Читать онлайн Мама

Глава 1

Снег большими хлопьями падал с неба. Всего за несколько часов он укрыл собой вытоптанные тропинки и утренний след от вездехода. Если бы не работники, которые отважно сражались с непогодой с помощью лопат и метел, то вечером вагон-городок казался бы заброшенным.

Те, кто не чистил снег, не остались без работы. Так, небольшая группа была задействована на площадке, где стояла техника. Пять мужчин в расстегнутых фуфайках, дыша жаром, натягивали брезент на МТЛБ1. Всего вездеходов было четыре, по одному на бригаду полевиков-сейсмологов.

Первый вездеход – «Пионер», – получивший свое прозвище за то, что был самым новым из всех, уже стоял накрытый брезентом. На втором двое работников в последний (или, как всегда поправляют мужчины друг друга, «крайний») раз проверяли исправность техники перед консервацией. «Пенсионер», или, как еще его ласково называли в лагере, «Старикашка», был самым старым вездеходом и, что удивительно, ломался меньше остальных. Третий, «Стахановец», вот уже несколько раз стараются как можно ближе поставить к первым двум. Издалека непонятно, то ли водитель уже всеми мыслями дома, то ли нарочно старается повеселить коллег, которые каждую его новую попытку встречают громким смехом:

– Петруха, да как же ты на ней полгода отработал?!

– Так я всегда с динамитом езжу, он-то меня и в тонусе держит, а сейчас пустой!

– Нет, вы, ребята, как хотите, но на следующую вахту я буду требовать нового водителя! С таким точно пропадем!

И снова взрыв хохота, который словно по волнам передается по всему лагерю. И те мужики, которые сражались со снегом, и те, кто колол дрова для бани, подключаются к их разговору, громко крича через несколько вагонов. Даже работники склада ГСМ2, подсчитывающие остатки топлива, тоже высунулись из-под навеса и с любопытством смотрят, как водитель идет на четвертый заход и снова недостаточно близко ставит «Стахановца» к двум другим МТЛБ.

Вот уже и девушки-камеральщицы, которых тоже волей-неволей пришлось приобщить к борьбе со снегом, укутанные в бушлаты, в высоких валенках и с разноцветными платками на головах, перестают расчищать вертолетную площадку и, встав поплотнее друг к другу, включаются в беседу.

– Эх, Петруха, если уж с такой большой техникой не можешь управиться, то к жене тебе точно нельзя возвращаться! – Вот и Ольга Петровна Гуляева, начальница камерального отдела, подливает масла в огонь.

Всю эту картину, опершись о перила радиовагона, наблюдает бригадир Аркадий Степанович Утесов. Это он с самого утра раздал всем указания по работе. Обычно он приструнил бы все веселье, но сейчас и сам решил вставить свои пять копеек:

– Тогда предлагаю решить на голосовании, кто пойдет к жене Петра вместо него! Все же полгода женщина ждет!

И смех снова накрыл городок. Петр высунулся из люка и старался перекричать своих коллег, но и сам не смог сдержаться.

– Да я! Я… Вот я вам! – воскликнул он, вытирая слезы о рукавицы.

Громко разносится этот чистый и искренний смех. Пролетая эхом над вагон-городком, он теряется где-то в лесу. Может быть, он оседает на сосновых иголках или впитывается в кору деревьев и сохраняется в них, как музыка на виниловых пластинках. А потом, спустя годы, подойдет какой-нибудь человек к дереву, приложит ухо поплотнее и услышит его.

«Ну вот как их остановить, этих артистов! Шутка ли, а полгода тут уж торчим. Это хорошо, что силы есть смеяться!» – с ухмылкой подумал Аркадий Степанович.

Своими мозолистыми руками он повыше поднял воротник фуфайки. Ему было приятно всеобщее веселье, но вышел из радиорубки он совсем за другим. В нагрудном кармане у него лежала та самая пачка «Беломора». Она ничем не отличалась от других таких же, кроме одного: на ее этикетке стоял большой красный крест. Пусть многие говорят, что суеверия – чушь, да и если спросить об этом Аркадия Степановича, он, безусловно, подтвердит это. Однако вот уже которую вахту он выбирает из своего запаса нетронутую пачку папирос и ставит на ней красный крест. И лежит эта пачка где-то среди вещей, а когда попадется на глаза, то бригадир говорит:

– Рано, дружок, еще пять месяцев… еще три месяца… еще неделя… завтра!

А завтра было вчера. Сегодня ее срок. Спустя сутки, в это же время, на ту самую вертолетную площадку, что чистят девушки, приземлится вертолет. И полетят домой уставшие полевики-сейсмологи, чтобы отдохнуть от этой бескрайней тайги, от болот, комаров, пауков и змей, от однотипной еды, от тряски на МТЛБ, от бесконечных просек, взрывчатки, гальванометра и осциллографической бумаги. И самое главное – от одних и тех же лиц.

Глядя на красный крест на сигаретной пачке, Аркадий Степанович вспоминал свою первую вахту на полгода.

«Что я тогда в конце сказал своему бригадиру? „Никогда больше моей ноги не будет в этой тайге!“»

А сейчас вот уже и он сам – бригадир. И это уже точно его последняя вахта. Толстые пальцы помяли папиросу и прижали в углу рта. Спичка скользнула по терке, и первая глубокая затяжка из последней пачки наполнила легкие.

«Да. Вот и моя крайняя… Кто бы мог подумать! Ну что поделать, себя можно обмануть, а вот врачей не получится».

Как бы он ни старался, но слезы сами навернулись на глаза.

«Черт его дери! Я ведь и правда буду скучать по всему этому! По вагонам, по МТЛБ, по моим товарищам и, конечно, по этому…»

И тут Аркадию Степановичу пришлось прищуриться, чтобы точно убедиться, что ему не мерещится. Прямо на краю леса Катя и Сашка лепили снеговика. Два больших снежных шара уже стояли один на другом. Оставалось только скатать голову.

«Вот ведь! Медведь меня задери!» – Бригадир «забычковал» сигарету о металлическую лестницу и, сделав глубокий вдох, сотряс морозный воздух своим громким голосом:

– Катя! А ну марш сюда!

Конечно, девочка все услышала. Такой зычный голос, как у деда, можно было услышать, даже стоя рядом с работающим вездеходом, но она даже глазом не повела. А вот Сашка забеспокоился. Больше, чем быть задранным медведем, он боялся только бригадира.

– Может, пойдем уже, а то попадет! – умоляюще сказал он своей подруге.

– Меня зовут, а не тебя! Катай скорее…

– Мне всегда из-за тебя попадает! Каждый раз!

– Я тебе говорю, катай!

Бригадир уже уперся руками в бока. Его брови собрались в кучу, разделяясь глубокой морщиной, а губы вытянулись в трубку, отчего желтые от табака усы стали щекотать нос.

– Катерина! Я тебе последний раз повторяю! Не заставляй меня идти к вам!

В вагон-городке сразу стало тихо. Женщины разбрелись по вертолетной площадке, а мужики вернулись к своим делам. Что интересно, даже Петр ювелирно припарковал вездеход, но выходить из него не спешил.

– Слышала? Полным именем тебя назвал! Ты как хочешь, а я пошел!

Сашка поднялся с земли и, спрятав красные от холода руки в карманы, засеменил промокшими ногами в сторону лагеря. Не успел он пройти и ста метров, как его обогнала Катя и натянула ему ушанку прямо на лицо.

– Трус ты, Сашка! Трус!

– А ты… – Но Катя так быстро пронеслась, что он не успел придумать что-нибудь в ответ, отчего еще больше приуныл.

Девочка подбежала к деду и запыхавшимся голосом спросила:

– Ну ты чего кричишь, дед?

Вся ее шапка была залеплена снегом, заледеневшие рукавицы, болтаясь на резинке, свисали вдоль шубки. Красные кулачки, румяные щеки и дерзкий взгляд голубых глаз. Наверное, она была единственным человеком на тысячу километров, которая ни капельки не боялась деда. Да и вообще никого. А вот Аркадий Степанович был строг с внучкой, как ни с кем другим. Не знал, как воспитывать девочек, поскольку был у него только один-единственный сын. Поэтому воспитывал он Катю так, как умел.

– Я тебе сколько раз говорил, чтобы вы около леса не играли…

– Много! Но сейчас-то чего бояться! С утра Мишкина бригада такой «бабах» устроила, что сейчас на много километров зверей не найти.

– Как всегда выкрутилась. Просто талант. – Тут бригадир заметил, как Сашка медленно идет в сторону столовой. – Александр, подойди-ка сюда!

– Да он тут ни при чем! Это все я! – с жаром сказала Катя.

Мальчик уже стоял рядом, с шумом втягивая сопли обратно в нос и боясь поднять глаза. Как ни удивительно, нравился бригадиру этот мальчишка. Был он точной копией отца, с которым более десяти лет бригадир работал бок о бок. Да и мать Саши была поварихой уже который год. Странно, прошло уже почти пять лет, а Аркадий Степанович до сих пор винил себя в смерти отца мальчика и, наверное, поэтому против своей воли был с ним более мягким, чем с внучкой.

– Я и не сомневался, что ты была инициатором. Да вот Сашка, как всегда, тебя послушал!

– А кому его надо слушать? Нас-то тут два ребенка на весь вагон-городок. Ему что, с Жучкой и Рексом время проводить?

– В этом-то ты права. Вот только надо же свою голову на плечах иметь. А он всегда тебя слушается. Нужно и свое мнение уметь отстаивать. Вот вспомни тот случай, что в августе был. Как вы ягоды пошли в лес собирать, чтобы варенье для всех сварить. Заблудились, а мы вас потом с собаками искали. Было или нет?

– Было. Ну и что! – Замерзшие кулачки девочки заметались туда-сюда, а заснеженные валенки стали притопывать на деда, как на шелудивого кота, которого хочется отогнать. – Мы благородное дело хотели сделать. А ты нам это теперь до конца жизни будешь припоминать!

– Конечно буду! Буду! Потому что умереть вы тогда могли. Как не страшно вам вдвоем в лес ходить, не пойму?

– А мне с Сашкой никогда не страшно! Он всегда меня защитит!

Мальчик поднял изумленные глаза и посмотрел сначала на подругу, а потом на бригадира. Аркадий Степанович не смог сдержать улыбки, глядя на то, как лицо его внучки стало красным от смущения. Было понятно, что в порыве злости она сболтнула лишнее, но правдивое.

– В Сашке я никогда не сомневаюсь. – Бригадир потрепал шапку мальчика. – Он парень хоть куда. Но у леса вам делать нечего!

– Ну деда… Нам осталась только голова. У нас даже морковка для носа есть!

– Морковка?

– Да! Сашка, покажи!

Мальчик достал из кармана длинную морковку.

– Вот. Мама дала, – сказал он едва слышно.

– Эх… Раз уж и морковка есть… Давай ее сюда!

Мальчик удивился, что в руке бригадира морковка перестала казаться ему большой.

– Ну и… Пойдем доделаем снеговика? Дед, ты только представь: бригада Мишки возвращается, а их у леса снеговик встречает. Ну разве не здорово, а? Хоть немного новогоднего настроения!

– Во-первых, не Мишка, а товарищ Синицын… Или дядя Миша хотя бы. Во-вторых, на вас двоих страшно смотреть. Дрожите как цуцики. Вон уже все руки красные. Быстро идите в столовую! Пусть Сашина мама вас горячим чаем напоит. Как раз поможете ей к празднику подготовиться.

