Читать онлайн Суп из лопаты

© Донцова Д.А., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава первая

Если ты кому-то помог, то потом постарайся побыстрее удрать от карающего меча благодарности.

– Лампочка, – затараторила госпожа Крюкова, входя в столовую, – огромное вам спасибо за прекрасного доктора Дмитрия Владимировича! Вот, примите в знак моей любви! – Она поместила на стол блюдо, сдернула с него салфетку и продолжила: – «Утопленника» когда-нибудь ели?

Услышав такой вопрос, Макс, забыв выпить кофе, быстро встал и скороговоркой произнес:

– Доброе утро, Анна Михайловна! Лампа, пожалуйста, не забудь, у нас в полдень совещание.

Потом мой муж почти убежал в холл, и вскоре до моих ушей долетел хлопок входной двери.

Вульф никогда не бросит меня в беде, он мой лучший друг. Но при виде этой жительницы нашего поселка отчаянно храбрый, никогда не пасующий перед испытаниями Макс позорно удирает, оставив меня наедине с неуемно говорливой тетенькой. Правда, сейчас он бросил мне спасательный круг, сказав, что меня ждут на работе. Но вряд ли это мне поможет.

– Дорогая, сейчас попробуешь настоящего «Утопленника»! – тараторила соседка.

Я чуть было не сказала «ужас какой, да никогда!», но вовремя прикусила язык. А Крюкова принялась командовать в чужом доме.

– Сюзанна! Вы где? Несите все для чаепития! Ах! Дмитрий Владимирович – гений! Он объяснил: «Ревматической хореи, или пляски святого Витта, у вас нет. Эта напасть появилась в Европе в тысяча пятьсот восемнадцатом году. Некая девушка начала выделывать разные па на улице в Страсбурге и не могла остановиться неделю. А спустя короткое время «танцевальная чума» охватила и других людей. Народ полагал, что больного следует отвести к статуе святого Витта, тогда человек выздоровеет»[1].

Крюкова говорила и говорила, а я сидела с приклеенной улыбкой.

Когда мы купили дом в поселке, решили поддерживать со всеми его обитателями ровные приятельские отношения. Мы с Максом вежливо здороваемся с соседями, можем поддержать беседу о погоде, готовы помочь, если у кого-то стряслась беда. Но не сидим часами в местном кафе, не сплетничаем, не устраиваем вечеринок. И до сих пор жили спокойно.

Но неделю назад ко мне неожиданно обратилась Анна Михайловна Крюкова. Ее дом стоит неподалеку от въезда на общую территорию, а наш коттедж расположен в глубине, мы живем у самого леса, вернее, на его опушке. Почему малознакомая женщина решила нанести мне визит?

Соседка, с которой мы до тех пор просто здоровались, если сталкивались в местном магазинчике, зарыдала, едва войдя в прихожую. Я испугалась, отвела даму в столовую, налила ей чаю. Истерика Крюковой длилась полчаса, я уже собиралась вызвать «Скорую помощь», но вдруг Анна успокоилась и рассказала, что во время отдыха в Турции она заразилась страшной неизлечимой болезнью – пляской святого Витта. И что теперь делать? Никто эту напасть лечить не умеет! Мне захотелось начать задавать даме вопросы: «Если вы в курсе, что являетесь носителем инфекционного заболевания, то почему пришли в мой дом без маски? И вообще, зачем явились сюда? В нашей семье врачей нет!» Но я промолчала, дала женщине номер телефона Дмитрия Владимировича, прекрасного диагноста. Тот вчера сообщил мне:

– Твоя протеже здорова, как корова. Ей просто нечего делать, от скуки придумывает себе болячки. Думаю, скоро тетя опять заявится.

И сейчас Крюкова без предупреждения принесла пирог и собралась в деталях поведать мне о состоянии своего здоровья. Первые пятнадцать минут я сумела продержаться, сохраняя на лице милую улыбку. Поверьте, это оказалось непросто. Незваная гостья нарезала выпечку не кусками, а кусищами, каждый из которых оказался больше головы нашей мопсихи Фиры, а потом принялась настойчиво требовать, чтобы я съела хотя бы один.

Из вежливости мне пришлось отведать это чудо пекарского искусства, и я вмиг пожалела о содеянном. Почему? Приходило ли вам когда-нибудь в голову полакомиться пластилином? Может, вы откусывали в детстве от одного из разноцветных брикетов, которые лежали в картонной коробочке? Если да, то представьте, что лакомитесь этой массой для лепки, она ужас какая гадкая сверху, а внутри похожа на прокисшую сметану, которую один раз кто-то уже пытался съесть, но не смог и выплюнул. Откровенно говоря, я никогда не пробовала ничего такого даже в детстве, но почему-то сравнение именно с пластилином пришло мне на ум в первую секунду общения с этой «вкусняшкой». Продолжать знакомство с пирогом, который носит элегическое название «Утопленник», я категорически не хотела, но Анна, исполняя хвалебную песнь в честь доктора Реутова, не забывала о припеве:

– Дорогая, любимая Лампа, ешьте, ешьте! Готовила специально для вас, не обижайте меня!

Мне на помощь отважно пришла Сюзанна. Она вышла из кухни и попросила:

– А можно мне кусочек?

Я воспрянула духом – спасибо, Сюзи! – а Анна Михайловна подпрыгнула на стуле.

– А вы кто? Каков ваш статус в семье? Вы сестра кого-то из хозяев? Племянница?

– Нет, – рассмеялась Сюзи, – повариха!

– По-ва-ри-ха? – по слогам переспросила гостья. – Какая беспросветная наглость! Не для вас приготовлено! Я вложила в «Утопленника» всю душу! Рано утром поехала во Владимир за яйцами…

– Куда? – изумилась я.

– Город Владимир, – объяснила Анна. – На «Ласточке» туда меньше двух часов ехать.

Только полнейшим удивлением можно объяснить мою реплику:

– Так яйца в любой лавке есть…

– Нет! – возмутилась Крюкова. – Они должны быть одинаковыми по размеру, весу и цвету скорлупы. Такие лишь владимирские куры несут. И…

– Дома есть кто? – осведомился хриплый голос.

Мы с Сюзи обрадовались возможности покинуть столовую, обе побежали в холл и увидели там пожилую даму. Та, забыв поздороваться, спросила:

– Шалава здесь?

– Очень люблю грузинскую кухню, – затараторила Сюзи, – и весь народ грузинский очень нравится – поет красиво, гостеприимный, добрый. Но сейчас у нас в доме человека по имени Шалва нет!

– Да, – на всякий случай подтвердила я.

– Не Шалва, а шалава, – поправила Сюзи незнакомка.

Сюзанна посмотрела на меня, я глянула на нее. Дверь, которая ведет в служебные помещения, распахнулась, и в холле появилась Краузе. Мы с Архиповой одновременно выдохнули.

– Добрый день, – вежливо-холодным голосом поздоровалась бывшая няня нашей дочери Арины, которую дома все зовут Кисой, а теперь помощница по хозяйству. – Я управляющая, Роза Леопольдовна Краузе. С кем имею честь беседовать? Какова цель вашего визита?

– Я Валентина Петровна Крюкова, – пробасила дама. Не уверена, но думаю, что не ошибаюсь: сейчас здесь находится моя невестка Анна. Ей пора домой.

– Да, – одновременно ответили мы с Сюзи и закричали: – Анна Михайловна, за вами пришли!

– Я еще не все рассказала! – донеслось в ответ. – Сейчас объясню, где во Владимире следует брать яйца, дам рецепт пирога…

Валентина Петровна дернула правой ногой, со ступни соскочил кроссовок, потом дама повторила маневр левой ногой и осведомилась:

– У вас много свободного времени?

Роза Леопольдовна прищурилась.

– Все в доме работают, некогда бить баклуши.

– Тогда позвольте пройти в помещение, где Анька пустила корни, – усмехнулась пожилая дама. – Еще никому, кроме меня, не удавалось выкорчевать лентяйку из кресла. Если не применить мой метод, баба до Нового года тут просидит, и у вас начнется нервная почесуха вкупе с истерическим энурезом. Хотите такое?

– Нет, – слаженно отозвалась наша троица.

Я быстро открыла дверь в коридор.

– Пожалуйста, столовая – прямо и налево.

Следующие минут десять Валентина Петровна без всяких эмоций, ровным тоном объясняла невестке, что ей следует идти домой. А та твердила:

– Меня пригласили в гости! Чаю попью – и вернусь.

Услышав данное заявление в очередной раз, госпожа Крюкова-старшая вынула из кармана телефон, постучала пальцем по экрану, потом шепнула мне:

– Стул вернем.

– Что? – не поняла я.

– Можно нам войти? – проорал из вестибюля мужской голос.

– Сегодня утро гостей, – отметила Краузе.

Валентина повернулась ко мне.

– Это наша охрана. Позволите провести операцию?

Не понимая, что происходит, я на всякий случай кивнула. В комнату медленно вошли два шкафоподобных лысых парня.

– Здравия желаю! – одновременно гаркнули они, потом быстрее чем за секунду оказались около Анны.

Я не поняла, каким образом дуэт ухитрился вмиг привязать даму к стулу и утащить гостью вместе с мебелью. Валентина подождала, пока невестка исчезнет из вида, улыбнулась, повторила: «Стул вернем» – и медленно удалилась.

Глава вторая

– Добрый день, – смущенно произнес мужчина, войдя в кабинет. – Разрешите представиться: Василий Олегович Светов. Мне посоветовал обратиться в это агентство Федор Тимофеев. Вы ему в прошлом году очень помогли, когда у мужчины жена пропала. Но моя проблема – необычная.

– Сюда приходят разные люди, – улыбнулся Даниил Северьянов, наш интернет-сыщик. – Вы не стойте, в ногах правды нет. Садитесь в кресло.

