Читать онлайн В тени орлиного крыла

Натянув медицинскую маску на нос, тем самым практически закрыв ею лицо, я оглядывалась по сторонам в надежде, что увижу знакомое лицо. Мне казалось, что попытки замаскироваться бесполезны. Она узнает меня, даже если я натяну на голову мешок из-под картошки. И как она это делает? Я слышала родной голос, ее любимый голос. Тепло разлилось по телу, а в груди больно защемило. Мама отстукивала ритм каблучками по кипенно-белой плитке, какую обычно кладут в клиниках, а санитарки весь день только и делают, что тщательно натирают её серыми растрёпанными тряпками. Я тоже могла пойти на такую работу: быть санитаркой, получая мизерную зарплату. Но мой путь оказался другим. И теперь я не могу показаться маме на глаза.

Она несла в руках стопку медицинских карточек. Я опустила глаза в пол и еще выше натянула маску. Она не должна меня узнать. Мама думает, что я в Бразилии, и сейчас сижу на занятиях в языковом Университете. Вот бы она удивилась, увидев меня здесь, в родном городе. Рассмотрев меня внимательно, мама бы потеряла сознание. Ведь такой – дорого одетой, вкусно пахнущей, накрашенной дорогой косметикой – она меня никогда не видела такой. Мама открыла дверь в кабинет, где за рабочим столом, как обычно, гордо восседала моя тётя Мила. Здесь её уважительно называют Мила Вениаминовна. Она ведущий врач – офтальмолог, а мама – её медицинская сестра. Мила недавно развелась, и всё, что её спасало в этой ситуации – её профессия. И наша семья. Хоть мы и не вместе сейчас, но всегда незримо присутствуем рядом друг с другом. Я старалась звонить им каждый вечер. Узнавать, как они. И после каждой нашей беседы, повесив трубку, я представляла, как возвращаюсь домой. Как мама готовит свой самый вкусный ужин: борщ, пирожки с картошкой, запеканку с тыквой. Как мы шумим на маленькой кухне, вспоминая случаи из жизни, наших соседей и друзей. Представляю, как я расскажу всем, что снова буду жить в здесь. В той квартире, которую когда-то у нас незаконно и нечестно отобрали, оставив маму и нас сестрой на улице.

– Наша смена закончилась, Милка. Поехали домой, – слышу я мамин голос из-за двери.

– Ты поезжай, сейчас как раз Альбина вернется. А я пока останусь здесь, разберусь с карточками пациентов.

– Ну уж нет, ты же знаешь, одну я тебя не оставлю. Дождусь, пока ты закончишь, и вместе поедем.

Мама неожиданно вышла из кабинета, а я успела мгновенно развернуться к ней спиной.

– Девушка, Вы на приём? – обратилась она, – смена доктора уже закончена.

Я не подаю голоса, и, лишь кивая в разные стороны, даю понять, что не планирую заходить в кабинет.

– Хорошо, – она, пожав плечами, направилась в сторону лестницы, и я уже догадываюсь, куда она пойдет. Сейчас мама принесёт себе и тёте по большому стакану горячего кофе из ближайшего аппарата. Уля (моя мама) любит сладкий, а тётя пьёт только с сиропом лесного ореха. Потом мама возьмет в руки телефон и напишет мне сообщение: «Доченька, как дела? Как учеба?».

Я вытирала скатившиеся слёзы. Тушь предательски размазалась под глазами. «Если бы мама знала, что стало со мной. Куда я попала? Почему вместо того, чтобы учиться, я стала любовницей опаснейшего человека? Если бы только ты могла понять меня, мама… Я обязательно вернусь и расскажу тебе все. Обязательно объясню», – обещаю себе в сотый раз. Я хватаю двумя руками кожаную сумку, одну из тех многочисленных, что купил мне богатый мужчина, и быстрым шагом спускаюсь по лестнице в надежде хотя бы еще разок увидеть маму, пусть даже со спины. Пусть она не оглянется в мою сторону, я просто буду знать, что мама здесь, она рядом. Я ее чувствую».

1

Субботним утром в ресторане «Blanco» было немноголюдно, впрочем, как и каждое субботнее утро. Основные увеселения здесь проходили в вечернее время, а до двадцати часов заведение представляло собой самое эстетичное и подходящее место для деловых встреч, заключения крупных сделок, серьезных переговоров. Пока Рио-де-Жанейро просыпалось после бурных пятничных гуляний, несколько фрилансеров с лэптопами заняли любимые местечки у панорамных окон, тянущихся от потолка до пола. В их стаканах остывал ароматный латте, а рядом в глубоких пиалах лежали «бригадейро»1 – комплимент от заведения. Остальные столики пустовали в ожидании гостей. В такой ранний час даже океан не шумел, чтобы не будить спящих бразильцев.

Она вошла с центрального входа, решив, что может позволить хоть на одно мгновение представить себя посетителем, а не сотрудником. Пусть всего лишь на час, но она будет обычным гостем ресторана. Хотя, это суждение ошибочно. «Обычные» в «Blanco» никогда не захаживали. У них на это просто не было денег.

– Успела выспаться? – улыбчивый бармен Пауло задал вопрос до того, как Кристина с ним поздоровалась.

Он работал с самого открытия ресторана уже восемь лет. Так долго задержался на своем месте именно потому, что умел правильно и вовремя улыбнуться гостям, выслушать пьяные бредни, поддакивать там, где это было нужно, за что всегда получал щедрые чаевые.

– Какой там. Привет, кстати, – она чмокнула его в небритую смуглую щеку, отчего бармен еще шире улыбнулся. – Зачем меня так рано подняли, не знаешь? Я несколько смен подряд отработала, выходить еще и сегодня у меня просто нет сил, – она приложила тонкую ладонь ко лбу и склонила голову.

На острые скулы тут же упали густые кудри каштановых волос. Она явно не успела ни нанести макияж, ни расчесать непослушную копну перед спешным выходом из дома.

– Знаю. Но тут событие крупного масштаба резко нарисовалось. Сегодня вечером на обслуживание вызваны все официанты. Даже такой новичок, как ты, может понадобиться.

– А можно «новичку» большой капучино? Самый большой и много карамельного сиропа. Надеюсь, моих вчерашних чаевых хватит на чашку кофе.

Понимающе Пауло смотрел на сонную Кристину, и в голову ему тут же пришла мысль.

– Тебе не нужен кофе.

– Я знаю. Мне сейчас нужна кровать.

Пока она, распластавшись на барной стойке, боролась со сном и бормотала себе под нос на русском возмущения и матерные выражения, он быстренько намешал ей коктейль в высоком бокале и украсил его долькой красного апельсина.

– Выпей, это поможет проснуться лучше, чем кофе.

– Что за магическое зелье? – Кристине даже стало неловко. – Сколько я должна за коктейль?

– Брось, – Пауло отмахнулся, – это от чистого сердца, чтоб тебе полегчало.

– Когда меня брали на работу месяц назад, управляющая сказала, что сотрудникам нельзя ничего есть и пить из меню бесплатно. Поэтому я спросила… – посмотрев по сторонам и убедившись, что никто на нее не смотрит, Кристина залпом осушил бокал.

Напиток оказался ледяным, во рту разлился цитрусовый вкус, шипело на языке и немного горчило в горле.

– А кто сказал, что он из меню? – Пауло хитро подмигнул. – Авторское прочтение. Специально для кудрявой сеньориты. Не забудь закусить апельсином. Я же старался.

– Теперь понятно, почему ты такой «долгожитель» в этом ресторане. Разве тебя можно не любить?

Она снова потянулась, чтоб чмокнуть бармена в знак благодарности.

– Так все-таки, какой повод сегодня? Дай угадаю. Губернатор штата хочет поужинать? Или какой-то знаменитый футболист отмечает День рождения жены? Нет, не жены. Любовницы. Я права?

– Не угадала. Все гораздо серьёзней. Ради футболиста весь коллектив не станут поднимать с самого утра. Такое тут делают, только когда chefe2 организует закрытое мероприятие для себя и своей семьи.

– Chefe? – переспросила Кристина.

Её португальский язык уже был довольно неплох. Она начала изучать его еще в школе, когда жила в России, и навсегда «заболела» всем бразильским: самобытной культурой, зажигательной музыкой, умением бразильцев превратить жизнь во всепоглощающую радость существования и карнавал.

– Это наш хозяин. Твой земляк, кстати, по фамилии Орлов. Слышала о нем что-нибудь?

Кристина попыталась вспомнить хоть что-то связанное с этой фамилией, но в голову почти ничего не приходило. Только один эпизод всплыл в памяти.

– Однажды на кухне слышала эту фамилию. Кажется, наш повар Лаго грозился пожаловаться самому Орлову, если Ману не перестанет критиковать его блюда и продолжит задерживать зарплату.

– Он так сказал, потому что Ману подчиняется только Орлову. Хозяин ей в руки отдал полную власть. С ней вообще сложно найти общий язык. Я думаю, ты уже это поняла. Мне иногда кажется, что Ману на самом деле мужчина. Ничего женственного, ни одной милой черты. Никогда не улыбнется, никогда не скажет доброго слова. Лаго просто ранимый, «творческий повар», как я его называю. Любит похвалу и не понимает, что в нашей работе никто по головке гладить не должен. Просто делай свое дело молча. И будь ему верен. Именно за верный, неподкупный нрав и сложный характер Орлов держит здесь Ману. Кроме неё и меня со дня открытия «Blanco» здесь больше никто не задерживается.

– Значит, этот Орлов любит верных и преданных.

– Как и любой человек его «сословия», – подтвердил Пауло.

– Сословия богачей? – с пренебрежением спросила Кристина.

– Сословия криминалов. Богатство – это как побочный эффект их деятельности.

– О! Значит, тут еще и опасно работать? Перестрелки, побои, такое тоже бывает?

– В ресторане шефа? Крис, ты пересмотрела гангстерских фильмов. Если они и выясняют отношения, то явно не в заведении в самом центре большого города.

– Надеюсь, я не стану свидетелем какой-нибудь резни. Мне от вида крови плохо становится.

– Резни? Нет. Но вечером ты станешь свидетелем кое-чего более приятного. Помолвки сына Орлова, Стеффа. Его самое большое счастье и несчастье в одном лице.

– Стефф? Стёпа по-нашему, – грустная улыбка коснулась губ Кристины.

Даже от одного русского имени ей стало тепло.

– Да-да, Шеф его так и называет. Эх, – вздохнул бармен, – жалко будущую невесту. Бедная девочка.

– Почему же? Она ведь станет невесткой самого Орлова, которого тут все боятся, чего её жалеть? – Кристина скривила лицо, как будто передразнивала всех богачей бренного мира.

– Тут ты права, девочку для Стеффа буквально купили, потому что ни одна из обеспеченных девушек за него замуж не выйдет.

– Потому что боятся связываться с Орловым?

– Нет. Потому что Стефф болен, – просто сказал Пауло, до блеска натирая стакан для виски.

– Чем болен? – Кристина неподдельно заинтересовалась.

– Вечером сама все поймешь. Его «особенности» невооруженным глазом видны.

– Почему опаздываешь? Стол уже сервируют, скоро будем закуски раскладывать, – шёпотом спросила Кристина свою подругу и одновременно соседку по квартире Катю, подавая ей передник официантки.

– Никак не могли расстаться с моим горячим красавчиком. Воспользовались моментом, что ты рано ушла, – быстрым движением она повязала вокруг талии, которой практически не было видно на ее маленьком пухлом теле, чистый форменный фартук.

– Чокнутые. Смотри, «великая» Ману узнает, получишь сама, а заодно и мне влетит.

– Пусть катится к чертям, – закинув жвачку в рот, Катерина схватила поднос и направилась на кухню.

Они приехали в Рио вдвоем по программе обмена студентами: Кристина и Катя – однокурсницы языкового Университета. По этой программе студентов размещали на год в местные семьи, которым платили неплохой гонорар за содействие международным отношениям. За это время учащийся посещал университет, и всю программу слушал и сдавал только на португальском. Программа работала исправно, многие студенты возвращались домой уже свободно владея языком. Могли преподавать в частных языковых школах и сами оплачивать дальнейшее обучение. Но в случае Кристины и Кати случилось иначе. Семья в Рио получила грант за русских студенток, а потом просто закрыла дверь своего дома, не дав девушкам даже заселиться. Оставшись на улице с сотней реалов на двоих, они стали искать себе пристанище. И нашли его благодаря работе в ресторане. Конечно, их не допускали к обслуживанию почетных гостей. Но в утренние и дневные смены персонал требовался всегда. Хорошо зарекомендовав себя, Кристина стала выходить сначала в утренние смены, а потом и на полный день.

