Читать онлайн Солнце взойдёт в полночь

Глава 1 Похищение в Золотых Пустошах

Всё это случилось со мной, когда мне было всего семнадцать. Меня зовут Орсо Оркмар, и я родился в Секойвэ – морской крепости на самом краю Востока, там, где солнце встаёт раньше всех на свете. Там, где скалы обнимаются с туманом, а песок под ногами всегда влажный и пахнет солью. Там, где горы летом покрываются зеленью цвета мокрой травы.

И как же я оказался здесь, в Золотых Пустошах, за тысячи километров от дома? Как вышло, что человек, которого я считал другом, обернулся своей тёмной изнанкой? И самое страшное – как мы дошли до того, чтобы похитить ребёнка?

Преступление, которое я ненавидел всей душой, но на которое у меня не хватило духу воспрепятствовать. Преступление, в котором я участвовал своим молчанием. Я жалею о нём до сих пор. Каждый день.

***

Больше песка в пустошах было только пыли. Она здесь была повсюду: в трещинах земли, в небе, в лёгких. Она лежала сухим слоем на камнях, забивалась под ногти и въедалась в кожу. Когда солнце поднималось, всё пространство дрожало в жарком мареве. Но и ночью зной не отступал, он просто становился тише.Золотые Пустоши – поэтичное название для этого выжженного, мёртвого края. Песок здесь вечно висел в воздухе – густой и горькой на вкус. Редкие деревца гнулись от ветра словно слуги в приветственном поклоне.

Дождь здесь был легендой. Источники высохли; немногие оставшиеся охраняли как святыни… или как ловушки. Опасность шла не только от жажды. Здесь, в этой выжженной тишине, человек становился зверем. Встречные могли напасть не только из вражды – из отчаяния. За флягу. За хлеб. За обувь.

А сколько страшилок и баллад сочиняли об этом крае в Южной Итрии! Но правда лучше слушать о Пустошах под песни подвыпившего менестреля в сытой таверне.Селения ютились в скалах как шрамы. Их жители были тощи, с глазами, где давно погасло доверие. Они знали цену жизни, и смерть для них не всегда была худшим исходом. Говорили, сами Пустоши высасывают душу. Задержишься – и пыль проникнет в сердце, сделав его пепельным.

И не шутите о Пустошах при тех, кто вырос в её песках. Говорят, они не умеют улыбаться и не понимают шуток. Это, разумеется, неправда. Юмор – одна из последних и самых добрых радостей для того, у кого больше ничего не осталось.

***

В тот день, в полдень, в самое неприятное время, которое можно только представить для того, чтобы оказаться в пустошах, трое молодых людей укрылись в тени потрескавшегося валуна. Камни возвышались над ними грубо и неестественно, словно сами выбрались из-под земли, чтобы подышать.

Юноши явно не были местными. Самый старший из них, хотя и не самый высокий, – Сирш – был одет не броско, но его одежда выдавала многое: ткань была слишком чистой, узоры – слишком тонкой работы. Он не был красив, но в его лице было что-то запоминающееся. Нос – крупный, резкий, как корабельный парус; брови – чёткие, тёмные, будто подведённые углём; волосы рыже-каштанового цвета, словно смесь ржавчины и вина. На солнце они вспыхивали медью, становясь почти огненными.

Рядом, привалившись к валуну, дремал Сол. Лицо его скрывала широкополая шляпа, и видно было только, как равномерно поднимается и опускается грудь.

Чуть в стороне, под другой скалой, сидел Орсо. Самый высокий из троих, но худой, с вытянутыми плечами и напряжённой осанкой, он выглядел неуклюже, почти болезненно. Казалось, он всё ещё не привык к собственному росту.

– Нам ведь нужен лир. И ты с этим был согласен.В таких краях человек учится видеть опасность на расстоянии, и Орсо мгновенно насторожился, заметив приближающиеся фигуры, мерцающие сквозь расплавленный воздух. Однако это оказались их знакомые – толстяк Большой Хью и Верон, но шли они не одни – между ними семенила маленькая девочка, крепко сжимая толстую руку Хью и что-то оживлённо ему рассказывая. Когда они подошли, Орсо встал и подошел к товарищам. – Кто это? – лениво поинтересовался Сирш, лёжа на куртке, которая уже давно напиталась жаром. Он потянулся, его волосы спутались от пота и песка, но на лице читалась полная безмятежность. – Это лир, – с довольным видом объявил Верон. – Мы поймали лира. – Ребёнок? – нахмурился Орсо. – Ребёнок лир, – уточнил Большой Хью, прикрывая глаза от солнца. Сирш скривился. – Нет уж, абсолютно нет. Какой из неё лир? – Мы не нашли другого, – с подступающим раздражением ответил Верон. – А с чего вы решили, что она лир? – Орсо оценивающе оглядел девочку. – Нам так сказали, – сказал Верон, оценивающе оглядывая Орсо в ответ. – И говорит она на лирийском, я этот язык ни с чем не спутаю, – добавил Хью. Орсо продолжал смотреть на девочку, которая заплетала Хью браслет из сухих стеблей какого-то растения, которых у неё почему-то было много с собой, он выдохнул и, обернувшись к ним, медленно произнёс: – Вы идиоты? – Заткнись, Орсо. – рявкнул Верон. – Иди и попробуй найти другого. – Как минимум её родители тоже лиры, – вспыхнул Орсо, – но до этого ты, конечно же, не додумался. С каждым словом Орсо, плечи Верона становились шире, но при Сирше он не смел его трогать. Сирш внимательно посмотрел на девочку, потом приложил палец к губам и задумчиво произнёс: – Лиры не станут помогать нам просто так. Вряд ли. Но чтобы спасти своего ребёнка… Возможно. – Во-первых, это низко. – заговорил Орсо. – Во-вторых, мы даже не знаем, лир ли она на самом деле. – Чья это была идея взять Орсо с собой? – поинтересовался Сирш. – Твоя. – Ах, точно. – он театрально хлопнул себя по лбу. – Так что? – спросил Верон. – Мы попробуем? Девочка теперь подбежала к Сиршу, заплетая браслет и вокруг его руки. —Какая прелесть. – сказал он, с улыбкой глядя на её тонкие пальчики. Орсо покачал головой. – Я в этом участвовать не буду. – Что ж…Ты своё дело уже сделал.– Сирш пожал плечами. —Ай-ай, Орсо испугался. – добавил Верон. Орсо нахмурился. Сирш резко подскочил, напугав тем самым девочку, подошёл к Орсо и щёлкнул того по лбу.

– Но не ребёнок же!

– За ребенком придут взрослые, и тогда мы поговорим.

– Ага, конечно, просто поговорить, так они тебе и поверили.

– А какой у них будет выбор?

– А если они не придут?

—Придут. – надавил Сирш.

—А если нет?

Сирш устало вздохнул.

– Вернём ребёнка обратно. Мы же не звери.

Орсо вновь посмотрел на девочку. Она беззаботно что-то рассказывала Хью, не подозревая, что её похитили. Орсо понял, что говорит она правда на лирийском. Чувство вины неприятно сдавило горло.

– Только давайте сделаем это быстро, – сказал он тихо.

Сирш просиял.

– Вот это другое дело! – радостно заявил он, хлопнув в ладоши. – Загадки прошлого сами себя не разгадают.

—Что будем делать? – спросил всё это время молча лежавший в тени Сол.

Глаза Сирша загорелись, будто он давно ожидал этого вопроса.

—Хью, отправляйся обратно в деревню, где вы нашли девочку, – скомандовал он уверено и быстро, – найди её родителей. Ты ведь немного знаешь лирийский? Передашь им моё небольшое послание.

Хью почесал лоб.

– Может лучше отправить Орсо? – сказал Верон с лёгкой ухмылкой, – Может он заодно и домой сразу пойдёт.

На лице Сирша едва уловимо дрогнул мускул.

—Нет, нет, – Орсо яростно закрутил головой, – я к ним не пойду.

– Какой ты Орсо скользкий, – с отвращением сказал Верон, – ты хочешь и ягод поесть и не испачкаться.

—Орсо пойдёт со мной, – невозмутимо сказал Сирш и ещё раз повторил, – а Хью пойдёт в деревню, где вы нашли лира, чтобы передать моё послание.

Глава 2 «Мальчишка из какой-то всеми забытой морской крепости»

Ближе к вечеру, когда Хью ушёл, они пошли дальше через пески Золотой Пустоши. Их сопровождала пара угрюмых наемников-проводников из Эвербета. Солнце, опускаясь за горизонт, окрашивало всё в апельсиново-багряный цвет. Создавалось ощущение почти неестественного тепла.

Сирш и Сол шли впереди, оживлённо споря о лирийских предсказаниях, Верон нёс уснувшую девочку на руках, а Орсо плёлся позади, погружённый в мысли. Его взгляд остановился на свисающей руке девочки.  Спотыкаясь о налипший песок, он догнал одного из проводников – крупного мужчину с лицом, выжженным солнцем.

– Как вы оцениваете…– задыхаясь, сказал Орсо, с трудом подбирая слова от усталости, –  целесообразность … этой …задумки?

– Что? – не понял проводник.

– Вы думаете это безопасно? – прошептал он, озираясь, хотя кроме дюн вокруг не было ничего, – что с нами могут сделать за кражу ребенка?

Проводник негромко засмеялся.

– В Пустошах никогда не бывает безопасно, – отвечал он и улыбка медленно растворилась на его лице.

– А вы думаете, они придут за девочкой?  – спросил Орсо, – Лиры придут?

– Хотел бы я на это посмотреть.

Орсо не понравился ни один из ответов проводника, и он уже хотел отойти от него, когда тот вдруг как-то грустно добавил:

– Говорят, они все вымерли.

Поднимался ветер, неприятно крутивший песок. Темнота быстро сгущалась вокруг.

– Остановимся здесь! – крикнул Сирш, придерживая руками свои развевающиеся рыжеватые волосы.

Все остановились. Проводники мгновенно оценили место, кивнув друг другу. Орсо и Сол сняли сумки с плеч. Верон продолжал стоять с девочкой в руках.

–Да, поставь ты её, – сказал Сол с усталым раздражением, – уже пришли.

Верон аккуратно опустил девочку на ноги, и она проснулась.

Она тут же что-то спросила, но никто не понял её слов. Никто, кроме Орсо.

– Спрашивает, когда мы пойдём домой, – перевёл он.

Верон тоже снял рюкзак и начал расставлять вещи.

– Мы скоро пойдём домой, – обманул её Орсо на лирийском.

Девочка, услышав родной язык, резко подняла голову в сторону Орсо, она посмотрела на него своими большими глазами, которые казалось блестели в сумерках.

– Где мама? – спросила она сонным голосом.

– Что она теперь говорит? – спросил Верон.

– Маму зовёт, – ответил за Орсо Сирш. – Если мама тебя правда любит, она придёт.

– Маму съели, – пошутил Сол, забавляясь, но в его голосе не было радости.

Девочка, казалось, не поняла сказанного, она стояла, потерянно оглядывая их в полумраке.

После скудного перекуса они принялись устанавливать жалкие подобия палаток – несколько натянутых на камни тканей, едва прикрывавших от песка и скорпионов. Орсо, закончивший первым, молча подошел к Сиршу, чтобы помочь. Сирш кивнул в сторону девочки и прошептал так, чтобы услышал его только Орсо:

– Всё-таки стоило найти кого-то постарше, ненавижу быть в подвешенном состоянии. Сидим как дураки, гадаем – явятся за ней или нет.

– Ещё не поздно вернуться обратно. – сказал спокойно Орсо, внутренне радуясь, что Сирш сам об этом заговорил, – Ответы можно найти и без насилия. Найдём лира, готового говорить.

– Я никогда не возвращаюсь обратно, – резко сказал Сирш, тут же разрушив надежды Орсо, – к тому же лир, готовый говорить… это такое же сказочное существо, как и Паучиха из их рассказов.

– А ещё совсем недавно ты говорил, что хотел бы выпустить эту Паучиху, – тихо пробормотал Орсо, –  как же ты её выпустишь, если она не реальна?

– Орсо, ну ты же понял, что я имею в виду. Ты ведь не считаешь, что там сидит настоящий паук с восьмью ногами?

– Я не знаю, что именно там сидит и как оно выглядит.

– А вот лиры, я думаю, знают. Выведем их на честный разговор и станет ясно.

– Украв ребёнка, ты их, конечно, выведешь на честный разговор. Это скорее их только напугает.

– Страх – лучшая сыворотка правды. А ядро правды – ярость. – Сирш резко дернул узел. – Я хочу их ярости.

Они немного помолчали, а затем Сирш добавил:

– Знаешь, мне правда жаль ребенка, – внезапно смягчился Сирш, и в его голосе прозвучали ноты, похожие на искренность. – Но ты же сам говорил… лиры боятся даже имени этого места. Как же заставить их говорить?– Хотя… Возможно, я просто ищу оправдание для этой дурацкой ситуации, в которую мы вляпались. – Дурацкой, – эхом сказал Орсо.

Орсо не нашёл, что ответить, согласиться оказалось проще.

Когда они закончили возиться с палаткой Сирша, они опустились на песок.

– Девочка будет спать с тобой, – заявил Сирш.

– Что? Почему со мной? – возмутился Орсо.

– Ты у нас единственный, кто её понимает.

– Что, понянчиться с ней тебе не по чину? – засмеялся подходящий к ним Верон.

– Это даже не было моей идеей, – Орсо махнул рукой в сторону девочки, – и я терпеть не могу детей.

Девочка испуганно взглянула на него.

– Орсо, прекрати это нытье. – сказал раздраженно Сирш, но тут же смягчил тон. – Ты ведь спал с Хью. Так? Хью ушёл, его место свободно. Иди спать, и девочка пойдёт с тобой.

С этими словами Сирш скрылся в своей палатке.

