Читать онлайн Когда поёт папоротник

Злата родилась в грозу. Говорили с такой метелью, что не видно было ни звезды, ни свечи в окне. Мать умерла ещё при родах, а отец раньше, в одной из тех бесшумных деревенских трагедий, о которых потом не любят вспоминать вслух. С той поры жизнь её принадлежала монастырю, хоть и не за один год она туда попала.

Семилетнюю девочку с заплаканными и голодными глазами привезли к вратам женского монастыря у огромного леса возле реки. Она прижимала к себе тряпичную куклу и почти не разговаривала. Серафима встретила её сама, укутала в шаль и тихо сказала, – ну что, не переживай. Здесь ты  как у Господа под крылом, так что ничего не бойся.

Так и жила Злата при храме, при свечах, при книгах.

Она выросла светловолосой, тонкой, как васильковый стебель. Глаза её были цвета летнего неба, но не яркого, а того, которое бывает в раннее утро  мягкое, задумчивое, будто с вопросом. Щёки у неё никогда не были розовыми, как у других девиц, зато вся её внешность казалась чистой, как пергамент белый, хрупкий, готовый сохранить что-то важное.

За ней приглядывали сёстры, не как монашки, а как родные тётки к сироте с добром, с печальной заботой. Сначала она училась при монастырской школе и пела в хоре, переписывала псалмы, выучилась читать да писать столь старательно, что вскоре стала проситься в библиотеку при храме. Там Злата проводила час за часом, перебирая древние книги, переплетённые в кожаные корки, с буквами, что будто дышали временем. Особенно она любила листать летописи и народные сказания.

И однажды в самом начале июля ей попалась тонкая книжка без названия, с выцветшими буквами.

В ней рассказывалось о ночи Ивана Купалы. Девушка читала о траве, что цветёт лишь раз в году. Потом о венках, которые плывут и исчезают в реках. Узнала что есть тропы где нельзя оглядываться. Читала и о голосах, что шепчут в воде. Узнала о настоящих ведьмах, русалках и огненных цветах.

И  главное прочитала о любви, что может найтись, если не бояться смотреть в темноту.

Сердце у Златы сжалось не от страха, а от странного предвкушения.

Что-то в этой истории тронуло струну в ней, которую она не знала в себе прежде. В ту же ночь она не спала, глядя в окно на далёкое поле.

На рассвете, когда только вставали первые монахини не утерпев, она подошла к матушке Серафиме, старой монахине, что хранила ключи от библиотеки и когда-то её и приютила.

– Матушка, – спросила Злата тихо, – а правда ли, что в ночь на Ивана Купала… бывает особенное?

Серафима посмотрела на неё пристально. Глаза её были выцветшие, как и страницы той книги, но глубокие, словно колодец.

– Не ходи туда, дитя, – сказала она строго, но без гнева, – в ту ночь не люди ходят, а то, что между. Ведьмы бродят, черти заманивают, русалки ищут, кого утащить. Да и любовь… не всякая любовь от Бога. Знаю что тебе интересно, но не будь ты как все, молодежи лишь бы песни петь и гадать в ночь чуда ожидая, – промолвила женщина смотря на свою подопечную.

Злата опустила голову внимательно слушая Серафиму. Но мысль уже пустила корни.

Теперь, когда свечи в храме гасли к ночи, она всё думала об этом дне и о том что хочет сходить туда несмотря на опасности.

До Купальской ночи оставалось ещё времени. Но с каждым утром казалось, что что-то в мире стало другим. Воздух будто гуще. Ветры словно шепчут. И сердце, до этого кроткое и послушное, вдруг просыпалось в ней с новым желанием понять, почувствовать, узнать.

После беспокойного сна утро было тихим.

Тонкий туман стелился по монастырскому саду, будто кто-то расстелил белую ткань на траву. Петухи кричали неуверенно, словно и сами не были до конца уверены, что ночь закончилась. А Злата сидела на скамье у колодца, с молитвенником на коленях, но не читала.

До Купальской ночи оставалось два дня.

Мысль, что сначала вспыхнула как искра, теперь жила в ней, как тлеющий уголёк. Она не смела, делиться ею вслух. Даже подруга по трапезной Агафья заметила, что Злата стала тише, чем обычно, и всё глядела в окно, будто ждала кого. Но Злата молчала. Она боялась, что если скажет, то всё исчезнет, рассыплется, как сон на рассвете.

И всё же сегодня, этим ранним светом, когда другие ещё спали, она решилась молиться. Не словами канона, не правилами, а своим, дрожащим сердцем.

Она сложила руки и прошептала, – Господи, прости меня, если не по уму я думаю, … но ведь ты сам дал мне сердце и разум. Разве не ты дал мне глаза, чтобы видеть красоту, и душу, дабы тянуться к тайнам?

