Читать онлайн 8+22=9. Абсурд со смыслом
Всеобщий любимец
Альпачи Кравиолли был очень талантлив. Даже незнакомые люди аплодировали ему, когда он беззаботно шагал по улицам своего любимого города.
Ветер разгонял последние тучи, обнажая палящее летнее солнце. Желтый гигант выпаривал остатки дождя, не давая одиноким каплям достичь земли. Погода пробудила в Альпачи особое кокетливое настроение, которое он тщательно скрывал от окружающих. Его глянцевая рубаха слепила глаза восторженных прохожих радужными бликами, а вышитые на рукавах у запястий «косички» ритмично танцевали в такт горделивой походке и вальяжным взмахам рук.
– Кто вы? Божественное создание? – пред ним на колени рухнула, сложив ладони в молитвенном жесте, женщина лет тридцати.
Кравиолли поправил солнцезащитные очки и бросил на нее взгляд исподлобья.
– Меня зовут Альпачи, я прибыл из Мюнхена. Поражать вас всех своим талантом, – добавил он, надменно причесывая шевелюру.
– Я хочу вкусить весь ваш талант, Альпачи из Мюнхена! Прошу, поедем в мой шикарный особняк за городом, пока муж не вернулся из-за границы! Я дам вам все, что угодно, только побудьте со мной! – продолжала она трясти руками.
– Вы даже не знали моего сияющего имени. Вас привлёк только мой внешний вид. Но за мной числится множество других заслуг. Я не стану тратить на вас время и не позволю вам ублажать мое тело и даровать мне богатства.
Альпачи вынул из кармана шелковый платок, высморкался и великодушно бросил его в вытянутые руки отчаянной женщины. Толпа зевак тут же набросилась на нее в надежде урвать хоть частичку Кравиолли.
– Вам с корицей или без?
– Вам уши прочистить? Мне не только с корицей. Но и без! – гневался на бариста Альпачи.
Он только что с трудом добрался до кофейни, переступая через сотни горожан, которые почтительно склонялись перед ним.
– Я вас услышал, но не понял. Что значит: и с корицей, и без?
Кравиолли снял очки и бросил на наглеца дерзкий взгляд.
– Вы в своём уме? Вы не видите, кто перед вами? Я! Альпачи Кравиолли из Мюнхена! Или вы не заметили моих крокодиловых туфель с замшевыми итальянскими вставками на подошве? – он демонстративно провёл рукой по своей обуви.
В оживленной кофейне воцарилась тишина. Только за крайним столиком у окна кто-то аккуратно прошептал:
– Альпачи очень трудно вывести из себя. Этот мальчишка – настоящий наглец.
– Так общаться с самым талантливым человеком – нужно ещё постараться.
Бариста сгорал от презрительных взглядов постояльцев. Его глаза забегали. Даже владелец кофейни закрыл от стыда своё лицо, лишь бы не иметь ничего общего с тем, кто нагрубил самому талантливому мужчине.
– Я все же спрошу ещё раз. Вам ромашковый мятный капучино с корицей или без?
– Довольно! – ударил в стену бородатый мужчина.
– Да! Никому не позволено так разговаривать с великим Альпачи!
– Выгоните этого никчёмного работника!
– Мы сюда больше не придём, если здесь будет этот невоспитанный сотрудник!
– К черту этого бариста!
– Мы ненавидим бариста!
Разъярённая толпа набросилась на мальчишку и вытолкала наружу. Там его избивали, пока он извивался по земле и звал на помощь.
Подоспевших неравнодушных горожан вводили в курс дела, и те присоединялись к кровопролитию, движимые убеждением: «Никто не смеет перечить талантливому Кравиолли».
Расстроенному испорченным днём Альпачи сделали два ромашковых мятных капучино за счёт заведения: один с корицей, другой – без. Именно так, как он всегда предпочитал, по их мнению.