Мальчик сразу обрадовался и уже зашагал в сторону столовой, счастливый, что наконец его закончили ругать. А вот Катя все не унималась:

– А как же снеговик, дед?

– Иди и не переживай. Я сам его доделаю.

– Правда? – Девочка прямо припрыгнула от радости. – Честно-честно?

– Когда я тебе врал? – Бригадир достал из-под лестницы старое дырявое ведро, что валялось под вагоном, ожидая своего часа. – Смотри, вот и шапка нашлась.

– Как здорово! Сашка, гляди, какая шапка будет у нашего снеговика.

– Ого! – Мальчик был слегка растерян. С одной стороны, ему тоже хотелось радоваться, что снеговика все-таки доделают. С другой – он все еще боялся, что его снова начнут ругать. А ведь было за что. Морковка, которую держал сейчас бригадир, была ворованная.

– Все! Быстро в столовую. А я пошел вашего снеговика достраивать.

Катя посмотрела на деда глазами, полными любви. Она даже хотела сказать эти три слова вслух, но не решилась. Раньше она часто их говорила, но сейчас уже нет. Странная перемена произошла в ней за эти полгода. Девочка словно застряла между двумя состояниями. Вроде бы она все еще шкодничала как ребенок, но при этом уже говорила и вела себя как взрослая девушка.

«Все моя вина. Рано приходится ей взрослеть. Всего шесть лет, а спорит со мной покруче, чем любая кухарка! Да, как ни старайся, дед маму и папу не заменит».

Закинув морковку в ведро, бригадир побрел на север, в сторону леса, внутрь которого, словно рельсы, уходила просека. Примерно через полчаса в ней покажутся два огонька. Они будут прыгать и вилять, но все же медленно приближаться к вагон-городку, сопровождаемые гулом дизельного двигателя и металлическим шуршанием гусениц.

«И ведь правда, удивятся же ребята снеговику, который первым встретит их с поездки. Лишь бы совсем поздно не приехали, а то темнеет все еще рано».

Едва заметно бригадир бросил взгляд на городок. Многие из его подопечных бросили свои дела и смотрели на то, как Аркадий Степанович удаляется в сторону снеговика.

«Да и пусть смотрят! Что уж скрывать, старею… Как ни крути, годы берут свое. Нет во мне уже того стержня, что был. А как ему быть, если моя „голубоглазка“ из меня нити вьет? А я-то, старый дурак, и не против! Эх, сынок, рано вы нас покинули…»

Рядом с двумя стоящими друг на друге снежными шарами лежал более мелкий.

«Да уж, маловат… Надо было чуть позже их окликнуть. Теперь самому придется докатать».

Засучив рукава, Аркадий Степанович стал медленно, но верно увеличивать размер снежного шара.

«Небось весь лагерь со смеху умирает. Да и пускай! В последний день можно и дурака повалять! Вот сколько я уже снеговика не лепил? Уже и не помню».

Когда снежный шар достиг нужной величины, бригадир взял его в мощный захват и водрузил на верх снежной пирамиды.

«Так-то лучше! А помнят-то руки…»

Воткнутая морковка красовалась на месте носа, а ведро заняло место шапки. Оставалось только решить вопрос с руками, глазами и ртом.

Подойдя к ближайшему кедру высотой не меньше двадцати пяти метров, Аркадий Степанович достал охотничий нож, что всегда висел у него на ремне, и стал потихоньку ковырять кору.

«Прости, старичок, возьму немного у тебя… На дело, сам понимаешь».

Небольшие ветки были воткнуты вместо рук, а кора прекрасно изображала удивленный взгляд и натянутую улыбку.

Удовлетворенный своей работой, бригадир оперся о тот самый кедр, с которого срезал кору.

– Ну как тебе, старина? Похож на снеговика из сказки? – Вопрос остался проигнорированным деревом. Вторая папироса из пачки, отмеченной крестом, уже дымилась в озябших пальцах.

Аркадий Степанович стоял на краю северной части лесного массива, откуда весь поселок был виден как на ладони. Словно муравьи, сейсмологи бригады номер пять мельтешили между вагончиками. Чуть за ними, ближе к реке, виднелся пар от бензиновых генераторов, что питали весь поселок.

– Кто бы что ни говорил, старина, а я буду скучать по всему этому! Сколько раз я все ждал, когда уж наконец будет моя последняя вахта… А вот она наступила, и как-то странно. Бо́льшую часть своей жизни провел рядом с лесом. Мне вы ближе, чем все, что ждет меня на пенсии.

Удивительно, но слезы сами текли по морщинистому лицу и тихо падали на снег.

– Вот видишь, расклеился я совсем. Сентиментальный старик, что говорит с кедром… А все потому, что нет у меня никого роднее вас. Только внучка. А перед ней я не могу быть слабым… Хоть и уже устал быть сильным. Но сейчас Кате как никогда необходимо надежное плечо. Она и так натерпелась за последний год.

И снова эти страшные воспоминания попытались пробудиться в его голове. Два открытых гроба. Маленькая Катя держит его за руку. Тогда Аркадию Степановичу казалось, что это он поддерживает внучку, но было все наоборот. И снова он видит, как его сына и невестку медленно опускают в могилу. И снег. Точно такой же, как и сегодня.

– Нет, все… Хватит. Сегодня же праздник как-никак! Хотя, честно сказать, вылазка оказалась неудачной. На всех гектарах ископаемых кот наплакал. Ну ты-то и рад, здоровяк. Будешь и дальше расти и снабжать шишками белок и кедровок. Я не виню тебя. Но ведь знаешь… Всегда хочется найти золотую жилу! Чтобы потом целое месторождение открыли. Чтобы к государственной награде представили и все такое… Ну что поделать! Ведь не каждый же раз лопате в клад попадать. Да и сейчас это не самое главное. Всего пять дней осталось. Сейчас главное – елку успеть купить и нарядить. Так и представляю, как Катя елку украшает. Надо сделать так, чтобы этот Новый год был для нее особенный, а то прошлый…

На часах было без пятнадцати три. Можно было еще поболтать.

– А знаешь, куплю-ка я домик в деревне. Недалеко от города, но так, чтобы лес был рядом. Лес и речка… Или озерцо какое-нибудь, на худой конец. Ну и школа, конечно же, должна быть, чтобы Катя туда ходила. Пора ей уже. Всегда представляю, как пойдет ей пионерский галстук. А я буду ее провожать и встречать… Может, огород какой-никакой разведу… Хотя никогда не был сторонником земледелия, но кто знает… Надо же будет как-то время коротать.

Затушив папиросу об кору, Аркадий Степанович стер рукой остатки пепла и, подняв голову к небу, где столетние ветви медленно качались от ветра, сказал:

– Ну, мне пора, старина. Надо крайний раз выйти на связь, чтобы знать, во сколько вертолет прилетит. Ты, главное, не забывай меня. Я-то уж точно тебя никогда не забуду. Ну… бывай, старина.

И пошел бригадир, как он думал, в сторону радиорубки, но в глубине души знал, что в сторону заслуженной пенсии.

Глава 2

– Прием! Прием! Бригада номер пять на связи! Прием!

В ответ – только шум помех. Аркадий Степанович снова взглянул на часы. Вот уже как десять минут он говорит в пустоту.

«Никогда раньше ничего подобного не было. Всегда вовремя выходили на связь… Может быть, Катя с Сашей снова частоту поменяли. Было уже и такое».

Но частота была нужная.

– Прием! Прием! Бригада номер пять на связи!

А сердце все сильнее колотилось, и пульс все ускорялся. Спину прошиб пот. И так душно стало в вагончике, что захотелось настежь открыть окно.

– Прием! Прием! Бригада номер пять на связи! – Бригадир заметил, как его голос немного дрожит.

– Прием! Сейсмоцентр на связи!

И словно камень с души.

– Ну наконец-то! Аркадий Степанович на связи. Я уж думал, пропали все там или что! Или вы там уже к Новому году готовитесь? Ну ладно, я быстро! Во сколько завтра вертолет ожидать? Прием!

Тишина.

– Меня слышно? Прием! Сейсмоцентр! Вы тут? Прием!

– Слышно! Прием!

– Ну так что? Что насчет вертолета? Или нам тут Новый год встречать? – Последняя фраза должна была прозвучать иронично, но вышла устрашающей.

И снова тишина на том конце провода.

– Сейсмоцентр! Прием!

– Да! Прием… – Дальнейшие слова звучали приглушенно и явно предназначались не Аркадию Степановичу, а кому-то, кто был рядом с радистом. – Как я ему скажу? … Так возьмите и скажите, я не могу…

Рука, державшая микрофон, затряслась. Свободной рукой бригадир нащупал в кармане корвалол и засунул одну таблетку под язык. Послышался шум из динамиков, и уже чей-то знакомый голос сказал:

– Сейсмоцентр на связи! Прием!

– Прием! Это бригада номер пять. Я бригадир Аркадий Степанович! Что у вас там происходит? Прием!

– Аркадий, это Федор Вячеславович, начальник управления сейсморазведки! Прием!

Федора бригадир знал хорошо. По молодости не в одну командировку вместе скатались. Но голос его был не таким, как всегда. Он был невероятно измученный, усталый и потерял ту твердость, какую привык слышать в нем Аркадий Степанович.

«Да что ж там, в конце концов…»

– Федя! Скажи, что у вас там происходит… Когда нам ждать вертолет? Прием!

– Здравствуй, Аркаша! Послушай меня, пожалуйста, сейчас очень внимательно. Вчера вечером президент сложил свои полномочия. А сегодня государство, которое мы знали как СССР, перестало существовать. Завтра наше здание выставляют на торги. Вся техника уже распродана, все специалисты бегут.

– …

– Аркадий, я скажу как есть. Вас некому забрать. Я прикладывал все силы, но фирма, что занималась перевозками, обанкротилась. Я три дня пытался выбить вам вертолет, но ничего не вышло. Все напуганы. Никто не знает, что будет завтра. Все рушится, и никто не знает почему…

– …

Стены вагона стали сжиматься. Перед глазами все поплыло. Ватные ноги не слушались, но все же довели громоздкое тело до окна. Открыв его, бригадир взял в охапку снег и стал растирать им лицо: то ли для того, чтобы прийти в себя, то ли в надежде проснуться.

– Аркадий! Прием! Ты здесь?

«Здесь… Конечно здесь! И похоже, навсегда останусь тут…»

– Да, Федя! Прием! Что нам делать?

– На это у меня нет ответа.

– …

– Сам не верю, что говорю это, но выходит так, что вас просто бросили. Прости…

– Со мной тут моя внучка, Федя, – прошептал бригадир.

– Я знаю. Но ничего не могу поделать. Мне пора, Аркадий. Еще раз прости! Конец связи!

Растаявший снег медленно стекал прямо на стол. Ветер, врывающийся в открытое окно, сдувал листы бумаг на пол. Микрофон медленно болтался на шнуре, едва не доставая до пола. Бригадир осмотрел радиовагон таким взглядом, словно оказался в нем впервые. Хотелось сразу всего: рыдать, смеяться, кричать, не шевелиться и бежать со всех ног. Но больше всего хотелось молить. Молить, чтобы все это оказалось лишь шуткой. Несмешной предновогодней шуткой. Молить, чтобы рация сейчас снова ожила и с другого конца сказали, что вертолет прилетит завтра и заберет всех. Пусть даже не всех, пусть только Катеньку.

Да. Хотелось умолять. Но кого?

Аркадий Степанович твердым шагом направился к шкафу с документами. Он вырвал первый ящик и высыпал все содержимое на пол.

