Читать онлайн Тень Твоего Дыхания

Глава 1. Чистый лист

Мир начинается заново каждый раз, когда открываются чьи-то глаза. Но что, если эти глаза – твои, а мир принадлежит не тебе?

Первым пришло сознание. Оно вернулось не вспышкой, а медленной, вязкой волной, без всякой спешки заполняя пустоту внутри. Оно принесло с собой одно-единственное знание: я есть. Всё остальное было смыто, оставлено где-то позади, за чертой тумана, который клубился в голове, непроницаемый и чужой. Это был не сон. Сон имеет вкус, цвет, обрывки смысла. Здесь же была только пустота, абсолютная и бесформенная, как белый холст, на котором еще не провели ни одной линии.

Потом пришло тело. Тяжесть в конечностях, одеяло, грубое на ощупь даже через ткань пижамы. Глухая, ноющая боль в висках, отдававшаяся эхом в тишине. Я лежала, не двигаясь, боясь пошевельнуться, боясь обнаружить, что это тело – не моё. Что где-то есть другое, знакомое, а это – всего лишь временная оболочка, взятая напрокат у неизвестности.

Я открыла глаза.

Свет, тусклый и серый, пробивался сквозь плотные шторы. Пустой стул. Тумбочка, на которой стоял стакан с водой. Вода была идеально прозрачной, без единой пузырька, будто ее не наливали, а материализовали здесь силой мысли.

И записка.

Она была сложена пополам, белый прямоугольник, кричащий в полумраке. Рука дрогнула, когда я потянулась к ней. Бумага шуршала в оглушающей тишине.

Почерк был незнакомым, угловатым, с резкими линиями.

«Ты в безопасности. Не пугайся, если ничего не помнишь. Это нормально. Я нашёл тебя и принёс домой. Жди меня. Скоро вернусь.

Марк»

Марк. Имя никак не отозвалось внутри. Ни тепла, ни страха, ни каких либо других эмоций. Только пустота. Оно повисло в сознании, как чужеродный предмет, не находящий себе места.

Я скомкала записку в кулаке, и именно в этот момент ощутила запах. Едва уловимый, холодный аромат мужского парфюма, впитавшийся в ткань простыней, в воздух, в стены. Запах незнакомца. Запах того, кто утверждал, что спас меня.

Но от чего же спас?

Я заставила себя сесть. Комната закружилась, и я упёрлась ладонями в матрас, ожидая, когда мир вернётся на место. На полу лежал красивый ковёр с изысканным узором. На стене – часы с застывшими стрелками. Время здесь остановилось. Или его никогда и не было.

С трудом поднявшись, я подошла к окну. За стеклом, заляпанным дождевыми брызгами, был незнакомый город. Узкая улица, мокрый асфальт, отблески фонарей на лужах. Чужие крыши, чужие окна. Ничего, что цепляло бы за душу. Ничего, что рождало бы воспоминание. Ни единой искры в кромешной тьме беспамятства.

Я была чистым листом. И кто-то по имени Марк уже начал писать на мне свою историю.

Пустота внутри была не тишиной, а гулом. Таким, что стоит в ушах после взрыва. Я пыталась нащупать в этом гуле хоть что-то – обрывок мелодии, тень лица, запах дома. Ничего. Только белый шум отчаяния, прерываемый резкими всплесками животного страха. Этот страх был единственным, что принадлежало лично мне. Не ему. Он был моим доказательством того, что я ещё жива. Что где-то под этим слоем амнезии тлеет та самая, прежняя я, которая знала, что значит – бояться. И, возможно, знала, кому именно следует бояться.

Я снова посмотрела на свои руки, лежащие на коленях. Чужие. Бледная кожа, тонкие пальцы, аккуратно подстриженные ногти. Руки пианистки? Или просто руки девушки, которая не знала тяжелой работы? На внутренней стороне запястья я заметила крошечную, едва заметную родинку. Я ткнула в нее пальцем, словно надеясь, что это кнопка, запускающая память. Ничего.

