Пролог
Ждать, когда он останется один, пришлось долго.
– Глеб Сергеевич, – сказала я, подойдя. – Можно с вами поговорить?
– Ася… – он осмотрел меня. Будто вскользь, но я уже не была уверена в этом. – О чём?
– Мне… Я кое-что хочу сказать вам.
Он напрягся, и я ощутила это.
– Может быть, вы и знаете, но…
Я вдохнула поглубже. Это оказалось труднее, чем я думала. Стук сердца мешал говорить, слова кололись. Но больше молчать я не могла.
Он показал в темноту, на угол школы. Мы отошли туда, и он встал ко мне лицом. Во рту совсем пересохло.
– Что ты хотела? – с другими он говорил с улыбкой, а теперь его голос звучал ровно, даже жёстко. Но я пересилила страх.
– Я люблю вас, – сказала, не отводя глаз. – Может быть, вы и сами это уже поняли. Это получилось как-то… само собой. Я думала, пройдёт, но нет. Я люблю вас, Глеб Сергеевич… Глеб.
Я взяла его за руку.
– Послушай, Ась, – он вытянул ладонь. – Ты хорошая девушка. Очень хорошая, но это неуместно.
– Что неуместно? Любить вас?
– Да. Я – твой учитель.
– Уже нет! – голос зазвучал громче. – Школа закончилась. Всё, вот это вот, – махнула на сцену, – это точка. При чём здесь то, что вы были моим учителем?!
– Я всегда буду твоим учителем.
– Вы всегда будете мужчиной! А я – женщиной! Вот кем мы будем! Я люблю вас, слышите?!
В отчаянии я сделала к нему шаг. Посмотрела в его глаза. Из приоткрытых губ вырвалось дрожащее дыхание, и я, поднявшись на носочки, коснулась его губ своими. Он стоял, не шевелясь, словно каменный, и отчаяние охватывало всё сильнее. Его губы не шевелились, он не отвечал мне.
Я отступила от него. В его взгляде было лишь сожаление.
– Извини, Ася, я не могу ответить на твои чувства. Давай забудем об этом разговоре.
– Можете забыть, – глухо ответила я, и услышала слёзы в собственном голосе. – А я не забуду. Никогда не забуду.
– Право твоё. Только пройдёт несколько месяцев, и ты сама поймёшь, что это была глупость, а не любовь. Я – твой учитель, Ася, не более того.
Он пошёл обратно – к свету, к сцене, к музыке, к Юльке и Маринке. Слёз не было, только влажная пелена перед глазами. Вечер облизывал мои плечи, а изнутри поднималась горечь. Я сделала шаг от школьного двора, а потом ещё и ещё, пока не вышла за ворота. Что плачу, поняла только когда слезинка упала на грудь, но я всё шла и шла, пока не оказалась в пустом дворике с перекошенной горкой и упавшей на один бок детской каруселью. Нужно было встать, но я не могла – сидела, пока небо не стало светлеть. Вот он – первый рассвет моей взрослой жизни.
Глава 1
– Вот чёрт! – Марина со злостью, досадой и растерянностью пыталась оттереть от школьной юбки лак, который только что на себя опрокинула. – Блин! Ну почему именно сейчас?! – она посмотрела на дверь класса. – Ась, посмотри, он идёт? Бли-и-ин… – В её вздохе только что слёз не было.
Я было пошла к двери, но тут прозвенел звонок. Одноклассница застонала в голос – Глеб не опаздывал никогда. И верно, в следующую секунду он зашёл в класс и, окинув всех взглядом, сдержанно кивнул.
Сердце подпрыгнуло к горлу, колени стали слабыми, как всегда. Все встали и сели с очередным кивком Глеба.
– Он меня сегодня вызовет, – шепнула Марина. – Я специально…
– Завьялова, – строгий голос Глеба Сергеевича разнёсся по классу. – Ты готова чем-то с нами поделиться? Тогда, – он сделал приглашающий жест, – прошу к доске. Начнём с домашнего задания.
Вид у Маринки был такой, будто она идёт на эшафот. Но она всегда умела себя преподносить, сейчас тоже расправила плечи. Глеб Сергеевич присел за учительский стол и повернулся к ней, а я рассматривала его. Маринка что-то отвечала, а я всё думала, как быть? Скоро выпускной, и что тогда? Наши дороги разойдутся, у него будут новые ученики и… ученицы. Сколько раз за два года я повторяла себе, что не должна любить его?! Когда он пришёл преподавать в нашу школу, девчонки с ума посходили. И я вместе с ними.
Нет, я, пожалуй, сильнее всех.
– Березовская, – он посмотрел на меня. – Продолжишь?
У меня вспыхнули щёки. Я даже не слышала, на чём закончила Маринка. Она шла между партами, как модель по подиуму, и стук её каблуков звучал подобно метроному. Взгляд зацепился за пятно на её юбке, щёки покраснели сильнее, и я встала.
В момент, когда я подошла к доске, мобильный Глеба завибрировал. Он кинул взгляд на дисплей и нахмурился.
