Читать онлайн Военкор 2

Глава 1

Рампа грузового Ан-22 медленно опускалась на бетон кабульского аэродрома, впуская знойный воздух в грузовую кабину. Отбросив последние остатки сна, поднялся на ноги и проследовал на выход.

Я медленно спускался по металлической, чуть вибрировавшей, поверхности. Столица Афганистана встречала духотой и палящим солнцем. Сухой, выжженный воздух обрушился моментально. Ощущение было такое, будто я вошёл в цех термической обработки.

Спустившись на бетон, я остановился у подножия рампы и огляделся.

– С прибытием! – прошёл мимо меня один из членов экипажа «Антея».

– Благодарю за доставку.

– Да не за что. Ждём на обратном рейсе.

Рядом, метрах в пятидесяти, стояли «вертушки» Ми-24, прикрывавшие нашу посадку. На фоне бледного неба всё ещё таяли полосы отстрелянных тепловых ловушек.

Справа шла погрузка. Несколько солдат поднимали в грузовой отсек Ан-12 деревянный ящик. Несли осторожно, как стекло. Перед самолётом стояла «шишига», в кузове которой было ещё два подобных ящика с фанерными крышками.

На каждом написаны фамилии. Чернила выцвели от жары.

Рядом стоял офицер и курил, рукой в виде козырька прикрывая лицо от прямых солнечных лучей.

– Вроде войны нет… – покачал я головой, наблюдая, как на Родину отправляют погибших ребят.

Как я понял, активная фаза Афганской войны закончилась. Однако Советский Союз полностью Афган не покинул. Так что редкие, но потери всё же есть.

На фоне погибших диссонировала очередь к открытому Ан-26, растянувшаяся в тени технического ангара. Там загружались «дембеля» в новенькой форме с дипломатами.

Пацаны никуда не спешили, улыбались и ждали, когда самолёт полетит домой.

Пара солдат с автоматами подошли к рампе. Один из них бросил на меня любопытный взгляд.

– Журналист? – коротко спросил он, замедляя шаг.

– Карелин. Газета «Правда».

Солдат кивнул и пожал мне руку – крепко, по-военному.

– Сейчас за вами дежурная машина подъедет.

– Где ждать? – уточнил я.

– Вон там, – солдатик указал он на низкое бетонное строение с облупленной белой краской и флагом с серпом и молотом. – Там если что подскажут.

– Проводить? – спросил второй солдат.

– Сам дойду, спасибо, мужики.

Я двинулся в сторону здания с флагом. Бетон был раскалён настолько, что казался мягким. Ощущение было такое, что я иду по раскалённому противню.

Добравшись до здания, я открыл скрипучую дверь и вошёл в прохладный холл. Почти сразу на входе стоял стол, за которым сидел дежурный с бурым загаром.

– Карелин. Спецкор газеты «Правды».

– Ага, – сказал дежурный и полез в потрёпанный журнал. – Есть такой. Ждите, за вами придут.

Я дождался, когда минут через пятнадцать к зданию подкатила дежурная «таблетка» и водитель трижды посигналил.

Внутри УАЗа воздух был ещё более спёртым, чем на открытой местности аэродрома. Всю дорогу я рассматривал окрестности.

– Можно вопрос? – произнёс водитель, когда мы проехали минут десять.

– Задавай!

– Как там на нашей Родине? Что народ говорит?

Я помолчал с минуту, прежде чем ответить.

– Переживают, гордятся, – я пожал плечами. – Вы, мужики, здесь большое дело делаете, и в Союзе это понимают.

– Да моё-то дело маленькое, баранку крутить, – хмыкнул водитель. – Но приятно слышать!

Я отвернулся обратно к окну. Мы уже подъезжали к окрестностям Кабула. На улицах суетились местные – мужчины в широких одеждах, старики с чётками, женщины в парандже, дети с канистрами у колонки. Всё серо-коричневое, пыльное.

Изредка мелькали транспаранты с лозунгами на дари, а рядом – по-русски: «Мир и прогресс Афганистану» или «Советские специалисты – с народом». Где-то вдалеке прозвучал одиночный выстрел, я взглянул на водителя, но он ехал, не меняя выражения лица.

– Часто стреляют? – спросил я.

– С утра реже, к вечеру бывает «веселее», – буркнул он. – Это же Кабул, товарищ корреспондент. А до этого бывали где? Ну, в горячих точках.

– Приходилось. Я служил в 77-й бригаде в Джелалабаде, – сухо обронил я, вспомнив моменты службы моего предшественника.

Водитель уважительно кивнул.

– Ого! Значит, вы про Афганистан знаете немало.

Мы въехали в узкий квартал с бетонными пятиэтажками, на многих из которых висели флаги. Район, как объяснил мне водитель, называли Старым микрорайоном.

– Ваш дом, – сообщил водитель останавливаясь.

Я поблагодарил позитивного паренька и вышел из машины.

Корпункт в Кабуле мало чем отличался от той квартиры, что была в Бейруте. Обыкновенная трёхкомнатная квартира в пятиэтажке. В соседях у меня ещё двое советских граждан, все остальные – местные.

Внутри царил старый добрый беспорядок. Корпункт не использовался уже почти год. Почему так долго никого не интересовал Афган в редакции, понять сложно.

В одной из комнат на стене карта Афганистана с флажками, под ней портрет Андропова, которого уже и в живых нет. Рядом плакат «народ Афганистана уничтожит наёмные банды международного империализма». На плакате был нарисован усатый афганец, давящий прикладом АК свиней в костюмах.

В квартире было две кровати, также диван в гостиной. Окна выходили во внутренний двор с сушащимися портянками и подвешенным кабелем связи. Простой быт военных журналистов.

Я закинул вещмешок на кровать, расправил рубашку и первым делом пошёл к телефону. Аппарат стоял на столе рядом с картой и, на удивление, работал. Сняв трубку, позвонил в редакцию.

– «Правда», приёмная.

Скоро из динамика донёсся знакомый голос моего редактора. Я ему «доложился» о прибытии.

– Это хорошо, Лёша. Работа у тебя несложная. Проверь, что там происходит, потому что командование не даёт чётких данных. Особенно никто не комментирует потери. А ведь такого не было уже давно, чтобы за короткий период почти 30 человек погибших.

– Ясно. Завтра уточню на месте, в штабе 40-й армии. Скорее всего выдвинусь куда-нибудь в расположение частей.

– Лёш – не геройствуй! Будь аккуратен.

– Принято, – отозвался я и положил трубку.

Весь оставшийся день я наводил марафет в квартире и отсыпался, буквально прибитый жарой к кровати.

Утром надел хб-шную рубашку, заправив её в брюки. Прихватил выгоревшую от сирийского солнца кепку и, взяв свой рюкзак, вышел из корпункта.

На улице уже начинало припекать. Воздух в Кабуле был тяжелее, чем в Москве, суше и гуще. Пыль поднималась от каждого проезжавшего автомобиля, и дышать было невозможно.

Штаб 40-й армии располагался в том самом дворце Тадж-Бек. Именно здесь была проведена легендарная операция «Шторм-333», во время которой был ликвидирован Хафизула Амин.

Контрольно-пропускной пункт с зелёной будкой и с красной звездой, встречал меня надписями: «Предъяви пропуск в открытом виде».

На посту стоял рядовой в выцветшей форме и с автоматом. Документы проверяли долго и нудно. Меня явно не ждали, да и штаб, как ни крути – режимный объект.

– Правда «Правда»? – хмыкнул дежурный офицер, листая командировочное предписание.

– Правда, – улыбнулся я.

– Чё больше писать не о чем в СССР? – съёрничал он.

– Документы в порядке? – строго спросил я.

– Проходите, – ответил он раздражённо.

Не знаю, что за настроение такое, может, так сказывалось жара и ему макушку припекло. Или они здесь от скуки с ума сходили?

Но на этом «пофигизм» не закончился. В приёмной сидел капитан, перекладывая бумаги и глядя на меня с лёгкой скукой.

– Фамилия? – строго спросил он, хотя командировочный лист с моей фамилией у него был на столе.

– Карелин. Спецкор «Правды». Мне нужно согласование выезда в Кандагар, – терпеливо ответил я.

– Кандагар, товарищ журналист, это режимная зона. Сейчас без разрешения никого туда не пускаем, – вздохнул он.

– Так давайте разрешение? У меня редакционное задание.

– Я никаких разрешений не выдаю.

– К кому по такому вопросу обратиться?

– Без понятия, – офицер откинулся на спинку стула, пытаясь поймать ветерок от небольшого вентилятора.

Мне стало понятно, что этот капитан мне не помощник, играть в игру «сам дурак» настроения не было. Я упёрся руками в столешницу и приблизился к нему.

– Давайте начистоту. Я же всё равно туда попаду. И чем раньше, тем меньше вам начальство будет выговаривать за задержку. Может, подумаете, к кому обратиться?

Капитан поджал губы, всячески демонстрируя, что «таких, как я» он видел немало и не слишком жаловал.

– Присаживайтесь. Попробую уточнить, кто примет, – он демонстративно медленно взял трубку внутренней связи. – Товарищ полковник, тут из «Правды», какое-то разрешение хотят… есть, так точно!

Он положил трубку и недовольно выдохнул.

– Ждите!

Минут через пятнадцать из двери напротив, вышел полный, лысоватый полковник с добродушным, но усталым лицом.

– Вы Карелин? Я член Военного совета, полковник Рыгин, – поздоровался он со мной.

Мы обменялись парой приветственных слов и пошли в его кабинет. Он был просторный, с вентилятором под потолком и портретом Черненко. На столе лежали кипы докладных и папки.

– Алексей Владимирович, газета «Правда», – представился я. – У меня редакционное задание. Есть необходимость попасть в Кандагар. Даны указания проверить данные о боестолкновениях. Хотим разобраться и рассказать советскому читателю об обстановке.

Замполит внимательно посмотрел на меня. Подумал и заговорил:

– Мы, честно говоря, сами ещё не всё знаем, – признался он. – Южное направление… там сейчас действительно горячо. Но с места сообщают, что в целом обстановка спокойная. Возможно, вам будет интересно на севере поработать? В Кундузе, например. Или Пули-Хумри?

Полковник предложил ещё пару мест, но все они были далеко от юга страны. Рыгин замолчал, налил себе воды и сделал глоток.

– Оно вам точно надо, Карелин?

Я коротко кивнул.

– Ладно. Завтра утром полетит наш вертолёт на Кандагар. Дам команду, чтобы вас включили в список на посадку. Ну а вы как доберётесь, на месте все согласуете. Идёт?

– Так точно, товарищ полковник.

– Только сразу предупреждаю, – полковник потянулся к телефону. – Не суйтесь никуда без сопровождения. Понимаете? Это вам не вести колхозные обозревать. Мне потом не нужны проблемы.

– Не первый раз, – заверил я.

– В Афганистане бывали? – явно удивился замполит.

– Приходилось. Служил в самом начале войны в 77-й бригаде.

Он слегка улыбнулся, пожал мне руку.

– Тогда доброй дороги, товарищ Карелин. И будьте так любезны весь материал, что пойдёт в Москву – сначала на мой стол, потом в Особый отдел. Только после этого – на передачу в редакцию.

Я вышел в коридор. В груди начало тянуть знакомое чувство – предчувствие большой и опасной работы.

Глава 2

На следующее утро, я вновь был на аэродроме. Место мне определили в одном из двух Ми-8, которые перевозили личный состав в Кандагар.

Погрузку ещё не объявляли, так что я познакомился со своими попутчиками – двумя офицерами, которые летели на замену в Кандагараский авиационный полк. Я решил, что нужно взять короткое интервью. Спросить, как попали в Афганистан и как себя здесь ощущают.

– Попал как и все. Разнарядка пришла, рапорт написал, прививки поставил. Теперь вот здесь, – улыбнулся один из офицеров.

– У меня всё то же самое, только я ещё на машину накопить хочу, – сказал второй.

Интересная цель у парня, но вполне себе мирская. В моём прошлом, парни в одну из ближневосточных стран тоже нередко ездили, чтобы заработать.

Помимо двух офицеров были ещё и две медсестры. Каждой лет по 30. Весёлые и разговорчивые. Видно, что в Афганистане уже как коренные жители. Ведут себя уверенно.

– Многие говорят, что за любовью поехали. Врут! Приключений захотелось на одно место, а теперь уезжать не хочется, – проговорила одна из медсестёр.

– Почему? Вас пугает мирная жизнь? – спросил я.

Девушка сразу не ответила, но лицо её стало несколько грустным.

– А я когда в отпуск приезжаю, не понимаю происходящего на улице. Все веселятся, обнимаются. Даже тебе улыбаются, но… мало кто может понять, – ответила девушка.

– К сожалению, именно здесь проходят лучшие годы нашей жизни. Здесь всё понятно и прозрачно.

