Пролог
Трудно сказать, когда я впервые заподозрила, что на моем пути все будет не так уж легко и просто, а главное – далеко не всегда будет зависеть от моих собственных усилий. Может, когда шла подавать документы и впервые увидела, какие на стоянке машины: будто вокруг не двор университета, а, как минимум, Международная Швейцарская выставка автомобилей? Или когда поняла, что они принадлежат совсем не преподавателям? Может, когда прочитала в списках поступивших свое имя? Или когда ассистентка деканата рассказывала про экзамены, расписание занятий и конкурсы на предоставление стипендии, но смотрела с таким малопонятным тогда сочувствием, что становилось не по себе? А может, когда сталкивалась с другими абитуриентами, часть из которых сопровождала охрана, часть походила на сошедших со страниц глянцевых журналов моделей, и все они зашли сюда, не испытывая ни малейшего сомнения в том, что поступят?
Но одно знаю точно: осознала я всю глубину пропасти только в тот день, когда встретила его.
Глава 1. Снизу вверх
Тетя Тамара была моей спасительницей и в прямом, и в переносном смысле слова. Когда погиб папа, и мать погрузилась в мир, где все вопросы решаются с помощью спирта, именно старшая сестра отца, у которой никогда не было собственной семьи и детей, приехала в наш городок и следующие шесть лет заменяла мне сразу обоих родителей. Когда мама все-таки вышла из состояния пьяного угара, ее жизнь уже была безнадежно исковеркана. Лучшая работа, на которую она впредь могла рассчитывать, – торговля на рынке. Друзья и добрые знакомые за прошедшие несколько лет порастерялись и общаться больше не желали, а восьмилетняя дочь, то есть я, считала ее чуть ли не чужой тетей.
Сейчас мне проще понять, хотя нет… не проще. Я смогу понять, разве что попадя в точно такую же ситуацию. Надеюсь, не попаду. Никогда.
Когда мама пришла в себя и вернулась в семью, она первым делом выжила из дома тетю Тамару. Не скажу, что они плохо ладили, но у них был постоянный источник спора и военных конфликтов – я. Но так как мне было всего восемь, и все права принадлежали маме, тете не оставалось ничего, кроме как сдаться. Наверное, тому помогла доставшаяся ей от деда однокомнатная квартира в столице, а может, терпение лопнуло, но так или иначе, исчерпав попытки ужиться с агрессивно настроенной женщиной, у которой внезапно проснулся материнский инстинкт, тетя сдалась и уехала. Странным образом вся агрессия мамы тут же испарилась, и она великодушно отпускала меня гостить к тете каждое лето, а периодически еще и на другие каникулы. Все это время они общались по телефону с такой вежливостью, будто за всю жизнь слова дурного друг другу не сказали.
Когда в школе наступил последний учебный год, вопросов, куда именно ехать поступать, не возникало: само собой подразумевалось, что я поеду к тете Тамаре – там жилье и присмотр. Что еще нужно семнадцатилетней девчонке? Много чего, но возьмись я перечислять, сочувствия все равно не дождусь. Мама, может, и поняла бы, а тетя у меня старой закалки и быстро пропустит мимо ушей упоминание даже о таких безобидных развлечениях, как вечер в клубе или поездка на пляж. Она уверена, что жизнь подождет, а сейчас главное – сдуру не наделать глупостей.
А я глупостей никогда и не делала. То есть почти никогда. Характер такой.
Когда учителя слушали о моих планах на поступление, только головами с сожалением качали. Не потому, что моих знаний не хватало. Причина, естественно, была более прозаичной.
– Ну, куда ты полезешь, – сетовала моя классная руководительница, – там только дети дипломатов да олигархов. Не поступишь…
Но я поступила. Не знала до последнего и до сих пор точно не скажу, почему меня взяли на бюджетное место. Балы ЕГЭ в любой школе могут накрутить хоть до небес, но в приемной комиссии со мной провели собеседование и, похоже, остались довольны – мои баллы были настоящими, все до самой последней единички. Заслуженными.
Скорее всего, взяли меня только благодаря недавно случившемуся скандалу, когда со своих мест полетела пара ректоров, и президент лично рекомендовал остальным принимать не только деньги, но и мозги. Так или иначе, повезло или заслужила, но мечта моя сбылась.
Наверное, стоило рискнуть и поступить хотя бы для того, чтобы увидеть, как радуется новости тетя Тамара. Никто и никогда не гордился мною больше, чем она. Будь ей позволено, меня водили бы по знакомым, предварительно обклеив ярлыками: «Донельзя лучшая племянница», «Свет очей моих» и «Смысл моего безрадостного существования». Я не шучу – у тети была такая вот жизнь: когда ей стукнуло пятнадцать, появился брат – мой отец, и на нее взвалили воспитание младенца. Видимо, тогда все материнские инстинкты, которыми она обладала, себя и реализовали. А меня она восприняла сразу как любимую и единственную внучку.
Может показаться, что я не очень-то привязана к своим родным, но это совсем не так. Тетю я люблю так сильно, что стоит всего лишь посмотреть на ее улыбку, и у меня улучшается настроение. А уж когда она неловко шутит, используя современный молодёжный сленг, или пытается очень тонко (по ее мнению) разузнать что-нибудь о моей личной жизни, так вообще хорошее настроение хоть консервируй на случай наступления черных дней. Я бы так и делала, если бы знала способ.
Маму я тоже очень люблю. И безмерно уважаю. Не каждый поймет, за что можно уважать женщину, шесть лет бродившую в дыму пьяного угара, бросив без присмотра малолетнюю дочь. Но я уважаю ее именно за это – после всего она смогла остановиться. В каком-то смысле поздно, но все-таки. И смогла жить дальше, потеряв здоровье, красоту, возможность со своим высшим экономическим получить нормальную работу и выдерживая бескрайний шлейф своей дурной репутации. Непросто продолжать держаться, когда каждый знакомый, а тем более посторонний за спиной называет шлюхой и даже не считает нужным приглушить голос.
Нет, домой мама никогда никого не водила, так как тетя Тамара стерегла меня и квартиру, словно цербер. Но вот сама много где побывала – не считая бесчисленных собутыльников, ее вытаскивали из каких-то садовых домиков, гаражей и даже голубятен. Но мне все равно, я давно ее простила. Я ее люблю. За ту улыбку, с которой она извинялась, когда не хватало денег на новую игрушку или одежду, которую мне хочется. За те маленькие вкусности, которые она приносила мне по выходным из магазина, а сама к ним не притрагивалась, потому что если делить на двоих, то ничего не останется. И особенно за тот свет в глазах – точнее, за остатки света, – которые появляются только тогда, когда мама вспоминает о папе.
Еще может показаться, что детство мое было очень сложным и тяжелым, но это совершенно не так. Не считая времени, когда пропал папа (его уход я восприняла именно так: был и вдруг просто пропал), моя жизнь была интересной и вполне счастливой.
В шесть лет у меня появился первый настоящий друг.
В тот день я копалась в песочнице, и как-то получилось, что все остальные дети разошлись со двора – кто на обед, кто на кружки, кто уроки делать. А я ждала тетю, которая задерживалась где-то в магазине или на почте – сейчас уже и не вспомню.
Но зато хорошо помню, как увидела тощего мальчишку, который шел из школы, остановился, тщательно оглядел пустую площадку, но никого достойного внимания не обнаружил. Ему не оставалось ничего другого, как подойти ко мне – все лучше, чем играть одному. Мальчишку этого я, конечно же, знала – он был на два года старше, учился во втором классе, проживал в соседнем подъезде, и звали его Костик.
– Че делаешь? – строгим голосом спросил сосед, выставив вперед одну ногу, что должно было, видимо, обозначать его уверенность в себе и собственной неотразимости.
– Кашу варю, – буркнула я, так как никогда не сомневалась, что мальчишкам высокое искусство приготовления такого наисложнейшего блюда, как каша, не осилить.
Он и не осилил. Скривился и заявил, что научит меня настоящим играм. И правда, научил. Через час я уже бойко стреляла из пистолета и плашмя падала на песок, чтобы избежать попадания в себя смертельных вражеских пуль.
Не знаю, как получилось, но с тех пор мы с Костиком стали неразлучными друзьями. Расставались только на ночь, да и то не всегда – частенько Костик оставался у меня, где за нами присматривала тетя, а позже – мама. А иногда я оставалась у него, где его папа (мамы у них почему-то не было), Павел Николаевич, вечером обычно уходил, предварительно пообещав быстро вернуться, но возвращался только под утро. Впрочем, мы прекрасно обходились обществом друг друга.
Продолжалось мое счастье, пока мне не стукнуло десять – тогда Костик с папой очень неожиданно уехали куда-то далеко-далеко и не оставили никаких координат для связи. Случайно так вышло или специально, не важно – связаться с Костиком у меня не получилось.
Помню, я долго скучала, даже, наверное, страдала. А потом в моей жизни появилась двоюродная сестра София, которую на лето отправили к нам в гости (как я поняла, став постарше, отправили в глушь в качестве наказания, словно сослали в ссылку). Она была старше на целых четыре года (в детстве разница почти космическая) и с удивительной настойчивостью интересовалась мальчишками.
– Ты еще маленькая, – заявила, впервые ступив на порог моей комнаты и окинув меня с головы до ног внимательным взглядом, – не конкурентка, так что будем дружить.
Я с готовностью согласилась: мои глаза слепили золотые бусы на ее шее и зеленые блестящие тени на веках. Долгое время я трудилась посыльной, доставляя по адресу разнообразные записки и сердечные сувениры, хотя сестра смогла обставить все красиво и объявила меня лучшим в мире тайным агентом. Кроме того, за каждую услугу меня одаривала конфетками и разными мелочами, приятными неискушённому детскому сердцу: наклейками, ракушками и пластиковыми шариками. Я была влюблена в Софи, как только может быть влюблен ребенок во взрослое существо, которое его не отталкивает, а с удовольствием общается (пусть только на те темы, что интересуют лично ее) и даже просит о помощи.
По окончании лета сестру вернули домой, но с тех пор она приезжала к нам хотя бы раз в год и каждый раз, уезжая, увозила пару-тройку разбитых сердец. Два года назад София стремительно выскочила замуж за настоящего француза, переехала куда-то в Питер и с тех пор очень мало давала о себе знать. Судя по нескольким свадебным фотографиям, которые нам прислали, сестра стала настоящей красавицей и покорила не менее прекрасного принца. Я была за нее рада.
В школе, конечно же, также не обошлось без подружек, но после Софи завоевать мое сердце так никто больше и не смог. Может, потому я предпочитала учебу бесконечным вечерним променадам по набережной и часам пустой болтовни. Гулять, разумеется, тоже ходила, но, как говорил отец Костика, «безо всякого удовольствия». Чаще всего, потратив около часа на обсуждение одежды одноклассниц и внешности одноклассников, я просто сбегала домой, так как подобные разговоры мне были просто не интересны.
