Глава первая. Песок и кости
Ветер, этот древний и безжалостный скульптор, веками ваял лик пустыни Кара-Кум. Он гнал перед собой волны раскаленного песка, то ласково засыпая ими склоны барханов, то с яростью обрушивая их на одинокие скальные останцы. Солнце, белое и беспощадное, выжигало все до последней капли влаги, превращая мир в гигантскую печь, где даже тени казались не укрытием, а лишь чуть менее яркими пятнами на ослепительном полотне земли. Здесь время текло иначе, медленно, как расплавленная смола, и прошлое не умирало, а лишь засыпалось песком, терпеливо дожидаясь своего часа.
Именно этот час, по мнению профессора Артема Владимировича Соколова, должен был настать. Он стоял на краю раскопа, затененный широким тентованым навесом, и смотрел вниз, на причудливый узор из щеток, кисточек и аккуратно вскрытых пластов земли. Его лагерь, состоящий из нескольких палаток и юрты для оборудования, казался ничтожной песчинкой на просторах бескрайнего желтого моря. Но для него и его команды это был целый мир, островок науки в океане безмолвия.
– Игорь, как продвигается? – голос Соколова был хриплым от сухого воздуха, но в нем звучала привычная властная энергия.
Молодой человек, сидевший на корточках в глубокой квадратной яме, поднял голову. Игорь Петров, аспирант и правая рука профессора, смахнул пот со лба, оставив грязную полосу на загорелой коже.
– Почти очистили плиту, Артем Владимирович. Орнамент становится четче. Кажется, это именно то, что мы искали.
Их было семеро: сам профессор Соколов, человек лет пятидесяти пяти с седеющими висками и глазами, горящими фанатичным огнем за стеклами очков; Игорь Петров, талантливый и амбициозный археолог; Виктор Зимин, коренастый и невозмутимый антрополог; Лидия Морозова, реставратор с тонкими, почти невесомыми пальцами художницы; Марина Щукина, фотограф и по совместительству журналистка, собиравшая материал для сенсационной статьи; и два опытных рабочий-копателя из местных, братья Алим и Эльдар, чье молчаливое спокойствие и знание пустыни были бесценны.
Работа кипела. Щетки скребли по камню, сметая многовековые наслоения песка и пыли. Воздух под навесом был густым и горячим, пах пылью, потом и древностью. Лидия, стоя на коленях, с помощью крошечных инструментов расчищала фрагмент керамики, ее лицо было маской сосредоточенности. Виктор, сидя на складном стуле, изучал уже поднятые на поверхность костные останки какого-то мелкого животного, его мощные руки с неожиданной нежностью перебирали хрупкие фрагменты.
– Никаких признаков письменности, – проворчал он, не глядя на профессора. – Одни символы. Солнце, змеи, какие-то спирали. Культ явно был анимистическим.
– Письменность – удел цивилизаций, Виктор. А здесь мы имеем дело с чем-то более древним и, возможно, более мощным, – отозвался Соколов, не отрывая взгляда от ямы. – Шаманы не нуждались в буквах. Они говорили с миром напрямую.
Их экспедиция была авантюрой, основанной на полустертой легенде, обрывках старинных карт и интуиции профессора. Он искал следы кочевого племени, исчезнувшего за тысячу лет до нашей эры. Племени, о котором почти ничего не было известно, кроме того, что его шаманы, по слухам, обладали способностью «слышать песок» и «говорить с ветром». Для академической науки это были сказки. Для Соколова – ключ к величайшему открытию.
И вот, удача. После недель бесплодных блужданий по барханам, они наткнулись на этот скальный выступ, едва заметный под наносами песка. Георадар показал аномалию. И теперь, по мере углубления, открывалась каменная плита с выбитыми на ней изображениями. Она была явно рукотворной и явно выполняла роль перекрытия.
– Гробница, – прошептал Соколов, и в его голосе прозвучала дрожь, которую он не пытался скрыть. – Непотревоженная. Алим, Эльдар, берем ломы. Осторожно.
Братья молча кивнули. Их смуглые лица оставались невозмутимыми, но в глубине темных глаз мелькнуло что-то, что можно было принять за тревогу. Местные племена, даже спустя тысячелетия, относились к таким местам с суеверным страхом. Но плата была хорошей, и они безропотно принялись за работу.
Ломы нашли едва заметные пазы. Каменная плита с глухим, низким скрежетом, словно нехотя, сдвинулась с места. Из открывшегося черного провала пахнуло холодным, затхлым воздухом, несущим в себе запах тлена, пыли и чего-то еще, сладковатого и неприятного.
Все замерли на мгновение, вслушиваясь в тишину, что хлынула из темноты. Даже вечный ветер пустыни словно затих, затаив дыхание.
