, пропитывая футболку. Он пил воду из фляги каждые пятнадцать минут, но этого не хватало. Обезвоживание – еще один враг, с которым приходилось бороться.

В горах тоже была жара – палящее солнце на высоте жгло кожу без пощады. Но там, по крайней мере, был холод ночи, был снег, был ветер, который остужал. Здесь не было спасения. Только бетон, металл и небо, раскаленное до белизны.

Во время обеденного перерыва Максим и Ахмед спустились в тень под навесом. Там уже сидели другие рабочие, жуя свои скромные обеды и потягивая воду. Максим достал из рюкзака бутерброды – хлеб, сыр, помидор. Простая еда, но он ел механически, без удовольствия. Еда была топливом, не более.

– Смотри, – Ахмед указал на горизонт, где возвышалась Башня Бурдж Зенит. – Красавица, правда? Каждый раз, когда я смотрю на нее, думаю: это мы построили. Такие, как мы. Люди с мозолями на руках и пылью в легких. Мы создаем эти чудеса.

Максим посмотрел на башню. Она сверкала в солнечном свете, ее стеклянная облицовка отражала небо, делая ее почти невидимой, словно она была сделана не из стали и бетона, а из света и воздуха. Две сотни этажей. Тысяча сто метров. Выше многих горных пиков.

– Ты знаешь, как ее называют? – продолжал Ахмед. – Стеклянный Икар. Потому что она так высока, что словно хочет коснуться солнца. Но помнишь историю об Икаре? Он подлетел слишком близко к солнцу, и воск на его крыльях расплавился. Он упал и разбился.

– Ты суеверный? – спросил Максим.

– Не суеверный. Просто… внимательный, – Ахмед пожал плечами. – Человек строит все выше и выше, бросая вызов небу. Но небо всегда сильнее. Природа всегда сильнее.

Эти слова отозвались эхом в душе Максима. Да, природа всегда сильнее. Он понял это на Макалу. Понял, когда ветер выл так громко, что заглушал крики, когда снег слепил глаза, когда холод сковывал пальцы. Понял, когда веревка оборвалась, и Денис упал в бездну. Человек может подняться на любую вершину, но он не может победить горы. Горы терпят его присутствие – или не терпят.

– В горах так же, – сказал Максим тихо. – Ты думаешь, что покорил вершину. Но на самом деле гора просто позволила тебе подняться. И если она решит, что ты недостоин, она сбросит тебя.

– Ты скучаешь по горам? – спросил Ахмед.

Максим долго молчал, глядя на свои мозолистые руки.

– Я не знаю, – признался он наконец. – Раньше горы были всем для меня. Теперь… теперь я не уверен, что смогу вернуться. Не уверен, что захочу.

– Из-за друга?

– Из-за всего.

Они замолчали, каждый погруженный в свои мысли. Вокруг звучали голоса других рабочих, кто-то смеялся, кто-то спорил о футболе. Обычная жизнь. Простая жизнь. Максим пытался убедить себя, что ему этого достаточно. Что он может жить так – без риска, без вызовов, без той искры, которая когда-то зажигала его изнутри.

Но в глубине души он знал правду: это не жизнь. Это существование. Он просто тянет время, наказывая себя монотонностью и безопасностью, словно это может искупить то, что случилось на Макалу.

После обеда они вернулись на пятнадцатый этаж. Работа продолжалась до шести вечера, когда солнце начинало клониться к закату, но жара не спадала. Максим работал автоматически, стараясь не думать, не чувствовать. Просто делать свое дело. Закрепить балку. Проверить болты. Перейти к следующей балке. Снова и снова.

Но даже в этой монотонности были моменты, когда приходилось подходить к краю. Когда нужно было перегнуться через перила, чтобы что-то проверить или закрепить. И каждый раз Максим чувствовал, как внутри все сжимается, как сердце начинает биться быстрее, как руки становятся влажными от пота, который не имел ничего общего с жарой.

Он смотрел вниз – на землю, лежащую в пятидесяти метрах внизу, на людей, похожих на муравьев, на машины, на грузовики. И в эти моменты его накрывало. Головокружение. Тошнота. Страх такой сильный, что хотелось отступить, упасть на четвереньки, отползти подальше от края.

Ты жалок, – говорил внутренний голос. Посмотри на себя. Ты боишься пятнадцати этажей. А раньше стоял на краю ледяной стены на высоте восьми километров и не дрожал.

Раньше я не видел, как мой лучший друг падает в бездну, – отвечал он голосу. Раньше я не знал, как выглядит смерть.

Ты знал. Ты видел смерть в горах много раз. Ты просто не думал, что она может прийти за тем, кого ты любишь.

К концу рабочего дня Максим был измотан не столько физически, сколько морально. Эта постоянная борьба с самим собой, с паникой, со страхом высасывала все силы. Когда они спустились вниз и переоделись, Ахмед предложил пойти выпить чаю в маленькую забегаловку неподалеку, но Максим отказался. Ему нужно было побыть одному.

Он сел в автобус и поехал обратно в свой район. В окно смотрел на город, который преображался с наступлением сумерек. Огни зажигались один за другим, превращая Дубай в сверкающее чудо. Небоскребы вспыхивали тысячами окон. Неоновые вывески загорались яркими красками. Город жил, дышал, пульсировал жизнью.

А Максим чувствовал себя призраком среди всего этого великолепия. Человеком, который давно умер на склоне Макалу, но чье тело по какой-то ошибке продолжало двигаться, работать, дышать.

Он вышел на своей остановке и медленно пошел к дому. Мимо проносились машины, звучали голоса, играла музыка из открытых окон кафе. Жизнь. Обычная, простая жизнь. Но Максим не был частью ее. Он был наблюдателем, отстраненным и одиноким.

Поднявшись к себе в квартиру, он снял рабочую одежду, принял душ – уже третий за день – и приготовил себе скромный ужин: рис с овощами и кусок курицы. Ел, глядя в экран телефона, бездумно пролистывая новости. Ничего важного. Очередные политические скандалы. Спортивные события. Светская хроника.

Потом его палец остановился на одной статье. Заголовок: "Годовщина трагедии на Макалу: двое альпинистов погибли два года назад".

Максим замер. Его пальцы сжались вокруг телефона так сильно, что побелели костяшки. Он не хотел читать. Знал, что не должен. Но не мог остановиться.

Статья была короткой, фактической. Она рассказывала о том, как двое российских альпинистов, Денис Крылов и Максим Соколов, совершали восхождение на Макалу в неблагоприятных погодных условиях. При спуске Крылов сорвался и упал в расщелину. Соколов выжил, но получил тяжелую психологическую травму и больше не занимался альпинизмом.

Там была фотография. Денис на вершине К2, широко улыбающийся, с обледеневшей бородой, в ярко-красной куртке. Живой. Счастливый. Целый.

Максим закрыл телефон и положил его на стол. Встал и подошел к окну. За стеклом лежал город, сверкающий огнями. А где-то далеко, за тысячами километров, в Гималаях, в ледяной расщелине на склоне Макалу лежало тело его друга. Замерзшее. Навсегда оставшееся там.

Они не смогли вытащить его. Погода ухудшилась, начался буран. Максим спустился один, обмороженный, едва живой. Позже была организована спасательная операция, но найти тело не удалось. Денис остался в горах навсегда, как остаются сотни альпинистов, которые не вернулись с восьмитысячников.

Максим прислонился лбом к холодному стеклу. Он думал о Денисе. О его смехе. О том, как они сидели в палатке во время снежной бури на склоне Лхоцзе и рассказывали друг другу истории. О том, как Денис спас его на К2, когда Максим поскользнулся на ледяном склоне и начал падать, и Денис успел схватить веревку, удержав его.

Я должен был спасти тебя, – думал Максим. Ты спас меня. А я не смог спасти тебя.

Он отошел от окна и лег на кровать, не раздеваясь. Смотрел в потолок, где в темноте плясали тени от уличных фонарей. Знал, что скоро придет сон. И знал, что с ним придет кошмар. Всегда один и тот же кошмар.

Он стоит на снежном склоне Макалу. Ветер воет, швыряя в лицо ледяные иглы. Видимость почти нулевая. Денис впереди, они связаны веревкой. Спускаются. Осторожно. Шаг за шагом.

А потом Денис исчезает. Просто проваливается в снег. Веревка натягивается, рывок сбивает Максима с ног. Он падает, съезжает по склону, отчаянно пытаясь зацепиться ледорубом. Наконец останавливается. Лежит на животе, вбив ледоруб в снег. Веревка натянута, уходит вниз, в темноту расщелины.

Максим начинает тянуть. Тянет изо всех сил, чувствуя, как мышцы горят, как пальцы немеют от холода. Тянет и кричит имя Дениса, но ветер уносит его крик. Тянет, дюйм за дюймом, и кажется, что получается, что он подтягивает его.

А потом веревка ослабевает. Так внезапно, что Максим падает назад. Веревка лежит на снегу, обрезанная, с размочаленным концом. Нет. Оборванная.

Максим подползает к краю расщелины, смотрит вниз. Только темнота. И тишина. Страшная, окончательная тишина.

А потом из темноты звучит голос Дениса: Ты оставил меня, Макс. Ты отпустил.

И Максим кричит, кричит в эту темноту: Нет! Я не отпускал! Веревка оборвалась! Я не отпускал тебя!

Но голос только повторяет: Ты оставил меня.

Максим проснулся в холодном поту, как и каждую ночь. Сердце билось так сильно, что казалось, готово выпрыгнуть из груди. Он сел на кровати, обхватив голову руками, пытаясь успокоиться. Часы показывали три часа ночи. До рассвета еще далеко.

Он встал, пошел на кухню, налил себе воды. Выпил стакан залпом, потом еще один. Руки дрожали. Он стоял у окна, глядя на спящий город, и знал, что не уснет снова. Еще одна бессонная ночь. Еще один день, который надо как-то прожить.

А за окном, на горизонте, возвышалась Башня Бурдж Зенит. Стеклянный Икар, устремленный к небу. Такой прекрасный и такой высокий.

Максим смотрел на нее и думал о том, что Ахмед был прав. Человек бросает вызов небу, строя все выше. Но небо всегда сильнее. Природа всегда сильнее.

И однажды она напомнит об этом.

Глава 2. Первая искра

Время: 10:30 утра

Место: Башня Бурдж Зенит, улицы Дубая

Елена Волкова сидела на заднем сиденье такси, глядя в окно на проносящийся мимо город, и пыталась собраться с мыслями перед важной встречей. Дубай в утренние часы был особенно прекрасен – солнце заливало широкие проспекты золотым светом, небоскребы сверкали стеклянными фасадами, пальмы вдоль дорог стояли неподвижно в безветренном воздухе. Этот город всегда поражал ее своей искусственной безупречностью, словно кто-то взял идеальную картинку будущего и материализовал ее здесь, посреди пустыни, вопреки всем законам природы и здравого смысла.

Она открыла папку с документами на коленях, пробежала глазами по знакомым уже цифрам и чертежам, но не могла сосредоточиться. Мысли были совсем о другом. О том, что сегодня исполнилось ровно два года с тех пор, как все рухнуло. Два года с того дня, когда Денис Крылов не вернулся с Макалу. Два года с того момента, когда Максим Соколов, человек, которого она любила больше жизни, закрыл дверь перед ее носом и сказал, что больше не хочет ее видеть.

Елена закрыла папку и откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Даже здесь, в этом чужом городе, за тысячи километров от дома, она не могла убежать от воспоминаний. Они преследовали ее, как тени, возникая в самые неожиданные моменты.

Она познакомилась с Максимом через Дениса. Они учились вместе в архитектурном институте – она и Денис, лучшие друзья с первого курса. Денис был как брат ей, веселый, открытый, влюбленный в жизнь и в горы. Он постоянно рассказывал о своем друге-альпинисте, о безумных восхождениях, о том, как они покоряли вершины одну за другой. Максим Соколов был легендой в их кругу еще до того, как она встретила его.

А потом, на одной вечеринке, Денис привел его. И Елена влюбилась с первого взгляда.

Максим тогда был другим. Уверенным, харизматичным, с огнем в глазах. Он рассказывал о горах так, что хотелось бросить все и отправиться с ним туда, на край света, где воздух разрежен, а небо так близко, что кажется, можно дотянуться рукой до звезд. Он говорил о высоте как о любовнице – с той особой нежностью и страстью, которую мужчины обычно не показывают.

Они начали встречаться через месяц после знакомства. Три года они были вместе – три безумных, счастливых года. Максим уезжал в экспедиции, она ждала его, занимаясь своей карьерой архитектора. Он возвращался – загорелый, измученный, с обмороженными пальцами и новыми шрамами, но живой. Всегда живой. И каждый раз она благодарила небо за то, что он вернулся.

Она знала риски. Знала, что альпинизм – это русская рулетка, что рано или поздно удача может отвернуться. Но никогда не думала, что это случится с Денисом. И никогда не думала, что это так разрушит Максима.

После трагедии он три месяца не выходил из дома. Она приходила каждый день, пыталась говорить с ним, поддерживать, но он молчал. Просто сидел у окна и смотрел в никуда. А потом однажды встретил ее у дверей и сказал, что она должна уйти. Что ему нужно быть одному. Что он не может, не хочет, не готов.