– Прошу прощения, – бросил он и, взяв телефон, вышел из класса. Я уловила запах его одеколона. Голова закружилась, и я готова была, будто заворожённая, идти за ним. Куда? Да хоть куда! Внимание привлекла Маринка. Она махала рукой, словно пыталась вывести меня из ступора.
– У тебя вид, как будто ты в лужу села, – громко шепнула она. – Я закончила на экологии Европы. Пути их решения… – она перевернула страницу учебника и начала быстро перечислять нужные ответы.
Я всё знала и без неё. И растерянность моя не имела никакого отношения к географии. Мои личные проблемы были, конечно, не так глобальны, и всё же конкретно для меня они представлялись необъятными.
Из-за двери звучал голос Глеба. Густой и твёрдый. Разговор закончился быстро, и он вернулся в класс. Снова извинился.
– Продолжим.
– Задержись, Березовская, – остановил меня Глеб Сергеевич, когда я, собравшись, уже хотела выйти.
Маринка бросила, что ждёт меня в коридоре. Но напоследок глянула на Бернева и улыбнулась. Он и не подал вида, что заметил это. Я нервно потеребила брелок, подвешенный к лямке сумки, и подошла к учительскому столу. Взгляд Глеба был пристальным и изучающим.
– Зачем ты решила сдавать географию? – спросил он вдруг. – Тебе не нравится этот предмет.
– Почему?
– Потому что не нравится.
Он опёрся о стол. Слегка прищурился. Волосы у него были чёрные, глаза – тёмно-зелёные. Я снова уловила запах одеколона и, не в силах смотреть прямо, уставилась на первую парту, за которой сидела красавица и отличница Машка Макарова. Ей-то он такие вопросы не задавал, понятное дело!
– Ладно, – так и не дождавшись от меня ответа, сказал он. – Можешь идти.
– Я хорошо знаю географию, – будто в оправдание, промямлила я. – Уж получше многих.
– Да.
Он как всегда был отстранённым и немногословным. Я ждала, что он скажет ещё что-нибудь: по поводу дополнительных занятий, подготовки к экзаменам или что-то такое, но он только рассматривал меня. Каждый нерв натянулся, казалось, что он видит меня насквозь. И как сердце у меня стучит рядом с ним, слышит.
Маринки видно не было, оно и к лучшему. Я спустилась в раздевалку и, наскоро одевшись, вылетела из школы. Весна была странная: солнечная и ветренная. Холод пробрался под тонкую куртку, купленный на отложенные деньги шарф не спасал. Рано я сняла зимнее пальто, но… Глеб жил неподалёку от меня, и я часто встречала его по дороге в школу. Несколько раз мы даже шли вместе, поэтому куртка была оправдана. Другое дело, что плевать он хотел! Не интересна мне география! Можно подумать, она другим интересна!
– Ась, стой.
Я остановилась у школьных ворот и подождала Ерёмина. Он был выше меня на голову и старше на год – самый старший в нашем классе. Слегка сутулый, вечно взъерошенный, с висящим на плечах пустым рюкзаком. Из тех, кто ничего не знает, но как-то выезжает раз за разом.
– Что? – с нетерпеливостью спросила я. – Если ты по поводу проекта…
– Не по поводу. Ты чего делаешь сейчас?
– Ну… В каком смысле?
– В прямом. Пойдём прогуляемся?
Я так и приоткрыла рот.
– Я… Зачем?
– Просто так.
– Ты меня на свидание зовёшь, что ли?
Он поджал губы. На его скулах появились желваки. Мне стало неловко, я посмотрела в сторону и увидела Глеба Сергеевича. Мишка ждал. Глеб поравнялся с нами.
– До свидания, Глеб Сергеевич, – выдохнула я.
– Пока, Березовская, – ответил он, едва посмотрев на меня.
– Миш, я…
– Понял, – с раздражением сказал Ерёмин. – Навязываться не стану, не волнуйся.
– Да я…
Он меня слушать не стал – вышел за ворота вслед за Глебом. Я медленно побрела дальше, безотчётно ища взглядом фигуру учителя. Увидела его, садящегося в подъехавшую иномарку, и встала. Надо что-то сделать! Может, помаду купить, чтобы он наконец меня заметил?! Машина мигнула фарами и, проехав немного, остановилась рядом. Дверца открылась. На водительском сиденье была женщина. Я не могла разглядеть её, только лежащую на руле руку – тонкую, с длинными пальцами.
Глеб протянул мне листок.
– Это список сайтов для подготовки. Будет полезно на них заглянуть.
Я не успела даже спасибо сказать – дверь захлопнулась, машина поехала дальше. Внутри всё переворачивалось, грудь ныла, а я будто видела женскую руку.
– Ты что застыла? – спросила меня непонятно откуда взявшаяся Маринка. – Ого, тачка какая. Кого в наш колхоз занесло?
Я промолчала. Ветер поднял пыль и мусор, солнце резко скрылось, и всё стало серым.
