Читать онлайн Попандос

Глава 1

Рассвет

Тугие струны майского дождя, нещадно стегали стекла приоткрытого окна. Дождевая вода, брызгами проникала в дом, уже частично пропитала занавеску и стекала на пол. Я смотрел на улицу, и казалось, не замечал, что под ногами образовалась лужица. Окно пришлось закрыть, а лужу под ним пришлось вытереть тряпкой. В квартире было тепло и душно. Хотелось прохлады. Дождик быстро закончился, но влага, пролившаяся на теплый асфальт, быстро испарялась. Теплый, влажный воздух, был каким-то – липким, что-ли.

Нет, нет жары не было – была духота.

Что поделать, двадцать восьмого мая. Как всегда, утром этого дня, идет дождь. Почему, как всегда? Потому, что день пограничника, блин! Всегда в этот день идет дождь. Каждый год одно и то же. Утром дождь, потом праздник.

Опять по городу будут ходить, молодые и не очень, люди в камуфляже и зеленых беретах и фуражках, крича друг другу издалека – «Эй, Зеленый», поднимая в знак приветствия руку с банкой пива. Ну да, рыбак рыбака видит издалека. Хорошо, хоть в фонтанах не купаются, как это заведено у пьяных в хлам десантников. Не хочу оскорбить чьи – то чувства, но сам видел. Купались. Ну да, май не август! Хотя люди и в мае умудряются загорать и купаться в озерах. На Петропавловской крепости, так эти энтузиасты загара, вообще, в марте сезон открывают. Прячутся от ветра за зубцами крепости, подставляя ранним, весенним лучам солнца бледное тело. Надо сказать – загорают.

Мысли лениво текли в голове, сменяя одна другую, извечное ворчание про себя расслабляло и как – то убаюкивало.

Это же надо? Родиться в день пограничника, а на границе и не служить.

Перелет, блин! Служил далеко за границей! Ну как так-то? Это-то и обидно.

Готовишься, понимаешь, фильмы про погранцов смотришь, с собаками возишься, домой их пачками приводишь, прячешь их от матери. И что?

Все, нужно взять себя в руки. Зависть, плохое чувство.

Нужно готовиться. Завтра же на работу.

Я был, как многие несчастен

Как все я не люблю оков

Как некоторые причастен

Но не как все, я не таков!

Я видел, как плывет по луже

Большой, бумажный пароход,

И если не глядеть поглубже,

Он не летит, он так, плывет

Я видел лунное затмение

Оно печально, но смешно

Ведь людям виделось знамение.

Вселяло робость, страх оно

Весь город будто муравейник,

заснул, невидно никого

Завтра снова на работу,

но не пойму я одного,

в чем смысл жизни нашей тленной,

куда, и как себя девать?

Тузом быть иль монетою разменной,

фрак или джинсы одевать?

Ведь нету счастья и в богатстве

Хотя и бедность не порок

Погрязли люди в святотатстве

И даже не у дел стал бог

О, наша старая держава!

Как изменилась ты с тех пор

Ведь о тебе ходила слава

Теперь, что олигарх, то – вор!

Что ни вор, то – олигарх, это точно!

Вспомнились строки стихотворения, которые писал когда-то давно, на заре юности.

Да, завтра снова на службу. Двадцать четыре часа смена. Хотя расписываемся за двадцать два. Двадцать четыре часа, хоть и с оружием, но без приключений. Тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог! Куда катится этот мир, подвигу не оставили ни миллиметра жизни. Ну, все, хватит брюзжать!

«Тормоз Ок», уже был приготовлен. Так сказать, ждал своего звездного часа, выйти в люди. Это я так сумку зову, для провианта на смену. Осталось сложить туда приготовленную пищу. Я весь в предвкушении. Девчонки, (это я их так называю, своих сослуживиц) когда попробуют мою стряпню, опять будут просить рецепт. Как это ты так вкусно мясо приготовил?

Все не то!

Обыденность, будто – бы, сладкой патокой, сковывала и так размеренную жизнь. Как муху сковывает смола, превращаясь в янтарь. Ну, вот, что было интересного за последнее время? Память рисовала школьные годы, институт, армию, друзей и девчонок, с которыми чудил и мутил приключения.

Если череду браков и разводов тоже можно назвать приключениями, то да. Это были приключения, и еще какие!

Но все имеет свойство заканчиваться.

Всё, дальше зона комфорта, попытки выжить и, как – то устроиться в жизни. Чехарда однотипных событий и мелькание дней, превращающихся в серую массу, как старая кинопленка на большой скорости. Приключения? Не сказал бы. Где подвиги?

А вот вопрос на засыпку: тряхнул бы кто из нас стариной? Ради имени прекрасной дамы полез бы на мельницы? Может быть, есть желающие на амбразуру, или под танки? А может, хотя бы в коллектор канализации за сокровищами Леприкона?

Фу, в канализацию я точно не полез бы, наверное, даже за небо в алмазах. Не переношу отвратных запахов и газов. Не курю, очень чуткое обоняние. Поэтому, так тяжело справиться с тошнотой. Фу, омерзительно. Представил, аж жуть, чуть не вывернуло.

Я – герой. Не в смысле герой России, или советского союза. Я герой моей жизни. Творец мира.

Вы знаете, когда я закрываю глаза, то весь мир исчезает. Когда открываю, мир опять появляется. Шучу, вы же понимаете.

Я – диванный генерал и критик! Такой же, как миллионы остальных жителей, нашей необъятной Родины, да что там Родины, земли в целом. Планктон, бубнящий себе под нос.

Включил зомби – ящик, ага, правильно, телевизор. Он, как у всех, почти, был в виде картины. Ну, как картина, только без резного багета, все такое матово – глянцевое, гладкое. Все угловато, сглажено, стильно, лаконично, однотипно. Висящий на стене черный ни квадрат, ни Малевича. Изображение на темном фоне, в темных тонах. Там, темной ночью, воровали уголь, сильно смуглые люди, голые этнические Африканцы. Даже глаза не открывали, и не улыбались. Шучу, телек еще не включил, а Вы чего подумали?

Взял с журнального столика пульт, включил. Пощелкал каналами. Сплошь и рядом одна и та же реклама, девичьи прелести, поющие трусы и всемирный кризис. Война в ближнем и дальнем зарубежье. Везде война.

Европа опять будет мерзнуть, голодать и проклинать Россию. Хотя сами виноваты в этом беспределе. Старый маразматик – дядя Сем приложил к этому свою костлявую руку. И лидер штатов, поющие под его дудку крупные монополисты, и правящий класс объединенного запада, сами себя тарам–пампам пара-ру-рам. Они пытаются задушить нас санкциями, но душат то сами себя. Они грозят нам ядерным апокалипсисом. Мы в ответ, не отстаем. Но, не такой уж запад и объединенный, как оказалось. Куда они без нас, захиреют! Вот, поэтому, втихаря, от своих партнеров, как могут, торгуют с нами. Опять же, торгуют, чем могут.

Россия, несмотря на этот прессинг, только крепнет, дай бог ей выстоять в этой мясорубке!

Лидер нашей страны, в который уже раз обещает прижать ворье. Так сказать, замочить в сортире, да все никак. Ну да, ну да, воруют – то только свои, проверенные люди. А своих и не накажешь. Кто ж тогда работать будет, если всех своих пересажать?

Опять призывы помочь фронту, записаться в отряд добровольцев. Пошел бы я на фронт? Моложе был бы, может и пошел бы. И опыт, и военная профессия позволяли. Но вот так, сломя голову, без раздумий в пламя войны…..? Наверное, нет. Биться за интересы толстосумов? Отдать здоровье и возможно жизнь? За понюшку табаку? Нетушки, увольте, дурачков – нет! Встану в строй, только тогда, когда родина – мать позовет. Когда без меня уже никак не справиться. Когда враг будет топтаться на нашей земле. В партизаны пойду, если что, буду поезда под откос пускать! Не за Олигархов, которые сдриснут, за кордон, а за детей и внуков. За их будущее.

Чувствовался душевный, патриотический подъем и одновременно чувство разочарования и легкого стыда. Было как – то неудобно, неуютно, что ли. Как – то стрёмно, было на душе.

И помочь хочется, да вот нечем, да мошенников развелось, переводить деньги кому попало, не очень хочется. А бить себя пяткой в грудь, доказывая, что все для фронта, все для победы – это каждый прохиндей будет. Лишь бы в его фонд бабло текло. Собрал и инвестировал за бугор. Чтоб им пусто было, чего их не переловят то, всех?

Эх, вот хочется все – таки приключений и подвигов, но не хочется тягот и неудобств. Не хочется преодолевать себя, но хочется ярких впечатлений и впоследствии – ярких воспоминаний. Парадокс, ведь одного без другого практически не бывает. Я не беру за основы приключения на отдыхе. Там все практично, безопасно и стоит денег. Как давно я не был на море. Балтика не в счет. Разговор про теплые моря. Прогретый ласковым солнцем песок, бунгало из пальмовых листьев, шезлонг, прохладный коктейль и никакой суеты, только нега. Курортный роман! Веселье, безоблачный кайф!

Выключил зомби – ящик, с сожалением положил пульт на место. Ничего нового, тот же калейдоскоп событий. А душа все жаждет, прямо-таки алчет чего-то нового, «перемен, требуют наши сердца», мелькнуло в голове. Желайте аккуратнее, может исполниться, подумалось вдруг, а показалось, что кто-то сказал это рядом, из-за спины. Свят – свят, невольно оглянулся, встряхнул головой, на всякий случай осмотрелся и пошел готовить рацион, свою пайку на завтра. Пока есть свободное время.

Эх, люблю я поработать – особенно поспать,

двумя, тремя буханками в зубах поковырять.

А в тюрьме сейчас макаро-о-о-оны дают.

