Читать онлайн Между империями

Сергей Котов

Между империями

Роман

Посвящаю детям 80-х. Мы будем последними, кто помнит СССР

Глава 1

Пограничная зона, окрестности Бреста, Беларусь, наши дни

В меня целились, я это чувствовал. Не очень приятное ощущение. Будто ледяной ветерок задувает за шиворот. Но такова цена, которую я готов платить.

Я вздохнул и посмотрел на небо. С утра моросил дождик, но к обеду распогодилось. Выглянуло солнце, потеплело. В Минске было холодно, плюс двенадцать. А здесь настоящее лето. Немного подумав, я снял ветровку и сделал шаг со старого дощатого настила на шпалы. Дальше начинался мост над Бугом, пограничной рекой.

Когда-то в детстве я проезжал здесь на поезде, завороженно наблюдая, как уплывает вдаль родная советская земля. Уже в Тересполе всё было другое: шлагбаумы с защитными сетками снизу, глазастые локомотивы с тремя огромными прожекторами на мордах, польские «Фиаты» на дорогах.

Мост давно не использовался по прямому назначению. Рельсы покрылись ржавым налётом. Краска на пролётах облупилась. Между шпалами кое-где пробивалась трава.

Я приехал заранее. Не люблю опаздывать. Уж лучше подождать пару минут на месте, пускай и под прицелом снайперов.

Марек показался точно в назначенный час. Фигура в чёрном костюме возникла на другой стороне моста и спокойным, деловитым шагом направилась мне навстречу.

Идти по шпалам было не слишком удобно, но я быстро приноровился. Марек тоже. Теперь я видел, как блестят стёкла его очков на солнце. А ещё он отпустил короткую бороду, в которой пробивалась седина. Ему шло: лицо сразу стало более мужественным. Борода скрыла короткий, скошенный назад подбородок.

Мы встретились ровно в середине моста.

– Чешть, колего, – произнёс я по-польски.

Марек не ответил. Лишь подошёл ближе и обнял меня – крепко, по-настоящему.

– Рад, что ты жив, Серёг, – сказал он по-русски, размыкая объятия. – Я волновался. С учётом всего…

Несмотря ни на что, Марек врагом так и не стал. Я заглянул сквозь прозрачные стёкла очков в его светло-серые глаза. Они совершенно не поменялись за прошедшие годы, сохранив чуть удивлённое выражение. Будто бы их обладатель спрашивал у мира: «Это всё есть на самом деле? Серьёзно?»

Он всё-таки пришёл. И это самое главное.

– Так понимаю, вы тоже в тупике, – сказал он.

– Верно понимаешь, Марек, – вздохнул я.

– Мы что-то упускаем. Там, в прошлом, – продолжал он, задумчиво потерев бороду.

– Согласен.

– Я был в Кеньшице несколько раз. И тебя приглашал. Почему не поехал? – с лёгкой укоризной спросил он. – Я гарантировал безопасность и неприкосновенность. Лично. Или мы дошли до того, что этого мало?

– Нет, Марек. Я знаю, что ты бы смог. Ну или погиб бы вместе со мной, – улыбнулся я.

– В чём же тогда дело?

– Возможно, я ещё воспользуюсь твоим приглашением, – сказал я.

Марек широко улыбнулся.

– Но ты же знаешь, для меня эта история началась раньше, – добавил я.

– А, ну да… Казахстан и, кажется, Забайкалье, да? – уточнил он.

Я молча кивнул.

– И что ты предлагаешь? Для чего тебе я? – спросил он.

– Мне нужен свежий взгляд. А ты единственный, кого я могу взять с собой через якорь, ты же знаешь, – ответил я.

Он отвёл взгляд и улыбнулся украдкой, чуть смутившись. Ему явно было приятно.

– Значит, ты предлагаешь пойти с тобой туда, – сказал он, снова погладив бороду. – В твои воспоминания.

– Да, Марек. Лучше начать с этого. Если мы вдвоём ничего не найдём – то вместе вернёмся в Кеньшицу.

– Ладно, – он пожал плечами. – Я согласен. Где начнём? У тебя якорь с собой?

Я улыбнулся и достал из кармана джинсов старый потёртый футляр. Вытащил и показал Мареку компас.

Поляк широко улыбнулся, демонстрируя крепкие белые зубы.

– Нужно тихое место, – сказал он.

– Есть одно, – кивнул я. – Тут недалеко. Бывший бастион Крепости. Тебя сейчас отпустят, без последствий?

Вместо ответа Марек развернулся, помахал рукой и показал какой-то сложный знак ладонью.

– Теперь отпустят, – ответил он, поворачиваясь обратно. – Пойдём, посмотрим, что у тебя там за место.

СССР, Казахская ССР, 1983 год

В самолёте давали кислый виноградный сок в тонких жестяных банках и синюшную курицу с рисом. Ещё там был чай в пластиковых коричневых кружках. К нему полагался сахар в маленьких прямоугольных брикетах с нарисованными самолётами. В каждом таком бумажном брикетике было по два кусочка. Точно такие же давали в поездах – только там был нарисован белый обтекаемый локомотив. Отец рассказывал, что такие составы ходили между Москвой и Ленинградом и развивали огромную скорость – под двести километров в час!

Как и всякий советский ребёнок я мечтал когда-нибудь побывать в столице, увидеть все чудеса, о которых ходили слухи: огромное колесо обозрения в парке Горького, Останкинскую башню, внутри которой был вращающийся ресторан, музей космонавтики под памятником в виде огромной ракеты. Московское метро. Само собой, прокатиться на поезде до Ленинграда.

Отец часто бывал в командировках. Иногда его не было по несколько месяцев – он улетал в какие-то «учебки», проходить «офицерские курсы в академии» или что-то в этом роде. Семью в такие командировки не брали, так что всё это время мы жили вдвоём с мамой, что было, прямо скажем, скучновато.

Именно из-за частых командировок я тоже планировал стать военным, как и отец. Вот только со специальностью ещё не определился. Мне очень хотелось быть лётчиком. А может и космонавтом – если получится пройти жёсткий отбор по здоровью. Отец рассказывал, что он тоже пытался поступить в лётное, но его забраковали из-за какой-то неправильной перегородки в носу, поэтому он пошёл в ракетчики. Это, конечно, тоже круто: ракеты летают быстрее самолётов. Вот только люди, которые ими управляют, сидят не в пилотских кабинах, а в специальных защищённых бункерах под землёй, что скучно и немного страшновато.

В школе у нас были занятия по гражданской обороне. Там рассказывали про ядерную войну, которая вот-вот может случиться. Про то, как правильно спускаться в бомбоубежища, надевать противогаз и респиратор. Мы даже мастерили ватно-марлевые повязки на случай, если вдруг кому-то противогаза не хватит, и это было странно: у нас дома всегда наготове стоял чемоданчик, где противогазов и респираторов было с избытком. Я был совершенно уверен, что у всех так же.

В бомбоубежищах мне не понравилось: темно, сыро, пахнет плесенью. И страшно, что можешь отсюда никогда больше не выйти, если снаружи вдруг начнут рваться бомбы.

Где-то за час до того, как мы начали снижаться, отец погасил сигарету, закрыл пепельницу в подлокотнике и тихонько толкнул меня в бок. Я оторвался от иллюминатора. Он наклонился ко мне и тихо сказал на ухо – так, что я едва расслышал:

– Внизу сейчас ядерный полигон. Смотри внимательнее, может, увидишь следы взрывов. Они выглядят как круглые озёра.

У меня даже пульс зачастил. Мы летим над тем местом, где на самом деле происходил тот ужас, который нам показывали на диафильмах в школе!

Я снова прильнул к иллюминатору. Внизу проплывала коричневая, будто бы в каких-то подпалинах земля. Круглые озёра там действительно были. На миг я представил, как там, под нами, вдруг поднимается огненный гриб. Даже зажмурился и вцепился в подлокотники – настолько реалистичным получилось видение.

Как раз в этот момент объявили о начале снижения. Гул двигателей чуть изменил тон, самолёт будто немного провалился, но потом его снова подхватил воздушный поток.

«Нет, нет, мы должны лететь быстрее, чтобы успеть!» – отчаянно подумал я. А в следующий миг видение пропало.

Теперь внизу можно было увидеть посёлки, дороги и у самого горизонта – городские кварталы.

В Караганде у нас была короткая пересадка. После того, как самолёт встал на стоянке, по какой-то причине долго не подавали трап. Отец явно нервничал. Они с мамой тревожно перешёптывались насчёт того, «удастся ли перерегистрировать билеты». Мама говорила, что, возможно, придётся искать гостиницу на ночь.

Честно говоря, перспектива ночевать в новом незнакомом месте меня радовала. Можно погулять, исследовать окрестности, найти что-то новое. Поэтому я мысленно приказывал трапу не торопиться. Но тот, как назло, вдруг будто вспомнил о своих обязанностях и резво подкатил к люку самолёта.

Объявили выход. Я так расстроился, что трап больше не стали задерживать, что чуть не забыл в сетке-кармашке сиденья впереди свою любимую игрушку: УАЗик, редкую и ценную «модельку». Жемчужину моей коллекции, которую я так любил, что рискнул взять с собой «в отпуск».

К счастью, непосредственно возле люка, уже на трапе, нас догнала стюардесса. Она протянула мне машинку, широко улыбаясь.

– Кажется, это твоё? – спросила она.

– Да. Спасибо! – ответил я, быстро схватив «модельку».

Отец посмотрел на меня недовольно, нахмурив брови, но ничего не сказал. А вот мама не удержалась:

– Ты никогда не станешь лётчиком, если будешь таким растяпой.

Я промолчал. Только с благодарностью ещё раз поглядел на стюардессу. Та ответила мне сочувственным взглядом и едва заметно подмигнула.

Едва автобус довёз нас до терминала, как отец выскочил на перрон и первым забежал в здание вокзала. Мы же с мамой направились к лентам выдачи багажа.

Отца долго не было. Мы даже успели забрать с грохочущей ленты, состоящей из металлических полукружий, наш общий огромный красный чемодан «под кожу», мой маленький чёрный чемоданчик и мамину спортивную сумку с символикой Олимпиады-80. Эта сумка сопровождала нас в каждой поездке постоянно, а вот чемоданы были новыми, купленными специально к отпуску. Сейчас они были забиты «под завязку», как выражалась мама, разными дефицитными вещами, приготовленными в подарок бабушке, её близким друзьям и подругам. Некоторые из них ждали своего часа аж с зимы, когда отец приехал из очередной командировки в Москву.

Наконец, прибежал отец. Его форменная рубашка с коротким рукавом успела промокнуть от пота.

– Успел? – с тревогой спросила мама.

– Да. Быстрее! Посадку уже объявили!

Отец схватил огромный чемодан в одну руку, мамину сумку в другую – и мы помчались. Я старался не отставать от родителей, хотя в этот момент мой чёрный чемоданчик показался не таким уж и маленьким. Даже на колёсиках тащить его было тяжеловато.

Мы пробежали небольшой аэропорт насквозь. Посадка на наш рейс уже заканчивалась. Причём она шла не через автобус, как обычно – а прямо от перрона. Просто пассажиров сначала пускали в накопитель, потом открывали ворота, и дальше все шли пешком, до самого самолёта.

Наверно, так делали потому, что борт был совсем маленький, Як-40. Ему даже отдельный трап не полагался – у него был собственный, прямо под хвостом. Мне это показалось забавным, и я улыбнулся.

Перед самым трапом, когда остальные пассажиры были уже на борту, отец посмотрел на меня тревожно и спросил:

– Затащишь?

Очевидно, он имел ввиду мой чемоданчик.

Только теперь я вдруг понял, что мы не сдавали багаж у стойки на ленту, как обычно.

– Попробую… – ответил я.

– Уж постарайся!

Тащить груз по крутым ступенькам было непросто, однако же я справился. По дороге, потея на жаре, я решил, что чемоданы будут лететь с нами, прямо в салоне. Однако всё оказалось проще: в хвосте самолёта был багажный отсек, куда мы и уложили свои вещи. И после этого прошли на свои места.

Мне понравилось, что здесь были огромные иллюминаторы. По крайней мере, они казались такими, на фоне совсем крохотного салона. А ещё у меня оказалось собственное отдельное кресло: соседей просто не было. Тут был целый ряд, состоящий из отдельных кресел! Это был чистый восторг.

Мама и отец сидели через проход. Они оживлённо переговаривались, шутили – явно довольные, что успели на рейс.

Через несколько минут мы взлетели. Уши закладывало непривычно сильно, но карамелек тут почему-то не раздавали. Поэтому я старался справиться, открывая рот и сглатывая несуществующую слюну. Получалось плохо. К тому же, двигатели здесь работали шумно, издавая высокий свист. Всё это портило впечатление от полёта, и, когда, наконец, объявили посаду к Балхаше, я вздохнул с облегчением.

В аэропорту было совсем пусто: наш рейс оказался единственным. Самолёт подъехал к терминалу, опустил трап, и нас вывели таким же образом, как в Караганде – то есть пешком.

Солнце к тому времени почти коснулось горизонта. Наступали сумерки. На перроне зажглись фонари.

В зале прилёта царил таинственный полумрак. Встречающих было немного; большинство пассажиров нашего рейса со своими чемоданами сразу направились к выходу – туда, где была остановка рейсового автобуса до города. Сквозь мутноватое стекло на фасаде здания я видел, что автобус уже был на месте: старенький ЛИАЗ, со снятой передней панелью.

