Читать онлайн Храм на холме

1. Дорога в Пантелеевку

Усиливающийся ветер обжигает щеки и пронизывает тонкое кашемировое пальто, а голова раскалывается от страшной боли. Он смирился и ждал, пока поезд снова тронется. На воздухе не стало легче, боль не ушла. Ехал в никуда, потому что не видел другой возможности спрятаться, собраться с мыслями и перезагрузиться для новой жизни. Если бы он только знал тогда, к чему приведет эта поездка! Скомкать бы и выбросить этот билет, вернуться! Но уже поздно, дело сделано, он мертв.

– Уберись с дороги, олух, – какой-то мужик в душегрейке, с тележкой толкнул его в спину, хотя места на платформе хватало.

Вернее, это даже была не платформа, а полустанок в лесу. Небольшая деревянная будка станции виднелась неподалёку. Она, как и погода, навевала уныние и тоску – обшарпанная, местами со следами штукатурки и многочисленных покрасок, с заклеенным скотчем, стеклом. У маленького окошечка, где продавали билеты на поезда и электрички выстроилась небольшая разношерстная очередь, в начале которой стояла огромная баба в дутом коротком пальто, из-под которого неровно свешивалась пестрая ситцевая юбка, сбоку к ней жалась хрупкая русая девочка с жидкой косичкой, она грызла семечки и с любопытством рассматривала прохожих. За ней стояла группа молодых туристов в джинсах и с рюкзаками, а в конце очереди притулился меленький пьяный мужичонка, постоянно норовящий влезть без очереди, за что был неоднократно гоним нахальной грузной бабой.

«Зачем я еду сюда, в эту глушь, грязь? Может, как-то можно было обойтись без этого?» – снова думал Савелий, прекрасно осознавая свое безвыходное положение и пытаясь приподнять тонкое шерстяное кашне до ушей. Но согреться не удавалось. Зачем он позволил себя втянуть в это?

Баба снова агрессивно отпихнула юркого мужичка, и тот мешком свалился на корявый асфальт, по которому покатились из его мешка крупные румяные яблоки. Он, кряхтя, встал, собрал яблоки, а одно, тщательно вытерев об засаленный ватник, протянул девчушке. Она охотно схватила красное яблоко и хрустко откусила, разбрызгивая сок. Мать повернулась к ней, усмехнулась, но яблоко не отобрала. Мужичек притих в конце очереди, опасливо поглядывая на бабу.

Савелий брезгливо смотрел на этих людей, нелепых, бедно одетых, с серыми лицами, но довольно счастливых на вид. Чему они радуются, идиоты? Подумал, что мужик с тележкой, толкнувший его, наверное, испытывает чувство классовый ненависти к нему и таким как он. Конечно, он не несется с нелепыми узлами и рюкзаками в кассу, жуя резиновый беляш, а стоит в элегантном пальто с небольшой кожаной сумкой, модной стрижкой и явно нездешним загаром. Знал бы он…

Раздался пронзительный гудок, к платформе подъехала электричка и забрала большую часть накопившейся толпы. Мать с маленькой девочкой торопливо заскочила в вагон спешащей электрички. А проказливый мужичек, все еще стоящий в очереди, махнул рукой и смачно сплюнул на землю. Видно, опоздал.

Савелий удовлетворенно ощупал билет в кармане радуясь, что ему не нужно толкаться в очереди с этими людьми, его поезд, остановившийся у этой платформы, скоро поедет дальше. Как они успели, почти у этой, последней, остановки?

«Ну, отчего же так холодно? Весна же!» – покрасневшие и онемевшие кисти рук спрятал в карман. А весна, медленно, вступала в свои права. Серый лес едва начинал кое-где подергиваться пронзительной зеленью, от которой щипало в глазах. Только весной природа все свои силы вкладывает в эту ослепительную зелень, выбрасывая ее как яркий флаг, мол, будем жить, и тепло придет, хоть в это и трудно сейчас поверить.

Меньше, чем через полчаса, Савелий уже ехал в теплом и уютном купе поезда, оставалось ждать недолго, минут десять. Проводница принесла горячий чай. «Жизнь-то налаживается!» – подумал Савва, совершенно не представляя себе, что он будет делать дальше, и зачем он едет к дяде. Видел он его всего один раз, и то только на фотографии и не был уверен, что узнает старика. Сколько ему должно быть лет? Наверное, уже больше семидесяти пяти. «Ну ладно», – убеждал он себя, – «Мне нужна какая-то передышка, отдых, а уж потом, со свежими силами, вернусь в Петербург». От мысли об этих делах его охватывал страх. Вдруг не справится, не сумеет?

Прибыв на станцию, Савелий внезапно растерялся. «Куда дальше? А там ли я?» – подумал он, и с наслаждением вдыхая свежий колючий воздух и закашлялся от его прохлады.

У станции не было ни одного такси, а стоял маленький трактор на холостом ходу. Наверное, давно жил здесь старый и ржавый Москвич, ставший, казалось, органичной частью столь же удручающего антуража, как и привокзальные постройки. Совершенно непонятно, на чем можно было добраться. Никого из встречающих тоже не было, это не было неожиданно, так как он никого не думал предупреждать, а кроме него тут вышли всего трое. Савелий злобно ощерился. Хотя, впрочем, что он ожидал – дикие края, глухой угол. И тут, неожиданно, к нему подошел парень со стойким запахом перегара, в куртке с надорванным рукавом, держащимся на нескольких крепких стежках.

– Тебе куда? – спросил он, сонно почесываясь.

– В Пантелеевку.

– А кто у тебя там?

– Ты так из любопытства спрашиваешь? – огрызнулся Савва.

– Да, вон, Ваня из Пантелеевки. Это который на Москвиче. Сейчас он грибы продаст и поедет. Может и тебя захватить.

– Шутишь что ли? Какие грибы сейчас?

– Пошли сморчки и строчки. Что по мне, так это – поганки, но народ берет, пробует.

– Все грибы можно есть, только некоторые один раз, – пошутил Савва. Приветливый парень поддержал его шутку широкой улыбкой и смехом, похожим на икоту.

– Ну, что, показать тебе Ваньку? Среди людей сам его не узнаешь на платформе, – предложив свою помощь он не догадался, что Савелий мог бы его узнать по грибам. Но вдруг, там их много, этих торговцев грибами?

Савелий лениво двинулся за бодрым парнем, пружинистой походкой поднимающимся по лестнице на платформу. На платформе скапливался народ. Подъехал маленький, дребезжащий автобусик и изрыгнул из своего чрева еще небольшую группку помятого сонного люда.