Орсо недовольно прошептал, что Сирш тоже спит один и мог бы взять девочку себе, но его никто не услышал.

Сол и Верон направились к своему укрытию. Верон по пути больно подтолкнул Орсо в плечо. Орсо так и остался стоять в сгущающейся темноте рядом с девочкой.

Он неуверенно подошёл к ней, почти не различая её лица во мраке.

– Ты хочешь спать? – спросил он на лирийском.

Она кивнула.

– И к маме. – прошептала она.

–Да, да … она придёт… но сейчас нужно поспать. – ответил Орсо, немного замешкавшись.

Они вдвоем забрались в его палатку. Девочка, тихо повздыхав, улеглась и почти сразу погрузилась в сон. Орсо с удивлением подумал, с какой легкостью она ушла с незнакомыми Хью и Вероном и как беззаботно уснула теперь рядом с ним. Он слушал, как она тихо посапывает. Но сон не шел к нему.

Он отвернулся спиной к ребёнку и закрыл глаза, надеясь ускользнуть в забытьё.

На какое-то время сознание его правда поплыло, в голове начали мелькать бессвязные, туманные образы, как это часто бывает на грани сна.

И вдруг слишком ясно, слишком чётко он увидел отца – Ондро, большого, крепкого и непоколебимого, как та морская крепость, хозяином которой он был. Того самого, каким Орсо запомнил его в день их последней ссоры: сидящего во главе стола, с чуть нахмуренными бровями, за которыми клубилась немая буря. Он снова отложил ложку, как тогда, не донеся её до рта, и уставился на Орсо тяжелым взглядом.

– Ну езжай, если ты так этого хочешь.

Слова, брошенные как камень по металлу, заставили воздух в столовой замереть. Даже звон посуды стих.

– Но если ты уедешь, – продолжил Ондро с ледяной прямотой, – следующим хозяином крепости станет твой младший брат. Окво.

– Ондро! – Ладонь Талулы, матери Орсо и его братьев, с силой ударила по дубовому столу. Глухой стук эхом отозвался в тишине. Она никогда не позволяла себе такого, тем более при детях. Ее глаза горели возмущением.

Ондро лишь на миг отвел виноватый взгляд на жену – он ждал этого. Сказанное пугало и его самого. Он любил Орсо… но крепость Секойвэ, Секойвэ он любил больше. Больше этого худого, не интересующегося ничем, кроме своих книг сына, за которого ему так часто бывало стыдно.

Орсо нахмурился. Взгляд скользнул от матери, чье лицо побелело, к младшему брату – Окво, который съежился в кресле, глаза его были полны растерянного ужаса. Потом – обратно к отцу.

– Ну что ты скажешь? – Голос Ондро был тише прежнего, но от этого казался страшнее. – Поедешь учиться?

– Я… Я не знаю, что сказать, – тихо выдохнул Орсо, опустив глаза. Внутри бушевали волны: с одной стороны, обида на унизительное предложение отца, но с другой… это странное, стыдное, но приятное чувство облегчения. Он мог уйти. Заняться своей мечтой. Сбросить этот камень наследства. Пусть Окво…

Но Ондро думал иначе. Он вскипел.

– Встал! – рявкнул он, напугав всех за столом.

Орсо тоже вздрогнул и послушно поднялся.

– С этого мгновения, – Ондро говорил сквозь зубы, – ты больше не ешь с семьёй за одним столом. За этим столом нет места сомнениям.

Орсо резко поднял голову. В его глазах, только что опущенных, вспыхнула ненависть. Он впился взглядом в отца, бросая немой вызов. Но Ондро, к счастью, не видел этого – он смотрел сквозь сына, будто на пустое место.

Орсо развернулся, вышел из-за стола и направился к дверям. Если бы не мрачность ситуации его слишком высоко и слишком гордо поднятая голова могла бы показаться забавной.– А теперь убирайся, – прогромыхал Ондро. – Пока я не совершил того, о чём потом буду жалеть.

Маленький Окво еще сильнее вжался в своё кресло, стараясь стать незаметным. Его испуганные глаза провожали старшего брата, который, не проронив ни слова вышел из столовой. Шаги его отдавались в внезапно наступившей тишине, нарушаемой лишь тяжелым дыханием Ондро.

Орсо, который находился сейчас в Золотых Пустошах тоже тяжело вздохнул. Он часто думал о той ссоре с отцом и до сих пор не мог с уверенностью сказать, стоило ли тогда вообще заводить тот разговор. Чаще всего ему казалось, что он поступил правильно: ведь уехать учиться было его искренним желанием. Но в минуты одиночества и усталости – как, например, сейчас – Орсо начинал сомневаться. Он вспоминал отцовские слова о продажных лицемерах, населяющих Астралим, и ловил себя на том, что теперь не может не согласиться. Более того, ему даже нравилось чувствовать некое превосходство над этими людьми.

Орсо постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. Он знал, что отец отдыхает здесь – в прогретом камином, уютном зале.И всё же чаще он думал не о самой ссоре, а о разговоре, который произошёл на следующий день. Тогда Орсо пришёл к отцу с намерением попросить прощения и с готовностью остаться в семейной крепости Секойвэ, несмотря на своё желание уехать. Он был готов поступить так, как того хотел отец. Он вновь закрыл глаза, вспоминая тот день.

Снаружи бушевала буря, ревело море, и его гул был слышен даже сквозь порывы ветра.

Ондро сидел в кресле, опустив ноги в горячую каменную ванночку. Его глаза были закрыты, и он не открыл их, даже услышав шаги сына.

– Отец, я пришёл извиниться. – сказал Орсо, стараясь говорить уверенно. Он прокручивал этот разговор в голове десятки раз, прежде чем решился.

– Да ну? – усмехнулся Ондро. – И за что же ты хочешь извиниться?

– За всё. – ответил Орсо.

– Я был неправ, когда захотел уехать из Секойвэ. – выпалил Орсо. – Мой дом здесь. Я должен делать всё для защиты крепости. – произнёс он заученную фразу. – Если ты решишь, что Окво должен стать следующим лордом, а не я … Я приму твою волю и буду ему служить.– Как удобно. – открыл глаза Ондро и взглянул на сына, неуверенно стоявшего у двери. – А мне нужна конкретика. Где именно ты ошибся – и как собираешься это исправлять?

– Вот оно, – произнёс Ондро, вставая из ванночки на коврик, заботливо постеленный прислугой. Вода с тихим плеском стекала с его ног. – Ты не достоин управлять крепостью… моей крепостью, Орсо… Нет…пока извиваешься, как змея. Нет никакого "может быть"и "если". Есть только одно слово – надо.

– Тогда я готов делать так, как надо, отец. – тихо сказал Орсо.

– Ну-ну…

Ондро подошёл к камину и замер, глядя на сына – этого хилого мальчика, сломленного вчерашним унижением, готового отречься от своей заветной мечты ради крохи отцовского одобрения. И в этот момент в душе Ондро родилось расчетливое решение. Он не просто передумал. Он решил конфисковать мечту сына, превратив ее в орудие своей воли. Ведь в его видении мира хуже бунта может быть только капитуляция.

– Ты поедешь учиться, – объявил он медленно, будто сам удивился своим словам.

Орсо поднял голову:

– Но… я ведь сказал, что был неправ.

– Вот как я решил. – сказал Ондро. – Слишком долго ты ходил за юбкой матери с открытым ртом, слушая её сказки. В этом есть и моя вина. Но клянусь, с твоими братьями такого не будет.

Орсо послушно замолчал. Остатки гордости таяли под отцовским взглядом.

– Ты поедешь учиться, – повторил Ондро. – может быть вдали от дома, от моря, в кругу недоброжелателей… ты станешь достойным той роли, что ждёт тебя здесь. А если вернёшься таким же хитрым, слабым и малодушным – клянусь, я отправлю тебя наместником на какой-нибудь забытый богами остров. Женишься на старой дочери Наэлии и будешь гнить там с ней в одиночестве, пока море не смоет память о твоём существовании.

«Если бы отец узнал, что я делаю сейчас… – с ужасом подумал Орсо.

Мы украли ребёнка.

И вот … Этот невинный ребёнок спит рядом со мной. Не с похитителями. Со мной. А ведь я был против. Как я только согласился на это?

Если бы отец сейчас оказался здесь, каким-нибудь чудом… что бы он подумал?»

Орсо вдруг почувствовал, что ему нечем дышать. Он резко сел, приподнялся, выскользнул из палатки. Хотел вдохнуть свежего воздуха, но снаружи оказалось не легче. Та же душная тяжесть, только вместо палящего солнца над ним висел печальный полумесяц, словно и он с укором глядел сверху.

Он резко повернулся и сделал несколько решительных шагов в сторону палатки Сирша. В груди кипело, он хотел потребовать: остановить всё это, развернуть кампанию, вернуть ребёнка родителям и отпустить его самого назад. Он даже начал подбирать слова. Но что-то вдруг остановило его.

Глава 3 Ворон и Рыба

Что-то вдруг остановило его праведный гнев. Он представил Верона, который, проснувшись, только рассмеялся бы – глупо, мерзко, как всегда. А он, Орсо, остался бы в дураках. Любое его оправдание прозвучало бы жалко. А Сирш… тот обернул бы всё в такие витиеватые фразы, что Орсо сам бы усомнился в себе.

«И что я только в них нашёл? – вдруг подумал он, опускаясь на уже остывший песок, —Верон с самого начала был мне омерзителен. Грубиян и пустой мерзавец. Но Сирш… он другой. Умнее и лучше таких, как Верон.»

В день их знакомства Орсо показалось, что Сирш увидел его – не просто мальчишку из какой-то всеми забытой морской крепости, а человека с умом, тягой к знаниям, с внутренним поиском. И теперь усомниться в Сирше значило усомниться в себе самом.

Орсо закрыл глаза, вновь мысленно возвращаясь в тот день.

Доклад Верона висел в воздухе аудитории тяжелой тучей. Он щелкал указкой по схемам, изображавшим древние поселения лиров, и говорил с видом человека, уверенного в своей правоте:

«…Именно эта изоляция, отказ от адаптации, от путешествий и обмена знаниями с соседями, – причина их отсталости, – важно зачитывал Верон, –  Лиры – пример общества, застрявшего в прошлом. Их культура –  музейный экспонат, лишенный перспективы. Они выбрали роль отсталых, отвергнув прогресс ради мнимой чистоты своей культуры. Низший класс цивилизационной эволюции, если угодно.»

Профессор Хелен кивнул, скорее по привычке, чем с полным согласием. «Спасибо, Верон. Вопросы? Замечания?»

Рука Орсо взметнулась вверх слишком быстро. Все повернулись. Верон у доски нахмурился, явно не ожидая сопротивления своей точке зрения.

«Да, Орсо?» – профессор жестом разрешил говорить.

Орсо встал. В его глазах горел тот одержимый огонек, который зажигался, когда речь шла о его любимых лирах. Он не видел, как Верон напрягся, как несколько его приятелей обменялись взглядами.

«Уважаемый профессор, коллеги,» – начал он, его голос дрожал от возмущения. «Доклад Верона… это не просто упрощение. Это – полное непонимание того, кто такие лиры и что они дали миру.»

В аудитории замерли. Верон фыркнул: «О чем ты? Они живут в горах, как отшельники…»

«Ты сидишь в этих стенах, Верон. Ты учишься в университете. Знаешь ли ты, что первые университеты на нашем континенте, включая наш, создавались для изучения философских трактатов и математических трудов лиров?

Орсо осёкся, его лицо вспыхнуло.

«Без их наследия не было бы ни «Трактата о Гармонии» Эхота, ни философии Джейса, ни даже основ нашей правовой системы!»

Он тыкал пальцем в стол для пущей убедительности:

«Низший класс, говоришь? А основы дипломатии? А самый совершенный из известных нам способов астрономических вычислений? Они не отвергли прогресс, Верон… они основали его… а потом… видя, как их открытия используются для эксплуатации, предпочли сохранить свои знания! Их культура – не реликт, а эталон, по которому мы, задыхающиеся в своем прогрессе, должны мерить собственную моральную деградацию!

Орсо задыхался от переполнявших его волнения и азарта, но его слова дальше потекли как из учебника:

«Без лиров, Верон, не было бы ни этого университета, ни тебя в нем, считающего себя высшим классом. Твое презрение к ним – это презрение к корням собственного благополучия. Это не просто незнание, это – культурное варварство!»

Тишина после его слов была оглушительной. Ни смешков, ни улюлюканья. Только шок. Верон стоял бледный, потом багровый, его дыхание стало прерывистым. Взгляд, которым он смотрел на Орсо, обещал не просто злобу, а кровь.

Профессор Хелен медленно поднялся. Он посмотрел на Верона, потом на Орсо, потом на свои записи. Его лицо было серьезным.

«Орсо…» – он покачал головой, не в силах скрыть впечатление. «Твои аргументы… исторически обоснованы и… весомы.» Он взглянул на Верона, в чьих глазах читался немой вопрос. «Верон, твой доклад… он представляет лишь поверхностный, осовремененный взгляд, игнорирующий исторический контекст и фундаментальный вклад лиров. Такой подход неприемлем для серьезного академического исследования. Тебе следует ещё поработать над докладом.»

Щелчок пера прозвучал как приговор. Верон не шелохнулся. Его взгляд, прикованный к Орсо, был ледяным и смертоносным. Орсо же, почувствовав волну этого взгляда, внезапно осел на место. Триумф истины был мгновенно смыт потоком страха. Мысль о том, что Верон, известный своей жестокостью и связями, воспримет это как личное оскорбление, а не как академический спор, пронзила Орсо холодом.

* * *

После занятий Орсо пытался раствориться в толпе, но чувствовал на спине немигающий, тяжелый взгляд. Он свернул в узкий переулок за библиотекой – короткая дорога, но сейчас она оказалась ловушкой.

