Читать онлайн Детка, не привыкай ко мне

Глава 1

Понедельник. Семь утра. В моей постели плачет очередная малышка.

Лежу на спине, разглядываю дизайнерскую люстру и считаю до десяти. На восьмом Кристина – или как там ее – начинает всхлипывать громче. На десятом я поворачиваюсь к ней.

– Что случилось, детка?

Глупый вопрос. Я знаю, что случилось. То же, что и всегда на третьей неделе наших отношений. Они начинают строить планы. Думают о будущем. Произносят слова вроде «мы» и «всегда».

– Ты… ты правда ничего не чувствуешь? – Кристина смотрит на меня красными глазами.

Чувствую.

Я чувствую, как затекла левая нога. Чувствую запах ее духов – сладкий, приторный, как и она сама. Чувствую легкое раздражение из-за того, что она с самого утра портит мне настроение.

– Детка, я же предупреждал, – сажусь на край кровати и тянусь за сигаретами. – Никаких обязательств. Просто хорошо проводим время.

– Но я думала…

– Вот в этом твоя ошибка. Не надо было думать.

Она резко встает, простыня соскальзывает с ее тела. Красивое тело, кстати. Я не связываюсь с некрасивыми – зачем? У меня есть выбор. У меня есть все.

– Ты сволочь, Орловский!

Орловский. Она произносит мою фамилию с каким-то особым придыханием. Так они все делают. Словно это магическое заклинание, которое должно что-то изменить.

– Возможно, –  прикуриваю, затягиваюсь. – Но ты знала это с самого начала.

Кристина швыряет в меня подушкой. Естественно, промахивается. Координация у нее так себе. Хотя в постели это не мешало.

– Однажды кто-нибудь разобьет тебе сердце! – кричит она, натягивая вчерашнее платье.

– У меня его нет, детка.

Это не позерство. Это факт.

Где-то на третьем курсе я понял простую истину: сердце – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Слишком много желающих им воспользоваться.

Хлопнула дверь. Кристина исчезла из моей жизни так же внезапно, как и появилась месяц назад. На вечеринке у Данилы. Красивая, доступная, временная.

Временные. Все они временные.

Встаю, как был голым, подхожу к окну. Подо мной просыпается Москва – серая, бешеная, живая. Сорок второй этаж, панорамное остекление, вид на центр. Папа не пожалел денег на эту квартиру.

Впрочем, для него миллион долларов – это как для меня стодолларовая купюра. Приятная мелочь, о которой забываешь через пять минут.

Медленно курю, а телефон разрывается от уведомлений. Кристина пишет сообщения – сначала злые, потом просящие, потом снова злые. Классический цикл расставания. Докуриваю, тушу сигарету в бокале недопитого шампанского, блокирую ее номер, иду в душ.

Вода. Горячая, обжигающая.

Она смывает остатки ночи, чужой парфюм, чужие прикосновения.

Когда я выхожу, в зеркале на меня смотрит Максим Орловский – двадцать два года, сто восемьдесят пять сантиметров, зеленые глаза, которые девочки называют «магнетическими». Наследник империи, созданной отцом. Лицо, которое узнают в любом клубе столицы.

Идеальная жизнь.

Данил появляется без звонка – у него есть ключи от всех моих квартир. Лучший друг детства, единственный человек, который помнит меня до денег и славы. До того, как я стал брендом.

– Опять довел кого-то до слез? – он оценивающе оглядывает разбросанную по полу одежду.

– Кристину, – наливаю кофе в две чашки. – Начала говорить о совместном будущем.

– Святые угодники! – Данил театрально хватается за сердце. – Будущее с Максом Орловским! Какая наглость!

– Заткнись, – но я улыбаюсь. Данил – единственный, кто может надо мной шутить и не получать в морду.

– Знаешь, что я думаю? – он устраивается в кресле с кофе. – Ты боишься.

– Чего?

– Того, что кто-то может тебе отказать.

Отказать мне?

Это смешно. Мне не отказывают. Мне не могут отказать.

У меня есть все, что нужно для победы – внешность, деньги, статус, обаяние. Я беру то, что хочу, когда хочу.

– Данил, ты нес такую чушь только в пятом классе, когда Машка Петрова дала тебе по носу.

– А помнишь, что было потом?

Помню.

Потом Данил три месяца писал ей стихи и в итоге добился ее внимания. Но это было в детстве, когда мы верили в любовь и прочую ерунду.

Едем в университет на моем Mercedes AMG GT. Двести пятьдесят тысяч долларов железа, которое превращает дорогу в подиум. Студенты провожают машину взглядами, кто-то фотографирует на телефон. Я к этому привык.

МГУ. Факультет бизнеса и управления.

Место, где я получаю корочку для галочки. Папе важно, чтобы у наследника было высшее образование. Мне – нет. Все нужные связи у меня уже есть, а практические навыки я получаю в отцовской компании.

– Смотри, – Данил показывает в окно.

Я поворачиваю голову и вижу ее.

Девушка с журфака. Таких видно издалека.

Идет по аллее, прижав книги к груди. Обычная серая одежда – джинсы, свитер, кроссовки. Темно-русые волосы собраны в небрежный пучок, из которого выбиваются пряди. Насколько я могу разглядеть на расстоянии, никакого макияжа. И, о, да, очки, они словно вишенка на торте.

Но есть в ней что-то…

Осанка. Она идет так, словно принадлежит этому месту. Словно все эти мраморные колонны и позолоченные вывески построены специально для нее.

– Дарья Сомова, – говорит Данил. – Третий курс факультета журналистики. Отличница.

– И?

– И она единственная девчонка в университете, которая не знает, кто ты такой.

Не знает, кто я такой. Это невозможно. Меня все знают. Мою фамилию, мою машину, мою репутацию.

– Бред, – выхожу из машины.

– Проверим?

Иду следом за Дарьей Сомовой. Не потому, что она меня заинтересовала, – просто любопытно.

Когда я в последний раз испытывал любопытство по отношению к девушке?

Она быстро идет к главному корпусу, явно торопясь на пару. Я прибавляю скорость и…

Столкновение.

Книги взлетают в воздух и рассыпаются по ступенькам. Дарья падает на колени и пытается собрать учебники. Один конспект разворачивается прямо у моих ног – аккуратный почерк, подчеркивания разными цветами, схемы на полях.

Какая прилежная девочка.

– Ты не поможешь? – она поднимает голову.

Глаза.

Карие, большие, сейчас полны возмущения. Не восхищения, не заинтересованности – возмущения. Когда в последний раз девочка смотрела на меня с возмущением?

– Зачем? – искренне удивляюсь я. – Ты же справляешься.

Она встает, прижимая к груди помятые конспекты. Вижу ее лицо вблизи – никакого макияжа, но кожа идеальная. Естественная красота, которую не нужно подчеркивать косметикой.

– Ты серьезно? – в ее голосе звучит неподдельное изумление. – Сбил с ног и даже не извинился?

Извиниться? Я не извиняюсь. Принципиально. Извинения – это признание слабости, а я не слабый.

– А зачем мне извиняться, детка? – улыбаюсь своей фирменной улыбкой, которая обычно решает все проблемы. – Ты сама не смотрела по сторонам.

Что-то меняется в ее взгляде. Что-то холодное и острое, как ледяная игла.

– Не называй меня «детка».

– Почему? – оглядываю ее с ног до головы. – Ты же малышка. Правда, на мой вкус, скучноватая.

Тишина.

Дарья Сомова смотрит на меня несколько секунд. В ее взгляде нет ни восхищения, ни страха, ни даже банальной заинтересованности. Есть что-то другое.

Презрение.

Чистое, неразбавленное презрение.

Потом она разворачивается и уходит. Просто уходит, не сказав ни слова. Не бросив последнюю реплику, не хлопнув дверью. Уходит так, словно я для нее пустое место.

– Ого, – Данил подходит ко мне. – Тебе только что дали такую пощечину, что у должна щека гореть.

Пощечина. Да, этот взгляд можно назвать и так. Провожу рукой по лицу – кожа горячая, как будто она действительно меня ударила.

– Она меня не узнала, – говорю вслух, и эти слова звучат странно. Когда это было в последний раз?

– Дарья Сомова – девушка не из нашего мира, – Данил качает головой. – Она работает в кафе по вечерам, живет с бабушкой в однокомнатной квартире на окраине. У нее нет времени следить за светской хроникой.

Светская хроника.

Да, меня часто фотографируют для журналов. Наследник империи, завидный холостяк, король студенческих вечеринок. Неужели есть кто-то, кто этого не видел?

– Интересно, – бормочу.

– Что интересно?

– То, что она меня презирает.

Презирает меня, не зная, кто я такой. Презирает просто за то, что я не извинился за столкновение. За то, что назвал ее «деткой». За то, что оценил ее внешность.

Когда в последний раз кто-то меня презирал?

– Хочешь поспорить? – неожиданно для себя говорю я.

– На что?

– На то, что через месяц она будет писать мне любовные послания и рыдать из-за меня.

Данил смеется:

– Видел, как она на тебя посмотрела? Братишка, она тебя ненавидит.

– Тем интереснее, – достаю ключи от «Мерседеса». – Ставлю машину против твоих десяти тысяч.

– Свой AMG GT? – присвистывает Данил. – Ты с ума сошел?

Сошел ли? Может быть. Но что-то внутри меня зашевелилось, зажглось. Азарт. Давно я его не чувствовал.

– Месяц, – протягиваю ему руку. – Через месяц Дарья Сомова будет моей.

– А если нет?

– Тогда ты станешь владельцем самой дорогой машины в своей жизни.

Данил пожимает мне руку:

– Идет. Но честно предупреждаю – она не такая, как все остальные.

Не такая, как все остальные.

Смотрю вслед той девушке с журфака и впервые за много лет чувствую что-то похожее на предвкушение.

Что ж, детка, посмотрим, кто из нас окажется сильнее.

Глава 2

Будильник орет в шесть утра.

Протягиваю руку, не открывая глаз, нащупываю телефон. Понедельник. Самый ненавистный день недели.

Впереди две пары, потом работа в кафе до девяти вечера, потом подготовка к семинару по медиапсихологии.

Обычный день обычной жизни.

Встаю с кровати, осторожно ступаю на холодный пол. В нашей однокомнатной квартире в Сокольниках как не было центрального отопления, так и нет – батареи греют только для вида, а по-настоящему тепло дает только электрический обогреватель. Но включать его с утра жалко – счета за электричество и так кусаются.

– Дашенька, ты встала? – доносится голос бабушки из кухни.

Бабуля. Единственный человек, который не дает мне окончательно очерстветь в этом мире. Ей семьдесят три года, пенсия небольшая, но она готова отдать последнюю копейку на мое образование.

– Встала, бабуль!

Иду на кухню. Бабушка уже сидит за нашим шатким столиком, перед ней дымится чашка цикория – на кофе денег нет. На плите булькает овсянка на воде. Завтрак чемпионов.

– Деньги на проезд оставила возле хлебницы, – говорит она, не поднимая глаз.

Деньги на проездной. Триста рублей, которые она откладывает с пенсии. Я знаю, что она экономит на лекарствах ради этих денег. И молчу, потому что знаю: если что-то скажу, она обидится.

– Спасибо, – целую ее в морщинистую щеку.

Овсянка невкусная, но горячая. Я ем и листаю конспекты – сегодня семинар по современной журналистике, нужно быть готовой к дискуссии.

Дискуссии. Половина группы даже учебники не открывает, но зато у них айфоны последней модели и сумки от Прада.

Мажоры. Я их всех ненавижу. Каждого по отдельности и всех вместе.

– Дашенька, а может, найдешь себе хорошего парня? – бабушка смотрит на меня с надеждой. – Из приличной семьи, с достатком…

Парня из приличной семьи. Да, конечно. Они все выстроились в очередь за девушкой с окраины, которая носит джинсы с рынка и работает официанткой.

– Бабуль, мне учиться надо, – мягко говорю. – На парней времени нет.

