Читать онлайн Сестра Огня 2

КНИГА ВТОРАЯ

ВРАТА

ГЛАВА 1

Небо на Геддарсу – тусклое, бледное и светло-розовое. Маленькое солнце ползёт по нему крохотной белой каплей. Лишь на закате горизонт приобретает яркие цвета – алый, пурпурный, фиолетовый, снова алый. Дождей мы здесь за сорок дней работы ещё в глаза не видели.

Никаких деревьев или чего-то подобного здесь нет, и не было никогда. Голая, открытая всем ветрам каменистая степь. То есть, считайте, пыль у вас в кармане. На зубах. И за шиворотом. Везде. Мелкая, серая, противная, проникающая везде пыль. А о плоские стебли жёсткой, как проволока, желтовато-бурой травы можно серьёзно порезаться, если не хватит ума поберечься.

И сидишь ты в раскопе. Кисточкой, тоненькой, вручную… А профессор Сатув прогуливается наверху, обозревая наши согнутые спины, и вещает назидательно:

– Внимание, внимание и ещё раз внимание! Любая мелочь имеет значение! Здесь вам не свалка твёрдых отходов, подлежащая немедленной утилизации, тут – сокровищница археологических находок! Даже самый мелкий предмет, размером не больше фаланги пальца, способен создать новую теорию или обрушить существующую.

– Угу, – буркнула я себе под нос, очищая кисточкой очередной кусочек десятитысячелетнего стекла. – Создать новую археологическую теорию на битых бутылках с бормотухой…

Нивикийцы знали толк в питии! Рецепты домашнего изготовления всевозможных настоек на раскопах попадались среди письменных артефактов регулярно. Энтузиасты старались их повторять: геном растений, использовавшихся в виноделии, давно секвенирован, некоторые их виды получили разрешение на культивирование. Так что у энтузиастов иногда получалось, причём получалось неплохо. Сравнить с оригиналом и дать оценку степени сходства, конечно, было некому. Но любителям приобщиться к древней культуре через порочную практику спиртования сознания это ничуть не мешало.

Ну а мы собирали сейчас в контейнеры всё, что осталось от крупного кабака после того, как он сгорел синим пламенем. Уж что здесь случилось, оставалось только гадать. Пьяные разборки, происки конкурентов, напали враги, – неважно. Важным была только пыль, из которой мы скрупулёзно извлекали «ценные» и «важные» для науки мелкие фрагменты.

– А ты хочешь найти полную инструкцию по активации Врат? – фыркнула Равиойка.

– Да было б неплохо, – огрызнулась я.

Равиой стала проблемой номер один. Зубная и головная боль, и успокаиваться она не желала. Работать полагалось парами, меня и Тумбу-Юмбу, естественно, поставили вместе, потому что он настоял на этом. Но Равиой плевала на все правила, и при каждом удобном случае старалась оказаться рядом с нами. Прилипчивая, надоедливая, противная клетчатая дрянь!

Ну, и что, что потомок древней расы, когда-то тоже владевшей сетью Врат, соединявших миры. Я давно уже убедилась: все секреты хранителей Врат давным-давно утеряны, и ничего интересного для науки наша принцесска принести не может. А вот жизнь отравить своим присутствием…

– Тише, – шикнул на нас Тумба-Юмба. – Мешаете!

Вот кому здешняя жара оказалась нипочём! Свеж, как летняя роза. Улыбочка, маниакальный азарт в глазах. И прозрачный контейнер для сбора артефактов заполнен мелким нивикийским мусором почти полностью, с нашими не сравнить.

Равиой мило улыбнулась. И неожиданно толкнула меня под локоть, а я не сумела извернуться, опрокинула контейнер, и свой, и напарника. Вся мелочёвка веером разлетелась по раскопу.

–Ой, Ликесса, прости, – нежно запела Равиойка, хлопая длиннющими ресницами. – Я такая неуклюжая! Я помогу!

И кинулась собирать. Тумба-Юмба, не успевший разогнуться, ругнулся сквозь зубы и тоже взялся собирать. Ну, а мне места рядом с ним уже не нашлось. Трогательно: две головы, тёмно-розовая и светло-коричневая в миллиметре друг от друга. Я лопнула от бешенства и пихнула Равиойку по тому же принципу: ой, извини, я виноватая. Она ласково улыбнулась мне и высыпала второй контейнер. Сама высыпала, клянусь! И сладенько пропела:

– Ликесса, солнце моё, нельзя же быть такой неуклюжей…

Я сжала кулаки, над пальцами полыхнуло. Тумба-Юмба выпрямился, прислонился плечом к стене траншеи и с любопытством на нас смотрел. Две девчонки из-за него, красивого, дерутся, ещё бы не посмотреть! Я лопнула от злости во второй раз.

– Это ещё что за безобразие?

Профессор Сатув. Отлично, просто замечательно!

– Простите, профессор, – ангельским голоском залепетела Равиой, – Ликесса у нас сегодня что-то не в духе… я всего лишь хотела помочь, а она…

– Я видел, – сердито сказал гентбарец, переводя пылающий праведным гневом взгляд с меня на Равиой и уточнил. – Я видел, что вы, Равиой, нарочно рассыпали второй контейнер. И пытаетесь теперь переложить вину на вашу соседку. Вы всерьёз полагаете, что у меня нет глаз и я не способен увидеть ваши пакости?

Я молча злорадствовала. А вот тебе, принцессочка наша бесценная. Планета круглая.

– Если у вас, девушки, проблемы с сексуальной жизнью, то могу выписать направление в медцентр на временную корректировку гормонального фона, – сердито продолжил гентбарец. – Чтобы наука от вас страдала как можно меньше!

– А что сразу проблемы-то? – возмутилась я. – Я вообще жертва агрессии! Вы же сами видели!

– Как вы это поняли, профессор? – полюбопытствовал Тумба-Юмба. – Вы ведь бескрылый! Ваш подвид не участвует в воспроизведении себе подобных.

– Я работаю с людьми столько лет, сколько вы втроём вместе ещё не прожили! – с досадой высказался профессор Сатув. – Насмотрелся .

– Я не имею никакого отношения к Человечеству, – уточнил Тумба-Юмба.

– Так и я – рамеевтой, – скромненько вставила принцесска.

– Не перебивайте старших! – маленький гентбарец словно бы сделался в два раза выше, вот как он это умеет, а? – Ваши расы схожи, и в сроке жизни и в способах воспроизводстве себе подобных. А от концентрации ваших феромонов в воздухе встанет даже у камня. Сделайте это друг с другом сегодня же вечером, и уймитесь.

– А третий-то – лишний, – ехидно вставила принцесска.

– Бросьте монетку об очередности, – ядовито посоветовал профессор, – если на троих сразу вас не устраивает.

Тумбу-Юмбу следовало поджарить на месте за одну его улыбочку. Ему было любопытно, он развлекался! Ждал с интересом, что мы скажем и что сделаем. Расовая особенность, я уже достаточно про них про всех в информе восприняла, вместе с базовыми основами их языка. И на него самого – как там профессор выразился? – насмотрелась. Неудивительно, что мы с Оллирейном столько столетий мирного языка найти не могли. Как найдёшь, когда такой вот стоит, наблюдает и улыбается. Убила бы!

– Делайте, что хотите и как хотите, но чтобы я больше не видел такой безответственности и безалаберности во время работы! Здесь каждая находка, каждая деталь важна. Нужно смотреть в оба глаза, работать со всем тщанием, не отвлекаясь на всякие глупости. Иначе пропустите ценный артефакт или, того хуже, на него наступите…

– Как вы, профессор? – мирно поинтересовался Тумба-Юмба.

– Что?

– Вы пропустили ценный артефакт.

– Где? – профессор заозирался, пытаясь найти то, что пропустил.

– Вы, простите меня великодушно, на него наступили…

Тут уже и мы с Равиой увидели – под ногой профессора находился угол какого-то предмета, и явно не просто камня. Гентбарец проворно убрал ногу, и мы в восемь рук взялись рьяно откапывать находку.

Да, это оказался сундучок. Для разнообразия, вместо слоя битых бутылок. Небольшой по размеру, запечатанный, возможно, полный, судя по весу. Состав – ортосиликат алюминия ( курсы по паранормальному анализу материала – вещь, рекомендую!), то есть – топаз. Скорее всего, промышленного происхождения. В природе топазы такого размера встречаются редко. Вообще не встречаются, если честно!

Здесь же из одного камня сделали коробочку размером двадцать сантиметров на тридцать и высотой в десять. А из второго – крышку. После предварительной очистки от земли и пыли выгравированный рисунок заиграл оттенками бледной синевы.

Я смотрела, не могла оторваться, и было мне крепко не по себе. Как будто в голове что-то происходило, но вот что – попробуй пойми. Нехорошие какие-то мурашки в затылке, как будто я заболела летним гриппом… В детстве болела пару раз, так себе удовольствие.

По бокам коробочки шёл узор из лепестков и листьев, а на крышке – меня аж шатнуло – в ряд один за другим шли зигзагообразный излом, разгневанное солнце, известный нивикийский символ, обозначающий опасность, и – она.

Ящероголовая собака.

Стерегущий, чтоб его.

До конца дней своих не забуду эту пасть и рубиновые глазки-бусинки. То ли четыре глаза у этого пса, то ли голову специально изображали наклонённой так, что на плоском силуэте помещались оба багровых глаза. И она теперь жила в моей ладони. Никак себя не проявляла, но и рассказать о ней я никому не могла, как будто тогда, ещё на Старой Терре, другая Равиой наложила на меня телепатический запрет. Причём такой, что его сам Кармальский не увидел! Не увидел и не снял.

– Эта вещь принадлежит мне, – безапелляционно заявила вдруг эта Равиой.

Профессор Сатув уставился на неё так, словно увидел говорящего осла. Не просто осла, заговорившего на эсперанто, а ещё такого, который желает наложить копыто на достояние науки.

– Здесь знак рамеевтананеша на крышке, – указала принцесска на изломанный зигзаг. – Тень.

«Кто владеет Тенью, тот владеет Универсумом», – эхом отдались в моей памяти слова той, другой Равиой. У которой была железная нога и взрослая мудрость во взгляде, а лицо собрало на себя всю усталость мира. Я поёжилась: несмотря на жаркий день, в солнечных лучах ощутимо убавилось тепла.

– Как интересно, – задумчиво выговорил Тумба-Юмба. – Город нивикийский, но артефакт – из Аркатамеевтана. Значит, Врата данного города открывались на Таммееш…

– Или в тот мир, который взаимодействовал с Таммеешем, – покивал профессор. – Единичные контакты Аркатамеевтана и Нивикии подтверждены другими экспедициями. Массовым сообщение между двумя древними державами не было, иначе о нём осталось бы намного больше сведений. Не исключено, что владелец сундучка просто путешествовал из любви к дороге и оказался здесь совершенно случайно.

– Эта вещь – моя по праву! – твёрдо заявила Равиой. – Она принадлежала кому-то из старших моей семьи! Значит, моя!

– А морда не треснет? – угрюмо осведомилась я. – Лишать науку важного артефакта из аристократической спеси…

– Нейросеть «Арбитраж», раздел «Наследственное право на артефакты прошлого», – отчеканила таммеотка.

– Ага, – фыркнула я. – Так ты сначала докажи, что прямая потомица того, кто сундучок здесь потерял! Раммеевтананеш, знаешь ли, не из одной тебя состоит!

– Вначале мы проведём исследования, – непреклонно заявил профессор Сатув. – Всё-таки знак разгневанного солнца… Знак опасности, потенциально – планетарного масштаба. После чего вы составите заявление по всем правилам.

– И вы отдадите мне этот сундучок?

– Разумеется, нет, – отрезал профессор.

У Равиойки вытянулось лицо, а я снова не смогла скрыть злорадства. А ты что хотела, принцесска клетчатая? Все здесь под твою музыку прыгать будут, что ли?

– Мы передадим находку вашим старшим, – продолжил гентбарец. – А уже они решат, что из содержимого шкатулки ваше, уважаемая рамеевтой.

– Вы не сможете его открыть, – зашла Равиой с другого козыря. – А я могу!

– Прекрасно, – заявил профессор Сатув. – Вечером соберём совет, и вы откроете.

– Нет, румасвиринув Сатув, – твёрдо выговорила принцесска, – так не получится. Вначале вы оформите документ, по которому находка перейдёт в моё безраздельное пользование. И завизируете его своей подписью.

– Однако, – выговорил профессор, прищуриваясь.

Я для себя отметила: вот он как выглядит, когда по-настоящему разозлён! Запомню на будущее. Гентбарцы-кисмирув – чертовски мстительные создания. Допускаю, что профессор от археологии – далеко не начальник юридического отдела какой-нибудь крупной гентбарской компании, всех галактических собак сожравший на гражданских правовых исках. Но ведь биологию на выход просто так не попросишь. Наш учитель запомнит всё. И не простит.

– Иначе мучайтесь сами, – безжалостно отрезала Равиой.

Нос задрала до небес, между прочим. И руки на груди сложила, в знак полной непримиримости. И да, надо отдать ей должное, выглядела очень внушительно. Вправду аристократка, привыкшая к нешуточной власти.