Я сжала их в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль была тупой, далекой, словно доходила до меня сквозь толстый слой ваты. Я делала это снова и снова, пытаясь вернуть себе своё тело, отвоевать его у этой всепоглощающей пустоты. Оно отзывалось болью, но не памятью. Было сосудом, но не содержанием. И самым ужасным было осознание, что кто-то другой уже начал решать, что же в этот сосуд налить.

Внезапно, из глубин памяти, выплыл обрывок. Не образ, не звук, а ощущение. Глубокая, животная паника. Учащенное сердцебиение, сдавливающее рёбра. Вкус крови на губах. И чьи-то руки, которые не обнимали, а сжимали, удерживали, не давая уйти.

Я отшатнулась от окна, сердце колотилось где-то в горле. Это было воспоминание? Или кошмар, принесённый той самой пустотой?

Вернувшись к кровати, я снова развернула записку. «Ты в безопасности». Почему эти слова, призванные утешать, заставляли по спине бежать ледяные мурашки? Почему «я нашёл тебя» звучало как «я поймал тебя»?

Я подошла к двери. Ручка была холодной и неподвижной. Я провернула её. Ни звука. Замок был заперт. Снаружи.

Спасение, которое оказалось клеткой.

Паника, горячая и стремительная, ударила в виски. Дыши. Нужно осмотреться.

Прихожая была крошечной. Платяной шкаф. Я рывком открыла его – внутри висело несколько мужских рубашек, аккуратных, без единой складочки. Пахло тем же парфюмом. Ни женских вещей. Ни пальто. Ни моей обуви пустоте под вешалками.

Гостиная встретила меня стерильным холодом. Кожаный диван, стеклянный журнальный столик, на котором не было ни пылинки, ни книги, ни случайно забытой газеты. На стене – безликие постеры с абстрактными фигурами. Ни следов жизни, ни намека на то, что здесь кто-то живет. Что я здесь могла бы жить.

Кухня. Всё чисто, как в операционной. Чашки стояли ровным строем в шкафу. Открыв холодильник, я увидела лежащие внутри несколько упаковок с едой. Всё новое, нетронутое. Как будто её купили только вчера. Словно для нового жильца. Для меня.

В ящике стола – ножи. Острые, блестящие. Рука сама потянулась к самому большому, но я остановила себя. Он тебя проверяет. Он всё видит. Я отдернула пальцы, будто обожглась.

Последней была ванная. Чисто, пусто. Ни косметики, ни зубной щётки. Только одна, новая, в упаковке, лежала на полке. Рядом с ней – мужская бритва. Я щелкнула выключателем – над раковиной зажглось яркое зеркало. И я увидела её.

Незнакомка.

Бледное лицо, огромные карие глаза, пустые как мгла, в которых плескался испуг. Тёмные волосы спадали на плечи. Я поднесла руку к щеке – в зеркале девушка сделала то же самое. Это была я. Но это было не я. Лицо не вызывало ни единой искры воспоминания. Пустота смотрела на меня из собственного отражения.

Внезапно мой взгляд упал на мусорное ведро, задвинутое под раковину. Из него торчал смятый уголок фотографии. Сердце заколотилось чаще. Я наклонилась, вытащила клочок. Это был обрывок снимка, на нём – какой-то парень в тёмном свитере и русыми волосами. Молодое лицо, но выражение не очень довольное, будто бы он не сильно хотел находиться на этом фото. Его губы были сжаты, а взгляд, устремлённый куда-то в сторону, казался отстранённым и немного уставшим. Светлые волосы падали на лоб небрежной прядью. И в этом мимолетном образе было что-то такое, от чего сердце сжималось не только от страха, но и от смутной, неуловимой печали.

Я перевернула обрывок. На обороте, почти срезанная, угадывалась часть даты, выведенная синими чернилами: «…23». И чуть ниже, тоже почти целиком оборванная – часть слова, начинавшегося на «…ябрь». Скорее всего, «сентябрь»? Или может «октябрь»? Но это точно был какой-то месяц.

Кто-то специально разорвал это фото. Спешно, в порыве эмоций.

