Читать онлайн Девочка из глубинки

1 глава

Над зеркальной гладью воды вьется стая чаек, их крики эхом разносятся вдоль берега. Утром на набережной почти никого нет, а если кто и заходит, то зевает после сна. Обычно это я и еще кто-нибудь из персонала. Весь движ начинается позже, в последнее время и детей заметно прибавилось. Лето. Пора отпусков и каникул.

Стоя за прилавком небольшого киоска, я пью кофе и просто наслаждаюсь этой тишиной и минутами спокойствия.

Идиллию нарушают трое мальчишек лет восьми-девяти. Один смотрит на список вафель и говорит, что разом съел бы все. Второй тянет, что съел бы в два раза больше, – он так похож на сына моего соседа, Витьку. А третий, достав старенький кнопочный телефон, уже тараторит в трубку:

– Пап… ну пожалуйста, переведи двести рублей на мороженое…

Слышно, как на другом конце мужчина невнятно бурчит, почему перевести не может.

Пацаненок разочарованно отрывает телефон от уха и кладет в карман.

– У папы нет лишних… Ладно, пойдем дальше. Может, где по дороге яблок нарвем!

Первый порыв – угостить ребят просто так. Но потом я вспоминаю, что должна в кассу две тысячи с прошлого раза. Всех не накормишь, к сожалению. Только старики – святое. Особенно те, кто сам просит. Как тетя Вася. Вот так дожила женщина до старости, а родной сын не то что не накормит, еще и поколотит за лишний кусок. Поэтому, мальчики, да: яблок нарвете. А то мне самой придется искать, где их поесть, с таким-то отношением к жизни…

Мальчишки однако уходить не торопятся, по-прежнему глазеют на нарисованные вафли и облизываются. Кто-то даже предлагает пойти заработать. Накидывает смешные и смелые варианты. «Спасибо, что не украсть решили», – хочу я им сказать, но воздерживаюсь от реплики.

В этот момент подходит еще один покупатель – высокий молодой мужчина. У него короткие темные волосы и проницательные глаза, одет он стильно и по-деловому. Обойдя мальчишек, он кивает мне, а им весело заявляет:

– Пацаны, считайте, вселенная вас услышала. Только что. Какие вафли будете?

Ребятня сначала недоверчиво переглядывается, но вскоре самый главный из компании бодро перечисляет, что они будут. Еще и напитки заказывает.

Я наблюдаю за лицом брюнета, когда озвучиваю сумму заказа. Там явно не двести рублей – нолик добавился. Однако мужчина будто не удивлен этой кругленькой, по моим меркам, сумме. С оттенком лукавства в глазах он достает карточку и прикладывает ее к терминалу. Белоснежная манжета рубашки, охватывающая кисть его руки, кажется чем-то вызывающим в столь простом месте.

Мальчишки аж сияют, когда платеж проходит. Их лица расплываются в широких улыбках.

Приготовив вафли, я отдаю их и лимонад ребятам и вдруг натыкаюсь глазами на лавочку, где сидит тот самый щедрый незнакомец. Он не один, а в компании какого-то не очень приятного типа с лишним весом. Тот, как и «сама щедрость», прилично одет.

Пробегая мимо, ребята благодарят мужчину. Он курит, смотря на спокойную гладь воды. Выглядят они с приятелем умиротворенными, не такими помятыми и разбитыми, как я. И на местных не похожи. Те бы не стали так раскидываться деньгами. Да и гулять утром со скучающим видом в белоснежных рубашках по набережной тоже…

Я выхожу из-за прилавка, стены киоска меня угнетают, если находиться в них слишком долго. Выкидывая в мусорку пустой стаканчик из-под кофе, замечаю у ног карту. Ту самую, которой расплачивался расточительный брюнет.

Подняв ее, я делаю шаг вперед, чтобы вернуть, но слышу реплику его приятеля:

– На хера? Ради чего две штуки на ветер? Пацаны мороженое за двести хотели, вот его бы и взял. Облупились бы.

Я сжимаю пальцы, пряча карту. И впрямь неприятный тип. Это же дети. Почему бы не угостить их, если финансы позволяют?

– И что? – с ленивой ухмылкой тянет брюнет.

– Ты не понял? Они тебя поимели, вот что. А ты как лох повелся.

– Это ты ни хера не понимаешь, Артём. Сам бы ты сто процентов отказался от подарка и мысли бренные в башке своей пустой начал гонять: а за что, а почему, а что мне будет? Пацаны же с детской непосредственностью приняли его и получили кайф в моменте, без всяких заморочек. Вон, едят вафли, – кивает брюнет в их сторону, – и все у них заебись сейчас. Есть чему поучиться.

Артём смотрит на мальчишек, которые уплетают вафли и счастливы, вероятно, в это мгновение больше, чем половина населения Земли. Я тоже ненадолго зависаю с карточкой в руках, задумавшись над словами брюнета. Что-то в них есть. Определенно есть… Так и быть, верну ему карту.

– Все равно на хера. Пусть сами учатся зарабатывать, а не привыкают к подарочкам судьбы.

А вот этому бы точно бы не вернула. Выкинула бы в мусорку. За такое отношение к детям. Ничего, растряс бы своей задницей и новую сделал.

– Подарочки судьбы, – хмыкает брюнет. – Мне бы они тоже не помешали. Поездка какая-то пустая вышла. Хотя… как пустая… На родину я все равно собирался, бабулю давно не видел. А вот с делом Игнатова полная шляпа… Где мне искать этого ребенка, а? Неохота возвращаться без новостей.

Я замечаю, что к киоску подходят еще люди. Жаль. Постоять бы еще, послушать. Или просто понаблюдать. Красивый этот брюнет, и рассуждения у него интересные. Когда курит, подставив лицо утреннему солнышку, он выглядит таким расслабленным…

– У вас карта выпала.

Мужчина переводит взгляд на меня, и грудь опаляет жаром из-за участившегося сердцебиения.

Я протягиваю брюнету карту, он – свою ладонь в ответ. Но не забирает пропажу, ждет, чтобы я положила сама. У него крупные, широкие кисти рук с длинными пальцами. Кольца нет.

Я кладу карту, мужчина кивает в благодарность и, спрятав в карман и снова затягивается сигаретой. Пока я опять ловлю себя на глупостях, что он очень красивый. Как из романов, лежащих на полке у мамы в комнате.

Когда я возвращаюсь к работе, перед глазами еще какое-то время снисходительно-любопытный взгляд и красивые руки с выступающими тугими венами и идеально обработанными ногтями… Наверное, больше не буду брать те книжки из маминой комнаты. Хотя я готовлюсь к экзаменам, много работаю, и иногда хочется разгрузить голову легким чтивом. Отвлекает.

Наконец, день заканчивается, и я спешу домой. Открыв дверь, замираю, потому что в лицо ударяет резкий запах перегара. Значит, Пётр вернулся… Я заглядываю в комнату, и действительно: он лежит на диване и клацает пультом от телевизора. Даже не поворачивается, когда я вхожу.

– Ты где с утра пропадала? – спрашивает Пётр через плечо, стряхивая пепел сигареты прямо на пол.

Я иду мимо, не желая с ним говорить. Да и вообще, мне проще представлять, что его нет.

Закрыв дверь в зал, направляюсь на кухню. А внутри уже поднимается буря, и в голове роятся воспоминания… На глаза попадается старое фото на стене: мы с мамой вдвоем смеемся на пляже. На снимке я выгляжу такой же маленькой и счастливой, как те ребята, которым сегодня купили вафли…

Окидываю взглядом грязную посуду и бардак. А ведь только вчера все убрала! Злость накатывает волной. И отвращение такое, что аж аппетит перебивает. Хотя я с утра на ногах и кроме кофе с булочкой ничего не ела.

В кармане джинсов вибрирует телефон.

– Привет, Миш, – говорит Ирина возбужденно. – Сергей меня на свидание позвал. И не абы куда, а в кафе за рекой. Пойдем вместе? Одна я не хочу. Он Юрку с собой возьмет…

– Кафе за рекой? – Я перебираю в памяти список мест неподалеку от своей работы. – В кальянную, что ли?

– Ну да…

Смотрю на закрытую дверь в зал, на бардак. Я так-то к экзаменам хотела готовиться, но с этим на одной территории только нервный тик себе заработаю. Да и Юрка вроде безобидный. Сергей – уже нет, но он и не за мной ухлестывает… Блин.

– Ладно. Давай, – соглашаюсь. – Только недолго.

Я быстро переодеваюсь в облегающую белую футболку и любимые джинсы. Поправляю перед зеркалом распущенные волосы и слегка подкрашиваю губы прозрачным блеском. Из минусов – опять почти полчаса трястись в автобусе. Но даже это лучше, чем оставаться с Петром.

Господи, как же я хочу от него избавиться! Чтобы и духу его не было в моем доме. Но как представлю этот разговор и его агрессию… Аж передергивает! И вот как быть?

Как быть…

Поступить в институт. Поселиться в общежитии. Забыть дорогу домой. Хотя бы на время. Все равно здесь сейчас только грустные воспоминания.

Не заглянув в зал, я выхожу из дома и иду на остановку. Через сорок минут – уже стою у летнего кафе. В уме прикидываю, сколько могу себе позволить потратить. Все заработанное я сейчас откладываю. Вдруг потом не получится совмещать учебу с работой. А у меня столько планов…

Вечер в компании знакомых пролетает незаметно. Домой возвращаться неохота, но и задерживаться я больше не хочу. Может, даже на автобус успею. Хотя… Смотрю на часы. Нет, последний ушел полчаса назад, и придется вызывать такси. Снова удар по кошельку. Еще и этот ненавистный Пётр в квартире…

– Мне пора, – говорю я ребятам, собирая сумку.

– Давай подвезу, – предлагает Юра. – Я на машине.

Понятия не имею, почему в голове всплывает утренняя сцена и щедрый незнакомец. Наверное, потому, что не верю я в «просто так» и «безвозмездно». И давно уже не ребенок. Эти сальные взгляды и якобы случайные, между делом прикосновения к плечу и бедрам…

– Нет, Юр. Спасибо. Такси уже вызвала, – отмахиваюсь я.

– Ну как хочешь, – тянет он обиженно.

Я обещаю Ирине завтра позвонить. Хотя как бы не пришлось сегодня и проситься на ночевку. Надеюсь, пока меня не было, Пётр не привел своих друзей-собутыльников.

Уставившись в приложение, я иду к выходу и не замечаю, как на кого-то натыкаюсь. Роняю мобильник.

– Осторожнее, – слышится мягкий, глубокий баритон.

Сначала я вижу руки, те самые, без кольца, а потом, когда вскидываю голову, – и те самые глаза. От снисходительно-любопытного взгляда которых снова учащается пульс. И от улыбки. Будто узнал. И в то же время нет.

– Один – один? Теперь квиты? – Брюнет наклоняется, поднимает телефон и протягивает его мне.

Да, значит, узнал.

Я забираю мобильник. У него трещина на пол-экрана. Еще и глючит. Вот тебе и щедрость.

– Черт, – вырывается у меня с огорчением. – Даже такси заказать не успела…

Телефон ни на что не реагирует. Надеюсь, это защитное стекло разбилось, а не сам дисплей. Только ремонта мне сейчас не хватало. Или покупки нового.

– Надо аккуратнее быть. Не видишь, что ли, куда идешь? – выпаливаю в сердцах. Это я от отчаяния.

Брюнет вдруг задерживается. Смотрит на меня. На телефон.

– Так в чем проблема, красивая? Давай со своего вызову, – говорит он и, приобняв за талию, ведет меня на улицу.

2 глава

Я замираю, прислушиваясь к собственным ощущениям, потому что пальцы щедрого незнакомца до сих пор на моей талии, а защитный режим я не включаю и неловкости тоже не чувствую… Даже гордость будто отвернулась, сделав вид, что все идет как надо. Странная реакция. Несколько минут назад Юра тоже касался меня, и примерно в том же месте, но от его рук спина покрывалась мурашками отвращения, хотелось сбежать, исчезнуть, отмыться. А тут…

– Адрес говори, – просит «щедрость».

Он убирает руку, но не отходит. Стоит близко. Настолько, что ближе я к себе никого еще не подпускала. Это опять сбивает с толку. И запах его туалетной воды… Легкий, свежий, приятный, как будто я вдруг на море оказалась. Вдыхаю, и грудь наполняется чем-то светлым. Радостью. Или беззаботностью. Которой в жизни сейчас нет. Но очень хочется в нее окунуться. С головой.

Опустив глаза, тапаю по экрану. Он мерцает, приложение висит. И что теперь? Дать незнакомцу свой адрес? Чтобы понял, на каких выселках я живу? Хотя при чем здесь это вообще? Но становится стыдно за свою дешевую одежду, за разбитый телефон, за неуклюжие попытки устроить жизнь. За Петра, который выбил меня из колеи своим внезапным появлением. Осталась бы дома, спокойно провела вечер, и не пришлось бы стесняться самой себя. Дурацкий день.

«Щедрость» еще и сама терпеливость. Ждет. И при этом сканирует меня взглядом, пока я прокручиваю в голове длинную цепочку сумбурных мыслей. Не имею ни малейшего понятия, как поступить. Очевидно, что утренняя сцена с детьми была поучительной: дают – бери, бьют – беги. Только я же не ребенок. Больше не он…

– Ты куда запропастился? – звучит за спиной, и через секунду я вижу друга брюнета, того самого пухлого понтореза, который никому не любит раздавать «подарочки судьбы».

Теперь меня сканируют две пары глаз.

– Ну так что? Долго ждать? – настаивает «щедрость».

Чаши весов словно застопорились на середине. И ни туда, ни сюда.

– Девчонку снял? – едва шевелит губами его друг, но я слышу эту реплику.

– Подожди в машине, Артём, – коротко бросает в ответ.

На улице начинает накрапывать дождь. Мелкий, мерзкий. Очень вовремя…

– Окей, – фыркает понторез, окидывая меня заинтересованным взглядом, и идет к серебристой тачке, припаркованной недалеко от кафе.

Свет от фонаря позволяет рассмотреть номера. Московские. Как я и думала – приезжие.

– Ну так что? – «Щедрость» берет мой телефон и, повертев его в руках, негромко прицокивает языком.

А мне снова становится стыдно. Телефону лет сто, он уже разваливается. Но в последние месяцы было как-то не до покупок. Приоритеты другие.

– Он вроде и подает признаки жизни, однако вряд ли включится. Адрес-то скажешь? Куда тебе такси вызывать?

С недавних пор я веду мысленную борьбу с двумя своими личностями. Мама, наверное, что-то знала, если назвала меня Мишель. Но все зовут – Миша. Женское и мужское. Как два противника. Мишель сейчас хочет согласиться и принять помощь. А вот что думает Миша… «щедрости» лучше не знать. И тем более не слышать.

– Ясно, – тянет он со вздохом. – Что ж, у тебя была возможность…

Он отдает мне телефон и разворачивается, собираясь уйти.

Именно в этот момент я понимаю, что не хочу остаться одна. Посреди дороги. Далеко от дома. Без связи. Под дождем. Если подумать логически, варианта два: вернуться к Ире или согласиться на предложение незнакомца. Вот только Ира наверняка начнет морозиться с такси и предлагать услуги Юры, а тот и рад будет остановиться где-нибудь у обочины и поприставать.

– Дачный переулок. За городом.

В действительности улица другая, но там недалеко, дойду. Сказать настоящий адрес вдвойне стыдно. И без того ситуация идиотская, а если еще и вслух произнести, что мне на Тупиковую надо, то самооценка будет валяться под ногами.

«Щедрость» останавливается. Оборачивается. На его губах намек на улыбку. И взгляд у него такой же любопытно-ироничный, как был в кафе. От этого взгляда снова учащается пульс. Или от собственной смелости. Обычно я иначе себя веду. Хотя, признаться, я больше не знаю, что в моем случае «обычно».

– Дачный? – уточняет, вернувшись. – Воложка, что ли?

Киваю.

– Поехали. Нам в одну сторону.

Он идет к машине.

– Что?.. Я с тобой… с вами не поеду, – бросаю ему в спину. – Вызови мне, пожалуйста, такси.

От одной мысли, что придется сесть в машину с двумя незнакомыми мужиками, аж живот скручивает от страха.

«Щедрость» снова останавливается.

– Мы домик сняли неподалеку. Нам реально в ту же сторону. Зачем гонять две машины? Я подвезу.

– Ты сейчас не успокоил. Наоборот. Еще больше напугал. – Я еле сдерживаюсь, чтобы не выдать все, что думаю о его друге.

Бывает же такое, с первого взгляда человек неприятен. Это тот самый случай. Как они вообще дружат-то? Разные – это очевидно.

«Щедрость» лыбится. В его глазах заново вспыхивает интерес.

– Без принуждения к сексу обойдемся. Только вперед садись, ко мне. За руки Артёма я не ручаюсь. Хотя он, в принципе, больше болтает, чем делает. Особенно когда прибухнет. Работал бы так.