Я не хочу зла. Я не иду за колдовством, о Господи. Только ведь узнать хочу. Почувствовать. Если в той ночи есть зло, отврати меня. А если что-то доброе в ней есть, чистое не гневайся, если я увижу его.

Она перекрестилась трижды, со слезами. И снова посмотрела в сторону поля туда, где за лесом, по слухам, на Купалу девушки пускали венки по реке, а юноши прыгали через костры. Где трава цвела однажды в году та, что показывала сокровища и чужие сердца.

– Я тихо уйду, – подумала она, – никто не узнает из монахинь. До рассвета уже вернусь. Только взгляну. Только посмотрю маленечко и сразу обратно.

И тут ей вдруг стало страшно, а если это и, правда, грех?

Но внутри неё всё, же звучало другое лёгкое, тихое, почти невесомое чувство. Не восторг. Не дерзость. А как бы трепетная надежда может, Господь видит, что она не за чудом гонится. А за чем-то важным, за чем-то, что заложено в ней самой.

Свет поднимался, и в нём дрожали соринки, как пыльца над травами.

День только начинался, а Злата уже знала, что он будет другим. И следующий тоже.

А в ночь на седьмое июля она уйдёт. В белом платье как во сне, который в одно мгновение захватил все мысли и сердце.

И в тот самый миг кто-то коснулся её плеча. Сразу вытаскивая девушку из всех размышлений. Лёгкое, неловкое касание казалось случайное, но не грубое.

Она вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стоял юноша высокий с тёмными волосами, будто вороново крыло, в лёгком беспорядке.

На его лице играли солнечные веснушки, как у ребёнка, но взгляд был не детский, а взрослый и осознанный. Глаза юноши были тёплого зелёного цвета, словно травы в разливе и смотрели мягко, но уже зрелой серьёзностью.

– Ой, прости, не хотел испугать, – сказал он. Голос был низкий, ровный, но не заносчивый. – Ты…задумалась, и я вот невольно захотел узнать, о чём ты думала.

Злата опустила глаза и тихо выдохнула, прикрыв молитвенник, – да, и правда много думала, прости, если немного напугала.

– Видно, что ты любишь подумать, совсем внимания не обращаешь на то, что вокруг, – ответил с лёгкой улыбкой, – казалось весь мир, исчез, правда?

Она не знала, что сказать. Ещё никто из юношей не говорил с ней так, с лёгкостью и не скрытым интересом и даже малой, но настойчивостью.

В монастырском подворье мужчин почти не было, а уж таких как этот совсем. Он был одет просто:   светлая рубаха с вышитым воротом, пояс, в руках корзина с травами и мятой. Пахло от него чем-то полевым, добрым и совсем не опасным как от какого злодея, о котором Злата могла читать ранее.

– Ты здесь работаешь? Я просто ранее тебя не встречала, – спросила она, сдерживая своё смущение.

– Можно сказать и так. Помогаю с огородом и травами. Елисей я. А ты кто такая? – спросил он чуть наклоняясь к девушке.

– Злата, – тихо ответила та и посмотрела на юношу.

Оба чуть склонили головы, почти как в поклоне, будто это не случайная встреча, а давно задуманный обмен именами.

– Слушай, а ты знаешь, – сказала она вдруг, не дожидаясь пока парень, сядет с ней рядом, – скоро ночь Ивана Купалы.

– Знаю, кто же не знает, – кивнул он, –  седьмого будет. Уже трава цветёт, она лучше всех знает и каждый год не обманывает.

– А ты был хоть раз на том празднике? – тихо спросила девушка, поправляя волосы.

Он усмехнулся, глядя в сторону, будто вспоминая ту ночь, – был. Один раз, правда. Да и то вовсе не ради венков невест как чаще бывает, – размышляя ответил он и на миг откинул голову, назад взглянув на небо.

– А ради чего? – поинтересовалась подсев к нему ближе, ведь он как раз присоединился к ней.

Парень будто бы задумался, а потом с полной уверенностью произнёс, – ведьму поймать хотел.

Злата всплеснула руками, – да ты шутишь! Ну, какая ещё ведьма?

– Вдруг нет, а на полном серьёзе я тебе говорю, –  продолжил он, – вот у нас в деревне даже говорили, что в ту ночь можно невесту из болота достать, если улыбнётся тебе. Но лучше смотреть, чтоб хвоста не было, а то худо будет.

Злата нахмурилась и, не выдержав, легонько дёрнула его за ухо.

– Ай! – он засмеялся, –  за что ты мной так, а Злат? – спросил он держась за слегка покрасневшее ухо.

– За страшилки! Я и так не знаю, идти ли туда, а ты ещё с хвостами этими страху добавишь, – с досадой произнесла девушка и чуть отвернулась.

– Не бойся, – сказал Елисей уже мягче, без шуток, – понимаешь, если сердце чистое, то никакая ведьма не тронет. А может, и сам Господь тебе, что покажет в ту ночь…если будет на то  воля его конечно.