Читать онлайн Китайская культурная революция

© Бао Л., 2025

© ООО Издательство АСТ, 2025

«Культурная революция, длившаяся с мая 1966 по октябрь 1976 года, стала причиной самых серьезных неудач и самых больших потерь, понесенных партией, государством и народом с момента основания Китайской Народной Республики. Ее инициатором и руководителем был товарищ Мао Цзэдун. Его основные тезисы заключались в следующем: многие представители буржуазии и контрреволюционные ревизионисты проникли в партию, правительство, армию и культурные круги, и руководство в подавляющем большинстве организаций и ведомств больше не находится в руках марксистов и народа… поскольку формы борьбы, использовавшиеся в прошлом, не смогли решить эту проблему, власть, узурпированную капиталистами, можно вернуть, только осуществив великую культурную революцию, открыто и в полной мере мобилизовав широкие массы снизу доверху для разоблачения этих зловещих явлений…»

Из «Резолюции по некоторым вопросам истории нашей партии с момента основания Китайской Народной Республики», принятой VI пленумом Центрального комитета Коммунистической партии Китая XI созыва 27 июня 1981 года

Предисловие

Одни считают Великую пролетарскую культурную революцию грандиозным утопическим экспериментом, другие – безумием, охватившим весь Китай с подачи семидесятидвухлетнего Председателя Мао, третьи видят в ней вырвавшегося на свободу джинна, четвертые – гениальный «ход конем», а пятые пожимают плечами и говорят: «Ну это же Китай, загадочная страна»… Китай и впрямь загадочен, а Председатель Мао сочетал искушенность в интригах с волюнтаризмом, все его эксперименты были грандиозными, поскольку осуществлялись в масштабах огромной страны, только вот безумного в китайской культурной революции нет ни грана – те, кто ее осуществлял, прекрасно понимали, ради чего стараются. Да, со стороны беснующиеся толпы хунвейбинов и цзаофаней[1] выглядели сборищами безумцев, причем крайне агрессивных, но безумцы не способны действовать организованно и слаженно, не способны достигать поставленных целей.

Предельно лаконичная характеристика китайской культурной революции выглядит следующим образом: «Эта кампания позволила Мао Цзэдуну разделаться с оппозицией». По сути, так оно и было, но сразу же напрашивается вопрос: стоило ли ради этого ввергать страну во многолетний хаос? Но никакого хаоса не было! С 1966 по 1976 год заводы и фабрики выпускали продукцию, крестьяне трудились на земле, работал транспорт, армия защищала рубежи государства и так далее… Правда, был момент, когда джинн революции вырвался на свободу, но Мао удалось его укротить, да вдобавок извлечь из этого кое-какие выгоды. Изрядно пострадали только сферы культуры и образования, но «буржуазной» культуры революционерам было не жаль, они ее старательно уничтожали, а всю книжную мудрость им заменяли «Цитатник»[2] и передовицы в «Жэньминь жибао»[3].

Раны, нанесенные культурной революцией, за полвека успели зажить, но следы ее остались в народном сознании навечно. В наши дни жена может назвать мужа, который ограничивает ее в тратах, «цзоуцзипаем»[4], а человеку, любящему навредить исподтишка, коллеги дадут прозвище «ньюгуй шэшэн»[5]. Если же на вопрос: «Почему вы ушли с этой работы?» последует ответ: «Там была “школа 7 мая!”[6]», то уточняющих вопросов не будет, поскольку все и так ясно.

Мифов о культурной революции существует великое множество, и с течением времени их количество растет. С некоторых пор у историков появилась мода рассматривать эту кампанию с разных точек зрения, что приводит к диаметрально противоположным оценкам. Но на самом деле в исторической науке всего одна правильная точка зрения – это точка зрения бесстрастного, объективного и мыслящего исследователя, не спешащего с выводами до тех пор, пока не будут изучены все данные. Автор этой книги старался следовать таким путем.

Проникнуть в суть процесса без знакомства с предысторией и понимания мотивов организаторов невозможно, поэтому наш рассказ о Великой пролетарской культурной революции начинается с рассказа о Мао Цзэдуне, крестьянском сыне, ставшем коммунистическим императором Поднебесной. Официальная биография Мао сильно отличается от реальной, поскольку в ней очень много вымысла. Официальная биография – это красивая легенда, легенда о Председателе, Великом кормчем, Отце всех китайцев, который на деле был совсем не таким… Наша тема – культурная революция, поэтому мы обратим основное внимание на те факты, которые имеют к ней прямое или косвенное отношение.