Господи, они еще и выпившие оба?

– Ты тоже пил?

– Вообще-то не моя тема, но иногда могу под настроение. А ты, судя по нерешительности, как и я, вечер всухую закончила?

Даже когда выпью, я та еще трусишка…

– Ну? Красивая, спать охота. День тяжелый. Определяйся быстрее, – подталкивает к решению.

Определиться помогает вышедший на улицу Юра.

– Эй, парень! Чего девочку не оставишь в покое? Миш, пойдем. Отвезу домой.

Выбор без выбора. Но если с приезжим пока непонятно, то с Юрой все ясно: точно остановится посреди дороги и начнет приставать. Хотя не факт, что с этими двумя безопаснее.

Вот такая много думающая и нерешительная Мишель меня раздражает. Может, с инстинктом самосохранения у нее все в порядке, но всему остальному она только мешает. Как с ней по жизни целей добиваться? Мысленно показав ей фак, я делаю шаг к серебристому седану.

– Ты обещал, что я сяду впереди, – напоминаю «щедрости».

– Садись. – Он открывает пассажирскую дверь под наверняка изумленным взглядом Юры.

Да я и сама от себя такого не ожидала. Словно в трансе. Опьянена своей решимостью. Даже что телефон разбила, забываю, сжимая его в руках. Хотя в голове крутится недавно прогремевшая в наших краях история, как девчонку вывезли в лесополосу, издевались, насиловали и потом выкинули на обочину…

– Да не парься. – «Щедрость» словно читает мои мысли. – Артём уже на третьей минуте отрубится. Почесать языком он любит, побухтеть по поводу и без, но не более. А вот я… – Смотрит внимательно. Опять нагленько лыбится и будто намеренно провоцирует: – По-разному бывает.

Он захлопывает дверь и, обойдя машину, садится за руль, включает фары.

Я оглядываюсь на Юру, на кафе, снова пялюсь на «щедрость». Рука тянется к двери. Хочется сбежать. Доберусь, наверное, как-нибудь сама. В крайнем случае в ларьке своем заночую. Он тут недалеко.

Я дергаю ручку, но дверь заблокирована.

3 глава

Сердце уходит в пятки. Я дергаю ручку еще раз, сильнее, но все впустую. А «щедрость» это будто лишь забавляет.

– Выпусти меня! – выпаливаю. К горлу подступает паника. Я готова выскочить под этот мелкий дождь и исчезнуть.

Я, кажется, передумала. То есть Мишель. Миша, наоборот, кураж поймала, и ей все нравится. И как пахнет в тачке, и кожаный салон, и все эти кнопочки на приборной панели. Она пищит от восторга, потому что подобного никогда в своей жизни не видела.

– Да успокойся. Ты чего такая красивая и нервная? – раздается позади голос.

Слегка повернувшись, я вижу лицо пухлого друга своего нового знакомого. Ухоженный, симпатичный… но все равно противный.

«Щедрость» как ни в чем не бывало трогается с места, посматривая на меня краем глаза. Черты его лица в бледном свете фонаря кажутся резче, между бровями заметна строгая складка. И что я в нем привлекательного нашла? Нормальный, адекватный мужчина уже бы выпустил.

– На ходу хочешь попробовать?

Слышится щелчок – и замки разблокированы. Я прикусываю губу. Еще секунду назад собиралась гневно высказать все, что думаю, но сейчас только вжимаюсь в спинку сиденья, пока в кончиках пальцев пульсирует адреналин.

– Лучше пристегнись, – добавляет уже мягче.

Руки дрожат, когда я нащупываю ремень безопасности. Однако лента застряла за спинкой и не дает с собой справиться… Я тяну ее, злясь на свою неуклюжесть и снова чувствуя себя идиоткой.

Внезапно теплая ладонь аккуратно накрывает мою кисть.

– Дай помогу, – тихо произносит «щедрость», и я замираю.

Наклонившись ко мне, он почти нависает, и все чувства обостряются, когда в ноздри проникает запах его одеколона с нотками моря и свежести.

– Я сама, – лепечу, но сильные пальцы ловко вытягивают ремень.

Щелк – и я пристегнута, а лента мягко обхватывает грудь и талию.

«Щедрость» задерживается рядом всего на миг, обдавая теплым дыханием мой висок, но и этого хватает. Тело снова реагирует странно, по нему пробегает дрожь, и вдох получается сделать лишь со второй попытки…

– Воу-воу, ребята, полегче, – вмешиваются с заднего сиденья. – Я чувствую себя лишним.

Брюнет (хотя, может, он и не брюнет, потому что в свете фар от проезжающей мимо машины видны и русые пряди) отстраняется и бросает на меня короткий взгляд:

– Снова заблокирована?

Да он издевается! Его веселит моя реакция? Поэтому он и ограничивает возможность действовать? Судорожно сглотнув, я отворачиваюсь к окну. Щеки пылают. Надеюсь, в темноте салона этого не заметно.

Дворники монотонно скребут по лобовому стеклу, разгоняя морось. «Щедрость» прибавляет газу, резко берет влево. Я невольно вцепляюсь в край сиденья, когда машину разворачивает. В свете фар вырастают силуэты мокрых деревьев. Я оглядываюсь. Кафе и Юрка, который, наверное, уже зашел внутрь, остаются позади. А впереди неизвестность. Но она манит и нравится. Потому что я устала жить в этом болоте, с этими обязательствами, в безуспешных попытках чего-то достичь. Как рыба об лед бьюсь, везде пока по нулям. А ведь есть иная жизнь – роскошная, в красивой обертке. И не в этой дыре…

– Слушай, а это не та продавщица с набережной? – обращается пухлый к приятелю.

Я замираю. Что, и эта тушка меня признала?

– Она, – цедит брюнет сквозь зубы.

Или он все же шатен? Я снова кидаю на «щедрость» короткий взгляд. Красивый у него профиль. И сам он какой-то другой. Не могу объяснить, чем отличается, впрочем, как и свои странные реакции рядом с этим мужчиной. Интересно, сколько ему лет?

– Ну ты, конечно, в ударе, Дементор. Сначала пацаны с вафлями, теперь девчонок по обочинам собираешь… За старое взялся?

В виски ударяет кровь, и страх постепенно сменяется гневом. Девчонок по обочинам? Я разве на обочине стояла? Скандалить, будучи наедине с двумя мужчинами, опасно. Но и хамство терпеть я не обязана. Этот пухлик из-за детей еще утром взбесил.

– Ты вроде уверял, что он на третьей минуте вырубится, – говорю «щедрости».

– Ну если не вырубился, то сейчас выйдет на обочину постоять, хочешь? – В его голосе слышатся насмешливые нотки. – А ты, Артём?

– Пиздец, – откликается тот, но замолкает.

А я делаю вывод, что Дементор хотя и шутит, но действительно может остановить машину и высадить друга, раз Артём тут же притих.

Кто же ты и какое, интересно, у тебя настоящее имя?

– Не бери в голову, – негромко говорит брюнет, ненадолго снимая руку с руля и проводя ладонью по коротким темным волосам на затылке. – Артём языком треплет много и не по делу, но он безобидный и толковый. Таких сейчас днем с огнем не сыскать. Поэтому с минусами приходится мириться.

«Да, с жирными минусами. И длинным языком, – хочется мне съязвить, чтобы уколоть «подарочек судьбы». Но вместо этого тихо роняю:

– Все нормально.

В салоне повисает молчание. Слышен только шорох шин на мокрой дороге да скрип стеклоочистителей. Я украдкой разглядываю «щедрость». Дементор… Значит, его зовут Демьян? Подходит ему.

Я спохватываюсь, что сама до сих пор не представилась.

– Меня… Миша зовут, – выдаю, заполняя неловкую паузу.

– Я знаю, – отзывается брюнет и слегка усмехается, бросив на меня короткий взгляд. В его глазах поблескивает смешинка. – Точнее, догадался. Друг, который за тобой выбежал, звал тебя Мишей.

– Он вроде бы не звал…

– Звал. А еще я наблюдал за вами в кафе, вы неподалеку сидели. Полное имя тоже Миша? Или это сокращенное? – спрашивает он, вновь сосредоточившись на дороге.

На миг хочется соврать, что я Мария, чтобы не объяснять. Только зачем? И с какой стати этот приезжий за нами наблюдал? Просто ради любопытства? А почему я его не заметила?

– На самом деле я Мишель, – признаюсь, глядя на свои пальцы, теребящие край футболки. – Но все давно зовут Мишей.

– Ми-шель, – повторяет он по слогам, на свой манер. Почему-то это простое слово из его уст звучит почти интимно. – Красивое имя. И редкое.

– Спасибо, – выдыхаю я и опять украдкой смотрю на него.

«Щедрость» не пошутил, на его лице ни тени усмешки, он сказал серьезно. От этого короткого, искреннего комплимента внутри сразу разливается тепло. Нечасто меня хвалят. В детстве так и вовсе смеялись, а кто-то даже называл братаном Михой. Мальчишки по-дурацки задевали.

– А тебя как зовут?

– Демьян, – говорит он спустя пару секунд, потому что едущая навстречу машина не выключила дальний свет и слепит нас фарами.

– Артём, – представляется и его друг.

Я зачем-то снова вспоминаю сегодняшний день, все эти странные пересечения. Хотя я почти не знакома с этими мужчинами и едва ли не впервые их вижу, но в их компании на деле куда интереснее, чем с Юрой и Сергеем.

– Вы из Москвы? – спрашиваю, припомнив их утренний разговор.

– Я родом отсюда, из Ижевска. Приехал бабулю навестить.

– А я коренной москвич, – снова вставляет свои пять копеек Артём. – И уже хочу свалить обратно из вашей дыры.

– Понятно, – киваю я, игнорируя слова этого выскочки. – Надолго приехал?

– Как получится, – уклончиво отвечает Демьян и плавно поворачивает на менее оживленную улицу, где обочины заросли высокой травой. – А ты? Учишься еще? Или сразу после школы работать пошла?

– В этом году как раз поступать буду, – отвечаю я, немного смутившись от внимания к своей персоне. – А в киоске… да, подрабатываю. Время свободное есть, да и деньги нужны. – Удивительно, что это я говорю, наоборот, без всякого смущения. Хотя повод для гордости так себе.

– На кого учиться собралась? – интересуется Демьян.

– На бухгалтера, – признаюсь я и тут же кривлю губы, словно извиняясь. – Звучит, наверное, не очень. Но я уже примерно накидала план. Буду изучать законы, освою программы, наберу клиентов. Хочу работать на удаленке. Без привязки к офису. Чтобы много путешествовать…

Я тут же прикусываю щеку, упрекая себя за лишние откровения. Хотя Демьян первый, кто вообще заинтересовался моими желаниями и кому я о них рассказала. Даже Ира еще не в курсе.

– Уверен, у тебя все получится. Я тоже когда-то с низов начинал.

От его слов аж распирает изнутри. И «щедрость» как будто нравится мне еще больше. «Так, стоп, Миша. И Мишель, – одергиваю себя. – Тебя чуть-чуть похвалили, а ты и уши развесила».

– Да, а закончил, как и начал. Что тогда подбирал девчонок с улицы, что сейчас. Одно и то же, – гогочет сзади Артём, на что Демьян выразительно хмурится, но даже это строгое и недовольное выражение лица ему идет.

– Еще одна фразочка подобного рода, и пешком пойдешь. Будешь волкам и кабанам показывать свою московскую прописку. Авось не сожрут. Хотя сомнительно, ты столько ГМО в себя запихиваешь.

Я отворачиваюсь, давя смех. «Щедрость» еще и шутить умеет, надо же.

Увлекшись этой внезапно возникшей атмосферой легкости, едва не проезжаю свой перекресток.

– Нам туда, – показываю я рукой.

– А так ближе, – кивает Демьян на навигатор.

Да, только тогда мы будем проезжать мимо моего дома, а у нас в поселке таких тачек не бывает. И если Пётр не спит и увидит в окно, то сложит один к одному быстро…

Черт.

Чем ближе к дому, тем тяжелее камень в груди. И в животе сосет от тревоги.

– Здесь направо, – говорю я вполголоса.

Машина сворачивает на узкую грунтовку. Колеса шуршат по гравию, свет фар выхватывает покосившиеся заборы. Мокрую траву. Мой дом четвертый от угла. Когда мы проезжаем мимо, его на секунду заливает светом, и оголяется захламленный двор.

– Блядь, вот это дыра! Неужели тут кто-то живет? – кидает реплику Артём, которому все никак не спится.

Я поспешно отстегиваю ремень.

– Представь себе. В поселке живут люди, – огрызаюсь, задетая его словами. – Прошу Демьяна остановиться прямо здесь. – Спасибо, – буркаю, хватаясь за ручку двери.

– Точно здесь? – спокойно уточняет он, глуша мотор и оглядываясь по сторонам. – Какой дом? Мы подождем, когда ты войдешь.

– Не надо! – вырывается у меня слишком резко. Уже спокойнее добавляю: – Тут пара шагов. Спасибо, что подвезли.

Второй раз за день я оказываюсь перед Демьяном в унизительном положении. И вроде довез, не приставал, не обидел, а в итоге все как-то по-дурацки. Потому что… ну какой институт, какие клиенты, заработки и путешествия, если я даже в своем углу не могу навести порядок и стать единоличной хозяйкой? А еще до одури боюсь возвращаться домой, где наверняка поджидает пьяный отчим с допросом, руганью и тяжелой рукой.

4 глава

Распахнув дверь, я переступаю порог, и в лицо сразу бьет сырой ночной воздух с примесью перегара от спиртного. А когда улавливаю приглушенные мужские голоса, то и вовсе становится не по себе. Как нутром чувствовала, что Пётр приведет дружков.

Я максимально тихо делаю шаг, чтобы проскочить в свою комнату и загородить дверь комодом, но спотыкаюсь обо что-то и чудом не падаю. Ухватившись рукой за стену, задеваю выключатель.

На миг ослепляет свет, а потом выбивает из равновесия картина, что предстает перед глазами. Я заваливаюсь набок, вновь хватаюсь за стену и в итоге устраиваю цирк – выключателем приходится щелкнуть повторно.

Машинально тянусь рукой к глазам, тру. Потому что не верю в то, что вижу. Может, мерещится?

– О, явилась. – В дверях появляется отчим с бутылкой пива в руке. – Где ж ты шлялась? По ночам проституткой теперь подрабатываешь?

Перевожу на него взгляд, и все, о чем я мечтаю в эту минуту, – вцепиться в его лицо ногтями. За обидные слова, за хамское отношение. Но может прилететь в ответ. А здесь, помимо него, еще и куча мужиков.

– Что это? – киваю я на сумки под ногами, проигнорировав едкие реплики.

– Пожитки твои, – нарочито спокойно произносит Пётр и, прищурившись, смотрит на меня. Прямо в глаза. Причем с такой наглостью, что все внутри закипает.

– Это мой дом. Точнее, моей матери. Если кто и должен уйти, то не я.

Невольно напрягаюсь всем телом, когда он шагает ко мне.

– Сама вытащишь свои шмотки или помочь? На вот. – Отчим берет с комода какой-то документ и сует мне под нос. – Был дом твоей матери, а стал мой. Так что давай, вон пошла. Иначе в расход пущу, чтоб не вякала. Гришка как раз после отсидки, будет только рад.

Качаю головой. Кажется, что я уснула в машине Демьяна и это все дурной кошмар.

Выдернув бумагу из рук отчима, пробегаюсь по строчкам, печатям, датам… Нет, что-то из разряда фантастики. Какая-то липа. Мама не могла написать завещание в его пользу, а меня оставить безо всего… Не могла!

Даже слов нет. Я просто открываю и закрываю рот. А Пётр тем временем не теряется. Забрав документ, он ставит бутылку на комод, хватает мои сумки и кидает их к двери, на мокрый порог. А следом и меня выталкивает на крыльцо.

Двое мужчин, друзья-собутыльники отчима, присоединяются к этому шоу, пока я испуганно оцениваю обстановку, не зная, как себя вести. Ни черта не понимаю. Что мне теперь делать?

Приятели Петра, шатаясь, пялятся на меня и гогочут. Один, правда, пытается заступиться. Его я вижу впервые. Наверное, это и есть Гришка, который недавно «откинулся»?

Он невысокий, коренастый и в разы противнее пухлого Артёма.

– Ого, какая! – толкает он в бок моего отчима. – И молчал. Глянь-ка, как доченька подросла… Сколько ей?

– Восемнадцать. Да только доченька блудная. Шалава малолетняя, по ней же видно. И соседи об этом постоянно судачат.

Во рту пересыхает. Я смотрю на это нечто перед глазами и не могу до конца принять реальность. Меня будто незаслуженно в нее поместили, по ошибке.

Инстинктивно отшатнувшись, упираюсь спиной в холодную балку. Сердце колотится в районе горла, ладони вспотели. Я не заслужила оскорблений! Ни единого слова!