Она пыталась бороться. Говорила, что любит его, что вместе они справятся, что время лечит. Но он был непреклонен. А потом она узнала, что он уехал. В Дубай. Без слова, без прощания, просто исчез из ее жизни.

Елена открыла глаза, почувствовав, как по щеке катится слеза. Она быстро вытерла ее, посмотрела в зеркало заднего вида – водитель-филиппинец был занят дорогой, не обращал на нее внимания. Хорошо. Она не хотела, чтобы кто-то видел ее слабость.

Через полгода после его отъезда ей предложили работу в престижной архитектурной фирме в Дубае. Проект был интересным – реконструкция исторического района, сочетание традиционной арабской архитектуры с современными технологиями. Хорошие деньги, хорошие перспективы. Но главное – это был шанс начать заново. И, возможно, встретить Максима.

Она не искала его специально. Дубай – огромный город, миллионы людей. Шансов встретиться случайно было ничтожно мало. Но она знала, что он здесь, дышит тем же воздухом, видит то же небо. И это давало странное утешение.

Сегодня ей предстояла важная встреча на 187-м этаже Башни Бурдж Зенит – с инвесторами нового проекта. Группа российских бизнесменов хотела построить элитный жилой комплекс, и ее фирма претендовала на контракт. Елена готовилась к этой презентации неделями, и теперь все зависело от того, сможет ли она произвести впечатление.

Такси свернуло на Sheikh Zayed Road – главную магистраль Дубая, где с обеих сторон высились небоскребы. И впереди, доминируя над всеми, возвышалась Башня Бурдж Зенит. Тысяча сто метров устремленного в небо стекла и стали. Елена всегда восхищалась этим зданием – оно было шедевром инженерной мысли, триумфом человеческих амбиций. Но сегодня, глядя на него, она почему-то почувствовала тревогу.

Может быть, это было из-за годовщины. Из-за воспоминаний о Денисе, о горах, о высоте, которая дарит свободу и отнимает жизни. Может быть, это была просто усталость и нервозность перед важной встречей. Но что-то внутри сжалось, когда такси остановилось у входа в башню.

– Мы приехали, мадам, – сказал водитель, оборачиваясь к ней.

Елена расплатилась, взяла свой портфель и вышла из машины. Жара ударила сразу, как удар горячим полотенцем по лицу. Сорок пять градусов, если не больше. Воздух дрожал, превращая очертания зданий в мираж. Но у входа в башню было прохладнее – кондиционеры работали на полную мощность, создавая островок комфорта.

Елена вошла внутрь, и ее сразу окутала благословенная прохлада. Вестибюль башни был грандиозным – пятиэтажный атриум с мраморными полами, стеклянными водопадами, тропическими растениями в огромных кашпо. Люди сновали туда-сюда: офисные работники с кофе на вынос, туристы с фотоаппаратами, курьеры с документами. Обычное утро в одном из самых престижных зданий мира.

Она подошла к стойке охраны, показала приглашение. Охранник, молодой эмиратец в безупречной форме, проверил ее документы, выдал временный пропуск и указал на лифты для VIP-гостей.

– 187-й этаж, верно? – уточнил он.

– Да.

– Прекрасный вид оттуда, – улыбнулся он. – Самый лучший в городе. Можно увидеть весь Дубай, как на ладони.

Елена поблагодарила и направилась к лифтам. Высокоскоростной лифт с панорамными стенами вмещал до двадцати человек. Сейчас, кроме нее, в нем ехали еще четверо: двое бизнесменов-европейцев, погруженных в разговор о какой-то сделке, молодая девушка-азиатка с планшетом и пожилой араб в традиционной белой кандуре.

Двери закрылись бесшумно, и лифт начал подниматься. Елена почувствовала легкое давление в ушах – скорость подъема была впечатляющей. За стеклянными стенами открывался вид на город, который с каждой секундой становился все меньше, превращаясь в макет из игрушечных зданий и крошечных машин.

Она смотрела вниз и думала о Максиме. Он поднимался на высоту восемь тысяч метров – высоту, где человеку нечем дышать, где каждый шаг дается через боль, где смерть ходит рядом. А она поднималась в комфортабельном лифте, с кондиционером и мягкой музыкой, и ей было страшно только от мысли о том, что будет, если что-то пойдет не так.

Он был таким смелым, – думала она. Бесстрашным. А потом одно событие сломало его. Как легко мы ломаемся.

Лифт остановился на 187-м этаже. Двери открылись, выпуская пассажиров в просторный холл, отделанный мрамором и позолотой. Огромные окна от пола до потолка открывали захватывающий вид на Дубай. Город лежал внизу, простираясь до горизонта – стеклянные башни, белые здания, зеленые оазисы парков и золотая полоса пустыни вдали. Персидский залив сверкал на солнце, его бирюзовые воды уходили к горизонту.

Елена остановилась у окна на мгновение, любуясь видом. Это была одна из самых высоких точек города. Здесь, на высоте больше километра, мир выглядел иначе – более красивым, более упорядоченным, но и более хрупким. Отсюда видно было, как мал человек, как незначительны его творения перед лицом пустыни и моря.

Максим видел это с вершин гор, – подумала она. Видел мир с высоты, где мы все – просто точки. Может быть, поэтому он так изменился. Может быть, когда смотришь на мир сверху, понимаешь, как мало все значит.

– Мисс Волкова?

Она обернулась. К ней подходила молодая женщина в деловом костюме, с планшетом в руках и профессиональной улыбкой на лице.

– Да, это я.

– Прекрасно. Я Марина, ассистент господина Новикова. Пройдемте, пожалуйста, они уже ждут в переговорной.

Елена последовала за ней по длинному коридору, украшенному современными картинами и скульптурами. По обеим сторонам располагались офисы с стеклянными стенами, где люди работали за компьютерами, проводили совещания, говорили по телефонам. Обычная офисная жизнь на необычной высоте.

Переговорная находилась в углу здания и имела панорамные окна с двух сторон. Вид был действительно потрясающим. За овальным столом из темного дерева уже сидели трое мужчин. Елена узнала их по фотографиям: Сергей Новиков, владелец строительной компании, крупный, властный мужчина за пятьдесят с седыми висками и тяжелым взглядом; Игорь Березкин, финансовый директор, худощавый, в очках, с постоянной нервной улыбкой; и Андрей Смирнов, главный архитектор их компании, ее коллега и друг.

Андрей встал, увидев ее, и приветственно кивнул. Остальные последовали его примеру.

– Елена Алексеевна, – Новиков протянул руку для рукопожатия. – Наслышаны о вашем таланте. Андрей не устает хвалить вашу работу.

– Благодарю, – Елена пожала руки всем троим и села за стол. – Я подготовила презентацию, которая, надеюсь, вас впечатлит.

Пока она доставала ноутбук и подключала его к проектору, Марина принесла кофе и воду. Елена сделала глоток кофе – крепкого, ароматного – и почувствовала, как нервозность немного отступает. Это была ее стихия. Архитектура. Проектирование. Создание пространств, где люди будут жить, любить, растить детей. В этом был смысл.

Она начала презентацию, и следующие сорок минут говорила о концепции нового жилого комплекса. Показывала 3D-визуализации, чертежи, расчеты. Объясняла, как будут интегрированы зеленые зоны, как будет организована инфраструктура, как здания будут взаимодействовать с окружающим пространством. Новиков слушал внимательно, иногда задавая вопросы. Березкин делал пометки в своем планшете. Андрей молча поддерживал ее, кивая в нужные моменты.

К концу презентации Елена чувствовала, что все прошло хорошо. Новиков откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя на последний слайд.

– Впечатляюще, – сказал он наконец. – Очень впечатляюще. Вы действительно талантливы, Елена Алексеевна.

– Спасибо.

– Нам нужно обсудить это с партнерами, конечно, – продолжал Новиков. – Но я думаю, у нас есть все основания для сотрудничества. Березкин, проработайте финансовую часть к концу недели. Андрей, вы координируете техническую сторону.

Все закивали. Встреча была окончена. Елена собирала свои вещи, когда Андрей тихо подошел к ней.

– Отличная работа, – сказал он. – Ты их покорила.

– Надеюсь, – она улыбнулась устало. – Я так готовилась к этому.

– Видно. Слушай, – Андрей понизил голос, – я знаю, что сегодня тяжелый день для тебя. Годовщина. Ты держишься?

Елена посмотрела на него с благодарностью. Андрей был одним из немногих, кто знал всю историю. Он был другом Дениса, знал Максима, знал, что было между ними.

– Держусь, – ответила она. – Просто… сложно не думать об этом.

– Я понимаю. Если хочешь поговорить…

– Спасибо, Андрей. Правда, спасибо. Но сейчас я просто хочу вернуться в офис и завершить дела.

Они вышли из переговорной вместе. Новиков с Березкиным ушли в другую сторону, обсуждая что-то о финансах. Елена и Андрей направились к лифтам.

– Ты знаешь, – сказала Елена, пока они шли, – я иногда думаю о том, что было бы, если бы та экспедиция не состоялась. Если бы Денис не поехал. Если бы…

– Не надо, – мягко перебил ее Андрей. – Бессмысленно думать о "что если". Жизнь – это цепочка случайностей. Одно решение ведет к другому, и мы никогда не знаем, что было бы, выбери мы иначе.

– Но Максим…

– Максим сделал свой выбор. Уйти. Замкнуться. Наказывать себя. Это был его выбор, Лена. Не твой.

Она знала, что он прав. Но от этого не становилось легче.

Они подошли к лифтам. Андрей нажал кнопку вызова.

– Ты спускаешься? – спросил он.

– Да, в офис. А ты?

– Мне еще нужно кое-что обсудить с Новиковым. Спущусь позже.

Лифт прибыл, двери открылись. Елена вошла внутрь.

– Увидимся в офисе, – сказала она.

– Увидимся.

Двери закрылись, и лифт начал спуск. Елена осталась одна, и в этой одиночке накатила усталость. Эмоциональная, глубокая усталость от того, что приходится держать лицо, улыбаться, делать вид, что все в порядке, когда внутри пустота.

Максим, где ты сейчас? – думала она, глядя на проносящиеся за стеклом этажи. Думаешь ли ты обо мне хоть иногда? Или ты так хорошо научился забывать?

Лифт достиг первого этажа. Елена вышла в вестибюль и направилась к выходу. Но на полпути остановилась. Ей не хотелось возвращаться в офис. Не сейчас. Ей хотелось побыть одной, собраться с мыслями.

Она повернула к небольшому кафе в холле башни. Заказала капучино и села за столик у окна. Достала телефон, бездумно пролистывая ленту новостей. И вдруг наткнулась на заголовок: "Годовщина трагедии на Макалу".

Рука дрогнула. Кофе расплескался на блюдце. Елена открыла статью и начала читать. Там была краткая информация о событиях двухлетней давности. О двух альпинистах. О падении. О том, что тело так и не было найдено.

А в конце была фотография. Денис и Максим на вершине К2, обнявшись, улыбаясь в камеру. Оба живые. Оба счастливые. Оба еще не знающие, что через год один из них умрет, а второй потеряет себя.

Елена смотрела на эту фотографию и чувствовала, как слезы подступают к глазам. Она быстро закрыла телефон и вытерла глаза салфеткой. Нельзя плакать здесь, на виду у всех. Нельзя показывать слабость.

Она допила кофе и встала. Надо возвращаться к работе. Работа помогает забыть. Работа дает смысл. Работа…

В этот момент зазвонила пожарная сигнализация.

На семьдесят третьем этаже Башни Бурдж Зенит, в офисе компании Gulf Climate Solutions, специализирующейся на установке и обслуживании кондиционирующих систем, Рахман Абдулла, электрик из Бангладеш, работал над проблемой в электрическом щитке.

Рахману было тридцать два года, но он выглядел старше. Двенадцать лет работы на стройках и в технических службах наложили свой отпечаток: спина была постоянно согнута от многолетнего труда в неудобных позах, руки покрыты ожогами и шрамами от ударов током, лицо измождено. Он присылал почти все свои деньги семье – жене и четверым детям в деревне недалеко от Дакки. Сам жил в крошечной комнате, которую делил с пятью другими рабочими.

Сегодня утром ему поручили срочную работу: в офисе на 73-м этаже постоянно выбивало автоматы, и нужно было найти причину. Рахман пришел с инструментами, открыл электрический щиток и начал проверять проводку.

Проблема была очевидна: перегрузка сети. Офис расширили, установили дополнительное оборудование, но никто не потрудился рассчитать, выдержит ли старая проводка новую нагрузку. Рахман качал головой, глядя на запутанный клубок проводов. Типичная ситуация – экономят на специалистах, а потом приходится латать дыры.

Ему надо было отключить питание на этом участке, чтобы безопасно работать. Но начальник сказал: "Быстро, Рахман, быстро. У нас тут важные клиенты, нельзя отключать электричество". Рахман попробовал объяснить, что это опасно, но начальник отмахнулся: "Ты опытный, справишься".

Рахман вздохнул и начал работать, не отключая питание. Он был осторожен, использовал изолированные инструменты, работал одной рукой, держа другую за спиной – так учили в техникуме, чтобы ток не прошел через сердце в случае удара.

Пот тек по лицу. В офисе было прохладно благодаря кондиционерам, но внутри электрощитка было жарко от работающего оборудования. Рахман прищурился, пытаясь разглядеть маркировку на проводах в тусклом свете. Ему нужно было отсоединить один провод и подключить к другой линии, распределив нагрузку.