«Не здесь!»

Второй ящик отправился следом. Бригадир разгребал содержимое ногами. Ничего. Третий ящик полетел в сторону.

«Наконец-то!»

Он поднял с пола небольшой кошелек с красной звездой на обложке. Когда Аркадий Степанович открыл кармашек, то, что он искал, само прыгнуло к нему в руку.

Словно завороженный, он смотрел на маленький крестик. Золотой церковный крестик, когда-то принадлежащий его матери. Всего пять минут назад это была всего лишь память о ней. Память, к которой Аркадий Степанович возвращался один-два раза в год, когда по ошибке залезал не в то отделение кошелька. Но сейчас в дрожащей руке он держал то, на что можно было молиться.

«Боже… Умоляю, помоги мне, Боже… Помоги нам всем».

Рука медленно поднесла крестик к губам. И крупные слезы потекли по лицу, которое всего за последние несколько минут превратилось из мужского в старческое.

А в открытое окно влетел шум четвертого приближающегося вездехода.

Глава 3

Четвертый по счету вездеход, он же «Проныра», быстро приближался к поселку, оставляя за собой стену снега. Рядом с ним с высунутыми языками, гребя могучими лапами сугробы, бежали две лайки. Как только они увидели стоящих на вертолетной площадке девушек, их уши прижались, тело вытянулось, и они, как две стрелы, рванули к ним навстречу, ожидая ласк и угощений.

А сидя на крыше вездехода, придерживая рукой ушанку, которая так и норовила слететь, сидел Мишка.

Свободной рукой он махал всем, кого видел, и что-то кричал, но из-за шума мотора невозможно было разобрать ни единой фразы. Весь лагерь медленно потянулся навстречу приближающемуся вездеходу.

МТЛБ остановилась рядом с радиовагоном. Как только двигатель заглох, Мишка забрался на крышу вездехода и закричал:

– Товарищи! Друзья, скорее все сюда! У меня для вас самое настоящее новогоднее чудо!

Юноша был самым молодым из группы сейсмологов. Это была его первая командировка, и, честно сказать, Аркадий Степанович не хотел его брать.

«Уж больно рожей он вышел. Такой всю дисциплину подорвать может».

И бригадир был прав: Мишка был первый красавец на деревне. Большие карие глаза, густые черные волосы, тонкие, почти женские черты лица. Слишком уж сильно выделялся он на фоне остальных мужиков. Было в нем что-то магическое и притягательное.

«Ему бы не по тайге бегать, а по телевизору маячить».

Но Мишка все-таки попал в бригаду номер пять. Первое время он был слегка потерянный. Все пытался успеть везде и сразу: и технику подготовить, и гальванометр настроить, и девушкам в камералке помочь. Уж очень ему хотелось быть полезным. Разрывался и потому ничего не успевал.

Вот только первый же выезд показал, что не только за милое личико Мишку можно было уважать. Пусть он был меньше габаритами всех остальных мужчин, но в работе ничуть им не уступал. Просеки выпиливал наравне со всеми, шнеки таскал и не жаловался, с аммонитными шашками обращался бережно. И было у Миши что-то, отчего каждая бригада хотела его себе в команду. Сколько бы раз он ни ездил в тайгу, ни разу ничего плохого не случалось. Пока одни вытаскивали застрявший в болоте МТЛБ, а другие пытались починить гальванометр, бригада Миши спокойно выполняла объемы гектар за гектаром.

«Словно заговоренный!» – говорили о нем.

Но что больше всего радовало товарищей, так это то, что Мишка был весельчак. Что ни делал, все было с шутками да прибаутками. Как бы ни было тяжело, на лице у него всегда сияла улыбка, а в глазах – огонь.

А по вечерам только ради него весь лагерь собирался в столовой. Гитара в руках Мишки не смолкала до самой ночи. Казалось, что он знает все песни на свете и может петь их без остановки.

Все видели, как на него засматривались девушки. Да и он всегда был с ними мил и обходителен, но черту никогда не пересекал. А чем он окончательно завоевал расположение бригадира, так это тем, что любое свободное время проводил с Сашей и Катей. Что бы они ни придумали: прятки, салки, поход за грибами и ягодами, и в снежки играть, и строить ледяной форт, – во все детские забавы Мишка нырял с головой.

Вот именно поэтому весь лагерь с улыбками на лицах спешил на зов юноши. А он стоял на МТЛБ, словно Ленин на броневике. Шапка набекрень, черные волосы все в снегу, лицо перепачкано, но улыбка горит ярче, чем когда-либо.

– Что я вам сейчас расскажу, вы в жизни не поверите! Я знаю, что командировка у нас выдалась не из самых удачных. Сколько мы уже гектар просканировали, а ископаемых…

– С гулькин нос! – выкрикнул кто-то из толпы, вызвав так и назревавший смех.

На всеобщий шум вышел бригадир на крыльцо вагончика. Он видел, как Мишка, стоя на вездеходе, толкает речь и как остальные работники, ловя каждое его слово, радостно смеются. Но, глядя на все это, Аркадий Степанович не испытывал радости. Едкая боль щемила его больное сердце. Разум говорил ему, что сейчас, пока все в сборе, самое время все рассказать, но сердце, которое уже устало быть сильным, было против.

«Дай им последний раз посмеяться всласть. Дай им возможность разделить эту радость друг с другом. Потому что, когда ты им все расскажешь, так уже не будет никогда».

Вот уже и отогревшиеся Сашка и Катя прибежали из столовой. Протиснувшись в первый ряд, они еще не понимали, о чем говорит Мишка, но уже громко звенел их детский смех. И Жучка с Рексом виляли хвостами рядом со всеми в надежде, что кто-нибудь даст им лакомство.

А Мишка уже снова залез на самый верх вездехода:

– И правда! Правда! Результаты сейсморазведки были, мягко говоря, удручающие… Да, мы прочесали почти весь наш квадрат – и ничего. Кто-то скажет: не страшно, это тоже результат. Как говорит наш бригадир: лопата не каждый раз в клад попадает. Верно! Но вот хоть убей, что-то не давало мне покоя. Зудит и зудит где-то внутри, и все тут…

– Так это глисты! – снова выкрикнул кто-то из толпы, а Мишка только этого и ждал.

Сам он был настолько возбужден, что то взбирался на крышу вездехода, то, стоя на самом краю, низко наклонялся к толпе и говорил едва слышно. И все это сопровождалось размашистыми движениями рук и ног. Его шапка то взмывала вверх, то падала под ноги, а потом снова оказывалась на голове. Актер выступал перед зрителями.

– А может, и глисты! Не знаю! Называйте как хотите: хоть глистами, хоть «шестым чувством», хоть «чуйкой» – все одно. Но я решил пойти наперекор плану и запилился еще севернее. Да, я ослушался бригадира и прямо сейчас готов понести наказание… Но дайте показать результат! А потом хоть четвертуйте, хоть съешьте меня живьем…

– Да кто тебя, глистатого, есть-то будет!

И пока все снова смеялись, Мишка нырнул в люк и достал из него осциллографную бумагу. Сев на самый край вездехода, он свесил ноги и протянул результаты исследований ведущей камеральщице в бригаде. Развернув бумагу, она с трудом смогла отвести взгляд от горящих глаз юноши и посмотреть отчет.

– Ну, что скажет штаб? – подмигивая всем остальным, спросил Мишка.

А Ольга пробегала по данным все дальше, а глаза ее становились все шире и шире.

– Не верю… – тихо сказала она.

– Ольга! Дай нам-то взглянуть. – Девушки вырвали из ее рук бумагу, а Ольга так и осталась стоять с безумными глазами.

– Да это же… золотая жила!

– Что-что? Скажите-ка погромче, девушки!

– Есть! Есть ископаемые! Нашли! Нашли! – Ольга выхватила отчет и, подняв его над головой, стала им размахивать.

Троекратное «УРА!», восторженные крики, объятья. Как можно описать радость от того, что тратишь на что-то больше полугода своей жизни – и, когда уже кажется, что все напрасно, происходит настоящее чудо?

Только Аркадий Степанович пустыми глазами смотрел на всю эту картину. Во время общей эйфории никто и не заметил его, одиноко стоящего на крыльце вагончика. Никто, кроме Максима Викторовича.

Пока Мишка толкал речь, он потихоньку вытаскивал из вездехода всякое барахло. За время дороги обратно в лагерь он уже наслушался об удивительной находке. Весь график на осциллографной бумаге Мишка разжевал ему уже не один раз. Поэтому он не стал слушать его снова и решил просто заняться делом.

Максим Викторович Буденный был самым старым сейсмологом не только в бригаде, но и во всем институте. В молодости он был руководителем бригады, в которой учился Аркадий Степанович. Можно сказать, что это он его всему и научил. Но то было в молодости, а сейчас он был, как говорили у него за спиной, «обузой». Не было в Максиме Викторовиче уже столько строгости, чтобы руководить бригадой, и не было столько силы, чтобы постоянно работать в поле. Следовательно, кому-то приходилось выполнять часть работы за него. Все бригады, кроме пятой, отказывались от него.

То ли из-за того, что когда-то именно Максим Викторович его обучил, то ли из-за того, что на фоне этого седовласого старичка он еще смотрелся «ого-го», то ли из-за того, что опыта у него было хоть отбавляй, то ли просто из жалости, но Аркадий Степанович взял его к себе.

Выполнял Максим Викторович, или, как все его называли, просто «дед Максим», в основном работу по лагерю. Воды для столовой натаскать, дров для бани наколоть, генераторы заправить, с вездеходом повозиться. Но и бывало, как сегодня, что вдруг решит он молодость вспомнить, – и падает тогда на хвост какому-то вездеходу и едет в лес на работу.

И вот, пока вся бригада ликовала, Максим Викторович был единственный, кто заметил грустного человека на лестнице. Слегка прихрамывая, он подошел к нему и, как всегда учтиво, что считал важным для субординации в бригаде, обратился:

– Аркадий Степанович, батенька, да на тебе лица нет… Случилось чего?

Из-под морщинистых век безумные карие глаза посмотрели на старика. Взгляд был устремлен на него, но смотрел куда-то сквозь.

– Пойдем… – едва проронил бригадир, и они скрылись в радиовагончике, словно два старика, которым нет места на этом празднике жизни, и им остается лишь забиться куда-нибудь подальше и не мешать молодежи торжествовать.

И никто не заметил их отсутствия. Переведя дух, Мишка снова забрался на самую крышу вездехода и стал кричать:

– Товарищи! Товарищи! Я вам клянусь, что там, – его рука показала в сторону лесной просеки, в которой терялся след от МТЛБ, – огромные запасы нефти и газа. Я просто чувствую, как она бурлит где-то в недрах. Я чувствую, как она взывает к нам! Уже летом партия геологов пробурит первые скважины и докажет, что запасов тут на сотни, а то и тысячи лет вперед!

– Ну… это ты загнул!

– И тогда некуда деваться – только открывать месторождение! Там, где мы сейчас стоим, вагончики заменят на деревянные дома, в которых будут жить первые нефтяники. Год или два, а поселок уже разрастется. К нему потянутся сначала автомобильные дороги. Ниже по реке начнут намывать песок, чтобы отсыпать дороги и кустовые площадки. А поверх – бетонные плиты! Миллионы плит покроют всю тайгу!

– Во дает! Артист!

– Фантазер!

