Читать онлайн Белые стены

Пролог

Никто не ходит туда просто так.

Сначала это просто разговор – за пивом, под лампой, с включённой камерой и хохотом. Потом – идея, шутка, спор. «А давай съездим?»

Так всё и начинается.

Каждый, кто ступал за старые ворота той больницы, думал, что возвращается.

Некоторые действительно возвращались.

Но только снаружи.

Внутри – что-то оставалось. Иногда – память. Иногда – голос.

Иногда – тишина, которая потом живёт в человеке и не уходит.

Те, кто знали, молчали. Местные обходили больницу стороной, будто сама земля под больницей была не своя.

Там не было ни сторожа, ни собак, ни даже ворон – только здание, которое выглядело так, будто манило новых "пациентов".

Сейчас туда едут двое.

Они смеются, шутят, проверяют заряд камер, обсуждают теги для видео.

Они ещё не знают, что уже приглашены.

И что всё, что случится дальше, началось не в тот вечер, когда они сели в электричку,

а тридцать пять лет назад – в ту ночь, когда она сделала последнюю запись в своём дневнике.

Дорога

– Всем спасибо за просмотр! Подписывайтесь, ставьте лайки!

Щелчок. Камера выключается.

В гараже стало тихо, только жужжала лампа под потолком, где-то в углу пискнула мышь.

Женя откинулся на спинку старого дивана, улыбаясь так, будто только что выиграл мировую премию.

– Ну чё, норм получился выпуск? – спросил он, протягивая мне банку пива.

– Норм, – буркнул я, открывая свою. – Только зачем ты опять в подвал полез?

– Контент, брат. Люди жрут страх. Надо кормить.

Он рассмеялся и заговорил быстрее – у него всегда так, когда появляется новая идея.

– Слушай. Раз уж мы уже были везде – на кладбище, в туннеле, в лагере – надо куда-то, где реально стрёмно.

Он замолчал, делая паузу. Я знал, что сейчас будет что-то идиотское.

– В заброшенную психушку поедем.

Я чуть не поперхнулся.

– Куда?!

– В заброшенную психиатрическую больницу – повторил он так, будто речь шла о супермаркете за углом.

– Женя, ты совсем больной?

Он ухмыльнулся:

– Вот именно поэтому туда и надо. Символично. Если боишься – я поеду один.

Я молчал, ковыряя крышку банки. На улице гудел ветер, где-то гавкала собака. В гараже было тепло, и казалось, что за его стенами – другой холодный мир, который зовёт.

– Ладно, – сказал я наконец. – Поеду. Но если нас там кто-нибудь съест – я тебя потом найду и убью.

Женя засмеялся, стукнул банкой по моей.

– Договорились.

Пена капнула на бетон. В этот момент лампа мигнула. Один раз. Второй.

– Перегорит скоро, – сказал Женя, снова включая камеру. – Для превьюшки. Надо, чтобы выглядело, как будто начинается что-то страшное.

Я тогда не знал, насколько он был прав.

Ровно в девять тридцать утра мы стояли у станции. Серое небо, запах металла, чуть влажный воздух после ночного дождя.

Я не хотел ехать на машине – мало ли, пробьём колёса, застрянем в грязи, или просто не найдём дорогу обратно.

Да и с полными рюкзаками пива за руль садиться не хотелось, но с ними как-то спокойнее: если станет страшно – всегда можно «обезболить».

– Вот наш поезд, – сказал Женя, щурясь в сторону приближающегося состава. – Пора в дурдом.

Он хихикнул, я промолчал.

Когда мы зашли в вагон, запах пота, железа и дешёвых духов ударил в нос. В первом – не протолкнуться, в следующем – собаки, лай, крики. Мы прошли дальше – старики, запах валерьянки.

На следующем контролёр сказал:

– Дальше нельзя, вагон закрыт.

Мы остались тут. Женя сел у окна, достал камеру.

– Ща подсниму, как едем.

Я смотрел на людей. Уставшие лица, кто-то спал, кто-то просто смотрел в одну точку. И вдруг напротив нас села старуха.

Она появилась так тихо, будто всегда сидела там.