Это не совсем правда. Время есть, желания нет. За двадцать лет я повидала достаточно мужчин, чтобы понять простую вещь: все они хотят одного и того же. Просто одни честно об этом говорят, а другие прикрываются красивыми словами.

Выхожу из дома в половине восьмого. Электричка до центра идет сорок минут, потом метро. Час в одну сторону. Каждый день. Два часа жизни на дорогу, которые можно было бы потратить на учебу или сон.

Но у меня нет выбора.

В вагоне электрички давка и духота. Рядом пыхтит дядька, от которого разит перегаром. Напротив спит тетка с огромной сумкой, которая занимает половину прохода.

Мой мир. Серый, уставший, пропахший потом и дешевой едой.

А в университете меня ждет другой мир. Блестящий, ухоженный, пахнущий дорогими духами и снобизмом.

Выхожу на Сокольнической, пересаживаюсь на метро. В вагоне почти никого нет – для золотой молодежи еще слишком рано. Они появятся к десяти, к началу второй пары. Приедут на своих машинах, которые стоят как моя стипендия за десять лет.

МГУ. Факультет журналистики.

Мой храм. Место, где я чувствую себя как дома. Высокие потолки, мраморные колонны, портреты великих писателей на стенах. Здесь я не Дашка с окраины – здесь я студентка одного из лучших вузов страны.

Иду по главной аллее, прижимая к груди учебники. Сегодня у меня тяжелая сумка – три учебника, конспекты, ноутбук, который я купила на скопленные за лето деньги. Он, конечно, подержанный, но работает.

До первой пары еще полчаса, можно зайти в библиотеку и повторить материал.

Поднимаюсь по ступеням главного корпуса и вдруг чувствую сильный толчок в спину. Учебники вылетают из рук и разлетаются по мраморным ступеням. Я падаю на колени, больно ударяясь о камень.

Что за…?

– Ты не поможешь? – оборачиваюсь и вижу его.

Высокий. Красивый. В дорогой одежде.

И с таким выражением лица, будто я ему что-то должна. Стоит, смотрит сверху вниз, ухмыляется, даже не думает извиниться или помочь собрать разбросанные книги.

– Зачем? – парень говорит с легкой усмешкой. – Ты же справляешься.

Наглость. Чистая, неприкрытая наглость. Встаю, прижимая к груди помятые конспекты, и внимательно смотрю на этого типа.

Ухоженное лицо. Дорогая стрижка, татуировки. Часы, которые стоят как автомобиль. Все кричит о деньгах и статусе.

Один из них. Мажор.

– Ты серьезно? – не верю своим ушам. – Сбил с ног и даже не извинился?

– А зачем мне извиняться, детка? – он улыбается, и от этой улыбки меня начинает тошнить. – Ты сама не смотрела по сторонам.

«Детка»

Он назвал меня «деткой»? Этот придурок в дизайнерской куртке позволил себе назвать меня «деткой».

– Не называй меня «детка», – говорю холодно.

– Почему? – он оглядывает меня взглядом, которым обычно оценивают товар на витрине. – Ты же малышка. Правда, на мой вкус, скучновата.

Все.

Что-то внутри меня обрывается. Вся злость, накопившаяся за годы унижений, за снисходительные взгляды однокурсников, за шепот «да она же с окраины», за необходимость работать, пока другие развлекаются, – все это сворачивается в тугой ком ненависти.

Смотрю на него. Смотрю долго и внимательно, изучаю каждую черточку этого самодовольного лица. Запоминаю.

Потом разворачиваюсь и ухожу.

Не говорю ни слова. Потому что знаю: стоит мне открыть рот, и я скажу что-нибудь такое, что потом придется долго расхлебывать. А мне нельзя создавать себе проблемы. У меня есть стипендия, которой я могу лишиться. Есть бабушка, которую нельзя расстраивать.

Но я ненавижу его всем сердцем.

Захожу в аудиторию, сажусь на свое обычное место в первом ряду. Достаю телефон и быстро гуглю. Я знаю кто меня толкнул, я же не слепая и не глухая, просто я не обращаю на всю эту шушару внимания.

«МГУ, Максим Орловский»

Первая же ссылка – статья в светском журнале. «Золотой мальчик Москвы: кто такой Максим Орловский». Фотографии с вечеринок, интервью о «сложной жизни наследника», рассказы о его романах.

Конечно. Сын миллиардера. Владелец половины автопарка Москвы. Герой студенческих сплетен.

Бабник, пижон и нахал. А еще придурок.

Читаем дальше.

«Максим не скрывает своего отношения к отношениям – никаких обязательств, только удовольствие. Девушки меняются каждые несколько недель, но все они в восторге от времени, проведенного с наследником империи Орловских»

В восторге. Да, конечно. Потому что деньги творят чудеса. Потому что статус решает все. Потому что в этом мире можно купить даже любовь – по крайней мере, ее имитацию.

– Дарья! – рядом садится Лена, моя единственная подруга на курсе. – Ты чего такая мрачная?

– Встретила придурка, – коротко отвечаю.

– Какого еще придурка?

– Максима Орловского.

Лена присвистывает:

– Ого. Сам король университета обратил на тебя внимание?

«Король университета». Хочется смеяться. Или плакать.

– Сбил с ног и даже не извинился, – говорю. – Классический представитель золотой молодежи.

– Даш, ну ты же знаешь, кто он такой, – Лена смотрит на меня с удивлением. – Орловский – это же…

– Знаю, – обрываю я ее. – И мне плевать, кто он такой. Деньги не дают права вести себя как последняя скотина.

Но дают. В этом мире деньги дают право на все. На хамство, на пренебрежение, на уверенность в собственной безнаказанности.

Входит преподаватель, начинается лекция. Я старательно записываю, но мысли возвращаются к утренней встрече.

Его взгляд. Оценивающий, снисходительный. Взгляд хозяина жизни на прислугу.

Его улыбка. Самоуверенная, дерзкая. Улыбка того, кто привык получать все, что захочет.

Его слова. «На мой вкус, скучновато». Словно я товар на витрине, который он может купить или пройти мимо.

Ненавижу.

Ненавижу его лично. Ненавижу все, что он собой представляет. Ненавижу мир, в котором такие, как он, чувствуют себя королями, а такие, как я, должны быть благодарны за любое внимание.

После лекции я иду в кафе «Студент» – небольшое заведение рядом с университетом, где я подрабатываю официанткой. Хозяин – дядя Коля, добрый мужик, который честно платит и не пристает.

– Дашка, привет! – он машет мне рукой из-за стойки. – Как учеба?

– Нормально, дядь Коль.

Надеваю фартук, собираю волосы в высокий хвост. Моя вторая жизнь. Здесь я не студентка престижного вуза – здесь я просто Дашка, которая разносит кофе и борщи студентам.

Студентам вроде Максима Орловского.

Интересно, знает ли он, что есть люди, которые работают, чтобы платить за учебу? Которые считают каждую копейку, откладывают на учебники, экономят на еде?

Конечно, не знает. Для него мы – декорации. Фон, на котором разворачивается его яркая, насыщенная жизнь.

Смена проходит спокойно. К вечеру заходит компания студентов с экономического факультета – узнаю некоторых, видела их. Дорогая одежда, дорогие аксессуары, разговоры о том, где провести выходные – в Куршевеле или все-таки в Швейцарии.

Другой мир. И хорошо, что другой.

В девять закрываемся. Дядя Коля дает мне деньги – полторы тысячи за смену. Полторы тысячи. На эти деньги я проживу три дня.

– Даш, ты молодец, – говорит он. – Учишься, работаешь. Не то что эти мажоры, которые только и делают, что тратят родительские деньги.

Мажорчики.

Еду домой в переполненной электричке. За окном мелькают огни Москвы – яркие, манящие, недоступные. Где-то там, в одной из элитных квартир, сидит Максим Орловский. Пьет дорогой виски и планирует, какую девушку соблазнить на этой неделе.

А я еду в Сокольники к бабушке, которая ждет меня с ужином.

Но знаете что? Мне не стыдно. Мне не стыдно за свою жизнь, за свой мир, за то, что я работаю за полторы тысячи в день. Стыдно должно быть им – этим золотым мальчикам и девочкам, которые в двадцать лет ничего не умеют, кроме как тратить чужие деньги.

Максим Орловский.

Пусть он думает, что я «скучная». Пусть считает себя королем этого университета. Но я знаю правду: за красивой оберткой скрывается пустота. И рано или поздно все это рухнет.

А я останусь.

Я останусь со своими знаниями, своим характером, своей способностью выживать в любых условиях.

И пусть только попробует снова назвать меня «деткой», получит по яйцам.

Глава 3

Вторник. Половина девятого утра.

Стою у цветочного магазина на Тверской и чувствую себя полным идиотом.

Цветы. Сто и одна красная роза в элитной упаковке. Пятьдесят тысяч рублей за букет, который обычные люди покупают раз в жизни – на свадьбу. А я покупаю его для девчонки с журфака, которая вчера смотрела на меня так, словно я таракан в ее супе.

– Максим Андреевич, букет готов, – флорист улыбается мне так широко, что, кажется, вот-вот раскроет рот до ушей. – Розы из Эквадора, премиум-класса. Упаковка дизайнерская, ленты шелковые…

Розы из Эквадора. Господи, во что я превратился? В романтического идиота, который покупает цветы девушке, с которой знаком всего минуту?

Но тактика проверенная. Отец всегда так делает, когда накосячит перед мамой. Дорогой подарок, и мама тает как мороженое на солнце. Женщины все одинаковые. Им просто нужно показать, что ты готов тратить на них деньги.

– Спасибо, – беру букет и понимаю, что он тяжелый, как гиря. Сто роз, блин. Может, перебор?

Да ладно. В таких делах перебор невозможен. Главное – произвести впечатление.

Еду в университет, букет рядом со мной занимает половину салона. Выгляжу как жених, который едет делать предложение. Хорошо, что тонировка не позволяет прохожим рассмотреть эту красивую картинку.

Данил звонит, когда я паркуюсь у главного корпуса:

– Братан, ты где? У нас же семинар через полчаса.

– Возле университета, – говорю я и смотрю на часы. Почти девять, Дарья Сомова должна появиться с минуты на минуту – вчера я выяснил ее расписание. Да, я сталкер. И что с того?

– Что ты там делаешь?

– Жду одну девчонку.

– Дарью? – в голосе Данилы слышится смех. – Серьезно? Ты встал в такую рань ради девчонки, которая тебя ненавидит?

Встал. И не просто встал – принял душ, выбрал лучшую рубашку, потратил полчаса на прическу. Словно иду на первое свидание, а не на операцию по завоеванию очередной девушки.

– Данил, заткнись. Вот увидишь, как быстро она растает.

– Ага. А если не растает?

– Растает, – говорю я с уверенностью, которой не чувствую. – Они все тают.

Все. Кристина растаяла после недели ухаживаний. Алина – после дорогого ужина в элитном ресторане. Катя – после поездки в Париж на выходные.

Формула проста: деньги плюс обаяние равно победа.

Но почему тогда я нервничаю, как школьник перед 1 сентября?

Вижу ее издалека. Дарья Сомова. Идет по аллее в той же серой одежде – джинсах, свитере, с той же потрепанной сумкой через плечо. Никакого макияжа, волосы собраны в небрежный пучок.

И все равно красивая.

Не кричаще красивая, как модели с обложек. Спокойно красивая. Естественная красота.

Опасно красивая.

Выхожу из машины с букетом в руках. Сто и одна роза – это сила. Перед такой артиллерией не устоит ни одна женщина.

– Дарья! – окликаю ее.

Девушка останавливается, оборачивается. Видит меня. Видит букет.

И на ее лице появляется выражение, которое я не могу расшифровать. Удивление? Отвращение? Что-то среднее?

– Ты? – говорит она так, будто я последний человек, которого она хотела бы видеть.

Приятно.

Подхожу ближе, протягиваю букет:

– Для тебя.