Скомкав бумажку в кармане, я вышла, чувствуя, как стены начинают медленно давить на меня. Квартира была не домом. Она была искусно собранной тюрьмой, где каждая вещь, каждая стерильная поверхность кричала об одном: тебя здесь не было.

И тогда я поняла. Я не помню, кто я. Не знаю, где я. Не знаю, кто этот Марк, чей запах пропитал всё вокруг.

Но я знаю одно: чтобы выжить, мне придётся притвориться той, кем он хочет меня видеть. Пока я не пойму, от чего он меня «спас». Или же от кого.

Глава 2. Добрый палач

Иногда самые страшные клетки не запираются на ключ. Они строятся из тишины, улыбок и слов я хочу тебе помочь

Я услышала звук ключа в замке. Глухой, металлический скрежет, от которого заныли зубы.

Я замерла, затаив дыхание, превратившись в один большой слух. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из клетки грудной клетки и ускакать прочь. Щелчок замка отозвался эхом в полной тишине квартиры, и эта тишина внезапно показалась мне зловещей. За дверью послышались шаги – неторопливые, уверенные. Они приближались, и с каждым шагом по бетонной площадке холодный комок страха в моем животе сжимался все туже. Я инстинктивно окинула взглядом комнату в поисках укрытия, оружия, хоть чего-то, что могло бы стать моим союзником в этой необъявленной войне. Но комната была стерильна и пуста, как операционная. Здесь не было ничего моего, ничего, что могло бы защитить. Только я, дрожащая в пижаме, и приближающиеся шаги незнакомца, который утверждал, что спас мне жизнь. Спас для чего?

Сначала один щелчок, потом второй, будто кто-то давал мне время осознать – сейчас дверь откроется. Я отпрянула от центра комнаты, инстинктивно прижавшись к стене у изголовья кровати, вжавшись в тень. Сердце билось так громко, что, казалось, эхо разносилось по всей комнате.

Дверь бесшумно отворилась.

В проеме стоял он. Высокий, в тёмном пальто, с каплями дождя на плечах. Его лицо было скрыто в полумраке прихожей, но я ощутила на себе тяжесть его взгляда. Он вошёл, не спеша закрыл дверь за собой. Щелчок замка прозвучал как приговор. Закрыв меня с ним в одном пространстве. Наедине.

– Ты проснулась, – прозвучал его голос. Низкий, бархатный, удивительно спокойный. В нём не было ни удивления, ни беспокойства. Только констатация факта.

Он снял пальто, аккуратно повесил его на крючок и, наконец, шагнул в свет, падающий от окна. Марк. Он был моложе, чем я представляла, глядя на его угловатый почерк. Лет двадцати пяти, с слишком правильными чертами лица и внимательными серыми глазами. Глазами, которые изучали меня с тихим, научным интересом.

Я не ответила. Не смогла. Мой язык прилип к небу. Он был ватным и чужеродным, как и всё тело.

Он приблизился, но не вплотную, остановившись в паре шагов от меня. Его взгляд скользнул по мне, по моим босым ногам, по скомканной пижаме.

– Я понимаю, тебе страшно, – сказал он мягко. – Это естественная реакция. Меня зовут Марк. Ты помнишь записку?

Я кивнула, внутри всё кричало.

– Хорошо. Это уже начало. – Он улыбнулся. Его улыбка была такой тёплой. Слишком тёплой для этого холодного места. – Как ты себя чувствуешь? Голова болит?

– Где я? – выдохнула я, и мой голос прозвучал хрипло и чуждо.

– В моей квартире. В безопасном месте.

– Почему дверь была заперта?

– Ты была в состоянии аффекта, когда я тебя нашёл. Дезориентирована. Я побоялся, что ты можешь выбежать на улицу и попасть под машину или потеряться. Это временная мера предосторожности.

Это прозвучало так логично, так разумно. Но что-то внутри сжалось в холодный комок.

– А от чего ты меня… нашёл? – с трудом подбирала я слова.

Марк вздохнул, прошёлся к столу и поставил принесённый с собой бумажный пакет. Оттуда пахло свежей выпечкой.