– Тебе на таком автобусе -никак, – как будто читая мысли, через плечо комментировал парень. – Он далеко от Пантелеевки проходит, по большаку. И придется тебе дальше по грязи километра два, а то и три тащится на грязной дороге. Там без сапог не пройдешь, а у тебя что за обувь? Смех, да и только!

Савелий посмотрел на свои элегантные кожаные ботинки и не понял, что же в них смешного. Но на парня не обиделся – темнота!

– Привет Ванек! Я тебе попутчика привел. Довезешь до Пантелеевки?

Ванек оказался сухеньким старичком непонятных лет, с клочковатой бородой, в куртке защитного цвета не по размеру. Видно было, что торговля у него не шла. Народ торопливо проходил мимо него по платформе. А кое-кто даже с сомнением качал головой, глядя на его грибы в маленькой самодельной корзинке.

– Отвезу, отчего же – нет. Грибы продам и отвезу, – это звучало так наивно. Можно было до вечера здесь ждать с этими грибами.

Савелий огляделся по сторонам и увидел маленький Уазик, который погрузил двух женщин и быстро умчался от станции. Может еще есть варианты? Этот грибник был безнадежен.

– Давай я у тебя грибы куплю? Только мне их положить некуда, – придумал Савва.

– Так я тебе с корзинкой продам! – обрадовался Ваня. – Пятьсот рублей грибы и сто за корзинку.

– Годится, давай!

Первым поползновением Савелия было высыпать грибы здесь, на станции, но он понял, что новые знакомые его не поймут, обидятся и могут не подвести. Кто знает? Ладно, подхватил корзинку и пошел за Иваном. А веселый парень помахал им рукой, лихо вскочил на трактор и, описав дугу, уехал от станции.

– На работу спешит, – пояснил Иван и распахнул дверь Москвича. Совершенно непонятно, как держалась эта проржавевшая дверь и не отваливалась на ходу. Савелий сел на промерзшее сиденье сзади, а рядом поставил сумку и корзинку. Машина заурчала, затряслась как в предсмертных конвульсиях, выпустила черное облако дыма и замерла.

– Не боись, она всегда так. Замерзла, сразу не заводится, – и, несмотря на мрачные предчувствия Савелия, на четвертый раз машина равномерно заурчала и тронулась в путь.

– А далеко ли нам? – волновался пассажир.

– Это смотря как посмотреть. Ежели пешком, до по грязи, то так далеко, что за день не дойдешь! А на машине не далеко. Ежели ничего не случиться, то минут сорок, а то и час. А ты чего назад-то сел? Разговаривать неудобно, – при каждом слове разговорчивый Иван разворачивался к попутчику. Хорошо, что дорога была полупустой.

– Не думал, что разговаривать будем, – так Савелий намекнул, что не прочь бы и отдохнуть. Но намек его понят не был. Очень напрягала фраза «если ничего не случится». Было страшно подумать, что же может случиться в дороге.

– А ты к кому там едешь? Я всех в Пантелеевке знаю, живу неподалеку, на хуторе, у озера. Знаешь?

– К Игорю Дмитриевичу Платунову это дядя мой. А на хуторе не был. Я и Пантелеевку-то не помню, давно не был.

– Знаем-знаем. Суровый дед, твой дядя, – и Иван замолчал. И дальше почти всю дорогу молчал, пока они ехали до места. Савелия это устроило, и он с интересом рассматривал пейзаж за окном.

Широкий песчано-глинистый большак сменился грунтовой дорогой, где Москвичу приходилось по обочинам объезжать лужи, почти прижимаясь к заборам палисадников. Кое-где на огородах трудились люди, что-то копая или сажая. Поднимался ароматный дым от сжигаемых осенних листьев. Деревня осталась позади, и начались сухие перелески из молодого сосняка.

– Ты, парень, грибочки-то не выбрасывай! Уж больно они хороши, томленые в сметане! – как будто прочтя мысли своего пассажира, снова торопливо заговорил дед. – Только сначала с полчасика повари, и лучше пару раз воду слить.

– Хорошо, – не имея сил спорить и возражать, Савелий взглянул в корзинку. Грибы напоминали инопланетных человечков с мозгами наружу. Светлые затейливые складки шляпки конусообразной формы и полая ножка. – Как называются-то?

– Сморчки. А строчки они другие – как темный бархат на белом мху, ножки у них нет. А самые интересные весенние грибы – саркосцифа называются, у нас тут они редко попадаются, но, если найдешь, то сразу много! Чудо какие красивые, красные и съедобные… – Савва уже не мог слушать рассказы деда о грибах, его начало смаривать под урчание двигателя и качку, как в море. – Приехали!

Не успев заснуть, пассажир вяло уставился на глухие деревянные ворота и крепкий дом под шиферной крышей. Иван долго сопротивлялся, не хотел брать деньги от Саввы, уверяя, что, мол-де ему все равно по дороге. И к тому же Савва у него грибы купил, тем самым выручив его, и спас от ожидания того редкого покупателя, ценящего деликатесные грибочки. Но потом все-таки позволил себя уговорить, взял купюру черными мозолистыми руками и, довольный, собрался уезжать. Приглашал к себе на хутор.

Привлеченный этим шумом из дома на улицу вышел крупный мужчина в накинутом на плечи зимнем полушубке.

– Дмитрич, к тебе! Встречай племянника! – и, захлопнув двери, болтливый Иван уехал.

Осанистый мужик, к которому совсем не подходил эпитет «деревенский дед» молча и, казалось, недовольно, осматривал своего племянника, который поставил сумку и корзину на землю возле ворот. Потом порывисто подошел к нему и крепко обнял, сдавив все кости медвежьей хваткой.

– Савка! – повторял он, – Повзрослел, постарел, черт! Увидел бы тебя и не узнал! Ни за что бы не узнал! Сколько годков-то мы не виделись?

– Ой, и верно, много…

– Больше двадцати-то уж точно. Последний раз-то был совсем юным пареньком, лет двадцати с небольшим. Верно? – урчал довольным басом великан, взяв корзинку и подталкивая племянника к калитке у ворот. Вошли в просторный крытый двор с земляным полом, а из него – в жарко натопленную избу.

– Верно-верно. Хорошо, тепло! – Савва приложил замерзшие руки к чисто выбеленной теплой печке.

– А я тебя уже давно жду. Договорились же. Что не позвонил? – внимательный взгляд дяди, прямо в глаза, пронизывал насквозь и напрягал.

– Телефон сменил, в нем, все номера были. Куда-то подевался твой…

– Тогда давай, записывай сразу, мало ли что… Не дай бог в лесу заблудишься, потеряешься: плюс семь, девятьсот восемь… – дядя диктовал телефон, а Савва послушно занес его в книжку, боясь вызвать гнев дяди.