Первым в отверстие просунули мощный фонарь. Луч света прорезал тьму, выхватывая из небытия фрагменты подземного склепа. Он был небольшим, вырубленным прямо в скальном основании. В центре на каменном ложе лежал скелет. Кости были темными, почти черными от времени, но поза сохранилась удивительно четко: на спине, руки сложены на груди. Но не в обычной для погребений позе покоя. Пальцы длинных, неестественно изящных костей смыкались на странном предмете – дисковидном каменном амулете, покрытом тончайшей резьбой.
Вокруг скелета лежали погребальные дары: глиняные сосуды причудливой формы, обсидиановые наконечники стрел, костяные подвески, поблескивавшие тусклым золотым отсветом. Но все это меркло перед фигурой самого погребенного. Череп был увенчан сложным головным убором из сплетенных между собой птичьих костей и перьев, истлевших, но все еще угадывавшихся по форме. Это был венец шамана.
– Боже правый, – выдохнула Марина, щелкая затвором камеры. Вспышка на мгновение ослепительно озарила склеп, отбрасывая гигантские, пляшущие тени. – Это сенсация.
– Не торопи события, Марина, – строго сказал Соколов, но его собственные глаза горели тем же восторгом. – Сначала документирование. Игорь, Лидия, вперед. Осторожно, как никогда.
Следующие несколько часов прошли в лихорадочной работе. Они спустили в склеп переносные лампы, залив его холодным искусственным светом. Лидия с помощью Игоря начала процесс фиксации и подъема артефактов. Каждый предмет фотографировался, заносился в опись, упаковывался в специальные контейнеры. Профессор Соколов, надев перчатки, с почти религиозным трепетом приблизился к скелету.
– Смотрите, – указал он на кости рук. – Фаланги пальцев. Видите деформацию? Хронический артрит. Верный признак того, что этот человек много работал руками, возможно, занимался резьбой. А строение черепа… Высокие скулы, мощные надбровные дуги. Архаичный тип.
Виктор Зимин, спустившись вниз, мрачно осмотрел останки.
– Мужчина, лет пятидесяти, что по тем временам была глубокой старостью. При жизни был высоким и, судя по крепости костей, физически сильным. Причина смерти… Неочевидна. Никаких видимых травм.
Соколов кивнул, его взгляд упал на амулет, все еще сжатый в костяных пальцах.
– Главный артефакт. Лидия, ваша очередь.
Лидия Морозова подошла с особым набором инструментов. Ее движения были выверенными, плавными, почти ритуальными. Она несколько минут изучала то, как кости охватывали камень, затем с помощью тонкой кисточки и скальпеля начала осторожно ослаблять хватку времени. Процесс был мучительно медленным. Все затаили дыхание. Даже братья Алим и Эльдар, стоя наверху, смотрели вниз с необычным для них напряжением.
Наконец, с едва слышным щелчком, амулет отделился от скелета. Лидия бережно подняла его. Он был размером с крупное яблоко, сделан из темного, почти черного камня, испещренного мельчайшими спиралевидными узорами, которые сходились к небольшому углублению в центре. Казалось, узоры не были просто вырезаны, а словно прорастали из самой структуры камня, двигались, если смотреть на них под определенным углом.
– Обсидиан? – предположил Игорь.
– Нет, – покачала головой Лидия, поворачивая амулет в руках. – Тяжелее. И холодный… Неестественно холодный.
Она передала артефакт профессору Соколову. Тот взял его, и его ладонь ощутила ледяной холод камня, странный в эту палящую жару. Он почувствовал легкое головокружение, мгновенный приступ тошноты, но списал это на волнение и усталость.
– Потрясающе, – прошептал он. – Центральный артефакт всего погребального комплекса. Это ключ. Ключ к их мировоззрению.
В этот момент ветер снаружи внезапно усилился, завыв с новой силой. Он ворвался под навес, закрутил вихри пыли, заставил полотнища палаток трепетать, как паруса. И в этом завывании Игорю Петрову почудилось нечто большее, чем просто движение воздуха. Ему показалось, что он слышит шепот. Неясный, состоящий из одних согласных, шипящий звук, похожий на шуршание песка по камню.
Он вздрогнул и обернулся.
– Вы слышали?
– Что? – отозвалась Марина, не отрываясь от видоискателя.
– Ничего, – поморщился Игорь, списывая все на переутомление и игру воображения. – Показалось.
Работа продолжилась. Скелет был аккуратно извлечен, упакован в специальный контейнер. Артефакты перенесли в палатку-лабораторию. К вечеру склеп был полностью расчищен и изучен. Наступала ночь.
Пустыня преображалась с заходом солнца. Невыносимый жар сменялся пронизывающим холодом. На небе, чистом и бездонном, вспыхивали мириады звезд, таких ярких и близких, что казалось, до них можно дотронуться рукой. Лагерь погрузился в тишину, нарушаемую лишь потрескиванием костра, на котором Алим готовил ужин.