Мы с родителями, оказавшись в зале, встали чуть в стороне, пропуская других людей. Отец озабоченно оглядывался.

– Ну что? Не видишь пока? – спрашивала мама.

– Нет. Не видно. Может, на автобус пойдём? А то потом такси заказывать придётся, – предложил он.

– Надо расписание посмотреть, – предложила мама. – Может, ещё будут. Давай позвоним пока, ты же помнишь домашний?

– Нет. Не помню, – ответил отец, и запустил руку во внутренний карман кителя, который накинул в самолёте, когда похолодало. Достал оттуда потрёпанную записную книжку. – Сейчас посмотрим!

– Автомат если что вон, справа от выхода, – сказала мама.

– Ничего не понимаю… телеграмма точно ушла вовремя… – бормотал под нос отец.

Пока папа копался в книжке, я ещё раз оглядел зал. На самом деле мне бы хотелось, чтобы нас никто не встретил, и автобусов бы больше не было. Поездка на такси – это всегда приятное приключение. Как правило, в такси работали «Волги», а там очень мягкие и просторные сиденья. Когда плюхаешься на заднее кресло – можно почувствовать себя пилотом звездолёта.

Я едва успел подумать об этом, как вдруг наткнулся взглядом на знакомое лицо. Ёжик седых волос, золотая оправа круглых очков, внимательные серые глаза за тонкими линзами. А ещё высокие скулы и волевой, мужественный подбородок, которому я втайне завидовал. Дядя Шнайдер, близкий друг бабушки, стоял возле выхода и озабоченно вглядывался в небольшую толпу прилетевших пассажиров.

Поколебавшись секунду, я всё же дёрнул отца за руку.

– Не сейчас, – отмахнулся тот.

Тогда я подошёл к маме.

– Что, Ёжик, в туалет? – спросила она. – Сходи сам, он должен быть справа, за колоннами.

Я насупился и отрицательно помотал головой, хотя в туалет мне действительно вдруг захотелось. В Караганде перед полётом я успел напиться газировки, которую отец схватил в буфете для нас с мамой буквально на бегу, а в самолёте сходить не успел – посадку объявили быстрее, чем я сообразил, что мне надо.

– Там дядя Шнайдер, – сказал я, указывая рукой туда, где стоял бабушкин друг.

– А, да? – удивилась мама, глядя в ту сторону. И широко улыбнулась через секунду. – Серёж, заканчивай – нас встречают.

Пока взрослые здоровались, обнимались и разговаривали, я всё-таки успел забежать в туалет. Тщательно вымыв руки, я ополоснул лицо, потом влажными ладонями пригладил непослушные волосы. Посмотрел на результат в мутном зеркале. Оттуда на меня смотрел хмурый бледный мальчишка со слишком большими синими глазами, пушистыми, как у девчонки, ресницами и прилизанной чёлкой. Отражение мне категорически не понравилось. С досады я снова взлохматил волосы – и так неожиданно стало лучше. Можно представить, что я героически боролся со взрослыми с какой-нибудь аварией на борту самолёта и взмок от усердия.

Дядя Шнайдер был, по выражению мамы, какой-то «шишкой» на заводе. У него было собственное авто – не «Волга», конечно. «Жигули» салатового цвета, что тоже было очень даже неплохо.

Он припарковал машину в тени деревьев, справа от входа в терминал. Когда мы шли в ту сторону, я не без удовольствия ловил на нас удивлённо-завистливые взгляды других пассажиров. Им-то предстояло медленно трястись на шумном и неудобном ЛИАзе до самого города.

Отец ловко уместил чемоданы в багажнике, после этого дядя Шнайдер опустил крышку, закрыл замок и сел за руль. Мы с мамой ехали на заднем сиденье – хотя, конечно, я бы с большим удовольствием сел впереди. Однако попросить об этом я стеснялся. Да и отец наверняка был бы недоволен. Он сел в кресле чуть наискосок, схватившись за специальную рукоятку над окном. Точно так же он ездил в служебном УАЗике.

Отец достал сигареты и протянул их дяде Шнайдеру. Болгарские, с самолётом Ту-134. Я знал, что они считались хорошими – из разговоров отца с другими офицерами, когда он брал меня с собой на службу. Однако дядя отрицательно мотнул головой.

– Спасибо! Что-то душновато сегодня, курить совсем не хочется, – ответил он.

Тогда отец жестом попросил использовать прикуриватель в машине. Дядя согласно кивнул.

– А что с Ариной? – спросил папа, делая первую затяжку.

– Да днём что-то давление скакало. Вы ведь договаривались назавтра на кладбище заехать. Вот, переволновалась, наверное… – ответил он.

– Ох, а с лекарствами у вас как? – заволновалась мама.

– Да всё в порядке, всё есть, – улыбнулся дядя. – Просто это уже возраст. Никуда от этого не денешься.

Взрослые продолжали болтать о чём-то своём, обсуждали проблемы, планы на предстоящий отдых. А я смотрел в окно, на очень красивый закат. Пока на фоне кроваво-красного неба не появились чёрные, чадящие трубы металлургического комбината.

Мы были почти на месте.

Вечерние сумерки принесли прохладу. К тому же, когда мы подъехали к бабушкиному дому, на улице работала система орошения, из-за чего в воздухе плыл приятный запах только что прошедшего дождя.

Бабушка жила в самом центре, на улице Ленина, в одном из пятиэтажных домов с двускатными крышами и деревянными навесами по бокам, сталинской постройки. Они считались более престижными, чем расположенные ближе к окраинам панельные хрущёвки. А ещё мне нравилось лазить в них по крышам – там были настоящие чердаки, где гнездились голуби. Оттуда, через узкие оконца можно было тайком наблюдать за городом, представляя себя выжившим лётчиком, сбитым где-то над вражеской территорией.

Воспоминания нахлынули на меня. Было немного тоскливо, потому что я вряд ли найду кого-то из тех ребят, с кем общался прошлым летом. Так всегда происходило: чьи-то родители переезжали, получив квартиру в новом районе. Или же вовсе перебирались в другой город, потому что здесь, в центральном Казахстане, становилось «неперспективно», по мнению многих. Но всё равно впереди было много ярких, солнечных дней, дворовых игр и, самое главное, озера с песчаным пляжем. Которое было совсем как настоящее море, о котором я только слышал, но ни разу не видел своими глазами.

Мы выгрузились у подъезда, и я уже приготовился было тащить свой чемодан на третий этаж, но тут дядя Шнайдер вдруг подхватил его за ручку, легко поднял и подмигнул мне.

– На сегодня ты уже достаточно поработал, да? Иди скорее, поздоровайся с бабушкой!

Я пулей взлетел по лестнице на третий этаж. Дверь была не заперта; в то время так было принято – мало кто закрывал двери на замок, по крайней мере, в центральном районе. Ведь все соседи друг друга знали, большинство работало на комбинате, а остальные – в окрестных магазинах, школах, больницах и так далее. Случайных людей почти не было.

Исключения случались тогда, когда на окраине города появлялся кочующий табор. В такие дни все старались следить друг за другом и особенно за детьми. Ну и двери начинали запирать.

В квартире вкусно пахло свежими пирожками и совсем чуть-чуть – валерьянкой и другими лекарствами.

Бабушка встретила меня на пороге своей комнаты. Она улыбнулась и раскрыла объятия. Я тут же кинулся вперёд, чтобы уткнуться носом в пуховый платок, который она любила набрасывать на плечи даже в самые тёплые летние вечера.

Мы молча обнялись. Постояли так немного.

– Ого, какой ты вымахал! – Бабушка изобразила удивление, после чего взяла меня за плечи и чуть отстранилась. – Дай хоть посмотрю на тебя хорошенько!

Я заметил, что в уголках её глаз застыли слёзы. Это сбивало с толку, ведь бабушка продолжала счастливо улыбаться.

– Да я это, я, – пробормотал я, смущаясь.

– Ну беги на кухню, пирожки на столе! Голодный небось!

Я колебался.

– Ну, в чём дело?

– Родители будут ворчать, что всех не дождался, – ответил я.

– А ты не беспокойся, – бабушка подмигнула мне. – Я им ворчать не позволю!

Я улыбнулся и пулей рванул на кухню.

Пирожки были свежайшие, будто бабушка точно знала время, когда мы подъедем. Я сходу умял три штуки: с картошкой, с яйцом и зелёным луком и один сладкий, с яблочным повидлом.

После перекуса жизнь вдруг показалась отличной штукой, а накатившая было тоска о прошлогодних друзьях куда-то улетучилась. Поэтому, когда родители, наконец, собрались за столом, чтобы отпраздновать начало отпуска, я отпросился во двор – разузнать, что и как.

Глава 2

Один из бастионов Брестской Крепости, Беларусь, наши дни

Разумеется, в обычное время белорусские коллеги плотно контролировали эту территорию. Но на сегодняшний день бастион и окружающая территория выпали из зоны их внимания. Вопрос пришлось решать на самом высоком уровне.

Внутри было холодно, так что пришлось снова надеть ветровку. Я посветил заранее приготовленным светодиодным фонариком вокруг. Тут было на удивление мало мусора. Или местные избегали здесь появляться, или же реставрационные команды начали потихоньку работать, расчищая объект.

Мы сидели на корточках возле компаса. Марек медленно убрал ладонь с прибора и поглядел на меня. Его лицо в холодном свете светодиодного фонарика казалось осунувшимся, уставшим.

– Огромная, огромная Империя… – пробормотал он. – Помню в детстве я завидовал твоей возможности путешествовать по таким громадным территориям.

– А я, когда мы переехали в Польшу, долго не мог поверить, что из одного большого города в другой можно доехать просто на машине, – улыбнулся я.

– Серьёзно? – Марек рассмеялся.

– Разве я не рассказывал?

– Вообще, конечно, псякрев як зимно! – эмоционально заявил он и вздрогнул, кутаясь в свой чёрный пиджак. – Не удивительно, что люди здесь болели и умирали.

– Ты про пленных? После Первой Мировой? – спросил я. – Да, знатная душегубка.

– Не только. Позже, в конце двадцатых и начале тридцатых тут содержали политических, если ты не в курсе. Про-имперские поляки, монархисты, бывшие сотрудники органов власти… в общем, мрачное местечко!

– Не знал, – ответил я. – Слышал только про наших пленных в начале двадцатых. Говорят, больше тысячи погибло.

– Погибло бы намного больше, если бы не комиссия Сената, которая всё это дело прекратила. И это было ненамеренно. Просто обычный бардак межвоенного времени и становления нового государства, – Марек пожал плечами.

– У нас есть общая традиция объяснять разные плохие вещи бардаком, да? – хмыкнул я.

– Слишком много общей истории… слишком много болевых точек. От этого никуда не уйти, – вздохнул Марек.

Мы одновременно поднялись, разминая ноги

– Заметил что-нибудь? – рискнул спросить я.

Марек поджал губы и потрогал бороду.

– Только твоё видение ядерной войны, – сказал он. – Ты предчувствовал неприятности. Но это как раз не удивительно. А ещё машинку эту, УАЗик. Ты сам-то понял, что она могла стать другим якорем?

Я замер.

– Что, не думал об этом? – улыбнулся Марек. – Ну вот: говорю, как есть.

Мне вдруг тоже стало прохладно.

– Слушай, может, наружу пойдём? Нам не обязательно сидеть в подземелье. Никто гарантированно не побеспокоит.

Марек хрипло засмеялся.

– Чего, до лиха, ту сьё влочымы?! – спросил он, успокаиваясь. После чего добавил, снова переходя на русский: – Я думал это у тебя паранойя. Пойдём, погреемся, потом продолжим.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, город Балхаш, 1983 год

Народу было мало. То ли потому, что время позднее, то ли детей моего возраста отправили по лагерям и бабушкам, в другие части огромной страны. Я немного побродил по детской площадке, покатался на качелях, у которых была лишь половина дощатого сиденья. Потом решил было вернуться домой, чтобы попытать счастья с новыми знакомствами уже утром. Но тут заметил пацана, который прятался в кустах справа от подъезда.

Сначала мне показалось, что он кого-то поджидает, и я обрадовался: наверно, народ в прятки или казаки-разбойники играет. А я попал как раз на середину кона, поэтому никого и не застал.

Я решил понаблюдать издалека, чтобы не портить пацану игру. Но потом понял, что он вовсе не прячется. Он что-то собирал или искал на газоне.

Заинтригованный, я подошёл ближе. Пацан меня не замечал, увлечённый своим занятием. Он был тощим, загорелым, белобрысым – даже светлее меня.

– Привет! – окликнул я его.

Тот вздрогнул и поднял голову. Его волосы были растрёпаны, веки чуть припухли, выразительные, широко посаженные глаза глядели тоскливо и грустно.

– А. Ну привет, – сухо ответил он, потом снова посмотрел вниз, что-то высматривая в траве.

– Во что играешь? – спросил я.

– Ни во что, – таким же сухим тоном произнёс пацан. В другое время после такого ответа я бы просто развернулся и ушёл, но, во-первых, домой всё-таки не хотелось и во-вторых – было любопытно, что же он там такое выискивает.

– Меня Серёга зовут, – сказал я, перешагнув через ограждение и ступив на газон.

Я присел рядом с пацаном и протянул руку. Тот ещё раз поглядел на меня, чуть нахмурившись, но всё-таки пожал мою ладонь.

– Я Саня.

