Дисклеймер
Все персонажи, события и организации, упомянутые в данной книге, являются вымышленными. Любое сходство с реально существующими людьми, живыми или умершими, а также с реальными событиями, местами или организациями – случайность и не имеет преднамеренного характера.
Автор не ставит целью пропаганду каких-либо взглядов, убеждений или моделей поведения. Настоящее произведение создано исключительно в художественных целях и не призывает к каким-либо действиям. Мнение персонажей не обязательно отражает позицию автора.
Автор не несёт ответственности за любые действия читателя, предпринятые на основании событий или поведения персонажей книги. Любые попытки повторить описанные действия происходят исключительно по личному выбору читателя.
Автор не является экспертом в области медицины, армии или иных специализированных дисциплин. Все упомянутые в тексте практические описания, советы или действия носят исключительно художественно-развлекательный характер.
В произведении могут присутствовать сцены употребления алкоголя и курения. Автор напоминает, что употребление алкоголя и курение наносят вред вашему здоровью.
В тексте присутствуют сцены насилия, сцены сексуального характера, жестокость и ненормативная лексика. Книга предназначена исключительно для лиц старше 18 лет. Не рекомендуется к прочтению впечатлительным людям, а также тем, кого могут потревожить описания физического и психологического насилия. Чтение осуществляется на ваш страх и риск.
Всем стоять! Это вымогательство!
– Прости, ты что? Что?.. Ща, погоди, у меня, похоже, шарики за ролики заехали, – Веда зажмурилась и потёрла виски указательными пальчиками.
– Мне надоело, что меня здесь постоянно пытаются убить, избить, искусать. Мне надоело. Моему телу надоело страдать. Как оказалось, человеческое тело довольно хрупкая вещь. Мы из мяса и нервов, Веда. Мы страдаем, истекаем кровью, ломаемся, трескаемся, рвёмся. А у квазов… Да у них мышцы, как канаты, а кости как арматура! Как же я задолбалась… Прошу тебя: помоги ты мне!
Веда распахнула глаза, как будто ей сейчас пощёчину дали.
– Ты не понимаешь, о чём просишь, – голос её прозвучал глухо.
– Нет. Не понимаю, – Легавая смотрела ей прямо в глаза. – Но я приму любые последствия. Помоги мне.
Веда тяжело выдохнула, подошла к дивану и плюхнулась на него.
– Это… сложно будет.
– Я вытерплю. Я уже столько всего натерпелась… И это перетерплю.
– Ты не понимаешь, – вздохнула Веда, уже мягче. – Мужчинам-то тяжело переносить трансформацию, а женщинам… почти невозможно. Это больно. Очень больно. Представь: твой позвоночник, кости, мышцы, всё это будет наживую ломаться, меняться, перестраиваться. Без наркоза, без паузы, без стоп слова. Ты видела хотя бы одну девушку-кваза? Их мало. Это редкость. И не только потому, что девочки хотят быть красотками, а не квази-уродками, – она горько хмыкнула, – хотя это, конечно, тоже причина. Просто женщины чаще заражаются или умирают, чем превращаются.
Легавая мотнула головой, отгоняя эту мысль. Ей всё это уже смертельно осточертело. С того дня, как она рухнула в этот больной, безумный мир, он не давал ей передышки, издеваясь как мог. Ломал её разум, истязал тело, бросал в новые испытания. И, похоже, худшее ещё впереди.
– Но ты же знахарь, – она решила воспользоваться грязным приёмом, – ты знаешь, что делать.
– Пхах, – криво усмехнулась та.
– Как там квазами становятся обычно? Вроде при переборе живца или гороха? Про жемчуг точно помню. Но жемчуг жалко…
– Не советую через живец или горох.
– Почему?
– Ты знаешь, что я отвечу.
– “По кочану и кочерыжке”? – Лега почесала переносицу. – Ну так что не так с первым способом?
– Тем, что им надо упиваться систематически… А вот с жемчугом процесс идёт быстрее и… Это не доказано, но ходят слухи среди знахарей, что с жемчуга квазы получаются крепче и сильнее… Ну и дар можешь развить или вовсе новый пробудить… – Веда была предельно недовольна этим разговором и совсем не желала участвовать в обращении своей копии, поэтому отвечала неохотно… Но и оставлять всё на самотёк было нельзя. Пусть если она и станет квази, то это произойдёт только под её строгим присмотром. Только так она могла хоть как-то контролировать или купировать последствия.
– Ну, хорошо… У меня есть ещё две жемчужины. Если белую считать, то три. Как мне их использовать, чтобы стать квазом?
– С белой ты квазом не станешь… Говорила ещё на вводной лекции. Даже наоборот: белая жемчужина помогает вернуть изначальный облик, сделать откат. – задумчиво произнесла знахарка. – А этих двух будет маловато для комбинации, нужна третья, и желательно красная.
– А без неё точно не получится?
– Точно.
– Тогда отправляюсь в рейд, – уверенно сказала Лега, поднимаясь и направляясь к лестнице.
– Стой! Тебе пока нельзя в рейд. Хотя бы дня два подожди, отлежись. Шило, что ли, в жопе? Вот неймётся тебе!