Вокруг собираются зеваки. Конечно. Максим Орловский дарит цветы какой-то простушке – это событие. Слышу шепот, вижу направленные на нас телефоны. К вечеру об этом напишут во всех студенческих пабликах.

«Кого покоряет наследник империи?»

– Зачем? – Дарья не протягивает руку за букетом.

– Хочу извиниться за вчерашнее, – улыбаюсь своей фирменной улыбкой. – Я был не прав.

Не прав. Эти слова даются мне с трудом. Когда я в последний раз извинялся? В детстве, когда разбил мамину вазу?

– Сто и одна роза, – продолжаю, – из Эквадора. Премиум-класс.

Идиот. Зачем я сказал про премиум-класс? Как будто она не видит, что цветы дорогие.

– Из Эквадора? – в ее голосе слышится что-то странное. – И сколько они стоили?

– Это не важно, – машу рукой. – Главное, что они для тебя.

Вранье. Важно. Я хочу, чтобы она знала, сколько я потратил. Хочу, чтобы она оценила этот жест. Хочу, чтобы она поняла: на ее внимание претендует не кто-нибудь, а Максим Орловский.

– Пятьдесят тысяч? – уточняет она.

– Примерно так, – киваю, довольный тем, что она понимает масштаб подарка.

Дарья молчит несколько секунд. Смотрит на букет, потом на меня, потом снова на букет. Вокруг нас собралась целая толпа – студенты, преподаватели, даже охранник подошел посмотреть на представление.

И тут она делает то, чего я не ожидал.

– Ты серьезно думаешь, – медленно и четко произносит Дарья, – что я приму цветы от человека, который вчера назвал меня скучной и не извинился за то, что сбил меня с ног?

– Но я же сейчас извиняюсь, – не понимаю, в чем проблема. – И дарю тебе букет за пятьдесят тысяч.

– Ах, за пятьдесят тысяч! – она всплескивает руками. – Ну тогда конечно! Откуда мне, нищенке с окраины, знать цену гордости?

Что?

– Детка, я не понимаю…

– Не называй меня деткой! – ее голос становится громче, и все вокруг затихают. – И я не понимаю, что у тебя в голове вместо мозгов – вата или опилки?

Опилки? Меня только что назвали опилками? Меня?

– Ты думаешь, – продолжает, в глазах вспыхивает огонь, – что если ты потратишь на девушку деньги, то она упадет к твоим ногам и сразу, автоматически их раздвинет? Что мы все продаемся, только цена у всех разная?

Толпа вокруг растет. Кто-то смеется, кто-то снимает на телефон. Меня снимают на телефон. Максима Орловского отчитывает девчонка с журфака.

– Слушай, я просто хотел…

– Чего ты хотел? – перебивает она. – Купить меня букетом? Показать, какой ты щедрый и великодушный? Или доказать всем вокруг, что у тебя много денег, но нет мозгов?

Все идет не по плану.

Она должна была растаять, расчувствоваться и согласиться на свидание. А вместо этого она устраивает мне публичную порку.

– Дарья, давай поговорим наедине…

– О, ты знаешь мое имя? О чем нам говорить? – она смеется, но смех злой. – О том, как ты вчера меня унизил, а сегодня думаешь, что цветочки все исправят? О том, что ты считаешь всех девчонок продажными шкурами?

Продажными дурами. Господи, во что она превращает мои слова?

– Я не думаю, что ты продажная…

– Конечно, не думаешь! Ты вообще не думаешь! – она делает шаг назад и показывает на букет. – Знаешь, что я думаю об этих цветах?

О нет. Только не это.

– Я думаю, что они такие же пустые и бессмысленные, как и ты.

И тут происходит то, от чего у меня перехватывает дыхание. Дарья Сомова поднимает букет – сто и одна роза за пятьдесят тысяч рублей – и швыряет его мне под ноги.

Тишина.

Абсолютная тишина, которая длится целую вечность. Я стою, смотрю на разбросанные по асфальту цветы и не могу поверить в происходящее. Она выбросила мой подарок. Просто взяла и выбросила.

– Вот что я думаю о твоих деньгах и твоем «великодушии», – говорит Дарья и разворачивается. – И больше ко мне не подходи. У меня аллергия на придурков и на Эквадорские розы.

Она уходит, а я стою посреди толпы зевак с розами под ногами и чувствую, как горят мои щеки от унижения.

Меня опозорили. Публично, демонстративно, на глазах у всего университета. Максима Орловского – наследника, золотого мальчика Москвы, короля студенческих тусовок.

– Круто, братан, – раздается голос Данила за спиной. – Просто офигенно круто.

Поворачиваюсь к нему, он пытается не рассмеяться. Пытается, но не может.

– Заткнись, – шиплю я.

– Она назвала тебя придурком с опилками в голове, – Данил уже не сдерживается. – И это при том, что ты потратил на нее месячный бюджет среднестатистической семьи.

Опилки. Придурок. Аллергия.

Толпа расходится, но взгляды по-прежнему устремлены на меня. Слышу смешки, шепот, звуки снимающих телефонов. К обеду об этом будет знать весь университет.

– Она меня опозорила, – говорю вслух.

– Еще как опозорила, – соглашается Данил. – Публично и красиво. Браво! Мне она уже нравится.

Красиво? И это он называет красиво? Когда простая девчонка унижает наследника миллиардера на глазах у толпы?

– Знаешь что, братан? – Данил наклоняется и поднимает с асфальта одну розу. – Мне кажется, ты недооценил противника.

Противника.

Да, теперь все именно так. Дарья Сомова – мой противник. Она объявила мне войну, сама того не понимая. Думает, что может просто взять и унизить Максима Орловского?

Ошибается.

Достаю ключи от машины и иду к «Мерседесу». Розы так и остаются лежать на асфальте – пусть дворники убирают.

– Макс, ты куда? У нас семинар, – Данил идет следом.

– Домой. Мне нужно подумать.

– О чем?

О том, как уничтожить эту маленькую гордячку. О том, как сделать так, чтобы она пожалела о сегодняшнем утре. О том, как заставить ее ползать у моих ног и умолять о прощении.

– О стратегии, – коротко отвечаю.

Стратегия. Да, мне нужна новая стратегия. Цветочки и конфетки здесь не помогут. Значит, будем действовать по-другому.

Более жестко.

Завожу двигатель, «Мерседес» рычит, готовый сорваться с места. В зеркале заднего вида вижу розы на асфальте. Пятьдесят тысяч рублей. Просто выброшенные на ветер.

Но это только начало, детка. Только начало нашей игры.

Ты хотела войны? Получишь войну. И посмотрим, кто из нас окажется сильнее – девчонка с окраины или Максим Орловский.

Ставки повышаются.

Глава 4

Первую пару я просидела в состоянии, близком к аффекту.

Эквадорские розы. Пятьдесят тысяч рублей.

Скотина!

Каждый раз, когда я вспоминала эти слова, меня начинало трясти от злости. Не от холода – от чистой, концентрированной ярости, которая кипела где-то в районе солнечного сплетения и грозила вырваться наружу в виде крика или разбитой посуды.

Пятьдесят тысяч рублей!

На эти деньги бабушка могла бы три месяца покупать лекарства. Я могла бы два месяца не работать и полностью сосредоточиться на учебе. Мы могли бы наконец починить протекающий кран и поменять старый холодильник, который гудит по ночам, как взлетающий «Боинг».

А этот придурок потратил их на букет. На букет! Который, судя по всему, должен был растопить мое сердце и заставить упасть к его ногам с криками: «О, Максим, возьми меня прямо здесь, на мраморных ступенях МГУ!»

Преподаватель что-то рассказывал о современных медиа-трендах, а я строчила в конспекте: «Мажор – придурок – опилки – кретин – дебил». Получалось очень стройно и логично.

– Дашка, – шепнула Лена, сидевшая рядом, – тебя что, лихорадит? Ты вся красная.

– От злости, – процедила я сквозь зубы.

– На кого?

На идиота с эквадорскими розами и без мозгов.

– На жизнь в целом, – дипломатично отвечаю.

После первой пары Лена не отходила от меня, и по ее взгляду я сразу поняла: случилось что-то плохое. Очень плохое.

– Даш, – начала она осторожно, как будто я была неразорвавшейся бомбой, – мне нужно тебе кое-что показать.

– Что еще? – устало спрашиваю. После утреннего представления с розами мне казалось, что хуже уже быть не может.

Ошибалась.

Лена протягивает мне свой телефон, и я вижу видео во «ВКонтакте».

Видео, на котором я швыряю букет Максиму Орловскому под ноги. Кто-то умудрился заснять всю сцену целиком – от момента, когда он протягивает мне цветы, до момента, когда я ухожу, оставив его стоять среди разбросанных роз.

– Сколько просмотров? – мой голос звучит странно, как будто доносится издалека.

– Три тысячи за два часа, – Лена сочувственно смотрит на меня. – И это не предел.

Три тысячи. Весь университет. К вечеру, наверное, вся страна будет знать, как какая-то серая мышка отказалась от роскошного букета от наследника империи.

– Даш, что вообще между вами происходит? – Лена садится рядом со мной на скамейку. – Орловский дарит тебе цветы, а ты швыряешь их ему под ноги… Это какой-то сюр!

Сюр. Да, можно и так назвать.

– Между нами ничего не происходит, – отвечаю резко. – И никогда не может происходить в принципе.

– Почему?

Почему? Да потому что мы с разных планет!

Он живет в мире, где пятьдесят тысяч рублей – это мелочь, которую можно потратить на прихоть. Я живу в мире, где пятьдесят тысяч – это хорошая сумма.

– Мы из разных миров, Лен, – говорю вслух. – Он золотой мальчик, я – девочка с окраины. Он привык покупать все, что захочет, а я не продаюсь.

– Но ведь он же извинился…

– Он подумал, что может купить мое прощение букетом роз! – голос мой становится громче, и несколько студентов оборачиваются. – Понимаешь? Не извинился по-человечески, а решил заплатить!

Лена молчит, и я понимаю: она не понимает. Для нее, как и для большинства девчонок в университете, Максим Орловский – это мечта. Красивый, богатый, статусный.

Мечта идиотки без мозгов.

– Лена, давай я тебе объясню, – терпеливо, как детям в детском саду, – что сделал твой принц. Вчера он сбил меня с ног, назвал скучной и не извинился. Сегодня он явился с букетом за пятьдесят тысяч и решил, что этого достаточно. Что я, как дрессированная собачка, завиляю хвостом и побегу за ним.

– Ну… может, он действительно раскаивается?

Раскаивается. Максим Орловский и раскаяние – два понятия, которые физически не могут стоять в одном предложении.

– Лена, ты видела его глаза? – спрашиваю я. – В них не было раскаяния. В них была уверенность в победе. Он был уверен, что я приму его дурацкие цветы и растаю от благодарности.

Достаю телефон и, игнорируя здравый смысл, который кричит: «НЕ НАДО!», захожу в комментарии под видео.

И здесь начинается ад.

«Дура набитая, отказалась от Орловского!»

«Серая мышь возомнила о себе невесть что»

«Макс красавчик, а эта вообще кто такая?»

«Какая неприглядная, на кой она ему сдалась»

«Максим, не расстраивайся, есть девушки и покрасивее!»

И сердечки. Тысячи чертовых сердечек под комментариями в поддержку Максима. А под теми редкими комментариями, где кто-то пытается меня защитить, – дизлайки и злобные ответы.

Получается, что опозорился не он, а я.

Не он выглядит идиотом с букетом роз, а я – неблагодарной стервой, которая не оценила «щедрый жест». В интернете он – страдающий принц, которому нагрубила какая-то никчемная девица.

– Даш, не читай это, – Лена пытается забрать у меня телефон.

– Поздно, – отвечаю, продолжая листать. – Я уже все прочитала.

«Да кто она вообще такая? Нищенка!»

«На таких, как она, лучше не тратить деньги»

«Максим, найди себе девушку по статусу, а не эту серую мышь»

И самый убийственный комментарий: «Она просто знает, что недостойна Орловского, вот и бесится».