– Этого я не знаю. Я обнаружил тебя в парке, у озера. Ты лежала без сознания на земле, промокшая до нитки. Рядом ни сумки, ни документов. Ничего. – Он повернулся ко мне, скрестив руки на груди. – Ты ничего не помнишь? Ни имени, ни как оказалась там?

В его голосе не было давления, лишь лёгкая, поддерживающая озабоченность. Но вопрос повис в воздухе острым лезвием. Скажи мне, кто ты. Скажи мне, пуста ли ты.

– Нет, – прошептала я, опуская глаза. – Ничего.

Он сделал шаг вперед. Я невольно отпрянула.

– Не нужно меня бояться, – он остановился, и его голос стал тише. – Я не причиню тебе зла. Я врач. Психолог. Моя работа – помогать таким, как ты.

Психолог. Эта информация должна была успокоить. Но почему же тогда по спине пробежали мурашки?

– Спасибо, – выдавила я, потому что это было единственное, что можно было сказать.

– Тебе нужно отдохнуть, – заключил он, его тон снова стал деловым и мягким. – Я принёс тебе еды. Чуть позже принесу тебе одежду. – Он кивнул в сторону пакета. – Поешь. А потом мы с тобой поговорим. Начнём по кусочкам собирать тебя.

Он повернулся и направился к двери в гостиную, но на пороге обернулся.

– Кстати, как мне тебя называть? Пока у тебя нет имени, я могу звать тебя… скажем, Алисой? Как в той сказке, что попала в странный мир. Тебе подходит?

Его слова повисли в воздухе. Это не было вопросом. Это была констатация факта. Отныне ты Алиса.

Прежде чем я успела что-то ответить, он вышел, оставив дверь в спальню открытой. Но я-то знала, что главная дверь, та, что ведёт на свободу, всё ещё на замке.

Я медленно разжала ладонь. Внутри были следы от ногтей. Он не спросил, хочу ли я, чтобы меня так звали. Он просто… подарил мне имя. Как дают кличку бездомному щенку.

И в тишине комнаты его последняя фраза прозвучала эхом, полным зловещего смысла. «Собирать тебя». Не «твою память». Не «твою жизнь». А тебя.

И я поняла, что самый страшный кошмар только начался. Потому что мой спаситель был не доктором. Он был коллекционером. А я – его новой, самой ценной коллекцией.

Я стояла, прислушиваясь к его шагам. Казалось, он давал мне время прийти в себя. Или время осознать своё положение.

Сжав кулаки, я заставила себя выйти из спальни. Он стоял у кухонной стойки, наливая в две кружки чай. Аромат мяты показался навязчивым и чересчур сладким.

– Садись, Алиса, – сказал он, не оборачиваясь. Он уже привык к этому имени. Как к чему-то само собой разумеющемуся.

Я медленно подошла к дивану и опустилась на самый его край. Он поставил передо мной кружку. Пар поднимался над ней, как дымок от жертвоприношения.

– Спасибо, – прошептала я, глядя на кружку.

– Не за что. Тебе нужно восстанавливать силы. – Марк сел в кресло напротив, откинулся на спинку и взял свою кружку. Его поза была расслабленной, но взгляд – сфокусированным и неотрывным. Как будто он видел не меня, а те процессы, что происходили у меня в голове. – Расскажи, что ты чувствуешь. С момента пробуждения. Каждую мелочь.

Это был не вопрос, а команда, облаченная в мягкую терапевтическую форму.

– Я… я проснулась. Ничего не понимала. Увидела записку, – я говорила медленно, подбирая слова, которые хотели бы услышать. Я играла роль испуганной, растерянной девушки. Это было не сложно. – Потом подошла к окну. Увидела незнакомый город. Испугалась. Попыталась открыть дверь…

– И обнаружила, что она заперта, – он закончил за меня. Его губы тронула лёгкая улыбка. – Прости за это. Но, видишь, теперь ты здесь, в тепле, пьёшь чай с красивым парнем. А не бродишь по мокрым улицам в одном белье. Иногда ограничение – это форма заботы.

В его логике была ледяная, неопровержимая убедительность. Я почувствовала, как моя собственная воля начинает таять под давлением его спокойного голоса.

