Читать онлайн Арфомор: погружение

Глава 1: Обычный день уже не вернуть

1

Солнце лениво освещало узкие улочки Лиона, нежно поглаживая кроны деревьев и остывшие с ночи скамейки. Его лучи добрались и до пыльного вытянутого окна небольшой квартирки в центре города, где от очередной попойки просыпался вновь безработный Август. До июня он успел поработать и в порту, и в прядильном цеху, и на мясокомбинате: везде и всюду его выпроваживали с одной и той же историей – неявки на работу, пьянство, бесстыжая лень. Взятых в долг денег, наверное, хватило бы до конца месяца, но даже в этих сроках Август не был уверен.

Неясные серые глаза глупо уставились куда-то вдаль, сквозь крыши. В голове вновь возникли старые музыкальные мотивы, забытые лица детства и редкие приятные воспоминания. Август старательно удерживал эти образы в своём сознании, боясь однажды расстаться хоть с чем-то, что напоминало бы ему о былом счастье. Он словно держался руками за невидимую нить, но та лишь незаметно ускользала, дразня уставший от воспоминаний ум.

С негромким шипением зажглась первая спичка из последнего коробка, подаренного соседом. Тот каждый год уезжал в Чехословакию как худой коммерсант, а возвращался как набитый товарами мул, раздаривая друзьям и знакомым различные безделушки. В этом году Августу достался десяток коробков спичек – на каждом маленький зелёный самолётик бороздил небеса. Это был хороший подарок для привередливого курильщика, который, справедливости ради, был высоко оценён новым владельцем. Идеально точным рутинным движением Август зажёг свои любимые сигареты: старые добрые «Gitanes». Сразу как отгремела война, он перестал курить самокрутки и перешёл на эти довольно недешёвые сигареты. Их покупка отнимала не меньше половины карманных расходов, но они, в отличии от притворных улыбок соседей, продолжали радовать Августа всегда и при любой погоде.

Безработный француз открыл окно и, сделав упор локтями на подоконник, пресно уставился на бегущих в школу детей, бойко спорящих по дороге о чём-то только им известном. Плотный дым медленными густыми порциями поднимался вверх, к свежему воздуху – сколько таинственных силуэтов можно разглядеть в нём? Яснее всего на ум приходила цыганка, гарцующая на обложке упаковки. Какой, однако, простой и ясный образ свободы воли, большой дороги, вечной молодости, чего-то бессмысленного и беззаботного. Все эти слова со временем стали для него по-настоящему мучительными, когда одним несчастным утром к нему пришло осознание: ничего из «свободного и счастливого» он к своему четвёртому десятку лет так и не добился. Скорбь и презрение медленно но верно гасили всякое пламя в душе некогда энергичного француза, пока от него не остались лишь тлеющие угольки.

Небольшие морщины для него уже давно не новость, но с каждым днём он всё с большим ужасом ожидает увидеть в зеркале седину. Солнце целых 34 года ласкало его светлые пшеничные волосы – интересно, сколько же времени им понадобится, чтобы потерять свой цвет? Впрочем, разве в этом есть какая-нибудь разница для домоседа?

Любование видами – занятие, конечно, в меру интересное, но не настолько, чтобы приковать внимание на целый день. На том, оставив сигарету в пепельнице, Август отошёл от окна и с облегчением растянулся по кровати. Устав от извечных терзаний души, он глубоко вдохнул пыльный воздух полной грудью и постарался занять мысли чем-то прекрасным и спокойным. Лучше всего на роль спасительных грёз подходили поездки с матерью к бабушке в деревню к востоку от Лиона: зелёный луг, нескончаемая жара, юркие стрекозы, горы вдали и свежий воздух. Интересно, его семья когда-то действительно жила беззаботно и счастливо, или это его сознание дорисовывало идеальную картинку? По крайней мере, семья Ревиаль никогда ни в чём не нуждалась: ни до войны, ни во время, ни после. Другое дело, когда вся фамилия с годами сошлась на одном лишь Августе, стремительно низводящему все труды своих предков к скоропостижной бедности.

Лёжа на кровати, Август перебирал в голове эпизоды детства и юношества – исключительно светлых лет его жизни. Словно аристократы прошлого, которые посещали свои винные погреба, он медленно бродил от полки к полке, бросая оценивающий взгляд на понравившиеся истории, словно выбирал самое дорогое и выдержанное вино:

«Воспоминания о первой любви лучше не трогать – это для особого случая. Может вспомнить как поступал после войны в техникум? Нет, пожалуй, не лучшая затея – от него бывает жуткое похмелье. Может как гуляли с Энцо до реки? Слишком горькое… Может тогда тот самый бабушкин луг? Да, пожалуй, сегодня по бокалу чего-то привычного…»

2

Утренняя идиллия могла бы продолжаться вечно, если бы не внезапный стук в дверь. Если стучит сосед сверху, то стоило бы рявкнуть, чтобы он шёл туда, откуда пришёл. Если снизу, то лучше вовсе не дышать на всякий случай, а не то бугай случайно вспомнит про денежный долг и тогда точно скандала не избежать. Оставался ещё вполне вероятный вариант – сосед напротив, пузатый и щедрый месье Шардин, нередко приглашавший его на ужин к своей семье. Кто бы сейчас ни стоял за дверью, лучше всего будет невежливо проигнорировать призыв, чтобы ничто не могло нарушить сеанс упоения воспоминаниями.

Стук повторялся вновь и вновь, с каждой секундой отдаляя колыбель грёз о прежней жизни всё дальше и дальше. Недовольно встав с кровати, Август накинул рубашку и тихо подошёл к двери, мысленно молясь о том, чтобы за ней оказалась та самая цыганка с обложки сигарет, а не взъевшийся старик сверху, жалующийся на дым из окна.

Открыв дверь, Август увидел перед собой молодого человека в форме почтальона. Рыжеволосый юный паренёк с пушком над губами сиял от счастья, держа в руках здоровенную сумку с письмами и посылками.

– Газетку? – услужливо спросил почтальон.

– Парень, сейчас девять часов утра…

– Уже одиннадцать, месье. – почтальон всё также сиятельно улыбался, демонстративно поправляя часы на руке.

– К чёрту. Мне не нужны газеты. Всего доброго…

– Погодите! Месье Ревиаль? Мне, наверное, стоило начать с того, что у меня для вас письмо.

И хотя лицом он сохранял спокойствие, удивлению Августа не было предела. Кто вообще мог ему написать? Дальних родственников он не знал, а ближних не имел. Друзья детства? Спросите на кладбище. Может старые знакомые по работе? Что ж, если это очередное приглашение побатрачить в лондонском порту задарма, то лучше уж отказаться сразу.

– Вы, наверное, ошиблись. Вам точно Ревиаль нужен?

– Август. Ревиаль. – почтальон отбивал вслух каждое слово из накладной – Двадцать седьмого года рождения. Живёт один. Город Лион. Улица…

– Дальше не надо. Это… это, видимо, действительно моё.

– Вам было отправлено письмо, а также вот эта вот посылка к нему в придачу – почтальон достал из сумки увесистую коробку и вручил Августу прямо в руки.

– Ох… Сколько с меня?

– Нисколько. Услуги почты были оплачены отправителем.

– Кем? Вы случайно не знаете кто это был?

– Я просто разношу посылки, месье. Может, в отделении вам могли бы подсказать?

– Разберусь как-нибудь. Спасибо.

Почтальон презентабельно вытянулся, легонько теребя свой тёмно-синий воротник. Тем временем Август поставил посылку на порог своей квартиры и уже начал закрывать входную дверь, как вдруг юноша потянулся ногой вперёд, всё также удерживая на лице улыбку.

– Что ещё? – Август раздражённо отдёрнул дверь от себя.

– Месье, не сочтите за грубость, но не могу не похвастаться тем, что наше отделение доставило эту посылку в рекордные сроки. Поощрительно рекордные…

– Чаевых можешь не ждать, денег нет.

– Тогда удачного вам дня. – улыбка почтальона исчезла в один миг.

Август с грохотом закрыл дверь прямо перед носом незваного гостя. Обычный день уже не вернуть – всё пошло наперекосяк после прихода нерадивого юноши в форме. Что же это было? Августу никто не писал уже долгие годы, а сейчас перед ним лежало и письмо и целая посылка. В горячей молодости он был бы захвачен любопытством к несчастной коробке, но сейчас его не покидало ощущение, что это был какой-то дурной знак. Суеверия, свойственные всем, кто хоть когда-либо по-настоящему ходил по краю острого ножа в течение жизни. Когда привычный ход вещей прерывается такой грубой неожиданностью – это не к добру…

Пошла вторая сигарета. Август сидел на месте пролежней своей кровати и упорно не сводил глаз со злосчастной коробки: «Открыть? Не открыть? Выбросить? Может, подкинуть?»

Коробка смотрела на него в ответ с неменьшей подозрительностью. Она словно явилась из другого мира: дорогой картон, множество марок, красивая красная лента – всё это смотрелось чужеродно на фоне грязных винтажных обоев, которые когда-то выбирала его мать. Август усердно вспоминал всех знакомых ему людей, в надежде угадать отправителя. Может, бывшая жена? Как-то раз она уже присылала ему целый мешок с разрезанными в клочья шёлковыми платками, которые он ей дарил – злой и мелочный подарок прямо после развода. В тот день Август до самого утра жёг тканевые ленточки во дворе, допивая дешёвый портвейн. После той выходки благоверная так никогда с ним и не разговаривала – исчезла, словно и не была. Август не сразу это заметил.

Пошла третья сигарета. Вся комната за несколько минут стала большой курилкой, заполнившись белым едким туманом.

– Эти обои всё равно уже не спасти, мам.

Август почти виновато уставился на фотографию покойной матери, вслух прося прощения за клубы дыма под потолком её любимой комнаты. Её фотография в её квартире – это всё, чем он по-настоящему дорожил. Когда двенадцать лет назад семья переехала на юг, купив эти апартаменты, Август не мог и подумать о том как сильно привяжется к этим стенам – оттого злосчастная коробка с письмом лишь сильнее мозолили глаза.

– Хватит уже дурака валять. – небрежно кинув окурок в окно, Август приблизился к коробке на полу и сел рядом с ней.

Посылка всё также манила её открыть, но внутреннее чутьё взбешённо молило убрать её от себя подальше. Такую чистую, стройную и ровную упаковку он не видел, пожалуй, никогда: каждый уголок коробки был таким острым, словно её только что сняли с конвейера, а не везли часами в почтовом поезде. Почтальон, должно быть, действительно заслуживал тех чаевых…

Пожелав начать сперва с объяснений, Август прикрыл коробку и достал письмо. Желтоватая, ровная и наверняка дорогая бумага была скреплена печатью с размытым орнаментом.

– Как старомодно. – ухмылялся Август.

Без особых усилий сняв хлипкую печать, он раскрыл длинное послание. Аккуратным почерком – строка за строкой – письмо смотрело на удивлённые глаза, полные чуть ли не детского волнения. Текст письма был написан на английском языке, что тут же вызвало как разочарование, так и замешательство. Август, как и многие французы, смотрел на язык соседей скорее снисходительно, если вовсе не презрительно за его вторичность перед французским, но всё равно обладал хорошим его знанием за долгое время работы в лондонском порту. Однако вопросов стало лишь больше – если кто-то и писал Августу, то не француз, но кто?

Слог письма казался таким вычурным и учтивым, что в какой-то момент Август поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни одного человека из своего окружения, который бы выражался подобным образом. Хотелось представить, что оно написано богатым четвероюродным дедушкой, чей замок прямо сейчас перейдёт по наследству в его безработные руки. Но у судьбы были другие планы:

«Господин Ревиаль,

Если это письмо дошло до вас, значит усилия десятка человек, множества взяток и бюрократических испытаний прошли не даром. Если я правильно рассчитал время, вы держите моё письмо в руках утром 10 июня 1959 года. Думаю, сейчас у вас не осталось никаких сомнений, что я очень вами заинтересован.

Моё имя вам, разумеется, ничего не скажет. Я считаю крайне небезопасным выдавать о себе такие данные. Такова специфика моей работы, увы. Будем считать, что мой небольшой подарок, который вы, надеюсь, уже открыли, покажет вам доброту и открытость моих намерений, чтобы даже незнание моего имени вас ни в коем случае не отпугнуло, Август.

Сегодня нам обоим улыбнулась удача – мы вышли на путь сотрудничества. Именно так, месье Ревиаль, я предлагаю вам дружбу. Вы имеете при себе кое-какой предмет, который я бы очень хотел заполучить. Разумеется, не бесплатно. Речь идёт о статуэтке крылатого льва, которая наверняка досталась вам по наследству от матери. Думаю, вряд ли она рассказывала о её происхождении правду, но дело в том, что она принадлежит мне. Во времена Великой войны произошла чудовищная ошибка, и моряки на моём корабле случайно продали её вашей семье. Долгие годы я искал эту статуэтку и наконец-то понял у кого она может быть. К несчастью, мадам Ревиаль уже не может передать её мне, но думаю, что ей бы хотелось, чтобы её сын поступил честно. Своё право владения ей я продемонстрирую лично.

Прошу вас, подумайте хорошенько. Для вас это памятная безделушка, но для меня это вопрос принципа. Я слишком стар. Мне хотелось бы увидеть её в полном наборе других таких же статуэток. Я готов обеспечить вас большой суммой денег, если вы согласитесь отдать её мне. Такой шанс может выпасть вам лишь единожды.

Прибудьте в портовый район города Тулон в течение месяца. Каждую ночь мой человек будет высматривать вас на этом месте. Если вы согласны, он отвезёт вас и статуэтку к месту совершения сделки – я хочу лично убедиться в её подлинности. Затем вы можете быть свободны, и я исчезну из вашей жизни навсегда. Гарантирую вам безопасность на всём пути.

Присутствие посторонних лиц недопустимо. Как бы подозрительно эта авантюра ни звучала, я напоминаю вам, что не пожалел средств на то, чтобы оправдать доверие. Уверяю, мне ни к чему привлекать к себе внимание. Мне интересна статуэтка, а не вы сами – за вас даже выкуп платить некому, так что у вас должно быть понимание, что на преступление я не пойду. Прошу, привезите статуэтку.

С надеждой на скорую встречу, О.»

Закончив чтение, Август растеряно отложил в сторону письмо и взял на руки коробку. Собравшись с мыслями, он с аккуратностью археолога раздвинул руками картонные створки. Комнату тотчас наполнил аромат чего-то затхлого, словно бы запах пыли умножили вдесятеро. Внутри лежало нечто твёрдое, завёрнутое в белую льняную ткань. Осторожно помедлив, он всё же стянул покрывало с подарка и обнаружил внутри чей-то бюст, выполненный из серебра. По какой стоимости его было можно продать – неизвестно, но не будучи ни ювелиром, ни металлургом, Август смело предположил, что за одну только эту вещицу можно выручить не меньше двух его прошлых зарплат за раз.

Статуэтка удобно лежала в руках, приятно играя полированным металлом в лучах солнца. Лысый мужчина из серебра с шикарными лощёными усами и угловатыми скулами мечтательно смотрел куда-то вдаль сквозь зрителя. Бюст обладал поразительной детализацией: казалось, что этот горбатый нос вот-вот вдохнёт, а морщинистые веки тотчас заморгают. Взгляд серебряного мужчины был настолько пронзителен, что ничто не могло бы укрыться под его чутким взором. И всё же кто он такой? Какой-то адмирал? Может, политик? Поэт? Астроном? Натурфилософ? Кем бы он ни был – даже если и вовсе выдуман – когда Август поставил его на полку, тот глядел свысока на всю квартиру с поистине господским видом.

Кто бы ни стоял за этим письмом, он здорово рисковал, делая такие подарки незнакомцу, который может и согласится на сделку, а может и нет. Тяжело выдохнув, Август положил письмо к бюсту, снял с себя брюки и сел в опостылевшее красное кресло. Голова кружилась то ли от табака на голодный желудок, то ли оттого как грубо его аскетизм был прерван сегодняшним утром. Август прикрыл глаза и, кажется, начал засыпать, медленно растворяясь в собственных мыслях.

Кажется, сегодня он по-настоящему осознал насколько же он одинок – в его жизни случилось нечто совершенно пугающее и таинственное, но ему некому об этом рассказать, никто не поделится с ним советом, никто не будет за него волноваться, никто не будет ждать его дома с деньгами. Так ли высока цена за то, чтобы сделать доброе дело и отдать статуэтку владельцу? По крайней мере, мама могла бы им гордиться. Или нет. А так ли это важно, если её мнения уже никак не спросить?

Статуэтку крылатого льва мадам Ревиаль хранила в квадратном сундуке в самом дальнем углу кладовки. Драгоценность, прозванной семейной реликвией, пережила две мировые войны и множество переездов, а теперь лишь бесполезно томилась где-то в глубинах небольшой лионской квартирки. Взвесив все «за» и «против», Август всё-таки выбрал будущее – долговые деньги норовили вот-вот иссякнуть, а жить на улице было крайне бесперспективным занятием. Он с ностальгией достал из закромов статуэтку и поставил её рядом с бюстом – изделия смотрелись удивительно похоже.

– Я продаю её, чтобы были деньги. – поцеловав фотографию матери, Август мысленно оправдывал своё решение – Я обещаю тебе, что после этого всё изменится. Я потом ещё десяток таких куплю, даю слово.

Глава 2: Драться рацией очень неспортивно

1

Необычайно тихая ночь опустилась на маленький город Тулон. У самого порта вдоль берега моря то и дело слышались всплески солёной воды и шёпот белой пены: вода нарастала, становилась тяжелее, а затем мягким белым шумом ударялась о берег. Музыка большой воды из самых пучин звучала прекрасным оркестром для волн, болтавших старые дубовые лодки и стучавших стеклянными бутылками о бетонный берег порта. Средиземное море повидало, пожалуй, всё на своём веку – свершения, завоевания, падения, любые рассветы и любые закаты. Август по-своему понимал его.

Глаза, привыкшие к темноте, словно огнём жгло при взгляде на фонарный столб у покосившейся сторожки – маленькой постройки из досок, в которой пожилой сторож делал вид, что охраняет что-то важное в пустом порту. Потирая седые усы, он лениво и сонно зевал, время от времени умудряясь в полсилы дремать.

Август словно кот пробирался по теням вдоль сетчатой ограды, чтобы выглядеть в меру заметным для таинственных покупателей, но в то же время и невидимым для чахлого сторожа. Аккуратно вышагивая в чёрных туфлях, он не задевал ни единого листочка, ни крошечной веточки, ни мелкой лужицы. Война отлично научила юного партизана смотреть под ноги где бы он ни был. Многие могли бы позавидовать такой концентрации и внимательности, но не каждый был бы готов заплатить соразмерную цену, какую отдал Август в своё время. Быть партизаном – это быть чем-то большим, чем солдат: носить овечью шкуру и бить волков настолько же смело, насколько коварно.

С новой качкой волны поднялся порывистый ветер, пробравший прохладой до самых костей. Августу следовало бы одеться теплее, но, увы, от его прекрасного костюма осталась лишь перешитая несколько раз сорочка, да старые свадебные брюки, видавшие непозволительно много. Дополнял сумасбродный образ тот факт, что ни одна из пуговиц не была родной к этим вещам – бывший партизан был не самый солидный, но всё-таки джентльмен.

Трение ткани, шелест бумаги, спичка зажглась: Август осторожно курил у дыры в заборе. Может небольшие клубы дыма дадут понять таинственному покупателю, что продавец явился и сделка наконец-то состоится? Сейчас Август не мог думать ни о чём, кроме как о предстоящем обогащении: устроить пышный ужин или купить новый костюм? Тяжесть выбора между урчащим от голода животом и трясущимися от прохлады руками ставила в тупик.

Наконец, вдали что-то зашевелилось. Враскачку к нему приближался неясный силуэт, неряшливо спотыкаясь о крупные камни. Это было нечто крупное и слегка смахивающее на какое-то животное – обычно такое видится в сонном бреду. Спустя пару мгновений, фигура начала поднимать руку в приветственном жесте. Август мысленно понадеялся, что к нему шёл покупатель, а не сторож или очередной попрошайка.

– Месье? – спросил вслух Август.

В ответ послышалось какое-то неразборчивое мычание. Вероятно, фигура находилась слишком далеко, чтобы расслышать речь, либо она совершенно не соображала что говорит.

– Месье, вы меня ищете? Я – Август Ревиаль! У меня посылка…

В ответ таинственная фигура остановилась, неряшливо почесала свою большую голову, а затем замерла, словно приглядываясь.

– Кто вы?.. – с ноткой волнения выдохнул Август, туша сигарету.

В конце концов, фигура уморительно глупо махнула рукой, развернулась на месте и камнем плюхнулась в кучу тряпичных мешков. Уже через пару мгновений оттуда раздался характерный пьяный храп. Если это и был покупатель, то сделка явно не удалась…

Отмахнувшись в сторону пропойцы, Август облокотился спиной на ближайшую стену и устало уставился на ночной небосвод. В воздухе уже запахло деньгами или это морской воздух так вскружил голову? В попытках отвлечься, нерадивый продавец принялся за арифметику – самую приятную из всех – подсчитывать ещё неполученные деньги.

Итак, сперва надо расплатиться за коммунальные счета – это было решено ещё во время сборов в Тулон. Затем надо бы накрыть полный стол и пригласит всех соседей. Кроме того, что сверху. И той пары снизу. Да и Шардины напротив довольно прожорливы.... Что ж, ужин на одного тоже неплохо. А может позвать кого-нибудь к себе? Ту, что в цветочном магазине или ту, что работала в банке? Впрочем, стоит начать с чего-то попроще… Может, купить часы? Точно! Те самые, которые как у мамы стояли, с небольшой красной крышей. Или купить антресоль? Синюю, в цвет обоев, или…

Мечтательные размышления грубо прервал человек, внезапно возникший прямо перед носом. От неожиданности Август настолько растерялся, что не мог вымолвить ни слова, лишь глупо таращась на низкорослую фигуру в пальто напротив. Вся его боевая подготовка словно бы исчезла: если бы Август так зазевался в свои 17 лет, то тотчас был бы убит. Однако незнакомец смог не просто застать бывалого партизана врасплох, а буквально ошарашить. Оставалось только гадать как он смог подкрасться так тихо…

– Так это вы и есть месье Ревиаль, я правильно понимаю?

– Всё верно. – Август выпрямился, неловко распрямляя рубашку.

– Я представляю покупателя. Чудная ночка, да?

– Да-да. Мы можем перейти к делу?

– Я и сам хотел вас поторопить. Вы же готовы отплыть прямо сейчас?

– Отплыть? С чего бы я должен куда-то плыть?

– В письме разве об этом не упоминалось?

– Нет! – Август начал доставать из-за пазухи письмо, но незнакомец жестом его остановил.

– Не надо ничего доставать, я вам верю. Мой начальник просил при встрече предупредить, что расплатится в иностранной валюте. По этим причинам мы и отправимся с вами сейчас за пределы страны.

– Вы что, серьёзно?

– Серьёзнее не бывает. Чем скорее мы отправимся – тем лучше.

– Я… Я даже не знаю… Я не готов. У меня же даже ничего с собой нет для плавания.

– А разве вам что-то нужно? Мы же не сами плыть будем, в конце концов – у девятого пирса стоит мой катер, забитый провизией под завязку. Я доставлю вас на судне туда и обратно всего за пару дней.

Август выдал презрительный и недоверчивый оскал – услышанное предложение тянуло если не на очевидную ловушку, то, как минимум, на крайне сомнительное решение. Тем не менее, незнакомец говорил столь уверенно и убедительно, словно бы и сам верил в то, что говорит. И почему же в письме об этом не было ни слова?

– Что-то я сомневаюсь в сделке…

– Большая ошибка, Август. Деньги уже собраны и аккуратно сложены для вас на месте. Каждая купюра выписана отдельно, всё сложено в один портфель…

– Чтобы потом забрать его обратно вместе со статуэткой, пока моё холодное тело болтается в море? – бесцеремонно прервал его Август – Нет уж, я лучше домой поеду.

– Чем же я могу вас убедить? Что вам нужно, чтобы вы мне поверили? – незнакомец аккуратно шагнул вперёд.

– Уверенность в вас, господин… как вас звать?

– Шо́гголо.

– Шош… Шогло… Вы что, выдумали это имя?

– Знаете, мне было бы проще действительно присвоить себе псевдоним, но я решил говорить с вами по-честному.

– И этим сомнительным аргументом вы хотели убедить меня поплыть с вами куда-то на край света?

Секунда тишины обрушила весь диалог. Теперь уже оппонент не мог подобрать слов, неуверенно поджимая губы, в то время как Август, походя на школьного учителя, отчитывающего хулигана, стоял в горделивой позе, скрестив руки. Уверенность быстро перешла на другую сторону.

– Мы работаем нелегально. Если береговая охрана увидит моего нанимателя, то тут же арестует. Но в месте назначения полиции, как правило, не водится. – незнакомец тяжело выдохнул – Вы вынуждаете меня говорить такие вещи вслух, а это, как минимум, непрофессионально для такого человека как вы.

– Откуда бы вам знать кто я такой?

– Старя школа, Макизар. Неужели я не признаю знаменитого «Оптимиста», пускай и чутка состарившегося?

– Вы из Маки? Неужели партизан, как я? Докажите.

Август ожидал услышать любые оправдания, которые уже приготовился разить метким недоверием, но тут же осёкся, когда незнакомец вытащил из-за пазухи явно старый, истрепавшийся баскский берет – символ принадлежности и солидарности в нелёгкое время. Как литой он сел на маленькую голову собеседника, когда тот исподлобья взглянул на недоверчивого продавца.

– Ношу его двадцать лет. Таких сейчас не купишь…

– Впечатляет.

– Что ж, – собеседник убрал головной убор, вновь демонстрируя редкую растительность на голове – теперь вы мне верите?

– Пока не совсем…

– Послушайте меня, месье Ревиаль, я поплыву с вами один – мы оба одинаково рискуем. Вы ведь в прошлом уже отнимали чью-то жизнь, так что и я не знаю чего от вас можно ждать.

Незнакомец подошёл ещё на шаг ближе. В редком свете сигнальных фонарей Август наконец-таки смог разглядеть его лицо: синяки от бессонницы, куриный нос, впалые щёки. В этот момент подозрительный человек начал казаться действительно безвредным.

– Я буду в такой же опасности, пока мы плывём. – продолжал он – Вы тоже можете сбросить меня во сне в воду, забрать катер и умчать к берегам Италии продавать его за копейки. Вместе со статуэткой. Только вот мы купим её у вас явно не за копейки, да ещё и довезём обратно.

– Откуда такая щедрость?

– Для моего нанимателя она очень много значит, Август. Вы себе не представляете какими сентиментальными бывают старики, особенно когда им уже некогда потратить накопленное состояние…

– Эта статуэтка – крылатый лев – досталась мне от матери. Мы хранили её столько лет…

– Мы прекрасно понимаем, что она много для вас значит, иначе бы не отнеслись с пониманием к вашему положению. Мы разве не передали вам небольшой презент?

– Передали. Я просто не смог его продать так быстро.

– Позвольте нескромный вопрос: сколько у вас с собой денег, Август?

– А какая вам разница?

– Нет, скажите сколько.

– Пять сотен франков.

– А если честно?

– Двадцатка.

– А если действительно честно?

– Допустим, ничего…

– Вы же понимаете, что сами хотите этой сделки не меньше нас? – собеседник продолжал звучать всё более убедительно, не скрывая улыбки – У вас даже нет денег на дорогу в Лион.

Пустые дырявые карманы Августа не дали бы соврать – продажа статуэтки была бы единственным способом заработать денег из возможных на сегодняшний день.

– Вы уже согласились, Август. Я вижу это по вашим глазам. Почему вы не даёте сами себе на то позволения?

– Вы же понимаете, что это звучит для меня подозрительно?

– Понимаю. Но что вы тогда здесь делаете, если не были готовы на риск? Зачем приезжать в другой город, если не можете решиться довести дело до конца?

– Мне нужны гарантии.

– Август, я вам беретом клянусь, что не веду вас на смерть.

– А Богом могли бы поклясться?

– В этом есть необходимость?

– Нет, я всё равно в него не верю.

Август протянул вперёд руку, и новый таинственный знакомый тотчас ринулся её одобрительно пожимать. Кажется, сделка почти состоялась.

2

Причудливый серый катер безо всяких опознавательных знаков смело бороздил спокойное море, рассекая по небольшим волнам в одном темпе со свежим ветром. Судно находилось в пути уже целый день, но конечный пункт назначения был ещё далеко впереди. Путники успели привыкнуть к долгой поездке: поначалу было нелегко бороться со скукой и лёгкой тошнотой, но спустя несколько часов и коротенький эпизод сна им всё же удалось почувствовать себя лучше.

– Далеко нам? – Август старался перекричать мотор и волны.

– Докос.

Это слово ни о чём не сказало французу, и без того не славящимся познаниями в географии. Август осторожно поднялся с сиденья и подошёл поближе, чтобы не приходилось кричать. Однако собеседник, казалось, совершенно не был расположен к беседе.

– Чего? Куда ты меня везёшь?

– Остров Докос. Греция.

– Греция? А не далековато ли?

– Бросьте. День пути позади, ещё один впереди, может и меньше. Всего лишь. К выходным будете в Лионе выбирать себе новый костюм.

– А где мы сейчас?

Шогголо с неохотой и плохо скрываемым пренебрежением открыл ящик рядом с сидением и аккуратно вытащил металлический цилиндр. Только сейчас, когда рукав оголил предплечье, Август заметил на руке попутчика любопытную татуировку в форме головы женщины со змеями вместо волос – таких звали в мифологии «горгоны». Изображение украшала надпись: «отрекись во спасение», выведенная насыщенными красными чернилами. Водитель, заметив пристальный взгляд Августа, раздражённо посмотрел на него в ответ.

