Читать онлайн Бернаут. Второй раунд

Плейлист

AJR – «Weak»

YUNGBLUD, Halsey feat. Travis Barker – «11 Minutes»

One ok rock – «Unforgettable»

Linkin Park – «Somewhere I Belong»

Twenty One Pilots – «Doubt»

The Score, Awolnation – «Carry on»

One ok rock – «Stand Out Fit in»

The Man Who – «Bet on You»

The Fray – «How to Save the Life»

The Fray – «Never Say Never»

Limp Bizkit – «Behind Blue Eyes»

Всем, кто вновь и вновь находит в себе мужество подняться

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПРОЛОГ (Бланж)

Мне двенадцать. Я стою у самого края обрыва. Под ногами больше пятнадцати метров пустоты, и я умираю от страха.

Ветер треплет челку, и я поеживаюсь, словно пытаясь от него закрыться. Холодно. А может, только кажется. Ветер толкает обратно, как будто подсказывая, что прыгать вниз – дурная затея, блажь, глупость… Да я и сам это прекрасно знаю. Вот только ледяные пальцы на шее холоднее, чем ветер, к тому же явно сильнее и подталкивают в другую сторону.

– Хватит дрожать, черт тебя подери! Не будь трусом!

В горле ком такого размера, что не проглотить, даже если очень сильно захочется. Легкие печет, а левое запястье ноет: отец слишком сильно тянул за него, «уговаривая». Но это ничто по сравнению с тем, что дурацкие глаза слезятся. Ветер. Хорошо хоть, что все можно списать на него.

– Давай быстрее. Не позорь меня! Все уже над нами смеются.

Я оборачиваюсь, бросая беглый взгляд на сидящую неподалеку компанию: веселый отдых отцов и сыновей, три семьи, среди которых я всегда самый младший. Самый слабый. Самый худой и мелкий. Как будто я могу по своему желанию вырасти хоть на дюйм. Но все это – исключительно по мнению моего предка. Потому что другим, кажется, все равно. Они в нашу сторону даже не смотрят. Кому какое дело вообще? Вот только чужая рука все так же подталкивает в шею…

– Если бы здесь был твой брат…

Договаривать ему не обязательно. Я и сам понимаю, почему оказался тут. Это своего рода наказание. За то, что променял спорт, который отец для меня выбрал, на тот, что принадлежал брату. За то, что сделал это специально, с одной лишь целью – его побесить. За то, что ни разу не взял трубку, когда звонил Лаклан. И за то, что я сейчас здесь, а его нет.

А начиналось все как простая шутка… Сын отцовского босса сказал, что мне не хватит смелости. Не отрывая взгляда от телефона в руках, я безразлично пожал плечами. Наплевать, но только не моему отцу.

– Докажи им, что ты не девчонка!

Бред. Глупости. Кто-то даже попытался отговорить его, рассмеявшись, что это полная чушь и детские провокации. Никогда никто из мальчишек моего возраста не прыгал с этого участка берега озера Бром – они лишь треплются. Тут и когда умеешь – разбиться раз плюнуть, а когда нет – все равно что сигануть на бетон с высоты птичьего полета. Но что они могут знать о том, что такое настоящая «закалка мужского характера»? Все они воспитывают «жалких сопляков».

– Мой сын не какой-то трус, – произнес отец, а потом потащил меня туда, где виднелось металлическое ограждение, перешагнув через которое мы оказались там, где оказались.

И теперь он подталкивает меня в спину, не давая сделать шаг назад – только вперед: прыгнуть и, даст Бог, не разбиться. Мне же изо всех сил хочется зацепиться хоть за что-нибудь, но вокруг только ветер. И рука отца, за чей рукав я до сих пор держусь, как будто мне три года.

– Отрасти уже наконец яйца. – Он пытается стряхнуть мою руку, вырывая из пальцев свою спортивную куртку.

В его дыхании ощутимо чувствуется запах пива. Ненавижу пиво. И отца тоже ненавижу. И свой страх. Потому что знаю: стоит с губ сорваться хоть единому всхлипу – он не станет церемониться: швырнет меня вниз сам, и еще неизвестно, чем это все может кончиться.

Если бы здесь был Лаклан, он бы не позволил этому произойти. Он точно нашел бы способ усмирить отца и бросить эту дурную затею. Но я запрещаю себе об этом думать. Его больше нет. «Лаклан мертв, – произношу я мысленно. – Теперь есть только ты сам. И только на себя можно надеяться». А пока остается пара секунд, чтобы заткнуть глотку вопящему ужасу, действительно отрастить яйца и принять неизбежное: я прыгну.

– Черт бы тебя побрал, ссыкун малолетний, – цедит отец, снимая кроссовки и отбрасывая их в сторону. – Отойди, придется показать тебе пример. Двигай. Прыгнем вместе.

Я оборачиваюсь, поднимая на отца полный волнения и благодарности взгляд. Не спрашиваю: «Правда? Ты правда сделаешь это?» Я слышу только одно слово – «вместе», а больше мне знать не требуется. В этот момент я даже задумываюсь: может, он не такой уж и козел? Может, не все потеряно?

Ветер высушивает слезы. Я благодарен ему за помощь, потому что на него можно будет списать свою слабость. Отец встает рядом и произносит:

– На счет «три». Давай уже!

И я наконец принимаю этот прыжок как неизбежное.

– Один, – произносит он.

Я делаю глубокий вдох. Кислород наполняет легкие так, что жжет внутри, и грудная клетка расширяется.

– Два.

Приседаю, как делал это миллион раз на тренировках по гимнастике. Колени все еще дрожат. Вряд ли в этот раз у меня получится унять дрожь, даже если сильно постараться.

– Три.

Я отталкиваюсь от камня и, обернувшись вокруг себя, лечу. Лечу так долго, что кажется, будто этот полет никогда не закончится. И в этот момент почему-то приходит облегчение. Я свободен. СВОБОДЕН!

А потом тело входит в воду так легко, словно нож, разрезающий теплое масло. На миг все звуки исчезают, и остается только шум крови в голове и стук сердца. Вода стремительно темнеет. Я ощущаю это даже сквозь закрытые веки. Но мне уже не страшно. Последнее, что я запомнил перед вхождением в воду, – это полет. Как воздух треплет волосы на голове, как замирает сердце. Как… Вдруг кислорода перестает хватать, и наступает паника. Насколько я глубоко? Мне кажется, я никогда не выплыву, даже если буду грести изо всех сил. Останусь прямо здесь, на дне озера Бром, в часе езды от Ванкувера, и, наверное, всем взрослым станет стыдно. Все приедут на похороны и, может быть, даже будут рыдать, но эту мысль я не успеваю закончить. Голова рассекает поверхность воды, и я делаю глубокий вдох, раскрыв рот, словно рыба, выброшенная на берег. Вода льется с волос, застилая глаза, и я провожу ладонью по лицу, чтобы смахнуть ее. Я выжил. О Боже, я выжил!

Оборачиваюсь, скользя взглядом по ребристой поверхности озера, пытаясь отыскать отца. Он должен быть здесь. Должен вынырнуть где-то рядом, но я слишком долго был под водой, поэтому мог не услышать всплеска. Пока я верчусь, меня снова тащит вниз, и приходится вынырнуть. Вода закручивает меня, тащит, но я не сдаюсь. Верчу головой. Но папы нет. Внутри мигом зарождается липкая паника. А если он утонул? Если слишком сильно ударился о воду и потерял сознание?

В голове мелькают лица всех, кого я уже потерял. Мама, Лаклан, а теперь и отец? И даже несмотря на то, что бо́льшую часть жизни мы с ним не ладили, это осознание бьет сильнее, чем я мог предполагать.

Я продолжаю искать, но вокруг пусто. А потом машинально задираю голову. Туда, где на краю обрыва отец надевает свои кроссовки и, вцепившись рукой в ограждение, лезет обратно. Он не прыгнул. Это была ложь. И ветер стихает, будто вставая на мою сторону. Это позор, папа. Сегодня я окончательно это понимаю. А спустя пару месяцев, разглядывая в зеркале седую прядь, занимающую весь правый висок, пропускаю ее сквозь пальцы и в этот миг, глядя себе в глаза, даю обещание, чего с этого дня в них больше никто и никогда не увидит. И это «что-то» – слабость.

Глава 1. Тишина – это я (Бланж)

Наши дни.

Каждый справляется с поражением по-своему. Кто-то напивается, кто-то дерется, а кто-то просто хочет, чтобы его оставили в покое. Я был из последних. А учитывая, что я проиграл не просто битву, а целую войну – по сути, жизнь, – это чувство было настолько всеобъемлющим, что я не хотел вообще никого видеть.

Спорт – самая беспощадная в мире вещь. В нем невозможно чувствовать себя спокойно. Даже когда добираешься до самой вершины, ни на миг не забываешь: чем выше ты поднялся, тем ниже падать, а звезды срываются с небосклона ежедневно. Иногда достаточно лишь пары секунд.

Сотни раз за эти десять месяцев я прокручивал в голове тот самый прыжок. Мне казалось, я разложил его на миллисекунды, на кадры. Я все обдумал, пересмотрел, оценил, так и не простив себя за то, что слишком поздно среагировал. На миг раньше – и я был бы здоров. Я бы ходил и был чемпионом. Но сейчас…

Я взглянул на прибитые к стене полки, заставленные массивными кубками. Пришлось задрать голову. Чертова привычка, в очередной раз напоминающая о моей никчемности. Над верхней полкой виднелся скол краски – от стакана, что прилетел туда пару месяцев назад, сбив с этой чертовой штуки все на пол. Каспер тогда промолчал. Лаклан наорал на меня. Лил молча подняла. Собрала осколки веником и расставила все так, как и стояло. Но след остался.

Она подошла тогда и встала рядом, укоризненно глядя сверху вниз. Все они теперь смотрят только так. Сверху вниз. С жалостью во взгляде. Как будто хотят помочь, но не знают как. Еще сильнее этим доказывая, что мне уже никто помочь не сможет. И это убивает сильнее всего.

Вокруг меня всегда было море людей. Никто и никогда не относился ко мне равнодушно. Мной восхищались, мне завидовали, меня обожали или так же сильно ненавидели. Ты быстро привыкаешь к тому, что на тебя постоянно смотрят. Хуже всего то, что теперь, спустя год, ничего не изменилось. Вот только зависть превратилась в жалость. Внимание – в сожаление. И даже слова, которые я прежде слышал десятки раз: «Такой молодой парень…», «Такой талант…», «У него же вся жизнь впереди…» – внезапно обрели совсем иной смысл – пугающий. Теперь они произносились со вздохом и обреченностью, словно моя жизнь внезапно закончилась. Возможно, для меня это было и так. Но какого?..

Лишь один человек в этом мире продолжал делать вид, что ничего не случилось. Все, что сказал Марс, впервые после травмы встретившись со мной: «Ясно»

Я промолчал. Может, это был завуалированный укол. Мне было наплевать. Теперь наплевать. С тех пор прошло еще полгода. Он продолжал жить как ни в чем не бывало, скалясь на камеру, забирая все, что мог бы забрать я, снова и снова мелькая на экранах. Прямо сейчас получая кубок победителя чемпионата.

– Бернаут, – произнес я, глядя, как Марс сжигает резину об асфальт. Ощущалось как «нокаут».

И чем дольше я смотрел, тем сильнее чувствовал, как с каждой секундой становится все труднее дышать. Как будто в комнате закончился воздух. Но прямую трансляцию не выключал. И да, это было похоже на мазохизм. Когда и смотреть не можешь, и не можешь не смотреть, как твоя прошлая жизнь, то, что для тебя было всем, сгорает под колесами чужого мотоцикла.

Марсу торжественно поменяли табличку на байке. Номер третий, к которому он вернулся лишь на год, снова стал первым. А между нами опять ничья. Вот только я больше никогда не смогу передвинуть результат в свою сторону. А самое главное, никто не узнает почему.

