Читать онлайн Прошлое приюта «Серафим»

Глава 1. Пролог+Завязка

Лондон тонул в сплошной, серой пелене дождя. Он не просто шёл – он застилал город мглистой вуалью, сквозь которую смутно проступали контуры особняков на холме. Потоки воды безжалостно барабанили по крыше чёрного ягуара, припаркованного у подножия, и хлестали в лицо Артуру Пембруку, пока тот взбирался по скользкой, петляющей тропе. Для Артура подобные вызовы стали рутиной. Он был не охотником за призраками, а скорее хирургом, вскрывающим нарывы коллективной истерии. Его оружием были не святой водой и заклинаниями, а логарифмической линейкой и знанием законов физики. Он верил в то, что можно пощупать, измерить и зафиксировать в протоколе. Всё остальное он с легкостью отсекал лезвием своего цинизма.

Этот цинизм был не врожденным, а выстраданным. Годами ранее, в начале карьеры, он сам стал свидетелем явления, которое не мог объяснить: в доме, где произошло жестокое убийство, он видел тень, повторяющую последние движения жертвы. Коллеги списали всё на стресс и переутомление, но Артур не мог забыть этот холодный, безмолвный танец смерти. Именно тогда он дал себе зарок: никогда больше не позволять мистике проникать в его разум. Он похоронил тот случай глубоко в памяти, возведя на его месте крепость из логики и скепсиса.

Его цель, семейное гнездо Хоторнов, вырисовывалось впереди словно мираж, рождённый самой грозой. Это было викторианское чудовище из тёмного песчаника, уставшее за века под тяжестью резных завитушек, чудовищ-горгулий и непроглядной меланхолии. Оно выглядело именно так, как и должен был выглядеть дом с привидениями – величественное, но обречённое место, где сама атмосфера была густой от прошлого. И именно поэтому Хоторны, напуганные и растерянные, вызвали его. Их преследовали не просто скрипы половиц, а целый набор классических ужастиков: по ночам раздавались «странные звуки», похожие на чьи-то шаги и шёпот в пустых комнатах, бесследно пропадали мелкие вещи, а юная горничная, перепуганная до полусмерти, клялась, что видела в старинном зеркале библиотеки «бледную женщину в чепце», чей взгляд был пуст и полон скорби.

Артур провел в этом доме три дня. Семьдесят два часа методичного, почти хирургического исследования. Для него эти дни были не борьбой с потусторонним, а борьбой с человеческой глупостью. Его мир был построен на причине и следствии, и мысль о том, что что-то может существовать вне этой парадигмы, была для него не страшна, а оскорбительна. Он замерял температуру, выискивая аномальные перепады, фиксировал влажность, сканировал воздух на предмет колебаний электромагнитных полей. Его пальцы скользили по старым чертежам вентиляционной системы, выискивая сквозняки, которые могли рождать стоны. Он простукивал стены в поисках потаенных полостей, а ночами сидел в кромешной тьме кабинетов, вслушиваясь не в звуки, а в саму тишину, пытаясь уловить в её ткани малейшую фальшивую ноту. И вот сейчас, стоя в роскошной гостиной, утопающей в позолоте и бархате, он не чувствовал ни леденящего душу страха, ни суеверного трепета. Лишь холодное, кристально ясное удовлетворение. Загадка была решена. Призрак был разоблачен.

Хоторны сидели напротив, застыв в ожидании. Миссис Хоторн в своем дорогом трикотажном костюме цвета шампанского нервно перебирала жемчужное ожерелье. Её муж, солидный мужчина с седеющими висками, пытался сохранить маску невозмутимости, но его пальцы барабанили по колену.

Артур сделал небольшую паузу, давясь тишиной, прежде чем нарушить её своим спокойным, ровным голосом, без единой нотки ликования.