– Нет, у меня как раз эти два дня выходные, – с невыносимым раздражением в голосе выдала Лега. – Потом не будет возможности выйти за пределы стаба из-за работы…
– Погоди, – снова остановила её Веда, подняв ладонь. – Я знаю, где достать нужную жемчужину. Отлежись-ка дома, а я быстренько сгоняю. Только, прошу, давай без тупых решений типа свалила в рейд под шумок, пока меня не было. Я всё достану. Поняла?
Легавая молча кивнула, а потом вдруг спросила:
– А где Берта?
– Рикошет забрал погулять. Скоро вернутся. Он её учит всяким командам.
– Она знает команды. Чему именно он её учит? – в голосе промелькнуло подозрение.
– Понятия не имею.
– И для чего?
– Он прямо не говорит… – Веда отвела взгляд, – но, кажется, в рейды её хочет брать.
– Я ему яйца отрежу, – злобно процедила Лега.
– А я помогу, – отозвалась Веда.
– Его надо вытаскивать из того клуба убийц и нариков, – добавила Легавая усталым голосом.
– Ох, милая… ты права. Но дай ему время. Сам уйдёт. Точнее – сбежит, теряя тапки.
Знахарка поднялась, потянулась, хрустнув суставами.
– Ладно. Я собираться. Дел много.
Веда точно знала, у кого можно без зазрения совести и даже с лёгкой издёвкой на губах отжать красную жемчужину. Вообще, способов безопасно раздобыть жемчуг у неё было довольно много. Во-первых, из-за своих связей и дружбы со многими полезными людьми, она могла попросить жемчужину в долг. Во-вторых, она могла просто пойти в банк и взять “краснуху” в кредит. Но этот случай был делом принципа. Ей хотелось получить жемчуг именно третьим способом. У неё на примете был один человечек. Ну, как человечек… Кваз. Сейчас им можно было крутить-вертеть, как угодно, ибо на нём чувство вины лежало толстым слоем, словно масло на горячем хлебушке. И вот по этой слабости Веда решила пройтись кирзовым сапогом, по полной программе.
Через тридцать минут она уже была у здания администрации. Официально учреждение сегодня не работало, но, когда такие мелочи её останавливали?.. Тот, кто ей был нужен, там жил и находился практически сутками.
У входа дежурил постовой, удивлённый внезапным появлением знахарки. Обо всех посещениях охрану оповещали заранее, а непрошеных гостей разворачивали до дней общего приёма. Но Веда была довольно убедительна: после фальш-убеждений вроде «что ей назначено и что её ждут», затем трёхэтажного мата и потом обещаний выкрутить соски, постовой с недовольством связался с главным:
– Тут знахарь Веда пришла. Сказала, вы её ждёте… – буркнул он, с явным недоверием.
– Впусти, – прозвучал грубый, глухой голос.
Дальше всё пошло быстрее. Веда прошла в вестибюль, поднялась на второй этаж и без стука распахнула дверь в кабинет Эльбруса.
– Здравствуй, Веда, – прогудел кваз, сидя за столом. Его мясистая туша выглядывала из-за мониторов.
На диване сидела Моника. Кто бы сомневался? Ноги изящно согнуты в коленях, одна туфелька едва касалась пола, покачиваясь с лёгкой нетерпеливостью. Красное платье в белый горошек облегало идеальную фигуру. В руках красовалась фарфоровая чашка с чаем, которую она подносила к губам, томно поглядывая на Эльбруса. Улыбка мягкая, невинная, но в глазах блестело что-то хищное. Она слегка наклонила голову, позволяя волосам рассыпаться по плечу, и тут её взгляд скользнул по бесцеремонно ворвавшейся Веде.
– Ну здравствуй, страшный серый волк, – знахарка буравила взглядом здоровяка.
– Кхм… добрый день, Веда, – с заметной насмешкой протянула Моника, обращая на себя внимание.
Веда даже бровью не повела в её сторону. Только чуть приподняла уголки губ. В её взгляде было всё: и яд, и сарказм и прямое, отчётливое: «Вот эту? Мою сестру на эту Шмоню променял?». Эльбрусу тут же стало тесно в своём просторном кабинете.
– Что ты хотела? – сдержанно, спросил он, ожидая, что речь пойдёт о Легавой, и внутренне сжался.
– Красную жемчужину, – спокойно и с нажимом ответила незваная гостья.
Эльбрус удивлённо повёл массивными надбровными дугами, как будто не сразу понял, что услышал. Секунду помолчал. Потом спросил:
– Для чего?
– Не для чего, а для кого.
В этот раз уточнять он не стал, чтобы Моника не поняла ситуацию правильно, иуж тем более неправильно, он неспешно поднялся. Подошёл к железному шкафу, откуда вчера доставал белый жемчуг, затем открыл сейф, достал из него закодированный бокс. Ввёл комбинацию и повернул его к Веде.
Моника чуть не навернулась с дивана от удивления и лёгкой зависти. Нет, это нормально вообще? Значит, она каждый день старается, из кожи вон лезет: чай подаёт, ножки показывает, сюсюкается с этой глыбой да за просто так – а тут эта хабалка заявляется и: «Вынь да положь!» Эт за какие такие заслуги?!