– Марин, я домой. Мама… В общем, пойду я, – сказала быстро и пошла в сторону дома. На душе было тревожно, в горле стоял горький ком. И что мне сделать, чтобы он понял – я уже большая девочка, и разница у нас всего восемь лет. Пройдёт несколько месяцев, и я перестану быть его ученицей, и да, не нужна мне его география – мне он нужен, я люблю его.
Глава 2
– Ну а что? В первую очередь он – мужик.
– А он такой холодный… – донеслось до меня распевчатое. – Думаешь, стоит попробовать? Глебушка у нас скала.
– Вода камень точит, – парировала Марина.
Я поняла, что это она, не сразу, только когда увидела её короткое пальто. Яркое, оно выделялось на фоне грязного снега. Вместе с ней стояла Юлька Кучера – длинноногая фифа из параллельного. Увидев меня, она выбросила что-то в мусорку. Подойдя, я уловила запах сигарет. Ну понятно, как будто я стучать на неё стану. Ресницы её были густо накрашены, высокие сапоги на каблуках подчёркивали длинные ноги.
– О чём говорили? – спросила я, подойдя.
– Да так…
– Юлька решила нашего Глебушку взять напором.
Юля состроила недовольную гримасу. Взгляд её так и говорил: «Что ты при ней?». Марина вытащила из сумки звонящий телефон и убрала обратно.
– Мама, – пояснила она. – У меня репетитор через пятнадцать минут. Решила, видимо, напомнить.
В руках у неё был пакет из продуктового. Из магазина, возле которого мы стояли, вышла пожилая женщина и, строго глянув, пошла дальше. Я пребывала в замешательстве.
– Я думала, ты с Пашей встречаешься.
Юля фыркнула. За прошедшие две недели стало только холоднее – начавшаяся было весна свернула в сторону, опять выпал снег, а солнце перестало показываться от слова «совсем». Юля спрятала ладони в карманах короткой куртки.
– При чём тут Паша? Паша к Глебу отношения не имеет.
Моё замешательство стало сильнее.
– Но…
Она фыркнула.
– Я пойду, Рин, – бросила она. – Потом созвонимся. Или, хочешь, приходи вечером. Моя на сутках, а Пашка… В общем, приходи.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла к домам. Её юбка едва прикрывала пятую точку, а платиновые волосы казались почти белыми.
– Смешная ты, – улыбнулась Марина. – Ты что, правда думаешь, что у Юльки с Пашкой любовь до гроба? Да нафига он ей? А такой мужик, как Глеб… – она закатила глаза. – Слушай, тебе бы тоже кого-нибудь найти. Что у тебя с Мишкой?
– А что у меня с Мишкой? Что у меня с ним должно быть?
– Ну он подкатывал как-то ко мне, спрашивал про тебя – есть у тебя кто или нет. Так поняла, он решил взять тебя в оборот. Давай, Ась, – она толкнула меня локтём. – Или так и будешь ходить нецелованная?
Ответить я не успела – у неё опять зазвонил телефон.
– Да, мам, я иду… Очередь была… Да знаю я…
Одноклассница состроила выражение лица «достала». Стряхнула снег с каблуков и одними губами сказав «пока», ушла в ту же сторону, что и Юлька. Я осталась возле магазина. В кармане лежал список продуктов, оставленный мамой на столе утром. На работу она уходила рано и часто, особенно в последнее время, брала дополнительные часы в выходные. В нашем городке устроиться было задачей той ещё, приходилось держаться за место изо всех сил. Я знала, что ей отчётливо дали понять – не устраивает что-то – ищи другое место.
Вывеска магазина выцвела уже давно, но менять её никто не собирался, как и сбитые ступени.
– Пока голову кто-нибудь не разобьёт, не сделают ничего, – проворчала старушка, спускаясь с пакетом. Я подорвалась к ней, вмиг забыв и о нашем с мамой положении, и о Юльке.
– Давайте я помогу.
Я придержала её и помогла спуститься, а после сама зашла внутрь.
– Две тысячи девятьсот восемьдесят девять, – объявила уставшая кассирша с кругами под глазами.
От неё так и веяло безнадёжностью, и мне вдруг стало страшно. А что, если я лет через двадцать стану такой же? Измученной и уже ничего не ждущей от жизни? Погрязну в бесперспективности и проблемах? Проживу жизнь с каким-нибудь «Мишей», потому что это будет лучшим из вариантов или потому, что других у меня не будет? Маринкино «нецелованная» засело в голове. Я нарисовала себя рядом с Глебом – уверенным и наверняка целующимся, как бог. Или дьявол. А я…
– Добрый день, Ася.
Я так и вздрогнула. Карточка выпала из рук под взглядом Глеба Сергеевича.
Я наклонилась, чтобы поднять её, и ударилась локтём о стол. Очень неудачно – боль отдалась во всей руке.
– Тише, – он присел и, подняв, протянул мне карту. – Впереди экзамен. Будет хорошо, если ты доживёшь до него.