Глава I. Мао – путь к вершине

Мао Цзэдун родился 26 декабря 1893 года в деревне Шаошань провинции Хунань, в семье зажиточного крестьянина. Имя Цзэдун нередко пытаются представить судьбоносным, поскольку одно из значений иероглифа 澤 («цзэ») – «сияющий» или «блистательный», а иероглиф 東 («дун») означает «восток». «Сияющий на Востоке» – о, как это имя подходит Председателю Мао! Но китайцы вообще склонны давать детям звучные имена, приносящие удачу и благополучие, а кроме того, «Цзэ» было родовым именем семьи Мао, так что он был обречен «сиять». Что же касается «дун», то где еще сиять первому из благополучно переживших младенчество сыновей, как не на востоке, воплощении силы ян?[7]

В детстве Цзэдун успел познакомиться с крестьянским трудом, а заодно научился читать и получил базовое конфуцианское образование. В шестнадцать лет он поступил в школу европейского образца, которые начали открываться в Китае в конце правления династии Цин[8]. Весной 1911 года, накануне падения императорской власти, Мао Цзедун приехал в столицу провинции[9] Чанша, что бы продолжить обучение в одной из здешних школ, а спустя два года поступил в педагогическое училище, где проучился до июня 1918 года. На этом его официальное образование завершилось, в дальнейшем Мао приобретал знания самостоятельно, читать он любил.

В 1919 году Мао вошел в круг радикально настроенной молодежи и начал заниматься политической деятельностью – посещал митинги, писал статьи, участвовал в кампании по смещению губернатора провинции… В июне 1920 года Мао познакомился с профессором Чэнь Дусю, лидером китайских марксистов. Мао принято считать одним из основателей Коммунистической партии Китая (КПК), но на самом деле идея создания партии принадлежала руководству Коминтерна[10], а ее основателями стали Чэнь Дусю и несколько его единомышленников, в число которых Мао не входил. Участие Мао в делах коммунистов ограничивалось распространением коммунистических изданий и сбором пожертвований, пока что без членства в партии, в качестве «сочувствующего». В коммунистическую партию Мао вступил в конце 1920 года, и этот факт в свое время тщательно скрывался.

23 июля 1921 года в Шанхае открылся I съезд КПК, в числе делегатов которого был и Мао Цзедун, директор одной из чаншинских школ. Съезд должен был официально узаконить создание партии и избрать ее руководство. Первым генеральным секретарем КПК ожидаемо стал Чэнь Дусю, а Мао стал главой Хунаньского отделения партии, которое ему предстояло создать. Ситуация в Хунани сложилась непростая, поскольку у Мао был соперник – некий Хэ Миньфань, пользовавшийся большим авторитетом у местных марксистов. Именно Хэ вел основную работу по пропаганде коммунистических идей и привлечению в партию новых членов, поскольку Мао не любил, как он сам выражался, «суетиться». Спровоцировав идеологический конфликт, Мао отстранил Хэ от партийной работы. Это была его первая победа на пути к власти.

В тот период Мао познакомился с Лю Шаоци, который впоследствии станет вторым человеком в партии и государстве, но будет смещен в ходе культурной революции – именно Лю станет основной целью этой кампании.

Низкая активность в деле партийного строительства лишила Мао возможности участвовать во II съезде КПК, который состоялся в июле 1922 года в Шанхае. Съезд имел очень важное значение, именно на нем были приняты устав и манифест партии, а также решение о вступлении КПК в Коминтерн. В состав избранного съездом Центрального исполнительного комитета вошли Чэнь Дусю (председатель), Чжан Готао, Цай Хэсэнь, Гао Цзюньюй и Дэн Чжунся. Не так важно, кем были все эти люди, как то, что среди них не было Мао. Однако судьба дала ему шанс возвыситься, когда китайские коммунисты получили от Коминтерна (то есть из Москвы) приказ объединиться с национальной партией Гоминьдан, созданной в 1912 году Сунь Ятсеном. В 1923 году Сунь договорился о сотрудничестве с Советской Россией, руководству которой захотелось создать объединенный фронт двух партий, чтобы иметь возможность управлять националистами «изнутри», через коммунистов. У членов Центрального исполнительного комитета КПК перспектива объединения с националистами вызвала резкое неприятие, а вот Мао поддержал эту идею. В январе 1924 года в Кантоне состоялся I съезд Гоминьдана, на котором Мао был избран кандидатом в члены Центрального исполнительного комитета партии. Однако проявленный конформизм испортил отношения Мао с руководством КПК, которое обвинило его в оппортунизме. Волею судьбы Мао пришлось сделать ставку на националистов, которых в июле 1925 года (после смерти Сунь Ятсена) возглавил Ван Цзинвэй. Расположение Вана обеспечило Мао несколько важных постов в Гоминьдане – Мао стал заместителем председателя гоминьдановского правительства в Гуанчжоу, редактором партийного журнала «Политический еженедельник» и членом Контрольного комитета Гоминьдана. Спустя некоторое время Мао вошел в Комитет крестьянского движения при Гоминьдане и возглавил партийный Институт крестьянского движения. Отношения Мао с коммунистами сошли на нет, все свои силы он отдавал Гоминьдану.

