Читать онлайн Кровавое воскресение

Мистицизм без поэзии – суеверие,

а поэзия без мистицизма – проза.

Лев Толстой, «Воскресение».

Он умер не сразу. Минут десять эта туша дёргалась со слюнявыми хрипами, пытаясь выбраться из гроба. Круглые белые глаза пялились в потолок, скрюченные обессиленные лапы тянули кол, пронзивший раздутое брюхо. Вонючая кровавая пена стекала с синих губ – растрёпанная борода напиталась ею, моментально превратившись из седой в непотребно тёмную. Когда упырь наконец сдох, я вырезал его сердце. Это маленькое, как ссохшаяся груша, сердце вместило целые бездны злобы и ненависти… Я забрал его с собой.

Хлипкие ступени надрывно скрипели, когда я поднимался из подвала на свет божий. Словно причитали по тому, кто до сего дня таился здесь. Сегодня ещё одним обидчиком рода людского стало меньше. Да смилуется небо над твоей чёрной душой, богомерзкий граф Лев Николаевич…

Началось всё девять лет назад – когда я трудился экскурсоводом в Ясной Поляне. Работал я по преимуществу со школьными группами – мелкими сопливыми экскурсантами, под надзором педагогов совершающими паломничества по «святым местам». Не могу сказать, что такая работа мне нравилась. Меня тошнило от неё. Но для выпускника провинциального педвуза, коим являюсь я, это место было козырным. Хотя бы потому, что позволило удрать из убогого сталелитейного городка на Южном Урале, где я имел несчастье родиться.

Именно в Ясной Поляне всё это и произошло. Начало положило исчезновение двух ребят-семикласников из Нижнего Новгорода. Помню, это было удивительно жаркое лето. «Если подростки со своей или с чужой помощью дали дубаря где-нибудь тут, их скоро найдут. По запаху», – лениво думал я, потягивая «Жигулёвское» в местном буфете. Милиция на предмет пропавших пацанов меня уже допрашивала – я не смог сообщить сыскарям ничего интересного. Пропали оболтусы уже после моей экскурсии. Их хватились на автобусной стоянке, когда пересчитывали. Тогда их так и не нашли – ни живыми, ни мёртвыми.

Примерно через неделю после этого инцидента у меня произошёл странный разговор с местным старожилом – Николаем Взбарабошиным. Николай занимался тем, что продавал туристам вырезанные из липы ложки и сплетённые из коры лапти. Как он уверял, именно в таких лаптях предпочитал ходить великий русский писатель после того, как его отлучили от церкви и предали анафеме.

– Снова Лев Николаич озоровать взялись.

Эти слова услышал я от Взбарабошина звенящим комариным вечером, когда сидел с бутылкой сухого белого на крыльце толстовской усадьбы. Чтобы спастись от комарья, я непрерывно курил.

– Чего-чего?

Взбарабошин, отмахиваясь связкой лаптей от комариного роя, полез в карман за сигаретами. Пока он рылся в брюках, я быстро допил остатки. Меня раздражала взбарабошинская манера изображать русского крестьянина в духе школьной хрестоматии. Ладно бы он юродствовал только перед приезжими…

– Да того… Опять граф-покойничек шляются по Ясной Поляне. Как после революции шлялись.

– Слушай, иди проспись.

– Видал я их светлость позавчера. Все в паутине, в белом дерьме каком-то, глаза дикие, как у волка. Погнались за собачонкой. Тут недалеко совсем, у дороги. Ухватили псину, хребет об колено… Бедная тварь.

– А потом?

– Потом вцепились в загривок и всю кровь из пса высосамши. Вот так. Сосут кровь, а у самих рожа синяя, как у Фантомаса. Ясно, что и пацанов тех они так же скончали. Как ту собачонку.

– Знаешь что, Николай… Вина больше нет!

– Понял, понял… ухожу.

Снова затолкав в карман с таким трудом извлечённые сигареты, Взбарабошин отвалил. И всё комарьё вдруг тут же исчезло.

* * *

На следующий день я доложил директору, что у Взбарабошина запой. И с Поляны его надо гнать, дабы не распугивал народ. Реакция начальства на сей мой стук была однозначной.

– Да. Этот хренов барыга-лапотник и меня достал. Поговорю-ка я с участковым, – озабоченно нахмурил жиденькие брови директор толстовского музея. Потомок самого Льва Николаевича, между прочим.

А через два дня исчезла уборщица Валентина. Исчезла, оставив после себя неприбранный директорский кабинет и перевёрнутое мусорное ведро. К тому же, вдруг оказались разбитыми все зеркала в бывшем жилище великого русского писателя.

Жёлтые щупальца паники зазмеились по коридорам усадьбы.

Власти задержали Взбарабошина. У него дома будто бы нашли окровавленную детскую одежду. Рассказывали, что Николай, когда у него шёл обыск, плакал и кричал, что не виноват, что это граф его заставил пацанов поймать. Ясную Поляну на время закрыли для посетителей. Говорили – в интересах следствия.