– Что стоишь в дверях? Проходи, снимай свое пальтецо на рыбьем меху, грейся!

– Я телефон записываю.

– Удивляюсь я тебе! Как ты сюда приехал в таком виде, без вещей, в куцем пальто? Что тебе здесь, Вена или Лиссабон? – сердито ворчал дядя. Савелий смотрел на него и понимал, что это его единственный родственник, родная кровь, а как будто перед ним стоит совсем чужой человек.

И семьдесят пять, как он думал, ему не дашь, от силы семьдесят, а то и меньше. Крепкий старик.

Савелий пытался вспомнить на сколько лет, по словам Лилии, он был моложе их отца, но не смог. Она рассказывала, что совсем разными они были, отец и дядя. Хотя в юности оба поступили в инженерный вуз, но потом отец сделал карьеру, как главный инженер, а дядя все бросил и уехал в деревню, подрядился лесником недалеко от места, где он работал в стройотряде. Говорят, что даже внешне братья отличались – один высокий, худой, слегка сутулый, в очках, а другой – широкий, крепкий с обветренным лицом и сильными руками. Дядя был младшим, а отца давно уж нет. Савва его и не знал.

– Знаешь, все спонтанно получилось, я до последнего не был уверен, что вырвусь к тебе. Стал бы собираться, никогда бы не приехал. Завал дел! – оправдывался Савва.

Он, действительно, все время колебался, думал, ехать ли. Даже на пересадке, на этой злосчастной платформе он еще сомневался, не вернуться ли ему. Только тряская езда на Москвиче вернула его к реальности и примирила с неизбежностью. Он долго убеждал себя, что главное сначала тихо отсидеться здесь, чтобы реализовать свои авантюрные планы. «Знал бы дядя…» – думал он.

А дядя, повернувшись к нему спиной, накрывал на стол, небрежно бросая алюминиевые ложки и эмалированные миски. На кусок деревяшки поставил сковородку, где со шкварками и картошкой потрескивала только что снятая с дровяной плиты яичница.

– Помнишь, раньше я все в печи готовил? Русская печка для горожанина -экзотика, и еда там получается особенная, разваристая. Сначала я все готовил там, а теперь я совсем обленился – на плите готовлю. Видишь, какую плиту мне местный печник пристроил? Удобно! Давай, садись к столу. В сенях умывальник, а тут я тебе одежду положил, – дядя кивнул на печную лежанку, где горой были свалены какие-то вещи.

– Спасибо! Выручил. А потом я этот вопрос как-то решу, прикуплю что-нибудь. Пойду, смою дорожную пыль.

– Давай, давай. Только купить-то здесь негде… – бурчал дядя уже в спину Савве.

В сенях после жарко натопленной избы показалось очень холодно. Вода в алюминиевом умывальнике была ледяной. Савелий побольше налил ее в ладони громко звякая краном, а затем бросил в лицо. Крякнул, вспенивая в руках обмылок хозяйственного мыла, и с наслаждением долго тер лицо. Белую поверхность раковины расцветили желтоватые подтеки тонального крема, перемешанного с гримом. Протерев лицо рушником, Савелий внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале. «Ну вот! Теперь нормально!» – из зеркала на него смотрело бледное лицо с широкой нижней челюстью и впалыми щеками. Такое лицо вполне могло принадлежать как разбойнику, так и уверенному в себе руководителю, бизнесмену. Можно было бы назвать его неприятным, из-за узкой щели губ, и густых черных бровей, но какая-то неуверенность и потерянность во взгляде смягчали давящее впечатление, которое оно производило. Савва пятерней разгладил взъерошенные волосы и потрогал красноватый шрам на скуле. Его он пытался замазать гримом.

– Что ты там возишься! Иди, терпения нет ждать! – уже торопил его из избы дядя.

– Можно я сначала переоденусь? – Савелий уже стягивал узкий тонкий кашемировый свитер, демонстрируя бледную спину с развитыми мышцами. Натянув на себя свитер грубой вязки с синими ромбами и спущенными петлями на рукавах и спортивные брюки с лампасами, Савва криво ухмыльнулся и подумал, что теперь бы почувствовал себя своим на том полустанке.

Дядя внимательно посмотрел племяннику в лицо, заметив изменения, но ни слова не сказал.

– Вздрогнули! С приездом! – он поднял запотевший стограммовый стаканчик, до краев наполненный мутной жидкостью, с сивушным запахом.

– Спасибо! Позволишь пожить у тебя немного? Может неделю? – поморщившись и прихватив вилкой кусок яичницы, поднял глаза Савва.

– Чего не жить-то, живи. Только у нас с тобой был другой разговор. Но сейчас не буду тебя мучить, и о деньгах не спрашиваю, все понимаю. Жду. Похоже, пропало у тебя желание порвать с прошлой городской жизнью и насовсем переселиться ко мне?

Савелий вздрогнул второй раз, когда дядя заикнулся о переселении, в первый он вздрогнул, когда речь зашла о деньгах. Потом он медленно кивнул, совершенно не понимая, о чем говорит дядя.

– Ничего-ничего. Немного приду в себя и соображу. Все позже решим.

– Я понимаю тебя. Такое не решается с кондачка. Думай, а я тебя подталкивать не буду. Твое дело, решай.

Савва стал понимать, почему народ сторонился дядю, как этот мужичек из Москвича, Иван. Тяжелый он был, неразговорчивый, видно было, что живет особняком, ни с кем не общается. Савелий унял свой страх и убедил себя, что ему ничего не мешает в любой момент вернуться в город. Самогон согревал и успокаивал, глаза стали слипаться и сильно захотелось спать.

– Иди, ложись, я тебе в алькове постелил. Поздно уже. Устал, небось?

Альковом он называл закуток за печкой, куда едва влезала старая полуторная кровать с панцирной сеткой. Такие Савелий видел еще в фильмах о войне. Но спать на ней было очень удобно, матрас был мягким, а под старым спальным мешком было очень тепло, и он быстро полетел в глубокий черный тоннель сна.

Казалось, что была еще ночь, а дядя уже встал, надел обрезанные валенки и вышел из дома. Савва наблюдал за ним через щелки глаз, и не найдя сил встать, снова провалился в глубокий сон.