Профессор Соколов сидел в своей палатке за складным столом, изучая амулет при свете керосиновой лампы. Камень по-прежнему был холодным. Узоры на его поверхности, казалось, шевелились в полумраке, поглощая свет. Артем Владимирович чувствовал странную тягу к этому предмету, одновременно восхищение и смутную тревогу. Он положил амулет в прочный полевой сейф, щелкнул замком и потянулся за трубкой, набивая ее табаком. Первый день раскопок прошел не просто успешно, а триумфально. Он должен был чувствовать эйфорию. Но вместо этого его охватила непонятная тоска, чувство тяжести, будто на плечи ему положили невидимую ношу.
Игорь и Марина сидели у костра. Молодой археолог был задумчив.
– Сегодня, когда открыли склеп… тебе не показалось, что там было слишком тихо? – спросил он.
Марина улыбнулась.
– В могилах обычно тихо, Игорь. Это классика.
– Нет, я не о том. Обычно в таких старых захоронениях есть насекомые, какие-то следы жизни. А там… абсолютная стерильность. Как будто даже время внутри не текло.
– Фантазия, – отмахнулась она. – Устал ты. Завтра новые впечатления затмят эти дурацкие мысли.
Виктор Зимин, сидя поодаль, чистил свой складной нож, его лицо было невозмутимо. Лидия уже ушла в свою палатку, уставшая до полусмерти. Братья Алим и Эльдар, завернувшись в одеяла, молча сидели у огня, их глаза были прикованы к темноте, окружавшей лагерь.
Ночь тянулась медленно. Игорь долго ворочался в своей палатке, не в силах уснуть. В ушах у него стоял тот самый шепот, который он слышал днем. Теперь он казался громче. Он вставал, выходил наружу, прислушивался. Но слышал лишь вой ветра – бесконечный, монотонный, сводящий с ума.
Ему почудилось, что он видит вдали, среди барханов, темную фигуру. Высокую, худую, стоящую неподвижно и смотрящую в сторону лагеря. Он протер глаза – фигура исчезла. «Мираж, – строго сказал он сам себе. – Или игра тени от облака». Но луна была полной и яркой, и облаков на небе не было.
В палатке профессора тоже горел свет. Соколов не мог уснуть. Он сидел, уставившись на сейф. Ему казалось, что оттуда исходит тихий, едва уловимый звон, похожий на вибрацию тонкого стекла. И снова это головокружение, эта тошнота. Он открыл сейф, достал амулет. Холод камня проник сквозь перчатку. Он положил его на стол и отступил на шаг. И тут ему показалось, что углубление в центре амулета на мгновение поглотило свет лампы, стало абсолютно черным, бездонным.
Он резко накрыл артефакт тряпкой и лег спать, но сон не шел. Ему снились смутные, беспокойные образы: пляшущие тени, летящий песок, и чей-то голос, зовущий его из очень далека. Голос без слов, один лишь звук, полный древней, нечеловеческой тоски.
На следующее утро первым проснулся Алим. Он вышел из палатки, чтобы разжечь костер для завтрака, и замер на месте. Его лицо, обычно невозмутимое, исказилось ужасом.
Прямо у входа в палатку профессора лежал мертвый песчаный скорпион, один из самых ядовитых обитателей пустыни. Но не это было страшно. Скорпион был аккуратно разрезан пополам, будто острым лезвием. И вокруг не было ни капли крови, лишь сухой, рассыпающийся в пыль хитин.
Алим перекрестился, что-то быстро и испуганно прошептав на своем языке. Он посмотрел на склеп, зияющий темным провалом в земле, и в его глазах читался немой вопрос: «Зачем мы потревожили это место?»
Он никому не сказал о находке, просто закопал останки скорпиона подальше от лагеря. Но с этого утра в его поведении что-то изменилось. Он стал еще более молчаливым, а его взгляд часто блуждал по горизонту, как будто он кого-то ждал. Или боялся.
День прошел в камеральной работе. Лидия и Виктор занимались первичной обработкой и описанием находок. Игорь и Марина документировали склеп, делая панорамные снимки. Профессор Соколов, несмотря на плохой сон, был полон энтузиазма. Амулет лежал в сейфе, и профессор старался не подходить к нему без необходимости, не в силах объяснить себе, почему этот артефакт вызывает в нем столь противоречивые чувства.
К вечеру, когда жара спала, Игорь решил пройтись по окрестностям, чтобы размять ноги и проветрить голову. Он отошел от лагеря на пару сотен метров, поднялся на высокий бархан и огляделся. Пустыня в предзакатных лучах была величественна и прекрасна. Золотые, алые, лиловые тени лежали на песке, и казалось, что весь мир залит расплавленным металлом.