– Младший персонал, подойдите сюда, – скомандовала Ману, и тут же вокруг нее собрались человек десять фудраннеров3 и молодых начинающих официантов.

– Сегодня у нас нестандартное закрытое обслуживание. Наш шеф устраивает семейный банкет. Сеньор Орлов не любит, когда его стол обслуживают незнакомые ему сотрудники. Поэтому ваша задача – не показываться в зале лишний раз. Вы вызваны сюда на тот случай, если понадобятся свободные руки и какая-то непредвиденная помощь, в частотности – на кухне. В зал выходите только, если я вас туда вызову. Все остальное время вы находитесь в комнате персонала. И не вздумайте высунуться и показать гостям свои «чудесные» мордашки. Всё ясно?

Громко и хором молодые сотрудники ответили согласием.

– Прекрасно. Сейчас мы завершим сервировку стола, украсим его живыми цветами и после – вы покинете зал.

– Так и знала, что эта дрянь не даст нам взглянуть на хозяина, – тихо сказала Катя. – А так интересно. Хоть одним глазком.

– Держись подальше от таких дядек, Катя. Нам еще не хватало оказаться в канавке после всех наших бед.

– С чего вдруг мы должны там оказаться?

– Этот Орлов – опасный тип. Мне Пауло рассказал. Крутая «шишка», да еще и мафиози. Я ему лишний раз на глаза не стала бы попадаться. Мы с тобой итак тут на правах не пойми кого остались. Если он нас «того» – никто и не узнает, – Кристина показала жестом нож около своей длинной шеи.

Катя громко рассмеялась, чем чуть не навлекла на себя гнев Ману.

– Кому мы нужны? Простые официантки. Тем более, за один взгляд на «великого шефа» ничего нам не будет, трусиха.

В зале показались первые действующие лица семейного банкета – музыканты с гитарами и барабанами – целый ансамбль. У одного из них на плече висела настоящая русская гармонь. Какой же праздник без гармошки? Ману, словно оловянных солдатиков, расставила мужчин по сцене и велела начать репетицию. Тот, что был с гармонью затянул какой-то печальный романс. Музыку было слышно даже в комнате персонала. Кристина приоткрыла дверь, чтоб лучше расслышать знакомую мелодию. Стесняясь показать свои чувства, она закрыла лицо руками. Мелодия заставила слезы вырваться наружу из ее огромных глаз. Дядя Роберт, муж маминой сестры, умел играть на гармони. Кристина и две ее сестры, будучи детьми, танцевали под разные песни, которые Роберт подбирал на слух. В ее голове снова всплыла старая квартира, полная народу, наряженная елка посреди зала, мама, уставшая, но веселая, и папа, которые не отводил глаз от танца Кристины, гордо наблюдая за красавицей – дочерью. Не заметив того, как резко перед ней выросла Ману, Кристина услышала строгий голос:

– Закрой дверь и не высовывайся.

2

Зал ресторана был похож на гигантскую, идеально оформленную витрину. Струящиеся шелковые скатерти сливались в одно белоснежное поле, а в центре и по краям стола гордо расположились хрустальные вазы с белыми орхидеями. Длинный овальный стол был полностью сервирован серебряной посудой и самыми изысканными блюдами. Но не над традиционным бразильским меню сегодня колдовал Лаго. Орлов распорядился, чтоб его шеф-повар прожил полгода в Москве и обучился тонкостям русской кухни. Ужинать холодцом и ухой в центре Рио-де-Жанейро стало одним из капризов властного Орлова, который Лаго, конечно же, покорно исполнил.

– Французский салат они присвоили себе, да еще и рецепт полностью изменили. Поменяли бы название! Причем тут Люсьен Оливье к блюду с вареной колбасой из России? Для меня это загадка, – негодовал он, имея привычку болтать с самим собой.

Но никто не мог заставить Лаго изменить рецепт соуса «Кобул»4, который он добавлял исправно, прекрасно зная, что Орлов не догадается, а его поварская совесть будет чиста.

Свет в основном зале слегка приглушили по приказу Ману, хоть персонал и не знал, зачем это делать. У Орлова при ярком свете болели глаза. Ману знала. Как и многие другие тонкости его характера.

Когда к входу подъехал лимузин шефа, у двери уже стоял наготове швейцар, Ману и весь состав официантов из тех, кому было разрешено обслуживать сегодняшний банкет. Первыми из машин вышли двое крепких парней с пустыми глазами в дорогих, но неброских пиджаках. Они создали как бы живой коридор у автомобиля шефа, чтобы он мог безопасно попасть в зал.

– Добро пожаловать, – с улыбкой, несвойственной ей, встречала гостей управляющая.

Сначала в зал вошел Герман – старший сын Орлова, с супругой. Высокий, стройный, в пиджаке нараспашку, словно с обложки дорого журнала о бизнесе. Его волосы блестели от того, что он густо нанес на них гель. В противном случае – длинные пряди падали бы на черные, как пылающий уголь, глаза. Он женился недавно и потомства роду пока не принес.

Следом за ним шла младшая сестра Мария. Одетая в розовое атласное платье, которое она купила на недавнем показе мод. Легко ступая по лестнице, нежно улыбаясь, она производила приятное впечатление.

Далее появился парень, которого под руку вел мужчина из персонала семьи: было видно невооруженным глазом, что это не родственник. Он резко отличался синим медицинским костюмом и усталым видом.

– Осторожно, Стёпа, не торопись, – ласково говорил он с парнем по-русски.

Парень шел медленно, его тело дрожало, голова покачивалась из стороны в сторону. Выражение лица постоянно менялось от того, что мышцы на нем не слушались своего хозяина. Взгляд блуждал, но было видно, что он очень старается сделать так, чтоб его особенности никого не смущали. И действительно, Степан не заставлял никого из близких отворачивать лицо в смущении. Все давно привыкли и относились к среднему брату с большой любовью. Отец создал все условия, чтоб в доме сыну было комфортно, а за его пределами было максимально безопасно.

Последним из автомобиля вышел сам Орлов в темно-сером костюме и голубой рубашке со стоячим воротником. Подтянутый, спортивно сложенный мужчина, выглядел галантно. Его запястье украшали дорогие часы, инкрустированные бриллиантами, и блестели они не хуже натертых туфель. Было заметно, что ему нравится, как он выглядит и что скрывать свой возраст он не намерен: в этом году Марк Орлов собирается отмечать юбилей – сорок пять лет. Мелкие морщины уже успели украсить его лицо. Кожа от вечно палящего солнца потемнела, а седина нагло пробивалась на его чёрных висках. Его лицо не было ни красивым, ни уродливым. Оно было спокойным и жестким.

– Рады Вас видеть, Марк Германович, – Ману улыбнулась и слегка склонила голову, не сильно заметно, но учтиво.

По обыкновению, хозяин не ответил ей. Лишь скользнул своим сверлящим взглядом по наряду Ману, который показался ему слишком откровенным: юбка могла быть и подлиннее.

Как только нога Орлова переступила порог ресторана, музыканты весело отбили не ритм самбы, как было принято в Рио, а русскую «калинку», чем заставили шефа по-настоящему улыбнуться. В эту же секунду вокруг стола началась суета из снующих официантов, пролетающих с подносами в руках. В металлических ведерках охлаждалось крымское шампанское, которое по приказу шефа доставляли регулярно в ресторан, как какой-то экзотический напиток. Оценивая, замеряя каждую деталь, подготовленную для него, Орлов разглядывал банкетный зал. Человек, который привык, что мир расстилает перед ним красную дорожку, должен был убедиться, что и сегодня всё также. В воздухе витал древесный аромат дорогих духов и торжественного ожидания.

Конечно же, в комнатушке для работников имелось окошко в стене, которое выходило в банкетный зал. Только находилось оно настолько высоко, что было практически неприменимо.

– Подсадишь меня, Крис? – с интересом в глазах попросила Катя.

– С ума сошла? Я спину сорву, да и не увидишь ты там ничего, слишком неудобно расположено окно.

– Вы что, собрались поглазеть на семейку этого головореза Орлова? Зачем вам это нужно? – спросила вдруг девушка в белом переднике, сидевшая напротив двух подруг.

– А не твое дело, не лезь к нам, поняла? – грубо выкрикнула Катя.

– Тише, – испугавшись, Кристина закрыла ей рот ладонью, – нам крышка, если нас услышат.

– Сеньор Орлов, позвольте перечислить сегодняшние горячие подачи, – Ману держала в руках планшет, чтоб не забыть ничего из любимых блюд шефа. – Утка, запеченная с яблоками; курник казачий из блинов на парном молоке; свиной рулет «А`ля русc» запеченный. В первой холодной подаче предусмотрен ваш любимый хо…хо…, – она никак не могла произнести это сложное слово.

– Холодец? – удивленно засмеялся Герман. – Папа, ты, как всегда, оригинален! Я думаю, берег океана и пляж Леблона в Рио еще не видали холодца и не ощущали запах восьмичасового бульона из копыт.

– Настало время познакомиться, – ответил отец низким и хриплым голосом, едва заметно улыбнувшись краешками сухих губ.

У входа остановился еще один автомобиль, принадлежавший чете Орловых: новенький Ролс Ройс, который Марк любезно предоставил семье будущих родственников на этот важный вечер. Он вёз Арину не просто в ресторан на помолвку. Он вёз ее в новую жизнь, о которой она ничего не знала. Ведь такие машины она видела лишь в кино, и то не знала даже название, а уж тем более модель. Она стояла на ступеньках ресторана, чувствуя себя не невестой, а экспонатом. Вещью, за чей счет её семья навсегда выберется из-за черты бедности. Нет, не бедности. Глубокой нищеты. Её платье – пастельно – розовое с кружевными рукавами – было красивым, но чужим. Его она выбрала вместе с Марией, потому оно было похоже на платье сестры жениха. А в вечерних лодочках на высоких каблуках затекали и немели грубые ноги.

– Улыбайся, прошу тебя, – шикнула ей в ухо мать, с искусственной, сияющей улыбкой глядя на входные двери зала, откуда прямо на них выливались лучи теплого, желтого света.

– Арина, наконец-то, – Мари вышла из-за стола, чтобы поприветствовать будущую невестку, с которой у нее уже сложились дружеские отношения. Чего не скажешь о холодной и отстраненной супруге Германа. Она не умела дружить и никогда не навязывалась ни Мари, ни кому-либо из родственников мужа. Но всегда держала себя среди публики, окружавшей ее мужа, статно и достойно. Как и полагается супруге наследника крупной империи. Конечно же, от Арины такого не требовалось. Все ее будущие обязательства сводились лишь к тому, чтобы стать верным другом для будущего мужа, страдающего заболеваниями. Не обижать и подчиняться. Тогда она получит все, чего еще никогда не видела, и даже не мечтала.

– Какая ты красавица! Правда, Стёпа? – обратилась восторженная Мария к брату.

Степан попытался кивнуть. Его взгляд скользнул по Арине и ушел в сторону, к источнику приятного звука – музыкантам и их инструментам. Его тоже смущала неловкость всей ситуации. Было ли ему стыдно за невесту? Неприятно? Унизительно? Арина не знала. Орлов не стал подходить к родителям невесты, чтобы поприветствовать. Он лишь жестом пригласил их присесть за стол, на котором блюда еще стояли в первоначальном виде и были не тронуты.

Никому не было интересно, что за человек Арина. Все всё понимали. И эту «бутафорскую» помолвку рассматривали лишь как выгодную сделку. Брак по расчету – это звучало бы цинично и грязно. А в обертке шелковых скатертей и хрустальных ваз это выглядело еще неприятнее. Можно было не устраивать даже такой вечер. Но не в случае Орлова. Не с его сыном.

Арину усадили рядом со Степой. На мгновение она поймала его взгляд. Они нечаянно посмотрели друг другу прямо в глаза. Как будто поймав миг тишины в центре фальшивого праздника среди веселой, но негромкой музыки и лязганья приборов по фарфоровым тарелкам.

– Я бы сказал, что тебе необязательно соглашаться, но ты же уже знаешь моего папу, – тихо, почти беззвучно прошептал жених. Голова у него работала отлично, в отличие от тела.

Арина от неожиданности едва не подпрыгнула на мягком стуле. Ведь она ожидала увидеть ненормального, совсем тяжелого инвалида, чью физическую слабость компенсировали деньгами. Но в его голосе она услышала жалость и горечь от всего происходящего. Арина привыкла, что ее все время жалеют.