Веда склонилась над двадцатью красными жемчужинами. Минут десять стояла, оценивая их. Потом уверенно выбрала одну, не самую броскую, но идеально подходящую своей копии.
– Забираю эту, – сказала, аккуратно поднимая жемчужину с чёрной бархатной подложки двумя пальцами.
– Позволь всё же поинтересоваться, для чего тебе красный жемчуг? – сзади прозвучал требовательный голос Моники c заметной остротой. – И вообще… такие вещи принято просить с благодарностью. Тебе бы не мешало проявлять больше уважения к главе стаба.
– Шмоника! Пошла ты н-на!.. – развернулась Веда, голос плетью вмазал по ушам. Чай из фарфоровой чашки орхидеи расплескался на ковер.
Веда перевела взгляд на Эльбруса:
– Я смотрю, ты всё-таки принял белу… – покосилась на Монику. – …меры. Это тебе пойдёт на пользу. И да! Не вздумай всё просрать. Между вами ещё не всё потеряно, Эльбрус, – сказала Веда с нажимом, смотря прямо в его чёрные глаза.
Эльбрус застыл. Фраза прошла сквозь него разрядом тока. Он даже не заметил, как знахарка, ухмыльнувшись, показала Монике средний палец и ушла, хлопнув дверью.
Её слова… Они отдавались в его голове стальной вибрацией: «Между вами ещё не всё потеряно».
И тут же в памяти всплыло её лицо: глаза – зелёные, с золотистыми прожилками, словно подсолнухи на летнем поле; родинка на скуле под левым глазом; аромат её волос, тёплое дыхание, мягкость тела, упругая грудь… Всё это обжигало память, оставляя шрам удовольствия и вины одновременно.
– Эльбрус… Мне очень жаль, что тебе довелось лицезреть такое хамство! – голос Моники окатил его кипятком и вернул в реальность. – Если бы я была на твоём месте, я бы ни за что это ей с рук не спустила!
Он поднял взгляд на неё исподлобья, закрыл бокс с жемчужинами, вернул его на место, пытаясь сдержать внутреннее раздражение на свою собеседницу.
– Моника. Мне сейчас нужно поработать. Патроны сами себя не наштампуют. Пожалуйста, отправляйся домой. Мне действительно нужно… уединение. И тишина.
– Понимаю… нелегко быть ксером, – пробормотала та, опуская взгляд. Выглядела дива разочаровано.
Эльба видел каждый её жест, каждое лёгкое покачивание бёдер, мягкий голос, игривый блеск в глазах – и всё это, обычно действующее на мужчин безотказно, конкретно на него уже не имело никакого эффекта. Её шарм здесь уже был бесполезен.
Не успела Веда переступить порог, как её уже атаковала Легавая.
– Достала? – с несвойственным ей нетерпением спросила она.
– Воу, да достала, но ты свои пакшонки прочь убери! – фыркнула Веда, мгновенно спрятав руки с бархатным мешочком за спину. – Тебе сначала заживить рану надо.
– Веда… – голос Легавой потемнел. – Не надо тянуть кота за неприличные места…
– Женщина, ты не забывай, что я знахарь. – Голос Веды окреп, в нём зазвучала упрямая твердость. – Я не собираюсь оттягивать момент – это бесполезно. И отговаривать тебя не буду. У тебя два дня. Два. Чтобы отлежаться, залечить всё. Потом уже будем проводить нашу… квази-терапию. Нельзя и без того измученное тело подвергать ещё большему и опасному стрессу! Хватит быть такой тупой!
В этот момент распахнулась входная дверь, и в дом ввалился сияющий от самодовольства Рикошет с не менее сияющей Бертой на поводке. Овчарка, разумеется, устроила своё традиционное шоу: подскочила к хозяйке, завиляла хвостом-пропеллером.
– Я помою, – коротко бросила знахарка, увлекая Берту за ошейник и уводя её вверх по лестнице, спасаясь бегством от предстоящего разговора между Легавой и Риком.
– Привет! Рад тебя видеть! – воскликнул тот с искренней, даже детской радостью. На нём была мотоциклетная куртка из толстой кожи, кожаные штаны, тяжёлые налокотники и крепкие наколенники – полный комплект байкера, которому не хватало только шлема для завершённости образа. Легавая скользнула взглядом по его экипировке: как ему вообще не жарко в таком прикиде? Под такой плотной кожей всё должно было вариться и преть, как в парилке.
– Зачем тебе Берта? – резко и рыча, спросила она. Ни “привет”, ни “как дела” – сразу к делу.
– А, эм-м… Ну, понимаешь… Я тут решил с ней позаниматься, ей же нужно быть в форме, свой дар тоже развивать… – замялся он, начав затирать, как школьник перед директором.
– Кто тебя надоумил её брать в рейды?
– Слушай, ты…
– Нет, ты слушай. – Голос Легавой перешёл в ледяной регистр. – Решил быть членом мерзотного клуба маргиналов – ладно. Решил вставить мне нож в спину и провернуть его под давлением Слона – ладно. Решил меня избегать, как побитая собака – тоже ладно. Решил нагло отжать мою половину дуплекса – да, плевать. Но вот не смей. Не смей прикасаться к тому, что мне дорого. Берта – моя собака. Веда – моя сестра. И пока ты находишься в клубе моральных уродов, даже близко не думай к ним подходить. Ясно тебе?!