Он взял плоскогубцы, зацепил провод и потянул. Провод был старый, изоляция затвердела от времени и жары. Когда Рахман тянул, изоляция треснула, обнажив медную жилу.

В этот момент рука дрогнула – всего на миллиметр, но этого хватило. Оголенный провод коснулся металлического корпуса щитка.

Искра.

Яркая, белая, длиной с ладонь. Рахман дернулся назад, выронив плоскогубцы. Сердце бешено колотилось. Он посмотрел на провод – тот лежал на дне щитка, все еще под напряжением, с оплавленной изоляцией.

– Аллах, – прошептал Рахман.

Он знал, что надо немедленно отключить питание. Но сначала надо было закрепить провод, чтобы он не замкнул на корпус снова. Рахман взял изоленту, попытался обмотать оголенный участок. Но изоляция продолжала трескаться – провод был слишком старым, перегретым.

Еще одна искра. Меньше первой, но от нее запахло гарью.

– Что там у тебя? – крикнул кто-то из офиса.

– Все нормально! – откликнулся Рахман, хотя понимал, что это не так.

Он работал быстрее, обматывая провод изолентой, пытаясь зафиксировать его так, чтобы он не касался корпуса. Наконец закончил, закрыл дверцу щитка и вытер пот со лба.

– Готово! – крикнул он. – Проверьте, все ли работает!

Из офиса донеслись голоса, щелканье выключателей. Потом:

– Работает! Спасибо!

Рахман собрал инструменты, взял свою сумку и вышел из технического помещения. Он не заметил тонкой струйки дыма, которая начала просачиваться из-под дверцы электрощитка.

Внутри щитка искра сделала свое дело. Оголенный провод под напряжением нагрел металлический корпус. Тепло передалось изоляции других проводов. Старая, пересохшая изоляция начала тлеть.

Если бы кто-то открыл щиток в тот момент, мог бы остановить катастрофу. Но никто не открывал. Техническое помещение было закрыто, туда мало кто заходил.

Изоляция тлела. Медленно, почти незаметно. Но неотвратимо.

Огонь просыпался.

Это не был еще огонь в полном смысле – не было пламени, не было треска. Это было только тепло. Тихое, скрытое тепло, которое зарождалось в темноте, за стальной дверцей щитка, за бетонной стеной.

Изоляция проводов тлела, выделяя едкий дым. Температура внутри щитка медленно повышалась. Пластиковые корпуса предохранителей начали размягчаться. Тепло передавалось дальше, на другие провода, на другие материалы.

Огонь был терпелив. Он не торопился. У него было время. Он знал, что человеческие творения – хрупкие вещи, созданные из материалов, которые боятся жара. Он знал, что достаточно одной искры, одного момента слабости, и он вырвется на свободу.

Пламя появилось через двадцать минут после того, как Рахман ушел. Сначала это был маленький язычок огня, не больше свечи, лижущий пластиковый корпус предохранителя. Пластик плавился, капая вниз горячими каплями. Капли падали на другие провода, поджигая их изоляцию.

Огонь рос. Питался. Жадно поглощал все горючее, что находил. Провода. Пластик. Резина. Все, к чему прикасался, превращалось в топливо для его роста.

Дым становился гуще. Он просачивался из-под дверцы щитка, поднимался к потолку технического помещения. Детектор дыма на потолке среагировал.

Пожарная сигнализация взвыла.

В офисе на 73-м этаже люди подняли головы, услышав вой сирены. Кто-то раздраженно поморщился. Кто-то вздохнул.

– Опять, – сказала секретарша, Лейла, не отрываясь от компьютера. – Третий раз за месяц.

– Ложная тревога, – бросил ее коллега, Ахмад. – У них там система глючная, постоянно срабатывает без причины.

Никто не встал. Никто не пошел проверять. Никто не эвакуировался.

Это была проблема современных зданий с их сложными системами безопасности. Люди привыкли к ложным тревогам. Датчики срабатывали от сигаретного дыма, от пара из кофеварки, от пыли. И каждый раз оказывалось, что это не пожар, просто очередной сбой. Люди привыкли игнорировать сигналы опасности.

В техническом помещении огонь вырвался из электрощитка. Дверца щитка раскалилась докрасна и деформировалась. Огонь лизнул стену, покрытую пластиковыми панелями. Панели вспыхнули почти мгновенно – дешевый материал, которым облицовывали технические помещения, чтобы сэкономить. Никто не думал, что это может стать проблемой.

Пламя побежало по стенам, заполняя помещение оранжевым светом. Температура подскочила до трехсот градусов за минуты. Дым клубился под потолком, густой, черный, ядовитый.

Огонь искал выход. Он чувствовал движение воздуха – вентиляционную систему. Башня дышала через сеть воздуховодов, протянувшихся по всему зданию, от подвала до крыши. И огонь устремился туда.

Пламя лизнуло решетку вентиляционной шахты. Металл нагрелся, но не плавился – это была сталь. Но внутри шахты, в изоляционном материале, который покрывал стенки воздуховода, был пластик. И он загорелся.

Огонь вошел в вентиляционную шахту.

Теперь у него была дорога. Вертикальная дорога, ведущая вверх, к небу. Шахта действовала как труба, создавая тягу. Горячий воздух поднимался вверх, втягивая свежий воздух снизу, питая пламя кислородом. Эффект печной трубы.

Огонь помчался вверх по шахте со скоростью десять метров в секунду. Он обжигал стенки воздуховода, поджигал изоляцию, выбрасывал клубы дыма. За минуту он поднялся на шесть этажей. За две – на двенадцать.

На каждом этаже вентиляционная система имела выходы – решетки, через которые воздух поступал в помещения. И через эти решетки огонь начал просачиваться. Не сразу большим пламенем – пока только дым и жар.

На 80-м этаже, в офисе юридической фирмы, сотрудница почувствовала запах гари.

– Вы чувствуете? – спросила она коллегу.

– Что?

– Пахнет дымом.

Коллега принюхался.

– Да, похоже. Наверное, где-то внизу что-то горит. Сигнализация же срабатывала.

– Может, надо эвакуироваться?

– Пожарные разберутся. Если будет опасность, нам скажут.

На 85-м этаже дым стал гуще. Он просачивался через вентиляционные решетки, стелился по потолку. Несколько человек начали кашлять.

– Что-то не так, – сказал менеджер офиса. – Позвоните в службу безопасности.

Звонок был сделан. В службе безопасности начали проверять систему. Датчики показывали задымление на этажах с 73-го по 87-й. Это было странно – обычно ложные тревоги случались локально, на одном-двух этажах. Тринадцать этажей одновременно – это было подозрительно.

– Отправьте команду проверить, – приказал начальник смены.

Но пока команда собиралась, пока ехала на лифте, огонь продолжал расти.

На 73-м этаже, где все началось, пламя вырвалось из технического помещения. Дверь не выдержала жара и распахнулась. Огонь хлынул в коридор, словно живое существо, вырвавшееся из клетки.

Он бежал по стенам, по потолку, пожирая все на своем пути. Пластиковая облицовка, ковровое покрытие, деревянная мебель – все превращалось в топливо. Температура поднялась до тысячи градусов. Стекла в окнах начали трескаться от жара.

В офисе люди наконец поняли, что это не ложная тревога.

– Пожар! – закричал кто-то. – Это реальный пожар!

Началась паника. Люди хватали сумки, телефоны, документы, бежали к выходам. Дым валил из коридора, черный и едкий, жгущий глаза и легкие. Видимость упала почти до нуля.

Кто-то споткнулся, упал. На него налетели другие. Началась давка у дверей, ведущих к лестницам эвакуации.

Огонь не щадил никого. Он был безличной силой, не знающей жалости. Он просто был. Он горел. Он распространялся. Он уничтожал.

И он поднимался все выше.

Максим Соколов сидел в тени под навесом на строительной площадке, жуя бутерброд и глядя в телефон. Обеденный перерыв был коротким – всего сорок минут – но он успевал поесть и немного отдохнуть перед возвращением к работе.

Ахмед сидел рядом, болтая с другими рабочими на своем арабском. Максим не понимал языка, но слышал смех, видел оживленные жесты. Эти люди умели находить радость даже в тяжелом труде. Умели жить, несмотря на все.

Максим же просто существовал.

Он пролистывал новости, не особо вчитываясь. Политика. Экономика. Спорт. Все это казалось таким далеким, таким неважным. Его палец остановился на заголовке: "Годовщина трагедии на Макалу".

Сердце екнуло. Максим хотел пролистать дальше, но не мог. Как загипнотизированный, он нажал на ссылку.

Статья была короткой, сухой, фактической. Но каждое слово било как молот. Восхождение. Плохая погода. Решение спускаться. Падение. Смерть.

А в конце – фотография. Та самая фотография с К2, где они с Денисом обнимались на вершине, улыбаясь от счастья.

Максим смотрел на нее и чувствовал, как внутри все сжимается. Денис был таким живым на этой фотографии. Таким полным жизни, энергии, радости. И невозможно было поверить, что его больше нет.

Два года, – думал Максим. Два года, а я до сих пор не могу отпустить.

Он закрыл телефон и положил его в карман. Встал, отошел в сторону, подальше от других рабочих. Ему нужно было побыть одному.

Максим смотрел на Башню Бурдж Зенит на горизонте. Она сверкала в полуденном солнце, такая высокая, такая прекрасная. Он думал о том, что где-то там, в одном из офисов на верхних этажах, может быть, сейчас работает Елена.

Он видел ее. Месяц назад, случайно, в торговом центре. Она не заметила его – он спрятался за колонной, как трус. Но успел увидеть. Она была такой же красивой, может, даже красивее, чем в его воспоминаниях. Волосы чуть короче, лицо чуть печальнее, но все такая же Елена.

Он хотел подойти. Хотел сказать… что? Что он сожалеет? Что он любит ее? Что он трус, который не смог справиться с болью и просто убежал?

Но он не подошел. Развернулся и ушел. Потому что не заслуживал ее. Не заслуживал ее прощения, ее любви, ее второго шанса.

Елена, – думал он, глядя на башню. Если бы ты знала, как мне жаль. Если бы ты знала, как я скучаю.

В этот момент из башни повалил дым.

Сначала это была тонкая струйка, едва заметная на фоне яркого неба. Но она становилась гуще, темнее. За ней появилась вторая, третья.

Максим выпрямился, прищурившись. Что там происходит?

Рабочие тоже начали замечать. Голоса стихли. Все смотрели на башню.

– Это что, дым? – спросил кто-то.

– Похоже на пожар, – ответил другой.

Дым становился все гуще. Теперь его было видно отчетливо – черные клубы, вырывающиеся из окон на средних этажах. И вдруг, словно в замедленной съемке, одно из окон взорвалось. Осколки стекла полетели вниз, сверкая на солнце. Из проема вырвался язык пламени – огромный, оранжевый, жадный.

– Аллах! – выдохнул Ахмед рядом с Максимом. – Это пожар. Настоящий пожар.

Максим стоял, не в силах оторвать взгляд от зрелища. Огонь был на 73-м этаже, может, чуть выше. И он рос. Видно было, как пламя перепрыгивает с этажа на этаж, лизнув внешнюю облицовку здания.

Алюминиевые панели, – подумал Максим с ужасом. Если они с пластиковым наполнителем, они вспыхнут как бумага.

Следующие несколько секунд подтвердили его худшие опасения. Огонь побежал по фасаду вверх, словно по лестнице. Панели вспыхивали одна за другой, создавая эффект домино. Скорость распространения была пугающей – десять метров в секунду, двадцать, тридцать.

– Боже мой, – прошептал Максим. – Там же люди. Сотни людей.

Сирены. Где-то вдали завыли сирены пожарных машин. Но Максим знал – они не успеют. Огонь поднимался слишком быстро. И пожарные лестницы достигают максимум 100 метров высоты. Что-то около 30-го этажа. Все, кто выше, будут отрезаны.

Рабочие на площадке бросились к ограждению, пытаясь лучше разглядеть. Максим побежал вместе с ними. Прораб кричал в телефон, вызывая дополнительную помощь, хотя было непонятно, чем они могут помочь.

Максим стоял у ограждения, вцепившись пальцами в металлическую сетку, и смотрел на горящую башню. Огонь уже был на сотом этаже. Дым поднимался к небу, черный столб, видный за десятки километров.

И где-то там, высоко, может быть, на одном из тех этажей, которые огонь еще не достиг, была Елена.

Нет, – подумал Максим. Нет, пожалуйста, только не это.

Глава 3. Вертикальный ад

Время: 11:15 – 12:00

Место: Башня Бурдж Зенит, множественные этажи

Огонь был древним божеством, пробудившимся в стальном чреве современного мира. Он не знал ни жалости, ни различия между богатым и бедным, между правым и виноватым. Он был чистой стихией, воплощением первобытной силы, которая существовала задолго до того, как человек научился ходить прямо, и будет существовать после того, как последняя цивилизация падет в прах.

Внутри вентиляционной шахты Башни Бурдж Зенит огонь нашел идеальный путь для своего восхождения. Шахта поднималась от подвала до крыши, пронзая здание подобно артерии в живом теле. И по этой артерии огонь мчался вверх, питаемый неиссякаемым потоком свежего воздуха, который втягивался снизу благодаря эффекту тяги.