– Ты живёшь здесь? – вежливо поинтересовался я.

– Ага, – кивнул Саня. – Скоро уже год как.

– Ясно. А я тут с родителями к бабушке приехал. В прошлом году тоже здесь был. Но ты, наверно, позже переехал, иначе встретились бы.

Пацан снова поднял голову, положил руки на ободранные коленки и вздохнул.

– Наверное, – кивнул он.

– Что у тебя там? – спросил я, кивнув на газон и устраиваясь рядом.

– Да ничего… – смутился тот. – Просто искал подорожник почище. У меня вот.

Он вытянул правую руку и продемонстрировал уже подсохшую ссадину под правым локтем.

– Где это ты так? – вежливо поинтересовался я.

– Да в подъезде навернулся, – вздохнул Саня. – Глупо получилось, спешил…

– Ясно, – серьёзно ответил я, наклоняясь над газоном. Тот давно зарос всякими сорняками – специально его никто не засеивал. Однако система полива работала исправно, так что зелени здесь хватало. И одуванчики, которые уже отцвели, и низкие, приземистые лопухи, подорожник и даже клевер! Это меня удивило: не помню, чтобы в прошлом году мне попадался на здешних газонах клевер. Может, кто-то посадил?

На газоне было темновато. Свет давал лишь тусклый уличный фонарь у подъезда. В таких условиях не помешал бы карманный фонарик.

Мне удалось притащить с собой самодельный, сделанный из пачки отцовских сигарет и плоской прямоугольной батарейки. Он лежал в боковом кармашке моего чемодана. Дома, в Чите, у меня был ещё один, военный, с цветными стёклами, которые надвигались на основную линзу, чтобы им можно было сигналы разные подавать. Но отец строго-настрого запретил брать с собой, чтобы не разбить и не потерять на отдыхе.

Я как раз подумывал, не вернуться ли в бабушкину квартиру за самоделкой, как вдруг отчётливо увидел четырёхлистный клевер. Улыбнувшись, я аккуратно сорвал его и продемонстрировал Сане.

– Видал? – спросил я.

Тот аж с лица спал.

– Ох ты… – вздохнул он. – Ну, везёт тебе, что…

Ровно в этот момент я сообразил, что это именно его Саня искал здесь, на газоне. В редком месте, где растёт настоящий клевер. Что дело вовсе не в подорожнике – подходящих листьев тут было полно. А вот удача ему, видимо, для чего-то была очень нужна.

– Держи! – сказал я, протягивая клевер. – Хочешь, подарю?

Саня поджал губы и глянул на меня с сомнением.

– А он разве работает, если его дарят? – спросил он.

– Ты что? – я развёл руками. – Конечно же, работает! Мы иногда его специально всей толпой ищем, когда кому-то очень сильно удача нужна!

– Да? Ну, спасибо… – неуверенно пробормотал Саня, принимая у меня из рук клевер.

– А тебе зачем? Расскажешь? – спросил я.

– Да так… уходить мне надо, вот что, – вздохнув, ответил пацан. – Вот я и решил, что в дороге самое важное – это удача.

– Куда уходить? – растерялся я.

– Не куда, а откуда. И дому мне уйти надо, вот что, – насупившись, сказал Саня.

– Наказали? – догадался я.

– Угу, – буркнул пацан.

– Сильно?

– Ремнём…

– Хоть было за что?

– Да какой там! – Саня махнул рукой. Его глаза влажно блеснули в свете тусклого фонаря. – Я опыт проводил. Хотел понять, как гальванизатор на комбинате работает. Делал раствор меди… вот за него батя и взбесился…

– Ясно, – сочувственно произнёс я.

– Ну, там, немного ещё на пол пролилось… линолеум обесцветился… – пояснил Саня, ещё раз вздохнув.

– Слушай, – сказал я. – Если уходить – то это же серьёзно готовиться надо! А что у тебя с собой есть? Где еду брать? Ночевать как?

– Да разберусь, – Саня махнул рукой. – У меня леска с крючком есть, – он указал на небольшую матерчатую сумку, которая болталась у него на плече. – Рыбачить я умею. Если пойти на восток, то там рыбы больше. Спички тоже есть, чтобы костёр разводить. Какое-то время проживу. А дальше уже будет видно.

– Ну а ночевать? Тут холодает… а ты вон, в одной футболке и шортах, – сказал я, насупившись и потерев подбородок.

– А я не мерзлявый! – Санёк легкомысленно пожал плечами.

– Ну не знаю. Так бы я с тобой рванул – но мы только что прилетели. Мама с ума сойдёт. А вот если подготовиться хорошенько, собраться. Может, договорюсь, чтобы в поход отпустили, вот! Но тогда у нас всё будет: может, даже старая дедушкина палатка, я видел в кладовой.

Походы я любил. Только из дома сбегать по-настоящему, конечно, не собирался. Но отговаривать Санька бесполезно, это я понимал. Можно только хуже сделать. Так что я решил действовать иначе: заставить его включить голову, продумать план. Когда мозги работают – тут становится не до злости или обиды. Так, глядишь, и сбегать передумает. А не передумает – так пойду и присмотрю за ним сам. Со временем он точно остынет. А я тут как тут – сказать, что можно и вернуться, и что в этом нет ничего такого.

– Палатка? Настоящая? – заинтересовался пацан.

– Ну да, – я пожал плечами. – В ней так вообще месяцами жить можно! Даже зимой, если печку наладить.

Саня почесал лоб.

– Звучит, конечно, заманчиво… а ты точно сможешь договориться?

– Даже если не смогу – можно будет тихонько собраться, – подмигнул я. – А потом, когда родители заняты будут – сбежать. И ещё – днём автобусы работают. Можно уехать подальше, а то мы с тобой полночи только до окраины города идти будем. А вдруг милиция?

– Дело говоришь, – кивнул пацан.

– Слушай, а ты ужинал? – вдруг осенило меня.

– Да какой там…

Будто назло где-то над нами скрипнула форточка. Через пару секунд потянуло запахом табака и жарящейся картошки. Санёк сглотнул.

– Айда к нам! – предложил я. – Пирожков натащу. Ну, или бабушку попрошу борща налить, если тебе мало будет!

– А с чем пирожки? – деловито спросил Саня.

– Да разные есть: с картошкой, с яйцом и луком…

– О, обожаю! – перебил он. – Где твоя бабушка живёт?

Сначала бабушка обработала Саньку ссадину: аккуратно промыла, намазала края зелёнкой и заклеила широким пластырем с подушечкой в центре. Пацан терпеливо это вынес, даже не пискнув, чем сразу заслужил моё уважение.

Потом нас заставили съесть борщ. Без этого бабушка отказывалась давать сладкие пирожки, так что пришлось осилить. На выбор ещё была окрошка на сладком покупном квасе, но мы с Саньком, не сговариваясь, от неё отказались.

Родители уже застольничали в большой комнате. Для этого в большой комнате раздвинули письменный стол и накрыли его парадной скатертью. Бабушка достала из серванта хрусталь. Но разговоры были грустными: вспоминали дедушку. Назавтра была годовщина, как он умер. Пили специальное вино, «Кагор», которое мама хранила несколько месяцев до поездки.

Зато на кухне было свободно: мы сидели, наслаждаясь прохладным ветерком, который задувал из отрытого балкона. Бабушка уже успела там постелить постель – я обычно всегда спал на балконе, когда мы приезжали летом.

– Хорошие они у тебя. Добрые… – грустно заметил Саня, откусывая кусок пирожка с повидлом и запивая чаем с чабрецом. Бабушка очень любила именно такой чай.

– Да разные, на самом деле, – я пожал плечами. – Думаю, мне бы тоже ремнём досталось, если бы я пол в комнате испортил.

– А ты никогда из дома не уходил? – чуть прищурившись, спросил мой новый друг.

– Нет, – немного поколебавшись, честно ответил я.

– А думал об этом?

– Конечно!

После того, как мы расправились с борщом и пирожками, я отнёс посуду в раковину и всё вымыл. Саня вызвался помогать – сам, без моей просьбы. И мне это очень понравилось.

– Какие молодцы! – сказала бабушка, когда вернулась на кухню и застала порядок. – Саша, скажи, пожалуйста, ты в нашем доме живёшь? Или в соседнем? Я видела тебя на нашей площадке, но всё никак не соображу…

– В нашем! – ответил Санёк. – Соседний подъезд.

– У вас дома есть телефон? Время уже позднее. Я бы хотела позвонить твоим родителям и предупредить, что ты поужинал у нас.

Санёк поджал губы, чуть нахмурился. Бабушка терпеливо ждала.

– Спасибо, – наконец, ответил он и продиктовал свой номер.

Бабушка кивнула, потом вышла в прихожую. Через пару секунд до нас донеслись звуки вращающегося диска. Разговор с родителями Санька длился необычно долго. Я пытался прислушиваться, но тщетно – слов было не разобрать. Мама с папой как раз в это время начали громко обсуждать возможную поездку в дом отдыха, их голоса всё перебивали.

Всё это время Санёк молчал, скрестив руки на груди и насупившись. Я хотел сказать ему что-то ободряющее, но, как назло, ничего такого не мог придумать.

Наконец, вернулась бабушка. Она улыбалась своей мягкой, уютной улыбкой, а в глазах не было и тени строгости. Я тоже невольно улыбнулся: значит, всё в порядке.

– Саша, твоего отца вызвали на работу. Что-то случилось в цехе. Возможно, он сильно задержится. А мама завтра с утра на смену. Так что, если хочешь, можешь заночевать у нас. Запасная щётка у меня найдётся, я её тебе подарю, – бабушка подмигнула. – Ты не боишься спать на балконе?

– Нет, конечно! – ответил Санёк со смесью возмущения и восторга. Теперь и он улыбался, демонстрируя крепкие зубы.

– Вот и отлично. Можете почитать перед сном. Или поиграть во что-нибудь тихое. Но в одиннадцать чтобы оба легли!

Я посмотрел на большие круглые часы, которые висели над обеденным столом. Получается, до «отбоя», как выражался папа, ещё целых полтора часа! Роскошно!

– А можно проектор достать? – попросил я.

Отец долго не разрешал мне взять проектор с собой. Считал, что я его разобью или даже потеряю. Его уговорила мама. Объяснила, что проектор – это всё-таки не фонарик, который надо таскать с собой на улицу, а домашний прибор. И что «ребёнку не помешает что-то тихое, чтобы совсем на улице не пропал; пускай уж лучше друзей домой приводит».

– Только тихо и быстро, – ответила бабушка. После этого она вышла из кухни и вернулась к маме, папе и дяде Шнайдеру в большую комнату.

– У тебя есть проектор? – восхищённо спросил Санёк.

– Ага.

– А фильмов много?

– Хватает!

Я вышел в прихожую, где стояли всё ещё неразобранные чемоданы, аккуратно переставил свой так, чтобы его можно было открыть. Потом, покопавшись, достал завёрнутый в газеты проектор и пластиковые тубусы с диафильмами. Собрав все эти сокровища, я отнёс их на кухню.

Санёк ждал меня, сидя на табурете и поджав ноги. Увидев проектор, он нахмурился, поцокал языком с видом знатока и сказал:

– Компактная модель. Удобно в поездки брать.

– Ну да, – ответил я с деланым равнодушием, хотя, конечно, мне было приятно, что он похвалил такую ценную вещь.

– На чём показывать будем? – деловито поинтересовался он.

– Простынёй обойдёмся, – ответил я.

На балконе под потолком были натянуты верёвки, на которых обычно сушилось бельё. Вот туда мы, помогая друг другу, и повесили простыню. Чтобы дотянуться, нам пришлось взять на кухне пару табуретов – но справились мы отлично. Простыня висела ровно и надёжно.

– Прикольно, получается, с той стороны тоже будет видно! – заметил Саня, когда мы выключили свет и я начал настраивать фокус.

– Ну да. Только вот текст не прочитать – буквы зеркальными будут.

– Это да… А что смотреть будем? – спросил Санёк.

Я заколебался. Можно было глянуть что-то простое и интересное, вроде «Тайны третьей планеты». Но у меня было странное настроение: я всё пытался представить себе, как Санёк бредёт один по пустынному берегу озера, выбирая место для ночлега. Хватило бы у него духа ночевать одному? Или бы он живенько обратно домой рванул?

– Скажи, ты любишь страшные истории? – ответил я вопросом.

– Конечно! – уверенно улыбнулся мой новый друг. – Ещё как! Хочешь, расскажу?

– Мы же смотреть собрались, – подмигнул я, доставая из коробки старый, пожелтевший от времени тубус. – Вот, редкая вещь. Батя говорит, сейчас такие не найти. Называется «Быть человеком». Точно не испугаешься?

– Вставляй давай, – уверенно ответил Саня, – посмотрим ещё, кто испугается!

Он действительно не испугался. Даже когда герои оказались заперты в бывшей лаборатории, и у них не было никакого выхода.

– Ну как? – спросил я, когда история закончилась.

– Нормально, – ответил Санёк. – Думаю, его всё-таки спасли. Я одного не понимаю: почему люди раньше против этих чудовищ-отарков не организовались? Они же и лошадей сожрали, и вообще…

– Мне кажется, они пытались, – ответил я.

– Плохо пытались! – фыркнул Саня. – Надо было сразу отряд организовывать и местность прочёсывать! Как только они из лаборатории сбежали! А тут ждали непонятно чего.

– Ну да, это странно, конечно… но, может, там места дикие, и у людей связи нормальной не было.