– Ты не хочешь жениться?

– В моем случае что-то решать невозможно, – попытался он выдавить улыбку.

По обыкновению, у него не получалось. За столом ели молча. Никаких поздравлений, выкриков «Горько!» и задушевных тостов. Лишь мать Арины театрально вытирала платком падающие на пол слезы, ожидая, когда же сеньор Орлов подарит её дочери то самое заветное кольцо.

– Приготовиться к выносу утки, – строго скомандовала Ману официантам не кухне.

– Нам долго тут торчать еще? – Кристина от скуки накручивала кудрявый локон на длинный указательный палец.

– Ну раз тебе так скучно, выскочи в зал и начни танцевать самбу! Хоть разбавишь этот «кислый» праздник, – Кате тоже не нравилось сидеть в душной комнатушке и ждать, пока хозяева жизни отужинают.

– Это будет мой последний день существования.

Вдруг за тонкой стенкой, за которой находился горячий цех, раздался крик. Мануэла резким прыжком влетела в кухню.

– Лаго, можно как-то аккуратнее? – официантка одной рукой вытирала слезы, а другую, обожжённую и покрасневшую, трясла над тарелкой с утиной ножкой.

– Что тут происходит? А с твоей рукой что? – Ману брезговала прикасаться к красной руке девушки.

– Он поливал маслом утку и случайно пролил его мне на ладонь, – заикаясь, объясняла она на ломаном португальском.

– Возьми в углу аптечку и обработай ожог. Сегодня больше не выходишь. И завтра тоже. Приходи через неделю.

Весь персонал уже знал, что эта фраза означает увольнение. В чем была вина официантки, так никто и не понял.

Появившись в комнате персонала, Ману быстро рассмотрела тех девушек, кого вызвали «про запас». И вновь она убедилась, что поступила правильно, прекрасно зная, что может случиться форс-мажор.

– Ты, – показала она пальцем на Кристину, – собери свои кудри и поменяй фартук. Заменишь приболевшую.

– Она хотела сказать «уволенную», – тихонько съязвила Кати. – Вот повезло тебе, зараза.

– Как утопленнику, – также еле слышно ответила совсем не ожидавшая такого поворота Кристина.

Когда перед Ариной поставили тарелку с утиной грудкой, она машинально взяла вилку, но рука дрогнула от напряжения. Вилка со звоном упала на пол. Взгляды всех присутствующих устремились на нее. Мать Арины с ужасом в глазах замерла. По щекам девушки начал предательски ползти горячий румянец. Она хотела наклониться, чтоб поднять прибор, как вдруг увидела его руку. Пухлую, с синими от капельниц венами. Он медленно и с видимым усилием протянул ей свою чистую вилку. Простая человеческая помощь.

– Ничего страшного, – сказал он.

– Нет проблем, – широко улыбнулся официант невесте и мигом поднял прибор с пола, заменив посуду и Арине, и Степану.

– На десерт сегодня праздничный торт и порционно десерт «Безе с ягодным конфитюром», – отчиталась Ману. – Пожалуйста, сообщите официантам, что предпочтёте к десерту в качестве напитка.

Кристина, поправляя пучок, из которого предательски выбивались кудри, крутилась у зеркала и вставляла в прическу все больше шпилек, привезенных еще из дома. Мама покупала им с Евой, сестрой Кристины по маме, разные заколочки и бантики, чтоб они не отличались от одноклассниц. Чтоб не так сильно было заметно, что они обе – безотцовщины.

– Чем любуешься? Быстро на кухню! Господин Орлов просит крепкий кофе из бразильских зёрен. Ты на раздаче, – Ману трясла перед ней указательным пальцем.

Этот жест Кристина ненавидела, но ответить что-то дерзкое в своей привычной манере не имела права.

– Я должна подать кофе Орлову? – ее большие глаза расширились.

– Для тебя он сеньор Орлов. Поняла? – казалось, палец Ману сейчас окажется во рту Кристины, так близко она держала его рядом с ее лицом. – И не вздумай выкинуть какой-нибудь номер.

– Да, донна Мануэла, – выдавила она из последних сил.

Арина разглядывала своё безе. Идеальное сладкое облачко, присыпанное белоснежной пудрой. Она ткнула в него вилкой и отломила кусочек. Пусто внутри. Сладкое и пустое – ровно такое же, как все, что сейчас их окружало. На ее пальце уже красовалось кольцо с большим прозрачным камнем. Сделка состоялась. Орловы купили невестку.

Сделав глубокий вдох, Кристина направилась в зал, держа в руках медный разнос со свежезаваренным кофе, чёрным, как смоль, и горьким, как суть всего происходящего. Она сосредоточила взгляд на чашке, не поднимая глаз. До Орлова оставался буквально метр. И это случилось. То, чего боялась Ману и сама Кристина. Она поскользнулась на мокрой плитке. Поднос в ее руках качнулся, а чашка с громким лязгом съехала на самый его край. Кристина чудом поймала ее, но кофе был безвозвратно пролит на белоснежную скатерть, ее передник и модные туфли Орлова. Время в эту секунду будто остановилось. Она замерла, ожидая «прилюдной порки». Впервые она осмелилась поднять глаза на хозяина ресторана и произнести:

– Простите! Я все вытру… Я Вас испачкала… – извинялась она по-русски.

Он смотрел на Кристину не с гневом. И не с присущим ему раздражением в таких неловких ситуациях. Он посмотрел на нее с интересом. Его взгляд пробежал по ее покрасневшему лицу, задержался на испуганных, широко распахнутых глазах цвета растаявшего горького шоколада, затем на шее мраморно-белого цвета и предательски свисавших на нее прядях кудрявых волос, что выбивались из пучка на голове. Её трогательная беззащитность задела внутри него что-то живое. Что-то новое. Неуклюжая официантка показалась ему самой искренней из людей, присутствовавших в зале за весь вечер.

– У вас пятна на форме, – констатировал он.

Его голос даже перестал быть столь грубым.

Кристина еле смогла оторвать глаза от «того самого шефа» и резко опустила взгляд на свой передник.

– Пустяки, – еле выговорила она.

Снова подняв голову, она пристально взглянула в глаза Орлова. В них ясно читалась какая-то бесконечная, накопленная за годы усталость.

– Desculpe, senhor Orlov,5 – от страха Ману чуть не выронила свой любимый планшет, – мы сейчас всё приберем и заварим для Вас новый кофе. Уходи немедленно, – тихо сказала она Кристине.

Казалось, что из ее ушей вот-вот пойдет пар, так она испепеляла взглядом Кристину, пока та быстрым шагом возвращалась на кухню. О дальнейшем пребывании в ресторане Орлова уже и речи не было. Кристина сразу поняла, что уволена.

3

Маленькая квартирка, которую снимали девушки у темнокожей бразильянки уже утопала в ночи. В ней было темно и тихо. Если не считать сдавленных всхлипов Кристины. Она сидела на растрепанной постели и отрывисто плакала. В руке она сжимала мокрый скомканный бумажный платок. В таком состоянии ее никто и никогда не должен был видеть, и такое с ней происходила лишь в те мгновения, когда она вспоминала папу или скучала по маме. А теперь она плакала по своей жизни. По тем неудачам, которые преследовали ее уже много лет. За что? Почему она? Могла же она спокойно вынести эту чертову чашку кофе и не пролить, не поскользнуться? С чего вдруг на чистом, натертом полу оказалась разлита вода? Иногда мы становимся заложниками ситуаций, которых, казалось бы, не должно происходить в нашей жизни. Но они неумолимо настигают, переворачивая все с ног на голову.

– Меня больше никогда не возьмут на работу в такой роскошный ресторан, – хныкала она себе под нос, чем еще сильнее заставляла себя плакать.

До самого рассвета она хныкала, пока не уснула от усталости, всё так же не выпуская мокрый комок.

Он неожиданно вошел в ресторан в девять утра, хотя до этого о визите хозяина весь персонал предупреждался глубоко заранее. Свита осталась в автомобиле по приказу Орлова. Заняв крайний столик в углу, он молча ждал, пока к нему кто-нибудь подойдет. Но от внимательного взгляда Мануэлы невозможно было скрыть ничего происходящего в «Blanco».

– Сеньор! – едва не вскрикнула она. – Быстро мне меню, – трясла она рукой перед лицом официантки. – Доброе утро, – расплылась она в улыбке, судорожно вспоминая, что могло вчера не понравиться шефу, разумеется, кроме выходки с летающим кофе.

– Ману, давай без этого, – ледяным тоном приказал он, имея в виду ее ужимки. – Садись, – указал он на стул напротив.

Управляющая вмиг побледнела.

– Слушаю Вас. Если Вы насчет…, – начала она, но он перебил её.

– Кто она? – имея в виду Кристину, спросил Орлов, сразу перейдя к делу.

Мануэле долго объяснять не приходилось, прекрасно понимала всё сама.

– Одна из новеньких. На обслуживании пока только утром, но подавала надежду, делала успехи до вчерашнего дня…

– Как зовут? – он не переводил взгляд, направленный куда-то сквозь оконное стекло.

– Кристина, – коротко ответила она.

– Русская, – уже не спрашивая, констатировал Марк.

– Да. Из России, но я точно не знаю, из какого города.

– Пусть обслужит меня сегодня.

Приказы хозяина здесь не обсуждались. Это был даже не приказ. Это был ультиматум, выдвинутый Мануэле, которая от неожиданности не знала, что отвечать и куда себя деть. Как ему «организовать» Кристину в ближайшие десять минут, если вчера было достаточно одного взгляда, чтобы больше она тут не появлялась?

– Конечно, – сглотнув комок в горле, Ману быстро соображала, как ей оправдаться перед шефом. – Только, сеньор, я ее отпустила. Дала выходной после вчерашнего случая, чтобы она восстановилась, но…

– Не стоило ее сразу увольнять, – Марк прекрасно знал, как поступает его подчиненная в таких ситуациях. Знал нрав Ману, и ее дальнейшие шаги очень легко можно было предугадать. – Позвони и скажи ей, что она сегодня в смене на полный день.

– Да, сеньор, – она выдохнула с облегчением и на «ватных» ногах направилась в комнату персонала.

Громкий телефонный звонок ворвался в глубокий сон Кристины, нарушив его.

– Кто это? Мануэла? – Кристина еще не разобралась, спит она или уже проснулась.

– Сеньор Орлов желает, чтобы ты его обслуживала прямо сейчас. Без возражений. Твое рабочее место за тобой закреплено, а сегодняшнее опоздание, так и быть, я тебе прощу. Только, пожалуйста, сделай одолжение. Будь здесь как можно скорее, – управляющая как будто даже впервые умоляла о чем-то, что ей крайне несвойственно.

– Интересно, что ему нужно? Неужели из-за дурацкой ситуации с кофе он будет со мной «разбираться»? Что он задумал? Что-то страшное. Ведь этот человек опасен, как пропасть. Какой-то бандит, мафиозник… – рассуждала Кристина, пока мгновенно принимала душ и после, одевшись, закрашивала предательские синяки под опухшими от слёз глазами.

До «Blanco» пешком было около двадцати минут, а на трамвае – самое то. Быстро и дешево. Такой вариант передвижения подходил ее материальному положению.

– Вот тебе новая форма, – судорожно Мануэла ткнула ей бумажный пакет с запечатанным фартуком и молочной майкой с темным воротником, украшенным эмблемой ресторана.

– Теперь пойди переоденься, собери волосы как следует и иди в зал. Шеф не любит долго ждать, а ты уже заняла полчаса его свободного времени.

Через минуту она направлялась к крайнему столику, на ходу нервно поправляя пучок на голове.

– Сеньор, – еле произнесла она, не смея поднять покрасневшие глаз, – Вы хотели меня видеть?

Она уже была готова, что сейчас на нее водопадом обрушится гнев хозяина. Но он держался отстранённо, не проявляя вообще никаких эмоций.

– Черный кофе, как вчера, – холодно озвучил Орлов на русском языке.

Кристина толком не понимала, что происходит. Неужели он вызвал ее, ждал полчаса только для того, чтобы именно она вынесла ему чашку кофе? Или это какая-то проверка?

– Да, сеньор, – так же на родном для них обоих языке ответила она.

На этот раз всё прошло гладко. Кристина не выронила разнос, а кофе не разлетелся под носом Марка Орлова. Она молча оставила чашку на столе и направилась на «пост персонала», где выстроились ее «коллеги», не смея задать интересующий всех вопрос, который повис в воздухе.