– Благодарствую, – кивнул посетитель. – Заранее прошу прощения, никогда не общался с частными детективами. Живу сейчас на окраине Москвы, неподалеку от небольшого села Недопески. Я алтарник в местном храме, работаю в архиве. Раньше жил по другому адресу, ходил в другую церковь.

– Что привело вас к нам? – быстро спросил Костин.

– Прежде, чем приступлю к рассказу, уточню. Я понимаю, при виде меня у многих появляется мысль, что я сейчас попрошу работать благотворительно. Нет, я способен оплатить все расходы… Итак, начну.

Василий заговорил, Даниил включил запись беседы.

Раньше наш посетитель был алтарником в небольшой церкви. Прихожане там небогатые, все старались помогать любимому настоятелю отцу Петру, но, увы, сами порой оставались без копейки перед получкой или пенсией. Василий не женат, на работе его считают одним из лучших, поэтому Светов получает хороший оклад. А еще он составляет для людей родословные, берет частные заказы, поэтому не нуждается. Он тоже охотно помогал отцу Петру, понимая, что тому финансово совсем худо.

Очень часто столпом денежного благополучия в семьях священников становятся матушки. Они настоящие подвижницы, не сидят без дела, работают, даже имея троих, четверых, а то и пятерых детей. Чем занимаются женщины? Одна выучилась на портниху, другая – на кондитера, третья вяжет на заказ, четвертая – организатор свадеб и юбилеев. А вот отец Петр не имеет семьи, он иеромонах. Мужчине трудно не только материально, но и морально – не с кем поговорить, рассказать, что на душе творится.

Правда, у него есть друг, отец Тихон. Будучи семинаристами, юноши жили в одной келье, но потом Тихон уехал в Свердловскую область, а Петр оказался под Москвой. Можно поговорить с помощью интернета, но живого общения такая беседа не заменит.

Алтарник понимал, как непросто батюшке, и старался поддерживать его, как мог: то купит священнику интересные книги, то побалует билетом в Консерваторию. Настоятель всегда благодарил Светова, но в гости мужчину ни разу не позвал, держал дистанцию.

Василий в друзья и не напрашивался, хотя ему тоже было одиноко, он мечтал найти близкого человека. И в конце концов добрый Господь послал Светову Сергея Федоровича Акулова, богатого бизнесмена. Тот построил дом неподалеку от села, где стоит церковь, и начал исправно посещать службы.

После литургии все прихожане собираются в приходском доме, пьют чай, беседуют. Дети занимаются в воскресной школе, взрослые отдыхают перед наступлением новой недели. Угощения на стол приносит паства. Кто чем богат, тот это и притащит. Акулов не скупился, в трапезной с его приходом появились пирожные, хороший сыр и шоколадные конфеты. Богатством мужчина не кичился, одевался скромно. Автомобиль у него был новый, хороший, японский, но средней ценовой категории, не «Бентли» и не «Порш» по спецзаказу. Обычный джип, который сейчас может взять в кредит семья со стабильным заработком. Правда, сам хозяин за рулем не сидел, машиной управлял его помощник Николай Петрович.

Акулов подружился с Василием, порой звонил Светову вечерами с вопросом «ты чем занят?». И если узнавал, что приятель дома, спрашивал: «Можно приехать?» Прикатывал он не с пустыми руками, привозил нечто вкусное, всегда помнил, что Вася мясо не ест.

Как-то раз одна прихожанка пожаловалась настоятелю, что Василий к ней пристает. Глупее ничего не придумать, но отец Петр ей поверил. Светов растерялся, не знал, что делать, решил позвонить Сергею, которого две недели не видел – тот не заходил в церковь. К его удивлению, ответила женщина. Она поинтересовалась:

– Зачем вам господин Акулов?

– Хотел совета спросить у моего друга, – ответил Василий Олегович.

Собеседница устроила прямо допрос. Выяснила имя и отчество Светова и в конце концов объявила:

– Он умер.

– Как?! – ахнул алтарник. – Мы недавно виделись, Сергей на здоровье не жаловался!

– Задайте этот вопрос своему Боженьке, – нахамила тетка. – Больше сюда не трезвоньте. Имейте в виду: никаких денег от покойного Акулова вы никогда не получите!

Алтарник – не священник, он обычный мирянин, который помогает батюшке во время службы. Как пришел в алтарь, так и уйти может. В воскресенье отец Петр спросил Василия:

– Зачем ты Акулова разыскивал, звонил ему?

– Не знал о кончине Сергея Федоровича, – честно ответил Василий, – поэтому набрал его номер. Контактов его родни у меня нет.

Батюшка прищурил один глаз.

– Денег не просил? Не требовал, чтобы устроили тебя на работу куда-нибудь с окладом в миллион?

Несмотря на серьезность беседы, Василий рассмеялся.

– Нет, конечно! Я доволен своей службой, она мне нравится. Зарабатываю хорошо, живу один, жены и детей нет, особых трат – тоже. В банке на счету скопилась сумма. По какой причине мне к Акулову с просьбой о миллионе обращаться?

Отец Петр усмехнулся.

– А то не знаешь, кем он был и чем владел. Для Акулова цифра с шестью нолями – как мне гривенник.

– Главное, что он был хорошим верующим человеком, – тихо произнес Василий. – А какими деньгами и благами обладал, зачем мне информация? Вечерами мы порой чай пили, Сергей вафли приносил, я мед хороший на стол ставил, мы беседы вели.

– О ком? – оживился священник.

– В последний раз о Гегесии, – вздохнул Василий. – Я его не люблю, порицаю, а Сергей им восхищался.

– У тебя номер этого Кекесия есть? – перебил алтарника батюшка.

– Это древнегреческий философ, ученик Аристиппа, – ответил Василий. – Родился примерно в триста двадцатом году до нашей эры, умер в двести восьмидесятом. Мужчину порой именуют великим пессимистом. Учение…

Отец Петр резко покраснел.

– Все, Василий, в алтаре ты мне не нужен! Лучше бы тебе в другую церковь ходить!

– Мне в нашей хорошо, – возразил Василий.

Батюшка смутился, потом очень тихо сказал:

– Уезжай отсюда, поменяй местожительство. Не враг я тебе. По телефону экономка ответила, она же потом большим людям на тебя пожаловалась, решила, что ты задумал наследником Акулова стать. Бизнесмен умер, оставил…

Василий молча слушал перечисление того, чем обладал его друг, и диву давался. Неужели это правда? Миллиардер, хозяин фабрик и заводов, человек, который восстановил не один храм, по вечерам запросто приходил к нему с небольшой коробкой пастилы или зефира в шоколаде! Они пили чай из обычного магазина и беседовали о великих философах. Единственный любимый друг Светова обладал сказочным богатством? Но он никогда, ни разу не дал понять Васе, что стоит намного выше него на социальной лестнице!

Наверное, эти мысли отразились на лице у теперь бывшего алтарника, потому что отец Петр взял его за руку и зашептал:

– Ничего против тебя не имею, даже наоборот. Ты человек хороший, ума большого. Но хитрости в тебе – как в новорожденном котенке… Вот тебе адрес отца Андрея. Завтра иди к нему. Возьмет в алтарь, поможет с жильем, поставит руководить воскресной школой. Приход огромный, богатый, тебе за службу больше платить станут. Глядишь, на новом месте жену найдешь. Христом Богом прошу, уйди от меня, не губи! Избавиться от тебя мне начальство велело, не могу ослушаться!

Глава третья

Василий не понял, что происходит. Но он уважал отца Петра, не хотел доставлять ему неприятности. Он выполнил просьбу священника.

И не прогадал. Отец Андрей определил Васе хорошее жалованье, предложил ему следить за большой территорией при храме, за это тоже платили. Вася каждый день благодарил Господа за все. Отец Андрей, молодой батюшка, оказался намного приветливее и проще в общении, чем умудренный опытом настоятель Петр. Кроме того, священник увлекается каллиграфией, очень красиво выводит буквицы, украшает их орнаментом. Знаний по истории и философии у него в разы меньше, чем у Акулова, зато отец Андрей прекрасно рисует, умеет делать гравюры. И теперь суббота и воскресенье у Светова проходят так: сначала он приводит в порядок участок, потом идет на службу, затем они с батюшкой занимаются каллиграфией.

У Василия быстро стало получаться правильно выписывать основной текст, он начал осваивать украшение буквиц и захотел сделать плакат для храма с заповедями Божьими. Испросив благословения у отца Андрея, Светов прямо в то же воскресенье после литургии собрался сесть за эту работу. Но когда служба завершилась, настоятель попросил:

– Здесь неподалеку – психоневрологический интернат. Там содержатся несчастные больные люди, у которых нет родственников. Одни более-менее разумны, но не способны себя обслуживать, другие даже имени своего не помнят. Интернат хороший, врачи, медсестры и санитары в основном верующие. Подопечных не обижают, не воруют. Но место это скорбное. У них есть домовой храм, я там раз в неделю служу. Сделай одолжение, съезди сегодня со мной туда – вместо хора и клироса будешь.

Василий не стал отказываться. Интернат произвел на него самое положительное впечатление. Все помещения чистые, палаты – на двоих или одноместные, в столовой хорошо пахнет, пациенты одеты в аккуратные спортивные костюмы.

После службы батюшка пошел к тем, кто самостоятельно не способен ходить. Когда все дела завершились, главврач Зоя Федоровна радушно предложила:

– Давайте чаю попьем?

– С удовольствием, – улыбнулся отец Андрей.

И тут молоденькая медсестра громко воскликнула:

– А к немому-то не зашли! Ему ж обидно!

Зоя спокойно ответила:

– Ася, неужели ты не поняла, что он живет в своем мире?

– Мой дядя – священник, – ответила девушка. – Он, когда приезжает к нам, всегда к каждому подходит. Иисус Христос никем не гнушался. Он и прокаженных исцелял, и женщине с кровоточащими ранами помог.

Отец Андрей кивнул.

– Верные слова. Отведите нас к этому человеку.

– Батюшка, он безумный… – начала слабо сопротивляться Зоя Федоровна.