«Беланже после победы просто сбежал».

«Знал, что второй раз не вытянет».

«Этот спорт не для слабаков».

«Просто понял, что больше ему никогда так не повезет».

Трансляция закончилась. Выключив телевизор, я швырнул на кровать пульт и закрыл глаза. Пустота.

– Как хорошо, как спокойно наконец стало, – донеслись через окно обрывки фраз.

Две пожилые соседки снизу, как обычно, ровно в девять пятнадцать вечера возвращались с прогулки.

– Наверняка съехал. Вместе со своим мотоциклом.

– Хвала небесам! Наконец в этом доме тишина.

Я крепко зажмурился. В моей жизни теперь тоже тишина. Я ее ненавижу.

Тишина – это боль. Это бессонные ночи и бессмысленные дни. Это самый яркий признак того, что все, что было важным, теперь закончилось.

Тишина – это ненужность. Слабость и никчемность.

Тишина – это я.

Глава 2. В горе и радости (Жаклин)

Мы сидели втроем в небольшом кафетерии «Старбакс» в центре университетского кампуса, где в это время учебного года было немноголюдно. Лил, опустив взгляд, грела руки о стаканчик, хотя на улице стояла жара. Лаклан нервно барабанил по столу пальцами. Я наконец решила нарушить повисшее молчание.

– Когда это случилось? – спросила, чувствуя, как желудок скрутило, и уставилась на разорванные пакетики с сахаром, брошенные в центре стола.

– Чуть меньше года назад, – осторожно произнесла Лилиан.

Я с трудом сглотнула, борясь с желанием сбежать отсюда. Снова воцарилось молчание, потому что мой разум не хотел принимать эту информацию. Ну нет же. Скажите, что это все глупый розыгрыш. Что мы просто встретились, чтобы попить кофе. И сейчас Лил достанет спрятанную камеру и громко рассмеется. Вот только никто не улыбался.

– И никакого прогресса за это время? – снова попыталась я сдвинуть этот неподъемный разговор с места.

– Ему провели несколько операций подряд, – ответил Лаклан. Почти отчаянно. – Больше врачи ничего сделать уже не могут.

– Как ничего? Разве так бывает?

– Конечно, бывает, Жаклин.

– Даже с его возможностями?

– Перед такими вещами иногда бессильны любые деньги. Если хочешь, можешь сама посмотреть.

Он достал из кармана сложенные вдвое копии медицинских документов и протянул мне. Я почувствовала себя так, словно еще секунда – и вывернет. Потому что верить в то, что Беланже живет где-то, все так же наслаждаясь жизнью и купаясь во всеобщем внимании, было хотя и больно, но гораздо легче, чем принять то, что я увидела.

Я мельком пробежала взглядом по одному из последних заключений.

– «Никакой чувствительности ниже пояса», – прочитала я. – Вообще?

– Да.

– Нет.

Они выпалили это одновременно.

– Так да или нет?

– Нет, – мрачно ответил Лаклан. – Врачи говорят, при его травме это невозможно.

– У него была чувствительность, – встряла Лил, повернувшись к парню. – Когда Каспер пролил ему на ногу кофе, помнишь? Он отреагировал.

– Это всего лишь эмоциональная реакция, Лили. Рефлекс.

– Но нельзя же терять надежду! В мире есть случаи, когда после и не таких травм люди поднимались.

– Но же ты сама знаешь, мы перепробовали все, а результатов по факту нет.

– Если человек сам этого не хочет, вряд ли хоть один доктор в мире будет в состоянии ему помочь.

– Это говорю не я, Лили, это три лучших врача, которые давали заключение, – раздраженно произнес он.

Теперь уже вмешалась я:

– То есть вообще никаких положительных прогнозов?

Все снова замолчали. Я же выжидающе посматривала на своих собеседников, пытаясь вытянуть еще хоть что-то.

– Увы. Поэтому я и приехал. После последнего визита в больницу он заперся в своей квартире. Никого не хочет видеть. Ни с кем не хочет разговаривать.

– И ты считаешь, что я смогу на него как-то повлиять?

– В прошлый раз смогла.

Я прикрыла глаза, чувствуя, как у меня сводит живот от ужаса. Как много он им рассказал? Насколько сильно наша история трещит по швам и что именно знает команда?

– Я не в курсе, что между вами произошло, – словно прочитав мои мысли, ответил Лаклан. – Он сказал, что это не мое дело.

– Да? – Я замерла.

Мы с Лили молча переглянулись. Она кивнула. Ее глаза не умели врать. Лили сдержала обещание. О нашем фальшивом браке и правда не узнал никто.

– Бланж не хочет даже разговаривать на эту тему. В социальных сетях мы уже почти год поддерживаем видимость, что все нормально, но когда-то это ведь должно прекратиться.

Я опешила:

– Значит, весь этот год ты продолжала вести его страницу так, будто ничего не случилось?

Она молча кивнула.

– А на самом деле он?..

– Здесь, в своей квартире.

Господи, все это время он был так близко! Я сглотнула комок, застрявший в горле.

– Прости. Я хотела сказать. Но он взял с меня обещание, что ты не узнаешь.

Неужели все так плохо, раз она нарушила слово?

– А как он выходит на улицу? – спросила я. – Там же второй этаж и узкая лестница.

– Он не выходит, – ответил Лаклан.

Лил тут же принялась тараторить что-то еще. Что Бланж полностью отказался от жизни. Что все попытки нанять ему кого-то в помощь закончились руганью, битой посудой и криками сбегающей из этого дома медсестры. Хотя я и без этих подробностей могла представить всю ситуацию в красках. Что о его травме не знает почти никто, в том числе его семья в Канаде. Еще о чем-то, но я уже плохо слышала. В голове билась мысль, что мне, по большому счету, должно быть все равно. Это было его осознанное желание – расстаться. Бланж вычеркнул меня из своей жизни. Он поставил уверенную точку. И ушел. Так зачем я пытаться превратить ее в многоточие? Зачем возвращаться туда, где мне никто не рад?

– Пожалуйста, поговори с ним, вдруг у тебя выйдет…

– Не уверена…

Бланжу не нужна сиделка. Да и я сама, судя по всему, тоже не нужна. Его упрямство не пересилить ни одним из известных мне способов. Так какой в этом всем смысл?

– Решение за тобой.

А самое главное, я могла бы покончить с этой историей прямо сейчас: встать, извиниться, уйти и никогда больше не возвращаться. Но в этот момент подумала о нем. Вспомнила его так ярко, словно его образ вытравили на негативах моей памяти. Заранее зная, что не смогу с ним так поступить. И прошептала:

– У меня есть одна идея. Но вам придется мне помочь.

***

– Лаки, ты меня уже достал своим присутствием. Я в третий раз прошу: свали, а? – прохрипел до боли знакомый голос из глубины квартиры.

Как не развернуться и не сбежать? После нашего разговора с Лакланом и Лил прошла неделя, но я до сих пор боялась даже думать о том, что меня ждет внутри. Тем не менее я сделала шаг и замерла у порога.

Все выглядело точно как год назад, когда я впервые здесь оказалась. За исключением одного. Бланж полусидел-полулежал на кровати. За то время, что мы не виделись, он мало изменился, разве что стрижка стала короче и глаза казались больше оттого, что черты лица заострились из-за худобы. Но он был все так же красив. И если бы я не знала, что с ним произошло, то вряд ли смогла бы догадаться. А потом он увидел меня и замолчал. Минуту мы смотрели друг на друга, а я изо всех сил старалась не дрожать и не переминаться с ноги на ногу.

– Жаклин?

– Да, это я, – тихо ответила я, делая шаг в комнату и оглядывая пространство.

Бланж стрельнул взглядом из-под темных бровей.

– Ах ты, сукин сын, – произнес он, поджав губы и пристально глядя на Лаклана, который даже порог не посмел переступить. – Сначала бросил меня, а теперь так вину искупаешь? Он специально тебя привез? – поочерёдно наставляя палец то на меня, то на Лаклана, возмущался Реми. – Дай угадаю зачем. Будешь, как и они, пытаться заставить меня найти в этом всем плюсы? Убеждать, что это не конец жизни и мне несказанно повезло?

– Нет.

Показалось, что он не ожидал такого ответа. На секунду даже растерялся, но быстро вернулся к своему токсичному образу.

– Вот и прекрасно, – процедил Бланж, – потому что у тебя нет такого гребаного права! Проваливай. Ты мне ничего не должна, ясно?

Но ни я, ни Лаклан не сдвинулись с места.

– Оставь нас одних, пожалуйста, – попросила я.

И, кажется, впервые этот парень не захотел со мной спорить. Но только он потянулся к дверной ручке, как его остановил Бланж:

– Что за хрень? С какой стати она тут командует? Уведи ее!

– Нет. – Я жестом остановила его. – Это, вообще-то, и мой дом.

– С каких это пор?

– Мы дали друг другу клятвы, если помнишь, – произнесла я, коснувшись кольца, которое сразу по возвращении спрятала в комод, чтобы не видеть, но достала с утра и снова надела на палец. Бланж свое не носил. Я уже заметила. – В горе и радости. В болезни и здравии…. Так что ты прекрасно знаешь: я не уеду.

– Уедешь, Жак. Потому что я тебя выгоняю.

– Давай. Выгоняй.

И он внезапно рассмеялся. Рвано и громко, будто на грани истерики.

– Это все ложь! – выплюнул Бланж с ядовитой насмешкой, обращаясь к Лаклану. – Не было никакой свадьбы. И любви тоже. Все было подстроено! Я ее толком не знаю даже!

Но тот лишь приподнял брови.

– Сейчас он перебесится и успокоится, – заверила я. – А ты, малыш Б, – я специально произнесла то самое, ненавистное ему, прозвище, чтоб сильнее его побесить, – прекрасно знаешь, что я не уеду.

Он едва не пристрелил меня взглядом:

– Уедешь, Жак.

– Ага.

– Мне не нужна твоя жалость, ясно? – Он с грохотом смахнул с тумбочки стакан. Тот, разбившись, разлетелся на осколки. Вода разлилась по полу.

– Я, пожалуй, на улице подожду, – осторожно ввернул Лаклан, но на его голос никто даже не обернулся.

Воцарилась тишина.

– Пошла вон! – прошипел Бланж, срываясь на хрип, глядя мне в глаза.

Но вместо этого я прошла в ванную, сняла с крючка полотенце, вернулась в комнату, опустилась на корточки у кровати и принялась молча собирать воду и осколки.

– Жак. – Это уже был не приказ, не крик – скорее, умоляющий шепот. Я подняла глаза и поймала его взгляд, полный отчаяния. – Я ведь сейчас серьезно.

– И я серьезно. Но если хочешь, попробуй избавься от меня. Вытолкаешь из квартиры? Забросаешь своими колкими взглядами? Обложишь ругательствами? Или в полицию позвонишь? Валяй, мы и так самая странная пара на всем Западном побережье. А так над нами еще и весь Южный отдел полиции смеяться будет, – бросила я в него сказанной когда-то им же фразой. – Так что ты сделаешь, а, Бланж?

Вместо того чтобы снова на меня зарычать, он обессиленно отвернулся.

– Собирайся, – произнесла я, изо всех сил стараясь на него не пялиться. И вышла за дверь, чтобы позвать Лаклана.

Следующие полчаса, пока мы паковали вещи, Бланж ругался и кричал, что это незаконно и он никуда не поедет, но мне было наплевать на его желания. У меня была цель.

Я видела, как трудно дается это все Лаклану, но он тоже сохранял хладнокровие.

– Я точно больше не нужен? – спросил он на прощание. С его помощью мы усадили Реми в машину – в тот самый пикап, который когда-то он сам водил. Я села за руль. И хотя не делала этого уже пару лет (в последний раз водила старый фургончик деда), в этот момент во мне включился особый, резервный источник энергии, заставивший взять себя в руки.