– Я проверяла шкаф, – сказала я, чтобы сказать что-то, чтобы бросить ему вызов. Крошечный, но вызов. – Там только твои вещи.

– Естественно, – сказал он без колебаний. – Я живу один. Женщин здесь не было. До тебя.

Эти слова прозвучали многозначительно. «До тебя». Как будто я была исключением. Какой-то избранной.

– А что было до… парка? – спросила я, едва не допустив ошибку. Я чуть не сказала «до того, как ты нашёл меня».

– Этого я не знаю, Алиса. Но мы узнаем. Вместе. – Он сделал глоток чая. – Память – интересная штука. Она не исчезает бесследно. Она прячется в мелочах. В запахах, в тактильных ощущениях. Что ты почувствовала, когда осматривала квартиру.

Моё сердце упало. Он знал. Знает, что я не сидела сложа руки. Он наблюдал за мной, даже не находясь в комнате. Или он просто угадал, исходя из логики? Этот человек всегда на два шага впереди. Он читал меня как открытую книгу, в то время как я с трудом различала заголовок.

– Я чувствовала страх, – ответила я честно.

– Чего именно ты боялась? Меня? Или чего-то другого? Того, что скрывается в твоей памяти?

Я посмотрела на него. Его серые глаза казались бездонными. В них можно было утонуть. В них можно было потерять себя окончательно.

– Я не знаю.

– Знаешь, – он мягко настаивал. – Попробуй. Закрой глаза.

Это была ловушка. Я чувствовала это всем телом. Но ослушаться его сейчас было бы ещё опаснее. Я закрыла глаза. Темнота сомкнулась вокруг, и я снова почувствовала тот же ужас, что и при пробуждении.

– Что ты видишь? – его голос прозвучал очень близко. Он подошёл?

– Ничего. Темноту.

– А что слышишь?

– Тишину. – Я солгала. Я слышала собственное сердцебиение и его тихое, ровное дыхание где-то совсем рядом.

– А что чувствуешь кожей? – его голос стал шёпотом.

Холод. Я чувствовала леденящий холод. И запах. Его парфюм. Пряный, холодный, как снег в сосновом лесу.

– Холод, – выдохнула я.

– Хорошо, – он удовлетворенно произнёс, и я почувствовала, как его пальцы едва касаются моих волос, отстраняя прядь с лица. Я вздрогнула, глаза сами распахнулись. Он стоял прямо надо мной, его лицо было серьёзным. – Это начало. Холод – это твоя отправная точка. Мы будем отталкиваться от него.

Его прикосновение обожгло. Оно было одновременно интимным и собственническим. Я застыла, не в силах пошевелиться. Как мышь перед змеиной пастью, когда всё внутри кричит «беги!», а тело, задавленное страхом, уже смирилось. Он пометил меня. Словно поставил печать на только что приобретенной вещи.

– А теперь выпей чай, Алиса. Он остывает.

Я машинально поднесла кружку к губам. Горячий чай обжег язык, но я едва почувствовала боль. В кармане пижамы обрывок фотографии жгло, как раскаленный уголь. Он был так близко. Один неверный шаг, один выдающий жест – и он всё увидит.

Марк отошёл к окну, снова давая мне пространство. Но это была иллюзия. Всё пространство в этой квартире принадлежало ему.

– Завтра, – сказал он, глядя на залитый дождём город, – мы начнём наши сеансы. По-настоящему. Я помогу тебе вернуть себя. Обещаю.

Но в его словах не было обещания. Был приговор.

И я поняла, что наша битва только началась. Он будет копаться в моих мыслях, выискивая обломки моего прошлого, чтобы переплавить их во что-то новое. А мне придется копаться в его квартире, выискивая доказательства, что моё прошлое – не просто несчастный случай.

Одному из нас это удастся. И я поклялась себе, что это буду я.

Глава 3. Игры с тенью

Чтобы выиграть в игре, правила которой ты не знаешь, нужно сначала убедить мастера, что ты – всего лишь пешка

Раннее утро. В квартиру пробивается тусклый, серый свет. Воздух всё ещё пахнет его парфюмом, но теперь к нему примешивается аромат свежесваренного кофе.