На 85-м этаже изоляция воздуховода полностью выгорела. Металлические стенки шахты раскалились докрасна, температура достигла 900 градусов по Цельсию. Когда горячий воздух врывался в помещения через вентиляционные решетки, он приносил с собой не просто дым, но смерть. Угарный газ, синильная кислота, фосген – продукты горения пластика и синтетических материалов превращали воздух в ядовитый коктейль.

На 87-м этаже, в офисе страховой компании, первой почувствовала неладное Мария Гонсалес, секретарь из Филиппин. Она печатала отчет, когда запах жженой пластмассы стал настолько сильным, что она не смогла его игнорировать. Подняв голову, Мария увидела тонкие струйки серого дыма, просачивающиеся из вентиляционной решетки на потолке.

– Мистер Джонсон! – позвала она своего начальника, пожилого британца с седой бородой. – Что-то не так с вентиляцией!

Джонсон поднялся из-за стола, поморщился, принюхиваясь.

– Действительно странно пахнет. Позвоните в техническую службу, пусть проверят.

Но не успела Мария взять трубку, как сигнализация взревела оглушительно. Красные лампы на стенах вспыхнули, заливая офис тревожным светом. Автоматический голос зазвучал из динамиков:

– Внимание! Обнаружено задымление в здании. Всем сотрудникам и посетителям необходимо немедленно покинуть помещения. Следуйте к ближайшим лестницам эвакуации. Не пользуйтесь лифтами. Сохраняйте спокойствие.

В офисе воцарилась секундная тишина – тот странный момент неверия, когда разум отказывается принимать реальность чрезвычайной ситуации. А потом все двинулись сразу.

– Спокойно! – крикнул Джонсон, но его голос терялся в общем шуме. – Спокойно, без паники!

Люди хватали сумки, телефоны, документы. Кто-то пытался сохранять хладнокровие, кто-то уже бежал к выходу. Мария схватила свой рюкзак и направилась к дверям, но столкнулась с толпой людей, вываливающихся из соседних кабинетов. Коридор был забит.

– К лестнице! – кричал кто-то. – Быстрее к лестнице!

Мария продвигалась вместе с потоком людей к лестнице эвакуации. Дым становился гуще. Он валил откуда-то сверху, стелился по потолку, медленно опускаясь вниз. Видимость падала. Глаза начали слезиться.

Они добрались до лестничной клетки и хлынули внутрь. Лестница была узкой – не больше полутора метров шириной – и уже забитой людьми с верхних этажей. Началась толчея.

– Не толкайтесь! – кричала женщина впереди, прижимая к груди маленького ребенка.

– Двигайтесь быстрее! – орал мужчина сзади. – Там горит!

Мария чувствовала, как ее прижимают к перилам. Кто-то наступил ей на ногу. Кто-то толкнул в спину. Воздух был спертым, пропитанным запахом пота и страха. И дымом. Дым просачивался даже сюда, в лестничную клетку, которая должна была быть изолированной.

Они спускались, ступенька за ступенькой, этаж за этажом. Медленно. Мучительно медленно. На каждом этаже к ним присоединялись новые люди, вливаясь в поток эвакуирующихся. Лестница превратилась в человеческую реку, текущую вниз.

На 80-м этаже произошла первая трагедия. Пожилой мужчина, страдавший сердечным заболеванием, не выдержал стресса и спуска. Он схватился за грудь и упал. Люди наверху не видели, продолжали давить. Началась давка. Кто-то споткнулся о лежащее тело, упал сам. На него налетели другие.

Крики. Плач. Паника превращала людей в стадо, руководимое только инстинктом выживания.

Мария успела проскочить мимо места давки, прижавшись к стене. Она не смотрела вниз, на тела на ступеньках. Просто продолжала двигаться. Двигаться вниз. К спасению.

На 73-м этаже, где все началось, огонь превратил офисные помещения в препреисподнюю. Температура достигла 1200 градусов – жара, при которой начинает плавиться алюминий. Стальные балки конструкции здания накалялись, теряя прочность. Стекла в окнах лопались от термического удара, и осколки дождем сыпались вниз, на улицу.

Огонь нашел новую пищу – внешнюю облицовку здания. Алюминиевые композитные панели с полиэтиленовым наполнителем, которыми был обшит фасад. Эти панели были красивыми, легкими и дешевыми. Именно поэтому их выбрал Рашид аль-Мансур, главный инженер проекта, стремясь сэкономить миллионы долларов. Но у них был один роковой недостаток: они горели.

Когда пламя лизнуло первую панель, полиэтилен внутри вспыхнул почти мгновенно. Огонь побежал по поверхности, перепрыгивая на соседнюю панель, потом на следующую. Фасад превращался в вертикальную дорогу для огня.

Снаружи это выглядело апокалиптично. Стеклянная башня, сверкавшая в солнечном свете еще минуту назад, теперь была объята пламенем. Огонь поднимался по фасаду, словно по лестнице, этаж за этажом, со скоростью, которая не укладывалась в голове. Очевидцы на улице застыли, задрав головы, не в силах поверить в происходящее.

Юсеф Аль-Хатиб, таксист из Египта, стоял у своей машины, припаркованной в двух кварталах от башни, и смотрел на пожар с открытым ртом. Он видел многое в своей жизни – революцию в Каире, бомбежки, погромы. Но это было нечто иное. Это была стихия, вырвавшаяся на свободу в самом сердце современной цивилизации.

– Аллах, помилуй их, – прошептал он, доставая телефон и начиная снимать видео. Его руки дрожали, но он не мог оторвать взгляд от горящей башни.

По улице бежали люди. Одни – от башни, в панике убегая от катастрофы. Другие – к ней, не в силах устоять перед зрелищем. Человеческая природа: притяжение к катастрофе сильнее инстинкта самосохранения.

Сирены пожарных машин приближались. Юсеф видел, как красные грузовики с мигалками пробивались через пробки, расталкивая машины. Но даже не будучи экспертом, он понимал: они опоздали. Огонь уже вышел из-под контроля.

Капитан Дэвид Харрисон сидел в кабине головной пожарной машины, сжимая радиорубку в руке, и смотрел на горящую башню, которая становилась все ближе. Сорок пять лет опыта работы пожарным, двадцать из них – начальником службы, и он никогда не видел ничего подобного. Даже 11 сентября, когда он был простым пожарным в Нью-Йорке и видел, как горят башни-близнецы, даже тогда не было такого ощущения беспомощности.

– Все отделения, это Харрисон, – говорил он в рацию, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно. – Подтверждаю класс пожара – особо сложный, высотное здание. Огонь на фасаде, распространяется вверх. Всем отделениям занять позиции по периметру. Первая и вторая бригады – эвакуация людей. Третья – работа с водными стволами. Четвертая – резерв. Связь с диспетчерами полиции и скорой. Нужны все доступные ресурсы.

– Принято, – отвечали голоса в эфире.

Машина остановилась в ста метрах от башни. Харрисон выскочил из кабины и окинул взглядом ситуацию. Его опытный глаз сразу оценил масштаб катастрофы. Огонь был на этажах с 73-го по 95-й и продолжал подниматься. Дым валил черными клубами, застилая небо. Из разбитых окон вырывались языки пламени длиной в несколько метров.

А главное – люди. Харрисон видел их в окнах верхних этажей. Маленькие фигурки, машущие руками, размахивающие одеждой, отчаянно пытающиеся привлечь внимание. Сколько их там? Сотни? Тысячи?

– Капитан! – подбежал к нему лейтенант Карим, молодой эмиратец, недавно окончивший пожарную академию. В его глазах читался ужас. – Что нам делать? Наши лестницы не достанут выше тридцатого этажа!

– Я знаю, – Харрисон сжал зубы. – Запрашивай вертолеты. Всех, кто есть. И скажи диспетчерам, чтобы расчистили воздушное пространство.

– Уже запросили. Первый вертолет будет через десять минут.

Десять минут. За десять минут многое может произойти. Харрисон посмотрел на башню и увидел, как огонь перепрыгнул на сотый этаж. Скорость распространения была пугающей.

– Началась эвакуация через лестницы? – спросил он.

– Да, люди спускаются. Но там давка. Мы получаем сообщения о раненых и погибших на лестницах.

Харрисон закрыл глаза на секунду, собираясь с мыслями. Это был его кошмар – высотный пожар с массовыми жертвами. Именно такой сценарий отрабатывался на учениях снова и снова. Но никакие учения не готовили к реальности, к запаху горящей плоти, к крикам людей, к ощущению абсолютной беспомощности.

– Организуйте медицинский пункт здесь, – приказал он, указывая на пустырь в пятидесяти метрах от башни. – Скорые уже едут? Хорошо. Пусть разворачивают палатки. Будет много пострадавших от ожогов и отравления дымом.

Пожарные развернули шланги, подключили их к гидрантам. Мощные струи воды ударили в горящий фасад. Но это было все равно что плевать в лицо дракону. Огонь был слишком силен, слишком высоко, слишком быстр. Вода не могла достать до верхних этажей, где пламя бушевало сильнее всего.

Харрисон стоял, глядя на башню, и думал о двухстах этажах, о тысячах людей внутри. О том, сколько из них он сможет спасти. И о том, скольких он потеряет.

На 120-м этаже Раджеш Прабху, IT-специалист из Индии, сидел за компьютером, когда услышал сигнализацию. Сначала он не обратил внимания – сигнализация срабатывала регулярно, обычно по ложным причинам. Но когда коллеги начали вставать и направляться к выходу, он понял, что на этот раз все серьезно.

– Раджеш, идем! – позвала его Сара, секретарь офиса. – Эвакуация!

Раджеш схватил телефон и куртку. В коридоре уже было полно людей. Дыма не было видно, но запах гари чувствовался отчетливо. Они направились к лестнице эвакуации.

Когда Раджеш открыл дверь в лестничную клетку, его ударила волна жара и дыма. Лестница была заполнена людьми, двигающимися вниз. Дым валил снизу, поднимаясь вверх. Это было неправильно – дым не должен был подниматься по лестнице, лестничные клетки должны быть герметичными. Но что-то пошло не так.

– Назад! – закричала Сара. – Нельзя идти туда! Дым!

Они отступили, захлопнув дверь. В коридоре собралась группа работников офиса – около тридцати человек, все в растерянности.

– Что делать? – спросил кто-то. – Другие лестницы?

Они попробовали дойти до другой лестничной клетки на противоположной стороне здания. Но там было то же самое – дым, жар, невозможность спускаться.

– Нужно подниматься! – предложил молодой парень, Дэвид. – Вверх! На крышу! Там нас заберут вертолеты!

Это казалось разумным. Раджеш вместе с остальными побежал обратно к лестнице. На этот раз они пошли не вниз, а вверх. Подъем был тяжелым – дым все равно просачивался, хотя и не так сильно. Люди кашляли, прикрывая рты рукавами. Некоторые отставали, задыхаясь.

Они поднялись на десять этажей, добрались до 130-го. Здесь дыма было меньше. Раджеш остановился, опираясь на перила, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось от физической нагрузки и страха. Он достал телефон, позвонил жене.

– Прия? Это я. Слушай меня внимательно. В башне пожар. Я в порядке, мы поднимаемся на крышу. Не волнуйся, нас заберут вертолеты. Я люблю тебя. Скажи детям, что папа скоро вернется.

Голос жены дрожал:

– Раджеш, пожалуйста, будь осторожен! Я люблю тебя!

– Я люблю вас всех. Я вернусь.

Он положил телефон в карман и продолжил подъем вместе с группой. Еще пятьдесят этажей до крыши. Пятьдесят этажей, которые казались марафоном.

Внизу, на улице, собиралась толпа. Сотни, тысячи людей стояли, задрав головы, наблюдая за катастрофой. Полиция пыталась оттеснить их подальше, но люди не хотели уходить. Смартфоны снимали видео. Репортеры с камерами вели прямые трансляции.

Томас Чен, девятнадцатилетний стажер из местного новостного канала, протиснулся через толпу, держа камеру на вытянутой руке. Это был его шанс. Шанс снять нечто действительно важное, нечто, что сделает его имя известным. Он знал, что это цинично – наживаться на чужой трагедии. Но это была журналистика. Это была его работа.

– Это Томас Чен из канала Dubai News Now, – говорил он в камеру, пытаясь перекричать шум сирен и крики толпы. – Я нахожусь у Башни Бурдж Зенит, где около часа назад начался пожар. Как вы можете видеть за мной, огонь охватил уже более тридцати этажей и продолжает распространяться с невероятной скоростью. Пожарные на месте, но пока не могут остановить распространение пламени. По предварительным данным, в здании могут находиться от пятисот до тысячи человек…

Он повернул камеру, снимая горящую башню во всей ее ужасающей красоте. Огонь пожирал фасад, превращая стеклянное чудо в вертикальную печь. Дым поднимался столбом, черный и плотный, видный со всего города.

И тут Томас заметил нечто, от чего его сердце сжалось. В одном из окон на высоком этаже, может быть, на сотом или выше, стояла фигура. Человек. Он размахивал чем-то белым – может, рубашкой, может, полотенцем. Кричал, хотя крик не был слышен с земли.

А потом этот человек исчез в клубе дыма, вырвавшемся из окна.