Когда Савва наконец встал, он увидел на столе остывший чай, крутые яйца и картошку в мундире. Наспех перекусил и вышел на черное крыльцо, которое выходило на огород дяди. Игорь Дмитриевич сажал картошку. Медленно, подтаскивая за собой два ведра, одно с мелкой картошкой, второе с залой, дядя самозабвенно, неспеша, сыпал железным совком золу и бросал картофелину в длинную, заранее распаханную, борозду. Увидев Савелия, он махнул ему рукой, этот жест можно было понять и как приветствие и как приглашение помочь.

Накинув куртку, Савелий сунул ноги в холодные резиновые сапоги и поспешил к дяде на борозду. Дядя тяжело разогнулся, пересек огород и, молча, протянул ему второе ведро с картошкой. Сначала получалось не очень, а потом работа стала спориться и Дмитрич удовлетворенно поглядывал на племянника, вспоминая его совсем мальчиком, сорванцом. Ему совершенно не верилось, что ему уже за сорок, он богатый человек и крупный бизнесмен и сочувствовал ему с того самого звонка, когда тот пожаловался на выгорание, пустоту в душе и устойчивое желание все бросить и уехать жить к нему… Но потом, он куда-то пропал, а сейчас приехал угрюмый, как будто недовольный, чужой. «Ничего-ничего, оттает» – думал старик.

А майское солнце сильно пригревало, небесная лазурь казалась нереально яркой, а из леса слышался громкий птичий гомон. Весна чувствовалась во всем, в терпких запахах земли, в пьянящей свежести воздуха и в остром желании жить, независимо оттого сколько тебе лет.

За работой время летело быстро, но тут к штакетнику подошла высокая баба в вязаной шапке и куртке с пятнами леопарда, пришлось прерваться.

– Бог в помощь, Дмитрич! Это кто тебе помогает? Работника что ль нанял? – баба, игриво подбоченясь, с любопытством поглядывала на Савелия. Ее черные глаза-угольки сверкали, а объемная грудь выплескивалась из распахнутого ворота куртки.

– Это же племянник мой, Савва. Татьяна! Не узнала, что ли? Вы же в детстве вместе тут гоняли.

Слова дяди произвели эффект разорвавшейся бомбы. Татьяна замерла, безвольно уронила руки и впилась взглядом в Савелия.

– Ой! Савва! Ну подойди, поздороваемся, – и она порывисто сделала шаг к забору и крепко схватилась за штакетник, как будто боялась упасть.

Савелию пришлось все бросить и тоже подойти к забору. Он совершенно не узнавал эту бабу, которая, глядя на него, стреляла глазами и, пыталась прихорашиваться, поправляя шапочку и воротник куртки.

– Здравствуй, Таня! – медленно сказал он. В этой неуверенности и тягучести его низкого голоса ей слышалась те знакомые ноты, которые она помнила всю жизнь.

– Дмитрич, можно я к вам заскочу сегодня вечером? Так интересно поговорить! Сколько же лет мы не виделись, Савва?

– Много… – не мудрствовал Савелий.

– Конечно, можешь и зайти…

«А можешь и не заходить…» – как будто хотел добавить не очень гостеприимный дядя.

– Или вы к нам? С мужем, с дочкой познакомлю? Давайте!

– Хорошо, мы подумаем…

– Я-то точно не пойду. Спина разболелась, надо печь истопить, и погреть. Как бы я без тебя сегодня управился? – сказал дядя, когда Татьяна отошла от забора, подобрал два пустых ведра и, кряхтя, пошел к крыльцу. Начинало темнеть. В кустах робко пробовал голос соловей. А Татьяна все еще медленно шла по улице, постоянно оборачиваясь на Савелия.

2. Пряные майские ночи

– Никогда к ним не ходил, а теперь чего пойду? Сплетни бабьи слушать? Тебе интересно, ты и иди, – продолжал ворчать дед, помешивая что-то в старом котелке, от которого распространялся волшебный запах по всей избе.

Потом дядя опустил в котелок суковатую палку, похожую на ершик, и долго мешал содержимое двумя ладонями, как будто быстро растирая древко палки. – Меня так готовить научил старый лесник. Веточка должна быть сосновая. Можжевеловая, наверное, тоже хорошо, даже ароматнее, да не найти с такими равномерными сучками как у этой.

Савелий развешивал свою одежду на крючках у входа, слушая дядю, а перед глазами у него стояли глаза-угольки настырной соседки. Не нужны ему тут никакие старые знакомые и никакие проблемы! Не стоит ему ходить по гостям! Краем глаза он удовлетворенно наблюдал, как дядя разливает по знакомым стопкам самогон.

– Да, дядя и я не пойду ни в какие гости. Что я там буду делать? Одна неловкость!

– Вещи на печку кинь, пусть просохнут.

Садись-садись к столу! -

сегодня стол действительно был накрыт по-царски – соленые грибочки, огурчики и ароматная картошка из котелка. – Ты, может, привык к разносолам? А у нас тут все по-простому…

Савва заметил, что после посадки картофеля дядя стал совсем по-другому на него смотреть – лохматые, кустистые брови больше не опускались до самых глаз, а в серой мути глаз появились добрые и, временами, лукавые искорки.

– Какие разносолы? В городе вся еда как картонная, с сомнительным вкусом и запахом. А иной раз и вовсе поесть некогда.

Такого запаха я давно не слышал. Аромат! Что это? – он пытался

без всякого умысла задобрить дядю комплементами.

– Это я осенью, когда народ свиней режет, покупаю недорого и мясо, и сало… Хочешь сала? И сам долго тушу мясо с лаврушкой, потом закручиваю в банки. Все равно все едут в город продавать или сдают на комбинат, надо до этого успеть купить. И соседям проще, немного полегче вести. Может скоро сам свинью заведу. Дешевле и вкуснее, чем готовая тушенка! Пробуй-пробуй! – и дед достал из морозилки завернутое в тряпицу сало со слезой и розовой серединкой.

– Вкусно! Я смотрю, ты здесь все секреты знаешь, как настоящий сельский житель!

– Конечно, я уж почти сорок лет как здесь живу и, в отличие от местных, не пью горькую. Так, чуть-чуть для вкуса жизни. Как мой НИИ развалился, я этот домик и купил. Кстати, вздрогнем! – дядя поднял стаканчик. – Если бы не ты, я бы сегодня не управился с планом, а так, глядишь, завтра и закончим с посадкой. В деревне без картошки не прожить!

Крякнув, дядя вытер рот рукавом и внимательно посмотрел на Савву: «Вроде обживается парень. Может и правда останется, как собирался. А то какой-то… как выгоревший изнутри показался. Другой, не узнать. Кого и картошка лечит… Посмотрим-посмотрим. Пока досажаем картошку, может, и совсем оклемается».