Тень упала на него раньше шагов. Жесткая хватка вцепилась в его плечо и с размаху швырнула его лицом в шершавую кирпичную стену. Воздух вырвался из легких со стоном.

«Ученый червь,» –прошипел Верон. Его лицо, искаженное злобой, было в сантиметрах от Орсо. От него пахло потом и адреналином. «Ты думал, это сойдет тебе с рук?»

Орсо попытался вывернуться, но Верон был быстрее и сильнее. Короткий, страшный удар кулаком в солнечное сплетение заставил Орсо согнуться и упасть, захлебываясь беззвучным криком.

«Лиры? Эталоны?» – Верон опустился рядом. «Ты мне сейчас будешь лекции читать, ублюдок?» Верон схватил его за волосы, дернул голову вверх и с силой ударил лицом о стену. В носу что-то хрустнуло, хлынула кровь. « Я тебе покажу, кто здесь высший класс!»

Орсо попытался прикрыть голову руками. Каждый удар сопровождался хриплым выдохом.

«Запомни грязь, кровь и боль. Твои новые учителя!»

Верон плюнул на лежащего Орсо, с силой прижал его лицо ботинком к мокрому камню, раздавив нос еще сильнее, и, резко убрав ногу, скрылся в конце переулка.

***

На следующий день Орсо появился на занятиях. Несмотря на пульсирующую боль в сломанном носу он не пропустил ни одного урока. Он занял последнюю парту, стараясь слиться с тенью у стены.

– Орсо, а ты что, споткнулся? – звонкий, притворно-участливый голос Верона прорезал гул аудитории, вызвав сдержанный хохот его приятелей.

Орсо инстинктивно сжался, пригнувшись к столу, и закрыл лицо ладонью. В отчаянной надежде он мысленно взывал, чтобы профессор поскорее появился и положил конец этой пытке. К его облегчению, Верон с компанией увлеклись собственным спором, оставив его в покое.

– Быть правым не всегда означает быть победителем.И в этот миг за его спиной раздался спокойный, но ледяной голос:

В этом не было ни капли сочувствия, только констатация факта.

Орсо нехотя убрал ладонь. Рядом стоял невысокий рыжеволосый юноша и внимательно смотрел на избитое лицо Орсо.

– Я тебя раньше здесь не видел. На задних партах. – уточнил он, заметив замешательство Орсо. – Меня зовут Сирш. Точнее, меня не так зовут, но мое настоящее имя мне не нравится. А тебя?

– Орсо, – выдавил он. Голос звучал гнусаво из-за заложенного носа.

– Интересное имя. Ты не местный?

Орсо покачал головой.

– Я из Секойвэ.

– Секойвэ? – в голосе Сирша прозвучало удивление, брови поползли вверх. – Это же на другом конце мира.

– Родители отправили меня сюда учиться, – объяснил Орсо.

– А ты решил вместо этого учить других? – сказал Сирш, и уголок его рта дрогнул.

Орсо попытался улыбнуться в ответ, но гримаса боли тут же исказила его лицо.

– Не стоило лезть.

– Ты думаешь? – загадочно спросил Сирш. Его глаза, внезапно ставшие острыми и холодными, скользнули к Верону, который громко хохотал с друзьями, бросая через плечо победные взгляды в их сторону. – Но если все будут соглашаться с глупостью, глупость станет правдой. Согласен?

– Эм… наверное, – неуклюже ответил Орсо.

– Он тебя больше не тронет, – заявил Сирш после короткой паузы. – Я тебе это обещаю.

– Вот как? Ты, значит, тут авторитет? – спросил Орсо.

Сирш вновь едва заметно улыбнулся.

– Можно сказать и так.

Он замолчал, давая Орсо осознать вес сказанного. В аудитории было шумно, но вокруг них образовался островок напряженной тишины.

– Так что там на счёт лиров? – перевел тему Сирш, его взгляд смягчился, он отодвинул стул и сел рядом, – ты правда так сильно увлечен их культурой?

– Ещё с детства, – оживился Орсо, – я неплохо знаю лирийский и древнелирийский, с матерью ездил в Локхото. А ещё у меня есть карты, которые я сам нарисовал на основе «Воспоминаний о будущем».

– Я очень удивлён. – сказал Сирш.

Орсо уже собирался опустить взгляд, как Сирш снова заговорил:

–Да. Прекрасный мир… – Сирш повторил эти слова, будто пробуя их на вкус. – Но…я подумал, может быть, ты знаешь… Может быть ты сможешь помочь мне кое-что понять. Если их учение – идеал… почему же мир не живёт по этому идеалу?– Ты там тогда сказал, что их культура – эталон… А тебе бы хотелось жить в таком мире? Где всё построено на их принципах? На этом самом Свете… о котором они пишут? —Это был бы… прекрасный мир, – отозвался Орсо, немного смутившись. —Мир без Веронов и ему подобных. Уголок губ Сирша дрогнул, но улыбка не состоялась.

–Хмм…а во-вторых....во-вторых…Такова, наверное, человеческая природа. Мы балансируем меж светом и тьмой, сами выбирая дорогу.Услышав этот вопрос, Орсо оживился и набрал побольше воздуха, готовясь к словесной баталии. – Во-первых,– сказал он,– учение лиров основано на одной лишь вере в какой-то непонятный большинству свет, в моральный Абсолют, который можно найти в учениях и других культур. В нашей крепости Секойвэ, например, верят в Морского Царя. Ещё каких-то сто лет назад ему делали человеческие жертвоприношения, а мой отец утверждает, что на рассвете видел этого Царя танцующем на гребне волны нагишом. Орсо немного задумался, но быстро продолжил: – Да и сами лиры не все следуют своему учению, а если и следуют то не всегда так совершенно, как они хотели бы. Орсо замолчал, ожидая реакции Сирша, но тот продолжал любопытно сверлить Орсо взглядом и ничего не говорил. —Ну и вот.– подытожил Орсо под давлением его взгляда. —Так…а во-вторых? – встрепенулся Сирш,– Это же было только во-первых?

– За исключением твоего отца, для которого Морской Царь – факт, – заметил Сирш, и в его глазах не было и тени насмешки. – Но давай вернёмся к твоим лирам. Почему они не смогли доказать нам существование своего Света?– Значит, нам приходится слепо выбирать, потому что всякая мораль по сути недоказуема? – уточнил Сирш. – Именно так, – согласился Орсо.

– Не знаю, как обстоит дело с другими учениями, – осторожно начал Орсо, – но если говорить о Свете Лиров… то он по определению не хочет быть доказанным. Ибо тем самым он лишил бы нас свободы выбора. А свобода выбора священна.

– А как доказательство их учения связано со свободой выбора?

– Если бы мы точно узнали, что учение лиров это правда, то мы бы поступали согласно их идеалам не потому, что считаем их правильными, а потому что это единственная истина. У нас не будет выбора. Это позиция раба.

– А как же то злобное существо из сказок Лиров? Кажется, Паучиха?

Орсо кивнул.

– Я имею в виду нашу свободу воли… зачем она Паучихе? Уважает ли она её?– Она – богиня Тьмы, Новая Мать, как её ещё называют. И главная противница Света. –  Ты говоришь, свобода выбора священна. Я понимаю, зачем она Свету – чтобы вера была добровольной. Но тогда вопрос… а как же Тьма? Орсо нахмурился, не понимая.

Орсо задумался.

– Она не нужна ей, – ответил он наконец, – зачем она ей? Она не может уважать нашу свободу. Уважение к свободе воли – это атрибут морального субъекта, коим Тьма по определению не является.

В глазах Сирша вспыхнул быстрый, холодный огонек –  торжества человека, который только что поставил мат на шахматной доске.

– Так вот, – радостно сказал Сирш, хлопнув в ладоши, –  мы и приходим к самой главной проблеме… К загадке, которая меня волнует. Если она – воплощённое зло, ненавидящее всё живое…и ей плевать на нашу свободу выбора, почему бы ей не явиться на площадь Люмьера во всей своей ужасающей мощи? Не объявить: «Вот я, ваша погибель!»? Почему её удел – шёпот в тёмных углах? Что её останавливает?

– Нет, – Сирш качнул головой, и в его глазах вспыхнул огонёк. – Не поэтому. Подумай… Если бы она явила себя… она бы тем самым помогла Свету.– Не знаю… Наверное, ей было бы скучно, – смущённо пробормотал Орсо.

«Помогла Свету?» – мысленно переспросил себя Орсо. Эта мысль была столь чудовищной и парадоксальной, что на мгновение вытеснила даже боль.

– Выйди она из тени – и люди узнали бы о её существовании. Не как о страшной метафоре из старых книг, а как о реальной, опасной силе. А у этой силы должен быть противник, к которому человечество обязательно бы обратилось. То есть если бы существование Тьмы было фактом, то и существование Света было бы таким же фактом.

Орсо замер, осмысливая эту ледяную логику, а Сирш тем временем продолжал:

– Она борется не за власть Тьмы, Орсо. Она борется против Света, против идеи того, что он реален. Её главное оружие – не клыки и не когти. Её оружие – сомнение. И ей выгодно, чтобы мы считали её вымыслом. Чтобы и Свет для нас оставался просто… словом.

– Но в таком случае, – сказал Орсо, –  доказать существование Тьмы также невозможно, как и доказать существование Света.

– А вот тут ты ошибаешься. Я недавно наткнулся на одну легенду. Не знаю, насколько она правдива. Но я подумал… Я подумал, может быть ты что-то знаешь…  она как раз связана с лирийскими сказками о Паучихе и том месте, где она обитала… хотя сами лиры боятся этого места, понимаешь о чём я?

Орсо чуть приподнял голову и с грустью произнёс:

– Об этом месте почти ничего нет. Оно упоминается в нескольких пророчествах и в поэзии. Возможно, это просто вымысел.

– Мне бы очень хотелось это проверить. – сказал Сирш, и его глаза зажглись блеском. – Я хочу увидеть доказательство того, о чём писали лиры. Ведь если они правы насчёт тьмы, они правы и насчёт света? Я хочу найти то место, о котором они писали в своих страшилках.

– И что… что случится, если это место правда существует? Что если мы найдём его?  – почти выдохнул Орсо.

Сирш улыбнулся.

– Тогда мы сделаем то, что не удалось ни одному проповеднику или учёному за последнюю тысячу лет. Мы докажем существование Света. Не словами. Не молитвами. А его прямым противником. Мы докажем Свет через Тьму. Разве не в этом конечная цель любого знания – докопаться до истины? Доказать истину?

Он смотрел на Орсо не как манипулятор на жертву, а как провидец на единственного человека, способного его понять.

– Я не предлагаю тебе творить зло, Орсо. Я предлагаю тебе совершить величайшее академическое открытие всех времён. И для этого… нам нужно найти то, что все так боятся найти.

Орсо продолжал смотреть на Сирша с подозрением, но с его логикой ему было трудно спорить.

– По лирийским хроникам, – начал Орсо, –  это место где-то в Золотых Пустошах. Есть даже древняя карта, на которой оно обозначено как «место тени» или «кокон паучихи». Но есть проблема… Эта карта не соответствует действительности. На ней нарисована какая-то пародия на наш мир.

– Что значит пародия на наш мир?

– Это вроде бы наш мир, а вроде бы нет. На ней с детальностью изображены города, горы и реки… Но есть проблема… многих их указанных мест не существует на самом деле.

Сирш внимательно посмотрел на него.

– А ты смог бы её расшифровать?

– Я… я просто интересуюсь их культурой, я мало знаю. Вот профессор Хелен… я думаю, он больше сможет рассказать. Хотя… если у меня будет достаточно времени. И доступ к текстам. Я мог бы попробовать. И… – он замялся, – ты правда хочешь туда пойти?

– Хочу, – ответил Сирш,– Но не могу идти наугад. Мне нужен кто-то, кто знает, как думали лиры. Кто-то, кто может читать между строк.

Он чуть склонился вперёд, понизив голос:

– Кажется, мне нужен ты, Орсо.

– Я подумаю, – выдохнул Орсо.

Сирш откинулся на спинку с лёгким, почти невидимым удовлетворением.

– Отлично. Только не думай слишком долго.

Внезапно появившийся Сирш, с его спокойной силой и странным вниманием, дал Орсо неожиданную отдушину – возможность высказать то самое восхищение знанием, ради которого он и приехал сюда, на другой конец мира, и которое сейчас казалось таким дорогим.   Попытка ухватиться за спасительную соломинку своего подлинного "я", почти раздавленного вчерашним ботинком Верона.

– Нет, я правда попробую, – вдруг сказал Орсо, серьёзно посмотрев на Сирша, – я посмотрю, что я смогу узнать…

Сирш тепло ему улыбнулся.

***

«Да, – подумал Орсо, который находился в Золотых Пустошах, – Сирш слишком умен, чтобы заниматься глупостями. Если попробовать сравнить ум Верона и ум Сирша, то Сирш будет хитрым и цепким вороном, запоминающим привычки каждого человека, но не ради дружбы, а для того лишь, чтобы получить максимальную выгоду и улететь, а Верон… Верон просто голубь. Глуповатый, вбивающийся в стайки, зависящий от благосклонности господ и агрессивно отбирающий хлебные крошки, которые ему бросают. Хотя нет… он даже не птица. Не заслужил. Он рыба. Тупо открывающая рот рыба. Со стороны кажется, что он правда что-то говорит, а смысла… А смысла столько же, сколько и в рыбе. Диагноз Верона – это духовная и интеллектуальная убогость. А Сирш просто знает, что делает. Он не стал бы делать что-то просто так. Разве что он настолько гениален, что может позволить себе глупости – и при этом скрыть их. Но и слово «глупости» как будто не к нему. Оно не подходит человеку вроде Сирша. Может, правильнее было бы сказать – моральное разложение?»

Орсо грустно усмехнулся.