Кусок мяса, истекая соком и скворча, томился в духовке. Он своим видом заставлял вожделеть его. Мясной сок, весело пузырился сверху корочки, как бы начинал закипать, выпуская пар и маленькие бульки. Это говорило о том, что мясо уже совсем скоро будет готово. Главное не передержать его, не пересушить. Гарнир был давно готов, и мясо подходило к завершению процесса. Через окно духовки было видно, что оно утомленно-распаренное, и на вкус, должно быть нежное и сочное. Не просто же так, оно мариновалось в соусе, в вакууме маринатора двое сток, а до этого еще, там же кувыркалось по девять минут, пару раз. Потом, мясо из маринатора, было перемещено в вакуумный пакет, воздух так же был откачен. И уже запечатанный пакет с соусом и мясом был помещен в кастрюлю с холодной водой. Кастрюля ставилась на ма-а-а-аленький огонь. В ней мясо томилось и грелось шесть часов. По-французски, сувид кажется. Чтобы мясо не потеряло сок, его поры были предварительно запечатаны жесткой, но, короткой обжаркой на сковороде так, чтобы образовалась тоненькая корочка, сок запечатывался внутри куска. И уже только после этого – последняя часть марлезонского балета, ее величество духовка. Небольшое количество яблоневой щепы уже брошено на дно духовки. Легкий дымок, струился от тлеющих опилок. Все это для придания аромата копчености и легкого кисловатого привкуса.

Во-о-т, достал уже готовый, истекающий соком кусок мяса из духовки. Аромат кружил голову, а рот самопроизвольно наполнялся слюной. Дал мясу немного отдохнуть. Положил его на разделочную доску и целых полчаса не подходил. Закрывать или накрывать мясо сейчас нельзя. Влага испортит, едва заметную, тоненькую, слегка хрустящую корочку. Отрезал то-о-о-оненький ломтик, слайс. Мясо, легко резалось поперек волокон, но и не разваливалось. Как положено, слайс мяса, держался на вилке, единым тоненьким ломтиком, слегка пружинил. Откусил маленький кусочек, мясо, просто таяло во рту. Оно было нежное и сочное, в меру соленое и в меру острое, идеально! Белиссимо! Не только в смокере, оказывается, можно приготовить шикарное мясо. В духовке тоже можно это сделать. Приготовить шедевр, достойный кулинаров с Мишленовскими звездами. Хотя подкопченное мясо – на любителя. Не все любят. Но мне – то нравится, и готовил я для себя. Ну, еще девчонок угощу, пускай позавидуют. А мне, что? Не жалко.

На улице опять прошел дождь, давно уже светило солнышко, выглядывая из-за тучек и лужи стали испаряться. Поэтому было душновато, но легкий ветерок все – же освежал, теребил прическу.

Все же мне предстояло небольшое, приключение. Даже не приключение, а так, глоток свежего воздуха. Вырваться из мира обыденности и повседневности. На минуту сменить обстановку. Предстояла периодическая проверка. Периодичка, как мы ее называли. Так называемый экзамен, придуманный для доблестных охранников.

Вот и Центр оформления документов. Здесь охранники со всего города и области сдают эту самую периодичку. Вход в тир был сбоку здания, в подвале. Впереди была проверка знаний и навыков, а также экзамены по огневой подготовке, не первые и не последние, а ежегодные. Перед ними зачет по правам и обязанностям. Хоть какое-то развлечение. Конечно, стрелять было интереснее, чем отвечать на вопросы, тыкая в клавиатуру компа и водя мышкой. Это было необходимостью, и поэтому приходилось с этим мириться. Отнесемся к этому, как к игре на компуктере. Не сдал – все, гейм овер, придешь пересдавать. Сдал – молодец, иди на стрельбы. Не смог выполнить задание – придешь еще раз. Выполнил задание – вот тебе новое. Ткнул в цифру, в рамку, где написан правильный, на Ваш взгляд, ответ на вопрос, он загорелся зеленым. Следующий. Ткнул, не изменил цвет, ага, подумай и тыкай снова. И так пока все не ответишь.

Фсе-о-о-о-о! Теорию сдал! Ну все. Пора идти в тир.

Инструктор по огневой подготовке, однообразно, заученно шутил, привлекая внимание. В легкой форме, так сказать, проводил инструктаж. Брифинг. Потом вальяжно, давал команды тем, кто вышел на линию огня. Но сосредоточенно, внимательно следил за ходом их исполнения. Мало ли, кто с перепугу может бед натворить. Все-таки огнестрельное оружие.

Все по очереди, немного мандражируя, выполняли команды упражнения. Громкий и резкий звук выстрелов, заставлял вырабатывать адреналин, сердце билось чаще. В горле першило, в носу щекотало, остро пахло горелым порохом. Толи автоматически, толи принудительно – включилась вытяжка. Я не увидел, чтобы кто то включал, но дышать стало немного легче.

Ну чего тут сложного, с десяти то метров, попасть в мишень два раза из трех. Просто попасть, в мишень, дважды. То ли дело, мы стреляли раньше. То, стоя, целясь из-за укрытия. Да еще на время, выхватив оружие из кобуры. Потом перекатом через плечо, стреляли в положении «с колена». Потом опять перекат боком и стреляешь уже с положения, «лежа на спине», «ногами в сторону мишени». На время, и мишень в двадцати пяти метрах, а не в десяти. Или как в армии. Как, и из чего мы только не стрелял. Не десантные войска, конечно, но уж стреляли – то точно, как ковбои, правда и бегали, как их лошади.

Теперь точно – фсе-о, зачет или периодичка сдана.

Приключение хоть и маленькое, но и оно закончилось. Можно продолжать службу, вернее нужно. Опять обыденность. Опять – да здравствует все то, благодаря чему, мы, несмотря ни на что! Кто последний смеяться? Я за Вами! Есть! Так точно! Дурак, уря-а-а-а-а-а!

Служба как служба.

Служим мы в охране

При одном заводе

Вечером и утром

Частенько на проходе

Не сказать веселье

Не скажешь, что тоска

Сумочки к осмотру

Смотрим пропуска.

По ночам с периметра

Светят фонари

Мы с тобой за сутки

встретим три зари

где-то там романтика

а мы с тобой опять

За копейки малые

Здоровье продавать.

Напарник мой сломался

И уже не вышел

По боку обиды

Быть ты должен выше

По боку рыбалка

Охота иль суббота

Мы сутки через сутки

Снова ждет работа.

Солнце клонилось к закату, ноги передвигались сами собой чисто автоматически, на автопилоте. Ничего так себе приключение, полдня потерял. А дела то не убавились. Магазин сам в себя не сходит, продукты сами себя не купят. Планы сами себя не исполнят. Да, а до метро – то далековато. И машину припарковал на другой станции. Здесь где-то должна быть стоянка техники внаем. Средства индивидуальной мобильности. Кто не хочет быть мобильным? А вот и она, стоянка желтых самокатов, а прокачусь – ка я, как в детстве, да с ветерком! А ну – ка, как тут все происходит? Черт бы побрал – это приложение на телефон. Так, скачать, установить, запустить. Ну и как я Вас спрашиваю, тут разобраться? Ничего непонятно. После долгой манипуляции с телефоном и самокатом, все – таки оседлал это двухколесное чудовище. Вот тебе и приключения, снова и опять! Приятные приключения, без подвигов. Сплошное удовольствие! Ветер обдувает, охлаждает и приятно щекочет, волосы развиваются на ветру. Какой кайф! Шучу, какие уж там волосы развиваются? Стрижка почти армейская. Неустойчивый агрегат так и норовил сбросить с себя неопытного седока. Но в том – то и интерес, чтобы обуздать чудовище, показать ему, кто здесь главный! Не грозное животное, не дракон конечно, но агрегат обуздать – уже победа! Телефон в одной руке, руль в другой. Что я не катался в детстве, что ли? Колесо неожиданно наехало на камень, и руль от удара вывернуло. Ой! Лечу! Как говорится, на всем ходу, с коня то я спрыгнул, а уздечку из рук не выпустил. Всем своим весом этот тяжелый электро – самокат потянул меня вперед. Инерция, довершила действие. Ноги – то мои уже почти коснулись земли, вернее старого асфальта. И вот я, потеряв равновесие, но уверенно держа руль самоката в одной руке, рухнул на дорогу. Вот прямо плашмя, лицом вниз! Мордой об руль задел. В общем, хроника пикирующего бомбардировщика. Здравствуй асфальтная болезнь! Снова, как в детстве. Вот как домой теперь идти, весь поободрался. Еще и всем улыбалом, об руль навернулся, вон зуб шатается, чуть не выбил. Губу всю располосовал. Распухла и кровоточит. На мизинце кожу чем-то – закусило и сорвало, кровь хлыщет не по-детски. Люди, идущие навстречу, озираются, провожают взглядами. Кто – то с осуждением, кто – то со злорадной улыбкой. Мол, еще один гонщик навернулся! Ну, упал, и что такого? Эка невидаль, ободранный, кровоточащий мужчина. Вот же – ж. Не видели, что ли? Мужичек за пятьдесят, неухоженный…. В целом стыдно, больно, одиноко. Кое-как добрался до стоянки этих противных гиро-скутеров – самокатов, средств идеальной мобильности, средств индивидуальной опасности. Будь они трижды неладны. Эх, прокатился! Лучше бы такси вызвал! Поставил, самокат на сошки. Теперь нужно быстренько отключить аренду. Сдать технику владельцу. Вроде не пострадал двухколесный конь, и то ладно. Да. . .Чтоб. . .Чуть свет и на работу! Телефон еще, как назло сел, а нефиг было играть в игрушки на нем. Не заводится, вроде и включается, подает признаки жизни, но тут – же экран гаснет. Неужели телефон от удара о землю испортился? Или просто батарея разрядилась? Как теперь отключить аренду? Что делать? Попандос! Так, бегом в метро. Нужно срочно доехать до машины, постараться реанимировать телефон, зарядить, ведь он уже даже не включается. Где я тут Вам зарядник то возьму? Пока не зарядишь, телефон не включится. А это значит, что пока телефон не включится, аренду самоката не отключишь. А время идет, денежки капают! Попандос! Хотел приключений? Вот они!