– Вот ты какашка, – задумчиво сообщила я. – Сама не ам, так и другому не дам, да? Румасвиринув Сатув, попытаться открыть могу я. А лучше всего, позовите офицера службы безопасности экспедиции, Аниунераля Ламберта. Он здесь самый сильный паранормал из всех.

– Твой родственничек? – зашипела Равиой бешено.

Будь у неё кошачьи уши, она бы их уже прижала к голове. И хвост. Хвостом она бы хлестала себя по бокам, да так, что пыль столбом летела бы. Ещё бы! Дельце ведь почти выгорело, и на тебе – глухой забор с силовым полем магнитудой так под сто. Аж руки зачесались заснять нашу клетчатую принцессочку и отправить в графическую нейросеть, чтобы та дорисовала ей уши, хвост и вздыбленную на загривке шерсть. Не для общего пользования, чтобы не словить потом иск о несанкционированном вторжении в частную жизнь, а для себя! На память.

– Мой двоюродный брат, – объяснила я, мило улыбаясь.

– О да, – сказал Тумба-Юмба с усмешкой, – у Ликессы очень интересные и разнообразные родственники…

– Так, всё, – решительно заявил профессор Сатув. – Находку – на платформу, класс защиты – наивысший. Отвезу в штаб экспедиции.

– Я с вами! – тут же потребовала Равиой.

– С чего бы вдруг? Рабочий день ещё не окончился. Артефакты сами себя не выкопают. За работу!

Лицо у Равиой неприятно изменилось, и я даже вздрогнула: столько неподконтрольного бешенства! Даже в воздухе зазвенело, я восприняла звон паранормальным чувством. Впрочем, принцесска тут же взяла себя в руки, и звон унялся. Таммеотскую аристократию всё же учат дисциплине не хуже, чем наших паранормалов.

– Практику не зачту, – гентбарец подкрепил свою власть ощутимой угрозой.

Не зачтёт практику – вылетишь из универа, придётся поступать снова, но уже через год. Раньше, в докосмические времена, учеников оставляли на второй год. Глупая идея, если честно. Не тянешь учёбу – проваливай, на твоё место найдутся другие желающие. Нивикийцы, кстати, придерживались того же принципа: в их художественных и делопроизводственных документах нередко встречается сюжет, как кого-то или чьего-то отпрыска исключили из школы «за нерадение».

Дальше у таких несчастных возникало всего два варианта. Не выучился – не получил аттестат – идёшь трудиться в сельское хозяйство, условно говоря, на должность помощника лопаты третьей категории, если простолюдин, или теряешь право на статусные преимущества, если аристократ. В ряде матавийков ака автономных областях Нивикии, особенно тех, какие были наиболее развиты в технологическом плане, даже жениться аристократ зачастую не мог без аттестата.

Во втором варианте накосячивший брался всё-таки получить знания в должном объёме для сдачи квалификационного экзамена и восстановления в учебном заведении в том статусе, какого лишился.

Следствием стала тотальная поголовная грамотность. И огромное количество письменных артефактов. Хороший нивикийцы сделали подарок для нас, археологов! Не то, что некоторые другие, малосознательные, народы! Те же дешняне, к примеру. С Нивикией не сравнить…

Так что Равиойка заткнулась, повернулась к нам спиной и начала яростно копать. Может быть, она надеялась вырыть ещё один такой сундучок, не знаю. Тумба-Юмба пожал плечами и вернулся к работе тоже. А я их оставила и пошла к «точке», попить воды.

Воду пить мы могли сколько угодно. Местное море, на побережье которого обнаружился мёртвый нивикийский город, морем-то, строго говоря, назвать было нельзя. Оно оказалось пресным. Автономная станция фильтрации, и на питьевую воду никакого лимита. А мог бы быть! Мама рассказывала как-то, что в иных экспедициях ресурс экономят жёстко. Чтобы на всё время пребывания хватило.

Биосфера Геддарсу очень скудна. Здесь нет деревьев, нет и животных, только сине-зелёные водоросли, злаковые жёлтые травы и кристаллы. Множество самых разнообразных кристаллов, и кто из них разумен, а кто не очень, пойди пойми, даже с первым телепатическим рангом.

Пейзаж – бесконечные гранитные валуны и скалы. Розовый океан. Ветер и волны, волны и ветер, ветер пахнет полынью, волны пахнут солью и йодом, а колонии кристаллов пахнут озоном и – немного! – радиацией. К ним ходить без сопровождения телепата строго запрещено.

Докучливого типа местные могли просто убить. Легко. Мама здорово нервничала, вспоминая их «дружелюбие» в прошлый раз. Правда, она всегда добавляла, что кристаллы Гедарсу терпели людей рядом с собой безумно долго – почти год, если не больше. А сейчас вместе с людьми в экспедиции находились посредники, две «звёздочки» – вуиски из Радуарского Альянса, ещё одна разумная кристаллическая раса Галактики. Выглядели жутенько. Огромные, размером с упитанную собаку, чёрные каменюки со множеством острых лучей, которыми могли шевелить по своему усмотрению. Или проткнуть кого-нибудь насквозь, если тот сам дурак и вдруг решится напасть… Они предпочитали общаться с телепатами – ментально. И то – со своими, от Радуарского Альянса присутствовали археологи.

Я крепко подозревала, что радуарцы такие же археологи, как и наш главный, доктор Кармальский. У Альянса имелась своя собственная инфосфера, никак не связанная с нашей, а это означало, что всё, происходящее здесь, будет мгновенно доступно условному противнику на Радуаре. Альянс зарекомендовал себя как свирепое зло с очень скверным нравом, ощетинившееся дулами на все шесть сторон Вселенной; радуарцы настолько не шли на контакт ни с кем вообще, что недавний союз с Федерацией против Оллирейна был чем-то вроде явления святости народу.

А сейчас с ними опять отношения оставляли желать лучшего. Недавние союзники смотрели косо, давая понять: не лезьте к нам, а не то… При этом сами не желали сидеть тихо, если вы слышали что-нибудь про конфликты в локалях Маларис и Шаренойса, то вот, оно самое. Явились, куда их не звали, получили от наших по шее, теперь бесятся. И на Геддарсу их пригласили неспроста.

Игрища спецслужб… Жаль, Тумбе-Юмбе я рассказать не могу из-за ментального блока. Вот уж кто бы из кожи наизнанку вывернулся, но сумел бы разгадать все шпионские тайны!

А вообще, получается, на одной планете сошлись интересы четырёх галактических держав, если считать Соппатский Лес за полноценное государство. Если по расам считать, так и больше. В Федерации ведь тоже, чуть что, каждый себе тащит. Гентбарцам, например, палец в рот не клади, руку откусят по самую голову, зубы у них вовсе не декоративные.

И все молчат, как партизаны на ментальном допросе!

– Меньше знаешь, крепче спишь, – философски пожал плечами на мои расспросы братец Ан.

И я поняла, что он ничего мне не расскажет и на прямые вопросы не ответит тоже. А ещё я смотрела на него теперь другими глазами, без розовых очков детства.

У Ана – яркие, янтарные с отливом в рыжину, волосы, он их собирает в длинный хвост на затылке, и глаза цвета янтаря, сквозь который просвечивает солнце, в тон причёске. Он – шкаф, заросший дурными мускулами, при этом его паранормальная мощь про какие-либо ограничения вообще не слышала. А по внешности – откровенный нелюдь. Как Тумба-Юмба примерно. Всё потому, что моя мама у бабушки родная, в смысле, приёмная, а матушку Ана она сама рожала. Прямо естественным образом, так получилось.

Тётя Йеллен – это нечто, в детстве я её боялась до дрожи. Именно таких во всех шпионских и приключенческих развлекалках изображают как абсолютное зло. Красивая, язвительная, властная, очень умная. До того, как я её увидела, я даже не знала, что такие в реальности существуют. Конечно, никакое тётя Йеллен не зло нисколько, она врач-паранормал, и преотличный. Но когда ломаешь руку по собственной глупости и попадаешь к ней в операционную… В общем, вы понимаете.

Ан – другое дело. Он меня всегда понимал. Я радовалась тому, что он участвует в экспедиции. Но – что-то было. Какое-то недоброе предчувствие. Понять бы ещё, о чём оно… вот такая вот побочная ерунда у паранормы чистого пирокинеза. Не полноценное ясновидение, как у целителей, но и спокойствия никакого нет.

Я выпила ещё воды, потом решительно сунула пустую кружку в зев приёмника. Нельзя стоять и барствовать, пока другие работают! Совесть где? Вот.

Пора возвращаться в раскоп.

***

Мы усилено окопали то место, где нашёлся сундучок в надежде наткнуться на что-нибудь ещё. Снова пошли битые бутылки… Наверное, здесь был не просто кабак для выпивох, а ещё и что-то вроде отеля или трактира или, если по-нивикийски, нсавиийк, «дом-при-дороге», «дорожный дом». Владелец топазового сундучка остановился на ночь передохнуть, не привлекая к себе внимания. А потом что-то случилось.

Кабак с отелем перестали быть. Главное дело, даже скелетов с черепами нет, тогда как в других местах они лежат в изобилии! А бутылок – сколько угодно. Даже целые попадаются, с остатками окаменевшего содержимого внутри. Может быть, убежали все отсюда как-то. Успели.

Кроме хозяина сундучка.

По затылку прошёл холодок. Я не предполагала, я знала, что так и было. Хозяин сундучка дал шанс остальным спастись. Не факт, что они выжили там, куда убежали, но совершенно точно, что смерть, скосившая именно этот город, до них не дотянулась.

Лопатка скребанула по чему-то твёрдому, тут же включилось паранормальное зрение: не камень и не слежавшийся за десять тысяч лет до камнеобразного состояния песок!

Пара часов ударного труда – участвовали все! – и мы увидели перед собой кусок стены с плакатом-памяткой из знаменитого нивикийского стеклянного шёлка. Отличный материал придумали древние: время ему нипочём, умеренно агрессивная среда – тоже. Эх, жаль, нельзя никак донести благодарности не первого уже поколения космоархеологов почтенному изобретателю! Ни ему лично, ни его потомкам. Даже если они и сохранились в веках, как биологический вид – вроде рамеевтананеша на Таммееше – то найди их попробуй. Нет ни одной расы в Галактике, похожей на нивикийцев хотя бы издали. Ни один из известных науке разумных биологических видов не состоял в родстве с копытными хищниками.

Если искать потомков нивикийцев, то уж в серых зонах да на дальних окраинах, куда ещё ничьи зонды не добирались…

– Любопытно, что здесь написано, – сказал Тумба-Юмба. – Ликесса, прочтёшь?

– А чего она? – возмутилась Равиой. – Я тоже могу.

– Артефакт обнаружила Ликесса, – невозмутимо выговорил Тумба-Юмба. – Ей и читать.

Все зашумели, одобряя выбор. Равиойку в группе не очень-то любили.

– Памятка угодившему в блуждающие Врата, – прочла я многообещающий заголовок.

Блуждающими назывались Врата, чей механизм срабатывания по какой-то причине разладился. Они могли проявиться где угодно, засосать в себя всё в зоне поражения и выплюнуть опять же где угодно. Такие случаи подробно описывались в нивикийских источниках, отмечались в биографиях видных деятелей, на подобных сюжетах часто строилась завязка художественных произведений. По-моему, и в «Ордене милосердия» тоже что-то такое с героями стряслось, не помню. Надо перечитать…

– Первое. Ни в коем случае не возвращаться обратно, если таковые Врата ещё не закрылись. Приписка от руки: вывернет кишками в голову.

– Неприятная перспектива, – оценил кто-то из студентов.

– Там не про кишки! – немедленно заявила Равиой. – А про детородные органы!

Ну, кто бы сомневался. Так я и знала, что принцесска обязательно вылезет.

– Богатые же у тебя познания нивикийского социального дна, а ещё благородных кровей девица, рамеевтой, – съязвила я.

– Лаирийк изначально – «кишки», – поддержал меня Тумба-Юмба, – в научных трактатах слово встречается именно в таком значении. А что простой народ в разговорной речи использовал его как эвфемизм мужского органа размножения – это уже детали.

– Да, но плакат вывешен в питейном заведении, – фыркнула Равиой. – Что, по-вашему, под ним сплошь учёные собирались? Профессор Сатув не раз говорил нам, что контекст очень важен. Кстати, и слово «вывернет» в данном контексте – приобретает другое значение!

Один – ноль в её пользу. Зар-раза! Уела.

– Будем дальше читать? – спросила я.

Подробную и откровенно скучную инструкцию для тех, кто заблудился между мирами, какой-то остроумный выпивоха украсил всякой похабщиной от души. Я пожалела, что не уступила принцесске. Пусть бы она всю эту грязь сама читала! Своим красивым аристократическим голоском.

Впрочем, я нашла выход, переводя матерное слово именно как эвфемизм, а не как собственно матерное же слово, но из эсперанто. Если честно, вне контекста бранными писульки напротив официальных столбиков не назовёшь. Нивикия была очень разная, в различных областях её – матавийках – действовали разные законы. Где-то строгость правил компенсировалась их необязательным исполнением, а где-то – нет. Должно быть, в окрестностях этого кабака за сквернословие люто штрафовали. А выражать свою боль всё-таки требовалось, из-за чего местные и наделяли обычные, пристойные, слова дополнительным смыслом.