– И бесконечная вереница труб. Отсюда прямо до Сибири, на нефтеперерабатывающий завод. И вот уже на месте деревянных срубов – бетонные девятиэтажки! А рядом – школы, садики и больницы. И вот уже вчерашний поселок – город! Да, не сразу, может, лет через двадцать-тридцать! И аэропорт будет, а не эта старая вертолетная площадка! А в центре города, на главной площади – памятник! Большой монумент бригаде номер пять! Все так и будет! Бригадир не даст соврать! Правда же, Аркадий Степанович…

И только тут все стали вертеть головами в поисках бригадира, но никто не мог его найти.

– Эй вы! Митинг, что ли, устроили? А ну быстрее мойтесь – да за стол! Уже все готово! – стоя на крыльце столовой и вытирая руки о фартук, кричала Галина Алексеевна, мама Сашки и единственный повар в бригаде.

– Да и правда! Чего разгалделись! Мишку можно вечно слушать!

– Верно! Его вместо радио включать надо!

– Ладно вам! Уже и помечтать нельзя. – Мишка спрыгнул с вездехода и прямой походкой отправился в баню. – Мы с парнями мыться – и в столовую! Гульнем сегодня, как в последний раз! Петруха, не в службу, а в дружбу, поставь пока вездеход на место.

– Правильно! Петруха в этом деле спец! Глядишь, к утру и справится!

Глава 4

В открытое окно влетал снег. Небольшая куча уже скопилась на столе, прикрыв собой документы. Шторы медленно подергивались в такт дуновениям ветра. Аркадий Степанович сидел за столом напротив радиоприемника и трясущимися руками старался закурить сигарету.

Максим Викторович оглядел кучу мусора, что валялась на полу.

«Убрать сейчас? А, еще успею…»

Перешагнув преграду, он твердой рукой поднес зажженную спичку к сигарете бригадира, а затем и прикурил сам. За свободным стулом нужно было идти в соседнее отделение, поэтому пришлось присесть на кровать, что стояла рядом с окном. Пружины провалились под тяжестью тела, отчего пришлось курить чуть ли не лежа. Но для старика это было куда удобнее, чем сидеть на твердом деревянном стуле.

Из открытого окна продолжал доноситься смех.

– Завидую я молодым. У них столько сил. Возьми хоть Мишку. Весь день отпахал, а еще и народ веселит. А вечером еще и на гитаре до утра играть будет. А я вот только присел – и сразу в сон клонит. Эх, где мои семнадцать лет…

Бригадир никак не отозвался на слова деда Максима. Его взгляд был устремлен на радиопередатчик, что тихо покачивался под силой ветра.

– Ну, Аркадий Степанович, может, уже скажете – на сколько?

– Что на сколько? – бросил через плечо бригадир.

– На сколько вертолет отложили? Я же вижу, что комнату вы не от радости разгромили, значит, случилось чего. Ну вот и думаю, что наш вертолет отложили.

Бригадир все так же молчал.

– Помнится, лет так десять назад, тоже в зимнюю командировку, наш вертолет пять раз откладывали. Пришлось Новый год в тайге встречать. Не самый веселый праздник получился, но что поделать… Погоде же не прикажешь. Тогда, кажется, тоже снег валил, вот прям как сейчас. Ну ничего, в начале января все устаканилось, и нас забрали. Да, народ недоволен был, ну что поделать… Не все, как говорится, в наших руках. Ну так что база говорит? На сколько отложили?

– Вертолета не будет.

– В этом году?

– Совсем.

– Как это совсем? И в следующем не будет?

– Нет.

Максим Викторович постарался приподняться, чтобы лучше разобрать слова бригадира, но растянутые пружины снова втянули его обратно в кровать.

– Ничего не могу понять.

– Да что тут понимать! – Бригадир со злости ударил по рации, отчего она сделала полный оборот и снова заболталась на шнуре. – Никто нас не заберет!

И он все рассказал. И чем дольше он говорил, тем труднее ему было сдерживать ком, что стоял в горле. А из окна, словно назло, все раздавался смех. Не выдержав, бригадир с силой захлопнул окно и остался возле него стоять, чтобы скрыть катившиеся по щекам слезы.

– Я всех подвел, Максим…

– Ну, это ты врешь, конечно. Твоей вины-то тут нет…

– Я не знаю, как это ребятам рассказать. Как в глаза им смотреть.

– Ну да, ну да… Вопрос, конечно, непростой. – Мужчина с трудом поднялся с кровати и стал ходить по комнате взад-вперед. – Тут надо подумать, как такую весть сообщить.

Стук тяжелых сапог напоминал звук капель, что медленно подтекают из неисправного крана. В первое время это выводит из себя, но, как только кран починят, возникает ощущение, будто чего-то не хватает.

Максим Викторович предусмотрительно обходил кучу мусора, однако взгляд его каждый раз задерживался на ней. Какую реакцию ждешь от человека, узнавшего, что никто его не заберет обратно на землю? Что, может быть, он навсегда останется среди бесконечных лесов? Панику, крик, слезы? Однако Максима Викторовича больше всего беспокоили разбросанные вещи из ящиков. Он едва сдерживался, чтобы не начать складывать их обратно на свои места.

Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил закурить очередную сигарету. Заглянул в пачку и невольно ухмыльнулся.

– Знаешь, что смешно, Аркадий? – В сложившейся ситуации субординация утратила свою силу, поэтому Максим Викторович перешел на «ты». – Вот уже десять лет я мечтаю бросить курить. Не знаю почему. Проблема не в здоровье или деньгах… Просто дело принципа! Понимаешь?

Бригадир посмотрел на него недоумевающим взглядом, который просто кричал: «Бросить курить? Ты слышал вообще, что я тебе сейчас сказал?!»

– Я каждый раз брал с собой в командировку на пару пачек меньше, чем мне нужно было. – Дед Максим стойко выдержал взгляд бригадира, даже улыбка стала еще шире на его лице. – Как я думал, докурю последнюю – и все, баста! Магазинов тут нет, так что хочешь не хочешь, а бросишь… Но вот в чем штука: насколько бы меньше пачек я бы ни брал, все равно растягивал до конца. Вот и сейчас, гляди, – он показал полупустую пачку, – всего десять осталось. Похоже, мое желание все-таки исполнится… Брошу наконец-то!

И снова ухмылка появилась на его лице.

– Скоро все бросят курить… – тихо сказал бригадир и тоже закурил. – Скажи мне, что делать? Я просто в ступоре каком-то…

– А что тут сделаешь? Надо все рассказать…

– Сейчас они так счастливы, не хочу портить момент… Может, лучше подождать?

– Правильно. Лучше дождаться, пока они все сами не поймут. Так и вижу, как они стоят на вертолетной площадке с вещами и смотрят в небо. Тогда ты им расскажешь? Или когда…

– Хватит! – Тяжелый удар кулака по столу прервал речь Максима Викторовича.

За окном послышался шум вездехода.

«Ставят на консервацию… Может быть, навсегда». – Эта мысль пришла мужчинам одновременно.

– Да я это так, просто… Сам понимаешь. Не думал я, что так все обернется… А ведь это моя последняя командировка должна была быть.

– Как и моя. – Аркадий Степанович встал и твердым шагом направился к выходу. – Ты прав, нечего тянуть! Расскажу все! Прямо сейчас!

– Стой! Ну ты тоже не пори горячку. – Максим Викторович перегородил ему дорогу. – Ты, как и я, на нервах… Наговоришь сейчас им всякого. Так что и правда лучше подождать…

– Да как тебя понять?!

– Вечером все в столовой соберутся, вот там и сообщишь. И хорошенько обдумай, что ты скажешь. Не все смогут, как я, стойко это принять. У нас ведь молодежь сплошная, у них вся жизнь впереди… Их не успокоишь тем, что наконец-то избавятся от пагубной привычки. Это тяжело… я понимаю, но это должен сделать ты. Так что садись за стол. – Одной рукой Максим Викторович держал плечо бригадира, а другой отодвинул стул, чтобы тот присел. – Сейчас мы с тобой придумаем, как лучше подать эту новость. Вот и ручка с бумагой.

Бригадир уставился на пустой лист. Ручка в ладони слегка дрожала, а свободная рука потянулась в нагрудный карман, в котором лежал золотой крестик.

– Господи, дай мне сил…

Глава 5

К вечеру в столовой было не протолкнуться. Это был точно такой же вагончик, как и остальные, только без четырех спальных мест, умывальника и рабочего стола. Обычно все члены бригады номер пять питались в несколько смен, чтобы не мешать друг другу. Первыми завтракали мужчины, что уезжали работать в лес. Они сразу забирали с собой обед в небольших котелках и грузили в машину канистру с водой или чаем. После в столовую подтягивались те мужчины, что оставались работать в поселке. Порой они могли засиживаться чуть дольше, чем положено, в основном из-за баек, которые каждый раз травил дед Максим, обычно начинавшихся с фразы:

«А вот был у нас случай!»

Смешные были истории. Не всегда правдивые, но, как говорил сам рассказчик:

«Хотите верьте, хотите нет. Мое дело – рассказать, ваше – выслушать».

А слушали все с удовольствием. Обычно мужчин разгонял бригадир, что приходил чуть раньше девушек. Во-первых, чтобы дать последние наставления перед работой. Во-вторых, чтобы отгородить женщин от мужского внимания.

«Кто бы что ни говорил, а полгода без женщины – немалый срок».

Что верно, то верно. Как ни следи, да за всем не уследишь. Частенько бывало, что попадал молодой сорванец в бригаду с одной целью – подзаработать денег на машину, квартиру или еще что-нибудь. А на следующую командировку бригада недосчитается одной камеральщицы, и у парня появляется совсем другая мотивация: «семью кормить надо».

Не то чтобы бригадир был против брака, просто хотел, чтобы он образовывался за пределами полевого лагеря.

Ну и в-третьих, все без исключения знают, как женщины любят поболтать за чашкой горячего чая или кофе. Так что роль бригадира сводилась всего лишь к двум вещам: пресекать и направлять.

И так день за днем. Завтрак, обед и ужин, в выходные и праздничные дни, летом и зимой, в жару и в метель – пресекать и направлять.

Все, что хоть как-то могло освободить пространство, было складировано в другие вагончики. Остались только два стола, что стояли впритык друг к другу, и стулья. Конечно, сидячих мест не хватало, но никто не оставался в обиде. Люди просто сменялись. Мужчины то и дело выходили на улицу покурить. Под уже надоевшие за шесть месяцев пластинки тихо танцевали девушки.

Сашка и Катя хоть и были рады всеобщему веселью, но были немного грустные. Никто из них бы не признался, но им было больно от одной мысли, что им придется расстаться друг с другом.

Как обычно, в кухонном фартуке, что всегда выглядел как новый, стоя рядом с варочной плитой, молча наблюдала за праздником Галина Алексеевна Смирнова. При своем маленьком росте и худеньком телосложении ей удавалось одной справляться с кухней и каждый день кормить двадцать восемь человек и двух детей. Ее волосы были всегда накрыты платком, весь гардероб состоял из длинных закрытых платьев, пальцы рук были в мелких ожогах и порезах, отчего Галина Алексеевна постоянно их прятала, а в глазах было нечто такое, от чего всегда хотелось подойти и обнять ее. Ей было всего тридцать семь лет, но многие думали, что уже за пятьдесят.

Ее карие глаза неустанно следили за полнотой стола. Сегодня, как, впрочем, и на протяжении всей вахты, важно было лишь одно: чтобы никто не ушел голодный. Незаметно, словно призрак, Галина Алексеевна маневрировала между столами, обновляя салаты, закуски, горячее и пополняя графины компотом. Если кто-то встречался с ней взглядом, всегда одаривал улыбкой, на что она лишь кивала. Только бригадир избегал смотреть ей в глаза. Как бы он ни старался, в них он видел лишь упрек за смерть мужа.