Впереди, на пути, какое – то марево туманное, глаз увидел, мозг лениво отметил. Ничего необычного, пар клубится, и что? Незначительный такой пар или туман. Дымка что – ли. Ну не суть. Бегом к метро, вон и вход сквозь марево расплывчато виднеется. Минуты капают, деньги тикают. Почти червонец за минуту. Проходя через это облако тумана, почувствовал вибрацию и покалывание, как от процедуры Дорсенваля. Обдало липкой влажностью и прохладой. Как то, немного подурнело. Легкая холодная испарина выступила на лице. Я слегка вспотел, но в горячке не обратил на все это внимания. Кровь, все еще сочилась из стесанных локтей и коленей. А из разорванного мизинца, кровь текла не переставая. Увидев такое на ком-то из близких, можно и в обморок шлепнуться. А тут сам. Руки тряслись, как у алкаша при треморе. Теперь стало еще хуже. Мысли путались, мешали друг другу, сбивались в одну кучу, комок подступил к горлу, новой волной навалилась дурнота. Вроде не пил, не курил. Да, чтоб тебя! Ох, ты – ж, в глазах то темнеет, мушки кружат перед взором. Нужно присесть, пока не упал. Легкий свист в ушах преобразился в колокольный звон. Однако темнеет. Присел на корточки, в позу эмбриона или гопника. Только голову положил на скрещенные, на коленях руки. Фух, чуть полегчало. Кажется, отпускает. До дома, скорее, до дома. Пока не упал, нет, лучше не становится. Чего сидеть выжидать? Теряю кровь. Надо идти, включаю автопилот. Стоп, а куда идти? Где станция Метро? Где площадь перед ней? Чего – то я не узнаю окрестностей, а где это я, где всё знакомое? Где проспект, где машины? Почему так тихо? Где это я, чьерт побьери?

Общее состояние стало улучшаться. Голова прояснилась. Вроде, как отпустило. Но кровь все еще сочится. Не знаю, что это было, морок, какой – то, но отпустило. Кое – как перебинтовал палец, нашел в кармане старый пластырь. Руки все еще тряслись, но уже не так сильно, так, легкий тремор. Огляделся внимательнее. Вот это лепота! Передо мной была поляна, и она была вся в цветах. Сочная трава доходила до пояса.

На дальней станции сойду, трава по пояс….

Залюбуешься. Но вот знакомого асфальта не было видно. Ну-ка, впереди вроде как какая – то дорога. Вот туда и пойдем. Вокруг, везде и повсюду, буйствовала природа, воплоти. Все цвело и пахло. Это, что так клумбы запустили что ли? Вроде нет. Поляна, лесная поляна.

На поляне, пасторальную картину портили двое парней. Они сидели, спрятавшись от яркого солнца, в тени у небольшого стога.

Откуда здесь стог?

Ну да ладно.

Может у них дорогу спросить?

Привет парни! Подскажите пожалуйста . . .

Увидав меня, парни в странной одежде, похожей на мешковину, перевязанную веревкой, встали, отряхнулись, взяли в руки, лежащие рядом с ними, дубины и направились ко мне. Их глаза мне сразу не понравились.

Они, молча и нагло, исподлобья глядели на меня, алчно изучали. Оценивали.

И я начал пятиться назад. Потом, повернувшись к ним спиной – ускорил шаг.

Меня окликнули – эй милай, челове-е-ек, а проход тут платный. Скидавай сапоги. Оглох чо-ля?

Попандос! Опять что – ли приключения?

В ушах все еще звенело, в висках стучало. Или все это заново? Слышалось далекое мычание коров, брехливый лай собаки, да трескотня птиц.

Порция абдриналина начала разгонять кровь. Ладошки предательски намокли, во рту все тут же пересохло. Идиллия – одним словом, заканчивалась.

Эти двое, взяли наперевес свои дубины, дружно и радостно двинулись за мной.

Ну, ты эта, паря, стой, не боись, мы тя не больно то.

Шутники блин.

Суму то давай сымай, давай, чего у тя там есть?

Театр абсурда какой-то!

Что делать? Бежать? Куда? Эх, дать в роговой отсек? А вдруг не сдюжу? И так уже накатался! Разведку бы нужно провести, разговоры поразговаривать.

Вы чего мужики? На бухлишко не хватило? Или закурить не нашли? Так я пустой, как барабан. С меня, как с драной козы спрос. Можно я дальше пойду? По холодку. Вы откуда такие красивые?

Тот, что с лева, многозначительно изрек – стой бусурманин и . . . не раздумывая ускорившись и догоняя меня ринулся в атаку.

Я остановился, пришлось принимать бой.

Мы принимаем бой!

Бугай, попытался нахлобучить меня сзади, по спине. Сменив направление, я поднырнул под удар и отскочил в сторону, но он рубанул дубиной поперек меня на уровне груди, а тот, что с права, попытался обойти, и зайти сзади меня и тоже примеривался ударить.

Так себе тактика, но есть превосходство в живой силе и вооружении. Предприниматели, блин!

Э-ее, стопе – стопе! Заорал я, подныривая под очередную дубину, и уходя в сторону от удара. Что за дела? Вы с дуба рухнули, что ли?

Здоровенный детина, прямо – таки бугай. Он, размахнувшись, так старался попасть дубиной со всего размаха, но, промахнувшись по инерции, начал закручиваться по спирали. Его дубина просвистела совсем рядом. Руки, крепко державшие дубину, тоже, по инерции, стали как бы навиваться на туловище. В общем лучше не придумаешь. Бугай, как по заказу был открыт для атаки полностью.

Мне всего не нужно, дайте мне лучшее! Он открыл верхнюю часть груди, шею и голову.

Обрадовавшись такой удачи, улучив момент, отвлекая, я со всей силы пнул его в колено. А потом, как бы сбоку и на себя, цепляя, рубанул нападающего в область шеи, внутренним ребром ладони, прижав большой палец. Куда попадет в челюсть или в ключицу без разницы.

Получилось, попал по открытой шее, по диагонали.

Бугай, потеряв равновесие, еще в полете закатил глаза и рухнул, как подкошенный.

Один ноль! Дрались, пока не сравнялись! Одного проще одолеть, чем двоих.

Победив, никогда не расслабляйтесь.

Отвлекаясь на первого, я упустил второго из виду. Так получилось.

Тупая боль неожиданно растеклась по затылку, со скоростью молнии, мягкая вата обволокла вмиг расслабленное тело и мир потух.

Глава 2

Рассвет, другой рассвет.

Утро встретило прохладцей, и стоило пошевелиться, как вновь пришла боль, и начала терзать голову с чудовищной силой. Во рту засуха, язык прилип к нёбу и распух. «Кошки и пионеры» сделали свое темное дело. Так хотелось пить! Казалось, вот сейчас, открой рот, и из него посыплется песок.

Кое-как, шатаясь, но встал. Оглядел окрестности.

Где же это всё-таки я?

Память услужливо, но с трудом, рисовала события вчерашнего вечера. Вот, попандос!

И дурнота совместно с болью, подло так, исподтишка, напали вновь.

Кое-как справившись с собой, вновь огляделся по сторонам.

Как ни странно, амбалы растворились во мраке, как и вещи, которые были на мне.

Ну, значит, кто – то будет ходить в моих джинсах, если на тряпки не пустят.

Влип, очкарик? Желудок, настойчиво просился на волю. Ноги подкосило, и я вынуждено сел на травку.

Так, надо потихоньку, помаленьку, подниматься, выбираться. Но куда бы мне податься? Местность была не знакомой. Глазу не зацепиться, все кругом чужое. Ничего знакомого. Ни одного знакомого дерева, тропинки или холма. Даже звуки были, какие – то деревенские, что – ли, а не городские. Машин вообще не было слышно. Вату в ушах пронизал писк. Только теперь я обратил внимание на писклявую мелодию, играл рожок или жалейка, кто ж его разберет. А парень – то виртуоз. А почему собственно парень?

Не хотелось называть девкой, автора этой музыки, уж больно душевно играл, жалостливо.

Собравшись с силами, побрел на звуки мелодии.

Так и есть, это был паренек, лет десяти от роду. Он босиком, не спеша шел по тропинке, и вдохновенно выдувал ноты из коровьего рога. За ним вперевалку шло маленькое стадо, коров, в пять голов и семь овец, все, конец.

Парнишка обнаружил меня. Остановился и опасливо, но заинтересованно пялился. Играть, правда, перестал, но и не убегал, что радовало. Я бы и черепаху сейчас не догнал. Голова гудела и напоминала о себе тупой болью.

Привет Малой!

Парень кивнул.

Где это я?

На лугу.

Блин, лепешка коровья, выругался про себя, в слух – же сказал, молодец, правильно. Хороший мальчик! Город далеко?

Далече! Семь днев пути.

А звать тебя как?

А тебя как?

Я Игорь.

А ты откуда Яигорь?

Блин горелый, лес густой, что ответить? Сначала нужно узнать, где я нахожусь? Сошлюсь на амнезию, а там – куда кривая выведет.

Так я не расслышал, как тебя звать – величать то?

Зови Микитка, меня все так кличут.

Красиво получается у тебя играть Микитка, душевно!

Это меня дед Савва научил, он и рожок смастерил. Вона коровам играю, а людям пока стесняюсь. А ты чего голый, почти раздетый? И какая – то странная одёжа. Не по погоде. Ты не хворый ли, головой?

Ага, трусы одежей не назовешь, скорее отсутствием таковой.

Понимаешь Микитка, на меня напали, ограбили. Забрали все.