– Ты незаконно все провернул… Мама не оставила завещание… Я наследница, слышишь? Единственная! – Слезы унижения подступают к глазам, но я изо всех сил стараюсь сохранить голос твердым.

Пётр усмехается.

– А я муж. И тоже наследник. Единственный. А вон клиент твой? – кивает он куда-то в сторону. – Так пусть до города и подкинет. – Отчим пинает мою сумку прямо в лужу. – Не пропадешь. Если что, еще заработаешь. А здесь все, лавочка прикрыта. Забудь дорогу.

– Зачем ты так?.. За что?.. – Я не сразу понимаю, про какого клиента он говорит. – Ты меня растил… И ведешь себя сейчас, как последняя скотина, выкидывая на улицу. Куда я ночью пойду? Из своего дома!

Грудь горит от невыплеснутых эмоций и слез. Я прерываюсь – тяжело дышать и голова кружится.

– Что за шум, мужики? – доносится из-за спины знакомый голос, и нервы начинают искрить, как неисправная проводка.

Демьян приближается. Он спокоен и собран. А я готова скатиться в истерику.

– Ты кто? Клиент ее? Так забирай, и проваливайте с моего двора, – цедит Пётр, косясь на Демьяна. – Герой-любовник херов!

Я чувствую, как рука Демьяна чуть касается локтя, отодвигая меня назад, а сам он делает шаг вперед, навстречу Петру.

– Я хотел убедиться, что Миша благополучно добралась до дома, но вижу, что это не так. В чем проблема?

– Хуясе, «благополучно»… – передразнивает Пётр, еще сильнее обдавая нас запахом перегара. Его лицо перекошено яростью. – Ты кто ей, а? Рыцарь на белом коне? Спаситель, мать твою, объявился. Да она ж блядь последняя, по мужикам шляется, ни одного вечера дома не провела. Нашел за кого заступиться! – неприятно смеется он.

Накатывает волна отвращения и злости, и я не выдерживаю:

– Заткнись!

Но моя дерзость лишь подливает масла в огонь. Пётр и вторую сумку швыряет с крыльца, и она падает в лужу к первой.

– Давай, вещички свои собрала – и пошла отсюда. Чтобы духу твоего здесь больше не было!

Он хочет скинуть и третью сумку, но Демьян хватает Петра за руку, и в следующее мгновение мой отчим оказывается вжат в нее лицом.

– Ты что творишь, скотина?! – вопит он.

На миг все столбенеют от неожиданности, а я прижимаю ладонь ко рту, пытаясь унять дрожь.

– Отпусти, сука! – орет Пётр. – Гришка! Валёк! Ну вы че встали?! Нахлобучьте утырка!

Один из мужиков срывается с места, второй спешит за ним. В темноте что-то блестит, и в руке у Гришки я замечаю нож. Начинается потасовка, слышны глухие удары, кто-то падает, и мое сердце замирает. Сейчас они «щедрость» возьмут количеством…

– Стоять! – вдруг громко раздается за нашими спинами. Прямо под фонарем.

Артём?! Я уж и думать про него забыла.

Оглянувшись, вижу, что он держит в вытянутых руках… пистолет?

– Сейчас всех положу! Ну-ка рассосались!

Ошарашенные, двое приятелей Петра тупо озираются, и Демьян, воспользовавшись заминкой, наотмашь бьет ближайшего в челюсть. Тут же разворачивается и второму врезает локтем в нос, настолько четко, будто делал это тысячу раз. И Валёк, и Гришка валятся как подкошенные, они слишком пьяны, чтобы устоять. А «щедрость», словно поймав кураж, добавляет и Петру. Правда, отчим быстро отходит от удара. Тяжело дыша, он на четвереньках отползает к крыльцу и затем поднимает на меня мутные глаза, полные ненависти.

– Шалава неблагодарная, – сипит, сплевывая кровью. – Вали отсюда! Появишься – убью!

Я до боли стискиваю зубы. Нет, я не доставлю ему удовольствия видеть мои слезы. Быстро смахиваю их с щек.

– Мишель в тебе не нуждается, – холодно бросает Демьян и, взяв под локоть, ведет меня к воротам.

Я качаюсь, ноги ватные.

– Сумки…

– Пухлый, помоги, – просит Демьян.

Я почти не осознаю, что происходит. За считаные секунды жизнь перевернулась с ног на голову.

Покорно, будто во сне, переставляю ноги, позволяю усадить себя на пассажирское сиденье. Перед глазами пляшут темные пятна, а в ушах до сих пор звенит от крика Петра: «Пошла отсюда… мой дом…» И еще вспоминается пистолет. Кто вообще эти люди?

Снова подступают слезы и обжигают щеки. Я стискиваю зубы так, что челюсть сводит, и смотрю на приборную панель, стараясь не разрыдаться. Господи… что же теперь? Меня выгнали, как собаку. Куда идти? Что делать?

– Держи, – раздается рядом тихий голос.

Я отрываю дрожащие ладони от лица. Демьян протягивает пластиковую бутылку с водой. Пальцы едва слушаются, когда беру ее и подношу к губам. Делаю пару глотков и тяжело выдыхаю, справившись с подступающей истерикой.

Слышно, как открывается багажник и Артём недовольно бурчит, что тачку теперь не отмыть от этого дерьма и что его новым ботинкам пизда. От его слов опять возникает ощущение, будто и я грязная. Бездомная. Дешевка.

Демьян устраивается на своем месте и заводит двигатель. Краем глаза я замечаю, что его губы жестко сжаты и на скулах проступили желваки. На лице багровеет ссадина. Все-таки задел его Пётр? Или кто-то из его дружков?

За меня впервые заступились. Просто так. Без условий.

Или… условия будут позже?

Резко сдав назад, Демьян выворачивает руль и выезжает обратно на дорогу. Значит, он остался и увидел, в какой двор я зашла. Подождал, чтобы убедиться, что все хорошо?

– Ты… у тебя… у вас есть пистолет? – произношу еле слышно.

– Что? – непонимающе смотрит на меня Демьян.

– Да это она про мой травмат. Пульки как игрушечные. – Артём достает из кармана ветровки пистолет и показывает. – Видишь? Никого бы в решето не превратили. Хотя хотелось. Даже меня они взбесили. Еще и эти сумки грязные. Я носильщиком не нанимался…

– Артём, – зовет его Демьян.

– Что?

– Заткнись.

– В смысле «заткнись»? Я, между прочим, хотел закричать: «Полиция! Всем лежать мордой в землю!», но немного растерялся. Раньше думал, зачем мне пистолет? А оказалось, нужная вещица.

Ситуация у меня хреновая. Дома нет. Ничего нет. Заначка осталась в комнате. А я сижу и улыбаюсь, глядя на травмат Артёма. И второй раз за вечер мелькает мысль, что «щедрость» и его друг не самая худшая компания.

– И… куда ты меня везешь? – обращаюсь к Демьяну.

Он бросает взгляд на часы на приборной панели.

– Куда-а… – тянет он. – Куда-нибудь подальше от пьяных неудачников.

5 глава

Стенания Артёма из-за ночных приключений не прекращаются. Он снова что-то недовольно бормочет себе под нос, но «щедрость» включает музыку, и его слова тонут в мелодии.

Вот настрой Демьяна мне нравится больше. Будто вообще ничего не произошло. А может, случившееся его даже слегка позабавило. То ли невозмутимость и вздернутый в усмешке правый уголок губ – это обычное выражение его лица, то ли он просто на людях всегда носит маску, но ему идет. А еще от него исходят волны расслабленности. Или, возможно, усталости. От Артёма совсем другие вибрации. Напряжение. На него я ловлюсь сильнее, потому что сама фоню раздражением и злостью. Хотя не люблю чувствовать гнев. И так в жизни негатива более чем достаточно. Болезнь матери выжгла слишком много ресурса. Надежду, веру во что-то хорошее…

– Куда мы сейчас? – спрашиваю я негромко, невидящим взглядом смотря перед собой и пытаясь отключиться от собственных эмоций.

– Есть несколько вариантов. Первый: к нам. Второй: к твоей подруге. Есть и третий, но он на самый крайний случай. И уже не сегодня. Поэтому выбирай между двумя первыми. Я устал и хочу спать, – спокойно отвечает Демьян.

Я моргаю, не понимая. К ним – это куда? Ехать к двум малознакомым мужчинам на ночь? Звучит как заголовок криминальной хроники, в которой мы, кажется, чудом не оказались. Но и к Ире не получится: я ни номер не помню, ни адрес, ни тем более, в какой квартире она живет. И телефон не включается, чтобы хотя бы переписку открыть.

– А третий?

Я снова разглядываю сосредоточенное, жесткое лицо Демьяна с намеком на улыбку. Хотя, скорее, это все-таки не улыбка, а просто привычная мимика. Зачем он вообще за меня вступился? Артём наверняка отговаривал…

– Тебе совсем, что ли, некуда? И не к кому?

– Может, надо было вызвать участкового и остаться? Я же прописана в том доме. А отчим незаконно им завладел… Он не имел права выгонять меня… – рассуждаю вслух.

Свидетельство о праве на наследство… Откуда Пётр вообще его взял?

– Имел или не имел – там тебе все равно оставаться нельзя было. Три пьяных мужика, похожих на рецидивистов, согласись, не та компания, в которой молоденькая девочка будет чувствовать себя в безопасности. Хотя и двое незнакомцев, которых она подцепила в кафе, особого доверия тоже не внушают.

Он издевается? Я же никого не цепляла. Или специально выводит из себя? А может, наоборот, проверяет, насколько я в себе. Или насколько хорошо маскирую истерику.

– Я тоже спать хочу. Так что определяйся быстрее, – подзуживает сзади Артём.

– Ты говорил про третий вариант, – напоминаю я Демьяну. – Это какой? Я боюсь ехать с вами. К вам двоим, – уточняю.

Он многозначительно кивает:

– Ну, значит, третий. Окей. Но я же сказал: уже утром. Точнее, днем. Сейчас к нам. Комнату тебе выделим.

От этих слов становится не по себе. Но что делать? Не на остановке же ночевать.

Через пятнадцать минут мы сворачиваем с трассы, проезжаем несколько тихих улочек и машина останавливается у небольшого одноэтажного домика с мансардой под темной крышей. Сквозь морось я различаю резные ставни и крылечко под козырьком. Окна в пол.

В этой части пригорода я бываю редко. Практически никогда. Снять здесь дом – это такие деньги, что мне все лето в ларьке пахать надо, чтобы хоть что-то отложить на пару дней проживания. И то не факт, что хватит.

– Приехали, – объявляет Демьян и кивает на дверь: – Выходи.

Артём на заднем сиденье тут же оживляется, нехотя поднимаясь.

Я не двигаюсь. Смотрю на эту красоту и роскошь, которую даже в ночи видно невооруженным глазом, и искренне не понимаю, как здесь оказалась и какое ко всему этому имею отношение.

«Щедрость» обходит машину и открывает пассажирскую дверь. Я выхожу. Но ноги слушаются плохо, накрывшая усталость лишает опоры. А еще – страх неизвестности.

– Не бойся, – склонившись, негромко говорит Демьян, словно угадав мои мысли. – Здесь ты в безопасности. Никто тебя не тронет.

Безопасность… От одного этого слова к горлу подкатывает горечь. Слишком долго я ее не чувствовала. А сейчас тем более.

Артём не разуваясь проходит в дом, щелкает выключателем, и комнату заливает свет. Я будто на картинке из журнала с дизайнерскими интерьерами оказываюсь: обстановка стильная, лаконичная, в светлых оттенках. Что только усиливает внутренний диссонанс. Где я и где люксовые апартаменты? Смешно, честное слово.

– Я спать, всем до завтра. – Артём бредет в комнату справа.

Демьян закрывает дверь и оборачивается ко мне.

– Проходи, – приглашает он внутрь. – Вон там гостиная, – показывает рукой, – здесь кухня, а налево свободная спальня. Можешь устроиться там.

Я в нерешительности оглядываюсь.

– А ты?.. – вырывается, прежде чем успеваю прикусить язык. – В смысле… тебе тогда где спать?

– Наверху, в мансарде. Там жилая комната, – объясняет Демьян. – Не волнуйся, я прекрасно устроюсь.

– Поняла, – бормочу я и отворачиваюсь, делая вид, что рассматриваю висящую на стене картину.

Смущает, что моя дверь напротив комнаты Артёма. Не хочу… Он мне не нравится!

– Давай я наверху?

– Ну хорошо, – соглашается Демьян. – Сейчас принесу тебе кое-что, – говорит он и уходит в глубину дома.

Я в растерянности переминаюсь с ноги на ногу посреди гостиной. Происходящее кажется каким-то сном. Или фильмом. С моим участием.

Демьян возвращается, держа в руках большую темно-синюю футболку.

– Вот. Переоденешься. Если захочешь поесть, то с продуктами негусто. Холодильник почти пустой. Хотя Артём что-то вроде брал на днях, надо проверить.

Я гляжу на футболку в его руках и только сейчас ощущаю, что после перепалки с отчимом под дождем та, которая на мне, сыровата и липнет к телу. Бр-р, действительно мерзко. Беру футболку и шепчу:

– Спасибо.

Наши пальцы на миг соприкасаются, и ладонь снова пронзает тот самый разряд тока. Он бьет прямо в сердце. Будто нервы оголены… Или дело вообще не в нервах. Почему такая реакция?

– Там ванная. – Демьян указывает на дверь рядом с кухней. – Можешь освежиться.

Я сжимая футболку в руках, не зная, как выразить всю благодарность, что кипит во мне. Это же надо, целый вечер человек выручает, вытаскивает из беды. Просто так? По доброте душевной? Не верится. Хотя, честно говоря, сейчас сил анализировать нет вообще. Все завтра.

– Демьян…

Он смотрит на меня внимательно. В полумраке прихожей его карие глаза кажутся почти черными.

– Даже не представляю, что со мной было бы, если бы не ты…

– Отдыхай. Потом поговорим, если захочешь.

Я киваю и юркаю в ванную, сбегая от переизбытка эмоций. Закрывшись на щеколду, выдыхаю и прислоняюсь лбом к прохладному кафелю.

Господи… что за день? Утром я проснулась в своей кровати, а теперь стою в незнакомом доме, и за стеной почти чужой, но такой заботливый и красивый мужчина.

Я поспешно стаскиваю мокрую футболку и джинсы. Развешиваю их на сушилке. Быстро осматриваюсь. Ванная небольшая, но чистая. На полке новое полотенце, мыло. В зеркале над раковиной моё отражение: растрепанные волосы, испуганные глаза, потекшая тушь. Тот еще видок…

Открыв кран с холодной водой, пригоршнями плескаю ее в лицо. Сглатываю ком в горле.

Не реви. Все уже позади, Миша. Ты выдержала, справилась… А еще тебе помогли. Но это ничего не значит. Демьян просто… случайно оказался рядом и захотел вмешаться. Ты бы поступила так же.

Мягкое полотенце пахнет порошком и немного им. Точнее, его домом. Хотя какой это дом, съемный же. Но запах все равно приятный. Будто новой жизнью веет. Которую я бы… очень хотела.

Выданная Демьяном футболка велика, длиной она почти до середины бедра и свободна в плечах – прямо платье-мини. Зато сухая и теплая. И вот теперь точно пахнет им. Свежестью и морем. Тонкий аромат одеколона впитался в ткань, и я на секунду прижимаю ворот к носу, а потом одергиваю себя: совсем рехнулась, Миш?

Когда выхожу из ванной, в доме тихо. Хочется лечь и отрубиться, но я весь день на ногах и ничего не ела. На пустой желудок не усну. В холодильнике обнаруживаются глазированные сырки, колбаса и немного сыра. Все-таки есть толк от этого гэмэошника.

Демьян появляется неслышно, как призрак. От неожиданности я чуть не роняю из рук чашку с чаем и сырок.

На «щедрости» уже другая одежда: белая футболка вместо рубашки. Волосы влажные, видно, он тоже после душа. Я почему-то сразу обращаю внимание, как плотно майка обтягивает его плечи, руки… И живот у него подтянутый. Мокрые волосы ему тоже идут.

Так, хватит пялиться. Мысленно даю себе подзатыльник.

– Я немного похозяйничала… Будешь чай?

Демьян отрицательно качает головой, и я замечаю синяк на его скуле.

– Постой. – Достаю из морозилки лед, оборачиваю в полотенце и протягиваю ему. – Приложи к лицу.

Мы замираем на секунду. Он стоит так близко, что я чувствую его тепло. Надо бы что-то сказать. Разрядить… Или, наоборот, не двигаться. Зачем вообще самодеятельностью занялась? Никто же не просил…

Демьян все же забирает лед и усаживается в кресло напротив.

– Прости, что ввязался. Но иначе было никак. Могли бы и с участковым заморочиться, только лень. Как представлю, сколько времени потеряли бы…

Я не знаю, что сказать. В очередной раз поблагодарить? Но я уже и так благодарила. Поэтому просто молчу.

– И часто… это случалось? – интересуется Демьян, не отрывая взгляда от моего лица.