Слушаешь девушек и не понимаешь. Война закончилась, в обществе и органах власти отношение к «афганцам» хорошее. Однако людей, пришедших с Афгана, война не отпускает.

– Смотри, новенькая, – кивнула одна из медсестёр в сторону невысокой девушки в белой рубашке, накинутой поверх чёрного топа.

Я обернулся и сразу понял, о ком речь. Та самая «новенькая» шла неуверенно, будто каждый шаг по раскалённому бетону давался ей с трудом. Она тащила за собой сумку на колёсах, которая норовила завалиться набок, и всё её существо словно говорило: «Я здесь случайно». Выглядела она как студентка-первокурсница, ещё не понимающая, куда попала. Она была блондинкой с вьющимися волосами, собранными кое-как в высокий хвост. Лицо бледное, с тонкими чертами. Глаза небесно-голубые, такие яркие, что на фоне местной пыли, они казались почти нереальными. Фигура хрупкая, тонкая талия, длинные ноги.

– Извините, а мне нужен вертолёт на Кандагар. Когда отправляется? Есть расписание? – спросила она у медсестёр, но те в ответ только громко рассмеялись.

– Ты откуда, чудо чудное? – хихикнула одна из них, глядя на блондинку так, словно та явилась с Марса.

– Я с Балашихи. Это в Подмосковье. Не были там? Очень красиво… – смущённо сказала она.

– Понятно. Видно, что москвичка. Тяжело тебе будет, – махнула другая.

– Так, а вертолёт-то когда отправляется?

– Скоро. Только расписания у него нет, милочка, – пренебрежительно заметила медсестра.

Как будто конкурентку встретили дамы. Я подошёл к «новенькой» и представился. Ей тоже можно задать пару вопросов.

– Алексей Карелин, корреспондент газеты «Правда». А вас как зовут?

– Юля… кхм, Юлия Андреева. Назначена на должность библиотекаря в солдатский клуб Кандагарского гарнизона.

– Ну это серьёзная должность, – посмеялась одна из медсестёр.

Я пожал руку девушке и постарался её поддержать.

– Вы не волнуйтесь. Все люди на войне выполняют важную работу. Я, например, люблю читать. Но писать люблю больше, – улыбнулся я.

– Да у меня образование медицинское, просто мест не было по разнарядке. Вот предложили только место библиотекаря.

Наш разговор с Андреевой прервала команда бортового техника – занять места в грузовой кабине.

Вертолёт поднялся в воздух в начале седьмого. Внизу тянулись каменистые хребты цвета выгоревшей охры. Иногда между ними мелькали кишлаки с плоскими крышами. Ни тебе антенн, ни иных признаков цивилизации. На некоторых склонах, если присмотреться, можно было заметить тропы, а кое-где и замаскированные зенитки.

Ми-8 вдруг дёрнулся вбок, а из-под днища со свистом вылетели две тепловые ловушки. Они вспыхнули и мгновенно погасли. На другом борту сделали то же самое.

Командир явно знал, что делает – мы проходили над «опасным квадратом».

Через полтора часа показался аэродром. Возле лётной полосы стояли «Шилки», за ними возвышались капониры, под которыми укрывали БМП. В стороне были установлены палатки инженерной роты и полевая баня.

В иллюминаторе был уже виден главный терминал Кандагарского аэропорта. Те самые арки и панорамные окна, большинство из которых разбито выстрелами, а на самом здании ещё видны чёрные следы от взрывов.

Ми-8 начал снижаться, вибрируя и притормаживая перед самым касанием бетонной поверхности. Есть касание.

Бортовой техник открыл сдвижную дверь, все начали выходить из грузовой кабины.

– Осторожно дамы! Наш лайнер – это вам не «Аэрофлот». Тут трапа нет, – помогал девушкам один из офицеров.

Юлия по-прежнему становилась всё бледнее и бледнее с каждой секундой.

– Загоришь ещё, чудо ты наше, – посмотрела на неё медсестра, которую болезненный вид девушки тоже насторожил.

Я вышел из вертолёта последним и уже на залитой солнцем стоянке осмотрел окружающую территорию.

В голове всплывали разные картинки из моего прошлого. Я сейчас будто смотрел на старые фотографии, где были запечатлены наши базы в Афганистане. Никогда бы не подумал, что придётся их увидеть вживую.

По всей стоянке самолётов обвалования с размещёнными в них МиГ-23. Есть и пара МиГ-29, возле которых охраны как у кортежа президента.

К ним выложены рулёжки панелями металлических покрытий К-1Д. Те самые шершавые железные плиты. Их я помню по дыркам в заборах.

Рядом с основной бетонной полосой выложена ещё одна из этих же металлических конструкций.

Транспортные Ан-12 и Ан-26 размещены перед зданием главного терминала аэропорта Кандагар. Грузовой терминал тоже не пустовал, будучи стоянкой военной техники.

В торце полосы началось какое-то движение. Загудели двигатели, и из капониров начали выруливать два МиГ-29. Похоже, что по тревоге подняли пару из дежурного звена. Не прошло и двух минут, как два истребителя вырулили на полосу и начали разбег. Двигатели ревут, а из сопел МиГи отбрасывают чёрные выхлопные дымы.

– Опять в сторону Пакистана, – стоял рядом со мной бортач, щурясь от солнца и наблюдая, как пара выполняет отворот вправо.

– Часто? – спросил я.

– В последнее время да. Весной мы с Шахджоя и Калата работали по большому скоплению. Думали, последние ростки деятельности «бармалеев» обрезали. Похоже, что нет.

– А что про колонны слышал? – уточнил я.

– Жгут, духи. Пацанов много погибло. И как будто ничего не произошло. Никакой реакции.

Закралась мысль, что идёт замалчивание потерь со стороны руководства. Но не то время. Раз в обществе правда про Афганистан начала открываться, значит, вряд ли бы у командования это получилось сделать без последствий. Или без указаний сверху…

К вертолёту подъехал УАЗ-469. Судя по тому, что стоящие рядом с Ми-8 техники начали выпрямляться, это была машина непростого человека. Да и вообще, в Афганистане вряд ли на таком УАЗе ездит не командир какой-либо части.

Из машины вышел человек и направился в сторону… девушки Юли. Подтянутый, в выцветшей песочной форме и чёрной папкой в руке.

– Девушка, у меня приказ вас доставить в расположение управления бригады, – тихо сказал офицер Юлии.

Я разглядел на погонах звёзды майора, когда приехавший пошёл в мою сторону.

– Вы Карелин? – шагнул он ко мне.

– Так точно. С кем говорю? – спросил я.

– Гвардии майор Салихов, заместитель командира 80-й гвардейской мотострелковой бригады по политической работе. Вас ждали. Проходите к машине, поедем к нашему комбригу знакомиться.

– Из Тадж-Бека звонили? – спросил я, присаживаясь на заднее сиденье.

Юлия уже сидела рядом, отвернувшись к окну. Пока ощущение такое, что девушка шокирована всем, что её окружает.

– Конечно. Мне сказали, что вы очень серьёзная фигура. Имеете государственные награды.

– Всего одну, – ответил я, вспоминая, что перед самым отъездом мне был вручён орден «Знак Почёта».

Машина начала движение в сторону выезда с аэродрома. Салихов в двух словах рассказал мне о задачах бригады и системе застав, которые вели в Кандагар с севера. Названия у этих постов охраны были самые разнообразные – «Нептун», «Пилот», «Элеватор» и другие.

На «таблетке» мы покатили к месторасположению полка.

– Обстановка у вас, говорят, тревожная? – начал я разговор.

Салихов хмыкнул.

– Духи малость активизировались. Двое убитых, пятеро раненых за последний месяц.

– В самом деле? – уточнил я, не поверив в столь малые потери.

Замполит повернулся ко мне. Выражение его лица было чересчур вопросительным.

– Полагаю, товарищ член Военного Совета в Кабуле, вам уже провёл инструктаж?

– Да. Сказал, чтобы я никуда не совался без сопровождения. Так что надеюсь, мне не придётся уточнять у полковника Рыгина, кто именно будет меня сопровождать.

Салихов сощурился. Похоже, что чем ближе я к боевым подразделениям, тем больше от меня хотят избавиться.

– В целом, обстановка у нас спокойная. Завтра пойдёт колонна на Газни. Если будете готовы и командир бригады разрешит, отправитесь с ними.

Я кивнул.

– Значит, у меня будет материал.

– Само собой. Газета всё-таки дело нужное. Люди дома должны знать, как оно есть, что мы здесь непросто так присутствуем. Может, отметите кого в своём репортаже, – намекнул Салихов.

– Вы тоже с колонной пойдёте?

– У меня много работы в штабе. Вот нужно ещё Юлию… пристроить, расселить. С жильём непросто, Карелин. Модули все под завязку.

Мы проехали пост охраны. Бойцы с автоматами, в «эксперименталке» и серых бронежилетах, смотрели с любопытством. Их скорее больше интересовала девушка на заднем сиденье.

– Глаза сломаете, рядовой, – рявкнул Салихов на солдата, который застыл при виде красавицы Андреевой.

Штаб гвардейской бригады находился перед центральным плацем.

Хмурый дежурный в звании лейтенанта не стал проверять мои документы, и мы с замполитом прошли в кабинет комбрига.

– Разрешите войти? – заглянул в кабинет командира Салихов, а затем позвал меня.

Я ещё не успел войти, но разговор офицеров услышал.

– Привёз? – спросил комбриг.

– Так точно. Здесь.

– Отлично. Привёл, я надеюсь?

– Эм… да, – неуверенно сказал Салихов.

Тут вошёл и я. Улыбавшийся комбриг тут же слегка потускнел. Видимо, не меня ждал.

– А, это вы. Ну давайте знакомиться, – встал комбриг с дивана и протянул мне руку. – Гвардии полковник Чеботов, командир 80-й бригады. Рад знакомству.

Ой, неуверен! Но мне как-то всё равно.

Чеботов оказался крепким мужиком лет под пятьдесят. Сухощавый, поджарый, с «выгоревшим» взглядом и пластырем на скуле.

– Алексей Карелин. Взаимно, – представился я и подал руку полковнику.

Откладывать на потом формулирование своих задач я не стал.

– Товарищ гвардии полковник, у меня задание редакции осветить положение дел на юге Афганистана. Для этого мне нужно быть в одном из подразделений.

Он промолчал, а в глазах промелькнуло что-то вроде «да что же вы все сюда прётесь».

– Вы в курсе, где находитесь? – наконец спросил он.

– В зоне боевых действий, товарищ гвардии полковник.

– Верное понимание! Здесь не санаторий. Люди работают, – голос у Чеботаева был жёсткий.

– И у меня задание, – спокойно сказал я. – Москва ждёт материал. И не обзорную статью, а конкретный репортаж с передовой.

Полковник прищурился и подошёл ближе. На вспотевшем лбу у Чеботова выступили капли пота, а бицепсы слегка дрогнули. Несмотря на возраст, он был мужик подтянутый и крепкий. «Раз на раз» его не многие бы могли победить.

– Где были ранены? – указал он на мою левую руку, на которой были отметены от пулевых ранений.

– Под Джеллалабадом.

Тут выражение его лица несколько изменилось. Всё же «шурави» всегда рады видеть друг друга.

– Хорошо. От меня что хотите?

– Попасть в одно из действующих подразделений. Сопровождение колонны или зачистка – без разницы. И без показухи.

Наступила тишина. Замполит переминался за спиной Чеботова. Сам же комбриг молчал. Зато прекрасно было слышно новости по телевизору.

Изображение на большом цветном «Рубине» шло с помехами, но рассмотреть окрестности Кабула в репортаже получилось.

– Специальный революционный суд тщательно рассмотревший дела подсудимых, выявил подлинное лицо тех, кого президент США Рональд Рейган называет защитниками свободы, – рассказывал корреспондент рядом с небольшим зданием.

Чеботов убавил звук на телевизоре и сел за своё рабочее место.

– Снимали бы такие репортажи. Чё сюда ехать. Давайте мы с вами договоримся. Я вам всё организую в пределах моей зоны ответственности. А вы покажете работу нашего штаба. Любое интервью с любым солдатом и офицером. Хоть в танке, хоть на БМП. Что скажете? Или сначала в баню? – хлопнул в ладоши Чеботов.

Вот и стала понятна причина его начального скепсиса. Я заверил полковника, что никаких проблем создавать не намереваюсь. И более того, при случае упомяну его имя в статье, но это если цензура пропустит.

– Товарищ гвардии полковник, в штабе мне оставаться никак нельзя. Я исполняю приказ, и Москва не простит, если я вернусь с пустыми руками, потому что комбриг Чеботаев не пустил на передок. Ну а вам, с учётом вашего желания, отметиться в репортаже, не нужно, чтобы кто-то жаловался наверх. Правда ведь?

Замполит за моей спиной чуть кашлянул.