«А ведь Сирш тоже был ко мне несправедлив,» – подумал он. – «И это порой обижало сильнее, чем тупые выпады Верона. Потому что, стоит лишь признать себя умнее и выше этого грубого олуха, как все его жалкие оскорбления рассыпаются, будто песок сквозь пальцы.»

Он опустил руку, зачерпнул пригоршню сухого песка и дал ему просыпаться сквозь ладонь, представляя, что это слова Верона – пустые и ускользающие.

«А вот унижения от Сирша были другими. Изящными. Выдержанными. Они напоминали диковинный сладкий напиток, за которым не ждешь ни горечи, ни последствий. Но потом – вдруг накрывает так, что мутит до рвоты, руки трясутся, а собственный голос звучит чужим, словно из глубины чужого тела. И ты не понимаешь, как это произошло – и почему не распознал яд раньше.

А Сирш потом подойдет с той самой беззаботной виноватой улыбкой и скажет что-нибудь трогательное, настолько искреннее на вид, что ты поверишь. Даже стыдно станет, что злился на него. Ведь он же не знал, что ты так остро воспримешь этот… десерт.»

Сирш не бьет по лицу – он заставляет тебя усомниться в собственном разуме и морали. Он не говорит "сделай это", он говорит "а разве ты сам не хочешь это сделать? Это же твоя идея, твоя мечта".

Орсо подумал обо всех обидах, которые причинил ему Сирш. Он никогда по-настоящему не забывал их, просто каждый раз находил для друга оправдание.

– Менуи… – вырвалось вдруг у него в полголоса.

Орсо подскочил, будто ошпаренный, в ужасе осознав, что произнёс это имя вслух. Но пустыня отозвалась лишь тишиной, смешков Верона не последовало, да и Сирш тоже вряд ли бы услышал с такого расстояния.

Орсо снова лёг на песок, глядя в ночное небо.

«Да… – подумал он, чувствуя, как его переполняет стыд и обида, – эту девушку я не прощу ему. Никогда. Какими бы благими ни были его намерения».

Он закрыл глаза и наконец заснул под открытым небом, вспоминая Менуи. Серебряные заколки в её темных блестящих волосах закружили в хороводе, как звёзды на небе.

Глава 4 Сказки Паучихи

***

Лунный свет заливал стол Орсо, превращая его копию лирийской карты "Кокон Паучихи"в подобие призрака. Орсо сидел, подперев голову рукой, и его взгляд, замутненный усталостью и раздражением, блуждал по знакомым линиям. Он знал эту карту слишком хорошо. Каждый штрих, каждая точка были выведены его собственной рукой с трепетной точностью, подражая выцветшему оригиналу. И именно это знание теперь грызло его.

"Эта карта не соответствует действительности … она не о нашем мире…"– шептал он, сравнивая лирийскую карту с новейшей картой Золотых Пустошей из Эвербета. Его палец скользнул вдоль реки "Серебряных стрел", пересекавшей вымышленные степи "Зеленой вечности"–  на реальных картах там лишь раскаленные дюны. Потом его взгляд упал на "Город Золотых Шпилей"– величественную точку, обозначенную особым знаком, одиноко возвышавшуюся к северу от реки. И вдруг… вдруг что-то щелкнуло.

Орсо прищурился. Он знал эту точку. Он тщательно вырисовывал её, стараясь передать значимость, которую придавали ей лиры. Но сейчас, в этом лунном сиянии, его поразило не её величие, а … её одиночество. Вокруг города Золотых Шпилей не было … ничего. Ни дорог, ведущих к нему, ни путей, соединяющих с другими городами. Ни даже условных знаков полей или пастбищ вокруг. Только точка. Грандиозная, величественная, но… одинокая. Как остров в морской пустоте.

Его взгляд резко перескочил на другой крупный город – "Цитадель Утреннего Звона". Та же история. Яркая точка, обозначающая центр могущества, и … абсолютное одиночество. Никаких связей с внешним миром, кроме реки, протекающей мимо. Это было… неестественно. Бессмысленно для такой детальной карты. Ни одна культура, тем более столь развитая, как лирийская, не изображала бы свои великие города как оазисы в пустыне или одинокие маяки.

Слово "маяки"застряло в сознании. Вспомнился отрывок из лирийского трактата по навигации, который он читал на прошлой неделе: "Ибо истинные маяки Света суть не огни на башнях, а неугасимые светочи, вбитые серебряными гвоздями в полог ночи…"

Он вновь посмотрел на свою копию, на эти ни с чем не связанные точки-города, залитые лунным светом. И фраза "неугасимые светочи в пологе ночи"обрела вдруг жуткую, буквальную ясность.

Он отодвинулся от стола, охваченный странным чувством. И вдруг, как пазл, сложились другие странности: причудливые, геометрически правильные формы "горных цепей", которые на земле невозможны; отсутствие указания сторон света; нестыковка масштаба. Все это не было ошибкой. Это был другой язык. Язык, описывающий не землю под ногами, а…

Орсо резко поднял голову и уставился в ночное небо за окном. Мириады звезд, яркие и тусклые, одинокие и собранные в скопления. Никаких дорог между ними. Только бездна и свет. Совершенно так же, как на его карте.

«Не соответствует действительности…? – засмеялся он, переполненный благоговейным ужасом и восторгом, – потому что это не карта земли. Это… звезды. Лиры нарисовали небо. Ну конечно! Эти "города"… это звезды! Ярчайшие звезды!»

Он схватил карту, его руки дрожали. Теперь он видел. Реки, горные цепи – созвездия, очерченные мифическими именами!

Его взгляд упал на центр карты, на загадочное обозначение – "Кокон Паучихи"или "Место Тени".

На следующий день, ближе к полудню, они пришли. Проводники наотрез отказались подходить близко и обещали дождаться их неподалеку.«Сирш…он должен это узнать. Надо найти профессора Хелена… Нет. Сначала… сначала надо свериться с атласами.... Эпоха лиров…»  – прошептал Орсо, ощущая, как по спине бегут мурашки от масштаба открытия: он держит в руках не ошибку, а величайшую мудрость древних, зашифрованную в свете далеких солнц.

Перед ними расстилалось угольно-чёрное пространство, напоминавшее выжженное поле. Но это поле покрывала не зола, а идеально гладкая, словно лёд, корка. Но и льдом это тоже не было. Поверхность не была ни холодной, ни тёплой, прикоснувшись к ней вы бы не почувствовали ничего кроме странного почти мистического чувства тревоги. Ветра здесь не было, отчего воздух казался душным и напряженным как перед грозой.

Сирш остановился первым. Он широко улыбнулся, медленно раскинул руки в стороны, будто мертвенно тёмная гладь была его старым другом. Орсо подошёл следом, ведя за руку девочку. Её шаги были тяжёлыми, сонными, но она крепко держалась за его ладонь.

– Жуткое место. – пробормотал Сол, остановившись чуть поодаль. – Даже мне тут как-то не по себе.

Улыбка соскользнула с лица Сирша. Он обернулся и с наигранной уверенностью, почти с вызовом, бросил: – А чего бояться?

– Если это правда Хэйсэ-Лакрез, – тихо отозвался Орсо.  … а я уверен, что это то самое место… то в её глубинах живёт Нечто, что лиры боятся даже называть по имени.

– Да, – выдохнул Сирш, – Паучиха. Плетет сети не из паутины, а из людских жил.

– Но мы ведь не лиры, – сказал с тревогой Верон, заглядывая в лицо Орсо, – нам ведь нечего бояться?

– Лиры такие же люди, как и мы, – с раздражением отрезал Орсо, – они лишь более чувствительны к свету и получается … к тьме.

– Допустим, – Сирш наклонил голову. – Но где доказательства, что Паучиха не выдумка? Мы нашли старое засохшее болото – и что? Формально это место доказывает лишь то, что в мире правда существует старое засохшее болото.

– Я получил свои доказательства, – ответил Орсо, – это необычное место, к которому нас привела необычная карта. По-моему, всё сходится. Я не знаю… может лиры… если они, конечно, придут смогут тебе больше рассказать.

– Мне нужны не твои догадки, и, наверное, даже не их слова. Мне нужно то, зачем я сюда пришёл. Мне нужны наглядные доказательства.

– Наглядные? – Орсо нахмурился. – Что может быть нагляднее этого места?

Сирш как-то странно сжал губы, бросил растерянный взгляд и отвернулся.

– Что такое? – спросил Орсо.

– Я… Я хочу увидеть Эйфан Кой, Орсо.

Брови Орсо медленно поползли вверх.

– Что?.. Откуда ты знаешь это слово?

Орсо резко отпустил руку девочки, шагнув к Сиршу.

– Сирш, ты не понимаешь, что это значит.

– Нет, скорее наоборот. Я понимаю это слишком хорошо, намного лучше, чем ты можешь себе представить.

– Об этом не может быть и речи! – Голос Орсо сорвался от волнения.

– А если я скажу, что ради Эйфан Кой я и затеял все это?

Сол усмехнулся.

– Ну неееет, – протянул Орсо, но Сирш не изменился в лице. —Нет?

– Орсо, –  голос Сирша стал твердым и неприятно поучительным, – ты правда веришь, что я пересек полмира, прошел этот ад, лишь чтобы ты доказал миру правоту твоих любимых лиров? Чтобы ты доказал всем, что твои знания чего-то стоят?

– Но это же перевернет все! – отчаянно воскликнул Орсо, все еще надеясь играть по правилам логики. – Ты сам сказал: «Докажем свет через тьму!»

– Я не отказываюсь от этой идеи! И я правда хотел бы перевернуть этот мир, но боюсь не так, как ты себе это представляешь.

– Вот оно как, значит? – голос Орсо теперь хрипел от возмущения, – Вот зачем тебе лиры? Ты планировал использовать их, чтобы получить Эйфан Кой! Это банальная жажда власти.

– Я не согласен, – сказал Сирш, мягко улыбнувшись.

– Вы все об этом знали? – Орсо злобно оглядел Верона и Сола.

Сол слегка заметно кивнул.

А Верон сиял. Он сиял, как именинник, уверенный, что он и Сирш – братья по оружию, и сейчас они вместе проучат этого заумного слабака. Он и не подозревал, что в глазах Сирша он – всего лишь тупое орудие, не стоящее презрения или других сложных эмоций.

Орсо разочаровано отвернулся обратно к Сиршу.

– Тогда ты должно быть знаешь, по какой причине Эйфан Кой тут спрятан? И что было, когда он был использован тёмными лирами в прошлый раз?

– Я не тёмный лир, я мог бы направить эту силу на благо. Я мог бы направить ее на свет.

Орсо отрицательно качал головой, не веря своим ушам.

– Эйфан Кой это не просто древняя сила, которую ты можешь прийти и взять, –  наконец совладав со словами, сказал Орсо, – За неё придется заплатить.

Сол издал смешок:

– Почему за всё всегда приходится платить?

– Если верить преданиям, –  продолжал Орсо, – тот, кто разбудит её, обрекает себя на смерть от тьмы, что кроется под этой коркой. Ни один лир не захочет будить её.

Сирш качал головой в такт словам, словно слушал весёлую песенку.

– А как же материнская любовь? – почти ласково спросил Сирш. – Неужели мать не сделает это… ради ребёнка?

– Это по-твоему использование силы во благо? С этого ты планируешь начинать? Ты готов обречь человека на проклятие?

– Сказки. – отмахнулся Сирш, перебивая его. – Их сочиняли, чтобы народ держать в узде. Я уверен, что никакого проклятия нет.

– Я разочарован, – сказал Орсо, пытаясь достучаться до Сирша теперь с другой стороны, – ты просто использовал меня, чтобы найти это место. Всё это было ложью. Ты такой же, как и все.

– Орсо, давай кое-что проясним, – Сирш говорил необыкновенно спокойно для мрака ситуации, но вполне обыденно для себя, – я ни разу тебя не обманул. Я лишь не стал тебя переубеждать, это разные вещи, согласись?  При этом я ведь не могу быть обвинённым в том, что ты обманул себя сам?

– Так чего ты хочешь на самом деле?

– Помнишь, я сказал, что «правда не делает тебя победителем», так вот я хочу совершить невозможное – быть правым и одновременно быть победителем.

Орсо ничего не ответил. Его собственная правда была бессильна. Он представил, как Верон и Сол, усмехаясь, закапывают его в пустошах. Быстро, без лишних слов. И от его «правоты» не останется ничего. Роль мученика, которую он на себя мысленно примерял ему не подходила.

Сирш шагнул вперёд и коснулся чёрной корки носком сапога, потом шаркнул по ней.

– Сколько же здесь тьмы… Я не вижу конца. У этого поля вообще есть границы, Орсо?

Орсо вздохнул и посмотрел вперёд, в темнеющую даль.

– Должен быть конец. – сказал он обиженно.

– Прекрасно. Ждать будем здесь. – Сирш развернулся к остальным. – Не думаю, что её родители появятся до вечера.

Но вечер опустился, и рассвет пришёл вновь, а родители так и не пришли. Не вернулся и Хью.

Продуктовые припасы подходили к концу, вода была на исходе. Девочка капризничала всё чаще. Её беспокойство стало заразительным: она плакала – и вместе с тишиной трескалось и терпение внутри группы.

Даже Орсо больше не мог её успокоить.

– Орсо, сделай с ней хоть что-нибудь. – взмолился Верон, когда она в очередной раз разрыдалась.

– Что я, по-твоему, должен сделать? – взорвался Орсо.

– Я её заткну. – сказал Сол. До этого он молчал всё утро, сидя в стороне. Но теперь резко поднялся, подошёл к девочке и, не колеблясь, ударил её по щеке.

Щелчок был коротким и резким, как удар плети.

Девочка вскрикнула, упала на песок и зарыдала уже по-настоящему – пронзительно, захлёбываясь, как от смертельной боли.

Орсо в ужасе схватился за голову.