– Ты, молодец, по плану живешь! – слегка заплетающимся голосом после четвертого стаканчика сказал Савва, как-то странно, не то раздраженно, не то с вызовом глядя на дядю.

– Давай уже ложиться! Я на печку полезу, кости погреть. Вещи с печки убирай, высохли, небось… Завтра ты посуду моешь, – подмигнул дядя, складывая грязные миски в большой тазик с водой и ставя его на загнет печи, там вода к утру станет потеплее.

Почему-то сон не шел. Уже больше часа Савва слушал заливистый храп дяди. Казалось, что только он начинает затихать и будет можно заснуть в тишине, как слышался громкий взрыв храпа с новой силой и постепенно сходил на нет, а потом опять и опять…

Под одеялом стало очень жарко, и Савелий тихо встал, сетка громко зазвенела ему в след, мстя за то, что он ее покинул. Подошел к окну, из которого было видно всю округу, залитую лунным светом, было видно каждую травинку, как днем. Полнолуние! Вот почему не спится! Рука нащупала полупустую бутылку самогона на подоконнике, Савелий, привычным движением горниста, жадно отпил из горлышка несколько больших глотков самогона. Тихо обшарив сени, подсвечивая мобильным телефоном, нашел пачку каких-то незнакомых папирос и большой хозяйственный коробок спичек. Спустившись с крыльца в огород, он закурил, глубоко затягиваясь и всматриваясь в гребенку леса на горизонте, смял сырую папиросу и вернулся в душную темноту избы. Согревшись под одеялом, Савелий мгновенно заснул.

И снова этот надоевший сон – узкий длинный кирпичный переход, по которому его ведут, гулкая железная лестница и снова мрачный коридор с закрытыми дверьми. Впереди виден свет, появляется надежда, но воздух становится вязким и шаг становится все медленней, идти все труднее… И вот он – выход! Выйдя в замкнутый двор, напоминающий глухой кирпичный стакан, он понял, что это не свобода, а ловушка. Серые зыбкие, как будто в тумане, фигуры шли мимо него по кругу узкого двора. И вдруг к нему резко приблизилось чье-то лицо с открытым ртом. А это он сам!

«Опять!» – проснувшись весь в поту, Савелий увидел, что солнце уже высоко, и дядя копается в огороде. Не дождался его. Помыв миски, он опрокинул их на полотенце, оделся и, достав бумажник из своей сумки подошел к деду.

– Доброе утро! Бог в помощь! Хочу съездить в магазин, а потом к тебе присоединюсь. Надоело жить нахлебником, и мне тоже кое-что нужно купить. Не знаешь, можно ли кого-то подрядить меня отвести? А то, кроме Ивана, я никого с машиной не знаю, да и не найду его в этом хуторе, – спросил Савелий, озираясь по сторонам.

– Доброе-доброе! Не стыдно так говорить – «нахлебник»! Видел, во дворе справа ворота, на сеновал? Там у меня мотоцикл стоит, недавно я его заправил и еще канистра бензина рядом, в запас. Автолавка у нас, недалеко, но там мало что есть – хлеб, да спички, а большой магазин километрах в девяти, в соседней деревне, – довольно толково дядя объяснил, как добраться. – Я с тобой не поеду, не обидишься?

– Вот спасибо! Только прав-то у меня с собой нет.

– Какие тут права в лесу! Считай, по заднему двору колесишь, – ухмыльнулся Дмитрич.

Савелий очень удивился, что кроме старого мотоцикла с коляской в огромном сарае стоял ржавый Жигуленок, запас канистр и ящик с инструментами. «Целый гараж!» – обрадовался Савва. С огромным трудом завел мотоцикл и, действительно, уже скоро Савелий наполнял мешки консервами, сигаретами, примерял довольно приличную куртку и сапоги.

Ближе к вечеру, когда Савелий успел уже наработаться с дядей в поле, вернувшись в избу, дядя увидел целый склад провизии на столе и недовольно заворчал.

– Неужели б я не прокормил тебя? Ты же вкалываешь на меня! – довольно хмыкнул дядя.

Завершить посадку картофеля опять не удалось, чему Савва был очень рад. Недооценил дядя размер участка. Эта спокойная ритмичная работа отвлекала его от всяких мыслей и делала обоснованным постоянное откладывание принятия важного решения. День ото дня становилось все теплее, и сегодня Савелий даже решился на огороде раздеться по пояс.

– С ума сошел! Сейчас же накинь что-нибудь! Еще успеешь загореть. Продует, будешь все лето болеть, а то и радикулит разобьет! Не мальчик уже, чай! – Савва послушно натянул тельняшку и испытал давно забытое чувство, теплоты от заботы близкого человека. Когда он чувствовал подобное? Вспомнить не удавалось.

Только собрались передохнуть, развалившись с сигаретами в сенях на лавке, застеленной старым плешивым ковриком, как послышался гулкий стук в ворота.

– Пойди, посмотри, кто там, – дяде уже было трудно вставать, наломался со своей картошкой. И зачем ему столько?

Савелий легко встал и, уверенной походкой, вошел в темную пустоту двора. Лампочку, которая зажигается из сеней, включить забыл. И тут его охватил дикий страх, паника, и те пять шагов в темноте до калитки в воротах показались ему очень длинными. Почему-то появился страх что, когда выйдет на свет, он окажется не здесь, а совершенно в другом месте.

Но чей-то настойчивый стук вернул его к реальности. Кто-то снова забарабанил в калитку, а и звонкий девичий голос на улице кричал нараспев:

– Дядь Дмитрич! Откроооооой! Меня мама послала.

– Ой! – когда Савелий решительно распахнул калитку, рослая девушка с распущенными рыжими волосами, отпрянула от неожиданности. – Вы кто?

– Я Савелий. Или, может, дядя Савелий. Хотя мне лично так не нравится, – усмехнулся Савва, приветливо глядя на девушку. – Заходи. Ты к дяде?

– Нет-нет. Заходить не буду. Меня мама ждет. И вас тоже! Гости уже пришли. Она стол накрыла, как договаривались. Праздник сегодня. Ждет, – и она резко повернулась и торопливо скрылась в темноте. Савва почувствовал, как сильно ему захотелось выпить. Общаться -нет, а выпить -да! Вид этой симпатичной девушки подействовал на него как допинг, появились силы идти, и загорелись глаза.

В сенях он столкнулся со взволнованным дядей.

– Кто там? Что нужно?

– Да, похоже, заходила дочка, той, вчерашней…Татьяны. Зовут нас, стол накрыли и соседей собрали, – Савва говорил торопливо, снимая тельняшку и надевая единственный приличный свитер, в котором он приехал.