И тут он увидел его. Вдалеке, на гребне следующего бархана, стояла та самая высокая, худая фигура. На этот раз он видел ее четче. Это был человек, одетый в темное, развевающееся на ветру одеяние. Фигура стояла абсолютно неподвижно, и, Игорь был в этом уверен, смотрела прямо на него.
Сердце молодого археолога заколотилось. Он махнул рукой, но фигура не отреагировала. Тогда он крикнул: «Эй!» Его голос унесся ветром, одинокий и слабый в огромном пространстве. Фигура не шелохнулась.
Решив, что это кто-то из местных кочевников, Игорь спустился с бархана и быстрым шагом пошел в том направлении. Песок осыпался под его ногами, затрудняя движение. Он потратил добрых пятнадцать минут, чтобы добраться до места. Но когда он взобрался на гребень, там никого не было. Ни единой живой души. Только ровная поверхность песка, испещренная узорами, нанесенными ветром. Ни следов, ни признаков того, что здесь кто-то стоял.
Игорь почувствовал ледяной укол страха. Он огляделся. Пустота. Лишь бескрайнее море песка под багровеющим небом. И вдруг он услышал его снова. Тот самый шепот. Теперь он был гораздо ближе и отчетливее. Он доносился не извне, а словно звучал у него прямо в голове. Это было не слово, а скорее ощущение, сгусток смысла, переданный через звук.
«Верни.»
Шепот был сухим, как трение крыльев насекомого, безжизненным, как сам песок. В нем не было ни угрозы, ни просьбы – лишь констатация неотвратимого факта.
Игорь резко обернулся, схватившись за голову.
– Кто здесь? – его голос сорвался на фальцет.
В ответ завыл лишь ветер. Шепот исчез, оставив после себя звенящую тишину и холодный пот на спине. Он помчался обратно в лагер, спотыкаясь и падая, его сердце бешено колотилось, а в ушах стоял оглушительный гул.
В лагере он никому не сказал о случившемся. Кто бы ему поверил? Сказали бы, что у него солнечный удар или галлюцинации от переутомления. Он заставил себя успокоиться, выпил воды и присоединился к другим у костра, стараясь вести себя как обычно. Но внутри все сжималось от страха. Он ловил себя на том, что постоянно оглядывается, прислушивается к звукам ночи.
Той ночью голос пришел к профессору Соколову.
Артем Владимирович спал тревожно и видел один и тот же сон. Он стоял на краю темной бездны, а с противоположной стороны на него смотрела высокая фигура в одеянии из перьев и костей. Ее лицо было скрыто тенью, но он чувствовал на себе тяжесть этого взгляда. И из бездны, и от фигулы исходил один и тот же голос, низкий, вибрирующий, пронизывающий до костей.
«Верни на место.»
Соколов проснулся от собственного крика. Он сидел на раскладушке, весь в холодном поту, дрожа крупной дрожью. В палатке было темно. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Он включил лампу. Никого. Тишина. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. «Нервы, – убеждал он себя. – Стресс, возраст, переутомление».
Он встал, чтобы попить воды, и его взгляд упал на сейф. Дверца была закрыта. Но ему показалось, что из-под нее сочится слабый, зеленоватый свет. Профессор замер, вглядываясь. Свет погас. Он подошел, потрогал металл сейфа. Он был холодным, как лед.
Соколов отступил. Теперь он не мог себя обманывать. С ним происходило нечто выходящее за рамки логики и науки. Он подошел к столу, сел и достал из ящика свою полевую записную книжку. Рука дрожала, когда он выводил на бумаге дату и время.
«Второй день. Раскопки завершены. Находки превзошли ожидания. Но что-то не так. Я слышал… или мне приснилось… Некий голос. Требует что-то вернуть. Игорь сегодня вел себя странно. И этот амулет… Он кажется живым. Или мертвым, но не желающим покоиться. Начинаю сомневаться в правильности наших действий. Нарушили ли мы некий покой, который не следовало тревожить?»
Он захлопнул блокнот и спрятал его. Признаться в таких мыслях кому-либо, даже самому себе, было равносильно признанию в профессиональной несостоятельности. Нет, он должен был взять себя в руки. Они были учеными, а не суеверными дикарями.
Утром все изменилось окончательно. Проснулась вся команда, кроме одного человека. Эльдар, один из братьев-рабочих, не вышел на завтрак. Алим, хмурый и бледный, заглянул в его палатку и тут же отпрянул с диким криком.
Все сбежались на его вопль. Эльдар лежал на своей постели. Его глаза были широко открыты и полены невыразимым ужасом. Рот был искривлен в беззвучном крике. На его теле не было ни единой раны, ни следов борьбы. Но он был мертв. А самое ужасное – его кожа была сухой и сморщенной, будто из него за одну ночь высосали всю влагу, все соки. Он был похож на мумию, пролежавшую в песке тысячу лет.
В лагере воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Алима и сдавленным всхлипом Марины. Виктор Зимин, превозмогая отвращение, приблизился к телу и осторожно дотронулся до руки покойного.
