Читать онлайн Машка и поющие цыплята

Глава 1. Праздник без Машки

Утро в доме Машки началось с чего-то необычного – в воздухе чувствовался запах ванили и мандаринов, и это сразу подсказывало, что день будет не простой, а праздничный. Мама хлопотала на кухне, выглаживая платье и одновременно помешивая ложкой в кастрюле что-то вкусное. Папа бегал по дому в поисках своего галстука, который, как оказалось, всю неделю лежал на спинке дивана, но именно сегодня вдруг стал «самым необходимым предметом». Машка же стояла посреди комнаты, в пижаме с розовыми единорогами, и всё никак не могла понять – почему взрослые суетятся, а её никто не спрашивает, куда она хочет и что собирается делать.

– Мам, – спросила она, прижимая к груди свою потрёпанную игрушечную кошку с вышитыми глазами, – а куда вы сегодня собираетесь?

– К друзьям, Машенька, – ответила мама, улыбаясь, хотя в глазах уже мелькала спешка. – У тёти Кати именины, мы ненадолго.

– А я? – машинально спросила Машка, хотя в душе уже начала догадываться ответ.

Папа, застёгивая пиджак, переглянулся с мамой, потом осторожно сказал:

– Мы думали, ты посидишь дома с Ванькой. Он ведь ещё маленький, а там будут одни взрослые разговоры. Тебе скучно станет.

Мама то и дело бегала из комнаты в комнату, щёлкая застёжкой на сумочке и поправляя серёжку, которая всё никак не хотела вставать ровно. Папа пытался застегнуть ворот рубашки, ворчал и смотрел на часы. Казалось, что дом стал каким-то живым – он шуршал одеждой, звенел ложками, пах духами и жареными гренками. Всё шло своим чередом, только вот одно «но» омрачало это утро – Машку на праздник не брали. Вот тут-то всё и началось. Сначала у Машки внутри всё опустилось, будто в животе кто-то погасил свет. Потом зажглось другое – обида, густая и колючая, как ёжик из папиных носков.

– А я не хочу дома сидеть! – вспыхнула она. – Почему всегда я должна нянчиться? Почему нельзя взять Ваньку, а меня оставить дома одной?

Мама попыталась улыбнуться, но в улыбке мелькнуло усталое:

– Машенька, ну не сердись, это всего на пару часов. Ты же у нас уже взрослая. «Взрослая», – передразнила Машка мысленно, чувствуя, как по щекам ползёт жар. – Взрослая, а меня никуда не берут.

Она топнула ногой, как делала ещё совсем крошкой, когда хотела, чтобы её услышали. Но на этот раз никто не обратил внимания – взрослые уже торопились к двери.

– Я не буду нянчиться! – выкрикнула она, будто бросая вызов всему миру. – Вот не буду и всё!

Мама тяжело вздохнула, но спорить не стала. Она просто опустилась на колени, погладила Машку по голове и сказала спокойно, почти шёпотом:

– Хорошо, Машенька. Не хочешь – не нужно. Займись своими делами. Только не обижай Ванечку.

Эти слова, сказанные так мягко, почему-то разозлили Машку ещё сильнее. Ей хотелось, чтобы мама рассердилась, чтобы кто-то признал – да, Машка обижена, да, Машка имеет право злиться.

Она стояла в дверях кухни, облокотившись на косяк, и следила, как мама собирает коробку с тортом, а папа ищет ключи от машины. «Мы быстро, – говорила мама, завязывая шарфик, – всего на пару часов. Там будут только взрослые, Машенька, тебе будет скучно». Но Машка знала – это вовсе не скука, а просто нежелание брать детей. Они с Ванькой снова остаются дома, а родители поедут смеяться, есть вкусности и слушать музыку.

– Можно я хоть в машине посижу? – спросила Машка, чуть дрогнувшим голосом, хотя заранее знала ответ.

– Нет, Маш, – сказала мама мягко, но твёрдо. – Мы будем поздно, а тебе рано вставать завтра, а тебе нужно присмотреть за Ванечкой.

И вот тут всё внутри Машки взорвалось.

– Опять за ним! – выкрикнула она так, что даже кот Федюня, спящий под столом, встрепенулся. – Почему всегда я?! Он же сам может себя развлечь!

Мама вздохнула, посмотрела на неё устало и нежно, как умеют смотреть только мамы, которые уже опаздывают, но всё ещё хотят, чтобы дома было мирно.

– Маш, он твой брат. И он маленький. Ты ведь у нас старшая.

Старшая. Это слово Машка ненавидела. Старшая – значит, отвечай, уступай, помогай, нянчись. А младший пусть делает что хочет. Машка нахмурилась, скрестила руки на груди и упрямо сжала губы.

– Я не буду! – сказала она. – Пусть он сидит один. Мне тоже нужно свои дела делать.

Папа надел пальто, чмокнул Машку в макушку.

– Не сердись, малыш. Мы ненадолго. И ты у нас самая разумная. Справишься.

– Я не разумная, я обиженная, – буркнула Машка, но папа уже вышел за дверь.