– Не нужен. Дальше мы сами, – ответила я, помахав ему из окна. Бланж, отвернувшись в другую сторону, промолчал. – Спасибо тебе за помощь.

– Удачи.

Бланж лишь недовольно фыркнул. И мы покинули тихий спальный район, прощаясь с ним на долгие месяцы, двигаясь в сторону дома, с которым я рассталась много лет назад. Того, который когда-то спас Бланж. Того, который, я верила, мог бы спасти его.

Всю дорогу Реми дулся, сложив на груди руки и обречённо таращась в окно, как будто он не здесь вовсе. Не спрашивал, куда мы едем. Не интересовался, с чего я вообще решила ему помогать. А мне оставалось лишь слушать его бессильные выдохи, которые всякий раз заставляли что-то внутри сжиматься. Я и представить не могла, что видеть его в таком состоянии окажется настолько трудно. Все, что оставалось, – молча вести машину и молиться. Молиться, чтобы у меня получилось.

Когда мы добрались, на город опустился вечер. Я смотрела по сторонам и почти не узнавала это место: деньги слишком сильно меняют не только людей, но и города. Раньше здесь даже дома не нумеровались, вместо этого каждый имел свое собственное, особое название: «Ловец снов», «Ворота в море» или «Голос прибоя», а сейчас тут построили столько гостиниц и ресторанов, что многие здания я даже не узнавала.

Оставив позади центр, свернула на узкую проселочную дорогу. Она так заросла, что трава, касаясь днища машины, мерно хрустела и царапалась. Реми молчал. Может, обижался на меня, а может, просто не видел смысла в разговорах. Я пыталась убедить себя, что мне не больно и не страшно, но это было не так. Все внутри выло, глядя на его напряженные мышцы руки и почти онемевшие пальцы, крепко вцепившиеся в дверную ручку.

Спустя еще пятнадцать минут наконец показался дом.

– Вот и приехали, – неловко пробормотала я, невольно улыбнувшись. Повернулась, но Бланж не удостоил меня даже взглядом. – Надеюсь, тебе тут понравится.

Ничего.

– Ладно… Я пока припаркуюсь.

Если бы Бланж мог выдыхать яд, то, я бы могла поклясться, вся машина заполнилась бы смертельным дымом. Вывернув руль, я сдала назад. Потом еще чуть-чуть, как вдруг раздался противный скрип.

Высунувшись из окна на полкорпуса, я зажмурилась.

– Не может быть! – Левым крылом машины Бланжа я умудрилась зацепить наш старый забор. – Прости, – прошептала, снова обернувшись и ожидая, что Реми станет на меня орать, но он даже не оторвался от рассматривания темноты за окном. – Я попрошу кого-нибудь из местных ребят починить в свободное время. Тут неплохие автомеханики. Пара из них учились со мной в школе. Думаю, мы даже на скидку можем рассчитывать. – Я постаралась улыбнуться.

По-прежнему ноль реакции.

Отстегнув ремень, я вышла на улицу, вдохнув полной грудью влажный запах океана и цветущих полей. После жаркой и пыльной Аризоны это место казалось почти раем. Вытащив из багажника складное инвалидное кресло, по инструкции Лаклана поставила его у машины, предварительно распахнув дверь со стороны Бланжа, надеясь, что он сам сможет как-то выбраться, и шагнула в сторону, рассматривая дом. Он пришел в упадок. Заросшая лужайка, проржавевшие ворота, облупившаяся краска. Но, несмотря на все это, мое сердце чувствовало связь с этим местом.

– И вот тут мы теперь будем жить?

Я обернулась, потому что впервые за все время Бланж произнес хоть что-то.

Я не видела, как он выбрался. Не стала смотреть, чтобы не смущать. Но теперь он сидел в кресле, скептически глядя на все вокруг. На нем были синие джинсы и черная майка, открывающая ставшие еще шире плечи и крепкие руки. На миг я даже засмотрелась. И не могла отрицать, что даже с таким хмурым выражением лица и насупленными бровями он не выглядел как парень, нуждающийся в сочувствии. Так, может, моя идея все-таки не настолько безнадежна?

– Верно. – Я попыталась улыбнуться. – И вот смотри, Лаклан приделал пандус. – Я кивком указала на кривоватую конструкцию, сбитую из досок и ведущую на крыльцо. Конечно, Лаклан оказался тем еще плотником, но уж лучше так, чем мучиться со ступеньками. – Мне кажется, это лучшее место для реабилитации, какое только можно придумать. Всегда свежий воздух и отличная погода, в доме широкие коридоры и дверные проемы, людей рядом почти нет, порогов и лестниц тоже. А неподалеку, – указала я рукой, – дикий пляж. Не для купания, просто для прогулок. Песок там белый, словно снег, а главное – почти не бывает туристов.

– Ясно.

Очень выразительное «ясно».

– Идем?

Или едем?

Я запнулась, внезапно ощутив, что понятия не имею, как правильно называть передвижение Бланжа в пространстве в нынешней ситуации, чтобы не вызвать у него приступ гнева.

– Ладно, неважно. – Я пожала плечами. – Добро пожаловать!

Бланж издал какой-то нечленораздельный звук и скрипнул зубами.

«Ничего, привыкнет», – подумала я и, зажмурившись от собственной бесшабашности, вошла внутрь.

К моей вящей радости, Реми достаточно легко сумел преодолеть порог. В доме пахло пылью и травами. И немного старым деревом, запах которого у меня ассоциировался с чем-то родным. Я втащила наши вещи, зажгла свет и поставила на пол купленные заранее продукты. С виду казалось, что все так же, как было, когда я уезжала, но на самом деле многое изменилось.

Вернувшись сюда неделю назад, мы с Лил и Лакланом постарались переделать все так, чтобы Бланж не чувствовал себя ущербным. Чашки и тарелки теперь располагались в шкафчиках на нижних полках, а не на верхних. В душевой кабине были сбиты порожки, а на стенах появились поручни, чтобы было удобнее пользоваться ванной и туалетом. Раковину тоже пришлось опустить, так что теперь мне приходилось немного наклоняться.

– Смотри, Лили даже оставила на столе цветы!

Я огляделась в поисках Беланже, но нигде его не нашла. А потом услышала щелчок замка на двери спальни. Реми находился в самом центре комнаты и молча глядел в окно.

– Это будет твоя, – произнесла я, остановившись в дверном проеме, не рискуя пересекать границу. – Тут должно быть удобно. И ванная своя есть. Смотри!

Правда, глядя на него, сидящего в инвалидном кресле, я стремительно теряла радужные иллюзии. Дом словно сжался в размерах, стоило Реми оказаться внутри. Теперь он казался мне темным, узким и пыльным.

– Ну и для чего это все? – резко развернувшись, произнес Бланж. – Зачем ты привезла меня в эту дыру?

Я обреченно прикрыла глаза:

– А тебе больше нравилось сидеть запертым в своей квартире?

– Какая разница, что мне нравилось. Тебя разве должно это волновать? Или это была твоя голубая мечта – взвалить себе на плечи паралитика? Если хочешь знать, здесь мне тоже не нравится. Мне нигде не нравится. Потому что мое тело уже не работает, как положено. А мне только двадцать два, Жак. И если ты считаешь, что, выгнав меня на свежий воздух, что-то изменишь, то я скажу тебе: это бред. Ты ошиблась. Поэтому просто хватит ломать комедию и поехали обратно.

– У меня летние каникулы, – ответила я, присев на край кровати. – Так что я вполне могу позволить себе провести здесь пару недель. И составить тебе компанию. Включим какой-нибудь фильм, закажем пиццу.

Бланж выдохнул, проводя рукой по коротким волосам.

– Мне не нужна компания, – устало процедил он. – Как ты не понимаешь?

– Я просто хочу помочь.

– Так же, как и тому стариковскому приюту? Так же, как и «инвалиду», которого встретила возле, и который развел тебя, наивную дурочку, на поцелуй? – хмыкнул он. – Ну конечно же. В этом ведь вся ты. «У меня проблемы с тем, чтобы все… чинить», – в точности повторил он сказанною когда-то мной фразу. – Так вот, меня чинить не надо!

– Прости, я не хотела, чтоб это выглядело так!

– Или как ты тогда сказала Лаклану: «Мы дали друг другу клятвы…»

– Реми…

– Чушь собачья!

Я замолчала.

– У тебя не было никакого гребаного права что-то за меня решать!

На секунду мы встретились взглядами, и сожаление с тоской в глазах Бланжа стали настолько явными, что я едва в них не захлебнулась.

– Выйди, – хрипло произнес он. – Выйди и оставь меня одного!

– Бланж, не выгоняй меня, давай поговорим…

– Пожалуйста… – уже настойчивей отчеканил он. И когда я, сдавшись, ушла, крикнул раздраженно вслед: – И дверь закрой!

Глава 3. В болезни и здравии (Жаклин)

Дни проходили за днями, и несмотря на то, что Бланж больше не пытался меня прогнать, ближе мы с ним не становились. Пару раз ночью я слышала странные звуки из его комнаты, подскакивала к двери, но, когда дергала ручку, она всегда оказывалась заперта. Я стучала и звала его по имени, но оттуда раздавалось только раздраженное «Уходи!».

А еще мы оба очень боялись смотреть друг другу в глаза. Я боялась не увидеть в них прежний свет. Бланж наверняка боялся заметить жалость. Поэтому я решила с самого первого дня задушить ее в себе всеми силами. Впрочем, даже это не помогало мне вытащить его из спальни. Я несколько раз пыталась с ним поговорить, заставить выйти из комнаты, съездить вместе со мной в супермаркет, но он выбрал новую тактику – убивать молчанием. Когда мне становилось совсем паршиво, я уходила в поле и тихо рыдала там, а потом возвращалась домой с букетом цветов и неизменной улыбкой. На которую ему, впрочем, было наплевать.

Может, он прав? И вся эта затея – полный бред? От одной этой мысли внутренности завязывались в узлы. Но я не могла поверить, что сидеть в полном одиночестве, запертым в душной квартире, без возможности выйти – выход лучше.

Этим утром я вошла в его комнату и поставила на комод приготовленный завтрак. Заранее зная, что, скорее всего, он лишь поковыряет, да толком не притронется. Еще один пункт, за который я себя корила, – с момента приезда сюда он сильно похудел и выглядел хуже, чем когда-либо.

Я присела на край кровати. Бланж на меня не смотрел. Он полулежал, залипая в телефоне.

– Мне нужно сегодня уехать.

Ничего. Ноль реакции.

– Лаклан звонил, просил встретиться с ним и Лили. Я подумала, что мы могли бы вместе… Если ты, конечно, хочешь… Все-таки он твой брат…

Снова молчание. Он просто игнорировал мое присутствие.

Я знала, что характер Бланжа – гадина редкостная, и всегда с трудом могла с этой гадиной сторговаться, но последняя неделя добила меня настолько, что мне хотелось встать и со всей силы влепить ему пощечину. Потому что я перепробовала все: разговор, убеждения, шантаж, так почему бы не пойти на манипуляцию? Я уже представляла, как встаю и громко заявляю: «Хватит! Я ухожу!»

Наверняка в его взгляде проскользнул бы страх. И плевать, что ухожу я из собственного дома, причем неясно куда.

– Если тебе не нужна твоя жизнь, то зачем мне стараться? Я приехала сюда с одной целью – помочь тебе. И если моя помощь не требуется, если тебе нечего дать в ответ, то все, Бланж. Прощай. Я попыталась! Моя совесть чиста. – Да, вот так драматично.

И не успела бы я и шагу сделать, как Бланж с присущей ему кошачьей реакцией схватил бы меня за запястье, резко притянув обратно. А потом, стыдливо опустив взгляд, произнес бы:

– Не уезжай. Пожалуйста. – В идеале еще и добавил бы: – Прости.