В пятнадцать я впервые влюбилась в молодого человека (по крайней мере, мои подружки мне сообщили, что так и есть – я влюблена в Кирилла). Все признаки налицо: я часто на него смотрю (странно было бы, будь иначе – ведь он сидел прямо передо мной и загораживал спиной учительницу), помогаю решать контрольные (как и еще десятку других одноклассников), а главное – вижу его во сне (хотя то, как мы на физкультуре падаем в полный грязной воды овраг, мало отдавало романтикой). Это любовь! – уверенно сообщили подруги. Пришлось поверить. Однако когда моим принцем мне было предложено в парке у дома доказать свою влюбленность путем отдачи ему своего тела прямо в кустах, я изумилась и отказалась. Моя любовь не выдержала дальнейшего поведения Кирилла – он перестал обращать на меня внимание и стал напропалую кокетничать с другой девчонкой из параллельного класса. Почему-то я до сих пор очень хорошо помню, каким при этом было его лицо: русые волосы, сосульками свисающая челка, голубые глаза, взгляд исподлобья и нарочито презрительная улыбочка.
Тогда я сделала единственную большую глупость в своей жизни. И до сих пор, вспоминая, благодарю всех богов, что обошлось без последствий. Я встретилась с его заклятым врагом и отдала ему то, что отказалась отдавать самому Кириллу. Не знаю, у кого как проходил первый опыт близости, но лично мне было очень смешно от мысли, как разъярится Кирилл, когда узнает. Ровно до тех пор, пока не стало очень больно. Эта боль продлилась достаточно долго, чтобы я решила впредь добровольно подобного издевательства над собой не допускать. Вспоминать свою дурость не люблю, но каждый раз не забываю снова поблагодарить небеса, уберегшие меня от беременности (такой мелочью, как предохранение, я, естественно, не озаботилась).
Так что, уезжая летом, я подумала, что и жалеть-то не о ком, кроме мамы. Она держалась прекрасно, сказала, что будет мне присылать деньги, я не могла отказаться (так как прожить на пенсию тети Тамары невозможно), хотя и знала, что маме придется во всем себе отказывать. Но у меня была цель – качественное бесплатное образование и надежда найти работу, которая поможет продержаться во время учебы. И небольшая сумма денег, которые я копила почти три года, чтобы иметь возможность спокойно осмотреться в своем новом окружении и придумать, как удобнее в нем устроиться.
Так и оказалась, что к осени все сложилось как нельзя лучше. Пусть квартира у тети Тамары была однокомнатной, но это все равно лучше, чем жить в общежитии, где, кстати, места мне не предложили, так как зданий было всего три на весь огромный университет, и те, кто учились на моем факультете, никогда мест не просили. Несложно понять, почему – большинство из них имели в городе минимум одну собственную квартиру, не считая родительских.
Одним из плюсов жизни с тетей также был Славик – один из моих детских друзей, проживающий этажом выше. С ним я скентовалась лет в двенадцать, в очередной приезд к тетке, и получилось это только благодаря закрепленным во мне Костиком навыкам. Я гуляла во дворе и за деревянным домиком у качелей увидала сидящего на корточках мальчишку – видимо, он там от кого-то прятался. Подойдя ближе, я отставила ногу, подобно моему гуру-учителю и важно заявила:
– А у меня есть пистолет.
– И что? – величественно спросил мальчишка, но поднялся и штаны отряхнул.
Я молчала, так как не знала, чем еще можно его заинтересовать.
Мальчишка вытер рукавом нос и медленно засунул руки в карманы.
– Ну ладно, пошли лучше покажу, как я умею подтягиваться, – сказал он.
Мы пошли к турнику, у которого и завязалась наша дружба. Заменить Костика он не смог, зато гостить у тети стало не так скучно. Конечно, играть в войну мы через годик перестали, зато у меня появился друг, который в каждый приезд великодушно посвящал меня в то, какие мультфильмы нынче самые интересные, в какие игры сейчас играют и как прогулять школу, чтобы родители не узнали.
Когда я приехала к тете лет в четырнадцать, при встрече Славка (которому стукнуло шестнадцать) важно сообщил, что будет на мне учиться целоваться. Не скажу, что я была против, но все равно ничего не получилось – слишком сильно я начинала хихикать, когда его крепко сжатые кучкой губы приближались к моему лицу. В общем, целоваться он тогда так и не научился. Как и я. О чем, кстати, потом жалела.
Приехав поступать, я с удивлением узнала, что Славик остепенился и проживает совместно с одноклассницей (его родители переехали жить на дачу, махнув на единственного сына рукой). Ленка мне ужасно понравилась, потому что при ней Славик тушевался и много молчал, так что это знакомство терять не хотелось. Они оба, кстати, учились в строительном, что в пяти минутах езды на автобусе. А узнав, куда поступила я, смотрели с восхищением, чем сильно меня рассмешили.
В общем-то, окружение меня вполне устраивало.
Оставалось только к нему привыкнуть и научиться отстаивать свои интересы.
Осень стояла теплая и солнечная. К университету, благодаря метро и автобусу (который всегда простаивал в пробках одинаковое количество времени), я подъезжала всегда в одно и то же время. Мои университетские подружки (такие, как ни странно, появились почти сразу) метро терпеть не могли, а мне очень даже нравилось.
– Пройдет, когда полгода будешь тупо накатывать по одному и тому же маршруту, – уверенно и слегка томно заявляла Настя, держа между пальцами тонкую сигаретку, которую не столько курила, сколько водила ею из стороны в сторону, стараясь, видимо, достичь максимального изящества движений.
Я соглашалась с тем, что так может случиться. Но это будет потом. Пока метро мне нравилось: и толпы людей, настолько разных, что большее разнообразие сложно представить. И горячий пряный дух из приоткрытого окна, и четкий стук колес. И, конечно, эскалатор, с детства ассоциирующийся со светлым будущим, к которому поднимаешься из глубокой темной ямы.
Вот и тем утром после дождливых выходных выглянуло солнышко. Я никуда не опаздывала, потому шла к корпусу неторопливо. От остановки, что прямо у ворот на территорию университета, через узкий парк, потом по дорожке между стоянками, окружённой полосами газона. Одна из стоянок предназначалась для педагогического состава, а другая – платная, для студентов, которые могут себе позволить ежемесячно отвалить за место столько, сколько моя мама за полгода получает. Впрочем, обычно я равнодушна к чужим деньгам, но иногда, когда смотришь, с каким видом какой-нибудь мелкий хлыщ вылезает из «порше» и эдак пренебрежительно дверцу захлопывает, а потом вспоминаешь, какая нищета в городках, подобных тому, где я выросла, как-то не по себе становится от происходящего в нашей стране.
Но, в общем, студенты академии оказались вполне нормальными людьми – по крайней мере, большинство. В течение первой же недели все разбились примерно на три категории. Были и исключения – дети политиков и звезд экрана, которые появлялись раз в полгода, чтобы заехать в деканат и проставить в зачетке все, что там должно появляться каждый семестр. Об их личностях мы знали только из списков и слухов – в нашем потоке оказалась дочь известной эстрадной певицы и сын основателя одной политической партии, о которой ходило много неуважительных сплетен. Таких ребят мы почти не видели, зато много о них слышали – большинство из них половину жизни проводили в ночных тусовках, а остаток – проходя курс реабилитации в элитных санаториях для наркоманов. Основная масса студентов состояла из ребят из очень обеспеченных семей, знакомых друг с другом по школе, через родителей или по общим местам отдыха и развлечений.
Отдельным списком шла небольшая группа таких как я, которых взяли за мозги (хотя бы частично). Хотя бюджетных мест должна быть половина, я насчитала всего пятерых: я, плотная натуральная блондинка Настя, высокая Соня с чудными длинными волосами и узкой талией (жаль, подкачали бедра, размером больше подходящие для степной женщины, чем для городской жительницы), очень худой, коротко стриженный Игорь и серьезный Степан – как водится, в очках, но не обычных, круглых в черном ободке, а весьма изящных, которые он периодически поддевал пальцем и многозначительно смотрел поверх стекол. Степан был рассеян и сокурсниками (сокурсницами) совершенно не интересовался, но мы нашли с ним общую тему для разговора – опрос при поступлении, который он также проходил. Степан сразу же заявил, что нас взяли, чтобы демонстрировать на всяческих викторинах и выступлениях. По каким-то малообъяснимым признакам он сразу причислил меня к числу тех, на ком университет собирается выезжать во время нашей учебы, о чем и сообщил, но не радостно, а совершенно равнодушно, словно ничто мирское его не волновало.
Не обошлось без групп. Самой многочисленной были квнщики. Как ни странно, веселились они крайне редко, так что вне репетиции застать на их лицах улыбку можно было разве что случайно. Была компания девчонок, в которую входили все выигравшие ежегодные университетские конкурсы красоты. Хотя нет, уточню: выигрывали всегда те, кто уже состоял в этой группе. Хулиганистых парней было целых две компании – одни более отвязные, знаменитые своими сумасшедшими вечеринками и изощренными розыгрышами, вторые – отличавшиеся цинизмом и победами над женскими сердцами. Но следует отдать дань справедливости – несмотря на развлечения, все группы не забывали учиться, так как имели цели и интересы немного более серьезные, чем кокаин на завтрак и парочка танцовщиц на ужин (по крайней мере, временами).
Мне, естественно, отметиться в составе любой из этих компаний не светило. Юмором и красотой я не блещу, а хулиганы меня волнуют только тогда, когда им от шести до тринадцати лет.
Но, как ни странно, такое положение дел меня вполне устраивало.
Я шла по дорожке, разглядывая блики солнца в лужах, и по сторонам мало смотрела. Наступила осень, и меня занимал вопрос одежды, но не осенней, а зимней. Сапоги прошлогодние еще сезон продержатся, а вот куртку нужно менять. То есть нужны деньги, а они с неба не падают. По крайней мере, мне. Собственно, еще пара месяцев до холодов есть, так что я пока не сильно заморачивалась, скорее просто напоминала, что придется искать варианты.
Когда я о чем-то усиленно размышляю, отвлечь меня почти невозможно – нужно как минимум кричать прямо на ухо или хотя бы руками перед глазами помахать. Девчонки это уже усвоили, потому просто стояли у ступенек и ждали, пока я подниму на них глаза и узнаю.
– У тебя каждый раз прямо такое выражение лица, будто ты сильно удивлена, что вообще нас тут увидела, – смеялась Соня.
По утрам крыльцо перед входом всегда заполнено студентами. Где еще можно оценить окружающих, показать себя, погреться на последнем в году теплом солнышке и одновременно покурить? Соню с Настей я нашла немного сбоку, прямо у тропинки, по которой ходят со стоянки. Обе сжимали между пальцами дымящиеся тонкие сигареты красивого черного цвета.
– Аленка, как всегда, видит нас, только когда на ногу наступает, – хихикала Настя, осторожно переступая на высоких каблуках. – По тебе хоть часы сверяй.
– Случайно не опоздала, – как обычно, ответила я, с интересом наблюдая за Настей. Всегда занимал вопрос: на что готова пойти женщина, когда уверена, что это может добавить ей привлекательности? Верите, до сих пор границ не нашла. Ну, со мной все понятно: таких вещей довольно мало. Но если посмотреть на Настю, прямо пугаешься, стоит только представить, на что она способна. Иногда меня охватывают подозрения, что в борьбе за самца она способна даже отравить соперницу каким-нибудь особо мучительным ядом. Надеюсь, дороги наши в этом плане не пересекутся – проверять неохота.