Ко мне в те дни начали приходить ночные кошмары. Я не звал их. Я был им совсем не рад. Но они приходили каждую ночь. Мне снилось, как тени заползают в мою комнату. Они были отвратительно живые, эти бесшумные скользкие тени, и вселяли в меня такой дикий страх перед ночью и темнотой, какого я не помнил с самого детства. Тени были ужасны и тем, что скрывали за собой кого-то ещё более мерзкого. Этот «кто-то» контролировал их и направлял на меня. Каждую ночь…

Я похудел и осунулся. У меня пропал аппетит и постоянно кружилась голова. Врач, к которому я обратился, выписал мне успокоительное, посоветовал хорошенько отдохнуть и думать только о хорошем.

Но о хорошем как-то не думалось. Тяжёлые, пропитанные влажной духотой ночи поселились в Ясной Поляне. И ещё одно – из окрестностей толстовской усадьбы исчезли все собаки и кошки. И птицы. Вместо жизнерадостных трелей утреннее солнце стала встречать угрюмая, напряжённая тишина. Это было даже не ненормальным – это было диким и необъяснимым. Как и то, что приключилось потом.

Был не очень поздний вечер. Я валялся в своей комнатёнке, пытаясь читать. Из-за гнусной духоты противно побаливала голова. Комариные орды вынуждали держать окошко закрытым. Кровопийцы-то, в отличие от остальной живности, никуда не исчезли. Напротив: крылатого сброда стало будто даже больше.

Я надумал пойти прогуляться перед сном – вдохнуть свежего воздуха, выкурить сигаретку под открытым небом. Решил неспеша пройтись до Старого заказа, до графской могилы.

Пока я шёл через парк, заметно стемнело. Меня непрестанно атаковали комары, от которых я отмахивался веточкой. Луна, большая и бледная, следила за каждым моим шагом.

Внезапно раздался крик. Я дёрнулся, будто наступил на оголённый провод.

– Помогите! На помощь!

Вопили где-то возле толстовского погоста. Бросив сигарету, я побежал туда.

– Помогите! Помоги-и-ии… А-а-а!!!

Вопль оборвался. Метрах в пяти передо мной замаячило что-то белое. Подбежав ближе, я рассмотрел нечто, ввергшее меня в шок.

На небольшой парковой лужайке под прозрачными лунными лучами лежал, раскинув в стороны руки, директор. Маска предсмертного страха застыла на его лице. А над ним…. Над ним раскорячился чудовищный комар! Огромная, с овчарку, бледно-рыжая тварь воткнула в тощее директорское горло толстенный хобот. Брюхо монстра на моих глазах безобразно раздувалось, темнея от крови! Омерзительный бурдюк, к которому приделали щетинистые лапы…

Подхватив с земли кривую палку, я швырнул её. Палка глухо ударила комара в голову. Выросты-антенны над матовыми чёрными глазами зашевелились в моём направлении. Тварь выдернула хобот из горла жертвы. Крылья распахнулись, и нечисть, загудев, будто трансформаторная будка, взмыла в ночное небо.

Я подбежал к потомку великого писателя. Он как будто уже не дышал. Я пощупал пульс – обескровленное сердце молчало. Мёртв.

Но тут глаза директора раскрылись. Он засипел, как испорченный насос:

– Это был… он… Лев… Николаевич…

Это было последнее, что я услышал от несчастного наследника Ясной Поляны. Тело его вдруг вспыхнуло ярким зелёным пламенем. Я отшатнулся, прикрыв руками глаза. Через несколько секунд пламя исчезло. Исчез и директор. Лишь неприятный, резкий запах остался над местом, где он лежал. Запах, да немного странного желе на примятой траве.

Поминая господа бога, я бросился бежать.

* * *

Я заперся в своей комнате, зашторил окно и потушил свет. Почему я не вломился с отчаянными стонами к своим соседям по общежитию? Не поднял на ноги всех музейных сторожей? Не позвонил в милицию? А кто бы мне поверил?

Гигантский демонический комар и вспышка зелёного пламени, в котором исчезает твой начальник, – это далеко не повод беспокоить людей. Тем более – представителей закона. Если, конечно, не хочешь нажить серьёзных неприятностей.

Неприятности мне были не нужны. Поэтому я решил завтра же, прямо с утра, убраться куда глаза глядят и никогда никому не рассказывать о том, что видел.

Солнце ещё не всходило, а чемодан был уже упакован. Сидя на кровати, я пересчитывал имеющуюся наличность. Минут через сорок я буду уже в Туле. А оттуда рвану в Москву. Прощай, родина пряников и самоваров! Раз творятся тут такие дела – мне здесь не место…

В дверь тихонько постучали. Я испуганно замер, прекратив мусолить купюры.