– Ну, иди же быстрее, шеф кофе допил, – Мануэла подтолкнула её в спину.

– Что-то еще, сеньор? – спросила Кристина, наблюдая, как он достает несколько крупных купюр и сует их под белую чашку, украшенную кофейными потеками. Этой суммы хватило бы им с Катей на месяц, причем на оплату жилья и достойного питания. Спустя еще секунду она поняла, что это всё предназначено ей. Такие чаевые заставили Кристину прятать радостную улыбку под маской серьезности.

– Завтра я буду тут в девять. Не опаздывай.

– Хорошо, – закусив нижнюю губу, Кристина вдруг поймала себя на мысли, что еще никогда с таким удовольствием не убирала грязную чашку со стола.

Свет. Наглый, ослепительно яркий. Он проснулся первым и ворвался в узкие улочки Рио. Он разлился золотистым сиропом по знаменитым, неукротимым волнам Копакабаны. Где-то в фавелах, где живет нищета и криминал уровня «карманников», закричал первый петух, а его эстафету приняли сотня других. Городской шум потихоньку превращался в гул открывающихся угловых забегаловок и уличных магазинчиков. Торговцы выкатывали тележки с кокосовой водой прямо на песчаный пляж, а их призывы к покупке сливаются с рокотом мотоциклов. Двое соседей что-то не поделили и громко кричали из открытых окон подъезда. Рио не просто просыпается с рассветом. Он взрывается, словно фейерверк во время карнавала.

– Что за чудеса? – удивлялась Катя, глядя, как Кристина собирается на работу. – Тебя мало того, что не уволили, так еще и смены добавили!

– Если ты узнаешь, чей это был приказ, никогда не поверишь.

– Чей? Неужели ли сам президент позвонил Мануэле? Никого другого я не представляю.

– Почти. Это Орлов попросил, – смущенно ответила Кристина.

– Кто-кто? Ты что, девочка, с ума сошла? – Катя чуть не подавилась своим первым утренним кофе на кокосовом молоке.

– Клянусь. Пока ты вчера миловалась со своим испанцем, или кто он там, она меня вызвала с утра пораньше, чтобы я подала ему кофе. Чертову чашку кофе, из-за которой я судорожно собралась за пять минут, еще десять минут ехала в трамвае, потом переодевалась в новую униформу…

– Подала чашку кофе? И всё? – Катя выпучила глаза.

– А чего ты еще ожидала?

– Как, чего? Продолжения! Дурочка! Ты, видимо, ему понравилась! – завопила она тонким голосом, по-детски запрыгав на носочках.

– Не дури, – Кристина небрежно швырнула дешевый блеск для губ в потертый рюкзак. – Простая официантка и он? Ты не понимаешь, Катрина? Он не просто мужчина. Он… как какая-то сила природы. Ледяная, безжалостная. Я оба раза перед ним чувствовала себя некомфортно. Будто в какой-то ловушке.

– Да уж, от такого, наверное, даже мужчины в радиусе километра бояться лишнее слово произнести. И пахнет от него, – продолжала фантазировать Катя, – явно не кухонной гарью. От него пахнет властью и деньгами. Да?

– Не знаю, не нюхала. Да, кстати, о деньгах.

Кристина вытащила несколько крупных купюр из красного тонкого кошелька и протянула их Кате.

– Он мне оставил чаевые. Оплати ими следующий месяц за квартиру нашей толстушке – хозяйке. Свои деньги можешь не добавлять, тут хватает.

– Вот бы хоть одним глазом на него взглянуть… – пересчитав деньги, приговаривала Катя.

– Ты не увидишь там ничего из того, что может тебя привлечь. Ладно, мне пора. Чао!

Взгляд Кристины то и дело скользил по большим настенным часам в форме карты Бразилии и всех её штатов. Стрелка неумолимо ползла к девяти. Но девять уже прошло. Полдесятого. Она крутила в руках бордовые завязочки униформы и пристукивала ногой в ритм музыки, что звучала из колонок. Десять. Его не было. К обеду ожидание и напряжение стали сменяться какой-то пустотой. Или облегчением. К трем часам другие официанты начали перешептываться: почему Мануэла поставила в смену Кристину, но не дает ей обслуживать клиентов? Что за странное назначение?

– Эй, красотка, – подозвал ее Пауло, – будешь коктейль?

– Да, пожалуйста. Тот, спасительный, которым ты в прошлой раз меня угощал.

– Всё так плохо? – подмигнув ей, спросил он.

– Не знаю пока, плохо или хорошо. Но после твоего зелья определенно станет хорошо.

– O mentiroso6, – наполняя бокал, Пауло покачал головой.

Выйдя на улицу и вдыхая солёный воздух вечернего Рио, она решила разуться и пройтись босиком по пляжу, где кипела жизнь. Она даже поймала себя на мысли, что впервые за день посмотрела на часы не со страхом ожидания, а с немым вопросом. «А может он завтра тоже не придёт?». Сегодня она совсем не устала физически, ведь никого из клиентов не обслуживала. Но как же она устала морально. Ожидание – самая страшная каторга. А ожидание сама не знаешь, чего – ее высшая форма изощренности. В какой-то момент ей вдруг показалось, что за ней неслышно и медленно катится длинный чёрный автомобиль вдоль пляжной линии.

«Вот еще преследования мне не хватало!». Взволновавшись, она спешно обулась и направилась в сторону дома, периодически оглядываясь. А водитель того длинного представительского автомобиля чуть прибавил газу и скрылся в темноте шумного города.

4

Дом каждого человека является отражением его характера. Также было и с Орловым. Его особняк как будто был им самим, только в архитектурном воплощении. Он стоял в районе Жардин – Ботанику, эдакая «Рублёвка» бразильского пошива. Город в городе. Заповедник роскоши частной жизни. Особняки богатых господ тут утопали в зелени буйных, диких садов. За кованными оградами и каменными заборами прятались современные бетонные конструкции с высокими окнами в пол. Даже воздух в Ботанику был другим: здесь пахло цветущей акацией и влажной прохладой озера. И над всей этой природной мощью на горе парил особняк Орлова. Дорога к его дому заканчивалась тупиком, что создавало ощущение полной изоляции. Будто там находился не дом, а настоящее орлиное гнездо. Высокий, глухой забор скорее наводил страх и ужас, чем желание заглянуть за него. Тишину вокруг дома нарушало только редкое пение птиц, лай сторожевых собак откуда-то из глубины участка и шум колес подъезжающих автомобилей охраны.

Архитектура строгая, брутальная: никакой лепнины, дорогих византийских ковров и статуй. Никаких предметов показной роскоши. Только бетон, стекло, темные деревянные вставки вместо декора на стенах и бордовые занавески «блэк аут» на всех окнах. Предметы мебели безупречно подобраны друг под друга и под мрачный стиль всего особняка. Кожаные диваны и тяжелые дубовые столы отражались в натертом до скрипучего блеска деревянном полу. Внутри дома всегда царил полумрак. Нет, в доме не экономили на электричестве, просто все знали о раздражающем эффекте света для глаз хозяина.

Больше всего времени хозяин дома проводил в своем кабинете – сердце особняка. Это самая дальняя комната, расположенная на втором этаже. Дверь в него, естественно, была звукоизолирована и очень массивна. Изюминкой кабинета Орлова был вид: вся стена напротив входа от пола до потолка сделана из стекла. Сквозь нее ежедневно Марк любовался пальмами, обрамлявшими спрятанное от посторонних глаз чистое, прозрачное озеро. Его любимое занятие вне работы и деловых встреч – сидеть в мягком кожаном кресле, потягивая эспрессо из любимой старой глиняной чашки, и наблюдать, как на озере утки спорят с лягушками, кто кого громче.

В центре кабинета – тяжелый дубовый стол, на котором царит идеальный порядок. Никаких ручек или бумаг. Только тонкий планшет и массивная хрустальная пепельница. А вдоль боковых стен – стеллажи с коллекционными книгами, это отдельная страсть Орлова: собирать редкие экземпляры и привозить их со всего мира, чтобы иногда доставать редкие издания и радовать собственное самолюбие. Только в его кабинете можно было найти издания классиков на русском языке, которые представляли особую ценность.

Марк сидел в своём любимом кожаном кресле и листал пожелтевшие страницы «Крёстного отца». Ему хотелось найти на них что-то общее со своей жизнью. И он находил. Рядом с креслом под правой рукой Орлова стоял кофейный столик на длинных ножках с круглой стеклянной столешницей. А на нем – та самая, некрасивая глиняная чашка. На сей раз она была наполнена кофе с коньяком напополам.

В дверь постучали. Три отрывистых удара. Он уже знал, кто стоит за дверь.

– Войди, – не оборачиваясь, произнес Орлов.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Герман. На нем – дорогой костюм спортивного кроя, а в руке он сжимал конверт. Он больше похож на свою погибшую мать, нежели на отца. Его глаза цвета и формы миндаля всегда напоминали Марку о жене и о ее трагической смерти.

Парень подошел к креслу и остановился в ожидании. Орлов медленно развернулся. Его взгляд был, как всегда, тяжелым, а в глазах появился вопрос.

– Все сделал?

– Сделал. Да Силва больше не проблема. Вот фотографии с места. Распечатал сразу, чтобы не оставлять в смартфоне на всякий случай.

Гера положил конверт на край рабочего стола отца, но тот даже не взглянул на него.

– Как всё прошло?

– Вчера все камеры на подъезде его дома «случайно» перестали работать. А консьерж вдруг отлучился. У бедняги собаку отравили, пришлось срочно покинуть рабочее место.

Орлов молча слушал отчет сына.

– Я отправил Сомбру7, чтобы все выглядело, как несчастный случай. Он прекрасно знал, как отключить во всем доме электричество, чтобы Да Силва спускался пешком по лестнице, а не ехал в лифте. Его квартира на седьмом, а на пятом уже ожидал Сомбра и организовал ему «случайное падение». Сейчас, конечно, паника поднялась. Труп нашли только спустя пару часов, когда свет в доме восстановили. Но никто не «подкопается», всё выполнено чисто и без свидетелей, как и всегда.

В кабинете снова повисла тишина. Герман стоял смирно, словно солдатик, которым он играл в детстве. Мама подарила ему целый полк на День рождения, но сегодня от того полка не осталось практически ничего, лишь один-единственный солдатик бережно хранился у Геры, а еще мамино зеркальце, бабушкин теплый платок, несколько дорогих его сердцу вещей, привезенных из России.

Сын ожидал. Чего именно? Похвалы. Признания. Ожидал, что папа просто похлопает его по плечу и скажет: «Молодец, сынок, отличная работа». Ведь сегодня вечером он лично организовал ликвидацию давнего конкурента отца, который уже много лет не соглашался продать свой старый бар в центре Копакабаны, бар – долгожитель, но уставший и потрёпанный. Для Да Силвы он был смыслом его существования на Земле. Для Орлова – лакомым куском и давним желанием. Да Силве предлагали немыслимые суммы, но он отказывал много раз. Никто не угрожал и не пугал. Но все знали, что дети или жена не будут заниматься и развивать немодное заведение «Фалкао», которое очень любили местные, но стороной обходили туристы, мало ли, что. И это «что» произошло.

Орлов встал с кресла и прошелся по кабинету, остановившись перед полкой с книгами Достоевского. Он провел пальцем по корешку «Преступления и наказания» и сказал:

– Теперь твоя задача – следить. Наблюдай, что будет дальше с «Фалкао», кто попытается занять это место. Мы должны быть первыми, кто выставит предложение его безутешной супруге. Это важнее самой ликвидации Да Силвы. Убрать его мог любой дурак, он давно уже вёл себя неправильно. В нашем бизнесе так нельзя. А вот понимать, что будет после – может только грамотный игрок. Да Силва был неграмотный. Если к тебе пришёл кто посильнее, соглашайся, или будешь мёртв.

Он повернулся и достал из ящика внушительную стопку купюр, которую небрежно кинул на стол.

– Передай от меня привет Сомбре вместе с этой небольшой благодарностью.

Гера покорно кивнул, забрал деньги и молча покинул кабинет, стараясь, чтобы его шаги не слышали даже стены. Дверь закрылась беззвучно, и Марк снова остался один. Взяв со стола конверт, он с отвращением швырнул его в мусорную корзину, содержимое которой его подчиненные аккуратно ликвидируют.