– Ты правда хочешь, чтобы я осталась? – прошептала бы я.

А он поднял бы на меня свои глаза цвета закатного неба, коснулся рукой щеки и…

Я помотала головой из стороны в сторону, чтобы вытряхнуть оттуда эти глупые мысли.

Бланж не дурак, и подобным его точно не проведешь.

Я снова посмотрела на него. Он на меня не смотрел вовсе. Хотелось сжать руки в кулаки и гневно затопать от несправедливости. Еще пару секунд я покипела, а потом все же сдалась.

Ладно. Попытка не пытка.

– Я ухожу, – заявила я и тут же добавила неловко, как будто это не было и так ясно: – Одна.

Но он не удостоил меня даже кивком.

– Если тебе не нужна твоя жизнь, то зачем мне стараться? – Вторая фраза из заготовленной речи пошла в бой, но, кажется, я заведомо его проиграла.

Бланж даже не вышел на поле. Он выглядел спокойным, отстраненным и, может быть, самую малость грустным, но точно не желающим броситься за мной вслед.

– Если моя помощь не требуется… – уже почти обреченно прошептала я, так и не решившись закончить фразу.

Еще пару секунд постояла так, развернулась, уходя как можно медленнее, давая ему последний шанс меня остановить. Но, увы, он им не воспользовался.

– Придурок, – не сдержавшись, прошептала я уже за порогом.

И как бы ни противилась, все равно невольно шмыгнула носом. Полезла в карман за ключами от машины, но поняла, что оставила их в его комнате. Нет уж. Не стану я больше туда возвращаться. И, вытерев слезы со щек, вызвала такси.

Крошечное кафе, адрес которого отправила мне Лили, располагалось на центральной улице. Внутри пахло свежезаваренным кофе и натуральным деревом, из которого были сделаны стулья и столы. Судя по всему, это место открылось совсем недавно, но уже успело снискать славу среди туристов, потому что свободных мест не было. Я оглядела зал и, когда остановила взгляд на самом дальнем столике, поняла, что совершила ошибку, приехав. Потому что оказалась не готова увидеть команду в сборе. Они общались как ни в чем не бывало. Смеялись, пили кофе. Но больше всего меня удивило другое. Присутствие еще одного человека, встретить которого я ожидала здесь меньше всего.

– Привет, Марс, – подойдя ближе, сухо поздоровалась я.

Он кивнул. С тех пор как я уехала из «Святого моря», мы ни разу не видели друг друга, но сейчас я стояла перед ним – и как будто этого года не было. Марс не изменился. Разве что стал слегка серьезней: выдавала морщинка между бровями.

Я отодвинула стул и уселась между ним и Лилиан. Все тут же затихли, словно вместе со мной в счастливое прибрежное утро кофейни прокралось что-то ужасное.

– Как он? – вместо приветствия произнес Марс.

Я пожала плечами:

– Ничего не хочет. Ни с кем не разговаривает. Плохо ест. Если не считать ежедневной рутины – упражнений, которыми он занимается, закрывшись в комнате, чтобы я не видела, полностью игнорирует мое существование.

– Что врачи говорят?

– Говорят, что если есть какой-то существенней прогресс, он происходит в течение шести месяцев. Прошло уже десять. Кажется, именно с этим он и не может смириться.

– Мне жаль.

– Мне тоже.

Все сидящие за столом синхронно опустили глаза, и опять повисла тишина.

– Что-то случилось? – попыталась я разбить эту неловкость. – Ты хотела поговорить?

– Ничего суперважного. – Лили даже улыбнулась. – Просто пара вопросов, которые не удалось закрыть. Тут, конечно, нужен Бланж, но я подумала… Вдруг ты…

– Вряд ли я смогу помочь. Ты ведь меня слышала.

– Я же говорил, это тухлая идея, – добавил Лаклан. – Не нужно было приезжать.

– Да, ты прав. Зря я, наверное…

– Что «зря»?

Она не ответила.

– Простите, но в таком случае я не совсем понимаю, что я здесь делаю. Как и то, почему вы все тут собрались. – Я обвела пальцем присутствующих за столом.

Они переглянулись. Молчание длилось так долго, что от тишины у меня зазвенело в ушах. А потом до меня начало медленно доходить.

– Вы вместе? Все теперь вместе?

Я требовательно повернулась к Лилиан. Отклонившись, чтобы увидеть ее лицо, замерла в ожидании, но Лил таращилась на трещину в столешнице, а потом подняла взгляд, полный сожалений.

– Мы все теперь в одной команде, – поставил точку в нашем беззвучном диалоге Марс.

Не в силах произнести ни слова, я только смотрела, в недоумении раскрыв рот. Мозг отчаянно пытался найти объяснение его словам, но не мог. Сердце замерло, словно это его предали.

– Его взяли в заводскую команду на место Реми? – спросила я у Лилиан.

Она кивнула:

– Меня, если все получится, обещали взять тоже. А Лаки и Кас уже были там, так что…

– И ты наверняка помогаешь ему вести соцсети? – добавила я, указав на Марселя.

Лил кивнула.

Я язвительно хмыкнула. Все на своих местах, как и положено.

– А как же Бланж? – прошептала я. – Он же на что угодно готов был пойти ради вас. Он же давал вам все… Он… – Я посмотрела на Лил. – Он за тебя поручился, столько времени потратил! Все уговаривал и уговаривал руководство. Знаешь ли ты, со сколькими менеджерами ему пришлось договориться?

– Он с самого начала знал, – попытался оправдаться Лаклан.

– И не сказал ничего против. – Это был Каспер. Ах да, теперь и у Марса свой приставленный заводом механик. Даже дислокацию менять не потребуется.

Мой взгляд блуждал от одного к другому в поисках совести, пока я изо всех сил старалась не потерять самообладания. Но чем больше проходило времени, чем глубже в меня западали эти слова, тем больнее становилось. Они ведь его предали. Все до единого.

Бедный Бланж. Мне почему-то стало так страшно за него, как никогда в жизни. Захотелось его защитить. Обнять, успокоить, подобрать правильные слова. Но я даже этого за все время не смогла сделать.

– Прости, Жак, – наконец очнулась Лилиан. – Я не думала, что тебя это так заденет, но ты же должна понимать… Не смотри на меня так, пожалуйста.

Я зажмурилась и попыталась сделать глубокий вдох.

– А как, по-твоему, я должна смотреть?

– Просто… – Она запустила руку в волосы. – Да тебе этот спорт даже никогда не нравился!

И я едва не выпалила: «Но он нравился ему!»

– Это была его жизнь, – обессиленно произнесла я. – А вы даже эту часть у него отняли. Они с Марсом ведь враги…

– Не впутывай это, – резко ответил Марс. – То, что между нами с Бланжем, касается только нас. Они тут ни при чем.

– Ну и прекрасно, – отодвигая стул, процедила я. – В таком случае рада за вас всех. Удачи!

Но только хотела уйти, Марс меня остановил:

– Жаклин, подожди.

Я моргнула.

Еще хорошие новости?

– У нас возникли проблемы с землей, на которой построена «Санта-Маргарита». Половина по праву собственности принадлежит Бланжу. А он, как сама видишь, не в состоянии сейчас вести дела. Может, ты смогла бы убедить его…

– Продать свою часть тебе?

Я старалась говорить спокойно, но, видит Бог, все внутри меня кипело.

Марс не ответил, но по его взгляду я поняла, что не ошиблась. Он вздохнул:

– Я понимаю, ты зла. И судьба, дерьмо, несправедлива. Но, скорее всего, он больше никогда не встанет. О профессиональном спорте в его случае уже не может идти и речи. Жаклин, это место, оно ему больше не нужно. А мне разделение долей создает огромное количество проблем. Поговори с ним. Пожалуйста.

– Хочешь, чтобы я убедила его избавиться от любви всей его жизни?

– Жаклин… – сочувственно произнес Марс. – Он не будет даже ходить.

И тут я не выдержала:

– Может, ты уже просто заткнешься, а, Марс?!

Все ошарашено уставились в мою сторону. В кафетерии повисла тишина. Мне кажется, на нас даже начали оборачиваться. Я встала, с громким скрипом толкнув стул по полу.

– И знаешь что: мне плевать. Потому что я уверена, нет, знаю просто на сто процентов, что Бланж вернется. И вернется на своих двоих. И сделает вас всех, вместе взятых. А вам только и останется, что глядеть ему в спину. Как всегда и было, впрочем. И знаешь почему? Потому что я не позволю ему отказаться от своей мечты. И буду там с ним до тех пор, пока нужна ему. А вы можете оставаться здесь и вздыхать о том, как судьба несправедлива. Так что пошел ты!

Я выскочила из кафе, слишком уж театрально хлопнув дверью. Потому что была зла. Очень зла на каждого, оставшегося там. А может, просто устала от бессилия. Шагала по дороге, даже не думая, куда иду. Мне просто нужны были воздух и время, чтобы успокоиться. Дома тоже не ждало ничего хорошего. И что с этим всем делать, я не имела ни малейшего понятия. Даже не сразу сообразила, когда машина Марса остановилась рядом.

– Жаклин, садись, – произнес он, наклонившись через пассажирское сиденье и выглянув в окно. – Я отвезу тебя домой. Не дури.

Мне не хотелось. Но я была не из тех книжных барышень, которые, гордо вскинув подбородок, продолжают идти рядом с тачкой из каких-то принципов. Да Господи, мои принципы давно рассыпались прахом. Еще и мобильник, как назло, почти разрядился.

– Пожалуйста, Жаклин. Давай нормально поговорим?

Я забралась в автомобиль и пристегнула ремень. Марс молчал. Я тоже не горела желанием обсуждать случившееся, благо ехать было недалеко. Но когда машина остановилась, никто из нас так и не сдвинулся с места.

– Прости меня, – вдруг произнес он. – Я не думал, что ты настроена так решительно.

Я все так же молча глядела на заросшую жухлой травой дорожку перед собственным домом.

Когда других вариантов нет и судьба скидывает тебя с обрыва, остаются только два варианта: либо попытаться хлопать крыльями, либо сразу разбиться. Мне кажется, что у меня и второго не было.

– Тебе не за что извиняться, – отстегивая ремень, ответила я. – Не ты, стоило ему от дел отойти, тут же переметнулся к врагу.

– Ты не должна их обвинять. Это как минимум нечестно. Их жизни на его травме не закончились.

Я насупилась, сложив руки на груди:

– Честно, нечестно… Меня волнует только он. На остальное мне наплевать.

– Очень напоминает Бланжа, – произнес Марсель.

В ответ я удостоила его одним из своих колких взглядов.

– Все сильно плохо? – спросил он неожиданно. – Насколько плохо по шкале Беланже?

– Что за шкала?

– Отвратительно поведения.

– Тогда на десять, – ответила я. – Из десяти.

– Фигово.

– Да уж…

– Ты не против, если я зайду?

– Думаешь, он будет рад тебя видеть? – саркастично уточнила я, просто желая убедиться, что Марс отдает себе отчет в том, что делает. – Если ты вдруг забыл, то, кажется, именно ты выиграл чемпионат этого года, в котором он собирался тебя обойти.

– Думаю, мы оба понимаем это.

Я пожала плечами:

– Тогда заходи. Хуже уже все равно не будет.

Мы вышли из машины, утопая ногами в траве. Марс, оглядываясь по сторонам, шел следом. Я понятия не имела, что он собирается делать и говорить. Но попытка не пытка, тем более когда все прочие уже исчерпаны.

– Я дома! – понятия не имея зачем, крикнула я. Мне, конечно же, никто не ответил. Реми лежал на кровати, молча пялясь в потолок. Телевизор был выключен. Его телефон валялся рядом. Когда я прошла мимо, он даже не шелохнулся, как будто я была просто пустым местом. А потом в комнату вошел Марс.