– Да уж, неплохо. Здравствуйте, Глеб Сергеевич. Я тут… – показала на продукты. – Субботний поход.
Было неловко. Ещё и оделась я, как самая настоящая чмошница – старые джинсы, кроссовки, которые пора было выкинуть ещё в прошлом году. И опять я покраснела. Глеб Сергеевич молчал, зацепившись большими пальцами за карманы куртки. Снова посмотрел на мои пакеты и взял все три в одну руку.
– Пойдём, – сказал он. – Помогу тебе. Всё равно в одну сторону.
– Да не надо… – я напоролась на его строгий взгляд. – Неудобно, Глеб Сергеевич. Я бы сама.
Он меня проигнорировал. На его руке выступили вены, запястье напряглось.
– Глеб Сергеевич, давайте я всё-таки сама?
Он открыл дверь и вышел на улицу. Я шла рядом, не находя себе места от неловкости.
– Твой дом там? – показал он на жмущиеся друг к другу хрущёвки. – Ты же, вроде, недалеко от меня живёшь?
– Ну да. Вон в том.
Я столько раз представляла себе, что мы идём рядом, но в воображении всё было совсем не так. В моих фантазиях мы непринуждённо говорили о музыке и кино, а потом… Мимо проехала машина, и мне пришлось прижаться к бордюру. Я случайно задела руку Глеба, и меня как током ударило. Стало жарко, а по спине мурашки побежали.
– Как твоя подготовка? – спросил он.
У меня в голове шумело, язык к нёбу прилип.
– Я… Да хорошо всё.
– Ну хорошо, раз так. Если будут вопросы, можешь спрашивать. Какой подъезд?
Я показала на дверь серо-коричневого цвета и, опомнившись, бросилась к домофону.
– Спасибо большое, Глеб Сергеевич.
– Открывай, я донесу до квартиры. Какой этаж?
Этаж у нас был пятый, без лифта. Я проклинала всё на свете. Неловкость зашкаливала, но вырывать пакеты из рук Бернева было бы совсем глупо. Открывая ключом дверь, я лихорадочно вспоминала, не валяется ли ничего такого в коридоре. Глеб Сергеевич ждал, а я боялась, что он заметит, что у меня подрагивают пальцы.
Войдя, он поставил пакеты в коридоре.
– Спасибо, – промямлила я в очередной раз и набралась смелости. – Может быть, выпьете чаю? С печеньем. Я сама пекла.
– Нет, Ася. Это лишнее.
– Да, конечно, простите, – я нервно заправила волосы за ухо, хотя они были убраны в хвост. – Я просто… Холодно же на улице, да и чай вкусный. Я только перед уходом заварила – чёрный с мятой и малиной.
Его взгляд оставался беспристрастным, а лицо отчуждённым. Но он вдруг расстегнул куртку.
– Хорошо. Раз с малиной.
Я обмерла, состояние было предобморочным. Мысленно я повторяла себе – это просто чай, ничего такого. Но… Мы были вдвоём. Только он и я, и я явственно услышала голос Маринки, как она говорила Юле «он в первую очередь мужчина».
Оставив Глеба на кухне, я метнулась в комнату. Распахнула шкаф, не имея представления, что надеть. Что-то похожее на домашнее и в то же время, чтобы он увидел меня другой. Я стянула неприметный серый свитер и поспешно разорвала пакетик с новенькой футболкой, которую берегла на лето.
– Переоделась? – спросил Глеб, когда я вернулась.
Отложил телефон, но на меня толком не взглянул. Чайник выключился, и я разлила по чашкам кипяток.
– Вы с сахаром пьёте? У меня мёд есть, если что. Ещё кажется, варенье…
– Ты обещала домашнее печенье, – его голос прозвучал немного мягче. Я подняла голову и натолкнулась на взгляд со скрытыми смешинками.
Губы стали сухими, чайник дрогнул в руках, и я отставила его.
– Точно.
– У тебя уютно. С кем ты живёшь?
– С мамой.
Я поставила вазочку. Одна часть меня боялась сгореть в его близости, другая жаждала этого. Я присела на диван. Изнутри меня обдавало жаром, а руки были холодные.
– С кем ты живёшь?
– С мамой, – ответила я, гоняя ложечкой чаинки, чтобы скрыть волнение.
Соберись, Ася! Опять подумала о Юльке. Она бы уже давно ему глазки состроила, а не мялась.
– Они с папой давно развелись. Я ещё совсем маленькая была, не помню его. Только фотографии видела.
Он задержался на мне взглядом. Глаза казались темнее, чем раньше, я впервые смотрела на него с такого маленького расстояния. Воздуха перестало хватать. Когда-то он уже смотрел на меня так – в прошлом году, когда я сделала вид, что потеряла серёжку и вернулась в класс. Тогда он проверял контрольные. Я ползала под партой и держала в кулаке серёжку, которую на деле не теряла, а когда распрямилась, поймала его взгляд…
– А вы? Почему вы решили преподавать географию? Неужели так любите её? – мой голос звучал ровно, и я даже улыбнулась уголками губ.