– Непонятно, – пробормотал он. – Температурное воздействие? Обезвоживание? Но как… за одну ночь?
Профессор Соколов стоял бледный как полотно. Его взгляд медленно скользнул с иссохшего тела Эльдара на темный провал склепа, а затем на свою палатку, где в сейфе лежал черный каменный амулет.
И в этот раз голос прозвучал в его голове уже не во сне, а наяву. Он был тихим, но абсолютно четким, лишенным всяких эмоций, как приговор.
«Верни. Или следующий будет ты.»
Соколов понял. Это была не случайность. Это было предупреждение. Проклятие. И они, потревожив могилу шамана, принесли его с собой, как чуму. Они украли не просто артефакты. Они украли покой. И теперь древний, безжалостный голос из могилы требовал его назад.
Он посмотрел на лица своих спутников: перепуганного Игоря, бледную Лидию, мрачного Виктора, истеричную Марину и убитого горем Алима. Они были заложниками его амбиций. И он понял, что самое страшное только начинается. Пустыня Кара-Кум не отдавала свои тайны просто так. Она требовала платы. И первая выплата уже была внесена.
Глава вторая. Шепот в песке
Смерть Эльдара повисла в воздухе густым, удушающим смогом. Она была не просто трагедией, не несчастным случаем вдали от цивилизации. Она была аномалией. Нарушением всех известных законов – и физики, и медицины, и простой человеческой логики. И это знание, тяжелое и ядовитое, проникало в каждого, парализуя волю и отравляя разум.
Первым очнулся Виктор Зимин. Его антропологический, почти хирургический хладнокровие взяло верх над шоком.
– Все. Назад, – его голос прозвучал резко, как удар хлыста. – Никто не входит в палатку. Марина, никаких снимков. Алим, нам нужен братский шатер. Где он?
Алим, с лицом, превратившимся в маску скорби и ужаса, молча указал на небольшую палатку поодаль, где они с братом хранили инструменты и спали. Он не плакал. Слезы, казалось, высохли у него внутри, превратившись в пыль.
– Хорошо. Мы перенесем его туда, – Виктор взглянул на профессора Соколова, но тот стоял, уставившись в пустоту, его глаза были остекленевшими. – Артем Владимирович! Распорядитесь!
Соколов вздрогнул, словно его вытащили из глубокой воды. Голос в его голове затих, оставив после себя лишь ледяной осадок и неопровержимое знание: «Следующий будешь ты».
– Да… Да, конечно, – он провел рукой по лицу, и его пальцы дрожали. – Игорь, помоги Виктору. Лидия, Марина… займитесь чем-нибудь. Сварите кофе. Крепкого.
Процессия была короткой и безмолвной. Виктор и Игорь, стараясь не смотреть на лицо покойного, завернули иссохшее тело в одеяло и на носилках перенесли в соседнюю палатку. Оно было неестественно легким, словно полым внутри. Алим шел следом, его губы беззвучно шептали молитву или заклинание – было трудно понять.
Когда палатка застегнулась, в лагере воцарилась гнетущая тишина. Даже ветер стих, будто затаившись. Солнце, поднимавшееся над горизонтом, не несло с собой тепла и жизни, а лишь заливало пустыню безжалостным, обнажающим светом. Оно освещало не величие природы, а крошечный лагерь людей, столкнувшихся с чем-то непостижимым и враждебным.
Марина, бледная, с трясущимися руками, пыталась растопить плитку шоколада над примусом. Лидия сидела на ящике из-под оборудования, обхватив себя за плечи, и безучастно смотрела на свои тонкие, изящные пальцы, которые вчера с такой любовью касались древних артефактов. Теперь эти же артефакты казались ей отравленными, несущими на себе печать проклятия.
Игорь подошел к профессору.
– Артем Владимирович… что это было? – его голос сорвался. – Что с ним сделалось?
Соколов медленно повернул к нему голову. В его глазах Игорь увидел не знание, а животный, неприкрытый страх.
– Я не знаю, Игорь, – прошептал он. – Я не знаю.
– Это какая-то болезнь? Вирус? – настойчиво продолжал молодой археолог, отчаянно цепляясь за рациональные объяснения. – Быстрого обезвоживания? Может, в склепе был какой-то патоген…
– Нет, – резко оборвал его Виктор Зимин, выходя из палатки с телом. Он снял перчатки и выбросил их в жестяную банку из-под консервов. – Никаких признаков инфекции. Ни температуры, ни воспалений. Его просто… высушило. Как гербарий. За одну ночь. Ни один известный науке патоген на такое не способен. И уж тем более не способен на это сухой воздух пустыни, даже в палатке.
Он посмотрел прямо на Соколова, и его взгляд был тяжелым и обвиняющим.
– Ты что-то знаешь, Артем. Я видел твое лицо. Ты что-то понял.