Он вновь сделал пару глотков из глиняной чашки. Но теперь он пил, чтобы заглушить горечь. Горечь от осознания того, в каком мире он живет. Что этот мир тщательно, по кирпичикам выстроил он сам. Мир крови, грязных денег и неслучайных смертей. Однажды этот мир открылся и для его первенца, старшего сына. Он сам же и подтолкнул парня в эту бездну. В его руки со временем уйдет всё «королевство» отца: рестораны, подпольная сеть продажи кофейных зёрен, и еще много незаконных дел, от которых невозможно отмыться. Может отцу и хотелось бы, чтобы Гера был простым юристом среднего звена в родном Ростове, но теперь это было невозможно. Криминальный мир поглощает невозможностью вернуться на правильный путь. А Рио-де-Жанейро поглощает невероятным ощущением, будто здесь сконцентрирована вся жизнь, все удовольствия этого мира. Два таких серьезных фактора уже не давали никаких шансов Орловым стать «средним классом». Да, Марк поистине стал практически королем богемной ресторанной жизни Рио. Но в тишине своего кабинета он чувствовал себя заключенным, среди которых есть и его хорошие друзья, и подчиненные. Только он сам заключил себя в эту тюрьму, откуда невозможно совершить побег.

– Поднимись ко мне, – сказал он в телефонную трубку, и через минуту перед ним стоял его водитель в черном костюме.

– Ты проследил?

– Да, вот адрес, сеньор. Её дом находится на проспекте Кариока. Зовут Кристина Сахнович. Двадцать один год. Снимает здесь маленькую квартиру с подружкой пополам. Из ресторана выходит сразу после смены, не задерживается. Никого не обслуживала сегодня. Мануэла просила передать, что девушка теперь обслуживает только Вас.

– Передай Ману, что это ни к чему. Мне не нужно, чтоб она привлекала внимание других сотрудников. Дальше ты знаешь, что делать. Нужны все подробности. Почему именно там живет, как оказалась в Рио?

– Да, сеньор.

– Можешь идти.

Следующие полчаса Орлов вертел в руках карточку с адресом Кристины, сидя в кресле и наблюдая за видом из своего окна, параллельно подливая в свою чашку коньяк. Кофе в чашке к тому моменту уже не осталось.

5

– Конечно, мамочка, у нас все замечательно! Хозяйка очень добра к нам, да, Катя? – Кристина толкнула коленкой подругу, чтобы та подыграла ей.

– Тётя Ульяна, у нас все отлично, правда, – Катя скривила рот в подобие улыбки.

– А как у вас там? Что новенького? – Кристина сменила ракурс разговора от её жизни к жизни своей семьи.

– Ева приехала погостить на несколько дней, – начала Ульяна.

– Ева – это кто? – шепотом спросила Катя.

– Моя сестра. У нас одна мама, а отцы разные. От этого и мы с ней очень разные, – так же тихо ответила Кристина. – Сестричка не хочет нам показаться в камеру? – спросила она у матери.

Лицо сестры появилось на разбитом экране смартфона, но смотрела она как-то странно, боком.

– Ева, я понимаю, что ты у нас странная, но неужели так сложно показаться в экране нормально? Чего ты смотришь в другую сторону?

– Мне так удобно, – буркнула в ответ сестра.

И тут Кристина стала догадываться, что же произошло на самом деле.

– Кого вы там обмануть пытаетесь, семейство? Ева не в гости приехала. Этот придурок опять ее ударил? Ну? Чего замолчали?

Чтобы не подтверждать слова сестры, Ева отошла от камеры и решила пока не появляться перед Кристиной.

В кадре появилась Мила, тётя Кристины, и утвердительно покачала головой.

– И чего эта дура терпит? О не имеет права бить её! Ева, ты меня слышишь? – она повысила голос до крика.

– Я ей тоже самое говорю, но это бесполезно… – Мила поджала губы.

– Мам, а ты почему позволяешь ей терпеть это все? – продолжала распаляться Кристина.

– Она уже взрослая, пусть сама решает, – обняв старшую дочь, ответила Уля.

– Возраст не подарил Еве мозгов. С детства дура, – Кристина махнула рукой.

– Ладно. С ними все ясно, а ты как, Милка? – спросила она тётю.

– Все в порядке, работа-дом, мой стандартный режим.

– А как там твоя доченька? Альбина? Ты там? – подозвала она двоюродную сестру.

– Да, дорогая. Я занимаюсь, у меня сессия начинается. У тебя тоже? Или у вас другое расписание? – ответила Альбина, мечтательная и воздушная девушка, которая для Кристина была «белым пятном» семьи. Её все любили и очень гордились.

– У нас? – Кристина глупо улыбнулась, – у нас тут другая система, Альбинка. Ты смотри, учись хорошо. А я привезу тебе много подарков за твои достижения.

– Мне не надо подарков, ты только сама поскорее приезжай.

Слова сестры заставили глаза Кристины намокнуть. Хорошо, что этого не было видно через экран. Они там, в родной стране сейчас все вместе. Мама обнимает Еву, гладит ее русые волосы и ласково обрабатывает синяк на левой щеке. Мила помогает Альбине приготовиться к экзамену по анатомии. Она, как офтальмолог с большим стажем, отлично знает строение глаза, и свои знания с любовью передает дочери по наследству. А еще Ульяна варит свою фирменную солянку. Такое блюдо в Рио сложно даже представить себе. Здесь все едят фасоль, рис, пиццу, запивая литрами пива и кокосовой водой. А дома, в квартире Милы, где обычно собирается вся семья, пахнет маминым обедом и пирожками. Каждый раз, когда Кристина звонит семье, она даёт себе обещание: вернуть то, чего ее лишили.

Этот день навсегда врезался в память Кристины. Гробовая, давящая тишина наступила после того, как Кристину и Еву мама отправила посидеть в детской комнате, пока она решит все организационные вопросы. Отца не стало внезапно. Ночью он встал выпить воды. Упал. Инфаркт. Скорая на месте констатировала смерть. Пока все пили поминальную водку и говорили, каким хорошим человеком был Родион, в дверь постучали. Почтальон принес телеграмму. Из ее содержания было понятно: первая жена Родиона уже все знает и начала действовать.

Она явилась вместе с сыновьями отца спустя неделю после похорон. Тучная, высокая, неприятная женщина, от которой пахло столовскими щами и дешевым одеколоном. Кристина запомнила её на всю жизнь, и во сне часто оставляла раны и побои на её жирном теле. А дальше – бесконечные суды из-за большой четырехкомнатной квартиры, которую папа получил в годы военной службы за особые заслуги. Удобный район, прекрасное жильё и неукротимое желание бешеной обиженной женщины отнять все у нынешней вдовы и ее детей. Уставшая и сломленная горем Уля и холодный расчёт толстой мадам. Родион не оставил завещание. Суд принял решение не в пользу Ульяны. Им дали месяц, чтобы съехать, а на денежную компенсацию, которую всё же удалось отсудить, она смогла купить «убитую» однокомнатную квартиру метров шестнадцать по площади. Из ее окон было видно промзону, а в самой квартире было слышно каждое слово соседей со всех сторон. Кристина, которой тогда было десять, запомнила день переезда, когда она стояла в дверях новой квартиры, в которой предстояло сделать хотя бы косметический ремонт, а в нее уже вносили двухэтажную кровать, на которой спали они с Евой. Уля спала вместе с Кристиной на первом «этаже» еще несколько месяцев, пока не удалось приобрести диван. Тётя Мила купила для сестры новое спальное место. Так, свободного пространства в единственной комнате совсем не осталось.

Именно тогда Кристина и дала себе слово, что обязательно вернет их семейное жилье, сделает все, чтобы порадовать маму. Но как это сделать, когда её выставили на улицу и непорядочно поступили те, кто должны были помочь с учебой по обмену? Сейчас ей приходилось не то что зарабатывать на квартиру. Ей приходилось просто выживать. А вернуться домой совсем не позволяла совесть и гордость.

– Я вас очень люблю, – глотая комок в горле, произнесла она, глядя в телефон.

– И мы тебя, доча. Надеюсь, скоро увидимся, – мама отправила воздушный поцелуй.

– И я надеюсь, – Кристина быстро нажала «отбой» и перестала сражаться с накатившими слезами.

Тяжесть в районе груди, будто свинцовая пуля, давила ей прямо на сердце. Присев на край кровати, она машинально продолжала сдавливать телефон, из которого уже не раздавались родные голоса. Слезы были горячими, солеными. Рыдание стало беззвучным. Она плакала по-детски, не скрывая своей боли, не стесняясь судорожных спазмов. Здесь, за тысячи километров, некому было ее обнять, сказать, что все получится. Что все планы сбудутся. Она скучала по маме, по ее рукам и тонкой коже в районе вены на тыльной стороне ладони. Она скучала по отцу. По запаху табака, который от него исходил. По их прогулкам по осеннему парку, когда папа разрешал ей съесть еще одно мороженой, хотя на улице было уже холодно. А потом они вместе пили дома горячий чай с медом, чтобы не подцепить ангину. Он не брал Еву на такие прогулки, и вообще относился к ней, как лишней детали в пазле своей семьи. А Кристина иногда всё же приносила в своей детской сумочке мороженое и для Евы. Оно таяло по дороге и превращалось в сладкое липкое молоко, которое Еве так и не удавалось попробовать. Всё это летело в мусор.

Ей сейчас очень хотелось положить голову папе на плечо и признаться. Во всем признаться. Что у нее с учебой не вышло, что ей ничего не остается, кроме работы официанткой. Он бы обязательно все понял и велел бы немедленно возвращаться домой. Папа бы все решил. Он был за неё всегда. Он был за ней всегда, тылом и главным человеком. Ведь какая разница, какие трудности перед тобой, когда ты знаешь, кто за тобой, кто на твоей стороне? После его ухода, вся уверенность, вся ее безопасность исчезла. Где ее искать теперь? Кто станет ЗА неё во всем?

Она скучала по снегу. По тому, как он хрустит под её грубыми высокими ботинками. По серому пасмурному ростовскому небу в конце ноября. Когда не понимаешь, уже раннее утро или еще поздний вечер, потому что по большей части – темно и промозгло. Здесь же все было слишком ярко, слишком радостно, слишком навязчиво. Дома она к такому не привыкла.

Она плакала, потому что ее разрывалась на две части. Одна часть радовалась, что ее мечта – попасть в Рио – осуществилась. А втора ее часть – вечная маленькая девочка, которая рано потеряла отца, а вместе с ним и отчий дом, сидела на кровати в чужой стране и горько плакала. Кристина свернулась на кровати калачиком. За окном смеялись и играла музыка. Здесь людям не нужен повод для праздника, они отмечают очередной прекрасный ноябрьский день. И казалось, в этом городе счастья нет места слезам, падающим на надорванную наволочку.

6

Прошла неделя. За ней – вторая. Орлов больше не появлялся. Все как будто вернулось в свое привычное русло. Мануэла приказала ей снова обслуживать клиентов, как это и было ранее, а сотрудники перестали шептаться за стойкой о том, почему Кристина «в тот день» никого не обслуживала. Ману прекрасно справлялась с такими ситуациями.

– Потому что я ее отстранила от работы за проступок на празднике. И если еще раз эта тема всплывает, зачинщик разговоров останется без работы.

Больше вопросов никто не задавал. Управляющая все так же ругалась с Лаго из-за, как ей казалось, пересоленной мокеки8. Лаго, чуть не плача, доказывал ей с пеной у рта, что мокека не должна быть пресной, как мина неудовлетворённой женщины. Мануэла такой намек не оценила. А Катя, как обычно, просила прикрыть её опоздание, пока она вернется с очередного ночного свидания. На ее счастье, она ни разу не попалась Мануэле под горячую руку.

– В честь праздника обещали выдать нам премию, – аккуратно раскладывая стеклянные бокалы, сказал Пауло.

– Было бы нелишним. Отправлю маме в качестве подарка. Посылки отсюда отправлять – одно разорение. Лучше деньгами, и нужнее, – рассуждала Кристина.

– Что ты планируешь делать на Рождество?

– Пока не решила. Я только в кино видела, как у вас принято отмечать. У нас сначала Новый год отмечают. Это семейный праздник. За столом у телевизора. А потом уже Рождество в январе.

– О, тогда тебе должно понравиться! У нас никто не сидит дома в Рождественскую ночь. Мы это делаем за день до праздника или днем двадцать четвертого декабря. Семейное застолье заканчивается, и все бегут на пляж.

Эмоциональный рассказ Пауло прервала Мануэла.