– Ты… да ты чего хоть?.. Вера, ты чего?.. – испуганно, растерянно промямлил Рикошет, отступив на шаг назад.
Вера, теперь же Легавая, всегда была девушкой с характером. С ней нельзя было обращаться легкомысленно: палец в рот не клади – руку откусит по локоть. Но ещё никогда прежде она вот так агрессивно не показывала зубы… Всё, что они пережили вместе: попадание в этот жуткий мир, бесчисленные опасности, потеря Карла Максимыча – сблизило их. Рикошет ощущал, что Вера – это не просто знакомая или коллега. Когда проходишь с кем-то через ад, формируется своя особая и уникальная связь. И он верил, что эта связь есть между ними. Но… то, что он видел сейчас… Та, кто стояла перед ним, совсем не была той Верой, которую он знал. Перед ним была совсем другая девушка, озлобленная, израненная, отдалившаяся и одновременно непостижимо родная. Сердце сжалось от удивления и боли.
– Я тебе не Вера. – Легавая покачала головой, скидывая с себя осколки разочарования и обиды. – Нету Веры. Вера умерла там, с Карлом Максимычем, на той злосчастной заправке. Я – Легавая. Хотя и Легавую чуть не убили… – она медленно повернула голову влево и кивнула. – Вон, на той самой дорожке. Твои милые друзья постарались, которые свалили из стаба, когда поняли, какая кара за ними придёт. Я тебе настоятельно советую валить на хрен из этой пропащей общины и вступить, наконец, в нормальный рейдерский клуб. Я перестала тебя узнавать…
– Я тоже… – тяжело вздохнул он, опустив голову, – я тоже перестал тебя узнавать…
Он вышел. Дверь за ним захлопнулась.
– Добро сжимает кулаки и делается злом1? – спросила Веда, стоя наверху лестницы.
Легавая обернулась на голос копии. Тяжко выдохнула, но промолчала. Просто прошла мимо той в свою спальню. Внутри неё бушевала буря: яростное, жгучее желание разодрать Рику лицо, одновременно с этим её одолевала противоречивая, болезненная жалость к этому «придурку». Он не понимал, во что ввязался. Ни на мгновение. И это странное желание защитить его от самого себя, несмотря на её собственный, кипящий гнев, лишь усиливало внутреннее напряжение. Всё становилось слишком запутанным… распутать бы потом…
Рикошет развалился на диване в своей гостиной, где пахло макаронами по-флотски, дезодорантом Маргоши и его горькой обидой. Он жаловался своей девушке с неописуемым, болезненным надрывом.
– Она на меня взъелась, как бешеная, – гнусавил он, растирая переносицу. – Обвиняла меня, моих товарищей… Говорила, я предатель… Хотя, чёрт, может, так оно и есть?..
Он сглотнул. Нет, он бы не признался в этом вслух. Даже себе в зеркало не сказал бы. Но ощущение совершённой им подлости разъедало изнутри, как кислота.
– Она ж сама таскает Берту в рейды! – выпалил он, пытаясь оправдаться. – Почему тогда мне нельзя? Я чем хуже? И с чего вдруг это “её собака”? – передразнил он её слова.
Маргоша сидела напротив, в кресле, слегка покачивая стройной, веснушчатой ножкой. На лице играла мягкая, материнская полуулыбка, а в уголках глаз притаилась лёгкая тень жалости – не к нему, а к самой ситуации, к тому, во что превращались отношения между когда-то близкими людьми.
– Ты задаёшь не те вопросы, малыш, – мягко и ласково сказала она, целуя его в лоб. – Её пытались убить члены твоего клуба… Чуть не прирезали Берту, в которой ты сам души не чаешь… А ещё мы оккупировали её дом. Ты сейчас звучишь, как обиженный ребёнок, неспособный понять или признать чужую справедливую злость…
Она медленно провела длинными пальцами по его рыжеватым, давно не стриженным волосам, в которых поселилась неряшливость, и чуть наклонилась ближе.
– Ты лучше пока не лезь к ней. – Очевидно же, после всего, что она пережила, она не в себе. Всё устаканится со временем, – добавила, глядя ему прямо в глаза. – А что на счёт тебя… Возможно, тебе стоит по-новому расставить приоритеты, вспомнить, кто на самом деле твой друг, а кто может причинить боль…
– Может… – хрипло сказал Рикошет, опуская глаза. – Может, мне и правда стоит уйти… из клуба.
Маргоша промолчала. Это должно было быть его решение, хоть этим разговором она в очередной раз подтолкнула его на эту мысль.
Мы едем, едем, едем в далёкие края. Хорошие соседи, счастливые друзья.
Веда всё же с трудом, угрозами, шантажом, подкупом и слезами уговорила Легавую перенести приём жемчуга, хотя вообще-то обещала этого не делать. Эти женщины… такие непостоянные… Сама же Лега и без того потихоньку успокаивалась, приходила в себя. Наверное, время всё же способно лечить. И прежде, чем принимать подобные серьёзные решения, надо над ними хорошенько поразмыслить, а не бросаться в омут. Мир больше не бесил, и грозовые тучи постепенно расползались над её головой.