Формально – никто не матерится. Штрафовать и награждать подневольными работами на благо города не за что. Фактически же… сами понимаете. Всё сказал, что хотел, и твой оппонент тоже всё прекрасно понял, что ему наговорили. Добрая часть бутылок с выпивкой разбилась здесь не вследствие катаклизма, а о чьи-нибудь ретивые языкатые головы

Правил было всего шесть. Не лезть обратно во Врата, даже если они ещё активны. Отойти от них на безопасное расстояние. Искать ближайшее поселение либо город. Обратиться в Архивы. Пройти идентификацию. Заплатить пошлину за переход или, если нечем платить, отработать на благо города, куда администрация пошлёт, до трёх сотен дней…

Местный сквернослов от души прокомментировал все пункты. Сочно и красочно, не использовав ни одного по-настоящему обсценного слова. Поглумился от души. И, судя по тому, что надписи и через десять тысяч лет сверкали цветом и чёткостью, счищать написанное собственным языком его не заставили. То есть – не к чему придраться! Закон соблюдён.

А напротив имени архивариуса, подписавшего плакат, видимо, от избытка чувств, были нарисованы те самые «кишки». Старательно, умело и с душой. Похоже, этот архивариус, – точнее, эта, если судить по женскому суффиксу имени, – Л. Исаоям здорово бедному негодяю насолила.

– А ведь это очень ценный письменный артефакт, – задумчиво выговорил Тумба-Юмба.

– В плане? – фыркнула Равиой. – Здесь же сплошные ругачки! Самого низкого пошиба.

– Поясни, – предложила я.

– Здесь два пласта очень важной информации, – охотно взялся объяснять Тумба-Юмба. – Во-первых, официальная. Что делать, если оказался в чужом мире совсем без ничего. Видно, блуждающие Врата – то есть, такие Врата, в которых что-то разладилось, – очень сильно донимали тогдашний народ, отчего и выработаны были подобные правила. Не просто так они были распространены везде, где только можно, даже по питейным заведениям! Похоже, плакат относится к последнему веку Нивикии, веку начала упадка.

– А похабщина?

– А это бесценный дар от неизвестного сквернослова, – абсолютно серьёзно заявил Тумба-Юмба. – Разговорная речь отличается от казённой и литературной. Легко допустить фатальную ошибку, употребив в обычном значении то, что все вокруг определяют как непроизносимое. Учитывая воинственность нивикийцев… Пырнут ножом в живот, и скажут, что так и было. Особенно если окажешься в каком-то таком вот квартале, где обретаются любители растворить разум в развлекательных веществах. Так что если мы попадём сейчас в блуждающие Врата, мы знаем, что делать! Искать Архивную Службу и не произносить плохие слова с плаката!

– Да типун тебе на язык, – с чувством выразилась я. – Попадём во Врата! Нашёл, о чём болтать.

– А что такого? – не понял он. – Разве тебе не любопытно посмотреть?

– На блуждающие Врата? – уточнила я. – А ты знаешь, куда они нас вынесут? Если вообще не распополамят между мирами.

– А я бы пошла, – заявила Рамеевтой, мгновенно сообразив, как использовать мой просчёт к собственной радости.

Я взмокла от обиды: второе очко не в мою пользу. Тумбу-Юмбу обязательно понесёт в пекло расовое любопытство, а Равиойка тут как тут, такая верная соратница, такая вся восторженная красавица… Тьфу!

– Что за столпотворение? – раздался сверху недовольный голос профессора Сатува. – До завершения рабочего дня ещё далеко!

– Идите сюда, румасвиринув Сатув, – позвала я. – Мы тут ещё кое-что нашли!

Гентбарец проворно спустился в раскоп. Подошёл к стене, внимательно её осмотрел. По его сосредоточенному лицу я поняла, что он не просто тщательно читает, а ещё и ведёт какой-то, не понятный нам всем, анализ. Возможно, ему уже встречались такие плакаты раньше. Не говоря уже о таких словах…

– Да, археологу не всегда приходится иметь дела с письменами высокой поэзии или научными трактатами по философии, – сообщил профессор Сатув наконец. – Жизнь низов тоже имеет значение, иногда – очень большое, если какой-нибудь выдающийся деятель древней эпохи не может похвастаться благородным происхождением. Впрочем, детей в зал, где будет экспонироваться эта, в высшей степени познавательная, стена, мы не допустим… Что ж, могу поздравить! Сегодняшний день удался. Вторая крупная и значимая находка. Рабочие часы объявляю завершёнными.

– С чего это? – раздался недовольный гул.

– Да мы, может, ещё что найдём!

– Я останусь!

– И я.

– Буря идёт, друзья, – без тени улыбки сообщил профессор Сатув. – Она начнётся ближе к вечеру. Но я бы советовал поторопиться уже сейчас. С чем сюда и пришёл, кстати, – предупредить. Собираемся, – он похлопал в ладони. – Собираемся, быстро.

Все загалдели, спешно собирая инструменты и консервируя раскоп. Мало ли, вдруг дождь начнётся. Или, того хуже, гроза!

Да, время прилёта на планету подобрали идеально: самое начало летнего, сухого, сезона. Но климат-контроля у планеты нет, откуда бы он здесь взялся. А это значило, что стихию следовало уважать.

Я помнила, насколько страшными могут быть ветра в степи! На Старой Терре нас донимали бураны с низкими температурами и бешеным снегом. А здесь часто возникали ураганы, несущие адскую пыль и сухие молнии. Зазеваешься, наплюёшь на правила безопасности – всё снесёт, разобьёт о каменистую землю, раскидает по сторонам.

Так что мы работали быстро, но со всем тщанием.

– Служба доставки в нашем локальном пространстве не работает, – отгрузил очередную порцию ехидства профессор Сатув, – потеряем технику – будете языками артефакты откапывать…

– Деспот, – мрачно буркнула я себе под нос. – Тиран! Прямо этот… – я вспомнила титул нивикийских правителей, – солнце, встающее над мирами.

– Должность обязывает, Ликесса.

Вот чёрт ушастый, услышал!

– Ликесса, – абсолютно серьёзно выговорил гентбарец, – я отвечаю за всех вас, вы – мои студенты. Я не хочу, чтобы с кем-нибудь из вас что-нибудь случилось. А вот вы, друзья, в силу возраста делаете всё, чтобы это что-то всё-таки случилось. Налицо конфликт интересов. Вот и приходится проявлять власть. Ничего, дорастёте до моего звания и должности, поймёте.

– Ну, ей-то ничего не светит, – самодовольно заявила Равиойка. – Какой с неё руководитель!

Зараза клетчатая! Я так и не придумала, чего бы ей такого противного сказать. Да и перед профессором нехорошо получилось бы.

– Скорее всего, руководящая должность не светит вам, уважаемая рамеевтой, – невозмутимо ответил гентбарец.

Ага! Получай. Нечего было закусываться с ним при всех насчёт того сундучка! Не простит.

– Почему? – возмутилась она.

– Ваши навыки коммуникации оставляют желать лучшего. Иными словами, полный незачёт по дисциплине «Межрасовое взаимодействие». Лекции по предмету ведь пропускаете? Пропускаете, я в курсе. Но в дальней экспедиции, вроде нашей, руководитель должен уметь ставить общее дело превыше личных симпатий-антипатий, а у вас с этим беда. Так, всё. Собираемся и организованно идём в транспорт!

Он пошёл дальше, проверяя, всё ли сделано правильно, заодно подгоняя замешкавшихся.

– Пошли… «желающие лучшего навыки коммуникации», – насмешливо сказала я Равиой. – Или ты здесь ночевать собралась в бурю?

Всю дорогу принцесска дулась, злобно на меня посматривая. Я на неё тоже поглядывала: любой же пакости ожидать можно! И при этом та, другая, несколько раз выносившая мне мозг своими загадками, никак не шла из памяти.

Что же с ней случилось такое, что примирило её со мной? Не говоря уже о замене конечностей на железные. Тень, падающая на универсум.

Красивая фраза, древние таммеоты, как и древние нивикийцы, обожали всякий такой вот пафос в названиях городов, должностей, титулов.

Но что если помимо красоты здесь таится ещё и какой-нибудь неприятный глубокий смысл?

Тень на универсуме. Один из ключей к Вратам?

Я поднесла к глазам ладонь. На коже слабо проступил огненный контур ящероголовой собаки. Алый пунктирный огонь на чёрной ладони. Контраст цвета завораживал.Стерегущий. Второй ключ к Вратам?

Но где же – и кто? – тогда третий?

Я посмотрела в окно, на ровную безжизненную равнину, простирающуюся до самого плоского горизонта. Там уже стояла буро-оранжевая пелена: надвигалась пылевая буря.

***

– Что, так и не получилось открыть? – не смогла сдержать злорадства Равиой. – Я не удивлена.

Поздним вечером мы собрались в одном из так называемых присутственных мест – открытом павильоне в центре археологического городка.

На время бури над городком развернули силовой защитный купол. Теперь, если поднять голову вверх, увидишь не пылающее небо – пылевое облако, сквозь которое движется по своей орбите планета в летнее время не пропускает сияния звёзд, но зато само красиво светится алым и розовым, – а шевелящуюся буро-рыжую мглу. Силовое поле подсвечивало поднятую в воздух пыль оранжевым, и если бы не жара, легко можно было подумать, что находишься сейчас дома, на Старой Терре, зимой. В зимние бураны купола городов приобретали похожие цвета. Разве что светлее нынешнего, снег всё-таки не пыль, он – белый.

Вокруг стола собрались все. Мама с дядей Мартом, мой братец Ан, профессор Сатув, другие профессора, доктор Кармальский, даже капитан Мачисвипи прилетела и сейчас стояла поодаль, отведя свои чудесные крылышки за спину и скрестив тонкие руки на груди. Из студентов пригласили только нас троих, меня, Тумбу-Юмбу и Равиойку.

– Паранормальный скан показывает, что внутри два предмета, – невозмутимо выговорил Ан. – В центре, и слева. Правое гнездо пустое. Закладок, ловушек, скрытых взрывных устройств я не обнаружил.

– Но при этом вы всё равно не можете его открыть, капитан Ламберт! – торжествующе заявила Равиой. – Несмотря на всю вашу паранормальную мощь.

Я бы ей за брата глаза выколупала. Археологической лопаткой! А потом щёточкой-пипидастром ещё глазницы бесстыжие почистила… Но пришлось молчать. Потому что брат и сам за себя постоять может, во-первых, а во-вторых – много чести.

– Все, найденные раньше, сундучки такого плана, не содержали ничего в центральном гнезде, – задумчиво выговорил профессор Сатув. – Пресловутая «Тень». Наконец-то она нам попалась.

– Опасный прецедент, – возразила мама. – Нельзя разбрасываться находками такой ценности только потому…

– Потому, что не можете открыть! – перебила её принцесска. – Поэтому вы и должны сейчас этой находкой «разброситься». Оформляйте официальный документ на моё имя! Иначе вам никогда не увидеть то, что находится внутри.

Меня толкнуло злостью. Маму цеплять – ну, гадина! Я видела, как дядя Март положил ей ладонь на плечо, поддерживая и успокаивая.

– Облезешь, – угрюмо заявила я принцесске. – Не ты одна тут такая умная. Я открою!

Я знала, что я могу. Не спрашивайте, откуда, не допытывайтесь, как. Я просто знала. Ан не мог открыть, а я – вполне.

Потому что у Ана не жила в ладони ящероголовая собака, вот почему. Которую мне сама же и Равиой отдала ещё на Старой Терре, между прочим. Не потому ли в ящичке третье гнездо пустует?

– Лика, не смей! – вскрикнула мама.

– Ламберт-Балина, даже не вздумайте, – предостерёг профессор Сатув.

Тумба-Юмба аж заострился весь от взыгравшего в нём азартного любопытства, но ничего не сказал, как и Кармальский. И никто из них не успел остановить меня.

Я шагнула вперёд, протянула руку и откинула крышку. Она пошла на удивление легко, так легко, что даже странно. Как будто моя рука была ключом, размыкающим мощный магнитный замок. Хотя такой замок я бы почувствовала, паранорма позволяет.

Все выдохнули, подаваясь вперёд.

Ящероголовая собака была на месте. Та самая или не та, я определить не смогла. А в центре лежала крохотная молния из молочно-белого, словно бы светящегося изнутри кристалла. Неведомый мастер настолько живо изобразил электрический грозовой зигзаг, что поневоле казалось, будто в выемке действительно лежит самая настоящая молния, неведомым образом пойманная.

Будто это и не предмет вовсе из твёрдого материала, а сгусток чудовищной по своей суммарной мощи энергии.

Тень.

– Моё! – безапелляционно заявила Равиой, впечатлившись моим нахальством, а особенно тем, что меня никто не остановил.

И стремительно схватила молнию.

Все инстинктивно отшатнулись, и только Ан шагнул вперёд, вскидывая руки в защитном жесте. Я ощутила, как он формирует защитный паранормальный барьер, который не смог прикрыть только меня и Равиой. Может, брат посчитал, что я сама справлюсь, как знать. Он же видел результат моей новой квалификации. А принцесску записал в покойницы без вариантов, по взгляду было видно.