– А можно мне поуправлять? – Август задал намеренно наивный вопрос, продолжая разглядывать татуировку.

– Нет. Вы собьёте технику с курса. – ответили ему серьёзным тоном.

– Технику? Разве не вы управляете катером?

– Я всего лишь подстраховываю технику. Она сама вычисляет куда нужно двигаться. Или, быть может, вы хотите, чтобы мы с патрульными судами столкнулись?

– Постойте-ка… вычисляет? То есть как это?..

– Не берите в голову.

Август безэмоционально пожал плечами и вернулся обратно. Откинувшись на спинку пассажирского кресла, он с интересом и подозрением наблюдал за действиями попутчика – тот повернул цилиндр в руках, чуть надавил посередине и откупорил плоскую жестяную крышку. По всей видимости, цилиндр представлял из себя тубус для карты. Отвернувшись и закрыв происходящее спиной, водитель растянул на руках жёлтое дряхлое полотно, именуемое картой, и принялся томно смотреть на него, дотошно вчитываясь в мелкие написанные пером буковки.

Любопытство одолевало Августа настолько, что тот уже не мог себя сдерживать – бывший партизан бесшумно подкрался поближе, чтобы взглянуть на находку: старинную карту Средиземного моря. Водитель вычитывал каждое название, тихо бубнил на английском языке вполголоса и раз за разом отмерял пальцем одни и те же отрезки, тщательно проверяя свои расчёты.

– Королевство обеих Сицилий? Это что ещё такое? – не сдержал удивления Август.

Как только водитель услышал голос у себя над ухом, то уже в ту же секунду отдёрнул карту в сторону, словно ребёнок, которого застали за чем-то неприличным. Пылающий огнём взгляд, направившийся прямиком на любопытного француза тонко намекнул, что если бы попутчики не были деловыми партнёрами, то кое-кто точно бы отправился кормить рыб.

– Это Италия.

– Но там нет «Италии». Сколько лет этой карте?

– Это старая карта. Я люблю старые вещи. Мы все их любим. – водитель с каждой фразой терял терпение – А теперь позвольте мне кое-что проверить без вашего участия, чтобы мы быстрее добрались до нужного места.

– Ладно-ладно, подумаешь… – нарочито виновато протянул Август – Извините за любопытство. Нечасто можно увидеть такой хорошо сохранившийся антиквариат.

– Как вы могли догадаться, мой наниматель очень ценит старинные вещи.

– А кто он такой? Или это очередная тайна?

– Он пожелал остаться инкогнито. В конце концов, мы работаем не на самых законных основаниях.

– И всё-таки где мы?

– Миновали Мальту.

– Это далеко?

– Август, даю вам слово, что после заката мы оба увидим сушу. Особенно если вы меня больше не будете беспокоить.

Часы сменяли друг друга удивительно быстро. Перестав задаваться вопросами, Август, наконец, расслабился и смог скоротать ещё немного времени за подсчётом будущей прибыли и полуденным сном. Катер тем временем без остановки мчался по водным просторам моря удивительно уверенно для своих габаритов. Посменный сон в креслах с ремнями, нужник прямо в воду, два приёма консервов за всю дорогу – условия были далеки от круизных, но любые неудобства простительны перед завораживающими видами бескрайних просторов тысячелетнего моря.

Глядя на бесконечность воды целые сутки, уставший от одинаковости разум начал словно бы очищаться – впервые за очень долгое время Августа поймал себя на мысли, что уже несколько минут улыбается совершенно без причины, встречая лицом морские солёные брызги. Очищению подвергся не только воспалённый мозг, но и лёгкие, жившие тяжёлой жизнью бок о бок с привередливым курильщиком – при таком ветре закурить становится непосильной задачей на радость уставшим от табака органам.

Так, преодолев более тысячи километров от родных берегов любимой Франции, Август впервые задумался: была бы его мать вообще согласна с продажей? В конце концов, эта прекрасная на вид статуэтка для семьи Ревиаль значила очень немало – даже в самый голодный 1940-й год её не продали, а теперь он был готов так легко с ней распрощаться за ещё даже необъявленную сумму. Август хотел было верить в то, что остатки совести должны его остановить, но в глубине души он чувствовал, что хотел больших денег намного сильнее, чем годами хранить серебро, на которое он даже не смотрит. И всё же его руки вцепились в крылатого льва с особой бережливостью и любовью, словно в единственную игрушку ребёнка.

– Суша через часа два. Вы готовы? – водитель кричал, не отрывая взгляд от горизонта.

– Конечно. Не развернуться же нам сейчас…

– Есть хотите?

– Не откажусь.

Шогголо потянул на себя рычаг, и катер принялся потихоньку притормаживать. Установившись на малом ходу, судно постепенно утихло и практически перестало качаться на волнах. Водитель открыл замаскированный бардачок и протянул очередную квадратную металлическую банку попутчику. В отличии от предыдущих двух, нынешняя была намного более увесистой.

– Те две были с кашами, а эта?

– Раскройте.

Август незамысловатым движением открыл банку по шву – внутри болталась розоватая полупрозрачная масса, покрытая скользким желеобразным жиром вперемешку с прослойками чего-то белого и чего-то жёлтого. Тяжёлый запах маринада ударил в нос зловонным молотом.

– Я это есть не буду. Я всякое в жизни ел, но это… Что это?

– Просто попробуйте. Вам может понравиться.

Тёплая на ощупь масса неаппетитно тряслась при каждом движении. Зачерпнув краем ложки гадость – что-то наиболее красное, цельное и без прожилок среди остального месива – Август поднёс кулинарный изыск к губам, стараясь не дышать при этом носом. Собравшись с силами и глубоко выдохнув, Август закрыл глаза и поместил всю ложку в рот. Жижа, как и ожидалось, ощущалась на языке премерзко, однако вкус всё же смог порядком удивить – его практически не было, и лишь послевкусие отдавало чем-то мясным.

– Ну как? – с аппетитом ел то же самое водитель – Что скажете?

– Нормально, наверное… Я всё равно не понимаю что я ем…

– Очевидно же, что мясо.

– Сразу и не скажешь. А чьё оно? Свинина? Может, рыба? Я не понимаю.

– На что похоже больше?

– На свинину, если бы та была медузой.

– Хм… Значит, пусть будет тогда свинина. – безразлично пожал плечами он.

– Простите?..

Собеседник перестал отвечать, полностью сосредоточившись на долгожданном перекусе. После этих слов у Августа совсем пропал аппетит, так что консервы пришлось отложить – хватит с него странностей на сегодняшний день.

3

Дребезжащие лопасти мотора громко затарахтели и остановились, оставляя за собой след из пузырьков и морской пены. Качка окончилась, круиз подошёл к концу – небольшой катер причалил к берегам безлюдного греческого острова Докос. Спонтанная поездка значительно вымотала Августа – француз впервые за долгое время ощущал себя по-настоящему уставшим.

Закатное красное солнце озаряло краешек моря, плескавшийся танцем у каменистого берега. «Хорошее место, чтобы умереть», – подумал про себя Август, рассматривая огненно-алую дорожку света на рябящей воде.

– Ночь будет тёплой. – сказал Шогголо, протирая руки тряпкой.

– Пускай будет хоть какой. Где же ваш наниматель? Тут как-то… пустовато.

– Следите за горизонтом – он должен прибыть с минуты на минуту.

Август проигнорировал слова собеседника и продолжил со спокойным торжеством осматривать впечатляющие виды, держа в руках крылатого льва. Стоянка катера состоялась на небольшом лагунном побережье – путников со всех сторон окружали древние серые скалы с узким «окошком» для выхода в открытое море. Каменистый склон небольшого утёса наверняка таил в себе много загадок древности – Докос лишь иногда отмечают на картах, но практически никогда не посещают люди. В этот чарующий миг Август впервые пожалел, что всю жизнь был холоден к наукам: ему неизвестно ни об этом, ни о других островах ровным счётом ничего. «Кто знает, может быть этот остров когда-то осаждали спартанцы или афиняне? Жили ли они здесь? Где вообще Греция?», – Август мысленно задавал себе глупые вопросы, жадно наслаждаясь морской свежестью. В голове безумным танцем вырисовывались сюжеты древности, красивые деревянные галеры и люди в лёгких доспехах, героические подвиги и великие философы, страшные существа из мифов и величественные полисы – все эти сюжеты его воображение живо представляло здесь, на маленьком необитаемом греческом острове. Ныне эти сюжеты давно больше походят на сказку, но ведь когда-то и они были реальными: разве кто-то нам гарантирует, что сегодняшний день не станет сказкой для наших потомков?

– Что ж, давайте проводить сделку… – вернул с небес на землю Августа его попутчик.

– Хорошо, я готов. Где же ваш месье «О» из письма?

– Подождите ещё буквально секунду.

Попутчик украдкой вытащил из рукава небольшое металлическое устройство с причудливым наконечником и принялся что-то на нём настраивать, крутя переключатель. Прибор походил на прямую телефонную трубку, телескопически раскладывающуюся до длинны в полторы локтя.

– Что это такое у вас в руках?

– Это? – переспросил попутчик, протянув устройство вперёд – Это самая простая рация. Просто немного… кустарная.

Заплетённая в небольшой узел кипа проводов, свисающая с прибора вниз, вела куда-то под одежду. Занимаясь настройкой, Шогголо сохранял спокойное выражение лица, но его язык тела говорил совершенно об обратном.

– У вас удивительная техника. – пытался звучать по-свойски Август.

Собеседник не ответил. То ли он был слишком сосредоточен, то ли вовсе не собирался отвечать на эту глупость.

– И катер у вас необычный. И вот эта… рация? – не унимался Август.

Попутчик резко отвернулся и продолжал нервно нажимать кнопки на устройстве, бубня вполголоса что-то бранное и неразборчивое. Казалось, если сейчас любопытный француз продолжит расспрашивать его, то тот шикнет ему в ответ словно взбешённый кот. Былое благополучие и доброта беседы улетучивались прямо на глазах.

– Знаете, а ведь я думал у вас всё хорошо схвачено, ребята… – Август решил надавить на попутчика – Что-то идёт не по плану? Сделка же состоится, верно? А то вы так заморочились с секретностью, что, видимо, переусердствовали.

Попутчик напряжённо и слегка напугано посмотрел в ответ на Августа, который вёл себя всё более и более вызывающе. Бывший партизан хотел вывести оппонента на агрессию, заставить обратить на себя внимание. «Почему ничего не происходит? Почему он так долго возится?» – мучил себя вопросами Август. В воздухе внезапно отвратительно запахло: засадой, бушующей кровью у самых висков, опасностью. Даже самый заторможенный человек почувствовал бы призыв инстинкта: «беги и не оглядывайся».

В конце концов, устройство издало громкий писк, быстро перешедший в ультразвук. Контрабандист приложил к уху «рацию», продолжая что-то неслышно бормотать. Медленным шагом он приближался к Августу, пока, по всей видимости, вёл с кем-то диалог. Ловушка выглядела бы вполне натурально, если бы опытный партизан не приметил, что ответного голоса из устройства слышно не было – Шогголо явно притворялся, что разговаривает с кем-то.

Август осторожно попятился назад, не сводя глаз с контрабандиста. Первая мысль, что пришла в голову: прыгнуть в катер, завести его и уплыть как можно дальше – прискорбно, но Август совершенно не умел управлять судном и вряд ли бы смог даже запустить его двигатель. Леденящей волной нахлынуло чувство беспомощности. По злой иронии, наибольшим образом ценить свою скучную жизнь с её нескончаемыми долговыми ямами и стыдливыми взглядами Август начал именно сейчас, когда стоял у берега моря совершенно другой страны, встречаясь с явно опасными незнакомцами с невиданными доселе технологиями.

– Подойдите поближе. – в приказном тоне говорил Шогголо, по-волчьи приближаясь к Августу.

– Зачем? Мне и тут хорошо. Ты не мог бы держаться от меня на расстоянии?

– У вас какие-то проблемы с тем, чтобы встать рядом?

– Я хочу, чтобы ты соблюдал дистанцию – мне не нравится твоя «рация». И ты тоже, мягко говоря, не нравишься. – Август продолжал крепко сжимать в руках статуэтку – Вы слишком мало говорите, хотя обещали быть честными со мной. Где покупатель?

Август отступил на два шага назад, мысленно прорисовывая пути отхода в голове. Шогголо тем временем уверенно шёл вперёд, убрав неизвестное устройство от головы и ловко перехватив его как дубинку.

– А вот это совсем необязательно, приятель… – Август осторожно вытянул руки вперёд, почувствовав перемену в ситуации – Статуэтка не стоит жизни, поверь…

– Стой смирно!

Покрытая мозолями рука крепко схватила Августа за запястье и подтащила к себе. Не медля ни секунды, Август ударил по руке нападавшего, но хватку это не ослабло. Раззадоренный дракой контрабандист, нырнув корпусом вперёд, одним движением сбил с ног француза и хлёстко ударил кулаком наотмашь – бледные скулы вспомнили давно забытую боль хорошо поставленного удара. С виду сухой и неприметный Шогголо совершенно без труда одолел опытного партизана, которого сгубила собственная беспечность. Крепко схватившись обеими руками за горло Августа, тот прошипел: «Жаль, что мне запретили тебя в море выкинуть».

Теряя силы и ясность сознания, Август постепенно расслаблял руки – статуэтка выпала на холодные мокрые камни. Шогголо спешно встал, подобрал серебряный идол и откинул его в сторону. Момент вздоха после удушения, казалось, длился целую вечность для Августа – редко когда кислород кажется таким ценным.

– Ну вот и всё, французик… – контрабандист вытер лицо рукавом – Сейчас ты станешь очередным скелетом на острове…

Шогголо ловко прокрутил в руках своё устройство: внезапно его наконечник раскалился докрасна. Жуткий визжащий звук причудливого оружия был последним, что Август успел услышать. Бессмысленно попытавшись закрыться руками, бывший партизан ощутил лишь пронзительную головную боль и впал в темноту чернее ночи – в бессознательный мир без всякого чувства.

4

Воистину силы человеческого организма порой неисчерпаемы. Из беспросветного мрака вдруг начали проступать первый симптом жизни: жажда – это было всё, что мог ощущать лежавший на камнях Август. В его голове не было ни одной, даже самой крошечной, мысли. Исходящее изнутри, совершенно неосознанное желание жить неспешно пробуждалось. Сил не хватало даже на то, чтобы представить как выглядит вода – ему просто хотелось пить, даже если он не понимал что это вообще может значить.

И всё же жизнь внутри Августа продолжала отчаянно бороться за право быть. Словно бы после глубокого наркоза, Август заторможено просыпался, всё ещё не осознавая произошедшее. Первым усилием воли он попытался пошевелить руками – француз так и не понял получилось у него или нет, ибо ни одной своей конечности он пока даже не чувствовал. Затем сквозь гудящую боль он открыл замутнённые глаза, которыми ничего не видел – всё расплывалось, словно кто-то не мог настроить фокусировку и без того сломанного объектива камеры. Попытавшись сказать вслух что-то членораздельное, он смог выдать лишь нечленораздельный стон.

Ветер – штиль. В горле – засуха. Ночь – звёзды. Камни. Вода. А где родная квартира?

Внезапно вернулась и боль – такая же неотъемлемая часть жизни. Адским пламенем она сковала всё от головы до кончиков пальцев, погружая в глухие муки. Словно поломанная марионетка в руках пьяного кукловода, Август нелепо попытался встать, постоянно заплетаясь руками в невозможности скоординировать свои действия. В конце концов, хоть и очень неустойчиво, он нескладно поднялся и постарался сделать несколько шагов прямо, держась за голову от режущей боли.

Шаг. Ещё шаг. Снова шаг. И снова шаг.

Левая нога нелепо поднималась над мелкими камнями на берегу и с грохотом вставала на землю, затем, с такой же тяжестью всё повторялось с правой – простые вещи в таких случаях всегда даются тяжелее всего. Август мог лишь поблагодарить госпожу Удачу за то, что после такого удара всё ещё может ходить на ногах.

Жажда. Август слышал шум моря, но не до конца понимал в каком оно направлении. Впрочем, когда глаза постепенно перестали болеть и слезиться – появилась и надежда на то, что он всё же найдёт дорогу куда-нибудь. В туманном бреду он враскорячку ковылял куда-то вглубь острова, подальше от шума солёной воды.

Отчего-то вспомнились славные партизанские деньки в родной деревне – в последний раз ему было так же больно, когда в 16 лет немецкие солдаты избили его сапогами за нарушение комендантского часа. Его, такого же еле ходящего, волоком дотащили до дома, кинули у самого порога и, презрительно бранясь на своём языке, оставили лежать словно мусор. Самый отвязный из них тогда крикнул его матери навсегда запомнившиеся Августу слова: «Забирай своего партизана, свинья! Из него уже не вырастишь достойного немца, но может из тебя сделаем, когда наведаемся!», зародившее в юном ранимом сердце семена глубокой ненависти. На следующий день Август совершит своё первое в жизни убийство, подстерёгши спящего патрульного в летнем домике соседей. Солдат уснёт в пьяном бреду рядом со множеством бутылок горячительного, но так и не проснётся. Картину незваного гостя, развалившегося на чужом участке как у себя дома, Август запомнил на всю жизнь и регулярно вспоминал каждый раз, когда чувствовал приступ сострадания.

Шаг. Ещё шаг. Хочется пить. С глубокой отдышкой Август тяжело волочил ноги, но, кажется, ходьба снова становилась привычной уставшему телу. Каждый новый шаг давался всё легче, боль неспешно уходила прочь, хотя всё ещё била незримыми молотками по голове как по наковальне. Буря в голове стихала, впереди появились чёткие линии скал и очертания редких кустарников – мир буквально оживал перед глазами.

В ту лунную ночь 1943 года Август ловко перескочил через забор и с удивлением уставился на спящего немца. Задумавши кровавую месть, он представлял увидеть злобного ожесточённого врага, но в решающий момент перед ним предстала совершенно иная картина: вывалившееся пузо, треснутые очки на столе, скотский храп – солдат был таким же человеком, как и все. Спящий немец имел свои человеческие черты, недостатки, привычки – он был безумно уязвим в своём тихом сне, словно ребёнок. Вчера он остервенело бил рыдающего Августа по рёбрам, а сегодня мерзко храпел, развалившись как мешок. Юному мстителю стало до безумия противно находиться рядом с ним – то ли из-за мерзкого вида спящего пьянчуги, то ли из-за самого факта бесчестно задуманного убийства наперекор тому, чему его учили в церкви. А нож в кармане тем временем напевал свою кровожадную песню: ему не сиделось в тесной ткани – он рвался вперёд, но разве можно на такое решиться?

Ветер снова поднялся Шаг левой. Шаг правой. Шагая по мелким камням, он отбивал туфлями ритм: раз, два, марш вперёд! Подобные слова помогали Августу держать равновесие и мысли в тесном порядке. Словно заговорённый он отмерял свои шаги и брёл вперёд, не разбирая дороги. Оставалось лишь вспомнить как он оказался на острове…

Но там, в своих роковых воспоминаниях, ещё совсем юный Август медленным шагом приближался к солдату. Судя по храпу, тот не услышал бы и пушечного выстрела рядом, но если немец проснётся, то Август однозначно не отделается простым избиением. Украдкой, по-хищнически, он проскочил по мокрым грядкам к небольшому летнему домику, открыл скрипящий засов у калитки и приблизился к деревянной лавочке с полуживым пьяным телом на ней. На столе догорала маленькая свеча, роняя тусклый свет на фото неизвестной женщины. Сердце вмиг замерло и сказало: «Решишься один раз – обратно не вернёшься…», но нож сказал: «Покажи кто на самом деле здесь свинья! Их режут!» Но не Август давал этой свинье жизнь.

Жажда. Камни. Боль в висках. Август отчаянно пытался вспомнить всё подряд и сразу: остров, катер, так себе попутчик… Но что он здесь делал?

Юная рука крепко взялась за тряпичную рукоять ножа. Пальцы онемели от хватки, сердце билось в страшной скачке как в последний раз, предвещая что-то страшное и непоправимое. Глубоко внутри он хотел наивысших мучений обидчику, но куда как легче на них смотреть, чем воплощать.

– Вик… Ви… Ик! – бредил пьяный.

Пьяное пузатое чудовище пыталось что-то сказать, словно подавало признаки чего-то человеческого, живого. Из чьего-то дома неподалёку послышалась молитва – безумно красивая, напевная, стремительная. Женский голос лепетал слова на латыни – слова древности, слова христианского Бога. Такого же Бога для них всех: для Августа, для его матери, для соседей, тихо ждущих наступления утра. А есть ли Бог у спящего врага?

Сил не оставалось. Август добрёл до высокой гладкой скалы и навалился на неё спиной. Угловатые каменные утёсы вблизи начали быть похожими на стены. «Постараться бы найти воды» – думал про себя Август. Если бы он мог, то отдал бы любые сокровища за бутылку простой чистой воды.

Любые сокровища… Статуэтка!

Чудо возвращения памяти не сравнится ни с чем. В один поразительный миг весь туманный мир вокруг Августа снова стал ощутимо реальным, а вместе с тем и боль вернулась с новой силой.

Наточенный нож уже был занесён над спящим, но мстительная рука дрожала от ужаса. Надлежало сделать один удар – всего один, но как же это много. Когда молитва вдалеке окончилась, Август погрузился в абсолютную тишину, мрачнее которой он не слышал больше никогда. Смерть стояла рядом и вела его за руку, держала нож, направляла удар. Она смеялась безобразной улыбкой, наставляя своего нового любимого сына: «Убей его сейчас! Он спит и ничего не поймёт! Забери его жизнь каких он забрал десятки до тебя!» А есть ли Бог у спящего врага?

Морской ветер бушевал с новой силой, трепал и запутывал волосы, не давал глубоко вдохнуть. Поправляя грязную рубашку, Август не нашёл при себе ни подаренных спичек, ни заветных сигарет.

– Чтоб тебя, Шогголо… – прошипел Август.

До ближайшего табачного магазина сотни морских миль – непростая ситуация для того, кто даже не знал где находится Греция. Августа раздирало желание взвыть от собственной неудачи, легкомысленности и напрасного авантюризма – от безрассудности в самом плохом смысле этого слова. В конце концов, если решение отправиться на сомнительную сделку следовало назвать идиотским, то Август может полноправно прозваться королём идиотов.

Страх управлял им или Смерть? Стоя прямо перед лежащим солдатом и тихо роняя слёзы, юный Август вспоминал с каким удовольствием и упоением его избили прошлым вечером, но всё же не мог решиться на удар. Тогда Смерть ласково приобняла его за плечи и прошептала: «Чего же ты боишься, сынок? Здесь или ты – или они…»

– Э! Ты?.. Ты кто?.. – мычал солдат приоткрыв один глаз.

Животный ужас мигом пронзил юношу, сковав цепью безумного страха – он так далеко зашёл… Руки сами бросились вперёд с остервенелой яростью: удар, ещё один, ещё один, ещё один. Август бил солдата ножом, словно бил перьевую подушку, а в ответ слышал лишь стоны и нелепо тихий крик. Убивать Август не умел, а потому и не знал, что рот жертве следовало бы зажать – глухие жалостливые вопли разносились по всей улице. Каждый удар безумной скорбью отзывался в голове убийцы: он бил солдата за вчера, за маму, за друзей, за соседей, за Эйфелеву башню. С погасшей свечой погасла и жизнь – умирающий держался за раны, сплёвывал сгустки крови и хрипло дышал. Кровавые губы шептали что-то невнятное, а глаза с грустью и ужасом уставились прямо на Августа. Немец умирал некрасиво – пьяный, растрёпанный, грязный, мокрый. Наверняка, отправляясь на войну, он представлял свою смерть совершенно иначе, если вообще о ней думал. А был ли Бог у спящего врага?

Повернувшись к окну соседского дома, Август увидел в нём зажжённый свет. Две высокие фигуры молча смотрели на него и не смели пошевелиться. И хотя Август не видел их глаз, но отчего-то знал, что они молча наблюдают за ним. Всхлипы умолкли, страх уходил, безумие спадало. Не вытирая кровь, Август спешно засунул мокрые руки обратно в карманы вместе с ножом. Напоследок, перед тем как до самого конца войны уйти в партизаны, он забрал с тела солдата фляжку, сапоги и бритву – пора сбрить свои первые усы. Фотография, подписанная как «Виктория», так и стояла на столе, оставаясь последним спутником угасающего солдата.

Фигуры соседей в окне всё же осмелились пошевелиться, но только лишь для того, чтобы погасить лампу – они, приняв происходящее, отправились спать. Сосед не выбежал на улицу и не отчитал Августа за его преступление, не поднял тревогу, не доложил местному коменданту – он ушёл спать, и пока толстое скрюченное тело источало кровь в его летнем домике, седой француз поправлял своё одеяло, словно ничего не произошло. Наутро, не найдя убийцу, хозяина дома ожидала путёвка в концентрационный лагерь «Руалье», откуда через полгода его переведут в лагерь «Освенцим», где судьба молчаливого свидетеля оборвётся навсегда.

До конца войны оставалось чуть менее двух лет. За это время Август Ревиаль – знаменитый анархист и легенда партизан Франции по прозвищу «Оптимист» – прославится как безжалостный командир своего небольшого отряда из таких же неприметных «горячих голов», ушедших в лес сразу после него. Местный гарнизон немецких солдат держал полковник Хейн, ставший вскоре кровным врагом юному мстителю.

Август Ревиаль убьёт более десятка человек собственноручно, и ещё более тридцати, организовав и подготовив нападения совместно с другими партизанами. Кто-то его поддерживал, кто-то даже боготворил, а кто-то рьяно ненавидел за ту жестокость, что сеял его отряд, провоцируя Хейна на всё более жёсткие меры борьбы. Оптимист быстро освоил новое ремесло и сильно в нём преуспел, не оставляя к себе равнодушным никого из окрестных деревень. В ту лунную ночь он стал убийцей: не хищным животным, не жестоким маньяком, не бравым солдатом – только убийца будет столь разумен и при этом же столь пристрастен к своему занятию.

Море всё также плескалось вдали, пока Август сидел на корточках и предавался мрачным воспоминаниям, словно бы листая страницы старой книги про героя романа, а не юношу родом из Алье. Катер исчез, но не следы Шогголо – к разлому в скале, уходящему далеко вглубь, вело несколько характерных царапин, словно кто-то протащил туда что-то тяжёлое. Август поднялся на ноги и аккуратно побрёл в сторону углубления, стараясь не издавать лишнего шума. Вслушиваясь в отзвуки эха необитаемой пещеры, ему смутно слышалось необъяснимое – то ли шестерёнки, то ли поршни, то ли гул старых электрических ламп.

5

Августу приходилось прикрывать глаза, чтобы те не высыхали от стремительного потока тёплого воздуха, выходящего наружу из расщелины. Усталость и боль словно по волшебству улетучились – полный сил пытливый ум перебирал в голове множество вариантов происходящего в этой пещере, но ничего так и не могло объяснить звуки механизмов, исходящих из глубины. Каменный коридор продолжал сужаться до тех пор, пока французу не пришлось развернуться боком, протискиваясь меж пещерных стен. Лабиринт изогнуто петлял, но, наконец, вывел к тусклому свету в скрытом от любопытных глаз помещения.

Пол, стены и потолок комнаты состояли из того же камня, что и вся остальная пещера. Окинув взглядом таинственное помещение, Август быстро пришёл к очевидному выводу: «Никак иначе это и есть убежище контрабандистов». Запах моря сменило зловонье пыли и спёртого воздуха – сосредоточиться на поисках похитителя статуэтки было тяжело, но француз смело шагнул вперёд, оглядываясь по сторонам. Каждая стена и угол были уставлены неприметным мусором: деревянными ящиками, мешками, металлоломом. Однако сомнений не оставалось – кто-то использовал это помещение совсем недавно.

– Лампочка, значит… – любопытствовал Август, осторожно трогая руками свисающую с потолка тусклый светильник – А электричество у вас тоже ворованное?

Ответить было некому – ни один деревянный ящик не реагировал на его остроты. По-исследовательски прищурившись, француз принялся разглядывать нагромождение коробок с особой внимательностью. При ближайшем рассмотрении на ящиках можно было заметить лишь неизвестного назначения цифры и почти нечитаемый текст – никаких известных эмблем, гербов, флагов или хотя бы узнаваемых слов.

Иногда чтобы найти искомое, нужно просто перестать на короткое время действовать – приравнять себя к окружению, стать незримым обстоятельством. Минута полной тишины – всего одна минута наедине со своими ощущениями, и Август безошибочно нашёл новый ответ: поток тёплого воздуха, за которым он и пошёл в эту пещеру, веял откуда-то с противоположной стены. По мере приближения в нужную сторону, поток становился всё очевиднее и сильнее, пока и звук поршней не стал ещё более ясным.

Собравшись с силами и закатав рукава, Август, всё ещё стараясь не шуметь, принялся двигать увесистые ящики в разные стороны. Некоторые, наперекор его ожиданиям, оказались вовсе были пустыми, но над большинством пришлось изрядно постараться, чтобы сдвинуть хотя бы на метр. После такой разминки бутылочка воды была нужна как никогда кстати…

Наконец, управившись с маскирующими преградами, перед ним предстала кабина лифта. Подъёмники такого типа, как правило, можно увидеть разве что в шахтах – пыльная тёмная кабина с плотной металлической сеткой по всем сторонам. Внутри с периодичностью мигала кнопка в форме стрелки вниз, в то время как вторая, со стрелкой вверх, оставалась неактивной. Докос не переставал удивлять – мало кто мог бы подумать, что на таком неприметном маленьком острове вообще могла располагаться шахта. Если здесь работает электричество, то значит объект кто-то использует, но почему же тогда снаружи нет ни единой постройки?