Эвоно как?!

Ох, как пить хочется!

Где, Микитка, можно воды напиться?

Так колодезь в деревне есть, вода там студеная. Деревня то сразу за холмом.

Тропинка огибала холм и уходила, куда – то вдаль.

Яигорь, а ведь ты не здешний, говоришь ты как то, не по-нашему, чудно как-то. Видимо, далече, занесла тебя нелегкая?

Видимо так. Ладно, спасибо тебе Микитка, а я побрел в сторону деревни.

Микитка с участием и пониманием смотрел в след.

Эй, горемыка! Окликнул Микитка. Ну и Шишак у тебя на башке!

Оглянувшись на Микитку, я потерял равновесие. Сильно качнуло. Поэтому, выставив руки на встречу земле, чтобы не упасть, постарался сесть на корточки. Но не удержался и завалился набок.

Будь здесь, не ходи, я мигом.

Микитка стреканул в сторону деревни.

Что же делать, голова не соображала, боль пульсировала в висках и затылке, перед глазами плыли круги, коровы вокруг водили хороводы и сильно тошнило. Лег поудобнее, на живот. Дурнота не проходила. Закрыл глаза. Не помогало. Сотряс, форменный сотряс. Недели на две продлится, как минимум. Будет мутить, будет слабость. Без медикаментов можно и загнуться. Все тело трясло мелкой дрожью.

Яигорь, жив ли?

Микитка тряс за плечо. Вот, возьми.

Холодный горшок коснулся щеки.

Я протянул руку, взял горшок, прижался лбом к холодному терракоту, хорошо-о-о-о-о. Потом сел и жадно сделал пару глотков. Холодная вода обожгла прохладой горло, пробежала по пищеводу, но попросилась обратно. Накатила дурнота и… снова темнота.

Опять отключился.

Сквозь закрытые веки пробивался неяркий свет. Пахло прошлогодним сеном. Где – то, совсем рядом кричал петух, пищали цыплята, и кудахтали куры. Кто – то заботливо укрыл обнаженное тело рогожей. Голову перевязали мокрой тряпицей, а может, от испарины промокла. Я лежал на сене, в каком – то ветхом сарае. Обветшалая соломенная крыша давно не перестилалась, видала и лучшие дни, но для сарая годилась. Стены из кривых окоренных палок, когда-то замазанные саманной штукатуркой, давно уже потрескались, но все еще держались. Были довольно-таки добротно, ровно сделаны. Дыр не было, и то ладно. Хороший такой сарайчик.

Очухался?

В сарай, улыбаясь, вошел Микитка, следом вошел седой, но все еще крепкий старик. Взгляд старика был суров, губы поджаты.

Ну, что паря? Жив, стало быть?

Савва.

Дед протянул свою мозолистую руку.

Рукопожатие было крепким, хотя пальцы были тонкими и длинными, с утолщениями в суставах. Каждый палец, как бузинная палочка Дамблдора из фильма о Гарри Поттере.

В качестве бреда.

Хотя сравнение подходило.

Руки старика можно было назвать и музыкальными, но фортепиано в сарае видно не было. Хотя, может в избе имелся, какой – ни – будь аккордеон или хотя бы фисгармонь?

Боже, что я несу? Бред, какой – то! Тут бы выжить, а мне баян подавай.

Нахрена попу гармонь? Действительно, брежу наяву.

С собой, дед Савва принес резную коробочку из бересты.

Так, тебя дегтем мазать или сгущеной коровьей мочой?

Видя немой вопрос в глазах, дед Савва пояснил:

Ну, голова у тебя разбита? Так? Хочешь выздороветь? Так? Мазать надо? Так? А то, это, загниет все. Али черви заведутся. Чем, говорю, мазать будем?

Я застонал.

А подорожником ни как нельзя, или спиртом каким?

Да можно подорожником. Обязательно привяжем. Только, чтоб подорожник держался, его либо дегтем мажут, либо вот выпаренной, сгущеной коровьей мочой. Это значит, чтобы черви не завелись, и голову, чтобы, как луну, не раздуло.

Дед, чтобы заражения не было, обычный антисептик нужен!

Постой – постой, паря. Анти – чего?

Септик. Антисептик. Раствор такой, всех микробов убивает, йод, перманганат калия, спирт, перекись водорода трехпроцентная. Ну, или самогонка, или что-то в этом роде.

Йод? Перман- чего?

Есть у Вас самогонка хоть какая?

Отродясь не было. Мудрено говоришь. А чего это?

Ну, самогонка – или самогон. Водка. Это крепкий алкогольный напиток такой, забористый. Пьешь его, горло обожжет и тепло внутри разливается, а дыхание перехватывает. А потом встать не можешь, и песни поешь.

Чудно говоришь. Зачем же такое пить, что встать не сможешь, а если враг придет, али пахать надоть? А ты встать не могешь?

Хорошо, а что вы на праздники пьете?

Отвары разные, сбитень, кисель, мед. А то кумыс какой. На ярманке пробовал. Дед, мечтательно вспоминая, прикрыл глаза.

Все не то, покрепче надо. Похмельнее.

Так тебе хмель нужон? Пиво на нем еще варят монахи. Так хмель в лесу родится, ищи его у реки.

Да не хмель мне нужен, а сильно хмельной напиток, исключительно в целях дезинфекции, а не это вон все, чем вы меня обмазать хотите.

Дез, дез-ин, это чтобы черви не завелись, что-ль?

Ну да.

Так я и предлагаю, мочой или дегтем намазать, самогону то твоего, все равно нету.

Ах шпирт, шнапс, шамогон – пьем все на «Ш». Ладно, давай, мажь чем знаешь. Лучше дегтем. А можешь еще и все остальное туда намешать.

Правильно паря, хош и воняет деготь, а лучше средства то все одно нет.

Ох и чудно же говоришь ты Яигорь. Дед Савва усмехнулся. Откудова к нам то?

Из Ленинграда, (Ленинград во всей России знают).

А где ж это он?

Дед мазал снадобье на рану, как масло на хлеб. Толстым слоем. Сам с интересом слушал.

………

То есть, как где? Так, на Балтике, на финском заливе, на реке Неве.

Ох – ты – ж! И на Балтике, и на Неве, и на финском заливе? Че-то, сумлиюсь я. Не слыхивал. Дед лукаво подмигнул Микитке. Ярославль – слыхал, Володимир – слыхал, даже Китежград есть, а эт, в честь Лени назвали чоли? Чудеса, да и только!

Я прикусил язык, чтобы не вспылить, и посчитал про себя до десяти.

А какой город ближе всего к Вам? Как какой? Так батюшка господин Великий Новгород!

Далеко ли до Таллина?

Чего?

До Новгорода, говорю далеко?

Семь дней пути. Только тебе рано пока, в путь дорогу то собираться, слабый ты еще, сгинешь, да и люди лихие встречаются на дорогах то, не сдюжишь. Вона, видать, они тебя и приголубили ужо. Ты, эта, отлежись, осмотрись, а там, мож и идтить не нужно будет. Тебе куды надоть, то было? Куды шел?

Да не помню, я.

Это плохо, что не помнишь. Ну вот, перевязали тебя и хорошо, отдыхай покудова, денька два, а там поглядим.

Дед Савва засобирался.

Недосуг мне.

Вышел, на прощанье, подмигнув, помахал рукой.

И мне не до них!

Чего? Ты мне что – ли?

Нет, это я про себя, мысли вслух.

Ну, бывай!

Дед снова попрощался и ушел по своим делам.

Остались вдвоем с Микиткой.

Хороший дед у тебя Микитка.

Дед Савва то? Хороший, добрый. Тока не мой он дед, ведь подкидыш я. А воспитывает он меня, да, как родного. Вишь, бобыли мы с ним. Оба, два. Одни мы живем, даже без баб. Не братьев у меня не сестер, ни отца, ни матери, ни бабки.

А чего ж он не женится, крепкий же еще старик?

А не знаю, не говорит он об этом, много раз спрашивал. Мне с ним хорошо и ладно. Вот я вырасту и тоже, как дед Савва, никогда не женюсь!

А это еще почему?

Так дурры они все! Только и знают, что дразнятся.

Кто?

Так девки же.

Не боись, еще сами за тобой бегать будут!

Похлопал Микитку по плечу.

А чего им за мной бегать? Я от них и не убегаю!

И правильно, не убегай.

И как же они тебя дразнят?

Как – как!? Микитка – голь перекатная.

Ну и пусть!

Вот вырасту, да и пойду в лихие люди, и будут все меня бояться.

Ой, все ли?

Все, только деду не говори, ругать он меня будет, говорит, что разбойникам ноздри рвут, и клейма каленым железом ставят.

Правильно дед Савва говорит. Поймают и накажут.

А вот это, сначала изловить надоть? А вот меня и не словят! Я знаешь, какой быстрый да ловкий? Быстрее всех ребят тикаю? Я за коровами да овцами цельный день могу без устали ходить. А один раз, даже быстрее княжьей дружины в деревню прибег. Они верхами были, а я пеший.

Ну и молодец, только не надо бы тебе в лихие люди Микитка, прав твой дед Савва. За деяния и – воздаяния.

А как жить то? Все коровам хвосты крутить?

Учиться тебе надо!

А я и так умею!

Что ты умеешь?

Так хвосты ж крутить, коровам.

Микитка надулся.

А вот, скажем, читать ты умеешь?

Читать?

Микитка задрал голову, задумался.

Следы, могу читать, тоже дед Савва научил!

Молодец. Хорошо, а книги умеешь читать?

Какие книги? Нет у нас никаких книгов.

Письма, например, читать?

Каки таки письма? Чего это?

Ну, хорошо. Вот, уехал ты далеко, и получил от деда Саввы письмо, а прочесть не сможешь.

А-а, письмо.

Прищурился лукаво.

Это грамотка? Как у князя?