Молния ярко вспыхнула – для нас с Аном, обычным зрением такое не увидеть. И исчезла, растворилась в руке Равиой без остатка. Таммеотка с недоумением поднесла ладонь к глазам. Она ничего не увидела! Вот вопрос, почувствовала ли. Ведь рамеевтой это не только титул, это ещё и паранорма, как сказал когда-то Тумба-Юмба ещё там, дома, на Старой Терре.

А больше ничего не произошло.

Ан убрал барьер.

– Безответственное, безобразное отношение к ценным артефактам! – возмутился профессор Сатув. – Вы, двое, у вас в черепной коробке мозги или биологическая жидкость?!

– А чего она? – агрессивно спросила я, заталкивая кулаки в карманы.

– Собака тоже принадлежит мне, – безапелляционным тоном заявила принцесска.

– Щас, – я захлопнула крышку прежде, чем она успела испортить и второй предмет тоже.

Сундучок на мгновение вспыхнул топазовым бледным сиянием, и щель между крышкой и стенками испарилась, как будто её и не было никогда. И что-то мне подсказывало, что теперь без меня открыть коробочку снова будет очень проблематично.

– Капитан Ламберт, – ледяным тоном сказал доктор Кармальский, – возьмите обеих девушек за шкварник и отведите в полицейский блок. В разные клетки. И защиту на максимум, чтобы даже писк от них наружу не вышел. Я с ними сам поговорю. Потом.

– Слыхали? – неласково обратился к нам Ан. – Пошли.

Я демонстративно заложила руки за спину, показывая покорность злой полицейской системе. Равиой, надо отдать ей должное заколебалась.

– Идите, идите, рамеевтой, – заметил её сомнения Кармальский. – Вы подписывали контракт на участие в моей экспедиции. В кутузке вам на стену выведут весь документ, изучите со всем тщанием. Особенно пункт насчёт ваших обязанностей. А вы, мой драгоценный, можете у входа в блок сидеть, внутрь – запрещаю.

Ах, да, последние слова Кармальский адресовал уже телохранителю принцесски, скртчим Кирмчеву. Каков мужик! Я и не заметила, когда он подошёл!

Он не пользовался никакими секретными штучками вроде сетки-скириснарки, делающей своего носителя невидимым. Это просто природное умение, отточенное в школе телохранителей до абсолюта: всегда быть на виду и в то же время оставаться незаметным. Идеальный шпион, если вдуматься.

Интересно, он и на раскопе торчит постоянно? Наверное, да. Ему же надо охранять свою подопечную в любое время дня и ночи. Надо будет приглядеться, где он там обычно прячется. Где-то ведь совсем рядом! А мы и не знаем.

***

Кутузка, как метко выразился доктор Кармальский, – штука премерзейшая. Конечно, никаких пыток, как в докосмическую эпоху. Относительно просторное помещение, койка, санузел, столик, автоматическая подача воды и еды, неограниченная, кстати…

Но как же здесь скучно!

Равиойке хоть контракт на экран вывели, можно буковки читать, считать, играть в слова. А у меня – стерильная белизна на стенах, потолке, полу, кругом. Ну, решётка ещё – чтоб, значит, заключённый не мнил о себе много. Сквозь решётку виден кусок коридора, такого же белого, по которому никто не ходит. Прекрасный вид! Лучше не бывает.

Наверное, именно это чувствует перворанговый телепат, когда его отлучают от инфсоферы за преступления. В инфосфере ведь скорости обмена данными намного выше, особенно на первом ранге! И вот бац – и ты в четырёх стенах, с маленьким дверным отверстием в большой мир. Да и то, от большого мира – коридор в пределах видимости, пара метров туда, пара метров сюда…

И никакого намёка на то, когда же это всё закончится!

А зато Равиойке не достался сундучок. Как она орала – подписывайте документ, передавайте в вечное пользование… Растение тебе, принцесска клетчатая. Старотерранское, «горячее». Культивируется в огородах, используется для засолки, как ручным, так и автоматическим способом.

Я даже успела немного задремать, от скуки. А вскинулась от того, что кто-то рядом был.

Кулаки к лицу, алое пламя паранормы над пальцами: враг рядом!

– Ликесса, – мягко сказал доктор Кармальский, – не надо воевать, пожалуйста.

– Простите, – я сбросила огонь с рук. – Вы меня испугали.

– Почему? – заинтересовался он.

– Не знаю, – честно сказала я. – Что-то снилось дурацкое такое… ну и обстановка, как в шпионской развлекалке. Вот и…

– Ничего мне рассказать не хочешь?

– А что надо рассказать?

Он слегка развёл ладонями:

– Всё.

В боксе было слишком тесно, вот что. Кармальскому пришлось сесть на крышку унитаза, больше тут сидеть мужчине его размеров было попросту негде. Я опёрлась спиной о стену, подобрала ноги.

– Ну, вы ведь знаете, Игорь Игоревич, что я Равиойку не люблю, – начала я.

– Так. За что?

– Спесивая, самодовольная, наглая, клетчатая… жаба! – даже притворяться не пришлось, таммеотская принцесска всегда вызывала в душе столько праведной «любви», что аж качало.

– На твоего парня зарится, – покивал с умным видом Кармальский.

– Тумба-Юмба не мой парень! – выпалила я возмущённо.

– Если вы ещё не целовались, то оба – идиоты, – безжалостно заявил Кармальский. – Когда же ещё любить наотмашь, если не в юности? Молодость… гормоны… Было и мне восемнадцать лет когда-то, знаешь ли. И я ещё не успел этого позабыть.

– То есть, вы так спокойно говорите, – поразилась я. – Вы же с ними сражались когда-то. Вы и сейчас… – он поднял ладонь, но я упрямо продолжила: – Вас не возмущает… такое?

– Межрасовые интрижки? Нет. Войны у Федерации с родичами студента Шоккваллема давно уже нет. Ты не выдашь никаких секретных тайн, никого не подведёшь под смерть, не будешь работать против Человечества. Через год или два твоя студенческая любовь пройдёт сама собой, безо всякого следа. А вот если влезть в ваши нежные чувства в армейских сапогах с запретами, тогда – да. Бунтарский дух, помноженный на ослиное упрямство, способен натворить бед! А мне как-то не хочется терять экспедицию из-за любовного угара тройки болванов. Сатув, старина, требует скорректировать всем троим гормональный фон в нейтральную сторону, но я считаю такую жестокость излишней. Разберётесь сами, я в вас верю. Но при одном условии! – Кармальский поднял палец. – Без ущерба для науки.

– А вы с ней говорили? – спросила я в запале. – Пусть и она тоже… чтоб без ущерба. А то мне одной неинтересно!

– Пожалуй, я введу категорическое правило, – задумчиво сообщил в потолок Кармальский. – Никогда ни при каких обстоятельствах не брать в дальние экспедиции первокурсников. Какими бы перспективными они ни были. Чьими детьми они бы ни являлись. Только последние курсы, и – ад тирании и ужас деспотии при отборе в полном объёме. Как руководитель, имею полное право.

Я упрямо промолчала. Толку с ним спорить, первый ранг же. И так видит, что с ним категорически не согласны!

– Детишечки, вы серьёзно меня расстроили своим недопустимым обращением с очень опасным артефактом, – самым задушевным тоном сообщил начальник экспедиции. – Продолжите между собой эпически цапаться, вернётесь на Старую Терру с бессрочной чёрной меткой в профиле. Прямо отсюда. Не поскуплюсь на вызов курьера, предупреждаю честно. Я достаточно ясно выражаюсь?

Я нехотя кивнула.

– Не слышу. – повысил он голос.

– Понятно, Игорь Игоревич…

– Славно. Своей властью я отстраняю вас, тебя и Равиой, от участия в археологических изысканиях и направляю в распоряжение моего заместителя по хозяйственной части. Будете у него на подхвате. Обе. Он вам не обрадуется, предупреждаю честно. Но не вздумайте мотать ему нервы!

– Я за Равиойку не отвечаю! – тут же сказала я.

– Вот как? – он подался ко мне и сказал тихо: – А мне всё равно. Мне нужен порядок, и порядка я добьюсь. Тебе очень не понравится, как именно я это сделаю!

Кармальский встал и вышел. Решётчатая дверь сомкнулась за ним. Какое-то время я ещё слышала эхо его шагов по коридору, затем стихло и оно.

Общественные работы. Знакомо. Кто надоумил-то? Уж не дядя ли Март? Но как бы там ни было, принцесске придётся ещё хуже. Вряд ли она когда-либо за всю свою жизнь имела дела с чисткой канализационных фильтров. Она же аристократочка. Принцесса. Её наказывали иначе. Ну, там… запрет пойти на ежегодный бал… отлучение от информа… не знаю… фамильные драгоценности месяц не носить. А тут придётся поработать-таки белыми рученьками. Жестоко. Но не жаль.

А потом я спохватилась, что забыла спросить, на какой срок установлено наказание. А вдруг – до конца экспедиции? Вот же будет беда! И вспомнить станет потом нечего, сплошной хоздвор да всего-навсего две удачные находки в самом начале… Которые наверняка померкнут перед тем, что счастливые практиканты откопают в самом скором времени ещё. Здешний город явно богат на сюрпризы!

Ну. Не кричать же через решётку вслед доктору Кармальскому, чтоб вернулся и объяснил! А то ещё увеличит начальный срок, каким бы он ни был на самом деле, до окончания экспедиции, включая обратную дорогу…

Я вытянулась на койке. Делать всё равно нечего, может удастся поспать.

До утра меня отсюда точно не выпустят.

В назидание.

ГЛАВА 2

Буря утихла через два дня.

Надо мной сжалились раньше. Разрешили принести мне терминал, иначе за два дня заточения я бы точно сошла с ума от безделья и отсутствия доступа хоть к какому-то контенту. Но с условием: полный функционал станет доступен после блока лекций по межрасовому взаимодействию и зачёта по ним.

Зачёт предполагался стопроцентный. То есть, 99 баллов – и отправляешься снова всё читать сначала, следующая попытка через четыре часа.

– Ан, – возмутилась я. – Это нечестно!

Братец пожал могучими плечами:

– Зато справедливо, не находишь?

Он так и остался в коридоре, а я внутри камеры. Между нами стояла проклятая решётка, как напоминание о содеянном. Ненавижу полицейские околотки!

– А ей тоже такое выкатили? – выпалила я, имея в виду Равиойку.

Сидела ведь где-то тут, может, даже рядом со мной, за стенкой. Блок для заключённых тут маленький. Всё же повод пустить его в дело в таких экспедициях находится редко, иначе грош цена доктору Кармальскому как руководителю и как агенту понятно какой службы!

– Понятия не имею, – заявил Ан. – Не моё дело. И не твоё. Твоё – учиться. Для этого ты и здесь.

– В тюряшке, ага…

– Что заработала, Лик. Что заработала, то и получила. Я бы сказал, что мне тебя жаль, но увы. Ты виновата сама.

– Вот как возьму, как расплавлю поганую решётку поганого узилища, – мрачно сообщила я, поджигая кулак. – И гори всё огнём.

– Можешь, – не стал он спорить. – И расплавишь. С твоим-то новым индексом Гаманина. А дальше?

Я лишь уныло вздохнула. Дальше – понятно что. Новое узилище, браслеты, блокирующие паранорму, курьерский корабль в пространство локали Солнца и – позорчик, позор, позорище. С космической археологией совершенно точно проститься придётся, Кармальский постарается. Учитывая, кто он на самом деле. Под личиной-то мирного учёного.

– Вот поэтому ничего и не плавлю, – выговорила я, признавая поражение.

– Умница, – в голосе брата звучало что угодно, только не сочувствие. – Что за штырь тебя пронзил, никак не пойму. Вам же про безопасность рассказывали! Про это их «бешеное солнце», я думаю, тётя Нохораи тебе плешь проела с самого детства. И вдруг такое безрассудство… Счастье, что ещё шарик цел. А то бывало по-всякому.

– Ты видел? – жадно спросила я, приникая к решётке. – Ты вообще давно с Кармальским летаешь? Или…

– Режим тишины, Лик, – покачал он головой. – Приказ начальника экспедиции. Мне совсем не улыбается занять камеру по соседству. Вот отбудешь наказание, тогда и поговорим. А сейчас прости. Время посещения истекло.

– Маме скажи, что со мной всё в порядке, – спохватилась я.

– Скажу.

Он ушёл, а я осталась.

Проходить тест по межрасовому взаимодействию.

***

– На что вы мне сдались, бестолочи, – ворчал заведующий по хозяйственной части, гентбарец-ристипави, получив нас – меня и Равиойку – в своё распоряжение. – Всё работает и без вас! Влезете – испортите!

– Непременно испортим, румасвирилави Симчинави, – заверила я. – А вы нас не нагружайте тогда! Мы тут где-нибудь в сторонке посидим…

Равиойка хмыкнула, но промолчала. Понадеялась, наверное, что вдруг сработает. Что ж, какое-то – короткое! – время надеялась и я.

– Посидят они, – выразил завхоз сильный скепсис. – Разве студент умеет сидеть спокойно без дела? Именно от безделья он и начинает всевозможнейший бардак! Что у вас по основной специальности? Изучение навыков работы копательным инструментом? Будет вам копательный инструмент! За мной.