Томас опустил камеру, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Это было не абстрактное бедствие. Это были люди. Живые люди, которые умирали там, наверху, на глазах у тысяч зрителей.

На 187-м этаже, в роскошном офисе, где проходила встреча Елены с инвесторами, пока еще не чувствовали непосредственной опасности. Они были слишком высоко, слишком далеко от места возгорания. Но они видели дым. Огромные окна переговорной открывали вид вниз, и оттуда было видно, как клубы черного дыма поднимаются снизу, окутывая здание.

– Что это? – Новиков встал, подойдя к окну. – Это что, пожар?

Андрей Смирнов достал телефон, начал проверять новости. Его лицо побледнело.

– Да. Пожар. На средних этажах. Говорят, очень сильный.

– Нужно эвакуироваться, – сказала Марина, ассистент, голос которой дрожал.

– Спокойно, – Новиков попытался сохранить самообладание. – Мы на 187-м этаже. Огонь внизу, на семидесятых. Дым поднимается вверх, но у нас есть время спуститься.

Они вышли в коридор. Там уже собирались другие люди из соседних офисов. Все смотрели на огни пожарной сигнализации, слушали автоматический голос, призывающий к эвакуации.

– К лестницам! – скомандовал охранник этажа, эмиратец в форме. – Быстро, но без паники!

Группа двинулась к ближайшей лестнице. Елена шла в середине, чувствуя, как сердце бьется все быстрее. Пожар. В здании пожар. Но они высоко. Они успеют спуститься.

Когда они открыли дверь в лестничную клетку, их встретила стена дыма.

Густой, черный, едкий дым заполнял лестницу снизу доверху. Видимость была меньше метра. Жар был ощутимым даже на расстоянии.

– Назад! – закричал охранник. – Закрыть дверь!

Дверь захлопнулась. Люди стояли в коридоре, ошарашенные и испуганные.

– Другая лестница! – предложил Березкин. – Там должно быть лучше!

Они бросились к другому концу здания, где располагалась вторая лестничная клетка. По дороге к ним присоединялись другие люди. Коридор наполнялся. Кто-то плакал. Кто-то молился. Кто-то проверял телефон, пытаясь дозвониться близким.

Елена шла, чувствуя нарастающую панику. Это не могло происходить. Это был кошмар. Сейчас она проснется в своей квартире, и все будет хорошо.

Но она не просыпалась. Это была реальность.

Вторая лестница оказалась в таком же состоянии. Дым. Жар. Невозможность спуска.

– Третья лестница! – кричал кто-то. – Есть еще третья!

Они побежали. Коридоры казались бесконечными. Наконец добрались до третьей, последней лестничной клетки. Охранник распахнул дверь.

Дым. Снова дым. Может, чуть меньше, но все равно слишком густой, чтобы идти.

– Боже мой, – прошептала Марина. – Мы в ловушке.

Повисла тишина. Тяжелая, давящая тишина осознания. Они были отрезаны. На 187-м этаже, на высоте больше километра над землей, и они были в ловушке.

– Крыша, – сказал Новиков. – Мы должны подняться на крышу. Там нас заберут вертолеты.

Это был план. Единственный доступный план. Они начали подниматься, используя ту же третью лестницу, которая была менее задымленной. Тринадцать этажей вверх. Тринадцать этажей, которые определят, выживут они или нет.

На строительной площадке Максим Соколов стоял у ограждения, вцепившись пальцами в металлическую сетку, и смотрел на горящую башню. Огонь был уже на 110-м этаже, может, выше. Он поднимался с ужасающей скоростью, словно живое существо, карабкающееся вверх по стеклянной стене.

Там люди, – думал Максим. Сотни людей. И они не могут спуститься.

Он знал о высотных пожарах. Знал, что лестничные клетки часто задымляются, несмотря на все системы защиты. Знал, что выше определенного уровня лестницы пожарных не достают. Знал, что вертолеты не всегда могут подлететь из-за дыма и жара.

Знал, что многие из тех людей обречены.

– Макс, – Ахмед положил руку ему на плечо. – Это ужасно. Просто ужасно.

– Да, – ответил Максим, не отрывая взгляда от башни.

– Они говорят, огонь начался на 73-м этаже, – продолжал Ахмед. – И теперь распространяется по всему зданию. По фасаду. Облицовка загорелась.

– Алюминиевые панели с пластиковым наполнителем, – сказал Максим. – Видел такое раньше. На башне Гренфелл в Лондоне было то же самое. Семьдесят два человека погибло.

– Здесь может быть больше, – тихо сказал Ахмед.

Они молчали, наблюдая за катастрофой. Максим чувствовал странное, необъяснимое беспокойство. Что-то внутри сжималось, тревожило, не давало покоя. Словно шестое чувство говорило ему, что это касается его лично. Но как? Он никого не знал в той башне. Никого…

Или знал?

Мысль пришла внезапно, как удар в солнечное сплетение. Елена. Она работала в Дубае. Работала архитектором. Встречалась с клиентами в офисах. В каких офисах? В каких зданиях?

Нет, – сказал себе Максим. Это невозможно. Дубай – огромный город. Сотни небоскребов. Тысячи офисов. Шансы, что она там…

Но тревога не отпускала. Она росла, превращаясь в настоящий страх.

– Ахмед, – Максим повернулся к другу. – Мне нужно узнать… нужно проверить…

– Что проверить?

– Кто там. В башне. Есть ли… есть ли там кто-то, кого я знаю.

Ахмед посмотрел на него внимательно.

– Ты думаешь о ней? О Елене?

Максим не ответил. Просто достал телефон дрожащими руками. У него не было ее номера – он удалил его два года назад, когда уезжал, пытаясь стереть все связи с прошлым. Но он знал, где она работает. Название фирмы. Он googl-ил ее однажды, в момент слабости.

Набрал в поисковике: "Архитектурная фирма Дубай Елена Волкова".

Результаты загрузились. Ее профиль на LinkedIn. Фотография. Она улыбалась в камеру, профессионально, сдержанно. Но глаза были грустными. Максим узнал эту грусть.

Название фирмы: "Gulf Architecture & Design". Адрес офиса…

Сердце остановилось.

Адрес: Башня Бурдж Зенит, 187-й этаж.

– Нет, – прошептал Максим. – Нет, нет, нет…

– Что? – Ахмед схватил его за руку. – Макс, что случилось?

– Она там, – Максим смотрел на экран телефона, на адрес, который превращал его худшие страхи в реальность. – Елена там. На 187-м этаже.

– Ты уверен?

– Да. Абсолютно.

Ахмед посмотрел на горящую башню, потом на Максима.

– Может, ее нет на работе сегодня. Может, она уже эвакуировалась. Позвони ей.

– У меня нет ее номера.

– Найди. Узнай у кого-нибудь. Просто узнай, где она.

Максим судорожно искал. Нашел номер офиса ее фирмы. Позвонил. Длинные гудки. Потом автоответчик: "Вы позвонили в Gulf Architecture & Design. К сожалению, мы не можем ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение…"

Максим отключился. Искал дальше. Пытался найти личный номер, контакты коллег, что угодно. Но ничего не находил.

– Макс, – Ахмед взял его за плечи, заставляя посмотреть в глаза. – Слушай меня. Может быть, ее там нет. Может быть, она уже в безопасности. Не накручивай себя.

– А если она там? – голос Максима дрожал. – Если она там, на 187-м этаже, и я сижу здесь, ничего не делая?

– Что ты можешь сделать? Ты же видишь – там пожар. Пожарные работают. Вертолеты летят. Профессионалы делают свою работу.

– Профессионалы не смогут, – Максим смотрел на башню, на огонь, который уже был на 120-м этаже. – Видишь, как быстро он поднимается? Через полчаса, максимум час, он доберется до 187-го. А дым еще быстрее. Люди задохнутся раньше, чем сгорят.

– Тогда вертолеты…

– Посмотри на дым! – Максим указал на черные клубы, застилающие небо. – Никакой вертолет не сможет подлететь в таких условиях. Нулевая видимость, турбулентность, жар. Это самоубийство для пилота.

Ахмед молчал. Он понимал, что Максим прав. Это была катастрофа, в которой обычные методы спасения не работали.

– Тогда… что можно сделать? – спросил он тихо.

Максим не ответил. Он смотрел на башню, и в его голове начала формироваться безумная, невозможная идея. Идея, от которой здравый смысл кричал "нет", но которую сердце шептало "единственный шанс".

На крыше Башни Бурдж Зенит уже собралась толпа людей, поднявшихся из своих офисов. Больше ста человек стояли на открытом пространстве, окруженные парапетом высотой по пояс. Ветер здесь был сильным, порывистым, но воздух был чище, чем внизу. Дым поднимался, но его сносило в сторону.

Раджеш Прабху стоял у парапета, держась за холодный бетон, и смотрел вниз. Ошибка. Огромная ошибка. Его сразу накрыло головокружение. Тысяча сто метров вниз. Город внизу казался игрушечным. Машины – точками. Люди – невидимыми.

Он отступил от края, чувствуя, как ноги дрожат. Никогда в жизни он не был так высоко на открытом пространстве. Это было противоестественно. Человек не должен стоять на такой высоте.

– Вертолет! – крикнул кто-то. – Смотрите, вертолет!

Все повернулись. Действительно, с севера приближался вертолет – красно-белая машина службы спасения. Но он не мог подлететь близко. Дым был слишком густым, ветер слишком сильным. Вертолет кружил на расстоянии, не решаясь приблизиться.

– Почему он не садится?! – кричала женщина рядом с Раджешем. – Мы здесь! Мы на крыше!

– Не может, – ответил кто-то. – Слишком опасно.

Действительно, через несколько минут вертолет развернулся и полетел прочь. Толпа застонала. Кто-то заплакал. Кто-то упал на колени.

Раджеш достал телефон, снова позвонил жене.

– Прия, мы на крыше. Вертолет не смог приблизиться. Я не знаю, что будет дальше. Но я хочу, чтобы ты знала… я люблю тебя. Люблю детей. Вы – смысл моей жизни. Что бы ни случилось, помни это.

Он слышал, как жена плачет на другом конце.

– Не говори так! Ты вернешься! Ты должен вернуться!

– Я постараюсь. Обещаю, я сделаю все возможное.

Он отключился и спрятал телефон. Нельзя было тратить заряд. Он еще может понадобиться.

Елена и ее группа поднялись на 195-й этаж. Они не смогли добраться до крыши – последние пять этажей были техническими, и дверь на крышу была заперта. Массивная стальная дверь с электронным замком, который не работал из-за отключения электричества.

– Нужно выбить! – кричал Новиков, бросаясь на дверь плечом. Но дверь не поддавалась. Она была рассчитана выдерживать такое.

– Бесполезно, – сказал охранник. – Нужен код доступа или ключ. У меня нет ни того, ни другого.

– Тогда что нам делать?! – Березкин был на грани истерики. – Мы не можем оставаться здесь!

– Нужно найти помещение с окнами, – предложила Елена, стараясь говорить спокойно, хотя внутри паника грызла ее. – Закрыться там. Закупорить дверь. Ждать помощи.

Это был здравый совет. Они спустились обратно на 187-й этаж, где были офисы, и забаррикадировались в большой переговорной с панорамными окнами. Всего в группе оказалось 28 человек – те, кто не успел спуститься и не смог добраться до крыши.

Елена стояла у окна, смотрела вниз и думала о том, что это, возможно, последнее, что она увидит в жизни. Дубай, раскинувшийся внизу. Пустыня на горизонте. Море. Небо.

Она думала о Максиме. О том, что так и не сказала ему всего, что хотела. О том, что он где-то там, внизу, может, даже не знает, что она в опасности. О том, что она любила его и любит до сих пор.

– Лена, – Андрей подошел к ней. – Держись. Нас спасут. Обязательно спасут.

– Откуда ты знаешь? – спросила она тихо.

– Не знаю. Но должен во что-то верить.

Она кивнула, вытирая слезы. Да, нужно было верить. Иначе просто сойдешь с ума от страха.

Максим стоял у ограждения стройки и смотрел на 187-й этаж горящей башни. Где-то там была Елена. Может быть, она уже эвакуировалась. Может быть, она в безопасности.

А может быть, она в ловушке. Задыхается от дыма. Ждет помощи, которая не придет.

Внутри Максима что-то переломилось. Два года он прятался от жизни, от себя, от своего прошлого. Два года наказывал себя за смерть Дениса. Два года жил как призрак.

Но сейчас, глядя на горящую башню, он понял: у него есть выбор. Он может остаться здесь, в безопасности, и потом всю жизнь жить с мыслью, что не попытался спасти женщину, которую любил. Или он может действовать.

Он альпинист. Был им. Мастер скалолазания. Человек, который поднимался на восьмитысячники, карабкался по отвесным ледяным стенам, висел над бездной на тонкой веревке.

Да, у него была акрофобия теперь. Да, панические атаки. Да, страх высоты, который парализовывал.

Но Елена была там.

– Ахмед, – Максим повернулся к другу. Его голос был тихим, но твердым. – Мне нужна твоя помощь.

– Что угодно, брат.

– Мне нужно снаряжение. Веревки. Карабины. Страховочные системы. Все, что используют промышленные альпинисты.

Ахмед посмотрел на него, не понимая. Потом его глаза расширились.

– Ты не можешь быть серьезным.

– Я абсолютно серьезен.

– Макс, ты хочешь… ты хочешь подняться туда? По внешней стене?