Недостойна.

Я, которая встает в шесть утра и до ночи учится или работает, недостойна парня, который за двадцать два года не заработал ни копейки. Я, которая знает цену деньгам, недостойна мажора, для которого пятьдесят тысяч – это карманные расходы на неделю.

Логично. В современном мире важен не характер, а размер банковского счета.

– Блин, – выдавливаю из себя, – я стала посмешищем.

– Даш…

– Нет, правда! Посмотри! – тычу пальцем в экран. – Он собирает лайки и комментарии типа «бедняжка, попался на удочку стервы», а я – девушка второго сорта. Нет, даже не второго. Двадцать второго!

Раньше было хорошо. Раньше меня никто не замечал – ни одногруппники, ни преподаватели, ни другие студенты. Я была невидимкой, серой мышкой, тенью в коридорах университета.

И мне это нравилось! Никто не лез в мою жизнь, никто не обсуждал мою одежду, никто не строил теорий о моих отношениях.

А теперь я – звезда интернета. Антизвезда.

Вторая пара прошла как в тумане. Я чувствовала на себе взгляды однокурсников, слышала шепот и хихиканье. Кто-то показывал на меня пальцем, кто-то открыто смеялся.

«Это та, которая отказалась от Орловского!»

«Видела видео? Она просто швырнула ему цветы под ноги!»

«Да она с ума сошла! От такого парня отказываться!»

К обеду я была готова провалиться сквозь землю. Иду в университетскую столовую – большую, светлую, всегда полную студентов, – и понимаю: ошибка. Стоило остаться дома, притвориться больной, переждать бурю.

Но поздно. Беру поднос, встаю в очередь за супом и чувствую: все смотрят. Не просто оглядываются – сверлят взглядами. Обсуждают. Строят теории.

– Она вообще в своем уме? – слышу за спиной. – Отказаться от Макса Орловского!

– Может, она лесбиянка? – предполагает другой голос.

Лесбиянка. Конечно, других причин отказаться от «принца» быть не может.

Сажусь за свой обычный столик в углу, но и здесь нет покоя. Девчонки с соседних столиков открыто пялятся, что-то шепчут друг другу, показывают в мою сторону.

Я превратилась в экспонат зоопарка.

Суп невкусный, картошка пересоленная, но я заставляю себя есть. Не дам им понять, что задели. Хотя внутри все кипит от злости и обиды.

Максим Орловский, гад чертов, превратил мою жизнь в ад.

После обеда иду на последнюю пару, но сосредоточиться не могу. В голове крутятся комментарии из интернета, взгляды одногруппников, шепот в коридорах.

«Серая мышь»

«Неприглядная»

«Недостойна»

Слова больно ранят, хотя я понимаю: это просто мнение случайных людей в интернете. Но понимать умом – одно, а чувствовать – другое.

К черту их всех, – думаю, выходя из университета. К черту Максима Орловского, к черту интернет, к черту их мнения.

У меня есть работа, учеба, цель в жизни. А они пусть дальше обсуждают чужие отношения и ставят лайки своим кумирам.

***

Кафе «Студент» встретило привычным запахом кофе и жареных котлет. Мой второй дом. Здесь можно спрятаться от всего мира, раствориться в рутине: принять заказ, налить кофе, убрать со стола.

– Дашка! – дядя Коля машет мне из-за стойки. – Как дела, студентка?

– Нормально, дядь Коль.

Вру. Дела хреновые, но зачем ему знать?

Надеваю фартук, завязываю волосы, включаюсь в работу. Здесь я просто официантка Даша, а не звезда скандального видео.

Первые полчаса проходят спокойно. Посетители обычные – студенты, преподаватели, пара туристов. Никто не узнает, не показывает пальцем, не шепчется.

Может, обойдется?

И тут в кафе входит он.

Максим Орловский собственной персоной.

В той же дорогой куртке, с той же самоуверенной улыбкой, с теми же наглыми глазами. Смотрит по сторонам, как будто выбирает место в ресторане, а не в дешевом студенческом кафе.

И направляется к моей секции.

Сердце начинает колотиться где-то в районе горла. Руки дрожат. Что он здесь делает? Зачем пришел? Хочет продолжить утреннее унижение?

– Здравствуй, детка, – говорит он, садясь за столик у окна.

«Детка» опять.

– Здравствуйте, – отвечаю максимально официально. – Что будете заказывать?

– Кофе. И возможность поговорить.

– Кофе подам. Разговаривать с посетителями не входит в мои обязанности.

Иду к кофемашине и думаю: может, плюнуть ему в кофе? Или добавить соли вместо сахара? Но нет, нельзя. Дядя Коля может уволить, а работа мне нужна.

Хотя как же хочется!

Несу ему кофе, ставлю на столик, пытаюсь уйти, но он хватает меня за руку.

– Подожди.

Прикосновение обжигает, как огонь. Я отдергиваю руку и освобождаюсь.

– Не трогайте меня.

– Дарья, я хочу объясниться.

– А я не хочу слушать ваши объяснения.

«Ваши». Перехожу на «вы» – пусть знает, что близкого общения не будет.

– Из-за меня у тебя проблемы? – он кивает в сторону других столиков, за которыми сидят студенты с телефонами.

Проблемы. Он так называет то, что превратило мою жизнь в кошмар?

– У меня нет никаких проблем, – вру ему в лицо. – И не было бы, если бы вы держались от меня подальше.

– Дарья…

– Мое имя в вашем исполнении звучит отвратительно. Лучше не произносите его.

В кафе тишина. Все слушают наш разговор, кто-то снова снимает на телефон. Отлично. Еще одно видео в копилку.

Максим встает и подходит ближе. Слишком близко. От него пахнет дорогими парфюмом и самоуверенностью.

– Я понимаю, ты злишься…

– Злюсь? – не выдерживаю я. – ЗЛЮСЬ?!

В руке у меня чайник с горячим чаем для соседнего столика. И мне очень хочется разбить его о голову этого самовлюбленного придурка.

– Ты превратил мою жизнь в ад! Из-за тебя я стала посмешищем для всего университета! Из-за твоих дурацких роз меня обсуждает весь интернет!

– Дарья, успокойся…

– НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ МНЕ, ЧТО ДЕЛАТЬ!

Чайник дрожит в руках. Еще чуть-чуть, и я действительно тресну его по голове.

– Даша, что случилось? – рядом появляется дядя Коля.

– Все в порядке, дядь Коль. Этот… посетитель… как раз уходил.

Смотрю на Максима взглядом, который должен испепелить его на месте. Убирайся. Немедленно. Пока я не сделала то, о чем потом пожалею.

Он молчит несколько секунд, изучая мое лицо. Затем кладет на стол деньги – гораздо больше, чем стоит кофе, – и направляется к выходу.

– Это еще не конец, детка, – говорит он на прощание.

Угроза. Самая настоящая угроза.

И я понимаю: война только начинается.

Глава 5

Пятница. Час ночи. Клуб «Мост» на Патриарших.

Сижу в VIP-зоне с бокалом виски в руках и пытаюсь выглядеть расслабленным.

Четыре дня. Прошло четыре дня после инцидента с розами, а я до сих пор не могу понять, что пошло не так. Цветы были дорогие, упаковка шикарная, жест красивый.

Все должно было сработать.

Но вместо этого – четыре с половиной миллиона просмотров видео, на котором меня позорят на глазах у всего университета.

– Макс, ты что, решил стать философом? – Данил плюхается рядом с коктейлем в руке. – Сидишь тут мрачнее тучи.

– Думаю, – коротко отвечаю.

– О чем? О том, как проиграть мне машину?

Машина. Мой AMG GT стоит кучу денег. Неужели я действительно могу его потерять?

– Данил, заткнись. Еще и месяца не прошло.

– Прошла почти неделя, – ухмыляется он. – И пока счет не в твою пользу. Она ненавидит тебя еще сильнее, чем при вашей первой встрече.

Ненавидит. После истории в кафе это слово зазвучало еще острее. Если бы взгляды могли убивать, я бы уже неделю как лежал в морге.

Достаю телефон, в тысячный раз открываю видео. Четыре миллиона семьсот тысяч просмотров. Комментарии все те же: одни жалеют меня, другие смеются над «дурочкой, которая отказалась от принца».

Но результат один: я выгляжу идиотом.

– Знаешь, в чем проблема? – говорю я Данилу, не отрываясь от экрана.

– В том, что ты выбрал не ту девчонку?

– В том, что я выбрал не тот подход.

Цветы – это банально. Примитивно. Любой дурак с деньгами может купить букет роз. Нужно что-то более… личное.

– И что ты предлагаешь? Подарить ей машину?

Машину. Нет, она и машину не возьмет. После той сцены в кафе я понял, что она презирает все, что связано с деньгами.

А что, если проблема не в подарках?

А что, если проблема в том, что я ничего о ней не знаю? Ну серьезно – что я знаю о Дарье Сомовой? Что она учится на журфаке, работает официанткой и живет небогато.

И все.

А между тем, чтобы завоевать девушку, нужно знать ее слабые места. Нужно выяснить, в чем она нуждается.

– Данил, а ты не помнишь, где она живет?

– Кто? Твоя принцесса? – хмыкает он. – Понятия не имею. А зачем?

– Хочу узнать о ней побольше.

Логично, не так ли? Как можно помочь человеку, не зная, в какой помощи он нуждается? Может быть, у ее семьи финансовые проблемы? Может быть, ей нужна хорошая работа? Или у нее больна мама?

У всех есть слабые места.

– Макс, – Данил становится серьезным, – ты же не собираешься стать сталкером?

– Не сталкером, а благодетелем. Представь: я узнаю, что ей нужно, и тайно помогаю. Анонимно. А потом, когда она поймет, что это был я…

– Она вызовет полицию, – сухо замечает Данил.

В полицию? Да за что? За то, что я помог ей решить проблемы?

– Ты не понимаешь. Девушки любят загадочных благодетелей. Это же так романтично!

Особенно когда потом выясняется, что благодетель – богатый и красивый парень.

– Макси! – пронзительный голос прерывает наши размышления.

Поворачиваюсь и вижу Алину. Или Карину? Одну из девушек, с которыми я встречался пару месяцев назад. Длинные ноги, дорогое платье, улыбка, от которой раньше сносило крышу.

Раньше.

– Привет, детка, – автоматически включаю обаяние.

– Ты сегодня такой задумчивый, – она садится рядом и кладет руку мне на бедро. – Это из-за той дурочки с видео?

«Та дурочка». Почему все ее так называют? Дарья не дурочка. Она просто… особенная.

– Макс, да забудь ты о ней! – продолжает блондинка. – Посмотри, сколько вокруг красивых девушек! Я, например, всегда была готова…

Всегда была готова. Вот в этом-то и проблема. Они все готовы. Сразу, без вопросов, без борьбы.

А Дарья – вызов.

– Слушай, – говорю я блондинке, – сегодня я не в настроении для компании.

– Но…

– Данил тебя развлечет.

Данил закатывает глаза, но послушно уводит обиженную красотку к бару. А я возвращаюсь к своим планам.

Итак, мне нужна информация. Адрес, состав семьи, финансовое положение, проблемы, мечты. Все, что может помочь найти правильный подход.

И я знаю, к кому обратиться.

Кирилл.

Мы учились в одной школе, но он был из тех, кого называют «компьютерными ботаниками». Тощий, в очках, всегда с ноутбуком. Но он умел делать такие вещи с интернетом…

Достаю телефон и набираю его номер.

– Макс? – удивленный голос в трубке. – Ого, не ожидал от тебя звонка. Что случилось?

– Кир, мне нужна твоя помощь.

– Какая?

– Информация. Об одном человеке.

Пауза. Кирилл не дурак, он понимает, о чем речь.

– Макс, я не занимаюсь незаконным сбором информации.

– Да ладно тебе! Ничего криминального. Просто… базовые данные. Адрес, работа, семья.

– Зачем тебе это?

Хороший вопрос. Что я могу ему сказать? Что хочу заполучить девушку, которая меня послала?