Руки начинали согреваться. Первая неловкость прошла, мне стало уютно и спокойно, хоть я всё ещё не могла расслабиться.
– Кто-то же должен преподавать географию.
Я засмеялась.
– И вы решили, что это будете вы? Пойти в педагогический… Ну не знаю… Это же просто так не делается.
– Да. – Его ладонь вдруг легла на мою.
Лёгкость прошла, а мурашки побежали опять. Рука его исчезла так же без предупреждений, и он поднялся.
– Мне пора, Ася.
– А чай? – Его чашка так и осталась нетронутой.
– В следующий раз.
Он прошёл в нашу узкую прихожую и оделся в молчании. Прижавшись плечом к стене, я смотрела на него. Что я не так сделала?
– Вы… Когда у нас подготовка к экзаменам начнётся? Будут же какие-нибудь дополнительные.
– Будут. Я скажу на одном из следующих занятий. – Он сам открыл дверь. – Запрись. Нечего сидеть с открытой дверью.
Бернев вышел, даже не попрощавшись. Как на автомате, я повернула замок и вернулась на кухню. Нетронутый чай стоял на столе, в кухне пахло мятой и едва уловимо – запахом его одеколона. Я дотронулась до чашки и выдохнула. Потёрла лицо ладонями. Он сказал – в следующий раз. Значит, надо сделать так, чтобы следующий раз случился, и тогда…
– Он в первую очередь мужчина, – напомнила я себе, только слова повисли в воздухе, а в горле встал ком.
Глава 3
– Ты что грустная такая?
Я мотнула головой.
– Да ничего. Так…
– Влюбилась, что ли? – с мягкой улыбкой спросила мама и открыла косметичку.
В ней лежали пилочка, маникюрные ножницы, светлая помада, пудра и тушь. Я знала этот набор, кажется, с раннего детства. Каждое утро она готовила завтрак, одновременно собираясь на работу. Как бы ни было тяжело, она всегда приводила себя в порядок, хотя в последнее время под глазами у неё появились тёмные круги. Мне вдруг захотелось всё ей рассказать: про Глеба, про Юльку, которая вот уже несколько недель крутила перед ним задницей, про Маринку с её снисходительным «нецелованная». Но я прикусила язык.
– Просто устала, мам. Скорее бы уже экзамены кончились.
– Кончатся, куда они денутся? – мама отложила тушь. – Ты что-то совсем похудела. Смотри, футболка на тебе висит.
– Неправда, не висит она. Да и вообще… всё это – ерунда. Тебе бы самой отдохнуть. Когда у тебя отпуск?
Она отмахнулась.
– Мам, ну правда. Ты когда в отпуск ходила в последний раз?
– Ну что ты пристала? – Мама обхватила ладонями маленькую фарфоровую чашку. – Вот выучишься, встанешь на ноги, тогда буду отдыхать. Не переживай, Ась. Сейчас лето будет, солнце: съездим с тобой на озеро.
***
Апрель кончился, наступил май, и тепло всё-таки пришло. Но меня изнутри иней покрывал. С Глебом наедине мы больше не оставались, вёл он себя подчёркнуто сдержанно. Вечером я была настроена решительно, но за ночь настрой пропадал, и я опять смотрела на всё со стороны: на Юльку, приходящую на дополнительные в коротких юбках. Она наматывала на карандаш локон волос и закидывала ногу на ногу, а когда спрашивала Глеба Сергеевича, в голосе её слышались грудные нотки. Маринка всё чаще общалась с ней, и всё реже – со мной. Я чувствовала себя преданной.
– Меня Миша на свидание пригласил, – выдала я. Поймала мамин взгляд и добавила: – Два раза уже.
В маминых глазах появился вопрос. Я потупилась.
– Он прикольный, но это же совсем не то. Мам, а ты папу любила?
– Ты у меня красивая.
– А это тут при чём?
– Красивые дети только по любви получаются.
– Мам, я серьёзно. Почему он ушёл, если ты его любила? Или он тебя не любил? – Я знала, что это разговор не для утра. Но заданный Глебом вопрос про отца не давал покоя.
Я всё больше думала, почему он ушёл – отец, а не Глеб. Мама вздохнула и, взяв свой чай, поднялась. Поставила чашку в раковину.
– Он хотел другую жизнь, – ответила она, стоя ко мне спиной.
– Другая жизнь – это что?
– Ась, давай мы не будем про это говорить сейчас. Ты в школу опаздываешь, мне на работу пора. – Она посмотрела с мольбой и долей раздражения. – Прошу тебя. Отложим этот разговор на другое время. – Она покачала головой. – Да что с тобой не так, Ась? Я же вижу, что это не экзамены. У тебя всё в порядке в школе? Что-то давно к нам Марина не приходила, вы не поссорились?
Я медленно мотнула головой. Мама ещё недолго смотрела на меня, потом поцеловала в висок и скрылась в коридоре. Что она прочитала между моих слов? И прочитала ли хоть что-нибудь?