– Что именно? – переспрашиваю, чувствуя, что кусок больше не лезет в горло.

– Домогался? А дружки его?

Эти вопросы окончательно отбивают аппетит.

– Мама умерла полгода назад. И Пётр сразу стал другим, – уклончиво отвечаю я. – Или был таким всегда, просто скрывал. Не знаю. Появились дружки непонятные, начались попойки, с работы уволили. Он пошел по наклонной…

– Да или нет?

Дрожь в пальцах едва удается скрыть. Или не удается, потому что чай немного проливается на стол.

– Пытался. Но я пригрозила заявлением в полицию. С тех пор он стал побаиваться. Хотя кричал постоянно. Может, поэтому и выгнал сегодня…

Демьян по-прежнему не сводит с меня внимательного взгляда, и вдруг хочется расплакаться.

– Родных больше нет у тебя? – мягко продолжает он допрос.

– Нет. Отца родного я не знала, мама одна растила. Бабушек-дедушек тоже нет. Несколько лет назад она встретила Петра, и до ее смерти мы жили вместе… Вот и все… Три сумки в багажнике твоей или Артёма машины – все мое богатство.

– Понятно… – Демьян медлит пару секунд, раздумывает, а потом произносит: – Ты правильно сделала, что поехала с нами. И впредь я бы на твоем месте никак не контактировал с отчимом. Чтобы люди вообще могли услышать друг друга, интеллект одного должен быть примерно равен интеллекту другого. Вы с отчимом, очевидно, на разных уровнях, и диалога не получится. Скорее всего, уже никогда.

– А если идти больше некуда и это мой единственный угол?

– Совсем некуда?

– Была надежда поступить в институт и съехать в общежитие… Но я еще не поступила. А жить где-то надо. Не на улице же. Подруга… на сколько она приютит? Максимум на неделю? – неопределенно пожимаю плечом. – Я не знаю, что делать.

Демьян подается чуть вперед. Свет лампы за спиной очерчивает его скулы, прямой нос. И я снова ловлю себя на мысли, какой он… красивый. И сильный. И заботливый.

– Тогда точно только третий вариант, – прицокивает он языком.

– Что за вариант?

– Вот завтра и узнаешь. – Демьян поднимается и зевает. – Ладно, я спать. День был тяжелый. – Он возвращает мне лед. – И ты тоже давай. Едва на ногах стоишь. – Он уходит.

Я смотрю на кресло, где он только что сидел, и тоже зеваю, едва успев прикрыть рот рукой. Адреналин схлынул, тело требует покоя. Чувствую себя выжатой тряпкой.

Я ополаскиваю чашку и плетусь в спальню. Закрываю замок. На всякий случай. Или по привычке.

Опустившись на край кровати, я позволяю себе выдохнуть до конца. Срываю с волос резинку и вытягиваю ноги. Тело ломит, глаза слипаются, но мысли все еще мечутся. И в памяти вспыхивают сцены: утреннее солнце над гладью воды, ребятишки с вафлями, ироничный взгляд Демьяна, его голос: «Аккуратнее». Прикосновения, вспышка ярости, когда Пётр меня обзывал и раскидывал по земле мои сумки… и снова руки «щедрости». Будто отгораживающие от мира. Будто я важный для него человек, а не нищая неудачница… Почти как в маминых романах. Которые и впрямь пора прекратить читать. В принципе, мне это и так больше не грозит.

На глаза наворачиваются слезы. От всего. От усталости. От несправедливости. И от того, что впервые за долгое время стало хоть немного легче, несмотря на безумный и сложный день.

Я засыпаю под стук дождя, храня это крохотное пламя внутри. С надеждой, что завтра точно все изменится и я найду выход. Только надо как-то попасть домой, чтобы забрать свою заначку, пока Пётр ее не обнаружил и не пропил. Потому что без денег будет совсем туго.

6 глава

Подскакиваю на кровати от сильного грохота и даже не сразу понимаю, где нахожусь и почему тут оказалась. В комнате полумрак, и комната не моя, шторы развеваются из-за слегка приоткрытого окна. Через мгновение новая вспышка яркого света озаряет все вокруг и ещё один раскат грома оглушает, от которого по коже ползут мурашки ужаса. Зато ко мне возвращается память.

Нехотя поднимаюсь, закрываю окно и смотрю на машину, которая стоит неподалеку. А перед глазами мелькает вчерашняя ночь. Как отчим выкидывает мои вещи из дома и говорит все эти обидные слова. Каждое из которых ложь. И если «проститку» я близко к сердцу не приняла, то вот ощущение, что я не просто выгнанная, а выброшенная, утилизированная и никому не нужная – это заблокировать не могу. Да уж. Свобода как-то иначе мне представлялась, а не вот так…

И дом, в котором я жила, больше не мой. Я теперь в статусе «никто». Ни денег, ни угла, ни опоры. Можно попробовать доказать, что тоже имела на него право, но тратить на это сбережения?.. А вдруг Пётр и впрямь ничего не подделал? Я ведь не понимаю в этих юридических моментах ни черта. Думала, что единственная наследница – у мамы больше никого не было. Вот что теперь делать?

Горечь вперемешку с тревогой снова мной завладевают. Еще и в мысли проникает Демьян. Ровный. Спокойный. Успешный. У него другая жизнь. Ведет себя уверенно. Он даже с моим отчимом решил всё в два счета, а я бы… Да я даже сейчас боюсь вернуться домой и встретиться с ним лицом к лицу. Но заначку забрать надо, не могу же я и это ему оставить…

Так, Миш, стоп. Всё образуется, – успокаиваю себя. Но слезы сами собой катятся из глаз. Я размываю их по щекам, всхлипывая под новый грохот неба. Плакать и горевать можно где угодно. Можно на остановке. Можно посреди дороги, с сумками, не зная, куда идти дальше. Можно в чужом подъезде или в маршрутке, когда тебя трясет от неизвестности и от того, что ты везде лишняя. Но если уж выбирать, то хочу плакать в этой комнате. Пусть даже с ощущением, что я тут ненадолго. Пусть даже вся изломанная, дешевая, растерянная. И рядом чужие люди. Но лучше и впрямь рыдать там, где тепло, где руки не дергают и никто не выгоняет, не унижает и не грозится, что пустит в расход какому-то пьяному, недавно откинувшемуся дружку.

Из накатишей тоски вырывает новый громкий звук. На этот раз стук в дверь.

– Миша, подъём. Мы завтрак заказали. Спускайся, – доносится голос Артёма.

Объективных причин, почему он мне не нравится, как бы и нет. Ну да, любит как-то резко высказываться и эгоист. Но это всяко лучше, чем быть такой размазней, как я. Это, наверное, в нем и бесит. И заодно триггерит. Потому что я много чего в себе подавляю, а он – нет. И надо учиться все части себя принимать. И бунтаря, и тихоню. А ещё умело ими пользоваться. С чем у Артёма, вероятно, проблем нет.

Зато вот “щедрость” совершенно другой. Если бы я выбирала, в кого можно влюбиться, то только в такого. И внешне – мой типаж. Да и по внутренним качествам пока просто замечательно. Лучше еще не встречала. Хотя Гришка вон вчера чуть конкуренцию не составил… Или, например, Юра.

Снова утыкаюсь носом в футболку “щедрости” с нотками свежести и моря. Глубоко вдыхаю. Ну как же охренительно пахнет! Нам обеим (Мише и Мишель) нравится.

– Спасибо, сейчас спущусь, – отзываюсь я.

Хотя, наверное, это будет означать – поесть и съехать. Вопрос лишь в том, куда ехать и кому везти свои сумки.

Заправив постель, выхожу из комнаты и спускаюсь на кухню. Аромат еды уже по всему дому разносится божественный, аж слюна собирается во рту.

– Доброе утро, – переминаюсь с ноги на ногу и думаю о том, что надо бы в ванную переодеться: негоже щеголять почти обнаженной перед двумя незнакомыми мужчинами.

И они, словно по команде, поворачиваются и смотрят на меня, чем заставляют еще сильнее смутиться.

– Садись. Позавтракай, – приглашает к столу “щедрость”.

Окидываю эту дорого накрытую поляну и двинуться с места не могу. Будто в пол ноги забетонировали.

– Я… мне надо умыться, – все же делаю шаг в сторону ванной и, спотыкаясь на ровном месте, едва не растягиваюсь на полу.

Закрывшись за дверью, умываюсь, быстро переодеваюсь и аккуратно складываю футболку на угол. А по-хорошему бы забрала. Она уютная, мягкая и пахнет им… Хоть какое-то светлое напоминание об этом ужасном и несправедливом ночном эпизоде.

Вернувшись на кухню, сажусь за стол. Глаза разбегаются с чего начать, хочется всё попробовать.

– На первое время сойдёт. С предыдущим синхронизацию восстановишь? – Демьян подвигает ко мне коробку с новеньким телефоном.

– Что восстановлю? – смотрю на яркую картинку на упаковке и не верю, что это все реальность: эти деликатесы на столе, кофе, сладости, телефон. Скорее всего, и не дорогой, но это не главное. А то, что впервые это для меня делают. И вряд ли просто так. Жизнь научила, что бесплатный сыр только в мышеловках бывает.

Рассматриваю “щедрость” и его синяк на скуле – не особо заметный, но он есть. Снова перевожу взгляд на телефон.

– Твой всё, – кивает на аппарат, который лежит рядом с новеньким, запечатанным в коробке. – Гейм овер. Можно попробовать в ремонт сдать, но мне этим заниматься некогда и неохота.

– Он мне пытался это впарить, но я тоже пас. Мы скинулись – и вот тебе моральный ущерб за вчерашнее, – поддакивает Артём.

Охренеть. И еще моральный ущерб. Мир сошёл с ума. Это сказка какая-то. А я в них не верю. С недавних пор.

– Отблагодарить, как вы ждете, не смогу. Поэтому и принять столь дорогой презент – тоже. Но если до города подбросите, спасибо. Клянусь, больше никак не дам о себе знать…

“Щедрость” и “подарочек судьбы” не сводят с меня удивленных взглядов.

– А по-моему, это самая черная неблагодарность. Телефон не возвратный. Я, так-то, даже незнакомому человеку жвачку хрен куплю, а ты тут речи толкаешь пафосные. Тебя вчера тоже, что ли, задело, когда ночью прессовали? Голова в порядке? Или нет? – возбухает Артём.

– Помолчи, – осаживает его “щедрость”.

– В смысле? Что я опять не так сказал?

– Все так. Причина во мне. В романах и сериалах по телеку могут красиво любой подарок преподнести. А в реальной жизни все иначе. Просто так никто и ничего не делает, никому ничего не дарит. Я что за это должна буду сделать? Что-то с извращениями, да? Я не готова. Отчим про меня все наврал.

– Какими извращениями?.. – недовольно вздыхает “щедрость”.

– Тряпку принести, полы протрешь, чтобы не стояла просто так? – огрызается “подарочек”.

До жути становится обидно за эту его реплику.

– Миша, послушай, – произносит Демьян. – Мы получаем не то, что заслужили, а то, на что согласились. Очевидно, ты согласилась на много неудобных для себя вещей. И сейчас отличный повод выбраться из этого скудного убеждения, что ты чего-то не достойна, и принять то, что дают. Всё определяется выбором. Я говорил про третий вариант. Уверен, тебе он больше подойдёт, нежели возвращение домой. Как позавтракаем – к бабуле моей поедем. Я ищу ей помощницу. И заодно человека, кто уговорит её перебраться ко мне в Москву. На днях заберу её на обследование, но это пару-тройку недель от силы, а мне нужно на постоянку. Улавливаешь, что от тебя необходимо? Не накатаешься ведь к ней. А у меня есть ощущение, что вы поладите. Землячки. Ты с нестандартной историей, а она фанат всего этого. Так что считай, телефон – аванс. Если твоя кандидатура ей утверждается. Договорились?

– Бабушка… – неверяще тяну. – Типа сиделка для нее?

– Типа. И чтобы уговорила ее переехать к внуку в Москву.

Артём громко ржет:

– Скорее ты от нее будешь невролога и психотерапевта посещать, а после захочешь на край света убежать. Эта бабка…

– Артём, – “щедрость” закатывает глаза. – Еще слово и втащу, ей-богу.

Я бы на такое посмотрела, но “подарочек” включает обратку:

– Всё-всё, молчу-молчу. Хотя напоследок скажу. Вот это вот тебе ещё потом мало покажется. Пощады попросишь, – кивает на телефон, – и миллион впридачу. Будешь вопить, что вот такого не заслужила. Каждая потраченная на тебя копейка и нервная клетка окупится, ахахаха, – громко смеется.

Не понимаю ничего. От слова совсем. Да и что смешного? Зачем смеяться над старостью?

– Крыша над головой будет, еда и какое-то подобие стабильности. Из ларька можно и самой уволиться. Стёпа – странная, но интересная. Если понравишься ей, то считай, пристроена. И как у Христа за пазухой. Так что решай.

– У Христа за пазухой, ха-ха-ха, – снова потешается Артем. – Скорее у чёрта в котле, – открывает рот, чтобы еще что-то сказать, но получает смачный подзатыльник от “щедрости”.

– Всё, заебал. Расскажу Стёпе про эти подколы.

Артем все же затыкается, крестит свой рот. А я в недоумении смотрю на мужчин.

В планы быть ни сиделкой для какой-то старушки, ни компаньонкой не входило. И да, работа. Мой ларек… Совсем из головы вылетело. Можно, похоже, распрощаться с этим местом. Хозяйка там строгая и прогулов без предупреждения не любит.

– Я… – осекаюсь и ещё раз смотрю на свой телефон, коробку с новым, вкусные деликатесы и по-новой прокручиваю в голове слова “щедрости”.

– Сколько лет Степе? Это Степанида?

Он кивает:

– Семьдесят пять. Заменила мне родителей. Тётка ещё есть, но там такая бизнес-леди сейчас – вечно по заграницам летает, дома почти не бывает. В общем, бабушка – зона моей ответственности. И твоя, если Степе приглянешься. Суть работы примерно поняла?

И правда что-то примерно…

– У меня нет медицинского образования. Я собиралась поступать в институт и работать с цифрами, а не с людьми, и…

– Так в чём проблема, Миш? – обрывает меня “щедрость”. – В институт поступишь. В московский, если к Стёпе подход найдёшь и заманишь ее ко мне в столицу. Курсы по медицинской помощи закончишь – там быстро. Было бы желание. Или тебе хочется обратно домой? К отчиму и его друзьям? Могу отвезти прямо хоть сейчас, – давит на больное.

Курсы медицинские я и так уже закончила из-за мамы. Капельницы и уколы делать умею. А вот со стариками… У меня только с тетей Васей опыт общения. Но ту сын обижает, и история с моей чем-то перекликалась, отзывалась. А здесь бабуля московского мажора… И я не слуга на побегушках. Уф. Я не о таком карьерном росте мечтала. Хотя это далеко не прилавок на побережье…

Беру вилку, ковыряю еду и исподлобья наблюдаю за “щедростью”. Адаптация – это часто про то, как ты реагируешь, когда что-то идёт не по плану. Всё не по плану. И я не знаю, как поступить. А ещё бешусь от собственного бессилия.

Но всё складывается так, что предложение “щедрости” – кстати.

– Ну так что? Третий вариант? Или отчим? – спрашивает Демьян.

– Отчим, – выпаливаю.

“Щедрость” сдвигает брови к переносице, а я ловлю себя на том, что снова им любуюсь. Даже когда он недоволен все равно безумно красив. Надо же, в жизни, не подумала бы, что падка на мужскую внешность…

– Ты хорошо подумала? – уточняет он.

– Да, – уверенно отзываюсь. – Дома осталась заначка, – выпаливает Миша быстрее, чем Мишель успевает сообразить, проведя внутренний анализ. Но все же подхватывает: – Поможешь забрать сбережения?

– Что за заначка? – теперь и Артём хмурится, но у него это выходит не так выразительно и красиво, как у “щедрости”.

– Вон как, – Демьян трет скулу с налившимся синяком. – Заначка, значит?.. – улыбается нагло, с азартом. – В Москве мне за такое изолятор бы грозил. А тут… – улыбка ширится, почти довольная. – Ну что ж, заедем к твоему родственнику. Дорогу я запомнил.

– А-а-а, – тянет Артём, словно и до него что-то там дошло. – Травма-а-ат! У нас дома хрен перед кем просто так им помашешь, сразу хлопнут с концами. Дементор, – ухмыляется. – Мне нравится ход твоей мысли… Доедай, Миш, быстрей, и поехали, – почти хором выдают последнюю реплику.

Теперь, кажется, понимаю, почему они дружат и что у них общего. А может, у нас троих, потому что с удовольствием заеду с «щедростью» и «подарочком судьбы» напоследок домой. Чтобы попращаться с Пётром как следует.