Я видела, как взгляд Реми едва заметно дернулся. Марс широко улыбнулся, как будто был рад видеть бывшего друга.

– Прохлаждаешься? – бросил он, хмыкнув, и, пересекши парой шагов крошечную комнату, с любопытством посмотрел по сторонам.

Старые обои, местами выгоревшие. Люстра на потолке, потемневшая от времени. Сейчас я ясно видела: ее не мешало бы помыть. Деревянный пол скрипел при каждом его шаге.

– Нравится изображать из себя страдальца?

Реми проигнорировал его слова.

Я на другом конце комнаты замерла. Кажется, это была плохая идея – привести его в наш дом. Бланж и так устроил мне бойкот, как бы не замкнулся еще сильнее.

Марс хмыкнул, покачав головой.

– Идем, Марсель, хватит. – Я подошла и потянула его за локоть. Пора это представление прекращать. Но сдвинуть его оказалось не так просто.

– Молчишь? – ехидно бросил Марс. – Думаешь, она так долго выдержит? – Он кивнул на меня. А я поймала взгляд Реми, острый, как заточенный наконечник стрелы. Смотреть на него было больно, но оторваться совершенно невозможно. – Просто имей в виду, – угрожающе произнес Марс. – Ты оттолкнул от себя всех, кого смог. И это твой выбор. Но скоро даже твоя жена перестанет за тебя бороться, и тогда знай, за нее начну бороться я.

Мой желудок сделал кульбит. Что?

А потом все произошло так быстро, что я не успела даже вдохнуть. Марс резко наклонился и, притянув меня рукой за затылок, поцеловал прямо на глазах у Бланжа. И поцелуй этот никак нельзя было назвать целомудренным.

Я настолько растерялась, что даже сопротивляться не смогла. Колени подкосились. Руки схватились за его плечи. Рот приоткрылся от неожиданности. И Марс притянул меня за талию к себе, сминая своими губами мои. Мне не было противно, я просто была в шоке, потому что он не имел никакого права меня целовать. А потом он просто отстранился, ласково чмокнул в лоб и молча вышел из комнаты. Я же осталась стоять, как на сцене. Напротив кровати Реми, где только что окончилось представление.

В его глазах застыла боль. Я видела, как побелели стиснутые в кулаки пальцы, как напряглись вены на шее, поселяя у меня внутри страх на грани истерики, потому что это было крайне жестоко. И в той мешанине чувств, которые через край лились между нами, одно горело ярче всех: ярость.

Один Бог знает, чего мне стоило спокойно выйти из комнаты. Не взвизгнуть, не разрыдаться и не закричать. Марс ждал меня снаружи у припаркованного автомобиля.

– Совсем дурак? – Я толкнула его двумя руками в грудь и гневно прошептала: – Ты что устроил?

– Ты и сама прекрасно понимаешь, – ответил он.

– Нет, не понимаю, – зашипела я.

Марс открыл дверь своего пикапа и произнес:

– Если к завтрашнему утру он не вылезет из своей норы, с меня три сотни.

А потом уехал.

Глава 4. Будь рядом (Жаклин)

После ухода Марса Бланж, кажется, разнес все, до чего смог дотянуться. Входить в его комнату я не рискнула. Хотя это было сложно. Мучительно больно. С каждой разбившейся о стену вещью я вздрагивала, зажмуриваясь, но продолжала заниматься домашними делами, будто ничего не происходило.

Когда-нибудь он прервет свое затворничество. Судя по тому, что успели рассказать Лил с Лакланом, состояние Бланжа не было критически плохим. Он мог бы вернуться к нормальной жизни, пусть и в таком положении. Он просто не хотел.

Чтобы хоть чем-то занять себя и выбить из головы дурные мысли, я крутилась на кухне, пытаясь приготовить курицу по бабушкиному рецепту. «Никогда не жалей специй», – обычно приговаривала она, так что, достав из ящика головку чеснока, я принялась ее чистить. В дверь постучали. От неожиданности я надавила на нож слишком сильно, и он сорвался, полоснув по пальцу.

– Ай, – зажала я пальцами рану, сунула под воду и зажмурилась.

Стук повторился.

– Иду!

Странно: я никого не ждала.

Наспех перемотав палец кухонным полотенцем и сжав его посильнее, чтобы не кровило, я поспешила открыть дверь, но с размаху ударилась мизинцем о ножку стола.

– Да чтоб тебя! – прыгая на одной ноге, зашипела я. Полотенце съехало, и теперь кровавое пятно на нем выглядело так, будто в этом доме зарезали овцу.

– Здрасьте. – Сдув со лба кудрявую прядь, я распахнула дверь. Передо мной стоял презентабельного вида мужчина в очках, седовласый и уже немолодой. Он держал в руках кожаный портфель и был одет в классический старомодный костюм, который на нашей, поросшей сухой травой веранде смотрелся до ужаса инородно. Его машина была припаркована у ворот.

– Нолан Робертсон, – представился незнакомец, окинув меня взглядом и задержав его на окровавленном полотенце. – Мне нужен Реми Беланже, надеюсь, я не ошибся адресом. И… может, вам требуется помощь?

Где-то в закоулках памяти я откопала это имя – видела в медицинских бумагах. Его врач. Точно.

– Нет, все в порядке, – криво улыбнулась я. – Просто сумасшедший день. Вот чуть палец себя не отрезала.

– Дадите осмотреть?

– Ой, не стоит, – отмахнулась я, делая шаг назад. – Заходите. Вы же к Реми. Он здесь. Вам правильно передали. Удивительно, что вы смогли нас найти в такой глуши.

– Пришлось воспользоваться гугл-картой. И даже с ней я трижды повернул не туда.

Я покивала:

– Вечно эти карты людей путают.

– А вы?.. – осторожно поинтересовался он.

Я хотела почти по привычке выпалить «жена», но, учитывая, что меня не было рядом почти год, это прозвучало бы весьма странно, поэтому я приветливо улыбнулась и пояснила:

– Помощница по хозяйству. Не обращайте на меня внимания.

– Как успехи? – спросил доктор, проходя внутрь. – Можете чем-то порадовать?

– Ну, как сказать… – протянула я. – Сами поглядите.

– Куда идти?

Я отворила дверь, и мы с доктором замерли на пороге, глядя на сидящего в кресле в центре комнаты Бланжа, вокруг которого как будто смерч прошелся.

– Кажется, не у меня одной хреновый день. – Я изобразила удивление, стараясь не терять лица, хотя мое сердце разрывалось. Так случалось каждый раз, когда приходилось выдавливать улыбку, входя в его комнату, говорить с ним, а он в ответ меня игнорировал. И делать вид, что ничего дурного не происходит. – Ну ладно, вы поговорите, а я пойду… ужин готовить. – И вышла из комнаты, а потом, закрыв глаза, выдохнула. Совершенно дикая мысль пришла в голову.

Ладно. Попытка не пытка.

Я взяла веник и совок и, вернувшись, всучила их обалдевшему от такой наглости Бланжу.

– Не буду мешать. – Улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Пока я готовила, Реми с доктором обменивались вопросами и ответами. Очень долго. Прошло, наверное, не меньше часа. Закончив с курицей, я запихнула ее в духовку и забилась в угол, баюкая поврежденную руку. Именно здесь врач меня и нашел.

– Давайте сюда, – скомандовал он, и я протянула свой многократно пострадавший от острых предметов палец. Пока доктор Робертсон обрабатывал рану, наклонилась ближе и тихо спросила:

– Есть улучшения?

Медленно наматывая бинт, он ответил:

– У вашего подопечного не самый плохой вариант изначально: его мышцы в отличнейшем состоянии. Физическая форма, выработанная за столько лет до травмы, сделала свое. Но вот его ментальное здоровье…

– Все плохо?

– Реабилитация после таких серьезных повреждений – дело небыстрое. Продолжайте относиться к его положению не как к болезни. Не акцентируя внимания на том, чего он лишился и на чем он сам зациклился.

Я с облегчением кивнула, потому что именно так и делала. Изо всех сил старалась вести себя так, будто он – все тот же Реми Беланже, которого я встретила год назад.

– Тише, – перестав накладывать бинт, доктор приложил палец к губам. – Слышите?

Я прислушалась. Звуки из комнаты Бланжа и правда доносились странные. Как будто кто-то скребся. И тут я наконец сообразила: это веник шелестел по полу.

– На моей памяти он впервые что-то подобное делает, – признался врач.

Я хмыкнула:

– Бьюсь об заклад, впервые в жизни.

И мы оба улыбнулись.

– Вы контролируете лекарства, которые он принимает? – Врач понизил голос до заговорщического шепота.

– Я даже толком не знаю, что ему назначено, – прошептала я в ответ.

– Хондропротекторы, миорелаксанты, витамины, обезболивающие – инъекции и таблетки.

– Как много всего…

– У него могут случаться приступы, это нормально, не пугайтесь. Он знает, как действовать в этом случае.

– Ясно. А мне что нужно делать?

Завязав бантик на моем пальце, доктор поднял глаза и улыбнулся.

– Ничего, – ответил он мягко. – Просто будьте рядом. У вас это отлично получается.

…Ночью я проснулась от странного шума. Даже не поняла спросонья, что именно меня разбудило. То ли ветер за окном стучал ветками, то ли диван в гостиной, на котором я теперь вынужденно спала, решил проткнуть мои ребра своими пружинами. Он был старым и скрипучим, так что неудивительно. Потерев бок, я повернулась на другую сторону и снова закрыла глаза. Но звук повторился. И это точно был не ветер. А еще я определенно уже слышала его раньше.

Все внутри сжалось. Потому что казалось, будто в соседней комнате происходит что-то очень плохое.

– Бланж… – тихо позвала я, но ответа, как и всегда, не последовало. – Все в порядке? Может, тебе нужна помощь?

А если у него случился тот самый приступ, о котором говорил доктор? Господи, сколько я про них перечитала! Так что теперь боялась этих приступов сильнее, чем войны. Я не знала, что конкретно их провоцировало, пыталась после ухода врача поискать в интернете, но даже он не помог: слишком разнились травмы. То, что хорошо помогало в одном случае, было совершенно противопоказано в другом. Так что в итоге я захлопнула крышку ноутбука, оказавшись еще более растерянной, чем была раньше.

Кровать снова скрипнула.

Врач говорил, Бланж в курсе, что в этот момент делать, и у него под рукой всегда есть лекарства, но я все равно не смогла удержать себя в постели. Тихо встала и на цыпочках прокралась к его спальне. Дверь на этот раз оказалась не заперта, и я замерла на пороге.

Бланж не кричал и не стонал, а, стиснув зубы, дрожал от боли, такой сильной, что вена на его виске пульсировала. А еще молча ронял слезы. И на этот раз я не могла оставаться в стороне.

– Реми…

– Уходи! – прогнал меня он, но я все равно вошла в его комнату, села на постель, не зная, что сделать, как облегчить его страдания хоть немного, а потом просто расплакалась вместе с ним.

Даже понимая, что я наверняка не тот человек, которого он бы хотел видеть рядом, но все равно обняла его, и положила его голову себе на колени, позволив отдать хотя бы часть боли мне. Потому что одному столько не выдержать.

Я часто слышала на работе от пожилых людей, что каждый из нас несет свой крест. Глядя на Бланжа, хотелось спросить, как он не сломался под его весом.

Я гладила его по волосам, которые намокли от пота, пока его трясло и колотило, и шептала, наклонившись так низко, как будто кто-то в этом доме мог нас услышать, что все будет хорошо. У самой же нос хлюпал так, что уже не дышал. Я едва удерживалась от бессильных всхлипов, но не позволила себе ни единого. Если он держится, то и я должна. Именно этой ночью я до конца поняла, каково это – остаться в полном одиночестве против боли и судьбы. И осознала, что должна делать дальше. Бланжу оказывали любую помощь: физическую и финансовую, медицинскую и профессиональную, но нужны ему былы лишь внимание и любовь. А у меня их было столько, что я готова была отдавать килограммами.