В столовой или рядом с ней был весь лагерь, за исключением бригадира и Максима Викторовича. Эти двое исписали уже десять листов, но все никак не могли прийти к консенсусу.

– Знаешь, как ни крути, а лучшего варианта не придумать. – Бригадир измученно откинулся на спинку стула. Больше всего ему хотелось перемотать время назад и остаться с Катей дома.

Максим Викторович ходил по комнате и перечитывал последний вариант. Обернувшись, он кинул исписанные листы на стол.

– Я вдруг понял вот что… Как ни старайся, а мягко не получится… Если только в конце не добавить шутку!

– Шутку?!

– Прости… Так у меня работает защитный рефлекс.

– Ну, удружил! Сидим тут уже три часа, а все, выходит… напрасно.

– Ну почему сразу напрасно? Ты вот немного свыкся с тем, что произошло. Может, будешь поспокойнее. Ведь, согласись, с горячки…

– Соглашусь. – Бригадир встал и направился в сторону двери, на ходу накинув бушлат и шапку и проверив нагрудный карман: крестик был на месте.

Холодный воздух приятно обдувал лицо. Едва различимый след от вездехода тянулся вглубь поселка, прямо к столовой. На каждом из десяти вагонов покачивались лампы освещения. В совокупности они образовывали некий купол, который накрывал поселок. На границе света сталкивались цивилизованный мир и дикий. Практической защиты от фонарей не было, а вот психологически они очень спасали. Ночью, в полудреме, выглянуть в окно и увидеть, что под ним никого и ничего нет, кроме света от фонаря, – что может быть лучше? Ведь, как ни крути, темнота всегда играет злую шутку с воображением.

Но бригадир не любил фонари. Они закрывали свет от звезд. Да, в поселке было строгое правило: как стемнеет, передвигаться позволялось лишь в пределах освещенных зон. Однако разве у начальника не должно быть своих привилегий? Именно поэтому иногда, когда все уже спали, бригадир выходил за разрешенные границы лишь для того, чтобы полюбоваться звездами. А таких звезд, как эти, что спрятались среди заброшенных лесов, не было нигде. Ими он мог любоваться до зари и испытывал такую грусть, когда они исчезали, словно прощался с лучшим другом. Вот и сейчас, идя по мягкому снегу, Аркадий Степанович поднял голову к небу в надежде увидеть их. Ничего.

У столовой, стоя под фонарем, курили мужчины. Бушлаты были расстегнуты, а от тела шел пар. Они громко спорили, смеялись, делились планами по возвращении домой. Под лестницей, забившись в будку, лежали собаки. В любой другой день они сидели бы прямо напротив входа, встречая каждого выходящего вилянием хвоста и щенячьими глазами, ожидая, что кто-нибудь угостит их чем-нибудь вкусным. Но сегодня Галина Алексеевна наготовила много еды, а значит, собакам досталось много костей, которые они как раз интенсивно обгладывали.

Мужчины встретили бригадира и деда Максима крепкими рукопожатиями. У каждого из них руки были точно наждачная бумага, сухие и грубые, а это для Аркадия Степановича было гарантом качества. Кто-то предложил новоприбывшим сигарету.

«Знай, что их ждет, они бы так ими не разбрасывались».

Бригадир отказался и попросил всех зайти в столовую для объявления.

Как только Аркадий Степанович открыл дверь, его, словно в желе, поглотил спертый кисло-сладкий запах пота и жареной еды. Окна были распахнуты настежь, но это явно не помогало. Пришлось снять с себя всю верхнюю одежду, которой нашлось место лишь на полу рядом с входом, и остаться в одной тельняшке.

В центре стола в мокрой майке, с зачесанными назад влажными волосами, играя на гитаре, сидел Мишка.

– Качнется купол неба,

Большой и звездно-снежный.

Как здорово, что все мы здесь

Сегодня собрались.

Его голос смешивался с десятками других. Все девушки-камеральщицы сидели на одной стороне стола и, синхронно раскачиваясь то в одну, то в другую сторону, тоже подпевали гитаре. Рядом с Мишкой, расположившись на одном стуле сразу вдвоем, сидели Катя и Сашка. Они лишь качали в такт головами, а сами подпевать боялись. Все испытывали смешанное чувство радости и грусти. Радовались все скорому отъезду и окончанию командировки, а грустил каждый о своем.

Аркадий Степанович своим грузным богатырским телом стал протискиваться вперед, к центру комнаты. А за ним, как за ледоколом, плыл старый баркас Максим.

– А! Ну наконец-то! Вот и бригадир! Просим, просим! – Гитарист встал из-за стола и предложил свой стул начальнику, считая, что именно его стул был главенствующим среди всех. – Куда же вы пропали? Мы вас все уже давно заждались. Правду же говорю, а, девчонки?

– Верно говоришь! – Ольга Петровна вытерла капли пота со лба и томным голосом сказала: – Как говорила моя мама, хорошего человека и подождать не грех.

Уже который год ходили слухи, что Ольга Петровна и бригадир давно питают романтические чувства друг к другу. Да все как-то не ладилось. То бригадир не мог позволить себе отношения с молоденькой студенткой, то каждый из них находил себе «не тех», а когда уже все наконец пошло на лад, внучка Аркадия Степановича осталась сироткой. Их жизни были как железнодорожные рельсы: казалось, что всегда рядом и где-то вдалеке сойдутся в одну точку, но этого так и не произошло.

– Золотые слова, Ольга Петровна! Уверен, что ваша мама была прекраснейшим человеком, – сказал Мишка и послал ей воздушный поцелуй, от которого она, смеясь, отмахнулась, назвав парня «дураком».

– Ну, пора бригадиру подвести итоги нашей командировки! Как считаете, товарищи? Может, отметить самых отличившихся? – Мишка подмигнул всем сразу. – Ну что, братцы, речь? Речь!

– Речь! Речь! Речь! – послышались крики со всех сторон.

Толпа мужчин ввалилась в помещение, отчего всем пришлось теснее прижаться друг к другу мокрыми телами. Аркадий Степанович смерил тревожным взглядом все смотрящие на него лица, и его прошиб озноб. Он посмотрел на Максима Викторовича, что стоял около окна и обливался потом, потому что решил не снимать тулуп. На взгляд бригадира он ответил кивком и поднял сжатый кулак.

– Товарищи! Я должен вам кое о чем рассказать… – Пересохший рот отказывался произносить слова. Огромные широкие плечи осунулись, тяжелые мускулистые руки беспомощно повисли вдоль тела. Весь он будто стал выглядеть гораздо меньше, чем был на самом деле. – Сегодня я связывался со штабом…

– Класс! Рассказали им уже о моем… то есть нашем открытии? Они, небось, там до потолка подпрыгивали! – Мишка стоял, облокотившись о стену, а в зубах держал спичку.

Бригадир подумал, что именно такой человек, как Мишка, даже в катастрофической ситуации вроде этой смог бы подобрать нужные слова.

«Может быть, после его слов кто-то бы даже обрадовался. А я вот слишком стар для всего этого…»

– Нет, я не рассказал. Дело в другом… Я расскажу вам все как есть. Так, как мне сегодня обо всем рассказал Федор Вячеславович. – Глубокий вдох наполнил воздухом легкие. В голове у Аркадия Степановича прочертилась линия, что поделит жизнь его бригады на «до» и «после». – СССР распался. Это правда. Что сейчас происходит в нашей стране, я не знаю. Но это факт.

Наступила такая гробовая тишина, что было слышно, как собаки за окном хрустят костями.

– Но это еще не главное. Вернее, не самое плохое… Вертолет не прилетит.

– Что?! Как?!

– Да это шутка! Бригадир, ну хорош!

– Да быть того не может!

Поднялся всеобщий гул. Все старались перекричать друг друга.

– Тихо! Тихо, товарищи! – прогремел Максим Викторович своим мощным басом. – Дайте бригадиру закончить!

Снова воцарилась тишина.

– Спасибо. – Дрожащей рукой бригадир достал из кармана крестик и крепко зажал его в руке. Сердце стучало как мотор. В голове мелькнула мысль, что надо было взять с собой таблетку корвалола. – Я говорю правду, товарищи! Завтра здание нашего института выставят на торги. На этом конец. Больше у нас нет ни страны, ни нашего института… Брошены мы! Вот и все!

Мужчины приняли новость с должной стойкостью, лишь опустив глаза и пряча их друг от друга. Девчонки же завыли так, как умеют только они, – громко, неистово, с надрывом, закрывая глаза и бормоча вечные вопросы, которые задавали в пустоту:

«Как же так?! За что все это?! Почему это случилось с нами?!»

Лишь одна Ольга Петровна подперла голову кулаком и, закрыв глаза, едва слышно плакала. Эти крупные женские слезы катились одна за одной, унося с собой куда больше горя, чем все девичьи всхлипы. Наверное, девушки и сами это поняли и поэтому повисли на руках у Ольги Петровны, словно утята, пытаясь найти защиту у мамы-утки. А крупные женские слезы все текли и текли.

И никто не знал, что сказать. Каждый в эту минуту думал лишь о тех, кто ждет его дома. О мужьях и женах, о родителях и детях, о тех, кто считает дни до их приезда, вычеркивая числа в календаре одно за другим. Где-то в пыльном шкафу, припрятанный, их ждет подарок. Чей-то ребенок в этот самый момент рисует открытку, где на обороте напишет детским кривым почерком заветные слова: «для мамы» и «для папы». Чья-то девушка отказала всем своим друзьям и сказала, что будет встречать Новый год с любимым, который скоро вернется из командировки. Чьи-то родители листают книгу с рецептами, придумывая, чем бы таким удивить сына или дочь.

Все эти картинки вспыхивали в головах, как фейерверки. Никто даже не думал о себе в тот момент.

Катя с Сашей стояли рядом и удивленно крутили головами. Никто из них до конца не мог понять, что же случилось, куда же пропало счастье и веселье, что было тут всего пару минут назад.

Катя мало что осознала, но в голове застряло одно слово, что она точно запомнила, – «распался».

«Вот ведь какая глупость, – думала она, смотря на деда, который старательно избегал любых взглядов. – Весной я зацепилась браслетом за ручку двери, и он распался на сотню бусинок. А Галина Алексеевна сказала мне, что не надо расстраиваться, надо лишь взять новую веревку и собрать их обратно. Мы так и сделали. И браслет как новый. И что же, в стране полно умных людей и веревок, они точно все исправят. Вот ведь нашли из-за чего переживать».

Она даже хотела высказать свою мысль во всеуслышание, чтобы наконец-то все перестали волноваться, но не успела.

Мишка, которого никто и никогда не видел без улыбки, сейчас шел прямо на бригадира и был мрачнее тучи.

«Убьет!» – мелькнула мысль в голове у деда Максима, и он даже постарался протолкнуться, чтобы закрыть собой бригадира, но было слишком тесно.

А Мишка уже подошел к Аркадию Степановичу и прихватил его за грудь, да с такой силой, какой от него никто не мог ожидать.

– И давно ты знаешь, бригадир?! – На его крик повернулись все. – Как давно ты знаешь?!

– В четыре часа я выходил на связь последний раз. – Сейчас начальник выглядел как мальчишка, что стоит перед всем классом, а учительница его отчитывает.