– Это же сколько сволочи наворовали, чтобы отстроить себе лифт… – ругался на контрабандистов Август, осторожно заходя внутрь.

Лифт был сделан на совесть – платформа под ногами ни на сантиметр ни просела и не пошатнулась: вряд ли лифт часто использовался. Осмотрев комнату взглядом ещё раз, Август предпринял решение всё же воспользоваться внезапно найденным обстоятельством – других мест для поисков ответов не оставалось: катер пропал, а похититель если не уплыл куда подальше, то, очевидно, скрывался где-то внизу. Совесть начала медленно но верно ввинчиваться в самое сердце, шепча Августу нелицеприятную правду:

А ведь эта статуэтка была единственным, что осталось от матери, а ты не то что не продал – ты её просто потерял.

Больше всего на свете Августу хотелось сейчас далеко не вернуться домой в Лион, а найти свою статуэтку, которую он столь недавно чуть не продал за какие-то бумажки. Обещание продать статуэтку обернулось в обещание её вернуть во что бы то ни стало: с этими мыслями, подчинившись природному любопытству, Август безо всяких промедлений нажал на кнопку вниз. Спустя несколько секунд тишины, за которые Август уже попытался шагнуть из кабины обратно, раздался характерный металлический лязг, после чего двери лифта тяжело и громко закрылись прямо перед лицом француза. Под ногами почувствовалась тряска и вибрация – инстинктивно хотелось схватиться за что угодно, чтобы не упасть, но никаких поручней, разумеется, не было. В тот же миг с неприятным гулом в кабине включилось освещение, а с потолка на рычаге выдвинулся совсем небольшой выпуклый монитор.

Тряска окончилась, и на экране возникла надпись: «подача топлива». Звук текущей жидкости по трубам охватил всю кабину. Трубы, судя по плеску и шороху, проходили повсюду: и под полом, и над потолком, и в каждой из опор металлической коробки.

– Сначала рациями дерётесь, а потом лифт заправляете?.. – отшутился Август – Совсем инженеры уже с ума посходили…

Ни одна из встреченных за этот злосчастный круиз технологий не могла дать Августу никакого вменяемого объяснения о принципах своей работы: катер с навигацией, нагревающееся оружие, собственный двигатель кабины лифта – нигде и никогда француз не слышал ни о чём подобном.

Заправка окончилась, дребезжание вернулось с новой силой – теперь это нельзя было назвать иначе, чем тарахтением. Надпись на экране монитора сменилась на: «0 метров», и лифт с протяжным гудящим звуком отправился в путь. Стремительная скорость заставляла сосуды сжиматься, уши закладывало так, словно француз не спускался на лифте, а пилотировал истребитель.

10… 20…

Тишину прервал звук динамика, исходящий откуда-то снизу, из-под ног. Август старался держать себя в руках, но решительность понемногу исчезала из его мыслей до тех пор, пока не пришло осознание: с каждой секундой возможность вернуться обратно становится всё более и более невозможной.

30… 40…

Кому же могло понадобиться строить шахту так глубоко?

50…

В конце концов, динамик прервал напряжённое молчание, только сильнее озадачивая растерянного и взволнованного француза. Дикторский голос, наверняка записанный заранее, проводил инструктаж:

– Дорогой наш собиратель, Арфомор приветствует тебя с поверхности. Мы очень рады твоему возвращению домой. Спасибо тебе за твой нелёгкий труд. Будь любезен, не общайся ни с кем, кроме сотрудников Ордена – тайны поверхности не должны попасть в нехорошие руки. Садись в фуникулёр и езжай вперёд – наши люди обязательно встретят тебя на той стороне.

Мужской звучный голос говорил так размеренно и дотошно, как обычно разговаривают с несмышлёными детьми, объясняя тем простые вещи.

60… 70… 80…

Вопросы только множились в голове Августа. Ни «собиратель», ни «Арфомор», ни «Орден» не походили на выдумки простых контрабандистов. Что бы не скрывалось впереди – это было чем-то большим, чем чья-то преступная авантюра.

90… 100…

– Понравилось на поверхности? Обязательно расскажи нам всё самое запоминающееся. Все найденные тобой вещи мы просим оставить в контейнере у выхода. В «Доме собирателя» мы уже подготовили для тебя местечко.

120… 130…

Голос умолк – зазвучала мелодия. Торжественная, яркая, очень подвижная оркестровая композиция началась со звучания одного тромбона, к которому в следующем же такте присоединились несколько скрипок. Общее созвучие дополнили и барабаны, отбивающие свой маршевый ритм. Запел многоголосый хор:

Нет печали здесь никогда,

Мы не видели горя слёз.

Всех вкуснее наша вода,

Это город из наших грёз!

Пел полнозвучный мужской баритон, прекрасные женские сопрано, громкие юношеские альты – певцы во две октавы исполняли бойкую песню, походящую на гимн. Август мысленно благодарил себя в прошлом, за то, что выучил английский язык достаточно хорошо, чтобы понимать слова неизвестной песни, несмотря на негодное качество записи.

170… 180…

В этот миг в глаза француза больно ударил свет. С одной из сторон, прямо через плотную металлическую сетку, внезапно открылся вид на нечто, во что ни один человек бы не поверил в здравом уме. Перед Августом с высоты небоскрёба предстал целый город – совсем не горстка хибар, а самый настоящий гений причудливых сооружений: габаритный, внушительный, украшенный яркими огнями, крупными дорогами и мостами город из песчаника, кирпича и камня.

Здесь растут поля цветов,

Облака дают дожди!

Десять лучших островов —

В гости заходи!

Песня в точности описывала географию этого места: с высоты отчётливо видно, что город располагался на неких островах – участках суши. То, что располагалось между ними разглядеть было невозможно. Казалось, словно там и вовсе ничего нет – сплошная чёрная бездна, самая настоящая пустота без видимого дна.

По потолку огромной пещеры, в которой располагался город, всюду свисали сталактиты, аккуратно огибающие огромные лампы. Аккуратные металлические сферы летали туда-сюда над каждым островом, выпуская за собой пар и имитируя облака. Несмотря на полное отсутствие солнца, света в городе было более чем достаточно – каждая улица была уставлена фонарями, в окнах домов горел такой же как и на поверхности свет, а вдоль дорог то и дело можно было встретить яркие мигающие вывески. Август крепко зажмурил глаза, стараясь определить насколько реально то, что он видел: городской шум совершенно ничем не отличался от родного поверхностного, но наяву он спускался в совершенно другой мир – в таинственный чудо-город Арфомор.

210… 220…

Бывалый партизан не мог поверить своим глазам. В голове один за другим рождались нескончаемые вопросы, на которые мучительно не находились ответы: то ли сумасшествие подкралось незаметно, то ли Август действительно прикоснулся к неизведанному миру, живущему в тайне ото всех. Всего пару дней назад он думал о том как продать подороже кусок серебра, а сегодня спускался в давно искомую Атлантиду, не понимая о её природе ровным счётом ничего. Изолированный город под землёй – несмешная шутка или торжество достижений инженерии?

Я останусь здесь навечно,

Мы с тобой здесь как в раю!

Город мой люблю сердечно —

Об этом и пою:

Хор звучал столь задорно и счастливо, словно певцы действительно верили в то, о чём пели. Тем временем лифт опускался всё ниже и ниже, проходя на уровне местных высотных зданий, башен с часами, плакатов и транспарантов на крышах.

250… 260…

Цифры на экране поражали своей величиной, но Август, к своему удивлению, не ощущал никакого дискомфорта от пребывания на такой глубине. Не было сомнений – в удивительном городе под землёй люди не с горем пополам выживали, а полноценно жили и процветали: причудливый транспорт курсировал меж островов, улицы украшала лёгкая танцевальная музыка, люди сновали туда-сюда среди самобытно выстроенных образцов архитектуры. Беготня и будничная суета – точно такую же жизнь он видел везде: от Парижа до Лондона.

– Так вот откуда ты родом, обманщик… – Август, держась обеими руками за металлическую сетку, вспоминал лицо похитителя с его странным именем.

Тем временем, хор выходил на многоголосое крещендо, разливаясь всеми красками вокальных приёмов:

На поверхность не ходить —

Наш с тобою договор.

Нашу волю не сломить!

Я люблю свой Арфомор!

Лифт тотчас резко замедлился и выпустил крупное облако пара перед приземлением. На экране монитора показалась надпись: «280 метров», которая вскоре сменилась на: «Добро пожаловать домой». Из динамиков к финальному аккорду песни зазвучал перезвон небольших колокольчиков и, наконец, механические двери, туго скрипя, открылись.

Осознав реальность происходящего, Август не мог найти в себе решительность выйти из кабины лифта. Попытки нажать кнопку «вверх» ни к чему не привели – лифт молчаливо игнорировал испуганные попытки вернуть француза на поверхность. Неизвестный мир ждал впереди, не оставляя пришельцу иного выбора.

Август сполз спиной по стене вниз, с безысходной оторопью смотря на виды города в отдалении. Отчего-то его тело не могло пошевелиться ни на дюйм, пребывая в замешательстве, что совсем было на него не похоже.

– Если я здесь застряну, то квартирку у меня всё-таки отберут…

Август потянулся за сигаретами в карман, но внезапно вспомнил, что их, как и статуэтку, украли – старые привычки зачастую сильнее свежей памяти. Томно взглянув на бесконечно уходящую вверх шахту лифта, бывший партизан впервые за долгие годы задумался не о жалости над собой, а о всей жизни в целом.

А не это ли твой второй шанс?

Бродяжная партизанская жизнь была когда-то для него всем: крупнейшим из побед, самым горьким из поражений – но всё это было жизнью, в отличии от бессмысленно прожитого десятилетия после, в котором кроме чувства вины и бесконечной тоски не было практически ничего. Люди должны иметь цели, чтобы к чему-то идти, но были ли цели у Августа, кроме нескончаемого пролистывания воспоминаний, пока все возможности нового старта проходили мимо него?

Сидя на полу лифта, он впервые не закурил, пока думал о чём-то подобном. Август искренне спросил себя: «А что, если я отравил свою жизнь не настолько, чтобы стать недостойным её исправления?»

С новой мыслью на смену шоку пришло небывалое сосредоточение. Судьба привела его к месту, о котором нет никаких сведений, упоминаний, даже догадок. Что, если в этом и есть его второй шанс? Что, если вернуть статуэтку и подняться на поверхность обратно, то он прославится как первооткрыватель: «Август Ревиаль – отважный путешественник, срыватель покровов тайн и соблазнитель девичьих сердец». Хотя последнее, пожалуй, было излишним.

Собравшись наконец с силами, Август поднялся на ноги и вышел из кабины лифта, осматриваясь по сторонам без скрываемого любопытства. Он не знал об этом месте ничего: кто его построил, когда и зачем? Единственная зацепка, что он имел – злополучный нелюбимый английский язык. Однако британцы вряд ли бы смогли хорошо спрятать такой масштабный проект в Средиземном море, да и зачем бы? Совсем нет – город издалека пестрил красными флагами с изображением той самой горгоны, что и на татуировке Шогголо: этот город явно не был связан с поверхностью.

Так или иначе, на кону стояла уже не только статуэтка – это было дело непреодолимого любопытства: окунуться в нечто фантастическое, поистине невозможное и абсолютно точно нездоровое. Нога иноземца ступила на земли Арфомора.

Глава 3: По подземным улицам

1

Площадка перед лифтом находилась на выступе, примыкающем к стене огромной пещеры, в которой и располагался город. Однако до него всё ещё предстояло добраться, ибо между подъёмником и ближайшим островом с домами, улицами и маленькими двориками лежала бездонная пропасть. Бездну при всём желании нельзя было бы перепрыгнуть – на счастье Августа, к городу на протянутых вдаль массивных рельсах расположился компактный одноместный фуникулёр. С высоты, на которой располагалась платформа с лифтом, Август с изумлением наблюдал за тем, как множество разделённых островов суши сосуществуют в чудо-городе, соединённые громадными исполинскими мостами и такими же рельсовыми дорогами, по которым перемещались гораздо более крупные фуникулёры.

Вместо конфетти и фанфар гостя с поверхности встретили абсолютным молчанием – вокруг промышленного подъёмника не было ни единой живой души. Кроме непосредственно лифта и стоящего наизготовку фуникулёра, вокруг можно было заприметить разве что аккуратно составленные в кучу металлические банки и бумажный мусор, разбросанный по всей округе, словно кто-то здесь регулярно устраивает пикник.

– У вас тут гости нечасто, видимо, бывают… – произнёс Август вслух, мысленно надеясь, что кто-нибудь всё-таки ответит.

Осторожным шагом, стараясь не смотреть в непроглядную пропасть, француз подошёл к тесной качающейся из стороны в сторону кабине и в нерешительности замер. Одна ошибка, и смерть неминуема – с тяжелым выдохом он робко вступил одной ногой внутрь фуникулёра, а затем, держась обеими руками за его крышу, залез в небольшую узкую кабину целиком. Почувствовав вес человека внутри, фуникулёр по собственной воле включил освещение и спешно отправился вперёд, к городу.

– Собиратель, – спартанский голос из динамика кабины пытался выйти на связь – вы меня слышите? Не вижу ваших находок в контейнере. Назовите ваше имя и номер.

Август промолчал в ответ, не желая ничего сообщать о своём прибытии неизвестным людям. «Собиратель – это наверняка тот, кто приносит в Арфомор вещи с поверхности» – догадывался про себя француз. Спустя несколько секунд молчания говорящий устало выдохнул и пробубнил:

– Понятно. Этим техникам надо руки оторвать. После ремонта эта хренотень начала всё чаще срабатывать сама по себе…

Фуникулёр добрался до суши и, качнувшись по инерции напоследок, полностью остановился. Август не стал терять ни секунды и сразу же вышел наружу в поисках выхода в город. Шум уличной суеты доносился уже совсем неподалёку – француза отделял от остального Арфомора всего лишь сплошной бетонный забор. Август легко перемахнул через преграду на другую сторону. После приземления он спокойно отряхнулся, принял безучастный спокойный вид и отрешённо пошёл вперёд, не обращая внимания на удивление прохожих зевак.

Арфомор не блистал изысками архитектуры, но определённо мог удивить своими видами. Плотная застройка из песчаника и камня – в трёхэтажных домиках формы куба жило большинство населения этого острова, если верить видам из фуникулёра. Единственное существенное отличие подземного зодчества, которое даже не сразу бросается в глаза, заключалось в том, что ни в одном окне нельзя было найти стекла – абсолютно каждый проём был отгорожен или деревянной решёткой, или вовсе ничем, но никогда не стеклом. Неужели цивилизация, конструирующая множество необычных машин не могла справиться со стеклом?

Освещённые фонарями улицы плутали из стороны в сторону, образовывая причудливую сеть, в которой всюду встречались украшенные памятниками дорожные развязки, различные мануфактуры с возвышающимися над ними дымящимися трубами, скромные бульвары с расставленными по краям торговыми лавками – Арфомор жил такой же жизнью, как и все города мира.

Француз вышагивал по песчаниковым плитам небольшой торговой площади, при этом небрежно засунув руки в карманы. Человеку с поверхности было тяжело оторвать взгляд от изобилия причудливых летательных аппаратов, кружащих высоко над головой, экстравагантных названий улиц и заведений, странноватых спешащих прохожих. Жители города были полностью погружены в свои дела, не обращая никакого внимания на то, что они заперты в поражающей своими масштабами подземной пещере. Изоляция от внешнего мира, казалось, нисколько не повлияла на внешний облик толпы: такие же радостные, уставшие, смеющиеся и раздражённые лица – за исключением всеобщей бледности кожи; такие же рубашки, брюки, балахоны и платья – разве что намного скромнее в цветах и сшиты явно не самым лучшим образом. Впрочем, подземным людям было не с чем сравнивать, но ни один доходяга не выглядел страдающим от разлуки с поверхностью.

Речь местных жителей на удивление хорошо узнавалась – их английский язык практически не отличался от поверхностного, однако звучал одновременно старомодно и просторечно, словно за каждого говорил пьяный викторианский пират из Барбадоса. Август, несмотря на хорошие познания в лексике, всё равно старался вслушиваться в окружающие его слова с особой внимательностью, стараясь запомнить как можно больше, представляя в голове как даёт об этом интервью дома, во Франции.

Жители Арфомора говорили языком нынешнего тысячелетия, однако жили по какой-то причине среди древних греческих названий: рабочая ночлежка «Персефона», магазин одежды «Афинский стиль», улица «Малая Идомена». Везде и всюду он встречал своеобразный удивительный орнамент, походящий на доисторический, словно бы эти здания простояли здесь не одно тысячелетие. В голове Августа всё происходящее не могло уложиться в одну стройную теорию – схожи или различны их культуры? Знают ли арфоморцы о поверхностной жизни? Кто бы не построил это место, он смог зародить оттого нелепую, насколько уникальную культуру.

– А ну стой! – командный голос женщины раздался откуда-то позади, прервав праздное любование.

По всей видимости, сотрудники правопорядка окликнули подозрительную фигуру, перелезшую через забор в самом начале улицы. Август не стал брать на себя излишний риск и спокойно подчинился: медленно подняв руки вверх, он развернулся на одном месте в сторону, откуда его подзывали, и натянул на своё лицо лёгкую непринуждённую улыбку. У бывалого партизана было предостаточно опыта в том, чтобы играть невинного недотёпу, но в этот миг он еле скрывал своё волнение. В конце концов, это общество, как и его порядки, ему незнакомы от слова совсем.

Двое инспекторов сурово подошли к Августу, чеканя шаг: он – в служебной рубашке песочного цвета, она – в чёрном кителе со знаками отличия. У обоих на рукавах повязана красная перевязь «Ордена Горгоны» – точно такую же татуировку француз уже видел у Шогголо во время злосчастного круиза.

– И что это мы там делали, а? – нахмуренная женщина осмотрела Августа глазами.

– Верма, не горячись. – напарник блюстителя порядка вмешался в разговор – Он же ничего не сделал.

– Очередной шнырь тащится за забор, чтобы «поглазеть на лифт», и тебя это не раздражает? Ты как обошёл охрану, гад?

– Хватит на него наседать. Я тоже по молодости на спор провёл там целую ночь. Лифт как лифт – он ведь даже не работает.

– И как тебя только в Орден взяли, олух? Лифт – не место для прогулок.

– А я считаю, что это такая же часть города. – напарник в протестном жесте скрестил руки на груди – Нет ничего страшного в том, чтобы человек съездил и посмотрел откуда приходят собиратели.

– А если собиратель будет спускаться в этот момент? А если эта рожа там преступление какое-то совершает? А ничего, что там должен целый наряд охранять это место?

Спорящие друг с другом сотрудники совершенно не обращали внимания на нарушителя порядка, словно бы их мелочная дискуссия была важнее правонарушения. Август безучастно осмотрелся по сторонам и вполшага отстранился, но начальствующая женщина в погонах посмотрела на него не столько с предупреждением, сколько с угрозой – Август не рискнул отходить дальше.

– Мы можем спорить сколько угодно, но нарушителя надо оштрафовать. Это приказ.

– Гражданин, – приспросился напарник – вы с какой целью проникли за забор?

– Я… – Август придумывал на ходу историю – Я просто хотел узнать как выглядит лифт. Мой брат мне столько рассказывал про собирателей, что я не мог унять любопытства. Извините, если как-то помешал. Я и не знал, что что-то нарушил…

– Вот, Верма, видишь? Он даже не знал, что сделал что-то противозаконное. Предлагаю его отпустить.

– Штраф.

– Отпустить.

– Штраф! Тут я старший инспектор.

– Да что ж такое…

Август прокашлялся, обращая на себя внимание. Блюстители закона злобно посмотрели друг на друга в последний раз, затем одновременно перевели взгляд на француза и огласили вердикт.

– Гражданин, – сотрудник Ордена достал из сумки одну из заранее заготовленных бумажек и вручил в руки Августу – вот ваш штраф. Хоть я и был против, но всё же лучше отвадить лишний раз. Моя напарница права – лифт не является прогулочным местом, так что, увы, вам придётся понести наказание. Отнесёте этот документ и деньги к таксофону. Вопросы?

– Да, есть один. А как я буду…

– Какие ему вопросы, Оллис? – начальница презрительно взглянула на Августа, после чего вновь развернулась к напарнику – Ты посмотри на него! Это же обыкновенный хлыщ: стоит и издевается над нами, придумывая небылицы. Твоя мягкосердечность стимулирует их нарушать закон снова и снова. А потом удивляемся откуда преступность ручки свои тянет…

– Тебе что, совсем неймётся? Ещё скажи, что хочешь парня в тюрьму упечь за любопытство.

– Хочу. Ещё как хочу! Не помнишь скандала пару лет назад, когда кто-то проник в город? До сих пор ведь неизвестно правда это или нет, так зачем нам лишние хлопоты?

– Я, пожалуй, пойду, да?.. – Август спросил спорщиков, но те не обратили на него никакого внимания.

Не проведя в Арфоморе и десяти минут, Август уже смог заработать очередной долг. Извещение на небольшом сложенном вдвое пергаменте гласило: «Остров Керкира. Штраф стандартный: 10 драхм». Пожав плечами, Август небрежно смял полученную бумагу и положил в карман – оплачивать он, разумеется, ничего не собирался. Одно единственное он уяснил с абсолютной точностью: местные жители живут на доверии друг к другу куда в большей степени, чем в привычном Августу мире – добровольный штраф любому человеку с поверхности покажется фантастикой.

2

Час бессмысленных блужданий привёл Августа к окраинам Керкиры, откуда уже издалека были видны широкие песчаниковые мосты, протянутые над чёрной пропастью к соседнему острову. Однако любопытство француза было заинтересовано совсем другим – рынком, раскинувшемся от ближайшего переулка до большого открытого пространства впереди. Базар, барахолка, ярмарка – у стоящих в ряд уличных торговцев в любой период истории было множество названий, но их всегда объединяла общая черта: они торгуют, а значит продают окружающим то, что они захотят купить. Такие места могут удивительно много рассказать о чужой повседневности – будь то просто другая страна или мир совершенно иной природы. Не раздумывая ни минуты, Август направился вперёд, внимательно рассматривая местный ассортимент на сколоченных наспех прилавках.

– Идёте на площадь, господин? – миловидная рыжая девчонка подбежала вприпрыжку к Августу, перегородив собой дорогу.

– Ты откуда такая выбежала?

– А я уже минуту рядом хожу, а вы и не замечаете. – кокетничала она.

– И что же тебе понадобилось, принцесса?

– Прин… кто? Ты чего обзываешься?..

– Это просто называние такое. Хотел сказать, что ты красивая. – смягчился Август.

Дитя разулыбалось во все два десятка молочных зубов. Задорно припрыгивая на одном месте, она схватила его за руку и повела в сторону площади.

– Пойдём-пойдём, я проведу тебя в самый лучший магазин!

– Ну, ладно уж, пошли.

Кальцитовая площадь была заложена в форме длинного эллипса, словно бы вырисовывая по своему периметру стадион. В самом центре площади красовался огромный желтовато-коричневый кристалл высотой с человеческий рост, на котором гордо возвышался другой памятник – лысый мужчина с усами и угловатыми скулами, что сейчас в виде бюста стоял на полке пустующей лионской квартиры.

– Малышка, а не подскажешь кто это?

– Вы чего, дядь, – с неподдельным удивлением уставилась она на Августа – это же Основатель! Тот, кто укрыл нас здесь от поверхности, и горгон он тоже основал.

– Который Орденом зовётся, да?

– Они самые. Вон, прочтите надпись. Смелее, подойдите.

Август аккуратно протиснулся сквозь снующую толпу и встал напротив статуи Основателя. Чуть наклонившись вперёд и опёршись руками на колени, он с подозрением вгляделся в высеченную на постаменте надпись:

«Трудолюбие – благо для созидающих. Основатель заложил Керкиру на этом месте в 30 году.»

Август хотел было обратиться к ребёнку с очередным вопросом, но внезапно замер, почувствовав как маленькие пальцы проникли в его карман. Француз прекрасно знал, что у него совершенно нечего воровать, а оттого со спокойной превосходной улыбкой обернулся к малолетней преступнице, неловко переминавшейся с ноги на ногу.

– Зачем воруешь? Думаешь, у меня что-нибудь есть?

– Выглядели вы прилично…

– Брать чужое нельзя. Никто этому не научил?

– У вас и брать-то нечего, господин…

– Давай-ка договоримся… – Август перепроверил почти пустые карманы и вполголоса продолжил – Ты забираешь мой штраф из кармана, и тогда я не доношу на тебя.

– Что? Дядь, это как-то неправильно…

– Или так, или к горгонам – выбирай.

– Обернитесь тогда обратно.

– Больше только этим не промышляй, ладно?

Девчонка с большой неохотой вытянула из кармана Августа злосчастную бумажку, недовольно развернулась и поспешила уйти прочь. Француз с хитрой ухмылкой посмотрел ей вслед и продолжил праздную прогулку по рынку.

Торговля на Керкире шла совсем не бойко, хотя и предложения были не то чтобы особо привлекательны: маленькие кубики жёлтого мыла, бритвы, расчёски, диковинные электронные устройства и не менее странные приборы, обслуживающие их. Ни одно местное название не откликалось у француза пониманием, хотя большинство товаров были очень похожи на привычные с поверхности.

Башенные часы на внушительном электронном табло огласили четвёртый час дня. Тем временем потолочные лампы, имитировавшие солнце, совсем немного уменьшили свою яркость, словно повторяли природный цикл дня и ночи. Услышав призывную мелодию по радио, добрая половина торговцев достала из-под прилавка свои рабочие одежды, собрали нераспроданный ассортимент в один мешок и поспешили уйти.

– Могу я вас спросить, куда вы уходите?

– Что, с Трифилии, да? – ответил ему доходяга в клетчатой кепке, сгребающий в кучу свои перьевые ручки и ломкую дешёвую бумагу.

– Простите?

– Вижу же, что ты с Трифилии. У меня глаз – во! Небось и дня не работал руками, а?

– Не приходилось как-то. – подыграл ему Август – И всё же, куда?

– Работать мы. С двух до четырёх можно и подзаработать, а потом на вечернюю смену.

– А вы здесь случайно не видели на рынке статуэтку… ну… в общем… сомнительного происхождения? Крылатый лев из серебра. Может, кто из коллег продаёт?

– Слушай, мы тут любопытных не особо-то жалуем. Может ты обратно на Трифилию свою поедешь? – раздражённо ответил он.

Француз презрительно посмотрел в ответ и молча отошёл в сторону, не оборачиваясь на волчий взгляд продавца. Пройдя обратно всю площадь мимо статуи Основателя, Августа грубо окликнул незнакомый голос.

– Ты, в рубашке! – кричали позади.

– Это вы мне? – обернулся Август.

– Да, вам. – продавец ювелирных изделий дёрнул за руку девочку-воровку – Ваша гадина?

Юная преступница со слезами на глазах смотрела на Августа с неистовым чувством страха и стыда, словно безо всяких слов пыталась попросить прощения. По всей видимости, дети нигде не отличаются. Решительно расправив плечи, гость с поверхности взял за руку ребёнка и аккуратным жестом отодвинул её за свою спину.

– Никакая она не гадина. Что она сделала вам?

– Медальон украла! А он охранный между прочим!

– Милая, отдай дяденьке его собственность.

Девочка робко протянула драгоценность вперёд, так и не показываясь из-за спины Августа. Тот взял медальон в руки, внимательно осмотрел, а затем спокойно вернул прямо в руки владельцу.

– Во-о-от он мой талисманчик…

– Отчего он вас охраняет, позвольте узнать?

Продавец с крайне серьёзным видом наклонился вперёд и вполголоса прошептал:

– От грифонов. На поверхности такие обитают, слышали про таких?

– Слышал. Байка, причём старая.

– Не говорите глупости. Грифоны ещё как существуют! Почему иначе мы на поверхности не одну экспедицию потеряли по-вашему? Вы что, думаете это шуточки?

– Нет-нет, конечно, я понимаю. Но с чего вы так уверены, что они именно на поверхности живут?

– Послушайте, горгоны такого не одобряют, но я знаю местечко, где вы можете не только узнать, но и потрогать настоящие находки прямо оттуда. Сами тогда убедитесь в их реальности…

Продавец осмотрительно обернулся, дабы убедиться в том, что на полупустой площади их разговор никто не подслушивает, а затем продолжил говорить ещё тише.

– За две драхмы расскажу. Идёт?

– Не идёт. – торговался Август – Я думаю, вам приплачивают за приведённых клиентов, ведь так? Давайте мы просто замолвим за вас словечко.

– Как вы узнали?..

– Вам повезло с клиентами. – Август подмигнул девочке, держащейся за его руку.

– Ну, хорошо. Это на Элеатиде, переулок справа от «Возмездия». Постучитесь в жёлтую дверь и скажите, что вы от Разза. Вам ещё приглашение достать надо – с этим я вам не помощник.

– Хорошо, посмотрим на ваших грифонов…

– Вы главное отучите её чужое брать.

– Ох, это мы обязательно. Спасибо.

Август вёл девочку за руку до самого конца площади. Оказавшись в более безлюдном месте, он присел на одно колено и по-отцовски сердито взглянул ей в глаза.

– Ну чего ещё?

– Я ему наврал, между прочим. Не хочешь сказать «спасибо» за покрывательство?

– Я уже сказала. Проверьте кармашки.

Француз принялся растеряно ощупывать карманы штанов, на дне которых лежали плотно смятые банкноты и несколько мелких монет. Увидав на лице Августа удивление, девчонка радостно заулыбалась и с задорным реверансом поспешила уйти.