Ну, наверное, да.

Нетути у нас таких, у князя только.

А князь умеет читать?

Князь, то, да-а-а-а!

А дружина его?

Не все могут. Только воевода, да сотник.

А ты сотником хочешь стать?

Кто ж не хочет? Князь жалует сотника. И в городе все его жалуют, и в деревне. И лихие люди боятся.

Так чего же тебе не стать сотником?

А меня возьмут?

Сначала, конечно, нет. Ратником даже не возьмут. Но показав себя, сначала сотнику, ты попадешь на службу. Служба может быть разная, даже за конями смотреть, навоз выносить. Готов?

Конечно, готов.

Сначала тебе нужно дружинником стать. Но, когда ты покажешь себя – так, шаг за шагом, глядишь, и до сотника дорастешь. Шаг за шагом, от простого дела – к сложному. А может, и до воеводы дорастёшь.

А как это показать себя?

Ну вот, например – ты умеешь быстро бегать, или считать, писать и читать, или ты умеешь обращаться с мечом, или метко из лука стреляешь. А князю ох как нужны умные и искусные войны. Кого он к себе в дружину набирать будет? Может глупых и ленивых?

Да, что ты, они никому не нужны, они все только портят.

А если ты покажешь себя умным воином, сильным, смелым и умелым? Возьмет тебя князь в свою дружину?

Возьмет, наверное, а как это показать, как сделать так, чтобы князь увидел?

Знаешь Микитка, князю всегда нужны хорошие войны, сначала нужно стать таким.

А как станешь?

Предложи князю испытать тебя.

Вот так просто?

Скорее всего, до князя тебя не пустят, но вот сотнику или десятнику показаться можешь. А как будет, что показать, будь уверен – князь сам все увидит.

А как стать сильным, умным, смелым да умелым?

Э-э брат, не все сразу, давай уже завтра. Устал я.

Даешь слово, что научишь?

Если будешь учиться и стараться – даю.

Я протянул открытую ладонь Микитке, он посмотрел, улыбнулся и хлопнул по ней своей маленькой ладошкой.

Потом засобирался и довольный, убежал как ошпаренный.

Через некоторое время вернулся, принес крынку парного молока, ломоть хлеба из муки крупного, очень грубого помола, и несколько перьев зеленого лука.

Не до жиру, быть бы живу. Ничего, прорвемся. Времени было много, заняться было нечем. Еще раз осмотрел сарайку, теперь уже внимательнее. В сарае было только сено, на котором беспамятствовал, да допотопный шанцевый инструмент. Деревянные вилы, сделанные из обрезанной ветвистой палки, допотопные деревянные грабли, метла да деревянная лопата. Постарался нагрести больше сена, чтобы удобнее устроиться, согнал с насеста возмущенную курицу. А что она там делала? Посмотрев внимательнее, обнаружил кладку яиц. Опаньки, будет у меня королевский ужин! Разбил в крынку с молоком пару найденных яиц, нарвал туда же зеленого лука, размешал все как следует. Не подцепить бы сальмонеллез от сырых яиц. Эх, а вот ведь! Омлет бы вышел из этого жужева классный! А что делать? Соли то и то не хватает. Жаль, конечно, но чем богаты, тому и рады. Хлеб, подумав, тоже в крынку отправил, поломав маленькими кусочками. Неплохая тюря вышла.

Вспомнился анекдот, как генерал интересовался рационом солдат. Как кормят, бойцы? Молчание. Выходит, хорошо? Выходит, то хорошо, входит плохо.

Ну, это не тот случай. Не знаю, как Вы, но по своей воле, пить сырые яйца, из-под незнакомой курицы, я бы не стал. Если бы, не голод.

Ух, вроде наелся, и на сердце веселее, и голова проходит, мутить тоже стало меньше. Прижилось, кажется. Голод все – таки дядька.

На следующее утро, Микитка ждал около сарая, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь войти, что-то бормотал себе под нос.

Когда его окликнули, просунул голову в дверь и как бы между делом поинтересовался, как я себя чувствую, хорошо ли я спал.

Прямо политес сельский, воплоти.

Заходи Микитка, не укушу.

А учить будешь? Ты обещал.

Обрадовался он,

Раз обещал, значит буду. Только – чур, все, как скажу, так делать будешь.

Мои кости, твое мясо!

Отозвался малец.

Где нахватался, может так принято?

Мясо дело наживное, это да, были бы кости. Вот силушку и будем копить. Может, за одно, и умишко нарастим.

Микитка, вот тебе мой первый наказ.

Пробегись по деревне, предложи бабам воды натаскать, но таскать будешь завтра. Как договоришься. То есть, согласится, какая баба, запоминай и беги ко мне. Я буду записывать, чтобы кого то, ненароком, не пропустить.

Да кого тут забыть? Я всех знаю. Никого не пропущу!

Микитка все утро бегал, предлагал свои услуги.

Набрали семь заказов, и довольный, как слон, он ушел пасти свое стадо.

Вечером, как договорились, встретились вновь, чтобы обсудить этапы тренировки. Малому, с раннего утра, до зари предстояло, натаскать воды в семь домов, а потом идти пасти стадо.

Грузим мясо на кости, натягиваем жилы.

Утром, парнишка, чуть живой завалился в сарай.

Можно я отдохну?

А ты всем, кому обещал, натаскал воды?

Нет, тетке Матрене не принес.

Так чего же ты сюда заявился? А ну бегом.

Бего-о-ом! Отдыхать потом будешь, когда пойдешь стадо пасти. А скотину уже скоро выгонять будут. Хочешь опоздать?

Парнишка, шатаясь, покинул сарай. Но, надо отдать должное, молча. С характером паренек.

Пока Микитка пас стадо, я был занят собой. Думы думал, да кумекал, как быть дальше, чего делать, что могу. Пока ноль информации, ноль сил и здоровья. Чего я могу?

Вот и вечер, Микитка буквально ввалился в сарай. Усталый, но довольный, он многозначительно изрек, я все сделал, как ты сказал, увалился рядом со мной, на сено. Полежал? Отдохнул? Молодец, давай по дворам, нас ждут великие дела!

А что, опять воду носить? Нет, не сегодня, договаривайся на завтра.

Так я ж всех обошел вчера, только семь домов согласились, а им я воды натаскал.

А вдруг сегодня, кто-то еще согласится? Если не согласятся, предложи нарубить дров. Дрова только на один дом бери. Завтра с утра, все исполнишь.

Малой побрел к выходу.

Микитка, чего не весел, буйну голову повесил? Устал, что ли? Давай – давай, раз–два, раз–два! Веселее!

Загонял я мальчишку совсем. Ничего, злее будет. Вот отплатил, так отплатил! Добром – за добро! Правильно, недаром говорят, сделал добро – беги!

Добром, не нужно досаждать

пусть даже и большим

Нужда попросит, надо дать

бесплатно, от души

Мне папа с детства говорил

У всех вещей – цена

Беги, добро, коль сотворил

Мостит путь сатана.

Совсем уже к вечеру, прибежал довольный Микитка.

Смотри чего дали!

Глаза его горели как звездочки, улыбка до ушей!

И молока, и яичек, и хлебца, даже вон сала кусок.

Как это дали?

Ну, я им воды принес, а они мне вона чего. Мы сала то с дедом давно не едали. А тут целый кусма-а-а-ан.

Вот и хорошо, иди деда обрадуй, добытчик.

Только бы не надорвался, парнишка. А то помчит сломя голову, ресурсы добывать.

Так целую неделю, Микитка с Вечера набирал заявки, а утром выполнял их, потом бежал пасти стадо. Изо дня в день. Хозяйки охотнее стали нанимать парнишку на незамысловатый труд. Все больше доверяли и старались угостить старателя. Тем более, что он охотно брался за любую работу. Не капризничал.

Глава 3

Путешествие.

Утро выдалось дождливым. Вместе с тучами в деревню замело дружинников. Как потом оказалось, по мою душу. Не соврал дед, пару дней я отдохнул, даже пару недель. Дед Савва мне менял повязки, колдовал над раной, и исправно кормил. Худо, бедно кормил, но здоровье возвращалось. Боль, терзающая голову, постепенно ушла. Мутило, но уже не так сильно. Рана на голове тоже затягивалась.

Дружинники реквизировали телегу с чахлой лошадкой и возницу к ней.

В эту телегу меня и определили.

На прощанье, дед Савва, дал мне одежду из дерюги и лапти.

Негоже голышом то. Не абы, что, но все – таки, одежа.

До сих пор я храню этот подарок.

Подумалось, по одежке встречают.

Быстренько оделся.

Даже не холоп, и не смерд, так – голь перекатная. Также как и Микитку девки дразнят, можно звать и меня. Сын божий, обшит кожей.

А вот и Микитка подбежал. Глаза встревоженные, губы трясутся, но держится, молодец. Ничего, все будет хорошо. Микитка, ты не забывай по дворам ходить и работу бери себе, да потруднее. Воду носить, дрова колоть, навоз вывозить. Не ленись только, а через годик увидимся, я другим навыкам и хитростям тебя учить буду. Как в бою победить, какую пищу и из чего можно приготовить, много чему, в общем. Ты дождись только, в лихие люди, то не уходи.

Не уйду, обещаю, на кого ж я деда то оставлю? Да и не хочу я уже в лихие люди идтить, хочу в дружину к князю.

Вот и молодец, вот и ладно.

Я буду помнить Вас с дедом, спасибо Вам большое за все.

Я вылез из телеги, учтиво поклонился, как положено, в пояс, до земли.

Дружинники толкнули меня обратно, я брякнулся на ворох сена.

Телега дрогнула и тронулась в путь.

Микитка стоял подле деда, опустив голову. Савва, успокаивая мальца, слегка трепал его белые волосы.

Телега увозила нас все дальше, а фигурки провожающих становились все меньше.