Девчонки мне вообще нравились, они гораздо умнее тех, с кем я сталкивалась в своей школе. Большинство моих прежних подруг интересовались только устройством своей личной жизни и тем, насколько сильно можно накрасить глаза, чтобы не выперли с уроков.
Первой парой сегодня шла социология, и мы немного пообсуждали преподавательницу, которая имела привычку выбирать себе жертву, крепко в нее вцепляться и мучить каверзными вопросами на протяжении всей лекции.
– Если бы я знал(а) ответы на все вопросы, чего тогда идти учиться? – бурчал(а) жертва после занятий, и все фальшиво поддакивали, втихую радуясь, что их сегодня пронесло.
– Смотрите, идут, – довольно громко шепнула Настя, машинально выгибая кисть, чтобы сигаретка смотрелась выигрышнее.
Вот нравятся они мне, но зачем же так поддаваться общему безумию? Каждое утро я не могу затащить их внутрь до тех пор, пока не явятся обе компании мальчишеских звезд местного пошиба. Между прочим, это единственная причина, по которой я могу опоздать на лекцию – эти ребята не очень-то пунктуальны. Они, конечно, симпатичные, но не стоят того, чтобы тратить на них время. Бывает, что они обращают внимание даже на таких как мы, но долго их внимание все равно ни на ком не задерживается.
– Сегодня с ними Танкалин, – интригующе добавила Соня. Они обе всегда яростно со мной спорили и доказывали, что даже несколько дней в обществе подобных красавчиков стоят длительных попыток их заинтересовать.
Я только плечами пожимала. Предпочитаю лишний раз не спорить, брызжа слюной, а просто остаться при своем мнении.
Когда из-за плеча выскользнул брюнет, весь в коже, я машинально посторонилась. Это была компания Б (мы их так обозначили в своем тесном девичьем кругу) – те, которые женские любимчики. Вторую компанию мы по аналогии называли А (те, что с дурными розыгрышами). Никто из них, собственно, особой агрессивностью не отличался, но мало ли. Предпочитаю все ситуации, чреватые столкновениями, по возможности избегать, а не просто ждать и надеяться, что они не выльются в какую-нибудь неприятность.
Обычно компания Б приезжала вчетвером, а еще двое, с последнего курса, присоединялись к ним позже. Я оглянулась убедиться, что еще трое, и можно будет вернуться на место, где стояла до этого.
Мимо плыл восхитительный аромат какого-то мужского парфюма. Вот чего у них не отнять, так это запахов – единственное, что могло меня примирить с их близким присутствием.
Похоже, сегодня их было пятеро. Последнего я раньше не видела, потому присмотрелась…
Иногда я, как и любой другой человек, задумываюсь, не являемся ли мы просто игрушками каких-нибудь богов? Ведь как иначе объяснить настолько неимоверные совпадения? Если такое событие подать как выдумку, в него точно никто не поверит, а ведь в жизни еще и не то случается!
Яркое солнечное утро стало мягким и сказочным, как на качественной фотографии, изображающей осень.
Невозможно было не узнать… Этот разрез карих глаз и высокие скулы. И ямочки на щеках, за которые его так любили старушки на площадке.
– Костя… – слово вылетело раньше, чем я сообразила. Голоса своего даже не узнала – такой он был глухой и изумленный.
Он остановился и медленно повернул голову в мою сторону. Я ни секунды не сомневалась, кого именно перед собой вижу. Невозможно ошибиться! Разве можно не узнать глаза, которые блестели напротив моих каждый день в течение нескольких лет? Короткой вспышкой в них отразилось узнавание. Он всегда так смешно расширял глаза, когда удивлялся, хотя обычно они у него узкие. А становились почти круглые, как монетки.
– Костя… – и когда я успела сделать шаг в его сторону? И почему я пытаюсь идти дальше, но не получается – отведенная назад рука крепко застряла, словно попала в тиски.
Солнце вдруг превратилось в мягкую карамельную волну. После его отъезда я проплакала три дня, а желание, которое с тех пор загадывала Деду Морозу, было неизменным – чтобы Костик поскорее вернулся…
Моя рука странно заболела, и я на секунду отвлеклась, пытаясь понять, что меня держит.
Честно говоря, не сразу узнала Настю – точнее, не сразу смогла вернуться в настоящее. Она крепко обхватила меня чуть ниже плеча, не давая двигаться, и лицо у Насти было необычное, даже странное: удивленное и сочувствующее. Ну и ладно, потом разберусь, сейчас не до нее. Ведь передо мной…
Костик… А вот теперь, когда первый шок прошел, я увидела то, что почему-то не сразу бросилось в глаза. Безукоризненную стрижку, неестественно ровный загар, переброшенный через руку пиджак из тонкой кожи… Но главное – взгляд. Так, пожалуй, смотрят на насекомое, ползающее по твоей постели. Ничего прежнего в глазах не осталось, только спокойное, слегка снисходительное безразличие.
– Танкалин, ты что, сел на диету? – поинтересовался один из компании Б, показывая на меня пальцем и под последовавший хохот я, наконец, полностью пришла в себя.
Окинув меня пренебрежительным взглядом, это… существо, не соизволив ответить, неторопливо ушло вслед за своими друзьями, а в моей душе память о самом счастливом времени жизни – детстве – отравлялась вонючим смогом действительности. Он сделал вид, будто мы не знакомы. Выставил меня какой-то ополоумевшей дурой. Будто жалкую попрошайку пнул.
Лучше бы я никогда не видела, в кого превратился мой сосед. Мой Костик, который до сегодняшнего дня оставался самым идеальным мужчиной из всех мне известных.
– Ты что, знаешь Танкалина? – спросила Настя, не переставая крепко сжимать мою руку. На ее лице цвел интерес, грозящий всяческими неприятностями. Соня выглядела примерно так же.
Я быстро осмотрела ступеньки. Повезло, что дорожка чуть в стороне, и произошедшее не стало достоянием всех, кто маялся на крыльце от безделья, а то было бы разговоров. Если вдуматься, со стороны, видимо, казалось, что я потеряла голову при виде этого… позёра и даже пыталась броситься ему под ноги в отчаянной попытке привлечь к своей персоне хоть какое-нибудь внимание. Кстати, почему Танкалин? Фамилия у него явно была другая, на Л. Хотя это как раз и не важно. А вот все произошедшее… Это все очень неприятно… Но придется пережить.
– Нет, я ошиблась. Перепутала с одним давним приятелем.
– То есть вы не знакомы? – уточнила Соня и нехотя добавила: – Ты же на него чуть не набросилась, я такое только в кино видела…
– Как-то случайно получилось… Нет, мы не знакомы. Что у меня может быть общего с Танкалиным? – если бы Настя знала, как я ее ненавижу за эти вопросы, наверное, помолчала бы. И все равно, лучше сразу со всем разобраться.
– Сглупила, – добавляю с улыбкой, хотя скулы сводит.
Сегодня я была очень рассеянной, и большинство лекций пропустила мимо ушей. Собственно, не страшно: я без труда за вечер все нагоню самостоятельно, самой даже проще сосредоточиться на предмете, чем когда вокруг мельтешит множество других студентов. Но сам факт меня настораживал. Откуда такая растерянность? Ну, превратился милый мальчик в чудовище, так что? В жизни еще и не такое бывает.
И все равно так мерзко на душе…
В конце концов, я решила просто переждать. Какие бы сильные эмоции во мне ни кипели, со временем они все равно остынут. Правда, тут же пришла мысль, что учась в одном университете, нам придется, так или иначе, пересекаться. Хотя, с другой стороны, не очень долго – он на два года старше, значит третий курс. И если правильно настроиться, даже вынужденные встречи не смогут меня больше задеть. Я их вообще не боялась, примерно представляя, как это все произойдет – первые пару раз окружающие будут внимательно следить за моими действиями, ничего глупого больше не дождутся и забудут, переключившись на что-нибудь более захватывающее.
К обеду я, можно считать, успокоилась. По крайней мере, трясти перестало, хотя пропал аппетит, что только на руку – сэкономила на еде, ограничившись чашкой кофе.
Настя любила покушать основательно, а Соня, как обычно, сидела на диете, хотя эти жертвы на фигуре, похоже, никак не отражались: все, что у нее имелось лишнего, при любом раскладе скапливалось ниже пояса. Уверена, ее фигура вполне привлекательна, вон Настя куда пухлее, а не заморачивается, но других попробуй, пойми. Мне вот всегда говорили, что я отхватила лучшее, что необходимо женщине – большую грудь. А на самом деле ничего в этом нет хорошего: без бюстгальтера ничего не наденешь, бегать неудобно – в общем, в бытовом плане одни неудобства.
– Как несправедливо, – вздыхали девчонки в школе, слушая мои безрадостные рассуждения, – что твоя грудь досталась тебе, которой на фиг ничего не нужно, а не нам.
Наверное, и правда, несправедливо. Зато все остальное во мне вполне обычное и до шикарного не дотягивает. В общем, из нас троих, по моему мнению, Соня была самой симпатичной, Настя самой ухоженной, а я… даже не знаю, что и сказать. Самой равнодушной к собственной внешности – наверное, так, хотя временами подозревала, что хотя бы изредка следует ею заниматься. Прическу, может, изменить или маникюр регулярно делать. Мои нечеткие мысли по изменению внешности нарушились благодаря новости, и я безо всякого сожаления с ними рассталась.
– А у меня скоро день рождения, – заявила Соня, жуя какую-то зелень со своей тарелки и стараясь не смотреть на картофель с отбивной на Настиной. – Не знаю, что лучше – в клуб пойти или на дачу поехать?
– А дача какая? – Настя не забывала смотреть по сторонам, и казалось, она разговаривает с кем-то за другим столиком, так как, задавая вопрос, смотрела куда-то вбок.
– У нас просто садовый домик, но я про теткину думаю, если получится ключи выпросить. Та нормальная: два этажа, три комнаты, гостиная, свет, газ, канализация – все есть. Только не уверена, что тетка ключ даст: прошлый раз мы у нее там стекло разбили, она так ругалась…
Настя с пониманием кивнула.
– Да ладно… На жалость надави, какие тут все крутые, а ты, мол, чувствуешь себя не в своей тарелке. Ну, не мне тебя учить. А много народу будет?
Соня думала долго.
– Нет. Не хочу много – вас позову и школьных друзей, всего человек десять.
– Тогда дача лучше, – авторитетно заявила Настя и переключилась на меня.
– Поедешь?
– Если расскажете, как туда добраться.
В голову тут же полезли вопросы о подарке. Опять лишние траты, но ничего не поделаешь – пропускать дни рождения людей, с которыми собираешься провести рядом несколько лет, как минимум, невежливо. Кстати, вот когда наступит мой… тогда и будут проблемы, но лучше пока не думать.
– Расскажем и даже проводим, – уверила Соня.
Настя пропустила вопрос мимо ушей, с проступающим на лице интересом наблюдая за входом в столовую.
