Жара в Анапе в тот день была такой плотной, что ее, казалось, можно было резать ножом. Воздух дрожал над раскалённым песком, а море лениво лизало берег, словно гигантский уставший кот. Я сидела на корточках, сжимая в руках ведёрко, и с отчаянием смотрела на бесформенную кучу песка передо мной.
– Ну что, Шедевр? – прошипела я своему творению. – Хоть бы не развалился до начала конкурса.
Рядом возился какой-то парень. Не просто возился, а с сосредоточенным видом инженера-проектировщика выстраивал идеальные бастионы. У него был целый арсенал: не только ведёрко и лопатка, но и какой-то медицинский шпатель, кисточка и пульверизатор с водой.
– Эй, Леонардо да Винчи, – не выдержала я, – ты точно на детский конкурс пришёл, а не на защиту диплома по архитектуре?
Он поднял на меня глаза. Карие, смеющиеся, с золотыми искорками на солнце.
– А ты, я смотрю, приверженец стиля «абстрактный экспрессионизм», – парировал он, кивая на мою бесформенную глыбу. – Глубоко. Ощущение бренности бытия перед лицом стихии.
Я фыркнула, но не смогла сдержать улыбку.
– Лера, – представилась я, протягивая руку, заляпанную песком.
– Марк, – он вытер ладонь о шорты и пожал ее. Рука была теплой и уверенной.
Мы просидели рядом весь день. Я придумывала безумные истории о призраках, живущих в наших замках, а он с невозмутимым видом достраивал сложные арки и подвесные мосты. Мы спорили о том, какой должна быть башня – круглой или квадратной, смеялись над тем, как сбегали от родителей маленькие конкуренты, чтобы окунуться в море. От него пахло солнцем, кремом от загара и чем-то чистым, по-летнему свежим.
– Ладно, Пикассо, – сказал Марк, откладывая шпатель. – Признавайся, куда поступала? А то вижу, мозги работают не по-детски.
– На туризм, – вздохнула я. – В наш местный. Мечтаю показывать людям, что Анапа – это не только «все включено» и шезлонги.
Он замер и медленно повернулся ко мне. Его глаза расширились от изумления.
– Ты шутишь.
– А что?
– Я тоже. На туризм. Заявление сегодня утром отнёс.
Мы смотрели друг на друга, а вокруг будто застыл весь шум пляжа: крики чаек, смех, плеск волн. Словно сама судьба, притворившись курортной знакомой, подмигнула нам и протянула билет на один и тот же поезд.
И в этот самый момент случилось нечто эпическое.
На горизонте появилась огромная, пенная, зелёная волна. Та самая, о которой местные шепчутся, что она приходит раз в сезон, чтобы смыть все накопившееся за лето. Дети завизжали от восторга, взрослые начали хватать полотенца.
– Нет! – выдохнули мы хором.
Но было поздно. Вал с грохотом обрушился на берег. Мой «абстрактный экспрессионизм» и его «готический собор» слились в одно бесформенное, мокрое месиво. От наших шедевров не осталось ничего. Кроме одного.
Мы сидели по колено в воде, смотрели на то, что еще минуту назад было нашими замками, и… смеялись. Мы смеялись до слез, до боли в животе, хватая друг друга за руки, чтобы не упасть обратно в пену.
– Ну что, – вытер слезу Марк, его карие глаза сияли прямо на меня. – Начинаем с чистого листа. В прямом и переносном смысле.
– Согласна, – кивнула я, и что-то тёплое и огромное, размером с целое море, распирало меня изнутри.