Ехали, молча, и только скрип колес телеги оглашал округу. Утренний дождик давно прошел, стало теплее. На сене, которым было застлано дно телеги, было удобно лежать, почти, как на кровати. Если бы только одному раскинуться, а тут еще двое дружинников. Путников разморило, скрип, как колыбельная, убаюкивал.

Вдруг, лошади, запряженные в телегу, начали всхрапывать и прясть ушами.

Возничий встрепенулся.

Тпру-у-у-у, не замай, не замай – говорю.

Дернул поводья на себя, телега остановилась.

Что там?

А, не видно ничего, лошади почуяли кого-то.

Вдруг из чащи леса выскочил медведь, и не разбирая дороги, опрометью кинулся под телегу, прячась.

Ломая ветки на пути, в след за медведем выскочил лось, без рогов.

Забившийся под телегу медведь – скулил, как щенок.

Все было бы так смешно, если бы не было так страшно.

Медведь, выскочил из-под телеги, и ломанулся в чащу леса, лось помчал за ним. Слышался удаляющийся треск, и поскуливание молодого медведя.

Видимо не по Сеньке шапка – то!

Да, не по себе выбрал соперника, хохотнул опешивший дружинник.

Оторопь прошла, возница подбодрил лошадей кнутом, мы поехали дальше.

У ручья решили встать лагерем. Костерок, котелок, ночные разговоры. Вспоминали медведя и лося, шутили над ними, собрались спать, ночевать. Завтра снова в дорогу.

Мое дело помалкивать, пока вопросов не задают, но все же, на привале, я рассказал им пару шуток, про зверей, и дружинники стали относится терпимее. Напряженность ушла. Глядишь – так и друзьями станем. Большей популярностью и пониманием пользовались анекдоты про наглого зайца. Хохот на полянке стоял, гомерический! Лошади паслись рядом и искоса на нас посматривали, каждый раз вздрагивая от новых приступов смеха. Хохоча, я заметил, что мы ржем гораздо громче, чем гнедой, и новый взрыв смеха, нарушил идиллию. Мои стражи уже одобрительно хлопали меня по плечам, забыв, кто под конвоем, а кто конвоир. Как-то ненавязчиво, мы нашли общий язык и сдружились. Ведь я вел себя смирно. Не пытался навредить им или сбежать. Выказывал примерное поведение, в общем. Да и зачем же давать повод для беспокойства, служивым людям? Они же меня охраняют, берегут.

Как-то, в беседе, задал вопрос моей охране, они же мои невольные конвоиры.

А чего это меня хотят видеть, ясны очи пресветлого князя? Чем моя физиономия, стала ему так интересна? Али помочь, чем могу?

Фрол, так звали первого дружинника, только пожал плечами. Не сильно – то он разговорчивый, а вот, словоохотливый Вячеслав пустился в раздумья.

Вот ты сам, паря, посуди, явился, откуда не звали. Толком, облачения, оружия да брони на тебе нет. Странь, не нашего роду племени. По-нашему не балакаешь, кто ныне князь – даже не ведаешь. А вдруг ты наймит, какой, али тать бусурманский? Может и не так все, но князь у нас дебелый. Он сам все уразумеет и изведает, ты энто, паря, не перечь ему токма. В клети отправит, сгинешь там. А как добром молвить будешь, глядишь, и живу быть.

Здрасти, приехали! Какой же я шпион?

Во-о-о-т, мож и не шпиен, а мож наоборот хорошай шпиен. А токма чем докажешь, что не тать или не наймит?

Ага, говорю про себя, какие ваши до-каза-тел-ства? Вспоминая железного Арни. Дело то – дрянь, хоть петляй – хоть не петляй, все одно поднимут, хай! Ладно, не в Китае, по-русски говорим. Почти. Глядишь, и свезет, и вывезет. Не вешать нос, это главное.

На следующее утро ехали молча. Слушали птиц. Вдруг стая ворон, потревоженная кем то, неожиданно, с карканьем взмыла в небо. В стороне от нас за леском, за рощицей вдалеке, был едва виден конный отряд.

Тоже Ваши?

Нет, то половцы, но чего они тут?

Парни насторожились, коснулись своего оружия, поправляя, как бы проверяя наличие и перекладывая поудобнее.

Их дюжина, а нас – только двое.

Не двое, а трое. Есть запасной меч или копье?

Нет, паря, не получишь. Спины мы тебе не подставим. Не серчай, не ведом ты нам.

Нож тогда хоть дайте.

Цыц, говорю тебе!

Ладно, не вопрос, сам добуду, как говориться – зубами вырву.

Дорога проходила удолом, оврагом значит. Мы оглядывали верха, ожидая нападения. Идеальное место для засады. Скрип деревьев чудился бряцаньем лат врага. Дыхание ветра – свистом стрелы. Шорох листвы чудился осторожными шагами. Враги подкрадывались отовсюду. Скрипела тетива на натянутых луках. Напряжение возрастало. Или может это звенело в ушах от тревоги в душе. Даже птицы перестали петь и ждали, ждали, когда прольется кровь. Вороны, кем – то потревоженные, молча, кружили и жаждали добычи. Стрекотала сорока. До конца оврага было всего-то, каких-то метров пятьдесят. Но нам они казались бесконечностью. Мы вертели головами, всматривались в силуэты деревьев, не таится ли там враг. Мы всматривались и вслушивались, ожидая внезапного нападения. Время растягивалось, каждый сантиметр дороги удваивался. Каждая кочка повторялась трижды. Неожиданно, порыв ветра наклонил верхушку старой, черной от времени березы. Она росла на возвышенности и была довольно-таки старой. Застонав, дерево обломилось примерно, где – то посередине. Крона дерева, сбрасывая на нас листья, мелкие сучки и кору, держась на честном слове, повисла над дорогой, прямо над нами. На руки Вячеславу свалилось старое гнездо. Нас осыпало трухой, листьями, ветками и кусочками коры. Вот она – Засада. Но нападающих, все еще не было видно. Ни спереди, ни сзади, ни топота копыт. Ни коней, ни всадников. Тех, которых мы так ждали, видно не было.

Слух наш, поддавшись обманчивому ожиданию, рождал непонятные звуки.

Ну, где же они?

Ожидание утомляло больше всего.

Вячеслав держал лук наготове. Тетиву не натягивал, но стрела была готова.

Фрол держался за древко своего неизменного копья. Меч был в ножнах.

Дайте хотя бы нож.

Нет, не замай, в вериги облачим.

Скороговоркой проговорил Фрол, не сводя настороженного взгляда с края балки.

Солнце, светило, но пряталось, где-то там, за деревьями и кустами, за верхним краем.

Неспроста дерево обломилось, ой неспроста!

Будут ждать темноты или нападут сейчас?

Только скрип колес телеги, звучащий в тиши отчетливо громко, да стук рвущихся из груди сердец, оглашал округу. Пульс стучал в висках. Ладони предательски намокли. Тишина, даже птицы не поют, вороны и те заткнулись.

Бли-и-и-н горелый! Ну, разве можно так издеваться над человеком?! Страшно же!

Мои охранники вздрогнули, с укором посмотрели на меня.

Я это вслух сказал? Сорян, пардоньте! Не со зла! Все это нервы! Тем более стресс у меня, я ранитый!

Выставил руку в знак примирения.

Да замрешь ты, свербигуз, чего копырзишься?

Фрол кипел, как самовар, и так же шипел!

Я прижал ладошки ко рту, чтобы не рассмеяться.

Гримаса Фрола в гневе, дорогого стоила, а тут еще и «свербигуз» «копырзишься». Наложив руки на рот, я показывал, что – все, рот закрыл.

Вячеслав прижал палец к губам, и тоже шикнул.

Ш-ш-ш-ш-ш, слышалось с обеих сторон.

Блин, они еще перешикиваются.

Молчу! Молчу! Я едва сдерживал хохот, который рвался наружу! Блин, страшно-то как! Страшно и смешно одновременно.

Получив увесистый пинок, я успокоился. Взял себя в руки и притих.

В полной тишине, мы все-таки выехали на край оврага. Удол кончился, дорога выкатилась на полянку и заструилась дальше по лесу. Солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев, игралось, щекотало глаза и смеялось над нами.

Опасности, видно не было. Половцы – растворились, ушли своей дорогой, либо мы были им не интересны, либо не заметили нас, может, хотели остаться незамеченными они.

Вот дикий народ! Кто их понять сможет? Но так просто, легкую добычу, они не бросают.

Фрол, скоро закат, что делать будем? Ночью ехать?

Так не видать не зги, осесть надоть.

Волновался Вячеслав.

Не здесь же!

Фрол проверил оружие.

Крякнул вознице, разворачивай!

Куда?

До удола. Там в затишке, и теплее будет, и огнило скроем.

Да-а-а-а, ночь то будет холодной. Глянь сколько зирок на небе.

А вода?

Из мехов воды нальем, потом в ручье восполним.

Развернулись, поехали назад.

Погони так и не было.

Ночь и вправду была звездной и холодной. Луна, тонким серпом, вылезала из-за горизонта. Небо было усыпано мириадами звезд. Где-то невдалеке ухал филин. Шутить, почему-то не хотелось. Склоны балки хорошо прятали всполохи костра. Со стороны и не увидишь. Но все равно, все были начеку и сидели к костру спинами. Так глаза лучше привыкают к темноте, лучше видно, что освещает свет костра.

Фрол, сидел под телегой, прислонившись спиной к заднему колесу. Он предусмотрительно подстелил соломы.

Вячеслав, по другую сторону от костра, расположился у вывороченного пня. Навалившись на него боком, и приобняв свободной рукой.

Дружинники полностью слились с природой, и со стороны их не было видно. Со стороны, хорошо был виден только костер, я и возница, он поддерживал огонь.

Молодцы, маскироваться умеют, голыми руками не возьмешь.