Через несколько минут мама ушла, я тоже пошла одеваться. Сегодня вечером были дополнительные, и я ещё вчера решила, что надену юбку. Не унылую тёмную, как прописано в правилах дресс-кода нашей школы. Всё равно плевать всем, кто в чём ходит. В нашем городке всем было на всех плевать, по крайней мере, порой мне так казалось. Только слухи разлетались со страшной силой, ведь в отсутствие других развлечений нужно было чем-то скрашивать дни.
Выйдя из подъезда, я буквально наткнулась на Мишку.
– Привет. – Он протянул мне герберу.
– Зачем это?
– Просто так. Ты мне нравишься, Ась. Слышал тут, что Серёга Иванов к тебе подкатить собирается. Решил, что хрен он получит.
Я взяла цветок скорее от неожиданности.
– Серёга? М-м… Я прям звезда какая-то. Это у вас всех весеннее обострение?
– Может, и не весеннее. – Он посмотрел в сторону и нахмурился.
Я тоже повернула голову и увидела идущего к нам Глеба.
– Доброе утро, Глеб Сергеевич.
Он кивнул нам.
– Сегодня дополнительные, Березовская. – Шаг его замедлился. – Ты не забыла?
Я мотнула головой. Странное чувство появилось и закрутилось внутри. Солнце было почти жарким, а мне холодно стало. Мишка молчал. Глеб свернул за угол, а меня так и кололо льдинками.
– Не надо, Миш, – я хотела отдать ему герберу. – Я… Ты хороший, но…
– Но? – его глаза блеснули, как и тогда у школы.
– Просто не надо. Сейчас другое важно – надо школу закончить, поступить… Миш… – Я опять попробовала вернуть цветок.
– Себе оставь, – ответил он грубовато. – Экзамены… Увижу с Серёгой, морду ему набью, ясно?
Я театрально вздохнула. Поднесла цветок к лицу, но он почти не источал запаха. Мишка так и стоял рядом.
– Пойдём хоть до школы вместе.
– Ты настырный.
Кое-где ещё тлели грязные сугробы, рядом с ними уже пробивалась трава. Возле дома жмурился облезлый чёрный кот, и, если присмотреться, то и дело на глаза попадались выцветшие фантики, осколки бутылок и другая грязь. Я старалась не присматриваться. Каждую весну так было, и будет так же.
– Ты куда планируешь поступать? – спросил Мишка, а я увидела Юльку. Они с Глебом стояли неподалёку от школьных ворот. Она улыбалась ему, и смех её был слышен даже отсюда.
– Ась, ты меня слышишь?
– Я… Не знаю пока, – ответила я.
Мы почти поравнялись с ними.
– Глеб Сергеевич, – позвала я громко и внаглую подошла. – Глеб Сергеевич, вы говорили, что я могу обращаться, если у меня возникнут трудности. Я… Я совсем запуталась в экономике стран Латинской Америки. Экономика – совсем не моё, кажется.
– Хорошо, Березовская, – мрачно сказал он, быстро посмотрев на остановившегося Мишку. – Сегодня мы поговорим об этом.
– Угу, спасибо, Глеб Сергеевич.
Я чувствовала прожигающий взгляд Юльки. Вот тебе, стерва! Глеб посмотрел на время и, кивнув нам, пошёл дальше.
– Тебе не говорили, что нехорошо вмешиваться в чужой разговор? – прошипела она.
– Извини, – я сделала невинный взгляд. – Не подумала.
– Так вот думай, – выплюнула она и развернулась на каблуках.
Мишка странно посмотрел на меня и промолчал. А мне стало совсем не по себе. От Юльки, от слабости в коленках и этого Мишкиного взгляда. Какого-то слишком уж понимающего и тяжёлого.
***
Уроки подходили к концу. Откровенно говоря, уже недели две никто о занятиях не думал – только об экзаменах и годовых оценках. Всё сводилось к подтягиванию хвостов и исправлению того, что ещё можно исправить.
Сидя на алгебре, я лениво рисовала на задней странице тетради ромашку. Один лепесток красный, другой синий, третий – цвета розовый металлик, и серединка серебристая. Пририсовала стебель.
У доски всё ещё напрягал мозги отчаянно борющийся за четвёрку в аттестате одноклассник. Телефон в сумке завибрировал уже в третий раз, и я всё-таки достала его. Звонила соседка.
– Мария Евгеньевна, – подняв руку, обратилась я к похожей на воблу преподавательнице. – Можно выйти?
Она сделала знак, что я могу идти куда вздумается, и я едва ли не выбежала из класса.
– Асенька, ну наконец! – голос соседки был встревоженным. – Звоню тебе, звоню…
– Что случилось, тёть Ир?
– Мать твоя, Асенька, с работы вернулась. Бледнющая, губы аж в синеву. Ты бы пришла домой, а то страшно одну её оставлять. Она, как всегда, говорит, что с ней всё в порядке, но…
– Конечно, – перебила я. – Я сейчас.