– Ваша «дама в чепце», миссис Хоторн, – начал он, – это не обитатель загробного мира, а игра света. Ночью фары проезжающих по аллее машин, преломляясь в старинном, слегка вогнутом стекле вашего зеркала в библиотеке, создают иллюзию движущейся фигуры. А свинцовая окантовка искажает отражение, придавая ему дымчатый, призрачный контур. Что касается вашей горничной… испуганный ум часто дорисовывает то, чего боится увидеть.

– Но… но стоны? – выдавила миссис Хоторн, и в её голосе слышалось неподдельное разочарование. – Эти ужасные, завывающие звуки по ночам…

– Это, простите за прозу быта, – Артур позволил себе лёгкую, почти незаметную улыбку, – ваша же система отопления. Паровые трубы в западном крыле, те, что проходят в стенах рядом со спальнями, изношены и требуют немедленной замены. При резком изменении давления воды они издают тот самый характерный, протяжный вой, который вы принимали за голос призрака.

Мистер Хоторн тяжело вздохнул, и камень, казалось, скатился с его плеч. Он откинулся на спинку стула, и его лицо впервые за все встречи озарилось искренним облегчением.

– Значит, вы утверждаете, что никакой мистики? Никакого… проклятия? – спросил он, и в его вопросе слышалась надежда на окончательный, разумный ответ.

Артур мягко покачал головой, щёлкнул замком своего потёртого кожаного портфеля и аккуратно извлёк свернутый отчёт.

– Мистика, сэр, – произнёс он, протягивая документ, – это, как правило, просто красивое название для явлений, которые наша наука пока не догнала. А в данном случае, – он встретился взглядом с каждым из них по очереди, – наука справилась на отлично. В вашем доме нет ничего, кроме сквозняков, старых труб и очень богатого воображения.

С лёгким кивком он развернулся и направился к тяжелой дубовой двери, оставив за спиной не призрачное присутствие, а куда более банальную и неудобную реальность: состоятельных супругов, которым предстояло разбираться со своим внезапно посредственным, лишенным тайны и совершенно обыденным существованием в огромном, пустом и очень тихом доме.

По пути к машине его догнал младший садовник. Парень, совсем еще юный, с лицом, посеревшим от бессонницы, тщетно пытался раскурить сигарету трясущимися пальцами.

– Сэр, простите за беспокойство… – он нервно оглянулся на давящий фасад особняка, – вы там, на третьем этаже… в угловой комнате ничего не видели? Не слышали?

Артур остановился, его взгляд был холодным и усталым.

– Я видел заброшенную детскую с гнездом голубей в каминной трубе. И слышал, как ветер свистит в щелях рам. Это всё.

– Нет, сэр, не то… – садовник с отчаянием покачал головой, и в его широко раскрытых глазах Артур увидел не наигранный, а самый что ни на есть подлинный ужас. – Там иногда по ночам… в окне горит свет. Как от свечи. Мерцающий такой. И тогда… тогда бывает слышно, как кто-то тихо напевает. Старую колыбельную. Ту самую, про пурпурного дракона…

Артур резко, почти грубо развернулся и, не сказав больше ни слова, зашагал прочь, оставив парня одного с его страхами.

Он уже сидел за рулем и тёплый воздух из дефлекторов начинал отгонять пронизывающую сырость, впитавшуюся в его пальто. Запустив дворники, которые ритмично смахивали с ветрового стекла водяные потоки, превращавшие огни Лондона в размытые акварельные пятна, Артур уже собрался было тронуться в путь, когда в салоне зазвонил телефон. На дисплее загорелось знакомое имя – Лео.

– Артур, надеюсь, не помешал твоему séance? – послышался в трубке жизнерадостный, слегка хрипловатый голос его агента.

– Я разоблачаю истерию, Лео, не общаюсь с духами, – сухо ответил Артур, плавно объезжая огромную лужу, растянувшуюся у тротуара, в котором отражался мрачный фасад особняка Хоторнов. – Дело закрыто. Очередной случай массового помешательства на почве архитектурных особенностей и сквозняков.