– Не трогай ребёнка! – закричал Сирш, подскакивая на ноги.

– Сил моих больше нет слушать её визг! – рявкнул Сол в ответ.

– Тогда убирайся! – отрезал Сирш. – Исчезни, чтобы я твоих визгов не слышал.

– С радостью.

Сол пнул рюкзак, в сердцах опрокинул пустую флягу и, не оборачиваясь, пошёл прочь – в ту самую сторону, откуда они пришли. Вещей своих он не взял. Возможно, он не планировал уходить насовсем.

Девочка осталась лежать на земле, дрожа. Её тонкие плечи вздрагивали от рыданий, голос сорвался до хрипа. Она почти задыхалась от своего горя.

– Сердца у тебя нет, Орсо. – весело усмехнулся Верон, глядя, как рыдает девочка.Где-то там, возможно, мать действительно слышала её плач. Но она почему-то не приходила.

– Я тоже ухожу. – тихо произнёс Орсо.

Он направился к своей палатке и начал собирать вещи. К нему тут же подошёл Сирш.

– Куда ты собрался? Ты мне нужен.

– Зачем? Чтобы укачивать ребёнка? Отдайте её матери – и она сама успокоится.

– Когда придут лиры, мне понадобится переводчик. – сказал Сирш.

– Ты вообще слышишь, что я говорю? – выдохнул Орсо.

– Слышу. – отозвался Сирш. – Но ты сдаёшься слишком рано. Мы уже здесь. Мы это сделали. Взгляни. Оно прямо перед нами. Осталось только подождать.

Орсо тяжело вздохнул и опустился на землю. Ему было страшно оставаться с группой, но уходить в смертельно опасные пустоши одному было ещё страшнее. Проводникам платил Сирш, они бы не стали помогать ему.

– Но девочка ведь тоже лир, – вдруг сказал Верон. – Может…стоит попробовать использовать её?

Сирш сначала раздражённо посмотрел на него – так, будто тот вновь сморозил глупость. Но затем в его взгляде вспыхнуло нечто иное.

– А ведь он прав. – задумчиво прошептал он.

Верон довольно улыбнулся.

– Видишь, и от меня польза есть.

– Не привыкай. – отрезал Сирш и обернулся к Орсо. – Думаешь, сможешь объяснить ей, что нужно сделать?

Орсо посмотрел на девочку, которая всё ещё всхлипывала.

– А как же пророчество лиров, – отрешённо произнёс он, – девочка умрёт.

– Я не верю в пророчества лиров. – сказал Сирш. – Эта сила не принадлежит им. Конечно, они боятся её.

– И всё же ты готов рискнуть чужим ребёнком? – спросил Орсо.

– А какая разница? Пускай, сделают это её родители. Чем жизнь одного лира важнее жизни другого?

Орсо покачал головой.

– И не будет ли милосерднее, – продолжал Сирш, – попросить об услуге ничего не понимающего ребенка, чем осознанных запуганных взрослых? Которые в самых ярких красках представят себе предстоящие страдания, и ожидание мучений окажется страшнее, чем сами мучения.

– Милосерднее? – Орсо усмехнулся, он подумал о том, что в этом правда была какая-то страшная логика. Неудивительно, что именно Сирш апеллировал к ней. – Я не хочу, чтобы кто-то пострадал вообще. – прошептал он, сжимая горло дрожащими пальцами. Он только сейчас заметил, как сильно они трясутся.

– Обещаю, никто не пострадает, – уверенно сказал Сирш и протянул ему руку.

Орсо посмотрел на его руку с подозрением, что-то подсказывало ему, что таких обещаний Сирш не имеет права давать, но такая приятная и знакомая всем надежда на то, что всё обойдётся, что лично с ним не может произойти ничего плохого, заставила его заглушить терзающие сомнения. «Нужно лишь позволить Сиршу закончить игру, которую он начал и это всё закончится». Орсо принял руку Сирша, и тот помог ему подняться.

– Поговори с ней мягко. – предложил Сирш.

Девочка продолжала тихонько всхлипывать, испуганно косясь на приближающихся Сирша и Орсо.

Сирш подтолкнул спутника вперёд. Орсо неуверенно сделал шаг к ней и произнёс по-лирийски:

– Всё будет хорошо.

Девочка заинтересованно взглянула на него, шмыгнула носом, неловко встала, опираясь руками о землю, и подошла.

– Мы хотели…– сказал Орсо.

Но девочка уже обняла его за ноги, уткнувшись лицом в его грязные, пыльные штаны.

Орсо обернулся и бросил на Сирша отчаянный взгляд. Верон хихикнул, но Сирш взглянул на него так, что тот сразу поник.

– Именно это нам и нужно. – поддержал Сирш. – А теперь скажи ей, что тебе нужна её помощь.

– Её помощь?! – воскликнул Орсо. – Я не могу. Умоляю, давай найдём другого лира.

Улыбка Сирша медленно исчезла с его лица.

– А не поздно ли ты это понял? –  сказал Сирш, накатывая на него как волна за волной. – Позволь напомнить тебе, кто именно привёл нас сюда.– Ты думаешь, тебе одному это не нравится? – сказал он. – Думаешь, ты тут самый святой? —Нет, но… она же совсем ребёнок.

– Это был ты, Орсо. – поддакнул Верон.

– Чернила тоже пачкают, Орсо. – наступал Сирш. – И если бы ты мог спросить эту девочку, кого бы она обвинила в первую очередь? Не тебя ли? За то, что ты раскрыл их секреты, расшифровал их карты? Ты воспользовался их знаниями, Орсо.

И поверь, ребёнок, – он язвительно выделил слово, – это ничто по сравнению с тем, что сделал ты. Так что, либо заканчивай начатое, либо убирайся. Но обещаю тебе – никто больше с ней не станет церемониться. Кто знает, вдруг её лирийская кровь окажется полезнее твоих соплей.

– Ты ведь не серьёзно?

– Разумеется, не серьезно! – Сирш чуть взвизгнул, будто оскорблённый самой мыслью, что Орсо мог поверить в его жестокость.

Но Орсо вдруг показалось, будто лицо Сирша поплыло у него перед глазами, стало чужим и незнакомым. Он больше не понимал, кто его друг такой и друг ли он вообще.

Сирш уже открыл рот, чтобы продолжить убеждение, но Орсо вдруг опередил его:

– Хорошо. Но это будет на твоей совести. – лишь тихо сказал он.

Удивление на лице Сирша быстро сменилось нежным сочувствием к необходимости маленького зла.

Орсо опустился на колени перед девочкой, взглянул через плечо на Сирша – тот едва заметно кивнул. Тогда Орсо заговорил по-лирийски, стараясь, чтобы голос звучал мягко:

– Мы… они хотят, чтобы ты помогла разбудить вон то озеро.

– Хэйсэ-Лакрез? – оживилась она. – Его нельзя будить. Там живёт паучиха!

– Да, я знаю. – кивнул Орсо. – Но они просят тебя о помощи. Если ты сама захочешь, конечно. Ты … Ты ведь поможешь?

– Я не знаю…

– Может просто попробуешь?

– А паучиха? – спросила она, сжав его пальцы.

– Паучиха?.. – Орсо замер на миг. – Мы её не боимся.

– Тогда, ладно. – сказала она после паузы и вдруг улыбнулась, довольная тем, что может быть полезной. – Ты пойдёшь со мной?

– Да. Конечно, – почти прошептал он.

Он встал, не отпуская её руки и повернулся к Сиршу.

– Согласилась. – сказал Орсо, не скрывая злости.

Сирш отступил в сторону, приглашая их к застывшему полю тьмы. Девочка как-то уверено потянула Орсо за собой и, остановившись у самого края, вновь посмотрела на него. Её взгляд был одновременно доверчивым и вопрошающим. Орсо еле заметно кивнул. Она сделала несколько шагов по поверхности озера и обратилась к Хэйсэ-Лакрез на лирийском. Её речь напоминала то ли детскую считалку, то ли обрывок забытого заклинания. Даже Орсо не понял, что именно она сказала.

Когда она замолчала, наступила тишина. Орсо уже было обернулся к Сиршу с немым «мы попробовали». Но вдруг воздух взорвал оглушительный хруст, заставивший его обернуться на девочку снова. Грохот был таким резким, что заложило уши, таким скрипучим, как треск жжёного сахара, и таким же противным, как скрежет ногтей по голой древесине. Все инстинктивно закрыли уши руками. Этот звук исходил из этого темного места, прямо под ногами девочками. И то, что казалось темным льдом, вздрогнуло.

Черные трещины – жилистые, как вены – разбежались во все стороны. Из них, с булькающим кипящим звуком, хлынула жидкость. Тёмная, как венозная кровь. Густая, как деготь. Пахнущая медью и гнилой плотью.

Орсо завороженно отступил и медленно опустился у самого края.

Верон, который всё это время молча наблюдал, бросился к Сиршу, ожидая команды действовать. Девочка как-то неуверенно подняла ногу, рассматривая эйфан кой, которая прилипла к её ботинку и растягивалась как тёмные нити паутины.

– Я должен испробовать это первым! – завопил Сирш, отталкивая Верона и хватаясь за тёмное вещество, которое мгновенно побежало по его руке, как змея.

Девочка попыталась уйти, но прилипшая к её ботинку эйфан кой не дала ей это сделать, отчего девочка споткнулась и упала на таявшую под ней жидкость и в ту же секунду исчезла в её тьме, словно в болоте. Чернота сомкнулась над ней, не оставив даже пузыря воздуха.

Орсо вскрикнул. Охваченный ужасом, он пополз назад, не в силах подняться. Он чувствовал, как эйфан кой источает леденящий жар – странное, противоестественное тепло, будто от чего-то гниющего.

Сирш и Верон метались у того места, где девочка ушла под поверхность. Они собирали капающую, тающую жидкость – густую, вязкую, черную как нефть. Она тянулась за их пальцами, словно ожившая.

Сирш резко схватил Верона за грудки и отшвырнул его прочь.

– Тебе хватит! – гаркнул он.

Верон, ударившись о землю, с шипением поднялся. В его глазах горел безумный огонь. Он бросился на Сирша, но тот, не колеблясь, поднял руку. Сила, повинуясь новому хозяину, взвилась чёрной волной, ударила, словно живая, и отбросила обоих – Верона и Орсо – прочь.

Палатки взлетели в воздух, вещи разлетелись, как сор, и всё вокруг погрузилось в хаос.

Орсо успел лишь зажмуриться и закрыть лицо руками, прежде чем тьма накрыла его, утягивая в беспамятство.

Глава 5 Город Алаир

Город Алаир, прозванный Купольным, раскинулся в излучине широкой реки. Мириады куполов сверкали в солнечном мареве. Их было столь много, что, согласно древнему преданию, никому и никогда не удавалось счесть все до единого. Ходили слухи о ровно десяти тысячах, имея в виду не только грандиозные сооружения, но и малые купола, венчавшие дома знати, ратуши, фонтаны, беседки, ограды и даже самые зажиточные лавки. Но едва ли это была правда – город, процветая и расширяясь, непрестанно умножал число своих венцов. Новый купол возводили едва ли не чаще, чем новый дом, и счета им действительно не знал никто. Белые, как облака; рыжие, словно медь; даже черные – подобные ночам без звезд. Но над этим сияющим морем возвышался один, затмевавший всех: золотой купол королевского дворца.

Королевская резиденция стояла в самом сердце Алаира, подобно гигантскому сердцу, от которого расходились улицы, площади и тенистые аллеи. Ее купола рвались ввысь, будто жаждали достичь небес, но главный, центральный, был особенным. Он сиял ярче прочих, словно заключал в себе само солнце. Звали его Солнечным куполом. В дни особой ясности он вспыхивал огненным светом, отражая последние лучи заходящего светила так, что путники, приближающиеся к городу, могли принять его за солнце, сошедшее на землю.

Купол был не просто украшением. В Алаире он стал символом. Символом неба, под которым вершится правосудие; власти, дарованной свыше; вечности, неподвластной ветру времени. Говорили, что покуда Солнечный купол возвышается над Алаиром, город не падет, и закон будет говорить громче меча.

Алаир входил в Свободный Торговый Союз – великое сплетение путей, клятв и хрупких политических равновесий. Но именно он, несмотря на громкие заявления о равенстве, оставался его негласным центром – первым среди равных. Здесь, в залах под мозаичными сводами, где звучали языки всех стран, вершились судьбы. Все важнейшие решения Союза, ключевые перемены в политике, введение новых законов и отмена старых – все рождалось здесь, в Купольном городе.

По древнему, неписаному, но незыблемому обычаю, Алаиром веками правила женщина. Трон неизменно принадлежал королеве – не просто правительнице, но живому воплощению красоты, рассудительности и порядка. Ее власть в пределах городских стен была почти абсолютной. Ее слово решало, кому возводить новый храм, кому даровать право на суд, а кого изгнать из города навеки.

Но стоило вопросу выйти за пределы алаирский площадей и мостовых – в залы Торгового Союза, – как голос королевы терял абсолютную силу. В делах объединения решало мнение большинства городов-участников, и, если они сходились во взглядах, даже золотой трон Алаира не мог этому воспрепятствовать. Не то чтобы Алаир был против такого положения дел. Как раз наоборот в Алаире гордились порядком, установленном в Союзе, этой справедливой системой управления, отличной от других – по их мнению варварских и устаревших.

Королева, хотя формально не управляющая Торговым союзом, оставалась тем, чем не мог стать ни лорд, ни купец. Она была хранительницей равновесия, гарантом справедливости, эстетики и здравого смысла – не властительницей, но совестью Союза. В ее присутствии самые дерзкие ораторы смиряли пыл, а самые гордые вельможи внимали ее словам, словно пророчеству.