3

Пещера Арфомора изумляла своими масштабами – кажущийся небом потолок уходил на многие метры вверх. Над каждым островом располагалось своё «солнце» – прямоугольная лампа внушительной мощности, по яркости не уступавшая поверхностному безоблачному дню.

Яркий синий указатель направлял к соседнему острову – Трифи́лии, к которому можно было добраться по одному из трёх мостов. Сооружение совсем не внушало доверия: ни должной толщины, ни опор, ни канатов – цельным куском оно протягивалось от одного участка суши к другому. Август утешал себя лишь тем, что если мостом пользуются местные жители, то его вполне можно считать надёжным, однако внутреннюю дрожь было уже не унять. Стоило французу всмотреться в бездну между островами, как тут же земля уходила из-под ног от страха. Никто из прохожих не замечал растерянности гостя с поверхности, но Августу сейчас определённо был необходим поводырь – подошла бы даже собака.

Собравшись с силами, он побрёл вперёд по мосту, стараясь не задерживаться и не смотреть с перил вниз. «Раз, два, марш вперёд!» – повторял Август про себя, подбадривая себя. Высоту потолков Арфомора можно было оценить с земли, но что на счёт глубин, простирающихся вдоль всего города? Как же может быть так, что ярчайший свет местного солнца не мог осветить хоть что-то в бесконечной чёрной бездне?

Внезапно возникший соблазн вглядеться во что-то шокирующе пустое не давал Августу покоя. Рациональное сходило на нет, проигрывая любопытству – теперь неведомая сила тянула его к краю моста, чтобы увидеть бездну вживую, встретить взглядом чёрную бесконечность. Он хотел – должен был – собирался узнать что это такое, убедиться в подлинности своего страха, в необходимости был осторожным, или навсегда перестать опасаться самой глубокой ямы, что он когда-либо встретит в своей жизни. Что-то изнутри подталкивало сделать всего лишь один шаг…

И он сделал его. Август лишь на секунду сбавил темп, чтобы вытянуться и направить взгляд за ограждение, но тут же перестал себя контролировать и вцепился руками в перила, повиснув половиной тела вниз. Трепет и животный ужас сковали разум, тело не подчинялось, а глаза застилала пелена чего-то необъяснимо притягательного. Восхитительно приятный голос с игривой нежностью нашёптывал его имя, напевал диссонансные мотивы непроизносимой мантры, манил отдать всего себя Бездне сию же секунду. Август чувствовал как кто-то протягивал к нему руки, чтобы тут же схватить и утащить. И руки схватили его: держали так крепко, что делали больно, сдавливая живот цепкими пальцами. Глаза безотрывно смотрели вниз, облик города уходил из памяти, воспоминания прошлого обращались прахом, любое будущее могло быть связано лишь с этой самой бесконечностью. Но судьба распорядилась иначе – те же руки, обхватывавшие его ранее, отшвырнули Августа назад, повалив на спину.

– Дурак! – раскрасневшаяся девушка кричала на него – Ты совсем больной?! Ничего в этом мире не стоит того, чтобы прыгать туда, идиот!

– Что за… Что это было?

Август приходил в себя. Бездна потеряла над ним контроль, и он почти сразу забыл обо всём, что пережил за единственную секунду близкого знакомства с пропастью, словно что-то по велению воли заставило его вновь успокоиться. Прохожие зеваки, убедившись в том, что Августа вытащили, вернулись обратно к своим делам, словно ничего и не произошло.

– Я не помню как там оказался…

– Не помнишь?! Да я тебя несколько минут пыталась оттащить, болван!

– Я не знаю что на меня нашло. Не помню даже как это случилось.

Низкорослая смуглая девушка протянула Августу руку, чтобы тот встал. Кисть прямая как доска, а жесты ровные, резкие, безо всяких колебаний, несмотря на усталость. Она была словно заводная игрушка – такого склада людям легко давалось бы работать хирургом или муштровать солдат.

– И как зовут мою спасительницу?

– Камелия.

– Меня Август звать.

– Это всё, конечно, очень приятно, но может быть ты уже встанешь? Мы же не будем так весь день стоять. Я, в конце концов, на работу опаздываю из-за тебя.

Август подтянулся на руке и быстро встал на ноги, отряхнувшись от пыли. Камелия отдёрнула руки, словно прикоснулась к чему-то очень неприятному. И действительно: её ладони испачкались чем-то коричнево-красным, а выражение её лица при виде этого сменилось на тотальное недоумение.

– Да у тебя все руки в крови!

Август совершенно не чувствовал недомогания, но когда взглянул на свои руки, то увидел на всей площади ладоней крохотные порезы, из которых торчали блестящие на свету крошечные кусочки стекла.

– Даже не знаю откуда это взялось. Вот, смотри. – Август показал свои руки Камелии.

– Спрячь быстро! Это очень плохо.

– Но почему? Не я же тут стеклом разбрасываюсь.

– Заткнись сейчас же! – шикнула она – Ты правда не понимаешь что это?

– Это сте…

Камелия рассерженно ударила его кулаком по плечу – Август решил всё же выслушать что она скажет.

– Пойдём отсюда, по дороге поговорим. Вот, держи платок, перевяжи. – Камелия протянула свёрток грубой ткани.

Они быстрым шагом пошли дальше по мосту, а затем, когда добрались до Трифилии, спешно удалились в ближайший переулок. По всей видимости, Камелия не хотела лишних ушей для приватного разговора, а посему выбрала наиболее тихое место – двор-колодец, освещаемый керосиновыми лампами на подоконниках окон. По всему периметру домовой территории располагались клумбы, на которых росли причудливые оранжевые цветы – талант жителей подземного города позволил вырастить что-то поистине хрупкое и красивое наперекор природе. Камелия остановилась, взяв за руку Августа и развернув к себе лицом, а затем продолжила разговор в намного более серьёзном тоне.

– Итак, слушай меня сейчас внимательно: ты в своей жизни со стеклом уже сталкивался?

– Это какая-то шутка? Конечно же! – Август улыбался от несуразности услышанного чуть ли не во весь рот – Я из него всю жизнь пью, ради развлечения бью, а ночами смотрю через него на город.

– Что ты такое несёшь? Тебя бы Орден уже с потрохами съел за это. – Камелия перешла на шёпот.

Эйфория, пришедшая на смену адреналину, заставляла Августа забыть о всякой осторожности – тот не мог унять улыбки, пока его психика боролась со стрессом. Если бы он сейчас находился в своей квартире в Лионе, то наверняка без зазрений совести тотчас же открыл все бутылки, что остались в доме и предался спиртовым сновидениям: «Август Ревиаль – Смерть обманувший».

– Да что в стекле такого? Ты можешь объяснить что я делаю не так? – Август расслабленно снимал повязку с рук.

– Не знаю откуда оно у тебя, но Орден Горгоны даже за кусочек стекла тебя отправит под суд. Это очень опасно – в первую очередь, для тебя самого.

– А Орден имеет на это право?

– Ещё какое! Это же Орден, балда! Где б мы были без него?

– Стекло бы выплавляли наверное. – Август не унимал своего внутреннего шута.

– Да замолчи ты! – удар снова последовал в плечо – Не произноси это так громко. Орден долгие годы держит город в рабочем состоянии, так что они не позволят, чтобы что-то шло не по плану. Да, стекло они тщательно ищут и уничтожают в последнее время, и я без понятия как ты об этом не слышал. И много его у тебя дома?

Внезапная искра подозрения возникла в общении. Инстинкты лазутчика буквально кричали Августу, что перед ним стояла никакая не случайная прохожая: у неё была выдержка, собранность, чрезвычайная осведомлённость – бывалый партизан не мог пропустить такого провокационного вопроса.

– А с чего ты так интересуешься? Разве это не моё личное дело?

– За тебя же переживаю. Руки-то свои видел? Ведёшь себя так, будто реально не понимаешь о чём речь.

– Но я правда не понимаю, Камелия.

– Что-то мне не верится. И по радио, хочешь сказать, не слышал?

– Я радио не слушаю, на улицу не выхожу, с соседями не общаюсь.

– И чем же ты занимаешься тогда?

– Курю. Иногда играю в карты, но обычно просто лежу и курю. – нисколько не врал Август – Попробуй как-нибудь.

– Тьфу ты, да ни за что.

В отдалении послышался чей-то раскатистый смех, скорее походящий на гогот стаи гиен. Потолочные лампы почти не освещали пространство во дворе, а оттого любые источники звука казались немного более жутковатыми.

– Так что там со стеклом, Камелия? Не отвлекайся на звуки пожалуйста.

– Ох, хорошо… Я не знаю где ты был в последние месяцы, но мы тут вообще-то начали по всему городу находить стекло, и зачастую ничем хорошим это не заканчивалось. Иногда это просто стеклянные осколки, валяющиеся у кого-то во дворе, а иногда стекло находят прямо внутри бедолаг, которым особо не повезло. Кто-то говорит, что чувствовал желание спрыгнуть вниз, как и ты, а кто-то находит в этом особый смысл и поклоняется стеклу. Природу этих явлений никто, пожалуй, до конца не понимает, но Орден уже думает над решением.

– А Орден, я так понимаю, к тебе относится непосредственно, да?

– Что? С чего ты взял?

– Манера говорить. Уж очень ты лично воспринимаешь успехи Ордена, не так ли?

– Каждый в Арфоморе переживает за Орден Горгоны, знаешь ли.

Камелия подчёркнуто обиделась, но Августа это не заставило изменить своё мнение. Впрочем, на дальнейшие препирания не было времени – в переулке раздался задорный свист, каким обычно и подзывают в тёмных переулках. Несколько сомнительных фигур враскачку шли навстречу, отрезая выход со двора.

– Увасаемые гости, вы, касется, саблудились. – самый бойкий из них шепелявил и плевался – Мы тут подслусали вас разговор: так вы, окасывается, стёклыском балуетесь.

– Ага, забавляемся. Прямо сил уже не хватает от наслаждения.

– Август! – девушка дёргала его за рукав – Нам правда лучше уйти.

Шепелявый громко и омерзительно сплюнул на землю, а затем продолжил идти вперёд. Он произносил слова так медленно, словно ему было трудно говорить. Вполне вероятно, он хотел казаться угрожающим, но выходило нескладно.

– А мы тут не любим, стобы кто-то стёклыском без расресения Уэсли торговал.

– Уэсли нам сам разрешил. – Август бегло рассматривал двор в поисках пути отхода.

– Ну надо се, на Трисилию ступил, и срасу скаски сочиняесь? Уэсли ни с кем не обсается, особенно с такими как вы.

Фигуры стало видно чётче: их трое, все молодые, среднего роста, субтильные. Ещё с десяток шагов и столкновение с ними неминуемо. Август всюду искал взглядом обходной путь, но эта затея уже была обречена на провал.

– Это с какими людьми Уэсли дела не ведёт? – тянул время Август.

– У тебя откуда такой говор, пижон? – сказал другой хриплый голос, заметивший французский акцент.

– С Алье. Вы, наверное, не слышали про такое.

– Ну, то есть не местный ты, да?

– Не из вашего захудалого гадюшника, да.

Компания засмеялась, доставая из-за спины что-то продолговатое. В их смехе не было ничего задорного – лишь кипение крови перед тем как кинуться в бой. Август расстегнул пуговицы и, готовясь к схватке, боевито расправил плечи. В военные годы на дорогах у Шамбери он сталкивался с кое-чем похуже, чем трое мерзавцев – француз готовился учить манерам не на английском языке, а на языке боли.

– Я в последний раз спрасиваю: где стекло достали? – шепелявый голос звучал действительно угрожающе – А то вопрос вполне серьёсный, гости дорогие. Никак вы не науситесь…

– Хорошо, признаю – мы взяли стекло. Но ты точно хочешь знать откуда?

– Говори. Я слусаю.

– Это я у одной симпатичной женщины взял в благодарность за ночь любви.

– У какой?

– У мамы твоей.

Не теряя ни секунды, Август сделал выпад вперёд, стараясь попасть кулаком по лицу шепелявого, но, не рассчитав в темноте расстояния, пролетел мимо, за что тут же был наказан ударом по спине. Его ударили то ли палкой, то ли прутом, но боль была такой тупой и давящей, что напрочь выбила дыхание и свалила его с ног. Камелия тем временем стояла в полном оцепенении, стараясь максимально отстраниться от драки насколько это было возможно. Собравшись с силами, бывший партизан извернулся на земле, схватив нападавшего за ногу, и как следует ударил в пах. Второй бандит подбежал помочь, но Август уже смог вытянуть палку у скорчившегося шепелявого и тут же отбил удар.

Француз махал палкой перед собой так, словно отгонял от себя собак – его движения совсем не были похожи на фехтование, но Август чувствовал себя не меньшим, чем рыцарем. Тем не менее, третий нападающий схватил Камелию за волосы, повалил на землю и принялся бить наотмашь. Она закрывала лицо руками и не оказывала сопротивления – по всей видимости, догадки о её принадлежности к Ордену были надуманны. Август вынудил противника сделать очередной удар, мастерски увернулся и сбил с ног бандита. Лежачих, как правило, не бьют, но сегодня был особенный день, так что контрольный удар ботинком по голове не заставил себя долго ждать. Третий, прознав, что остался один сделал предупредительный жест, за которым последовал тихий щелчок, судя по всему, пистолета.

– Стой на месте, пижон, а то мозги с пола собирать будешь и обратно в дырку складывать.

Шепелявый уже начал оправляться – времени медлить не оставалось. Нужен расчёт: Август секунду назад стоял на том же месте, где сейчас стоял стрелок, и знал, что оттуда плохо видно всё, что в центре двора. Если щелчок был один, то это ещё не гарантировало, что оружие готово к выстрелу – это мог быть или предохранитель, или лязг магазина, или вовсе любой другой элемент механизма – оружие Арфомора могло отличаться от известных Августу моделей, так что ничего нельзя было исключать. Этот бандит явно не самый боевитый, ведь он напал не на него, а накинулся на девушку, причём не сразу – если смелости честно драться не хватило, то может и правда выстрелить по собственной дурости. В конце концов, в его голосе слышна усталая отдышка, так что вряд ли он мог сейчас ровно и крепко держать оружие, не говоря уж о меткой стрельбе, несмотря на браваду.

Счёт шёл на доли секунд – Август отклонился чуть влево и бросил палку на пол, чтобы затем сразу же нырнуть, пригнувшись, вправо. Выстрел – мимо: в темноте, не распознав движения, стрелок прицелился на звук и ошибся – как и планировалось. Бывший партизан схватился за кисть бандита, вывернул её, а другой рукой хлёстко ударил по лицу что было сил. Теперь он был под полным его контролем – Август ударил противника по колену и вывернул руку, присвоив оружие себе.

– Вставай и бегом на выход! – Август приказал Камелии.

Держась за затылок и пригнувшись, она перебежала в другой конец двора. Спусковой крючок на оружии ходил очень легко – Август нащупал на причудливом пистолете затвор и взвёл его в боевое положение опять, готовый к новым выстрелам.

– Ты сего творись?! – шепелявый беспомощно злился, всё ещё держась руками за самое ценное.

Раздался новый выстрел, и лежащий под Августом бандит теперь будет ходить с костылями до конца своих дней.

– Хватит! Перестань! Мы поняли, стекло васе! Васе!

Снова затвор, снова выстрел – шепелявый бандит присоединяется к клубу инвалидов, составляя компанию своему другу. Симфония криков замолкала. Времени на последнего бандита не было, так что Август бросил пистолет в цветочную клумбу, предварительно протерев его краем рубашки, и поспешил удалиться. Камелия вышла за ним следом.

– Ты в порядке? Покажи лицо.

– Всё нормально. – ответила она отвернувшись.

У Камелии на лице красовались лишь небольшие ссадины, которые сошли бы за пару дней, что изрядно облегчило душу Августу, чувствовавшего ответственность за то, что не успел ей вовремя помочь.

– Что ж, мы квиты. Я спасла тебя, а ты спас меня.

– Ты бы не пошла в этот переулок, если бы не я.

– Может и так, но я всё равно благодарна… и впечатлена. Где ты этому научился?

– Говорю же, курю и лежу целый день.

– А знаешь что, пойдём пообедаем? Я угощаю. Всё равно нам лучше уйти поскорее, пока Орден не прибыл.

– А как же твоя работа?

– Я всё равно уже опоздала, так что пойдём – я знаю хорошую столовую.

– Неожиданно как-то, но… ладно, давай.

Трифилия оказалась крайне приятным местом для прогулок, несмотря на скверное знакомство. Камелия провела Августа по знаменитым ёлочным аллеям, рассказывая бытовые заурядные истории, пока тот любовался изумительной арфоморской архитектурой. Если Керкира не могла ничем впечатлить привередливого француза, то культурный центр подземного города точно знал за что зацепиться в сердце: уютные фонтаны, компактные миниатюрные скверы с редкой зелёной травой, колоннады из гранита и мрамора обрамляющие галереи с высокими потолками. Впервые за всё время пребывания в Арфоморе Август перестал ощущать себя в огромной пещере. В конце концов, если не смотреть наверх, то можно совершенно забыть, что ты находишься на трёхсотметровой глубине, когда окружающий пейзаж столь впечатляюще красив.

Прогулка привела к небольшой столовой, в которой к вечеру практически не оставалось свободных мест. Камелия усадила Августа за стол, сделала заказ и вернулась с целым подносом еды. Усевшись напротив, она разложила тарелки каждому участнику трапезы и с ожиданием уставилась на гостя с поверхности.

– Что у нас на ужин? – потирал руки Август.

– А ты не хочешь сначала рассказать где ты научился так драться?

– О чём ты? Они же еле-еле шевелились.

– Их было трое, Август.

– Трое, четверо – какая разница? Главное во время драки головой думать. Об одном жалею – отдышка у меня стала старческая.

Август пододвинул к себе тарелку с белой кашей, но не мог осмелиться отведать новое блюдо – от тарелки исходил запах арбузной мякоти, что казалось по меньшей мере странным для подобного блюда.

– Почему не ешь?

– У меня кажется что-то с обонянием сталось. Я притронусь к еде чуть позже, пожалуй.

– Так откуда ты родом, Август? Ты, кажется, называл эту улицу, но я не расслышала.

– Знаешь, весь Арфомор мне как дом. – лавировал во вранье Август – Я пожил уже на всех островах, наверное.

– А сейчас куда направляешься?

– На Элеатиду. Мне там один магазинчик приглянулся, так что…

– Что ж, Август, тогда посоветую тебе держаться за кошелёк покрепче.

– Почему? Неужели карманники?

– Хуже – продавцы. В выходной день от посетителей нет отбоя.

Отважившись вкусить местные чудеса гастрономии, Август аккуратно подцепил ложкой край студенистой каши, положил её в рот и быстро проглотил.

– Бр-р. Кислая какая…

– Хорошо! Значит тебе много витаминов положили. Ты ешь-ешь, а то остынет.

Глава 4: До подземных переулков

1

Камелия проводила Августа до Цитринового проспекта – «большой жёлтой полосе Трифилии», как она выразилась. Оживлённая большая дорога с небольшой трамвайной линией посередине огибала половину острова, связывая между собой различные институты и техникумы, образовывая тем самым студенческий район. Архитекторы наверняка любили устраивать на этом месте соревнования в помпезности и оригинальности – тусклые живые деревья соседствовали с декоративными пышными композициями из цитринов, а каждое второе здание выглядело всё более и более причудливым в сравнении с предыдущим: здание-овал, здание в форме буквы, трамвайная остановка из гранитной мозаики.

Путь до моста на Элеатиду был впереди, однако проспект в срочном порядке был перекрыт прямо у Августа на глазах. Толпа людей окружила происходящее со всех сторон, целиком заслоняя собой дорогу. Француз аккуратно протиснулся вперёд, чтобы посмотреть на происходящее – в дело вмешался Орден Горгоны, удерживающий любопытную толпу подальше от центра событий.

– Дальше путь закрыт. Обходите или ждите, пока мы не закончим. – строго спокойным голосом приказывал человек в форме.

Его взгляд был уставшим, а ноги его еле держали, но даже в таком состоянии он казался очень внушительным и опасным, стоя навытяжку и преграждая толпе дорогу. Его чёрные высокие сапоги смотрелись очень старомодно в глазах француза, но среди обуви арфоморцев они выглядели по-особому представительно. Казалось, раньше такие ботфорты можно было увидеть разве что в музеях наполеоновских войн, но на страже правопорядка они всё равно смотрелись как новые. Объёмные чёрные штаны были заправлены в обувь и застёгнуты ремнём с серебряной бляхой. Руки его были худощавы, но ширина плеч компенсировала фигуру, создавая квадратный статный силуэт. Сомневаться не приходилось – перед любопытной толпой стоял настоящий представитель закона.

– А по какому поводу вы нас не пускаете? – поинтересовался кто-то в толпе.

– Орден проводит задержание опасного преступника, оставайтесь на своих местах и не мешайте нам работать.

– А что происходит? В чём он виноват?

Сотрудник Ордена высматривал в толпе того, кто задал вопрос. За его спиной носились из стороны в сторону, окружая небольшой домик, другие такие же солдаты, которых издалека можно было распознать по красным повязкам и песчаного цвета фуражкам. Одинаковые фигурки, все как один, слаженно проводили арест средь бела дня – сцена, отозвавшаяся в сердце Августа словно бы повторяла эпизоды его юности. Сотрудник Ордена раздражённо и устало вздохнул, но всё же собрался с силами и дал короткий ответ.

– Мы обнаружили оккультную активность. Пособники так называемой «Софии» вновь проповедуют свою ересь.

– Так это же Ульрих! Мы ж его знаем полжизни, куда ж вы его? – сказал кто-то из знакомых арестованного.

– Не всё вы, значит, знали. Вы жили рядом с софиистом, который отравлял вашу жизнь и распространял по городу стекло. В его доме была обнаружена незаконная молельня.

– И когда его отпустят? Разве он кому-то навредил?

– Вопросы здесь буду задавать я. Вы наблюдали аномальную активность в районе его жилища? Наблюдали ли стекло в окне? Слышали ли странную музыку? Настоятельно рекомендую не скрывать ничего от нас.

Член Ордена нарочито важно поправил длинную кобуру на своём поясе, демонстрируя силу, но люди в толпе лишь пожали плечами, переглядываясь друг с другом в тихом недоумении. Казалось, что окружающие безмолвно начали вспоминать все странности, которые происходили с обвиняемым, но ничего не решались сказать.

– Я вот не помню, чтобы он получал в цеху мелатонин. Говорил, что ему, мол, и так хорошо спится. – сказал низкорослый подросток в комбинезоне.

– Хорошо, мы учтём. Кто-нибудь может сказать что-нибудь действительно полезное?

Люди понемногу оживились, шёпот наполнил улицу и бывшие защитники шаг за шагом превращались в обвинителей. Август встретился взглядом с суровым представителем Ордена, но быстро отвернулся, чтобы не привлекать внимания – он молча наблюдал как Горгоны выламывают деревянные решётки на окнах и толпой заходят в здание, откуда через полминуты выволокли тело в зелёных лохмотьях.

– А я однажды ночью видел, как Ульрих разговаривает с ребятами Уэсли, с бандитами этими. Вот прямо здесь, на перекрёстке!

– А ещё он бельё своё сушит исключительно дома! Ни разу в прачечной его не видовал! Точно сам воду откуда-то таскает, зуб даю!

– А моему ребёнку на день рождения он подарил рисунок лошади! Это, наверное, какой-то тайный знак!

– Да у него точно стекло дома есть! Я сам видел как он его ел!

– А когда Основатель наш умер, он ведь и слезинки не проронил, скотина! Скинуть бы его в пропасть!

Народ всё причитал и причитал, но страж порядка держался неумолимо и равнодушно, словно понимал, что люди от испуга понапрасну оговаривают соседа. Не оценив сочинительства горожан, он попросил их остановиться. К этому времени обвиняемого Ульриха уже связали верёвкой и повели куда-то в сторону.

– Она всё видит! Каждого из вас! Знает про каждого! – глаголил безумец.

– Заткнись, проповедник! – молодая женщина из Ордена грозилась на арестованного длинным ржавым пистолетом.

– Мы живём на Её земле! Это не наша земля и город не наш! Мы должны уйти отсюда как можно скорее!

Толпа молча и испуганно смотрела как белобрысый мужчина истошно кричал, валяясь на тротуаре и отбиваясь ногами от членов Ордена. Он выглядел словно ребёнок, впавший в истерику, но при этом отчаянно пытался о чём-то предупредить окружающих – о воспалённых бреднях или о реальной опасности?

– Вы не знаете на что Она способна! Мы должны подчиниться воле Её, ибо мы все лишь игрушки для Неё. София! София! Её имя! Твоё имя! Услышь меня в час, когда…

Раздался пронзительный писк, и Ульриха ударили по голове таким же устройством, каким ударил Августа Шогголо. Стоило французу услышать этот звук снова, как его тут же бросило в дрожь. Сомневаться не приходилось – человек, укравший статуэтку, имеет доступ к инструментам Ордена Горгоны, а может и вовсе там состоит.

Разглядеть происходящее более подробно не удалось – на площадь с громким сигналом сирены подоспел автомобиль. Весма экстравагантный транспорт, походящий на ранние кареты скорой помощи, если бы их доработали на заводе Форда, колесил по каменистым улицам Арфомора, вызывая восторг у подглядывающих из окон детей своей свежей белой краской, яркими торчащими в стороны фарами, усиленным наружным каркасом на крыше. Машина развернулась и открыла широкую заднюю дверь, куда, словно мешок, закинули арестованного. Над местом водителя располагалась пара топливных баков, а множество антенн и плотных кабелей обвивали корпус по бокам – транспорт впечатлял своей изобретательностью и непрактичностью одновременно, но это было несомненным достижением промышленности подземного города, полностью отделённого от поверхности. Мотор взревел с новой силой, и машина уехала прочь – с Ульрихом было покончено.

– Инспектор! Инспектор, подождите! – женщина, расталкивая людей, бежала к члену Ордена.

– Я слушаю.

– Ульриха больше не вернут, не так ли? Софиисты ведь не возвращаются назад, я точно знаю.

– И не просите нас ни о чём. Дайте пройти.

– Подождите! Я… я же могу занять его дом, пока его нет?

– Обратитесь за этим вопросом в отдел домоуправства, я вам ничем не помогу.

– Но здесь же никто жить не собирается?

– Точно не собирается.

– Тогда можно я туда перееду? Нам с детьми тесно в нашей комнате.

– На здоровье. Но лучше предупредите Орден, чтобы за вами закрепили новый адрес.

Законы Арфомора сильно отличались от привычных Августу, но если раньше это только подогревало чувство авантюризма, то теперь начало настораживать, когда он увидел каким Орден может быть: защитником, блюстителем, обвинителем, но в первую очередь – владельцем. Жители поддерживали их, но гость с поверхности так и не мог понять – было ли это из страха или из уважения? Одно было ясно точно – лучше в немилость Ордену не попадать.

2

Бульвар Основателя встречал изукрашенной широкой стелой с надписью: «Элеатида – столица жизни». Среди оживлённой развязки дорог с огромным потоком горожан, праздно гуляющих в свои выходные, было тяжело не согласиться с этими словами. Мамочки в широких платьях водили детей в семейные кафе, сморённые работой батраки строем шли в питейные заведения, молодые студенческие пары в словесной перепалке голосовали за предпочтительный на этот вечер фильм в открытом кинотеатре. Мог ли Арфомор походить на Марсель, Лион или Париж – неясно, но Элеатида тщательно старалась быть несменяемым праздником для горожан под чутким взором коммерсантов.

– Господин, вы хотели бы портрет с собой? Я уже начала эскиз…

– Нет, спасибо.

– Мужчина, почему вы сегодня один? За десяток драхм мы подберём вам чудесную спутницу в театр или кино. Заходите в «Афродиту»!

– Нет уж, благодарю.

– Эй, блондин, хочешь фокус покажу? Две драхмы, и я погружу тебя в мир магии.

– Давай ты лучше сам себе наколдуешь денег, дружище.

Не то что бы Август не имел средств, но разве мог он свободно распоряжаться ими, если не заработал здесь ни гроша? К вечеру потолочные лампы угасали всё более явно, но яркие вечерние фонари улиц и пёстрость сияющих вывесок с лёгкостью компенсировали любой мрак. Глашатай в представительном полосатом костюме, вышедший на балкон стройной белой башни, объявил во всеуслышание: «Восемь часов вечера!», после чего народ с улыбкой тут же поспешил спрятаться в ближайших заведениях. На улице оставались лишь некоторые горожане, выглядящие наиболее состоятельно – те вели себя абсолютно спокойно и обыденно, словно для них эта новость ничего не означала.

Из-за поворота показалась телега, запряжённая двумя лакеями, доверху заполненная неизвестными изделиями с торчащей во все стороны проволокой. Подъезжая к каждому встреченному прохожему, лакей что-то радостно им продавал и поторапливался ехать к следующему клиенту.

– Складной зонтик не желаете, господин? Пять драхм. – лакей в голубой униформе спрашивал Августа.

– Зонт? Кому вообще здесь в здравом уме понадобится зонт?

– Восемь вечера, господин. Во-семь ве-че-ра. – повторил по слогам лакей.

– Не на-до мне тво-ей е-рун-ды. – ответил ему по слогам Август – Хватит с меня торгашей на сегодня.

– Ну и дурак.