7 глава

Облом… просто облом. Аж ботинком хочется пнуть эту проспиртованную тушу, что валяется на диване, уткнувшись лицом в подушку и не подает признаков жизни. И как, блядь, люди до такого опускаются? У меня ведь тоже не фонтан события, проблемы на горизонте маячат нехилые, но чтобы так бухать и из дома всех выгонять?.. Нет, пока еще не докатился.

– Если пальнуть в него с расстояния, как думаешь, проснется? – предлагает Артём.

– Лежачих не бьют, – отвожу взгляд от отчима Миши и осматриваюсь. Просто. Чистенько, опрятно. Чем-то напоминает бабушкин дом из детства. – Ладно. Пойдем на улицу подождем, тут перегаром на весь дом разит.

С недавних пор не перевариваю этот запах. И в целом отбухал свое, но лучше не срываться. А то потом репутация спасибо не скажет. Хотя… бабуля точно переберется ко мне. Но в ее преклонном возрасте дёргать ей нервы таким паскудным глупым образом не охота. Не заслужила она этого.

Миша уходит в свою комнату, а мы с Артёмом на улицу. Я достаю сигареты, затягиваюсь. Смотрю на небо, на этот загроможденный двор, на разруху кругом. Как, блядь, меня угораздило в это все дерьмо влезть еще раз? На хера?

– Думаешь, как охуенно на новые грабли наступать? – словно подслушивает мои мысли.

Пухлый хоть и бесит, но в корень смотрит и базу всегда выдаёт. Держу его при себе, чтобы совесть моя на привязи сидела. Сентиментальный в последнее время стал. И щедрый. А Артём – цербер. Укусит иной раз так, что мало не покажется. Ещё бы всякую дрянь в себя не запихивал, не прибухивал и сильно удивился бы, насколько высоко можно подняться по карьерной лестнице, если не халтурить.

– Девчонке помощь нужна. А мне бабулю пристроить в хорошие руки. Так что это отличный план.

– Ну да… Ну да… И сиськи у этого плана зачёт. И задница в порядке, фейс тоже смазливый. Точно хоть совершеннолетняя?

– Бабулю пристроить, – повторяю я.

– Угу, – тоже берёт сигарету и убирает травмат в карман ветровки. – Одно другому не мешает. Без отрыва от работы и всегда на подхвате молодое свежее тело. Преимущества ты и сам знаешь. Пока дитё – слепишь под себя, что-то и в рот заглядывать будет. Это не самодостаточные дамочки с Арбата и не акулицы с Патриарших. Может, и мне какую финтифлюшку здесь присмотреть? В уборщицы дома, например, – размышляет вслух.

Губы сами собой растягиваются в улыбке.

– Она тебя почему-то сторонится. Но про подругу уточни. Вчера с ней в баре какая-то сидела. Может, согласится.

– Нет, у меня с головой всё в порядке. И карму рода очищать не надо. А вот её карму рода мы бы подчистили. Жаль, она в пьяном угаре спит. Везучий, сволочь.

Смеюсь.

Да, план не удался. Я бы не прочь был почесать об эту гадость кулаки. Безнаказанно. И дружки его рассосались.

Курим ещё по одной в молчании. Затем из дома выходит Миша. В руках у неё документы и какой-то свёрток. Внушительный. Неужели миллион накопила?

Подходит ближе, смотрит на меня, на сигарету в руках и… смущается. Глаза красиво блестят. Не девочка, а картинка.

– Я… всё, – оглядывается в сторону дома.

Эмоционально вовлекаться нет желания, но это происходит неосознанно. И я пытаюсь проанализировать: почему? А главное для чего? Как перекликается с моей реальностью? Вроде запросов никуда не посылал, нигде и никому не жаловался, что у меня скучная жизнь. Да и не скучная вовсе. Однако вот, пожалуйста. Распишитесь и получите.

– Пнула его под зад напоследок? – интересуется Артём.

Миша вздергивает подбородок. Наивная, молодая, импульсивная. Но боится выпускать эмоции наружу, включает защиту. Иногда, правда, прорывается, но что срабатывает как триггерная точка? Если на меня реагирует физически, то Артём, похоже, запускает там какие-то процессы: рядом с ним она как раз и срывается на резкие эпитеты. Со мной же будто побаивается.

– Нет. Он спит. И заначку мою опустошил. А я… за это всё бумажки его и паспорт…

Подходит к бочке, достаёт из кармана спички. Бросает туда всё вместе с каким-то свертком и поджигает.

И кто получил хоть какое-то подобие удовольствия от этой поездки, то явно не мы с Артёмом.

– Ты бы, конечно, для начала мне показала. Но да ладно. Так тоже ничего, – ухмыляюсь, и все втроем смотрим на пламя.

– Можем ехать, – говорит Миша, когда бумажки догорают.

Поднимаю запястье, взглянув на часы. Бабуля не любит, когда ее тревожат раньше, чем она закончит работу. Хотя пока доедем, пока заправлюсь и пару звонков сделаю, считай, и день прошёл.

– Садись в машину, – говорю Мише и наблюдаю, как она и Артём направляются к тачке. А сам ещё стою во дворе, гоняя в голове мысли. Не самые радужные. И если начистоту, то вообще не охота обратно в Москву. Заебался. Всё одно и то же. Те же проблемы, куча бумаг, вылизанные лица. Впервые за долгое время не получаю кайф от работы. И это дико парит. А результат там, где внимание. Поэтому снова простой. И дело зависло. Ещё Игнатов со своим ребёнком… Где мне его искать?

– Демьян! – доносится испуганный голос Миши, а в следующее мгновение она уже рядом, хватает меня за руку, тянет. – Скорее же, Демьян! Там Артём!

– Что с ним? – нехотя перебираю ногами.

– Задыхается, я без понятия!

Останавливаю её, ловлю второй рукой за запястье, сжимаю, чтобы не паниковала, но, похоже, запускаю обратный эффект: зрачки расширяются, глаза распахиваются, рот слегка приоткрывается.

– Артём… – тихо лепечет. – Посинел, тяжело дышит, как будто… как будто сейчас умрет… Пошли, пожалуйста…

Прокручиваю в голове, что он там сегодня в себя закидывал.

– Да что ты стоишь?! Сделай что-нибудь! – всё ещё тянет меня за руку, а я сильнее сжимаю запястье. – С ним что-то не так!

Поддаюсь и иду за ней. Дверь с задней стороны распахнута настежь. Артём сидит, свалившись набок. Лицо лиловое, губы дрожат, глаза выпучены. Хрипит. Рот открыт, как у рыбы. Дёргается.

Я молча подхожу, опускаюсь на корточки. Пульс есть. Сердце стучит. Грудная клетка вздымается, хоть и судорожно. Знакомая картинка.

– Надо скорую… Срочно! Он сейчас умрет… Это сердечный приступ?

– Приступ, да, – спокойно отвечаю. – Но не сердечный. Очухается сейчас, – кладу ладонь Артёму на грудь. – Гиперактивность блуждающего нерва. Живот встал, спазм пошёл вверх, дыхание перекрыло. Он просто паникует. Надо голову чуть выше поднять. Артём, слышишь меня? Эй! Глаза открой, – хлопаю его по щекам.

Он начинает судорожно втягивать воздух. Как будто прорвало. Лоб в поту, шея вся липкая. Накидал в себя снова всякой дряни. Без разбору.

– Воды дай, – бросаю в сторону Миши. – В боковой дверце стоит.

Она вскакивает. Бормочет, что ничего нет, но тут же мчится в дом. Возвращается быстро. Но Артём уже приходит в себя и без воды. Пальцами водит по сухим губам, просит пить.

– Маленькими глотками, – даю ему бутылку.

Но Артём не слушает, пьёт жадно, будто неделю по раскаленной пустыне ходил.

Выпрямляюсь.

– Ты… – начинает Мишель. – Ты откуда знаешь, что это нерв? Ты врач, что ли?

Я смотрю на нее, улыбаюсь. Такая искренняя в эмоциях и чистенькая. До девчонок с Патриарших ей и впрямь далеко.

– У него просто организм такой. Пищевой наркоман. За это и страдает, – пожимаю плечами. – Твой отчим в угаре пьяном, а у этого свой отходняк. Да, Артём? Сколько пончиков утром в себя закинул?

– Все началось после поездок к Степаниде. Не зря она меня с первого взгляда невзлюбила. Это она порчу навела…

Мишель стоит, бледная, как будто это с ней всё только что случилось. Я закуриваю, не отводя от нее глаз. А в голове крутится фраза бабули: «Там, где просто – ангелов сто. А где сложно – ни одного». И вот сейчас у Миши как раз всё очень даже просто и без серьезных проблем. Вероятность, что Степе эта блаженная с пробивающимися рожками на черепе понравится – высокая. Ангелы, как и вчера, вероятно, будут на её стороне.

– Миш, – зову я. – Напомни: ты ведь совершеннолетняя?

Снова смущается. Смотрит дольше, чем обычно. Слова что ли подбирает? И вместо ответа суёт мне паспорт.

Открываю, листаю страницы. Мишель Немченко. Восемнадцать. Родилась под Ижевском. За границей не была. Да и вообще, сомневаюсь, что и за пределы области выезжала. Паспорт тоже чистый.

– Аттестат ещё есть. С отличием. И курсы окончены по первой медицинской помощи. Но таких познаний о блуждающих нервах, как у тебя, – нет. А! В амбулатории сертификат о сделанных прививках лежит. Если бабуле это важно и принципиально, могу и туда заглянуть, забрать.

– Не надо пока, – делаю фото паспорта на телефон. Хер его знает, зачем оно мне. Но пригодится и лишним не будет.

– Все здесь?

Миша кивает.

– Тогда к бабуле знакомиться поехали, – возвращаю ей паспорт.

– Господи, – причитает Артем. – Как бы миновать этой новой встречи со Степанидой, а? Ты говорил, у неё новая ученица? Они наверняка на мне что-то оттачивают, какое-то мастерство, третий раз плохо за поездку, это не шутки!

Смеюсь.

– Артём, жрать всякую фигню меньше надо. А бабуля просто так силы и время ни на кого не тратит.

Поворачиваюсь, снова смотрю на Мишель. Выглядит задумчивой и одновременно заинтересованной.

– А чем она занимается?

– Блуждающие нервы в головах людей лечит, – отвечаю с улыбкой.

– Это как?

– Шизотеричка она. Травы всякие, обряды и шаманские штуки. Бардачок открой, – требует Артём. – Там кукла вуду. Вся в иголках. Её подарок внуку на день рождения.

– Рука так и чешется опять тебе втащить, – бурчу.

– Правда кукла?..

Киваю.

Мишель спрашивает разрешения посмотреть.

– Открывай, – показываю глазами на бардачок.

– Только не трогай! – предупреждает Артём. – Я вот прикоснулся – и всё по пизде в поездке. Всё!

Она приоткрывает бардачок. Бросает взгляд на документы в кожаной папке, на куклу. И берет ее в руки, подносит к носу. Вдыхает.

– Зверобой?.. Из трав ее сделала? Я такие тоже умею… Только без иголок.

– Зачем? Что ты натворила? – доносится сзади взволнованный голос Артёма.

– Для чего она? – игнорирует его реплики.

– Я так и не понял. Какой-то оберег. Но симпатичная вроде. Надо сюда повесить, – тычу пальцем на место под зеркалом заднего вида.

– Нет, не надо. Она не для всех глаз. Пусть тут и будет.

Закрывает бардачок и смотрит перед собой, потирая пальцами. Выглядит максимально странной. А когда зову – не сразу отзывается.

– Миш, – трогаю её за руку, и она наконец перестает тереть пальцы. Вздрагивает.

– Кофе будешь? – повторяю вопрос, паркуясь.

– Что? А, нет… Шоколадку, если можно.

– И мне! И капучино двойной. Я заслужил. Чуть кони не двинул опять, ещё со Степанидой снова встречаться… Коньяк туда пусть плеснут! И антисептик купи, руки все протрем от этой дряни в бардачке.

– Воды с тебя хватит, – опять посмеиваюсь. Реакция Пухлого на мою бабулю забавляет.

Выхожу из машины, направляясь к супермаркету. Беру себе кофе, Артёму – воду, а Мише – две шоколадки. Пока заливаю бак, смотрю на нее через стекло и вспоминаю себя пацаном. Таким же активным, любопытным, остро реагирующим на несправедливость. А сейчас ничего, кроме усталости и обыденности… Это потому, что слишком много опыта за плечами? Или вот этот запал и внутренний драйв по пути наверх где-то растерял? В чем причина?

8 глава

Степанида живет почти в двух часах езды от Ижевска. Закрытый коттеджный посёлок, аккуратный небольшой дом, сад. Скорее всего, у неё есть помощница. Сомневаюсь, что она сама поддерживает такой порядок в её возрасте: на участке ровные грядки, цветы, вычищенные дорожки, всё подстрижено, ухоженный небольшой пруд. Парочку искусственных лебедей в нем я сперва приняла за живых. И чуть не опрокинула ненастоящего аиста у входа. Испугалась до чертиков. Я их и вживую-то никогда не видела, разве что пару раз из автобуса по дороге в свои выселки, и то мельком.

– Я в машине подожду, – говорит Артём. – Вы же ненадолго?

– Вообще-то, остаться планировал. Голова трещит, не сяду за руль. Да и Стёпа просила задержаться.

– Что?.. Нет. Почему ты сразу не сказал? Я бы не поехал!

– Ну хочешь – тут заночуй. Или езжай обратно, но ноутбук привези к десяти, у меня важный созвон, – бросает ему ключи. – И вещи Миши в дом занеси.

– Её ещё не утвердили. Может, обратно сейчас поедет вместе со мной.

Что? Нет! Из кожи вон вылезу тогда, чтобы утвердили. А если «подарочек» опять в дороге чего-нибудь объестся?

И лучше бы, конечно, домой вернулась. Но там Пётр. Вспомнив эту наглую пьяницу, ощущаю знакомую тяжесть в затылке. То ли мало спала, то ли шея затекла, всё тело ноет, будто избили, состояние смазанное. Еще эта кукла… Пальцы снова трут друг друга, словно все еще чувствую сухие жесткие стебли. С тех пор, как взяла, недомогание лишь нарастает. И мандраж перед встречей с бабушкой Демьяна только усиливается. Наверное, потому что от её слова сейчас зависит, продолжу я скитаться или всё-таки буду иметь крышу над головой хоть какое-то время.

Так что нужно ей понравиться. На улицу я не хочу. И это в десятки раз лучше, чем жить с Петром. Была бы я посмелее, вызвала бы полицию. У него же теперь ни документов, ни прав на дом… Может, это и есть лазейка? Вдруг та дарственная липа, и ему прямая дорога на улицу, а не мне?

– Ты серьёзно остаешься? – уточняю у Демьяна.

– Да, – отвечает “щедрость”.

– Артём по-настоящему твою бабушку боится? Или прикидывается?

– Да нет, второе. Это вообще его любимое дело – приукрашивать. По нему с первого взгляда всё ясно. Разве нет?

– Нет. А по мне что ясно?

Вопрос срывается сам собой. И это уже не Мишель, это Миша снова тянет одеяло на себя. Если честно, хочется зашить ей рот. Лучше бы молчала.

– Ничего не думаю.

Как удар. Под дых. И по самооценке тоже. Ведь не сказал ничего плохого, но… будто намекнул: пустышка. Без содержимого. И, может, прав. Кто я вообще? Сгусток проблем и неуверенности. Рот открыть могу только, когда злюсь. Поэтому и жизнь обходится так жестоко, провоцирует на негативные эмоции?

– Пошли. Что застыла? – оглядывается Демьян.

А я и правда стою и смотрю ему в спину. Хочется в него кинуть что-нибудь в ответ. Хоть словом задеть. Но это всё равно что кидать камешки в скалу. Камень отскочит, а ты останешься с синяком.

Тем не менее перебираю ногами, захожу внутрь.

У Степаниды в доме пахнет травами. Будто в поле оказался. И по идее должно легко дышаться, но атмосфера… Затылок ноет сильнее и тянет что-то изнутри. Словно я не просто в дом зашла, а в чью-то энергию насильно влезла. Причем очень тяжелую.

– Чем она занимается? – уточняю.

– Людям помогает. Ну типа, целительница. Заговоры, травы. Сколько себя помню, всегда в этом варилась. Артём считает её шарлатанкой, а я скептически отношусь, но больше, наверное, верю. Хотя двадцать первый век, магия… смешно, – ухмыляется. – Но люди к ней приходят и получают результат. Поэтому дома постоянно движ. Правда в последнее время Стёпа сдала, жалуется на здоровье, говорит, что скоро помогать никому не сможет. Всё чаще рассказывает одну историю, как помогла женщине с ребенком, и будто знак был, что девочка эта из нашего рода и надо передать ей дар. Она малышку пометила и матери отдала. С тех пор ждет, что она объявится. Лет пятнадцать, наверное, ждёт. А я ей в этом помогаю. Привожу таких, как ты, на личное собеседование.