– Мне нужны девочки, которые возьмутся за украшение ресторана. Дизайнер уже всё подготовила, помогите ей. Ты и твоя подружка, – показала она на Кристину и Катю. – Займитесь декором. Я лично буду принимать вашу работу.

– Oh, não, minha querida9, – темнокожая женщина средних лет – дизайнер – производила впечатление давней пациентки психиатрической клиники, которую на время работы выпускали, а потом снова закрывали в палате. Она хлопала в ладоши невпопад, от чего браслеты на ее запястьях весело побрякивали, а тюрбан на голове качался в разные стороны.

– Ну что ей надо опять? Старая ты карга! – возмущалась на русском Кристина, а Катя поддакивала ей более острыми словечками русского мата.

– Катрин! Кристин! Не вешайте эти шары здесь, они выглядят скучно. Понимаете, все должно быть страстно! Ярко! Paixão10!

Кристина, стоя на стремянке, закатила глаза. В руках она сжимала две охапки блестящих шаров – красные и золотые.

– А как бы Вы хотели, сеньора? – противно улыбнувшись, выдавила она.

– Добавьте туда еще зеленые, чтобы возникла ассоциация вот с теми еловыми ветвями, что мы повесили вокруг входной двери, – руки странной женщины дергались, будто она страдала тремором.

– Что за фантазии Papa Noel11при температуре 38С ? – Пауло долго наблюдал за происходящим, чтобы не выдать сразу свои впечатления, но в конце концов, не выдержал.

– Она – лучшая в Рио. Других я не рассматривала, – Ману тяжело выдохнула, но в глубине души была полностью согласна с барменом.

Декор «вырви глаз» выглядел уж слишком по-бразильски.

– Может стоило искать не лучшую, а молодую? – понимающе улыбнулся он. – По крайней мере, мы бы увидели что-то оригинальное, а не тонну шаров и веники из пластмассовых веток.

– Я уже ей заплатила. Пусть работает, – Ману от стыда и осознания провала даже не поднимала глаз, делая вид, что сверяет счета.

– Этот кошмар можно оставить вплоть до карнавала. И не выдумывать новый декор. Очень подойдет. Карнавал в доме Санта Клауса, – прикрыв рот рукой, Катя еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

– Пьяного, – парировала Кристина.

Пряный запах булочек с корицей, что исходил из кухни (позиция в меню, которую специально к празднику разработал Лаго), вперемешку с хвойным ароматизатором, который буквально разлила по всем пластиковым веточкам пихты чокнутая дизайнер, на время помогали Кристине забыть о тоске по дому, о странной истории с Орловым. И о той черной машине, которая все же периодически появлялась за ее спиной. Она обматывала гирляндой из разноцветных лампочек высокое окно, а Ману тем временем сменила плей-лист в зале с португальских мелодий на рождественскую джазовую коллекцию. Кристина вспомнила вдруг, как с папой в детстве наряжала живую пушистую ёлку серебряным дождиком и стеклянными сосульками. Иголочки кололись, но это не останавливало её, а даже наоборот, очень нравилось. Ева в такие моменты переминалась с ноги на ногу у входа в зал, но не смела мешать моменту. Потом она молча шла на кухню, чтобы помочь маме почистить картошку.

Кристина бросила взгляд сквозь оконное стекло, завязав последний узелок на креплении гирлянды. Дома за окном был снег и мороз. А здесь – ослепляющее солнце и высокие пальмы.

– Эй, русская, лови, – окликнула ее Катя, бросая в руки еще один красный шар, размером с её голову, – нам приказано его повесить над барной стойкой.

– Что? – Пауло издал смешной отрицательный звук, – нет – нет, оставьте в покое моё рабочее место. Это даже не рабочее место, а мое естественное место обитания в живой природе! Мой океан, а я в нём рыба! А вы акулы, кыш – кыш отсюда, – он ругался так наигранно, а Катя и Кристина от души рассмеялись.

– Нам нужна страсть, – передразнивала дизайнера Катя, – ты понял?

– Я лучше вон ту маленькую ёлку себе сюда поставлю. Подайте-ка сюда. Не слишком страстно?

Пауло принялся наряжать искусственную ель, водружая на макушку не звездочку, а фигурку своего любимого футболиста в желто-зеленой форме, как дань уважения к бразильской футбольной лихорадке.

– Этот шар вообще ни к чему, уже слишком много! – вытирая потный лоб, Кристина вертела его в руках, не зная, как найти применение.

– Сеньора дизайнер приказала повесить его вон над тем столиком. Действуй, – сказала Ману, показывая пальцем в дальний угол ресторана.

– Бред какой-то, – возмущалась Кристина, из последних сил поднимаясь на стремянку.

– Крепче там держи, – крикнула она Кате.

– Да не волнуйся ты так, если рухнешь – тебе хорошую компенсацию выплатят.

– Ага. А потом поймают и еще раз выплатят.

Русскую шутку поняли только две подружки.

В какой-то момент, передав Кате очередную охапку веток, усыпанных шишками, Кристина огляделась. Ресторан совсем поменял свой облик с пафосного заведения на уютный и праздничный дом из американских новогодних фильмов. И пусть это выглядело вычурно, но нельзя было не отметить ощущение чуда, которое придавал новый декор. Мерцающие огоньки отражались в бокалах витрин, что стояли за спиной у Пауло на баре.

– Мы на славу постарались, правда? – спросила вдруг Катя.

– Да, получилось лучше, чем я ожидала. Бабка – дизайнер не зря свой гонорар получила.

– Что за болтовня? – вмешалась Ману. – Вы не шариками любуйтесь, а лучше обслужите вон ту пару. Они уже пять минут сидят в ожидании меню. Мне не нужны потом негативные отзывы в интернете от недовольных гостей.

– Уже идем, сеньорита.

– А ты останься, – легонько она коснулась плеча Кристины.

Катя подняла брови, вопросительно взглянув на подругу, а затем, чтобы не злить управляющую, направилась к столику, сжимая усталыми руками меню ресторана в белой кожаной обложке.

– Возьми, – протянула она ей триста реалов в конверте, в котором обычно выдавалась зарплата.

Кристине нужно было работать неделю, чтоб заработать такую сумму.

– Я уже получала зарплату на этой неделе, – непонимающе сказала Кристина.

– Это не зарплата. Это премия за помощь дизайнеру. Можешь поделиться с подружкой, а можешь оставить всё себе.

– Нет уж. Я половину отдам Кате, сколько бы тут ни было. Спасибо, – Кристине было приятно, но странное ощущение не покидало ее.

Мануэла никогда не баловала доплатами работников, не считая премий к праздникам. А тут – такая щедрость. Почему?

– Конверт вручила, – написала Ману короткое сообщение, не рассчитывая на ответ.

Орлов уже знал об этом. Ведь в «Blanco» на каждом уголке висели камеры наблюдения. Через них он частенько наблюдал за происходящим и слушал разговоры сотрудников, которые думали, что их никто не видит.

Он откинулся в своем кресле и устало вздохнул. Внимание его было приковано к экрану планшета. На экране то и дело мелькала она с разными атрибутами для украшения зала ресторана. То поправляла предательски поднимавшуюся юбку форменной одежды, то тихонько хихикала в ответ на шутки своей подружки, которую Орлов считал недалекой и глупой деревенщиной. Они шутили и возмущались на его родном языке, и их никто не понимал, разумеется, кроме него. Ему прекрасно стало известно, каким некрасивым словом они окрестили дизайнера, запросившего баснословную сумму за свои услуги. И эта кличка ей потрясающе соответствовала. В момент их диалога он заметил, что улыбнулся. Тот редкий момент, когда он по-простому, по зову сердца улыбнулся и даже захотел принять участие в их обсуждении. Что-то живое и искреннее мелькало в его сердце, когда Кристина мелькала на экране. Он давно запретил себе такие чувства. Из страха потери, из страха показаться слабым. Она становилась его уязвимым местом и навязчивой идеей, о которой не должен был узнать никто. Иногда даже самые суровые сердца способны испытывать новые для себя, необузданные чувства.

Он наблюдал за каждым ее движением и вслушивался в каждое слово. Она ловко поймала шар, который бросила ей подружка. А потом замерла, рассматривая результат их длительной работы. Он приблизил изображение и разглядел поближе ее глаза. Взгляд был даже не уставшим, а каким-то ностальгическим. Наверное, она вспоминала дом. С чего он так решил? Ведь каждый год подготовка и праздничная суета заставляли и его вспоминать детство в спальном районе Ростова. Мы в эти дни все становимся немножко детьми. Со своими мечтами и воспоминаниями. Грусть в глазах Кристины разозлила его. Он мог бы купить ей еще десяток таких ресторанов, чтобы она больше никогда не ходила с разносом по залу в качестве официантки и не отсиживала смены в ожидании чаевых. Чтобы она никогда не грустила. Но он понимал, что ее грусть не о том, что можно было бы купить за деньги.

Она повернулась лицом к камере так, что ее можно было рассмотреть еще более подробно. Беззащитная линия шеи и маленькая родинка на ключице. Это действовало на Орлова гипнотически. Будто он наблюдает за редкой птицей, попавшей в его объектив. Пугливой птицей, которую он не собирался отпускать ни при каких обстоятельствах.

– Мануэла, – произнес он в телефонную трубку, – вон тот огромный красный шар в углу, снимите немедленно.

– Да, сеньор, – беспрекословно повиновалась она.

– И еще. Выдать премию за работу сегодня. Ты знаешь кому.

– Да, конечно.

– Себе возьми из кассы такую же сумму.

– Поняла. Благодарю, сеньор.

Он повесил трубку. Мануэла всегда хорошо получала за свое молчание. И оно того стоило. Кристина появилась на экране с блюдом в руке. По пути к столику она широко улыбнулась новым гостям, что входили в украшенный зал и восторгались интерьером. Она была живой и выбивалась из его холодного мира подчиняющихся и кланяющихся рабов.

Когда Кристина несла грязную посуду в кухню, на мгновенье ей показалось, что в дверях мелькнула знакомая высокая тень. В сердце что-то отозвалось. Но это был лишь прохожий, который остановился, чтобы полюбоваться витриной ресторана, над ней Кристина работала полдня. Она глубоко вздохнула.

Марк этот момент заметил. Как ее тело резко вытянулось в струну, будто чего-то ожидая. Она испугалась? Или ей вдруг стало нехорошо? Кого она ожидала увидеть, посмотрев на входную дверь? Он старался отогнать надежду и глупые фантазии. Но игра уже началась. И правила устанавливал он сам.

Орлов протянул руку и выключил экран планшета. Изображение Кристины исчезло, оставив его наедине со своим собственным отражением. В кабинете стало бесконечно пусто и темно. В динамике больше не звучал ее смех и шутки, понятные только русскому уху. Этот смех все еще звенел в его ушах. Он был намерен однажды услышать его, обращенным к себе.

7

Спальня Марии выделялась ярким пятном в «темном царстве» Орловых. В ней царил творческий хаос, с которым отец никогда не боролся, а, кажется, даже наоборот, поощрял увлечения дочери. Стены, выкрашенные собственноручно Марией в молочный цвет с розовыми разводами – такой узор она выдумала сама. На одной из стен висел коллаж из фотографий, эскизов рисунков, вырезок из журналов и даже билеты в театр. На стене напротив – несколько ее собственных картин: мазки акриловыми красками больше были похожи на баловство, чем на высокое искусство.

Особенный беспорядок царил и на прикроватной тумбочке: на ней лежала стопка книг от американских комиксов до русской классики, которую Мария, к удивлению отца, действительно читала и любила. Несмотря на то, что всю свою сознательную жизнь она провела в Бразилии, девушка отлично знала русский, говорила без акцента, читала Толстого и обожала советское кино, к которому приучил ее папа.

Дорогая дубовая кровать завалена подушками самых невероятных форм, они все были плюшевыми и пушистыми. В углу комнаты на ковре лежали разбросанные карандаши, пастель, листы ватмана и несколько блокнотов с торчащими листами – идеями для следующих картин. Рядом с изящным туалетным столиком, на котором не было свободного сантиметра от количества флакончиков духов и тюбиков с косметикой, стоял мольберт – отдушина Марии. А на нем, покрытая отрезом длинной ткани, незавершённая картина, которую она никак не могла дописать уже несколько месяцев.