– У меня есть девушка, которой я хочу помочь. Но она гордая и не принимает помощь. Поэтому я хочу сделать все анонимно.

– Благородно, – в голосе Кирилла слышится легкая ирония. – И что это за девушка?

– Дарья Сомова. Студентка МГУ, журфак, третий курс.

– Та самая, которая публично унизила тебя?

Черт. Конечно, он видел видео. Кто его не видел?

– Именно поэтому я и хочу ей помочь. Показать, что я не мстительный.

– Макс, – вздыхает Кирилл, – это звучит как сталкинг.

– Это не сталкинг! Это… стратегическая разведка.

Звучит лучше.

– Знаешь что, – говорит он после паузы, – я сделаю исключение. Но только базовая информация. И только потому, что мы друзья.

– Спасибо, Кир. Ты меня выручил.

– Завтра утром будет готово. Скину тебе на почту.

Я кладу трубку и чувствую, как внутри разливается предвкушение. Завтра я узнаю все о Дарье Сомовой. А потом…

Потом начну действовать.

– Данил! – зову друга.

Он возвращается, выглядит уставшим:

– Что еще? Ты готов прямо сейчас расстаться с машиной? Я готов ее принять.

– Нет.

– Серьезно? Только не говори, что ты собираешься за ней следить и тайно помогать, она догадается, что это ты, она не дура.

– Ну и пусть, но это будет не сразу. Сначала она будет гадать, кто ее таинственный благодетель. А потом я намекну…

И тогда она поймет. Поймет, что ошибалась на мой счет. Что я не просто богатый мажор, а человек, способный на настоящие чувства.

– Макс, а что, если у нее нет проблем?

– Проблемы есть у всех. Особенно у небогатых людей.

А если проблем нет – я их найду. Точнее, найду потребности. У каждого есть мечты, которые можно осуществить.

– А если она все равно тебя пошлет?

– Не пошлет. Не может человек послать того, кто ему искренне помог.

Особенно если этот человек – Максим Орловский.

Данил пожимает плечами:

– Что ж, посмотрим. Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

О чем предупреждал? О том, что мой план гениален? Что я наконец-то нашел правильный подход?

Деньги решают все. Нужно только правильно их использовать. Не швыряться букетами роз, а решать реальные проблемы.

Остаток вечера я провожу, представляя завтрашний день. Получу информацию от Кирилла, изучу ее жизнь, найду слабые места. А потом…

А потом стану ее тайным ангелом-хранителем.

Как в фильмах. Таинственный незнакомец, который появляется в самый нужный момент и исчезает, не требуя благодарности.

Пока не придет время открыться.

Уезжаю из клуба с чувством, что наконец-то нашел правильную стратегию. Никаких публичных жестов, никакой демонстрации богатства. Только тайная помощь и искренняя забота.

Дарья Сомова даже не поймет, что происходит, пока не станет слишком поздно сопротивляться.

А утром я узнаю все.

Где она живет, с кем, какие у них проблемы. И тогда начну действовать.

Дома, лежа в постели, прокручиваю в голове различные сценарии. Что, если у ее семьи долги? Я смогу их погасить. Что, если нужна операция? Оплачу лучших врачей. Что, если она мечтает о стажировке в крутой газете? Устрою через знакомых.

У каждой проблемы есть решение. Особенно если у тебя есть деньги.

А завтра утром, как только получу информацию, поеду к ней домой. Посмотрю, как она живет. Оценю ситуацию. И начну планировать операцию по ее спасению.

Дарья Сомова не устоит перед таким натиском доброты.

Засыпаю с улыбкой на лице. Завтра начнется новый этап игры. Этап, в котором я наконец-то покажу ей, на что способен Максим Орловский.

Глава 6

Суббота. Восемь утра. За окном серо и промозгло, как в моей душе.

Лежу в постели и слушаю, как бабушка гремит посудой на кухне. Встала пораньше, значит, будут поручения. В субботу она всегда составляет список дел на выходные: рынок, аптека, магазин, химчистка. И угадайте, кто будет все это выполнять?

Правильно. Я.

Не то чтобы я был против – бабушка уже немолода, ей тяжело таскать тяжелые сумки. Но после недели в университете хочется просто поваляться в кровати с книжкой. Или с сериалом. Или просто уставиться в потолок и ни о чем не думать.

Особенно не думать о нем.

Максим Орловский.

Три дня – целых три дня! – никаких новостей с этого фронта. Ни розочек, ни появлений в кафе, ни попыток «поговорить». Тишина. Полная, подозрительная, нервирующая тишина.

И это пугает меня больше, чем любые его действия.

Потому что я знаю таких, как он. Золотые мальчики так просто не сдаются. Особенно после публичного унижения. Особенно когда это унижение посмотрели уже пять миллионов человек – да, я вчера проверяла, видео продолжает набирать популярность.

Пять миллионов просмотров моего «величайшего момента».

И комментарии все те же. Я по-прежнему «серая мышь», «неблагодарная стерва», «дура, упустившая шанс». А он – «бедняжка», «принц», «слишком хорош для таких, как я».

Логика интернета прекрасна в своей извращенности.

– Дашенька! – голос бабушки прерывает мои размышления. – Вставай, солнышко! Уже день на дворе, а ты все спишь!

На дворе день. За окном мерзкая серая каша из дождя и снега. Для начала сентября погода просто отвратительная. Вчера еще можно было ходить в легкой куртке, а сегодня хочется закутаться в одеяло и не вылезать до весны.

– Встаю, бабуль! – кричу в ответ и заставляю себя выбраться из теплой постели.

Холодно. Батареи еще не включили – отопительный сезон официально не начался, а наш старенький обогреватель греет примерно так же, как спичка в ледяной пещере.

Надеваю домашние тапочки – стоптанные, но теплые – и иду на кухню. Бабушка уже сидит за столом с чашкой цикория и листком бумаги, исписанным ее аккуратным почерком.

Список. Конечно же, список.

– Доброе утро, бабуль, – целую ее в щеку и заглядываю в бумажку. – Что у нас сегодня на повестке дня?

– На рынок – купить картошки, морковки, лука. В «Пятерочке» – хлеб, молоко, крупу. В аптеке – мои таблетки от давления и обезболивающие для суставов.

Стандартный набор. Ничего сверхъестественного. Часа три-четыре – и все дела переделаны.

– А деньги? – спрашиваю осторожно.

Деньги – это всегда болезненная тема. У нас их мало, очень мало. Бабушкина пенсия – копейки, моя стипендия – еще меньшие копейки, заработок в кафе – чуть больше копеек. Вместе получается сумма, на которую можно существовать, но нельзя жить.

– Возле хлебницы, – кивает бабушка. – Три тысячи. Должно хватить.

Три тысячи на неделю. На еду, транспорт, бытовую химию, лекарства. Жесткая математика выживания, которую я знаю наизусть с четырнадцати лет.

С того самого дня, когда родители разбились в автокатастрофе, и я переехала к бабушке.

Не люблю об этом думать. Не люблю вспоминать тот звонок среди ночи, слезы бабушки, похороны, после которых мир перевернулся с ног на голову.

До четырнадцати лет я была обычной девочкой из средней семьи. Папа работал инженером, мама – бухгалтером. Мы жили в двухкомнатной квартире, ездили летом на дачу, а на Новый год папа дарил мне планшеты и смартфоны.

А потом все закончилось.

И я научилась считать деньги. Научилась выбирать между новыми кроссовками и учебниками. Научилась работать с шестнадцати лет – сначала расклеивала объявления, потом убирала в офисах, теперь работаю официанткой.

Научилась ненавидеть тех, кому все досталось просто так.

Таких, как Максим Орловский.

– Бабуль, а может, я лучше завтра схожу? – предлагаю без особой надежды. – Погода такая мерзкая…

– Дашенька, завтра воскресенье, а в понедельник у тебя учеба, – мягко, но твердо говорит бабушка. – Да и продукты заканчиваются.

Конечно. Откладывать некуда. В холодильнике пусто, как в моем кошельке.

Завтракаю овсянкой на воде – уже третий день подряд, но молоко закончилось еще в среду. Ничего, сегодня куплю. Листаю новости в телефоне и краем глаза слежу за бабушкой.

Она постарела. За последние полгода сильно постарела. Больше морщин, медленнее движения, чаще жалобы на боли в суставах.

Ей уже семьдесят четыре, а она все тянет эту семью на себе – покупает продукты, готовит, стирает, экономит на лекарствах ради моей учебы.

Виновата ли я в том, что поступила в МГУ? В том, что не пошла работать после школы, а решила получить высшее образование? Иногда думаю об этом, особенно когда вижу, как бабушка пересчитывает копейки.

Но нет. Образование – это мой единственный шанс вырваться из этого замкнутого круга. Получить диплом, найти хорошую работу, обеспечить нас обеих. А пока что приходится терпеть.

– Дашенька, оденься потеплее, – говорит бабушка, заглядывая в окно. – На улице прохладно.

Потеплее. У меня есть две куртки – легкая ветровка и зимняя пуховая куртка. Ничего среднего. Вчера я рассчитывала на ветровку, но сегодня явно нужно что-то посерьезнее.

Иду в прихожую, достаю ветровку и понимаю: все-таки маловата. Но пуховик надевать рано – в нем я буду похожа на колобок. Компромисс: ветровка плюс шарф. Яркий красный шарф, который мне подарила подруга на день рождения.

Хоть какое-то яркое пятно в этом сером дне.

Проверяю сумку – кошелек, ключи, телефон, наушники. Стандартный джентльменский набор. Целую бабушку на прощание и выхожу на улицу.

Бр-р-р! Погода еще хуже, чем казалось из окна. Ветер пронизывающий, дождь мелкий, но противный, небо серое, как старая тряпка. Типичная московская осень во всей красе.

До рынка ехать на автобусе минут двадцать. Стою на остановке, кутаюсь в шарф и думаю о том, что сегодня суббота, а у меня нет никаких планов, кроме похода по магазинам.

Другие девчонки моего возраста проводят выходные в кафе, кино, торговых центрах. А я таскаю сумки с картошкой.

Ну и что? Зато у меня есть цель в жизни. Зато я знаю цену деньгам. Зато я не избалованная принцесса, которая думает, что мир вращается вокруг нее.

В отличие от некоторых.

Орловский. Опять мысли о нем. Почему я не могу просто забыть об этом придурке? Три дня тишины должны были меня успокоить, но вместо этого я нервничаю еще больше.

Потому что тишина подозрительна. Такие, как он, не отступают после первого поражения. Они перегруппировываются, планируют новую атаку, наносят удар исподтишка.

А что, если он что-то замышляет?

Автобус, как обычно, опаздывает на десять минут. Салон полупустой, пахнет сыростью и дешевыми освежителями воздуха. Я сажусь у окна и смотрю на мелькающие за стеклом серые дома.

Мой мир. Не гламурный, не блестящий, но честный. Здесь люди работают за свои деньги, а не получают их в наследство от папочки.

На рынке обычная субботняя суета: толпы пенсионеров с авоськами, мамы с детьми, студенты вроде меня. Все считают каждую копейку. Торгуются, выбирают самые дешевые товары, ищут скидки.

А где-то в это же время Максим Орловский, наверное, завтракает устрицами в ресторане за пять тысяч рублей.

Покупаю картошку – пять килограммов за сто рублей, морковь – килограмм за тридцать, лук – два килограмма за сорок. Итого сто семьдесят рублей. Этой картошки хватит на две недели, если готовить умеючи.

В «Пятерочке» покупаю хлеб, молоко, гречку, макароны. Еще четыреста рублей. В аптеке – таблетки для бабушки. Восемьсот рублей.

Итого: тысяча триста семьдесят рублей. Остается тысяча шестьсот тридцать. На неделю. Должно хватить, если не покупать ничего лишнего.

А что такое «лишнее» в нашем бюджете? Шоколадка – лишнее. Кофе вместо цикория – лишнее. Новые колготки вместо порванных – лишнее, можно зашить старые.