На работе совсем скучно стало, так-то этому радоваться надо, но безделие разлагало морально. За прошлую неделю она с Муном закрыла пару висяков, и теперь сидела прокрастинировала. А сам Мун нисколько не страдал от безделия. Он развлекался, как мог: то за пирожками, то за пончиками, то сбегает на пару часов в соседний отдел – просто «уточнить что-то у коллег», то поиграет с Легавой «угадай слово», в целом – серьёзные, полицейские, трудовые будни.
Полкана на месте почти не бывало. Тот всё копался в деле Кости́. Часто выезжал куда-то. Только вот результатами он делиться не спешил, и дело пахло скорее провалом, чем успехом.
А потом… ближе к вечеру одного рабочего дня, открылась тяжёлая входная дверь в отделение полиции. В вестибюле послышались голоса, один из которых был до отвращения знаком.
Уж вошёл в отдел следователей как будто в клипе снимался: походка от бедра, улыбка широкая и белоснежная. Медовые глаза буквально стреляли искрами на поражение. Непонятно, кого он правда собирался подстрелить ими, но выглядело это эпично. Если бы в отделе сейчас наводила порядок уборщица Мари, то ей бы харизма Ужа прилетела прямо в сердечко. Кошка проводила его до стола Легавой, бросив на неё свой фирменный сучий взгляд.
– О! Привет. Ты ещё здесь? – наиграно удивился Уж, кивая на настенные круглые белые часы, которые показывали семь вечера.
– Ну, как видишь, – спокойно ответила Легавая.
– М-м-м, я слышал, ты опытный следователь, дела щёлкаешь как орешки, – протянул он с ядом в голосе. Такой он… пассивно-агрессивный тип.
У экрана своего ноутбука замер Мун. Зиккурат отвлёкся от чашки с кофе. Молох, не отрывая от парочки взгляда, выключил звук в наушниках. Индус застыл, переходя между отделами. Шоу начинается?
– Не поможешь ли ты мне раскрыть одно неимоверно сложное и интересное дельце? – Уж поиграл бровями.
– Чего это он так улыбается?.. – подумала Лега, открывая ящик своего стола. Достала чистый белый лист формата А4. Следом за ним выудила ручку, которую держала исключительно для потерпевших. Положила всё на стол перед Ужом, при этом не глядя на него. Не хотелось пачкать глаза его ужимками.
– Пиши заявление, – сказала она откровенно уставшим голосом. – ЗАЯВЛЕНИЕ. Я, такой-то такой-то, проживающий по адресу: такому-то, прошу рассмотреть вопрос о возбуждении уголовного дела по факту: тут указываешь суть происшествия, дату, место, обстоятельства, предполагаемых участников. Далее, сообщаю следующее: излагаешь события по порядку, ясно, подробно, без эмоций, но с фактами – что, когда, где, кто, что украли, сказали, ударили, испарилось. Приложения, если есть, указываешь: при наличии фото, видео, скриншотов переписки, медицинских справок, свидетельств очевидцев и прочего. Далее, ставишь подпись с расшифровкой и дату, – водя ручкой по листу объясняла она ему.
После чего откинулась в кресле, скрестив руки на груди. В её глазах сквозило раздражение и усталость. По осанке, по прижатым плечам, по сжатым губам было видно: Уж – тот, кого она сейчас видеть не хотела. И чего он вообще припёрся? Явно не просто так. Да и не верилось ей, что какой-то идиот сунулся вредить шишке стаба. Это шоу было ради чего-то другого.
– Не-е-е-ет, – протянул Уж, возвращая ей ручку с листом, а его улыбка стала шире. – Пошли, покажу тебе кое-что. Возможно, ты сразу раскроешь дело, так сказать, по горячим следам поймаешь незадачливого вандала.
– Тебе в другой отдел, – холодно отрезала она, демонстративно постучав кипой папок о стол. – Мой отдел вандализмом и мелкой порчей имущества не занимается.
– Пошли-пошли, – поманил он и зашагал к двери, не дожидаясь её согласия.
– Аххх… – Лега раздражённо выдохнула, постояла с секунду, пялясь в белый потолок, и последовала за ним.
Они вышли из здания. Перед отделением, помимо машин сотрудников, стояли две чужие и служебные. Первая машина – легковушка с зелёными полосками на блестящем капоте, это была машина Ужа. Вторая – огромный, модифицированный Ошкош Эльбруса.
У Леги заиграло волнение внутри. Плечо тюкнуло тупой болью, как напоминание: не расслабляйся. А ведь её почти отпустило, она уже не так сильно злилась на него – это чувство перешло в грусть, унылую безысходность, какое-то даже сожаление. И вот теперь, когда она увидела его машину, почему-то всё внутри сжалось в одну точку и завибрировало. Кто сидел сейчас в Ошкоше, было не видно – стёкла наглухо тонированы. Но она боялась с ним столкнуться, боялась, что он сейчас выйдет из своего мини-дома на колёсах и… И? И она не могла придумать, что сделает с ней.
Уж, заметив её лёгкое напряжение, неожиданно сменил тон. Голос стал чуть теплее:
– Не переживай. Он уехал. Решил тряхнуть старой задницей, вспомнить лихие времена и потрэйсить. Выпустить пар.