– Я ненадолго схожу, устал. А ты на меня не смотри, молодые годы. Веселись! – дядя переобувался в приличные ботинки. Савва удивился, вчера дядя грозился, что вовсе не пойдет, а тут сменил гнев на милость. – Тебе интересно на народ посмотреть. Не много их осталось, но есть. С некоторыми ты еще в детстве куролесил.

– Расскажи, этот дом ты сам построил?

– Нет, конечно. Ему больше сотни лет. Теперь таких и не строят. Закрытый двор, да сеновал для скотины. У прежних хозяев дома было две коровы. Старики решили в город податься, к сыну, а я, наоборот, из города сюда приехал. Денег подсобрал, этот дом и купил, – дядя складывал в мешок сало и консервы. Савва добавил из своей покупки бутылку водки и пару консервных банок, и они пошли.

Идти было недалеко. Деревня уже погружалась в темноту, только то тут, то там уютно горели окошки изб, обнажая уютный быт семей за маленькими ситцевыми занавесками. Дядя уверенно толкнул низкую скрипучую калитку, а Савва услышал звуки тихой музыки из окна дома.

– Что так долго, давно ждем! – с порога приветливо басил, видимо, хозяин избы, крупный мужик с окладистой бородой. Он нетвердо держался на ногах. – Идите, идите в хату. Я вышел подышать, да и покурить.

– Я с вами подымлю, если можно…

– А чего нельзя, если можно! Я вчера тетерева подстрелил. Попробуй, хозяйка его вкусно готовит, – Савву удивило, что он так странно назвал свою жену. – Ты охотник иль рыбак? Если ты надолго к дяде, как охота откроется пойдем с тобой на сохатого. А сейчас можно на тетерева, уток…

– Я еще не решил. Выгорел на работе. Надо мозги очистить… Я не охотник и не рыбак. Ну если уж выбирать, то я скорее – охотник, хотя в жизни бывало, становился и дичью.

– Это как, не понимаю? – сосед попытался внимательно посмотреть на собеседника и, отпустив поручень крыльца, чуть не упал, как моряк на корабле во время сильной качки. – Ой, перебрал слегка. Но сегодня можно – пятница! Пошли к столу! А звать-то тебя как? Я Сергей, Серега стало быть!

– А я Савелий, – они пожали руки и вместе вошли в полную народа избу.

В «зале» просторного пятистенка вдоль окон стоял длинный стол весь заполненный людьми. Хозяин посадил Савву рядом с дядей, а сам двинулся вдоль стола, похлопывая всех по плечам и подливая водку. Женщины группкой сидели ближе ко входу, чтобы было удобнее суетиться по хозяйству и приносить еду из сеней и от жаркой печки. Савве бросилась в глаза знакомая девушка, она разрумянилась и оживленно болтала со сверстницей, пышной брюнеткой с высокой прической. Видно было, что не все были «при параде», некоторые пришли в том же в чем работали на огороде. Савва еще в сенях заметил гору грязных сапог и галош, сваленных на самом ходу.

Старушки, которых за столом было большинство, сговорившись, затянули песню «Напилася я пьяна…не дойду я до домуууу». Музыка была выключена, к явному огорчению, молодежи. Молодежи здесь было совсем мало, кроме вышеупомянутых девушек еще были двое совсем маленьких ребят, школьников, которые, наспех перекусив из родительских тарелок, сели собирать пазлы на старом вытертом ковре. Еще был непонятного возраста долговязый городской парень сутулый и в очках и крепкий парень, которого уже можно было отнести к мужикам, в силу их катастрофической нехватки. Кроме хозяина, Саввы, Дмитрича и двух стариков, один из которых был совсем без зубов, что ему не мешало налегать на принесенный им же самим самогон, был еще тракторист Василий и лесник Степан. Вот и все.

Стол потрясал изобилием, центре стола стояло большое блюдо, на котором горой была навалена отварная, или тушеная птица, тарелки с салом, солеными огурцами, квашеной капустой. Картошка была в разных видах и томленая в печи с тушенкой, и жареная со шкварками. Женщины пили березовый сок и ярко красный компот из трехлитровой банки, не гнушаясь и сомнительных сладких вин с цветастыми этикетками. Мужчины пили водку и самогон. Хозяйке некогда было присесть, она то подливала березовый сок, то подрезала еще хлеба.

Сначала Савелий уж было решил, что стол накрыли в честь его приезда, как ему показалось из разговора с Татьяной, но оказалось, что сегодня был престольный праздник этой деревни, вспоминали какого-то святого, который оказывал покровительство этой деревне, в прошлом, селу. Селом она перестала быть, как разрушилась небольшая церковь, а рачительные односельчане растащили оставшиеся бревна и кирпичи от ее фундамента. Поэтому от церкви не осталось и следов.

– Помню, как мама водила меня еще малышкой в эту церковь, в пятидесятых, чисто там было светло, иконы, – рассказывала одна из старушек утирая глаза краем головного платка.

– Знакомьтесь, это Савелий, племянник Игоря Дмитриевича, – спохватилась Татьяна, представляя Савву.

– Да, помним мы его еще мальчишкой, – послышались приветливые голоса, некоторые молча смотрели на Савву, кое-кто улыбался, а старушки даже не прервали свой разговор в общем гомоне, который становился все громче и громче. И никто не заметил, как зарделась Татьяна, разглаживая двумя руками чистый передник на груди. Она весь вечер посматривала в сторону Савелия и как будто что-то хотела ему сказать.

– А мы с Савкой уже договорились, на охоту вместе пойдем, сейчас на тетерева, а осенью сохатого возьмем, да, Савк? – Сергей, уже сильно качаясь, встал, собираясь обнять Савелия, но Василий уверенно взял его под руку, и они опять пошли на воздух покурить.

Дядя, кивнув Савве тихо, по-английски, ушел домой, спать. День и так для него был очень нелегким. Потихоньку, и старушки собрались уходить, но Татьяна, широко раскинув руки, вернула их назад, к столу, и шумно и хлопотливо стала поить чаем с вафельным тортом с орешками.

Когда Савелий вышел на улицу, Сергей о чем-то запальчиво ругался со Степаном, спор быстро перешел в пьяную потасовку, а добряк Василий безуспешно пытался их разнять. Савелий застал только конец спора.

Разозленный Степан толкнул Василия и крикнул Сергею:

– Подожди, вспомнишь ты еще этот разговор, кровавыми слезами умоешься!

– Нет, сейчас я ему все-таки дам! – но Василию удалось удержать Сергея, и Степан зло развернулся и широкими нетвердыми шагами ушел в темноту.

Савелий в нерешительности курил в стороне.