– В четыре! И ты все это время молчал! – Черные глаза горели огнем, как у загнанной лошади. – И ты молчал!

У Кати текли слезы.

«Да что же они все, с ума, что ль, посходили? Конечно, вертолет прилетит! Дед просто не так все понял! Вертолет обязательно прилетит и сядет прямо на… Вот ведь дураки какие!»

– А ну за мной! – Она потянула растерянного Сашку за собой к выходу.

– Посмотри на этот стол, бригадир! Да тут еды на целый месяц! Мы тут пируем, а нам завтра жрать будет нечего! А ты знаешь, что нас ждет, и молчишь! Жалкий трус! Вот ты кто!

И можно было сказать, что еда уже была готова к обеду. И что сейчас это не самое главное. Сейчас надо всем вместе все обдумать и решить, как быть. Аркадий Степанович даже собирался сказать, что с Божьей помощью они найдут выход. Если их бросила страна, то Господь всегда с ними. Но чувствовал, что заслуживает наказание. Так что он был даже благодарен Мишке за эти слова. Об этом он собирался сказать, но раздался детский крик.

– Катя сбежала в лес! Она вышла за границу! – Сашкин крик доносился откуда-то из открытой двери. – Помогите! Пожалуйста! А то ее заберет Баба-яга!

Аркадий Степанович разом выпрямился во весь свой двухметровый рост. Руки Мишки повисли, а взгляд стал сосредоточен. В углу рта даже показалась легкая ухмылка.

– В какую сторону она побежала?! – взревел бригадир. Он шел прямо к выходу, и все расходились перед ним.

– Туда! Она побежала туда! – Сашка, чуть не плача, тыкал рукой в сторону леса.

– Петруха, быстро заводи вездеход! Включай прожектора и направь их в сторону леса! – Мишка успел накинуть на себя бушлат, в отличие от бригадира, который бежал в сторону леса в одной тельняшке. – Все остальные, берем фонари – и за бригадиром!

Аркадий Степанович видел, как за его спиной мерцают фонари, слышал, как завелся вездеход и как прожектора осветили всю дорогу до самого леса. Но на ней не было никого. Бригадир остановился и посмотрел себе под ноги. Прямо перед ним лежал след от детских ножек, но он не тянулся к лесу, а сворачивал в сторону.

Через мгновение рядом с ним переводил дыхание Мишка.

– Ну что, где она? Неужто уже в лесу?

Бригадир вырвал из его рук фонарь и побежал по следам. Уже через сто метров он нашел ее. Катя стояла среди заснеженной вертолетной площадки и пыталась толкать набитую снегом лопату.

«Господи, она с ума сошла».

– Катенька, внученька, что ты делаешь? – тихо спросил бригадир.

– Вас спасаю, дурачье! – Ее широкая улыбка горела ярче фонаря, что был в руках у деда. – Конечно, как вертолет прилетит, если у нас площадка вся в снегу! Куда он сядет-то?! А?!

Глава 6

После празднования «Дня отъезда» бригадир слег с горячкой.

– Надо было ему тогда курточку-то накинуть, – говорил дед Максим. – Когда внучку побежал искать.

После всего случившегося все потихоньку пришли, если можно так сказать, в норму. Тяжело, но все же пришлось свыкнуться с суровой действительностью, о которой рассказал бригадир. Мысли о доме и родных отошли на второй план. Сейчас надо было заботиться о себе.

Уже на следующий день Галина Алексеевна представила полный список продуктов и приблизительный расчет того, когда они закончатся.

– Если мы перейдем на минимальный набор, необходимый для человека, то продуктов хватит приблизительно на тридцать дней. Плюс-минус.

Сергей Владимирович Шишкин, считавшийся негласным начальником склада ГСМ, мужчина средних лет с густой черной бородой, использовавший вместо точек в предложениях слово «мля», тоже предоставил свой расчет:

– Короче, мля. Не буду тянуть кота за сами знаете что, мля. Топлива для генераторов осталось где-то на месяц, мля.

Прогнозы были неутешительные. Поразмыслив, члены бригады разделилась на два лагеря: «оптимисты» и «реалисты».

Первые решили, что как только их родные узнают о случившемся, то поставят всех на уши, но обязательно вытащат их из этой ловушки.

– Вот увидите, не пройдет и пары недель, как моя благоверная приземлится на вертолетной площадке, еще и за штурвалом сидеть будет.

Жаль, что никто из них не знал, что в тот момент творится в стране. Пусть их близкие и остались, как они считали, в цивилизации, в окружении неограниченного электричества и продуктовых магазинов, но положение их было ничем не лучше, чем у бригады номер пять. Работы не было. Те, кто все же сумел сохранить свое место, вместо зарплаты получали талоны на еду. При этом продуктовые полки в магазинах пустовали. Толпы скитались по улицам в поисках работы и пропитания. А по телевизору без конца крутили «Щелкунчика».

Вторая группа понимала, что рано или поздно придется выживать. Уже на третьи сутки Кирилл и Влад вооружились ружьями и, взяв с собой собак, отправились искать удачу в лес. Каждый прекрасно понимал, что полгода подземных взрывов уже давно отпугнули любую дичь. Так что на многие десятки километров едва ли можно было найти кого-то крупнее, чем заплутавшая белка.

Другая партия мужчин взялась за топоры. Когда закончится топливо в генераторах, отапливать вагончики придется с помощью буржуек, которые носили больше декоративный характер и предназначались для чрезвычайных ситуаций. А как они себя покажут, когда придется изо дня в день поддерживать нужную температуру, никто не знал. Тяжелое это дело – рубить замерзшие деревья, но выбирать не приходилось. С самого утра до наступления сумерек из леса доносился стук топоров.

Теперь, после захода солнца, поселок погружался во тьму. Фонари отключили для экономии. Больше не было веселых разговоров под фонарем у столовой с сигареткой во рту. Папиросы кончились у всех разом. Никому и в голову не пришло отложить пару пачек на черный день. Поэтому многие ходили не только подавленные, но и злые. Каждый день мужики срывались друг на друга, как собаки, благо быстро остывали, понимая, в чем настоящая причина их агрессии.

Петруха сделал то, что любил и умел лучше всех остальных. Он взял бур, удочку и отправился на рыбалку. И это дало свои плоды. Первую неделю он регулярно приносил пару толстых щук, из которых выходила наваристая уха. Это помогло отсрочить день голодной смерти еще на неделю. А потом как отрезало. Лунки множились и множились, уходя все ниже и ниже по реке, а рыбы не было, хоть убей.

Даже девушки-камеральшицы не остались без работы. На второй день Ольга Петровна собрала все грязные вещи и принесла их в рабочий вагон.

– А ну хорош зря сопли пускать! Впутались вместе – вместе выпутаемся. За работу!

Стирать и штопать – это все, чем они могли сейчас помочь. Там, где раньше лежали документы, отчеты и осциллографная бумага, теперь стояли тазы с грязным бельем. Тут и дед Максим нашел свое пристанище. Он то и дело бегал с двумя ведрами к проруби и обратно.

Никто сначала не обратил внимания, что Мишка исчез. Не было его ни на охоте, ни на рыбалке, ни на заготовке дров. Днями и ночами он сидел в радиорубке, менял частоту и все повторял одну и ту же фразу:

– Прием! Прием! Меня кто-нибудь слышит? Прием!

Как никто другой, он знал, что ретранслятор был настроен лишь на одну частоту – их института. И как ни меняй ее, дальше двухсот километров она не пробьет. А вокруг не было никого на несколько тысяч. Но больше ничего Мишка не мог сейчас делать. После того, что он наговорил бригадиру, ему было стыдно показываться кому-то на глаза. Даже в столовую он не ходил, и Галине Алексеевне приходилось приносить ему еду в вагон, иначе он бы точно уморил себя голодом. Радиовагон потреблял энергии будь здоров, но никто не решился сказать об этом Мише. То ли все его специально избегали, считая виноватым в болезни бригадира, то ли всех просто отпугивал его дикий взгляд.

– Того и гляди, либо убьет кого-нибудь, либо сам удавится.

Вот в такой новой реальности прошла первая неделя жизни бригады после шокирующих вестей. Никто даже не заметил, как наступил Новый год. А бригадир все это время лежал в беспамятстве у себя в вагончике. От него ни на шаг не отходила Катя. Сидела рядом с его кроватью на стуле и на нем же спала. Что удивительно, даже не плакала. Она была абсолютно уверена, что дед обязательно выздоровеет, нужно только время.

Вот только Галина Алексеевна хоть и не говорила этого вслух, но в голове уже прокручивала варианты, где и как будут хоронить тело бригадира. Как только у нее выдавалась свободная минута, она шла в вагончик к Аркадию Степановичу. Она кормила Катю, застилала новое белье, омывала тело больного и приносила настойки на травах. Откуда они у Галины Алексеевны, никто не знал, а на расспросы она лишь улыбалась и говорила:

– Да все же, что человеку нужно, у него под ногами растет. Главное – знать, что и для чего.

И бригадир был не единственным, кому она помогала. Так, у одного дровосека соскочил топор и задел ногу, оставив хоть и большой, но неглубокий порез. Галина Алексеевна сразу нанесла на рану смесь из распаренных в кипятке трав. Спустя двое суток топор снова был в руках дровосека.

И это был не единичный случай. Кто бы к ней ни пришел с хворью, с расшатанными нервами или просто поговорить, каждый получал то, за чем пришел. Кто-то стал называть ее «знахарка», кто-то – «колдунья». Кто-то восхищался ее целительной силой, кто-то боялся. Но весь лагерь так или иначе сошелся в единой мысли: в отсутствие бригадира Галина Алексеевна стала главным человеком в поселке.

Бригадир пил настой из трав, который Катя называла «лесным». Пахло иван-чаем, ромашкой и багульником, а в горле после него оставалось приятное жжение. В грудь бригадира Галина Алексеевна каждый день втирала мазь, от которой весь вагончик пропах хвоей. Но как бы она ни старалась, Аркадий Степанович таял на глазах.

Он был постоянно в бреду и тихо нашептывал что-то нечленораздельное. Когда же наконец засыпал, то его лицо было настолько несчастным, что порой казалось: лучше его убить, лишь бы так не мучился.

А снилось Аркадию Степановичу разное и всегда страшное. То он никак не может выйти из леса, то пытается отыскать хоть кого-то в пустом лагере, то вертолет заходит на посадку, но в последний момент теряет управление и разбивается у леса. Но был сон, что повторялся чаще остальных.

Снилось, будто наступило лето. Аркадий Степанович выходит из радиорубки и видит, как вся бригада стоит вокруг вертолетной площадки и смотрит куда-то вверх. Когда он подходит к ним, то слышит легкое мычание, напоминающее ему колыбельную из детства. Поднимая голову, он смотрит туда же, куда и все, и видит лишь синее небо. Он спрашивает каждого:

– Вася, что там? Куда ты смотришь?

– Кирилл, да там же просто небо!

– Да вы что, с ума, что ли, посходили?

В кругу и Катя с Сашкой стоят. За руки держатся и тоже вверх смотрят. А на внучке еще платье такое красивое, голубое с белыми птичками.

– Катя, внучка, куда ты смотришь? – Бригадир берет голову внучки и старается наклонить, чтобы взглянуть в ее глаза, но все никак не выходит. Голова словно одеревенела.