– О-о-о, – судя по всему, там объявился, по меньшей мере, живой динозавр, – чего это тут Цукенина с Альтиной делают? Они в нашей плебейской столовой еще ни разу не появлялись.
– Видимо, надоел настоящий капучино, захотелось приобщиться к народу и отхлебнуть искусственной бурды? – оперативно предположила Соня.
И правда, что они тут делают? Наша элитная прослойка всегда обедает в новом корпусе, где для них выстроили специальное кафе. Денег, которые я трачу на обед, там мне хватило бы от силы на чашку чая, да и то, скорее всего, без сахара. Так что наша умница и красавица Цукенина могла тут появиться, только если что-то задумала. Альтина была из семьи попроще и попала в «высшее общество» только потому, что была подругой первой и выгодно оттеняла веснушчатым лицом фарфорово-безупречную кожу своей хозяйки. Всегда думала, что рыжие малоуправляемы, а поди ж ты – ходит за Цукениной и исправно выполняет все обязанности настоящей подруги.
И что же им понадобилось? Чтобы появилось первое предположение (которое частенько бывает самым верным), понадобилось всего минут пять, пока они прошлись через раздачу и уселись за столик на самом видном месте.
– Они пялятся на Стоцкого, – фыркнула Настя, – глазам не верю…
Альтина, и правда, старательно поглядывала на одного из местных красавчиков – второкурсника Стоцкого, который, кстати, был беден примерно как церковная мышь. Но все равно богаче, чем я – не очень приятная мысль… Зато с его внешностью хоть фотки делай да продавай любительницам тщедушных кудрявых ангелов. Очень красивый молодой человек, даже я это признаю. И, насколько мне известно, имеет репутацию серьезного спокойного юноши, не замешанного ни в каких скандалах. Цукенина сидела к Стоцкому боком и откровенно пялиться не могла, потому посматривала краем глаза. Зато Альпина глаз от него почти не отводила, одновременно что-то многословно рассказывая подруге, и вряд ли разговор шел о лекциях.
– Наша мадам запала на Стоцкого, – важно сообщила Настя, которая вообще тащилась от подобных сцен. Даже разговоры ее радовали, а уж увидеть вживую…
И вот тогда… Не знаю, что в голову стукнуло. Просто бывают такие ситуации, когда меня, наверное, черт дергает, потому что внятно свои действия объяснить не получается. Ничего плохого мне Цукенина не сделала (кроме разве что извечной классовой вражды и неприязни бедного к богатому), но так или иначе в этот момент мне захотелось ей насолить. Не знаю, почему я была полностью уверена в том, что пришедшая в голову идея должна мгновенно осуществиться, но я, недолго думая (если б задумалась, точно бы остановилась) поднялась и направилась прямо к Стоцкому.
– Привет, – широко улыбнулась. Сколько помню, никогда для меня не было проблемой подойти и заговорить с незнакомым человеком. Он окинул меня быстрым взглядом и сразу определил статус. Его, видимо, он вполне устраивал.
– Привет.
– Меня зовут Алена. Не хочешь к нам присоединиться? – я кивнула в сторону девчонок. – Ты же на втором? Значит, ознакомлен со всякими местными тонкостями. Не подскажешь, тут кто-нибудь занимается трудоустройством желающих подработать?
И под неспешную болтовню мы неторопливо прошли к столику, где Соня почему-то перестала жевать свою траву, а Настины брови заползли чуть ли не на середину лба. Позади спину обжигал пристальный взгляд Цукениной, и мое настроение впервые за день повышалось, приближаясь к своей обычной планке.
Расстались мы со Стоцким только у дверей в аудиторию, докуда он нас с девчонками проводил.
– И что это было? – негромко поинтересовалась Соня, усаживаясь справа от меня и, наконец, сумев закрыть рот, чего все это время ей сделать не удавалось.
Но боевой настрой уже прошел так же неожиданно, как появился, и отвечать я не стала. Самой бы знать…
На последнюю лекцию я не пошла. Решила, что историю экономических учений вполне можно пропустить, а лучше вернуться к тете, успокоиться и разобраться, почему я веду себя сегодня так странно. Ну, конечно, первое – меня выбил из колеи Костик… Нет, имя не хотелось марать – оно осталось принадлежать тому мальчишке, что покорил мое сердце у песочницы. Того хмыря, которого я видела сегодня, вполне достойна фамилия Танкалин.
Я шла по той же дорожке, что и утром, мысли рассеянно скакали с одного на другое: обувь-куртка-Стоцкий-английский-паршивый кофе из буфета-лужи.
Рядом хлопнула дверца – так неожиданно громко, что я вздрогнула.
– Стой, – неторопливо приказал чей-то голос.
А голос, кстати, у него изменился… Стал как у взрослого, такой плотный и бархатистый. Хотя вполне можно понять: он уехал раньше, чем голоса у мальчишек ломаются.
Я замерла, потому что нужно было удержать внутри тот ураган потери, виной которому этот пижон, что стоит напротив. И щурится на солнце так знакомо… что даже больно становится.
– Хочу сразу расставить все по местам, – не спеша заявил Танкалин. – Мне не нужно, чтобы кто-то расхаживал по университету и сплетничал о моем детстве. Поэтому предупреждаю: я безо всякого труда могу превратить твою жизнь в ад, а уж если постараюсь…
Он наклонил голову, острым взглядом словно втыкаясь в мое лицо. Как только голова не разболелась!
– Ты поняла? – с тихой угрозой уточнил.
Эта сволочь убила моего Костика! Превратила в мерзкое чудовище, от одного взгляда на которого тошнить начинает. Как же это все несправедливо и печально, а главное, не исправишь. Почему я не поступила куда-нибудь в другое место? Тогда бы до конца жизни помнила о нем только хорошее и, может быть, все еще продолжала верить в чудеса.
Я разозлилась.
– Можешь не беспокоиться. Костик – лучшее, что было у меня в жизни, а ты за две минуты стал самым мерзким существом, с которым я когда-либо сталкивалась. Тебя я не знаю и знать не желаю!
Я сделала шаг в сторону и быстро пошла прочь.
Этот момент был одним из тех, от которых взрослеешь. Печально, но подобное рано или поздно с каждым случается, как ни остерегайся. Тем не менее, портить себе жизнь я ему не позволю!
Я сама не заметила, как доехала до дома. Тетя пропадала в гостях у одной из соседок, у которых она просиживает почти целыми днями – это у них единственное развлечение. Добавлять к историям, о которых они любят посудачить, свеженькую – с пылу с жару – вовсе не хотелось, но и сдержаться я не смогла. Дотянула всего до ужина, к которому тетя изволила вернуться домой. Как только мы доели и налили чай, тетя спросила, что нового, я быстро отовралась, будто ничего, и перешла к вопросам.
– Тетя, слушай… ты помнишь мальчишку – Костика, с которым я дружила в детстве?
– Костика? – лицо тети тут же расплылось в улыбке. – Конечно, как не помнить. Когда я уезжала, он пришел со мной попрощаться и заявил, что обязательно на тебе женится. Помнишь? Правда, потом признался, что он еще маленький, и папа ему пока не разрешает, но когда он подрастет, то точно разрешит!
Да уж, стала бы она так улыбаться, увидь сегодня этого прощелыгу! Рассказывать и портить настроение еще и ей я, естественно, не стала.
– А ты не знаешь, почему они тогда уехали?
Тетя ненадолго задумалась, привычно помешивая чай, который давно уже пила без сахара, так как врачи запретили. И все равно каждый раз тщательно его размешивала.
– Нет, не знаю. Но тогда слухи такие ходили… – она неуверенно замолчала. Я выдержала ровно полсекунды.
– Какие?
– Пашка – ну, отец Костика – кому-то вроде рассказал по секрету, что когда в девяностых Союз развалился, его отец – дед Кости – и еще пара человек занимались какими-то махинациями, благодаря чему получили в собственность металлургический завод. А время такое было – бандитизм сплошной, стреляли всех направо и налево, вот и им начались угрозы, потом покушения. А вскоре после рождения Костика его мама взорвалась в машине. Паша всегда считал, что ее убили, хотя в милиции даже дело отказались заводить. Тогда он забрал сына и сбежал от отца, устроился в случайно выбранном городе – поглубже в провинции и подальше от всех этих разборок. Только правда это или нет, не знаю.
– И что с его отцом потом было?
– Не знаю… Паша мне никогда ни о чем таком не говорил.
– Так почему они уехали?
– Я же говорю: не знаю. Хотя вроде слышала, что помирился Паша с отцом – времена изменились, тот их долго искал и однажды нашел. Вот они к нему и вернулись.
Так-так, если поразмыслить, то все очень логично. Другие времена… Дедуля выжил, организовал на краденое чистый бизнес, потом нашел сына с внуком. Все складывается, и понятно теперь, откуда у Танкалина деньги.
– Кстати, а какая у них фамилия была?
– Ленские, – мгновенно отозвалась тетя. А еще на память жалуется! Что-то она ее ни разу не подводила, когда дело касалось сплетен.
– А с чего это ты вдруг вспомнила? – полюбопытствовала тетя, и в ее голосе звучали подозрения, которые поощрять не стоило. Хотя признаюсь: за долгие годы рядом я выработала на это любопытство полнейший иммунитет и запросто с ним расправляюсь.
– Да так… Увидала сегодня в университете одного человека, чем-то он мне его напомнил. Вот и подумала: любопытно, каким он стал?
– О, я не сомневаюсь, сейчас это чудесный молодой человек, – уверенно отозвалась тетя, улыбаясь своим воспоминаниям.
Ну да, как же, расчудесный… Смесь бульдога с носорогом. Сволочь, которая, похоже, будет портить мне настроение одним своим существованием. Он, конечно, не обязан со мной водиться, даже если мы играли в одной песочнице, но хотя бы мог объяснить это более вежливо? А, все равно…
В общем, пришла пора переступить, забыть и идти дальше.
Глава 2. Черные, белые и пятнисто-полосатые
Неделя прошла как обычно. Мы пережили два семинара, которые прошли не очень удачно, потому что никто толком не представлял, как именно они проходят.
По утрам, встречаясь с девчонками у крыльца, я здоровалась и сразу уходила в здание, чтобы не провоцировать лишней болтовни.
Два раза мы обедали в компании со Стоцким, и Соня в конце концов даже пригласила его на свой день рождения. Тот согласился, величественно кивнув головой, хотя никакого энтузиазма его вид не выражал. Стоцкий был одним их тех людей, которые всегда одиночки, но не потому, что их избегают, а потому что им никто не нужен. Ну, по большей части.
Также за эту неделю меня завалили россказнями про Танкалина, несмотря на активное мое сопротивление. Информации было столько, что я уже не знала, куда ее девать. Но девчонки не смогли успокоиться, пока не выкопали и не доложили мне все известное. Уверений, что мне это все безразлично, они слушать не желали.
Выяснилось, что его отец занимается экспортом металла, и после сказанного тетей это не удивляло. Что сам Танкалин встречается сейчас с Асей Векиной, победительницей прошлогоднего конкурса красоты, которую, между прочим, отбил у лидера группы А, Руслана Парина. И что они с Русланом находятся в состоянии холодной войны. Правда, ее истоки установить не удалось – вроде, еще со школы, в которой оба учились до университета.