На этих словах полковник перевёл взгляд в сторону. Тяжело вздохнул и встал.

– Хорошо. Колонна так колонна. Только одно условие – без сопровождения, даже в сортир не суйся, Карелин, а то задницей можешь прям на мину сесть.

– Принято.

– Сегодня заночуй на базе. Завтра наша колонна выдвигается на юг. Двое суток будешь с подразделением. В Газни я подскажу, тебя вертолётом доставят в Кабул.

– Спасибо, товарищ полковник.

– Не благодарите. Лучше пишите по совести. Слишком много здесь тех, кто этого заслужил, – вздохнул он.

Гвардии полковник Чеботаев расправил плечи и снял трубку красного телефонного аппарата. Быстро набрав на дисковом цифронаборнике номер, он принялся ждать ответа.

– Ветров, у тебя кто завтра в колонне пойдёт? Пришли одного взводного ко мне. Дело есть, – сказал он коротко.

Спустя несколько минут дверь открылась, и в кабинет вошёл молодой офицер с чуть опухшим, но живым лицом и любопытными глазами.

– Товарищ гвардии полковник, гвардии старший лейтенант Трошин по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал он.

– Вот, знакомься. Это Алексей Владимирович Карелин, корреспондент газеты «Правда». С завтрашнего дня пойдёт с вашей колонной. Прикрепляется к твоему взводу. Обеспечить, разместить, экипировать, как родного.

– Есть, – чётко ответил Трошин, коротко взглянув на меня.

Мы вышли из кабинета, а замполит остался о чём-то ещё переговорить с командиром.

– Давай знакомиться. Алексей, можно Лёха, – протянул я руку Трошину.

– Здравия желаю, товарищ журналист. Борис, но можно и Боря, – чуть улыбнулся тот.

Мы медленно шли к модулям, где размещались офицеры бригады. Эти строения – своего рода визитная карточка войны. Сборно-щитовые домики с несколькими комнатами, в которых проживал личный состав подразделений. Солдаты жили менее комфортно.

В воздухе стоял запах солярки, а также готовящихся блюд на кухне. По запаху – макароны с тушёнкой.

– Тут всё просто. Постель найдёшь, вода во флягах. Не царские условия, но, как говорится, у нас тут не Балашиха, – провёл меня до модуля Трошин.

– Что вообще скажешь по обстановке?

– А что ты знаешь? – спросил взводный.

– Немного. Иначе бы не спросил.

Трошин покачал головой и повёл меня дальше. Чего все такие скрытные? Всё равно правда вскроется.

– Завтра выезд. Колонна идёт на Газни через Калат и Шахджой. Последние две колонны разбили в районе Нагаханского поворота. Как правило, духи на востоке не высовываются.

– Не думай, что я паникую, но у любого правила есть исключения, Борь.

Трошин промолчал. Мы с ним как раз подошли ко входу в модуль.

Внутри помещение представляло собой коробку с четырьмя койками и столом.

– Не Метрополь, но жить можно.

В дверь постучались, и на пороге появился солдат со сложенной формой. Это была «прыжковка», которую обычно носили ребята из отдельных отрядов специального назначения. Этот комплект формы был уже почти белого цвета. Настолько выгорел на солнце.

– И откуда такая? – спросил я, намекая, что «прыжковкой» обеспечивались подразделения спецназа.

– Это из моих личных запасов. Досталось от товарища. Правда, по росту это уж как попадёт или не попадёт.

Комплект формы был постиранный и выглаженный. Не стал я спрашивать, где так подготовил свою форму Трошин.

– Оружие только трофейное можем выдать. Есть АКМы, которые у духов забрали. Его и дадим, согласен?

– Вполне.

Трошин оставил меня располагаться, а сам ушёл по служебным делам.

После ужина в столовой, который состоял из макарон, перловки и компота из сухофруктов, Трошин меня познакомил с нашим соседом по комнате – ротным капитаном Артамоновым. Втроём мы пили крепкий чай на вечерних посиделках рядом с модулем.

– Эх, если б не «нитка» на завтра, посидели бы не с чайком. Ты ж подготовился, Алексей? – спросил у меня Артамонов, назвав колонну на местном жаргоне.

– Товарищ капитан, я ж в армии не первый год.

– И в Афгане тоже, – поднял указательный палец Трошин.

– Завтра пойдём сначала через наши заставы. Грузы доставим. Затем уже на Калат. На повороте кишлак, его мы зачищали трижды, так что там теперь голое поле, – объяснил Артамонов.

– Прикрывают чьи «вертушки»? С Калата? – спросил я.

Трошин и Артамонов переглянулись, но не торопились отвечать.

– С этим большой вопрос. Нас «подхватят» только после поворота. До того момента пойдём сами.

Бред какой-то. Если вспомнить карту, то после заставы «Маяк», в сторону города длинный участок без охраны. Чем командование думает?

– Ладно, давай спать, – предложил Артамонов, и мы поднялись со скамейки.

В этот момент недалеко от модуля я услышал громкий разговор. В сторону дальних жилых домиков двигались две фигуры, но между ними была какая-то перепалка.

– Пойдёшь. Иначе, сама знаешь, что будет, – рычал кто-то.

– Пустите… меня. Я не ваша собственность, – прозвучал женский голос.

– Слышь, твои делишки здесь всем известны. Живо пошла!

И тут я услышал шлепок. Похоже, что девушка огрызнулась. Стоять и слушать было уже нельзя.

Я направился в эпицентр конфликта, а вот офицеры не торопились сойти с крыльца.

– Лёха, не лезь. Сами разберутся, – пытался остановить меня Трошин.

– Тварь! – громко произнёс мужчина, схватив девушку сзади за шею.

– Пусти! Больно.

Я ускорился.

Глава 3

Место конфликта было уже близко. В свете пыльного фонаря, подвешенного на перекошенном железном кронштейне, мелькнуло лицо девушки. Это была та самая медсестра, летевшая с нами на вертолете. Веселая, разговорчивая.

Сейчас же её глаза были полны ужаса, губы приоткрыты, дыхание тяжёлое. Она пыталась вырваться, но девушку удерживал за локоть мужик в форме. Явно офицер.

Он был в выцветшей «афганке», расстегнутой на груди, и продолжал удерживать девушку, игнорируя её попытки высвободиться.

– Пошли, я тебе сказал, – продолжал рычать офицер, но медсестра упиралась.

В ту же секунду он рванул на себя девушку. Это было настолько резко, что она вскрикнула.

– Оставь её! – крикнул я, но мужчину было уже не остановить.

Как будто не слышал меня. Он уже замахнулся со всего маха, готовясь ударить медсестру. Я подскочил в два шага.

Совсем немного и он ударит девушку…

– Хватит! – рявкнул я, перехватывая руку.

– Пошёл отсюда… ай! – вскричал мужик, когда я резко дернул его назад, оттаскивая от девушки.

Я пригляделся…, а рожа то знакомая! И тут всё встало на место. Это был начальник политотдела – майор Салихов. Тот самый, что встречал меня и другую девушку – работницу библиотеки на аэродроме. Вполне вежливо вёз в «таблетке», по пути поддерживая дружелюбный диалог.

Похоже, что он совсем морально разложился за время командировки в Афганистане.

Салихов споткнулся, попятился, сделав несколько неуверенных шагов, но удержался на ногах.

Девушка сорвалась с места и побежала, почти вслепую.

Обидчик уже выровнялся и посмотрел прямо мне в лицо мутными глазами. Агрессия читалась очень хорошо.

Теперь замполит стоял передо мной с перекошенной пьяной физиономией. Его лицо было багровым. Вены на шее вздулись, глаза яростно метались.

– Иди куда шёл! Ты хоть знаешь кто я?! – зарычал он, возмущенно хватая воздух ртом.

– Знаю, ты майор Салихов. Заместитель командира 80-й бригады по политической работе, – ответил я спокойно, хотя внутри все кипело. – Не стыдно поднимать руку на женщину, товарищ замполит?

– Ты чё, меня учить собрался, а? Лезешь, куда не надо, гражданин корреспондент!

Я молчал, смотрел ему прямо в глаза. Офицер на секунду завис, видимо переваривая факт того, что разговор в таком ключе с ним в принципе возможен. Затем резко продолжил.

– Ты же ничего не знаешь, Карелин. Думаешь, герой, да?! – прорычал он.

Он метнулся вперед и пытаясь оттолкнуть меня. Я шагнул в сторону, перехватил его руку, развернул корпус и заломил ему локоть за спину.

Он охнул.

– Не дергайся, товарищ майор.

– Отпусти, гад! – зашипел он.

– Спокойно, я не хочу делать хуже, – процедил я.

– Отпусти! Она сама знает за что получила…

Он не договорил, позади послышались спешные шаги. Подбежали Трошин и Артамонов.

– Леха! Пусти его! – Трошин схватил меня за плечо.

– Может лучше напомнишь ему устав? Или честь офицера это теперь пустой звук? – процедил я, не торопясь отпускать Салихова.

Таких, кто поднимал руку на женщин я искренне презирал. И мне было всё равно. Будь у него хоть сколько звёзд на погонах

Я нехотя оттолкнул его от себя.

– Товарищ майор! – Артамонов встал между нами. – Мы все уладим.

Салихов вырвался, пошатываясь. Исподлобья глянул на меня, пыль на его лице блестела от пота.

– Ты запомни, Карелин! – прошипел он, тряся пальцем. – Я тебе этого просто так не спущу. Увижу ещё раз, вылетишь отсюда, как пробка.

Видя, что это может закончиться скорым свиданием Салехова с землей, Артамонов взял его под локоть.

– Майор, вам бы… отдохнуть. Серьезно перегрелись за день. Давайте я вас отведу.

– Сам дойду, не инвалид! – зарычал Салихов. – Я вам тут всем, сука, устрою проверку!

– Да я только за, – бросил я. – В статье так и укажем, что «устроили» проверку.

Он зыркнул на меня с ненавистью, я не отвёл глаз.

Салихов сплюнул в сторону и направился прочь. Мы остались втроём.

– Пошли, – вздохнул Трошин.

Немного постояв, мы двинулись к модулю. Воздух, несмотря на поздний час, был горячий, как из кузнечного горна. Над стоянкой клубился дым от дежурного генератора. Луна едва пробивалась сквозь пыльное небо.

– Что это вообще было? – спросил я.

– Да брось, Карелин, – Трошин нервно засмеялся. – Баба, майор, жара… Афган… Сам понимаешь.

– Не понимаю. Поэтому и спрашиваю, – я посмотрел ему в глаза.

– Ну… может, были у них какие-то дела. А может, и не было. Кто ж ее знает. Она девушка симпатичная, фигуристая. И явно с характером, а он замполит. Сам понимаешь, смесь гремучая! Фронтовая жена, слышал такое понятие? – подключился Артамонов, явно пытаясь сгладить конфликт.

– А вы всегда так? Смотрите и молчите? – спросил я.

– Леш, – устало сказал Трошин. – Мы в Афганистане. Салихов тоже человек. И ты не в курсе, сколько он ребят вытащил…

– Это его оправдывает? – перебил я.

– Не оправдывает, – буркнул Артамонов. – Но объясняет.

Я остановился, посмотрел ему в глаза и медленно покачал головой, но больше не сказал ни слова.

Мы дошли до модуля, у входа которого горел мигающий тусклый свет лампы. Зашли внутрь. Я молча разделся до пояса, бросил вещи на спинку койки и сел.

Пока Артамонов наливал чай, Трошин ковырялся в вещмешке, а я не сводил взгляда с летающих мух и размышлял.

Неожиданно, конечно, что тут такой бардак.

Видимо девчонка майору не подчинилась, вот он и сорвался. И это не «жара» и не «все здесь на пределе». Нет, это самое обычное давление старшего по званию на беззащитную женщину.

Я перевел взгляд на Трошина и Артамонова. Оба не смотрели в мою сторону. Делали вид, что заняты. Старая армейская привычка – не лезь, если не твоя проблема.

Странно всё. Настолько длительное воздержание ударило в голову замполиту? Трудно в это поверить, но ситуация не из фантастических.

– Знаешь, Лёша, я не могу понять этой страны. Тут неимоверная тяга местного народа к войне. Почему они не могут просто жить. Скот разводить, детей рожать. В каждом доме «Ли Энфилд» или китайский «калаш» находим, – рассуждал Трошин.

– Вот-вот! А ведь война уже закончилась. Впору просто жить… – задумался Артамонов, убирая руки от чайника.

Я лег на койку и закрыл глаза. Если они думают, что я буду такие вещи пропускать – они серьезно ошибаются.

Утро наступило резко. Как только я открыл глаза, солнце уже било через дырку в покрывале, которое закрывало окно модуля. Сразу же почувствовал жару, к которой еще не успел привыкнуть после отпуска в хмурой Москве.

Да и поспать толком не удалось. Всю ночь в голове крутились события прошедшей ночи. Салихов, медсестра, молчание ребят.