Он провёл нас через сектор гидропоники. Понятно, что на чужой планете, не открытой для колонизации, что-либо выращивать «на земле» – самоубийство. Короткие экспедиции живут на синтезаторах пищи, на полностью загруженных до отлёта припасах, а такие, как наша, с неопределённым сроком, предполагают уже самообеспечение базовым продовольствием. В короткий срок на планете развернулись компактные агрофермы замкнутого цикла. И готовить площадку для очередного блока предстояло нам.

Не то, чтобы новый блок оказался вдруг критично важным, поведал нам заведующий. В хозяйстве всё работало прекрасно и так, включая резервные блоки. Но занять же наказанных студентов чем-то надо? Надо. Вот, физический труд, способный воспитать носителя разума из любого бессмысленного существа. Ставите периметр. Активируете защиту. Расчищаете поле. Точно в такой последовательности, не вздумайте перепутать. Заодно, может, артефакт вам какой попадётся, всё ж таки вы археологи. Будущие.

В нашем будущем Симчинави, впрочем, сильно сомневался.

Мы оглядели «поле». Заваленный камнями, засыпанный мелким серым песком после недавней бури, заросший жёсткой травой кусок степи. Периметр предполагалось обозначить самостоятельно, путём установки столбиков-проводников линейного защитного поля. Копать, допустим, примитивной лопатой никто не заставлял, для этого использовался автоматизированный мини-экскаватор. Но – двести штук столбов! Они лежали аккуратными штабелями, в упаковках. На каждой упаковке светились сенсорные кнопки с инструкцией. Шесть кнопок – шесть табличек, по числу основных языков Федерации.

Мы должны были установить двести штук, по всему периметру!

Я ожидала, что Равиойка встанет в позу и начнёт строить из себя королевишну. Но она молча активировала инструкцию на одном из столбиков и стала внимательно читать. Встала нарочно спиной ко мне. И выбрала тайронский язык, потому что таммеотского в списке не оказалось. Таммееш нынче – захолустье, утратившее всё своё былое величие. Таммеотов очень мало – в сравнении с любой из рас-основательниц Федерации, так что на товарах общего назначения таммеотского языка в списке нет. Предполагается, что если ты получаешь доступ к таким предметам, то уже знаешь минимум эсперанто. Эсперанто учат все, кто хочет жить и работать за пределами родного локального пространства.

Я мысленно плюнула, обошла штабель и стала читать инструкцию на другом изделии.

Если клетчатая принцесска собирается скрипеть зубами в мой адрес молча, то меня это вполне устраивает.

Интересно, что ей сказал доктор Кармальский? То же, что и мне? Что ей не понравится, если он перейдёт на следующий уровень принуждения к дисциплине? А тест по межрасовому взаимодействию она проходила? И с какого раза ей удалось выбить сто баллов?

Мы разметили периметр согласно плану. Потом разошлись каждая на свою, противоположную, сторону. И я, наверное, штук десять столбиков уже установила, может, больше. А потом обернулась посмотреть, как обстоят дела у Равиойки.

Дела у неё обстояли никак. Похоже, она не знала тайронского языка, включила инструкцию именно на нём, чтобы меня взбесить. И потому инструкцию не прочла. С заданием не справилась, столбик не вкопала и не активировала. А теперь сидела рядом, ссутулившись, и разило от неё депрессией и отчаянием. Я подошла. Равиой не шевельнулась. Мне показалось, или она плачет?

Я села рядом, старательно не замечая слёз на её смуглых клетчатых щеках. Как-то совсем расхотелось над ней насмехаться, если честно. Вчерашняя злость ушла.

– Я не знаю, почему она исчезла, – вдруг сказала принцеска. – И куда.

Я сразу поняла, о чём она. Об артефакте из сундучка. О Тени.

– А с тобой ничего такого? – помолчав, спросила я. – Ну там… голова не болит? Или галлюцинации какие-нибудь. Что-то ещё…

Она безрадостно рассмеялась, неприятно напомнив мне ту, другую, приходившую во сне перед стартом с Луны. Странный сон, я о нём почти забыла уже, а теперь вдруг вспомнила почему-то.

– Знаешь, а ты первая спросила о моём самочувствии, – сказала вдруг Равиой. – Все остальные только стыдили да орали.

– Что, даже врач не осмотрел? – не поверила я. – Как-то слишком!

Она шмыгнула носом и не ответила. Не все медицинские процедуры можно назвать приятными, и Равиойке, похоже, достались числе прочих и такие тоже. Полное обследование… Всё-таки, потенциально опасный артефакт самоуничтожился в её ладони! Удивительно, что без последствий. Может, Ан погасил взрыв? Надо будет спросить у него…

– А чего ты в этот сундук так вцепилась? И пусть бы профессора его обследовали. Потом передали бы твоей семье…

– Он принадлежит мне.

– Он десять тысяч лет в здешней земле пролежал! А тебя тут и рядом не стояло, ты прилетела вместе с экспедицией. Как он может принадлежать тебе?!

– На нём моя подпись.

Я торопливо припомнила, как выглядел сундучок. Вроде как на крышку действительно нанесена была завитушка личной подписи… Я не настолько хорошо разбиралась в таммеотском языке, чтобы опознать её. В нивикийском же личные подписи выглядели совсем иначе. Другой принцип отображения вот вообще.

– Вздор! Похожая на твою, хочешь сказать.

Она скептически хмыкнула, посмотрела на меня – снизу вверх, я ведь выше, а впечатление возникло, будто наоборот! И сказала очень уверенно:

– Моя. Закажу экспертизу по возвращению, удивишься результатам. И извинишься!

Я мигом вспомнила, кому я сочувствую. Но сдержалась. Тест по дисциплине «Межрасовое взаимодействие» ещё не до конца выветрился из головы.

– Ну-ну, – сказала я. – Посмотрим.

Она пожала плечами и не ответила, вновь спрятавшись в свою скорлупу. Я поняла, что она больше ничего не скажет. А начну приставать, опять поссоримся. И наказание нам увеличат, Кармальский ведь пообещал. А у него слово с делом не расходится никогда.

– Ладно, тут просто всё, – сказала я, беря в руки столбик. – Два движения… втыкаешь потом вот так в ямку. Дальше он сам ввинчивается, видишь, тут винтовой конец… а земля всё-таки не скала… Давай поработаем… Быстрее сделаем, быстрее уйдём…

За один день мы, разумеется, не успели. Я подсчитала количество установленных столбиков, посмотрела на штабеля оставшихся и поняла, что ещё дня два копаться, может, три. Скучно? Ещё как! А куда деваться. Начальник экспедиции здесь вроде бога: у него абсолютная власть. Отправил в хозчасть, значит, работай там и не пищи, не то хуже будет.

Я немного надеялась на то, что мы с Равиой что-нибудь ещё найдём. Всё-таки планета принадлежала нивикийцам когда-то. Если кто-то из них или их гостей потерял в кабаке такой интересный сундучок с артефактами, то и за пределами города что-то тоже могло найтись. Но нет. Мечтать не вредно! Ничего, кроме обычных камней, будь они неладны.

Место под археологический мини-городок выбирали тщательно, что уже там говорить. Именно с тем, чтобы не испортить какой-нибудь возможный кладезь с артефактами.

Общественные работы не предполагали строгого ареста. Поэтому вечером мы с Равиой отправились не обратно в свои камеры, а в студенческий городок. Она молчала, я тоже, держаться мы старались друг от друга на расстоянии. Едва покинули хозчасть, как она тут же прибавила шагу. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось с нею общаться. Я вспомнила, что хотела отследить верного хранителя её тела, этого Кирмчева, чтоб ему неладно было. Но опоздала, Равиой уже ушла далеко.

А меня встречали. Мама и дядя Март.

– Морали будете читать, да? – взъерошилась я немедленно.

– А толку? – фыркнул Снежин. – Ещё скажи, что ты больше не будешь.

– Не скажу, – буркнула я.

– Вот и славненько. Пойдём с нами? На семейную чашечку кофе.

– Это приказ? – осведомилась я.

– Нет, не приказ, – сказала мама. – Не хочешь, можешь не идти. Я просто хотела убедиться, что с тобой всё в порядке, Ликуша.

Мне стало совестно. Мама переживала за меня, не годилось её обижать. И было что-то ещё… Опять проклятое паранормальное недоясновидение. О, как же меня раздражали приступы шестого чувства, не несущие никакой конкретики! Пройти целительский минимум, что ли, когда вернёмся? Может быть, научат или отключать ненужное или уж пользоваться им по всем правилам.

– Со мной всё в порядке, мам, – заверила я. – И от кофе я не откажусь… и… это… извини. Я не подумала. Мне просто хотелось, чтобы сундучок не достался Равиойке. Слишком уж она самоуверенная и наглая!

– Она – рамеевтой, – ответила мама. – Рамеевтананеш – очень закрытая часть таммеотского общества. Просто удивительно, что Равиой приехала на Старую Терру учиться, так далеко от родного мира. Ещё удивительнее, что сейчас она здесь, с нами.

– И что? Надо ей теперь всё прощать? Все выходки?

– Нет, конечно, – фыркнул Снежин. – Лучший способ не простить чужую глупую выходку – сотворить свою, ещё глупее. Ты на верном пути, Ликесса. Продолжай.

Я упрямо промолчала. Дядя Март в своём репертуаре. Но я ему всё прощаю, потому что он маму любит. Вон как смотрит! Как в первый раз. И она руку в его ладони держит.

Я радовалась, что у мамы появился мужчина, да ещё такой серьёзный, как Снежин. Вот уж кто ни за что не позволит её обидеть никому, даже самому Кармальскому, если вдруг тот захочет это сделать! Но немного обидно было, что ли, от того, что у них есть счастье на двоих, а у меня нет, и пока не предвидится. И грустно, потому что мама принадлежала теперь не только мне одной безраздельно, как раньше. И понимала я всё прекрасно, абсолютно не собиралась донимать их своей эгоистичной ревностью. В конце концов, не маленькая уже! И не героиня глупых любовных развлекалок, которой только дай отравить позднюю любовь своей матери. А вот.

Зависть, Ликуша, чувство поганое. Гони его от себя, иначе в Равиойку превратишься. Принцесска без мыла в глаза лезет к тому, кому и с приплатой не нужна, как женщина, и до чего ж со стороны жалко смотрится. Не падай до её уровня, не позорься!

Летний вечер был тих, спокоен и на удивление прохладен – после сегодняшнего дневного-то зноя. Снежин вынес из жилого бокса мебельный блок, и активировал его. Так что кофе мы пили, любуясь великолепным видом на безжизненную равнину: маме полагался индивидуальный модуль с собственной террасой, на окраине посёлка, в так называемом профессорском уголке.

Жаль, сам раскоп отсюда не увидеть, зато виден кусочек моря с туманными вершинами далёких островов у горизонта. Лиловая заря поджигала бледным золотом когтеобразные облака, а небо уже наливалось тёмно-розовым ночным сиянием. Красиво.

– Прошу прощения, – раздался за спиной знакомый голос, – но вы не включили приват… Здравствуйте, капитан Снежин. Привет, Ликесса.

Тумба-Юмба. Его-то сюда как занесло… А впрочем, где его не ждут совсем, там и он! Чуйка какая-то, почти паранормальная.

– Да, я обещала вам репринт «Дороги судеб», – кивнула мама. – Сейчас принесу!

«Дорога судеб», значит. Мама, конечно, могла взять с собой нивикийские книги, точнее, их репринты, для досуга. Она всегда утверждала, что электронная версия – не то, а вот точная копия – в самый раз. Потому что при переводе часть смысла неизбежно теряется или искажается, а первоисточник лучше читать на языке оригинала. Ещё лучше брать в руки сам оригинал, но в дальнюю экспедицию, разумеется, брать подлинник – тяжкий грех перед наукой.

– Кофе будете? – спросил Снежин.

– Не откажусь.

«Лучше бы ты провалился», – угрюмо подумала я, но промолчала.

Я не могла в себе разобраться. Вроде он чётко обозначил свой интерес ко мне, и в то же время ничего не делал, чтобы я восприняла его всерьёз. Или он думал, что теперь мой ход? Или что он себе думал вообще?

Тумба-Юмба заметил, что я смотрю на него, и усмехнулся, понимающе так. Нет, а почему он меня всё-таки бесит?

Симпатичный, несмотря на то, что шароглазый. Умный. Всё равно я не могла себе представить в принципе, как это, с ним поцеловаться. Но и Равиойке отдавать не хотелось тоже! Какой другой девице ещё, но только не ей.

Хотя, если вдуматься, и любой другой девице тоже не надо бы.

О чём я думаю!

Вернулась мама с книгой. Разговор тут же провалился в дебри: обсуждался год издания, исторические события, которые отражались в книге, личность автора, личности персонажей, особенности быта в тот период…

– Ладно, – сказала я, ставя пустую чашечку на столик. – Я это… я к себе пойду, наверное? Вечер уже.

– Я провожу! – тут же вызвался Тумба-Юмба. – Извините, профессор.

– Не переживайте, – улыбнулась мама. – Всё нормально. Обсудим позже.

Меня, естественно, не спросили. Я решила при маме не скандалить, а по дороге отделаться от попутчика при первой же возможности.

Меня всё раздражало, ни на что не хотела смотреть, ни с кем не желала разговаривать, и с Тумбой-Юмбой в том числе. Придти, принять душ, упасть в постель, всё.