Не жалуюсь. У многих жизнь еще тяжелее. Но иногда хочется просто зайти в магазин и купить то, что нравится, а не то, что можешь себе позволить.

Возвращаюсь домой с тяжелыми сумками. Картошка весит прилично. Плечи начинают болеть уже через десять минут ходьбы. Хорошо хоть до автобуса недалеко.

В автобусе я сижу с сумками на коленях и думаю о планах на вечер. Приготовить обед, постирать белье, подготовиться к семинару по понедельникам. Обычная суббота обычной студентки.

А что делает Максим Орловский в субботу вечером? Наверное, тусуется в каком-нибудь элитном клубе. Пьет коктейли за тысячу рублей и клеится к новой девушке – на замену той, которая его «обидела».

И это правильно. Пусть найдет себе подходящую компанию из своего мира. Кого-нибудь с деньгами, статусом и без принципов.

А я обойдусь без принцев.

Выхожу из автобуса на своей остановке и иду домой. Еще минут пять – и я дома. Можно будет разгрузить сумки, заварить чай, посидеть с бабушкой на кухне и обсудить новости.

Простые радости простой жизни.

Поворачиваю за угол и вижу свой дом – пятиэтажную хрущевку с облупившейся краской и покосившимися балконами. Не дворец, но родной.

И тут замечаю ее.

Черную машину у подъезда.

Дорогую. Очень дорогую. Такие не покупают люди из нашего района. Такие машины покупают…

Нет.

Только не это.

Сердце начинает колотиться где-то в районе горла. Ноги становятся ватными. Это не может быть он. Не может быть, чтобы он выяснил, где я живу. Не может быть, чтобы он приехал сюда.

Но номера…

Блатные номера. Три цифры. Такие номера покупают только очень богатые люди. Очень богатые и очень влиятельные.

Максим Орловский.

Стою посреди двора с сумками в руках и понимаю: он нашел меня. Нашел мой дом, мой адрес, мою бабушку. Тишина последних трех дней была подготовкой.

А что теперь? Что он здесь делает? Зачем приехал? И главное – что он хочет от моей семьи?

Подхожу ближе к машине и вижу: салон пустой. Значит, он уже вышел. Значит, он уже в доме.

Или рядом с домом.

Или… у нас в квартире?

Бабушка!

Мысль о том, что этот мажор мог заявиться к семидесятичетырехлетней женщине и начать «объясняться», приводит меня в ярость. Как он смел? Как посмел вторгнуться в мою личную жизнь?

Я убью его. Медленно и болезненно. Сначала оторву руки за то, что они прикасались к дверной ручке нашей квартиры. Потом голову – за то, что она додумалась приехать сюда.

А потом воскрешу и убью заново.

Поднимаюсь по лестнице, стараясь не греметь сумками. Может быть, его уже нет? Может быть, он понял, что совершил ошибку, и уехал?

Но машина стоит у подъезда.

Значит, он все еще здесь.

Глава 7

Суббота. Десять утра. Стою возле пятиэтажной хрущевки и понимаю, что совершил грандиозную ошибку.

Блин.

Нет, серьезно. Что я здесь делаю?

Смотрю на дом, в котором живет Дарья Сомова, и чувствую, как что-то сжимается в груди. Облупившаяся краска, покосившиеся балконы, окна, заклеенные скотчем вместо стекол. Детская площадка, которая видела лучшие времена давно.

Вот так живет моя принцесса.

Кирилл не обманул – информация пришла рано утром. Дарья Сомова, двадцать лет, живет с бабушкой в двухкомнатной квартире. Родители погибли в автокатастрофе шесть лет назад. Семья малообеспеченная. Работает официанткой, чтобы платить за учебу.

И я думал, что у меня проблемы.

Мой «Мерседес» выглядит здесь как НЛО на парковке «Жигулей». Несколько пацанов уже обступили машину и изучают ее с видом знатоков. Хорошо хоть не царапают. Пока.

Достаю телефон, проверяю адрес еще раз. Да, это здесь. Подъезд номер три, квартира сорок семь. Пятый этаж, без лифта. Конечно, без лифта – в таких домах лифты это роскошь.

И что дальше?

Я же не могу просто подойти и сказать: «Привет, я тот самый мажор, которого ты публично унизила. Давай дружить?» Она захлопнет дверь быстрее, чем я успею моргнуть.

Нужен план.

Нужна легенда.

Гениальная идея приходит, когда я вижу вывеску «Продукты» через дорогу. Конечно! Благородный жест, продукты для нуждающейся семьи.

Только не от Максима Орловского, а от… от кого-нибудь официального.

От соцзащиты!

Нет, звучит глупо. От благотворительного фонда? Тоже не очень. От… А, черт с ним. Буду импровизировать на ходу. Главное – попасть в квартиру.

Иду в магазин и понимаю, что понятия не имею, что покупать. Что едят небогатые люди? Гречка? Макароны? Тушенка?

Или все-таки что-то приличное?

В итоге беру все самое дорогое: банка красной икры, бутылка дорогого шампанского, коробка конфет, пирожные, упаковка королевских креветок, сыр.

Итого вышло очень даже прилично за продуктовый набор.

Нормально для «соцпомощи», не находите?

Кассирша смотрит на меня как на сумасшедшего, когда я расплачиваюсь картой. Наверное, думает, что готовлюсь к свадьбе. Или к похоронам – своим собственным, если Дарья узнает, что я делаю.

Слишком поздно для сомнений.

С пакетами в руках поднимаюсь на пятый этаж. Без лифта. На третьем этаже начинаю задыхаться – видимо, спортзал спортзалом, а лестницы в хрущевках это отдельный вид спорта.

Подъезд пахнет… специфически. Смесь кошачьей мочи, старой краски и чего-то неопределимо грустного. Детство, которого у меня не было.

Квартира сорок семь. Дверь обычная, с глазком и тремя замками. Звонок работает? Нажимаю – внутри раздается дребезжащая трель.

Долго никто не открывает.

Может, никого нет дома? Отлично. Потратил целое утро на бессмысленную затею. Сейчас развернусь и поеду в спортзал, а потом в клуб. Забуду об этой авантюре как о страшном сне и начну прощаться с машиной.

– Кто там? – слышу тихий голос за дверью.

Старушка. Бабушка Дарьи.

– Здравствуйте, – говорю я максимально официальным тоном. – Максим Андреевич Орловский. По поводу социальной помощи.

«Социальная помощь». Гениально, Макс. Просто гениально.

Долгая пауза. Потом звук открывающихся замков – сначала одного, потом второго, потом третьего. Серьезная защита для двухкомнатной квартиры.

Дверь открывается, и я вижу ее.

Маленькая. Очень маленькая старушка с седыми волосами, собранными в пучок. В старом, но чистом халате. С умными, внимательными глазами, которые изучают меня с явным подозрением.

Я сразу понимаю, от кого Дарья унаследовала свой характер.

– Социальная помощь? – переспрашивает бабушка. – А от какой организации?

Хороший вопрос. От какой, Макс? Думай быстро.

– От… – начинаю я и понимаю, что не знаю названий никаких социальных служб. – От городского фонда поддержки… э-э-э… семей.

«Городской фонд поддержки семей». Звучит убедительно. Вроде.

– Странно, – старушка не спешит впускать меня. – Мы ни к кому не обращались за помощью.

Естественно, не обращались. Потому что никакого фонда не существует. Потому что я бредню что попало и надеюсь, что старенькая бабуля поверит.

– Понимаете, – говорю, включая все свое обаяние, – у нас есть специальная программа. Мы сами выявляем нуждающиеся семьи и…

– Это наверное к Дню пожилого человека, – вдруг говорит бабушка.

Дню пожилого человека? А когда он вообще?

– Да! – радостно подхватываю я. – Именно! К Дню пожилого человека!

Блестяще, Макс. Просто блестяще. Теперь я официальный представитель несуществующего фонда, который поздравляет пенсионеров с праздником, о котором я ничего не знаю.

– Проходите, молодой человек, – бабушка отступает в сторону.

Получилось.

Захожу в прихожую и сразу чувствую разницу. Тесно. Очень тесно. Вся квартира, наверное, меньше моей ванной комнаты. Но чисто. Безукоризненно чисто.

– Разувайтесь, – говорит бабушка.

Разуваться? Но делать нечего – снимаю и ставлю рядом с парой старых домашних тапочек.

Контраст убийственный.

– Проходите на кухню, – приглашает меня хозяйка.

Иду следом и оглядываюсь. Советская мебель, выцветшие обои, старый телевизор. Но на стенах – фотографии. Много фотографий. Дарья в разном возрасте.

Вот она совсем маленькая, лет шести, с бантиками. Вот школьница с букетом на первом сентября. Вот выпускница с золотой медалью. И на всех фотографиях – рядом те же люди.

Мама, папа, бабушка. А потом остается только бабушка.

– Садитесь за стол, – бабушка указывает на кухню. – Чай будете?

Чай. В моем мире принято предлагать кофе. Дорогой, свежемолотый, из лучших зерен. А здесь предлагают чай. И это искренне, от души.

– Спасибо, буду.

Сажусь за маленький кухонный столик и наблюдаю, как бабушка суетится у плиты. Заваривает чай в старом фарфоровом чайнике. Достает сахарницу, печенье в жестяной коробке, варенье в банке.

И тут я начинаю выкладывать свои покупки.

Икра. Шампанское. Конфеты. Пирожные. Креветки. Сыр.

Бабушка останавливается и смотрит.

– Это все… от соцзащиты? – спрашивает она с некоторым недоумением.

Хороший вопрос, бабуля.

– Да, – уверенно отвечаю я. – Специальный праздничный набор.

«Специальный праздничный набор». С красной икрой и шампанским. Для социально незащищенных граждан.

Макс, ты гений стратегического планирования.

– Странно, – бабушка берет в руки банку икры и изучает этикетку. – Раньше соцзащита приносила продуктовые наборы – крупы, консервы, сахар. А тут… красная икра.

Да, бабуль. И шампанское за недешево. Обычная соцпомощь.

– Программа обновилась, – говорю. – Теперь мы стараемся… э-э-э… порадовать пожилых людей качественными продуктами.

Порадовать пожилых людей красной икрой за три тысячи за банку. Звучит как план правительства по борьбе с бедностью.

Бабушка молчит, но я вижу в ее глазах сомнение. Она не дура. Она понимает, что что-то здесь не так. Но пока молчит – видимо, пытается понять, что именно.

– А как фамилия-то ваша? – спрашивает она, усаживаясь напротив меня с чашкой чая.

– Орловский. Максим Андреевич Орловский.

И тут я понимаю свою следующую ошибку.

Максим Орловский. Это имя знают не только в университете. Оно мелькает в новостях, в светской хронике, в интернете. А что, если бабушка смотрит новости?

Но она только кивает:

– Красивая фамилия. А работаете где?

– В… в мэрии, – быстро отвечаю я. – Отдел социальной поддержки, но только в свободное от учебы время.

Отдел социальной поддержки мэрии. Который развозит по домам шампанское и икру. В рамках празднования Дня пожилого человека.

Макс, ты должен был стать писателем-фантастом.

– А Дашенька дома? – спрашиваю, стараясь выглядеть максимально невинно.

– Нет, за продуктами поехала, – отвечает бабушка и тут же настораживается. – А вы откуда знаете про Дашеньку?

Отличный вопрос. Откуда представитель соцзащиты может знать про внучку?

– В документах указано, что в семье проживает студентка, – изображаю я официальность. – Мы учитываем всех членов семьи при оказании помощи.

«Мы учитываем всех членов семьи». Особенно красивых студенток журфака, которые публично нас унижают.

Бабушка наливает мне чай – крепкий, ароматный, в старой, но красивой чашке. Совсем не похоже на то, что я пью дома.

А здесь – простой чай с вареньем. И почему-то вкуснее.

– Дашенька у меня умница, – говорит бабушка с гордостью. – В МГУ учится, на журфаке. Отличница. Работает еще, чтобы нам помочь.