– Да, скорее всего! – согласился он.

– А скажи жутко, когда они в сарае заперлись? Когда отарки по-человечески заговорили? – спросил я.

– Угу… – согласился Саня. – Вот это самое жуткое. Когда думаешь, что с человеком разговариваешь, а на самом деле это зверь, который только и думает о том, чтобы тебя сожрать. Они даже врать умели, ты заметил? Когда пытались его выманить.

– Ну да. – Я пожал плечами. – Хотя люди тоже врут.

– А ещё, когда они своего растерзали. Вот это самое странное, – продолжал Саня. – Зачем они так сделали? Может, чтобы людей напугать?

– Да нет, скорее всего, просто за власть боролись. Между собой, – ответил я.

– Ну да. Похоже на то… будем что-нибудь ещё смотреть? – с надеждой спросил Санёк.

Я глянул на часы. Без десяти одиннадцать. За десять минут историю не проглядишь… взрослые продолжали о чём-от говорить в комнате, им явно было не до нас.

– Нет, – всё же ответил я. Я знал, что бабушка не будет ругаться, даже если заметит, что мы засиделись. Но сделает некоторые выводы. А мне бы этого не хотелось, особенно сейчас, когда лето только начинается. – Давай в другой раз. Поздно уже.

– Ладно, – нехотя согласился Саня.

Я свернул плёнку и аккуратно убрал её обратно в тубус. Потом выключил и сложил проектор. По-хорошему его бы сейчас поставить в шкаф в большой комнате, чтобы не валялся где попало – но я решил, что взрослых беспокоить не стоит. Поэтому поставил его на холодильник, подальше, чтобы никто не задел случайно.

После этого мы с Саней пошли на балкон, укладываться.

Со стороны озера веяло приятной прохладой. Горели фонари, по улице проезжали редкие машины. В соседних домах кое-где светились синим окна. Там смотрели телевизор.

– Ты где ляжешь, у края или у выхода? – спросил я.

– Да всё равно, – Саня пожал плечами.

– Давай тогда сбросимся на камень-ножницы-бумага, – предложил я.

– Давай.

Мне выпало лежать у выхода. С одной стороны, удобно – если вдруг ночью надо будет встать по делам. С другой – сложнее представлять, что ты в лодке посреди океана. Или в спасательной шлюпке космического корабля. Под такие фантазии всегда хорошо засыпалось.

– Айда завтра на озеро? – предложил Санёк. – Твои отпустят?

– Прямо завтра не получится, – вздохнул я. – Мы с утра все вместе едем на кладбище к дедушке. У него годовщина. Вот…

– А-а-а, ясно, – ответил мой новый друг. – Ну, может, вечером. Если успеем… а вообще, получается, что у тебя здесь родня похоронена. Выходит, ты больше местный, чем я. Мама говорит, что место становится родиной, когда кто-то в том месте в землю ложится.

– Наверно, что-то в этом есть, – согласился я, зевая и натягивая на себя тонкое одеяло.

– Ага. Доброй ночи!

– Доброй ночи, Саня.

Глава 3

Один из бастионов Брестской Крепости, Беларусь, наши дни

Мы сидели, свесив ноги, прямо на траве, которой была покрыта бетонная крыша. Солнце миновало зенит и теперь медленно опускалось в сторону леса.

Марек убрал ладонь с компаса и внимательно посмотрел на меня.

– Так понимаю, это был временный якорь? Четырёхлистный клевер, который ты отдал мальчишке?

– Ты верно понимаешь, – вздохнул я.

– Ну да. Приближение уже ощущается. Дети находят якоря. Самые чувствительные пытаются их использовать. Это, разумеется, это всё равно никого бы не спасло… в обычных обстоятельствах, – вздохнул Марек.

– Всё так, – кивнул я.

– Мальчишка выжил? – тут же спросил он. Его очки блеснули на солнце.

– Сам всё увидишь. Мы ведь ещё не закончили.

– Если бы якорь был постоянным – то я бы понял, что он погиб, – вздохнул Марек. – Но он точно временный. Живой росток слишком хрупок, чтобы существовать достаточно долго. Так что есть шанс.

– Тут, скорее, дело в другом было… – возразил я, но тут же осёкся и добавил: – сам поймёшь.

– Этот друг твоей бабушки, – добавил Марек. – Он явно что-то знает.

– Конечно, – кивнул я.

– Проверял его?

– В этом не было необходимости, – ответил я. – Ты готов продолжить?

– Дай ещё пару минут, дух переведу… – попросил Марек, доставая из кармана брюк пакетик с леденцами. – Хочешь? – предложил он.

Подумав секунду, я кивнул и взял одну конфету. Они оказались малиновыми.

– Знаешь, что меня больше всего удивило? – спросил Марек спустя пару минут.

– Что?

– Открытые двери. Я думал это байки от современных любителей коммунизма и тех, кто ностальгирует по советскому прошлому, – ответил он. – У нас так не делали. И ещё – твоя бабушка так запросто пригласила пацана, которого ты только что встретил. Это… необычно.

– Возможно, в больших городах было иначе, – ответил я. – Но сомневаюсь. Просто в то время это было нормой.

– У нас так не делали, – повторил Марек. – Будь иначе – ностальгирующих было бы больше. Хотя, что уж там, их и без того немало. Просто не афишируют свои взгляды.

– В свободной и демократической стране, – не удержался я.

Марек посмотрел на меня с укором.

– Серёг, вот не начинай только, ладно?

– Ладно, извини, – примирительно сказал я. – Ты прав. Мы не для того собрались.

– Проехали, – он махнул рукой. – Ну что, я готов продолжить.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, город Балхаш, 1983 год

Бабушка разбудила нас рано, в семь утра. Я долго не мог заставить себя подняться, потягивался и тёр глаза. А вот Санёк встал легко. Помахал руками и поприседал, изображая зарядку. Я хоть и подумал про себя, что он позёр, но в целом такой подход одобрил: себя надо держать, как мама выражается «в тонусе».

Я убрал постель, аккуратно сложив в стопку на небольшой столик, который стоял в уголке балкона. Потом размял суставы и провёл несколько «двоек» с уклонением. Конечно, насколько это было вообще возможно в небольшом пространстве.

– Ого! – ожидаемо впечатлился Саня. – Ты где так научился?

– В секции, – ответил я. – С пяти лет хожу.

– Круто, – одобрительно кивнул он. – А я бы и не подумал, глядя на тебя.

– По массе немного отстаю, – я изобразил грустный вздох. – Хочу на следующую категорию претендовать, но пока не получается. Вот, надо отъедаться как следует!

– Не переживай! – подмигнул Саня. – С твоей бабушкой точно отъешься!

Я улыбнулся в ответ.

– Ну что, молодёжь? О, уже прибрались? Молодцы! – сказала бабушка, заглянув на балкон. – Бегом завтракать! Коля звонил, он уже выезжает, так что шамором! Надо до обеда там управиться!

Она любила иногда вставлять такие вот словечки. А Колей она называла дядю Шнайдера. Вообще-то его звали Клаус Вольфович, но так обращались к нему только на официальных мероприятиях, вроде субботников.

Санёк и я по очереди сходили в санузел, привели себя в порядок, почистили зубы. На завтрак бабушка приготовила глазунью и гречневую кашу. Я любил такое сочетание, да и моему новому другу оно тоже пришлось по вкусу. Взрослые не спешили к нам присоединяться: были слишком заняты сборами. Мама никак не могла определиться, какое платье надеть – одно слишком яркое для кладбища, в другом жару терпеть невыносимо. Отец молча сносил её причитания, помогая распаковывать чемоданы.

Санёк быстро расправился со своей порцией, помыл за собой посуду, аккуратно поставил тарелку в сушку.

– Ну что, пойду я, наверное? – спросил он, глядя на меня.

– Давай, – кивнул я, делая глоток сладкого чая.

– Приходи во двор, как вернёшься. Я сегодня гулять буду. Обсудим, что и как, – он многозначительно подмигнул.

Я же вспомнил про его план побега из дома и настроение, которое и без того не было слишком радостным, окончательно испортилось.

Вскоре подъехал дядя Шнайдер. Он припарковал свою зелёную «Копейку» возле подъезда, так что я старался выходить медленнее, чтобы здешняя шпана успела заметить, на чём я катаюсь.

На частной машине, конечно, ездить куда приятнее, чем на автобусе. Спросив разрешения, я до упора опустил стекло и попытался положить руку на дверцу. Однако тут же убрал её: машина нагрелась на солнце, да и тянуться вверх было неудобно. Так что пришлось довольствоваться штатным подлокотником.

Мы развернулись и выехали на улицу Ленина. Чересчур быстро, на мой взгляд. Мимо мелькали дома. В салон попадали водяные брызги от включенной системы полива, расположенной вдоль дороги. Приятно пахло дождём и прибитой пылью.

Промчав сквозь центральный район, мы оказались на окраине, где строились новые микрорайоны.

– Это вот здесь тебе двушку предлагают? – озабоченно спросила мама бабушку.

Та нехотя кивнула.

– Ну да. Вроде как новая планировка, второй этаж…

– Отказывайся, до последнего, – убеждённо сказала мама.

– Да пока Коля помогает отбиваться… но сложно: я ж одна уже давно, а тут целая трёшка, – ответила бабушка.

– Ничего, отобьёмся! – убеждённо сказал дядя Шнайдер, который слышал разговор. – Ты, Арина, главное только никаких документов без меня не подписывай!

– Что ты! И в мыслях не было! – бабушка махнула рукой.

Так, за разговорами, мы выехали из городской черты. Дорога шла вдоль берега озера, оттуда задувало приятным прохладным ветерочком с лёгким запахом водорослей. Он надёжно блокировал то, что выбрасывал комбинат из огромных чёрных труб; в городе можно было свободно дышать, что очень ценилось местными жителями.

Сам комбинат был виден на горизонте, если оглянуться – сквозь заднее стекло «Жигулей».

Дорога пропетляла немного, потом дядя Шнайдер притормозил и включил левый поворотник. Мы выехали по второстепенной дороге на невысокий холм. Асфальт тут был разбитым, потрескавшимся, так что теперь мы двигались медленно, объезжая самые глубокие колдобины. А ещё мне приходилось держаться изо всех сил, чтобы не наваливаться на бабушку.

Кладбище с высоты холма, на котором мы оказались, неприятно напоминало оставшееся справа озеро. Только вместо воды здесь были могилы: серебристые обелиски, такие же серебристые оградки.

Спустившись с холма, мы остановились возле ворот. Они были открыты настежь. Справа стояла бетонная сторожка, где по идее должна была быть охрана, но сейчас она пустовала. Невозможно долго находиться на таком солнцепёке; видимо, сторож решил прогуляться до озера, освежиться.

Мы подняли окна, а дядя Шнайдер вставил под лобовое стекло специальную картонку – чтобы солнце не перегревало салон, пока мы будем заниматься своими делами.

Взрослые без лишних разговоров достали привезённые с собой вещи и еду с напитками, после чего так же молча двинулись на территорию.

– Ну вот, весь старый Балхаш здесь… – сказала бабушка, оглядываясь на надгробия.

– Ничего, зато новый стоит себе, – ответил дядя Шнайдер.

Меня всегда удивляло, как бабушка умудрялась здесь ориентироваться. Могилы выглядели совершенно одинаковыми: серебристые оградки, высокие, взрослому человеку по пояс. Одинаковые обелиски с красными звёздами. Однако же, она шла вполне уверенно. Даже быстрее, чем ходила обычно.

На дедушкиной могиле стояло точно такое же надгробие, как и на других. Отличалась только фотография: с неё на меня смотрел крепкий усатый мужчина с массивной челюстью. «Бушмин Даниил Гавриилович» гласила надпись ниже. И годы жизни. В отличие от многих других портретов, где люди выглядели очень серьёзными, дедушка улыбался. Даже его глаза смеялись. Это было резким контрастом по отношению к атмосфере кладбища, но мне нравилось.

Бабушка отперла калитку. Отец с мамой положили вещи на деревянную скамейку, достали краску-серебрянку, кисточки, щётки, тряпки. Запахло химией.

– Клаус Вольфович, мы тут пока порядок наведём – может, вам будет удобнее у входа подождать? Там тенёк есть, возле сторожки, – предложила мама.

– Я мог бы помочь, – заметил дядя Шнайдер.

– Да куда там! – улыбнулась бабушка. – Мы втроём-то еле разворачиваемся! И правда, Коль: может, с Серёжей прогуляетесь пока? А через полчасика приходите, мы как раз закончим, и столик подготовим.

– Что ж, хорошо. Ну что, пойдём погуляем? – он подмигнул мне. – Заодно клеммы аккумулятора посмотрим, а то, мне кажется, зарядка плохо идёт.

Мне было интересно посмотреть, как красят обелиск. Или даже самому поучаствовать, если бы отец позволил. Но поглядеть вблизи, что и как под капотом устроено у настоящего авто было куда как любопытнее.

– Хорошо, – кивнул я. – Могу помочь, если надо.

– Надо, конечно, – подмигнул дядя Шнайдер.

Некоторое время мы шли молча. Солнце поднималось всё выше и становилось по-настоящему жарко. Я начал понимать, почему бабушка так хотела управиться до обеда.

– Что, жарко? – спросил дядя, глядя на меня.

– Ну, так, – я неопределённо пожал плечами. – Я вообще люблю, когда жарко. Лето же!