– Прекрасно! – отозвался Лео, и Артур мысленно представил его довольную ухмылку. – Потому что у меня для тебя новое. И, скажу я тебе, очень, очень денежное.

Артур мотнул головой, скептически хмыкнув. В его практике «денежное» обычно означало «с максимальной истерикой и минимальной логикой».

– Кому-то опять почудился полтергейст в бассейне с шампанским? Или призрак умершего олигарха путает кабели домашнего кинотеатра?

– Масштабнее, мой друг, куда масштабнее, – голос Лео стал таинственнее. – Речь о компании «Вернон Девелопмент». Они выкупили под снос старый детский приют в Йоркшире – место с историей, «Серафим» называется. Мрачное, надо сказать, сооружение викторианской эпохи. Планируют на его месте строить элитный коттеджный поселок для тех, кто жаждет покоя и английской пасторали. Но есть одна небольшая… проблема.

– Какая? – Артур уже мысленно прокручивал стандартный список жалоб: летающие стулья, самовозгорающиеся обои, призраки монахинь в подсвечниках.

– Рабочие массово отказываются выходить на объект, – продолжал Лео. – Говорят, место проклятое. Слышат детский смех и плач в пустых коридорах, видят быстрые тени за спиной. А один из них, опытный плотник, неделю назад сорвался с лесов. Сломал два ребра и ключицу. И теперь клянется всеми святыми, что его толкнула… маленькая ледяная рука.

Артур не смог сдержать короткого, сухого фырканья, которое прозвучало особенно резко в тишине салона.

– Классика жанра, – произнёс он с легким презрением. – Стандартная смесь испуга, коллективной паники и желания оправдать собственную неосторожность страшной сказкой. Они что, никогда на стройках не работали? Травмы – печальная, но обычная часть их работы.

– Согласен, но «Вернон» нервничает, – голос Лео стал деловым. – Каждая неделя простоя – десятки тысяч фунтов убытков. Плюс слухи уже поползли в прессу. Им срочно нужен человек с твоей безупречной репутацией. Тот, кто приедет, проведёт тщательное, официальное расследование и даст чёткое заключение: никакой паранормальной активности не обнаружено. Это успокоит инвесторов, профсоюзы и позволит бульдозерам наконец-то сделать своё дело. Что касается гонорара… он будет в три раза выше твоего стандартного.

Слова Лео повисли в воздухе, и на мгновение Артур замер, его внимание полностью захватила картина, проступившая сквозь завесу дождя на лобовом стекле. Взгляд, устремленный в никуда, рассекал струи воды, превращавшие мир за стеклом в размытую акварель. Йоркшир… Заброшенный детский приют… Истерия суеверных рабочих… Мысли выстраивались в четкую, неоспоримую формулу. Это был не просто лёгкий заработок – это был щедрый подарок судьбы.

Несколько дней на свежем деревенском воздухе, вдали от лондонской сырости и надменности богатых клиентов. Простая, рутинная работа – документирование сквозняков в длинных коридорах, изучение акустики пустых залов, поиск следов голодных лис или голубей на пыльном чердаке. Никаких призраков, никаких тайн – только чистая, простая логика и рациональное объяснение для каждого пугающего звука. Он мысленно перевёл сумму в фунтах и почувствовал, как в кармане его пальто возникает солидная, почти осязаемая тяжесть.

– Оформляй, – сказал он наконец, после короткой паузы, в которой можно было услышать лишь ровный шум двигателя и ритмичное шуршание дворников. Голос его был спокоен и полон холодной решимости. – Я выезжаю завтра утром.

– Отлично! – в голосе Лео снова запрыгали радостные нотки. – Сразу же шлю тебе все файлы и досье на почту. И, Артур… – его тон внезапно стал серьёзнее…

– Что ещё? – Артур уже мысленно составлял список необходимого оборудования.

– Там, говорят, действительно жутковато. Даже для тебя. Местные шепчутся, обходят это место стороной. Так что, на всякий случай… будь осторожен, ладно?