Домой я домчалась за считанные минуты. Тётя Ира встретила меня в коридоре. Её домашний вид ещё больше встревожил меня – сразу было видно, что она ждёт меня в коридоре нашей квартиры.
– Где мама? – спросила я, кидая сумку.
Мама была в комнате.
– Ир, ну зачем? – голос её звучал слабее, но с осуждением. – У неё сегодня дополнительные занятия. Я же сказала, что я в порядке.
– Затем, – ответила я строго. – Спасибо, тётя Ира. Вы идите, дальше мы сами.
– Уверена?
– Угу.
Я присела возле мамы и взяла её за руку. Пальцы у неё были тёплые, сама она бодрилась, но видно было, что чувствует себя неважно. Дополнительные… Перед мысленным взором мелькнуло лицо Глеба. Но я запретила себе думать о нём. Всё потом ему объясню.
– Полежи, мам. – Я взбила подушку.
Мама смотрела на меня и молчала, и я внезапно увидела морщинки в уголках её таких ещё молодых глаз, печаль в их глубине.
– Хочешь, я чай заварю? А хочешь, куплю что-нибудь? Сбегаю быстренько в магазин, что ты хочешь?
На её губах появилась улыбка, и она молча меня обняла. От неё пахло знакомыми с детства духами – с нотками сирени, для меня слишком сладкими, но уютными.
– Я и правда полежу. А ты не волнуйся. Посплю побольше, и всё станет нормально. Просто голова сильно заболела, ничего криминального.
Мама стала раздеваться. Я дождалась, когда она ляжет, и ушла к себе в комнату. Консультация по географии должна была начаться с минуты на минуту, но я запретила себе и думать об этом.
Глава 4
Три часа прошли быстрее, чем я могла представить. В панике я переписывала последние строчки из черновика и понимала, что не успеваю.
– Время, – объявил один из комиссии – высокий тощий мужик с козьей бородкой и маленькими тёмными глазками.
– Простите, мне несколько слов осталось.
– Время. – Голос у него тоже был, как у козла. Да и сам он, видимо, от козла не отличался.
Я отшвырнула ручку, и та, прокатившись, упала на пол. Отнесла свой бланк, напоследок наградила «козла» раздражённым взглядом и первой вышла из класса соседней школы, куда нас, как баранов, пригнали ради проведения ЕГЭ.
Снаружи ждали родители и учителя из моей школы. Даже завуч тут была. Я вышла в числе последних и сразу нашла взглядом Глеба Сергеевича. Возле него уже отиралась Юлька, и я набрала полные лёгкие воздуха.
– Поздравляю, – сказала вышедшая следом за мной Марина и, увидев Глеба, пошла к нему, потеряв ко мне всякий интерес.
Он увидел её и улыбнулся уголками губ, а потом увидел меня. Я встала посреди коридора, безрезультатно борясь с чувствами.
– Будем ждать, – сказал он Юле и подошёл ко мне.
– Ну как?
– Не знаю. Я не успела дописать половину предложения.
– Только половину? – голос был тише обычного и тонул в гуле прочих. В последнее время он был, как неприступная скала. Про пропуск дополнительных даже не спросил, а я не стала рассказывать. Но теперь мне словно бы нервы выкручивали.
– Ну вот… – на губах появилась кривоватая улыбка. – Мои первые выпускники. Я это запомню.
Его позвали, и он ушёл к другим учителям. Марина цокнула языком, она была недовольной и выжатой, хотя, как всегда, выглядела, будто на подиум собралась, как и Юлька.
– О чём говорили? – спросила Юля у меня.
– С кем?
Она кивнула на Глеба.
Я внезапно разозлилась.
– А тебе какая разница?
Она вдруг схватила меня за локоть и отвела за угол.
– И не мечтай, – процедила она. – Думаешь, пару раз приличную шмотку натянула, он на тебя посмотрит? Чтобы я тебя больше рядом с ним не видела.
– А то что? – процедила я в ответ и выдернула руку. – Что? – поинтересовалась с вызовом. – Я сама разберусь, с кем мне рядом появляться, а с кем нет.
Гнев кипел. Я сбежала вниз по лестнице, ни с кем не попрощавшись и никому ничего не сказав. Вылетела из задрипанной школы на свежий воздух и только после обернулась. В окнах отражалось солнце, оно бликовало, не давая ничего рассмотреть. Быстрым шагом я пошла прочь, пытаясь усмирить ярость.
– Серёга? – встала как вкопанная. Что ты здесь забыл?
– Тебя жду. – Он покривил губами. – Мишку ты отшила…
– И тебя тоже отошью, – сорвалась я. – Вон, к Юльке иди, она рада будет.
Он схватил меня за руку.
– Ты что бешеная такая?
– Да ничего! Отстань. Я… – откуда ни возьмись, на глазах появились слёзы, и я сорвалась с места.