– Старой задницей?.. Сколько ему? – скривилась Легавая, поджав губу.
– Ну, около сорока шести уже. Короче, дед, – пожал плечами Уж и повёл её дальше, предвкушая её реакцию.
– А тебе тогда сколько?
– Мне? 38!
Уж жестом пригласил её к своей машине, и с ехидной улыбкой указал рукой на правый бок. Сначала Легавая не поверила. Подошла ближе. Красной краской, кривыми, торопливыми буквами по всему правому борту шла волной строчка:
“ОТДЕЛ ПО БОРЬБЕ С НЕВЫЛИЗАННЫМИ ЖОПАМИ!”
Легавая молча смотрела. Почерк… да… знакомый… Только наклон специально изменён влево, чтобы не палиться. Не помогло, всё равно слишком очевидно.
Уж, сияя, уже указывал на капот: “ПОДПОЛКОВНИК ЛИЗОЖОП”.
– Это ещё не всё, – сказал он с масляной вежливостью, – пройдём дальше?
Подошли к Ошкошу. Так как его расцветка камуфляжная, на ней краску видно плохо, но она там есть: “ГРЯЗНАЯ ЖОПА”.
– Ну что скажешь? Интересно, кто же этот неуловимый вандал? Узнаем ли мы когда-нибудь правду?.. – Он состроил задумчивую мину и начал театрально почесывать щетинистый подбородок.
– Веда, блин… – подумала Лега про себя.
Под стать ситуации небо над отделением затянуло сизой хмарью, воздух стал тяжелее, как будто вот-вот хлынет дождь. Атмосфера была нервная, наэлектризованная. Раздражение культивировалось в Легавой, как пар в кипящем чайнике.
– Завязывай этот цирк, – резко бросила она, желая прекратить как можно скорее эти игрища.
Уж не обиделся, наоборот – глаза его тоже хитро сощурились, в них вспыхнул огонёк.
– Короче, скажи ей, что на первый раз прощаю. На второй – отшлёпаю.
Легавая вяло вздохнула, перекатила взгляд в сторону, и закрыла глаза рукой.
– Сам скажи.
– Э, нет, – Уж покачал головой, посерьёзнел. – Давай-ка ты. Объясни, что она в первую очередь тебя подставляет. Ты ведь, как-никак, “уважаемый сотрудник полиции”. А тут вот такие пакости… Детский сад.
С этими словами он запрыгнул в свою легковушку, хлопнул дверью так, что даже ворона на столбе вздрогнула. Мотор рыкнул, и тачка мягко вырулила с парковки. Почти сразу за ней тяжело тронулся с места Ошкош.
Легавая осталась стоять на улице. Порыв ветра дёрнул рукав её майки и разметал пряди волос по лицу.
Какая-то хмурая, тягучая скука вдруг накатила на неё, как серая болотная жижа. Настроение в момент сдулось, как проколотый шарик. Не сказать, что и до этого она была в восторге от жизни, но сейчас… А ведь, по-хорошему, Легавая могла бы даже порадоваться этой пакости от Веды. Ну да, мелко, мстительно, по-детски, прям в её духе. Но ведь забавно. Однако на сердце – не злорадство, а глухая, неприятная тоска. Где-то внутри кольнуло, щемануло. Но через десять минут случилась приятность, которая вновь выправила её настроение. Ей выдали первую зарплату. Шестьдесят споранов и десять горошин.
– Почему так много? – удивилась Лега, уставившись на конверт.
Полкан, выглядящий так, будто его только что вытащили из-под БТРа, поднял на неё усталый взгляд.
– А надо меньше? – И тут же, с актёрской подачей:
– Ну давай тогда половинку обратно. – протянул руки, пальцы скрючились, как у жадного гоблина.
– Э-э-э-э… нет! – Легавая мигом спрятала конверт за спину. – Штраф… – замялась. – За покушение на главу стаба… Должны же были списать какую-то часть с зарплаты.
– А, его и так списали. Всё, ты ничего не должна. Уж распорядился. – отмахнулся Полкан.
Она кивнула.
– Ладно. Спасибо.
Она не стала задавать лишних вопросов. И Полкан не стал уточнять, с какой это радости с неё списали огромный штраф. Она прекрасно понимала, что это очередная оплата или извинение со стороны незадачливого любовника-каннибала. Обрадовалась ли она такому извинению? Неясно. В тот момент она не понимала, что чувствует и что должна чувствовать. Наверное, по-хорошему стоило ворваться в кабинет кваза, швырнуть конверт с пластиковыми споранами прямо ему в табло, и как в дешёвой мыльной опере, проорать: «Не нужны мне твои подачки, и не надо с меня штраф списывать, ты чудовище!» – и смачно плюнуть для полноты картины. Но плеваться Лега не умела, cлюна бы просто не долетела, и обплевать она могла только себя. Да и страшно ей было с ним встречаться. Так стоп… из стаба, по словам Ужа, он свалил. Так что не получится ни плюнуть, ни бросить подачку. Ну и ладно.