Артур тихо усмехнулся, и его взгляд непроизвольно скользнул к чёрному кожаному портфелю на пассажирском сиденье. Внутри него, аккуратно разложенные по ячейкам, лежали его верные спутники – цифровые датчики ЭМП, диктофон с чувствительным микрофоном, лазерный дальномер, тепловизор. Эти современные инструменты были его единственными талисманами против тьмы, его щитом и мечом в войне с человеческими суевериями.

На мгновение в памяти Артура всплыл образ его деда, старого оксфордского профессора, скептика до мозга костей, который с улыбкой рассказывал ему, маленькому: о природе грозы и о том, почему не стоит бояться теней в углу. «Люди боятся того, чего не понимают, Артур, – говорил он. – А всё, что они не понимают, они называют магией. Наша же работа – не верить в сказки, а писать учебники». Эта мысль, вбитая с детства, была его самым прочным щитом.

– Лео, – произнёс он с легкой, почти снисходительной усталостью в голосе, – не существует домов, в которых стоит бояться живых. А мёртвые, как ты прекрасно знаешь, никого не трогают. Это не гипотеза, это – аксиома.

Он положил трубку, и в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь убаюкивающим гулом мотора. Плавно тронувшись с места, Артур направил свой ягуар в сторону центра, туда, где его ждал чистый, стерильный лофт с панорамными окнами. Его убежище, где каждая линия была прямой, каждый предмет имел свое логическое место, а воздух был наполнен лишь тихим гулом климат-контроля. Там не было места скрипу старых половиц, не было эха детского смеха в пустых коридорах и уж тем более – никаких призраков.

«Серафим»… Мысленно произнёся это название, слово было странно мягким, печальным, почти ласковым – совсем не подходящим для казенного учреждения, да еще и детского приюта. Оно скорее вызывало в воображении образы нежных крыльев и тихой грузи, а не суровые стены, призванные скрывать сиротство.

Он тут же отогнал эту мысль, коротко и с раздражением пожав плечами. Это не имело ни малейшего значения. Его задача была не в том, чтобы разгадывать поэзию названий, а в том, чтобы очистить реальность от мифов. Скоро, очень скоро у этого места не будет ни названия, ни прошлого. Его ждало только прагматичное, современное будущее – проект коттеджей с тремя спальнями и гаражом на две машины. И он, Артур Пембрук, станет тем, кто аккуратно, методично и окончательно перевернет эту страницу. Его рука, вооруженная не экзорцистским крестом, а лазерным дальномером и официальным заключением, сделает это.

Глава 2. Прибытие в «Серафим»

Перед самым отъездом, перебирая присланные Лео файлы, Артур наткнулся на сканированную страницу из пожелтевшего краеведческого журнала за 1980 год. Среди сухих строительных планов и технических отчётов эта выцветшая ксерокопия смотрелась чужеродным артефактом. В небольшой заметке, написанной вычурным слогом, рассказывалось о «Серафиме» – приюте для «неугодных и трудных детей», основанном в 1895 году местным благотворительным обществом.

Последним директором перед закрытием в 1956 году значилась некая мисс Агата Кольдвелл, которую автор характеризовал как «истинный образец викторианской строгости и благочестия». Мельком упоминалась и трагедия – пожар 1922 года. «Печальная случайность», – гласила лаконичная официальная версия, приведённая в заметке. Приложенная фотография мисс Агаты была почти полностью съедена временем, оставив лишь размытый силуэт женщины в строгом платье, сидящей с неестественно прямой спиной. Но даже в этой потускневшей тени Артуру почудилась та же леденящая непреклонность, что читалась и в самом архитектурном облике здания – его главного творения и, возможно, наследия.