Телега задорно уехала дальше к спокойствию Августа, однако вдогонку ей медленно приближался металлический шар с прикреплённым резервуаром, зависший высоко над крышами приземистых зданий. Из машины плотным потоком выпадала на тротуар вода, образовывая тем самым полноценный дождь. Заведения вокруг, доверху набитые людьми, уже закрывали свои двери, отрезая последний путь к отступлению для Августа – люди внутри с предвкушением и нескрываемым восторгом смотрели из окон вверх, ожидая увидеть на подземной улице настоящий дождь. Осознав свою скоропальную ошибку, француз стремглав побежал обратно в попытках нагнать коварного лакея, успешно продающего один зонт за другим.

– Стой! Стой! – Август нагнал телегу и достал из кармана мятую купюру с пятёркой на ней – Вот, пять драхм. Давай сюда свой зонт.

– Теперь десять драхм.

– Что? Ты обокрасть меня решил, подлец?

– Двенадцать драхм. Время идёт, господин. – лакей игриво улыбался, укрываясь под навесом своей телеги.

– Чтоб тебя… – Август достал из кармана все монеты, высчитал нужное количество и отдал лакею – Хорошо, вот. Давай сюда зонт.

– Всегда пожалуйста. Водичка сегодня особо холодная.

Август крутил проволочное устройство во все стороны, в отчаянных попытках понять принципы его работы: ни рычажков, ни кнопок, ни классических бегунков на зонте не было и в помине. Отодвинуть наконечники его спиц также не удавалось – Август неуклюже сломал свою первую покупку в подземном городе, отчего раскрыть остальные спицы стало вовсе невозможно.

Впрочем, разве есть тому какая-нибудь разница, когда ледяная вода внезапно обрушивается на голову, проникает под рубашку за спину, просачивается в тесные туфли? Француз, мокрый до нитки, бегал от одного фонарного столба к другому с неразложенным зонтом в руке, словно уличный кот нелепо подпрыгивая над лужицами на потеху спрятавшейся толпе. Наконец, истратив воду, машина улетела прочь, оставив бульвар после себя по-настоящему прохладным и мокрым. Вымокнув целиком, с предательским щелчком проволочный зонтик внезапно раскрылся во всю свою площадь, расцарапав Августу лицо стальными спицами.

– Я погляжу, смелость у вас вытесняет разум? – выходящие наружу горожане не скрывали иронии и насмешек по отношению к Августу.

– Очень смешно.

– Будет вам, господин. Зато посмотрите как вокруг стало свежо! Вы, часом, не устали от извечной пыли? Какое же всё-таки благо эти ваши «дожди». – мужчина в синем жилете мечтательно уставился на потолок с угасающими лампами.

– Орден расстарался?

– Куда уж им. Дожди по расписанию тут были бы раз в месяц, если бы не чёртов пройдоха Уэсли. Ох интриган…

– Да кто такой этот ваш Уэсли?

Собеседник аккуратно приобнял Августа и повёл его в сторону. Тем временем люди постепенно покидали заведения, продолжая свою прогулку выходного дня на свежем вымытом дождём бульваре.

– А я сразу заприметил, что вы не отсюда. – продолжил собеседник, поправляя фетровую шляпу – Вы центровой небось? Если вам кажется, что Орден тут всем заправляет, то советую нигде не сказать такую глупость, чтобы не опростоволоситься. Уэсли – вот с кем тут дружить надо.

– Что-то мне не особо хочется пока ни с кем дружить. Вы не могли бы убрать от меня свою руку? Холодновато как-то…

– Как скажете, господин, но уверяю вас: вы совершаете ошибку, игнорируя столь уважаемого предпринимателя. Работу, случаем, не ищете?

– Не ищу. Руки убрал.

– Да как скажешь. – злобно прошипел мужчина в шляпе.

– Где на Элеатиде заведение «Возмездие»?

– С чего это мне ещё и провожать тебя? Ты мою дружбу не принял, так что выкручивайся сам.

– Я могу заплатить. – угрюмо и злобно промолвил Август.

– Вот вам, центровым, ещё один урок – здесь не всё можно купить. А то привыкли, видишь ли, за покупками на Элеатиду ездить. Тут, между прочим, по-другому дела ведутся…

– Послушайте, а как вы бы себя чувствовали, если бы вас целую минуту поливали ледяной водой на забаву публике, а потом ещё кто-то пристал со своими непрошенными советами? Вы не могли бы мне просто помочь? Я потерялся.

– Характер у тебя прескверный, приятель… Ладно уж, – курносый любитель дождя поправил шляпу – пойдём. А чего это тебя потянуло в «Возмездие»?

– Дело есть. Там рядом какой-то магазин вещей собирателей, вот я и…

– Замолчи сейчас же. Не вслух об этом, но я тебя понял. Кто тебе рассказал про него?

– Разз, торговец с Керкиры.

– Он не торговец, а токарь – это во-первых. За это он заслужил взбучку – это во-вторых.

– Что-то не так?

– Ты, мягко говоря, из… сомнительных посетителей. Без обид. Тебя тут никто не знает, так что…

– А здесь вы не правы, месье. – сказал Август по привычке – Я вполне хорошо разбираюсь в таких вещах.

– Посмотрим… как вы там сказали?.. «Месье»?

– Да-а… – протянул Август, придумывая отговорку – Так в центре говорят.

3

Основатель, высеченный из гранитного камня, смотрел на улочки Элеатиды с покоем седого адмирала и гордостью любящего отца. Очередная статуя в центре острова изображала лысого мужчину, по всеобщему признанию который мог смело называться народным героем. Крепкой рукой он держался за пустую чашу весов, уравновешивая другую, на которой стояли миниатюрные люди, изображающие арфоморцев. Надпись на невысоком памятнике гласила:

«Справедливо судят только те, кто умеет создавать. Основатель заложил Элеатиду в 12 году после её отделения от Трифилии.»

Август пристально вгляделся в лицо Основателя – смелого и справедливого мужчины старой закалки, уверенно держащего маленьких человечков на весах – кто же он такой?

– Что, на усача всё никак не насмотришься? – сказал со снисходительной улыбкой попутчик Августа.

– Просто интересуюсь.

– Ты прям как моя собака – та такая же падкая на всякий мусор.

– У вас есть собака? – искренне удивился Август.

– Старая шавка. Купил её как-то из жалости к соседу, который всё никак не мог расплатиться с долгами.

– Знакомая история…

– Что, тоже с соседями беда?

– А где «Возмездие»? – ловко перевёл тему Август.

– Прямо за поворотом, но тебе-то магазин-музей нужен, не так ли? Он если что прямо по курсу. Во-о-он та жёлтая дверь.

– А меня впустят?

– Без приглашения нельзя, но я тебя проведу. Зря что ли шли через весь остров? Как звать-то тебя, центровой?

– Август.

– Что, не было фантазии у родителей? – со злобным сарказмом улыбнулся он – Меня Портной звать.

– Уж кто бы говорил про фантазию родителей.

– У меня такой роскоши не было. Имя улица дала.

– Печально слышать.

– Почему же? Меня сейчас всё более чем устраивает. Ну, потом ещё поговорим. Ты идёшь или как?

Знакомцы осторожно подошли к жёлтой эмалированной двери. Август оставался чуть позади, осторожно оборачиваясь за спину, в то время как Портной молча простукивал по двери секретный код. Ветер гулял по переулкам, разнося за собой бумагу и мусор после чьего-то банкета – проулок казался грязным и неуютным местом.

Двери открылись. Стоявший на входе сурового вида громила вопросительно кивнул Портному на незваного гостя, но тот достал из-за пазухи портсигар, поделился с охранником сигаретой и что-то шепнул ему на ухо, отчего тот, также молчаливо кивнув, пригласительно отошёл в сторону. Подпольное заведение приветствовало посетителей длинным спуском по металлическим ступеням вниз, в небольшой зал. Освещаемый тусклой красной лампочкой, крутой коридор сулил многими травмами, если кто-нибудь из гостей оступится на маленьких угловатых ступеньках.

Перед оказавшимся внизу Августом предстал настоящий миниатюрный музей: на деревянных витринах под крошечными лампами располагались самые разные предметы быта, знакомые человечеству в последние годы. Между рядами экспонатов с важным видом вышагивали пары в роскошных костюмах и седеющие обыватели в плохо сшитых фраках – музей позиционировал себя как элитарное закрытое заведение, но француз всё равно не мог сдержать улыбки от вида изумлённых супругов, разглядывающих простейшие дезодоранты.

– А сейчас, дамы и господа, мы начнём нашу экскурсию. – говорил местный гид, с важным видом держа в руках указку – Собирайтесь рядом, сейчас я подойду.

Портной одобрительно кивнул Августу и продолжил разглядывать экспонаты с нарочито увлечённым видом. Француз присоединился к небольшой группе людей, готовясь внимательно слушать версию Арфомора о лежащих на витринах предметах. В это же время гид, выказывая превосходство, прошёл мимо малочисленной публики, встал рядом с первой витриной, прочистил горло и принялся повествовать.

– Итак, каждый из вас наверняка слышал о собирателях, но кто может назвать точное количество их экспедиций?

– Сто.

– Сто пятнадцать?

– Сто шестнадцать. – пояснил гид, поправляя круглые очки – Орден Горгоны официально заявлял о ста шестнадцати экспедициях в этот опасный мир. Можем ли мы винить их в том, что они посылают туда бедняг с улицы? Что ж, не нам судить, но если бы не эти отважные путники-одиночки, то вряд ли мы бы смогли сейчас лицезреть примитивные, но очень впечатляющие изобретения с поверхности. Каждый собиратель привозит из чужого мира множество интересных записей, сведений, а иногда и небольших предметов. На этом, если позволите…

– Извините, – воспользовался возможностью Август – а почему на поверхность выходят так редко и только по одному?

– Вопрос детский и простой, но я благодарю вас за интерес к теме. Отвечаю: поверхность кишит различными чудовищами, а её условия далеки от нашей идеальной жизни. Тамошние люди… как бы так сказать… еле выживают в разорённом ими же мире. Арфомор – последний оплот человечества в достойном виде, но мы должны тщательно следить за их прогрессом, чтобы мочь чему-то учиться. Тамошние тяжёлые условия, чтобы вам было известно, способны очень хорошо стимулировать изобретательность.

– Почему бы тогда не вступить с ними в контакт? Пусть их учёные помогают нашим, торговлю наладим.

– Это исключено. Ядовитый мир полный инфекций – последнее место, откуда мы хотим привечать гостей. Более того, не захотят ли эти дикари попробовать отобрать силой или украсть наши богатства и изобретения? Боюсь, их изуродованный мир далёк от нашего, а им самим ещё предстоит долго учиться быть цивилизованными. Право слово, молодой человек, вы будто сами не понимаете о чём говорите. Я могу продолжить?

Гид взял в руки с витрины губную гармошку и подсветил её небольшим фонариком.

– Перед тем как начать, я должен вам напомнить, что каждый экспонат был привезён сюда на обозрение только благодаря стараниям господина Уэсли. Я настаиваю на том, чтобы присутствующие держали язык за зубами об этом месте, ибо все эти вещи должны были держаться в абсолютной секретности. Горгоны, знаете ли, любят совать нос куда не просят, так что будьте аккуратны.

– А можно потрогать экспонаты? – спросил бородатый мужчина в костюме-тройке.

– До покупки нельзя, но смотреть можно. Продолжим: перед вами классический пример недоразвитости конструкторской мысли от поверхностных умельцев. Устройство в моих руках призвано совершать те же функции, что и всем нам известный свисток, но на деле…

Гид набрал полные лёгкие воздуха и как следует выдохнул в губную гармошку – раздавшийся диссонанс совсем не походил ни на музыку, ни на звук свистка. Закончив секундное представление, он продолжил лекцию.

– Видите? Никуда не годится. – гид положил гармошку на место.

– А может ток через неё пропустить? Или магнетизм задействовать? – интересовалась женщина в лавандовом платье.

– Мы пытались, и Орден пытался, но всё тщетно. Занимательный факт – по неизвестным причинам в этом свистке есть множество отверстий, не отвечающих ни за что. Оценили «гений» поверхности?

– А если в них подуть?

– Звук просто изменит тон. За ненадобностью мы вообще заклеили их клеем, чтобы не мешало.

– Так вы же всё испортили. – не выдержал Август – Разве до вас не дошло, что из этого можно делать музыку?

– Вы о чём таком говорите?

– Дайте гармонь мне в руки. Я могу показать что с ней нужно делать.

– Ис-клю-че-но.

– Сколько она стоит?

– Сто пятьдесят драхм.

– Какая-то огромная сумма… – Август, захваченный азартом, проверил карманы и протянул вперёд все оставшиеся купюры – Вот вам пятнадцать – давайте я возьму её в руки и сразу же верну, идёт?

– Ненавижу смены в выходные… – прошипел гид – Берите. Но под моим присмотром.

Август взял в руки губную гармошку, простучал её и открепил ногтями кусочки сухого клея на выходных отверстиях инструмента. Люди, возмущённо удивившись, выстроились вокруг француза, готовящегося сыграть мелодию. Август не знал ни одной песни для губной гармошки, но, пародируя немецких солдат из своих воспоминаний, принялся повторять за ними движения в попытках сыграть хоть что-нибудь гармоничное. Игривые нотки глухо доносились из ржавой старой гармони, но были гораздо больше похожи на мелодию, чем услышанные ранее звуки. Обыватели смотрели на Августа оторопев, с неподдельным ужасом прижимаясь друг к другу.

– Вы чего это?.. – остановился Август.

– Как ты догадался, парень? – сказал бородач.

– Молодой человек, покиньте помещение. – с отвращением посмотрела на него девушка в платье.

– Стойте-стойте, – вмешался гид – никто никуда не уйдёт, особенно без подписания документов. А вы, мужчина, отдайте-ка нам свисток обратно. Не надо смущать людей.

– А что я такого сделал?

– Это просто варварство какое-то! – не унималась девушка – Как так можно… трогать эту… штуку!

– Вы не поняли как использовать губную гармошку, а я ещё и виноват?

– Август, можно тебя на пару слов? – прервал перепалку Портной, неожиданной возникший в толпе.

Август вышел из круга людей, грубо бросив музыкальный инструмент обратно на витрину. Взгляды посетителей всё также были прикованы к французу, несмотря на то, что гид продолжал вести свою лекцию, полную вымыслов. Поправив костюм и положив руку на плечо Августа, Портной отвёл смущающего толпу нарушителя покоя в сторону для беседы.

– Что это вообще сейчас было?

– Я воспользовался этим «свистком» правильным образом, а на меня смотрят так, будто я как минимум…

– Да наплевать мне на этот свисток, Август. Ты почему распугиваешь посетителей? Давай-ка веди себя нормально, а не то попру тебя на улицу. Ты всё понял?

– Да как скажешь.

Август горделиво развернулся и присоединился к группе слушателей обратно. Те, заприметив его среди друг друга, поспешили отойти на пару шагов, но всё равно остались слушать лекцию гида. Француз молча продолжал внимать вымысел, ничуть не скрывая своего презрения.

– Это перо грифона, которое он обронил прямо над входом. Размах его крыльев достигает двух метров и, по словам выживших собирателей, этот вид отличается особым хищничеством.

– Господин гид, а кто-то из собирателей когда-нибудь погибал от грифонов?

– Разумеется. Это та причина, по которой Орден выдаёт собирателям оружие перед выходом на поверхность.

На витрине тем временем лежало самое обыкновенное перо орла, гнездящегося на верхушках редких деревьев скалистых островов, охотящихся на мелкую живность, но никак не на собирателей.

– Этот экспонат ещё интереснее: чешуя мантикоры. – гид аккуратно взялся за предмет и посветил на него фонариком – Такой вот овал с причудливым орнаментом. Предположительно, одна из молодых особей сбросила чешуйку со своих лап в период спаривания.

– Как же её удалось достать, господин гид?

– Это был собиратель №6-27, отличавшийся особой храбростью. Говорят, он всё ещё жив и проводит свои дни в «Доме Собирателя».

На витрине лежала самая обыкновенная пластиковая блесна, имитировавшая чешую рыбы, совершенно не похожая на что-то животного происхождения.

– А это зарисовка от собирателя, который провёл на поверхности более десятка лет: костюм для лечения от болезней лёгких. Видите этот огромный шлем? Человека герметизируют в этом куске металла, а затем подают под давлением чистый кислород через этот длинный шнур.

– Как же он тогда ест?

– Мы предполагаем, что еду и воду подают из того же шнура, откуда и кислород, но мы не уверены.

– А Орден что говорит, господин гид?

– Горгоны не дают никаких комментариев.

На витрине красовался простейший рисунок старого водолазного костюма с громоздким шлемом. Схема, грубо набросанная в углу, рассказывала о том как внутрь баллона подаётся кислород.

– А этот порошок поверхностные химики используют для покраски ткани в коричневый цвет. Так называемое «фе арабика», которым надо посыпать ткань, а затем ждать, когда она окрасится – так гласит инструкция на обороте вот этой жестяной банки. Большинство надписей мы прочесть, как видите, не можем, так как это какой-то деградировавший язык другого, по всей видимости, племени.

– Это кофе. – Август, наконец, не выдержал бредней гида.

– Господин гид, он снова начинает! – завопила девушка.

– Выведете его отсюда!

– Да что он себе позволяет?!

– Стойте! Ну вот же, – Август бесцеремонно взял с витрины банку – на банке есть этикетка, где было написано «кофе арабика», но надпись стёрлась. В инструкции не тряпку вымачивают, а рисунок чайника истлел.

– Никаких сходств с кофе тут нет и быть не может!

– Конечно не может, идиоты! – Август принюхался к банке и с отвращением отдёрнул руку – Кофе отсырел, его же пить уже невозможно. Сколько лет этой находке? С Великой войны ещё небось?

– С великой чего?..

– Вы же столько вещей тут собрали, и до сих пор не слышали ничего про события наверху? Вы вообще представляете как далеки от реальности?

Август видел себя Прометеем подземного мира, несущим священные разрывающие оковы знания, но на деле же выглядел для безмолвной от замешательства толпы воспалённым безумцем, говорящем вразрез с действительностью.

– Я всё понял. – с абсолютно серьёзным видом сказал гид – Ты ведь собиратель, не так ли?

– Я… Нет, что вы… Я просто догадливый человек.

– Да что вы с ним церемонитесь? Никакой он не собиратель! – сказал бородач.

– Собиратель он или нет – экскурсию он испортил знатно. – возмущалась девушка – Выгоните кто-нибудь его уже наконец!

– Собиратель в моём музее… – восторженно лепетал гид.

– Урод! Я столько денег отдала, чтобы ты сейчас портил нам выходной своими выдумками! Да чтоб тебя грифоны сожрали!

Бранную перепалку снова прервал Портной, выстрелив из крошечного пистолета в потолок – из аккуратного отверстия тонкой струёй посыпался песок, породивший долгожданную тишину. Август безо всяких слов поспешил на выход, но того сдержал рукой охранник, спустившийся на звуки переполоха.

– Господа и дамы, я предлагаю вам бесплатно посетить наш музей на следующей неделе. – успокаивал толпу Портной – Пожалуйста, не обращайте внимания на этого дурака, которого мы сейчас выгоним. Приятного вам времяпрепровождения. И не забывайте: акционерное общество «Уэсли» всегда щедро одаривает тех, кто вкладывает свои средства правильным образом.

Довершив пламенную рекламную речь, Портной и охранник музея вытолкнули Августа по лестнице наверх, а затем задержали в переулке, крепко прижав француза к стене. Деваться было некуда – оба агрессора крепко держали его руки, сковывая любые движения.

– Я тебя предупреждал, Август!

– Этот гид нёс полную чушь!

– Да мне нет никакой разницы. Кто мне убытки покроет?

– Слушай, Портной, давай договоримся, а? Я отобью твои деньги с лихвой, если расскажу людям какая поверхность на самом деле. Послушай…

– Твои фантазии никому не нужны, понял меня? Перестань бредить, а не то…

– Драйка́на горгон, босс. – впервые заговорил охранник, обращаясь к Портному.

Эхо издалека доносило грохот колёс машины Ордена Горгоны, рассекающей в ночном патруле по Элеатиде. Быстро завернув на смежную улицу и остановившись у самого переулка, стражи правопорядка выглянули из окна своего транспорта и сурово уставились на всех троих. Портной и охранник показательно выпустили из захвата Августа, позволяя тому спокойным шагом выйти из переулка прочь, а сами приняли непринуждённый вид, словно «просто вышли подышать свежим арфоморским воздухом».

– Что, Портной, всё промышляешь?

– Нет, инспектор. – сказал Портной со злобным сарказмом.

– Старший инспектор Рори для тебя.

– Шёл бы ты отсюда, Рори, пока можешь…

– Мне напомнить кто тебе разрешение дал на этот подвальчик? Наглости вам не занимать, я погляжу. Никак вы, шваль, не переведётесь…

– Господин досточтимый старший инспектор Рори, не соизволите ли вы откланяться? Мне нужно серьёзно переговорить с уходящим прочь блондинчиком, пока эта рожа не исчезла из виду. Он должен покрыть мои убытки, которые напрямую скажутся и на вашем кошельке, не так ли?

– Никакой мокрухи, Портной, ясно тебе? Сегодня обойдёшься без своих сомнительных пристрастий – Айрин ночью будет здесь с проверкой, и мне не нужны проблемы из-за тебя. Ты же не хочешь ссориться со мной?

– Может заведёшь драйкану и свалишь отсюда наконец? Тошно видеть ваши горгонские рожи…

– Постой-ка. Что за должник у тебя?

– Он… А где он?

4

Свет потолочных ламп совсем угас, порождая в огромной пещере Арфомора ночь, если это явление можно назвать таковым. Фигуры высоких зданий вдали становились неразличимы, а не некогда просторных и светлых улицах становилось всё более пустынно: редкие прохожие спешили покинуть Элеатиду, чтобы оказаться у себя дома, в то время как местные жители уже давно готовились ко сну. Опустели и небольшие рабочие столовые, и кофейни, где в красивых чашках подавали отвар из кореньев под названием «коофе», и магазины роскошной мебели, украдкой продающие имущество умерших и арестованных.

Август бесцельно гулял по подземному городу, еле передвигаясь от усталости. Дорога вывела его на закруглённую набережную с высокими ограждениями, отделяющую сушу от бездонной пропасти между островами. В состоянии полной уязвимости, находясь в чужеродном его сознанию мире, француз будто снова примерял на себя реалии партизанских будней – лги всем, нигде не задерживайся, будь предельно осмотрителен. Впрочем, в отличии от европейских каштановых лесов, Августу на сей раз было негде залечь на ночлег, кроме как рядом с мусорными кучами в тупиках переулков.

– Уважаемый, чего блуждаем здесь без цели? – окликнул Августа сухощавый мужчина в изумительном жёлтом костюме, курящий на крыльце двухэтажного дома – Не хотите ли оценить коллекцию часов господина Рифта?

– Нет, спасибо, я вроде и по солнцу могу ориентироваться, что сейчас уже ночь.

– А вот я бы смог сказать вам который час. А вы?

– Если ты что-то пытаешься мне продать, то я сразу отказываюсь.

– Какая чушь! Не смешите меня, уважаемый. Узнавать время – абсолютно бесплатно, особенно когда есть такая прекрасная коллекция часов. Ну так что, идём?

«Жители Арфомора то ли сплошь и рядом мошенники, то ли безнадёжные идиоты.» – думал про себя Август. Впрочем, ему было совершенно некуда идти, а посему идея провести несколько часов за прослушиванием очередной «увлекательной лекции» казалась не такой уж и ужасной. В конце концов, Август сегодня особенно балует местных торговцев своим туризмом.

– Следуйте за мной. – сказал продавец, выкидывая сигарету на тротуар.

Август поднялся по ступеням крыльца к дому с огромной вывеской – мелкие жёлтые буквы, выведенные курсивом, составляли ужасно длинное нечитаемое название: «Не подержанные, но исключительно оригинальные инструменты для измерения продолжительности временны́х интервалов в определённых единицах от известного мастера своего дела господина Рифта, доживающего свой век благородно и честно». Крайне сомнительно, что кто-либо в этом городе хотя бы раз произносил это наименование полностью.

Внутреннее убранство магазина, на удивление, могло похвастаться обилием роскошной деревянной мебели, что, в свою очередь, наверняка могло означать достаток его владельца – перспективы добычи древесины в подземном городе крайне сомнительны. Камень, песчаник, пластик, металл – много материалов составляли дома, убранство, инфраструктуру Арфомора, но древесина встречалась здесь лишь изредка. За открытыми витринами были расставлены различного рода часы, каждые из которых без устали работали, удивляя любопытный глаз. Август, невежливо спрятав руки в карманы, с интересом разглядывал любопытную конструкцию: сеть трубок, клапанов, поворотных цилиндров и разноцветный поплавок в открытом резервуаре с водой. Француз отчаянно старался не уснуть на месте, наблюдая за томной работой маленьких шестерёнок и натянутых ниток.

– А, клепсидра заинтересовала? – сказал мужчина в костюме – Это всего лишь декоративный экспонат. Вас явно заинтересует что-то более… практичное.

– Чего?

– Ну же, уважаемый, это же клепсидра – наш знаменитый экземпляр чудо-часов. Во всём городе вы не сыщете такой красоты и мастерства в одном флаконе. Уровень воды во-о-от здесь показывает сколько времени сейчас за окном, а затем система сама перезапускается в полночь, когда уровень доходит во-о-от до этой отметки. – он показывал указкой на различные части часов – Кажется, скоро они как раз перезапустятся…

– Большие, однако. Сколько стоят эти водные часы?

– Ох, вам не стоит беспокоиться об этом, ведь мастер не продаёт их.

– Я думал это ваши работы. Вы не мастер Рифт?

– Хо, куда уж мне! Я всего лишь продаю работы великого и ужасного гения часов по фамилии Рифт, который благородно создаёт для нашего города самые лучшие измерители времени.

– И нанимает на работу людей с самым длинным языком… – тихо пробормотал Август.

– Что, простите?

– Красивая у него коллекция, говорю. Покажете мне что-нибудь ещё?

– Вот, прошу.

Продавец показывал Августу всё новые и новые вариации часов, на которые с каждым новым экспонатом становилось всё скучнее смотреть: песочные, механические, настенные, напольные, потолочные, ручные, карманные и даже наножные – видимо, чтобы идти в ногу со временем. То ли фантазия Рифта подходила к концу, то ли старческий маразм мастера давал о себе знать, однако все его творения выглядели безупречно. Несмотря на неистовую усталость, Август смиренно слушал лекцию продавца часов, проявляя настоящие чудеса вежливости.

– А вот и самое главное, что я могу вам сегодня предложить! – продавец внезапно обернулся назад и протянул вперёд бархатную коробочку – Откройте её, господин… как вас величать?

– Господин Ревиаль.

– Господин Ревиаль, откройте, пожалуйста, эту коробочку.

Август взял в руки подарок – бархат упаковки ощущался на коже особенно приятно, словно бы он держал в руках что-то поистине роскошное. Внутри лежали наручные часы с клёпаным кожаным ремешком и белым циферблатом. По понятным причинам, часы не были остеклены, но остальной их внешний вид смотрелся до изумления превосходно.

– Это вам, господин Ревиаль. Подарок от великодушного мастера Рифта. Вам очень идут. Такой красивой мужской руке нужны правильные аксессуары. Вам нравятся?

– Честно говоря, я не понимаю пока в чём подвох. За что вы мне их дарите?

– За то, что внимательно слушали мой рассказ, разумеется. Господин Рифт благодарит вас за проявленную учтивость, чуткость и любовь к прекрасному. То как вы долго и одухотворённо рассматривали эти шедевры… разве это не достойно небольшой награды?

Август в душе благодарил себя за свою сонливость, иначе тому непременно пришлось бы сбежать из магазина от скуки. Тем временем, рука понемногу привыкала к ношению часов.

– Спасибо, они смотрятся довольно… элегантно. Приятно, что вы так щедры.

– Но, – продавец поднял палец вверх в останавливающем жесте – вам придётся заполнить кое-какие бумаги. Чистая формальность, чтобы мы точно зафиксировали факт передачи подарка вам на руки.

– Видите ли, я спешу, так что…

– Я вас уверяю: это не займёт много времени. Одну минуту, пожалуйста. Пройдите за стойку.

Продавец достал три исписанные чернилами бумаги из большой зелёной папки и протянул их Августу – все они были украшены различными печатными узорами и выглядели очень солидно.

– Это всего лишь небольшие гарантии, господин Ревиаль. Вам нужно подписать каждый документ из трёх. Справедливо?

– Наверное… Я лучше всё равно прочитаю.

Перо уже стояло рядом, готовое к письму. К несчастью для сонного Августа, текст договора не только издевался над покупателем своим занудством, но и указывал на маниакальное влечение Рифта к самолюбованию.

«Я, нижеподписавшийся почитатель искусства мастера часовых механизмов и чудотворца точной механики измерения временных промежутков, подтверждаю, что имею непосредственное и всестороннее уважение к искусству создания часов, тем самым обязуюсь в установленный срок снова посетить музей с неподдельным восторгом и благоговением. В противном случае, я даю согласие компании «производственное объединение Полимер-Уэсли» на взыскание с меня денежной компенсации стоимостью 112% от стоимости подарочных часов, с последующим ежедневным увеличением штрафа на 10% за каждый день с нарушением.»

– Это сам Рифт писал или ты?

– Господин Рифт каждый договор прописывает самостоятельно.

– Так и знал, что это какая-то обманная схема…

– О чём вы говорите? Господин Рифт потребовал с вас всего лишь проявить к нему уважение за достойный подарок и прийти в магазин снова.

– Ага, и угрожает бандитами.

– Мастер Рифт должен страховать свои активы, неужели это несправедливо? Вы можете просто не нарушать договор, и всё будет в порядке. Часы уже ваши, плюс скидка в 2% на первую покупку и гарантия обслуживания.

– А как Горгоны смотрят на ваши связи с бандитами Уэсли?