– Это верно. Намёрзся, небось, в своём Забайкалье?

– Есть немного… но мы обычно тепло одеваемся. Так что нормально, жить можно. Но летом всё равно лучше, – ответил я.

– Ясно… – вздохнул он и будто бы задумался о чём-то, нахмурившись. Однако тут же продолжил: – Серёжа, мы ведь с тобой раньше не говорили про твоего дедушку, да?

– Не-а, – ответил я, немного удивлённый его вопросом.

– Ты становишься похож на него, – продолжал тот. – Даня всегда хотел сына, но не успел…

Он вздохнул и оглянулся на секунду.

– Знаешь, он был очень хорошим человеком. Таких мало. Однажды он спас мне жизнь.

Кажется, бабушка прошлым летом упоминала что-то такое, но вскользь. Я тогда не придал этому большого значения. В то время, когда они жили, как мне казалось, многие друг другу жизни спасали.

– И не только жизнь. Кое-что поважнее, – загадочного добавил дядя Шнайдер.

– Важнее жизни? – скептически ухмыльнулся я. – У вас, наверно, какое-то особенное задание было, да? Комсомольское или партийное? А он помог?

– Это верно, – почему-то рассмеялся дядя. – Вот только задание на самом деле было совсем не таким, как я думал. И не от тех людей, кому я тогда служил…

Я решил, что сейчас он начнёт мне рассказывать историю о том, что они такого важного и героического сделали с дедушкой. Пожилые люди такое любят. Я же приготовился изображать вежливое внимание. Да, часто такие истории гораздо скучнее, чем думают рассказчики, но тогда я готов был потерпеть. Очень уж хотелось заглянуть под капот «Жигулей».

Однако дядя Шнайдер вдруг повёл разговор совсем в другую сторону.

– Незадолго до его ухода у нас был один разговор, – сказал он.

Я, конечно, понимал, что под «уходом» дядя Шнайдер имел ввиду смерть. Почему-то среди взрослых такие вещи было не принято говорить прямо. Это называлось «деликатностью». Раньше меня это раздражало, но потом привык. Наверное, просто вырос.

– Он очень хотел сына, но понимал, что уже не судьба. Вот тогда-то он и решил, что уж внук-то у него обязательно будет, – дядя Шнайдер подмигнул мне. – И оказался прав.

– Жаль, что я его не увижу, – искренне сказал я. – Было бы интересно поговорить.

Дядя улыбнулся и протянул руку, будто хотел потрепать меня по голове, но в последний момент убрал ладонь. Это меня обрадовало – не люблю, когда взрослые так делают.

– В общем, есть одна вещь. Её подарил твоему дедушке его отец. То есть, твой прадедушка, – сказал дядя Шнайдер. – Я обещал Дане, что вручу её тебе в день, когда тебе исполнится шестнадцать.

– Ясно, – разочарованно протянул я. До шестнадцати мне было ещё расти и расти. Пропасть времени!

– Но, видишь ли, какое дело…

Дядя Шнайдер вдруг остановился и пристально посмотрел на меня. В его светло-серых глазах застыло такое выражение, что, несмотря на жару, я почувствовал, будто повеяло ледяным холодом.

– У меня есть ощущение, что такой возможности может и не быть, – продолжал он. – Поэтому я готов сделать это раньше. Держи вот.

Он полез в карман своей лёгкой накидки, защищающей от солнца, вытащил потёртый кожаный футляр размером с пачку сигарет и протянул мне.

Я взял футляр и принялся с интересом разглядывать его.

– Можешь достать, – сказал дядя Шнайдер.

На футляре была металлическая застёжка «кнопка». Я осторожно потянул за край накидной крышки, пока она не щёлкнула. Потом откинул её. Внутри что-то серебрилось. Осторожно подцепив пальцами рифлёный металлический бок, я вытащил содержимое футляра наружу.

Плоский круглый корпус, крышка на замке. Чтобы открыть, надо нажать кнопку сбоку. Поначалу я подумал, что это часы: круглый циферблат, деления, цифры. Но потом сообразил, что стрелка только одна. Она как раз заканчивала колебаться, указывая точно на север.

– Компас? – улыбаясь, спросил я.

– Да. Чтобы ты понимал: в начале века это была очень ценная вещь, особенно для охотников. А твой дедушка обучался охоте с детства. Он ведь вырос на Алтае, ты знал об этом?

– Не помню. Вроде, бабушка рассказывала.

– Как я сказал, ему этот компас подарил отец, твой прадедушка. Когда Даня впервые вернулся с добычей. Чтобы, значит, он мог заходить дальше в неизведанные места и не бояться, что потеряет дорогу домой.

Я вдруг вспомнил про Санька и его план дальнего похода. В такой прогулке компас точно не был бы лишним.

– Полезная вещь, – с умным видом кивнул я, разглядывая подарок.

На его нижней стороне обнаружился рисунок, грубоватый, как мне показалось, будто бы нацарапанный иглой. Это было что-то вроде буквы «Ш», но с раздвоенной в нижней части средней перекладиной.

– А это кто нацарапал? – спросил я. – Какой-то малыш игрался?

Дядя Шнайдер улыбнулся.

– Нет, не малыш. Рисунок сделал твой прадедушка, собственноручно. Этот символ называется «тамга». В старые времена богатые рода в степи таким образом метили свою собственность: лошадей, скот, ценные вещи.

– А-а-а, – кивнул я, стараясь сделать умный вид.

– Интересно, что обычай ставить тамгу зародился где-то в этих краях, в Великой Степи. Но твой прадедушка привёз этот знак совсем из других мест… хотя тебе это сейчас не так интересно. Хочешь, я научу тебя брать азимут по компасу? – вдруг спросил он.

За время разговора мы успели подойти к «Жигулям», и я тоскливо посмотрел на машину.

– О, с клеммами ещё успеем – это на пять минут дело, – улыбнулся он. – А вот с азимутом – когда ещё возможность будет?

– Ладно, давайте, – согласился я.

Брать азимут оказалось вовсе не сложно. Дядя Шнайдер достал из бардачка авто карту местности, и мы активно ей пользовались. Заодно я изучал окрестности – наверняка пригодится, если я и Саня всё-таки соберёмся в поход.

– Смотрите, вон там, вдалеке. Тридцать шесть градусов, – сказал я. – Интересно, будто кусок дороги среди сопок! Или даже взлётная полоса! Для кукурузников! Да? Мне кажется, там точно мог бы кукурузник сесть!

Дядя Шнайдер посмотрел в указанном направлении. На его лице появилось странное выражение: удивление, смешанное с тоской и даже с какой-то странной гордостью.

– А ты глазастый, – сказал он.

– Есть такое дело, – охотно согласился я.

– Там действительно когда-то был аэродром, – продолжал дядя. – Очень давно. Больше сорока лет назад. Именно там мы и познакомились с твоим дедушкой…

Он задумался о чём-то своём. Погладил подбородок. Потом, будто спохватившись, улыбнулся мне и сказал:

– Клеммы же! Давай проверим скорее – а то уже время идти обратно. Арина будет недовольна, если задержимся.

Под капотом у «Жигулёнка» ожидаемо пахло бензином и смазкой. А ещё нагретым металлом.

– Вот видишь эта штуковина? – показывал дядя Шнайдер. – Это аккумулятор… ну да, клемма разболталась, сейчас затянем.

Я уже знал, как выглядят аккумуляторы. Даже плавил свинец из пластин для всяких своих нужд. А вот многие другие вещи под капотом мне были незнакомы.

– А это что такое? – я показал на штуковину с проводами, похожую на торчащего вниз головой осьминога.

– Это трамблёр, – ответил дядя. – Он даёт искру на свечу, которая воспламеняет смесь в цилиндре. Там внутри бегунок, он бегает по кругу и по очереди замыкает контакт для свечи каждого из четырёх цилиндров.

– А-а-а, ясно, – кивнул я.

– Ну всё, пошли к остальным, – дядя Шнайдер закрыл капот. – Справились!

Пока мы шли, я пытался на ходу брать азимуты. Но получалось плохо.

– Серёжа, очень большая просьба.

Мы остановились возле входа на кладбище.

– Эту вещь ни в коем случае нельзя потерять. Совсем-совсем никак. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я с серьёзным видом.

– Von Vater zu Sohn. Die Wurzeln des Baumes sind in der Vergangenheit, die Krone in der Zukunft, – произнёс дядя Шнайдер, нахмурившись.

Я впервые слышал, как он говорил на немецком. Уже хотел было спросить, что это значит, но он сам сказал:

– От отца к сыну. Корни дерева в прошлом, крона – в будущем. Когда придёт время, ты передашь этот компас дальше, своему сыну.

Я улыбнулся и повторил:

– Von Vater zu Sohn. Die Wurzeln des Baumes sind in der Vergangenheit, die Krone in der Zukunft.

– Ого!

Дядя Шнайдер смешно округлил глаза и даже приподнял очки, будто не мог поверить в то, что видит. Я улыбнулся.

– А у тебя способности к языкам, – сказал он.

– Да, мама так же говорит. Хочет меня отдать в школу с китайским, но папа против. Говорит, что это неперспективно.

Когда мы вернулись к могиле, столик, застеленный газетами, уже был накрыт. Там бы припасённый мамой «Кагор», варёная курица, колбаса, яйца, хлеб, огурчики. Типичная походная еда, которую мы обычно брали с собой, если ехали куда-то на поезде.

Говорили мало, больше молчали. Бабушка всплакнула пару раз. Ближе к полудню закончили и вернулись к «Жигулям».

Я сначала хотел похвастаться подарком, но потом, уловив настроение взрослых, передумал. Когда вернулись в квартиру, я сразу положил компас в свой чемодан, в отделение на молнии – чтобы уж точно не потерять. Брать его в поход с Саньком я передумал.

Обедать не хотелось – мы ведь уже наелись на кладбище. Так что я сразу, как только разрешили родители, выбежал во двор, искать Саню.

И действительно нашёл его, возле большой песочницы. Он стоял возле какой-то мелкой девчонки, в окружении ребят постарше. Они о чём-то громко спорили. Судя по тону и сжатым кулакам Санька, спор выходил каким-то нехорошим.

Глава 4

Один из бастионов Брестской Крепости, Беларусь, наши дни

– Помню, ты кричал эту фразу там, когда первым вышел из укрытия, – сказал Марек. – Я тогда ещё удивлялся: зачем?

– Чтобы не так страшно было, – пояснил я. – В детстве она для меня стала чем-то вроде заклинания или литании.

– Ты ведь знаешь, что многие считают её чем-то вроде неофициального девиза «Аненербе»?

– Узнал гораздо позже, – ответил я. – Когда это уже ничего не меняло.

Марек посмотрел мне в глаза. В стёклах его очков отражался догорающий закат. Опускались сумерки, быстро холодало.

Мы спустились с крыши по пологому скату, который был замаскирован по естественный склон, и теперь стояли возле одного из входов в бастион.

– Что-то как-то неуютно здесь становится, – сказал Марек. – А мы такими темпами до утра не закончим.

– Как у тебя со временем? – спросил я.

– Нормально. Я сам себе хозяин – говорил же, – ответил он.

– Тогда мы можем поехать в гостиницу, переночевать, – предложил я.

– У меня с собой нет никаких документов, – улыбнулся Марек. – Я даже смартфон оставил там.

– И правильно сделал, – кивнул я. – Но это не проблема.

– Что за гостиница? Проверенная?

– Возле аэропорта, – ответил я. – На отшибе. Я позаботился, чтобы все номера были свободными. Персонал тоже получит выходной, если мы решим туда поехать. Там не так надёжно, как здесь. Зато рядом парк со скамейками. И еду заказать можно, нам доставят.

– Что ж, дружище, звучит заманчиво, – улыбнулся Марек. – Давай так и поступим.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, город Балхаш, 1983 год

Я осторожно подошёл и встал рядом. На меня никто не обратил внимания.

– Нет, сиреневый в игре не был! Я на него никогда не играю! Это все знают! – кричала девчонка, сжимая кулачки. Её чёрные волосы были растрёпаны, тёмно-карие, почти чёрные глаза сжаты в щёлочки. Для казашки у неё были необычно высокие скулы, и это придавало её вытянутому лицу волевой вид.

– Это правда, – кивал Саня. – Она всегда предупреждает, что на него не играет, и его не ставит. И на земле его не было.

Я опустил взгляд. На песке валялась лянга и несколько цветных стеклянных шариков. Лянга – это кусок овечьей шкуры, на который нашивают специальный свинцовый грузик. Потом эту штуку надо набивать ногой так, чтобы он не падал на землю. Кто больше продержался – тот и выиграл.

У нас, в Чите, в такое не играют. Да и сам я пробовал всего пару раз, прошлым летом. Мне не понравилось, как-то скучно. А вот шарики в ходу повсюду. Это что-то вроде детских денег, на которые можно играть или выменивать нужные вещи с игрушками.

Они имеют разную ценность. Самые дешевые – прозрачные. Потом, дороже – синие, красные и жёлтые. Сиреневых я никогда не видел, значит, его ценность была очень высокой.

– Она ничего не сказала! И согласилась на условия! – хмыкнул здоровый, чуть полноватый парень. Он стоял, насупившись и скрестив на груди руки. – Так что пускай гонит, что проиграла!

– Положено три раунда играть! – возразила девчонка.

– Это если есть на что! А тебе есть на что? Где твой сиреневый, а? – ещё один незнакомый пацан угрожающе приблизился к девчонке. Саня встал на его пути. Тот поднял кулаки.