– Все пройдет. Ты выберешься, – шептала я тихо. А потом и вовсе легла рядом, обнимая и молясь, как умела. И в тот момент, когда я окончательно решила, что не сдамся и никуда не уйду, Реми на секунду застыл, а потом, словно проиграв себе, выдохнул и притянул меня ближе.

Только спустя много минут я почувствовала, как приступ медленно проходит. Его мышцы начали расслабляться, и пальцы больше не были стиснуты в кулаки. Но сердце билось так часто, как будто он бежал. Грудь покрылась испариной и теперь холодила мою щеку. Ещё одна ночь позади. Сколько их будет? Когда я подумала об этом, захотелось закричать и расплакаться, но я только придвинулась ближе, так что коснулась голой ключицы губами, и закрыла глаза.

Соль. Она везде. Теперь она – наш постоянный спутник.

– Прости, – прохрипел он. Все время до этого будто задыхаясь в бесконечной пустоте. – Я знаю, это унизительно. Ты не должна была этого видеть.

Я поудобнее устроила свою голову у него под подбородком и прошептала:

– А я ничего и не видела.

Потому что когда человеку больно, он не должен оставаться один.

– Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты уехала? – произнес он пересохшими губами. – Я хочу оставаться в твоей жизни нормальным воспоминанием, а не тем, что ты видишь сейчас.

– Что за глупости ты говоришь?

– Это не глупости. Для меня – нет.

– Мне вполне нравится то, что я вижу сейчас.

– Вполне?

Мы замерли.

– Если бы не твой гадкий характер, то было бы «полностью».

На пару секунд повисла тишина.

– Я не буду говорить тебе, что все хорошо, – произнесла я, уверенно обозначая свою позицию. – Как и не скажу, что все плохо. Но я просто буду рядом.

– Зачем?

– Потому что ты мой муж, Бланж, – ответила я, укладываясь поудобнее и явно давая понять, что спать сегодня собираюсь здесь же. – Какой же ты тупой временами.

И на этот раз он промолчал.

Утро началось неловко. Как будто кто-то стер все наше прошлое, и мы начали заново. Я проснулась первой, разбуженная не ярким светом, а тяжелой рукой на собственной пояснице. Это было так странно и так знакомо – просыпаться в его объятьях. Хотелось понежиться в них хоть чуточку больше, но я заставила себя отодвинуться. Долго лежала, разглядывая черты мужского лица, подсвеченные рассветной дымкой. Я думала, что смогла забыть их за год, но теперь понимала: чувства, которые после возвращения из «Святого моря» я затолкала глубоко вовнутрь, начали разрастаться с новой силой.

Луч солнца, скользнув по стене, упал на постель и, медленно подбираясь ближе, разбудил Бланжа. Он недовольно нахмурился, открыл глаза и застыл.

– Привет, – еле слышным голосом произнесла я, не зная, с каким настроением он проснулся сегодня.

Реми грустно улыбнулся:

– Привет.

Бабочки в моей груди принялись запускать салюты. Потому что это был первый «привет», сказанный мне за полторы с лишним недели пребывания в этом доме. Больше всего на свете я боялась, что он снова отгородится от меня крепкими стенами, поэтому, как утопающий за спасательный круг, ухватилась за этот шанс: если смогла приоткрыть эту дверь хоть на ладошку, стоит пытаться дальше.

– Пенни за правду, – прошептала я, словно ступая на тонкий лед. Шаг в сторону – и провалишься в ледяную воду. – Как ты?

Мы впервые смотрели друг другу в глаза без страха. Открыто, долго и почти не моргая, так же, как Бланж делал это много раз прежде.

– Паршиво, – ответил он. Мы были в комнате одни, но говорили шепотом, как будто кто-то посторонний мог нас услышать. – Жалость – дерьмо. Инвалидное кресло – мрак. Люди – лицемеры. Все на меня пялятся. Боли в спине доканывают. И я скучаю по прежней жизни и мотоциклу.

– Поэтому ты не хотел со мной разговаривать?

– Я не могу с тобой разговаривать, – прошептал он, напрягаясь. – В том и проблема.

– Я не стану говорить с тобой о том, о чем ты не хочешь.

– Я не хочу втягивать тебя в свою жизнь. Вернее, в то, что от нее осталось.

Я покачала головой:

– Бланж…

– Тебе стоит вернуться назад.

– А если я не хочу?

– А смысл, Жак? Моя реальность – мрак. Я не могу изменить это. В ней нет места ни для кого. Тем более для тебя. Моя жизнь – полная темнота.

– Может, у меня выйдет добавить в нее капельку света?

– Ты скорее потухнешь, Жаклин.

– Думаешь? – тихо ответила я. – А говорят, свет в темноте светит только ярче. Иначе зачем он нужен? К тому же ты до этого не смог меня испугать. Почему же решил, что у тебя выйдет сейчас?

– Жаклин…

– Я знаю. Знаю. Это твоя жизнь. Но просто хочу немного побыть рядом. Если ты сам мне позволишь. Пожалуйста.

Я видела, как он боролся с собой в этот миг. Как сложно ему было принять решение. Господи, как же мне хотелось в этот момент его обнять. Погладить ладонью небритую щеку, словно приласкав всеми брошенного пса. Но ему было не нужно сострадание. Он привык видеть в глазах напротив восхищение, зависть, гнев – да что угодно, лишь бы не слепое равнодушие, и, если для него было важно чувствовать себя значимым, я не вправе была его этого лишать.

– А пока ты решаешь, могу я попросить тебя кое о чем? Мне тоже нужна помощь.

Повисла пауза. Показалось, что я даже услышала щелчок его мыслей. Что-то в его голове переключилось.

– С чем? – переспросил он. – Мои связи сейчас крайне ограничены.

– С домом.

– А что не так? Проблемы в банке?

Я покачала головой.

– Там кое-что на кухне нужно починить, – прошептала, вспомнив про отвалившуюся дверцу старого бабушкиного шкафа. – Я пыталась сама, но у меня, увы, ничего не вышло.

Он посмотрел на меня совершенно завороженно. Как будто я не навесные петли подкрутить попросила, а звезду с неба достать.

– Ладно.

– Тогда после завтрака посмотришь?

Он кивнул.

И уже не сдерживаясь, я улыбнулась так широко, как только позволяли щеки.

Глава 5. Как рождаются легенды (Марс)

– Лил, я не могу понять, какая именно. Ты можешь объяснить понятнее?

Голос Лаклана разнесся по соседнему ряду в супермаркете, и Марс невольно закатил глаза. Потому что оказался не готов к тому, во что внезапно превратилась его жизнь. Ему приходилось не только делить дом с командой Бланжа, но и делать вид, что они… друзья. Даже это слово казалось ему противоестественным. Марс поморщился.

Да, они теперь все вместе. И да, строить из себя придурка, игнорируя коллег, – тоже не вариант, но делать вид, что у них есть что-то общее, – еще хуже.

– Конкретно, где мне искать? – Лаклан устало выдохнул, еще раз оглядев сотни разноцветных корешков в книжном закутке, что располагался между рядом с зубными пастами и дешевой косметикой. – Их так много, что, клянусь, я зависну здесь до утра.

«Вот уж точно: не загадывай, куда приведет тебя завтрашний день», – вспомнил Марс слова матери, остановил рядом свою тележку и недовольно произнес:

– То дерьмо, что она читает, вон там, слева от секции фантастики.

Лаклан замер с телефоном в руке. Марс, подняв палец, указал на самый дальний стеллаж.

– Спасибо, – выдавил Беланже.

– Без проблем.

Марс уже хотел уйти, как тот добавил:

– Слушай, я хотел с тобой поговорить… насчет Лилиан… – Лаклан сделал паузу, как будто сам не знал, как обойти эту тему.

«Не о чем нам с тобой говорить», – хотел рявкнуть Марс, но молча кивнул. Мол, валяй, я слушаю.

С тех пор как Бланж вышел из строя, прошел год. И за все это время он позвонил Марсу лишь однажды. С просьбой. И Марс не смог сказать «нет».

– Лилиан, – произнес он тогда лишь одно слово. И Марс уже знал, о чем он его попросит. – Я убедил своего менеджера посмотреть на нее. Но она не должна облажаться. Ей нужен трек. Хороший байк. И хороший механик. Найми ее на работу, Марс.

А еще через неделю ему поступило предложение занять место Бланжа в его заводской команде. На тех же условиях. И несмотря на то, что его собственный контракт был не хуже, Марс согласился. Платили этому засранцу всегда незаслуженно много. Так в «Святом море» снова появилась «святая троица»: Лилиан, Лаклан и Каспер, теперь полностью посвятивший себя обслуживанию командного инвентаря. И совершенно не святой Марс.

Потому что каждый раз, когда кто-то из них открывал рот, Марс неосознанно начинал язвить, источая яд, как будто пытался вытравить их из своего дома. Потому что ему там был не нужен еще один механик, не нужна влюбленная девчонка и тем более старший из Беланже. Последний уж точно. Это место принадлежало его брату. Не ему. Непорядок – именно так это все ощущалось Марсом изнутри, потому что на первый взгляд не изменилось ничего. И одновременно всё. А он ненавидел, когда всё не на местах.

– Я надеюсь, между нами не возникнет недопонимания? – спросил Лаклан.

– В каком смысле? – уточнил Марс, нахмурившись.

– Что теперь она моя девушка.

Марсель удивленно приподнял брови:

– Так я никогда и не претендовал.

Ему показалось, будто Лаклан ощутимо выдохнул. Конечно же, он знал. Все знали. Но, как сказал Марс до этого, все меняется. И в глубине души он признавал, что неохотно привыкал к переменам.

– Она мне как младшая сестра. Так было. И так всегда будет.

– Это радостно слышать… Думаю, ты понимаешь… Люди столько всего болтают о вас.

– Забей.

Лаклан улыбнулся:

– Просто решил сразу расставить точки над i. Да, а ты мне не поможешь? – Он кивнул на книжные полки. – Она попросила купить ей какую-то модную книжку. Сказала, обложка ванильная. Как сладкая вата. Как это, чувак? Я тут даже в цветах сраных корешков не в состоянии разобраться.

– Прости, – отвернулся Марс, чувствуя, как внутри снова просыпается язвительная сволочь. – Но дальше ты как-нибудь сам.

И он точно не стал бы рассказывать ему, что ее самые любимые книжные серии стоят на третьей полке слева.

***

Стоило Марсу вернуться в «Святое море», как он уже с парковки заметил: что-то случилось. Причем крайне нехорошее, потому что его дети, как галдящие птицы, столпились у самого края трека.

Выскочив из машины, Марс направился прямо туда. Мотоциклы стояли у входа в гараж. Все. Как и полагается. Но, подойдя ближе, Марс четко увидел: один валяется на земле со свернутым колесом, а рядом с ним Зак – самый бойкий пацан из его группы.

Он лежал на земле, зафиксированный в положении на спине: Лил уже успела оказать первую помощь. По лицу была размазана грязь – видно, слезы руками вытирал. Увидев Марса, он зажмурился и тихо застонал.

Вот же черт!

Только травм здесь не хватало для полного счастья!

– Господи, наконец-то! – воскликнула Лили. В ее глазах плескалась такая паника, что казалось, она сама сейчас заплачет.

– Прости, я опоздал.

Какой-то придурок на старом «вольво» подпер его машину, и он застрял почти на час. Конечно, Марс попросил Лили присмотреть за детьми, но не думал, что что-то может случиться.

– Родители и парамедики скоро будут. Я сразу позвонила.