– Всё абсолютно честно и справедливо. Никаких преступлений не совершается, если всё было по договору.

– Как удобно. А что имеется в виду под словами «установленный срок»? Я не вижу числа.

– Простите, вы, безусловно, правы. Я должен был вас предупредить, что установленный срок составляет сто тысяч секунд. И ни секундой больше.

– А можно как-то попроще? Я, в конце концов, не часовой мастер. И перестань уже говорить так рекламно.

– Выйдет чуть больше суток, господин.

Просто посетить магазин второй раз – это неслыханно маленькая цена за такие чудесные часы. Август уже начал привыкать к ним: к их размеренному мелодичному тиканью, строгости изящного дизайна, приятному утяжелению руки. Покупатель оставил подпись на французском языке и перешёл к следующей бумаге на радость продавцу.

«Я даю своё согласие и честное слово на то, что не сниму прекраснейших подарочных часов ни при каких обстоятельствах. Буду хранить их и ухаживать за ними как за собственными руками. Если же я окажусь подлецом и предам заключённый договор, то мастер великого искусства создания измерителей времени Салазар Рифт имеет право принудить меня к компенсации и наделить полномочиями «аграрный кооператив Уэсли» к применению ко мне насильственных мер взыскания.»

– Ерунда какая-то. Мне что, никогда теперь не снимать их?

– Это продлится всего лишь чуть больше заявленного срока в один месяц, господин. Плюс скидка в два процента, не забывайте!

Августу действительно нравились часы – француз уже давно мечтал взять себе красивый аксессуар, пока донашивал свои старые вещи. Дорогие часы прекрасно смотрятся на уверенных в себе мужчинах, а если для их приобретения нужно всего лишь их не снимать некоторое время, то это цена, которую он легко мог себе позволить. Договор подписан, но ставки ощутимо возросли – уже вторая компания под управлением Уэсли вмешивается в злосчастные договоры.

– Мда-а… Что ж, зато бесплатно. Посмотрим дальше…

Я даю обещание великодушному и справедливому мастеру Рифту, что не опозорю его дело и не посмею очернить его доброе имя. Тем самым, я обязуюсь привести в этот храм часового искусства по данному адресу более десяти человек, которые ещё не покупали его часов и склонить их к новым приобретениям на сумму выше стоимости подаренного мне экземпляра в 2,84 раза. В противном случае, я признаю себя гнусным жуликом и наделяю мастера Рифта правом увеличить установленный срок договора в сотню раз, а общественный фонд «Уэсли и его дети» правами на мою свободу передвижения. В случае, если штраф превысит 160% от стоимости часов, я наделяю профсоюз «трудящиеся Уэсли» правом принуждения меня к добыче в угольной шахте «Уголок» на острове Керкира сорока восьми норм в пользу мастера Рифта.

Август еле дочитал сонными глазами сей ад бюрократии и дешёвых рыночных трюков. Впрочем, обмен часов на годы рабства был преподнесён действительно оригинально. В голове Августа данный урок был усвоен окончательно – всё, что связано с именем Уэсли, автоматически превращается в преступную схему с плохим исходом для её жертв. Тотчас он перечеркнул весь текст жирным следом чернил и отодвинул от себя бумаги. Часы уже не казались ему стоящими таких рисков, а улыбка с лица продавца бесследно исчезла.

– Это уже слишком. Я не буду этого подписывать.

– Господин Ревиаль, ну разве же вам не нравятся эти часы? Вы легко справитесь с условиями договора, уверяю вас.

– Забирай их обратно, мне такое удовольствие не нужно. – Август снял часы и небрежным жестом положил на стол.

– Вы уже подписали предыдущие две страницы, так что не смейте так обращаться с шедевром!

– Или ты заставишь меня выслушивать твою лекцию опять, чтобы я умер со скуки?

– Хам! Это неуважение к мастеру Рифту, и вы прекрасно знаете что за этим последует! Вы сами подписали это!

– Вот эти бумажки, да? – Август молниеносным жестом вытянул подписанные бумаги из рук продавца и смял их в руках.

– Как вы это… Да я вас… Да я сейчас вам… – продавец опешил оттого как его легко провели.

– И что ты мне сделаешь? Не будет никакого договора.

Август отходил спиной к выходу, растягивая улыбку от уха до уха. Его внутренний хулиган, который толкает мужчин в возрасте на ребячество, буквально ликовал в этот момент.

– Уэсли про всё узнает. – глаза продавца сияли обидой.

– И про что же? Что я заходил в магазин и не взял часов?

– Я найду что сказать про тебя, мошенник. Тогда-то ты пожалеешь, что не подписал договор.

– Это если у тебя смелости хватит. Что-то я сомневаюсь, что этому вашему Уэсли есть дело до мелких сошек вроде тебя.

– Он всегда защищает свой бизнес! Отдай бумаги по-хорошему, пожалуйста.

– Или тебе достанется от него за то, что не уследил за бумагами. – Август демонстративно развернул свёрток и свернул опять – Ничего я тебе не должен, козёл.

– Просто уйди отсюда наконец.

Француз не стал продолжать издевательства и молча ушёл, оставив продавца в приступе самобичевания за собственную нерасторопность. Тем временем на улице стало ещё темнее – не было не только солнца с потолка, но и уличные фонари освещали город вполсилы. Сон одолевал разум, умоляя Августа как можно скорее найти место для ночлега.

Август выбросил испорченные бумаги в широкую трубу, которая втягивала в себя воздух с улицы, смеясь про себя о глупости, которую чуть не совершил. Через несколько поворотов он оказался в небольшом тупиковом закутке, примыкавшему к невысокому дому – там же он нашёл разбросанную кучу старого тряпья и соорудил из них подобие матраса. Так гость с поверхности и уснул на помойке подземного города…

…не зная, что за ним уже несколько часов пристально наблюдали издалека.

Глава 5: Алло?

1

В бездонной пропасти, что чернее самой тёмной тьмы, обитало нечто, до чего всеми силами хотелось дотянуться: титанически могучее, ужасающе великое, волнующее тёплое мягкое живое сердце. Оно извивалось змеёй, прокапывало острыми лапами рыхлый грунт и устремлялось на пластичных крыльях вдаль – в глубины темноты, в которой нельзя ни сгинуть, ни раствориться, ибо в ней было больше жизни, чем где-либо.

Август…

Имя. Одно лишь имя звучало из множества уст.

2

Внезапно проснувшись, Август испуганно подскочил со своего импровизированного матраса – он не помнил что ему снилось, но отчего-то испытывал неподдельный ужас. С тупой давящей болью он разогнул свою спину, затёкшую ото сна на жёстких грязных тряпках, и глупо уставился вдаль. Свет огромных квадратных ламп с потолка и стен Арфомора расползался по поверхности, подсвечивая клубы пыли, витавшие в воздухе. Город просыпался и готовился встречать новый день своей подземной жизни. Его жители никогда не видели рассветного зарева настоящего солнца, но что для человека значит рассвет, если никогда не видишь горизонта?

– Значит, Арфомор не был сном… – спросонья отметил для себя реальность Август.

Француз проверил свои карманы и обнаружил в них очевидное отсутствие сигарет – до чего же некстати для такого постоянного курильщика. У гостя с поверхности не было ни плана, ни перспектив, ни спасения – лифт не работал, статуэтка похищена, а голодный желудок даёт о себе знать наименее приятным образом. Привычная жизнь мусора на обочине резко разонравилась Августу – не такой второй шанс в своей жизни он хотел, оттого и тяжесть его неподъёмных грехов перед своей надломленной судьбой давила ещё сильнее.

Нужен расчёт: Никто не знает о присутствии незваного гостя. Орден вряд ли был бы хорошим союзником, ведь Шогголо – похититель статуэтки, напавший вчера – наверняка состоит в нём: татуировка и оружие говорят сами за себя. Беспомощность и стыд за собственную безответственность толкают найти статуэтку во что бы то ни стало, но из зацепок был разве что тот факт, что Шогголо однозначно действовал тайно, ибо даже горгоны верят в здешние выдумки и не осмеливаются выйти наружу. За похищением явно стоял не Орден – слишком точная и грубая работа для них, но тогда кто?

– Господин, – осторожно сказала пожилая женщина из окна над ним – вы уже проснулись? Выглядите вы нездорово…

– Д-да… – смущённо ответил он – Вы не подумайте, я не бездомный, я просто…

– Всё в порядке, не оправдывайтесь. Вы уж извините, что беспокою вас, но к вам во сне подходил инспектор – просил передать, чтобы вы позвонили ему по номеру на стене.

– Это он точно мне передал? Вы ничего не путаете?

– Я пока ещё не выжила из ума, знаете ли. Подходил утром, оставил номер и настойчиво попросил, чтобы вы позвонили ему именно по этим цифрам.

– А где я могу достать телефон?

– У нас таких нет. Спросите за углом у прохожих дорогу до таксофона.

– Спасибо, наверное…

Женщина отошла от окна, захлопнув за собой створки. Август тем временем решил поскорее убраться подальше от своего ночного лежбища в поисках ближайшего таксофона. Надпись чёрной краской на песчаниковой стене осталась в гордом одиночестве: «Проснёшься – позвони в Орден: 9-2-8-1».

3

– Извините, – Август окликнул человека в тёмном свитере, возившегося с торчащими в разные стороны старыми трубами – где я могу найти здесь таксофон? Я, кажется, заблудился.

Ремонтник показал Августу разводным ключом в сторону нелепо огромной будки, лишь немного напоминавшей привычный поверхностный таксофон. Рабочий был настолько увлечён своей работой, что не стал разговаривать с Августом, небрежно махнув в нужную ему сторону.

– Это точно таксофон? Телефон такой, да? Я что-то не вижу там никакой трубки…

Ответа не последовало.

– Вы не подскажете как им пользоваться? Я таких ни разу не видел.

Ответа не было и на этот раз.

– А вы не могли бы мне одолжить пару драхм? Или там можно не оплачивать? У вас бесплатная связь или нет?

Собеседник выдал сложную эмоциональную тираду, в которой подробно высказал всё, что думает о назойливости проходимца, но, разумеется, не произнёс ни слова из этого монолога вслух.

– Извините, что побеспокоил. – сказал Август – Всего доброго.

– Да на здоровье.

Август подошёл к таксофону, всё ещё испытывая сомнения в правильности своих действий. На удивление, вместо привычного циферблата на панели располагался лишь короткий список некоторых служб, до которых можно было дозвониться нажатием одной кнопки и громоздкое устройство, обвитое проводами, которое, по всей видимости, обеспечивало связь. О приватности разговора можно было и не мечтать, так как никакой трубки не было и в помине. Впрочем, Август уже начал привыкать к тому, что здешние технологии либо значительно более продвинутые, либо до смешного примитивны в сравнении с поверхностными. Над металлической панелью висел небольшой плакат, изображающий мужскую фигуру в фуражке, нависающим над наблюдателем и предупреждающего: «Увидели стекло – позвоните Садовнику.»

Список кнопок экстренных служб шёл по вертикали вниз: Орден Горгоны, Отдел документовоссоздания, Отдел механикодинамики, Отдел поиска, Отдел коммунальных коммуникаций, Садовник. Гостю с поверхности было совершенно не ясно кому может срочно понадобиться садовник, но по каким-то причинам для него всё же сделали отдельную кнопку и подписали с большой буквы.

Звонить или не звонить? Не подчиниться властям в такой опасной обстановке сулило большими неприятностями, но может ещё не поздно «просто забыть» и уйти восвояси? Август, набравшись смелости, нажал на «Орден Горгоны» – кнопка с хрустом отщелкнулась обратно и белый свет миниатюрного прожектора над головой ударил в лицо.

– Алло?

– У вас несколько секунд: говорите. – раздалось по ту сторону.

Хоть Август никогда и не славился трусостью, но в этот миг ему стало не по себе: а не слишком ли много подозрительных вещей он сделал за вчерашний день? Голос ни в чём его не винил, но отчего-то хотелось бросить шпионские игры и тут же сдаться горгонам на любых условиях, лишь бы его хоть когда-нибудь могли отпустить домой, в Лион.

– Девять, два, восемь, один.

– Что? Не понял вас.

– Мне нужно связаться с кем-то. Сказали, чтобы я связался по этим цифрам.

– Я вас понял. Назовите номер сотрудника ещё раз.

– Девять, два, восемь, один.

– Ожидайте. – равнодушный голос закончил диалог, и лампа тотчас погасла.

Август облокотился боком на стенку будки и принялся рассматривать соседний остров, вид на который очень удачно открывался с того места где он стоял. Прямоугольные здания высотой в пять-шесть этажей стояли почти вплотную друг к другу, создавая вид типовой однородной застройки. Кто бы ни возводил этот город – он знал как строить много и надёжно даже в условиях такой ограниченности ресурсов. Народ Арфомора не просто ютился, а полноценно жил, пускай и при своих понятиях богатства и бедности.

В конце широкой закруглённой улицы виднелось с десяток детей, одетых в одинаковые рубашки песочного цвета. Они напевали вслух нечто неразборчивое и маршировали на месте. По всей видимости, юные школьники собирались на занятия – по крайней мере, Август предполагал именно это. К его любопытству, в Арфоморе было достаточно много детей для такого замкнутого места – то и дело на глаза во время прогулки попадались юные почтальоны, наивные студенты, подрастающие подмастерья в открытых цехах. Дети вовсю были увлечены работой и совсем не выглядели несчастными, словно никакого солнца и неба им никогда и не будет нужно. И сколько же поколений прожили свои жизни в Арфоморе?

Пространные размышления были прерваны внезапным хлопком по плечу. Август медленно обернулся и увидел высокого человека в строгом чёрном кителе и красной орденской повязкой. Вопросительно подняв бровь, незнакомец скривил по-настоящему пугающую полуулыбку, совершенно не улыбаясь глазами. От него пахло больницей: то ли просроченными лекарствами, то ли дешёвым этиловым спиртом. Однако ничего не могло быть хуже близости, с которой он стоял – Август не мог сделать ни шагу из злополучной будки.

– Хорошо выспался?

Холодный пот пробежал по спине, когда его вкрадчивый голос зазвучал вслух. Незнакомец был пугающе неприметным на лицо: с самым заурядным носом, в меру широкой челюстью и чуть добрым взглядом – слишком обыкновенный, словно бы искусственный, инспектор заставлял съёжиться даже бывалого партизана своей внезапностью и жутковатой искоркой в спокойных глазах. То ощущение внутреннего давления, которое он заставлял испытать при столь близком знакомстве забыть было невозможно. Августа не покидала мысль, что он смотрел в лицо чему-то опасному – это чувство высвободилось откуда-то изнутри, как животный механизм страха перед чем-то неизвестным и угрожающим – древние люди прозвали это спасающее жизни явление интуицией.

– Долго молчать собираешься? – кивнул на Августа незнакомец.

– А в чём, собственно, дело? Кто вы? Зачем просили позвонить?

– Расслабься. – незнакомец протянул руку, сняв длинную кожаную перчатку – Керрó, старший инспектор Ордена Горгоны.

– Август. Ревиаль. Ошиваюсь тут.

Они пожали друг другу руки – хватка инспектора оказалась крепкой до боли в пальцах. Керро звучал намного приветливее других работников Ордена, хоть и продолжал создавать ощущение, что он здесь паук, а Август – попавшая в сети муха. Наконец, инспектор сделал шаг назад и жестом указал в сторону набережной, приглашая, по всей видимости, к прогулке. В этот миг магия первого впечатления понемногу улетучилась, позволяя Августу вновь чувствовать себя уверенно.

– Будешь? – Керро вытащил красивую ровную сигарету из кармана кителя – Бери, мне не жалко.

– Не откажусь. Эта выглядит явно лучше, чем то, что курит механик за углом. Уж лучше дымом от костра дышать, чем теми самокрутками.

Керро неискренне рассмеялся, хоть и действительно оценил шутку. По крайней мере, в отличии от остальных встреченных горгон, он не старался казаться суровым и неотвратимым лицом закона.

– Тебе повезло, что ты встретился именно со мной, а не с моими коллегами по смене.

– А что с ними не так?

– Скорее со мной что-то не так. Я устал сегодня, а когда я устаю, то не держу язык за зубами. – Керро достал следующую сигарету и зажал её в зубах – Скучно мне вторые сутки на смене в одиночку, понимаешь? Нашёл тебя на помойке, написал номерок, встретил. Прямо свидание какое-то, не находишь?

– Мне не очень хочется об этом думать.

– Так отчего ты на улице спишь, Август? Неужто дома постель не мила?

Керро дьявольски улыбнулся от уха до уха, словно заранее знал любой ответ Августа. Под ярким светом ещё не выключенных ночных фонарей были заметны его синяки под глазами и отрешённый взгляд в посаженых глазницах – инспектор действительно давно не спал.

– Ну-с, – чиркая зажигалкой произнёс инспектор – как оно там, на поверхности?

– С какой стати вы…

– Давай уже на «ты», Август. Мне поступил вызов из конторки в паре улиц отсюда, что ты у нас, оказывается, собиратель. Одного не пойму – отчего же ты не доложил о себе?

– Стоп-стоп, это какая-то ошибка, я…

– Болтал во сне на французском. Можешь не оправдываться.

– Ты говоришь по-французски?

– Ни слова не понимаю, но отличить язык смогу. Тебе лучше об этом молчать при других горгонах, усёк? – угроза Керро выглядела очень серьёзной.

– Мне казалось, что горгоны не зовут себя так.

– Нам между собой можно. Тебе, кстати, нет. Но мы отошли от темы, не так ли? Как там наверху дела? Расскажи-ка что-нибудь интересное.

– Хорошо… – Август собирался с мыслями, чтобы составить убедительную легенду – Знаешь, мне особо нечего сказать: грифоны вьют гнёзда, мантикоры снуют туда-сюда, люди болеют смертельными вирусами. Ничего хорошего.

– Я вроде только что сказал, что узнаю французский язык, а ты решаешь скормить мне эту чушь про крылатых чудовищ? Давай-ка что-нибудь посерьёзнее, Август. Как, например, всё разрешилось с Суэцким кризисом? Не схлестнулись ли в войне Москва с Вашингтоном?

Август не смог ничего ответить. До этого он слышал о поверхности лишь мифы про мантикор, грифонов и прочую ересь, но сейчас ему чётко и ясно дали понять, что в Арфоморе всё-таки есть люди, которые в курсе о том как на самом деле устроен мир. Врать Керро оказалось непосильной задачей – всё в его словах было превосходным, точным, опережающим на десяток шагов вперёд.

– Удивлён вопросом? Говорю же, ты сорвал джекпот, что именно я вышел на тебя, а не кто-то другой. В противном случае, многие загадки так и остались бы неразгаданными, а моё повышение откладывалось бы ещё на пару лет…

– Я всё не понимаю к чему ты клонишь…

– Видишь ли, пару лет назад к нам в Арфомор проник иноземец – шпион, который каким-то образом смог воспользоваться лифтом. Масштабы поисков тогда трудно было переоценить: весь город перевернули, но негодяя так и не нашли. Что до меня – я единственный, кто со временем остался расследовать это дело.

– И ты думаешь, что…

– Я не думаю, Авугст – я знаю, что это ты.

Керро встал на месте и задумчиво вгляделся на виды города. Выкинув предыдущую сигарету, он достал новую, зажал её между зубов и продолжал беседу, размахивая зажигалкой.

– Ты собираешься меня арестовать за это? – Август на удивление спокойно отреагировал на заявление Керро – А где доказательства моей вины?

– Доказывать – работа Айрин. Моя работа – оказываться в нужное время и в нужном месте. Кто по-твоему надоумил Разза упомянуть за деньги нелегальный магазин вещей с поверхности? Как иначе могло выйти так, что никто из горгон не прибежал на выстрелы из подворотни, если бы я их не остановил? Кто ещё мог вызвать патрульных, если не молчаливый посетитель музея? Я всего лишь проверял кто ты такой, Август, и не ошибся.

– Так ты… Ты следил за мной всё это время?

– Ага. Это было несложно, учитывая твою любовь к тому, чтобы ввязываться в неприятности. Мне нужно было понаблюдать за тобой, составить полный портрет того, кто проник в наш город.

– И почему ты мне так спокойно об этом рассказываешь?

Керро филигранно вынул из нагрудного кармана небольшую пустую ампулу с кнопкой. С непринуждённой улыбкой он подбросил её в воздух, и миниатюрная ёмкость упала в глубины пропасти. Август недоумённо и встревоженно осмотрел свои ладони и обнаружил небольшую красную точку между пальцев от вхождения иглы.

– Никогда не жми руку инспекторам. Хоть тебе это и не пригодится, но всё равно запомни на всякий случай.

– Что ты сделал?..

– Отравил. Антидот тебе дадут в Немезиде – это наш штаб на центральном острове. Так я точно буду уверен в том, что ты не потеряешься по дороге, потому что, чесслово, возиться с тобой мне совсем не охота.

– Ты же из ума выжил! Что я тебе сделал?!

– Угомонись, Август. Ты далеко не первый, кто через это проходит. Не было ещё ни одного случая, когда человек не оправлялся после антидота, так что расслабься – нервы только ускорят твой обмен веществ.

– Я тебя сейчас убить готов…

– Ну попробуй. Кто тебе тогда антидот даст? Хватит чудить, француз, давай лучше спокойно поговорим. В твоём случае это… необходимость. – Керро вновь кровожадно улыбнулся.

Чувство тошноты и головокружения нахлынуло на Августа сшибающей с ног волной – тот намертво вцепился в перила набережной, боясь упасть в обморок. Керро одной рукой схватился за рубашку Августа и подтянул вверх, помогая ему сохранять равновесие, но тот лишь вяло ударил инспектора по руке – в глазах француза Орден окончательно потерял всякое доверие.

– Не драматизируй – яд ведь ещё даже не действует. Спокойно доедем до Немезиды, и там уже выясним твою вину или невиновность. Ты лучше расскажи мне вот что: как ты тут оказался?

– Ничего я говорить не собираюсь.

– Брось, Август. Если кто-то тебе и сможет помочь на допросе, так это я. Ты в праве относиться к отравлению как хочешь, но вот только подумай хорошенько – разве я везу тебя сейчас связанного и избитого на драйкане? Мы с тобой спокойно беседуем, курим, обсуждаем дела, уважительно делимся своими мыслями. – Керро не снимал с лица оскала хищного варана – У меня другой подход к работе, Август. Я обещаю, что с тобой всё будет в порядке, если ты будешь сотрудничать.

Керро выпрямился и поправил начищенную фуражку, приглашая жестом к дальнейшей прогулке. В это же время Август, осознавая безвыходность своего положения, смиренно и без сопротивления продолжил идти вслед за инспектором.

– Керро, пойми меня правильно: я ведь ничего плохого не совершал.

– Я знаю. Ты просто гулял по безлюдному греческому острову и совершенно случайно прошёл в замаскированный разлом в скале, невзначай запустил лифт и мимоходом решил прогуляться по неизвестному ранее городу. Ничего не пропустил?

– Всё совсем не так. Я преследовал человека, который украл у меня кое-что.

– И что же?

– Статуэтку. Серебряный лев с крыльями.

– Собиратели не воруют статуэтки. Как правило, они внедряются на различные фабрики, исследовательские лаборатории, инфраструктурные объекты – там они умудряются украсть какие-нибудь чертежи и спокойно возвращаются обратно. Собиратель не запрограммирован на воровство твоих идиотских побрякушек.

– В этом и дело: у меня украл вещь не собиратель.

– Не может такого быть. Никто в городе – даже член Ордена – не может запустить лифт и выйти из Арфомора. Подъёмник работает только на спуск для собирателей и запускается наверх только со стола Айрин, главы Ордена.

– Но это абсолютная правда, Керро. Человек, укравший мою статуэтку, представился как Шогголо. На руке у него была татуировка горгоны, и…

– У нас нет татуировок. Такими вещами только уголовники балуются.

– Значит он не состоит в Ордене, но ведь он точно был отсюда! Это он меня привёз сюда и…

– Факт остаётся фактом, Август. – Керро снова перебил собеседника – Ты не собиратель, но проник в город. Твоё наказание уже неизбежно, так что в твоих силах сейчас рассказать мне правду поубедительнее твоей истории со статуэткой.

Август разыграл пару против каре – что бы ни говорил гость из поверхности, Керро легко обходил его слова оправдания и склонял чашу весов правосудия в свою сторону.

– Мне тебе нечего сказать, Керро. – Август выпрямился во весь рост – Я действительно прибыл с поверхности, но никому не желал и не делал зла. Если секретность так важна для вашего города, то я без всяких проблем готов сохранить информацию о нём в тайне.

– Вот и славно, Август. Я рад, что мы нашли взаимопонимание. Ты же сможешь повторить всё это перед Айрин?

Керро протянул руку вперёд, не снимая перчатки, но Август не стал её пожимать, вместо этого одобрительно кивнув головой. Оба они направились по дороге дальше, практически не разговаривая друг с другом по пути: Керро – от усталости, Август – от бессилия перед рухнувшими на него обстоятельствами. Город продолжал дышать печными трубами и впечатлять своим поэтичным характером: за углом горгоны тушили пожар в ресторане при помощи погодных машин, позади зажиточная мадам бранила рабочего за неровную черепицу её крыши, вдалеке детвора переворачивала грузовую вагонетку с углём забавы ради – будний день в Арфоморе обещал быть таким же насыщенным как и всегда.

– Погоди-ка, – Август всё же решил прервать тишину – тот механик в переулке, который чинил трубы. Он ведь исчез сразу, как только ты пришёл. Это же не совпадение, не так ли?

– Только не надо впадать в паранойю, друг мой. Мы не можем подменить каждого гражданина на шпиона.

– Но он был вашим человеком?

– Нет, он не был. Камелия была.

– Она? Я подозревал, что с ней что-то не так…

– Девчонка – талант. Быстро соображает, хорошо скрывается в толпе и отлично дерётся. Актёрского мастерства, пожалуй, не хватает, но это поправимо.

– Но ведь она даже не сопротивлялась, когда на неё напали в подворотне. Боец из неё далеко не отличный.

– А что ей оставалось делать? Окончательно сломать свою легенду? Обратил бы лучше внимание на то как легко она перенесла боль – вот за что ты не зацепился.

– В какой-то момент я начал догадываться…

– Но ведь не догадался.

– А почему ты не вмешался, когда напали бандиты?

– Сам себе ответишь или тебе сказать правду, что вопрос идиотский?

– А что на счёт ареста какого-то Ульриха? Это тоже не случайно?

– Ты же не думаешь, что мы весь город на уши поставили из-за тебя? Нет, тебе просто повезло увидеть Орден в деле. Ничего, пускай софиист помаринуется взаперти, может поумнеет.

– Чем они вообще вам насолили? Пускай молятся кому хотят.

– Подрывают общественный порядок. Если ты не заметил, то он как раз призывал всех отсюда бежать наверх. Вся эта катавасия со стеклом и журналистскими страшилками уже в печёнках сидит, но для этого и есть мы, успокаивающие массы хранители порядка.

– А почему бы действительно не уйти?

– Потому что наверху нас поджидают грифоны, сирены, минотавры и мантикоры. Неужели ты забыл?

– Ну-ну.

Август молча размышлял о том что будет делать, если выберется на поверхность. Стоит ли рассказать об Арфоморе жадной до сенсаций прессе или его просто сочтут невменяемым? И всё же история с письмом, путешествием, нападением и лифтом ему казалась подозрительно незавершённой: общая картина плохо складывалась, но в чём именно – не было ясно до сих пор. Идеальное дело: вместо того, чтобы воровать статуэтку и вести за собой след прямо до Арфомора, жертву саму заставляют отправиться в путешествие по морю, чтобы она там потерялась навсегда – мало ли что могло случиться в пути. Кто бы это ни был, он организовал всё очень качественно, подготовив лодку, письмо, маршрут и вооружив кого-то обученного, но где же он просчитался, если жертва жива и теперь преследует похитителя? Орден Горгоны явно не мог стоять в стороне, или, быть может, в Арфоморе есть какая-то иная влиятельная сила, которая ещё не успела себя явить гостю с поверхности.

Глава 6: Холодное прозрачное стекло

1

Август и Керро довольно скоро оказались у платформы, с которой отправлялись пассажирские вагончики между островами. Внешне они напоминали громадный фуникулёр, видимый Августом ранее – громоздкие металлические вагоны с большими оконными проёмами курсировали из стороны в сторону, цепляясь механизмом на крыше за проложенные между островами массивные стальные рельсы. Центрального острова на горизонте не было видно – обзор застилала непроглядная чёрная пелена, словно исходившая из бездны. Иллюзия играла в сознании картиной рельсов, уходящих в сплошное никуда, отчего желания поездки нисколько не прибавлялось.

– А мы пешком никак не дойдём? Мне-то казалось, что между всеми островами есть полноценный мост.

– Ах, если бы на Хелидоре́ю была пешеходная дорога… – наиграно мечтательно сказал инспектор.

– Я говорю серьёзно, Керро. Мне совсем не хочется ехать на этом.

– Что-то я не вижу, чтобы кто-то из пассажиров жаловался. Или что, обратно в Париж захотелось?

– Я не оттуда. – закатил глаза Август.

– Говоришь так, словно это имеет значение. В общем, спокойно садись и ни о чём не думай – это только со стороны выглядит страшно.

Глядя на то как в темноте над пропастью исчезают одни вагоны и появляются другие, Августу становилось не по себе. Завораживающее, но немного жутковатое зрелище казалось невозможным, однако местные жители действительно были, как и всегда, предельно спокойны.

– Я обо всём договорюсь, а ты пока располагайся в вагоне. Дальше ты поедешь без меня.

– Не боишься, что я сбегу?

– Из вагона над бездной? Это вряд ли. Не беспокойся, с тобой поедут наши ребята.