Эта случайная справка из прошлого на мгновение вызвала в нём странную, почти физическую тяжесть, словно ледяная капля медленно стекала по позвоночнику. Он резко тряхнул головой, отгоняя это ощущение, как отмахиваются от назойливой мухи. История была для него всего лишь собранием проверяемых фактов, архивной пылью, а не источником смутных, иррациональных эмоций.

Дорога в Йоркшир медленно меняла ландшафт за окном ягуара. Аккуратные, вылизанные до блеска пригороды Лондона постепенно уступили место бескрайним равнинам, где одинокие фермы прятались в складках холмов. Те, в свою очередь, сменились суровыми вересковыми пустошами, окутанными лёгким, почти мистическим туманом. Остановившись на заброшенной заправке, чтобы проверить навигатор, Артур вдохнул холодный, влажный и обжигающе чистый воздух. Он пьянил запахами мокрой земли, прелой листвы и горьковатой хвои – настоящая симфония природы, так не похожая на бензиновый смог городских магистралей.

Координаты, присланные Лео, привели его к узкой, почти забытой дороге, которая ответвлялась от асфальтированного шоссе и нырнула вглубь старого леса. Ветви вековых дубов и сосен, сплетаясь в плотный полог, с настойчивым шелестом скребли по крыше и боковинам машины, словно пытаясь остановить непрошеного гостя.

И вот, после последнего поворота, он увидел здание. Массивное трёхэтажное сооружение из тёмного, почти чёрного кирпича, почерневшего от времени и непогоды. Готические арки окон – большинство из них зияли пустыми глазницами или были грубо заколочены гнилыми досками – смотрели на приезжего слепым, упрекающим взглядом. Восточная стена густо обвивалась плющом, который, словно цепкая рука мертвеца, сжимал и неумолимо тянул дом вниз, к земле.

Артур почувствовал, как по его спине, вопреки воле и разуму, пробежал тот самый, предательский холодок. Он был не из суеверных, но это… это была чистая, концентрированная готика, воплощенная в камне и дереве. Та самая, что так усердно эксплуатировалась бульварными писаками и режиссерами дешёвых хорроров, но в реальности оказывалась куда более внушительной и давящей.

– Чушь, – вслух сказал он себе, выключая двигатель. – Всего лишь архитектурный стиль и систематическое отсутствие ухода. Ничего более.

Машина Артура едва остановилась, как к ней уже спешил коренастый, широкоплечий мужчина лет пятидесяти. Его лицо, обветренное годами работы под открытым небом, было испещрено морщинами, а руки, привыкшие к тяжести и грубой материи, сжимались в беспокойные кулаки. Но не усталость читалась в его глазах, а затаённая, липкая паника, которая делала его похожим на загнанного зверя.

– Мистер Пембрук? Слава богу, вы здесь, – его голос был хриплым от напряжения.

Он сжал руку Артура так, словно тот был единственным спасательным кругом. – Я больше не знаю, что с ними делать. Бригада, мои ребята… С ума все посходили, как один. Трезвые, адекватные мужики, а теперь только и шепчутся по углам.

– Успокойтесь, мистер…? – Артур мягко, но настойчиво освободил свою ладонь из его тиска.

– Корбет. Джек Корбет. Я здесь прораб.

– Мистер Корбет. Глубоко вдохните. Паника – худший советчик.

«Сначала испуг, потом злость», – пронеслось в голове у Артура. Он видел такое десятки раз. Сейчас человек был на стадии испуга, и его нужно было вернуть в конструктивное русло, пока паника не перекинулась на него самого.

– Давайте по порядку. Покажите мне всё, – его голос был ровным и мягким. – Где именно что происходило?

Джек, всё ещё тяжело дыша, повел его по территории. Стройплощадка представляла собой унылый хаос: брошенные бетономешалки застыли с окаменевшим содержимым, штабеля кирпичей намокли под дождём, а котлованы под будущие фундаменты наполовину заполнились мутной водой, отражая хмурое небо. Он указал на высокие строительные леса – словно паутина они оплетали южный фасад здания.