– Ликесса, скажи, ты ничего не почувствовала? – спросил Тумба-Юмба, когда мы прошли примерно половину пути.

Тропа тут шла по краю обрыва, стояли лавочки – довольно далеко друг от друга. Вид на закат и город в долине открывался отличный, но народу почему-то было мало. Поздний вечер, все устали, рабочая неделя в самом разгаре…

– Что я должна была почувствовать? – не поняла я.

– Когда открывала тот сундучок. А потом его закрыла.

Я остановилась, и он тоже.

– Почему ты спрашиваешь? – подозрительно спросила я. – Ты что-то знаешь?

– Я первый спросил, – указал он.

Я честно попыталась припомнить.

– Нет, – сказала я наконец. – Ничего не почувствовала. А должна была?

– Видишь ли, – глубокомысленно выговорил Тумба-Юмба, – сундучок после тебя никто не может больше открыть. Даже твой почтенный двоюродный брат, капитан Ламберт. А врач-паранормал заявил, что близко к – к этой дряни, в точности так, – не подойдёт, и закопайте срочно обратно. Что ему конкретно не нравится в нашей находке, он вслух не объяснил. Но, думаю, доктор Кармальский знает его мнение. Может быть, Нохораи Александровна знает, потому что коснулось напрямую тебя, её дочери. Точно ничего не было?

– Точно не было, – я начала сердиться.

Что это за допрос такой, посередине вечера?

– Сундучок выставлен в экспозиционном зале, – сказал Тумба-Юмба, и по блеску его глаз я поняла, что он сейчас это скажет.

И он меня не разочаровал:

– Пойдём посмотрим?

– Кармальский меня сожрёт, – честно призналась я в том, чего боюсь смертельно. – Сожрёт и выкинет из экспедиции.

– Но ты же не будешь ничего трогать, Ликесса! Просто посмотришь. Его же не закрыли, всякий может придти и посмотреть. Если бы доктор Кармальский хотел спрятать находку, как очень опасный артефакт, то спрятал бы непременно намного тщательнее, чем сейчас. Может, даже на орбиту отправил бы, как знать. Но нет. Он – в зале, доступен для осмотра всем. И ведь Кармальский не запрещал тебе прямо смотреть! Ведь не запрещал же, да?

Логика у Тумбы-Юмбы бронебойная. Не поспоришь. Особенно когда самой хочется рассмотреть со всем тщанием причину моей противной отработки под началом экспедиционного завхоза. Без Равиойки под локтём!

В павильоне оказалось на удивление пусто. Хотя ничего удивительного. После напряжённого дня, перед следующим днём, не менее напряжённым, хочется отдохнуть как следует. А на сундучок, я думаю, все уже налюбовались, пока я сидела за решёткой.

Он стоял под защитным куполом пятислойного силового поля. Паранормальным зрением я отметила каждый слой – они шли последовательно, каждый – под углом к предыдущему. Наверное, такое хитрое плетение силовых линий предназначалось для паранормалов. Для моего братца Ана, например. Он – спецслужба, разумеется, но уж не настолько, чтобы взломать пять слоёв до того, как сработает сигнализация, и ему прилетит по башке. Что прилетит, я даже не сомневалась.

Такая у нас экспедиция. Шпионская! Сколько тут секретных агентов помимо самого Кармальского? То-то же. Может, и моё временное начальство, гентбарец-ристипави, такое же. Может, даже некоторые из студентов!

Аж в пальцах захолодело. Приключение! Когда и где ты сможешь оказаться сплошь среди работников легендарной Службы?!

Силовое поле слегка мешало лишь паранормальному зрению. Для обычного оно оставалось прозрачным. Так что я рассмотрела в подробностях вещицу со всех сторон.

Сундучок. Небольшой, длиной в локоть, шириной в ладонь, в высоту – сантиметров десять, не больше. Из искусственного топаза, полупрозрачного, бледно-голубого. Кстати, видно, что два гнезда пустые, а в третьем что-то лежит. Та собака, ясное же дело. Ящероголовый пёс-Стерегущий.

– Ящероголовые псы – общий момент у Нивикии и Аркатамеевтана, – сказал Тумба-Юмба. – Внешний вид разнится, конечно же, с поправкой на восприятие представителей разных биологшических видов. Но не критично. Сходство очевидно. У нас тоже есть о них немало легенд, ведь Аркатамеевтан какое-то время властвовал над материнской планетой нашего Народа.

– Неприятная страница истории, да? – поддела его я.

Он пожал плечами и спокойно объяснил:

– Аркатамеевтан прекратил своё существование давным-давно, а мы сохраняем своё могущество и поныне. Не просто сохраняем, но и его приумножили. Так что страница той истории неприятна не для нас.

Я обошла демонстрационный стол, чтобы рассмотреть другой бок сундучка. Равиойка говорила, на артефакте её подпись…

А, вот, вижу, на крышке. Эх, жаль, силовое поле не даст сделать снимок через личный терминал! Найти бы эту подпись в базе экспедиции и сравнить. Интересно бы получилось. Я не могла отделаться от мысли, что Равиойка – ну, скажем, не то чтобы прямо солгала, а – преувеличила. Ей тоже могло показаться, почему бы нет. Ну и заодно она не упустила возможности воспользоваться случаем и попытаться прибрать ценную вещицу…

Тумба-Юмба оказался напротив меня. Его лицо сквозь двойной барьер, – пять слоёв силового поля с его стороны, пять с моей, – высветилось синеватым светом, и словно бы потеряло объём, становясь статичной картинкой. Так ещё призраков рисуют в развлекательных ужастиках для самых маленьких.

Я встряхнула головой, привстала на цыпочки, посмотрела на нашего лучшего студента поверх купола, и наваждение пропало. Только по спине протянуло вдруг холодком, и по коже прошлась волна мурашек.

– Ничего особенного, – уверенного сказала я. – Сундучок как сундучок. Пойдём? Защитное поле противное, голова от него болит…

Голова у меня, конечно, не болела, но я на дух не выношу такие мощные поля! У нас в Отрадном используются другие, гражданские, они в паранормальном восприятии намного мягче. А этот очень уж похож на одну из степеней внешней защиты городского купола. Ощутимо бьёт по всем паранормальным чувствам, когда проезжаешь через шлюз. На редкость тяжёлая штука! И как хорошо, что внутри её практически не ощущаешь, иначе я ни за что не смогла бы спокойно учиться в универе. Но там, дома, на Старой Терре, – целый город под колпаком, и можно понять, отчего он такой громадный. Здесь же – небольшой столик с артефактом, а мощь практически сопоставима.

Но когда мы выходили из зала, я вдруг затылком ощутила какое-то движение. Резко обернулась. Ничего. Разве только боковым зрением уловила синее пятно, похожее на лицо Тумбы-Юмбы через защиту артефакта.

Голову поворачивать в таких случаях бесполезно, я прикрыла глаза и сосредоточилась на паранормальном восприятии. Тоже ничего. Если в зале что-то и было, оно мгновенно засекло мой интерес и качественно от него закрылось.

Что бы это такое могло быть? Кто там прятался, не желая показываться нам с Тумбой-Юмбой на глаза? Не Кармальский же! Он и так тут царь, бог и начальник экспедиции в одном флаконе…

***

Пока мы рассматривали сундучок в павильоне, солнце зашло окончательно. Над археологическим городком поплыли лиловые сумерки. Буря ушла, защитный силовой купол отключили. Слабый ветерок трогал щёки, шевелил волосы, приносил из степи терпкие запахи цветущих трав.

Мы прошли почти весь путь, к моему домику; мы все здесь обитали в небольших, но изолированных, на одного хозяина, жилых боксах. Расширенный полагался только семейным парам и профессорам. Ну, доктору Кармальскому ещё и службе быта, возможно. Кто больше работает, тому больше привилегий.

Мне досталась угловая квартирка, сразу за ней начинался пустырь, за пустырём – периметр посёлка, а за ним – вот те самые фермы, к которым я и Равиой должны были добавить ещё одну.

Дорожка закончилась. От неё отходило последнее ответвление, к моей двери. А дальше росли местные травы, с синеватыми метёлками. Верхушки метёлок ещё цвели, а в их основании уже сидели плотные бурые семена, размером с половинку ногтя.

И мы с Тумбой-Юмбой стояли, смотрели друг на друга и не знали, как закончить встречу. Надо было что-то сказать, кто-то должен был нарушить тишину первым. Не знаю, как ему, но лично мне не хватало духа. Я впервые растерялась настолько, что на ум ничего не приходило.

«Давай, до завтра, пока», – что может быть проще?

А вот.

Будто язык отрезало.

Наверное, потому, что завтра он отправится в раскоп, а я на отработку, и весь день врозь, а вечером можем уже и не встретиться, или встретимся, а кто-нибудь помешает. Та же Равиойка, например.

Равиойка, кстати, жила на противоположном участке студенческого городка, и её жилой блок стоял окнами совсем в другую сторону. Никак она нас увидеть сейчас не могла. Если, конечно, не запускала видкам-шпион, летать хвостом за мной или за Тумбой-Юмбой. Но за такое ей бы крепко влетело: вторжение в личную жизнь. Нейросеть «Арбитраж» в подобных вопросах безжалостна.

Тумба-Юмба вдруг взял меня за руку. Какая горячая у него ладонь! А казалось бы, ведь носитель паранормы пирокинеза здесь я, а не он…

Прикосновение прошило нас насквозь, как плазменный залп большой мощности, как прокол коллапсара, вскрывающий внешнюю оболочку звезды. Нас затопило древним огнём, поглотило и растворило полностью, а когда мы пришли в себя, вдоль дорожек зажглись оранжевые и жёлтые фонарики, окончательно окрасив сумерки в таинственный колдовской цвет.

– Это было глупо, – сказала я, прижимая ладонь к горящим губам.

– Да, – не стал он спорить, но и пальцы мои не отпустил.

– Это неправильно.

– Наверное.

– Так нельзя!

– Почему?

На это внезапное, но предсказуемое «почему» я не сумела найти ответа, во всяком случае, сразу. А в самом деле – почему?

– А что потом? – сбивчиво спросила я. – Закончится экспедиция, а дальше?

– Пускай сначала она закончится.

И от его слов стало вдруг необыкновенно хорошо и спокойно. Действительно, экспедиция закончится ещё очень не скоро! С учётом того, что мы здесь уже нашли – она продлится до конца местного лета – и сезона практики! – как минимум.

Мы вернёмся аккурат к началу второго курса. Будем ходить на занятия, Равиойка будет с нас беситься, Тумба-Юмба снова сдаст экзамены на высший балл и, как победитель, возьмёт во вторую экспедицию сюда меня…

Мечтать не вредно, как сказал бы на мои мысли братец Ан, и добавил бы – вредно не мечтать. Но он не слышал моих мыслей, а я – тогда! – не задумалась о том, что в них не так.

Мы долго не могли найти в себе сил расстаться, так и держались за руки, как дети. Ни он, ни я, не сговариваясь, решили не торопиться, хотя кто бы нам запретил переступить последний порог, отделявший нас от настоящей взрослой жизни, не Кармальский же! Почему-то я сразу поняла, что у Тумбы-Юмбы ещё не было девушки.

У них с воспроизводством себе подобных всё сложно, я знала, Служба Генетического Контроля может и приказать. На чувства молодых в таких случаях старшие традиционно плюют. Но здесь никакого принуждения никогда не было, я чувствовала, я знала, и у знания была повелительная ясность паранормального чутья.

– Не пугайся, хорошо? – предупредила я, поджигая ладони. – Тебе понравится.

Алый паранормальный огонь капал с пальцев быстро тающими искрами на землю. Я сложила ладони ковшиком, и в них тут же собрался багровый огонь. Тумба-Юмба доверчиво вложил в пламя свои руки. На мгновение мы оба вспыхнули пылающим сиянием, и почти в тот же момент оно ушло в землю, растаяло без остатка.

Я неоднократно видела, как это происходит в любовных развлекалках, много раз читала в книгах, но у самой раньше не бывало ни разу, и второй поцелуй оказался ещё сильнее первого.

Как будто нас окончательно приговорило друг к другу.

Навсегда.

***

Потом я долго смотрела в окно, на пылающее летним огнём небо, вспоминала, и губы сами расплывались в улыбке.

Я никогда раньше ни с кем ещё не встречалась, имею в виду, серьёзно, как взрослая. Не скажу, что не целовалась вообще, это было бы неправдой. Но те, детские, по сути, поцелуи ни к чему не обязывали и не оставили сколько-нибудь яркого следа в душе.

Сейчас всё было иначе. Полнее. Яростнее.

Тепло его ладоней.

Мой огонь.

Небо перечеркнула яркая строчка падающей звезды.

Я, затаив дыхание, загадала желание.

Нетрудно догадаться, каким оно было.

***

На следующий день мы с Равиойкой без конца ставили столбики, продвинулись в работе хорошо. Если бы ещё не пыль и не жара…

Рассказывать принцесске о вчерашнем я не стала, справедливо решив, что она узнает сама, причём довольно скоро. И куда тогда покатится наша отработка, страшно даже представить. Ей-то что, она рамеевтой, вернётся к себе на Таммееш и будет жить дальше, а мне лететь впереди собственного визга с полным недопуском к работе в археологии нисколько не улыбается.