«Нам помочь». Двадцатилетняя девочка работает официанткой, чтобы помочь семье. А я в двадцать два года до сих пор живу на папины деньги и считаю себя самостоятельным.

Стыдно, Макс.

– Трудолюбивая девочка, – киваю я.

– Очень, – соглашается бабушка. – Встает в шесть утра, до ночи то учится, то работает. Никогда не жалуется, но я же вижу – устает сильно.

Встает в шесть утра. А я встаю в полдень и считаю это подвигом.

– И парня у нее нет, – продолжает бабушка, внимательно наблюдая за моей реакцией. – Говорит, некогда ей. Но я думаю – просто все эти мальчишки несерьезные попадаются.

«Несерьезные мальчишки». Интересно, в какую категорию меня отнесла бы бабуля, если бы знала правду?

– Найдет еще, – говорю я. – Хорошие девушки не остаются одни.

«Хорошие девушки не остаются одни». А плохие мальчики не заслуживают хороших девушек. Жестокая арифметика жизни.

– А вы женаты? – спрашивает бабушка.

Я? Женат? На ком – на моем банковском счете?

– Нет, – отвечаю честно. – Пока не встретил подходящую.

«Подходящую». А что значит «подходящая»? Красивая? Богатая? Из хорошей семьи? Или, может быть, умная, честная, трудолюбивая?

Как Дарья.

– Найдете, – уверенно говорит бабушка. – Вы же хороший мальчик. Работаете, людям помогаете.

«Хороший мальчик». Помогаю людям.

Если бы она знала, что я здесь делаю на самом деле.

Мы сидим, пьем чай, и бабушка рассказывает мне о жизни. О том, как трудно им живется на ее пенсию и Дашину стипендию. О том, как дорожают лекарства. О том, как Дашенька экономит на всем, чтобы купить бабушке таблетки.

И с каждым словом мне становится все более неловко.

Я трачу на один ужин в ресторане больше, чем они тратят за месяц на еду. А прихожу сюда с красной икрой и шампанским, изображая благодетеля.

Какой же я мудак.

За самобичеванием не слышу, как в прихожей скрипит замок.

– А вот и Дашенька вернулась, – говорит вдруг бабушка.

Все.

Конец игры.

Я пропал.

Глава 8

Ключи дрожат у меня в руках.

Аромат.

Едва я открываю дверь, как меня обдает волной мужского парфюма. Дорогого, навязчивого, знакомого. Того самого, который я чувствовала в университете, когда он подходил слишком близко.

Максим Орловский в моей квартире.

В моем доме.

У моей бабушки.

Сердце начинает бешено колотиться, а в голове проносится только одна мысль: убить. Медленно и мучительно.

Сначала оторвать руки за то, что они посмели прикоснуться к нашей дверной ручке. Потом ноги – за то, что они принесли его сюда. А потом голову – за то, что она вообще додумалась явиться в мой дом.

– Дашенька, это ты? – доносится бабушкин голос с кухни.

Спокойно. Нужно взять себя в руки. Бабушка не должна видеть, как я превращаюсь в психопата.

– Да, бабуль, это я! – отвечаю как можно более ровным голосом, хотя внутри все кипит.

Ставлю сумки на пол, разуваюсь, стараясь не топать, как слон. Хочется топать. Хочется грохнуть так, чтобы штукатурка с потолка посыпалась этому мерзавцу на голову.

Быстро поправляю волосы, одергиваю ветровку. Не дам ему понять, что он меня задел. Не дам ему увидеть, как я взбешена. Буду вести себя с ледяным спокойствием и вежливо попрошу его убираться из моего дома.

А если не уберется – выкину силой.

– А вот и Дашенька! – говорит бабушка, когда я появляюсь на пороге кухни.

И я вижу картину.

Он сидит за нашим столом.

За столом, за которым мы с бабушкой завтракаем уже шесть лет. Пьет чай. Из моей кружки. Из моей любимой кружки с котенком, которую мне подарили родители на день рождения.

Мой чай – тот самый, который я покупаю раз в месяц.

Все.

Это уже слишком.

Розы – ладно. Появление в кафе – пережила. Но моя кружка, мой чай, мой дом?

Последняя капля.

А он сидит и улыбается. Улыбается! Как будто ничего не произошло. Как будто он не вторгся в мою жизнь, не опозорил меня перед всем университетом, не выставил на посмешище в интернете.

– Дашенька, познакомься, – бабушка указывает на него с такой гордостью, словно представляет мне самого президента. – Это Максим Андреевич. Он из социальной службы, принес нам помощь ко Дню пожилого человека.

«Социальная защита». «День пожилого человека».

Смотрю на стол и вижу: банка красной икры, бутылка шампанского, коробка дорогих конфет.

Социальная помощь.

Красная икра и шампанское.

– Как мило, – говорю, мой голос звучит настолько сладко, что хочется стошнить. – Социальная защита теперь деликатесами балует?

Максим поднимает на меня взгляд и в его глазах плещется откровенное веселье. Ублюдок наслаждается ситуацией.

– Специальная программа, – отвечает он с серьезным видом. – Мы стараемся порадовать пожилых граждан качественными продуктами.

«Качественными продуктами». Хочется взять эту банку икры и размазать ее по его самодовольному лицу.

– Как благородно, – продолжаю ядовитым тоном. – И наверное, очень затратно для городского бюджета.

– Мы не экономим на социально незащищенных гражданах, – парирует он, не моргнув глазом.

«Социально незащищенные граждане». Он называет нас социально незащищенными гражданами. Этот мажор, который тратит на ужин больше, чем мы за месяц, рассуждает о социальной незащищенности.

– Садись, Дашенька, – приглашает бабушка. – Максим Андреевич рассказывал, какая ты у меня умница. В МГУ учишься, работаешь.

– Да, – киваю я, не сводя глаз с Орловского. – Работаю. Честно работаю. За свои деньги.

Он улыбается шире:

– Похвально. Трудолюбие – это важное качество.

Трудолюбие. Он мне рассказывает о трудолюбии? Тот, кто за всю жизнь не заработал ни копейки?

– Особенно когда приходится самому зарабатывать на жизнь, – отвечаю, вкладывая в слова всю возможную язвительность. – А не жить на папины деньги.

Бабушка недоуменно смотрит на меня:

– Дашенька, что с тобой? Максим Андреевич же работает. В мэрии.

В мэрии. Конечно. Максим Орловский, наследник империи, работает чиновником в отделе социальной защиты. А я королева Англии.

– В мэрии, – повторяю я. – Как интересно. И давно вы там… трудитесь?

– Не очень, – скромно отвечает он. – Совмещаю с учебой. Хочется помогать людям.

«Хочется помогать людям». У меня сводит скулы от сладости его лжи.

– Конечно, хочется, – соглашаюсь я. – Особенно когда у людей есть… проблемы. Которые можно решить.

Максим внимательно смотрит на меня:

– А у вас есть проблемы, требующие решения?

Да. Одна большая проблема прямо сейчас сидит за моим столом и пьет из моей кружки.

– Проблема одна, – честно отвечаю я. – Незваные гости.

Бабушка вздрагивает:

– Дашенька! Максим Андреевич же помочь пришел!

Помочь. Он пришел помочь. Принес красную икру и шампанское, назвался сотрудником социальной службы и помогает.

– Да, бабуль, я вижу, как он помогает, – говорю я и встаю. – Максим Андреевич, наверное, у вас еще много дел? Много… нуждающихся семей?

– Есть несколько адресов, – соглашается он, тоже поднимаясь.

– Тогда не будем вас задерживать, – фальшиво улыбаюсь я. – Аудиенция окончена. Уверена, где-то вас ждут старушки, которых нужно одарить деликатесами.

Бабушка растерянно смотрит на нас:

– Дашенька, может, Максим Андреевич останется на обед?

На обед. Он останется на обед. Будет сидеть за нашим столом, есть наш хлеб и рассказывать бабушке, какой он благородный.

– Нет, – резко отвечаю я. – У Максима Андреевича, наверняка, очень плотный график. Социальная работа не терпит отлагательств.

Максим кивает:

– К сожалению, это так. Спасибо за гостеприимство, – он целует бабушке руку, и та просто сияет от удовольствия.

Змей-искуситель. За полчаса очаровал семидесятичетырехлетнюю женщину.

– Я вас провожу, – говорю тоном, не допускающим возражений.

Мы выходим в прихожую. Максим надевает свои дорогие ботинки, а я стою рядом и мысленно считаю до десяти. Не убивать в присутствии бабушки. Не устраивать скандал. Дождаться, пока он выйдет, а потом…

А потом я ему все расскажу.

– До свидания! – кричит бабушка из кухни. – Приходите еще!

«Приходите еще». Конечно, приходите. Принесите еще икры и шампанского. А заодно расскажите, как тяжело жить на зарплату чиновника.

Открываю дверь, выхожу на лестничную площадку вслед за ним и тут же захлопываю дверь.

Все.

Теперь мы одни.

Теперь можно.

– ТЫ! – рычу я и толкаю его обеими руками в стену.

Максим упирается спиной в облупившуюся краску, а я упираюсь ему в грудь указательным пальцем и начинаю высказывать все, что думаю.

– ТЫ ЧТО, БОЛЕН? – кричу я, не обращая внимания на то, что меня может услышать весь подъезд. – У тебя с головой все в порядке?

– Дарья…

– ЗАТКНИСЬ! – перебиваю я. – КТО ТЕБЕ ДАЛ ПРАВО ВРЫВАТЬСЯ В МОЙ ДОМ? Кто тебе дал право обманывать мою бабушку?

Максим пытается что-то сказать, но я не даю ему открыть рот:

– Социальная защита! СОЦИАЛЬНАЯ ЗАЩИТА! Ты хоть понимаешь, какую ЧУШЬ несешь? Красная икра в качестве социальной помощи! Шампанское для пенсионеров!

– Я хотел…

– ТЫ ХОТЕЛ? – в голосе проскакивают истерические нотки. – А я хочу, чтобы ты УБРАЛСЯ из моей жизни! Понимаешь? УБРАЛСЯ!

Тычу ему пальцем в грудь с каждым словом:

– Не – появляйся – больше – в – моем – доме! Не – подходи – к – моей – бабушке! Не – вторгайся – в – мою – жизнь!

– Даша, успокойся…

– НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ МНЕ, ЧТО ДЕЛАТЬ! – рев я уже не своим голосом. – Ты что, псих? Сталкер? Маньяк?

Максим молчит, прислонившись к стене, и смотрит на меня. В его взгляде нет ни страха, ни раскаяния. Только интерес. Как будто он изучает редкий экспонат в музее.

И это еще больше меня бесит.

– У тебя что, других развлечений нет? – продолжаю я, задыхаясь от ярости. – Тебе больше нечем заняться, кроме как преследовать девушек, которые тебя послали?

– Ты не просто послала меня, – наконец говорит он. – Ты устроила мне публичное унижение.

– И ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛА! – кричу я. – И сделаю это еще раз! И еще! Столько раз, сколько понадобится, чтобы ты понял: я тебя НЕНАВИЖУ!

Максим медленно отрывается от стены и делает шаг ко мне. Слишком близко. Он нависает надо мной, и я чувствую запах его парфюма, ощущаю тепло его тела, вижу золотистые искорки в его зеленых глазах.

– Ненавидишь? – тихо спрашивает он.

– НЕНАВИЖУ! – повторяю, не отступая.

– Сильно?

– ВСЕМ СЕРДЦЕМ!

Максим улыбается – медленно, хищно, самодовольно:

– Знаешь, Сомова, говорят, от ненависти до любви – один шаг.

Что?

– И скоро ты его сделаешь.

Я в ступоре. Смотрю на него и не могу поверить в услышанное. От ненависти до любви? Он серьезно думает, что я могу в него влюбиться?

Этот самовлюбленный, наглый, невыносимый…

– Никогда, – шиплю я сквозь зубы. – Слышишь? НИКОГДА!