Сунь Ятсен – основатель и лидер партии Гоминьдан. 1922

Многие из членов Гоминьдана были недовольны тем, что руководство партии заигрывает с коммунистами и поддерживает отношения с Советской Россией. Лидером недовольных стал генерал Чан Кайши, возглавлявший вооруженные силы националистов. 11 апреля 1927 года Чан издал приказ об устранении коммунистов изо всех партийных и государственных структур. На следующий день в Шанхае состоялось массовое истребление коммунистов, вошедшее в историю под названием Шанхайской резни 1927 года. Примеру Шанхая последовали другие города, и очень скоро антикоммунистический террор охватил весь Китай. В итоге коммунистическая партия была вынуждена уйти в подполье, а Чан стал главой Гоминьдана. Мао пришлось вернуться к тому, с чего начинал свою политическую карьеру, – к статусу второстепенного коммунистического функционера.

Действия Чан Кайши побудили советское правительство к созданию в Китае коммунистической Красной армии, мощной армии, способной разгромить националистов и привести КПК к власти. Ядром этой армии должен был стать двадцатитысячный отряд, отделившийся от армии националистов в результате мятежа, поднятого в провинции Цзянси Чжоу Эньлаем, будущим главой Государственного совета Китайской Народной Республики (КНР). Чжоу удалось вырвать из рядов националистов около двадцати тысяч солдат, которые находились в Наньчане, столице провинции Цзянси. Мао задумал получить это войско в свое подчинение и для этого разыграл сложную комбинацию с подъемом крестьянского восстания в Хунани. Восстания так и не произошло, из двадцати тысяч в результате массового дезертирства и болезней осталось около шестисот солдат, но они составили основу будущей власти Мао, который из «непонятно кого» превратился в военачальника. Руководство КПК было возмущено своеволием Мао, но он сумел «обойти рифы», искусно скрывая от подчиненных все, что могло нанести ему вред. Впоследствии посредством различных ухищрений численность войска, находившегося под контролем Мао, выросла до пятнадцати тысяч солдат, и это был весомый актив, позволяющий надеяться на будущие успехи…

Подведем предварительные итоги. Первое – к коммунистической партии Мао развернули обстоятельства, положившие конец его деятельности в партии националистов. Второе – сам по себе Мао не обладал весомым авторитетом среди коммунистов и был вынужден строить свое могущество, опираясь на войска, которые ему удалось привести под свое командование. Авторитет как таковой в коммунистической партии в то время значения не имел, важно было количество солдат, находившихся в твоем подчинении.

Чжоу Эньлай сможет избежать прямого преследования в ходе культурной революции, а вот Пэн Дэхуай, возглавлявший один из отрядов под командованием Мао, будет подвергнут шельмованию и осужден к пожизненному заключению как враг Председателя Мао и коммунистической партии.

К началу 1929 года Мао Цзедун имел под своим началом около шести тысяч солдат, составлявших на тот момент наиболее крупную коммунистическую армию. Руководство КПК не разделяло планов Мао, но он использовал тактику «змеи, затаившейся в траве» – утаивал от подчиненных невыгодные для него распоряжения Центра и всячески пропагандировал выгодные. По части интриг Мао всегда был на высоте, этого у него не отнять. Постепенно его армия росла, увеличивалась и контролируемая ею территория…

Таким образом, первое – особым авторитетом среди китайских коммунистов Мао Цзэдун в двадцатых годах прошлого столетия не пользовался и прямого участия в создании Коммунистической партии Китая не принимал. Но обладание собственными войсками позволило Мао упрочить свое положение и стать одним из важных политических игроков того времени. Не все происходило гладко, были моменты, когда коммунистические лидеры выступали против Мао, но не мытьем, так катаньем он сумел удержать войска под своим контролем. «Пусть думают, что хотят, лишь бы считались со мной» – на многие годы станет основным принципом Мао, определявшим и его отношения с товарищами по партии, и отношения с советским руководством. Если другие коммунистические лидеры искали поддержку в первую очередь в народе, то Мао делал ставку на Москву, которую впоследствии «отблагодарил» в своем стиле, начав борьбу с «советским ревизионизмом». Но до этого было еще далеко, а пока что решением IV пленума ЦК КПК 11 сентября 1931 года была учреждена Китайская Советская Республика, состоявшая из нескольких обособленных районов, которые контролировали коммунисты. 7 ноября 1931 года в городе Жуйцзинь состоялся I Всекитайский съезд Советов, на котором были приняты проекты Конституции и ряда важных законов, а также избран Центральный исполнительный комитет (ЦИК). ЦИК сформировал Временное центральное советское правительство во главе с Мао Цзэдуном, а Революционный военный совет (Реввоенсовет) республики возглавил Чжу Дэ. У Чжу Дэ, командовавшего вооруженными силами коммунистов, власти и авторитета было больше, чем у Мао, но Мао сумел подчинить Чжу своей воле, убедив его, что у партии должен быть один лидер, иначе она будет напоминать бинфэна[11]. Генеральным секретарем Центрального комитета Коммунистической партии Китая с ноября 1928 года по июнь 1931 года был активист рабочего движения из Шанхая Сян Чжунфа, а его преемником стал двадцатисемилетний Ван Мин, бывший гоминьдановец, вступивший в коммунистическую партию в Москве, во время учебы в Коммунистическом университете трудящихся Китая имени Сунь Ятсена[12]. Если Сян Чжунфа был чисто номинальной фигурой, от чьего имени делами управляли московские эмиссары, то амбициозный и энергичный Ван Мин представлял для Мао большую опасность. Правда, в тот момент Ван Мина больше привлекала работа в Коминтерне в качестве представителя КПК, нежели пост генерального секретаря, поэтому в сентябре 1931 года он отбыл в Москву, порекомендовав в преемники своего товарища Бо Гу, с которым познакомился в университете имени Сунь Ятсена. Должность генерального секретаря партии была выше должности главы временного правительства республики, которая в любой момент могла пасть под натиском националистов. Кроме того, репутации Мао нанесли урон недавние события в провинции Цзянси.