Сначала слушаю его чуть ли не с открытым ртом, речь чистая, уверенная, убедительная. А потом, когда произносит эту последнюю фразу, понимаю, что он просто смеётся надо мной.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю резко.

Улыбается нахально.

– А сколько дашь?

– Вот прям сейчас – не больше десяти. Глупые шуточки, ясно?

– Разве шуточки? Это к Артёму. Он в этом мастер. Про возраст как раз говорит, что Христос в моём уже воскрес, а я ещё даже не умер.

– И почему же ты должен умереть? – недоумеваю.

– Долгая история. И личная. Ладно, проходи в гостиную, – кивает на открытую дверь. – Придумал я с девочками и собеседованиями. Никого к ней не вожу и никого она не ищет. И тебя, я думаю, утвердит.

Я уже практически в шаге от прыжка. И если шагну, то вариантов два: орать или кайфовать. Пока не знаю, какие эмоции возьмут верх. Всё ещё анализирую, что делать. Но, кажется, уже определилась: надо получить эту работу. Понравиться бабушке Демьяна. Уговорить ее уехать в Москву. Рядом нужен кто-то надёжный. Кто прикроет, если что. Пусть даже просто крышей над головой и едой. И мне будет легче, и бабуле подмога. А дальше посмотрим. Пока надо просто зацепиться.

В нос снова ударяет запах травы, и я вспоминаю ту куклу из бардачка. Так, одна общая тема у меня со Степанидой есть. Я с детства эти травяные мумии делаю. Почти один в один. Не знаю, откуда это у меня, но мама, если видела – каждый раз злилась. И выкидывала их. А я всё равно собирала травы, сушила и делала тайком. В сарай относила и игралась с ними.

– Внизу гостиная, гостевые комнаты, кухня, санузел. Наверху две спальни. Дом новый. Я настоял, чтобы Стёпа сюда переехала. Старый – в конце двора. Бабушка не хотела его сносить. Говорит, воспоминания живут в этом месте. Настояла – пусть стоит. Что-то в этом есть. Вроде редко приезжаю, а все равно заглядываю в ту рухлядь и ностальгию ловлю.

– Тридцать три? Рано ты в нее впадаешь, – все же бросает Миша камешек в скалу.

– А что, для этого возраст особенный должен быть?

Задумываюсь.

– Не знаю.

– На самом деле всё дело в ощущениях, Миша. Дома может и не быть, а воспоминания всё равно будут. И ты зря бумаги сожгла. Надо было мне для начала взглянуть.

– Зачем?

Из кухни вдруг доносятся голоса. Точнее, один. Наверное, Стёпы. Она чем-то недовольна, и от её интонаций и возгласов по коже бегут холодные мурашки. Мне представлялся образ милой хрупкой старушки, а судя по тому, что слышу… Становится очень интересно на нее взглянуть.

– Может, захотел бы помочь или подсказать, как поступить. А теперь надо восстановением заниматься.

– А кем ты работаешь?

– Попробуешь угадать?

Задерживаю на “щедрости” взгляд, хотя всё, о чём себе постоянно напоминаю со вчерашней ночи, прекратить на него пялиться. А сейчас он сам просит, и я могу это делать не украдкой… Задерживаю глаза на его руках, длинных пальцах. Футболку сменил на обычную рубашку, и ему больше идёт повседневный образ, выглядит моложе. На голове легкий беспорядок, и глаза… Без понятия, почему сердце опять стучит в груди как бешеное, но с этим мужчиной что-то не так. Точнее, со мной, когда он слишком близко. Интересно, а кубики на животе у него есть? Н-да… Мише бы подзатыльников еще надавать.

– Бизнес какой-то? Хотя в медицинских терминах разбираешься… Нет. На врача не похож. А друг твой – тем более. Милосердием от него за километр не пахнет. Что-то с речью, возможно… Хорошо поставлена, – подмечаю я.

Нравится, как он четко излагает мысли и как вовремя приходит с нужными репликами. У меня же вечно каша импульсивная – и её я выдаю. А Демьян… У него с этим все в порядке.

– Что-то с банковской сферой? – выдвигаю еще одну версию.

С одобрением кивает.

– Тепло. Но это уже в прошлом.

– Я сдаюсь.

– Так быстро? – с огорчением вздыхает.

Сказать больше ничего не успевает, дверь из кухни открывается, и оттуда выходит девушка примерно моего возраста. В слезах. Даже не смотрит в нашу сторону. Быстро прощается и уходит.

– Больше можешь не приходить, – выкрикивает ей вслед Степанида. И явно чем-то раздражена.

Переводит дух, вытирает руки о фартук, потом снимает его и, наконец, нас замечает. Смотрит на внука.

– О, явился наконец-то. А обещался вчера.

– Занят был, ба. Прости. Привет, – подходит и целует в макушку.

Степа невысокого роста, крепкая, ухоженная. Волосы светлые, собраны в пучок, ни одной выбившейся прядки. И я совершенно иначе её представляла.

– А это кто? – переводит на меня взгляд и чуть ли не прожигает им, отчего не по себе только сильнее становится и туман в голове усиливается.

– Помощницу тебе привез. Миша. Девочка без дома осталась. Отчим – зверюга. Приютишь? Ты как раз с предыдущей ученицей закончила?

– Закончила. С концами, – произносит тихо, но взгляд с меня не сводит. И будто душу им выворачивает наизнанку.

Внешне виду не подаю, а внутри под диван хочется залезть от этих пронизывающих глаз. Теперь отчасти понимаю Артёма. И хочу к нему на улицу. На воздух.

Ноги с кресла сами собой поднимаются, я встаю, словно в трансе. Шум в ушах нарастает.

– Куда собралась? – строго спрашивает Степанида.

– Миш, – словно издалека доносится голос Демьяна.

А меня и в жар, и в холод одновременно бросает. Это все травы, энергетика Степаниды и ее дома, мои переживания? А может, я, как мама? Вдруг по генетике передалось?

Сажусь обессиленно обратно. Демьян приносит воды. Степанида забирает из его рук стакан и подходит. Опять стоит с этим жутким взглядом. Долго молчит, а потом вдруг спрашивает:

– Возьмёшь? – протягивает мне воду.

Не хочу от неё ничего брать, и мысленно я уже убегаю из этого дома. Но даже пошевелиться не могу!

– Лучше по-хорошему возьми. Сама. И сразу отпустит, – настаивает она.

Я будто в трансе. И хоть внутри всё сопротивляется, рука сама тянется. Делаю глоток, другой – и… отключаюсь.

Прихожу в себя, потому что чувствую, как меня хлопают по щекам.

– Миш, ты чего? Вы с Артёмом челлендж, что ли, решили устроить? Ну-ка признавайся, что там ели, пока я у дома стоял?

– Ничего…

– Да всё с ней хорошо будет, – спокойно и довольно произносит Степанида. – Воду допивай. А ты, – кивает Демьяну, – в магазин. Список я сейчас напишу. Ужин поможете приготовить. И Артёма попроси, пусть сумки ее занесет в дом. Со мной она жить останется.

– И что, даже собеседование не проведёшь? – удивляется Демьян.

– А я уже провела.

Ставлю стакан на журнальный столик. Прислушиваюсь к себе. Дурнота прошла. В голове прояснилось. Но тревога… никуда не ушла.

9 глава

Демьян уходит, и мы со Степанидой остаемся один на один. Вся моя охота ей понравиться внезапно испаряется. Я вообще не понимаю, чего теперь хочу. Наверное, чтобы меня ненадолго оставили в покое и дали отфильтровать все, что на меня навалилось Так-то я должна быть в ларьке сейчас и продавать вафли. Какого черта здесь делаю…

– Жить будешь на втором этаже. Последняя дверь справа. Вещей много? – бросает через плечо Степанида.

– Три сумки.

– Три, – повторяет тихо. – Перебрать, что нужное, а что нет и весь хлам на задний двор отнести. Демьяна попросишь. А теперь пойдем на кухню. Поможешь картошку почистить и мясо отбить. Хотя нет, Артём сейчас мясом займется. Сколько тебе лет?

– Восемнадцать…

– Юная совсем.

“Подарочек”, все подшучивал над бабушкой Демьяна, а, похоже, это все не шутки…

– Вы… чем конкретно занимаетесь? – спрашиваю и тут же жалею, что задала этот вопрос, но он сам собой слетает с языка.

Степанида оборачивается. Смотрит так, что туман в голове возвращается без стука. Как будто внутрь залезла. Прямо под кожу. И попробуй теперь не поверить во всю эту мистическую фигню.

– Да всем понемногу, – миролюбиво отвечает она. – Но чаще помогаю тем, кто с болью приходит.

– Физической?

– Душевной в основном. Все хвори – они же отсюда родом, – показывает на голову. – Внутри человек болеет, что-то боится, отрицает, не принимает, себе много врет, а потом, как итог, и тело слабеет.

Хочу возразить. Есть же ещё генетика, наследственность. А случайные травмы? Многое идет явно не из головы. А дети в реанимации? Они что, тоже сами себе всё придумали? Нестыковки!

– Годами в себе боль вынашивают, а потом приходят и просят за пару часов всё вылечить, – словно опять подслушав мои мысли, продолжает. – Годами, деточка. Изо дня в день отравляют собственным ядом свое существо, а потом ищут спасение в чудодейственных явлениях. И просят по-быстрому всё изменить. Понимаешь, о чём я?

– Не совсем…

Потому что больше в жизни привыкла опираться на логику и факты. Ну стараюсь. А сейчас явно что-то идет не так.

– Молоденькая ты ещё. Но ничего. С опытом все приходит. И уходит тоже многое.

Стёпа показывает, где картошка, мусорное ведро, выдаёт нож и кастрюльку. Кухня просторная, светлая, и на ней одно удовольствие готовить. Не то что наша – всё старое и почти не развернуться. Когда-нибудь и у меня будет такая. И собственный новый угол. В Москве.

– Мне на обследование скоро ехать, – словно опять прочитав мысли о столице, произносит Степанида. – Дёма говорил?

Так ласково имя внука звучит из ее уст, что и у самой поднимается внутри волна тепла. Неосознанно.

– Говорил.

– Ненадолго, надеюсь. Не люблю я эту Москву. Вот на дух не перевариваю. Как с первого раза увидела, так и отвернуло.

– Почему?

– Энергетика давящая. Машин много, многоэтажек. И мало простора. Нет, он безусловно есть, но не такой, как я привыкла. Плохо там старому человеку.

Пытаюсь представить, как буду себя ощущать в мегаполисе, и пока не понимаю – понравится мне или нет. Если это плюс-минус как Ижевск, то, вероятно, да. Хотя и лес возле дома, и наш пруд я тоже люблю… Но в этой обстановке я и так достаточно пожила. Можно и в новой попробовать.

В кухне ненадолго повисает пауза. Степанида достает сковороду, ставит ее на плиту.

– Что за история с отчимом? – спрашивает, будто между прочим, но взгляд цепкий.

Молчу. Потому что не знаю, с чего начать. Ведь долгое время одни с мамой жили и нормально справлялись. А потом Пётр появился. И поначалу вроде и впрямь всё хорошо было, а потом, как мама заболела и слегла, у него отношение ко мне поменялось. После ее смерти и говорить нечего. Со свету сживал вслед за ней.

– Мама заболела. Она не рассказывала никогда о своей болячке и что ей, в принципе, было нельзя рожать. Наверное, не хотела, чтобы я вину на себя брала. Или в другом причина – кто ж теперь скажет. У нее мужчина появился перед тем, как она вконец слегла. Пётр после ее смерти начал меня в этом обвинять, пить, выживать из дома. Вот у него, вероятно, и есть все от головы. А в случае с моей мамой, с наследственной болезнью… тоже голова виновата?

Затрагиваю эту тему и снова все вспоминается: как в холодильнике лежали ампулы, какие-то коробочки с таблетками. Как она, прячась от меня, делала себе уколы в живот, думая, что я не вижу. Как ее тошнило почти каждый день. В поликлинике тогда сказали: «по женской части», стресс. А потом приехала скорая, и все стало по-другому. Врачи обследовали. И одна молоденькая женщина, медик или кто она там была, подошла ко мне и сказала: у нее органы будто сами на себя напали. Я еще тогда подумала: как это на себя самого? Как можно? Оказалось, можно. Не просто напасть. Убить. Вот только при чем тут, черт возьми, голова?

– Чем болела-то?

– В карте написали: «СКВ в стадии обострения.» Как мне объяснили: иммунитет сработал на уничтожение организма.

– Волчанка, что ли?

Киваю.

Степанида смотрит на меня внимательно. Долго.

– Конечно, от головы у нее все, Миша. От стресса, от ответственности. Получила обострение. Может, раньше что-то серьезное было, не пережила, грызла себя. Вот и организм больше не захотел быть союзником. Пошел против.

Задумываюсь.

– Она никогда своей личной жизнью не делилась со мной. Я даже отца родного не знаю. А приемный еще хуже оказался. Тот хотя бы бросил, но ничего не отбирал. А этот…

– Правильно ты сделала, что ушла. А твое к тебе еще все вернется. Это я про дом. Ну и все по заслугам получают. Загнется он теперь один. То хоть стимул был тебя гробить, а тут – все. Сгорит, – машет рукой. – Живи свою жизнь и о нем не вспоминай.

Всякое желание спорить отбивает на корню после ее слов и спокойной интонации. Отчасти даже понимаю, в кого Демьян такой рассудительный. Да и не верится, что это она тут какую-то девушку ругала несколько минут назад. Интересно за что?

Степанида достает тесто из холодильника. Быстро лепит какие-то кругляшки, закидывает их на разогретую сковороду. Аромат тут же распространяется божественный.

– Готовить умеешь? – спрашивает, наблюдая, как я мою картофель в раковине.

– Да.

– Хорошо. Я уже не всегда сама справляюсь. Руки вот, – показывает, и они немного дрожат. – И колени.

– Это тоже от головы?

Улыбается. По-доброму.

– Это от старости, деточка. Не молодею.

Я как раз вытираю руки о полотенце, когда слышу голоса из гостиной. Артём что-то опять возбужденно говорит, а через мгновение они с Демьяном стоят перед нами. Оба с пакетами из магазина.

– Сумки в коридоре. Куда отнести, ба? – уточняет «щедрость». – Какую из комнат ей выделила?

– Наверху. Рядом с твоей.

По коже опять проносится тепло, а затем и жар, будто меня, как эту лепешку, на сковороду положили. Всего, считай, сутки провела в новой обстановке и с новыми людьми, а чувство будто всех их троих давно знаю…

– Артём, помоги мясо отбить, – просит Степанида.

– Хорошо, – отзывается он, а я ставлю картофель вариться на плиту.

Хотя не терпится посмотреть, что там Пётр наложил в сумки. По идее, он скинул туда все из комнаты, а там не особо много было. Шкафы и полки пустые, и фоток наших с мамой ни одной не видела на стене.

Спустя полчаса мы рассаживаемся за круглым столом. За ужином царит приятная атмосфера. Говорят преимущественно Стёпа и Демьян, обсуждают предстоящую поездку. Мы же с Артёмом коротко переглядываемся и молча едим. Я в своих мыслях и собственных сумках. С тревогой в сердце. Потому что хоть и с крышей над головой, в безопасности, но дом-то чужой. И обстановка непривычная.

– Спасибо, – говорю, наевшись от души. Затем помогаю всё убрать со стола, помыть посуду.

Стёпа идет отдохнуть, Артём и вовсе след простыл, а Демьяну кто-то звонит и он направляется на улицу. Через окно наблюдаю, как гуляет по дорожкам, останавливается у пруда и долго там стоит. Я же, окинув взглядом чистую кухню, поднимаюсь наверх и остаток вечера навожу порядок в сумках.

На всё про всё уходит почти два с лишним часа. Эта пьянь, как я и думала, в кучу все свалила. Рамки некоторые разбились, и одежда оказалась в стекле. Ничего не остается, как ее выбросить. И по итогу более-менее добрые вещи укладываются на пару полок в шкафу в выделенной мне комнате. Целую сумку можно отнести на мусорку, а еще одну в старый дом. Да уж… Хорошее у меня приданое. Точнее никакого.

Я нахожу на этаже душ, ополаскиваюсь и ложусь в кровать. Но сон не идет. Непривычно на новом месте. И очень тихо. Только не внутри. Тревога буквально сжирает, и ощущение, что я совершила ошибку, не проходит. Что я там говорила про прыжок – лететь с кайфом? Пока что-то не получается.

Спускаю с кровати ноги и бреду на кухню. В коридоре полумрак, впрочем, как и во всем доме, но, благо, на стене горят ночники. Кое-как ориентируюсь и подхожу к шкафчику, тянусь за стаканом, наливаю воду. Пью мелкими глотками. Наливаю еще. Подношу ко рту и вдруг ощущаю сбоку какое-то движение.

Испугаться не успеваю. Лишь замираю. Демьян сидит на подоконнике у открытого окна, голый по пояс, с яблоком в руке.

Приглушенный свет выхватывает из темноты его плечи, грудь, пресс. Кожа чуть влажная, будто после душа.