Но сейчас – другая задача.

Вещи были собраны с вчера, поэтому собирался я недолго.

На стоянках уже гудела техника. Дизеля ревели, щелкали замки на люках, лязгали сапоги. Сквозь запах солярки в перемешку с пылью, я уловил запах кофе, который кто-то вскипятил в соседнем модуле. Кофе здесь роскошь, но его по чуть-чуть доставали через «свои каналы».

Колонна выстраивалась неспешно. В голове шёл один БТР-80. За ними шли УРАЛы с грузами, крытые «шишиги» и наливники. Наливники с топливом для вертушек и несколько цистерн для техники шли в середине. Между машинами были равномерно распределены ещё 6 БТР. Замыкали колонну две бронемашины.

Я вскочил на одну из них, устроился рядом с одним из сержантов в костюме КЗС, который курил «Донские» и лениво поглядывал по сторонам.

– Угостить вас «противозачаточными»? – предложил мне сержант одну из сигарет, поправляя разгрузку.

Вскоре бортовой по рации отдал приказ, и техника дернулась, выравниваясь на грунтовке.

– Не курю. И тебе не советую, – ответил я, перекрикивая шум двигателя.

Пока я доставал камеру, сержант рассказывал маршрут.

– Через заставы, до Калата. Если все тихо, то доедем и до Шахджоя, – ответил он, когда мы проезжали через рабочий выезд с территории расположения бригады.

Далее мы проехали и, так называемый «парадный въезд», от которого в расположение бригады шла грунтовая дорога. А вот в сторону аэродрома шла вполне себе хорошая бетонка.

– Вот вам и «зелёные», – махнул сержант в сторону солдат, охраняющих пост.

Именно здесь службу советские и афганские военные несли вместе.

Первая часть пути шла через населённый пункт Мандисар. Слева по обочине тянулись дома. Дети махали руками, кто-то пытался подбежать. Колонна слегка замедлилась, чтоб не сбить кого-нибудь из ребятни. Афганская привычка местных детей – идти к военным, как к раздающим гуманитарку. А может и просто из любопытства.

– Лови, – бросил я парню коробку печенья.

Следом и другие солдаты угостили кто чем мог пацанов.

Я вытащил фотоаппарат и сделал несколько снимков. Откуда ни возьмись появился мопед перед головной машиной. На нем парень лет двадцати переезжал поперек дорогу. БТР не остановился и мопед проскочил в двух метрах от носа машины.

– Надоел этот бардак, – буркнул мехвод через люк.

Дальше пошли пригородные заставы. Небольшие точки укрепленные мешками с песком и пулеметными гнездами. Вокруг все больше тянулись холмы.

И пока никаких следов боёв. Только на вынесенных постах есть следы от боёв.

– Здесь спокойно. И уже давно, – сказал сержант, когда мы проезжали вынесенный пост заставы «Маяк».

Земляные валы здесь с обоих сторон обступали дорогу. А через арык, который протекал рядом, перекинута большая опора ЛЭП. Но она явно здесь уже давно, поскольку рядом стоит новая.

Вскоре мы свернули вправо. Кандагар остался позади и впереди появилась выжженная равнина вперемешку из песка, камней и дюн. Ветер поднимал пыль, которая оседала на лице, руках и объективе. Я протирал линзу рукавом, щелкал снова. Слева потянулся хребет, а справа виднелся кишлак. Я заметил одинокого осла у стены и детей.

– Духи могут быть хоть где, – сказал один из солдат, с которым я начал общаться. – Даже в мальчишке с бидоном. Мы так ловили «подарки» – мелкий подбегает, а у него в бидоне взрывчатка.

БТР трясся, подвеска гремела. Солдаты перекрикивлись через открытые люки.

Я понимал, что тут, вдоль дороги, нет чужих и своих. Есть просто направление – к Калату. Ну а дальше как повезет.

Песок сменился серым щебнем. Броня подо мной вздрогнула и мехвод сбросил скорость.

– Почему сбавили? – спросил я.

– Подъём начался, – ответил сидящий впереди сержант. – Самое веселое место. Тут не гоняют!

Я встал на колено и вцепился в ручку люка. Оглядел колонну. Вся «нитка» машин как на ладони. УРАЛы и «наливники» шли ровно, словно и правда по нитке. Неудивительно – любой метр в сторону и может бахнуть.

Повернулся к ребятам на броне. Они сидели молча, каждый на своём месте, по-армейски. Один с автоматом на готове. Второй с РПК. Ему лет восемнадцать, лицо серое от пыли. Он заметил мой взгляд и коротко кивнул. Я решил заговорить.

– Давно здесь?

– Пять месяцев, – ответил он с хрипотцой.

– Как служба?

Он усмехнулся.

– Если не считать «страшилок» о прошлых годах, то спокойно. Даже как-то не верится.

– А домой то хочется?

– Все хотят, – он вздохнул. – Только… последнее время не все уезжают.

Он отвернулся. Я замолчал и молча пододвинулся к другому, задумчиво сидевшему с опущенной головой.

– Как тебе Афган?

Он коротко пожал плечами.

– Когда тихо, то нормально. А когда «весело», вспоминаешь, что ты не в отпуске.

Разговаривали ребята неохотно, видно, что переживали. Слева мелькнул каменный забор очередного кишлака. Женщин видно не было. Только пара мальчишек сидели на крыше, один держал в руках что-то блестящее.

– А как с местными? – спросил я.

– Да как… сегодня улыбаются, завтра передают духам.

Сержант глянул на меня, улыбнувшись.

– Товарищ Карелин, а вам ещё не говорил майор Салихов про что писать?

– Что именно писать я и сам знаю. А у него есть какой-то список разрешённой информации?

– К нам кто не приезжает, то пишут, что снабжение хромает. Нам вчера вот обещали запчасти, а пришли ящики с гвоздями. С топливом тоже не всегда хорошо. Но тут есть объяснение – завелась какая-то банда серьёзная. Дважды уже нападения были.

Я кивал. Все записывал. Хотя и не все пойдет в статью.

Потом еще раз огляделся. Справа вдоль дороги тянулась высохшая балка и кусты. Место идеальное для засады. Все это знали, но ехали.

– А вы, товарищ корреспондент, чего все ходите да записываете? – спросил рядовой. – Думаете, народ прочтет и все поймет?

– Хочу, чтобы дома знали. Но не сказки, а как есть, – пояснил я.

– Ну тогда пишите, – пробормотал тот. – Страна здесь пыльная. Кругом нищета. Стреляют, взрывают периодически. Вам-то в Москве об этом не говорили?

– Мне про войну рассказывать нет смысла. Я сам знаю дружище, что это такое.

Тут же взгляд рядового изменился. Наверное понял, что мне не впервой «глотать» пыль на дорогах войны.

Солнце уже встало выше, и жар ударил в лицо так, что казалось будто мы варимся в бронзовой сковородке. Колонна все также медленно тянулась по дороге. Пыль стояла столбом, и в этом мареве техника выглядела как тени.

Все это время, что мы ехали, меня не покидало беспокойство. А потом как осенило – небо над головой было пустым. Никакого сопровождения сверху.

– А где наши? По плану в этом районе должны были прикрывать с воздуха, – спросил я у сержанта.

Он приподнялся, тоже посмотрел в небо.

– Угу, тихо как в библиотеке, – буркнул он. – Может, задержались на предыдущем участке. Но ты прав. А вон уже командир в эфир выходит.

Радист на машине передал мне гарнитуру, чтобы я смог прослушать эфир.

– Озеро – Маяк-1. Где воздух? Квадрат 4-Б, южный склон. Подтвердите присутствие.

Пошел слабый треск, но ответа не последовала. Затем в динамике вовсе повисла тишина.

– Ну их, – пробормотал сержант.

– Ты серьезно? Надо тормозить колонну.

– Да ну на хрен, цирк устраивать?

– Без вертушек это самоубийство, – я покачал головой.

Трошин покосился на меня, снова потянулся к рации, когда я вдруг заметил движение на склоне. Огромный, с расправленными крыльями, орел вынырнул из каменной расщелины и резко взмыл вверх, набирая высоту.

Птицы не просто так срываются в пустыне. Часто чуют запах смерти еще до первых выстрелов.

Я толкнул сержанта в плечо.

– Смотри на склон! Там что-то не так. Птица сорвалась.

Он снова отмахнулся.

– Карелин, вам бы поменьше кино смотреть и книжки…

Он не договорил.

И тут началось!

Впереди вспыхнуло, и УРАЛ вздрогнул. В корпус врезался снаряд РПГ. Кабина разошлась, как консервная банка. Машину дернуло вправо, и она ушла в кювет, уже полыхая.

Через секунду раздался второй выстрел. Теперь прилетело по «шишиге». Вспышка и последующий грохот взрыва.

– Засада! Все с брони!

Глава 4

Колонна остановилась. Кто-то дал сигнал – ракеты ушли в воздух. Солдаты начали занимать позиции вдоль дороги, за камнями, в канаве.

Я уже на автомате скатился вниз, когда рядом послышался вопль. Раненый солдат держался за бедро, и оттуда толчками била кровь, явно задета артерия. Он пытался отползти, но не мог.

– Держись! – крикнул я, схватив его за плечи.

БТР освобождали проезд наливникам и грузовым машинам, чтобы те не останавливались. Но выбраться из западни было сложно.

– Сталкивай! Живее! – крикнул Артамонов механику-водителю, чтобы тот начал убирать с дороги ГАЗ-66.

«Шишига» полыхала, а с её водителя попытались сбить огонь.

– Дымы! Дымы! – крикнул я сержанту, который был рядом со мной.

Но с маскировкой запаздывали. Бой разгорался сильнее и сильнее.

Я дотащил солдата за валун и присел рядом. Вытащил аптечку, наложил на бедро выше раны жгут и затянул.

– Больно… чёрт, больно!

– Раз болит, значит, живой. Потерпи. Сейчас тянет, но потом станет легче.

Он стиснул зубы.

В этот момент БТР рванул вперёд. Мехвод решил вытащить из-под удара подбитый ГАЗ-66, перегородивший дорогу. Бронемашина тяжело сдвинулась и уже почти столкнула грузовик, когда по ней ударил снаряд РПГ.

Я бросил взгляд на склон. Сквозь взрыв и гул, исходящий от пламени, было слышно, как Артамонов вызывал поддержку.

На склонах показались тёмные силуэты душманов. В серых и тёмно-синих одеяниях. На головах «пуштунки».

«Духи» били с разных направлений. Крупнокалиберные пулемёты не давали поднять головы.

Слева показалась ещё одна группа. Как минимум четверо. Один с РПГ, ещё один за «ДШК», установленной на треноге за валуном. Работали слаженно с позиции выше дороги. Отличная огневая точка.

Я взял свой АКМ и начал стрелять по духам. Первой же очередью стрельнул по гранатомётчику, который уже готовился выпустить снаряд.

Несколько попаданий и он рухнул на землю, скатившись с «шайтан-трубой» вниз. Ещё одна очередь, но в ответ заработал ДШК.

– Ты ж журналист, какого ты… – пробормотал парень сквозь зубы, когда я резко сменил позицию за соседний валун.

– Теперь стрелок, – бросил я.

Я прижался к валуну, дал ещё одну короткую очередь. Пыль на склоне взлетела, но духи не ответили – перегруппировывались.

Пулемёты КПВТ из башен БТР продолжали бить по склону. Снаряды били, срывая камни и осыпая кусты. Где-то загорелся боекомплект – пламя вырвалось, земля задрожала под ногами.

– РПГ справа! – закричал кто-то.

И снова грохнуло. В воздухе вспыхнуло огненное облако. Под обстрел попал наливник. Цистерна с топливом взорвалась, мгновенно обратив всё вокруг в пылающий котёл. Машина перевернулась набок. Пламя стремительно поползло по обочине.

– Дым! Срочно! – закричал кто-то из офицеров.

Раньше бы дым! Только сейчас пошла белая, густая дымовая завеса, запах селитры и хлора ударил в нос. Сквозь завесу, которая смешалась с чёрным дымом и пылью, начали перегруппировку. С трудом можно было разглядеть, как духи перемещаются по склону.

– Это… это… это… – услышал я недалеко прерывистый голос сквозь стон.

Один из солдат, схватившись за окровавленную голову, сидел и раскачивался вперёд-назад. Ещё один лежал перед ним, дрожа и истекая кровью. Лицо обгоревшее, а глаза… В них столько боли, и смотрит он на меня.

Но ему уже не поможешь.

– Да чтоб его, – ругался сержант, с которым я ехал на броне.

Он только что выстрелил весь магазин по духам, но паре удалось уйти.

Взрыв, и снова языки пламени взметнулись к небу.

Ещё в одну машину прилетел снаряд из РПГ. И вновь колонна замедлилась.