Я проснулась от странных звуков на кухне. Моим первым ощущением после пробуждения был – животный страх, но я быстро взяла себя в руки.

Почти всю ночь разрабатывала план на день: быть сговорчивой, благодарной, но немного растерянной. Идеальной пациенткой. Я должна вызвать у Марка чувство полного контроля, чтобы он расслабился и совершил ошибку.

Зайдя на кухню, я вижу Марка, одетого в идеально выглаженную рубашку, который готовил завтрак.

– Доброе утро.

– Доброе утро, Алиса, – его голос прозвучал ровно, без следов усталости или раздражения. Он не обернулся, продолжая наливать кофе в две керамические чашки. – Хорошо спалось?

Вопрос показался мне проверкой. Слишком обыденный, чтобы быть невинным.

– Да, – я поспешно кивнула, хотя провела ночь в тревожной дремоте, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. – Спасибо.

Я поймала себя на том, что благодарю его с пугающей частотой. Словно эти «спасибо» были не проявлением вежливости, а ритуалом подтверждения моей зависимости. От его еды, его крыши над головой, его милости.

Он, наконец, повернулся, и его взгляд скользнул по мне, быстрый и оценивающий, как луч сканера. Я почувствовала, как под этим взглядом напрягаются мышцы, но заставила лицо оставаться мягким, почти робким.

– Присаживайся, – он жестом указал на стол, где уже стояла тарелка с омлетом и идеально подрумяненным тостом. Все выглядело так, будто было приготовлено для фотосессии в кулинарном журнале. Ни крошки, ни капли масла. Всё идеально, как и всё в этой квартире.

Я послушно опустилась на стул, сжимая колени под столом. Он поставил передо мной чашку. Пар от кофе был густым и ароматным.

– Сегодня у нас важный день, Алиса, – произнёс он, занимая место напротив. Он отломил кусочек тоста, и тот хрустнул с неприличной громкостью в тишине кухни. – Мы начнём нашу работу. Ты готова?

Его тон был профессиональным, ободряющим. Тон врача, который уверен в успехе лечения. Но в глубине его серых глаз читалось что-то иное. Нетерпение коллекционера, который вот-вот прикоснется к долгожданному приобретению.

– Я… я постараюсь, – прошептала я, опуская глаза в тарелку. Я проткнула вилкой нежный омлет. – Просто… мне страшно. Вдруг я не смогу ничего вспомнить? Вдруг там, в памяти, есть что-то ужасное?

Я позволила голосу дрогнуть на последних словах, сделав его беззащитным. Это была тонкая лесть. Я намекала, что он – мой единственный ориентир в этом ужасе, мой спаситель не только от внешних угроз, но и от монстров в моей голове.

Марк отпил глоток кофе, его взгляд стал пристальным, изучающим.

– Страх – это естественно. Но это всего лишь эмоция. А эмоциями можно управлять. Мы будем двигаться маленькими шагами. Я буду с тобой на каждом из них.

Его слова должны были утешить. Но они звучали как предупреждение. «Я буду с тобой». Всегда. Везде. Даже внутри твоих мыслей.

– Я верю тебе, – выдохнула я, поднимая на него широко раскрытые глаза. Я заставила их наполниться наивной, щенячьей преданностью. – Ты единственный, кто у меня есть.

Уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. Не тёплой, а удовлетворённой. Мой выстрел попал в цель. Его осанка стала чуть более расслабленной, в плечах ушла привычная напряженность. Маска непроницаемого профессионала на мгновение смягчилась, обнажив то, что скрывалось – холодное торжество собственника.

В этот миг я поняла две вещи. Во-первых, мой план сработал. Он начал верить в этот образ покорной, благодарной Алисы.

А во-вторых, вид этого торжества вызвал у меня такую волну чистой, животной ненависти, что мне пришлось сжать вилку до побеления костяшек, чтобы не бросить её ему в лицо.

Я опустила взгляд и принялась за еду. Омлет был вкусным. И от этого было ещё противнее. Я ела свою порцию лжи, а он – свою порцию моего притворства. Наш первый завтрак вместе. Какая идиллическая картина.