Генеральный секретарь Коммунистической партии Китая Ван Мин. Начало 1930-х

В феврале 1930 года Мао самовольно созвал марионеточный съезд, «избравший» его главой коммунистических районов Цзянси. С теми, кто не подчинился, Мао жестоко расправился – предал казни по обвинению в «контрреволюционной деятельности». Находившееся в Шанхае руководство КПК узнало о происходящем в Цзянси с большим опозданием, но уже в начале апреля разослало на места письмо с осуждением самовольных действий отдельных руководителей и требованием соблюдать установленную субординацию. Однако никакого реального наказания Мао не понес. Во-первых, он находился под защитой преданного ему войска, а во-вторых, руководство КПК боялось расколов в партийных рядах пуще огня, поскольку любой недовольный лидер мог переметнуться к националистам вместе со своими солдатами. Когда же коммунисты Цзянси организованно выступили против Мао, требуя его смещения, Мао развязал против них настоящий террор под предлогом борьбы с контрреволюционным заговором, во главе которого якобы стоял Пэн Дэхуай. По коммунистическим районам Цзянси прокатилась волна арестов и казней. Доказательством вины служило признание, вырванное под пытками. Ради упрочения своей власти Мао пожертвовал четвертью армии, истребив десять тысяч из сорока тысяч солдат. Массовый террор, инспирированный ложными обвинениями, станет любимым методом Мао Цзедуна. Пэн Дэхуай пока не пострадал, но ему и другим красным командирам был преподан наглядный урок послушания. Отчасти помог Мао и Чан Кайши, который в конце 1930 года начал готовиться к походу на коммунистов. Вскоре на китайской политической арене появится новый и очень сильный игрок – милитаристская Япония, и это тоже сыграет на руку Мао…

К гражданам Советской республики Мао относился потребительски, образно говоря – выжимал их досуха. На контролируемой им территории налоги были выше, чем там, где правили националисты, кроме того, к налогам добавлялись внеочередные поборы – на нужды армии и т. п. К налоговому бремени добавлялось бремя изнурительных трудовых повинностей, но хуже всего были регулярно проводимые кампании по выявлению «скрытых помещиков и кулаков», сопровождавшиеся конфискацией имущества «классовых врагов». Наличие скромных запасов продуктов или нескольких куриц в хозяйстве могло стать основанием для зачисления в «кулаки», а если пожилая вдова просила кого-то из соседей помочь ей по хозяйству, то она объявлялась «помещицей» и «эксплуататоршей». Спустя много лет Мао изложит свою точку зрения в одной из статей: «Помимо прочих особенностей шестисотмиллионное население Китая заметно выделяется своей бедностью и отсталостью. На первый взгляд это плохо, а фактически хорошо. Бедность побуждает к переменам, к действиям, к революции»[13].

Японцы представляли угрозу как для Китая, так и для Советского Союза, отчего советское правительство стало оказывать помощь Чан Кайши, боровшемуся против японской интервенции, а заодно требовало от коммунистов выступить против японцев совместно с националистами. К концу тридцатых годов прошлого столетия в политические игры включились Соединенные Штаты Америки, для которых Япония представляла не менее значимую угрозу, чем для Советского Союза. И на этой «пипе»[14] (Советский Союз, Япония, националисты и Соединенные Штаты) Мао играл очень искусно, с каждым аккордом приближаясь к вершине власти.

Триумфом Мао Цзедуна стал VII съезд КПК, открывшийся в Яньане[15] 23 апреля 1945 года. Делегаты съезда избрали Мао председателем Центрального комитета КПК. До этого (с 1943 года) Мао был председателем Политбюро ЦК КПК и Секретариата ЦК КПК, но теперь он стал полновластным и единственным руководителем коммунистической партии. Путь к власти был долгим – Мао шел пятьдесят второй год, но, как говорят китайцы, «воздержание усиливает наслаждение». Отныне Мао мог наслаждаться властью в полной мере. Оставалось немногое – покорить всю Поднебесную.