На фоне стрекота автоматов, одиночных выстрелов и рваных команд, послышался голос Артамонова, сидящего за соседним БТР.

– Озеро – Маяку-1! Ведём огневой бой, требуем немедленную воздушную поддержку! Противник на склоне, минимум два огневых расчёта. Координаты передаём…

И тут же – резкий хлопок. Командир роты дёрнулся, словно его подбросили невидимые руки, и он упал назад. Тангента радиостанции выскользнула из его руки.

– Прикрой! – хлопнул я сержанта по плечу.

– Сдурел, «газета»?! – услышал я за спиной.

Я быстро рванул к ротному и упал рядом с ним. Одна пуля прошла рядом, подняв облако пыли. Ещё несколько ударили в броню БТР.

Подхватив ротного, я перекатывался с ним по земле, а двое солдат активно стреляли по склонам, прикрывая нас.

– Я… выз… вал, – хрипел Артамонов.

Как только, я его дотащил до укрытия, быстро осмотрел. Пуля зацепила горло, но он ещё был жив, крепко цепляясь за моё плечо. Кровь заливала его форму, но старший лейтенант продолжал что-то мне говорить.

– Верт… приле… летят.

– Летят-летят. Помолчи, тебе говорить нельзя! – сказал я, «передавая» капитана медику.

Я поднял голову. В дыму на правой стороне мелькала вспышка. В щели между валунами я увидел, как продолжал по колонне работать пулемётчик.

– Сержант! Со мной! – крикнул я. – Пошли в обход, берём левее.

– Совсем сдурел? – услышал я голос сержанта.

Он немного колебался, но всё же пошёл за мной. Мы бросились влево, вдоль осыпи, мимо перевёрнутого наливника, чья стальная цистерна всё ещё дымилась.

– Ты чего там высмотрел? – прошептал сержант. – Сейчас нас всех тут зажмут.

– Не зажмут, если мы их первыми снимем, – бросил я, указывая на расщелину между двух скал.

Мы полезли вверх. Камни сыпались, пыль забивалась в горло. Пуль не было – нас не заметили.

Но тут появился и стрелок.

– В сторону! – крикнул я, скрывшись за валуном.

Очередь прошла мимо меня. Надо отвечать сразу.

Я вывалился из-за камней и выстрелил в упор. Душман даже не успел обернуться и завалился набок.

Ещё дальше был гранатомётчик. Он уже готовился стрелять по колонне, но развернулся на нас. Сержант дал очередь в упор из автомата по нему.

Склон теперь был наш.

Я подхватил автомат. Осмотрел горизонт.

И тут в воздухе зазвучал знакомый гул.

Вертушки!

Сначала показалась пара Ми-24. Они прошли над нами, и тут же дали залп. Пылающий град реактивных снарядов лёг по верхнему гребню.

Духи не выдержали. Начали отступать, бросая позиции.

Я видел, как группа моджахедов уходит в сторону ущелья. Но один отстал. Хромал. Наверное ранен.

Я рванул вниз, на бегу махнул сержанту.

– Давай попробуем взять живым, – произнёс сержант, прикрывая меня.

Когда мы были почти рядом с душманом, он обернулся. Его чёрные глаза широко расширились, когда он нас срисовал. Бородатый выхватил пистолет, но я был быстрее. Прыгнул на него, сбив с ног. Пистолет вылетел из его руки. Тут же душман выхватил нож, но не успел им воспользоваться.

Перехватив его руку, я заломил ему кисть и с локтя нанёс удары по лицу.

Выстрелы уже стихли. В воздухе продолжал стоять запах гари и сожжённой плоти.

Я скинул ремень и перевернул на живот душмана, связав ему руки.

– Сержант! Ты где там? – крикнул я.

– Епические дела! А ты точно журналист, «Газета»? – спросил сержант.

– Есть и такой грешок за мной, – ответил я, крепче стянув ремень.

В воздухе продолжали крутиться вертолёты, а взорванные машины ещё полыхали на дороге.

Вернулся в расположение бригады я только к вечеру. О судьбе пленного не интересовался. Есть компетентные органы, которые его расколют. Конечно, если он что-то знает.

Стоя перед умывальником, я продолжал с трудом отмывать руки от песка и крови. Форма была измазана, так что пришлось её выстирывать в течение долгого времени.

Я вернулся в модуль, где сидел на кровати Трошин. Его волосы были с желтоватым оттенком из-за толстого слоя пыли. Рукав в крови, а лицо мокрое и тёмное от грязи. И взгляд… Смотрел старший лейтенант перед собой, а именно на кровать Артамонова.

– Час назад скончался. Не вытащили, – сказал Трошин, открывая тумбочку.

Старлей вытащил бутылку водки и два гранёных стакана.

– Мы уже почти год бок о бок служили. В одном модуле, в одной роте. Грёбанная страна, – открыл он бутылку.

Рука Трошина слегка дрожала. Видно было, что ему сложно даже стакан налить.

– Дай мне, – произнёс я, подойдя ближе к столу и взяв бутылку.

– А ты ещё неплохо держишься, Лёха. Я вот… ох… трясёт всего, – выдохнул Трошин, взял мыло с полотенцем и вышел из комнаты.

Каждому по-разному удаётся переживать потери. Особенно, когда это твои друзья, коллеги, сослуживцы. Вот только ты был рядом с ними, делил кров, пищу и все служебные моменты.

И теперь их нет.

В дверь комнаты постучались.

– Войдите, – сказал я и повернулся.

На пороге стояла та самая девушка Юля, которая летела со мной в вертолёте. Вид у неё был потерянный.

– Я не вовремя? – спросила она.

По взгляду было понятно, что Андреева смотрит на бутылку. Я её так и не закрутил, и продолжал держать в руках.

– Всё в порядке. Что-то случилось, Юля? – спросил я.

– Вы… я вас… – продолжала Андреева нервно перебирать местоимения.

– Всё в порядке. Я не ранен, только испачкался.

– Это хорошо, – кивнула Юля, сложив на груди перед собой ладони. – Я про колонну слышала. Ну… все слышали. Переживала за происходящее.

– И за меня, в частности? – уточнил я.

– Да… Ой… то есть, за всех переживала, – кивнула Юля.

Наверное, всё же за меня. Приятно это слышать от голубоглазой красавицы.

– Я пойду. Берегите себя, Лёша… точнее, Алексей Владимирович, – сказала Андреева и быстро выскочила из комнаты.

На выходе она столкнулась с Трошиным, который вернулся в комнату.

– Я только за шампунем. Надеюсь, не помешал? – сказал старший лейтенант.

– Всё нормально. Проведать заходила.

Трошин кивнул и вновь ушёл.

Вечером за «рюмкой» чая мы обсудили произошедшее сегодня.

Я с чаем, а Трошин с рюмкой.

– Восемь погибших, десять раненых. Вот она цена, Лёха. И зачем, объясни? – спросил старший лейтенант, доедая кильку из консервов.

Он дёрнул ногой и сбил одну из двух пустых бутылок, стоящих под столом.

– Это война. А мы здесь по приказу и выполняем поставленные задачи, – ответил я.

– Хм, ты здесь по работе, а говоришь так, будто и правда боевую задачу выполняешь.

– У каждого свой долг перед Родиной, – ответил я.

– Ты прав. Перед Родиной, а не перед этой страной.

Борис достал сигарету и попытался подкурить.

– Выйдем на воздух, – предложил я.

– Хочу здесь. Не могу уже выходить и смотреть на это всё.

– Можешь. Пошли, – встал я и поднял Бориса.

Пошатываясь под действием алкоголя, Трошин вышел вместе со мной на крыльцо и присел на ступеньки.

Закурив сигарету, он взглянул на небо. Сегодня оно, как и всегда в это время года, звёздное и безоблачное.

– Артамонов… Мы с ним одного училища. Он на год раньше меня ДВОКУ закончил, – продолжал Боря вспоминать командира роты.

После небольшой паузы я решил спросить по поводу пленного.

– Что с духом? – спросил я.

– Не знаю. Меня комбриг у себя продержал долго. Там же и замполит был. А душмана особисты забрали. Вроде кто-то за ним приехать должен был.

Я кивнул, а затем мы продолжили обмениваться мнениями, как духам удалось за короткое время разбить несколько колонн.

– У меня нет мыслей. Пакистанцы и американцы снова вливают деньги в эти отряды. Посмотри, сколько у них оружия. Я сегодня только штук пять крупнокалиберных пулемётов насчитал, – ответил мне Трошин.

– Вопрос в другом… как они это всё планируют? Это неразрозненное войско. Они чётко выдержали время и начали отходить. По сути, вертолёты уже опоздали.

Но Борис только отмахнулся.

– Неважно. Всё равно им не жить. Найдём и всех покараем. Вот увидишь, Лёха. А ты об этом напиши и всем в Советском Союзе покажи, – сказал Трошин и с трудом поднялся на ноги.

Старший лейтенант ушёл в модуль, а я на пару минут задержался.

Подняв взгляд вверх, задумался. Как в столь опасной стране можно видеть столь красивое небо!

Из темноты послышались шаги. К модулю медленно приближался военнослужащий в «эксперименталке».

– Карелин? Я к вам, – подошёл незнакомец и присел рядом, пожав мне руку.

– Просто посидеть? – спросил я.

– Можно и просто. Но я ещё привет должен передать. От товарища Римакова.

Глава 5

Я насторожился. Всё-таки Римаков – человек из тех, чьи «приветы» просто так не передают.

Незнакомец внимательно посмотрел мне в глаза, а потом спокойно сказал:

– Пойдёмте, товарищ Карелин. Разговор у нас с вами не на крыльце, так сказать.

– Не вижу причин идти с вами. Вы сами, кто будете? – уточнил я.

Понятно, что если этот человек в расположении советской мотострелковой бригады в Афганистане, да ещё и называет весьма знакомую мне фамилию видного человека из «конторы», то вряд ли он из Военторга.

– Дорохин Николай Васильевич, к вашим услугам, – охотно представился он. – Мне поручено с вами побеседовать с глазу на глаз.

– Кем поручено? Петром Ивановичем? – спросил я, намеренно изменив имя и отчество Римакова.

Дорохин улыбнулся и встал с крыльца.

– Максим Евгеньевич мне говорил, что вы проницательны. А ещё, что в известной вам стране, при захвате известной вам воздушной гавани, один «неучтённый» никем человек устранил врукопашную очень известного наёмника. Ножом.

Буду считать, что проверку он прошёл. Я молча кивнул, и мы пошли по ночной базе в сторону штаба.

– Вы и здесь успели отличиться. Пленного как решили взять? – спросил Дорохин.

– Сержант был инициатором, а я ему оказал содействие.

– Содействие, прямо скажем, серьёзное. Если вам интересно, то этот душман был весьма полезен. Информацию дал к размышлению, – сказал Николай Васильевич, когда мы подошли к входу в штаб.

– И вы ему поверили?

– У духа не было иного варианта. Перед разговором со мной он побывал «в гостях» у ХАДовцев.

Афганский аналог КГБ – ребята серьёзные и беспощадные. Насколько я знал, они долго не церемонятся и не соблюдают конвенций.

Внутри здания бригады всё было на своих местах. Дежурный дремал на посту, но при виде нас моментально взбодрился. В кабинетах было пусто. Только в самом дальнем горел свет и был слышен звук постукивания печатной машинки.

Войдя в один из кабинетов, я оценил скупой интерьер. Вентилятор на столе без устали гудел, разгоняя жару. Сам кабинет был узкий с одним столом и двумя стульями. Вдоль стены с картой Афганистана небольшой диван. Сейф, тумбочка с банкой воды и кипятильником. На этом всё.

Дорохин пригласил присаживаться, а затем разместился сам.

– Алексей Владимирович, перейду сразу к делу с вашего позволения. Есть один участок, который вызывает у нас серьёзную озабоченность – Хайберский проход.

– Граница с Пакистаном в районе Джелалабада, – припомнил я.

– Именно он. Там сейчас стоят только афганцы. Наших сил нет, кроме нескольких советников, но мы последнее время фиксируем там кратное увеличение попыток прорыва. В основном ночью, днём нечасто, но тоже бывает. И знаете, что нас удивляет? – спросил Дорохин и внимательно посмотрел на меня.

Будто это я там несу службу и должен знать. Однако, есть у меня предположение.

– Наверняка доложили, что все группы уничтожаются. А вот трупы забирают с собой.

– Именно.

Дорохин более не стал развивать мысль. Впрочем, мне и так было понятно, к чему он клонит.

– У нас есть к вам настоятельная просьба, чтобы вы туда выехали. Официально, как корреспондент «Правды».

Я молчал. По-моему, я в прошлый раз ещё закрыл все грехи сестры. Может есть другие «косяки»?

– А если мне туда не надо? – спросил я.

– Нам известно ваше редакционное задание.

– И почему меня это не удивляет, – улыбнулся я.