– Что бы это могло быть? – размышляла вслух Соня.
– Мне без разницы, – в сотый раз повторяла я, но подруги в сотый раз благополучно пропускали мое сообщение мимо ушей.
– Что-то жуткое, – завороженно предполагала Настя.
Ничего не оставалось, кроме как помалкивать, чтобы не провоцировать новую порцию фантастических домыслов.
Также у меня появился первый враг (или уже второй, если считать Танкалина?) – Цукенина Олеся. В общем, такое развитие событий вполне можно было предположить после моей выходки со Стоцким, но я не задумывалась об этом до последнего.
Выяснилось, что не все между нами ладно, на английском. На том занятии каждый должен был вкратце рассказать про свое любимое время года, а потом все остальные искали в истории ошибки. Я рассказывала довольно уверенно – по-моему, лучше, чем большинство до меня, но когда дошло дело до разбора ошибок, начала Цукенина…
Оказалось, английским она владеет в совершенстве (потом выяснилось, что три года Олеся провела в Англии и училась там в школе), так что отчихвостила она меня в хвост и в гриву, кроме грубых ошибок вытащив на поверхность даже такие тонкости, которые мне, как первокурснице, знать еще рано. Про произношение вообще молчу…
– Красиво, – пробормотала Соня, когда Цукенина замолчала. Надо признать, времени на разбор моих полетов у нее ушло как минимум минут десять.
Момент был не из самых приятных, но я не разозлилась. Даже, если честно, вину почувствовала – вот зачем перешла дорогу и взяла то, что мне и даром не нужно? Но еще глупее было подходить и объясняться, что Стоцкий свободен, как и раньше, так что оставалось только признать, что язык мне еще учить и учить.
А на следующей неделе элитное кафе закрыли на ремонт, и все сливки нашего университета изволили обедать в обычной столовой.
В первый же день Танкалин явился в обществе троих друзей из компании Б и двух девиц, которым все время обеда мило улыбался. Даже не знаю, почему меня это так разозлило. Фальшивая морда! И улыбка у него не настоящая, словно он просто красуется. И еще жутко мозолит глаза привычка Б-шников выряжаться в настолько обтягивающие свитера, как будто они их специально на пару размеров меньше подбирают, чтобы выигрышнее смотреться на публике. Проще тогда уж совсем с голым торсом расхаживать.
Когда Танкалин ушел, я подумала, что пронесло, ведь это был первый раз после встречи на улице, когда мы оказались поблизости друг от друга. И я заметила, как некоторые окружающие посматривают на меня с ожиданием. Устраивать повторный спектакль я, естественно, больше не собиралась и, увидев исчезающую на выходе спину, облегчено вздохнула.
Немного рано. Через минуту к выходу потянулись остальные из его компании, и один из ребят, Игорь, который все время ходит в коже, остановился прямо рядом со мной, неторопливо копаясь во внутреннем кармане пиджака. Этот экземпляр, пожалуй, из их компании был самым некрасивым: какой-то слишком бледный, глаза блеклые, волосы инертно светлые. Ну, на мой вкус. Вероятно вкус у меня не ахти, так как за его локоть преданно держалась одна из обедавших с ними девчонок, как-то неестественно изогнув спину и поглядывая на нас свысока.
Через пару секунд на стол перед моим носом опустилась карточка с яркими пестрыми буквами.
– Приходи в пятницу, – фамильярно подмигнул Игорь, – встретишься со своим кумиром.
– Каким? – не сдержалась я.
Он только широко улыбнулся. И улыбка такая уверенная и располагающая, какой никогда не бывает у обычного человека. Зуб даю, ежевечерне тренирует ее перед зеркалом!
– Не потеряй свой шанс, – пафосно сообщил.
Желание веселиться пропало. Кого угодно взбесит такое пренебрежение. Надо же, идти куда-то, чтобы добиться чьей-то благосклонности. Нашлись тут любимчики фортуны! Само по себе мерзко, а уж когда к этому имеет хотя бы побочное отношение этот тип под личиной друга детства!
– Слушай, Игорь. Объясняю всего раз. Я перепутала вашего… друга с одним человеком, которого очень давно не видела. Но это совершено точно не он – я навела справки и потому уверена.
– Точно? – игриво переспросил он. С таким развлечением, как я, Игорь, похоже, расставаться не собирался.
– Совершено точно. Тот… он умер, понимаешь?
Он непроизвольно выпрямился. Видимо, в моих глазах было достаточно правды, чтобы убедить Игоря. Еще бы… стоило вспомнить, что предстало передо мной вместо Кости, и на глаза слезы сами собой наворачивались. Ведь с какой-то стороны он, и правда, умер… прежний.
Игорь заторможенно кивнул – соболезнований, правда, не последовало, зато и приглашение не забрал, карточка осталась лежать на столе, а он ушел, утащив за собой свою подружку.
Карточку я предложила девчонкам, но увидев, куда она, они с сожалением отказались, объяснив, что клуб слишком дорогой, хотя и хотелось бы там хоть разочек побывать. Бесплатный проход – дело, конечно, хорошее, но такая мелочь по сравнению с ценами на столики и бар!
– Может, когда-нибудь потом, – вздохнула Соня.
Честно говоря, сминала приглашение в маленький круглый шарик и пуляла им в мусорное ведро я с большим удовольствием!
На второй день к компании Б присоединилась Ася, один взгляд на которую заставил меня покраснеть и отвернуться. Может, грудь у меня и неплохая, но до той, что выпирала из узкого вязаного платья с глубоким вырезом, мне как до небес.
Ася громко смеялась и все время прижималась бюстом к Танкалину. Тот был явно не против.
Повезло, что в этот момент пришел Стоцкий (потому что общаться с девчонками, у которых глаза направлены куда угодно, но не на того, с кем разговаривают, довольно сложно), и я переключилась на общение с кем-то более вменяемым. Он как раз вчера был у Марины Сергеевны, которая занимается иногда работой для таких, как мы – постоянную, конечно, не предлагают, но для желающих подработать могут подобрать временную, на несколько дней. Естественно, оплата там тоже почти символическая, но не в моем положении выбирать. Кроме того, у Стоцкого имелся давний знакомый в одном из бюро по трудоустройству, который периодически тоже подкидывает какие-то варианты. Он сказал, что когда объявится что-нибудь стоящее, сообщит мне первой.
Похоже, общество Стоцкого, которого не волновали ни окружающие, ни их внешность, ни их поступки, не говоря уже о мелочах (вроде того, кто как посмотрел, и связанных с этим сплетен), действовало на меня положительно, так что впредь я ходила на обед только с ним, и неделя закончилась совершено спокойно, без нервотрепки. То есть для меня. Был еще большой спектакль, который даже мы со Стоцким посмотрели не без интереса.
Это случилось в пятницу. Соня сдалась и в виде исключения набрала себе нормальной еды, а Настя, наоборот, ограничилась супом и салатом, но даже их ела так медленно, что все уже замучились ждать именно ее.
А у меня жутко чесалось все тело выше пояса. Мой любимый серый свитер, который я практически не снимаю (как и любую другую вещь, которая чем-то необъяснимым прикипела к душе), сох после стирки, а этот зеленый, мало того что был очень узким, так еще и кололся нещадно. Когда в столовую заявилась компания А, которая вообще редко появлялась в столовой, их главарь Руслан Парин целенаправленно потопал к столику, где расположились Б-шники. Он навис над Танкалиным, к которому, как обычно, прижималась Ася, почти налегая сверху, и так сверкнул глазами, что она тут же отодвинулась в сторону – видимо, зная, что последует, и опасаясь вмешиваться.
– Ты… (нецензурно), это точно ты въехал в моего паршивца! Что, до сих пор даже на автомате не научился парковаться? Или это такая неловкая попытка подпортить настроение, а? Мелковато работаешь, Танкалин – втихую напакостить. А слабо на Каперсую ночью сгонять? Кто быстрее, а? (Нецензурно) только можешь?
О, зрители были в восхищении – где еще пронаблюдаешь за мирным общением двух возможных будущих дипломатов? Ругался Парин, надо признать, мастерски (а уж я в этом толк знаю)! Да и выглядел впечатляюще: вытертый джинсовый костюм, длинные распущенные волосы и взгляд человека, терпеливо ждущего малейшего промаха оппонента, чтобы, не сдерживаясь, заехать ему в рыло. В общем, зрелище было отличное!
Танкалин, как ни странно, остался довольно спокойным, разве что сильно помрачнел. Надо же, я была уверена, что вывести его из себя легче легко.
– Парин, на стоянке давно установлены камеры, и только такой дурак, как ты, может об этом забыть. Если ты так уверен, что в тебя въехал я, предоставь мне запись, и той же ночью мы встретимся на Каперсой, но не раньше. Понял?
Говорил он негромко, но тишина стояла такая, что расслышали все. Ни одного мата не употребил, к моему разочарованию – я с трудом переношу людей, которые говорят матом, а раз уж я не переношу Танкалина, то он просто обязан вести себя в соответствии с моими о нем представлениями!
В общем, никто никому не врезал, Парин попыхтел, задумался и, развернувшись так, что его грива, прямо как на рекламе шампуня, проделала в воздухе чудный пируэт, молча пошел на раздачу за едой.
Думаю, не будет ничего страшного, если я задам Стоцкому вопрос. Кстати, он, похоже, единственный, кто моментально забыл про скандал и, как ни в чем не бывало, флегматично жевал котлету.
– Сереж, а что такое Каперсая? – да-а-а, голосок у меня как у заправской сплетницы, судя по тому, как воспрянули Настя с Соней, и мы все втроем пододвинулись к Стоцкому так близко, что он поморщился.
– Бульвар Каперсой, там по ночам гонки устраивают. Опасное место, в прошлом году у меня однокурсник там погиб. И с третьего курса один еще покалечился – выжил, но не ходит. На домашнее обучение перевели. Там, в общем, как на дуэлях, выясняют, кто прав, а кто нет. Ну и просто по дури гоняют.
Вот как… Получается, Парин вызвал Танкалина на дуэль, а тот отказался. С одной стороны, слабак, конечно, что струсил. Но ведь с другой – хватило ума не вестись на откровенную провокацию и не гонять ночью в смертельно опасном месте? Даже и не знаю…
Собственно, что это я? Какое мне дело? Правильно, ни-ка-ко-го!
В субботу мы отправились на день рождения Сони. Ее саму с продуктами и Настей (которая электрички не переносила еще больше, чем метро) родители отвезли на машине, а мы со Стоцким (так как остальных гостей не знали) отправились вдвоем. Не уверена, что без него добралась бы до нужного места. Одни входы-выходы на вокзале чего стоят – сходу и не разберешь, в какой идти. Да еще названия станций… в общем, Стоцкий выступал в роли моего спасителя.
Дача оказалась одной из целой кучи подобных, построенных друг к другу так плотно, что просто диву даешься, как они тут все уживаются. Я выросла в месте, где свободной земли навалом, так что все эти сплюснутые и прижатые друг к другу участки вызывают даже не удивление, а уже жалость. А если вздумается пойти погулять? Тут же только между заборами дороги – и все, другого места нет. Правда, можно отойти на пару километров и попасть в лес, ведущий к станции, но ходить там никакого удовольствия не вижу, потому как кругом кучи мусора, спрессованного годами.
Хотя воздух все равно получше, чем в городе, да и небо почище.
Компания оказалась вполне обычной, очень похожей на те, к которым я привыкла в школе. Половина перепились, кто-то упал в мангал и обжег руку, кто-то разлил на джинсы сок и ходил без штанов. Они все время вспоминали какие-то школьные хохмы и проделки, а нам со Стоцким ничего не оставалось, кроме как просто слушать и вежливо улыбаться. А слушать истории, которые не кажутся смешными тому, кто в них лично не участвовал, довольно скучно, потому мы с ним тоже перепились и вечером, когда совсем стемнело, вышли посидеть в беседке под деревьями в самом углу участка. Стоило усесться на скамейку и откинуться на стену, как Сергей надо мной склонился и молча меня поцеловал. Ни к чему это не привело и никакого продолжения не имело. Не было ни взрыва пламенных эмоций, ни даже щемящей нежности. Разве что теплое дыхание. Почти сразу же меня посетила мысль, от которой стало смешно, и Стоцкий спокойно отодвинулся, терпеливо ожидая объяснений.
– Да просто, Сереж, подумала. Ты, прости, не мой принц. А я не твоя принцесса. В общем, ничего у нас не выйдет. А окажись на моем месте Цукенина… она бы растаяла от одного твоего прикосновения. Прости.
– Да ладно, – мирно ответил Стоцкий, устраиваясь рядом и больше не делая попыток меня целовать. – Мы с тобой друзья.
Я согласилась. Как-то всегда получалось, что все окружающие молодые люди сразу причисляли меня к друзьям, и никто огромной любовью ко мне не воспылал. Как, впрочем, и я.
– Тебе Цукенина совсем не нравится?
Любопытно, как она воспринимает Стоцкого? Наверняка ведь думает, что и характер у него, в соответствии с внешностью, ангельский. А вот и нет, Сергей довольно равнодушен к окружающим. Совсем холодный, честно говоря, и любить его довольно затруднительно.
– Устал я от этих девиц, – поморщился тем временем Стоцкий, – которые меня за какое-то животное принимают. Нацепят юбку в ладонь длиной и норовят под нос сунуть, будто мне больше ничего и не надо, кроме мягкого места, которое можно пощупать. Да и вообще дуры эти богатые все как одна балованные. Они мне еще в прошлом году надоели.
– Зря ты так… Она же не виновата, что родилась в семье с деньгами.
– Да я ничего не говорю… закончу университет, женюсь на какой-нибудь дочке, вступлю в семейный бизнес… А пока ну их.
Ничего себе мальчик-одуванчик!
– Фу-у-у, как пошло звучит.
– Павлова, ты как ребенок детсадовского возраста, – снисходительно сообщил мне Стоцкий, вытягивая ноги и беззастенчиво пододвигая ими мои, – ничего, привыкнешь со временем.
– Упаси боже, – пробормотала я, но спорить не стала.
И вот вроде все прошло спокойно и без эксцессов, но на следующей неделе я узнала, что наш «пламенный поцелуй» кто-то успел заснять на смартфон и разместить в общей группе в фотоотчете о поездке. Конечно, Цукенина тоже в этой группе состояла – там весь курс был, – и хотя моего лица на фотках было не разглядеть, обычные джинсы и мой любимый серый свитер без труда узнает каждый, кто учился со мной хотя бы неделю. Так вот, если раньше Цукенина просто меня демонстративно не замечала, то теперь окатывала таким взглядом, что казалось: сейчас меня поведут на расстрел. С помощью пулемета.
Стоцкий, которому я предъявила новость, сказал буквально следующее:
– Хм… ну так и лучше – пусть думают, что мы встречаемся. Может, приставать меньше будут.
– А мне в этом какой резон? – нахмурилась я.
– Ну, не знаю… но ты подумай, и если согласна, то говори.
На том и порешили.
Время, однако, шло, и стоило думать о работе. У Стоцкого пока ничего не наклевывалось, поэтому я решила все-таки отметиться у Марины Сергеевны. Не оттягивая, на следующий же день после лекций понеслась в деканат. Повезло: Марину Сергеевну я застала на месте, но она громко с кем-то переругивалась по телефону, одновременно вороша кипы бумаг в шкафу. Заметив меня, прикрыла ладонью трубку и шёпотом попросила подождать в коридоре.
Ну, времени у меня полно, главное – ее не упустить, но выход из комнаты только один, так что мимо все равно не проскользнет. Я уселась в коридоре на одно из сидений и достала книжку. Быстро запутавшись в правилах построения предложений немецкого, я ощутимо клевала носом, когда рядом грохнуло сидение, и кто-то уселся по соседству.
Я машинально обернулась и вздрогнула от неожиданности – Танкалин развалился на ближайшем сиденье, хотя вокруг было еще с десяток пустых. Закинул ногу на ногу.
Он весь прямо сиял, как будто нашел с утра под подушкой путевку на луну и пах так приятно, что зубы сами собой от злости сжались. Я бы предпочитала, чтоб от него несло, как из помойной ямы.
Угораздило же встретиться!
– Не темно читать? – поинтересовался он.
Я молча отвернулась. Хотелось пересесть, но такого удовольствия ему доставлять я не собиралась, так что просто попыталась снова вникнуть в текст.
– Ты туда? – позер этот никак не желал просто сидеть тихо и продолжал беседу таким тоном, будто сегодня самый счастливый день его жизни, и остальное не колышет! Но на этот вопрос нельзя не ответить – ему, видимо, тоже нужно было к Марине Сергеевне.
– Да, позовет, когда освободится.
– Хорошо, – Танкалин вытащил из кармана айфон и стал что-то просматривать.
Скорее бы, подумала я, снова утыкаясь в книгу. Буквы разбегались по страницам так резво, что я даже не пыталась их свести в кучу, просто упрямо смотрела на страницу, старательно делая вид, что я тут совершенно одна.
Рядом зашуршала бумага.
– Хочешь? – он протягивал какие-то конфеты в упаковке, и терпение мое при виде этого жеста закончилось.
– Слушай, Танкалин, мы вроде уже со всем разобрались. Не надо тут изображать душу компании – я у врагов конфетками не угощаюсь.
– Какой из тебя враг, – он неторопливо засунул конфеты обратно в карман, – так… мелочевка.
Я промолчала.
– Скажи мне лучше, – его голос стал гораздо жестче, – как ты сюда поступила? Твоей матери на рынке за продажу тухлых кабачков подняли зарплату?
Врезать бы ему как следует! Надо было сразу его ударить, но даже прикидывать нечего – если будет драка, он без труда победит, и сомневаюсь, что его остановит то, что я принадлежу к слабому полу. Потому я обошлась словесным ударом.
– Это ты сейчас говоришь о женщине, которая на последние деньги покупала зефир, который терпеть не могла, но ведь Костик так его любит? – прошипела с максимально возможным презрением. Кто-то тренирует улыбки, а я на таких вот хмырях – голос. Могу им гордиться!
– Ох, не надо мне тут показательных выступлений на тему добра и зла, – поморщился. Причем не очень сильно – видимо, не желая, чтобы морщины появились.
– Думай в следующий раз, каким тоном отзываешься о моей матери!
– А иначе что? – лениво протянул он.
Что уж сомневаться, я не способна причинить ему ни одной действительно крупной неприятности. Да и зачем? Можно разобраться прямо сейчас…
– А иначе я тебе всю морду расцарапаю. Ты меня, конечно, остановишь, но я не сомневаюсь, что успею, – внимательно осматривая его лицо, спокойно сказала я. И, честное слово, верила каждому своему слову! Любой другой мог отозваться о маме и гораздо хуже, а я бы и внимания не обратила, но именно от Танкалина не могла слышать даже малейшей грубости. Слишком обидно за маму…
Он, как ни странно, довольно улыбнулся, вытягивая ноги поперек коридора. Похоже, совсем меня не опасался. Ну-ну, попробуй только еще хоть слово добавить!
– Дурой ты выросла, Аленка, – с улыбкой заявил Танкалин. Как он вообще смеет вспоминать мое имя? Да что ж он меня так раздражает-то?!
– Зато не такой мерзкой, как ты, – мгновенно парировала я. – Оставь меня в покое, не хочу с тобой разговаривать.
– Дуро-ой, – словно не слыша, тянул Танкалин, одновременно откидываясь на спинку стула. Если бы тот был на ножках, он, пожалуй, стал бы раскачиваться. А я бы не отказалась немного подставить подножку и полюбоваться, как он грохнется на пол. Жаль, это все осталось несбыточной мечтой.
Не знаю, чем мог бы закончиться наш разговор, но дверь открылась, являя Марину Сергеевну.
Она окинула нас быстрым взглядом, остановилась на Танкалине.
– Константин? Вы тоже ко мне? – потом быстро перевела взгляд на меня. – Подождете?
Желая любым способом отделаться от присутствия рядом этого хмыря, я согласно кивнула, даже слишком быстро. Он поднялся, окидывая меня на прощание пренебрежительным взглядом. Намекал, что пришел последним, но кто я такая, чтобы не пропустить его вперед? А мне без разницы, лишь бы морду его лишний раз не лицезреть.
Сидел он в кабинете долго, оттуда доносился хохот, и еще они пили кофе. Казалось, Танкалин специально там задерживается, чтобы мне пришлось ждать дольше, ну а я вдруг вспомнила, что, собственно, не важно, в какой день прийти – могу и завтра, так что тихо поднялась и ушла. Пусть развлекается.
Следующий день начался с новости, которую девчонки посчитали какой-то необычной.
– Ася Танкалина бросила, представляешь? – заговорщицким тоном спросила Соня.
– Мне без разницы, – машинально ответила я.
– А знаешь, почему? Говорят, он на выходных в клубе подцепил какую-то танцовщицу-мулатку и притащил к себе на квартиру. Ну, а Ася их застукала.
В принципе, я не заметила, чтобы он вчера вечером особо переживал, что его бросили. Даже наоборот, явно был весел. В любом случае, мне-то что?
– Плевать.
Поморщившись моему равнодушию, девчонки продолжили обсуждали новость без моего участия. В который раз удивляюсь, когда они успевают еще и учиться, ведь все время тратят на другие занятия.
Тем же днем Танкалин явился на обед в компании какой-то брюнетки в ярко-алом кожаном костюме. Если бы она училась в нашей школе, ее дежурный выловил бы на входе и выгнал домой переодеваться. Здесь всем было фиолетово. Она не отводила от Танкалина широко распахнутых томных глаз, и он в ответ пялился на нее так же пристально. Но, честное слово, уверена, он придуривается. Неужели эта мадам верит, что мужик может смотреть так томно совершенно серьезно? Да и никакой нежности в его взгляде не было ни на грош! Хотя… у всех свои игры.
Через пару дней открыли спецкафе, и вся элита перестала таскаться в общую столовую. Я сама удивилась, насколько сильно этому факту обрадовалась.
С работой было совершено глухо, и меня начали посещать нехорошие мысли, что ведь может вообще ничего не получиться. Если сейчас на обед я трачу деньги из запаса, то через месяц от него ничего не останется, и мне придется сидеть голодной. Тех денег, что присылает мама, едва хватает на продукты для дома, потому что пенсия тети Тамары уходит на квартплату, которая с моим появлением увеличилась, и единый проездной. Кредиты я не беру – это принципиальная позиция, тетя считает так же. Там только начни – и на долгие годы окажешься в рабстве у банка. Нет уж. Про обычную стипендию можно даже не вспоминать, на конкурс сторонних стипендий берут с третьего курса, и то нужны публикации хотя бы в университетских сборниках. В общем, до третьего рассчитывать не на что.
Повезло мне всего однажды – в университете проходил осенний ознакомительный конкурс по мотивам известной телевизионной игры, за участие в котором платили деньги, потому что желающих участвовать первокурсников откликнулось куда меньше, чем требовалось. Заплатили немного, но за пару часов веселья это скорее походило на приятное дополнение. Кроме того, засветиться на общественном поприще тоже не вредно – преподаватели гораздо лучше и благосклоннее начинают относиться, проверено еще в школе.
Очень быстро наступила зима. Денег не осталось, и я уже собиралась примерять свою старую куртку, которую предусмотрительно не выбросила, а притащила с собой. Необходимость снова в ней ходить не очень радовала, хотя мириться с неизбежным я вполне привыкла. Но увидев меня в этом ужасе посреди коридора, тетка ахнула, собралась и куда-то ушла. Вернулась через час с деньгами. Я так растерялась… думала, она продала что-то или заняла, а значит, придется отдавать, но оказалось, что у нее тоже имелся запас на черный день. На мои попытки убедить, что день вовсе не черный, ну разве что слегка, она отмахнулась и отправила меня в магазин. Куртку я купила.
Еще чуть-чуть – и вот уже Новый год на горизонте. Соня с Настей решили отмечать со школьными компаниями, на университетское сборище я не пошла, потому что элементарно не хватило денег. Стоцкий собрался в гости к своему троюродному брату, но с ним идти не хотелось, особенно туда, где я никого не знаю. Новый год – не тот праздник, когда хочется видеть незнакомых людей. По-моему, это очень домашний день, который следует проводить с семьей и друзьями, потому на приглашение Славика я моментально ответила согласием.
Он еще меня просил не рассказывать Лене про тот момент, когда собирался на мне учиться целоваться. Я согласилась молчать, хотя не поняла, в чем проблема – все равно у нас ничего не получилось. Ну, раз ему спокойнее…
Половину дня мы с Леной проторчали на кухне, прикрываясь необходимостью готовить, а на самом деле напились коктейлей, и я безо всяких угрызений совести проболталась обо всем, о чем клятвенно обещала молчать. Не знаю, чего боялся Славик, но слушая про его губы бантиком и крепко зажмуренные глаза, с которыми он ко мне приближался, Лена покатывалась со смеху и периодически убегала на балкон покурить и успокоиться.
Гостей к ним пришло немного – две пары: Ленина старшая сестра, толстушка Наташа, покрытая мелкими желтыми кудряшками, и двое молодых людей слегка диковатого вида. Было довольно забавно наблюдать, как они, сидя по обе стороны от Наташи, пытались через нее переговариваться, но все попытки общаться помимо ее персоны Наташа быстро пресекала.
Мы слушали речь президента, Славик держал наготове шампанское, а Ленина сестра, Ольга, быстро говорила, что когда бьют куранты, она вспоминает родных, которых нет рядом, и желает им счастья. Она так настаивала, что нам необходимо проделать то же самое, что когда начался бой, я действительно уставилась в бокал с шипящей пеной и вспомнила маму… и тетю Тамару, хотя она всего этажом ниже. А потом Костика. Не того, какой он сейчас, а того, которого я выдумывала, когда о нем вспоминала. Это был вежливый, возможно, не очень улыбчивый молодой человек, но зато верный, уважающий людей и отвечающий за каждое свое слово. Стена, за которой ничто в жизни не страшно. Настоящий человек, на которого можно положиться.
На существующего Танкалина моя мечта не была похожа совершенно.
Хорошо, что Славик сильно размахнулся и случайно попал мне в бок локтем, а то я бы так и думала до утра. К чему?..
Часа в два мы ходили к елке, поставленной неподалеку, на площади, где потеряли обоих незанятых парней и Наташу. Не знаю, нашли ли их, потому что я, наконец, вымоталась и ушла домой спать.
Так же быстро пролетела сессия, не вызвав у меня совершенно никаких осложнений. Половину зачетов я получила автоматом, да и вообще плохо понимала, как можно что-то не сдать. Разве что с языками было сложновато – они давались мне с трудом: самостоятельно изучать их замучишься, а нанять репетитора, естественно, не на что.
Единственное, что было неожиданного – Цукенина все-таки смогла мне отомстить.
В тот день я опаздывала на зачет – зимой автобусы стали простаивать в таких пробках, что хоть за два часа выезжай. И не факт, что успеешь. Я опаздывала почти на час и бежала бегом.
Нужная мне аудитория располагалась в конце коридора, но дотуда я не дошла.
– Стой! – Цукенина и еще парочка девчонок стояли у окна почти в начале, прямо у лестницы, с которой я выскочила, – в 317-ю перенесли. Мы уже сдали.
Я, недолго думая (а зря) бросилась в 317-ю, обрадовавшись, что она ближе. Хоть на полминуты, но опоздаю меньше.
Залетела в кабинет и застопорилась. Свет не горит, вокруг ни единого человека, пустые места… Только легкое движение слева. И что это?
У стены Танкалин с какой-то девицей, на этот раз рыжей, явно не экзамены тут сдавал. До дела, похоже, не дошло, но и оставалось недолго. Кстати, стоит, наверное, отвернуться, зачем же так пристально на них смотреть? Я слышала, конечно, об экстремальном сексе, но не думала, что любители подобных развлечений рискнут заниматься им прямо в университете.
Девица громко расхохоталась, и только тогда я увидала лицо Танкалина. Нет, инстинкты все-таки вещь отличная, потому что развернулась и бросилась бежать я раньше, чем сообразила, что это стоит сделать. Благо сапоги у меня без каблуков – не люблю на них ходить.
Лестница, на которой ждало спасение, была уже совсем близко, а там попробуй, пойми, куда я свернула. Лучше, наверное, бежать вниз – там народу много. Или в туалет напротив, там защелка. Уже прикидывая, где лучше спрятаться, я почувствовала сильный рывок назад. И просто свалилась с ног, но Танкалин, как ни странно, ронять меня не стал, а даже поддержал.
– Ты что себе позволяешь? – зашипел, нагибаясь к моему лицу. Его возбуждённый вид мне совершено не понравился. Впрочем, как и любой другой.
– А что я себе позволяю? – попробовала я свалять дурочку.
– Ты меня преследуешь?
– Что? – ушам своим не верю: вот это самомнение!
– Хочешь оказаться на ее месте? – вкрадчиво спросил этот хам. Ого, как гормоны играют! Его, пожалуй, стоит отправить назад, к этой его э-э-э даме, пока на нормальных людей бросаться не начал.
– Да пошел ты! – я озверела. – Я, между прочим, не в спальню к тебе ворвалась, а в кабинет, где экзамен должен был идти!
– Не верю, – и еще ближе. Его хищный взгляд вдруг превратился в какой-то оценивающий, и это не просто настораживало, это… пугало! Похоже, мозги у него отключаются, когда он на взводе. Значит, нужно переключать внимание на что-нибудь другое.
– Танкалин, не устраивай сцен. Тут вокруг полно народу. Хочешь всех посвятить в то, что случилось? – ровно прошипела я. Тянуло врезать коленом промеж ног, но сложно врезать человеку, когда он к тебе так прижимается. Кстати… он ко мне прижимается? Я быстро отшатнулась.
– Остынь!
На этот раз Танкалин остался стоять на месте и рук больше не распускал. Разве вообще так нормально, что даже не важно, кто? Точнее, кого? Мерзость какая…
Краем глаза я увидела, с каким интересом на происходящее любуется Цукенина с подругами. В руке одной из них мелькнул смартфон. Нужно быстрее сматываться, пока не засняли, хотя уже вроде и нечего снимать. Эх, Цукенина… И все равно не могу на нее разозлиться!
Зачет я сдала на автомате.
Две недели до начала занятий мы со Стоцким проработали на выставке оборудования для очищения воды. Заплатили, кстати, неплохо – на месяц при моих разумных тратах должно хватить. Да и весело было. Наш павильон явно пользовался успехом. Сергея вырядили в форму из обтягивающих штанов и расстёгнутой на несколько пуговиц рубашки, а меня в короткую юбку и блузку с низким вырезом, поверху – корсет. В общем, посетители ходили, похоже, не столько изучать предложенный товар, сколько глазеть на нас. Но это без разницы, платят – и замечательно.
В последний рабочий день, 12 февраля, на работу я опоздала. Отовралась, что проспала, не говорить же правду? Тем более такую глупую. Просто дело в том, что я сама не заметила, как в переходе метро застопорилась и простояла полчаса, разглядывая цветные открытки на стенде у книжного киоска.
И только потом поняла, почему. Тому безупречному молодому человеку, который появлялся в моем воображении последние несколько лет, стоило мне вспомнить о Косте, сегодня исполнилось двадцать. Как и настоящему Танкалину.
Глава 3. Стоимость жизни
Второй семестр начался одновременно с жуткими холодами. Я доезжала до университета полумертвой от холода и долго отогревалась у батареи. Тем страннее было видеть дефилирующих мимо девушек в тонких сапожках на каблуках и коротких юбках. Хотя в машине с климат-контролем, конечно, хоть голышом можно ездить.
Новостей, как ни странно, не было, кроме разве что одной – компания Б в полным составе запаслась абонементами в бассейн, после чего образовалась очередь из девушек, желающих посещать бассейн в то же самое время.
Эх, я бы тоже не отказалась от бассейна (естественно, не в тот день, когда там появляются Б-шники, чтобы даже случайно лишний раз не пересечься), но мне это не светило. Даже если найти время, денег все равно нет.
Хотя вот еще один момент, который меня очень удивил и даже, думаю, порадовал. Однажды днем мимо нас в фойе прошел Игорь из компании Б, к которому, как обычно, прильнула какая-то мадам в ярких одежках. Мы стояли у стены, ожидая нашу старосту с новостями относительно списка литературы, которую насоветовали по языкам, и Соня, тщательно проследив за парочкой, вдруг сказала:
– С чего они все время к ним так плотно прислоняются? Ноги, что ли, не держат?
О, неужели я дождалась доказательства наличия у моих сокурсниц самоуважения? Нельзя упускать такой момент!
– А вы смотрите внимательно и запоминайте, – говорю, – чтобы если вдруг кто-то из них обратит внимание на вас, вы смогли всего за несколько секунд покрепче к ним приклеиться, как они к тому привыкли. А то мало ли… не оправдаете ожиданий – и пиши пропало!