– Вот тут… вот на этом самом месте наш Джо сорвался. Со второго яруса. Клянется, что стоял, закуривал, и вдруг… – Джек сделал нервный глоток воздуха, – как будто кто-то маленький, но до чёртиков сильный, толкнул его в спину. Прямо между лопаток. Рука, говорит, была крошечная, но ледяная, как сама смерть.

– И где именно он стоял? – перебил его Артур, его взгляд стал пристальным, следовательским. – Покажите мне точное место. Был ли там скользкий настил? Могла ли его каска сместиться и ударить по центру тяжести, создав иллюзию толчка?

Джек замялся, видно было, что он не ожидал таких вопросов.

– Нет… Настил сухой. И каска… не знаю, мистер Пембрук.

Он потупил взгляд, понизив голос до конспиративного шёпота, хотя вокруг никого не было.

– А еще по ночам… окна. Мы вставляем новые стекла, рамы ставим, а наутро они все вдребезги. И самое жуткое – они разбиты изнутри! Со стороны коридора! Словно кто-то невидимый и злой бьет по ним снова и снова, кулаками или чем-то тяжёлым.

Не дожидаясь вопросов, Джек повел Артура внутрь. Переступив порог, тот ощутил резкую смену атмосферы. Воздух в приюте был спёртым, тяжёлым, пропахшим вековой пылью, влажной плесенью и сладковатым, тошнотворным душком гниющего дерева. Лучи бледного света, пробивавшиеся сквозь дыры в кровле, выхватывали из полумрака причудливые видения: облупившуюся краску, свисавшую клочьями, осыпавшуюся штукатурку, обнажавшую решетку каркаса, и длинные, уходящие в темноту коридоры, где шаги отдавались многократным, зловещим эхом.

– А здесь… – голос Джека снова стал бормочущим, он нервно оглянулся на темный пролёт лестницы, ведущей на второй этаж, – тут они бегают. Постоянно.

– Кто «они»? – уточнил Артур, уже доставая из кармана диктофон.

– Дети, – прошептал Джек. – Чьи-то быстрые шаги. Топот, словно стайка ребятни носится. Иногда… иногда даже смех. Высокий, такой звенящий. А иногда – плач. Я сам слышал, клянусь! Неоднократно!

В своем крошечном кабинетике, сколоченном из строительного вагончика, Джек дрожащими от волнения руками запустил записи с камер наблюдения, установленных по периметру здания. Кадры на экране ноутбука были зернистыми, зеленоватыми, снятыми в режиме ночного видения. Они запечатлевали пустоту и неподвижность заброшенных помещений.

– Смотрите, вот это было позавчера, в третьем часу ночи, – Джек ткнул пальцем в экран, его ноготь был сломан и в грязи.

На записи был виден пустой главный холл с обвалившимся балконом. Вдруг, в верхней части кадра, что-то промелькнуло. Быстрая, размытая полоса тени. Маленькая, по росту действительно напоминающая ребёнка. Она проскочила за долю секунды и бесследно растворилась в стене.

– Видели? – в голосе Джека снова зазвенела знакомая Артуру истеричная нота, смесь ужаса и торжества. – Вы же видели?!

Артур, не отрывая взгляда от экрана, лишь хмыкнул. Он перемотал запись назад и включил воспроизведение ещё раз.

– Я вижу, мистер Корбет, три вещи, – произнёс он методично, глядя на мужчину. – Во-первых, крайне низкое качество съемки. Во-вторых, скорее всего, это крупное насекомое – мотылёк или ночная бабочка, – пролетавшее в нескольких сантиметрах от объектива камеры. И в-третьих, игру света от вашего же прожектора за окном, который, отражаясь в частицах пыли, витающих в воздухе, создаёт такие артефакты. Это всё. Никакой мистики. Только физика и плохое оборудование.