– Это верно. По факту просто посмотрите, как всё там на самом деле обстоит. Поговорите с афганцами, запишите, что считаете нужным. У вас на это глаз намётан, и нам нужна ваша объективность. Просто будьте бдительны, но работайте аккуратно.

Предложение было довольно неожиданным. Место не самое лёгкое, что осложняло задачу в определённой мере. Зато репортаж мог получиться действительно неплохой, и в редакции будут прыгать до потолка. Ну а если это ещё и Родине поможет, то не вижу причин отказываться.

– Я согласен, – наконец, ответил я. – Но сначала мне нужно попасть в Кабул и сделать всё официально, через согласование с военным руководством Афганистана. Мне нужно разрешение вести фиксацию на военных объектах.

Если есть возможность, то и организовать проход в расположение аэродрома в Джелалабаде и расположения мотострелковой бригады.

– Не вопрос, что-то ещё? – спросил Дорохин.

– Да, мне нужно передать в «Правду» материалы по инциденту с колонной, – пояснил я. – Так чтобы статья не пошла в стол. Думаю, будет нелишним, что о реальном положении дел узнают наверху.

Я понимал, что без определённого содействия, мне никто не даст передать материалы в Москву. Цензура зарубит всё ещё здесь – в Афганистане. И сейчас был отличный шанс, чтобы цензура таки пропустила мои материалы.

Дорохин внимательно выслушал, даже не моргнув.

– Пожелания разумные, – кивнул он. – Что касается первой части ваших пожеланий, то в Кабуле всё согласовано, у вас будет сопровождающий. А вот по второй… есть просьба к вам, Алексей Владимирович.

Дорохин слегка наклонился вперёд и заговорил тише.

– Не спешите с публикацией по колонне. Мы знаем, что вы были в самой гуще. Все видели и знаете. Но сейчас идёт внутренний разбор. Очень серьёзный. Сначала выясним, кто виноват, и только потом материал можно будет поместить на страницах газеты. Публикация здесь и сейчас может только навредить.

Спорить было бесполезно. Хотелось верить, что мой собеседник говорит как есть и виновные будут наказаны. Ну а ситуация с обеспечением колон будет решена.

– Понимаю, – сказал я. – Но с другими журналистами такое может не прокатить. Уже информация о потерях среди наших военных в Москве имеется.

– Знаем, Алексей Владимирович. Именно поэтому вы нам и нужны, – Дорохин встал и подал мне руку, чтобы скрепить договорённости. – Завтра с утра вас доставят в Кабул. Будьте готовы.

Рукопожатие получилось крепким.

Я вышел из штаба, прикрыв за собой тяжёлую дверь. Ночной воздух показался чуть прохладнее, чем днём, или, может, просто я наконец выдохнул. Хотелось верить, что Дорохин сдержит слово и в ситуации с колонной разберутся как следует. Допускать повторение подобного – это не просто халатность, а преступление.

Полной грудью втянул в себя тяжёлый ночной воздух, пропитанный пылью, поправил воротник и пошёл в модуль.

Я почти дошёл до своего модуля, когда впереди у одного из модулей офицеров, заметил движение. Из двери в свете тускло горевшей лампы появилась «старая» знакомая. Та самая медсестра, которую на днях чуть не ударил замполит.

Интересно, что она делала у модуля офицеров посередине ночи? Надеюсь, что не майора искала, иначе всё это превратится в театр абсурда.

– Здравствуйте, – сказала она, чуть склонив голову.

Она улыбнулась, хотя мне показалось, что в глазах её не было улыбки. Меня насторожило другое. В нос резко ударил сладкий запах её духов, явно дорогих, импортных. Она была накрашена, и тушь немного размазало под глазами.

– Доброй ночи, – ответил я.

Хотел добавить, что для неё не самое лучшее решение ходить по территории ночью, но всё-таки промолчал. Не моё это дело.

– Спасибо, что вы тогда заступились. Я не успела вас поблагодарить в прошлый раз…

Говоря это, девушка попыталась закрыть дверь в офицерский модуль, но руки у неё были заняты каким-то свёртком. Я вызвался помочь, шагнул к ней, чтобы закрыть дверь. Закрыл и в этот момент бумажки из её рук неловко выпали на землю.

Ветерок прижал их к пыльному крыльцу. В свете фонаря я разглядел чеки. Те самые. Советские внешпосылторговские.

И… всё понял.

Она тоже поняла, что я понял, потупила взгляд, чувствуя неловкость.

– Это… я уронила, – произнесла она почти шёпотом и быстро присела, чтобы собрать чеки.

Щёки у медсестры вспыхнули румянцем. Она явно ходила к кому-то в офицерский модуль. И не просто ходила.

Медсестра, сидя на корточках, продолжала собирать чеки. Я присел рядом, но не помог поднимать чеки. Только посмотрел на неё, буквально просверлив взглядом.

– Знаешь, за такое… могут и не просто с базы выслать, – сказал я тихо, чтобы никто не услышал. – Ты что творишь?

Это уже фактически валютные махинации, а не просто «романтика на войне».

Медсестра вздрогнула и подняла глаза. Грустные, не испуганные. Скорее… пустые.

– Я знаю, – просто ответила она и резко выпрямилась, держа в руках скомканные чеки. – Это не ваше дело.

Постояла пару секунд и пошла. Быстро не оглядываясь. А я остался стоять под фонарём, смотря, как она исчезает в темноте, словно растворяется в ней.

За чеки можно было купить импортные джинсы, духи, даже магнитофон. А в Союзе и вовсе обменять на рубли по хорошему курсу. Неофициально, конечно.

Я тяжело выдохнул, теперь понимая, из-за чего произошёл конфликт и почему об этом никто не хотел говорить прямо. Грязь… что тут скажешь. Не хочу оправдывать Салихова, какие бы ни были обстоятельства, но ничто не оправдывает рукоприкладство. Даже если это сделано из благих побуждений. Но и сестричка, конечно, хороша.

Утром, как только небо над базой начало светлеть, я уже был у вертолётной площадки. Ми-8 стоял готовый к вылету.

Меня проводил Трошин. Не сказал почти ни слова, просто пожал руку. Выглядел он неважно. Смерть Артамонова сильно подкосила Бориса.

– Удачи тебе, Карелин! – искренне пожелал Трошин.

– Будь осторожнее, Борь.

Вертолёт поднялся, и аэродром Кандагара остался внизу, как большой противень, нагревающийся с каждой минутой всё сильнее. На горизонте виднелись горы. Завораживающее зрелище, величественное.

В Кабул вернулись быстро. Дежурная машина довезла меня до корпункта. Пыльный коридор, знакомый телефон с трескучей трубкой, и я набрал Москву, чтобы отчитаться о своих последних приключениях в Афгане.

Долгий гудок.

– «Правда», приёмная.

– Карелин на связи. Из Афгана. Подключите, пожалуйста, редакцию.

– Одну минуточку, Алексей.

Пришлось немного подождать и послушать треск линии. Наконец-то, в трубке послышался знакомый голос редактора.

– Лёха! Ну как ты? Что по обстановке?

Я вздохнул. Врать совсем не моё, но сейчас нужно было говорить аккуратно.

– В целом… обстановка напряжённая, – начал я. – Есть определённая активность. Особенно на южных маршрутах. Были случаи атак, потери были. Но… в целом ситуация стабильная и всё под контролем у армии Республики и нашего контингента, – выдал я максимально нейтральный доклад. – Есть материал, в основном снимки и видео о жизни базы…

– Ты уверен? – немножко раздражённо перебил редактор. – Тут коллеги из других СМИ вроде как что-то интересное нарыли, а у нас… голяк?

– Понимаешь, – произнёс я, подбирая слова и стискивая трубку. – Многое не озвучивается. Некоторые вопросы… пока в проработке. Там работают. И очень серьёзно. Надеюсь, будет развязка. Да и несколько минут боя на видео снял.

– Здорово! Материал подготовишь и отправишь?

– Да, часть уже пишу. Но пока ограничусь общей заметкой. Местами, где был, пока лучше не детализировать. Сам понимаешь.

– Понимаешь, – ответил он после паузы. – Ждём, значит. Сейчас какие планы? Мне отчёт надо готовить для главреда. А он снимками штаба сыт не будет!

– Сейчас загляну к местным военным, буду договариваться о съёмке на границе с Пакистаном.

– А там чего забыл? Там же нет наших частей!

– Хайберский проход. Наших частей там действительно нет, но можно достать интересный материал как храбрые солдаты и офицеры афганской армии успешно отражают нападение сил, проплаченных загнивающим Западом.

– Ясно. Ты главное там поаккуратнее. Береги себя, Карелин, – выдал редактор своё традиционное пожелание.

– Постараюсь, будь здоров.

Я повесил трубку.

Сразу после созвона, направился в штаб 40-й армии. Меня снова встречал караул и зелёная будка на входе.

– Карелин, газета «Правда». Был у вас, – коротко объяснил я.

Дежурный дал команду меня пропустить. Видимо, уже передали, что я вернулся.

– Поднимайтесь на второй этаж, первый кабинет слева…

– Помню-помню, спасибо, – ответил я дежурному, который объяснил мне, где сидит член Военного совета.

Полковник Рыгин ждал меня. На столе у него лежали кипы бумаг, а сверху них пепельница с окурками.

– Карелин… Да, помню. С Кандагара вернулись. Ну, и что у нас теперь?

– Есть необходимость выехать на Хайберский проход. Хотел бы провести съёмку и подготовить материал. Желательно всё официально, с прикомандированием. Через военное руководство Афганистана, конечно.

Полковник приподнял бровь.

– Хайберский, говоришь. Там афганцы стоят. Мы формально не участвуем. Место там сложное, до Пакистана рукой подать. Переходы… канал поставок оружия, людей. Последние месяцы такие «движения» особенно заметны, – он замолчал, прищурился.

Я кивнул, но комментировать никак не стал.

– Хорошо. Подумаем, как организовать. Официально тебя прикомандируем как наблюдателя. Отправим в составе небольшой группы. Снимать можно, я полагаю у наших афганских коллег, не возникнет возражений по этому поводу. Материал перед сдачей ко мне на стол, без исключений.

Я внимательно выслушал.

– Принято.

– Ты мне ещё с Кандагара не показал съёмку.

– Всё сгорело в колонне во время нападения. Еле-еле ноги унёс.

Полковник расписался на направлении, поставил штамп и протянул мне.

– Через два дня вылет в Джелалабад. Тебя встретят и подскажут, как дальше.

Я только выходил из кабинета, как полковник снял трубку телефона и начал кому-то звонить, чтобы обо всём договориться.

Время до вылета пролетело незаметно. Я по большей части отсыпался, не горя желанием выходить из своей квартиры по жуткой жаре, от которой мозги плавились в черепной коробке. А вот силы для нового редакционного задания определено понадобятся. Место действительно было непростым.

Отдохнувший и свежий, на третий день я ранним утром вылетел в Джелалабад. Вертушка была гружёная ящиками с боеприпасами и с сухпайками.

Приземлились на военном аэродроме, окружённом бетонными блоками и редкими кустами. За время полёта вертолёт так нагрелся, что металл обжигал при касании.

Только я вышел на бетонную поверхность, как в памяти всплыли эпизоды службы моего предшественника.

– Да ты тут не в штабе писарем сидел, Карелин, – прошептал я, вспомнив рейды и зачистки, в которых участвовал реципиент.

Меня ждали. Из УАЗика вышел офицер в форме «эксперименталке».

– Товарищ Карелин? Я лейтенант Сарычев. Командование приказало вас сопроводить.

– До Хайберского прохода? – уточнил я.

– Да, всё согласовано. Поедем сразу. Машина готова.

Офицер отвёз меня к колонне грузовиков, которая собралась ехать в сторону прохода. Все водители с уставшими лицами и явно вымотанные.

– Поедете вместе с ними, – пояснил Сарычев.

Не знаю ждали ли здесь только меня, но тронулись почти сразу. Выехали с аэродрома, минуя узкие дороги, поросшие пылью и сухими деревьями. Путь лежал на восток, где ущелья уходили к самой границе с Пакистаном. Место было серьёзным. Хайберский проход был одной из главных артерий для контрабанды, караванов и прохода диверсионных групп.

Автомата у меня теперь не было, так что я крепко держал фотоаппарат, готовясь к съёмке.

На место прибыли ближе к полудню. Позиции афганской армии располагались на склоне, под прямыми лучами солнца, окружённые рвом и мешками с песком.

Я достал фотоаппарат и стал снимать. В кадр попал старенький ДШК на треноге, обветренные лица бойцов афганцев, в глазах которых застыло утомление. Один из них улыбнулся в камеру, другой прикуривал, не отрываясь от прицела, но тоже косился в объектив.

Я сделал пару снимков и решил подойти к ребятам, чтобы поговорить. По пути поймал себя на мысли, что всё складывалось слишком идеально… Как вдруг…

Где-то вдалеке, в сторону хребта, послышался глухой хлопок.