Все взгляды устремились на профессора. Даже Алим, стоявший поодаль, поднял голову. Давление было невыносимым.
Соколов сделал глубокий вдох. Голос в его голове молчал, но он чувствовал его присутствие, как чувствуют взгляд в спину. Признаться? Сказать им, что он слышит голос из могилы? Что это проклятие? Они подумают, что он сошел с ума. А если нет… тогда им придется признать, что это правда. И это будет страшнее любого безумия.
– Мне… мне почудился сегодня странный звук, – начал он осторожно, избегая прямого взгляда. – Перед рассветом. Какой-то шепот.
– Какой шепот? – тут же спросила Марина, инстинкты журналиста на мгновение пересилив страх.
– Неразборчивый. Просто… шепот, – Соколов махнул рукой, пытаясь сделать вид, что это неважно. – Наверное, ветер. Или нервное потрясение. Мы все на взводе.
– Ветер, – с горькой усмешкой повторил Виктор. – Ветер не сушит людей за ночь, Соколов. И шепот, который ты слышал… Игорь вчера тоже что-то слышал. Верно?
Игорь молча кивнул, его лицо было испуганным и по-мальчишески растерянным. Он смотрел на профессора с немым вопросом: «Почему вы молчите?»
– Я тоже слышала, – тихо, почти неслышно, сказала Лидия.
Все обернулись к ней. Она не поднимала глаз, глядя на песок у своих ног.
– Когда мы упаковывали амулет. Мне показалось, что кто-то прошептал прямо у меня за спиной. Я обернулась – никого. Решила, что показалось. Теперь… теперь не знаю.
Круг сомкнулся. Они больше не были группой ученых, столкнувшихся с загадкой. Они стали группой людей, осажденных невидимой, необъяснимой силой. И первый из них уже пал.
– Значит, это не галлюцинация, – констатировал Виктор. Его прагматичный ум, отказываясь верить в мистику, уже искал новые категории для произошедшего. – Это некий акустический феномен. Инфразвук, воздействующий на психику и… на физиологию? Но чтобы до такой степени…
– Мы должны уезжать, – сказала Марина. Ее голос дрожал, но в нем звучала решимость. – Сейчас же. Упаковать самые важные находки и ехать. Сообщить властям о смерти Эльдара.
– Уезжать? – Соколов встрепенулся, словно его ужалили. Уехать означало признать поражение. Отказаться от величайшего открытия своей жизни. И, что куда важнее, это означало ослушаться того голоса. «Верни». А если он не вернет, что тогда? «Следующий будешь ты». – Мы не можем! Мы должны… мы должны закончить документирование. Провести экспертизу. Эльдар… это трагедия, но мы не можем бросить все из-за…
– Из-за чего? – взорвался Виктор. – Из-за твоего открытия? Он мертв, Соколов! Мертв! И мы не знаем почему! Ты готов рисковать остальными ради своей славы?
– Это не ради славы! – крикнул профессор, и в его голосе впервые зазвучала истерика. – Это ради науки! Мы обязаны понять, что здесь произошло!
– Наука? – Зимин язвительно рассмеялся. – Какая наука, Артем? Та, что объяснит, как человек превращается в мумию за несколько часов? Та, что изучает голоса в голове? Мы пересекли черту. Мы имеем дело с чем-то, что не описано ни в одном учебнике!
Спор был прерван Алимом. Он подошел к центру круга, и его молчаливое присутствие заставило всех замолчать.
– Мы не уедем, – тихо сказал он на ломаном русском. Его глаза были полны древней, как сама пустыня, мудрости и страха. – Он не пустит.
– Кто не пустит? – спросил Игорь.
– Голос. Хозяин песков. Вы потревожили его дом. Забрали его вещи. Теперь он будет брать свои, – Алим посмотрел на палатку, где лежало тело его брата. – Эльдар – это плата. Первая. Он будет брать, пока вы не вернете то, что взяли.
Легенды и суеверия, которые все они, кроме Алима, считали пережитками прошлого, вдруг обрели жуткую, неопровержимую реальность. Они перестали быть сказками. Они стали инструкцией по выживанию.
– Что мы должны вернуть? – спросила Лидия, и ее голос был беззвучным шепотом.
– Все, – просто ответил Алим. – Все, что взяли из земли. Особенно… ту вещь, – он кивнул в сторону палатки Соколова. – Ту, что холодная.
Амулет. Сердцевина проклятия. Все взгляды снова устремились на профессора.
Соколов почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Его авторитет, его научный рационализм – все рассыпалось в прах перед простой верой местного жителя. И он знал, что Алим прав.
– Хорошо, – сдавленно произнес он. – Предположим… просто предположим, что есть некая… аномалия. Связанная с захоронением. Если мы вернем артефакты… это прекратится?
Алим пожал плечами, и в этом жесте была вся безнадежность их положения.