– Тем более мы ему нужны, – ответил священник.

В палате алтарник увидел очень худого мужчину, который, вопреки словам Зои Федоровны о его сумасшествии, улыбнулся.

– Как вас зовут? – ласково осведомился отец Андрей.

– Он не разговаривает, – в очередной раз влезла со своим замечанием рулевая интерната.

– Если Господь захочет, то и камни беседовать станут, – отрезал батюшка. – Попрошу всех выйти. Больной исповедается.

– Он немой! – повысила голос Зоя.

Отец Андрей так глянул на женщину, что та исчезла в коридоре. Медсестра выбежала следом.

Священник вынул из сумки набор букв и доску и сказал:

– Давайте попробуем так. Вы сумеете выложить кубиками свое имя в крещении?

Больной начал дергать трясущейся рукой ворот пижамы.

– Думаю, он хочет расстегнуть пуговицы, – предположил Василий.

Незнакомец медленно кивнул. Светов наклонился над ним и на секунду удивился. Взгляд немого показался ему знакомым, но в ту же секунду он подумал, что это обманчивое впечатление.

– Разрешите помочь?

Мужчина медленно закрыл глаза, потом открыл. Василий понял этот жест как согласие, расстегнул верхние пуговицы пижамы и чуть не упал от изумления. Он увидел татуировку, вензель из букв «Н» и «П». От неожиданности Василий прошептал:

– Николай?..

Раньше он никогда не называл помощника Акулова просто по имени, всегда только «Николай Петрович» и «вы».

Мужчина закрыл и открыл глаза, потом медленно положил на доску кубик «я». Вася быстро привел верхнюю часть пижамы больного в прежний вид, а Николай тем временем выложил еще два слова, «дверь» и «уши». Светов очень осторожно подошел к двери и что есть силы пнул ее ногой. Раздался вскрик. Василий высунулся в коридор, увидел сидящую на полу Зою Федоровну, вмиг понял, что произошло, и осведомился:

– Вам плохо?

– Поскользнулась, – простонала главврач, – вот и упала…

Но Светов увидел, как у женщины на лице живо наливается синяк, и понял, что она подсматривала и подслушивала через замочную скважину. Но вряд ли любопытная что-то увидела и, вероятно, ни слова не услышала – отец Андрей говорил с недужным тихо.

– Хотел вас попросить принести зажигалку – наша сломалась, не можем свечу зажечь, – солгал Василий.

Зоя Федоровна молча поплелась по коридору.

– Что происходит? – осведомился священник, когда Светов вернулся в палату. – Ты его знаешь?

Василий кивнул.

– Потом расскажу. Пока никого за дверью нет, попробую поговорить с Николаем Петровичем.

– Хорошо, – согласился батюшка. – Я на шухере постою. Когда главврач зажигалку принесет, заберу.

«На шухере постою»? Алтарник и предположить не мог, что священник знаком с такой лексикой.

Василий сел на стул около постели и тихо, но четко сказал:

– Буду задавать вопросы, отвечайте кратко – времени мало. Обещаю сделать все возможное, чтобы вас отсюда забрать. Кому можно сообщить, где вы находитесь?

Николай выложил на доске слово: «Никому».

– Не говорить близким, что вы живы?

«Их нет».

– Вы одиноки?

«Да».

– Есть кто-нибудь, кого вы хотите видеть?

«Нет».

– Что с вами случилось?

«Не знаю».

– Где Сергей Федорович?

«Не знаю».

– Он погиб?

«Не знаю».

Василий перешел на «ты».

– Ты как жив остался?

«Не знаю».

– Как сюда попал?

«Не знаю».

– Тебя лечат?

«Лежу».

– Просто лежишь?

«Да».

– Врачи приходят?

«Баба».

– Зоя?

«Да».

– Кто-нибудь дает лекарства, ставит уколы?

«Нет устал спать».

– Хочешь причаститься?

«Да».

Больной сумел проглотить кусочек просфоры и затих.

– Похоже, задремал, – тихо заметил священник. – Пошли!

Выйдя в коридор, мужчины увидели, как к ним спешит медсестра с зажигалкой. Василий покачал головой.

– Ваша начальница оказалась права. К сожалению, больной даже свое имя не смог произнести. Но на кровати висит табличка «Стефан». При нем был документ?

– Нет-нет, это мы его так назвали, – пояснила девушка.

– В честь святого Стефана Первомученика, которого побили камнем за проповедь? – тихо уточнил отец Андрей. – Не самое популярное у нынешних прихожан имя. Михаил, Иоанн, Владимир, Илия, Олег… Не припомню, чтобы младенца мужского пола Стефаном крестил. Да и многие считают святого Стефана католиком. Это имя в Польше популярно, в Германии. Отчего такое выбрали?

– Его к нам в самом конце августа привезли, – пустилась в объяснения медсестра. – Имени нет. Нашли пятнадцатого числа, он лежал на шоссе, похоже, сбили и уехали. Мужчину поместили в обычную больницу, там продержали неделю и к нам перевели. Документов нет, ни имени, ни фамилии не знаем. На шее у него крест висит – значит, православный. Но надо же как-то к человеку обращаться! Полезла в святцы, решила посмотреть, чей праздник пятнадцатого августа. Гляжу – Стефан! День перенесения мощей. Ну, тут уж стало понятно, что быть ему Стефаном, пока не вспомнит, кем на самом деле является.

– Его лечат?

– Он вроде как здоров, – смутилась собеседница отца Андрея. – Анализы хорошие, КТ делали. Странно, но ни одного перелома. А сил нет. Почему? Никто не знает. Но врач предполагает, что сильный стресс так повлиял. В медицине описаны случаи, когда люди от страха или даже радости немели, иногда их даже разбивал паралич. Вероятно, подобное случилось со Стефаном. Но это всего лишь предположение, точно утверждать ничего не можем. И у нас неврологический интернат. В задачи персонала не входят поиск родственников и установление личности. Я бы очень хотела найти кого-то из его близких, но не понимаю, как это сделать.

Глава четвертая

– Ты же его знаешь, – тихо сказал отец Андрей, когда они выехали на шоссе.

– Да, – после короткой паузы ответил Василий. – В церковь, где я раньше был алтарником, ходил бизнесмен Сергей Федорович Акулов. С ним всегда появлялся Николай Петрович. Я сначала считал его охранником, потом понял, что он, похоже, помощник или секретарь. На службе они оба молчали. Когда прихожане шли в трапезную, Николай Петрович никогда к ним не присоединялся, он в автомобиле сидел, ждал Сергея Федоровича. Татуировку я у мужика случайно увидел в Крещение. У нас народ любит в проруби искупаться. Обычно ее пробивал Вадим Григорьевич, прихожанин, здоровенный мужик, спортсмен, но в тот год почему-то он этим делом заняться не смог. Вручили лом мне. Я пошел на реку, стал ковырять железкой лед, духом пал, решил, что и за неделю не справлюсь. Тут, откуда ни возьмись, Николай Петрович. Глянул на меня, хмыкнул, отобрал орудие труда и ловко так все сделал. Пока работал, вспотел, говорит: «Василий, подержите вещи – жалко их в снег кидать». Я удивился, а он живо догола разделся и в прорубь – кувырк! То-то я изумился! А он вылез, рубашкой вытерся, рассмеялся: «Чего так глядишь? Коли «окно» расковырял, надо его первым испробовать!» Я честно сказал: «Вы, пока ломом орудовали, разогрелись, потным в воду кинулись. Нехорошо это для здоровья, заболеете, не дай Господи!» Николай Петрович рукой махнул: «Отец мой меня, дошкольника, утром всегда поднимал в пять. Лето, зима, осень, весна, мороз, жара, дождь, снег, слякоть, ураган, буран, с неба камни падают – все пофигу, у нас кросс по лесу! Жили мы в Подмосковье, отец был полковником. Сначала бегаем, потом в реку прыгаем, – и опять без разницы, дождь, снег, мороз, жара, ураган, лето, зима… В воду – плюх! И проплыть надо было столько, сколько отец велел. Потом гимнастика до шести утра во дворе. Дождь, снег, мороз – все фигня! Так меня родитель выдрессировал, что до сих пор не способен расписание поменять. И я отцу теперь очень благодарен, потому что все вокруг болеют, а я – никогда. Когда в армию в восемнадцать лет призвали, я прямо в санатории оказался – вставать там надо было позже, чем дома. Друзей сразу нашел. Один из них мне татуировку сделал, он на гражданке этим ремеслом хорошо зарабатывал».

Василий замолчал.

– Что же с бедным человеком случилось, – пробормотал отец Андрей, – если он из закаленного здоровяка превратился прямо в тень?..

Василий прервал рассказ и посмотрел на Костина.

– Вот и я о том же подумал. А еще знаю, что Николай Петрович был предан Сергею Федоровичу сильнее, чем собака. Он хозяина любил, уважал, никогда бы его не бросил. Скорее сам бы погиб, чем Акулова подставил.

В комнате повисла тишина, потом ее нарушил Северьянов, наш компьютерный гуру:

– В полицию обратиться не хотите?

Светов потер ладонью затылок.

– Ну… То, что я сейчас скажу, – мои личные размышления. Если бы Акулов умер, то и Николай Петрович тогда тоже оказался бы в могиле. Я вам ранее говорил, что мы с Сергеем Федоровичем порой вместе время проводили. Едем на реку – Николай Петрович за рулем, я рядом на переднем сиденье, а Сергей Федорович сзади. В наши беседы водитель никогда не вмешивался – ну, вроде здесь мужчина, а вроде нет. Я считал его холостым. Может, была женщина, но мы никогда эту тему не обсуждали. Не касались личных тем… Еще вопросы про Акулова: кто занимался похоронами? Где тело погребли? Не ведаю. Наверное, можно как-то информацию разузнать?