– Ложись! – закричал кто-то на ломанном русском.

Следом раздался свист и уже через мгновение справа от нас рвануло. Камни, пыль, визг смешались в едином гуле. Судя по звуку, бил миномёт.

Я бросился к ближайшему валуну, сжимая камеру, боясь разбить объектив. Второй снаряд лёг ближе.

Глава 6

Я прижался к насыпи рядом с песочным мешком. Минуту назад я снимал «спокойный» кадр – афганец прикуривал сигарету, ссутулившись над станиной пулемёта ДШК. Сейчас этот же пулемёт бил по склону, а вдалеке раздавались глухие хлопки миномётных выстрелов.

Следующая мина легла ещё ближе. Настолько, что меня обдало пылью и кусками земли. Я вставил объектив между мешками с песком и увидел, как между кронами редких деревьев двигались «пятна». Навскидку до них метров шестьсот, но приближались они быстро.

Стройной колонны у врага не было. Шли группами по пять-шесть человек, в тюбетейках, с рюкзаками и мешками через плечо.

Раздавались крики с их стороны на дари и фарси.

Афганский сержант рядом со мной выругался.

– Группа примерно двадцать человек! Обходят слева по флангу!

ДШК, что стоял у нас в секторе, заработал первым. Громыхнуло, станина подпрыгнула, и лента протянулась с глухим рёвом. Пули прошивали камни, кусты, воздух, поднимая облака пыли. Душманы пригнулись, но не разбежались. Видимо знали, где здесь слепая зона, и медленно, но шли дальше.

На мгновение возникла тишина, которую нарушил щелчок моего фотоаппарата. Я сделал снимок приближающегося противника.

– Справа тоже прут! – заорал кто-то.

Рядом с позицией одного из пулемётов прилетело. Пыль взметнулась, афганский солдат, юнец лет двадцати, упал, зажав ухо.

– Хамид! Ты как?! – закричал его товарищ, подбегая.

– Живой… – прошептал тот совершенно растерянно.

Пока один оттаскивал раненого, другой забрал пулемёт. Основная часть афганцев действовала слаженно, без паники. Такие вылазки здесь происходят не первый раз, так что большинство солдат «зелёных» знали, что делать.

Но не все. Кто помоложе, начинал теряться. Один из молодых солдат уже несколько секунд не мог понять, как ему пристегнуть магазин. Его руки дрожали, и с каждой очередью по его укрытию, он всё больше трясся.

– Помогу, – произнёс я по-арабски, забрав у парня автомат и перезарядив.

Афганец нервно закивал, смахивая пот со смуглого лица, и начал стрелять. Не прошло и минуты, как он выстрелил весь магазин.

Точка была действительно горячая.

Пятна на горизонте тем временем превратились в десятки фигур. Душманы хорошо знали маршрут, и очевидно, что штурм был отнюдь не случайный. У них были пулемёты и РПГ. Готовились основательно.

Один из них, с длинной бородой, без головного убора, развернул «ДШК» и дал очередь. Пули зацокали по камням.

– Он наш сектор бьёт! – крикнул сержант. – Подключай второй расчёт, Хасан!

Афганцы среагировали мгновенно. Второй расчёт из мужика с сединой и худощавого парнишки лет восемнадцати перезарядил ДШК и развернул его в просвете между скалами.

Стрельбу вёл старик. Ствол трясся, но попадал. Несколько фигур душманов замерли. Двое вовсе поползли назад, начав отступать.

Кто-то закричал позади меня на дари, но слов я не разобрал. Слева рвануло – били снова из миномёта.

Я поймал в объектив «наших» афганцев с РПГ, они готовились к ответному удару.

– Вон они, за той скалой! Прямо над склоном! – сержант ткнул рукой, давая направление.

Я снял, как афганец делает выстрел. РПГ шарахнуло, а сам снаряд вылетел из пусковой трубы, отбрасывая дым и пламя. Через секунду прилетела ответка – очередь с вражеского пулемёта. Один из солдат упал. Второй вцепился в его пояс и начал оттаскивать.

– Кхабарар бикун! – крикнул кто-то. – Сообщите в штаб!

В рации раздались хриплые голоса. В этот момент по склону к позициям подходила ещё одна группа душманов. Полезли со всех щелей! И вовремя как!

– Пытаются по склонам идти, – процедил сержант. – Если обойдут, то всё. Прорвут!

Атака душманов шла с трёх сторон одновременно.

Я снова вскинул камеру. Один из пулемётчиков дал очередь по хребту. Ему не ответили, и только после третьей использованной ленты, он опустился на колено, выжатый как лимон.

Афганцы работали уверенно, и атаку в целом удалось остановить. Первый накат душманов захлебнулся.

– Смотри! Вон они драпают!

Душманы действительно начали отходить. Делали они это так же слажено, как и наступали.

Я убрал фотоаппарат, когда понял, что линия огня ушла дальше, к восточному склону. На фланге завязался ближний бой с короткими очередями. Пыль стояла стеной. В какой-то момент я заметил, как одного из афганцев ударило в грудь, и он выронил автомат. Паренёк завалился набок и попытался приподняться, но не смог.

Никто не пошёл ему на помощь. Трое пробежали мимо, даже не взглянув. Бой там был в самом разгаре, но афганцу всё же требовалась помощь.

Рядом снова затрещал пулемёт, но я, пригнувшись, рванул к раненому. Он был ещё совсем молодой. Всё лицо измазано в пыли и крови, в глазах застыл страх. Пуля вошла под ребро, и было видно, что рана серьёзная. Кровь шла густо, рваным потоком, пропитывая форму. Я склонился над ним, осмотрел, нашёл на его поясе аптечку, и вытащил оттуда бинт. Трясущимися руками перехватил рану чуть выше, но кровь всё равно сочилась.

– Потерпи. Сейчас… – сказал я, даже не зная, на каком языке.

– Ма… – прошептал он. —… джан…

Он пытался что-то сказать, но уже не мог. Рот наполнился кровью. Он захрипел, будто захлёбываясь.

– Доктора! Где медик?! – заорал я.

Я положил ему бинт на рану, пытаясь остановить кровь. Он чуть приподнял руку, хотел ухватиться за мою, но не смог. Пальцы дрогнули и… всё.

Паренёк умирал на моих глазах. Его глаза смотрели в меня, широко открытые, но уже ничего не видевшие. Я остался сидеть с ним, всё ещё держа в руке окровавленный бинт.

Выстрелы стихли почти неожиданно, как резко выключенная музыка. Оставались только отдельные хлопки. Пыль оседала медленно, ложась на выжженные камни. Воздух снова становился неподвижным, горячим, как внутри печки. Только приправлен пороховыми газами.

Я всё ещё сидел у тела солдата, сжимая бинт и глядя в его мутные, уже неживые глаза, когда появился доктор. Запыхавшийся, с перекошенным лицом, на рукаве кровь, но явно не своя.

Я молча указал на тело. Медик наклонился и тяжело вздохнул.

– Всё…

Он побрёл дальше, там кричали другие, ещё живые. Я тоже поднялся и отошёл чуть в сторону, за рваный мешок с песком. Камера за спиной болталась на ремне.

На позициях ещё оставались остатки дыма. Земля была вся в воронках, мешки сдержали натиск, но из них высыпался песок.

Афганцы устало переговаривались на своём языке. Бой был действительно непростым. Бойцы перезаряжались, готовили позиции к возможно новому штурму.

Когда дым и пыль полностью осели, мне удалось увидеть потери как наши, так и со стороны противника. Среди афганцев было двое погибших, но куда больше живой силы потеряли боевики. Тела душманов так и остались лежать на земле.

Их не забрали. Вот что странно. Обычно душманы уносили убитых по возможности. Я зафиксировал для себя эту деталь.

Сделал ещё пару кадров, стараясь поймать удачные снимки. Потом обошёл дымящийся край позиции, перескочил через вывороченный мешок и подошёл к группе афганцев. Те стояли у стены, осматривая повреждённый пулемёт. Ствол ДШК повело от перегрева.

Один из командиров с густой чёрной бородой и автоматом через плечо, настороженно на меня посмотрел.

– Ты русский журналист?

– Да, из Москвы, Алексей Карелин. Снимаю для «Правды».

Командир кивнул, посмотрел на мою камеру, потом оглянулся на поле боя.

– Тяжело сегодня пришлось. Но бывало хуже.

– Часто такое? – спросил я.

– Каждый день. Хотят пройти, дорога у них через нас идёт.

– Зачем? – уточнил я.

Командир посмотрел на меня пристально, не торопясь с ответом, но ответил другой афганец – молодой, с обмотанным бинтом плечом.

– Наркотики гнать хотят!

Командир одарил его взглядом и продолжил уже сам.

– Из Пакистана идёт оружие для душманов. Стараемся не пускать, но увы, не всегда получается. Пока одни нас отвлекают огнём, другие везут контрабанду.

Третий, молчавший до этого, добавил на родном языке. Командир перевёл, хотя общий смысл сказанного я уже понял.

– Он говорит, что сегодня атака была странная. Слишком быстро ушли, как будто проверяли слабые места.

– Инглиш, инглиш, – афганец, видимо не говоривший по-русски, сплюнул на землю.

Потом добавил уже что-то по-своему.

– Говорит, что слышал сегодня английскую речь, – сухо перевёл командир.

По дороге в Джелалабад я чувствовал, как на меня наваливается усталость. Машина тряслась, а в голове у меня всё ещё звенели отголоски взрывов и сухой треск пулемётных очередей. Я смотрел в окно, но перед глазами стоял тот молодой афганец с простреленной грудью.

На базе меня ждали. Дорохин стоял у бетонной стены, закатав рукава, и курил с каким-то невозмутимым видом. Лицо у него было каменное. Увидев меня, он приветственно вскинул руку.

– Как доехали, Алексей?

– С ветерком, – отозвался я, выходя из кабины. – Был бы у меня ещё один такой день, и просил бы у вас путёвку в санаторий.

Мы зашли внутрь, в один из прохладных помещений штаба. Дорохин уселся первым и сразу перешёл к делу.

– Что видели?

Я подробно пересказал ему штурм душманов.

– Били миномётами. Потом пошли группами по пять, шесть человек в каждой. Афганцы отбились, но были раненые.

– Наших не было?

– Только местные.

Дорохин покачал головой.

– Хитро. Значит, знали, когда ударить. Или просто почувствовали… А сами афганцы что говорят?

– Что почти каждый день пытаются прорваться. Но сегодняшний штурм был особенно странным. Проверка, либо отвлекающий манёвр, – поделился я своими наблюдениями.

Я замолчал, наблюдая за реакцией Дорохина. Тот просто затушил окурок и стал перебирать бумаги.

– Дальше говорите.

– Я не военный аналитик, но складывается впечатление, что где-то рядом, может в другой долине или через соседнюю тропу, ходят караваны и их атаки просто отвлекают внимание.

– Или проверяют, как быстро подтянется подкрепления, – вставил Дорохин. – Возможно хотят понять, кто вообще среагирует и чем.

Он помолчал.

– Вы говорили с кем-нибудь из местных командиров?

– Говорил. Один уверяет, что слышал английскую речь среди нападавших.

Дорохин резко поднял взгляд.

– Уверен?

– Не похоже на выдумку. Зачем такое сочинять?

– Значит, были «советники». И не наши.

Дорохин поднялся, прошёлся по комнате, задумчиво глядя в карту на стене. Пальцем провёл по серой полоске, обозначающей границу.

– Если вы правы, Карелин… значит, где-то в этом районе у них сейчас идёт крупный караван. А мы его провороним, если сейчас не начнём искать.

– Умеете воодушевлять, – хмыкнул я.

– Я поговорю с ХАД. Если душманы пошли караваном, то там первыми заметят след. Надо только успеть, пока он не растворился в скалах. Спасибо за работу, Алексей Владимирович. Вы снова оказались в нужное время в нужном месте. Если ваша помощь понадобится – дам знать.

Следующим утром, база просыпалась медленно. В пыльном дворе, между рядами палаток и бетонных укрытий, солдаты чистили оружие, подтягивали ремни на бронежилетах, варили чай на походных горелках. Лёгкий дым от костров, вкупе с утренней пылью, давал оттенок серого фильтра, будто мир был отснят на чёрно-белую плёнку.

Я стоял у бетонной стены и снимал, как один из взводов выстраивается для выхода. Взводный в полушерстяных брюках, в фуражке и хромовых сапогах, махнул рукой, и цепочка спецназовцев зашагала к выезду.

– Повернись сюда, – пробормотал я в камеру. – Ещё… стоп. Есть.

Одновременно с отправкой взвода, на базу возвращались те, кто уже выполнил боевое задание. Всё-таки спецназ было видно сразу. Даже не по нашивкам, а у офицера был пришит знак ВДВ, а скорее по походке, по лицам и по уставшему умиротворённому взгляду.