Неожиданно все поднимают свою правую руку и устремляют вверх указательный палец, а затем медленно опускают его в центр площадки. Бригадир поворачивает голову и видит, что вместо вертолетной площадки – ржаное поле. Высокие желтые колосья слегка качаются на ветру, и кажется, что от них идет жар. И прямо из-за колосьев доносится детский плач. Бригадир смотрит по сторонам, но никто не реагирует. Тогда он сам начинает продираться сквозь густую рожь. И в самом центре на земле лежит младенец. Непонятно откуда, но бригадир знает, что это мальчик. И, что совсем удивительно, даже знает, что зовут его Сережа. Он наклоняется и пытается поднять младенца, но его руки словно проходят сквозь него. Вдруг он чувствует чью-то руку на плече. Рядом стоят Катя и Саша, все так же держась за руки.

– Ну ты чего, деда! Он не твой. Он тебе не принадлежит, – говорит ему внучка. А Саша при этом берет младенца на руки, и тот сразу перестает плакать.

– А чей же он, Катенька?

– Наш! Это наш с Сашкой сын. Но нам он тоже не принадлежит.

– Как так? А чей он тогда?

А Катя лишь улыбается. Сашка прижимает младенца к себе и, взяв Катю за руку, скрывается с ней во ржи. Бригадир бежит за ними, но все никак не может догнать. А когда выбегает из поля, то оказывается, что уже никого нет. Он поднимает голову и видит, как вертолет медленно взлетает. А потом сон обрывается.

Глава 7

По утрам, открывая глаза, каждый человек в бригаде гадал, какая беда настанет первая из трех. Либо топливо в генераторе закончится, либо запасы еды иссякнут, либо умрет бригадир. Но, как это бывает всегда, беда пришла откуда не ждали.

Веки с трудом разлепились. Солнечный свет был подобен лезвию ножа, что медленно разрезал роговицу. Бригадир попробовал приподняться, но головокружение оказалось слишком сильным. Все, что ему удалось, – повернуться на бок и слегка приоткрыть глаза, чтобы хотя бы понять, где он находится. Последнее, что Аркадий Степанович помнил, – как ведет Катю в их вагончик. Кто-то подбежал к ним и накинул ему на плечи бушлат. Потом он долго уговаривал Катю лечь спать, а она все просила его еще раз рассказать, что передали по радио. Но после всего случившегося в голове был такой сумбур, что он дал клятву, что расскажет все утром. На том и порешили.

А сейчас бригадир не понимал, утро за окном или вечер. В горле до боли пересохло, даже дышать было больно. Тело казалось чужим, словно к его голове приделали чье-то туловище. Причем очень худое и немощное.

Через неимоверную боль глаза все же открылись. И тогда Аркадий Степанович увидел, что напротив него, лежа на кровати, спит Катя. Ее кудрявые волосы закрывали лицо, лишь крохотный нос медленно раздувался во сне.

«Надеюсь, ей снится что-то хорошее».

Ему безумно хотелось разбудить внучку, но он не стал. Тело тихо сползло с кровати на пол. В мышцах была такая слабость, будто ими никогда не пользовались.

«Ничего… Ничего… Москва тоже не сразу строилась».

Это было тяжело, но все же он смог добраться до воды. Лишь третий стакан смог смягчить сухость в горле. Стоя напротив умывальника, бригадир с интересом изучал человека, что смотрел на него из зеркала.

У него была длинная седая борода. Сальные, растрепанные волосы свисали с головы, а тонкие губы были в кровавых трещинах. Было трудно сдержать отвращение, глядя на тощее тело, жалкость которого подчеркивала широкая кофта, что была когда-то впору. Единственное, что говорило о том, что перед ним не мертвец, – безумные зеленые глаза.

«Господи, я как будто умер… Сколько же я провалялся в кровати?»

Возникло странное ощущение. Аркадий Степанович хоть и сильно изменился внешне, но все же осознавал, что человек в отражении – это новый он. А вот глаза его ничуть не изменились, но были при этом совершенно ему незнакомы. Было в них что-то такое, что бригадир и сам не мог себе объяснить.

Пальцы нащупали что-то металлическое на груди. Он потянул это на себя и понял, что это крестик его матери, который кто-то повесил ему на шею.

«Ничего не помню…»

Тишину комнаты нарушил отчаянный крик, доносившийся с улицы.

– Деда?! – Катя подскочила на кровати и испуганными глазами впилась в Аркадия Степановича.

Он прижал к губам указательный палец и, взяв свой бушлат, скрылся за дверью.

Ледяной порыв воздуха пробежал по телу. Малиновое солнце клонилось к закату. Из леса к поселку бежал мужчина и громко кричал:

– Ребята! Скорее! Помогите!

Навстречу мужчине потянулся весь лагерь, настолько пугающими были его возгласы. Одеваясь на ходу, мужчины и женщины побросали все свои дела и побежали на первый же крик о помощи.

Бригадир наконец узнал кричащего. Это был Влад «Косач», прозвище свое получивший за то, что любую птицу всегда называл косачом. У бежавшего за спиной висело ружье, а в руках была пара лыж. Как только Влад домчался до ближайшего вагончика, он рухнул на спину и стал выкашливать мокроту. Через минуту весь лагерь стоял вокруг него. Несколько человек попытались его поднять, но он отказался и продолжал лежать на снегу.

– Ну? Ты хоть ответь, что стряслось-то?

– К-к-к-кирилл…

– Что Кирилл? С ним что-то случилось?

Никто даже не заметил, как бригадир тихо подошел и встал у всех за спиной. Нащупав в кармане сигареты, он достал одну и зажал ее в зубах, продолжая наблюдать за развитием событий.

– Лес! Он там! В лесу!

У Мишки наконец сдали нервы. Он протолкнулся через круг и, подняв охотника за грудки, стал трясти его.

– А ну говори, что случилось! Пока я из тебя всю душу не вытряс!

А там и трясти-то было нечего, настолько испуганным и беспомощным был Влад. Но все же он собрал последние силы и быстро, будто скороговоркой, пролепетал:

– Мы с Кириллом пошли на охоту! Решили разделиться и пойти в разные стороны, чтобы шансы увеличить! Вечером должны были встретиться. А он не явился. Ждали-ждали мы с Рексом и решили по его следам пойти. А потом слышу…

Нижняя губа Влада задрожала.

– Ну? Что ты услышал, окаянный?

– Крик! Он кричал! Я сразу как побегу, а мне навстречу Жучка… Скулит так жалобно – и мимо меня, не знаю, куда она делась. Рекс за ней рвануть хотел, благо я его на поводке держал. И мы с ним все ближе на голос… Казалось, что вот-вот увидим Кирилла. А потом раз – и тишина…

– Ну а потом?!

Тут голос рассказчика стал тихий. Он даже огляделся, то ли проверяя, верят ему или нет, то ли ища кого-то или что-то.

– А потом я услышал смех…

– Чей? Кирилла?

– Нет! То был женский смех! У меня от него… кровь в жилах застыла.

– Что ты брешешь! Откуда в лесу женскому смеху взяться?

– А ты вот иди и посмотри! Откуда он взялся! – Влад даже с досады ружье под ноги бросил. – Иди и смотри! А я больше в лес ни ногой!

Все переглядывались между собой. Кто чесал затылок, кто плечами пожимал. Каждый старался понять, стоит верить в историю или нет.

Пока все размышляли, Мишка поднял ружье и громко заявил:

– Так! Слушай меня! Берем фонари и идем в лес на поиски! Мы своих не бросаем!

– Нет.

Все обернулись на голос. Аркадий Степанович чиркнул спичкой и зажег сигарету. Непонятно, что больше всего впечатлило присутствующих: то, что бригадир стоял перед ними живой, то, что он был похож на ходячий труп, или то, что он курил сигарету, которую уже никто и никогда не надеялся увидеть. Может быть, роль сыграло все вместе, но наступила тишина.

Первым пришел в себя Мишка.

– То есть как нет? Мы что, его там бросим?

– Нет. Не бросим. Но сейчас в лес никто не пойдет.

– Так он же погибнет там один!

– В лес никто не пойдет. Солнце почти уже село…

– Возьмем фонари!

– Лыж у нас немного…

– Возьмем сколько есть!

– Ружье всего одно. Если мы и его потеряем, то что тогда?

– Я за него ручаюсь!

Мишка уже пылал от злости, а вот бригадир был на удивление спокоен.

– Возьмешь единственное оружие, что у нас осталось. Фонари, которых неизвестно на сколько хватит. И пойдешь куда? Куда идти-то, знаешь?

– Влад покажет!

– Я в лес не вернусь! – яростно закричал охотник. – Даже не надейся!

– Ты обрекаешь Кирилла на смерть! – Мишка будто и не слышал, что сказал Влад. Его взгляд был сосредоточен на бригадире.

– Он, может, уже мертв…

– Ты этого не знаешь!

– Верно. Но я знаю, что идти в лес сейчас – значит подвергнуть опасности еще большее количество людей.

– И что ты предлагаешь?

– Пойдем завтра утром. Ты, я и Влад.

Охотник жалобно заскулил, как собака, но возразить бригадиру не посмел.

Мишка с досады бросил ружье и молча зашагал в сторону лагеря. Те, кто в споре был на стороне Мишки, пошли за ним. Пока что их было меньшинство. Остальные согласились с бригадиром и наконец смогли обнять его и поздравить с выздоровлением. Он отвечал усталым голосом, что все хорошо и он почти здоров.

Как только все наконец успокоились и отправились в лагерь, у своего вагончика бригадир встретил Галину Алексеевну.

Он медленно подошел к ней, все еще стараясь привыкнуть к габаритам своего тела.

– Исхудал я, – улыбаясь, сказал он.

– Честно скажу, я думала, что ты не выкарабкаешься.

– А я и думать не мог. Долго я?..

– Почти шесть недель.

Бригадир покачал головой.

– Вот так отпуск устроил. Ну как все? В целом?

– Приспосабливаются. Готовятся к худшему. Стараются не унывать. То, что ты выздоровел, это замечательно. Этого сейчас не хватает.

– Чего не хватает?

– Надежды.

Галина Алексеевна взглянула на блестящий крестик, который показался из-за бушлата.

– Это мамин… Я его так, просто…

– Ты его все в руке зажимал, когда болел. Я боялась, что либо сломаешь, либо сам поранишься. Вот и повесила его на шею.

– Спасибо. Может, нам и этого не хватает?

– Чего?

– Веры.

Женщина устало улыбнулась.

– Еды нам не хватает, вот это точно. Ты правда отправишься завтра на поиски?

– Правда. Боишься, что не найдем его?

– Нет. Как раз таки боюсь, что найдете. Зайди завтра с утра, выкрою вам что-нибудь с собой в дорогу.

– Хорошо.

Дверь вагончика скрипнула, и в ней показалась кудрявая голова.

– Деда? Ну что там случилось?

– Не морозь вагон! Я сейчас уже зайду!

Глава 8

Едва первые лучи солнца показались из-за горизонта, трое мужчин уже стояли на лыжах. Их взгляды были устремлены в сторону просеки, что терялась где-то в лесу. И у каждого тот взгляд был разный.

У Аркадия Степановича он был предельно спокоен. Незаметно проверив крестик на груди, он мысленно проговорил:

«Господь убережет нас. Господь направит нас. Все в его руках».

Мишка смотрел решительно. Под его глазами были большие круги, следы бессонной ночи, которую он провел в раздумьях.

«Эх, не успеем мы! Надо было раньше…»

У третьего был самый тревожный взгляд. В широко открытых глазах виднелся испуг. Лишь боязнь прослыть среди товарищей трусом давала Владу силы стоять сейчас на лыжах. Всю ночь он просыпался от ужасающего смеха, что он услышал вчера и что являлся ему в снах уже сегодня.