– Ну что разошлись? Серега! На пустом месте распетушились!

– Не на пустом! – никак не мог остыть пьяный Серега и сверкая глазами посмотрел на Василия. – Деды наши охотились, отцы тоже… А он тут учить меня вздумал! Сволочь!

Сергей махнул рукой, опустился на ступени и стал раскуривать потухшую папиросу. Через минуту он уже громко захрапел, опершись на стенку крыльца.

– Да, одному мне его не дотащить, – Вася поскреб в затылке и громко икнул. – Пойду за Танькой.

– Я помогу, – предложил Савелий

Уже через минуту они вдвоем, Василий и Савелий, дотащили здоровяка Сергея до узкой кровати в бревенчатом прирубке. Татьяна еле успела с кровати стащить плюшевое покрывало в крупных розах, так и положили Серегу в безрукавке и галошах. Он ничего не чувствовал и посапывал как младенец, повернувшись на бок.

– Слава богу, что завтра не на работу. Так может и сутки проспать, ну и хорошо, пусть спит, зато не бузит! Спасибо вам, пошли к столу, улыбалась как ни в чем ни бывало фигуристая Татьяна.

– Да мне пора уже, – Савелий чувствовал себя опустошенным и хотел спать.

– Ну, на посошок, – Татьяна схватила обоих под руку и, как бульдозер, потащила к столу, где уже почти никого не осталось. Все незаметно ушли, раннюю побудку даже в субботу в деревне никто не отменял. Дочь, Светлана с подругой, носила посуду в маленькую кухоньку у печки, а засидевшийся беззубый дед всхрапывал в углу, клюя носом.

Савелий был очень доволен, когда ему, наконец, удалось оторваться от разговорившегося Василия и выйти в темноту улицы, на свежий и холодный воздух. Ноги привычно понесли его к дому, голова слегка кружилась от крепкого хмеля. На небе низко висели крупные и очень яркие звезды, погасший свет в окнах больше не составлял им конкуренцию, и не лишал их магической силы. Когда Савва свернул в проулок, вдруг, кто-то отделился от стены сарая и шагнул ему навстречу. Он понял, что это Татьяна, когда она жарким полным телом прижала его к стене и стала жадно целовать его в губы.

– Помнишь наши ноченьки, дорогой мой, Савочка? Как давно это было, но как будто вчера…– ее торопливый бессвязный шепот, перемежался поцелуями в щеки, в лоб, в губы. Он замечал за столом ее кокетливые взгляды, заметил и особое внимание, которое она уделяла ему, но не придал этому значения.

Крепко схватив за руку, она потащила его к баньке, смутно видневшейся вдалеке, на берегу реки, уже тонущей в тумане. Из кустов щелкал и мелодично посвистывал квартет соловьев, сводя с ума весенней негой.

Ему показалось, что он даже что-то вспоминает, юность, любовь, и горячая волна подхватила его и понесла за ней в тумане. Алкоголь и кустодиевская красота Татьяны, распустившей свои черные волнистые волосы сделали свое дело, Савелий давно не чувствовал себя таким молодым и влюбленным. Ее податливое белое тело было в его руках как воск, в карих глазах стояли слезы счастья, а с губ не сходила счастливая улыбка.

– А где твоя большая родинка на плече? – встрепенулась Татьяна и с подозрением посмотрела на Савву. – Какой-то ты совсем другой, мой сладкий…

Она «рисовала его портрет», проводя пальцем по бровям, носу, губам, а он шутливо отвлекал ее, изображая, что кусает этот шаловливый палец, но слегка напрягся.

Они потеряли счет времени, и так и уснули на дощатом полу бани, подложив под себя найденный в сенях ватник.

Неожиданный крик петуха и свет в маленьком окошке, вернули его к реальности. Он не сразу понял, где находится. Терпкий запах бани смешивался с запахом дешевых духов. Тут он увидел сладко спящую на полу Татьяну, бережно прикрыл ее нарядной шерстяной шалью и тихо вышел на воздух, покурить. Как будто и не спал, хмель совсем не выветрился и было муторно на душе.

Другого берега реки не было видно. Все как будто тонуло в молоке тумана. Светало. «Уже петухи поют, часа четыре. Надо идти, неудобно перед дядей», – подумал он. Неуверенно прошел по шатким мосткам к реке, зачерпнул горсть ледяной воды жадно попил и обмыл горячий лоб. Сильно болела голова, вчера потерял бдительность и пил все подряд. Медленно, крадучись огородами, пошел к дому дяди. Оказалось, совсем близко, не заплутаешь.

Удалось тихо зайти, только сетка кровати предательски заскрипела железом, когда Савелий лег. Замер, прислушался – храп дяди не прервался. «Хороший сон у старика, так спят только дети и святые. Остальным грехи не дают», – подумал он и тут же заснул.

Показалось, что почти сразу он услышал возню дяди. Зашумел закипающий чайник и запахло яичницей. Тошнота подступила к горлу и, поборов ее, Савелий привстал с кровати.

– Пора? Встаю. Картошку идем сажать? – с деланной бодростью спросил Савва.

– Нет, спи еще, рано. Сегодня не будем сажать. Да там и совсем немного осталось. У меня другое дело – еду на рынок, поросенка покупать. В этом году впервые решился. Дай, думаю, сам себе выращу на тушенку и на сало! А вчера дед Степан надоумил, что время я упускаю, скоро выбора не будет! Вот я и решил сегодня съездить, посмотреть.

– Может помощь нужна? С тобой съездить? – так и не встав с кровати, полулежа, спросил племянник.

– А ты в поросятах разбираешься? Поможешь выбрать? – хитро ухмыльнулся старик.

– Нет-нет, совсем не разбираюсь.

– Вот и спи. Ты же отдохнуть приехал! Хорошо вчера посидели? Как тебе соседи?

– Хорошо, допоздна. Серега вчера слегка бузил, так его пораньше уложили.

– Он почти всегда пьяный задирается, а трезвый тихий, скромный, работящий. Повезло Таньке.

Савелий не почувствовал укола совести, а ощутил сладостную негу, пытаясь вспомнить вчерашнее. Но вспоминалось смутно, помнит, как они разговаривали, как она все вспоминала юность, сердилась на него, что он ничего не помнил. Искала какую-то родинку у него на плече… Сердилась, а потом снова жадно целовала. «Баба она всю жизнь девчонка!» – думал он. Нет, не зря он сюда приехал!

И уже падая в глубокую яму сна, услышал треск отъезжающего мотоцикла дяди.