Они вернулись пыльные, потные, с прорванными локтями и пятнами мазута на рукавах. Один прихрамывал, другой тащил на себе снарягу сразу на двоих. Руки у них были в пыли и ссадинах, все в песке.

– Парни, пару кадров? – окликнул я.

Невысокий сержант с чёрной щетиной, остановился, смерил меня взглядом, но пожал плечами.

– Если не для газеты типа «Огонёк», а по делу, то снимай. Только не задерживай, мы в сортир первый раз за три дня идём.

– Для «Правды», – сказал я.

– Снимай, – отрезал он. – Только так, чтобы рожи в кадр не попали, а то потом прилетит.

Я снял, как они проходят мимо, как садятся под стену и молча зажигают сигареты, закатывая рукава. Один сразу вырубился прям тут – уснул сидя, привалившись к стене.

Я закончил съёмку и вернулся в штаб. Там, за столом, сидел командир группы спецназа капитан Рубинин с седой височной полосой и спокойным голосом. Рядом на столе лежали фляга, карта и рация.

– Товарищ капитан, – начал я. – Хочу снять репортаж о работе спецназа. Я бы пошёл с вашими на следующую вылазку. Мешать не буду.

– Зачем? – уточнил Рубинин.

– На передовой настоящая жизнь, а в штабе у меня уже шарики за ролики заходят!

Капитан прищурился.

– Ладно. Пойдём, познакомлю с группой. Мы выходим через полтора часа. Время на сборы, инструктаж и молитву у нас всегда чётко отмерено.

Я вышел в каменный двор между модулями, где уже собиралась группа. Бойцы сидели на корточках, проверяли магазины, один зашивал наспех порванную куртку. Рядом с автоматами аккуратно лежали рюкзаки, уже собранные.

Рубинин подвёл меня к командиру группы, который стоял в стороне, говоря по рации. Стройный, подтянутый азиат, но гладковыбритый и с чёткими чертами лица. Выглядел он на двадцать пять, не больше, но по всему его виду было видно, что офицер опытный.

– Ассаламу алейкум, – обратился к нему Рубинин, подойдя ближе.

Тот оглянулся, прищурился и поприветствовал меня в ответ.

– С вами на задачу поедет наш советский корреспондент из «Правды», Алексей Карелин.

– Лейтенант Ильгиз Саидов, – протянул он мне руку.

– Прошу любить и жаловать! Дальше – сами, – Рубинин развернулся и зашагал прочь.

Ильгиз осмотрел меня с головы до ног. Взгляд остановил на шрамах на левой руке.

– Ты раньше бывал в рейдах? – спросил лейтенант, внимательно меня рассматривая.

– Приходилось. Я быстро учусь, – заверил я.

– Не сомневаюсь. Сразу скажу, что у нас свои правила. Команды не обсуждаются, какими бы нелепыми они ни казались. Возражения?

– Отсутствуют.

Саидов снова окинул меня взглядом, на этот раз прикидывая по фигуре.

– Форму свою снимешь. Слишком выделяется. Мы в горы идём, и там советская форма как мишень.

Через пару минут мне вынесли из склада чистый комплект местной одежды: бежевую пуштунку, плотный костюм х/б синего цвета.

В таких были и остальные ребята спецназовцы, причём одежда у всех была разных цветов. Хотя я знал, что некоторые банды духов специально носят только чёрный цвет.

Переоделся прямо у модуля. Следом мне выдали разгрузку и автомат.

Всего в отряде было двенадцать человек. Почти все смуглые, низкорослые, с чёрными глазами. Судя по разговору и манере держаться, большинство были из Узбекистана и Таджикистана. Только один – молодой, белобрысый, славянской внешности, сидел отдельно, держа автомат на коленях.

– Кто он? – спросил я Саидова.

– Костя сибиряк. Единственный славянин в группе. Остальные мои земляки. Мы с ним нормально, но он немного… особняком. В бою надёжен.

Я подошёл к Косте, заговорил.

– Видел, как снимаешь. Если вляпаемся, ты фотки не забудь передать. Хоть родня увидит, где погиб, – выдал он с тем же невозмутимым видом.

– Погибать собрался? Настрой какой-то невесёлый? – спросил я.

– Да не. Просто трезвый взгляд на вещи. Местность тут жёсткая и духов, как мух в свинарнике. Иногда не спасает опыт, – как-то философски пояснил Костя и улыбнувшись, сдвинул пуштунку на затылок.

Саидов построил бойцов и провёл краткий инструктаж.

– Наша задача – проверить информацию о скоплении боевиков у старого кишлака. Работать будем в режиме наблюдения, без контакта. Важно! С нами идёт товарищ Карелин из «Правды». Он не боевой, но часть нашей группы.

Все молча кивнули, и лейтенант внимательно посмотрел на меня.

– Последний шанс отказаться, Алексей. Может, ну его на хрен? Весело с нами точно не будет, а вот шальную пулю можно поймать.

– Я с вами, – заверил я.

– Тогда выдвигаемся на аэродром через 10 минут.

В расчётное время мы погрузились в вертолёты Ми-8. Двигатели были запущены, а винты раскрутились, заставляя вертолёт слегка раскачиваться.

Бортовой техник захлопнул сдвижную дверь. На борту начало что-то щёлкать, и вертолёт оторвался от полосы. Через иллюминатор я увидел, как рядом висели и два Ми-24. Наше сопровождение.

Несколько секунд спустя командир вертолёта наклонил нос и начал разгонять Ми-8.

Чем ближе к границе с Пакистаном, тем выше набирали высоту. Под нами проплывали гребни скал и мёртвые русла рек. Внутри вертушек было тесно и шумно, но бойцы были невозмутимы. Один сидел с закрытыми глазами, другой шептал, двигая одними губами, а сибиряк Костя с важным видом зевал.

Рядом со мной сидел Саидов, думавший о чём-то своём.

– Давно за этим маршрутом следите? – наклонился я к нему, чтобы перекричать рёв винтов.

– Нет. ХАДовцы первыми клюнули. У них осведомитель в кишлаке передал, что атаки на посты в Хайбере слишком дерзкие. И тела не забирают, и отходят как по расписанию. Сказали, что отвлекают. Типа кто-то или что-то идёт, – коротко пожал плечами лейтенант.

– Караван?

Саидов кивнул.

– Возможно. Нам нужно проследить, а там передадим нашим, и дальше или сами с ними вопрос решим, или авиация отработает.

Он взглянул на часы.

– Ещё пятнадцать минут и высаживаемся. Пойдём оттуда через хребет. До утра должны занять позицию.

Я больше ничего не спрашивал. Посмотрел на окно вертолёта, светящееся красным – солнце клонилось к горизонту.

Вертолёт начал снижаться, подходя к земле. Пыль летела во все стороны, но из кабины экипажа бортовой техник не выходил.

Вертолёт уже у самой земли. Пылевая завеса всё больше. Но Ми-8 тут же взмывает вверх.

Это была «ложная высадка». Чтоб запутать противника.

Выполнив ещё пару посадок, пришло время высаживаться. Саидов поправил разгрузку, гулко выдохнул и бросил коротко:

– Готовимся! – крикнул он.

Только дверь открылась, а пыль ещё не осела, спецназовцы начали высадку. Я быстро покинул грузовую кабину.

Как только все высадились, в воздух взмыл и Ми-8. Дождавшись, когда ляжет пыль, все выдвинулись за головным дозором.

Мы шли молча, камни скрипели под ногами, и каждый лишний звук отдавался во тьме, нарушая тишину.

Саидов раз за разом поднимал руку, давая сигналы: «стоп», «сдвиг», «ниже».

Мы прошли первый кишлак с брошенными домами, прогнившими дверьми. Здесь не было ни души.

Ко второму кишлаку подошли ближе к рассвету. Уже на подходе стало понятно, что люди здесь есть. Над хижиной поднимался дымок, паслась пара коз, но по-прежнему не было видно ни одного человека. Наверное, к лучшему, встречи нам сейчас ни к чему.

Вскоре Саидов поднял руку.

– Привал!

Рассвет подползал из-за гор, заливая хребет серо-голубым светом. Один из бойцов, Нурмухаммад, контролировавший подходы, передал по рации:

– Командир, движение… восток.

Саидов кивком позвал меня с собой, мы подползи к позиции. Нурмуххамад протянул Саидову бинокль. Тот глянул и молча передал бинокль мне.

– Ну-ка, Карелин, посмотри.

Я настроил фокус и увидел…

Враг шёл медленно. Караван из человек двадцати пяти, с ослами, вьюками, пара мулов. Вроде как обычные бородачи. Но вот один из них с неестественно прямой спиной и сумкой за плечами, выглядели слишком аккуратным для гор. Другой то и дело оборачивался, указывая на скалы.

– «Стрела», вон на том ослике, в мешке. И миномёты, – прокомментировал я.

– Караван сам не боевой – перегонщики, но вооружение везут серьёзное. Атаковать нельзя, – помотал головой Саидов. – Слишком небрежно идут. Показуха. Ждут, что на них клюнут. Нурик, маякни нашим, что мы засекли караван. Пусть решают, что делать дальше.

Нурик попытался связаться, но рация вдруг перестала работать.

– Не берёт, – буркнул он.

Саидов зыркнул на бойца.

– Перепроверь частоту и длину волны.

– Всё точно. Но не проходит.

– Твою ж мать… – прошипел Саидов. – Работают серьёзно.

– Могу подняться выше, – сказал я. – Может, оттуда пробьёт.

Я посмотрел на хребет, чуть поодаль, метров триста в высоту. Саидов медленно покачал головой.

– Снайпер может сидеть. Ты уверен?

– Уверен, – отрезал я.

Саидов задумался на пару секунд, но всё-таки одобрительно кивнул.

– Идите с Нуриком, сообщите и сразу вниз. Если не выйдете на связь, то через десять минут я начну отход.

Мы с Нуриком начали забираться на склон. Ветер безжалостно бил в лицо, кожа на скулах стянулась, а губы пересохли. Но минут через десять мы уже были у гребня. Только мы выбрались на линию горизонта, как внизу послышались выстрелы. Наши ребята начали вести бой.

Нурик дёрнулся, инстинктивно начав спускаться вниз к ребятам.

– Стоять. Нам нужно подмогу вызвать. Не дури.

Мы забрались чуть выше, и из-за выступа скалы показался силуэт. Один, второй, третий…

– Ложись! – крикнул я.

Пуля срезала кусок камня рядом.

– Назад! – я отполз и тут же понял, что мы не уйдём.

Нурик, которому пуля повредила руку, шипел в сторонке. Я поднял рацию…

– Противник! Большая группа! – прокричал я в микрофон. – Повторяю, группа противника на перевале! Нас засекли! Караван отвлекающий!

Никакой реакции не последовало. Из динамика послышался треск. Глушат, сволочи.

Глава 7

Мы с Нуриком прижались к скале. Над нами, по хребту, снова мелькнули тени душманов. Враг работал грамотно, не застаивался, чтобы не дать нам возможности толком прицелиться.

– Опять «двадцать пять», – прошептал я, подтаскивая Нурика за ремень к более глубокому укрытию.

– Это там духов столько?

– Сплюнь. Руку держи пониже, будет меньше кровить.

– Попали, суки, – раздражённо буркнул он. – Пуля вышла, но кость задела. Больно.

У Нурика крайне неприятное ранение, подвижность кисти будет проблемно восстановить, кости раздроблены. Говорить ему об этом вслух я не стал, да и не до разговоров сейчас.

Очередь ударила в камень над нами, и каменная крошка посыпалась вниз.

Снизу, из-под склона, донёсся треск «калаша». Наши ребята вели ответный огонь.

Я мельком выглянул и увидел, что по склону к нам, перебежками, поднимались трое наших спецназовцев, отстреливаясь от душманов. Узбек по прозвищу Шах, дагестанец Мага и наш русский «Сибиряк».

– Мы к вам! – крикнул Сибиряк. – Прикрывайте!

Мы с Нуриком синхронно подались вперёд. Я вскинул автомат, упёр приклад автомата в плечо. Дал короткую очередь по верхней кромке хребта, туда, где мелькнули два головных убора душманов.

В одного попал, и огонь со стороны других духов на секунды стих. Этого хватило, чтобы ребята подбежали. Шах тут же развернул РПК и дал длинную очередь. Сверху снова затихли, а потом душманы начали орать.

– Хаджи! Аламанда!

– Это они подкрепление зовут, – процедил Шах. – Нам сейчас будет непросто.

– Вижу одного бармалея! – перебил Сибиряк, из-за моей спины, уже занявший позицию.

Он прицелился, и послышались два коротких хлопка.

– Минус два. Но там ещё трое ползут по-пластунски, – Сибиряк вздохнул и, улыбнувшись, добавил. – Один с РПГ.