И вот тут её и перекосило. Она вспомнила, как однажды локтем Эльбрусу в рожу съездила. А ведь у них с самого начала всё шло через одно место и задом наперёд. Надо было насторожиться ещё тогда, и не целовать его…
– Тьфу, дурь собачья, – пробормотала она под нос, отгоняя мысли, как назойливых комаров.
Поймала прищуренный взгляд Полкана, и быстро смылась в закат с получкой.
Уже после службы, она дотащила своё уставшее тело до клуба Жало. Давно обещала заглянуть, но то работа, то нервы, то просто нежелание кого-либо видеть. А тут… самой вдруг захотелось простого, весёлого общения.
Когда она вошла, тёплый, чуть прокуренный воздух, запах алкоголя и жареного перца в гриле обволокли её. Музыка играла ненавязчиво и приглушённо. Какое же всё-такие это уютное, по-своему родное местечко. И тут же послышался весёлый голос:
– Каки-ие-е люди в нашей скромной обители! Ну вы только гляньте! – Жало развёл руки в стороны.
– Всем привет, – мягко улыбнулась Легавая.
– Ну привет! Где пропадала-то? – сразу же подлетела Лиса.
– Работу вот работала, – она отвела взгляд в сторону.
– А у нас, между прочим, новости, – лёгкой поступью с верхнего этажа спустилась Серена, её цыганские серьги позвякивали при каждом шаге. На ней был тёмный комбез, волосы собраны в конский хвост. – Окси видели. За три сотки километров отсюда с её группой херососов в одном стабе.
– Так?.. – Легавая подняла бровь.
– Чо “так”? Можем выехать в рейд. Заодно – навестить нашу “подружку”, – с холодной усмешкой покачала головой Серена.
– Кажется, это будет проблематично, – нахмурилась Легавая. В голове уже крутилось: “блин, у меня же график… Надо брать отгулы… А ещё и квазом стать хотела…”, но вместе с этим взыграла кровь.
– А когда бывает легко? – с вызовом посмотрела на неё Серена.
На стойке перед Легой появилась бутылка сидра, холодная, в капельках конденсата.
– Угощайся, – сказал Жало, кивнув в сторону бутылки.
– Спасибо.
– Ну так чё? Погнали? – Серена выпрямилась, упёрлась руками в стойку.
– Прям щас?.. – удивлённо вскинула брови Легавая.
– Ой, ну не, давай так, месяца через два, – с ядовитым сарказмом отозвалась Серена. – Чтобы сучка ещё дальше отъехала. Чего тянуть-то, правда?
– Серена! – Жало мягко хлопнул её по плечам. – Ты куда вперёд паровоза несёшься? Не, ну ты глянь! Неделю назад из больнички вылезла – уже руки чешутся в рейд идти, ёбла бить!
Серена фыркнула, но не ответила. Вместо этого она с неожиданной нежностью обхватила руки Жала и прижалась к нему.
– Короче, выезжаем через дня три. Ты как? – обратилась она к Легавой, без давления, но с настойчивым интересом.
– Придётся брать отгул…
– Едем дня на четыре. Максимум – на неделю, – серьёзно сказал Жало, поднимая глаза на самодельный календарь, мысленно отмеряя на нём дни.
Кстати, а как вообще вести календарь в совершенно новом мире? В Форт Воля календарь установил сам глава стаба, отталкиваясь от даты своего попадания в Улей.
В иной ситуации люди поступили бы иначе: оказавшись в абсолютно новом мире, они стали бы наблюдать за светилами, за солнечными и лунными циклами, за сменой сезонов, обнулили бы год. Ведь логично, что общий календарь должен быть привязан не к воспоминаниям о Земле, а к естественным ритмам нового мира. Но здесь всё работало иначе. В Улье не существовало привычной смены времён года. Кластер прилетал и закреплял за собой сезон. Лето могло тянуться бесконечно, зима не кончаться годами. А затем рядом загружался новый кластер, который временно мог влиять на соседние, и климат перезагружался: наступала осень на пару недель, весна на несколько дней, пока всё снова не приходило в равновесие.
Со светилами тоже было неладно. Луна? Она то появлялась, то исчезала, и никаких привычных циклов за ней не наблюдалось. Солнце? Непонятно, совершала ли планета вокруг него полный оборот, и был ли Улей вообще планетой. Может, солнце здесь просто включали и выключали по чьей-то прихоти? Никто из попавших сюда не знал, светит ли оно одновременно во всех кластерах или только в отдельных. А может вообще, этот мир представлял собой искусственное пространство – Диск Алдерсона, Мир-кольцо, Сферу Дайсона?
Эльбрус не стал ломать голову. С того дня, как он появился в Улье, он начал отсчёт от своей даты. И большинство его поддержало: спорить смысла не было. Тем более загрузка кластеров почти всегда происходила в одну эпоху, в пределах одного года. Случаи, когда попадал кластер из другого десятилетия, а тем более века, были совершенной редкостью. Не будем более ломать об этом голову, вернёмся к нашим мстителям.
– Хорошо, – ответила Легавая, уже мысленно собирая рюкзак и отмеряя километры.