Седые, почти белые волосы, заплетённые в тонкую косу, накрытые чёрной косынкой. Один глаз – стеклянный, другой живой, мутный. Золотые зубы. Она словно из другого времени.

Платье чёрное, лёгкое. И это при том, что на улице едва десять градусов.

– Не ходите туда, – сказала она. Голос тихий, но хриплый, как из ржавой трубы.

Женя усмехнулся:

– А куда это «туда»?

– В город N. Там всё спит. Не тревожьте.

– Мы туда и едем, бабуль. Снимать контент.

Я почувствовал, как у меня похолодели ладони. Старуха сжала угол платка и прошипела:

– Глупые. Вас позвали. А не вы туда идёте.

После этих слов она вскрикнула так резко, что замолчал весь вагон. Где-то за дверью залаяли собаки. Контролёр подошёл, попробовал успокоить её, но она всё кричала. Потом её куда-то увели. Но поезд не остановился, значит не высадили.

Я молчал. Женя снова включил камеру.

– Вот это кадр был бы, если б засняли.

Я кивнул, глядя в окно.

Через три часа поезд прибыл в конечный пункт. Когда мы вышли Женя снова начал снимать. А я взглянул на вагон – она стояла там, у окна, смотрела прямо на меня.

Я отшатнулся.

– Ты чего, белый весь? – спросил Женя.

– Т-там… бабка. В окне.

Мы оба посмотрели – пусто. Поезд тронулся.

– Пива хочешь? – сказал Женя.

– Да, – ответил я, во рту пересохло.

Перрон был пуст. Ни одного человека, кроме нас и женщины с корзиной, уходящей куда-то в сторону рынка. Воздух пах железом и сыростью.

– Ну что, блогеры приехали, – сказал Женя, доставая камеру. – Сейчас зайдём в кафе, обсудим план действий, перекурим – и в путь.

– Сначала поесть, – буркнул я.

– Вот это правильный настрой, – усмехнулся он.

Мы нашли кафешку – облезлая вывеска, мутное окно, мигающий телевизор и запах жареного масла.

Женя заказал бургер, я – картошку. Не хотелось особо есть.

Он болтал про ракурсы, монтаж, про бабку на видео. Я почти не слушал – мысли снова о её словах: «Вас позвали. А не вы туда идёте.»

– Эй, ты где? – щёлкнул пальцами Женя.

– Думаю, – ответил я.

– Не начинай. Слушай, у нас будет топовый выпуск. Реальные съёмки, ночь, лес, заброшка.

Я заметил: звук в городе другой. Словно воздух глушил всё вокруг. Ни машин, ни ветра, ни голосов.

Только телевизор тихо шипел помехами.

– Тут как-то… тихо, – сказал я.

– Да норм. Провинция, – махнул рукой Женя. – Ты просто накрутил себя.

Мы вышли из кафе. Дворы за станцией были тесные, заросшие травой, старые игрушки и ржавые велосипеды.

Женя открыл бутылку пива, сделал пару глотков:

– Ну, теперь точно пойдёт как по маслу.

Я хотел сказать, что сегодня не то место и время. Но не сказал.

В этот момент за спиной тихо засмеялся кто-то. Шёпотом.

Мы обернулись – никого. Только мусорный бак, ветер и пивная бутылка, катящаяся по асфальту.

Мы нашли дорогу через дворы к лесу. Последний дом стоял, как сторож: облупленная штукатурка, заколоченные окна, сломанная антена.

За ним – густая тьма леса, хотя солнце ещё светило.

Женя включил камеру:

– Так, шашлыки, мы у самого леса. Там стоит психиатрическая больница, куда не заходят местные. Сегодня проверим, почему же.

Он говорил уверенно, а у меня руки дрожали, наверное из-за холода. Я заметил: карты зависли, интернета нет.

Вдруг краем глаза заметил движение.

Возле деревьев стояла женщина. Та самая. Платок, тёмное платье, седая коса.

– Женя… – прошептал я. – Смотри.

Он повернулся – пусто.

Только ветки колышутся.

– Ты опять про бабку? – усмехнулся он.

– Я серьёзно, она стояла там.

Мы пересмотрели видео – на месте, где стояла старуха, – плотное чёрное пятно.

Женя нахмурился:

– Глюк камеры, наверное.