«Ладно, Марк, – пронеслось у меня в голове, пока я делала вид, что с интересом слушаю его рассуждения о механизмах памяти. – Ты хочешь играть в доктора. Что ж, у меня для тебя найдется идеальный пациент. Посмотрим, кто кого вылечит от этой одержимости».

Он говорил что-то об амнезии, вызванной травмой, о защитных механизмах психики. Его слова текли плавно и убедительно, подкреплённые профессиональными терминами. Идеальный фасад. Но я больше не слушала содержание. Я слушала интонации. Следила за движениями его лица. Искала щель в его доспехах.

– …поэтому нам нужно мягко обойти психические барьеры, – заключил он, отпивая последний глоток кофе. – Готовься к первому сеансу. Я жду тебя в кабинете через пятнадцать минут.

Он встал, его тень на мгновение накрыла меня целиком. Он вышел, оставив меня доедать свой завтрак, который встал в горле комом.

Ровно через пятнадцать минут я стояла на пороге его кабинета. Комната, в которую я вчера тайком бросила взгляд, теперь была освещена и казалась ещё более бездушной. Книги в идеальном порядке, ни одна не выбивалась из строя. На столе – диктофон.

– Проходи, садись, – Марк указал на кожаное кресло. Он уже сидел напротив, откинувшись на спинку, и держал в руках блокнот. – Расслабься. Это не допрос. Просто разговор.

Я медленно опустилась в кресло, снова почувствовав себя лабораторной мышью. Он включил диктофон. Тихий гул аппаратуры заполнил комнату.

– Начнём с самого простого, Алиса. Закрой глаза.

Я повиновалась, снова погружаясь в темноту. Но на этот раз я была готова. Я не была беспомощной жертвой. Я была охотником, притворяющимся добычей.

– Что ты чувствуешь сейчас? – его голос донёсся сквозь тьму.

– Страх, – ответила я честно.

– Хорошо. А теперь представь, что страх – это не эмоция, а физический объект. Какой он?

Это был новый подход. Я заставила себя сосредоточиться, не на своих настоящих чувствах, а на том образе, который хотела ему показать.

– Он… холодный. Гладкий. Как стекло. И он повсюду. Я в нём, как в аквариуме.

– Попробуй прикоснуться к нему. Что происходит?

Я сделала паузу, изображая внутреннюю борьбу.

– Он… трескается, – я сымитировала лёгкую дрожь в руках. – Но за ним… там тоже холод. Только другой. Тёмный и… пахнет сосной.

Я рискнула. Я вплела в свой вымышленный образ его парфюм. Пряный, холодный, как сосновый лес.

В кабинете повисла тишина. Настолько громкая, что я услышала, как он перестал дышать на секунду. Моё сердце ёкнуло. Попала в цель или переиграла?

– Интересно, – наконец произнес он, и его голос снова стал ровным и контролируемым. Но я поймала легчайшее напряжение в нём. – Очень интересно. Твой разум проводит удивительные параллели.

Он задал ещё несколько вопросов, но я уже почти не слушала. Я была сосредоточена на своей миссии. Когда он на несколько секунд отвлекся, чтобы что-то записать, мой взгляд упал на нижний ящик его стола. Он был не до конца задвинут. И оттуда торчал уголок толстой папки с красноречивой надписью на боку: «ЛИЧНОЕ. НЕ КАТАЛОГИЗИРОВАТЬ».

Вот оно. Не его профессиональные записи, а что-то личное. Что-то, что он не хотел пускать в общий оборот.

Сеанс длился еще минут сорок. Он пытался копать глубже, возвращался к «холоду» и «лесу», но я умело создавала туман, смешивая правду с ложью, выдавая ему ровно столько, чтобы поддерживать его интерес, но не больше. Я была идеальной, сложной загадкой, которая не спешила раскрываться.

Наконец, он выключил диктофон.

– На сегодня достаточно. Ты хорошо поработала, Алиса. Ты удивительно… восприимчива.

– Это благодаря тебе, – сказала я, опуская глаза с наигранной скромностью. – Я чувствую, что могу тебе доверять.