Остаток дня Артур посвятил методичному, почти ритуальному обходу территории. Он двигался неспешно, и его блокнот быстро заполнялся ровными, лаконичными записями – неопровержимыми уликами против призраков:

– «Сквозняки». Он нашел их повсюду: разбитые окна на втором этаже, щели в прогнивших рамах, дыры в стенах, где отвалилась кирпичная кладка. Эти незаметные глазу ворота создавали в длинных, пустых коридорах настоящую систему ветряных туннелей. Стоило ему замереть, как доносился низкий, завывающий гул – идеальная акустическая основа для тех самых «стонов», которые сводили рабочих с ума. Он даже мысленно представил, как ветер, проходя через узкую щель, издаёт звук, поразительно похожий на человеческий вздох.

– «Грызуны». Повсюду, в пыли у плинтусов, за грудами мусора, он видел сеть крошечных, цепочкой уходящих в темноту следов. Возня за обшивкой стен и на чердаке, доносящаяся сквозь деревянные перекрытия, создавала полную иллюзию быстрых, крадущихся шагов. Его рациональный ум без труда сложил два и два: стая крыс, бегущая по пустому вентиляционному коробу, легко могла сойти за топот детских ног.

– «Дребезжание стекол». Он сам ощущал легкую вибрацию пола, когда где-то в отдалении проезжал тяжёлый грузовик. Незакрепленные рамы в пустующих окнах начинали отзываться тонким, звенящим дрожанием. Сильный порыв ветра снаружи – и вот уже слышен характерный звук бьющегося стекла, хотя новое окно было разбито накануне. Физика, чистая физика.

– «Игра света». На закате, поднимаясь по главной лестнице, он стал свидетелем маленького спектакля света. Луч заходящего солнца, пробившись сквозь дыру в крыше, упал на осколок зеркала, валявшийся на ступенях. И этот осколок, словно призма, отбросил на противоположную стену причудливое, прыгающее световое пятно. Оно извивалось, меняло форму, то удлиняясь, то расплываясь – почти живое, дышащее существо, рождённое случайным стечением обстоятельств.

К вечеру, вернувшись к машине, он мысленно подвел итог. У него в голове и в блокноте выстроилась стройная, безупречно рациональная картина. Каждый «паранормальный» феномен нашел своё логическое, пусть и несколько хаотичное, объяснение. Истерия рабочих, подпитываемая мрачной готической эстетикой места и травмой их коллеги, сделала всё остальное, завершив картину ужаса там, где его не было.

Номер в местной гостинице «У Седого Оленя» был тесным, но чистым. Запах старого ковра и воска для мебели был куда приятнее, чем миазмы «Серафима». Приняв душ, Артур открыл ноутбук, чтобы начать составлять предварительный отчет. Пальцы привычно вывели заголовок, но внутри он почувствовал не удовлетворение, а легкую, почти интеллектуальную досаду. Он ожидал хоть какого-то вызова, хоть малейшей зацепки, которая заставила бы его мозг напрячься. А получил лишь банальный, предсказуемый набор клише, которые мог разоблачить любой студент-архитектор.

Решив продиктовать первые мысли, чтобы ускорить процесс, он достал диктофон. Механическим движением он нажал кнопку воспроизведения, чтобы проверить качество записи. Из динамика послышался его собственный, ровный голос, комментирующий сквозняки в западном крыле. Затем – тишина, нарушаемая лишь шорохом его куртки и мерным дыханием. И вдруг, на самом фоне, едва различимо, словно игла, проткнувшая тишину – короткий, серебристый звук. Словно кто-то совсем рядом, за его спиной, тихо и сдержанно рассмеялся.

Артур остановил запись. Его пальцы сами потянулись к регулятору – он отмотал назад, выкрутил громкость на максимум и прижал наушник к уху. Тишина в динамиках ожила, наполнившись шипением и потрескивающими помехами. Сквозь этот шумовой фон – снова тот самый звук, теперь различимый яснее. Детский смех. Поразительно чистый, звонкий, и на удивление беззлобный, но от этого не становившийся менее реальным.