В тот год, напоенный зноем и предчувствием перемен, на трон Алаира должна была взойти новая королева – двенадцатилетняя Инесс Полмонд Патриша. Имя ее уже витало над площадями, звучало в дворцовых трапезных и таилось за тканевыми занавесями купеческих лавок, где женщины шептались о ее нарядах и тихой манере речи.

Ее мать, королева Эйвин Патриша, угасла от внезапной лихорадки, оставив троих дочерей. Их отцы – или отец – так и остались неизвестными. Сыновья же, рожденные королевой, по древнему обычаю отдавались в Безымянные – элитный отряд телохранителей при дворе.

Над юной Инесс Патришей же висело не бремя торжественной славы наследницы, но томительное, почти мистическое ожидание коронации. Она росла под гнетом пустого трона, на который не смел вознестись никто, покуда не прозвучит ее имя.

Столь юный возраст будущей королевы не смущал практически никого, а наоборот, казалось, всех устраивал. Ведь для этой роли, как утверждала официальная хроника, нет лучшего кандидата, чем юная девушка. В Алаире верили – или, по крайней мере, провозглашали эту веру с высоких трибун, – что юная королева чиста подобно утренней росе. Ее разум, не отягощенный старыми дрязгами и клановыми обязательствами, способен видеть самую суть правды. Ее сердце, не знавшее порока, будет верным компасом в море политических решений. Она – воплощение неподкупной справедливости, пришедшей на смену уставшей мудрости стариков.

За стенами же дворца, в тиши кабинетов и на уединенных террасах, где курили трубки советники и зрели союзы знатных домов, эту доктрину обсуждали иначе. Здесь, вполголоса, звучали куда более земные и циничные резоны. Юная королева – идеальная марионетка. Ею легче управлять, ее проще направить по нужному руслу, ее сознание – мягкий воск для тех, кто успеет приложить к нему свою печать первым. Долгое правление, начатое в столь юном возрасте – залог стабильности на десятилетия вперед, время, когда кланы могут без риска делить влияние, не опасаясь внезапной смены курса взрослой и своевольной правительницы. А для народа она – милый и беззащитный символ, живая икона невинности, вызывающая инстинктивное желание защитить, а значит – и слепо доверять. Эта вера успокаивала умы и укрепляла трон надежнее любой стражи.

Церемонию назначили на день летнего солнцестояния – когда Солнечный купол сияет ослепительней всего, отражая в своем золоте небо, и кажется, будто само светило склоняется перед властью. Древний обычай предписывал короновать королеву в самый длинный и светлый день.

Приглашения разлетелись далеко за пределы Алаира. Их получили не только знатные дома города, но и владыки всех городов Торгового Союза. Некоторые вести пересекли пустыни и горы, моря и степи, достигнув даже земель, не входивших в Союз – ибо получить приглашение на коронацию считалось величайшей честью. Среди приглашенных гостей значились король Измир из северного государства Фосэя – гордый и властолюбивый, и король Элеон Хайрани – нелюдимый владыка объединенной Итрии, словно две чаши весов державший в руках Юг и Север своего королевства, разделенные рекой Урсур.

Приглашены были и представители далекого Секойвэ – сурового прибрежного царства на Востоке. На празднество ожидались Ондро Оркмар, правитель Секойвэ, с супругой Талулой – высокой женщиной с глазами цвета мокрой травы. Их старший сын, Орсо, в списках не значился. Он находился, как мы помним, в Золотых Пустошах и не смог бы явиться, даже пожелав этого.

Свое приглашение, разумеется, получил и король Этирш Ксенохар Третий, владыка самого обширного и богатого государства на материке – Астралима. Между Астралимом и Алаиром висела тень затяжной войны, когда-то вспыхнувшей из-за земель, что ныне носили имя Объединённой Итрии. Война утихла, мир был скреплён договорами, но не забыт. Он лежал меж двух держав тонким слоем векового льда, готовый треснуть в самый неожиданный момент. А между ними, словно живой щит, ютилась бедная, но гордая Итрия, вынужденная кланяться двум гигантам так, чтобы с её головы не слетела собственная корона

Этирш Ксенохар Третий, отец пятерых сыновей, не утруждал себя воспитанием отпрысков, доверив их бесконечно сменявшим друг друга нянькам и наставникам. Его любимая супруга, Диада, умерла, даровав жизнь единственной дочери, названной в честь матери. Второй принц, Алэйсирш, известный нам как Сирш и товарищ Орсо по печальному походу к Хэйсэ-Лакрез, был для отца лишь одним из многих. Король не ведал о его злоключениях в Золотых Пустошах; да и даже узнай он о них, детали вряд ли задержались бы в его памяти.

Впрочем, появление Этирша Ксенохара на коронации считали маловероятным, так же как не верили в появление на празднике Ондро Оркмара. Приглашения были лишь вежливым жестом.

Тем большим было удивление, когда подтверждения об участии в коронации пришли и из Астралима, и из Секойвэ, и даже из Фосэи.

Говорили, что столь живой интерес власть имущих объяснялся одной простой причиной: новая королева была чрезвычайно юна. Впечатлить ее, завоевать если не доверие, то хотя бы благосклонность, стало государственной задачей.

Однако чуть позже из Секойвэ пришла весть, что Ондро Оркмар очень сожалеет, но лично участвовать на коронации он не сможет, однако обязательно отправит своих самых доверенных людей с самыми драгоценными дарами.

Вежливый отказ, конечно, писал не сам Ондро Оркмар, он по своему обычаю отреагировал с присущим ему простодушием: «Баба – не царь, а девка – и подавно. Пусть сначала штаны наденет, тогда и поговорим».

А может быть, его слова, грубые и простые, как удар топора, были самой честной частью всей этой тщательно выстроенной церемонии.

Глава 6 Тёмный лир

Когда Орсо пришёл в себя, он не знал, сколько прошло времени. Всё тело ломило, дыхание было сбивчивым. Он медленно сел и огляделся. Его лицо и растрёпанные волосы были покрыты пылью.

Поднявшись на ноги, он отряхнул ладони и с тревогой посмотрел на проснувшееся болото –  оно теперь напоминало кожу гигантского существа, покрытую струпьями из застывшей тьмы. Эти участки были мертвенно-твёрдыми и испещрёнными паутиной трещин, но между ними зияли рваные провалы. Из них, словно чёрная, венозная кровь, медленно сочилась и пульсировала густая жижа, местами сбивавшаяся в сгустки. Эти пустоты, оставленные Сиршем, были похожи на свежие, обожжённые раны на живом теле – и всё озеро дышало медленно, тяжело, будто оправляясь от недавнего насилия. Орсо с сожалением заметил, что произошедшее не было просто кошмаром, который причудился ему.

Он, хромая, сделал несколько шагов вперёд и огляделся. Ни Сирша, ни Верона.

– Безмозглые создания… – прошептал он.

Подойдя ближе к месту, где валялись их вещи, Орсо с ужасом заметил тело – у опрокинутых палаток, в неестественно изогнутой позе, лицом вверх, лежал Верон. Глаза его были полуоткрыты.

Сердце Орсо сжалось, будто провалилось в пустоту. Он бросился к телу. Да – сомнений не оставалось: Верон был мёртв.

В любой другой день Орсо, быть может, и пожелал бы ему смерти – унизительной и ужасной. Но сейчас всё было иначе.

Любая смерть оставляет после себя что-то неестественное и Орсо по-настоящему испугался с тем самым животным страхом.

Он резко отпрянул, попятился, едва удерживая равновесие.

И тут взгляд зацепился за нечто у самой кромки воды.

Она сидела там. Та самая девочка. Живая.

Её маленькая фигура казалась чуждой и призрачной на фоне зловещей глади. Она не двигалась, лишь заворожённо смотрела на жидкую тьму у своих ног, словно на расплавленное зеркало.

Орсо затаил дыхание и медленно подошёл ближе. Он остановился в нескольких шагах, боясь спугнуть.

– Ты в порядке? – тихо спросил он на лирийском.

Девочка вздрогнула и обернулась. Она посмотрела на него прямо, серьёзно, но всё же кивнула.

– Отойди, пожалуйста, оттуда. – сказал Орсо, кивая на озеро, из которого доносился едва уловимый звук, похожий на шёпот.

Девочка послушно поднялась и подошла к нему.

Орсо резко всхлипнул и отступил на шаг – эйфан кой… Её одежда на груди была пропитана чем-то, что напоминало кровь, но ею не было. Это нечто пульсировало, клубилось, будто чернильные змеи жили у неё под кожей.

Но девочка спокойно подошла и взяла его за руку. Её пальцы были тёплыми и влажными.

Девочка подняла на него глаза, не понимая его страха.– Это не хорошо… – прошептал он, с опаской взглянув на её грудь.

Они вместе собрали разбросанные вещи, остатки воды и одну из палаток.

– Я отведу тебя домой, – выговорил он наконец на лирийском, – ты знаешь, где твой дом?

Она что-то быстро сказала, Орсо не понял, но всё равно кивнул.

– Я думаю… мы разберёмся. – сказал он, вновь беря её за руку и бросая последний взгляд на место преступления.

Но разобраться так и не удалось. По пути к тому месту, где они расстались с Хью (который кстати так и не вернулся, и неизвестно было доставил ли он послание для её родителей), небо уже начало мрачнеть: над горизонтом вздымались тяжёлые, словно сотканные из раскалённой пыли, облака. Внезапно поднялся порыв ветра, и в ту же самую минуту раскалённая тишина пустыни сменилась гулким ревом песчаной бури.

Орсо почувствовал, как обжигающе-колючие потоки ветра вонзались в лёгкие, набивая их мельчайшими частицами песка. Он резко выхватил свою пару коротких, но прочных шестов и свернутый рулон изо льна и козьей шерсти, который служил его палаткой. Он быстро выкопал неглубокую траншею в песке, чтобы края шатра можно было закопать и предотвратить задувание.

Едва ткань начала расправляться, как её тут же обдало струями: мельчайшие крупицы облепили и шесты каркаса, и саму ткань, забиваясь в переплетения льняных нитей. Он осторожно протянул верёвки к вбитым деревянным колышкам, а края ткани опустил вниз и засыпал слоями рыхлого песка, чтобы ветер не смог подхватить шатёр и сорвать его.

Девочка сидела чуть в стороне, прижав к лицу свой плотный льняной платок. Она замотала платок так, чтобы закрыть нос и рот, и зажмурилась, оставив лишь узкую щель, пытаясь хоть немного снизить натиск пыли. Каждый вдох давался ей с усилием. Она прижалась спиной к невысокой дюне – там, где ветер, срезая песчаные гребни, был чуть слабее – и смотрела, как Орсо стягивает конец одной из верёвок, проверяя натяжение ткани.

Когда каркас самодельного шатра окончательно выпрямился, а края ткани упёрлись в песчаные валы, Орсо одним рывком подтянул последнюю верёвку. Шатёр словно ожил. Ткань натянулась так туго, что внутри образовался целый «карман» относительного покоя, наполненный, однако, плотным, вязким воздухом: пыль продолжала просачиваться сквозь щели, пробираясь между волокон.

Когда они забрались внутрь, гул ветра не утих – он по-прежнему бил в стены глухим, барабанным боем, словно снаружи кто-то неустанно стучал кулаками в натянутую козью шерсть. Девочка села, скрестив ноги по-турецки, и молча смотрела на него, не отводя взгляда и не убирая платка с лица.

Орсо сел напротив насколько позволяло тесное пространство шатра, стараясь не задеть стенки и не приблизиться к ней слишком близко, он что-то громко сказал – про ветер и про песок, – но девочка только продолжала смотреть, загадочно и внимательно.

Внезапно её лицо дёрнулось – и она закашляла. Резко, часто, так, будто в горло попал комок песка. Кашель был сухой, болезненный, беззвучно злой.

Орсо снял с пояса флягу и протянул её. Девочка сразу же взяла её, отпила сначала совсем немного, а потом вцепилась в неё жадно – и, не сказав ни слова, вернула пустую.

Орсо взял флягу и поджал губы, ощутив её лёгкость. Воды больше не осталось. Но он не стал говорить об этом.

Время будто сгустилось, потекло медленно и вязко. Снаружи буря выла, дёргала стенки, гремела по ткани, внутри же всё казалось наполовину нереальным: зыбкие тени от слабого света, пыль, медленно оседающая в воздухе, их дыхание – и глухое, растянутое молчание. Шатёр был слишком хрупким, чтобы на него опереться, слишком тесным, чтобы отгородиться друг от друга. Орсо сидел, чуть наклонившись вперёд, сцепив руки между коленями. Он не двигался, только иногда поворачивал голову, чтобы украдкой взглянуть на неё. Девочка больше не смотрела на него, она сосредоточенно возилась с песком, что-то мастеря из сухих стеблей – тех самых, из которых недавно плела браслеты для Хью и Сирша.

Когда буря начала стихать, он решился заговорить снова.

– Орсо, – повторила она задумчиво.– Как тебя зовут? – спросил он, всё ещё чувствуя вину и боясь, что она вот-вот назовёт его предателем. – Арьин, – ответила она. – А тебя? – Орсо.

Снова наступила неловкая пауза. Снаружи темнело, и в полутьме шатра можно было различить только расплывчатые силуэты.

– Там не было паучихи, – вдруг сказала Арьин.

– Это… это хорошо, – неуверенно ответил Орсо.

Любопытство кольнуло его. Он не решался расспрашивать её, но раз уж она заговорила первой, решился продолжить:

– А что же там было?

– Не помню. – сказала она просто.

Орсо разочарованно выдохнул. Раз она не помнит – возможно, паучиха всё-таки была. А может, и нет. Наверное, он так никогда и не узнает.

Когда песчаная буря наконец отступила, оставив после себя непривычную тишину, они тронулись в путь. Царила глубокая ночь. Почти всю дорогу Орсо нес Арьин на руках, взвалив на плечи и их нехитрый скарб. Воды не осталось вовсе; казалось, еще шаг – и ноги подкосятся под ним. Когда силы окончательно покинули его, Орсо опустился на колени, бережно поставив Арьин на песок. Та мгновенно села и в лунном свете устремила на него тревожный, полный вопроса взгляд.