– Мы его накажем по всей строгости, – убеждал всеобщего любимца владелец кофейни.
Кравиолли снял с шеи латексный шарф и повесил его на крючок в своей прихожей. Дорога домой далась ему тяжелее, чем обычно. Из-за расстроенного вида, который он нечасто показывал миру, надоедливые поклонники всячески пытались его развеселить. Почему-то они думали, что ему понравится, если его начищенные до идеального блеска туфли поцелуют. Теперь тысячи следов помады потерявших голову поклонниц украшали крокодилью кожу, но Альпачи это не радовало.
– Ещё и туфли испачкали, – пробормотал он.
Ему пришлось пройти несколько лишних метров до люксового обувного магазина. Здесь Альпачи раскошелился на новые сапоги из шкуры чёрного королевского леопарда.
– Алиса, включи грустную музыку.
– Включаю грустную музыку. Что у вас случилось, мистер Кравиолли? – утешающе спросил роботизированный голос.
– Они побили его. Паренька.
– Мне вызвать полицию?
– Нет-нет, не нужно. Просто… мне жаль его. Он единственный, кто попытался понять меня. Все так стараются угодить мне, что не осмеливаются даже спросить, чего я хочу на самом деле.
– И чего вы хотите?
– Ну, как минимум, чтобы мне сыпали немного корицы в кофе. Именно это я всегда имею в виду. Не только с корицей, но и без. Это значит, что я хочу корицу, но совсем чуть-чуть. Будто ее и нет. Лёгкий привкус замечательной корицы. Эти идиоты всегда дают мне два стакана.
– Обрабатываю информацию, подождите…
Альпачи тяжело вдохнул, и его глаза увлажнились.
– …Кажется, ваш образ часто работает против вас. Похоже, вы уже забыли, каково это – иметь возможность прямо сказать человеку, что вам действительно нужно.
– Точно. Талантливый Кравиолли не может попросить: «Насыпьте мне совсем немного корицы». Он должен говорить все необычно и надменно. И не имеет право объяснять что-то обычным смертным. Кажется, я в ловушке, Алиса. Они даже не знают, чем именно я талантлив.
Программа выждала несколько мучительных секунд и осторожно спросила:
– А в чем ваш талант?
– Рад, что ты спросила. Я должен выговориться хоть кому-то. Дело в том… – не выдержав, Альпачи разревелся, – …что я неотразимо имитирую талант.
Торжествующая справедливость
На седых волосах Эрика проступала перхоть. Она сыпалась, словно снег зимним вечером. Девушку за соседним столиком чуть не стошнило. Она демонстративно скривилась, надеясь, что Эрик зальется от стыда краской и удалится. Но гордый седовласый парень не привык отступать.
– Вам что, девушка, так противно от естественных вещей? Может, вы еще и не облегчаетесь? В обморок не падаете, когда в туалет ходите?
Гостья ресторана побагровела от злости.
– Кажется, у вас ещё и недостаток интимной близости, раз вы так легко выходите из себя, – подметил Эрик.
– Да как ты смеешь? – она вскочила и хлопнула по столу так, что задребезжала посуда.
– А как ВЫ смеете так относиться к моей перхоти? – Эрик в точности отзеркалил движения девушки. – Может, я люблю её! Может… я горжусь тем, что перхоть сыплется с меня, словно песок из ковша экскаватора?
– Официант! Позовите менеджера! У вас тут неадекват какой-то. Я вызываю полицию.
– И что вы скажете? С молодого человека слишком противозаконно сыплется перхоть? – краем глаза Эрик наблюдал, как обеспокоенный официант спешит за помощью к администратору. – Может, вы, дорогуша, ещё и против седых людей? Теперь я сам вызываю полицию!
Посетители заведения зачарованно наблюдали за диковинным конфликтом и не спешили вмешиваться. Всем хотелось узнать, чем все это кончится.