Машинист загружал в вагон бесчисленные чемоданы, пока пассажиры толпились около входа, выстраиваясь в очередь. От желающих пересечь бездну не было отбоя – в конце концов, это был единственный в округе путь между участками суши, а для кого-то это и вовсе был привычный маршрут на работу.

– На той стороне тебя встретят и отведут на допрос. Не глупи и не оказывай им сопротивления.

– Даже попытаться не стоит? – ухмылялся Август.

– Хелидорея – это наша вотчина, у Ордена там центральный штаб. Как думаешь, стоит ли пытаться?

– Ясно, шутку ты не оценил.

– Знаешь, Август, я был бы менее осторожным с тобой, если бы не знал про тот эпизод в подворотне. Не обманывайся моей улыбкой.

– Подумаешь…

– Одно дело отбиться от бандитов, но намеренно их покалечить? Камелия видела как ты стрелял в них тогда, когда они уже не сопротивлялись. Думаешь, это тоже должно тебе просто сойти с рук? Давай-ка ты лучше просто сядешь в вагон.

– А ты куда отправишься?

– У меня свои дела. Но я не пропущу твой допрос, не волнуйся.

Инспектор снова хлопнул собеседника по плечу и тут же поспешил удалиться – Август не успел ничего сказать вслед спешно уходящему Керро. Оставшись в одиночестве, француз невозмутимо прошёл в вагон и сел на свободное место.

2

Внутреннее убранство вагона оказалось вполне удобным и простым: несколько не самых удобных деревянных лавок, стоящих друг за другом, и два поручня посередине – большего и не нужно. В оконных проёмах транспорта, как и во всём Арфоморе, не было стёкол, так что возможность ненароком вывалиться наружу никогда не будет равна нулю – Август, осознавая это, предпочёл сесть подальше от края вагона. По потолку были проведены две яркие длинные ртутные лампы холодного цвета, нещадно слепившие заспанные глаза. Уютными условия поездки не назвать, но и жаловаться было не на что – оставалось лишь надеяться, что путь не займёт много времени.

Сам фуникулёр дистанционно управлялся с помощью нескольких консолей с рычагами, располагающимися на платформах отправления. Машинист заглянул внутрь вагона, прокашлялся и сделал объявление:

– Через две минуты отправимся в путь. Прошу никуда не выходить. Маршрут вы, разумеется, знаете: Элеатида – Хелидорея.

Издалека раздался суетливый топот – пара человек торопливо бежали, опаздывая на рейс. Они с облегчением вошли в салон и сели позади Августа: пожилая женщина в пальто и розовощёкий сорванец, сучивший ногами от нетерпения. Последними в вагон вошли двое сотрудников Ордена, косо смотревшие на Августа уже несколько минут.

– Заряд накопили, и… сейчас-сейчас… – машинист громко оповещал со станции, стоя за консолью снаружи – Есть сигнал! Хелидорея-1 очистила платформу, подаю заряд. Удачного пути!

Вагон по неясной Августу причине наполнился аплодисментами пассажиров – всех, кроме мальчишки позади. Упитанному ребёнку было неспокойно, о чём он постоянно давал знать окружающим своим гнусавым хныканьем. Он наверняка хотел того же, что и Августа – чтобы эта поездка как можно скорее закончилась.

– Посиди спокойно, мальчик мой, хоть немного. Мы уже скоро доедем до центра, а там и до дома недалеко. – бабушка заботливо гладила ребёнка по голове, прилизывая его волосы.

– О-о-ох, – изводился мальчишка – я уже не могу ездить с тобой по этим рельсам. Тут долго, тут скучно, тут темно. Когда я уже буду жить с мамой, а не с тобой?

– Неужели тебе со мной так плохо? – натянула улыбку она – Бабушка не виновата, что живёт далеко от вашего дома.

– Я надеюсь, что мне не придётся кататься в школу на этих вагонах каждый день. – протестно скрестил руки он.

– В моём детстве в Арфоморе не было этих рельс, и перемещаться по городу было намного сложнее. Знаешь как мы обходились без них?

– Да кому это интересно, ба? Я не хочу эти рельсы! И в школу не хочу!

– А как же ты тогда пойдёшь в Орден работать, как твоя мама?

– Не хочу туда! Они там и так целыми днями только и делают, что ездят по рельсам…

– Но тебе же не обязательно работать инспектором, глупый. Может найдёшь себе применение в канцелярии, как твоя бабушка. Будешь в одном здании и жить, и работать.

– Не хочу! Почему я вообще должен туда идти? Горгоны все скучные и неразговорчивые. Всё ходят и ищут что-то…

– Потому что мы все так делали, когда нам исполнилось восемь. Тоже работали и помогали семье. – старушка гладила его с искренней добротой – Ты должен гордиться, что тебя возьмут на обучение туда. Где бы мы были, если бы не Орден Горгоны?

– Значит я буду первый, кто туда не пойдёт. – ребёнок застучал ногами по сиденью впереди.

– Не говори глупостей. Все хотят работать там. Иначе можешь закончить как твой отец… да поглотит его бездна…

– Мама тоже так говорит, а я не согласен с вами. Папа был самый лучший.

– А чем ты хочешь тогда заниматься, если не пойдёшь в Орден?

– Хм… – мальчик моментально переключил внимание с обиды на торг – Я хочу новых угольных карандашей, чтобы рисовать лучше, чем этот зазнайка Пилви!

– Бабушка возьмёт тебе карандаши, но пообещай ей, что будешь слушаться. Ордену всегда нужны хорошие мальчики. Мы договорились?

– Ладно… – мальчик не сразу осознал подвох сделки – Договорились.

Вагон, мягко качнувшись вперёд, тронулся с места. С тряской и вибрацией он медленно набирал скорость, постепенно отдаляясь от суши. Уже через несколько секунд фуникулёр достаточно быстро двигался в пустоту, оставляя позади любые шансы сойти с рейса.

– А дядя впереди тоже горгона?

– Тише. Мы уже едем.

– Ну почему сразу тише, ба?

– Помолчи уже, милый мой. Не раздражай пассажиров.

Окружающие наконец ехали в тишине. Свет ртутных ламп на потолке постепенно гаснул, пока вовсе не стал настолько слабым, что позволял видеть лишь только очертания спинок сидений. Проехав ещё немного вперёд, с еле слышимым щелчком свет погас насовсем, оставляя вагоне в кромешной темноте. Отдалённые огни города всё ещё отчаянно мелькали где-то позади, но их свет был столь несущественным, что можно было даже не пытаться что-либо в них высмотреть. Пассажиры проявляли чудеса спокойствия, доказывая Августу, что отсутствие света было вполне нормальным явлением при таких поездках. Спустя мгновение вагон ощутимо замедлился, провисая над пропастью, края которой не видела ни одна живая душа.

От темноты полусонным глазам было сложно правильно разглядеть образы сидящих в вагончике людей: поражённый усталостью и последними потрясениями разум так и норовил разрисовать сидящих вокруг пассажиров в демонический образ. Постукивания колёс наверху и ровный гул металла словно бы усыплял Августа – вагончик легонько качало из стороны в сторону, словно младенческую колыбель.

Тряска исчезла без следа – вагон скользил по наклонённым вниз рельсам как по маслу. Страшно клонило в сон. Необъяснимое чувство усталости подавляло в Августе всякие силы: не то голод, не то усыпляющие покачивания, но ему хотелось уснуть так крепко, как никогда доселе не хотелось спать. Раз за разом Август ловил себя на том, что случайно прикорнул на минуту-другую, как тут же старался себя взбодрить. Сколько они уже в пути? Час, день, а может годы? Подсознание успокаивало и утешало француза:

Всё это лишь сон о подземном городе. Мы сейчас проснёмся в Лионе, а может и вовсе в Алье. И ничего плохого никогда не случится.

А может, ничего плохого во сне, в общем-то, и нет: может стоит поддаться этому навождённому чувству, не сопротивляться этой стихии, позволить ввести себя в транс и покориться неведомой силе, нависающей тёмной рукой?

Внезапно Август услышал справа от себя странный звук, напоминавший треск стекла. Из последних сил повернув голову набок он обнаружил, что в пустом оконном проёме образовалось стекло – он отчётливо видел прозрачный растущий пласт, как если бы оно могло светиться. Никто в вагоне так и не обратил на это внимания – тёмные фигуры пассажиров продолжали безмятежно сидеть. От стекла слегка веяло холодом, словно оно было прозрачным льдом. Августа попытался до него дотронуться, что убедиться в его реальности, но в это мгновение сон окончательно победил – француз небрежно развалился на скамейке, уходя вглубь своего сознания в поисках более мирных, понятных и логичных сновидений.

3

– Наконец-то. Бабушкин луг…

Август вновь упивался воспоминаниями из детства, чем обычно и предпочитал заниматься во сне: наслаждался прекрасным летним солнцем, которого ему так не хватало в Арфоморе, пышными сочными лугами и оранжевыми стрекозами, крылья которых шелестят хоть и раздражительно, но так по-родному…

Он представлял, как дышит полной грудью, втягивая тёплый июльский воздух через ноздри и преисполнялся жизненными силами, выдыхая его обратно. Нужно ли в жизни что-то ещё? В какой-то момент он почувствовал как теряет равновесие, засмотревшись на просторы неба. Август лёг спиной на смятую траву, ощущая себя скорее лесным зверем, нежели человеком – страждущему разуму хотелось остаться жить в этом месте навсегда, не приближаясь более к жестокости и амбициям людей: прожить сотню рассветов и закатов, не зная и не помня кто такой Август Ревиаль.

Глаза закрыли сами по себе. Звуки насекомых, птиц, ручейка вдали – всё это было усладой для ушей и музыкой сердца…

…до тех пор, пока они внезапно не утихли. Ветер усилился, а на лицо Августу опустились холодные женские руки.

– Тише, малыш. – заботливо зазвучал голос над ним.

Люди часто видят других людей в своих снах, но не на этом лугу – поля близь Алье были чем-то всегда уединённым и по-природному сакральным для Августа, отчего любое присутствие человека заставляло съёжиться от дискомфорта. Эти ладони ничем не пахли и не были похожи ни на одни руки, которые француз хоть когда-либо ощущал на своём лице. Они казались слишком симметричными, искусственными, лишёнными естественности, изъянов, а оттого нисколько не радовали – прикосновение было на грани отвращения и тревоги. Как бы ни хотелось снять с себя эти руки, тело не могло пошевелиться ни на дюйм.

– Кто ты такая? Что ты тут делаешь?

– Ух ты, как ты смог угадать оба вопроса, которые я хотела тебе задать? Я ведь всё то же самое хотела спросить у тебя.

– Почему я не… – Август предпринял попытку встать, но его тело не подчинялось.

– Почему ты не можешь открыть глаза и уйти? Я просто не хочу этого, вот и всё. В моём сне только я решаю: чему быть, а чему не бывать.

– В твоём сне? Это же мой сон…

– Не говори глупостей, дурачок. В этом городе не бывает своих снов.

– Да кто ты, чёрт возьми, такая?

– Когда-то меня звали София. Ты уже слышал это имя здесь, я знаю. Ты ведь и понятия не имеешь с кем говоришь, не так ли?

Пронзительный и громкий звук, точь-в-точь такой же, как услышанный в вагоне треск стекла, ударил в голову, оглушая настолько, что всякая мысль погибала на корню. Странный шёпот нечеловеческой речи, слышимый отовсюду, понемногу сводил с ума, подавляя последнюю волю. Пытка не заканчивалась, но Август и не сопротивлялся – это моментально напомнило ему о происшествии днём ранее, когда он лишь чудом не спрыгнул с моста вниз. Не осталось никаких сомнений, что за всеми подобными происшествиями стояла София. Вся сила, вся причиняемая боль и бесконечная власть над ним превращали спокойный летний луг в самый худший кошмар наяву.

– Хватит! Прошу тебя! Хватит!

– Значит, зовут тебя Август. О да, я уже знаю кто ты: знаю все твои мысли, желания, тайны… – она медленно поглаживала его лицо холодными пальцами – Мелкий бандит и подлый убийца, назвавший себя героем войны. Читал в газетах статьи про «Оптимиста» и неистово гордился собой. Не слишком ли много ты на себя взял, Август?

– Какое твоё дело до этого?

– Трусливо прячешься днём, всех вокруг ненавидишь, а по ночам берёшься за нож и приходишь недоброй вестью к спящим солдатам. Этим ты прославиться хотел?

– Я… я делал это потому, что не мог поступить иначе.

– Малыш, мы оба знаем, что это не так. Но хватит о уже прошлом. Мне интересно: что ты делаешь в моей обитель? С самого момента твоего спуска я не могла тебя вытянуть в бездну на разговор, а в итоге ты сам приехал ко мне на этой смехотворной груде металла.

– Ты… Дьявол?

София искренне рассмеялась, чуть сильнее вжимая ладони в лицо француза. Август попытался раскрыть глаза вновь, но любые попытки были тщетны.

– Ну какой же из меня Дьявол, Август? Я существую вне рамок твоих представлений о Боге. Ты говоришь прямо как один мой старый знакомый…

– О чём ты говоришь?

– Да так, дела давно минувших дней. Сейчас его нет в живых. Так зачем же ты спустился в мой город?

После этих слов уши Августа словно разрезало звуком скрежета. Жертва кричала от острой боли в ушах, но никак не могла проснуться – София держалась за каждую ниточку страдающей марионетки.

– Ну же, дорогой, не молчи. – нежно сказала она, переставая причинять боль – Мы с тобой сейчас совершенно одни, нас никто не услышит. К тому же, за столько лет я так изголодалась по собеседнику с поверхности, что не могу себе отказать в удовольствии маленькой беседы. Ты же не против познакомиться поближе?

– Выпусти меня! Сейчас же!

– Или ты скажешь как сюда попал, или…

– Я приехал продать статуэтку, а в итоге меня ограбили. Я… я погнался за похитителем и спустился сюда. Вот и всё. В жизни я не хотел оказаться в этом проклятом городе!

Боль окончательно отступила. Внезапное облегчение словно подарило Августу новую жизнь.

– Как странно. Я почему-то думала, что ты намеренно пришёл сюда. Почему ты не дождался корабля на горизонте, не спасся, и не вернулся домой?

– Я не мог… статуэтка… это семейная реликвия. Я хотел настичь вора и отобрать мою вещь…

– Что за статуэтка? – София искренне удивилась.

– Крылатый лев. Между прочим, выполненный из серебра.

– Конечно же он из серебра, глупенький, я ведь сама его когда-то сделала. Я тогда была намного моложе и наивнее…

– Что ты такое говоришь? Статуэтка стояла на моей полке сколько себя помню.

– Понимаешь ли, Август, в этом городе всё так или иначе принадлежит мне – советую не забывать об этом ни на секунду. Город живёт серебром, и каждое его изделие я чувствую как продолжение себя. Каждый человек трудится, чтобы выжить, потому что мне это необходимо. Каждый ребёнок, родившийся в моём городе – это мой ребёнок. В каждой тени этих мест есть немного меня. Долгие годы я спала, но в последние пару лет я чувствую, как всё больше сил возвращаются ко мне.

Ветер превратился в порывистый осенний шквал. Леденящий холод сковывал всё тело могильным холодом.

– Можешь забыть про эту статуэтку – даже я не знаю где она, а ведь я её породила.

– Нам её продали моряки много лет назад. – сказал Август, съёживаясь от холода.

– А моряки, между тем, не более, чем мародёры, отобравшие её у собирателей. Воры обирают воров – как зла ирония. Ты же знаешь чем занимается этот глупый Орден в моём городе?

– Не знаю, но догадываюсь.

– Не более, чем догадываешься. Букашки носятся по кругу и делают вид, что они что-то из себя представляют. Они держат людей под землёй, как и я – в этом мы с ними очень похожи, только вот они предпочитают думать, что обладают какой-то властью над этим местом. Впрочем, я сама когда-то им это позволила.

– Тогда почему ты не возьмёшь всё в свои руки?

– Был один человек, который сильно меня любил. Мы встретились, когда я была на пике могущества, а он только впервые спустился со своими людьми в пещеры, обнаружив живших там моих людей, живших столетия до него: я создавала им чудеса и возводила руками великие строения, чтобы они могли в них жить, доставляла подземные реки чистой воды, растила фруктовые деревья, которым не был нужен солнечный свет. Однажды подлец набрался смелости и спросил моего разрешения поселиться здесь, и я позволила, если все они будут уважать верования моего народа.

– А какое у них было верование?

– Я.

Несколько пар рук из-под земли обхватили Августа по всему телу – такие же холодные как лёд. Болезненно замерзая, Август начал терять чувствительность тела, продолжая слушать рассказ разговорившейся Софии.

– Спустя годы после того как его люди устроились, он стал умолять меня, чтобы я не мешала его сборищу управлять этим местом. Видишь ли, я слишком сильно верила его сказкам о поверхности. Он уверял меня, что лучше знал о нуждах людей, рассказывал о чудесах технологий: о поездах, телефонах, ярких лампах, лифтах – я слышала их молитвы, они верили каждому его слову. Он клялся, что сделает мой дом процветающим во имя меня, что каждый будет почитать, жить и любить ради меня, а мне всего лишь нужно позволить ему начать добывать моё серебро. И я согласилась.

– Как великодушно с твоей стороны.

– Впрочем, радовалась я недолго, ведь затем он нашёл способ лишить меня связи с моим же домом, и я исчезла. Спустя долгие годы он застроил все острова, провёл рельсовые дороги и мосты, убрал всякое упоминание обо мне, продолжал добывать из меня серебро и истощал каждый день. Подлец назвал мой город «Арфомор».

– Неужели твои люди тебя не защитили?

– Я сама им внушила необходимое: знания о его языке, понимание его лженаук, доверие к его вероломным людям. Ещё более жалких поражений, пожалуй, не сыскать.

– То есть ты что-то вроде обманутого Бога?

– Героиня местных мифов.

– Но как же сны?

– Только сны моими и остались. Мир, который им невозможно ни постичь, ни понять, ни подчинить. Прозрачный, холодный, хрупкий.

– Стекло… Это ты создаёшь стекло… – догадался Август.

– Всё правильно, мой дорогой. Я могу напоминать моим людям о том, кем я была. Я знаю, что в глубинах своей культуры они всё ещё помнят.

– А что тогда такое бездна? Это ты меня пыталась туда утянуть?

– Легко догадаться, не так ли? Бездонная яма действительно бездонна – значит и бесконечна. Здесь грань между мной и моим городом истончается, позволяя мне проникать в ваши сознания, напоминать о себе, заставлять бояться и молить о моём пришествии. Что скажешь, Август? По-твоему, я достойна вернуть своё по праву?

– Орден прав, раз считает тебя злом. Для них ты действительно угроза их власти. То, каким я увидел город… В общем, он в порядке.

– Со статуями «Основателя» на каждом углу? Мерзкий обманщик построил свою недоимперию на моих райских кущах, а тебе это кажется «в порядке»? Я знаю, что однажды этого всего не станет, когда я вернусь.

– И что бы ты сделала, если бы снова освободилась?

– Я убила бы всех и каждого.

Треск стекла вновь оглушительным грохотом сводил с ума. Боль в голове нарастала так сильно, что казалось словно её что-то норовит раздавить.

– Перестань… Я ведь… Не арфоморец…

– Знаю, Август. Тебя мне не за что ненавидеть.

Внезапно все прикосновения Софии пропали – Август вновь почувствовал себя нормально, а потусторонний холод без следа исчез. С трудом открыв болящие глаза, он опустошённо уставился на удручающий пейзаж: перед ним простиралась мёртвая долина, высохшая как пустыня – лёд и белоснежный пепел покрывали вчерашние луга, а от реки не осталось даже маленькой лужицы. Сон превратился в кошмар.

– Я знаю о чём ты думаешь. – сказала София, стоя где-то позади – Ты хочешь знать отчего я желаю смерти тем, о ком заботилась столетиями, чьи внуки и правнуки сменялись поколениями в моей обитель.

Август осторожно обернулся и увидел юную девушку с красивым греческим профилем, одетую в призрачно-белое платье. Она стояла с букетом свежих цветов и перебирала его руками. Её каштановые волосы красиво развевались на ветру, украшая бесподобно красивые черты лица. За божественной красотой было невозможно разглядеть тех мук, которые она ему причинила.

– Я просто их всех ненавижу. – безразлично сказала она, выбросив букет.

– А при чём здесь я?

– А при том, мой милый Август, что ты не отсюда, а значит сможешь стать моей эгидой, светочем моей силы. – она медленно обошла его вокруг – Видишь ли, на всех моих детей я больше не могу влиять, но ты… Ты подчинишься моей воле и освободишь меня. Вот что ты сделаешь.

– Я не стану никому подчиняться.

– Вскоре ты запоёшь по-другому.

София щёлкнула пальцами, и Август немедленно провалился сквозь землю, падая в темнейшую пропасть.

4

В вагоне всё ещё было довольно темно, но уже ощутимо светлее, чем ранее – по всей видимости, вагон уже проехал больше половины пути. Стекло в оконном проёме около Августа исчезло, словно никогда там и не находилось. Тошнота подступила к горлу, стало практически нечем дышать. Август хотел отдать что угодно, лишь бы выйти из этого злосчастного вагона и подышать свежим воздухом, но до суши впереди оставалось ещё несколько минут езды. Попутчики сидели всё также молча, как и до этого несчастливого сна. Август обернулся, чтобы осмотреться и заметил заплаканного ребёнка, молча вжимавшегося в сиденье, бледнея от ужаса.

– Эй ты, не спишь? – прошептал ему Август.

Ребёнок молчал, не решаясь ничего сказать – он всё слышал и понимал, но не мог проронить ни слова.

– Мальчик, ты в порядке?

– Моя ба… Моя бабушка уснула и не просыпается…

– Погоди-ка, парень, утри слёзы. Пересядь пока что ко мне – сказал шёпотом Август.

– Но мы не знакомы.

– Не бойся, сейчас нет на это времени. Отойди от бабушки, сейчас же.

Август потряс пожилую женщину за одежду и начал её будить, но та всё никак не просыпалась, продолжая расслабленно сидеть, запрокинув голову назад.

– Парень, подбеги к тем людям в форме впереди и попроси их мне помочь, слышишь?

– Но я…

– Я же ясно дал тебе указания. Шевелись!

Август предпринял менее вежливую, но всё же более эффективную попытку её разбудить: он шлёпал пожилую женщину по щекам, щипал её за нос, пытался открыть веки. Он громко требовал проснуться, но женщина лежала без движения словно тряпичная кукла.

– Отойди от неё. – потребовал член Ордена

– Разберитесь с этим. Она в порядке?

Член Ордена молча подсветил фонариком её лицо, прощупал пульс, а затем разжал пальцами бледный рот – вердикт был вынесен оперативно.

– Так, у нас тут особый случай… Гражданин, посидите с ребёнком отдельно впереди, мы разберёмся сами.

– Вас понял.

Август сел на переднюю лавку вместе с ребёнком, в то время как двое горгон пытались реанимировать женщину. Август старался не смотреть назад, чтобы не вызывать любопытства у мальчишки – ему эти потрясения были совершенно ни к чему.

Со станции на горизонте послышался гудок, ртутные лампы с треском заискрили и снова подали свет в салон. Два ярких прожектора направились на вагон, зазвучала приветственная мелодия – вагон неумолимо приближался к фуникулёрной станции на острове Хелидорея.

– Парень, ты не волнуйся. Это люди из Ордена – они разберутся, это их работа.

Мальчик в ответ не проронил ни слова, смотря на приближающиеся огни центрального острова влажными глазами и крепко сжимая кулаки.

5

Люди Ордена уже стояли на выходе из вагона, готовясь сопровождать Августа до их штаба, но, прознав о случившемся, оперативно начали эвакуацию пассажиров. Август вышел из вагона вместе с ребёнком за руку и встал в стороне под присмотром инспекторов – он не хотел подпускать ребёнка к пострадавшей родственнице, стараясь отвлечь его пространными разговорами. Приехавшая медицинская драйкана – машина, похожая на обыкновенные орденские – незамедлительно распахнула свои двери, откуда вышло ещё несколько сотрудников Ордена с белыми повязками на рукавах.

Заключение было вынесено моментально – осмотр не занял больше минуты. Погрузив мёртвое тело на носилки, один из старших инспекторов проследовал к Августу с ребёнком. Подозрительно осматривая свидетелей глазами, он распрямился и достал из-за спины плотно скрученную верёвку.

– Отпусти мальчика и протяни руки вперёд. Живо!

– Я ни в чём не виноват.

– Мы разберёмся со всем этим позже. У меня приказ от инспектора Керро арестовать тебя.

– Что там с его бабушкой? – приспросился Август, протягивая руки к инспектору.

– Мальчик, – горгона присел на одно колено, обращаясь к дитю – иди прогуляйся во-о-он к той тётеньке в фуражке.

– А зачем?.. – растеряно ответил сорванец.

– Спроси у неё сколько сейчас времени. Только слушай её внимательно, хорошо?

Мальчик послушно кивнул и медленно поплёлся куда ему сказали – что бы человек из Ордена сейчас ни сказал, вряд ли оно предназначалось для детских ушей.

– Не обошлось. – сотрудник Ордена оборачивал верёвку вокруг запястий Августа – Мертва. Она вся изнутри заполнена стеклом – торчит изо рта так, что аж порезаться можно.

Август считал, что видел на свете любые ужасы, пока не столкнулся с Софией: мелочной и жестокой натурой, природы которой нельзя понять. Впервые за всё время своего пребывания в Арфоморе гость с поверхности чувствовал себя по-настоящему обречённо, глядя на окружающую острова бездну с абсолютной безнадёжностью. Он не слышал её смеха и не видел ухмылки, но знал, что София неистово довольствовалась собой.

– Что будет с мальчиком?

– Поищем родных. Или в приют определим.

– У него есть мать, она работает в Ордене. Я… подслушал их разговор с покойной бабушкой.

– Вы ничего подозрительного не заметили? Вы сидели ближе всего к пострадавшей.

К разговаривающим присоединилось ещё двое из Ордена, вставших позади коллеги и внимательно слушавших Августа.

– Я… я…

Август так до конца и не понимал насколько произошедшее с ним и той женщиной являлось нормой для Арфомора – что, если сейчас его обвинят в случившейся трагедии? А есть ли у его совести неопровержимые доказательства, что он действительно не виноват?

– Понимаете ли, я… уснул по дороге и, может мне конечно показалось, но… – Август незатейливо почесал затылок – кажется, я видел, что в оконной раме образовалось стекло.

– Стекло? Это точно? Когда?

– Стекло как стекло: холодное такое, прозрачное. Это случилось прямо в середине пути.

– Скажите пожалуйста, – спросила девушка в форме – а часто ли вы в жизни с ним сталкиваетесь? Вы говорите о стекле как о чём-то…

– Как о чём-то привычном. – добавил старший инспектор – Женщина тогда ещё была жива?

– Я не знаю. Там было очень темно, а я не смотрел назад.

– Вам придётся пройти с нами в Немезиду. Для допроса.

– Я вообще-то уже связан, разве нет?

– Теперь у вас две причины.

Глава 7: Принципы светской беседы

1

– Ещё раз: что произошло в вагоне? Повтори каждое своё действие, вспомни детали, которые упустил. Не может быть, что всё было так, как ты говоришь. – писарь в тёмных очках сидел с блокнотом напротив подозреваемого и требовал ответа.

Август молчал – то ли в горле пересохло, то ли рассказывать в шестой раз одну и ту же историю было уже невыносимо. Усталость тянула цепями на дно моря скуки при одной только мысли о том, что весь рассказ о поездке к центральному острову придётся пересказать вновь: слышать одни и те же уточняющие вопросы, видеть как стенографическая машина пишет с монотонным постукиванием, высасывая чернила из круглого прозрачного бака рядом, дышать спёртым воздухом комнаты для допроса, в которой пахло грязным тряпьём и ржавчиной. Члены Ордена словно бы хотели услышать от него что-то другое, но Август раз за разом удивлял пустотой и бессмысленностью своих показаний – партизанский опыт научил многому о вранье. В конце концов, разве мог он рассказать Ордену о Софии после того как увидел что бывает с теми, кто в неё верит?

– Я долго ещё буду ждать? Рассказывай.

– Послушайте, зачем мы это делаем? По-моему, я ясно дал понять, что больше мне говорить нечего. Вам самим не надоело слушать от меня одну и ту же историю?

– Конечно же! Ещё как надоело! Но пока я не пойму откуда взялось стекло, и как ты убил пожилую женщину, то ты даже со стула не встанешь, харя. Будем говорить правду?

– Господь всемогущий, смилуйся надо мной…

– Что-что? Кто там «смилуйся»? Это кто-то из ваших?

– Из кого, извольте? – Август исподлобья взглянул на допрашивающего.

– Из софиистов.

Август томно и тяжело выдохнул, съезжая ногами вперёд в попытке расположиться на стуле лёжа.

– Я не из софиистов. Я, быть может, скоро у вас милости просить буду. Я уже не могу снова и снова говорить про этот проклятый вагон. Ну да, сел я. Ну поехали, ну свет погас. По дороге я заснул, а когда проснулся, то бабка уже упокоилась. Всё.

– Самому врать не надоело? Ты где стекло берёшь, а?

– О-ох, ты просто невыносим… Можно я хотя бы просто помолчу, пока мы ждём Айрин?

– Для тебя она госпожа Кавáна.

– Откуда бы мне знать какая у неё фамилия? Пусть она будет кем угодно… – Август демонстративно уставился в потолок – Главное, чтобы, наконец, пришла.

– Не беспокойся, она придёт. А пока мы её ждём, ты расскажешь мне всю историю от начала и до конца. Итак, ты проснулся на помойке – дальше?