Когда проснулся, впору было обедать, или даже ужинать. Сладко потянулся. Голова прошла, почувствовал себя необыкновенно бодрым и энергичным. Дяди еще не было. Не знал, как поступать с плитой и, увидев на столе допотопную электроплитку со спиралью, быстро приготовил на ней яичницу с картошкой и открыл банку мясных консервов. Аппетит был волчий!

Вымыв посуду, вышел на улицу, покурить и осмотреться и услышал шум мотоцикла. Дядя развернулся, деловито открыл ворота и только заехав во двор спросил:

– Проснулся? Как дела?

– А поросенок-то как? Купил? – с детским нетерпением спросил Савелий.

– Купил-купил. Вот в коляске мешок, тащи его в избу.

– Он там будет жить?

– Пока – да. А стойло построю, ночи потеплеют и будет он жить в загоне.

Савелий взял холщевый мешок из коляски мотоцикла, который было нелегко нести, потому что там брыкался и хрюкал поросенок, и выпустил его на крашенные доски пола. Вопреки ожиданиям, поросенок оказался не розовый, а желто-коричневый со спиной, покрытой рыжей, колючей щетиной. Он толкался розовым пятачком и норовил удрать куда-то под кровать, стуча маленькими копытцами. Савва еле его удерживал. В сенях раздался грохот – это дядя нес большую оцинкованную шайку, куда временно посадили нового жильца.

Весь остаток дня они в старом хлеву проводили расчистку и перестановку, сооружая загон для поросенка.

– Зачем такой большой загон? – неразборчиво спрашивал Савелий с гвоздями во рту. – Столько хороших, толстых досок ушло!

– Не жалей, еще и укреплять придется! Знаешь как они, эти поросята? Все грызут, пол копают. У соседей я видел, как дыру в стене проели. А она бревенчатая, из сосны!

Уже поздним вечером поросенок был выселен из избы в новый хлев. И это было очень вовремя, такой беспорядок и вонь он произвел в доме! Пришлось долго проветривать, держа дверь открытой.

– Хорошо, не топили сегодня! – сказал дядя.

Поужинали молча, так устали, что даже говорить сил не было. Консервы ели прямо из банок. Но оба были очень довольны. Как-то необычно – их стало трое! Спать не хотелось, Савелий выспался за день, поэтому пошел покурить и немного прогуляться. Он и себе бы не признался, что ждет Татьяну. Вдруг придет? Но прогуляв полчаса, так и не дождался.

3. Двойник

Проснулись от громкого стука в ворота. Утро было теплым и солнечным. Дядя пошел открывать калитку, вскоре Савва в окно увидел соседа Сергея, который что-то громко говорил дяде, размахивая руками. Через двойные рамы слов не было слышно. Игорь Дмитриевич тоже взволнованно стал озираться по сторонам, потом несколько раз кивнул Сергею и вернулся домой.

– Татьяна пропала! – с порога сообщил дядя. – Сергей ходил заявление в полицию подавать, не приняли. Мол, мало времени прошло. Думал к тетке уехала, так сумка дома, мобильный тоже, и кошелек. Не могла она так уехать, не предупредив, говорит. Он пошел ее искать в лес.

Постепенно, слухи о пропаже Татьяны распространились по всей деревне. Кто-то за глаза подшучивал, что мол, сбежала от непутевого Сереги в чем была, а другие строили самые страшные предположения. Лес рядом, и люди часто встречали то рысь, то кабанов, а то и волка. Света ходила с красными глазами, разрывалась между поисками мамы и хозяйством. Корову-то доить надо и отца кормить!

Спустя пару дней в деревне появилась полицейская машина. Значит уже приняли заявление. Опрашивали всех местных и Савву тоже вызывали, но он ничего не смог вспомнить о вечере, когда был у них в гостях, лишь упомянул, что как ушел, так больше Татьяну и не видел. Конечно, он не рассказывал никому, что приключилось потом, в бане.

Полицейский очень молодой и строгий на вид, внимательно переписал данные паспортов всех жителей деревни. Дядя сразу проникся к нему глубоким уважением.

– Чувствую, они подозревают Сергея. Юрий Трофимович с таким подозрением расспрашивал его о вечере, когда гости были. А Сергей ничего и вспомнить не мог, дуралей.

– Это кто такой Юрий Трофимович?

– Он участковый, вроде. Данные все собрал, всех поспрашивал, да уехал. Надо ее искать! Да только один Сережка ищет ее, да Светланка.

– А я так думаю, появится она, уехала куда-нибудь развеяться.

– Это у вас в городе «развеиваются»! А Танька женщина работящая, никогда за ней такого не водилось!

Полицейские долго не пробыли и быстро уехали, а жизнь пошла своим чередом, но уже без Татьяны.

Савелий, Степан и Василий, и еще трое деревенских мужиков решили прочесать ближайший лес, мало ли что могло случиться. Сначала пошли цепью, держа друг друга в поле зрения, потом увеличили охват, растянулись по лесу и потеряли остальных из виду. Савелий шел вдоль болота, быстро выбился из сил, проголодался и очень боялся заблудиться. Перекликался с Сергеем, но вскоре перестал слышать его и всех остальных. Вечерело, и в лесу стало совсем неуютно для городского жителя. Савва несколько раз громко крикнул и пошел туда, откуда ему послышался еле заметный отклик, как эхо: «Ну, на фиг, заблужусь здесь и никто и не найдет! Надо возвращаться». И вдруг, из сгущающихся сумерек, навстречу ему выскочил запыхавшийся Василий.

– Представляешь, я только что тебя увидел, позвал. А ты повернулся, посмотрел на меня, и, давай медленно уходить в сторону болота. Вроде и ты, и не ты! И одет был по-другому, сейчас вижу – в длинной куртке, черной с мехом на капюшоне, сейчас только тебя рассмотрел. Ты выбритый, аккуратный, а он небритый и всклокоченный, а так – ты, копия! Вот ужас-то! Я так и обмер! Хорошо я за ним не пустился, он так медленно в болото и пошел, а сам вроде в болотину и не проваливается, над землей скользит!!! Леший голову морочит! Побежал от него в обратную сторону – а тут опять ты! Тьфу!

– Очень похож, говоришь? Может тебе привиделось? Вон уже как темно, совсем не видно стало, – как весь напрягся Савелий.

– Не просто похож, а – ты и все тут! Я вспомнил, как в школе нам рассказывали, что мол, де, одна из наших цариц, то ли Катерина, то ли Елизавета, шла через свои покои и вдруг увидела себя! Напугалась, а вскоре и умерла. Вот так брат! Ты везунчик, что его не встретил! Болота там непроходимые, топкие не может там обычный человек пройти… Не чисто тут! Пора и нам к дому идти.