Даниил застучал по клавишам, а Василий продолжал:

– Выясните, пожалуйста, куда подевался Сергей Федорович. Ни жены у него не было, ни детей. Не верится мне, что он умер. Опасаюсь, что Акулова украли, куда-то увезли и держат под замком. Помогать Николаю Петровичу не надо, я уже договорился, куда его переведут. Хорошее лечебное учреждение, там с подобными больными работают успешно.

Володя посмотрел на Василия.

– Сделаем все, что в наших силах. Составим договор и начнем.

Светов повеселел, вынул из сумки паспорт.

– Готов подписать документ. Можно внести аванс позднее?

– Предоплату не берем, – быстро ответил Володя, – все денежные расчеты – после того, как получите наш полный отчет по окончании работы.

Когда Василий ушел, Костин посмотрел на Даниила.

– Быстро только кошки рожают, – пробормотал Северьянов. – Пока могу лишь сказать, что Акулова Сергея Федоровича нет в соцсетях. Это не означает, что он ими не пользуется, вероятно, сидит в интернете под другим именем. Немало людей так поступают.

– Зачем? – удивилась я. – Если некая «звезда» имеет аккаунт «Татьяна Иванова», то это понятно, она не хочет, чтобы к ней ломились фанаты, хейтеры, да и просто любопытные. «Татьяна Иванова» открыта только для тех подписчиков, которым она разрешила вход. Но зачем подобным образом поступать простому человеку?

– Обычному пользователю нет нужды так себя вести, – кивнул Даня, – но Акулов, похоже, был совсем непрост. Ищу информацию, дайте мне время…

И тут зазвонил городской телефон, Северьянов схватил трубку.

– Да-да! Зоя Федоровна, понимаю, вы очень заняты. Спасибо, что захотели продолжить нашу прерванную беседу. Жаль человека, но что тут поделать… Да, вы правы. Спасибо. – Потом Даня положил телефон на стол. – Связался с Зоей Федоровной, главврачом интерната, о поездке в который рассказал нам Светов. Да, есть такой больной, но он в крайне тяжелом состоянии. Маловероятно, что он очнется.

– Ясно, – кивнул Костин. – Лампа, а где Горти?

– Сейчас узнаю, – пообещала я, взяла телефон и вскоре услышала: «Алло».

У меня по спине побежали мурашки. Почему я так сильно испугалась простого ответа на звонок? Во-первых, моя лучшая подруга, а теперь еще и ближайшая соседка, схватив трубку, как правило, громко произносит: «Приветик!» Во-вторых, говорит она весело. В-третьих, если не может приехать в офис, сообщает об этом заранее. А сейчас вдруг «алло», да еще таким тоном, словно в доме десять покойников.

– Как дела? – осторожно спросила я.

– Нет слов для ответа, – прошептала Гортензия. – Одна радость – Жорик улетел хрен знает куда фиг знает зачем по работе. Что делать, когда вернется, ума не приложу.

Я по непонятной причине тоже перешла на шепот.

– Что случилось?

– Она приехала, – чуть слышно сказала Горти. – Восстала из гроба Мальвина.

Тем, кто не знаком с Горти, объясню: она еще и моя тетя, правда, не совсем родная. Агнесса – так звали Гортензию до нашего знакомства – появилась на свет, когда моя мама вышла замуж за ее отца. У нас очень запутанная семейная история, которую я уже рассказывала и повторяться не хочу[2]. Гортензия счастливо живет с бизнесменом, миллиардером Георгием Андреевичем Фроловым, которого близкие называют Жориком. Муж обожает жену, не обращает внимания на особенности ее характера. Он в восторге от любого действия супруги, готов постоянно проводить с ней время, но вынужден часто летать по стране по делам своего бизнеса. А Горти работает вместе со мной у Макса. Ее в агентстве уважают за умение нестандартно мыслить и за храбрость, правда, последняя часто прогуливается под руку с безрассудством. А еще моя родственница и подруга никогда не теряет голову, если случается некая проблема, она решает ее быстро с помощью хитрости, ума и денег.

Родители Горти ушли в мир иной. Про близких Жорика я почти ничего не знаю, считала их тоже покойными. И вдруг…

– Пожалуйста, Лампуша, прости, прости! – лепетала подруга. – Соврала ей. Помоги! Я этого не вынесу! Никакие деньги не помогут! Приехала Мальвина! Умоляю! Жду тебя в кафе у въезда в поселок!

В полной растерянности я сбросила вызов и посмотрела на Костина.

– Что? – вмиг воскликнул он. – Все живы?

Я кивнула.

– Хорошая новость, – улыбнулся Володя. – С остальным справимся. Что случилось?

– К ней приехала какая-то Мальвина, – сказала я. – Горти рыдает, слова трудно разобрать.

– Гортензия плачет? – изумился Костин.

– Да.

– Это же невозможно. Это же как рыдающий памятник железному Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади, – оторопел Вова.

– Скульптуру давно убрали, – невесть зачем уточнила я. – Мне надо домой.

– Давай, – кивнул Даниил, – все равно пока информацию собирать буду. Звони, если что, сразу – примчусь вмиг на помощь.

– Я тоже, – прибавил Костин.

Глава пятая

Слава Богу, в кафе уже никого не было. Обычно это заведение – место сбора воспитательниц. Не путайте их с нянями. Последние занимаются младенцами и детьми, которые еще не ходят в школу. А первые – часто учительницы средних лет, нанятые для присмотра за школьниками, поэтому первая часть дня у них, как правило, свободна – воспитанники-то сидят на уроках. Но сейчас женщины поехали за своими подопечными, в заведении было затишье.

Горти сидела в углу, обнимая ладонями чашку с чаем. При виде меня она всхлипнула.

– Я ей соврала. И как мне это в мозг влетело? Перевела стрелки на тебя! Жорик не отвечает, он вне доступа. И я прямо не знаю, как ему сообщить! А кот, кот!..

Меня охватил испуг.

– Что с Ричи?

– Куда-то спрятался, – прошептала Горти. – Он Мальвину испугался.

Я уставилась на подругу. Ричи кого-то испугался? Да этот и при виде леопарда не дрогнет! Гортензия нервничает из-за того, что неизвестно кому соврала? Она всегда предельно честна с близкими людьми, а вот солгать всему остальному человечеству не постесняется…

Тем временем подруга продолжала рассказ. Говорила она путано, мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться.

Сегодня около полудня раздался звонок домофона. Хозяйка его не услышала, потому что сладко спала. Разбудила ее горничная Елена. Девушка сообщила зевающей хозяйке:

– Ваша свекровь прибыла.

Гортензия зевнула.

– Не верю в призраков. Мать мужа давно скончалась.

– Дама, которая приехала, представилась госпожой Фредерикой фон Гольденфельд, – зашептала Елена, – и прибавила: «Я мать вашего хозяина». Она требует впустить ее.

– Ладно, сейчас сама подойду к воротам, – нехотя пробормотала моя подруга.

Наряжаться ради прогулки от особняка до забора Горти не стала. Отчаянно зевая, она доползла до ограды.

– Вы кто? – спросила дама, которая стояла за калиткой.

А у Горти пропал голос. У ее мужа было непростое детство, вспоминать о нем Жорик не любит. Но один раз Фролов рассказал супруге, что отца своего он помнит плохо. Тот ушел из семьи, когда сын был еще в пеленках. А мать его в год шестнадцатилетия выгнала вон и вскоре вроде как скончалась. Все, больше Гортензии ничего не было известно. И вдруг! Не пойми откуда появилась свекровь!

– Ваша Капа[3] по сравнению с ней – фея, – всхлипывала подруга. – Прикинь, она, не дав мне рта открыть, сообщила, что приехала жить к сыну, потому что ей так захотелось! Я обязана впустить ее, кормить, во всем слушаться и заткнуться! У меня дар речи пропал!

Я молча слушала подругу. Тетка, которая не позволила Горти стать равноправной участницей разговора… Трудно подобрать сравнение, на кого дама похожа. Может, она родная сестра Малюты Скуратова, главного палача царя Ивана Грозного?

Гортензия всхлипнула.

– Представила, что Жорик домой вернулся, а в гостиной – помесь таракана с гюрзой. У нее волосы синего цвета, как у Мальвины из книги про Буратино!

Я изо всех сил постаралась не рассмеяться. Интересно глянуть на плод любви бытового насекомого с одной из самых ядовитых змей мира.

– От неожиданности и желания защитить Жорика из меня выпало: «Простите, вы ошиблись, позвонили не в ту калитку. Ваш сын живет в соседнем доме», – продолжала Гортензия. – Я ее к тебе отправила. Прости меня! Посмотрела на Мальвину – морда у тетки злая! – ну и перевела стрелку на тебя…

– Долг платежом красен, – рассмеялась я. – Ты помогла мне, когда появилась Капа, – теперь моя очередь тебя выручать. Можешь хоть что-то о тетке рассказать? Кто она? Классическая свекровь, которая гнобит невестку? Скандалистка? Качает права? Желает всем доказать, что она в жизни сына главная-преглавная?

Горти вытерла лицо рукавом кашемирового свитера стоимостью как космический корабль.

– Нет. Хуже.

Я изумилась.

– Кто может быть ужаснее?.. И почему ты решила, что она мать Жорика? Та умерла, когда сын еще подростком был.

– У нее паспорт старый, прямо древний, советский, серенький такой. Она его сохранила.

– Так он давно недействителен…

– Конечно, – согласилась Гортензия. – Но в нем есть ее имя, отчество и фамилия: Екатерина Владимировна Фролова. Указан сын: Георгий Фролов, отчества нет. А в тех советских удостоверениях его у ребенка всегда указывали. Если отсутствует, значит, отец неизвестен. Нет и штампа о браке. Есть прописка, этот адрес мне прекрасно известен. Жорик давным-давно один раз мне дом показал, сказал: «Там жила баба, которая меня родила. Она меня выгнала, сказала: «Ошибки молодости не должны мешать в зрелости. Живи как хочешь, сюда не суйся». Помню, как меня фраза эта шокировала… Это точно она. Ой, как я боюсь!