– Да.

– Это безумие! Это самоубийство! Там огонь! Там…

– Там Елена, – перебил его Максим. – Женщина, которую я люблю. И я не могу просто стоять здесь и смотреть, как она умирает.

Ахмед молчал, глядя на Максима. Потом медленно кивнул.

– Хорошо, брат. Если ты решил, я помогу. Пойдем, посмотрим, что можем найти на складе.

Они пошли к складу строительных материалов, где хранилось снаряжение для работ на высоте. И пока они шли, Максим думал о том, что, возможно, это последнее решение в его жизни. Возможно, он умрет на стене этой башни.

Но по крайней мере, он умрет, пытаясь. Пытаясь спасти, а не убегая. Пытаясь быть тем человеком, каким был когда-то. Альпинистом. Героем. Максимом Соколовым.

Огонь продолжал подниматься. Время шло. И где-то высоко, на 187-м этаже, Елена ждала чуда.

Чуда, которое, может быть, придет в лице человека, которого она думала, что потеряла навсегда.

Глава 4. Голос из прошлого

Время: 12:15 – 13:00

Место: Улицы Дубая, строительная площадка

Максим и Ахмед почти бежали к складскому ангару на территории стройки. Солнце палило немилосердно – температура перевалила за сорок восемь градусов, воздух дрожал, превращая очертания зданий в размытые миражи. Но Максим не чувствовал жары. Все его существо было сфокусировано на одной мысли: Елена там, в ловушке, и время идет.

За их спинами продолжала гореть Башня Бурдж Зенит. Огонь уже охватил больше пятидесяти этажей, превращая стеклянное чудо архитектуры в вертикальный ад. Сирены пожарных машин и скорых помощи заполняли воздух непрерывным воем. Вертолеты кружили над башней, но не могли приблизиться – дым был слишком густым, турбулентность от жара слишком опасной.

Ангар был большим, полутемным помещением, где хранились инструменты, строительные материалы и снаряжение для высотных работ. Максим ворвался внутрь, его глаза быстро адаптировались к полумраку после яркого солнца снаружи. Полки с инструментами, штабеля досок, бухты кабелей и проводов. А в дальнем углу – то, что ему было нужно.

Снаряжение промышленных альпинистов висело на специальных стойках: страховочные пояса, веревки разной толщины и длины, карабины, спусковые устройства, каски. Все это использовалось рабочими при монтаже на высоте. Максим подошел и начал лихорадочно перебирать снаряжение, проверяя состояние каждого элемента профессиональным взглядом альпиниста.

– Эта веревка, – он взял в руки бухту статической веревки диаметром одиннадцать миллиметров. – Сколько метров?

– Пятьдесят, – ответил Ахмед, читая бирку. – Но этого же недостаточно для…

– Я знаю, – Максим уже искал дальше. – Нужно больше. Нужно минимум пятьсот метров. Лучше шестьсот.

Он находил бухту за бухтой, складывая их в кучу. Веревки, карабины – стальные и алюминиевые, страховочные устройства, зажимы. Его руки двигались автоматически, выбирая нужное, отбрасывая лишнее. Это было как езда на велосипеде – тело помнило, даже если разум пытался забыть.

– Макс, – Ахмед положил руку ему на плечо, заставляя остановиться. – Брат, подожди. Просто подожди секунду и подумай. Ты действительно хочешь это сделать?

Максим обернулся к нему. В полумраке ангара его лицо казалось изможденным, но глаза горели решимостью, которой не было уже два года.

– Я не хочу, – ответил он честно. – Каждая клетка моего тела кричит, чтобы я не делал этого. Каждый инстинкт самосохранения вопит, что это самоубийство. Но я должен. Понимаешь? Я должен.

– Почему? – спросил Ахмед тихо. – Потому что ты любишь ее? Макс, любовь не требует самоубийства.

– Не из-за любви, – Максим покачал головой. – Или не только. Я должен это сделать, потому что если не попытаюсь… если просто останусь здесь в безопасности и буду смотреть, как она умирает… я не смогу жить с этим. Я уже не смог жить с одной смертью. Если добавится еще одна…

Он не закончил фразу, но Ахмед понял. Максим балансировал на краю. Два года он медленно разрушался изнутри, съедаемый виной за смерть Дениса. Если сейчас погибнет Елена, и он не попытается спасти ее, это станет последней каплей. Это сломает его окончательно.

– Хорошо, – Ахмед кивнул. – Тогда я помогу. Что нужно делать?

Они продолжили собирать снаряжение. Максим объяснял, проверял, тестировал. Веревки связывались специальными узлами – встречная восьмерка, самый надежный узел для связывания веревок под нагрузкой. Карабины проверялись на предмет трещин и деформаций. Страховочная система подгонялась по размеру.

– Это старое снаряжение, – заметил Ахмед, глядя на потертые лямки страховочного пояса. – Оно точно выдержит?

– Должно, – Максим проверил швы, натяжение строп. – Промышленное снаряжение обычно прочнее спортивного. Оно рассчитано на тяжелые условия и большие нагрузки. Но проверить нужно все.

Пока они работали, к ангару подошел прораб – массивный украинец по имени Василий, с лицом, обветренным годами работы на стройках.

– Соколов, что ты делаешь? – спросил он, глядя на кучу снаряжения. – Тебе же сейчас работать надо, а не…

Он осекся, увидев выражение лица Максима.

– В башне пожар, – сказал Максим коротко. – Там люди в ловушке. На верхних этажах. Я поднимусь по внешней стене и попытаюсь помочь.

Василий молчал несколько секунд, переваривая услышанное. Потом покачал головой.

– Ты с ума сошел. Там огонь. Там…

– Я знаю, что там, – перебил Максим. – И я все равно пойду. Можешь уволить меня, если хочешь. Но сначала я должен это сделать.

Прораб посмотрел на него долгим взглядом. Потом на горящую башню, видную через открытые ворота ангара. Потом снова на Максима.

– Ты альпинист, – сказал он. Не вопрос, утверждение. – Я всегда знал, что ты не обычный рабочий. Видел, как ты двигаешься на высоте. Видел твои руки – это руки человека, который всю жизнь лазил по скалам.

Максим не ответил. Ахмед тоже молчал.

– Ладно, – Василий вздохнул. – Бери снаряжение. Я спишу его как утраченное при пожаре. И, Соколов… – он помедлил, – удачи. Спаси их, если сможешь.

– Спасибо.

Когда прораб ушел, Максим и Ахмед начали переносить снаряжение к грузовому пикапу, стоявшему у ангара. Бухты веревок, карабины, страховочные системы, каска, перчатки, фляга с водой. Максим складывал все методично, проверяя каждую деталь.

И в этот момент зазвонил его телефон.

Неизвестный номер. Максим на секунду замер, глядя на экран. Что-то внутри подсказывало ему, что этот звонок изменит все. Он нажал кнопку ответа.

– Алло?

– Максим Соколов? – Голос был мужской, встревоженный, с легким русским акцентом.

– Да, это я. Кто это?

– Меня зовут Андрей Смирнов. Я… я работаю с Еленой Волковой. Она дала мне ваш номер… когда-то давно. На случай чрезвычайной ситуации.

Сердце Максима бешено заколотилось.

– Где она? Она в безопасности?

– Нет, – голос на том конце дрожал. – Мы в башне. В Башне Бурдж Зенит. На 187-м этаже. Не можем спуститься – лестницы задымлены. Не можем подняться на крышу – дверь заперта. Мы в ловушке. Нас здесь двадцать восемь человек.

Максим закрыл глаза, чувствуя, как внутри все сжимается. Худшие опасения подтвердились. Елена действительно там. В ловушке. На 187-м этаже горящего здания.

– Сколько у вас времени? – спросил он, заставляя себя говорить спокойно.

– Не знаю, – Андрей кашлянул. – Дыма пока мало, мы закрыли вентиляцию и закупорили дверь мокрыми полотенцами. Но огонь поднимается. Говорят по новостям, он уже на 120-м этаже. Если так пойдет дальше… может, час у нас есть. Может, два. Не больше.

– Вертолеты не могут вас забрать?

– Пытались. Не могут приблизиться. Дым, жар, ветер. Пилоты говорят, что это самоубийство. Мы… мы звоним всем, кого можем. Родным. Друзьям. Прощаемся.

Максим сжал телефон так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Не прощайтесь, – сказал он жестко. – Еще не время. Слушайте меня внимательно. Скажите Елене… скажите ей, что я иду. Я доберусь до вас.

– Что? Как вы…

– Я альпинист. Профессиональный. Поднимусь по внешней стене. Доберусь до 187-го этажа. Сможете открыть окно?

– Да, окна можно открыть. Но это же… это больше километра!

– Я знаю. Я доберусь. Передайте Елене. И держитесь. Я иду.

Он отключился, прежде чем Андрей успел ответить. Стоял, держа телефон в руке, пытаясь успокоить дыхание. Так вот она, реальность. Не абстрактная угроза, не возможность. Реальность. Елена в ловушке. У нее остался час, может, два.

А ему нужно подняться на 187 этажей. По вертикальной стене. Через огонь и дым.

– Макс, – Ахмед смотрел на него с тревогой. – Это был звонок о ней?

– Да. Она там. На 187-м. Не может эвакуироваться. Я должен идти. Сейчас.

Телефон снова зазвонил. Тот же номер.

Максим нажал на ответ, но на этот раз говорил не Андрей. Голос был женский, знакомый до боли, хотя он не слышал его два года.

– Макс?

Время остановилось. Весь мир сузился до этого единственного звука – ее голоса, произносящего его имя.

– Лена, – выдохнул он. – Лена, это правда ты?

– Да, – она говорила тихо, но он слышал в ее голосе и страх, и что-то еще. Нежность? Облегчение? – Андрей сказал, что ты на линии. Я не могла не взять трубку. Даже если это последний разговор в моей жизни.

– Не говори так, – голос Максима сорвался. – Ты не умрешь. Я не позволю.

– Макс, – она тихо рассмеялась, и в этом смехе была грусть всего мира. – Ты же видишь, что происходит. Ты не можешь контролировать это. Никто не может.

– Я иду за тобой, – сказал он, и в его голосе звучала такая решимость, что Елена на мгновение замолчала. – Я поднимусь по стене. Доберусь до 187-го этажа. Вытащу вас оттуда.

– Это безумие, – прошептала она. – Макс, ты боишься высоты. После Дениса ты… ты не можешь даже подниматься на десять этажей без панической атаки. А это больше километра.

– Я знаю. Но я сделаю это. Ради тебя.

– Не надо, – в ее голосе появилось отчаяние. – Пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы ты умер, пытаясь спасти меня. Я не переживу, если ты погибнешь из-за меня.

– А я не переживу, если ты погибнешь, а я даже не попытался, – ответил Максим. – Лена, послушай меня. Я провел два года, пытаясь забыть тебя. Пытаясь наказать себя за то, что случилось с Денисом. Я думал, что если отрежу все связи с прошлым, если буду жить как робот, боль уйдет. Но она не ушла. Она только становилась сильнее. И знаешь, что самое худшее? Не боль от потери Дениса. Худшее – это то, что я потерял тебя. По собственному выбору. Я оттолкнул единственного человека, который мог мне помочь.

– Макс…

– Дай мне сказать, – он говорил быстро, слова лились потоком, словно прорвало плотину. – Я был трусом. Я убежал от тебя, потому что боялся, что ты увидишь меня сломленным. Боялся, что ты поймешь, какой я на самом деле – слабый, испуганный, виноватый. Я думал, что не заслуживаю твоей любви, потому что не смог спасти моего лучшего друга. Но теперь, когда ты там, в этой горящей башне, я понимаю: не важно, заслуживаю я или нет. Важно только то, что я люблю тебя. Всегда любил. И если есть хоть малейший шанс спасти тебя, я должен попытаться. Даже если это убьет меня.

Тишина на другом конце была долгой. Максим слышал ее дыхание, слышал отдаленные голоса других людей в комнате, слышал вой сирен внизу.

– Я тоже люблю тебя, – сказала наконец Елена, и в ее голосе были слезы. – Всегда любила. Даже когда ты ушел. Даже когда ты не отвечал на звонки. Даже когда я пыталась убедить себя, что ненавижу тебя. Я любила тебя. И люблю сейчас.

– Тогда держись, – Максим вытер рукой внезапно навернувшиеся слезы. – Держись для меня, Лена. Я доберусь до тебя. Обещаю.

– Макс, если ты не доберешься… если что-то случится… я хочу, чтобы ты знал. Я не злюсь на тебя. За то, что ты ушел. Я понимаю. Ты горевал. Ты винил себя. Я не держу обиды. И я прощаю тебя. За все.

– Мне не нужно прощение, – сказал он хрипло. – Мне нужно, чтобы ты осталась жива. Обещай мне, что будешь бороться. Что не сдашься.

– Обещаю. Если ты обещаешь то же самое.

– Обещаю.

Еще одна пауза. Максим не хотел отключаться. Хотел слушать ее голос, держать эту связь, тонкую, как нить, связывающую его с ней через пропасть расстояния и огня.

– Макс, – сказала она тихо. – Помнишь нашу первую встречу? На той вечеринке, которую устроил Денис?

– Помню, – Максим закрыл глаза, и воспоминание хлынуло, яркое и живое.