Я же решил, что пришла пора вмешаться.

– Алё, чё за базар! – выкрикнул я, стараясь вести себя развязано и нагло. Обычно это смущает хулиганов, они теряют кураж. Могут и отступить.

Тощий растерянно захлопал глазами с длинными ресницами. Вопросительно посмотрел на здорового.

– А ты откуда будешь? – спросил он, прищурившись. – Местный? Или понаехал?

– Побольше местный, чем некоторые! – заявил я, вспомнив про то, что говорил Саня про похороненных родственников.

Здоровяк растерялся на секунду. Я воспользовался этой паузой, чтобы перехватить инициативу в разговоре.

– Так, что им надо? – спросил я, обращаясь к Саньку.

– Да они хотят, чтобы она им сиреневый шарик отдала, – пояснил тот. – Вроде как по условиям игры они договорились, что победитель забирает любой один шар из тех, что есть у другого.

– Сиреневый не в игре! Я его даже не доставала! – добавила девчонка.

– Так, а кто слышал, как вы договаривались? – теперь я спрашивал у здоровяка.

– Да все слышали! – охотно ответил тот. – Лёха слышал, даже этот вот, – он кивнул на Санька. – Тоже слышал. Скажешь нет?

Саня насупился, но не ответил. Плохо. Выходит, они с этой девчонкой, если играли вместе, просто невнимательно условия слушали. Ну и дали обвести себя вокруг пальца. Но по всем правилам те, кто выиграл, были правы.

Оставалась только одна возможность исправить ситуацию.

– Так. Выходит, ты думаешь, что фиолетовый шарик твой, поэтому не идёшь на третий тур. А у проигравших нет ничего такого же ценного, – произнёс я нарочито спокойным тоном.

– Ну! – охотно подтвердил здоровяк, масляно улыбаясь.

– Что ж. В целом ясно, – кивнул я, сохраняя полную серьёзность. – Но у них есть, что поставить!

Саня удивлённо посмотрел на меня. Девчонка же вообще, кажется, потеряла дар речи.

– Но у меня нет ничего… – прошептал он.

– Зато у меня есть, – так же, шёпотом ответил я и незаметно подмигнул ему.

– Чего? – недоумённо промычал толстый.

– Ждите. Игра не закончена! – сказал я, после чего бегом рванул в бабушкину квартиру.

Больше всего я боялся, что старшие додавят Санька и его подругу, пока меня нет. Вообще в таких ситуациях принято ждать, но у меня были сомнения, что толстый и тощий будут действовать так, как положено. Поэтому я спешил.

Дверь, как обычно, была не заперта. Мой чемодан стоял в коридоре, крайним. Очень удобно! Я открыл его, достал из кармана модель УАЗика, повертел его в руках, спрятал в карман. Потом я достал фонарик из сигаретной пачки. Его поставить на кон вряд ли удастся, ценность не та – но хотя бы можно будет использовать по назначению, если догуляем до темноты. После этого я выбежал из квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь. Кажется, родители даже не заметили, что я приходил.

Я бегом вернулся к песочнице.

– Вот на него будет игра, – сказал я, демонстрируя модель.

Судя по глазам здоровяка, которые тут же загорелись жадностью, ставка была удачной. Он облизал пухлые губы и сказал:

– Предлагаю обмен. Сейчас меняемся на фиолетовый, и расходимся. Без игры. Или рискуете потерять всё!

Я посмотрел на Санька, а тот – на девчонку. Она же испуганно подняла брови и молчала.

– Смотри сам: играет по правилам она же! – вмешался тощий. – Иначе несчитово! А играет она так себе!

Он довольно ощерился.

У меня есть одна особенность: я совершенно не понимаю азарт. Многие пацаны «забиваются» на разные ценные вещи или желания, когда речь идёт о футбольных матчах или других играх. Тайком от взрослых, конечно. Я же никогда на подобное не вёлся. Риск потерять что-то своё, реальное за призрачную возможность получить больше никогда не казался мне оправданным. Да и футбол я не особо жаловал. А на бокс ходил только для того, чтобы во дворе меня не доставали, а не для каких-то там соревнований или кубков. Мой тренер, кстати, догадывался что к чему, и это его бесило.

– Ты как? – спросил я девчонку. – Уверена в себе?

Она колебалась. Смотрела на меня, как побитый щенок.

– Если надо я… попробую! – наконец, произнесла она.

– Значит, не надо, – ободряюще улыбнулся я. После чего повернулся к здоровяку и протянул раскрытую ладонь. – Значит, по рукам.

– Давай! – ответил тот, пожимая мою ладонь и протягивая другую руку, чтобы забрать модельку.

Конечно, у меня сердце сжималось. «Ладно. Буду считать, что забыл её в самолёте», – решил я, чтобы сохранить хладнокровие.

Я отдал модельку. Здоровяк довольно осклабился и отпустил мою руку, разглядывая своё новое сокровище.

– Но… это же… он ведь… – всхлипнула девчонка.

– Ничего! У меня ещё много, – ответил я с деланым равнодушием.

Старшаки недовольно зыркнули на меня, но ничего не сказали. После чего тощий сделал знак, и они отошли от песочницы, переговариваясь о чём-то своём.

– Тебя как зовут? – спросил я девчонку.

– Гуля… – ответила она, потрепав кончик непослушного локона.

– Я Серёга, – представился я.

– А я Саня, – добавил мой друг.

Я удивлённо посмотрел на него.

– В смысле? Вы что, незнакомы?

– Теперь знакомы! – улыбаясь, ответил Саня.

– Ну ты, блин, даёшь!

– А что я даю? Вижу, старшаки до малолетки девчонки докопались! Ты бы не вмешался?

– Вмешался бы… – признал я.

– А ты, случайно, не Назипы Жанибековны дочка? Руси… учительницы русского языка? – спросил Саня.

– Ну да, – девчонка пожала плечами. – Это моя мама.

– Тогда ясно, что они до тебя докопались! Ты бы вообще осторожнее была и думала бы, с кем играешь! – назидательно сказал Саня, после чего пояснил: – Этот жирдяй – Жека Скворцов, у него с русским проблема, мне брательник рассказывал. Он мог спецом тебя выслеживать, чтобы отчебучить что-нибудь эдакое!

– Да? – удивлённо спросила Гуля. – Но я его совсем не помню…

– Зато он твою маму очень хорошо помнит! Так что будь осторожнее! И никогда в лянгу с незнакомцами не играй! Тем более на ценные шарики.

– Хорошо, не буду… – сказала девчонка, опустив взгляд.

– Ну да ладно, чего уж там… – махнул рукой Саня, потом посмотрел на меня и спросил: – А что, у тебя реально много моделек?

– Дома, в Чите. Есть несколько, – уклончиво ответил я.

– Но это же УАЗик! Я даже не знал, что они есть! И все дверцы открываются!

– Даже крыша снимается, – добавил я, вздохнув.

– Второго такого у тебя нет, – догадался Саня.

Я промолчал.

– Вечером ребята в казаки-разбойники собирались… – сказал Гуля. – А что, если там эти будут? Я хотела сыграть, но…

– Нет уж, если сегодня эти будут гулять в нашем дворе – лучше держаться подальше, – рассудил Саня. – Так что айда на Чечен-гору! В карты играть! Как вам?

Чечен-гора – это возвышенность в самом центре Балхаша, недалеко от комбината, на берегу озера. По местным легендам, её когда-то облюбовали горцы, которых вывезли в Казахстан во время войны. Видимо, это место хоть как-то напоминало им родину посреди бескрайней и ровной как стол степи.

– В карты? – заинтересовалась Гуля. – А у тебя есть колода?

– Только не на шарики! – сразу предупредил я. – На интерес!

– Батя хотел старую колоду выбросить. Говорит, слишком рубашки истрепались, и можно запомнить, за какой какая карта, – ответил Саня. – Но, если внимания не обращать – играть можно!

Игра в «дурака» была самым популярным способом скоротать время у взрослых, если под рукой не находилось интересной книги и разговоры надоедали. Играли, конечно, на интерес. По крайней мере, я не помню, чтобы было иначе. Часто в игре участвовали дети – особенно в дороге, в поездах дальнего следования.

– Можно, – улыбнулась Гуля. – Только я правил не знаю. Расскажете?

– Расскажем, конечно! – кивнул Саня.

Подъём на Чечен-гору был крутым, так что я весь вспотел, пока добрался до вершины. Саня и Гуля немного отстали: он помогал ей и страховал в самых сложных местах. По дороге попадалось много разного хлама: сломанная мебель, старая домашняя утварь. Так что, может, и не врут, что раньше здесь, на крутых склонах, действительно жили люди.

Наконец, Гуля и Саня тоже забрались на плоский камень на вершине горы и уселись рядом, свесив ноги в сторону озера. Справа от нас высилась тёмная громада металлургического комбината: огромные трубы, которые, казалось, подпирали небо. Закопчённые коробки цехов. Оттуда периодически доносились странные механические звуки, тепловозные гудки и какие-то пиликанья.

Солнце клонилось к горизонту. Я улыбнулся, вспоминая, что догадался захватить с собой фонарик.

– Ну что? Начнём? – подмигнул Саня, доставая из кармана шорт старую, потрёпанную колоду.

– Давай, – улыбнулся я.

– А правила? Расскажете? – попросила Гуля.

Саня коротко и без излишеств изложил простые правила игры. Гуля слушала, поджав губы и зачем-то высунув кончик языка. Видимо, так сильно старалась запомнить. Это выглядело забавно, но смеяться я не стал.

Пока Саня тасовал колоду и делал раздачу, Гуля достала из кармана сиреневый стеклянный шарик. Он был очень красив и размером вроде был чуть больше обычных. Она протянула руку и посмотрела сквозь шарик на заходящее Солнце.

– Осторожнее! Для глаз может быть опасно, – предупредил Санёк.

– Да оно же заходит уже, – пожала плечами Гуля. – Уже не так ярко и не больно. Просто красиво. Хочешь посмотреть?

Она протянула шарик Саньку. Тот принял его, но на Солнце смотреть не стал. Просто повертел в руках и вернул обратно.

– И где ты такой нашла? Не видел ни разу.

– Мне тоже не попадались, – вставил я.

– Это большая тайна, – сказала Гуля, понизив голос и на всякий случай оглянувшись. – Я нашла его в фашистском бункере на берегу, за кладбищем.

Саня засмеялся.

– Так-таки и в фашистском? – спросил он, немного успокоившись.

– Да, – кивнула Гуля. – Там когда-то фашисты были.

– Если хочешь знать – немецкие войска во время войны до сюда не доходили, – продолжал Санёк, – их остановили намного западнее, под Сталинградом! Он сейчас только Волгоград называется.

– Может быть. Но там они всё равно были! – настаивала Гуля.

Я хотел было присоединиться к Сане, чтобы объяснить девчонке, что это невозможно. Но тут вспомнил про дядю Шнайдера и то, как он сегодня говорил про какой-то старый аэродром. «Дядя Шнайдер и фашисты? – подумал я. И тут же про себя добавил: – да ну нафиг, он же старый коммунист, член парткома комбината!»

– Хотите покажу? Я ещё никому не рассказывала, даже маме! – предложила Гуля, видимо, по-своему истолковав возникшую в разговоре паузу.

– Кстати, почему бы и нет? Мы всё равно хотели прогуляться, да, Саня? – спросил я.

– Пожалуй, можно. Только пораньше. Айда завтра с утра? – ответил тот.

– Я могу. Только маму предупредить надо, – серьёзно ответила Гуля. – Чтобы я не проспала.

– В семь тридцать во дворе? – предложил я.

– Автобус до кольца идёт в семь сорок… как раз успеем за десять минут до остановки дойти! – ответил Саня.

– Я скажу маме, чтобы будильник поставила, как в школу… но у меня нет своих часов, так что я просто выйду пораньше, – ответила Гуля.

– Да ни у кого нет! Просто дома смотри, – ответил Саня. – Ты же в соседнем доме живёшь? Значит, идти минут пять-семь. Закладывай время на дорогу.

– Ладно… – кивнула девчонка.

– Давайте уже играть, а? – предложил я.

– Точно, давайте! Пока света достаточно! – согласился Санёк.

Когда стемнело, я достал фонарик, включил его и поставил рядом с камнем, на котором мы раскладывали карты.

– Ух ты! Самодельный? – восхищённо сказала Гуля, увидев прибор.

– Ага, – довольно кивнул я. – Его не сложно делать, на самом деле. Только пачка хорошая нужна, с фольгой, чтобы отражатель сделать.

– Молодец, – сдержанно похвалил Саня. – Получается, можно продолжать игру.

– Ну да, – улыбнулся я.

И мы продолжали. Так увлеклись, что нас прервал только громкий гудок, раздавшийся с территории комбината.

– Ого! Пересменка! – прокомментировал Саня. – Я на ужин опоздал, теперь опять влетит…

– Может, опять у нас переночуешь? – предложил я.

– Ой. Мама же волнуется! – спохватилась Гуля.

– Да давайте уже обратно двигать, – кивнул Саня. – Правда пора.

Он собрал карты, отправил их обратно в карман. Мы поднялись. Я посветил фонариком в сторону спуска.

– Ребят, вы идите первыми, я осторожно за вами. Смотрите под ноги, тут железяки попадаются! – предупредил я.

– Да уж, надо осторожно, – согласился Саня.