Зак, услышав это, захныкал снова. Дети же наперебой начали галдеть, десятком голосов пересказывая произошедшее, но Марс поднял руку, заставив всех замолчать.

– Все в раздевалку! – крикнул он. – Уведи их, – попросил он Лили, и та, словно гусей, погнала ребят прочь.

Он осторожно снял с Зака расстегнутый сапог, стараясь не задеть место травмы. Нога начала распухать, что было плохим знаком. Наверняка перелом. Это была первая детская травма в «Святом море», и она воспринималась тревожнее, чем Марс ожидал. Но, стараясь не выказывать панику, чтобы она не передалась ребенку, он, улыбнувшись, произнес:

– Эй, Зак, да ты совсем крутой, приятель!

Тот перевел на него полный ужаса взгляд. А потом слова полились из него, словно вода из треснувшей трубы.

– Марс, прости меня! Прости, прости, прости! – принялся всхлипывать мальчишка, качая головой, жмурясь и, очевидно, заходя на новый виток рыданий. – Я помнил, что ты запретил нам брать инвентарь, пока тебя нет. Помнил, но все равно взял.

– И прыгать на этом участке тоже запретил, – добавил Марс, сложив в голове всю картину. Потому что построил этот отрезок для себя, и только Бланж обычно здесь носился без тормозов, но за него он уж точно был спокоен.

Мальчишка, шмыгнув носом, продолжал тараторить:

– Это всё Буч. Буч сказал, что ты ему разрешил. Сказал, ты сам обещал тренировать его отдельно, потому что он лучше. А еще сказал, ты даешь ему частные уроки. И только слабак тут не проедет.

– Он наврал, – произнес Марс спокойно, но Зак начал всхлипывать сильнее.

– Ну вот, значит, это я все испортил. Прости меня, прости, прости, – все повторял он. – И мотоцикл, кажется, сломался.

– Всё, хватит! – Марс присел рядом и приложил палец к губам, показывая перестать молоть чушь. – Мотоцикл мы починим. Тебя подлатают, и ты вернешься обратно, уже очень скоро. Договорились?

– И ты не злишься?

Марс хмыкнул:

– Вообще-то немного злюсь.

Пацан закрыл глаза, страдая.

– Ведь ты мой самый талантливый ученик, – добавил Марс.

Мальчишка уставился на него, словно громом пораженный.

– Правда? – всхлипнул он и тут же поморщился.

Марс кивнул, крепче сжав его маленькую ладонь в своей руке:

– Только никому не говори, договорились?

И мальчишка сквозь слезы улыбнулся.

Нервно теребя в руках телефон, к ним подошла Лил.

– Медики уже близко. Его родители минут через двадцать будут, они в Финиксе. Детей я загнала смотреть фильм, пока за ними родители не вернутся, – сообщила она, так сильно стискивая корпус своего смартфона, что удивительно, как тот не треснул.

– Спасибо, Лили, – поблагодарил Марс.

Она присела рядом, взяв мальчишку за другую руку.

– Только не ругайте ее, пожалуйста, – шепотом попросил Зак. Как будто из-за того, что их обоих отчитают, он переживал больше, чем из-за травмированной ноги. – Она не виновата. Ее Скотти отвлекал, пока я брал мотоцикл. – И тут же застонал: – Ай, ай, ай!

– Я знаю, парень, – хлопнул его Марс по плечу. – Ровно только лежи, пока врачи не приедут.

– А это правда, что однажды вам пришлось проехать со сломанным плечом десять километров? – вдруг спросил он, поморщившись.

– С вывихнутым, – поправил Марс. Десять километров, конечно, были явным преувеличением, но, с другой стороны, если от этого пацану станет легче…

– И как вы справились?

– Я был не один, – ответил Марс, чувствуя во рту горечь. – Со мной был… друг.

– Реми? – договорил вместо него мальчик. – Реми Беланже?

Марс кивнул:

– Да. Мы оказались очень далеко от дороги. В пустыне. Знаешь, где такие большие песчаные барханы. А потом я, неудачно приземлившись, упал. Прям как ты недавно. Реми Беланже пришлось вправлять мне плечо прямо на месте.

Он хмыкнул, вспомнив, как с Бланжем тогда едва не случилась истерика. Зак улыбнулся, чуть кряхтя.

– А потом? – все еще крепко сжимая руку Марса, спросил он.

– Пришлось ехать обратно. Как есть. Медленно, конечно. Но что делать.

– Было больно?

И Марс, наклонившись, прошептал, чтобы никто, кроме Зака, не услышал:

– Ужасно. Но я изо всех сил старался терпеть.

Пацан словно засветился.

Вдалеке раздались сигналы машины скорой помощи.

– О, вот и они, – обрадовалась Лилиан и замахала людям с носилками, что уже направлялись в их сторону. – Все будет хорошо, малыш.

– Ну всё, бывай, – хлопнул его по плечу Марс. – Теперь ты настоящий спортсмен. Первая галочка поставлена! Твоя работа на ближайшие пару недель – отдыхать, поправляться и объедаться фруктовым желе. Справишься?

Тот кивнул.

– Вот и отлично. Тогда до встречи, герой.

– Пока, Марс, – произнес он, глядя на него как на супермена, не меньше. Было видно, как Зак крепился, пока его перемещали на носилки и закрепляли ремнями, чтобы он не упал.

Мальчишку подняли.

– Пока, Закари. Возвращайся скорее! – Лил наклонилась и поцеловала его прямо в чумазую щеку, отчего он зарделся.

– Спасибо, мисс Лилиан, – ответил, смутившись. – И простите, что вас подставил. – А потом, переведя взгляд на Марса, спросил: – Вы, случайно, не собираетесь жениться на мисс Лилиан?

Марс улыбнулся:

– А что? Ты претендуешь?

Зак снова покраснел:

– Нет, вы что, она же на миллион лет старше меня! Мне двенадцать только!

– Всего на семь, – улыбнулась Лили.

– Это пропасть, – подвел итог мальчишка.

– Ну вот видишь, – ответил Марс. – А я старше нее почти на десять. Так что нет, жениться на ней я, случайно, не собираюсь. К тому же у мисс Лилиан есть парень.

Закари унесли. Марс видел, как следом за машиной 911 подъехали родители мальчика. Теперь ему предстояло объясняться еще и с ними. Лилиан вдруг произнесла:

– Если хочешь, я позабочусь об этом.

– Нет, не нужно. Все-таки он – моя ответственность.

Лили мягко улыбнулась:

– Он просто боготворит тебя. Хотя не только Зак. Все дети. Ты даже представить не можешь, насколько много значит твое мнение для каждого из них.

Марс не знал, что на это ответить.

– Из тебя вышел бы такой чудесный отец.

Он нахмурился:

– Если бы я этого хотел.

– А ты не хочешь? – спросила Лилиан с надеждой. Каждый раз, когда она делала так, Марсу казалось, что она снова невольно расшатывает его границы свободы, посягая на них. – Глядя на то, как ты возишься с детьми, я почему-то думала, что ты мечтаешь…

– С чего ты это взяла? Из-за того, что у меня своя школа? Или потому, что мне нравится учить других? Если бы я хотел свою семью и своих собственных детей, я бы уже давно женился, тебе не кажется?

Девушка затихла.

– Мне не нужны отношения, Лили. И семья тоже. Если я захочу потрахаться, то найду с кем.

Она зажмурилась.

– Ладно, мне надо идти. Родители Зака ждут, – произнес Марс, отвернулся и зашагал обратно.

А Лили так и осталась стоять рядом с покореженным мотоциклом. Ощущая себя точно так же.

Глава 6. Что ты со мной делаешь? (Жаклин)

– Это не дом! Это самая настоящая развалина! – возмущался Бланж, с раздражением отбрасывая отвертку или гаченый ключ либо, как в этот раз, ставя на зарядку шуруповерт. Потому что здесь постоянно мистическим образом клинило двери и окна. Гас свет и ломалась мебель. А позавчера на кухне сорвало кран.

На моей коленке и локте появились два свежих синяка – последствия тактического расшатывания ножек табурета, но Бланж, к счастью, об этом не знал. И просто молча делал все, о чем я его просила. Разве что смотрел с ноткой недоверия. Зато спустя полторы недели наш домик медленно, но верно начал превращаться из запущенной развалюхи во вполне себе уютное гнездышко. Нет, Реми Беланже не оказался талантливым ремонтником, но, учитывая количество свободного времени, даже его навыков было достаточно. А самая главная победа случилась в пятницу утром: мне удалось вытащить его из дома. Пока лишь в строительный магазин за креплениями для шкафа, которые мне одной «нет ни малейшего шанса отыскать». Но даже от этого факта я сияла, как рождественская гирлянда.

– На меня люди таращатся, – бурчал он, крутя колеса кресла между широкими рядами стройматериалов. На его руках снова были перчатки. Только теперь предназначенные совсем для других колес.

Я шла рядом.

– Не могу их за это осуждать. Сама бы делала так же.

– Ага, смешно тебе, – огрызнулся Бланж.

– Вообще-то ни капли.

Я очень хотела сказать ему, что на него пялятся не потому, что жалеют, а потому, что он просто не может не притягивать взгляды. Запомнила это чувство с того раза, когда из-за глупой шутки увидела его в инвалидном кресле еще год назад. Он не выглядел ущербным или жалким – может, поэтому я так легко попалась. Но он и сейчас таким не кажется. Как бы Реми Беланже ни пытался спрятаться за козырьком бейсболки, он оставался тем самым Бланжем, которому завидовали: пугающим, непостижимым, до боли целеустремленным, горячим, упрямым и порой невыносимым, а это вещи настолько сильные, глубинные, что их не вытравить даже таким серьезным травмам. Он был по-прежнему великолепен. Но я никогда бы ему об этом не сказала.

– Слушай, я так есть хочу, – обхватила я руками живот. – А ты?

– Не особо.

С аппетитом у Бланжа по-прежнему были большие проблемы, и дело вовсе не в физиологии. Он просто потерял желание жить, есть, двигаться дальше.

– Может, тогда кофе? С маффинами? – предложила я. – Здесь, в торговом центре, очень милая кофейня.

– Как хочешь. – Он равнодушно пожал плечами.

– Кофе – это всегда хорошая идея. – Я улыбнулась, сворачивая к кассам. Мы оплатили покупки, но, когда вошли внутрь крошечного «Старбакса», как же серьезно я пожалела о своей идее!

Прямо с порога Реми бросил один-единственный взгляд в сторону прилавка, и самый настоящий ужас промелькнул в его глазах. Стойка, за которой работал бариста, оказалась настолько высокой, что если бы Бланж к ней подъехал, то его бы даже не заметили.

– Я возьму нам что-нибудь, – подскочила я, мысленно хлопнув себя по лбу за то, что не подумала заранее. – А ты пока… займи нам место, ладно?

Он кивнул и удалился, раздраженно маневрируя между ножками стульев и столов.

К кассе выстроилась очередь. Несмотря на то что через дорогу была более удобная кофейня, атмосферная и уютная, я не рискнула вести Реми туда. На улице начался дождь, и я не хотела промокнуть. Видимо, не я одна.

– Слушай, может, уберешь это дерьмо? – послышался недовольный голос.

Бланж? Я обернулась.

Его инвалидное кресло застряло колесами между двумя столиками. Проход загородила чья-то спортивная сумка. Парень, к которому так нагло обращался Реми, медленно встал, вытянувшись во весь свой рост, и теперь высился над ним с таким выражением лица, как будто собрался драться. И судя по лицу Бланжа, он вовсе не был против. Я уже приготовилась встрять, если понадобится помощь, но, окинув Бланжа взглядом, громила потупил взгляд, закинул свой скарб на свободное место и молча отошел в сторону.

– Прости, брат, – бросил он снисходительно.

– Я не брат тебе.

Я видела, как Бланж стиснул зубы.