– Алло, милый, забери меня, пожалуйста. Тут какой-то псих напал на меня, – выдавливая слезы, говорила по телефону участница переполоха.
– Здравствуйте, я менеджер ресторана. Что у вас случилось?
Они одновременно закричали:
– Она против перхоти!
– Я ненавижу перхоть!
Опешивший администратор не смог выдавить из себя и слова. Первым делом он подумал о каком-то розыгрыше, из-за чего впал в ступор. Несмотря на богатый опыт, менеджер не знал, как поступить.
– Это ещё полбеды! Но она открыто презирает седых людей! Ее нужно упечь за решетку, чтобы обезопасить общество!
– Добрый день, граждане. Что у вас случилось? Кто вызвал полицию? – перебили их служители закона, вбежавшие в зал через главный вход.
– Ну наконец-то! Здесь какой-то сумасшедший! Он испортил всем настроение своим неадекватным поведением!
– Командир, она лжёт! – обвел Эрик рукой зал. – Все в этом ресторане подтвердят наличие психического расстройства у этой дамочки.
– Я знаю, кто из них прав, – из кухни вышел старший повар, почесывая затылок под белым колпаком.
– Это же тот почтенный шеф-повар, которого показывают по телевизору, – зашептал молодой полицейский на ухо напарнику.
– Я прислушаюсь к вашему мнению, говорите, – властно разрешил старший служитель закона.
– Видите ли… – повар снял колпак и провёл по волосам рукой, стряхнув на пол белые хлопья. – У меня тоже перхоть.
– Не может быть! – вылетело изо рта одного из посетителей под удивленный гул публики.
– Это какая-то шутка? При чём тут перхоть? – возразил полицейский. – Я тоже не люблю ее. Она мне противна.
Самодовольные ухмылки растянулись на лицах Эрика и достопочтенного повара.
– Видите ли, господин… – негласные союзники закружили вокруг копов, словно акулы, готовящиеся к нападению.
– Это все какой-то бред! Зачем вы их слушаете! Арестуйте этих неадекватных идиотов! – девушка завопила в потолок от беспомощности.
Эрик и повар переглянулись и мысленно сказали друг другу: «Пора».
Они сорвали с блюстителей порядка фуражки, от чего те потянулись к кобуре.
– Фу! Ну и мерзость! Откуда вы все берётесь! Не могу смотреть на это!
Младший инспектор заюлил на месте и смущенно попытался прикрыть осадки, что посыпались с его головы. А старший сотрудник застыл в недоумении от наглости девушки, которая плевалась ядом, осуждая его за неприкрытую седину.
– Пройдемте, гражданочка.
Девушку, не скрывающую неприязни к определённым кастам людей, упаковали в автозак и увезли. В ресторане воцарилась долгожданная атмосфера радости и взаимопонимания.
Официанты в этот вечер получили рекордные чаевые, а гости, довольные восторжествовавшей справедливостью, ещё долго будут рассказывать об этой истории.
«Нельзя дискриминировать людей за перхоть и тем более за седые волосы», – эту мысль они будут нести дальше, оберегая от излишней жестокости всех, кто отличается.
– Кто-нибудь видел мою малышку? – обратился к жующим лицам подоспевший ухажёр, но в ответ услышал лишь чей-то кашель. – Я с ней поседею скоро! – сдавшись, признался он.
Линчеватель Фридрих
За семью морями, на самом отдаленном и одиноком острове, под пальмовой ветвью укрывался от жары бывший линчеватель Фридрих. Он размышлял о своём последнем убийстве и сокрушался, что закончил месть слишком быстро.
– О, мой верный друг кокос. Если бы ты только видел, как я потешался над тем маньяком. Если бы ты только слышал его мольбы о пощаде, – Фридрих зашелся в смехе, похожим на кашель старого мотора. – Как я мог пощадить его?! Он же грязный насильник и убийца! Как он мог вообразить, что я способен простить его за всё содеянное?