– Чего? – не сообразила я.

– Не чего, а кого! – поправила меня Горти. – Себя! Не выдержу, придушу Мальвину ночью! Или отравлю и потом на участке закопаю! Сволочь! Выгнала паренька, никогда не интересовалась, как он живет, притворилась мертвой, – и радуйтесь! Приехала! Мне бы продержаться до возвращения Жорика, а у него запуск чего-то… комбината? Открытие торгового центра?.. Забыла. В общем, занят он. Напишу про маманю – муж все бросит, прилетит… Лампуша, давай устроим спектакль! Главные роли – у тебя и Макса, вы Гортензия и Георгий. А я просто соседка.

– Тетка живо догадается, что ее водят за нос, – вздохнула я.

– Нет, – хихикнула подруга. – Пошли мы с ней к особняку. Баба дудит: «Я мамочка моего любимого Гришеньки! Ах, соскучилась!» А навстречу Петр, наш садовник, топает при полном параде, даже костюм нацепил. Он сегодня собрался знакомиться с родителями своей невесты, та ему велела пиджак и все такое надеть. Поравнялись с парнем, баба платочек вынула из сумочки, к глазам приложила: «Гришенька, как ты вырос! Красавцем стал!»

– Жорика зовут Георгий, – напомнила я.

– Спутала мамочка имя обожаемого чада, с кем не бывает! Наш работник в ответ: «Доброе утро! Петром меня кличут». Так она даже не смутилась, пропела: «Очки никак хорошие не куплю, все денег нет».

– Забавно, но почему-то противно, – оценила я ситуацию. – Значит, она Жорика не узнает, а тебя никогда не встречала.

– Точно… Понимаешь теперь, почему я сама себя боюсь и по какой причине Жорика пока в известность о появлении маман не ставлю? Фон… бон… бряк и квак – типа такая фамилия у тетки. Немецкая аристократка она якобы. В ушах – серьги с «бутылочными» брюликами, на платье на самом виду написано «Chanel», но что-то подсказывает, что одежонка – фейк. Думаю, с деньгами у мамули плохо, нет их, вот она и вспомнила про любимого сыночка. Приехала на такси – в аэропорте Шереметьево якобы взяла, мне пришлось заплатить за поездку… Лампа, умоляю!..

– Остановись, – попросила я. – Где тетя сейчас?

– В гостевой на кровати возлежит, – прошипела Горти. – Так и хочется взять в сарае лом и как дать ей по башке!

– Плохая идея, – поморщилась я, – на этом орудии убийства останутся хорошие отпечатки пальцев. Ты железку тщательно вымоешь, но только хуже сделаешь. По ране эксперт живо определит, чем объект убили, найдут в сарае твой лом, а он чистенький. А до́лжно ему быть слегка грязненьким, поскольку мыть железяку никому в голову не придет. Кроме того, кровь в разные стороны полетит. Замыть ее нет проблем, но у криминалистов есть фонарик, в его свете все невидимые глазу биоматериалы светятся, только еще и спецочки нужны. Вмиг специалист поймет, что вот оно, орудие убийства… Действуем так: сейчас побегу домой, все объясняю Розе Леопольдовне и Сюзи. Тетка для своего воскрешения из гроба выбрала удачное время. Август в этом году холодный, дождливый, – прямо осень. Но еще лето, поэтому Киса пока в спортивном лагере, вернется через две недели. Мы за это время от маман избавимся.

– Да, да, да, – покивала Горти.

– Отлично! – обрадовалась я. – Через час приводи сию мадам в наш дом. Мне надо на работу вернуться, за теткой Краузе и Архипова присмотрят. Хорошо, что Макса пока нет.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – зашептала Горти. – Имей в виду, она ласковая, сладко-медовая, говорит, как поет, в любви признается, но прямо блевать от нее тянет. Когда человек хамит, ему можно надавать по морде, обозвать, из дома выгнать его за беспредельную грубость. Но как поступить, когда она тебе сюси-пуси, а глазки-то злобные?.. Прости, Евлампия, я тебе огромную проблему подарила, но сама вот просто не могу, не могу…

– Тебя свекровь Оли Ковалевой бесит? – осведомилась я.

– Да нет, – пожала плечами Горти. – Ну говорит она вонючие комплименты: «Солнышко, ты так хорошо пополнела! Личико округлилось, большая часть морщин пропала! Правда, из-за больших щек глаза стали как щелки», – ну и фиг с ней! На такое внимания не обращаю.

– Олю трясет от мамы Леши, даже когда та молчит. И у тебя бы тоже такая реакция случилась на «комплимент» про глаза-щелки, если бы его твоя свекровь произнесла. Успокойся, для меня эта Фредерика чужая, как для тебя мать Алексея. Только посмеюсь про себя.

– Принесло же Мальвину… – шмыгнула носом подруга.

– Зачем она волосы так покрасила?

– Не знаю, – выдохнула Горти. – Может, ищет себе папу Карло.

Глава шестая

– Про Василия Светова в интернете почти ничего нет, – начал Северьянов. – Нашел информацию лишь в одной соцсети. Такой человек существует, работает в архиве. Там же обнаружилось и его фото. Да, именно он к нам обратился. А об Акулове могу сообщить только то, что ничего не могу сообщить об Акулове.

– Не понимаю, объясни подробно, – попросила я.

– Об этом человеке – минимум сведений. Родился он вроде в конце семидесятых годов двадцатого века.

– «Вроде»? – переспросил Володя. – Не понял…

– В советские годы при строительствах ГЭС затапливало районы, исчез, например, Калязин (его, правда, потом заново построили). А вот Молога, Корчева, Весьегонск, Пучеж, Спасск и еще множество разных населенных пунктов утонули.

Биография человека по имени Сергей Федорович Акулов начинается летом 1972 года. У него из документов – одна справка, военный билет и золотая медаль. С юношей разбирался лично ректор института, куда тот явился поступать.

Выяснилась интересная история. Паренек – сирота, воспитывался в детдоме, про отца с матерью он ничего сказать не может. Мальчика нашли совсем крохотного на остановке рейсового автобуса, младенец лежал в плетеной корзинке. Он хорошо учился, получил золотую медаль. Хотел поехать в столицу поступать в вуз, но местный военком посоветовал юноше пройти срочную службу, объяснил:

– Сейчас тебя в Москве могут нарочно завалить – место для какого-нибудь блатного понадобится. А демобилизованные имеют большие льготы. Главное – «неуд» не заработать. Даже с тройками поступишь на первый курс.

Сергей послушался и очутился за тридевять земель, на границе, где постоянно проходили стычки с местным населением. Несколько раз пограничники вступали прямо в настоящий бой. Во время одного конфликта случился взрыв в служебном помещении. Паспорт Акулова хранился у командира, документ погиб, вместо него выдали справку. Сергею потом должны были выписать новые документы, но, когда он демобилизовался и захотел вернуться домой, выяснилось, что село, где прошли его детство и школьные годы, затопило из-за строительства ГЭС.

Перед тем, как разрешить воде снести все на своем пути, местному начальству предписывалось эвакуировать архивы, предоставить гражданам новое жилье, проследить, чтобы на территории, по которой пойдет вода, не осталось людей, проверить всех, кто уезжает, по списку. Правила-то составили, да не везде их добуквенно соблюдали. Порой все шло вообще не так, как было задумано. Родина Акулова – скромная деревенька, в которой размещались детдом и школа, – не входила в зону затопления, но почему-то вода хлынула и туда. Все случилось ранним утром, хорошо, что сельские жители встают рано. Местный звонарь залез на колокольню и увидел, что далеко-далеко показалась вода. Мужчина забил в колокол, его жена и дети бросились всех будить. Народ схватил стариков, малышей, собак, кошек, кур, гусей и коров и бросился в лес, потом на дорогу, по которой ехали машины. На удачу, там как раз шла большая колонна грузовиков с солдатами. Наши военные вмиг оценили размер беды. Жителей впихнули в машины, туда же поместились животные. Население спаслось, а вот деревеньку смыло, осталась торчать одна колокольня. В суматохе о документах никто не подумал, и архивы погибли.

Когда затеялось разбирательство, один из тех, кого прислали выяснять, почему же малое и большое начальство села унесло ноги, забыв о бумагах, вызвал первой на ковер директрису местной школы. Она молча выслушала претензии, потом заговорила голосом диктора Левитана. Речь разъяренной женщины слышали все, кто находился в коридоре.

– Да. Я преступница. Подняла на ноги всех учеников и их родителей, велела за десять минут собрать детей. Маленьких погрузить в коляски, туда же своих животных, мелких собак и котов сунуть, остальных на привязи взять и шагать на дорогу. Когда все явились, мы живо маршем двинулись по шоссе. Мне, значит, надо было бумажонки собирать? Пусть дети, взрослые и животные погибнут, зато архив будет цел? Да я до Москвы доеду! Да я до Брежнева дойду! Да я лично Леониду Ильичу про вас доложу! Сволочи! Нашли крайнюю?! А почему вода к нам поперла, а?! Это выяснили?

Далее из женщины полилась такая речь, что всем притихшим в коридоре оставалось лишь удивляться, как ловко милая, тихая, интеллигентная Анна Ивановна виртуозно владеет ненормативной лексикой в полном объеме.

– Во дает! – прошептал главный местный хулиган Толик. – Прямо охота слова записать! Вона чего изобрела: «Чтоб у вас зубы на том самом месте выросли, чтоб вам, когда жрать охота, всегда штаны снимать!» Ну Анна Ивановна! Ну уважуха ей!

Далее события стали развиваться совсем диковинным образом. Местные бабы ворвались в кабинет, где шло разбирательство, устроили скандал, и он перерос в рукопашный бой. Московские дознаватели удрали. И… никому из женщин не влетело! Наоборот, из столицы вмиг примчалась делегация из представителей разных организаций. Всем пострадавшим дали квартиры и деньги на покупку необходимого. Шум затих.