Забежала в сквер, где вовсю цвела сирень. Грудь жгло, а слёзы катились, не переставая. Вчера я издали видела, как Глеб выходил из той самой машины. Специально пошла мимо его дома. Выпускной совсем скоро, несколько дней назад мы с мамой выбрали мне платье. Я открывала фотографии, а думала только об одном – он должен всё узнать. Это не может кончиться вот так. Моя любовь не может, и эти его взгляды… Это ведь не просто так, я знаю!
***
Осознание, что экзамены позади, пришло только к вечеру. Радости не было, только резко поднявшийся из глубины души страх неизвестности, сменившийся печалью. Мама обещала купить торт, чтобы отметить сдачу последнего экзамена, но снова задерживалась на работе.
Я так привыкла видеть его… Хотя бы просто видеть, слышать его голос. Рассматривать тайком, а потом ждать очередной урок географии и, словно невзначай, искать встречи в школьных коридорах.
На глаза навернулись слёзы, страх, что я теряю что-то безмерно важное, перекрыл всё, стены давили. Казалось, сердце вот-вот разорвётся.
Я вышла на улицу, хоть и не знала, куда идти. Но это было лучше, чем сидеть дома и думать о нём.
Когда я вошла в старый разбитый сквер, похожий на водяную пыль дождь шёл уже несколько минут. Тем лучше – никого рядом не было, и я, заткнув уши наушниками, побрела по испещрённой выбоинами дорожке. Воздух пах влажной землёй и цветами. Я прошла метров пятьдесят, когда увидела, что на лавочке впереди кто-то сидит. Хотела свернуть, но почему-то пошла дальше. Человек поднял голову и посмотрел на меня, и я замедлила шаг. Это был Глеб Сергеевич. Он смотрел на меня, не отрываясь. В руках у него была стеклянная бутылка, дождя он, казалось, не замечал. Серое небо делало сквер с его густыми деревьями мрачным, и во мне опять столкнулись желания – бежать к нему и бежать от него.
– Что вы тут сидите? – спросила я, подойдя. Бутылка оказалась винной, с ракушкой на этикетке.
Почему-то она приковала мой взгляд, будто я сама была моллюском, неспособным бороться.
– У вас что-то случилось, Глеб Сергеевич? Погода такая, а вы…
– Тебе погода гулять не мешает.
Он просканировал меня взглядом с головы до ног. Задержался на рваных джинсах, на кроссовках, и посмотрел в лицо. Глаза были непривычно тёмные, почти чёрные.
– Одна гуляешь?
Я кивнула.
Он показал мне на лавку рядом с собой. Она была влажная, но я всё равно присела, и Глеб повернулся вполоборота.
– Всё, взрослая жизнь? До свидания, школа?
– Ну а что? Не вечно же мне быть ученицей. – Я сказала это, постаравшись добавить тону многозначительности. – Так почему вы здесь один сидите?
Он поставил вино, и стеклянное донышко звякнуло об асфальт. Оказалось, что бутылка была пустая, но голос Бернева звучал глухо, если бы дождь был сильнее, он бы слился с ним, глаза странно блестели.
– Дальше куда думаешь, Березовская? Или выскочишь замуж, обвешаешься детьми и осядешь тут?
– Вообще, я в институт хочу поступить. Почему сразу замуж?
Он чуть заметно покривил губами, будто не верил мне или что-то сродни этому.
– Не связывайся с Ерёминым. Он тебя на дно утащит.
Его слова поставили меня в тупик. Глеб протянул руку и вдруг коснулся моих волос. Я замерла, забыв, что надо дышать. Он показал мне маленькую веточку и бросил под ноги. Веточка… Но сердце уже не желало биться в прежнем ритме. Вокруг стояла тишина, даже дороги слышно не было. И в этой тишине пронзительный звонок моего телефона был, как гром. Телефон звонил и звонил, а я не доставала его из кармана. Глеб молчал, и я тоже. Наступила тишина, потом снова звонок.
– Мама, – сказала я, посмотрев на дисплей, и ответила: – Да, мам.
– Я домой еду, Ась. Торт купила, как обещала.
– Хорошо. Какой? – спросила, хотя мне не хотелось никакого. Особенно теперь, когда что-то странное витало вокруг.
– Твой любимый медовик.
– Отлично, – я улыбнулась.
Попрощавшись с мамой, я убрала телефон.
– Иди, – сказал Глеб. – Тебе же домой надо.
– Мама… Просто я обещала.
Он дотронулся до моей руки, лежащей на колене. Его ладонь была жаркая, и я опять перестала дышать. Губы приоткрылись, когда Глеб посмотрел на них и опять в глаза.
– Иди, Ася, тебе пора домой.
Он поднялся с лавочки первым. Кивнул мне и ушёл. Губы горели придуманным мною же поцелуем, в душе будто дыра образовалась. Если бы он позвал меня сейчас, я бы пошла, не задумываясь, и не важно куда. Дождь закончился, музыку слушать больше не хотелось, и я побрела в обратную сторону. У выхода из сквера наткнулась на подвыпивших парней, которых раньше не видела.