– Мои извинения.

– Нет проблем, – процедил он, хотя в глазах ясно читалось, что он специально нарывался на скандал.

Я отвернулась, прикрыв глаза.

– Посмотри туда, – тут же услышала за спиной шепот. Позади меня стояли две девчонки не старше меня.

– Куда?

– Да вон же, парень в инвалидной коляске. Ты не узнаешь его?

Тут я вся превратилась в слух.

– Кого?

– Это же младший из Беланже. Звезда мотоспорта. Прошлым летом мы были на стадионе в Тампе. Он нам футболки еще подписывал.

– Гонишь. – Первая хихикнула. – Он же парализован.

– Моя сестра – его фанатка, клянусь, я его даже с пятидесяти метров узнаю, у нас в комнате его портрет метр на метр висит, – прошептала вторая. – Значит, его менеджеры скрывают, что он в таком состоянии.

Как же противно было стоять, слушать все это и молчать. Хотелось обернуться и крикнуть: «Он в нормальном состоянии, закройте рот, вы обе!» – но я лишь молча стиснула зубы и перевела взгляд на Реми, который, сидя за столиком, сосредоточенно глядел в окно.

– Год назад я была ой как не прочь затусить с ним, если понимаешь, о чем я. Мы даже были на одной вечеринке однажды. В Вегасе. Я так весь вечер старалась мелькать рядом, но, увы, так и не вышло с ним познакомиться.

– Валяй сейчас.

– Забудь, – махнула девчонка рукой.

– Думаешь, он всё? Списан?

– Не знаю. Но какой смысл?

– Может, вернется?

– Вряд ли. Да и ниже пояса там теперь точно ловить нечего.

Они вместе шутливо выдохнули:

– Увы.

Я сжала кулаки так крепко, что ногти впились в кожу.

– С собой, – почти прорычала я баристе и махнула Бланжу рукой, что не намерена сидеть здесь. Да он и сам не был против.

Я не помню, как мы возвращались в машину. Дождь усилился и теперь шумно колотил по стеклам.

– Все нормально? – Реми повернул голову в мою сторону.

– Отлично. – Я улыбнулась сквозь силу. – Просто не люблю слишком долго ждать. В конце концов, кофе здесь не такой уж и вкусный.

Показалось, что он поверил.

Когда мы подъехали к дому, лило так, что я не смогла бы рассмотреть даже съезд на нужную дорогу. Хорошо, что за прошедшие годы выучила маршрут наизусть. Я припарковалась и заглушила мотор. Не стала спрашивать, нужна ли Реми помощь: знала, что этот вопрос приводит его в бешенство. Раскрыла зонт, достала из багажника его складное кресло, оставила у двери, а сама отвернулась. За холмом тучи висели так низко, что, казалось, еще немного – и небо упадет на землю. Грянул гром.

По раздавшемуся следом громкому хлопку двери я поняла, что Бланж выбрался из машины. Обернулась как раз в тот момент, когда, въехав на крыльцо по пандусу, он остановился под навесом.

– Жак, идем, – сквозь стук капель послышался его голос.

– Заходи в дом, я сейчас приду. – Убрав свой широкий зонт, я подняла лицо к небу, чувствуя, как его слезы стекают по моим волосам, рукам и лицу.

– Жак, ты чего?

Но я не ответила.

Не потому, что была на него обижена. На жизнь – может быть. На несправедливость – скорее всего. На глупых девчонок, болтающих ерунду, – наверное. Но не на Бланжа. К тому же мои внутренние силы настолько иссякли, что казалось, их просто нет. Еще немного – и моя пустая оболочка рухнет на землю. Поэтому мне нужно, просто необходимо было напитаться гневом природы, энергией этого места, чтобы встать и бороться против всего мира дальше.

Небо затрещало, словно сейчас расколется; капли срывались вниз, наполняя долину оглушительным ревом. Они стучали по крыше, по пандусу у порога, а я так и стояла, запрокинув голову, чтобы никто не понял, где чьи слезы.

– Ты не боишься? – донесся до меня голос.

Я обернулась, покачав головой.

Такой ерунды?

Больше нет.

Есть вещи и пострашнее.

– Я обожаю гром, – крикнула я.

Он смотрел мне прямо в глаза, как обычно, вынимая всю душу. Если бы он только знал, что этот взгляд делал со мной с самого первого дня! А я стояла напротив, мокрая насквозь. По моим рукам, плечам, платью в мелкий цветочек бежали ручьи, и я всеми силами заставляла себя улыбаться так ярко, словно я – единственное спасение для этого мира темноты. «Не плакать при нем! Не плакать!» – твердила я себе.

– Боже, Жак. Хорошо, что ты не понимаешь, что делаешь со мной в этот момент, – произнес он.

– А что я делаю? – хрипло прошептала я.

Но Бланж лишь едва заметно улыбнулся:

– Ничего.

Глава 7. Обнимай (Жаклин)

Дни потянулись за днями. Я вернулась к фотографии. Бланж – к своей рутине. Именно так он называл ежедневный комплекс упражнений, благодаря которому поддерживал мышцы в форме и который занимал бо́льшую часть его времени. Он больше не прятался от меня за закрытыми дверьми комнаты, не впадал в ступор, стоило мне увидеть его на полу. Но его травма все равно стояла стеной между нами.

В тот день я вернулась из магазина. Припарковала пикап сбоку от дома и вошла через задние двери. Но не успела даже поставить пакеты на стол, как услышала голос:

– Нет, Лаки, можешь ему передать, что я ничего не подпишу. Этот разговор окончен, и возвращаться к нему я не собираюсь.

Неужели Марс осмелился снова просить отказаться от «Святого моря»? Мне не удалось расслышать, что ответил Лаклан, и я подошла ближе.

– А что с деньгами? – снова донесся его голос.

Ответ прозвучал с заминкой:

– На исходе.

– Ты же знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать.

– Если понадобится, сообщу.

Хотя я прекрасно знала: Бланж никогда не попросит брата о помощи. Наверняка операции, которые шли одна за другой, и длительная реабилитация после сожрали значительную часть его бюджета. Сколько у него осталось, я никогда не спрашивала, но, судя по горечи в голосе, не так уж и много.

– Дать совет?

Повисло молчание. Очевидно, Бланж просто покачал головой.

– Когда я твоих советов просил?

– Но согласись, некоторые мои решения для тебя к лучшему.

– Ты про то, что даже моего мнения не спросил перед тем, как тащить сюда?

Внутри все противно так сжалось.

– Хочешь сказать, все было зря?

Бланж промолчал.

– Конечно, ты имеешь право сердиться, – сказал Лаклан. – И да, я влез не в свое дело и втянул в это Жаклин.

– Вероятнее всего.

– Но вот только я не жалею, – хмыкнул старший Беланже. – Да, черт побери, ты впервые за год на человека похож стал.

– Придурок.

– И даже реагируешь!

Я услышала, как Бланж глухо рассмеялся.

– И даже не шлешь меня в задницу!

– Доиграешься, Лаки.

А потом Лаклан произнес:

– Никогда не думал, что скажу это, клянусь, но даже тогда ты ее не заслуживал. И тем более не заслуживаешь сейчас.

– А я и не спорю… – совсем тихо ответил Бланж.

Но дослушать я не успела. Передние двери хлопнули, и, судя по легким шагам, внутрь вошла Лили.

– А Жаклин нет? – мягко спросила она. – Я не видела ее машины у дома.

– Уехала за продуктами в город.

– А ты почему не с ней?

– Что за допрос? – возмутился Бланж.

– А он и правда прям ожил, – довольно протянула Лили, адресовав фразу, очевидно, Лаклану.

– Я ж тебе говорил.

– Вы что, охренели оба? – возмутился Бланж, на что те рассмеялись, а я окончательно запуталась.

Поставила наконец покупки на стол и вошла в комнату.

– Что здесь происходит? – Все замерли, бросая в мою сторону нервные взгляды. – И что вы здесь делаете?

И как им совести еще хватило в мой дом явиться?

– Привет, Жак, – неловко помахала Лил. Лаки же так и застыл у порога, словно его туда приклеили. – Были недалеко, заехали на чай, – бросила она взгляд в сторону Бланжа.

– Или чего покрепче, – добавил Лаклан. – Но там уж как выйдет.

– Вы серьезно?

В комнате воцарилась тишина. Лаклан с Бланжем переглянулись, обменявшись бессловесными посланиями.

– Ясно, – пробормотала я. – Общайтесь без меня в таком случае. И да, простите, но прощаться не буду. Закроете за собой сами.

Наверное, вышло чересчур резко. Видит Бог, я старалась держать себя в руках, но актриса из меня всегда была никудышная. Развернувшись, я хотела направиться в свою комнату, но Бланж схватил меня за запястье:

– Эй, стой!

– Зачем? Беседуйте, вы же такие прекрасные друзья. Не буду вам мешать.

Он цокнул, недовольно взглянув на Лаклана:

– Я же просил ей не говорить.

– О чем не говорить?

За моей спиной Лаклан откашлялся:

– Мы и не говорили. Это он.

Кто он? Марс – он?

– Вот трепло.

Лил хмыкнула.

– Может, кто-нибудь мне все-таки объяснит, что здесь происходит?

– Я объясню, – произнес Бланж и попросил: – Оставьте нас на минуту. – И когда все вышли, наконец отпустил мою руку, больше не опасаясь, что я сбегу. От этого было еще обиднее. Как будто я, в отличие от них, дала хоть раз повод в себе усомниться. – Ладно, Жак, скажи уже все, что думаешь. По крайней мере, будет проще, если я сразу буду знать, что у тебя на уме.

Я посмотрела на него с раздражением. И он еще спрашивает?

– Да в том, что они бросили тебя, – прошипела я тихо, чтобы в соседней комнате не услышали. – Ты в курсе, что и Каспер, и Лил, и даже Лаклан теперь заодно с Марсом? Стоило тебе выбыть из игры, он тут же занял твое место, а эти двое переметнулись в стан врага!

– В стан врага? Ого, как поэтично. Даже мило.

– Что ты здесь милого нашел?

Бланж мягко улыбнулся:

– То, как ты меня защищаешь.

Я почувствовала, как красные пятна ползут с шеи на лицо.

– Ты знал? – наконец догадалась я.

– Ну конечно знал.

– И не был против?

– Не был.

– Но… – растерялась я, теперь совсем ничего не понимая. К горлу подкатил ком. – Как…

– Я сам попросил Марса забрать их.

От удивления я аж присела на подлокотник дивана.

– Зачем?

Бланж пододвинул свое кресло ближе. Теперь наши глаза были почти на одном уровне. Я уже знала, в таком положении откровенность ему дается легче.

– Жак, моя карьера закончена, понимаешь? – хрипло произнес он. Я покачала головой, собираясь возразить, но он не дал мне себя перебить. – Я знал, что Марс не откажется от предложения занять мое место. Мне всегда платили незаслуженно много. А значит, автоматом попадет с Лаки в одну команду. Там же будет и Лил. А Лилиан необходима поддержка. И в данный момент его, а не моя. Я сам попросил Марса помочь, потому что все, что я мог для них сделать, я уже сделал. Не в моих силах дать больше. Не теперь, ты же понимаешь. Для меня это финиш, но для них – только старт. Так за что мне на них обижаться?

Все, что я смогла, – лишь пропищать, не найдя других объяснений:

– Но ты же эгоист и собственник.

Он мягко рассмеялся:

– Пришлось пересмотреть ориентиры.

Я опустила взгляд на собственные руки. Да уж. Красивым мое поведение точно не назовешь. Неужели никто не мог сказать мне раньше? Хотя, может, просто не успели, я ведь сама сбежала в тот раз.

– Прости.

– Тебе не за что извиняться. Передо мной уж точно.

– Думаешь, я должна извиниться перед ними?

Бланж хмыкнул: