Часть I. Клуб «Эйнштейн и Чай»
Клуб «Гравитационного клуба», известный среди посвященных как «Эйнштейн и Чай», был расположен в старинном флигеле, примыкающем к главному зданию Института космологии. Атмосфера здесь была плотной, как нейтринный поток: стены обшиты тёмным деревом, воздух пропитан ароматом эспрессо, бергамота и запахом столетних переплётов. В центре комнаты стоял круглый дубовый стол, покрытый картами звёздного неба, диаграммами гравитационных линз и завалами распечаток.
За окном, вопреки всем математически выверенным прогнозам, которыми был заклеен весь метеорологический отдел, шёл не снег, а какой-то неопределённый, влажный дождь, намекавший на беспорядок в атмосфере.
Первым, как обычно, появился Профессор Артур Литовченко – биофизик, чья специализация лежала на стыке термодинамики сложных систем и возникновения самоорганизующейся материи. В его исследованиях живой организм рассматривался не иначе как хитроумный механизм по борьбе с энтропией. Он был человеком привычки: ровно в шесть вечера.
Артур направился к небольшому, слегка расстроенному кабинетном роялю, стоявшему в углу.
– Приветствую, старина! – раздался громкий голос.
Это был Доктор Николай Петров, астрофизик, чья область лежала на стыке космологии и теории струн. Его научный интерес был сфокусирован на поисках доказательств дополнительных измерений. Он энергично отряхивал зонт.
– Застрял, но сбежал. Ты представляешь, Артур, я заехал в «Азбуку», хотел купить свой любимый исландский йогурт с черникой… Его нет! Ни одного стаканчика. Вот она, энтропия рынка в действии! – воскликнул Николай, стягивая плотный шерстяной свитер.
– Осторожнее с терминологией, Николай, – Артур, не поднимая головы, прикоснулся к клавишам и начал неторопливо, почти медитативно, играть Прелюдию до-минор Бетховена (ор. 28, № 20). Низкие, торжественные, структурно чистые аккорды заполнили клуб.
– Энтропия, согласно Второму началу термодинамики, – это мера беспорядка в замкнутой системе, – начал Артур, играя. – Твой супермаркет и логистическая цепь не являются замкнутой системой. Отсутствие твоего йогурта – это не рост энтропии Вселенной, это локальная флуктуация порядка, вызванная недостаточным внесением полезной энергии или информации.
– Доказательство: Весь порядок в твоем супермаркете был построен на энергии (электричество для охлаждения, бензин для транспортировки) и информации (учёт, логистические прогнозы), затраченной на борьбу с хаосом. Где-то произошла поломка – сломался рефрижератор, сгорел сервер с данными о запасах. Это локальный рост энтропии (тепло, беспорядок), который повлиял на всю систему, и в итоге полезная работа (доставка твоего йогурта) не была совершена.
Тем временем в клуб вошла Доктор Вера Иванова, космолог, чьи работы по динамике сверхмассивных чёрных дыр и гравитационным линзам были известны далеко за пределами России.
Вера прошла прямо к книжным полкам, которые тянулись вдоль всей стены. Её внимание привлёк старый, в потрёпанном переплёте том «Теория Относительности» с пометками на полях, сделанными, возможно, ещё до её рождения.
– Николай, привет. Артур, ты невероятно передаешь структурную чистоту Бетховена, – сказала она, обхватывая книгу. – Насчёт йогурта, Николай: это не просто нехватка энергии. Это, скорее, Энтропия Шеннона в действии.
– Энтропия Шеннона в теории информации – это мера неопределённости, – продолжила Вера. – Если бы менеджер имел полную, точную информацию о состоянии запасов в реальном времени, неопределённость была бы низкой, и он бы предотвратил отсутствие товара. Потеря или искажение информации (высокая энтропия Шеннона) приводит к увеличению неопределенности и, следовательно, к беспорядку в результате. Твой йогурт – жертва информационного хаоса.
Семён Громов, философ и теоретик познания, вошёл последним. Он был специалистом по онтологии сознания и всегда ходил в твидовом пиджаке. Семён не пошёл ни к роялю, ни к кофе. Он занял самое большое, мягкое, обволакивающее кресло у камина.
– Вера и Артур верно подмечают, – заметил Семён, устраиваясь. – Вся наша наука – это постоянно работающий механизм, который потребляет энергию (в виде пищи и кофе) и понижает локальную энтропию (создаёт порядок в виде уравнений, например, уравнений ОТО), чтобы мы могли делать точные прогнозы. А я сегодня пытался обменять спортивный костюм, который купил вчера. Размер вроде бы мой, но покрой – совершенно нефункциональный.
Николай: (Протягивая Вере чашку с кофе) Это тебе. А насчет костюма, Семён, это просто плохая работа швеи.
Семён: Не совсем, Николай. Это классическое несоответствие формы функции. Материя всегда стремится к минимальной энергетической конфигурации, но производство одежды – это искусственный процесс, который требует постоянной энергии и точной информации для поддержания структуры (швов, размера) против естественного стремления материи к беспорядку.
Артур: (Завершая Прелюдию) В биологии мы бы назвали это мутацией, приводящей к дисфункции. Структура (костюм) должна была выполнять определённую работу с максимальной эффективностью. А если он жмёт, он рассеивает полезную энергию на ненужное трение и дискомфорт. Это потеря эффективности – тепло, рассеянное впустую.
Анна Смирнова, специалист по астробиологии и внеземной химии, вошла последней. Она была одета практично и держала в руках термос с травяным сбором.
– Простите, опоздала. Заваривала дома свой особенный травяной сбор, – сказала Анна, садясь. – Погода? В прогнозе было солнце, а на улице – эта слякоть. Это провал в борьбе с энтропией в масштабе атмосферной модели.
– Доказательство: Наша модель атмосферы недостаточно сложна для точного предсказания поведения этой огромной, хаотичной, открытой системы. Это не принцип неопределённости Гейзенберга, это недостаточная сложность нашей модели по сравнению со сложностью самого объекта. Мы пытаемся описать динамику миллиардов молекул газа, воды и тепла с помощью конечного числа уравнений.
Семён: Получается, вся наша повседневная жизнь – от йогурта до погоды – это серия малых, непрерывных борьб с энтропией. Каждая успешная покупка, каждый точный прогноз, каждый глоток горячего напитка – это локальный триумф порядка над хаосом, оплаченный энергией. И это подводит нас к космическому триумфу порядка – к чёрным дырам и границам.