1 октября 1949 года в Пекине была провозглашена Китайская Народная Республика. Председателем Центрального Народного Правительственного Совета Республики стал Мао Цзэдун, а председателем высшего исполнительного органа – Государственного Административного Совета[16] был избран Чжоу Эньлай, полностью находившийся под влиянием Мао с начала тридцатых годов. Исполнилась заветная мечта Мао – он стал коммунистическим императором Китая, но, как известно, «поймать рыбу проще, нежели удержать ее в руках». Долгожданная власть напоминала трепыхающуюся в руках рыбу – того и гляди вырвется! – поэтому уже в марте 1950 года была запущена кампания по подавлению контрреволюционеров, начало которой положила «Директива об уничтожении бандитов и установлении революционного нового порядка», принятая Центральным комитетом КПК. Толчком к этой кампании послужили восстания на местах, так что ее необходимость не была высосана из пальца, но масштаб репрессий не соответствовал размаху протестов, а превосходил их в несколько раз. 10 октября 1950 года, уже после начала Корейской войны[17], была издана «Директива о подавлении контрреволюционной деятельности» (она же «Директива о двойной десятке»[18]), после которой борьба с «контрреволюционерами» резко ожесточилась. В жертву были принесены около трех миллионов человек. «В ряде мест товарищи не осмеливаются уничтожать контрреволюционеров помногу и публично, – сетовал Мао в марте 1951 года. – Такое положение вещей нужно изменить». Публичные казни, по мнению Мао, приносили двойную выгоду – не только избавляли от врагов, но и служили предостережением прочим. Вдобавок публичность действий служила подтверждением их законности: смотрите, мы никого не боимся и действуем открыто, поскольку мы правы! Кстати говоря, законы в правление Мао Цзэдуна большого значения не имели, директивы и лозунги были важнее.

Плакат времен кампании по подавлению контрреволюционеров

Помимо устрашения населения в целом, Мао Цзэдун практиковал «точечные» акции по устранению отдельных врагов. Примером такой акции могло служить постановление «О товарище Ване Мине», принятое 9 июня 1950 года III пленумом ЦК КПК седьмого созыва. Ван Мину повезло – после обвинения в неискренности он смог уехать вместе с семьей в Москву – вроде как на лечение, но подобные постановления оборачивались длительным заключением или смертной казнью. Отношение Мао к оппонентам выражалось в лозунге: «Раздави змею, уничтожь гадину!» Мертвые не создают проблем, разве не так?

Правда, не со всеми оппонентами удавалось разделаться относительно легко. Ради устранения Лю Шаоци и его многочисленных сторонников понадобилась масштабная кампания культурной революции – высокие ставки делаются в большой игре.

Глава II. «Большой скачок»

Мао получил традиционное конфуцианское образование, которое по европейским меркам можно назвать «гуманитарным». В экономике и технике, а также в производстве он совершенно не разбирался, но хорошо усвоил древний конфуцианский принцип: «Воля отца – закон для сыновей». Слепое следование этому принципу приводило к волюнтаризму, стремлению реализовать желаемые цели без учета возможностей и последствий. Классическими примерами подобного подхода могут служить кампания по борьбе против «четырех вредителей» – комаров, мух, воробьев и крыс, а также выплавка чугуна в домашних доменных печах. Обе эти кампании проводились в рамках политики так называемого Большого скачка 1958–1963 годов, когда Китай стремился сравняться по объемам промышленного производства с ведущими мировыми державами, но потерпел катастрофическую неудачу. В частности, массовое истребление воробьев, клевавших зерна на полях, обернулось бесконтрольным размножением насекомых-вредителей, которыми воробьи питались наряду с зерном, – ущерб оказался намного больше выгоды. А низкосортный чугун, выплавляемый в домашних печах, был непригоден для использования – угля истратили неимоверно, а никакой пользы не получили. Главная ошибка Мао заключалась в попытке подменить профессионализм и объективность революционным энтузиазмом масс. Энтузиазм – дело хорошее, но он не является средством, способным решать любые проблемы.

Плакат времен «Большого скачка», пропагандирующий «домашнюю» («малую») металлургию[19]