Я в принципе не видела себя в какой-то другой профессии! Что бы ни говорила мама, как бы ни пугала меня рутиной работы в раскопах, но мне это нравилось. Когда постепенно, слой за слоем, вскрываешь, так сказать, пыль веков, и находишь артефакты, оставленные теми, кто жил здесь десять тысяч лет тому назад…

Сундучок и стена с плакатом – согласна, находки крупные и значимые. Но и даже самая маленькая пуговица или осколок стекла – производят впечатление. Паранормальным зрением видишь: это – настоящее. Оно действительно десять тысяч лет или даже больше пролежало в земле. Когда-то давно его изготовил мастер. Потом им пользовался кто-то. Мужчина, женщина или ребёнок. А теперь беру в руки я. То есть, не в руки, ещё не хватало, тепло и влага ладоней может разрушить артефакт, бывало и такое. У нас есть специальное оборудование, так называемый набор юного археолога, как шутит мама. Кисточки, лопатки, щёточки, манипуляторы с самыми тонкими захватами…

Сундучку, кстати, повезло, что он из очень прочного материала. Профессор Сатув очень расстроился бы, если бы случайно его раздавил. Неизбежное зло: часть артефактов разбивается, ломается или рассыпается в труху не только из-за того, что у кого-то кривые руки. Чисто случайно, как с сундучком, наступить и не заметить, – сплошь и рядом. Никуда от этого не деться, увы.

Я работала, – руки сами делали, – а сама думала о том, скорей бы вечер. Улыбка сама ползла по губам. Будет вечер, и снова закат, и Тумба-Юмба расскажет мне, что они в раскопе ещё нашли, а потом…

Но никакого «потом» не случилось: меня встречал Ан.

– Ну-ка, пошли со мной, сестрёнка, – велел он с самым серьёзным видом.

– С чего вдруг?! – возмутилась я.

– С того, что я тебе так говорю.

– Ну, знаешь ли! – возмутилась я ещё сильнее. – У меня планы на вечер!

– Планы, – усмехнулся он и развёл руками. – Извини. У меня тоже на тебя планы. А так как я есть безопасность экспедиции и твой старший родственник, мои планы в приоритете. Пошли.

Вот что ты с ним будешь делать! Не драться же. Он сильнее. Согнёт в колечко мигом, и радуйся жизни, согнутая. За тебя потом наш медблок возьмётся, совсем будет весело.

– Ты-то старший, – пробурчала я ему в спину. – По возрасту. А по факту старшая здесь я! Потому что моя мама старше твоей!

– Но я – капитан, а ты – оператор пипидастра, – невозмутимо объяснил расклад по табели о рангах братец. – Почувствуй разницу.

Разницу я прочувствовала в полной мере: очень обидно, и, самое противное, не поспоришь. Пипидастр, она же «пипа» – помощник археолога, мини-экскаватор с несколькими манипуляторами – кисти, лопаточки и всё такое, очиститель и сканер в одном флаконе. В раскопе без него никуда. Ан знал, чем уколоть!

– Вот выучусь, стану сама руководить экспедициями, а ты будешь у меня в безопасностях ходить, – мрачно пообещала я. – Отольются тогда тебе «операторы пипидастров»!

– Амбиции, – хмыкнул он. – Амбиции, сестрёнка, это хорошо. Это правильно. Но пока-то у нас руководит экспедицией доктор Кармальский, а не ты.

Справедливо. Снова не поспоришь.

– И что тебе от меня надо, капитан? Давай говори, и я пойду.

– С палкой обращаться умеешь?

– Чего?

Только теперь я обратила внимание, куда мы пришли. В спортивный блок. Вечер, полно народу, в основном, коллеги братца. Но Ан нашёл пространство для так называемых свободных упражнений. То есть, проще говоря, для спаррингов.

– На держи, – Ан сунул мне в руку металлический кругляш.

Он тут же со свистом раздвинулся в здоровенный шест, я еле успела отдёрнуть голову.

– Не зевай.

– Да ты бы хоть предупредил, что оно активированное!

– Враг тебя тоже предупреждать будет?

– Какой враг, ты о чём, Ан? Я же оператор пипидастра! Враги – это для капитанов.

– Т-т-т, – сказал он. – Не проворачивается турель. У тебя боевая паранорма, Ликуша. А значит, минимум по самозащите ты знать обязана. Паранормальный в том числе.

Кругляш в его руках раздвинулся в палку и окутался золотым огнём. Ан – натуральнорождённый, но паранорму унаследовал от мамы и бабушки в полной мере. Дикую и нестандартную, как у них, потому и огонь у него жёлтый, и мощь солидная. А палкой орудует, как зверь. Загонял меня в два счёта.

– Скверно, – встал над душой, и шестом поигрывает. – Поднимайся.

– Не буду, – зло бросила я, потирая плечо.

Это ещё защиту не до конца пробило, а иначе – прощай, косточки, минимум неделя на реабилитацию. Что на него нашло?

– С чего бы вдруг?

– Настроения нет!

– Я тебе сейчас покажу настроение! – обозлился он. – Я тебе сейчас устрою настроение. Настроение у неё, гляди-ка! Попадёшь в переплёт, и тоже будешь про настроение задвигать?

– Да ты сдурел! – вопила я, с трудом уворачиваясь от Ановой палки. – Ты кто вообще, мой брат или убийца?!

– Шевелись, – отвечал он. – Живее! Не то останешься без головы.

А может, он под телепатическим подавлением? Мне внезапно стало по-настоящему страшно, до дрожи, до ледяного пота по спине. Паранорма не должна срабатывать при ментальном диктате со стороны, но это у генномодифицированных, там специальные блоки программируются изначально, а братец – натуральнорождённый. С ним не сработало бы. Но кому понадобилось меня убивать?

В сознании пронеслось много чего. И про Кармальского, кто он на самом деле такой. И про Равиойку, будь она неладна. И про то, что тут могут быть какие-нибудь замаскированные шпионы от недружественных галактических народов. Словом, адская смесь из просмотренных за всю мою недолгую жизнь приключенческих и детективных развлекалок на тему «и вот нашли на просторах Вселенной могущественный артефакт древней цивилизации». У одного такого сериала даже название было говорящее: «Не буди лихо». Лихо там разбудили по полной программе, правда, я не помнила уже, чем окончилось. Финалы даже в развлекалках не всегда счастливые, что уже говорить о жизни.

Я с трудом отбила очередной удар. Упала, перекатилась – замешкайся я хоть на половинку секундочки, и пылающий золотым огнём конец пригвоздил бы меня к земле как миленький. Успела подхватиться на одно колено, а потом поняла, что больше уже не успею ни-че-го. Вскинула руки, чисто уже на рефлексах.

Голова поплыла, в ушах зазвенело. Сквозь тело рванулся паранормальный импульс – на пределе. И передо мной сформировался ревущий огненный щит.

Такой же, как тогда, на трассе, когда некротипик Мишин решил отпустить нас с Тумбой-Юмбой. Вот только без тех отчаянных усилий, какие мне потребовались тогда.

Палка Ана сгинула в моём огне без следа. А сам он внезапно отступил! И даже опустил руки.

– Всё, стоп, – объявил он. – Можешь ведь, когда сильно захочешь.

Я выдохнула, сбрасывая напряжение. Щит исчез. Меня качнуло внезапной кратковременной слабостью, пришлось упереться кулаком в землю. Ан подошёл, протянул руку.

– Ты меня убить хотел, – обвинила его я, не торопясь принимать помощь.

– Нет.

– Но ты же дрался всерьёз!

– Сестрёнка, – он опустился на одно колено, заглянул мне в лицо. – Всерьёз против такого салажонка зелёного, как ты, драться бессмысленно. Тебя бы вынесло в первую же секунду, поверь.

Я сунула лицо в сгиб локтя, яростно пытаясь удержать подступившие слёзы. Ничего не удержала, конечно же.

Брат осторожно коснулся ладонью моей головы, сочувствуя. Очень хотелось его обругать и вообще от души нахамить, но тогда он совершенно точно поймёт, что я реву – по голосу.

– Ликуша, тебе нужно тренироваться, – сказал Ан. – Ты непростительно слаба, а в такой экспедиции как наша помощь паранормала – твоя помощь! – может оказаться критической.

Я свирепо молчала. Предупредить не мог…

– В бою никакого настроения быть не может, сестрёнка. В бою ты просто дерёшься, даже если у тебя схватило живот и хочется срочно убежать в кустики. Сначала разделываешь врага, а кустики – это уже потом.

– Кустики. Скажешь тоже. Солдафон.

– Лик, – Ан погладил меня по плечу. – Послушай. Мы забрались очень далеко от дружественных нам пространств. Что до Федерации, что до Соппатского Леса, что до Радуарского Альянса, в конце-то концов, – несколько прыжков. Да, наши корабли несут автономные GV-генераторы каждый, но… Здесь нет патрулей. Я бы порадовался какой-нибудь защитной станции вроде федерального «Алмазного щита» или радуарской «Стрелы», но ведь и их здесь даже близко нет. Подумай, насколько мы тут беззащитны. Я вот подумал.

– Ты что-то предчувствуешь? – спросила я, постаравшись, чтобы Ан не заметил, насколько зарёвано звучит сейчас мой голос.

Он не заметил.

– Мне просто всё это не нравится, – честно признался он. – По части предчувствий я не целитель, с ясновидением у меня традиционно плохо, как у всех военных. Но мне не нравится наше одиночество, скажем так. И если ты сможешь за себя постоять и защитить тех, кто окажется с тобой рядом, будет неплохо. Вот профессор Сатув, к примеру. Стрелять умеет. В тире. Но в рукопашке – какой с него толк? У тёти Нохораи есть Снежин, а у твоего парня? Драться он умеет, мне тут рассказали про его подвиг с медведем, но он из Старшей Ветви, то есть, бестолочь гражданская, одна штука. Необучаемая в принципе. И у него нет паранормы. А у тебя есть. И тебя изначально создавали как бойца. Понимаешь?

– Ан, – поражённо выговорила я, поднимая голову и уже не заботясь о дорожках слёз на щеках. – Ты что, боишься?!

– Когда я был мал, то очень боялся темноты, – вдруг признался Ан. – И это так раздражало меня, что я мечтал поскорее вырасти и перестать бояться. Но мне никто не рассказал тогда, что у взрослых тоже бывают страхи, причём посильнее детских. А знаешь почему?

Я помотала головой. Я не знала.

– Потому что к ребёнку могут придти взрослые и его спасти, – пояснил Ан. – Хотя бы теоретически. А кто спасёт тех, кто давным-давно уже вырос?

Я шмыгнула носом. Удивительно. Ан такой большой и мощный. Аж целый капитан. И вдруг заявляет, что боится… Странно. Будь я на его месте, я бы ничего не боялась вообще! И оружие же есть у него! И паранорма, не чета моей по мощи.

– Шоккваллем твой, – продолжил Ан. – Ты даже не представляешь себе, насколько он важен! Как они его отпустили в такую даль вообще. Если с ним что-нибудь случится…

– Война? – понимающе кивнула я.

– Хуже!

– Что может быть хуже войны?

– Да уж может, поверь. Парень – прямой наследник ныне действующего Главы семейного Древа Шокквальми. С Правом Отмены. Если старик склеит ласты и отправится в лучший из миров, первый претендент на его место – твой приятель. Ты уж за ним присмотри, Лик. Он же, как все они, котик. Нос куда-нибудь сунуть и там всё уронить только дай. И небо мне здешнее не нравится… – внезапно сменил брат тему.

Я вслед за ним подняла голову. Небо как небо, в жемчужной вечерней розовой дымке.

– Лик, мы среди звёзд не одни. И не все, живущие среди звёзд, дружелюбные.

– Так войн в известном пространстве вроде бы давно уже нет, Ан, – возразила я.

– Ладно, Лик, вижу, не очень-то ты понимаешь, о чём речь. Может, потом поймёшь. Вставай, хватит киснуть. Давай ещё раз.

– У тебя палка сгорела же, – попыталась я увильнуть от драки.

– Расходный материал, – пренебрежительно фыркнул Ан, показывая мне ещё одну, схлопнутую в безобидный кругляш. – Подбери свою. Всегда носи при себе несколько штук. Они – маленькие и есть не просят. Но в критический момент вполне способны уравнять ситуацию в твою пользу!

Маленькие, сказал тоже. В ладонь! И куда мне их цеплять? К ушам, вместо серёг?

– Пояс носи, – посоветовал Ан. – Поверх туники. И о карманах в одежде позаботься. Чтоб схватить можно было быстро, если вдруг что.

– Мания преследования, – фыркнула я. – Эта… шизофрения, вот. Против кого мне тут-то палки твои выхватывать?

– Мало ли, – философски заметил Ан. – Вдруг из вашего раскопа что-нибудь полезет… Вставай, вставай. Не заставляй меня будить в себе злого сержанта!

Я нехотя встала. Плечо болело, хотелось не драться, а растечься киселём по лавочке и любоваться закатом. Ну или просто растечься, даже и не на лавочке, а там, где только что сидела.

– Лень одолела?– ласково поинтересовался братец. – Или опять настроение не то?

Кругляш в его руках со змеиным шипением развернулся в палку. «Отлупит, – в отчаянии подумала я. – Вот же невезуха, прицепился, репей «горячий».