Безжизненный кокос внимательно слушал собеседника, уставившись на него тремя аккуратными дырочками-глазками.
– Ты слишком молчалив! Я бы задал тебе взбучку, будь ты жив! Ты бы вопил, как и все они! Тоже просился бы к мамочке на моем операционном столе!
Пролетающая над головой отшельника чайка дважды вскрикнула, словно насмехаясь над его беседой с неодушевлённым предметом. Фридрих, осознающий и принимающий свои психические отклонения, умерил пыл и невольно вздохнул с томным видом.
Пушистые облака медленно плыли по горизонту, и услужливая тень от пальмы смещалась вслед за солнцем. Лучи огненной звезды обжигали роговицу линчевателя. Фридрих поспешил спрятать лицо в спасительную прохладу.
– Правильно. Солнце сегодня слишком уж жаркое. С лёгкостью может и глаз прожечь. Ты и так уже еле живой.
Садист, приговоривший себя к вечному одиночеству, не был лишен здравого смысла. Он хлопнул себя по лицу. Но снова увидел, как на самодельной мордашке кокоса движутся мускулы. Фридрих ударил себя ещё несколько раз.
– Да хватит уже, в самом деле. Расслабься, чего ты? – плод райского дерева вынул из потрепанного рюкзака Фридриха сигарету и сладко закурил. – Ты же сам хотел этого. Сам просил Бога хоть о каком-нибудь собеседнике.
Кокос с наслаждением выдул дымок в ошарашенного Фридриха, чья заросшая физиономия давно нуждалась в посещении парикмахера.
– Т… Т… Т-т-т…
– Да, я. Я живой. Сюрприз. Твои молитвы были услышаны. Теперь я не только буду слушать твои омерзительные рассказы, но и отвечать. Здорово, правда? – глаза кокоса затуманились от вдыхаемого им непривычного вещества, а волосяная рожица застыла в блаженном удовольствии.
– Отче наш, сущий на небесах, да светится…
– Воу-воу, полегче, парень. Ты чего ещё удумал? Я тут курю вообще-то! Как тебе не стыдно. Что он обо мне подумает?
Фридрих, опершись о ствол пальмы, поднялся на свои лапти. Они пострадали от времени и суровой окружающей среды, но он старался беречь их – ведь на необитаемом острове не было высококвалифицированного врача. Песок с ярких пляжных шорт Фридриха посыпался прямо на кокоса, который излишне наслаждался жизнью.
– Еп твою… Фридрих. Че за дела. Че творишь.
Отшельник, рассчитывающий, что подло напавшая галлюцинация скоро развеется, окончательно потерял надежду. Он медленно и осторожно попятился спиной, покрытой волдырями от солнечных ожогов, к моторной лодке, на которой самовольно прибыл на остров. Фридрих не сводил широко раскрытых от ужаса глаз с демона, пришедшего, как он считал, по его душу за все совершённые в жизни грехи.
– Я понял твой знак, Господь. Я все понял. Я возвращаюсь и сдаюсь полиции. В подробностях им расскажу, скольких и которых… я покарал. Расскажу абсолютно все. И меня будут судить. Я все осознал. Только убери от меня это отродье. Прошу, не дай ему подойти ко мне! – лихорадочно молил он и заводил мотор лодки, не сводя пристального взора с пугающего исчадия.
– Куда же ты, Фридрих?! От себя ведь не сбежишь!
Судно резко рвануло с места, и соломенная шляпа Фридриха слетела с его заросшей гнездом головы. Не без помощи проказливого ветра она долетела до кокоса и удачно приземлилась на его макушку. Недавно оживший и уже обретший чувство стиля плод сочно шлепнул вырезанными пышными губами. Он выпустил вслед беглецу обильное облако никотина:
– Да уж.... Как легко сойти с ума в одиночестве, – кокос задумчиво огляделся. – Ну хоть сигареты оставил.