Плакат времен «Большого скачка», призывающий уничтожать воробьев

При жизни Иосифа Сталина у Мао не было возможности претендовать на ведущую роль в мировом коммунистическом движении, ибо, как сказал Конфуций, «Государь должен быть государем, подданный – подданным, отец должен быть отцом, а сын – сыном». Но отношение Мао к преемнику Сталина Никите Хрущеву было далеким от сыновнего почтения, особенно после того, как на XX съезде КПСС Сталин был подвергнут довольно жесткой критике. Времена были неспокойными – в Польше и Венгрии зрело недовольство правящими режимами, а Египет в июле 1956 года национализировал Суэцкий канал, что привело к очередному кризису на Ближнем Востоке… Лидерам европейских социалистических государств Мао был готов поставлять продовольствие, а президенту Египта Гамалю Абделю Насеру предлагал оружие. С Советским Союзом тоже приходилось расплачиваться продовольствием. В 1958 году Китай экспортировал два миллиона семьсот тысяч тонн зерна, в 1959 году экспорт вырос до четырех миллионов двухсот тысяч тонн, а в 1960-м сократился до показателей 1958 года. Помимо зерна, экспортировались и другие продукты: соя, растительное масло, свинина и т. д. Дружественным странам – КНДР, Северному Вьетнаму и Албании – провизия поставлялась на безвозмездной основе, да и вообще Мао проявлял щедрость, когда хотел произвести впечатление. У китайских крестьян при этом отбирали последнее, обрекая их на голод и смерть. К своим гражданам и их нуждам Мао относился с обескураживающей прямотой: Китай велик и население его многочисленно, гибель нескольких миллионов ничего не изменит. В декабре 1958 года, накануне великого голода, унесшего жизни десятков миллионов человек, Мао сказал своим ближайшим соратникам, что «от умерших нам есть выгода, ведь они могут удобрять почву».

Великий китайский голод 1959–1961 годов, который китайцы называют «Тремя горькими годами», считается самым масштабным голодом в истории человечества. Природные катаклизмы случались: в 1959 году в Восточном Китае произошло катастрофическое наводнение, а в 1960 году более половины посевов пострадало от засухи, но основной причиной голода стала политика правительства.

Но давайте пойдем по порядку, поскольку Великий голод стал результатом «Большого скачка». Заветной мечтой Мао было иметь атомную бомбу, которую он уничижительно называл «бумажным тигром», но на самом деле всячески старался ее заполучить. Сталин был не настолько глуп, чтобы помогать Китаю обзавестись ядерным оружием, а вот Хрущев попался на весьма нехитрую наживку, которую подсунул ему Мао. Дело было так. В середине 1954 года Мао сымитировал намерение захватить Тайвань, о чем глава Госсовета КНР Чжоу Эньлай оповестил советское руководство. После нескольких обстрелов принадлежавших Тайваню островов президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр подписал с Тайванем договор о совместной обороне и заявил, что при определенных условиях его правительство может применить ядерное оружие. Голодный, как известно, отыщет еду и на вершине горы[20] – к тому времени в провинции Гуанси были открыты богатые месторождения урана. Мао дал понять Хрущеву, что Китай готов к ядерному противостоянию с Западом, которое не затронет Советский Союз, и Хрущев распорядился предоставить Китаю техническую помощь по созданию атомной бомбы… Как тут не вспомнить старую притчу о тигре, уговорившем глупых крестьян построить мост через ущелье, – когда мост был готов, тигр перешел по нему и съел всех простаков.

Советские специалисты построили в Китае ядерный реактор и циклотрон, а также начали обучение китайских ученых, но научно-технологическая помощь не носила характер благотворительности, и ресурсы для создания ядерного оружия предстояло изыскивать Мао. Для этого, а также чтобы обзавестись прочим современным оружием, вплоть до атомных подводных лодок, и был предпринят «Большой скачок» «из феодализма в коммунизм», который на деле отбросил страну назад вместо того, чтобы вывести вперед.

Мао говорил об индустриализации вообще, но главной его целью было развитие военной промышленности – винтовка рождает власть! В общении с ближайшим окружением Мао периодически обнаруживал свои истинные намерения, например мог сказать маршалам: «Сейчас Тихий океан нельзя назвать спокойным регионом, но он может стать таким, когда полностью окажется под нашим контролем».

Развитие промышленности оплачивалось сельскохозяйственной продукцией, больше ничего конкурентоспособного Китай производить не мог. Наряду с постоянными требованиями ускорить темпы индустриализации, Мао приказывал повышать урожайность и сдавать государству как можно больше продовольствия, больше, чем можно, максимально больше… При этом современные достижения аграрной науки в Китае не использовались, вместо минеральных удобрений применялись навоз и человеческие экскременты, а все «успехи» были чистейшим очковтирательством – в хозяйствах устраивались образцово-показательные поля, якобы дававшие невиданные урожаи. Мао родился в крестьянской семье и потому прекрасно понимал, что «по щелчку пальцев» невозможно увеличить урожайность в десять-двадцать раз, но он делал вид, будто верит бодрым рапортам с мест. Зачем? Затем, что эти рапорты позволяли требовать увеличения поставок: старайтесь лучше, берите пример с передовиков, и вы сможете полностью обеспечить государственные потребности! На деле же, ради выполнения спущенных сверху нереальных планов, чиновники «выжимали крестьян досуха», не думая о том, что обрекают их на голодную смерть.