И Соня, выслушав мой совет, взяла и сморщила нос! Похоже, не все печально в датском королевстве, и у нас с девчонками имеется шанс на взаимопонимание. Мелочь, а приятно. Настя вообще теперь обе компашки игнорировала, потому что завела себе молодого человека, с которым познакомилась на дне рождения бабушки. Когда она рассказала, где, у меня, честно говоря, просто челюсть отвалилась. Сейчас знакомятся где угодно, но так… по старинке, что ли, даже звучит немного нелепо.
Но зато, потеряв интерес к местным звездам, они мне, дуре, объяснили еще кое-что. Внешность и клубы, конечно же, имели немалое значение, но помимо этого частенько девчонкам, которые встречались с Б-шниками, перепадали неплохие подарки. Бижутерка там, камушки, шубку могли купить, на отдых свозить. Как говорится, и приятно, и полезно. Вот так вот… Помнится, в школе одноклассницы часто вздыхали, что джентльменов нынче не осталось. А интересно, откуда им взяться, если вокруг такие леди? В общем, было так противно, будто меня с головой окунули в… ну, в общем, ничего приятного, так что я побыстрее попыталась об услышанном забыть.
Вот так шли дни, дела мне ни до чего не было, потому что холода продолжались и становились все злее и жёстче. Уже не хотелось ничего, кроме повышения температуры. Однако время шло, заканчивался февраль, а зима только зверела.
Однажды утро, кроме мороза, порадовало городских жителей обильным снегопадом. На следующий день я с трудом заставила себя ехать в университет, так как примерно представляла, как будет двигаться транспорт по сугробам. Но все равно поехала. И, как ни странно, простояла в пробках всего около часа, топили в автобусе сильно, и обошлось без отмороженных частей тела.
Заканчивалась четвертая пара, когда в заднем кармане джинсов завибрировал смартфон. Обычно мне никто не звонит – кому, кроме тети и мамы, а они знают, что днем у меня занятия. Номер отразился тети Тамарин, и я ответила, хотя рисковала вызвать гнев преподавателя, который, как и все они, терпеть не может, когда студенты во время лекций болтают по телефону.
Это была соседка баба Аня из квартиры напротив. Постоянно прерываясь, испуганным слабым голосом она сообщила, что тетю только что увезли в больницу с сердечным приступом.
Преподаватель не рассердился, потому что ничего не заметил – я не сказала ни слова. Когда баба Аня положила трубку, я еще минуту прижимала телефон к уху, пока, наконец, дошло, что больше ничего не говорят.
Еще через минуту я выбегала из аудитории со скоростью, близкой к скорости реактивного самолета. Одеться толком не успела, наскоро накинула куртку, шарф болтался в руке, шапка торчала из кармана.
Никогда раньше мне не было так страшно! Тетя ни разу не жаловалась на сердце, хотя перечень припоминаемых ею болезней включал даже самые редкие и экзотические, а также множество выдуманных. Про сердце она, наоборот, шутила, что оно будто отдельно от нее остальной существует – живет и бьется само по себе. Вот вам и добилось…
Залетая за очередной угол по дороге ко входу, я врезалась в Игоря из Б-шников, с силой приложившись носом к его куртке. Они тут все семеро были, и даже если бы получилось уклониться от одного, врезалась бы в другого.
Черт, нос теперь будет ныть, а может, и синяки под глазами появятся. А мне с врачами говорить… Еще примут за оторву какую-нибудь, и тогда точно наплюют на тетино здоровье!
– Эй, – довольно беззлобно вскрикнул Игорь, придерживая меня, будто я пьяная и не могу устоять на ногах.
– Извини, – очень быстро ответила я, порываясь бежать дальше. Меня схватили за рукав.
– И все? – он загадочно улыбнулся. – Слова «извини» мало.
Я настолько была занята тетей и ее здоровьем, что вряд ли смогла бы пошутить в ответ. Или нагрубить. В любом случае, ответить ничего не успела – между нами влез Танкалин, отодвигая Игоря в сторону.
– Подожди, – бросил тому и настороженно на меня уставился.
– Эй… – назвать по имени, похоже, не решился. И правда, как же иначе объяснить, откуда великий Танкалин знает имя какой-то там придурошной первокурсницы? – Что-то случилось?
– Ничего. Мне нужно идти, – на одном дыхании выпалила я, судорожно протискиваясь в сторону выхода и мертвой хваткой сжимая шарф. Он всего на секунду повернулся к остальным, которые с огромным любопытством на нас глазели, но я уже проскочила мимо и понеслась к двери.
Когда автобус застрял на половине дороги к дому, я не выдержала и пошла пешком. Времени, может, и не сэкономила, но хоть какое-то действие в таком состоянии всяко лучше простого ожидания.
Баба Аня долго меня успокаивала. Я рвалась ехать в больницу немедленно, но она не пускала – сегодня увидеть тетю все равно не дадут: все врачи разошлись, кроме дежурного, который в любом случае переправит на лечащего, так что до завтра там появляться смысла нет. Еще был вопрос, который меня жутко мучил – деньги. Во сколько обойдется лечение, ведь бесплатное у нас все только по названию? Но даже если сработает полис, дальше-то что? Ей же нужна реабилитация, лекарства, хорошее питание, и что делать?
Отсутствие денег на вещи, необходимые в нормальной жизни, я переношу стоически и даже с юмором, потому что твердо уверена – не в этом счастье. Но когда случается нечто подобное, когда чье-то здоровье и даже жизнь зависит от этих самых денег, охватывает почти отчаяние. Доказать самой себе, что не в деньгах счастье, довольно легко, но доказать это другим невозможно. Так что придется общаться с людьми, от которых зависит тетя, на их языке и столько «слов» мне негде взять.
В дверь звонят… Только бы она поправилась! Надо успокоиться и дождаться завтрашнего утра. Точнее, обеда – посещения с десяти.
– Пойди, открой, – тихонько тронула меня соседка за локоть. Только пожилые люди могут так прикасаться – нежно и поддерживающе.
Звонят, да… Значит, кто-то пришел, и нужно открыть.
Обычно я смотрю в глазок, но сейчас было не до этого. Я подумала, что пришла одна из подружек тети, и распахнула дверь не глядя.
Лампочка в коридоре тускло осветила высокий силуэт в пальто. Я зажмурилась, чтобы быстрее привыкнуть к свету и понять, кто это…
Чтобы узнать мужчину, мне понадобилась всего пара секунд.
Павел Николаевич почти не изменился, но только сейчас, увидев его глазами взрослой женщины, я поняла, насколько это красивый мужчина. И как… его сын на него похож.
– Дядя Паша…
– Бог мой, Аленка, какая красавица выросла! – бодро заговорил он. В детстве его голос был просто одним из многих. Но, вероятно, на женщин он действовал безотказно уже тогда, ведь как иначе объяснить, что даже у меня по спине мурашки?
Позади у лестницы маячила еще одна фигура с серьезным нейтральным лицом.
– Пригласишь войти?
– Да, конечно, – я быстро отступила в сторону. Мимо протиснулся дядя Паша, на секунду остановившись в прихожей и оглядываясь.
– Туда, – я указала на кухню. Второй мужчина остался в коридоре – судя по всему, это был охранник. Он сам прикрыл дверь, оставшись в общем коридоре.
– Добрый день, – неторопливо поздоровался дядя Паша с бабой Аней и развернулся ко мне. – А я только что от твоей тети.
– Откуда вы знаете?
– Вы Павел Николаевич? – баба Аня даже привстала, острым взглядом смотря снизу вверх. – Да? Аленка, это я сказала. Павел Николаевич позвонил…
– Я сяду? – дядя Паша был совершенно спокоен, а я мельтешилась на кухне, не зная, с чего начинать вопросы и вообще за что хвататься. Видеть его в нашем доме было так странно… Так, для начала стоит немного успокоиться… Сделать кофе, только я что-то забыла… Он точно стоит где-то в верхних шкафчиках!
Через минуту баба Аня усадила меня за стол и взялась делать все самостоятельно. К тому моменту, когда передо мной поставили чашку, я уже дрожала мелкой нервной дрожью.
– Я говорил с врачом – ей уже ничего не угрожает, так что можешь больше не волноваться, все будет хорошо. Ее даже к пятнице домой отпустят, если осложнений не будет.
Дядя Паша смотрел на меня так ласково, что стало немного неловко. Пальто он не снял, оно выделялось светло-бежевым пятном на фоне наших старых обоев и выглядело, как жемчужина в обрамлении грязной мокрой раковины.
– Откуда вы узнали?
– Да вот… Костик позвонил. Сказал, случилось что-то у тебя. Координаты дал.
– Дал тетин номер? – удивилась я.
– Конечно, так и было.
– Но откуда он его знает? – еще выше взлетели мои брови. Дяде Паше я верила, и стоило услышать, что с тетей порядок, прямо от сердца отлегло. Странно другое, а именно то, что Танкалин-младший озаботился помощью мне, ведь он явно дал понять, что не расстроится, исчезни я раз и навсегда из поля его зрения. И еще вопрос: отчего дядя Паша захотел нам помочь?
– Честно говоря, не знаю. Может, через деканат узнал. А разве это важно?
– Нет. Конечно же, нет.
Пришлось замолчать. Не станешь же в такой ситуации намекать, что прозвучало это, мало сказать, странно. Да и ладно. Главное, дядя Паша помог тете Тамаре.
– С ней точно все в порядке?
– Да, да… Не переживай.
Он был совершенно спокоен. Разве что лицо немного осунулось, как бывает при сильной усталости.
– Интересно… – дядя Паша весь прямо воспрянул и стал внимательно меня изучать, – почему Костик раньше не говорил, что ты учишься с ним в одном университете?
– А… – говорить правду я не стала. – Не знал, наверное.
– Он тоже так сказал… Не узнал, мол, сразу, но что-то я не верю. Тебя сложно не узнать.
Скользкая тема… Не знаю, как бы выворачивалась, но он вдруг сам ее сменил.
– Рассказывай, как живешь? – спросил удивительно серьезно.
– Все хорошо… Только вот с тетей теперь…
– Врачи утверждают, ее жизнь вне опасности. А остальное уже не в нашей власти, как понимаешь. Да… помню твою тетку, хорошо помню, она мне частенько выговаривала, что сыну нужна мать. Может, и права была, – совершено неожиданно уплыл в прошлое дядя Паша. – Но что уж теперь. Я вот другому удивился: даже если Костик тебя не сразу узнал…
И, задумчиво прищурившись, откинулся на спинку сидения.
Я молчала – просвещать гостя насчет того, каким именно вырос его сынок, вовсе не хотелось.
– Он очень изменился, правда? – отстраненно спросил дядя Паша.
– Он же вырос, – уклончиво ответила я. Любой ребенок меняется, когда вырастает, а уж каким вырос Костя, во многом должно было зависеть от самого дядя Паши. В любом случае, я не имею к этому никакого отношения и в дальнейшем иметь тоже не желаю.
– Вырос, да… Даже страшно, насколько… Ну ладно, Аленка, я со встречи, устал очень. Но не мог не заехать, так хотелось на тебя посмотреть… С тетей все будет хорошо, не волнуйся. А ты сама-то как?