Он снял наушники и отложил диктофон в сторону. «Конечно, – мысленно произнёс он, пытаясь вернуть себе привычную уверенность, – это просто помехи.» Или эхо моих собственных шагов, которое мой мозг, уставший от рассказов Джека, интерпретировал таким причудливым образом. Слуховая галлюцинация, вызванная усталостью и внушением. «Бывает». Он с силой захлопнул крышку ноутбука. Решение было окончательным: завтра он закончит беглый осмотр, соберёт последние данные и уедет. Дело было практически закрыто. Никаких призраков. Никаких загадок.

На следующий день решимость Артура покончить с этим делом быстро уступила место профессиональному азарту, пусть он в этом и не признавался даже самому себе. Запись со смехом он списал на дефект носителя или игру воображения, но внутри, вопреки всем доводам разума, проснулся крошечный, но настойчивый червь сомнения. Чтобы раздавить его раз и навсегда, он принял решение, изначально не входившее в его планы: провести ночь в приюте – «засадка», мысленно называл он это, словно готовился к поимке живых преступников, а не к охоте на вымысел.

День быстро склонился к закату, окрашивая небо над «Серафимом» в пронзительные багровые и угасающие лиловые тона, от которых кирпичные стены старинного здания выглядели еще мрачнее и безжизненнее. Артур вошёлххэ внутрь, вооружившись не только мощным фонарем и диктофоном, но и термосом с крепким кофе, бутербродами и своим непоколебимым скепсисом в качестве главного щита. Он выбрал себе «штаб-квартиру» в бывшем кабинете директора на первом этаже – комнате с массивной дубовой дверью, которую можно было надежно закрыть на щеколду изнутри. Комната была пуста, если не считать пыльного камина с обвалившейся внутрь сажей и огромного, потемневшего от времени письменного стола, за которым он и устроился, разложив оборудование. Тишина поначалу была абсолютной, тяжёлой и густой. Та самая, гнетущая тишина заброшенного места, которая давит на барабанные перепонки и заставляет сердце биться чуть громче, чем обычно.

Но с наступлением кромешной темноты приют начал по-настоящему оживать. Однако не так, как в фантастических рассказах рабочих. Ветер, его старый знакомый, завывал в дымоходах. Доски под полом с глухим стоном реагировали на ночной холод, сжимаясь и издавая протяжные скрипы. Где-то далеко, на чердаке, снова зашуршали и завозились грызуны. Артур методично записывал каждый новый звук в блокнот, ставя напротив четкие, рациональные объяснения. Он чувствовал странное, почти триумфальное удовлетворение. Все шло строго по плану, все укладывалось в прокрустово ложе логики.

Первый настоящий удар по этой выстроенной уверенности пришел оттуда, откуда он его не ждал. Около полуночи, в промежутке между завываниями ветра, он услышал смех. На этот раз – не в наушниках, а в самой что ни на есть реальности, в леденящем воздухе заброшенного приюта. Он был абсолютно отчетливым, высоким, звонким и… пустым, без малейшей искры настоящей детской радости. Звук донесся сверху, с второго этажа, и прокатился по лестничному пролёту.

Почти сразу за ним, нарушая гнетущую тишину, послышался топот. Это был не единичный звук, а хаотичный перестук – словно несколько пар маленьких босых ног с легким шлепком касались холодного каменного пола. Они пробежали по коридору прямо над его головой, замерли на несколько секунд у вершины лестницы, словно заглядывая вниз, и так же внезапно умчались вглубь здания, растворившись в тишине.

Артур замер, кружка с кофе застыла на полпути к его губам. По спине, предательски и неумолимо, прошла ледяная игла, сжимая позвонки в ледяные тиски. Его мозг – этот всегда безупречно отлаженный механизм по обработке и сортировке фактов, на секунду завис, издавая почти слышимый внутренний треск, отчаянно пытаясь подобрать логическое объяснение в своем архиве.