За спинами поисковой бригады собрался весь лагерь. Никто не пошел с утра на работу. Все решили проводить мужчин. Девушки, как всегда, мялись в сторонке, прячась за спиной деда Максима, который уподобился петуху, защищающему своих наседок.

Чуть поодаль перешептывались мужчины:

– А я тебе говорю, мертв он уже! Зимой ночью в лесу никто не выживет!

– Верно! Вечером надо было идти! Тогда хоть шанс был, а сейчас… Эх!

– Типун вам на язык! Кто знает, что там произошло? Ночью бы пошли, пол-лагеря могло в лесу остаться.

Галина Алексеевна оставила Катю и Сашку в столовой, как она сказала, «на хозяйстве». Дети понимали, что она просто не хотела, чтобы они маячили перед глазами и собирали сплетни почем зря. Но как только она скрылась за дверью, дети сразу прильнули к окошку и сквозь узорчатый иней старались разглядеть, что творится на улице.

– Дед сказал, что его зверь задрал. Но я в это не верю.

– А что тогда?

– Баба-яга его убила! Всю силу из него выпила, чтобы молодость сохранить. Слышал же, что Вадим сказал: смех-то женский был.

– Мама говорит, что смех мог от страха послышаться… – неуверенно промямлил Сашка.

– Это она тебя просто успокаивает! Чтобы ты потом в кровать не писался. А ты меня слушай. Я точно знаю.

– Вечно ты все знаешь…

Пока дети спорили, Галина Алексеевна уже подошла к поисковой группе и протянула бригадиру рюкзак.

– Тут немного еды. Вам, конечно, не хватит, но хоть что-то. В термосе горячий чай. Правда, без сахара. На той неделе как закончился.

– Спасибо и за это. – Бригадир потянул рюкзак за лямку, но женщина свою не отпустила.

– Я в рюкзак еще кое-что положила.

– Что же?

– Простыню. Если что, тело в нее заверните.

Мишка хмыкнул и отвернулся. Владу пришлось приложить немало усилий, чтобы совладать с дрожью в руках. А вот бригадир даже слегка улыбнулся. Но не оттого, что они могут найти своего товарища мертвым, а оттого, что все держат подобный исход в голове, но лишь Галина Алексеевна действительно готовится к нему.

– А я вот даже не подумал. Спасибо. – Он закинул рюкзак на спину и подтянул лямки. – Будем надеяться, она нам не понадобится.

– Удачи. – Женщина отошла с дороги и встала рядом с остальными товарищами.

Первым скользил Мишка с Рексом, за ним Влад, а замыкал шествие бригадир.

Сложно было поспевать за ведущим юношей, но Аркадий Степанович с удивлением обнаружил, что тощим телом легче управлять. Да и как-то сам он шустрее стал.

За спинами осталась первая пара километров.

– Стой! – крикнул бригадир.

– Ну что еще? – даже не оглянувшись, бросил Мишка, все продолжая вглядываться во вчерашние следы, что едва припорошило снегом.

– Надо меняться. Ты уже запыхался.

– Нормально.

– Это сейчас нормально. Нас еще не один километр впереди ждет. Кто знает, какой будет обратная дорога. Если ты сейчас растратишь все силы, нам тоже непросто придется.

Мишка хотел запротестовать просто ради принципа. Сказать, что он моложе их двоих и силы у него на пятерых хватит, но не стал.

– Тогда я в конец.

Теперь ведущим стал Вадим. Шел он куда медленнее. Даже Рексу приходилось порой останавливаться и ждать, когда поводок снова ослабнет. Кроме того, Влад вздрагивал от каждого шороха, что доносился из леса, будь то хруст веток или шум от упавшего с дерева снега.

Так они и менялись каждые несколько километров, все глубже и глубже погружаясь в тайгу. Деревьям не было ни конца ни края. Мужчины шли прямо по просекам, что сами же и прорубили всего несколько месяцев назад, хотя чувство было такое, будто это произошло в другой жизни. То, что еще недавно казалось таким важным: сейсмология, просеки, заряды, осциллограф, отчеты о залегании природных ископаемых, – все это исчезло в один миг. Лес остался прежним, а вот люди шли по нему уже совсем другие.

В очередной раз, когда ведущим снова стал Влад и темп немного замедлился, бригадир решил поговорить с Мишкой.

– Я знаю, что ты злишься на меня.

– А что, это так заметно?

– Ты вправе это делать. В какой-то мере я даже этого заслуживаю.

В этот раз юноша промолчал.

– Я знаю, что поступил как трус в тот день, когда узнал, что вертолета не будет. Надо было мне сразу все рассказать, как только узнал. А я…

– Ты не должен мне ничего объяснять.

– Нет, Миша. Должен. А знаешь почему? Чтобы ты понял, что та моя ошибка… моя трусость стоила немалых потерь. И такого я больше не допущу. Понимаю, что ты вчера хотел как лучше. Так и я думал в тот день. А вышло все наоборот. Теперь для меня главное – это жизнь и безопасность моих людей. И если жизнь одного ставит под удар жизни многих, то… Мы не могли вчера так рисковать, понимаешь?

– Понимаю. Во многом ты прав. И я могу понять, что ты хотел как лучше для всех. Но… Ай, да что тебе объяснять!

– А ты объясни! Я хочу послушать.

– Просто что же мы тогда за люди такие, раз бросаем своего? Да, может быть, это было бы глупо и опасно – искать Кирилла ночью. Я не спорю. Но ведь если бы мы пошли, то каждый бы понял, что все здесь друг за друга горой. Что бы ни случилось! А так что выходит? Как хорошо – так вместе, как беда – так врозь! Мы же, в конце концов, не звери! Вспомни: в тот вечер, когда Катя побежала в лес, весь лагерь бросился ее искать. Ночью. И сам-то ты тогда сбежал, даже бушлат не надел, а потом чуть не умер из-за этого. А сейчас вот подумай: сколько народу после вчерашнего пошли бы искать ее теперь?

И нечего было ответить на это Аркадию Степановичу. Как ни крути, и он прав, и Мишка дело говорит.

«Из двух зол, как говорится…»

А они все так же шли. Лишь шуршание лыж и шум деревьев доносились до ушей. Впереди вела их просека, что пересекалась с другими такими же через каждые полкилометра. Трое мужчин и собака – и один бескрайний лес.

– Пришли. – Влад остановился на очередном пересечении дорог. – Вот тут мы и разошлись вчера. Я на восток пошел, Кирилл – на запад.

– Ну тогда чего стоим? Пошли по его следам! – Мишка еще не успел перевести дыхание, а его лыжи уже свернули налево.

– А как же Рекс?

– А что с ним?

Влад еле удерживал за поводок собаку, что тянула его на восток. Ее лапы рыли снег, а уши были прижаты к голове.

– Что-то чует. – Бригадир посмотрел в сторону, куда тянул их пес. – Надо идти за ним.

– Но Кирилл ушел в другую сторону. Так ведь? – Мишка продолжал стоять на своем.

– Кто знает, что произошло тут, пока нас не было. Рекс тянет нас, надо ему довериться. Может, он и приведет нас к Кириллу.

Они успели пройти пять или шесть просек, прежде чем обнаружили, куда их направлял пес.

Прямо под корнями большого дерева, усыпанная снегом, свернувшись калачиком, лежала Жучка. Если бы не Рекс, никто из мужчин не заприметил бы ее в сугробе.

В первое мгновение все решили, что собака мертва, настолько неподвижна она была. Но когда Рекс к ней приблизился, то послышалось отчетливое рычание. В этот момент пес замер и жалобно заскулил, глядя на свою подругу.

– Что с ней такое? – Влад то и дело оглядывался по сторонам. – Может, она ранена?

– Не знаю. – Аркадий Степанович стянул со спины рюкзак и достал из него небольшой кусок вяленого мяса. Оно служило мужчинам и обедом, и ужином. – Надо выяснить.

Вытянув мясо перед собой, бригадир стал медленно подступать к собаке. Когда он поравнялся с Рексом, снова послышалось рычание.

– Тише, тише, маленькая… – Делая мелкие шажки, бригадир осторожно приближался к Жучке, невзирая на ее недовольство.

Когда его вытянутая рука оказалась в двух шагах от собаки, ее морда поднялась из-под снега и показался оскал. Рекс снова заскулил и прижался всем телом к земле. Испуганные глаза Жучки пристально смотрели на бригадира.

– Ну ты чего, красавица? Не признаешь, что ли, нас? Это же мы. Мы тебя не обидим.

Оскал постепенно пропал. Собачий нос учуял перед собой мясо, и вот уже хвост размашисто завилял. Жучка медленно подползла к протянутой руке и аккуратно взяла мясо ртом.

– Вот и умница! Покушай… – Бригадир аккуратно стряхнул остатки снега со спины собаки. – Я не вижу никаких ран.

Когда он обернулся к своим путникам, то увидел, как Мишка стоит на изготовке и целится в собаку.

– Ты чего? С ней все в порядке. Убери ружье.

Юноша повиновался.

– Прости, не хотел рисковать.

Жучка уже облизывала пустую руку бригадира в поисках еды.

– Если она не ранена, то что с ней случилось?

– Видимо, ее что-то напугало.

– Или кто-то. – От произнесенных слов у Влада холодок пробежал по спине. Ему сразу вспомнился женский смех, отголоски которого, казалось, до сих пор гуляли среди деревьев.

Рекс все бегал вокруг подруги, радостно подпрыгивая и облизывая ей морду.

– Это он нас к тебе привел. Настоящий рыцарь. Не бросил свою подругу. – Бригадир потрепал спасенную собаку за ухо. Нащупав на ее шее поводок, он взял его в руку.

– В отличие от нас… – Миша уже закинул рюкзак и отправился в обратном направлении.

На обратной дороге Рекс все жался к Жучке, но она была совершенно равнодушна к его знакам внимания. Ее уши, словно чувствительный осциллограф, улавливали малейший шум и колебание воздуха. Глаза были устремлены вдаль, уши прижаты, а хвост поджат. Создавалось впечатление, что в любое мгновение Жучка может сорваться и утащить за собой если не всего бригадира, то точно его кисть с собой. Несмотря на волнение, она всю дорогу не отступала от Аркадия Степановича, который то и дело похлопывал ее по голове и говорил:

– Все хорошо, красавица. Не бойся.

Когда они наконец пришли к месту, где вчера разделились охотники, Жучка встала как вкопанная. Ни уговоры бригадира, ни поводок, тянувший ее в нужном направлении, ни ласки Рекса – ничего не могло заставить собаку пойти по следу Кирилла. Ее глаза были прикованы к уходящей просеке, а из пасти доносилось приглушенное рычание.

– Я вам говорю, собака знает, что там вчера произошло нечто страшное, вот и не хочет идти! Вот и нам не надо!

Если до этого нервы Влада были просто натянуты, то после того, как он увидел, как ведет себя Жучка, они просто лопнули. Он то и дело вертел головой по сторонам и перекладывал ружье из одной руки в другую.

– Нам не стоит туда идти! Не стоит!

– Да ты просто никчемный трус! – бросил через плечо Мишка. – Решил прикрыться жалкой сукой.

– Закрой свой рот! Тебя вчера тут не было! Ты не слышал того, что слышал я!

– Вот в том-то и дело! Ты просто слышал! – Мужчины начали отталкивать друг друга, вызывая на конфликт. – Тебе могло просто послышаться, а ты из-за этого бросил товарища в лесу!