Когда Марк заходил сюда, маска строгого хозяина падала с него, и он становился просто «папой». Чтобы не нарушить порядок вещей в комнате дочери, он садился на краешек ее кровати и молча смотрел, как она рисует. Если бы у Орлова спросили, любил ли он когда-нибудь в жизни, он ответил бы, что больше всех в этом мире любит её, свою дочь. Больше всех боится за нее, а потому и не даёт свободы в той мере, в которой этого хотят все молодые люди.

– Аринка, проходи, – пригласила Мария невестку в свою комнату, – присядь. Сейчас вместе разберем покупки. Только дай мне пять минут, приодеться. Господи, ну как тут жарко в Рождество! Однажды папа возил нас в Москву на Новый год. Вот где зима! А тут люди даже не представляют, что такое снег. Ты помнишь зиму, Ариша?

Она не ответила, потому что услышала, как в ванной побежала вода. Только что они вернулись из торгового центра, в котором царила суета ожидания и подготовки к празднику. Эти бутики, бесконечный выбор платьев и модной обуви были чужды Арине. Одежду она раньше донашивала за мамой, а в большом торговом центре и вовсе никогда не была. Водитель помог сложить огромные картонные пакеты в багажник автомобиля. Чего в них только не было: разные цветные тюбики с кремами, украшения, белье и всякие женские штучки, о которых Арина даже не знала. А запах! Как всё вокруг пахло дорогим парфюмом, лакированным деревом, сандалом и свежими фруктами. Все ароматы перемешались в её носу.

– Готово, – Мария, небрежно бросив на кресло одежду, появилась в банном махровом халате и, присев на ковёр, жестом подозвала Арину.

– С детства люблю сидеть на полу. Сколько бы ни ругался папа, я всегда всё делаю именно сидя на полу. Иногда я так даже рисую, а потом уже ставлю холст с готовым эскизом на мольберт.

– Ты очень любишь рисовать? – Арина еще не знала, о чем вести беседы, но Мария всегда их горячо поддерживала, чтобы не смущать невестку.

– Безумно. Творчество помогает мне забыть многие вещи. Оно лечит меня. Ты со временем сама поймешь и, возможно, однажды придешь ко мне, чтобы попросить немного красок и палитру. И я поделюсь, – по-родственному она взяла за руку Арину.

– Ты не волнуйся. Я представлю, каково тебе сейчас. Вот так вдруг из того района, где ты жила с переселенцами, из той обстановки… Ну, ты извини, очень скромной, и… В общем, резко оказаться тут. Да еще и знать, что родители за тебя получили хорошую сумму. Это тяжело…

Арина опустила голову, и слезы покатились по её бледным, впалым щекам.

– Не надо, не плачь! Поверь мне, здесь никто и никогда в жизни не обидит тебя. Мы тебя, как сестру приняли и уже полюбили. Ты ни в чем не будешь больше нуждаться. Я знаю, что ты скромная, что ты не пользуешься расположением папы и Стёпы. Но рано или поздно ты должна будешь научиться соответствовать. Соответствовать нашей семье. Нашей гордой фамилии. Нашему княжескому роду. Ты знала? Что предки нашей семье – великие князья Орловы?

Девушка, не поднимая глаз, покачала головой, и ее русые волосы распались из нетугого хвоста прямо на мокрые щеки.

– Ты теперь – одна из нас, – она прикоснулась к подбородку Арины, чтобы та подняла лицо. – Ты – Орлова. Да, я понимаю, – тяжело выдохнула она, – тебе, как женщине, будет сложно.

Мария поднялась и повернулась спиной к Арине, чтобы не смущать ее откровенным диалогом.

– Поверь, от Стёпы никто не ждет наследников, и принуждать тебя тоже никто не будет. Все знают, что Герман будет продолжать дело папы. А Стёпе просто нужна заботливая спутница. Он уже взрослый парень, ему в новом году двадцать три года будет. Он начитан, он потрясающий интересный собеседник, а душа его настолько чиста! Пусть физически у него есть недостатки, и да, они сильно заметны. Но это даже не сравнить с тем, что с ним было раньше… Стёпка считает, что плохие люди живут только на страницах книг, а в жизни таких не существует. Эту легенду мы для него всей семьей поддерживаем, чтобы он, как факел, своим светом освещал путь нашей семьи. Нелегкий путь.

Арина плакала беззвучно, как она привыкла это делать с девства. Если ее всхлипы слышала мама, то немедленно доставала отцовский ремень с бляшкой, которая оставляла розовые следы на тощем теле.

– Тише, тише, милая, – Мария обняла Арину так, что голова девушки опустилась на её плечо.

– Ты, если что, спрашивай, не стесняйся. Отец суровый, но внутри у него бьётся доброе сердце. Просто… Оно сильно ранено.

– Чем? – спросила Арина.

– Ну многим. Сначала беда со Стёпой сильно его расстроила. Папа говорил, что у мамы были тяжелые роды, и потом – врачебная ошибка. Как итог – у Стёпы ДЦП. Папа с трудом принял эту ситуацию, ведь он так был рад, что второй сын родился. Сколько он вложил и продолжает вкладывать в лечение Стёпы. А ведь он когда-то вообще не мог на ноги встать. Сейчас он передвигается. Медленно и с помощником, но ходит. Его здоровье – это ежедневный труд всей семьи, персонала и самого Степана. Он очень старается, чтобы папа им гордился. Видишь, как бывает. Кому-то достаточно сделать пару шагов, чтобы обрадовать родителей, а кто-то всю жизнь доказывает, что он достойный человек, но на него не обращают никакого внимания.

– Это про меня, – Арина продолжала плакать, а ее слезы падали на махровый халат Марии и тут же впитывались.

– И про Геру, – тихо добавила Мария.

– Как это? – Арина резко поднялась и удивленно посмотрела на нее.

– А вот так. Сама всё поймешь со временем. Ему стоит больших усилий, чтобы папа был доволен. Чего не скажешь обо мне. Каждая моя дурацкая мазня вызывает у папы бешеный восторг. Кроме моей комнаты, он нигде не выражает таких эмоций, они всегда остаются только между нами. Но я знаю, как он умеет радоваться.

– Там твоя новая картина? – Арина показала на мольберт.

– Да. Папа еще не видел. Потому что там – его главная боль, после Стёпы.

Арина не смела задать вопрос, который напрашивался сам собой. Тогда Мария решила сама убрать отрез ткани и показать то, над чем она работала уже несколько месяцев, но никак не могла закончить. Ткань упала на пол, а перед Ариной возникло потрясающей красоты лицо молодой женщины лет тридцати. Тёмные глаза с золотистыми искорками, миндалевидные, яркие глаза. Они смеялись. Они были живыми. В них читалась сложная история достойной женщины, которая была верной спутницей своего мужа, его музой и поддержкой. Буйные, непокорные пряди волос обрамляли лицо и спадали на плечи тяжелыми кудрями. Она уже давно перестала бороться с беспорядком на голове и смирились с кудрявой структурой. Выразительные черты лица, острые скулы, на которых играл румянец. Прямой нос и тонкие брови. Её уверенная красота могла открыть любое сердце, покорить любую высоту одним взглядом. Что-то общее с Марией читалось в лице этой женщины, но волосы у неё были совершенно другие. Эта черта не давала Арине провести параллель между портретом и Марией.

– Это мама, – коротко сказала она.

– Какая красивая женщина…

– Я не помню ее лица. Срисовала с фотографии, которая лежит у папы в столе. Мне никак не хватает смелости сказать ему, что я брала эту фотографию, сняла с нее копию и оставила себе. Поэтому я не показываю ему портрет.

– Ты была маленькой, когда…?

– Да. Мне было полгода. Сразу после этого, папа собрал нас, и мы быстро переехали сюда. Это были тяжелые времена, девяностые, криминал. Отцу было опасно находиться в городе после случившегося.

Ее рассказ прервал стук в дверь.

– Набрось скорее тряпку, – показала она на картину, и Арина послушно выполнила поручение.

– Сеньорита, – на пороге стояла молоденькая служанка, – Вы не обедали. Не хотите чего-нибудь? Или может сок? До праздничного ужина еще несколько часов, вы наверняка голодные?

– Я бы выпила апельсиновый сок. Ариша, тебе чего хочется?

Арина, совершенно непривыкшая к обслуге, растерялась. Мария не стала ее смущать.

– Карла, принеси и Арине тоже сок. Сеньора с сегодняшнего дня остается жить в нашем доме. В комнате своего жениха. Ты там подготовь все, чтобы она могла удобно разместиться.

– Я всё сделаю, не волнуйтесь.

Мария подмигнула Арине, подошла к ней и снова взяла за руку.

– Я знаю, что свадьбы не будет. Вместе свадьбы – Рождественская ночь. Если папа разрешит, мы все вместе пойдем на пляж. Не знаю, захочет ли жена Геры. Она у нас девушка отрешенная.

– В смысле? – переспросила Арина.

– Понимаешь, мы иногда любим простые развлечения. Пойти на пляж, потанцевать самбу с толпой, поучаствовать в карнавале где-нибудь в бедном районе или посидеть в каком-нибудь баре, где собираются работяги и после тяжелого дня танцуют так, как будто в последний раз. Отец этого всего остерегается, но с охраной нас пускает. Мы его не обманываем, честно говорим, куда идём. И он приставляет к нам телохранителей.

– Но зачем тебе, такой девушке, ходить в бедные кварталы? – для Арины всё описанное было ближе, чем роскошь в доме Орловых.

– Мы неблагодарные мажоры, – засмеялась она. – Шучу. На самом деле, от чопорных людей и постоянных манер просто устаёшь. Я терпеть не могу, когда задирают нос, корчат из себя не пойми что. Вот в тех местах, где танцуют самбу, только особенные ее направления, самые дикие, там нет места манерам. Там все живые. Как будто через танец люди выбрасывают всё свое напряжение. Там нет стеснения. Там все как будто бы знакомы сто лет. Мне в такой атмосфере иногда хочется побыть. Потому что в основном я сижу здесь, в своей комнате, рисую. Днём учусь. А вечером редко выхожу. Опять же, каждый раз надо у папы просить разрешения.

– Так, а жена Германа… – Арине было интересно узнать подробнее про нее.

– Ах, Камилла? Она у нас классическая сеньора. Не сближается ни с кем. Дружит только с местными бразильянками. Всё пытается вообразить, что она тут родилась. Старается быть похожа на местных. Постоянно загорает, вставила импланты в… ягодицы. Так сейчас модно здесь среди местных. Не выходит из спортзала. Только если в ювелирный, чтобы купить себе новую побрякушку. Из интересов – только фотографии самой себя. На этом всё. Мы для нее слишком скучные.

– Почему?

– Потому что начитанные. В том числе и Гера, который ей позволяет так себя вести. Я никогда ему ничего не говорила про его жену, да он и сам все знает. Но раз ему с ней хорошо, – Мария пожала плечами и не стала продолжать.

– Сеньоры, ваш сок, – в дверь снова постучали.

– Проходи, Карла, оставь на столе стаканы. И подожди минутку, я для тебя кое-что купила на Рождество, – она принялась искать что-то в тех пакетах, которые они с Ариной еще не разобрали.

– Вот, держи, – протянула она служанке маленькую коробочку, в которой бережно были упакованы милые серьги в форме цветов.

– Не стоило, сеньорита Мари, – смутилась мулатка.

– Это от чистого сердца. С Рождеством тебя.

8

– Вставай! Уже девять вечера! – Катя тянула Кристину за ногу, чтобы ты сползла с койки и начала, наконец, собираться.

– У них еще не закончилась служба в католической церкви, куда торопиться? – Кристина отпиралась и чувствовала себя расплывшимся по тарелке желе, которое очень неплохо готовит Лаго.

– После службы как раз пляж будет забит народом, и мы не сможем нормально пройтись, сделать фото! Еще нужно встать на фоне плавающей ёлки!

– Да ее каждый год устанавливают, это здесь никакая не диковинка. Только для туристов развлечение, на ёлку посреди океана посмотреть, – возражала Кристина.

– Мы можем почувствовать себя туристками хоть раз? А не бедными студентками, которые только и думают о том, на чем завтра будут обедать.

– Конечно. Мы будем обедать в «Blanco» между сменами. Забыла? Мы завтра работаем. Надо успеть выспаться.

– Тьфу! Да ты можешь не напоминать мне неприятные вещи? Я вообще не собираюсь спать сегодня. Буду до утра танцевать самбу с горячими латиноамериканцами! – Катя крутила ягодицами прямо у лица сидевшей на кровати Кристины, а та отвесила по её округлостям громкий шлепок.

– А где же твой горячий испанец?