Когда я вышла из кабинета, у меня был план. Мне нужна была эта папка.

Вечером, когда Марк снова ушёл к себе в кабинет, якобы для работы, я начала действовать. Я знала, что у меня есть лишь короткие промежутки времени, когда он был поглощен. Я прокралась в гостиную. Моё сердце стучало так громко, что, казалось, он услышит его даже через дверь.

Я подошла к книжному шкафу. Моей целью была не папка – до неё я пока не могла добраться. Моей целью была та самая, потрепанная «Алиса в Стране чудес». Я аккуратно вытащила её. В этот раз я рассмотрела её лучше. Книга была старой, советского издания. На форзаце, как я и заметила ранее, был тот самый инскрипт: «Моему мальчику. Помни, даже у Красной Королевы было сердце. Любима всегда, мама».

Я осторожно перелистала страницы. И между страниц, посвященных Безумному Шляпнику, нашла ещё один артефакт. Не фотографию, а сложенный в несколько раз листок из школьной тетради в клетку. Детский, неуверенный почерк выводил: «Сегодня мама опять плакала. Говорит, я слишком тихий. Что со мной не так? Почему я не могу быть как все? Я стараюсь. Я правда стараюсь».

Я замерла, читая эти строки. Передо мной был крик души маленького Марка. Одинокого, непонятого, считающего себя браком. Это было его самое уязвимое место. Тот мальчик всё ещё жил внутри него, запертый в темнице его собственной психики.

Внезапно я услышала шаги. Дверь кабинета скрипнула. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухими ударами в висках. Я судорожно сунула записку в карман и, прижимая книгу к груди, сделала вид, что просто рассматриваю корешки. «Тише, тише, – твердила я себе мысленно. – Он не должен услышать». Но мог ли он? Не ушами, а каким-то иным, шестым чувством, которым обладают все хищники, чувствующие страх своей добычи? Его шаги были бесшумными, но я ощущала их кожей – как легкую вибрацию пола, как сдвиг воздуха за спиной. Каждый мускул был напряжен до предела, лицо горело. Я поймала свое отражение в стеклянной дверце шкафа – испуганные глаза, раздувающиеся ноздри. Дикое, затравленное животное. Таким он меня и хотел видеть? Или я сама уже стала этим животным, даже не заметив подмены?

Марк вышел в гостиную. Его взгляд упал на книгу в моих руках. Его лицо на мгновение стало абсолютно пустым, а затем на нём появилось странное, почти нечитаемое выражение – смесь ностальгии, боли и чего-то зловещего.

– Нашла интересное чтение? – его голос прозвучал тише обычного.

– Это… моя тёзка, – сказала я, делая вид, что смущена. – Просто посмотреть хотела.

Внутри всё кричало. Он стоял в нескольких шагах, и его серая, бездонная пустота глаз впитывала мой испуг, как губка. Он видел не меня, а свою работу. И в этот миг я поняла, что наша игра гораздо страшнее, чем я думала. Это не просто борьба за побег. Это борьба за то, чья версия реальности окажется сильнее. Его – аккуратная, стерильная, с вырванными страницами. Или моя – пока еще слепая, но уже ищущая свои корни в темноте.

Он медленно подошел ко мне, его шаги были бесшумными. Он вынул книгу из моих рук. Его пальцы коснулись моих, и снова – этот обжигающий холод.

– Это не для тебя, Алиса, – произнёс он мягко, но в его тоне сквозила сталь. – Некоторые сказки… слишком правдивы. И слишком опасны.

Он вернул книгу на полку, поставив её с пугающей точностью на прежнее место.

– Иди, отдыхай. Завтра будет новый день.

Я кивнула и пошла в спальню, чувствуя его взгляд у себя в спине. Я получила в свои руки не просто улику. Я получила оружие. Я увидела трещину в его душе. И я знала, что рано или поздно я должна буду нанести удар именно в неё.

Он хотел собрать меня по кусочкам? Что ж, возможно, чтобы победить монстра, нужно сначала собрать его. И я только что нашла самый важный фрагмент.