А вот Сергею не повезло, на момент исчезновения деревни он служил в армии. Оцените ситуацию: абитуриент в военной форме с наградой за храбрость в бою, но вместо паспорта – справка, вместо аттестата – тоже. Зато имеется при себе самая настоящая золотая медаль за окончание школы без единой «четверки» – с ней парень не расставался, держал всегда при себе. У такой награды есть номер, что позволяет установить ее владельца.

О необычным абитуриенте доложили ректору. Тот велел привести к нему юношу, поговорил с ним и предложил:

– Сдашь экзамены хотя бы на «тройку» – зачислим на первый курс, помогу тебе восстановить все документы.

Даня со вкусом чихнул и договорил:

– Вот так Акулов поступил в институт, получил потом диплом с отличием и стал юристом.

– Как ты сумел все это выяснить? – изумился Костин.

– Запустил поиск по упоминанию фамилии, – разъяснил Северьянов. – Хорошо, что нужный нам человек – не Петров, не Смирнов, не Кузнецов. Выпала статья в журнале, а там про парня подробный рассказ. Опубликовали его, когда он на конкурсе студенческих работ первое место занял. «Акулов Сергей Федорович» с таким годом рождения один… Получив диплом, парень начал работать в коллективе, который создавал одну из первых соцсетей. Потом сам организовал контору типа «Рога и копыта», в придачу к ней открыл магазин, ресторан и еще массу всего и быстро разбогател. Чего у него только не было! Сеть супермаркетов, больницы, несколько заводов… Но Сергей Федорович избавился от всех своих проектов, и… больше о нем ничего не слышно.

– А куда он деньги дел? – поинтересовалась я. – Вероятно, где миллионы, там и их хозяин.

Северьянов пожал плечами.

– Не знаю. Проследить за финансами не могу.

– Почему? – изумилась я.

– У мужчины были вклады в разных банках, суммы там лежали скромные. Нет, для обычного человека они заоблачные, это двадцать-тридцать миллионов, но для Акулова – ерунда. Сейчас ничего нигде нет. Думаю, эти деньги были на счетах, чтобы внимание к себе не привлекать. Полагаю, он всегда вкладывал средства в произведения искусства и золото – в нечто вечное. Правда, надо хорошо знать, как обстоят дела, например, на рынке живописи. «Портрет доктора Гаше» художника Ван Гога продали в тысяча девятьсот девяностом году на аукционе за восемьдесят три миллиона долларов. Сегодня с учетом инфляции это эквивалентно ста восьмидесяти миллионам долларов. И часто такие покупатели скрывают свои имена. В цене всегда ювелирные изделия с историей – диадемы, кольца, ожерелья царствующих покойных особ, например, невинно убитых большевиками Романовых. Известно, что, отправляясь в ссылку, они взяли с собой почти все украшения, которые, по словам очевидцев, сложили в большие сундуки. Судьба последних до сих пор неизвестна. Временное правительство отправило в Москву, в подвалы Исторического музея, ценные вещи, которые остались в Александровском дворце: сервизы из серебра, вазы, люстры, столовые приборы – всего не перечислить. Но где украшения царицы Александры Федоровны, ее дочерей, царя Николая Второго? Сгинуло все во мраке, растворилось без следа. Уж не говорю о раритетах, которыми владели, например, Юсуповы, Оболенские и другие – те, кто сумел убежать за рубеж, прихватили кое-что с собой. Но ведь они владели сокровищами, которые в одной телеге не увезти. Куда это все подевалось?

– Ну, – пробормотал Костин, – революционно настроенные солдаты и матросы – в массе совсем небогатые люди. Растащили, наверное.

– Думаю, ты прав, – согласился Северьянов. – Большинство народных бунтов проходят под девизом «отнимем все у богатых, отдадим бедным». А потом основной профит прилипает к рукам тех, кто громче всех кричал о равенстве и братстве… Где спрятаны колоссальные средства Акулова, я сказать не могу. Но уверен, что такой человек не позволил бы обмануть себя, обдурить. Он прошел через перестройку и перестрелку, выжил, сколотил капитал. Это особый склад личности. Все, думаю, отлично спрятано. Вероятно, адрес захоронки никто, кроме него, не знал.

– У Сергея не было ни жены, ни детей, – напомнила я.

– Кто сказал? – прищурился Костин.

– Наш клиент Василий, – пробормотала я. – Он дружил с Акуловым. И Даня не нашел у него никаких родственников. Но потом Светов же упомянул, что отцу Петру кто-то велел сделать так, чтобы Светов покинул церковь, прихожанином которой был Сергей Федорович. Кто это мог быть?

– Эх, проходили мы через эти горы, – хихикнул Северьянов. – Проверяем мужика, он по паспорту Акулов, одинокий волк. А у некоего Кузнецова Андрея Николаевича, о котором мы и не слышали, – жена и тьма детей. Живут Акулов с Кузнецовым в разных местах, по работе не коллеги, но у них часто командировки. Улетел Андрей Николаевич, допустим, в Ташкент, билет есть на его имя, а Сергей Федорович, например, из Токио домой прикатил, в церковь пришел. И никому не ведомо, что Сергей и Андрей – один и тот же человек!

– Так давайте найдем этого второго Кузнецова! – воскликнула я.

Глава седьмая

Костин вздохнул.

– Радость моя, чтобы отыскать, надо знать, кого искать… Ладно, предположим, исхитрились, обнаружили Кузнецова. А он исчез! Пропал! Поехал на море с семьей в Турцию, пошел купаться и – вот те на! – утонул! Тело не нашли, случается такое, бывает. Супруга рыдает, дети в истерике, беда-бедища! Спустя время безутешная вдова вместе с малышами отбывает… ну, земной шар велик, много куда податься можно. Через год женщина встречает богатого иностранца, она опять замуж выходит. Новый супруг ее детей обожает, усыновляет их, ребята его папой называют. И живут они все долго и радостно на берегу теплого моря в своем большом доме, собаки у них, коты. Сыновья и дочки растут, счастливая семья. А что Акулов-Кузнецов? Так он утонул давно! Эх, жаль, тело не нашли… Впрочем, может, и обнаружили, но не сразу. Опознали по плавкам! Понятно, почему не по лицу?

Северьянов постучал пальцами по столу.

– Не новая схема. Но она успешно сработает лишь при наличии умной женщины рядом, партнера во всех делах.

– Думаешь, Акулов такой? – тихо спросила я.

– Может, да, может, нет, – пожал плечами Костин.

– Нам не за что зацепиться, – тихо произнес Даниил. – Даже фото Акулова нет.

Володя взял телефон.

– Добрый день, господин Светов! Можете описать внешность Сергея Федоровича?

– Ну, высокий, полный, лысоватый, – начал перечислять наш клиент, – в очках, нос картошкой. Никаких примет вроде родимого пятна нет.

– Говорил же, не за что зацепиться, – повторил Даня, когда Светов отсоединился.

– Так мы еще не пробовали цепляться! – воскликнула я. – Мы что, вот так сразу сдадимся? У нас есть Николай Петрович! Надо еще раз позвонить Василию, он собирался перевезти больного в хороший медцентр.

И тут раздался хорошо знакомый звук эсэмэс-сообщения. Я быстро прочитала послание и встала.

– Ребята, мне срочно надо домой!

– А ты пока и не нужна, – отозвался Володя.

– Неприятно слышать такое, – рассмеялась я и пошла к двери. – Напишу, как дела развиваться станут. Запомните оба: меня сейчас дома зовут Гортензия, Макса – Георгий, а Жорика – Макс. Не перепутайте!

– Очень сложная комбинация, – заметил Даниил. – Хорошо, что я редко бываю у вас.

– Зато я постоянно, – вздохнул Костин. – Сюзи так вкусно готовит… Надолго мамочка Жоры прикатила?

Я растерялась.

– Не знаю…

– Какой первый вопрос следует задать родственникам, которые без предварительной договоренности свалились тебе на голову со словами «мы ненадолго»? – прищурился Костин.

– «Сколько дней планируете пробыть в столице?» – хихикнул Северьянов. – Если услышишь в ответ «примерно недельку», то сразу отреагируй: «Значит, семь суток. Это хорошо, потому что спустя неделю в нашем доме начинается смена труб, отключат воду, канализацию, газ и свет». Если же оккупанты скажут «всего на несколько деньков», требуй конкретного ответа: «На два, три, пять дней?» И будь готова купить им билеты и лично проводить до поезда, чтобы убедиться, что двоюродная тетя твоего дяди по линии его третьей жены свалила из Москвы.

– Иди, Лампуша, – перебил парня Костин. – Русские люди – терпеливые. Вспомни татаро-монгольское иго. Оно больше двухсот пятидесяти лет существовало, но в конце концов народ избавился от оккупантов… Прямо хочется увидеть тетку, Мальвину эту, которая испугала Гортензию!

Вдохновленная бодрым напутствием, я порулила домой и нашла в столовой свою подругу вместе с дамой, которая сразу начала:

– О! Дорогая Евлампия, счастлива была познакомиться с вами! Спасибо, дорогая, вы свободны!

Сия речь адресовалась Горти. Моя подруга тут же унеслась быстрее ветра, в столовой стало тихо. Когда молчание затянулось, я решила начать беседу.

– Рада видеть вас.

– Я тоже, дорогая, – кивнула мама Жорика. – Ах, сильно скучала по семье, живя в разных странах мира! Каждый день Гришенька мне снился.

Мне показалось неудобным напоминать «любящей мамочке», что ее сына зовут Георгий, поэтому просто сидела, старательно улыбаясь. А гостья продолжала:

– Чтобы мой короткий визит принес всем исключительно положительные эмоции, надо доставить сюда багаж.

– Какой? – не поняла я.

– Душенька, милая, неудобно голой заявляться к сыну. Речь о моих скромных пожитках. Все временно лежит в камере хранения. Сделайте одолжение, отправьте кого-нибудь из слуг, чтобы привезли его сюда.