Если же для сельского хозяйства пытались сделать что-то полезное, то вместо пользы обычно получался вред, примером чему может служить хотя бы упомянутая уже кампания по борьбе с воробьями. Для предотвращения конкуренции растений при слишком плотных посадках землю вспахивали (вручную) на глубину до полуметра, чтобы корни растений тянулись не вширь, а в глубину. Подобная вспашка, получившая одобрение Мао, называлась «переворачиванием поля», но правильнее было бы назвать ее «уничтожением плодородного слоя почвы». На «перевернутых» полях, в которые было вложено неимоверное количество труда, растения росли плохо. Строительство ирригационных систем, да и вообще любое строительство, велось с большой поспешностью, столь милой сердцу Мао, отчего построенное приходилось перестраивать, а то и забрасывать ввиду полной его бесполезности.

Уничтожение воробьев и выплавка стали в домашних печах – это наиболее яркие примеры волюнтаризма, свойственного второй китайской пятилетке 1958–1963 годов, которую и назвали «Большим скачком» (пятилетнее планирование было введено в КНР с 1953 года). Помимо этих акций были и другие: создание народных коммун, а также «переезд промышленности», начавшийся в июне 1964 года и ставший продолжением «Скачка».

В мае 1958 года на Второй сессии VIII съезда КПК по предложению Мао Цзэдуна была принята программа экономико-политического развития страны, известная под названием политики «Трех красных знамен». Первым знаменем стала новая генеральная линия партии, направленная на скорейший переход к коммунизму, вторым – «Большой скачок», а третьим – создание народных коммун по советскому образцу. Однако в создании коммун Мао пошел дальше советских колхозов, приказав обобществить все имущество крестьян подчистую, за исключением личных вещей. Из своих жилищ крестьяне переселялись в казармы, принимали пищу в общественных столовых, детей отдавали в подобие интернатов и т. п. По сути, из крестьян формировались трудовые армии. Темпы «коммунизации» были стремительными – в июле 1958 года начали, а к концу сентября уже закончили. Около 120 миллионов домашних хозяйств (98 процентов от общего количества) были объединены в 26,5 тысяч коммун. Не отвлекаясь на личные дела и подсобные хозяйства, крестьяне стали работать больше, но не лучше, поскольку рабский труд никогда не бывает эффективным. Предполагалось ввести коммуны и в городах, но сложность задачи отвратила от этого намерения.

Прием пищи в общественной столовой одной из народных коммун КНР. Фотография из «Альбома с фотографиями, посвященными 10-летию Китайской Народной Республики 1949–1959». 1959

Изначально в коммунах была введена уравнительная система оплаты труда, который, по советскому образцу, учитывался в так называемых трудоднях, но неурожаи 1959 и 1960 годов вынудили руководство страны внести коррективы в первоначальный проект. Полное обобществление имущества было осуждено как «левый перегиб», крестьянам были возвращены приусадебные участки, общественные столовые ликвидировали, ввели принцип оплаты «по труду», разрешили продавать излишки на рынках, короче говоря – частично восстановили прежний уклад. Полностью же система народных коммун была ликвидирована только к 1980 году.

Что же касается «переезда» промышленных предприятий из прибрежных районов (где они в большинстве своем находились) в отдаленные горные районы, то он был вызван желанием Мао уберечь важные заводы от ударов с воздуха во время будущей войны, в неотвратимости которой Мао не сомневался. Более тысячи предприятий демонтировали и перевезли вглубь страны. «Переезд» сопровождался строительством необходимой инфраструктуры, начиная с дорог и заканчивая электростанциями. С военно-стратегической точки зрения «переезд» был бесполезной затеей, но Мао сказал – и народ стал делать. Делалось все в привычной спешке, проекты строительства создавались «на глазок», да и вообще эта затея была плохо продумана. Тем не менее она растянулась более чем на десять лет, нанесла огромный урон китайской тяжелой промышленности и «съела» более 200 миллиардов юаней – экономический ущерб от «переезда» превысил ущерб от «Большого скачка».

Бедственное положение Китая осложнялось тем, что рассчитывать на помощь Советского Союза уже не приходилось. В апреле 1960 года, когда отмечалась девяностая годовщина со дня рождения Владимира Ульянова-Ленина, Мао опубликовал статью «Да здравствует ленинизм!», в которой обвинял советское руководство в заигрывании с США и предательстве дела коммунизма. Хрущевскую политику «мирного сосуществования двух систем» и тезис о возможности «мирного перехода от капитализма к социализму» Мао назвал проявлением ревизионизма, иначе говоря, отступничества от основополагающих принципов марксизма. «Винтовка рождает власть», – повторял он. Захватить власть без насилия невозможно, поскольку никто добровольно ее не отдаст. Хрущев в статье не упоминался, формально она была направлена против югославского руководителя Иосипа Броз Тито, но эта уловка не могла никого обмануть – Пекин бросил вызов Москве, и этот вызов запустил процесс разрыва отношений, в результате которого закадычные друзья превратились в заклятых врагов.