– Или нет.

Он сделал шаг к лесу:

– Вот тут начнём вторую часть видео. «Таинственная фигура на кадрах» – подписчики обожают такое.

Позади трава колышется против ветра, словно кто-то идёт. Я хотел сказать, но не успел: всё стихло.

– Пойдём, пока свет есть, – сказал Женя.

Я посмотрел на экран телефона – батарея садится.

Когда мы сделали первый шаг в лес – воздух стал гуще, а позади кто-то тихо вздохнул.

Лес начался сразу – без предупреждения. Солнце ещё светило, но через пару метров – темнота, как граница другого мира.

Под ногами чавкала сырая земля, ветви цеплялись за рюкзаки. Женя шёл впереди, светя фонариком.

– Тебе не кажется, что темнеет слишком быстро? – спросил я.

– Август. Сумерки ранние, – сказал он.

В лесу не было звуков. Ни птиц, ни ветра. Только наши шаги. Иногда – хруст ветки, где-то сбоку.

Телефон мёртв.

– У тебя работает? – спросил я.

– Сейчас посмотрю… – Женя посмотрел на свой. На экране – 00:00.

– Забавно.

– Не забавно, – выдохнул я.

Воздух стал густым. С каждым вдохом казалось, что легкие заполняются не воздухом, а водой.

– Женя, может, вернёмся?

– Куда? Назад?

– Странно всё…

– Ночь. Слушай, это часть контента.

Впереди мелькнул свет, желтоватый.

– Костёр? – сказал я.

Свет исчез.

– Пошли обратно, – сказал я.

– Тсс… Слышишь?

Тонкий смех, как в кафе, стал ближе. Что-то мелькнуло в камере – силуэт, как тень. Моргнул – исчез.

Впереди показалось здание: огромная, серое, неподвижное. Окна блестят, как глаза.

Поляна открылась – перед нами стояла больница. Трава скошена, тропинки чистые, лес за ними – дикий.

– Слишком аккуратно для заброшки, – выдохнул я.

– Главное, выглядит жутко, – сказал Женя.

Дверь на входе закрыта амбарным замком. Камень – удар. Замок не поддаётся.

– Отлично… – сказал я. – Судьба велела поехать домой.

Женя осмотрел боковую стену – приоткрытая дверь в подвал.

– О. А там не заперто.

Я взял фонарь. Скрип ужасный, словно дверь протестовала. Темнота поглотила свет.

– Женя…

Он шагнул первым. Камера включилась. Красный индикатор мигнул. Скрип усилился.

Дверь медленно закрылась позади нас. Чернота стала плотной и живой.

Мы сделали первый шаг внутрь. Скрип тянулся, будто сам воздух не хотел нас пускать…

Граница

Мы стояли в подвале. Дверь за нами медленно закрылась, скрипя, будто сама психбольница протестовала против нашего вторжения.

Темнота была плотной. Фонарики едва освещали влажные стены и ржавые трубы.

– Смотри, – сказал Женя, направляя камеру. – Здесь можно снять сцену «первое столкновение с тайной».

– Сначала убедись, что мы выберемся живыми, – буркнул я.

Пол был покрыт старой бумагой, трещинами, иногда – странными пятнами, похожими на высохшую кровь. Запах сырости и старых медикаментов пробивался сквозь воздух, густой и тягучий.

Я заметил шкаф. Дверцы слегка приоткрыты, и изнутри доносился запах затхлости.

– Давай проверим, – предложил Женя.

Мы медленно подошли. Внутри лежали старые папки, книги, медицинские инструменты, покрытые пылью. На самом дне – дневник, сожжённый на краях, с трещинами и пятнами влаги.

– Наш трофей, – сказал Женя и осторожно взял его.

Дневник был тяжёлым, запах старой бумаги ударял в нос. На обложке едва читаемые инициалы: «Л.А.».

– Женя… ты это снимаешь?

– Конечно. Отрывай. – сказал он.

Я развернул первую страницу. Почерк был аккуратный, но буквы дрожали. Записи датированы девяностыми.

«Сегодня они смотрят на меня странно. Я слышу шаги, хотя в коридорах никого нет. Свет мигает сам по себе. Иногда кажется, что стены двигаются…»