Это было четыре года назад, в Москве, в жаркий июльский вечер. Денис устроил вечеринку в своей квартире – небольшой, захламленной берлоге на пятом этаже без лифта, где на стенах висели фотографии с гор, а на полках теснились книги об альпинизме и путешествиях.

Максим пришел неохотно. Он только вернулся с Аконкагуа, был уставшим, загорелым, с обмороженными пальцами, которые все еще болели. Хотел только спать. Но Денис настоял: "Макс, там будут интересные люди. Нужно же иногда вспоминать, что мы не только альпинисты, но и люди".

В квартире было шумно, душно, полно народа. Студенты, альпинисты, художники, музыканты – разношерстная компания Дениса, который умел дружить со всеми. Максим взял пиво, встал у окна, отстраненно наблюдая за весельем.

И тут он увидел ее.

Она стояла на кухне, разговаривая с Денисом, и смеялась – искренне, от души, запрокинув голову. Волосы каштановые, длинные, распущенные. Глаза карие, живые, умные. Летнее платье, босые ноги. Она была красива той естественной красотой, которая не нуждается в косметике или модной одежде.

Максим стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляд. А потом Денис поймал его взгляд, ухмыльнулся и помахал рукой: иди сюда.

– Лена, это мой лучший друг, Максим Соколов, – представил Денис. – Макс, это Елена Волкова, мы вместе учимся в архитектурном.

– Приятно познакомиться, – Елена протянула руку.

Максим пожал ее руку и почувствовал что-то похожее на электрический разряд. Ее ладонь была теплой, крепкой.

– Взаимно.

– Денис рассказывал о тебе, – сказала она. – Говорит, ты покорил шесть восьмитысячников. Это правда?

– Правда.

– Это невероятно. Я не могу представить, каково это – стоять на вершине мира.

– Это… трудно описать словами, – Максим искал подходящие слова. – Это как стоять на границе между жизнью и смертью. Воздух настолько разрежен, что каждый вдох – усилие. Холод настолько сильный, что замерзают ресницы. Но вид… вид стоит всего. Ты видишь мир с высоты, где кончаются земные законы. Видишь облака под ногами. Видишь кривизну Земли. Понимаешь, как мы малы. И как велики одновременно, раз смогли туда забраться.

Елена слушала, не отрывая взгляда.

– Ты говоришь об этом с такой страстью, – сказала она. – Как о любимой женщине.

– Горы – это моя любовь, – признал Максим. – Единственная постоянная в моей жизни.

– Тогда мне жаль любую женщину, которая попытается конкурировать с горами, – улыбнулась Елена.

– Правильная женщина не будет конкурировать, – ответил Максим, не сводя с нее глаз. – Она просто станет частью этой любви.

Они смотрели друг на друга, и Денис ухмыльнулся, отступая.

– Ладно, я вас оставлю. Кажется, вам есть о чем поговорить.

Они проговорили всю ночь. О горах и архитектуре, о красоте и опасности, о мечтах и страхах. Когда рассвело, они сидели на балконе, глядя на просыпающуюся Москву, и Максим понял, что влюбился.

– Я помню каждую секунду той ночи, – сказал Максим в телефон, возвращаясь в настоящее. – Помню, как ты смеялась. Помню, как говорила о своей мечте спроектировать идеальный дом. Помню, как смотрела на рассвет. Это была лучшая ночь в моей жизни.

– Для меня тоже, – голос Елены дрожал. – Я вернулась домой и поняла, что встретила человека, с которым хочу провести жизнь. Это было так странно – знать это после одной ночи разговоров.

– Но ты была права, – сказал Максим. – Мы провели вместе три года. Три лучших года.

– И я бы хотела еще три. Еще тридцать. Еще триста.

– Будут, – пообещал Максим. – Я обещаю тебе, Лена. Если я доберусь до тебя, если мы выберемся из этого, я никогда больше не отпущу тебя. Никогда. Я был идиотом, что ушел. Но я исправлю это.

– Тогда поторопись, – она попыталась рассмеяться, но получилось больше похоже на всхлип. – Огонь поднимается. Я вижу его отражение в окнах соседних зданий. Жар чувствуется даже здесь.

– Сколько у тебя воды?

– Немного. Нашли несколько бутылок в офисной кухне. Раздали всем понемногу.

– Мочите полотенца, прикрывайте рты, если дым усилится. Лягте на пол – там воздух чище. И закройте вентиляцию полностью, если еще не закрыли.

– Мы закрыли. Макс, ты говоришь как спасатель.

– Я провел достаточно времени в горах, где каждое решение может стоить жизни, – ответил он. – Научился думать о выживании. Лена, мне нужно идти. Нужно начинать подъем. Но я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Всегда любил. И ради этой любви я преодолею любую высоту.

– Я тоже люблю тебя, – прошептала она. – Будь осторожен. Пожалуйста.

– Буду. Увидимся наверху.

Он отключился и стоял несколько секунд, держа телефон, чувствуя, как по щекам текут слезы. Он не плакал два года. Даже после смерти Дениса не плакал – слезы застыли где-то глубоко внутри, превратились в лед. Но сейчас лед таял.

– Макс, – Ахмед тронул его за плечо. – Ты в порядке?

– Нет, – честно ответил Максим, вытирая лицо. – Но это неважно. Нужно идти. Каждая минута на счету.

Они загрузили снаряжение в пикап и поехали к башне. Максим сидел на пассажирском сиденье, глядя вперед, где на горизонте вздымался столб черного дыма. Огонь был виден даже отсюда, за несколько километров – оранжевые языки пламени, лижущие стеклянный фасад.

Больше километра, – думал Максим. 187 этажей. Примерно 900 метров по вертикали. Это почти как подняться на Эльбрус от подножия. Но без троп. Без точек опоры. По вертикальной стене стекла и металла. Через огонь.

Страх шевельнулся внутри – холодный, липкий страх, который он знал слишком хорошо. Страх высоты. Страх падения. Страх того, что веревка оборвется, и он полетит вниз, как Денис.

Нет, – сказал он себе жестко. Не сейчас. Страх потом. Сейчас только дело.

Но страх не слушался. Он рос, заполняя сознание. Максим чувствовал, как учащается дыхание, как потеют ладони, как сердце бьется все быстрее. Паническая атака надвигалась, как темная волна.

– Макс, дыши, – Ахмед бросил взгляд на него, не отрывая рук от руля. – Глубоко дыши. Ты же знаешь технику.

Максим закрыл глаза, заставил себя дышать медленно. Вдох на четыре счета. Задержка. Выдох на шесть. Снова. И снова.

Паника немного отступила, но не ушла. Она притаилась, готовая наброситься снова в любой момент.

Как я смогу подняться, если даже мысль о высоте вызывает приступ? – думал Максим. Как я преодолею километр вертикальной стены, если не могу преодолеть страх?

Ответа не было. Был только выбор: попытаться или сдаться. Рискнуть всем или потерять все.

Пикап остановился в двух кварталах от башни – ближе не пускала полиция, оцепившая территорию. Максим и Ахмед вышли, начали выгружать снаряжение. Кругом был хаос: пожарные машины, скорые помощи, полицейские автомобили, толпы людей. Кто-то бежал от башни, неся раненых. Кто-то стоял, снимая катастрофу на телефоны. Репортеры вели прямые трансляции.

– Эй! – крикнул полицейский, подбегая к ним. – Вы не можете здесь находиться! Территория оцеплена!

– Я иду спасать людей, – Максим ответил коротко, взваливая на плечо бухту веревок.

– Что? Вы кто?

– Альпинист. Поднимусь по стене к верхним этажам.

Полицейский посмотрел на него, как на сумасшедшего.

– Это самоубийство! Вы не можете…

– Могу. И буду. Отойдите.

Максим прошел мимо него, направляясь к башне. Ахмед следовал за ним с остальным снаряжением. Полицейский попытался остановить их, но появился другой офицер, постарше, с нашивками лейтенанта.

– Отпусти его, Фарид, – сказал лейтенант. – Если человек хочет рискнуть жизнью ради других, это его выбор.

Они подошли ближе к башне, и Максим впервые увидел масштаб катастрофы вблизи. Огонь охватил этажи с 75-го по 130-й – огромный пояс пламени опоясывал здание. Дым поднимался черными столбами, застилая небо. Температура даже здесь, в двухстах метрах от башни, была ощутимо выше, чем должна быть.

Осколки стекла устилали асфальт, хрустя под ногами. Где-то высоко взрывалось окно, и новый дождь осколков сыпался вниз, сверкая на солнце. Пожарные поливали башню из десятков стволов, но это было как плевать в океан – вода не могла достать до верхних этажей, где огонь бушевал сильнее всего.

Максим искал место, откуда начать подъем. Нужен был участок стены, который еще не охватило пламя, но достаточно близкий к месту возгорания, чтобы использовать архитектурные элементы, деформированные жаром. Он обходил башню, изучая фасад профессиональным взглядом скалолаза.

– Вот здесь, – указал он наконец на участок стены в северной части здания. – Огонь еще не дошел, но конструкция уже нагревается. Видишь, как панели деформируются? Это создаст выступы, за которые можно хвататься.

– Макс, – Ахмед схватил его за руку. – Последний шанс передумать. Никто не будет тебя винить, если ты откажешься. Это же безумие.

Максим посмотрел на него, потом на башню, потом снова на друга.

– Я не могу отказаться. Понимаешь? Физически не могу. Елена там. И если я не попытаюсь, часть меня умрет. Та часть, которая делает меня человеком. Я уже потерял ее однажды, когда ушел от нее после смерти Дениса. Не хочу терять снова.

– Тогда иди, – Ахмед обнял его крепко. – Иди и спаси ее. Спаси их всех. А я буду здесь, внизу, буду координировать, буду твоим связным с пожарными. Если что понадобится, скажи.

– Спасибо, брат, – Максим отстранился. – За все. За то, что поверил в меня, когда я сам в себя не верил.

Он начал надевать снаряжение. Страховочная система – проверена. Карабины на поясе – шесть штук. Веревка, связанная в длинную линию – 600 метров. Каска. Перчатки. Фляга с водой на поясе. Смартфон в водонепроницаемом чехле – связь с Еленой, с Ахмедом, с внешним миром.

Когда все было готово, Максим подошел к стене башни и положил ладонь на стекло. Оно было теплым от солнца и жара огня выше. Он посмотрел вверх, проследив взглядом вертикальную линию, уходящую в небо. Где-то там, на высоте больше километра, была Елена.

Я иду, – подумал он. Денис, если ты где-то там, наверху, помоги мне. Дай мне силы. Прости меня за то, что я не смог спасти тебя. Но помоги спасти ее.

Он нашел первую точку опоры – металлическую раму окна на уровне второго этажа. Закрепил веревку, проверил узел. Глубокий вдох. Еще один.

– Макс! – крикнул кто-то.

Он обернулся и увидел капитана Харрисона, начальника пожарной службы, который пробирался через толпу к нему.

– Вы тот альпинист, который собирается лезть туда? – спросил Харрисон, указывая вверх.

– Да.

– Это безумие. Вы знаете это?

– Знаю.

Харрисон посмотрел ему в глаза долгим взглядом. Потом протянул руку.

– Тогда удачи. Там наверху около пятисот человек в ловушке. На разных этажах. Если вы сможете хоть кого-то спасти… это будет чудо.

Максим пожал его руку.

– Я попытаюсь.

– На 187-м этаже двадцать восемь человек, – добавил Харрисон. – Связались по телефону десять минут назад. Сказали, что держатся, но дыма становится больше. У них, может, час. Полтора, если повезет.

– Я знаю. Одна из них – человек, которого я люблю.

Харрисон кивнул с пониманием.

– Тогда бегите. Бегите быстрее огня.

Максим повернулся к стене. Ухватился за металлическую раму. Подтянулся. Первый метр. Начало.

Внизу Ахмед кричал ему вслед:

– Давай, Макс! Ты сможешь! Я верю в тебя!

Максим не оглядывался. Просто лез. Вверх. К Елене. К искуплению. К жизни.

Восхождение началось.

Глава 5. Решение

Время: 13:00 – 14:00

Место: Строительная площадка, штаб пожарных

Максим стоял у ограждения строительной площадки, вцепившись пальцами в металлическую сетку, и смотрел на горящую башню. Огонь уже охватил более шестидесяти этажей – с 75-го по 140-й – превращая стеклянное чудо архитектуры в вертикальный ад. Дым поднимался черными столбами, застилая полнеба. Пламя вырывалось из разбитых окон языками длиной в несколько метров, лизало фасад, карабкалось вверх с пугающей скоростью.

А где-то там, высоко, на 187-м этаже, была Елена. Возможно, уже задыхающаяся в дыму. Возможно, умирающая.

Эта мысль была невыносимой. Она пронзала Максима, как нож, заставляя сжаться все внутри. Два года он пытался забыть ее. Два года убегал от воспоминаний, от любви, от боли потери. И теперь, когда судьба дала ему шанс все исправить, он стоял здесь, внизу, в безопасности, бездействующий.

Нет, – подумал он. Не могу просто стоять. Должен что-то делать.

– Макс, – Ахмед положил руку ему на плечо. – Что ты собираешься делать?

Максим обернулся к другу. Лицо Ахмеда было встревоженным, глаза полны беспокойства.

– Я иду туда, – сказал Максим просто.