– Могу я все притаранить, – сообщила из коридора Сюзанна, которая подслушивала нашу беседу. – Привезу на своей машине.

– Очень, очень мило! – вмиг откликнулась свекровь Горти. – Сейчас сообщу вам код от замка отсека, где все лежит. Прошу пардону, но, поскольку здесь одни дамы, могу ли я осведомиться, где в вашем роскошном доме располагается сугубо личный кабинет графа Вологодского? Срочно требуется зайти туда!

– Граф Вологодский? – пробормотала я. – Простите, не знакома с ним.

– Ах! Это прекрасно! – кивнула дама. – А я, увы, страдаю от наших частых встреч – они всегда внезапные. Но, раз послал Господь такое испытание, не следует роптать. Укажите дорогу!

– К графу Вологодскому? – уточнила я. – Рада бы, да не могу.

«Свекровь» закатила глаза.

– Ах, душенька! Во первых строках сообщу, что сама терпеть не способна, когда некто в моем присутствии говорит об этом. Но, во-вторых, что же делать? Жить без графа не сумею! У вас огромный участок, роскошный, прекрасный! Могу ли я начать думать о том, что срочно необходимый мне в данный момент граф Вологодский имеет особую резиденцию? Не в главном доме, а во флигеле или, может, в жардин эн пленэр.

В школе я учила французский, а еще ко мне на дом ходил преподаватель. Бегло говорить я не научилась, но кое-какие обрывки знаний засели в голове, поэтому я сообразила, что сейчас произнесла гостья, и осведомилась:

– Сад на свежем воздухе? Вы хотите погулять?

– О да, моя радость! – улыбнулась дама. – Граф Вологодский порой находится в самых разных местах. Покажите дорогу! Пожалуйста, очень надо!

И что мне делать?

– Можете объяснить, кто такой граф Вологодский? – спросила я.

Дверь приоткрылась, показалась Роза Леопольдовна.

– Уважаемая Фредерика, разрешите проводить вас туда, куда вы стремитесь.

– Голубушка! Счастлива последовать за вами! – воскликнула гостья.

Краузе и свекровь Горти удалились, оставив меня в глубоком недоумении.

Глава восьмая

– Значит, я временно Жорик? – тихо рассмеялся Макс. – Забавно! И она поверила?

– Да, – кивнула я, отходя от машины мужа. – Спасибо, что позвонил, въехав в поселок.

– Привык всегда брать под козырек, услыхав приказ жены! – отрапортовал Вульф. – Надолго мадам в Россию прилетела? С какой целью?

– Ни на один вопрос я ответа пока не получила, – вздохнула я.

– Давай посидим немного в саду, – предложил муж, – воздухом подышим.

Мы пошли к скамейке.

– Думаю, «твоя маман» не на неделю прикатила, – продолжала я. – Войдешь в дом – увидишь тьму чемоданов. Это ее багаж. Столько вещей на семь дней не берут. Разговаривает она вежливо, но странно. Знаешь, где у нас в доме кабинет графа Вологодского?

Макс, который успел сесть рядом со мной на лавочку, удивился.

– Что?

– Кабинет графа Вологодского, – повторила я. – Мы мирно вели светскую беседу, и вдруг гостья занервничала, ей срочно понадобилась эта рабочая комната.

– Это же туалет! – рассмеялся Вульф.

– Как ты догадался? – заморгала я. – Кстати, Краузе тоже сразу поняла, о чем речь.

– Лампуша, если манерная дама неожиданно начинает суетиться и сообщает о необходимости посмотреть гравюры, почитать энциклопедию, заняться медитацией или зайти в покои царицы Савской, то сразу покажи ей дорогу к унитазу, – давился смехом Макс. – Если не поторопишься, может случиться катастрофа.

– Почему бы просто не сказать «мне надо в туалет»? – недоумевала я. – Или «где у вас сортир?». Ну, еще «уголок задумчивости». Но «кабинет графа Вологодского»… Какое отношение этот аристократ имел к туалету? Может, он унитаз придумал?

– Если память мне не изменяет, изобретение этого замечательного предмета приписывают лорду, сэру Джону Харингтону, – ответил Макс. – Вроде именно этот дворянин создал для королевы Елизаветы Первой конструкцию со сливным бачком. А почему утонченные дамы не спрашивают «где тут туалет»? Потому что они не ходят туда! Это неприлично, моветон! А у тебя голубой крови нет, поэтому и не сообразила.

Макс расхохотался и простонал:

– Кабинет графа Вологодского! Похоже, в ближайшее время не придется скучать. Пошли домой, попробую выяснить, какие планы у «моей маменьки». Однако, повезло мне! Не у каждого две мамаши, одна краше другой.

Когда мы вошли в столовую, Фредерика приложила руки к груди.

– Гришенька! Мальчик! Как ты вырос!

– Расцвел и начал скукоживаться, – пробормотал себе под нос Вульф и громко произнес: – Рад встрече! Сюзи, принеси мне чаю… Дорогая мать, что привело вас в наш дом?

– Сумерки настали, – промурлыкала маменька, – ах! – И она фальшиво заголосила: – Слети к нам, тихий вечер, на мирные поля! Тебе поем мы песню, вечерняя заря… – Испортив начало песни, дама закатила глаза. – Ах, милый мальчик! Помнишь, как мы пели по вечерам? Отец играл на скрипке, я – на фортепиано… Ах, куда подевались златые дни!..

– Многоуважаемая маман, – остановил поток воспоминаний Вульф, – вы к нам надолго?

– Ну… точно не скажу, – улыбнулась дама.

– Цель визита в Москву какова? – продолжал «сыночек».

– Гришенька… – пропела тетенька.

– Георгий, – поправил ее «сын».

– Прости, любимый, не поняла тебя… – похоже, искренне удивилась гостья.

– Мое имя – Георгий, а не Григорий, – объяснил Макс. – Понимаю, имена похожи, но это не одно и то же.

Фредерика округлила глаза.

– У тебя в метрике стояло «Григорий-Георгий фон Альпенблиц». Первое имя – в честь твоего предка по моей линии, короля государства Тарбот.

– Тарбот? – не выдержала я. – Такое существовало?

– Ах, любимая девочка! – пропела «свекровь». – В сто третьем году до нашей эры Григорий Тарбот победил великого царя Мога и на все века вписал свое имя в историю государства Российского. Георгий, твой муж, назван в честь своего дедушки. Ах, он так любил Гошу, качал его на коленях! Георгий фон Бург его звали… Я, увы, немного приболела. Не стала бы беспокоить вас, но недуг лечит только один врач, живет он в Москве. Записалась к нему на прием на завтра. О нет! Ни в коем случае! Нет, нет, нет! Категорическое нет! В отличие от своей бабушки, царицы Брунгильды Второй, которая стонала, ныла и рыдала, я прохожу сквозь чащу неприятностей с гордо поднятой головой!

– Простите, мы вас не поняли, – прервал речь «мамы» Макс.

– Я умею читать мысли людей, – очень нежно продолжила Фредерика. – Вы оба, услышав, что больная пожилая мама собралась завтра к доктору, захотели пойти со мной. Но я не из тех, кто заест жизнь любимых – нет, обожаемых! – детей. Сама справлюсь. Возьму такси. Если в доме мало места, легко лягу спать в коридоре. Бросьте только на пол подстилку – и нет проблем.

– Вас сейчас отведут в комнату, – сказал Макс, – в гостевую на первом этаже.

– О-о-о! Это слишком шикарно! – простонала «мамочка» и тут же осведомилась: – А при ней имеется уголок графа Вологодского?

– Да, – хором ответили все, включая Розу Леопольдовну и Сюзанну.

– Матрасик – ортопедический?

– Конечно, – заверила Краузе.

– В подушечках натуральное перо или гадкий вонючий синтепон?

– У нас они перьевые, – уточнила я.

– А белье? Хлопковое?

– Конечно, – кивнула Архипова.

– Не могу заснуть без чашечки какао, выпитой в постельке, – зашептала дама. – Да-да, понимаю ваше отношение к подобным капризам, но состояние моего здоровья ужасно. Простите, простите великодушно!.. А полотенчико дадут? Мне можно маленькое, даже тряпочку… Когда мы в начале двадцатого века бежали из России, столько бед на голову свалилось! Потом, конечно, все уладилось, но появилось у меня королевское умение никогда-никогда не сдаваться… Ах, Гришенька, как я рада, что ты больше не гонишь меня из дома! Спасибо, спасибо! Разрешите отойти ко сну?

Мы молча кивнули, гостья вскочила.

– До завтра, любимые! Не беспокойтесь обо мне, я привыкла к лишениям! В нашем дворце в Европе порой холодно. Меня сопроводят в опочивальню? И как насчет… э… удовольствия Марии Шотландской в постельке? Не засну без него!

Возникла тишина, первым очнулся Макс.

– Скажите конкретно, что надо.

– Ах, мне неудобно, – завела свою песню «маменька». – Но мы же одна семья. Да, Гришенька?

– Верно, – вместо мужа ответила я. – Говорите прямо, что вы хотите.

– Чашечку травяного отвара, три бутербродика с маслицем и сыром. Первое – только голландское, другое не ем. Намазать тонко. Сыр – исключительно французский, отрезать толстенько. К отварчику конфеток шоколадных, швейцарских, малую толику, штук… э… пять-шесть. Одеяльце пуховое. Мыло, пожалуйста, с розовым маслом. Это все! Но я не капризна, если ничего этого нет и постелька не предусмотрена, лягу на скамеечке в саду, прикроюсь рваной тряпочкой. Ах! У русской аристократки тяжелые дороги! Готова нести все тяготы жизни, как моя тетя, баронесса фон Гудвин. Ей зимой вместо шубки из рыси в тюрьме дали полушубок из ваты. Он так смешно назывался… телопечка!

– Телогрейка, – зачем-то сообщила правильное название одежды Сюзи. – Давайте провожу вас в спальню.