Служба в стабе выжала из неё все соки. Всё стало однообразным, сухим, скучным: протокол, отчёт, допрос, кофе, повтор. Не хватало движения, не хватало риска, не хватало запаха свободы. Ей нужно было сбросить напряжение, выпустить наружу эмоции, отыграться хотя бы на заражённых за всё, что навалилось в последнее время. Почему бы и не принять это предложение? Заодно – вернуть Окси должок с процентами.
Нет, она вовсе не была мстительной. Обычно предпочитала вычёркивать из памяти и из жизни как неприятные события, так и людей, которые их спровоцировали. Но эта ситуация была принципиально иной. Пока Окси ходит по этой земле, покоя Легавой не будет. Она просто не сможет чувствовать себя в безопасности и будет постоянно тревожиться за себя и близких.
– Не, ну ты гля! У тебя точно шило в заднице! – вскинулась Веда, грозно подаваясь вперёд через стол. Блондинистые локоны взметнулись вперёд, глаза извергали молнии.
– А фто не так? – Легавая даже не подняла взгляда. Вместо этого она сосредоточенно подметала остатки карбонары с тарелки кусочком хлеба.
– Ну тебе не кажется, что после всего случившегося дурдома стоит, как бы, в состоянии покоя хотя бы месяц лишний побыть, нет?! – Веда хлопнула ладонью по столу. Посуда подпрыгнула. Чашка с кофе выдала судорожный плевок на блюдце. – Ты сознательно себе приключения на задницу находишь!
Легавая хрустнула огурцом. С выражением глубочайшего философского недоумения посмотрела на свою копию:
– Не понимаю твоих вофмуфений.
– Да ну тебя! Каждый раз! Каждый грёбаный раз, когда ты возвращаешься из рейда, ты ноешь, что больше никогда в жизни и ни в какой рейд не пойдёшь! Но стоит тебе немного отсидеться дома, как петух в задницу долбить начинает! О?! Ты же понимаешь, что твой квазий апгрейд откладывается? – она прищурилась и демонстративно подняла бровь. Голос звучал строго, но вот в уголке губ еле заметной тенью притаилась такая себе маленькая, ехидная победа.
– Эх, а это пефально, конефно… – Легавая выразительно вздохнула, театрально опуская плечи. – Ну, вадно… Уфпеется! Омномном.
– Ты ненормальная, – буркнула Веда, но в голосе уже не было злости.
Легавая взяла мини-отпуск на работе. Во втором отделе появилось пополнение: два бывших ДПСника, найденные буквально на ближайшем городском кластере, влились в коллектив. Теперь, если что – помогут Муну с внезапными делами. Но, к счастью, в стабе сейчас было затишье на криминальном фронте.
Что же касается даров… Сама Легавая не сидела на месте: ремнанта потихоньку развивала, а вот телепатию приходилось глушить – слишком навязчивая, глючило её, иногда включалась сама по себе, считывала то, что совсем не стоило. За два дня до рейда она уловила мысли Веды, те хаотично бегали в её голове, рисовали какие-то страшные картинки с участием Леги. Причём такие, что “телепатка” потом целый вечер ходила сама не своя. Мда уж. Телепатический “думскроллинг” до добра не доводит.
Как и опасалась Лега, из-за подобных мыслей Веда немного погодя была категорически против рейда. Не просто «а может лучше не надо?», не «давай в другой раз», а именно что – категорически. Её несгибаемое «нет» грохнуло так, что Легавая чуть не подавилась чаем.
– Не надо тебе этого! Оно того не стоит! Не надо мстить ей! Она сама сгинет и без твоей помощи! А если пойдёшь за ней… Как бы она потом не утащила тебя за собой…
Легавая пыталась парировать, но спор быстро превратился в затяжной мозговой штурм с элементами мелодрамы. Где-то между «ты хочешь, чтобы я тебя по частям на разных кластерах собирала?!» и «ты же понимаешь, я потом себе этого не прощу», проскальзывали попытки Веды, порой отчаянные и судорожные, заглянуть в обозримое будущее. Но, видимо, будущее упорно показывало средний палец. Никакой конкретной картинки она не видела. Не видела, но что-то страшное скреблось внутри, а её воображение потакало этому чувству.
После суток криков, слёз и взаимных обвинений, Веда сдалась. Не потому, что поверила в копию. А потому что вымоталась, устала от борьбы. Но с условием: Берта едет с Легавой в рейд. И вот тут Легавая зависла.
– Серьёзно? – моргнула она. – Ты ж за неё всегда больше тряслась, чем за меня.
Веда кивнула.
– Да. Она тебе не даст сгинуть…
Веде далось это нелегко. Она искренне любила свою копию, воспринимала её как родную близняшку. А Берту – с самого начала, без всяких «но». Просто, потому что это была «шабака-барабака». Отпускать их не хотелось. Совсем. Это было как тупым, ржавым ножом по сердцу – в самое чувствительное. Веде было страшно и одиноко. Она боялась остаться без них – без тех, кто стал её новой семьёй. Боялась снова остаться в тишине, одинёшенькой в этом жестоком мире. Но ведь раньше она отпускала без истерик Легавую в рейды. Сейчас-то, что не так? Натуральное предчувствие знахаря или человеческий страх одиночества? Непонятно. Просто мерзкое коматозное беспокойство. Что-то не так, что-то должно пойти не