Мама подошла к Ваньке, который стоял в пижаме и тер глазки. Ему было всего чнтыре годика, он был пухленький, смешной и постоянно что-то напевал. Его кудрявые волосы торчали, как у цыплёнка, и от этого он казался ещё меньше.

– Ванечка, – сказала мама, – мы с папой скоро вернёмся. А пока включим тебе телевизор, помнишь твою любимую передачу – «Поющие цыплята»?

Ванька улыбнулся от уха до уха. Он обожал «Поющих цыплят». Там были дети, которые пели весёлые песенки про котов, лужи, морковки и космос. Они носили яркие костюмы и махали зрителям руками.

– Цыплята! – радостно закричал Ванька и запрыгал на месте. – Они будут петь про мороженое!

Машка закатила глаза.

– Вот радость, – пробормотала она, но мама уже взяла пульт. Щёлкнула им. Экран ожил, наполнив комнату звуками весёлой заставки. Из динамиков зазвучала звонкая песенка, а на экране появились крошечные желтые цыплята, в пёстрых шляпках и бантиках, которые подпрыгивали и хлопали крылышками в такт музыке.

– «Поющие цыплята»! – радостно закричал Ванька, хлопая в ладоши. – Это моя любимая передача!

Яркие краски заполнили комнату. На экране заплясали блестящие курточки и весёлые мордашки детей. Машка фыркнула, но ничего не сказала. Пусть смотрит свои глупости.

– Всё, – сказала мама, застёгивая пальто. – Смотрите, но не слишком громко. Маш, присмотри, ладно? И не ругайтесь.

Мама просто улыбнулась и ушла.

Дверь хлопнула. В доме сразу стало как-то слишком тихо, даже часы на стене тикали громче обычного. Слышно было, как за окном поехала машина, как скрипнула калитка, как в прихожей остался мамин запах – цветочный, тёплый, чуть грустный.

Ванька, её младший брат, сидел на коврике с любимым зелёным мячиком и с любопытством смотрел на сестру. Ему было всего четыре, и он ещё не умел понимать, что у взрослых и старших детей бывают свои бурные чувства. Он просто радовался, что теперь они дома вдвоём, и можно будет поиграть. Потом телевизор запел – звонко, весело, по-доброму.

Машка вздохнула и села за стол.

– Ну, хоть теперь нет суеты… – сказала она вслух, но тишины не вышло: Ванька хлопал в ладоши, подпевал, смеялся и время от времени крутился на ковре, изображая, что он тоже артист.

Машке стало не по себе. Она чувствовала раздражение, как будто внутри неё что-то звенело, мешало думать. Ей хотелось рисовать. У неё была новая коробка карандашей – тридцать шесть цветов, и каждый имел своё имя: лазурный, шафрановый, серо-голубой, пепельно-зелёный. Ей казалось, что эти цвета могут ожить, если их правильно соединить.

Она уселась за письменный стол, вытащила альбом, достала карандаши и сосредоточенно разложила на столе альбом, краски, кисти – и попыталась рисовать. Но линии не слушались. Вместо солнечного домика и весёлых деревьев на бумаге получался какой-то серый комок, похожий на её настроение.

Но едва начала рисовать – из телевизора послышался писк, визг, и Ванька, прыгая, закричал:

– Машка! Смотри! Смотри! Они танцуют с курами!

– Мне не интересно! – отрезала она, не поднимая головы. – Я занята!

– Но там курица в очках!

– Пусть хоть в ваКатьках будет! – буркнула Машка и провела по листу синей линией. Линия получилась кривой – от злости.

– Маш, а давай в прятки? – спросил он, широко улыбаясь.

– Не хочу, – буркнула Машка, демонстративно садясь за стол и доставая коробку с пластилином.

Она начала лепить – не просто так, а с видом человека, занятого очень важным делом. Пальцы месили разноцветные комочки, но фигурки получались кривыми и злыми, будто сами впитали Машкино настроение.

Ванька не понял, что происходит, но чувствовал: лучше не мешать. Он вздохнул и подошёл к телевизору.

– Маш, можно я мультики включу?

– Включай хоть концерт барабанов, – отмахнулась она, – мне всё равно.

За окном кружились редкие снежинки. Они летели медленно, словно кто-то наверху подбрасывал их ложкой. День становился мягким, прозрачным. Машка бросила взгляд на окно – ей захотелось туда, на улицу, туда, где пахнет снегом, где скрипят шаги и можно делать снежных ангелов. Но нет – она должна быть здесь, «старшая».

Она стиснула зубы, открыла коробку с пластилином. Решила лепить. Пускай хоть это успокоит. Из зелёного и синего пластилина она сделала лягушку на кувшинке. Лягушка получилась косая и смешная, зато яркая. Потом слепила улитку, потом домик для неё. С каждой минутой ей становилось скучнее. Пластилин надоел, краски раздражали…

Телевизор продолжал петь, Ванька хлопал, смеялся. Машка пыталась не слушать, но звуки всё равно пробивались в голову, словно шаловливые пузырьки. Она начала складывать пазлы – большой пейзаж с радугой и мостиком. В каждом кусочке было небо, и она думала, что, если сложит всё – может, станет легче, будто соберёт своё настроение обратно, дно аже пазлы – те самые, с принцессами и замком, – почему-то не складывались как обычно.