Так как мне не разрешили отходить от телеги. Я, взобрался на сено, и вытянувшись во весь рост, глядел в звездно-чернильное небо. Спать совсем не хотелось. Тоненький серп растущей луны почти не освещал. За то звезды были большими и яркими. В городе таких звезд не увидишь, там освещение мешает, а здесь нате-ка, Вам! Просто россыпи, мириады.

Давно ли мы вот так глядели на звезды? Просто, молча созерцая, ни о чем не думая, наблюдая, за едва заметным движением, любуясь. Падающая звезда расчертила небо на две половины, сгорев – погасла. Вот же ж, не успел загадать желание.

А можно помедленнее, я записываю! А собственно, чего я хочу? Тут с кондачка не решить. Вернуться домой? Без документов и одежды? Любой патруль, конец приключениям, вернее новое начало, снова – здорова! Одежду, броню, оружие? И… В армию? Предел мечтаний! Я же не Лучник, не мечник! Попандос! Но приспосабливаться – то, как, то надо. И кстати, как я здесь очутился, как назад попасть? Сначала надо «вольную» получить. А еще лучше красные штаны, чтобы все «ку» перед тобой делали. Пацакам везде сложно жить, любой чатланен или эцилоп обидеть могут. Ладно, утро вечера мудренее. Нужно вздремнуть, пусть даже через не хочу. Силы нужно беречь. Еще вон, звезда упала. И снова. И опять. Глаза закрылись, сами собой. Лицо жены улыбалось, но грустной улыбкой. Как ты там без меня. . . .? Солнышко рыжее мое…

Проснулся рано утром. Костер давно уже потух, угли уже не дымили и покрылись бело-серой золой. Возница, сложившись пополам, калачиком спал около костра. Половцы так и не напали.

Прогуляться, что ли, пока эти двое сторожат костер?

Взобрался я на склон балки и углубился в лес. Прошлогодняя листва, влажная от утренней дымки, скрывала шорохи шагов. Поэтому ушел почти беззвучно, даже не разбудил свою свиту. Пусть отдохнут, и так, всю ночь дежурили.

Буквально недалеко от края оврага наткнулся на проклюнувшийся гриб, боровичок. Гриб, как гриб, белая, курбастенькая ножка, ярко коричневая шляпка, светлая под шляпкой плотная губка. А вот и подберезовик, серая шляпка на длинной ножке. Грибы. Это нечто! Сейчас, как наберу полное лукошко. Но вот лукошка – то и нет. О, еще один нашли, должны быть еще. А ну, поищем. Действительно, вот еще, и вот, грибы были недалеко друг от друга. Жаль, что лукошка нет, набрал столько, сколько смог унести в руках. А и зачем мне больше? Не солить же я их собрался.

В лагере, в это время, была суматоха. Меня потеряли, хотели идти по следам, а тут и я, Здрасти Вам! С добрым утром, грибник нарисовался, не сотрешь.

Чего всполошились то? Вот он я! За грибами ходил.

Ты эта, паря, не уходи так-то! Ибо свяжем, мы тебя, а то! В веригах привезем!

Фрол усиленно делал злую мину, а в глазах читалось облегчение.

Вячеслав, просто, улыбался.

Позавтракали, чем бог послал, грибы ушли на ура. Их отварили в котелке, дважды слив отвар. Потом пожарили с луком. Как же картофеля то не хватает. Можно было конечно грибы пожарить на палочках, как шашлык. Но, наверное, можно отравиться. Я в грибах несилен. Грибы, они все, условно съедобные. Запили наш завтрак, отваром из корней и плодов, найденного неподалеку, куста шиповника. Каркаде, ну вот натуральный, каркаде! Только из корней и плодов. Вот и мой вклад в общую копилку.

Не нахлебник я – партнер.

На сытый желудок и ехать веселее. Парни подобрели, улыбались, даже начали подтрунивать друг над другом.

Утро разведрилось, солнышко давно уже выкатилось из-за горизонта. Дорога, как и раньше, все петляла по лесочкам да поляночкам.

Никакой погони не было.

Ну, и мы, спокойно продолжили свой путь.

Новгород

Глава 4

Новгород

Батюшка Господин Великий Новгород встречал нас открытыми воротами. По берегам Волхова, на пристанях, разгружались и загружались многочисленные суда ушкуйников. Напротив, кремля расположился торг. Зажиточные купцы уже открыли свои лавки, зазывалы орали, как ненормальные, стараясь, перекричать друг – друга, зазывали покупателей. Хозяева лавок, одетые в богато украшенные жупаны и в меховые шапки, сгрудившись, общались, опираясь на безмены. Местные красавицы уже ходили по торговым рядам, приценивались, смотрели ткани для нарядов. Отовсюду слышался крик зазывал.

А вот пироги с щавелем, с рыбой, луком и яйцами!

Эй молодухи налетай, гривны, гривны выбирай!

Потом я узнал, что гривны это шейные украшения.

Бублики – баранки, кому бублики?!

Для тяти, да мамашки – горшки, кувшины, чашки!

Свежий квас, зелено вино!

Рыба, свежая рыба, налетай – покупай, никому не оставляй!

Сладкий сахар, хорошо – пососи мой петушок!

Сосут девчонки и молодцы, сосут мамаши и отцы!

Тащи скорей большой мешок, купи мой сладкий петушок!

Скоморохи дудели в рожки, играли гусли, барабаны и бубны. Торговый люд перемежался с нищетой и каликами перехожими. Зеваки, разбавлялись мелкими воришками, суровыми воинами и приезжими крестьянами. Людей было много, как и товара, на любой вкус и кошелек. Заключались сделки, пари, велись споры и беседы. В одном углу ожесточенно торговались, в другом, любовно били цыгана, пытавшегося ранее украсть коня. Жизнь била ключом! Вечевой колокол висел безмолвный, ибо не о чем было звонить, враг не наступал, пожара не было, вече не созывалось, решать задачи народу не приходилось, не о чем было ломать головы и принимать решения. Народ беззаботно процветал, жил в расслабленном режиме. Господин Великий Новгород, находился на международном пути, «из Варяг в Греки» он был обособленным анклавом, в нашем понимании. Новгородской республикой. Государством. Никому не подчинялся, князей сам выбирал. Со всеми торговал. Это тебе, не какой ни – будь там вшивый Киев. Не мать городов русских, а отец. Это господин Великий Новгород! Хотя Киев и считался столичным городом, Русь была не Киевской, а Новгородской. Если уж совсем быть честным, Русь пошла с Ладоги. Город такой есть, теперь Старая Ладога. Потом был построен Новгород. Господин Великий Новгород силу имел. От финского залива до Уральских гор правил. От Белого моря, и до Волги. Мощь!

Огромный, бревенчатый княжеский терем, занимал половину неба, и давал тень сразу на три улицы. Все наличники и ставни были обработаны витиеватой резьбой. Само собой разумеется, венцы крыльца, были причудливой формы, и сплошь покрыты кельтскими узорами. Тема кельтских драконов была представлена в невообразимом многообразии. Узор переплетал сам себя, порой завязываясь в узел, а порой распускался как цветок.

Венцы крыльца защищали бравые молодцы из дворцовой стражи, сплошь покрытые металлом. Складывалось такое впечатление, что каждую железяку, на своем доспехе, они натирали денно и нощно. Или, быть может, доспех был выполнен из нержавейки? Латы на солнце играли и блестели, как тысячи зеркал, будто рыбья чешуя. На плечах у воинов, были алые плащи.

В терем князя нас не пускали, мол, заняты Мстислав Владимирович, послы иноземные у них. Разговоры разговаривают. Обождать надоть.

Мстислав Владимирович – заняты!

Ну, что?

Сказал Фрол Вячеславу.

Поехали на постоялый двор али в дружину?

Сначала сотнику доложить надо, а он уж тысяцкому.

А там, нам скажут, где быть, чего делать.

На том и порешили.

Меня передали с рук на руки таким же служивым, а те предварительно завязав мне глаза, куда то повезли меня, и в конце моего путешествия, поместили в сухой подвал.

Тихо, сухо, тепло. Соломкой застелено, только не выбраться. В кандалы не заковывали, и то ладно, тоже хорошо. Хоть поспать можно спокойно. Есть хлеб, вода и горшок.

Что еще для полного счастья нужно?

Себе мы сами строим замки, себя мы сами загоняем в рамки!

Только я стал засыпать, как лязгнул засов, распахнулась, кованая дверь и в келью кубарем влетел, маленький, перемазанный сажей, мужичек. Тут же поднявшись, бросился на закрывающуюся дверь. Выскочить не успел, дверь закрылась перед его носом. В отчаянии, он пнул дверь, ойкнув, присел, стал растирать ушибленную ногу.

За дверью, кто-то смачно заржал.

Мужичек сидел, насупившись, чертыхался себе под нос.

Лапоток то поправить надоть. Покачал головой, снял лапоть.

Повернулся ко мне.

Здрав буди, Ерема я.

Протянул руку для рукопожатия.

Ты это, не серчай, что я бякал, меня по оговору в клеть то кинули. А ты кто? Как звать величать? Чьих будешь?

Я сжал протянутую руку крепким рукопожатием.

Зовут Игорем, так – прохожий, сын божий, обшит кожей.

А с какой целью интересуешься?

Ну, дык, для себя разуметь, с кем глаголить буду. А не ты ли, мил чоловик, на рынке лошадя стятил?

Я улыбнулся, во все свои тридцать три зуба, не а, не я.

Вытянулся во весь рост, на спине, потянулся до ломоты в костях, хрустнуло.

Меня тоже, по оговору в подвал. Меня вообще – то Князь желают видеть. Со мной познакомиться хотят. Пред ясны очи ставить будут. Интерес у него ко мне есть.

Ерема удивленно мотнул головой, эвон, как!?