Он откусывает яблоко и смотрит на меня. Я ставлю стакан на столешницу, забыв, зачем приходила. Ах да, попить…

– Не спится? – тихо спрашивает.

– Да. На улице сегодня душно… Завтра, наверное, гроза будет.

Кивает.

– Скорее всего.

– Ну и в целом… Новое место. Вчера одно, сегодня другое. Со мной такое впервые…

Надо бы заткнуться и уйти, но я пошевелиться не могу. И отвести от “щедрости” взгляда. Все эти тела и красивые картинки только на экране телевизора и в журналах видела, а вживую вот так… никогда. И эти кубики на животе… Я не ошиблась. Господи, сколько времени он проводит в спортзале? Они точно настоящие? В какой-то передаче видела, что сейчас делают пластикой. Может, это оно?

– Привыкнешь, – говорит Демьян и медленно подходит. Почти вплотную, отчего я нервничать лишь сильнее начинаю. И сердце, кажется, вот-вот вырвется из груди. – Бледная, – внимательно разглядывает. – Снова плохо?

– Нет. Всё в порядке.

Берет мою руку. Запястье. Чуть сжимает пальцами, не отводя глаз от лица.

– Пульс частый. Точно в порядке?

– Ты… не должен… – запинаюсь, потому что мысли скачут вразнобой, и паника захлестывает от его близости, прикосновений и запаха.

– Что? – слегка щурится.

Проглатываю слова: «трогать меня».

Он смотрит в глаза. Ждет.

– Почему ты это делаешь? – выдыхаю.

– Просто хочу знать, что ты не отключишься снова. И не будешь валяться на полу. Похожа на привидение, вся белая.

– Зачем помогаешь? Я это имела в виду. Ведь не обязан…

Отпускает мою руку, но взгляд не отводит. Мы будто играем в игру: кто кого пересмотрит. И это сейчас хуже прикосновения.

– Спать иди, Миша. Уже поздно.

Будто выгоняет. Но, взяв пачку сигарет со стола, уходит первым.

Разглядываю его рельефную спину, пока Демьян не скрывается из виду. С этого ракурса вид тоже впечатляющий. Никогда еще не представляла в своих фантазиях кого-то. Даже не думала о том, что хочу отношений, тепла, близости. Мельком если. И образ был расплывчатый, а сейчас… моя рука горит в том самом месте, где Демьян меня касался. А пульс скачет, как бешеный. И одно желание… чтобы “щедрость” вернулся и трогал дальше. Можно даже не только запястье.

Наваждение. Самое настоящее. И такое реальное. Боже, действительно снова бы не отключиться. Потому что я хоть и пытаюсь не думать, успокоиться, не принимать близко к сердцу происходящее… но все равно принимаю.

10 глава

Долго ворочаюсь, прислушиваясь к тишине. Комната Демьяна рядом, но он не поднимается. А сама я не знаю, почему не сплю. Второе новое место за сутки, может, дело в этом. И всё же проваливаюсь в сон. Сознание, перегруженное эмоциями, отключается.

Просыпаюсь от духоты и жажды. В голове туман. И снова эти тупые, страшные мысли: вдруг мамино заболевание передалось по наследству? Они возвращаются, будто и не уходили, поселяются внутри и ведут себя как хозяйки. Может, Степанида и права. С головы больной всё и начинается. Сначала морально, потом физически.

Врач тогда в больнице предлагал обследование, но денег лишних не было. Все уходило на поддержание маминого состояния. Поэтому я без понятия передалась ли мне это болячка, или нет. Но с чего вдруг это недомогание?

Поднимаюсь с кровати, мельком бросаю взгляд на тумбочку и снова ловлю тахикардию. Потому что на ней стоит стакан с водой. А я его точно не брала. Выходит, “щедрость” ко мне заходил, пока я спала?.. Надеюсь, что это был он. Потому что от мысли, что мог быть Артём, становится уже не волнительно, а скорее жутко.

Но вода, кстати. Выпиваю все до капли. Беру сменную одежду и иду в ванную. Надо бы уточнить у бабули, что я вообще должна делать: во сколько вставать, ложиться. День на адаптацию мне дали, но наглеть дальше не собираюсь.

Умываюсь, переодеваюсь и спускаюсь вниз, на голоса. На кухне уже все в сборе, завтракают. У Артёма двойная порция блинчиков. Я бы и не обратила внимания, если бы не контраст: напротив Демьян с его омлетом, тостом и черным кофе.

Удивительно скудно и просто, особенно для человека, у которого, как видно, есть доступ ко всему. И к бабушкиной сковороде в том числе.

– Доброе утро, – тихо здороваюсь и, замерев в дверном проеме, не знаю, что мне делать. Понятное дело – быть активнее, но я еще в стадии адаптации.

– Садись, садись, – кивает Степанида. – Завтракать будешь?

– Наверное, я должна была этот завтрак сделать? – говорю, и в этот момент «щедрость» поднимает на меня взгляд. Скользит по щеке, цепляет уголок губ, медленно сползает ниже и замирает на моих сцепленных ладонях.

По телу прокатывается жар.

– Успеешь ещё. Артём у нас сегодня за повара. Да и мальчики сами готовили, я вот, – показывает на свою тарелку, – к ним присоединилась. – Обычно без завтрака обхожусь. Позже весь свой распорядок дня расскажу.

«Подарочек», на удивление, ведёт себя очень тихо, не шутит, услужлив с бабулей Демьяна. Неужто и впрямь побаивается ее?

– Вещи перебрала? – уточняет Степанида.

– Да, – киваю я.

– Вот и замечательно. Артём, помоги тогда Мише.

– Завтра, ба, – произносит Демьян, заканчивая со своим омлетом. – Мы сейчас обратно. Куча работы. Как освобожусь, приедем. Попрощаться и в дорогу. Столица ждет. Я и так тут почти две недели провел. Больше не могу.

– И то правда, Дёмушка. Быстро время пролетело…

– Так что вы сегодня сами справляйтесь. Ну и билеты тебе распечатаю, помню. Хотя все сейчас в электронном формате, и я тебе показывал, как пользоваться. Буквально в два клика.

– Ой, – машет Степанида на него рукой. – Показывал он. Миша теперь есть. Она наверняка разбирается, ей все расскажешь.

– Да точно, надо взять тебе билет, – допивает кофе на ходу и все так же не сводит с меня глаз, отчего мое лицо не просто горит, а уже пылает. – Пухлый, все, – обращается к Артему и переводит наконец взгляд на него. – Заканчивай тут. Времени в обрез.

Наблюдаю, как “щедрость” собирается, и ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он уезжал. Но есть и хорошая новость: в Москву хочу. Поступить в институт. Заработать денег. Купить нормальные вещи. Сделать хоть что-то, чтобы вырваться из этой петли, из этого замкнутого круга. И стать хотя бы немного такой, как он. Спокойной. Уверенной. Видно же, что у него всё получается.

“Щедрость” почти уходит. Я слышу, как он открывает входную дверь, и, извинившись, выхожу из-за стола.

– Демьян! – окликаю его уже на улице, выбегая за ним следом босая.

Он останавливается, снова задерживает на мне взгляд.

– Я попросить хотела, можно?..

– Нельзя, – сразу припечатывает отказом.

Теряюсь от его твердого тона.

– Ты ведь даже не выслушал… – произношу уже тише.

– Правильно. Потому что «нельзя» бывает для тех, кто спрашивает. Ещё раз начни.

Изо всех сил стараюсь подавить вдруг откуда-то взявшееся раздражение. И снова хочется сказать ему что-то обидное в ответ. Но весовые категории у нас разные. Во всех смыслах.

– Мне нужна симка.

Раз телефон новый, то и пусть все новое будет.

– И все?

Кожа опять горит огнём в том месте, где он вчера касался, будто пустили сотни огненных стрел. Или это в голове все? Она же подкидывает эти картинки и образы. Тогда откуда ощущения?..

– Да.

– Без проблем. Буду в городе, оформлю.

– Спасибо. И за воду.

Демьян прищуривает глаза, почти как вчера, а я делаю шаг назад, потому что внутри вспыхивает совершенно противоположное желание – приблизиться. От этого чувствую себя максимально глупо. Флиртовать не умею, с парнями общаться не умею, но общество Демьяна до чертиков будоражит и я не знаю, как с этим быть. И чтобы уж вконец не попрощаться со своей самооценкой, первой разворачиваюсь и ухожу. А в доме дух перевести не получается, в прихожей сталкиваюсь с Артёмом.

– Ну как? Нравится тут? – интересуется с иронией.

– Да, – хотя это отчасти лишь правда. Я еще до конца сама не поняла. Возможно, на это уйдут дни. Или даже недели.

– Вот и аминь, – крестит меня. – Я пас. Старость хоть и уважаю, но на своей территории спокойнее. Ну, а ты тут давай не расслабляйся, – показывает на пучок сухоцвета. – Изучай все как следует, каждую травинку. И учет обязательно веди.

Опять насмехается. А при бабушке был ну сущий ангел.

– До твоего приезда пару заговоров выучу и потренируюсь на тебе.

– На отчиме своем для начала потренируйся. И по-братски прошу, подкинь ей эту идею. А то у меня стойкое ощущение, что она реально какие-то эксперименты на мне ставит. Захожу – прям дурно становится. А ты тут жить собралась. Мои сочувствия.

– Ты поэтому такой тихий рядом с ней? Потому что тебе нехорошо?

– Да. А мне еще домой возвращаться. У меня невеста. Свадьба. И все дела.

А вот это было максимально неожиданно. Совершенно не укладывается в голове. “Подарочек”, невеста и свадьба…

– Всё, до завтра. А лучше – до послезавтра. Хоть бы Демьяну работы сегодня подкинули, – напоследок крестит меня ещё раз и выходит.

Артём торопится по дорожке к машине, а я до сих пор в шоке пребываю. Он, может, пошутил про свадьбу…

11 глава

После обеда в дом начинают приходить люди. Один, потом другой. По очереди. Степанида принимает их на кухне – дверь туда закрыта.

Мне поручает полить травы, пройтись по саду и потом рассказать, что интересного увидела. Разрешает заглянуть в старый дом. Я решаю: раз уж все равно иду в ту сторону, заодно отнесу ненужную сумку и найду, где стоит мусорный бак. Надо бы вытащить и ту, где совсем старье.

До вечера маюсь ерундой и до мельчайших деталей все кругом осматриваю. Даже старый дом, хотя там ничего примечательного. Всякая рухлядь да пыль.

Наконец посетители уходят. Степанида, правда, не торопится подниматься со стула. Уже почти час сидит на кухне и смотрит в одну точку. Как будто впала в транс.

– Всё в порядке? – тихо уточняю, не зная, можно ли ее трогать, или лучше не стоит.

Не отзывается.

Подхожу ближе, касаюсь плеча. Она вздрагивает и резко перехватывает мою кисть.

– В аптечке обезболивающее. Принеси, – кивает на полку.

Нахожу не с первого раза. Ставлю перед ней голубой контейнер, наливаю воду. Она достает блистер и запивает таблетку.

– Приготовить ужин? – предлагаю я.

– Нет. Не хочу. Воды в новый стакан налей.

Делаю, как она говорит и протягиваю его. Она забирает. Что-то шепчет, будто наговаривает на воду. Или мне кажется. Но смотрит на неё и еле заметно двигает губами.

– Пей, – дает мне.

– Что?.. – внутри всё опять обмирает. Не хочу. Зачем это?..

– Ещё завтра день, и там решу, что с тобой дальше делать. Считай, это мои условия.

– Мне вчера было плохо…

Смотрит на меня, будто я какая-то непутевая.

– Пока не объясните – не буду, – настаиваю я.

Сжимает губы, отчего морщины на лице становятся ещё чётче.

– Что непонятного? Знаний во мне много. Ищу, кому передать. От тебя чувствительность идёт. Может, толк будет. Вот и проверяю. Если подойдёшь, то научу всему. Пей.

– А если я не хочу пить и этому всему учиться?

– А бывает, что и не спрашивают. Не через меня, так насильно. Через плохие события всё это приходит. Лучше уж по своей воле и при мне. Не просто так ты тут появилась. Особенно если через него пришла.

– Через кого?

Степанида раздраженно закатывает глаза.

– Кто тебя сюда привез?

– Демьян. Постойте… Вы ему тоже пытались вот эту воду?

– Нет. Он не подходит, – грубо обрывает. – Женщина должна быть. Что-то есть в тебе, не пойму что именно, – задумчиво разглядывает. – Вряд ли со стороны матери, раз там наследственность слабая. А вот со стороны отца… Говоришь ничего не знаешь про него?

Отрицательно качаю головой.

– Даже имени.

– А отчество чьё носишь?

– Деда. Хотя ни бабушку, ни дедушку я никогда не видела. Мама сказала, они рано умерли.

– Ладно, – вздыхает. – Устала я. Пей. И пойду отдохну. И ты тоже.

– Мне точно не станет плохо? – ещё раз спрашиваю.

– Сегодня – точно.

Смотрю на Степаниду, на ее сжатые губы, на синеватые пальцы, на усталые глаза, которые будто смотрят сквозь меня. И беру стакан. Губы прикасаются к стеклу, и не покидает ощущение, что я у нее как подопытная.

Вода теплая. Оставляет вкус на языке, которого раньше не было. Делаю глоток. Второй. Хочу поставить на стол, но Степанида придерживает стакан.

– До дна.

В отличие от вчера, сегодня я и правда ничего не чувствую. Но… слегка странная бабуля, участок с двумя постройками и ее внук-красавчик – все это больше похоже на завязку триллера. Завтра пойду смотреть старый дом еще раз. Вдруг там подвал, и таких учениц, как вчерашняя, с десяток валяется в погребе. Мертвых. А я следующая? Почему бы и нет. Родни нет, друзей почти нет – никто и не хватится.

Степанида просит прибраться на кухне и завтра нарвать траву, которую сама выращивает в конце двора. Упоминает день летнего солнцестояния. Но мне это ни о чём не говорит. Конечно, погуглить не помешало бы. И про Демьяна тоже… Но я фамилии его не знаю. Сейчас же все про всех можно найти. Точно.

– Степанида, – обращаюсь к старушке, когда та встает и собирается уходить. – А какая у вас фамилия?

– Хрущёва. Но у него другая фамилия, по отцу. Тот ещё негодяй, конечно, но мать его, подлеца этого, любила до безумия. А он… чтобы его там черти в аду ещё раз сожгли до пепла… обоих до ручки довёл.

От смущения хочу превратиться в горошину и закатиться под плинтус. Вот как она догадалась?

– Я… вы не так поняли.

– Приберись и спать иди. Утром расскажешь, что снилось.

Всё-таки с «щедростью» и «подарочком» комфортнее было здесь находиться в разы.

Но выбор, как бы, и невелик. К Петру – ни за что. Лучше уж эту воду наговоренную пить и травы помогать выращивать.

Убравшись на кухне, пью чай и поднимаюсь в свою комнату. Открываю телефон и кладу обратно. Без симки работать отказывается, а свою вставлять не хочу. Хотя, по идее, надо бы. Ире позвонить, на работу заехать за деньгами. Я там, как-никак, две недели с начала месяца отработала. Деньги небольшие, но всё же.

Ладно. Дождусь Демьяна с новой симкой. Если уж решила всё заново начать, надо придерживаться выбранной стратегии.

Я засыпаю поздно и под звуки стрекочущих сверчков. Перед сном снова думаю о «щедрости», разбавляя всю эту романтическую дребедень мыслями о хорроре. Потому что всё происходящее действительно на него смахивает. Особенно после сна, в котором появляется какая-то молодая женщина – брюнетка в длинном белом платье до пола, с распущенными красивыми волосами. Она куда-то зовёт меня, а я не хочу идти. Стою и смотрю на нее – мы как две противоположности. Я пониже ростом, светлая, внешне не такая яркая, как она. Она берет меня за руку, ведет за собой, и жара, как от прикосновений Демьяна, я не чувствую – наоборот, сковывающий холод. Мы оказываемся на темной дороге. Мне страшно. Её хватка причиняет жуткую боль. Невыносимо. Я пытаюсь убежать, проснуться, но она вцепилась и не отпускает.

Открываю глаза и буквально подпрыгиваю на кровати. Прижимаю ладонь к бешено колотящемуся сердцу и щурюсь от яркого солнечного света, заливающего комнату. Может, именно он меня и разбудил? Потому что во сне было темно, тесно и неуютно.

Поворачиваюсь к тумбочке. Вчера здесь стояла вода. Сегодня – пусто. А я бы не отказалась попить.

Кое-как пересиливаю себя и встаю. Спускаюсь вниз. Степанида уже на кухне. Заметив меня, перестает крошить какие-то травы и поднимает взгляд. Смотрит внимательно.

– Ну как? Что-то приснилось? – спокойно спрашивает в ответ на мое «доброе утро».

– Ничего, – не знаю, зачем вру.