Максим пожимает плечами:

– Посмотрим.

И направляется к лестнице.

Все.

Он уходит.

Просто уходит как ни в чем не бывало.

Стою посреди лестничной площадки, сжимаю кулаки до боли, смотрю ему вслед. Хочется догнать. Хочется схватить его за шиворот, затащить обратно и объяснить, что значит слово «нет».

Хочется разорвать его на мелкие кусочки.

– Орловский! – кричу я ему вслед.

Он останавливается на повороте лестницы и оборачивается:

– Да?

– Если ты еще раз появишься здесь, я вызову полицию!

Максим ухмыляется:

– За что? За то, что принес подарки пожилой женщине?

Сволочь. Он прав. Формально он не сделал ничего криминального. Обманул бабушку, подарил продукты, попил чаю. Полиция только посмеялась бы.

– Найду за что, – мрачно говорю я.

– Удачи, – отвечает он и исчезает за поворотом.

Слушаю звуки его шагов, эхо которых отражается от стен подъезда, и понимаю: это еще не конец.

Это только начало.

Максим Орловский объявил мне войну.

Что ж.

Посмотрим, кто кого.

Глава 9

Сажусь за руль и захлопываю дверь с такой силой, словно хочу оторвать ее к чертовой матери.

Маленькая стерва.

Завожу двигатель – «Мерседес» рычит, готовый сорваться с места и унести меня подальше от этой чертовой хрущевки. Но руки дрожат на руле. От злости. От чистой, концентрированной ярости.

«НЕНАВИЖУ!»

Ее голос до сих пор звенит у меня в ушах. Полный отчаянной злобы, истеричных ноток, неподдельной ненависти. За что, блин? За то, что принес подарки ее бабушке? За то, что попытался помочь?

За то, что соврал.

Да, соврал. Ну и что? Разве это заслуживает такой реакции? Разве это повод кричать на меня, как на последнего придурка?

«Псих! Сталкер! Маньяк!»

Жму на газ – машина рывком срывается с места. В зеркале заднего вида вижу дом. Где-то там, в одной из квартир, сидит бабушка и расстраивается из-за поведения внучки.

Бабушка мне понравилась.

Искренняя, добрая, гостеприимная. За полчаса разговора я узнал об их жизни больше, чем за месяц наблюдений. И она мне доверяла. Угощала чаем, рассказывала о Дашеньке, гордилась внучкой.

А внучка устроила мне скандал.

«Незваные гости» – так она меня назвала. При бабушке. При женщине, которая всю жизнь учила внучку быть воспитанной.

Хамка.

Еду по и думаю: что я вообще там делал? Зачем поехал? Ради чего устроил весь этот спектакль с «социальной помощью»?

Ради нее.

Ради возможности увидеть, как она живет. Узнать ее получше. Помочь ей.

В ответ я услышал крики, обвинения в сталкинге и угрозы вызвать полицию.

«Если ты еще раз появишься здесь, я вызову полицию!»

За что? За то, что купил продукты? За то, что пил чай с ее бабушкой? Формально я не сделал ничего криминального.

Но по ее реакции можно подумать, что я убийца.

Звонит телефон – на экране высвечивается имя Данилы. Принимаю вызов, включаю громкую связь.

– Братан! – голос друга разносится по салону машины. – Как дела? Как твоя принцесса?

Принцесса. Видел бы он, как эта «принцесса» орала на меня посреди подъезда.

– Отвратительно, – честно отвечаю я.

– Ого. Настолько плохо? Что случилось?

Что случилось? А то, что я попытался быть хорошим парнем и получил за это по зубам.

– Она возненавидела меня еще сильнее.

– Серьезно? – в голосе Данилы слышится плохо скрываемое веселье. – И что же ты такого натворил?

Натворил. Как будто я какой-то преступник.

– Приехал к ней домой. Принес подарки бабушке. Попил чаю.

– И?

– И она устроила мне разнос. Назвала сталкером и пообещала вызвать полицию, если я еще раз появлюсь.

Тишина на том конце провода.

Затем Данил начинает смеяться. Заливисто, от души, так что у меня закладывает уши.

– Данил, заткнись.

– Братан, – он пытается взять себя в руки, – ты приехал к девушке домой? Без приглашения? К девушке, которая тебя уже публично опозорила?

Ну когда он так говорит, это действительно звучит странно.

– Я хотел помочь.

– Помочь? – снова смех. – Макс, это называется преследование. Классический сталкинг.

Сталкинг. Все меня сталкером называют. И что такого в том, что я хочу узнать девушку лучше?

– Данил, я не сталкер. Я просто…

– Просто выяснил ее адрес, приехал к ней домой, обманул бабушку и решил, что этим завоюешь ее сердце?

Вот когда он так формулирует…

– Я не обманывал! – защищаюсь. – Я действительно хотел помочь!

– Макс, – голос Данилы становится серьезнее, – ты понимаешь, что делаешь? Она же не дура. Она прекрасно знает, кто ты такой. И когда она видит, что наследник империи Орловских явился к ней в гости под видом социального работника…

– Откуда ей знать про империю? – перебиваю я. – Может, она и не в курсе.

– Макс, на дворе двадцать первый век. Все гуглят всех. Особенно после того, как ты подарил ей огромный букет.

Гугли. Да, наверное, она меня загуглила. Узнала, кто я такой, сколько стою. И поэтому так разозлилась?

– Слушай, а может, она злится не из-за денег? – размышляю вслух. – Может, дело в другом?

– В чем же?

В том, что я ей нравлюсь.

Мысль приходит неожиданно, но сразу кажется правильной. А что, если вся эта ненависть – просто защитная реакция? Что, если она боится признать, что я ей небезразличен?

– Макс? – голос Данила прерывает размышления. – Ты здесь?

– Данил, а что, если она просто боится?

– Чего боится?

– Меня. Нас. Того, что между нами может что-то быть.

Снова смех.

– Братан, она тебя ненавидит. Это не страх, это искренняя антипатия.

Нет.

Я видел ее глаза. Когда она кричала на меня в подъезде, когда тыкала пальцем мне в грудь, когда обещала вызвать полицию. В них горел огонь. Настоящий, живой огонь.

А равнодушные люди не горят.

– Данил, поверь мне. Эта девчонка неравнодушна ко мне.

– Ну да, она к тебе неравнодушна. Она тебя терпеть не может.

– Послушай, – не сдаюсь я, – от ненависти до любви один шаг. Это же классика.

– Это классика плохих романов, – сухо замечает Данил. – В реальной жизни путь от ненависти до любви лежит через психотерапию.

Второй звонок.

На экране появляется имя: Маргарита. Одна из девушек, с которыми я встречался пару месяцев назад. Точнее, одна из тех, кто думал, что мы встречаемся.

Сбрасываю.

– Кто звонил? – спрашивает Данил.

– Рита. Или как там ее.

– А, блондинка с силиконом?

Именно. Стандартный набор золотой молодежи. Красивая, доступная, скучная.

– Данил, у меня вопрос.

– Слушаю.

– Почему все девушки одинаковые?

Пауза.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, смотри: у них у всех одинаковые прически, одинаковый макияж, одинаковые желания. Они все хотят одного – денег, статуса, красивой жизни.

– И что в этом плохого?

Что плохого? А то, что это скучно. То, что их можно купить букетами роз и ужинами в ресторанах. То, что они не способны удивить.

– А Дарья – другая.

– Другая? – в голосе Данилы слышится скептицизм. – Чем же?

Чем?

Тем, что она отказалась от роз. Тем, что назвала меня придурком в лицо. Тем, что не боится меня, не заискивает и не пытается мне понравиться.

Тем, что она искренняя.

– Она настоящая, – говорю. – Понимаешь? Она не играет роль. Она такая, какая есть.

– Макс, она тебя ненавидит. Это тоже искренне.

Третий звонок.

На этот раз звонит отец. Андрей Викторович Орловский. Создатель империи, мой кумир и главный критик.

На него невозможно не ответить.

– Данил, мне отец звонит. Перезвоню.

– Давай. А Макс?

– Да?

– Забудь об этой девчонке. Она тебе не пара.

Отключаемся.

Принимаю звонок отца.

– Максим, – голос жесткий, недовольный. – Где ты?

– Еду домой, пап. А что случилось?

– Дело в том, что до меня дошло одно видео. На нем ты выглядишь полным идиотом.

Видео. Конечно. Пять миллионов просмотров – это сложно не заметить.

– Пап, это ерунда…

– Ерунда? – голос становится холоднее. – Максим, мой сын, не может позволить себе выглядеть клоуном на глазах у всей страны.

Клоуном. Отец называет меня клоуном.

– Я понимаю, что ты расстроен…

– Я не расстроен, Максим. Я зол. И твоя мать тоже не в восторге.

Мама. Элегантная, воспитанная Елена Орловская, которая всю жизнь учила меня правилам хорошего тона.

– Приезжай на ужин. Сегодня. В восемь. Нам нужно поговорить.

«Нам нужно поговорить». В устах отца эта фраза звучит как приговор.

– Хорошо, пап. Буду в восемь.

– И Максим?

– Да?

– Больше никаких видео. Ни с этой девочкой, ни с кем-либо другим. Понятно?

«С этой девочкой». Он знает про Дарью.

– Понял.

Отключается.

Останавливаю машину у светофора и смотрю на себя в зеркало заднего вида. Усталое лицо, взъерошенные волосы. Начало дня выдалось тяжелым.

Из-за какого-то видео отец устраивает семейный совет.

А что такого в этом видео? Да, меня опозорили. Да, я выглядел не лучшим образом. Но это же не катастрофа вселенского масштаба.

Или катастрофа?

Возможно, в мире крупного бизнеса репутация важнее денег. Возможно, имидж – это все, что у нас есть.

А Дарья Сомова одним броском букета разрушила мой имидж.

Умная девочка.

Доезжаю до дома – элитный комплекс в центре, консьерж, подземная парковка, лифт прямо в квартиру. Мой мир. Привычный, комфортный, предсказуемый.

И почему-то пустой.

Квартира встречает тишиной. Дизайнерский ремонт, дорогая мебель, панорамные окна с видом на Москву. Все как надо.

И все не то.

Иду в душ, включаю горячую воду, стою под струями и думаю о сегодняшнем дне.

О бабушке Дарьи.

О том, как она поила меня чаем из красивой, но старой чашки. О том, как она гордилась внучкой. О том, как светились ее глаза, когда она рассказывала о Дашеньке.

Такая любовь.

Безусловная, бескорыстная.

А потом – о Дарье.

О том, как она ворвалась на кухню. О том, как изменилось ее лицо, когда она увидела меня за столом. Шок, потом ярость, потом ненависть.

Чистые эмоции.

Без примесей, без расчета, без игры. Она чувствовала именно то, что чувствовала. И не скрывала этого.

«НЕНАВИЖУ!»

А когда в последний раз кто-то говорил мне правду в лицо?

Когда в последний раз девушка не пыталась мне понравиться, не играла роль, не рассчитывала на что-то взамен?

Никогда.

Выхожу из душа, вытираюсь, смотрю на себя в зеркало. Максим Орловский. Двадцать два года, рост сто восемьдесят пять сантиметров, спортивное телосложение. Лицо с обложки.

И что с того?

Дарья Сомова смотрит на это лицо и видит врага. Не принца, не наследника, не завидного жениха. Врага.

И знаешь что?

Мне это нравится.

Мне нравится, что она меня не боится. Не заискивает, не пытается произвести впечатление. Она просто честная.

Жестоко честная.

До восьми вечера еще есть время, провожу его перемалывая в голове одни и те же мысли, но в семь одеваюсь: дорогая рубашка, брюки от итальянского дизайнера, часы стоимостью с автомобиль. Образ успешного наследника.

И я думаю о том, что если бы Дарью приодеть…

Если бы на нее надели красивое платье, сделали профессиональный макияж, уложили волосы…

Мы были бы красивой парой.

Она высокая, стройная, с правильными чертами лица. У нее потрясающие глаза