– Сегодня он примерный чикко. Будет отмечать с родителями. Меня не позвал, сволочь.

– Ну и не надо! Пойдем на улицу, ты меня заразила своим безумным намерением оторваться на всю катушку, – Кристина вскочила и быстро натянула алый сарафан на голое тело.

Традиционно бразильцы встречают Новый год в красной одежде, и сегодня две туристки сольются с местными в едином красном пожаре. Рождественская ночь в Рио полна магии и ощущения чуда. Тысячи людей текут рекой к океану, воздух гудит от нескончаемого барабанного ритма, пения, смеха, всеобщего счастья.

Они присоединились к толпе, что шла по Копакабане. Катя где-то успела добыть бутылку шампанского и два пластиковых стаканчика, которые заботливо упаковала в бумажный пакет.

– Да будет праздник! – кричала она, пока Кристина с хлопком открывала шипучий напиток.

Кристину накрыло новое, незнакомое чувство. Она ощущала себя частью чего-то большого, счастливого. В последние годы ей приходилось стараться, много учиться, помогать маме и добиваться вот хотя бы этой поездки. Пусть всё сложилось не так, как она мечтала. Но ведь еще одним ее желанием с самого детства было пройтись по береговой линии океана, вдыхать влажный солёный воздух под бразильские ритмы, потягивать кокосовую воду из трубочки. А уж встречать Рождество в Рио она даже и не мечтала! Но все это прямо сейчас и происходило. Когда чего-то долго ждешь, а потом это происходит, мы не всегда сразу можем это оценить. Осознание приходит позже.

Вся толпа устремила свой взгляд на огромный экран, где отсчитывались секунды до полуночи. И вдруг небо над Рио взорвалось первыми залпами фейерверков, заглушив все шумы и голоса. Она задрала голову и смотрела на ослепительные разноцветные вспышки, чувствуя, как слёзы восторга и счастья катятся по ее щекам.

– С Рождеством, Катюша, – она крепко обняла подругу, как единственного близкого человека в радиусе нескольких тысяч километров.

Цветной дождь в небе длился минут пятнадцать, а затем снова народ вернулся к своим важным делам этого вечера: танцевать без остановки и безудержно веселиться. Катя и Кристина присоединялись то к одной компании, то к другой. Здесь так. Никто не посмотрит на тебя косо, никто не станет просить не приближаться. Главное – крепко держать сумочку, потому что уличные воришки самым активным образом «работают» именно в праздники, когда бдительность – это единственное, что спит в праздничную ночь.

Пока Катя выплясывала с очередным бразильцем самбу, Кристина снимала ее на телефон. Неожиданно к ней подбежал босой мальчишка лет десяти. Он не был попрошайкой, не держал в руках воду для продажи или кокос. В его руках была изящная коробка, обернутая в серебристую бумагу. Ленты на ней были красными, в цвет праздника.

– Сеньорита, isto é para você. Presente12, – мальчик стеснительно протягивал коробочку и пытался перекричать толпу.

– Obrigado, garoto. Eu não preciso13, – Кристина наклонила к нему голову и ласково потрепала по волосам.

– É seu. Tenho que passar14, – настаивал он.

– De quem?15– Кристина продолжала думать, что это какая-то ошибка.

– Daquele homem de terno. Ele já se foi16, – он показал пальцем на проспект, по которому неслись автомобили.

Кристина остолбенела. А мальчик настойчиво сунул коробку ей прямо в руки и хотел было сбежать, но Кристина остановила его. Она успела вытащить из своего рюкзака конфеты с логотипом «Blanco» и вручить их посыльному.

– Obrigada. Aquele homem me deu os mesmos17, – крикнул он и растворился в толпе прежде, чем она успела что-то у него спросить.

Она с замиранием сердца быстро развязала ленту. Под бумагой прятался красный футляр, а внутри на бархатном ложе лежала тонкий браслет с подвеской в виде буквы К, украшенной прозрачными камнями. Неброский, не кричащий. А утонченный и изысканный. Камни в обрамлении холодного белого золота, похожие на капли утренней росы или на звезды, что сияли в Рождественском небе Рио-де-Жанейро. Ни записки, ни открытки не было.

– Ого! – выкрикнула Катя из-за спины подруги, – Это что такое?

– Кто-то передал, – ответила Кристина, – наверняка ошиблись.

Она хотела было спрятать коробку с подарком, но Катя остановила её.

– Подожди – подожди. Этот браслет и подвеска стоят целое состояние! Ты вообще знаешь этот бренд?

– Знаю. Говорю же, кто-то ошибся, – она отмахнулась.

Такое послание не радовало Кристину, а наоборот – встревожило её. Кому еще нужно передавать ей подарок, если она никого здесь не знает? Кроме…

– Тайный поклонник? Что ты скрываешь, девочка? – Катя была уже изрядно выпившая, но голова её еще соображала.

– Да говорю же, это не мне, – Кристина захлопнула коробочку и спешно сунула ее в рюкзак.

– Даже если и так, ты его не прячь, вдруг утащат, здесь с этим не шутят. Надевай, так хотя бы он будет на виду.

Ей не очень хотелось примерять это «молчаливое послание» на своей руке, но Катя, к ее сожалению, была права. Еще больше не хотелось бы, чтоб кто-то украл эту драгоценность. В конце концов, дорогой браслет всегда можно продать и уехать. Так далеко, где тебя не найдет «чёрная машина» и босоногий мальчик с очередным непрошенным подарком.

Прочный замочек из белого золота нежно щелкнул на запястье Кристины, а первая буква её имени элегантно повисла, на тыльной стороне ладони, немного не доставая до пальцев.

– Смотрится так… – не могла подобрать слов Катя, – так…

– Так странно, да? Мой дешевый сарафан, тряпочный рюкзак из китайского магазинчика и вот этот дорогущий браслет с подвеской, – Кристина пожала плечами.

– Мне не верится, что это ошибка. Местные твоё имя пишут с буквы С, а только по-нашему с той, которую тебе подарили, с буквы К. Все-таки кто-то захотел сделать тебе приятное, – Катя хлопнула её по плечу.

– Слишком много внимания к какой-то побрякушке. Пойдем дальше, вся ночь впереди! – сделав вид, что веселье продолжается, Кристина шагнула вперед вдоль играющих волн по песчаному пляжу.

Но теперь все ее мысли занимал тот, кто отправил подарок. Она знала. Но предпочитала делать вид, что не знает.

9

В гостиной особняка Орловых царила суета, которую создавала только прислуга. Гигантская, идеально симметрична ель стала центром праздничного убранства. Она была украшена стеклянными шарами, советскими ёлочными игрушками, которые в свое время привёз сюда Марк. Среди них были и ракеты, и шишки, и заснеженные домики, а серебряные нити отражались в полированном до зеркального блеска полу. Но запаха мандаринов или имбирного печенья из кухни не было слышно. Пахло оттуда запечённой фаршированной индейкой и различными местными специями. Лаго знал, что сеньору необходимо отправить его любимый «Оливье» заблаговременно, поэтому он – единственный, кто вышел сегодня на работу и проторчал на кухне аж до восьми вечера, успев на праздничную церковную службу. Конечно, он знал, что шеф его щедро отблагодарит.

За столом, способным уместить двадцать человек, сидело шестеро. Во главе, естественно, сам Орлов. Его взгляд оценивающе скользил по блюдам, бутылкам и бокалам: они должны были быть натертыми до блеска.

Справа от него сидел Герман. Напряженный, как струна. Он то и дело поглядывал то на телефон, то на часы. Отец знал, что, когда Гера ведет себя так, значит, скоро от него стоит ждать не лучших новостей. Рядом с ним, как всегда Камилла. Безупречна что внешне, что своими манерами. Своей отточенной элегантностью она всегда располагала свёкра. Дочь его хорошего знакомого стала отличной партией для сына, а брак – выгодным альянсом, скрепленным на бумаге, а не только какими-то мимолетными чувствами.

Степан передвигался медленно, опираясь на трость. Сзади, как и всегда, для подстраховки шел помощник. Но в этот раз младший сын Орлова улыбался, глаза его были наполнены каким-то детским весельем и особым стремлением дойти до стола максимально прямо и самостоятельно. Ведь сегодня его сопровождал не только медбрат, а самая настоящая невеста. Арина еще смущалась, но выглядела уже приличнее, чем в день помолвки. Теперь она была достойно одета, с красиво выстриженными волосами, ровно уложенными, конечно, с помощью Марии. Но пока еще девушка сильно выбивалась из общей картины дома.

Стёпа был другим, по сравнению с Германом. Слишком уязвимым, слишком лакомым кусочком для какой-нибудь проходимки. Орлову не нужна была охотница за деньгами сына среди тех, кого он знал. Он бы мог выбрать для Стёпы любую из дочерей своих знакомых. Но его останавливала их чрезмерная манера транжирить деньги и лгать. А простая девушка из русской общины переселенцев, по крайней мере, будет всю жизнь чувствовать свою ущербность, а заодно и страх перед семьей. Она всегда будет помнить, откуда появилась здесь, а значит – ею легко будет управлять. Управлять и властвовать – основная деятельно главы клана Орловых.

Мария спустилась самой последний, за что извинилась перед всеми.

– Как обычно не могла выбрать наряд? Ты в любом образе прекрасна, – как и положено в высшем обществе, Камилла сделала комплимент сестре мужа.

– И ты, дорогая, роскошна, как обычно.

Этот обмен любезностями всегда раздражал Орлова. В его голове на секунду проскочила мысль: платье Камиллы стоило как годовая зарплата Кристины, но оно бы пошло ей больше.

– Все уже в сборе, – поднял он бокал, в котором переливалось янтарным светом шампанское. – За семью!

– За семью, – хором, но без особой радости, отозвались остальные.

Бокалы коснулись друг друга, ознаменовав начало праздничного, но тихого ужина. Прислуга двигалась вокруг стола, словно тени. Блюда сменяли друг друга: устрицы, салат с трюфелями, та самая индейка, запах которой заполнил весь огромный дом. Все было выверено, но скучно. Без песен, смеха, споров. Будто этот ужин за столько лет стал просто ритуалом.

Орлова практически не ел, но несколько раз обращался к детям, чтобы они пробовали всё, что для них приготовлено. Мысли его были далеко. С той, которая вот-вот должна была получить анонимный подарок. Догадается ли она? Он почувствовал, что трепещет и стесняется, будто тот мальчишка, вручивший коробку Кристине. А как бы она чувствовала себя за этим столом? Как бы ее глаза широко раскрылись от блеска и богатства дома? А может, наоборот, она, как Арина, сжалась бы от страха? Он купил бы ей другой дом, если бы этот был не по душе. А еще лучше – квартиру с видом на её любимую Копакабану. Ведь там она гуляет каждый день после работы, а в выходные заказывает коктейль с соком гуавы в одном уличном баре, где он стоит не так дорого, как в других. Он уже знал все детали её жизни. Может, и тот бар тоже стоит выкупить?

– Сеньор, Вам звонит Господин сенатор, хочет поздравить с Рождеством, – служанка протянула телефон Орлову.

– Орналдо, рад слышать тебя, друг, – начал он на португальском.

– Обычно такие сеньоры, как сказать… Которые занимают серьезные должности, приезжают к отцу лично, чтобы поздравить. Но сенатор сейчас приболел, поэтому решил позвонить папе непосредственно в Рождественскую ночь. Наверное, хочет извиниться за то, что не пришел, – объясняла Мария Арине.

Когда Орлов закончил разговор, Герман всё-таки набрался смелости и выдавил из себя.

– Хорошо, что сенатор позвонил, папа. Я как раз хотел, чтобы он нам помог решить один вопрос… – нервно сглотнул Гера.

– Все вопросы мы будем обсуждать в кабинете. Не за праздничным столом.

Он поднялся со своего места, и это означало, что для Орлова ужин окончен. Десерт он не будет пробовать и передаст эту миссию оставшимся за столом членам семьи. Герман тут же сорвался со стула и последовал за отцом.

– Есть небольшая проблема, – начал он, как только дверь в кабинет за ними закрылась.

– Я это поняла по тому, как ты грыз индюшиную ногу. Твоя манера так себя вести не меняется уже много лет, когда ты нервничаешь, – отец не менял строгого выражения лица и говорил одними лишь губами, без эмоций.

Герман занервничал еще больше, ведь перед отцом он всегда чувствовал себя «открытой книгой». От его глаз и вездесущих «ушей» невозможно было ничего скрыть. Возможно, отец уже знал, что произошло.