– Не знаю. Может, да. Может, нет. Он уже проснулся. Но не вернуть – наверняка умрем. Все.
Решение висело в воздухе. Бежать было логично, но голос Алима сеял сомнения: а пустит ли он их? Остаться – значило подписать себе смертный приговор. Вернуть – была призрачная надежда.
– Я голосую за то, чтобы вернуть, – сказала Марина. – Сейчас же. И потом немедленно уезжать.
– Я тоже, – быстро отозвался Игорь.
Лидия молча кивнула.
Виктор Зимин долго смотрел на Соколова, затем на палатку с телом Эльдара. Его научное мировоззрение капитулировало перед лицом необъяснимого факта.
– Ладно, – хрипло произнес он. – Возвращаем. И уезжаем. Но я требую, чтобы сразу по возвращении в цивилизацию была проведена полная медицинская и криминалистическая экспертиза… этого, – он мотнул головой в сторону палатки. – И всех нас.
Соколов понимал, что его мнение уже ничего не значит. Он проиграл. И, как это ни парадоксально, поражение принесло ему странное облегчение. Решение было принято не им. Он лишь подчинялся воле большинства.
– Хорошо, – он кивнул, чувствуя, как дрожь в руках понемногу стихает. – Возвращаем. Все. До последнего черепка.
Они работали быстро, молча, с лихорадочной поспешностью, словно боялись, что голос передумает и накажет их за промедление. Ящики с артефактами были вынесены из палатки-лаборатории. Керамика, наконечники стрел, костяные украшения. Все было аккуратно, с почти кощунственной в данной ситуации аккуратностью, перенесено обратно в склеп. Лидия, бледная как смерть, собственноручно относила туда свои бесценные находки, ее пальцы больше не дрожали – они были холодными и неживыми.
Наконец, настала очередь главного предмета. Соколов зашел в свою палатку, к сейфу. Он долго стоял перед ним, испытывая странное чувство: смесь страха, отвращения и необъяснимой тяги. Этот камень был ключом. К славе. К гибели. К чему-то еще, что лежало за гранью понимания.
Он открыл сейф. Амулет лежал на бархатной подложке, черный и безмолвный. Холод от него исходил волнами, словно от глыбы льда. Профессор взял его. Ледяной укол пронзил его ладонь, прошел вверх по руке, к сердцу. На мгновение ему показалось, что узоры на камне зашевелились, закрутились в медленном, гипнотическом танце.
Он накрыл амулет тканью, вышел из палатки и молча направился к склепу. Остальные шли за ним, выстроившись в траурную процессию. Никто не произносил ни слова.
Склеп зиял черным, холодным ртом. Казалось, он стал еще темнее, еще глубже, чем вчера. Соколов спустился по лестнице, ощущая на себе тяжесть взглядов. Он подошел к каменному ложу, где еще вчера покоился скелет шамана. Теперь оно было пустым. Пустым и неестественно чистым.
Он замер, держа в руках амулет. Куда его положить? Просто на камень? Рядом? Голос не уточнял деталей. Он чувствовал себя идиотом, выполняющим бессмысленный ритуал, но отступать было поздно.
Он протянул руку и осторожно положил закутанный в ткань амулет в изголовье ложа, туда, где, судя по положению костей, должна была быть голова шамана.
– Забирай, – прошептал он, не свои ли это были слова, или их ему подсказал тот самый голос.
Ничего не произошло. Тишина в склепе была абсолютной. Казалось, даже воздух перестал двигаться.
Соколов медленно поднялся на поверхность. Он чувствовал опустошение. Гигантское открытие было похоронено заживо. Его карьера, его мечты – все было кончено.
– Все? – спросил Виктор.
– Все, – кивнул Соколов.
– Теперь укладываемся. Быстро. Через час мы выезжаем, – распорядился Зимин.
Они разошлись по палаткам, чтобы собрать личные вещи и оборудование. Напряжение немного спало. Совершив ритуал, они подсознательно надеялись, что проклятие отступит. Что голос успокоится.
Игорь помогал Алиму закреплять тенты на грузовике. Вдруг он замер, прислушиваясь.
– Слышите?
Все остановились. Издалека, со стороны барханов, донесся звук. Не шепот. Это был низкий, гортанный крик. Как будто кричала большая птица. Или кто-то смеялся сухим, безрадостным смехом. Звук был одиноким и пронзительным в безмолвии пустыни.
– Филин, – сказал Виктор, но в его голосе не было уверенности. – Или шакал.
– Здесь нет ни филинов, ни шакалов, – мрачно ответил Алим. – Это не зверь.
Звук больше не повторился. Но он добил последние остатки надежды. Они спешили еще сильнее, сбиваясь, роняя вещи. Лагерь сворачивался с нездоровой, лихорадочной скоростью.