– Отдохнем немного, – выдохнул он.

Арьин тихо, с хрипотцой, попросила воды.

– Больше нет, – ответил Орсо. Комок подступил к горлу – заплакать бы от бессилия и жажды, но стало стыдно перед этой маленькой девочкой, которая, казалось, хранила ледяное спокойствие.

Орсо повалился на песок, не снимая рюкзака. Не осталось ни капли сил, чтобы поставить палатку – укрыться от вездесущего песка и ночных тварей пустыни.

Она сидела неподвижно, не сводя с него глаз. Орсо зажмурился, не в силах выдержать ее пристальный взгляд, который чудился ему немым укором. Вдруг он почувствовал, как Арьин бесшумно подкатилась по песку и устроилась рядом, прижавшись к его груди. Сердце Орсо сжалось; он тяжело вздохнул и резко поднялся.

– Пора идти, – прозвучал его голос, резкий от напряжения, – пока солнце не встало.

Они медленно пошли дальше, но Орсо казалось, что они застыли на месте и никуда не двигаются. Спустя какое-то время Арьин вновь попросилась на руки и ему не оставалось ничего кроме как понести её.

«Орсо, ты достиг дна, – подумал Орсо, но его внутренний голос отчего-то не был похож на его собственный, он словно слышал обвинения со стороны, – да, ты достиг дна, но не той тупой пропасти безумия, куда рухнул Верон. Не бездны абсолютного зла, в котороую Сирш радостно прыгнул сам.

Ты опустился ниже. Гораздо ниже. На то самое дно, где ил предательства смешался со слезами лжи, прикрытой нежностью.

Ты знал. Знал цену каждому слову, что шептал Арьин у края Хэйсэ-Лакрез. "Мы ее не боимся". "Я пойду с тобой". Ложь. Гнусная, сладкая, убийственная ложь.

Ты не ударил ребенка, как Сол. Ты сделал хуже. Ты заручился ее доверием. Обманул. Предал с ласковыми словами и ложной надеждой в глазах. И в этом – ужас твоего падения. Темнее эйфан кой, что кипит теперь под ее кожей. Тяжелее всех песков Пустошей вместе взятых.

А ведь ты предал не только эту девочку.

Ты растоптал того юношу из университетской библиотеки. Того, чьи глаза горели священным трепетом перед мудростью лиров, чьи пальцы бережно выводили копии звездных карт в поисках чистого знания.

Тот огонь погас. Он задушен пеплом стыда, похоронен под грудой трусливых компромиссов и сделок с совестью. И этот пепел – внутри. Он на языке. Он въелся в кожу. Он будет ждать в тишине каждой ночи, напоминая: Ты мог поступить иначе. Ты сам выбрал это.

Как ты сказал тогда? "За эту силу придется заплатить"?

Так вот твоя плата. Заплати.

Только не надо притворяться, что вдруг стал героем и что делаешь это из благородства.  Ты ведь сам знаешь, что в самой глубине, под грузом вины, ты уже возблагодарил судьбу. За эту невероятную, незаслуженную милость. За шанс искупления.

Даже если завтра вы оба станете двумя высохшими скелетами под равнодушными звездами Золотой Пустоши. Ты хотя бы умрешь пытаясь.»

Раскаленный суд завершился, не принеся облегчения, и Орсо поплёлся дальше.

Глава 7 Сол

Сол зашагал прочь, ярость горячим комком подкатывала к горлу с каждым шагом.

– Кем он себя возомнил! – крикнул Сол так, что проводники, ждавшие за холмом, встревоженно подняли головы. – Не позволю, чтобы меня звали и прогоняли, как шавку!

Сол споткнулся о собственные ноги, рухнул на колени, и из груди вырвалось проклятие. Он тут же рывком вскочил и, не оглядываясь, зашагал прочь – от девочки, которую ударил, от Сирша, который его прогнал.

Где-то в глубине души копилось раздражение на самого себя за эту внезапную вспышку, но признать это – означало признать правоту Сирша – этого вечно уверенного в себе серебряного принца. Мысль была невыносимой.

Сол просто шёл. Куда – не имело значения. Он также не загадывал, надолго ли он уходит. Даже эта простая мысль казалась ему сейчас поражением. Сначала нужно было просто побыть одному, чтобы отдышаться.

Песок хрустел под сапогами. Он брел, почти не видя пути, пока не наткнулся на чахлый кустарник, отбрасывающий на песок кривую тень. Здесь он и осел, уткнувшись лбом в колени, пытаясь заглушить внутренний гул. Но гул этот всё никак не стихал – лишь нарастал, сливаясь с воем ветра. Когда шум стал совсем невыносимым, Сол поднял голову и увидел, что воздух уже закручивался вихрем пыли. Он обернулся – проводники, палатки, черное поле – всё исчезло за рыжей, стремительно сгущающейся стеной, похожей на пчелиный рой.

Ещё одно проклятие сорвалось с его губ, но ветер вырвал его и унес. Инстинкт заставил его броситься обратно, туда, где только что были Сирш, Орсо и Верон. Он и правда не планировал уходить. Но мир уже перевернулся.

Первый же шаг оказался шагом в никуда. Второй – в кромешный ад. Через три он перестал видеть собственные сапоги. Песчаная стена поглотила всё: свет, звук, пространство. Он кружил на месте, как мотылек, зажмуриваясь от хлещущего в лицо песка, выплевывая его сквозь стиснутые зубы. Пальцы, инстинктивно вытянутые вперед, скребли лишь пустоту и слепящую колючую силу.

Он уже готов был сдаться, рухнуть на землю и позволить пустыне похоронить себя, когда его плечо с размаху ударилось о что-то твердое и неподвижное. Боль пронзила тело, но вместе с ней – и проблеск надежды. Он ощупал шершавую поверхность. Камень. Большой валун. Значит, где-то рядом должны быть другие.

Ползком, теряя ориентацию, он двинулся вдоль камня, пока его ладонь не провалилась в пустоту – узкая щель между двумя исполинами.

Он боком втиснулся в каменную расщелину, прижался животом к поверхности, закрыл лицо руками. Камень давил ему на грудь и спину, но после хаоса это показалось блаженством.

Буря выла над ним, слепой и яростной гигантской тварью. Песок засыпал сапоги, налипал на одежду.

– Живьём не сдамся! – прорычал он в собственные ладони.

Часы слились в один бесконечный, оглушающий кошмар. Он не знал, сколько времени прошло пока адский гул не стих, и песок перестал хлестать по лицу. Медленно Сол выполз из своей щели и мир, который предстал перед ним хотя и был похож на тот, что он видел перед бурей, но теперь выглядел иным – холмы перерисованы, небо затянуто рыжей дымкой.

Опираясь на шершавые валуны, Сол с трудом поднялся на ноги. Руки сами потянулись к лицу, устало счищая налипшую песчаную корку. Под веками будто щедро насыпали пыли, а в висках отдавалась тупая, однообразная густота, как после долгого пьянства. Ноги подкашивались, будто налитые свинцом.

Он бессмысленно оглядел перекроенный бурей пейзаж и побрёл – туда, где, как чуяло его измученное тело, должны были остаться свои. Обида на Сирша, ещё недавно жгучая и яростная, вдруг показалась нелепой и неважной, словно её тоже унесло ветром. Он шёл, и ему упрямо виделось, что вот, сразу за этим барханом или, быть может, за следующим, он увидит сначала настороженных проводников, а потом – палатки, дымок костра, своих товарищей.

Он был настолько опустошён, что никакие слова Сирша уже не могли ранить. Ничто не заставило бы его снова уйти, он бы схватил Сирша за его сапоги и больше не отпускал, если бы тот отказался принимать его обратно.

Он почти физически ощущал, как ему нужны будут сейчас ухмылка Верона, вечно кислая мина Орсо. А Сирш… С Сиршем он просто поговорит. Как раньше. Сирш поймёт, он всегда понимал.

– Куда это я бреду? – сиплый шёпот сорвался с его потрескавшихся губ. – По солнцу, что ли? Был бы здесь Орсо со своим компасом… Ох не думал, что буду по его бурчанию скучать.

В его глазах поплыли багровые пятна, сливающиеся с ослепительным диском солнца. Он шёл уже не различая, где реальность, а где бред.

И это чувство вездесущего песка. Он не мог понять, когда именно это началось. Может, песок скрипел на его зубах всегда – с самого рождения. А может, глотка царапалась изнутри всего минуту назад. Время спуталось, а вместе с ним и память о том, каково это – дышать, не чувствуя в горле острой песчаной крошки. Он пытался кашлять, сплевывал скудную слюну, засовывал пальцы в рот, пытаясь соскрести налипшую грязь с языка. Ничто не помогало. Ощущение лишь крепчало, становясь частью его самого.

Он даже в какой-то момент резко дернулся и побежал, будто надеялся, что это мерзкое чувство оставит его где-то позади –  так бежит зверь, пытаясь убежать от вездесущей боли. Он рванул с места в слепую, неуклюже, с одышкой, бежал, пока легкие не загорелись огнем, а в висках не застучали барабаны. Он рухнул на колени, и сквозь хриплый свист в ушах с ужасом осознал: песок все так же скрипит на его зубах, все так же царапает глотку. Из пересохшего горла вырвался короткий, сдавленный звук. Сол всхлипнул.

Словно издеваясь над ним, сквозь жар и песок в ушах зазвенел и плач девочки лиров.  Тот самый, пронзительный, захлебывающийся, аккомпанирующий его эмоциональному уходу от товарищей. Он зажмурился, пытаясь прогнать звук, но он лишь усиливался, сливаясь с реальностью.

Но хуже всего была жажда, она жгла горло огнем, пульсировала в висках, вытесняя все мысли, кроме одной: вода. Фляга… он опрокинул ее в гневе. Идиот. Рюкзак… бросил его куда-то в песок.

Сол стал озираться в надежде увидеть какой-нибудь чудом появившийся родник, оазис, мираж с водой – хоть что-нибудь. И тут сквозь колышущееся марево его глаза выхватили знакомый контур. Палатка. Не просто пятно вдали, а именно палатка, угловатая и реальная. Сердце Сола ёкнуло и радостно забилось в два раза чаще – это их лагерь, они рядом, он нашёл своих!

Он рванулся вперёд, но песок внезапно стал густым и вязким, как вода. Ноги тяжело отрывались от земли, словно он выходил из бурной реки или бежал во сне. Он забрался выше по насыпи, и поскальзываясь на сыпучих барханах, скатился вниз в сторону белеющего пятна, его дыхание стало частым и прерывистым от нетерпения.

И тогда он увидел её. Возле палатки стояла девочка. Тёмные волосы, знакомый силуэт… Та самая? Неужели всё обошлось? Мысль растеклась горячим приливом облегчения. Он радостно замахал рукой, пытаясь привлечь её внимание.

Сол, задыхаясь, подошел ближе.

– Девочка… – его голос был хриплым шепотом. Он протянул к ней дрожащую руку, не дотягиваясь, глаза полные внезапного, иррационального ужаса. – Прости… прости меня…умоляю прости … – он бормотал, спотыкаясь на словах, не видя ничего, кроме ее силуэта. Появившаяся будто из неоткуда женщина резко оттянула ребенка за спину, сидевшие в тени палатки мужчины насторожились.

Сол замер, тяжело дыша. Иллюзия развеялась. Это были не его товарищи. А девочка – не та.

Это была семья торговцев: невысокий, но крепкий мужчина, женщина в потертом платке, подросток лет двенадцати, поменьше девочка… и еще один мужчина, похожий на первого, но с большим шрамом на щеке, вероятно, его брат. Они безмолвно оценивали его.

Сол стянул со своей шеи кожаный шнурок, на котором висел мешочек. Пальцы, не слушаясь, развязали завязки. На песок, к ногам путников, высыпались золотые монеты. Тяжелые, даже их блеск будто был наполнен звоном.

Семья замерла. Пять пар глаз приковались к золоту. Взрослые – с немым шоком, смешанным с недоверием и алчностью. Их руки незаметно потянулись к ножам за поясами. Алчность в их глазах тут же потонула в холодной расчетливости и страхе. Такой подарок в пустыне пахнет либо подставой, либо смертью дарителя. Подросток ахнул. Девочка прижалась к матери.

– Вода…– выдохнул Сол, указывая на фляги у пояса мужчины. – Продайте… Все берите…– Он ткнул пальцем в кучку монет, – Все…

Мужчина, глава семьи, медленно наклонился. Его взгляд скользнул по монетам, потом вверх, на изможденное, запачканное песком и пылью лицо Сола, на его безумные глаза. Он не стал рыться в куче. Спокойно, почти с отвращением к самому золоту, он подобрал одну монету. Засунул ее в карман. Затем снял с пояса одну из фляг – не самую полную –  и протянул ему.

Сол вырвал ее, сорвал пробку и стал пить. Жадно, захлебываясь, проливая драгоценную влагу на песок, на грудь. Он пил, пока фляга не опустела. Воздух будто снова вошел в легкие, но слабость и туман не отступили.

– Куда вы идёте? – спросил он, вытирая рот рукавом. – Мне нужно в Итрию, в Локхото…доведите… я вам ещё дам – он мотнул головой в сторону оставшегося золота на песке.

Мужчина нахмурился.

– Спрячь это, дурак, – сказал он тихо. – В этих краях золотом светить – верная смерть. Быстрее, чем от жажды.

Он обменялся взглядом с братом и женой, короткий кивок был ему ответом.

– А путь наш лежит в Эвербет, – бросил второй мужчина со шрамом.

– О нет, нет… Только не в Эвербет, – оживился Сол, – мне нужно в Итрию. Это совсем в другую сторону.