А за меня байку замолвишь, сжандобишься? Дитятки малые то, без тяти остались, призреть и то некому, натравить некому, насытить нечем, зазябнуть, изгибнуть зосим! Неможно мне в клети то быть, недужный я. Не ровна година, блазь пущу, да ококовею. Пустил скупую, мужскую слезу.

А я век повинен буду, мы Митьки, добро то помним, а? Узреешь – и я тебе угожусь.

Ты ж Ерема, какой же ты Митька?

А ты не ведаешь, кто таковые Митьки?

Нет, не ведаю.

Ерема хитро прищурился.

Так ты не здешний че-ли? А отколь же ж ты? Нас тут почитай кожный знает.

Да-а-а-а, про Питер не соврешь. Или может попробовать?

Из санкт – Петербурга.

Санк, сант пробовал на язык Ерема.

Чёй – то не слыхивал. А далече ли, град то этот? Далече, отсюда и не узреть. Передразнил я его.

Ну, ты и разгаляндался, отсель токма острог и узреть. Из клети то.

Значит, не слыхал про такой город?

А про Ленинград слышал?

А ентот где?

Ну и ладно, не слышал, так и не слышал.

Чёй-то ты, паря алчешь дЕсну скрыти. Ладно, а чем ядь – брашно мастыришь?

Это допрос?

Нет, чего ты, не озорно сидеть то, вот я и баю – байки, спрос дело – не дознание. Не серчай, паря, не басалай я. Побалакаем да вечерять будем. Так годину и укоротим.

Плохо я понимал местный сленг, и поэтому злился. Вернее, чувствовал себя, как не в своей тарелке. Но постепенно начал привыкать, и мало – помалу начал осваиваться. За беседами время текло своим чередом. Дни сменяли ночи, ночи сменяли дни. Ерему периодически забирали из камеры, и тогда я скучал. В один из таких дней пришли и за мной. За окованной дверью послышался лязг засова, дверь заскрипела и распахнулась. В проеме стояли Фрол и Вячеслав.

Как оказалось, от камеры, где меня держали, до княжеского терема идти было не далеко. Ворота в терем были закрыты, и их охраняли сурового вида кмети.

Как и прошлый раз, Вячеслав доложил о прибытии вышедшему, навстречу нам, начальнику стражи. Тот удалился в терем, потом выглянул, поманил рукой. Нас впустили внутрь. Фрол и Вячеслав держались позади.

На резном стуле восседал молодой, на вид, довольно крепкий, мужчина. Волосы зачесаны назад, стянуты в конский хвост сзади. Виски выбриты. Подстриженные усы, короткая бородка. Белая, длинная рубаха, украшенная красными цветами по вороту, и с белой вышивкой на красной, широкой, кайме, в области горла. На талии рубаха перетянута плетеным красно-белым кушаком. На плечах красные квадраты, так же с вышивкой, но уже с белой. Черные шаровары, заправлены в красные, кожаные сапоги, с загнутыми носами. Глаза синие, взгляд серьезный, умный, проникающий до глубины души.

Сопровождающие меня войны поклонились в пол. Здрав буди княже. Фрол толкнул меня в спину, заставляя тоже кланяться. Поклонился и я.

Князь, Мстислав Владимирович кивнул.

Чтобы не утомлять читателя клинописью и старославянским сленгом, предлагаю суть всех разговоров описывать по-русски. На современном Русском. А словарик разместим в конце. Договорились? И так, продолжаем.

Как звать?

Меня? Игорем.

Как тебе, Игорь, почивалось?

Как на гулянье, комар пел – я плясал да в ладоши хлопал.

Как с князем разговариваешь?

Кинулся – было, помощник князя, что по левую руку.

Князь приподнял руку и бровь. Останавливая.

Вижу, веселый ты парень – дерзкий. Откуда ты, такой, взялся? Пойдешь, может, в скоморохи? На пирах будешь петь и веселить. Песни, может, веселые знаешь? На чем играть умеешь, рожку обучен, или гуслям?

Прости меня, князь, не хотел я тебя огорчить, может невольно так случилось.

Не гусляр я, и не песенник. Другому ремеслу, я обучен. Много чего знаю, много чем полезным могу быть. Могу научить подданных твоих, как политес организовать. Спирт самогонный гнать. Могу бою ближнему обучить твоих ратников. Порох делать могу, да оружие знаю. Знаю, как сделать оружие, которого нет, ни у тебя, ни у врагов твоих.

Пока нет.

Могу быть полезным в лечении, в науках разных, строительстве, в звероводстве, рыбоводстве, сельском хозяйстве. Много в чем. Спроси меня, что хочешь узнать? Может быть, я знаю, да знаниями поделюсь.

Князь, задумавшись – изрек.

А не плут – ли ты? Хочешь жизнь свою спасти, да предлагаешь мне всякое. А сам – никчема!? Пустой человек.

Испытай меня тогда, князь! Если мне не веришь. Пусть мудрецы твои меня испытают. Есть у тебя ученый люд? Если я знаю то, что знают и они, значит – не вру я тебе.

Видимо не поверил князь. Отправил назад в клеть.

Правда кормили уже не хлебом и водой, а кашей. Отвары вместо воды, бульон опять же.

Еремы в келье уже не было. Видимо забрали, а вернуть забыли.

Так неделю и просидел один.

Стража, она не больно – то общительна. Судьбу Еремы выяснить не удалось.

Может, выпустили, а может на Колыму отправили.

Через час примерно, в келью, пришел дьяк. Назвался он Мефодием. Ряса, черного сукна, выцвела вся, перевязанная бечевой, четырехгранная шапочка, косица, да козлиная бородка, которую он постоянно оглаживал. Видимо мой первый экзаменатор. Познакомились, оказался не плохим мужиком, но очень серьезным. Спрашивал меня про лунные фазы, про продолжительность года, про земледелие, скотоводство, сыроварение. Когда я ему еще и про звероводство рассказывал, и о рыбоводстве, он слушал не перебивая. Добил его рассказ, о разведении дождевых червей. Я ему пояснил, что дождевых червей так же, как и любую скотину можно разводить и выращивать. Червей можно использовать в птицеводстве, повышается яйценоскость. Гумус – продукт жизнедеятельности червей, лучшее органическое удобрение. Для сельского хозяйства самое оно. Напоследок, я ему рассказал про пивоварение, он сказал, это тайна монашеская, и на Руси не умеют пиво делать. Но про пиво знал. Ушел, на вид задумчивый, видимо озадачили мои ответы и рассказы.

Следующим был итальянец Гильермо, плохо говоривший на русском, но за то, язык цифр, воспринимал на ура. Исписали, мы с ним, углем все стены кельи, в которой меня держали. Благо они были беленые. Тоже, ушел, довольный, как кот.

Вот настоятель монастыря был явно противоположного мнения. Он задавал вопросы по религии.

А что я мог ему рассказать? Я в церковь заходил лишь для того, чтобы свечку поставить. Ну, знал какие – то праздники, ну не священник же я. Рассказать ему, как обстоят дела в современной церкви, язык не повернулся. Он предлагал покаяться в грехах и молиться. Невольно вспомнился анекдот, про бабушку, которую внучка чуть на тот свет не отправила.

Внучка ходила за бабушкой и требовала: Молись и кайся, кайся и молись.

Весь день бабушка была в шоке, пока не пришли родители девочки и не объяснили, что внучка хотела мультик, про Малыша и Карлесона.

В итоге, я признался, что я агностик, но пообещал, что буду молиться и посещать церковь. Поцеловал на том крест, и мы расстались.

Последним, заявился кузнец.

Кузнец и кузнец. В кожаном переднике, как в сказке, с кожаным ремешком на лбу. Звали его Илья. Как Илья Муромец, такой же кряжистый. Долго меня пытал про оружие, которого еще нет, рассказал ему про пушки и пищали. Про запальные и батарейные карабины, в общем, целый ликбез устроил. Как их делают, как заряжают, как из них палят. Кузнец, убежал одухотворенный, счастливее всех. Глаза горят, губы подрагивают, руки трясутся.

Свой парень, изобретатель.

Видимо придется следующий раз, чертежи – чертить. Не уверен я, что у него все получится, да еще с первого раза.

Ствол, то не так просто смастерить. Тут технология нужна. А просто расковать металл, в блин, а потом закатать этот блин в трубку – ничего хорошего из этого не получится. Развернет, раздует, убьет, кого ни – будь еще.

Предложу ему для начала вылить ствол. Может быть, и токарный станок совместно изобретем.

Как не странно, после этих импровизированных экзаменов, меня отвели в каморку, типа кельи. Кровать с матрацем, набитым сухим сеном, стояла в углу. Из того же материала была подушка, ансамбль завершался лоскутным одеялом. Окон, в моем понимании, в келье не было, лишь где-то наверху в глухой стене маленькое оконце. У кровати стоял табурет. Больше в келье ничего поместиться не могло.

Уже не подвал, но в город так – же, до сих пор не пускали.

Вспомнил, что обещал Ереме – Митьке, замолвить за него слово перед князем.

Вроде как мне должны были уже верить.

Попросил аудиенции у князя, Мстислава Владимировича.

Не сразу, но через день меня опять привели в княжеские покои.

Вернее, в тронный зал, как бы я это назвал.

Мстислав Владимирович восседал на резном стуле. Наклонив голову вперед, произнес. Чего желаешь? Случилось чего, или признаться в чем хочешь?

Великий князь, Мстислав Владимирович, хочу узнать судьбу знакомого моего, в клети вместе время коротали.

Просил он слово за него замолвить. Не виновного в клетях держат. У него дети малые, голодные, холодные. Без всякого присмотру остались, и помочь некому. И он болезный. Нельзя ему в клети сидеть. Мстислав Владимирович улыбнулся одними глазами. Виду не подал. Ступай Игорь, не твоя – то забота. Ты делай, что обещал, с остальным, уж я сам разберусь.