Через сорок минут все было готово. Два внедорожника были загружены под завязку. Они стояли у лагеря, готовые к отъезду. Оставалось только одно: тело Эльдара.
– Мы не можем везти его с собой, – тихо сказал Соколов. – В таком состоянии… Это вызовет миллион вопросов. Нас запрут в карантин, а может, и в психушку.
– Мы не можем его здесь оставить! – возмутилась Марина.
– Мы похороним его, – предложил Игорь. – Здесь же. Сделаем все по-человечески.
Алим молчал. Он смотрел на палатку с телом брата, и его лицо было каменным. Наконец, он кивнул.
– Он должен остаться с песком. Это его земля. Но… могилу нужно копать подальше. От того места, – он кивнул на склеп.
Они взяли лопаты и отошли на несколько сотен метров от лагеря, к подножию высокого бархана. Копали по очереди, молча, сгребая мягкий, сыпучий песок. Солнце стояло в зените, и жара снова стала невыносимой, но теперь она была желанной – знаком привычного, понятного мира.
Когда могила была готова, Виктор и Игорь понесли тело, завернутое в тот же одеяло. Алим шел впереди с потухшим взглядом. Они опустили тело на дно неглубокой ямы и начали закидывать его песком. Это был ужасный, кощунственный ритуал. Хоронить товарища в безымянной могиле в глуши, без священника, без слов прощания.
Когда все было кончено, Алим воткнул в песок на месте погребения перевернутую лопату – импровизированный крест. Он что-то тихо прошептал на своем языке, затем повернулся и пошел к машинам, не оглядываясь.
Остальные последовали за ним. Лагерь был пуст. Лишь темное пятно раскопа да свежая могила на песке напоминали о том, что здесь что-то произошло.
– Садимся, – скомандовал Виктор, занимая место водителя в первом внедорожнике. – Алим, ты ведешь второй. Профессор, Игорь – со мной. Лидия, Марина – со вторым.
Они завели двигатели. Рев моторов прозвучал неестественно громко, нарушая вековую тишину. Это был звук спасения. Звук возвращения к нормальной жизни.
Виктор тронулся с места. Колеса с пробуксовкой зарылись в песок, затем машина медленно поползла вперед, оставляя за собой след. Игорь, сидя на пассажирском сиденье, смотрел в боковое зеркало. Он видел, как второй автомобиль с Алимом за рулем тронулся следом. Он видел пустой лагерь, раскоп и… он прищурился.
На гребне бархана, прямо над свежей могилой Эльдара, стояла та самая высокая темная фигура. На этот раз он видел ее совершенно четко. Длинные, развевающиеся на ветру одеяния, скрывающие очертания тела. Непропорционально длинные руки. И вместо лица – лишь темное пятно, впадина, поглощающая свет.
– Смотрите! – крикнул Игорь, указывая пальцем.
Виктор и Соколов повернулись. Фигура стояла недвижимо, наблюдая за их отъездом. Она не делала ни единого движения, но в ее позе было что-то окончательное и бесповоротное.
– Езжай быстрее, – прошептал Соколов.
Виктор нажал на газ. Машина рванула вперед, подбрасывая на ухабах. Игорь не отрывал взгляда от зеркала. Фигура не исчезала. Она становилась все меньше по мере их удаления, но он был уверен, что она все еще смотрит на них.
Они ехали около часа, стараясь придерживаться следов, оставленных при въезде. Пустыня казалась бесконечной и однообразной. Барханы сменялись каменистыми плато, и снова барханы. Солнце начинало клониться к западу, отбрасывая длинные тени.
Игорь, все еще находясь под впечатлением от увиденного, смотрел вперед, на горизонт. И вдруг он почувствовал неладное.
– Виктор, стоп.
– Что такое?
– Мы уже здесь были. Смотри, тот скальный останец, похожий на голову верблюда. Мы проезжали его справа, когда ехали в лагерь. А сейчас он снова справа.
Виктор нахмурился и снизил скорость.
– Не может быть. Мы едем по своим же следам.
– Следы… – Игорь высунулся в окно. – Следы прерываются. Впереди чисто.
Виктор остановил машину. Второй внедорожник с Алимом остановился позади. Они вышли. Песок вокруг был девственно чистым, без единой колеи. Ветер, который завывал все утро, казалось, тщательно замел все следы их предыдущего проезда. Но ветер не мог сделать это так быстро и так локально – лишь впереди, позади же их свежие следы были четко видны.
– Навигатор, – сказал Соколов, доставая портативный GPS-навигатор. Он включил его. Экран мигнул и показал карту. Курсор их позиции медленно полз по пустыне. И вдруг он замер, затем начал бешено вращаться, показывая совершенно абсурдные направления.
– Помехи, – буркнул профессор, стуча по прибору. – Солнечная активность.
Алим подошел к ним. Его лицо было мрачным.
– Не помехи. Он не пускает.