Наверное, потому что не хочу признавать все эти странности, которые происходят со мной рядом с этой женщиной и в ее доме. Да впрочем, с ее внуком тоже. Вон как я на Демьяна реагирую. И совершенно не могу это в себе контролировать.

– Что она тебе говорила? – игнорирует мою ложь.

Наливаю воду в стакан. Ухмыляюсь. Мама всегда говорила, что врать я не умею – все на лице написано.

– Молчала. Привела на дорогу и не сказала ни слова. Держала за руку, и мне было очень страшно. А сейчас плохо. Все?

Степанида как-то грустно улыбается.

– Больше не буду никаких наговоров ваших пить. Хватит с меня. В помощницы я нанималась по дому, по хозяйству, уколы там, если надо сделать, в магазины съездить. Но не вот это вот все, – обвожу глазами кухню и показываю взглядом на ее травы, которые она умело шинкует ножом. – Полно же желающих, наверное, все это узнать, перенять, изучить… но не у меня.

– Будто с Демьяном разговариваю. Одни сухие факты. И полное отрицание своей силы.

Ну хоть что-то у нас с ним общее.

– А кем ваш внук работает?

Мне правда интересно. Если не у «щедрости», так хоть у его бабушки узнаю, кто он по профессии.

– Юридический закончил. Адвокат. Важного из себя строит, а сам вот приезжает, и видно же, не хочет обратно в свою Москву. Еще и меня туда переманить пытается. А я не поеду. Тут мое место.

Ага, среди трав и всей этой странной атрибутики. Может, Демьян и прав: старушку бы поближе к цивилизации забрать. Ведь и правда не отдыхает, все время кто-то приходит, просит о помощи. С виду Степанида крепкая, но это обманчиво. Похоже, обезболивающее она пьёт каждый день. А сегодня снова на ногах, крошит травы, хотя с рукой явно что-то не так. По-хорошему, ей бы не всех спасать, а самой немного передохнуть и заняться здоровьем.

– Кто это была во сне? Вы? Только в молодости?

– Нет, не я. Но это хорошо, что она тебе приснилась.

– Кто она?

Степанида молчит, чем поднимает внутри меня сильную волну негодования. Ненавижу загадки.

– Мне ещё травы надо. Мяту. У пруда растет. Принеси.

– Хорошо. Только переоденусь.

В шортах-то и топе поудобнее будет, да и вон какая духота уже с утра.

– Так иди, – настаивает она, бросив на меня взгляд. – Мне прямо сейчас нужно. Сию секунду. Пошевеливайся.

Закатываю глаза, глотая раздражение. Ей-богу, свихнусь тут.

12 глава

Что за срочность, что за сиюминутная необходимость. Даже переодеться не дала. Еще и голова тяжелая после ночи и этого странного сна. Хоть Стёпа и сказала, что это была не она, но я почти уверена, что как раз наоборот. Надо попросить как бы невзначай у Демьяна показать его бабушку в молодости. А то, что волосы седые… ну так это нормально. У всех седеют с возрастом.

Наклоняюсь к мяте, пальцы обдает прохладой, хотя солнце уже высоко. Наверное, из-за влажности от воды. Сколько ее нарвать надо? Два пучка, три? Четыре? Подношу листья к носу – приятно пахнут. Аж чая захотелось с травами. Мама любила. И я тоже люблю. А теперь, наверное, даже еще больше… Пахнет ею.

Тянусь за новыми листьями, задумавшись, и нога вдруг соскальзывает. Не удержав равновесия, я плюхаюсь в воду – прямо к искусственным лебедям. Вместе со всеми нарванными кустиками, которые теперь плавают в воде рядом со мной.

Да черт же возьми!

Холод пронзает так, что перехватывает голос, и он тонет в тихом вскрике. На улице же тепло, а вода в пруду будто из колодца! Майка тут же прилипает, соски упираются в мокрую ткань. И ноги сводит от судороги. Ужас какой. Вот так люди на глубине умирают?

И поэтому не переодевайся, да, Миша? Все равно придется же. Нет, точно что-то видит. Ну или “подарочек” не пошутил про эти странные проклятия и свои недомогания. У меня теперь вот тоже… Боже, зачем вообще полусонную и полувялую отправляла за этой травой? Уфф. И мне же как-то в этих условиях жить и существовать… Есть от этого какие-то обереги?

Хочу выругаться, но вместо этого выходит сиплый и сдавленный смешок. Из плюсов: голова проходит и в ней снова ясно становится. Ну, еще бы… от таких манипуляций и холодного душа.

Дергаюсь, испытывая боль в ноге, и пытаюсь выбраться, нащупывая ступнями камни. И как только на них становлюсь, вдруг замечаю тень у пруда. Поднимаю голову и замираю. Демьян стоит у самой кромки воды: в джинсах, светлой футболке. Секунду смотрит мне в лицо, а потом его взгляд скользит ниже, задерживается на груди, и каждая капля на коже вдруг становится тяжелой. А к щекам, несмотря на холод, приливает жар.

– Окунуться решила? – спрашивает спокойно, как будто поинтересовался погодой. – Так речка недалеко, там заходить удобнее.

От ледяной воды зубы стучат, голос дрожит:

– Сама не поняла, как… Я оступилась.

Он продолжает смотреть так, что дрожь лишь усиливается. А затем скидывает кроссовки, закатывает джинсы и медленно заходит в воду. Почти до колена, и впритык ко мне. Я цепенею, сердце колотится, в ушах шум. Все как в ту ночь. Хотя нет. Сегодня даже сильнее. Тут адреналин, помноженный на два. От которого даже голова кружится.

– Давай руку, – протягивает свою.

Я не сразу решаюсь сделать, как он говорит. Но всё же делаю. Потому что обратно в ледяную воду по горло не хочу. Его пальцы горячие – в отличие от моих. Он просто удерживает, пока я ступаю за ним и выбираюсь. Вода стекает по ногам, ночная облепила тело будто вторая кожа. Хочется закрыться руками, но они почему-то висят по швам. Смотрю на Демьяна и глаз отвести не могу. Такой он красивый. Со всех ракурсов.

– Мяту собирала?

– Да, только досталась она лебедям, а не Степаниде…

Отвожу взгляд, но не знаю, куда смотреть. И в голове паника: «ты смешная, мокрая, девчонка деревенская, и ситуация у тебя – одна за одной нелепее не придумаешь». А завтра он уедет. И мне опять хочется расплакаться от этой мысли. Буду полночи Чикатило их на пару со Степанидой представлять. Вот!

– Вообще себя не бережешь? – мягко спрашивает. – Любишь экстремальные купания?

Я все-таки поднимаю взгляд. Он смотрит открыто и будто изучает. Внутри вспыхивает что-то странное. Как и в тот вечер, когда он ушёл, а я бы хотела, чтобы остался. Правда, что бы делала, не знаю. Опыта нет. Даже флиртовать не умею.

– Я бесконечно аккуратная. Просто сегодня не тот день. – Слова всё же находят выход, но рот пересох, и получается шёпот.

«Щедрость» слегка улыбается, а у меня от этой едва заметной улыбки по спине бегут мурашки. И рука всё еще в его ладони; замечаю это и сама пугаюсь. Пытаюсь выдернуть, но он не отпускает сразу, лишь ослабляет пальцы, давая выбор. Я тут же убираю ладонь, чувствуя, как кожа там пульсирует.

– Ты красивая, Миша. Даже если не привыкла к вниманию, – говорит он, от чего кровь приливает к лицу, правильно считывая мои реакции и смущение.

Слова греют и пугают одновременно. Привыкла? Смешно. Я никогда не слышала такого напрямую. И не знаю, что делать с этим знанием.

– Пошли домой, переоденешься.

Демьян выходит первым и, ступив на берег, протягивает руку снова. Я хватаюсь без колебаний и шлёпаю за ним по гравийной дорожке. У крыльца он вдруг останавливается, не отпуская пальцы. Смотрит на капли, стекающие с моего локтя.

– Когда приедешь в Москву, покажу, где можно утонуть. Но без камней под ногами. И вода там точно будет теплее.

Он легко сжимает пальцы и отпускает. Заходит в дом первым. Я дышу разгоряченным воздухом и понимаю: обе Миши: та, что робеет от каждого его взгляда, и та, что вспыхивает от одного прикосновения, сейчас заодно и обе хотят внимания «щедрости» и заочно грустят и тоскуют по нему, хотя он еще никуда не уехал.

Мне вдруг хочется снова в воду. Ледяную. Когда эти двое заодно и в сговоре, становится еще страшнее. Это что за новшества такие?

Однако эти ощущения внутри от прикосновений Демьяна, кажутся самыми лучшими и трепетными за все мои восемнадцать лет.

Степаниду застаем на кухне, она уже моет разделочную доску. Заметив нас, даже и не выглядит удивленной, и про траву свою ничего не спрашивает.

– У меня прием через полчаса. Завтракать будете? – идет к холодильнику. – А Артема где потерял? – обращается уже к внуку.

– В Ижевск завез. У него дела.

– Со мной боится пересекаться, – хмыкает Степанида. – Вот и все дела, – задерживает, наконец, на мне взгляд.

Обнимаю себя за плечи. С меня вода капает, я дурой неуклюжей себя чувствую. А трава уже не пригодилась. Это как?

– Пойду переоденусь и уберу потом разводы. Я не буду есть, спасибо, – тихо произношу и иду наверх.

Закрыв в ванной дверь, бросаюсь к зеркалу и ужасаюсь. Я в этой ночнушке, прилипшей к телу, словно и вовсе голышом! Сдираю с себя мокрую одежду и становлюсь под тёплый душ. Меня всю колотит. А когда закрываю глаза, перед ними возникает лицо «щедрости». Его слова: «Ты красивая, Миша».

Неужели правда красивая или он просто меня приободрить решил?

Приведя себя немного в порядок, я смотрю на дверь, но выйти не решаюсь. Тем более спуститься. Но, вспомнив, что сегодня, возможно, последний день, когда “щедрость” тут, натягиваю джинсы, футболку и выхожу.

На кухне уже никого. Бабушка и внук на террасе пьют чай. Их видно через небольшое окно. Я приближаюсь и слышу отрывки разговора. Про поездку в Москву, а еще про больницу.

Осторожно выхожу на террасу, пытаясь справиться с волнением. Степанида и Демьян сразу поднимают глаза на меня.

– Уже переоделась? – бабушка тепло улыбается, оглядывая меня с ног до головы. – Проходи, садись. Чай ещё тёплый. С травами. Любишь же?

Точно, ведьма!

Я смущенно киваю и опускаюсь на свободный стул. От утреннего конфуза остался лишь легкий румянец, но сердце всё равно стучит, когда ощущаю на себе взгляд Демьяна.

– Как ты? Отогрелась?

– Всё в порядке, – отвечаю тихо, пряча прядь волос за ухо.

– На вот, – вмешивается Степанида, подвигая ко мне чашку горячего чая. – Пей. А то простынешь еще после таких купаний. Аккуратнее же надо, деточка.

Обхватываю кружку ладонями.

– Я слышала, вы про Москву и больницу говорили, – решаюсь подать голос, чтобы отвлечься от своих мыслей о Демьяне и “подставе” Степаниды. Хотя в чем она виновата, если я неуклюжая? – У вас что-то серьезное случилось?

Степанида отмахивается и тут же меняется в настроении.

– Руки у меня болят. Да много что из строя выходит, – вздыхает она.

– На обезболивающих сильных она. Ты же сама знаешь, что так дальше нельзя, только хуже станет, – Демьян качает головой.

– Я сама себе врач, – бурчит Степанида и вдруг морщится, прижав руку к пояснице. Видно, резкая боль пронзила. Но, заметив наше беспокойство, старушка выпрямляется. – Ладно-ладно, посмотрим. До Москвы еще добраться надо, а у меня тут дел много…

Она резко меняет тему:

– Миша, милая, принеси-ка малины из кухни. К чаю хорошо пойдет. И согреешься быстрее.

Быстро поднимаюсь и иду выполнять поручение. Когда возвращаюсь с баночкой малинового варенья, на террасе появляется незнакомый человек. Наверное, посетитель Степаниды. Они заходят в дом, и мы с Демьяном остаемся вдвоем.

Я нервничаю, вертя в пальцах ложку. После всего бросает то в жар, то в холод. И я будто в той самой ночной перед ним, а не в джинсах и футболке сижу.

“Щедрость” откидывается на спинку стула, вытягивая ноги. Выглядит расслабленным. Футболка облегает плечи, джинсы под коленями всё ещё немного влажные после утреннего купания. Опускаю лицо, чувствуя, как щеки начинают гореть. Перед глазами встает картина, как он заходил ко мне в пруд, закатав эти самые джинсы, как смотрел… И кажется, начинаю краснеть еще сильнее. Что за дурацкая реакция?

Вдруг Демьян наклоняется чуть вперед и тянется ко мне через стол:

– Я тут вспомнил… – говорит негромко. – Ты же хотела новую сим-карту.

Удивленно моргаю. Хотела? А, точно… вчера я мельком обмолвилась, что мечтаю выкинуть старый номер, чтобы начать все с чистого листа.

– Ты… купил её?

Демьян достает из кармана небольшую пластиковую карточку, протягивает мне. Его длинные пальцы на секунду касаются моей ладони, когда я принимаю пакетик с симкой. По коже пробегает легкий разряд, заставляя затаить дыхание. И снова смутиться.

– Номер новый. Как и хотела. На себя оформил.

Я смотрю то на него, то на сим-карту у себя в руках. Щедрость. Про себя усмехаюсь этому внезапно пришедшему в голову слову, когда впервые его увидела в то утро. Демьян ведь совсем не обязан был помогать, тратить свое время на такую мелочь для меня, но сделал это… Снова.

– Спасибо, – шепчу растроганно. – Огромное.

– Не за что. Давай телефон, вставим, проверим, работает ли.

– Он наверху…

– Неси. Пока пьешь чай, я все сделаю.

Встаю с кресла и мчусь в комнату, возвращаюсь с двумя аппаратами. Отдаю их Демьяну и, попивая свой чай, наблюдаю, как он быстро и ловко вставляет новый чип, нажимает кнопку включения. Экран загорается и телефон загружается с новой симкой.

– Ну вот, – протягивает мне сотовый. – Поздравляю с обновкой.

На экране высвечивается меню, и первое, что замечаю – индикатор сети полный. Новый номер активирован. Правда, телефонная книга совершенно чистая, ни одного имени. Но ничего страшного. Мне в принципе кроме Степаниды ничьи контакты сейчас и не нужны.

Допив чай, убираю все под навес. Пока идут приемы, Степу тревожить нельзя.

– Я отъеду на часа два, – Демьян встает из кресла. – Постарайся без меня больше никуда не падать, ладно? – задорно подмигивает.

Долго смотрю вслед Демьяну пока он не скрывается из виду на своей машине и чтобы не придумывать на его счет лишнего, решаю заняться делом.

Беру плетеную корзинку и снова иду к пруду. На улице припекает солнце, но у воды все так же прохладно. Искусственные лебеди мирно дрейфуют у дальней кромки. В окружении мяты.

Подхожу к тому месту, где сегодня утром оступилась. Присаживаюсь на корточки и принимаюсь аккуратно состригать новые стебли ножом, стараясь думать только о деле и заново не спикировать в воду. Но мысли упорно возвращаются к Демьяну. Для меня это все впервые. Каждый его взгляд, каждое касание – как электричество. Я чувствую себя глупой, наивной, но ничего не могу с собой поделать. Нравится он мне. Очень нравится.

Отрываю очередной пучок мяты и кладу в корзинку. Пожалуй, хватит. Но прежде чем уйти, наклоняюсь и вылавливаю дрейфующие кустики ладонью которые в силах поймать. Стряхиваю воду с листьев и бросаю трофеи в корзинку к остальной свежей зелени.

Когда возвращаюсь к дому, чувствую, как сил поубавилось. Хотя что такого сделала? Но ощущаю, как на лбу выступает испарина. И горле неприятно першит, хочется пить…

Посетитель Степаниды уходит и в промежутке между приемами я уточняю, что мне нужно еще сделать. Она отвечает, что на сегодня я свободна.

Поднимаюсь в свою комнату, залипаю немного в телефоне, настраивая аппарат под себя и не замечаю, как проваливаюсь в сон, а просыпаюсь уже поздним вечером. Кругом темнота, состояние как-то непонятное, будто хочу заболеть. Это все мои утренние купания?

13 глава

Тапаю по экрану, посмотреть время, и удивляюсь. Ничего себе, я проспала почти пять часов, и меня никто не разбудил! В целом грех жаловаться на Степаниду и ее странное поведение, потому что у меня здесь прям курортные условия. Что хочу, то и делаю. Всем бы такую работу.

Поднимаюсь, чувствуя ломоту в теле. Чуть пошатываясь от слабости, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.

В доме тихо. На кухне пусто. Я выглядываю на террасу – и там никого. Странно, время ведь не такое уж позднее. Неужели все разошлись по комнатам отдыхать?