И в этот момент справа от меня, за озером, в небе что-то полыхнуло. Это было похоже на столб белого света, который разрезал ночное небо на две неравные части.

– Ух ты… – выдохнула Гуля.

– Это ещё что за… – начал было говорить Санёк, но осёкся.

Через пару секунд столб света погас. Мне показалось, что вокруг стало очень тихо, даже на заводе. Некоторое время мы молча стояли, а потом до нас долетел отдалённый низкий гул, от которого неприятно защекотало зубы.

– Ого себе! – снова высказался Саня. – И что это было?

– Пришельцы? – предположил я.

– А мама говорила, что там военный полигон! – вмешалась Гуля. На неё этот столб света в ночном небе, похоже, не произвёл слишком большого впечатления.

– Точно, – кивнул я. – Приозёрск. Сары-Шаган. У меня батя там служил, когда с мамой познакомился…

– Пойдёмте уж домой, а? – напомнил Санёк. – Пока ещё что-то в небе не вспыхнуло!

Саньку в этот раз не разрешили ночевать у нас. Да и мне самому немного досталось после возвращения.

– Серёжа, никогда так больше не поступай! После темноты играть только во дворе! Я же тебе говорила, помнишь? – Мама смотрела на меня с укоризной.

– Скажи, ты видел что-то необычное, когда вы играли? – спросил отец.

– Ну да, – признался я. – Столб такой светящийся за озером… а что?

– А ничего, – отец явно был раздражён. – На будущее: как только видишь что-то подобное – сразу дуй домой. Не рассуждая. Бегом, чтобы пятки сверкали. Понял?

– Понял, пап… понял, – ответил я, вздохнув.

– Ну всё – а сейчас ужинать и спать.

– Ладно… – сказал я и повернулся было, чтобы пойти в сторону балкона.

– Сегодня ночуешь в комнате! – предупредила мама.

– Ну ма-а-ам! – попытался было возразить я.

– Кому сказано! – снова вмешался отец. И по его тону я понял, что спорить бесполезно.

Уже лёжа на кровати в комнате и пытаясь уснуть, я слышал, как родители и бабушка шептались на кухне про полигон Сары-Шаган, про Приозёрск, лазеры и «ядерную накачку». Что это такое я не знал – но тон их разговора был тревожный, и мне становилось не по себе. Особенно когда они заговорили про возможную эвакуацию целого города, и что вообще надо быть настороже. Уснул я лишь после того, как голоса затихли, и взрослые тоже пошли спать.

Глава 5

Гостиница «Мечта», Брест, Беларусь, наши дни

Прямо над нами пролетел самолёт. Его двигатели работали на взлётном режиме, оглашая окрестности низким гулом. Марек убрал руку от компаса, который лежал на деревянной, шероховатой столешнице. С недоумением поглядел вслед воздушному суду, потом глубоко вдохнул.

– Ты сюда на самолёте прилетел? – спросил Марек.

– Нет, – я отрицательно мотнул головой. – На машине, за рулём. Хотелось подумать по дороге, настроиться.

– Оно и правильно. Наверное.

Марек вздохнул и взял остывший кусок пиццы из коробки. Откусил кусок, принялся жевать с задумчивым видом.

– Знаешь, чего мне на самом деле не хватает? Из того, что осталось в Польше? – спросил я, улыбаясь.

Марек запил пиццу колой – местной, белорусской – потом заинтересованно взглянул на меня и спросил:

– Чего же?

– Грибные запеканки. Помнишь такие делали, на багетах? И продавали в ларьках? Ваш вариант городского фаст-фуда?

– Их до сих пор кое-где делают, – улыбнулся Марек. – Для тебя найдём, если надо будет!

– Чем ближе Польша – тем больше воспоминаний, – сказал я, вздохнув.

– Это действительно так, Серёж… знаешь, я ведь специально возвращался туда, в «Логово червя». Со своим якорем. Детально, по минутам, восстанавливал происходящее, искал зацепки.

– Основательный подход, – кивнул я.

– Так вот: там, на месте, всё будто бы становится более отчётливым. Это правда, – сказал он.

Я потёр подбородок. Поглядел на тёмный лес, на низкое здание гостиницы, где свет горел лишь в фойе.

– Подземелье мало изменилось, – заметил я. – Не уверен насчёт других мест.

– Дай догадаюсь, – улыбнулся Марек. – Ты ведь уже исследовал местность там. Посылал людей, специалистов. Договаривался с властями. Получил полную картину всего, включая распределение магнитных аномалий и химический состав воды. Но это, конечно же, ничего не дало.

– Представляю, что ты устроил под Кеньшицей, – улыбнулся я.

– Ну да. Я просто раньше начал, – Марек пожал плечами.

Он потрогал бороду и посмотрел вдаль.

– А ведь где-то прямо сейчас детки находят новые якоря. Что-то чувствуют, пытаются их отнять у других ребят. И мы никак не можем понять, где именно это всё происходит… интересно, ты тогда, в детстве, успел догадаться, что спас той девочке жизнь? – спросил Марек.

– Конечно же, нет, – ответил я. – Даже тогда, в Кеньшице, я не всё до конца понимал.

– Нам нужно больше деталей, Серёжа, – Марек подался в мою сторону, будто для того, чтобы его слова звучали убедительнее. – Мы приближаемся к важному, да? Я вот плохо разглядел этого старшего мальчика. Как его звали? Женя? Его лицо было будто размытым. Глаз совсем не видно. А машинка так ведь и не стала якорем? Скорее всего нет, но я не уверен. Деталей не видно, понимаешь?

– Что ты предлагаешь? – улыбнулся я. – Полететь в Казахстан?

– А ты сможешь? – спросил Марек.

И тут я задумался.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, город Балхаш, 1983 год

Утром меня в поход не отпустили, как я ни упрашивал. Еле-еле удалось уговорить, чтобы выйти во двор к назначенному сроку – а то получилось бы совсем нехорошо перед ребятами. Выслушав аргументы, отец сжалился:

– Хорошо. Ты прав. Друзей подводить нельзя. Но обстоятельства изменились. Поэтому выйди к ним и скажи, что сегодня ты гуляешь только во дворе. Понял?

– Только во дворе, – кивнул я.

– Ёжик, и не вздумай хитрить! – предупредила мама. – Я буду приглядывать через окно.

– Даже не думал, мам! – возмутился я.

– А к обеду посмотрим, что и как. Может, вместе, наконец-то на озеро сходим! – она подмигнула мне и улыбнулась.

Вообще родители старались вести себя как ни в чём не бывало – но я нутром чуял их тревогу. Что-то было не так. И наверняка это связано со вчерашним столбом огня, который мы видели с Чечен-горы. Про обед заговорили… значит, каких-то новостей ждут.

Но делать нечего, придётся гулять во дворе.

Саня уже ждал меня в условленном месте, пританцовывая от нетерпения и то и дело озираясь по сторонам.

– О, Серёг! Ну что, готов? – спросил он. Потом оглядел меня и нахмурился. – А вещи? – спросил он. – Дорога-то не близкая!

– Сань, в общем, такое дело, – ответил я. – Поход придётся отложить.

– В смысле – отложить? – растерялся он.

– У меня родители после вчерашнего не на шутку встревожились. Сказали, чтобы со двора ни ногой.

– Ты что, им всё рассказал? – с досадой в голосе спросил Саня. – Ну ты даешь: зачем? Мои вот даже не заметили ничего!

– Не я рассказал. Они уже в курсе были, когда я домой вернулся. Ещё полночи говорили со знакомыми про это. Боятся, что эвакуация будет или что-то в этом роде.

– Чего?! – Саня выпучил глаза.

– Мама тоже боится. Говорит, слухи разные ходят, – сказала Гуля; она подошла тихо и незаметно, так что я чуть не подскочил от звука её голоса.

– Блин! – воскликнул я. – Хорош подкрадываться!

– Извини, я думала ты видишь, – Гуля развела руками. – В общем, я еле отпросилась. Мама вообще хотела запретить из дома выходить, но я сказала, что у меня взаперти на жаре голова кружится и тошнит. Она разрешила во дворе под поливалками постоять и в тенёчке на площадке полежать.

– Ну вы блин даёте, – Саня цокнул языком и с досадой махнул рукой.

– Слушай, ну чего ты сразу? – сказал я. – Ничего не отменяется. Просто откладывается. К тому же, родители сказали, что к обеду ситуация должна проясниться. Мы тогда все вместе на озеро пойдём. Если хотите – попрошу бабушку позвонить вашим родителям, чтобы тоже с нами отпустили.

– Да что я там не видел, на городском пляже, – продолжал ершиться Саня.

– Мы всегда через парк Дома Культуры ходим, – ответил я. – Мороженое покупаем. Ну и на аттракционы можем заглянуть.

– Мне батя денег не даст на аттракционы…

– Я договорюсь с родителями, что разделим билеты на всех, – предложил я.

Саня ещё поупирался немного, для порядка. После чего согласился пойти с нами, если мои родители после обеда действительно соберутся на пляж.

А до обеда мы гуляли во дворе. Сначала народу было маловато, но потом подтянулись дети из нашего и соседнего домов, началось веселье: играли в «цепи-цепи-кованые», потом – в прятки и даже в «казаки-разбойники», но с условием ни в коем случае со двора не выходить. Не все девчонки пошли с нами – кто-то остался своими делами заниматься, вроде «классиков» или «резиночек». Честно, не понимаю, как можно отвлекаться на такую ерунду, когда можно в «казаки-разбойники» гонять!

Впрочем, Гуля осталась с нами. И поиграли мы отлично – благо старшаков, которые с ней в лянгу вчера играли, в нашем дворе больше не наблюдалось.

Время приближалось к обеду. Я ждал маминого окрика из окна. И тук к нашему подъезду вдруг подъехали «Жигули» дяди Шнайдера.

Я тут же вышел из игры – даже доигрывать не стал. Значит, какие-то новости есть, раз уж он решил сам подъехать просто так, среди недели. Не для встречи и не для других мероприятий, вроде поминок.

Так и оказалось: когда я вошёл в бабушкину квартиру, взрослые собрались на кухне и о чём-то тихо переговаривались. Я прислушался, нарочито долго снимая уличные сандалии.

– …точно никакого заражения нет. Я сам, лично, с главным технологом проехал по трассе и произвёл замеры, – говорил дядя Шнайдер. – Так что, похоже, всё и правда обошлось.

– Ох, слава Богу! – сказала бабушка.

– Значит, никакого карантина или подготовительных мероприятий? – уточнил отец.

– Нет. Даже близко. Я говорил с ребятами из отдела – никаких распоряжений не поступало. Наоборот: пресекать распространение слухов в городе, не допускать утечек и так далее. Сами понимаете, – ответил дядя Шнайдер.

– А ты сам сейчас куда? – спросила бабушка. – Хоть окрошки поешь, в столовую-то никак не поспеешь…

– Арина, – произнёс дядя Шнайдер с какой-то странной интонацией – нежной и шутливой одновременно. – Я живу в Советском Союзе уже больше сорока лет. Но так и не привык к таким вещам, как окрошка, ты же знаешь. Ну не могу я её есть – а ты как лето, так постоянно её предлагаешь.

– Да всё жду, когда ты окончательно обрусеешь, – ответила бабушка, копируя его интонацию.

– Что русскому хорошо, то немцу – смерть! – шутливо произнёс дядя Шнайдер, после чего добавил: – у тебя борща не найдётся?

Бабушка, а с ней и родители рассмеялись. Напряжение явно спало, взрослые начали говорить громче. Однако же я не спешил на кухню – вдруг что-то ещё интересное скажут? Я поставил сандалии на полку, надел домашние шлёпанцы и тихонько пошёл в ванную мыть руки.

– Обожди минутку, сейчас согрею, – ответила бабушка, когда все успокоились. – Тебе же со сметаной?

– Со сметаной, – подтвердил дядя Шнайдер. Потом выдержал паузу, вздохнул и добавил: – Сегодня в аэропорт снова еду. Встречаем японскую делегацию.

– О как! – удивилась бабушка. – А что конторские твои? Не против?

– Так они это дело и продавили, – вздохнул дядя Шнайдер. – Я изначально против был. Но тут, видите ли, «проектная целесообразность», «польза для хрупкой экологии озера» и так далее… они нам хотят установки фильтрации продать. Нет, в целом вещь полезная – только у нас свои разработки есть, не хуже. В том же Ленинграде! Ещё и дешевле выйдет…

– Ну так в чём дело? – спросила бабушка.

– А в том, что японцы не дураки. Они даже на предварительные переговоры с подарками приезжают. Говорят, у секретаря обкома теперь на даче какой-то огроменный телевизор с почти плоским экраном. Новая технология: изогнутая трубка, представь себе. И видеомагнитофон к нему. И звуковой комбайн. Знаешь, что это такое? Это бандура такая с колонками, в которую сразу и двухкассетник встроен, проигрыватель пластинок и радиоприёмник!

Отец присвистнул.

– Ну а вы что? – спросила мама. – Раз уж наверху решили, можно же и с выгодой…

Дядя Шнайдер вздохнул.

– Не люблю японцев. На дух не переношу. И не пускал бы их сюда за тысячу километров… – ответил он.

– Да дело-то вроде благое… коли уж и вправду как-то поможет. Народу-то легче жить будет, – осторожно заметила бабушка.