Эти репьи у нас на Старой Терре по осени – беда ещё та. Сдуру влетишь в них, прощай одежда. Ну, а если в волосы набьются, только стричься и остаётся. У них мелкие колючки, повышенная липучесть и горячие, как будто со сковородки только что сошли.

– Сразитесь со мной, капитан Ламберт! – раздался вдруг звонкий голос Равиойки.

Она пришла вместе с Тумбой-Юмбой, но он держал руки у пояса, и не было даже самого маленького намёка на то, что к Равиойке у него что-то есть, как бы она вокруг него ни крутилась.

«Давай, Ан, – молча позлорадствовала я, – подготовь её к свиданию с травматологом!»

Равиойка скинула курточку, осталась в коротком топике. Надо же, у неё спина и живот в такую же клеточку, как и лицо. Словно белую сетку на неё надели.

– В полную силу, – предупредила она, ловко закручивая в руке палку.

– Активируйте броню, – посоветовал Ан.

– Ни к чему, – фыркнула она. – Я – рамеевтой.

Тумба-Юмба взял меня за руку, сказал тихо:

– Я же говорил, что рамеевтананеш – это не просто особый статус, но и паранорма тоже. Вот сейчас и поглядим.

– Переживаешь за неё? – не удержалась я от подколки.

– Не за неё, – абсолютно серьёзно ответил он. – За него.

Я не выдержала и обернулась к нему.

– Серьёзно? Ты считаешь, что мой брат – слабее таммеотской принцесски?!

– Смотри. Внимательно смотри, Ликесса. Паранормальным зрением тоже. Ах, жаль, у меня самого паранормы нет! Я бы не отказался на минуточку, посмотреть…

– Увы, не могу ничем помочь, – искренне ответила я. – Тут телепатия нужна, а я не владею…

Я вспомнила метельную дорогу и проклятого Мишева. У Тумбы-Юмбы же ментальная глушилка стоит! Даже если бы я владела телепатией и могла бы ему транслировать своё паранормальное восприятие, ничего не вышло бы.

– Я знаю, – вздохнул он грустно и, видно, тоже вспомнил про свою глушилку. – Потому и не прошу. Смотри внимательно, потом всё мне расскажешь.

– Договорились.

Руку мою он так и не отпустил. Я подалась назад, прижалась плечом к его плечу: приятно.

С первых же секунд боя стало понятно, что Равиойка не так проста, как казалось. Если смотреть обычным зрением, то феерически вышло: объятая жёлтым пламенем паранормы брата палка была отбита обычной палкой, безо всяких внешних эффектов.

Но я-то увидела.

Призрачное пламя, всосавшее в себя золотой огонь как… как чёрная дыра! Если только можно найти чёрную дыру, которая способна выглядеть и вести себя как пламя…

Ану хватило с Равиойкой заботы. Он боялся её пришибить, как меня недавно, но и проигрывать сопле клетчатой ему тоже не хотелось. И поневоле пришлось отвечать серьёзнее, чем он думал.

Я пропустила момент, когда Равиойкина защита оказалась пробита очередным мощным ударом. Чёрное паранормальное пламя прогнулось под натиском золотого и внезапно расплескалось брызгами во все стороны. Я вдруг поняла, что часть поганых капель сейчас влетит мне прямо в лицо, и мне это совершенно точно не понравится. И Тумбе-Юмбе тоже ловить их незачем.

Ни о каком огненном щите не возникло и мысли. Если эта дрянь поглощает огонь Ана, то мой ей однозначно на один чих. Я толкнула Тумбу-Юмбу в сторону, и сама пригнулась. Капли пронеслись мимо, упали на землю и распались, оставив после себя неровные подпалины.

В паранормальном спектре оставили. Обычным зрением не увидишь ни за что. Но паранормальное восприятие не только зрение, это… не возьмусь описать… но куда больший диапазон чувств, чем просто восприятие видимого спектра…

Смейтесь, если смешно. Но мне показалось, будто я вижу шрамы на самой ткани пространства. И они постепенно затягивались, как смыкается над упавшим кусочком сахара поверхность густого киселя.

Ладонь жгло. Я осторожно повернула руку. Над кожей проступил силуэт ящероголовой собаки, и тут же растаял, будто его никогда не было.

Я уже о проклятом псе забыла напрочь, и вот, пожалуйста, он проявился. С чего бы вдруг?

Ан между тем протянул поверженной Равиойке руку, и та от помощи не отказалась. От призрачного тёмного пламени не осталось ни следа.

– Вы сражались достойно, – с уважением сказал брат принцесске.

Та важно кивнула, принимая похвалу. И победно задрала передо мною нос: на, гляди, я – лучшая. Меня хвалят! А потом ей вломилось в сознание, что мы, я и Тумба-Юмба, держимся за руки. Непередаваемая игра эмоций, мне за принцесску даже страшно стало. Вдруг взорвётся ещё от злости. Прямо тут.

Я лишь улыбнулась ей снисходительно. Ты-то лучшая, никто не спорит. Чёрной гадостью обволакивать себя можешь, с братом моим драться на равных – пожалуйста, сколько угодно. Но в отношения-то позвали – меня!

Равиой подобрала курточку и поспешила убраться из тренировочной зоны. Она бы пихнула меня плечом, – хотела, я видела! – и под это дело какую-нибудь пакость устроить, вроде ожога тем же призрачным пламенем своей странной защиты. Но я вовремя с её дороги посторонилась. Не вышло у неё ничего.

Тумбе-Юмбе я честно рассказала всё. Только о ящероголовой собаке умолчала. На неё у меня установился какой-то мощный блок, вроде того, что запрещал трепаться об истинном статусе доктора Кармальского. Но тот психокод сам Кармальский и ставил, перворанговый телепат.

А на собаку…

На собаку, скорее всего, я запрограммировала себя сама. Потому что хотела попасть в экспедицию и не хотела муторных вопросов, обследований, запросов, которые неизбежно похоронили бы моё участие в раскопках, с гарантией.

Ну. Она же вроде как не мешает, псина эта несчастная. Нарушения свободы воли я в себе не наблюдаю, да и Кармальский бы отследил такое сразу же. Индекс Гаманина зато вверх скакнул, разве плохо?

А Равиойка поймала Тень. И ей вроде бы тоже как будто ничего. Не отослали. Меня бы точно отослали, я никто и звать никак, а она – принцесска таммеотская, рамеевтой, вот и осталась.

Да что одно и то же в мозгу перекатывать! Забыть и перестать думать, раз никому жить не мешает.

– Чёрное призрачное пламя, – задумчиво повторил Тумба-Юмба, выслушав мой рассказ о бое Ана с Равиойкой. – Любопытно…

– Ты что-то знаешь? – прямо спросила я.

– Давно, во времена первого Аркатамеевтана, наш мир был ещё слишком юн и не мог противостоять захватчикам, пришедшим извне, – неохотно объяснил он. – Теневые воины стали кошмаром для нас. С ними справиться не мог никто… почти никто. Равиой – хранительница древнего знания, это же очевидно. Может, она не до конца понимает, чем именно владеет. Безусловно, как у представителя беспамятной расы, очень многие знания ей попросту недоступны. Но её мастерство впечатляет…

– И ты хранишь в своей родовой памяти это знание? – заинтересовалась я.

– Много времени прошло, – ответил он виновато. – Многое утеряно. Мы, палькифаль, выбросили когда-то чужеродных захватчиков из нашего родного мира, но нас после этого осталось мало, а уж сейчас… Те, кто пришли позже, вообще не помнят ничего, им не с чего помнить.

– Но – какие-нибудь книги…

– Книги, – повторил он горько. – Когда память передаётся из поколения в поколение, от старших к младшим, в книгах не бывает нужды… До тех пор, пока память не начинает умирать, а тогда становится уже слишком поздно. Книги, как и Служба Исторической Памяти, появились позже, намного позже. В них нет сведений о первом Аркатамеевтане, только о втором. А до второго мы добрались уже не через Врата, а сквозь пространство. Да и они тогда уже тоже строили звёздные корабли вместе Врат, а о теневых воинах сами давно уже забыли.

– Теневые воины! – повторила я. – Равиойка схватила тогда в том сундучке именно «тень». Не «стерегущего» – «тень».

Мне вспомнилась молочно-белая молния, зигзагом, на клетчатой ладони. Вот она есть, и вот её уже и нет, растворилась бесследно. Профессора решили, что артефакт разрушен. А я подумала, что он, наверное, как моя собака, теперь с Равиой. Но она не понимает, во что ввязалась. И, будем честными, я не понимаю тоже. Но мне собаку навязали, а она выбрала сама…

– Она хороший боец, – сказал Тумба-Юмба.

– И ты будешь теперь её хвалить? – спросила я ревниво. – Когда рядом я!

Он посмотрел на меня, улыбнулся и искренне ответил:

– Не буду.

– Правильно, – заявила я.

У автоматической точки мы взяли мороженое. Оно здесь разнообразием похвастаться не могло, всё же не благоустроенный город на Старой Терре. Но экспедицию тщательно планировали не только снабженцы и научные руководители, но и хорошие психологи тоже. Несколько автономных боксов, производящих мороженое, в законсервированном виде занимают не так уж много места. А зато сколько от них положительных эмоций! Что очень важно для тех, кто долгое время живёт и работает вне цивилизации, в затерянных мирах вроде Геддарсу.

… Рука в руке, и ванильный вкус на губах, и счастье, обнимавшее плотным защитным коконом обоих. Мы будем вместе всегда, глупо не верить в то, что мы созданы друг для друга. Чужое небо, чужие звёзды, чужой мир, загадки и тайны сгинувшей цивилизации, – всё это непременно найдёт своё объяснение, не сегодня, так завтра. А пока – только мы, мы вдвоём, и никто кроме нас…

Я никогда ещё раньше не испытывала такой полноты чувства. Когда касаешься губами его губ, и будто взрыв происходит внутри, громадный и радостный. Хочется отдать всё, и сверх того, поджечь Вселенную и сгореть вместе с нею, а потом восстать из пепла и снова вступить в тот же самый огонь. И кажется, что так будет всегда.

Мы ещё не знали, что совсем скоро нас затянет в водоворот странных и страшных событий, и некогда станет даже вдохнуть, не говоря уже о том, чтобы позволить себе бездумно целоваться весь вечер.

Всё у нас было ещё впереди…

ГЛАВА 3

Каждый уважающий себя нивикийский город Последней эпохи (за два-три века до странной и тотальной гибели этой цивилизации) строился от центральной площади. Улицы расходились от центра радиальными лучами, лучи соединялись кольцевыми улицами. Максимальное количество колец – шестнадцать, такой город был обнаружен на Нивикии-прайм.

У нас, судя по данным орбитальных сканеров, город насчитывал не больше трёх колец. То есть, не сказать, чтобы совсем уж захолустье, но и каким-то значимым центром он не являлся. Так… районное что-то. На уровне свободного поселения Старой Терры численностью населения этак в тысяч триста…

Большой вопрос, найдём ли мы здесь остатки Врат. Скорее всего, вряд ли. Но обшарить планету сканерами с орбиты снова не получится: местные против.

Я кристаллы Геддарсу близко ещё не видела. Они держались поодаль, и нам советовали к ним не приближаться. С ними только профессор Звёздочка, специалист по межрасовому взаимодействию, общалась, радуарский вуиск по расе, сама кристалл. Госпожу Звёздочку я тоже особенно не встречала. Она крутилась в обществе учёных по своему профилю, взаимодействиям, а я ей на что. Оператор пипидастра, как метко выразился братец.

Наказание закончилось, и мы с Равиойкой снова вернулись в раскоп. Я на неё поглядывала с опаской: принцесска никак не реагировала на наши с Тумбой-Юмбой «за ручку» и поцелуи. Но, зная таммеотку, я предполагала, что однажды она что-нибудь выкинет, достаточно опасное. Я же видела, как она с Аном дралась!

– Что это на ней такое чёрное было? – пристала я к брату. – У тебя – золотой огонь, у меня обычный красный. А у неё – чёрный. С чего чёрный-то?!

Ан всё-таки включил сержанта и почти каждый вечер я у него то отжималась, то приседала, то от палки уворачивалась. Никакой личной жизни: после занятий болело всё!

– Тяжело в учении, легко в бою, – посмеивался братец, и снова безжалостно гонял меня по тренировочному полю.

В итоге я научилась держать огненный щит аж двадцать минут подряд, не задыхаясь и не валясь с ног от паранормальной усталости, причём чувствовала, что и это ещё не предел. А однажды умудрилась заехать дорогому родственничку палкой по плечу. За что поплатилась тут же, но ведь смогла же! Пробила его защиту! Ай да я.

Он лишь усмехался, глядя на то, как я радуюсь победе. Смысл его усмешек дойдёт до меня много позже, когда представится случай понять, чего я реально стою, в настоящем бою, не в учебном. А пока я просто задирала нос, мол, смейся, смейся, я тебе ещё раз палкой засвечу. Чтоб не зевал. И не считал салажонком, да ещё и зелёным.

Но почему у Равиойки на защите оказалось призрачное чёрное пламя, Ан не знал.

– Рамеевтананеш! – сказал он. – У них свои секреты…

– А она бы тебя одолела? – спросила я.

– Нет. Она – нет. Но кто-нибудь из её сородичей, старше и опытнее, – возможно.