– А то, о чем я говорила, мое удовольствие? Его принесут? – сдвинула брови гостья. – Если у вас нет продуктов, то я спокойно поголодаю!

– Все подам, – пообещала Архипова и почти вытолкнула нежданную-негаданную гостью в коридор.

– Что это было? – произнес Макс. – Театр одного сумасшедшего актера?

– Похоже на то, – пробормотала я. – Премьера спектакля.

– Она реально посчитала меня своим сыном, имя которого путает?

Я обняла Вульфа.

– Понимаю теперь, почему Горти испугалась, что придушит мать Жорика. Может, завтра мадам прекратит комедию?..

– Я бы на такое не рассчитывал, – вздохнул муж. – Пошли спать. Странно, конечно, но такое ощущение, что меня палкой побили.

Глава девятая

– Вот уж не думал, что когда-нибудь произнесу подобную фразу, – смутился Даня, – но придется: я мало что нарыл на Акулова. Обнаружил, что он прикрыл весь свой бизнес и пропал. Испарился. Ни дыма, ни следа.

– Не особо радостная информация, – заметил Костин.

– Согласен, – кивнул наш компьютерный охотник. – Не буду объяснять, как клубки разматывал, расскажу лишь, что накопал. У мужика была куча всего разного, но в основном мелкого, например, сеть магазинов дешевых продуктов «Улыбка». Три года она просуществовала, а потом он ее продал. Новый хозяин не сумел удержать бизнес, тот ниже фундамента упал, «Улыбка» утонула, мир ее праху. Чем для нас эта история интересна? Акулов за продажу сети получил очень даже хорошие деньги. Все оформлено честь по чести, все, что следовало государству отстегнуть, отстегнуто, документы в идеальном порядке. Заинтересуются ли определенные органы Сергеем Федоровичем, если он, например, купит квартиру в Москве или дом в Подмосковье, заплатит столько, сколько у него оказалось после продажи «Улыбки» и уплаты всех налогов?

– Наверное, нет, – осторожно ответил Володя.

– Свяжут ли банкротство покупателя лавок продуктов с прежним владельцем «Улыбки» господином Акуловым?

– Маловероятно.

– Скорее всего, приобретатель – подставное лицо, – продолжил Даня. – Эта схема давно придумана. Акулов продал «Улыбку» некоему N, заплатил что положено государству, свои деньги забрал. Все честно. Продуктовая сеть при новом хозяине быстро захирела, умерла, меньше года прожила. Виноват ли в ее «смерти» Акулов?

– Нет, – ответила я, – он уже не владелец.

– Вот-вот, – кивнул Северьянов, – Сергей Федорович чист, как младенец. Но на самом деле господин N получил не очень большие деньги за услугу. Акулов сам вынул средства из «Улыбки» и спрятал их.

– Зачем так поступать? – удивилась я.

– Он не хотел, чтобы кто-то узнал, что сворачивает дела, готовится бежать, – объяснил Северьянов. – Да, он потеряет немного, но основное сохранит. И, как я уже говорил, похоже, Сергей Федорович вкладывал деньги в ювелирные изделия особой ценности. Моя догадка подтвердилась. На мой запрос про Акулова в соцсетях рано утром выпал профиль Иосифа Яковлевича Берга. Он хвалит Сергея Федоровича как человека с тонким вкусом, собирателя и коллекционера.

– Это кто? – живо спросил Володя.

– Оценщик ювелирных изделий, эксперт. У мужчины идеальная репутация, ни одного темного пятна, он уважаем в таких мегамонстрах, как «Сотбис», «Кристис» и другие аукционные дома мира. Сейчас он вам все расскажет, я с ним договорился о встрече в «Зуме».

Экран на стене стал светлым, я увидела мужчину средних лет. Он спокойно произнес:

– Добрый день, господа. Молодой человек по имени Даниил прислал список вопросов, сейчас отвечу на них. Итак. Знаком ли мне Акулов Сергей Федорович? Да. Мы впервые встретились в закрытом клубе Василисы Нестеровой на дне рождения Венедикта Куприна. Никого из них сейчас в России нет. Где они? Понятия не имею. Веня нас представил друг другу. Акулов произвел впечатление интеллигентного, хорошо воспитанного человека, но разговор случился для меня непростой, потому что я не люблю разочаровывать людей. Сергей Федорович показал кольцо, которое недавно приобрел, сказал, что ранее оно принадлежало женщине, чей прапрадед служил в Екатеринбурге. Ему, тогда совсем молодому, но умеющему хорошо читать и писать, поручили составить опись предметов, которые царская семья привезла с собой в изгнание. Родственник той дамы стал членом группы, которая после расстрела царской семьи занималась разбором и описью имущества убитых Романовых. После пары дней работы у одного сотрудника случился сердечный приступ, он умер. Через двое суток не пойми от чего отошел к Господу второй работник. Третий понял, что так убитые мстят своим палачам. Он не хотел умирать, но, в отличие от тех, кто внезапно лишился жизни, он никогда не видел никого из Романовых. Его привлекли к составлению описи уже после убийства, потому что он юноша был грамотный, а это в те времена была редкость. Парню пообещали за службу хорошо заплатить, и он решил не сбегать, подумал, что покойные не могут на него осерчать, он же просто писарь. Утром сотрудник явился на рабочее место, увидел того, кого назначили новым руководителем, а тот, бледный до синевы, сообщил: «Больше не трудимся. Приехало начальство, забирают все, увозят». «Без описи?» – удивился парень. Начальник протянул ему скомканную тряпку и зашептал: «Уходи живо! Там, в лохмотьях, кольцо, стоит огромных денег. Не сглупи! Спрячь на самый черный-пречерный день! В ближайшие годы не трогай! А сейчас уноси ноги, если, конечно, жить хочешь! Исчезни, сделай себе документы на другое имя, чтобы никто никогда не узнал, чем ты занимался!»

Иосиф на секунду замолчал, потом продолжил:

– Прапрадед женщины, у которой Акулов приобрел украшение, передал его своей дочери, та – сыну, ну и так далее. Когда Сергею Федоровичу предложили перстень, он попросил Куприна свести его со мной.

Рассказчик усмехнулся.

– Дама постаралась придумать сказку, в которую поверят. Ей бы романы писать! Но меня трудно обмануть. Куда подевались драгоценности Романовых, не знает никто. Единственное, что известно точно, – их привезли в Екатеринбург, а там они растаяли во мгле без следа. Сколько лет с той поры прошло! Реальных свидетелей давно в живых нет. Дети их тоже ушли в иной мир, внуков нет, правнуки на том свете… Впрочем, свидетельствам последних доверять не стоило бы. Я взял кольцо и сразу понял, что оно точно не из собрания царей. Почему? Качество золота, камень… Да, вещь недешевая, золото подлинное, не кастрюльное. Но это металл советских лет! Это понятно сразу. Цвет другой и – не удивляйтесь! – запах. Золото «докоммунистических» лет пахнет иначе, нежели советское. Камушек подлинный, хороший, один карат. Похоже, украшение было создано в первой трети двадцатого века. Еще соображение: подобная бирюлька для современной женщины – ах какая вещь. Но она не для царицы или ее дочерей. Мог бы представить, что нечто подобное Александра Федоровна преподнесла верной комнатной девушке. Та пришла к государыне просить благословение на брак с… ну, допустим, садовником при дворе, матушка-царица одобрила выбор и в день венчания одарила служанку кольцом. Царственная особа такой перстенек носить не станет, для нее он простоват, дешев. Но, повторю, золото это – не дореволюционное.

Иосиф сложил руки на груди.

– Не так уж редко встречаются люди, которые, поверив россказням бабушек и дедушек, полагают, что картина у них в комнате, полотно с подписью Леонардо да Винчи, стоит несметных денег. Вот только этот великий художник ставил свой росчерк не на всех произведениях. Но почти на всех его полотнах есть опознавательные знаки, например, символическая взлетающая птица. И если уж есть автограф, то это просто «Леонардо». Да, немало людей ошибаются, полагая, что они владеют уникумом. Но тут нет злого умысла. Они поверили родителям и бабушкам. Я объяснил Акулову: «Жаль вас разочаровывать, но данное ювелирное изделие было сделано во второй трети прошлого века. Качество хорошее, это не фейк, но оно не стоит тех денег, которые вы отдали. Камень подлинный, хороший, однако исторической ценности то, что я вижу, не имеет».

Иосиф опустил уголки рта.

– Думал, Акулов разгневается или расстроится, но нет! Он рассмеялся, сказал: «Так мне, дураку, и надо. Теперь только к вам буду приходить за советом перед покупкой ювелирки». Вот, собственно говоря, и все.

– Часто вам приходилось консультировать бизнесмена? – поинтересовался Володя.

– Не имею права разглашать какую-либо информацию о Сергее Федоровиче, – спокойно ответил Берг.

– Он только к вам обращался для оценки того, что хотел купить? – не сдавался Костин. – Или был еще кто-то?

– Не обязан отвечать на вопросы частного детектива, – повторил наш собеседник. – Да и представителю полиции тоже могу ничего не говорить… Позвольте проявить любопытство: что произошло? Отчего столь жаркий интерес к личным делам Сергея Федоровича? Он законопослушный гражданин, платит налоги, щедрый благотворитель, верующий человек – на мой взгляд, идеальный гражданин. Но общаемся мы поверхностно. Личной дружбы у нас нет, отношения – сугубо деловые.

– Возможно, вы знакомы с его помощником или секретарем? Не знаю, как лучше назвать должность мужчины… – не утихал Костин.

– С Николаем Петровичем? Я считаю его кем-то вроде охраны. Да, мы встречались. Он всегда приходит вместе с хозяином и уходит с ним. Но при беседах не присутствует… У Акулова еще есть помощник, он ему во время наших встреч отправляет сообщения. Но воочию данного товарища я не имел счастья лицезреть. – Берг придвинулся почти вплотную к экрану. – Вы где находитесь? Адрес вашего офиса?