– Да своё развивать надо. Своё! Понимаешь, Арина? А эти хмыри ведь не только на производство лезут! Им, видите ли, дай мемориальный комплекс установить. Дескать, вон сколько наших полегло в лагере – так дайте мемориал построить. Вроде как скорбеть, – продолжал раздражённо говорить дядя Шнайдер. – Вот и выходит, что и своим людям, среди которых были достойные, ничего, а япошкам – памятники. Неправильно это. Совсем неправильно…

– Да, но что уж тут… с мёртвыми воевать – тоже не дело. Пускай себе помнят, – возразила бабушка. И добавила, понизив голос, – главное, что по конторской линии возражений нет. Выходит, всё в порядке. Так ведь, Коль?

Дядя Шнайдер вздохнул.

– Так-то оно так… только понимаешь, какое дело: нынешним конторским тоже нужны телевизоры хорошие да звуковые комбайны. Дурно у меня на душе, Арина… не нравится их интерес. А наши даже будто спугнуть их боятся.

– Нынче японцы не то, что были, когда с ними Данила-то воевал. Как-нибудь образуется.

Я вошёл на кухню. Бабушка увидела меня, улыбнулась.

– А, вот и гулёна наш! Иди окрошку есть!

В этот раз бабушка отошла от правил и приготовила окрошку на разведённом катыке. Получилось своеобразно, но мне такой вариант всяко нравился больше, чем на магазинном квасе. Особенно если дадут положить ложечку остренького майонеза.

Я проголодался и охотно набросился на еду. Взрослые перестали разговаривать. Дядя Шнайдер явно спешил и, разделавшись наскоро с борщом, попрощался с бабушкой и вышел.

– Ну что? Куда после обеда? На пляж или в кино? – спросил отец, потягиваясь, когда очередь дошла до чая.

Его у бабушки полагалось пить из блюдец, чтобы быстрее остывал. Для этого требовалась некоторая сноровка: удерживать блюдце на вытянутых пальцах и не хлюпать слишком сильно, чтобы не брызгаться. Но мне нравился такой способ.

– А что там идёт? – поинтересовалась мама.

– Да вроде «Вокзал для двоих» и про Айвенго… – в принципе, можно и сходить, – сказал папа, мельком взглянув в газету, которая лежала на телевизоре. Там был напечатан кинотеатра «Ударник».

– Ну что, Ёжик? – улыбнулась мама, обращаясь ко мне. – Махнём на «Айвенго»?

Вообще кино я любил, но не здешние кинотеатры. Несколько лет назад, когда я был совсем мелкий, родители взяли меня с собой в «Ударник» на «Легенду о динозавре». Фильм настолько меня впечатлил, что где-то в середине сеанса я спрятался под сиденье. Отец тогда здорово на меня сердился, распекал за неподобающее поведение. А я потом долго старался не подходить к окнам и прикидывал, какое может быть поле зрения у динозавра, если он вдруг решит заглянуть к нам в квартиру.

К тому же, про «Айвенго» я слышал от пацанов. Те были не в восторге.

– А может, всё-таки на пляж, а? – осторожно спросил я. – Просто жарко же очень…

– Знаешь, он прав, – поддержала меня мама. – В зале духота. Если только на вечерний сеанс билеты будут… так что пойдём гулять. Мороженого возьмём, и на пляж.

– И аттракционы? – с надеждой уточнил я.

– И аттракционы, конечно, – улыбнулась мама.

– Можно я с собой Саню возьму? И Гулю?

– Только если их родители отпустят, – строго ответила мама.

– Я позвоню, – вмешалась бабушка. – У Саши хорошие родители. Начальник цеха о них хорошо отзывается, вчера поговорили, когда в гастроном ходила.

– Тогда бегом собираться! – сказал папа.

Мы встали из-за стола. Я помог бабушке помыть посуду, потом быстренько собрался на пляж: взял сменные трусы, полотенце, покрывало-подстилку. Армейскую фляжку с водой. Отец подарил мне её в начале года, когда ему новый комплект выдали. Фляжка пахла застарелым чаем, и этот запах ничем невозможно было отмыть – зато матерчатая рубашка, если её намочить, делала воду внутри прохладной даже в самую жаркую жару. Очень ценное качество! И ещё захватил белую рубашку. Это меня дядя Шнайдер в позапрошлом году научил, как загорать так, чтобы не обгорать, не температурить потом и не облазить.

Бабушка встретила меня в коридоре.

– Серёжа, я поговорила с мамой Гули и мамой Саши, – сказала она. – Им разрешили пойти с нами, но только смотри: ты за старшего и отвечаешь за поведение. Внимательно смотри, чтобы сами по себе в воду не лезли. И сам не лезь!

– Хорошо, ба! – кивнул я, после чего подошёл и чмокнул в щёку. Бабушка довольно улыбнулась.

– Ну всё, спускайся, родители сейчас будут.

До пляжа решили идти пешком. «В автобусе – душегубка, да ещё ждать надо!» – сказала мама. Вот если бы мы решили на дальний поехать – то другое дело, там далековато, пешком не дойдёшь. А на центральный так даже удобнее!

Саня и Гуля уже ждали во дворе. Мы собрались и всей толпой двинули со двора – сначала по улице Ленина, потом свернули на бульвар Маркса и спустились до Дома Культуры. Здесь, справа от входа, стояли автоматы с газированной водой. К ним была небольшая очередь и мы с Саней побежали вперёд, обгоняя взрослых, чтобы поскорее её занять.

Вода с сиропом за три копейки была восхитительна! Правда, я совершенно не понял, почему папа и мама предпочли лимонаду обычную газировку, по копейке. Можно было предположить, что они экономили – но я точно знал, что денег у нас достаточно. Об этом мама часто говорила, когда бабушка начинала что-то предлагать.

Потом мы отстояли ещё одну очередь к ларьку с мороженым. Там продавалось несколько видов: в обычных бумажных стаканчиках, в вафельных и фруктово-ягодное, тоже в бумажных. Эскимо и прочие изыски в Балхаше были большой редкостью. Но мне всё равно больше всего нравилось именно фруктово-ягодное.

Пока мы ели мороженое, папа сходил в ближайший гастроном и вернулся с несколькими бутылками пива и лимонада в сетчатой авоське. Лимонад был обычный, «Буратино», а не любимый мной «Дюшес», но жаловаться не приходилось. Родители были в отличном настроении, так что даже на аттракционах нас ни в чём не ограничивали.

Чтобы попасть на аттракционы, нужно было пересечь небольшой Парк Победы, который находился сразу за ДК. Парк не очень интересный: из значимых экспонатов там стоял только Т-34. У нас, в Чите, техники в том же Доме офицеров было не в пример больше!

Сами аттракционы непосредственно прилегали к городскому пляжу. Когда мы дошли до места, то разделились по кабинкам, в которых продавались билетики – отдельные на каждый аттракцион.

Тут программа была стандартной: прежде всего, конечно, «Ромашка» – поднимающаяся карусель с гудящими воздушными винтами, которые её раскручивали, потом – машинки и Колесо обозрения, куда же без него. На колесе кабинки были открытыми, что мне очень нравилось. Легко представить, что мы парим в воздухе на каком-то воздушном аппарате из будущего. В одну кабинку мы поместились все вместе. По нашей просьбе, папа вращал руль, который находился в центре, из-за чего сама кабинка, вместе с пассажирами, вращалась вокруг своей оси.

Наверху было красиво: зелёный парк, бирюзовая вода озера до самого горизонта. Даже дымные трубы Комбината выглядели как-то мощно и надёжно. Бабушка говорит, что без комбината не было бы города, вот я и представлял его, как здоровенное пыхтящее сердце. Тем более, что сейчас дым из труб выдувало в степь, в сторону от города. Так что воздух в центре был чистым.

После того, как мы спустились, родители решили покататься на «Лодочках». Это такие странные качели, действительно похожие на настоящие лодки. Там не было никакого электрического привода, так что приходилось раскачивать их самим. Чем и занимался отец, пока катал маму. Сама лодка поднималась высоко, почти вровень с горизонтом – но, конечно, не до полного «солнышка», даже не близко. После того, как время катания выходило, лодочку тормозил специальный сотрудник парка, дёргая за рычаг – из поддона поднимался деревянный тормоз. Качель замедлялась, издавая странные резкие звуки.

Пока они катались, мы ребятами ждали внизу, занятые очередной порцией мороженого.

Рядом с «лодочками» находился закрытый аттракцион: самолётики. Он тоже представлял собой качели, но с массивной ажурной рамой, выкрашенной в зелёный цвет. На неё были подвешены самолёты, очень похожие на реальные боевые машины времён Великой Отечественной. Я очень хотел на них прокатиться – но они который год стояли сломанные. Бабушка говорила, что их вроде собираются совсем убрать. И даже была уверена, что это к лучшему – по её словам, аттракцион был небезопасным. Но, пока они стояли, я продолжал надеяться, что когда-нибудь их всё-таки починят.

Наконец, после полудня мы добрались до пляжа. Взрослые тут же сели за карты и достали пиво, а мы с Гулей и Саней плескались на мелководье.

Когда мы разделись, я подошёл к отцу и взглянул на время на его наручных «Командирских» часах. Он их почти никогда не снимал, даже когда заходил в воду. Только носил их странно – не как все, циферблатом наружу, а внутрь.

Как учил дядя Шнайдер, я засёк время. И ровно через двадцать минут активных игр на солнце надел специально припасённую белую рубашку и застегнул её.

Саня пытался поднять меня на смех, но я резко осадил его. Они-то уже давно загорели, ещё с начала лета – когда стало можно купаться. А у меня такой возможности не было.

Бабушка тоже сидела в платье с длинными рукавами и в воду не заходила вовсе. А вот родители увлеклись игрой и время вообще никак не контролировали. Поэтому вечером всё было как обычно в первые дни отпуска: мама жаловалась на солнечные ожоги, а папа мазал ей плечи свежим прохладным кефиром.

Мы же с ребятами поужинали у нас, посмотрели диафильм про НЛО и разошлись по домам. Я бы хотел, чтобы Саня остался ночевать – но ему тоже надо было собраться перед завтрашним походом.

Глава 6

Аэропорт города Брест, Беларусь, наши дни

Марек с выражением глубокого недоумения на лице смотрел на документы, которые я ему передал. Потом повертел в руках паспорт, разглядывая фотографию. Посмотрел страницы под разными углами.

– Выглядит ну в точности, как настоящий! – наконец, заявил он. – Высший класс, я бы не отличил.

– Он и есть настоящий, – ответил я, улыбнувшись.

– В каком смысле?

– В прямом. Ты принят в гражданство, – ответил я.

Марек побледнел.

– Серёга. Мне этого не нужно. Я не просил! – тихо сказал он, аккуратно закрыв паспорт.

– Да перестань. Твои и не узнают, – ответил я. – Захочешь выйти из гражданства перед тем, как вернуться – выйдешь, не вопрос. Даже записей нигде не останется. Но сейчас ты официально гражданин. Блин, Марек, нам в Казахстан лететь! Как ты думаешь я мог бы обеспечить тебе нормальное прохождение границы транзитом? Это всё-таки другая страна сейчас! А запрос твоего паспорта, согласование, прочие формальности – мы бы застряли тут на неделю.

Марек снова взял паспорт.

– Наверно, ты прав. Пришла пора мыслить шире, если это поможет делу.

– Вот! Другой разговор, – улыбнулся я.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, окрестности города Балхаш, 1983 год

Перед выходом я пообещал отцу, что купаться будем только на мелководье, не глубже, чем по пояс. Дал слово пацана. Ещё пообещал следить за остальными и вернуться не позже, чем к шести. На моё резонное замечание, что у меня нет часов, отец ответил: «А ты сообразительность прояви. Вон, у тебя компас появился. Значит, можно солнечные часы построить, да? Ты, конечно, точно время не вычислишь, но я дам зазор полчаса. Понял?» Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться на предложенные условия.

Утром мы, как условились накануне, встретились во дворе, возле горки. У Санька была с собой холщовая сумка, у Гули – рюкзачок из зелёной ткани, совсем как настоящий туристический – только очень маленький. Я тоже пришёл с сумкой, в которую была аккуратно уложена фляжка с водой, компас, фонарик, пара пачек печенья «Юбилейное», несколько бабушкиных пирожков, пара бутылок лимонада «Буратино», полотенце и открывашка. Сумка вышла тяжёлой, зато я гордился тем, что тщательно подготовился к походу.

– Клевер взял? – спросил я Санька после того, как мы поздоровались.

– Обижаешь! – ответил тот, доставая небольшой потрёпанный блокнотик. Он раскрыл его где-то в середине, продемонстрировав сплющенный и подсушенный четырёхлистник. Надо сказать, выглядел тот достойно: почти как профессиональные гербарии в школьном музее.

– Ну вот, – сказал я серьёзно. – Теперь с нами ты и твоя удача.

Санёк довольно улыбнулся.

– А я не стала сиреневый шарик брать… – нахмурилась Гуля. – Я же его там нашла. А вдруг он домой захочет? Потеряется и не вернётся больше?

– Ну и правильно, – кивнул я. – Нам Саниной удачи должно хватить!

Она улыбнулась, поправила рюкзачок, и мы вместе направились в сторону остановки.

Несмотря на раннее время, уже было жарко. Особенно на солнце. Поэтому на остановке мы втроём забились в медленно сокращающийся островок тени от козырька.

Саня то и дело с беспокойством поглядывал на дорогу. Проехало несколько легковушек, пара грузовиков ЗИЛ да одно такси. Автобусов пока было не видать.