Первая китайская атомная бомба была взорвана 16 октября 1964 года в пустыне Гоби. Радость Мао была большой, но не полной, поскольку средства доставки ядерного заряда китайцам пришлось разрабатывать самостоятельно – эту технологию не удалось получить до разрыва отношений между КНР и СССР. «Большая рыба всегда выскочит из рук», – говорят китайцы, а еще говорят, что «в поспешности кроются ошибки». Впрочем, Мао не поспешил со своей критикой «советского ревизионизма», а просто плохо просчитал ходы и расклады – он хотел увеличить котировки своих акций в глазах советского руководства, но в результате обвалил их курс до нуля. Что ж, бывает…

Китайский антисоветский плакат 1967 года[21]

После того, как Хрущев был смещен в октябре 1964 года, Мао попытался наладить отношения с его преемником, генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым, для чего отправил в Москву для участия в торжествах, посвященных очередной годовщине Октябрьской революции, делегацию во главе с Чжоу Эньлаем. Во время приема в Кремле к Чжоу подошел советский министр обороны маршал Родион Малиновский и нелестно отозвался о Мао Цзэдуне: мол, не хочется, чтобы «какой-то Мао» мешал налаживанию отношений между нашими странами. После Чжоу Малиновский обратился к члену Политбюро ЦК КПК маршалу Хэ Луну: «Мы избавились от нашего дурака Хрущева, теперь ваш черед избавиться от Мао, после чего мы снова сможем дружить». Чжоу выразил протест Брежневу, тот принес извинения, сославшись на то, что Малиновский был сильно пьян и потому сказал лишнее, но было ясно, что маршал зондировал почву по указанию советского руководства. Мао насторожился в ожидании новых происков Москвы. Разумеется, ни о каком налаживании отношений с Советским Союзом впредь не могло быть и речи. Брежнева и председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина китайская пресса иначе как «ревизионистскими собаками» или «буржуазными прихвостнями» не называла.

Глава III. «Совещание семи тысяч»

Мао Цзэдун крепко держал в кулаке весь Китай, но тем не менее далеко не всё у него складывалось так, как хотелось. Еще до начала «Большого скачка» председатель постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Лю Шаоци опубликовал в «Жэньминь жибао» статью, осуждавшую руководителей, которые «строят планы, не считаясь с обстоятельствами» и «ставят невыполнимые задачи». Политбюро КПК заморозило часть амбициозных проектов Мао, а на первой сессии VIII съезда КПК, состоявшейся в Пекине в сентябре 1956 года, из партийного устава было исключено положение о руководящей роли идей Мао Цзэдуна. Кроме того, делегаты осудили спешку в проведении индустриализации, «ставшую слишком тяжелым бременем на плечах народа». Но в то же время на съезде была сформулирована первоочередная задача партии и всех китайцев: в кратчайшие сроки превратить Китай из отсталой аграрной страны в передовую индустриальную державу, что полностью соответствовало амбициозным планам Мао. Однако, прежде чем устремляться в светлое коммунистическое будущее, следовало избавиться от «сорняков», то есть – от инакомыслящих.

В феврале 1957 года Мао Цзэдун запустил кампанию по усилению гласности и критики под лозунгом, взятым из известного классического стихотворения: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Мао яростно критиковал тех, кто не осмеливается выступать с критикой правительства. «Делать вид, будто не замечаешь ошибок, – это худшая разновидность вредительства», – говорил он. Несогласные с политикой партии и правительства повелись на уловку и начали откровенно высказывать свои мысли. В июле 1957 года Мао объявил кампанию критики завершенной, а уже в сентябре начал кампанию против «правых элементов», которых к концу года было выявлено более трехсот тысяч, и большинство из них пострадали за свои высказывания в период «Ста цветов». В китайской военной стратегии прием, который использовал Мао, называется «пускать стрелы на звук тигриного рева» – вынуди противника выдать себя шумом и уничтожь его. Казалось, что после расправы с «правыми» никакой оппозиции более не возникнет – все сорняки вырваны с корнем, но в начале 1962 года Мао получил весьма болезненный удар, который нанес ему не кто иной, как ближайший сподвижник Лю Шаоци, сменивший Мао в апреле 1959 года на посту Председателя КНР (высший в государственной иерархии пост Председателя КПК Мао сохранил за собой). Лю был официально признан наследником Мао, и их портреты повсюду висели вместе. До определенного момента у Мао не было поводов сомневаться в преданности Лю, которого он знал с 1922 года. Познакомились они в Чанша, и жизнь не раз сводила их вместе, то в Китайской Советской Республике в Цзянси, то в секретариате ЦК КПК. Оба родились в деревне, правда, отец Лю Шаоци был учителем, оба учились в педагогическом училище в Чанша, но Мао был на пять лет старше Лю, и это старшинство, подкрепленное местом в иерархии, играло определяющую роль в их отношениях. «Прежде всего – уважение к старшим, – говорят китайцы. – Все остальное – потом».