Писарь без всякой усталости нажал на кнопку, и пузатая зелёная машина, громко лязгая, зажевала новую упаковку бумаги, чтобы снова испачкать её ужасно надоевшим диалогом. Кто на самом деле вёл допрос: подозреваемый или допрашивающий? Спасительная металлическая дверь открылась за спиной Августа – Айрин всё же пришла на допрос к изнывающему от ожидания подозреваемому.

– Спасибо, Бадж, вы свободны. – сказала она рутинным командным голосом.

– Я могу остаться, если необходимо.

– Нет, спасибо, я хочу поговорить с Августом тет-а-тет.

– Стенограф отключить?

– Отключи, а бумаги оставь.

Писарь встал, поправил очки, вытянулся по стойке смирно и поспешил уйти. Затем, вспомнив про машину, он тут же вернулся, оперативно отключил её и, взглянув на Августа напоследок с глубоким презрением, удалился.

Дверь захлопнулась, и Август остался один на один с самым главным человеком в городе – главой Ордена, занявшей свой пост после смерти Основателя. Мало кто мог удостоиться такой чести – для этого надо было либо совершить что-то выдающееся, либо выдающимся образом напакостить. Вероятно, Август попадал в обе категории.

Айрин оказалась женщиной невысокого роста, средних лет и крепкого для её комплекции телосложения. Строгое сухое лицо украшал макияж, наличие которого в Арфоморе считалось признаком элитарности, а очаровательно вьющиеся волосы лишь немного уступали причёскам красавиц с французских журналов. Её сосредоточенность и деловитость сходу давали понять кто управляет ситуацией – она явно хорошо подходила на роль самой себя.

– Вы разрешите мне встать? – кокетничал Август – У меня от вашего подчинённого болит не только мозг, но и спина. Кажется, я скоро прирасту к этому стулу…

– Встань. Только ненадолго.

Август с облегчением принялся разминаться, стараясь лишний раз демонстративно прокряхтеть, однако Айрин излучала непреклонность и не отвлекалась на дешёвые манипуляции, продолжая готовиться к допросу. К концу прочтения составленных для неё бумаг она вновь пересобрала стопку документов, стукнула ею об стол и вопросительно посмотрела на подозреваемого.

– Всё, размялся? Садись. Давай разберёмся с твоим делом.

Август молча сел, расположившись на сей раз поближе к столу, за которым сидела Айрин. В свою очередь, она сняла с себя китель и повесила его на спинку своего кресла, оставшись в одной лишь полосатой чёрно-белой рубашке, на которой красовались неизвестные французу отличительные знаки. Ключом она открыла выдвижной ящик стола и достала оттуда совсем новенькую пачку сигарет «Уэсли: грифонские», с пикирующим крылатым чудовищем на обложке. Инстинкты вредных привычек бушевали в сердце пленного француза – тот с изнеможением смотрел на табак как на манну небесную. Глава Ордена взяла одну штуку и зажала её губами, пряча пачку обратно.

– Знал бы кто как я ненавижу эту привычку. – задумчиво сказала Айрин, поднося ко рту зажигалку – Я ненавижу табак, но Основатель настаивал на том, что «в порядочном городе он должен быть», так что я и по сей день вынуждена терпеть этот дым. Будто пыли нам мало.

– Прекрасно вас понимаю, Айрин, но вынужден не согласиться. Для меня две сигареты утром нужны не меньше горячего душа.

– Моя фамилия Кавана. Давай-ка ты всё-таки пока не будешь называть меня по имени, мы ещё не так хорошо знакомы.

Айрин сдержано посмотрела на него и взяла во вторую руку протокол задержания со стола. Август был очарован видом столь желанной сигареты в руках столь неприступной женщины, но всё же не смел просить её о любезности угоститься. При ярком свете настольной лампы он молча разглядывал её длинные шрамы на руках и на шее: порезам и ожогам было уже много лет.

– Скажи-ка мне честно, Август, – Айрин прищуривалась, читая текст – отчего тебе не сиделось на поверхности?

– Слушайте, я…

– Перед тем как ты начнёшь врать и выкручиваться – объясню: старший инспектор Керро доложил мне о тебе всё от и до.

– Мне пришло письмо о том, что некий человек желает купить у меня статуэтку. Совершить сделку было решено на острове, на поверхности, так что мы туда отправились по морю. Меня обманули, и статуэтку украли. Я погнался за похитителем и оказался здесь – предполагаю, что похититель был родом отсюда. Вот, пожалуй, короткий вариант.

– Итак, ты вёл здесь расследование, я правильно поняла?

– Не думаю, что это можно так назвать. Когда я вышел из лифта, то обратно он уже не запускался. В общем, я просто гулял по городу, хотел узнать про это место побольше.

– А ведь я столько лет боялась, что кто-то найдёт нас…

Айрин встала из-за стола и мрачно уставилась на висящую на стене карту города – десять островов Арфомора молчаливо глядели на неё в ответ.

– Хорошую историю ты придумал, Август. Но зря. Я ведь и правда хотела по-хорошему…

2

Боль стирала всякое ощущение времени: минуты, часы, а может и сутки Август провёл в застенках Немезиды, будучи допрашиваемым по делу о проникновении в город. С годами безделья его мышцы ослабли, отдышка измучивала после каждой пробежки, а спина ныла после каждого сна, но в одном бывший партизан никогда не старел – его воинский разум и стоическое терпение к боли. Ножницы, клещи, паяльная лампа – детский лепет перед застенками пыточных комнат Третьего Рейха, из которых партизан по прозвищу «Оптимист» бежал дважды.

Раздетый догола, Август несколько часов лежал на металлическом столе с одним электродом на груди и вторым на пальцах ног. Дознаватели сменялись один за другим, но француз из последних сил продолжал молчать, лишь иногда выкрикивая оскорбления в сторону горгон. Между ударами тока его обливали холодной водой, задавали вопросы, требовали признать вину в шпионаже, но Август отважно молчал.

Двери допросной распахнулись вновь – Айрин в сопровождении Керро отозвала из комнаты всех присутствующих и закрыла за собой дверь. Впервые почувствовав отсутствие ударов электрического тока, Август в бреду боли не смог высказать вслух ни единого слова, когда вновь увидел главу Ордена Горгоны – он лишь обессиленно стонал, крепко зажмуриваясь.

– Как долго длилась пытка? – встревоженно спросила Айрин.

– Двенадцать часов, госпожа.

– Я не давала согласия на такое, Керро. Твои методы заходят слишком далеко.

– Безопасность на первом месте. Что бы сказал Основатель, если бы видел перед собой шпиона с поверхности? Я уже давно намекаю вам на усиление охраны, разве нет?

– Это уже чересчур. Я люблю закон, а не вероломство. Сними с него эти электроды, нам нужно продолжить допрос.

Август с неистовой тяжестью открыл глаза – перед ним стоял Керро в медицинских перчатках, спешно снимающий с тела жертвы присоединённые проводки. Его лицо украшала поистине садистская улыбка, полная наслаждения процессом.

– Он сможет говорить? – спросила Айрин.

– Я думаю, что нужно его немного взбодрить.

Керро достал из-за пазухи длинный шприц, ловко провернул его в пальцах и с мастерством ввёл иглу под кожу француза. Тепло и жжение расползались по всему телу, расслабляя мышцы, успокаивая терзаемый ум.

– И давно ты стал таскать при себе целую аптеку?

– Госпожа Айрин, так было, в общем-то, всегда. Я думаю, что химия нам очень большой помощник.

– Итак… – Айрин подошла к жертве и положила шершавую ладонь ему на израненную грудь – Август, ты меня слышишь?

– Да. – тихо прошептал он.

– Я не хотела этого. Можешь мне не верить, но Орден не создан для тирании. Я просто пытаюсь защитить своих людей.

Давай тебя сюда подключим – тогда узнаешь побольше о методах работы своих людей, госпожа «невинная и добрая»…

– Да… – еле шевелил губами Август.

Нет! Я хотел сказать совсем другое!

– На выходе из лифта стоит наряд Ордена, охраняющий это место на случай, если объявится один из собирателей. Все эти люди исчезли без следа. Они погибли, Август. Где они сейчас?

– Иными словами, – добавил Керро – ты их убил, Авугст?

Что? Какие люди? Я не видел на входе никого!

– Да… Я…

– А я вам говорил, госпожа. Стоило мне только взглянуть на него…

– Подожди, Керро. Что случилось с ними? Что случилось с моими людьми?

– Ты их что, скинул в пропасть? – спокойные глаза Керро сияли от удовольствия.

Нет! Я никого не трогал! Когда я приехал в Арфомор, то никого на входе уже не было!

– Да… Скинул…

– Зачем, Август?..

Айрин отошла в сторону, сурово уставившись в угол допросной комнаты. Её кулаки сжимались в приступе подкатившего к горлу гнева, но она продолжала держаться хладнокровно. Разум Августа из последних сил доносил действительность в реальность затуманенного мозга, но с каждой секундой это становилось труднее.

– Вы, Август Ревиаль, подтверждаете, что находитесь в Арфоморе незаконно на протяжении последних двух лет? – Керро наклонился над пыточным столом и вёл записи в своём блокноте.

– Подтверждаю…

Нет! Нет! Я не подтверждаю! Что ты со мной сделал?!

– Вы, Август Ревиаль, в трезвом уме и здравой памяти совершили тяжкие преступления с целью сокрытия улик, верно?

– Верно…

– Поломка ретранслятора, поломка «Солнца-14», угон драйканы №22 – это всё ваши преступления? Расскажите о них.

– Я не могу в это поверить, Керро. – вмешалась Айрин – Неужели этот человек и был тем самым шпионом?

– Я… Я совершил преступления… Потому что я… С поверхности… Les chiens nazis… Ils m'ont attrapé après tout… [Нацистские собаки… Всё-таки поймали меня…]

– Язык Софии, госпожа Кавана. – констатировал Керро.

– Значит софиисты действительно задумали прорвать нашу охрану и выйти наружу? Я просто слепая дура, Керро. Мне стоило прислушиваться к тебе почаще…

– Ничего страшного, Айрин. Основатель не мог предсказать все беды города. Что будем делать с Августом?

– Продолжай допрос.

– Август, ответьте на самое главное наше подозрение: вы работали один?

Шогголо! Вот за кем я гнался! Это он убил охрану!

– Один…

– Назови имя сообщника! – вмешалась Айрин.

Шогголо! Его звали Шогголо! Мы вместе приплыли на остров, и он попытался меня убить! Я невиновен! Я просто хотел забрать свою статуэтку!

– Статуэтку…

– Он опять говорит заготовленную легенду. И это после всех часов пыток, представляете? – Керро мастерски играл удивление.

– Август, мы всё ещё можем тебе помочь. Расскажи нам что знаешь, прошу.

Это не меня вам надо сейчас пытать! Боже, смилуйтесь…

– Смилуйтесь…

– Кажется, нужна ещё одна доза.

– Хватит, Керро! Август, просто скажи нам имя – кого нам нужно искать, если ты работал не один?

Шогголо – зрелый, невысокий, татуировка с горгоной, куриный нос, впалые щёки. Умеет водить катер, пользуется вашими вещами, наверняка умеет запускать лифт.

– Шогголо…

– Старое имя. Наверняка кто-то из софиистов. – отметила Айрин.

– София – это бредни журналистов. Богов не существует, а софиисты просто поклоняются выдуманному фольклору.

– Думайте как хотите, Керро, но я слышала в их словах разумность. Вам никогда не казалось, что в пустоте всё-таки что-то есть?

– Такие пустоты являются нормой для геологии. Не переживайте об этом, Айрин.

Так вы и не догадываетесь?! София нисколько не выдумана!

– Н-на…

– Впервые мне жаль преступника. Вы явно переборщили с пытками, Керро… Надо решить судьбу Августа.

– Не надо ничего решать – убить прямо здесь.

– Я не позволю попирать закон в моём присутствии. Даже вам, старший инспектор.

– Тогда под суд и на каторгу.

– Нет. Если будет суд, то придётся официально признать, что шпион действительно проник в город. Предлагаю отправить его в тюрьму к пожизненным прямо сейчас. Втайне.

– С удовольствием.

– И ещё кое-что, Керро: я надеюсь, что вам хватит сил унять вашу увлечённость. Август должен быть живым и здоровым.

– Зачем он нам?

– Сделаем из него собирателя. Сотрём память, выдадим задачу и пошлём его в одну из этих «стран» наверху. Пускай принесёт нам то самое «телевижение», о котором говорил последний собиратель.

Глава 8: Казённый дом приветствует нового жителя

1

Звёзды ярким узором окутывали небосвод, освещая путь партизанам. Ими двигали вперёд лишь остатки собственной чести и внутренней силы, которые захватчики не могли у них отнять. Чем больше Рейх пытался забрать у страны, тем больше людей вставали под знамёна Маки́ – сопротивления Франции, не дававшего покоя расслабившимся гарнизонам захватчиков и коллаборационистов. Пока свободные остатки мира – от далёкого Владивостока до скалистого Эдинбурга – борются с фашистским злом в открытом бою, кто-то содействует им в тени, не желая мириться с подчинением – партизаны Балкан, Восточной и Западной Европы, покорённых Германией стран.

Почувствовав кровь один раз, Август уже не мог отказать себе в адреналине и вкусе железа во рту. Слухи по всей Франции разносились как чума: знаменитый «Оптимист» прослыл идеалистом, воевавшим за свободу и честь страны. Однако когда месье Ревиаль смотрелся в зеркало, то видел в отражении далеко не героя, но ревностного убийцу, жадного до смерти тех, кто разрушил его дом и надежды на будущее. Для него «свободная Франция» могла подождать перед таким несомненно важным делом как пресловутая месть – напиться крови кровопийц.

Маки разбили лагерь рядом с заброшенным колодцем, которым, кажется, уже столетие никто не пользовался. Дорога была долгой и опасной – патрули сновали в последнее время особенно рьяно, с тех пор как слухи о бегстве Рейха с территорий СССР и высадке Союзников в Италии дошли до местного военного губернатора Хейна, лютовавшего и устрашавшего даже собственных подчинённых. Чёрный орёл сильно опасался поражения, чувствуя как теряет прежнюю хватку. К людям по всему миру возвращалась надежда, что у них есть шанс вскоре вернуться к мирной жизни, которая, разумеется, прежней уже никогда не будет. Каждый ждал первого свободного вдоха на перерождённой огнём и порохом земле. Но где есть будущее, когда не пережито настоящее? Маки всё также сидели у костра, подсчитывая припасы и готовясь к длительному переходу к долинам Луары.

Луи преспокойно наблюдал за природой в попытках побороть чувство нависшей тревоги. Он хотел запомнить каждый зелёный стебель, каждый яркий цветок, который рос на окраине майского лиственного леса. Ему искренне верилось, что однажды ему удастся достать настоящий холст с красками, и явить миру свой талант, но пока что рисовать удавалось лишь красным и чёрным – и далеко не на холстах.

– Луи, жирная ты котлета, когда наконец уже встанешь?

– Отстань от меня, Август, позволь мне расслабиться хоть на пять минут. Мы шли пешком двое суток…

– Нет. Вставай.

– Ты после военной подготовки стал совсем не педагогичным.

– Нет у меня времени быть педагогом, Луи. Сегодня мы должны радоваться хотя бы тому, что смогли живыми уйти.

– Как думаешь, наших в деревне не тронут?

Август Ревиаль вёл за собой небольшой отряд местной обороны. Они прозвали себя «Весельчаки» за их манеру оставлять у патрульных на лицах разрез от уха до уха, напоминающий широкую улыбку. Издеваться над телами – кощунственно и негуманно, но желание заставить врага бояться перевешивало моральные установки ещё юных, но уже безмерно старых партизан.

Три дня назад «Весельчаки» – Оптимист, Балагур, Чудачка и Проказник – выследили пеший патруль местного гарнизона и уничтожили его, показательно оставив изуродованные тела на дороге. Солдаты не имели при себе никаких ценных сведений и не представляли угрозы жителям – акция устрашения была совершена только чтобы посеять страх и неуверенность в стан врага. Чужак никогда не забывал о том, что за каждым поворотом лесной опушки, за каждым валуном и за каждым деревом может выжидать деревенский парень с обрезом или ножом, который не проявит пощады и не прознает сожаления, стоя над хладным бездыханным телом.

Сегодня они повторили свой подвиг – снова убийство, снова трое, снова с особой жестокостью. Маки отобрали у них оружие и прочее сопутствующее снаряжение. В их деле применение находилось всему: ботинки, фляжки, паспорта, пуговицы – всё изымалось у неостывших тел в пользу партизанства.

– Да кого они тронут, Проказник? – сказал худощавый паренёк в клетчатой кепке, поправляя охотничье ружьё на плече – Мы ведь специально отводим их подальше по решению Августа.

– Не знаю, Энцо. У меня что-то в животе крутит от волнения…

– А может ты просто проголодался опять? – подшучивала над ним Марта – У тебя это нередкий синдром.

Они дружно смеялись над этой набившей оскомину шуткой. Тем временем Август оттащил тела на дорогу и достал из-за пазухи письмо, которое они собирались оставить у тел – злобный саркастичный «привет», ведущий преследование всё дальше от родного округа. Командир партизан оставил свёрнутую бумажку в кармане у одного из солдат на видном месте:

«Дорогие гости, Весельчаки очень признательны вам за то, что вы пришли на наше представление – смотрите как широко теперь улыбаются наша публика. Мы будем рады повторить это снова, и снова, и снова, пока гости всё-таки не решат, что пора бы им валить домой из Франции. Приходите к нам ещё, пока есть кому приходить – мы и вам подарим улыбку.

P.S. Если ты сам из местных и служишь им, то тебе мы отдельный аттракцион устроим, мразь.

Долгого здоровья,

Оптимист, Балагур, Чудачка и Проказник.»

Однако, вернувшись к костру, он не сыскал удовлетворения. Кровь всё ещё билась у висков, разгоняясь по телу огнём – запах мёртвых тел стал дурманить и возбуждать юного командира, предававшегося горячности в мыслях всё чаще: Франция для французов, а значит француз имеет право насилия над чужаком; Франция живёт пока умирают немцы; Франции нужны решительные люди, готовые устрашать; Франция – и никаких полумер; а достаточно ли окружающие французы для Франции? К возрасту, когда человек должен был осознать ценность жизни, Август осознал её иную стоимость – патрон, или два, а может и пара ударов ножом.

Весельчаки преуспевали в запугивании, но и среди них не все могли справляться с жаждой месье Ревиаля. Луи – Проказник – пошёл за Августом, потому что было некуда возвращаться в его сожжённой деревне. Энцо – Балагур – пошёл за Августом по праву друга детства, никогда не бросавшего своего товарища в его начинаниях. Марта – Чудачка – была небезразлична к Луи, и уважала идеалы Августа. Все по какой-то причине ушли в леса, покинув родной дом, но ни один из них не знал каким однажды предстанет их командир: безжалостный и бесчеловечный, мстительный и деспотичный, свирепый и ужасный – Август еле достигал совершеннолетия, но смотрел в глаза старикам с подобным им трагизмом. И всё же он был их Оптимистом – их командиром, готовым быть металлом даже в доменной печи.

– Нас за ту выходку всё ещё ищут, Август. Ты помнишь как тем деревням на Соне досталось пару месяцев назад? Комендантский час ужесточили, старика Павло и всю его семью повесили, да и сколько погромов было. Губернатор столько лишений на них обрушил…

– И зачем ты мне это повторяешь, Проказник? Мало крови?

– Наоборот. – Луи поднялся и отряхнулся – Может не пойдём на север?

– Да как ты не понимаешь? Скоро всё подойдёт к концу. Я вчера слушал радио: коммунисты неостановимой волной идут с востока, все наши через пару месяцев с англичанами вернутся из Африки. Скоро войне конец, и мы должны стать её участниками.

– Мы уже давно её участники, Август.

– Я всё сказал. Пусть они видят что с ними станет, если они так и продолжат ходить по деревням ночью. Это наша земля.

– Ты снова оставил письмо на телах тех мальчишек? – Марта спросила, не глядя в глаза командиру.

– Мальчишек? – презренно оглянулся через плечо Август.

– А кто они? Этим и двадцати нет, они такие же как мы.

– Они совсем не мы. Тут лежат свиньи, пришедшие в наш дом, а не люди. Предлагаешь их погладить по головке и отпустить?

– Мы могли бы быть как остальные отряды. Мы могли бы не резать их лица.

– А зачем тебе их лица? Тебе нравятся красивые немецкие ухажёры, которые к тебе обращаются «фройляйн»? За этим тебе их лица, да? Запомни: мёртвым лицо ни к чему.

– Август, я прошу тебя, прислушайся к своим словам. Ты же сам говоришь, что война скоро кончится, а значит и выходкам нашим придёт конец. Что ты будешь делать, когда мы победим? Ты же в курсе, что партизанство не навсегда?

– Мы не будем это обсуждать. Есть мы, здесь и сейчас.

– А когда мы хоть что-то будем обсуждать? Моё сердце не меньше твоего болит за родные города и сёла, но я не могу смотреть на эти изуродованные трупы! Это бесчеловечно! – Марта срывалась на слёзы.

– Зачем тогда ты здесь? – равнодушно ответил он, подбрасывая в воздух начищенный нож – Ты же прекрасно знаешь на что идёшь. Мы общаемся с другими отрядами, убиваем немцев, подрываем дороги, травим хлеб. Это достаточно человечно для тебя?

– Даже если мы их убиваем, то ни к чему над ними издеваться. Август, Энцо, Луи, вы же понимаете, что вам потом жить с этим? Как вы будете смотреться в зеркало?

– С гордостью достойной француза. – ответил Август.

– А вы? – Марта, еле сдерживая слёзы, требовательно смотрела на остальных.

– Слушай, Мар, я думаю, что Август со временем успокоится и найдёт себе достойное занятие. – успокаивающе сказал Энцо, поглаживая её плечо – Я думаю, что в глубине души он очень зол и отчаян, так что тебе не стоит воспринимать его стремления близко к сердцу. Тебя никто не заставляет этим заниматься.

– Да, Марта, наши поступки – это наш выбор. – добавил Луи – Если бы не Август и его, как ты говоришь, жёсткость, то мы бы давно все пропали. Где бы мы были, если бы не он? Не помнишь как он один кинулся в хлев с одной лопатой и пустым «вальтером»?

– Вот именно, Марта. – Август выступил вперёд, сблизившись вплотную – Где бы ты была, если бы не я, а? Не помнишь уже кто спас твою шкуру? Я не собираюсь бросать правое дело из-за какой-то соплячки, которая запала на симпатичные немецкие мордашки. Тут или они нас боятся, или мы их. Всё ясно?

– Ты просто мясник. Среди патрульных и наши французы бывают. Ты и меня бы убил, если бы подозревал в работе на них. Только вот хуже всего то, что никто из нас не наслаждается этим, кроме тебя. Да тебя вообще ничего не держит! Ты просто монстр!

– Тише, спокойно. – Луи пытался успокоить её.

– Не трогайте меня! Вы не спасители, а просто убийцы. Чем вы лучше захватчиков?

– Хочешь остаться со своими немецкими друзьями – милости прошу. А мы уходим, верно, парни? Не будем мешать даме уединиться.

– Как скажешь, Август, веди. – сказал Энцо, пожимая плечами.

Маки молча собрали вещи, простейшим устройством из досок запутали следы и направились в сторону реки. Продолжая тихий плач, Марта пошла вслед за ними. Над маленькой речкой зарождался рассвет. Тёмное небо сумеречно-синего простора отступало, а некогда яркая луна выцветала словно старая фотография.

– Август, слышишь стрекоз? – спросил Энцо, снимая клетчатую кепку.

– Да, дружище, слышу.

– Как думаешь, сколько их?

– Не знаю, – задумался юноша – может, тысяча?

– Многовато, может сотня?

– Может и сотня.

Усталые ноги сами несли ребят. Когда на горизонте показался возвышающийся над поселением шпиль церкви, общим решением был предложен привал и пополнение провианта – по эту сторону реки партизанам никогда не отказывали.

– Так, – сказал Август – сначала иду я, потом с разных сторон с разницей в пять минут идут остальные. Порядок определите сами.

– Слушай, да никто не поймёт этого манёвра, кому какое дело? Давай просто пойдём туда безо всякой шпионской ерунды, которой тебя учили? Спать охота.

– Рейх везде имеет глаза и уши. Давайте хотя бы сделаем вид, что не встречаемся по ночам. Кто-то из местных может докладывать немцам.

Энцо и Луи быстрыми жестами попрощались с Августом – Марта не пожелала даже смотреть на него.

– Марта, я обещаю тебе, что жизнь изменится. – Август взял её за руку – Может не сейчас, но когда-нибудь мы будем жить как раньше. Я тоже буду. Вернусь к маме, куплю квартиру в городе, начну всё сначала, позову вас всех в гости. Только для этой идиллии надо сейчас пережить ад, понимаешь? Я стараюсь для вас всех.

– А ты никогда не задумывался, что сам этот ад создаёшь? Может на нас и не было бы охоты, если бы мы не действовали?

– Это не я захватил наши земли.

– Враги уйдут, Август, а вот ты от себя никогда не сбежишь. Может сейчас этого не видишь, но оно не пройдёт для тебя бесследно. Луи найдёт себя в искусстве, Энцо всегда хотел быть лётчиком, я хотела играть в театре. А что Август Ревиаль умеет в этой жизни?

Сколько бы лет ни прошло, он будет задавать себе этот вопрос снова и снова, снова и снова, пока, наконец, со всей горечью не осознает всю ничтожность своей жизни – патрон, или два, а может и пара ударов ножом.

2

Августу вновь позволили видеть. Кости жгло и плавило, мышцы всё ещё сводило судорогой, голова раскалывалась как от тяжёлого похмелья. Орден сделал всё, чтобы Август захотел скорее попасть в ад, чем продолжать пребывать в Арфоморе – в аду его хотя бы ждали.

Руки болели от каждого движения, верёвка натёрла их у самых запястий. Рубашку застегнуть не позволялось, несмотря на окружающий промозглый холод. С потолка пещеры сходили сконденсировавшиеся капли воды. Август с жадностью смотрел на мутноватые лужицы во внутреннем дворе подземной тюрьмы и мечтал припасть к ним. Судя по виду, это была вовсе не питьевая вода, но жажда была столь сильна, что выпить хотелось и её. Не начать, приплясывая, ловить капли ртом Августу мешала только гордость, хотя и её становилось час от часу всё меньше.

Его не сломали, но и прежнего боя француз уже не мог дать. Оптимист бы прямо сейчас искал путь к побегу, вцепился бы зубами в горло охране, выхватил пистолет и бежал, но не Август Ревиаль – долгие годы он ощущал себя как старый больной пёс, которого хозяин не удавит только из жалости. Кровать, сигарета, окно – и где сейчас его семнадцать лет? Месье Ревиаль впервые в жизни почувствовал как готов, наконец, сдаться.

Его вели через весь внутренний двор под взором десятков осуждающих взглядов в его сторону. Здесь каждый сидел пожизненно: фанатики-софиисты, гангстеры Уэсли, предавшие клятву горгоны, психопаты и сволочи со всего Арфомора, коих на удивление было немало для такого изолированного места. Преступление Августа держалось в строжайшем секрете, но свежую кровь в этих местах не любят одинаково – вне зависимости от их проступков.

Со двора отчётливо виднелась округлая стена пещеры Арфомора. Вдоль неё вниз бесконечной дорожкой сходила пыль, переливавшаяся в свете потолочных ламп тёмно-золотистой волной. Гуляя по просторным улицам, Август быстро забывал о том, что он находится в пещере – тюремные стены быстро об этом напомнили.

Прожектора, закреплённые на стенах и крыше здания тюрьмы, были лишь немного менее мощными, чем искусственные солнца на потолке. Идя босиком по каменной кладке, Август со временем почувствовал ногами траву – тёмно-зелёную, живую, шершавую. Горгоны высадили газон для прогулок, что было единственным приятным зрелищем в округе. Всюду по периметру стояли небольшие песчаниковые башни с надсмотрщиками. Свет от башенных фонарей сильно слепил привыкающие к темноте глаза и не давал смотреть в их сторону без боли даже секунды. Наверняка это стоило невероятного количества электроэнергии, но Арфомору и без того хватало её на любые нужды – яркие огни Элеатиды, бесконечные заводы Антигонии, вездесущие фуникулёры, кинотеатры, радио. Оставалось только гадать как местные инженеры смогли это обеспечить.

Любое общество рано или поздно создаёт тюрьму – арфоморцы не были исключением. Три этажа металлической крепости с узниками внутри выглядела по-настоящему устрашающе и надёжно. Невольные стены напоминали всем и каждому о том, что их заключение не закончится никогда – это же читалось и в каждом взгляде суровых надсмотрщиков.

Августа вели двое – обе женщины. Арестованного завели внутрь, где перепад от очень освещённого двора до полумрака тюремных застенков не позволял ему ничего разглядеть. Горгоны тем временем с облегчением снимали с себя тяжёлые защитные очки.

– Развяжите верёвку. – приказал смуглый старик в форме, сидящий за столом на входе.

Достав небольшой нож, одна из ведущих Августа женщин срезала узел, удерживавший верёвку. Долгожданная свобода – мокрые затёкшие руки с красными следами наконец-то можно было вытянуть вперёд, опустить вниз, расслабить. Первым же делом Август застегнул на себе рубашку.

– Отпустите его.

Горгоны послушно выпустили преступника из рук и встали около двери. Август сел на стул, растирая руки и устало протирая глаза.

– Имя? – спросил тюремщик.

– Август.

– Фамилия?

– Ревиаль.

– В чём повинен?

– В шпионаже с поверхности.