Вечернюю дремотную тишину, царящую во дворе дома номер сто шестьдесят пять, что стоял в самом конце переулка Старый Вяз, нарушил звук чьих-то неспешных шагов. Снег мягко похрустывал под башмаками путника, а вскоре над крыльцом первого подъезда вспыхнул фонарь, и в его свете Дом всмотрелся в гостя, пришедшего в поздний час – старика в красной шубе, подпоясанной кушаком. В руках он держал деревянный посох, но не опирался на него, а легко касался им дороги, и шаги его были широкими и уверенными.
– Я мог бы и догадаться, кто к нам пожаловал, – подумал Дом, приветливо мигнув лампой.
Старик появлялся именно тогда, когда окна и стены начинали сверкать разноцветными огоньками гирлянд, а в гостиных появлялись пахучие ели, приходил и стучался в двери тех квартир, за которыми обитали самые маленькие жильцы.
– Не понимаю, – размышлял Дом, наблюдая, как пятилетняя Варя из второй квартиры восторженно замерла в коридоре, увидев в дверях гостя с большим мешком на спине. – Почему дети так радуются его подаркам? Даже больше, чем тем, которые им покупают родители? Что особенного в этом старце?
С тех самых пор, как много десятилетий назад Дом впервые увидел деда на своём пороге, он так и не разглядел его лица: подбородок всегда скрывала длинная борода, над глазами нависали кустистые брови. Бывало, глянет из-под них, блеснёт в его глазах хитринка, будто старик знает, что перед ним не просто бездушные кирпичные стены.
Вот и сейчас, дед вышел из подъезда, оглянулся на заскрипевшую входную дверь и, окинув внимательным взглядом весь дом целиком, неодобрительно покачал головой:
– Непорядок.
Коснулся дверных петель своим посохом, на кончике которого вдруг засверкали снежинки, окутали на мгновение всю дверь белоснежным инеем и также быстро растаяли.
– Мой тебе подарок. Прощай, до будущей зимы – и зашагал к соседней многоэтажке.
Припозднившийся жилец Плюхин вошёл в подъезд минутой позже, дверь мягко закрылась, щёлкнув замком за его спиной, не издав ни одного скрипа.
– Благодарю, – спохватился Дом. – Жду в следующем году-у, – загудел вслед Деду пустым водостоком.
Жилец вздрогнул, удивлённо огляделся, но, не обнаружив источник неожиданного гула, открыл дверь своей квартиры и тихо, на цыпочках, вошёл внутрь. На кухне горел свет, и раздавались голоса. Он заглянул в гостиную. В ней никого не было, огоньки на ёлке мигали, освещая всё вокруг то синим, то красным, то жёлтым светом. Мужчина подошёл к ёлке и спрятал под нижними ветвями коробочку в яркой упаковке.
– Что? Что там такое? – В Доме проснулось любопытство. – Ещё одна железная дорога? Подаренная в прошлом году валялась под кроватью. После того как у паровозика отвалилось колесо и перестал работать гудок, который своим пронзительным «ту-ту» пугал младшую сестрёнку, Тимошка потерял к ней интерес.
– Нет, коробка от железной дороги была значительно больше. – Дом с азартом гадал вместе с детьми, что же скрывается под яркой шуршащей обёрткой.
Он с интересом следил за всей праздничной суматохой, которую устраивали его жильцы, и за предпраздничной суетой тоже. Как-то его самая старая жиличка Наденька сказала, что предвкушение праздника порой даже лучше самого праздника.
– Как это? – он сначала удивился, но потом согласился: скучно и обыденно было тем, кто просто ждал, а те, кто активно украшали дом, выбирали для родных подарки, готовили карнавальные костюмы, выглядели счастливыми.
***
В канун Нового года все квартиры сияли огнями, звучала музыка, телевизоры работали до середины ночи даже в тех квартирах, где праздник прошёл тихо и скромно. Провода гудели так напряженно, что Дому стало немного тревожно: выдержит ли нагрузку его старая электросеть? Не повторится ли прошлогоднее бедствие, когда от перенапряжения вспыхнула проводка и загорелась ёлка? Ему тогда просто чудом удалось затушить пожар, окатив горящее дерево водой из прорвавшего радиатора отопления.
Он проскользнул по проводам из одной квартиры в другую, то задерживаясь у праздничных столов и прислушиваясь к разговорам, то забавлялся, глядя, как танцуют или весело дурачатся его жильцы.
А вот в пятнадцатой квартире, освещённой только светом от экрана, было спокойно. Маргарита Петровна под приглушённый звук телевизора дремала в кресле.
– Опять одна, – Дом терялся в догадках, почему пожилая женщина вот уже второй год встречает Новый год в одиночестве, ведь прежде она всегда отмечала этот праздник со своей старшей сестрой, которая приезжала к ней из того места, которое они называли деревней. Дома в той деревне, по рассказам, были небольшими – всего-то один-два этажа.
Он знал обо всём, что происходит в каждой квартире и комнате – от подвала до чердака, но вот о том, чем живёт мир за пределами его стен, мог только судить по разговорам своих жильцов и телепередачам. Особенно ему нравились передачи о сверхъестественных явлениях – он чувствовал, будто сам был частью этих чудес.
За дверью шестнадцатой также тихо работал телевизор. С самого утра здешняя жиличка Таисия Ивановна суетилась на кухне: кухонный комбайн гудел непрерывно, замешивая тесто и взбивая крем. Сейчас готовый торт, украшенный марципановыми ёлочками, стоял на столике у кресла, в котором сидела сама хозяйка квартиры с чашечкой чая в руках. В углу комнаты сверкала нарядная искусственная ёлка. Эта картина была привычной: Таисия Ивановна всегда встречала Новый год в компании телевизора.