Круг снега и тишины
Однажды тёмной, до самого основания, зимней ночью я шла по лесу, а рядом не было никого. И не было никого позади, и впереди, и насколько хватало взгляда, упереться в кромешную тьму между вековыми стволами. Воздух был густым и ледяным, он обжигал легкие, и каждый вдох казался сознательным усилием, маленькой победой над парализующим душу холодом. В памяти, словно вспышка далекой молнии, мелькнул обрывок: визг тормозов, где-то далеко, не здесь. Но этот звук был настолько чужд здешней мертвой тишине, что казался кощунством. Страх, липкий и холодный, сковал мои суставы, парализовал волю, но ноги, будто заведенные какой-то неведомой пружиной, продолжали переставлять себя сами, неся тело вперед. Я шла, не оборачиваясь и не смотря по сторонам, хотя внутренний голос, похожий на шепот сумасшедшего, постоянно бубнил и нашептывал мне об этом, тычась в затылок невидимым пальцем. Но я не поддавалась, я заставляла себя молчать, я просто шла в темноту, в самую непроглядную чащу, навстречу чему-то, что было не страшнее этого ожидания.
Прямо под ногами, с сухим, почти костяным треском, хрустел снег, но даже его белизна, фосфоресцирующая в мраке, не делала это место более светлым. Наоборот, его таинственное, обманчивое мерцание и тот душераздирающий хруст, который, казалось, рождался прямо у меня в костях, настойчиво и неумолимо напоминали о конце, о мертвеце и хрусте сломанных ребер, ключицы, черепа. От этого навязчивого звука в висках начинало стучать, выбивая примитивный, животный ритм: «Беги! Беги! Беги!» Но я не помнила, от чего бежать, и куда. Память отказывалась выдавать информацию, предлагая лишь обрывки кинопленки, испещренной браком.
А я все шла. И не знала, как долго мне еще идти. Минуты слипались в часы, часы – в бесконечность. Временами мне казалось, что я брожу здесь уже несколько жизней подряд. Надо мной, с низкого сука старой ели, ухала сова. Глухой, гортанный звук, разрывающий тишину, как ножек бархат. Мне кажется, что она следит за мной, провожает своими круглыми, всевидящими глазами, но я не могу этого знать наверняка – совы очень тихие и скрытные птицы, призраки лесной ночи. Во всяком случае, сов я не боюсь, их отрешенность мне даже близка. А вот остальных ночных жителей этого леса – до ужаса. Слишком тихо. Не слышно ни ветра, ни потрескивания веток, ни шелеста подкоровных жителей. Единственный источник шума, навязчивый и пугающий, – это мои собственные шаги. Я уже не могу переносить этот вечный хруст, этот аккомпанемент моего безумия, несмотря на то что в детстве, в другой, солнечной жизни, я обожала зиму и снег: кататься с ледяной горки, задирать голову и ловить ртом холодные, ажурные снежинки, с наслаждением облизывать сосульки, срывающиеся с крыш. Но это было в детстве. Тогда мир был цветным и пахнущим мандаринами и ёлкой. Сейчас все по-другому. Он стал черно-белым, пахнущим хвоей и смертью. Память, как кинопроектор с заевшей пленкой, упрямо подкидывала одни и те же картинки: темный салон машины, приглушенно орущая из динамиков музыка, его смех, громкий, с ноткой чего-то нехорошего, а потом – резкий удар, горячая, обжигающая боль в виске, и наступившая, абсолютная, всепоглощающая тишина, в которую я теперь и была погружена. Я шла в утробу леса, в его черную, пульсирующую сердцевину, и не могла повернуть обратно или остановиться, будто невидимая нить была привязана к моей груди и тянула меня вперед. Просто шла.