– Куда – туда?

– Наверх. К ней. По стене.

Ахмед молчал несколько секунд, переваривая услышанное. Потом покачал головой.

– Макс, это безумие. Ты не можешь… Это больше километра вверх. По вертикальной стене. Через огонь.

– Я альпинист, – Максим смотрел на башню, прикидывая маршрут. – Поднимался на восемь тысяч метров. К2, Макалу, Лхоцзе. Эта башня – тысяча сто метров. Я поднимался выше.

– Но горы не горят! И у тебя акрофобия! Ты не можешь подняться на пятнадцать этажей без панической атаки!

– Я должен попробовать, – голос Максима был тихим, но твердым. – Ахмед, она там. Елена. Женщина, которую я люблю. Я не могу просто стоять здесь и смотреть, как она умирает. Лучше умру, пытаясь спасти ее, чем буду жить, зная, что даже не попытался.

Ахмед посмотрел ему в глаза долгим взглядом. Потом медленно кивнул.

– Хорошо. Если ты решил, я помогу. Что нужно?

– Для начала – поговорить с пожарными. Им нужно знать, что я собираюсь делать. Может, они смогут помочь.

Они направились к импровизированному штабу пожарной службы, развернутому в двухстах метрах от башни. Несколько грузовиков, палатки, десятки людей в форме, снующих туда-сюда. Радиопереговоры, крики команд, вой сирен – управляемый хаос чрезвычайной ситуации.

Максим и Ахмед пробрались через толпу к центральному командному пункту – большой палатке, где за столом, уставленным картами и мониторами, стоял высокий мужчина в форме с нашивками капитана. Ему было лет сорок пять, седые виски, лицо, обветренное годами работы на пожарах. Глаза усталые, но живые, полные решимости.

– Извините, – Максим подошел ближе. – Капитан?

Мужчина обернулся, окинул его оценивающим взглядом.

– Капитан Дэвид Харрисон. Чем могу помочь? Если вы из прессы, сейчас не время для…

– Я не из прессы, – перебил Максим. – Меня зовут Максим Соколов. Я профессиональный альпинист. И я могу подняться туда.

Он указал на башню. Харрисон проследил за его взглядом, потом посмотрел на Максима с недоумением.

– Подняться куда?

– На 187-й этаж. По внешней стене. Там люди в ловушке. Двадцать восемь человек. Лестницы задымлены, вертолеты не могут подлететь. Но я могу добраться до них снаружи.

Харрисон молчал, изучая Максима. Потом покачал головой.

– Вы серьезно?

– Абсолютно.

– Это самоубийство. По вертикальной стене? В пекле? Вы не продержитесь и сотни метров.

– Я поднимался на К2, – сказал Максим спокойно. – 8611 метров. Вертикальная стена льда в зоне смерти, где человеку нечем дышать. Если я смог там, смогу и здесь.

– К2 не горела, – возразил Харрисон.

– Нет. Но на К2 температура была минус сорок, ветер сбивал с ног, а воздух был настолько разрежен, что каждый шаг давался через боль. Здесь хотя бы кислорода достаточно.

Харрисон вздохнул, потер лицо руками.

– Послушайте, я понимаю, что вы хотите помочь. Это благородно. Но я не могу взять на себя ответственность за вашу жизнь. Если вы полезете туда и погибнете, это будет на моей совести.

– Это не ваша ответственность, – Максим шагнул ближе. – Это мой выбор. Моя ответственность. Я взрослый человек, полностью понимаю риски. И я готов рискнуть.

– Зачем? – спросил Харрисон тихо. – Почему вы готовы умереть за незнакомых людей?

– Потому что одна из них не незнакомая, – голос Максима дрогнул. – Ее зовут Елена Волкова. Она там, на 187-м. И я люблю ее. Два года назад я оттолкнул ее, потому что не смог справиться с горем после смерти моего друга. Убежал от нее, как трус. Теперь у меня есть шанс исправить это. Шанс спасти ее. И если я его не использую… я не смогу жить с собой. Лучше умру, пытаясь.

Харрисон смотрел на него долго, молча. Вокруг кипела работа, люди бегали с рациями, звучали команды, выли сирены. Но в этом пузыре тишины между ними двумя было только понимание. Понимание одного мужчины другим. Понимание того, что иногда есть вещи дороже жизни.

– У вас есть другой план? – спросил Максим. – Как вы собираетесь их спасти?

Харрисон вздохнул.

– Вертолеты. Пытаемся посадить на крышу или спустить трос. Но турбулентность от жара, дым, ветер… Пилоты говорят, что это слишком опасно. Уже было две попытки, обе неудачны. Третью попытку планируем через час, когда ветер, возможно, стихнет.

– Через час огонь доберется до 187-го этажа, – сказал Максим жестко. – Они не проживут час.

– Я знаю, – голос Харрисона был полон усталости и боли. – Черт возьми, я знаю. У нас там около пятисот человек в ловушке на разных этажах. Пятьсот жизней. И я не могу спасти их. Мои лестницы достают только до тридцатого этажа. Вертолеты не могут приблизиться. Огонь распространяется быстрее, чем мы можем его тушить. Я чувствую себя абсолютно беспомощным.

Он сел на край стола, опустив голову.

– Я работал пожарным после одиннадцатого сентября. В Нью-Йорке. Видел, как падают башни. Потерял половину моей команды. Приехал в Дубай, думал, здесь будет безопаснее. А теперь вот… история повторяется. Горящая башня. Люди в ловушке. И я ничего не могу сделать.

Максим положил руку ему на плечо.

– Вы делаете все, что можете. Но позвольте мне попробовать то, что не можете вы. Дайте мне шанс.

Харрисон поднял голову, посмотрел на Максима.

– Вы понимаете, что шансы выжить… минимальны?

– Понимаю.

– И все равно пойдете?

– Да.

Харрисон встал, протянул руку.

– Тогда удачи вам, Максим Соколов. Вы либо безумец, либо герой. Время покажет. Что вам нужно?

– Снаряжение. Веревки, карабины, страховочная система. И связь. Рация, чтобы держать контакт с вами и с людьми наверху.

– Ахмед, – Харрисон кивнул помощнику, – проводи его на склад снаряжения. Дай ему все, что нужно. И рацию из наших запасов.

– Есть, капитан.

Максим пожал руку Харрисону.

– Спасибо.

– Не благодарите меня. Я даю вам инструменты для самоубийства. Если вы выживете и спасете хоть кого-то, тогда и спасибо скажете.

Пока Ахмед водил Максима к складу снаряжения, к ним подбежал молодой парень с камерой. Азиат, лет девятнадцати, в футболке с логотипом новостного канала.

– Эй! Эй, вы тот альпинист, который собирается лезть на башню? – он говорил быстро, задыхаясь от волнения.

– Да, – ответил Максим коротко, не останавливаясь.

– Можно взять у вас интервью? Я Томас Чен, стажер канала Dubai News Now. Это же невероятная история! Человек, который…

– Нет времени на интервью, – Максим продолжал идти.

– Тогда можно я буду снимать ваше восхождение? Я обещаю не мешать, просто буду внизу с камерой. Люди должны увидеть это. Увидеть героя в действии.

– Я не герой, – Максим остановился, повернулся к нему. – Я просто человек, который пытается спасти женщину, которую любит. Снимайте, если хотите. Но если я сорвусь и разобьюсь, обещайте, что не покажете это по телевизору. Обещайте, что Елена не увидит мою смерть.

Томас кивнул серьезно.

– Обещаю.

Максим кивнул и пошел дальше.

Склад пожарного снаряжения был в одном из грузовиков. Ахмед открыл задние двери, и Максим увидел стеллажи с веревками, карабинами, касками, страховочными системами. Все необходимое для работы на высоте.

Максим начал перебирать снаряжение профессиональным взглядом альпиниста. Проверял каждую веревку, каждый карабин, каждую застежку. Одна ошибка в снаряжении могла стоить жизни. Он знал это лучше, чем кто-либо.

– Эта веревка, – он взял в руки бухту статической веревки диаметром одиннадцать миллиметров. – Динамическая или статическая?

– Статическая, – ответил Ахмед. – Для спасательных работ.

– Хорошо. Мне нужна статическая. Она не растягивается, значит, легче рассчитывать нагрузку. Сколько метров?

– Пятьдесят.

– Дай мне десять таких бухт. Свяжу их вместе, получится пятьсот метров. Этого должно хватить.

Ахмед начал доставать бухты, складывая их в кучу. Максим тем временем проверял карабины. Нужны были стальные, а не алюминиевые – прочнее. Он выбрал двадцать карабинов, проверил каждый на предмет трещин и деформаций.

Страховочная система была следующей. Максим нашел полную обвязку – пояс плюс грудная обвязка. Примерил. Слишком большая. Нашел другую. Подходит. Затянул все ремни, проверил швы, натяжение строп.

– Это снаряжение старое, – заметил Ахмед. – Не знаю, когда его последний раз проверяли.

– Промышленное снаряжение прочное, – Максим продолжал проверку. – Рассчитано на тяжелые условия. Но проверить нужно все.

Он методично проверял каждый элемент снаряжения. Это занимало время, но спешка здесь была смертельна. Лучше потратить десять минут на проверку, чем умереть из-за порванной стропы.

Каска. Перчатки – кожаные, прочные. Мешочек с магнезией для рук. Фляга для воды – большая, литра на два. Максим наполнил ее из кулера, стоявшего рядом. Вода была теплой, но лучше теплая, чем никакой.

– Рация, – сказал Ахмед, протягивая небольшую портативную радиостанцию. – Канал три. Капитан Харрисон будет на связи. И я тоже.

– Спасибо, брат.

Максим начал связывать веревки вместе. Использовал встречную восьмерку – самый надежный узел для связывания веревок под нагрузкой. Каждый узел проверял дважды, дергал, убеждался, что держит.

Работа была медитативной. Руки двигались автоматически, повторяя действия, выполненные тысячи раз в горах. Завязать узел. Проверить. Следующая веревка. Снова узел. Снова проверка.

Пока руки работали, разум блуждал. Максим думал о том, что его ждет. Тысяча сто метров вертикальной стены. Почти километр вверх. Самое высокое здание, на которое он когда-либо поднимался, была телебашня высотой триста метров – и то по внутренней лестнице. Здесь будет снаружи. По стеклу и металлу. Через огонь и дым.

Могу ли я это сделать? – спросил он себя честно.

Ответ был неопределенным. Физически – возможно. У него был опыт, навыки, сила. Но психологически? Акрофобия, которая развилась после смерти Дениса, была реальной проблемой. Панические атаки на высоте могли парализовать его, заставить сорваться.

Но я должен попробовать, – повторял он себе. Ради Елены. Ради себя.

– Макс, – Ахмед сел рядом на край грузовика. – Я должен спросить. Ты уверен в этом? Ты можешь передумать. Никто не будет тебя винить.

Максим продолжал вязать узлы, не отрываясь от работы.

– Если я не попытаюсь, и она умрет, я буду винить себя всю оставшуюся жизнь. Это будет вторая смерть, за которую я несу ответственность. Вторая любимая жизнь, которую я не смог спасти. Я не переживу это, Ахмед. Первая почти сломала меня. Вторая точно сломает.

– Ты не несешь ответственность за смерть Дениса, – сказал Ахмед тихо. – Веревка оборвалась. Это была авария.

– Я знаю это головой, – Максим постучал себя по виску. – Но сердце говорит другое. Сердце говорит, что я виноват. Что я должен был спасти его. И единственный способ заглушить этот голос – спасти ее. Доказать себе, что могу защитить тех, кого люблю.

Ахмед положил руку ему на плечо.

– Тогда иди. И я буду здесь, внизу, буду помогать, чем смогу. Буду твоим связным, буду твоим якорем. Ты не один, брат. Помни это.

– Спасибо, – Максим посмотрел на него с благодарностью. – За все. За то, что поверил в меня, когда я сам в себя не верил.

Он закончил связывать веревки. Пятьсот метров непрерывной линии. Смотал ее в специальный мешок, который можно было носить на спине. Вес был значительным – килограммов двадцать пять. Но необходимым.

Максим надел страховочную систему, затянул все ремни. Прикрепил к поясу карабины – шесть штук. Фляга с водой. Рация. Мешочек с магнезией. Каска. Перчатки в карман.

– Готов? – спросил Ахмед.

Максим посмотрел на себя, проверил все еще раз. Снаряжение на месте. Все закреплено надежно. Физически он готов.

Но психологически?

В этот момент его накрыло.

Паническая атака пришла внезапно, как волна, сбивающая с ног. Максим вдруг не мог дышать. Воздух не шел в легкие, застревал где-то в горле. Сердце забилось бешено, как пойманная птица в клетке. Головокружение. Мир закрутился, поплыл перед глазами.

Максим схватился за край грузовика, пытаясь удержать равновесие. Ноги подкашивались. В ушах звенело. Перед глазами вспыхнули черные точки.

– Макс! – Ахмед схватил его за плечи. – Макс, дыши! Глубоко дыши!

Но Максим не мог. Не мог дышать, не мог думать. Паника захлестывала, затапливала разум. И вместе с паникой приходили воспоминания.

Макалу. Он стоит на краю расщелины, смотрит вниз, в черную бездну. Веревка в руках, оборванный конец. Денис там, внизу. Где-то в темноте. Мертвый или умирающий.