–Тогда тебе туда, – он указал в сторону безжизненных барханов.

– А никто из ваших не проводит? Я заплачу, – Сол безнадёжно обвёл взглядом их лица. Лишь мальчик-подросток смотрел на него с любопытством; в глазах остальных читалось одно лишь недоверие.

– Нет. Мы все идём в Эвербет, – тот, что со шрамом отрезал, и в его голосе впервые прозвучало открытое раздражение.

Сол прикинул. Пойти в Эвербет? Он рванулся бы в сторону Итрии один, если бы не одно «но»: он с предельной ясностью представил, как будет умирать по дороге. Не героем, а упрямым ослом, сгнившим где-то в дюнах по своей же глупости. Эта мысль, откровенная и практическая, пересилила всё. Даже гордость.

– Ладно, – сипло выдохнул он. – В Эвербет, так в Эвербет.

Глаза мужчины сузились.

– Буря все пути перекроила, – сказал он, –  Но… есть одно место. Поселение в полудне ходьбы. Если мы его найдем. За еще одну монету попробуем вывести тебя туда.

Сол, шатаясь, втиснулся в середину группы, чувствуя на себе тяжёлую тяжесть их настороженных взглядов. Он без сил рухнул в тень палатки, и песок волной набился под одежду.

Мальчик-подросток, не говоря ни слова, присел рядом и стал помогать собирать золотые монеты обратно в кожаный мешочек.

– Откуда вы? – тихо спросил он, на мгновение задержав взгляд на вышитых замысловатых узорах.

– Из Астралима, – глухо ответил Сол, уставившись в пустоту.

– Это далеко?

– Очень.

– Меня зовут Марло. А вас?

Сол уже открыл рот, чтобы ответить, но резкий взгляд и взмах руки матери мальчика прервали его. Марло, словно тень, метнулся в палатку и скрылся.

– Тронемся, – бросил мужчина со шрамом, – когда солнце изменит свой цвет.

Сол лишь кивнул, закрыв глаза. Он был одиночкой, потерпевшим кораблекрушение, которого прибило к чужому берегу. И этот берег соглашался его терпеть ровно до первого поселения.

Глава 8 Украденный инжир

Ночью на небе серебряный рой.

Звезды как дети пускаются в пляс.

Они поют песни борьбе света с тьмой.

Они поют песни

из вечных пространств.

Ночь тёмным тяжёлым ковром окутала пустыню. Песок под ногами остыл, отдавая накопленную за день жару, и лишь звезды, упрямо яркие в бархатной пустоте, указывали путь. Орсо шел по ним, почти не поднимая ног, волоча их по перекроенному рельефу. Звезды были его единственными надёжными проводниками, которым он всё ещё доверял. Вихри намели новые барханы и срыли старые, но общее направление он держал твердо – на северо-запад, к Итрии.

Он мысленно в такт своим шагам, словно мантру напевал старую лирийскую песенку. Это была песенка про серебряный рой звёзд, которые как дети пускаются в пляс, про вечные холодные пространства и доносящиеся оттуда песни. Ведь если думать о далёком нечто, быть может, свои невзгоды покажутся такими ничтожными и неважными, они будут маленькой мимолётной песчинкой.

Арьин шла рядом, не отставая. В руках она сжимала пустую флягу Орсо – она упросила нести хоть что-то, когда увидела, как он пошатывается. Так они и двигались – семнадцатилетний юноша, сломленный усталостью, и девочка, чьё молчаливое упорство казалось сверхъестественным.

Они вышли к знакомому месту за селением – к тем самым валунам, выбранным Сиршем как безопасное укрытие. Здесь они втроём – Орсо, Сирш и Сол – должны были встретиться после безрезультатных поисков лира. Именно сюда Верон и Хью, оказавшиеся более удачливыми, привели найденную девочку, пока остальные вернулись ни с чем.

Даже здесь теперь все было иным. Песок почти полностью скрыл один из горбатых камней, обнажив при этом у его подножия то, что буря сочла нужным выплюнуть обратно.

Сначала показалось, что это было просто пятно – темное, неестественное, в наполовину срезанной дюне. Орсо бы прошел мимо, приняв это нечто за обломок скалы или игру теней, если бы луч луны не осветил серебром край чего-то металлического и не выхватывал из тьмы бледное пятно кожи.

Орсо замер. На настоящий страх больше не было сил, он просто задумался. От жажды и усталости он очень медленно соображал.

– Что это? – прошептала Арьин.

Он сделал шаг, потом другой, медленно, будто что-то внутри уговаривало его не подходить. Тело лежало лицом вниз, засыпанное песком по пояс, но одна рука была выброшена вперед. И на запястье… На запястье был браслет, мягко сплетённый из сухих стеблей. Подарок от Арьин.

Сирш.

В голове пролетела обжигающая, иррациональная мысль, острая и ядовитая: «И ты заплатил. Заплатил за свою ложь…»

Орсо рухнул на колени рядом с телом, его пальцы, дрожа от слабости и ужаса, впились в шершавую ткань куртки. Он с силой, которой сам не ожидал, перевернул тяжелый труп на спину.

Из-под тела с сухим шелестом высыпался песок. Лунный свет упал на лицо. Но то были не тонкие, аристократические черты Сирша, а широкое, обезображенное страданием и смертью лицо Хью. Его добрые, всегда немного простоватые глаза были закрыты, губы посинели, а в углу рта застыла темная полоска засохшей слюны.

Что-то темное и стыдное кольнуло Орсо внутри. Хью. Всего лишь Хью. Добряк Хью, который смешил всех дурацкими шутками и не понимал злого юмора, направленного на него в ответ. Конечно. Хью было жалко, но сквозь нахлынувшую жалость прорвалось другое чувство – горькое, несправедливое раздражение. Почему не Сирш? Почему судьба забрала простодушного доброго парня, а не того, кто все это затеял? Словно детская обида, зашевелилась в груди мысль: вот бы и он заплатил, он должен заплатить. И эта мысль, мимолетная и отвратительная, в тот миг оказалась острее всей его скорби по Хью.

Инстинкт выживания заглушил все остальное. Орсо, не глядя на лицо покойного, обыскал его. Под курткой, у пояса, его пальцы наткнулись на гладкий, прохладный бочонок фляги. Он рванул ее, и сердце его екнуло – она была полная. Орсо мысленно поблагодарил Хью за такой драгоценный дар, оставленный для живых.

Орсо открутил пробку и залпом сделал три больших глотка. Вода, теплая и затхлая, показалась ему нектаром богов. Она погасила огонь в горле, и на мгновение мир перестал плыть перед глазами.

Тут он вспомнил о девочке. Арьин стояла в двух шагах, ее большие глаза без страха и даже с отстраненным любопытством рассматривали тело Хью. Она не плакала, не отворачивалась. Просто смотрела, будто видела мертвых не в первый раз. Или ещё не совсем понимала, что это значит.

– Пей, – тихо сказал ей Орсо, протягивая флягу.

Она взяла ее обеими руками и поднесла ко рту. Но едва она сделала второй глоток, Орсо без объяснений забрал флягу обратно.

Арьин не спорила. Она облизнула губы, смахнула каплю воды с подбородка и снова уставилась на Хью, словно пыталась разгадать загадку, которую он унес с собой.

Орсо, опираясь о камни, тяжело поднялся на ноги и сунул флягу за пояс. Он бросил последний взгляд на тело своего несчастного товарища. Ничего сделать было нельзя. Скоро пустыня заберёт его полностью.

– Пошли, – сказал он Арьин, – мы уже близко.

Не оглядываясь, они зашагали прочь.

***

Рассвет застал их в пути, когда силы были уже на исходе. Глаза Орсо нестерпимо слипались, веки наливались тяжестью, и ему приходилось с усилием моргать, чтобы разлепить ресницы, склеенные усталостью и пылью. Солнце, едва показавшись из-за горизонта, уже обжигало кожу сухим жаром – пустыня не знала пощады даже ранним утром.

И тогда в зыбком мареве поднимающегося дня он увидел очертания селения. То самое, где, как верил Орсо, должны были находиться лиры – те самые, у которых Хью и Верон пару дней назад взяли девочку.

Поселение раскинулось на развилке пустоты, в месте, где пути расходились в трёх направлениях: на северо-запад – к Итрии, на юг – в душный Эвербет, и на восток – к заснеженным пикам таинственного горного царства Линсюэ 灵雪, чьи вершины уже начинали розоветь в первых лучах.

Сначала это были лишь смутные тени с дымкой, но чем ближе они подходили, тем чётче проступали детали. Вот показались невысокие, слепленные из глины и песка дома с плоскими крышами. Дома эти походили на норы насекомых, живущих в этих же самых пустошах. Затем Орсо увидел деревянные навесы, тёмные проёмы дверей. Частокол из заострённых стволов сухого дерева ограждал это хрупкое пристанище от безразличной пустоты. Весь вид этого места напоминал разросшееся до неприличия птичье гнездо.

Гнездо это было небогатым, но живым. Ворота представляли собой два кривых столба с такой же кривой перекладиной, и Орсо с Арьин прошли под ними беспрепятственно. Пыльная улица вела к домикам, в которых сквозь открытые двери было видно тусклый свет очагов.

– С пыльных дорог? – спросил он, окидывая их быстрым взглядом. – Нужен кров? У нас вода есть и пища. У вас деньги то есть?К ним сразу же подошёл невысокий мужчина, вытирая руки о потёртый передник.

Орсо растеряно кивнул и тут же ускорил шаг. Он взял Арьин за руку, и они двинулись дальше, вглубь этого поселения, где каждый встречный рассматривал их с ног до головы с немым вопросом.

Воздух в селении был густым и неподвижным, пах пылью, жжёной глиной и сладковатым запахом гниющих фруктов. По этому запаху Орсо вывел их к небольшой лавке. Навес из поблёкшей и протёртой ткани едва защищал от солнца. На прилавке, покрытом слоем пыли и липких пятен, горкой лежали сморщенные финики, потемневший виноград, гранат, а рядом – несколько увядших инжиров, вокруг которых уже кружились проснувшиеся мошки.

Орсо высыпал на шершавую поверхность несколько монет. Бронзовые итрийские кружки с потёртыми профилями правителей звякнули, подпрыгнули и закатились в трещины древесины.

– А ну ка, отойдите! – прохрипел старый торговец, вынырнув из тёмного проёма в стене. Его лицо было похоже на высохшую грушу, а глаза, маленькие и злые, бегали от Орсо к девочке. – Вон! Пока я не достал палку и не отлупил вас хорошенько! Чтоб духу вашего тут не было!

Орсо, не отступая, широко раскинул пустые ладони, показывая, что он безоружен, а потом указал на монеты.

– Финики. Разве вы не продаёте?

– Продаю! Как же! Продашь тут, когда такие как вы так и норовят что-нибудь утащить. – торговец ядовито усмехнулся, обнажив почерневшие зубы. – Видел я эту дикарку! Она у меня инжир стащила! Я этих лирийских попрошаек по запаху чую, они как шакалы на запах падали сбегаются! Совсем народ оскотинился!

– Вы знаете эту девочку? – в голосе Орсо прорвалась надежда.

– Не знаю я её и знать не хочу, – проворчал старик, его костлявые пальцы с длинными грязными ногтями привычными движением сгребли монеты с прилавка. – А за инжир плати. Ворованным, видно, слаще? А?

– Я его у вас не крал, – попытался возразить Орсо. – Эта девочка лир, я хочу вернуть её родителям.

– Эге! Каков! Так эти псы на месте не сидят. И с каждого места их палками гонят. С каждого места! Смотри, как бы она и тебя она не обчистила, благодетель. Это она запросто! – фыркнул торговец, пересчитывая монеты, позвякивая ими в своей жилистой горсти.

Орсо посмотрел на Арьин. Мысль о том, что лиры,  народ-философов, народ-созидателей, могли промышлять мелкими кражами, казалась ему не просто нелепой, а кощунственной. Арьин жевала полупрозрачную шкурку старого финика, найденного на земле, и смотрела на торговца с тем же отстранённым любопытством, с каким разглядывала до этого труп Хью.

– Ты украла у него инжир? – тихо спросил Орсо на лирийском.

Арьин яростно, с обидой замотала головой. Её тонкие волосы разлетелись.

– Он всё врет! – твёрдо ответила она на своём языке. –  У него сгнившее сердце. Как и его инжиры!

Орсо показалось, что она обманывает, но он ничего не сказал ей.

– А куда они могли уйти? – снова обратился Орсо к торговцу. – Они не местные? Может, кто-то спрашивал о девочке?

– Нет! – отрезал старик и швырнул на прилавок пять жалких, пыльных фиников. Сморщенные, они лежали на грязном дереве, словно дохлые жуки.

– Это всё? – возмутился Орсо. – Но это же итрийские монеты…

– Это – за инжир! – прошипел торговец, наклоняясь к нему так близко, что Орсо почувствовал неприятный запах немытого тела и гнилых зубов, – А теперь проваливай. И не смотри на меня так… Это я ещё по-хорошему с тобой.

Орсо уже собрался спросить, а как же тут бывает «по-плохому», но старик, будто прочтя этот вопрос на его лице, тыкнул грязным пальцем за угол.

– В соседней лавке они тогда тоже кое-что стащили. Иди! Пока я не рассказал тамошним, что воришка вот она!  Вернулась!

Орсо сгреб финики с прилавка, даже не взглянув на них. Он больше не сомневался. Каждая секунда, проведённая рядом с этим человеком, делала их уязвимее.

– Хорошо, – сказал он, отступая. – Мы уходим.

Он резко развернулся, с силой сжал руку Арьин и потянул её за собой, не оглядываясь на бормотание торговца. Следующей целью было найти воду и узнать, куда могли уйти лиры и возможно ли их ещё догнать.

Глава 9 Царь Измир

Царский терем. Столица Фосеи. Воздух в низ