Есть ли шансы пройти весь этот бесконечный лес и выйти с другой стороны? Увидеть просвет между деревьями, забрезживший рассвет, услышать пение птиц, а не это гнетущее безмолвие? Или он настолько огромен и запутан, что я быстрее замерзну и умру, чем найду выход? Лес был похож на лабиринт, созданный злым демиургом. Есть вероятность, что я уже давно хожу по кругу, протаптывая одну и ту же невидимую тропу, и тогда шанс на то, что я куда-то выйду, равен нулю. Я обречена на вечное странствие, на бесконечное повторение этого пути. Кстати, о замерзнуть – тут реально очень холодно и мокро, сырость поднимается от земли и проникает в самую душу, а я совершенно не подготовлена к подобным походам. Я не турист, не любитель экстрима. Я просто девушка, которая…
Что на мне надето? Не останавливаясь потрогала ткань на бедрах. Какие-то слишком широкие, сковывающие движения джинсы, которых, не помню, чтобы когда-то у меня были. Они сидели не по размеру, врезаясь в кожу. И свитер – тоже не мой, грубой, колючей вязки, пахнущий чужим, едким табаком и чем-то еще, химическим, сладковатым, от чего слезились глаза. Но если честно, спасибо, что не футболка. И даже ботинки на ногах, тяжелые и неудобные, а не летние сандалии. Это не самый лучший костюм для долгих прогулок, и все же не самый отвратительный. Он давал хоть какую-то защиту от пронизывающего холода. Но мне все-таки было холодно. Холодно изнутри, будто лед заполнил все полости внутри, вытеснил кровь и заморозил сердце. Не знаю, как долго я потяну, как долго смогу бороться с этим внутренним оледенением, но не могу остановиться – ноги, предательски онемевшие, сами ведут меня, неся по этому снежному савану.
Почти ничего не видно, ничего не слышно. Эта глухота, эта абсолютная звуковая изоляция пугает даже больше, чем любые, самые жуткие звуки. Мертвая тишина могилы. Что будет, если я просто остановлюсь? Сложу руки и сяду на корточки под этим деревом? Пожалуй, не хочу это проверять. Возможно, тишина набросится на меня и поглотит без остатка. Во всяком случае, пока я не дошла до той черты, за которой уже ничего не чувствуешь, и еще могу мыслить хоть сколько-нибудь здраво. Хотя какая уж тут здравость, если в голове только обрывки, как осколки разбитого зеркала: его пьяное, перекошенное злобой лицо за рулем, мои исступленные крики, попытки схватиться за руль, а потом – удар, и всепоглощающая, ватная тишина.
Сколько прошло времени с тех пор, как я начала идти? Час? День? А может, пять минут? Черт, я даже не помню, когда и откуда начала свой путь. У меня не было точки отсчета. Не было «до». Было только это вечное «сейчас», эта бесконечная зимняя ночь.
И вдруг, впереди, в самой сердцевине лесной чащи, там, где тьма сгущалась до состояния почти твердого тела, замерла высокая темная фигура. Спиной ко мне, неподвижно, будто древний корень, выросший из снега, часть этого пейзажа, его неотъемлемая и самая жуткая деталь. Я замедлила шаг, кровь застыла в жилах, превратившись, но ноги, мои предательские ноги, сами несли меня вперед, неумолимо приближая к этой неподвижной, застывшей цели. Это была какая-то черная магия, против которой моя воля была бессильна.
Расстояние таяло с каждым моим шагом. Вот я уже могу разглядеть детали. Узкие, обтягивающие джинсы… знакомый, до мурашек, силуэт свитера грубой вязки… Мое дыхание сперло, сердце замерло в груди, словно пытаясь спрятаться. Это была я. Моя точная копия, мой двойник, застывший в ожидании.
И тогда фигура, беззвучно, с нечеловеческой, пугающей плавностью, начала поворачиваться вокруг своей оси. Я зажмурилась, ожидая, что увижу свое собственное лицо, свое отражение, искаженное ужасом и непониманием.
Но его не было.
Там, где должно было быть лицо, с его глазами, ртом, носом, была лишь бледная, идеально гладкая, как куриное яйцо, кожа. Ни глаз, ни рта, ни ресниц, ни бровей. Только слепой, безжизненный овал, маска не-существа, взиравшая на меня своей ужасающей пустотой.
И в тот миг, когда наша пустота – ее внешняя и моя внутренняя – встретилась, последний пазл с оглушительным щелчком встал на свое место. Визг тормозов был не на дороге. Это он, резко свернув с трассы, залетел в придорожный лес, ломая кусты и мелкие деревца. Чужой свитер, чужие джинсы… Это была его одежда, которую он натянул на меня, чтобы скрыть улики. Он не просто выбросил меня умирать. Он привез сюда, в самую глухую, непролазную чащу, мое тело. А моя душа, моя сущность, отставшая в момент того страшного удара, оторвавшаяся и заблудившаяся, теперь вечно будет искать свою оболочку, свою физическую форму, которая, вероятно, уже давно истлела под этим самым снегом. Это странствие по лесу, которого нет на картах, которого не видел никто из живых, но который стал моей единственной, проклятой реальностью, где изо дня в день, каждый миг, каждую секунду тёмной зимней ночью я иду по лесу, а вокруг никого… и никогда уже не будет.